Акапулько [Берт Хэршфельд] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

слов в день. Через месяц я буду обладать словарным запасом в три сотни слов. Очень неплохо для человека, который изучает язык самостоятельно.»

— Посмотри-ка туда, Харри!

— Я за рулем.

— Видел ли ты когда-нибудь что-то подобное? — Она быстро пролистала путеводитель, пока не нашла раздел, озаглавленный «Мексиканская флора и фауна». — Органные кактусы, Харри! Они называются «органные кактусы»!

— Спасибо, что сообщила.

— Видишь, почему их так назвали? Они точь в точь настоящий орган в церкви!

— Ну, тогда не забудь мне сообщить, когда они начнут исполнять церковные гимны, — ответил он. — Хорошо, что мы поехали по этой дороге, не то я бы еще лишний час крутил баранку.

— Тот tamarindo[2] сказал, что…

— Tamarindo! Неспроста, видно, они прозвали так своих дорожных полицейских. Ну и страна! Взгляни-ка туда! Вот на это действительно стоит посмотреть!

Впереди, высоко над долиной, парил одинокий гриф — его полет был исполнен какой-то зловещей грации, а яркое мексиканское солнце отражалось от черных как смоль перьев хищной птицы.

— Скверный персонаж, правда? — сказал Бристол.

Шелли именно так всегда и считала, но эта птица, летящая над долиной в поисках добычи, обладала таким гордым изяществом… да и питалась она только уже умершими созданиями — в отличие от хищников в человечьем обличье, с которыми Шелли уже имела дело… Но она ничего не ответила: Бристол не любит, когда с ним спорят. Он рассердится, замолчит на несколько часов, не будет с ней разговаривать. Помимо всего прочего, она всегда чувствовала себя виноватой, как будто совершила какое-то ужасное преступление.

— С-сукины дети! — «кадиллак» резко затормозил, и Бристол нажал на сигнал. В закрытой, созданной автомобильным кондиционером атмосфере машины гудок прозвучал слабо, неотчетливо и как-то по-мексикански. — Что за страна, ты только подумай!

Впереди, в нерешительности пощипывая мох, растущий из трещин в асфальте, бесцельно бродило по дороге с десяток коз.

— Ой, Харри, какая они прелесть!

— Да меня от одного их вида тошнит! — Бристол с такой силой нажал на сигнал, что тот отозвался разгневанным стаккато.

На насыпи вдоль дороги материализовался худенький мальчишка в белых calzónes[3]; он уставился на длинный черный автомобиль, и при виде диковинного экипажа в его широко открытых глазах засветилось любопытство.

Бристол открыл окно и высунул голову наружу.

— Vamos[4], señor[5]! Уберите этих чертовых коз с дороги! Vamos, прошу вас!

Пастух показал зубы в улыбке и бросил в коз несколько камешков. Животные не спеша, мелкими шажками, словно важничая, сошли с дороги.

Когда машина тронулась, Шелли помахала рукой пареньку, а тот помахал ей в ответ.

— Он такой милый, Харри! А ты видел там маленьких козляточек! Какая прелесть!

— Твоя беда в том, что ты слишком нежна. Ты должна учиться. Дети, вроде этих, все одинаковы: только дай им волю — глаза тебе выцарапают!

Шелли откинулась на сиденье. Временами Харри казался ей ничем не отличающимся от других мужчин, которых она знала в своей жизни, — эгоистичных и честолюбивых, бессердечных и безжалостных к другим, легкомысленных и заурядных. Но иногда он был заряжен энергией и силой, он строил планы и проекты, — и это были планы, в которых Шелли тоже принимала участие, планы, обещающие ей жизнь полнокровную, жизнь, стоящую ее, жизнь, столь желанную ей. «Он непростой человек, его трудно понять, а сейчас он просто старается вывести меня из себя.» Шелли позволила своим глазам закрыться и потянула в себя воздух, чтобы вновь обрести тот всепроникающий запах козьей шерсти и острый аромат маиса и перца чили, исходивший от мальчика. Но ничего этого не осталось в салоне машины — она ощутила лишь прохладный резиновый привкус кондиционированного воздуха.


Хикилиско располагался в естественной впадине, похожей на большую чашку; по краям ее обрамляли четыре горы разной вышины. Розовые, белые и желтые домишки, усеявшие склоны гор вокруг городка, располагались аккуратными barrios[6], каждый из которых формировался вокруг своей собственной церквушки.

В Хикилиско было четырнадцать церквей, пять ресторанов, три бара, и дважды в неделю на западной стене здания Федерального офиса показывали кино.

В центре Хикилиско, на северной стороне zócalo[7], высилась большая церковь из песчаника. Так повелось, что жители городка издревле присвоили ей гордое имя кафедрального собора, и эта местная похвальба ни у кого и никогда не вызывала сомнений или споров. Напротив собора располагалось муниципальное здание с железными балконами и затененным местом для прогулок под высокими сводчатыми арками. К западу находился еще один променад. Здесь, защищенные от воздействия стихий, обосновались индейцы. Усевшись на корточках, они разложили перед собой товары на продажу —