Часть четвертую я слушал необычайно долго (по сравнению с предыдущей) и вроде бы уже точно определился в части необходимости «взять перерыв», однако... все же с успехом дослушал ее до конца. И не то что бы «все надоело вконец», просто слегка назрела необходимость «смены жанра», да а тов.Родин все по прежнему курсант и... вроде (несмотря ни на что) ничего (в плане локации происходящего) совсем не меняется...
Как и в частях предыдущих —
подробнее ...
разрыв (конец части третьей и начало части четверной) был посвящен очередному ЧП и (разумеется, кто бы мог подумать)) очередному конфликту с новым начальственным мразматиком в погонах)). Далее еще один (почти уже стандартный) конфликт на пустом месте (с кучей гопников) и дикая куча проблем (по прошествии))
Удивила разве что встреча с «перевоспитавшейся мразью» (в роли сантехника) и вся комичность ситуации «а ля любовник в ванной»)) В остальном же вроде все как всегда, но... ближе к середине все же наступили «долгожданные госы» и выпуск из летного училища... Далее долгие взаимные уговоры (нашего героя) выбрать «место потеплее», но он (разумеется) воспрининял все буквально и решил «сунуться в самое пекло».
Данный выбор хоть и бы сделан «до трагедии» (не буду спойлерить), но (ради справедливости стоит сказать, что) приходится весьма к месту... Новая «локация», новые знакомые (включая начальство) и куча работы (вольно, невольно помогающяя «забыть утрату»). Ну «и на закуску» очередная (почти идиотская) ситуация в которой сам же ГГ (хоть и косвенно, но) виноват (и опять нажравшись с трудом пытается вспомнить происходящее). А неспособность все внятно (и резко) проъяснить сразу — мгновенно помогает получить (на новом месте службы) репутацию «мразоты» и лишь некий намек (на новый роман) несколько скрашивает суровые будни «новоиспеченного лейтенанта».
В конце данной части (как ни странно) никакого происшествия все же нет... поскольку автор (на этот раз) все же решил поделиться некой «весьма радостной» (но весьма ожидаемой) вестью (о передислокации полка, в самое «пекло мира»)).
Часть третья продолжает «уже полюбившийся сериал» в прежней локации «казармы и учебка». Вдумчивого читателя ожидают новые будни «замыленных курсантов», новые интриги сослуживцев и начальства и... новые загадки «прошлого за семью печатями» …
Нет, конечно и во всех предыдущих частях ГГ частенько (и весьма нудно) вспоминал («к месту и без») некую тайну связанную с родственниками своего реципиента». Все это (на мой субъективный взгляд)
подробнее ...
несколько мешало общему ходу повествования, но поскольку (все же) носило весьма эпизодический характер — я собственно даже на заморачивался по данному поводу....
Однако автор (на сей раз) все же не стал «тянуть кота за подробности» и разрешил все эти «невнятные подозрения и домыслы» в некой (пусть и весьма неожиданной) почти шпионской интриге)) Кстати — данный эпизод очень напомнил цикл Сигалаева «Фатальное колесо»... но к чести автора (он все же) продолжил основную тему и не ушел «в никуда».
Далее — «небрежно раздавленная бабочка Бредберри» и рухнувший рейс. Все остальное уже весьма стандартно (хоть и весьма интересно): новые залеты, интриги и особенности взаимоотношения полов «в условиях отсутствия увольнений» и... встреча «новых» и «бывших» подруг ГГ (по принципу «то ничего и пусто, то все не вовремя и густо»)) Плюсом идет «встреча с современником героя» (что понятно сразу, хоть это и подается как-то, как весьма незначительный факт) и свадьма в стиле «колхоз-интертеймент представляет» и «...ах, эта свадьба пела и плясала-а-а-а...» (в стиле тов.П.Барчука см.«Колхоз»)).
Концовка (как в прочем и начало книги) «очередное ЧП» (в небе или не земле). И ведь знаю что что-то обязательно будет... И вроде уже появилось желание «пойти немного отдохнуть» после части третьей... Ан нет!)) Автор самым циничным образом «все же заставил» поставить следующую часть (я то все слушаю в формате аудио) на прослушку. Так что слушаем дальше (благо пока есть «что поесть»))
Можно сказать, прочёл всего Мусанифа.
Можно сказать - понравилось.
Вот конкретно про бегемотов, и там всякая другая юморня и понравилась, и не понравилась. Пишет чел просто замечательно.
Явно не Белянин, который, как по мне, писать вообще не умеет.
Рекомендую к прочтению всё.. Чел создал свою собственную Вселенную, и довольно неплохо в ней ориентируется.
Общая оценка... Всё таки - пять.
призывом говорить правду, сколь бы далекой от идеала она ни представлялась, убежденный в том, что пренебрежение горькой правдой ради светлого идеала как раз и не дает возможности к нему приблизиться.
Против кельтофилии, против «философии самодовольной изоляции» О’Фаолейн выступал и в своих историко-публицистических книгах: «История Ирландии» (1943), «Ирландцы» (1947). Порой с обидной для национального самолюбия прямотой он развенчивал как мессианские идеи, так и культ жертвенности, неизменно оставаясь противником точки зрения «семивекового рабства», столь удобной для оправдания негативных явлений ирландской истории. Идее расовой чистоты («чистые кельты») О’Фаолейн противопоставляет исторический взгляд на современных ирландцев как на нацию, сложившуюся в результате долгой истории — вторжений, завоевания, сопротивления. В его анализе национального характера чувствуется зоркий писательский глаз. О’Фаолейн не польстил своим соотечественникам. Его книга «Ирландцы» вызвала много шума, но переиздавалась неоднократно. Особенно нетерпим О’Фаолейн ко всему, что подогревает национализм. Он не делает никаких скидок на века угнетения. На его взгляд, оплакивание своих ран не менее опасно, чем сами раны. О’Фаолейн мастерски вскрывает механизм действия национализма угнетенной нации, который неожиданно усиливается после ее освобождения.
О’Фаолейн настойчиво говорил о необходимости отказаться от национально-романтической образности во имя «необлегченного реализма», не облегченного исключительностью, необычностью обстановки и черт характера. Отказаться от «преувеличения ирландских добродетелей — упорства, консерватизма, самонадеянности, готовности принять наказание, смеха, терпения, фатализма, преданности прошлому, — доведения их до такой степени, когда каждое человеческое качество становится не добродетелью, а пороком». Отказаться от так называемого «ирландского стиля», от звучащих как заклинания «старых символических слов», от всего, что отдает национальным шаблоном.
О’Фаолейн предостерегал и от опасности ограничиться местными проблемами, подчеркивал необходимость для писателя чувства широкого мира, хотя предметом изображения должно быть, на этом он настаивал, то, что хорошо знакомо по собственному жизненному опыту. Урок Чехова (его воздействие на ирландскую литературу не исчерпано и поныне) он видел в умении соединить национальное и общечеловеческое — Чехов, по его словам, был очень русским, но никоим образом не региональным писателем, «в Россию он вместил вселенную». Итог своим размышлениям о соотношении национального и общечеловеческого О’Фаолейн подвел в 70-е годы в статье «Портрет художника в старости»: «Теперь для меня Ирландия — это именно Ирландия. Внимание со стороны художника она вызывает тогда, когда становится частью мира».
О’Фаолейн выступал полемически остро, не боясь броских слов и передержек. В борьбе против национализма он готов был пренебречь его антиимпериалистическим на определенном историческом этапе содержанием. Но во всем, что он говорил об Ирландии и ирландцах, прежде всего видна заинтересованность человека, болеющего за свою страну и свой народ.
Роман «И вновь?» (1979), которым открывается настоящее издание, — тридцатая и пока последняя книга Шона О’Фаолейна (в 80-е годы вышло четырехтомное издание избранных рассказов). Опубликованный в канун восьмидесятилетия писателя, этот роман, столь не похожий на всё, что О’Фаолейн писал раньше, соединил в себе мудрость прожитых лет и дерзость юности. Роман, повествующий о «второй жизни» человека, ознаменовал и новый этап творческой жизни писателя. А «первую жизнь» О’Фаолейна представляет вторая часть предлагаемой читателю книги — рассказы, начиная с первого сборника «Безумие в летнюю ночь» (1932) и кончая «Зарубежными делами» (1976), то есть «малая» проза, создававшаяся на протяжении полувека — с середины 20-х и до середины 70-х годов.
На принадлежность, духом и словом, своих первых рассказов двадцатым годам — своим и века — О’Фаолейн обращал внимание и в автобиографии «Vive Moi» (1964), и в предисловии к своим избранным рассказам. Они действительно рождены молодостью — писателя и века, но молодостью, уже пережившей войны — мировую, национально-освободительную, гражданскую. Они возвещали и рождение новой послереволюционной литературы Ирландии, решительно отвергшей романтическую символику и весь героико-романтический пафос предшествующего десятилетия. Новая литература жила уже не духом ожидания, грядущего очищения, а намерением рассказать, как все было на самом деле. Хотя это и не означает, что ей удалось создать эпос национально-освободительной войны. «Тихого Дона» в ирландской литературе нет до сих пор. Спустя десятилетия, вспоминая о начале своего творческого пути, О’Фаолейн писал, что он сам и его современники не смогли воспроизвести цельную картину действительности, «мы лишь откалывали от нее куски в виде
Последние комментарии
47 минут 53 секунд назад
22 часов 2 минут назад
22 часов 5 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад