Облик (ЛП) [София Беннет] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
София Беннет Облик
Глава 1
уличная импровизация: музыкальное выступление на улице или в других общественных местах с целью заработка денег . Это официальное определение. Я нашла его в папином компьютере перед уходом, дожидаясь, пока Ава вспоминала, куда дела футляр для флейты. Но ниже было дано ещё одно толкование:импровизировать (разг.): делать что - либо в меру своих возможностей , без особой подготовки . А она бы нам не помешала, мне и моей сестре. Ведь мы не столько выступаем, сколько импровизируем. И чувствую, это будет заметно. – Ты уверена, что это прокатит?– ворчу я, пока Ава выдувает последний припев "Желтой субмарины". Она пафосно завершает и улыбается. – Мы потрясны. Поверь. Проблемка только в том, что я ей не верю. Последний раз я поверила своей старшей сестрице в начальных классах, когда она убедила меня, что совершенно нормально надеть костюм База Светика[1] в комплекте с крыльями на занятия по гимнастике, если трико осталось у бабушки. Учительница заставила меня заниматься в этом костюме весь урок, включая и упражнения с обручем. Ава до сих пор хихикает при одной мысли об этом. Некоторые воспоминания преследуют нас вечно и бесконечно. Как бы то ни было, она пообещала мне треть сегодняшней выручки, что на тот момент прозвучало довольно заманчиво. Я надеялась, что заработаю на новые карандаши для штриховки. – Кузина Джесси на прошлой неделе срубила пятьдесят фунтов,– говорит она, словно читая мои мысли. Её глаза принимают мечтательное выражение, как и каждый раз, когда она упоминает своего парня в Корнуолле, или, кажется, даже его родственников. – Та самая кузина Джесси, которая классическая скрипачка? – Ага. – Которая играет в оркестре? – Ну, это да,– соглашается Ава,– но она выступала в Труро, у чёрта на куличках. А посмотри на нас. И я смотрю. Что касается места проведения мероприятия, то оно идеально: улица Карнаби-стрит в самом сердце западной части Лондона с толпами субботних покупателей, привлеченными ранним летним солнышком. Если бы мы были кузинами парня Авы, то вероятно сколотили бы приличное состояние. Но готова поспорить, она не играла упрощенный вариант мелодии Beatles для начинающих. И сомневаюсь, что она бросила занятия в четырнадцать, как Ава три года назад. И вряд ли ей аккомпанировала девчонка, которая впервые взяла в руки бубен только этим утром, как я. Так мы зарабатываем деньги. Мы поём на улице. – Думаю, мы заработаем, по меньшей мере, в два раза больше,– уверенно говорит Ава,– столько людей останавливалось посмотреть на нас. – А может быть все дело в топе, который ты надела? – Разве?– говорит она, опуская взгляд.– Что с ним не так? Он привлекает внимание гораздо больше, чем твоя футболка. – Всё так,– вздыхаю я. Этим утром Ава потратила целых сорок пять минут, пока выбрала откровенный сиреневый топ и шорты из укороченных джинсов, которые сейчас на ней, и ещё двадцать пять, завершая свой макияж. Она выглядит, как всегда, обалденно: с блестящими волосами и фиалковыми глазами, фигуристая и задорная; ну, не совсем такая же задорная, как обычно, из-за болезни, но всё равно супер-секси. Из нас, должно быть, получилась странная парочка: стильная студентка, похожая на маскирующуюся кинозвезду, и её долговязая младшая сестра, похожая на фонарный столб в шортах. Как бы я хотела быть на неё похожа. Пыталась, но без толку. Ну нет во мне нужной привлекательности. А она, лишь наклонившись за флейтой, сорвала шквал аплодисментов от группки проходящих мимо строителей. Впрочем, как только зазвучала её версия "Желтой субмарины", они поспешили своей дорогой. Видимо, даже у строителей чувствительный слух. – И всё-таки, что мы имеем на данный момент?– с надеждой спрашивает она. Я заглядываю в открытый футляр для флейты у наших ног. – Две обертки от Starburst, жвачку и штрафной талон. – Ох. – Но один парень неподалеку продолжает на нас пялиться. Вон там, видишь? Если повезет, возможно, он даст нам фунт или даже больше. Она вздыхает и на мгновенье кажется уставшей. – Этого вряд ли хватит на билет в Корнуолл. Если так пойдет и дальше, я никогда не увижусь с Джесси. Давай исполним "Эй, Джуд". Моё последнее выступление "должны услышать, ему должны поверить", помнишь? Я ухмыляюсь. Конечно же, я помню эту цитату из школьной стенгазеты. Хотя сомневаюсь, что в виду имелось именно то, о чем подумала Ава. И я начинаю понимать, почему ей не удалось выманить сюда никого из своих друзей, прежде чем она попросила меня. Ава делает несколько пробных вдохов, затем начинает вытягивать первые ноты. Я бью в свой бубен так хорошо, как только могу, стараясь никому не попадаться на глаза. Я думаю, что должна "взять грустную песню и сделать её лучше", но это выше моих музыкальных возможностей. Мне нужно просто сделать её громче. Тем временем парень, стоявший неподалеку, медленно приближается. И вдруг мне приходит в голову, что он может быть полицейским в гражданской одежде, если полицейские в гражданской одежде носят кожаные жилетки и ходят с оранжевыми рюкзаками. Возможно, мы играем в неположенном месте, и он собирается нас арестовать. Или ещё хуже – он похититель-вымогатель, высматривающий жертву. Слава богу, я занималась дзюдо в последнем классе начальной школы. И на такой случай даже мой рост пришелся бы как нельзя кстати. В то время как Аве досталась внешность кинозвезды от мамы, я полностью унаследовала гены нашего длинноногого и тощего отца, который ростом под два метра, не говоря о безумной шевелюре, которой он тоже меня наградил, наряду с колосящимися сросшимися бровями. И хотя до папы я ещё не доросла, но однозначно буду повыше Парня в Кожаной Жилетке. Уверена, что смогла бы завалить его в рукопашном бою, если бы пришлось. Конечно, если только он тоже не занимался дзюдо. Я оглядываюсь вокруг, но Аву не замечаю. Затем обнаруживаю, что она сидит на мостовой, склонив голову на колени. – С тобой всё в порядке?– спрашиваю. Ей определенно нужен завтрак плотнее. – Да. Просто захотелось передохнуть. "Эй, Джуд" играть намного сложнее, чем мне запомнилось. Кстати, я уже давным-давно закончила. А ты уже минут пять гремишь своим бубном одна. – Да ну? – Уверена, она преувеличивает. Надеюсь, она преувеличивает. Я перестаю греметь. – Я наблюдала за вон тем парнем. Тебе не кажется, что он полицейский? И что это он держит? Уж не рацию ли? Ава прослеживает за моим взглядом: – Нет, думаю это камера. Ого! Да это может быть скаут. Она вскакивает на ноги, чтобы выглядеть лучше. – Не думаю,– говорю я,– он выглядит постарше и не носит галстука. Ава закатывает глаза: – Я имею в виду модельного скаута, а не бойскаута, тупица. Где-то здесь рыскает Лили Коул. – Лили кто? – Известная супермодель. Ты хоть что-нибудь знаешь о моде, Тед? – Мама говорит что голубой и зелёный – отвратительное сочетание, но я всегда думала что... Она прерывает меня, тыкая локтем в бок. – Эй! Он идёт к нам. Веди себя естественно. – О, нет. Он полицейский. Носом чую. Мы в шаге от судимости. – Ну, Ава, по крайней мере, точно. Я ещё слишком молода. К тому же, "Эй, Джуд" в её исполнении – преступление гораздо более тяжкое, чем моя игра на бубне. – Привет, девчонки,– говорит молодой человек с обезоруживающей улыбкой,– как жизнь? – Хорошо,– с напускной скромностью отвечает Ава. Она бросает на него взгляды из-под своих длиннющих ресниц, пока я пытаюсь вспомнить тактику обороны и защитные приемы. – Меня зовут Саймон, и я из модельного агентства. Не против, если я сделаю снимок? – О, не думаю, – Ава заливается румянцем,– я не совсем... – Вообще-то, я имел в виду тебя,– говорит Саймон, глядя мимо неё. Ава переводит взгляд на меня. А ведь Саймон несомненно смотрит в мою сторону. Нет, этого не может быть. Я тоже растерянно пялюсь на него. Он заглядывает прямо мне в глаза и расплывается в ослепительной улыбке. – Я наблюдал за тобой, и ты великолепна. Не думала стать моделью? Что? Великолепна? Я? Моделью? Нет. У меня кружится голова. Это наверняка какой-то розыгрыш. Подозреваю, нас снимает скрытая камера. Интересно, Ава тоже замешана? Я бы сказала, она озадачена. С какой стати Саймон обращается к плоскогрудой страшилке со сросшимися бровями, когда рядом стоит красотка с лицом звезды экрана? Он не сводит c меня глаз. Наверное, нужно что-нибудь сказать, но у меня пересохло во рту. Я качаю головой. – Тебе стоит подумать над этим,– продолжает он. Роется в кармане ультрамодных чёрных джинсов и протягивает мне визитку. На ней логотип – заострённая буква М внутри бледно-голубого круга. Он говорит мне название агентства, но я почти ничего не воспринимаю из-за шума в ушах. – Присмотрись к нам. Сколько тебе, если не секрет? Во рту всё ещё сухо. – Пятнадцать,– говорит ему Ава уже не столько растерянно, сколько настороженно,– она слишком маленькая. Видишь ли, мы наслышаны о людях вроде тебя. На мгновенье он кажется растерянным. – Вообще-то нет,– говорит он,– пятнадцать – в самый раз. Для подиума рановато, но мы работаем даже с четырнадцатилетними. Приходи на собеседование. Приводи родителей. Мы – одна большая семья. Как насчет фото? Он снова берется за камеру Polaroid. Она больше обычной и предназначена для моментальных снимков. Интересно, что они собой представляют? – Нет, нельзя,– говорит решительно Ава. – Ну, так хотя бы скажи, как тебя зовут,– говорит он, в очередной раз ослепляя меня улыбкой. – Тед,– отвечаю я хриплым голосом,– Тед Траут. – Траут? Серьёзно? Я киваю, но есть ли во всем этом хоть капля серьёзности? Я жду, когда же выскочит съёмочная группа, где бы она не пряталась, и вся улица покатится со смеху. – Было приятно познакомиться,– говорит он,– и подумай об этом. Позвони нам. В тебе что-то есть. Он, наверное, подумал, что я дура. Когда он отвернулся, магия исчезла. Теперь на YouTube должно появиться видео: человек-шпала думает, что она Кейт Мосс. Но со временем головокружение проходит, жужжание в ушах стихает, и всё заканчивается. Саймон растворился в толпе; и не стой надо мной Ава и не смотри на меня так, будто у меня выросла вторая голова, я бы подумала, что мне всё это привиделось.
Глава 2
Отойдя от шока, Ава кладет флейту и крепко меня обнимает. – Всё хорошо? Послушай, бросаем это дело и идем домой. Я киваю. Меня трясет. Все это слишком странно. – Думаешь, он надо мной подшутил? Чего он от меня хочет? – Мне кажется, он кидала,– говорит Ава, рассерженно глядя ему вслед,– таких кругом полно. Подходят, говорят, что ты могла бы стать моделью, не успеешь оглянуться, а они уже требуют пятьсот фунтов за фотки. И исчезают. – Откуда ты об этом знаешь? – В прошлом году такое приключилось с одной девчонкой по имени Холли. Ей пришлось отказаться от поездки во Францию на соревнования по волейболу, так как она потратила все деньги на эти фото. Оказалось, от них было мало толку, но было уже поздно. – Какой кошмар! – Да уж. Но будь спокойна, ты в безопасности. Ну же, пошли. Я с благодарностью смотрю на неё. – А как же деньги? Может, ещё песню? – Нет, все нормально. В любом случае, я устала. Плохо спала. – Ночью у тебя снова поднималась температура? Ава кивает, потирая шею. Она кажется немного опухшей. – И я опять вспотела. До утра пижама промокла насквозь. Мама говорит, это все нервы перед экзаменами. – Не похоже, чтобы ты нервничала. – Я и не нервничаю. По ней и правда не скажешь, что она нервничает. Ава не восприимчива к стрессу. В то время как я переживаю его за нас обоих. Мы собираем свои вещи и направляемся к метро. Теперь, когда мы уже не торчим перед толпой незнакомцев, я могу, наконец, расслабиться и получать удовольствие. Не часто выпадает шанс прогуляться по городу со старшей сестрой. Карнаби Стрит заполнена ультрамодными бутиками с яркими витринами и кафешками с уличными террасами. На углу стоит группка продавщиц из Либерти в элегантной чёрной форменной одежде с ярко-красными губами. Видимо, заскочили выпить кофе во время обеденного перерыва. Интересно, осознают ли они как круто и утонченно выглядят? Ава снова проследила за моим взглядом. – Счастливицы. Прикинь, я стану такой через несколько недель. – Серьёзно? Ты подала заявление на летний период работы в Либерти? – Не совсем, – сказала она. – В Константин и Рид. Она делает паузу, предвкушая мое изумление. И я бы непременно изумилась, если бы имела хоть малейшее представление о "Константин и Рид". – Куда? – Да ладно тебе, Ти. Это самая большая фэшн компания в Америке. Они открывают свой первый бутик в Великобритании в июле. Все только об этом и говорят. – Я не слышала. – Какая неожиданность,– говорит она и скептически вздыхает, глядя на мой вариант сочетания футболки и шорт. Ава – главная модница в семье, а я... скажем так, обычная. У меня разносторонние интересы. Деревья. Рисование. Музыка (в исполнении настоящих музыкантов). Люди. Но не шопинг. Для меня это слишком сложно. Поиск джинс подходящей длины – мой ночной кошмар. – Вообще-то, эта вещица из "Константин и Рид",– говорит Ава, указывая на свою сумку в зеленую и белую полоску, с логотипом со змеей посредине,– Джесси купил мне её на день рождения через Интернет. Магазин открывается в Найтсбридж и мы с Луизой уже подали заявления. Там и зарплата приличная, и скидка предоставляется. Если нас возьмут, я смогу позволить себе как минимум две недели сёрфинга с Джесси в августе, а Луиза сможет оплатить уроки вождения. Это было бы замечательно! – Хочешь сказать, нам вообще не обязательно было сейчас выступать? Она кажется смущенной: – Ну, пока неизвестно, возьмут меня или нет. Кроме того, весело же было. По выражению моего лица она видит, что последние полчаса своей жизни я назвала бы какими угодно, только не "веселыми". – Знаешь что, забирай всю выручку себе, в качестве компенсации за приставания того странного типа. – Выручку? Мы же ничего не заработали. – Ага! Тут ты как раз ошибаешься. В одной из оберток осталась конфетка. Клубничная. Твоя любимая. Дарю. Она протягивает её мне при входе в подземку. Конфета тёплая, липкая и наполовину распечатанная. Я кладу её в карман шорт к визитке кидалы Саймона. По крайней мере, нас не арестовали. Всю дорогу домой, стоя в переполненном вагоне метро, пока Ава улыбается мужчине, уступившему ей место, я пытаюсь понять, почему именно на меня пал выбор Саймона.При входе в нашу спальню на стене висит старая рамка с нашими с сестрой фотографиями. В основном, мамиными любимыми. Иногда и Ава добавляет что-то от себя. Каждый снимок я помню наизусть. В верхнем левом углу маленькая я у Авы на руках. Ей два года и она, сидя в большом зеленом кресле, гордо держит меня, как школьный проект. Темноволосая милашка с длинной чёлкой над большими фиалковыми глазами. Сури Круз в ясельном возрасте, разве что не в дизайнерских туфлях. А я пухлая. И лысая. И реву. Вообще, не понимаю, почему мама выбрала именно это фото. Посередине висят школьные фотографии. Ава выглядит как настоящая королева красоты. Я же похожа на испуганный шарик. На следующей фотографии что-то изменилось. Тут мне десять. Как раз в то время я начала заниматься дзюдо. Теперь я похожа на целеустремленный шарик.
Фотки с вечеринок: мы с друзьями на различных днях рождениях обнимаем друг друга за плечи. Вот мне двенадцать, и я начинаю вытягиваться. Теперь мои друзья обнимают меня уже за талию.
Нижний правый угол был заполнен относительно недавними фотографиями с семнадцатилетней Авой. Я сутулюсь, чтобы наши с сестрой глаза были на одном уровне. Со стороны я похожа на вопросительный знак – каждый раз, когда мама ловит меня на этом, грозится записать на балет. Ава же выглядит как юная Элизабет Тейлор. Она столько талдычила об этом, что мы нашли Элизабет Тейлор в интернете, а она была хорошенькой. У неё были такие же фиалковые глаза, темные вьющиеся волосы, с таким же особым блеском, и безупречные формы. Потом я загуглила других кинозвезд того времени: Аву Гарднер, Вивьен Ли, Джейн Рассел. Моя сестра немного похожа на каждую из них, только с лучше подведенными глазами. Я знаю, что такое настоящая красота. Я росла рядом с ней всю жизнь и... либо Саймон был под кайфом, либо он принял меня за самую наивную дурочку всех времен и народов.
Глава 3
Мы возвращаемся в свою квартиру в южной части Лондона, и Ава направляется прямиком в нашу комнату, чтобы спрятать флейту, и, судя по шуму, приступает к подготовке к экзаменам. Я собираюсь последовать её примеру – у меня тоже экзамены на носу – но человек, генетически ответственный за мою странную внешность, зовёт меня из спальни, где он работает за компьютером. Как только я вхожу, он тут же вскакивает с места и обеспокоенно смотрит на меня из-под густых сросшихся бровей. Папа, высокий, с растрёпанными волосами и мыслями только о работе. Он похож на сумасшедшего профессора, которым мог стать, если бы его университет вдруг не уволил половину кафедры в целях экономии средств. Чтобы быть точнее, он словно безумный профессор, скрещённый с нетерпеливым колли. У него столько нерастраченной энергии. Он тратил её в лекционном зале, вдохновляя своих студентов прелестями Английской Гражданской войны. Сейчас он проводил большую часть времени дома за написанием рассказа о роялистах и круглоголовых или занимался поиском работы. Я уверена, что он в прямом смысле начнёт вырабатывать электричество, если в ближайшее время не займётся чем-нибудь. Возможно, мы сможем использовать его для электропитания квартиры. Его обеспокоенный вид пугает меня. Мой отец из тех, кого лучше не оставлять наедине с электроприборами и вообще с любой техникой. Поэтому я предпочитаю "помогать" ему в таких делах. В противном случае, как правило, не обходится без пострадавших. – Как ты, любимая? – невинно спросил он. – Нормально, – я пытаюсь сдержать волнение, – а что случилось? – Он шаркает носком по ковру. Я принюхиваюсь, нет ли дыма, но воздух в комнате достаточно чистый. Значит, на сей раз ничего не взорвалось. И это радует. – Так… что случилось? – Ну, в общем, я решил постирать белье, пока мама на работе. Постель твоей сестры опять мокрая. Уже второй раз за неделю. У неё ж там не джакузи? – Она сказала, что сильно вспотела ночью. А, ну и у неё немного припухла шея. – Так или иначе,– кивает папа, снова выглядя виноватым,– я немного отвлёкся и что-то сделал с ними. Это звучит плохо. Очень плохо. – Ты что-то сломал? – Не совсем. Он продолжает шаркать носком по ковру. – Хочешь мне что-то показать? Он кивает. Как провинившийся ребенок, он ведет меня через всю квартиру на место преступления, которым оказывается ванная комната со стиральной машиной. Над ванной висит сушилка с развешенным бельем. Пока все нормально. Только вот, я не узнаю некоторых вещей. Они выглядят знакомо, но маленькие, как кукольная одежда. – Извини, любимая. Я лучше приглядываюсь. Ох. Две мои школьные юбки. По крайней мере, были ими. – Температура предварительной стирки была слишком горячей. Тут все немного сжалось. Не понял вовремя. Я смотрю на папу. Он усмехается. – С ними все будет хорошо, правда? Я имею в виду, ты тощая, как палка. Ты стручок фасоли. В любом случае, Ава позволит позаимствовать её вещи. – Да, пап. А ещё позвонит Рианна и попросит меня спеть с ней дуэтом. Мой отец, может, и специалист по Английской Гражданской Войне, но в истории собственной семьи – ни бум-бум. Забыл, что ли, как четыре года назад я проходила стадию увлечения нарядами Авы, и она РАЗ И НАВСЕГДА запретила мне одеваться, как она, и брать её вещи? Недавно она делала исключение для iTunes, но школьная форма? Очень сомневаюсь. Некоторое время мы молча стоим у сушилки. Мы оба думаем, что до того, как папа потерял работу, это вообще не было проблемой. Мы бы просто пошли в "Marks & Spencer" и накупили бы новых юбок. Но сейчас у нас нет такой возможности. У папы слишком высокая квалификация для большинства вакансий. Неизвестно, насколько хватит его выходного пособия, так что каждая копейка на счету. Поэтому у нас с Авой и нет больше карманных денег. Он чувствует себя виноватым, но я не знаю, что сказать, и поэтому молчу.Тем не менее, он чувствует мою неуверенность по поводу Авы. – Послушай, если хочешь, я сам её попрошу. – Спасибо, пап. Но это ему не удается, по крайней мере, не сразу. В конце-концов мы находим её в гостиной, спящую на стопке нетронутых тренировочных тестов. Она спит беспробудным сном и спустя час, когда возвращается с работы мама, гламурная, как никто другой, в зеленой нейлоновой рубашке-поло и брюках под цвет – что на маме, как ни странно, смотрится ну очень эффектно. Только представьте себе Элизабет Тейлор средних лет в зеленом нейлоновом брючном костюме. На сегодняшний день именно благодаря маме мы держимся на плаву. Это была её идея – переехать из нашего прекрасного старинного дома "Роуз Коттедж" в Ричмонде, чтобы сдавать его в аренду, а себе подыскать жилье поскромнее. Она устроилась на работу в местный супермаркет, к тому же периодически подрабатывает по специальности – переводчиком. И ещё она, как и раньше, для нас готовит. Возможно потому, что боится, что папа сломает духовку. – Скоро ужин,– говорит она и показывает полный пакет свежих овощей, купленных по пути домой, – Тед, накроешь на стол? Возьми на помощь Аву. Будь добра. Она нежно будит Аву, которая кажется удивленной тем, что заснула. – О, привет, мам. Наверное, я потом этим займусь,– говорит Ава и зевает, глядя на незаполненные бланки, – а сейчас собираюсь пойти к Луизе, рассказать о Карнаби Стрит. – Нет, не собираешься – твёрдо говорит мама. – Ужин – это святое, ты хорошо это знаешь. – Но я могу чем-нибудь перекусить у Луизы. – Пакет чипсов и сырое песочное тесто не считается "чем-нибудь"– настаивает мама. Ава выглядит надутой. Они спорят об этом несколько раз в неделю. Ава заявляет, что мама замедляет рост её социальных навыков; мама говорит, что если она не будет есть приличную пищу, она замедлит свой рост. Я оставляю их за этим занятием. Мама научилась готовить франзузскую кухню, работая по молодости в ресторане в Лионе. Я бы не пропустила её ужин, даже если бы мне заплатили. Я только хотела бы накрывать стол побольше. После того, как сдали наш дом в аренду, мы переехали в эту квартиру над туристическим магазином на главной дороге в Путни, в двух остановках от школы. Без сада. Всего лишь с двумя спальнями, так что нам с Авой приходится делить комнату на двоих. (Она рыдала.) С зелеными стенами. Коричневой мебелью. И крошечной кухней. Поэтому я раскладываю столовые приборы на маленьком складном столике у стены гостиной. По крайней мере, он у окна. Видно дерево – ясень – в грязном, застроенном дворе между нами и домом сзади. Каждый день я ищу признаки начала роста листьев и изменения цвета. Я скучаю до боли по просторам парка Ричмонд. Сейчас май, поэтому перистые листья ясеня уже полностью сформировались и начинают шелестеть под лёгким вечерним ветерком. Сегодня вечером я не задергиваю занавески, чтобы постоянно наблюдать за тем, как меркнет дневной свет. Родные присоединяются ко мне один за одним: мама с тарелкой рататуя, папа, несущий большую салатницу, и моя сестра, несущая обиду. – Я в порядке, мам, честно. Почему бы мне не пойти позже? –Ты спала за столом, когда я зашла. Думаю, тебе стоит лечь пораньше. –Это был освежающий сон. Сейчас я в порядке. –Пойми, я беспокоюсь о тебе. –Пойми, не стоит. – Ладно, – Папа поспешно прервал разговор, – расскажи нам об утреннем представлении. Как всё прошло? – Не так удачно, как мы надеялись, – вздыхает Ава, – К Тед прицепился мошенник с камерой, она что, не рассказывала? Кстати, Ти, может хватит уже любоваться собой? Я смущённо оглядываюсь. Да, я присматривалась к своему отражению в окне. Просто вспомнились слова кидалы Саймона, и я решила посмотреть, ничего ли не изменилось. Но нет. На месте бровей – по-прежнему белобрысые гусеницы, на голове – недовитое гнездо. То же круглое лицо с широко посаженными глазами и почти бесцветными ресницами. Когда мне было одиннадцать, Дин Дэниэлс сказал, что я похожа на пришельца. Это было перед скачком роста. Потом он стал называть меня Пятницей. Сокращенно от Чумовой Пятницы, что расшифровывается просто Чума. Классный юморист – в этом весь Дин. А я – его любимый источник поводов для шуток. – Нет, – говорит папа. – Мы говорили о... других вещах. Что за мошенник? Ава закатывает глаза и рассказывает ему историю о Холли и пяти сотнях фунтов. Он выглядит шокированным. – Они действительно убедительны, эти люди, – Ава пожимает плечами. – Они дают объявления в местных газетах и в Интернете. Говорят, что вы выглядите совершенно потрясающе, и вам нужно просто заплатить за некоторые фотографии или обучение, или что-нибудь другое. Они взимают с вас целое состояние, а потом – бац! – Что? – Ничего не происходит. – И это "бац"? – спрашиваю я. Ничего не происходит не звучит, как "бац", для меня. – Они сбегают с твоими деньгами, а ты не получаешь никакой работы. "Модельные google-мошенники". Их миллионы. – Ты ни за что ему не заплатила, да? – спрашивает мама, закрывая рот рукой. – Нет, конечно нет. – И они выбрали Тед? – спрашивает папа с удивлением. Спасибо, пап. – Не волнуйся, дорогая, – говорит мама мне, обнадеживающе похлопывая по руке. – Мы бы никогда не позволили тебе пройти через это. Ни в коем случае наша дочь не попала бы в лапы модельного бизнеса, правда Стефан? – Что? – переспрашивает папа. Он был в милях отсюда, переводя взгляд с меня на Аву и обратно – от чудачки к великолепию – и нахмурился в замешательстве. – Я сказала, – повторила мама. – Что мы никогда не позволили бы ей пройти через это. Всё это – наркотики и анорексия, да? – Хм, ты права, – говорит папа, по-прежнему не слушая. – Мэнди, любовь моя, ты обращала внимание на шею Авы? Я сравнивал её с шеей Тед только что. Там настоящая шишка. – Мои гланды увеличиваются, – бурчит Ава, осторожно прикасаясь к шее. – Так было на протяжении многих лет. О, хотя сейчас они стали больше. – Боже мой, ты прав, – говорит мама, внимательно вглядываясь. Затем она кладет вилку с мрачным взглядом. – Никакой школы завтра утром, Ава Форель. Я отвезу тебя к врачу. – Но, ма-ам, у меня волейбол завтра утром! – Серьёзно. Придётся пропустить его. Только один раз — я уверена, что никто не будет возражать. – Могу я одолжить твою юбку, если она тебе не нужна? – быстро спрашиваю я. Ава поднимает бровь, чтобы напомнить мне о наших многочисленных разговорах на эту тему. Тогда это было бы "нет". Я жду папиной поддержки, но он уже забыл. Его мозг всё ещё в другом месте.
Мама ловит мой взгляд. Она ещё не знает о стирке и думает, что я сержусь за то, что папа удивился, что мошенник подкатил ко мне, а не к Аве. – Милая, никогда не забывай, – говорит она. – У тебя есть своя внутренняя красота. Я всегда буду тебя любить. – Отлично. Спасибо, мам. Я была почти в порядке и до этого, но, когда родная мать начинает говорить вам о вашей "внутренней красоте", вы знаете, что официально обречены.
Глава 4
Две недели спустя я демонстрирую сумочки в Париже. На самом деле, конечно же, нет. Сегодня понедельник, и я на репетиции хора в актовом зале. Пою я так же отпадно, как играю на бубне, но моя лучшая подруга Дейзи почти все время любезно заглушает меня своим вокалом в стиле Пинк. Кстати, у нас новый музыкальный руководитель – мистер Андерсон, который прыгает, как шарик в лототроне, разучивая с нами хип-хоп версии произведений Гайдна, Моцарта, или как сегодня – "One Direction" в манере "Debussy". В целом выходит неплохо. Мы с Дейзи, как всегда, стоим позади и можем перекинуться словечком между пением. – Так ты принесла её? – Что? – спрашиваю я. – Визитку, конечно. Я рассказала ей вчера по телефону. Я до сих пор не могу до конца понять, что произошло. – Нет. Её не было у меня в кармане, когда я проверяла. Думаю, что потеряла её. Я вспоминаю бледно-голубой логотип с зубчатой линией. Я искала везде, но она пропала. – А, может, он вернулся на Карнаби Стрит и наживается на очередной бедняжке? Ты даже не представляешь, на что готовы пойти некоторые девицы, чтобы стать моделью. – Нет. А на что? – Ну, много чего. Позволяют втянуть себя в неприятности. Она сердито хмурит брови. Дэйзи вообще часто хмурится. По всей видимости, родители, выбирая ей имя при рождении, представляли себе некое сочетание природной добродетели с белокурыми локонами и лучезарной улыбкой. В итоге они получили копну черных волос, одержимость классическим инди-роком, и легко возбудимое чувство недовольства. Имя Венерина мухоловка[2] подошло бы ей гораздо больше. А маргаритки[3] мне теперь всегда представляются черными и колючими. – Вчера вечером мама рассказывала, что дочь одной из её подруг попалась на такую удочку. Якобы проводился кастинг в рекламу тропических фруктовых соков. Нужно было пройтись по гостиничному номеру в бикини. Когда она пришла, там уже толпилось множество девушек, которых фотографировал парень. Однако, как выяснилось, никто не знал, кто он такой. Не было никакой рекламы. Парнишке просто нравилось разглядывать девушек в бикини. – Фу! Это отвратительно! – Я знаю. – Что ж, этот парень только спросил мой возраст, – говорю я. – Не думаю, что это незаконно. – А должно бы, – ворчит она, – подходить на улице к незнакомкам и фотографировать их. – Но у него был действительно классный Полароид. Наподобие ретро. Хотелось бы мне посмотреть, как из него выскакивает... В зале становится непривычно тихо. Мистер Андерсон гневно косится в нашу сторону. – Эй! Ты там! Мальчик в последнем ряду. Прекрати разговаривать и отвлекаться. Все оглядываются. Сзади нет мальчика, только Дейзи и я. – Да, ты, – продолжает он. – Высокий, рядом с девушкой с колючими волосами. Как только до всех доходит, о ком идёт речь, по залу пробегает волна хохота, и температура моего лица повышается градусов эдак на пять. – Вы имеете в виду Тед? – выкрикивает кто-то. Мистер Андерсон кивает. – Спасибо. Да, ты, Тед. Мальчик сзади. Последние пять минут ты постоянно отвлекался. Пожалуйста, спустись. Это несправедливо по многим причинам. Для начала, в основном говорила Дейзи. Я стараюсь выполнить его просьбу, но не могу пошевелиться. Меня словно парализовало. А лицо, наверное, горит так, что на него можно ориентироваться, как на маяк. Ведь я думала, что нравлюсь мистеру Андерсону. Я думала, он был приятно удивлен моей регги интерпретацией «Аве Марии». Мне и в голову не могло прийти, что он даже не знает, что я – девушка. Дейзи подталкивает меня, округлив глаза. – Прости, – шепчет она. Затем опускает взгляд на мои ноги, и на её лице отражается сочувствие. О, нет... я совсем забыла об этом. Непостижимым образом папа умудрился сжать юбку в длину, но не в ширину. В талии она по-прежнему сидит хорошо, а вот длина её изменилась. Очень сильно изменилась. Длина – это вообще громко сказано. Скорее, "коротина". Потому что юбка стала супер-мини. Настолько короткой, что если заправить в неё рубашку, то она ещё и выглядывать будет снизу. – Всё будет в порядке, – неубедительно говорит Дейзи. Я смотрю на неё. А затем на свои ноги. – Я жду, – вздыхает мистер Андерсон, постукивая ногой. Постепенно чувствительность возвращается. Ощущая себя живой неоновой палочкой, я спускаюсь между рядами хихикающих певунов. Затем пересекаю сцену актового зала и подхожу к мистеру Андерсону, сидящему за роялем. И стою, слегка покачиваясь. Единственное, что держит меня на ногах – понимание, что ему будет гораздо более неловко, чем мне. – Это понятно, – говорит голос с первого ряда. Это Дин Дэниелс, естественно. Классный шутник и подражатель звездам Х-фактора. – У неё нет груди. Мальчишеское имя. Легко ошибиться, сэр. Но она, безусловно, девушка: вы можете сказать это по цвету её трусиков. Что? Я смотрю вниз в панике. Какого цвета трусики я одела? Как он мог их увидеть? Юбка так коротка? Я дергаю её вниз до упора, а половина хора взрывается смехом. О, великолепно. Спасибо, Дин. День становится таким прекрасным. – Э-э, я вижу, – грубо бормочет мистер Андерсон. – Достаточно с вас, Дин. Прощу прощения, э-э, Тед, да? – Сокращенно от Эдвина, – шепчу я. – Верно. Эдвина. Не делайте так больше... разговоры, это... Возвращайтесь на свое место. Хм, напомните, на чём мы остановились? – Любование бельем Пятницы, – сказал голос из второго ряда, недостаточно громко, чтобы услышал мистер Андерсон, но достаточно для усмешки Дина. Это Кэлли Харвест, самодовольно сидящая в облаке пышных волос и фирменного парфюма – Сияние от Бритни Спирс. Я могу чувствовать запах отсюда. Я уверена, что он всегда будет напоминать мне об этом моменте. И мне хочется заболеть. Кэлли ухмыляется Дину. Я избегаю смотреть кому-либо в глаза, пока прокладываю путь обратно к моему месту сзади, интересно, кому в идеальном мире я бы отомстила первому: Кэлли, папе, Дину, или Дейзи… Дейзи выглядит достойной прощения, когда я сажусь рядом с ней, глаза жжет. Она даже дает мне свитер, так что я могу прикрыть ноги. Я не могу видеть их прямо сейчас. Они выглядят довольно глупо, даже в лучшие времена, – висящие спагетти на месте бедер, но в этот момент их бесконечная худая бледность – это больше, чем я могу вынести. Мистер Андерсон поднимает руки. – Все поём "What Makes You Beautiful". С начала. Остальные встают, чтобы спеть, пока я сижу на месте и жалею о том, что вообще пришла сегодня в школу. Почему у себя в голове, я – Тед Форель – порядочная экс-гимнастка, дружелюбная, артистическая, верный сторонник Woodland Trust, в то время как для окружающих я "сзади мальчик"? Или Чумовая пятница? Или, как сейчас, "девушка в трусиках"? Они попадают в ноты. Один голос поет выше других, делая это в знаменитом стиле Гарри Стайлса. Дин. Если бы я могла отомстить всем, первым был бы он. Парня все любили, потому что он всегда отпускал шуточки и смеялся. Он недурен собой, если вам случайно нравится прическа в период раннего подражания Биберу. – Я случайно узнала, что Кэлли влюблена в него с Рождества, и теперь он, вроде как, уделяет ей внимание. Он постоянно оборачивается, чтобы улыбнуться ей. Если Дин на твоей стороне, всё прекрасно. Просто должна быть другая сторона, где всё наперекосяк, и я на этой стороне. Я и все остальные уроды и неудачники. Но главным образом я.Глава 5
– А какого цвета трусики на тебе надеты? – спрашивает Ава. Мы едем на автобусе домой. – Не в этом дело! Вроде лиловые, раз уж ты спрашиваешь. Каким-то образом мне удалось занять место рядом с ней. Я хотела разделить с ней свою боль, но она воспринимает это недостаточно серьёзно. – Держу пари, сейчас они серые, – говорит она. – Кажется, вся наша одежда становится серой, когда папа принимает участие в стирке. – Знаешь, всё это – твоя вина, потому что ты не дала мне свою юбку вчера вечером. Она выглядит виноватой. – Хорошо, ты можешь взять одну с изворотливым поясом. – О, великолепно. Теперь уже слишком поздно. – Ну, я всегда могу оставить её себе. – Нет! Я позаимствую её, – быстро отвечаю я. Есть дурное настроение и есть самосохранение. Я не глупая. Она улыбается и выглядывает из окна второго этажа автобуса. Мое любимое место в автобусе. Оно всегда занято, когда я пробую сесть там, но почему-то, когда Ава хочет, там свободно. Это, должно быть, магия вуду или нечто вроде. Она всегда была такой. Она царапает свою руку, и я замечаю пластырь возле её локтя. – О, врач делал тебе анализ крови? – Угу, – говорит она, – и он хочет сделать мне биопсию шеи. – Что это такое? – Они втыкают иголку и высасывают то, что внутри, чтобы протестировать. Она знает, как я ненавижу иглы, так что она говорит это, размахивая руками и с выпученными глазами, нависая надо мной как сумасшедший ученый. – Фу, отвали от меня! Звучит гадко. Ты, кажется, в хорошем настроении для того, кто сдавал кровь. – Было немного неприятно, – говорит она. – Мне пришло сообщение от «Константин и Рид» сегодня утром. Я получила работу! Луиза тоже. Четыре недели работы продавщицей. Дольше, если мы захотим. Так что лето устроено. – Она говорит это певучим, счастливым голосом. – Я увижу Джесси. И я буду заниматься сёрфингом. И получу скидку. – Так нам не придётся петь на улицах! – Это был полезный опыт, Tи, – говорит она, тыкая меня в бок. – Подумать только, теперь ты можешь написать в резюме – профессиональный музыкант. – У меня нет резюме. – Ну, когда-нибудь будет. Считается ли жвачка профессиональной платой? Она снова выглядит сонной и кладет голову мне на плечо. – Просто надеюсь, что они не зададут тебе слишком много вопросов в интервью. Все будет в порядке. Поверь мне. Она закрывает глаза. Разные студенты заходят, чтобы найти свободные места в начале автобуса, видят Аву, отдыхающую рядом со мной, и дружески машут мне. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь удержать этот момент. Пять минут я не “девушка в трусиках” – я “сестра Авы Траут ”. Может быть, это делает меня временно классной. Я расслабляюсь и, наконец, перестаю краснеть. Между тем, двойник Элизабет Тейлор рядом со мной начинает осторожно храпеть в мой воротник. Оглядываясь назад десять дней спустя, сон был ключом к разгадке. Были и другие зацепки, но мы упустили их. Мы все думали, что это сочетание переходного возраста, переезда, стресса из-за экзамена, вируса. Вместо этого, мы беспокоились о тестах по математике и социологии, о сером нижнем белье, об окончании книжной главы и недожаренном картофеле по-французски. Затем как-то утром позвонил врач сказать, что готовы результаты биопсии. Мама и Ава договорились забрать их после обеда, пока я была в школе. Я вообще об этом не думала. По странному стечению обстоятельств, выходя из автобуса, я замечаю их, идущих домой от врача. Я зову их, они оборачиваются и смотрят на меня. Это первое июня. Прекрасный летний день. Белые клёны вдоль дороги – ярко зелёные, листья выделяются на фоне кристально-голубого неба. Но лицо мамы серое, как наша коллекция нижнего белья. Как и лицо Авы. Они не хотят разговаривать со мной. Ни единого слова. Это ... это нехорошо. У меня так же шумело в ушах, когда я стала жертвой мошенничества на Карнаби Стрит. Я хочу сказать что-нибудь, но я не могу придумать правильный вопрос, потому что я не уверена, что хочу знать ответ. Я просто жду рядом с Авой, пока мама старается изо всех сил попасть ключом в замок входной двери. Её руки трясутся. Небо не имеет смысла. Вот что я думаю. Голубое небо не имеет смысла. Сегодня неправильно небо. Папа ждет на верху лестницы. Я не знаю, позвонила ли ему мама от врача, или он просто знал, но его лицо тоже серое. Он выглядит так, будто что-то тяжелое вот-вот упадет на него, и он волнуется, что будет сбит с ног. Мы каким-то образом оказываемся в гостиной и, не задумываясь, садимся за стол на наши обычные места. Четыре серых лицах, в обрамлении голубого неба и ясеня, который радостно качается в открытом окне, поймав летний ветерок. Папа смотрит на маму. Что-то в выражении его лица заставляет меня взять его за руку. – Это лимфома,– говорит ему мама.– Биопсия довольно точна. Им нужно будет сделать больше тестов, но врачи думают, что Ава больна уже несколько месяцев. Месяцев, Стивен. А те, другие анализы крови, показывали, что она в порядке... Она пристально смотрит в стол. Её руки до сих пор дрожат. Она говорит об Аве, как будто той здесь нет, и что-то в Аве говорит, что в данный момент её здесь нет. В её глазах далекий, отсутствующий взгляд. – Что такое лимфома? – спрашиваю я. Мама старается ответить, но не может. – Это рак, милая, – говорит папа, удивляя самого себя звуком собственного голоса. – Я так думаю. Да? Мама кивает едва заметно, практически незаметно. Но рак для стариков. Мамин папа умер от него два года назад. Рак убивает вас. У Авы не может быть этого. Может быть, это просто очень сильный грипп. Или астма? – Они посылают нас к детскому онкологу,– говорит мама, – У него есть окно в субботу утром. Очевидно, он принимает больных на выходных, что хорошо. Не всегда удаётся попасть так быстро, но кто-то отказался, и они не хотели терять время. Она замолкает так же внезапно, как начала говорить, и смотрит из окна на дерево, как будто она только что заметила его. Я пристально смотрю на шею Авы, точно так же, как делал папа, когда впервые указал на опухоль. Когда ты смотришь, это очевидно. Быть может, это и есть настоящая опухоль, о которой говорят в «Анатомии страсти»? Я чувствую, как моё тело холодеет. Я не хочу никого беспокоить, но думаю, что собираюсь упасть в обморок. Папа сжимает мою руку, чтобы поддержать меня. – Не волнуйся, милая. Всё будет в порядке. Она будет в порядке. Не так ли, Ава, моя дорогая? Да, Мэнди, любимая? Что ещё сказал доктор? В папином голосе есть скрытый сигнал, который ясно говорит маме, что нам нужны хорошие новости, и быстро. Мама выходит из задумчивости и кивает. – Он сказал, что это довольно распространено среди подростков, и они точно знают, что делать. Он сказал, что человек в больнице, доктор ... я забыла его имя. Чёрт. Доктор ... – Она проводит ладонью по лбу и сдается в попытке вспомнить. – Как-то там. Во всяком случае, его очень уважают, и он объяснит всё в субботу. – Всё будет хорошо, верно? – уточняет папа. Мама натянуто улыбается и ничего не говорит. Очевидно, врач не говорил, что всё будет в порядке. – Я иду спать, – говорит Ава, вставая и не смотря ни на кого из нас. – Разбудите меня позже. Три серых лица кивают. Когда она уходит, все молчат. Ветер продолжает дуть. Это единственный звук в комнате. Любимые фотографии Авы приклеены внутри кдвери шкафа. Она стоит на пляже в Корнуолле в гидрокостюме, сжимая в руках доску для сёрфинга. Рядом с ней мальчик с белоснежными волосами, мускулистым торсом и насыщенным золотым загаром. Это Джесси, прошлым летом учивший Аву сёрфингу, когда мы отправились отдыхать неподалёку от Ползиса. И влюбившийся в неё, но это вполне нормально. Ава все время имеет дело с мальчиками, которые влюбляются в неё. Разница в том, что на этот раз это оказалось взаимно. Джесси удивительно милый для того, кто настолько великолепен. Мама и папа были убеждены, что их роман не продлится и несколько месяцев, ведь они не видели друг друга, не считая одного выходного на Рождество, когда он приезжал в гости – но он до сих пор длится. Сейчас фото слегка изорвано, потому что она регулярно принимается его целовать и гладить, несмотря на то, что у неё есть такое же в телефоне, его она тоже гладит и целует. Я знаю. Ава со своей лучшей подругой, Луизой Рэндольф, капитаном волейбольной команды. Они в сочетающихся узких джинсах, кружевных кофточках и с дымчатым макияжем выглядят так, будто собираются подписать контракт со звукозаписывающей компанией. На самом деле, думаю, они собирались в боулинг. Групповой снимок нескольких девушек в коротких юбках и свитерах, сжимающих клюшки для хоккея на траве и улыбающихся. В центре Ава держит серебряный Кубок, который они выиграли в прошлом году на Турнире среди Школ Южного Лондона. Команда собирается в поездку в Бельгию в следующем семестре, если они смогут собрать деньги. Это жизнь Авы: Джесси, сёрфинг, волейбол летом, её друзья, очаровательность, хоккей на траве зимой – не говоря уже о выпускных экзаменах, которые она сдает в следующем году. Я не думаю, что у неё есть время для рака.Глава 6
В субботу утром мы оказываемся в здании в центре Лондона, которое, как уверяет нас папа, недалеко от Британского Музея. Мама холодно смотрит на папу. Нас не волнует, находится ли здание на вершине Британского Музея или, скажем, в Лондонском Зоопарке. Это больница. Где педиатры и онкологи принимают своих новых пациентов. Детские онкологи это врачи, которые имеют дело с онкологическими заболеваниями у детей. Мой словарный запас растет с каждой минутой. Внутри оно огромное, полное блестящих этажей и знаков, указывающих на места, где люди лечат множество болезней со страшными названиями, многие из которых я впервые слышала. В коридорах улыбчивый персонал в красочной униформе спешит мимо семей с серыми лицами, точно такими же, как у мамы и Авы, когда они впервые узнали. Как и все, мы выглядим потерянными. Мы тратим двадцать минут, чтобы найти коридор, где врач-консультант Авы, доктор Христодулу, принимает пациентов. Несмотря на то, что папа – высококвалифицированный академик, он, кажется, не может следовать простым указаниям. Мы сидим в зале ожидания, избегая смотреть в глаза другим семьям. Машинально мама и папа оглядываются по сторонам, чтобы найти что-нибудь почитать. Вы не можете быть переводчиком с французского и бывшим профессором истории, если всю жизнь вы не читаете почти все, что попадает вам в руки. Мама берет единственную газету. Папа уходит в журнал с большим количеством записей, который, как оказалось, называется «Хорошее Домоводство». Все равно он его читает. Возможно, он найдёт несколько советов для стирки. Ава уже полностью погрузилась в чтение старой копии «Мари Клер». Так что для меня остается только «Hello!». Я скоро буду знать о красивых домах и неудачливых в любви жизнях второсортных знаменитостей больше, чем когда-либо хотела или нуждалась. К счастью, врач-консультант управляется на пять минут раньше графика. Голова медсестры появляется в двери зала ожидания, чтобы показать, что можно войти. Консультация идёт как в тумане. Доктор Христодулу не так стар, как я ожидала, – на самом деле моложе Папы, с гладким, без морщин лицом и чёрными волнистыми волосами. Должно быть, он закончил обучение очень быстро. Интересно, он действительно уже может быть "высокоуважаемым экспертом”. Но ради Авы, он должен быть. Он объясняет, что тип её лимфомы называется болезнью Ходжкина. Шишка у неё на шее –не опухоль, как я себе это представляла, а увеличенные лимфатические узлы. Я не знала, что у нас есть лимфатические узлы, но теперь я знаю, и у Авы рак. Как только они узнают, как далеко он распространился, то начнут применять химиотерапию, много сильных лекарств, которые несколько недель будут заполнять её кровь, пока не избавятся от болезни. И если это не сработает, они попробуют лучевую терапию. Чудесно. Теперь нисколько не страшно. – Но ты хорошо выглядишь, Ава, – говорит врач, улыбаясь. – Это хорошее начало. Он не первый человек, который говорит, что Ава хорошо выглядит. Далеко не первый. Это просто необычно в этих обстоятельствах. Она по-прежнему застенчиво улыбается, как будто забыла, зачем мы здесь. Я думаю, что она пытается сосредоточиться. И он неплох сам по себе, как и все детские онкологи. Я действительно должна перестать замечать такие вещи. – Мой секретарь запишет вас на другие необходимые тесты. Это займет всего несколько дней. Лучше сделать все тесты вместе. Мама сморкается в платок; она уже использовала почти всю коробку, заботливо поставленную рядом с ней. Я думаю, что мы все слегка влюблены в доктора Христодулу. Даже папа выглядит не таким серым, как пять минут назад. – И вы можете сделать так, что ей станет лучше? – спрашивает он, кашляя. Врач немного колеблется. – Я не могу давать никаких обещаний. Но я могу сказать, что лечение очень эффективно. Более девяноста процентов наших пациентов полностью излечиваются.– Затем он обращает своё внимание к Аве.– Сейчас, пока вы здесь, я хотел бы, чтобы наш флеботомист взял пробы. – Он улыбается нашим бледным лицам. – Пробы крови. Это не займёт много времени. Следующее, что мы осознаем, мы снова в коридоре. Аву и маму отводят туда, где обитают флеботомисты – где-то в подвале. – Папе и мне предлагают вернуться в комнату ожидания. Я хочу поговорить с папой о последней части разговора – о лечении болезни. Девяносто процентов успеха – это здорово, конечно. Это достаточно много в любом деле. Но у меня предстоящий экзамен – математика, и я совершенно уверена, что если вы берете девяносто процентов от ста, это значит, что десять процентов людей не всегда вылечиваются. Что с ними происходит? Однако папа уже снова уткнулся в «Хорошее Домоводство». Он не совсем избегает меня, но я могу сказать, что он не готов говорить. Эта мысль тоже приходила ему в голову. Вместо разговора я беру брошенный рядом со старым местом Авы «Мари Клер» и листаю его. В нём более ста страниц с совершенными, невероятными телами в бикини и туфлях на высоких каблуках. О-го-го. Но мне нужно отвлечься. Любое отвлечение. Так что я решаю прочитать страницу за страницей, пока мама и Ава не вернутся, или до тех пор, пока мой мозг не расплавится – смотря, что произойдет раньше. В «Мари Клер» огромное количество рекламы помады. Больше, чем казалось бы возможно. И рекламы тональной основы. И духов. И сумочек. Я начинаю удивляться, как я прожила пятнадцать лет жизни, не имея подходящей помады (я пользуюсь блеском для губ, если вспоминаю, обычно забываю), или тональной основы, или духов (я занимаю у мамы или у Авы, когда это может сойти мне с рук), или сумочки. Да, у меня правда нет собственной сумочки. У меня есть небольшой холщовый рюкзак, который мне прекрасно служит. Или, по крайней мере, я так думала. Может быть, у меня должна быть собственная сумка. Я начинаю чувствовать, что разочаровываю индустрию сумочек. Мама и Ава всё ещё не вернулись. Я продолжаю. Тут статья на тему: "Как получить идеальное тело для пляжа". Другая статья о том, что лучше – бикини или цельный купальник. И очень длинная статья, о том, как одна стареющая блондинка просматривает свой гардероб с дизайнерской одеждой, объясняя, какая одежда для неё особенная и почему. Я уверена, у неё много сумочек и ни одного холщового рюкзака. – Что ты читаешь? – спрашивает меня папа. Я поднимаю глаза. – Это журнал о женщинах, у которых много одежды. – Зачем? – Зачем что? – Зачем им много одежды? Это справедливый вопрос, особенно от человека, у которого три рубашки и две пары штанов. Я не уверена в ответе, поэтому возвращаюсь к началу статьи и читаю рекламную аннотацию более внимательно: «Мой роман с модой: Кассандра Споук, основательница Модел Сити, проводит интимный тур по гардеробу». На картинке Кассандра Споук в своём кабинете. У неё пронзительно-голубые глаза, загорелая кожа и шелковистые светлые волосы с идеально прямым пробором. Она в чёрном шелковом платье и на очень высоких каблуках. Позади неё весит логотип, который представляет её супер-агентство. Это зубчато-чёрная M внутри бледно-голубого круга. Круг совпадает с цветом её глаз, и на самом деле он в форме C, как "City". Ох. Этот логотип, я уверена, такой же, как на той визитке, которую Симон-мошенник дал мне на Карнаби Стрит. Если только... может быть, он не был мошенником. – Тед, ты в порядке? – спрашивает отец, нахмурившись. Я тупо киваю и пытаюсь игнорировать всё чаще знакомый звук жужжания в ушах. Я думаю, что отвергла контракт с легальным модельным агентством, принадлежащим модной звезде. А моя сестра сдает кровь, чтобы понять, почему у неё на шее рак. Я чувствую, будто мир перевернулся вверх дном. Я не уверена, что готова к этому.Глава 7
Остаток выходных проходит в тумане телефонных звонков, забытой еды, заброшенного домашнего задания и бессонных ночей. Вернувшись в понедельник в школу, Дэйзи помогает мне свыкнуться с новостями. – Почему бы нам не выйти на улицу? – говорит она на первой перемене. – Такой хороший день. Мы могли бы посидеть на пригорке. Травянистый пригорок является частью ландшафта нового школьного кафетерия. Я следую туда за ней, чтобы поговорить. Обычно мы сидим сами по себе, но сегодня нас постоянно прерывает поток великолепных учеников, которые вдруг хотят поговорить со мной. Со мной! Заметьте, я быстро возвращаюсь на землю, когда понимаю почему. – Ты сестра Авы? – Я слышал, у неё плохие новости, правда? – Она здесь сегодня? Я не видел её. Я немного волнуюсь, честно говоря. – Передай ей привет от меня, хорошо? Вот мой номер, на случай если у неё нет. Дэйзи сидит, вытаращив глаза на то, как они проходят мимо. – Не могу поверить, что Шейн Мэттьюс пытается приударить за Авой в такое время – бормочет она с отвращением. – Разве он не знает, что у неё есть парень? Кстати, что сказал консультант? Она вернется в школу? Я киваю. – Ей просто нужно несколько дней, чтобы привыкнуть и сделать некоторые тесты. Он сказал продолжать жить настолько обычно, насколько это возможно. – Как будто ты сейчас чувствуешь себя нормально,– говорит Дэйзи, излучая сарказм. Она права. Я даже не могу вспомнить, каково это – чувствовать себя нормально. Все, что я чувствую сейчас – это пустота, пока мы ждём следующую порцию информации, чтобы придумать, что делать дальше. Этим утром в классе наш классный руководитель, мистер Уиллис, рассказал всем, что произошло, пока я была отправлена к психологу поговорить о моих чувствах, что было пустой тратой времени для нас обоих, потому что пустота – слишком сложное чувство, чтобы его описать. Однако это добавило новое чувство – вину из-за чувства пустоты, вместо каких-либо других чувств, которые у меня должны были быть. Можно было бы поговорить об этом, но я не стала, потому что к этому времени было пора вернуться в класс, где на меня все уставились буквально с открытыми ртами. Это было не лучшее начало дня. Между тем более симпатичные мальчики проходят мимо травянистого пригорка, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Слава богу, что я сижу в одолженной у Авы юбке, а не в моей микро-мини. Я чувствую себя как ходячая книга соболезнований и одновременно сайт знакомств. Полагаю, я могла бы попытаться и описать это психологу в следующий раз, но я не думаю, что именно это чувство она искала. Звенит звонок. Я и Дэйзи встаем. У нас экзамен по математике. Я не могу себе представить, почему они выбирают июнь, самый замечательный месяц во всем английском календаре, и каждый год вашей школьной жизни заполняют его экзаменами. – Кстати, как Ава справляется? – спрашивает она. Я пожимаю плечами. – Не знаю. Она довольно тихая. Она кажется такой спокойной, но она, должно быть, чувствует себя так ... как будто она избегает этого. Я слышала её разговор с Джесси, как она будет скучать по пляжу этим летом, но это всё. Хотя мама плачет каждые пять минут. И Папа случайно сломал часы. – А ты? Я использую тот факт, что мы вошли в наш математический класс, как предлог, чтобы не отвечать. Потому что, когда мы вернулись из больницы в субботу, я отвлеклась. Возможно, я просто не хотела думать о плохих новостях, но я не могла не вспомнить тот логотип в «Мари Клер», а Симон – не мошенник, он мне сказал правду на Карнаби-стрит. Я пытаюсь разобраться в услышанном: «Вы не задумывались о том, чтобы стать моделью», – я все ещё не могу это сделать. Мама застала меня уставившейся на себя в зеркало в ванной и спросила, нашла ли я прыщик. Я сказала: «Да, нашла», – это было проще, чем объяснять, что я пыталась найти любое мимолетное сходство между мной и Кейт Мосс. Или с девушкой на обложке «Мари Клер». Или кем-то из журнала, выглядящим как на картинке "до" в рекламе пластической хирургии. Я знаю, что это эгоистично, но я просто хочу знать, что имел в виду Симон, и почему он выбрал из всех именно меня. Ночью Ава не может заснуть. Не могу и я. Я слышу, как она постоянно ворочается в постели на другой стороне комнаты. Её кожа чешется и вызывает дискомфорт. Один из симптомов, которому мы не уделили достаточного внимания – это жар и ночная потливость. Тело очень долго пыталось ей что-то сказать. – Тебе жарко? – шепчу я. – Немного. Тишина. – Ава? Ничего. – Ты в порядке? Медленный вздох. – Как ты думаешь? Снова тишина, пока я мысленно делаю заметку: не спрашивать мою сестру, в порядке ли она. Когда-нибудь. Снова. Идиотка. – Я могу что-нибудь сделать? Она отодвинулась за тумбочку у кровати. – Только не говори со мной об этом, хорошо? Поговори со мной о чём-нибудь другом. Дерево обнимается? Последняя одержимость Дейзи? Я не знаю, – о чём-нибудь. Ах, да. Хорошо. Я не собиралась говорить об этом, но так как она попросила... – Э, на самом деле, есть кое что. Ава, что если тот парень, Симон, оказался бы настоящим? – Какой Симон? – ворчит она сердито. Я опираюсь на локоть и шепчу громче: – Симон с Карнаби Стрит. Скаут. Что, если он в действительности имел в виду ту чепуху обо мне? Что, если это не было аферой? Раздается внезапное шуршание, затем щелчок. Зажигается светильник рядом с кроватью. Ава сидит в постели и смотрит прямо на меня. – Ты уверена? – Нет. Я имею в виду, он, возможно, шутил или ещё что-то. Но его агентство существует – Модел Сити. Я проверила их сайт. В нём работает та знаменитая девушка Изабель Каррутерс, которая мелькает в журналах... я не знаю... не Лили Коул, но другие люди, о которых ты слышала. – Что? Правда? Это никогда не приходило мне в голову. – Большое спасибо. – Извини. Просто ... В прошлом году Холли пошла на поводу у этих мошенников. И я просто предположила, что... – Я знаю, – вздыхаю я. Я не виню её. Конечно, если бы он выбрал Аву, мы обе предположили бы, что он настоящий. – Наверное, хоть раз они должны быть настоящими,– она продолжает. – Или как бы они находили людей? Ты знаешь, я мечтала о том, чтобы стать моделью. Немного. Тайно. До того как я встретила Джесси. – Правда? – Да.– Она расплывается в улыбке. – Я и Луиза. Представь себе одежду ... макияж. Всегда хорошо выглядеть. Прически. Встречи со знаменитостями. Путешествия на частных самолетах. Практически, жить в Париже. Одежда... – Ты уже говорила одежда. – Я знаю. Практически жить в Милане. Практически жить в Нью-Йорке. Деньги. Одежда... Это звучит очень утомительно. Вся эта смена нарядов, помимо всего прочего. – Так что случилось? – Ну, во-первых, я открыла сёрфинг. После того, как почувствовала это удовольствие, с ним ничего не может сравниться. Она замолкает, явно вспоминая прошлое лето и свои ощущения. – И? – Ох, и Джесси сказал, что никогда не будет встречаться с моделью и через миллион лет. – Почему? Она задумывается на минуту. – Он никогда не говорил. Я его не спрашивала. Он просто казался очень уверенным в этом. Кроме того, он сказал, что, хотя я идеальна для него во всех отношениях, я слишком низкая для модели. Нужно быть по крайней мере пять футов девять дюймов[4] или выше, а я пять футов семь дюймов[5]. – Это странно. Джесси – парень-серфенгист из Корнуолла. Откуда ему это знать? Она снова пожимает плечами. – Не знаю. Он знает много странных вещей. Её глупая улыбка возвращается. Теперь она лихорадочно думает о сёрфинге и о погоне за Джесси. Затем выражение её лица снова меняется, и она смотрит на меня задумчиво, склонив голову набок. – Но мы говорим не обо мне. Мы говорим о тебе. Если подумать, всё понятно. Один раз я смотрела передачу про моделей, и там сказали, что девушки, которых выбирают необязательно те, о ком вы думаете. Им нужны люди, которые ... необычные. Они должны особенно выглядеть. И они упомянули минимальный рост. Ты, должно быть, пять футов и одиннадцать дюймов[6]. – Итак, Саймон выбрал меня потому что я чудовищно высокая. – И чудовищно худая. А он не сказал, что думает, что ты выглядишь великолепно? – Нет. Он сказал "удивительно". – Всё равно. Преодолей себя, Tи! – Ты только что сказала, что я могу быть моделью! Снова тишина. Ава что-то замышляет, пока оценивает свои идеальные ногти. – Да, в самом деле, – в итоге говорит она с растущим волнением в голосе. – Если бы этот парень был настоящим, ты могла бы! Было бы так здорово. Ты могла бы получить много бесплатных вещей и дать мне что-нибудь. Ты могла бы рассказать мне о знаменитостях, какие они за сценой, приёмах бизнеса... – И принимать наркотики и заработать анорексию, – напоминаю я ей, думая о маме. Она фыркает. – Они не могут всё это делать. Кроме того, мама никогда бы не позволила тебе заработать анорексию. Она практически пичкает нас, как будто у нас действительно анорексия. Во всяком случае, ты ешь как лошадь. Если бы тебе пришлось прожить более двадцати минут без печенья, ты бы свалилась. Это правда. Однако Ава стала рассматривать другой изъян в плане: помимо того, что я не так уж и красива, но клинически безумна – мама. Она полностью запретила мне даже попытаться стать моделью. Я указываю на это. – Я уверена, что смогу убедить её, – говорит Ава, беспокоясь о своих ногтях. – Подумай о деньгах, Тед. Линда Евангелиста не встает с постели меньше чем за десять тысяч долларов в день. – Кто такая Линда Евангелиста? – О, ради Бога! Во всяком случае, представь себе, что мама смогла бы сделать с десятью тысячами долларов. Я не могу. Я могу представить себе, что я могу сделать с десятью тысячами долларов – разменянными на фунты, конечно. Я бы хотела получить обратно наш старый коттедж в Ричмонде. Сад. Мое собственное пространство ... которое я не ценила, пока оно у меня было. Ох, и я хотела бы купить пару школьных юбок. Длинных. И много нижнего белья. – Но есть другой вариант, – намекает Ава. Я не уверена, что она сама верит, что для мамы деньги будут значимым аргументом. – Ох. Какой? – Не говорить ей. Не с самого начала, во всяком случае. Пока ты не станешь супер-успешной. Никто не будет против, если ты станешь супер-успешной. – Блестящая мысль. Гениально, – говорю я. Я не часто саркастична с сестрой, но честно. Это самая бредовая идея, которую я когда-либо слышала. – Слушай. – Она садится снова, обхватив руками колени и положив голову на них. Она выглядит обессиленной. Эти темные круги под глазами были ещё одним ключом к разгадке. Кажется невозможным, что кто-то, с кем ты находишься каждый день может болеть раком, а ты даже не видишь этого. И здесь мы говорим о том, чтобы быть моделью: должно быть мы обе сумасшедшие. – Я собиралась быть... занятой этим летом. Приемы у врача и ... ты помнишь Нэн. Химиотерапия это трудно. У тебя должно быть что-то забавное, чтобы думать об этом. Мы обе должны иметь что-то. Ты не можешь положиться на меня в плане веселья. Это верно. Я знаю, я полагаюсь на неё слишком много, но она всегда была там – придумывая сумасшедшие вещи – и думаю, я просто привыкла к этому. Конечно, это раздражает иногда, но я не хочу, чтобы что-то менялось. Определенно не так. Если психолог спросил бы меня, что я чувствую прямо сейчас, я бы сказала, что расстроена, расстроена и напугана. Наконец, Ава выключает свет, и я лежу в темноте, размышляя. Об Аве, обо мне, о Симоне. О том, что у тебя отбирают целое лето, потому что отец заметил шишку у тебя на шее. О заработке в десять тысяч долларов в день. Это правда возможно? И кто такая Линда Евангелиста, в конце концов?Глава 8
На следующей неделе солнце становится жарче с каждым днём. В школе травянистый холмик заполняется людьми, загорающими между экзаменами. Дома побледнели листья ясеня, и он выглядит почти так же хорошо, как деревья в Ричмонде. Когда мама не работает, она полностью погружается в книгу рецептов питательных летних салатов с красными фруктами и зелеными листьями. Очевидно, темные цвета полны антиоксидантов, и они помогут Аве поправиться – вместе с огромным количеством химикатов, которое начинают ей вводить. Лично я не вижу, как несколько ягод малины собираются соперничать с химиотерапией, но мама готова попробовать всё что угодно. Кажется, это её способ выживания. Папин способ: между маниакальными приступами написания книги и попытками починить часы – исследование болезни Ходжкина в интернете. Мой способ ... глазеть из окна, в основном. В школе Дейзи часто вынуждена меня толкать, потому что я не слышу, что она только что сказала. Из всех нас Ава самая расслабленная. Для неё самая большая проблема – то, что у Джесси двойка по большинству выпускных экзаменов и тренировка к большой парусной гонке, поэтому он не может навещать её. А так она удивительно хорошо справляется. Возможно, это обнадеживающее отношение доктора Христодулу. Возможно, потому что все привлекательные парни из класса помогают ей всякий раз, когда в школе дают дополнительные тесты. Может быть, потому что она не сильна в математике. (Я до сих пор не могу вспоминать о десяти процентах, но, возможно, она не замечает). Она просто хочет, чтобы всё продолжалось как обычно. Через неделю после нашего фото-провала я прихожу домой после школы, а она шумно спорит с мамой. – Я не хочу, чтобы ты шла со мной! – Но ты не можешь пойти сама, дорогая. Ты очень больна! – Я этого не чувствую. И ты будешь везде плакать. Я ненавижу это! – Я обещаю не плакать. – Ты и сейчас плачешь! Мама потирает нос. – Нет. Послушай, дорогая, это очень важное назначение. – Оно абсолютно обычное! – Ава громко вздыхает и видит меня в дверях гостиной. – Скажи ей, Тед. Я просто должна забежать в больницу в субботу, чтобы проверить, все ли идёт правильно. Я сама могу справиться за пару часов. Она превращает это в важную экспедицию. Под "всем", я думаю, она имеет в виду тонкие пластиковые трубки, которые ей вчера вставляли в грудь, называющиеся линии Хикмана. Один конец трубки выведен, чтобы в её кровь могла поступать химиотерапия, которая начинается в понедельник. Фу... Отвратительно. На самом деле, когда вчера вечером она мне это показала, то оно выглядело довольно аккуратно. Не так плохо, как я ожидала, – немного напоминает наушники для мега-iPod, приклеенные к коже. Но всё-таки... Неудивительно, что мама хочет пойти с ней проверить, что это работает. – Эм... – Я могу пойти пешком, мам. Могу поехать на метро. Эти трубки ничего не весят. Кроме того, тебе нужно работать. Знаешь, Тед может пойти со мной. Что скажешь, Ти? – Ну, вообще-то Дэйзи пригласила меня в... Ава прикидывается виноватой. Это поддельное виноватое выражение, я знаю, даже не предназначенное для того, чтобы заставить меня почувствовать себя виновной, но когда у твоей сестры лимфома ... – Хорошо, я пойду. Мама вздыхает. – Тогда ладно. Если ты уверена. Я знаю, ты не любишь, когда я беспокоюсь из-за пустяков, дорогая. Ава вздыхает. – Вот именно. Когда Аве поставили диагноз, всё, что мы хотели – новости, подробности и объяснения. Затем пришли результаты тестирования, и, кажется, они просто ещё больше всё запутали. По-видимому, болезнь достигла стадии 2B, что позволило определить, какой тип химиотерапии применять и как долго. Но почему, например, лечение начинают на следующей неделе, а не в ту же минуту? Папа мгновенно воспользовался неизменной фразой из Гамлета “Быть или не быть»[7]. Его лицо было каменным, когда он это сказал, но Ава и я все равно смеялись. Мама не смеялась. Иногда я сажусь с ним за компьютер, чтобы мы могли попытаться разобраться вместе. Эта стадия показывает, насколько распространилась болезнь. Кажется, вторая стадия хуже, чем первая, но гораздо лучше, чем третья или четвертая. Буква B, говорит о том, что Ава потеет ночью. У них для этого есть буква, а у нас стиральная машина. Неважно. Стадия 2Б. Для меня это звучит как место проведения музыкального фестиваля[8]. Я вглядываюсь в экран отцовского компьютера в тот вечер, а слова кружатся у меня в голове, пока не перестают что-то значить. Наверно, Ава права, что последнее назначение – обычное дело. Когда мы попали в больницу в субботу, все было совершенно по-другому. Ава теперь отлично знает, как куда пройти по блестящим коридорам, и у медсестры занимает всего несколько секунд проверить линию Хикмана и убедиться, что с местом ввода трубки все в порядке. Все готово к понедельнику, когда ей введут первую порцию спасительных химикатов. Вот и всё. Мы всё сделали. Снаружи небо всё ещё неправильное: синее и безоблачное. Дождя не было три недели. В городе какая-то средиземноморская атмосфера, и улицы заполнены загорелыми ногами и улыбающимися лицами. – Пошли – говорит она. – Давай пойдём погуляем. Мы могли бы заглянуть в Британский музей. – Мы могли бы... – Шучу. Есть несколько хорошеньких магазинчиков на Тоттенхэм-корт-роуд. Можем прогуляться до Оксфорд-стрит. Этот район города Авы, не мой. Я, как правило, иду туда, где есть сады и деревья, например в Кью[9], или в художественные галереи, как на Трафальгарской площади. Но приятно бродить с Авой по городу под летним солнцем, смотря на витрины. В конце концов, стало так жарко, что мы решили прогуляться по одной из боковых улиц, где есть тень. Я восхищаюсь выбором французской выпечки в витрине пекарни, съедобным совершенством, разложенным по цветам радуги, как вдруг Ава останавливается как вкопанная и хватает меня. – О, Боже мой! Она показывает через дорогу. Мы стоим напротив уродливого дома. Простые кирпичные стены. Небольшие окна. Ни одного магазина. Два человека с айфонами обмениваются сигаретами. – Что? – Видишь логотип? Над обычной входной дверью висит знак: зубчатая черная М внутри бледно-голубой C. Ава узнала его из сайта, который я ей показывала. Я помню его по визитной карточке Симона и из «Мари Клер»: Модел Сити. – Ты знаешь, мы можем просто войти, – говорит она. Внезапно мне становится холодно. Я не знала, что у меня такое бывает, но видимо бывает. – Нет, не можем. – Мы здесь, Tи. Ты никогда не подавала ту анкету. Почему бы тебе просто не войти и не спросить их? Моя сестра сумасшедшая. – И тогда они смогут высказать всё мне в лицо, – указываю я – ты, должно быть, шутишь. – Они могут высказать, – говорит она, настаивая на своем, – за исключением одного из их скаутов, который сказал, что ты выглядишь поразительно. Она помнит точное слово. Поразительная. Единственное, что я понимаю: я мерзну, несмотря на солнце. У меня мурашки по коже. – Я иду домой. Но Ава все ещё держит меня за руку. – Пожалуйста? Для меня? Ты сказала, что попробуешь, Ти, помнишь? Образ Дина Дэниэлза быстро проносится у меня перед глазами. Не очень хороший образ. Но это было бы так классно, сказать ему, что я модель. Ава чувствует моё сомнение. – Послушай, мы просто войдём и спросим, есть ли у тебя потенциал. Мы будем ссылаться на того скаута и останемся на пять минут, хорошо? Потом мы пойдём домой. И я обещаю, что не буду больше к тебе с этим приставать. – Обещаешь? – Обещаю. С тех пор, как Ава узнала диагноз, я могла бы поклясться, её психика стала неустойчивой. В её глазах опасный блеск. Это как, если она уже услышала худшее, то теперь могут случиться только хорошие вещи. Надеюсь, в её случае – это правда, но я уверена, что плохие вещи всё ещё могут произойти со мной. Тем не менее, она выглядит такой взволнованной, и я не могу заставить себя сказать "нет". – Ну, тогда ладно. Я точно знаю, что это неправильно, но Ава так на меня действует. Я собираюсь снова войти на территорию База Лайтера. Она открывает дверь, и я вхожу. – Ого! – она бормочет себе под нос. – Как здесь великолепно! Если под "великолепно" она имеет в виду "ужасающе", то здесь совершенно великолепно. Мы в роскошной приёмной, с чёрно-белыми обоями, блестящим новым столом, чёрным кожаным диваном и журнальным столиком, усеянным глянцевыми журналами. Потолок усеян прожекторами. Стены обклеены фотографиями сногсшибательных мужчин и женщин, большинство из них раздеты. На столе композиция из синих оранжерейных цветов размером со слоненка. Всё свежее и сияющее, гламурное и пугающее. За столом скучающая девушка с длинными каштановыми волосами и тяжелой челкой что-то печатает на компьютере. Она нас полностью игнорирует. Ава и я стоим, не зная, что делать. Спустя несколько минут заходят курильщики мимо нас направляются к задней двери, не удостаивая нас и взглядом. Я никогда не чувствовала себя такой невидимой. Между тем Ава набирается мужества, чтобы заговорить. – Мы здесь, чтобы поговорить с кем-нибудь о том... как стать моделью. Девушка на ресепшен бросает краткий взгляд на Аву из-под челки. –О, правда? –Моя сестра интересуется. Это неправда, особенно после нашей фото-катастрофы. Девушка стреляет в меня взглядом. Затем поднимает трубку, что-то бормочет в неё минуту и уходит, игнорируя нас. Ава смотрит на меня и улыбается ободряюще. –Давай уйдем, – предлагаю я. –Через минуту. Посмотрим, что произойдёт. Она садится на диван, наклоняясь вперед, чтобы взять глянцевый журнал со столика напротив. Я усаживаюсь рядом с ней и слышу ворчание на полу возле меня. Небольшая чёрная собака смотрит на меня, свернувшись калачиком на коричневом кожаном диване для собак с напечатанными на нём знаками Ls и Vs. Я протягиваю руку, чтобы погладить её нос. – Не трогайте Марио – не глядя на нас, говорит секретарша. – Ему это не нравится. – Простите? – Лабрадудль[10]? Его зовут Марио? В честь Марио Тестино? – Теперь она смотрит на меня из-под челки, как будто я умственно отсталая. – Как фотографа? – Да, точно. Она видит, что я понятия не имею, о чём она говорит. Это снова о Линде Евангелиста. Я решаю оставить собаку в покое. Я собираюсь в последний раз предложить Аве уйти, когда дверь распахивается, и входит новый человек, громко жалующийся на жару. Я сразу узнаю его, отчасти по оранжевому рюкзаку, что болтается у него на плече. К моему удивлению, он улыбается, как только видит меня. – Девушка с бубном? Привет! Я Симон. Ава отрывает глаза от журнала, демонстрируя улыбку кинозвезды. Симон игнорирует её. Она хмурится. Я встаю и пожимаю его протянутую руку. – Да ... Я помню. – Итак, ты здесь! Ты видела Френки? – Я так не думаю, – шепчу я. – Мы просто зашли... Он обращается к секретарше. – Она записана к Фрэнки, Шелл? Девушка с чёлкой надувает губы и взмахивает руками. – Я позвонила ей, но она была занята. Так что она с радостью предложила нам присесть на диван, в то время как никто в офисе не знал, что мы здесь. Спасибо, девушка с чёлкой. Мне так не понравился этот момент. – Фрэнки работает над «New Faces»,– объясняет Симон. – Пойдём со мной. Он, наконец, замечает Аву и вспоминает её с прошлой встречи. – Хочешь тоже зайти? Мне нравится твоя прическа, милая. Ретро стиль. Ава краснеет и поправляет свои локоны до плеч. Мы следуем за Симоном через заднюю дверь в большой офис с открытой планировкой, где около двадцати мужчин и женщин оглядываются, чтобы поглазеть на нас. Это, как если бы наша невидимая защита внезапно исчезла. В модельном бизнесе вы определенно должны знать нужных людей, и я полагаю, как раз таких людей, как Симон. Только двое игнорировали нас: блондинка за большим столом в дальнем углу комнаты и худой парень, сидящий напротив неё, близко к ней наклонившись. Они, кажется, заняты каким-то спором. Все остальные откровенно таращатся на нас. Я ходячий комок нервов. – Фрэнки! Симон улыбается девушке с короткой стрижкой и с кучей фотографий с Полароида, развешенных аккуратными рядами на стене позади неё. Она поднимает глаза от компьютера и ухмыляется в ответ. Она выглядит ненамного старше Авы, но хотя на её рабочем столе самый большой беспорядок, который я когда-либо видела, так что её едва ли можно разглядеть за ворохом всех этих документов, каким-то образом она кажется более организованной, чем я когда-либо буду. Возможно, потому что она без труда разговаривает по телефону на каком-то языке, явно не на французском, одновременно быстро печатая что-то в компьютере. Возможно, потому что она одновременно флиртует с Симоном, строя смешные рожицы и хлопая ресницами. Она кладет трубку. – Две секунды.– Она улыбается и возвращается к экрану компьютера. – Просто отправлю письмо в Милан. Кошмар. Всё. Отправила. А это кто? Она осматривает меня с ног до головы, и я чувствую, что это делают все остальные. Взгляд Фрэнки задерживается на моих бледных ногах-спагетти. И почему я не могу носить короткие шорты, как Ава? И почему я выбрала сегодня мои старые походные шорты? Идеально подходят для посещения старых полей сражений с папой. Не так идеальны для комнаты, набитой дизайнерскими футболками и узкими джинсами. – Это девушка с бубном, – объясняет Симон. – Помнишь, я говорил тебе о ней? Что думаешь? Фрэнки склоняет голову на бок, прикрывает глаза и кивает. – Думаю, это интересно. Хорошая костная структура. Необычные черты. Сколько тебе лет, э-э? – Тед. Тед Траут. – Серьёзно? Неважно, сколько лет? – Пятнадцать с половиной, – бормочу я. – С половиной! Ты такая милая! Итак, ты хочешь быть моделью? – Я не уверена, – говорю я, что является вежливой ложью, чтобы сказать нет, честно говоря, я бы предпочла быть скайдайвером[11]. Я смотрю на Аву для уверенности, но она занята большой фотографией парня в откровенных трусах, висящей возле двери, через которую мы вошли. – Как насчёт того, чтобы сделать несколько фотографий и посмотреть, что у нас получится? Как насчет того, чтобы не делать? Всё было намного проще, когда речь шла только о заполнении формы. Но Фрэнки пошарила под ворохом документов, и у неё в руках оказался Полароид, такой же, как у Симона. Она была готова начать… Я решила: раз уж я здесь, почему бы не пройти и через это. Действительно, это должно быть поучительно для неё. Пусть посмотрит, как ужасно я выгляжу но фото – даже самых простых снимках. Потом она может от души посмеяться, и Ава, я и мои шорты – все мы сможем пойти домой и прийти в себя без свидетелей. Ава отводит взгляд от парня в трусах и взволнованно сжимает мою руку. Сейчас, к счастью, большинство людей из офиса потеряли ко мне интерес и смотрят на спор, ведущийся шепотом за столом в углу. Фрэнки встает и ведёт нас к соседней комнате, меньшей по размеру. Там ряд шкафов в одном конце и белый экран с отдельно стоящими прожекторами в другом конце. Она поправляет мои шорты и серую майку. – Все прекрасно. Ты справишься, ангел, – решает она. – Никакой косметики, и это здорово. Просто постой там, хорошо? Под “там” она имеет в виду – перед экраном, с прожекторами, направленными на меня. Пожалуйста, не надо. Я прирастаю к месту. – Давай, – шепчет Ава. – Всё хорошо, поверь мне. Ты просто должна там постоять. Ей легко говорить. А что, если я должна буду позировать и надувать губы, как все эти модели на всех фотографиях? Что, если другие люди будут высовывать головы из-за двери и начнут смотреть? А что, если я самовоспламенюсь от унижения? Она легко подталкивает меня, и я каким-то образом встаю перед экраном и жду, пока Фрэнки возится с блестящим круглым серебряным отражателем, подключенным в другом месте. К счастью, Симон пошел за нами, и Фрэнки слишком занята разговором с ним, чтобы уделять мне много внимания. – У него последнее предупреждение в школе. Он сводит её с ума. Он должен быть сейчас в школе, но не пойдёт, потому что говорит, что "нуждается в визуальной стимуляции". Симон смеётся. – Нахальный сукин сын. – Поэтому она привела его сегодня в офис, чтобы не спускать с него глаз. Но он продолжает использовать офисные телефоны, чтобы звонить подружке в Тасманию. Он просто кошмар. Абсолютный кошмар. На прошлой неделе он потратил пятьдесят фунтов с её личного счета, чтобы посетить галерею «Уайт Кьюб». – Это тот парень, который разговаривает с женщиной за большим столом?– прерывает Ава. У моей сестры нет никакой совести. – Да,– смеётся Фрэнки. – Это Кассандра. Это её агентство. И её сын. Полный кошмар. Мы притворяемся, что ничего не слышим, но, конечно, слышим каждое слово. Она смотрит на меня. –Вот так. Я думаю, мы готовы. Расслабься! Подумай о чём-то приятном, хорошо? Симон дает ей камеру, и она делает первый снимок. Конечно. Кассандра Споук. Я помню шелковистые волосы из статьи в Мари Клер. – Это после Шехерезады?– спрашивает Симон. – Она испортила его лучшее время. – Конечно, – соглашается Фрэнки. Клик. – Не увлекаться девушками. Правило первое. Она откидывает голову и смеётся, как будто это самое глупое правило, когда-либо изобретенное, или по крайней мере, менее всего вероятно, что ему будут следовать. Какими девушками? Кто такая Шехерезада? – Вот так, ангел. Мы закончили, – Фрэнки говорит мне.– Давай посмотрим, что у нас получилось. Как закончили? Я не позировала или выпячивала грудь или что-то вроде этого. Я просто стояла, пока она болтала с Симоном и крутилась вокруг, фотографируя с разных ракурсов. Я думала, что она проверяет камеру. – Готово? – Ага, – говорит Фрэнки, пока они с Саймоном изучают полароидные снимки. Ава тоже заглядывает. – И они не так уж плохи. Я делала и похуже. – Правда? Она смеется над моим удивлением. – Посмотри сама. Фотографии очень простые – только мое лицо и верхняя половина – но по сравнению с домашними попытками Авы, они мини-шедевры. Удивительно, что может сделать белый фон и приличное освещение. – Итак, ты можешь пройтись? Должно быть, я ослышалась. Мне показалось, она сказала "пройтись”. Конечно, я могу ходить. Но когда она объясняет, это даже хуже, чем я могла себе представить. Нужно пройтись до следующей двери через весь офис перед двадцатью глазеющими людьми. –Я-я так не думаю,– заикаюсь я. – Не будь глупышкой, – говорит Фрэнки, легко вздыхая. Я думаю, она привыкла иметь дело с людьми, которые могут говорить на иностранных языках, и при этом печатать и флиртовать. Для меня было достаточно трудной задачей "просто постой там". – Просто пройдись. Туда и обратно. Это займёт всего минуту. Ава делает умоляющее лицо. Симон ободряюще улыбается. Я всё ещё хочу сказать: «Нет», но когда он открывает дверь в главный офис, я понимаю, что все до сих пор загипнотизированы тем, что происходит между Кассандрой Споук и её кошмарным сыном. Фрэнки кивает в их сторону и я, не задумываясь, начинаю идти. Мне интересно получить более ясное представление о нём и понять, в чём, собственно, дело. Вообще, довольно приятно иметь предлог, чтобы подойти поближе. Кошмарный сын сидит спиной ко мне, сгорбившись, и я вижу только спутанные волосы, бледно-розовую футболку, забрызганные краской джинсы и грязные кроссовки с дырками. Его голос низкий, настойчиво жалующийся, но он, должно быть, услышал моё приближение, потому что замолкает и сердито смотрит на меня. Очки в чёрной оправе. Голубые глаза его матери. Бледное лицо. Милые губы. Красивые волосы. Как бы я хотела не надевать сегодня мои старые шорты. Когда я подхожу к столу, Кассандра поднимает на меня взгляд. О, боже! СУПЕР-модель из всех супер-моделей смотрит прямо на меня. Я быстро поворачиваюсь и направляюсь обратно. Вернувшись к месту, откуда я начала, Фрэнки усмехается. – Милая походка, – говорит она радостно. – Это игриво. Не теряй это. Я обещаю не терять и вздыхаю с облегчением. Испытание закончилось. Больше нет никаких унижений, через которые мне придётся пройти. Но, оказывается, есть и другие унижения. – Сейчас нам нужно тебя измерить, – говорит Фрэнки, порывшись в столе и вытаскивая рулетку. Она обвивает её вокруг моей несуществующей груди и кричит мой размеры парню через три стола, так что каждый их слышит. Ава хихикает. Я сердито смотрю на неё.Ей лучше быть благодарной. Баз Лайтер теперь отошел на второй план в списке унизительных моментов, которым она меня подвергла. Фрэнки быстро приглушенно разговаривает с Симоном, прежде чем принимает нас за своим столом и кладет фотографии поверх всего беспорядка. Я просто рада, что на этих фотографиях на моей голове нет Снупи. Я должна вспомнить и попросить Аву удалить ту фотографию на её телефоне. – В тебе определенно что-то есть, – говорит Фрэнки. – И если ты в итоге будешь работать с нами, то будешь весело проводить время. Мы все одна большая семья в Модел Сити. Я бросаю взгляд на Кассандру и её сына. Что, правда? – Но прежде чем принять какие-либо решение, мы должны сделатьпробную фотосессию, – продолжает Фрэнки. – У меня вскоре кое-что будет, что может тебе подойти. Ава улыбается, но вдруг мне снова становится холодно. Я не могу поверить, что повелась на это. Нам так хотелось верить, что они были настоящими, но в конце концов, они оказались просто кучкой мошенников. Должна признать, что они гениально замаскировались, но сколько денег нужно потратить, чтобы выбраться отсюда? Я погуглила “модельные мошенники”, как Ава советовала, и там говорилось, что мошенники могут быть очень настойчивыми. Они постоянно говорят вам, что придётся тратить всё больше и больше... – Пробная фотосессия. Сколько это может стоить? – шепчу я. Фрэнки смотрит на меня вопросительно, потом улыбается. – Ох, это ничего тебе не будет стоить. Мы знаем фотографов, которым нужны фото для портфолио, как и тебе. Они не берут деньги, как и ты. Понимаешь? Когда ты находишь постоянную работу, клиент платит нам, а мы платим тебе, за вычетом комиссионных, конечно. Не волнуйся, ангел, мы будем заботиться о тебе. Все совершенно законно. Кстати, вот почему нам понадобится одобрение твоих родителей. Твои родители не против, что ты здесь? – О-о, определенно, – вмешивается Ава. – Они очень взволнованы. Они просто ... заняты сегодня. – Хорошо. Можешь привести их в следующий раз, когда придёшь получать пробные снимки. Итак, как ощущения? Я чувствую, как моя душа покидает тело. Они говорят, что все “законно”, но также и о подписании контракта со мной. Разве они не видели мои ноги? Или мои брови? Или волосы? Или тот факт, что я все ещё в школе? Или что я не знаю, кто такой Марио Тестино? Или что я сижу рядом с богиней, и они не проявили ни малейшего интереса к ней? Эти люди определенно не понимают, ЧТО ОНИ ДЕЛАЮТ. – Тед? Тед? Что ты думаешь? Но думаю, я должна быть вежливой. Я расплываюсь в своей лучшей улыбке. – Изумительно.
Глава 9
– Разве это было не чудесно? – говорит Ава по дороге к метро. – Разреши мне позвонить домой. – Ты же не расскажешь им, что мы сделали? – потрясенно спрашиваю я. – Конечно, нет! Серьёзным голосом она объясняет папе, что нас долго держали в больнице, но мы наконец-то на пути домой. Она лжет так блестяще и легко, что я трепещу перед её талантом. Потом она счастливо мне улыбается. – Видишь? Легко! Ты понравилась Фрэнки! – Это было ужасно! – Ты была великолепной. – Видела бы ты, как тот парень посмотрел на меня. Как будто я ничтожество. – Не обращай на него внимания. Ты великолепна, это официально. Ох, я должна позвонить Джесси. Она снова достает телефон, чтобы рассказать ему новости. – Он совершенно поражен, – после она сообщает мне. – Он передает тебе поздравления. – Я думала, ему не нравятся модели. – Ему не нравится, чтобы его девушка была моделью. Сестры могут делать всё, что им нравится. Ой, посмотри, смайлик. Она показывает мне телефон. Джесси прислал ей пучеглазое фото самого себя, растянув рот двумя пальцами так, что всё можно увидеть – зубы, десны и миндалины. Но он все ещё выглядел лучше, чем я на тех снимках. Я тихо вздыхаю. – Ава, я не собираюсь делать пробную фотосессию. Ты понимаешь? – Собираешься, – говорит она радостно. Я даже не утруждаю себя спором. Существует миллион причин, почему я не могу этого сделать, начиная с того, что я не знаю что такое пробная фотосессия, и отсутствия «разрешения родителей» до ужаса при мысли о ней. Но Ава, кажется, такой счастливой, что я не могу огласить ей этот список прямо сейчас. Я сделаю это позже, когда её волнение уляжется. Нам нетрудно хранить в секрете от мамы то, что произошло в Модел Сити. Понедельник Ава называет “день-Х” – день, когда начинается химиотерапия. Мама прочла все брошюры, соблюдала все инструкции по подготовке, растратила весь бюджет на свежие, экологически чистые фрукты и овощи и приготовила всё, чтобы Ава чувствовала себя комфортно после всего, на случай, если после лекарств она почувствует себя плохо, как бабушка. Это было бы столь ужасно, что мама плачет каждый раз, когда думает об этом. Мы проводим остаток выходного, рассредоточившись по квартире: мама рыдает в платок, Ава убеждает её прекратить, папа занят попытками починить коробку передач в мотоцикле (которая не подлежит ремонту), и я пытаюсь занимать как можно меньше места. Если бы психолог спросил меня сейчас, я бы сказала, что снова чувствую себя виноватой. В том, что я здорова, а у моей сестры из груди торчат пластиковые трубки. Если бы я могла разделить с ней все это поровну или вместе перенести тяжелый приступ ветрянки, или сломать ногу, я бы сделала. Но меня никто не спросил. Я не являюсь частью этого уравнения. Поэтому я сохраняю спокойствие и стараюсь не играть ни у кого на нервах. В воскресенье после полуночи мы долго лежим без сна. Я слышу дыхание Авы, а она слышит моё. – Всё будет хорошо, Tи, – говорит она в темноту, чувствуя, что я не сплю. Я знаю, что должна утешить её, но в этом мире всё "шиворот-навыворот", и она утешает меня. – Люди болеют раком все время. Я просто должна пройти через химиотерапию, я могу поправиться к декабрю. Ты слышала, что доктор Христодулу сказал обо мне, я могу пройти через это. Он эксперт. Он имел дело с множеством людей, у которых всё было гораздо хуже, чем у меня. Нам просто нужно заботиться о маме и папе, потому что они плохо это понимают. Я не шучу. Она, кажется, разочарованной в их реакции, но должна сказать, что я полностью понимаю, откуда это. В понедельник мама разрешает мне остаться дома, пока она и папа отведут Аву на первый сеанс химиотерапии. Ава должна сидеть там несколько часов, пока препараты проходят через всё её тело, потом она может идти домой. Я тоже хотела пойти, но они все сказали "нет". Итак, у меня впереди несколько часов дневного ТВ. Не увлекательное зрелище, конечно, но, по крайней мере, я пропущу устный экзамен по французскому – всё равно я не смогу сосредоточиться сегодня. Дейзи пишет мне после экзамена и рассказывает, как это было ужасно. Она сопровождает сообщение кучей знаков вопроса и восклицательных знаков. Я не уверена, относятся ли они к экзамену или к нашему вчерашнему телефонному разговору, когда я рассказала ей о Модел Сити. Дейзи думает, что я сумасшедшая, раз везде следую за сестрой, тем более в объятия модельного агентства. Мы обе согласились с тем, что модельный бизнес – это для людей с анорексией и без клеток мозга. Ну, Дейзи сказала это, и я согласилась. Крошечная часть меня надеялась, что она будет потрясена тем, что им всё-таки понравились мои полароидные снимки, но она совершенно не была потрясена. Она продолжала утверждать, что это сумасшествие. Я погружена в программу о реинтродукции вяза в британскую сельскую местность, когда снова звонит мой телефон. Я думаю, что это мама, или Дэйзи перезванивает мне, всё больше беспокоясь о французском, однако этот номер я не узнаю. – Привет, ангел, – говорит радостный голос. – Это Фрэнки. Насчёт пробной фотосессии. Мы кое с кем договорились на следующие выходные, и, может быть, ты могла бы присоединиться к нам. Ты же не ходишь в школу по субботам? – Э-э, нет, но... – Отлично. Это Сэб Кларк. Он очень милый и добрый. Я позвоню тебе позже с подробностями, я просто хотела, чтобы ты занесла фотопробы в свой календарь, договорились? Боже, извини, мне надо идти. Я слышу звонок другого телефона на заднем плане, потом тишина. Если бы Фрэнки оставалась на линии, я смогла бы ей объяснить, что я не буду делать пробную фотосессию, но я не могу ей перезвонить. Я стараюсь что-то придумать, но мой мозг точно не работает сегодня. Он слишком занят тем, что происходит в больнице, а также – благодаря телепрограмме – что случилось с вязами. За последние сорок лет более двадцати миллионов вязов были убиты болезнями. Нам нужно посадить новые деревья так быстро, как только возможно. Вскоре я забыла про звонок, и не вспоминала о нём до тех пор, пока Ава не вернулась домой и не спросила, как прошел мой день. Если вдуматься, мой день был неправильным. Он оказался программой по естественной истории, а её день был химиотерапией. Но есть что-то странное в Аве. Неважно, какие лекарства ей давали, я ожидала совершенно другого эффекта. В её глазах по-прежнему опасный блеск, она полна энергии, и можно подумать, что она только что была на дискотеке: так она выглядела, когда вернулась из Гластонбери[12]. – Как всё прошло? – спрашиваю я. – Ну, по расписанию, – признается она, откусывая кусочек банана. – Но теперь я чувствую себя замечательно. Мама говорит, что это стероиды. Но меня это не волнует. Если также будет следующие две недели, то просто фантастика! Они уверены, что у неё рак? Может, они ошиблись в диагнозе? Во всяком случае, пока мама занята нарезкой яблок, сельдерея, и практически всего, что зелёного цвета (за исключением двери на кухню), я спокойно расскажу Аве о пробной фотосессии. – Потрясающе! – говорит она. – Прекрасно! Эй! Моя сестра почти стала моделью! Это так волнительно! Давайте оценим её! Она танцует по всей комнате и одновременно поёт. И что они добавляют в эти стероиды? – Я не собираюсь, помнишь? – акцентирую я. – Почему? Она останавливается и хмурится. – Потому что я не хочу. Потому что это глупо. Потому что мне бы понадобилось разрешение. – Ты хочешь. Это пробная фотосессия! Разве это не здорово? У Лили Коул была пробная фотосессия. Как и у Рози Хантингтон-Уайтли. Ты будешь как Хайди Клум. Кто все эти люди? Откуда она так много знает о них, когда я знаю только Кейт Мосс и Клаудию как-то там, папину любимую? Почему я должна хотеть быть похожей на Рози Хантингтон-Уайтли? Хорошо, я могу себе представить, как люди хотят быть на них похожими. Привлекательные люди. Просто не такие, как я. – Давай, Tи, – умоляет Ава. – Ты прекрасно выглядела на тех фотографиях. Это всего лишь одно утро. Тебе будет весело. Подумай об этом, как о рабочей практике. – О чём? – Я не знаю. Стилист? Парикмахер? Визажист? Дизайнер? Ты встретишь много новых людей. Это будет полезно для тебя. – Только потому что ты хочешь быть инструктором по сёрфингу... – Классная работа, да? Лучше, чем твоё лечение деревьев. Или строитель Боб[13]*,насколько я помню. Или дегустатор печенья. – Необязательно. Я не могу сделать это в любом случае, – говорю я, доставая свой козырь. – потому что мама меня убьёт. – Ага!– Ава восклицает, доставая свой козырь. – Но она не узнает, так ведь? Потому что она будет на работе в субботу, в этой сказочной зеленой униформе, а папа занят исследованиями в библиотеке. Так что квартира будет пустой, и они решат, что ты делаешь домашнее задание, или ты у Дэйзи. И если они зададут трудные вопросы, я прикрою тебя. Ты знаешь, как хорошо я умею врать. Знаю. Она унаследовала все гены по умению лгать, в то время как у меня на лице написано всё, что я думаю. – И послушай, Фрэнки пошла на это только ради тебя. Ты же не можешь подвести её теперь? – Она надувает губы. – Я позвоню им и притворюсь мамой, скажу, что всё улажено. Я помогу тебе подготовиться. Ты сможешь рассказать мне обо всём. И у меня только что была химиотерапия, Ти. Как ты можешь отказать мне? – Она надувает губы ещё больше. Но на этот раз я готова. Я вытягиваюсь во весь мой рост (пять футов одиннадцать дюймов[14]) и смотрю ей прямо в глаза. – Ничего не выйдет. И через миллион лет. Это окончательно. Она ничего не отвечает. Просто указывает на свою грудь, где находятся трубки, и улыбается страшной улыбкой.Глава 10
Итак, в одиннадцать часов в субботу я стою возле станции метро Хайбори и Ислингтон, наблюдаю как Ава исследует папину карту Лондона и думаю, научусь ли я когда-нибудь чему-нибудь. Наверное, никогда. Когда нам будет по девяносто лет, я буду вытворять глупости на ходунках[15], потому что старшая сестра заставила меня. И она, конечно, будет со мной в старости. Потому что, то, что происходит, это просто случайность. Девяносто процентов людей полностью излечиваются. Полностью. Я все ещё не уверена, как она уговорила меня на это. Я держалась двадцать четыре часа. Затем я сдалась, и она приступила к работе. Сначала она позвонила, и, притворяясь нашей мамой, дала разрешение на съёмки, добавив, что, к сожалению, она не сможет прийти, потому что у неё приём у врача. (Вранье по всем пунктам. Следующий приём в понедельник.) Фрэнки запиналась и бормотала, потому что у меня ДОЛЖЕН БЫТЬ сопровождающий, если я собираюсь сниматься в моём возрасте, но тогда Ава в роли мамы сказала, что у меня есть старшая сестра, которая была бы счастлива, прийти вместо неё, и Фрэнки согласилась. К сожалению. Затем мы должны были найти какую-нибудь “повседневную облегающую одежду", потому что я должна так одеться на съёмку, и у меня ничего такого нет. У меня есть серая майка, в которой я ходила в Модел Сити. Она вроде подходит, так что надену её. Но у меня нет “повседневных облегающих" брюк, и я НЕ НАДЕНУ мои шорты для походов снова. Я отказываюсь, чтобы мои ноги были объектом для какого-нибудь бедного фотографа. Я не могу надеть джинсы Авы, даже если она позволит, потому что они слишком обтягивающие и доходят только до голени. Поэтому я позаимствовала у мамы пару леггинсов для йоги. Я не смогла бы выглядеть смешнее, но моя сестра настаивает. Наконец, мы должны были выяснить, как туда добраться. Адрес – старое здание почтамта в Северном Лондоне, которое было переделано в студию. Ава может легко найти магазины и спортивные центры. Я могу легко найти общественные галереи, парки и сады. Но раньше ни один из нас не пытался найти здание почтамта в Ислингтоне. Я ещё не начала работать моделью, но это уже намного сложнее, чем кажется. – Туда, – говорит Ава неуверенным тоном. – В чём дело, Тед? Я все ещё думаю о папином выражении лица, когда она сказала ему, что сегодня хочет посмотреть пару фильмов в кинотеатре, и что я согласилась пойти с ней. Он странно посмотрел на меня и не отрывал взгляд вечность, пока не попрощался с нами. В любую минуту он может выяснить, что мы что-то задумали, прийти и остановить нас. Я бы хотела, чтобы он сделал это. С моей сестрой точно что-то не так, и это не просто лимфома. – Ой, да ладно! Разве ты не рада? – продолжает она. – Модельная студия! Макияж! Ты будешь выглядеть великолепно! – Она хватает меня за руку и тащит за собой. Пять минут спустя мы стоим возле выглядящего заброшенным здания. Обычно в таких зданиях в детективных сериалах находят тела. – Это здесь! – говорит она, сверяясь с картой в последний раз. – Второй этаж. Она рвётся вперед, и я осторожно следую за ней. Мы проходим через большую незапертую дверь и поднимаемся на второй этаж. Если я думала, что было странно, когда Симон подошел ко мне на Карнаби Стрит, то эта ситуация была определено ещё хуже. И мысль о том, что я делала всё это с сестрой на стероидах, не помогала. Когда мы поднимаемся на второй этаж, Ава ведет меня по длинному коридору, пока мы не слышим голоса. Мы просовываем головы в последнюю дверь и оказываемся здесь: в огромном, светлом помещении с бетонным полом и окрашенными в белый цвет кирпичными стенами. Парень в чёрной майке и шортах сидит за покосившимся столом с блестящим ноутбуком перед ним, выкрикивая инструкции для кого-то, кого я не вижу. Ава стучится в открытую дверь, и он оборачивается, чтобы посмотреть на нас. У меня перехватывает дыхание. У него так много волос на лице, я никогда не думала, что такое возможно. Густая борода. Массивные бакенбарды. Необычно большие брови. Под всем этим, он выглядит очень молодым, хотя трудно сказать. – Привет – обращается он к нам. – Ты пришла на съёмку? И странно, он говорит это мне, а не моей сестре. Мне, модели. Настоящей модели. Довольно странно, но здорово. Мы подходим и знакомимся. – Я Сэб, – говорит он. – Я, э-э... фотограф. Я бы догадалась по огромному фотоаппарату Никон с очень большим объективом, лежащему рядом с ноутбуком. Он смотрит на студию, свет, кабели, экраны с отражателями, ноутбук и на меня. – Я собираюсь, э-э... снимать тебя сегодня. – Здорово! – говорю я радостно. Я думаю, если всё будет идти с такой скоростью, эта съемка будет очень дооолгой. – Мы собираемся делать, это ... э-э ... здесь, – добавляет он, направляясь к белой кирпичной стене. Он имеет в виду эту студию? Где ещё мы можем это делать? Он видит моё замешательство. – Я имею в виду, э-э ... здесь. – Он указывает, в частности, на пятно на стене, где краска слегка осыпалась. – Или, э-э ... здесь. – Он указывает на другое такое же место ниже. – Свет прекрасный. Тени создают атмосферу. Я мог бы попробовать немного и естественного освещения. Понимаешь, что я имею в виду. Интересная текстура... Рассказывая о свете, он говорил, не заикаясь, почти минуту. Теперь он замолчал. Я смотрю на стену. Это правда, краска кажется более интересной в местах, где она осыпалась и начинает шелушиться. И тени, которые отбрасывают решетки на окнах – причудливые, почти призрачные. Моя учительница рисования, мисс Дженкинс, согласилась бы что, они определенно создают атмосферу. – Видишь, что я имею в виду? – произносит он. Я киваю, потому что понимаю, и он улыбается. Его зубы странно выглядывают из бороды, но это дружеская улыбка. Он, кажется, был рад, что нашел коллегу-ценителя стен. – На самом деле, – говорит Ава, вдруг выглядящая бледной и слабой. – Можно я присяду? Дорога оказалась длиннее, чем я думала. Есть стул? Сэб показывает ей маленькую комнату, обставленную парой диванов в одном углу и небольшой кухней в другом. Она сворачивается калачиком на одном из диванов. – Ты уверена, что в порядке? – спрашиваю я, подойдя к ней и гладя её по волосам. – Я имею в виду... Ещё бы. "В порядке" – сейчас это относительное понятие в нашей семье. Я прикусываю губу. – Я в порядке, – говорит она сонно. – Я серьёзно. Позови меня, если я понадоблюсь. Но не суетись, хорошо? С Сэбом, зависшим в дверях, поглядывающим на свои часы, у меня просто нет выбора. – Это... э-э.. твоя сестра? – спрашивает он. Я киваю. – Моя наверху, – говорит он. – Делает прически и макияж. Она ... э-э ... очень мне помогает. Оставив Аву в комнате на диване, я следую за Сэбом вверх по шаткой лестнице в небольшую гардеробную, построенную над маленькой кухней. Его сестра делает макияж девушке с белокурыми вьющимися волосами. Они обе оборачиваются, чтобы поздороваться. Сестра похожа на Сэба, но волос у неё не так много. Другая девушка похожа на сказочную принцессу. У неё безупречный овал лица и серо-зелёные глаза. Её волосы в бигуди блестят, как завитки из золотых нитей. Даже только с тональной основой и накрашенными глазами у неё, без сомнения, самое потрясающее лицо, которое я когда-либо видела за пределами страниц «Мари Клер». Честно! Я ещё никогда не была так близка к кому-нибудь настолько завораживающему. Даже Ава по сравнению с ней не так привлекательна. И я буду сниматься после неё. О чём они думают? – Привет, – говорит она, улыбаясь мне, – Я – Мирей. Как поживаешь? – Хорошо, – лгу я. Мирей. Мама обмолвилась как-то, что она думала о том, чтобы назвать меня Мирей, но решила, что Эдвина звучит более романтично. Не уверена, на какой планете она была в тот момент. – Я Тед. Сэб оставляет нас. Его сестра, которую зовут Джулия, объясняет, что она внештатно делает макияж для театральных трупп. – Обычно я люблю делать что-то творческое, но сегодня Сэб хочет, чтобы ты была естественной. Мы просто выделим глаза и щёки. Я почти закончила с Мирей. Подожди минутку. Я сажусь на свободный стул и смотрю, как она бережно наносит помаду слой за слоем на идеальные губы Мирей, вытирая и поправляя помаду. Я помню, что Ава говорила по поводу опыта, поэтому пытаюсь понять, какого эффекта хочет добиться Джулия. Согласно тому, что она только что сказала, губы будут наименее важным аспектом, но она делает это так долго, и губы Мирей очень... розовые. Затем Джулия приступает к щекам. – Это что, э-э, естественно? – спрашиваю я. Я уверена, что Джулия знает, что делает, но... ну, на самом деле, я не так уж уверена. Лично для меня, Мирей выглядит так, будто она вот-вот выйдет на сцену в ночном клубе. – Все будет по другому перед камерой, – смеётся Джулия. – Свет ужасно обесцвечивает. Хотя Сэб сказал, что он может работать с естественным освещением сегодня, тогда я действительно перестаралась. "Перестаралась" – ещё легко сказано. Джулия снимает бигуди и расчесывает волосы Мирей. Прекрасная девушка оценивает в зеркале своё прекрасное лицо, кивает в знак одобрения и благодарит Джулию, прежде чем спуститься вниз на съёмку. Тем временем я занимаю её место. Я замечаю, что сама Джулия без макияжа, за исключением ладоней, которые покрыты пробными мазками тональной основы, румянами, и голубыми тенями, что в этот момент немного напоминает мне руки Авы, цветные руки. Они все ещё в синяках от иголок, которые ей вводили во время бесконечной сдачи анализов крови. Она не говорит много о том, что происходит в больнице, но я знаю, что это тяжело, и я могу понять, что ей лучше быть здесь, спящей, чем дома, думающей об этом. Честно говоря, сейчас я рада, что она заставила меня прийти, даже если Джулия никогда не сможет сделать меня похожей на Мирей. Тридцать минут, хотя, кажется, несколько часов, Джулия накладывает на мое лицо различные кремы и пудры, выбирая из огромного набора, который находится на полке рядом с нами. Как только я привыкаю, что кто-то чужой касается моего лица, я понимаю, что на самом деле это очень расслабляет. Я не могу видеть, что она делает, потому что сижу спиной к зеркалу. Я просто должна верить, что всё в порядке. Она также возится с моими волосами, делая все возможное, и только изредка вздыхает. Единственное её замечание заключалось в том, что мои брови придётся скоро выщипать, и я была удивлена, услышав это от сестры современного йети. Как она вообще заметила? – Вот! – говорит она, заканчивая. – Так лучше. Я, наконец, смотрю в зеркало. Пожалуйста, Боже, позволь мне превратиться в Линду Евангелиста, кем бы она ни была. Трудно сказать. Линда Евангелиста выглядит как круглолицая гейша? Это моя первая мысль, когда я вижу мои ОГРОМНЫЕ глаза, бледную кожу, яркие губы. Но как только я привыкаю, то понимаю, что я по-прежнему где-то там, под слоем косметики. Я всего на один процент такая же красивая, как Мирей, но на сто процентов больше похожа на модель, чем до работы Джулии. Даже мои волосы выглядят словно гнездо, свитое аккуратной птицей, которая была очень горда им. Я чувствую себя, как актриса, одетая для роли, или как будто надела кимоно, готовая к бою. Макияж каким-то образом делает всё проще – будто появляется барьер между мной и той огромной камерой Никон. Думаю, я готова как никогда. Джулия идёт за мной вниз посмотреть, как Мирей позирует для Сэба. Я боялась, что они, возможно, уже закончили, и у меня не будет шанса увидеть, как это происходит, но кажется, что они едва начали. Сделать несколько фотографий занимает гораздо больше времени, чем я думала. Я быстро проверяю Аву, которая всё ещё крепко спит на диване в кухне и не шевелится, когда я её зову. Формально она в ответе за меня, и я уверена ей бы хотелось увидеть, как всё проходит, но она выглядит такой мирной на диване, и я решаю не беспокоить её. Позже я расскажу ей всё. Я возвращаюсь, чтобы присоединиться к Джулии и посмотреть, чему я могу научиться у мисс Совершенство. Сэб поставил старый, потрепанный деревянный стул перед облупившейся стеной и Мирей сидит наоборот, прислонившись грудью к спинке стула и расставив ноги в разные стороны. Она постоянно вертит головой, так что он может снимать её лицо с разных ракурсов. Воздух наполнен звуками драм-н-бэйс[16], доносящимися из ноутбука Сэба. Я бы пританцовывала, но Мирей это полностью игнорирует, сосредоточившись на улыбке для Сэба и, проверяя, чтобы локоны идеально обрамляли лицо. Сэб повторяет снова и снова: – Э-э, можешь ты ... э-э ...? И машет рукой, пока Мирей не сменит позу и не улыбнется ему с другого ракурса. О, нет. У неё есть улыбка. У меня нет улыбки. Я имею в виду, конечно, я улыбаюсь, и много улыбаюсь. Но у меня нет правильной улыбки. Излишне говорить, что у меня нет ни золотистых локонов, чтобы рассыпать их по плечам. Мои ноги-спагетти в маминых леггинсах для йоги на этом стуле будут выглядеть глупо с любой стороны. И я никак не могу прекратить покачиваться в стиле драм-н-бэйс. В остальном, я делаю всё правильно. ПОМОГИТЕ. Я все ещё не могу до конца поверить, что Ава уговорила меня на это, но сейчас я здесь и должна пройти через это. По крайней мере, Сэб будет снимать гейшу Тед, а не настоящую меня. И у них будут фотографии Мирей, поэтому утро не будет полностью потраченным впустую. Когда она уходит, чтобы переодеться, Сэб поворачивается ко мне. Он указывает на стул. Я печально усаживаюсь на него. Он смотрит на меня через видоискатель огромной чёрной камеры и тоже выглядит несчастным. Сначала он регулирует свет, потом возвращается ко мне. – Могла бы ты... э-э... лицо... ко мне… э-э... руки? Я смотрю на него – не то чтобы я хочу этого. Камера такая пугающая. Затем я смотрю на свои руки. Что не так с моими руками? Они просто висят. Я имею в виду, конечно, они похожи на свисающие ветки, но что ещё я могу сделать с ними? Я пытаюсь положить их на спинку стула и опираюсь подбородком на них, чтобы спрятать. Сэб подпрыгивает, как испуганный медведь. – Э... нет. Слишком низко. Твоя... э-э... спина. Сутулая. Попробуй... Он откидывается назад и расставляет ноги, показывая мне, что он имеет в виду. Он выглядит очень смешным. Я улыбаюсь. – Здорово – говорит он, выглядя чуть менее расстроенным. – Приятная улыбка. Затем вмешивается Джулия, спасая меня. – Почему бы нам не попробовать повернуть стул спинкой вперёд? Затем ты можешь попробовать различные позы. Я думаю, что Сэб хочет обыграть это. Не стесняйся. Расслабься. Получай удовольствие. Не стесняться? Расслабиться? Получать удовольствие? Внезапно я ощущаю все части моего тела, которые принимала как должное. Мои лодыжки. Мои локти. Что мне делать с ними? Почему они такие? И мои пальцы, похожие на ветки – как настоящие модели заставляют их пальцы выглядеть такими нормальными? Не говоря уже о лице. Я стараюсь изобразить подобие улыбки, пока мой рот не начинает болеть, но Сэб выглядит всё более и более унылым. В конце концов он говорит: – Э-э... не стул... э-э... просто попробуй постоять? Ага! “Просто постоять” – это то, что я определенно умею. Я пробовала это в Модел Сити, и это сработало. Но “просто постоять” может также включать в себя и “слегка покачиваться”, потому что из динамиков Сэба играет песня, которая мне очень нравится, и под неё невозможно не двигаться. Я подхожу к куску стены, которая, как мы согласились с Сэбом, имеет отличную текстуру, и “просто стою” в различных позах. Руки на бедрах. Руки не на бедрах. Прислонившись к стене. Слегка прислонившись к стене. Даже стою боком и, гляжу в окно. Затем, когда я думаю, что Сэб закончил, немного пританцовываю, взмахивая руками над головой и покачивая бедрами – или тем местом, где были бы мои бедра, если бы они у меня были. – Здорово! – говорит Сэб, – Замри! Я имею в виду... э-э... продолжай так делать. Он снова щёлкает, и я считаю щелчки, пока смотрю на пол, а не на него, и думаю только о музыке, я могу так стоять. Наконец, я поднимаю взгляд посмотреть, фотографирует ли он ещё, и он щёлкает последний раз и говорит: – Готово. Теперь ты можешь ... э-э ... переодеться. Я замираю. – Переодеться? – В платье. Джулия показала тебе платья? Не показывала. Теперь показывает. Они висят в гардеробной наверху. Получается, что после съёмки в “повседневной облегающей одежде”, они хотят фотографии не только не в повседневной одежде, но и в ещё более облегающих мини-платьях. Ох. В этот момент дверь в студию открывается, и входит Кассандра Споук, одетая в безукоризненно белую шёлковую рубашку, чёрную юбку и босоножки на высоких каблуках. Затем входит её кошмарный сын. К счастью, пол подо мной исчез и проглотил меня целиком. Конечно, этого не случилось. Кассандра цокает каблуками по бетонному полу и дарит Сэбу два впечатляюще больших воздушных поцелуя, просто прикасаясь к его бороде своей золотистой кожей. – Сэб, дорогой! Как приятно тебя видеть! – говорит она. – Я просто хотела показать тебе. Наконец-то, опубликовали твои фотографии в «Дэзд энд Конфьюзд». Они прекрасны! Ник хотел поблагодарить тебя. Кошмарный парень прячет руки в карманы джинсов и выглядит так, будто не хочет ничего говорить. За его очками прячется неловкость. Кассандра достает журнал из сумочки и, открывая, кладет на стол. Её сын хмурится, пока я крадусь вниз по лестнице, чтобы посмотреть через плечо Сэба из-за чего вся суматоха. В журнале чёрно-белый разворот девушки с пышной прической, позирующей с сумочкой перед забрызганной красками картиной размером со стену. – О-о, это что-то вроде Джексона Поллока, – говорю я, не подумав. Мисс Дженкинс светилась бы от гордости. Джексон Поллок – один из трех её любимых абстрактных художников и весь наш художественный класс может узнать его стиль за милю. Ник кашляет, и поворачивается ко мне. – На самом деле я хотел, чтобы больше было похоже на Сая Твомбли. Хотя это, конечно, влияние абстрактного экспрессионизма. – Ого! Это ты нарисовал? Его угрюмость дает трещину. – Да. – Потом он застывает снова. – Сэб любезно предложил выставить мои работы. Э-э, спасибо, Сэб. Великолепные фотографии. Он говорит с трудом. Что-то в этих фотографиях заставляет его испытывать неудобство. – Ник забыл упомянуть, – говорит Кассандра, улыбаясь Сэбу и бросая взгляд на сына, – что благодаря этому, он может получить место в художественной школе. Эта экспозиция – то, что ему действительно нужно. Ты делаешь мне огромное одолжение, Сэб, милый. Она снова посылает Сэбу воздушный поцелуй, при этом избегая его бороды, в то время как у Ника вид, как у меня, когда я хотела провалиться под пол. Бедный Ник. Он старается быть холодным и художественным – его мать устраивает его жизнь за него. Я начинаю понимать, почему она сводит его с ума. Он смотрит наверх, ловит мою улыбку, и быстро улыбается в ответ, потом смотрит на пятно краски на своей футболке. Интересно, но, кажется, у него нет одежды, которая не изношена, не изодрана, и не забрызгана краской, несмотря на то, что у его матери есть супер-гардероб, описанный в журнале. Он милый, когда смущен. Хотя за пределами моей лиги. На самом деле у меня даже нет лиги. – О, привет. Мы все оглядываемся. Мирей стоит на лестнице, только что переодевшись. Она убийственно красива в облегающем розовом платье-мини из гардероба Джулии, но немного взволнованная с точки зрения супер-модели. Кассандра тепло ей улыбается. – Прекрасно выглядишь! Разреши мне посмотреть на твои успехи. К моему удивлению, Ник, кажется, не проявляет интерес к Мирей. Может быть, после многих лет путешествий с мамой модели надоели ему. Он скрывается, как только Сэб предлагает показать Кассандре свои недавние фотографии. Мирей присоединяется к нам за компьютером, и Кассандра быстро листает фотографию за фотографией: с Мирей, выглядящей фантастически, пока она не добирается до меня. Она вздыхает. Я не могу спокойно на это смотреть. – Эти лучше, – говорит Кассандра. На фотографиях я смотрю в окно. Затем, – Ах. – На этих фотографиях я танцую. – Жаль, что она не смотрит в... Ох. Они добрались до последней фотографии: той, где я думала, что Сэб закончил, и он поймал меня с руками в воздухе, смотрящей прямо на него. И знаете что? Я могу понять, почему Кассандра сказала: “Ох”. С фотографией всё отлично. В ней что-то есть – в том, как я двигаюсь, в удивлении на моем лице, во взмахе моими неуклюжими руками – это довольно интересно. Девушка на фотографии выглядит... отлично. Не так как Лили Коул, или Кейт Мосс, и не так, как Мирей, но отлично. – Хорошо,– окончательно говорит Кассандра – так или иначе, я думаю, мы получили то, что нам нужно. Хорошая работа, Сэб, дорогой. Я не думаю, что нам нужно возиться с платьями. Она не кажется совершенно счастливой, и я не виню её. Я сделала один хороший снимок из миллиона – ну или из сотни, неважно, а бедный Сэб работал несколько часов. Но того единственного хорошего снимка для меня достаточно. Не могу дождаться, когда покажу его Аве. Я извиняюсь и бегу к кухне посмотреть, не проснулась ли она. Когда я вхожу, она только просыпается и потягивается, выглядя намного лучше после сна. – Извини! – говорит она, зевая. – Я всё пропустила? – Да, всё. Но угадай, что? Сэбу действительно удалось сделать со мной приличную фотографию. Только одну, но действительно хорошую. Единственно хорошую за всю мою жизнь. Это должно быть из-за камеры. Может, я однажды накоплю на Никон... Я умолкаю. Камера Никон слишком дорогая для меня. Я определенно слишком увлеклась. – Тут важнее объектив, чем сама камера, – говорит голос позади меня. Я оборачиваюсь. – Ну и набор других факторов. Свет. Фон. Композиция. Хотя, в основном свет. Ты сможешь сделать такую фотографию и на свой телефон, если сильно постараться. Это снова кошмарный парень. Мне было интересно, куда он делся. Он наливал себе кока-колу из автомата в мини-кухне. – Правда? – говорю я. – Я заметила, что кирпичная кладка в роли фона была отличной идеей. Сэб выбрал чудесный фон. И правда: в конце он практически не использовал искусственный свет. В основном дневной свет. – Так получаются лучшие кадры, – говорит он, быстро мне улыбаясь. – Посмотри сайты о моде. Они, в основном, используют естественное освещение. Я – Ник, кстати. – Ты ведь фотограф? – предполагает Ава, потянувшись и подходя к нам. Он разглядывает её. – Кажется, мы знакомы. Мы уже встречались? – Не совсем так, – говорит она. – Ты был в офисе твоей мамы, когда мы заходили. – Ага. – хмурится он. – Неважно. Я правда художник, но время от времени занимаюсь фотографией. Но не такого рода фотографией. Он пренебрежительно машет в сторону студии. – Тогда какого рода фотографией? – спрашивает Ава, задетая за меня. Ник задумывается. – Экспериментальная. Документальный фильм. Фотографии с определенной целью. Я всё ещё работаю над этим. Посмотри, я работаю на этом сайте – целая группа работает. – Он достает из кармана миниатюрную записную книжку, вырывает страницу и что-то чирикает. – Если тебе нужно что-нибудь придумать, взгляни сюда. Он протягивает мне листок. Бумага толстая и мягкая: альбомная бумага. Она всё ещё хранит тепло его тела. В сумке начинает звонить телефон Авы, и за дверью раздается голос Кассандры. – Дорогой? Я ухожу. Ты готов? Он вздыхает, закатывает глаза и уходит без лишних слов. – Ха: "время от времени", – говорит Ава, делая гримасу. Я не слышу её. Я смотрю на листок бумаги. На обороте ручкой блестяще нарисован лабрадудль Марио. Ник может быть и кошмарный, но он талантлив. Та картина, забрызганная краской, в модном фото на фоне тоже была потрясающей. Ава находит телефон. – О-о, привет, папа. Спрашиваешь, в каком мы кинотеатре? Я так думаю, мы сильно задержались? Мы всё-таки решили посмотреть три фильма. Ты уверен, что хочешь нас забрать? Она беспомощно обращается ко мне, но я просто не обращаю внимание. Она втянула нас в эту историю, и она и вытащит нас отсюда.Глава 11
Вы можете долго обманывать множество людей, но вы не можете вечно обманывать историка академии наук, как выясняется, не больше шести часов в субботу. Папа давным-давно закончил с исследованиями в библиотеке, и у него было много времени, чтобы найти белые пятна в нашей сказке про кино. Когда Ава не смогла сказать какие фильмы недавно показывали в нашем "огромном кинотеатре", он настоял, что заберет нас, где бы мы не находились, и когда он узнает где мы, я серьёзно беспокоюсь, выживет ли его телефон от его тяжелой реакции. – ЧТО? В здании ПОЧТЫ? – Не совсем... – говорит Ава. – В СЕВЕРНОЙ части Лондона? Кто с вами? У Авы нет громкой связи. Она и не нужна. Она рассказывает о Сэбе и Кассандре. – Те МОШЕННИКИ? С вами всё в порядке? Они держат вас в заложниках? Оставайтесь там, где стоите. Я уже еду. Это занимает очень много времени – добраться на метро из Южного Лондона до Хайбери и Ислингтон. Достаточно много, чтобы Джулия помогла мне снять большую часть макияжа гейши, и Сэб начал работать с фотографиями Мирей на ноутбуке, выбирая какие сохранить, и, используя хитрую программу для настройки освещения, выделить невероятный блеск её волос. – Когда ваш папа придет сюда, я, э-э... уйду, – говорит он. Отлично. Я буду вечно известна как "потенциальная модель, которая заставила фотографа торчать с ней, пока она ждала своего папу". Ожидание – это плохо, но приезд папы хуже. – О-о, слава богу, вы в безопасности – бормочет он, сердито глядя на нас. Затем он очень формально благодарит Сэба, за то, что он остался присмотреть за нами, – как будто нам по четыре года, и двадцать минут громко и неоднократно отчитывает нас, пока мы не находим кафе, где он может напичкать нас едой. Теперь его паника превратилась в более холодный, более организованный гнев. – Не знаю, кому должно быть больше стыдно, – говорит он, – той, которая должна была заботиться о себе, или той, которая должна была знать лучше. – Но они сказали продолжать жить нормально, пап! – жалуется Ава. – Ты называешь это нормальным? – И они не мошенники. Я ошиблась. Они из модельного агентства, и им очень нравится Тед. – Да, нравилась, – бормочу я, выплевывая крошки от большого черничного кекса, – до тех пор, пока я... – А ты думала, что ты просто взяла её с собой в какое-то заброшенное здание, чтобы встретиться с абсолютно незнакомыми людьми, и никто не знал, где вы? Ава дуется. – Реконструированное, не заброшенное. И Луиза знала, – тихо говорит она. – Луиза? – папа вскидывает руки вверх. Подруга Авы, Луиза, хотя и выдающаяся волейболистка, но её не зря ласково называют Ditz[17]. Если что-то пошло не так, она могла бы даже не заметить, что мы пропустили несколько дней. И она, наверное, удалила смс о том, где мы были. Он вздыхает. – Тед, милая, я думал, ты более разумная. Я правда более разумная. У меня вообще больше здравого смысла. Мне хотелось сказать, “но она заставила меня!” – но я говорила это с тех пор, как мне исполнилось три года, и я обещала себе что, когда мне исполнится пятнадцать, я больше не произнесу этого. – В любом случае мне лучше отвезти вас обратно,– говорит папа. – Ава, ты принимала свои таблетки? Она кусает губы и выглядит виноватой. Папа вздыхает ещё раз и, что ещё хуже, закрывает глаза и вытирает их платком. На этой неделе Ава должна принять смесь из лекарств: сочетание химиотерапии, стероидов и других страшных синих таблеток, которые ликвидируют побочные эффекты двух других. Я не виню её за то, что она забыла. Хотя, папа винит. – Мы обещали, милая, – говорит он, не сердясь сейчас, но почти расстроенный. – Я знаю, это трудно, но если ты не будешь принимать их... Он думает про те девяносто процентов, и, по-видимому, она не собирается быть в их числе, если не будет принимать лекарства. – Хорошо, как скажешь, – ворчит Ава. Ей больше нравилось, когда она валялась на диване, пока я танцевала перед кирпичной стеной для волосатого парня с фотоаппаратом. – Ваша мама не должна узнать, – ворчит папа. – Я оставил ей записку, чтобы сказать, что я взял вас на прогулку по реке. И если она спросит, это то, чем мы занимались. Ава благодарно улыбается. Через секунду я осознаю, что сказал папа, и всё равно до конца не понимаю. Обычно мама и папа выступают единым фронтом перед лицом неповиновения. Мама гораздо страшнее, чем папа, хорошо, что он не хочет говорить ей про нас, но почему? В метро по дороге домой мы сидим рядом, глядя на вырезки из газет, которые папа принес с собой, и не разговариваем. Я не могу перестать вспоминать, как падал свет на облупившиеся кирпичи, и как прекрасно Мирей смотрелась на каждой фотографии, и как моя последняя фотография ... была удивительно не такой ужасной, какой могла бы быть. И как Сэб каким-то образом смог заставить нас делать то, что он хотел, даже если я никогда не знала никого настолько немногословного. Я бы хотела рассказать об этом Дейзи, но ей будет неинтересно. По крайней мере, Ава и я сможем поговорить после отбоя, когда мы должны будем спать. Когда мы добрались, мама только что вернулась с работы, все ещё была в зелёной рубашке и читала папину записку. – Вы хорошо провели время? – спросила она усталым голосом. – Там было много лодок? – Сотни,– уверенно врёт папа. Я вижу от кого Ава это унаследовала. Мама улыбается грустной улыбкой, отражающейся лишь на половине её лица. Её глаза потухли, вокруг них морщинки, и они не сверкают так, как сверкали до диагноза Авы. Теперь я понимаю, почему папа не хотел говорить ей о том, во что мы ввязались. Она как спутник, вращающийся по своей орбите, и любой толчок может отправить её в открытый космос. Я думала, что папа вращается рядом с ней, но нет. Он наблюдает за всем так же беспомощно, как и я, и просто старается не сделать хуже. Папино право – защитить её. Я обещаю себе, что больше никогда не пойду в заброшенное здание, чтобы встретиться с незнакомцем, лишь с больной сестрой за компанию. Это не самая гениальная наша идея. Оглядываясь назад, я понимаю, что что-то могло пойти не так, кроме моей полной неспособности сидеть на стуле, не выглядя, как полная идиотка. Тогда я осознаю, что мама смотрит на меня. – Что? – спрашиваю я. – О, Тед, – вздыхает она. – Посмотри на себя. Эти ботинки разваливаются. Мы должны купить новые. И почему ты в этих странных чёрных леггинсах?Глава 12
Сэб потратил кучу времени, работая над фотографиями Мирей перед тем как, папа пришёл забрать нас. Интересно, как много времени ему придется потратить на мои. В воскресенье я должна учиться, но я провожу большую часть дня, представляя себе Сэба, работающего за компьютером, и затем отправляющего результаты в Модел Сити для проверки. Интересно, что они подумают. В понедельник мама берет Аву в больницу для новой дозы химиотерапиичерез трубки Хикмана. – Расскажи мне сразу, как только что-нибудь услышишь, – говорит Ава. Весь день я тайно проверяю сообщения в телефоне. Ничего. Никаких новостей во вторник и в среду. В четверг стало очевидно, они решили пощадить меня, не говоря со мной напрямую. Я хотела бы получить копию последнего фото, но я не думаю, что могу напрямую спросить Фрэнки. Ава сказала, чтобы я просто позвонила ей и покончила со всем этим, но на этот раз я не иду на поводу у сестры. Я буду просто продолжать жить и притворяться, что не было этого сумасшедшего экскурса в модельный бизнес. В конце концов, это сработает. В пятницу после школы я с мамой покупала туфли в одном из местных благотворительных магазинов, когда в моём рюкзаке зазвонил телефон. – Э-э... привет? – говорю я, успев ответить на звонок. – Это Эдвина? – Голос ровный, аристократический и уверенный. – Это говорит Кассандра Споук. Вчера мы получили твои снимки и внимательно их изучили. Я обычно звоню всем нашим новым девушкам сама. Что ты думаешь? – Кто это? – спрашивает мама, размахивая парой отвратительных фиолетовых сандалий. Почему у неё всегда получается выйти из таких магазинов похожей на Одри Хепберн, но единственное, что мы можем найти для меня, выглядит так, как будто сделано для Шрека или принцессы Фионы? – Дейзи. Проблема с домашней работой. Простите? Последнее относится к Кассандре Споук. Что я действительно думаю? О том, как сильно они смеялись над моими фотографиями? Что? – Мы тебя берем, дорогая! Я всегда хотела быть вестником хороших новостей. Мы выбираем только тех девушек, которые на наш взгляд, могут добиться большого успеха. Ты взволнована? Мы в таком восторге от тебя. – Можешь сказать ей, чтобы она перезвонила? – говорит мама раздраженно. – Я не хочу долго здесь пробыть, мне ещё надо забрать баклажаны. – Э-э, взволнована, – шепчу я, чтобы поддержать радостную Кассандру, хотя на самом деле я просто онемела. Я подхожу к стойке с ботинками на шнуровке, подальше от мамы, и делаю вид, что разглядываю мужскую обувь. – Должна сказать, что ты не кажешься такой! – смеётся Кассандра. – Я знаю, что новости могут быть немного шокирующими, но теперь мир, правда, открыт для тебя. Фрэнки организует какие-нибудь кастинги и просмотры для тебя, так что ты сможешь сделать себе портфолио. И кто знает? Может, в один прекрасный день, ты будешь лицом кампанию! – Что? Это? – спрашивает мама. У меня душа ушла в пятки. Она, должно быть, подкралась ко мне сзади. Я смотрю на свои руки, которые, как оказалось, сжимают мужские туфли размером с супертанкер. – Они выглядят слишком большими даже для тебя. Как насчет этих? Она показывает мне бежевые сабо, на толстой подошве и удобным кожаным ремешком вокруг пятки. Что угодно. Я опускаюсь на пластиковый стул и снимаю мои разваливающиеся сандалии, чтобы померить сабо. – Эдвина? Ты там? – Да, это звучит хорошо, – говорю я. – Отлично, мне действительно жаль, но ... шшшшш... – я пытаюсь издать звук, похожий на хитроумный сигнал или на поезд, входящий в туннель, и нажимаю на кнопку "отключиться". Это, наверное, редкий случай для супермодели. Интересно, заговорит ли она со мной когда-нибудь снова. – Боже мой, Тед, ты розовая, – говорит мама. – Здесь жарко? Она узнала, что хотела? – Кто? – Дейзи. – О, да. Она запуталась с... французским. Я горжусь тем, что выдумала это на ходу, особенно в сложившихся обстоятельствах. Я думаю это потому, что я не поняла и четверти того, что сказала Кассандра. Когда мы остаемся одни вечером, Ава садится на край своей кровати и просит описать, что именно произошло во время звонка. – Хорошо, на самом деле, – признаюсь я, – многое было непонятным. Это как изучать новый язык. – Кому ты рассказываешь, – вздыхает она. – Линии Хикмана. Флеботомия. Преднизон. – Ха! Как насчет просмотр? Портфолио? Кампания? Я думаю, что они имеют в виду рекламу, но звучит как война. – Как насчет крови? Имею в виду мою кровь. Много моей крови в маленьких бутылочках. Я не могу перестать хихикать. – Марио Тестино. – Кириллос Христодулу. – Кириллос? – Его первое имя, – говорит она. – Греческое. – Линда Евангелиста. – Видишь! Ты знаешь, кто она. – Нет. Не знаю. Кто? – Боже, Ти! Она – супермодель восьмидесятых. Канадка. Она была очень известна. – О. Тогда что с ней случилось? – Понятия не имею. Она все ещё может сниматься. Интересно, что же обычно происходит с моделями? Вы вряд ли когда-нибудь видели фотографии старушек. Может быть, они в конечном итоге оказываются на яхтах на Багамах, пьют чай с дизайнерами и выходят в свет с рок-звёздами. Что ещё они могут делать? – И что? – спрашивает Ава насмешливо. – И что? – отвечаю я, делая вид, что понятия не имею, о чём она. – Почему ты краснеешь? Почему не смотришь мне в глаза? Почему ты не кружишься по комнате, говоря мне, какие они сумасшедшие? О чём ты думаешь? После звонка я много думала, отчасти о моей обуви. Ава говорит, что модели носят красивую одежду, что означает, что их обувь не поступает из благотворительных магазинов. Кроме того, я размышляю о Дине Дэниэлзе и Кэлли Харвест. О Кэлли, которая с десяти лет хочет быть моделью. Представьте себе, если бы я стала моделью. Она бы, наверное, взорвалась. Я понятия не имею, почему Модел Сити выбрали меня. Я не понимаю почему. Но факт в том, что они действительно выбрали меня, и всё теперь видится по-другому. Если я попытаюсь стать моделью во время летних каникул, я больше никогда не буду “девушкой в трусиках”. На самом деле то, что я застряла в Лондоне на целое лето, может быть исправлено позированием перед кирпичными стенами и враньем родителям. Ах, да. Забыла об этом моменте. Ава по-прежнему смотрит на меня, ожидая ответа. – Я думаю о разрешении, – вздыхаю я. – Я должна получить настоящее одобрение от папы с мамой, а не только твое вранье по телефону. – Правда, – соглашается Ава. – Итак, ты передумала? Хочешь продолжать? Я киваю. Меня так легко убедить. Я бы хотела быть более холодной и решительной, но я больше “плыву по течению и смотрю, куда оно меня вынесет”, и оно несёт меня в интересном направлении. Вернее будет нести, если в итоге мама и папа не станут чем-то вроде плотины, останавливающей меня. – Не беспокойся о них, – говорит Ава уверенно. – У меня всё получится. Поверь мне. И снова, несмотря ни на что, я верю.Глава 13
Слабое место в плотине, по словам моей сестры, – это папа. В субботу утром, как только мама ушла на работу, мы начинаем его обрабатывать. Я иду первой. – Э-э, пап, – говорю я, заходя на кухню, где он моет посуду. – Мне может быть понадобится твоя помощь. Он оглядывается и улыбается. – С чем, любимая? Если это опять математика, не думаю что смогу помочь. Эти статистические методы выше моего понимания. – Это не математика, это модельный бизнес. Я объясняю про звонок Кассандры. Он громко ругается, размахивая руками в нелепых желтых резиновых перчатках, и роняет тарелку. Она разбивается. Мы решаем продолжить разговор за обеденным столом, подальше от хрупкого фарфора. Ава присоединяется к нам, выглядя бледной и слабой этим утром, но решительной, чтобы поддержать меня. – Но послушай, любимая, ты уверена, что они настоящие? – подозрительно уточняет папа. Вступает Ава. – Модел Сити – самое лучшее агентство, папа. Я знаю, Тед не... типичная королева красоты, но у неё есть все, что нужно для модели. Ей просто повезло. Он улыбается и берет меня за руку. – Удача бы не помешала этой семье. Но, конечно, твоя мама никогда не позволит тебе. Ты знаешь, что она думает о моделях. – Да, – признаю я, – но на самом деле она ничего не знает. Я встретилась с одной на прошлой неделе, и она была прелестна. Она не принимала никакие наркотики, все время пока мы там были. Он смеётся. – Мы думали... э-э... я думала... что я могла бы попробовать. Может быть, подработать немного. Заработать немного денег. Понять для себя, подходит ли мне это, а потом сказать маме. Я вижу, что он колеблется на мгновение, и смотрю на него умоляюще. Он начал колебаться, когда я упомянула деньги. Папа ненавидит тот факт, что у Авы и у меня нет больше карманных денег, и он иногда всё ещё пытается незаметно сунуть мне пятерку. Просто кажется, что даже воздух в таком городе, как Лондон, стоит денег. Моим первоначальным планом было найти работу официантки на всё лето, но её трудно найти, потому что каждый хочет такую работу, и даже если вы найдете, вам придется работать целый день, чтобы заработать достаточно для одного ужина с друзьями. Папа знает об этом. Ава победно улыбается. – Тед будет занята летом. Он кивает всё ещё нерешительно. – И это безопасно, обещаю, – говорю я ему. – Они прислали мне утром письмо по электронной почте. Я покажу тебе. Там говорится, что у меня будет сопровождающий, пока мне не исполнится шестнадцать. Ты можешь сопровождать меня, или мне его предоставят. И я всегда буду говорить тебе, куда собираюсь, и буду давать контактные телефоны и всё, что нужно. Он вздыхает и рассеянно рисует каракули на полях газеты. – Когда я был в твоем возрасте, Ава, – говорит он, – мне нужны были деньги на отпуск. У отца моего друга была ферма. Он предложил мне и другим знакомым бесплатное питание и проживание и немного денег, если мы поможем собирать листья салата. Мы осмотрели ферму: приятная холмистая местность и дружелюбная жена фермера. Город славился своим летним музыкальным фестивалем. Итак, мы сказали "да". Он смотрит на нас беспокойными глазами. – И, девочки, я никогда в жизни не работал так тяжело за такие небольшие деньги. Это каторжный труд – сбор листьев салата, и он никогда не кончается. Часы, часы и часы сбора салата. Эти поля просто расстилались всё дальше и дальше ...– он рисует каракули и говорит мрачно: – я ненавижу салат. Только не говорите маме, но я не могу его выносить ... так вот, Тед, ты просто будешь носить красивую одежду, как настоящая модель? Я киваю. – Ты знаешь, я всегда был неравнодушен к Клаудии Шиффер. Я знаю. Шиффер – это фамилия Клаудии, другой модели, о которой я слышала, кроме Кейт Мосс. Она – немка, и у неё светлые волосы, а также она живет в Лондоне. Я знаю всё это, потому что, если папа где-нибудь видит её фотографию, он счастливо вздыхает, а мама ласково бьет его (ну, очень ласково) по плечу. – Это будет именно так, – говорит Ава уверенно, тайно подмигнув мне. – И как же ты собираешься всё сделать так, чтобы мама не узнала? – Скажем ей, что Тед получила работу официантки. В той гостинице, рядом с Дейзи. Просто до тех пор, пока у неё не начнёт получаться. Затем она может показать маме, что это безопасно, и что ей это нравится. – И я всё равно просто хочу подработать, – добавляю я.– Пожалуйста? Он проводит рукой по своим волосам сумасшедшего профессора. – Что именно я должен сделать? – Хорошо, Стивен, просто подпишите здесь ... и здесь. Прекрасно. Я должна сказать, что мы очень рады, что Тед согласилась. Она будет настоящей звездой. И она похожа на вас. – Думаю да, – улыбается папа растерянно, разглядывая офис Модел Сити и думая, что два урода, вроде нас, с растрепанными волосами и сросшимися бровями, делают посреди их офиса, подписывая разрешение. И как будто читая его мысли, Фрэнки говорит: – Мы запишем её в салон красоты, прежде чем она начнет работать. Она должна убрать ... вы знаете. Она проводит пальцем по лбу, и мне становится интересно, как именно они собираются избавиться от моих бровей. Я не уверена, что хочу знать. В последний раз, когда Ава пыталась выщипать их много лет назад, это было мучительно, и я заплатила ей, чтобы она прекратила. – Мирей уже подписала? – спрашиваю я, чтобы отвлечься. Фрэнки выглядит растерянной. – На самом деле, нет. Она хорошо позировала, но у неё не было того, что мы искали. – Но я не понимаю... Мирей, определенно, самая красивая девушка, которую я когда-либо видела. – Нам нужны девушки с изюминкой. Что-то свежее, чтобы привлечь внимание людей,– объясняет Фрэнки. – Она будет высоко востребована. Но не в мире высокой моды. – Тогда где? – я не могу перестать спрашивать. – В каталогах нижнего белья? – предполагает Фрэнки. – В любом случае, позволь мне показать тебе твоё портфолио. Я думала об этом. Кассандра упоминала портфолио, и это звучало очень важно. Они ожидают, что я прочитаю какой-то роман[18]? Это учебник про модельный бизнес? Это было бы здорово, так как я узнаю там много, чего я не понимаю. Для начала как избежать участи модели каталогов нижнего белья, – я пытаюсь уйти от образа “девушки в трусиках”. Вместо этого Фрэнки вытаскивает из-под кучи бумаг совсем не книгу – большую чёрную папку с логотипом Модел Сити на обложке и прозрачными пластиковыми карманами внутри, большинство из которых пусты. Она поворачивает её к нам и открывает. В первом кармане находится моя последняя фотография, которую сделал Сэб: с руками над головой и удивленным выражением на лице. – Что думаешь? Ох. Хорошо. Несмотря на долгое время, в течение которого он работал над ней, Сэб не совершил волшебство по превращению меня в Кейт Мосс, или Линду Евангелиста, или хотя бы в Клаудию Шиффер, если на то пошло. Это по-прежнему только я и кирпичная стена. И мама была права: леггинсы для йоги выглядят смешно на моих худых ногах. Но это интересная фотография. Сэб хорош. Дальше было ещё больше фотографий со мной, где, я бы сказала, кирпичная стена затмевает меня. Хотя Фрэнки кажется счастливой. – Нам нужно о многом поговорить, – сообщает она. Папа посматривает на часы. Мы здесь после школы, и должны быть в отеле в Ричмонде договариваться о работе официантки. Скоро мама будет ждать нас дома к ужину, и после этого у меня гора домашней работы. Но я начинаю наслаждаться собой. Я постоянно глазею на папину подпись в разрешении, и почему-то это выглядит ужасно официально, – так, как будто я на самом деле должна быть здесь. – Я внесу вас в расписание, чтобы вы пришли и обсудили питание и финансы, – продолжает Фрэнки, чувствуя, что этот визит должен быть коротким. – Финансы? – спрашивает Папа. Математика не его любимый предмет. – Налоги, сбережения, пенсионный план, – говорит она. – Тед будет самой занятой, но, безусловно, мы объясним, что ей нужно делать. Мне будет нужен пенсионный план? Я буду зарабатывать так много, что мне нужно будет платить налоги? Это так захватывающе! – Между тем, – говорит Фрэнки, – Вот план, ангел. Я собираюсь поставить тебя в очередь для просмотров в первые недели лета, пока все ещё заняты. Не беспокойся о том, что портфолио сначала такое небольшое. Как только ты начнешь появляться в журналах, оно сразу станет больше. Также тебе нужна композиционная карта, но это несложно, мы поможем тебе с ней, хорошо? – Хорошо, – я соглашаюсь. – Чудесно. Я могу сказать, что у меня ещё огромное количество вопросов. Я понятия не имею, о чём она сейчас говорила, но это звучало так же ЗДОРОВО, как и уплата налогов.Глава 14
После этого достаточно трудно сосредоточиться на занятиях. Но, по крайней мере, не только мне. После окончания экзаменов почти все начинают обдумывать свои планы на отпуск, в том числе и большинство преподавателей. К сожалению, есть несколько исключений, кто по-прежнему настаивает на продолжении занятий. Более того, к сожалению, одна из них мисс Дженкинс, наша учительница рисования, моя любимая, но она воспринимает свой предмет слишком серьёзно. Последняя учительница рисования носила расклешенные юбки, вязаные жилеты и ужасные серьги и постоянно говорила о Ренессансе. Мисс Дженкинс другая: красная помада, юбка-карандаш, волосы собраны в пучок с помощью карандаша для рисования, она водит нас на крупнейшие выставки в Тэйт Модерн и заставляет иметь собственное мнение о концептуальном искусстве и прочей чепухе. Она стильный преподаватель. В редкий (для меня) момент модного рвения, я пыталась сделать так, чтобы моя (до этого севшая) школьная юбка с помощью булавок выглядела более карандашно, но я едва смогла ходить. Во всяком случае, я всегда была поклонницей мисс Дженкинс – до сих пор. Кажется, у неё появилась сумасшедшая мысль, что мы все хотим провести каникулы, готовясь к нашим будущим экзаменам. – Помните, – говорит она в конце нашего последнего урока в преддверии летних каникул, – вы должны представить три проекта на следующий год. Все они должны быть тщательно продуманы с полной иллюстрацией рабочего процесса. Самый большой проект должен быть готов к Рождеству, но я позволю вам выбрать тему сейчас, так что вы сможете хорошо подготовиться на каникулах. Даже так вы вымотаетесь, поверьте мне. Вот темы, которые можно выбрать. Она записывает их на доске синим маркером: Натюрморт. Интерьер/открытый пейзаж. Автопортрет. Дейзи рядом со мной разочарованно вздыхает. Как в обществе, где поп-звезды ходят на церемонии награждения, одетые в сырое мясо, экзаменационная комиссия может быть настолько лишенной воображения? В другом конце комнаты Дин Дэниелс громко зевает, потягивается, а потом падает на стол в притворной коме. Это один из тех моментов, когда я должна согласиться с ним. Мисс Дженкинс делает вид, что она не заметила общую реакцию. – Вы должны хорошо подумать о том, что из себя представляет выбранная тема. Сходите в галереи – получите вдохновение. Почитайте книги. Используйте интернет. Найдите художников, которые обыгрывали этот жанр. Вспомните то, чему я вас учила. Обдумайте источники, которые вы собираетесь использовать, как вы собираетесь их сочетать ... Это больше, чем рисование пары яблок и стакана воды. Дейзи толкает меня. Она прочитала мои мысли. Я уже выбрала свою тему – натюрморт – пара яблок и стакан воды – именно это я и собиралась нарисовать. – Она не оценит, если ты просто нарисуешь много тени – бормочет Дэйзи. Я пожимаю плечами. – Но у меня хорошо получаются тени. Это моя любимая часть. Кроме того, я, может быть, буду слишком занята, чтобы рисовать остальные темы. – Чем? Все лето будешь сидеть без дела в своем нижнем белье? Звенит звонок, и мы начинаем собираться. – Я не буду сидеть в своем нижнем белье, – говорю я обиженно. – Извини, в чужое белье. – Она хмурится. Ей до сих пор не нравятся мои планы на отпуск. – Это каталог нижнего белья и он коммерческий, – объясняю я. – Я участвую в высокой моде. – Только послушай себя, Тед! Я слышу. Это звучит глупо. Я замолкаю. – Неважно, – говорит она, меняя тему разговора, – я рассказывала тебе о Гамбурге? – Нет, – вздыхаю я. «Трибьют» – группа папы Дэйзи в августе отправится в тур по Германии. Дейзи и её мама присоединятся к ним, так что Дейзи сможет усовершенствовать свой немецкий. Чуть ли не каждый день они добавляют к турне новый город, и Дейзи будет отсутствовать ещё дольше. По какой-то причине сегодня она особенно рада Гамбургу. Может быть, этот тур трибьют-группы эквивалентен “высокой моде.” По крайней мере, теперь я буду занята во время её отъезда. На обратном пути в класс мы чуть не врезаемся в Кэлли Харвест, несущуюся по коридору с развевающимися волосами в сопровождении нескольких друзей из её "глянцевой банды". – Это правда, что ты собираешься в Германию? – спрашивает она Дейзи. – В турне? Дейзи кивает и рассказывает подробности о Гамбурге. Кэлли выглядит ещё более пораженной. Она думает, что Дейзи классная. Они много тусовались вместе с тех пор, как ... ну, с тех пор, как я начала много смотреть в окно и не отвечать на вопросы Дейзи. Я не была идеальной подругой в последнее время. – А ты, Пятница? У тебя есть планы на летние каникулы? – спрашивает Кэлли. На её лице – ни капли заинтересованности. Глянцевая банда маячит за её спиной, скрестив руки, всем им одинаково скучно. Разве может Чумовая пятница замышлять что-то интересное? – Ну, на самом деле я собираюсь работать моделью. Молчание. Кэлли смотрит на меня в течение пяти секунд. Никто из глянцевой банды даже не дышит. Это, возможно, почти лучший момент МОЕЙ ЖИЗНИ. Затем Кэлли начинает хохотать. – Да неужели? Докажи. И, конечно, я не могу. В итоге я выгляжу глупо, как обычно. Кэлли поворачивается на каблуках и уходит, члены глянцевой банды плетутся за ней следом, продолжая смеяться. Дейзи пожимает плечами. Я чувствую, как подкатываются слезы. – По крайней мере, ты могла бы быть счастлива за меня, – говорю я горько. Она поворачивается ко мне, удивленно нахмурившись, потом смеётся. – Рада за тебя? Вот она ты, с безупречной кожей, без прыщиков и ноги от ушей ... ты просто стоишь, и люди превращают тебя в модель. И я должна быть рада за тебя? Она уходит, качая головой, оставив меня в шоке. Я с трудом узнаю девушку, которую она описывала. Я ведь Чумовая пятница? её лучшая подруга? Над которой только что посмеялась Кэлли? Всё не так, как должно было сработать.Глава 15
– Она просто завидует, – заверяет меня Ава по пути домой. – Ты можешь так не думать, но так оно и есть. Ты должна быть доброй и великодушной. Это приём, которому ты научишься. Я? Великодушной? Не могу это представить. Королевы и принцессы великодушны. Великолепная Ава, играющая в хоккей на траве, великодушна. Неуклюжие, случайно мелькающие в нижнем белье уроды не могут позволить себе такую роскошь, как великодушие. Или, по крайней мере, я так думала, но, может быть, девушки, подписавшие контракт с Модел Сити должны быть такими, независимо от того, как они себя чувствуют. Слава богу, у меня есть сестра, потому что кажется, я могу потерять свою лучшую подругу. Однако Ава не чувствует себя так же великолепно. После двух недель отдыха она снова начала проходить химиотерапию, и на этот раз всё тяжелее. Больше головокружений, больше усталости, и тело, которое помнит, что ему очень не понравился последний раз, за исключением стероидов, просит не делать этого снова, но это необходимо. Две недели химиотерапии, две недели отдыха. Это второй цикл из шести. Хорошая новость – Джесси наконец-то сдал свои выпускные экзамены, а также закончил большие парусные гонки, для которых он тренировался, и он наконец-то приезжает в гости. В нашем старом доме в Ричмонде был диван-кровать, и он смог бы остановиться у нас, но здесь это просто невозможно, поэтому он остановился у друга. Он приедет только на выходные, и Ава планирует это как ... ну, как военную кампанию: что она будет носить в конкретный момент каждого дня, как она будет краситься, какими духами пользоваться, куда они пойдут, что они будут есть, будет ли возможность поцеловаться и пообниматься, и если да, то как она будет прижиматься к нему, чтобы ему не мешали трубки, торчащие из груди. Когда она узнает о моих планах на выходные, то даже вызывается мне помочь, что является ещё одним симптомом её хорошего настроения, связанного с Джесси. Несмотря на химиотерапию, в Аве появляется какая-то искра, когда она думает о нём. Это напоминает мне то, какой она была на стероидах. Гормоны, говорит мама. Очень похоже на стероиды, но с меньшим количеством побочных эффектов. Однако принимая во внимание, что стероиды должны были помочь с аппетитом, гормоны вызывают у неё абсолютное отвращение к еде. Она ничего не выносит, кроме моцареллы и помидоров, её новой любимой еды. Между тем все мамины экзотические фрукты лежат в углу на кухне, медленно меняя форму и цвет, как будто они превращаются в какою-то сюрреалистическую кучу Сальвадора Дали. Джесси приезжает в пятницу перед окончанием школы. Хотя это урежет несколько часов нежностей, мама и папа настаивают на обеде. Как только он входит через дверь, становится совершенно ясно, как Ава выдержала целый год настойчивых приставаний Шейна Мэтьюза к ней в школе. Он изменился с прошлого лета, и, если такое возможно, стал ещё более красивым. Его волосы ещё более светлые от солнца, глаза сверкают и горят, он по-прежнему высокий и стройный, но скоро станет крепким и уверенным. Он совершенно, трогательно великолепен. Даже мама не может перестать хлопать ресницами, когда предлагает ему чипсы и арахис перед обедом. Я не притворяюсь, что не поражена, потому что это бессмысленно. Он, должно быть, знает, какой он удивительный, но в отличие от крутых парней из школы, не показывает этого. В то время как Шейн Мэтьюз всегда носит шарф или свитер команды по регби, чтобы напомнить, что он в школьной команде, нет ничего, указывающего, что Джесси первоклассный моряк. Может быть, загар и супер-антибликовые солнцезащитные очки выдают его, – но Ава сама обратила моё внимание на них на последнем фото, которое он прислал. Можно предположить, что он актёр. На самом деле он планирует быть бухгалтером, когда закончит университет. Самый горячий бухгалтер в юго-западной Англии, как часто вздыхает Ава, но тем не менее бухгалтер. Аве нравится, что он такой талантливый. Он также приятен в общении. Зная, через что проходит Ава, и не зная, как говорить об этом, большинство людей пытаются понять, что сказать в нашем доме в конкретный момент, но у Джесси полно историй о парусной гонке, как его лодка почти перевернулась, и как они выиграли, несмотря на повальное мошенничество со стороны команд-соперниц. Папа задает ему много технических вопросов о гоночных тактиках, а мама и я присоединяемся к Аве в простом восхищении его лицом. В общем, он справляется довольно хорошо. – Ты уверена насчет завтра, дорогая? – в итоге спрашивает мама Аву, на мгновение с трудом отводя взгляд от Джесси. – Я имею в виду, что берешь Тед. Я уверена, у вас двоих есть дела поважнее, чем нянчиться с сестрой. – Нет, все хорошо, – улыбается Ава. – Мы просто поглазеем на витрины. Это будет славно. Мама качает головой. Она знает о свиданиях и мальчиках, и что младшие сестры, как правило, не приглашаются. – Ну, ты очень добра. – Да ладно тебе, – скромно говорит Ава. На самом деле это просто уловка, но мама права, это всё равно очень по-доброму. В эти выходные Ава делает вид, что берет меня с собой, поэтому я могу тайно сходить в салоны красоты в центре Лондона, в которые Фрэнки записала меня. В тоже время Ава не хочет, чтобы я и близко была рядом с ней во время "фестиваля объятий и поцелуев" с Джесси, но они договорились встретиться со мной после салона красоты, чтобы мы могли договориться о том, что мы делали вместе и сверить наши показания. Как и планировалось, в половине одиннадцатого в субботу они прощаются со мной на станции метро Ковент-Гарден. Ава и Джесси отправляются по магазинам, в то время как я, точно следуя инструкциям Фрэнки, направляюсь в парикмахерскую «Локс, Сток и Баррель», где мне должны привести в порядок моё птичье гнездо. Кастинги, или просмотры, или как там это называется, начинаются на следующей недели, и Фрэнки хочет, чтобы я выглядела как можно лучше. Снаружи место кажется вполне нормальным – небольшой бутик с чёрной дверью. Пока всё хорошо. Но внутри парикмахерская оказывается чем-то странным, современным и неожиданным. После нескольких недель школы, домашних заданий и экзаменов, мне нужно глубоко вздохнуть и сказать себе, что я должна быть здесь. Это не похоже на парикмахерскую, больше похоже на гигантский космический корабль с фенами. Везде полированная сталь, белые полы, яркие огни и блестящие поверхности. Персонал выглядит круто и модно, и все клиенты богатые, уверенные в себе и... старые. Им всем на вид лет тридцать, как минимум. Фрэнки сказала мне позвонить ей, если у меня возникнут проблемы, и мне хочется сделать это прямо сейчас и объяснить, что я правда не думаю, что подросткам здесь место. Я даже достала телефон из рюкзака. Но Ава наказала мне не быть жалкой, поэтому я подхожу к столу и представляюсь. Конечно, они ожидают меня. После шампуня и массажа головы девушка по имени Ханна возится с ножницами, чтобы вывести “текстуру” и “фактуру”. Лично я не вижу особой разницы, когда она заканчивает: я бы сказала, что прическа похожа на небольшое гнездо, свитое птицей, которая очень любит блестящие ветки. Но, может, это и хорошо, если повезёт, мама даже не заметит, что я сделала. Дальше по улице от «Локс, Сток и Баррель» находится небольшой салон красоты, также из списка Фрэнки. Раньше я никогда не бывала в салонах красоты, но тепло и всепроникающий запах роз и лаванды снова искушают меня. Как только я начинаю думать, что это место намного приятней парикмахерской, женщина в белом халате по имени Нирмала приступает к удалению моих сросшихся бровей. Как можно так ошибаться? Все предыдущие атаки Авы с пинцетом не идут ни в какое сравнение с этим. Нирмала начинает удалять волосы с помощью воска, что больно, но быстро. Затем, чтобы завершить образ, она берет длинную хлопчатобумажную нить и начинает выдергивать каждый волос в отдельности. Это и есть процедура удаления волос, понимаю я между приступами боли. Забудьте о запахе роз и лаванды: если процедура удаления волос на лице существовала бы во время Гражданской войны, она, несомненно, использовалась для пыток. Как только она заканчивает, Ава и Джесси приходят, чтобы забрать меня. Ава открывает дверь в "процедурный кабинет", а Джесси заглядывает через её плечо. Она, кажется, не думает о том, что её великолепный парень видит меня всего лишь в третий раз за год, а я лежу со слюнявчиком вокруг шеи, а моё лицо горит и жжётся из-за недавних страданий. – Привет ещё раз, Джесси, – бормочу я. Он смущенно улыбается. – Веселишься? – Не совсем. – Но посмотри на результат, Ти, – настаивает Ава, когда Нирмала дружелюбно протягивает мне зеркало. Я изучаю свое лицо. Оно всё ещё розовое и взволнованное, но впервые в моей жизни у меня две нормальные брови. Нирмала улыбается, когда я улыбаюсь ей с благодарностью. Внезапно, боль не кажется такой уж сильной. Я, честно говоря, пройду через это столько раз, сколько нужно. Джесси ведет нас в ближайшее кафе, чтобы отпраздновать. – Хорошо, – говорит Ава, глядя на мою переносицу, пока Джесси стоит в очереди в кассу. – Ты, безусловно, выглядишь так, как будто что-то сделала. Она задумывается на мгновение. – Мы скажем маме, что вернулись домой рано, и я сделала тебе сеанс красоты на дому, пока она была на работе. Наверное, я могла бы выщипать твои брови так же, если бы попыталась. – Ты не станешь пытаться! Ава вздыхает. – Мне и не нужно. Это обман, помнишь? Мы просто скажем, что я сделала это с помощью пинцета. – Ого! Хотя она права. Мама так занята работой и противораковыми лекарствами, что не обратит особого внимания на количество волос у меня на лице. – Кстати, поздравляю, – говорит он, – с новой работой. До этого у меня не было возможности сказать это лично. Но в нём по-прежнему странная неловкость. Я думаю это потому, что он действительно не одобряет модельный бизнес. Однако когда он садится рядом с Авой, она отворачивается от него. Когда я присматриваюсь внимательней, вижу, что-то не в порядке с Авой, из её глаз исчез тот самый блеск. За завтраком он ещё был, значит, что-то произошло, пока я была в парикмахерской. Что-то нехорошее. Я смотрю на них обоих растерянная, и не знаю, что сказать. Ава нарушает молчание напускной веселостью. – Джесси тоже нужны поздравления, – говорит она с неопределенной улыбкой. – Он так хорошо выступил в парусных соревнованиях, что был приглашен в команду яхты, которая будет плавать по Средиземному морю. Все лето. И, может быть, осенью. Он только что рассказал мне об этом. – Ого. Звучит здорово, – бормочу я. Но это не то, что я думаю, ведь это ужасно. Неудивительно, что блеск исчез. Как Ава сможет прожить без него так долго? Джесси вздыхает и качает головой. – Я обязан принимать предложение. Мне нужно учить сёрфингу летом. Просто на яхте будут платить лучше, и это поможет оплатить школу. Но… – Но ничего, – резко говорит Ава. – Это Средиземное море! Просто подумай обо всех тех местах, которые вы посетите. Ибица, Майорка, Сардиния ... на яхте! Роскошной яхте! И тебе заплатят. Если бы кто-то предложил мне, я бы поехала. В любом случае я буду настолько занята лечением, что у меня не будет времени повидаться с тобой, а если и увидимся, это будет совсем невесело. Так гораздо лучше. Это действительно хорошая идея. Она пристально смотрит в свой кофе. Джесси смотрит на меня беспомощно. – Я сказал ей, что останусь, если она захочет. – Но я не хочу, – говорит она с той же жестокостью, которую обычно использует мама, когда спор окончен. Мы проводим ещё десять мучительных минут, едва разговаривая друг с другом, потом я одна ухожу домой, так что они могут игнорировать друг друга без меня. Я хотела сразу же приступить к рассказу "Ава сделала мне новый имидж", но мама ничего не замечает. Когда Ава приходит – намного раньше, чем должна была, она не хочет разговаривать. Из-за второго цикла химиотерапии она чувствует головокружение и слабость, но я знаю, что дело не в этом. Проблема в Джесси. – Это глупая идея. Ты будешь скучать по нему, – настаиваю я, со своей стороны шкафа, где пытаюсь найти пару сандалий на следующую неделю, подходящих мне и не делающих меня похожей на тролля. – Я буду в порядке, – кричит она. – Ты думаешь, я хочу, чтобы он видел меня больной и измученной, с выпадающими волосами и бог знает чем, когда он постоянно окружен пляжными красотками? Так гораздо лучше. Неважно, скоро твой первый день на новой работе. Это гораздо важнее. Минуту она сидит на кровати, обхватив голову руками. Я знаю, что она думает о своих волосах. Она боится потерять их. Я не знаю почему, но об этом она беспокоится больше всего. Время от времени она успокаивает себя тем, что они все ещё там – густые, тёмные и прекрасные – её главное украшение. Затем она успокаивается и начинает рыться в её части шкафа, отбрасывая вешалки в сторону, продолжая искать. В конце концов она находит то, что искала. – Ага! Я хочу, чтобы у тебя было это. Тебе она понадобится. Она держит в руках маленькую бело-голубую полосатую юбку – примерно дюйма на четыре дюйма короче, чем я бы надела, но очень милую. – Почему? – спрашиваю я. Это, в конце концов, девушка, которая поклялась НИКОГДА не позволять мне одалживать у неё вещи. – Потому что ты выглядишь как бомж, и мне неловко при мысли, что ты встречаешься со всеми этими модными людьми в своей обычной одежде. – Правда? – Да. Ты выглядишь ужасно, – вздыхает она. – Я имею в виду – правда насчёт юбки? Ты никогда не одалживаешь мне вещи. – Я не одалживаю, я даю её тебе, – говорит она раздраженно. – Когда Джесси нет рядом, всё, что я могу носить – это спортивные штаны и старые футболки. Возможно, ты можешь получить какие-нибудь обноски. Она протягивает мне юбку, её лицо суровое и решительное. Моя сестра такая сильная, такая упрямая и решительная, что я чувствую, как у меня наворачивается случайная слеза, и я быстро моргаю, смахивая её. Я знаю, как она раздражается, когда мама плачет. – Хорошо. Спасибо. Я беру юбку. Мгновение Ава смотрит на меня мрачно, потом благодарно улыбается. Хотя именно она делает подарок, думаю, она рада, что я больше не спорю с ней о Джесси и её глупом решении отпустить его с яхтой. Она полностью погружается в борьбу против лимфомы, и у неё не остается сил для борьбы со мной. В тот момент мы заключаем своего рода перемирие. Мы всегда спорили, для этого и нужны сестры, но я молча соглашаюсь с тем, что позволю принимать ей свои собственные глупые решения её собственным глупым способом, пока болезнь не отступит. Она всё, что у меня есть, и она мне нужна. В благодарность её плечи расслабляются, и напряжение покидает её тело. – Урра, – говорит она тихо. – Моя сестра будет моделью!Глава 16
Пять дней спустя . Первый день мо е й работы " официанткой ". Я сижу в сырой комнате на складе в Бермондси, Ист-Лондон. Нас около тридцати, все ждут, когда их просмотрят несколько дизайнеров, которые ведут модный стильный блог. Почти все в комнате – высокие, худые, юные, нервные девушки держат в руках пластиковые папки, как у меня. Большинство без косметики, немногие одеты в плотно облегающие джинсы, а почти все в одинаковые мини-юбки и топы. Слава богу, Ава убедила меня надеть юбку, а не брюки-карго, как я планировала. Возможно, это униформа моделей, о которой я не знала? Я действительно не знаю очень многого. В конце концов я решила попросить девушку, сидящую рядом со мной, помочь, наконец, разобраться с некоторыми вопросами из моего огромного списка. Её зовут Сабрина, она тоже из «Модел Сити», и мы сопровождаем друг друга, потому что семья Сабрины живёт в Ньюкасле, и она останавливается в квартире в западном Лондоне, которую снимает агентство. Сабрина не подходит для этой работы – она здесь сопровождает меня, и через пару часов я буду сопровождать её куда-нибудь ещё. – Это просмотр, понимаешь? – говорит она. – Ты идёшь и видишь людей, которым нужна модель для определенной работы. Это значит кастинг. – Подожди, кастинг или просмотр? Вот, что я не понимаю. Она вздыхает. – И то, и другое. Но иногда ты идешь и видишь дизайнера или фотографа, просто чтобы показать им своё лицо, чтобы они тебя запомнили. Это просмотр, но не кастинг. Понимаешь? – Да. Нет. Я только понимаю, что есть журнал, под названием «Дэзд энд Конфьюзд», и почему-то он так популярен среди моделей. Сабрина продолжает. – Но если это кастинг, а не просто просмотр, и ты им нравишься, то они выбирают тебя, что означает, что они хотят тебя, и если тебя выбирают первой и ты свободна, то ты получаешь работу. Это довольно просто. Помогите! Она потеряла меня на слове “выбирают”. Я прошу её объяснить это ещё раз. Она объясняет, и это по-прежнему звучит как “бла-бла-бла-бла выбирают. Бла-бла-бла-бла-просто”. Тем не менее, я испытываю смутное ощущение, что когда тебя выбирают – это хорошо, и именно это я хочу получить от этого кастинга. Или просмотра, или как там это называется. Беда в том, что мы все хотим этого, и нас полная комната, а им нужны только две девушки. Постепенно, комната начинает пустеть. Девушки постоянно проходят мимо нас по пути на другие встречи. Большинство из них, кажется, сами по себе, хотя совсем юные, вроде меня, со своими мамами. Здесь было бы очень одиноко, если бы у меня не было компании в роли Сабрины. Называют следующее имя. – Тед Ричмонд. Эй, кто Тед Ричмонд? Голос уже обеспокоен. Нужно сразу отзываться, или они просто назовут следующее имя. Сабрина толкает меня в плечо. – Это ты, помнишь? Ах, да. Фрэнки решила, что “Тед Траут[19]” не будет хорошо смотреться в моей композиционной карте (что больше похоже на бизнес-карту для моделей с фотографиями), так что нам быстро пришлось придумать другую фамилию. Папа был очень расстроен. Не для того он десять лет терпел в школе, когда его обзывали рыбьим лицом, чтобы от его фамилии отказались при первой же возможности. Но Фрэнки и я переубедили его. Я недолго думала, пока папа предлагал различные варианты фамилий. Почему-то я не могла перестать думать о нашем старом доме. Я всё ещё очень сильно по нему скучаю. В конце концов я остановилась на “Ричмонд”, и Фрэнки согласилась. Это была отличная идея, только я никак не запомню, как меня зовут. Спасибо Сабрине. Я хватаю мою папку из сумки и врываюсь в двери студии. Передо мной пара столов, сдвинутых вместе, и три человека, сидящих за ними. Я будто в ночном кошмаре очутилась на устном экзамене, сходство очевидно. В действительности это также напомнило мне одну папину любимую картину об английской гражданской войне, где изображен мальчик-роялист, допрашиваемый страшными солдатами Кромвеля. Она называется "А когда ты в последний раз видел своего отца?" Этот бедный маленький мальчик выглядит намного храбрее, чем я себя чувствую сейчас. Я подхожу к ним, и протягиваю моё портфолио. Они перелистывают его. Только три фотографии для просмотра, так что это не занимает много времени. – Тед Ричмонд? – Да. – Я запомнила свое имя. Урааа. – «Модел Сити»? – Верно. – Хмм. Можешь повернуться? Я поворачиваюсь. Думаю, это весьма элегантный пируэт. – Вид сзади. Просто вид сзади, пожалуйста. Поэтому я стою лицом к двери и стараюсь не бояться. Я чувствую, как мои мышцы напрягаются. Мои плечи поднимаются до ушей. Я должна попытаться расслабиться или буду выглядеть сутулой? Я не уверена, если я... – Хорошо. Можешь идти. Ох, нет. Всё, что я должна была делать – это “просто постоять там”, и я успела испортить и это. – Мисс Ричмонд? Мисс Ричмонд? Помогите. Это же я. Я так и не выучила своё собственное имя. Я оборачиваюсь. – Ваше портфолио. Мужчина, сидящий посередине, протягивает мне папку. Я ожидала увидеть его в кожаной куртке и большой шляпе 1645 года, эпохи Кромвеля. Немного неожиданно видеть его в чёрной футболке и с небритой щетиной. – Не беспокойся, я уверена, что ты была прекрасна,– говорит мне Сабрина, когда мы выходим на улицу. – Если они не захотели тебя, это просто потому, что у тебя не было правильного ракурса. У меня почти не было работы первые шесть месяцев в «Нью Фэйсес». – Полезно узнать, – говорю я. – Спасибо. С Лили Коул такое не случалось. Второй день такой же, как первый, с тем исключением, что я не концентрируюсь, выходя из метро, и в итоге теряюсь по пути на квартиру, снимаемую агентством, где я встречаюсь с Сабриной. На третий день, появляется определенная закономерность. Мой будильник звонит под подушкой, чтобы не разбудить Аву шумом. Я переодеваюсь в одежду, наиболее похожую на униформу модели – юбку Авы, если она чистая, и футболку определенного типа (не в мою футболку с надписью "Woodland Trust", хотя когда я стану достаточно смелой, я могла бы попробовать носить её как платье). Я иду в кафе рядом с квартирой для моделей, где я встречаюсь с сопровождающей из агентства и с кем-то ещё, кого она сопровождает сегодня, так что мы можем идти вместе к нашему первому пункту назначения. Мы посещаем кастинги и/или просмотры. Случаются небольшие катастрофы – обычно из-за того, что я что-то забыла или не понимаю, что они от меня хотят. Позже я спрашиваю у Фрэнки, выбрали ли меня для работы. Не выбрали. Я иду домой в одиночестве, стараясь не принимать это близко к сердцу. Я принимаю это близко к сердцу. По крайней мере,я начинаю заводить друзей. Я постоянно натыкаюсь на одних и тех же девушек, так как мы боремся за одни и те же места. Если бы Дин Дэниэлз мог видеть нас – комната забитая высокими, тощими уродами, которые выстроились в очередь, он был бы в шоке. Эта мысль всегда заставляет меня улыбаться. Сабрина – моя любимая. Всякий раз, когда мы встречаемся, она заботится о продолжении моего образования в сфере моды. Она всё ещё в ужасе от того, как мало я знала, когда начинала работать. – Итак, правило номер один? – она экзаменует меня, пока мы стоим в очереди на получение работы в газете. – Не встречаться с моделями, – улыбаюсь я, вспоминая Фрэнки, когда она первый раз фотографировала меня. Сабрина смеётся. – Откуда ты взяла это? Это больше похоже на последнее правило! Какое настоящее? – Быть профессионалом – я покорно отвечаю. – Что значит...? Я вспоминаю список вещей, о которых мне говорила Фрэнки, прежде чем я приступила к работе. Быть профессионалом – значит быть вовремя, с чистыми волосами и ногтями, носить соответствующую одежду и обувь, в том числе и нижнее белье (соответствующее нижнее белье, не любое белье, конечно, вам придется носить нижнее белье), быть вежливой, не снимать свой топ (отвратительно), не жаловаться и делать всё, о чём тебя просят, каким бы болезненным, утомительным, или совершенно необычным это ни было (за исключением снятия топа – см. выше). Ни слова о Париже, Милане, или о чём-то в этом роде, о чем сначала говорила Ава но, может быть, это будет позже. Затем я добавляю то, чему я научилась сама. Быть профессионалом – значит носить с собой повсюду огромную сумку (позаимствованную после долгих уговоров у сестры), с огромным количеством вещей, о которых я никогда не задумывалась, но, возможно, они могут понадобиться: карта Лондона, чтобы найти любое место, куда бы тебя ни послали; портфолио; недавно купленный сменный комплект белья, целый магазин поношенной обуви на высоких каблуках, на случай если они захотят увидеть, как ты на них ходишь, гелевые стельки, чтобы обувь не натирала; сменная одежда; и что-нибудь почитать, пока ждёшь в очереди. Это помогает сконцентрироваться во время всех этих фэшн-разговоров. Чтобы не выглядеть полной невеждой, когда кто-то упоминает прет-а-порте (готовая одежда) или Карла Лагерфельда (гуру дизайна для Chanel) или бохо-шик (одеваться, как модная цыганка), и можно показать, что ты в восторге, если кто-нибудь заговорит об Анне Винтур (главный редактор журнала Vogue). Благодаря этому, я иногда рассказываю сестре всякие модные новости, которые она ещё не знала. Ава наслаждается этим, так же, как и я. Хотя это не помогает найти постоянную работу. Во всяком случае, пока. Июль перетекает в август, и Дейзи отправляется в Германию, забыв свой телефон, так что я не могу позвонить ей, даже если бы хотела, в чём не уверена, потому что сочувствие Дейзи к моим бедам равно нулю, как и ожидалось. Ава получает первые анализы после двух месяцев лечения, и они не такие великолепные, как нам бы хотелось. Конечно, мы хотели, чтобы анализы показали, что химиотерапия проходит отлично и рак исчезает. Но всё не так просто. Доктор Христодулу думает, что для надёжности после химиотерапии ей нужна лучевая терапия. Это означает, что полный курс лечения не будет закончен к Рождеству, и Ава будет облучаться Х-лучами вдобавок к химическим препаратам. Такое чувство, что она просто провалила выпускной экзамен и должна пересдать его снова. Но на этот раз это вопрос жизни и смерти. Мы без слов заключаем соглашение не говорить об этом. Между тем, мои мечты мгновенно стать супер-моделью также по-прежнему не сбываются, что обидно, потому что если бы они сбылись, это бы по-настоящему порадовало мою сестру. Я точно не Кейт Мосс. На самом деле я начинаю беспокоиться, не слишком ли поздно найти работу на лето, где платят реальные, настоящие деньги, и эта работа не предполагает ежедневно быть отвергнутой людьми, которые хотят кого-то повыше или пониже, с более волнистыми волосами, или более тёмными, или более светлыми, или просто красивее или без, как выразилась одна стилист обуви, “самых толстых лодыжек, которые я когда-либо видела.” – У тебя не толстые лодыжки, – уверяет меня Ава, когда я возвращаюсь с особенно ужасного просмотра. – У тебя нет ничего толстого. У неё должно быть слабые очки. – У неё были очень толстые линзы, – соглашаюсь я, чтобы успокоить себя, но говорю себе что, никогда не буду пробовать получить работу у Маноло Бланик или Джимми Чу[20]. – И Фрэнки говорит, чтобы я не беспокоилась. Она организовала для меня ещё три пробные съёмки, чтобы дополнить моё портфолио. Она говорит, что это поможет. – Что? – спрашивает Ава. – больше не будет кирпичных стен, я надеюсь? – Стена была самым лучшим фоном, – напоминаю я ей. – Но нет. Съёмки будут на пляже – звучит хорошо. И какой-то фотограф, которого знает Фрэнки, кому нужен кто-то с длинной шеей и большим терпением. Не уверена, в чём собственно дело. И новый дизайнер, кому нужны фотографии для его лукбука. – Эй! – говорит она, улыбаясь. – Ты сказала лукбук, не дрогнув, как будто знаешь, о чём речь. Ты говоришь стильно, Ти! И просто подумай о пляже, хорошо? Тебе понравится. Это будет великолепно. Отлично. Скоро я буду позировать на пляже. Вау! Она права: даже если мне не платят, что может быть лучше?Глава 17
СНОВА неверно. "Пляж” оказывается песчаной полоской грязи на берегу Темзы недалеко от собора Святого Павла. Впервые за лето небо моросящее и пасмурное. Моя работа заключается в том, чтобы носить чёрный комбинезон, тайно закрепленный и приклеенный ко мне так, чтобы он правильно сидел, и делать его интересным для стилиста по имени Линда Люсинда и её подруги Греты, которая тестирует новый объектив своей камеры. Я провожу утро, делая колесо на мокрой, скользкой гальке, пока Грета настраивает “размеры диафрагмы” и совершенствует “глубину резкости”. Хорошие новости: когда всё заканчивается, Грета показывает мне, как её настроенная вещица фотографирует меня с особой чёткостью, в то время как “пляж” на фоне выглядит туманно и размыто. Плохие новости: мои руки очень болят после всех этих кувырканий, и хотя фотографии очень претенциозные, на них я в основном похожа на сумасшедшего паука. Художественные проекты очень разные. На этот раз без вращений: вместо этого я должна сидеть неподвижно в течение четырех часов, пока на меня клеят лепестки из розовой папиросной бумаги: на майку, руки, шею и лицо, в том числе и на мои закрытые веки. После чего, фотографируют результаты. Эта фотосессия могла бы быть потрясающей и расслабляющей, если бы я вначале не выпила большую кока-колу, и поэтому я провожу три часа и двадцать семь минут, отчаянно хотя в туалет. И снимки, хотя и красивые, не подходят для моего портфолио, поскольку на них хорошо видны только мои колени. Они намного лучше, чем мои “толстые лодыжки”, но это точно не моя лучшая черта. Хотя, честно говоря, я ещё не уверена, какая она. К тому времени, как я попадаю к новому дизайнеру, моя самооценка настолько низкая, что царапает пол. Не помогает и то, что этот дизайнер, Азар Садик, почти не говорит по-английски, полагается в основном на жесты рук и говорит что-то на арабском, пытаясь объяснить, что он хочет. Мы встречаемся в студии на Кётэйн Роуд, которая почему-то кажется уместной, в районе Шордич восточного Лондона. Мой сопровождающий сегодня – женщина по имени Бет, которая усаживается с женским романом, в то время как друзья дизайнера принимаются делать мне прическу и макияж и переводят мне жесты Азара. День становится более интересным. Получается, что первая коллекция Азара представляет собой строгие серые пиджаки в смешении с красочными старыми "хвостами" воздушных змеев из Кабула, Афганистан. Они прекрасны – абсолютно оригинальны и неповторимы. Я могу понять, почему он так взволнован. Постепенно в процессе съёмки я забываю, что по какой-то причине он хочет, чтобы мои волосы и лицо были окрашены в бледно-голубой цвет, и что я не понимаю и половины того, что он говорит. На чистом энтузиазме ему удается передать свою страсть к тому, что он хочет принести афганскую культуру в западный стиль. И одежда настолько очаровательна, что я чувствую себя одним из тех воздушных змеев, которые парят высоко над городом, увлеченная силой своего воображения. На несколько мгновений я даже забываю о том, как волновалась за Аву. Всё, о чём я думаю, – это как расскажу ей сегодня вечером о том, как я была девушкой-воздушным змеем. Потом мы все вместе рассматриваем фотографии на экране монитора. О некоторых моих неуклюжих позах, можно сказать, что я всё ещё учусь, что именно делать с руками и ногами, но пиджаки выглядят сногсшибательно. Так же выглядят и широкие шелковые юбки, в которые я одета. Наконец-то эти фотографии будут выглядеть потрясающе в моём портфолио. Удовольствие от съёмки, помогает мне пройти ещё через одну неделю очередей и отказов, и на самом деле я стараюсь сейчас ещё больше, потому что осознаю, что я бы хотела быть частью чего-то прекрасного. Если бы модели могли выбирать работу, я бы каждый день работала с такими людьми, как Азар и его друзья. Даже если бы они платили достаточно денег, лишь чтобы купить несколько хороших бутербродов. Мама становится очень подозрительной из-за количества фруктов, которые я краду из дома, чтобы взять с собой, особенно учитывая, что я должна работать в ресторане. Я не уверена, что она верит в мою историю, что мне нужно нарисовать их. К этому времени август идёт полным ходом, и “итальянцы на каникулах”, цитируя Фрэнки, что означает, что большинство мира моды тоже уходит в отпуск. Просмотры почти прекращаются. Конечно, я должна быть “на работе”, так что я всё равно ухожу из дома каждое утро и иду куда-нибудь. Я люблю галереи, потому что они пустые, как и местная библиотека. Библиотекарь заказывает для меня гламурные книги по фотографии, так что я могу учиться у великих моделей, и брать советы для позирования. Когда я не читаю их, я часто бываю на улице с камерой Авы, которую она мне одолжила, что невероятно, и учусь находить интересные места и использовать свет. Кошмарный парень был прав: это удивительно, что можно сделать, если постараться. Однажды вечером, когда мне было скучно, я нашла сайт, который он мне дал. Там много полезной информации. Я всё ещё начинающий фотограф, но я выхожу за рамки Снупи на моей голове. Ава считает, что моя фотография винтовой лестницы, похожей на морскую раковину, удивительно хороша. Она повесила копию на дверце шкафа рядом с фотографиями Джесси и Луизы и меня позирующей для Азара. Я не думаю, что она гладит и целует её так, как фото Джесси, но тем не менее. Когда я ищу интересные места, мой ум занимает одна и та же мысль, что чаще всего я голодная. Я могу стащить только фрукты. У меня было бы больше денег, если бы я на самом деле работала официанткой. – Не теряй веры,– говорит по телефону Фрэнки . – Мы могли бы вы попробовать снова на Рождество. Тогда тебе будет шестнадцать. Есть много чего, что мы ещё можем сделать. Но я не хочу работать на Рождество. Я буквально не могу позволить себе проводить каждый праздник, выслушивая критику о моих лодыжках от женщины в нелепых очках, чьи сумки стоят больше, чем весь мой гардероб. После пяти недель полного провала, Ава убеждает меня попробовать последний раз. Она делает это на полу ванной, пока ждет, когда её вырвет. Иногда препараты, которые она принимает, чтобы нейтрализовать побочные эффекты химиотерапии, не настолько сильные, как сама химиотерапия. Но она всё равно продолжает. Когда я вижу, через что она проходит, неделя просмотров кажется не такой уж и плохой. На этот раз Фрэнки отправляет меня на кастинг в студию Баттерси к стилисту по имени Сэнди МакШанд, кому было предложено создать взгляд на высокую моду для дневного телевизионного ток-шоу. Я как обычно становлюсь в очередь. Я помню своё имя, что является шагом вперед, но кроме этого ничего не изменилось. Никто не улыбается. Никто не кивает. Никто ничего не говорит кроме “привет”, “повернись, пожалуйста” и “вы можете пройтись?". Я иду домой разочарованная, как никогда. Но когда я звоню вечером Фрэнки, она говорит волшебное слово: выбрали. Сэнди ждет меня завтра на примерку! Каким-то образом, сама того не подозревая, я сделала что-то правильно.Глава 18
– Думайте гламурно. Думайте жарко. Думайте сексуально. Думайте соблазнительно. Думайте потрясающе. Вот оно. Старт моей новой карьеры. В четверть десятого утра я в телевизионной студии в западном Лондоне, где через десять минут меня увидят тысячи людей, которые любят смотреть модные передачи на дневном телевидении. Хорошо, но это очень страшно. После всех этих просмотров, я немного увлеклась идеей добиться успеха. Этот опыт немного другой. Сэнди МакШанд произносит нам свою последнюю зажигательную речь, прежде чем идёт и усаживается на диван, чтобы описывать образы, которые он создал на основе последней коллекции вязаных вещей. Это всё очень хорошо, но я думаю: туфли на платформе в пять дюймов. Дрожание. Раннее начало. Вязаный купальник с шортами на подтяжках. Ноги-спагетти. Где афганские куртки и широкие юбки, когда ты в них нуждаешься? Не говоря уже о синей краске на лице, которая делала меня практически неузнаваемой. Папа показывает класс в углу зеленой комнаты. Он вызвался быть моим сопровождающим сегодня, потому что ему всегда было интересно, как делаются телевизионные программы. Хорошенькая блондинка, помощник по производству, организовала ему экскурсию по студии. Он выглядит по-настоящему взволнованным. Он не выглядел бы так, если бы носил красные туфли на платформе в пять дюймов. Я стою рядом с Шехерезадой Скотт. Она присоединилась к «Модел Сити» ещё в прошлом году и успела переделать столько работы, что уже и не помнит. Что бы там ни было нужно для просмотров, у Шехерезады видимо этого огромное количество. Она состоит из одних углов – угловатые кости, угловатые волосы, угловатые глаза. Её кожа такая бледная, почти прозрачная, глаза золотистые, и волосы длиной почти до талии, вьющиеся и каштановые, напоминают серию каскадных треугольников. Она выглядит занятой и рассеянной, у неё сегодня ещё две встречи, но она была гениальна во время нашей репетиции. Я планирую скопировать её так точно, как только смогу. Она поправляет подтяжки. – Готова ли ты быть вамп? – Как никогда. Помогло бы, если бы я знала, что такое вамп. Я знаю большинство слов от отца, и он никогда об этом не упоминал. Это имеет отношение к вампирам[21]? Я должна выглядеть кровожадно? Возможно ли выглядеть кровожадно в трикотажных шортах? Во время репетиции я сосредоточилась на походке, остановке, повороте и старалась не упасть. Также на том, чтобы не смотреть в камеру, потому что мы должны притвориться, что её там нет. Сэнди МакШанд продолжает говорить с таким сильным шотландским акцентом, что я не могу разобрать большинство слов. “Перестань трястись" было определенно сказано. Но прямо сейчас я чувствую, как будто у меня нет контроля над моим телом. – Расслабься, – говорит Шехерезада. – Это весело. Попробуй. Её имя знакомо, и вдруг я вспоминаю почему. Она должна быть та девушка, с которой Ник нарушил правила, увлекшись ею. «Модел Сити» не может же представлять двух Шехерезад? Я, кажется, помню, Фрэнки говорила, что она “испортила его”. Как? Он, конечно, кажется испорченным: обиженный, неприветливый, и против модельного бизнеса. Ну, это, конечно, не потому, что она некрасивая. В этот момент ей кивает человек в наушниках, кто-то хлопает по спине, и она выходит. Я наблюдаю за ней на мониторе, как она идёт, а потом замирает на пару минут, пока Сэнди рассказывает о вдохновении, предшествующем созданию одежды. Вдохновением послужила не викторианская купальная машина, как я себе представляла, а Дягилев, импресарио 1900-х годов, который основал "русский балет". Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь пытался сделать балет из вязаной одежды, но ведущие ток-шоу серьёзно кивают и выглядят пораженными. Шехерезада выставляет бедро, чтобы убедиться, что она по диагонали относительно к камере. Она сказала мне, что если стоять лицом к камере, то выглядишь намного шире. Она выглядит холодной и далекой. Это вамп? Я решаю попробовать это в любом случае. Через минуту меня готовят к выходу. Я представляю Шехерезаду как девушку будущего художника. Она позировала для него? Это она была в журнале, который показывала Кассандра на моей первой фотосессии? Она вертела головой так, что нельзя было рассмотреть её лицо, но волосы были похожи. Мне пришла в голову мысль, что если Ник Споук любит девушек с длинными волосами до талии, то у меня нет не единого шанса. Не то чтобы он вообще у меня был. Человек в наушниках кивает мне. Шехерезада выходит из кадра и холодно мне улыбается. Ещё один человек с планшетом тычет мне в спину, намного сильнее, чем я ожидала. Я, дрожа, начинаю идти к синей Х на полу, где должна остановиться и повернуться. Когда я уже на полпути, один из ведущих выкрикивает: – И обувь, Сэнди. Расскажи нам о потрясающей обуви. И что я должна делать? Мне нужно продолжать идти, как и раньше, или я должна ходить вокруг, так чтобы они могли восхищаться обувью? Я замираю и выставляю бедро, так как делала Шехерезада, поворачиваюсь к камере так, чтобы я не выглядела огромной. Что там сказал Сэнди? Я помню только про обольщение, но были и другие слова. “Жарко”, вероятно, было одним из них. Мне ужасно жарко под лампами студии, поэтому это нетрудно. Я думаю о Кристен Стюарт – она была великолепным вампиром. Может быть, я могла бы выглядеть как она: бледной и мрачной. Я пробую. Сэнди о чём-то говорит. Я так занята копированием Кристен Стюарт и тем, что стараюсь не дрожать, что не слышу его. Он машет вокруг руками. Он хочет, чтобы я покрутилась. Что я и делаю. Потом я вспоминаю, что я в неположенном месте, так что я иду к отметке и делаю это снова. Неплохо, я думаю. Теперь другой человек с планшетом машет мне. Он машет мне, что я должна идти обратно. Ого, это было быстро. Я задерживаю дыхание, и стараюсь игриво выйти из кадра. Пять минут спустя после супер-быстрого переодевания, что утром на репетиции занимало очень много времени, мы делаем это снова и снова, бок о бок. Теперь я думаю, что начинаю понимать. Если не считать того, что я сильно дрожала сначала, думаю, что у меня хорошо получается быть вампиром. Это даже становится весело. Я едва понимаю, что говорит Сэнди МакШанд, но это не имеет значения. Я выгляжу как настоящий вампир и немного как зомби. Шехерезада берет меня за руку и улыбается ослепительной улыбкой. Я улыбаюсь так счастливо, как могу. Мне почти жаль, когда я понимаю, что это закончилось. – Не слишком уж страшно, правда? – спрашивает Шехерезада, выскользнув из подтяжек, как только мы дошли до места переодевания. – На самом деле, нет. Это было… Звонит её телефон, и она обрывает меня. – Привет, Сэм, – говорит она, быстро переодеваясь. Каким-то образом она успевает раздеться, одеться, и поговорить с менеджером из «Модел Сити» о том, согласиться ли на работу в Нью-Йорке или пойти на вечеринку в Дубае. Я надеялась поговорить с ней обо всём этом, но нет и шанса. Она уходит, как только оделась. Так как у меня нет работы, на которую надо бежать, у меня есть время переодеться. В голове я прокручиваю мою игривую походку и думаю, выглядела ли она так же хорошо, как мне казалось. Когда я готова, надеваю свой рюкзак через плечо и пытаюсь найти папу, чтобы расспросить его. Кто-то говорит, что он может быть на улице, проветривается вместе с ассистенткой, с которой он подружился. Они указывают на дверь в конце коридора и следующее, что я знаю, я стою на улице, на парковке. Папу нигде не видно, но Сэнди МакШанд бродит туда-сюда спиной ко мне и очень громко говорит по телефону. – Она была потрясающей! Поразительной! У неё походка стоп-старт. Идеально подходит для открытия шоу Кристофера. Я не могу вспомнить её имя, но вы можете заполучить её? Он должен её увидеть. Серьёзно. Я прирастаю к месту, ошеломленная. Он сказал “поразительной”. И “походка стоп-старт.” Это значит игривая? Я совершенно не могу заставить себя поверить, что я была настолько хороша, но, может быть... Сэнди все ещё смотрит на парковку и теперь внимательно слушает. Конечно, если этот Кристофер (Кристофер Бэйли из Барберри? Кристофер Кейн, шотландского дизайнер?) хочет меня для дефиле, я не смогу это сделать, потому что я ещё не доросла, но смогу в ближайшее время. И дизайнерам нужны модели для других целей. Он мог бы использовать меня для лукбука для модных покупателей, если бы захотел. Или для рекламной кампании. Как правило, я не выгляжу мёртвой в таких вещах, как вязаные подтяжки, но для рекламной кампании я согласна сделать исключение. – Их было двое. Да, правильно. Ох, ты видел это? Нет, не она. Она очень обычная. Другая. Длинное имя. Вьющиеся волосы. Да, она. Он заканчивает разговор и направляется обратно в здание. Я на его пути, потому что, хотя и хочу исчезнуть, но приросла к месту. Он смотрит на меня какую-то долю секунды, затем сквозь меня. Он вообще не замечает меня, хотя почему он должен? Я, в конце концов, не поразительная. Я “не она”. Я та, кто оказалась “очень обычной”. Когда я возвращаюсь обратно, папа ждёт меня в коридоре. – Всё, милая? Готова идти? Я киваю. Ещё как готова. Работа предоставила автомобиль с водителем. Это казалось настолько эффектно в шесть часов утра, когда он приехал, чтобы забрать нас. (Папа сказал маме, что ему нужно встретить друга в аэропорту, я выскользнула вместе с ним). Теперь, сидя в лимузине, я чувствую, что всё неправильно. Пока машина медленно едет домой через утренние пробки, у папы звонит телефон. Это мама. – Ох, – говорит Папа. – Правда? Ты уверена, милая? Я не думаю, что это может быть, потому что она работает официанткой. Много криков в телефоне. Папа вздрагивает и держит его подальше от уха. Теперь он знает, что чувствовала Ава, когда он позвонил ей после моей первой фотосессии. – На самом деле я. Прости Мэнди, – говорит он. – Мы объясним, когда приедем. Он поворачивается ко мне. – Твоя бабушка звонила ей. Ей позвонила соседка, которая смотрела шоу. Не думал об этом. Мама сказала, что мне лучше быть с тобой, и мы оба в такой беде, что даже невозможно представить.Глава 19
Не так я себе представляла, как расскажу маме. – Я не могу в это поверить, – говорит она, задыхаясь, как только мы заходим. Она сидит на диване, телевизор показывает всё тот же канал, на котором показывали Сэнди МакШанд. Ава, должно быть, принесла ей стакан воды, который стоит рядом с ней, потому что ясно, что она не двигалась целую вечность. – Разве она не была великолепна? – говорит папа, все ещё надеясь на чудо. Мама даже не смотрит на него. Она пристально смотрит на меня. – Как долго? – спрашивает она, её лицо опустошенное и бледное. – Всё лето? Я киваю. – Всё одна? Боже мой, что мы наделали? – Ну, не одна, – указываю я. – У меня были сопровождающие. Вокруг было очень много людей. – Ты занималась этим каждый день? Я смотрю на ковёр. – Большинство дней. Но не работала. Просто пыталась получить работу. Мама смотрит беспомощно на папу, потом снова на меня. – Когда ты собиралась рассказать мне? – Когда я получу работу. Хорошую работу. – И появление на национальном телевидении не считается хорошей работой? – Ну... когда ты так говоришь... Она так глубоко вздыхает, как будто весь воздух выходит из неё. Я ожидала, что она будет полыхать в ярости, но этого не случилось. Это даже хуже, потому что в её глазах паника. Бедная мама – это больше, чем она может вынести, и я втянула её в это. – Я не могу поверить, что не догадывалась, – говорит она, закрывая глаза и обхватив голову руками. – Моя маленькая девочка... там, в окружении акул... – Они точно не были акулами... – Подойди. Сядь здесь. Она указывает на место на диване рядом с ней. Когда я сажусь, она смотрит на меня с удивлением и протягивает руку, чтобы погладить мои волосы, которые немного жесткие и липкие, потому что на них всё ещё огромное количество средств для волос. Вместо этого она гладит меня по руке. Её голос на удивление нежный теперь, когда паника проходит. – Как это было? На самом деле? – На самом деле? Нежность в её голосе застает меня врасплох. Впервые после того, как Аве поставили диагноз, она смотрит на меня, действительно смотрит на меня и хочет знать, как я, но это неподходящее время, чтобы спрашивать. Я хочу, чтобы она спросила меня после того дня, когда звонила Кассандра, или после дня воздушных змеев, или после того, когда Нирмала удалила мои гусеницы. Я бы хотела, чтобы я не начинала плакать. – Это было "ок",– я шмыгаю носом и прижимаюсь к ней. – Но, я никому не нравлюсь, и я получила только одну работу, и там сказали, что я очень обычная, и мои лодыжки толстые, и все другие девушки выглядят лучше, чем я... Я начинаю сильно плакать. Я не могу остановиться. Мама передает мне платок. Сейчас они у неё всегда под рукой, на всякий случай. – Держу пари, что это не так, – говорит она, улыбаясь. – Чтобы ты знала, дорогая, я думала, что ты выглядела потрясающе в той – она начинает дрожать – очень, очень глупой обуви на платформах. И эти подтяжки! Что это был за стилист? Улыбка медленно появляется на её лице. Паника ушла, и вместо неё появился старый знакомый огонёк. Она понимает сумасшествие Сэнди МакШанд! И она думала, что я выглядела потрясающе. Я прильнула в ней так близко, как только смогла. Ох, я скучала по маме. Забавно, что вы можете жить в одной квартире с кем-то, и всё равно очень по ним скучать. – И я должен сказать, Мэнди, – говорит папа громко. – Мама бросает на него взгляд, чтобы он замолчал и напомнить ему, что это всё отчасти по его вине, но он стоит на своём. – Твоя дочь вставала вовремя каждый день и находила, как ей добраться, бог знает куда в Лондоне, и держалась, несмотря на все отказы, и никогда не жаловалась. И она сидела за книгами о моде и училась фотографии. Ты бы с трудом узнала её. Спасибо, папа. Думаю, это можно считать комплиментом. Мама подсаживается ко мне ещё ближе. – Просто обещай не делать так больше дорогая. Во всяком случае, без меня. Я обещаю. Не то, чтобы у меня много шансов снова делать это – не после сегодня. Ава выходит из нашей комнаты, где, я думаю, она пряталась. – Извини, – говорит она мне смущенно. – Она переключила канал, когда бабушка ей позвонила, и я не смогла её остановить. Как всё прошло? – Ох, – вздыхаю я, просто радуясь, что всё это, наконец, закончилось, – ничего особенного. Позже в библиотеке, они находят для меня копию «Дэзд энд Конфьюзд». Я хочу проверить, правда ли, что головокружительная девушка с необычными волосами – это Шехерезада. Не удивительно, что Кошмарный парень чувствовал себя неловко в тот день в студии Сэба, потому что был вынужден смотреть на фотографии своей бывшей подруги. Была ли она настолько потрясающей на фотографиях, насколько я помню? Я нахожу статью. И да. Да, это была она; да, она была потрясающей. Одетая в разрисованные шелковые брюки и в плотно облегающую хлопковую куртку, Шехерезада излучает энергию на фото, что очень волнующе. Она не только управляет своими пальцами, ногами и локтями; она может позировать в пяти разных направлениях одновременно и по-прежнему выглядеть потрясающе. Неудивительно, почему он встречался с ней. Поразительная. Больше это не моё слово. Чье-то ещё. О чём я только думала? Я никогда, просто никогда не буду такой девушкой. Ава винит себя. Но я говорю ей, чтобы она не волновалась. Как сказал папа, – этим летом произошло и хорошее, и плохое. Я подружилась с Сабриной. Я знаю, кто такой Карл Лагерфельд, и какую щётку использовать для разного вида румян. Я могу найти дорогу через самые таинственные уголки Лондона. Если не будет никакой работы, то теперь я всегда могу получить работу в качестве местного гида. Между тем осталось меньше двух недель каникул, и мне надо начинать рисовать свой натюрморт, чтобы успеть до начала школы. Занятия в школе становятся более серьёзными. Лучше не иметь больше никаких летних отвлекающих факторов. Я звоню Фрэнки, чтобы сказать, что я больше не буду ходить на просмотры. – Ох, ты уверена, ангел? Только всё начало получаться. – Не начало, – добавляю я. – Сэнди МакШанд я не понравилась. – Хм. Он сказал тебе это? Ну, это просто мнение. Ты великолепна! Не позволяй одному маленькому шотландскому стилисту сбить тебя с ног. В любом случае, ты куда-то собираешься? Что? – На каникулы? – настаивает она.– Поэтому ты больше не будешь ходить на просмотры? Потом конечно, у тебя школа, но мы можем продолжить во время осенних каникул или на Рождество. Я понимаю. Вот почему она такая спокойная насчёт этого. Она думает, что я улечу куда-нибудь отдыхать на несколько дней, а не полностью сдаюсь. – Ну, вообще то, Фрэнки… – О Боже, Рио. Вип. – Я слышу, как на заднем плане настойчиво звонит другой телефон. – Извини, ангел, сейчас надо бежать. Никаких проблем с просмотрами. Позвони мне, когда вернёшься, хорошо? Веселись! Я бы так хотела быть той девушкой, которую представляет Фрэнки. Той, кто совмещает модельный бизнес с шикарным отдыхом. Той, чьи школьные друзья выпытывают у неё подробности её гламурной жизни. Той, кто думает, что Чумовая пятница – лучшая роль Линдсей Лохан, а не ругательство. – Ага, конечно. Спасибо, – говорю я. Но она уже повесила трубку. Она разговаривает с каким-то випом из Рио. И мне нужно затенить ещё целую гроздь бананов. Я как раз рисую третий банан (сделав связку меньше, съев два из них), когда слышу сердитое ворчание с дивана. Ава смотрит канал классических фильмов, который недавно стал нашим любимым. Я думаю, что Спенсер Трейси сказал что-то сильно раздражающее Кэтрин Хепберн. – Идиот! – выкрикивает Ава. – Что он сделал в этот раз? – Он пригласил меня на вечеринку. – Кто? Спенсер Трэйси? – Нет, Ти. Честно. Он умер десятилетия назад. Джесси. Я оглядываюсь. Она в ярости. – Подожди минуту. Твой парень пригласил тебя на вечеринку? – Да, – она кипит. – Идиот. Я не до конца это понимаю. Я сажусь к ней на диван, чтобы она всё мне объяснила. – И в чём проблема? Она закатывает глаза. – Он планирует устроить барбекю на пляже в Корнуолле, когда он вернется на яхте в октябре. Он хочет знать, смогу ли я приехать. Посмотри на меня. Он всё ещё не понимает. – Ну, это потому что ты не говоришь ему, – отвечаю я. Ава постепенно отрезает себя от всех друзей, кроме Луизы. Она не хочет, чтобы её видели в плохие дни, когда она больна и истощена от лечения. Она не хочет слышать жалость в голосах, когда они спрашивают, как она себя чувствует. Она даже не хочет, чтобы я знала, как это ужасно большинство времени, поэтому я, как правило, делаю вид, что не замечаю. – Он не захочет фотографировать меня такой. Подумай об этом, Tи. Он целый день окружен классными девушками-матросами, с накаченным и загорелым прессом и в красных бикини. – Ты проверяла его друзей на фейсбуке? Она выглядит виноватой. – Особенно есть одна, которая выглядит как ходячая кукла Барби ... он работает с ней каждый день, Ти. Он говорит, что скучает по мне, но он просто очень мил. Отношения на расстоянии никогда не получаются. Три голливудских пары на прошлой неделе расстались из-за этого. Я делаю пометку у себя в голове, что нужно сказать маме, чтобы она убрала все журналы со знаменитостями. – И он всегда говорит, что я выгляжу как кинозвезда. А я уже не кинозвезда. Знакомым жестом она кладет руку на её редкие волосы. Все шло прекрасно, но сейчас она проходит третий цикл химиотерапии, и химиотерапия добралась до них. Она ещё их не подстригла, что означает длинные пряди на подушке, на расческе, в душе ... Те, что остались на голове – истонченные и усталые, как и всё её тело. – Ты не кинозвезда в данный момент, – я исправляю её. – На самом деле ты настоящая кинозвезда. Ты выглядишь как Энн Хэтэуэй, оскароносно играющая девушку, которая храбро борется с раком. Награда у тебя в кармане. Обещаю. Она смотрит на меня пустыми глазами. Потом её нижняя губа начинает трястись. Верхняя губа присоединяется к ней. Уголки губ приподнимаются. Я думаю, что она хихикает. Она правда хихикает. Энн Хэтэуэй сделала это. Наконец-то. – Ты милая, Ти, – она говорит, – но лекарства сделали меня раздутой как воздушный шар. Энн Хэтэуэй никогда не выглядела такой бледной и раздутой. – Ты забываешь, что ты заставила меня посмотреть «Дьявол носит Прада» для изучения моды, – указываю я. – Бледная, да. Костлявая, а не раздутая. Но даже тогда, она по-прежнему выглядела как кинозвезда, так же, как и ты. Смотри, я докажу это тебе. Я иду в холл, где лежит моя модельная сумка, к которой я не прикасалась несколько дней, и возвращаюсь, держа камеру Авы. – Мы превратим нашу комнату в студию. Теперь я знаю, как это сделать. Нам просто нужно повесить несколько белых простыней для создания фона и сделать правильное освещение. Я сделаю так, что ты будешь выглядеть гламурно. Ты нанесешь макияж, потому что ты в этом лучше, чем я, но я могу показать тебе некоторые интересные позы. Ты видела, что они делали со мной: ты можешь превратиться в кого угодно, достаточно лишь губной помады и туши для ресниц. Она смотрит на меня, теперь не сердито, но болезненно и смущено, и совсем не так, как моя старшая сестра. – Но... зачем? – Чтобы показать Джесси, если ты настаиваешь на том, чтобы не видеть его лично. Значит, он сможет думать о тебе вместо куклы Барби. На самом деле, не совсем так. Это для того, чтобы показать Аве, что она выглядит не так плохо, как она думает. По-другому, да. Редкие волосы. Но в сущности по-прежнему великолепна. Некоторые черты никогда не теряются. – Правда? – Она, кажется, почти поверила. – Хотя, не сейчас. Честно, Tи. Дай мне пару дней. Прямо сейчас я чувствую... извини меня. Она снова тащит себя в ванную. В этом есть смысл. Период сразу после нового сеанса химиотерапии – не её лучшее время. Даже в "Дьявол носит Прада" они никогда не снимали так, чтобы Энн Хэтэуэй выглядела настолько плохо. Ава храбрая, но я теперь вижу, что она борется больше, чем я воображала. Она нуждается в чём-то, что бы её поддерживало, в то время как Джесси уехал. Что-нибудь весёлое. Что-то, что отвлечет её мысли, когда всё выходит из-под контроля. Что, по мнению Авы, самое весёлое, что можно делать без парня? Я осознаю. Шопинг. Более конкретно, покупка маленьких милых топов, новых сумок, и узких джинсов. Она пыталась подбодрить себя, давая мне юбку, но было бы ещё лучше, если бы я могла дать ей. Это гораздо более эффективно, чем бесконечные черничные и настурциевые отвары, которыми мама продолжает её пичкать. Я снова звоню Фрэнки и спрашиваю, может ли она дать мне авансом мои "очень обычные" ТВ-деньги. В конце концов я заработала каждый пенни, качаясь на этих красных туфлях на платформе для Сэнди МакШанд. Как правило, получение денег может занять несколько месяцев, но когда я рассказываю Фрэнки об Аве, она соглашается дать авансом некоторую сумму на мой банковский счёт. – Обними её за меня, хорошо? – просит она. Я обещаю. На самом деле я не буду, потому что Аве сейчас больно обниматься, но я знаю, что она имеет в виду. Взамен я дам Аве полную ложку мороженого от неё.Глава 20
То, что мы собираемся сделать не совсем нелегально, но это не поощряется докторами Авы. Или технически разрешено докторами Авы. Они не хотят, чтобы она выходила в большие публичные места или была около них после последней химиотерапии, иначе она может получить инфекцию. Считается ли «Константин и Рид» большим общественным местом? С момента открытия в июле он официально самый крутой магазин в Найтсбридж, с вышибалами у дверей, как в ночном клубе, и очередями подростков, ожидающих позволения войти. Он, наверное, считается немного общественным. Но это настолько удивительно, что я уверена, врачи не возражали бы, если бы они могли видеть нас, выходящими из такси. Между тем мама думает, что мы пошли в библиотеку и папа не спросил, куда мы собираемся, что было идеально. Внутри магазин точно такой же, как описывала подруга Авы Луиза: огромное, тёмное место с прожекторами на потолке, разноцветными огнями на полу и громкой музыкой из аудио-системы. Загорелый красивый персонал ходит в шортах и на высоких каблуках, и есть сильное чувство, что если выйти на улицу, то окажешься на пляже в Майами или где-нибудь в гламурном месте в Лос-Анджелесе, где вышибалы очищали бы пространство для Дженнифер Лопез и Джей-Зи. Я не могу поверить, что никогда не была в таких магазинах. Я всегда ходила в места, где продают дешёвые вещи: они лежат на полках, чтобы их можно было просмотреть. Ава просто ходит по магазинам, наслаждаясь атмосферой. Я же никогда не могла этого понять. Здесь вещи находились на причудливых футуристических вешалках и полках: требовалась масса времени, чтобы понять, что к чему, но если вы находите то, что вам нравится, то можно найти что-то похожее совсем рядом. Я говорю не о размере, я говорю о модном и красивом. И я захотела. Внезапно, я очень захотела. Я была бы не против поработать здесь на следующий год. Интересно, нужны ли им бывшие почти телевизионные модели. Такой счастливой я не видела Аву уже несколько недель. Полчаса она ходит из зала в зал с Луизой на буксире, выбирая одежду. Там был массивный строй примерочных, поэтому важно было иметь лучшего друга, работающего в этом магазине. Луиза заняла лучшую примерочную для нас, и нужно было только ждать, пока Ава оденется. Нашлось место и для меня, чтобы присесть и восхищаться одеждой, которую она примеряет. – Зовите, если что-нибудь будет нужно, – говорит Луиза. – Я буду недалеко. Один раз, пока Ава была внутри, Луиза поймала меня на секунду и положила руку на моё плечо. Её глаза расширились от шока. Она работала так усердно всё это время, что выпустила Аву из виду ненадолго и, очевидно, она не ожидала таких перемен в её облике. Полагаю, я свыклась с этим, потому что видела, как это происходит постепенно. День за днём. Я обняла Луизу, и сжала на мгновенье. Я просто благодарна, что она ничего не сказала. Ава ненавидит, когда люди обсуждают её внешность, и Луиза была достаточно хорошим другом, чтобы не допустить этого. В примерочной Ава пытается выбраться из платья, не пошевелив трубки на груди. Я помогаю ей, а затем поворачиваюсь, чтобы полюбоваться кучей вещей, которые она принесла для примерки. – Не передашь мне то платье? – спрашивает она. Это гора эластичной и цветочной одежды, которая надевается через голову. Без неуместных пуговиц. Я посмотрела, что ещё она выбрала. Тут много джинс в обтяжку разных цветов и фасонов, вполне простые маечки, несколько милых платьев, украшенных тесьмой и кружевные прозрачные кардиганы. Вот что интересно: всё это было в стиле Авы и это бы выглядело на ней замечательно, но хотя всё это не последний тренд, который более обширный и роскошный. Я всегда представляла Аву модницей, но, по правде говоря, она просто девушка со своим, комфортным для неё стилем. Мне нравится её уверенность. А я все ещё не удосужилась надеть мою футболку Woodland Trust как платье, и часть меня действительно желает этого. Вдруг позади меня раздался звук. Душераздирающий крик Авы. И это явно не удовольствие, вызванное привлекательностью кардиганов. Я подняла взгляд и увидела её отражение в зеркале. Её лицо истощилось и конвульсировало. Оно вытаращилось из горла цветочного платья, надетого на ней, со странной чертовой вышивкой вокруг горла, которую я не видела раньше. – Помогите мне. Помогите мне. Уберите это! Я быстро встала и подошла к ней, чтобы помочь. Именно тогда я всё поняла. Вышивка по вырезу – никакая не вышивка. Это волосы. Волосы Авы. Большая их часть. Снимая платье, мы, очевидно, вытянули их, но не прядями, а комками. Какое-то время мы просто стояли там, молча, с учащенным дыханием. Я и не знала, что волосы могут вытворять такое. Я чувствовала нарастающую панику, особенно когда увидела лысые участки на голове Авы. Это было именно то, чего она боялась больше всего, и внезапное появление бледных, открытых участков кожи на голове шокировало. Интересно, заболею ли я. Почему мы так сглупили и пошли без мамы? Но факт есть факт, мы одни. Так что я должна как-то справиться с этим. Я успокаиваю дыхание и думаю. Это всего лишь ещё один сюрприз за лето, полное сюрпризов. Я недавно имела дело с толстыми лодыжками, крутилась колесом на мокрой гальке, и выглядела как идиотка на дневном телевидении. Ава справляется с гораздо более ужасными проблемами. Конечно, я могу справиться с этим. – Все хорошо, – говорю я ей, мягко положив руки на её дрожащие плечи. – Закрой глаза. Подними руки вверх. Я сниму его. Не волнуйся, я держу тебя. Её дыхание замедляется, затем она стихает, чтобы сделать то, что я говорю. Сейчас то, что я немного выше неё, оказалось полезным: легче тянуть платье вверх, снимая через голову. Я быстро убираю с её плеч волосы, столько, сколько могу, и укутываю её в один из кардиганов. – Избавься от этого! – хнычет она. Я беру платье и собираюсь унести его, когда она пищит, – Волосы! Я имею в виду волосы. – Затем, рыдая, она медленно сползает на пол. Я тщательно сняла волосы с платья, прядь за прядью, чтобы вернуть его Луизе в первоначальном состоянии. Поверьте, Ава беспокоилась об одежде. Восстанавливая платье, я украдкой поглядывала на её голову: кое-где просвечивалась кожа, пучки волос безвольно свисали вниз. – Тебе нужно отрезать оставшиеся, – говорю я мягко, – пока не стало хуже. – Я знаю, – говорит она, дрожа и кусая губы. – Я собиралась побрить их. Но я боюсь, Ти. Я буду выглядеть как буддийский монах. Или пришелец. Большой, толстый, уродливый пришелец. – Сногсшибательный пришелец. Мы можем сделать это сейчас. Я пойду с тобой. – Я просто хочу остаться здесь. Она не может оставаться здесь, в примерочной. Чем дольше она остается, тем труднее будет уйти. – Я буду держать тебя за руку, – успокаиваю я её. – Правда? – Да, – потом я задумываюсь. – И я знаю, где мы можем сделать это. С тобой всё будет хорошо. Она выглядит потерянной и неуверенной. – И тыобещаешь, что будешь держать меня за руку? – Каждую минуту, – говорю я ей. – Доверься мне. Луиза стоит за занавеской. Она слышала крик. Я прошу её поймать нам такси, и она сразу уже уходит, без подозрительного взгляда, ничего не говоря Аве и не спрашивая почему. Не показывая ничего. Мне нравится Луиза.Глава 21
Двадцать минут спустя мы были в Ковент Гарден, у стойки регистрации парикмахерской «Локс, Сток и Баррел». Это единственная известная мне шикарная парикмахерская. Она напомнила мне космический корабль, когда я пришла сюда подстричь волосы. Превосходное место для того, чтобы стать пришельцем. Девушка на ресепшене просмотрела книгу регистрации, что бы найти свободное время для Авы. – Что бы вы хотели? – спрашивает она. – Подстричься и уложить волосы? – Нет, мы хотим состричь всё, – говорю я. Луиза одолжила Аве шляпку, чтобы прикрыть волосы, но сестре жарко и она обмахивает шляпкой лицо. Девушка кидает взгляд на голову Авы и вздыхает. – Извините. Она исчезает. И возвращается с молодым, стройным мужчиной в чёрном, усыпанном чем-то ремне и с несколькими серёжками. – Это Сержио. Он позаботится о вас. – Говорит она, краснея от стыда. Я надеюсь, что Ава не видела выражения её лица. Мы следуем за Сержио к стулу в задней части салона. Он надевает накидку на плечи Авы и усаживает её. Мы все смотрим на её пятнистую голову в зеркале и её пятнистые щеки, ещё красные от слёз в такси. Я, как и обещала, держу её за руку. Сержио выглядит не очень уверенным. – Насколько коротко вы хотите? Сообщение не дошло до адресата. Так спокойно, как могу, я снова объясняю, что нам нужно побрить Аву налысо. У нас не особо много вариантов. Если оставить волосы сзади, это будет выглядеть неоднородно и глупо. Глаза Сержио расширяются, но он кивает. Парикмахер отходит, чтобы взять бритвенную машинку и прочие необходимые для стрижки вещи. Тем временем, Ава стискивает мою руку. – Останься со мной. Я смотрю на неё в зеркале, где её напуганные глаза кажутся огромными. – Конечно, я останусь с тобой. Не отпуская её руку, я подтянула свободный стул поближе к ней и присела. Кажется таким неправильным, что Ава вынуждена расстаться со своими прекрасными волосами, тогда как на моей голове по-прежнему умещается воронье гнездо и выглядит совершенно безнадежно. Мне никогда не нравились мои волосы. Это дает мне другую идею. – Сделаем это вместе. – Что? – Я тоже подстригусь. Будет проще, если мы сделаем это вместе. – Не будь дурочкой, – говорит она. Но я замечаю новое выражение на её лице. Кроме страха, появляется любопытство. Любопытство ей больше идёт. И мне тоже интересно. Странное возбуждение. – Да ладно тебе! Всего лишь маленькое приключение. Поэтому, когда Сержио возвращается, мы просим его позвать ещё одного парикмахера. Он выглядит ещё более неуверенным, чем раньше. В салоне очень оживленно. Сержио ненадолго исчезает, а я вижу, как среди сотрудников расходятся шепот. Другие парикмахеры начинают оглядываться, пытаясь понять, что происходит. Затем позади нас возникает пожилой мужчина. Он улыбается нам обеим в зеркале. Мужчина огромен – как медведь гризли в розовой шёлковой рубашке с принтом и с золотыми украшениями. Но у него ласковая улыбка и, когда он начинает говорить, его голос оказывается глубоким и теплым: как у американского соул-певца. – Привет, я Винс, – говорит он с настоящим акцентом Южного Лондона. – Я главный стилист. Я понимаю, что вы, две прекрасные дамы, нуждаетесь в моей помощи. Совершенно спокойно и уверенно он кладет руки на плечи Авы, словно каждый день имеет дело с пятнистоголовыми подростками. Сержио возвращается с бритвенной машинкой и встает позади меня. Сейчас, когда Винс здесь, он выглядит куда более расслабленным. – Бритьё головы – это искусство. Это некий ритуал, – объясняет Винс. – Обычно оно сопровождается ладаном и цветами. Вместо этого у нас есть кофе и журнал Vogue. Как бы то ни было, позволь мне показать тебе, что можно сделать. Он кладет бритвенную машинку перед нами и демонстрирует разницу между бритьём наголо и стрижкой, оставляющей на голове пару миллиметров волос. Я собираюсь выбрать щадящий режим, но Ава сжимает мою руку и твердо заявляет, что хочет стрижку "под ноль". – Теперь я их ненавижу. Избавьтесь от них, пожалуйста. Винс видит мрак в её глазах. Он не спорит. – Мне то же, что и у неё, – говорю я. Винс улыбается и кивает. Нам с Авой приносят напитки и журналы, чтобы отвлечься на время стрижки, затем Винс щелкает ножницами, как кастаньетами. – Готовы, красотки? Мы вместе сказали да. Мы крепко держались за руки. Мы готовы. Бритвенные машинки заработали и журналы остались лежать нетронутыми на наших коленях. Напитки остыли. Мы с Авой были буквально загипнотизированы зрелищем в зеркале. Постепенно наши головы и лица начали меняться таким образом, как мы никогда не смогли бы себе вообразить. Первое, что я заметила – насколько мы на самом деле похожи с сестрой. Без волос как отвлекающего фактора, все черты стали более заметны. Наши глаза похожи: разного цвета, но одинаковой формы. У нас на подбородках одинаковые ямочки. И у меня немного более симпатичные уши, чем у Авы. Круто! По мере проявления, моя голова завораживала меня все больше и больше. Я всегда предполагала, что она гладкая, как яйцо, но на самом деле череп оказался неровным. Это целая часть меня, о которой я не имела ни малейшего представления. Я точно знаю, что проторчу кучу времени перед зеркалом дома, рассматривая его. Ава бросает взгляд вниз, чтобы увидеть, сколько волос уже сострижено и лежит на её коленях, плечах и на полу. Я снова сжимаю её руку. – Смотри на своё лицо. Смотри на моё. Она смотрит на меня с благодарностью. – Вау, Ти! Ты выглядишь, как кто-нибудь из Стар Трека. Точно, и мне даже нравится. – На самом деле, больше похоже на Мегамозг. – Говорю я, любуясь своим высоким лбом. Она смотрит на меня. Затем на себя. Она улыбается. – Я выгляжу как парень! – Как парень со скулами, за которые можно умереть, – вставляет Винс. – Твой затылок божественен. Я покажу тебе. Он поднимает переносное зеркало и регулирует его так, чтобы Ава могла полюбоваться собой в профиль. Он прав: великолепное зрелище. Ей просто нужно надеть чокеры и бижутерию, чтобы предстать в выгодном свете. Мы просто не можем отвести от себя взгляд. Словно мы смотрим на совершенно других людей. Эти девушки как-то умудряются выглядеть странно и пугающе и одновременно ярко и внушительно. Я бы не стала связываться с девушкой в зеркале. Но мне бы хотелось узнать о ней больше. А ещё до этого я думала, что Ава будет смотреться хрупкой и беззащитной без прекрасных волос, но вышло совершенно иначе. – Ты похожа на королеву воинов, – я говорю ей. Она улыбается. – Я знаю! Я выгляжу как ты. – Ах-ха. Две королевы воинов. – О, – замечает Винс. – Зена и Габриэль. Я был без ума от них. Вы когда-нибудь смотрели этот сериал? Они были такими сумасшедшими, сильными и сексуальными. Ты могла бы быть Зеной, – говорит он Аве. – А ты – Габриэль. Теперь я представляю тебя сражающейся с богами, молниеносно стреляющей из арбалета. Добавить немного золотой брони, и ты готова. Мне понравилось. Я – Габриэль, кем бы она ни была. Хотя нет, я могла бы быть и Зеной тоже. И я пролетаю через... что там они пролетают. Я должна достать DVD, где сеют хаос и сражаются с богами. Так я себя и чувствую, в конце концов. Как только все волосы сострижены, Винс и Сержио проходятся по нашим головам машинками ещё раз, на этот раз установив минимальный режим, уделяя внимание каждой выпуклости и углублению черепа. Ава отпускает мою руку, чтобы пощупать голову. Сначала осторожно, а потом все более уверено. – Она такая гладкая и мягкая. Как кожа младенца. Куда лучше, чем с клочками волос, что были раньше. Теперь, после стрижки, она выглядит более здоровой. Я глажу свою голову. Мои волосы были жестче, чем у Авы, и теперь ощущение, будто водишь рукой по наждачке. Там, где должны быть волосы, на коже видна тень. Выглядит так, будто кто-то штриховал твердым карандашом по контуру волосяного покрова. И у меня симпатичная линия роста волос. Я никогда не замечала этого. Винс и Сержио втирают в кожу головы лосьон. Он пахнет грушей и весенними цветами. Я не могу прекратить вертеть головой, приспосабливаясь к новой свободе. Я и понятия не имела, насколько на самом деле тяжелым было мое воронье гнездо. Сейчас голова даже движется иначе. Могу поклясться, что моя шея стала длиннее. Винс похлопал Аву по плечам. – Ну же, Зена. Мы закончили, – говорит он. – Ты выглядишь великолепно. Она серьёзно смотрит на себя в зеркало и кивает. – Выглядит намного лучше, чем раньше. Я рада, что она согласна. Она выглядит изящнее. Её глаза сияют как у Элизабет Тейлор. Мы снимаем накидки и проходим к стойке регистрации. Я хватаюсь за кошелек в сумке, когда мой взгляд натыкается на прайс-лист, упирающийся в космическую цветочную композицию. Я не платила за мой прошлый визит сюда – всё взяла на себя Фрэнки. Так что я не знала, что в среднем стилист получает 75 фунтов за стрижку и укладку феном. Расценка Винса – 150. Мама жалуется, что стрижка стоит 50 фунтов... ну, по крайней мере, жаловалась раньше. Сейчас папа стрижет её сам. Я даже не представляла, что можно вообще потратить так много. О боги. Я выполнила одну модельную работу и всё равно у меня уже 200 фунтов долга. Тед не смущает этот момент, но Зена просто полагает, что все наладится само собой, потому что принцессы-воительницы не проигрывают простым парикмахерам. И Зена права. Винс следует за нами и тихо перекидывается парой слов с регистратором перед тем, как поздороваться с новым посетителем. – С вас двадцать фунтов, – удивленно говорит она, вбивая число в компьютер. – Винс сказал, что это была лёгкая работа. Я стараюсь выглядеть важной и расслабленной и не выдать страшное облегчение, которое испытываю, пока оплачиваю с карточки. Но когда заканчиваю, я оглядываюсь, стараясь поймать взгляд Винса и поблагодарить его. Он вернулся к работе, но видит меня в зеркале и посылает мне улыбку. Грустную улыбку. Я думаю, он понял, почему мы пришли сюда сегодня, но он ни за что не покажет этого Аве. Винс герой. Две Зены прокладывают путь из легендарного ландшафта Ковент Гарден. Они горды и храбры (и не по уши в долгах), и им нужно лишь немного золотой брони для завершения образа. И кожаные бикини, но, честно говоря, это слишком. Куда бы мы ни пошли, люди оборачиваются и пялятся. Обычно я ненавижу это, но сегодня я думаю, что подобное внимание естественно. Кто бы не уставился на пару воинствующих принцесс, шагающих через свои владения и принимающих верность своих подданных? Мы величественно улыбается им всем. Некоторые улыбаются в ответ. Возможно, на взгляд некоторых, я выгляжу как инопланетная форма жизни. Но я знаю, как это ощущается. Даже инопланетянки могут быть горячими штучками.Глава 22
Как только оказываемся дома, мы бежим на кухню, чтобы показаться маме. Она бросает взгляд в нашу сторону и внезапно вскрикивает. Её колени подгибаются. О, нет. Я не подумала об этом. Одна лысая дочь ещё может выглядеть легкомысленно, но две... Папа выходит из спальни, где он пишет, и резко бледнеет. Он подскакивает к маме, чтобы поддержать её, всё это время пронзая меня взглядом. Он шокирован тем, что я сделала, и злится из-за эффекта, произведенного на маму. Но она уже взяла себя в руки. – Ава, милая! Ты выглядишь чудесно. И ты, Тед, тоже. Хорошая работа. Подойдите и обнимите мамочку. Она крепко стискивает нас обеих в объятиях. Думаю, ей потребовалась секунда, чтобы сориентироваться в происходящем, но она наша мама: больше времени ей не понадобилось. Она выдыхает и делает глубокий вдох. – Я знала, что этот момент настанет, и у меня есть кое-что. Пойдемте ко мне в комнату. Я вам покажу. Около минуты я чувствовала себя скорее Мегамозгом, чем принцессой-воительницей, но, благодаря маме, это прошло. Она может быть уставшей или раздраженной, но, когда мы действительно в ней нуждаемся, она нас не подводит. Мы идем вслед за ней в спальню, где она вытаскивает коробку из-под кровати. Это старая обувная коробка из тех времен, когда она ещё могла позволить себе покупать обувь. И в коробке лежат шёлковые шарфики, уложенные между слоями папиросной бумаги. – Раньше у меня была целая коллекция. Я думаю, здесь хватит вам обеим. Почему бы вам не выбрать то, что понравится? Не хочу, чтобы у вас мёрзли головы. Мы с Авой сидим бок о бок на краю маминой постели перед её комодом и смотримся в зеркало. Мы складываем шарфы повсюду и пытаемся повязать их на голову разными способами. Ава обнаруживает длинные шарфы бирюзового и фиолетового цвета из мягчайшего, тонкого индийского шёлка и завязывает в узел с одной стороны. Их кисти свисают через плечо. Сейчас она больше похожа на цыганскую принцессу, чем на принцессу-воительницу. Мама использует карандаш для бровей, чтобы подчеркнуть брови Авы. Так или иначе, большая часть ресниц сохранилась, и с небольшим количеством теней и подводкой для глаз сестра снова превращается в гламурное совершенство, готовое к встрече с Джесси. Я примеряю разные образы, от "Королева на прогулке" до "Викторианская гадалка по ладони". Суть в том, чтобы выглядеть круто и исключительно, а не как Грейс Келли во время шоппинга. Шарфы сказочно гладкие и мягкие, но они обвисают, и ни один вариант не кажется достаточно крутым. Я скучаю по простой, смелой форме, которая была раньше. В конце концов я выбираю только пару маминых серег-подвесок. На протяжении всего ужина мама смотрит на меня, не в силах справиться со своим волнением, граничащим с шоком. Я чувствую, она действительно хочет, чтобы и я выбрала шарфик. Папа вообще едва может на меня взглянуть. Я никогда раньше не делала ничего, что бы не нравилось моим родителям – по крайней мере, я такого не припомню. Но что-то изменилось, и мне это нравится. Это не значит, что я нарушаю закон или что-то подобное. Я та, кто я есть. Это я. Я смелая, я пугающая, я сильная. Я бунтарь и воин, как моя храбрая и красивая сестра, сидящая рядом со мной. Воин, который обожает мясное ассорти, приготовленное сегодня мамой, и который никак не может им насытиться. Ну и ещё двумя порциями яблочно-ежевичной рассыпчатой выпечки на десерт. Я – Зена. Смиритесь с этим. На следующий день после завтрака я одолжила один из маминых беретов и папин велик и отправилась на долгую велопрогулку в Ричмонд парк. Это очень волнующе – находиться на свежем воздухе в окружении моей любимой зелени, ощущая ветер в лицо и солнце, ласкающее кожу. Я могла сделать так раньше – папа бы не стал возражать – но по каким-то причинам это никогда не приходило мне в голову. Помимо кручения колеса на "пляже", я давно не делала физических упражнений. За последние несколько недель жизнь, кажется, стала куда сложнее. Сейчас я не могу поверить, что никогда не переживала из-за толстых лодыжек. Когда я спускаюсь с длинного покатого холма, моё бедро начинает вибрировать. Я торможу и вынимаю телефон из кармана шортов. Это Ава, её голос звучит задумчиво. – Привет, Ти. Тебя довольно долго нет. Всё в порядке? Я рассказываю ей о свежем воздухе вокруг и слабом намеке на осень в шепоте листьев этим утром. Я люблю смену времен года. Даже ветер, кажется, знает, что лето скоро закончится. – Джесси только что написал, – говорит она. – Я писала ему прошлой ночью о том, что мы делали вчера, но я не думала, что он получит сообщение в ближайшее время. Он в Сан-Тропе, кстати. – Длинный вздох. Как и я, она сейчас представляет бесконечную череду девиц в красных бикини с идеальным накачанным прессом. – Теперь он хочет знать все о моих волосах. Он знал, что это будет большой проблемой. – И? – И... Я не знаю, что ответить. Её голос звучит робко и нервно, не похоже на прежнюю Аву. К тому же, она прежняя позвонила бы Луизе, а не мне. Мы с Авой стали общаться больше с тех пор... ладно, с тех пор, как произошли все эти летние события. Но я никогда не ожидала, что она изменит своим привычкам и позвонит мне. – Я сейчас вернусь домой, – говорю ей. – Вот только... мне понравилось, что ты сказала про ветер, Ти, мне тоже надо выбраться куда-нибудь. Мы можем встретиться в Уондсворт парке? Я соглашаюсь. Уондсворт парк – ничто по сравнению с Ричмонд парком, несмотря на название. Один – это славный островок сельской местности посреди города. Другой – маленький участок зелени на берегу реки, неподалеку от нашей квартиры, где я недавно училась фотографировать. Но для Авы куда легче добраться туда, так что я гоню на велосипеде так быстро, как могу. Когда я, запыхавшись, добираюсь туда пятнадцать минут спустя, она элегантно сидит на скамейке возле длинного и широкого газона, одетая в простое хлопковое летнее платьице, с нежным макияжем и в мамином голубом шёлковом шарфике, умело намотанном на голову на манер тюрбана, со свисающими через плечо концами. – Выглядишь замечательно! – говорю я прежде, чем успеваю сдержаться, потому что это звучит банально, но она так не считает. Ава улыбается и выглядит смущенной – но не недоверчивой, что уже хорошо. – Что ты там говорила о фото для Джесси... можешь сделать это сейчас? – спрашивает она. – Пока я чувствую себя достаточно смелой. Это проще, чем пытаться объяснить ему. – Я бы с удовольствием, вот только у меня с собой нет камеры. – Я виновато пожимаю плечами. Она выглядит ещё более смущенной. – У меня есть. Я прихватила её с собой. Просто на всякий случай. Я знаю, ты говорила о том, что нашу комнату можно превратить в студию, но, честно говоря, сейчас я ненавижу это помещение. Я ненавижу всё в этой квартире... плохие ассоциации. Ну, ты понимаешь. Точно. Я терпеть не могу всё это тоже, уже кучу времени. Бьюсь об заклад, ванную она ненавидит больше всего. – На природе хорошо, – соглашаюсь я. – Я немного практиковалась здесь в фотографии. И Ник – тот парень, ты, наверное, и не помнишь, неважно, этот парень, он сказал, что естественное освещение на улице хорошо подходит. Модные блогеры постоянно так делают. Она усмехается мне. – Я помню Ника, – говорит она. Затем она усмехается ещё сильнее. Я розовею. Не могу представить, почему она так на меня смотрит. Он всего лишь парень, который упомянул интересные виды фотографий. Ничего особенного. Я не слышала о нём все лето, да я и не ожидала этого. Что она имеет в виду? Я думала, что мы говорим о модных блогерах. – Передай мне камеру, – требую я. – Посмотрим, что я смогу сделать. Если мои пробные съёмки и научили меня хоть чему-то, так это тому, что вы вряд ли получите грандиозные фотографии, просто размахивая камерой и нажимая кнопку. Если нам нужно, чтобы Джесси увидел Аву с лучшей стороны, то фон должен быть правильно подобран, и я должна найти лучший ракурс лица Авы, с наиболее выгодным освещением и тенями, а она должна улыбаться естественно и не слишком сильно, и не делать никаких глупостей с ногтями. Я перехожу в режим Зены и объясняю Аве, как ей лучше сесть. Я хотела поиграть с глубиной резкости, как делала Грета на галечном пляже, но камера Авы не настолько продвинутая. Вместо этого я концентрируюсь на том, чтобы усадить Аву в хорошую позу и построить кадр так, чтобы сестра была окружена зеленью, на фоне которой голубой шарф выделяется ярким пятном. С некоторых ракурсов лицо Авы выглядит слишком круглым после лечения стероидами, они мне не подходят. Другие подчеркивают её прекрасные скулы и красивый нос. Выглядит хорошо, но когда я повторяю выражение Винса – Немного золотой брони и ты готова! – тогда она оживляется, её фиолетовые глаза сверкают, и я получаю снимок, который может соперничать с цыпочками в красных бикини. – Вот оно! – говорю ей. – Что я тебе говорила? Она смотрит на экран камеры и надувает губы. – Я выгляжу как яйцо, переодетое пиратом. – Ничего подобного. Посмотри на свою улыбку. – Ок. Я выгляжу как Энн Хэтуэй, играющая роль яйца, переодетого пиратом. – Похоже на то, – соглашаюсь я, ухмыляюсь и убираю камеру. Однако я замечаю, что Ава отправляет Джесси фотографию сразу, как мы возвращаемся домой, а к обеду эта картинка уже стоит на обоях у мамы в телефоне. Это говорит о том, что стоит думать о своих действиях. Фото не дотягивает до стандартов Сэба, я признаю, но это определенно лучшая фотография из всех, что я когда-либо сделала. Весь обед папа продолжает смотреть на нас, и на меня в частности. Он пытается восхищаться нашей новой внешностью, но усилия заметны. – Я тут поискал кое-что, – говорит он. – В Ноттинг Хилл есть очень хороший магазин париков, судя по всему. Я вызову такси, чтобы свозить вас туда. – Мне это не нужно, – говорит Ава. – Мне уже дали один в больнице, ты забыл? – Я помню, – говорит папа, – Но тот очень простой. Ваша мама и я – мы хотим, чтобы у вас были более естественные и реалистичные парики. Я имею в виду, ты сейчас выглядишь превосходно – он кашляет, – очевидно. Но ваша бабушка... когда она проходила химиотерапию... она сказала, что хороший парик важен. Для... общественных мероприятий. Мы можем позволить это себе, если постараемся. И, Тед, тебе тоже нужен парик. – Конечно, па, – говорит Ава послушно. – Это очень мило. Я осознаю, что она в «Сделай родителей счастливыми» режиме. Бедная Ава. Болеть действительно очень изнурительно. Тогда мне пришло в голову: я могу быть довольна своей лысой черепушкой дома, но учёба начнётся через несколько дней. Возможно, папа и прав. Так что мама сопровождает нас в магазин париков и мы проводим вечность перед зеркалом, превращаясь в разных людей. Это здорово. Сперва я Мерилин Монро, затем Ферджи. Ава – Элизабет Тейлор (запросто), потом Кэти Перри, после – наша старая бабушка. Серьёзно – наша бабушка. С лохматой, короткой, неоднородно светлой стрижкой, точно такой парик она всегда и носит. Жуть. Я влюбилась в короткий, темный, обтягивающий парик с прямой челкой, в котором я выгляжу как Луиза Брукс в 1920х. (Удивительно, что можно узнать, смотря классический телеканал с сестрой). Я бы хотела взять этот, но это супер-очевидно – парик. Я знаю, что придётся довольствоваться тем, что выглядит примерно, как птичье гнездо. Хотя, когда я описываю его леди в магазине, она приходит в ужас. В конце концов Ава выбирает шевелюру длиной до плеч с волнистыми локонами. Это называется Скарлетт Йоханссон. Кто бы не захотел купить парик, зовущийся Скарлетт Йоханссон? Тем не менее, Ава засовывает его в сумку, а не надевает сразу. – У меня от него голова греется, – говорит она. Продавец кивает. – Многие мои покупатели говорят то же самое. Хотела бы я, чтобы в парики встраивали кондиционер. Но вы выглядите в нём великолепно. Знаете, вы могли бы быть моделью. Ава улыбается и перехватывает мой взгляд. Мой парик, в итоге, называется Роберт Паттинсон. Это о чём-то говорит.Глава 23
– Выглядит так, словно он собирается слопать немного салата, – говорит Дейзи задумчиво. Только что вернувшись из Германии, она зашла, чтобы выслушать мои новости и взглянуть на недавно купленный парик. Она признает, что на моей голове Паттинсона сложно отличить от реальной шевелюры. Однако, лежа на моем туалетном столике, как сейчас, он напоминает ей скорее длинношерстную морскую свинку. – Я хочу, чтобы ты убрала его. – Я могу снова напялить его, – предлагаю я. – Правда, мне нужно будет закрепить парик липкой лентой, если я собираюсь сделать все правильно. – Нет, мне нравится твоя голова и так. Ты выглядишь как Шинейд О’Коннор в 90х. Она пела песню Принца, называется «Nothing Compares 2 U». Смотрела это видео? Оно невероятное. Я обязана показать его тебе. С Дейзи всё всегда сводится к музыке. На самом деле ей совершенно неинтересны мои модельные истории, ну кроме одной, с хвостами воздушных змеев. Фактически она не произносит "Ну я же тебе говорила", но транслирует это прозрачными мозговыми волнами. Затем она переключается на рассказ о выступлении её отца в Дюссельдорфе и о том, как сильно она скучала по мармайту[22]. В основном она просто рада, что всё вернулось на круги своя. Вот только это не так, на самом-то деле. Не для меня. Я могу выглядеть как прежде – с Патти на мне, но я чувствую себя совершенно иначе. Я хочу шагать по древним владениям, управляя своим королевством, и нет никаких сомнений в том, что под Патти я лысая. Если кто-нибудь обнаружит это, то как же идти в Ричмондскую Академию? Однако, из этих бесконечных, безнадежных кастингов я вынесла для себя одну мысль: всегда продолжай гордо держать голову и иди вперёд. Так что, несмотря на волнение, когда я появляюсь в классе в первый день осеннего семестра, я стараюсь вести себя так, будто ничего не случилось. И что самое странное – кажется, это работает. Голова под Патти потеет и чешется. Но после всего, что я преодолела этим летом, никто ничего не замечает. Ещё более странно, что мне стоит поблагодарить Кэлли Харвест. Оказывается, после пары порций алкогольное желе[23] однажды вечером в Магалуфе[24], она сделала себе татушку с инициалами Дина Дэниэлса сзади на шее. Это стало главной темой разговоров в классе, и Кэлли оказалась в центре внимания. Дин в восторге. Лично я не уверена, что это действительно хорошая идея. Она будет вынуждена постоянно носить водолазки, если у них не сложится. Или же ей придется быть очень осторожной в выборе будущих бойфрендов. Вскоре мы снова втянулись в школьную жизнь. Последняя пара – это искусство, которого я с нетерпением жду. Мисс Дженкинс захочет узнать, как мы работали над проектами в течение лета, и мне не терпится продемонстрировать ей свой. Когда приходит моя очередь, я размашисто демонстрирую все мои эскизы затененных фруктов. – Серьёзно, Тед? И это всё? – говорит она неудовлетворенно, практически разочарованно. Я смотрю на мои бананы и обратно на мисс Дженкинс, шокированная. Я ещё и стакан с водой нарисовала. – Я очень усердно работала над этим! – протестую я. И это правда. Я штриховала эти бананы целую вечность. – Но что ты об этом думаешь? Вообще? Какие художники вдохновляли тебя? О, Тед – тот манга-портрет Дэйзи, который ты нарисовала в прошлом году, был действительно хорош. Он передал её мягкость и её остроту. Я рассчитывала получить что-нибудь более... оригинальное от тебя. Я прикусываю губу. Мне хотелось бы быть оригинальной. Мисс Дженкинс видит, что моя прикушенная губа немного дрожит. На самом деле она не такая суровая, как можно предположить, увидев её малиновую помаду. – Может быть, ты занималась чем-нибудь творческим летом? Интересно, считается ли балансирование на пятидюймовых платформах творчеством? Или бумажно-тканевые цветы, застрявшие во мне? Или позирование в пиджаке, сделанном из хвостов бумажных змеев? Дело в том, что творчеством занимались совсем другие люди. Я просто находилась там. И даже тогда я была всего лишь "очень обычной". – Не совсем – признаю я. – Ну, только... я сделала несколько фотографий... всяких там лестниц и прочего. И фото моей сестры. Мисс Дженкинс снова вздыхает. Уверена, она собирается сказать, что семейные фотографии не считаются, но затем учительница замирает, словно только что вспомнила, что моя старшая сестра Ава (а) красива и (б) борется за свою жизнь. – Правда? – спрашивает она. – О чём же эти фотографии? В этот момент Натан Кинг, который резвился в задней части изостудии, врезается в стол и посылает в свободный полет несколько баночек плакатной краски. Одна банка лопается, покрывая Мелани Сандерс ярко-зеленой слизью, отчего девушка начинает истерично вопить. – Извини, – мисс Дженкинс стонет. – Я нужна там. Что она подразумевала под этим "О чём?", хотела бы я знать. Это фотографии Авы, значит они "о ней", правда же? Хотя, поразмышляв, я думаю, эти фотографии больше, "о том", как Ава до сих пор прекрасна, даже несмотря на то, что она сильно изменилась за это лето.Думаю, правильнее мысль: они "о" её храбрости перед лицом лечения в борьбе с лимфомой... И постепенно идея начинает формироваться. К концу урока я точно знаю, о чём мой творческий проект – мой новый творческий проект – "о"; и как мне нужно заниматься исследованием; и как была права мисс Дженкинс, заметив, что все эти бесконечные затененные бананы, теперь я признаю это, пустая трата времени.
Глава 24
Когда я возвращаюсь домой, Ава сидит за раскладным столом, медленно смакуя мороженое, чтобы отбить противный металлический привкус, который появляется у неё во рту после химиотерапии. – Ава, – спрашиваю я, – Ты не могла бы сделать мне одолжение? Она смотрит на меня подозрительно. – Нет уж. – Что? – Дать тебе мою тушь. Ты просто испачкаешься её вся и забудешь завинтить крышечку. Сейчас у тебя есть небольшие сбережения, Ти. Купи себе собственную. – Нет, я не об этом, – говорю я. Хотя я всё-таки надеялась, что она расщедрится на тушь. Если не считать юбки и камеры, Ава так и не научилась делиться. – На самом деле я имела в виду, что ты могла бы мне попозировать. Ты в курсе, мне нужно сделать штуку под названием натюрморт... – О, только не эти тупые фрукты опять! – Ага, оно самое. Ладно, мне интересно, не могла бы ты попозировать с фруктами. В конце концов, мама продолжает скупать их, чтобы тебе стало лучше, и, надеюсь, это работает, а у твоей головы такая красивая форма... – Правда? – Правда. Я думаю, ты будешь выглядеть интересно рядом с кучей клубники, малины, папайи и... – Это будет выглядеть сюрреалистично, – хмурится Ава. – Даа, верно, – соглашаюсь я. – Очень. – Эй! – её хмурая мина превращается в ухмылку. – Это не так уж и плохо, Ти! В этом вся ты. Безусловно, творческая идея. Улыбаюсь с наигранной скромностью. – Ну, так ты согласна мне помочь? Она некоторое время ковыряет ногти, затем кивает. – Но на этот раз ты должна выручить меня. – Ладно, – нервно соглашаюсь я, надеясь, что это никак не связано с иглами. – Чем же? – Когда я была в больнице в понедельник, медсестры отметили, что я выгляжу иначе, чем раньше, – она смеётся. – Ну, помимо того, что я стала лысой, я имею в виду. Иначе в хорошем смысле. Они думали, что я буду не в себе из-за потери волос, но я рассказала им о том, что ты сделала для меня, и Винс тоже, и обо всем этом эксперименте. Они хотят, чтобы я поделилась этой историей с другими такими же девочками, потому что они тоже переживают подобное. Сходишь со мной? Фишка в том, что мы прошли через это вдвоём. Ава непринужденно улыбается мне, словно это ерунда. Я так же непринужденно соглашаюсь, потому что сейчас она не слишком взволнована, а я не хочу, чтобы она знала, что я чувствую. Но я шокирована. Это действительно важно. Возможно, это вообще первый раз, когда она попросила меня сделать что-нибудь для неё, потому что я хороша в этом, а не просто выручить её из беды. В этот раз именно я та, кто уходит в ванную, чтобы побыть наедине с собой и разложить всё по полочкам. Если бы школьный консультант сейчас спросил меня, как я себя чувствую, я бы ответила, что, несмотря ни на что, я чувствую себя... окрыленной. После ужина я сажусь за папин компьютер и снова залезаю на сайт, где Ник Споук и его друзья беседуют о фотографии. Уверена, Ник не помнит меня , в конце концов у него голова была другим забита во время нашей встречи, но я хочу поблагодарить его за идеи, которые он мне подал. На самом деле я не знаю, зачем пытаюсь связаться с ним. Он будет грубым и занятым и наверняка подумает, что я кибер-преследую его. Тот факт, что он умеет рисовать, и мы оба интересуемся фонами, вряд ли объясняет, почему я делаю себя потенциальной жертвой насмешек для «Мистера Абстрактный Импрессионизм». Всё равно, я пишу комментарий о том, как мне понравился его рисунок и что я использую фотографии в своем школьном проекте. Потом, прежде чем отправить это, я удаляю часть про школьный проект, потому что Ник собирается в художественный колледж, и на этом фоне моё сообщение выглядит по-детски. Должно быть, у него смартфон или что-то подобное, потому что он отвечает мне до того, как я успеваю выключить папин комп. – Спасибо за комментарий. Кстати, как прошли пробные съёмки? О мой бог, он помнит меня! Он помнит фотосессию Сэба и всё остальное. Может быть, это потому что он был вынужден смотреть на те фотографии Шехерезады. Я объясняю, что не создана для модельного бизнеса, и снова мгновенно отвечает. – Правильное решение. Ты видела ссылки на Мэн Рэя? И Анселя Адамса? Взгляни. Полагаю, у нас завязалась беседа по электронной почте. Хотя, что он хотел сказать этим "Правильное решение"? Он, несомненно, против модельной жизни, так что мне интересно, что могло бы впечатлить его, наверное, своя собственная выставка в художественной галерее. Между тем изучение чего-либо о Мэн Рэе и Анселе Адамсе может быть началом. Я просматриваю третий сайт с биографиями подряд, когда папа, наконец, говорит мне, что пора выключать компьютер и ложиться спать, потому что каким-то образом целый вечер промелькнул, как одно мгновение. Не уверена насчет Анселя Адамса – бесконечные холмистые пустыни, а лично мне нравятся деревья с листвой, но эксцентричные портреты Мэн Рея и жуткое освещение – это именно то, что мне нужно для вдохновения на мой новый проект. На самом деле, если бы мне подарили щенка, я бы не отказалась назвать его Мэн Рэй. Тогда я могла бы усмехнуться со знающим видом, если бы кто-то спросил меня, почему именно такая кличка. Разумеется, Кошмарному Парню не понадобилось бы спрашивать: он бы просто понял.Глава 25
На следующий день я провожу какое-то время в школьной библиотеке, закопавшись в книги о старых мастерах живописи и о портретной фотографии, разыскивая ещё больше полезных изображений для моего творческого проекта. Я представляю себе детализированные, яркие фруктово-цветочные натюрморты голландских живописцев семнадцатого века, а также смелые и современные фотопортреты. Мне хочется, чтобы голова Авы выглядела странно и изумительно – именно так, как её вижу я. Я составляю список живописцев и фотографов, которые могут пригодиться, но это только начало. Понадобится провести массу исследований, чтобы найти идеальное вдохновение. Вдобавок, я должна "продемонстрировать свой путь" к достижению конечного результата. Благодаря школьному совету выпускной проект не может быть легким. Мисс Дженкинс захочет увидеть открытки и распечатки, наброски и планы. Но так уж вышло, что Национальная Галерея, которая напичкана творчеством старых мастеров, находится совсем рядом с Национальной Портретной Галереей, полной фотографий известных людей, так что мне есть, чем заняться субботним утром. Я действительно жду этого с нетерпением. Ава хотела пойти со мной, но после пары тестовых дней в школе к выходным она была полностью обессилена. Мы немного отложили поездку, но к воскресенью ей не стало лучше. Кроме того, начало дня оказалось дождливым и туманным: настоящее осеннее утро, даже более холодное, чем до этого. Вместо поездки Ава решила наверстать упущенное и посмотреть диски с "Зеной – Королевой Воинов", которые мы заказали на Амазоне. Сестра будет предоставлена сама себе, потому что мама собирается на работу в магазин, а папа отправился на встречу с телевизионщиком-исследователем, с которой он подружился во время моего "очень обычного" дня. Мне не очень-то приятно слышать об этой встрече. Во-первых, я не люблю вспоминать о том дне. А ещё я думаю, что хотя папе и нравится слушать о процессе создания телешоу, мама вряд ли оценит, что отец отрывается от своих исследований ради того, чтобы выпить кофе с молодой привлекательной женщиной. Не то, чтобы я рассказываю маме, насколько привлекательна ассистент режиссера. Но на самом деле – очень хороша. И если бы её поставили на пятидюймовых платформах рядом с Шехерезадой, её бы точно не назвали "очень обычной". В довершение всего я заметила, что отец чересчур старательно приводит себя в порядок перед выходом. Он не делал этого целую вечность. Он перемерил все свои пиджаки и большую часть галстуков и даже достал старую фетровую шляпу и покрасовался в ней перед зеркалом. Хотя, в конечном итоге он всё-таки убрал её обратно. Поддавшись порыву, я хватаю её со столика в прихожей и нахлобучиваю себе на голову. Возможно, она создаст подходящий для похода в галерею искусств образ. И это будет чертовски удобней, чем Патти, от которого все сильнее и сильнее зудит верхняя часть головы, на которой постепенно отрастают новые волосы. С огромным облегчением я оставляю парик дома. Он мирно сидит на столике в прихожей, умело притворяясь длинношерстной морской свинкой, и дожидается моего возвращения. Я восхитительно провожу время в Национальной Галерее, разглядывая различные натюрморты голландских живописцев – из фруктов, овощей, цветов, тарелок, ваз и вообще чего угодно, что можно разместить на столе. В основном я именно это и ожидала увидеть, за исключением того, что они, кажется, восхищаются несовершенством. Им нравится рисовать пестрые пятна на боках персиков или яблоки с червоточинами, или цветы с порванными лепестками. Каким-то образом это делает их более живыми. Но лучшим моментом моего визита становится магазин, в котором я покупаю открытки, чтобы продемонстрировать мисс Дженкинс мой рабочий процесс, как и требуется. После быстрой прогулки по углу Трафальгарской площади, я попадаю в Национальную Портретную Галерею, в которой, как оказалось, сейчас проходит выставка работ фотографа Ричарда Аведона. На рекламных постерах – потрясающие портреты сильных, волевых лиц. Я не могу позволить себе билет на выставку, но покупаю пару красивых открыток. На одной из них изображена осовремененная принцесса с нарциссами в волосах, расположенными так, будто они подвешены вокруг её головы, как цветы на обоях позади девушки. Я влюбилась в этот эффект. Я продолжаю думать об этом по пути к станции метро Чаринг-Кросс. На самом деле я вынимаю открытку из бумажного пакета, чтобы взглянуть на неё ещё разок, когда внезапный порыв ветра сдувает папину шляпу с моей головы и уносит прямо на дорогу передо мной. Я бросаюсь вперед, чтобы поймать её, когда чьи-то сильные руки возникают словно из ниоткуда и удерживают меня на месте. Огромный ярко-красный Лондонский двухэтажный автобус проносится мимо, буквально в нескольких миллиметрах от меня. О, мой бог. Я чуть не погибла, спасая шляпу. Я оборачиваюсь, чтобы поблагодарить руки, которые только что спасли мне жизнь. Они принадлежат бизнесмену в полосатом костюме, который одаряет меня очень странным взглядом. Может быть, именно так люди смотрят на тебя, когда знают, что благодаря им ты остался в живых. Я ошарашено пялюсь на него в ответ, и, после неловкой паузы, он отходит в сторону, в то время как другой автобус проезжает мимо, превращая папину шляпу в блинчик. Внезапно, этот день перестает казаться таким уж хорошим. Минут пять я просто брела по улице в оцепенении. Прямо сейчас я не находила в себе сил спуститься в метро. И думать о том, как рассказать папе, что случилось с его шляпой, когда я вернусь домой. Постепенно до меня дошло, что многие люди движутся в том же направлении, что и я – больше, чем обычно. Могу поклясться, я узнала пару лиц, хотя не смогла вспомнить, откуда они. Я шла за толпой, как в тумане. Затем многие люди стали проходить через каменную арку, контролируемую охранниками. Чтобы попасть туда, необходим пропуск, которого у меня не было, так что я остановилась. Я проследила за ними взглядом. С трех сторон внутреннего двора возвышалось большое каменное здание с массивным белым шатром посередине. Всё было увешано цветными баннерами, возвещающими о Лондонской Неделе Моды. Ох, ничего себе. Интересно, будет ли задействован здесь сегодня кто-нибудь из девушек, с которыми я ходила на просмотры. Я надеюсь на это: участие в дефиле – очень важное событие. Между тем я даже не могу позаботиться об одной паршивой шляпе. Я прислонилась к столбу и вспомнила порыв ветра, когда автобус промчался мимо меня. Я даже не поблагодарила того мужчину в костюме. Интересно, почему он так странно на меня смотрел. И в этот момент я поняла, что на меня пялится кто-то ещё. Невысокая женщина всего в паре шагов от меня. Она представляла собой неординарное зрелище, но почему-то глядела так, будто это Я – странное видение. – ДЖИНС И-БЕРК, – громко сказала она, как только перехватила мой взгляд. Она вообще со мной разговаривает? Она пытается продать мне джеггинсы? Она сумасшедшая? Глядя на неё, я бы не очень-то и удивилась. На ней было надето платье длиной до лодыжек, сделанное из лоскутков кожи, скрепленных между собой оранжевыми молниями; золотой шёлковый жакет от Пуффа, шарф с принтами в виде черепов (настолько модный, что даже я знаю, – это Александр МакКвин) и ботинки на четырехдюймовой металлической золотистой платформе. – Пожалуйста, скажи мне, что ты модель,– она растягивает слова в необычной манере, похожей на американский акцент, который я не могу опознать. – Эм, ну да, полагаю, что так, – говорю я. Я не уверена, стоит ли мне разговаривать со сбежавшим из психушки пациентом посреди улицы, но её глаза словно гипнотизируют меня. – Слава богу. Ну, конечно же, ты модель. Джинс И-берк. Знаешь её? – Лично? – О, небеса! Разумеется, не лично. Она была актрисой в шестидесятые годы. На последнем дыхании[25]. Джин Сиберг! – О! Джин Сиберг! – А! Так ты знаешь её? – На самом деле, нет. Она вздыхает очень, очень глубоко. – Это долгий разговор. Ты ведь не выступаешь сегодня? – Что, здесь? Нет, у меня даже нет пропуска. Её глаза расширяются. – Превосходно! Твердой рукой она подхватывает меня под локоть и проводит через дверь охранной будки на другую сторону арки. Здесь заметно тише. Сейчас она выглядит менее сумасшедшей. – Утончённое лицо. Убийственная прическа. Сейчас ты напоминаешь мне Джин, но есть много других… Шинейд. Эгги. Разумеется, Эгги… Но ты уникальна. И такая юная. Сколько тебе? Пятнадцать – ближе к шестнадцати? Давно ходишь с такой прической? Она угадала мой возраст практическис точностью до месяца. Это ещё никому не удавалось. – А, около двух недель, – признаюсь я. – Кроме того, они и раньше не были особо длинными. О, боги, неужели. Я объясняю очевидные вещи о росте волос какой-то одержимой-французскими-фильмами, угадывающей-возраст чудачке. Зачем? Заткнись, Тед. Как бы я хотела, чтобы Ава была здесь. Только в этот момент я действительно осознала, на что смотрит женщина. Я была слишком погружена в мысли об автобусе и шляпе, а потом бродила, как лунатик, что забыла, как я сейчас выгляжу – теперь, когда шляпы на голове нет. Волосы до сих пор короче сантиметра длиной. Должно быть, я выгляжу немного… чудаковато. – Ты невероятна, – говорит женщина. – В каком агентстве ты работаешь? – Модел Сити, – говорю я, – Но… – А! Кассандра! Как она? Мы сто лет не разговаривали. Она наверняка очарована тобой. Что ты делаешь? – она смотрит на меня осуждающе. – Эм.. ничего? – Ничего? Никаких съёмок? Никаких кампаний? О! ТАКОЕ «Что ты делаешь?». А не то, на которое папа отвечает маме: я не нарочно, да и, в любом случае, я могу починить это. – Нет, – мой ответ. –Я пыталась, но не получилось. А потом я побрила голову и начались школьные занятия, так что… – Погоди! То есть, Кассандра даже НЕ ЗНАЕТ об этом? Ты ей не сказала? Я пожимаю плечами. – Мой БОГ! Я – ГЕНИЙ! Ты целиком и полностью моя, горячая штучка! Не говори никому. Не говори ни слова. Нет, я собираюсь показать им всем. Стой здесь. Не тут – на свету. Здесь! Она двигает меня туда-сюда, пока не получает подходящее освещение лица, вытаскивает самый причудливый телефон из всех, что я когда-либо видела, и делает пару снимков. Я знаю, сейчас не нужно напрягаться и позировать. Это один из "просто стой здесь" моментов. Плюс, я не имею ни малейшего представления о том, что сейчас вообще происходит. Закончив, она убирает телефон обратно сумку – огромную, кожаную, отделанную шипами, и протягивает мне руку. – Тина ди Гаджа. Я задаю новые тренды, и, детка, ТЫ – следующий тренд. Что ты делаешь в данный момент? – Эм, направляюсь домой. – Тебя там ждут? Это срочно? – Не совсем, но… – Ты когда-нибудь раньше видела дефиле? – Нет. – Малышка, это Сомерсет Хауз и я собираюсь посмотреть самое ЯРКОЕ шоу. Событие недели. Ласло Виггинс. Знаешь его? Наконец-то! Слова, имеющие для меня смысл. Ласло Виггинс – это один из Людей, которые следят за Неделей Моды. Он ответственен за последний громкий тренд, которого Аве так не хватает. Я киваю. – Я знаю, кто это. – Хорошо, он ГИГАНТ. Невероятно влиятелен. И он гигант потому, что я сделала его гигантом. Людям практически нужны кислородные маски, чтобы забраться на него. И через год он будет УМОЛЯТЬ тебя пройтись для него на дефиле. Поверь мне – я никогда не вру. Пошли со мной наслаждаться шоу. Уже совсем скоро. Она указывает в сторону шатра. – Но у меня нет приглашения. – Есть, если ты со мной. Скептически смотрю на неё. Ещё одна вещь, которую я узнала этим летом – на дефиле невероятно трудно попасть, потому что здесь толпы парней из охраны. Люди дорожат своими приглашениями, как Золотыми Билетами на шоколадную фабрику. Охрана просто не пропустит пятнадцатилетнюю девочку, которой посчастливилось появиться с какой-то женщиной, встреченной посреди улицы. Даже если эта женщина носит, как я подозреваю, платформы из коллекции Шарлотт Олимпии следующего сезона. Сабрина убила бы за такие. – Давай же, – поддразнивает меня Тина. – Это всего-то на полчаса. И тебе просто СНЕСЕТ МОЗГ, это я обещаю. – Я бы хотела, но... Она игнорирует меня, копаясь в телефоне. – Кассандра? Милая! Я с одной из твоих, – она поворачивается ко мне. – Как тебя зовут, детка? Это Тед. Да, она. Она преобразилась, и я просто хочу, чтобы ты знала: я увидела её первой и забираю девочку себе! Сейчас ты в шатре Ласло? Если я проведу её внутрь, можешь встретить нас у входа для посетителей и убедить её, что я – не какой-нибудь псих? Обожаю тебя, лапушка. Обожаю. Тебя. – Она поворачивается назад ко мне. – Видишь? Абсолютно безопасно. Это будет самое крутое развлечение за весь этот год для тебя. Пойдём, посмотрим на миленькие платья. Кассандре не терпится увидеть твой новый образ, но напомни ей: в этот раз я нашла тебя первой. Я хочу иметь первостепенные права ВО ВСЕМ. На миг я пытаюсь представить, что я – Ава. Ава бы знала страшные истории о женщинах в золотых жакетах, которые заманивают юных девушек в Сомерсет Хауз и делают с ними странные и ужасные вещи. Но дело в том, что я знаю – Тина сказала правду о Неделе Моды. И парни из охраны совсем рядом, чтобы не пускать всякий сброд и папарацци, так что в случае чего, я могу позвать одного из них. Если Кассандры на самом деле нет в шатре, я просто развернусь назад и убегу прямо домой. Но если она там... возможно, мне доведется увидеть модный показ. Недавно я услышала столько всего об этом событии, что не отказалась бы взглянуть на него хоть разок.Глава 26
Когда я вернулась домой, старательно избегая папу, я застала Аву посреди шарфозавязывательной репетиции в нашей спальне – экспериментирующей с тканями и способами связывания против соскальзывания их с головы в критические моменты. Это для её первого "урока стиля" в больнице. Она выглядит бледной, ещё не оправившейся после тяжелой недели, но когда я рассказываю Аве о произошедшем в Сомерсет Хаузе, она так громко вопит от восторга, что прибегает папа с панической мыслью, что у неё начался приступ. Он замечает меня, и мне приходится объяснять, что с его шляпой. Нехорошо. Это занимает некоторое время. С ним самим чуть не случается сердечный приступ. После он покидает нас, чтобы вернуться к написанию своей книги. Я не рассказываю ему о Сумасшедшей Тине и не спрашиваю о том, как прошла встреча с теле-исследовательницей. Вместо этого мы с Авой сидим бок о бок на краю её постели, кривляясь перед зеркалом и разглядывая свои лысые головы. – Она правда сказала, что ты уникальна? – спрашивает Ава. Она права: без наших, таких разных, волос сходство очевидно. – Да. Она сказала, что у меня есть черты Джин Шримптон, в сочетании с резкостью Твигги. – Кто такая Джин Шримптон? АГА! Я знаю модель, о которой Ава даже никогда не слышала! Все мои летние исследования полностью окупились. – Она была моделью в шестидесятые годы, – говорю я беспечно. – Работала с Бэйли. – Бэйли? АГА, ещё РАЗ! Ава видит ухмылку на моем лице и закатывает глаза. – Ладно, ладно. Я уяснила. Ну, так? Что сказала Кассандра Споук, когда увидела тебя? И что ты собираешься делать? Я беззаботно пожимаю плечами. – Без понятия. Кассандре понравился образ. Едва ли она могла сказать обратное, после того, как Тина его расхвалила. Я знаю, я говорила, что больше не вернусь в мир моды, но Тина... Когда она меня заметила, это было так, будто она могла видеть стоящую перед ней Зену. Я даже рассказала ей о своем внутреннем ощущении Королевы Воинов, пока мы смотрели дефиле, и она кивнула, будто это совершенно нормально. Она сразу приняла это. Словно ничто на свете не может её шокировать. – Она невероятная, – говорю я Аве, подавая ей новый шарф для примерки. – Она живет настоящим моментом. И она всех знает. Тина помахала Анне Винтур в первом ряду, и та улыбнулась ей в ответ. Мне не терпится рассказать всё маме. – Дааа, – Ава ухмыляется. – Она будет нокаутирована. Что только показывает, насколько плохо мы знаем нашу собственную мать. Когда она возвращается с работы, ещё более уставшая и вымотанная, чем обычно, я стараюсь развеселить её, рассказывая всю историю. Хотя, судя по маминому лицу, я с таким же успехом могла сказать ей, что меня арестовали. Она не вопит от восторга. Вместо этого, она тащит папу и меня за обеденный стол на семейный совет. – Дай-ка мне прояснить кое-что, – вздыхает она. – Какая-то незнакомка подошла к тебе на улице? – Угу. – И сказала, что ей нравится твоя прическа? – Довольно сильно. – Потому что ты напоминаешь ей французскую актрису? – Американскую актрису, – поправила её Ава, присоединившаяся к нам. – Джин Сиберг, ты её знаешь. Правда, она снималась в нескольких французских фильмах. И у неё культовая прическа. Мама не выглядит убежденной. – И ты пошла за этой женщиной на модное шоу, которое должно было проходить практически прямо за углом? – Ну да, в Сомерсет Хаузе... – А сейчас она говорит, что собирается сделать тебя супермоделью? – Не совсем, – поправляю я её. – Она всего лишь сказала, что помогла раскрутиться последним шести девушкам, украшавшим обложки журнала Vogue. И, разумеется, я не поверила ей на слово, но Кассандра Споук подтвердила. Она сказала, что Тина действительно известна в мире моды. Она подала Карлу Лагерфельду идею для его последней коллекции Шанель. Мамин стресс достигает нового уровня. – Но я думала, ты отказалась от этой затеи! – Я тоже так думала… – В последний раз, когда мы обсуждали это, ты была в слезах, милая, потому что считала, что все вокруг лучше тебя. – Верно, – очень тихо согласилась я. – Но ты сказала, что я поразительна, мам. И Тина согласна с этим. Она просто... на другом уровне по сравнению с другими. Если она чего-то хочет, она этого добивается. И она сказала, что могла просто не заметить меня, если бы у меня была нормальная шевелюра. Вот это – я трогаю свою голову – делает меня иной. И сейчас я лучше подготовлена, мам. Это все уже не будет таким новым и смущающим. – И таким разочаровывающим, – добавляет мама. – Я быстро иду дальше. Да я бы даже и не вспомнила об этом разочаровании. – Раньше они просто посылали меня пробоваться на любую работу. Тина говорит, что она отправит меня делать только то, с чем я точно справлюсь, и заказчики будут предупреждены о моем появлении. Мама вздыхает. – Что думаешь, Стефан? Но папа не отвечает. Он смотрит на Аву тем взглядом, который мгновенно напоминает мне тот день, когда папа впервые заметил шишку на её шее. – Ты в порядке, милая? – спрашивает он. Ава кивает. Её лицо посерело и видны синяки под глазами. Веки вздрагивают, а затем она заваливается со своего стула вбок и прямо на пол. Мама подскакивает и бросается к ней. – Наверняка это из-за количества эритроцитов в крови, – говорит она с паникой в голосе. –Медсестры сказали, что они переживают из-за анализов. Папа осторожно несёт Аву к кровати, пока мама хватает телефон и звонит в больницу. Администратор удерживает её на линии, пытаясь найти и позвать к телефону медсестру из группы Авы. – Тед, у меня нет на это времени, – говорит она раздраженно, держа телефон в руке. – Твой отец считает, что ты достаточно взрослая для того, чтобы самой решать, чем тебе заниматься. Недавно он говорил что-то о салате, что я не уловила, так что, честно говоря, временами я ему просто удивляюсь. Ты недостаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения, но я слишком устала, чтобы спорить, так что поступим вот как: ты можешь заниматься тем, что предложила та женщина, но только до тех пор, пока это не сказывается на твоей школьной успеваемости. Если получишь работу, то папа или я поедем с тобой, чтобы убедиться, что они обращаются с тобой подобающим образом. Надеюсь, ты получишь хоть какой-то положительный опыт от этих махинаций. Алло? Медсестра коротко разговаривает с мамой, затем просит её подождать ещё. Мама вздыхает и изо всех сил пытается оставаться спокойной, но её плечи дрожат и в любой момент ей может понадобиться новый носовой платок. Я хочу подойти и благодарно обнять её, но боюсь, что она может сломаться, если я дотронусь до неё. Каким-то образом мама умудряется заставить меня чувствовать себя ужасно плохо из-за того, что она дает мне желаемое. – И если ты что-то заработаешь, – продолжает она тем же раздраженным тоном, – ты можешь отложить эти деньги на покупку папе новой шляпы. А пока не могла бы ты пойти и надеть бандану или что-то подобное, раз уж ты отказываешься носить дома свой дорогой парик? Ты вводишь меня в замешательство своим видом, напоминающим дядю Билла, когда он присоединился к Королевской морской пехоте, у меня голова болит от этого. К тому времени, как маму соединяют с главной медсестрой, Ава приходит в себя и чувствует себя ослабленной, но в пределах нормы. Медперсонал просит привезти её утром, чтобы провести необходимые тесты. Они почему-то считают, что этой ночью Аве лучше спать в своей кровати, хотя я удивлена. Ей жарко и некомфортно, в таком состоянии трудновато уснуть. Как и мне. В полночь она выныривает из прерывистого сна и зажигает свет. – В чём дело? – спрашивает Ава. Понятия не имею, как она поняла, что существует проблема. Я лежу в кровати с закрытыми глазами, но, полагаю, когда ты годами делишь с кем-то одну комнату, ты знаешь его как облупленного. – Мама. Ава вздыхает. – У неё многим голова забита. Не принимай на свой счёт. Я лежу молча. Даже так Ава понимает, о чём я думаю. – Мама очень много трудится. Она пытается сохранить работу и ходит со мной в больницу, и… и прочие дела. Вот почему она такая раздражительная. Она не хотела тебя расстраивать. – Я знаю, – я тоже вздыхаю. Я открываю глаза и поворачиваюсь к Аве. Она выглядит ужасно: бледная и потная. Даже губы серые. Неудивительно, что медсестры переживают. – Возможно, я не должна провоцировать её, – предполагаю я. – Очевидно, что мама против. – Что она на самом деле сказала? – Она сказала, что я могу немного поработать. Что она хочет, чтобы я получила хоть немного "счастья от этих махинаций". Ава с трудом опирается на локоть и улыбается мне. – Тогда вот что ты должна сделать. Тина ди Гаджа – это фантастика. Слушай, почему бы тебе не поработать с ней до Рождества? Может, она действительно сможет помочь. К тому моменту я получу результаты моих тестов. Мы можем обменяться мнениями... О, верно. Посмотрим, не стала ли я супермоделью, а Ава проверит, жива ли она ещё. Восхитительно. На самом деле, чем больше я об этом думаю, тем более ненормально это выглядит. – Тед? Ты что, плачешь? – спрашивает она. – Нет, – признаюсь я. – Я хихикаю. Я просто подумала о том, как мы будем обмениваться впечатлениями. Минуту Ава обдумывает это и тоже начинает хихикать, кашляя от напряжения. На самом деле мы обе поддерживаем друг другу настроение, даже когда она выключает свет, и в квартире наступает тишина. Рак придает действительно извращенное чувство юмора. Или это, или с нами обеими что-то не так.Глава 27
Будто бы после нашей первой встречи мне ещё нужны доказательства того, что Тина ди Гаджа совершенно отличается от всех, кого я когда-либо встречала. В понедельник, менее чем через сутки после знакомства со мной, она оставила мне голосовое сообщение, пока я была на занятиях. Мне нравится её необычный акцент: немного итальянский, чуточку американский, возможно, с намеком на испанский. Интересно, откуда она. Может быть, Рио? Или Рим? Такое впечатление, будто все должны это знать, так что я не осмеливаюсь спросить. Это как не знать о Марио Тестино. – Ладно, – говорится в сообщении, – Вот как обстоят дела, малышка Тедди. Мы ОБЯЗАНЫ встретиться завтра, во вторник. Я поговорила о тебе, горяченькая, и у меня есть НОВОСТИ. Я вернусь в Нью-Йорк в среду, так что надо действовать сейчас или никогда, и я выбираю сейчас. В шесть я пришлю за тобой машину, так что приоденься, сделай личико, и мы проведем тестовую фотосессию у меня в отеле. Фрэнки и Кассандра тоже будут, так что мы повеселимся. ОБОЖАЮ ТЕБЯ. Она вообще серьёзно? Я звоню Фрэнки, чтобы узнать, в курсе ли та, что происходит, и оказывается, что обо всем уже договорились. У Тины забронирован люкс в отеле Кларидж, там мы все и должны встретиться. Она поговорила обо мне с разными людьми, и они хотят взглянуть на мои фото, но, разумеется, у меня нет ни одной достойной фотографии с новой стрижкой "под Джин Сиберг". – Когда она сказала "приоденься", что она имела в виду? – О, ну ты знаешь, одеться круто и броско, – небрежно говорит Фрэнки, будто это не два самых нервирующих слова в мире. – А "сделай личико"? – Лёгкий макияж. Ничего экстравагантного. Акцент на глазах. О, и тебе наверняка стоит привести в порядок брови. Она права. Спустя две недели, мои гусеницы снова невероятно мохнатые. Но у меня завтра занятия в школе, и в нашей Ричмондской Академии нет команды стилистов. – А что, собственно, она собирается делать? – О, всего лишь несколько фотографий для разных людей в Нью-Йорке. Пусть Кассандра оценит её задумку. Посмотрим, что из этого выйдет. – Пожалуйста, скажи мне, что это ненормально. Фрэнки смеётся. – Нет, Тед, это ненормально. С Тиной Джи ничего не может быть нормальным. Вот почему люди любят работать с ней. Кстати, они говорят, что Джи – это золото, потому что всё, к чему она прикасается... ну ты в курсе. Это напоминает мне царя Мидаса. Он превратил собственную дочь в золотую статую, и она умерла. Не похоже на счастливую концовку. – Э, но я справлюсь? – спрашиваю я. Фрэнки замолкает на секунду, но её голос звучит твердо и ясно, когда она отвечает. – Да, ангел. Всё пройдёт удачно. Не беспокойся о мелочах. Когда возвращаюсь домой, я встречаю в холле маму, натягивающую пальто поверх своей зеленой униформы. – Как Ава? – спрашиваю я. – Она остаётся на ночь в больнице, – говорит она с натянутой улыбкой и испугом в глазах. – Я просто схожу проведать её. Я почувствовала тяжесть на сердце. – Что происходит? Мама посмотрела на часы. – Я не знаю точно. Я думаю, ей сейчас делают переливание. – Переливание крови? – Да. Я представляю себе трубки, кровь и иглы, и Аву, подключенную к..., не знаю к чему. И Ава совсем одна. Мне становится дурно. Я должна её увидеть. – Можно пойти с тобой? – Это необязательно, милая, – бодро говорит мама. – Папа скоро будет дома. – Но я хочу, пожалуйста. Мама разглядывает моё лицо, которое зеркально отражает тот же страх, что испытывает она. Я не хочу в одиночестве ждать папу дома, не зная, что происходит. Она сдаётся. – Ладно, – вздыхает мама. – Но сначала прихвати банан. Я не хочу, чтобы ты тоже грохнулась в обморок. По пути к Авиной палате я стараюсь игнорировать все надписи об онкологии и тот факт, что многие пациенты выглядят исхудавшими и бледными. Я пытаюсь забыть, как Ава выглядела утром, когда её спящее лицо казалось настолько хрупким, что я внезапно захотела наклониться и убедиться, что она ещё дышит. Но я рада, что пришла сюда. Войдя в палату Авы, мы увидели, что она мирно лежит в постели у окна, а трубка с багровой кровью тянется под её пижаму, где входит в Авину грудную клетку. Кровь поступает из пакета, висящего на стойке позади Авы. Не так жутко, как я себе представляла. Сестра все ещё выглядит усталой, но к коже вернулся нормальный оттенок, а Ава открывает глаза и улыбается, увидев нас. – Ты пропустила самое интересное, Ти, – говорит она тихо, со злым блеском в глазах. – Тут была эта огроомная игла. Они взяли мою линию Хикмана[26] и... – Уфф! Захлопнись! Ты вредина. Она ухмыляется. – Как все прошло, милая? – мама суетится вокруг Авы, взбивая ей подушки. – Что сказал врач? – Понятия не имею, – отвечает Ава, откидываясь назад на подушки. Нервно фыркнув, мама выходит из палаты, чтобы поговорить с медсестрами. Я стою возле кровати Авы, пытаясь выглядеть расслабленно, будто и не знаю, что в этой палате лежат подростки с раком. Словно я постоянно делаю такие пугающие вещи, и это на самом деле совсем не страшно. Взгляд Авы становится добрее. – Можешь передать мне мой телефон? – просит она. – Он выключен целую вечность, и я не могу его достать. Я вытаскиваю его из Авиной сумки, которая лежит в тумбочке рядом с ней, и помогаю проверить сообщения, потому что она сама сейчас не в состоянии нажимать на кнопки. – Оооо! Джесси! – говорит она. – Хорошо, открой вот это. В сообщении оказывается видео. Я запускаю его и держу экран так, чтобы было видно нам обеим. На видео парень Авы, выглядящий великолепно со своими выгоревшими волосами и в красных плавках, стоит на палубе под безоблачным голубым небом, улыбаясь в камеру, и поёт глупую, но мелодичную "Выздоравливай скорее" песню о переливании. Это было бы мило, если бы он не стоял посреди четверки девушек в красных бикини, обхвативших друг друга руками и подпевающих. Как ему вообще в голову могло прийти, что это подбодрит Аву, представить себе не могу. – Я уверена, они просто друзья, – говорю я неубедительно. – Ага. Как-то так. – Которая из них Барби? – Вот эта. – Я понимаю, что ты имела в виду. Она вздыхает и запихивает телефон под подушку. – Итак, что насчёт тебя, Ти? Какие новости от Тины? Я всем рассказываю, что ты модель. – Тяжело! – Ну так...? – настаивает она. – Ну, по сути, Тина действительно позвонила. Она хочет, чтобы завтра вечером я приехала в Кларидж, сделать несколько фотографий, которые она потом покажет в Нью-Йорке. Здесь, в такой обстановке, это звучит абсурдно. Но она сама спросила. – Ха! Я же говорила! – Ава усмехается. Теперь, внезапно, она выглядит намного лучше, но меня снова начинает мутить. – Я не могу этого сделать, – объясняю я. – Фрэнки говорит, что я должна выглядеть круто и броско. И избавиться от этого... – Я указываю на мои брови-гусеницы. – И мне нечего одеть. И всякий раз, когда я пытаюсь сделать дымчатые глаза, я похожа на пугливую панду. И я… – Но ты хочешь? – перебивает Ава. – Да. Хочу. Но… – Я выпишусь завтра утром. И я буду переполнена сияющими эритроцитами. Сыграю роль твоего визажиста и стилиста, когда ты вернёшься из школы, идёт? – Правда? – Разумеется. Но, – добавляет она сурово, – свои брови ты должна выщипать сама. Если мы отложим это на завтра, покраснение не успеет сойти. – Что? Пинцетом? Сама? В этот момент я осознаю, что повысила голос. Оглядываюсь на остальную часть палаты и замечаю несколько лиц, глядящих на меня с симпатией. Ава одаряет меня насмешливой улыбкой. – Они видят твою голову и думают, что мы говорим о твоей следующей химиотерапии. Просто выщипай несколько волосков, Ти. Бооже. – Хорошо, выщипаю, – обещаю я. К этому моменту я уже полностью пунцовая. Ава наслаждается собой. – Но ты серьёзно? Ты поможешь мне? Она откидывается назад со знакомым блеском в глазах. – Попробуй остановить меня. Я видела, как ты собираешься на вечеринки. Я тебе просто необходима.Глава 28
– Просто выщипать несколько волосков... Просто выщипать несколько волосков... – твержу я себе под нос, пока осторожно атакую свою монобровь перед зеркалом в ванной этим же вечером. Это не химиотерапия. Это не переливание крови. Спустя первые двадцать волосков это уже даже не так больно. Я справлюсь! Я так хочу, чтобы Ава гордилась мной, когда вернётся. Мама слышит мои визги и писки и заходит посмотреть, чем же я занята. Я не привыкла откровенничать с ней о том, что касается модельного бизнеса, поэтому немного странно объяснять маме, что это для встречи с Тиной. К моему удивлению, она улыбается и предлагает свою помощь. Ава права: она не хотела говорить мне гадости. И вау – она виртуозно выщипывает брови. Жаль, что я не знала этого раньше. – Я не предлагала просто потому, что не видела в этом острой необходимости, милая, – говорит она, ловко удаляя очередную лишнюю волосинку и прикладывая свою теплую руку к моей коже, чтобы притупить болезненные ощущения. Ага, опять мама про мою "внутреннюю красоту". Как мило. Но хорошо, что она уделила внимание также и моей внешней красоте. Ава сказала, что на следующий день она будет чувствовать себя намного лучше, и она была права: переливание крови рулит. К моменту моего возвращения из школы она была другим человеком – розовощёкой, энергичной и с кучей вариантов моего облачения, разложенных на её кровати в ожидании моего выбора. Она была чертовски хороша в стиле, и её новая энергия заразительна. Полтора часа спустя я была полностью готова. На мне лучшее шёлковое летнее платье из маминых закромов, дополненное вельветовым жакетом от Боден и одним из маминых индийских шарфиков, что делало образ "демисезонным" (есть такое слово, привыкайте к нему). Я была обута в свои школьные балетки, потому что ничего более подходящего у меня не нашлось. На глазах – дымчатый макияж, и это моя самая любимая часть образа. Макияж глаз – сильная сторона Авы, что доказывает её сумка, набитая тенями от M·A·C. Больше макияжа практически не было, отчасти потому, что мы не были уверены, что именно от нас требуется, отчасти потому, что, стоило добавить немного блеска для губ, как образ показался завершённым. – Вот! – сказала Ава, восхищаясь результатом своих трудов. – Я настоящая фея-крёстная. Не могу дождаться момента, когда услышу, как всё прошло. Не позволяй Тине давить на тебя. – Давить на меня? – Она похожа на человека, который умеет убеждать. Просто не позволяй ей втянуть тебя в то, чего ты делать не хочешь. – Не переживай, ей не удастся. Королева воинов, помнишь? Сестра улыбается. – Вылитая Зена. Мне бы хотелось, чтобы Ава пошла со мной, но сегодняшним вечером мой сопровождающий – папа. Он ждёт меня в гостиной, одетый в свой лучший костюм для собеседований, блестящие начищенные туфли и самый шикарный из папиных галстуков. А ещё он сильно пахнет ароматом Dior Pour Homme. Должно быть, Кларидж – роскошное место. Папа с мамой пристально разглядывают меня. Затем они переглядываются и слегка покачивают головами. – Ужасно? – спрашиваю я. Папа улыбается. – Нет. Хорошо, на мой взгляд. Просто иначе. Непривычно. Ты выглядишь совсем взрослой, милая. Раздаётся звонок в дверь. Мама поправляет папу. – Он имел в виду, повзрослевшей. Наверное, это водитель. Вам пора идти. Я вышла из квартиры, чувствуя себя определенно взрослой, под руку с моим весьма эффектным отцом, хоть у него и растрепаны волосы. Я еду в Кларидж. Говорить с кучей супер-модных людей о супер-модной фигне. Что может быть более взрослым? Прямо сейчас мне очень нужны каблуки. Раньше я беспокоилась из-за того, что они делали меня выше, чем все мальчики, которые могли бы мне понравиться, но сейчас я начинаю думать, что это не такая уж и плохая штука. Зена бы с этим справилась. Она не против того, чтобы люди взирали на неё снизу вверх. – Шампанского? – Эм, Тед ещё рановато пить, – говорит папа. – О боже, не слушайте меня, – говорит Тина, наливая себе второй бокал. – Конечно, ей нельзя. Вот ПОЧЕМУ... этот коктейль "верджин берри" просто УБЬёТ ТЕБЯ. Буквально УБЬёТ ТЕБЯ. Тебе понравится. Попробуй. На мой взгляд номер Тины в Кларидже подошел бы для королевы, только, может быть, будь он более дорогой и украшенный золотом, так что скорее для Мадонны или Виктории Бэкхэм, или, возможно, даже Бейонсе и Jay-Z. Винтажный зеркальный бар был набит бутылками с шампанским и удивительного вида напитками в графинах. Тина налила один из напитков в бокал для меня. Насыщенно-красный, он мог бы оказаться ядом, как в Диснеевских мультиках, но я предполагала, что Тинино "буквально убьёт тебя" на самом деле означает всего лишь "восхитителен на вкус". Я попробовала. Фруктовый и восхитительный вкус. Я могла бы выпить целый графин. Папа перехватывает мой взгляд и усмехается. Бьюсь об заклад, его шампанское тоже вкусное. И он, совершенно очевидно, в восторге от Тины. Я уверена, он уже думает, как позже изобразить Тину, чтобы повеселить маму с Авой. К счастью, его выражение лица "Поверить не могу, что вы реальный человек" очень похоже на "О, очень рад встрече", и только близкие люди могут увидеть разницу. Хорошо, что папа здесь, иначе бы я поверила, что мне всё это снится. Фрэнки сидит на одном из золоченых диванчиков в гостиной. Кассандра Споук – возле окна, выглядит элегантно и ухоженно, как всегда, но хмурится и пытается поймать сигнал на свой БлэкБерри. Тина расставляет тарелки с блинчиками, сдобренными ложкой икры, переключает фоновую музыку с классики на хип-хоп и поддерживает разговор с Фрэнки о её наряде. – О. Мой. Бог. Не спрашивай меня, кто дизайнер. Даже не спрашивай. У него крошечная студия в Бед-Стае,[27] и через какие-нибудь два года все будут буквально выпрашивать леггинсы его лэйбла. Он – ГЕНИЙ одежды из лайкры. Даже и не вздумай ходить туда. Его зовут Энди Вонг. Это я тебе говорю. Он УНИКАЛЬНЫЙ дизайнер леггинсов. А теперь поблагодари меня как следует, потому что проблема поиска леггинсов решена до конца твоей жизни. – Энди Вонг? – переспрашивает Фрэнки, доставая свой айфон и вбивая в него информацию. – Удивительно. Я и не знала, что лайкра может создать эффект крокодильей кожи. А жилет? – Жилет? Ничего особенного. Всего лишь вещица, которую сделала для меня Фрида из Гуччи. За основу взят меховой жилет моей матери. Я обожаю винтаж, а ты? Но когда вещи начинают разваливаться от старости, приходится преображать их. Вот почему Фрида сделала его в виде кольчуги. Мех слишком банален, правда? Ну а теперь, малышка Тедди, моя лапушка. Мы все здесь для того, чтобы поговорить о ТЕБЕ. Ты готова стать ЗВЕЗДОЙ? Я плюхнулась на краешек дивана, стараясь не поставить свой коктейль там, где могла бы случайно опрокинуть его. В этом номере все поверхности выглядят так, будто покрыты шёлком и не предназначены для стирки. – Ээ, нет, я не думаю, – совершенно честно говорю я. Я даже сомневаюсь, что морально готова к леггинсам "под крокодиловую кожу". – Разве она не ОЧАРОВАТЕЛЬНА? Я знаю кучу людей в Штатах, которые бы тебе поклонялись. Ну что же, посмотрим. Всё очень хорошо – лицо, волосы, невероятная, я на твоей стороне,– но ты должна выделяться. Прежде, чем я буду довольна, я должна посмотреть, как видит тебя камера. Папа перехватил мой взгляд. Прежде чем она будет довольна? Если для неё это просто разминка для большего удовольствия... Я думаю, он переживает, как бы Тина не взорвалась как фейерверк, и вряд ли леггинсы с этим справятся. Она наклоняет голову, чтобы взглянуть на меня, и поджимает губы – почти так же, как когда я не смогла сразу понять её сравнение с Джин Сиберг. Но это выражение не задерживается на её лице дольше секунды. Прежде, чем я успеваю среагировать, она сжимает мое лицо ладонями и озаряет меня улыбкой. – Лицо – сказочно; наряд – катастрофа. Пойдём со мной, солнышко. Нам нужно переодеть тебя из обыденной одежды во что-то более глам-тастичное[28]. Мы идем в спальню, а папа подскакивает с места, взволнованный нашим перемещением. – Солнышко, ты уверена, что всё в порядке? – зовёт он. – Нормально, пап. Не волнуйся, – хихикаю я. Тина задумчиво смотрит на груду одежды, вываливающуюся из огромного чемодана от Луис Виттон, стоящего в углу. Затем выхватывает что-то из его глубины. – Это, я думаю. Сними свой жакет. Послушно снимаю. Не говоря ни слова, Тина расстегивает моё платье, приспускает его верхнюю часть до пояса, расстегивает лифчик и оборачивает большой шелковый голубой шарф вокруг моей груди, завязывая его в большой узел на правом плече. Все это происходит так быстро, что я даже не успеваю испугаться. Кроме того, я усвоила, что в шоу-бизнесе зачастую приходится переодеваться так расторопно, что вы просто не можете позволить себе быть чопорной. По крайней мере, это было быстро, и никто не видел, хвала богам. – А теперь послушай, принцесса, – говорит Тина, не отрываясь от работы. – Я видела твою пробную съемку и обнаружила проблему. О чём ты думала, когда работала? Мысленно возвращаюсь к той съёмке с Сэбом. О чём я думала? Мои пальцы? Мои ноги? Общее сумасшествие всей этой ситуации? Стена? – Ну, больше всего, полагаю, я думала о фоне. – О, спасите меня! – говорит Тина, драматично закатывая глаза. – Ты думала о фоне? Неудивительно, что ты выглядишь так... обыкновенно. О боже. Она прочитала мысли Сэнди МакШанд? – Слушай, детка, – начинает она. – Объектив камеры – это потрясающая часть оборудования. Он сосредотачивается на самой важной детали картины, и в нашем случае это – твои глаза. Ты должна хотеть, чтобы это было то, что внутри твоих глаз. Ты должна хотеть, чтобы это была история, которую ты рассказываешь. Не стена позади тебя, ясно? – Ага, – киваю я. Хорошо. Я полностью поняла. Наверное. – Эм, а какая история? – уточняю я. – Это уже работа фотографа, – говорит Тина. – А сегодня вечером – моя. Так что не волнуйся, я всё объясню тебе, когда мы приступим. Начни со своих глаз, и твоё тело последует за ними. Готова? Если она так говорит, то я готова. С обернутым вокруг меня шарфом, моя верхняя половина выглядит супергламурно. Тина сказала, что не стоит переживать из-за нижней части: она не войдет в кадр, так что её не волнует, что верх моего платья собрался у меня на бедрах, а рукава болтаются внизу, как пара дополнительных ног. Я прохожу вслед за ней в гостиную, и папа приподнимает бровь при виде моего странного наряда, но ничего не говорит. Не думаю, что действия Тины ещё могут его удивить. Она уже выбрала место для съёмки в углу комнаты с простым золотистым фоном, и настроила освещение так, чтобы оно зрительно сужало моё лицо. Я чувствую перемену в её поведении: она стала более резкой и сосредоточенной. Видимо, она может выглядеть по-настоящему сумасшедшей, но она усердно работает, чтобы сделать всё правильно, и она точно знает, что делает. Она просто получает от процесса намного больше удовольствия, чем всё, кого я встречала до этого момента. Вместо телефона она берет профессиональную на вид камеру с бокового столика и ловко регулирует настройки. Фрэнки наклоняется вперёд, сидя на диванчике. Так же, как и папа. Кассандра откладывает свой Блэкберри и подходит ближе, чтобы посмотреть. – Я прощу прощения, – говорит Кассандра. – Мой сын. Этот идиот захлопнул дверь. Сейчас он зайдет, чтобы взять у меня ключи. О, Тед, выглядишь замечательно! Верно. Так это оказался Кошмарный Мальчик. Зайдет сюда с минуты на минуту. Между тем, я полураздета и позирую для сумасшедшей модной стихии. По крайней мере, он привык к таким вещам. Возможно, мне стоит сказать что-нибудь умное о сюрреализме, когда он войдет. Тем временем, я запихиваю эти мысли в глубину сознания и пытаюсь сфокусироваться на том, что сейчас делаю. – Выглядишь великолепно, моя принцесса! Тина подходит и берет меня за подбородок, двигая моё лицо до тех пор, пока не находит подходящее положение. Сейчас она говорит намного тише и с другой энергичностью. До этого она красовалась. Сейчас же она работает. Я тоже. На самом деле, это неплохое чувство. – Ладно, мишка Тедди. Мы поняли друг друга. Я хочу увидеть ту королеву воинов, о которой ты говорила, пока мы смотрели тот темно-оранжевый мини-крини[29] выход на модном показе. Я хочу увидеть эту горячую и храбрую девушку. Я знаю, ты можешь, потому что, когда я заметила тебя возле Сомерсет Хауза, я поняла, что у тебя только что произошло что-то УЖАСНОЕ, и ты была очень испугана, но рада, что жива. Твои глаза могу говорить, Тед. Вот почему ты такая волнующая. Поговори со мной. Ого, с ума сойти – эта женщина – телепат. Недавно мы с Авой смотрели "Молчание ягнят", и Тина – Ганнибал Лектор среди гуру стиля. Жутко пугающе, но абсолютно верно. Возможно, мы понимаем друг друга. – Давай приступим, – говорит Тина. Она возвращается на выбранное место и настраивает объектив. Я думаю о том, как сидела рядом с Авой в парикмахерской «Локс, Сток и Баррел». Я воображаю себе Зену – Королеву Воинов, которую мы смотрели вместе с Авой после радикальной стрижки волос. Я представляю себя в облегающих золотых доспехах, и мы вместе шагаем по Елисейским полям. Я пытаюсь спроецировать то, что вижу, в свои глаза. Это странное ощущение, но это одно из преимуществ неумения лгать как следует: некоторые люди могут видеть, о чём я думаю. Уверена, Тина разглядит Елисейские поля в моём взгляде. – Да, принцесса! Давай, малышка! Возможно, на мне и нет золотых доспехов, но есть шарф. Я стараюсь так развернуть плечи, чтобы шелковый узел был освещен. Даже мои пальцы сегодня совершенно естественны. Краем глаза я замечаю папу, Фрэнки и Кассандру, и все они наблюдают. Но всё в порядке. Они смотрят на Зену, и Зена крутая, уверенная и у неё всё под контролем. – Вот так, принцесса. Смотри прямо на меня, – говорит Тина, щёлкая камерой. Я смотрю в объектив. Я смотрю прямо в него и сквозь него. Это больше не пугает. Я уверена, что в руках Тины он тоже понимает меня. После фотографий Тина заставляет меня снять короткое видео. Я просто должна назвать своё имя, место проживания, и упомянуть Модел Сити. Затем мне нужно повернуться слева направо, чтобы продемонстрировать свой профиль. Я чувствую себя немного глупо, но Тина предлагает мне записать пробный вариант. Когда всё закончено, она усмехается. – Превосходно! Ты была совершенно естественной, принцесса. У нас всё получилось с первого дубля. Вот его мы и используем. Только Тина может меня так успокоить. Вне всяких сомнений: мы понимаем друг друга. После целого лета ощущения себя "очень обычной", я удивлена тем, что, возможно, во мне "что-то есть". – Вот и всё, – говорит она. – Вы можете поболтать, пока я включу макбук в спальне и просмотрю ролик. – Мы уже закончили? – спрашиваю я. Моя предыдущая пробная фотосессия длилась несколько часов. – Наверняка, – говорит Фрэнки с усмешкой. – Тина знает, чего хочет, и всегда этого добивается. О, извините. Она встаёт, чтобы ответить на стук в дверь. – Ник, привет! Заходи. Она отодвигается в сторону, и Ник входит в комнату. Я замечаю старую выцветшую розовую футболку под потрепанной курткой. Моё сердце на миг замирает, затем начинает стучать, как ритм-секция большого духового оркестра. Он сердито смотрит из-под новых очков – с крутой круглой оправой, а его пальцы перемазаны чернилами. Пожалуйста, пусть он заметит, что я облачена в небесно-голубой шёлк, подчеркивающий мои глаза, а не то, что я полураздета. Пусть он спросит у меня что-нибудь о Мэн Рэе, чтобы я могла умно ответить и показать, что я подготовила домашнюю работу. Пожалуйста, пусть он хотя бы взглянёт в мою сторону. Но он не смотрит. Избегая взглядом всю мою сторону комнаты, движется прямиком к дивану, на котором сидят Кассандра и мой папа. – Вот, мам, у меня нет времени. Парни ждут на лестнице. Он даже не заметил меня. Это весьма подавляюще. Я опускаюсь в ближайшее кресло и делаю вид, что вовсе и не ожидала приветствия. Кассандра вздыхает. – Подожди минутку. Ключи где-то в моей сумке. Её сумка огромна – дамская сумочка размером с чемодан, модная в этом сезоне. Пока Кассандра копается в глубине сумки, выходит сияющая Тина. – Милые, я СОВЕРШЕННО ПОТРЯСАЮЩА. О. Здравствуй, Ник. Кажется, даже Тина немного покорена Кошмарным Мальчиком. Я не думала, что такое вообще возможно. Но по тому, как сердито он на неё взглянул, я поняла, что у них есть своя история. Она отвела от него взгляд и сосредоточилась. – Вот оно. То, что надо. У неё есть ВЗГЛЯД. Это всё, что я вам скажу. Кассандра прерывает свои поиски и поднимает на Тину взгляд. – Правда? Можно взглянуть? – Разумеется. Обе уходят назад в спальню смотреть фотографии на компьютере. Фрэнки ухмыляется мне и присоединяется к ним. Я сижу, как лимон, в своём кресле, не зная, что делать. Папа совершенно не замечает неловкости, встаёт и подходит познакомиться к Нику. – Привет. Я Стефан Траут. Отец Тед. Рад познакомиться с тобой. Извини, что заняли твою маму сегодняшним вечером. По крайней мере, Ник жмёт папе руку. Затем пожимает плечами. – Не беспокойтесь. Это нормально. Мама – раб своей работы, – он саркастично смеётся и сердито смотрит в направлении спальни. – Ну, вы понимаете, модельный бизнес на первом месте. Так мы всегда говорим. Я имею в виду, это вопрос жизни и смерти, верно? Папа кашляет. Он, наконец, осознал напряженность беседы. Папа терпеть не может напряжение. Мы все смущенно молчим пару секунд. Затем Ник встряхивает головой. – Постойте. Вы сказали Траут? Тед Траут? Папа смущенно улыбается и поправляет себя. – Тед Ричмонд. Простите. Постоянно об этом забываю. Ник машет рукой, словно он и близко не интересуется моей новой фамилией. Затем он, наконец, смотрит в моём направлении, поднимает брови и окидывает меня взглядом с головы до ног: практически отсутствующие волосы, макияж, импровизированный топ, расстегнутое платье. Я не такая, какой он видел меня в последний раз, на кухоньке Сэба, в маминых мешковатых штанах для йоги. – О, это ты, – удивленно сказал, слишком долго пялясь на меня. Но Ник не только не выглядит впечатленным, он выглядит совершенно разочарованным. – Так они всё-таки заполучили тебя? Когда мама говорила о новой девушке, я не понял, что речь о тебе. Я прикладываю усилие и выдавливаю улыбку. Я очень, очень хотела бы снять этот идиотский шарф и застегнуть платье. А ещё лучше было бы оказаться в джинсах и папиной шляпе, занимаясь чем-то из области искусства. Я хочу сказать ему, что это неправда – это всего лишь эксперимент, и на самом деле я – обычный подросток. Но я – в середине фотосессии в люксе отеля Кларидж. Это, отчасти, правда. – Так ты Тед Траут? – продолжает Ник. – Сестра Авы? Она показалась мне знакомой, когда я видел вас обеих в тот день, но я не смог вспомнить. Хотя и должен бы. Джесси показывал мне столько её фотографий... – Погоди, – говорю я, поднимаясь и удерживая платье вокруг талии на манер набедренной повязки. – Ты знаком с Джесси? – Да, мой старый приятель. Я познакомился с ним в Корнуолле несколько лет назад. Джесси хороший парень. Как твоя сестра? Я не в курсе с тех пор, как он уехал на Средиземное море. Сейчас, когда он говорит о Джесси и Аве, лицо Ника выглядит совершенно иначе. Сердитый взгляд смягчился. За его очками я вижу проблеск того Ника, который не злится из-за матери, её карьеры и всего с этим связанного. Он выглядит нежным и уязвимым. Тот парень, рядом с которым хочется свернуться в клубочек и болтать о Мэн Рэе. Или о чём угодно. – Выходит, Джесси рассказывал тебе об Аве? – спрашиваю я. Ник улыбается медленной забавной улыбкой. – Постоянно. Мы созваниваемся по Скайпу. Он обычно очень, очень утомительный собеседник, когда доходит до этой темы. Как она талантлива в сёрфинге, еёшутки, что-то забавное, милое, что она делает со своими ногтями... Боже, это бесконечно. Папа улыбается, и я тоже. Фрэнки, Тина и Кассандра возвращаются из спальни, продолжая разговаривать. Они останавливаются, как вкопанные, когда видят новое выражение лица Ника и тот факт, что он разговаривает со мной, как цивилизованный человек. – Во всяком случае, он рассказал мне, через что она сейчас проходит, – говорит он, снова становясь серьёзным и полностью игнорируя вошедших женщин. – Она до сих пор... в том же положении? Я киваю и сглатываю. Обычно, когда меня спрашивают об Аве, я спокойно отвечаю, что она в норме, но Ник застал меня врасплох. – Ей довольно трудно переносить химиотерапию. Хотя сегодня она чувствовала себя хорошо. Ава помогла мне накраситься. Извините... Подводка для глаз начала размазываться. Внезапные мысли об Аве выбили меня из колеи. Обеспокоенное выражение лица Ника только всё ухудшает. – Передай ей мои... я не знаю... Тёплый привет, – говорит он тихо. – И... – Да? Он глядит на меня так, будто собирается пожелать удачи или сказать что-то милое. Но потом его взгляд цепляется за мой импровизированный шарф, обнаженную талию и платье – набедренную повязку, и Ник просто печально смотрит. – Ничего. Пока. Он видит зависшую позади меня Тину и направляет на неё всю мощь своего кошмарного взгляда. Кассандра передает ему ключи, и он уходит. – Ладно, – говорит она, глядя ему вслед. – Это не заметно, но он не такой плохой, как кажется. – Он не кажется плохим человеком, – замечаю я. Несмотря ни на что, я бы хотела встретиться с ним однажды, когда я не буду полуобнаженной или в мешковатой маминой одежде, или готовой к показу. Я думаю, что он бы понял происходящее с Авой: хорошие моменты и плохие моменты. Я думаю, что он бы понял большую часть всего. Как я понимаю, насколько он на самом деле мягкий под этой своей кошмарной оболочкой. В следующий раз, если он вообще будет, я обещаю себе, что буду такой... удивительной, что он в самом деле обратит на меня внимание. Может быть, он увидит Зену, как Тина. Может быть, он будет поражен. Никогда не знаешь. – Пойдем, тебе надо одеться, – предлагает Тина. – Я помогу тебе. Когда мы остаемся вдвоём, она криво улыбается мне. – Тебе интересно, как он стал таким, правда, принцесса? И почему он винит меня? Я не пытаюсь отрицать. Эта женщина – телепат, и мы обе это знаем. – Это связано с Шехерезадой Скотт? – спрашиваю я. – Ага! – говорит она, передавая мне бюстгалтер и аккуратно разматывая шарф. – В точку, принцесса. Так ты знаешь Шехерезаду? Она великолепна. Как и ты, только с другой энергетикой. Они встречались несколько недель. Абсолютный праздник любви. Затем я отправила её в Токио и – КАК Я И ГОВОРИЛА – она стала большой звездой. Она участвовала там в паре кампаний, и одна из них была с Эмилио Романо. Мальчик из Келвин Кляйн. Несомненно, ты видела его в трусах. О. Мой. Бог. В любом случае, между Шехерезадой и Эмилио что-то было. Такое случается. Два красивых человека, одни в чужом городе – алло? – Ник считает, что это моя вина, потому что я сделала её знаменитой в Японии. И, принцесса, он СОВЕРШЕННО ПРАВ. Но сейчас у нас нет на него времени. Все наше время посвящено ТЕБЕ. Кассандра согласна со мной. У тебя получилось. Нам нужно быть осторожными, потому что это будет БЕЗУМИЕ.Глава 29
Вполне понятно, что на хоровом занятии в понедельник Дин Дэниэлс первым замечает что-то необычное во мне. В этом семестре мистер Андерсон поменял нас местами, так что теперь Дин стоит позади меня. Я не знаю, из-за того ли, что я все ещё в ступоре после вечера в Кларидже, или из-за того, что я забыла закрепить парик сегодня утром и Патти неустойчиво держится на моей голове, но Дин окидывает меня долгим взглядом, когда я прохожу на своё место. Дэйзи подталкивает меня. – Я думаю, что он запал на тебя, – шепчет она. В этом семестре мистер Андерсон планирует репетировать с нами "Мессию" Генделя, и это действительно сложно. Я нахожусь на середине громкой, сложной высокой ноты, когда чувствую, что меня тыкают в затылок. Я резко разворачиваюсь. Дин стоит с невинным видом, сжимая ручку. Когда я отворачиваюсь, снова чувствую, как он осторожно подталкивает Патти ручкой в сторону, и сквозь музыку слышу басовитый смех Дина. После сильного тычка парик соскальзывает на дюйм в сторону, накренившись под углом к моему правому уху. Прежде, чем я успеваю схватить его, парик соскальзывает мне на плечо, а оттуда на скамью позади меня. Музыка останавливается. Мистер Андерсон пораженно глазеет на меня. И вместе с ним половина хора. За этим следует общий резкий вдох и несколько нервных смешков. Всем интересно, что произойдёт раньше: Дин отмочит шутку или же я расплачусь. Возможно, произошедшее стало шоком для мистера Андерсона, но для меня это скорее облегчение. Я смотрю на Патти, свернувшегося клубочком на скамейке, и перехватываю взгляд Дэйзи. – Кто-нибудь видел мою морскую свинку? Долгая пауза, в течение которой все пытаются понять, что происходит. Неужели в этот раз пошутила я, а не главный комик класса? Даже я не совсем уверена в произошедшем, пока не слышу смех Дэйзи. Все остальные ещё слишком шокированы видом моего скальпа, чтобы хоть что-то произнести. – Ты в порядке? – спрашивает побледневший Дин. Я улыбаюсь ему. – Да, спасибо. В полном порядке. Он явно испытывает облегчение. Возможно, на мгновение Дин подумал, что я "подхватила" рак от сестры, но, кажется, он рад, что всё хорошо, и сейчас именно он испытывает смущение. А я не смущаюсь. Совершенно точно нет. Не сейчас, когда моя внутренняя королева воинов предстала перед всеми во всем своём величии. Другие могут быть в шоке какое-то время, но и они привыкнут. Тем временем Дин наклоняется за париком и протягивает его мне, как настоящий джентльмен с хорошими манерами. Я всё ещё улыбаюсь, потому что благодарна ему за помощь в воплощении в жизнь моего решения по поводу парика, даже если маме это и не нравится. Наконец, мистер Андерсон снова обретает дар речи. – Ага! Матерь Божья! Эдвина. Ты...? Это выглядит довольно... Ладно. Хорошо, ученики. Почему бы нам...? – Но никто не слушает, и даже он сам не может прекратить пялиться.– На самом деле, ты в порядке, Эдвина? Я имею в виду, это выглядит немного... – Я совершенно точно в порядке, – говорю я ему, поглаживая ровные завитки моих настоящих волос, которые просто счастливы, что им больше не нужно терпеть жаркий парик. – Я всего лишь сбрила волосы вместе с сестрой. – О, я понимаю, – он делает глубокий вдох, затем, похоже, немного успокаивается и улыбается. – Хорошо, это был благородный жест. Нужна ли тебе чья-нибудь помощь в... надевании парика? Я ухмыляюсь ему. – Нет, спасибо, мистер Андерсон. Я придержу его для особых случаев. Думаю, он мне больше не нужен. Мама не в восторге, как я и ожидала, но есть ещё одна выгода в том, чтобы сохранить мой новый образ в таком состоянии, кроме поддержания во мне мятежного духа. Когда я иду вместе с Авой в дневной стационар педиатрического отделения онкологии в выходные, я чувствую себя членом банды. Мы встречаем мальчиков и девочек, которые переживают из-за грядущей потери волос, и тех, кто уже облысел. С помощью Авы они создают новые образы для себя: обучаются технологиям макияжа, учатся носить шарфы и шляпы, делятся советами о том, что лучше всего держится на голове, выглядит круто и оберегает от жары и холода. Я восхищаюсь способностью Авы держать всё под контролем и помогать другим людям даже в самое трудное время. Я так горжусь ей, но, разумеется, не могу сказать это вслух. Я просто нахожусь рядом с ней. Здесь я совсем не выделяюсь. Я всего лишь девушка с камерой, готовая фотографировать детей в различных вариантах головных уборов и макияжа, чтобы они могли увидеть себя со стороны и оценить, насколько это всё помогает. Я узнаю так много о лицах. Мы согласны с тем, что все вместе выглядим как полдюжины яиц в корзинке. Но по отдельности, мы совершенно разные. Ава умело подчеркивает чьи-то глаза или улыбку, или находит шляпу, которая придает человеку крутой винтажный вид. А мне хорошо удается запечатлеть это всё на камеру, так что люди могут в полной мере оценить полученный результат. Когда мы не в больнице, Ава помогает мне с моим новым творческим проектом, как и обещала. Я немного отстаю, так что нужно как следует поработать. Три недели спустя, посреди рисования очередной экспериментальной картины с Авой, звонит Тина. – Тед, ДЕТКА! Небось, думаешь, что я забыла о тебе! – Нет! Совсем нет. На самом деле, честно говоря, посреди этой школьной и больничной суеты я почти забыла о ней. Ну, или по крайней мере предположила, что она не вернется ко мне до Рождества. Лето научило меня тому, что события не всегда происходят в одночасье. – Ты думала так, и ты ОШИБАЛАСЬ, принцесса, ОШИБАЛАСЬ. Я работала, прелесть моя, ВКАЛЫВАЛА для тебя, и всё сошлось. Слушай. Ты слушаешь? Я извиняюсь перед Авой, голова которой в данный момент закопана между гигантской гроздью винограда и ананасом, и произношу ей одними губами "Тина". Она ухмыляется и вынимает голову из горы фруктов, пока я возвращаюсь к телефонному разговору. – Ладно, – говорит Тина деловито. – Не спеши благодарить меня, но есть рекламная компания для аромата, которая ПОДНИМЕТ ТЕБЯ ДО НЕБЕС, малышка. Если ты справишься с ней, ты будешь ПОВЕЛЕВАТЬ Нью-Йорком. Не только Нью-Йорком, а любым местом с хоть каплей понимания моды. Это настолько засекреченная информация, что я даже не могу сказать тебе, для кого рекламная компания, но это невероятно, и ты ВЛЮБИШЬСЯ в этот брэнд. Но когда я скажу тебе название, ты буквально УМРЁШЬ. – Ого, – отвечаю я, игнорируя "буквально". – Директор по кастингу уже выбрал одну девушку, но не переживай из-за этого. Она не подходит, и ты гораздо лучше. Рекламная кампания снимается Рудольфом Рейссеном, и на данный момент он мой самый ЛЮБИМЫЙ фотограф. Он – настоящий прорыв, и он настолько горяч, что ты обожжешься. Рудольф уже хочет увидеть тебя, но мне нужно больше. Я хочу, чтобы он ЖАЖДАЛ тебя. – Хорошо. Эм, и как это произойдёт? – Его главный ассистент скажет Рудольфу. Его зовут Эрик Блох, и на следующей неделе он будет в Лондоне, проводя кастинг для журнала. Эрик – фотограф сам по себе. Он увидит тебя, он оценит тебя, он полюбит тебя. Затем расскажет о тебе своему боссу, Рудольф будет от тебя без ума и убедит директора по кастингу поменять модель для этой кампании. Вот как всё это работает. Вуаля! Я смеюсь. – Звучит достаточно сложно. – Милая моя, это НЕВОЗМОЖНО. Тут потребуется МАГИЯ, – жестко соглашается Тина.
– Только я могу осилить это. Но наблюдай за мной. Я вижу будущее. Ты просто должна быть поразительной, ладно, принцесса? И ты полюбишь Эрика – он БОЖЕСТВЕННЫЙ. Только не прикасайся. Он помолвлен с супермоделью. Она ни за что не простит меня, если он уйдет к моему следующему открытию. Я обещаю Тине постараться поразить всех и гарантирую, что не стану красть божественного фотографа у его подружки-супермодели. Эти люди действительно живут в другом мире. Между тем, я думаю, что Тина может быть права насчет засекреченной рекламной кампании. Мне не нравится идея о том, чтобы отбить у другой девушки работу, но я пока недостаточно близко знакома с Тиной, чтобы сказать ей. Мне придется сделать это позже, когда я уже не буду новичком и Тина, скорее всего, станет ко мне прислушиваться. Когда я объясняю всё это Аве, она одаряет меня одной из своих мегаваттных улыбок кинозвезды. – Говорила же, что это произойдёт! Я слышала о Рудольфе Рейссене. Он может стать следующим Тестино. Я киваю со знающим видом. Хотелось бы мне, когда люди произносят "Тестино", не представлять на автомате чёрного лабрадудля в корзинке, но, по крайне мере, я понимаю, о чём идёт речь. И я знаю, что сейчас я должна быть под впечатлением. Так и есть. Несколько дней спустя Фрэнки звонит, чтобы зарегистрировать меня на кастинг у ассистента Рудольфа. – На следующей неделе Эрик будет в городе. У него съемки для i-D, и он просмотрит только трёх девушек. Ты – одна из них. Боюсь, они не заплатят много, но ты знаешь i-D... Теперь уже знаю. Это совершенно крутой журнал и все хотят попасть туда. Он амбициозный, броский и приковывает к себе внимание. У меня дома есть несколько экземпляров, которые мне дали разные люди. i-D: серьёзно огого. Ну-ка постойте. – На следующей неделе? – Ага. Проблемы? – Что насчёт школы? Голос Фрэнки становится теплым и успокаивающим. – Не волнуйся. Школа на первом месте. Мы будем работать в перерывах. Но у тебя есть выходные, сама знаешь. – Серьёзно? У меня в этом году экзамены на получение основного диплома. Я не думаю, что могу... – Успокойся, ангел. Посмотрим, что я могу сделать. Эрик прибудет сюда в субботу, так что я спрошу, может ли он встретиться с тобой в воскресенье. Он тебе понравится. Эрик очарователен. Есть несколько человек, которые хотели бы увидеться с тобой после этого, но я работаю только с Кассандрой, она лучшая по твоему профилю. Предоставь это мне, ладно? Фрэнки как-то умудряется убедить Эрика Блоха встретиться со мной воскресным утром. Что ещё лучше, Ава чувствует себя достаточно хорошо, чтобы быть моим сопровождающим. Мы оказываемся в красивом здании в районе Бейсуотер. Приходим вовремя, разумеется, и я "одета соответствующе", с собой сменная обувь в сумке, моё портфолио (обновленное некоторыми фотографиями королевы воинов, которые сделала Тина), а моя монобровь совсем недавно приведена в порядок профессионалом после маминого экстренного выщипывания. Эрик встречает нас в обрезанных джинсах, босиком и в мятой льняной рубашке. Он оказался невысоким французом с легким американским акцентом в его английском, впечатлительным, обожающим крепкий эспрессо, не подозревающим о существовании расчески и, как и было обещано, – очаровательным. На этот раз я не сижу в сырой продуваемой приемной: сегодня здесь только он, я и Ава. Мы расположились вокруг большого выскобленного соснового кухонного стола, и Эрик делает кофе для Авы и чай для меня. Мы болтаем о фильмах – "На последнем дыхании"[30] – его фаворит. А ещё о музыке – он большой фанат группы Блонди и поражен, что я знаю о направлении "нью вэйв" (благодаря Дэйзи). После часа болтовни он небрежно усаживает меня возле высокого окна и делает несколько фотографий, используя только естественный дневной свет. Он не дает мне никаких особых указаний. – Я просто хочу увидеть, что ты можешь делать. Я выдаю несколько улыбок, потому что Эрик супермилый и совершенно естественно улыбаться ему. Однако я думаю, что нужно показать ему и королеву воинов, потому что это именно то, чего хотела Тина, и на предыдущих фотографиях выглядело весьма необычно. Это как рассматривать фотографии другой девушки – возможно, вы и не назовете её красивой в привычном смысле слова, но в ней есть что-то увлекательное, с яркой историей. Так что я снова вызываю Зену и смотрю прямо сквозь объектив. Так лучше. Я – Зена чувствую себя более собранной. Так я знаю, что мои глаза работают и отвлекают внимание от толстых лодыжек. Не то, чтобы от этого они на самом деле становились стройнее. – Да! – говорит Эрик. – Ещё! Брось мне вызов! Я свирепо смотрю на него. При этом представляю, что он – Каллисто, треплющаяся со своим отрядом о моей "прическе психбольного". Эрик ухмыляется. Он в восторге. – Тина была совершенно права насчёт тебя, – говорит он. Тина была права насчёт многих вещей. Она – единственная, кто объяснил мне, что камера фокусируется на том, что у меня в голове. Мне нравится ощущение контроля, которое я получила – рассказывая историю исключительно глазами, разворотом плеч и силой своего воображения. Несмотря на то, что мы мало разговариваем, кажется, будто мы с Эриком работаем, как настоящая команда. Он, определенно, делает много фотографий. Затем Эрик внезапно поднимает взгляд и сверкает улыбкой. – Отлично! Я думаю, на этом всё. Спасибо, милая. И минут пять спустя мы с Авой снова на улице, возвращаемся домой. – Хорошо, – интересуется она, – Что ты думаешь? Кажется, ты ему понравилась. – Мне он определенно понравился, – подтверждаю я. – Но кто знает? Это точно так же, как и с просмотрами. Нельзя быть уверенной, пока агент не сообщит тебе. Ава ухмыляется. – Ты говоришь, как настоящая модель. – Думаешь? – И он тебе определенно понравился. – Неправда, – горячо возражаю я. – У нас просто много общего. – Посмотри на себя! У тебя лицо горит. Тебе просто нравятся парни со взъерошенными волосами, которые рассуждают об уровнях освещенности. Не спорь, Тед, это прелестно. О, боже. Меня видно насквозь, и я предсказуема и, хуже всего, "прелестная". И мне понравился Эрик, ну совсем немножко, хотя он и старше лет на десять и обосновался в Нью-Йорке, так что это не совсем уместно. И есть люди, которые нравятся мне сильнее. Намного сильнее. Я продолжаю усиленно отрицать это, а Ава не прекращает дразнить меня большую часть пути домой.
Последние комментарии
3 часов 3 минут назад
3 часов 38 минут назад
4 часов 31 минут назад
4 часов 36 минут назад
4 часов 47 минут назад
5 часов 49 секунд назад