Флейтистка на часовом холме [Фаина Ионтелевна Гримберг] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

такие мальчишеские и потому беззащитные, даже мучительно слушать!… А про то я знаю, то — не гарантия!…

Можно было начать вроде — нет, не даю гарантий, даже господь не даст, но сказал примирительно: Ничего не случится. Не тревожьтесь, прошу вас. Вернитесь домой, к ней…

Зачем дочь рассказала? Сегодня он единственный ей, а через год, через пять… Или все это уже и здесь все знают… Может, в каждом тихом зеленом дворе, в каждом угловом магазинчике, в любом кафе повторяется слово «флейтистка»… Мною играют комедию?…

На следующий день — снова это мальчишеское лицо, упрямое, угрюмое… А все-таки что-то значит наш род, наша кровь — кон рока! Даже не сразу оторвался… Или совсем старею?… То — говорит — не гарантия! Тоже знает!… «То» — уже много лет назад — похищение и убийство Петара, его единственного сына, первенца… Мальчику было четырнадцать лет, его увезли из школы в Латаня, в родном городе… Отрезали уши… пальцы на руках, на ногах… Посылали ему… Он молчал, условия не принимал… Подбросили тело… Страшно… Молчал… С тех пор никогда не трогают его жен, детей. Знают: не поможет, ничего не получишь!… А тогда… Почему он так?… Но даже краем памяти больно задеть… невозможно… Или было отвратительно простое — был молодой, немного за тридцать, была женщина, с которой давно не жил, мать мальчика. Не любил ее, когда-то принудила жениться… Не любил сына?… А теперь ему почти шестьдесят, и эта, младшая, она — единственная. Он — сам у себя, и она — его маленькая… И мать ее — да он и сейчас любит… как может… И всего этого не скрыть… Не гарантия!…

* * *
На третий день — свобода! Ни зятя, ни удушающей невидимости… Спокойно дошел до автобусной станции… Шел кружным путем, окраинными переулками… Никого знакомых не встречал… Билет взял на крышу… А набралось народа… Опять — никого знакомых… Везение? Или… ну, до такой степени все не организуешь… Было очень жарко. Думал всю дорогу, как дочь переносит жару. Только это тревожило…

* * *
Психиатрическая больница для хронически больных, оказалось, не была конечным пунктом маршрута… Он сошел один… К правому боку прижимал пестрый пакет с фруктами… Ворота заперты… Звонком вызвал сторожа из будки… Неприемный день (а он так и хотел!)… дневной сон… Но он приехал издалека… Сестра… Столько лет не видел, даже не знал…

Шел по асфальтовой дорожке… Тихо… жарко… Высокие кирпичные здания, на первых этажах окон нет, не заглянешь… В приемном покое стал узнавать… Пусть думают, будто он принял игру всерьез! Вот и меры предосторожности… и многого не знает… А можно ли поверить в такое? Или они его не знают!… Но… уже нет времени…

Он ищет Марину Ташеву… Нет?… Может быть, Камбарова? Матери ее фамилия была — Камбарова… Здесь Камбарова? Она, она… Уже пять лет?… Вот он и не мог найти в столичных больницах… Давно, давно заболела… Умерли, умерли родители… Двоюродная сестра… Искал в Карлуково, да… Там и посоветовали… Ну, Карлуково — это же центр… Такой один на всю Восточную Европу… Шумно, шумно… А здесь тихо… Да, наверно, ей покой нужен, потому и перевели… Какой у вас здесь сад!...

Вдыхал тяжеловатый дух разогретой солнцем зелени и зрелых цветочных лепестков… Обслуживающий персонал в обычной одежде… нет гнетущих белых или зеленых халатов… Словоохотливая женщина, полноватая, круглые, очень черные глаза, широкое переносье… заметилось ему… — Никто не навещает нашу Маринку!… Бедная девочка!… Можно, можно с ней поговорить… Это даже хорошо!… Хорошо, что нашли!... Эти фрукты? Можно!… Только одна формальность… в этой тетради… Ташев? Слышала такую фамилию!… Часто встречается такая… Нет, нет, не беспокойтесь!… Поговорите!… Мы никогда не подслушиваем!… А больной разве не человек? Даже нужны больным свои секреты, тайны!… Здесь никто не помешает!… Немножко подождите!… Наверно, уже проснулась!… Сейчас приведу!…

Окно раскрыто… как жарко… древесными живыми листьями пахнет… Яркая пестрота пакета — на светлой столешнице… Один… Наедине с собой… Помимо, мимо всех игр… Помимо эгоистической жажды быть свободным, как-то осуществлять себя… Флейтистка — это истинное, это — вера!...

* * *
…ее и вправду вывели… эта женщина вывела, ласково придерживая, приобнимая за спину… приговаривала ласково… — вот наша Маринка… умница… девочка… хорошая…

Вот он видит Флейтистку… Он может продолжить прежнюю свою жизнь — играть во все эти игры, говорить и писать много разных слов, убедительно имитирующих (а, может, это и есть правда?) воодушевление, искреннее возмущение, правдивый рассказ о виденном, горячие споры, полемику… Но ведь в глубине души, это еще с детства, от отца, от его восторженного преклонения; в глубине души он верил! Он затаился надежно, никто кроме Вани, его младшей дочери, не знал, как горячо он верит! Он и ей передал свою веру! И она верит, чисто, искренне…

И вот он видит эту женщину и чувствует, как все утрачивает смысл. Потому что смысл — не в играх, и