Час идет [Геннадий Дурнайкин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Геннадий Дурнайкин ЧАС ИДЕТ
Сеял еще по-летнему солнечный дождь. Со склона сопки, под кедрами которой я сидел, видно море с четкими границами глубин, узкая полоска пляжа с валиком прибойного хлама — в нем так любит копаться старик. В йодистых водорослях он ищет куски отмытого матового угля. И в очаг подкладывает его руками, не запачкав их. Сырой ветер поздней осени, мечущийся по опустевшему побережью, только усилит уют одинокого жилья в отсветах вечернего пламени. Впрочем, это не для меня. После «бабьего лета» я всегда уезжаю с побережья. А весной, уже в который раз, бросаю ихтиологические занятия, город и возвращаюсь в рыболовецкую артель. Старик остается. Он стережет кунгасы, лебедки, чинит ободранные бурями бока сараев, слушает вой заблудившихся штормов… Что его удерживает здесь? Радость общения с природой, куда, может, входят его гурманские склонности? Последний месяц часто ужинаю у него и удивляюсь: ни одного повторенного кушанья. И все — из собранного в километровом радиусе, в море, во время отлива. Я спросил его: как можно называть себя современником нынешних дат, находясь в такой изоляции? «Ты забываешь о радио, мальчик», — он зовет меня так. И утверждает, что живет, по сути, интенсивнее многих: есть время для раздумий. Я прихожу к нему, когда не ожидается ночной работы. Он редкий собеседник — непередаваемо немногоречив: пропустив слово или не прислушавшись к интонации, безнадежно потеряешь тему. В паузах — хотя ты и молчишь — он предполагает твои ответы и возражает или соглашается. Он достаточно пожил, чтобы определить характер и интеллект оппонента. Но я солгал бы, сказав, что прихожу к нему только для бесед — вообще-то занимательных. Нет.Однажды он оставил меня одного в своей большой бревенчатой комнате, сплошь увешанной рыболовными и охотничьими снастями. Невольно я подошел к полке с книгами и стал просматривать их. Вдруг выпала картонная папка, вставленная среди книг, и рассыпалось с десяток фотографий большого формата. Это были отлично исполненные снимки знаменитых женщин мира. Торопясь спрятать маленькую слабость отшельника, я стал подбирать их и невольно остановился на последнем. Улавливалось необычное: девушка с веслом в руке и лицом Нефертити. Вот это монтаж, подумал я, разглядывая стройные ножки царицы. Нет, не то. Просто похожа. Но… слишком похожа! Я быстро разложил все снимки: передо мной или высокое ремесленничество, или явление загадочное. Я несведущ в фотографии, но легко было представить, какую работу пришлось проделать для столь безупречной фальсификации. Рядом с Нефертити ожившая Джоконда, Даниэль Дарье, Марина Влади, неизвестные мне другие красавицы. Все сняты в движении, не позирующими, в разном освещении, но с неизменной деталью пейзажа — рекой. Мне запомнился кусок берега, на всех снимках один и тот же. Я знал его — в двух километрах от хижины старика. Насколько я мог заметить в то короткое время, одной и той же была и фигура. Если отбросить фальсификацию, то остается грим, выполненный на уровне шедевра. Нет, слишком натуралистично. Значит… Нет, пока еще ничего не значит: проще обратиться к старику. Но его нет. Дождь перестал, дунул ветер, солнце высушило крылья кузнечикам, и они вновь затянули свои осенние хоры. Нетерпеливо спускаюсь по зарослям тысячелистника к реке — проверить пришедшую мысль. Да. Река в месте, где были сделаны снимки, неглубокая — легко перейти вброд. Килевая лодка здесь не пройдет — нужно перетаскивать. Недалеко от отмели в тонком местном бамбуке нахожу скрадок: чисто вырубленный «пятачок» со связанными в верхушках бамбучинами — удобный шалаш, чтобы просидеть ночь и пострелять на рассвете гусей. Валяется рогатина, годная и под ружейную подставку, и как штатив для фотоаппарата. Я прилег на охапку мха, лежавшую в шалаше, окруженный сумятицей светотеней этого иллюзорного шуршащего укрытия. Не лучше ли возвратиться домой, на косу, и заняться работой? Можно разрушить тайну, которая для постороннего только издали кажется важной, и сожалеть потом. Да, но пока-то я не совершил ничего предосудительного. И правильно сделал. Занимайся избранным и порученным тебе делом: продли жизнь лососям. Весь следующий день, препарируя рыб, был занят захватившей меня загадкой. Я знал, что бросить ее — это вычеркнуть оставшиеся дни на бесплодные домыслы. Работал до полуночи, задабривая совесть: утром решил идти к старику. Дома его снова не застал. Он пришел около десяти, уставший, с тяжелой сумкой. И получилось так, что я не спросил у него ничего. Я шел по берегу, по упругому песку отлива, мимо гвалта детских голосов чаек, сулящих шторм и вынужденное безделье, радовался этому прогнозу, принятому решению. Стучало сердце. Я торопился. Слева — еще полное прозрачности, стеклянно накатывающееся на берег море, справа — красноватые отвесные скалы в белых полосах птичьих следов. Короткокрылые топорки устрашающе проносились над головой, неся
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
18 часов 18 минут назад
18 часов 35 минут назад
18 часов 47 минут назад
18 часов 53 минут назад
21 часов 24 минут назад
21 часов 28 минут назад