Ключ[СИ] [Галина Геннадьевна Черкасова] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Галина Геннадьевна Черкасова Ключ (Абстрактный мир — 1)

Воистину счастливой можно назвать ту мать, дети которой не знают, что такое война.

Эльма Келемано "История противостояний".

Ямар 2101 г. от окончания Великой ночи.

Часть 1. Ключ

Пора бы разучиться плакать.

Отец ненавидел истерики, а слезы выводили его из себя. Мне очень хотелось вскочить с дивана и удрать в комнату, но разговор был не окончен, и подобное неуважение вполне могло грозить выбитой дверью.

Отец стоял у окна, повернувшись ко мне спиной, и созерцал свое главное, как он считал, жизненное достижение — идеальную лужайку перед домом.

Гребаная трава, всю жизнь мечтала её спалить.

На журнальном столике тикали старые, спешащие на пять минут, часы в виде божьей коровки с длинными усиками-антеннами, которые покачивались из стороны в сторону из-за сквозняка, гулявшего по комнате. Часы когда-то давно купила мама в подарок отцу. Я помню, он долго разглядывал божью коровку, а потом бросил её к ногам жены, поджав губы.

— У тебя нет ни вкуса, ни ума, — жестко сказал он, наблюдая, как женщина поднимает игрушку.

— Прости, я думала развеселить тебя, — ответила мать, бледнея.

— Мам, отдай мне! — я выскочила из-за дивана и, схватив часы, прижала их к груди. — Они будут моими.

Позже, когда матери не стало, и мой брат Джеф перебрался с чердака в большую комнату, он забрал часы и использовал их как будильник. Мысли о брате вернули меня в действительность — следовало дождаться его возвращения с работы. Отца ему не переубедить, но хотя бы успокоить старого маразматика он всё-таки попытается.

Отец уже свалил вазу, едва не сломал столешницу и сейчас достиг того состояния ярости, которого я опасалась больше всего: он побуянил, но ещё не перешел к оскорблениям. Замерев у окна, он подбирал слова, обдумывая, как больнее уколоть и унизить меня. Начнет говорить о матери, о её никчемности и слабохарактерности, о том, что я как две капли воды на неё похожа и меня ждет такой же бесславный конец.

Наконец отец обернулся и бросил на меня гневный взгляд. Около моей правой руки лежал скомканный конверт, из которого торчала оранжевая пластиковая карта с заветным номером. Я проследила за взглядом отца, и, не сдержавшись, всхлипнула, тут же притихнув и с опаской уставившись на родителя.

Он подошел ко мне, а я инстинктивно сжалась и опустила глаза.

— Отдай мне конверт, — произнес он довольно спокойно, немало удивив меня. — Просто отдай и всё. Я тебя не трону, если отдашь. Ноги Тейеров не будет в этом гадюшнике.

Я посмотрела на часы — схватить бы их и запустить в его пустую башку.

Интересно, что он тогда сделает? Убьет?

— Ты вынуждаешь меня…

— Что здесь происходит? — я вскинула голову и с нескрываемой радостью уставилась на застывшего в дверях брата.

Отец, видимо, удивился его раннему приходу, и даже как-то растерялся.

— Обсуждаем будущее Антеи, — отозвался он после секундного замешательства, скрещивая руки на груди. — Даю ей отцовские наставления.

— Да? — Джеф шагнул вперед и замер между нами Я оказалась по его правую руку, отец — по левую. — А что же Анти вся на нервах?

— Я перед тобой отчитываться не обязан, — прорычал отец, возвращаясь в образ. — Вали-ка к себе.

Джеф выпрямился, и я, взглянув на брата, впервые заметила, что он выше и крупнее отца. Одетый в рабочую рубашку, взъерошенный и потный, он отчего-то напомнил мне молодого задиристого быка, который пару дней назад снес ограду на соседской ферме и до ночи носился по улицам, бодая машины и почтовые ящики, топча клумбы.

"Лишь раз почуяв свободу, запаха её уже на забудешь", — сказал мне брат, когда мы, сидя на чердаке и жуя бутерброды с сухой колбаской, наблюдали за бешеным быком.

Я отвела взгляд. Что-то в голосе брата подсказывало мне, что вечер будет долгим.

— С какой стати? — Джеф почесал грудь, зевнув, прошел мимо меня и завалился на диван, аккурат на мой конверт. — Опа, что это? — Он рванул бумагу из-под своей ноги.

Я уставилась на Джефа, а тот дерзко подмигнул мне.

Бык сломал ограду, теперь он начнет бодаться.

— Ты, щенок, поднял свою задницу и утек отсюда, — отец ткнул пальцем сначала в Джефа, потом на дверь. — Пошел вон, дерьмо собачье.

Брат, быстро ознакомившись с содержимым конверта, протянул его мне.

— Поздравляю, Антея. Когда едешь? — спросил он, улыбаясь и напрочь игнорируя отца.

Тому подобное неуважение совсем не понравилось, и он, грязно выругавшись, потянулся за конвертом, но я успела выхватить его из рук Джефа и прижать к себе. Родитель вцепился мне в плечо и с силой тряхнул.

— Отдай конверт! — рявкнул он.

— Пусти её, — с угрозой в голосе произнес Джеф.

Я лишь крепче сжала конверт.

— Что?! — отец обернулся к сыну, вытаращив глаза. — Ты мне, что, указываешь, песий кал?

— Да, указываю, — Джеф поднялся. — Я работаю, я вас