Прикосновения Зла (СИ) [Сергей Власов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Глава 1

Цикл «Империя Зверей».


Книга первая. Прикосновения Зла.

Меры веса, длины, времени, и некоторые термины в романе даны в привычных для русскоязычного читателя единицах. Авторы пытаются осветить ряд проблем, кажущихся им актуальными и злободневными, не претендуя на абсолютную историческую достоверность. Все совпадения с реально существующими людьми или событиями случайны, так как роман является лишь плодом авторской фантазии.


Пролог.



"…Обсуждая природу Зла, прежде иного, следует отметить, что оно есть осязаемая материя, как мы с вами или солнечный свет. Кроме того, надлежит помнить: Зло – не беспросветная тьма, пугающая невежественных дикарей – и даже не ее частица. Творящееся днем, оно также сильно, как и ночью, и последствия его неизменно ужасны. Заблуждаются полагающие, будто Зло ниспослано нам Богами, или демонами, или еще кем-либо: оно было всегда. Вне всякого сомнения, Боги милостивы, и люди, схожие с ними лицом и телом, все добры по рождению, но Зло проникает в души и копится внутри годами, отравляя даже светлейшие помыслы.

Должно понимать, что более прочего, оно любит толпу, которую легко разъярить, словно раненого зверя, принудив в одно мгновение позабыть доброту и сострадание.

Уподобляясь жидкому тягучему меду, Зло стекает с позолоченных вершин в низкие места: недаром в бедных кварталах, где человек быстро скатывается на дно жизни, оно, имея почти неограниченную власть, липнет к каждому, кого коснется, и к тем, кто сами, вольно или нечаянно, дотронутся до него.

Даже человек истинно добрый и безупречный рано или поздно не устоит перед нападками Зла, которое вторгается не тотчас, а постепенно и скрытно. Иные недалекие философы называют этот процесс взрослением. Я же скажу вам следующее: того, кто осмелится проявить стойкость духа и воспротивиться Злу, оно или убивает, или вытесняет как можно дальше – за свои пределы – подобно реке, что исторгает из глубин и уносит прочь маленькую щепку. В пути ее швыряет на перекатах и может затянуть опасный водоворот, равно как и непокорного Злу, бегущего без оглядки, преследуют многочисленные напасти. Долгие скитания в поисках хотя бы временного убежища нередко приводят страдальца к гибели.

Для него действительно волнующим становится вопрос: а возможно ли побороть Зло и как?

Задумайтесь, по силам ли человеку одолеть солнечный свет? Если утаиться в темном подвале, он все равно будет литься на землю: алый утром и багровый по завершении дня..."

(Отрывок из личных записей Руфа Второго,

Плетущего Сети, Первого понтифекса[1] ктенизидов[2].)


Часть I. Поморец.

Глава первая.

Лучшие годы своей жизни я провел в разврате и пьянстве.

Собственно, именно поэтому они и лучшие.

(Генрих IV)


Обвиняемый, худощавый пятнадцатилетний юноша, стоял перед осуждающим взором префекта вигилов[3] города Таркса, достопочтенного Силана, низко свесив черноволосую голову и всем видом изображая смиренное раскаяние. Провинившийся был одет в дырявую серую хламиду и грубые башмаки из сыромятной кожи. Впрочем, теперь, без капюшона, он мало походил на уличного бродягу: волнистые пряди, разбросанные по узким плечам, испускали аромат дорогих благовоний, лицо подсудимого, которое тот намеренно прятал, выглядело свежим, чистым и без изъянов на коже. Под густой челкой озорно сверкали большие черные глаза. Хитрая улыбка то и дело скользила по тонким, плотно сжатым губам.

Префект Силан, восседавший в резном деревянном кресле, повелительно махнул рукой, и два стражника в карминовых плащах, стукнув древками копий об пол, незамедлительно покинули кабинет. В небольшом, скромно обставленном помещении, остались трое – пожилой командир вигилов, обвиняемый и его пылающий праведным гневом отец. Не намереваясь более сдерживаться, последний встал рядом с Силаном, скрестил руки на груди и зычно спросил:

– Как нам понимать твой поступок, Мэйо?

Юноша хранил молчание.

– Сейчас же ответствуй мне! Ты утрудил себя помыслить, чем может обернуться для всех нас эта глупая проделка?!

– Я лишь хотел помочь советнику в его беде, - с подчеркнутым спокойствием отозвался юноша.

– Что на сей раз? – грозно сдвинув брови, поинтересовался префект.

Этот суровый лицом человек из бывших военных сохранил стать и выправку, хотя возрастом достиг шестого десятка и планировал вскоре уйти на заслуженную пенсию. Поверх стянутой широким поясом тоги[4] он носил красный плащ простого кроя с витым серебряным кантом, перекидывая подол через согнутую в локте левую руку, как любили делать люди его поколения.

Позади Силана возвышался громоздкий стол, за которым тот писал распоряжения, два обитых железом сундука, жаровня, масляный светильник и несколько кресел для знатных