Театр для француженки (СИ) [Елизавета Леонова] (fb2) читать онлайн

Театр для француженки Елизавета Леонова

Вступление от автора

Человеческая сущность остается главной тайной в мире. Никто не может точно сказать какой человек на самом деле. Но что можно сказать прочитав чей то дневник? Каждая строка наполнена правдой, которую кто то умело скрывал. Например, часто прочитав записи человека, с которым знакомы даже десять лет, мы находим множество тайн и махинаций его Я и жизни.

Иногда в человеке можно разочароваться, иногда наоборот пожалеть обо всем, ведь каждая жизнь хранит в своей истории свою боль и страдания.

Перед вашими глазами представлена часть уцелевшего дневника юной девушки по имени Мари Парташ. В ее истории красочно описывается несчастливая жизнь и переживания, которые она чувствовала. Читая ее рукописи, любой может найти себя, ведь ее проблемы так похожи на наши, современные. И хоть это было совсем другое столетие и частично другая страна, мы все равно видим эту яркую палитру совместимости нашего мира, и прошлого.

Будучи еще ребенком, ей пришлось пережить то, что некоторые не в силе выдержать в зрелом возрасте. На страницах показана сила человеческой воли и духа. Мы ведь можем стать частью чего то большего, чем просто пространства своего круга.

Мари станет примером подражания для многих. В маленьком теле и сердце, может храниться целый мир, который будет непостижим для других, но точно ясен для нее. Ведь так важно просто сохранить себя.

Часть первая. Мое доброе утро

1870 год, 2 апреля.

Сегодня утром очень странно пахло. Я проснулась от запаха чего то тлеющего в своей комнате. Еще будучи сонной я попыталась крикнуть, и позвать мать, но не смогла. Мой голос будто пропал, и вместо крика, у меня получилось издать только шипение, чем то похожее на визг. Сердце немного вздрогнуло. Комната была заперта, а дым уже доставал кровать. Я не знала, что делать, и не понимала, почему никто не слышит, что в доме что то горит. Присмотревшись, я увидела в углу желтеющие язычки пламени, которые уже обжигали белые стены. Подскочив с кровати, я побежала к двери, и не смогла ее открыть. Раньше меня никогда не запирали на ключ. Зачем матери запирать меня в комнате? Со всей силы я начала барабанить в двери, так что они содрогались. Я удивилась, сколько силы может быть у человека, который испуган чувством близкой встречи со смертью. Я не плакала, ни единой слезинки. Но не от того, что сильна и сдержана. Нет! Я вовсе не сильна, я слабая и совсем беззащитна. Если бы была сильна, нашла бы лучший способ спастись, чем стучать в запертую дверь. Мои ногти на руках обламывались, и кровь начала потихоньку выходить из-под кожи. Я не чувствовала боли, совсем. Но я чувствовала тепло огня, которое уже так близко. Мне ничего не оставалось делать, как кричать. Что я кричала? Уже не помню. Не связанные между собой слова, которые перерастали к крики отчаянья. Моя нога покраснела, и я видела как пламя приближалось к моему телу, а очертания комнаты укрывались в дыму. Это была безысходность, и я в ее эпицентре! Мои легкие постепенно задыхались от чадного дыма, и сознание медленно покидало мой разум. В глазах все расплывалось, и я упала. Я упала на пол, и не могла пошевелиться. Единственное, что я помню, это жар. Невыносимый жар, что подкрадывался ко мне с каждой секундой. Я утратила надежду на спасение, и лежа на полу, ждала когда дым и огонь поглотят меня. Но вдруг, я услышала звук выбитой двери. Кто то вошел, но я не видела его. Только ноги в черных военных ботинках, такие были когда то у моего отца. Он в них ходил на рыбалку, иногда брал меня с собой. Я никогда не забуду как он учил мои бездарные руки, закидывать удочку и ставить сетки. Это было смешно! Мужчина подошел ко мне и присел, чтобы взять на руки. В этот момент, когда он меня поднимал, я полностью потеряла связь с сознанием. Больше ничего не помню. Но я оказалась спасена!

Во второй раз проснувшись, я уже не слышала запахи горелого, а перед глазами не витал ужасающий черный дым. Я оказалась в просторном помещении, где было множество кроватей, где то ряда три, и в каждом ряду по четыре кровати. Я лежала возле окна, и рядом со мной было множество носилок для больных. Очевидно, что это была больница. А я пока что была единственным больным. Смотря окно, я пыталась вспомнить мужчину, который меня спас, но я не могла начертить даже часть его внешности и образа в голове. Резко я ощутила жгучую боль ноги, и, скинув одеяло, поняла, что все-таки уже горела. Нога по колено забинтована, а через бинт просачивалась кровь и что то желтое. Я с облегчением вздохнула, ведь пострадала только нога. И я чудом осталась цела. Я выжила.

Еще через минут десять, двери, на половину застекленные, открылись, и вошла милая женщина среднего роста, приблизительно тридцатилетняя. На голове медицинская шапочка, в которой спрятаны волосы, очевидно темные. Женщина вызывала у меня улыбку, я чувствовала, что она одна из тех, кто жертвует собой, спасая других. И вот теперь я, хотя спасать меня не нужно было. Всего лишь ожег, а ведь в больнице, явно, лежит еще много больных, с более тяжелыми ранами и болезнями. Возможно, даже и при смерти.

Сев рядом, она положила свою руку мне на лоб, затем провела по руке, и еще больше улыбнулась.

- Как ты себя чувствуешь? Нога сильно болит? - начала говорить женщина, и ее глаза наполнились такой добротой и сочувствием ко мне, которого я не видела даже в глазах матери, когда я болела.

-Нет, все нормально. Скажите, мисс, кто меня спас? И где мама? -спросила я ее, попытавшись привстать.

- Детка, называй меня Софой. Тебя спас один офицер, который проезжал мимо твоего дома. Увидев, дым из окна, он решил разобраться, и не зря, - говорила Софа, и продолжив, улыбка пропала. - Твоя мать, она умерла. Мне жаль, но есть предположения, что она подожгла твою комнату и заперла, а сама застрелилась.

- Мари, меня зовут Мари, - почему то смерть матери не вызвала у меня никаких чувств, так как наше с ней общение всегда было бесчувственным. Мне, конечно, стало ее жаль, но слезы за этот день так и не появились на моих глазах. Тем более, она пыталась меня убить. Это ничуть не затронуло мое самолюбие, но она теперь понесет большое возмездие перед судом небесным.

- Слушай, Мари, где твой отец? У тебя остались еще родственники?

- Отец умер, его утопил лучший друг на очередной рыбалке. Бабушка тоже умерла, вторую я никогда не видела и не знала. Нет, у меня никого нет, - только вспомнив о папе, мои глаза заблестели. Ко мне пришло осознание того, что я совсем одинока. - Я отправлюсь в приют?

- Нет, я не позволю. Как ты смотришь на то, чтобы жить у меня? Я все равно живу одна, и иногда мне тоже бывает очень одиноко, - я увидела в Софе, зеркало себя. Она была такой открытой, но одинокой, такая же, как и я.

-Да, спасибо большое. Но почему вы так добры ко мне?

- Доброта это золото, которое нужно копить всю жизнь, чтобы потом расплатиться Богу перед вратами в рай.

- Ты, наверное, самый богатый человек, Софа, - эта женщина произвела на меня глубокое впечатление, и мне искренне хотелось общаться с ней все больше. Слушать ее речи, ведь только у нее они идут от сердца. И слова, дарят очень приятное тепло, которому хочется верить.

- Вечером я еще зайду для перевязки. А сейчас лежи отдыхай, скоро привезут поесть. Если что то нужно будет, зови, я приду, - неожиданно для меня, я с надеждой начала ждать ее возвращения, когда Софа еще даже не ушла.

Я лежала и просто думала о матери и отце. Они всегда были такими разными. Отец показывал как сильно меня любит ежедневно, а мать все пыталась указать мне на недостатки. Она умудрялась придраться ко мне даже из-за моих веснушек и рыжего цвета волос. Даже моя фигура давала очередной повод для ссоры, хотя я не толстая и не худая. Как по мне полностью нормальная. Тем более внешность это дело непоправимое. Никто ее не выбирает, и нет смысла указывать на человека пальцем, ведь нет идеальных. Возможно, я и не хотела себе таких волос, и этих веснушек на переносице, но они мне даны. Даны Богом, и мне они нравятся! Я довольна всем, чем меня наградили небеса. Я поистине верующий человек, и слова Софы еще раз убедили меня в совершенстве ее души.

В больнице была немного холодно, но после пережитого мне не очень хотелось духоты и тепла. Как и говорила Софа, буквально через пол часа мне принесли поесть. Первое и второе. Суп с парочкой кусочков картошки, морковки, он светился, от прозрачности, и не хватало соли, скорее, ее совсем там не было. И гречневая каша, с двумя кусками хлеба, в придачу горячий чай с кусочком лимона, без сахара. Я была рада и этому. Люди старались и приготовили мне поесть, совершенно бесплатно, чтобы я была сыта и поправлялась. Я съела все, но даже не от голода, а от уважения и благодарности. Мне было вкусно.

За окном уже темнело, в палате я все так же оставалась одна. Поглядывая на двери, я все с нетерпением ждала Софу, которая вот-вот должна была прийти. Так и было. На моем лице появилась улыбка, когда я снова увидела знакомое лицо.

Она села рядом и положила поднос с бинтами и прочим на столик возле кровати, и начала разрезать бинты у меня на ноге. Я доверяла ей, поэтому мне не было страшно.

Когда Софа сняла все бинты, и моя нога оголилась, сердце немного екнуло. На большой части совсем не было кожи, только мясо, которое страшно почернело, местами выходила кровь.

Софа выполняла свою работу, а я молча наблюдала, пытаясь скрыть ужас и боль от картины, и болезненных прикосновений.

- Ты сильная девочка, Мари. Сильным девочкам сложно в мире, - заговорила она, очевидно, увидев мои попытки терпеть все без единого визга и вздоха.

- Я не сильная, - ответила я, вздохнув.

- Тогда заплачь, - провоцируя меня, сказала женщина, которая видела меня насквозь.

- Я не плачу, не могу. Хотя я хочу, я так много раз хотела заплакать, но не получалось. Почему я не могу заплакать как остальные девочки? Ведь даже мальчишки плачут.

- Как все? -снова улыбнулась она, закончив свою роботу, Софа уже собиралась уходить. - Ты не такая как все! Так что, ложись ка спать. Завтра наступит новый день, с новыми мыслями.

Укрыв меня одеялом, и поцеловав в лоб, она ушла, включив даже свет. Я осталась одна в комнате, и спать мне не хотелось. Как можно уснуть когда в твоей жизни происходит черед необъяснимых и нелепых событий. Единственное занятие, это записи в дневник, который мне принесла Софа.

Но все же я уснула. Прошел мой очередной "скучный" день. Что же будет завтра?

Марк из дома Дюмаж

1870 год, 3 апреля

Утром я проснулась совершенно бодрой, и прекрасно себя чувствовала. Странно, но нога не болела, хотя бинты все так же окровавленные и ужасно пахнут. В палате снова никого не было. Только Софа, которая вечно навещает меня и сегодня, например, принесла мне две конфеты. Сев на край кровати, для очередной перевязки, она окунула мочалку в тару с водой, и провела по моем лице, руке, затем влажной стала нога. Софа заботиться обо мне, я думаю, она была бы прекрасной матерью, раз так относиться к чужим детям.

- Я принесла тебе книги, Мари. Ты любишь читать?

- Люблю. Только у меня с книг всегда была только научная фантастика, которую я никогда не понимала, - ответила я. Мне снова показалась картина доброты души человека.

- Здесь повести Оноре де Бальзака и сборник Джорджа Байрона. Думаю, тебе понравиться, - она закончила перевязку.

Когда Софа ушла, я уже не ощущала себя так одиноко как вчера. Книги помогали мне, будто становились друзьями. Каждая прочитанная строка, казалась мне прожитой мной же. Но все же, от общения с другими людьми я бы тоже не отказалась. Все-таки странно, что я была одна в столь большой палате, не смотря на то, что ночью я слышала монотонный детский плачь, и разговор врачей о недостачи места для новых поступлений.

Ближе к обеду, послышался звук открывающейся двери. Я подумала, что это принесли еду, но на самом деле двое докторов вносили на носилках парня, который лежал без сознания. Переложив его на кровать, прямо возле моей, они оставили носилки и ушли. Парень все так же лежал безжизненно, хотя мне он показался живее всех живых. Румянец на его бледных щеках, спокойное и ровное дыхание. Черные волосы неопрятно сползли на подушку. На внешность, ему было лет семнадцать, и он был прекрасен. Я хотела, чтобы парень скорей открыл глаза, и я смогла увидеть глаза. Какие они.

У парня был только один изъян, и похоже что это и была причина его нахождения рядом со мной в огромной палате. Отсутствие правой ноги по колено. Ее будто отрубили. Кровавый бинт, который облегал часть оставшегося, заставлял меня соболезновать ему, и стыдиться себя, когда я считала себя жертвой. Смотря на прекрасного парня, у которого впереди должна была быть светлая дорога.

Без сознания он пролежал примерно два часа. Он лежал, а я смотрела. Смотрела и любовалась. Ждала. Наконец, парень начал открывать глаза, и я увидела их. Яркие и чистые. Голубые. Они рассматривали палату, затем меня. Когда его взгляд встретился с моим, по телу прошло чем то то похожее на ток, я содрогнулась.

- Не смотри на меня. На жалкого инвалида, - сказал он, после того как посмотрел на ноги.

Я промолчала. Я не знала, что можно ответить на эти слова. " Не говори так", единственное, что звучало в моей голове, и я все так же не сводила с него глаз.

- Как тебя зовут то? - услышав мой богатый словарный запас, парень ухмыльнулся и тяжело вздохнул.

- Мари.

- Не спросишь как зовут меня? - в этот момент, я сильно нервничала, и даже боялась. Каждое сказанное мной слово, заставляло грудную клетку сжаться, и я не могла много говорить. Он, наверное, увидел это как некультурность и невоспитанность. Я ведь должна была с приличия пусть и не жалеть, но спросить хотя бы имя. Но я не спросила. Все так же нелепо и глупо молчала, - Марк, вдруг тебе станет интересно. Марк из дома Дюмаж.

- Мари Парташ. Если дело пошло к фамильярности.

Марк немного засмеялся. Улыбка, действительно, украшает человека. Мальчик с голубыми глазами небесной чистоты.

- Почему ты здесь? - меня не удивил вопрос парня, ведь моя проблема не настолько очевидна, как его.

- Ну, вчера я чуть не сгорела в своей же комнате из-за матери, которая застрелилась. Всего лишь ожег ноги, больше пострадала моя психика, - пытаясь говорить с иронией и долей шутки, я надеялась на его открытость со мной. И посмотрев на него, я добавила, - Как с тобой это случилось, Марк?

- Пошло заражение. Если бы ее не ампутировали, я бы умер. Ты не представляешь как это нелепо потерять часть тела, из-за летящей на тебя машины. Я даже не помню, как это произошло просто бегал с друзьями. Мы как обычно бегали и смеялись, мы просто играли, - смотря в потолок, он говорил ко мне, а я с каждой услышанной фразой, влюблялась в его душу, голос, историю.

- Слушай, Марк из дома Дюмаж, жизнь это одна большая и нелепая ситуация. Но эта ситуация, вмещает в себе еще кучу таких ситуаций. И от этого она прекрасна. Мы живем, чтобы создавать нелепые ситуации и быть их частью.

- Господи, я ничего не понял. Живем, чтобы создавать нелепые ситуации? - только когда Марк процитировал меня, я поняла, как смешно это звучало. Впервые, за долгое время, я позволила себе поверить в эмоции, и искренне смеяться.

Марк был из тех, кто не жалуется на свои проблемы, слушает, и просто хочет быть человеком. Я не встречала еще такого искреннего порыва безмятежности. Его совсем не волновало физическое состояние, и он был счастлив, искренне счастлив тому, что жив.

- Да. Поверь, я еще много чего тебе скажу. Иногда в душе, я бываю таким философом, не переслушаешь.

- Убежать я не смогу, зарыться под одеяло не выход. Так что, придется слушать.

Как раз в эту минуту, в палату вошла Софа. Она улыбнулась, увидев, что мы поладили.

В этот раз, она подошла не ко мне, а к Марку. На минуту я почувствовала радость. В больнице я встретила людей, которых не встречала нигде ранее.

- Марк, твой отец сказал, что они не придут сегодня тебя навестить, - тихо сказала Софа.

- Они вообще не придут, мисс. Никогда.

- Что ты такое говоришь? - удивилась женщина.

- Правду.

Уже ночью, когда Марк уснул. Я наблюдала за ним так же как и днем. Свет луны из окна, ярко окрашивал его очертания. Я прислушивалась как он спал, и мне хотелось слушать это каждую ночь. Марк открывал мне свою душу, я так хотела открыть ему свою. Но когда парень говорил, я не хотела перебивать и рассказывать что то. Я хотела только слушать его. Но ели он попросит, я буду говорить. Мне кажется, я бы сделала все что он бы попросил.

В тайне я мечтаю сохранить это навсегда.

Первый день

1870 год, 4 апреля

Сегодня ночью я не спала. Марк начал задыхаться, и врачи его куда то забрали. Парень вернулся только под утро, как и в первый раз, без сознания. Но есть и хорошие новости, за неполных три дня, мне дали нормально вымыться, а моя нога, конечно, еще требует лечения, но состояние кожи улучшается. Когда я вернулась после водных процедур в палату, Марка уже не было. Его снова куда то увезли.

Лежа на своей кровати, и как всегда внимательно смотря в огромное окно, я уснула. Ночь была тяжелой, поэтому я, можно так сказать, будто потеряла сознание.

Но сон продлился не долго. Врач, статный мужчина, принес на руках Марка, который был на удивление в себе. Только вот, взгляд у него был уставшим и мутным, будто не его. Они потеряли яркость, что я видела раньше. Снова оказавшись в кровати, парень пристально посмотрел на меня, затем посмотрел на дверь, проверив, ушел ли врач. Марк сильно вспотел, и выглядел ужасно. Я понимала, что что-то не так, и его состояние очевидно ухудшается.

- Мари, ты когда нибудь была в Бельгии? - спросил он, еле шевеля бледными губами.

- Никогда не была, - я смотрела на него, и не узнавала вчерашнего парнишку, который так слепо верил в жизнь, и опровергал все проблемы.

- Хочешь, мы когда то с тобой туда поедем?

- И как же мы туда поедем? - улыбнулась я.

Удивительно, но даже в таком положении, Марк мечтал о будущем, и строил свои планы. Я никогда не видела такого энтузиазма, и, скорее всего, больше не увижу.

- У меня там дядя, давно в гости приглашал. Как только выберемся отсюда, сразу же поедем, - на его вялом лице появилась улыбка, и он постепенно засыпал.

Я все так же смотрела на него, и любовалась.

Если любовь можно назвать шизофренией, то это был мой первый день. Первый день моей шизофрении.

Я влюблялась, я безумно влюблялась в Марка из дома Дюмаж.

Прошло три часа, парень мирно сопел, а я ела все такой же пресный, больничный суп. И все так же была не голодна. В это время в палату вошел врач, который приносил Марка утром. Увидев, что парнишка спит, он подошел ко мне и, как все, сел на край кровати. Я перестала есть, и положила тарелку на столик.

- Мари, ты уже догадалась, что Марк в тяжелом состоянии? - начал говорить врач, поглядывая на кровать парня.

- Да, - опустив глаза, ответила я. В тот момент, я чувствовала, точнее ощущала что-то неладное, то, что не порадует меня.

- Ему сейчас нужно долгое общение и поддержка, чтобы он не чувствовал себя одиноким, понимаешь?

- Да, - немного подумав, и вновь посмотрев на спящего Марка, я добавила, - Он ведь будет жить?

- Надеюсь, - врач встал, и направился к выходу.

- Но вы сделаете все, для его выздоровления? - спросила я вслед уходящему.

- Уже делаем, - ухмыльнулся он, и вышел с палаты.

Возможно, тогда я поняла ценность своей жизни. Хотя я бы без раздумий подарила половину своих годов Марку, чтобы только мы смогли поехать к его дяде, в Бельгию.

Софа так и не заходила, но я ждала. Она ведь должна прийти вечером для перевязки, она постоянно приходила.

Но когда наступил вечер, наша палата все так же пустовала. Я лежала неподвижно, и все думала о чем то неважном. Марк все так же дремал.

Но вдруг в палату зашла медсестра, держа в одно руке лампу, в другой поднос с бинтами и всякими медицинскими инструментами. Это была не Софа.

Подойдя ближе к моей кровати, она готовилась к перевязке, а я все пристально смотрела, пытаясь понять, где Софа.

- Мари, не смотри на меня так. Тебе придется смириться с тем, что теперь я буду к тебе приходить, - заговорила она, разрезая бинты.

- А где Софа?

- Она мертва. Несчастливый случай. Бедная женщина.

Даже когда я услышала о смерти Софы, я не заплакала, хотя боль была настолько резкой и глубокой, что хотелось закричать, но я не подавала виду. Я не сильная, мне просто так легче. Я ни слова не сказала, пока медсестра обматывала мою ногу бинтами. Я лишь ждала когда она уйдет, и я смогу поговорить с Марком. Рассказать ему все, что чувствую.

И когда наконец это наступило, медсестра ушла, я тихо подвинулась на край кровати, ближе к Марку, и с дрожью в руках, и вообще по всему телу, начала его будить. Я знала, такое делать нельзя, но он спал уже слишком долго.

- Марк, проснись. Марк, пожалуйста, - шептала я.

Долго делать это не пришлось, парень проснулся очень быстро, и выглядел намного лучше. Но, возможно, это из-за сумрака в палате и за окном.

Марк посмотрел на меня, и улыбнулся. Он улыбнулся, и я никогда не забуду эту улыбку.

- Парташ, - обернувшись ко мне, он повторил, - Мари Парташ, что ты хотела?

- Поговорить. Софа умерла. и мне нужно с кем то поговорить.

- Ну, я слушаю. Говори.

Я молчала. Вмиг я забыла все слова, не от испуга, или волнения в сердце. Мне захотелось просто помолчать. Я разбудила его для того, чтобы высказаться и поговорить, но когда он проснулся, мне хотелось только смотреть. Смотреть и слушать, как всегда.

Почему я не могу говорить с ним?

- Можно, я лягу к тебе? - неожиданно для себя, я попросилась к нему в кровать. Мне стало стыдно, и я чувствовала, как мои щеки загорелись. Я ждала самого худшего ответа, которого только можно ожидать.

- Ложись.

Он начал подвигаться, освобождая место для меня на своей кровати. Раньше я никогда не спала с кем то, кроме отца и бабушки. Уложившись воле него, я смотрела в его глаза. Он был так близко, я чувствовала поток его дыхания на своей коже.

- Сколько тебе лет? Я так и не спросил, - говорил Марк.

- Пятнадцать.

- Такая маленькая, - его рука погладила мои щеки и волосы.

Я никогда не любила, когда называли маленькой. Ребенок всегда хочет быть взрослым. Но рядом с Марком, я в любом случае чувствовала себя маленькой, и мне хотелось, чтобы он меня защищал. Как это глупо звучит.

- А тебе?

- Семнадцать, тоже не слишком большой, правда? - немного улыбнувшись, иронизировал парень.

- Знаешь, почему то все, кого я люблю умирают. Вот, Софа. Она ведь прекрасная. Почему именно она?

- Скоро и я умру. Надеюсь, от твоей любви, а не от болезни.

- Тогда, я не хочу тебя любить, Марк, - ответила я, и я чувствовала как впервые за многое время, комок в горле подкатывался все выше.

- А я хочу тебя любить, и я буду. А знаешь почему? - улыбаясь, он пытался скрыть свою переживания и грусть.

- Почему?

- Ты делаешь смерть не такой ужасной. Каждое утро будет добрым, если на соседней, или уже от сегодня, моей кровати я буду видеть твои глаза, твои рыжие волосы. Ты мое собственное лекарство от грусти, Мари. Поэтому, люби меня. Просто люби, и не думай о том, что я могу умереть. Я счастлив тому, что успел познакомиться с тобой.

Когда он договорил, я позволила себе пустить одну слезу. Первую, чистую, искреннюю. В тот момент, я почувствовала себя по-настоящему счастливой. И мне нравилось чувствовать себя так. Я вдруг поверила в то, что у нас все будет хорошо, что мы оба будем наслаждаться каждым мгновением и вдохом. Я поверила в будущие.

- Тогда пообещай мне, завтра проснуться, - сказала я.

- Обещаю. Но прошу кое что взамен.

- Что?

- Со мной, или без меня, ты поедешь в Бельгию, в Брюссель.

- Поеду.

Я уже не помню как уснула. И не помню о чем мы еще говорили. Все резко забылось. Мне казалось, что я попала в какой то роман, но это было на самом деле. Почему я его люблю? Зачем я встретила его?

Мне можно было поставить еще один диагноз, кроме ноги.

Второй день

1870 год, 5 апреля

Ночь, пожалуй, можно назвать лучшей из всего, что пока случалось со мной.

Но мне пришлось встать слишком рано, не знаю как у меня получилось проснуться, но за окном солнца еще не было. И я тихо перешла на свою кровать. Перед этим, я проверила дышит ли Марк, мои переживания усиливались. Я не хотела его терять, только что получив.

На своей кровати мне уже не спалось. Теперь она казалась мне холодной и твердой. Наверное, личные предпочтения. Моя нога, почему то сильно болела, будто снова огонь ее обжигал.

- "Такого не случилось, если бы перевязку делала Софа", - подумала я.

Укрывшись по шею, я все так же, как и прошлые два дня, смотрела исключительно в одном направлении. Кровать Марка. Наблюдать за ним когда тот спит, лучший отдых для меня. Главное, чтобы он не переставал дышать, с остальным разберемся. Но я точно могу сказать, что ночью у него не было жара, он не вспотел, и дыхания было нормальным. Это утешало, ведь буквально вчера, я наблюдала за страшной картиной, и мне уже не верилось, что он сможет поправиться.

Почему любовь такая жестокая? Многие говорят, что в моем возрасте только увлечение и забава, не любовь. Но именно в моем возрасте любовь бывает самой чистой и искренней. Только дети могут по-настоящему искренне и предано любить. Мое сердце пока не знает столько лжи и злобы этого мира, так говорила моя бабушка. Поэтому мои чувства правдивы. И я с уверенностью могу сказать, что люблю. Марк моя первая и последняя любовь. Вряд ли я еще полюблю кого то настолько сильно и верно. Я вижу в людях пока что только хорошее, мне сложно найти что то плохое в своей матери, хотя многие говорят, что она даже не человек. Софа была не права, когда говорила, что я сильна. Ведь я не умею, принимать плохое. Для меня его не существует, и это не измениться. Я никому не обязана открывать свое сердце, но я открываю. Зачем запирать двери? Многие просто теряют ключ, но ключ это ведь человек. Человек, которого мы любим. Лишь он может открыть наше сердце.

Ждать когда любимый человек проснется, первым сказать ему "Доброе утро", вместе завтракать, пусть даже в больнице, это и есть счастье. Счастье быть вместе. Оббивая ноги порогами разных домов и квартир, вечно меня предмет обожания, это не то, что нужно сердцу. В жизни нужно выбрать один единственный порог, который ты будешь оббивать каждый день.

Марк попросил меня любить его, но он не знал, что просит уже исполненное желание. Как можно полюбить человека, которого уже обожаешь. Возможно, для кого то он самое низкое существо на планете, для кого то простой мальчишка, для кого то инвалид без ноги, но для меня он все. Он и есть мир, солнце, свет. И пусть это звучит, как строка из какого то романтического романа, для меня это звучит как правда. Я правдивый человек, поэтому я не буду врать насчет своих чувств. И пусть толпа откажется от нас, будут смеяться из-за того, что он выбрал меня, или я его, я посмеюсь с ними. Люблю смеяться. Посмеюсь с ихней наивной и черствой оболочки, которая уже поглотила детское сердце, такое, как у нас. Мне будет их жалко. Но я никогда не проявлю жалость к Марку, это будет унизительно. Так, как он один из самых сильных героев в моей жизни. И отсутствие ноги совсем ему не мешает.

Второй день моей шизофрении.

Солнце уже появилось на небе, и постепенно обнимало нашу палату. Только по разговорам врачей я узнала в какой по счету палате мы лежим. Палата №6. Они говорили, что здесь лежит девочки потерявшая мать, и мальчик без ноги. Тогда я поняла, какая же мы прекрасная пара. И как же все-таки хорошо, что мы знакомы. Девочка без семьи обрела родного человека, и мальчик без ноги, опору двигаться дальше.

Санитарка принесла нам поесть, Марк все так же спал. Я не прикасалась к еде, ведь хотела позавтракать с ним.

Через десять минут он проснулся.

- Доброе утро, - сказала я.

- Доброе, - он нахмурил бровь, - Не спала рядом?

- Спала. Просто под утро ушла.

Марк приподнялся и взял со стола чашку чая.

- Могла бы не уходить.

- Ну, тогда у нас были бы проблемы.

- У нас и так много проблем. А ты не проблема. Точно не моя, Мари.

- Не твоя?

- Не моя проблема.

- Это мы еще посмотрим, - ответила я, и взяла кружку чая с бутербродом.

Завтрак состоял всего из бутерброда и чая. Как всегда несладкого, противного чая, и бутерброда с несвежим хлебом, и дешевым маслом.

Этот завтрак был прекрасным и самым вкусным, который я когда либо ела. Да, я по уши влюбленна.

- Слушай, нас когда то выведут на улицу? - допивая чай, спросил парень, смотря в окно.

- Там же ужасно холодно! Ненавижу холод.

- Я люблю холод.

- Вот и первое разногласие. Это смешно, но ради тебя я потерплю. Хотя мы все равно не выйдем ближайшие дни. Твое состояние, - остановилась я, поняв, что сказала лишнее, - Прости.

- Успокойся, я не ребенок, и все прекрасно понимаю. Но на улицу мне все равно хочется.

К нам вошел врач с медсестрой. Я знала, что они пришли к Марку. Но, нет.

Очевидно, что ко мне.

- Мари, Софа хотела тебя удочерить, но теперь ее нет. После выписки тебя направят в приют. Где ты проведешь три года, до наступления восемнадцати, - сказал врач.

Я совсем не расстроилась, ведь уже давно готовила себя к этому. Это было предсказуемо. Нет Софы, нет дома.

- Хорошо.

Затем врач ушел, а медсестра обернувшись ко мне сказала:

- Мне жаль.

- Как и всем, - скрывая обиду, я фальшиво улыбнулась.

Когда мы остались с Марком одни, я лишь смотрела на двери, и проходящих за стеклом врачей и медсестер.

Я вроде бы и смирилась с мыслью о приюте, но не смирилась с мыслью о потери Марка. Как мы будем видится с ним, если меня на три года отправляют в колонию ада.

В приютах зачастую ужасно относятся к новеньким, да и вообще к детям. Я знала, что и так привыкла к таком отношению, но у меня до этого была надежда на счастливое будущее. С Софой, с Марком, с семьей.

Грустно, вот так вот, в один период, в течении парочки дней, лишиться всего и всех.

- Обнимешь? - вдруг спросил Марк, смотря на меня добрыми, сожалеющими глазами.

Я медленно слезла с кровати, и в минуте была уже рядом с парнем. Когда мои руки обхватили его спину, я почувствовала себя дома. Такое тепло веяло от его тела. У него были теплые руки, у меня же ледяные.

Положив свою голову ему на плече, я заплакала. Я заплакала перед ним, и не сожалела.

- У тебя светлое будущее, Мари Парташ. Приют не помеха этому.

- С тобой?

- Со мной.

До наступления темноты, я плакала. Можно считать, что весь мой день, это одни слезы. Я плакала из-за Софы, матери, отца, Марка, приюта. Я плакала из-за всего, что так долго терпела. В это время, Марк всячески пытался меня подбодрить, и у него получалось.

Ночью на небе за окном, было очень много звезд. Я лежала с Марком, и смотрела на них, пока он дышал мне на ухо, закинув на меня руку. Я пыталась закрыть глаза, но почему то не получалось. Будто чувство тревоги, настигало меня как только дремота подкрадывалась на веки.

- "Что то случиться", - размышляла я, но все-таки задремала.

Третий день

1870 год, 6 апреля

Все-таки предчувствие сбылось. Среди ночи я проснулась от тяжелого дыхания Марка рядом. Прикоснувшись к его лбу, моя рука сразу же стала мокрой, от его пота, и от него исходил очень сильный жар.

- Врач! Медсестра! - кричала я, еле стоя возле кровати.

В минуте в палате уже оказались два врача, и одна медсестра. Начался кипишь и монотонная суета.

Положив парня на носилки, они покинули палату, а я осталась ждать его возвращения. Сердце выбивалось из груди, мне было невыносимо страшно. Он мог и не вернуться.

Прошло примерно три часа, солнце полностью осветило палату. Я сидела на своей кровати, подобрав под себя одеяло, и все так же ждала.

Наверное, единственное, чего я хотела в тот момент, это его возвращения. Я так его и не поцеловала, а так хотела. Мне не хватило смелости его поцеловать. Это просто глупо! Не поцеловать человека, которого можешь потерять в любую минуту. Именно он должен быть моим первым поцелуем.

Но к моему счастью он вернулся.

Уже в сознании и с нормальным внешним видом. Марк снова занял свою кровать, и я снова переползла к нему.

- Я думала, что больше тебя не увижу, - говорила я, смотря в его голубые глаза.

- Так быстро, я от тебя не уйду.

Смотря на него я уже точно понимала чего хочу.

Поцелуй. Мой первый.

Когда наши губы соприкоснулись, уже не ток просекал пространство моей кожи, а жар. Мне было так жарко, как и когда то утром в горящей комнате. Его рука сползла к моей талии, и я бы могла сказать ему "Не надо", но это было невозможным.

- Я люблю тебя, Мари Парташ.

- И я тебя люблю.

- Кстати, мои любимые цветы, это белые розы, - улыбаясь, говорил он, сжав мою руку в своей.

Я не до конца поняла такое признание, поэтому лишь молчала.

- Вдруг что, пришлешь мне белые розы.

- Марк, мы не...

- Мари, - перебил он меня, - прошу тебя.

- Хорошо.

Наверное, мир никогда уже не увидит такой чистой красоты души, которая была у Марка из дома Дюмаж.

Я полюбила его так, как можно только мечтать. Я со всех сил пытаюсь рассказать и передать свои чувства, но у меня не получается. Это не передать.

Уже вечером мы все так же лежали в обнимку, он спал, я мечтала.

Все, что нужно для счастья, оно длилось для меня вечно.

Каждый сантиметр его кожи, вызывал по моей мурашки и трепет. И никогда не позволяла себе так довериться человеку, как тогда.

Любовь меня поглощала все больше. И мне нравилось быть ее частью.

Когда черная пелена укрыла землю и нашу палату, Марк все крепче засыпал. Этот парень так любил поспать, хотя всему, наверное, виной его недуг. Сегодня я еще больше убедилась, что парень серьезно болен. У Марка тяжелое заражение крови, врачи не дают много шансов и надежд на жизнь. В ту ночь, уже третью, я одна верила в его выздоровление и будущее. Будущее со мной. Он должен был жить ради меня, и поездки в Бельгию. Если он будет рядом, я каждый день бы ставила в вазу белые розы. Хотя сама предпочитаю тюльпаны или пионы.

Среди ночи вдруг я перестала ощущать жар его тела. Перестала слышать тяжелое дыхание.

Марк из дома Дюмаж умер этой ночью.

Он умер рядом со мной. Я надеюсь, что его желание умереть из-за моей любви сбылось, ведь я люблю.

Марк подарил мне лучшие и самые ужасные воспоминания. И я благодарна ему, что он был, и будет хоть не в моей жизни, но точно в сердце. Врачи забрали бездыханное тело молодого, красивого парня. Одна медсестра даже заплакала. Я навсегда потеряла Марка, но я никогда не потеряю нашу любовь, никогда. Я счастлива, что свой первый поцелуй, я подарила ему.

Смерть не всегда конец, смерть может быть началом. Я думаю, что Марк будет со мной всегда, и когда то мы с ним встретимся в саду с белыми розами, в Бельгии. "

Так и закончился третий день моей шизофрении.

Часть вторая. Москва и новая жизнь

1874 год, 10 марта

Прошло много времени, с того момента как я уехала из Франции, и сделала запись в этом дневнике. После года в приюте, меня забрала одна женщина, Светлана Чернышева, она из России. Удивительно, но в очень короткие строки она забрала меня в Москву, и быстро обучила языку, нанимая репетиторов. Оказалось, у меня хорошо получается изучать иностранные языки.

Москва не Париж, здесь все по другому, но я быстро вошла в жизнь здесь. Самое веселое то, что при разговоре со мной, каждый местный человек у себя в голове подумывает: "Иностранка", всему виной этот эксклюзивный акцент.

Мы жили в просторной квартире, рядом с Красной Площадью. Только вот, Светлана была не замужней, поэтому возросла такая проблема, как мания замужества. В каждом мужчине она пыталась разглядеть возможного кандидата, сказать честно, у нее даже есть любимчики в коварном списке. Меня это только умиляло. Эта женщина спасла меня от еще двух ужасных голов в приюте, и я очень благодарна. Мне исполнилось восемнадцать, и, кажется, я очень изменилась не только внешне, но и внутренне. Иногда я скучаю по прошлому, перечитываю свой дневник, мне даже чаще начали сниться сны с участием людей, которые когда то были частью моей жизни. Странно, но я не забыла черты лица ни одного человека. Я помню каждого. А вот буквально позавчера, я выполнила давно данное слово. В письме к одной медсестре, с которой давненько общаюсь, я попросила купить большой букет белых роз, и положить одному мальчику на могилу. Деньги я вернула, обещание исполнила.

Я уже говорила, что квартира у нас очень большая. Пустовали еще три спальных комнаты, поэтому Светлана решила дать объявление на поиск временных жильцов. А в конце дописала от себя: " Желательно мужчины до сорока лет". Вы представляете себе это? Я ей говорила, что на такие объявления она притянет разве что разных маньяков, или же за маньяка примут ее. Но Светлана меня не слушала, и все ждала своей судьбы. До боли милая женщина.

Сегодня утром я делала очередную уборку всей квартиры, пока Светлана отлучилась за город по каким то важным делам, хотя мне все же кажется, на свидание с очередным кавалером и душой ее сердца, как она любит говорить.

Я совершенно в домашнем виде, с тряпкой в руках брожу по квартире, уже заканчивая. И вдруг, стучат по входной двери. Гостей я не ждала, так же, как и Светлана, которой определенно не до гостей.

Открыв дверь, я увидела двоих молодых парней. Один высокий, второй чуть пониже. Так вот, тот, что пониже, был брюнетом, с немного узковатыми глазами, и щекастым лицом. Второй тоже темноволосый, но посветлее. Глаза удивительно красивые, карие, и сам весь из себя. Я сразу поняла, парень из высшего круга. Такие здесь считаются элитой, и они значительно происходят таких как второй парень.

- Чем обязана? - спросила я, и заметив у себя в руках грязную тряпку, быстро положила ее на стол, пытаясь скрыть смущение.

- Я по вопросу с комнатой, наверное, как и этот молодой человек, - ответил тот, что пониже.

- Нет, скорее, я любовник хозяйки, - добавил парень, опровергая факт.

Я почему то не удивилась такому ответу. Я хорошо знала Светлану, для нее его года не были бы преградой. Да и по внешности он полностью подходил под типаж любовника женщины. Хотя как у кого то может быть любовник, если никого официального тоже нет? Тоже странно.

- Ясно. Шуток здесь не понимают. Да, я насчет комнаты. Может вы впустите нас? - еще раз добавил парень, и засмеялся, точнее насмехался с выражения наших лиц.

- Глупые у вас шутки. Заходите, - сказала я, и отступилась, дав им место пройти. - Садитесь на диван, я сейчас подойду.

Я пошла на кухню, вымыть руки и заварить чаю гостям, хотя они не гости, и говорить мне было с ними не о чем. Не я же комнату сдаю то. Но я все же заварила чай, разлила три чашки, и вышла к ним. Шутник сидел уверенно, как будто у себя дома, без капли смущения. Второй же боялся ногу на ногу закинуть, и нарушить какой то порядок в чужом доме. Вот они, отличия классов населения.

Когда я пришла, у этого парня, который так старался соблюдать этикет и тактичность на лице появилась добрая, и немного стеснительная улыбка. Но у гордого льва, все так же каменное лицо, которое излучало равнодушие и ноты неуважения. Я вздохнула, поняв, что разговор меня ждет не легкий. С первым еще как то можно будет договориться подождать или прийти на следующий раз, но вот со вторым такое не пройдет. А Светлана наверняка расстроиться потерей такого экспоната.

- И так, простите за неудобство, но хозяйки нет дома. Но вы можете прийти в другой раз. Завтра, например. Неважно утром или вечером.

- Да, конечно, - с удивительной покорностью и наивностью, парень с узкими глазами встал, и уже собирался уходить.

- Сядь, - вдруг приказным тоном, сказал второй, и посмотрел на меня, - Странно, что хозяйка оставляет прислугу одну в такой дорогой квартире.

- Где подевалось уважение к другим людям? Она мой опекун, - сухо ответила я, еле сдерживая себя в руках. Второй парень неподвижно сидел на краю дивана, и даже словом боялся обмолвиться.

- Знаменитая история о Золушке. Как иронично, Золушка эмигрантка.

В его тоне все больше слышалось презрение, а я вот-вот уже была готова сорваться. Но, знакомый звук ключа в замочной скважине, облегчил мне жизнь. Светлана вернулась намного раньше.

Послышался стук каблуков по чистому, только что вымытому мной, полу.

- Дорогая, так вот, чем ты занимаешься в мое отсутствие? - с улыбкой спросила она, присаживаясь напротив парней.

- Ох, нет. Это насчет комнат.

- Ну тогда в чем проблема? Можете заселяться прямо сейчас.

Я очень удивилась такой доверенности неизвестным людям. Тем более, не самых тактичных и воспитанных. Один всего боится, второй дерзит. Отличные квартиранты и сожители.

Уже вечером, они устроились у нас в квартире как долгожители. Единственное, что я знала об этих парнях то, что первого, того, что пониже, звали Павел Муравьев, а второго Ян Чаадаев. Отличный день. Еще две проблемы.

Светлана учла нужным устроить будто семейный ужин всех присутствующих в доме. Конечно, она наготовила. Печенная курица, с овощным гарниром, и дорогое, старое вино.

Когда мы все сели за стол, этот вычурный индюк, Ян, сел напротив меня, пристально всматриваясь. В тот момент, я, действительно, почувствовала сильное раздражение и неприязнь к человеку.

- Мари, тебя что то беспокоит? - спросила Светлана.

- Да, мадам. Я больше чем уверен, что знаю причину, - вмешался Ян.

- Я слушаю.

- Я, - парень точно насмехался с меня. - Откуда родом эта прекрасная девица?

- Франция.

- Я за свои двадцать семь, много где бывал. Но во Франции бывать не пришлось, жаль. Хотел бы увидеть тебя Мари там.

- Вы не хотите видеть меня здесь, не то, что там, - не выдержав, прикрикнула я.

- Мари! - крикнула Светлана. Она жутко не терпела такого моего тона.

Я замолчала.

- Все нормально, - обратился он к Светлане, затем снова акцентировал свое внимание на мне. -Зря ты так думаешь, Мари. И к чему это "Вы"? Я не такой старый.

- Вы не такой старый, но я слишком юна.

- Сколько? Двадцать?

- Восемнадцать.

Весь вечер я о чем то спорила с Яном, иногда вмешивалась Светлана, а Павел все так же молчал. Я вообще забыла, что он есть в доме. Такой тихий и скромный. Хотя самые тихие, самые громкие. Ян все больше меня беспокоил. Он проводил два часа в ванной. Что может мужчина делать два часа в ванной? Неужели волосы укладывает? В первый же вечер, я поняла, что дальше лучше не будет, учитывая начало. Но вот, Светлана расцвела, только и делала, чтопорхала как ночной мотылек возле огонька, вокруг Яна. Не знаю, на что она надеялась? Неужели думала, что двадцати семилетний парень, будет вместе с сорока трех летней женщиной? Хотя она иногда мне казалась ведьмой, умеющей приворожить мужской пол.

Хотя было очевидно, что Ян не подавал к ней даже долю того интереса, что она к нему. Единственная особа, которая постоянно находилась в его поле зрения, это я. Он не своди с меня глаз, фамильярничал, хотя иногда пробивалась сильная насмешка и издевательство. Ему будто нравилось злить меня. Ян был таким противным собеседником, ни минуты не упускал, чтобы задеть меня, и повысить себя. На минуту я засомневалась, человек ли он вообще? Может ли он, сказать что-то доброе? В нем есть хоть капля чего то хорошего? Но его шутки были смешными, а рассказы интересными. Не скрыть того, что он был увлекательным человеком, просто не таким как все. Полная противоположность меня.

Театр для француженок

1874 год, 11 марта

Еще вчера я спокойно просыпалась, и без затруднений шла в душ. Что изменилось? Все! Начиная с того, что один самовлюбленный парень, не дает мне нормально помыться, так как находиться в ванной столько, сколько мне хватает чтобы собраться полностью. Это немного беспокоит мою голову, мою грязную голову. И заканчивая тем, что трусливый, и уж слишком застенчивый, второй парень, постоянно при виде меня, начинает странно и подозрительно улыбаться, так что его глаза становятся совсем незаметными. Да, у меня отличные, просто замечательные соседи.

- Господи, сколько можно уже? -крикнула я, и пнула ногой дверь в ванную комнату.

В ответ ничего никто не ответил. Его наглости не было предела, а Светлана все так же бегала за ним, и как можно больше пыталась угодить. Странно. Он же деньги тебе платит, какие отношения? Или он теперь как постоянный сожитель, как я вот, например?

Утро было не из лучших, а когда я, наконец, попала в ванную, то обнаружила на веревке, рядом с зеркалом, нижнее белье одного очень дорого моему сердцу парня.

-" Я его убью. Точно, убью", - именно такая фраза, колотила в моей голове.

Выйдя из ванны, я направилась на кухню, с которой уже веял запах ароматного чая и бутербродов с сыром. Моя голова была еще мокрой, и я посчитала не страшным выйти в таком виде, в одной спальной рубашке. Решила немного взбудоражить мужскую часть на завтраке.

Но когда я вошла, никто даже не обратил на мой внешний вид внимания, только Павел, с его страшно подозрительной улыбкой. Как же это забавно. Не знаю зачем, но мне сильно захотелось привлечь к себе внимания, и выглядеть не меньше вызывающей чем Светлана. Вот, что это такое-женская конкуренция. Обернувшись, я незаметно расстегнула пуговицы возле декольте, и спокойно села, за иронией, напротив Чаадаева. Рядом сидел Павел, узкие глаза которого, все пытались кинуть взгляд на мою грудь. Я еле сдерживала себя, чтобы не засмеяться. И, видимо, эту картину заметил Ян, который свой смех не сдержал.

Все уселись, Светлана рядом с Яном, и все подливала ему чая.

- Мари, что за вид? -все-таки заметив такое изменение в одежде, спросила Светлана, пытаясь как то отвлечь глаза Яна от меня.

- По-моему, очень мило. Так невинно, - поглядывая на Муравьева, который так старался посмотреть, что под рубашкой, парень засмеялся снова, и я вместе с ним.

- Поддерживаю, - сказала Павел, и улыбаясь, смотрел на меня, немного покраснев.

Этот завтрак был самым смешным за долгое время. Все выглядело так комично, даже становилось грустно. Неужели, Светлана чувствует конкуренцию во мне? Ревность к Яну это просто нелепость, одна большая нелепость.

- Мило? Да это абсурд! - возмущалась женщина, все больше краснея.

- Мари, пойдем сегодня в театр? Ты не угадаешь, что ставят, - предложил мне Ян.

- И что же? - спросила я, наблюдая за поведением Светланы.

- Золушку, мне кажется, это судьба.

- Во сколько? - перебила взволнованная Светлана, пытаясь скрыть личный интерес, под маской примерного опекуна.

- Ровно в девять, - ответил Ян, не сводя с меня глаз, - Я умею присматривать за девушками. В особенности за таким красивыми.

Ян, действительно, был очень странным человеком. Он то смеялся с меня, то защищал, и расхваливал мою красоту. Не скрыть, конечно же, того, что мне это нравилось, но и настораживало. Поход в театр меня приятно удивил, никогда не была там. Еще одна ирония, француженка никогда не была в театре. А впервые пойдет туда в России. Моя жизиковато, нь это чреда иронических историй.

- Постарайся надеть что то как можно более открытое, Парташ, - уточнил Ян.

- Так одеваются для театра? -переспросила я.

- Так одеваются для меня, - улыбнулся он.

Его улыбка не была похожа с улыбкой Муравьева. Два совсем разных человека. Его улыбка искажала лишь ноту, привычной для него, иронии, и уверенность. Каждый его изгиб был пропитан уверенностью в себе и завтрашнем дне.

Светлана явно была не в духе, но молчала. Конечно, она не могла ничего сказать в присутствии Яна, даже Муравьева. И я пользовалась этим.

- Ян, к сожалению я пойти не смогу, - я решила не усложнять жизнь женщины, - позовите лучше Светлану.

- Но она же не француженка, - ответил он.

- Театр для француженок?

- Именно, Мари.

Когда мы позавтракали, я ушла в свою комнату, чтобы пересмотреть есть ли у меня подходящее платье. Среди горы ненужного барахла, было сложно найти что то годное. Но сорок минут поиска дали результат.

За всеми моими платьями, скрывалось одно, когда то купленное для меня во Франции. Но в то время оно было немного великовато, и просто лежало нетронутым в шкафу. Теперь же, оно бы подчеркнуло каждый изгиб моей талии. Красное, яркое, с тонким кружевом на груди, и чуть приоткрытой спиной. Возможно, это не в точности то, что просил Ян, но оно было прекрасным. Когда я рассматривала свое чудесное платье, в комнату вошла Светлана. Она долго стояла возле двери, и только через десять минут нашего обмена взглядами, подошла.

- Очень красивое, - сказала она, посмотрев на платье в моих руках.

Я положила его на кровать.

- Тебе ведь нравиться Ян? - спросила женщина, едко посмотрев мне в глаза.

- Нет, - уверенно ответила я.

- Зря, детка, зря. Люби пока молодая, и неважно, как на это смотрят старые девицы, вроде меня, - неожиданно было услышать именно такие слова от Светланы.

Она улыбнулась, и вышла. Удивительно, но мое настроение повысилось.

***

Уже вечером меня ждал Ян для похода в театр.

Я долго сидела в своей комнате, рассматривая себя в зеркало, до малейшей детали. Но все же, после тридцати минут, я решилась надеть туфли на каблуке, и выйти к нему.

Волосы я аккуратно заложила, и не отличалась, как по мне, ни от одной светской девицы. Все таки, платье то перевезено с самой Франции.

Спускаясь по лестнице, меня ждал приятный момент. Ян стоял с красными розами в руках, и в черном костюме. Вместе с ним я смотрелась еще дороже, и мне нравилось, чувствовать себя так.

- Театр для француженки, теперь розы. Что будет дальше? -спросила я у парня.

- Посмотрим, Парташ, - ответил он, и подал мне руку.

Ехали мы примерно минут двадцать, на такси. Я все больше чувствовала, что этот вечер для меня. Ян, все так же, не сводил с меня глаз. Я даже умудрилась нацепить на себя колье и серьги, со старой маминой коллекции.

Когда мы приехали, я удивилась красоте этого здания. Все было вычурно и пышно, к входу спешили множество завидных девиц, под руку с кавалерами, старше себя лет на двадцать. У каждой вид не хуже чем у француженок, если быть честной. Но Ян не смотрел ни на одну из них. Его внимание принадлежало мне.

Внутри было еще прекрасней, чем снаружи. Красные дорожки, ручной работы резьба арок, кресел, даже поручней балкона. Мы сели в третьем ряду.

Все вот вот должно было начаться, и я с нетерпением ждала этого начала. Ян уже не казался мне таким гадким, даже наоборот.

- Золушка эмигрантка, готова смотреть представление, - сказала я, и немного засмеялась.

- Знаешь, теперь есть еще два факта, почему ты Золушка, - говорил он. - Первый, ты превратилась с замухрышки, в принцессу. Второе, пошла на бал с принцем.

- Замухрышки? Да, я просто убирала, - обдумав свои слова об уборке, я нашла еще одну иронию сказки о Золушке, и добавила, - Где мои туфельки, принц Чаадаев?

- Я обязательно куплю тебе туфельки, Парташ.

- Хрустальные?

- Хрусталь слишком хрупкий, - пошутил Ян, указывая на мой вес.

- Чего?

- Я не серьезно, ты идеальна, Мари. Оставайся такой всегда.

Мы смотрели друг другу в глаза, и мне казалось, что вот-вот что то должно произойти. Но начала громко играть музыка, спектакль начался.

Честно сказать, мне понравилось. Игра, костюмы, музыка, все только напоминало мне атмосферу Франции, по которой я все чаще скучала.

Когда все закончилось, и мы вышли на улицу, было уже очень темно. Но небо освещало все, полнолуние, что то вроде этого. И очень много звезд.

- Пройдемся? - вдруг нарушил любование Ян.

- То есть, пешком к дому? - удивилась я.

- Да, а что, боишься не дойти на хрупких ножках?

- Я принимаю ваш вызов, принц Чаадаев, - ответила я, и начала медленно идти, - Но если что, вы понесете меня на руках.

- Понесу, если перестанешь называть меня на "Вы". Это ужасно!

Мы шли, и постоянно о чем то говорили. Удивительно, но я смеялась от души рядом с Яном. Прогулка пошла нам на пользу. Конечно, мои ноги совсем не привыкли к каблукам, и долгой ходе, поэтому устали.

На середине пути, я начала снимать обувь, и идти босой. Ян минут пять наблюдал за этой комедией, пока не вспомнил о своем обещании.

Одним движением, он подхватил меня на руки. И я странно, но не боялась, почему то доверилась, хотя этот принц, мог уронить меня не из-за нехватки сил, а виной личным предпочтениям.

- Тебе не тяжело? - смеялась я.

- Ты не слишком умная, да? - ответил Ян.

- Да, откуда ты знаешь?

- До дома осталось пару шагов. Могла бы и раньше устать.

Действительно, мы уже доходили до дома. Точнее, он доходил, а я просто наблюдала. Я никогда не чувствовала себя настолько свободной, как в эту ночь.

Мы вошли в дом, и тихо подходя к кухне застали милую и невинную картину. Светлана с Муравьевым о чем то бурно беседовали, и смеялись. Оно все говорила, и подливала чай, а он все улыбался, но по-настоящему. Не так как мне. Посмотрев друг на друга, мы с Яном пытались сдержать смех, но не насмешку.

Тогда мне многое открылось.

Проводя меня до комнаты, Ян ушел, пожелав мне сладких снов. Но парень не знал, я уже точно не усну.

Сказка о Золушке, подтолкнула меня к новым мыслям. Неужели во всем Королевстве не нашлось размера как у Золушки? Этот момент меня смутил, пока я не вспомнила, что это чары феи. Но все же, у нее не такая же нога как у других? Плохо все-таки искали слуги Золушку, очень плохо. Наверное, всему виной деньги. Мачеха подкупила слуг, чтобы те зашли именно к ним в дом, заперла Золушку, чтобы та не выходила. Поэтому слуги терпели этих невыносимых девиц, когда те, пытались всей силой, всунуть свои большие лапки в туфельку.

Но я точно не Золушка. Нет, не Золушка.

Есть множество причин, почему нет.

Ян Чаадаев, возможно, и принц. Но у него не будет Золушки. Разве что, поедет в деревню, на поиски любви всей жизни. Смешно, никуда он не поедет.

От сегодняшнего дня, нет.

Хорошие-плохие новости

1874 год, 12 марта

За завтраком мы просто что то обсуждали. Не было важных тем, и атмосфера совсем потеряла напряжение. Мои отношения с Яном, и даже Муравьевым, наладились, особенно у Светланы. Она так ловко перешла от одного к другому, я даже не успела заметить.

- Мари, у меня к тебе есть новость, - начала говорить Светлана.

- Слушаю, - ответила я.

- Завтра ты отправишься за город, пансион принял мою заявку о твоем вступлении.

Как же я могла забыть о пансионе? Пансион для девочек иностранного происхождения. Я раньше так туда хотела, но уже не сейчас. Поэтому, новость меня мало обрадовала, больше огорчила.

- И насколько? - переспросил Ян.

- Она там будет жить все время, в течении четырех лет, иногда я буду ее навещать, иногда забирать к себе на выходные. Там только девочки, поэтому я не волнуюсь. Так же, высоко преподносят веру, как раз для Мари.

- Так, какой же это пансион? Это монастырь, - я заметила, что Ян немного сменился в настроении. Будто обозлился на что то.

- Мари сама туда хотела, - сказала Светлана, и я ни чуть не злилась, она выполнила мое желание. Женщина не виновата, что я так быстро меняюсь во взглядах.

- Мне собирать вещи? - спросила я.

- Позже соберешь, пока не волнуйся, - говорила Светлана.

После этого разговора настроение у многих упало. Особенно у Яна, я не видела его таким, даже в первый день, когда этот красавец, назвал меня прислугой.

Уже в обед, я собирала вещи в своей комнате, думая как же все-таки мне везет. Только все хорошо, обязательно должно стать очень плохо. Еще и по моей вине. Наверное, это судьба такая, быть несчастной. Хотя, какая может быть судьба? Мы сами управляем своей жизнью, но у меня слабо получается. Почему всегда решают за меня?

Один чемодан уже был собран, и я села рассматривая оставшиеся вещи, которые привезла из Франции. Они были старыми и половина мало, но я хранила их, как память. В этот момент в дверь комнаты постучали, и я была рада этому, так как стук перебил, уже блестящую в глазу слезу.

- Входите! - ответила я на стучание.

Ян вошел в комнату, и сел напротив кровати, в кресло.

- Ты ведь не должна ехать если не хочешь.

- Но я просила этого, - ухмыльнулась я.

- Все еще можно изменить, Мари, - говорил парень, - Тебе стоит лишь захотеть все изменить.

- Ян, все в моей жизни подвластно чужой воле. А теперь это мое решения, и я впервые за восемнадцать лет буду следовать тому, чего сама захотела, а не кто то вместо меня. Пансион это не заключение. И не последние года моей жизни. Я уйду ровно а двадцать два года, но уже с образованием. Возможно, я даже повзрослею, - пролепетала я, хотя сама так даже близко не считала. И пансион был реальной тюрьмой, для меня.

- Но тебе не нужно взрослеть, Парташ! Что тебе даст взросление? Посмотри на меня. Мой здравый разум и серьезное отношение, все только портит. Я вижу мир таким, каким он является на самом деле, вижу правду в каждом человеке, и с каждым днем, я все больше огорчаюсь, и теряю надежду на лучшее в этой жизни. Но ты, Мари Парташ, первая особа, в которой я не вижу обмана. Такая, какая есть. Сначала, это меня тревожило и пугало. Я не смог посмотреть сквозь тебя, потому что снаружи, ты такая же, как и внутри. Взросление не помогает жить, оно лишь все разрушает, - я понимала, что Ян, несомненно, прав. Но изменить, уже ничего не могла.

- Я буду рада тебя видеть там, если ты хоть раз меня навестишь, - ответила я, дав понять уверенность в своем решении, и он меня понял.

- Это будешь уже не ты, Золушка из Франции, - после этих своих слов, парень вышел из комнаты, оставив впечатление обиды.

Неужели он обиделся на меня, за то, что лишь выполняю свою обязанность? Мне нужно учиться, ведь я не могу всю жизнь просидеть в квартире, как сейчас. Просто не могу.

Всю оставшуюся часть дня, я просидела у себя в комнате, с собранными чемоданами, лежа в кровати. Я ждала. Ждала наступления следующего утра, чтобы поскорей избавиться от этой ужасной атмосферы. Светлана, заходила ко мне только раз, проверяя все ли в порядке, и собрала ли я вещи. По моему, она была счастлива, что я наконец покидаю эту квартиру, и даю ей полную свободу в личной жизни с Муравьевым, или кого она еще себе найдет.

Пансион для иностранных девушек. Звучало крайне подозрительно, хотя раньше, когда я только услышала о нем, безумно туда захотела.

Что же изменилось за это время? Я уже совершенно не хотела ехать.

До самой ночи я думала о том, что ждет меня там. Я не вышла на ужин, когда Светлана меня позвала. Она хотела проявить заботу, но у нее не вышло. Женщина лишь предложила мне поесть, и после первого "Нет", сдалась. Обходительным оказался Ян. Он молча, без вопросов и предупреждений, принес мне еду в комнату, но все так же молчал. Он не сказала мне ничего, и я тоже промолчала. Единственное, что получилось выдавить из себя, это сухое "Спасибо".

Новость, которую объявила нам Светлана, колыхнула его еще больше, чем меня. Ян переживал. Переживал из-за моего отъезда. Было не приятно, ведь возможности с ним видеться после этого-меньше нуля.

Время отъезда

1874 год, 13 марта

Время уезжать из прошлой жизни, к новой.

Мы ехали в машине Муравьева, я удивилась, что у него есть машина. Проводить поехал даже Ян, я же думала, что он и в мою сторону не посмотрит, из-за моей такой глупой покорности.

Светлана сидела на переднем сидении, рядом с Муравьевым. Мы с Яном сзади. Он в не смотрел на меня, игнорировал каждое мое слово, и движение, будто меня тогда в машине не было и вовсе.

- Ян, это наше прощание? -тихо сказала я, немного наклонив к нему голову, так чтобы никто не услышал.

- Все будет так, как выберешь ты, Парташ, - подумав о чем то, он добавил, - Выбирай.

- Четыре года. Так трудно подождать меня всего лишь четыре года?

- Дорогая, мне не столько лет сколько тебе. Возможно, для тебя жизнь только будет начинаться, а для меня она уже давно продолжается.

- Тридцать один год, это не много, Чаадаев.

- Тема решена. Не хочешь, не надо, - огрызался он, - Но когда то будет поздно, что то решать, Мари. А ты захочешь что то решать, я уверен.

Когда машина остановилась, я поняла, что мы на месте. Выйдя из старого автомобиля, я еще больше расстроилась. Это место не только в моральном плане было для меня тюрьмой, теперь уже и внешне. Приветливости в этом месте не было ни грамма.

Зайдя во внутрь, Ян рассматривал все с таким презрением, будто жить здесь, заставляют его. Светлана же расхваливала здание как только могла, чтобы заинтересовать меня. У нее не получалось. Все равно зачем было так стараться, если у меня выбора нет?

К нам подошла женщина, одета хуже некуда. Черное платье, сидело на ней как мешок, и нелепая шляпка, немного прикрывала седину. Ужасная картина. Лицо этой особы было черствым как четырехдневный хлеб, не искажало ни доли эмоций. Она холодно посмотрела на меня, и попыталась ласково улыбнуться, получилось устрашающе и жутко.

- Рада приветствовать вас, дорогая Мари. Вам понравиться в нашем пансионе, - будто вынося мне посмертный приговор, сказала она. - Зови меня просто Анной.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но у меня тоже не получилось. Обернувшись к Яну, я посмотрела на него в надежде услышать хоть какие то теплые слова. Парень смотрел на меня, но ничего не говорил, пока тишину не нарушила Светлана.

- Мари, ты делаешь шаг в будущее, я так тобой горжусь! - женщина кинулась мне на шею.

- Она сделала шаг в пропасть, - прошептал Ян, никто его не услышал, кроме меня.

Наконец, оторвав от себя Светлану, я обняла Муравьева, одолев презрение к нему и Светлане, и подошла к единственному человеку, который меня волновал.

- Мы увидимся еще не раз, принц, я обещаю.

- Нет, больше никогда, - сухо ответил он, уворачиваясь от меня, смотря куда то в сторону.

- Это будет твой выбор. Не мой. Обнимемся?

- Нет.

Не обратив внимания на отказ, я сжала его руками, как только могла. Это было безответно. Парень не прикоснулся ко мне вовсе, но я была рада, что сама обняла его. Запах его одежды прекрасен, как и он.

Все уехали, оставив меня в этом мрачном месте.

- Мари, я проведу тебя к комнате, - сказала Анна, и начала подниматься по лестнице, я пошла за ней.

Коридоры в пансионе навевали страх, ночью здесь бродить точно не получиться. Все серое, точнее белое, но слишком старое. На стенах различные картины непонятных воин и портретов. Ни одного цветка, ничего живого. Пол устеленный красным, потертым ковром. Множество дверей, которые ведут в комнаты, в одной из них должна жить я.

Анна остановилась возле самой крайней, и открыла ее.

Мы вошли, и она начала говорить к девушкам, которые сидели на разных кроватях, их было двое.

- Анастасия, Оливия, это Мари Парташ, ваша новая соседка, - затем обернувшись ко мне, спросила, - Хочешь что то спросить?

- Нет.

- Тогда занимай свободную кровать.

Анна ушла, и я положила свои вещи, возле уже своей кровати. Сориентироваться было не сложно, так как в комнате всего их три. Две, очевидно, заняты. Моя кровать находилась прямо возле двери, не самое лучшее место, конечно.

Комната окрасом не чем не отличалась от коридора, ну я хотя бы была не одна.

Сев на свое место, я чувствовала неимоверное напряжение, и просто ждала, возможно, одна из девушек что то скажет.

- Вам не стоило сюда приезжать, - обратилась одна из них. - Это ужасное место.

- Оливия, ты о чем? - переспросила вторая, похоже, Анастасия.

- Сколько ты здесь?

- Сегодня только приехала, - отвечала девушка, видимо не понимая к чему клонит Оливия. Я сидела молча, и слушала. Мне казалось, Оливия не врет, а наоборот подтвердит мрачность и весь кошмар пансиона.

- Так же, как и она, - девушка кинула взгляд на меня, - Вам нужно бежать отсюда, а не сюда. Знаете сколько я здесь? Уже шестой год, потому что нет выбора. Точнее, родителей. В пансионе только первый день относиться снисходительно, но дальше. Дальше только жестокость. Они не жалеют учениц, особенно женщины. Поэтому, я вам только сочувствую. Не дай Бог, вам зайти в конфликт с Анной, или проявить хоть каплю непокорности.

У Оливии тоже был иностранный акцент, и у Анастасии. Это логично, ведь пансион то, для иностранок.

Ее слова убедили меня, в моей же глупости. Почему я не послушала Яна? Он ведь был настолько прав.

Вперед к несладкой жизни

1874 год, 14 марта

Я проснулась от того, что кто то ходит по коридоре и невыносимо раздражающе стучит в дверь, с криками "Поднимаемся".

Мне выдали одежду, моя видимо не подходила. Серое платье, чуть ниже колен, с длинными рукавами, и ужасным, просто безвкусным ремешком. Все мы выглядели точно не как девушки, а как престарелые вдовы бедных рыбаков. Даже обувь ихняя, бабские туфли с квадратным носком и маленьким каблучком. Это так смешно и жалко.

Нас собрали в большой зале, где уже были накрыты столы едой. Очевидно, что завтрак, только очень ранний завтрак. Мы с Оливией и Анастасией уселись рядом, за вечер успели многое обсудить, я поделилась с ними переживаниями, рассказала о Яне, трагичной истории с Марком, Светлане, и вообще о всей жизни. Они немного смеялись, в остальном сочувствовали.

Оливия Блэкфорт, американка. Длинноволосая, темненькая, и симпатичная на лицо. Рост немного ниже моего. Родители привезли ее сюда на обучение, вскоре оба умерли. Она в пансионе с восемнадцати, как и я. И задержалась до двадцати четырех, потому как ее попусту отсюда не выпускают.

Анастасия Слюнько, украинка. Коротко пострижена, светленькая, низкая. Моя однолетка, и теперь заложница страшного пансиона. Родители есть, но вряд ли они будут ее навещать.

Обе девушки приятны в общении, но Оливия из-за прожитого больше закрыта ото всех, мне жаль ее. Анастасия же болтает постоянно. Вряд ли секреты услышаны ею долго хранятся в глубинах ее разума. Она, наверное, решила, что освобождение себя от излишней информации, упростит ей жизнь. Забавно. Умом она тоже не блистала, в отличие от Оливии. Контраст людей, знаете ли.

- Что будет дальше? - спросила я Оливию.

- У кого как. У кого то урок математики, у кого то изучение языков, или вообще труд, - ответила она.

- Труд? - вмешалась Настя, услышав незнакомое для нее слово, точнее ненавистное. Белоручка.

- Да. Либо спорт, либо работать на посадках. Зависит от графика и погоды, - ответила снова Оливия.

- Ясно, - Настя с недовольным выражением лица, снова уткнулась в свою тарелку с супом.

Дальше, как и говорила моя подруга, меня и Анастасию, так как мы из одного класса, ждал урок философии, а Оливию математика. Могу уверенно сказать, что нам повезло больше.

Войдя в класс, мы с Настей сели за одну парту, и ждали прихода преподавателя. Удивительно, но я совсем не боялась. Наверное, мне уже просто надоело это делать. Но вот бедная Настя, уже вся изводилась. Выглядело жалко, мне было за нее стыдно. Нужно ведь всегда проявлять чувство непокорности и собственное достоинство. Я не собиралась прогибаться под правила этого пансиона. Нет, никогда больше.

В кабинет вошла на удивление милая женщина, с аккуратно заложенными, черными волосами. Лет сорока, строго, но со вкусом одета. Я заметила у нее на пальце кольцо, уж слишком дорогое для простого преподавателя в пансионе, еще и учитывая его состояние. такие, с точностью в детали, носила моя мать. Это дорогая ювелирная вещь, очень дорогая. Хотя, возможно, это была подделка.

- Здравствуйте, девушки. Меня зовут Екатерина Викторовна, и это ваш первый урок философии в нашем пансионе, - говорила женщина тонким голоском, рассматривая каждую из нас.

В эту секунду, мне хотелось выбежать из кабинета, и бежать пока не окажусь слишком далеко от этого места. В улыбке и взгляде этой Екатерины Викторовны было что то не так, я видела их противную сущность. Неужели я научилась видеть людей в настоящем лике, как и говорил Ян? Неужели начинаю взрослеть?

- Ну, что же, тогда преступим, раз все готовы, - продолжала говорить преподаватель, - Начнем с ознакомительного вопроса, как тест первого урока. Как вы видите свое будущее? Вот, например, ты, отвечай, - обратилась она к девушке, что сидела за соседней партой нас с Настей.

- Я хочу создавать вещи, - неуверенно ответила она.

- Да? И почему? - я видела как Екатерина Викторовна пыталась влезть в подсознание и разум этой девочки, с помощью парочки невинных вопросов. Вот тогда я начала волноваться.

- В детстве мы жили бедно, и одежды было очень мало. Я смотрела на остальных детей, каждый день у них были новые платья или костюмы, а я ходила в одном и том же. Поэтому я хочу создавать одежду. Красиво деваться, и помогать это делать другим, - искренность этой девушки, мне казалось, только портит ее будущее. В этом здании быть искренней нельзя, иначе задавят.

- Как мило, - женщина посмотрела на меня, - а ты?

- Если к вечеру отсюда не выберусь, то будущего у меня не будет, - оскалившись, и показав все свое презрение, ответила я.

Через минуту я не пожалела о сказанном. Я была рада, что сказа эти слова при всех, и мне было все равно, что со мною сделают.

- Объясни такой нахальный ответ, - я видела, как Екатерина еле сдерживает злобу. Ее глаза искажали настоящую сущность, ту едкую сущность, что сидит у большинства внутри.

- Лучше вы объясните весь кошмар, что здесь твориться, - говорила я, - или вашего философского ума не хватит на это?

Тогда женщина уже не выдержала, я добилась чего хотела, я открыла в ней настоящего человека из под маски. Она схватила меня за рукав платья и потащила к выходу в коридор. Девушки сидящие на уроке онемели, и лишь смотрели в страхе ожидания будущего действа.

Екатерина Викторовна выволокла меня на коридор, а я не сопротивлялась. Я могла, но не делала этого. Я хотела увидеть всю ее суть до конца. Когда уже казалось пена полилась бы с ее рта, я лишь улыбалась. Она трясла меня пытаясь выбить извинения, но я молчала. Молчала, и нахально улыбалась. Улыбка переросла в смех.

- Как умно. Порванное платье, сами зашивать будите!

Женщина остановилась, и сделала шаг назад. Я уже расстроилась, так как думала, что будет что то эпичное, она ударит или обматерит меня.

И когда я уже совсем потеряла надежду на это, она замахнулась, и я почувствовала ее ладонь на моей щеке. Она ударила меня. Я отвернув голову, снова засмеялась, мне не было страшно.

- Идите вы к черту, вместе с вашим пансионом, слышите? - крикнула я, и получила еще раз, только другою рукой, и по другой щеке.

Удар у женщины был силен, и с моей губы потихоньку начала течь кровь, но не сильно. Я вытерев ее, посмотрела ей в глаза, и снова заулыбалась. Я поняла, что самое страшное оружие это не сила, а улыбка. Улыбка раздражает, ведь на ее месте хотят увидеть слезы. А вместо смеха, слышать слова мольбы о прощении. Я не собиралась падать так низко, поэтому думая обо всем, что прошла, что выдержала, и с кем была знакома, я снова попыталась еще больше разозлить Екатерину Викторовну.

- Может, заведете меня к себе в кабинет и вовсе душу вытряхните? - на секунду я остановилась. - Или нет, давайте совет преподавателей соберем, и вы все вместе придумаете мне наказание?

- Заткнись! - вдруг ее руки оказались на моей глотке. - Иди в уборную, и приведи себя в порядок. Через пять минут, чтобы была на уроке.

Она оттолкнула меня, и вошла на урок обратно. Но я не пошла в уборную, а к входной двери. Мне хотелось хотя бы попытаться найти выход из этого адского места. Проверив, никого ли нет на коридорах, я быстро побежала вниз по лестнице, и вот оказалась возле входной двери.

Я пробовала открыть ее, но она была заперта. Ключ, скорее всего, у директора, достать его было нереальным, и я все таки отправилась привести себя в порядок, только из-за чувство гордости и самоуважения.

Вечером ничего не произошло, но все преподаватели и работники пансиона, смотрели на меня с оскалом и злобой.

Я снова убедилась, мне будет не сладко.

Часть третья. Надежда

1876 год, 23 декабря

Я уже два года нахожусь в пансионе. Очень много что изменилось. Нет, не в отношении, во мне.

Я стала авторитетом в пансионе, чуть ли не криминальным. Я все так же, как и раньше, отстаиваю свои права без страха и сожаления. И все было бы намного легче, если бы это делали другие девушки, но жизнь это чреда нелепых ситуаций.

На мне за два года, нет ни единого целого места. После недели избиений, я все так же терпела, я ждала. Ждала Светлану, чтобы хотя бы иметь маленький шанс на спасение, но она ни разу даже не прислала мне письмо. Ни единого раза. Наверное, как я и думала, ее личная жизнь наладилась, и она избавилась от такой обузы как я.

Ученицы пансиона, смотрят на меня с уважением, некоторые, даже с надеждой на помощь. Но как я могу помочь тем, кто ничего не делает? Здесь я научилась стоять за себя, чтобы ни было я не опускалась.

Первый перелом ребер, случился буквально через месяц моего здесь нахождения. Потом переломы рук, вывихи суставов. Синяки под глазами, сломанный нос. Я превратилась в ходячую мишень кулаков. Но я все так же молчала, улыбалась и смеялась!

Недавно наши преподаватели придумали еще один способ наказания учениц, в особенности меня. Сорок ударов плеткой. Еще никто не испробовал это удовольствие, даже я. Странно, я так старалась для этого. Наверное, я самый глупый человек на свете. Всем я уже давно доказала силу своей воли и духа, но не себя. Я до сих пор считаю себя слабой. А в голове все чаще звучит фраза одной очень дорогой мне особы: " Ты сильная девочка. Сильным девочкам сложно в мире". Истинная правда! Почему тогда я не придала этой фразе внимания?

Сегодня особенный день, приход для нас писем. Еще одна аномалия пансиона. Нам письма пишут, но мы не имеем права на них отвечать. За все время я получила ровно ноль писем, мне никто не писал, совсем. Я не ждала письма от Светланы, но очень надеялась получить его от Яна, который уже и забыл обо мне.

Я все так же жила в комнате с Оливией и Анастасией, мы сидели, как всегда, каждая на своей кровати, и ждали писем. Хотя никто из них тоже никогда их не получал.

К нам в комнату зашла Анна, с одним письмом в руках. Положила его на стол, едко глянув на меня, развернулась и ушла. Единственное достоинство пансиона заключается в том, что никто не смеет открывать наши письма. Хоть где то они не опустились к уровню крыс, хотя сравнение из с крысами очень оскорбительно. Крысы ничего плохого мне не сделали, все-таки.

Оливия взяла в руки письмо, и улыбнувшись, посмотрела на меня.

- Дорогая, это для тебя.

Я не поверила своим ушам.

С невозможным волнением и нетерпением, я открыла его, и начала читать про себя, вытирая слезы. Письмо писал некий Элиас Парташ, но открыв его я поняла, что это Ян:

" Здравствуй, Золушка эмигрантка.

Как ты? Хотя зачем я спрашиваю, если ты все равно не ответишь. После того как ты отправилась в этот пансион, я начал искать информацию о нем. И за год нашел достаточно, чтобы убедить себя в том, что ты в опасности. Прости, за то, что не написал раньше, по состоянию здоровья не мог начинать что то делать, но сейчас, я вытащу тебя оттуда. Ты должна по моему приходу подтвердить, что я твой брат, это будет не сложно, так как меня видели, когда мы тебя провожали. Я приду завтра, в день посещений, и мы выберемся вместе. Будь готова. И главное, никого Яна Чаадаева, лишь Элиас Парташ. Я попытаюсь создавать французский акцент, надеюсь все получиться. Будь осторожна, и попытайся выжить до моего приезда. Сожги это письмо

Скоро увидимся, Мари. "

Прочитав все до конца, я решила никому не говорить об этом. Я хотела, чтобы все прошло идеально, и план Яна сработал. Поэтому, я быстро измельчила письмо, разрывая мелкие кусочки на еще меньшие. Открыв окно, я выкинула его. И будто снег, бумага полетела за ветром.

Окно было бы хорошим местом для побега, но вряд ли убежишь с такой высоты. Оливия мне говорила, что одна девушка просто выбросилась в него, не выдержав всего, что тут происходит. На следующий день, приехали ее родители, чтобы забрать домой, и услышали о самоубийстве любимой дочери.

Я не хотела такого конца, поэтому решила быть снисходительна и сдержана.

- Кто написал? - с интересом и любопытством, просила Анастасия. - Кто такой Элиас? Случайно, на конверте увидела.

Под словом "случайно", имелось в виду "специально", поэтому, я пришла к выводу, никому не говорить правду, и медленно идти к цели.

- Мой брат, - ответила я.

- Ты ничего не говорила о своем брате, - нахмурив брови, пометила Оливия.

- " Все им нужно знать", - подумала я, продолжая молчать.

- Что ты скрываешь, Мари? - снова любопытствовала Анастасия.

- Ничего не скрываю! Ничего, ясно? Элиас мой родной брат, которого я не видела еще с десяти лет! Я не знаю как он вообще узнал моем существовании. Мать бросила его, сказав отцу, что то умер! - чтобы быть как можно более убедительной, я перешла на крик.

- Но почему она так сделала? - Анастасия начинала меня раздражать.

- Потому что дура. Я вам об этом говорила. Его воспитывала вторая бабушка, которую я даже не видела. Поэтому, и с Элиасом не виделась!

Анастасия поверила мне без сомнений, но вот Оливия, продолжала смотреть на меня с подозрениями.

***

Уже вечером, меня вызвали в кабинет, где собирались все учителя. Не знаю почему, и по какой вине, но я стояла перед ними, будто маленький ребенок, ждавший получить ремнем.

- Что за письмо ты сегодня получила, Мари? - спросил преподаватель математики.

- От брата, - уверенно ответила я.

- У тебя нет брата, Светлана не рассказывала ни о каком брате, да и ты не особо, - вмешалась Анна, директор пансиона.

- Ну, наверное, потому что он жил все это время во Франции, нет? - не сдержавшись, снова начала отстаивать себя и грубить я. - Или, возможно, потому что Светлана, меркантильная и подлая тварь, которая даже ничего не знала о моей прошлой жизни, так же как и все вы! Анна, сколько лет у вас нет мужчины? Вы когда нибудь слышали такие слова как "доброта" и "любовь"?

- Ты жизнь еще не прожила, чтобы мне сейчас это говорить!

- Я не прожила много лет, но испытала все то, о чем вы могли бы только мечтать.

Вечер закончился потрясающе.

Я получила очередной удар по телу, и по выдержке, которая только усиливалась.

В этот раз, они перешли все границы, сорок ударов плеткой, не самое снисходительное наказание, но по ихнему мнению, самое справедливое для меня.

На спине было множество порезов, которые в свою очередь посинели, от сильных ударов и начали кровоточить. Боль была невыносимой. И если признаться, я была готова закричать прям перед этим столпотворением уродов, но я терпела.

Только ночью, когда все уснули, я заплакала, тихо заплакала, чтобы никто не услышал и не увидел.

Я очень ждала наступления завтрашнего дня, чтобы Ян, наконец то, забрал меня с этого кошмара.

Мой долгожданный братец

1876 год, 24 декабря

Всю ночь я проспала на животе, так как адская боль в спине просто не давала мне второго варианта.

Наконец, я добилась того, чего так долго добивалась. Увидела их в самом жестоком проявлении, а если все пойдет по плану, то я еще и покину после этого пансион.

Проснулась я от ощущений на себе чужих взглядом. Открыв глаза, я увидела стоящих надо мной Оливию и Анастасию. Они смотрели на меня взволнованными взглядами, и вскоре я поняла почему. Моя ночная, белая рубашка, на спине полностью пропиталась кровью, да и я чувствовала себя обессиленной из-за потери крови, и страшных мучений. Но утешаясь мыслью о том, что это последний день, который я провела здесь, я нашла силы подняться, и снова пойти бороться, но уже не против несправедливости и едкой человеческой сущности, а ради себя и собственного счастья с свободой. Человек не должен умирать в неволе, так же, как и птица.

- Неужели они сделали это с тобой? - в ужасе спросила Анастасия. Ах, эти вечные вопросы.

- Как видишь, - отвечала я, пытаясь встать с кровати, преодолевая боль.

- Это не удивительно, ты должна была получить сполна за свое поведение, Мари. Нужно потише сидеть здесь, а не играть в отважное сердце. Думай головой! - крикнула Оливия, дав понять ее неуважение и не понимание моих действий.

- Я делаю все так, как считаю нужным, Оливия, не тебе решать мои проблемы.

На часах почти два часа дня, с минуты на минуту должен прийти мой брат.

- "Не подведи, Элиас", - крутилось у меня в голове.

Я сидела в комнате, и только ждала. Я прождала два года, но эти парочка минут сводили меня с ума. Тогда я даже не надеялась, что смогу снова встреться с Яном, особенно, когда он опровергал все мои предложения о возможных встречах.. А теперь, он оказался самым близким мне человеком, который помогает всем, чем может.

Пансион поистине странное место. Впускать посетителей к девушкам, которых сами же уничтожаете. Но все-таки капля ума у них нашлась, и на каждой встречи кроме родных, сидел еще кто то из преподавателей, чтобы ученицы не ляпнули лишнего, прикрываясь правилами пансиона.

Нарушив мои размышления, в комнату вошла сначала Екатерина Викторовна, а за ней Ян. Я подскочила к кровати и бросилась ему в объятья, он сжал свои руки на моей спине, и я еле выдержала, чтобы не зарыдать от боли и радости.

- Элиас! - прислонившись к парню, я тихо прошептала, - Как же я тебя ждала.

- Ты так изменилась, - не сводя с меня глаз, сказал парень.

- Десять лет прошло, дорогой.

Я даже не представляла, как мы могли с ним выбраться. С пансиона выпускают только с родителями, или опекунами. Кем Ян совсем не являлся.

Я села на кровать, просто наблюдая за парнем. Что он придумал? Мой вопрос вмиг развеялся, когда тот взмахом руки, отключил женщину. Никогда не думала, что он на такое способен, жалко только одно, удар не смертельный. Яну, хватило меньше половины силы, чтобы обезвредить, так сказать, Екатерину Викторовну.

Затем, он схватив меня за руку, выбежал на коридор и побежал к выходу. Действия проходили во время урока, и в добавку все преподавателя разошлись по комнатам, не только у меня в этот день был посетитель. Ян уверенно бежал вперед, а я чуть не падала без сознания от страха.

Не знаю как так вышло, но мы оказались возле входной двери, и осталось только пару шагов к желанной свободы. В эпичных рассказах, или романах, сейчас должно было что то случиться, очередная преграда, но мы же не в романе.

Я еле пришла в себя, когда уже сидела в машине, которая ехала в ту самую квартиру, с которой два года назад приехала.

Дело в том, что Светлана уехала с Муравьевым в Питер, а квартиру она продала Яну. За эти деньги купила себе новую, и говорят, даже свадьбу устроила. Как бы там ни было, я желаю ей счастья. А то, что она меня бросила, как всегда поставив на первое место личную жизнь- простительно. Кто же будет заботиться о личном счастье, как не мы сами? Никто.

- Я не верю, - наконец, решилась сказать хоть что то я.

- Поверь, - улыбнулся Ян, внимательно наблюдая за дорогой. - Я все-таки, как всегда, оказался прав.

Я засмеялась. Прекрасное чувство свободы заполняло пустоту легких.

Мы едим домой.

Но мне кажется, даже эти два года не изменили мою настоящую суть. Я лишь научилась распознавать ее в других. Так что, в чем то Ян все-таки оказался не прав.

Я не повзрослела, в голове все так же, размышление о властвовании денег в сказке о Золушке.

Люди не меняются, просто учатся умело скрывать.

Сказка о Золушке эмигрантке

1876 год, 31 декабря

События моей жизни не исказились на внутреннем мире. В сердце все так же остались те, кто ушел, и все так же, много свободного для новых знакомств. Но я уже точно понимаю, что главное место уже занял один прекрасный человек, с удивительной многогранностью своих перевоплощений. Сегодня он мой возлюбленный- Ян Чаадаев, а завтра брат-Элиас Парташ.

Сквозь его ворчание, я смогла разглядеть ту самую, настоящую суть доброго, верного человека.

Все раны начали заживать, а я постепенно восстанавливалась после всего. Я уверенно могу твердить, что завтра, послезавтра и еще пять лет спустя у нас все будет хорошо. Потому что, мы рядом, мы вместе.

- Ты не поверишь, - послышался голос Яна, буквально ворвавшегося на кухню.

Я повела бровью, все так же попивая чай.

- Мы уезжаем отдыхать!

-Чего? - немного замешкавшись, спросила я. - Куда?

- Во Францию, дорогая. Все уже договорено, отказы не принимаются!

Даже не знаю чему я обрадовалась больше, отдыху с Яном, или возвращению в родные края.

- Мы пойдем там в театр? - спросил Ян.

- Ну, это уже не будет, театр для француженок, - заулыбалась я, сделав еще один глоток.

Ян сел рядом, и с обнял мою талию.

- С того дня, как мы с тобой встретились, Парташ, все театры для француженок. Театры и розы. А еще любовь. Любовь для француженок.

- Поправлю, француженки! Для меня, - посмотрев ему в глаза, я засмеялась. - Или у тебя есть еще такие француженки?

- Нет. Таких нет.

- А другие есть?

- Ну, это вопрос неоднозначный, Парташ. Я не могу так сразу ответить! - издевался надо мной парень.

- Договоришься сейчас!

Нам нравилось играть в дурачка и дурочку. Мы решили что принадлежим друг другу даже без слов, и лишних признаний. Просто мы, наверное, рождены для друг друга. И это необсуждается.

***

Меня зовут Мари Парташ, и я совсем не сильная девочка.

Потеряв семью, первую любовь, даже опекуна, я обрела большую силу и веру в себя.

Попав в кошмарный пансион, я не сломалась, и благодаря ему обрела лучшего друга и любовь.

Все что не делается, все делается к лучшему.

И моя жизнь яркий тому пример.

Я люблю ее, и каждое ее проявление.

Жизнь это чреда нелепых ситуаций. Мы живем, чтобы создавать нелепые ситуации!

Заключение

У каждого свое счастье, и каждый по разному к нему идет.

История Мари Парташ далеко не закончилась, и ее дневник может рассказать еще о многом. Но давайте вынесем полученное, из этой истории.

Первая любовь, не всегда единственная.

Мать, не всегда оказывается матерью.

Чужие люди, не всегда чужие, и могут становиться роднее кровных близких.

Грубые люди, не всегда черствые, просто нужно всмотреться глубже.

Вечно улыбающейся, не всегда улыбаются внутри, и не всегда их улыбка честна.

Сильные люди, никогда не признаются в этом, и не упадут на колени, не закричат.

Слезы, должны быть тихими и скрытными.

Улыбка, страшное оружие.

Боль, можно терпеть, неволю-нет!

Вера в будущее, помогает справляться даже со смертью.

Воспоминания, не делают больно, лишь помогают вспомнить то, что действительно делало.

Признания, бывают просто не нужны, когда люди рождаются поистине для друг друга.

Самого грубого, можно понять как ранимого.

Помощь, приходит от того, от кого не ожидал.

Мари Парташ, не сильная девочка, ее главное оружие-улыбка. Любимое занятие-создавать нелепые ситуации.

Оглавление

Театр для француженки Елизавета Леонова