Семейная старина [Григорий Петрович Данилевский] (fb2) читать постранично, страница - 38


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

куда дѣться, и по-часту гостила въ лѣсномъ домикѣ, при винокуренномъ заводѣ, въ Курбатовомъ.

Нѣкто г. Баженовъ, борисоглѣбскій уланъ и мѣстный поэтъ, за много лѣтъ передъ тѣмъ, а именно въ 1802 году, оставилъ въ альбомѣ бабушки слѣдующее «Изображеніе пріятнаго мѣста Курбатова».


«Курбатовъ! ты сокрытъ природой подъ горами…
«Въ тебѣ собраніе прекраснѣйшихъ картинъ;
«Величественъ твой видъ, обиленъ ты водами
«И у природы, знать, ты прелюбезный сынъ…
«Въ тебѣ я созерцалъ пріятные предметы:
«Долину, горы, лѣсъ, звѣринецъ, водометы,
«И какъ изъ тростника Михайло козъ гонялъ!..
«Тогда-то въ сердцѣ я твой видъ благословлялъ!»
-
Что же манило бабушку въ лѣсную глушь, въ тихое, пустынное Курбатово? Здѣсь умеръ дѣдушка. Сверхъ того, домикъ въ Курбатовѣ сильно напоминалъ Аннѣ Васильевнѣ выстроенный по его образцу, сгорѣвшій домъ на Богатой, гдѣ она въ прежніе годы любила съ Груней встрѣчать весну. Подъ конецъ своихъ дней бабушка еще болѣе стала походить видомъ и нравомъ на спартанку. Уѣдетъ изъ Пришиба на заводъ, велитъ отпречь лошадей и пойдетъ бродить съ книжкой или съ кузовкомъ, будто за грибами, въ окрестностяхъ старой винокурни, по лѣсу и по лугамъ.

«Нѣтъ моего рая, нѣтъ Груни!» тоскуетъ бабушка: «думала ее сосватать за Калиныча, за винокура. Жила бы, радовала-бъ меня и поднесь. А теперь? Гдѣ-то витаютъ душеньки ея и ея дочки?

Ахъ! не прощу себѣ, никогда не прощу… я виновата въ ихъ смерти… я!»

Бабушка ходитъ между высокихъ сосенъ, по песчаному пристѣну и между кудрявыхъ березъ и ольхъ, по лугамъ. Стародавніе годы ходятъ по слѣдамъ бабушки. — «Ничего, никакого приданато я не принесла мужу», думаетъ она: «пользовалась его имуществомъ. Полъ-состоянія предлагалъ онъ мнѣ отписать по дарственной. Все, все отдала бы, лишь бы жива была Груня»…

А лѣсъ стонетъ, поетъ, отзывается на тысячи голосовъ. По влажному, остывшему илу, таская изъ него свѣжіе сладкіе корешки, бѣгаютъ кулички и черныя дикія курочки. Сѣрая поверхность грязи усѣвается крестиками ихъ ножекъ, какъ старинная рукопись словами. Каждый кустъ, каждая вѣтка одѣты своимъ благоуханіемъ. Чубатый удодъ посвистываетъ на бугоркѣ; слышится рѣзкое чоканье дрозда; кукушка вдали отзывается; дятлы и иволги, какъ куски разноцвѣтнаго сукна, перебрасываются съ дерева на дерево.

А на зарѣ — нескончаемый лѣсной концертъ… Вверху, вокругъ, вездѣ слышится музыка. Цѣлое море звуковъ проливается на лѣсъ и на зеленые луга.

Возвратится бабушка на крутой бугоръ, на которомъ стоитъ старый заводскій домикъ, сядетъ на крылечко, развернетъ на колѣняхъ книжку, или, глядя вдаль, шевелитъ спицами чулка, — мысли ея за Донцомъ. Слушая весеннія лѣсныя пѣсни, и 6абушкинъ фаворитъ-пѣтухъ, состарѣвшійся при винокурнѣ, не унимается: смотритъ съ холма на луга и на озера, и то-и-дѣло кричитъ… Да крикнетъ иной разъ такъ, что самъ отшатнется въ сторону и, наставивъ одинъ глазъ въ землю, а другой на бабушку, какъ бы разсуждаетъ: «кто это такъ странно крикнулъ?»

-
Незадолго передъ смертью, бабушка возила больного внука на Кислыя воды, на Кавказъ. На одной станціи, не доѣзжая Екатеринодара, она мѣняла лошадей. Станціонный писарь взглянулъ въ ея подорожную, потомъ на нее самоё. Онъ пригласилъ Анну Васильевну въ особую горницу, заперъ за собой дверь и, спросивъ ее, не у нея ли на хуторѣ когда-то проживала съ мужемъ и съ дочкой Аграфена Бѣлогубова? — разсказалъ ей, какимъ образомъ Бѣлогубовы спаслись отъ огня и какъ они долгое время скрывались по близости, въ казацкихъ станицахъ, въ томъ числѣ и на этой станціи, гдѣ Родивонъ нанимался старостой.

— Что же Груня? — спросила, ни жива, ни мертва отъ страху, бабушка — гдѣ она теперь? жива ли?

— Не знаю…

— А мужъ ея?

— Лошадьми на Кубани въ послѣднее время, сказываютъ, торговалъ.

— Отчего-жъ они, безумные, отчего-жъ ни о чемъ не дали мнѣ вѣсти? зачѣмъ терзали меня?

— Боялись, сударыня-матушка.

— Меня боялись?

— Не васъ, сударыня, не васъ… Они такъ васъ хвалили и помнятъ — я все уговаривалъ ихъ къ вамъ писать… Боялись же своего… графа-то Аракчеева…

— Да онъ вѣдь давно померъ…

— А дѣло-то ихнее — бѣгство?.. потомъ пожаръ — нешто все это померло?

Бабушка залилась слезами..

Въ Пятигорскѣ, въ Кисловодскѣ и Екатеринодарѣ, вездѣ Анна Васильевна потомъ отыскивала Бѣлогубовыхъ, сулила за ихъ указаніе значительную сумму денегъ, переписывалась съ властями, даже черезъ мирныхъ черкесовъ сносилась съ горцами — ничто не помогло. Слѣдъ Бѣлогубовыхъ пропал ъ навсегда.

— «Вотъ, душенька, — говорила мнѣ бабушка, разсказавъ эту исторію: — я стара, у меня ничего нѣтъ; имѣніе твоего дѣда раздѣлено, распалось… Выростешь, помни это… души-то крѣпостныя… крѣпостные люди… Приглядывайся, да читай умныя книги, все поймешь…»

(1873 г.)

ПРИМѢЧАНIЯ КЪ «СЕМЕЙНОЙ СТАРИНѢ»