Дикая Охота (СИ) [Mantidae Lizard] (fb2) читать онлайн

Lizard Mantidae
Дикая Охота

Дорога шла по лесу, петляла всё дальше и дальше меж невысоких холмов, где-то на горизонте переходящих в синеватые горы. Казалось, по ней уже много лет никто не ездил - она была запущенной, кое-где заваленной камнями, заросшей колкой травой; но каким-то чудом она сохранилась, и даже была чётко видна меж кустов и деревьев, почему-то упорно не желавших на ней расти.

По дороге двигался всадник. Странное зрелище представляли он и его конь - одежда всадника и цвет коня то казались абсолютно чёрными, то вдруг отливали серебряно-белым зеркалом. Зеркальными были и волосы рыцаря - несомненно, это был рыцарь, хотя на нём сейчас не было тяжёлых доспехов, лишь меч в блестящих металлических ножнах; это делалось понятно лишь при одном взгляде на него. Волосы были длинными и развевались по ветру, как и длинный зеркально-чёрный плащ. Ртутью отливало его лицо, красивое, с высоким лбом, но абсолютно лишённое красок.

Всадник двигался медленно, шагом. Казалось, он никуда не спешит, да и никогда никуда не стремился спешить, но почему-то сразу становилось ясно, что если нужно, он может, не теряя своего абсолютного спокойствия, словно зеркально-чёрная гладь озера, стать настолько стремительным, что редкий глаз сможет за ним уследить.

Но вот беззвучно раздвинулась листва на краю дороги. Пожалуй, человеческое зрение не смогло бы поначалу даже различить этого движения, но зоркий глаз Рыцаря мгновенно уловил его. Всадник тронул поводья - и конь тут же встал, как вкопанный.

Рыцарь с интересом (насколько вообще можно было различить интерес на этом бесстрастном лице) воззрился в сторону кустов. Пожалуй, удивиться было чему - на дорогу всё так же беззвучно вытекла абсолютно чёрная тень. Чернее ночи, чернее беззвёздного неба - настолько чёрная, что, казалось, глаз тонет в этой ослепительной яркости, за которой, возможно, лежали какие-то новые, невероятно объёмные миры - стоило лишь сформировать их лёгким усилием мысли... Рыцарь потряс головой, освобождаясь от наваждения, и попытался внимательнее разглядеть очертания тени. Длинные волосы, облегающее фигуру подобие платья с лёгкими заострениями на плечах, треугольником расширяющееся книзу... Тень была явно женской.

- Кто ты? - спросил рыцарь. - Давно я не бывал в этих краях, но знаю их как свои пять пальцев, и никогда не встречал здесь подобных тебе. Я не чувствую в тебе зла, но и иные качества в тебе отсутствуют...

Тень слегка шевельнулась.

- Я - дорога в абсолютное Ничто, - голос её также оказался женским, но низким и глубоким, как бездонная река. - Я съедаю тех, кто нечист душой - но могу помочь тем, кто имеет правильную цель и нуждается в моей помощи. В этих местах я недавно. У меня много имён - в последний раз меня называли Поглотительницей Сущего, но для краткости можешь называть меня просто Чёрная. Но каков же ты, путник? И каковы твои цели?

Конь переступил с ноги на ногу - ему явно сделалось неуютно. Всадник погладил зверя по холке, и тот успокоился.

- Меня называют Зеркальным Рыцарем, - сказал он. - Я - тот, кто возвращает людям их поступки и показывает им их истинную суть. Кто-то не выдерживает такого зрелища и убегает... Но в большинстве случаев это оказывается полезным - снимая лицемерные маски с людей, показывая им их самообман в самой откровенной форме, я побуждаю их двигаться вперёд.

Чёрная снова двинулась, словно бы кивнула.

- Вижу, у нас похожие цели и задачи, - сказала она. - А мою суть ты сможешь мне показать?

Рыцарь молча кивнул и вытащил блестящий живой ртутью зеркальный щит, притороченный к левой стороне седла.

- Смотри.

По поверхности щита пробежала рябь. Но вскоре она разгладилась, и загадочная новая знакомая Рыцаря вгляделась вглубь. Сначала она не увидела ничего. Но вот из глубины выплыл образ... Он очень быстро менялся, словно показывая все возможные формы богов, людей, даже животных - в основном, хищных; но был там и образ с длинными рогами, похожий на изящную небесную корову... Образы стали замедляться, и вот, постепенно, начал закрепляться один, делая бледными и стирая все остальные, проявляясь всё ярче в своей незыблемости.

Это был образ высокой девушки в свободных золотистых одеждах. Золотистые же волосы её свободно спадали на плечи, на прекрасном лице было выражение спокойствия, умиротворения, почти святости, как изображают лики на иконах. Тень удивлённо вздрогнула и отпрянула. Казалось, она была потрясена...

- Посмотри в глаза своему страху, - тихо сказал Рыцарь.

Чёрная была не из робких существ... Поразившись лишь на мгновение, она мгновенно взяла себя в руки и стала смотреть дальше, прямо в глаза светлому образу.

Глаза были огромными, серыми. Вначале казавшиеся выражающими умиротворение, теперь они словно затягивали внутрь. В чёрных зрачках всё ярче разгоралось то всепожирающее пламя, которое она так долго считала единственной основой своей сущности... Тут же она увидела, как изменились и сами черты образа - волосы вздыбились, словно от распирающего изнутри электричества, потемнели и стали колючими; выражение лица стало жёстким и диким, пропал золотистый цвет, сменившись то ли серым, то ли голубоватым - лишь угли глаз теперь горели ярко-красным сиянием пожара. Но не успела она что-либо подумать по поводу этого, более привычного образа, как картина снова изменилась - теперь золотистая святая и дикая красноглазая фурия сплавились в одно, рождая из себя нечто третье - потрясающей силы создание, истекающее одновременно величайшей любовью к миру и убийственной страстью охоты...

Она подняла голову на Рыцаря. Взгляд того оставался бесстрастным, словно унесясь поверх качающихся макушек деревьев куда-то далеко-далеко...

- То, что ты видела - только твоё, - голос его был столь же бесстрастен, словно сметающий серые листья осенний ветер. - И что с этим делать - решать только тебе.

- Спасибо тебе, - сказала Чёрная, но на сей раз в её голосе появились неожиданные нотки теплоты. - Долгие годы я убегала от того, что считала своей слабостью, воплощая в себе лишь огонь... Очищая других, сама я оставалась лишь тенью без чувств и эмоций. Но теперь я поняла, я знаю - те чувства, от которых я бежала, вернут мне полноту, сделают меня намного сильнее. И это будет началом нового.

- Я рад... - сказал Рыцарь, и голос его неожиданно дрогнул. - Но показывая другим их суть, сам я не могу разглядеть в своём щите ничего - лишь пустую гладь. Я долгие годы искал того, кто мне поможет... И, кажется, я прибыл по назначению.

- Я могу, - ответила она. - Но, думаю, ты уже понял мои методы. Тебе предстоит пройти через пустоту, чтобы полностью очиститься от наносного и разглядеть Себя.

Рыцарь сжал губы.

- Я предвидел это, - сказал он. - Я готов.

Он спрыгнул с коня и медленно двинулся в сторону Чёрной. Преданное, понимающее животное проводило его тревожным взглядом, но, зная, что выбор хозяина - это выбор хозяина, осталось стоять на месте в ожидании мига, когда он вернётся - или погибнет.

Она стояла совершенно неподвижно. Рыцарь приблизился к ней вплотную - она оказалась не двумерной, как обычные тени, а вполне объёмной границей... чего? Он не мог бы точно это описать, хотя где-то в глубине, в самой сущности своей, догадывался... Он сделал ещё шаг вперёд - и тут же вязкая, хищная чернота вцепилась в него и потащила к себе, не давая сделать движения, пресекая любую попытку сопротивляться... Он ещё чувствовал, как его выкинуло в абсолютно чёрную пустоту, где, казалось, не было ни времени, ни пространства, а потом...

...Она всё так же недвижно стояла и ждала. Долгое время не происходило вообще ничего, а потом она ощутила внутри себя вспышку света, словно раздался центр груди, выталкивая из себя нечто... Ещё мгновение - и Рыцарь лежал пред ней на земле, а белый свет в груди побледнел и погас, уступая место всегдашней непроглядной тьме.

Несколько секунд Рыцарь не двигался вообще. Потом зашевелился и поднялся. Внешне он изменился мало; но теперь изнутри него шла такая мощная, жаркая сила, что Чёрная невольно удивилась. Он вскинул на неё глаза. Ранее спокойные и тускло-зеркальные, теперь они полыхали красным.

- Кажется, я слишком долго был мёртв, - сказал он, и сила эта великая вылилась даже через его голос. - Грядёт начало нового. Грядёт Охота.

- Кажется, я тебя понимаю, - медленно проговорила она и вспыхнула по краям белым светом. Несколько мгновений - и из ослепительного белого пламени проявилась Та, что только недавно отражалась в щите. Святая, но дикая, порождающая, пестующая и убивающая одновременно. Будто бы в первые секунды она не могла подобрать точный образ, и очертания плавали, сменяясь и размываясь - но вот она решилась, и облик в длинном голубом платье, не стесняющем движения и перепоясанном широким чёрным кожаным поясом, с длинными ярко-медными волосами, светлой кожей и чёрными провалами зрачков, предстал пред Рыцарем.

- Тебе не нужно оружие? - спросил он.

- Оно здесь, - она открыла рот, и знакомая беззвёздная бездна предстала в открывшемся за острыми зубами провале. - Но если тебе нужно что-то более привычное...

Она вытянула руку, и рука словно выросла, материализовав в себе оружие, чем-то похожее на серп с вытянутым в длину основанием.

- Я знал, - улыбнулся он.

- Оставишь себе меч?

- Пожалуй.

Рыцарь прикрыл глаза - и тоже начал меняться. Стёрлась зеркально-чёрная одежда, оставив лишь кожаные штаны до колен; на теле набухли жилистые звериные мускулы, не делая его широким, лишь придавая обладателю грацию крадущегося тигра; волосы взметнулись - и часть их застыла сзади чем-то, похожим на два отброшенных назад рога... Глаза Рыцаря - теперь уже Охотника - по-прежнему горели ярко-красным, черты худого лица сделались жёсткими, кожа приобрела вместо ртутного неопределённый темноватый оттенок. В руке его был меч, но тоже изменившийся - не прямой, рыцарский, а расширяющийся к концу, чем-то похожий на длинное мачете.

- Неплохо, - кивнула Чёрная.

Миг, растянувшийся в вечность, они смотрели в глаза друг другу - всепожирающая бездна и неистовый красный огонь. Потом, не говоря ни слова, взялись за руки и зашагали в чащу.

Конь трансформировался в медведя и последовал за ними...

...Вой. Неистовый вой, пробирающий до костей. Ветер, сдирающий плоть. Страшный ветер.

Непроглядная тьма. Впрочем, она казалась таковой лишь на первый взгляд. Вскоре оказалось, что её будто бы нет, да и не тьма это вовсе... Словно из старых, полустёртых воспоминаний стали выступать образы, которые мог бы помнить только ребёнок - белый свет, высокий накрытый стол, мячик, красный с двумя крестообразно сходящимися зелёными полосками... Далёкий, эхом разносящийся детский смех... Он переживал всё вновь, переживал ярко и живо - и как он мог забыть?..

Потом пришло время Отчаяния... Ломающийся бурелом... Чёрные ветви на сером небе. Вороны.

Именно тогда он и принял решение отказаться от живых эмоций, заменив их зеркалом... Так легче переносились мучения; так он хотя бы знал, что сможет делать своё дело, не поддаваясь никому и ничему. Зеркало было частью его сути, но не всей сутью...

Словно бы острые зубы поймали его за грудь, изнутри - они задерживали его в этом моменте, выгрызая неверное решение, безапелляционно пожирая все нити, что связывали его на этом распутье.

И вскоре он почувствовал, что зубы эти доставляют не боль, но даже, скорее, удовольствие... Узлы старых связей теперь развязывались просто и легко, выскальзывая друг из друга сами. И давно истощившаяся грудь вдруг наполнилась жарким, живым огнём. Он начал вспоминать. Он знал, кто Он...

Он - великий огненный столб, пронзающий Бездну, дополняющий её, так, что ничто сущее не сможет родиться, если не будет этого союза...

И в момент, когда он это осознал, он полыхнул белым светом - в двух бесконечных направлениях... Великий Центральный Поток по праву занял своё место. Но что-то ещё нужно было сделать... Он только не мог припомнить - что.

Наконец, картинка прояснилась. Лес... Чёрная тень... Верный конь, всё ещё ожидающий его...

Он почувствовал, как его завертело и швырнуло о землю. Оглушённый, он некоторое время пытался понять, что происходит, потом вскочил, и - проснулся...

- Фух, - выдохнул он, оглядывая уютную комнату с округлыми стенами, выдолбленную в стволе огромного засохшего дерева, мягкую лежанку из трав и - Её, всё ещё спящую, в том же чёрном поясе и голубом платье. - Сколько же раз мне теперь будет это сниться...

Ещё раз взглянув на безмятежное лицо жены (ей явно снилось что-то приятное), он тихо встал и, чтобы её не разбудить, вышел наружу. Вчера жизнь сделала резкий скачок, и ему нужно было время, чтобы всё осмыслить. Он сел на ровный пень недалеко от входа и обхватил голову руками. Вчерашний вечер, как живой, встал у него перед глазами.

На лесную свадьбу собрались все лесные духи, звери и прочие причудливые создания, которых только сумели собрать те, кто жил в этой части леса. Пришёл и давний друг Рыцаря-Охотника, Финдгрин, полубог низенького роста и с курчавой головой. Он выразил сожаление, что не смог собрать остальных - все были очень далеко, и занимались своими делами по устройству Вселенной.

Костра не разожгли - хоть на лес стремительно опускалась ночь, всё было прекрасно видно, словно поляну залил какой-то почти невидимый зеленоватый свет. Впрочем, огня хватало в тех двоих, что стояли пред всеми, разбрасывая из себя тот немыслимый жар, что накопился в них за долгие годы их теневого существования. Охотник поднял руку, и на поляне воцарилась тишина.

- На правах Того, кто имеет Слово, - заговорил он, - я, по обоюдному согласию, нарекаю нас мужем и женой.

Словно бы зазвенели колокольчики жемчужно-белых цветов - и правда, весь лес зазвенел неземной красоты музыкой, в то же время простой и понятной, как журчанье ручья поутру. Гости вскинули руки и лапы, и стали выкрикивать поздравления, и вскоре в гомоне их голосов утонуло всё.

Пара смотрела друг на друга влюблёнными глазами, и на какое-то время лес залил этот весёлый шум. Но вот Охотник снова поднял руку вверх, и снова воцарилась тишина.

- Супруга моя, - обратился он к жене. - Отныне я нарекаю тебя Индатрис - Та, что перешагнула через свой страх.

- И обрела новую силу, - словно эхо, отозвалась она.

На поляне начался праздник - все веселились и угощались плодами, мясом и родниковой водой. Но вот, наконец, шум начал стихать, головы - клониться вниз. Супруги удалились в своё укромное жилище; гости начали растекаться с поляны, и вскоре снова наступила тишина - спокойная, предрассветная тишина...

...Он вздрогнул, возвращаясь к действительности. В низеньком проёме, похожем на большое дупло, показалась фигура в голубом - она щурилась на дневной свет, и, казалось, вся дышала каким-то неземным спокойствием.

- За столько лет, - сказала она, - мне впервые наконец-то стало действительно хорошо... Будто бы я обрела целостность вдвойне - приняла ранее отрицаемые стороны себя, и тебя, как вторую мою половину.

- То же самое, - кивнул он. - Только меня ещё тревожит во сне... То, что я пережил внутри тебя.

- О, это так просто не стирается, - краем рта улыбнулась она и села рядом. - Должно пройти время.

- Не стирается, говоришь? - он пытливо взглянул на неё.

- Ха, - ответила она, понимая, к чему он клонит. - Я, конечно, могу стереть всё, что угодно. Но на это наслоится твой новый опыт, и ты не сможешь забыть уже его. Если, конечно, ты не решишь отринуть эту Землю в принципе...

- Понятно, - криво ухмыльнулся он, опуская голову к земле. - Придётся смириться.

- Угу... - только и ответила она.

Супружеский долг стал для Охотника ещё одним испытанием. Бездна оказалась у неё не только во рту, и ему пришлось раскрыть всю силу своего внутреннего светового луча, ревущего и вздымающегося по обе стороны Бесконечности, чтобы заполнить эту ощерившуюся острыми зубами пустоту. Жене, судя по её лицу, это доставляло великое удовольствие, будто бы наконец-то был удовлетворён её копившийся все эти годы голод. Ему тоже было хорошо - наконец-то он смог отпустить на волю всю ту силу, что столь долгое время была скрыта в нём, и что, может быть, сожгла бы другую... Но не её.

- Ты об этом не пожалеешь... - только и сказала она, приоткрывая длинные веки.

Вскоре у Индатрис родилось десятеро детей-богов - пять мальчиков и пять девочек. Росли они в буквальном смысле не по дням, а по часам: через неделю они были уже вполне разумными и сформировавшимися детьми, по человеческим меркам схожими с восьмилетними, а через месяц достигли взрослого возраста, превратившись в статных юношей и девушек. Родители обучили их охоте, и долго не могли налюбоваться, как их лёгкие и быстрые дети скачут по лесу, с невероятной скоростью преследуя быстроногих оленей.

- Вот, мама, - юноша в лёгкой развевающейся тунике свалил под ноги матери тяжёлую тушу ярко-охристого, с белыми пятнами, оленя.

- Это я поймала, - подскочила его сестра - в точно такой же одежде.

- А я помог повалить, - парировал мальчик.

- Молодцы, - кивнула мать. - Разделите его на одиннадцать частей, отцу отдайте ту часть, которую он захочет... Мне же достаточно этого.

Она наклонилась, схватила рукой морду оленя, одним рывком оторвала ему голову и засунула себе в рот.

- Идите.

Дети взглянули на истекающую кровью безголовую тушу, переглянулись - и, схватив добычу за задние и передние ноги, лёгким бегом скрылись за деревьями.

Она лишь тяжело посмотрела им вслед.

"Кажется, они готовы, - подумала она. - Какие странные повороты судьбы - я получаю шанс осуществить то, что дремало в глубине моих желаний столько времени, но пробуждается это каким-то очень уж необычным образом"...

- Что думаешь? - Охотник вышел из-за деревьев; губы его были в оленьей крови.

- Думаю... Что хватит нам таиться в лесу и охотиться на зверьё. Наши дети выросли. Приближается срок...

Охотник таинственно улыбнулся; в глубине его глаз полыхнул огонь. Сел рядом с ней, обняв за плечи.

- Ты-то готова?

- Более чем, - широко, оскалив зубы, улыбнулась она.

Наступил вечер, и вся семья собралась у костра, глядя в огонь таинственно мерцающими глазами.

- Сегодня я хотел бы рассказать вам, дети мои, - начал Охотник, - историю своей жизни. Она полна горестей и несправедливостей; но именно поэтому я хочу, чтобы вы внимательно всё прослушали от начала до конца.

Родился я в семье благородной, но бедной. Родовые владения моих родителей были отобраны влиятельными, но нечестными людьми по ложному обвинению, и долгое время мы были вынуждены зарабатывать на жизнь лишь резьбой по дереву.

Но тем людям этого оказалось мало. Как я увидел своим зрением истины впоследствии, власть имущие решили, что таящаяся во мне сила представляет слишком большую опасность для них и их тёмных планов на подвластную им часть человечества; но поскольку они не решались уничтожить меня, страшась выпустить на волю мою настоящую сущность, они решили меня ослабить. В одну прекрасную ночь мои родители не вернулись домой. Потом их нашли на опушке леса с перерезанным горлом. Свалив всю вину на несуществующих разбойников, дело закрыли. Но к тому моменту я уже всё мог увидеть и узнать...

Я смог пробраться к одному из судей и задушить его обрывком верёвки. Но за ним стояли куда более влиятельные люди, и мне пришлось скрываться. Я сменил имя и внешность, раздобыл себе коня, уехал в другой город, и с тех пор стал именоваться Зеркальным Рыцарем. Многим людям я помог увидеть собственную их суть, ибо служил зеркалом их истинных лиц и поступков - к тому времени у меня стали раскрываться мои внутренние, магические силы. Не скрою, кому-то это сломало жизнь, кто-то даже после этого покончил жизнь самоубийством, не в силах вынести зрелища настоящего себя, без той лжи и лести, что он внушал себе и слушал от других многие годы. Но многие и исправились к лучшему, и в конце концов стали сильными и выдающимися людьми.

Однако, как вы понимаете, желание отомстить убийцам моих родителей и восстановить справедливость осталось где-то глубоко внутри меня. И вот теперь, наконец, я чувствую, что мой час пробил.

- Наш час, - тихо поправила его Индатрис.

- Наш... - согласился Охотник. - Мать, теперь твоя очередь рассказывать.

Она немного помолчала.

- Наверное, вы не знаете, - начала она, - что ваш отец был у меня не совсем первым... Тогда я была ещё совсем юной девушкой, и не знала своих настоящих сил. Мы жили в деревне с родителями. Жили небогато, но и не бедствовали - продавали молоко, яйца, занимались кое-каким ремеслом.

Но вот однажды в наш тихий уголок нагрянули гости из города. Надо сказать, вели себя они очень нагло - вламывались в дома, забирали понравившиеся вещи, портили остальные, издевались над хозяевами... Казалось, делали они это для развлечения - они явно были богаты и считали, что им позволено всё.

И вот один из них - молодой, наглый парень с большими чёрными усами - поймал меня в сарае. Тогда я была слишком физически слаба, чтобы сопротивляться. Я не могла и кричать - он зажал мне рот рукой.

Он повалил меня на сено и... всё произошло как-то неожиданно быстро. Я, вне себя от отчаяния, вдруг почувствовала внутри себя какую-то разрушительную, всасывающую мощь. Словно чёрные щупальца вытянулись из моего тела и крепко обхватили негодяя, буквально вжимая его в меня. Ещё несколько безмолвных, будто растянувшихся мгновений - и он утонул во мне, словно в трясине, и поверхность моего тела сомкнулась над ним. Я растворила его до конца, до самого последнего атома... прежде, чем поняла, что случилось.

Но он оказался сыном каких-то очень знатных родителей, которые знали, куда он пошёл. Я же вновь была слабой девушкой, разрушительная сила которой как возникла - так и скрылась вновь, затаилась в ожидании своего часа. Моих родителей также убили в отместку за исчезновение сына, убили в открытую, и я не смогла ничем им помочь. Мне удалось сбежать. Я скрылась в лесу, где при помощи долгих практик и настойчивого желания вновь извлекла из себя ту силу; с тех пор я бежала от всего, что напоминало мне о моей былой слабости - именно потому я так долго не могла принять себя полностью... Я не знала, откуда приехали те, городские; я караулила на обочинах дорог нечистых душой и поглощала их, в надежде, что среди них окажутся и убийцы. Но время шло, а те лица, что навек отпечатались в моей памяти, всё не появлялись - видимо, боялись ходить лесной тропой, а может быть, и вовсе больше не бывали в этих местах. Но теперь, наконец, мы с вашим отцом вместе вычислили их местоположение - и обзавелись достаточной армией для того, чтобы отомстить.

...Дети переглянулись. Ясно было, что "армия" - это именно они; неуязвимые для человеческого оружия, они, как и их родители, обладали силой, способной стереть с лица земли сотни врагов.

- И вот теперь, - снова заговорил отец, - пробил час поохотиться на тех, кто, может быть, разрушил сотни жизней, и так уверен в своей безопасности, что даже и не думает никуда убегать.

Он вскочил с места и поднял над головой незаметно материализовавшийся в его руке широкий меч, похожий на мачете.

- Я объявляю начало Дикой Охоты!

Его огненная мощь передалась и остальным - Индатрис и дети тоже вскочили с места, и с диким воем заплясали вокруг костра.

- В путь! в путь! - выкрикивала мать, размахивая своим серпообразным оружием. - Ветер зовёт!

- В путь! - вторил ей отец.

- В путь! - подхватили их клич дети. Мгновенно из воздуха материализовались одиннадцать коней - чёрный для Индатрис и белые - для детей. Охотник подозвал своего медведя, и тот обратно стал зеркальной масти конём, только теперь в бликах на его шерсти плясали ещё и красно-рыжие отсветы - непонятно, от костра ли, или самостоятельно, как отражение внутренней сути зверя и его хозяина.

Все вскочили на коней. Мать, понимая, что ей будет неудобно сидеть на коне в платье, вновь сменила обличье - теперь её обтягивал чёрный кожаный верх со множеством пряжек, и такие же, как у мужа, чёрные штаны до колен.

- Вперёд! - проревели родители, и дети подхватили их клич.

- Вперёд и ввысь!..

Город спал. Город лениво дремал в тусклом свете фонарей, последние поздние экипажи со стуком довозили своих разморённых вином и развлечениями хозяев до дома, и лишь вооружённые алебардами стражники с туповатым видом стояли или ходили взад-вперёд, охраняя улицы и уже закрывшиеся на ночь городские ворота.

- Чёрт бы подрал это внеурочное дежурство, - прорычал один из стражников, дюжий детина лет сорока с пышными чёрными усами, круто завитыми наверх. - Сейчас бы посидеть в таверне, выпить пивка, соблазнить пару-тройку красоток - так нет же, приходится охранять эти чёртовы ворота, будто бы сам чёрт угрожает на них напасть. Всем же известно, что за последние пять лет происшествий у нас не было вообще, не считая мелких краж да пьяных драк...

Напарник не ответил. Стражник круто повернулся, но не увидел в той стороне вообще ничего, словно ночь внезапно сделалась такой густой, что покрыла собой и тускло освещённые доски забора, и огни фонарей, начисто поглотив сущее... Почему-то стражник не мог отвести от этой тьмы глаз; лишь смотрел, как заворожённый, как из черноты вдруг возникли два огня - нет, глаза, полыхающих холодным, беспощадным пламенем. И не успел солдат осесть на землю и вымолвить пересохшими губами беззвучное слово "мама", как чернота надвинулась окончательно и проглотила его, разрывая и растворяя его тело и ум на мельчайшие частицы, невероятно болезненно выкорчёвывая из него всю душевную грязь, что он успел понабраться и понатворить за всю свою нелёгкую жизнь, по которой он всегда шёл с девизом - "не я такой, жизнь такая". Теперь жизнь возвращала ему долг за его безответственность. Ещё несколько сильнейших, ярчайших вспышек воспоминаний о тех ключевых моментах, где он мог бы исправиться, но не сделал этого - и он окончательно провалился в вязкую пустоту, а потом...

- Вперёд, - шепнула Индатрис, и в одно мгновение воздух наполнился диким шумом, воем, кличами. Больше не имея намерения скрываться, Дикая Охота одним ударом снесла ворота и помчалась по онемевшим в ужасе и недоумении улицам, словно сметающий всё на своём пути вихрь, вихрь безжалостной и справедливой мести.

Они не трогали детей и стариков, щадили чистых сердцем. Но негодяев они уничтожали всех до единого, врываясь в дома, срывая замки, вышибая двери и окна. До самой рукояти покрылся свежей кровью острый меч Охотника, в крови был и серп его жены, столь удобный для того, чтобы выпускать кишки и срубать головы. Многие в отчаянии бежали, взглянув в невыносимые глаза бывшему Рыцарю Зеркала, и их уже на улице добивали стрелы и мечи десятерых лёгких белых фигур, носящихся повсюду, словно призраки. Многие нашли своё пристанище в бездонной пасти Индатрис. И лишь дикий, нечеловеческий вой перекрывал весь шум вокруг, разрезая барабанные перепонки, сливаясь в одно с жуткой, всепоглощающей инфразвуковой вибрацией, которую ни с чем невозможно спутать; которая служит верным знаком приближения Бездны, имя которой - Конец.

Многие пытались наглухо запереть двери и окна, но кто-то в панике выскакивал и на улицу, где и попадал под горячую руку двенадцати жестоких всадников, которые носились так быстро, что невозможно было рассмотреть их лиц... Но окраины города были лишь началом. Пробежавшись кругом и зачистив от грешников сравнительно бедные кварталы, они кольцом начали смыкаться вокруг центра. На лицах родителей застыли страшные улыбки, обнажившие их зубы до самых дёсен; радостное возбуждение плясало на лицах детей, ещё не переживших той боли, что приносит порой жизнь, но уже понявших и принявших свою сущность и предназначение.

Охота врывалась в разукрашенные бальные залы, обитатели которых всё ещё продолжали кружиться в танце, пытаясь не обращать внимания на "глупый шум снаружи, с которым должна разбираться стража". Чрезмерно расфуфыренные дамы, белые парики мужчин, пудра, яркие ленты и чулки - всё это словно было призвано скрыть под собой гниль и разложение душ своих носителей; но даже самые изысканные духи не могли забить своим ароматом смрада этой гнили, выражавшейся в косых завистливых взглядах, поджатых губах, чудовищном высокомерии, стремлении понравиться или обогатиться любой ценой, даже посредством самой низкой и гнусной лжи, и сквозь всё это - абсолютном презрении и пренебрежении к другим, особенно тем, кто не обладал достаточным количеством золотых монет в карманах и сундуках. Охота врывалась, впуская свежий ветер, мгновенно сдувающий фальшь и напыщенность, оставляя лишь смертный страх на оплывающих лицах за мгновение до того, как зала превращалась в кровавую мясорубку. Никто не мог противостоять им; стража ломалась или исчезала под их натиском так же легко, как сдуваются с земли сухие листья внезапным порывом урагана.

Тех же, кто выбегал из домов, пытаясь выбраться из города, всадники настигали и добивали в пути, что превращало их предприятие в самую настоящую, всамделишную охоту...

Впрочем, как мы уже сказали, не все люди удостаивались такой участи. Были там люди и смелые, и благородные - кто-то из них, увидев и поняв, что происходит, и вняв приглашению охотников, вливался в стаю, отныне становясь её частью и обретая то безошибочное зрение, которое позволяло отделить достойных людей от недостойных. Были люди робкие, но не причинившие никому никакого зла - тех охотники отпускали с миром, даже иногда награждая наиболее достойных из них. Ворвавшись в одну из часовен, они остановились - странное зрелище: с ног до головы измазанные кровью фигуры с острым оружием и горящими глазами посреди этой мирной благости, золотых огоньков свечей и светлых ликов, смотрящих с икон.

- Ч-что вам угодно? - немного запинаясь (нечасто такое увидишь), но держась на удивление достойно, спросил их тридцатилетний, с каким-то необыкновенным мягким светом в глазах, служитель в тёмной рясе до пола.

- Мир тебе, - поздоровался Охотник. - Тебя мы не тронем, ты честен и чист. Но где остальные?

- Они... Да вы что же, собрались их убить?

- Только негодяев, - заверил Охотник. - Где?

- Проверь-ка верх, - скомандовала Индатрис сыну.

Один из юношей стремительной молнией метнулся за алтарь, и вскоре уже выволок откуда-то с верхнего этажа за шкирку двух слабо сопротивляющихся толстяков.

- Было трое, - сказал мальчик. - Один чист. Но эти...

- Свиньи, - взглянув им в глаза, докончила мать. - Наверняка наживаются на своих прихожанах и толкают им искажённые ценности, если не хуже... Тащи их вон, негоже святое место их поганой кровью марать.

- Мы найдём остальных, - мягко улыбнувшись, сказал на прощанье Охотник. - Уверяю вас, завтра ваш храм превратится в действительно достойное пристанище Бога.

- Стойте, - вдруг прохрипел служитель (Индатрис на улице уже разрывала зубами нечестивцев, с явным удовольствием поглощая большие куски их плоти и разбрызгивая веером кровавые брызги). - Аббат... Он... Я, конечно, не вправе говорить такие вещи, Господи, прости меня, грешного... но я почему-то чувствую, что должен это сказать. Он сговорился с теми, кто стоит (служитель перешёл на шёпот) выше... он извращает мысли простых людей в их и в собственных интересах, вы понимаете, у него власть духовная, которой не противится никто... я не говорю уже о подношениях, он несметно богат... Господи прости...

- Прощаю, - сказал Охотник. - Тебе не в чем каяться. Сегодня ты сделал очень хорошее дело, и когда-нибудь ты это поймёшь. - Он обернулся к жене. - Слышала?

- А то, - ухмыльнулась она, проглотив последнюю ногу (лицо её было сплошь красным и блестящим). - Где он там живёт?

- А вот сейчас... повернёте налево... да вон тот большой дом...

- По коням! - заревел Охотник, и в один миг, словно их унесло ураганом, всадники метнулись - и пропали с глаз.

Служитель медленно осел на пол. В голове его метались разрозненные мысли, он ещё сам не мог толком осознать и осмыслить, что он натворил, сдав аббата этим кровожадным безумцам, похожим на демонов... Но внезапно ему стало хорошо и тепло, в голове прояснилось и стало высоко и чисто, словно под куполом храма. Он ещё успел подумать, что Охотник, вероятно, прав... прежде, чем нервное потрясение и усталость, а может быть, и необходимость поговорить с мягким, любящим светом-Богом в глубоком сне, сделали своё дело, и он заснул, даже ещё не коснувшись головой каменного пола часовни, который ощущался теперь столь же мягким, как лебяжья перина...

Аббата они застали в спальне. Увешанная иконами, задрапированная розово-сиреневым шёлком, она выглядела роскошно и нелепо, напоминая будуар какого-то особо утончённого извращенца. Впрочем, зрелище, которое они там увидели, невольно заставило охотников подумать, что они недалеки от истины.

Пыхтящий полуголый толстяк в одной шёлковой фиолетовой сорочке завис над робкого вида двенадцатилетним мальчиком. - "Раздевайся! А то Бог тебя покарает!" Мальчик, судя по его лицу, не совсем понимал, за какие такие проступки Бог его покарает, но медленно подчинялся, потому что явно побаивался кары небесной...

- А это ещё... - толстяк резко обернулся, явив миру свои маленькие свинячьи глазки и трясущийся тройной подбородок. - Боже правый!

(Мальчик, улучив момент, угрём скользнул под кровать и спрятался там, и теперь во все широко открытые от изумления глаза смотрел на разворачивающееся пред ним действо).

Толстяк осенил гостей крестным знамением и попятился. В глазах его застыл ужас. Крестное знамение не возымело никакого действия на непрошенных гостей, лишь мать нехорошо усмехнулась краем рта.

- Аббат Сецилий Планиус Третий, всё верно? - спросил Охотник голосом, в котором явно слышался лёд и презрение.

- Д-да... то есть, я... Кто вы такие вообще? - аббат, наконец, взял себя в руки.

- Мы - кара небесная, паршивая ты скотина, - столь же ледяным голосом произнесла Индатрис.

- Я не... то есть... - аббат боязливо обернулся на мальчика, с которым его застукали в такой неудобный момент, но того уже не было на кровати. - Позвольте... я всё объясню...

Однако, его уже не слушали - Индатрис повернулась к мужу.

- Ну что, кто его? - она облизнулась, явно готовая к тому, чтобы сделать аббата своей жертвой.

- Давай ты, - взглянув на её трепещущий красный язык, с которого каплями падала хрустально-прозрачная слюна, сказал муж. - Меня воротит от одной мысли, что я испачкаю свой меч в крови этого грязного животного.

Она была абсолютно не против - благодаря врождённым особенностям своей сущности, она могла трансформировать в чистую энергию даже самую чудовищную грязь. Она бесшумно приблизилась и встала перед потерявшим уже от страха всякую форму трясущимся аббатом, а потом вдруг, раскрыв пасть на ширину, равную чуть ли не половине высоты её тела, буквально всосала жирное, оплывшее тело в себя, проглотив его мгновенно и без остатка.

С секунду постояла на месте с прикрытыми глазами, прислушиваясь к внутренним ощущениям - явно приятным...

- Что ж, вылазь, - она вновь открыла глаза, и голос её стал мягким. - Да не бойся ты. Мы не причиним тебе вреда.

Мальчик осторожно выглянул из под кровати. Увидев мягкую, ободряющую улыбку, поверить в существование которой на лице той, что только что являла собой здесь, в этой комнате, единый беспросветный ужас, было почти невозможно (она предусмотрительно стёрла усилием мысли со своего лица кровь), мальчик немного осмелел... и вскоре уже стоял перед охотниками, что, обступив его полукругом, с такими же мягкими улыбками глядели на него сверху вниз.

- Запомни, сынок, - сказала Индатрис, кладя ладони на плечи мальчика. - Ты должен быть сильным. Никогда не позволяй таким негодяям, как этот, диктовать тебе свою волю и делать с тобой разные гнусности. Даже если он прикрывается именем Бога, который за вещи, подобные тем, что он хотел сделать с тобой, не прощает и жестоко карает. Слушай свою суть, своё сердце. Верь мне. Я - Мать...

Мальчик пытливо взглянул на неё.

- Вы - боги? - несмело спросил он.

- Вроде того, - улыбнулась она. - Сегодня мы охотимся на плохих людей. Хочешь с нами?

Мальчик сдвинул брови, взгляд его обрёл твёрдость.

- Хочу, - сказал он. - Хочу отомстить им за то, что они меня всю жизнь обманывали. Я больше не хочу знать того Бога, именем которого меня заставляли делать всякое... - он вздрогнул. - Я хочу быть с вами. Теперь мои боги - вы...

- Тот Бог - это я, - мягко заговорил Охотник. - Не стоит перекладывать вину на божество, чьим именем пользовались люди в своих грязных целях, против которых я был всегда. Ты знал одну, благую мою сторону, теперь ты видишь другую, гневную - ту форму, в которой я прихожу на землю, когда люди здесь становятся уже неисправимы.

- И я тоже, - плавно перехватила его речь жена. - Я - женская его часть. Он - Слово, я - Бездна. Он - Стержень, я - Сила. Ты уже видел моё изображение на своих иконах... Вспомни.

У мальчика всё закружилось перед глазами... и, наконец, из хаоса красок и образов выплыл женский лик в золотой раме, дышащий спокойствием, держащий на руках дитя...

- Мама? - он несмело поднял голову.

- Я. - Она улыбнулась. - Конь тебе будет, пожалуй, великоват, потому я дарю тебе этого пони... - она протянула руку, и рядом с мальчиком возник лохматый пони чёрной масти. - И этот меч, - она протянула мальчику короткий лёгкий меч, больше похожий на длинный кинжал и как раз подходящий к его детской руке. - Пользуйся им умело и справедливо. Отец, даруй ему зрение.

Охотник шагнул вперёд и положил руку мальчику на голову. У того вновь всё закружилось пред глазами... но, наконец, всё успокоилось и встало; тёплая суховатая рука убралась с головы, и мальчик понял, что видит теперь слегка по-иному - более глубоко и объёмно; а, главное, он может видеть суть, сердцевину людей, словно бы всем телом чуять и ощущать её, даже за много километров...

- По коням! - раздался клич. Одна из девушек-охотниц помогла мальчику взобраться на пони, и юный наездник сразу же инстинктивно понял, как с ним управляться даже на той бешеной скорости, что взяли охотники. Да и пони был очень умён, пожалуй, слишком умён для простого пони... Вихрем метнулись они - и растворились в ночной тьме, вновь в один момент наполнившейся неудержимым воем и истошными криками...

Это здание выделялось особо роскошными размерами и отделкой, чем-то даже напоминая королевский дворец. Оно было окружено высокой стеной, и очень хорошо охранялось... до того, как уже вполне внушительная толпа всадников, очистив город, подобралась, наконец, к нему.

Не останавливаясь и не говоря ни слова, они вломились прямо через ворота и двор во внутренние помещения, и вновь раздались предсмертные крики - всадники не щадили никого... Промчавшись по залам и этажам и зачистив всё, они остановились - больше убивать было некого...

- Стой, - вдруг вполголоса сказал Охотник жене. - Я чувствую...

И точно - теперь почувствовала и она. Там, в подвалах, укрылись ещё несколько...

Переглянувшись, не нуждаясь в словах, они устремились вниз. Вход нашёлся неожиданно легко - маленькая дверца в чьих-то роскошных спальных покоях, теперь перевёрнутых и обильно залитых кровью. Вскоре их глазам открылись мрачные катакомбы - здесь явно кого-то пытали, и уже не одно столетие.

Навстречу им развернулось трое - мрачного, высокомерного вида, один из них - со внушительными, заляпанными бурыми и алыми пятнами, клещами в руках. Тут только охотники узрели полурастерзанное тело, распятое на дыбе. Но не это поразило охотников, привыкших к виду и запаху крови - а лицо того, кто стоял в центре, лицо, до боли, до мельчайшей чёрточки знакомое обоим родителям ворвавшейся в подвал дикой орды.

- Ты, - выдохнули оба, еле сдерживая злобу, рвущуюся сквозь зубы, чтобы не убить его раньше времени.

Охотник приблизился и одним милосердным ударом меча оборвал мучения висящего на дыбе человека - того уже вряд ли можно было спасти. Индатрис же, двигаясь как робот в застлавшем ей глаза кровавом тумане, вцепилась окостеневшими руками, сейчас больше похожими на когтистые лапы орла, в плечи убийцы своих родителей - и родителей своего мужа. Двое её дочерей помогли привязать его к дыбе, пока другие охотники разделывались (медленно и со вкусом) с двумя остальными.

- Узнал нас? - прошипела она, глядя убийце в глаза.

- Позвольте... да не ты ли... это ты убила моего сына! - вдруг выдохнул он ей в лицо. - Я был там, я видел...

- Тебе ли об этом рассуждать, - презрительно фыркнула она, покосившись на освобождённые теперь от пут, валяющиеся на полу кровавые останки. - Твой сын поплатился за дело, ты же виновен не только предо мной, и сейчас ты отправишься вслед за ним.

Она обернулась к мужу.

- Не желаешь начать?

- Пожалуй, - отозвался тот и крутанул ворот. Затрещали сломанные суставы; убийца тяжко застонал сквозь зубы, не желая терять лица, но уже не в силах это сделать. Не обращая на это абсолютно никакого внимания, Охотник ещё немного увеличил напряжение и закрепил ворот в устойчивом положении.

- Твоя очередь, - улыбнулся он жене.

- Как же я давно об этом мечтала, - пробормотала та, уже впиваясь зубами в мясо на груди своей жертвы.

Кто знает, сколько это продолжалось - подвал словно застыл в тягостном безвременье, нарушаемом лишь довольным урчанием Матери Мира, порой переходящим в звериное рычание. Она постаралась максимально растянуть процесс, дабы ещё при жизни вернуть негодяю всё, что он заслужил (то, что его душа ещё будет отрабатывать своё внутри неё, она нисколько не сомневалась, но ей хотелось самой насладиться процессом и подольше видеть эти глаза, уже обезумевшие и затянутые пеленой боли и приближающегося небытия). И, наконец, когда кровавые клоки мяса, кое-где пронзённые белыми осколками костей, перестали подавать признаки жизни; когда самая душа жертвы провалилась внутрь бездонной глотки Индатрис; когда она доела последний кусок, не желая оставлять ничего, она обернулась ко всем, довольно сощурив глаза и облизываясь, и ни у кого не возникло даже тени сомнения, что Великое Дело свершено; что сама Вселенная благоволит тем, кто выехал из леса или дома сегодня, в эту беспокойную ночь, чтобы покарать тех, кто все эти годы мучил и убивал ни в чём не повинных людей...

- Я думаю, здесь ещё остались пленники, - ясный голос Охотника вывел из оцепенения людей и богов, в восхищении воззрившихся на пылающий чудовищной силой и чёрным пламенем образ Индатрис, словно бы увеличившийся в размерах в полтора раза.

- Да, - она повернулась к нему, и все сразу стали возбуждённо переговариваться, словно проснувшись от глубокого сна и выйдя на белый свет, свет свободы. - Идёмте, поищем.

Вскоре они набрели на огромное помещение темницы,разделённое массивными ржавыми решётками, между которыми оставался узенький коридор. Там сидели люди - оборванные, голодные, измождённые; лишь несколько из них оказались действительно преступниками, заслуживающими наказания, остальные были чисты. Не говоря ни слова, Охотник схватился рукой за прутья ближайшей решётчатой двери - и та отлетела в сторону, вырванная с корнем, безнадёжно искорёжив прилегающую решётку. Жена и дети последовали примеру Охотника (у присоединившихся к Охоте людей не хватало для этого физической силы) - и вскоре пленники были освобождены, со слезами на глазах благодаря своих спасителей (и даже не обратив внимания на тех нескольких преступников, которых Мать увела в тёмный угол, вернувшись уже без них). Все вместе, они вышли на белый свет; бывшие пленники разбрелись кто куда, дивясь неслыханным разрушениям на улицах города. Тогда Охотник, Индатрис и десятеро их детей встали пред теми, кто всё это время сопровождал их и помогал им.

- Вот и конец нашей Охоте, - медленно начал отец. - Светает... - он глянул на восток, где небо из сереющего уже превратилось в бледное, почти белое. - Сейчас те из вас, кто хочет продолжать мирную жизнь в городе и, может быть, возрождать его к лучшему, могут идти. Но наша миссия ещё не закончена. На Земле ещё много городов, где творится несправедливость и преступления, по сравнению с которыми преступления убитых нами людей покажутся лишь невинными забавами.

- И поэтому мы спрашиваем вас, - вперёд выступила мать, - кто из вас готов остаться с нами и продолжать дальше? Сразу предупреждаю, дело непростое и требует большой духовной отдачи. Но платой нам будет то, что, возможно, когда-нибудь человечество изменится к лучшему. Ну и, конечно, - она широко ухмыльнулась, - радость Охоты.

Люди переглянулись. Наконец, один из них, рыцарь с пепельными волосами до плеч и узким суровым лицом со шрамом, явно закалённый в боях, сделал шаг вперёд.

- Я готов, - сказал он.

- Я тоже! - выскочил сбоку мальчик - тот самый, которого они отбили у аббата.

- И я, - измождённого, но решительного вида девушка выступила с другой стороны. (Охотники помнили её - она была служанкой в прачечной, где её дородная, щекастая хозяйка явно не щадила её: теперь у девушки были очень красные руки, но все были уверены, что, немного пожив в лесу, она вновь обретёт былую красоту).

- И я. - Вскоре где-то четверть людей отделилась от толпы и выступила вперёд. Остальные с несколько смущённым видом стали растекаться.

- Прощайте, - с улыбкой крикнула им вслед Индатрис. - Мы не держим на вас зла. У каждого свой путь...

- Что ж, - сказал Охотник. - Сейчас мы двинемся в лес, где передохнём, полежим на травке, напьёмся чистой родниковой воды, послушаем пение птиц... А когда все будут готовы, мы вновь двинемся в путь - вперёд, только вперёд...

- Вперёд! - подхватили его клич остальные боги, а вслед за ними и люди, вскакивая на быстроногих коней и растворяясь в золотистом рассветном сиянии.

- Вперёд и ввысь!..