О:кагами - Великое зерцало (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

японизированном китайском камбуне, то есть почти исключительно иероглифами, без использования хираганы. То, что в “зерцалах” употреблялась азбука кана, говорило о многом: о желании поведать о жизни чэйанских императоров-тэнно и высших сановников, гак сказать, неофициально, о стремлении показать частную жизнь аристократии. Ямагива, в частности, писал: “Хирагана - курсивная форма слоговой азбуки-каны уже была использована в повестях (а также в дневниках) начала эпохи Хэйан, употребление же кандзи (то есть иероглифического письма по преимуществу) стало менее популярным, поскольку сочинения на китайском языке в середине периода Хэйан утратили былую славу. Авторы исторических повестей должны были ощущать, что для изображения элегантной и исполненной очарования жизни аристократии той эпохи более простая и послушная хирагана была более подходящим инструментом. И создана была новая форма”[6].

Произведения жанра исторических повествований иногда назывались, но словам Ямагива, “национальными историями, записанными азбукой” (канабун-но кокуси) 7. Кроме того, поскольку в названия некоторых из них входит слово “зерцало” (кагами), то все эти сочинения называли кагами моно (“зеркала”, буквально “зеркальные вещи”), или кагами руй (“типы зерцал”), а иногда ёцуги по имени главного рассказчика О:кагами. Некоторые комментаторы (Нумадзава, Сато Кюи, Ямагива) полагают, что название жанра “зерцал” — независимого японского происхождения; китайские “зерцала”, жанрово отличающиеся от японских, либо попали в Японию после создания О:кагами, Эйга моногатари, Имакагами, либо были написаны позже XI в.[7] Сравнение японских сочинений такого рода с европейскими “Speculum”, “Spiegel”, “Mirror” и русскими “зерцалами”, например, с “Великим зерцалом”[8] показывает, что последние вряд ли носили исторический характер; целью их было исправление и облагораживание нравов, создание прецедентов и идеалов, поучение, морализаторство. “Зеркало князей” (“Furstenspiegel”) в немецкой литературе, например, преподавало правителю руководящие начала его деятельности. Стремление развлечь и научить чуждо было японским “зерцалам”; типологически они расходились с подобной европейской формой. Китайская традиция “зерцал” основывалась на том, что образ зеркала ассоциировался с самим понятием “история”; “зерцало” рассматривалось как источник поучений для правителя и министра, то есть также имело этическое измерение. Не установлено, известен ли был в Японии многотомный труд Сыма Гуана (1019-1086) “Всепроникающее зерцало, управлению помогающее” (Цзы чжи тун цзянь), которое повествует о событиях с 403 г.до н.э. до 959 г.н.э. Ученые склоняются к мысли, что автору О:кагами оно не было известно.

Даосизм различает две существенные универсальные в человеческой культуре тенденции осмысления символики зеркала. “Одна из них связана с представлением о зеркале как средстве опознания подлинного образа вещей и отличается дидактической направленностью. Другая исходит из роли зеркала как силы трансформации и тесно соприкасается с магией зеркала”[9]. В нашем случае мы, видимо, имеем дело с частичным объединением двух типов понимания категории “зерцало”. По поводу самого слова применительно к О:кагами велись дискуссии: несомненно, что оно принадлежит буддийской терминологии, встречается в буддийских источниках и широко употреблялось, часто в форме фурукагами (“старое зерцало”), и в повседневной жизни, в магической практике, при гаданиях, заклинаниях, медитации, в буддийских сочинениях, в стихах эпохи Хэйан[10]. Вместе с тем образ зерцала обладает и синтоистскими коннотациями: зерцало наряду с мечом и священной яшмой — одна из императорских регатой; зерцало, игравшее важную роль в солярном мифе, было передано, как повествуется в Кодзики, богиней Аматэрасу Омиками ее внуку Ниниги-но микото. когда он отправлялся на землю править и стал первым небесным государем Японии. В О:кагами зерцало — это символ власти, а повествования типа “зерцал” следует понимать как “истории о власти”, или о “передаче власти”. А поскольку властью обладали не императоры-тэнно. а регенты и канцлеры из дома Фудзивара, то О:кагами следует понимать как “истории о власти Фудзивара”

Содержащиеся в О:кагами и других “зерцалах” пятистишия-вака также вписаны в многовековую литературную традицию, корни которой восходят к первой японской поэтической антологии Манъё:сю: (“Собрание мириад листьев”, VIII в.).

Нельзя не сказать еще об одном важном и уже внешнем воздействии на автора О:кагами: он, несомненно, испытал сильное влияние (и в тексте мы найдем прямые ссылки на это) китайской философско-историографической традиции, восходящей к “Запискам историка” Сыма Цяня (II-I в.д.), высокому