Александр Серафимович
Медведь
I
Над самым берегом стояла великолепная дача, похожая на белый дворец, — в ней жили господа. Даже и не жили, они всё время проводили за границей, и дача стояла пустая. Но её охраняли и за ней ухаживали, и для этого во дворе жило много народу: дворники, сторожа, кучера, садовники, горничные, лакеи.
Жил в сторожах рязанский крестьянин, переселившийся года два назад на Кавказ с большой семьёй, — старшему, Галактиону, четырнадцать лет. Жена, крепкая российская женщина, хорошая работница, вот уже полтора года лежит жёлтая и раздувшаяся от злой кавказской лихорадки и слабым замученным голосом всё скрипит:
— Галаша, сынок, ты бы мне медвежатинки добыл, что ли. Так и вертит в носу, так и вертит, кабы съела кусочек, поздоровила, гляди. Уж так-то хочется, так-то хочется!
Жалко Галактиону матки, да как добудешь? За эти два года он отлично выучился стрелять, да на медведей отец не пускает, и некогда: то винограды вскапывать, то в огороде, то скалу порохом взрывать, — от работы некогда и оторваться.
От дачи в одну сторону тянулось бесконечное синее море, а сзади, возвышаясь друг над другом, уходили в небо горы.
Ближние были густо-зелёные, покрытые дремучими лесами; дальше синели затянутые фиолетовой дымкой, а за ними громоздились белые, как сахар, снеговые хребты.
Леса и горы тут пустынны — редко встретишь человека, но тут своя жизнь, своё население: бродят грациозные козы, а за ними серой толпой, низко опустив лобастые головы, волки. Одиноко разгуливают медведи, деловитые, наблюдательные, всё примечающие, ко всему прислушивающиеся. Прыгают по деревьям белки. Раздвигая кусты могучей грудью, с треском проходят огромные, с чудовищно косматыми плечами зубры, которых во всём мире осталась только горсточка на Кавказе.
Много по Кавказским горам и лесам звериного и птичьего населения, — охотнику тут раздолье. Много и гадов всяких: в траве, в каменистых щелях извиваются гадюки; на припёке греются маленькие красные змейки, от укуса которых человек и зверь быстро умирают; на камнях выползают греться смертоносные скорпионы, похожие на рака. Бегают проворные сколопендры, многоножки, и серые ядовитые фаланги, похожие на большого длинного паука, охотятся на мух, ловко хватая длинными мохнатыми лапами.
II
Рано утром, в воскресенье, ещё солнце не вставало, Галактион потихоньку от отца вскинул охотничий мешок с хлебом, взял подвязанное верёвочкой ружьё, мешочек с порохом и пулями и вышел.
Море только что проснулось, было светлое, покойное и еле заметно дымило тонким туманом утреннего дыхания. Прибой мягко, ласково шуршал, чуть набегая на мокрые голыши тонко растекающимся зеленоватым стеклом. Косо белели вдали, не разберёшь — крылья ли чаек, рыбачьи ли паруса.
Галактион пошёл по знакомой тропке, уходившей в горы. Лес тоже только недавно проснулся и стоял свежий, прохладный, в утреннем уборе алмазно-дрожащей росы.
Долго он шёл, подымаясь выше и выше. На тропинке, загораживая её всю, показалась маленькая горская лошадь. Её не видно было под огромными, перекинутыми через деревянное седло чувалами, набитыми древесным углём. За ней, так же осторожно и привычно ступая по каменистой тропинке, гуськом шли ещё три лошади с качающимися по бокам огромными чувалами. На четвёртой, свесив длинные ноги почти до земли, ехал знакомый грузин, Давид Магарадзе.
Увидя Галактиона, он улыбнулся, ласково и приветливо кивая головой, и заговорил, останавливая лошадь, чисто по-русски, лишь с лёгким акцентом:
— Здравствуй! На охоту собрался?
Передние лошади сами остановились, и от их дыхания шевелились по бокам огромные чувалы, а на белый, хрящеватый камень тоненькой струйкой посыпалась угольная пыль.
— Эх, вот работа у меня сейчас, а то б с тобой махнул. На Мзымте стадо коз видел, так и полыхнули в горы, только камни посыпались. — У Давида горели чёрные глаза — он был страстный охотник. — А в монастыре всё просят, чтоб с ружьём прийти — медведи одолевают, сад весь пообломали. Ге-а... о-о!.. — гортанно крикнул он.
Шевельнулись чувалы, тронулась передняя лошадь, за ней вторая, третья, поехал и Давид, подталкивая ногами под брюхо, ласково кивая мальчику головой. Вот на повороте на минуту показались растопыренные по бокам чувалы и скрылись. Галактион остался один. Издали донёсся голос Давида:
— В монастырь зайди — просили.
— Ла-а-дно!
Деревья неподвижно стояли; в ветвях гомозились птицы; верхушки тронуло взошедшее солнце.
Долго мальчик карабкался, хватаясь за ветви и выступившие корни. Из-под ног срывались камни и, прыгая, катились вниз, а со лба падали крупные капли пота.
Часа через два, задыхаясь, с бьющимся сердцем, он выбрался из лесу на каменистую площадку. Далеко внизу расстилалось синее море.
Кругом стояли скалы, старые, потрескавшиеся. Высоко из расщелины отвесной скалы тянулась, протягивая корявые ветви, уродливая сосенка.
Последние комментарии
14 минут 9 секунд назад
18 минут 39 секунд назад
20 минут 46 секунд назад
1 час 41 минут назад
7 часов 32 минут назад
7 часов 40 минут назад