Он где-то рядом [Николай Владимирович Переяслов] (fb2) читать постранично, страница - 6

там зоопарк! — появилась в дверях мама. — Ты он иды на його штаны подывысь, ото зоопарк настоящый! Я вже нэ знаю, куды мэни латкы прышывать!

— А что такое?

— Та ото жукив свойих наблюдав, лазыв по зэмли на коленях…

— Каких жуков? Ты ж говорил — оленей? — повернулся он ко мне.

— Так это и есть жуки такие, оленями называются. У них рога — как у настоящих оленей.

— Так это ты об их рога штаны порвал? — усмехнулся он.

— Да нет! Штаны я порвал, когда учился на велосипеде кататься! А жуков мы уже потом смотрели, в траве.

— Ну и научился-то ездить? Или как?..

— Научился! Я уже по всему двору прокатился. Только еще останавливаться не умею.

— И что же ты делаешь в конце поездки?

— Падаю…

— Оригинальный способ торможения.

— Особенно для штанив, — поддакнула мама. — Ты хоть йому колени зилёнкой помаж, а то мэни вин нэ дасть, — и она, убрав мою посуду, принялась накрывать стол для отца…

Глава четвертая ЛЕТО

…И был день второй, а за ним день третий и четвертый, и было много других, вытянувшихся в золотистую нить солнечного луча дней, живительных в своей энергетической сущности и прекрасных, как многоцветная радуга. И, как радуга свои цвета, каждый день открывал мне какое-нибудь маленькое чудо, которое, соединяясь с открытым вчера, потрясало мое воображение неохватностью окружающего меня волшебного мира.

Я — начинал видеть…

…Недалеко от нашего дома, в тени медовых, неохватных от древности лип находилась цепочка старинных обмелевших прудиков с зеленой водой и камышами, и долгие летние дни мы с моим новым другом проводили теперь на их прохладных берегах, выпачкиваясь тиной и промачивая в воде оскальзывающиеся ноги. Мы шли туда короткими проходными дворами, я катил в руках свой велосипед, а Вовка рассказывал разные истории о справедливейшем и занимательнейшем из существующих вокруг нас миров, над которыми человек неизвестно по какому праву возомнил себя не более и не менее как единственным и полновластным царем!

Не знаю, водилась ли в прудах рыба (мы, во всяком случае, ни разу не видели, чтоб кто-нибудь из простаивавших там целые дни с удочками рыболовов выловил хотя бы малюсенького пескаря), но всякой другой живности, которую люди в большинстве своем относят к разряду неполезной за то, что ее нельзя использовать в пищу, и в прудах, и на их берегах оказалось в изобилии. И снова я, как строчки волшебных стихотворений, повторял за своим другом сочные, сказочные имена неведомых мне (да и, уверен, большинству из гуляющих поблизости взрослых) обитателей прибрежного и водного царств, а также их многочисленных заграничных родственников.

— Руинная агама! — произносил я, словно обкатывая в горле, таинственно звучащие имена. — Саламандра… Игуана… Бисса…

В камышах гортанно переквакивались лягушки, грелись на солнышке ящерки, чертя стрелоподобный след, улепетывал от глаз людских уж, а мы всё бултыхались в воде, знакомясь с ее обитателями, всё ползали по берегу, пытаясь войти в доверие к юрким ящерочкам, и, расширенная необыкновенными познаниями моего друга, каждая обследованная нами лужайка волшебным образом превращалась в экзотическую страну, интернационально заселяясь разновидностями пресмыкающихся из самых разнообразных уголков нашей планеты.

— Амбистома… Филломедуза… Гавиал… Сирен…

Детство и лето — две вещи, за которыми уследить почти невозможно. Велосипедным колесом несется по лужайке ребячьей беззаботности солнце, сливая в сверкающий спицами круг улетающие в воспоминания дни. Кто их считает? Кто разделяет? Поел, поспал — и на улицу! Время — еще не мой пастырь, жизнь — еще вечное лето, а что касается обеда, так желудок напомнит о себе и сам, а если забудет, то и это не беда — мне пока и эмоций хватает!..

Ан, глянь — и, как склеванная воробьями черешня, опустел и отрадовался июнь, начался июль.

Мир, в который меня вытолкнули, не спросив, и с которым я до сих пор не знал, что делать, с появлением Вовки стал приобретать всё более осмысленные и разумные очертания и окрашиваться в радостные тона. Нет, мы не превратились в эдаких Паганелей, не расстающихся с сачками и банками для пиявок, наши интересы не были ограничены изучением единственно фауны да флоры, — как и все мальчишки, мы бегали на пруды купаться, играли в футбол и жмурки или пускали бумажных змеев, но…

Я только не хочу, чтобы вы подумали, что мой новый знакомый являл собой образец какого-нибудь юного вундеркинда, такого, знаете ли, ходячего справочника, лезущего со своими занудными пояснениями во всякое дело, после чего к нему, естественно, намертво пропадает всяческий интерес… С Вовкой всё было как раз наоборот — любой предмет, игру или явление он делал в тысячу раз интереснее и привлекательнее, открывая их новые, невидимые стороны и связи с окружающим миром. При этом он не был ни хвастуном, ни задирой, ни жадиной, всегда был