Повесть о мужестве [Юрий Александрович Стрижевский] (fb2) читать постранично, страница - 4

домика вышла молодая женщина.

— Никита, — крикнула она, — завтракать! Батюшки, а это кто такой? — удивилась она, заметив Николку.

— Это, мама, Николка, он у нас в огороде от чехов спрятался.

— Ну, коли так, — сказала после небольшого раздумья женщина, — марш в дом оба!

Все трое вошли в сени, пахнущие свежевымытым полом и чем-то еще таким домашним, что у Николки даже комок подкатил к горлу. Через несколько минут умытый, порозовевший Николка сидел за столом с краюшкой хлеба и кружкой парного молока в руках и рассказывал о Москве, о маме, о колонии, о Егорыче.

Женщина слушала, опершись щекой на согнутую руку, и по временам понимающе кивала головой. Постепенно рассказ Николки начал терять связность, и он стал клевать носом — сказывалась бессонная ночь и двенадцать километров, которые он отмахал до города.

— Э, парень, ты, я вижу, совсем сморился. Ложись-ка, поспи малость, — услышал Николка, засыпая. Кто-то сунул ему под голову подушку.

«Какие они хорошие», — успел он подумать, прежде чем окончательно провалился в сон.

Проснувшись, Николка долго лежал с закрытыми глазами. Неистово жужжала и билась о потолок большая муха. Под чьими-то осторожными шагами скрипнула половица. Звякнули о стол ложки.

— Тонь, а Тонь! Парня-то будить, что ли? — спросил кто-то старческим голосом.

— Оставьте, мама, пусть спит. Потом пообедает, когда проснется.

— А чего ж ты делать-то с ним будешь?

— На улицу ребенка не выгонишь, пусть пока поживет, а там видно будет.

И тут Николке в нос ударил такой сдобный, такой вкусный запах, что глаза у него сами открылись.

— Выспался, тогда садись обедать, — сказала тетя Тоня, придвигая к столу табуретку.

За столом, кроме нее и Кита, сидела незнакомая старушка, до бровей повязанная темным платочком.

— Моя бабушка, — кивнул в ее сторону Кит, — она из деревни пришла.

— Осподи, — говорила бабушка, старательно пережевывая беззубым ртом мягкую рассыпчатую картошку, — в городе-то что делается! Чехи эти ходят, так глазами и зыркают. Офицерье наше снова погоны понадевало. На базаре сказывали, вечор человек двадцать каких-то на кладбище согнали и постреляли всех до единого… Тюрьма, слава богу, сгорела, так они, говорят, на путях за вокзалом поезд арестантский поставили и сгоняют, сгоняют в него народ. И что же это дальше-то будет?..

3

Николка и Кит пробирались сквозь толпу на привокзальной площади. Поезда не ходили, и с каждым днем здесь скапливалось все больше и больше народа.

Шагая через узлы и протянутые босые ноги, ребята подошли почти к самому вокзалу. Около подъезда стоял часовой с винтовкой. Обойдя вокзал стороной, ребята прошли мимо пыльных обломанных кустов и пролезли в дыру в заборе. За пакгаузом, на платформе которого стояли зарядные ящики, они нырнули под состав и оказались на путях, уставленных разнокалиберными вагонами. Они уже не первый раз приходили сюда и знали каждую лазейку. Направо, возле перрона, сверкая на солнце зеркальными стеклами окон, стоял штабной поезд. На главном пути готовился к отправке длинный товарный состав. Вокруг набиравшего пары паровоза бегал смазчик с длинноносой масленкой и паклей в руках. Пахло нагретым маслом и каменноугольным дымом.

Стараясь не попадаться на глаза солдатам и железнодорожникам, ребята добрались до пути, на котором стояло несколько арестантских вагонов. За решетками окон, сквозь грязные стекла, виднелись бледные, заросшие лица. Вдоль вагонов, придерживая винтовку, надетую на ремень, прохаживался солдат. Выждав, когда он повернулся спиной, ребята перебежали открытое пространство и затаились в тамбуре товарного вагона, стоявшего на соседнем пути.

В который раз вглядывался Николка в грязные, подслеповатые окна в надежде увидеть в полутьме вагона Фому Егорыча. Однажды ему даже показалось, что он видит его, но был ли это на самом деле Егорыч, с уверенностью Николка сказать не мог.

Вдруг до ребят донесся звук поворачиваемого в замке ключа… Дверь вагона открылась, и из нее на песок между путями соскочил солдат. Вслед за ним, грузно ступив на подножку, вышел Егорыч. Николка сразу узнал его, несмотря на то что на его всегда чисто выбритом лице теперь курчавилась густая белая бородка.

— Он! — шепнул Николка, хватая Кита за руку.

— В комендатуру ведут, — добавил тот, глядя вслед Егорычу, который в сопровождении солдата шел по путям к вокзалу.

Ребята выскочили из укрытия и, прячась за скатами вагонов, двинулись вслед. Когда Егорыч и конвоир миновали стоящие на пути цистерны, прямо на них, громко крича, выскочили двое мальчишек. Один из них, в котором Егорыч сразу признал своего любимца Николку, с криком: «Дяденька, он меня бьет!» — споткнулся и полетел под ноги солдату. Другой, крепыш с белесой челочкой, навалился на него и принялся тузить его кулаками. Опешив от неожиданности, конвоир отступил на шаг назад.

— Егорыч, тикайте! — крикнул Николка.

Фома Егорыч,