Россия перед голгофой. Эпоха Великих реформ. [Семен Аркадьевич Экштут] (fb2) читать постранично

С.А. Экштут Россия перед голгофой. Эпоха Великих реформ

Моей жене

Часть первая Цепь великая

Порвалась цепь великая,

Порвалась — расскочилася:

Одним концом по барину,

Другим по мужику!..

Н.А. Некрасов. Кому на Руси жить хорошо.

1863–1877 гг.

Россия похожа на мальчика, который рос в сквернейшей школе истории, где его били не на живот, а на смерть. Потом он очутился в другой, менее тяжёлой школе, где его начали меньше бить. Вот он зашалился — теперь к нему приставляют для исправления гувернёров в лице администрации. Но беда в том, что сами гувернёры большею частью люди прескверные, и толку выходит мало. Мальчик растёт лжецом, мотом, и трудно полагать, чтобы из него вышло что-нибудь хорошее.

А.В. Никитенко.

Дневник. 4 декабря 1874 г.

«Ожиданье, нетерпенье»

15 июля 1840 года ныне забытый поэт Нестор Кукольник написал для уже готовой мелодии Михаила Глинки слова «Попутной песни», которой было суждено дожить до наших дней.

Пестрота, разгул, волненье,

Ожиданье, нетерпенье…

Православный веселится

Наш народ.

И быстрее, шибче воли

Поезд мчится в чистом поле^[1].

Мелодия Глинки передавала стремительное движение поезда, который в эти годы был самой модной технической новинкой. И хотя первые отечественные поезда курсировали всего-навсего между Петербургом и Царским Селом, затем чугунные рельсы проложили до Павловска, а до завершения строительства железной дороги между Петербургом и Москвой было ещё далеко, просвещённая публика и простой народ — все были единодушны в своем восхищении. Дотоле невиданная скорость, с которой «пароход», так первоначально называли паровоз, преодолевал расстояние и сокращал время в пути, высокая степень комфорта, неслыханный демократизм (вагоны были трех классов, в вагоне одного класса вместе ехали и во время пути общались люди разных сословий, но одного достатка), — всё это давало новый, мощный импульс мыслям о будущем и способствовало формированию новейшей картины мироздания. В стихах второстепенного поэта, написанных в середине николаевского царствования, было слово, ставшее паролем эпохи Великих реформ. Это слово — «нетерпение». Спору нет, это слово не имело никакого непосредственного отношения к «фасадной империи» царя Николая в момент ее наивысшей стабильности: были победоносно завершены войны с Персией и Турцией, подавлено польское восстание, ничего не угрожало безопасности страны, а порядок вещей в Российской империи казался незыблемым. Именно тогда граф Александр Христофорович Бенкендорф произнёс своё легендарное изречение: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение; вот, мой друг, точка зрения, с которой русская история должна быть рассматриваема и писана»^[2]. Умы, даже самые мятежные, пребывали скорее в апатии, чем в нетерпении. Но слово было произнесено, и когда в России после смерти императора Николая и поражения в Крымской войне в первый раз наступила оттепель, нетерпеливое стремление преобразовать настоящее и нетерпеливое ожидание будущего возобладали над опасениями перед неведомым грядущим. В 1849 году доктор философии Карл Маркс написал фразу, со временем превратившуюся в крылатое выражение: «Революции — локомотивы истории»^[3]. Спустя несколько лет поэт пушкинской плеяды задумался над тем, к каким невосполнимым издержкам может привести сознательное стремление ускорить ход истории. В конце мая 1853 года, ночью на железной дороге между Прагой и Веной, князь Петр Андреевич Вяземский сочинил большое стихотворение, впервые напечатанное в марте 1867 года, концовка которого прозвучала исключительно актуально в разгар эпохи Великих реформ:

Первыми пассажирами русской чугунки были люди, хорошо помнившие пожар Москвы и взятие Парижа: четверть века отделяло начало Отечественной войны 1812 года от 1837 года — времени сооружения первой русской железной дороги, чугунные рельсы которой соединили Петербург и Царское Село. Эти первые пассажиры невольно