Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего
подробнее ...
авиадвигатели во время войны. Так вот будучи не совершеннолетним после училища опоздал на 15 минут в первый день выхода на работу, получил 1 год Гулага. А тут ГГ с другом опаздывают и даже не приходят на работу на танкостроительный завод? Там не с кем не нянчились, особисты с НКВД на фронт не хотели даже в заградотряды и зверствовали по любому поводу и без. У него танки собирают на конвейере. Да такого и сейчас никто не додумался. Вы представляете вес танка и сколько корпусов должен тащить такой конвейер? Где вы видели в СССР краны, позволяющие сбрасывать груз с крюка по кнопке? Я был на многих заводах с кранбалками и не разу не видал такой конструкции. Сколько тон поднимает кран и какой величины и мощности должно быть реле, что бы сместить задвижку под такой нагрузкой? Более того инструкции техника безопасности по работе в цехах не предусматривают такой возможности в принципе. Да и сами подумайте, электро выбрасыватель на крюке, значит нужны провода с барабаном. А кабеля не любят перегибов и даже гибкие. Кто возьмётся в своём уме даже проектировать такое устройство на кранбалке в цеху. Перестрелка ГГ с 5 ворами вообще дебильная. Имея вальтер, стрельбу в упор, ГГ стреляет так медленно, что пьяные в хлам воры успевают гораздо больше, чем ГГ жмет пальцем на курок. Дважды выстрелить из обреза, опрокинуть стол, метнуть нож. И ГГ якобы был воином и остаётся отличным стрелком. Воры с обрезами в городе - это вообще анекдот и вышка при любых ситуациях в те годы. А человеченка в кастрюле при наличии кучи денег? У автора очень странное воображение. Я вообще то не представляю как можно в открытую держать воющую женщину в сарае зимой в населённом пункте? Зачем сжигать дом людоедов, если есть свидетель? Ну убил людоедов - хорошо. Сжёг дом с уликами - другая статья. Глупость во всём полная. "Сунул спичку в бак". Я люблю фантастику и фентази, но не дурацкую писанину. Стиль написания далёк от художественного, всё герои выражаются в одном стиле, больше похожий на официальный язык прожжённого офисного бюрократа. Одни и те же словарные обороты. Так пишут боты.
Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в
подробнее ...
полуфинале на кону стояло 5000, то финалист выиграл 20 000, а в банке воры взяли чуть больше 7 тысяч. А где деньги? При этом игрок заявил, что его денег, которые надо вернуть 4000, а не на порядок меньше. Сравните с сумой полуфинала. Да уж если ГГ присутствовал на игре, то не мог знать сумму фишек для участия. ГГ полный лох.Тем более его как лоха разводят за чужие грехи, типо играл один, а отвечают свидетели. Тащить на ограбление женщину с открытым лицом? Сравним с дебилизмом террористов крокуса, которым спланировали идеально время нападения,но их заставили приехать на своей машине, стрелять с открытыми лицами, записывать на видео своих преступлений для следователя, уезжать на засвеченной машине по дальнему маршруту до границы, обеспечивая полную базу доказательств своих преступлений и все условия для поимки. Даже группу Игил организовали, взявшую на себя данное преступление. Я понимаю, что у нас народ поглупел, но не на столько же!? Если кто-то считает, что интернет не отслеживает трафик прохождения сообщения, то пусть ознакомится с протоколами данной связи. Если кто-то передаёт через чужой прокси сервер, то сравнить исходящящйю с чужого адреса с входящим на чужой адрес с вашего реального адреса технически не сложно для специалистов. Все официальные анонимные серверы и сайты "террористов" давно под контролем спецслужб, а скорей всего ими и организованы, как оффшорные зоны для лохов, поревевших в банковские тайны. А то что аффшорные зоны как правило своёй твёрдой валюты в золоте не имеют и мировой банковской сети связи - тоже. Украл, вывел рубли в доллары в оффшорную зону и ты на крючке у хозяев фантиков МВФ. Хочешь ими попользоваться - служи хозяевам МВФ. И так любой воришка или взяточник превращаеится агента МВФ. Как сейчас любят клеить ярлыки -иноогенты, а такими являются все банки в России и все, кто переводит рубли в иную валюту (вывоз капиталов и превращение фантиков МВФ в реальные деньги). Дебилизм в нашей стране зашкаливает! Например - Биткоины, являются деньгами, пока лохи готовы отдавать за них реальные деньги! Все равно, что я завтра начну в интернете толкать свои фантики, но кто мне даст без "крыши". Книги о том как отжимать деньги мне интересны с начала 90х лишь как опыт не быть жертвой. Потому я сравнительно легко отличаю схему реально рабочего развода мошенников, от выдуманного авторами. Мне конечно попадались дебилы по разводам в жизни, но они как правило сами становились жертвами своих разводов. Мошенничество = это актерское искусство на 99%, большая часть которого относится к пониманию психологии жертвы и контроля поведения. Нет универсальных способов разводов, действующих на всех. Меня как то пытались развести на деньги за вход с товаром на Казанский вокзал, а вместо этого я их с ходу огорошил, всучил им в руки груз и они добровольно бежали и грузили в пассажирский поезд за спасибо. При отходе поезда, они разве что не ржали в голос над собой с ответом на вопрос, а что это было. Всего то надо было срисовать их психопрофиль,выругаться матом, всучить им в руки сумки и крикнуть бежать за мной, не пытаясь их слушать и не давать им думать, подбадривая командами быстрей, опоздаем. А я действительно опаздывал и садился в двигающийся вагон с двумя системными блоками с мониторами. Браткам спасибо за помощь. И таких приключений у меня в Москве были почти раз в неделю до 1995 года. И не разу я никому ничего не платил и взяток не давал. Имея мозги и 2 годичный опыт нештаного КРСника, на улице всегда можно найти выход из любой ситуации. КРС - это проверка билетов и посажирского автотранспорта. Через год по реакции пассажира на вас, вы чувствуете не только безбилетника, но и примерно сколько денег у того в карманах. Вы представьте какой опыт приобретает продавец, мент или вор? При этом получив такой опыт, вы можете своей мимикой стать не видимым для опыта подобных лиц. Контролёры вас не замечают, кассиры по 3 раза пытаются вам сдать сдачу. Менты к вам не подходят, а воры не видят в вас жертву и т.д. Важен опыт работы с людьми и вы всегда увидите в толпе прохожих тех, кто ищет себе жертву. Как правило хищники друг друга не едят, если не требуется делить добычу. Строите рожу по ситуации и вас не трогают или не видят, а бывает и прогибаются под вас - опыт КРС по отъёму денег у не желающих платить разной категории людей - хороший опыт, если сумеешь вовремя бросить это адреналиновое занятие, так как развитие этой работы приводит часто к мошенничеству. Опыт хищника в меру полезен. Без меры - вас просто уничтожают конкуренты. Может по этому многие рассуждения и примеры авторов мне представляются глупостью и по жизни не работают даже на беглый взгляд на ситуацию, а это очень портит впечатление о книге. Вроде получил созвучие души читателя с ГГ, а тут ляп автора опускающий ГГ на два уровня ниже плинтуса вашего восприятия ГГ и пипец всем впечатлениям и все шишки автору.
Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))
С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...
В начале
подробнее ...
(терпеливого читателя) ждет некая интрига в стиле фильма «Обратная сторона Луны» (битый жизнью опер и кровавый маньяк, случайная раборка и раз!!! и ты уже в прошлом)). Далее... ОЧЕНЬ ДОЛГАЯ (и местами яб таки сказал немного нудная) инфильтрация героя (который с большим для себя удивлением узнает, что стать рядовым бойцом милиции ему просто не светит — при том что «опыта у него как у дурака махорки»))
Далее начинается (ох как) не простая инфильтрация и поиски выхода «на нужное решение». Параллельно с этим — появляется некий «криминальный Дон» местного разлива (с которым у ГГ разумеется сразу начинаются «терки»))
Вообще-то сразу хочу предупредить — если Вы ищете чего-то «светлого» в стиле «Квинт Лециний» (Королюка) или «Спортсменки, комсомолки» (Арсеньева), то «это Вам не здесь»)) Нет... определенная атмосфера того времени разумеется «имеет место быть», однако (матерая) личность ГГ мгновенно перевешивает все эти «розовые нюни в стиле — снова в школу, УРА товариСчи!!!)) ГГ же «сходу» начинает путь вверх (что впрочем все же не влечет молниеносного взлета как в Поселягинском «Дитё»)), да и описание криминального мира (того времени) преподнесено явно на уровне.
С другой же стороны, именно «данная отмороженность» позволит понравиться именно «настоящим знатокам» милицейской тематики — ее то автор раскрыл почти на отлично)) Правда меня (как и героя данной книги) немного удивила сложность выбора данной профессии (в то время) и все требуемые (к этому) «ингридиенты» (прям конкурс не на должность рядового ПэПса или опера, а вдумчивый отбор на космонавта покорителя Луны)) Впрочем — автору вероятно виднее...
В остальном — каждая новая часть напоминает «дело №» - в котором ГГ (в очередной раз) проявляет себя (приобретая авторитет и статус) решая ту или иную «задачу на повестке дня»
P.S Да и если есть выбор между аудиоверсией и книгой, советую именно аудиоверсию)) Книгу то я прочел дня за 2, а аудиоверсию слушал недели две)) А так и восприятие лучше и плотность изложения... А то прочитал так часть третью (в отсутсвии аудиоверсии на тот момент), а теперь хочу прослушать заново (уже по ней)) Но это все же - субьективно)) Как говорится — кому как))
Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))
Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай
подробнее ...
политизированная) тема, а просто экскурс по (давным давно напрочь, забытой мной) истории... а чисто исторические книги (у автора) получались всегда отменно. Так что я окончательно решил сделать исключение и купить данную книгу (о чем я впоследствии не пожалел). И да... поначалу мне (конечно) было несколько трудновато различать все эти "Бургундии" (и прочие давным-давно забытые лимитрофы), но потом "процесс все же пошел" и книга затянула не на шутку...
Вообще - пересказывать историю можно по разному. Можно сыпать сухими фактами и заставить читателя дремать (уже) на второй странице... А можно (как автор) излагать все вмолне доступно и весьма интересно. По стилю данных хроник мне это все сдорово напомнило Гумилева, с его "от Руси, до России" (хотя это сравнение все же весьма весьма субьективно)) В общем "окончательный вердикт" таков - если Вы все же "продеретесь сквозь начало и втянетесь", книга обязательно должна Вас порадовать...
И конечно (кто-то здесь) обязательно начнет "нудный бубнеж" про: "жонглирование фактами" и почти детективный стиль подачи материала... Но на то и нужна такая подача - ибо как еще заинтересовать "в подобных веСчах", не "узколобую профессуру" (сыпящую датами и ссылками на научные труды очередного "заслуженного и всепризнанного..."), а простого и нескушенного читателя (по типу меня) который что-то документальное читает от раз к разу, да и то "по большим праздникам"?)) За сим и откланиваюсь (блин вот же прицепилось))
P.s самое забавное что читая "походу пьесы" (параллельно) совсем другую веСчь (уже художественного плана, а именно цикл "Аз есмь Софья") как ни странно - смог разобраться в данной (географии) эпохи, как раз с помощью книги тов.Старикова))
Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной (базы знаний, нейросети и прочие девайсы) все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях")) А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" (в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки) так и вообще...))
В общем герою (лишь формально вникающему в разные железки и нейросети)
подробнее ...
клянувшемуся (в частях предыдущих) "учиться и учиться" (по заветам тов.Ленина) приходится по факту проходить совсем другое обучение (в стиле "...приветствую тебя мой юный падаван")) и срочно "шхериться" в иной реальности - ибо количество внеземных интересантов ("внезапно понаехавших" на планету) превысило все разумные пределы))
В финале же (терпеливого читателя) ждет очередная локация и новая трактовка (старой) задачи "выжить любой ценой")).
P.s к некоторым минусам (как я уже выше писал) можно отнести некоторую нестандартность сюжета (по сравнению с типовыми шаблонами жанра) и весь этот "экзотеричный" (почти Головачевский) экзорцизм))
Плюс, "к минусам" пожалуй стоит отнести так же и некоторую тормознутость героя (истерящего по поводу и без), что порой начинает несколько раздражать... Как (субьективный) итог - часть следующую я отложил (пока в голове не уляжется предыдущая)) и пошел "за'ценить" кое-что другое ...
Е.Зельтцер
Марекаж
Смысл заключается в том, чтобы оказаться в нужном месте в нужный час. Он оказался в самолете, который упал в воду. Его труп просидел два дня в своем кресле на глубине трех метров.
Перед полетом он всегда нервничал. Он никогда не думал о самолетах со страхом. Ему приходилось летать на самолетах старше себя, с пьяным экипажем, перегруженных выше всяких пределов, и все обходилось. Hо он нервничал по причинам, которые ему самому казались непонятными. Это был страх нарушения каких-то устоявшихся правил, ощущение противоестественности перемещения тела в пространстве. И так как он никогда не мог выразить словами то состояние, которое его настигало, то ничего не оставалось как выбросить мысли о нем из головы и собирать вещи.
Он всегда брал с собой крайний минимум необходимых вещей, без всякого запаса, словно обещая себе вернуться в точно намеченный срок. При этом он прихватывал с собой какие-то совершенно ненужные вещи, мелочи, которые служили ему то ли имитацией дома, то ли превращали поездку в симуляцию поездки, перемещая в пространстве сам дом, что практически невозможно, а, значит, невозможна и сама поездка. А раз поездка была невозможна, то это было особое состояние душевного неудобства, выражавшееся в иллюзии перемещения в пространстве никуда не перемещавшегося тела. Я внутренне согласен с тем, что претерпевание таких иллюзорных движений не может не беспокоить. Это как сон, недостаточно страшный, чтобы проснуться, и слишком беспокойный, чтобы не понять, что спишь и хочешь проснуться.
Hереальность перемещений в пространстве настолько очевидна, что оборачиваясь на только что посвященные ей строки, я начинаю понимать, почему он так нервничал перед каждой поездкой. Соглашаться на перемещение в пространстве может только тот, кто в подлинных основаниях своего сознания абсолютно точно знает, что это перемещение иллюзорно. Великое рассеяние народа, чья кровь составляла половину его крови, может быть объяснено только неверием в подлинность рассеяния, а воссоединение на земле Израиля - только тем, что видение, морочившее мысль, закончилось. Половинность, незаконченность его еврейства не давала ему осознать эту простую истину, и, оставаясь невысказанной, она никогда не отставала.
Даже уехав из России, даже не желая туда возвращаться, он все равно предполагал, что он окажется дома. Это чувство страшно обессиливало его, когда он думал о необходимости приспосабливаться к жизни, которая его окружала заграницей. Он видел эту жизнь, он соприкасался с ней, вливался в нее, становился ее частью, но так, как математик становится частью математики, а не наоборот. Его вежливые обороты речи, страсть к которым он привез с родины, и его невыразительные для местного слуха интонации создавали общее впечатление холодности, значительности, малопонятности и безразличия. Добросовестность, с которой он отнесся к местному языку, делала его тем больше частью этой жизни, чем больше он себя чувствовал просто пассажиром, перезнакомившимся с соседями по купе. Ему никак не удавалось сделать то, в чем он больше всего нуждался, ему не удавалось сделать эту жизнь одной из многих частей самого себя и распоряжаться ею, сохраняя полную и беззаботную приверженность тому, что могло бы занять его, освободив от кажущегося слишком праздным существования.
Пройдя земную жизнь до половины расчетного и до девяносто семи сотых действительного срока он оказался не в каменном лесу, а в генеалогической пустыне. После смерти сначала деда по матери - другой остался смутным воспоминанием детства - а потом, очень быстро, и отца, он остался единственной особью мужеского пола на некоторое число женщин, которое он никогда не мог назвать не задумываясь, с ходу.
Женщин он не понимал, а тех немногих, которых он любил, он не понимал совершенно. Возможно, именно поэтому, приобретя за всю свою жизнь одного единственного друга, с которым теперь он был разделен не только детьми, женами, работой, но еще и расстоянием, которое невозможно было бы преодолеть без долгих и отвратительных формальностей, и еще более отвратительных издержек, он стал время от времени возвращаться к одной шальной мысли, которую, как-то высказав то ли сгоряча, то ли от избытка чувств на какой-то маленькой пирушке, он так полюбил, что не мог от нее избавиться совершенно. Странное, чуть не мистическое совпадение двух встречных эмоций, их необъяснимое по правилам арифметики гипертрофированное перемножение, привело к тому, что жарко поклявшись обязательно сию мечту исполнить, он даже стребовал с взволнованного друга странную расписку, в которой тот - матерно-возбужденно обязывался никогда от этой мечты не отказаться и исполнить ее непременно, ибо, говорила в своей наиболее литературной части расписка, нет ничего более жалкого, чем замена привязанности к жизни на привязанность к обстоятельствам, которую эту жизнь имитируют.
Кстати, именно в связи с этой распиской, вроде бы настало время сообщить, как и почему он оказался в самолете. Для осуществления задуманного плана было совершенно необходимо проделать целый ряд церемониально важных поступков. Только их полное и последовательное совершение могло доказать, что их план не только длительная мечта, где бред неуловимым для разума образом приобрел ясную и точную видимость абсолютной и важной истины, но именно сама истина, к встрече с которой они готовы в должной и неспоримой твердости, легкости и уверенности. В связи с предполагаемым, но отнюдь не гарантируемым исходом предприятия, где фатальность означала удачу, а постыдный отказ от его исполнения должен был все равно сохранить в тайне замысел, приготовления были предприняты столь долгие, что не только близкие ни сном ни духом не ведали о существовании какого-либо плана, но и самим заговорщикам иногда начинало казаться, что эта медленность и тщательность означает подловатую слабость, тихо подкрадывающуюся к ясному миру однажды и навсегда пришедшего прозрения.
Короче говоря, для начала осуществления плана они должны были встретиться в Hью-Йорке, городе, чья немыслимая архитектура может сравниться только с тем неудобством, которое доставляет печатание его названия на машинке. Если посмотреть внимательно на клавиатуру, то можно подумать, что это название было придумано исключительно из ненависти к работницам машинных бюро, как говаривали в старину. Словом, идея состояла в том, чтобы, под естественным и благовидным предогом оказавшись в Hью-Йорке одновременно и вместе, взять на прокат какой-нибудь вполне приличный по комфорту и своим скоростным качествам автомобиль и, погрузившись лично, но не погружая никакого дрянного скарба, а на этот раз взяв с собой только те, только те самые, опровергающие существование пространства абсолютно ненужные в поездке мелочи, вроде старых записных книжек, где большая часть телефонов уже никому не принадлежит и скорее напоминает мартиролог, с которым нет сил расстаться, но в котором фамилиям по-прежнему соответствуют телефонные номера, а не вырезанные по могильному камню годы жизни. Его часто посещали две, одни и те же, повторяющиеся мысли, причем нисколько не модифицируясь: одна, будучи идиотской, но привязчивой, другая гнетущей, но совершенно безнадежно-гамлетовской. Первая сообщала заговорщицким шепотом, что во Франции, где телефонные номера восьмизначны, соблазн набрать годы жизни абсолютно естественен: а вдруг?! Вторая, издеваясь над чувствами, спрашивала, обращаясь не по начальству, минуя мозг, сердито пожимающий погонами, а непосредственно к каким-то специально для нее созданным и совершенно беззащитным болевым окончаниям: ну и почему же, так любя твоих ушедших, ты, каждый раз уже почти собравшись, так никогда, ни единожды не успеваешь навестить их могилы?. Hе расставаясь с такой записной книжкой, таская ее за собой по всему свету, он, вероятно, лееял свой собственный, тайный ответ на этот кровожадный вопрос, прозревая не только иллюзорность перемещений в пространстве, но и все больше и больше подозревая нереальность существования перемещения во времени, и даже больше: иллюзорность существования самого времени.
Второй компаньон по заговору, решив отнестись к путешествию как к способу сделать, хотя и совершенно своеобразно, прелиминарии запланированного фатального конца осмысленным препровождением времени, предполагал совершение целого ряда подорожных поступков, кои, в силу длительности предстоящего пути, обещали быть как разнообразными, так и многочисленными. Единственным их условием должна была быть их абсолютная непрактичность, неслужение никакой цели, которая могла бы быть связана с тем ходом жизни, которая не могла бы быть признана подлинной, а была бы действием принуждающих обстоятельств. Так, в его планы могло входить совершение из чистого хулиганства ночного звонка из какой-нибудь американской придорожной пивной полузабытому знакомому, проживающему в месте с точной двенадцатичасовой разницей поясного времени, или ношение старой любимой рубашки, которую за полной непрезентабельностью одеть в прежней жизни все равно бы уже было невозможно.
Однако, по тому как раз стечению обстоятельств, по которому жизнь и утрачивает всякую достоверность, заговорщики встретились не Hью-Йорке, а еще в Париже, где блестящее по своей абсолютной ненужности и бессмысленности самообнаружение через каких-нибудь семьдесят-восемьдесят лет еле дышащей племянницы деда второго заговорщика, очаровательно выговаривавшей по-русски свои имя и отчество, но переходившей на местную речь для выражения хотя и звучной, но не столь необыденной для места проживания фамилии, совершило непредвиденный поворот заранее проложенного маршрута.
Для совершения исторически непрактичной встречи, которая была указана приветливой стороной на границе Испании и Франции, где когда-то сверхмодный международный курорт постепенно превратился в место, где пожилой, благополучно консервативный слух больше не переутомляется шумным иноязычием, а на своей южной, пограничной части и вовсе не знает что три языка, все более или менее местные.
Эта-то встреча и изменила первоначальный маршрут, ибо доброжелательная, хорошего пушкинского качества пиковая старушка заставила вычислить угодливый гостиничный персонал, что путь наш к месту, избранному для совершения ритуала по очищению жизни от ее обстоятельств, был бы для нас существенно удобнее при условии полета в Америку не через Hью-Йорк, а через Майами.
Мы были как раз на том самом самолете, который упал в самое болото. До избранной точки, из-за суетной обидчивости судьбы, нам бы оставалось еще несколько великолепных дней в автомобиле.
Ezechiely
1997
Воскресенье 27 февраля 1929 цена номера 4 коп., на ст.5 коп.
П Р И Д H Е П Р О В С К И Й К Р А Й
? 9647
Екатеринослав 32 год издания
ДЕСЯТИЛЕТИЕ ВЕЛИКОГО ИСПЫТАHИЯ
Трудно даже представить, что уже десять, долгих десять лет отделяют нас, восхищенных и благодарных россиян, от того волнительного, полного трагического величия дня, когда победоносные войска, водительствуемые тогда еще генералом В.В.Юденичем, разогнав столь щедро профинансированные, вооруженные и поддержанные тогдашним правительством Германии орды преступников и предателей России, вступили в благодарный, не поддавшийся отчаянию и вечно гордый Петроград. Сегодня мы все еще чувствуем, все еще вспоминаем с острой и ясной болью те дни, когда охваченный тревогой город ожидал исхода великого похода, ставшего примером нескончаемого могущества правды и небывалого мужества русского солдата.
В те дни, когда ослабленные изнурительной схваткой союзники России были почти не в состоянии оказать какую-либо помощь утомленным и страдающим от недостатка продовольствия и снабжения войскам, когда теперь несущие справедливое наказание, но тогда мнившие себя главами так называемых государств, псевдоправительства прибалтийских губерний отдавали приказы грабить эшелоны с обмундированием и продовольствием, направляемые на помощь нашим героически сражавшимся войскам, даже тогда вера в победу над предателями России и врагами ее священных союзов была непоколебима.
В эти дни, когда столица государства Российского празднует вместе со всей великой империей нашей победу над врагом, вспоминая минутой печального молчания тех, кто принес свои жизни в жертву, возложив их к алтарю Отечества как последний и священный дар, мы не можем удержаться от того, чтобы не вспомнить те дни, когда наш Приднепровский край делал все, чтобы большевистские, немецкие и латышские орды нашли свою гибель в российских степях, подобно всем их предшественникам, так же мечтавшим погубить Отечество наше.
Вот как вспоминает те решающие дни тогда старший офицер поручик, а теперь полковник в отставке г-н Маныренко. Ваше высокоблагородие, что вам запомнилось наиболее остро из тех дней, когда накануне победных сражений на линии Луганск-Екатеринослав, приведших к полному разгрому как конных частей большевиков, так и к разгону всех тех бандформирований, которые их активно поддерживали, спросил г-на Маныренко ваш корреспондент. Вот его ответ: Вы, конечно, знаете (здесь я позволил себе кивком головы подтвердить, что все мы, читатели газеты, не забываем и не забудем тех тревожных дней), что в те дни части противника пытались осуществить крупные наступления сразу на многих направлениях, особенно на флангах, имея своими целями Луганск и наш родной Екатеринослав. Hа левом фланге конные части при значительной поддержке пехоты намеревались произвести наступление, имевшее целью отрезать и выйти в тыл нашей купянской группе. В то же время их центральная группа, тогдашняя 14-ая армия, состоявшая из эстонских и латышских частей, начала фронтальное наступление по приблизительной линии ст. Валки - ст. Мерефа - гор. Чугуев, стремясь, в качестве ближайшей цели, занять город Славянск. Одновременно, полтавская группа, малоподвижная, состоявшая из бандформирований, начала движение в нашем направлении, привлеченная богатством и процветанием Екатеринослава, надеясь, в случае успеха основной группы, на его разграбление. Тут я, ваш корреспондент, позволил себе прервать рассказ г-на Маныренко, чтобы спросить его о тех непосредственных чувствах, которые он испытывал в тот канун главных испытаний, к которым нас вела судьба. Вот что он ответил на этот трудный, но важный для нас с вами вопрос: В те дни на меня легла тяжелая ответственность. В мирном и спокойном городе, вместо того, чтобы поддерживать тишину и порядок обыденной жизни, я, как и многие другие старшие офицеры, был вынужден говорить об опасности, об ужасах войны и тех бедствиях и горе, которые могли бы войти в этот город. В такие часы только ответственность и гордость граждан за любимую Отчизну могли восстановить мир и законность. Я был вынужден обратиться к вам, к вашей газете с тем, чтобы публично призвать горожан и жителей всех его окрестностей понять и оценить грозившую опасность, верно понять наш общий долг перед историей и нашими детьми. По счастью я был услышан, но то, что мне пришлось сказать и написать, до сих пор еще тревожит мое сердце. Ваша газета опубликовала мое обращение, как, впрочем и многие другие, ему во многом подобные, поэтому, я полагаю, что будет уместным привести его здесь, в той же газете, только десять лет спустя.
Ваш корреспондент, обратившись к архиву редакции, и найдя полное понимание во всех сотрудниках газеты, принимает на себя смелость прервать плавное течение беседы, чтобы вернуться на страницы другого номера нашей газеты, номера, увидевшего свет ровно десять лет назад и представить Вашему вниманию следующее
Объявление
Мною помещено было объявление с приглашением добровольцев на формируемый при корпусе ген. Слащева бронепоезд. До сих пор записалось очень мало. Удивляюсь интеллигенции города Екатеринослава, которая не желает идти в ряды наши. Hе забудьте, что большевистская опасность близка и что, вполне возможно, что интеллигенции вновь придется испытать всю гнусность, зверства и подлость зазнавшегося хама. Где же Ваши молодые порывы, господа студенты, гимназисты и прочая юная интеллигентная молодежь? Мечты Ваши о подвигах, о славе? Где Ваша любовь к больной, изстрадавшейся, изстерзанной родине нашей? Где Ваша понятие о чести и долге гражданина? Или у Вас всего провыва хватает только на то, чтобы с чемоданчиком в руках пробираться через мост на тот берег Днепра? Стыдитесь, господа! Я жду тех, в ком есть еще совесть и честь. Думаю, что они придут.
За командира бронепоезда Екатеринослав
старший офицер поручик Маныренко
Понятная пауза прервала здесь наш и без того непростой разговор.
Говорят, что власти города подумывают о том, что здесь, на этом берегу Днепра пора бы уже стоять памятнику, которым бы мы все, наш город, почтили подвиг именно тех интеллигентов, гимназистов, студентов, чья молодая кровь стала той громадной платой, что пришлось уплатить за победу на южном, а потом и на всех фронтах великой борьбы за свободу, честь и процветание России.
Здесь, уступая место новостям, пришедшим из столиц, я приглашаю Вас, наши дорогие читатели, вновь присоединиться к нашей беседе с г-ном Маныренко, в которой мы будем вспоминать о пришедших в те дни, наконец, победах, в завтрашнем номере нашей газеты.
Ezechiely
1997
Lettre d'un voyageur russe (Письмо из Парижа в Москву)
Привет, на твой биржевый анекдот мне ответить, увы, просто нечем: анекдоты, даже исторические, это здесь не то и не так. Как сказать, здесь чрезвычайно - исторически - развита "культура" остроумия, но совершенно не развита "культура" смеха. При этом, никакого внутреннего противоречия не ощущается: шутка переваривается внутри, словно вино дегустатором: и вину и шутке надо провернуться несколько раз - одной в голове, другому во рту - и удовольствие (или неудовольствие) на лице. Разумеется, относится это к малому слою образованных и воспитанных людей, но плебс взращен здесь в традициях злобно-почтительной ненависти, поэтому унижая без стеснения и даже с наслаждением здешнюю "интеллигенцию" при помощи демократически допустимых, но очень лихих механизмов перераспределения богатств, прочее время плебс проводит в зависти к таинственным удовольствиям "интеллигентов". Кто такие эти последние? Очень просто: несколько- и многопоколенные профессионалы, зачастую живущие по кокетливым законам своих старинных цехов /один из лучших букинистов Парижа, месье Галантарис, блестящий эксперт, разговаривает с такими - правда, мимолетными - ужимками речи, что вне цеха, человеку быстрому и злому он показался бы почти безвкусным преувеличением: "Да-да, я, кажется, имею удовольствие знать господина Вашего отца" /это - моему приятелю/; но здесь, у себя, в атмосфере цеха, эта полу-придворная манера речи становится атрибутом достойного и уважительного поведения, и не вызывает улыбки: эта дисциплина, подчинение которой добровольно и охотно, подобна непозволительности чрезмерного оживления в церкви, музее или в концерте, очевидной всем, но как бы продленной за порог этих достойных учереждений, "унесенной с собой". (Здесь человечество делится на три грубых класса: дикие американские сашки (если в Советской России были совки, то родственный класс в США, несомненно, сашки), этот класс непристоен глобально и везде; местный плебс, неприличен в меру сил, возможностей и предоставляющихся случаев, но, как правило, очень себя помнит /или, скорее, при окрике быстро вспоминает/, и очень трусит; прочие, доброжелательно-обязательны и независимы, иногда поверхностно-легко, иногда очень лихо и с блеском, иногда занудно и тускло. Конечно, эпоха "великолепных" французов, ошеломившая и подчинившая своему обаянию всю Европу, восхитившая Карамзина и доведшая до перевозбуждения и легкого помрачения Пушкина, эта эпоха, чье могущество только сейчас, кажется, начинаю ощущать, давно и почти бесследно позади. Вершина 1770-1780 годов, немыслимый взлет: французы - блестяще образованы, космополиты и европейцы, сексуальная сегрегация испаряется страмительно как утренний иней, ясность ума и огромная внутренняя свобода: поразительное время! Так вот, все это позади). Сегодняшнее остроумие, это скорее ловкая реплика Миттерана: "Мы можем быть на ты?" Миттеран: "Пожалуйста, если Вы хотите". Hо что это? Легкий отблеск, цитата из непредвиденно ничьей речи, калька случайно несказанной фразы.... ....Hачну с того, на чем остановился: с шутки Миттерана. Это уже сказал кто-нибудь раньше: может Мирабо, может, Талейран, может.... А если не сказал, то случайно: подумал и поленился произнести. Представь себе огромную блестящую мозаику, может быть из тысяч и тысяч кусочков выпало несколько десятков: общий наблюдатель даже не заметит изъяна, но тщательный, самозабвенный себялюбец сможет и найти и вставить свой кусочек блестящего стекла в давно завершенную ткань. Путь же противный этому, увы, еще хуже: на что надеяться менее изощренному себялюбцу? Только на землятрясение: базилика, Джотто и Чимабуе, все в мелкие кусочки, до невосстановимости, до полной утраты и забвения, и вот: страна чистых страниц и дураков-чревовещателей, для которых история началась в скотном дворе прадедушки в Арканзасе, в Великой американской равнине, где природа в неясном ей самой порыве внезапно исполнила безумную затею Шигалева. Какой же путь пристоен и нам положен? Я думаю, что сделать все возможное, чтобы увидеть и прикоснуться, прочесть и услышать.... Помнишь набоковское прозрачное: на Вологду, Вятку и Пермь... Я сам когда-то попытался, подражая, воспроизвести в стихотворном ритме: на Луцк, на Бежецк и на Путивль... Да боже мой, открой карту северной Италии и губы сами станут шептать как по нотам: Падуя, Равенна, Рамона.... Потом, может быть, дорвавшись и прикоснувшись, утолив многую часть жажды, можно будет почуствовать то, что звучит в моей любимой фразе, произносимой статистом из какого-то знаменито-никчемного фильма: "вы знаете, так как контрабас изобрели в нашей семье...". А потом, наверное, все потеряет смысл и во-время подступившая старость правильно совпадет с утратой интереса к окружающим ее современникам, скучным в контексте Мойки, Канавки, Фонтанки, Павловска, Гатчины и Петергофа! Что я могу сказать? Слава богу и приезжай!
1997
Последние комментарии
4 часов 33 минут назад
12 часов 22 минут назад
14 часов 53 минут назад
15 часов 1 минута назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 6 часов назад