И на старой Смоленской дороге [Сергей Михайлович Шведов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Сергей ШВЕДОВ И НА СТАРОЙ СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ
Дед опустил ружьё — негоже стрелять, не видя добычи. — Выходи, кто там прячется в кустах! Снова затрещали сухие ветки. Дед взвёл курки на ружье, но стрелять не довелось. Чужак поднял руки и улыбнулся: — Доброго здоровья, дед! — Сам будь здрав! Скольких за собой привёл? — Надеюсь, никого. — Как сюда попал? — Шёл, понимаешь, шёл себе и… — Шёл, ну и иди себе дальше. — Негоже так со странником. Гость в дом — бог в дом. — Отвык я уже от обычаев дедов. За последние десять лет всего один раз незнакомого человека встретил, и тот от меня дёру дал. Дезертир, наверное. — Кто, я? — Нет, тот, кто дёру от меня дал. А ты не из бегунков? — Из ходоков я. — А это как понять прикажешь? — По земле хожу, на людей смотрю. — У нас зверья на двадцать вёрст вокруг больше, чем людей. Некого смотреть. — Ну, вот тебя первого увидел. Хлебушком не угостишь? — Нет у меня с собой харчей… А что у тебя за пазухой? — Дружок. — А ну покажь! Чужак вытащил из–за пазухи дрожащего щенка. — Мордатый… — раздумчиво сказал дед. — Лапы большие… С доброго телёнка вырастет, если раскормить. — Дарю. — Шутишь! — Может, с кем и шучу, а с добрым человеком всерьёз говорю. — Ладно, пошли накормлю. Я не бедный. И в баньке попаришься, сегодня суббота. Но сразу предупреждаю, пять девок у меня — чур, не баловать!* * *
После баньки оба сидели в чистом домотканом белье в горенке за самоваром. Пришелец ел за четверых, словно месяц голодать пришлось. — Да не давись ты так! Никто миску у тебя из–под носа не заберёт. Издалека путь держишь? — Ох и издалека, дед! Тут без глобуса путь не покажешь. — За кобелька–то спасибо. А то у меня три сучки на подросте остались, остальных волки растаскали. Да и то две сучонки от матери, которую волк приблудный обгулял. Мешанки. Может, твой кобелёк кровь вольёт в их потомство правильную. Сам понимаешь, в лесу живём, нам без собак хоть самим волком вой. А ты где им разжился? — В Иваньковичах. — Да там же всех пожгли, санацию им устроили! — Ага, только этот чудик из пепелища ко мне и выбрался. — А как ты на Иваньковичи набрёл? — Да вот как на тебя. Хотел хлебушком разжиться. — Двадцать лет войны уже как нет… нет, двадцать пять, а то и все двадцать восемь годков. А всё стреляют нашего брата. — А ты за кого дед воевал? — Нет тебе дела до меня. Я вообще в руку оружию не беру, окромя охоты. — Духобор–толстовец? — Не твоего ума забота. Ну, давай по последней, что ли, за мир во всем мире, как в старину говорили! После тоста они долго молчали, а старик всё искоса посматривал на странника, словно выведывал его тайные мысли. — Тебе, паря, надо переодеться во все посконное и сермяжное, чтобы от местных не отличаться. Одёжка на тебе заморская, издалека заметная, а над нами спутники висят, каждого русского на заметку берут. Но ты не бойсь! Если что, я тебя выдам за будущего зятя, ну, примака, что ли. Пять девок у меня, три на выданье. И приданого нет, и выдавать не за кого. Все парни за пятьдесят вёрст в округе — нам родня. — Зато рабочих рук в хозяйстве вона сколько! Каждая из девок в день по три десятины сможет сжать. Зажил бы куркулём, если бы пустоши заброшенные поднял! — А–а–а — всё пустое. Своим зерна не продашь, у них грошей нема. А чужие и за фук отберут, дорого не возьмут. Я столько ржи не засеваю. — Так я поживу у тебя пока, батя? — Живи, если ты не охоч девок портить.* * *
Чужестранец вышел с хозяином во двор уже в мохнатом войлочном картузе, сермяжных штанах и рубахе. Обулся он в кожаные опорки с подвязанными онучами, как ходят местные. Дед показал ему нехитрый сельхозинвентарь — почти всё из дерева. Правда, вместо сохи он использовал колёсный плуг. Чужак подивился вывешенным на заборе ярёмам: — На бычках пашешь. А лошади разве нет? — Лошадей в наших топких местах не водют. Клешнятый бычок по любой грязи потянет. Зато лось у меня упряжной Борька — за двух лошадей потянет. — А где его держишь? — Пока что в лес отпустил. Гон у него вот–вот начнётся. Осенью с ним не сладишь, пока не перебесится. А потом опять домой вернётся. Худой — одни рёбры торчат. — А с лосихами как? — С теми полегше чуток. Три дойных лосихи у меня с подтёлками. Тоже в лесу держу с колокольцами на шее, чтоб чужим в глаза не бросались. На дойку только домой приходят. У меня, паря, хозяйство большое. Три коровы, бугаёк, свиньи, я про курей уже не говорю. — Так бери меня в батраки. — Черт тебя знает, какого ты роду–племени! Может, ты семь раз нерусский нехристь. — Может, и нехристь. Я на попов, дед, не заморачиваюсь. — Да худой ты больно для работника. Мои девки тебя подородней будут. — А я не силой, а ловкостью беру. На двор забежала десятилетняя девчонка в длинном сарафане, нарядных красных галошах и звонко- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
2 часов 48 минут назад
10 часов 37 минут назад
13 часов 8 минут назад
13 часов 16 минут назад
2 дней 33 минут назад
2 дней 4 часов назад