Великий и Ужасный, или Планета Гудвин [Дмитрий Анатольевич Гаврилов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Дмитрий Гаврилов
Великий и Ужасный, или Планета Гудвин
Свежий шестибалльный ветерок, как сумасшедший, теребил защитный комбинезон. Я прикрыл глаза ладонью, но ветер прилепил её ко лбу. Пришлось повернуться боком. Разжав пальцы, я таки глянул в сверкающий борт звездолёта и рассмеялся. На меня взирало чье-то плющевое безволосое лицо, с одной стороны напоминающее студень, с другой — больного флюсом. Этот ветер навеял кучу воспоминаний, которые полезли из головы наружу и, воспользовавшись замешательством, скрылись в дебрях предательской планеты. Я было погнался за ними, чтобы впихнуть обратно, но увяз в болоте и жутко вымазался. К счастью, раса разумных комаров на Гудвине, по данным учёных, была давно истреблена на корню расой разумных птиц, а та, в свою очередь, не менее разумной и многочисленной расой летучих кошек. Кошки вымерли сами. Держу пари, в таком свинячьем образе меня никто бы не узнал, но я люблю путешествовать в одиночку. Ещё год назад в центре реабилитации после очередного перелома ушей, шеи, позвоночника, рук и ног, я встретил старого друга Веога Лоора. Мы были вместе ещё с тех славных лет, когда я работал в Службе Контроля Времени, а он заведовал там лабораторией карманных хронотронов. Веог сделал неплохую научную карьеру, но сейчас даже я не позавидовал бы бедняге. Его состояние было ужасно в сравнении с моим, хотя профессор держался молодцом, изредка похихикивая. За партией в сочинку, бесовскую игру, по-моему, названную в честь какого-то древнего города, за это смытого волной, мы разговорились о минувшей экспедиции Лоора. Всучив партнеру на мизере три туза, мы, довольные эдаким исходом, отправились в палату Веога, делить барыши. Тут-то он и посетовал, что в том полёте на планету Гудвин выжил лишь один, а значит, никто не сумеет подтвердить правоту его слов. Выигрыш был солиден, пятьсот центавров, не считая молодильного яблока из созвездия Гесперид той же стоимости. — Я слышал, ты быстро идёшь на поправку, — начал Веог, поглаживая правую половину окладистой бороды, правую — поскольку левая была выдрана безжалостными поклонницами. — Скоро выпишут! — подтвердил я, покусывая ус. Я прежде всегда непроизвольно покусывал ус, когда предчувствовал выгодное дельце. — И у тебя есть шлюп, — продолжал Веог Лоор, мученически глядя мне в глаза. — Сколько? — спросил я. — На огрызок от яблока Гесперид, — был его ответ. — Нет, ну что вы, профессор? Мы давнишние приятели, Веог! Грешно наживаться на дружбе, — вспыхнул я от ушей и до кончика хвоста. — Тогда по рукам! — А в чём там дело? — осведомился я, потирая ушибленную ладонь. — Ты мне тоже не поверишь! Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! — парировал Веог Лоор, — Но сойти с ума там можно без особых хлопот, — по-отечески предупредил он затем. — Cильно удивлюсь, если ты продержишься неделю. На том и расстались. А в понедельник я уже бесстрашно припланетился на Гудвине. Ну, да за свой рассудок мне не стоило беспокоиться, так я по меньшей мере считал — ведь нельзя же сойти с того, на что не вставал. Я быстро разбил лагерь, это мне тоже, как «дважды два», отобедал и заснул покойным сном, доверив охрану последней модели РСЗЛ (если кто не знаком с новомодной аббревиатурой, это — рациональная система замены личности). Мне грезилась степь, русские приволья, заходящее солнышко и неумолимые стрибы, так и веющие, нахалы, стрелами на хоробрые полки Игоревы, на поверку оказавшиеся одним, крайне разнузданным войсковым соединением. И всё-таки я почти с нежностью вспоминаю те молодые далекие годы, когда под видом варяга я затесался среди ближних Север-новгородского, или, может, Новгород-Северского князя. На весёлом пиру я улучил момент и, наконец, выяснил вопрос, столь занимавший наших ученых: — А кусала ли того самого Олега злая гадюка, или он почил сам? Игорь быстро раскололся, признав, что всё это домыслы прощелыги Нестора. Потом мы ещё выпили, и ещё. По пьяной лавочке феодал наговорил мне кучу пошлостей, я не мог терпеть и в самых непарламентских выражениях предостерёг его от похода на половцев: — Гляди, вон и темнеть начало, Господь гневается! — увещевал я Игоря. На поминание Господа он вмиг обиделся и потянулся за какой-то железякой: — Дурак, то ж луна по солнцу, отцу своему бытует. Бывает, и всё лоно его закрывает! Хронолёт недавно смазывали, и мне посчастливилось быстро, а главное, почти бесшумно, скрыться с глаз долой всего прославленного Полка… Ужасающий звон вернул меня к действительности. Эти модерновые РСЗЛ не стоят яиц птицы Рух! Глянул в иллюминатор. Почтенный рыжебородый воин, одетый по всем правилам беспокойного времени, колошматил булавой в дверь люка. Злорадно посмеиваясь, недалече толпилась и дружина невесть откуда взявшегося князя. Откуда весть? Из средней истории. — Выходь! Нечестивый половец! — орал мужик. — Стучи! Стучи себе! — подумал я, повернувшись на бок, — Допотопная железяка не оставила бы и вмятины на сплавах двадцать первого века. Смеркалось… Полк обосновался у лесочка, как раз при болоте. Развели костры. Воины дожидались возвращения неугомонного Святославлича. «Как вас только половцы не утихомирили?» — посетовал я и перевернулся на другой бок. С рассветом, когда я и не мечтал глотнуть свежего воздуха да опорожнить резервуары, неожиданно пришло освобождение… Слетались злобные грифы. Ханы постарались на славу. Отвалив люк, я выкарабкался наружу, чтобы получше рассмотреть птичек. По логической цепочке, уже озирая девственный лес, вышел на грифонов, а там потянуло и на Египет. Словом, ничего не оставалось, как выбраться, в конце концов, к сфинксам. Местные сфинксы — не чета нашим. Живут стадами, питаются про запас путешественниками, вроде меня, предварительно засыпав их загадками. Это у них наследственное. Но вопросы разнообразием не отличаются, ещё царь Эдип… Ага? Эдип — тот, который женился на собственной матери? И его несовершеннолетняя дочь погибла в склепе… Бедная девочка! Из чащи показался Серый Волк, уши которого в распор придерживали ярко красную кардинальскую шапочку. — Здорово! Куды ть спешишь? — окликнул он по-французски. — Ду ю спик Инглиш? — поинтересовался я. — Ес, ес! — не давал выкрутиться волк, ковыряя когтем в клыках. — Иду, куда глаза глядят. — И я с тобой! Вдвоём и дорога короче, — затянул серый уже на мотив русских народных. За долгие годы путешествий в компании Веога по векам и эпохам я привык ничему не удивляться, а говорящий хишник — так это и вовсе не артефакт. Увы! За ужином, проявив зверский аппетит, он отравился мясными концентратами, самым печальным образом. Вернусь домой — подам в межгалактический суд на поставщиков. Планетка не заставила долго ждать и во вторник меня вызвали на дуэль. Я пожалел старика Сервантеса, но вызов принял. Рыцарь печального образа погрозил копьём, а я добил его морально, мигом нарисовав в воображении реактивный двигатель, замаскированный под ветряную мельницу. Планета казалась ребёнком, и эта игра забавляла младенца. Забавляла она и меня, но на всякий случай я проверил пожарную сигнализацию и заглянул в аптечку скорой помощи. Там стояло три пузырька, по словам Веога, напутствовавшего меня — на все случаи жизни. На первом рукой профессора было написано: «Проклятая», на втором «Царская», а на третьем — «Выпить в крайнем случае». Надписи «Яд» ни на одном не значилось. В среду в 10.00 по планетарному времени заявился Руджиери, попросив справочник по ядам. Я разочаровал его, в электронной библиотеке по флорентийским ядам ничего не оказалось. До полудня гоняли чаи, весь распорядок полетел кувырком. Ещё полчаса спустя при попытке к отравлению хозяина корабля — дурная привычка — гость был разорван на мелкие кусочки собакой Баскервилей. Болото навевает особые воспоминания. До 14.30, пока не глянул на часы, сам спасался от этого чуда природы, в 14.31 создал на пути у пса гигантскую сахарную кость. Пес стукнулся о неё лбом, но подачку принял, вскоре дог откликался на кличку Бобик. Ласковый был пёс, но к вечеру, не брать же его с собой на борт, зверь отбросил лапы. Не подумайте, что я изверг, но кость оказалась куриной. Помянув его «Проклятой», я перешёл было на «Царскую», но вкус был ещё тот, и склянка осталась ещё не совсем пустой. Тело животного, а может, и не животного, постепенно было впитано почвой и от него не осталось и следа, как и от знаменитого Полка — планета-ребёнок подтирала за собой, за неимением родителей. Каждая игра кем-то придумывается, но не всегда в неё играет сам автор идеи. Я был обязан участвовать в этой игре, хотя придумывать её не желал. Гудвин, будь он неладен, являлся каждый раз в новом обличии. В общем, в четверг, с утра уверенность в собственной непогрешимости и неуязвимости внезапно сменилась страхом. Дрожь пощупала спину, опрометью пронеслась по позвоночнику и развязала каждый нервный узел. Они заходили, как маятники — мозги грызла новая фантазия, поэтому голова чесалась. Я сбрил надоедливую поросль — дельце уже не представлялось таким выгодным и безопасным — и вышел, подышать свежим воздухом. Свежий шестибалльный ветерок, как сумасшедший, теребил защитный комбинезон. Я прикрыл глаза ладонью, но ветер прилепил её ко лбу. Пришлось повернуться боком… — А ты кто такой? — спросил я, не оглядываясь, но чуя остатками спинного мозга магнетический взгляд пришельца. — Я — чужой, силициум тебе в лёгкие, — с восторгом ответил незнакомец, и восторгался он, как я понимаю, моей паранормальной способностью чуять, — Чужой, Великий и Ужасный. — Ну, вот и познакомились, — приветливо улыбнулся я, оборачиваясь. Он казался аморфным, хлюпающим, скользким, отчего еще более противным, чем я предполагал. У него было плющевое безволосое лицо, с одной стороны напоминающее студень, с другой — больного флюсом. И больше вообще ничего не было. Я кинулся к люку, борт укрывал от не утихающих порывов, но Чужой оказался проворнее и протёк туда прежде меня. — Отметим встречу? — предложил Великий и Ужасный, покосившись на недоеденные мясные консервы. — Я пить хочу, — только и сумел выдавить я, поглядывая в сторону медицинского отсека. — Сделаем, силициум тебе в лёгкие! — обнадёжил он, — Твоё здоровье, старик! — Ой, нет! Не надо! Больше не надо! Не хочу…, мать твою! — Не стоит благодарности, — отклонив вежливый отказ, он мигом напоил меня, обернувшись гелем, — За маму! За папу! Он проник в пищевод и устроился «внутря», оттопырив мне пузо настолько, что я только к субботе докатился до аптечки, где был припрятан спасительный эликсир. — Чужой — говоришь? — я хитро улыбнулся и из последних сил опрокинул в себя третью бутыль. В воскресенье утром заметно полегчало. Благо при реабилитации мне меняли не только мозги, но и вставили пластиковый желудок. Чужой, Великий да Ужасный, и предположить такого не мог. Непрерывно рыгая четырёхфтористым кремнием, я добрался к пульту управления и рванул рычаг аварийного взлета. Гудвин рыдал мне вслед, выплевывая в космос на сотни тысяч миль два фонтана, держу пари, солёных на вкус. Бедный маленький Гудвин! Не плачь, малыш! Ну, Веог! Одним огрызком ты не отделаешься!Западным писателям-фантастам
2000
Последние комментарии
3 часов 29 минут назад
6 часов 21 секунд назад
6 часов 8 минут назад
1 день 17 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 23 часов назад