Система [Карел Чапек] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Карел Чапек, Йозеф Чапек
Система
Перевод Валентины Мартемьяновой
Солнечным воскресным утром мы вступили в Сент-Огюстине на палубу пароходика «Генерал Годдл», который отправлялся в увеселительную морскую прогулку, – не подозревая, что очутимся в обществе индепендентов[1] (1). Через полчаса после отплытия из Сент-Огюстина, когда этим набожным людям чем-то не понравилась наша общительность, они за какую-то непристойность вышвырнули нас в море. Мгновение спустя к нам слетел господин в белом костюме, а примерные христиане по доброте душевной скинули вниз три спасательных круга и, распевая религиозные гимны, удалились, предоставив нас воле волн. – Хвала господу, спасательные пояса фирмы Слэнка – вещь надежная, – попытался было завести разговор господин в белом костюме после того, как мы втиснулись в резиновые круги. – Это пустяки, господа, – успокаивал нас новый попутчик. – Надеюсь, часов через шесть, если не переменится юго-восточный ветер, мы выберемся на сушу. После этой тирады он представился по всей форме: Джон Эндрю Рипратон, владелец плантаций и фабрик в Губерстоне. Владелец плантаций гостил у своей двоюродной сестры в Сент-Огюстине. На пароходе он запротестовал против нашего удаления и вскоре получил возможность короче познакомиться с нами – в условиях, правда, несколько необычных. Мы обменивались любезностями, а безбрежное море гудело равнодушно и ритмично; ленивое течение относило нас к берегу, то поднимая на гребнях волн, то низвергая в глубины вод. Меж тем мистер Джон Эндрю Рипратон развлекал нас рассказом о том, как он изучал в Европе экономику; в Лейпциге он слушал Бюхера[2] (2); в Берлине – Листа и Вагнера; штудировал Шеффле, Смита, Кери и Тейлора, покорно посещал все капища промышленности, пока эта богоугодная жизнь не была прервана странным и диким происшествием: взбунтовавшиеся рабочие убили его отца и мать. Тут мы – люди праздные – в один голос воскликнули: – Ах, рабочие, опять рабочие! Вы – социальная жертва, мистер Рипратон. Рабочий – производственный продукт девятнадцатого столетия. Что с ним делать после векового перепроизводства! Ведь теперь их миллионы, и каждый из них человек, каждый – проблема, загадка и постоянная опасность. Рука рабочего – это бутон, из которого грозит кулак. Нас, избранных, испокон веков – десяток тысяч; мы вырождаемся, а рабочих становится все больше и больше. Вас, мистер, они лишили родителей, а девятнадцатый век – традиций. И раз уж они посягнули на жизнь ваших родителей, то скоро дойдет черед и до нас: убьют вас, убьют нас, наших милых приятельниц за морем – эта опасность уже нависла над всеми нами. – Осторожно, волна, – любезно предупредил мистер Эндрю Рипратон и самодовольно улыбнулся. – Pardon, господа, но меня они не тронут. Мои заводы, мой Губерстон – приют архиспокойствия. Я провел там культурные преобразования. Благородный цветок промышленности я привил к грубому стволу рабочей проблемы. – А – а, – вскричали мы, колеблемые волнами, – так, значит, вы реформатор! Вы организуете воскресные школы, народные университеты, кружки домоводства, воюете с пьянством; учреждаете общества, оркестры, стипендии, дискуссионные клубы, проповедуете теософию, дилетантизм – словом, стремитесь облагородить рабочего, пробудить к новой жизни, дать ему образование, приручить и привить любовь к культуре. Но, уважаемый, позволив ему вкусить от плодов цивилизации, вы разбудите в нем зверя. В любом из нас дремлет сверхчеловек. И в один прекрасный день на земле некуда будет деться от вождей и проповедников; миллионы спасителей, интеллектуалов, идеологов, папы и просветители устремятся на нас с фабрик и заводов; и набег их будет сокрушителен. Все, что не спасется бегством, будет уничтожено. Мир, достигнув апогея, обратится в небесную пыль. Последнее сердце – единственное твердое тело во вселенной – пролетит метеором. Мистер Джон Эндрю Рипратон выслушал эту декламацию, достал из непромокаемой сигарницы сигару и, закурив ее, предложил нам: – Не желаете ли, господа? Весьма приятно в столь влажной среде. Что же касается ваших взглядов, то лет двадцать назад я согласился бы с ними. Продолжайте! Покуривая и ритмично покачиваясь на волнах, мы развивали свои идеи дальше. – Но ведь можно себе представить идеального рабочего. Это – жаккар, маховое колесо, сельфактор, ротационная машина, это локомотив. Жаккар не желает ни судить, ни властвовать, не объединяется в союзы, не произносит речей; единственная его идея, но сильная, великая и руководящая идея, – нити, как можно больше нитей! Маховик ничего не требует, ничего, только бы ему позволяли вращаться; у него нет иной программы или иных желаний. Вращение – вот величайшая мировая цель, господин Рипратон. Вращение – это все. – Превосходно, господа, – ликовал Джон Эндрю Рипратон,
Последние комментарии
1 день 11 часов назад
1 день 16 часов назад
2 дней 24 минут назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 3 часов назад
3 дней 14 часов назад