Огонь и лёд [Рэй Дуглас Брэдбери] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

была совсем рядом с солнцем. Ночи жгли холодом, дни тонули в огне. Невозможный и яростный мир. Люди жили в пещерах, спасаясь от дикой ночной стужи и дневного палящего зноя. Лишь на восходе и на закате воздух был сладостен и напоён цветами, и тогда пещерники выводили своих детей наружу, в голую каменную долину. На рассвете лёд превращался в ручьи и реки; в сумерках огонь гас и воцарялась прохлада. В это недолгое время мягкой, пригодной для существования температуры люди бегали, играли, любили, освобождаясь от скального плена, и с ними всё на планете принималось жадно, неистово жить. В мгновение ока вырастали растения, птицы пулями чертили небо. Крошечные голенастые зверюшки лихорадочно шныряли по скалам; все старались успеть как следует пожить за этот краткий час передышки.

Да, это была совершенно невыносимая планета. Симу хватило пары часов после рождения, чтобы понять это. Память поколений расцвела в его голове. Всю свою жизнь он проведёт в пещерах, не считая ежедневных двух часов снаружи. Здесь, в лабиринтах каменных комнат, он будет постоянно разговаривать, болтать и болтать с другими людьми, никогда не спать, думать, думать и грезить, лёжа на спине; но не знать ни сна, ни покоя.

И жить ему суждено ровным счётом восемь дней.

* * *
Что за жестокая мысль!

Восемь дней.

Восемь коротеньких дней. Неправильно, невозможно — но факт. Ещё в материнской утробе какая-то память крови, какой-то голос, далёкий и дикий, поведал ему, что сделали его быстро и ещё быстрее выбросят.

Роды в этом мире были стремительны, как удар ножа. Детство вспыхивало и гасло. Отрочество раскатывалось молнией в небе — успей увидать! Взросление было сном, зрелость — мифом, старость — реальностью, проворной и неотвратимой, а смерть — столь же быстрым и неизбежным финалом.

Всего через восемь дней он будет полуслепой, слабый, умирающий — как сейчас его отец, вот этот самый его отец, который бессильно таращится на свою жену и ребёнка и плачет. Этот день — восьмая часть его жизни! Нужно успеть насладиться каждой его секундой. Нужно обыскать разумы родителей, может, там сыщется ещё какое-то знание.

Потому что через несколько часов они будут мертвы.

Невероятная подлость! И это вот — жизнь? Разве не снились ему там, во внутренних морях материнского тела, долгие дни, холмы и долины не из жжёного камня, а сплошь из зелёной листвы, с мягким и ласковым ветром? О, да! А если снились, должна же быть в этих снах какая-то правда. Но где найти эту другую жизнь? Как её отыскать? И как успеть совершить такой подвиг за восемь кратких, утекающих сквозь пальцы дней?

Как вообще его народ угодил в этот кошмар?

Будто кнопку нажали у него в голове — и Сим увидал новую картинку. Металлические зёрна, выброшенные в космос из далёкого зелёного мира, испускающие длинные хвосты пламени, рушащиеся на эту мрачную планету. Из их искорёженных оболочек выбираются мужчины и женщины.

Когда это было? О, очень давно. Десять тысяч дней назад. Жертвы крушения спрятались от солнца в пещерах. Огонь, лёд и потопы смели прочь обломки металлических зёрен. Планета терзала и мяла людей, как железо на наковальне. Солнечное излучение пропитывало их. Пульс ускорялся — двести, пятьсот, тысячу ударов в минуту. Шкура становилась толще, менялась кровь. Старость мчалась бегом. В пещерах рождались дети — быстрее, быстрее, быстрее. Как и всё живое в этом мире, мужчины и женщины из зёрен жили и умирали за неделю, оставляя себе на смену потомство.

Вот она, жизнь, подумал Сим. Это были не слова — слов он не знал, одни только образы, чьи-то старые воспоминания, телепатия, проникавшая сквозь плоть, камень и металл. Да, где-то в цепи поколений люди научились телепатии, научились хранить память вида — единственная отрада, единственная надежда в пучине ужаса. Значит, думал Сим, я пятитысячный в череде таких же обречённых, мимолётных поколений? Что же мне сделать, чтобы не умереть через восемь дней? Есть хоть какой-нибудь выход?

Ещё одна картинка возникла внутри, и глаза его широко распахнулись от удивления.

За их каменистым ущельем, на невысокой горе покоилось идеальное, неповреждённое металлическое зёрнышко. Железный корабль, не тронутый ни обвалами, ни ржавчиной. Покинутый, но целый, рабочий. Единственный из всех, обрушившихся некогда на эту планету, — живой. Но, увы, он так далеко! И в нём не осталось никого, кто мог бы помочь. Но этот корабль на дальней горе — вот судьба, ради которой стоит расти и взрослеть. Единственная надежда на спасение.

Мысль его сделала виток.

В этой самой горе, где он появился на свет, в уединённой подземной келье работала горстка учёных. К ним он и пойдёт — когда вырастет и наберётся мудрости. Они тоже мечтают о спасении, о долгой жизни, о зелёных долинах и мягкой погоде. Они тоже жадным взором пожирают далёкий корабль на каменном ложе, такой совершенный, что ни ржа, ни время не дерзают коснуться его.

Камень протяжно застонал.

Отец поднял вверх