Я умираю за Родину, за тов. Сталина, за тов. Блэкмора, за... маму [Юрий Александрович Хвалев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Хвалев Ю. А Я УМИРАЮ ЗА РОДИНУ, ЗА ТОВ. СТАЛИНА, ЗА ТОВ. БЛЭКМОРА, ЗА…МАМУ
Скажу сразу: друзей у меня нет, никогда не было и не будет. Хотя, по–моему, был у меня один друг Сергей, но он меня предал или я его предал, в общем, насчёт дружбы мы оказались кристально чистые, честные люди, прозрачные как водка и т. д. и т. п. Не знаю, как начать, или начать, а случилось это первого апреля, год не важен. Месяц весна. Да — была весна — шёл снег. Было холодно и склизко. Я, помнится, шёл и, поскользнувшись, потерял голову. Скорее нет, это был кочан капусты, который, выскользнув из рук, шлёпнулся на мостовую. При этом этот удар перепутал в голове все оставшиеся мысли… Мысли, естественно, о хорошем. И так. В этот морозный, апрельский день, Сергей и я, — мы, болтались как два куска дерьма в прорубе. Прибиваясь то к одному, то к другому берегу. Вначале прибились к какому–то ресторану, потом сидели в пельменной, согреваясь водкой. Потом на электричке поехали. Куда? Зачем? Да, вспомнил, чтобы отпраздновать мой день рождения. — Юр вставай, приехали, — сказал Сергей, теребя меня за плечо. Я бодро встал и пошёл за Сергеем. На пироне к нам подошли две девушки с цветами. — Познакомься, — сказал Сергей. — Это Катя. И это Катя. Две Кати. — Хепи бёздэй ту ююю, хепи бёздэй ту ююю, — запели они. — Юра, — ответил я, улыбаясь. — Юр, — сказал Сергей. — Я тебе приготовил подарок. Вот, держи. Он протянул мне бумажку, билет или… — Что это? — Это билет. Туда… Я посмотрел в сторону его руки и увидел мрачное, серое, пятиэтажное здание, огороженное бетонным забором. — Там раньше была тюрьма. Пленные немцы сидели, наши. Теперь здесь музей. Посидишь в камере, получишь удовлетворение. Кстати, два года тому назад я тоже там был. Когда я услышал слово «удовлетворение», то сразу успокоился, даже слюни появились на губах от предвкушения. — Пока ты будешь развлекаться, — сказал Сергей. — Мы все приготовим к «лыжным гонкам». — Водки побольше возьмите, — попросил я. — Хорошо, хорошо, — бодро сказал Сергей. — Я буду тебя ждать, — сказала Катя «1». — Я буду тебя ждать, — поддакнула Катя «2». В музее было грустно. Худая женщина–экскурсовод талдычила про каких–то немцев, про наших героев, про Сталинград. «Козёл ты, Серый, — думал я. — За такое «удовлетворение» морду надо бить. Ладно, еще не вечер». Я повернулся на 180 градусов и пошёл прочь. — Молодой человек, подождите! — крикнула мне в спину экскурсовод. — Чего? Экскурсия ещё не окончена, теперь вам нужно пройти в камеру. — В какую? — Посмотрите в билете. Я посмотрел в билет и увидел цифру, — нет, не «13», там было написано «1» и «3». Расталкивая и обгоняя толпу, которая расходилась по своим камерам, я влетел в камеру «1» и «3» и сел на что–то твёрдое. За мной аккуратно прикрыли железную дверь и два раза повернули ключ в замке. Пока глаза привыкали к темноте, я сидел, когда привыкли, встал и стал ходить. Камера была маленькой, тёмной, к стенам были прикручены два деревянных топчана, крошечное окно закрывала решётка из металлических прутьев. Все стены сверху донизу были исписаны. В углу была нарисована голова лысого старика с бородкой. «Да здравствует тов. Ленин!», было написано под рисунком. «Блэкмор — лучший в мире гитарист», написали губной помадой. «За Родину! За Сталина!» «Смерть фашистским оккупантам!» «Здесь был Вася», «Марина, я тебя хочу» и т. д. и т. п. Я взял мел и написал: «Здесь был Юра». Ещё хотел написать: «Катя, я тебя хочу», но не решился. Ещё в камере стоял отвратительный запах: пахло, нет, не мочой, и даже не гнилью, наверно не кровью, пахло… будущей… смертью. Точно. Я навсегда запомнил этот странный запах. Я ходил, сидел. Потом сидел, ходил. Всё, надоело. — Эй, откройте! — крикнул я, подходя к двери. — Эй, хорош, хватит, открывайте! По коридору послышались шаги. Я подтянул брюки, поправил ремень, отряхнул куртку, готов был выскочить наружу. — Ты чего орёшь?! — услышал я голос за дверью. — Сиди молча! — Чего? — не понял я, поддерживая рукой отвисающую челюсть. — Я тебе сейчас ебало наизнанку выверну, говно, вот чего! Я отбежал от двери и сел на топчан. Эти слова проникли внутрь, дошли до мозгов, стали иголкой колоть сердце. Подойти к двери я больше не решался. Когда шаги послышались снова, я забился в угол. Щёлкнул замок, дверь в камеру открылась и двое солдат в чёрных мундирах с красными повязками на рукавах, в центре белого круга которых красовались четыре букв «Г», с автоматами на плечах, волоком втащили здорового мужика и бросили его на пол. Когда они ушли, я подошёл к мужику. «Ну, ты и «удовлетворяешься»» — подумал я, глядя на мужика. — Это сколько нужно заплатить, чтобы так изуродовали морду?» Он лежал на полу без движения. Избитое лицо в ссадинах и синяках; разорванная гимнастерка, политая чем–то красным. «Томатная сок, —- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
4 часов 53 минут назад
5 часов 1 минута назад
5 часов 10 минут назад
5 часов 16 минут назад
6 часов 45 минут назад
6 часов 48 минут назад