До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
он. — Закон не дозволяет осужденному общаться с кем бы то ни было перед казнью, однако из чувства человеколюбия я вам разрешаю все же проститься с близкими.
Сквозь разомкнувшуюся тройную цепь солдат втиснулись родные и друзья бура — человек тридцать. Жена Давида, не в силах вымолвить ни слова, исступленно сжала в объятиях любимого, верного спутника жизни. Рядом с ней был красивый юноша, привлекший внимание англичан изящно скроенным охотничьим костюмом, резко отличавшимся от скромной одежды буров.
— Давид!.. Дорогой!.. Вот как довелось нам встретиться! — воскликнул молодой человек.
Лицо приговоренного озарила грустная улыбка:
— Вы ли это, мой мальчик?.. Как я рад!.. Сами понимаете, это конец. Не дождаться мне великого дня, когда моя родина вновь обретет свободу!
— Рано отчаиваться!.. Попробую переговорить с ними, — произнес юноша.
Он подошел к собравшимся было уйти членам полевого суда и, сняв шляпу, что, однако, не нанесло ущерба его чувству собственного достоинства, обратился к председателю:
— Прошу вас, милорд, отсрочить казнь… Сжальтесь над этой несчастной женщиной, над детьми, над самим осужденным, действиями которого руководило лишь благородное чувство патриотизма. Вы — сыны выдающейся могущественной нации, так будьте же великодушны!
— Мне очень жаль, — ответил полковник, отдавая честь затянутой в перчатку рукой, — но это — не в моих силах.
— Речь-то идет лишь о нескольких днях! Обождите только неделю — и я берусь выхлопотать для несчастного помилование.
— Не могу, молодой человек. Приговор вынесен именем закона, а все мы рабы его, начиная от ее величества королевы и кончая последним из наших парней.
— Я внесу залог.
— Нет.
— Десять тысяч франков за каждый день отсрочки.
— Нет.
— Сто тысяч… За десять дней я даю вам целый миллион!
— Миллион? Но кто вы?
— Человек, умеющий держать слово! — ответил юноша обычным для него решительным тоном. — Давид Поттер спас меня от смерти, и я готов ради него все отдать до последнего гроша и даже пожертвовать своей жизнью!..
— Такое чувство делает вам честь, — прервал его полковник, — но на войне не до эмоций. А теперь выслушайте меня внимательно. У меня есть сын, примерно вашего возраста, он — офицер в моем полку. На нем сосредоточил я всю свою отцовскую нежность, все честолюбие солдата… Так вот, предположим, что он находится в плену у буров и тоже должен быть расстрелян. И вдруг мне, отцу, предлагают обменять его на Давида Поттера…
— И вы?.. — задыхаясь от волнения, спросил юноша.
— Не согласился бы! Хоть и обрек бы единственного сына на смерть.
Юноша опустил голову под тяжестью этих слов. Он понял: настаивать бесполезно, друга его уже ничто не спасет. Ему открылось подлинное обличье войны — позорящего род людской отвратительного чудовища, во имя которого узаконивается убийство и нагромождаются горы трупов.
Вернувшись к буру, окруженному рыдающими родными, он взял его руку в свои и с чувством глубокого сострадания и с болью в голосе воскликнул:
— Мой добрый Давид, ничего не вышло!.. Надеяться не на что!
— И все же я от всего сердца благодарю вас, мой маленький храбрый француз, за ваше участие! — ответил бюргер. — Бог — свидетель, душа радуется, когда видишь, что за наше дело борются такие люди, как вы!
— Неужели я так и не смогу ничего сделать для вас? — прошептал юноша.
— Сможете — вместе с женой моей и детьми побыть возле меня до самого конца… Отомстить за меня! Всегда сражаться так же, как… поняли? И ни слова больше… Здесь слишком много ушей.
— Обещаю, Давид!
Офицеры, расходясь по палаткам, с любопытством поглядывали на юнца, который жонглировал миллионами и говорил уверенно, как взрослый мужчина. На месте казни остались только сержант, два артиллериста, стоявшие в оцеплении пехотинцы и команда, призванная исполнить приговор. По распоряжению сержанта один из солдат отстегнул от пояса саперную лопатку — непременный атрибут английского пехотинца — и подал ее буру. Сержант, указав на землю, пояснил:
— Копай!..
Пожав плечами, бур спокойно ответил:
— Я не стану этим английским изделием марать своих рук и родную землю, в которой мне покоиться вечно. Принесите-ка славные мои орудия — кирку да лопату, которыми вскопал я когда-то целинную землю, поруганную ныне завоевателями!
Когда требование было выполнено, осужденный энергично ухватился за отполированные долгим трением о натруженные ладони рукоятки своих инструментов, коротко звякнувших поблескивавшим на солнце железом. Отложив на время лопату, он двумя длинными шагами замерил на красноватой земле длину могилы и по обеим сторонам ее сделал киркой глубокие заметки. Английские солдаты, ценившие мужество, не смогли скрыть восхищения.
Поплевав на ладони, бур крепко сжал рукоятку кирки:
— Ну-ка, Давид, повороши в последний разок вскормившую тебя землю!
Согнув спину, напрягая руки и
Последние комментарии
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 6 часов назад