Отзывы Ренана о славянском мире [Николай Николаевич Страхов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Н. Страховъ Отзывы Ренана о славянскомъ мірѣ

Какъ смотритъ на славянъ Европа? Въ какомъ видѣ она себѣ насъ представляетъ? Разумѣется, мы спрашиваемъ о внутреннемъ видѣ, о томъ нравственномъ и умственномъ обликѣ, который мы имѣемъ въ глазахъ европейцевъ, Еще недавно объ этомъ нечего было и спрашивать, такъ какъ мы не имѣли въ ихъ глазахъ никакого облика, были пустымъ мѣстомъ, огромнымъ племенемъ, сильнымъ физически, но въ нравственномъ отношеніи нѣмымъ, глухимъ и безжизненнымъ. Безъ сомнѣнія, и до сихъ поръ такъ смотритъ на насъ не только почти вся такъ называемая образованная публика Европы, но и большинство людей ученыхъ и мыслящихъ. Для нихъ, какъ для философа Гартмана и для депутата Менгера, мы — не болѣе, какъ варвары, отъ которыхъ приходится спасать цивилизацію.

Понемногу, однако же, въ Европѣ появились и все умножаются люди свободные отъ такого ослѣпленія, становящіеся выше безсознательнаго чувства отчужденія и боязни. Когда Вогюэ или Анатолій Леруа-Болье говорятъ о Россіи, мы чувствуемъ, что они настолько знакомы съ предметомъ и настолько чужды предубѣжденій, какъ этого прежде никогда не бывало. Что касается до знаменитаго Ренана, то, кажется, славянскій міръ вовсе не входилъ въ кругъ его любознательности; но, конечно, у писателя, питавшаго такіе широкіе и человѣчные взгляды, мы не найдемъ слѣдовъ ненависти и презрѣнія съ одному изъ великихъ племенъ міра. А нѣкоторые его небольшіе отзывы, особенно изъ послѣдняго времени, дышатъ такимъ сочувствіемъ и пониманіемъ, что мы рѣшаемся указать на нихъ читателямъ.

Въ первый разъ Ренанъ заговорилъ о славянахъ, кажется, послѣ 1870 года, послѣ страшнаго пораженія Франціи, измѣнившаго все положеніе дѣлъ Европы. русская политика была тогда на сторонѣ Германіи, вопреки многимъ желаніямъ. Но дѣло обратилось въ нашу пользу. Германія, нашъ естественный (казалось бы) союзникъ, обнаружила свою затаенную холодность, а далекая Франція стала питать къ намъ горячую дружбу. Этотъ поворотъ дѣлъ былъ предвидѣнъ и объясненъ Н. Я. Данилевскимъ [1]; но сознаніе измѣнившагося положенія не вдругъ пробудилось въ самой Европѣ, и нужны были многіе годы, прежде чѣмъ Франція осмотрѣлась и обратила свои глаза на Роесію. Тотчасъ послѣ разгрома, мы все еще были для французовъ только варварами, только опасными дикарями.

Невозможно описать, какой жестокій ударъ испытали умы и сердца во Франціи отъ страшнаго пораженія; казалось, великій народъ вдругъ почувствовалъ себя смертельно больнымъ, потерялъ вѣру въ себя. Патріоты принялись искать средствъ для исцѣленія, и появилась цѣлая литература, объяснявшая болѣзнь и предлагавшая перестройку всѣхъ порядковъ, всѣхъ основъ, оказавшихся такими дряблыми. Тогда и Ренанъ выпустилъ свою книгу; La réforme intellectuelle et morale (1871). Тутъ онъ смотритъ на Европу, какъ на нѣкоторое цѣлое, противоположное славянскому міру, — совершенно согласно съ ученіемъ Н. Я. Данилевскаго («Россія и Европа»).! Поэтому Ренанъ видитъ въ войнѣ между Франціею и Германіею войну междоусобную, «величайшее бѣдствіе для цивилизаціи», именно потому, что Европѣ постоянно грозитъ опасность со стороны славянъ, со стороны Россіи. Всего опаснѣе то, что въ Россіи возникла мысль о «духовной самобытности». Ренанъ не рѣшается прямо отвергать эти «преувеличенныя надежды», однако говоритъ, что всего лучше было бы для блага человѣчества, если бы эти мечты были подавлены. Будь Европа въ крѣпкомъ союзѣ и единеніи, она могла бы это сдѣлать, могла бы держать восточный міръ въ своей политической и нравственной «опекѣ» и «направить Россію на свой же путь». Теперь же трудно сказать, что будетъ, и можно думать, что, какъ въ древности Македонія покорила разъединенную Грецію, такъ и для Европы «настанетъ день славянскаго завоеванія». Обращаясь къ нѣмцамъ и припоминая все зло, которое отъ нихъ понесли славяне, Ренанъ говоритъ: «въ этотъ день мы (французы) будемъ стоять выше васъ (нѣмцевъ)». Въ извѣстномъ смыслѣ, это предсказаніе сбывается уже теперь: въ чувствахъ Россіи Франція занимаетъ высокое мѣсто сравнительно съ Германіей [2].

Во всемъ этомъ Ренанъ очевидно стоялъ еще на старой точкѣ зрѣнія въ разсужденіи славянъ. Съ тѣхъ поръ понемногу не только политическія отношенія выяснились, но сталъ выясняться для Европы и нашъ нравственный обликъ, Русская литература распространилась на Западѣ, мало того — стала одною изъ господствующихъ силъ, набрала множество поклонниковъ и подражателей. Очень жаль, что Ренанъ ни разу не сдѣлалъ отзыва о какихъ-нибудь опредѣленныхъ произведеніяхъ русскихъ писателей. Провожая тѣло Тургенева (1883), онъ ограничился немногими общими словами. Легко замѣтить, однако, перемѣну тона. «Для этого великаго славянскаго племени», — сказалъ онъ — «появленіе котораго на переднемъ планѣ міра составляетъ самое неожиданное явленіе нашего вѣка, нужно считать честью, что оно съ перваго же разу выразилось въ такомъ совершенномъ мастерѣ.