Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в. [Т Д Златковская] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы XIX — начала XX века Зимние праздники
ВВЕДЕНИЕ
* * *
С. А. Токарев, И. Н. Гроздова, Т. Д. Златковская Обычаи народов — одна из важнейших и наиболее постоянных тем этнографической науки. Можно сказать, что именно с интереса к обычаям соседних и более далеких народов началось накопление этнографических знаний — еще в ту отдаленную эпоху, когда об этнографии как особой науке никто и не помышлял: ведь упоминания о своеобразных, порой странных обычаях разных народов есть и в поэмах Гомера, и в «Истории» Геродота, и у многих других античных авторов. Однако лишь в новое время зародился взгляд, что обычаи — это не только предмет праздного любопытства, наивного удивления или возмущения: они могут быть и объектом серьезного научного изучения. Впервые этот взгляд высказали писатели XVIII в.: Лафито, Монтескье, Шарль де-Бросс и др. Классики-этнографы эволюционистского направления — Тэйлор, Лёббок и другие — рассматривали обычаи народов как некоторые классификационные единицы, обладающие тенденцией самостоятельного развития, наряду с элементами материальной культуры, верованиями и т. п. Этнографы-диффузионисты — Гребнер, Анкерман, Риверс — рассматривали их как предмет автоматического «заимствования» или пространственной «диффузии» — опять-таки наряду с материальными предметами. Английские функционалисты — Малиновский, Радклифф-Браун — видели в обычаях («институтах») неотделимую составную часть того целого, которое они называли «культурой» или «социальной системой». В русской этнографической литературе впервые обратили внимание на народные обычаи как на объект серьезного историко-этнографического изучения в 1840-е годы, когда образовалось Русское Географическое общество с его Отделением этнографии и активные деятели этого отделения вырабатывали теоретическую программу исследований. Главным предметом изучения были признаны именно народные обычаи и обряды, в которых видели как бы следы прошедших исторических периодов. Исследователи ставили перед собой задачу рассматривать народные обычаи в тесной связи с теми эпохами, к которым они относятся, изучать те факторы, под влиянием которых они образовались.[1] «Обычаем» называется всякий установленный, традиционный и более или менее общепринятый порядок совершения каких-либо общественных действий, традиционные правила поведения. Термин «обычай» близок к понятию «обряд» («ритуал»), и во многих случаях эти два понятия даже равнозначны. Но понятие «обряд» уже, чем понятие «обычай». Всякий обряд есть обычай, но не всякий обычай есть обряд. Например, свадебные или похоронные, святочные или масленичные обычаи представляют собой установленные обряды. Но есть очень много обычаев, в которых нет ничего обрядового: например обычай брить бороду, обычай мыть руки перед едой, обычай соседской взаимопомощи, обычай единонаследия, обычай кровной мести… Наиболее интересны, но и наиболее сложны для изучения, как раз обычаи обрядового типа: те, которые выражаются в традиционных, совершаемых в установленном порядке и в определенной форме действиях. Как правило, эти обычаи-обряды имеют определенное символическое значение, т. е. служат «знаком» какого-то представления, какого-то общественного отношения. Главной задачей исследования в таких случаях становится — найти то значение, которое скрыто в данном обычае-обряде. Например, что означает обязательный плач невесты перед свадьбой? надевание на нее нового головного убора? шуточная борьба между сватами и родней невесты? обсыпание молодых хмелем, зернами? Что означает обычай обильной трапезы на масленицу или Новый год? катание яиц на пасху? украшение жилья березками на троицу или семик? зажигание костров на Иванов день? и т. д. Понять значение этих обрядов и выяснить их происхождение — цель этнографического изучения. Ее решение в большой степени усложняется тем, что на протяжении всего периода бытования соответствующих обрядов их значение менялось, и в рассматриваемый период — конец XIX и начало XX в. — оно не совпадало с тем, каким было тогда, когда эти обряды появились. Основная линия их исторической эволюции заключалась в постепенном выветривании первоначального традиционно-религиозного содержания, связанного с христианской догматикой и дохристианскими религиозно-мифологическими представлениями. Было бы неправильно поэтому трактовать рассматриваемые явления как специфически религиозные, — важно, что они стали одним из элементов быта, далеко не всегда связанным в сознании людей с религиозными представлениями и верованиями. Народные обычаи чрезвычайно разнообразны, и уложить их в какую-то систему классификации трудно. И даже если взять не все вообще обычаи, а лишь обычаи-обряды, то и они оказываются весьма многообразными и с трудом поддаются классификации. Все же среди них можно выделить преобладающие типы. Таким в этнографической литературе, например, считаются семейные и календарные обычаи. Первые бывают приурочены к определенным важным событиям в семейной жизни. Таковы свадебные, родильные, погребальные обычаи. Второй тип охватывает обычаи, приуроченные к определенным моментам годовой смены сезонов. Содержание настоящего сборника — именно календарные обычаи и обряды народов Европы. Эти обычаи и обряды, издавна сложившиеся, сопровождают наиболее важные и заметные отрезки в постоянной череде сезонов: можно различать поэтому обряды зимние, весенние, летние, осенние. Однако для трудового народа дело ведь было не в чисто астрономических или метеорологических наблюдениях. Смена времен года испокон веков означала для людей, и особенно для сельских жителей, последовательность сельскохозяйственных работ: это подготовка к севу, весенние полевые работы, осенняя уборка урожая, выгон скота на пастбища и т. п. Поэтому — как уже давно установлено в этнографической литературе — народный календарь, по которому расписаны обряды и праздники, — это сельскохозяйственный, или аграрный, земледельческий, календарь. Поэтому же и границы между сезонами определяются в народных представлениях и в народных обычаях не столько датами гражданского или церковного календаря, сколько сроками сельскохозяйственных работ, а потому границы эти были всегда нечетки и подвижны. Начало зимы, приближение весны и пр. — отмечались в разные сроки в зависимости от географической широты местности и от направления хозяйства. Это очень хорошо показал советский исследователь В. И. Чичеров в своей капитальной работе, посвященной зимнему циклу русского народного земледельческого календаря. «Понятия весны, лета, осени, зимы существовали, — писал Чичеров, — но жили в их конкретном отношении к времени и характеру трудовых процессов народа. И не времена года следует брать за основу при изучении аграрной обрядности, а хозяйственную жизнь крестьянина, протекающую в конкретной исторической и географической обстановке». Аграрный календарь «вырос на основе конкретных наблюдений над процессами умирания и оживления природы, а не на основе отвлеченных теоретических схем. В его основе лежит труд человека, и сам он может быть понят как созданный на ранних этапах земледелия свод указаний для практической деятельности человека, свод, построенный на основании длительного опыта».[2] Именно связь народных календарных обычаев и обрядов с хозяйственной деятельностью крестьянина — делает изучение их особенно важной, но в то же время и особенно трудной задачей. Проследить эту связь не всегда легко: лишь в некоторых случаях она бывает прямая и очевидная, гораздо чаще связь эта опосредствована целым рядом добавочных и промежуточных моментов, требующих каждый раз конкретного исторического и этнографического рассмотрения. Например: можно ли говорить о «хозяйственной» основе обычая святочного ряжения, святочных гаданий, летних «купальских» костров и т. п.? Так сразу на эти вопросы не ответишь. Неизбежно возникает в таких случаях и вопрос, не раз поднимавшийся в научной литературе: если календарные (и всякие иные) обряды как правило связаны с верованиями, — то что здесь первично: устанавливался ли обряд на основе какого-то уже существующего поверья (в котором, может быть, отразилась какая-то материальная практика), или, наоборот, поверье возникало как некая интерпретация, некое осмысление практикуемого обряда (тоже возникшего из какой-то реальной практической деятельности)? Или, наконец, то и другое развивалось в непрерывном взаимодействии? — Как известно, мнения исследователей по этому принципиальному вопросу весьма расходятся. Не предрешая здесь ответа на него, — скажем лишь, что без ясного понимания исторического соотношения обряда и верования невозможно довести до конца исследования народных календарных обычаев. Те поверья, которые связаны с народными календарными обрядами, довольно разнообразны по содержанию. Но большая часть их имеет прямое или косвенное отношение к древним религиозно-магическим представлениям об умирании и воскресении духа растительности. На это уже давно обращалось внимание в этнографической литературе. Еще в 1860 — 1880-х годах видный немецкий исследователь Вильгельм Маннгардт собрал и проанализировал огромное множество фактов, относящихся к мифологическим олицетворениям и магическим ритуалам европейских крестьян, преимущественно в немецких землях, в связи с их земледельческими работами.[3] Олицетворения хлебного поля как «ржаной девушки», «хлебной матушки», «хлебного человека», «ржаной собаки» и т. п. — все это лишь различные проявления общей идеи о некоем живом существе, погибающем (при посеве зерна в землю) и вновь возрождающемся (при вырастании и созревании злаков). Такие олицетворения известны и у славянских народов: поляки называли последний сжатый сноп «бабой»; то же было у чехов. Джемс Фрэзер в своей знаменитой книге «Золотая ветвь» еще более обобщил эту идею: по его взгляду, подкрепленному обильным фактическим материалом, в старинных обычаях народов Европы, связанных с определенными моментами сельскохозяйственного календаря, отразилось древнее поверье о ежегодном умирании и воскресении природы, как некоего живого тела, и сами обычаи имели некогда магический смысл — содействовать этому ежегодному оживанию природы и ускорять его. По его очень убедительному предположению, те же мотивы лежали и в основе древневосточных культов умирающих и воскресающих богов — Осириса, Адониса, Аттиса, Диониса и других, — культов, которые повлияли и на зарождение христианского культа распятого и воскресшего Спасителя-Христа.[4] Конечно, исторические связи этих древневосточных религий с христианством были сложными, и одним простым «влиянием» эти связи не исчерпывались. Но нельзя же считать случайным то, что рождение («рождество») Иисуса Христа церковь праздновала и празднует 25 декабря — как раз в день, когда на Востоке издавна праздновалось рождение бога Митры — «непобедимого солнца»; а мученичество и воскресение Христа первоначально отмечались в те самые дни, когда древние поклонники бога Аттиса праздновали его воскресение. Календарная обрядность древних греков и римлян оказала влияние на обычаи народов, пришедших на смену античным; отдельные элементы календарной обрядности античной эпохи четко прослеживаются у современных народов Европы; бесспорна преемственность во времяисчислении. Античные народы обращали большое внимание на смену времен года, движение небесных светил, особенно солнца и луны; и другие явления, с которыми были связаны сельскохозяйственные работы. Необходимость точного времяисчисления при исполнении обрядов, связанных с обожествлением сил природы, вела к выработке и усовершенствованию календаря. На смену первоначальным приблизительным определениям времени (по восхождению и захождению небесных светил, перелету птиц, состоянию растительности и другим признакам) пришел лунный календарь. Лунный год состоял из 12 месяцев, каждый из которых имел у греков по 29 или 30 дней, а у римлян — по 29 или 31. При несовершенных средствах наблюдения у античных народов лунный год вскоре стал значительно отставать от солнечного и была потеряна согласованность календаря с временами года, а вместе с этим сдвинуты и сроки праздников, отмечавших сельскохозяйственные работы. Сутки у древних греков начинались с заката солнца и состояли, следовательно, из ночи и следующего за ней дня. Дни месяца делились на 3 десятка. Первые 10 дней считались с первого по десятый; 9 следующих назывались «первым», «вторым» и т. д. с прибавлением слов «после десяти»; дни третьего десятка считались в обратном порядке: «девятый от конца месяца», «восьмой от конца» и т. д. Единой эры для летосчисления в Греции не было. Счет вели по поколениям, или по царям, или по жрецам, или по ежегодно сменяемым магистратам, ведавшим делами культа. Около 264 г. до н. э. историк Тимей в своем труде ввел счет времени по олимпиадам — четырехлетним периодам между общегреческими Олимпийскими играми; годом первой олимпиады считался 776 г. до н. э. В дальнейшем многие историки древней Греции считали время по олимпиадам. В Риме первая исторически засвидетельствованная попытка уравнения лунного и солнечного календаря была сделана в 450-м году до н. э., когда был введен цикл, состоявший из четырех лунных лет, каждый год состоял из 355 дней, ко второму году прибавляли 22, а к четвертому 23 дня. Однако и эта система к I в. до н. э. вышла из строя. Расхождение с солнечным календарем было устранено Гаем Юлием Цезарем; он по совету египетского астронома и математика Сосигена ввел четырехгодичный цикл, в котором каждый год состоял из 365 дней, а к последнему году этого цикла прибавлялся 1 день. Такая система исчисления времени соответствовала солнечному году, лишь незначительно расходясь с ним. Введение этого нового, так называемого юлианского календаря в Риме произошло 1 января 46 г. до н. э. Этот календарь лежит в основе исчисления времени у современных европейских народов. Довольно сложен вопрос о порядке месяцев в римском году. Первоначально год начинался с марта. Об этом свидетельствуют древние названия месяцев, которые после июня назывались «пятым» (Quinctilis), «шестым» (Sextilis), а также сохранившиеся до нашего времени названия сентября (September — «седьмой»), октября (October — «восьмой») и т. д. Однако и в это раннее время январь осознавался как естественное начало периода, наступающего после зимнего солнцестояния: его название (происходящее от слова janua — «вход», «дверь», или от Janus — имени бога входа — Януса) было связано с представлениями о начале удлинения дня, когда солнце входит в новую фазу. Официально же 1-е января стало началом года в Риме, вероятно, лишь с середины II в. до н. э. (153 г.), хотя существуют и другие мнения, относящие это событие к значительно более раннему периоду. При разделении месяцев римляне придерживались фаз луны: дни новолуния назывались календами (Calendae), день первой четверти луны — ноны (Nonae), дни полной луны — идами (Idus). Позже были установлены определенные дни месяцев для календ (1-е число), нон (7-е число), ид (13-е или 15-е число). Исчисление дней месяца было обратным от этих стержневых дней («столько-то до календ марта»). Кроме того, было и другое внутреннее деление месяца по римским неделям, состоящим первоначально из 8 дней, а с IV в. н. э. из 7 дней.* * *
Большая часть греческих праздников была посвящена богам, так как греки верили, что от этих богов зависят перемены времен года, фазы небесных светил, атмосферные и другие явления, с которыми были связаны урожайные или неурожайные годы. Весной почитались божества воскресающей природы и света, главным образом Аполлон и Дионис; в летние месяцы совершались обряды, ставившие целью уменьшить зной и вызвать дождь; во время посева и жатвы устраивались празднества в честь богов — покровителей земледелия, прежде всего в честь Деметры; преимущественно поздней осенью и зимой, когда был завершен сбор урожая, совершали обряды, при которых благодарили Деметру, Персефону и Диониса и молили этих богов дать новый урожай. С определенным временем года были связаны и праздники, посвященные важным событиям в скотоводческом хозяйстве, например выгону стад на летние пастбища. Таким образом, время праздников определялось различными этапами сельскохозяйственных работ, которым, по верованию древних греков, покровительствовали те или иные боги. Божествам посвящались и отдельные дни месяца, считавшиеся днями рождения или иных важных событий в жизни бога. Особое значение среди торжеств древней Эллады имели общеэллинские празднества: Олимпийские, Немейские, Истмийские, Дельфийские, получившие свои названия от тех мест, где они проходили. На зимний период из них приходился один — Немейский зимний (в отличие от Немейского летнего). Он получил свое название от Немейской долины в Арголиде и по преданию был учрежден в память Офельта (или Архемора), погибшего от зимнего холода во время похода семи городов против Фив. Современные исследователи видят в Офельте символ растительности, умирающей зимой. Из праздников, справлявшихся в отдельных местностях и государствах, лучше всего нам известны аттические. С ноябрем, декабрем, январем и февралем юлианского календаря совпадают конец аттического месяца пианепсия, месяцы мэмактерий, посидеон и гамелион. Умирание природы в холодное время года и возрождение природы весной способствовали возникновению представлений об умирающем и воскресающем божестве, об исчезновении его в определенное время года и появлении вновь. Эти представления были распространены у земледельческих народов мира; они ярко проявлялись и в культовой обрядности древних греков, главным образом в празднествах в честь Диониса — бога растительности и Деметры — богини земли, покровительницы сельских работ, дающей урожай полям. В зимний период в древней Греции им был посвящен праздник Халоа (рубеж ноября и декабря) в честь Деметры, Коры (Персефоны) и Диониса. Во время этого праздника молили эти божества о росте всходов, благодарили их за полученный урожай и совершали жертвоприношения и магические действия, имевшие целью вызвать плодородие почвы. Позже справлялись еще два праздника, посвященные богу Дионису: в месяце посидеоне (в декабре) сельские или «малые» дионисии (в отличие от «великих» дионисий, праздновавшихся весной), в месяце гамелионе (в январе) — ленаи. Праздник сельских дионисий происходил во многих сельских и городских демах (мелких территориальных округах). Он сопровождался мимическими представлениями — сценами из жизни Диониса — и играми. Немалую роль в празднике играли процессии к храму или алтарю Диониса, в которых вели козлов, несли вино, различные печенья и утварь для жертвоприношений и даров богу. Участники процессии несли и виноградные лозы, гирлянды смокв, а также изображение фалла — символа плодородия. Представления и рапсодии на сельских Дионисиях, возможно, были прообразом тех представлений, которые разыгрывались во время великих дионисий. Немало аналогий с зимней календарной обрядностью современных народов Европы можно найти в римских празднествах этой части года. В это наиболее свободное от полевых работ время римляне справляли несколько праздников; почти все они были связаны с культом божеств, покровительствующих сельскому хозяйству. Завершение осенних сельскохозяйственных работ в Риме отмечалось 3 или 4 декабря праздником, посвященным Доброй богине — Bona dea (ей же был посвящен праздник и в мае). Характер ритуала дает основание видеть в этом божестве одну из богинь плодородия, покровительницу женщин. В празднике могли принимать участие только женщины; они совершали возлияния молоком и медом и приносили в жертву богине свиней (эта жертва обычно приносилась земледельческим божествам). Ритуал строжайше запрещал использование миртовой ветви, которой, по преданию, Фавн, обладающий силой увеличивать плодородие, отхлестал богиню. Акт избиения («хлестание»), упоминаемый в этом мифе, был связан с идеей усиления плодородия и изгнания злых духов. Предполагают, что культ Доброй богини пришел в Рим из Южной Италии и имел греческое происхождение. Очень четко сельскохозяйственный характер божества выступает в римском празднике консуалий, посвященном богу Консусу, и отмечавшемся 15 декабря (декабрьские иды). Подобный же праздник в честь этого божества справлялся и в августе. Обряд поклонения Консусу мало известен. Источники лишь сообщают, что ему был посвящен алтарь, зарытый в землю и отрываемый только на время консуалий. Имя божества происходит от глагола condere — «хранить», «сберегать», «прятать». Эти данные позволяют интерпретировать Консуса, как хтоническое божество, жертвоприношения которому зарывались в землю. Оно имело, по представлению древних, силу сохранять зерно, приготовленное для посева. Весьма вероятно, в ритуале зимних консуалий нашел свое отражение реально существовавший обычай проверки состояния запасов зерна в середине зимы. Одним из центральных религиозных праздников зимнего цикла у римлян были сатурналии (позже — брумалии), — справлявшиеся в честь земледельческого бога Сатурна. Начальным днем этих празднеств считали 17 декабря и праздновали их в течение 7 дней (число праздничных дней менялось). Характер божества не совсем ясен. Имя бога указывает на его связь с земледельческим трудом, в частности, с севом (serere — «сеять», «засаживать»; satio — «посев», «засеянные поля», «насаждения»). Легенды приписывают ему изобретение обработки земли и считают богом плодородия. В то же время он имел отношение к торговым сделкам, ему были посвящены рыночные дни и вообще рынки. Лучше, чем само божество, известен его праздник. Представление о золотом веке правления Сатурна ассоциировалось у древних народов со временем окончания сбора урожая и отдыхом от земледельческих трудов, наступающим со времени зимнего солнцестояния. Первый день праздника носил общественный характер: 17 декабря в храме Сатурна на римском форуме совершали жертвоприношения и устраивали веселое пиршество (convivium). Им руководил специально для этого избиравшийся «царь»; он заботился о веселье во время пира, отдавал шуточные распоряжения. 18 и 19 декабря празднование переносили в дом; утром совершали омовение и приносили в жертву молочного поросенка. Затем приглашали гостей, следовали взаимные поздравления и подношения подарков, среди которых обязательно должны были быть восковые свечи — символ возрождения солнечного света. Подарками также служили всевозможные фигурки из теста или глины (sigillaria), которые продавались перед праздником в лавках Рима. Корни этого обычая уходят в обряд жертвоприношений Сатурну, который позже был заменен обычаем подношения фигурок, символизирующих жертву. Характерной чертой сатурналий был обычай обращаться во время праздника с рабами, как с равными, и даже прислуживать им. Для объяснения этого обычая выставлялись различные гипотезы; многие видят в нем реминисценцию идей «золотого века», когда, как рассказывает легенда, все люди были равны. Непосредственно следующий за сатурналиями и частично совпадающий с ними праздник опалий (он начинался 19 декабря) был также посвящен земледельческому божеству — богине Опс, носившей прозвище Consiva — («Сеятельница»). Праздники консуалий, сатурналий и опалий, следующие один за другим, составляли цикл декабрьских празднеств, приуроченных к периоду зимнего солнцестояния и посвященных завершению годового цикла сельских работ и покровительствующим им божествам. Культ мертвых нашел отражение в декабрьском празднике ларенталий, установленных в честь Ларентии — матери ларов — хранителей семьи, очага (они же и души предков). На Палатинском холме, там, где по преданию была могила Ларентии, совершали имитацию похоронного обряда, торжественно приносили огонь и совершали жертвоприношения. Январь — месяц, подобно декабрю, свободный для земледельцев от тяжелых работ вне дома, также был насыщен праздниками. С 153 г. до н. э. существовал обычай 1-го января дарить новогодние подарки в качестве доброго пожелания и предзнаменования удачного и счастливого года. Они назывались strenae — словом сабинского происхождения (сабины — одно из латинских племен), восходящим к имени сабинской богини Strenia, из тела которой, как верили, произрастали священные ветви. В начале года участники процессии вдоль священной дороги (Via sacra) приносили в честь богини ветви к ее святилищу. Вернее всего предположить, что обычай существовал задолго до 153 г. до н. э., когда он был перенесен на 1 января с какой-либо иной даты, нам неизвестной. Около 5 января отмечали день, посвященный месту пересечения дорог (или троп, или улиц), где обычно ставили алтари в честь ларов — Lares compitales. 9-го января справлялся один из наиболее торжественных римских празднеств — Агониа, во время которого приносили жертвы богу Янусу. Весьма вероятно, в древнейшие времена Янус был связан с различными небесными светилами: по одной из версий, он считался богом небесного свода, открывавшим ворота солнцу в начале дня и закрывавшим их в конце его. Этому представлению соответствует изображение Януса (может быть этрусского Ани?) на арках Этрурии и четко улавливаемая в более позднее время связь этого божества со счетом времени (ему были посвящены в Риме 12 алтарей, соответствующих 12 месяцам в году). Но эти «космические» функции божества имели и земные аналогии, значительно более прочно утвердившиеся в религиозных верованиях античного времени. Януса считали божеством, охраняющим вход в дом и выход из него. На римских монетах сохранилось изображение храма Януса, представляющего собою проход со входом и выходом в виде арки, соединенными стенами; внутри прохода стояло изображение двуликой головы бога Януса. Бог входа считался одновременно и богом начала, всяких начинаний; многие заклинания поэтому начинались с упоминания имени Януса. На связи Януса с домом и семейными культами указывает то, что Януса причисляли к богам, которых римляне называли пенатами. Жрец Януса — rex sacrorum, исполнявший религиозные функции царя, одновременно воспринимался не только как религиозный глава государства, но и как глава общины, семьи, дома. В середине января отмечали два праздника карменталий в честь богини Карменты, обладавшей даром предсказаний. В храм, посвященный Карменте, имели доступ лишь женщины, ожидавшие от богини не только предсказаний о деторождении, судьбе детей и женщин, но и помощи при родах. Ритуал в храме богини совершался вокруг очага, на котором приготавливали подношения богине из всевозможных зерен. Зимний цикл календарных обрядов у римлян заканчивался в конце января (24–26 января, 9-й и 8-й день до календ февраля) праздником, который в сельских местностях назывался паганалиями (от pagus — «село», «община», «деревня», «район»), а в Риме — Feriae Sementivae, т. е. праздником, связанным с посевными работами. Этот праздник в равной мере относился к завершению сева (он заканчивался ко времени зимнего солнцестояния) и к предстоящему весеннему посеву (он начинался в первых числах февраля). Праздник был посвящен Церере (Теллуре, Матери земли), которой воздавались молитвы о сохранении зерна, приготовленного для посева, и зерна, уже посеянного; совершали подношения хлебов и приносили в жертву свинью. На праздник приводили украшенного гирляндами вола, на котором пахали; на деревья подвешивались oscilla — маленькие фигурки, имитировавшие жертвы богине, которые должны были вызвать ее расположение и помощь. Праздник паганалий был ближайшим ко времени начала весеннего сева. Элементы культовой обрядности античности, так же, как и представления, их вызывавшие, нашли отражение в зимних празднествах современных народов.* * *
На календарные обычаи народов Европы сильное влияние оказала христианская церковь с ее годичным кругом праздников, постов и памятных дней. Но в предлагаемом исследовании авторы стремились, сняв религиозные наслоения, показать народную сторону обрядности и обычаев, показать в первую очередь народность календарных праздников. Христианское вероучение, зародившееся в I–II вв. в Восточном Средиземноморье, распространилось быстро по всем провинциям Римской империи; в начале IV в. оно было узаконено, а к концу этого века стало господствующей религией империи. Тогда же, с IV столетия, оно начало проникать и за пределы империи — к германским, а позже и к славянским и другим племенам. В IV в. приняли христианство готы, вандалы, лангобарды; в V в. свевы, франки, ирландские кельты; в VI в. шотландцы; в VII в. англо-саксы, аллеманны; в VIII в. фризы, саксы, даны; в IX в. южные и часть западных славян, шведы; в X в. восточные славяне (Русь), поляки, венгры; в XI норвежцы, исландцы; в XIII в. финны. Принятие христианства отдельными европейскими народами отнюдь не было мирным процессом. Первыми приверженцами новой религии становились обычно владетельные особы и феодальная аристократия: князья, графы, герцоги, бароны и их вассалы. Они при содействии епископов и других духовных лиц ревностно обращали в христианство своих подданных, а также чужеплеменных соседей. Те сопротивлялись, и возникали длительные кровопролитные войны. Так Карл франкский (Великий) огнем и мечом обращал в новую веру саксов, истребив при этом огромное число непокорных (VIII–IX вв.). Крестьянские восстания против феодального гнета направлялись нередко и против христианской религии: крестьяне жгли церкви, срубали кресты, убивали священников… Так было в Польше, в Литве, в Дании. Как бы то ни было, но к началу XI в. почти вся Европа была, по крайней мере формально, христианизирована. Конечно, народные массы при этом фактически сохраняли свои старые верования, продолжали соблюдать свои старинные обряды и обычаи. Церковь со своей стороны, не будучи в состоянии искоренить эти остатки «язычества», старалась по крайней мере уложить их в рамки христианских праздников, почитания святых. Так и рождался религиознообрядовый синкретизм, «двоеверие», характерное для всего цикла календарных народных праздников. Но христианское вероучение никогда не было единым. С самого начала в нем возникали различные течения, догматические споры, борьба ересей и сект. Распадение Римской империи на Западную и Восточную (IV в.), крушение Западно-Римской империи (V в.) при длительном сохранении Восточно-Римской (Византийской) империи — все это повело к раздвоению церковных центров: Рим и Византия. Постепенно накапливавшиеся догматические, обрядовые, канонические расхождения, в которых отражались политические противоречия, привели, наконец, к формальному расколу церквей (1054 г.). Этот раскол имел неисчислимые последствия для всей культурной истории европейских народов. С римской церковью остались связанными все германские, романские (кроме валахов и молдаван), кельтские народы, венгры, хорваты, словенцы, западные славяне, литовцы, латыши, эстонцы, финны; культ их и вероучение ориентировались на римско-католические традиции. Из Византии христианство распространилось у народов Балканского полуострова и в Восточной Европе: здесь получило господство греко-православное вероисповедание. Впоследствии, в XVI в., от римско-католической церкви откололись — главным образом по политико-экономическим причинам — национальные «протестантские» (или «евангелические») церкви в странах Центральной и Северной Европы. В Германии и Скандинавских странах распространилось лютеранство, в Швейцарии и Нидерландах кальвинизм, в Англии англиканство, в Шотландии пресвитерианство. После длительной борьбы и целой серии религиозных войн (XVI–XVII вв.) во всех европейских странах установилось некое вероисповедное равновесие. Католицизм преобладает в Испании, Португалии, Италии, Франции, Бельгии, Ирландии, Австрии, среди верующего населения Чехословакии, Польши; протестантские церкви — во всех Скандинавских странах, Нидерландах, Англии; православие — в Греции, у верующих Болгарии. В ряде стран часть верующего населения принадлежит к католической религии, часть — к другой церкви: лютеранской (ФРГ), кальвинистской (Венгрия, Швейцария), православной (Югославия). Влияние того или иного вероисповедания по-разному сказалось на традициях проведения календарных обрядов. Каковы вообще конкретные цели историко-этнографического изучения календарных обычаев и обрядов европейских народов? Что может дать это изучение в познавательном и в практическом отношении? 1. Главная и конечная цель — исследовать генезис народных календарных обычаев и обрядов, показать их историческое развитие, связь и соотношение их как с непосредственной хозяйственной деятельностью (материальным производством), так и с социальной структурой, семейным бытом, классовыми отношениями, с формами общественного сознания, в частности с религиозными представлениями. 2. Более ограниченная, но не менее важная задача — показать соотношение материальной основы (непосредственного трудового крестьянского опыта и вырастающих из него положительных знаний) и фантастических, суеверных представлений в их влиянии на зарождение и видоизменения календарных обычаев, в их различиях у разных народов. 3. Раскрыть соотношение религиозно-магического и эстетического (художественного, украшательского, развлекательного) элемента в календарных обычаях; исторически — переход первого во второй. 4. Рассмотреть историческую последовательность напластования различных компонентов календарной обрядности; в частности соотношение древней, чисто народной основы и позднейших, церковно-христианских наслоений, взаимодействие и взаимопереплетение элементов того и другого. 5. Нельзя упускать из виду еще один аспект — и, быть может, не менее важный — в изучении народной календарной (как и всякой иной) обрядности: аспект, связанный с проблемами этнической истории народов зарубежной Европы. Их сравнительно-этнографическое исследование, сопровождаемое картографированием изучаемых явлений, может обнаружить или уточнить исторические связи между народами, — связи, не во всех случаях отраженные в иных источниках, в языке, в антропологическом типе, в памятниках археологии, не всегда засвидетельствованные и письменными памятниками. Разумеется, наибольшую убедительность приобретают выводы сравнительного изучения народных обычаев лишь тогда, когда эти выводы подкрепляются данными языка, письменными свидетельствами и иными источниками. Как и всегда, здесь необходим метод комбинированного пользования всеми видами источников. 6. Наконец, не лишен значения и чисто практический аспект проблемы: серьезное изучение народных обычаев, сохранившихся до наших дней, дает нам основания для оценки их современного значения. В какой мере можем мы говорить здесь о ценных культурных традициях, составляющих духовное богатство народа? И в какой мере, наоборот, перед нами лишь остаток дикарства и варварства, памятники народного невежества и грубых суеверий? Имеем ли мы дело с национальными развлечениями, веселыми традиционными праздниками или со средневековыми колдовскими обрядами и поповским дурманом? Не предрешая опять-таки ответа на эти вопросы, укажем только на их большую практическую важность. Многие обычаи и обряды календарного цикла вошли в традиции народов, стали элементами их образа жизни. Именно поэтому они столь важны для выявления многих вопросов этнической истории. Следует подчеркнуть, что обряды эти в большинстве своем носят народный характер. Церковный элемент в них был внесен значительно позднее и зачастую не изменил сущности обрядов. На протяжении всей своей истории церковь, как православная, так и католическая, выступала против этих обрядов. Особенно сурово действовал в этом отношении протестантизм, осуждавший не только языческие верования, но и самые невинные народные развлечения, игры, песни на празднике. Магические действия, направленные на обеспечение благополучия семьи, посевов, скота, которых столь много приурочено к каждому празднику, возникли как следствие низкого развития производительных сил. Естественно поэтому, что чем выше развивается техника, чем меньше зависит судьба человека от окружающих его природных условий, тем более забываются и суеверные магические обряды. Содержание многих обрядов, выполняемых в наши дни, изменилось: теряя свой первоначальный религиозный и магический смысл, они принимают функции семейных и общественных празднеств, и прежние магические действа становятся просто красочной игрой, народным праздничным развлечением. Особенно это важно подчеркнуть по отношению к странам социалистического содружества, где общая тенденция общественного развития ведет к изживанию религиозного миропонимания. Невиданно быстрые темпы развития промышленности и сельского хозяйства в социалистических странах немало способствуют потере древнего магического смысла календарных сельскохозяйственных обрядов. Правительства этих стран, партийные и различные общественные организации проводят большую работу по искоренению особенно вредных пережитков и обычаев. Но это не означает, однако, что в социалистических странах существует негативное отношение ко всем народным календарным обычаям. Старинные же народные традиции, подчас очень красочные и поистине художественные, используются там при создании новой, социалистической по своему характеру праздничной обрядности. Подлежащий нашему изучению материал огромен количественно и, естественно, его следует разделить на части. Наиболее целесообразно расчленять его (как это чаще всего и делают) на сезонные циклы — по временам года. Чередование сезонных циклов обрядности соответствует годовой смене сельскохозяйственных работ и самих растительных процессов: зимняя подготовка земледельческого труда, весенние и летние полевые работы, осенняя уборочная «страда»… Некоторые исследователи делят всю совокупность годовых аграрных обычаев и обрядов на два лишь цикла: подготовка урожая и получение урожая.[5] Однако при таком наиболее широком делении первая группа, включающая в себя и зимние, и весенние, и летние обычаи, оказывается настолько обширной, что в свою очередь требует разбивки на части. Таким образом, мы приходим к наиболее естественному и удобному делению годового круга сельскохозяйственных обрядов и обычаев на четыре цикла: зимние, весенние, летние и осенние. Первые три цикла по своему содержанию и значению связаны с подготовкой урожая, четвертый — с его получением и обработкой. Настоящий сборник посвящен первому — зимнему циклу народных сельскохозяйственных обычаев и обрядов в странах Европы. За ним должны будут последовать второй сборник — о весенних обрядах, третий — о летне-осенних обрядах. Общая идея зимних народных праздников и обычаев — независимо от церковного их осмысления — это идея начала сельскохозяйственного года. Именно эта идея объединяет все обычаи, обряды и поверья святочного цикла: приметы, гаданья, магические действия, верования. Очень любопытно, что сама официальная дата начала года — 1-е января — ничуть не выделяется из ряда остальных дат, охватывающих промежуток времени с конца ноября до начала января. Народные обычаи и поверья более или менее равномерно распределились между разными датами в этом отрезке времени: у одних народов большее значение приобретает одна дата, у других другая. Сравнительно большее значение придается 25-му декабря; и это, вероятно, потому, что стихийный опыт народа издавна отметил этот день, как день, когда заметен становится поворот солнца на лето, — об этом уже сказано выше. Ведь и сам церковный-то праздник, заимствованный, видимо, из митраистского культа («День рождения непобедимого солнца»), имел это самое происхождение. А 1-е января сравнительно с днем рождества отступает далеко на задний план. Кстати, христианская церковь далеко не сразу пришла к решению праздновать «Рождество Христово» 25 декабря: в западной церкви это было установлено только в начале IV в., а в восточной еще позже — в конце того же века. Раньше христиане праздновали рождение Христа 6 января или в другие дни. Пасха же (воскресение Христа) отмечалась вначале 25 марта, позже ее приурочили к первому весеннему воскресенью по лунному календарю. В гражданском календаре 1 января стало считаться началом года в Западной Европе только с XVI в., а в Восточной Европе — с 1700 г. До этого началом года служили где пасха, где благовещение, где рождество. Временные границы «зимнего» цикла неустойчивы, и это понятно: ведь смена осени зимой происходит в разных странах, в зависимости от географической широты и других климатических условий, в разное время. Точно так же и окончание «зимнего» цикла и начало «весеннего» падает в разных странах не на одно и то же время. Условно и приблизительно мы считаем временными границами зимнего периода обрядов время от конца октября до начала января, т. е. примерно между церковными праздниками св. Андрея (30.X) и крещения (богоявления, «трех королей», 6.I). Обоснование этого ограничения дается в статьях, посвященных отдельным странам. Географический охват сборника: страны зарубежной Европы. Основная масса фактического материала, излагаемого в настоящем сборнике, относится к XIX — началу XX в. Множество фольклорно-этнографических записей календарных обрядов европейских народов, сохранившихся от этого времени, позволяет лучше понять и раскрыть генезис обрядового цикла, исследовать обряды в их динамике. Именно поэтому главное внимание в сборнике обращено на этот период. Но в ходе изложения часто делаются экскурсы и в более отдаленные исторические времена бытования того или иного обряда; по мере возможности прослеживаются также и те изменения, которым подвергся тот или иной обряд в настоящее время. В пределах зарубежной Европы фактический материал излагается по странам. В отдельных случаях оказалось целесообразным отступить от этого принципа деления: так, обычаи и обряды западнославянских народов (поляки, чехи, словаки, лужичане), ввиду их очень значительного сходства, описаны вместе; то же сделано, и по тем же мотивам, с обычаями народов Нидерландов и Бельгии, народов Скандинавских стран, народов Испании и Португалии. В заключительной статье сделана попытка обобщающего, сравнительно-этнографического анализа изученного материала. Намечены некоторые общиевыводы, — конечно, пока еще предположительные и подлежащие дальнейшей проверке. Данная книга лишь первый этап большой работы по исследованию народных календарных обрядов стран зарубежной Европы. На этом этапе задача авторов заключалась в том, чтобы собрать фактический материал, большей частью по литературным источникам, а по некоторым народам и по архивным данным и по оригинальным (экспедиционным) материалам авторов. В задачи авторов входило также обобщение и систематизация фактического материала, выявление характерных черт и специфики обрядов каждого народа. Материал в каждой главе излагается в основном по единой схеме: описание обрядов и обычаев располагается по датам народного календаря. Единое построение глав было необходимо для того, чтобы получить сопоставимый материал для дальнейшей исследовательской работы.ИТАЛЬЯНЦЫ
* * *
Н. А. Красновская Генезис календарных обычаев и обрядов Италии — наследницы античного Рима — имеет большое значение для истории культуры европейских народов. Италия — одна из первых стран, где в древности сформировался весь комплекс календарных праздников, на основе синтеза компонентов новой религии и бытовавшего языческого ритуала. Черты и отголоски праздников древнего как христианского, так и дохристианского Рима можно проследить и во многих итальянских обрядах и обычаях, относящихся к зимнему циклу праздников, широко бытовавших еще в конце XIX — начале XX в. Началом зимы в Италии считают день святого Мартина (11 ноября). Правда, этим праздником также завершается осенний цикл итальянских календарных обрядов. На св. Мартина происходит разлив нового вина из чанов в бочки. Вслед за этим немедленно следует и его дегустация, что отразилось во многих пословицах разных итальянских областей. Например:На святого Мартина открывай бочку и пробуй вино.[6] На святого Мартина каждое сусло — вино[7] и др.Но вместе с тем день святого Мартина — это уже и зимний праздник. Иногда в ноябре еще бывают теплые дни. Но чаще, по крайней мере в северных и центральных областях страны, к этому дню уже устанавливается зимняя погода. Пословица говорит: «На святого Мартина одевается большой и малый».[8] Основные обряды этого дня характерны и для других зимних праздников. В канун дня святого Мартина в деревнях из дома в дом бродят шумные компании молодых людей с просьбой какого-либо подношения от хозяев домов. В некоторых венецианских провинциях это было уделом бедняков, которые пели:
На святую Катерину на холмах лежит снег.[11] На святую Катерину — снег на колючках. На святую Катерину — снег или иней.[12]В прошлом в этот день в Рим приходили горцы Абруццо со свирелями и волынками и исполняли перед домами состоятельных горожан мелодии, близкие к предрождественским. Поэтому день святой Катерины рассматривается в Италии как начало рождественского периода. Большой зимний праздник — день святой Лючии (13 декабря) — охранительницы зрения. Самый значительный в жизни итальянцев праздник зимнего цикла это, пожалуй, рождество. Отмечают его обычно в кругу семьи, о чем говорит, например, и римская пословица: «Рождество (проводи) со своими, а пасху там, где она тебя застанет». (Natale co'li tuoi, е Pasqua indove te trovi).[13] 16 декабря начинается новена (novena, от nove — девять) — девятидневный подготовительный к рождеству период, тесно связанный с официальным католическим культом.[14] В первый день новены в итальянских семьях принято устраивать так называемые презепе (presepio, presepe) — рождественские ясли с глиняными, фарфоровыми или картонными фигурками св. Марии, св. Иосифа, Христа-младенца и некоторых других персонажей этой евангельской легенды. Во время новены итальянцы собираются каждое утро около домашнего презепе, зажигают свечи и читают молитвы.[15] По-видимому, в прошлом в Италии, как и во многих других европейских странах, в дни, предшествующие рождеству, т. е. в период новены, группы молодых людей или детей ходили из дома в дом, пели или читали рождественские канцоны, за что они получали вознаграждение от хозяев. Обряд хождения по домам сохраняется еще кое-где по селам. Он может совершаться в разное время, выполняют же его чаще всего дети. Так, например, в сельских местностях Лигурии группы мальчиков и девочек обходят дома в рождественское утро. Мальчикам обычно дарят крендель, а девочкам — куклу из сладкого теста.[16] Во Фриули дети и взрослые ходят из дома в дом накануне рождества. Они носят прикрепленную к верхнему концу палки звезду, поют пастораль и получают за это деньги, фрукты или сладости.[17]
Волынщики в дни «новены»
Своеобразную форму принял этот обычай в некоторых итальянских городах. Так, на улицах Рима несколько десятилетий назад можно было встретить большое число горцев из Абруццо и Лацио. Они играли на волынках, дудели на свирелях и, останавливаясь перед уличными мадоннами, исполняли колыбельную песню Христу младенцу (ninna-nanna).[18] Предрождественское пение и музыку называют и общим словом новена. О свирельщиках и волынщиках, играющих в ночной тишине Рима, писали очень многие иностранные путешественники XIX в., находя в звуках этих народных инструментов особое очарование и подчеркивая, что с ними неразрывно связана подготовка итальянских горожан к рождеству. В наши дни в Риме появляются лишь одиночные фигуры народных музыкантов, по большей части жителей горных районов Лацио и Абруццо. Они собираются обычно на Пьяцца Навона, где исполняют свои новены перед большим презепе, воздвигаемом здесь ежегодно римскими властями.[19] В Сицилии еще в конце прошлого века в течение всех дней новены рождественские сонаты и кантаты исполняли странствующие слепые певцы под аккомпанемент скрипок и контрабасов.[20]
«Презепе»
Те же певцы бродили по городу в поисках богатых домов, где хозяева хотели «взять новену» (prender la novena).[21] Во время исполнения новены на улицах сицилийских городов было принято зажигать перед изображениями святого семейства девять свечей и исполнять четыре сонаты.[22] В народных кварталах городов этого же острова еще в наши дни на улицах можно встретить множество икон, изображающих сцену рождения Христа. В дни новены их украшают пиниями, индийскими фигами и обильно посыпают хлопком, имитирующим снег. Все девять вечеров жители городов собираются около этих алтариков, чтобы читать молитву, напоминающую восточные мотивы, и напевать заунывные рождественские песни.[23] В настоящее время с народными певцами и волынщиками успешно конкурируют оркестрики (из двух скрипок, контрабаса и тромбона).[24] Непременными песнопениями сопровождалась новена и в Неаполе. В середине прошлого века главными исполнителями рождественских новен были крестьяне из области Базиликаты, игравшие на двух видах волынки (цампонья и ченнамелла). Обычно они из года в год приходили в одни и те же зажиточные семьи, в последний день новены получали плату от хозяев и потом разделяли с ними семейную праздничную трапезу. Два волынщика непременно присутствуют и среди персонажей неаполитанского презепе.[25] Последний день новены — канун рождества или рождественский сочельник (la vigilia di Natale). У многих народов с древности существует традиция перед каждым большим праздником года соблюдать более или менее длительный период поста и покаяния. По народным представлениям, это должно привести к полному очищению и отвести зло от приближающегося нового года. Главное, что осталось от этой традиции в Италии, — это голодание в течение последнего дня новены и постный ужин вечером этого дня, т. е. накануне рождества, в сочельник. Его ритуальный характер подтверждается обязательным употреблением определенного числа постоянных кушаний. Так, в Абруццо на столе должно быть семь блюд (чечевица, белая фасоль, белый турецкий горох, вареные бобы, приправленные суслом и медом, темная капуста, рис, сваренный в миндальном молоке, и макароны с сардинками в соусе из грецких орехов),[26] в Апулии — девять блюд, а в деревнях греческого происхождения на Салентинском полуострове — тринадцать сортов фруктов. Нарушение этих установлений может, по народным поверьям, принести несчастье.[27] Непременная принадлежность ужина в сочельник по всей Италии — большеголовые угри. В древнем Риме угри были ритуальной пищей на празднике сатурналий.[28] В сочельник во многих местах принято есть и другие виды рыбы и морских моллюсков. Например, для Фриули характерна сушеная треска, для Неаполя — устрицы и пр.[29] По-видимому, в прошлом к ужину в сочельник во многих областях страны было принято выпекать изделия из сладкого крутого теста из муки и миндаля, замешанного на сусле. Как общеитальянское название этого теста мостаччуоло (mostacciuolo), так и особенно местные его названия (сицилийское mustazzolu, неаполитанское mustacciuolo, пьемонтское mostaceul, фриульское mostazzons) явно указывают на то, что оно ведет свое происхождение от сладкого теста, известного в древнем Риме под названием mustaceum или mustaceus. В каждой области Италии в сочельник подают на ужин, кроме общих для всей страны блюд, местные характерные кушанья и сладости. Так, во Фриули это — сладкое тесто из муки, яичного желтка, масла и сахара, раскатанное, нарезанное полосами и поджаренное на топленом свином сале (crostul), миндальная нуга (mandolat) и сладкий крендель (colaz).[30] В Неаполе — разные виды сушеных фруктов, макароны, несколько сортов цветной капусты, изделия из сладкого теста с медом и, главное, сусамиэлли (susamielli) — кондитерские изделия из сладкого миндального теста, иногда в форме буквы S. Это блюдо сочельника, несомненно, бытует в Неаполе уже много веков, на что опять-таки указывает его название. Оно происходит от латинского sesamum и древнегреческого σησαμον (сезам, кунджут).[31] По свидетельству итальянского писателя Луиджи Сеттембрини, в древности сусамиэлли делали из кунджута и подавали как традиционное блюдо во время сатурналий. Он считает, что этот вид теста — греческого происхождения.[32] Не случайно поэтому в современной Италии оно бытует именно в Неаполе (известно, что этот город возник как древнегреческая колония). 25 декабря вся Италия отмечает Рождество (общеит. Natale). Самый важный момент в обрядности этого праздника — зажжение рождественского полена (итал. серро, zocco, ciocco), которое должно гореть до Нового года, а в некоторых местах — до богоявления (6 января). Еще век назад полено зажигали почти во всех областях Италии.[33] Кажется, оно не было известно лишь в Сардинии. Обряд зажжения полена, несомненно, восходит к глубокой древности. В основе его, вероятно, лежат два элемента. Во-первых, очистительное и жизненное значение огня. Во-вторых, идея, что вместе со сгорающим толстым стволом истлевает старый год, со всем плохим, что в нем накопилось. Вероятно, этот обряд бытовал в дохристианские времена. И по всей вероятности, в средние века итальянские христиане не забывали, что он — наследие язычества. Об этом свидетельствуют, например, проповеди сиенского святого Бернардина, направленные на искоренение этого обряда. Говоря о зажигании рождественского полена, Бернардин восклицает в своей проповеди 1425 г.: «Почему таким образом в рождестве отрицается вера и почему праздники бога заменяются праздниками дьявола?».[34] Позднее в Италии с этим обрядом произошло то же, что и со многими другими народными традициями. Языческий обряд не был искоренен, но радикально трансформировался, приняв многое от христианства. Народ Тосканы называет этот праздник просто чеппо (полено), а одно из фриульских названий полена — надалин (от фриульск. Nadal — рождество).[35] Зажжение полена в домах происходило очень торжественно. В очаг его должен положить глава семьи, окруженный своими чадами и домочадцами. В некоторых местах, например, в Сицилии, его благословлял священник.[36] А дальше следовали акты, которые имели отношение как к язычеству, так и к христианству. В Абруцци, например, в очаг клали понемногу от всех блюд, которые ели на ужин. Здесь же на полено брызгали вином и клали на него монеты.[37] В Апулии считали, что горение полена символизирует очищение от первоначального греха. В конце XIX — начале XX в. подобные обряды получили в Италии христианское осмысление. Так, в некоторых местах, как и в языческие времена, продолжали обрызгивать полено водой, но считали, что это делается, чтобы напомнить о крови Христа. В Молизе глава дома окроплял полено святой водой, затем поднимал его и, прежде чем положить в огонь, чертил им крест в воздухе и благословлял очаг. А все другие вокруг восклицали: «Да здравствует Иисус!» (Viva Gesu). В Тоскане вокруг очага ходили дети с завязанными глазами, били по полену щипцами для углей так, что оно брызгало искрами, и читали особую канцонтину, обладавшую якобы силой вызывать для детей дождь сладостей и других даров.[38] Явно от язычества идет вера в магическое действие головни от полена против плохой погоды. Угли от полена закапывают также в землю на полях, чтобы спасти от непогоды урожай. По народным верованиям, целебными качествами обладает зола от полена. Ее также сохраняют, и крестьяне, взяв щепотку золы в пальцы, над людьми или животными изображают в воздухе крест. Существует поверье, что этот акт якобы от людей отведет несчастья, а скот сбережет. В Сицилии, Апулии и других южных областях страны крестьянки собирают уголь и несгоревшие остатки полена, чтобы с их помощью «заклинать» погоду.[39] В некоторых местностях страны обряд зажжения полена приобрел своеобразные формы. В Тоскане, например, фигурирует не обрубок дерева, а замысловатая конструкция, напоминающая пирамиду. Это двух- или трехэтажное сооружение украшали цветной бахромой, кисточками, позолоченными сосновыми шишками. На вершину пирамиды помещали более крупную шишку или куклу (fantoccio), а по краям зажигали свечи и подвешивали разноцветные флаги. Внизу часто ставили гипсовую или восковую фигурку Христа-младенца и фигурки пастухов, ангелов и святых. Здесь же лежали приготовленные для детей подарки.[40] В Генуе обряд зажжения полена принял форму, называемую буквально «совместный огонь» (confuoco). Горцы из окрестных районов привозили в дар дожу огромный ствол дерева, украшенный ветками и цветами. В торжественном кортеже ствол несли в сопровождении богатых подарков в Палаццо Дукале. На закате дож спускался на площадь, обрызгивал ствол привезенным из Сан-Ремо мускатом, бросал на него конфеты и зажигал его. Каждый из присутствующих уносил затем домой немного углей.[41] В канун рождества в домах устанавливают разукрашенное «рождественское дерево» (на севере страны ель, в центральных и южных районах любое другое). В отличие от постного ужина в сочельник рождественский ужин, по традиции, скоромный. По всей стране на рождество освящается гусь.[42] Всюду к праздничному столу должны подаваться мучные и сладкие блюда, часто с добавлением миндаля, изюма и меда. В Риме было принято подавать халву из жареного миндаля в сахаре и в меде и кондитерское изделие из изюма и орехов. Традиционные сицилийские рождественские сладости — мустаццоли,[43] домашние кондитерские изделия из теста, замешанного на вареном сусле, пышные блины из жидкого теста. Для Ломбардии характерны куличи, для Эмилии и Романьи — пельмени.[44] Не случайно в блюдах, которые подают на ужин, в сочельник и на рождество обязательны мед и миндаль. По народным верованиям итальянцев, миндаль, как и другие виды орехов, употребляемые в праздники, якобы будет содействовать улучшению плодородия почвы, увеличению поголовья стада, благополучию семьи. По-видимому, как и в сочельник, на рождественский ужин раньше было принято подавать определенное количество блюд. В Тоскане рождественский ужин носит название «из девяти блюд» (delle nove pietanze).[45] Вероятно, в прошлом на рождество, как на праздник, приуроченный к началу года, было принято делать предсказания о будущем. Теперь этим итальянские крестьяне занимаются главным образом на Новый год. Но в некоторых областях страны имели место и рождественские гадания. Так, в нескольких деревнях Абруцци в прошлом под звон колоколов рождественской мессы крестьяне, манипулируя двенадцатью колосьями, старались угадать, в каком месяце будет самая высокая цена на зерно. В других местностях той же области максимальную цену на зерно в приближающемся году определяли по тому, сколько раз пропоет петух между пятью и шестью часами утра.[46] О том, что в течение веков народ в рождественскую ночь делал простейшие метеорологические наблюдения и по ним старался определить, какая погода будет весной, какой урожай следует ждать в предстоящем году и пр., могут свидетельствовать и многие итальянские пословицы. В прошлом веке в итальянских деревнях еще держалась вера в то, что в рождественскую ночь происходят чудеса, а сверхъестественные силы приобретают особенно большую власть над людьми. Проповедники христианства протестовали против этой веры народа еще в средние века. Доказательство этого можно найти в проповедях того же святого Бернардина, который говорил, например, что «некоторые заколдовывают в ночь рождества Господа мечи и верят, что тот, кто будет носить или иметь один из них при себе, не умрет от меча или стрелы».[47] Вероятно, вера в то, что среди людей многие обладают силой колдовства, распространена в народе до сих пор. Во всяком случае в 30-е годы нашего столетия она была еще очень сильна.[48] Очень укоренилась в итальянском народе и вера в то, что родившийся в рождественскую ночь становится оборотнем.[49] В XIX в. итальянцы верили и в отрадные чудеса. Например, считалось, что в рождественскую ночь в реках течет масло, а в источниках — мед. Тот, кто хотел отогнать от себя зло и вызвать благополучие и богатство, должен был набрать воды из источника в полночь на рождество в полном молчании (acqua muta — «немая, бессловесная вода»).[50] В эту ночь животные якобы разговаривают друг с другом, а колдуны и колдуньи могут передавать свою силу другим. На эти, несомненно, древние поверья, связанные с чудесами, со времен христианства наслоился новый слой — многие чудесные явления приписывают влиянию Христа. К древнему слою рождественских обычаев можно, вероятно, отнести обычай преподносить в этот день подарки. В древнем, еще дохристианском Риме подарки (strenae) было принято делать в начале года. Церковь уже в первые века своего существования выступала против этого обычая, продолжавшего бытовать в христианские времена, но переместившегося на рождество. В христианском Риме вначале было принято дарить священные ветви лавра и оливы, финики и мед («чтобы год в своем течении был таким же сладким, как подарок»).[51] В конце IV в. святой Максим Туринский одну из своих проповедей посвятил борьбе с этим обычаем. Сурово порицая тех христиан, которые в такой день (на рождество) не страшились вновь становиться язычниками, наедаясь до отвала и напиваясь до опьянения, он осуждает их и за укоренившуюся привычку подносить друг другу подарки.[52] Все же римляне стойко держались обычая взаимного одаривания, полагая, что получение многочисленных подарков в эти дни вызовет у них накопление богатства в течение всего года.
Дети с рождественской звездой
Следующий большой праздник зимнего цикла — Новый год (Capodanno). В его обрядности много черт, роднящих его как с рождеством, так и с праздником, который отмечают шестью днями позже, — эпифанией. Ведь все эти три праздника приурочены к зимнему солнцестоянию и знаменуют собой начало нового календарного года. Кстати говоря, итальянские крестьяне не знают твердой даты зимнего солнцестояния. Об этом свидетельствуют хотя бы римские народные пословицы. Например, одна из них говорит, что день начинает удлиняться с рождества: Natale, slonga un passo de cane — рождество удлиняет (день) на шаг собаки. Из другой следует, что дни становятся длиннее лишь с 28 декабря: La notte de San Giovanni d’inverno (27.XII) é la più longa, quella de San Giovanni distate (26.VI) é la piu curta — «Ночь на Святого Джованни зимнего — самая длинная, ночь на святого Джованни летнего — самая короткая».[53] Накануне Нового года, в день святого Сильвестра, как и в канун рождества, в итальянских деревнях издавна ходят из дома в дом группы молодых людей или подростков с пением поздравительных песен, в которых желают хозяевам дома всяких благ в наступающем году. В Абруцци в конце прошлого века «поздравляющие» ходили по одному или парами. Свои песни они сопровождали в некоторых местах шумом и стуком ступок, сковородок, лопаток, каминных щипцов и пр., в других — незатейливой музыкой на гитаре, свирели или систро. Хозяйки одаривали исполнителей спиральными кренделями (ciambelle), жареными пиццами (широко бытующий в Италии вид теста, несколько напоминающий пироги) и вином. В некоторых местах той же области угощение часто состояло из овощного супа, бобов, сушеных винных ягод, яблок и пшеницы. Последнюю в Абруцци вообще едят «для благословения».[54] В этой же области 30 и 31 декабря с поздравительными серенадами без музыкального аккомпанемента из дома в дом ходили компании женщин. На утро следующего дня хозяева подносили им пиццы, сухие финики и печеные бобы.[55] В некоторых районах Венето и Фриули в начале прошлого века с песнями — пожеланиями счастливого года ходили группы арендаторов-крестьян и детей. В качестве вознаграждения (итальянское разговорное buonamana — чаевые) во Фриули они получали особое блюдо (minestra), представляющее собой смесь всех блюд, которые могут быть съедены в наступившем году.[56] Уже давно, по крайней мере в середине прошлого века, обряд хождения по домам с новогодними поздравлениями превратился в визит за чаевыми: деньгами или натурой. В городах более обеспеченные люди платили их менее обеспеченным. В прошлом в деревнях дворяне и буржуазия раздавали чаевые слугам и ремесленникам, работающим постоянно или временно в их хозяйстве. Фриульский этнограф XIX в. Валентино Остерманн писал: «Как и в других областях Италии, во Фриули Новый год — маленькое несчастье для кошелька хозяев. Кроме детей и слуг, в этот день приходят с пожеланиями и просьбой чаевых сапожник, портной, каменщик, молочник и вообще мальчики тех мастеров, которые работали в доме…»[57] По всей вероятности, обычай ходить из дома в дом с поздравительными песнями и получать за это вознаграждение связан с древним рождественско-новогодним обрядом[58] обмениваться подарками. На эту связь, думается, указывает и тот факт, что подарки-чаевые, получаемые молодежью после исполнения поздравительных песен, во многих областях Италии называются диалектными словами, имеющими общий корень с латинским strena (например тосканское strènna, неаполитанское strina и др.). Этими же словами часто обозначаются и сами песни. Очевидно, с древности в Италии бытует поверье, что первый день года определяет, какими будут остальные 364 дня. Это отразилось и в некоторых римских пословицах. Например, одна из них гласит: «Кто считает монеты в первый день года, считает их весь год».[59] По некоторым источникам, древние римляне в этот день откладывали всякую работу и предавались безудержному веселью, для того чтобы наступивший год прошел легко и без скуки.[60] Однако другие источники сообщают, как римляне, убежденные, что времяпрепровождение первого дня года определит все другие дни, старались не проводить его в праздности. Люди искусства и ремесленники прикладывали руки к какой-нибудь своей работе, чтобы год не был бездеятельным.[61] Но крестьяне разных областей страны в своих новогодних обрядах по-разному руководствовались поверьем о влиянии начала года на ход всего года. Женщины некоторых деревень области Абруцци вечером 31 декабря не оставляли незаконченным никакое домашнее дело. В других деревнях той же области крестьяне считали своим долгом в этот день выполнить двадцать пять различных работ. Но в некоторых абруццских местностях полагали, что 31 декабря не нужно делать ничего. В Сицилии в первый день года старались побольше веселиться. Крестьяне Романьи 1 января прилагали понемногу руки ко всем работам, которые им предстоит выполнить в течение года, полагая, что им тогда все дела хорошо удадутся.[62] До сих пор сельские жители Италии стараются в этот день не сердиться, не ссориться, не скучать, не оплачивать платежи и т. п., а, наоборот, стремятся провести его как можно веселее и благополучнее, чтобы весь год был счастливым.[63] В народе считается, что важным предзнаменованием счастливого или несчастливого года следует рассматривать первую встречу в новом году, неважно, где она произойдет — дома (если кто-либо придет с визитом) или на улице. Почти по всей стране думают, что хорошо встретить старика или горбуна, плохой признак, когда первым человеком, с которым столкнешься в новом году, окажется ребенок, священник или монах.[64] В разных областях бытуют и свои хорошие и плохие приметы.[65] В деревнях Италии в новогоднюю ночь или в первый день наступившего года принято гадать. Больше всего распространены гадания девушек о замужестве, о профессии или социальном положении будущего мужа. Итальянские крестьянки бросают домашнюю туфлю с крыльца дома к воротам. Если носок туфли окажется повернутым в сторону ворот, девица непременно в наступающем году выйдет замуж. Если же он будет смотреть на дом, придется в этот год повременить с замужеством.[66] О благосостоянии будущего супруга гадают при помощи фасоли. Девица берет три фасолины, одну очищает наполовину, другую — целиком, третью оставляет в шелухе. Затем помещает каждую из них в отдельный кулечек, кладет их все под подушку и ложится спать. Утром 1 января, едва проснувшись, девушка должна вытащить наугад один из кулечков. Если в нем окажется полностью очищенная фасолина, ясно, что она выйдет замуж за бедняка, если полуочищенная — за человека среднего достатка, если же попадется фасолина в шелухе, можно надеяться на обручение с богачом. По первому встреченному ими в новом году человеку сицилийские девушки пытаются определить достаток будущего жениха.[67] Для того чтобы отгадать профессию суженого, девушки расплавляют в очаге кусочки олова и быстро бросают их в таз с холодной водой. По форме затвердевших в воде сгустков олова пытаются распознать инструмент ремесленника или другой предмет.[68] В первый день года можно делать также предсказания о погоде, о судьбе, о долголетии, о материальном благополучии. В Абруццо, например, на раскаленную поверхность очага бросают веточку оливы: если веточка колышется, человек, о котором гадают, будет обладать здоровьем, но если она остается неподвижной и горит, его ждет печальная участь.[69] В этот же день крестьяне кое-где пытаются узнать, когда будет самая высокая цена на зерно. Для этого они кладут на очаг в кольцо горящих углей 12 зерен, выбранных из одного колоса. Если зернышко, приписанное к какому-нибудь месяцу, выскакивает вперед, в этом месяце цена на зерно поднимется.[70] Итальянские крестьяне считают, что в первые двенадцать дней года можно предсказать погоду на весь год. 1 января определяет погоду на весь январь. 2 января — на февраль, 3 января — на март и т. д. Первые двенадцать дней года, а по ним и сама эта форма прогноза называются календы (calendae — первое число каждого месяца по древнеримскому календарю). В некоторых областях, например в Венеции и во Фриули, гадание о погоде продолжается и в следующие двенадцать дней. В провинции Мантуя их называют scalendre. При прогнозе по скалендрам месяцы отсчитываются в обратном порядке. Так, 13 января угадывают погоду на декабрь, 14 января — на ноябрь и т. п. Считают, что Новый год нужно встретить, освободившись от всего старого, плохого, печального, накопившегося в минувший год. Отсюда курьезный на первый взгляд обычай: в полночь 31 декабря горожане Италии с грохотом выбрасывают из окон негодную фарфоровую и стеклянную посуду, ломаную мебель и пр. Тот же смысл имеет эмилианский обычай надевать утром в первый день года новую рубашку и пьемонтский — вообще новую одежду.[71] Как средство обновления и очищения рассматривают и новую воду.
Рим. Новый год. Выброшенные из окон старые предметы
В Абруцци рано утром 1 января крестьянки идут к источнику, чтобы зачерпнуть и принести домой «новую воду». Бедняки несут ее также с веточкой оливы в дар семьям, которым они чем-либо обязаны. В некоторых деревнях этой же области вода, взятая до восхода солнца, служит для благословления. В других местах с помощью новой воды гадают о замужестве. Принеся ее домой и умывшись ею, девушки выплескивают ее на улицу и следят, кто первый пройдет по мокрому. Будущий супруг должен иметь такой же достаток, как этот прохожий. Когда невесты приходят на рассвете к источнику, их там уже обычно ждут ветки оливы, оставленные им еще раньше женихами.[72] Желая, чтобы год был благополучным, в древности старались в канун Нового года есть определенную пищу, которая якобы должна была вызвать это благополучие. От этого ритуала кое-что дожило до наших дней. Так, традиция обязывает есть виноград, засохший в гроздьях, золотые виноградины которого явно напоминают (а следовательно, по имитативной магии, и вызывают) золотые монеты. По народному поверью, кто больше их съест, тот больше и заработает. Пережитком новогодней ритуальной пищи можно считать кондитерские изделия, сделанные с добавлением в тесто меда и орешков всех видов, суп из чечевицы, крутые яйца. Орехи, чечевица и яйца напоминают монеты.[73] По народным поверьям, в новогоднюю ночь, как и в рождественскую, могут происходить разные чудеса. Некоторые из них связаны с водой. В том же Абруццо рассказывают легенду о чуде: вода в одной из местных речушек в полночь под Новый год на мгновение останавливается и становится золотой.[74] У горных фриулов до сих пор бытует еще один новогодний обряд, распространенный во многих странах Центральной Европы, но неизвестный в других областях Италии. Этот обряд называется лис чидулис (lis cidulis) и выполняется следующим образом. Молодые парни какой-нибудь деревни идут на ближайший к ней холм, зажигают там костер и кладут в него колесики из елового дерева или лиственницы с отверстием посередине. Когда колесики (чидулисы) раскаляются докрасна, их нанизывают на палку и катят вниз по склону холма, сопровождая ритуальными словами пожелания. Сначала упоминают имя главы семьи, потом его супруги, а затем наступает очередь девушек, имена которых всегда произносятся в паре с именами их женихов. Цель обряда весьма определенна — он извещает жителей деревни о свадьбах, которые состоятся в наступающем году. В более широком смысле это — возвещение, что человеческий род продолжается и обновляется, и под этим счастливым знаком начинается год. Колесики огня в то же время можно рассматривать как символ очищения.[75] Торжественным заключением рождественско-новогодних праздников в Италии принято считать богоявление или крещение, отмечаемое 6 января. По всей стране этот праздник называется Epifanía (от греч. επιφάνια — богоявление). Кроме того, в разных областях он носит диалектальные названия, которые произошли от этого же слова, например сицилийское и миланское Pifania, неаполитанское Bifania, тосканское Befania и пр.[76] Лишь на Сардинии богоявление известно только как праздник трех королей — «is tres reis» (от каталанского els tres Reis).[77] Для итальянцев это, по-видимому, один из самых важных календарных праздников года. Об этом говорит и пословица, известная во многих областях страны. По-тоскански она звучит так:
Эстамп с изображением Бефаны
Ряд ученых рассматривает Бефану как персонаж «загробного мира».[84] На это, может быть, указывает и обычай мастерить из тряпок и пакли куклу, называемую Бефана, старуха (vecchia), ведьма (strega), а потом сжигать ее.[85] Наличие в народном сознании итальянцев этого образа отразилось и на характере эпифанских шествий и на содержании песен, исполняемых их участниками. Так, в Тоскане молодые люди, один из которых одет старухой в парике из длинных волос, останавливаясь перед каждым домом деревни, поют:
Итальянские дудари. Народный эстамп
Сантоны для рождественских ясель
ФРАНЦУЗЫ
* * *
Л. В. Покровская Календарные обряды, сосредоточенные вокруг трех основных зимних праздников: рождества, Нового года и дня Королей или Эпифании, представляют цикл церемоний, называемых во Франции «Двенадцать дней» (Douze jours). Но уже задолго до декабря, завершая хозяйственный год, готовясь к зиме, французский крестьянин не только принимал реальные меры, чтобы обеспечить урожай будущего года, но и стремился также предугадать это будущее; следуя приметам, совершая те или иные обряды, он хотел заручиться благополучием. Ноябрь — месяц, когда приближение зимы настойчиво дает о себе знать, и французские поговорки напоминают о зиме уже с начала этого месяца. В день Всех святых 1-го ноября говорят:(Гасконь)
(Иль-де-Франс)
(Пуату)
(Бургонь)
(Франш-Конте)
(Нормандия)
Картина празднования «Чудесной звезды» в Провансе
К древнему народному представлению об оплодотворяющей способности огня, о его влиянии на будущий урожай с течением времени прибавились представления, связанные с христианской легендой о трех королях-магах, о чудесной звезде, указавшей путь магам в Вифлеем. В Провансе, например, где обычай разжигать костры и устраивать вокруг них хороводы в день королей (а в некоторых местах и накануне рождества) бытовал еще в 1930-х годах, полагают, будто эти костры должны осветить путь королям-магам.[136] С представлениями о чудесной звезде связана церемония, известная под названием «Праздник Чудесной Звезды», которая имела место в некоторых городах и селах департамента Воклюз в Провансе и неоднократно, начиная с XVIII в., отмечалась в литературе. Запряженную несколькими парами мулов повозку, с горящим на ней костром, провозили по улицам под аккомпанемент тамбуринов и других музыкальных инструментов. Возглавлял церемонию избранный молодежью «Аббат Молодежи». Иногда рядом с повозкой шли три молодых человека, одетые королями-магами. Движущийся костер символизировал путь Чудесной Звезды. Зрители, заполнявшие улицы, держали в руках зажженные факелы. Если пламя костра было ярким, это было знаком хорошего урожая, если же оно гасло или только теплилось — дурной знак. По окончании церемонии повозку опрокидывали, и каждый стремился унести домой в свой очаг горящую головню: это должно было принести в дом благополучие.[137] Синкретизм религиозных представлений здесь очевиден. В день королей и накануне этого дня, так же как и в другие праздники цикла, наблюдали погоду, гадали о судьбе, о суженом. В гадания вплетались и мотивы, связанные с христианской легендой. Накануне дня трех королей девушки, гадая о суженом, обращались к королям-магам с просьбой показать им суженого, и три короля-мага являлись им во сне в сопровождении того, кого судьба предназначила в мужья. О суженом гадали также, бросая башмачок: с той стороны, куда указывал носок башмачка, должен был прийти наконец тот, кого так ждали. Гадали и по листьям самшита, бросая их в огонь: если листок сжимался, желание должно было сбыться, если только переворачивался — это сулило надежду, если же оставался неподвижным — не жди ничего хорошего.[138] День королей завершал цикл рождественских праздников. Во многих областях Франции на следующий день начинались карнавалы, открывающие весенний масленичный цикл праздников.
* * *
Зимние рождественско-новогодние праздники, так называемые «Двенадцать дней», и в современной Франции знаменуются радостным оживлением. В некоторых традиционных обычаях, сопровождающих эти праздники в наши дни, можно увидеть следы тех ритуальных действий, которые французы считали залогом благополучия семьи, процветания хозяйства. В глубокое прошлое (может быть, к старинному обряду колядования) уходят, возможно, корни той благотворительности, атмосфера которой царит в предновогодние дни в стране. По радио и телевидению, со сцен театров и кино в эти дни звучат призывы к добросердечию. В Париже на Больших Бульварах, на Елисейских полях, на всех людных перекрестках представители самых различных благотворительных обществ с кружками в руках обращаются к прохожим с просьбой пожертвовать на бедных, сирот, вдов, одиноких, инвалидов войны. Французы опускают франки в кружки, получая взамен открытки, ленточки, бумажные цветочки. Семейная трапеза в рождественский сочельник, встреча Нового года, обмен поздравлениями и подарками, подарки детям «от Пер-Ноэля» и от родителей, рождественская елка, рождественские ясли и представления рождественских пасторалей на юге страны, развлечения всякого рода — вот то, чем отмечались рождественские и новогодние праздники в XIX — начале XX в.НАРОДЫ ПИРЕНЕЙСКОГО ПОЛУОСТРОВА
* * *
С. А. Токарев В странах Пиренейского полуострова — Испании и Португалии — издавна обитают народы, близкие друг другу по культуре и общности исторических судеб, но каждый со своим особым обликом: это португальцы, испанцы (кастильцы), галисийцы, каталонцы и баски. За исключением последних с их изолированным языком, остальные народы близкородственны между собой и по языку, и по этническому происхождению. Античная римская культура наложила глубокий отпечаток на этнический облик народов полуострова: они все уже в начале нашей эры были романизованы по языку и доныне известны — вместе с итальянцами, провансальцами, французами — как «романские» народы. Еще глубже сказалось здесь почти полуторатысячелетнее влияние христианской католической церкви, которая укрепилась среди населения Пиренейского полуострова с V в. н. э. Особенно усилилось это церковное влияние на умы населения в те века, когда велась тяжелая, изнурительная война против мусульман-арабов (VIII–XV вв.); она велась под религиозным знаменем. Эта длительная война — «реконкиста» (обратное отвоевание) кончилась полной победой христиан и изгнанием всех «неверных» — арабов-мавров и евреев. За эти века католическое вероучение и церковная обрядность вошли в плоть и кровь испанцев и других народов полуострова. Нигде в Европе не было такого религиозного фанатизма, как в Испании и Португалии, нигде не пылали так свирепо костры инквизиции, нигде так беспощадно не преследовались «еретики», бывшие мусульмане и евреи. А в испанских и португальских колониях так же безжалостно истреблялись «язычники». Времена изменились с тех пор. Но католический дух и до наших дней в большей мере владеет здесь умами населения, чем где-либо еще в Европе. Он сказался и на народных обычаях, в том числе и на обрядах календарного цикла: здесь меньше, чем у других европейских народов, сохранилось следов древних дохристианских поверий и обрядов. Они более нивелированы — особенно в городах — и именно в церковном духе. И все-таки даже в этих странах народные календарные обычаи нередко обнаруживают под внешним покровом церковности свои древние дохристианские корни — корни, связанные с хозяйственной деятельностью человека. По условиям климата зима на землях к югу от Пиренеев начинается позже, чем в других странах Европы, — в декабре. Но еще с ноября сельская молодежь Испании и Португалии по старой традиции начинает еженедельно устраивать посиделки (filandeiros, fiadeiros, filandones) с песнями и беседами. Раньше, видимо, на этих посиделках девушки занимались рукодельем: недаром и само слово filandeiro происходит от глагола filar (hilar) — прясть. 1 и 2 ноября — церковные праздники поминовения умерших и «всех святых». Молодежь устраивает в эти дни «magostos» — праздничные трапезы. Как и в других католических странах, за четыре недели до рождества начинается предписанный церковью пост. Это время называется «Santo advenimiento» («святое пришествие»). По суровым церковным правилам в этот период «адвента» запрещены танцы, общественные развлечения, театральные представления. Крестьянское население Испании, как и в других странах, накопило немало примет о погоде и урожае. В числе их много, конечно, примет, относящихся к началу зимы. Они выражаются, как это и обычно бывает, в разнообразных пословицах и поговорках, чаще рифмованных. В них сказывается то действительная наблюдательность земледельца, то обманчивые обобщения. Многие пословицы содержат в себе полезные агрономические советы. Вот несколько таких примет-пословиц: «Por San Simon у San Judas cogidas son las uvas, asi las verdes como las maduras» (Ко дню св. Симона и св. Иуды — 28 октября — уже собран виноград, как зеленый, так и спелый). «Por Todos los Santos los trigos sembrados у todos los frutos en casa eacerrados» (Ко дню Всех святых — 1 ноября — пшеница посеяна и все плоды заперты в доме). «De Santa Catalina, la nieve se avecina» (На св. Каталину — 25 ноября — снег уже близко). Приметы касаются и последующего времени — середины зимы: «Tras de diciembre nebuloso viene enero polveroso» (Вслед за туманным декабрем идет пыльный январь). «Agua de enero, todo el ano tiene tempero» (Вода в январе — весь год будет погода). «La lluvia de febrero es el mejor estercolero» (Дождь в феврале — лучшее удобрение).[139] Многие приметы привязываются к дням святых. Но интересно отметить, что ни в Испании, ни в Португалии не пользуются особой популярностью те святые, культ которых так широко распространен в большинстве стран Европы (не только в католических, но и в протестантских), а дни их как раз приходятся на предрождественское время. Из этих святых сравнительно больше почитают св. Мартина (11 ноября), гораздо меньше св. Екатерину (25 ноября), св. Андрея (30 ноября), св. Варвару (4 декабря), св. Николая (6 декабря), св. Люцию (13 декабря). Св. Мартин известен крестьянам как покровитель виноградного сбора; он же — патрон перелетных птиц; в день его памяти режут свиней, угощаются красным вином. Впрочем, почитание св. Мартина больше отмечено в Северной Испании и в Каталонии. С днем св. Екатерины связаны метеорологические приметы («На св. Каталину холод устанавливается» и т. п.). Ее считают покровительницей оливкового дерева — ко дню ее памяти приурочено начало выделки оливкового масла. Св. Николая знают как покровителя школьников и студентов. Кое-где отмечалось хождение детей в день св. Николая за сбором подарков; дети пели стихи в честь этого святого. Наконец, местами известна и св. Люция, помогающая якобы при глазных болезнях. Есть поверье, что с ее дня (13 декабря) начинает прибавляться день. Все это связано с легендой о мученичестве св. Люции, которую якобы лишили зрения, да и с самым ее именем, имеющим прямое отношение к свету.[140] По разным причинам жители Испании и Португалии больше почитают не этих «осенне-зимних» святых, а других, чествование которых приходится на иные сезоны: это св. Исидор, св. Петр, св. Антоний (о его зимнем празднике, впрочем, будет сказано дальше), св. Иоанн Креститель. У португальцев больше всего почитаются трое святых: São João, Santo Antonio, São Pedro.[141] Кульминационный момент зимних праздников — fiestas — это рождество (по-испански — Natividad, Navidad, Pasqua de Navidad; в Галисии и Португалии — Natal, Nadal). Празднование его начинается еще накануне, в сочельник — «Noche buena», «добрая ночь». И сочельник, и сам рождественский праздник ознаменованы сочетанием церковных и чисто народных обычаев. Меньше всего затронут церковным духом старинный обычай ходить с колядками по домам. Это хождение называется «aguinaldo», либо «aguilando», в Каталонии и Валенсийской области — «guirlando». Может быть, слово это происходит, как и русская «коляда», от латинских Calendae,[142] хотя есть и другое объяснение (см. выше, стр. 42). Участники обряда aguinaldeiros — обычно дети, но иногда и молодежь. Они обходят дома, распевая песни с разными пожеланиями, — как это делается и во всех других странах Европы; за это они получают подарки. Название этих праздничных подарков — estrenas, entrenas — тоже идет еще от античных времен; впрочем, иногда подарки называются тем же словом «агинальдо». Группы агинальдейрос разгуливают по поселку нередко в маскарадных костюмах различного вида. Останавливаясь перед каждым домом, они распевают свои поздравительные рождественские песенки — villancicos; эти песенки называются по-разному: panxolinas (Галисия), navidas (Галисия, Португалия), nadales (Каталония), sibilas (Балеарские острова). В песнях обычно упоминается о рождении Иисуса девой Марией, но благопожелания напоминают скорее о древних магических заклинаниях. Вот для примера одна из галисийских песенок-колядок:* * *
Итак, кульминация зимнего цикла праздников — «Двенадцать дней». Период этот содержит три главных церковных праздника и один древний, никак не связанный с христианским богословием или культом, — Новый год. Внешне эти праздники наполнены разным содержанием, но в основе своей они проникнуты единым смыслом. Это скрытое, но подразумеваемое единство особенно ясно обнаруживается в деревне, где древние, идущие из дохристианских глубин и хранимые народом обряды удивительно однообразны, хотя и прилагаются к разным датам, к разным праздникам. Церковь пытается придать свое толкование ритуалам, приходящимся на разные даты, но в целом, особенно в сельской среде, сохраняется смутное ощущение «единого потока» зимних праздников. Хоры агинальдейрос, собирающие подарки и на рождество, и на Новый год, и на «королей»; ужины и другие трапезы с ритуальным набором блюд, в установленные дни и часы; коллективные пирушки за счет собранной провизии; костры, непрерывно пылающие все праздники; запреты работать или совершать какие-то действия; различные приметы и гадания; однотипные маскарады и на рождество, и на Новый год, и 6 января, — все это вместе воспринимается как нечто единое, как некий цикл, предвещающий наступление нового аграрного года.НАРОДЫ БЕЛЬГИИ И НИДЕРЛАНДОВ
* * *
И. Н. Гроздова Этнический состав населения Нидерландов и Бельгии довольно разнообразен: здесь живут преимущественно народы германской языковой группы — голландцы в северных провинциях Нидерландов, фламандцы в южных провинциях этой страны и в северных провинциях Бельгии, небольшая народность фризов в провинциях Фрисландия и Гронинген (Нидерланды). В южных провинциях Бельгии основное население составляют валлоны, по языку относящиеся к романской группе; валлонский язык, по существу, является диалектом французского языка. Не одинакова и религия народов Нидерландов и Бельгии: большинство голландцев и фризов принадлежит к протестантской церкви, фламандцы же и валлоны по вероисповеданию почти все католики. Но все перечисленные народы живут в сходных географических условиях (несколько отличается от остальной равнинной страны лишь юг Бельгии, где есть невысокие горы), с давних времен их сельское хозяйство имеет одинаковое — скотоводческое направление. Именно сходство в экономике и географии обеих стран обусловило возникновение и развитие многих сходных народных обычаев и обрядов даже у разных по религиозному вероисповеданию народов. Это еще лишний раз подтверждает аграрно-производственное происхождение большинства обрядов народного календарного цикла. Языческой основой всех зимних праздников народов Нидерландов и Бельгии был, по-видимому, зимний праздничный период древних германцев, который начинался с ноября месяца и с небольшими перерывами продолжался до января. К этому времени заканчивались все полевые работы, скот возвращался с пастбищ в стойла и начинался убой скота и домашней птицы для заготовки мяса к наступающей зиме. На праздник совершались жертвоприношения богам, а после устраивались обильные пиршества. Период перехода к зиме, к временному умиранию всей природы считался очень важным временем года в древности. После принятия христианства к прежнему зимнему языческому празднику был приурочен ряд больших христианских праздников, дни памяти христианских святых. Так возник почти непрерывный праздничный цикл, который охватывает время с ноября до середины января. Весь зимний праздничный период называется на голландском и фламандском языках мидвинтерфеест (Midwinterfeest) — праздник зимы. Обряды и обычаи зимнего календарного цикла народов Нидерландов и Бельгии имеют много общих черт не только с обычаями германских народов, но и с обычаями других, более далеких им по языку и происхождению европейских народов. Однако можно выделить и некоторые специфические черты зимних обрядов, свойственные только населению этих стран. Одной из таких характерных черт зимнего праздничного цикла голландцев, фламандцев и валлонов является особенно большая популярность дней памяти двух святых — св. Мартина (11 ноября) и св. Николая (6 декабря). К этим дням приурочено наибольшее количество обычаев, и в жизни народов Нидерландов и Бельгии дни памяти этих святых имеют даже, пожалуй, большее значение, чем рождество и Новый год. Такое выделение этих двух праздников можно объяснить тем, что они были ближе по времени к началу зимнего праздничного периода древних германцев. Центральной фигурой древнего языческого праздника был бог Водан, некоторые черты которого впоследствии были перенесены на христианских святых — Мартина и Николая, и их популярность в народе благодаря этому увеличилась. День 11 ноября по церковному календарю посвящен памяти св. Мартина, епископа Турского, патрона Галлии с IV в. И в Бельгии, и в Нидерландах святой с раннего средневековья пользовался большим почитанием. В Нидерландах по крайней мере 40 из самых древних церквей были посвящены ему.[163] Его имя носят деревни, плотины, мосты. Считается, что епископский город Утрехт и все его жители находятся под защитой св. Мартина. Изображение святого помещено на верху колокольни утрехтского собора, нарисовано на епископском знамени.[164] В Бельгии же этому святому посвящено более 400 церквей.[165] Праздник в честь святого Мартина осмысляется в народе как праздник окончания сбора урожая и наступления зимы. Считают, что зима наступает именно со дня св. Мартина. Из приуроченных к празднику зимы обрядов в Нидерландах и Бельгии выделяется прежде всего большая их группа, связанная с ритуальными огнями. Еще в XIX в. был повсеместно распространен в этих странах обычай зажигать костры в канун дня св. Мартина. Обычай разжигания костров, по-видимому, был связан прежде всего с культом солнца. Но огонь костров имел и очистительное значение: еще недавно огонь для праздничного костра добывали старым способом, без помощи спичек, а топливо для него должны были доставлять все члены общины. Через костер люди не только прыгали сами, но и заставляли прыгать скот.[166] На юге Нидерландов и повсюду в Бельгии, особенно вдоль реки Маас, еще и в наши дни в вечер накануне св. Мартина можно видеть на холмах ряды пылающих костров. Пока они горят, парни с зажженными факелами обегают поля. Там, где костры уже не зажигают, воспоминанием о них служат факелы, с которыми молодые люди обходят улицы деревни. Такие факельные шествия устраиваются еще во многих провинциях Бельгии, в голландском Лимбурге и Брабанте. В Брюгге в канун дня св. Мартина дети бегали по улицам с обмазанными смолой и зажженными веревками. В других областях вместо факелов зажигали разноцветные бумажные фонарики или фонари, выдолбленные из тыквы, репы. Последние фонари особенно известны у фризов (пров. Фрисландия и Гронинген в Нидерландах).[167] Наконец, позднюю трансформацию костров можно видеть в распространенном довольно широко современном обычае зажигать в канун дня св. Мартина свечи. О том, что такие свечи ведут свое начало от разжигавшихся когда-то в этот день костров, говорит следующий обычай: в некоторых голландских деревнях в канун дня св. Мартина все жители образуют на улице селения круг, в середине которого ставят несколько зажженных свечей. В то время как взрослые танцуют и поют, дети прыгают через горящие свечи.[168] Как и в другие праздники, 10 и 11 ноября во многих селениях Нидерландов и Бельгии устраивались различные процессии, шествия. Раньше их участниками были только взрослые. Еще и сейчас в местечке Венлоо (пров. Лимбург), одном из наиболее важных центров празднования дня св. Мартина, в канун праздника молодые люди собираются группами и с песнями ходят по улицам селения. Один из них, изображающий самого святого Мартина, едет посредине процессии в открытом экипаже. В процессиях, организуемых в Северном Брабанте, св. Мартин идет пешком впереди. Вокруг его туловища повязан большой пук соломы, соломенные же связки обрамляют его шею, руки и ноги.[169] Каждый участник обряда несет цветной бумажный фонарик. Из окон жители бросают им «дары для св. Мартина» — печенье, яблоки, орехи и прочую снедь. В большинстве местностей устройство шествий в день св. Мартина стало уже давно простым развлечением и целиком перешло в руки детей. Идя группами от дома к дому, дети поют старую песню о святом, патроне всех нищих. В песне Мартин сам изображается нищим, дрожащим от стужи, нуждающимся в огне и тепле:Процессия св. Николая
В таких больших городах, как Амстердам, Гаага, Роттердам, прибытие св. Николая 5 декабря часто бывает большим общественным праздником. Св. Николай, например, считается патроном города Амстердама, и поэтому там его день отмечается особенно торжественно. 5 декабря св. Николай прибывает к главной набережной города на большом пароходе из Испании вместе с многочисленной свитой. Когда пароход причаливает к пристани, ружейные выстрелы, звон колоколов и крики многотысячной толпы, собравшейся на площади, извещают о его приезде. На берегу его встречает бургомистр, альдермен и другие должностные лица. Св. Николаю подводят белого коня, и вся процессия во главе с ним шествует через весь город. Несколько его помощников — слуг мавров следуют за ним пешком или на мопедах. Процессия останавливается перед детскими больницами, сиротскими домами и другими детскими учреждениями, и слуги раздают там подарки детям.[182] В большинстве городов и селений св. Николай и сопровождающие его ряженые накануне 5 декабря обходят все дома и раздают подарки детям. Вечером после праздничного ужина родители и дети усаживаются вокруг пылающего камина и рассказывают легенды из его жизни, поют традиционные для этого дня песни. Из легенд особенно распространено сказание о том, как он воскресил трех мальчиков, которых злодей трактирщик убил, разрубил на куски и спрятал в бочку. Во время такой беседы вдруг раздается звонок, в дверь просовывается черная рука и разбрасывает пригоршнями сладости и фрукты. Пока дети их собирают, в комнату входит сам св. Николай в сопровождении своего слуги. Он расспрашивает детей об их поведении в течение года, перечисляет все их дурные и хорошие поступки, затем прощается и уходит. После его ухода, прежде чем лечь спать, каждый ребенок ставит к камину свой башмак, в который кладет клочок сена или овес — для лошади св. Николая (у валлонов морковь икусочек хлеба для его осла). По преданию св. Николай ездит в эту ночь по крышам домов на своем белом коне, а Черный Петер спускается в каждый дом по дымоходу и кладет подарки в приготовленные башмаки.[183] Св. Николай во многом похож на чествуемого когда-то в это же время бога древних германцев Водана, и обычай оставлять корм для его лошади несколько напоминает существовавший в некоторых местностях Голландии обычай во время жатвы оставлять горсть колосьев — для лошади Водана.[184] Утром 6 декабря дети стараются встать пораньше и бегут к камину, чтобы увидеть, что принес им св. Николай. Среди обычных игрушек, одежды и других подарков есть и обязательные традиционные лакомства, которые приготовляют специально к этому дню: медовые пряники в форме фигурок человека или животных, сливочные леденцы в виде гвоздики, сердца и пр., марципановые фрукты и овощи, а в северных Нидерландах обязательно марципановый поросенок. По поверью считается, что св. Николай любит шутки и «сюрпризы» — в башмак может быть положен и искусно сделанный из марципана бутерброд с сыром или даже марципановый же кусок туалетного мыла, который трудно отличить от настоящего. Непременным подарком являются также «шоколадные буквы» — инициалы детей, сделанные из шоколада, и имбирное рассыпчатое печенье, испеченное в особых формочках в виде фигурок детей, животных; среди них особенно выделяется большая фигура, изображающая самого св. Николая на коне.[185] Обмениваются подарками в этот день и взрослые. Вместе с обычным подарком они часто получают «миндальные буквы» — инициалы своего имени, вылепленные из миндального печенья. Эти инициалы тем больше по размерам, чем большее расположение питает к человеку тот, кто их дарит. Иногда молодой человек дарит поэтому своей возлюбленной «миндальные буквы» огромных размеров. Очень часто получают и взрослые в качестве подарка различные сюрпризы. Так как считается, что все подарки делает св. Николай, дарящий их старается скрыть свое имя, смущая получателя юмористическими стихами и фальшивыми указаниями. Порой, например, небольшой подарок завернут в несколько оберток, все адресованные разным лицам, и только на последней бумажке написано имя получателя подарка.[186] После окончания праздника в честь св. Николая праздничное веселье утихает до рождественских дней, к которым готовятся долго. Уже день св. Томаса — 21 декабря — рассматривается как преддверие к святкам, называемым «Двенадцать ночей» (Twaalf Nachten). Это самый короткий день в году, и поэтому считается позором долго спать 21 декабря. В голландском Лимбурге еще и теперь за человеком, вставшим в этот день в семье последним, целый год сохраняется прозвище «Томас».[187] Как и у других европейских народов, христианский праздник рождения Христа соединился с зимним аграрным праздником, в основе которого лежал культ солнца, как источника всяческого благополучия. Обряды на трех праздниках зимнего цикла — рождество, Новый год и крещение — очень сходны между собой, что вполне понятно, так как все они преследуют одни и те же цели: отклонить зло и влияние нечистой силы, особенно опасной в это время года, обеспечить благополучие семьи, предугадать будущее. Рождественская ночь считалась волшебным временем. По народному поверию, в полночь совершались различные чудеса: например, вода становилась вином; в западной Фландрии верили, что в этот час лошади начинают говорить по-человечьи, а овцы становятся на колени.[188] В период полного угасания природы, в мрачное холодное время года особое значение приобретают предметы, которые являются символами нового возрождения природы. Поэтому большую роль в рождественских обрядах играют ветки вечной зелени или распускающиеся зимой. Таким растениям приписывалась особая жизненная сила и, чтобы перенять от них эту всепобеждающую жизненную силу, старались внести их на время праздника в дом или же просто коснуться ими людей и животных. Для этого ставили в воду ветки вишни и березы в день св. Варвары с тем, чтобы они распускались к рождеству. В Лимбурге по обычаю ставят днем в сочельник в воду особое растение, которое по-фламандски носит название Рооз ван Иерихо (Roos van Yericho). В полночь все садятся вокруг цветка, поют рождественские песни и наблюдают за его распустившимися цветами, напоминающими розу. Почетное место между волшебными растениями рождественской ночи занимает Hydros kropisciteit. Это растение имеет способность быстро раскрывать свои лепестки при смачивании их водой. Такое быстрое возрождение рассматривается как чудо, и поэтому растение играет большую роль в предсказаниях и в толковании снов. Его считают также символом воскресения и называют часто Anastatica. По преданиям, первый цветок этого растения появился при рождении Христа, погиб при его распятии и вновь распустился при его воскресении. К избранным растениям, которые цветут в рождественскую ночь, принадлежит особый вид колючек (Allränchen). В Оверисселе считают также таким растением бузину, которую используют для изготовления крестов.[189] До сих пор сохраняется обычай украшать к рождественским праздникам ветками вечной зелени — падубом и омелой — жилище и стойла. В городах специально к этому дню доставляют по каналам на баржах ветки падуба, омелы и елки и продают их на рынках и улицах. Рождественское дерево (Kerstboom) в Нидерландах и Бельгии появилось в XIX в. и было заимствовано из Германии. И в настоящее время оно распространено не во всех провинциях: в некоторых частях Фландрии, например, его не знают. Но во всяком случае в большинстве городских и сельских домов такая нарядная елка, увенчанная звездой и обвешанная блестящими шарами, яблоками и конфетами, стала необходимой принадлежностью этого зимнего праздника.[190] Древняя связь праздника с культом солнца, тепло которого так необходимо для всех сельскохозяйственных работ, особенно четко проявлялась в прежнем обычае зажигать на рождество костры; в наше время в рождественскую ночь костры уже не раскладывают, зато до сих пор повсеместно распространено сжигание в камине рождественского полена (Kerstbloock). В Лимбурге упоминание о рождественском полене встречается уже в хронике 1264 г. «…Каждый из постоянных жителей селения, — сказано там, — приносит сухое полено из леса и в день рождества сжигает его на своем очаге».[191] И сегодня еще в Бельфельде, Эхте, Веерте (Нидерланды) для праздника откладывают лучшее полено. Золу от рождественского полена рассеивают по полям, чтобы получить хороший урожай.[192] В некоторых областях Бельгии вместо полена сжигают в сочельник «рождественскую палочку» (Kerststokjes). Празднование сочельника заключается в посещении церкви, где служится особая месса, и семейном ужине, который начинается поздно, после 12 часов ночи. После того как семья приходит из церкви, все собираются у праздничного стола, накрытого возле камина, в котором горит рождественское полено.[193] Аграрная основа праздника особенно выступает в ритуальной обрядовой пище на рождество. Цель обильной еды — стремление добиться хорошего урожая и благополучия семьи в течение года. Поэтому, возможно, почти все мясные кушанья к рождеству готовились из свинины (свинье всегда приписывалась особая плодовитость), а в средние века было в обычае подавать к рождественскому столу зажаренную свиную голову. Тем же стремлением обеспечить урожай, благополучие объясняется предпочтение, отдаваемое в этот день блюдам из хлебных злаков, а в Нидерландах также и из бобовых растений, особенно гороха. Для всех народов Нидерландов и Бельгии характерно также обилие различного вида обрядового печенья. Особенно распространен так называемый рождественский венок (kerstrans). Это песочное печенье с миндальной начинкой обсыпано миндалем, имеет форму кольца. Оно украшается засахаренными фруктами. Его подают на рождество и к завтраку, и к вечернему чаю. Безусловно, пережитки жертвенных обрядов, совершаемых для сохранения скота от гибели, сохраняются еще в ритуальных печеньях, выпеченных в форме животных. У голландцев чаще всего такие печенья изображали корову и свинью.[194] Ни в Нидерландах, ни в Бельгии почти не сохранилось столь характерных для рождественского праздника обрядов колядования и ряжения. Лишь в некоторых католических селах в день рождества группы детей ходят от дома к дому и поют специальные рождественские песни. В первой части такой песни дети рассказывали о приходе пастухов к новорожденному Христу в Вифлеем, а во второй части они поздравляли с праздником всех жителей дома и желали всем людям здоровья и благополучия домашнему хозяйству: «чтобы было у вас много цыплят в этом году…», «чтобы телята быстро росли и толстели…» и т. п. За такие пожелания хозяйки давали им специальные рождественские хлебцы, часто выпеченные в форме животных или древесных листьев, шишек.[195] К рождеству много приурочено поверий о нечистой силе. В период зимней стужи и мрака особенно губительную силу приобретали различные мифические создания народной фантазии — эльфы, гномы, ведьмы и пр. В это время, как и в другие праздники зимнего цикла, изображается, как по воздуху проносится «дикая охота» — духи под водительством Водана. В течение средних веков часто в качестве предводителя дикой охоты стали упоминать и многих исторических личностей — Аттилу, Дидериха Бернского, Карла Великого и позднее даже Наполеона.[196] Часто языческая дикая охота получает и христианское осмысление: говорят, что это души грешников под предводительством Ирода и Каина проносятся по облакам.[197] Чтобы отвести от себя зло и мщение адских созданий, принимающих участие в дикой охоте, в Нидерландах и Бельгии совершали различные охранительные действия: обходили с горящими факелами или свечами вокруг дома и стойла, окуривали жилище дымом горящего можжевельника, отпугивали нечистую силу звоном колоколов.[198] Еще недавно в Оверейсселе и Гельдерланде сохранялся обычай трубить с этой же целью в рождественский рог (Midwinterhoorn). Его изготовляли из изогнутого и выдолбленного куска ольхового дерева длиной в 1–1,5 м, а в настоящее время делают также и из металла. В рог трубят преимущественно над колодцем, отчего звук становится сильнее. В этот рог трубили по ночам на протяжении всех святок — с сочельника и до крещения. В такую очень темную зимнюю ночь были часто слышны монотонные пронзительные звуки этих самодельных инструментов, далеко разносящиеся в тишине по морозному воздуху.[199]
Обычай трубить в рог над колодцем в рождественский сочельник
На второй день рождества празднование продолжается. В городах многие люди отмечают этот день посещением театров, вечеров, концертов или встречей с друзьями в кафе или ресторане. Среди католиков на второй день рождества, 26 декабря, отмечается день памяти св. Стефана, который считается в этих странах покровителем домашнего скота, особенно лошадей. В церквах освящают в этот день сено и овес для лошадей, повсюду разъезжают верхом на лошадях, организуют конные скачки. В этот день каждой корове поверх сена кладут по кусочку хлеба — «в честь св. Стефана». В Дренте мальчики носят по домам охапки сена, от которых оставляют в каждом доме клочок для коровы. За это хозяева дома их угощают.[200] Своеобразный обычай совершается на третий день рождества, в день св. Яна Евангелиста, среди католического населения голландского Лимбурга. После обедни народ пьет в церкви освященное вино, называемое «напиток в честь св. Яна» (Drinn St. Yans minne). По-видимому, первоначально это был жертвенный напиток, посвященный какому-то богу. По мнению некоторых нидерландских исследователей, голландское слово «minne» произошло от индоевропейского корня «mew» со значением благодарить, вспоминать. В старину пили «minne» в честь Водана. В христианское время этот обычай нашел себе объяснение в легенде: св. Яну предложили выпить отравленное вино, и он опорожнил весь кубок без всякого вреда для себя.[201] Канун Нового года голландцы называют днем св. Сильвестра (Sint Sylvester vooravond). Тому, кто встал последним 31 декабря, дают прозвище «Сильвестр» и берут с него штраф. Девушки старались в этот день быть очень прилежными, потому что, по поверию, та из них, которая не закончит своей обычной работы до захода солнца, уж ни за что не выйдет замуж в наступающем году.[202] На Новый год сохраняется мало старинных обычаев, большинство их приурочено к более ранним праздникам — дню св. Николая, рождеству. В ночь перед Новым годом в Нидерландах посещали вечернюю службу в церквах даже те, кто обычно туда не ходит. В городах все выходили на улицы и там ожидали наступления Нового года. О его приходе извещали гудки фабрик, сирены пароходов. Прежде о начале Нового года в сельских местностях и в городах возвещал ночной сторож: он шел по улицам, стуча в свою колотушку, громко оповещал всех, что наступил Новый год, и желал жителям счастья, удачи, успеха:
НАРОДЫ БРИТАНСКИХ ОСТРОВОВ
* * *
И. Н. Гроздова В прошлом на Британских островах концом теплого летнего периода и переходом к темному, холодному времени считалось 1 ноября, отмечаемое в церковном календаре как день поминовения всех душ. Приурочение начала зимы к 1 ноября особенно широко бытовало у кельтских по происхождению народов Британии — ирландцев, шотландцев и уэльсцев. Двумя главными праздниками древних кельтов были Бельтан (Beltane) — 1 мая и Самхейн (Samhein, по-гэльски «конец лета») — 1 ноября.[213] Такое выделение двух наиболее важных периодов в году связывалось с тем, что основным занятием кельтов было скотоводство, а эти даты имели большое значение для скотоводческого календаря: 1 мая стада отправлялись на горные пастбища, а к 1 ноября скот спускался с гор в селения и водворялся на зимовку в стойла. Подобное же разделение года можно встретить в старых пастушеских областях Центральной Европы. Новый год по кельтскому календарю начинался с 1 ноября, но по существу начало праздника относилось к кануну этого дня, к 31 октября, так называемому Хэллоуен ив (Hallowen Eve), на который совершалось большинство всех новогодних обрядов и обычаев. Еще недавно ряженые-маммеры (Mammery) на острове Мэн вечером 31 октября ходили в своих фантастических нарядах по улицам селения, распевая: Tonight is New Year's night, Hogunnan! (Сегодня ночь Нового года, ура!)[214] По всей Шотландии и сейчас наиболее популярны и торжественно отмечаются в зимний период два праздника — день старого кельтского Нового года, называемый теперь Хэллоуен (день всех душ), и Новый год — 1 января. В Ольстере Хэллоуен справляется так же широко, как и рождество.[215] Как и новогодние обычаи других европейских народов, обряды кельтского цикла праздников были направлены на обеспечение благополучия людей и главного их достояния — скота, посевов и дома; пытались путем исполнения установленных обрядов возвратить вновь тепло и свет солнца. Как и в каждый переломный период года, люди стремились в это время заглянуть в будущее, узнать, какая судьба ожидает человека в наступающем году. В раннее средневековье праздник Самхейн был связан также с культом предков — возможно, потому, что день, означавший конец света и тепла, невольно ассоциировался со смертью, становился днем воспоминания об умерших. По кельтским народным верованиям, души мертвых часто появлялись в мегалитических монументах, и именно такие монументы были местом ритуала. С торжественным ритуалом друиды некогда совершали здесь в ночь на 1 ноября жертвоприношения родовым духам, которые по народным представлениям якобы имели влияние на будущее. После жертвоприношения возле мегалитов или на вершине холма разжигали огромный костер, и все члены рода, взявшись за руки, пели в честь своих предков особые похоронные плачи и танцевали древние погребальные танцы под тягучий меланхолический напев похоронной песни.[216] Обычай разжигания костров в ночь под Самхейн сохранился в той или иной степени у всех кельтских народов Британии до настоящего времени. Раньше каждое селение стремилось развести костер больше и лучше, чем у соседей, высота некоторых костров достигала стога сена. Огромные костры горели на вершинах холмов в Хайланде и в Ирландии еще в XVIII в. Вокруг них всю ночь пели и танцевали жители ближних селений. Смысл разжигания таких костров заключался в том, чтобы путем магического воздействия помочь солнцу вернуть утраченную им силу, но помимо этого огонь имел и очистительное значение. В Хайланде в вечер перед 1 ноября должны были погаснуть все огни в селении, а для праздничного костра добывали огонь древним способом. Затем от этого костра зажигали факелы, которыми разжигали огонь в каждом семейном очаге. Вокруг костра гоняли рогатый скот, чтобы предохранить его от болезней и падежа. Во многих селениях Шотландии вплоть до середины XIX в. бытовал обычай обходить с зажженными от костра факелами вокруг дома, полей и всего селения для защиты их от всех бед и главным образом от нечистой силы, особенно сильной, по кельтским поверьям, именно в этот период.[217] Кельты верили, что день Хэллоуен — время разгула ведьм, колдунов и прочих сверхъестественных созданий. В кельтских легендах рассказывается о том, что в ночь под 1 ноября можно наблюдать процессии фей, которые перелетают с одного волшебного холма на другой под музыку колокольчиков и рожков эльфов. Считали, что смельчаки могут этой ночью попасть и в жилище фей. В эту же ночь можно увидеть ведьм и волшебников, проносящихся по воздуху на помеле или скачущих вдоль дороги на черных, как туча, конях на сборище ведьм.[218] Чтобы защитить людей и все их достояние от нечистой силы, и зажигали костры. В Абердиншире еще в недалеком прошлом накануне Хэллоуен группы парней ходили по домам селений, собирая топливо для костров. Возле каждого дома они останавливались и произносили свою обычную формулу: «Дайте нам торфа, чтобы сжечь ведьму».[219] Древний обычай «сжигания ведьмы» сохранялся длительное время и в других местностях Шотландии. Так, в селении Бельмораль в ночь под Самхейн члены местного клана, выстроенные в боевом порядке и под предводительством волынщиков, направлялись к заранее подготовленному костру. Позади колонны в небольшой тачке везли чучело, изображавшее старую женщину или ведьму, называемую по-гэльски шэнди дан (Shandy Dann). Около костра все останавливались, и при полном молчании толпы оглашался обвинительный акт, приговаривавший ведьму к сожжению. После этого с шумом и гиканьем, под улюлюканье всей толпы, тележку с ведьмой опрокидывали в костер.[220] Фрэзер подобные обряды связывал с религией умирающего и воскресающего бога. Ритуал умерщвления божества растительности, по его мнению, нужен был для того, чтобы вызвать воскрешение этого божества и вместе с ним возрождение всей природы.[221] Вторым широко распространенным обычаем накануне и в день Хэллоуен были процессии ряженых (guiser). Обычай ряжения был известен у всех народов Британских островов и совершался в течение всего периода зимнего календарного цикла праздников. Однако рождественские маски несколько отличались от маскарадных костюмов праздника Самхейн. Если под рождество ряженые ходили с пением христианских песен и исполнением сцен из Библии, то на праздник 1 ноября в масках и действиях ряженых не было никаких христианских элементов. Некоторые исследователи полагают, что ряженые на Самхейн являются прямыми преемниками масок древнего друидского праздника: целью такого переодевания было спрятаться за масками от духов умерших, которые могли причинить вред людям.[222] Позднее, в XVIII–XIX вв., гротескные маски и фантастические одеяния ряженых представляли собой те сверхъестественные создания, которых, по поверьям, было так много в эту таинственную ночь: феи, ведьмы, гномы, тролли, эльфы. Вместо масок некоторые из ряженых просто чернили свои лица. Ряженые ходили по улицам селения, пели новогодние песни, пугали прохожих и просили продовольствия для своего новогоднего вечера. В некоторых более глухих местах Хайланда и на островах процессии молодых людей в фантастических масках можно увидеть и сейчас на улицах селения 1 ноября. На Шетландских островах их предводитель называется скадлер (skuddler). Все участники процессии носят высокие шляпы, сплетенные из соломы и украшенные лентами, а их лица скрыты за фантастическими масками ведьм, колдунов или за вуалями. Один из компании несет мешок, сшитый из шкуры овцы. Они ходят от дома к дому, поют и танцуют, и приношения в виде лепешек, вяленой баранины, колбасы складывают в мешок. На следующий вечер устраивается молодежная вечеринка.[223] Но в большинстве местностей ряжение уже давно перестало быть торжественным обрядом, оно превратилось в детскую игру, развлечение. Когда наступает темнота, в канун праздника на улицах ирландских и шотландских деревень появляются процессии детей. Они одеты в маскарадные костюмы и несут на высоких палках фонарики, сделанные из репы, или факелы. Дети ходят от дома к дому, распевая традиционные стихи. Их оделяют яблоками, орехами, мелкими монетами. По-видимому, из обычая процессий ряженых в более позднее время возникла традиция устраивать в эти дни в университетах, клубах и частных домах маскарады. Среди масок особенно много бывает различных фантастических существ — «зеленых леди», ведьм, леших, домовых и пр. Старая связь праздника с мрачными, темными силами подземного мира нашла отражение в своеобразных украшениях тортов и кексов, изготовляемых по всей Шотландии кондитерами специально к этому дню. Торты обычно покрываются лимонной сахарной глазурью, на которой кремом или шоколадной глазурью изображаются силуэты ведьм на помеле, черных котов, сов, летучих мышей, жаб и прочих неприятных существ.[224] В средние века на Самхейн пекли особые обрядовые хлебцы, из них особенно были распространены у шотландцев и ирландцев лепешки Самхейна (Bannock Samhyinen). Они имели различную форму: иногда — треугольную, иногда — длинную прямоугольную, но чаще встречались большие плоские круглые лепешки, испеченные из овсяной муки и покрытые заварным кремом. 1 ноября пастухи размалывали одну такую лепешку и бросали ее через плечо, чтобы сохранить скот от нападения волков, лисиц и орлов.[225] В обрядовой пище праздника большую роль играли также овощи (особенно репа) и фрукты (главным образом яблоки). Груды яблок и орехов выставляются и поныне к этому празднику в витринах продовольственных сельских и городских магазинов. Кондитерские изделия украшаются сделанными из сахара и марципана репами, яблоками, орехами. К этому дню заканчивали сбор урожая фруктов и овощей и начинали запасать провизию на зиму. Ореховое дерево было магическим деревом у древних кельтов, источником и символом мудрости, поэтому ветки и плоды его использовались раньше в обрядах кельтского Нового года. Яблоки играют главную роль в народных развлечениях шотландцев в канун Самхейна. Так, одна из распространенных среди них игр в этот день состоит в том, что в большую деревянную лохань, наполненную водой, бросают несколько яблок. Распорядитель игры ореховой палкой передвигает яблоки. Каждый из присутствующих по очереди опускается на колени и пытается схватить плавающее яблоко зубами, без помощи рук.[226] Последний круг обычаев и обрядов, совершаемых на 1 ноября, был связан с гаданием, ворожбой. В народном воображении канун Нового года являлся временем, когда легче всего можно было заглянуть в будущее, узнать, какая судьба ожидает человека в новом году. Верили, что ребенок, родившийся на Новый год, одарен «вторым зрением», или силой «видеть вещи», которые не видит простой смертный. Еще не так давно гадание в Хайланде исполнялось со всей серьезностью и даже страхом. Употреблявшиеся для ворожбы предметы и материалы указывают на тесную связь старого кельтского праздника со сбором урожая: для гадания используют яблоки, орехи, зерно, муку, сливки, сельскохозяйственные орудия. О том, каков будет год, судили, подбрасывая зерно на лопате или сжигая в печи пучок пряжи. В Хайланде гадали по обрядовым овсяным лепешкам: каждый пускал свою лепешку катиться вниз по склону холма, и, если она разламывалась, падала, не откатившись далеко или отмеченной стороной вверх, — это предвещало несчастье в будущем году для ее владельца. Верили, что девушка может увидеть своего суженого, если, разрезав яблоко на 9 частей и стоя перед зеркалом, она съест 8 кусков, а девятый бросит через левое плечо. Запекали также в овсяные лепешки различные предметы (кольцо, монету, пуговицу и пр.) или клали их в овсяную кашу. Кому попадется кольцо — тот женится, монета — разбогатеет, пуговица — останется холостяком.[227] Существуют еще сотни различных способов гаданий, некоторые из них соблюдаются и сейчас, но служат уже главным образом для развлечения, шуток, серьезного значения им не придают. Христианская церковь, использовавшая и канонизировавшая многие языческие праздники, объявила 2 ноября «днем всех душ», памяти умерших (All Souls Day). В таком его значении праздник обычно отмечался не только кельтскими народами Британских островов, но и англичанами. По народным верованиям души умерших вновь посещают свои дома в канун этого дня, греются у очага, подкрепляются едой и питьем. В прошлом было в обычае в городах и деревнях ходить накануне праздника по домам с пением специальных гимнов, собирая продукты на поминовение душ умерших. В этот вечер ставили на стол еду и оставляли дверь открытой, чтобы души могли войти в дом, пока все спят, и поесть.[228] В средние века после утренней поминальной службы похоронный звон продолжался весь день. В Ирландии вплоть до недавнего времени сохранялся обычай ставить зажженные свечи на окно в каждом доме, чтобы потерянные и блуждающие возле земли души могли увидеть и прилететь обогреться и поесть. В Англии в настоящее время праздник «дня всех душ» связан с христианской церковью и носит религиозный характер. Однако существует другой праздник у англичан, близкий по времени к Самхейну кельтов, — это день Гая Фокса — 5 ноября, общественный праздник, установленный правительством в начале XVII в. Некоторые обычаи и процессии этого праздника во многом напоминают старые кельтские в канун кельтского Нового года. В основу этого праздника легло историческое событие. В конце XVI в. католики в Англии жестоко преследовались. Когда на престол вступил Яков I, католики вначале надеялись на изменения к лучшему, но Яков ничем не помог им, и в 1605 г. группа католиков составила заговор с целью убить короля, его старшего сына, принца Генриха, и других протестантских правителей страны. Решено было это сделать в день, когда король будет произносить свою речь на открытии сессии парламента. В погреб под здание парламента тайно были доставлены бочки с порохом. Заговорщики наняли итальянца — Гая Фокса, который должен был запалить порох, а затем бежать на Темзу, где его ждал корабль. Но заговор был раскрыт, порох из подвалов изъят, Гай Фокс арестован и вскоре казнен вместе с другими заговорщиками. Через год, в годовщину события, этот день был объявлен правительством общественным праздником. Вскоре его празднование достигло такого неудержимого разгула и веселья, что правительство Англии делало неоднократные попытки отменить его. Однако никакие постановления и запреты не смогли уничтожить день Гая Фокса, и он повсеместно празднуется в Англии и в наши дни. Молодежь устраивает в этот день костюмированные шествия по улицам городов, участники которых несут большие соломенные чучела, изображающие Гая Фокса. Вечером чучела торжественно сжигаются на кострах на площадях и улицах под громкие крики и улюлюкание толпы. Раньше такие костры, как и в канун кельтского Самхейна, достигали огромных размеров. Молодежь танцует и шумно веселится вокруг костров. Зажигают фейерверк, стреляют шутихи и хлопушки.[229] Не потому ли так устойчиво держится этот праздник, что корни его уходят в далекое прошлое и лишь историческое обоснование было задним числом дано древним обычаям и церемониям? Раньше важным праздником зимнего календарного цикла у всех народов Британских островов, как и на континенте, считался день св. Мартина — 11 ноября. Церковь посвящала этот день памяти святого мученика IV в. Мартина Турского, но сам праздник, видимо, возник значительно раньше этого времени и имел языческое происхождение. Праздник был тесно связан со скотоводством, недаром в народе св. Мартин считался покровителем скота. В Шотландии еще в XII в. резали рогатый скот, свиней для пополнения зимних запасов со дня св. Мартина до рождества и эти 44 дня назывались «время бойни» (time of slaughter). Этот период также сопровождался различными обрядами, вечеринками. В некоторых местах Лоуланда Шотландии и в наши дни сохраняется обычай именно в день св. Мартина, 11 ноября, резать быка, чтобы засолить его мясо на зиму. Отголоски старого, языческого жертвоприношения быка богам, по-видимому, сохранялись в отдельных пережитках старых обрядов в позднее средневековье. Так, в Англии в небольшом городке Стамфорд (Линкольншир) в дни 11–13 ноября мясники сообща покупали быка, выпускали его на улицу города, и каждый горожанин, вооруженный дубинкой или палкой, мог принять участие в его преследовании и убое. Этот обычай назывался «погоня за быком» (Bull-running). С конца XVIII в. властями неоднократно делались попытки прекратить такой жестокий спорт, однако горожане упорно отстаивали свое право соблюдать этот обычай. Лишь с 1839 г. «погоня за быком» была, наконец, прекращена.[230] Подобные пережитки старых обычаев указывают на когда-то важное значение для скотоводческого хозяйства дня св. Мартина. Однако почти все обряды, связанные с этим днем, уже забыты, и день св. Мартина не стал таким большим праздником, как в других странах Западной Европы. У англичан и шотландцев день св. Мартина известен также как день расплаты с сельскими рабочими, пастухами, нанимаемыми на летний период. Получив свою плату, те, кто уходил с фермы, устраивали пирушку дня св. Мартина («Martinmas foy») тем, кто оставался. Угощение было самым скромным: хлеб, сыр, виски, эль. После ужина начинались песни и танцы под аккомпанемент волынки или скрипки.[231] После дня св. Мартина зимний цикл народных праздников почти прерывался до кульминационного пункта всего цикла — рождества. Только дни трех святых отмечались некоторыми обрядами в этот промежуток: день св. Катерины у англичан (25 ноября), св. Андрея — у шотландцев (30 ноября) и св. Николая (6 декабря) — у всех народов Британских островов. Святая Катерина считалась покровительницей женщин, особенно прях и кружевниц, и поэтому в тех местностях, где изготавливались на продажу пряжа и кружева, женщины устраивали в честь своей покровительницы вечеринки. Накануне процессия девушек, одна из которых в длинном белом платье изображала св. Катерину, ходила по домам, пела особую песню и просила продукты на проведение праздника.[232] День св. Андрея отмечают в Шотландии даже пуритане. Особенно торжественно его справляют шотландцы, находящиеся в эмиграции. Св. Андрей с самых отдаленных времен считался святым патроном шотландцев. И хотя со времени реформации этот праздник потерял религиозное значение, в народе он сохраняется как массовый праздник. Крест, на котором по христианской легенде распяли св. Андрея (в форме «X»), с XI в. принят за национальную эмблему Шотландии, его изображение было на шотландской печати, шотландских монетах, а с XV в. и на шотландском знамени. Традиционным блюдом ужина в день св. Андрея была опаленная овечья голова, сваренная или запеченная. Ели также хэггис (Haggis, сваренная с овсяной крупой овечья требуха) и другие национальные блюда. И первый тост в этот вечер произносят по традиции «За святого Андрея и Шотландию!»[233] День св. Николая (6 декабря) почти по всей Европе считается веселым детским праздником. Но у англичан он значительно менее популярен, чем в других странах. Существует еще обычай делать в этот день подарки детям. Самый важный праздничный период года у англичан, как и у шотландцев, ирландцев и уэльсцев, — это время от рождества (Christmas) до богоявления. Англичане называют эти дни «двенадцать» (Twelfth) или «легкомысленные дни» (Darft Days). Их празднование сопровождается различными обычаями, подчас сходными с обычаями других европейских народов. Как и в других странах Европы, большой зимний праздник, совпадающий по времени с рождеством, на Британских островах соблюдался с очень раннего времени, задолго до принятия христианства, и был связан с культом солнца, а поэтому и с днем зимнего солнцестояния. Один из древних английских хронистов Беда писал: «Древние англичане начинали год 25 декабря, который мы теперь празднуем как рождение Христа, а самую ночь, которая теперь так священна для нас, они называли на своем языке Modranecht (môdraniht), что значит „ночь матерей“, по причине, как мы полагаем, церемоний, которые они в эту долгую ночь бодрствования исполняли».[234] Некоторые рождественские обряды были заимствованы англосаксами от вторгшихся в средние века на Британские острова скандинавов. И сейчас еще у шотландцев рождество часто называют по-скандинавски йул (Yule). В исторических источниках сохранилось описание празднования рождества шотландцами в VIII–XI вв. В канун его все мужчины рода собирались за длинным столом в холле своего вождя. По преданию скандинавов, бог солнца Фрей едет в это время по небу на своем кабане с золотой щетиной. Вероятно, поэтому ритуальным блюдом пиршества была кабанья голова. Ее клали на большое блюдо, украшали ветками лавра и розмарина и с большими церемониями вносили в холл. Только людям с незапятнанной репутацией разрешалось разрезать эту священную голову. После ритуальной трапезы ее участники с факелами в руках выходили из дома и поджигали подготовленный для этого костер. Все брались за руки и под звуки волынки танцевали своеобразный хороводный танец, который становился все быстрее, все неистовее; при этом все в крайнем возбуждении кричали: «Haile, Yule, Haile» и «Тор с нами!» Когда костер погасал, все возвращались вновь к пиршественному столу.[235] Разнообразные древние языческие обряды совершались во время святок у всех народов, населяющих Британские острова, некоторые из них в том или ином виде сохраняются и в наши дни. К рождеству люди готовятся весь декабрь, но особенно в последние дни перед праздником. У англичан в день св. Томаса — 21 декабря бедняки группами ходили по домам своих более богатых соседей, прося денег и пищи для празднования рождества. Они несли с собой ветки омелы и падуба и там, где что-либо получали, оставляли по ветке этих вечнозеленых растений. Такую ветку хозяева обычно прикрепляли над дверьми так, чтобы было видно, что они не отказали бедным в приношении и получили за это «рождественскую ветвь» (Christmas bunch).[236] Употребление на праздник вечной зелени — очень древний обычай. Омела всегда была связана с языческим празднеством зимнего солнцестояния. «У кельтов Галлии, — писал Фрэзер, — друиды не знали ничего более священного, чем омела или дуб, на котором она растет».[237] Кельтские жрецы — друиды с большими церемониями срезали омелу накануне праздника и украшали ею свои храмы, жилище. Омела была настолько тесно связана с друидизмом, что христианские священники даже не разрешали вносить ее в церковь. Еще и теперь ею украшают только дома, но не церкви. Но другой зеленью — падубом, плющом, самшитом, лавром, розмарином — украшают как дома, так и церкви. По поверию, падуб приносит счастье мужчинам, плющ — женщинам. Падуб особенно почитали уэльсцы. Друиды древних бриттов — предков уэльсцев после освящения раздавали ветки падуба накануне праздника зимнего солнцестояния своей пастве, чтобы обеспечитьблагополучие дома и всех его обитателей на следующий год.[238] Интересно, что в рыбацких деревушках Гебридских островов дома на рождество убирают не дарами леса, а дарами моря — морскими водорослями. Их, как и ветки вечной зелени, вешают над дверьми дома, стойла, чтобы предотвратить действие злых духов.[239] Много обычаев рождественского цикла было связано с зажиганием ритуальных огней. Выше уже говорилось, что в раннее средневековье в канун праздника зажигали большие костры, вокруг которых собиралась вся община. Позднее, в средние века, разжигание костров было заменено сжиганием «рождественского полена» (Yule log) в домашнем очаге. Смысл этого обряда был тот же, что и зажигания костров: путем имитативной магии облегчить возвращение солнца, а с ним тепла и света. Обычай сжигания рождественского полена был распространен у всех народов Британских островов. Утром в сочельник все мужчины дома отправлялись в лес, выбирали толстый дубовый ствол, срубали его и везли домой. К вечеру полено украшали ветками вечной зелени, к веревкам, которыми его должны были тащить, привязывали вьющиеся веточки плюща, верхом на бревно сажали маленького ребенка и торжественно втаскивали украшенное бревно в кухню, клали его в очаг и поливали пивом или элем. Вечером полено разжигали остатками рождественского бревна прошлого года. Рождественское полено должно было гореть не менее 24 часов не погаснув (погасание считалось плохой приметой).[240] Для поддержания огня бросали в очаг небольшие пучки ветвей. Так при свете огня очага, в котором горело рождественское полено, начинался торжественный ужин в сочельник — один из наиболее важных моментов рождественского праздничного цикла. В некоторых деревнях Хайланда, прежде чем положить дубовый пень в очаг, его грубо обтесывали и обрезали так, чтобы придать ему сходство с человеческой фигурой. И называлось такое бревно «рождественская старуха» (Yule Old wife).[241] Дальнейшей трансформацией костров языческого праздника зимнего солнцестояния являлись устраиваемые в сочельник процессии с факелами. Такие процессии имели место во многих местах Шотландии и Уэльса вплоть до конца XIX в. В Кармартеншире (Уэльс), например, в полночь под рождество мужчины бегали по улицам деревни с огромными зажженными факелами из просмоленной парусины, привязанной к палке. В некоторых селениях по улицам везли пылающий просмоленный бочонок. В другой области Уэльса (Тенби) устраивалась факельная процессия, которая сопровождала пастора от его дома к церкви на утреннюю рождественскую службу, начинавшуюся обычно в 2–3 часа ночи.[242] Подобные процессии существовали в конце XIX в. и в других местах.Домик крапивника
С конца XIX в. и позднее рождественские огни стали зажигать всюду уже в виде специальных рождественских свечей. У шотландцев и англичан они были намного больше, чем обычные свечи, их делали специально к этому дню. На Гебридских островах и сейчас на рождество все окна сельских домов освещены такими свечами, поэтому среди местных жителей ночь под рождество называется «ночь свечей».[243] В Англии в наши дни в сочельник вместо традиционного рождественского бревна зажигают толстую рождественскую свечу. В Уэльсе зажженные свечи в рождественский праздник украшали не только частные дома в сельских местностях, но и сельские церкви и часовни. Свечи для украшения церкви изготовляли и дарили священнику жители прихода. Во многих деревнях незадолго до праздника женщины устраивали соревнования на лучшее украшение рождественских свеч. Эти украшения делались из полосок цветной бумаги, фольги, золотых и серебряных нитей, ярких лент и пр.[244] В некоторых областях Уэльса с такими же украшенными и зажженными свечами в руках жители прихода шли на утреннюю обедню, начинавшуюся прежде в 2–3 часа ночи.[245] Много подобных же свечей зажигали в эту ночь и в частных домах. Таким образом, специальные свечи, подчас очень художественно сделанные, составляли характерную черту рождественского праздника у уэльсцев. Существенную часть рождественского праздника составляет обрядовая еда — ужин в сочельник и обед на первый день рождества. У англичан и у шотландской знати, ведущей свое происхождение от скандинавов или норманнов, на протяжении всего средневековья традиционным рождественским блюдом была кабанья голова. Однако у кельтских народов это блюдо никогда не появлялось на праздничных столах. Может быть, причиной этому являлся бытовавший в древности у кельтов запрет употреблять в пищу свинину. Такой запрет сохранялся долго в некоторых глухих уголках Хайланда.[246] В Шотландии, Ирландии и Уэльсе к рождественскому обеду обычно готовили кусок жареной говядины или козлятины — рождественский бык (Yule bull) или рождественская коза (Yule goat). Но постепенно традиционным мясным блюдом на рождество стал жареный (в Ирландии, Уэльсе) или копченый (в Шотландии) гусь. Он остался главным рождественским блюдом и в наши дни в Уэльсе и Шотландии (Хайланд). В Англии же с XVIII в. его место заняла жареная или фаршированная индейка. Ритуальное значение имели напитки и кушанья, приготовленные из хлебных злаков. В Абердиншире и на северо-востоке Шотландии было в обычае ставить на стол в сочельник большой кубок специального рождественского напитка, называемого соуенс (sowans). Его приготовляли из заквашенного и подвергшегося брожению ячменного зерна, с добавлением меда и сливок. Напиток разливали в небольшие деревянные чашки, на дно которых клали какой-нибудь предмет: если выпивший соуенс видел на дне кольцо — это к свадьбе, монету — к богатству, пуговицу — к безбрачию и т. д.[247] Такой напиток еще приготовляют и сейчас горцы Хайланда. Шотландцы Лоуланда не знают подобного напитка, а для ужина в рождественский сочельник они готовят по особому рецепту рождественский суп. Бульон для него варят из мяса быка, убитого в день св. Мартина.[248] На протяжении многих веков у всех жителей Британских островов распространенным кушаньем на рождество была особая овсяная каша плум-порридж (plum-porridge), сваренная на мясном бульоне, в нее добавляли также хлебные крошки, изюм, миндаль, чернослив и мед и подавали на стол очень горячей. В течение XVIII в. плум-порридж постепенно заменяется плум-пуддингом (plum-pudding), и к середине XIX в. последний становится самым главным блюдом рождественского стола. Плум-пудинг приготовляют из хлебных крошек с добавлением разных специй, фруктов, перед подачей на стол его обливают ромом и зажигают. Осталось еще в обычае прятать в рождественском пудинге мелкие серебряные монеты и украшения — «на счастье».[249] В прошлом у шотландцев, ирландцев и уэльсцев было в обычае печь к рождеству специальный хлеб. Испечь его должны были только в сочельник, между заходом и восходом солнца. Рождественский хлеб представлял собой большую круглую лепешку, на которой перед выпечкой ножом вырезался крест. Пекли также рождественские овсяные лепешки — круглые, с зазубренными краями и с отверстием посередине; судя по форме, они должны были символизировать собой солнце. В Хайланде было в обычае на рождество приглашать в дом каждого прохожего. Гостю предлагали кусок такой лепешки с сыром и глоток спиртного. В Уэльсе к рождественскому завтраку приглашались не только родственники, но и все соседи.[250] Наиболее важную группу обычаев, приуроченных к рождественским праздникам, составляли различного характера процессии и шествия по улицам селений и городов. И, пожалуй, один из наиболее древних обрядов такого рода — это охота на маленькую птичку — крапивника и шествие с убитой птицей по улицам селения. Охота на птиц в день рождества известна на Британских островах повсюду, но области, в которых предметом охоты является именно крапивник, ограничиваются Южной и Западной Англией. Очень широко распространены также обряды с крапивником в Ирландии (кроме Ольстера), Уэльсе, на о. Мэн, но они почти неизвестны в Юго-Западной Шотландии (Лоуланд).
Кубки для вина, которые носят ряженые на Новый год
По-видимому, крапивник играл какую-то роль в древних религиозных представлениях кельтских народов. Так, в Cormere’s Glossery крапивник описывается как «птичий колдун» (magus avium), птица друидов, которая предсказывает будущее. Есть сведения о том, что у древних кельтов крапивник содержался в клетках в религиозно-магических целях. О крапивнике часто рассказывается и в кельтских сказках. Некоторые археологи полагают, что на многих золотых предметах, найденных в могильниках кельтских времен, изображен крапивник.[251] О былом значении этой птицы в друидизме свидетельствует и тот факт, что, по народным легендам, она всегда находится не в ладах со святыми. Так, по одной легенде крапивник разбудил стражу, когда св. Стефан собирался бежать из тюрьмы (именно поэтому будто бы и охотятся за ним в день св. Стефана, 26 декабря); согласно другой легенде он выдал Христа, когда тот прятался в саду, и т. д.[252] Важное значение птицы в религиозных верованиях подчеркивается и тем, что к крапивнику относились с чувством почитания и страха, как к священной жертве. В песнях эту птицу часто называют «королем птиц», «повелителем». Так, участники ирландской процессии с крапивником поют:
СКАНДИНАВСКИЕ НАРОДЫ
* * *
М. Н. Морозова Зимние обряды и праздники начинаются у скандинавских народов с ноября и продолжаются до февраля. Самый большой зимний праздник — рождество, 25 декабря. К нему приурочено много обычаев, обрядов, поверий. Несмотря на то, что большинство жителей скандинавских стран — протестанты по вероисповеданию (лютеранство было введено во всех странах Скандинавии после реформ 1527–1539 гг.), среди народа до сих пор бытуют обычаи и обряды, приуроченные к дням памяти христианских святых и соблюдаемые католической церковью. Этот факт лишний раз показывает, что народные обряды и праздники по существу очень мало связаны или совсем не связаны с церковными образами святых и чисто внешне, формально приурочены к дням памяти того или иного святого. Популярность этих святых объясняется лишь совпадением церковных дат с знаменательными моментами народного сельскохозяйственного календаря. Наиболее популярны из этих дат — дни св. Мартина, св. Николая, св. Люции.[308] Со дня св. Мартина (11 ноября) лето считают оконченным, и начинается зима. К этому времени скот уже находится в стойлах, собран весь урожай, закончены уборочные работы. День св. Мартина — покровителя животноводства — нередко соединяется с праздником урожая. В некоторых местах Швеции в день Мартина в каждой деревне собираются арендаторы-мужчины для подведения годовых итогов. Все рассаживаются вокруг длинного стола, на котором расставлено вино, пиво, закуски. По кругу обносится чаша с вином с пожеланиями счастливого года и хорошего здоровья. По-другому отмечают этот день деревенские женщины. У них день св. Мартина связан с окончанием выпаса гусей. Гуси в течение лета пасутся все вместе на пастбище. Для того чтобы отличить гусей осенью, каждая хозяйка ставит свои специальные метки. Когда осенью пастьба прекращается, пастушки пригоняют гусей в деревню и разводят их по дворам. При этом часто получается путаница. Поэтому в один из ближайших дней все женщины в деревне собираются и идут от двора ко двору, выбирая своих гусей. Это «путешествие» называется «гусиный поход» («gåsagång»). После осмотра деревенских гусей женщины устраивают вечером праздник с выпивкой и угощением. Позднее к женщинам присоединяются мужчины, и продолжается общее веселье. Праздник проводится также и в домах, устраивают семейные обеды из осеннего урожая и гусятины. Существует легенда, что св. Мартин прятался в амбаре, а гусь выдал его, поэтому надо свернуть гусю шею и съесть его.[309] В Мартинов день известны разные гаданья. Например, по цвету грудной кости гуся стараются определить, какая будет зима — суровая или мягкая. В этот день всевозможными символическими действиями вызывают добро, благополучие. Злых духов прогоняют хлыстами, колокольчиками. Праздник св. Николая (6 декабря) считается праздником детей. Мужчина с белой бородой наряжается св. Николаем, в одежде епископа он едет на коне или на осле с подарками в мешке за спиной (с орехами, сушеными фруктами, варежками и др.) и с кнутом. Он справляется о поведении детей, одаривает их или наказывает. В старое время в Дании дети перед сном в день Николая выставляли тарелку на стол или ставили ботинки под трубу, в которую клались подарки.[310] Такой обычай в Швеции, Норвегии и Исландии не упоминается, хотя не исключено, что он мог существовать и в этих странах.Праздничное шествие Люции 13 декабря
Большим праздником считается день св. Люции (Люсии) (13 декабря). Праздник знаменует внесение святой Люцией света в темное время года — к рождеству. Само имя Люции происходит от «lux», «lys» — свет. День Люции, согласно народным приметам, самый короткий во всем году и поэтому считается серединой зимних праздников. Истоки праздника Люции неясны; возможно, он возник в дохристианское время. По церковной легенде в IV в. христианка Люция была осуждена и умерщвлена язычниками за веру. Празднование дня Люции прослеживается на протяжении многих столетий. Среди старых людей в Швеции существует поверье, что Люцию можно увидеть на рассвете над замерзшими озерами: на голове у нее — светящаяся корона, а в руках она держит угощение для бедных.[311] В старое время у шведов это был домашний праздник, но в настоящее время он отмечается и вне семьи. Люция — молодая девушка в белой одежде с красным поясом и в короне из веток со свечами. Она посещает на рассвете дома, разнося на подносе кофе и печенье. В состоятельных домах в старое время в роли Люции часто выступали служанки, также одетые в белую одежду и с короной на голове. Лакомства получали также и домашние животные: кошка — сливки, собака — хорошую кость, лошади — овес, коровы и овцы — сено. Этот день некогда праздновали с большим подъемом. Никто в деревне в ночь Люции не спал, повсюду в домах горел свет, и ночные деревни выглядели, как в сумерки вечером.[312] В семьях св. Люцию изображает старшая дочь. В настоящее время праздник св. Люции отмечается коллективно — в организациях, на заводах, в больницах, в общественных местах (городах и деревнях). Люция — красивая девушка — выбирается голосованием. В этот праздник улицы многих шведских городов переполнены костюмированными спутниками Люции — молодыми девушками в белой длинной одежде со свечами в руках и юношами в белой одежде и серебряных шапочках с вырезами в виде звезд и луны, с бумажными фонарями в руках.[313] В день Люции школы рано кончают занятия и отмечают его иллюминацией. К началу нашего века празднование дня св. Люции начало выходить из быта. Возрождение и быстрое распространение этого праздника происходит в течение последних 25 лет. В наши дни Люция празднуется больше в официальных местах, чем дома. Различные общества и газеты всячески рекламируют Люцию. Так, стокгольмская газета «Дагбладет» в 1928 г. организовала первое шествие Люции через город, опубликовав позднее на своих страницах фотографии и подробное описание шествия.[314] Этому примеру последовали и местные газеты. В Осло обычай празднования Люции был возрожден в начале 1950-х годов по инициативе газеты «Моргенпостен». Школы, молодежные союзы и общества тоже принимают активное участие в популяризации и распространении праздника Люции. Почти каждое учреждение и каждая организация празднует день св. Люции, и не только 13 декабря, а часто и в другие дни между 13 декабря и рождеством. В Швеции многие клубы и общества, например Красный Крест, общество домашних хозяек, организуют праздники для пенсионеров. В школах устраивают утренники и детей угощают шоколадом, кофе. В некоторых кафе приглашают постоянных клиентов на бесплатное угощение. Бывает и так, что угощение и празднование в день Люции проводится три раза в день — утром дома, затем днем на работе или в школе и вечером где-нибудь в третьем месте: в кафе или у знакомых.[315] Стокгольмская вечерняя газета «Афтонбладет» в 1967 г. получила 350 заявлений от девушек, претендующих на право быть Люцией. Эта газета выбирает среди претенденток и рекламирует королеву 13 декабря. Таким образом, день Люции с его старой традицией стал уже с 20-х годов нашего столетия подлинно массовым праздником. Сейчас празднества сопровождаются большим шествием по украшенным улицам. Продается хвоя Люции. Для выбранной из всех девушек Швеции самой главной Люции особенно волнующий момент — торжественный прием в Стокгольмской ратуше. В 1966 г. шведской Люцией была медицинская сестра из местечка вблизи г. Упсала. Кроме нее, в каждом городе и деревне, на каждом предприятии, в каждой школе и в союзе (обществе) выбирают своих Люций, и они становятся центром увлекательных торжеств.[316] То же самое происходит и в других Скандинавских странах. Наиболее весело праздник проводится в Стокгольме, куда 13 декабря съезжаются Люции из всех Скандинавских стран. После дня Люции принимаются с еще большим рвением за подготовку к рождеству. Рождественский цикл условно охватывает два месяца с 1 декабря до 1 февраля — подготовку к рождеству и празднование. Самое важное и торжественное время «12 дней» от сочельника до крещения (24 декабря — 6 января). Все работы оставлены. 25 и 26 декабря по всей Скандинавии не работают учреждения и предприятия, а в школах наступают каникулы. Перед днем Люции в Швеции происходит большой обмолот зерна и делают все основные закупки для дома. При молотьбе зерна и помоле сразу же отбирали муку определенного качества для варки рождественского пива и выпечки рождественского хлеба и печенья. Обязательно пекли хлеб в виде животных и птиц, в первую очередь в виде козла и петуха. Считали, что эти животные стоят в прямой связи с рождеством, и их выпечка символизировала культ плодородия. Считали, что молоть и просеивать муку, готовить солод и варить пиво нужно всегда в определенное время. Пиво обычно было готово к 9 декабря, дню Анны. В народе говорят «приходит Анна с канной» (ковшом). После приготовления пива проводятся другие важные хозяйственные работы — большая стирка, убой домашнего скота, выпечка хлеба, отливание свечей различного вида — трехствольных, пятиствольных, которые зажигают вечером в рождество, и обычных свечей для домашних нужд.[317] Рождественские свечи отливаются в новолуние, так как верят, что такие свечи светят ярче. Рождество юль (jul) с большой торжественностью отмечают до сих пор в областях Смоланд и Сконе в Швеции. Подготовку к празднику начинают за месяц до него. Кто-либо из семьи, согласно старому обычаю, должен заранее позаботиться о новой одежде и обуви к рождеству. В какой-то из дней, недели за две до праздника, режут откормленных рождественских поросят, что происходит обычно между двумя-тремя часами утра. За день до этого хозяйка готовит хорошо вычищенный или новый котел с мукой, в который должна стекать кровь животных. Когда поросят режут, то кто-нибудь находится возле котла и помешивает кровь и муку до тех пор, пока смесь становится густой и запекается. Это чаще всего выполнялось женщиной в возрасте за 50 лет, не имеющей беременности, так как считали, что у беременной женщины в таком случае может родиться больной ребенок (с падучей болезнью или с физическим недостатком). Молодым женщинам или девушкам, имеющим жениха, строго воспрещалось принимать какое-либо участие в убое скота. При убое поросят копыта и соски закапывали в свинарнике на то место, где лежал поросенок, так как было поверье, что это приносит удачу в разведении свиней. Чаще всего убой скота в Швеции происходит в середине или конце ноября. Для этого животных после летней пастьбы и завершения всех полевых работ ставят на двор для откармливания. Обычно к убою готовят корову или быка, пару свиней и несколько овец. Гусей резали для рождества раньше, это происходило в день св. Мартина или перед ним. В каждой деревне кто-то из крестьян специально занимается таким ремеслом. Из свежей крови животных готовят сразу же кровяную колбасу блопелсан (blopölsan), пользующуюся большой популярностью. Не менее популярным кушаньем является палтар (paltar) — шарики величиной в два кулака, приготовленные из смеси муки с определенным количеством свежей крови, и поджаренные на сале. Часть мяса и свинины коптят, но значительное количество засаливают и не едят до рождества. После приготовления мяса и колбас принимаются за пивоварение. Это делают чаще всего в специальной постройке (stegerset), расположенной по соседству с жильем. Пиво варят в течение трех-четырех дней без перерыва с утра до вечера. Получают три сорта пива: собственно рождественское, густое и крепкое, затем более жидкое и, наконец, брагу или квас. При домашнем приготовлении напитков расходуется довольно значительное количество зерна. Солод имеется почти в каждом хозяйстве, и не только для собственных нужд, но и для продажи. Больше всего времени занимает выпечка хлеба, которую тоже надо было провести до рождества. Хлеба пекут из муки разного сорта. В первую очередь пекут огромные круглые хлеба седбред (södbröd) из муки грубого помола по 6–8 кг весом для ежедневных расходов. Духовые печи имеют большие размеры, так что в них за один раз помещают 12–15 таких хлебов. Перед выпечкой на каждом из хлебов вязальной спицей делают крест, для того чтобы тролль (злой дух) или иная нечистая сила не околдовала выпечку. Далее пекут кисло-сладкий хлеб сурсет (sursött) из тонко просеянной муки. Затем из чистой пшеничной муки пекут рождественские пряники в форме человеческих фигур, птиц, козлов. И наконец, из самого последнего куска теста или из пряничного теста пекут хлеб в форме свиньи. В некоторых местах Скандинавии наряду со свиньей пекут большой хлеб в форме звезды юлькаган (julkagan). Хлебная свинья и звезда стоят на столе в течение всего рождества до дня св. Кнута. К рождеству пекут столько хлеба, что его хватает до весны. До дня благовещенья (Bebådelsedag) — 25 марта выпечку не делают. Для того чтобы хлеб предохранить от плесени, его закапывают в кучи зерна. За 14 дней до рождества начинают готовить «рождественские дрова» юльвед (julved), т. е. колья и шесты. Во всех зажиточных домах проводилась выпечка и варилось пиво не только себе, но и для раздачи беднякам, сторожам, работникам, пастухам. Накануне сочельника, в так называемый «малый сочельник» (шведск. — lille julafton, норвежек. — julaften, датск. — juleaften), раздавались богатые милостыни, особенно в домах священников, каждому дому, входящему в приход. Подарки состояли из хлеба, мяса, каши, пива, свечей. В сочельник перед заходом солнца все жители деревни собирались в церкви. По возвращении домой все садились за праздничное угощение. С рождеством наступает всеобщее празднование; нет ни одного даже бедного дома, где бы не отмечалось это событие. Самую маленькую хлебную лепешку всегда держат в тайнике от одного рождества до другого или даже более длительное время. Нередко были случаи, что 80–90-летняя женщина хранила хлебную лепешку, испеченную в ее молодости.[318] Существовало поверье, что рождественские хлеб и пиво, которые долго хранились, якобы обладают сверхъестественной силой; они считались целебным средством против болезней людей и животных. Кусок рождественского хлеба или лепешку сёкакан (såkakan) во многих местах Скандинавии всегда хранят до начала весеннего сева. Прежде чем в первый раз опускают плуг или борону в землю, дают кусок хлеба или лепешку лошади. При севе кусок хлеба также лежит на дне сеялки, а после завершения весеннего сева пахарь должен съесть этот хлеб и запить рождественским пивом. Верили, что в таком случае будет хороший урожай. После того, как проведен убой скота, сварено пиво и хлеб выпечен, начинается уборка помещения — моют потолки и стены, оклеивают их обоями, натирают полы, красят печи, чистят инвентарь и посуду. Оловянную и серебряную посуду, начищенную до блеска, выставляют на полках над дверью в жилье. Утром в сочельник наряжают елку. Перед рождеством все работают без отдыха, особенно женщины. Канун рождества, сочельник (24 декабря), называют юльафтон, юльафтен, юлеафтен (julafton, julaften, juleaften). В сочельник перед обедом все заняты мелкими делами. Работники приводят в порядок все хозяйственные постройки и рубят дрова, так чтобы этими делами не заниматься до крещения (до трех королей), готовят лучины, убирают снопы из закромов, чистят лошадей. Домашним животным дают лучший и более сытный корм, чтобы «быть с ними в хороших отношениях». Пока кормят животных, хозяин в последний раз обходит двор и пашню и смотрит, весь ли инвентарь убран. Обычным было мнение, что если крестьянин забыл свой сельскохозяйственный инвентарь на пашне на рождество, то он самым последним собрал урожай в минувшем году. Так проходит время до обеда. Празднование рождества начинается собственно в сочельник. В некоторых местностях Скандинавии (преимущественно в Западной и Южной Швеции) во второй половине дня в сочельник в старое время устраивали «макание в котел». Оно заключалось в том, что куски хлеба на вилке макали в мясной бульон, в котором варилось мясо для наступающего праздника, и съедали. Макание в котел происходило с известной торжественностью и рассматривалось как вступление в собственно праздник. Эта церемония называлась «doppa» (макание). Поэтому и сочельник получил название в некоторых местах Швеции доппаредаген (dopparedagen) (день макания).[319] После макания мылись в бане, надевали праздничную одежду. К сочельнику до середины XIX в. на пол расстилали солому (после того как приводили жилое помещение в порядок) и накрывали стол.
Рождественское фигурное печенье
Около шести часов вечера усаживаются за стол и угощаются. Угощение одинаковое — в сочельник, рождество, Новый год и крещение. В вечернюю трапезу в сочельник едят рождественский окорок и кашу, затем рыбу, хлеб из тонко просеянной муки с маслом. Среди напитков в сочельник первое место занимает самое лучшее, крепкое рождественское пиво. После трапезы под котлами разводят большой огонь в камине из толстых сосновых дров, которые дают большой дым юльрек (рождественский дым) (julrök). Одновременно домашних животных выпускают на водопой и окуривают рождественским дымом. Золу после этого огня не выбрасывают, а сохраняют и на второй день утром посыпают ею домашних животных: якобы это может защитить их от болезни, черта и дурного глаза. После трапезы читают рождественскую молитву. Затем раздаются рождественские подарки юльклапп, юлегаве (julklapp, julegave). До середины XIX в. подарки и наряженная елка не имели широкого распространения, а чаще украшали лишь потолок и вход в жилье хвойными ветками. В сочельник обычно подбрасывали друг другу пакет с подарками и надписью или шуточный предмет в виде подарка. Иногда и недруги подбрасывают какую-нибудь вещь, чтобы посмеяться над хозяином дома или над его семьей. Подарков к рождеству в старое время в нашем теперешнем смысле слова не делали. Вместо елки во многих местах бытовал деревянный шест, украшенный красной и зеленой бумагой, а также восемью — десятью свечами. В сочельник зажигают свечи, и они горят всю рождественскую ночь.
В Норвегии и Дании подготовка к рождеству начинается также задолго до него. Уже в ноябре закалывают свиней и телят и мясо перерабатывают на деликатесы всякого вида. Перед рождеством проводится полугодовая уборка дома и чистка посуды. Дрова заготавливают заранее на две недели, так как на святках в течение двух недель все работы запрещены. Ткацкие станки и прялки убираются и применяются снова только после крещения. В Норвегии рождество в настоящее время называют нередко праздником мира. В рождественские дни не охотятся ни на птиц, ни на животных. Для птиц выставляют в деревнях пшеничный сноп хавречерв (havrekjerv) на палке или на коньке крыши. В городах снопы привязывают к балконам (это относится и к Швеции). Домашним животным выдается лучший корм со словами магического заклинания. С рождеством связано много обрядов и обычаев, поверий. В Норвегии рассказывают легенду о нерадивой девушке, не накормившей животных в этот день. Девушка сидела у забора и вдруг услышала слова «пусть ослепнет тот, кто у забора сидит», и она тотчас ослепла. Считают, что это был голос голодной коровы.[320] За две недели до праздника в Норвегии и в Дании убирают помещения, чистят утварь, пекут пироги и особые булочки, приготавливают вина и различные напитки. В деревнях крестьяне убирают скотный двор, чистят и кормят лучшим сеном накануне рождества домашних животных, чтобы «они готовы были приветствовать веселое рождество». На плугах и боронах рисуют кресты и убирают орудия под навесы дворов. В Дании до сих пор существует поверье о том, что бродячий сапожник может обнаружить вещь, на которой крест не нарисован, и сесть на нее, это принесет несчастье в дом. Объяснение находят в легенде, что «несший свой крест» остановился отдохнуть у дверей сапожника. Сапожник его прогнал, и тогда «несший крест» пригрозил сапожнику, что он будет бродить до его возвращения. В народе говорят, что сапожник уже двести лет ходит по Дании и ищет неосвященный плуг, и если он найдет его, то проклятье кончится и перейдет от него к владельцу плуга. Известная народная легенда рассказывает, что в ночь под рождество можно услышать шаги бродячего сапожника.[321] Перед рождеством заканчивается праздничная выпечка и изготовление украшений для дома: бумажных вырезок на стены, звездочек для елки, деревянных игрушек, соломенных животных — козлов юлебокар (julebockar), свиней юлегризар (julegrisar). Среди разных фигур — украшений, подарков — наиболее популярен козел.
Рождественский козел на праздничном столе
Популярны и рождественские птицы (петух, голубь), деревянные или соломенные. Они часто стоят с козлом на рождественском столе. Их вешают к потолку. Эти соломенные фигурки связаны с древней мифологией: козел — атрибут Тора, бога-громовержца, свинья — бога Фрея и т. п. По всей Скандинавии очень принято дарить подарки родным, друзьям, знакомым. Подарки заворачиваются и запечатываются красным воском, в них вкладываются стишки или поговорки об употреблении подарка. Наряжают елку или рождественское дерево (пихту, ветви сосны и можжевельника) втайне от детей, украшают обязательно национальным флагом сверху (в Норвегии и Дании), мелкими флажками снизу, всякими игрушками.[322] 24 декабря днем в Норвегии, как и в Швеции, семья собирается у очага для «макания в котел» (dopp grytan). Котел с вареным мясом, сосисками или ветчиной стоит на очаге. Каждый, включая гостей и слуг, отрезает кусок белого хлеба вёртбред, вертербред, вербред (vårtbröd, vørtebrød, vörbröd), опускает на вилке в котел с мясным соусом, затем ест этот хлеб с куском мяса. Это делают на счастье. Произносят тосты за счастье, пьют глинтвейн из вина, рома, пряностей, иногда что-нибудь иное. 24 декабря, в канун рождества, во всех Скандинавских странах все готово к празднованию. Все магазины и базары закрыты. 25 декабря наступает кульминационный момент зимних праздников — время добрых пожеланий и больших радостей. Как бы поздно ни угомонились накануне праздника, 25 декабря все на ногах уже рано утром, в шесть часов. На селе в каждом окне горят свечи. Катаются на санях с сосновыми факелами. Затем горящие факелы бросают в костер, разведенный на высоком месте церковного двора. Произносят традиционное праздничное приветствие «God jul!». Огонь тушат с наступлением рассвета и т. д. С первой рождественской ночью было связано много поверий. Например, если в сочельник между 11 и 2 часами ночи смотреть через окно или замочную скважину в церковь, можно увидеть всех умерших. Они присутствуют на церковной службе. Можно по дороге встретить в это время их свадебную или похоронную процессию и узнать, кто женится или умрет в новом году.[323] Дома до обеда каждый занимается своими личными делами. Праздник в первый день проводится в семье. В гости никто не ходит, так как считают, что тем самым выносят счастье из дома. Чужого человека, зашедшего в дом, однако, угощают пивом. Важная часть праздника — ужин. Традиционные рождественские блюда — жареный гусь с яблоками и сливами, свинина, рисовый пудинг (шведск. — risgrunsgröt, норвежек. — risengryngrøt, датск. — risengryngrød), сваренный на молоке и сахаре, с вензелями наверху и изюминкой внутри. Тот из молодежи, кому достанется изюминка, первым обвенчается в новом году. Каждый из гостей загадывает какое-нибудь желание перед тем, как съесть пирог. Кроме того, на стол подаются кабачки, тушеный картофель, яблочный пирог, фрукты, ягоды в сахаре, орехи. В центре праздничного стола нередко выделяются нашпигованный язык или нашпигованная свиная голова с надписью цветными буквами «Счастливое рождество». На праздничном столе почти всегда стоят рыбные блюда, и прежде всего рождественская треска лутфиск (lutfisk) своеобразного приготовления. Треска сначала сушится, а затем вымачивается до состояния желе. Печеные изделия поражают своей вычурностью и фантазией — фигурный хлеб, печенье в виде фигур различных животных, четырнадцать видов различных пирожных, на каждый день по одному виду, а на десерт — рождественский торт. На столе обязательно присутствуют крепкое пиво, пунш и кофе. Во многих деревнях Скандинавии, особенно в Норвегии, одеваются в старинные национальные костюмы, в городах — в нарядную одежду. Ужин устраивают горячий и холодный. До начала XX в. в Норвегии во время рождественского вечера кто-нибудь тайком делал соломенное чучело и прятал его под стол. Чучело часто одевали в мужскую одежду. Оно называлось юлесвен — «julesven» (рождественский парень). В сочельник рядом с чучелом ставили еду и кружку пива. Этот обычай и теперь встречается в горных районах Норвегии. После ужина открывается дверь в комнату с елкой, которую до этого скрывают от детей. Отец семейства читает молитву. Затем раздается стук в дверь, входит «рождественский дед» — юлегуббе, юлеманд (julegubbe, julemand), юльтомтен, юлениссе (jultomten, julenisse), которого изображает дядя, брат или другие мужчины из семьи. Рождественский дед по внешнему виду очень похож на русского Деда Мороза: он одет в красную шапку, с белой бородой, несет мешок с подарками за плечами, прибывает в санях, запряженных козлами бога Тора. Дети, получив подарки, благодарят его поклоном. После раздачи подарков Дедом Морозом водят хороводы вокруг елки.[324]
Маска
В Швеции в прошлом веке в сочельник был обычай выносить на гумно кашу для Деда Мороза, домового и тролля. Верили в то, что тролль в вознаграждение помогает жать рожь и пшеницу в самую хорошую погоду и удобное время. Существовало поверье, что домовой может напустить болезнь на корову, испортить молоко, лошадям заплести гриву, если он не взлюбит этот дом. После торжественного ужина начинаются танцы и игры, которые продолжаются все святки. Танцуют поочередно в каждом доме. Самый первый дом в связи с этим в некоторых областях Швеции освящают (в обл. Эстергетланд). В первом доме перед танцами устраивают представление. В дом входят две молодые девушки в белой одежде с красивыми блестящими коронами на голове, с угощением на подносе. Затем входят две следующие девушки, одетые так же, и вносят куст (buske) или небольшую елку с горящими свечами. Елку ставят на пол посередине дома, и все четыре девушки образуют круг около елки и поют песни в честь всех присутствующих. После этого елку ставят на стол и начинают танцевать. У любителей спорта после обеда — коньки, лыжи, санки. На второй день рождества чаще всего устраивают народное театральное представление. Рождественские танцевальные вечера являются временем веселых шуток и проказ, которые устраивают ряженые. Чаще всего рядятся в козла, надевая на себя вывернутую овчину, а на голову приделывая рога, деревянные или настоящие. Иногда во рту маски торчит зажженная пакля или лен, так что вокруг летят искры. Ряженые врываются в середину танцующих и вызывают переполох. В некоторых деревнях в роли ряженых в рождество выступают в течение нескольких лет одни и те же люди.[325] Кроме «ряженых-козлов», в рождество ходят по домам так называемые «рождественские привидения» юль спекен (jul spöken). Мужчины обматываются поверх одежды большим куском льняной ткани, затягиваются шнуром по бедрам, набивают под ткань солому для изменения фигуры, на шею подвязывают длинный грубый шерстяной галстук, надевают черную высокую шляпу, лицо обмазывают сажей или темной краской, берут в руки палку и в таком виде ходят по домам. Обычно с женщиной или девушкой; она наряжается в большое старое женское пальто, а на голову надевает широкополую шляпу. Войдя в дом, ряженые спрашивают, какую работу они могут сделать. Им поручается какое-нибудь дело, а затем их угощают пивом, вином, орехами, рождественскими яблоками. Ряженые поют песни, под которые можно танцевать. После начала танцев ряженые идут в другие дома, выбирая обычно наиболее приветливых и щедрых хозяев. Рано утром на второй день праздника хозяин осматривает двор, так как часты случаи, что в хлев и сарай, шутки ради, забрасывают ночью много навоза, мусора и снега, особенно тем хозяевам, на которых были обижены. Если же хотели сделать приятное хорошим хозяевам, то, наоборот, убирали в хлевах и сараях и все приводили в порядок. В этот же день на рассвете верхом на лошадях, украшенных пестрыми лентами, приезжают «всадники святого Стефана» (Staffansriddarna). Их несколько человек. Они останавливаются в каждом дворе и поют песни Стефана (Staffansvisan). Св. Стефан считается покровителем скота. Хозяева выходят во двор, угощают всадников вином и закусками, преподносят подарки. Всадники, пожелав всем счастливого рождества, едут к следующему двору. Верили, будто тот, кто скакал лучше всех в этот день, в новом году соберет первым хороший урожай. Вечером на второй день в деревнях начинались веселье, празднества, называемые «рождественские избы» юльстугорна (julstugorna) с танцами и плясками. Каждый парень выбирает себе девушку для танцев на весь вечер.[326] В рождественские дни устраивают различные игры, в которых принимают участие люди всех возрастов. Играют в жмурки, подменивают обувь, продевают с закрытыми глазами нитку в иглу, гадают на орехах и т. д. Участники таких веселых сельских празднеств любят исполнять популярные народные песни.
Маска
В городах 26 декабря — день вечеринок и визитов, праздников на предприятиях и в организациях. Праздники устраивают как взрослые, так и дети. Гостеприимство в эти дни особое. Во многих местах по обычаю прохожие должны зайти в дом и разделить праздничную трапезу. С этого дня и до 13 января продолжаются встречи, танцы и празднества с обильным угощением, хождение в гости. На этих вечерах часто происходило знакомство между девушками и молодыми людьми. В рождественские дни ремесленники и другие горожане надевают самые лучшие костюмы, носят маски, грубо сделанные из дерева, — голову вола, рога козла.[327] Молодежь ходит по улицам с песнями, дает театральные представления. Радостным событием для населения всех возрастов является посещение рождественского базара. В известном стокгольмском парке Скансен (музее под открытым небом) торговцы, ремесленники и кустари предлагают свои специальные изделия: норрландскую колбасу, селедочный салат, самые различные сорта сыра, изделия художественного ремесла и многое другое. По вечерам в Скансене проводятся танцы под рождественской елкой. Магазины с их богатыми витринами в эти дни бойко торгуют. Елка была известна в зажиточной среде в Швеции еще в конце XVIII в., но она стала шире распространяться в начале XIX в. в городах, во дворах священников, буржуазии. В деревнях и у бедного населения елка стала распространяться во второй половине XIX в. В деревню «елка» пришла из города. В начале XX в. рождественская елка получила очень большое распространение как в домах, так и в официальных местах вне дома. У стокгольмцев существует обычай посещать в сочельник могилы, и могильный холм украшают елкой с горящими на ней свечами. Рождественская елка обычна и на датских могилах.[328] Бытует обычай накануне Нового года устраивать шествия ряженых. Ряженые часто несут на палке набитую сеном голову козла с длинной бородой из пакли. Здесь же часто присутствует и юлесвен (рождественский парень). Святочное веселье прерывалось лишь торжественным тихим новогодним днем. Между рождеством и Новым годом не проводится никаких работ, кроме ухода за животными. Новый год стремятся провести как можно удачнее, чтобы весь год был счастливым. Готовят такие блюда, которые, по поверью, якобы исцеляют от болезней на весь год (например, всевозможные яблочные угощения от болезней желудка и т. п.).[329]
Приход ряженых на святки
Улицы столицы перед Новым годом и в Новый год в огнях иллюминаций и праздничном убранстве зеленых гирлянд из еловых веток. Стокгольмская газета «Экспрессен» сообщала в декабре 1967 г., что «в новогоднюю ночь гигантский соломенный козел, самый большой из всех соломенных козлов мира: высота — более 12 м, вес — 3 тонны — будет подвергнут торжественному сожжению. В настоящее время в Новый год по замыслу „архитектора“ и заказчиков в шведском городе Йевле козел служит рекламой, привлекая покупателей в магазины на Южной Королевской улице».[330] В магазинах городов много народа, приобретают подарки родным и знакомым. Обычно встреча Нового года в городах происходит так: семья собирается за праздничным столом. В полночь открываются окна, выходят на балконы, палят из ракетниц, жгут бенгальские огни. В канун Нового года кое-где устраивают маскарад, групповые визиты, танцы, закуски дома, у соседей. Новый год начинается с того, что в него «вламываются» стуком в двери или с пороховыми хлопушками ряженые в сопровождении толпы. Прежде существовало поверье, что таким образом отгоняли силы тьмы, а в настоящее время шум и хлопанье устраивают для веселья. Дети в течение нескольких месяцев до этого собирают старую посуду, чтобы в Новый год разбить ее о двери своих друзей. Популярен тот, у двери которого будет больше черепков. Хозяин дома пытается поймать шутников. Пойманный получает подарки — пирожное, орехи и прочее.[331] В старое время в новогодний вечер мужчины с ружьями собирались в группы человек по 15–20, ходили по улице и стреляли в воздух по одному, иногда по два раза. Так они «выгоняли» старый год. После этого стрелков угощали.
Приход ряженых на святки
В Западной Ютландии в виденовогодних шуток прячут колеса от телеги в колодец или вилы забрасывают на крышу, поэтому осмотрительные хозяева заранее убирают весь инвентарь под замок. В полночь перед Новым годом в церквах звонят колокола по уходящему году. В городах в Новый год устраиваются маскарады в общественных местах и на улицах. Новогодний ужин состоит из всевозможных закусок. Обязательное блюдо в приморских районах Дании — треска с горчицей. В Новый год, 1 января, утром идут в церковь, а затем празднуют дома или идут в гости. Раньше Новый год отмечали преимущественно дома в семейном кругу. На праздничном столе в Новый год такие же блюда, как и в рождество. На столе всегда стоят также различные холодные закуски смергёсбред, смергёс, смерребред (smörgåsbröd, smörgås, smørrebröd), преимущественно рыбные — семга, салат из селедки. Главное блюдо в Новый год — треска, обязательным блюдом считается также рисовый пудинг со счастливой изюминкой. На обеденном столе всегда стоит жареный гусь, подают также мясо, сыр, овощи, пироги, сладости. Пьют много пива. Во второй день Нового года устраиваются вечеринки, званые обеды или проводятся праздничные увеселения (в организациях, клубах и т. п.). 2 января, на 9-й день рождества, устраивают пир старые мужчины. На пиру рассказывают саги о троллях и привидениях. Этот день называется губбдаген — «день стариков» (gubbdagen). 6 января — праздник трех королей, или крещение, 12-й день рождества. Этот праздник имеет средневековые традиции. К нему также приурочены поверья и некоторые обычаи, хотя гораздо меньше, чем к рождеству и Новому году. В этот день, по народному поверью, добрые духи приходят с пожеланиями к детям. Повсюду зажигают трехрожковые канделябры. Студенты устраивают праздничные шествия с песнями и бумажными фонариками. Проводятся народные игры. В городах изображают шествие святых королей с востока; юноши и мальчики — в белой одежде и белых конических шапках, украшенных помпонами и астрономическими знаками, несут на длинных шестах большие прозрачные бумажные лампы, освещенные изнутри. В деревнях мальчики наряжаются в библейские костюмы и ходят из дома в дом, распевая старые народные песни с пожеланием благополучия, передающиеся из поколения в поколение. Например, одна из песен такая: «Доброго вечера, доброго вечера, как хозяину, так и хозяйке. Мы желаем всем счастливого хорошего праздника. От всех несчастий сохрани вас бог». Одна из фигур шествия изображает Иуду с большим носом и кошельком.[332] После песен организаторы веселья обходят всех присутствующих с кошельком и корзиной, собирают деньги и подарки в виде пива, закусок, затем идут дальше. После обхода всех дворов устраивают пир, на котором съедают все собранное. День трех королей — окончание праздничного сезона. Начинают убирать елки и зеленые ветки с домов. Ночью молодые девушки гадают и пытаются узнать свою судьбу. По старому обычаю они пятятся спиной и бросают ботинок через левое плечо. При этом просят королей предсказать судьбу. Тот, кого девушка после гаданья увидит во сне, станет ее женихом.[333] 13 января — праздник св. Кнута, 20-й день рождества, официальный конец праздников. Св. Кнут, по старой народной поговорке, прогоняет рождество. В домах открывают окна и двери, чтобы метлой или другим предметом вымести рождество. По существующему обычаю в этот день во многих областях Скандинавии устраивают традиционные рождественские бега по занесенным дорогам и озерам в санях, запряженных лошадьми, с бубенцами и веселыми песнями. По народному поверью, сами тролли (духи) устраивают в этот день скачки под предводительством троллихи Кари 13-й. Праздник св. Кнута — последний день веселого рождества. Елку или рождественское дерево разбирают, рубят и сжигают в печи. Итак, рождество кончается 13 января. Говорят, что «Кнут уезжает с рождества». В этот день вечером устраивают последний рождественский бал, на который приходит наряженный Кнут. Рождество кончается в 12 часов ночи между днем Кнута и Феликса (13 и 14 января). Проводы рождества сопровождаются ряжеными. В области Сконе (юг Швеции) участвуют при проводах «ведьмы» (Felixdockan): в женскую одежду наряжается кто-нибудь из мужчин, или делают чучело. Потом чучело выбрасывают. Вечером приходят ряженые, одетые самым неузнаваемым образом — женщины в брюки, мужчины — в юбки, в масках, они меняют голоса, чтобы их не узнали. Это «рождественские привидения».[334] Кнут тоже ходит по дворам с веселыми остротами, за что его угощают. Вечером в праздник в компании ряженых приходит рождественский козел. С дня Феликса, 14 января, все приходит в свой обычный порядок, начинаются прядение и другие всевозможные домашние занятия, работа в сараях и хлевах. 2 февраля в Скандинавии проходит традиционная весенняя ярмарка.
Новогодний стол
ФИННЫ
* * *
Н. В. Шлыгина Народный календарь финнов, сложившийся к началу средневековья, был в основе аграрным, хотя в нем сохранялись и более древние элементы, связанные с охотой и рыболовством, которые стали побочными, но продолжали быть жизненно важными промыслами для финских крестьян. Основное занятие финнов — земледелие — не только определило специфику народного календаря, но и способствовало в дальнейшем стойкому сохранению в течение веков наиболее важных его элементов. С начала XIII в. в Финляндии стало распространяться католичество. Постепенно церковь укрепляла свои позиции в стране и расширяла влияние на повседневную жизнь народа; начал входить в обиход и церковный календарь. Церковный календарь в ходе времени изменялся не только в связи с церковными событиями, как, например, в период Реформации, но в нем происходили преобразования и под влиянием народного календаря. Входя в жизнь народа, церковные праздники соединялись с теми датами и праздниками, которые приходились на это время по народному времяисчислению. Дни церковных святых и праздники, связанные с событиями священного писания, оказывались соединенными с традиционными работами сельскохозяйственного годового цикла. Обряды и обычаи, приуроченные к церковному празднику, зачастую связывались дохристианскими верованиями, заключали в себе остатки древних магических действий, традиционных жертвоприношений, призванных обеспечить хозяйственное благополучие крестьянства. Финскими исследователями проделан большой труд по изучению старых форм народного календаря, их трансформации путем внешних влияний на народное времяисчисление, а также по выяснению первоначального значения различных памятных дней и празднеств, претерпевших большие изменения с течением времени. Финские исследователи полагают, что до перехода к земледелию финские племена вели счет времени по лунным месяцам — по 28 дней — и прибавляли в конце каждого две-три безлунные ночи. Счет месяцев в году не был точным — могло быть 12–13 месяцев. При этом лунный месяц делился на 4 семидневные недели, в каждой неделе выделялся последний, седьмой день, как день различных запретов (pyhä).[335] Переход к солнечному году был связан с распространением земледелия, требовавшего более точного счета времени, предварительного вычисления периодов различных работ, сроков вызревания злаков и т. д. Солнечный год уже очень точно делился на 12 месяцев и 52 недели. Финны знали дни солнцестояний и солнцеворотов, но исходными точками отсчета времен года у них были иные дни, так как в основе народного времяисчисления лежал аграрный годовой цикл. Естественно, что в Финляндии с ее длинным, темным и холодным осенне-зимним периодом календарь имел свои специфические особенности, отличавшие его от народного календаря земледельцев Центральной или Южной Европы. Финны делили год на два основных периода: летний и зимний. Один был временем полевых работ, другой — периодом домашних занятий, ремесел, лесных промыслов и рыболовства. Исходными днями отсчета времени были «зимний день» (talvipäivä), приходившийся на 14 октября, и «летний день» (suvipäivä) — 14 апреля. Каждая из половин года делилась в свою очередь на две части своей, так сказать, наивысшей точкой: 14-ое января считалось «центром зимы» (talvennapa), а 14 июля — «серединой лета» (keskikesä).[336] При этом границы одного периода не были особенно четкими, летний период уходил постепенно, как это и происходило в природе. Деление на недели было весьма важным, так как многие работы и их сроки — посев, сенокос, жатва — высчитывались по неделям. Любопытно, что при этом применялся обратный счет. Так, если посевными считались десять недель от дня Георгия до Петра (с 23 апреля по 29 июня), то первой при этом была та, что шла со святого Петра, а десятой — под святого Георгия. Изучение счета сроков земледельческих работ у других северных народов показало, что аналогичный счет недель в обратном порядке хорошо прослеживается у карел, эстонцев, а также в Исландии. Вероятно, подобная система применялась и другими народами до распространения юлианского календаря, вытеснившего эту традицию в Центральной Европе, в то время как в периферийных районах она сохранилась.[337] Для финского календаря характерно, что хотя иногда при определении сроков аграрного календаря и называли недели по тем святым, с дней которых они начинались, но, как правило, обходились без этого, и опорными пунктами отсчета рабочих сроков были дни народного календаря — «зимний» и «летний день», «середина» зимы и лета. Как уже упоминалось, в старой неделе лунного года отдельные дни не имели, вероятно, собственных названий, исключая день запретов (pyhä). С течением времени при переходе к солнечному году все дни недели получили собственные названия, пришедшие из европейского календаря и в финском языке заимствованные непосредственно из старошведского. Но названий месяцев с латинской основой финны не восприняли, сохранив их народные наименования, определяющие месяц по какому-нибудь характерному признаку: основным сельскохозяйственным работам, погоде, состоянию природы. По старой традиции летний период кончался с завершением полевых работ — когда урожай был убран, а скот пора было ставить на зиму в стойло. Считалось, что все работы старого сельскохозяйственного года должны были быть завершены в конце сентября. Вероятно, эти сроки выработались в те времена, когда земледелие стояло еще на довольно низкой ступени развития, поля были небольшими и обмолот зерна требовал не много времени. С распространением церковного календаря конечным сроком полевых работ стал Михайлов день — 29 сентября, а в пограничной Карьяла, где было распространено православие, другой церковный праздник — Покров (1 октября). В эти дни скот ставили в хлева и пастухов отпускали; раньше в этот день получали расчет и батраки. С развитием земледелия сроки окончания уборки урожая отодвинулись на более поздний период, но старая традиция, связывавшая окончание полевых работ с Михайловым днем, оказалась живучей. Этот день оставался праздничным, и многочисленные поговорки говорили о его значении: «С Михаила женщины в доме, репа (или картофель) в погребе», «Михаил опустошает поля», «Михаил запирает ригу» и т. д. Старый сельскохозяйственный год заканчивался сентябрем, с октября начинался новый. Таким образом, зимний период народного календаря в Финляндии следует начинать с октября, так же как это было и в среднерусской полосе.[338] Месяц октябрь назывался у финнов lokakuu (также lika, ruokakuu)[339] — «грязный, слякотный месяц». В этой северной стране с осеннего равноденствия погода портится, дожди размывают дороги, дни быстро становятся короткими и темными, как говорит поговорка, «осенняя ночь гонится на девяти конях». Урожай в октябре был уже убран с полей, скот стоял во дворе, так что погода не имела большого значения для хозяйства. Наблюдая природные явления в это время, старались угадать погоду будущей весны, от которой ход работ и урожай во многом зависели. Приметы сопоставляли октябрь с маем: в тот день месяца, когда в октябре начнется листопад, в мае может выпасть снег. Время ледостава определяло начало весенних дождей, появление льда на воде у корней тростника значило, что в тот же день мая откроется ледоход, первый иней на деревьях — день, когда в мае появятся листья, и т. д. Октябрь относился к зимнему периоду, но началом зимы было не первое, а 14 октября, день св. Калиста. Народное начало зимы, обозначавшееся как «зимний день» и «зимняя ночь» или «зимние ночи», отстояло, как мы видим, от дня окончания старого года, дня окончания полевых работ, на две недели — от Михайлова дня до Калиста. Некоторые исследователи, в том числе Кустаа Вилкуна, полагают, что этот разрыв возник в прошлом благодаря тому, что по окончании старого года ждали для отсчета начала зимы новолуния, что и составляло промежуток в две недели.[340] С того времени, как эти дни закрепились за постоянной датой — днями святых, расстояние в две недели сохранилось, хотя, естественно, перестало соответствовать фазам луны. В прошлом «день зимы» был настолько важным в народном календаре, что вошел в старинные деревянные жезлообразные календари, которые отражали уже христианское времяисчисление, а затем и в печатные календари XVII в. Он применялся не только в народе, но и в высших слоях общества и даже в качестве официальной даты в документах в течение всего XVIII в. В церковном календаре зимний день отмечался еще в 1840 г.[341] Интересно, что в шведском народном календаре аналогичного дня нет, но есть он у норвежцев, эстонцев, эстонских шведов. Одним из значительных церковных праздников, приходившихся на октябрь, был день св. Бригитты (народные финские формы этого имени — Пирьо, Пиркко и др.) — 7 октября. В некоторых местностях Финляндии эта святая была очень популярна, ей было посвящено много церквей, и 7 октября было большим праздником. Интересно, что имя Бригитты соединилось с названием насекомого — «божьей коровкой» (coccinella), которая и у других народов считается посредницей между людьми и богом. Названия, связывающие ее с Пиркко, — леппяпиркко, леппяпирьо, пиимяпиркко и др. — божья коровка получила в Хямэ. Через «леппяпиркко» можно было получить от св. Пиркко сведения о погоде, о женихе, о смерти и др. День св. Бригитты в народном календаре определял начало вязания большого зимнего невода. В Халикко в этот день устраивалась большая ярмарка, получившая название Пиритта (также народная форма имени Бригитта). На ней велся преимущественно обмен крестьянами зерна на рыбу у рыбаков. 28 октября отмечался день Симо, т. е. св. Симона (Simonpäivä), когда, как считалось, окончательно устанавливалась зимняя погода: «Симо строит мосты», — т. е. промерзает земля, замерзают внутренние воды. По народным поверьям, день Симо несчастливый: в этот день не следовало начинать никаких крупных работ, женщины не пряли, вообще старались не прикасаться ни к каким колесам. Такие представления были распространены и в Центральной Европе. В некоторых местностях Финляндии на Симо кололи свиней. В пограничной Карьяла среди православных праздновался следующий день — 29. X — св. Анастасии, считавшейся покровительницей овец. В этот день женщины также не должны были прясть. С утра они шли в церковь и несли в качестве дара овечью шерсть. «Овечий праздник» аналогичным образом отмечался у православной води и ижоры — женщины несли к часовне шерсть, овечьи ножки и головы, которые потом распределялись между нищими.[342] В некоторых деревнях Ингерманландии в этот день кончали копать картофель и трепать лен. В этих местах женщины ходили в этот день ряжеными, с льняной куделью на голове. Особый интерес представляет приходившийся на октябрь «день белки» (oravan päivä), который никак не был связан с христианским календарем. Белка издавна играла большую роль в экономике страны, ее мех составлял одну из важных статей экспорта и служил единицей обмена, мерой денег и даже зерна. В связи с этим охота на белку была очень рано регламентирована. На деревянных календарях день белки, т. е. начала охоты на нее, обозначался особым знаком. Он вошел и в печатные календари. День начала охоты на белку не был единым для всей страны, что не удивительно, если вспомнить ее протяженность с юга на север. В некоторых старинных календарях лук и стрелы, обозначавшие день белки, были нарисованы около дня св. Бригитты, в Похъянмаа и Каръяла он приходился на св. Симона, в большей части страны день белки был 21 октября, когда церковный календарь не отмечает ни одного святого. Можно добавить, что шведский календарь также отмечал день белки и тоже в разных частях страны в разные дни. В конце октября — начале ноября по народному календарю наступал важный период, длившийся десять — двенадцать дней и называвшийся «время раздела», «время деления» (jakoaika). В одних местах этот период отсчитывали с 1 ноября, в других с 28 октября, в Мартынов день — 10 ноября — он заканчивался. С этим периодом связано множество обычаев, запретов, примет, что уже само по себе говорит о его важности. В известной мере этот двенадцатидневный период был временем отдыха от повседневных работ. Многие будничные занятия были запрещены: нельзя было стирать, прясть, стричь овец, резать скот. Можно было плести сети, что было тихой и чистой работой, женщины могли заниматься мелким рукоделием, даже брать такую работу с собой, когда шли в гости. Вообще в это время было принято навещать родственников и знакомых, мужчины собирались компаниями выпить и поговорить. Но вести себя следовало солидно, не шумно. В соответствии с этим праздничным периодом с 1 ноября начиналась свободная неделя или две для наемных работников (muutto~, römppä~, runtu~, itseviiko). Но запреты различного рода, относящиеся к этому периоду, говорили не только о его праздничности, но и об опасностях, которые в нем таились. В это время нельзя было ни в какой форме уменьшать свое хозяйство: ничего нельзя было ни дарить, ни одалживать соседям, нельзя было подавать нищим что-либо из вещей (вероятно, с этим же был связан запрет резать скот). Нарушитель этого запрета мог подорвать благосостояние своего хозяйства в следующем году. Важность «времени раздела» подчеркивалась и тем, что молодежь во многих местах в эти дни гадала, чтобы узнать свое будущее. Большое значение имела и погода в эти дни. Старики предсказывали по ней погоду на весь следующий год. Каждый день времени раздела соответствовал одному из месяцев: первый — январю, второй — февралю и т. д. Кроме того, если в эти дни светило солнце, год должен был быть солнечным. Появление солнца обещало 9 солнечных дней во время сенокоса. По приметам, если солнце проглядывало даже на такой срок, за который можно было лишь оседлать (или запрячь) лошадь, год будет неплохим. Но если все 12 дней было пасмурно, то считалось бессмысленным вырубать лес на подсечном участке: лето будет таким дождливым, что деревья не высохнут и их нельзя будет сжечь. Особое место в этом периоде занимал день кекри или кеури (kekri, keyri, köyri). В настоящее время этот день приурочивается на первую субботу ноября, которая является праздничным и свободным днем. Одно время официальный календарь ставил день кекри на 1 ноября. Изучение старых данных о празднике кекри говорит, однако, о том, что этот день обладал большой подвижностью, но связан был с концом октября — началом ноября и «временем раздела». Есть данные о том, что в некоторых местностях кекри праздновался даже в июле, но, как правило, по народной традиции день кекри не отмечается ранее Михаила, в большинстве случаев его относят к Мартынову дню, дню всех святых, иногда к Катеринину дню. Объяснения этому явлению можно найти в некоторых сведениях, собранных о празднике кекри: он отмечался в разное время потому, что даже люди одной деревни праздновали его в разные дни, соответственно тому, в какой день они заканчивали обмолот зерна.[343] То обстоятельство, что праздник кекри совпадал с различными церковными праздниками, имевшими свои традиции, представляло трудности для выделения специфики и анализа той обрядности, которая была связана только с этим днем. Из имеющихся данных явствует, что день кекри был связан с благополучием стада и успехом земледелия. Анализ различных терминов, связанных с кекри, показал, что часть этих слов обозначает «последыша»: «кеури» назывался пастух, который последним пригнал скот в последний день его выпаса, последняя посеянная озимая рожь называлась рожь-кеури, последний жнец кеури. В Карьяла «кеури» обозначало также духа — хранителя стада и урожая. В иных случаях слово «кеури» обозначало, наоборот, «первого». Иногда оно употреблялось с ругательным словом «поросенок», «собака» и т. д. по отношению к гостю, пришедшему на праздник кеури. Последнее было связано с тем, что по своему характеру праздник кеури был семейным, незваные гости были нежелательными, появление постороннего человека рассматривалось как бесцеремонность, и ему давалось насмешливое прозвище «поросенка-кеури» или аналогичное. По некоторым сведениям на кеури пекли специальный каравай, который лежал во время праздника на столе, а потом убирался в закрома до весны. В этот день гадали — о том, кто доживет до следующего года, кто выйдет замуж или женится и т. д. Все данные о кеури, в особенности в сочетании с теми, которые относятся ко «времени раздела», позволяют сделать заключение о том, что это был период, когда по народному календарю заканчивался старый год и начинался новый, и кеури был праздником урожая и окончания года.[344] О том, что в прошлом каждый двор справлял начало нового года в тот день, который стал традиционным для этого двора, независимо от соседей, имеются вполне определенные сведения.[345] В давние времена год заканчивался в сентябре, но с течением времени земледелие развивалось, увеличивались возделываемые поля, рос размер урожая, появлялись новые культуры, и уборка, а главное, обмолот не могли быть закончены к Михайлову дню. Постепенно праздник урожая переместился на более поздние сроки. Вместе с ним неразрывно передвинулось и время начала нового года и «время раздела», которое раньше, очевидно, приходилось на промежуток между днем окончания старого года и «первым днем зимы». «Время раздела», как и разрыв между окончанием уборки и днем зимы, объяснялось тем, что старый лунный год, состоявший из 12 месяцев, имел разницу с солнечным годом, вошедшим в употребление позже, в 11 суток. Только добавив эти дни к лунному году, можно было начинать новый год.[346] Вместе с днем нового года образовывался период в 12 праздничных дней, которым придавалось большое символическое значение. Финский календарь не представляет собой чего-либо исключительного в этом отношении: «время раздела» или время «выравнивания» (die Zwölften у немцев) знали многие народы. Эстонцы отмечали время раздела (jaagomisaeg) тогда же, что и финны, хотя о нем сохранились более скудные сведения. В Германии и Швеции этот период приходился на середину зимы, когда кончался старый год и начинался новый. Ноябрь месяц назывался по-фински «marraskuu», что пытались объяснить различными способами. В настоящее время придерживаются той точки зрения, что в основе этого слова лежит понятие голая, мертвая, пустая (земля). Ноябрь имеет богатый рабочий календарь, в нем есть большие церковные праздники. По рабочему календарю в этот месяц следовало заниматься изготовлением сетей, считалось, что сети, изготовленные в ноябре, прочнее и уловистее остальных. Большой зимний невод полагалось закончить к Андрееву дню (30. XI). Если не успевали изготовить всего необходимого сетевого полотна, то хотя бы часть ячей на каждой снасти должна была быть связана в ноябре. Ноябрь считался благоприятным и для рубки леса. По христианскому календарю ноябрь начинался с дня всех святых и мучеников церкви. Этот праздник сохранила церковь и после Реформации. То обстоятельство, что на некоторый срок официальный календарь приурочил к 1 ноября праздник кекри, затруднило впоследствии как изучение самого праздника кекри, так и тех моментов, которые были связаны со днем всех святых. Во всяком случае в этот день не разрешалось шуметь, в том числе колоть дрова и производить другие шумные работы. Предполагалось, что души мучеников в канун праздника всю ночь находятся в пути, и крестьяне должны были приготовиться к их встрече. Приготовления к приему гостей были традиционными: топили баню, готовили веники, накрывали стол, ставя на него праздничные блюда. Истопленная баня стояла некоторое время пустой «для душ». Затем в нее отправлялись обитатели двора, последней уходила туда хозяйка, приглашая «души» войти в дом и занять место за столом. Считалось, что если «души» были довольны оказанным приемом, то дому обеспечено благополучие в следующем году, особенно в животноводстве. К возвращению хозяев из бани «души» покидали дом. Следующий день — 2 ноября — был днем всех «душ». Как таковой этот праздник был малоизвестным в Финляндии, тем не менее второе ноября отмечалось довольно торжественно: надевали праздничные костюмы, ходили в гости. Домашние работы выполняли особенно тщательно, в некоторых местностях было обычаем соревноваться, кто из хозяек раньше затопит печь. Многие традиции этого дня свидетельствуют о сохранении, хотя и в очень малой степени, воспоминаний о том времени, когда кеури приходился на 1 ноября, а 2 ноября было первым днем нового года. Название же «день всех душ», вообще почти не употреблялось в обиходе, если исключить поговорку «это длилось с кеури по день душ» — т. е. «кончилось не успев начаться». В ряде мест 2 ноября рассчитывались с наемными работниками. В Северной Финляндии для этого дня традиционным блюдом была молочная похлебка, символизировавшая конец молочного сезона, так как раньше в эту пору коров переставали доить.[347] Из дней, связанных с церковными праздниками, следует отметить день св. Мартина (Martin päivä). Он празднуется 10 ноября, на этот день приходится смерть папы Мартина (655) и день рождения Мартина Лютера (1483). Но обычаи, связанные с этим днем, относятся совершенно к другому Мартину — епископу, насаждавшему христианство среди галлов в IV в., основавшему на Западе первый монастырь и знаменитому преданием о том, что он отдал половину своего плаща нищему. В действительности его день приходится на 11 ноября. Но именно 10-го (причем не только в Финляндии, но и в Эстонии и в Ингерманландии) по деревне ходили ряженые, обычно дети, изображавшие нищих (Martini-santti). Они ходили из дома в дом, пели, собирали «подаяние» — различную еду, — а затем совместно съедали ее в каком-нибудь доме. Но Мартинов день был не только, так сказать, детским праздником. В этот день полагалась парадная трапеза, обязательными были мясные блюда — свежая свинина, кровяные колбасы. В некоторых местностях существовало даже выражение «мясной Мартин». К столу подавали пиво, топили, разумеется, баню, ходили друг к другу в гости, улаживали неприятности — в частности, с наемными работниками. Видимо, такое значение этот день приобрел потому, что был последним днем в «периоде раздела». В рабочем календаре Мартинов день был также заметной датой: в некоторых местностях это было время расчета с пастухами, кроме того, в этот день кончали лов рыбы в открытой воде и начинали готовиться к подледному лову. В Юго-Западной Финляндии женщины должны были приготовить к этому дню часть льняной пряжи: считалось, что если к Мартинову дню нет пряжи, то к маю не будет и ткани.[348] Из последующих церковных праздников интересным по традициям и наиболее отмечаемым был Катеринин день (Kaisan päivä) — 25 ноября. Празднование Катеринина дня носило отнюдь не церковные формы. Катерина была у лютеранского населения такой же покровительницей овец, как Анастасия у православных. В Катеринин день производилась стрижка овец, причем эта шерсть считалась самой лучшей: более густой, чем летнего, и более мягкой, чем зимнего настрига. К столу в этот день также подавалась баранина. Иногда овцу, предназначенную к убою в этот день, выбирали еще за год и специально выкармливали. Особенным лакомством считалась овечья голова, иногда ее к этому дню заранее коптили. Есть сообщения о том, что перед началом трапезы старший в доме произносил традиционную речь, обращенную к святой Катерине, а по окончании еды — непонятную речь типа заклинания, — возможно, искаженную латинскую молитву, сохранившуюся со времен католичества.[349] В некоторых местах — в Южной Финляндии (а также в Ингерманландии) — торжественная трапеза проводилась в хлеву, причем традиционной пищей была каша, которую вся семья ела из общего котла; остатки пищи давали той корове, которой при выпасе надевали колокольчик. После трапезы молились о благополучии стада. В Ингерманландии на Катеринин день пробовали первое пиво, причем также в хлеву, около коровы, носившей колокольчик, — и она тоже получала свою долю. Видимо, в этих трапезах в хлеву сохранились остатки традиций жертвоприношений, и все это было связано с обрядами, направленными на благополучие стада. Считалось, что какая погода будет на Катеринин день, такой будет она и на рождество, до которого оставался «один поворот месяца». Но, как это вообще характерно для примет, связанных с погодой, в некоторых местностях полагали, что, наоборот, если в этот день тепло, то на рождество будет холодно и т. д. Последний день ноября был днем св. Андрея-Антти (Antin päivä) — 30.XI. Так как Антти (Андрей), по преданию, был рыбаком, то его наряду со святым Петром считали покровителем рыболовства и рыбаков. И до сих пор, бросая сети в воду, рыбаки говорят: «Дай, Антти, окуней, Пекка (Петр) — мелких рыб». Некоторые рыболовные общества устраивают годичные встречи в этот день. Считалось, что с Андрея дело идет к Рождеству, и существует поговорка: «Антти рождество начинает, Туомас приводит его в дом». Последним месяцем современного календаря является декабрь, который теперь называется йоулукуу (joulukuu) — т. е. «рождественский месяц». Впервые это название зафиксировано в календаре Гезелиуса в 1668 г., где оно дается еще наряду со старым названием «talvikuu», что значит «зимний месяц». Только декабрь получил новое, хотя и не общеевропейское, название, и оно прочно утвердилось; это тем более понятно, что рождество как праздник приобрело с течением времени большое значение. В декабре приметы, связанные с погодой, начинают касаться ближайшего времени. Это объясняется наступившим периодом морозов, вьюг, когда знать приметы важно при выездах в лес и вообще при длительных поездках. Приметой приближающейся вьюги был треск льда, треск горящей лучины, такой сильный, что она ломалась. Перед метелью зайцы появлялись на краю пашен и рыли там ямки для лежки; птицы бились в окно. Крик ворон предвещал потепление. Особое значение для предсказания погоды имело рождество (см. ниже). За 4 недели до рождества начинается период адвента, или «малое рождество» (pikkujoulu). В Хельсинки на Сенатской площади устанавливается елка, открывается украшенная и иллюминированная «рождественская улица»; с 1947 г. ею стала ул. Александринкату. Начинается продажа рождественских подарков. Другие города стремятся не отставать от столицы. Предстоящее рождество празднуется в учебных заведениях, предприятиях и учреждениях. За две недели до рождества в школах начинаются рождественские каникулы, в высших учебных заведениях оканчивается семестр, с каждым годом все большее число служащих и рабочих получает также рождественские каникулы. По своему характеру «малое рождество», которое начали праздновать после первой мировой войны и которое превратилось в традицию с 1950-х годов, совершенно не совпадает с благочестивым и тихим церковным стилем периода адвента. День Николая Мирликийского — 6 декабря — не имел в Финляндии большого значения. Во всяком случае у финнов не было обычая делать в этот день подарки детям, как это принято в Западной Европе. Св. Николай (народные формы имени в Финляндии — Нику, Никке, Нийло, Клаус, Лаасе и др.) считался у финнов покровителем птиц, а в Ингерманландии он был и властителем моря — вероятно, в связи с тем, что по легенде он усмирил однажды бушующие волны. Поверье об этом имело вообще широкое распространение; известно, что ганзейские купцы, отплывая в Финляндию, просили покровительства именно у этого святого. В настоящее время 13 декабря — день св. Люции — стало заметным праздником в Финляндии, хотя он и носит городской характер и распространился совсем недавно. Впервые его отмечали в Хельсинки по инициативе шведской газеты «Blatt Allas Krönika» в 1930 г. Есть сведения, что в районах со шведоязычным населением, в городах, например в Порвоо, а также в школах, день Люции отмечался и раньше, также в подражание шведскому празднику. В настоящее время в Хельсинки 13 декабря из широкого круга претенденток выбирается самая красивая девушка, которая становится «Люцией этого года». Одетая в белое, с короной из электрических свечей на голове, она едет по городу во главе праздничного шествия.Хельсинки. Рождественское убранство улицы Александринкату
В Финляндии день св. Люции в народе никогда не отмечался; но он интересен тем, что с ним связано много поговорок, смысл которых в том, что самая длинная ночь в году — это «после дня св. Люции, в канун Анны». Но день св. Люции не был самым коротким, ибо это 13 декабря. К тому же день св. Анны стоит раньше его — 9 декабря. Однако удалось установить, что до XVIII в. день св. Анны у финнов отмечался 15 декабря (затем было произведено изменение в соответствии со шведским календарем). Таким образом, выражение «ночь святой Люции, канун Анны» — объяснимо. Почему же именно эта ночь, по народной традиции, считалась самой длинной? Разгадка состоит, очевидно, в том, что культ этих святых пришел в северные страны в XIV в., когда юлианский календарь отставал от истинного времяисчисления на 11 суток, т. е. день зимнего солнцестояния приходился на 14 декабря.[350] День Анны (финские формы имени — Анни, Анникки, Аннели и др.) считался началом подготовки к рождественским праздникам: «Анна варит пиво», «Анна ставит пиво, в праздник его пьют», «Анна месит хлеб» и т. д. Есть многочисленные сведения о том, что хлеб, предназначенный к рождеству, ставили и месили в Аннин день, а пекли его ночью. Длинная ночь позволяла выпечь две порции хлебов. Одному из хлебов — «рождественскому хлебу» придавалась форма человеческого лица, его съедали потом в рождественское утро. В ночь, когда пекли хлеб к рождеству, было принято ходить к соседям просить «подаяния» в форме пирогов. Подавали охотно и щедро — считалось, что от этого зависит в будущем удача, особенно в земледелии и рыболовстве. С 21 декабря, дня св. Фомы (Туомаса), начинали подготавливать помещение к рождеству. Мыли и белили закопченные стены, вешали потолочные короны, готовили свечи и т. д. В этот день вечером устраивали маленький праздник: можно было пробовать рождественское пиво, часто к столу подавали свиные ножки — лакомое блюдо. Существовала поговорка: «У кого в день Туомаса нет, у того и на рождество нет». Этот день был невеселым для торпарей — кончались контракты с хозяевами земли. Кое-где в эту ночь гадали. Например, в Карьяла втыкали в сугробы лучины, помеченные именами всех обитателей дома, и по горению определяли, что кого ждет в будущем. Дни между Туомасом и рождеством были днями солнцеворота, поэтому считались важными для предсказания погоды на будущий год. Эту неделю называли «днями гнезда» — солнце «находилось в гнезде», и, если оно не показывалось, — это предвещало дождливый год. Наконец, 25 декабря наступало рождество. И праздник и его название — йоулу (joulu) пришли в Финляндию из Швеции (jul). Вероятно, первоначально заимствование имело форму юхла (juhla), что означает теперь вообще праздник, но в Карьяла так называется день всех святых, а в Похъянмаа — именно рождество. Среди церковных праздников рождество оказалось очень стойким и важным. Этому несомненно способствовали время празднования и стоявшие за ним старые традиции. Во многих странах Центральной Европы на этот момент приходился «период выравнивания» и начала нового года. Рождество совпадало с зимним солнцестоянием, что определяло точность даты. В Швеции в это время проходил праздник окончания уборки урожая и обмолота хлеба и начало нового года. Именно старыми традициями, связанными прежде с днем кекри, временем «выравнивания» солнечного года и т. д., объясняется многое в традициях рождества. На рождество перенесены были такие традиции, как гадание, предсказание погоды на весь год, магические действия для обеспечения урожая и благополучия стада, и даже семейный характер праздника — проведение его без гостей — словом, традиционные черты кеури. Вместе с тем, рождество было все-таки новым праздником, который долго оставался чуждым крестьянам, что отразилось в поговорке «кекри у крестьянина — рождество у господ». Поэтому многие черты в проведении рождества сложились не так давно. Канун рождества специального названия не имел — говорили просто «канун рождества» (jouluaatto). В этот день работали, как в будни, но старались начать работу пораньше, выполняли ее особенно тщательно, заканчивали рабочий день рано. Уже днем была натоплена баня, ужин подавался рано, многие и спать ложились пораньше, чтобы утром можно было рано выехать в церковь. Как уже говорилось, помещение подготавливали к празднику заранее — а в канун рождества застилали пол соломой. Без застланного соломой пола не могло быть рождества.[351] Этот обычай был распространен практически во всей Финляндии. При этом очень долго сохранялся обычай застилать соломой также пол в церкви. Относительно того, кто вносил солому в жилище и как ее нужно было расстилать, в различных местностях были различные правила. В некоторых местах перед тем как класть солому на пол, ее сбрызгивали пивом или водкой. В некоторых местах в старину в ночь под рождество на соломе на полу спала вся семья — это напоминало о яслях Иисуса в Вифлееме. Но главное значение застланного соломой пола — это символ урожая и обеспечение будущего урожая. Прежде чем расстилать солому, ее бросали горстями вверх, в потолок. Если солома зацеплялась за доски потолка, которые в старину были из колотых досок и потому с шершавой поверхностью, это предвещало хороший урожай. Старались, чтобы как можно больше соломы повисло на потолке. Видимо, к этому обычаю восходит и украшение потолка (обычно над столом) пирамидальными коронами из соломы и лучинок (himmeli, olkikruunu),[352] которые были распространены и в других странах Европы.
Убранная к рождеству крестьянская изба
Во многих местах солому не разрешалось спутывать ногами — это могло привести к тому, что хлеб на поле поляжет. В Хямэ одну неразвязанную охапку соломы клали на скамью у верхнего конца стола — она называлась «рождественским духом» или просто «рождеством» — некоторые считали, что дух-охранитель на ней спал.[353] Солома оставалась на полу обычно на все время рождественских праздников, с сочельника до крещенья или дня Кнута. Иногда ее меняли в определенном порядке — под Новый год и под крещенье, причем под Новый год стелили солому от ячменя, а под крещенье — овсяную, или наоборот. К рождественским украшеньям наряду с соломенными коронами принадлежали самодельные деревянные сложные люстры для свечей (joulukruunu), деревянные кресты на подставке (tuomaan, jouluristi), которые ставили на стол.[354]
Соломенное украшение «химмели»
Елка в качестве рождественского дерева появилась в финской деревне очень поздно. Она была заимствована из Западной Европы в начале XIX в.; первоначально ее знали только в городах. В сельских местностях украшенная елка появилась сначала в школах, и в крестьянских домах получила распространение к концу прошлого века.[355] Вечерняя трапеза в сочельник была довольно ранней. От нее давали еду — обычно хлеб и пиво — домашним животным. Предполагалось, что в ночь под рождество и в следующую ночь появлялись души покойников, духи-покровители и нечистая сила. Для покойников и духов всю ночь стояла на столе еда, была истоплена на ночь баня. В некоторых местах духам-покровителям оставлялась еда и в других местах — в бане, риге, хлеву. Для того чтобы нечистая сила не проникла в дом и другие помещения, на всех дверях снаружи рисовали крест. В новое время — уже в XX в. — распространился обычай ездить в сочельник на кладбище и ночью зажигать свечи на могилах ближних. В старину молодежь в ночь под рождество обычно гадала — по горению лучины, по поведению животных, по тому, как клевал зерно принесенный в избу петух, полагали, что можно угадать свою судьбу; верили в вещие сны в эту ночь и т. д. И сочельник и рождество проводились в кругу своей семьи, гости считались нежелательными так же, как это было и в день кекри. Единственная встреча с односельчанами и другими прихожанами происходила утром на рождество в церкви, единственным шумным моментом было возвращение из церкви — обычно гнали лошадей наперегонки: кто первым успевал домой, тому должна была сопутствовать удача весь год. Еду к рождеству в старое время начинали заготавливать заранее. При засолке свинины откладывали лучшие куски мяса к рождеству, заблаговременно запасали и другие продукты — считалось, что еда в рождественские праздники не должна сходить со стола. Даже малоимущие крестьяне старались по мере сил соблюсти это правило. Трудно говорить о каких-то традиционных блюдах, так как рождество было новым праздником. Но важную роль в убранстве рождественского стола играл «рождественский» или «посевной» хлеб (joululeipä, kylvöleipä),[356] который украшали колосьями, знаком креста, выдавливали на нем оттиск ключа от амбара и т. д. Этот каравай не ели, а убирали после праздника в закрома, вплоть до посева. На стол ставили разные сорта хлеба и лепешек для еды. До последнеговремени в различных местностях в сочельник и на рождество подавали разнообразные блюда: то, что считалось в этих местах лучшей, праздничной пищей. Особых блюд, которые ели лишь накануне рождества и на рождество, как правило, не выделяли, хотя в некоторых местах существовали определенные традиции на этот счет. Так, из Хямэ есть сообщение о том, что в сочельник ели картофельную кашу-пюре, запеченную в печи. К ней подавали растопленный свиной жир. В Карьяла в сочельник традиционной едой была похлебка из мяса с картофелем, сваренная с луком и перцем в печи. Из Южной Похъянмаа известно специальное блюдо, которое подавали 25-го утром перед поездкой в церковь: это были в одном котле сваренные говядина, свинина, баранина и два кольца соленой кровяной колбасы (joulukasti). В Западной Финляндии в число рождественских блюд входили кровяные колбасы и сыр, в Южной Похъянмаа готовили особым образом вяленую треску, заранее размачивали ее и потом варили на пару с картошкой (lipjäkala). В Карьяла обязательно пекли различные пироги. В число рождественских блюд входила каша, обычно на молоке, раньше — ячменная, потом ее сменила рисовая. В печи делали запеканки из овощей, в первую очередь из брюквы. Обычным напитком было домашнее пиво. В настоящее время рождественскими блюдами считаются окорок, винегрет с селедкой, упомянутая треска, которая получила повсеместное распространение, запеканка из брюквы, различные горячие мясные блюда, печенья с пряностями и т. п.[357] Как и во «время раздела», в рождественский период старались предсказать погоду на весь год, причем первый день рождества соответствовал январю, второй — февралю и т. д. Многие сроки отсчитывали от рождества: начинали следить, когда будет первое потепление, когда раздастся первый крик тетерки и т. д. С этим связывались в свою очередь сроки различных полевых работ. Второй день рождества был днем св. Стефана (фин. Тапани), первого христианского мученика, который в Финляндии стал покровителем лошадей. Очевидно, это произошло вследствие совпадения во времени дня этого святого с дохристианским праздником, посвященным лошади. Во многих местностях Финляндии именно в этот день впервые запрягали жеребенка, впервые выезжали на молодой лошади и т. д. Почти повсеместно в этот день устраивались скачки на лошадях. В Южной Финляндии до сих пор помнят, что раньше день Тапани начинался с того, что кто-нибудь из молодых мужчин въезжал верхом в жилое помещение и сидел на лошади, пока она съедала ведро отрубей или овса. Во многих местах к этому дню пекли специальный «хлеб Тапани», который съедали до начала состязаний. В некоторых местах хлеб Тапани ели только мужчины, и делать это нужно было в конюшне. С Тапани начинались и различные развлечения молодежи, игры, появлялись ряженые. Ряженые ходили в любое время со Стефанова дня до Кнута. Их было два рода: «козлы» и «звездные дети». Среди ряженых, называвшихся «кнутовыми козлами» (nuuttipukit), «рождественскими козлами» (joulupukit), были различные фигуры и маски животных. В первую очередь это были козлы — люди в вывернутых шубах, с рогами и хвостами, «рождественский журавль» (joulukurki), а также всадник на лошади (tapaninvalko). Мужчины переодевались женщинами, женщины — мужчинами, чернили себе лицо сажей и т. д. Ряженые ходили из дома в дом, затевали игры, разыгрывали сценки; их угощали. В пограничных районах Карьяла группа ряженых (kuhlakot) была невелика. В ней участвовало 3–5 человек. Они разыгрывали довольно длинные драматические представления, в которых участвовала фигура смерти. Вторая группа ряженых, «звездные мальчики» (tieman, tähtipojat) или «мальчики Стефана» (tapanipojat), — видимо, заимствование из средневековых мистерий. Это шествие шло со свечами, один из мальчиков нес вифлеемскую звезду (tähti). В процессии принимали участие фигуры, изображавшие царя Ирода (Herodex), солдата (knechti), «арапского короля» (murjaaneenkuningas). Традиции хождения «звездных детей» сохранялись преимущественно в Хямэ, а также в окрестностях Оулу и др.
«Звездные мальчики»
За днем Тапани следовали день Иоанна Евангелиста и день «невинных душ». Эти дни носили характерное название «малых» или «будних» праздников. Уже можно было работать, но все же не как в обычные дни: устраивались толоки по заготовке леса и дров, а также их вывозке. Созывали в эти дни свои толоки и батрачки, ремесленники и т. д. После толоки молодежь обычно танцевала и веселилась. Считаясь праздничными в католическую эпоху, после Реформации эти дни стали будними. Однако крестьяне продолжали рассматривать их как праздники и не выходили на работу. В торпарских контрактах специально оговаривалось, что за невыход в эти дни на работу торпарь обязан потом отработать пять конных дней. Однако традиция «будних праздников» оказалась устойчивой, и эти дни остались «полупраздничными» и днями толок. По финским старинным представлениям, центральный зимний месяц был двойным. Январь и февраль назывались большим и малым или первым и вторым месяцем таммикуу (tammikuu). Значение слова «таммикуу» объясняется трудно. Буквально это значит месяц дуба, но дуб (tammi) — дерево, мало распространенное в Финляндии, и попытки объяснить название из того обстоятельства, что дуб последним сбрасывает листву, вряд ли убедительны. Более верной может считаться расшифровка этого слова, исходящая из диалекта хямэ, где tammi значит «ядро», «центр», «ось», т. е. как «срединный месяц».[358] Январь был относительно легким месяцем для крестьянина. В январе продолжали заготавливать лес, готовить рыболовецкие снасти, женщины пряли и ткали. Празднование Нового года 1 января было воспринято финнами в XVI в. До этого, как уже говорилось, год начинался после Михайлова дня, постепенно передвигался к концу октября и одно время праздновался, очевидно, 1 ноября. С того времени, как Новый год стали отмечать 1 января, на канун его и на первое число перешли характерные для такой даты черты. В канун стали гадать. В том числе распространилось пришедшее с запада литье олова в воду. Отливали по фигурке для каждого члена семьи и последнюю — для духа земли, чтобы узнать, будет ли он покровительствовать дому. В воде из-под литья девушки смачивали свои платки и клали их под голову, надеясь увидеть во сне суженого. Кроме того, смотрели в зеркало, что якобы поможет увидеть лицо жениха, предсказать в наступающем году: предстоящее замужество, время смерти и т. д. Как и под рождество, пол под Новый год устилали соломой. В день Нового года на ней гадали, бросая ее вверх. Если солома зацеплялась за жерди, то это обещало урожай. Обычно, бросая, спрашивали, уродится ли хлеб на таком-то клине? Если вся солома падала вниз, считалось, что на этом участке яровые сеять нет смысла. Каждый должен был достойно вести себя в день Нового года — как он делал все в этот день, так будет и весь год. Много примет было связано и с погодой 1 января. 6 января — крещенье, которое называлось лоппиайнен (loppiainen), термин, происходящий от слова «конец», т. е. по значению — проводы рождественских дней. Крещенье не было большим праздником в Финляндии, так как все, что было связано с окончанием рождественского периода, переносилось на день Кнута (7 или 13 января). В пограничных районах Карьяла сохранились обычаи отмечать крещенье так, как принято это в православной церкви, — с проведением всей церковной церемонии, «хождением на Иордань» и т. д. День Кнута до 1708 г. приходился на 7 января, затем был перенесен на 13. I. По традиции считалось, что день Кнута — это конец рождественских праздников; иногда зависело просто от благосостояния крестьянина закончить их неделей раньше — 7 января или позже — 13-го. Существуют поговорки: «Кнут выгоняет рождество» и «добрый Фома приводит рождество, плохой Кнут его уводит». В день Кнута можно было начинать уже обычные работы, но в этот день проходили еще и некоторые рождественские игры — ходили опять ряженые, «козлы Кнута» или «странницы Кнута» и т. д. Они ходили из дома в дом «мыть бочки» — допивать рождественское пиво. После 13 января рождественские праздники заканчивались. Таким образом, мы видели, что финский народный календарь устойчиво сохранял в течение веков свои особенности аграрного календаря. Последние проявились в том, что год делился соответственно работам на две половины — летнюю и зимнюю, в то время как весна и осень особо не выделялись. Пункты отсчета времен года, т. е. начала и середины лета и зимы, совпадали с реальными климатическими особенностями, а не с днями солнцестояний и солнцеворота, хотя последние и были известны. Земледелец внимательно наблюдал из года в год колебания температуры, периоды наибольших осадков и холодов, сроки вызревания злаков при различной погоде и сообразовал с этим свою трудовую деятельность — в соответствии с этим и вырабатывался его календарь. Так и окончание года у него не имело формально точного и определенного дня в году — каждый отмечал этот день тогда, когда заканчивал уборку урожая и складывал его в закрома. В соответствии с менявшимся характером земледелия происходили и такие изменения в народном календаре, как отступление праздника Нового года далее к зимнему периоду. Праздники официального церковного календаря с течением времени соединялись с более старыми народными дохристианскими праздниками, приходившимися на это время, — так, св. Екатерина стала у финнов покровительницей овец, а св. Стефан — покровителем лошадей. Традиции, связанные с этими днями, продолжали отражать их былой магический характер, в них сохранялись остатки старинных жертвоприношений. Вместе с тем официальный календарь с течением времени приобретал все большее значение и некоторые старые традиции перемещались на новые праздники — обрядность кеури была перенесена на рождество, а затем частично передвинулась и на Новый год. Наряду с этим в быт народа стали входить и некоторые городские традиции — так, широко распространилась рождественская елка, связанные с нею подарки, возник обычай праздновать «малое рождество».
СКАНДИНАВСКИЕ И ФИНСКИЕ ЛОПАРИ
* * *
М. Н. Морозова Зимние праздники начинаются у лопарей, как и у всех скандинавских народов, с ноября месяца. Самый большой зимний праздник — рождество, общескандинавское название которого jul. К нему приурочено много поверий и обрядов.[359] В отличие от других европейских народов лопари мало чтут даже такие известные церковные праздники как дни св. Мартина и св. Николая. Подготовку к рождеству начинают за месяц до праздника — режут оленей, готовят колбасы, коптят оленину, варят пиво, шьют новую одежду и обувь, заготавливают дрова и проводят все прочие большие работы. День перед рождеством называют «Ruottabaiwe», а рождественский сочельник 24 декабря — «Ruotta-afton». С этим вечером связано много обычаев, поверий, запретов. Во многих поверьях и обрядах с представлениями о христианской религии (лопари придерживаются лютеранского вероисповедания) переплетаются языческие культы. Еще в начале XX в. у лопарей были сильны языческие верования; они и теперь продолжают, хотя и тайно, почитать сейды — священные камни, поклонение которым связано с культом предков. В рождество каждый лопарь старается незаметно посетить сейды и оставить там «подарок». В прошлом в жертву сейдам обычно приносили оленя.[360] В сочельник вечером устраивают торжественную трапезу. Традиционные блюда в сочельник и рождество — сырое и вареное оленье мясо; жареная, вареная и запеченная в тесте рыба; пирог, начиненный ягодами (морошкой, брусникой, черникой или голубикой), пиво. Стол украшают фигурки оленей, медведя, волка, рыбы, выпеченные из хорошего теста. Считают, что в ночь под рождество гуляют души покойных, нечистая сила и духи-покровители. Взрослые следят за детьми, чтобы они не шумели вечером, так как на шум может появиться нечистая сила или черт — Bärgalak или Kiettas. Самыми страшными были Стало и его жена Рутагис — жестокие людоеды. Если в сочельник проявить неуважение к богу, то нечистая сила может оказаться опасной и взрослым людям. Но тем, кто знает наизусть молитву, нечистый никакого зла сделать не может. Тщательно следят за тем, чтобы около жилья не оставалось хвороста и чтобы дрова были сложены аккуратно в поленницу, иначе оленья упряжка Стало может зацепиться за дровяную колоду. Позади поленницы ставят колышек, к которому Стало может привязать оленей, если вздумает зайти в дом напиться воды. Верили в то, что людоед высосет кровь у человека, если не найдет в жилье воды, поэтому лопари заранее заботятся наполнить котел водой. У лопарей сохранилась легенда о том, что однажды в рождество дети сильно шумели, катаясь на оленьих и собачьих упряжках с колокольцами. На шум появился Стало в птичьем обличье. Некоторые дети успели произнести молитву и этим спаслись, а те, кто забыл молитву, были умерщвлены нечистым. Стало мог появиться и в виде месяца (луны). Если Стало в сочельник или в рождество встречался на дороге, то лопари спешили свернуть к церкви или забежать за церковную ограду, что якобы им гарантировало безопасность, потому что нечистый сюда не мог войти. Со Стало боялись встречаться в сочельник и потому, что он может заколдовать оленя, и если хозяин зарежет этого оленя и будет варить, то вместо мяса в котле окажутся камни. Если Стало не взлюбит какую-нибудь лопарскую семью, то он может, якобы, все превратить в камни — и людей, и жилой дом.[361] На рождество гадают о судьбе, о погоде на предстоящий год, совершают магические действия для благополучия оленей. Если девушка хочет приворожить к себе жениха, то она добавляет в напиток несколько капель своей крови и «любовный напиток» дает парню, который ей нравится. В святки лопарь никогда не бросит в огонь олений волос или шкуру — это означает несчастье в стаде. Дети должны вести себя вечером спокойно, иначе они заболеют. Болезни лопари представляют себе в образе людей. Они особенно опасны для детей из домов, стоящих вблизи улицы. По представлению лопарей, в святки разгуливают также подземные духи — ульды (Uldes). Они живут в горах и под землей, они выглядят, как люди, и владеют собаками и оленями. Иногда слышны их разговоры, колокольцы их стад, лай собак. Подземных духов могут видеть не все люди, а лишь честные и искусные в разговоре, сверх того, у них должны быть темные волосы. По отношению к другим ульды настроены недобро, приносят несчастья и болезни. Если кто-либо, по поверью, осмелится разбить свое стойбище на том месте, где живут подземные духи, то последние в рождество устроят такой шум, что люди не смогут спать. Духи могут явиться и во сне и выразить свое недовольство тем, что люди осмелились помешать им. Тогда надо переселяться на другое место. Чтобы в озерах было много рыбы, лопари в рождество в прорубь бросают монету: тогда якобы водяной дух, по поверью, отбирал у лопарей не всю рыбу, а только незначительную часть. Шуметь и громко разговаривать над прорубью нельзя.Приготовление к рождеству в лопарской коте
Если лопарь встретил в рождество толпу ульдов, то он должен бросить через нее что-нибудь железное — нож или медные кольца. Тогда ульды превращаются в оленей, которых человек может взять себе. Есть такое поверье: однажды ульды появились в рождество в образе двух женщин на оленьем пастбище и предложили двум пастухам помощь в охране стада. Один пастух согласился на это, а другой отказался. Ульды ушли. Неприветливый пастух вскоре умер, другой же стал богатым и получил много оленей. Одним из особенно почитаемых духов является домовой, обитавший, якобы, в каждом лопарском жилище. Духов старались задобрить в рождественские дни преподношением подарков и пищи. Известны легенды о том, что в святки можно узнать, где спрятаны сокровища, охраняемые колдунами. Места сокровищ можно ночью распознать по небольшим огонькам, неожиданно вспыхивающим в глухомани. Но только тем, кто не боится нечистого, удается раздобыть сокровища.
Новогоднее гуляние у лопарей
В прошлом у лопарей была очень распространена вера в духов. Духи участвовали во всей жизни людей, обитали на земле, в воде, в воздухе, повелевали силами природы, властвовали над погодой и ветром, рыбацкой удачей и процветанием оленьих стад. В святки многие работы запрещены, кроме самых необходимых — пастьбы оленей и зажигания огня. Важным занятием является наблюдение за поведением детей. Среди лопарей были распространены культы волка и особенно медведя. В рождество оставляют в лесу пищу этим животным. Если в рождество на оленя нападает волк, то его не убивают. Погибшего оленя надо быстро освежевать. Тогда недобрый дух не появляется. Среди лопарей распространено поверье, что у волка два «рвущих» зуба — «простой» и «огненный». Если волк в рождество убивает оленя огненным зубом, то стадо увеличатся, а если простым, то стадо погибнет. В рождество и в Новый год приходят ряженые с подарками. Чаще всего рядятся в оленя, медведя, а также выступают в образах добрых или злых духов. Устраивают праздничное гулянье на оленьих и собачьих упряжках, украшенных лентами, хвоей. В последние годы вошла в традицию встреча Нового года 1 января с праздничной елкой. 6 января, крещение, — конец праздников. После этого все начинает приходить в свой обычный порядок, люди приступают к обыденным делам.
Праздничная процессия лопарей.
«Три короля» (Германия)
НЕМЦЫ
* * *
Т. Д. Филимонова Зима у немцев по официальному календарю в XIX — начале XX в. считалась с 22 декабря по 21 марта, т. е. со дня солнцеворота до дня равноденствия. Однако народные представления о начале зимы в разных немецких землях не совпадают с этими датами. У древних германцев не было четкого деления по временам года, разграничивались лишь две половины года, начало и конец которых определялись временем выгона скота на пастбища (позднее день св. Георгия, 24 апреля) и возвращением его с пастбищ (день св. Мартина 11 ноября),[362] что, видимо, объяснялось большой ролью в хозяйстве животноводства. В первых веках под влиянием контактов с римлянами и развития таких отраслей хозяйства, как садоводство и виноградарство, осень выделяется в особое время года и с этих пор принимается деление на 4 времени года.[363] В течение столетий не раз менялось и начало года. Это привело к смещению во времени многих обычаев. До сих пор нет единого начала зимы в немецком народном календаре. Так как по юлианскому календарю зима начиналась 10 ноября,[364] в некоторых районах (особенно по среднему и нижнему Рейну) начало зимы считается со дня Мартина:[365] это день подведения итогов хозяйственного года. В других областях считают, что зима начинается еще раньше — в день св. Галлуса (16 октября).[366] Однако, судя по одной немецкой пословице — св. Клемент нам зиму приносит (St. Klemens uns Winter bringt) — зима начинается в день св. Клемента (23 ноября).[367] В некоторых областях скот окончательно ставили в стойло на зиму лишь в день св. Екатерины-великомученицы (25 ноября). В этот день убирают под крышу и ульи. С этого дня и до сочельника повсюду запрещаются свадьбы и пляски.Шествие епископа Николая в Берхтесгадене
В некоторых областях добрый св. Николай ходил в сопровождении нескольких злых спутников. В различных местностях их называют — Pelznickel, Knecht Ruprecht, Polterklas, Rugbelz, Luzer, Schmutzei, Hans Trapp и т. п. Они шествовали по улице, щелкая кнутом и звеня бубенчиками и цепями, которыми были обвешаны. Они били прутом прохожих и раздавали подарки детям. Эти шествия связаны, видимо, отчасти со средневековым школьным праздником избрания «епископа» из среды детей. С этими же играми перекликаются и шествия мальчиков 5 и 6 декабря, имевшие место в Гейдельберге и некоторых других местах. Одетые в мешкообразную одежду и с приклеенной длинной бородой, мальчики ходили вечером по улицам и просили у дверей:
«Соломенный Никель» из Оденвальда и Вестервальда
В день св. Николая персонажи, одетые в солому, фигурируют и в других немецких областях. На западе в Лангенхайне[392] такой персонаж называется «Strohnickel». В конце XIX и начале XX в. он был одет в белую одежду, лицо и голова были закрыты; прежде же все тело обвертывалось соломой. Также и в Зельтерсе Николай носил маску на лице, старое платье, связки соломы на спине и цепь вокруг тела. Подобный обычай одеваться в солому или привязывать на спину связку соломы был распространен и во время жатвы и молотьбы. Обычай одевания в солому в день св. Николая, видимо, связан с праздником уборки урожая. Однако в XX в. этот праздник стал преимущественно детским праздником. Вплоть до конца XVI в., когда был введен грегорианский календарь, самым коротким днем года считался день св. Люции (13 декабря), тогда как в действительности им является день св. Томаса (21.XII). День св. Люции воспринимался как день, после которого начинался Новый год, и поэтому с ним был связан ряд новогодних обычаев. В XIX–XX вв. этот день в народных обычаях был уже менее ярко выражен, чем некоторые другие праздники этого времени, однако ряд обычаев еще сохранялся. Накануне дня св. Люции вечером девушки ходили от дома к дому, одетые в белые платья, с венцом невесты на голове (Lucienbräute), в котором были укреплены «свечи жизни». По всей вероятности, св. Люция заняла место дохристианского духа, приносящего свет (Lichtbringerin), счастье и благословение к началу Нового года.[393] В эту самую длинную ночь перед поворотом солнца зарождался свет и вместе с ним жизнь наступающего года. По сведениям из Баварии,[394] там в XVI в. в этот день катили огненное колесо, которое сталкивали затем в водоем. В некоторых местах Люция появляется в облике невесты на белом рождественском осле (Оденвальд) с розгой в руке. В Баварии в день св. Люции прежде ходили «звездные певцы», как они являются в день трех королей. В некоторых местах в день св. Люции срезали и ставили в воду ветки вишни, как это делали в день св. Андрея и св. Варвары. Гадали также о судьбе. После 11 часов ночи парни ожидали чаще всего на сеновале появления света, сияния, которое не каждому дано увидеть. Оно могло быть и знаком счастья, и знаком смерти. Если парень, ожидая появления света, неожиданно засыпал, Люция мстила болезнями и несчастьями.[395] В некоторых местах (Баварском лесу и др.) девушки срезали в полночь на берегу ручья кору у ивы, царапали ножом на внутренней стороне коры крест Люции, смачивали это место водой из источника и опять укрепляли кору на дереве. До 1 часа ночи девушка должна была вернуться домой, иначе ей угрожала внезапная смерть. На Новый год смотрели, что сталось с изображением нацарапанного креста, и по случившимся изменениям судили о будущем.[396] В области Баварского леса, где эти обычаи сохранялись почти до наших дней, в них больше проявлялся страх перед злыми силами, чем почитание святой. Двойственность образа обнаруживается в том, что в некоторых местах Люция появлялась и как одаривающая детей, и как устрашающая их. В Баварии она иногда сливается с образом фрау Холле или Перхты. Роднит ее с баварским мифическим козлиным духом (Habergeist) изображение ее козой, сопровождающей св. Николая. Дни между св. Томасом (21 декабря) и рождеством в некоторых местах называются «Rauchnächte», как и дни между рождеством и тремя королями. В Тюрингии, Бадене и других местах ночь на св. Томаса называется длинной ночью (Langenacht или Durchspinnacht), которую стараются укоротить играми и танцами, выпивкой и пиршествами. Ночь на св. Томаса была иногда последней из «разгульных», «шумных» ночей. В Швабии в прошлом и на день св. Томаса дети получали подарки. В Люнебургской степи Томас приносил детям яблоки и орехи. В Баварском лесу Томас появлялся иногда среди рождественских масок устрашающего вида. Здесь он назывался «Фома с молотком» (Thama mith Hama).[397] В некоторых южнонемецких районах Томас, как и Люция, выступали иногда в качестве внушающих ужас образов. В Зигерланде[398] в этот самый короткий день на горах зажигали огонь, через который прогоняли скот — больной для излечения, здоровый в целях защиты от болезней. По поверьям, лишь огонь, полученный путем трения кусков дерева, обладал целебными и защитными свойствами. На Томаса девушки во время изготовления особых печений (Klötzenbrotbacken) выбегали на улицу и руками, измазанными тестом, обнимали плодовые деревья, чтобы они принесли много плодов.[399] В Вестфалии ко дню Томаса пекли особые пироги из картофеля и гречишной муки на фигурной решетке. В ночь на св. Томаса широко были распространены гадания о судьбе, а главным образом о времени замужества, как и в другие дни адвента, рождества и Нового года. Широко распространены были в день св. Томаса обычаи, имеющие воспитательное значение. Того, кто в этот день последним встанет с постели, опоздает в школу или на работу, дразнят чуть ли не весь год «ленивым Томасом», «заспанным Томасом» или же Томасом-ослом.[400]
«Звездные певцы» из Юберлингера (Боденское озеро)
Тому из членов семьи, кто встал в этот день последним, на стол вместо бутерброда клали пучок сена и картофельные очистки; иногда на голову надевали соломенный венок.[401] Дети спешат в школу и, придя, пишут на доске свою фамилию, опоздавшему вешают на шею большую доску с нарисованным на ней ослом, ведут его через всю общину. Даже учителя стараются не опаздывать в этот день. В Золингене у опоздавшего на работу точильщика прячут изготовленное изделие, которое он должен выкупить, — так дразнят «ленивого Томаса».[402] В некоторых областях (Южной Вестфалии и др.) этот обычай дожил почти до наших дней. Днем Томаса заканчивается адвент. Помимо указанных дней, в это время особо отмечались еще и 3 четверга, которые прежде праздновались довольно широко, а к 1930-м годам сохранились главным образом в Южной Германии, Швейцарии и Австрии.[403] Они называются Klöpflesnächte (от глагола «стучать»), Anklopfete, Anklöpferle, Knöpflesnächte; в Бадене — Bochselnächte. Несмотря на то, что церковь ввела на время адвента ряд строгих предписаний, запретила свадьбы, танцы, ввела пост, неоднократно выступала против народных обычаев этого времени, парни и девушки продолжали собираться в это время вместе на посиделки, устраивали маскарадные шествия по улицам под аккомпанемент шумовых инструментов. При этом участники шествий стучали в двери и окна, бросали горох (пищу духов), бобы и иногда мелкие камешки в окна, старую посуду или деревянные вещи в двери. Иногда горох бросали в окна уважаемых людей, песок — неуважаемых. Стучащие получали от хозяев подарки. Убой скота происходил главным образом в день Мартина (11. XI), но продолжался в течение всего декабря. Если участники шествий стучались в дом, где только что был зарезан скот, то получали они Leberknöpfle, приготовленные из теста и печени. По ним получили позднее эти ночи название Knöpflesnächte.[404] Видимо, первоначально смысл этих шествий заключался в отпугивании злых сил этого самого темного времени года «середины зимы» (Mittwinterzeit). Четверги же (Donnerstag), названные так в честь древнегерманского бога грозы (Donar, Thor), почитались особо нечистым временем. Наибольшую известность приобрели маскарадные шествия у южных немцев и австрийцев, сохранившиеся до наших дней. Из масок были известны — маска аиста, осла, «горохового» медведя и т. д. Некоторые обычаи и приметы были связаны и с воскресными днями адвента. Так, считалось, что сон, приснившийся под первое воскресенье адвента, сбудется. А то, что приснится в каждые из 4-х воскресений, осуществится в соответствующие 4 четверти года.[405] В 4-е воскресенье адвента в Рудных горах ставили в сенях свечу и клали около нее еду для душ, принявших различный облик. Много примет о погоде и урожае связано со временем адвента: иней на деревьях — к урожаю, гроза перед адвентом — хорошо для зерновых, а гроза на адвент — губит озимый рапс и вызывает продолжительное ненастье. Мороз без снега на адвент сулит богатый урожай озимых (Frost ohne Schnee in der Adventzeit bringt viel und gutes Wintergetreid).[406]
Рождественские маски из Оденвальда
В некоторых областях в это время имели место представления борьбы лета и зимы. Остатком, видимо, прежних адвентских представлений, устраиваемых церковью, был обычай в 1-е воскресенье адвента с наступлением темноты трубить в рог. В некоторых областях Вестфалии (Эмсланде, Мюнстерланде и Текленбурге) парни, присев на корточки за изгородью и положив свой рог на забор, трубили. Со всех сторон приходил ответ. И так каждый вечер до рождества.[407] В Брауншвейге трубили в рог пастухи, возвещая о, якобы, предстоящем рождении Христа.[408] Вестником приближающегося рождества был и адвентский венок, изготовлявшийся из еловых веток. Советский публицист и писатель Лев Гинзбург так описывает подготовку к рождественским праздникам в Мюнхене в конце 1960-х годов.[409] «К первому декабря она [хозяйка дома. — Т. Ф.] приготовила „Advents-Kranz“ — венок с четырьмя красными свечками, гномами, ангелочками, перевитый красными лентами. Этот венок ставится на красную подставку с башенкой-шпилем, к которому прикреплена рождественская звезда… „Адвентскранц“ как бы предшественник елки, вестник приближающегося рождества. Четыре свечи, четыре недели до сочельника: каждое воскресенье зажигают по свече, и она горит всю неделю». Рождество (Weihnacht) — самый большой праздник у немцев: «Über Weihnacht kein Fest, über des Adlers kein Nest» (нет праздника больше рождества, как нет гнезда выше орлиного).[410] Такое значение рождества объясняется не только тем, что это большой церковный праздник, но до XVII в. оно было началом года, а в прошлом в это время имел место у древних германцев большой праздник середины зимы — Mittwinterzeit. В XIX — начале XX в. в городах, а с конца XIX в. все больше и в деревнях, рождество становится семейным праздником. Во многих областях страны (протестантских, а также уже и в католических) одаривание детей было перенесено со дня св. Николая на рождество. В отдельных местах, однако, еще разыгрывались представления на духовные сюжеты, главным образом на католическом юге. В сочельник или «святой вечер» (heiliger Abend, Christabend) стараются закончить все работы по дому, ибо потом наступает самое важное время в году — «Двенадцатидневье» (Zwölften), когда большинство работ запрещено. В этот день убирают двор и дом, пекут различные булочные изделия, готовят кушания, украшают елку. День накануне рождества — постный день. Праздничная трапеза устраивается в отдельных местах до рождественской мессы, в других (особенно католических) после мессы, глубокой ночью. Так, в некоторых деревнях Нижней Саксонии шли к мессе на пустой желудок,[411] в других же северных областях (Голштинии, местами на севере Вестфалии) старались, напротив, вечером плотно и жирно поесть. Отсюда и название святого вечера (Vullbuks-awend, Bullbuksowend, Dickefretensobend) — вечер с полным желудком.[412] Объясняли этот обычай так: «чтобы быть сильным при встрече с духами». В некоторых местах уже вечером дарили подарки, в других дети клали на ночь шапку на стол, чтобы утром найти в ней подарки. В XIX в. подарки получали и дети, и взрослые. Женщины дарили изделия своей работы. Подарки на рождество приносил Христос-младенец в сопровождении различных масок. В некоторых местах в роли Христа-младенца выступала девочка или молодая женщина. В Рейнланде местами в рождественский вечер появлялись две девушки, одетые в белые одеяния, украшенные лентами и бисером, одна изображала Христа-младенца, другая — его слугу. Они ходили по домам, где есть дети, и дарили подарки. Иногда Христа-младенца сопровождали те же люди в масках, что и св. Николая. С распространением елки подарки, особенно в городах, стали класть под елку. Елка у немцев в том виде, как мы ее знаем, начала распространяться с конца XVIII в. из Эльзаса и лишь к концу XIX — началу XX в. проникла довольно широко и в сельские местности и распространилась в других странах. До появления елки в качестве рождественского дерева дома и хлевы украшали к Новому году зелеными ветками. Этот обычай известен с древних времен. В жилой избе украшали ветками образа святых и стены, крестообразно прибивали их над входом в хлев, в подвал, на кухне. Еще и в 30-е годы нашего столетия местами (например, в Вестфалии) продолжали украшать дом ветками ели. Во многих областях ветки или маленькие деревца подвешивали к потолку. Обычай подвешивания деревца к потолочной балке сохранился в ряде мест до наших дней, например в округе Заальфельд в Тюрингии (ГДР), где он еще бытует не только в отдаленных деревнях, но и в селениях, расположенных около больших дорог вдоль р. Заале и в некоторых районах Верхней Саксонии. Память о подвешенных деревцах сохранилась и в районах к юго-востоку от Гарца. Не во всех областях в качестве новогодней зелени служили ветки ели. Наряду с ними использовали омелу (в Вестфалии, Голштинии и др.), бук (Гессен, Швабия и некоторые другие земли), тис (в Тюрингии), можжевельник (в Баварии). О том, что бук предшествовал ели в некоторых местах, свидетельствуют сохранившиеся до наших дней названия елки буковым деревом (Buchsbaum — в Швабии, Bosbääm, Busbääm — в Гессене и других местах ФРГ).[413] В Эльзасе уже издавна предпочитали ель и под рождество ее ставили, а не подвешивали. Сведения о елочках, поставленных на столах и украшенных яблоками, сахарными изделиями и облатками, восходят уже к первой половине XVI в. В начале XVIII в. такие ёлочки ставили и в других областях, но свечей на них еще не было. Первые сведения о рождественском деревце со свечами относятся ко второй половине XVII в. (в Ганновере). Но это еще была не одна большая ель, а маленькие буковые деревца со свечами на каждой ветке. Постепенно вместо нескольких маленьких деревцев стали ставить одну большую елку. К XIX в. елки появились и на рождественских ярмарках. Еще в 1785 г. на ярмарке в Лейпциге елки не было, а в 1807 г. в Дрездене их было уже много. Таким образом, первые елки в том виде, как мы их знаем, — со свечами и украшениями, появились только в конце XVIII в. и в течение столетия распространились во многих странах. Западногерманский этнограф Вилли Крогманн присоединяется к мнению известного немецкого этнографа О. Лауфера, что свечи на елке появились под влиянием церковной символики.[414]
Старинная гравюра «рождественское дерево»
Зелени и свету приписывалось апотропеическое действие. И на рождество свету и огню придавалось большое значение. На Новый год издавна, даже в античности, дом украшали зелеными ветками, считая, что это гарантирует человеку в новом году здоровье и счастье. С переносом начала года в XIV в. на рождество постепенно стали в этот день украшать дом зеленью. С развитием дешевого фабричного изготовления свечей из стеарина и парафина представилась возможность употреблять их в большем количестве, и тогда, по-видимому, и вошло в обычай зажигать свечи на елке. Это вызвало в свою очередь развитие промысла (главным образом, в Эрцгебирге) резчиков подсвечников для елки. Для мальчиков вырезали подсвечники в виде фигурок горняков, для девочек — в виде ангелов. Некоторые исследователи (Могк, например),[415] считают, что предшественницами елки были ветки вишни, слив, яблонь, которые ставили в воду еще до рождества с тем, чтобы они распустились и зацвели к святкам. Считали, что пробудившиеся к жизни силы растения перейдут на человека и животных. С этой верой связан и обычай стегать людей «прутом жизни» (чтобы живительные соки перешли в человека). Но ветки вишни, слив и яблонь не всегда распускали листочки или зацветали, что вызывало разочарование и даже страх; вероятно, они постепенно и были заменены вечнозеленой елкой. Одновременно в этот период в восточных областях — в В. Саксонии сложился обычай строить рождественские пирамиды, вырезанные из дерева, украшенные свечами, цветами из цветной бумаги, фигурками и вечнозелеными ветками. Первые сведения о пирамидах относятся к началу XIX в. (1810 г. в Берлине; 1825 — в Гамбурге),[416] однако к этому времени они, видимо, были уже на востоке и севере Германии довольно распространенным явлением. В XX в. они почти полностью (за исключением отдельных мест в Эрцгебирге) были вытеснены елкой. Ясельные представления (Krippendarstellungen) в новейшее время утратили свой былой блеск: но в качестве пережитка их прежнего значения под елку иногда ставили ясли.[417] А в Эрцгебирге и некоторых других местах, вопреки обычаям, сложившимся после Реформации, клали в церкви в ясли вырезанную из дерева и закутанную в белую одежду фигурку ребенка. Во многих немецких областях, особенно католических, к рождественской мессе шли в 12 часов ночи, кое-где в 4 часа утра (Рейнланд) или в 6 часов. Еще в 1930-е годы в Баварском лесу ежегодно направлялись в полночь к церкви процессии, участники которых были наряжены мифическими персонажами: Иосиф и Мария с ребенком в колыбели, два пастуха и кнехт Рупрехт; возглавляли процессию ангел и святые Мартин, Николай и Петр. Под звон колоколов вносили дитя в церковь и клали в ясли. В 12 часов начиналась месса, пели главным образом пастушеские и духовные песни.[418] В прошлом подобные шествия, отдельные сценки и диалоги были широко распространены. На юге Германии и в Австрии рождественские игры развились в настоящие драматические представления. Ясли с ребенком в них были непременным предметом в церкви в святую ночь. В настоящее время елки ставят и в церквах. В Рейнланде, особенно в районах, граничащих с Нидерландами, напротив, елка еще и в 1920-е годы в селах была редкостью и само рождество в его новой форме (семейный праздник с одариванием) уступало в значении дню св. Николая. В городах же все больше распространялось празднование рождества в семье, хотя церковь все ревностнее устраивала ясли, которые стояли до сретения (Maria Lichtmess, 2 февраля).[419] Многое из ясельных представлений вобрал в себя кукольный театр. Постепенно елка проникла даже и на кладбища — в Кёльне, например, все чаще на рождество стали ставить маленькую елку на могилах родственников. После возвращения из церкви у католиков имела место праздничная трапеза, непременным блюдом которой была свинина (или свиные колбасы) с квашеной капустой. По немецкой пословице «иметь счастье» (Schwein haben) — буквально значит «иметь свинью». Квашеная капуста считается целебным средством. По поверью, тот, кто ест кислую капусту на Новый год, будет весь год здоровым. Когда хотят пожелать кому-нибудь счастья, говорят «Leb wohl, ess Kohl» (живи хорошо, ешь капусту). Даже скоту в рождественскую ночь дают зеленую капусту. На севере Германии «святой ужин» (heilige Mahl) устраивали до мессы. Придавалось большое значение выбору и числу блюд. Обычно их было 7 или 9. Предпочитали кушанья, несущие в себе зародыш жизни: рыбную икру или селедку и карпа, горох, бобы, мак, яйца, просяную или ячменную кашу (в последнее время эти злаки вытеснил рис), маковые клецки. После еды в Целле светили под столом и искали рассыпанные по полу зерна: какого вида злака зерен больше найдут, тот и лучше уродится.[420] В городах главные рождественские блюда — гусь и карп (в некоторых местах карпа готовили только на Сильвестра). В Гамбурге и земле Шлезвиг-Голштейн главной рождественской едой был карп, в сельской местности — свинина, в некоторых местах — свиная голова. К рождеству, как и к другим праздникам этого времени, много пекли различных по форме булочных изделий и пирогов. В последние десятилетия многие из них не пекут уже дома, а покупают в булочных. В некоторых местах правом выпечки ритуального печения обладали специальные пекари, например пекари в Рейнланде изготовляли крендель (Brezel). Повсюду в В. Саксонии и других восточных областях в XIX в. хозяйки выпекали специальный каравай.[421] В Вестфалии в сельской местности пекли огромный ржаной хлеб, часть которого съедали в 1-й день рождества, при этом вокруг хлеба ставили 3 лампы, второй раз от него отрезали на Новый год и в третий раз в день трех королей, только в этот раз в две лампы наливали так мало масла, что они гасли уже во время еды. Остатки хлеба отдавали скоту 2 февраля.[422] В разных областях пекли изделия различной формы: так, в Оснабрюке в форме зайца (символ плодородия) и коня, в Тюрингии — женщины с колесом, в других местах — в форме кольца, звезды, колес, оленя, плетенки и т. д. Часть этих печеных изделий дарили, часть съедали сами, часть давали скоту.[423] В Саксонии, а также и в некоторых других районах в святой вечер ставили прибор и для члена семьи, умершего в истекшем году.
Подсвечники из Рудных гор
Большое значение в некоторых областях Северной и Западной Германии придавалось в то время обновлению огня в очаге. Широко известный еще и в наши дни в некоторых западных странах обычай зажигания рождественского полена у немцев почти исчез повсеместно, но в XIX в. был еще в некоторых районах Вестфалии, Н. Саксонии, Рейнланде. В Вестфалии выбирали довольно увесистый чурбан или часть ствола плодоносящего дерева или дуба, который тащили к очагу лошадьми, он и составлял основу нового огня наступающего года.[424] В Горном Эйфеле в середине XIX в. также разжигали в очаге в святой вечер полено (Shristbrand). В день трех королей обуглившиеся остатки его клали в помещение, где хранилось зерно, считая, что они предохранят его от потравы мышами. Подобный обычай известен и в Люксембурге, где он сохранялся до конца XIX в.[425] Во многих других местах золу от этого полена рассеивали на полях по посевам и даже добавляли скоту в корм.[426] Неоднократно, начиная с раннего средневековья, издавались запреты на обычай «рождественское полено», однако остатки этого обычая просуществовали до XX в.; он исчез в связи с исчезновением открытых очагов.
Рождественская пирамида
Вообще свет, огонь играли большую роль в рождественском празднике. В прошлом в Тюрингии, Франконии и Швабии был распространен обычай шествия с факелами под открытым небом. В Шлезвиге местами еще был обычай катить огненное колесо. С Рождеством, и в частности со святым вечером, много было связано примет о погоде и урожае.[427] Светлый день, звездная ночь под рождество предвещают урожай и благополучие скоту. Если во время обеда в сочельник солнце осветит обеденный стол — уродятся яблоки, если с вечера в этот день будет ясно, без дождя и ветра, а утром на рождество — солнечно, то уродится виноград и будет много вина. Если в рождественскую ночь летят снежинки, то хмель хорошо обовьется. Хорошо это и для овса. Полагали также, что погода с вечера до полуночи под рождество определяет погоду в 1-й четверти января, с полночи до утра 1-го рождественского дня — погоду во 2-й четверти, погода с утра до полудня соответствует 3-й четверти января, с полудня до вечера — 4-й и так до дня трех королей определяют погоду всего года. Главное значение, однако, имеет погода в день трех королей. Если в этот день погода сухая, то все эти предсказания сбудутся, если — сырая, то нет. Считали, что через 11 недель после рождества должна начаться весенняя пахота. Были и приметы другого характера — магические. Так на рождество стол следовало покрывать платком, из которого сеяли прошлым летом:[428] много в нем было зерна — много будет удачи в следующем году. В Эрцгебирге был распространен обычай, как и в других восточноевропейских странах, расстилать в святой вечер солому под столом. Как и в некоторые другие праздники, плодовые деревья обвязывали соломой, клали на их ветви обрядовое печение и другие дары, даже колбасу; трясли плодовые деревья. Так как животноводство всегда играло в хозяйстве немецких крестьян важную роль, то скот в эти дни также не оставляли без внимания. На севере давали скоту обильный корм, в том числе и праздничные печения, остатки рождественской еды, лошадям — зеленую капусту. В Шлезвиге скоту давали на рождество 7 или 9 видов еды. Но в то же время нельзя было в святой вечер наливать воду скоту в корыто в хлеву, ибо «родившееся дитя — Христос» должен лежать в сухом месте. Нельзя было к животным обращаться в святой вечер, называя их собственными именами. По поверьям, животные в эту ночь могут говорить человеческим голосом, поэтому к ним подходят молча.[429] Вечером в 1-й день рождества семья собиралась вокруг елки и пела «Stille Nacht, heilige Nacht» («тихая ночь, святая ночь»), «Ihr Hirten erwacht» и другие рождественские песни. В протестантских землях в этот вечер прежде всего звучал хорал Лютера. Со временем, с ростом атеизма горожане постепенно отказывались от этих песнопений, сохранялись они в деревнях. В святой вечер, как и на Андрея, Томаса и другие праздники, много гадали. В Тюрингии на рождество вытягивали солому из крыши полученного в наследство дома, если находили в ней зерно, то год, по поверью, должен быть счастливым.[430] Времени между рождеством (бывшим когда-то Новым годом) и днем трех королей, почитаемым у немцев большим, наивысшим Новым годом (Grossneujahr, Hochneujahr), придавалось большое значение. По мнению народа — это время, когда особенно оживлялась деятельность различных духов (отголоски древнегерманского праздника середины зимы). Свое название это время получило или по числу дней между рождеством и днем трех королей (12 — Zwölfte, zwölf Nächte, Twölwen, twiälf Nächte или 13 — Dreizehn, Dreetehn, Dritteien, drüttien Dage, de Drütteijenten, de Dritteinster), или же как промежуточное время между началом старого и высокого Нового года (Zwischennächte, Zwischen-den-Jahren, Unternächte — в Фогтланде), как дни судьбы (Lostage, Lösungsnächte — от Эрцгебирге до Лаузитца, в Эйфеле) или же из-за веры в разгул духов в это время (Rauhnächte, Rauchnächte, Spucknächte — в Баварии и других местах) и в редких случаях как святые дни (hilgen Tage, heilige zwölf Nächte — в Вестфалии, Эйфеле, Зигерланде). По большей части эти понятия включали время от св. Томаса до дня трех королей, но местами были и отличия. В Баварии в это понятие включались первоначально лишь 3 или 4 ночи (Томаса, рождественская, новогодняя и на трех королей), позднее уже время от Томаса до Нового года, во Франконии и Мекленбурге также и 12 дней после Нового года. Это было время шествий духов и душ умерших. По поверьям, бытовавшим у немцев, в эти дни ночами по воздуху проносился «Дикий охотник» (wild Jäger) с его свитой, а к детям являлась фрау Холле (персонаж, тождественный Перхте), которая одновременно карает и нерадивых прях. В некоторых местах Нижней Саксонии считали, что в эти 12 ночей появляется Водан (древнегерманский бог бури и мертвых), именуемый здесь Хаккельбергом (Hackelberg). Летит он со своей свитой и 12 собаками под громкое гиканье. На левом берегу Везера называли подобный Хаккельбергу образ «Langwams» или «Fürige Drake». Вера в появление дикого охотника была распространена широко. В народе считали, что Хаккельберг имеет друзей и врагов, друзьям он что-то приносит, а у врагов — отбирает.[431] В это время имели место и многочисленные шествия масок. В Бранденбурге, например, прежде появлялся всадник на белом коне (Schimmelreiter) в виде важного путешествующего господина с охотником, двумя поварами и слугами. В области Руппина он прибывал вместе с Христом и феями (фей изображали мужчины, переодетые женщинами). Иногда он приходил и в дом, где собирались женщины на посиделки. Маски были самые разнообразные — аист и козел, медведь в гороховой соломе, «бык» в овечьей шкуре с рогами (Pelzbock). Появлялись Клас, Рупрехт, Руклас и другие, одетые в вывороченные мехом наружу шкуры, с большой бородой, с лицом, вымазанным сажей, с мешком на спине, наполненным яблоками, орехами, печеными фруктами, и с березовым прутом или веткой в руке.[432] Дети верили, что Христос-дитя, который приносит подарки, также появляется с неба на белом коне. Поэтому они ставят на ночь ведро с водой и кладут охапку сена для лошади, а для Христа-младенца — пирог. В Уккермарке две старые женщины изображали сцену спора лета с зимой. В Аннаберге и некоторых других местах к этим дням очищали гумно в сарае, чтобы духи в ночь на рождество могли там плясать и справлять свою мессу. В их честь готовили особые блюда, часть которых оставляли на ночь для них. Во многих местах на ночь оставляли на столе еду для умерших. Считали, что духи могут предсказать будущее, и пытались научиться понимать их язык, особенно женщины. С конца XIX в. все эти обычаи чаще носят развлекательный характер. На 12 дней существовало много запретов и примет, связанных с верой в духов и нечистую силу. В Рейнланде и Эйфеле, хотя и там бытовали представления о шествиях духов под водительством Водана, эти дни были прежде всего днями покоя, святыми днями. В это время прекращались некоторые службы и работы. Так, например, нельзя было ехать в лес, ибо лес хотел иметь покой в это время, если нарушался этот запрет, то могло случиться несчастье.[433] Почти повсеместно в эти дни нельзя было прясть, ибо в противном случае лен не уродится, а на овец нападет вертячка (Мюнстерланд), нельзя вывозить навоз, а то на следующий год из дома выедет катафалк или же околеет скот. В Брауншвейге считали, что в случае вывоза навоза волк задерет скот; когда же волки вывелись в этой области, стали говорить, что лиса задерет гуся или куница — голубя.[434] В это время запрещалось есть стручковые, ибо они считались едой духов, запрещалось произносить вслух названия животных: волка, лису, крысу и мышей. Нельзя было чинить что-либо, ибо иначе весь год будешь ходить в рваных штанах. Нельзя ничего давать взаймы. Нельзя было стирать белье и вешать его в доме на поперечную балку или на улице на изгородь. Тому, кто это сделает, придется одевать покойника в новом году. Распространено было также поверье, что если в это время умирал в деревне мужчина, женщина или ребенок, то в следующем году соответственно умрет 12 мужчин, женщин или детей. В некоторых местах (Бранденбург) считали, что если умрет кто-то в течение этих 12 ночей, то в следующем году умрет в этой деревне 13 человек. Целый ряд примет был связан с погодой и видами на урожай. Если в это время на плодовых деревьях много снега, много будет плодов. Если с крыши не каплет, корова даст мало молока.[435] Если ветер дует, будет плодородный год. На Сильвестра ставили 12 солонок или же клали 12 долек лука, соответствующих 12 месяцам, и посыпали их солью: согласно поверью, тот месяц будет влажным, какому соответствует отсыревшая под утро долька лука. По двенадцати дням судили о погоде 12 месяцев (каждый день соответствовал определенному месяцу). Если ясно, солнечно будет в 1-й день — год счастливый, если на 2-й ясно — будет дороговизна, на 5-й — уродятся фрукты, на 7-й — трава будет хорошая, на 8-й — много рыбы и птицы[436] и т. д. Считали, что если между рождеством и Новым годом штормило, то надо ждать войны. В промежутке между рождеством и Новым годом праздновали христианские праздники — 2-й день рождества (день св. Стефана, покровителя лошадей) и 3-й день рождества (день Иоанна Евангелиста). В день св. Стефана (26 декабря) в некоторых местах коневладельцы делали пожертвования церкви, бедным людям дарили «хлеб Стефана» (Stephansbrot), применяли некоторые защитные средства для сохранения своих лошадей. В Зауерланде конюхи жертвовали свечу в честь святого. В этот день происходило освящение лошадей. День Стефана в ряде мест был днем, когда батраки и прислуга меняли хозяина. Уходящему работнику давали ковригу хлеба (Laib). Друзья сопровождали его до жилища нового хозяина. В пути они пели, стреляли и раздавали куски этого хлеба. По поверью, употребление такого хлеба избавляет на целый год от зубной боли и болей в спине. Это их «странствие» (до Нового года они были свободны и предавались в эти дни разгулу) называют «Steffelslab», «Steffenslaub».[437] В этот день в послеобеденное время устраивались и шествия детей, в каждом доме они выпрашивали яблоки, которые им подавали через окно. Молодые парни стегали девушек березовым прутом, обвязанным красной лентой. Этим же прутом касались плодовых деревьев и говорили: «принесите много плодов». 27 декабря, на третий день рождества, день Иоанна-Евангелиста, в церкви происходило освящение вина. Этот обычай бытовал в ряде мест (Кельне, например) и в XX в. Во время службы в этот день после освящения происходило причастие (глоток вина) — Johannisminne, обладающего якобы целебными свойствами. 28 декабря в день Невинных детей в южных областях дети стегали прутьями и палками взрослых (Pffertag), а в Швабии это был день одаривания детей.[438] Обычаи этого дня мало сохранились. Приближался Новый год. У древних германцев начало Нового года не было приурочено к какому-то определенному дню. В средние века оно неоднократно меняло свои даты. Первоначально Новый год у немцев начинался на пасху, с 1310 г. для всей Германии начало года было перенесено на рождество, с Реформацией вспомнили о 1-м января, но лишь с 1691 г. окончательно был установлен Новый год на 1-е января,[439] хотя в народных представлениях долго еще отмечались и другие дни начала года, чем и объясняется сходство обычаев, приуроченных к разным дням. Немцы празднуют канун Нового года, день Сильвестра. В вечер этого дня (Ohljohrsabend, Sylvesterabend) до самого недавнего времени был распространен обычай мужчинам и взрослым парням собираться по уговору в каком-нибудь доме или харчевне, где они выпивали и играли в карты. Около 12 часов ночи взбирались на столы, стулья, скамьи и с ударом колокола в 12 часов «впрыгивали в Новый год» и шумно приветствовали его. В некоторых местах парни и неженатые мужчины с ударом колокола в 12 часов выходили из дома к околице деревни и оттуда шли, останавливаясь у каждого дома, где есть невеста, желали хозяевам счастья в новом году, стреляли. По значению семьи и достоинствам девушки определялись число выстрелов и стиль поздравления. В некоторых местах парней благодарили и угощали.[440] В деревнях на Везере ближе к полуночи через всю деревню несли в ящике соломенную куклу, одетую старой женщиной (символ уходящего года) и, когда било 12 часов, бросали ее через голову в пруд или ручей, а в ящик сажали избранную специально для этого в деревне красавицу, во всех отношениях безупречную, с золотой короной на голове и в белом платье (олицетворение Нового года) и несли ее с пением в деревню. У дома, владелец которого должен был иметь 50 и более моргов собственной земли, останавливались, торжественно справляли Новый год. «Новогодняя королева» обязательно должна была выйти замуж в том же году, иначе, по поверью, она останется старой девой.[441] В самый момент смены года поднимался страшный шум. Молодые парни бушуют на улицах, щелкая кнутами, звеня цепями, стреляя, трубя, поют и желают нового счастья. В Мюнстерланде влюбленные стреляли под окнами девушек, их приглашали в дом и угощали. В других местах пели в музыкальном сопровождении серенады. Иногда молодые парни стреляли в честь пастора, чтобы получить деньги. Обычно трубить в рог и петь было прерогативой ночных сторожей (сборы за это составляли часть оплаты их труда), а к ним уже присоединялись толпы молодежи. Иногда молодежь действовала на свой страх и риск. На домах, которые удостаивали своим вниманием гуляющие, они писали новое число года и прибивали или рисовали сердце или осла, судя по отношению к хозяевам дома. В Новый год все стараются поздравить друг друга (Prost Neujahr!). Дети ходят и поздравляют родственников, соседей, крестных и за это получают подарки. В городах стремятся поздравить своих клиентов письмоносцы, сборщики мусора (в Кельне), молочницы и получают в виде благодарности за поздравления деньги. Владельцы булочных, молочных лавок и харчевен делают подарки своим постоянным покупателям. Прежде был распространен и обычай дарить что-либо всем членам семьи. В сельской местности священник делал круговой обход прихода, так называемый Hafergang. К новому году пекли самые разнообразные крендели, фигурное печенье в виде кольца, в форме S или ромба, веночки и т. д. Во многих местах поздравления с Новым годом длились до 6 января, до дня трех королей. Широко распространены письменные поздравления. Когда в Мюнстере[442] хозяйка делит новогодний пирог среди членов семьи, она ударяет каждого кулаком в грудь и говорит:
* * *
Рассмотренный материал свидетельствует о том, что в основе большинства обычаев немцев лежит забота о хлебе насущном: об урожае, о поголовье скота, о благополучии людей. В известной мере в них сохранились и остатки языческих верований, веры в душу, различных суеверий. Церковь же использовала все это в своих целях, приурочив дни святых к традиционным праздничным дням народного календаря.АВСТРИЙЦЫ
* * *
Н. М. Листова В ранних представлениях австрийцев, как и у других народов Центральной Европы, год делился на два сезона.[456] Это деление было связано с важнейшими фазами сельскохозяйственных работ и климатическими условиями. В Австрии, где горы составляют 3/4 поверхности страны, жители издавна занимались скотоводством. Поэтому определяющими сроками для народного календаря были выгон скота на пастбища и возвращение его. Следы этого деления сохранились в обрядах и обычаях до настоящего времени. В большей части Австрии концом сельскохозяйственного года считали 11 ноября — день св. Мартина. На Мартина производились все налоговые расчеты, кончались договорные обязательства, сроки найма. «Мартин пришел — работа ушла» — говорили в Верхней Австрии. В этот день завершались основные сельскохозяйственные работы. Так, во многих местах Австрии после Мартина крестьяне не выходили в поле, верили, что опоздавшего с уборкой ждут в будущем году всякие несчастья.[457] Скот пригоняли с лугов домой (в Верхней Австрии день Мартина считался последним днем выпаса). 11 ноября — в последний день своей работы пастухи ходили по дворам и ударяли скот ветками березы, липы или можжевельника. Вера в магическую силу удара веткой (рутой), живительные соки которой как бы переходили при прикосновении на скот и приносили ему, якобы, сохранность и большой приплод — имеет широкое распространение и за пределами Австрии. Ветки передавали хозяевам, которые сохраняли их до дня весеннего выгона. Передавая их, желали благополучия:Томас
Интересен образ Томерля с двойной бородой (Zwiebart-Thomerl) — старик, закутанный в темный плащ или мех, с широкополой шляпой на голове и сучковатым посохом в руках. Его характерная черта — белая или темная борода, разделенная на две половины. По легендам, его вид был так ужасен, что даже черт страшился его. Но если его появление приносило гибель всем живым, то зато оно считалось благотворным для растительности, — в тех же областях, где запирали дом и хлев, открывались настежь двери амбаров, чтоб лучше был урожай. Известен целый ряд чудовищных представлений о Томасе с 9 головами или с одной огромной головой, закрывающей все туловище, иногда эта голова светилась как огненная; большой рот с зубами придавал ему черты людоеда, во рту его торчали 12 трубок. Э. Бургшталлер считал эти образы олицетворением времени, или года, а 12 трубок — 12 месяцев.[477] Кроме антропоморфных образов, были известны и зооморфные: «Thomasschnabel» с длинным птичьим клювом, «Thomasgeiss» с козлиной головой, «Thomasnigl» в образе собаки, «Sautod, Thomasstier» со свиной, реже бычьей головами. Два последних персонажа появлялись в день, когда шел убой скота, особенно свиней перед рождеством. Это нашло отражение в кровавом призраке, пугавшем детей, — «Sautod» («свиная смерть») и в обычае надевать кем-нибудь на себя шкуру и голову свиньи, и бегать по деревне. Возможно, что это имело когда-то иной смысл и было связано с ролью свиньи, как обрядового животного, отразившейся и в иных австрийских обычаях. Некоторые другие образы воплотились в масках, ходивших в этот день: иногда Томерль двубородый выступал как предводитель шествия масок. Долбленые светившиеся тыквы, прикрепленные к палкам, представляли огненные головы Томерля. Сведения об этих обычаях относятся еще к недавнему времени — так в Верхней Австрии они были широко распространены накануне первой мировой войны. Как «роковой» день 21-е декабря был излюбленным временем гаданий. Как и в день св. Андрея, девушки трясли деревья, обращаясь к святому:
Дети со звездой
Самый важный день из 12 — рождество (Weihnachtstag). Празднование рождества начиналось с обрядовой трапезы. Значение, которое придавалось ей в старину, выходило за рамки праздничной еды; в характере блюд, действий, связанных с ними, заключался магический смысл. Так как пост продолжался «до звезды», то в сочельник, как в рождественский постный день (Weihnachtsfasttag), ели скудно, в строго религиозных семьях пищу принимали один раз в день в виде жидких и холодных блюд (в Каринтии — Kalatsia, Kalasia). После первой мировой войны эти запреты стали значительно слабее, хотя нередко еда состояла лишь из сыра, пива или молочного супа с картофелем, лапшой и т. д., а также сушеных яблок, слив, груш и хлеба. После мессы и на 1-й день рождества на стол ставили все лучшее, что есть в доме, чтобы, как говорили, в новом году жить в достатке. Наряду с общераспространенным названием ужина после мессы «Святой ужин» (Mettenmahl, Heiliges Mahl) в Верхней Австрии называли его также «Большой» или «Огромный», что указывало на его значение. Чтобы закрепить это изобилие, в Штирии стол окружали цепями.[482] Основные приготовления начинались заранее. На обязанности женщин лежала выпечка хлеба, имевшего ритуальное значение. С этим связывали ряд примет и предписаний. Крестьянки Каринтии, Штирии и Верхней Австрии еще за неделю до рождества первым сажали в печь специальный хлеб. Все домашние присутствовали при этом, так как в старину считали — чем больше глаз смотрят на этот хлеб, тем лучше уродится рожь в следующем году. На каждом каравае были знаки креста или круги («глаза», «божьи глаза»), сделанные амбарным ключом (отсюда его название «Schlüsselbrot»). Чем больше кругов, тем лучше урожай. Можно предполагать, что если крест представлял символ христианства и напоминал о празднике рождения Христа, то круги имели, возможно, более раннее солярное происхождение и говорили о празднике солнца. Этот хлеб хранили в амбарах до весны, весной во время сева разбрасывали на полях его крошки, стараясь, таким образом, повлиять на урожай.[483] К обрядовым видам хлеба принадлежали изделия из пшеничной или ржаной муки, в тесто добавляли толченые сухие сливы и груши (Kletzenbrot, Störibrot, Birnbrot). Эти виды хлеба обязательны для рождественской трапезы Австрии. Пекли их в день св. Томаса — 21.XII. Начиная с сочельника хлеб ставили на праздничный стол, где он оставался до 6.I, независимо от того, ели его или нет; в некоторых местностях его начинали резать только на второй день рождества. Хлеб служил как бы символом объединения семьи, рода; кроме того, народное воображение наделяло его свойствами отгонять болезни, придавать силу и здоровье. Однако в народном представлении его связывали и с христианскими персонажами: так, уменье его печь приписывалось пастухам, пришедшим в Вифлеем. Караваев пекли несколько, резали их при полном сборе семьи в сочельник, по другим данным — на второй день рождества. Каждый должен был получить свою долю. Остатками или особыми хлебцами (Viehbrot, Viehstöri) кормили скот, крошки бросали на поля, под фруктовые деревья, желая приобщить их к общей трапезе и передать им силу плодородия. 26 декабря ходили в гости, приносили с собой кусок своего хлеба, обменивались хлебом с хозяевами. Такой обмен как бы закреплял дружбу. Таким же символическим актом объединения служила и общая еда этого хлеба влюбленными, после чего помолвка считалась состоявшейся.[484] Сравнительно новым кушаньем был яблочный штрудель, распространившийся на востоке страны, где он вытеснил более ранние виды обрядового хлеба. Из мучных блюд часто приготовляли различные изделия из теста с начинкой сладкой, кислой, без начинки и т. д. под общим названием крапфен (Кгарfen или Nudel). Крапфен давали ряженым как гостинцы. Пекли их и в другие дни святок, приготовление их также окружено рядом примет, соединенных с выпечкой обрядового хлеба в Австрии. В рождественский ужин включались часто жидкие каши из муки, чаще пшеничной. В Тироле и Зальцбурге такую кашу бахлькох (Bachlkoch) варили на молоке и поливали сливочным маслом и медом. Ей также приписывали магические свойства: тот, кто ее съест, станет сильней и умней. Поэтому старики говорили молодежи: «Ты еще мало ел каши», или «Ты теперь должен есть кашу».[485] После мессы ели мясо и мясные блюда — Mettensuppe (крепкий бульон, иногда это название распространялось и на другие блюда), колбасы, свинину и говядину с хреном и кислой капустой. Повсеместное распространение свинины, по-видимому, объяснялось ее наибольшей дешевизной, но можно думать также, что она имела и какое-то ритуальное значение: связанные с ней обычаи приурочены преимущественно к Новому году. В последнее время за праздничным столом частым блюдом стал венский шницель. Позднее других блюд на праздничном столе появилась рыба. Карп стал принадлежностью стола горожан, постепенно распространились дешевые сорта рыбы и в сельской местности.[486] В Каринтии и Верхней Австрии приготовление меттензуппе было связано с особым обычаем — перед мессой в огонь клали сучковатый чурбан (Mettenstock, Tschock), который должен был гореть до утра. Этот чурбан, по-видимому, когда-то был ритуальным рождественским поленом. Ныне ритуал разжигания его уже забыт. Раньше его пепел рассыпали на поля.[487] Обязательными элементами трапезы были также горох, бобы, мак, орехи, имевшие магическое значение, так как символизировали множественность, изобилие; ели мед, чтоб жизнь была слаще. Почти все они входили также в состав поминальных блюд.[488] Рождество — семейный праздник. Вся семья должна быть в сборе, за общей трапезой. Считали, что приход чужих в это время не предвещал ничего доброго, даже грозил смертью кому-нибудь из домашних. По-иному относились к бедным людям, их охотно приглашали за стол. В народе их связывали с святым семейством. Рождественской трапезой делились со всем хозяйством, которое принадлежало семье, — со скотом, очагом, деревьями, полями. Остатки трапезы, особенно хлеба, бросали на землю, под фруктовые деревья; при этом говорили: «Дерево, ешь». В Штирии дети приглашали их есть бахлькох. В Зальцбурге до середины XIX в. сохранялся обычай целовать деревья ртом, полным пищи, — «Будь веселым, не будь ленивым, таким же полным, как мой рот» («Sei lussti! Sei net faul. So soll wia me Mäul voll»).[489] Вероятно, это было результатом распространенного поверья, что, якобы, подобным путем можно добиться магического воздействия: усилить плодородие. Считалось, что умершие, якобы, оставались членами семьи, от них ждали помощи в эти ночи, когда совершалось много таинственного, сверхъестественного. Во время трапезы нередко для умерших ставили приборы на столе, оставляли еду на ночь. Возможно, что это свидетельствовало о культе предков в прошлом. Со временем эти обычаи сильно изменялись, получали иное объяснение — так, на окне или около печи оставляли еду для «бедных душ» или для Марии и младенца Иисуса. Раздача еды беднякам также заменила эти старые обычаи.[490] Близки к ним распространенные в Австрии «кормления» природных явлений, стихий — огня, воды, ветра, реже — града. С этой целью пекли особые печенья различной формы. В Верхней Австрии хлебные шарики клали на крыши домов или на заборы (часть из них сохраняли весь год, крошки их бросали во время бури). В некоторых местах эти печенья имели антропоморфные или зооморфные формы — фигурки лошадей, коровы, подковы, их бросали в огонь; в Бургенланде выпекали печенье в виде человеческих фигур, часто в виде запеленатого младенца, его называли «Отец дома» (Hausvater), в сочельник хозяин дома отламывал ему голову и бросал ее в источник — «для водяного», остальную часть делили среди всех присутствующих. Интересны также названия печений в Каринтии — «Ofenkuh», «Ofenkater» («Печная корова», «Печной кот»). Можно предполагать, что эти печенья представляют отголоски древних жертвоприношений.[491] Особое значение в зимней обрядности получила зелень как символ жизненной силы. Австрийский этнограф Вольфрам исследовал различные формы этого обычая. Старый обычай приносить зеленые ветки или деревце в дом или ставить его во дворе был широко известен в прошлом в Австрии и, по-видимому, сохранялся еще в начале XIX в. В Каринтии и Штирии елку (Weihnachtsgrössing) ставили во дворе у входа в дом или в стойло, где она оставалась до 2 февраля. Такому дереву приписывали особые свойства — отгонять болезни и несчастья. 28 декабря ветками этих деревьев дети ударяли прохожих, говоря: «Будь здоровым, живи счастливо». Как оберег от злых сил еловые ветки использовали в сочельник для чистки каминов и печных труб (в повериях печные трубы считали дорогой духов). В домах деревце, чаще его верхушку с украшениями или без них, подвешивали к потолку (Бургенланд, Штирия, Каринтия). В некоторых районах Штирии этот обычай был известен еще в 30-е годы. В Вене на рождество делали букеты из веток елки и украшали их бумажными цветами. В XVI в. украшенные елки ставили во время цеховых рождественских праздников, вечером трясли дерево и ловили упавшие яблоки и сласти. Можно предполагать, что эти виды зелени были предшественниками современной елки. К их числу надо отнести также подставки (в день рождества и св. Николая), украшенные ветками, яблоками, пряниками. В отдельных районах Бургенланда был также распространен обычай нарядно украшать кусты терновника в дни этих зимних праздников.[492] Современный австрийский праздник рождества также тесно связан с елкой. Украшенная елка с огнями — «рождественское дерево» (Weihnachtsbaum), «дерево Христа» (Christbaum), — появилась в австрийских городах Вене и Зальцбурге в первые десятилетия XIX в., главным образом среди зажиточных слоев, в немецких или связанных с ними австрийских семьях. Общим обычаем у горожан она стала лишь со 2-й половины XIX в. Значительно медленнее елка распространялась в сельской местности, особенно на западе страны, лишь в 1920-е годы она стала и у крестьян характерной принадлежностью праздника. Но и в 40-е годы еще в ряде местностей рождество праздновали без елки, например, в округе Мурау (Штирия) около половины семей не ставили ее. Обычай рождественского дерева, как нехристианский, сначала не нашел поддержки и даже встретил сопротивление со стороны католического духовенства. Благодаря своей популярности среди народа со временем елка появилась и в церкви. В последние годы елка вышла за пределы семейного круга, «дерево для всех» (Baum für alle) стало в центре общественных, детских, школьных праздников, ее ставят и на городских площадях или в селах перед церковью. После первой мировой войны еловые деревья появились на могилах и у памятников военного времени.[493] В Австрии, как и в других странах Европы, на рождество дарят подарки детям, их приносят ряженые или родители кладут их незаметно на стол, в чулки или в башмачки, поставленные или повешенные около печной трубы, окна, двери, под елкой. В последнее время этот обычай связан с представлением о «золотом коне» (Golden Rössle) или ребенке Иисусе (Jesuskind), якобы приезжающем на нем. Рождественские традиционные фигуры — Крампус, Бартль, Николай, конь и т. д. часты среди елочных украшений, как пряники или конфеты.[494] Каждый день конца декабря имел свое назначение. 26 декабря, в день св. Стефана, происходило освящение соли и сена, благословение лошадей, устраивались скачки. В местах паломничеств (особенно многочисленны в Каринтии) верующие оставляли вотивы: фигурки, подковы и т. д. Следующий день св. Иоанна, был известен освящением вина. Еще недавно 29 и 30 декабря «кормили» воду, ветер, огонь, землю (бросали остатки праздничной еды, хлеба или кашу). В противоположность рождеству встреча Нового года особенно в городах еще раньше получила общественный характер. 31 декабря называется вечер Сильвестра или день Сильвестра. Это наиболее распространенное название произошло от имени римского папы Сильвестра. Горожане проводят его шумно и весело, собираются в кафе, театрах, гостиницах, где и встречают Новый год.
Перхта из Штейермарка
Среди крестьян 31 декабря и 1 января были лишь одними из 12 дней, в Верхней Австрии 1 января долго не воспринималось как Новый год, началом года считали 25.XII или 6.I. Ряд обычаев, связанных с рождеством и днем Трех королей, постепенно перешел и на этот день. 31 декабря ходили ряженые со звездой, с пожеланиями счастья, получали деньги и сладости. Как последняя ночь старого года этот день был окружен различными приметами и запретами. Так, никто не должен лежать больным в постели, иначе будет болеть весь год, нельзя сушить белье — это могло привести к смерти. Гадания (способы их те же, что и в другие дни святок) стали также традицией этого дня. Современный обычай подарков и поздравлений на Новый год был распространен еще в конце XVIII и начале XIX в. И теперь принято дарить фигурки или посылать почтовые открытки с традиционными символами счастья; таковыми считаются трубочист, четырехлистный клевер, свинья. Ужин 31 декабря должен быть обильным, чтобы в Новом году хорошо жилось. Обязательным мясным блюдом был заливной поросенок или свинина. Считали, что, для того чтобы быть счастливым, надо съесть кусок головы или свиного рыла; это называлось «участвовать в свином счастье» (Sauglück teilhaftig werden).[495] Известны старинные обычаи изгнания Старого года. В Каринтии после 12 часов ночи начиналась погоня за Сильвестром. Сильвестр («Старый год») был закутан в солому, на голове его надет венок из омелы. В Верхней Австрии в подобном обычае участвовали Старый и Новый годы в виде женских фигур. Проводы Старого года, вероятно, символизировали маски с метлами, заключавшие процессии ряженых.[496] Рождественско-новогодний цикл заканчивался 6 января. Этот день богоявления (эпифания) известен в Австрии больше как день трех королей, связанный с христианским преданием о трех магах — Бальтазаре, Каспаре, Мельхиоре, которым звезда указала путь к младенцу Христу. Это нашло отражение в многочисленных шествиях со звездой, местами сохранившимися и сейчас. Главные действующие лица — три мальчика в длинных белых рубахах и коронах на головах, один из них Каспар с черным лицом, иногда в сопровождении хора, ходят по домам, поют или читают стихи, за что получают гостинцы. Основная тема их — извещение о рождении Христа и различные пожелания; последние иногда сохраняют форму старых заклинаний.
Перхта из Зальцбурга
Образ Перхты (Perchta, Perchtl, Perchtmuada) тесно связан с зимней обрядностью австрийцев. Относительно его происхождения среди этнографов Австрии имеются различные точки зрения. Некоторые видят в нем какое-то древнее божество германского (или славянского) происхождения, другие — персонификацию христианского праздника эпифании. Иногда Перхта появлялась на рождество или в день Трех королей с подарками для детей, но чаще ее присутствие было незримым. Перхта — частый персонаж австрийских легенд. Как и у большинства образов этого периода, ее внешность наделена то привлекательными, то отталкивающими чертами. В ее образе отразились и зооморфные признаки, большей частью птицы — клюв или куриные ноги. Часто она выступала как покровительница женского труда — особенно прядения, следила за порядком в доме, наказывала ленивых прях, последним она якобы ломала прялки, распарывала животы, запихивала в них остаток кудели. По легендам считается она и предводительницей войска мертвых, и она, якобы, 30 декабря, окруженная детьми, умершими до крещения, шествует ночью. Многие черты ее — покровительницы женских работ, особенно прядения, сам внешний образ делают возможным предположение о том, что под разными именами — Перхты, Люции,Николаусфрау выступает какой-то мифологический образ.[499] В ночь с 5 на 6 января устраиваются шествия ряженых. Так, в Эберзее шли маски «Glöckler» (свое название получили от Glocke — колокольцев, подвешенных у них на спинах или на поясах) с фантастическими головными уборами — изображениями деревень, альпийских лугов (в виде фигурок, вырезанных из картона и дерева), освещенными зажженными свечами, укрепленными внутри. Эти процессии сходны с шествиями швейцарских клаузов. В Верхней Австрии появлялись молчаливые ряженые, одетые с ног до головы во все белое, лишь глаза их были видны сквозь прорези в покрывалах. В Мюльфиртеле лица ряженых скрывались под страшными масками, символизирующими умерших (оскал зубов, цвет лиц, клочки волос), за ними следовали маски с метлами, заметавшие их следы.[500] Вечером 5.I появлялись наиболее характерные группы ряженых для австрийских зимних и весенних праздников. Они носили имя «перхт», связь их с описанным выше женским образом под именем Перхты не ясна. Одежда их — шкуры козы или овцы, маски с рогами и длинным красным языком, подобна ниглам, Бартлю и т. д. из шествия Николая или более позднему образу — черту. Опираясь на длинные шесты, они бежали в дни святок через поля и долины, останавливались в деревнях, заглядывали в окна или входили в дома, где давали им еду. Иногда «бег перхт», «охота перхт» (Perchtenlauf, Perchtenjagd) начинались с адвента. Обычно их сопровождали другие маски в белом или персонажи, характерные для других шествий. В некоторых местах лица перхт чернили сажей, в других (Штирия, Каринтия) надевали деревянные маски с гротескными чертами. Можно предполагать, что последние появились позднее. В большинстве австрийских областей перхты (обычное число их 12 или 22 пары) делились на «красивых» (schönen) и «ужасных» (schiachen). В отличие от последних «красивые» перхты были одеты в национальные костюмы. В настоящее время их шествия сохранились главным образом в земле Зальцбург, особенно в Понгау и Пинцгау. Появление перхт сопровождалось диким шумом. Независимо от местных различий их приход связывали с плодородием, так как были распространены представления, что прыжки их на полях якобы способствуют урожаю; считали также, чем больше перхт, тем плодороднее год. Основное время их хождений — масленица. Интересен этот обычай в Штирии — здесь появлялись две (черная и белая), реже — три (красная) перхты. Одежда их состояла из лохмотьев, лица закрывали волосы или кудель. Обычаи чернить лица и надевать маски распространились здесь позднее. Каждая из трех перхт выполняла какую-то хозяйственную функцию: одна шла с метлой, другая со щеткой или тряпкой. Беда, если, войдя в комнату, они находили сор — тогда они все кругом приводили в хаос, бросали золу на пол и т. д. В отличие от других областей роль перхт здесь еще недавно исполняли девушки. Некоторые из образов перхт в меховой одежде с рогами имеют общие черты с Бартлем, Клаубауфом и т. д., и, по-видимому, они выступают и в других праздниках, но под иными именами.[501] День трех королей заканчивал цикл зимних обрядов.
НАРОДЫ ШВЕЙЦАРИИ
* * *
Н. М. Листова В Швейцарии на небольшой площади живут четыре народа. Самый многочисленный из них — швейцарские немцы, или германо-швейцарцы, принадлежит к германской языковой группе (занимает север, северо-восток и центр страны), а три остальные — к романской: франко-швейцарцы (область их расселения — западная часть Швейцарии), итало-швейцарцы (южный кантон Тичино) и ретороманцы (часть населения кантона Граубюндена). После Реформации население Швейцарии разделилось и в религиозном отношении. В настоящее время протестанты живут на западе (почти вся французская Швейцария и две трети кантона Берна), на севере и северо-востоке страны (часть немецкой Швейцарии), большинство ретороманцев Граубюндена также исповедуют протестантизм. Католические области находятся в центре (немецко-швейцарские районы), на юге (италоязычный кантон Тичино и кантон Валлис). Разнородность национального состава и религиозной принадлежности привели к значительной пестроте в традиционной обрядности. Вместе с тем естественно-географические и климатические условия Швейцарии (3/5 ее поверхности составляют горы), не совпадают ни с языковыми, ни с национальными границами, поэтому сложившийся на основе этих географо-экономических условий календарный ритм в какой-то степени одинаков у всех народов. На основе трудовой деятельности сложился народный календарь. Его главные сроки, единые в целом для всего населения страны, определялись началом и окончанием сельскохозяйственных работ: земледельческих в области швейцарского плоскогорья — Миттельланда, днями выгона скота и его возвращения — в области Альп и Юры. В большей части страны они приходились на апрель — май и октябрь — ноябрь. Согласно этому и хозяйственный год делился на две части. Представление о времени окончания хозяйственного года в большей части Швейцарии совпадало с днем христианского святого Мартина — 11 ноября. В этот день устраивали ярмарки, как бы завершавшие год. Здесь заключали сделки, договора о найме. Как и в соседних альпийских областях, 11 ноября было принятым сроком расчетов, уплаты налогов, долгов и т. д. В селах прекращались к этому дню полевые работы, скот возвращался с лугов домой — «Мартин ставит скот в стойла» («Martini stell ini»), — говорили в народе.[502] В горных районах Швейцарии святого чтят как покровителя домашних животных, птиц, патрона альпийских пастухов. Следы большого празднества с жертвенным блюдом — жареным гусем, устраивавшимся в старину в этот день, сохранились до сих пор в Швейцарии (главным образом в немецкой). Это подтверждали и другие обычаи этого дня. Так, в Люцерне устраивались игры с гусем: участники их надевали круглолицые «солнечные маски», окруженные лучами. Известно также о прежних жертвоприношениях гусей и кур святому.[503] Старые обычаи, сопровождавшие убой скота в этот день, по-видимому, также имели ритуальное значение. Так, среди ретороманцев Энгадина еще в 40-е годы этот день превращался в праздник — «La bacharia». Из дома, где была девушка-невеста, деревенские парни стремились выкрасть быка, предназначенного для убоя. Хозяева в свою очередь старались спрятать животное и запереть его покрепче, что не всегда помогало. Утром хозяева просыпались от дикого крика и шума: по улицам деревни ряженые вели быка, украшенного гирляндами, в руках они несли большие сковороды, по которым били ножами и ложками.[504] По обычаю хозяева должны были выкупить быка колбасами, мясом, вином и т. д. Вечером молодежь устраивала ужин в трактире. В других районах крали колбасы.[505] В виноградарских хозяйствах Швейцарии с Мартином связывалась первая проба вина. Шумное веселье, устраиваемое в этот день, неоднократно осуждалось церковью и местными властями и постепенно исчезло.[506] Сам внешний облик Мартина противоречив. Согласно церковным канонам, Мартин изображался в виде епископа или воина, однако в народе его представляли как старика с длинными белыми волосами и бородой — возможная персонификация наступающей зимы. Черты какого-то мифологического персонажа, вероятно, были скрыты в образе Мартина с черным лицом и руками.[507] Хождения ряженых, устраиваемые в этот день в немецкой Швейцарии, сходны с зимними процессиями масок в Австрии. Вооруженные кнутами и трещотками, под звон колокольчиков ряженые шли по деревням. В этих шествиях участвовала мужская молодежь и дети (в старину — только мальчики). В настоящее время они сохранились как детские развлечения среди швейцарских немцев в кантонах Цюрихе, Ааргау, Санкт-Галлене и отчасти у ретороманцев Граубюндена. В Швейцарии также известны процессии со светящимися тыквами или репами (Rääbechilbi). На тыквах рисовали лица, черепа или астральные знаки (луну, звезды, солнце). Можно предполагать, что здесь идет речь о процессиях с огнем и светом, устраиваемых когда-то с магической целью усилить слабеющий свет солнца. Возможно, эту же цель преследовал обычай зажигать костры в этот день.[508] В восточной части Швейцарии — области горного скотоводства — роль, аналогичную Мартину, играл св. Галлус (16 октября). Галлуса, как и святых Мартина и Георгия, почитали здесь как покровителей скота. В этот день заканчивался выпас. 16-го открывались ярмарки, к которым были приурочены сроки найма работников и слуг. В Западной Швейцарии подобные ярмарки устраивались перед рождеством.[509] Начало зимы не имело определенных сроков, но время и приближение ее отмечались в народном календаре и связывались народом с именами святых. Эти даты имели значительные расхождения, что зависело от местных географических особенностей. Это нашло отражение в многочисленных пословицах и поговорках, часть их известна и в соседних альпийских районах с одинаковыми климатическими условиями. Так, в некоторых горных долинах ждали снег еще в конце октября. «Симон и Иуда приносят зиму» (28 октября), или «Симон бросает снег», — говорили в народе; в других районах снег шел только в день св. Катерины (25 ноября), да и то считался несвоевременным («Снег на Катерину вредит хлебу»). Наступление зимы связывали часто с днем Андрея (30.XI) или св. Николая (6.XII): «Если на св. Андрея снег, то он будет лежать в течение ста дней».[510] После уборки урожая и окончания сельскохозяйственных работ в ноябре наступало время свадеб и веселья среди молодежи. Покровительницей браков, как и у других европейских народов, считали св. Катерину, в ее день устраивались свадебные торжества. В горных районах к ней обращались с молитвами, как к защитнице от стихийных бедствий — лавин и обвалов.[511] После дня Катерины наступало время рождественского поста — адвент. Запреты, связанные с этим периодом (прекращение веселья, танцев, постная еда), соблюдаются более строго католиками и то не везде. В католических и протестантских церквах ставятся «рождественские ясли» («Weihnachtskriрре») — ящик с фигурками, изображающими сценки рождения Христа, пришествие волхвов и т. д. В XIX в. «ясли» часто делались самими крестьянами и постепенно их стали помещать и в домах. Сначала этот обычай распространился среди католиков, значительно реже он встречается у протестантов франко-швейцарцев.[512] В период адвента особое значение придавалось четвергам и воскресеньям. Так, в народе верили, что погода в четыре воскресных дня адвента должна соответствовать погоде четырех кварталов будущего года. Более ранние представления были, по-видимому, связаны с четвергами. В большей части Швейцарии четверг издавна считался счастливым, однако он представлял и некоторую опасность для людей, так как считался днем духов и ведьм. Впрочем, точнее говорить о «ночах духов»; в немецкой Швейцарии ночи на четверги, а также на св. Андрея и св. Николая так и назывались: «шумные ночи» («Bochselnächte», «Klöpfelnächte»). С наступлением темноты деревенские парни ходили по улицам, производя шум, стук, грохот. Особенно были распространены такие развлечения в северо-восточных районах страны и в Валлисе.[513] В ночь на св. Андрея, так же как и в день Варвары (4 декабря), особенно усердно занимались гаданием: о будущем, о погоде, об урожае, о замужестве. В день Варвары ставили ветки вишни в воду, если они расцветали к рождеству, то ждали благополучного года. Распространены посевы овса и пшеницы в плошки — ростки их к рождеству означали хороший урожай и т. д.[514]Клаус из Арта
Один из самых почитаемых святых в Швейцарии — Николай Мирликийский. Его культ распространился здесь в X–XII вв. Но 6 декабря как праздник отмечается в основном в немецкой Швейцарии, причем главнейшие обычаи у католиков связаны с его кануном — 5.XII, а у протестантов с самим днем — 6.XII. Во французской Швейцарии, особенно в кантонах Во, Женеве, Валлисе (Нижний Валлис), этот день проходит тихо, сам образ святого здесь связан с праздником Нового года и рождества. Среди итало-швейцарцев (кантон Тичино) и ретороманцев (кантон Граубюнден) этот день стали праздновать недавно, вероятно, под влиянием немецких переселенцев. Само имя святого имеет ряд местных вариаций. Так, в романской Швейцарии к его имени прибавляют «святой» — sontga, в немецкой Швейцарии — эти два слова сливались в одно Samichlaus, в ее восточных районах — просто Klaus, или Chlaus. Имя Клаус относится не только к св. Николаю, но в народе его связывают и с группой масок, появлявшихся в различные зимние дни. В настоящее время в немецкой Швейцарии как у католиков, так и у протестантов день св. Николая — детский праздник. Дети получают подарки от имени святого. В ряде областей их вручают ряженые — св. Николай со свитой. Весь праздник обычно носит назидательный характер — награждение прилежных и порицание непослушных. Интересно отметить, что и сам образ Николая у католиков и протестантов внешне различен. Так, характерные для католицизма фигура епископа, его торжественное появление — относятся к позднему времени. В протестантских районах шествие возглавлял Николай — старик в простой одежде — «белые кудри и борода его покрывали грудь подобно снегу, а плащ развевался, как серые клубящиеся тучи».[515] Его спутники отличались более диким видом. В Центральной Швейцарии их приход сопровождался страшным шумом. Особенностью зимних шествий в кантонах — католических Ури, Швице, Унтервальдене и протестантском Цюрихе — был светящийся головной убор — инфул (Inful). Укрепленные внутри него свечи освещали прорези, сделанные в его боковых стенках, в виде фигурок животных, солнца, луны, звезд. В составе свиты Николая находились фигуры, контрастирующие с образом святого. Наиболее распространенный образ в немецкой Швейцарии — шмутцли (Schmutzli, буквально — «грязный»). Как указывает само имя — лицо и руки его были черны от сажи. Аналогичные персонажи были известны и в других районах Швейцарии. Так, на Севере св. Николая сопровождал кнехт Рупрехт (Knecht Ruprecht — черный спутник Николая в Германии). В немецкоязычных частях Фрибура и Валлиса эту роль исполнял «отец Фуэттар» (Pere-Fouettard) — образ, вероятно, заимствованный от соседнего франко-швейцарского населения. В небольшой области Кандерталц и Зимменталц вместо них появился «меховой» персонаж (Pelzer) в меховой одежде из овечьей шкуры, с кнутом и цепями в руках, явно напоминающий австрийских перхт. Из зооморфных образов наиболее часты маски осла и лошади. Персонажи позднего происхождения: «слуга» (Diеner), «ангел» (Engel, Angette), «рождественское дитя» (Weihnachtskind) — играют небольшую роль. Исследование образа святого Николая и его праздника вызвало различные суждения в этнографической литературе. Немецкий этнограф Мейзен считал, что этот праздник имеет христианское происхождение. Сам святой в этом шествии выступает как победитель темных и злых сил, а побежденные сопровождают его в качестве свиты. Однако это мнение вряд ли убедительно. О позднем включении образа святого в эти шествия говорят шумные процессии клаузов, в которых Николай играл второстепенную роль или отсутствовал совсем. Клаузы (по-видимому, имя святого перенесено на них случайно) появлялись в различные дни зимы, а не только 6.XII. Один из составителей этнографического атласа Швейцарии Гейгер, детально исследовавший обычаи этого дня, указал на слияние здесь различных праздников и фигур. По его мнению, святой впитал в себя различные образы, в том числе германского бога Вотана, а также являлся персонификацией зимы.[516] Период с 25.XII по 6.I, как время зимнего солнцестояния, занимал особое место в народном календаре Швейцарии, независимо от национальных и религиозных различий населения. Швейцарские этнографы П. Гейгер и К. Мейли предполагали, что в основе зимней обрядности лежит магия плодородия и культ предков. Ряд обычаев сохраняет следы почитания огня, как света, возможно ассоциированного с солнцем. Начиная с сочельника или за два-три дня до рождества и до 6.I наступало кульминационное время появления масок. Ряженые ходили по улицам, мазали сажей лица женщин, ударяли встречных ветками, заходя во дворы, хлестали скот и плодовые деревья. Считалось, что эти действия приносят здоровье и способствуют плодородию. Значение этих шествий могло быть различным — предполагается, что они олицетворяли умерших или представляли какие-то мифологические фигуры. Возможно, что маскирование и шествие было также охранительным, защитным актом.[517] Эти обычаи часто носят ограничительный областной характер, типичный для Швейцарии. Происхождение их различно.
Клаузы с ослом
Так, в кантоне Цюрих и в соседних районах последний день учения превратился в школьный праздник — «Школьный Сильвестр». Рано утром проходят группы детей, они шумят, щелкают трещотками, бьют в сковороды и кричат: «Сильвестр, встань!» Пришедшего последним в школу — «Сильвестра» возят по улицам в повозке, украшенной бумажными цветами. Этот обычай, название которого перенесено с последнего дня старого года, имеет недавнее происхождение, и в ряде случаев он был введен местными учителями. Подобный обычай возить куклу или ряженого с маской козы или осла («Роsterli») был известен в Люцерне. Смысл этих обычаев неясен — некоторые исследователи видят в этом проводы старого года, по предположениям других, это видоизмененные похороны духа растительности. Процессии масок были приурочены также к 23 декабря, известному в народе как «ночь Хрунгели» (Chrungelinacht). Сам образ Хрунгели (Chrungeli, Chlungeri, Chlunge) представлен в легендах как злое существо, часто с чертами птицы — клювом и когтями. Как полагают, этот женский демонический образ был связан с женскими домашними работами, прежде всего прядением, и позднее превратился в пугало, вызывающее страх детей. Маски ходили с шумом, чтобы изгнать злых духов (Strätele), которые, как верили в народе, могли вредить урожаю фруктов.[518] В кантоне Базель холостая молодежь, главным образом деревенские парни, позднее — дети, устраивали шествия (Nünichlingere). Одежда их из овечьих шкур и маски часто напоминали австрийских перхт. Распространены также переодевания в сильно поношенные женские платья. Среди ряженых появлялись и зооморфные маски — с головой осла или лошади (Rossgrind, Schnappesel), реже быка (Grungel) или птицы, а также с фантастическими чертами (Gurri, Schnabelgurri). Шумные шествия, устрашающие маски вызывали осуждение со стороны духовенства и местных властей. Более позднего происхождения было участие в них детей, членов ферейнов. Вечером в сочельник или утром в первый день рождества ходили по дворам, пели специальные рождественские песни ноэли (Noel — в Западной Швейцарии) или читали стихи с поздравлениями (Восточная Швейцария). По старым традициям участникам давали сласти, колбасы, другую еду и деньги. Эти хождения принимали иногда характер попрошайничества и запрещались как нищенство.[519] Стремление узнать будущее — гадания, приметы о погоде, урожае, личном счастье распространены у всех народов Швейцарии. Так, выставляли на улицу на ночь снопы различных злаков, в зависимости от инея на них судили о будущем урожае, или по погоде 12 дней святок угадывали погоду 12 месяцев следующего года.[520] Вера в таинственные силы, которые могли в это переходное время повлиять на людей, отразилась в многочисленных предосторожностях, особой значимости, придаваемой каждому действию в эти дни. Все домашние работы должны быть закончены за несколько дней до рождества, запоздавших ожидали различные несчастья. Верили, что все случившееся в это время могло распространиться на весь год — так, никто не должен был лежать больным. Чтобы обезопасить себя от злых сил, хозяин дома кропил все строения святой водой и окуривал дымом от жженой хвои. В итальянской Швейцарии мальчики продавали ветки можжевельника, так как по поверьям его дым предохранял от болезней.[521] Самый большой зимний праздник — рождество. Семейный характер его отражается в обычаях этого дня и его кануна. Все члены семьи стремились быть в это время дома, даже отходники из Валлиса и Тичино возвращались к рождеству домой. В этот день не приглашали посторонних. В немецкой Швейцарии считали, что приход гостя в сочельник и даже на первый день рождества приносил несчастье. Празднование начиналось с обрядовой трапезы, устраиваемой после возвращения из церкви. Вечером все члены семьи обязательно собирались за общим столом. Еда должна была быть обильной и разнообразной, так как это могло оказать магическое влияние на благополучие в будущем году. В селах на стол ставили все, что производило хозяйство. Особую роль отводили обрядовому хлебу, так, на столе обязателен хлеб из различных злаков и хлеб с сухими фруктами, ягодами или орехами. Обрядовому хлебу часто придавали форму заплетенной косы или кольца — характерную также для хлеба, выпекаемого в поминальные дни. Часть еды давали скоту, а крошки бросали под корни фруктовых деревьев, желая их приобщить к общей трапезе; также верили, что пища, приготовленная в сочельник, особенно обрядовый хлеб, способствует плодородию и здоровью. Старый обычай — оставлять еду на ночь — в народе объясняли по-разному. Так, местами считали, что умершие возвращались домой, чтобы быть вместе со всей семьей в это время. Возможно, что когда-то этот обычай имел и значение жертвы, приносимой предкам. Позднее под влиянием христианства трактовка его изменилась. Так, в Бернском Оберланде еду оставляли для ангелов или для младенца Христа.[522] В итальянской Швейцарии зажигали свечи, а еду, как считали, принесут умершие сами. Еще недавно в романской Швейцарии вся семья проводила этот вечер около очага, на котором горело рождественское полено (фр. «Souche de Noël», «Buche de Noël», ретор. — «Cusch de Natale», ит. — «sciuk»). Его остатки хранили весь год как лечебное средство, а потом бросали на крыши домов или на поля, чтоб увеличить урожай. Об особом значении, придаваемом полену, говорят слова песни-заклинания, которую когда-то исполняли в сочельник.
Новогодние клаузы
В романской Швейцарии во французских кантонах и в протестантских районах соседнего Берна, в части Граубюндена и Тичино день Нового года считали главным временем подарков, что, возможно, было связано с римской традицией. Позднее обычай одаривания приурочили и к рождеству.[528] В горных деревнях сохранился ряд обычаев, связанных с традициями союзов молодежи, долго здесь существовавшими. Так, еще в 30-е годы среди парней и девушек путем жеребьевки составлялись пары. Их символическая связь сохранялась в течение всего года — в виде взаимных подарков во время игр и танцев, как взаимопомощь и т. д., с этим же, вероятно, было связано и новогоднее развлечение в Энгадине — катание молодежи на санях (Schlitteda). Рано утром 1 января выстраивались длинные вереницы санок, в них садились попарно парни и девушки. В некоторых районах придавали этому обычаю и магическое значение — чем длиннее процессия, тем будет лучше конопля: «Длинная конопля, толстая конопля», — кричали участники процессии. В Тринсе такой ряд назывался «длинной колбасой».[529]
Энгадинская шлиттеда
В большей части Швейцарии новогоднее веселье продолжалось и 2 января. В протестантских районах его называют по имени известного св. Берхтольда (Berzelis, Betelis, Berchtelistag), однако швейцарские этнографы считают, что это производное от мифологического образа Перхты или перхт, другие — от христианского праздника эпифании (дня богоявления). Интересно, что эти названия не закреплены за 2 января, а переходят и на другие дни — так, во Фрауенфельде это третий понедельник, в Люцерне — первое воскресенье после 6 января, а в Цюрихе — 13 января («после Нового года»). В кантоне Цюрих от корня, общего с именем Берхтольда, произошел глагол «bechteli», что значит собираться, устраивать ужин в складчину (собирались отдельно взрослые, холостая молодежь, дети). В этот день ходят также ряженые, собирают колбасы, сласти и деньги и пируют совместно. На западе Швейцарии шествуют целые процессии, среди ряженых часто бывает много мужчин, переодетых в женские платья. В Альпийской области и кантоне Тичино 2 января не отличается от других дней.[530] 6 января — день богоявления (Epiphania, Babania, Buania). В католической Швейцарии среди народа он известен как день Трех королей (Dreikönigstag). Основным событием этого дня был приход ряженых со звездой. Три короля — два в длинных белых одеждах с коронами на головах, один с черным лицом и чалмой на голове — читали стихи, в которых извещалось о рождении Христа. В заключение они желали счастья, богатства и просили дать им подарки. Иногда они собирали деньги, которые шли как плата участникам из церковного хора, сопровождающим королей. В Тичино короли (Re magi) приносили подарки детям 6 января (реже в другие дни). В народе считали королей покровителями путешественников, поэтому их имена часто значатся на вывесках гостиниц. В протестантской Швейцарии в этот день «праздника короля» («Fête du Rois») устраивались его выборы. Для этого в специальное печенье («gateau des Rois», «la galette des Rois») запекали боб или два боба, второй предназначался для королевы, в некоторых районах — маленьких кукол. Получивший печенье с бобом становился королем. Возможно, что этот обычай связан со средневековыми выборами «шутовского короля» (Narrenkönig). Избранный король угощал присутствующих, произносил речи, принимал почести. Несмотря на распространение этого обычая в протестантской Швейцарии, его вряд ли можно связывать с религиозными различиями, так как он был известен и до Реформации, а также за ее пределами — в католической Франции.[531] 6 января — последний день святок. Легенды немецкой Швейцарии повествуют, что в ночь на 6 января появляются злые силы, таинственные призраки. В эту самую страшную ночь якобы возвращаются бедные души, не нашедшие покоя. В горных районах имеется ряд обычаев, не связанных с христианскими мотивами, — дети с колокольчиками ходят по деревням и просят сладостей, с наступлением темноты идут парни, одетые в белые пастушеские одежды, трубят в горны, щелкают кнутами и т. д. В горных деревнях Нижнего Энгадина — по улицам сверху вниз катили по склонам все, что попадалось на глаза, особенно телеги, бочки, чурбаны, сани, часть их бросали в деревенские колодцы или источники. Возможно, что этот обычай когда-то был связан с представлением об очистительной или оплодотворяющей силе воды. Считают также, что в этом обряде — отголоски древнего почитания источников кельтами.[532] Одинаковые обычаи, сопровождающие эти дни, связаны с календарными изменениями, вызвавшими передвижения праздников. Так, введение нового стиля (1582 г.) происходило в Швейцарии неодновременно. Особенно долго сохранялся старый счет в западных протестантских районах страны. И в настоящее время его следы видны в народном календаре — так, в Эмментале еще недавно гадали на старого Сильвестра 13 января, а в кантоне Аппенцелль ходили «сильвестерские клаузы». В других районах 13 января, согласно новому стилю, праздновали день Хилари, но выполняли некоторые новогодние обряды. В Альпах считали, что к живым приходят бедные души (появления умерших ждут обычно в канун Нового года и в сочельник). О более старой традиции говорит связь этих же обычаев с 10 января (в XVIII в. — 31 декабря).[533] В январе отмечался ряд праздников, среди них посвященные покровителям скота: 17 января — день св. Антония и 20 января — день св. Себастьяна.
ВЕНГРЫ
* * *
И. Н. Гроздова Ядро венгерского народа составили кочевые мадьярские племена, по языку принадлежащие к угорской ветви финно-угорских языков. Они пришли в области современной Венгрии, по-видимому, из Приуральских степей в конце IX в. и в течение нескольких столетий слились с народами, жившими в Паннонии, в том числе и славянскими. Таким образом, и сама венгерская культура представляет собой сложный синтез отдельных элементов культуры племен, вошедших в состав венгерского народа. Но и сейчас некоторые исследователи выделяют в верованиях и обрядах венгров фрагменты старых, языческих воззрений древних угров, связанных еще с их прежним, кочевым бытом. Немалое значение имело и то обстоятельство, что на формирование венгерской духовной культуры оказали влияние все три основные церкви Европы: православная, католическая и протестантская. Православие венгры уже давно оставили, но религиозные различия (2/3 верующих венгров — католики, 1/3 — протестанты-кальвинисты) имели влияние на формирование и развитие народных обрядов. Все праздники зимнего календарного цикла тесно связаны между собой, так как все они, по существу, знаменуют собой начало нового периода в жизни человека, Нового года, связанного с днем зимнего солнцеворота. Этим объясняется сходство многих обычаев, приуроченных к разным датам зимнего народного календаря, их смысловое единство. Большинство обрядовых действий было направлено на обеспечение благополучия семьи в наступающем году. Началом зимы издавна считался у венгров, как, впрочем, и у многих других европейских народов, день св. Мартина (11 ноября). К этому дню было приурочено много примет, поверий, по которым пытались предугадать, какой будет новая пора года: стремились, например, определить погоду на будущие месяцы; старались прекратить те работы, которые, по народным поверьям, могли принести вред здоровью и благополучию членов семьи (нельзя было, например, стирать и сушить белье, подметать пол, столярничать). И у венгров, особенно у католиков, св. Мартин считался покровителем домашнего скота, а так как скотоводство у них издавна играло большую роль в сельском хозяйстве, то день св. Мартина стал прежде всего праздником пастухов, а большинство приуроченных к этому дню обрядов было направлено на обеспечение благополучия домашнего скота, ограждения его от влияния злых, недружелюбных существ. Вечером парни, одетые в маскарадные костюмы, обходили все дворы, отгоняя от стойла нечистую силу ударами кнута, звоном колокольчиков, трещотками. С утра дня св. Мартина во многих католических деревнях пастухи начинали обход своих хозяев. Пастухи крупного рогатого скота — гуйяши разносили по домам сельчан виноградную лозу, которую хозяева затем прибивали над дверью стойла, а гуйяшей угощали вином, печеньем. Свинопасы-конасы начинали свой обход домов вечером. Они вешали себе на шею обруч, в руки брали топор и в таком виде заходили в каждый дом, высказывая его хозяину пожелания иметь большой приплод поросят. Их угощали вином, творожными лепешками. Еще в начале нашего века в некоторых комитатах Венгрии в день св. Мартина справлялся общий пастушеский праздник. Рано утром в католических храмах колокольный звон призывал всех на праздничную мессу, которую служили специально для пастухов. После мессы пастухи в процессии проходили по всем улицам селения, в своей праздничной одежде, с искусно разукрашенными орудиями своей профессии (пастушеские посохи, топорики, кнуты). Позднее такая процессия обходила лишь кругом церкви.[535] Вечером устраивали ужин в их честь. Этот день, как и всякий другой праздник, отличался обилием еды и питья. Непременным блюдом праздничного стола и у католиков, и у протестантов являлся жареный гусь. У католиков он назывался avis Martini. По-видимому, обычай начинать убой гусей с середины ноября был известен еще в дохристианский период, когда прекращался их выгон на пастбища, а заготовленный корм надо было сберечь для оставленных на зиму птиц. И, как это часто случается, обычай есть гуся был приурочен к ближайшему церковному празднику — дню св. Мартина.[536] Из ноябрьских религиозных праздников среди венгров повсюду отмечался день св. Андрея (30 ноября). С этим днем соединено было много поверий, связанных с приметами о погоде, с запрещениями различных видов мужских и женских работ: мужчины не должны были работать в поле, на пчельнике, охотиться; женщины не стирали и не выпекали хлеб. Этот праздник проводили только дома, по поверью, нельзя было ничего из дома выносить.[537] Но главным образом день св. Андрея был связан с гаданием о браке, что характерно и для других европейских народов. Существовало множество различных вариантов гаданий о том, каков будет будущий муж девушки (или жена у парня). Так, ложась накануне спать, девушки кладут под подушку брюки, парни — юбку, чтобы приснился суженый (суженая). Девушки варят для этой же цели 13 галушек, в 12 из которых кладут записку с мужским именем, одну оставляют пустой: будущий муж будет иметь то имя, которое девушка найдет в первой всплывшей галушке. Существовали особые гадания и для определения социального положения мужа: так, вечером девушки ворошили соломенную кровлю навеса и смотрели, какое зерно попадет в их фартук: если пшеничное — муж будет богатый, зерно ржи — бедный, если же вместо зерна в фартуке окажется букашка — батрак.[538] В некоторых обрядах можно обнаружить связь дня св. Андрея с рождеством. Во многих местах, например, пастухи нарезали в этот день те прутья, которые они разносили по домам в сочельник. После дня св. Андрея начинался рождественский пост, о нем возвещал звон колоколов в 12 часов ночи; с этого времени прекращались вплоть до рождества всякие веселые сборища, игры, танцы.[539] Ко дню св. Николая (6 декабря) в прошлом (вплоть до первой мировой войны) были приурочены старые, средневековые обычаи, связанные с широко распространенными в старое время среди венгров посиделками. Коллективные сборища девушек за прядением или другим рукоделием совершались особенно часто в длинные декабрьские вечера; не был запрещен такой вид работ и в день св. Николая. Часто в этот день парни ходили по тем домам, где были девушки, и требовали предъявить по пучку спряденной ими пряжи за каждый день начиная с 1 ноября. Ту девушку, у которой пряжи было недостаточно, ударялинесколько раз мешочком, наполненным золой.[540] Целое представление разыгрывалось в прошлом в день св. Николая во многих католических селах в долине р. Иполь — на границе со словаками, в Чаллокезе и других областях страны. Такая игра представляла собой пародию на церковную службу и исповедь… Один из парней, изображавший епископа св. Николая со свитой, непременными участниками которой были два «черта», «смерть» с косою, «ангел», «звонарь» и два «слуги епископа», входили в дом, куда девушки собирались обычно на посиделки. Старались нарядиться так, чтобы девушки их не узнали, поэтому наряд их менялся каждый год, лица были закрыты масками. Св. Николай пародировал церковную службу, а затем по очереди исповедовал девушек, часто не стесняясь в выражениях и припоминая все слышанные о них сплетни. После исповеди изображалась сцена, в которой «черти» отводили девушку в другую комнату, откуда ее «спасал» и приводил обратно «ангел».[541] Интересно, что св. Николай, участвующий в этой игре, ничего общего не имел с его традиционным обликом епископа, а порой мало чем отличался от черта: был одет в вывернутую шерстью вверх шубу, на голове — мохнатая шапка, а на лице — устрашающая маска. И лишь по епископской цепи на груди можно было узнать в нем святого Николая. Однако в других обрядах этого дня у венгров св. Николай имел свой традиционный облик, хорошо известный почти всем европейским народам и, по-видимому, заимствованный венграми от немцев: белобородый старик, облаченный в красную епископскую мантию, с красной шапкой на голове и с высоким посохом в руках со своим слугой обходил 5 декабря вечером все городские и сельские дома и клал в поставленные на подоконнике ботинки подарки детям: конфеты, фрукты, игрушки, а непослушным и озорным — вместо сладостей — чёртика, которого в народе называют Крамплусом, и пучок прутьев, окрашенных в черный цвет.[542] По обилию обрядов и связанных с ними поверий почти не отставал от рождества праздник в честь св. Люции (13 декабря), отмечаемый как католиками, так и протестантами. В празднике мало сохранялось религиозных черт, гораздо больше — разных элементов языческих культов. Очень противоречиво было само представление венгров о Люции: ее признавали святой, восхваляли, когда утром ходили по домам с поздравлениями; в этот день женщины не пряли, чтобы «не спрясть волосы святой», не мылись, не стирали, чтобы не причинить ей боль. А с другой стороны, не любили давать имя святой новорожденной девочке, потому что, по поверью, из нее обязательно получится ветреная, легкомысленная женщина и плохая хозяйка.[543] И в обрядах, приуроченных ко дню св. Люции, в Венгрии главную роль играли не женщины, как этого следовало бы ожидать, а мужчины или мальчики. Было повсеместно распространено поверье, что если утром в этот день первой в дом войдет женщина, то она с собой принесет несчастье (хотя несчастье это в большинстве случаев заключалось лишь в том, что в наступающем году будет побито и попорчено много посуды). Поэтому по утрам в каждом доме ждали прихода луказов (lukazo) — мальчиков, приходивших поздравлять с праздником. Дети произносили стихи в честь Люции и заканчивали свое поздравление примерно такими словами:Ряженые на святках в доме
Кульминационным пунктом всего зимнего календарного цикла обрядов и обычаев у венгров, как и у всех других европейских народов, являлось рождество — корачонь (Karácsony) (25 декабря). Хотя канун рождества, сочельник, не считался церковным праздником, он отмечался по строго установленному порядку у всех народов, в том числе и у венгров. Однако, в отличие от других европейских народов, венгры не знали своего названия для этого дня. Точно так же в венгерском языке не существует ни четкого понятия, ни особого названия для начинающихся с рождества 12 святочных дней. В народе их называют обычно описательно «днями между двумя праздниками рождества» (ket karácsony kôzeröl).[549] В сочельник у католиков соблюдался строгий пост, не ели обычно до вечера, до того, как зажгут лампы. Не давали есть даже и скоту. Весь день до обеда занят последними приготовлениями к празднику, так как, по поверью, в рождество никакую работу делать нельзя, даже варить пищу не рекомендуется, можно только разогреть ее. Ближе к вечеру подготавливали стол к ритуальному ужину. Традиционному обрядовому ужину в сочельник придавали такое значение, что все предметы, связанные с ним, приобретали чудодейственную силу и использовались как магические и целебные средства. Стол покрывали особой рождественской красиво вышитой скатертью, которую после праздника тщательно сохраняли, так как считалось, что она может оказать магическое воздействие на людей, скот, посевы. Раньше летом самая старая в доме женщина набрасывала рождественскую скатерть на росистую траву, а дома выжимала собранную таким образом росу и прибавляла ее в корм скоту и по несколько капель в маслобойку, чтобы лучше сбивалось масло. Рождественской же скатертью накрывали заболевшего человека или больных животных. Во многих деревнях Южной Венгрии из этой скатерти производили весной сев.[550] В прошлом под стол, за которым ужинали в сочельник, ставили различные орудия труда, в зависимости от преобладающего направления хозяйства: так, на западе большей частью клали под стол железные части плуга или бороны, в центральных местностях страны, на юге, где преобладало скотоводство, вместо них — ярмо, уздечку, пастушеский посох, реже — домашнюю утварь. Все эти предметы оставляли под столом до крещения, когда их окропляли святой водой и выносили из дома.[551] Часто хозяйка ставила на особом столике или на углу большого стола миску с разными видами зерна из урожая предыдущего года: пшеницы, ячменя, овса, а также фасоли, чечевицы. На миску клали круглый каравай хлеба. В некоторых католических семьях перед тем, как садиться ужинать, глава семьи приносил из сарая охапку сена или соломы, которую также клали под стол, а после крещенья ее давали на корм скоту. Меню венгров-католиков в предпраздничный вечер значительно отличалось от меню венгров-протестантов: у последних почти совсем не встречается характерных для этого праздника традиционных блюд, в то время как католики не только употребляют лишь определенные кушанья, каждое из которых имеет свой, приписываемый ему обрядовый смысл, но и соблюдают строгую последовательность в чередовании этих блюд на столе, а в некоторых селах и определенное число их, имеющее также магическое значение (7 или 13). Ужин начинают с того, что съедают по дольке чеснока с куском хлеба или калача, затем по ореху и по дольке яблока, после этого следует лапша или галушки с маком, фасоль с маслом, творожные лепешки, сладкие мучные изделия, чаще с маком, реже с орехами и мармеладом; заканчивается ужин обычно капустным, реже фасолевым супом. В некоторых западных районах к этим традиционным кушаньям прибавлялись еще церковные облатки (просфоры), которые позднее заменили медовые вафли. Еще из средневековых источников видно, что подобные облатки католический священник рассылал своим прихожанам за несколько дней до рождества. Некоторые венгерские исследователи видят в этом символический пережиток распространенного прежде в этот день в средние века причащения.[552] В одном из церковных документов, датируемом 1622 годом, записано: «В кругу папистов был обычай, чтобы римско-католические приходские священники в канун рождества (In vigiliis nativitatis Christi) с распятием ходили по домам прихожан, чтобы причащать их».[553] Затем обычай упростился: один из приходских служек или мальчик из хора разносил облатки по домам. Эти облатки приносили духовенству значительный доход, так как оно получало за них пищу (фасоль, муку, яйца, творог и пр.) и деньги. Позднее вместо облаток стали рассылать вафли, которые мальчики в некоторых деревнях разносили еще десять лет тому назад.[554] Употребление каждого вида пищи в сочельник имело особый смысл. Ужин начинался с того, что хозяин первым выпивал стакан вина или палинки и произносил короткую молитву. Затем все ели чеснок, чтобы предохранить себя от болезней. Каждый брал по ореху и разгрызал его: если орех плохой, владелец его будет болеть в наступающем году. После этого хозяин разделял между всеми присутствующими одно большое красное яблоко, которое служило символом единства семьи. Раздавая ломтики сидящим за столом членам семьи, хозяин говорил: «Пусть тот, кто отправится в дальний путь и заблудится, вспомнит, с кем он ел яблоко в вечер рождественского поста». О таком символическом значении яблока говорит и тот факт, что еще в 1950 г. в некоторых селах ломтики его посылали и отсутствующим членам семьи, например тем, кто служил в армии.[555] Фасоль с маслом, медом — традиционное блюдо сочельника. Ее верующие едят в праздничный вечер для того, чтобы иметь больше денег в наступающем году. Подобные же свойства бобовым растениям приписывают немцы и чехи. Ужин заканчивался супом из кислой капусты. У многих народов считалось, что кислая капуста приносит счастье. Еще в Греции и Риме капуста была важным целебным средством, а у немцев — культовой едой на свадьбе, некоторых праздниках, так как, по поверью, она дает благополучие и здоровье. Такое же значение имела капуста и у венгров в рождественский сочельник. Крошки, оставшиеся после ужина, собирались в кучку на столе и оставлялись здесь до крещения. Сверху их прикрывали второй скатертью. В крещение же крошки выносили в стойло и подмешивали к корму животным. Как видно из изложенного материала, в ритуалах культовой трапезы венгров в канун рождества есть много общих черт с соседними славянскими и германскими народами. Однако все же можно выделить в этих обрядах и некоторые отличия от живущих рядом немцев, словаков, чехов, южных славян. Так, например, в венгерской праздничной еде почти совсем отсутствуют каши, а у южных и западных славян они имеют важное значение в культовой трапезе. От южных славян переняли венгры обычай ставить на стол миску с зернами всех видов злаков нового урожая. Но эти зерна совсем не похожи на южнославянскую «варицу», и с ними за столом не производится никаких магических действий. Вообще для венгерских обрядов сочельника больше характерно то, что они направлены главным образом на вызывание благополучия и здоровья для каждого члена семьи, а также скота, домашней птицы, в то время как обрядов, связанных с земледелием, меньше. Правда, продукты земледельческого труда и сельскохозяйственные орудия, как и у других народов, являются частью праздничного убранства комнаты. Такое развитие зимней обрядности у венгров можно объяснить тем, что она складывалась еще в то время, когда скотоводство в их хозяйстве играло гораздо большую роль, чем земледелие. Вот почему ужин сопровождали различные магические действия, направленные на получение приплода скота, домашней птицы. Например, во время ужина хозяйка не должна была вставать из-за стола, иначе наседка будет плохо сидеть на яйцах. Когда хозяин брал на вилку первую галушку с маком, одна из девушек быстро срывала ее с вилки, подбегала к окну, стуча ею по оконному переплету, приговаривала: «сколько мака здесь, пусть столько будет у нас цыплят».[556] Значительно меньше распространены в обрядности венгров поверья и обычаи, связанные с культом умерших. Не было у них, например, обычая оставлять после ужина пищу на столе для душ умерших; лишь местами в немногих католических семьях на ночь на тарелке оставляли понемногу всех кушаний «для Христа и его ангелов».[557] Интересно, что вплоть до недавнего времени в обрядовой трапезе сочельника можно было проследить остатки старого быта венгров. Большая роль, например, в обрядовой трапезе отведена хозяину дома. Он по существу руководит всем ритуалом, выполняет самые важные обряды, следит за правильным их соблюдением всеми членами семьи. В некоторых селах за рождественский стол еще в начале нашего века садились только мужчины и хозяйка дома, женщины сидели в стороне, на скамейке, или же ели, стоя вокруг стола за мужчинами.[558] Во многих селах в ужин ели все из одной миски, не полагалось ставить на стол для каждого отдельную тарелку, не употребляли ножей, вилок.[559] В католических деревнях сельские жители в праздничных нарядах ждали звона колокола, призывающего верующих на полночную рождественскую мессу в церковь. Девушки в это время часто гадали. В полночь звон колоколов возвещал наступление праздника. По народным верованиям, в первые минуты этого большого праздника происходят чудеса: животные начинают якобы разговаривать человеческим голосом, якобы разговаривает и огонь, большей частью жалуясь, что его недостаточно кормят. Вода в колодцах и источниках якобы на мгновение превращается в вино, а если в эту минуту встать под яблоней и взглянуть на небо, то можно увидеть «ангелов» и услышать их пение.[560] Сходные же поверья знакомы и другим народам Европы. Но и нечистая сила активизируется, особенно к полночи. Поэтому с первым ударом колокола пастухи выходят на дорогу и по пути в церковь ударами бича, гудением в рожок, трещотками отгоняют нечисть. То же повторяется и по возвращении из церкви.[561] Придя домой из церкви, вся семья вновь садилась за праздничный стол, существенную часть которого составляют уже мясные кушанья, преимущественно разного сорта колбасы, студень, голубцы.[562] Утром в рождество первым вставал хозяин и прежде всего выпивал рюмку водки, чтобы у скота весь год был хороший аппетит. До завтрака хозяин дома должен был сходить за водой (в этот праздник воду из источника могут брать только мужчины) и напоить и накормить скот, которому в этот день дается в изобилии еда и питье. В тех областях Венгрии, где было развито садоводство, большое значение в утро рождества придавалось магическим обрядам, направленным на повышение урожая плодовых деревьев, особенно яблонь. Под деревом зарывали рождественские крошки, окуривали яблоню рождественской соломой или же обвязывали ее ствол пучком этой соломы. Иногда также трясли дерево, грозили ему топором, обещая срубить, если на следующий год не будет на нем яблок.[563] По общераспространенному по всей стране поверию, женщина, вошедшая в этот день в дом первая, приносит несчастье. Поэтому часто в дом родственников под каким-нибудь предлогом отправляют мальчика, после посещения которого дому уже не страшен и визит женщины.[564] Раньше широко бытовала магия первого дня. Суеверно считали, что поведение каждого члена семьи в этот день определяло его судьбу на весь год. Поэтому на рождество не разрешалось ни просить, ни давать взаймы, ходить в старом платье, сердиться на кого-нибудь, плакать и пр.[565] Вплоть до настоящего времени рождество остается чисто семейным праздником. В первый его день не в обычае принимать гостей, самим ходить в гости. Вся семья в праздничных костюмах собирается вместе за завтраком и обедом. Основные блюда праздничных завтрака и обеда были преимущественно мясные, особенно из свинины, так как считалось, что свиное мясо приносит счастье. В то же время, по поверью, плохой приметой для будущего благополучия семьи было употребление в пищу в этот день кур.[566] Из рождественских обрядов наиболее многочисленны те, которые были связаны с колядованием, шествием ряженых. Некоторые из них сохранились до наших дней. Все подобного рода рождественские поздравления можно разделить на три группы: 1) обряды старого происхождения, сохранившие больше всего самобытных черт, так называемые регёлеш (regöles); 2) обряды религиозного характера — «Хождения с Вифлеемом», обрывки старых средневековых мистерий и 3) пастушеские обряды, песни и танцы.
Одна из масок святочных обрядов
Как указывают венгерские исследователи, слово «регёлеш» имеет угорское происхождение и принадлежит к лексике венгерских шаманов.[567] Сущность обряда — добиться плодородия и защитить плоды труда крестьянина магическими средствами. Обычай регёлеш является, по-видимому, отголоском старого языческого праздника, приуроченного к зимнему солнцевороту. Парни, исполнявшие обряд регёлеш, были одеты в маскарадные костюмы, их лица были закрыты масками, главным образом, зооморфными. О древности обряда говорит и тот факт, что долгое время главным персонажем среди масок был олень, который считался у мадьярских племен священным животным. Голову оленя с ветвистыми рогами часто вырезали из дерева. С течением времени изображение оленя в обрядах подобного рода заменилось. Обряд характеризовался буйными, неистовыми танцами, шумной музыкой, которыми сопровождались поздравительные песни. Отдельные исследователи видят в этом пережитки древнего шаманизма у венгров.[568] Совсем иной характер имели колядования другой группы ряженых, разыгрывавших целое представление на религиозную тему. Эта драматическая игра, рассказывающая библейскую легенду о рождении Христа, во многом идентична с такими же играми, бытующими в других странах Европы. Ее основные части следующие: 1. Вступление. 2. Сообщение о рождении Христа. 3. Просьба Иосифа о ночлеге. 4. Приход в Вифлеем пастухов. 5. Прощание и пожелания благополучия дому.[569] Вифлеем — маленькая модель храма, сделанная из дерева и цветной бумаги и украшенная цветами, лентами. Внутри его горит свеча и стоят ясли с куколкой, изображающей новорожденного ребенка в них. В то время как в регёлеш принимало участие и протестантское население, «Хождение с Вифлеемом» — обычай только католический. Еще в конце XIX в. его исполнителями были мужчины, в начале же нашего века чаще ходили по домам с представлением этой мистерии деревенская беднота, цыгане, используя обряд для сбора подаяний. Обряд хождения с Вифлеемом с течением времени превратился в простую игру, участниками которой как в городе, так и в деревне, стали исключительно дети, мальчики 10–12 лет. При этом текст и мелодия стихов и песен долгое время сохраняли свою обрядовую форму, но драматическая форма игры, ее реквизит значительно изменились.[570] Наконец, третью группу рождественских поздравлений составляют разнообразные пастушеские обходы, игры и танцы. Из них особенно широко распространен обычай обхода домов пастухами и раздача ими хозяевам скота ивовых или березовых прутьев. Пастух отправлялся в такой обход с охапкой прутьев, мешком за спиной и кувшином и посохом в руках. Входя в дом, он поздравлял всех с праздником и ударял своим прутом по одному разу каждого члена семьи и дважды каждое животное. После этого хозяин или хозяйка вытаскивали из охапки один прут и били им пастуха по спине и ногам, а он высоко подпрыгивал — чтобы скот был бодрым и здоровым. Если вытащенный прут был с почками, то хозяева должны были ожидать хорошего приплода скота. После совершения обряда прут клали в стойле на матицу, а весной им в первый раз выгоняли скот на пастбище. Пастухам за исполнение обряда давали сало, калачи, вино и прочую снедь.[571] Смысл этого обряда, по-видимому, заключался в вере в магическую силу распускающейся ветви, которая в различных формах играла большую роль в весенних и зимних праздниках европейских народов.[572] Интересно, что нельзя было ветвь выдергивать из охапки голой рукой, а надо было обернуть руку платком или краем фартука.[573] В католических семьях пастухи начинали свои поздравления с восхваления Христа, в протестантских же текст был очень кратким и содержал просто поздравления с праздником. Во многих протестантских селах такие поздравления уже давно приняли шуточный вид, сопровождаясь песнями и танцами пастухов. Обходы домов с поздравлениями начинались уже в сочельник и продолжались вплоть до крещения. Время от рождества до Нового года было периодом встреч с родственниками, друзьями, разных развлечений. Визиты начинали на второй день рождества (в день св. Стефана), когда обязательно посещали дома ближайших родственников. В настоящее время, конечно, большинство магических рождественских обрядов уже оставлено даже стариками, а там, где они сохраняются, их исполнение носит элементы шуточного развлечения; старый, символический смысл их забыт. Но еще и в наше время рождество осталось по всей Венгрии одним из наиболее популярных праздников года. Оно носит характер чисто семейного праздника, и его отмечают все, и протестанты, и католики. Существенные черты этого праздника в наши дни: все более проникающая в быт не только городских, но и сельских семей рождественская елка, обмен подарками, постный ужин в канун рождества, состоящий из рыбы, сладких пирогов — с орехами и маком, вареников с творогом, фруктов. Новый год — уй эв (uj ev) не имел в прошлом такого значения, как рождество, хотя некоторые рождественские обряды и поверия соблюдались и в это время. Очень, например, были распространены поверия, относящиеся к магии первого дня, среди них немалую роль играли суеверия, связанные с первым посетителем. Много магических действий предпринималось для того, чтобы в Новом году быть здоровым и богатым. Так, в иных местностях, умываясь утром, вместо мыла трут руки монетами, чтобы они не переводились в руках весь год. Сходен по смыслу с этим обычай в некоторых селах на границе со Словакией. За несколько минут до 12 часов ночи, кто-нибудь из семьи, зажав в кулак деньги, встает на стол или на стул и с последним ударом часов прыгает на пол. Это называется «впрыгнуть в новый год с деньгами».[574] С Нового года начинали уже иногда исполняться и некоторые обычаи весеннего цикла, например, изгнание зимы. Они были известны венграм в нескольких вариантах. В Ньяроде парни с соответствующими обрядами закапывали в землю куклу, олицетворяющую собой зиму. В других деревнях вечером старого года собиралась молодежь и клала в яму, вырытую в конце деревни, соломенное чучело, одетое в мужское платье. В комитате Шомло этот обряд имел другую форму: в ночь под Новый год молодого парня, переодетого в сгорбленного старика, выгоняли кнутом на улицу и под свист и улюлюканье собравшихся гнали палками до околицы деревни.[575]
Картина праздничного шествия
Этот обычай в том же комитате с течением времени изменился: его новая форма состояла в том, что перед полночью 31 декабря подростки на улице ударяли кнутом сгорбленные спины всех встретившихся им старых людей, считающихся представителями старого года. Назывался такой обычай «выбиванием зимы».[576] Во многих сельских местностях принято и сейчас провожать старый год колокольным звоном, а встречать и приветствовать Новый — песнями, которые поет собравшийся вокруг церкви народ.[577] Главным блюдом новогоднего стола является жареный поросенок, что, по повериям, должно принести счастье. Интересно, что в день Нового года существовал запрет не только на куриное мясо, как на рождество, но и вообще на всякую домашнюю птицу, хотя в повседневном меню венгров блюда из птицы занимают довольно много места. Запрет в народе объясняется тем, что, если будешь есть птицу на Новый год, то из дома «улетит счастье».[578] Теперь, конечно, такие суеверные запреты забыты, и паприкаш из кур часто приготовляют хозяйки к новогоднему обеду. Остаток старых верований содержится сейчас в обычае преподносить друзьям и знакомым фарфоровую или глиняную фигурку поросенка «на счастье». Символами счастья считаются черные фигурки трубочистов, продаваемые на всех городских улицах в последние дни старого года; они были скорее всего заимствованы венграми от немцев.[579] В день крещения (виз керест) (Viz-kereszt) 6 января (у католиков он называется еще днем трех королей) в Венгрии в последний раз зажигают елку, доедают оставшиеся сласти. Утром в церкви освящали воду, которую хозяйка приносила в бутылке домой и давала по глотку каждому члену семьи, чтобы все были здоровыми. Этой водой обрызгивали весь дом и стойла животных. После вечернего звона в церкви в католических селах на улицах появлялись процессии трех королей, близкие к шествию с Вифлеемом не только по календарю, но и по происхождению, и по содержанию. Три короля несли укрепленную на палке большую звезду, и в каждом доме произносили стихи религиозного содержания и поздравляли с праздником. Раньше в некоторых местностях в память похода трех мудрецов молодежь устраивала вечером шумные катания в санях, затем с факелами возвращалась домой. Праздником крещения заканчивались святки, а вместе с ними и весь зимний цикл народных обычаев и обрядов венгров. Конечно, большинство описанных здесь зимних обрядов венгров в наши дни исполняется редко. Магический смысл их уже давно потерян, а современному молодому поколению почти неизвестны и сами ритуалы. Но особенно интересные и красочные элементы зимней обрядности в Венгрии в настоящее время пытаются вновь возродить: их исполняют часто по радио и телевидению, описания их публикуются в книгах, газетах. Как уже упоминалось, праздник рождества до сих пор остается одним из наиболее популярных праздников венгров. Но в большинстве семей его религиозное значение почти забыто, и он осмысляется просто как традиционный семейный праздник, сопровождающийся общепринятыми традиционными обычаями. За последние годы все более широко отмечается торжественная встреча Нового года, к которому часто начинают приурочивать и обряды, связанные когда-то с рождеством.
ЗАПАДНЫЕ СЛАВЯНЕ
* * *
О. А. Ганцкая, Н. Н. Грацианская, С. А. Токарев Зимние календарные празднества и обычаи западных славян — сложное переплетение древних языческих основ с более поздними народными традициями и элементами христианской обрядности. Как и повсюду в Европе, на западнославянских землях перед принятием христианства был свой календарь с аграрно-скотоводческими праздниками. Они распределялись по временам года, причем особенно отмечались важные в хозяйственной жизни времена наступления весны, лета, осени, зимы. Известно, что большая часть верующих западнославянских народов были католиками, однако среди них встречались и протестанты. Введение христианства столкнуло сложную его обрядность, включающую адоптированные в классическом мире элементы язычества, с местным языческим календарным циклом. Однако и в этом цикле было много общего с древними обрядами классического мира. Так, например, наибольшая часть календарных и культовых праздников приурочивалась к солнцестоянию. Языческий культ солнца подвергся античному влиянию, затем сюда наслоились и христианские верования. К зимнему солнцестоянию, к возрождению солнца добавились римские сатурналии, брумалии и христианский праздник рождения Христа. Весенние празднества часто переплетаются во времени с зимними, а зимние начинаются уже осенью: праздник св. Николая (Микулаш — чешск., словацк., Миколай — польск.), св. Люции. Причины этому — неоднократные изменения времени начала года, весны, осени, зимы. Так римляне считали началом года 1 марта, затем оно было перенесено на 1 января. Христианство вначале отмечало Новый год 1 марта, затем перенесло его на 25 декабря, во второй половине XVII в. он устанавливается на 1 января. Многие адаптированные христианством элементы оказались не чуждыми населению Центральной и Юго-Восточной Европы. Это не значило, что христианство во всей своей обрядовой форме легко проникало в быт народа. Напротив, потребовался ряд официальных действий и даже запрещений некоторых древних языческих обрядов. Но принуждений и запретов было недостаточно для утверждения христианства в широком быту. Христианская церковь исстари искусно приспосабливала многие местные обычаи языческого происхождения, которые были традиционными для народа. Особенно преуспел в этом католицизм с его торжественной литургией, нарочитой обрядностью, ярким музыкальным сопровождением. В средневековье в быт западных славян с христианством пришло много элементов традиционного фольклора других народов, особенно итальянцев, французов, немцев. На основе славянской и балтской форм язычества они ужились в этом быту с действами классической древности, воспринятыми христианством еще на ранних этапах своего формирования. Многие элементы древней греко-римской обрядности проникли в западнославянский календарный цикл, по-видимому, через Балканы задолго до распространения христианства среди западных славян. Все эти сложные переплетения элементов древнего славянского язычества с пережитками многих обрядов, характерных для греко-римского мира, составили с течением времени весьма сложную и своеобразную структуру зимнего цикла западнославянских календарных обрядов. Менялись или забывались первоначальные функции обрядов, входящих в эту структуру, но сохранялась известная последовательность их выполнения во времени и разнообразие вариантов в пространстве при общности многих основных форм. Зимний цикл календарных праздников у поляков, лужичан, чехов и словаков начинается с адвента, а точнее — с дня св. Андрея (30 ноября), когда чувствуется уже дыхание зимы. У лужичан именно день св. Андрея открывает цикл зимних обрядов и праздников. Подобно им и у поляков, чехов, словаков к кануну этого дня приурочено много обычаев, магических обрядов, поверий, хотя началом зимы у этих народов считается день св. Люции (13 декабря). Это объясняется, видимо, влиянием церкви: церковный год начинался прежде и у католиков, и у протестантов с адвента. В период адвента обычно запрещались танцы, сборища молодежи и всякие увеселения, парни не ходили на свидания к девушкам, и за всем этим строго следили деревенское общество и церковь. Однако кое-где в Вармии и Мазовии (Польша) в адвент уже ходили ряженые со звездой, водили «козу», «боцана» (аиста) и даже пели колядки, как и в рождественские дни. В Польском Подгалье были запреты в адвент на сельскохозяйственные работы: нельзя было, например, вывозить на поле навоз, так как, по народным поверьям, «земля в это время отдыхает».[580] В день св. Андрея по древней традиции происходили любопытные гадания, которые повторялись в рождественский сочельник, под Новый год и вообще на святках. У лужичан гадания девушек о женихах связаны преимущественно с днем св. Андрея отчасти потому, что в этот день священник в церкви оглашал список свадеб, сыгранных в истекшем году, и для каждой девушки это невольно ассоциировалось с желанием попасть в такой же список в наступающем году; к тому же самое имя «Андрей» происходит от древнегреческого «анер», «андрос» — муж, мужчина. Девушки гадают о женихах также в Словакии, Чехии, Польше. В Словакии, например, в день св. Андрея девушки варят в кипящей воде галушки, в Чехии кнедлики. В каждой галушке (или кнедлике) — листочек с именем какого-нибудь парня.[581] Считается, что мужем девушки якобы будет тот, чье имя она найдет в галушке, первой всплывшей на поверхность кипящей воды. Льют расплавленное олово в ключевую воду и по тому, на что бывают похожи фигурки из застывшего олова, судят о профессии будущего мужа. В Словакии же ломали на св. Андрея ветки вишни или черешни, подобно тому, как это делали в Польше на св. Люцию. Ветки ставили в воду и если они расцветали — это предвещало замужество. Интересно, что у лужичан на св. Андрея тоже срезали ветки вишни и ставили их в воду, но не для гадания о замужестве, а для того, чтобы увидеть ведьму в сочельник. Зацветшую ветку брали в церковь.[582] В Польше и Чехословакии традиционные гадания и в городе и в деревне служили как бы своеобразным увеселением, поводом собраться в тесной компании, при мерцании свечей. Много народных обычаев и обрядов приурочено ко дню св. Николая (6 декабря). В живецких деревнях (Польша), например, в этот день ходил наряженный Миколаем парень и разносил разные предметы. Так, девушке он давал венок из сухого клевера, это означало, что, как и другие девушки, она будет собирать клевер; недавно вышедшей замуж — венок из гороха, что означало, что она «будет в своем хозяйстве горох за печью лускать».[583] В словацких и чешских деревнях до сих пор еще на «Микулаша» выступают ряженые с масками зооморфными (конь, медведь, коза, ворон, аист) и антропоморфными (цыган, доктор, трубочист и др.). Вечером ходит «Микулаш» в длинном кожухе, с корзиной на спине, борода у него из шерсти и льна, на голове баранья шапка, в руках — палка. Микулаша сопровождает «ангел» в длинной белой рубахе, в конусообразной высокой шапке из картона. С ними ходит и «черт» в длинном кожухе, вывернутом мехом наружу. Через плечо у него перекинута цепь, на голове рожки из черной бумаги, в руках — колокольчик и метла. Микулаш приносит детям подарки, непослушным он оставляет розги или метлу. Если же не ждут Микулаша, родители и крестные сами кладут подарки детям в туфли, ставят их на окно, чтобы все видели эти подарки. В чешской Силезии Микулаш со своей дружиной обходит деревню в первое воскресенье декабря. Его дружина состоит из 15–20 ряженых. Микулаш одет ксендзом, в руках у него большая палица, его сопровождает дружка с венком на голове, женщина в чепце, «конь» (т. е. ряженый конем парень, его водят на цепи), три дьявола в вывернутых кожухах (ноги у них обмотаны соломой, на шее колокольчики), цыган с цыганкой, которые носят куклы из тряпья: «доктора», «смерти», «трубочиста», «полицейского». В каждом доме «конь» разливает воду на печке, доктор лечит водой зубы. Весь характер праздника Микулаша, значение которого забыто, говорит о том, что его происхождение связано с почитанием какого-то языческого божества, покровителя скотоводства. Недаром его сопровождали обычно маски козы, барана или коня, производящие магические действия, охраняющие от злых духов. Микулаш с дружиной не только дарил, но и принимал подарки, что было, по-видимому, пережитком древнего жертвоприношения.[584] Среди польского люда имела хождение легенда о том, что Миколай — патрон волков: каждому он определяет на год, кого съесть из скота и людей. В Мазовии в сочельник св. Миколая пастухи и хозяева специально постились, чтобы волки не таскали скот. В деревнях по реке Раба (Nodrabska Ziemia) в костел несли своеобразную жертву: св. Миколаю кур, а волку — лен и коноплю. По мнению польского ученого В. Клингера, в Европе функция патрона волков была перенесена на св. Николая со св. Георгия, св. Николай считался также опекуном девушек на выданье и детей, спасителем утопающих.[585] Не менее любопытны и народные обычаи, связанные с днем 13 декабря — христианским праздником св. Люции. По народным представлениям поляков, чехов и словаков, это начало Нового года. У поляков в старину, да нередко еще и сейчас, эта дата считается переломной. По старому календарю, измененному в конце XVI в., этот день обозначался как самый короткий в году, с него день начинал прибавляться. Поляки считали, что с этого праздника день прибывает «на куриную стопу». В Чехии же говорили, что «св. Люция ночи убавит, а дня не прибавит».[586] В Польше в день св. Люции срезали в саду ветви яблони, ставили их в воду или втыкали в мокрый песок около печи. Если они расцветали до рождества — это предвещало хороший урожай. Девушки срезали ветки вишни: в одних районах Польши расцветшая к рождеству ветка обещала девушке замужество, в других была как бы свидетельством ее целомудрия.[587] Во многих районах Чехии и Словакии сохранился обычай наряжаться Люцией: женщина распускает волосы, пудрит лицо мукой, закутывается в белую простыню. В словацких деревнях Люция прежде надевала праздничный традиционный костюм. В руках Люция держала пучок гусиных перьев, которыми обметала, молча входя в дом, изображения святых, мебель, лица и одежду всех присутствующих. В этот день нельзя было прясть, так как Люция наказывала прядильщиц, больно ударяя их по пальцам. В некоторых районах Люция делала детям подарки, непослушных наказывала. В Моравии в день св. Люции ходило по деревням одновременно несколько Люций с поварешками в руках. Они танцевали молча в каждом доме, стуча поварешками в такт движениям. Происхождение маски Люции совершенно забыто. Некоторые ученые видят в связанных с ней обычаях пережитки матриархата.[588] Чехи, словаки, поляки, лужичане верили, что в день св. Люции (так же как в щедрый вечер и в день трех королей) особую силу приобретают ведьмы, собирающиеся на шабаш. Существовало множество способов распознать ведьму, принявшую образ простой женщины. В Словакии и Польше (Подгалье) говорили, например, что если в период от Люции до сочельника сделать стул, каждый день работая понемногу, и взять его тайком в костел на заутреню в сочельник, то человек, сидящий на таком стуле, увидит то, что скрыто от других: женщин, которые преклоняют колена, повернувшись спиной к алтарю. Они-то и есть якобы ведьмы. В Южной Словакии стул делался из 9 сортов дерева: липы, березы, орешника, вербы, ольхи, бука, ели, терновника, клена.[589] В Чешской Силезии каждый день от дня св. Люции до сочельника откладывали по полену, разводя огонь. В сочельник, разведя огонь из отложенных дров, нужно было ждать прихода ведьмы, которая должна была что-то попросить в долг. Уберечься от ее чар можно было, не давая ей ничего взаймы.[590] Магическим средством против злых сил в день св. Люции у чехов и словаков считался чеснок. Его ели все члены семьи, давали чеснок и скоту. Над дверью дома и хлева рисовали чесноком крест. Защитное свойство приписывалось и железу. Утром в день св. Люции в Словакии ходили мальчики по домам с железной палицей (ocel'а) и говорили:Обрядовое печенье чехов (Моравия)
Маска «медведь» из румынской новогодне-рождественской обрядности (к стр. 291)
Примечали, кто придет первым в дом в сочельник. Во многих районах Польши, Чехии, Словакии считают, что полазник-мужчина — предвещает благополучие всему дому, а полазник-женщина — всякое зло и болезни. В других же местах до сих пор считается, что, если женщина (сейчас чаще девочка) первая придет в дом, то у коровы будет телочка, а если мужчина, то бычок. В Польше вошедший в избу должен был сразу же сесть и квохтать, чтобы куры по весне поскорее заквохтали и прилежно высиживали цыплят (имитативная магия). В польском Подгалье подлазник — гураль (горец) средних лет из левой рукавицы всех обсыпал овсом, желая счастья, здоровья.[597] У словаков полазником выступал человек со змеей, сделанной из скрученной бумаги. По народным верованиям, она живет в каждом доме под порогом или печью. Сейчас хождение со змеей превратилось в увеселение молодежи, но первоначально этот обычай имел глубокий смысл и, возможно, связывался с культом предков.[598] Полазниками были у словаков и пастухи. Они ходили перед ужином по домам и разносили прутья в качестве символического подношения и получали за это калачи, свинину и т. п. В польской Силезии (особенно горной) в рождественский сочельник также ходили пастухи по деревням. Они снимали со скота колокольчики, надевали их на себя вместе с цепью и другими бренчащими предметами. Под звуки труб и пищалок они появлялись в домах, где их угощали лепешкой и пивом.[599] В Моравии пастух сгонял как будто бы в Вифлеем овец, т. е. ряженых мальчиков с хомутами и колокольчиками на шее. Мальчики со страшным шумом и блеянием выскакивали из домов и бежали впереди пастуха.[600] У чехов вечером в щедрый день пастух обходил деревню, трубил, хлопал бичом. Хозяйки выносили ему сладости и рождественские калачи. И вновь он обходил дома уже на св. Степана (второй день рождества), разносил еловые веточки и кропил хлева святой водой.[601] Утром в сочельник рождества все домашние мылись, нередко бросая перед этим в воду серебряные монеты (поляки, чехи, словаки), что якобы привлечет богатство в семью. Распространен обычай умываться или даже купаться вечером в реке, ручье, умываться у родника, так как это может предотвратить болезни, принести человеку здоровье и бодрость. Если у чехов и словаков св. Николай (Микулаш) приходил и приносил детям подарки в день св. Микулаша, то у поляков он появлялся с той же целью в рождественский сочельник.[602] В этот же день в Польше ходили по домам Юзеф в сопровождении божьего дитяти (Силезия),[603] или гвяздоров (gwiazdory). например, в Познаньском воеводстве.[604] Юзеф и гвяздоры были в вывороченных мехом наружу кожухах, опоясаны соломенными перевяслами и цепями, в больших меховых или бумажных шапках. Нередко они были в масках или с лицами, вымазанными сажей. О своем прибытии они возвещали стуком в дверь и звоном колокольчиков, привязанных у гвяздоров к сапогам. Ходила еще и гвяздка (мужчина или женщина), одетая в белое платье. Прибывшие спрашивали родителей, послушны ли дети, заставляли детей читать молитву. Если ребенок был непослушным или не помнил молитву, Юзеф, божье дитя или гвяздка били его принесенными розгами. Послушных детей одаривали яблоками, сластями и иными подарками, что были у них в корзине. В Познаньском воеводстве гвяздоры, выйдя из дома, ударяли розгой каждого встречного, если он быстро не уходил с их пути.[605] В Вармии ходила еще группа так называемых слуг с «сивым конем». Старейший слуга раздавал детям подарки, это сопровождалось подскоками коня.[606] Лужицкие святочные обрядовые шествия очень похожи на немецкие и польские. И в них переплетаются церковнохристианские черты с древними, чисто народными. У католиков Верхней Лужицы главными действующими лицами шествий были евангелический персонаж — Иисус (Boże dzeěćo) и сопровождающий его Румподих (Рупанц, Умпрехит — от нем. Рупрехт). Так же как польский Юзеф и гвяздоры, Румподих ходит в бородатой маске, в вывороченной меховой одежде, с мешком — в нем яблоки и орехи для одаривания послушных детей, с розгой для наказания непослушных. Этот обычай описан еще в XVIII в. и, по мнению некоторых исследователей, заимствован лужичанами от немцев в средние века. В Моравии подобный же персонаж, называемый Штедронь (Štědroň), носил подарки детям и наказывал непослушных в первый день рождества.[607] К рождественскому сочельнику в избу вносили снопы разных злаков, их ставили по углам (поляки, чехи, словаки), где они нередко оставались до праздника трех королей (6 января). Поляки Белостокского воеводства называли такой сноп хлебных злаков дзяд, коленда (dziad, kolęda — дед, коляда). Перед ужином хозяин прятался за снопом, а затем показывался и спрашивал:
— Старуха, ты меня видела? — Нет, не видела. — Дай боже, чтобы ты меня весь год из-за ржи не видела (Восточное Мазовше, повяты Лапский, Белостокский).[608]У словаков хозяин прячется за стол, на котором стоит рождественский хлеб, и спрашивает, видят ли его дети. Они отвечают, что не видят. Он говорит: «Дай бог, чтобы вы меня не видели весь год», в этом выражается его желание, чтобы пшеница выросла настолько высокой, что могла бы его скрыть.[609] Краковские крестьяне из снопиков ржи, что стояли по углам, делали копенки и втыкали их на ржаном поле, чтобы рожь лучше росла.[610] На стол у чехов, словаков и поляков расстилают сено или солому, а затем накрывают его скатертью. В Лодзинском воеводстве (повят Бжезинский) помнят еще, как сено расстилали не на столе, а на лавке, за которой ели, сидя на маленьких табуретках и на пнях.[611] У лужичан в Нижней Лужице и в с. Слепо сохранился обычай расстилать солому под столом. Потом эту солому раскладывали вокруг плодовых деревьев. В некоторых районах Польши девушки ставят на стол «венец» из всех видов злаков. У лужичан был обычай класть на рождественский стол последний сноп (stary), сохранившийся от жатвы, а затем зерна из него примешивались к семенам при посеве. На стол кладут хлеб и облатки. В старину стол опоясывали соломенными перевяслами, чтобы из хозяйства ничто не уходило, под столом расстилали солому. Перевяслами обвязывали потом фруктовые деревья (поляки, чехи, словаки), часть соломы скармливали скоту. Поляки Мазовии стол опоясывали еще и цепью, как бы заковывали, «чтобы хлеб держался». Чехи и словаки тоже опоясывали стол цепью и ставили на нее ноги, чтобы быть здоровыми. В Моравской Валахии обвязывали стол цепью, «чтобы замкнуть волчью пасть».[612] Под стол клали железо (лемех) от плуга, «чтобы кроты не портили поля», или же топор, «чтобы народ был твердым как секира».[613] Все западные славяне железу придавали (на протяжении всего рождественского цикла) большое значение как средству охраны от злых сил. Интересны сведения о том, что в Жешовском и Краковском воеводствах Польши на ужин в рождественский сочельник приглашали волка. Краковские крестьяне бросали за ужином горох в стенку и кричали: «Волк, волк, иди к гороху, а не придешь, так не приходи до следующего года!» («Wilku, wilku, chodź do grochu, jak nie przyjdzieś, to nie przychodź aż do siego roku»).[614] В жешовских деревнях (Горлицкий повят) хозяин перед началом ужина шел к хлеву, открывал дверь и приглашал волка на ужин словами: «Приди, волк, и поешь хорошо раз в год, это мы тебе дарим. Если сегодня не придешь, не приходи к нам весь год» или же: «волчок, приходи, дам тебе гороху, за это не приходи до следующего года». Там же вешали у матицы ветку омелы, которую называли «wilkiem», «волком». Она висела все зимние праздники, а потом ею окуривали больных.[615] Обычай приглашать волка у польских крестьян перекликался с таким же обычаем их соседей — белорусов. Известны и другие обычаи: так, в чешской Силезии и Моравской Валахии хозяин перед ужином в сочельник выходил во двор, стрелял из ружья или бил бичом, отгоняя злых духов.[616] Постились в сочельник «до звезды». С первой звездой, после молитвы семья садилась за стол. Обычно следили за тем, чтобы за столом оказалось четное число людей, так как нечетное предвещало смерть одному из присутствующих (поляки, чехи, словаки). В старину поляки оставляли за столом свободное место для умершего, позднее оно предназначалось для случайного гостя. В окрестностях Сандомира (Польша) перед подачей еды хозяйка или пастух (человек, на которого возлагались обязанности пастуха в наступающем году) ложки кладет на стол в связке, чтобы коровы паслись вместе и цыплята держались около наседки. После трапезы пастух собирает ложки, связывает их и бросает под порог, чтобы скот не разбредался. Перед едой разламывают облатки, делятся ими друг с другом и обмениваются пожеланиями здоровья, счастья, благополучия. Количество блюд на ужине должно быть и сейчас нечетным — 3, 5, 7, 9 и более. Сохранились воспоминания о том, что сочельнический ужин в старину был скоромным, ели мясо, преимущественно свинину (чехи, словаки, лужичане). Введение церковного поста изменило состав обрядовой пищи в сочельник. Вместе с тем сочельнический ужин сохранил свои прежние названия — тучна, обжерна вечеря («tučná, obžerná večera» — Моравское Словацко).[617] Неслучайно у чехов и словаков сочельник рождества назывался «щедрым днем». Моравские валахи готовили в этот день особое блюдо — щедрачку (ščedráčka) из отварного гороха, сушеных слив, груш, грибов, сахарной свеклы, картофеля, словом из всего того, что выращивалось крестьянами. Это предвещало хороший урожай. Остатки щедрачки засушивали и добавляли с солью к корму для скота. И у поляков, хотя сочельник и стал днем постным, сохранился обычай устраивать трапезу как можно обильней. Ели постный суп — жур (żur) с грибами, капусту с грибами, репу, приготовленную на молоке с мукой, паплоху (paplocha) или сливянку (śliwianka) — сухие сливы с картофелем или пшенной кашей, семенятку (siemieniatka) или «семенку» (siemionka),[618] клуски — клецки с маком. Круглое печенье и клецки из муки с маком, сваренные в молоке, в форме пальца (palec, раlek) были традиционной едой в сочельник у лужичан. Продолговатый калач «strucha» был известен и полякам. В Краковском воеводстве, например, он был большим (1–3 локтя длиной), украшен сверху плетенкой. Простому народу он заменял хлеб до праздника трех королей. Интересны иные названия рождественского хлеба: «mazanec», «baba» (Моравия), «kračún», «pascha» (Словакия),[619] этот хлеб, как и у поляков, бывал больших размеров. Чехи и словаки пекли продолговатые хлеба — «lokše», «babalky». Кроме того, в Чехии и Словакии из пресного пшеничного теста пекли калач «štedrák» (в Словакии к пшенице добавляли ячмень, овес, рожь, кукурузу и чеснок). Куски его давали скоту, бросали в колодец, приговаривая: «Водичка чистая и быстрая, празднуй и ты в щедрый вечер».[620] В северо-восточной части Мазовии (Польша) варили к сочельнику клюквенный или овсяный кисель.[621] В Чехии к столу обязательно подавалось блюдо из бобовых — чечевица, фасоль (stráva). Повсюду у западных славян, как и у восточных, весьма распространенным блюдом в сочельник была каша. В восточной Мазовии она называлась «pęcak» или «kucia» и делалась из ячневой крупы с маком. В некоторых деревнях восточной Мазовии по этому главному блюду весь сочельнический ужин назывался кутьей (kucija).[622] Кутья в виде пшеничной или ячневой каши с маком и медом была распространена в окрестностях Пшемысля,[623] Хелма (кутья, пенцак),[624] в Люблинском воеводстве.[625] То, что в сочельник рождества главным блюдом была кутья, характерная и для поминального стола, лишний раз показывает связь рождественского сочельника с культом умерших. Позднее традиционными в рождественский сочельник стали рыбные блюда, селедка. В современной Польше и Чехословакии особенно принято готовить в сочельник карпа. Любопытные обычаи и запреты сопровождали сочельнический ужин от его начала до конца. Так, в Вармии и Мазовии (Польша) на столе оставляли душам умерших остатки ужина, ставили им зажженную свечу, в доме специально для них топили печь.[626] В краковских деревнях ложки на стол не клали, а держали в зубах, чтобы крестец не болел; в восточной Мазовии ели стоя, чтобы не болел позвоночник при работе, между одним глотком и другим ложку подымали вверх, на стол ее не клали — это должно было, по народным приметам, охранить от боли в спине и от зубной боли. Хозяин подбрасывал ложкой горох, чтобы «бычки и телочки брыкались». При этом он говорил иногда: «Скачите, бычки, вверх!» или: «мои бычки, скачите!» В некоторых деревнях над рекой Нарвой вверх бросали кутью, «чтобы ячмень такой (высокий) рос».[627] В окрестностях Сандомирской Пущи, когда ели кашу, то ударяли ложкой об ложку или били ложкой по лбу соседа со словами: «Прочь, голуби, с проса, гречихи, прочь!» («А duś gołębie z prosą, z tatarki, aduś!»). Когда же ели кашу ячменную, то ударяли ложкой в лоб, приговаривая: «А ши, вороны!» («А si, wrony!»).[628] В пшемысльских деревнях бросали кутью под потолок. Верили, что если вся кутья прилипнет к потолку, будет хороший урожай на все злаки, из которых ее сварили, если же, например, только мак, то мак только и уродится.[629] Бросали кутью в потолок и в хелмских деревнях.[630] Словаки и чехи бросали ложками горох к потолку и в углы, приговаривая: «Sto kôp hrachu, sto kôp maku, sto kôp žita a sto kôp raži» (Сто коп гороха, сто коп мака, сто коп пшеницы и сто коп ржи). В углы бросали также орехи со словами: «Kúty, kúty, tmavé kúty, niech sú plné celý rok» (Углы, углы, темные углы, будьте полны весь год).[631] У лужичан был обычай бросать в 4 верхних угла остатки пшенной каши. В сочельнический ужин хозяйка почти не вставала из-за стола, если хотела получить от кур побольше цыплят, когда же она была заинтересована в том, чтобы побольше было яиц — она, наоборот, старалась не сидеть. С теми же поверьями был связан у чехов и словаков обычай, по которому хозяйка, вставая из-за стола, произносила «квок, квок», остальные ей отвечали «цьяп, цьяп». Эта звуковая имитация также должна была принести обилие цыплят в наступающем году.[632] Во время или после еды в одну миску откладывали от каждого блюда, крошили хлеб, солили и давали скоту вместе с сеном и соломой, взятыми из дома (чехи, словаки, поляки). Скоту давали также облатки с рутой (поляки) или с чесноком, петрушкой (чехи и словаки), чтобы уберечь его от заразы и колдовства. Остатками сочельнического ужина кормили также домашнюю птицу, чтобы была здорова, хорошо неслась и высиживала птенцов. Магическое значение имело то, что корм курам давали в обруче от старого колеса (поляки, чехи) или в круге, очерченном на земле веревкой (чехи).[633] Верили, что от этого куры не будут разбредаться по двору. Чехи и словаки особые свойства приписывали крошкам с сочельнического стола. Их собирали, хранили и давали больным как лекарство. Остатки еды они разбрасывали по полю для повышения урожайности. В польских семьях после того как со стола убрана посуда и снята скатерть, искали в разостланной ранее под скатертью соломе зерна разных злаков. Найденные зерна предвещали урожай. Старым обычаем было бросать колосья ржи, пшеницы и других злаков в потолок, в матицу. Так, например, в радомских и тарновско-жешовских деревнях (Польша) после ужина приносили солому и расстилали ее посредине избы. Затем крестьяне ложились навзничь и бросали стебли в потолок — сколько стеблей застревало в щелях и за балками, столько должно якобы уродиться копен ржи и пр. В окрестностях Сандомира это называлось «bicie kóp» (битье копен).[634] Упавшие стебли подымать или выметать не полагалось, их давали скоту 26 декабря, в день св. Степана.[635] Сходный обычай наблюдался в Чешской Силезии. Это действие, имевшее когда-то магическое значение, позднее выполнялось в память о вифлеемском хлеве, где на соломе родился Христос. Поэтому старались всюду разбросать солому от злаков.[636] В старину перед ужином или после него украшали орехами, яблоками деревце или ветку сосны, ели («сад» — поляки, «подлазник» — словаки на Ораве). Их вешали верхушкой вверх под матицей. У словаков после ужина деревце или ветку выносили на гноиско (hnojisko — место, где собирали навоз). В окрестностях Кракова это деревце оставляли в доме до тех пор, пока его колядники «не окалендуют». Зеленой ветке или деревцу приписывали магическую силу, это был как бы символ новой рождающейся жизни, обновления природы. В некоторых областях центральной Словакии (например, район Липтова в горной Словакии) еще в 1920 г. вешали под потолок не ветку, а сноп вниз колосьями.[637] Из разноцветных облаток поляки мастерили «свят» («świat» — свет, мир) и колыбельку и их вешали у матицы. Подвешивали к потолку также пирамидки из соломы с цветными лентами, хлебными злаками (pająk — польск., муши рай — muší raj — чеш.). У лужичан, чехов, словаков пирамидку из деревянных палочек или соломы с разными украшениями ставили и на рождественский стол.[638] Позднее вместо пирамидок, украшенных веток и деревца (или же кроме них) перед сочельником стали наряжать и освещать елку. Этот новый обычай пришел в деревню из города в XIX–XX вв. и, по-видимому, заимствован от немцев, у которых он тоже распространился лишь в XVIII в. У лужичан украшенная елка называется Krisbem (от Christbaum) или Božeho dźěsiowy štom, godowny dom, у поляков елка — choinka нередко по-старому называется sad, у словаков — kriskinda, у чехов — krysban или vánočný stromek. В польских семьях соломой, закинутой в сочельник за балки, хозяин на второй день рождества (св. Степан) бил коров, «чтобы они не кусались», и лошадей «чтобы они не брыкались» (повят Бжезинский, Лодзинское воеводство). В восточной Мазовии парни в сочельник перед самым уходом в церковь последний раз в старом году играли на свирелях. В Чехии и Словакии после ужина водили вокруг стола овечку. Повсеместно в рождественский сочельник (после ужина) или же в день св. Степана, реже на день трех королей обвязывали соломой фруктовые деревья (поляки, чехи, словаки) или же расстилали ее под деревьями (лужичане). В Польше при этом хозяин нередко брал топор и делал вид, что хочет срубить дерево, которое плохо плодоносит, и спрашивал: «Будешь родить?» На это сопровождающий его отвечал — «Да, будет!». «Если не будешь, — говорил хозяин, — я тебя срублю». Сопровождающий как бы защищал дерево, обвязывая его соломой. В Чехии и Словакии, когда обвязывали деревья, то приговаривали:
Чешская народная художественная игрушка — рождественский ряженый (конец XIX в.) (Клатовский музей)
Еда в сочельник и в день трех королей была праздничной. Полякам, чехам, словакам был известен обычай на праздник трех королей подавать в конце обеда печенье. В Польше в одно из печений запекали миндаль. Мужчина, которому попадалось печенье с миндалем, становился миндальным королем. Он выбирал королеву. Как уже говорилось, рождественско-новогодний цикл обрядов у западных славян включал колядование и народные интермедии, переходящие в разных вариантах в масленичные увеселения. Выступления ряженых включали многие напластования обрядности — древней языческой и христианской. В них выявляются общие черты с обрядностью других европейских народов. Огромную роль играли в этих представлениях маски животных. Можно предположить, что маски эти заменили живых зверей и птиц. Более того, еще до недавнего времени живой конь был участником представлений в районе Сандомирской Пущи (у лясовяков) и в деревне Тынец под Краковом.[687] «Kolęda koniem» у лясовяков имеет, по-видимому, магический смысл. Въезжая на коне в избу своего приятеля, всадник произносил обрядовые слова: «Chodził koniś po kolędzie, robił na chleb, robić będzie» («ходил конь по коленде, зарабатывал на хлеб и будет зарабатывать»). Затем он объезжал всю избу, после чего конь получал овес на крышке хлебной дежи (квашни), а мужчины пили водку. В селении Дзиковец помнят еще обряд, когда всадник въезжал в избу в сопровождении группы парней (по обычаю можно было въезжать на конях, но не на кобылах).[688] В деревне Тынец под Краковом в рождественскую ночь по улицам можно было увидеть всадников в сопровождении пеших колядников. На конях упряжь была с колокольчиками. Всадники заезжали ко всем, у кого были лошади, а иногда и к тем, у кого лошади не было, но была в семье красивая девушка на выданье. Разбудив хозяев звоном колокольчиков, всадники начинали петь коленды, за песни свои они получали подарки. Этот обычай колядований с живым конем, в прошлом распространенный, по-видимому, у всех западных славян, со временем был заменен хождением с ряженым в виде коня (у поляков в рождественские и новогодние дни, у чехов и словаков главным образом на масленицу). Известный польский этнограф К. Мошиньский писал о распространении маски коня в Германии, Англии, Южной Франции, в Македонии, Болгарии, Молдавии, Турции (за пределами Европы — в Индокитае, Японии, Китае).[689] Хождение с коником (konik — конек) было также распространено в восточной Мазовии (Польша). Конька делали из корзинки без дна, на нее накидывали белое покрывало, впереди к корзине прикрепляли оглоблю с лошадиной мордой, по бокам свисали «ноги» всадника, вырезанные из картона. Сам же наездник залезал в корзину, и она держалась у него на бедрах. Конька сопровождали мальчики старшего возраста и музыкант. Они пели:
Группа ряженых в Польше. Деревня Прухлик, повят Ярослав Жешевского воеводства
В рождественско-новогодних играх западных славян выступали действующие лица: «цыган», «еврей» с книгой в руках (в народе это считалось признаком учености), «женщина с ребенком» (куклой), «трубочист», «лекарь», «мужик», «шляхтич», «козак», «солдаты», «маршал», «жандарм», «смерть», «ангел» и др. Тема представления была одна и та же: рождение Христа, поклонение волхвов. Иногда здесь же разыгрывались сценки об Адаме и Еве, представление «Король Ирод» (Król Herod — польск., Herodes — чеш., слов.). В Польше, Чехии и Словакии этот народный театр был очень популярным (его представления можно было увидеть, например, в Высоко-Мазовецком повяте Польши). По своему происхождению представление «Король Ирод» связано с средневековыми мистериями рождения Христа. Сюжет был религиозным, но в конце выступления разыгрывались и бытовые сценки. Персонажи — «Король Ирод», «маршал» или «гетман», «адъютант», «солдаты» — были в очень красочной одежде из картона и цветной бумаги. Устрашающей была фигура смерти с косой.[707]
«Король Ирод». Кукла для шопки. Повят Новый Сонч Краковского воеводства (Польша)
В праздник трех королей у западных славян ходили ряженые короли, один из них был черным. В Польше к циклу колядок относилась разыгрываемая «Краковская свадьба» (Wesele Krakowskie). В ней участвовали «жених», «невеста», два «дружка», две «дружки». В Словакии и Моравии до сих пор существует обычай: ряженые королями дети ходят по домам в день трех королей. Самой распространенной из коляд в этот день остается: «Мы, три короля, идем к вам…». Текст ее установленный, рифмованный повторяется от дома к дому. Один из мальчиков-королей стоит посредине избы, два других ходят вокруг него, падают попеременно на колени, стучат палкой об пол и поют:
Ряженые «Три короля» у лужицких сербов
В деревнях они делались более простыми, но иногда занимали половину избы. В отдельных районах вертепы различались по своему типу. Так, в Чехии еще в начале XX в. выделялись бетлемы округа г. Пльзня своими красивыми деревянными фигурками в национальных костюмах; в районе г. Клатова делали бетлемы с цветными бумажными фигурами; у г. Пршибрама — с движущимися фигурками, изображающими местных рабочих-горняков, из дерева, олова, хлебного мякиша; в восточной Моравии вертепы рисовались на деревянных досках. В музеях до сих пор хранятся отдельные вертепы известных народных мастеров, как, например, ходский керамический бетлем Гейдлера из г. Домажлице.[710] В начале XX в. в Чехии делались вертепы по эскизам известных художников. Большое разнообразие шопок создали каменщики Кракова и окрестных селений (Кроводжа, Чарна Весь, Гжегужки, Людвинов и др.). Работа каменщиков была сезонной, она длилась с весны до ранней осени. На осенние и зимние месяцы дополнительным занятием для большинства каменщиков стало изготовление игрушек и шопок. Множество маленьких шопок высотой около 40 см продавалось в рождественские праздники перед Мариацким костелом в Кракове. Их охотно покупали в подарок детям. Вид их был незатейлив: две, реже одна или три башенки из разноцветной бумаги, картонные фигурки рождественских персонажей в нише на первом этаже. Зато большие шопки (до двух метров) для кукольных представлений были подлинными образцами народного изобразительного искусства. Неистощимая творческая фантазия мастеров обогатила вертепы, изготовленные в отдельных городах (Краков — Польша, Иглава — Чехия), элементами городской архитектуры. Известны были мастера, возглавлявшие коллективы шопкяжей — кукольников. Таким мастером был, например, каменщик Михаил Эзенекер, которого приглашали знатные краковские горожане.
Мальчики с шопкой. Деревня Плаза, повят Хжанув Краковского воеводства (Польша)
С 1937 г. в Польше в Кракове ежегодно организовывались конкурсы шопок, что заметно активизировало творчество народных умельцев. Шопки экспонировались на площади около памятника Мицкевичу. После второй мировой войны, в 1945 г. по инициативе Исторического музея конкурсы на лучшую шопку были в Кракове возобновлены. Они проводятся ежегодно в декабре, на традиционном месте — у памятника Мицкевичу и стали праздником народных умельцев. В них участвуют люди разных возрастов и самых различных профессий (каменщики, инженеры, студенты, школьники). Замечательные шопки создали современные одаренные народные мастера шопкяжи — Тадеуш Рута, Антоний Войцеховский, Франтишек Тарновский, Здислав Дудзик, Вацлав Морис, Витольд Глух и др. Конкурсное жюри оценивает шопки и присуждает награды мастерам. Лучшие шопки приобретают музеи, Дома культуры, некоторые из них были проданы заграничным музеям и частным лицам. В 1967 г. состоялся 25-й юбилейный конкурс шопок, на котором получили дополнительные награды наиболее активные участники этих конкурсов в прошлом и сейчас. В старину в Польше колядники ходили не только с шопкой развитой формы, но и с батлейкой (Белостокское воеводство). Это ящик на палке, внутри которого вокруг свечи вращается картонный круг с картонными же примитивными персонажами шопки.[711] У чехов и словаков до недавнего времени широко бытовали пастушеские вифлеемские игры. Их разыгрывали прежде взрослые, а затем только дети. «Пастухи» подпоясывались перевяслами, надевали бумажные шапки, в руках держали пастушеские бичи. Их сопровождал «ангел» в белой длинной рубахе, который нес вертеп. Войдя в избу, ангел ставил на стол Вифлеем, все пастухи склоняли головы, как будто засыпая. Старший пастух будил их, но напрасно. Ангел говорил: «Slava na výsotech Bohu а na zemi pokoj lidem dobre vůle!» (Слава богу на небе и на земле, мир людям доброй воли). Пастухи просыпались и начинали собирать дары для Вифлеема.[712]
Хождение с бетлемом на Горегронье (Центральная Словакия)
Для игр было характерно сочетание пения с танцем и пантомимой. Сцена начиналась с того, что персонаж, изображающий ангела, сообщал пастухам о рождении Христа, пастухи с дарами отправлялись в путь, чтобы поклониться новорожденному. Обычная широко распространенная коляда обрастает новым текстом, чаще всего также рифмованным, содержащим массу необычайно реалистических деталей из жизни пастухов в горах. Патетический текст, славящий рождение Христа в Вифлееме, все время перемежается с текстом из пастушеского быта, полным народного юмора. У западных славян существовал обычай колядовать и со «звездой» (gwiazda — польск., hviezda — словац.). Ее сооружают из обруча от решета, прикрепленных к нему прутиков, образующих расходящиеся лучи звезды. Все это оклеивалось бумагой и нередко украшалось цветными вырезками. У звезд бывает по 8, 16 и 18 лучей, укрепленных в два ряда, которые вращаются в противоположных друг другу направлениях. В Словакии в пос. Зазрива еще недавно ходили колядовать со звездой, сделанной из 365 кусочков бумаги.[713] В обрядности участвовали в большинстве случаев дети, но взрослые помогали им делать звезды. Благодаря активной деятельности этнографов и музееведов в музеях западнославянских народов собраны богатые коллекции самых разнообразных звезд оригинальной формы и декора. Зимние календарные обычаи в современной жизни западнославянских народов сохраняются только отчасти. Многие из них потеряли прежние религиозно-магические функции, модифицировались и если выполняются, то главным образом как праздничные развлечения и традиционные семейные торжества. Обрядовые представления зимнего цикла нередко исполняют региональные самодеятельные коллективы. В настоящее время устраиваются конкурсы выступлений колядников, ряженых, актеров народных интермедий.
Участники конкурса шопок. Краков (Польша)
НАРОДЫ ЮГОСЛАВИИ
* * *
М. С. Кашуба Несмотря на большое разнообразие культурно-бытовых традиций в различных краях Югославии, в обычаях, обрядах и верованиях народов страны очень много общего.[714] Это общее восходит к глубокой древности, к дохристианским временам. Очень отчетливо виден древний общий пласт в календарных обычаях и обрядах, в частности тех, которые приходятся на середину зимы. Значение, которое придавалось зимним календарным обычаям и обрядам, призванным обеспечить благосостояние семьи на целый год, будет понятным, если вспомнить, что именно в это время года исполнялись обряды, связанные с языческим культом солнца, — зимнее солнцестояние, и что к этому времени церковь приурочила время рождения Христа. Роль церкви в календарных праздниках не была одинаковой у всех народов Югославии. Как известно, католическое духовенство повсюду оказывало большее влияние на своих прихожан, чем православное, что нашло свое отражение и в календарных обычаях. Четко выделить дни святых, празднование которых связывается с началом зимнего цикла, довольно трудно вследствие того, что отдельные зимние праздники тесно соприкасаются с осенними и весенними. Многие относят его к началу рождественского поста.[715] Примером такого синтеза является день святого Мартина — 11.XI — католики, 24.XI — православные (sv. Mrat, sv. Martin, Martinovo, св. Мрата), который с большим основанием считают завершающим осенний цикл обрядов (пригон скота с пастбищ и связанный с этим праздник пастухов, благословение вина и т. д.).[716] Однако сербы, например, прямо считают этот день началом зимы, говоря о нем так: «св. Мрата — снег за врата».[717] К дню Мартина приурочивается и деятельность по подготовке к зимним праздникам: так, в Хорватии в этот день начинали откармливать гуся к рождественскому столу.[718] С Мартиновым днем связаны также поверья и гадания о предстоящей зиме.[719] По имени этого святого вся следующая неделя называется мратинци (Мгаtinci); правда, в отдельных областях, например, в Болеваце (Сербия) мратинци праздновали только два дня.[720] Перед первым днем поста сербы и черногорцы справляли божиħне покладе (27.XI) — в этот день производили различные магические действия, направленные против злой силы, которая, якобы, в это время, именно в ночь на первый день поста, особенно свирепа.[721] Было принято в этот день всем членам семьи собираться дома и устраивать веселые пиршества. Все последующие календарные праздники входят в рождественский цикл и служат как бы подготовкой к рождеству. Сербы и черногорцы отмечают праздник введения (Ваведење) (4.XII). В этот день запрещалось прикасаться к острым предметам — ножам, серпам, косам, ножницам и пр., чтобы волки зимой не задрали скот. По погоде в этот день, так же как и на Мартинов день, определяли, какой будет зима.[722] Отмечали дни святого Климентия 23.XI (8.XII) и святой Катарины (25.XI) — оба эти дня связывали с домашними животными. В день св. Климентия, который считался покровителем животных, хорваты, например, лошадям давали пить соленую воду, подрезали им крестообразно гриву, чтобы защитить их от злых сил. С такой же целью в этот день домашних животных трижды прогоняли вокруг церкви. В день св. Катарины пастухи ставили свечи: это должно было предотвратить болезни овец. Существовали и запреты на определенные виды работ, так, например, в Пригорье (Хорватия) не пряли. В этот день устраивали свадьбы, и поэтому девушки обращались с молитвой к святой Кате, чтобы она послала им хороших женихов (Яйце, Босния и Герцеговина). День святой Катарины связывали с наступлением холодов, говоря, как и сербы в Мартинов день, «sv. Kata — sneg za vrata».[723] Повсеместно в Югославии 30 ноября (13.XII) отмечали день св. Андрея (Andrej, Andraž, Jandrevo — словенск., «мечкодав», «мечкин дан» — сербскохорв.). Хорваты Далмации именно с этим днем связывали начало зимы. Сербы и черногорцы в этот день не ходили в лес, не работали или не выполняли никаких работ, думали, что это якобы защитит скот от нападения диких животных. В ряде районов Сербии (Болевац, Хомолье и др.) день св. Андрея отмечают как медвежий (по поверию, св. Андрей ездит на медведе). Существовали запреты произносить в этот день слово «медведь», а если о нем и говорили, то называли его «она» или «тета». Накануне этого дня хозяйки специально готовили ужин медведю — варили несколько початков кукурузы и сухие груши и ставилиоколо дома. Вечером глава семьи надкусывал каждый початок и грушу, а утром показывали детям, как ужинал медведь. В Словении в этот день мальчики ходили по домам — желали всем домочадцам счастья, за что хозяева одаривали их орехами, сушеными грушами, мелкими деньгами. С днем святого Андрея связано довольно много поверий, по которым определяют судьбу будущего урожая и зиму. Так, словенцы считали, что если дует южный ветер, то зима будет суровой (Прекмурье); если к этому дню еще не было снега, зима будет бесснежной и вымерзнут озимые (долина реки Савы) и т. д. Особо почитаем святой Андрей девушками, которым он мог при выполнении определенных условий предсказать жениха. Чтобы в полночь приснился суженый, нужно было обязательно поститься — можно было съесть только три пшеничных зерна (Словения — Белая Крайна, Прекмурье, Штайерско и др.) и выпить три глотка воды (хорваты — Копривница), под подушку положить зеркало (хорваты), а также мужские брюки, бутылочку воды, кусочек хлеба и гребень (словенцы — Прекмурье), а под кровать поставить корыто с водой. Молясь в этот день в церкви, девушки обращались к святому Андрею с просьбой дать им мужа.[724] Православное и католическое население 4 (17) декабря довольно широко отмечало день св. Варвары (Barbara). Святая Варвара считалась покровительницей горняков и портных, поэтому в этот день никто из них не работал. Обряды этого дня носили ярко выраженный аграрный характер, и даже запрет шить объясняли тем, что нарушение его приведет к тому, что куры не будут нестись (словенцы). В большинстве сербских и хорватских областей в этот день или накануне его специально варили обрядовое кушанье, сходное с тем, которое ели в сочельник, — из зерен пшеницы, ячменя, ржи, кукурузы, гороха, бобов, сушеных слив, яблок, орехов и т. д. — варица (сербы), вара (vara — хорваты), вариво (черногорцы). Различными обрядами сопровождалось принесение воды для приготовления этого блюда. Как мы увидим из последующего описания зимних обычаев, южные славяне отводили немаловажную роль в них воде, приписывая ей магическую силу, относясь к ней с уважением и страхом. Воду для приготовления варицы брали из разных источников (девяти или трех); опускали туда различные сухие травы и цветы, например васильки, а потом вынимали их и добавляли туда «святую» воду. В этот день за водой шли тщательно причесанными и чисто одетыми, здоровались с ней, как с одушевленным существом. В обрядах, связанных с водой прослеживаются пережитки жертвоприношений. В отдельных областях, например в Боке Которской (Черногория) на следующий день к источнику приходили с варицей и, поздоровавшись с водой, приносили ей своеобразную жертву, бросая в нее варицу со словами: «Мы тебе варицы, а ты нам водички, козлят, ягнят (следует перечисление всех домашних животных. — М. К.) и всякого счастья». Считалось, что такая вода приносит благополучие семье, поэтому ею кропили дом и хозяйственные постройки, произнося при этом пожелания счастья и благополучия членам семьи и скоту. Эту воду солили и давали скоту. Варицу ели холодной на второй или чаще третий день; бытовала даже такая поговорка: Варварица варит, Савица студит, Николица ест. Считая, что варица обладает защитно-магическими свойствами, ее ели не только все домочадцы, но и обязательно давали скоту, мазали ею ворота, ярмо, телегу и другой сельскохозяйственный инвентарь, а также бросали ее на поля и в воду. С днем св. Варвары в Словении, в отдельных областях Хорватии (например, в Славонии) были связаны также обычаи колядования и приема первого посетителя-полазника, обычаи, призванные способствовать процветанию семьи и хозяйства. Обычаи колядования в этот день были особенно характерны для Словении, где мальчики 12–14 лет группами по 2–4 человека ходили от дома к дому с пожеланием счастья, за что их благодарили и давали им гостинцы — сладости, орехи, яблоки, мелкие деньги. Мальчики — здесь их называли polažarji, polažiči — поздравляли хозяев с днем св. Варвары и желали счастья, изобилия и благополучия всем — взрослым и детям. При этом они стояли под окнами или входили в дом; в отдельных местах, например в окрестностях Мурско-Поле, войдя в дом, они садились под стол или под лавку; иногда, например в Прекмурье, они приносили с собой полено. К дню св. Варвары приурочивались многочисленные гадания и поверья защитно-магического значения, связанные преимущественно с сельскохозяйственными работами. Так, во время приготовления варицы члены семьи внимательно следили за процессом варки и по тому, с какой стороны кипение было сильнее, определяли, где начинать сев. Сваренную кашу оставляли в котле на ночь и по застывшей поверхности определяли, урожайным ли будет год. Трещины на поверхности варицы предвещали близкую смерть кого-либо из членов семьи. Существовали также поверья, смысл которых объяснить довольно сложно. Так, считалось, что, если в полночь испугать кур, то весь год они будут хорошо нестись (словенцы Прекмурья); если тщательно взбить подушки, свиньи дадут хороший приплод (Словения, Птуй). Если первым посетителем мельницы в этот день оказывалась женщина, жди несчастья (Птуй и др.). Из поверий, связанных с защитой от злых сил, можно привести обычай класть в этот день в хлев какой-либо железный предмет, которому приписывалось свойство оберегать животных от нечисти. Довольно широко распространенное у южных славян поверье о волшебной скамеечке, при помощи которой на рождество можно было распознать ведьм, у словенцев ряда областей, например Прекмурье, Штайерска, связано с днем св. Варвары; считалось, что скамеечка приобретает такую волшебную силу, если в этот день принести из леса 7 сортов древесины и делать скамеечку вплоть до рождества тайком и без применения железа. В ряде областей Хорватии в этот день сеяли в тарелке пшеницу, чтобы она зазеленела к рождеству; в Словении, например в Белой Крайне, срезали и ставили в воду вишневые веточки — по числу членов семьи, каждый запоминал свою, и если какая-либо веточка к рождеству не распускалась, это было дурной приметой для того, кому она предназначалась.[725] Почти повсеместно народы Югославии отмечали день св. Николая 6 (19. XII) (словен. Miklavž, Smiklavž; хорв. Nikolinje). Св. Николай считался покровителем и защитником семьи, особенно у сербов и черногорцев, а также покровителем отдельных профессий: моряков, вследствие чего его даже называли moroplavac — мореплаватель, дровосеков, пильщиков и сплавщиков леса (например, Словения — Корошка, Зилья и другие области), мельников (например, Словения — долина Савы). Обряды, связанные с сельскохозяйственной деятельностью, почти не были характерны для этого дня. Зато на первый план здесь выступал, особенно у сербов и черногорцев, культ предков. Дело в том, что св. Николай считался патроном многих сербских и черногорских семей, которые именно в этот день отмечали свою семейную Славу. Так, по данным Миличевича, около 36 % семей Белграда (1877 г.) отмечали семейную Славу в день св. Николая (зимнего). Этот обычай частично сохраняется и в настоящее время. Семейная Слава, видимо, является пережитком дохристианского семейно-родового культа. Православная церковь признала этот праздник, придав ему религиозный характер, например, освящение в церкви ритуального колача. В тех семьях, которые в этот день праздновали Славу, обязательно пекли обрядовый славский калач и из пшеницы с орехами варили ритуальную кашу — коливо (кољиво), вместе с которой угощали и варицей. Связь дня св. Николая с семейным культом прослеживается и в обычае посещения матерью в это время на 1–2 дня дочери, вышедшей замуж в истекшем году, а также в обычае дарить детям подарки, что было распространено по всей Югославии. В Сербии родители вечером раскладывали детям подарки, говоря, что их принес св. Николай. В ряде сел Хорватии, расположенных вблизи городов, и особенно Словении вручение подарков детям было обставлено очень торжественно и сопровождалось различными церемониями: по домам ходили целые процессии ряженых, которые приносили детям подарки. В Словении, например, дети, заранее знавшие о «визите» св. Николая, с нетерпением ждали его, выставив на окна корзиночки или коробки для подарков. Обычно детям дарили яблоки, орехи, сладости, а иногда и мелкие деньги; для шалунов св. Николай оставлял палочку или прутик, воткнутый в яблоко (потом его хранили за балкой), и читал им нравоучения, а дети в это время молились. Шествие ряженых в день св. Николая было развлечением не только для детей, но и для взрослых. Так, например, в Корошке рядились в старые овчины, к голове прикрепляли рога; среди ряженых был сам св. Николай, одетый в длинные одежды, с бородой из древесных волокон, три его помощника — один из них извещал о приходе и спрашивал разрешения войти, второй — развлекал и гримировал всю процессию (в руках у него древесный уголь и коровий колокольчик), третий — нес корзину с подарками; кроме св. Николая и его свиты, в процессии участвовали «ангелы», «смерть», злая баба Мариете или чаще баба Перхта. Процессия — она продолжалась почти целую ночь — двигалась очень шумно, с криком и звоном колокольчиков и цепей. В других областях Словении дома обходил св. Николай с одним помощником или только его свита. В отдельных краях Сербии (например, в Болеваце) в этот день приходил полазник (подробнее об этом обычае см. ниже) с пожеланиями благополучия и процветания семье в новом году; в большинстве же областей первый раз полазник приходил только на Игнатов день (2.I). В день св. Николая существовали и некоторые запреты на отдельные виды работ; так, например, в Хорватии (Лобор) в этот день нельзя было прясть и шить; в Словении (Прекмурье) — прясть и т. д. Хорваты Боснии и Герцеговины в этот день сеяли пшеницу, так же как это делали в Мартинов день в Хорватии.[726] День святого Николая кое-где отмечали и мусульмане славянского происхождения. Следует отметить, что у мусульман, часто живших вместе с православными и католиками, несмотря на их переход в ислам, частично сохранились еще языческие верования; иногда же случалось, что они, хотя и тайно, соблюдали и некоторые христианские обряды. По мнению югославского этнографа П. Влаховича, это явление можно объяснить тем, что сначала люди помнили о тех обстоятельствах, которыми было вызвано принятие ими мусульманства, и они надеялись вернуться к вере своих отцов, а впоследствии они придерживались этих обрядов просто по привычке, однако верили, что обряды помогут процветанию семьи и хозяйства, защитят от злых сил. Нередко мусульмане, занятия которых были связаны с мореплаванием, также праздновали день св. Николая. В этот день они покупали свечи, иногда варили коливо и даже ходили в христианские храмы.[727]Баба Перхта из Подкорена (Верхняя Крайна)
Сербы и черногорцы отмечали день пяти мучеников (26.XII). В этот день все, особенно женщины, старались не работать, чтобы не навлечь на себя разные беды; у хорватов и словенцев, как и у других католических народов Европы, это был день св. Луции, считавшейся покровительницей и целительницей глаз. В связи с этим в храмах было специальное богослужение за здравие глаз, а многие словенцы и хорваты в этот день не работали или не выполняли отдельных видов работ, например не шили, не стирали, не ухаживали за скотом и т. д., чтобы не заболели глаза. К этому дню выпекали пресные ритуальные хлебы, замешанные на рассвете из муки всех видов злаков, растущих здесь, — lucija, lucijašček, Lucijin kruh (словенцы). Этому хлебу приписывалась магическая сила здоровья и плодородия, и поэтому его обязательно давали всем членам семьи и скоту. В ряде мест Хорватии (Славония) и Словении (западные области, Горица, Прекмурье) св. Луция исполняет те же функции, которые обычно присущи св. Николаю, т. е. ходит по домам, разносит хорошим детям подарки и бранит шалунов. Луция и ее прислуга (это могли быть женщины или переодетые мужчины, увенчанные рогами) ходят по селу от дома к дому в длинных черных или белых платьях, с вилами и кочергой в руках. На севере Хорватии, пугая детей, парни носили по селу огромную тыкву с гипертрофированным изображением лица на ней и зажженной свечой.
Две Луции из Борачева
Кроме шествий Луций, в этот день рано утром по домам ходили группы парней (Прекмурье и другие области) с пожеланиями процветания хозяйства. По обычаю — он назывался кокодаканье (kokodakati — кудахтать) — они подходили под окно и кричали: «Кокодак, дай бог, чтобы ваши куры столько яиц снесли, сколько камней на дороге; чтобы коровы дали столько молока, сколько воды в источнике… и т. д.» (перечислялись все домашние животные. — М. К.), после чего брали дрова во дворе и входили в дом. В той же Словении иногда приносили с собой полено и тогда, сразу войдя в дом, произносили все эти пожелания, стоя на полене на коленях. В отдельных областях Словении (Горица, Прекмурье) в этот день ходили полажари, полазники — первые посетители, желавшие дому счастья, но широко этот обычай не был распространен. У хорватов, например на острове Паг, был обычай в этот день раздавать милостыню детям и старикам из бедных семей, которые специально обходили дома. В ряде районов Словении, например в Корошке, а также у хорватов, например в Ливаньско-Поле (Босния и Герцеговина), в этот день исполнялись обряды, уже знакомые нам по дням св. Мартина, Варвары, Николая, — это посев пшеницы, срезание веточек, а также изготовление волшебной скамеечки из 3 (Белая Крайна), 12 (Прекмурье) или 13 (Церкница) видов деревьев, получившей даже специальное название «скамеечка св. Луции» (stolček svete Lucije). Роль волшебной скамеечки могло выполнить также платье, надетое на рождество наизнанку, если его начали шить в день св. Луции, а заканчивали на рождество. К этому дню были приурочены гадания о погоде в предстоящем году, так как считали, что 12 дней от Луции до рождества и означают 12 месяцев года. Гадали так: брали луковицу, отделяли от нее 12 долек, считая каждую определенным месяцем, и посыпали их солью. Если долька оставалась сухой, то это означало, что месяц будет засушливым, а если выступал сок — то дождливым. Поверья и обычаи, связанные с днем св. Луции, носили главным образом аграрный, защитно-магический характер. Так, чтобы оградить скот от злых сил, у входа в хлев клали железный предмет, чаще всего серп. Считалось, что, если первым посетителем дома окажется женщина, то куры перестанут нестись, а свиньи — расти. Довольно широко было распространено поверье о том, что, если накануне этого дня незаметно схватить какой-либо деревянный предмет во дворе у соседа и положить его в гнездо, то куры весь год будут хорошо нестись. Этот день проводили в кругу своей семьи, так как верили, что гости, если это не была св. Луция, коледники или полажари, принесут в дом несчастье.[728] Сербы и черногорцы почитали св. Игната (2.I), называя его иногда кокошињи и божиħ (кокошињи — куриный, божиħ — рождество, праздник). В этот день хозяйка кормила кур и другую домашнюю птицу варицей, специально оставленной для этого дня. В Македонии, в Охриде, был обычай варить под Игнатов день «питулицу» из жидкой кашицы и обмазывать ею крестообразно очаг или дымоход, притолоку, квашню, ларь для муки, бочки и пр. Питулицу также пекли и ели за ужином, обмакивая в воду с толчеными орехами. День святого Игната в народе связывали с началом года. До недавнего времени повсеместно от дня св. Игната до рождества и в ночь под Новый год ходили колядовать. В прежние времена этот обычай был очень распространен (особенно у словенцев и хорватов), и в нем принимало участие значительное число не только молодых парней, но и мужчин и женщин. Шествие коледников, разыгрывавших своего рода театрализованные представления, продолжалось прежде целую ночь и напоминало пеструю маскарадную процессию. Колядование, как правило, заканчивалось веселой коллективной трапезой, на которую собиралось очень много народу, и игрищами. Уже к началу XX в. такие колядки сохранялись только в Старой Сербии и на отдельных островах Адриатики, например на острове Крк, где живут хорваты, а в остальных областях колядки перестали быть столь массовыми. В роли колядников стали выступать позднее по преимуществу дети и неженатые парни и девушки. В Малешеве (Македония) на Игнатов день дети рано ходили по селу от дома к дому, держа в правой руке солому, сено, колосья пшеницы и кукурузу, и раздавали их понемножку на «счастье».[729] Например, у сербов Лесковацкой Моравы группа (7–14 человек) молодых мужчин и парней в масках (коледари) или без них (сировари) ходила по домам, славила домочадцев, желала благополучия дому и изгоняла нечистую силу. Изгоняли определенными символическими действиями и заклинаниями. Так, войдя в дом, сировари начинали ворошить дрова в печи, прыгать с криками «сирово-бурово». За все это хозяева одаривали колядников, специально для них пекли хлеб — коледарски краваj. Колядки отчасти бытуют и в наши дни, но теперь обычно они сводятся к обходу домов с пожеланиями счастья членам семьи и процветания хозяйства. Почти до начала XX в. в Сириничкой жупе (Сербия) существовал обычай ранило, по которому каждое утро (от дня св. Игната и до рождества) на заре процессия девушек, в числе которых были и ряженые — «невеста» с куделью за поясом и две «старухи», — шла с песнями за пределы села, где до рассвета они жгли костры и пели. Этот обычай связан с церковной легендой о родах девы Марии. Общераспространенным обычаем в Игнатов день был сопровождающийся различными церемониями приход первого посетителя-полазника, положайника (položenik, polažajnik, polaznik, роloženik, položar и др.), т. е. лица, обходившего дома с добрыми пожеланиями и поздравлениями (по письменным источникам этот обычай в Югославии известен с XV в.). Обычно полажеников специально приглашали, как это было, например, в Боке Которской, при этом старались позвать человека удачливого или ребенка. Полаженик носил с собой веточку дерева и дубовую палочку, которой он водил по очагу, произнося приветствия и пожелания успехов, здоровья, хороших урожаев, роста поголовья скота и т. д., а в это время хозяйка посыпала его зернами пшеницы (Лесковацкая Морава). Потом полаженика одаривали — взрослых мужчин обычно угощали водкой, а детей — орехами, фруктами и сластями, что выражало благодарность хозяев за добрые пожелания. Полажеником, как правило, мог быть только мужчина, однако есть сведения, что в отдельных краях, например в Болеваце, в роли полаженика в этот день могла выступать и женщина, чаще всего хозяйка дома. Иногда функции полаженика переносили на животных — в Игнатов день это обычно была свинья, а в другие — могла быть овца, вол и другие, которых торжественно приводили в дом и кормили обрядовыми кушаньями. В науке нет единого мнения о том, был ли древнее обычай прихода полаженика-человека или полаженика-животного, хотя большинство ученых, например В. Чайканович, Ш. Кулишич, считают, что первоначально существовал обычай полаженика-животного, который во многих местах был заменен человеком. В этот день существовали запреты выполнять женщинам отдельные виды работ, например прясть.[730] У македонцев запрещалось на Игнатов день работать тем женщинам, которые имели детей. 20 декабря отмечали день св. Тома, к которому семья собиралась вместе для проведения рождественских праздников (например, хорваты). Цикл предрождественских праздников завершает Туцин дан (5.I) (хорватск. Tučidan), хотя в некоторых областях, например в селе Ярменовцы (Сербия), с ним связывают уже непосредственно рождественские праздники. В этот день здесь резали скот для рождественской трапезы (в других районах это делали в сочельник). В ряде мест, например в Ярменовцах, на ужин в туцин день готовили блюдо из фасоли — туцаник, которому приписывали сверхъестественную силу, и остатки его, хранившиеся целый год, употребляли как лекарство от различных болезней. С этим днем связано много различных поверий и примет. Еще до восхода солнца в ряде мест все стулья и скамейки из дома убирали на чердак или в сарай, где они оставались до прихода полазника на рождество (иногда стулья, а также кочергу и ступу с пестиком убирали утром в сочельник). В этот день нельзя было никого бить, особенно детей, так как это привело бы к болезням. В тех хозяйствах, где резали скот, кровь смешивали с солью и давали ее скоту для здоровья и плодовитости.[731] Прежде чем переходить к обычаям, непосредственно связанным с рождеством, упомянем и о чисто семейных обычаях, имевших место главным образом у сербов и черногорцев — детињци (третье воскресенье перед рождеством), материце (второе воскресенье перед рождеством) и оци, отцовица, очица (последнее воскресенье перед рождеством), носящих чаще всего игровой, развлекательный характер. На оци и материце дети, а также молодежь, неожиданно связывали, часто символически, отца (оци) или мать (материце), а те откупались от детей орехами, сладостями, фруктами. В этот день готовился праздничный обед. Среди хорватов (за исключением Далмации) и словенцев эти обычаи не получили большого распространения, хотя они были известны им, например в Далмации, Ливаньско-Поле (Босния и Герцеговина).[732] Центральное место среди зимних праздников занимают рождество и предшествующий ему сочельник — дни, которые отмечали все народы Югославии. Особенно богат обычаями, обрядами, различными магическими действиями, поверьями и гаданиями сочельник (бадњи дан, бадњак, badnje veče, badnja noć, sveti post, sveti večer, vilija božja — сербскохорв.; vigilija, sveti večer, badnik, badnji večer, bedenje večer, božićno bilo, bilji, sveto biljo, sveti post, koledni post и др. — словенск.).[733]
Предрождественская маска из тыквы, дерева, меха
Работы, выполнявшиеся в этот день, были связаны главным образом с последними приготовлениями к рождеству; основные из которых — приготовление обрядовой трапезы и доставка из леса ритуального дерева-бадняка, а также уход за скотом и уборка дома. Дом и особенно комнату, где накрывали праздничный стол, чисто мыли, убирали и украшали зеленью. Главной заботой хозяек было приготовление праздничной трапезы, иногда в этом участвовали и мужчины. Особое значение придавалось изготовлению обрядовых хлебов и ритуального мясного блюда. Как правило, пекли несколько видов таких хлебов. Так, например, в прошлом в большинстве областей Словении пекли три хлеба — пшеничный, ржаной и гречишный; в Белой Крайне — три пшеничных хлеба и три из смешанной или ржаной муки. Главной из рождественского обрядового печения была чесница (гибаница, божиħњак, божиħница, божиħни колаħ, бадњача, коледа, љетница, крсница, кршњак, крух, домачин и т. д. — сербскохорв.) или божичник (božičnik, poprtnik božić, župnik, župnjak, mižnak, stalnik, močen kruh, bobov ded и др. — словенск.). Этот хлеб старательно украшали различными фигурками и узорами из теста (словенцы, например, изображали на нем яслица, Марию, Иосифа и другие религиозные персонажи и сюжеты), а также зелеными веточками. Именно этому калачу приписывалась чудодейственная сила, и он считался символом плодородия. Эта сила переносилась и на веточки, украшавшие обрядовый хлеб, и поэтому их относили в хлевы, овчарни, конюшни, ульи, амбары и т. д. Нередко для приготовления обрядового хлеба брали муку, полученную из первого или последнего снопа жатвы; в этом югославский исследователь Ш. Кулишич видит следы аграрного культа, так как зернам этих снопов приписывалась особая сила. Чесницу месила хозяйка дома, а нередко и хозяин или старейший мужчина в доме. Так, например, в Високо (Босния и Герцеговина) у хорватов этот хлеб замешивал мужчина — глава семьи, а у сербов, живших там же, — девушка или молодая женщина. Для замешивания чесницы — в одних краях она была кислой, в других пресной — воду брали в источнике до восхода солнца, так как считалось, что тогда она обладает особой силой плодородия и ее даже называли jаковна вода (сильная вода). У сербов и черногорцев было принято, подходя к источнику, здороваться с ним и поздравлять с праздником, а также задаривать его, т. е. бросать в воду зерна, яблоки, мелкие деньги — пережиток древнего языческого жертвоприношения. Остатки этой воды выливали под фруктовые деревья, чтобы они лучше плодоносили, ею умывались и обрызгивали кур. Водой же, которой мыли руки после замеса чесницы, всем домочадцам мазали глаза, что считалось предохранением от глазных болезней. Чтобы пчелы хорошо роились и давали много меду, к ульям прикасались руками, на которых еще не были смыты остатки теста; золу, оставшуюся от печения чесницы, собирали и смешивали ее с семенами, например с горохом, что также должно было способствовать получению хорошего урожая. Этой же золой посыпали шелковичных червей, говоря: пусть будет столько червей, сколько пылинок в пепле и т. д. В чесницу запекали монету. Кроме чесницы, пекли и другие калачи, предназначенные членам семьи (например в Сербии пекли отдельный калач для мужчин — киjак — и для женщин — плетеница), скоту — воловий и овечий калач (volujski i ovčiji kolać), пчелам, виноградникам и т. д. Все эти калачи также обильно украшались: изображали фигурки животных и птиц, имитировали соты, борозды и т. п. К рождеству специально откармливали какую-нибудь домашнюю живность, отбирая обычно животных светлой масти — в Сербии это, как правило, была свинья, в других областях — свинья, овца, гусь, индейка, из которых и готовили ритуальное мясное блюдо (печеница, пециво, божиħар, божиħњар, заоблица, веселица, божак, божура, божица). Существовал специальный ритуал убоя животных, различающийся в разных краях, а также множество обычаев, сопровождавших ритуал приготовления. Обычно скот и птицу резали в Туцин день — 5.I (Туцин ден — серб., Tučidan — хорв.), а теперь все чаще это делают почти сразу же после полуночи накануне рождества. При приготовлении печеницы — о начале и конце этого нередко извещали ружейными выстрелами — обычно царило веселье. Скот колол хозяин дома. Иногда, как это было, например, в Оролике (Сербия, Срем), собирались вместе два хозяина и пекли печеницу на одном огне. Существовали строго определенные места, где резали скот, — хорваты и сербы из Ливаньско-Поле, например, кололи овцу (заколоть свинью могли себе позволить наиболее зажиточные люди) на пороге дома или на бадняках (о них см. ниже) перед домом; сербы Шумадии (Сербия) резали петуха на пороге дома; в Попово-Поле (Босния и Герцеговина) ритуальных животных резали на пороге загона для скота и т. д. Выбор места для заклания животных непосредственно у входа в жилище или в хлев, видимо, обусловлен тем, что это животное считалось своеобразным жертвоприношением и кровь его должна была пролиться на пороге дома. Этой крови также приписывали силу плодородия и защитной магии, и поэтому ее тщательно собирали. С печеницей вообще было связано много поверий. Так, например, еще в XIX в. сербы считали, что поворачивать печеницу при ее изготовлении мог только человек, который в течение месяца не кормил скот; почти повсеместно голову животного не ели на рождество, оставляли ее к Новому году; хорваты Славонии сразу же отрезали у печеницы ноги, чтобы скот не заболел в следующем году; в некоторых сербских областях рогом печеницы ударяли неплодоносящее фруктовое дерево, говоря при этом: «я тебя рогом, ты меня урожаем» и т. д.[734] Одно из важнейших мест в святочном ритуале народов Югославии отводилось обычаям, связанным с сжиганием ритуального полена — бадняка (badnjak, glava, čok, božić — словенск., бадњак, дубовина, čok, kerj, hreb — сербскохорв.). Он известен по письменным источникам еще с XIII в. До недавнего времени он сохранялся главным образом в Сербии, Черногории и Македонии. Горению огня (бадняка и свечи) в рождественскую ночь придавалось особое значение, поэтому тщательно следили, чтобы он не погас. В Сербии прежде даже дарили какой-нибудь подарок тому, кто первый заметит, что бадняк перегорел. Обычай сжигания ритуального дерева связывают с культом предков, например М. Гавацци, В. Новак и другие, а также с защитно-магическими представлениями, например Э. Шнеевейс. Вероятно, здесь наблюдается переплетение обеих этих идей. Обычно за бадняком ходили в лес на рассвете (иногда — в полдень) в сочельник, который во многих местах и назывался бадним днем (Бадњи дан). Как правило, доставка бадняка из леса и внесение его в дом были почетной обязанностью хозяина или кого-либо из мужчин дома. Женщины почти никогда не приносили бадняк. В случае, если в семье не было мужчин, за бадняком могла пойти и женщина, но обычай предписывал, чтобы она взяла с собой мальчика (Ярменовцы). Рубили один или несколько бадняков — иногда, как, например, в Перасте (Черногория), их было столько, сколько мужчин в доме, иногда, как, например, в Муле, Тивате (Черногория) — также по числу мужчин в доме и плюс еще один — для роста семьи; в окрестностях Бело-Поле (Черногория) каждый мужчина или мальчик семьи должен был внести в дом по три бадняка, так что иногда их набиралось до 30 штук. Чаще всего же было два или три бадняка. Для бадняка обычно рубили толстое, здоровое дерево, чаще дубовое или буковое, иногда кленовое, грушевое и др. Обычай рубить именно толстое дерево объяснялся тем, что срубленное полено нередко раскалывали на три части и таким образом получали три бадняка. В Гевгелийском округе (Македония) старались срубить для бадняка такое дерево, которое дает больше плодов, — лучше всего дикую грушу; здесь сказалась идея магии плодородия. Собираясь в лес за бадняком, — в некоторых местах, например в Оролике, дерево намечали заранее, — надевали на себя все чистое. Подходя к дереву, здоровались с ним, многие обсыпали его зерном, а иногда в месте порубки мазали медом (исключение составляли хорваты, среди которых эти обычаи не были распространены или были распространены очень мало). По обычаю дерево, предназначенное на бадняк, рубили топором с одной стороны (с другой только надсекали) так, чтобы оно упало на восток; если же оно падало в другом направлении, то для бадняка подыскивали другое дерево. В Сербии существовало поверье, что если принести домой первую щепу, полученную при рубке бадняка, и положить ее у ульев или около сосуда с молоком, то это обеспечит хороший сбор меда и каймака. В некоторых местах, например в Черногории у кучей, хозяйка выходила навстречу бадняку с неначатой буханкой хлеба. Существовал определенный ритуал внесения бадняка в дом; основные элементы его были общими для всех народов Югославии, хотя отдельные детали и различались. Бадняк в дом вносил хозяин — обычно это делалось в сумерки перед ужином, при этом он обязательно здоровался со всеми домочадцами и поздравлял их с праздником, а те в ответ приветствовали бадняк. При внесении бадняка в дом существовал обычай посыпать его зерном, а также поливать вином, для чего в некоторых местах, например, в Черногории (Малесия), в нем даже делали специальные углубления, куда лили вино. Остатками этого вина в ряде областей, например в Ливаньско-Поле, кропили скот и хозяйственные постройки. В ряде мест бадняк поливали также «святой водой». На острове Паг (Хорватия) этот обычай связывали с плодородием фруктовых деревьев, считая, что такие действия предохранят от появления вредителей. На островах Адриатики, в Истрии и в других областях существовал интересный обычай своеобразного «кормления» бадняка, когда во время ужина хозяин брал понемножку от каждого кушания, стоящего на столе, и все это сыпал на бадняк. Следует отметить, что обычай сыпать на бадняк зерно и лить на него вино или «святую воду» распространен почти повсеместно в Югославии. Видимо, все это также является пережитком языческих жертвоприношений. Сербы и черногорцы Боки Которской, внося бадняк в дом, ставили у входа две зажженные свечи и проносили его между ними, как бы совершая обряд очищения и защиты от злых сил; хорваты этой же области ставили две зажженные свечи прямо на бадняк. Прежде чем зажечь бадняк, его украшали зелеными ветками сосны, лавра и других деревьев, а в некоторых местах, например у хорватов Ливаньско-Поле на нем вырезали крест (во время горения сторона с крестом должна была находиться сверху). В Сербии, когда бадняк клали на огонь, его трижды двигали вперед и только после этого оставляли на огне. В ряде мест, например в окрестностях Загреба, о зажжении в доме бадняка хозяин оповещал ружейным выстрелом; точно так же стреляли из ружей и после окончания его горения (последний обычай был распространен довольно широко). Как правило, после зажжения бадняка читали молитву об умерших, произносили здравицы в честь бадняка, а потом уже приступали к ужину. Когда горел бадняк, обычно говорили, обращаясь к нему: сколько искр, столько овец, денег, птицы, телят, свиней, коз, а больше всего хорошей жизни и здоровья. В прежние времена было принято, чтобы бадняк, как и свеча, горел с вечера всю ночь до прихода полажайника. Теперь же все чаще ритуальный огонь горит не всю ночь, а только вечером в сочельник или до тех пор, пока сгорит половина его (так делают, например, хорваты в Неуме — Босния и Герцеговина, сжигая вторую половину на Новый год). В ряде районов, например в северной Хорватии, обычай сжигания бадняка почти совсем исчез уже в первой четверти XIX в. Недогоревшему бадняку или углям от него приписывалась могучая сила плодородия, и поэтому тушение его и вынос из дома сопровождались различными церемониями. Когда бадняк прогорит или его решают погасить, то берут обычно за верхний край, выносят во двор, обносят вокруг ульев, потом уже гасят и оставляют на какой-нибудь молодой сливе или яблоне (сербы); или недогоревший бадняк закапывают на полях или хранят его до начала сева и потом пекут на нем хлеб, который пахари съедают в поле (хорваты Ливаньское Поле) и т. д.[735] Словенцы, а также хорваты (например, в Лоборе) в этот день в святой угол обязательно ставили яслица — бетлехем (betlehem), а сам угол украшали бумажными венками и звездами, зелеными веточками и т. д. Украшение комнат в этот день зеленью (ветки вишни, маслин, лавра, сосны, дуба и т. д., а также зеленые всходы пшеницы) было характерно для всех народов Югославии, так как считалось, что распустившиеся ветки и всходы пшеницы обладают могущественной силой жизни. В последнее время вместе с ветками (или вместо них) все чаще ставят и ели (jalič, gelič — словенск; божиħно дрво — сербохорв.). Обычай ставить в комнате елочку (он был сравнительно недавно заимствован от других народов Европы) распространен главным образом на севере Югославии, а в других краях ее ставили только в городах. После II мировой войны хорваты Лепеницы (Босния и Герцеговина) не жгут бадняк, а вместо него приносят в дом елочку, а у сербов, живущих там же, сохранились обычаи с бадняком.[736] У всех народов Югославии немало обычаев и обрядов в рождественские дни было связано с соломой, которой также приписывалась магическая сила. Так, при внесении бадняка или после его зажжения по комнате обязательно разбрасывали солому. Ее обычно заранее приносил хозяин дома или кто-либо из мужчин семьи и при этом поздравлял всех членов семьи; в некоторых местах, например в Оролике, хозяйка еще посыпала ее зерном. Разбрасывал солому хозяин дома или все домочадцы, в это время нередко хозяйка, а иногда и хозяин кудахтали, а дети пищали, подражая цыплятам (иногда, например у сербов Ливаньско-Поле, дети мычали, подражая коровам). Следует отметить, что вообще в магических действиях, призванных якобы обеспечить сохранность домашней птицы, значительная роль отводилась соломе, вернее сидению на ней, подобно курице в гнезде. Таковы упомянутые выше обычаи кудахтания на соломе или обычай сажать детей под стол на солому (хорваты Лобора), или распространенное у тех же хорватов поверье, что, если глава семьи сядет на пол на солому и возьмет к себе на руки ребенка, то куры охотнее будут высиживать цыплят. Рассыпав солому по полу, хозяйка бросала на нее горсти орехов, и дети, а иногда и взрослые искали их, ползая по соломе. В течение трех дней пол не подметался и солома оставалась в доме. Было в обычае, например у хорватов, словенцев, буньевцев, в эти дни спать на полу на соломе. Для избавления скота и птицы от болезней солому, вынесенную из дома после рождества, относили в хлева, стелили в гнезда, ее также разбрасывали по полям, чтобы увеличить их плодородие. В Хорватии, например, солому рассыпали и перед входом в дом, а также в хозяйственных постройках. Готовя праздничный стол, под скатерть обязательно клали сено или солому (сербы, черногорцы, хорваты, словенцы) или ужинали прямо на разостланной на полу соломе (сербы), или (как, например в Боке Которской) ели прямо на мешке, положенном на пол и набитым соломой. В литературе высказывается предположение, что та роль, которая отводилась в рождественских праздниках соломе, объясняется не столько влиянием церковной легенды о рождении Христа в яслях на сене, сколько пережитками культа предков (Б. Дробнякович, В. Новак). Видимо, в этом обряде проявилось уважение к тем временам, когда люди ели и спали прямо на траве, а также — ритуалу жертвоприношения (Э. Шнеевейс), когда на соломе приносили жертвы. Советский исследователь В. Я. Пропп отмечает, что вообще действия, связанные с почитанием умерших, совершались в определенные дни солнечного календаря, начинаясь с зимнего солнцеворота, т. е. с пробуждения природы. Поэтому он предполагает, что культ мертвых стоит в тесной связи с «земледельческими интересами и стремлениями».[737] Специально, в соответствии с обычаями того или иного края, готовился стол, за которым собиралась вся семья на праздничную трапезу в сочельник и на рождество. Хозяйки прилагали много сил, чтобы стол выглядел как можно красивее, украшались даже ножки стола. Стол, за которым ужинали в сочельник, нельзя было двигать в течение трех дней рождества. Таким образом, немало обычаев сочельника и рождества связано с аграрным и защитно-магическим культом, а также культом предков. Определенную роль в этих обычаях отводили столу, который выполнял функции своеобразного домашнего жертвенника, — на стол и под него ставили самые различные предметы, символизирующие процветание и плодородие, защиту от злых сил и т. д. В ряде районов вместе с сеном под скатерть (или под стол) сыпали семена и зерна различных культур. Эти зерна наделяли магической силой плодородия, и поэтому добавляли их в семена, а также приписывали им функции защитной магии — ими кормили животных на рождество и во время болезни. Словенцы, например, верили, что если семечками тыквы, лежавшими под рождественским столом, накормить свинью, то это ускорит ее рост. Повсеместно было в обычае класть на стол или под него различные железные предметы сельскохозяйственного и кухонного инвентаря и орудия (те же словенцы считали, что, если положить под стол, например, лемех, то это увеличит урожай), колокольчики коров и овец, ключи от хозяйственных построек, а также воду, овощи и пр. В Корошке, например (Словения), помимо других предметов под столом стоял сосуд для молока, доверху налитый водой, чтобы весь год он также был полон молоком; подунавские буньевцы ставили корытце с зерном, хомут и уздечку; ликские буньевцы — сельскохозяйственные инструменты и посуду для молока. В последнее время этот обычай исчезает. В Словении, например, часть населения его вообще забыла, а часть еще придерживается; но теперь на стол кладут только колокольчики животных и топор как защиту от злых сил, а под стол — кухонную посуду.[738] У хорватов и сербов некоторых сел Попово-Поле сохранился древний интересный обычай — шjакаħње, в котором ярко проявляются пережитки древних жертвоприношений. Сущность этого обычая заключается в том, что перед началом трапезы, после прочтения молитвы, глава семьи пригоршнями разбрасывал зерно по комнате, говоря при этом, кому оно предназначается (упоминаются бог, рождество, домашние животные и птицы, рыбы, путники, члены семьи, сам хозяин и т. д.).[739] Ужинали в сочельник обычно после зажжения ритуального огня — бадняка. Когда вся семья собиралась за столом, хозяин выходил на улицу и стрелял в воздух, извещая односельчан о том, что в его доме уже приступили к праздничной трапезе. Существовали определенные правила поведения за ужином. Словенцы, например, считали, что, если в сочельник глава семьи будет сидеть на подушке или покрытом чем-нибудь сиденье, то скот будет хорошо расти. На ужин подавались только постные и в большинстве областей холодные блюда, что было связано с легендой о холодной трапезе Марии в это время. Нередко, как, например, у хорватов Междумурья, в этот день постились до самого ужина (у других народов, например, у словенцев Холозы, первая трапеза могла быть и около полудня). В этот день все специально готовили обрядовые кушанья, состоящие из картофеля, овощей, бобовых, рыбы, орехов и сухих фруктов, различных изделий с маком и медом. Подавали к столу отдельно мед, с которого нередко начинался ужин. Приготовление сладких блюд, особенно с медом, было связано с поверьем, что, если ешь сладкое на рождество, то будешь есть его весь год. Особую роль в этой трапезе выполнял чеснок, обязательно подававшийся к столу, так как его, как и железо, наделяли способностью бороться с злой силой. В этих же целях чеснок в рождественские дни ели и мусульмане; им же они мазали ступни ног, чтобы не укусила змея. Следует отметить, что не существовало какого-либо определенного меню на этот день и даже у представителей одного народа ритуальные блюда не были одинаковыми. Пищу в сочельник и на рождество старались готовить по возможности разнообразнее, используя при этом почти все, что имелось в хозяйстве: считалось, что разнообразие ее принесет изобилие в наступающем году. Так, например, хорваты Междумурья в этот день варили кашу из всех зерен злаковых, бобов, гороха, делали маковки с медом, куда добавляли сухие яблоки, груши или сливы. В сочельник нередко отведывали около десятка разнообразных блюд. Так, например, в Холозах в этот день готовили 9 постных блюд, среди которых обязательно были грибной и фруктовые супы, вареная фасоль, картофель, репа и проч.; в Прекмурье ели фасоль с хреном, картофель, различные фруктовые супы, сушеные фрукты, маковки, пончики с сыроми орехами, репу, запеченную в тесте, и т. д.; в Поморавье (Сербия) — фаршированный перец, овощи, фасоль, печеные тыквы, сливы, пироги и т. п.; в Ливаньско-Поле — у хорватов — manistra (гороховая похлебка), bakalar (рыбное блюдо), картофель; у сербов — гороховая похлебка, бакалар, пирог с рисом, смоква, орехи и т. д. Употребление в пищу в сочельник таких же блюд, как и на поминках (чеснок, капуста, рыба, фасоль, мед, мак), обычно связывают (например М. Гавацци) с культом предков, пережиточно сохраняющимся в рождественских обрядах. Как уже говорилось, обязательно ставились на стол в сочельник рождественские калачи. В этот вечер их почти никогда не ели, однако обряд преломления калачей был одним из основных моментов рождественской трапезы. Обрядовые хлебы обычно ставили в сите или мере для зерна, положив туда также зерна разных злаковых, кукурузы, бобовых, яблоки, орехи и чеснок. Непременным атрибутом этого стола, так же как и на рождество и Новый год, были свечи, которые зажигали в память о предках и для них (иногда свечи зажигали и прямо на могилах) на всю ночь или, по крайней мере, до полуночи. В некоторых областях, например, у хорватов Ливаньского Поля для усопших зажигали отдельные свечи, — их ставили обычно на окне; таких свечей могло быть несколько (по числу умерших в этой семье) или одна толстая свеча. Специально следили, чтобы свеча не погасла, так как это предвещало бы смерть кого-либо из членов семьи в следующем году. Свечи ставили часто около обрядовых калачей, а иногда и прямо на них (например, в Оролике, Лепенице). Зернам, в которых стояли свечи, приписывалась особая сила плодородия, и поэтому их добавляли в семена. Свечи зажигал глава семьи; количество их не было одинаковым — у хорватов и словенцев обычно горели три свечи — trojstvo, у сербов, черногорцев — одна свеча, хотя кое-где, напр. в Оролике, и сербы зажигали три свечи. Свечи гасили хлебом или зернами, смоченными в вине, или прямо вином, которое по каплям стекало с кончика ножа. Хлеб, которым гасили свечу, съедал хозяин дома, или его отдавали скоту, как это было, например в Неуми и его окрестностях. Во время гашения свечи наблюдали, куда шел дым от нее — если вверх, то это якобы означало жертву богу, а если в сторону, то это предвещало скорую смерть того, кто там сидел. Словенский этнограф В. Новак считает, что обряд зажигания свечей является производным и что первоначально горел только пень или полено, а потом к нему прибавились и свечи.
Вертеп: пастухи в масках
Рождественскому огню (свечам, бадняку) приписывались также функции защиты от злых сил.[740] Обычаи колядования, уже упоминавшиеся в связи с днями святых Андрея, Варвары, Луции и главным образом Игната, имели место и в сочельник. Эти обычаи, как уже говорилось ранее, больше всего были развиты у хорватов и словенцев; у последних они упоминаются в письменных источниках с третьей четверти XVI в. Обычаи колядования в сочельник сохраняли и мусульмане, которые также обходили дома с пожеланиями счастья всем членам семьи и процветания хозяйства; коледарские песни они нередко пели под тамбуру, инструмент особенно любимый мусульманами. Во всех краях Югославии, за исключением Словении и отчасти Воеводины, в рождественских коледках почти не было отличий от коледы в другие, упоминавшиеся ранее, дни: группы мужчин, а в последнее время детей (мальчиков или девочек) в масках или без них со звездой и иногда со специально сделанной куклой — «коледом» утром или вечером также обходили дома с пением специальных коледарских песен, в которых прославляли членов семьи, дом, хозяйство и желали всем благополучия, за что коледари просили и получали различные подарки. Колядование в сочельник, как и в другие дни, в такой видоизмененной и упрощенной форме сохранялось в некоторых местах, например в Лесковаце (Сербия), на островах Адриатики, почти до наших дней. В городе Охриде (Македония) коледниками были обычно дети не старше 12 лет. Они ходили с раннего утра 6 января, группами по 3–5–10 человек, от дома к дому с пением коледной песни: «Сива, сива голобица, къде си се осивила?» — и т. д. В каждом доме им давали орехи и каштаны. В деревнях они получали вместо того калачи. Еще в 1870-х годах в Словении были двойные коледы, светские и церковные. Церковная коледа имела место только под рождество, причем участники этой процессии, собиравшие дары в пользу церкви, не пели, а звонили в колокольчик. Здесь наблюдается явное заимствование церковью народного обычая и использование его в своих целях. В той же Словении (в Горенско, Доленско, Корошке и др. местах) до последней четверти XIX в., а также в северной Хорватии ходили группы коледников, иногда одетые в пастушьи одежды, которые носили с собой по домам яслица бэтлехем (иногда их носили в сите с зерном) и не только пели коледарские песни, но и разыгрывали своеобразные представления (их называли pastiri или betlehemari). Подобные представления — вертеп разыгрывались прежде также в Воеводине.[741] Как уже указывалось, с сочельником было связано множество поверий, примет и различных магических действий, призванных защитить семью и дом от злой силы и способствовать благосостоянию и процветанию семьи и хозяйства на целый год. Приведем еще несколько поверий, имеющих прямую связь с сельскохозяйственными занятиями крестьян. Так, в сочельник часто производили символический посев — хозяин брал в руки тарелку с разными семенами и сыпал их от двери к столу. Общераспространенным был обычай трясти фруктовые деревья, чтобы они лучше плодоносили. В этих же целях на них вешали солому, которая в сочельник и на рождество находилась в доме (последний обычай бытует, например, в селах Хорватии и в наши дни). Чтобы было больше яиц и цыплят, садились на очаг; так, например, в окрестностях Мурске Соботы (Словения) хозяйка трижды садилась на очаг со словами: «сколько волос у меня на голове, столько цыплят в моем дворе». Чтобы было больше яиц и чтобы куры неслись дома, две женщины (одна из них была в доме, другая во дворе) «колдовали» на заре, т. е. вели между собой своеобразный разговор — заклинание (в Черногории у кучей). В ночь под рождество дворы, хлева и курятники тщательно запирали, так как считалось, что, если в эту ночь украсть сено или солому со двора соседа, то его скот похудеет, а у укравшего поправится и что куры в том дворе, где украли солому, будут нестись в чужих гнездах. Немало было поверий и примет, связанных с трудовой деятельностью человека, с такими его качествами, как трудолюбие, ловкость и т. д. Так, например, у кучей почти всю рождественскую неделю молодежь ходила на охоту, потому что любой охотничий трофей в это время считался счастливым и означал, что весь год будет сопутствовать удача в охоте. Во время трапезы в сочельник было в обычае (Словения) посылать юношей за дровами — кто первый принесет дрова в дом и окажется вновь за столом, тот будет самым проворным весь год. Верили, что ночь под рождество — волшебная: в эту ночь животные могут говорить; в эту ночь открываются небеса, и у того, кто увидит это, исполнятся все желания. Глава семьи в ночь под рождество не должен был спать, так как нарушение этого могло привести к неурожаю (словенцы). К рождеству должно было быть возвращено все, что было отдано в долг. С сочельником и рождественской ночью было связано много гаданий, и среди них самые разнообразные о предсказаниях судьбы. Так, например, по длине соломинки, которую вытаскивали с праздничного стола, определяли продолжительность жизни — кто вытащит самую длинную, тот и проживет дольше всех. Известно было также много вариантов гаданий (с зеркалом, со свечами, с водой, в которую лили расплавленное олово, и т. д.) девушек о суженом. Существовало немало поверий, связанных с нечистой силой, которую считали особенно страшной в рождественскую ночь. В ряде мест, например в Белой Крайне, от нечистой силы запирали ворота, двери дома и хозяйственных построек. В этих же целях мусульмане, например в Прозоре (Босния и Герцеговина), в двери и окна забивали клинья из боярышника, втыкали с внутренней стороны двери нож (Лепеница). В магии защиты и очищения от злых сил большую роль играли железные предметы, зажжение ритуального огня (бадняк и свечи), так называемая святая вода, чеснок, а также изображение креста, круга и т. д. Так, еще в конце XIX в. в Словении рисовали на воротах солнце и в нем крест (здесь мы видим переплетение элементов дохристианских и церковных религиозных верований); в Черногории и Санджаке — крест. У народов Югославии было принято очищать дома от нечистой силы окуриванием и окроплением святой водой. Это делалось, начиная с сочельника и в последующие дни — до трех королей (исключение составляло рождество — в этот день дома никогда не благословляли). Этот обычай ведет свое происхождение, вероятно, еще с дохристианских времен, а впоследствии он был принят церковью, и ее служители стали ходить по домам с благословлениями. В Словении, например, дома ходил благословлять священник, а кроме него хозяин дома, часто вместе со своей семьей, окуривал горящими углями из домашнего очага, иногда посыпанными солью, и кропил святой водой дом и хозяйственные постройки. Верили, что, если это не будет сделано, то в дом придет злая баба Перхта. Очищали и хозяйственную посуду, например молочную, окуривая ее горящей сосновой веткой. Для очищения и защиты от злых сил скота в сочельник на пороге хлева нужно было положить лемех, через который перешагивал скот (Паштровичи и другие — Черногория), или зажечь у входа две свечи, между которыми прогоняли скот (Черногория — Кртоли, племя Кучи, сербы Ливаньского Поля и др.). Кур в этот день обычно кормили в кругу, очерченном на земле или обозначенном при помощи веревки или обруча.[742] У многих народов Югославии с рождественскими праздниками было связано также ритуальное хлестание ветвями или палочками людей и животных; основная цель этих действий — защита от злых сил, а также перенесение на них силы природы. Довольно широко было распространено поверье, что если буковой лопаткой, которой ставят в печь рождественские калачи, дотронуться до коров и быков, то это поможет увеличению их поголовья. В Боке Которской, например, прежде в сочельник пастухи сплетали вместе ветки маслины и лозы (иногда добавляли и лавр), украшали их красной пряжей, а потом прикасались ими к скоту; эти веточки хранили в хлеве. В других областях, например в Жепе (Босния и Герцеговина), коров «хлестали» дубовой веточкой, а затем прятали ее за балку; считали, что это предохранит скот от болезней.[743] В ритуале празднования рождества — божича (божиħ, božić — сербскохорв., божик — макед., sveti dan, sveti božić, sveto rojstvo, badnjak — словенск., bozuk — мусульмане) было много моментов, общих с сочельником, например праздничная трапеза при зажженных свечах, способы гашения свечей, кормление скота обрядовой пищей, обход домов коледниками, обычай стрельбы из ружей, различные магические действия и поверья и т. д.[744] Однако центральное место в этот день занимали обряды, связанные с преломлением ритуальных хлебов и посещением полазника. Как правило, на рождество не работали, причем запреты на некоторые виды работ распространялись и на последующие дни. Так, например, в Жепе считали, что от рождества до Нового года нельзя сновать, и если нарушить этот запрет, то волки задерут овец. В то же время есть сведения о том, что удача в выполнении некоторых работ, например в тканье, крашении, вязании, шитье и т. п., будет сопутствовать весь год тому, кто начал их на рождество до полудня (Ярменовцы). Здесь же было принято именно в это время первый раз привлекать девочек к участию в женских работах.[745] На рождество утром все домочадцы молились со свечой в руке, а потом поздравляли друг друга с праздником и целовались — этот обычай называется мирбожење. Прежде в некоторых селах Боснии и Герцеговины с праздником всех поздравлял глава семьи — рано утром он выкрикивал подряд имена всех домочадцев, произнося при этом поздравления. Этот обычай частично сохранялся и у мусульман.[746] В отдельных областях, например у хорват Неума, был обычай рождественским утром относить зелень на поле и в хозяйственные постройки. Б. Дробнякович объясняет этот обычай, а также украшение домов зеленью в рождественские дни той жизненной силой, которую заключало в себе проросшее зерно или распустившаяся веточка.[747] Важное место на рождество после окончания церковной службы отводилось трапезе, на которой присутствовали все члены семьи. На рождество готовили самые разнообразные блюда и среди них обязательно обрядовые калачи и печеницу. Было принято начинать эту трапезу с определенных кушаний. Так, например, в одних сербских областях начинали с сыра, в других — с печеницы, в третьих — с вареника (вина, сваренного с медом и перцем) и т. д. Центральное место во время праздничной трапезы отводилось преломлению ритуального хлеба и сопутствующим этому обычаям. Обычно преломление обрядовых хлебов происходило в первый день рождества, во время трапезы (или до нее), как, например в Оролике. В отдельных областях, например в Неуме, в Междумурье, этот обряд имел место на второй день рождества, а в ряде районов Хорватии — лишь на Новый год или в день трех королей. Обычаи, связанные с преломлением калачей, как бы впитали в себя пережитки обрядов дохристианских культов: принесение жертв предкам, а также магии плодородия. Когда ломают чесницу — обычно это делает хозяин дома, подняв хлеб высоко в руках или держа его над головой ребенка, — то каждый ее кусок предназначается определенному лицу и в том числе богу. В ряде мест, например в Оролике, первые куски чесницы предназначались дому на «счастье», а потом уже главе семьи и всем домочадцам. Было в обычае также отделять часть обрядового калача и для мертвых; в Старой Сербии, например, его относили на кладбище. Чесницу, как уже указывалось, наделяли также силой плодородия. Такая же сила приписывалась и крошкам от нее, и поэтому их давали есть животным, добавляли в семена, сыпали на поля и в сады. Чесницу отождествляли с хлебом вообще, с урожаем, а значит и благополучием в доме. Производимые с ней различные магические действия должны были способствовать успеху в сельскохозяйственных работах. В Сербии, например, хозяин дома, держа в руках чесницу, спрашивал у присутствующих, видят ли они его, и, обязательно услышав в ответ, что не видят, говорил: «Дай бог, чтобы в следующем году не видели из-за колосьев». В Герцеговине присутствующие говорили, что немного видят, на что хозяин отвечал им так: «Сейчас немного видно, а на будущий год совсем не увидите», т. е. урожай будет так велик, что можно будет испечь еще большую чесницу. С чесницей были связаны также гадания о счастье, например запекание монеты, широко распространенные и среди других народов Европы.[748] Одним из центральных событий рождественского дня был приход первого посетителя — полазника (об этом обычае также упоминалось ранее). Следует отметить, что в большинстве областей Югославии не было принято ходить в гости в первый день рождества; считалось, что этот день нужно провести дома, в кругу своей семьи. Правда, в отдельных местах, например в Боке Которской, ходили в гости именно в первый день рождества, причем до полудня — мужчины, а после — женщины. Желанным гостем, которого ждали в каждом доме, был полазник. Как правило, в роли полазника выступал мужчина или мальчик, хотя есть сведения и о том, что в отдельных местах (в Муле и Кривокапиче — Бока Которска) полазником могла быть и женщина. Как уже указывалось ранее, в роли полазника могло выступать и какое-нибудь домашнее животное — вол, свинья, овца, теленок и т. д. Обычай наделять животное функциями полазника был довольно широко распространен у сербов, черногорцев, хорватов, словенцев (особенно в восточных районах), а также у мусульман славянского происхождения. Так, например, у словенцев эту роль выполнял баран или петух, которого водили по комнате вокруг стола и здесь же кормили (аналогичные обычаи были известны и в других областях, например в Лепенице, Ливаньском Поле); у сербов — вол, которого также кормили чесницей; у мусульман — овца (Лепеница) или вол (Гласинац — Босния и Герцеговина). Как уже указывалось ранее, считали, что приход полазника и связанные с этим действия помогут обеспечить благосостояние и счастье семьи, и поэтому обычно заранее заботились о том, чтобы в дом пришел полазник и чтобы это был счастливый человек или ребенок. Нередко выбирали одного и того же человека несколько лет подряд. Правда, бывало, что им мог оказаться и просто случайный посетитель, как например, было принято у хорватов Лепеницы. Приход полазника в дом — это могло случиться в любое время после полуночи — был обставлен самыми различными действиями магического характера. Интересно, что в ряде мест он наравне с хозяином дома участвовал в преломлении чесницы, начинал есть печеницу, резал петуха или курицу и т. д. В других местах ему отводилась более пассивная роль и его просто угощали всем этим. Полазник, как лицо, приносящее счастье семье, выполнял магические действия, призванные обеспечить прежде всего ее благосостояние. Входя в дом, он поздравлял всех с праздником и сыпал по дому зерно, принесенное им в рукавице, а домашние посыпали его зерном; если еще горел бадняк, то он ударял его кочергой и говорил: сколько искр, столько овец, лошадей и т. д. (перечисляется скот, птица и пр.); подобные же слова произносятся и тогда, когда полазник лущит початок кукурузы и разбрасывает зерна по комнате — так было, например, в Оролике, или становится на колени на принесенное с собой полено (Словения), бросает мелкие деньги на край очага и т. д. Домочадцы накрывали полазника одеялом или покрывалом — чтобы было много сливок (например, Качер — Сербия), снимали с него опанак и бросали его на балку, «чтобы лучше росла конопля» (Ярменовцы), или вешали опанак на вешалку, «чтобы в кукурузе не завелись черви», и т. д. Полазника хорошо угощали и дарили ему подарки — калач, колбасу, яблоки, иногда деньги, полотно и т. д. Как уже указывалось, мусульмане славянского происхождения также принимали первого посетителя — полазника, в роли которого мог выступать человек или животное. В этот же день по домам мусульман ходили дети — в этом явлении есть черты, характерные как для обычая колядования (дома обходили группы девочек и мальчиков, желали счастья и т. д.), так и для обычая приема первого посетителя (их обсыпали пшеницей, например в окрестностях Прозора, заворачивали в какую-либо одежду или ковер, например, в Жепе), — особенно хорошо принимали и одаривали тех, кто приходил в дом первым (окрестности Прозора) и т. д.[749] Как уже указывалось, рождественские поверья и различные магические действия, сопутствующие им, были довольно многочисленны, но многие из них были аналогичны поверьям сочельника или предшествующих ему календарных праздников. В некоторых областях Югославии раньше был обычай жечь ритуальные костры на рождество и в другие дни, вплоть до Нового года,[750] что, видимо, можно связать с теми свойствами очищения от злых сил, которые издавна приписывались огню. На рождество по селам Хорватии и Сербии по домам ходили группы юношей с чучелом волка, пели ритуальные песни и получали подарки. Такое же шествие устраивали и в любой другой день, когда случалось убить волка. Эти обычаи бытуют и сейчас в селах северной Далмации, в Ядаре (Сербия) и др.[751] В Сербии (в Бачке, например) прежде в день рождества ездили на лошадях или гоняли их с криками «Божиħ» (у хорватов и словенцев обычаи езды на лошадях характерны для второго дня рождества).[752] Во второй день рождества (Божjи дан — сербы. Stjepan — хорваты, Stefаnovo — словенцы) также не работали и ходили друг к другу в гости; совершали магические действия, чтобы обеспечить благосостояние хозяйства (например, разбрасывание рождественской соломы по полям и хозяйственным постройкам и кормление ею животных). Хорваты (окрестности Загреба) в этот день поили вином петухов и гусаков, чтобы весь год они были сильными; словенцы (окрестности Костела), напротив, не давали скоту пить, чтобы он не болел, и т. д. Были распространены и другие поверья. Так, например, словенцы считали, что стать красивыми и молодыми можно, умывшись во второй день рождества свежей водой. Воду наливали в деревянную (из вербы) посуду и бросали в нее яблоко (окрестности реки Лендавы, Прекмурье); в других областях (Мурска-Собота) умывались молоком. Хорваты Междумурья в этот день ходили на виноградники в сопровождении родственников и соседей, готовых помочь им в предстоящей работе, что было своеобразной формой договора о взаимопомощи. Словенцы Мурско-Поля, например, ездили верхом на лошадях на поля и кропили их водой, освященной в этот день в церкви. Больше всего обычаев, связанных с днем святого Степана, было у хорватов и словенцев, считавших его покровителем животных и особенно лошадей. В этот день ездили верхом на лошадях, как это делали сербы некоторых областей на рождество. Особенно широко этот день отмечали в тех краях, где было развито коневодство. К храмам обычно съезжались на лошадях, хвосты и гривы которых украшались цветной бумагой. Иногда двигались целые процессии, возглавляемые «генералом» с саблей в руках. Священнослужители благословляли лошадей, а также овес, соль и воду, которые затем добавляли в пищу животным. Чтобы защитить животных от болезни, словенцы некоторых областей надрезали лошадям нёбо и втирали туда эту соль. Иногда благословляли восковые или деревянные фигурки лошадей, которые приносили с собой или покупали в соборе. Владельцы коней жертвовали церкви деньги, а также фигурки животных, что, как отмечает словенский этнограф В. Новак, является пережитком дохристианских жертвоприношений. В этот день у хорватов и словенцев имели место также обычаи приема первого посетителя — полазника и колядование, аналогичные описанным ранее. В Словении (например в Прекмурье) в этот день был интересный обычай поздравлять с добрым утром («prenaša dobro jutro»). Женщины, юноши или дети ходили по домам (если знали, что в доме есть именинник, то сначала посещали эти дома) с двумя украшенными хлебами и поздравляли всех домочадцев, за что те одаряли их. У хорватов Лобора только с дня св. Степана священник начинал ходить благословлять дома.[753] На третий день рождества хорваты и словенцы отмечают день святого Ивана (Ivan — хорв., Šetnjanž, Šentjanžev dan, Janeževo, Janež, Janoševo — словенск.), которого считали покровителем винограда и вина (сербы и черногорцы этими функциями наделяли св. Трифуна). В этот день хорваты и словенцы носили в церковь благословлять вино; такому вину приписывалась сила жизни, и поэтому каждый член семьи получал глоток его в день св. Ивана, а потом его пили во время наиболее важных событий, — например на свадьбе, при уходе на войну, при завершении важных дел и т. д., а также давали роженицам или больным. Считалось, что такое вино оказывает благоприятное действие на животных (например в Прекмурье его давали корове, потерявшей молоко) и на урожаи винограда, поэтому им кропили виноградники. В Словении, например в Горенско, этот день считался также праздником батраков и прислуги, так как они заключали в это время договоры о работе, что было связано с обычаем не менять хозяина в середине года. В этот день устраивали колядки (Прекмурье, Словения), жгли костры (например, в Далмации), обвивали стволы деревьев соломой или просто вешали ее на деревья, чтобы они лучше плодоносили (хорваты).[754] 28 декабря хорваты и словенцы отмечали день невинных младенцев (mladenci, mladinci, herodeševo, šibarjevo — хорваты; tepežnica, tepežkanje, tepežni dan, šapanje, šapelica, šaplja, pametiva, pametvo, otepnica, na otročje, rodivanje — словенцы), когда по обычаю детей «били» розгами, прутиком вербы, сосны или другого дерева (отсюда и название самого дня — šiba — розга, tepež — порка и т. д.).[755] Обычай ритуального битья ветками в этот день распространялся не только на детей, но и на юношей и девушек, а в некоторых областях Словении на всех домочадцев. Было принято также будить молодежь ритуальным прутиком — считалось, что это принесет здоровье. Многие югославские ученые — В. Чайканович, Б. Дробнякович и другие — довольно убедительно связывают эти действия со стремлением наделить человека силой жизни. Было принято также дотрагиваться ритуальным прутиком и до фруктовых деревьев, говоря при этом: «Роди, роди дерево» (Словения). В Хорватии для детей пекли обрядовые калачи — mladenčice. В этот день ходили по домам коледники с пожеланиями счастья. Обычно это были группы детей по 10–12 лет; считалось, что именно дети-колядники приносят больше всего счастья; иногда, например, в Корошке, колядовали и взрослые и дети.[756] Новый год (Мали Божиħ, Млади Божиħ, Васиљев дан, Василица, Нова Година — сербы, черногорцы; Василица — македонцы; Novo Leto, Nova Godina, Mali Božić — хорваты; Novo Leto — словенцы) сопровождался различными обычаями, многие из которых повторяли рождественские. Во многих областях Югославии на Новый год не работали. В Сретечкой жупе (Сербия), например, эти запреты объясняли боязнью медведя; в то же время в других областях, например в Боке Которской, Герцеговине и т. д., в этот день работали. На Новый год было в обычае трясти фруктовые деревья и производить символический посев. Так, сербы Лепеницы на гумне расстилали рождественскую солому и по ней «сеяли». На Новый год, как правило, доедали специально оставленные ритуальные блюда, приготовленные к рождеству (печеницу, чаще всего голову, и чесницу или крсницу); кроме того, к этому дню пекли и специальное обрядовое печение (василица — сербы, черногорцы; novoletnica — словенцы и т. д.), а также готовили другие ритуальные блюда (черногорцы, племя Кучи, например, варили кашу из разных зерен). Так же как и на рождество, имела место торжественная церемония преломления обрядового калача. В то же время существовали и запреты на отдельные кушанья. Так, например, в окрестностях Любляны не ели птицу, считая, что в случае нарушения этого запрета счастье, как птица, улетит из дома. Немало обычаев было связано и с ритуальным кормлением животных обрядовой пищей. Так, словенцы давали кусочки калачей, иногда посоленные, домашнему скоту, чтобы весь год он не болел. В Косово и Метохии (Сербия) почти до наших дней сохранился обычай «приглашать» на обед животных — медведей, волков и др. В Сербии (Сретечка жупа) в этот день хозяйки ставили на порог немного качамака (мамалыги) или пирога и мяса — это считалось подарком медведю — и, трижды подув на все это, чтобы дул ветер, когда веют зерно, говорили: «Вот тебе подарок, ешь сейчас на целый год и не трогай нашу кукурузу и скот». В Рогозне (Сербия) утром в хлевы, конюшни, овчарни и т. д. дети приносили маленькие калачи с каймаком — их пекли по числу детей в доме. Войдя в помещение, где находился скот, дети трижды обходили его, мычали или блеяли, подражая животным, а потом съедали часть калача, а часть оставляли. Почти повсеместно на Новый год были в обычае уже описанные ранее обходы домов с пожеланиями счастья (коледники, сировари, полажари и т. д.). В Словении, например в Горной Лендаве, коледники или, как их там называли, полазичи — (polazići) носили с собой прутики, ритуальное прикосновение к которым считалось магическим. И поэтому, ударяя легонько ими девушку, говорили — «к мужу, к мужу!», парня — «к жене, к жене!» Всем остальным членам семьи при этом желали здоровья. У македонцев был сходный обычай: группа детей с «василичарками» (пучками прутьев) в руках обходила дома и перед каждым домом трижды возглашала: «Сура година, веселаа божа»; а когда их впускали в дом, они этими василичарками ворошили огонь в очаге, приговаривая: «Сколько искр, столько дочерей, сколько деревянных гвоздей, столько сыновей». За это они получали подарки. В Словении и Черногории в новогоднее утро дети ходили поздравлять своих родственников и соседей, за что те давали им мелкие деньги. По обычаю, эти деньги втыкали в апельсин или яблоко, которые дети носили с собой. В районе Битоля (Македония) под Новый год молодые парни в сообществе с одной девушкой, ряженые («бобари»), обходили дома с песнями и плясками. В районе Дебара дети хлестали прутьями всех домашних, приговаривая: «Сура, сура година, повесели господ». Если первым гостем дома оказывалась женщина, то это предвещало несчастье. У всех народов Югославии, как, впрочем, и у других народов Европы, было распространено поверье, что, совершая определенные действия в ночь под Новый год, можно узнать свою судьбу. В эту ночь совершалось множество самых разнообразных гаданий. Советский исследователь Б. А. Рыбаков писал по этому поводу: «Во всем славянском годовом цикле мы знаем только один момент, когда взор древнего славянина охватывал весь год в целом, все 12 месяцев. Это время празднования Нового года, когда произносились заклинания на весь будущий год и одновременно с этим производились гадания о будущем».[757] Особенно многочисленны были гадания о суженом — широко распространенные способы гадания со свинцом, воском, яйцом, перстнем, которые опускали в воду, и др. Если пшеничное зерно, брошенное на раскаленную печь, не лопалось, то, по поверьям сербов, человек, которому оно предназначалось, должен умереть в наступающем году. После гадания эти зерна с криком бросали курам — если они просыпались, то это предвещало хороший год, а если продолжали спать, то плохой. По посоленным 12 долькам лука определяли погоду в том или ином месяце (хорваты, словенцы). В некоторых областях Словении на стол выкладывали десять разных предметов: среди них были сосновая веточка (счастье), кольцо (свадьба), кукла (рост семьи), деньги (богатство) и т. д., которые накрывались меховой шапкой. Каждый гадавший должен был трижды вытащить предмет, и если все время ему попадался один и тот же, то это означало, что в течение года в его жизни произойдет событие, связанное с символикой данного предмета. Для Нового года были характерны и определенные обрядовые игры. Так, например, в Сербии, девушки, одетые в праздничные одежды, собирались вместе, пели и танцевали — величали перстень. В этой игре принимал участие и мальчик, который стоял в центре кола с завязанными глазами и держал перстни всех собравшихся. Во время танца и пения он брал по одному перстню, и тогда все славили ту девушку, которой он принадлежал. В некоторых областях, например в Косово и Метохии (у сербов), на Новый год по селам ходили ряженые, среди которых обязательно были «старик», «старуха», «невеста» и др. Этот обычай имел место еще в 1940-х годах. На Новый год, так же как и в предшествующие дни, было в обычае жечь свечи и бадняк. Чаще всего в этот день сжигали оставшуюся часть рождественского бадняка — Мали бадњак. В Черногории у кучей в этот день — здесь его называли Мали или Женски Божиħ. — приносили и сжигали столько бадняков (бадњарице), сколько женщин было в доме. В новогодних обычаях словенцев и хорватов немалое место отводится воде, подобно тому, как это делают сербы в сочельник и на рождество. Идя за водой к источнику, несли дар воде — горящую свечу, деньги, яблоко (Шкофья-Лока — Словения), а также ветви, которыми были украшены яслица (Ормож — Словения). Иногда в воду бросали кусочки обрядовых калачей. Большое значение в этот день придавалось ритуальному умыванию — в воду бросали деньги и яблоки, чтобы быть богатым и красивым. Можно привести еще немало различных поверий, связанных с Новым годом. Считалось, что в этот день дом должен быть чисто выметен и убран, а все члены семьи должны рано встать, чтобы рано вставать весь год. Выполнялись и определенные действия против злой силы — комнаты подметали трижды, благословляли и окуривали дома, хозяйственные постройки, а иногда поля и виноградники.[758] 6 (19) января заканчивался двенадцатидневный период, длящийся от рождества и объединяемый общим названием «некрштени» или «благи дани». В прошлом среди верующих Югославии довольно широко были распространены различные верования, связанные с тем, что будто в этот период особенно многочисленной была нечистая сила. Полагали, что можно обезопасить себя, совершая различные действия. Так, выходя ночью на улицу, клали за пояс корку хлеба, соль, головку чеснока. В эти дни избегали выполнять отдельные виды работ, например прясть, ткать, стирать. К этим «некрштеним» дням в Македонии (районы Гевгелийский и Струмицкий) был приурочен обычай русалий: группы молодежи в нарядных костюмах, с деревянными ятаганами в руках ходили от дома к дому и из села в село, приплясывая под зурну и турецкий барабан. Пляске придавалось магическое значение. Все то, что они при этом получали от селян, шло на общественные нужды: на постройку школы, на ремонт церкви и пр.[759] Завершающий этот период день (Богоjављење, Водонос, Водице — сербы, Водице, Водокршче — черногорцы, Водици — македонцы, Vodokršće, sv. Tri kralja — хорваты, словенцы) сопровождался различными магическими действиями и поверьями. Почти повсеместно этот день считался праздничным и свободным от работы. Как правило, перед днем трех королей — этот праздник отмечали только католики — постились; пост мог длиться три дня (например хорваты Междумурья) или один день (накануне), или только вечер, который словенцы, например, называли святым. Считали, что соблюдение поста в это время будет способствовать более счастливой жизни, а девушки к тому же верили, что это поможет им увидеть во сне своего суженого. В день трех королей хозяйки торжественно готовили стол — к этому дню пекли калачи, за трапезой доедали также специально оставленные рождественские калачи; как и на рождество, их давали не только всем членам семьи, но и скоту. В Копривнице (Словения) глава семьи резал этот хлеб на куски (по числу членов семьи) и высоко поднимал их, чтобы дети могли достать его только с трудом, так как думали, что это будет способствовать их росту. Словенцы вообще в этот день хлеб наделяли особыми свойствами — считалось, что человек, поевший в этот день ритуальный хлеб, становится сильнее. Бытовало поверье, что, если съесть 9 кусков такого хлеба в разных домах, то станешь особенно сильным. В некоторых областях готовили и другие ритуальные блюда. Так, например, в Камне (Словения) варили кашу (затируху из муки) и, положив около нее три ложки (для трех королей — Балтазара, Гашпара и Мельхиора), оставляли на столе целую ночь. У некоторых народов Югославии, например у словенцев, в этот день ходили коледники. Обычаи колядования в этот день отличались от описанных ранее только тем, что в процессии коледников были ряженые три короля (это были мальчики или девочки, одетые в длинные белые рубахи, с высокими шапками, украшенными коронами из золотой или серебряной бумаги, с деревянными саблями в руках), а также определенным репертуаром песен. В этой же Словении в этот день по домам ходили группы девушек или парней, переодетых в женскую одежду, среди которых была уже упомянутая ранее злая баба Перхта — баба зима. Бабу Перхту сопровождали загримированные деревенские парни и девушки, одетые в кожухи, с колокольчиками и лучинами в руках. Вся эта процессия с шумом двигалась по селу, освещая себе путь факелами из соломы. Считалось, что, чем больше будут звонить в колокольчики, тем меньше бед случится со скотом в горах. В Косово и Метохии в этот день еще в 1940-х годах ходили ряженые — водичари (два человека, один из которых одет в кожух и загримирован под старика — «деда», а другой — «баба» с прялкой). Подойдя к дому, они пели песни, чтобы волки не спустились с гор, за что получали дары, например солонину. С богоявлением были связаны также определенные гадания и поверья. Наиболее распространенными были гадания девушек о женихах: в Тимоке (Сербия) например, лили расплавленное олово в воду и т. п. Несколько васильков, каждый из которых намечался определенному парню, накануне богоявления относили на реку, а утром смотрели, покрыты ли цветы инеем — цветок, покрытый инеем, означал, что именно за этого парня девушка выйдет замуж (этот обычай известен по всей стране). Существовали также поверья, связанные с будущим урожаем, погодой, здоровьем. Например, в Словении трясли плодовые деревья, чтобы получить хороший урожай, примечали: если день ясный, то зима будет затяжной и т. д. По поверью жителей округа Гевгели (Македония), если на богоявление выпадет снег, — год будет урожайный; если в этот день холодно, — люди будут мало болеть весь год. Среди народов Югославии широко было распространено поверье о том, что ночью перед богоявлением открывается небо, и тот, кто это увидит, может загадать желание, которое непременно исполнится, но лишь если будет загадано только одно желание и если человек не будет грешным. Немало обычаев этого дня связано с ритуальным огнем. В Словении и Хорватии, как и в ночь перед рождеством, у яслиц всю ночь горел огонь. В ряде районов, например в Истрии, в Неуме, жгли бадняк, обычно сохранявшийся от рождества, а остатки его несли на виноградники, чтобы обеспечить хороший урожай винограда. В Словении (например, Западные Брда) в этот день на берегах рек зажигали по три костра — большой для Балтазара, поменьше для Мельхиора и маленький для Гашпара. У этих костров собирались юноши, которые прыгали вокруг них с факелами в руках; здесь же иногда устраивалась коллективная трапеза. Центральное место в день богоявления у народов, исповедующих православие, отводилось обрядам, связанным с водой, что нашло отражение и в самом названии этого дня (водокршче, водице) Считалось, что богоявленская вода обладает чудодейственным свойством защиты от злых сил, и поэтому ее с особыми церемониями приносили с источника, святили в храмах (хорваты). Как и в других странах Европы, в Югославии прежде было принято в этот день окунаться в реках, для чего даже делали специальные проруби. У македонцев (окр. Гевгели) был обычай: кто первым шел утром за водой к источнику, тот, прежде чем зачерпнуть воды, бросал туда несколько хлебных зерен, принесенных из дома: нечто вроде жертвы водному источнику. В некоторых областях, например в Славонии, до восхода солнца девушки шли умываться к источнику или колодцу, чтобы лицо было красивым и чистым. Повсеместно в Югославии принесение воды и ритуальное питье ее обставлялось различными обычаями. Как правило, придя утром за водой еще до восхода солнца, в источник бросали васильки, а иногда и зерно, что можно рассматривать как своеобразную жертву воде. В некоторых районах, например в Восточной Сербии, при этом произносили заклинания, говоря: «Как идет вода, так пусть идет урожай на наши нивы». Когда воду приносили домой, то мужчины становились на топор, женщины на кочергу, девушки — на прялку и, повернувшись к востоку, говорили: «Через саблю прошел, не порезался, в огне не сгорел, в воде не утонул». В селе Ярменовцах, например, все домочадцы пили по три глотка воды, стоя на топоре, чтобы быть здоровыми. Не случайно немаловажная роль в этих обрядах отводилась топору, который сам выступая в роли оберега, должен был усилить защитную силу воды. В чудодейственную силу богоявленской воды верили и мусульмане, применяя ее как лекарство или защиту от злых сил (Бродарево, Сербия).
Хозяин дома пьет богоявленскую воду, наступив на топор
В этот день имели место и другие действия, направленные на борьбу с злой силой: богоявленской водой кропили дом, хозяйственные постройки, поля. Часть этой воды сохраняли и употребляли в случае болезней и других бед. Дома и другие строения также окуривали. Этот древний обычай был перенят церковью. По желанию крестьян священник обходил дома и молился там на богоявление (хорваты, словенцы и др.). Известно также немало обрядов, связанных с верой в магическую силу креста в борьбе с нечистой силой. В Сербии, например, делали кресты из соломы и вешали их на двери и окна, чтобы преградить дорогу вампирам, ведьмам и т. д. Потом этой соломой обвязывали деревья, чтобы они не замерзли, и разбрасывали ее по полям, чтобы уберечь посевы от града. В Восточной Корошке (Словения) ежегодно в этот день рисовали крестик на стропиле, так что можно было точно определить возраст дома; в той же Словении был обычай на всех дверях рисовать по три креста. У хорватов Адриатики в день св. Стефана (26 декабря) или в день трех королей существовал обычай, согласно которому в селе или отдельном квартале его выбирали «короля» — человека, которому, как правило, все должны были подчиняться во время его «правления». Иногда в одном селе могло быть три короля. Сельский король выбирался в присутствии всех односельчан главами семей, а также бывшими королями по жребию или из числа наиболее зажиточных людей. Избранному королю с церемониями вручались атрибуты его власти — бумажная корона, палка, бубен и рог. Король, как бы в благодарность за оказанный ему почет, обычно три раза (27 декабря, 1 и 6 января) угощал всех односельчан, устраивал общественные пиршества. Эти коллективные трапезы, во время которых жгли костры и царило всеобщее веселье с песнями и плясками, привлекали очень много народу. Было в обычае колядовать в эти дни; среди коледников была «королева». Уже с 1880-х годов этот обычай стал постепенно исчезать и сейчас сохранились только слабые следы его и слабые воспоминания о нем.[760] Изучение зимних календарных праздников народов Югославии показывает, что они как бы впитали в себя черты разных, в основном еще дохристианских магических культов, связанных с благоденствием человека, его благополучием, плодородием почвы, размножением скота и птицы, их защитой от действий злой силы, с жертвоприношениями и семейно-родовым культом. Как правило, те пережитки языческих культов, которые, иногда в сильно видоизмененной форме, продолжают жить в календарных обрядах, тесно переплетены друг с другом, так что бывает довольно трудно определить корни тех или иных магических действий. Сейчас многие традиционные обычаизабыты, сохранившиеся же бытуют по традиции или как семейная или общесельская забава.
БОЛГАРЫ
* * *
Т. А. Колева Зимний цикл праздничных обычаев у болгар в XIX — начале XX в. начинался со дня св. Андрея (30 ноября) и завершался днем св. Трифона (1 февраля), который знаменует переломный момент возрождения природы. В болгарских пословицах и по сей день сохранилось деление года на две половины, на два сезона: от Георгиева до Димитрова дня и от Димитрова до Георгиева. «Святой Георгий лето приносит, а святой Димитрий — зиму».[761] Но это деление года не соответствовало циклу сельскохозяйственных работ, которые никогда не распределялись между двумя сезонами. С принятием христианства (IX в.) часть языческих праздников слилась с христианскими, даты других варьировали в зависимости от местных условий. Ко всем зимним праздникам в большей или меньшей степени приурочены обычаи и обряды с ясно видимой магически-производственной основой. Наиболее насыщены обычаями праздники Игнатов день (Игнажден), рождество (Коледа) и Новый год (Нова година). И это вполне логично, так как они совпадают с периодом солнцеворота и началом года. Обрядность других зимних праздников беднее, но по своему смыслу она дополняет обрядность указанных трех главных. По народным воззрениям, началом зимы считается рождественский пост, но так как к нему не приурочены никакие обычаи, а обрядность сосредоточена около дня св. Андрея, то народ именно этот праздник связывает с зимним солнцестоянием, началом удлинения дня.[762] Этот праздник в разных районах Болгарии называется по-разному: Андрейовден, Андреевден, Едрьвден (Северо-Восточная и Западная Болгария); Ендрин, Ъдрей, Ендрей, Дрейувден, Ендрия (Юго-Восточная Болгария); при этом некоторые названия раскрывают народную этимологию праздника (по созвучию со словами едър — крупный, наедрявам — укрепляться, расти). В Западной Болгарии и в горных районах страны встречаются и названия Мечкин ден (Медвежий день), так как праздник связан здесь и с почитанием медведя.[763] Там, где зима наступает немного позднее, например в Южной Болгарии, Андреев день не отмечен обычаями и обрядами и функция праздника перенесена на день св. Варвары.[764] Содержание праздника подчеркивает его аграрно-магическую основу, желание земледельца повлиять на произрастание озимых посевов, обеспечить здоровье домашним животным — его первым помощникам в работе. Почти повсеместно в канун Андреева дня в каждом доме готовили обрядовое кушанье из злаковых и бобовых зерен: пшеницы, ржи, овса, ячменя, кукурузы, фасоли, чечевицы. Все это хозяйка насыпала в новый глиняный горшок и всю ночь варила на очаге. Набухание зерен в воде символизировало нарастание дня. Наутро до восхода солнца все члены семьи старались подбросить горсть вареных зерен как можно выше в дымоходе очага с пожеланием, чтобы посевы росли. А в Западной Болгарии высказывали также пожелание, чтобы медведь не ел кукурузу и не нападал на людей. Давали зерна и скоту, бросали курам — чтобы размножались. В Юго-Восточной Болгарии существовал обычай оставлять горсть сваренных зерен в амбаре мышам, чтобы летом они не нападали на посевы. Вся семья ела вареные зерна «во здравие». В иных местах с той же целью их раздавали соседям, в других (Северо-Восточная Болгария), напротив, обрядовое кушанье не выносилось из дому, чтобы не «вынести» плодородие.[765] Подобное же содержание имел и день св. Варвары (4 декабря) — Варварин день, Варвара, Варварица. Обыкновенно он связан с последующими двумя днями — Саввы (5 декабря) и Николая (6 декабря), более всего почитаемыми в Западной Болгарии, где эти праздники, помимо аграрного характера, имеют еще функции семейной обрядности. Обрядность этого праздника в основных чертах ненамного отличается от обрядности предыдущих. Например, в Западной Болгарии маленькие дети собирались посреди села на каком-нибудь перекрестке, зажигали огонь и каждый клал в новый глиняный горшок зерна — чаще всего кукурузные или чечевичные. Сварив обрядовое кушанье, дети раздавали его друг другу, а также прохожим «на здоровье». В XIX в. и в первом десятилетии XX в. в некоторых местах той же Западной Болгарии в день св. Варвары по домам ходили девушки и пели песни о здоровье и плодородии. Их называли варварками. Девушкам дарили съестное, и на другой день они им угощались. В остальных районах Болгарии хозяйка варила кушанье варвара — такое же, как и в Андреев день. Обычаи при этом почти те же. «Варвару», подслащенную медом и называемую в народе сладкая (сладката), медовая (медената), давали детям, чтобы «предохранить» их от оспы. Женщины раздавали то же кушанье по соседям, чтобы умилостивить болезнь. Здесь ясно проступает функция св. Варвары — целительницы. В этот, а также на следующий, Саввин день — женщины пекли свежий белый хлеб (пита) и раздавали его «на здоровье» детям и скоту. А в некоторых местах в Саввин день еще клали по одной нитке под навес крыши хлева — с той же целью предохранить животных от болезней. На Варварин день в южной и юго-восточной областях Болгарии накрывалась обрядовая трапеза. Обрядовый хлеб колак, кравай, харман — почти всегда круглой формы — окуривали ладаном с лемеха. Хозяин разламывал хлеб пополам и символически нарекал одну половину посевами зерновых, а другую — скотом. Каждый съедал по куску, давали хлеб и животным. На рассвете хозяйка дома делала на дворе круг из веревки, клала внутрь его обрядовое кушанье и кормила им кур — чтобы они не бегали по чужим дворам и хорошо неслись. В этом особенно ярко проявляется магическое сберегательное значение круга. В некоторых местах Юго-Восточной Болгарии в этот день на рассвете женщины замешивали пресные питы и давали их друг другу для здоровья волов и роста посевов. Каждая стремилась встать как можно раньше: от этого зависело благополучие в течение года. В тех же областях праздник связан и с гаданием о плодородии и приплоде по посещению первого человека — полазника. Если посетитель женщина (она называется наседкой), то она садилась у огня, «чтобы размножались куры и цыплята были бы курочками». Хозяйка угощала ее орехами, сливками и непременно Варварой. Если же приходил мужчина, он проделывал то же, но, по поверью, цыплята должны быть петушками. В некоторых местах Фракии в этот день хозяин до восхода солнца символически надрезал деревья, которые не давали плодов, чтобы они родили на следующий год. Женщины раздавали обрядовое вареное блюдо в память об умерших.[766] Ко дню св. Николы почти не приурочены обычаи аграрного характера. По народным верованиям, это один из шести святых, которые поделили между собой землю и воду, и св. Николе выпало быть покровителем морей. В этот день обыкновенно готовилось обрядовое кушанье — рыба в соусе (чаще всего карп), называемое рибник, что имело смысл жертвоприношения святому; рыба раздавалась «во здравие» моряков и рыбаков. Пекли и обрядовый хлеб, называемый служба, параклис («часовня»). Праздник имел по преимуществу семейный характер.[767] Празднование дня св. Анны (9 декабря) не повсюду сопровождалось народными обычаями и обрядами. Лишь в некоторых районах к нему приурочены разные гадания — чаще всего о замужестве. Накануне праздника девушки засевали пшеницу в новый горшок или ставили в воду ветки яблони, вишни. Все это стояло близ очага до Нового года. Верили, что если к тому времени пшеница взойдет и на веточках распустятся листья, девушка в этом году выйдет замуж.[768] Другим, территориально ограниченным праздником является Спиридонден, или просто Спиридон (12 декабря). Больше всего его отмечали болгары в Родопских горах. Верили, что святой предохраняет от кожных заболеваний, и потому в его честь замешивали хлебы колаци, которые женщины раздавали «на здоровье».[769] В той же области отмечался и день св. Анастасии (22.XII) называемый Нашташа.[770] Женщины в этот день не работали. Праздник был связан с представлениями о смерти. Оба праздника, по всей вероятности, имеют связь с какими-то древними верованиями в злые демонические существа, позднее принявшие имена святых, которых умилостивляли, чтобы они не причиняли зла людям. Один из интересных и важных праздников, тесно связанный с рождеством, — это день св. Игната (20 декабря), известный в народе под самыми различными названиями: Игнажден, Игнат, Идинак (Западная, Северная, Северо-Восточная Болгария),[771] Идинажден, Игнати, Полязинден (Южная и Юго-Восточная Болгария).[772] Функция праздника состоит в том, чтобы посредством магических обрядов, гаданий и предсказаний обеспечить плодородный и счастливый год. Этот обычай связан с магией первого дня, и может быть поэтому он в некоторых местах называется Нов ден, Нова година, Млада година. Кроме того, совершались обычаи и обряды с очистительной и апотропейной функцией для отпугивания и предохранения от злых сил. Характерным для Игнатова дня обычаем, повсеместно распространенным в Болгарии, является полазвание (полязване). Это обряды и поверья, связанные с посещением первого, вошедшего в этот день в дом человека, который называется полазник, сполезник, полязник, споходняк (от полазвам, спохождам — посещать на краткое время). Войдя в дом, полазник должен сесть около очага и разворошить горящие угли принесенной им с собой зеленой веткой (чаще всего сливовой или грушевой). В некоторых местах (Западная Болгария) ему подавали решето, наполненное зерном, орехами, фасолью, и он «сеял» в комнате, где находился очаг, произнося: «Пусть родится, где рало ходит и не ходит». Часто вместе с ним символически «сеяла» и хозяйка. Зеленую ветку она сохраняла до богоявления и после посещения священника подметала за ним и клала веточку на крышу курятника, чтобы куры неслись и не болели. Во многих случаях хозяйка посыпала гостя, сидевшего у очага, зерном, орехами, фасолью, сушеными фруктами, веря, что это принесет в дом плодородие. Значение обрядовых визитов на Игнатов день хорошо раскрывается в подготовке к празднику. Хозяйка затемно вставала, чтобы испечь для гостя обрядовый хлеб и сварить еду, так как его обязательно следовало угостить и одарить. Обыкновенно дарили рубаху, платок, чулки, а в районах с развитым овцеводством и кудель. Часто, замешивая тесто, хозяйка накалывала его зубцами гребня для расчесывания шерсти: считалось, что это придает тесту целебную силу. Маленький неиспеченный калачик из этого теста высушивали и «лечили» им в течение всего года больной скот. Каждому члену семьи пекли по калачику «на здоровье». Иногда игнатьевский калач оставляли до рождественской трапезы. Обыкновенно полазником должен быть мужчина — явление, широко распространенное во всей Болгарии и в соседних Югославии и Греции. Полазником считался и всякий член семьи, который утром первым выходил во двор и вносил в дом щепки, солому, собранные в решето, ставил его у очага и садился на него, изображая наседку, высиживающую цыплят. Часто эти сучки он бросал в огонь, произнося благословления для размножения домашних животных. В XIX в. в некоторых районах Юго-Западной Болгарии полазником становился самый хороший из молодых работников в семье, которому полагалось зажигать в Игнатов день огонь в очаге и вносить зеленую ветку. А в Западной Болгарии в тот же период был обычай избирать полазником того, кто в минувшем году принес благополучие.[773] В Северной и Западной Болгарии полазниками считали и животных, чаще всего домашних: свинью, петуха, овцу, собаку. Животное кормили, чтобы его посещение принесло добро. Полазник-животное известен и другим славянским народам и грекам. Содержание этого обычая и некоторые старинные элементы говорят о том, что он по времени предшествовал человеку-полазнику. По всей вероятности, он связан с культом некоторых животных, характерным для языческих верований земледельческих народов. В науке высказаны различные предположения о происхождении и значении полазника-животного.[774] В ограниченной области — в Русенской околии (Северо-Восточная Болгария) распространен обычай «сохранения закваски» от Игнатова дня, который непосредственно связан с другими зимними праздниками — рождеством и Новым годом. Накануне Игнатова дня женщины и девушки собирались в каком-нибудь доме замешивать закваску. Делали это две девушки — рожденные в семье первой и последней, а одна из пожилых женщин клала в закваску травы, считающиеся целебными. Остальные женщины в это время водили хоровод вокруг квашни. Всю ночь закваску сторожила какая-нибудь пожилая женщина, а на следующий вечер переносили в другой дом. И так продолжалось 12 вечеров подряд до Васильева дня (Нового года), когда закваску делили между всеми, кто участвовал в замешивании. Ее высушивали и лечили ею от разных болезней. Обычай связан, таким образом, с лечебной магией. Обрядовый хоровод вокруг закваски водили только три раза — под Игната, под рождество и под Новый год.[775] С Игнатовым днем связаны и другие обычаи: например, в Юго-Западной Болгарии под праздник зажигали обрядовый огонь в очаге — горело дубовое или грушевое полено коладник; огонь этот поддерживали до богоявления.[776] Существовал обычай опоясываться железной цепью, на которую вешали над очагом котел, или же ударять себя кизиловыми ветками «для здоровья». Во многих местах женщины подметали и мыли пол, чтобы избавиться от всего старого и нечистого, или же бросали в реку золу из очага, «чтобы плодородие протекло через весь год, как река». Очевиден очистительный магический обряд, совершаемый для отгона злых сил.Обрядовый хлеб «вечерник» в сочельник Коледы с изображением рала (Западная Болгария — Самоковская околия)
Колядный каравай с изображением лозы (Северная Болгария)
Нередко девушки в этот день гадали о замужестве. Каждая хозяйка старалась, чтобы к Игнатову дню челнок и веретено были намотаны пряжей, тогда «год будет полным и спорым». Магическое значение имеют запрет работать в этот день беременным женщинам (чтобы легче рожали) и обычай укреплять на дверях кресты из теста, якобы отгоняющие злых духов.[777] Иногда в Игнатов день происходил обрядовый убой свиней. По всей Болгарии в этот день формировались группы колядчиков — коледаров, которые начинали готовиться к рождественскому колядованию.[778] Обряды и обычаи сочельника (Бъдни вечер) и рождества (Коледа) обнаруживают аналогии и связи с древними Календами, посвященными зимнему солнцестоянию, которое понималось как день рождения непобедимого солнечного бога, иными словами, как возрождение солнца и всей природы.[779] Восприятие античной традиции славянами происходило, по-видимому, двумя путями: через язычество (от фракийцев) и через христианство, в котором она в какой-то мере сохранилась под оболочкой официального культа. В календарном цикле болгар, как и других европейских народов, сочельник и рождество имеют тот же смысл, что и у античных народов: это начало нового солнечного года. Поэтому с этими праздниками связано множество магических обрядов, направленных на обеспечение плодородия, счастья, здоровья, на изгнание злых сил, а также гадания о будущем.[780] Сочельник называется в Болгарии Малка Коледа, Коледето, Суха Коледа, Бъдни вечер (Северо-Западная, Западная, Юго-Западная, Южная и Юго-Восточная Болгария), Колада, Малка Колада, Срещу Колада, Каден вечер (Северо-Восточная и Северная Болгария). Вечер Малой Коледы в Юго-Западной, Южной, Юго-Восточной Болгарии назывался: Коледа, Коледо, Кадилка, Наядка (от наяждам — наедаться), Богата вечеря, Бъдна вечеря (от бъден — бодрствующий). В этот день с утра дети приготовляли для колядования кизиловые прутики — коледарка (Западная Болгария), кофръжалка (Северная Болгария), коледница (Юго-Восточная Болгария). Затем они ходили группами по селу. Войдя в дом, коледарчета не пели, а произносили краткие славословия и чаще всего в традиционных формулах предсказывали будущее. Хозяйка дарила им обрядовые хлебцы, в разных местах различные по форме и по наименованиям (кравайче, привитък, кофръг). Часто она их посыпала из решета зерном.[781] Днем совершали обрядовый убой свиней. Приготовление обрядовых хлебов происходило торжественно и традиционно. Хозяйка была одета по-праздничному, с букетиком, заткнутым в платок у виска; к букетику привязывали каравайчик. Потом растения из букетика использовались как лекарства. Стряпуха должна была быть в это время «чистой». При замешивании теста на муку ставили кресты, добавляли вина и произносили пожелания здоровья и плодородия. По форме и украшениям хлебы были различны — в зависимости от функции, которую они выполняли в обряде. Их можно разделить на три группы: 1) посвященные самому празднику, с запеченной в тесте серебряной монетой для гадания — боговица, богова пита, колак, божичняк, вечерник; 2) посвященные сельскому хозяйству, дому, с соответствующими названиями и украшениями — гумно, харман, рало, бъчва (бочка), кошара, егрек (загон для овец), крава, свиня. В горных и предгорных районах в украшениях обрядовых хлебов преобладают зооморфные символические изображения; 3) хлебы, предназначенные для дарения колядующих, назывались благословник, наречняк, коладник, кравай, вит кравай.[782] Наиболее важные моменты в обрядности рождественского вечера — эта рождественское полено (бъдняк), обрядовая трапеза, окуривание ладаном и колядование. Рождественское полено называется бъдняк, прекладник (Западная и Северная Болгария), коладник, коледник — в остальных районах страны. Чаще всего оно дубовое или грушевое. Его вырубали за несколько дней до праздника или рано утром на Малую Коледу. Это делал обыкновенно хозяин дома. Следили, чтобы при этом дерево не упало на землю. Внесение бадняка в дом в некоторых местах происходило очень торжественно. Хозяин нес его на правом плече, произнося благословения, затем полено помазывали миррой и снова благословляли; делали в нем ямку, в которую наливали масло и вино, клали ладан и забивали ее деревянным клином. После этого бадняк обертывали белым льняным или конопляным полотном и ставили около очага, а девушки в это время пели обрядовые песни, в которых «дерево» отвечало, что должно вырасти до неба, чтобы по нему на землю спустился молодой бог и принес изобилие, здоровье и радость в каждый дом. Отношение к рождественскому полену, как к живому существу, большое его почитание всеми членами семьи, его воспевание в обрядовых песнях говорят о том, что оно олицетворяет какое-то древнее языческое божество или же является атрибутом такого божества. Некоторые полагают, что горение рождественского огня связано с представлениями о возрождении солнца и начале нового солнечного года. В этом отношении болгарские обычаи удивительно сходны с обычаями других европейских народов. Зажжение бадняка происходило торжественно. Его зажигал старший мужчина. Верили, что чем сильнее пламя, тем более плодородным будет год. Если же огонь погаснет — это недобрый знак. По догоранию углей гадали о плодородии: хорошо, если они превращались в золу, и дурно, если гасли до этого. Из несгоревшей части полена делали части рала, обугленные куски сохраняли, веря в их целебную силу.[783] Рождественская трапеза проходила по традиции на маленьком круглом столике софра или на земле: под столик или скатерть на полу стлали солому (реже сено) и клали на нее лемех. Традиционным числом блюд были 9 или 12. Они были постными и готовились из всего, что производится в хозяйстве. Тут были вареная фасоль, фаршированный перец, голубцы, постный слоеный пирог — тиквеник, тарелочка кутьи, водка, вино, початки кукурузы, соль, орехи, чеснок, компот. Во многих местах за дверями во время ужина ставили рало. Семья садилась вокруг столика, и самый старший в семье окуривал его ладаном с лемеха, а затем кадил в стойлах и около ульев. Обычай носил очистительный характер, он совершался для «отпугивания злых духов». Возвратившись, хозяин три раза кланялся трапезе, брал обрядовый хлеб, поднимал его высоко над головой и разламывал. Из первой половины давали по куску каждому члену семьи. Один кусок оставляли до утра домашним животным «для здоровья», другой клали под иконы, а третий — у очага «для умерших родителей». Другую половину хлеба поднимали на полку, идущую в болгарских домах вдоль стены под потолком, чтобы хлеба росли высокими. Во время ужина никто не вставал, а хозяин ходил, пригнувшись, чтобы колосья на нивах наливались и от тяжести пригибались к земле. Обрядовая трапеза убиралась только под утро, и тогда дети катались по соломе в одну сторону, чтобы хлеба, созрев, легли на одну сторону. Собирали пшеничные зерна и по их числу гадали об урожае. Рождественской соломой обвертывали утром бесплодные деревья или же сохраняли ее до георгиева дня и тогда сжигали на нивах и виноградниках — «от града». С рождественской трапезой были связаны и гадания: серебряная монета в куске хлеба означала счастье, полный орех — здоровье, а пустой — болезнь. Девушки не съедали первый кусок обрядового хлеба, а клали его под подушку, — чтобы приснился суженый. Часто под рождество, как и в Игнатов день, совершали символические надрезания фруктовых деревьев.[784] В то время как обычаи в рождественскую ночь по всей Болгарии почти одинаковы, по форме колядования можно четко выделить две области: западную и восточную. Граница идет по реке Искыр, горе Риле и западным склонам Родоп. По обе стороны границы существует пояс деформации, в котором местами в колядовании прослеживаются заимствования элементов из западной или из восточной половины. Колядники организовывались в дружины, четы (Западная Болгария), куды, четы (Восточная Болгария). В обеих областях дружины состояли только из мужчин — женатых или неженатых, но сравнительно молодых. Среди восточноболгарских колядников (чаще всего встречается термин коладници) нет ряженых. Они были одеты по-праздничному, шапки их украшались цветком и нанизанными на нитку пуканками (нагретыми в печке кукурузными зернами), носили свежесрезанные палки из кизилового дерева, на которые нанизывались собранные караваи. В Северо-Восточной Болгарии предводитель куды назывался царем. Он одет в вывернутый кожух, украшенный стручками красного перца. В Юго-Восточной Болгарии глава дружины назывался станеник, кудабашия (глава куды), мармарин (от мармаря — лит. мърморя — бормотать), причем часто он становится царем на кукерских весенних играх. Глава колядников произносил славы или благословления при получении обрядовых хлебов. Песни колядников имеют величальный характер. Их сюжеты ясно связаны с жизнью и трудом земледельца, насыщены пожеланиями здоровья, счастья всем членам семьи, плодородия и богатства. Колядование кончалось утром в Рождество, когда дружина собиралась на сельскую площадь, где происходили торги девичьих караваев, при этом каждый парень старался купить каравай у своей любимой девушки. На богоявление или в Иванов день колядники угощались частью собранных продуктов в доме у станеника. Другую часть продуктов продавали, а деньги раздавали бедным или жертвовали школе, церкви. В Западной Болгарии нет собственно колядования и коледников. Только в окрестностях Софии существовали коледары, колежане, в составе которых были мужчины в масках, что сближало их с новогодними дружинами Западной Болгарии. Среди них два пожилых персонажа: старец и баба (бабушка). Старец был одет в кожух мехом наружу, обвешан колокольцами и носил деревянный молот или саблю. Обыкновенно он охранял бабу от других колядников, которые старались ее умыкнуть. Специальное лицо трохобер (букв. собиратель крошек) или магаре (букв. осел) собирал подарки. Группу возглавлял четник, который произносил славы, четмо, т. е. благословления. Его звали еще поп, нарицалник или наречняк (от наречам — предсказывать, нарицать). Коледники обыкновенно ходили только в своем селе, и колядование продолжалось от рождественского вечера до Стефанова дня (третий день после Коледы), когда они делили собранные подарки, устраивали на площади хоровод и угощали других вином и водкой — «для здоровья и плодородия».[785]
«Коледарки» — колядующие девушки (Юго-Восточная Болгария — Ямболская околия)
Вопрос о происхождении колядников еще неясен в науке. Известные аналогии, которые обнаруживают сходство, с одной стороны, с новогодними ряжеными, а с другой — с весенними кукерами, позволяют говорить о том, что этот обряд сформировался на основе древнебалканской культуры и взаимосвязан с античным миром. После освобождения Болгарии от турецкого ига (1878 г.) в городах на рождество стали наряжать елку. Этот обычай в деревне не прижился. В городах он теперь перенесен на Новый год. Само рождество Коледа, (Голяма Коледа, Божич, Божик) почти не имеет обычаев (кроме обрядового хоровода) со смыслом пожелания здоровья и плодородия. Нет особых обычаев и на третий день после рождества — Стефанов. Только в Западной Болгарии в этот день устраивают рождественское хоро. Своей богатой обрядностью с Коледой соперничает Новый год, в народе более известный как Василовдън, Василия, Василица, Васил, Сурва (Северо-Западная, Западная и Юго-Западная Болгария), Сурваки, Суроваки, Сурва (Северо-Восточная и Юго-Восточная Болгария). Есть предположение, что названия Сурва и другие происходят от слова суров — сочный, зеленый. Многие рождественские обычаи, связанные с магией плодородия, повторяются и в Новый год. Важнейшими моментами праздника являются: обрядовая трапеза, сурвакание (обход домов с поздравлениями), ладувания (гадания по кольцам или букетикам, опущенным в воду, под обрядовые песни), дружины ряженых. Канун Нового года по обрядности очень похож на канун рождества и носит те же названия. Только ужин скоромный и главное блюдо на нем — свиная голова. Новогодние обрядовые хлебы имеют те же названия, форму и украшения, что и рождественские. Пекли и специальный слоеный скоромный пирог, называемый баница (Западная, Юго-Западная и Северная Болгария), плакета (Северо-Восточная Болгария), млин (Юго-Восточная и Южная Болгария), в который запекали серебряную монету, а сверху вставляли кизиловые почки, означающие поля, виноградники, домашних животных и т. д. Накрывание праздничного ужина, окуривание, кормление скота обрядовым хлебом происходило как и под рождество.[786] Канун Нового года более, чем рождественский, насыщен гаданиями и предсказаниями о плодородии, приплоде, здоровье и благополучии. После ужина семья садилась вокруг очага и каждый бросал в огонь по одной кизиловой почке, следя, лопнет она или нет, что означало здоровье или болезнь. В некоторых местах в 12 чешуй от лука насыпали соль и по тому, где соль растает, а где нет, гадали о погоде в разные месяцы. Чихание за столом считалось добрым знаком, и хозяин дома обещал тому, кто чихнет, подарить весной первого ягненка, теленка или жеребенка. В Западной Болгарии соломой, взятой из-под новогодней трапезы, окутывали фруктовые деревья. В некоторых районах Болгарии поминали мертвых на кладбищах. Обычай «сурвакание» («суровакане») распространен по всей Болгарии. Рано утром дети украшали кизиловые веточки, накануне вечером окуренные ладаном около очага. Украшения были различными в зависимости от географических условий и основного направления хозяйства. Например, в земледельческих районах к веточке прикрепляли колосья, сушеные фрукты, мелкие серебряные монеты, а в скотоводческих — украшение из белых и красных шерстяных ниток, испеченные кукурузные зерна, каравайчики. Такие веточки, которыми слегка ударяли (по болгарски — сурвакали) всех, обходя дома, с пожеланиями здоровья и плодородия, назывались суровакница, суровица, сурова, суровакарка, василичарка, а дети, исполняющие этот обряд, — соответственно суроваскари, суровари, сурвакуи, василичари. Во многих местах сурвакали и домашних животных. Обряд сопровождался часто песнями-пожеланиями. В Северо-Восточной Болгарии сурвакарами были и взрослые парни, на Коледу бывшие колядниками. Сурвакание — очень интересный древний обычай, связанный с верованиями в магическую силу свежесорванной зеленой ветки (кизил распускается зимой), которая передает свои живительные соки.[787] Красив и поэтичен девичий обычай ладувание (или Дай-Лада), исполняемый в канун Нового года или рано утром. В Западной Болгарии он называется напевание колец или букетиков цветов — киток. Обычай особенно характерен для Северной Болгарии, в некоторых районах он приурочен к другим календарным весенним и летним праздникам. В отличие от других новогодних гаданий, совершаемых каждым гадающим лично для себя, ладувания коллективны. Обыкновенно собирались девушки целой махалы (квартала села) где-нибудь на перекрестке, у источника или колодца, реже в доме, приносили медное ведро «немой воды». Ее набирали и несли, не проронив ни слова, и такая вода, по широко распространенному в Болгарии поверью, обладала магической силой. В эту воду, в данном случае называемую еще «Васильевской», каждая девушка бросала овес и перстни или же букетики со своей меткой. В некоторых местах ведро оставляли на ночь под кустом роз, а гадали утром. Одна из девушек, родители которой живы, или маленькая девочка вынимала под обрядовые песни кольца или букетики, и слова песни в тот момент относились к будущему мужу владелицы кольца. Затем девушки брали из ведра понемногу овса и ночью клали его под подушку, ожидая, что приснится жених.[788] Песни-напевания начинались с припева, например:
Новогодняя маска «сурваскара» (Западная Болгария)
Самый интересный новогодний обычай — это дружины ряженых, характерные только для Западной Болгарии. Называют их по-разному: сурвакари, сурваскари, василичари, русалии, старци, бабугери, чауши, бабурци, арапи, джамала, мечка, невеста, но функция обычая везде одна и та же. В этих карнавальных группах участвовали только мужчины, играя и женские роли. Они ходили с новогодней ночи до Богоявления. Сурвакары придерживались особого ритуала: не входили в церковь, не произносили христианских имен, не крестились и полностью подчинялись своему предводителю. В прошлом при встрече сурвакарских дружин или при входе их в чужое село случались драки. В Юго-Западной Болгарии сохранились предания о «василичарских кладбищах», называемых еще «козлиными» (пърчовски), где похоронены новогодние сурвакары. Обращает на себя внимание также, что сурвакары ходят в «поганые, нечистые дни» (бугани, пепелни, мръсни, мръсници, криви, караконджови), когда на свет божий выходит караконджо, или караконджу — злой дух в виде коня с человечьей головой или голого черного человека. В эти дни от Коледы до богоявления, по народным верованиям, бродила нечистая сила и стремилась напакостить людям. Против нее существовало много обычаев и обрядов очистительного и апотропейного характера. Вероятно, поэтому сурвакары часто носили деревянные сабли, которыми они крестообразно рассекали воздух вокруг себя. Главные персонажи сурвакаров — это старец, баба, невеста, девер, джамалар (погонщик верблюдов), дедици (деды), главатар (главарь), у русалиев — бабурци, коняр (погонщик лошадей), гайдар (музыкант с гайдой) и т. п. Очень часто роли эти передавались по наследству от отца к сыну. Обыкновенно старцы, дедицы, бабурцы были одеты в кожухи мехом наружу, носили дубины с утолщением на конце, называемые топуз или джоп, или деревянные сабли, на головах — зооморфные маски, известные в Западной Болгарии под названием каук, были опоясаны множеством бубенцов. Другие персонажи были одеты в рваные женские рубахи или другие дырявые одежды, обвязаны соломой. «Невеста» чаще всего пряла. Ее охраняли девер или старцы. В обрядности существовали некоторые локальные различия. Так, например, в Кюстендилской и Радомирской околиях (средняя часть Западной Болгарии) на первый план часто выступали элементы фаллического культа, тогда как в Юго-Западной Болгарии у русалиев и чаушей преобладали моменты обрядовых сражений. Одним из характерных русалийских символов является знак креста, нашитый на костюмы, на русалийское знамя, русалии часто скрещивают сабли. Этот знак не имеет ничего общего с христианским крестом. По всей вероятности, это символ солнца, подтверждением чего является приурочивание русалийских игрищ к Новому году.[790] Сущность обычая связана с магией плодородия и с зимним солнечным круговоротом. По-видимому, новогодние дружины ряженых являются и остатками каких-то мужских союзов. Такие дружины были характерны не только для Западной Болгарии, но и для Македонии и Восточной Сербии.[791] Сурвакары обходили дома и во дворе каждого водили хоровод, в котором участвовали и все обитатели дома, так как он приносит плодородие и здоровье. Часто инсценировались нападения на «невесту» и ее умыкание. Верили, что если «невесту» украдут, год будет урожайным. Нередко хоровод устраивали вокруг решета с дарами, которые хозяйка ставила посреди двора. После хоровода сурвакаров хорошо одаривали, угощали и торжественно провожали. Русалии, василичары и чауши Юго-Западной Болгарии тоже посещали каждый дом, но обряд ограничивался специальным танцем с ярко выраженными моментами сражения. Участники сурвакарских игрищ должны были в богоявление пойти в церковь, где их «крестили», т. е. кропили «святой» водой и священник читал молитву об очищении. Это только подчеркивает языческий характер обычая. Весь карнавальный реквизит убирался в укромное место и к нему не следовало прикасаться, потому что предметы эти сохраняли якобы магическую силу.[792] Вопрос о происхождении сурвакаров и русалиев давно привлекает внимание ученых, которые высказывали различные предположения (Арнаудов, Миклошич, Веселовский и др.). Новогодний карнавал имеет, конечно, сложное происхождение. Без сомнения, славяне пришли на Балканский полуостров со своими традициями культа возрождающегося солнца и здесь постепенно восприняли аналогичные по содержанию и по функции обычаи и обряды, которые носят явный отпечаток влияния античных сатурналий и брумалий с разными переодеваниями и византийских новогодних игр, известных как готские.[793] Вследствие продолжительного сосуществования аналогичных новогодних обрядов на территории Болгарии создалась болгарская обрядность, носящая в себе специфические национальные черты. Праздником, исключительно связанным с крупным рогатым скотом, является Сильвестров день (2 января). В Северо-Восточной Болгарии, где его более всего отмечали, он чаще называется Караманов день, и в Юго-Восточной — Силиврия, или «Воловий праздник», или риванки, риване (от рина, ривам — чистить лопатой). Парни, которые были колядниками и сурвакарами, вновь собирались в дружины накануне вечером и ходили по селу — чистили стойла, которые по традиции не очищались от самого рождества. Парни назывались риначами. Хозяева оставляли им в сарае новую торбу с хлебом и колбасой и баклажку вина или водки. Круглые карамановские хлебы имели специальные украшения, часто в виде креста. На другой день каждый хозяин звал парней на угощение, после чего дружины собирались на площади для большого хоровода во здравие рабочего скота. Этот обычай явно носит магический очистительный характер, о чем свидетельствует и то, что риначем мог стать не каждый, а только тот, кто был колядником или сурвакаром.[794]
Обливание водой молодухи на крещение
Богоявление (6 января) — третий зимний праздник, связанный с обрядовой трапезой и окуриванием. В народе он известен как Водици (Северная, Западная, Юго-Западная Болгария), Водокръщи (Водосвятие), Корст (Крест), Кръстов ден (Южная, Юго-Восточная Болгария). Канун праздника называется кадена вечер (от кадя — кадить), Водокръщи, Неямка («не ям» — не ем, пощусь), новое название — Попова коледа. Ужин постный, стол накрывали, как вечером под Коледу. Гаданий и предсказаний мало, гадали больше об урожае по погоде. Верили, что в этот вечер раскрываются небеса, и у того, кто увидит это, исполняются желания. Название «поповская коледа» связано с обрядом посещения домов священником, который кропил святой водой мясо, солонину, муку, шерсть, лен, пшеницу и пр. Его сопровождало несколько мужчин котки (кошки), собирающих подношения. С посещением священника кончался срок «поганых» или «нечистых» дней, когда, по поверью, выходили караконджо. Для защиты от них каждый носил чеснок (на голове или за поясом) как магическое средство.
Повитуху везут к реке в бабин день (Юго-Восточная Болгария)
Очень интересен обычай Сивуйница или Совойница, встречающийся в двух районах: в Тырновском (Северо-Восточная Болгария) и в Родопах. За день до богоявления ходила по селу группа девушек, посещая каждый дом. К ним присоединялись девочки, которые собирали подарки. Одна из девушек была одета невестой, другая — парнем. «Невеста» носила сосуд с «немой водой», набранной ночью, и пучком базилика окропляла постройки, скотину, людей и чертила кресты в воздухе. В это время девушки пели песни, преимущественно любовного характера. Обычай раскрывает две основные функции, связанные с разными сторонами жизни: окропление водой имеет явно магическое значение, не случайно дома, в которых была совойница, считались очищенными от злых духов и священник их не посещал. Вторая функция сближает его с новогодними чаяниями о замужестве, т. е. относится к области семейных обычаев. Очень вероятно, что она имеет связь с весенними обычаями Лазарование и Буенец, но перенесена в новогодний цикл. В день самого богоявления происходило освящение воды — обычай смешанного языческо-христианского характера. Бросание креста в реку сопровождалось рядом обычаев. Парни вылавливали крест; тот, кому это удавалось, получал подарок. Если крест обледеневал, ожидали здоровый и плодородный год. Во многих местах после освящения воды, т. е. ее «очищения», производили ритуальное омовение лемеха, с которого кадили в рождественскую ночь, «чтобы жито было белым и здоровым». Мыли также иконы, посуду, умывались сами. Больные и убогие купались в том месте, где бросали крест. В этот праздник происходило самое большое смешение языческих и христианских обрядов. В Родопах известно ритуальное обливание водой детей (хаскане), молодоженов, которое проводилось специальными людьми — мужчинами, их звали хаскарами (купающими). Их одаривали, и они затем все вместе угощались.[795] Но главное обрядовое купание во всей стране совершалось на следующий Иванов день (7 января). Больше всего купали молодых мужей, а также именинников — «для здоровья». В Северо-Восточной Болгарии это делали парни, которые на свадьбе были борзоконцами (оповещающими о приближении свадьбы и пр.),[796] а в остальных районах — мужчины — купатели (къпачи). Молодух обливали водой девери или кумы. В начале XX в. появился обычай откупаться от купателей деньгами или вином: купание заменялось обрызгиванием водою. В Северо-Восточной Болгарии в обрядности Иванова дня есть интересный момент: «царь» колядников в этот день угощал свою дружину, при этом колядники являлись в зооморфных и антроморфных масках. Здесь были «медведи», «манафин» (турок, азиат), «невеста», «кадъна» (турчанка), «арапы». После угощения дружина выходила на площадь и плясала хоро — для здоровья и плодородия. По всей вероятности, это реминисценции некогда и в этой области распространенного обычая ряженых колядников. Но возможно, что эти маски появились под влиянием весенних кукерских игр, персонажи которых почти те же.[797] С двумя последними праздниками непосредственно связан Бабин день (8 января), и часто в Болгарии все три праздника именуются Иваноденскими. Бабин день — чисто женский праздник. Он посвящен бабке-повитухе (бабе). В обычае три главных момента: купание бабой малых детей, угощение в ее доме для женщин, у которых она принимала роды, и купание самой бабы молодухами, имеющими детей. Последний момент известен, в частности, под названием влечугане. Обыкновенно женщины катали деревенскую акушерку на передке телеги по селу и в конце концов завозили в реку или к колодцу, где и обливали водой. Придя на торжественный обед к бабе, женщины обязательно должны были полить ей на руки, при этом каждая подавала ей свой кусок мыла, полотенце и набрасывала ей на правое плечо подарок: фартук, чулки, рубаху. Приносили также хлеб, вино, жареную курицу.
Обливание водой повитухи (Западная Болгария — Самоковско)
Мужчины в этих обрядах не участвовали, и если случайно какой-нибудьоказывался поблизости, его подвергали символическим наказаниям. В некоторых местах, как отзвук древности, встречались известные элементы фаллического культа. Вероятно этот обычай имеет субстратную (фракийскую) основу.[798] Зимний праздничный цикл завершался Атанасовым днем (18 января) чаще всего называемым Атанас или Зимний Атанас (в отличие от летнего). Верили, что в этот день святой надевал шелковую рубаху, выходил в горы и призывал зиму уйти, а лето прийти. Праздник считался серединой зимы (сред зима, среди зима). По народному верованию, когда святые делили между собой землю и небо, св. Атанасу достались снега и льды. В Северной Болгарии в этот день профилактически лечили баранов от чумы и после этого приносили святому в жертву (закалывали) барана. Было поверье, что в этот день рождается чума. В некоторых местах в связи с этим месили обрядовые хлебы и резали черную курицу в жертву чуме. В некоторых районах св. Атанас почитался как покровитель скотоводов и пчеловодов.[799] Связь этого праздника со вступлением во вторую половину зимы и ожиданием перемен в природе, особенно важным для подготовки к земледельческим работам ранней весной, говорит о постоянной связи аграрного календаря с различными трудовыми процессами и с переменами в природе. Культурно-историческое развитие болгарского народа принесло известные изменения народных обычаев, в том числе и зимних праздников. Еще в конце XIX и начале XX в. вышеописанные обычаи и обряды начали угасать. Традиция обыкновенно задерживалась более продолжительно в отсталых и изолированных горных районах. От всего зимнего цикла сохранялись лишь отдельные элементы, прежде всего обрядовая трапеза, гадания девушек, суровакание, обрядовые хороводы и празднование дня повитухи. Лишенные своей социальной основы, обычаи и обряды постепенно сходили на нет, что обедняло народную традицию. В настоящее время многие зимние праздники, как, например, колядование, ряженые группы — суроваскары спонтанно возродились и превратились в развлечение и игру. Это особенно относится к новогодним дружинам ряженых, также и к каледарским, где даже наблюдается известное развитие, появление новых персонажей, антропоморфных масок. Это же современное явление, связанное с законом развития традиции и с обогащением народной культуры.[800] Аграрный календарь болгар, как и другие области народной культуры, отражает сложную этническую историю народа, процессы взаимовлияния и взаимосвязей между славянами, фракийцами и протоболгарами. Он отражает также интегрирование ряда обычаев или их элементов из календаря древнего греко-римского мира. Это одна из причин удивительного сходства болгарского аграрного календаря с календарной обрядностью других балканских народов. Этнографический анализ зимнего цикла народных праздников у болгар раскрывает три основных момента, связанных между собой определенной закономерностью. На первом месте стоят различные магические обычаи и обряды, связанные с наступлением нового солнечного года и переменами состояния природы, что имеет значение для хозяйства; на втором месте гадания и предсказания, подразделяющиеся на две группы: одни относятся к трудовым процессам и их результатам, зависящим от влияния сил природы, другие — к личной судьбе (любовь, брак, здоровье); на третьем месте — элементы культа предков, особенно проявляющихся в праздниках (Варварин день, Коледа, Новый год). Несомненно, тема любви и брака, которая преобладает в первой половине зимнего цикла, непосредственно связана с возрождением солнца и всей природы. Смысл и значение обрядности зимнего цикла в целом направлены в будущее — для плодородия, здоровья, благополучия в семье и счастья.
РУМЫНЫ
* * *
М. Я. Салманович Согласно народным представлениям, начало зимы у румын толкуется по-разному. Некоторые считают, что она начинается со дня св. Андрея (30 ноября) и потому его румыны часто называют Андреем Зимним (Andreiu de iarnă). С этим днем в народе повсеместно было связано много поверий и примет. Верили, что в ночь на св. Андрея на дорогу выходят стригои и стригойки, ходят по дворам, собирая косы и языки от конопляных мялок, а затем идут в поле или на сельскую дорогу и там, у придорожных крестов, устраивают битвы друг с другом. Понятие стригой (strigoi) и стригойка (strigoică) у румын имело двоякий смысл. По их представлениям, это были и духи умерших мужчин и женщин, сильно согрешивших в жизни, и живые стригои в человеческом образе. Сами они не знали, что они стригои, хотя их отличительным признаком по народным представлениям был хвост. Полагали, что в обычной жизни это были обыкновенные люди, но в ночь на св. Андрея они тайно покидали свой дом и выходили на битву стригоев, где живые стригои бились с мертвыми до первого пения петуха. Существовало поверие, что в эту ночь мертвые стригои ищут живых, чтобы с ними подраться. Если же они их не найдут, то ловят тех неосторожных, которые не успели скрыться в доме, и высасывают у них кровь. В эту «страшную» ночь, когда по селу «бродила нечистая сила», румынский крестьянин пытался всячески оберечь себя. Поэтому особой заботой женщин в канун св. Андрея было тщательное захоронение предметов, которыми могли сражаться стригои (кос, мялок и т. д.). Существовало поверие, что от нападений стригоев хорошо помогал чеснок. Поэтому в канун св. Андрея его ели или натирали им все тело, иногда — только лоб, грудь, спину и под коленками. Чтобы стригои не смогли проникнуть или заглянуть в дом, чесноком обмазывали окна и ставили знак креста на дверях и дымоходе. Если же им все-таки удавалось «проникнуть» в дом, то люди, чтобы изгнать их, прибегали к заговорам.[801] Кроме стригоев, в андрееву ночь действовала и другая вражья сила — «черти», приносящие людям зло. Но их можно было заставить и служить себе. В жудеце (округе) Ковурлуй существовало поверие, что для этого нужно было выйти ночью на дорогу с котлом воды и развести под ним огонь. Когда вода закипит, туда следовало бросить черную кошку, в которую, по народным представлениям, превратился дьявол. Как только кошка начнет вариться, вокруг котла собирутся черти и станут молить человека погасить огонь. Однако надо подождать, пока не явится главный черт (Scaraoschi) и также не попросит погасить огонь. Вот у него-то и можно потребовать чего хочешь.[802] День св. Андрея называется еще и Волчьим днем (Ziua lupii) или днем Хромого хищника (Gădineţul schiop). В этот день не работали, чтобы волки не задрали скот, особенно — овец и коз. Каждый хозяин, пытаясь оберечь свой скот, в канун св. Андрея натирал чесноком помещения для скота. В жудеце Ботошань таким образом предохраняли и колодцы. В этот день нельзя было подметать в доме и выбрасывать мусор наружу. Запрещалось причесываться, устраивать поминки, давать что-либо взаймы. Старались не оцарапаться. Особенно же строго соблюдалась традиция — не работать. Человека, нарушившего все эти запреты, по народным представлениям, ожидало большое несчастье — задерет волк.[803] Этот день, а особенно канун его в народе использовали для всевозможных гаданий и колдовства. Девушки гадали о суженом, а женщины постарше прибегали к колдовству, чтобы отвести злую силу от дома и семьи. Для праздника св. Андрея характерны и многие обычаи, присущие новогодней ночи и первому дню Нового года, о которых речь будет ниже. Любопытен обычай «хранения чеснока» (pazit usturoi), отмечаемый в ночь на св. Андрея. В жудеце Тутова его справляли следующим образом: В канун св. Андрея в каком-нибудь доме собирались 10–12 девушек вместе с парнями. Парни нанимали музыкантов, а каждая из девушек приносила с собой хлеб, три головки чеснока, пучок сухого базилика, перевязанный красным шнурком, и бутылку водки. Все это расставляли в углу комнаты, на столе покрытым вышитой скатертью. На столе зажигали свечу, которая горела всю ночь, а справа и слева от стола становились две старухи, которые должны были стеречь положенные на него вещи. Всю ночь они стояли неподвижно и следили, чтобы никто ничего не взял со стола или даже не положил бы около лежащих на нем вещей руку. Если это случится, то такому дому «бог не поможет». Молодежь развлекалась и пела до полуночи, а потом девушки угощали парней. После этого танцевали до утра. С наступлением утра один из парней собирал на поднос или в корыто все, что принесли девушки, все выходили во двор и здесь начиналось хоро; в центре хоровода стоял парень с подносом, покрытым полотенцем, вышитым красными нитками, или салфеткой. Он исполнял «танец чеснока» (joacă usturoiul). Закончив хору, все возвращались в дом, и девушки одаривали парней вещами с подноса. Все угощались и расходились. Считалось, что «хранимый чеснок» очень полезен в доме. Им лечили скот, весной его сажали в землю «для лекарства». Число таких сборищ в селе было фиксированным — 7, 9 или 13. Были и различные варианты этого обычая.[804] Повсеместно на св. Андрея женщины из смеси кукурузной и пшеничной муки делали ковашу (covaşă) — род кисло-сладкой браги. Эту ковашу раздавали соседям в посуде, которую они приносили с собой. Верили, что от этого коровы будут давать больше молока и увеличится его жирность. Это также помогало обезопасить себя от стригоев.[805] В некоторых частях Олтении день св. Андрея отмечали для того, чтобы оберечь себя от чумы. Дети срезали ветви винограда, груш, яблонь, черешен и ставили их в ведро с горячей водой. Это ведро украшали и оставляли стоять до дня св. Василия, когда с ним ходили по родным с новогодними поздравлениями и пожеланиями. В жудеце Мусчел говорят, что со дня св. Андрея день вырос на «просяное зерно» (bobul de meiu).[806] 1 декабря в некоторых областях страны румыны отмечали день св. Наума-ученого. В этот день родители, которые хоть немного умели читать, усаживали своих детей за букварь, обучая их чтению. В Олтении, Мунтении и некоторых других районах 4 и 5 декабря, а в других областях страны — 3, 4 и 5 декабря отмечали под общим названием «lilele bubatului», что в буквальном переводе означает «прыщавые дни» или «конопатые дни». Посвященные преимущественно двум святым — Савве и Варваре, эти дни весьма строго отмечались женщинами, особенно теми, которые имели прыщавых или конопатых детей. В эти дни им запрещались всякие работы. Но и для мужчин существовали запреты, например нельзя было ловить рыбу, чтобы не поразила оспа. Детям в эти дни не давали печеной кукурузы, фасоли, тыквенных семечек, чтобы по лицу не пошли прыщи. От напасти их предохраняли, рисуя им медом кресты на лице, и умывали их той водой, в которой мыли иконы. Желая «умилостивить» оспу, ей в эти дни оставляли еду на столе. Св. Варвару некоторые считали невестой Христа, другие — невестой солнца, полагали, что она — звезда, охраняющая луну. Ее почитали, как покровительницу женщин, помогавшую им при тяжелых родах и предохранявшую от различных опасностей. Верили, что она прекращает тяжелые муки умирающих. В ее честь женщины в церкви заказывали литургии, ставили свечи, давали милостыню (pomaňă). Любопытно отметить, что в представлении аромун Варвара была злой и убивала женщин, которые осмеливались работать в ее дни. Поэтому в Боснии, например, аромуны, боясь разгневать Варвару, особо почитали ее. В этот день утром там варили пшеницу, кукурузу и фасоль и в глиняной миске несли их к ручью или речке, протекавших у села. Сваренное зерно бросали в воду, а девушки и парни умывали этой водой лицо, чтобы не заболеть оспой. Затем у воды устраивали хору. Вареное зерно в речку выливала старуха, которая при этом пела песню, обращенную к воде. 5 декабря румыны повсеместно отмечали день святого Саввы, а в Мусчеле полагали, что Савва — это святая женщина, которая болела оспой и по этой причине ослепла.[807] Довольно большим праздником у румын был день св. Николая (6 декабря). По народным представлениям св. Николай управлял солнцем и следил, чтобы оно не сожгло землю и своевременно освещало бы ее. Эти функции с ним разделял и св. Федор, который на девяти лошадях гонялся за солнцем, направляя его по нужному пути. В Буковине считали, что св. Николай остановил всемирный потоп и спас плот Ноя, поэтому его почитали и как покровителя моряков. Так же полагали и аромуны. В жудеце Текучу и в Добрудже его почитали, как покровителя рыбаков, на северо-востоке страны его считали еще и покровителем воров. В некоторых частях Олтении верили, что св. Николай помогает от различных болезней, особенно при инсульте. В ночь на св. Николая девушки гадали о своем суженом, используя специально сваренное коливо, освященное в церкви. Многие полагали, что именно со дня св. Николая начинается зима, представляли его себе в виде старика с большой белой бородой, который приезжает на белом коне. В народе говорили, что со дня св. Николая день начинает понемногу прибавляться точно так, как «цыпленок вылупляется из яйца». Особо св. Николай почитался у аромун в Боснии. Там практиковался обычай Муджиери (Mugieri) или Блековице (Blekoviţe). В канун праздника парни ходили по домам с барабаном и колокольчиками. Они, не переставая, пели и мычали (a mugeri — мычать), требуя, чтобы им дали фасоль, картофель и т. п. Получив подарки, они благодарили хозяев, желая им доброго здоровья. Компания парней состояла из 5, 7 или 9 человек, среди которых роли были строго распределены. Исполнителями были «актер» (prikozivalo) или «старик» (staraţ), «козел» (jarac) с колокольчиком, «кот», требующий сала, «девушка» (парень, наряженный в девичий костюм), просящая пряжу, а остальные — певцы. Подойдя к дому и стоя перед закрытыми дверями, они пели: «Открой двери, хороший хозяин!», их впускали в дом и здесь разыгрывалось целое представление. «Козел» звонил в колокольчик, мычал и требовал соли, «кот» мяукал и требовал сала, «девушка», показывая как прядут, требовала пряжи, все просили по мотку шерсти, которые засовывали за ремень сумки. Кроме того, им давали тарелку с фасолью, пшеницей и т. п. Дары принимал «актер», говоря при этом: «Пусть поможет вам бог и пошлет много счастья. Пусть поможет бог, чтобы в доме была хорошая хозяйка. Сколько крупинок в соли, столько груза пусть будет на ваших лошадях!» Остальные кричали «Аминь». Народ боялся проклятья этой компании, если их плохо принимали, и поэтому их встречали с почетом и одаривали. Так они ходили по всему району в течение 8 дней, начиная с 6 декабря и до Николы-малого, после чего все добытое делилось между участниками, и они расходились. Обычай муджиери у аромун обнаруживает разительное сходство с рождественскими обычаями румын «коза» (cąrpă) и «волшебная птица» (brezoaie), распространенными по обе стороны Карпат.[808] В Мусчеле на 3-й день после св. Николая (или через неделю) отмечается день Николы-малого (Simicoară или Sim-Nicoară). По верованиям румын, живущих в этой области, Симикоара являются братьями св. Николая. Полагали, что празднование этого дня помогало от простуды. В Олтении этот день отмечали, как день сестры Николая, предохраняющей от ударов.[809] 9 декабря — день св. Филофтеи, но его отмечали только в средней и западной Мунтении и Олтении. В этот день здесь устраивались шествия по селу с молениями о дожде, если по народным приметам летом ожидалась засуха. В этот же день отмечался праздник «Зачатия Анны» (Ana Zacetenia), с которого, в противовес другим праздникам народного календаря, рекомендовалось начинать домашние работы: прясть, ткать и т. д. Полагали, что, если начнешь работу в этот день, то весь год будешь ее делать скоро и с удовольствием. В некоторых частях страны считали, что с этого дня «солнце поворачивает на лето, а петух — на порог!» и день прибавляется. В других областях страны полагали, что от Анны и до Спиридона (12 декабря) день и ночь «стоят на месте», а день начинает прибавляться только со Спиридона.[810] День Спиридона-чудотворца, которого почти повсеместно называли просто Spiridon, приходится на 12 декабря. В жудеце Текучу и в г. Бырладе он почитался как покровитель сапожников, в Олтении его особо почитали женщины, полагая, что он помогает от «ударов» (инсультов). Работать в этот день строго запрещалось. В жудеце Мусчел считали, что с 12 декабря день уже заметно растет и говорили: «Петух — на забор!».[811] 18 декабря отмечался день св. Модеста. Он праздновался в тот же день, что и св. Себастиан и Зоя, хотя Модест в календаре не был отмечен. Его почитали, чтобы сохранить скот от падежа и болезней. Для этого в дом приглашали священника и на коленях творили молитву. Выходя из дому, священник кропил с молитвой святой водой ограду, затем и скот. Остаток святой воды тщательно берегли и время от времени подмешивали ее в корм животным.[812] Праздник 20 декабря в народе называют Ignatul или Ignatul porcilor (свиной Игнат). В этот день запрещались всякие работы, особенно домашние работы женщин. Верили, что в случае нарушения запрета увеличивается опасность всевозможных заболеваний и других неприятностей. Нельзя было на дворе вывешивать рубахи для просушки, так как в этот день свиньи могли их разодрать. Во многих районах страны в этот день резали свиней и заготавливали колбасы и окорока к рождеству. Но даже с этой практической надобностью были связаны определенные поверья. В Мусчеле, например, говорили, что в день Игната надо обязательно зарезать свинью или хоть какую-нибудь птицу, предпочтительно — черную курицу, потому что, «как увидишь в Игнатов день кровь, только тогда сможешь оберечь себя от болезней». В некоторых районах страны запрет на работу существовал только до тех пор, пока хозяйка не «увидела кровь». Если же этого не случилось, то надо было взять черную курицу и уколоть ее иглой. Только после того, как у нее выступит кровь, можно было начинать работу. В этот день ворожили. Для этого пользовались внутренностями черной свиньи. В жудеце Вылча сохраняли до крещения кусок мяса черной свиньи. В крещение его освящали в церкви и прикладывали больному к пораженным частям тела. Полагали, что это мясо особенно помогает при болезни ног. В некоторых районах, например в жудеце Долж, убой свиней производили на рождество.[813] Кульминацией зимних народных праздников являются 12 дней (с 25 декабря по 6 января), на которые приходятся рождество (25 декабря), св. Василий (1 января) и крещение (6 января). Это время у румын называется «кышледжь» (câşlegi), равнозначное русским святкам. Все эти праздники тесно связаны с земледелием и в своих проявлениях отражают одно из основных занятий народа. Рождеству предшествовал пост. По народным повериям этот праздник прежде был посвящен богатому чабану, который в румынской мифологии превратился в полубога. Таким образом, поначалу это был пастушеский праздник. Древность и пастушеский характер этого праздника, по мнению румынских ученых, отчетливо выявляются в пастушеских реминисценциях, сохранившихся в колядках. И до сих пор у горных жителей страны, занимающихся преимущественно животноводством, можно услышать на рождество «чабанскую колядку», «пастушескую колядку», «овечью колядку» и жемчужину румынского фольклора «Миорицу», где также говорится о пастушеских занятиях народа. Румынские ученые считают, что сравнительно поздно у местных пастухов этот праздник под влиянием православной церкви смешался с праздником рождения Христа, и из многих рождественских колядок исчез мотив пастушества как основного занятия народа, сменившись новыми идеями, связанными с земледельческим трудом. Но есть и другое толкование названия этого праздника и связанных с ним представлений. Само рождество у румын называется Крэчиун (Crăciunul). С. А. Токарев возводит наименование «Крэчиун» к названию древнеславянского божества «krt», в своих последующих модификациях, известных в ряде славянских и соседних с ними народов в значении — святки, рождество. У словенцев это «Kračun», у болгар — «Крачун», у закарпатских украинцев — «Керечун», у венгров — «Karácsony». Известно было это слово и в старорусском языке. Очевидно это было божество зимы и смерти, в честь которого справлялся праздник в дни зимнего солнцестояния.[814] Думается, что в основном своем существе одно толкование значения этого наименования не противоречит другому. Известно, что на ранних этапах своего исторического развития скотоводство и у румын, и у славян играло значительную роль. Что же касается самого наименования праздника, то широкое распространение этого названия, пусть даже во всевозможных модификациях, но восходящих к древнеславянскому корню «крт», говорит о том, что к неславянским народам (румынам и венграм) оно пришло от славян. Это не противоречит и историческим данным, говорящим о сосуществовании фракийцев — предков современных румын — и славян на территории нынешней Румынии с VI в. Как и у других славянских народов, основу этого праздника составляет культ солнца (время солнцеворота), который христианская церковь осмыслила как рождение Христа. Обрядовый цикл у румын, связанный с рождеством, Новым годом и крещением, в значительной степени общий, особенно в том, что касается рождества и Нового года. В разных районах страны одни и те же обряды справлялись где на рождество, где на Новый год, а многие из них повторялись и на крещение. Поэтому при описании, видимо, удобнее их сгруппировать вокруг какого-то одного праздника, лишь частично отмечая своеобразие каждого из них. Обрядовая пища состояла из колива — вареной пшеницы, заправленной медом и толченым маком. Сверху его украшали орехами, выложенными в виде креста, а в городах крест делали из сахара. Пекли вэрсаре (vărsare) — слоеный капустный пирог, пироги с луком, смазанные маслом, и сладкие пироги с маком и орехами. К столу подавали вареные сливы и груши, бобы, галушки из кукурузной муки, борщ с требухой, борщ с рыбой, жареную рыбу и калачи. С приготовлением обрядовой пищи связаны определенные поверья. Так, прежде чем начинать печь пироги, хозяйка отрывала кусок теста и мазала им фруктовые деревья в саду, чтобы они лучше плодоносили. Когда готовили коливо, нельзя было пробовать пшеницу, пока она варится и ее заправляют, иначе по лицу пойдут прыщи. С кануна рождества и вплоть до крещения на празднично накрытом столе, в одном из его углов на сене или полове стояли обрядовые кушанья. Эти рождественские кушанья были покрыты чистой скатертью. Сено как бы символизировало ту обстановку, в которой по библейской легенде в яслях родился Христос. В сочельник дети ходили колядовать по домам, распевая колядки, заканчивающиеся поздравлением хозяев дома с праздником. За это они получали рождественские печенья, орехи и т. п. реже — деньги. В первые два-три дня рождества ходили со звездой, исполняя драматизованные библейские повествования о рождении Христа. Заканчивался рождественский праздник обрядом хождения взрослых — ряженых, где выступали «коза», «олень» или фантастическая птица «brezoaia». Коза служила символом плодородия. Впоследствии появились другие маски, имевшие социально направленный характер. Такой, например, была маска турка-угнетателя.Колендаторы у окна
Большое значение в обрядах на рождество имело повсеместно рождественское полено — пом де Крэчиун (pom de Craciun), которое часто целиком сжигали в очаге. В горных районах это было преимущественно лиственничное дерево — брад (brad), а в холмистых и степных — дубовое. Оно должно было гореть весь праздник, и с ним было связано множество примет и поверий. Имеется у румын и свой Дед Мороз — мош Джерилэ (moş Jerilă), раздающий на рождество подарки детям. Однако это новый образ в румынской мифологии, возникший под городским влиянием относительно недавно. Пожалуй, наиболее насыщен обрядами был праздник св. Василия — Нового года (Sfïntu-Vasilii — Anul-nou).[815] В некоторых местах Новый год называют «малым рождеством» (Crăciunul mic) или «Братьями Крэчиуна» (Fratele Crăciunului). Особенно торжествен канун Нового года — вечер на св. Василия. Едва только опустится солнце, как в каждом доме перед иконой Христа зажигали свечу из чистого воска, которая должна была гореть всю ночь, «чтобы счастье могло зайти в дом». Двери и пороги в доме, в помещениях для скота, в хранилищах зерна обмазывали чесноком и разного рода топленым жиром. Этим же составом на домашних животных ставили знак креста и, наконец, мазали себя и всех членов семьи. По народным представлениям, таким путем можно было уберечь себя от козней дьявола и стригоев, которые в эту ночь бродят возле дома и пытаются выдоить коров или нанести какой-нибудь ущерб человеку. Но этой ночью бродит не только злая сила. Это в общем светлая ночь, когда по народным представлениям раскрывались небеса и люди могли увидеть бога в окружении святых. Однако это было дано не всем — только людям строгой и праведной жизни. По румынским поверьям небеса раскрывались не только под Новый год, но и в канун рождества, крещения и Пасхи. Люди верили, что все это происходит очень быстро и тот, кто это увидел, мог просить у бога всего, чего хочет. Румыны думали, что в новогоднюю ночь может разговаривать и скот, но во избежание несчастья подслушивать его нельзя. Этот вечер, как и канун рождества, был богат всевозможными колядками (соlindă). Парни ходили по домам, распевая их, произнося поздравления и пожелания. Все это сопровождалось хлопаньем бича и веселым шумом. Ни один дом не пропускали колендаторы. Временем наибольшего колядования был канун рождества. В сочельник в колядовании принимало участие большое количество народа, независимо от возраста. В канун св. Василия колядовали немного меньше, и здесь колядки, особенно такие, как плугушорул (pluguşorul), были более целенаправлены и посвящены «вызыванию плодородия» земли. Но все же между колядованием в сочельник и в канун св. Василия существенных отличий не наблюдалось. Как и в другие праздники, собирались по домам, и старики рассказывали легенды о святых, в которых последние большей частью выступали как бедные чабаны. Одним из наиболее древних и красочных новогодних обычаев у румын был плугушорул. Любопытно отметить, что в тех областях, где его исполняли, в колядовании принимали участие только бедняки и мальчики поменьше, т. е. те, кто больше всего был занят пахотой в качестве пахарей и погонщиков. В канун Нового года, как только стемнеет, ребята ходили по домам и колядовали. Наиболее разговорчивый из них, стоя около дома, читал колядку пахаря (плугушорул). При этом он потряхивал плуг, изображая пахаря. Каждый куплет колядки сопровождался рефреном: «Mănaţi măi!» или «mănaţi flăcăi», или «pocniţi copii!». Остальные плугураши в этот момент хлопали бичами и кричали «hăi, hăi!» — как бы погоняя волов. Один из мальчиков дудел в бухай (музыкальный инструмент), подражая мычанию волов. Во время колядования проводили первую борозду по снегу. Сама колядка плугушорул имела многочисленные варианты, но все они сводились к пожеланию доброго и плодородного года. Колядовали не всегда с плугом, но бухай и колокольчики были непременными принадлежностями этого красочного обычая. В городах Румынии ребята для этой цели пользовались миниатюрной моделью плуга, которую украшали разноцветной бумагой и бумажными цветами, а на его рукоятках укрепляли один или два колокольчика. После произнесения колядки и поздравлений хозяевам дома последние одаривали плугурашей, как и на рождество: калачами, орехами, яблоками, деньгами и т. д. Так они ходили от дома к дому до полуночи. А затем, разделив по-братски подарки и пожелав друг другу счастья в новом году, расходились.
Святочная обрядность: «танец медведя»
После «вспахивания» надо было «посеять». К «посеву» готовились ночью. И, если в «пахоте» принимали участие не только мальчики начиная с 12-летнего возраста, но и парни постарше (но никогда — женатые мужчины), то в «посеве» участвовали только мальчики от 7 до 12 лет. Утром 1 января «сеятели» с семенами пшеницы, ржи, ячменя и овса, разложенными в определенном порядке в сумке или шерстяной перчатке, направлялись к домам односельчан. К их встрече хозяева, особенно те, у которых были взрослые девушки, готовились особо, прибирая в доме так, чтобы там было красиво и чисто. Иначе весть о неряшливом доме пойдет «через девять стран и девять морей». Мужчины, хозяева дома, заводили в комнату упитанного теленка или ягненка, которых посыпали зерном («сеяли»). Это еще раз подтверждает большую роль скотоводства в прошлом румынского народа. В некоторых районах страны «сеяли» на хозяина дома. Зайдя в дом, «сеятели» производили «посев», говоря при этом:
Хождение с козленком (с. Мэлинь — Сучава)
Третья группа обычаев верджел была связана с традицией гостеприимства. Она называлась еще «beria» или «berenul». Главная роль здесь принадлежала парням. Смысл этих обычаев состоял в том, чтобы принять и угостить приглянувшихся девушек и их родителей или родственников. Эти обычаи в различных местах проводятся в канун разных праздников, в том числе и на Новый год. За день до Нового года руководители обряда, которые назывались кольчерами (colceri), ходили с бутылкой ракии по домам, где были взрослые девушки. Обращаясь по очереди со стихотворными приветствиями сначала к отцу, затем — к матери и, наконец, к самой девушке, они приглашали их почтить праздник своим присутствием. В канун Нового года в каком-нибудь доме собирались парни, устраивавшие верджел, и приносили вино. Затем приходили девушки, каждая в сопровождении матери или старшей сестры. Прийти одной считалось неприличным. Женщины приносили угощение: калачи, плачинты (слоеные пироги), орехи, яблоки, жареных кур и т. д. Все это вместе с вином поступало в распоряжение кольчеров, и без их разрешения никто ничего не мог взять со стола, не мог без разрешения даже пойти танцевать. Девушек и их родственниц приглашали в дом и угощали вином. Затем они выходили наружу, где должны были начаться танцы. На этом празднике запрещалось смеяться над кем-нибудь или делать кому-нибудь неприятности. Всех должны были почтить, угостить и развлечь, чтобы все остались довольны. Как только темнело, девушки уходили, а оставшиеся мужчины танцевали до глубокой ночи. С днем св. Василия был связан и обычай полазник (polaznic) — прием первого человека (обязательно мужского пола), входящего в этот день в дом. Считалось, что он должен принести счастье. Войдя в дом и подойдя к очагу, полазник желал семье хорошего года, прибавления скота и т. д. В настоящее время этот обычай можно наблюдать только в округе г. Брэилы и в некоторых районах Трансильвании. Однако в румынском фольклоре упоминание о нем — повсеместно. В новогоднее утро дети от 3 до 12 лет ходили по домам с зеленой веткой яблони или груши, украшенной разноцветной бумагой, блестками, позолотой и искусственными цветами. В Мунтении ее называли сокрова (Socrova). О сохранении этих веточек в свежем виде заботились матери семей, которые собирали их в день св. Андрея (30 ноября). Дети заходили в дом с пожеланием счастья и долгих лет, подражая в то же время мычанию быков. Они прикасались веточкой к каждому члену семьи. Так же поступали дети и со всеми, проходящими по улице. За это их одаривали подарками, предназначавшимися взрослым членам их семей: нитями, пряжей, решетом яблок, иногда — деньгами.[817] Наконец, последним среди зимних праздников является крещение (Botez, Botezu-Domnului, Apa-Boteză), которое падает на 6 января. Наиболее торжествен и богат обычаями канун праздника. К обрядовой пище в этот вечер прибавляли два хлебца и стакан с водой, предназначенные для умерших родственников. После освящения дома священником сено, лежавшее под блюдом на столе, отдавали скоту, чтобы в доме было благополучие и скот был бы здоров. За стол не садились до тех пор, пока священник не освятил все блюда и не отведал каждое из них. Если в крещение в дом приходил чужой, то, в зависимости от его пола, предсказывали: если мужчина — то у домашнего скота в течение года родятся детеныши мужского пола, приход женщины означал появление самочек. Думается, что это своеобразный пережиток обычая полазник. В канун крещения окуривали весь скот зажженным сеном, которое брали со стола. Священника, приходившего освящать дом и усадьбу, хозяин встречал на пороге с зажженной свечой в руках. Вначале освящали горницу (каса маре), где стоял праздничный стол, затем все помещения в доме, иногда даже чердак. После этого опять возвращались в горницу, где хозяйка давала священнику пучок конопли или наматывала на его крест нить, веря, что от этого конопля будет лучше расти, а на ее нити священник намотает все плохое, что угрожает дому. В некоторых областях страны полагали, что эта нить помогает душам умерших родственников перейти из ада в рай. В каждом доме священник был обязан посидеть за столом, иначе наседки перестанут высиживать цыплят, а чтобы они их лучше высиживали, после его ухода хозяйка дома садилась на то место, где он сидел. Девушки старались украсть у попа пучок базилика, чтобы, подложив его на ночь под подушку, увидеть своего суженого. Отведывая понемногу от каждого блюда, священник бросал на пол зерна вареной пшеницы, чтобы год был плодородным и хорошо бы роились пчелы. Священнику давали калач или пироги, и хозяин дома с непокрытой головой и зажженной свечой в руках провожал его или до своего соседа, или до ворот. Считалось, что в этот день, особенно девушкам, хорошо поститься, что предвещало быстрое замужество. Гадания в канун крещения в своем большинстве были такими же, как и в канун Нового года. В качестве своеобразия можно отметить совместные гадания парней и девушек, на которые они собирались в каком-нибудь доме. Посреди комнаты стоял стол, на нем находились 10–15 шапок или тарелок, под которыми были спрятаны различные предметы: серебряная монета, хлеб, гребень, кольцо и т. д. Парню, желавшему узнать, какая у него будет жена, завязывали глаза и поворачивали его лицом в противоположную от стола сторону. За это время предметы под шапками или тарелками меняли. Затем парня подводили к столу, и он поднимал шапку. Ему развязывали глаза и давали посмотреть на предмет, находившийся под ней: если это был гребень — то, по поверью, жена будет смешливая, деньги — богатая, перец — быстрая, щетка — старая, зеркало — гордая, пучок базилика — красивая, но бедная, уголь — темная, как цыганка, хлеб — хорошая, мясо — мягкая, кольца — верующая, пучок волос — любящая, соль — будет долго жить, семена конопли или пшеницы предсказывали, что она будет иметь много детей и т. д. Так каждый гадал трижды. В день крещения парни толпой бродили по селу в шапках, опущенных до бровей. И беда попавшемуся навстречу. Его силой тащили к колодцу и обливали водой (iordănit). Наиболее значительным обычаем в день крещения было водосвятие (Iordanul). Оно бывало «малым» и«большим». Первое происходило в церкви, на церковном кладбище или в частном доме. Второе — в общественном месте, на площади города или села, у колодца или возле проточной воды. Когда процессия шла из церкви святить воду, то, наряду с тропарями, полагающимися к случаю, которые пели церковные певцы, народ пел и колядки, различавшиеся по областям страны. «Большое» водосвятие сопровождалось стрельбой из пистолетов и ружей. Освященную воду старались поскорее разобрать по домам, ибо тогда она считалась наиболее полезной. И так как каждый старался взять ее первым, то происходили столкновения, кончавшиеся иногда несчастными случаями. На обратном пути священник окроплял «святой водой» всех прохожих. Однако к этому, по существу церковному обряду народ прибавлял и другие обычаи. В восточных районах, например, парни наряжались в девичьи одежды и шляпы с перьями и скакали на лошадях вдоль процессии. А девушки загадывали, если первыми увидят такого парня на белом коне, то вскоре выйдут замуж. Существовало поверье, что когда священник опускает крест в воду, оттуда выскакивают черти и разбегаются во все стороны. Этого никто не видит, за исключением волков, пускавшихся за ними вдогонку и выпускавших у них кишки. Черти же пытаются спрятаться от волков. Поэтому в день крещения не полагалось оставлять на заборах белья, так как они могли в него спрятаться. Существовало поверье, что после водосвятия вода в течение двух недель (а по представлению других — 6 недель) оставалась «святой». Поэтому в это время старались не стирать, особенно в проточных водах, чтобы не нарушить «святости» воды. Повсеместно после освящения проточных вод многие бросались в прорубь, веря, что после этого будут здоровы весь год. Во многих местах страны, особенно в Трансильвании, во время водосвятия выгоняли скот из загонов, чтобы и он принял обряд крещения. В силу освященной воды верили настолько, что ею крестили могилы детей, умерших до крещения. Полагали, что тогда они переставали быть «мороями» (moroi) и не представляли опасности для людей и скота. Существовал обычай: когда парни и девушки после водосвятия возвращались со всеми в церковь, то оттуда с зажженными свечами шли на какое-нибудь открытое место, где зажигали солому, сучья и навоз. Вокруг костра устраивали танцы, а потом все прыгали через огонь. Зажигали огонь и у Иордани, а затем разносили его по домам и окуривали им дом, хозяйственные постройки и хлеб, защищая их от злых духов. Верили, что в ночь на крещение, так же как и под Новый год, раскрываются небеса и тот, кто умер в эту ночь, попадает прямо на небо.[818] На следующий день после крещения, 7 января, румыны праздновали день Иоанна Крестителя. В одних областях страны полагали, что Иоанн восприемник (nanaş) Христа и поэтому следует отмечать этот день. В других областях страны верили, что за это бог сохранит их хозяйства от огня. В Буковине полагали, что Иоанн Креститель является покровителем новорожденных, оберегающим их от всяких несчастий, особенно от того, чтобы они не умерли некрещеными. В Мунтении его почитали как главного помощника бога в деле увеличения плодородия полей. Особенно большим праздником этот день был в Банате, так как «San Ion» считался покровителем множества семей в этой области. В стране широко бытовала легенда, что Иоанн был проклят своей матерью за то, что сотворил лесных хищников. За это он превратился в оленя, а по представлению других — в козленка. Только став опять человеком, он спустился с гор, построил монастырь и крестил Христа. В Буковине полагали, что в свой день Иоанн крестит мороз и становится теплее. В Банате и Трансильвании считали, что Иоанн победил зиму, которую на белом коне привез св. Николай. Иоанн же провожал ее на черном. В Мунтении в этот день окропляли святой водой скот, хозяйственные постройки, поля, сады и виноградники. Любопытно, что во многих коммунах Мунтении этот день отмечали только женщины. Вечером они собирались без мужчин на гулянья, устраивали танцы, говоря при этом, что «в году есть один день, когда женщина является столь же значительной, как и мужчина».[819] В Мунтении же существовал обычай, когда ребята не моложе 15 лет в ночь с 6 на 7 января ходили колядовать в честь св. Иоанна. Их называли не колендаторами, как на рождество или на Новый год, а иордэниторами (Iordănitori). Чаще всего вечером 6 января они собирались где-нибудь в корчме, угощались там и развлекались. За это с участников взималась плата. Затем они выходили на улицу, и их глава, называемый поп (pop), нес ведро со святой водой, в которое собирал деньги с прохожих. Его помощники в это время окунали в ведро пучки базилика и окропляли водой всех встреченных. У одного из участников в руках была заостренная палка, на которую он накалывал подаваемое мясо. Ходили они не только ночью, но и утром 7 января и распевали те же тропари, что пел священник в канун крещения. Зайдя в дом, они окропляли водой всех членов семьи, затем каждого из них поднимали на руках трижды. За это хозяин дома должен был дать им подарок. Желая подшутить над иордэниторами, хозяева домов выходили наружу, садились на повозки или тяжелый деревянный чурбан, требуя, чтобы их подняли вместе с ними. Если хозяину позволяла сила, то иногда он вступал в бой с руководителем иордэниторов. Подарок давался только в том случае, если хозяин оказывался побежденным. Эта борьба была связана с народными представлениями о том, что она увеличивает силу. Считалось, что иордэниторам в бою помогает св. Ион, а это прибавляет силы и тому, кто с ними борется. Особенно в этот день от «иордэниторов» доставалось именинникам. Всех, кого звали Ионом или Ионой, они силой тащили к колодцу или ручью и купали там до тех пор, пока они им что-нибудь дадут. В жудеце Телеорман парни и девушки собирались у колодцев и обливали друг друга и тех, кто пришел за водой. Обливали водой и на танцах, которые устраивали в этот день, особенно девушек.[820] 16 января в Буковине, Трансильвании и части Мунтении отмечали св. Петра-зимнего (San-Petru de iarna). Его называли еще св. Петром-волчьим (San-Petru lupelor) или покровителем волков (Patronul lupelor). Праздновали этот день прежде всего для того, чтобы обезопасить себя и свой скот от нападений хищников. Св. Петра рассматривали, как брата св. Андрея, но если последний был врагом волков, то первый — их защитником. В этот день как мужчинам, так и женщинам разрешались только мелкие работы по дому. Строго запрещалось прясть и ткать, иначе волки истребят скот. Некоторые верили, что празднование дня св. Петра предохранит их от головной боли и других болезней. Другие полагали, что, отмечая этот день и постясь, они тем самым спасают скоромную пищу от порчи в течение года. Пчеловоды думали, что св. Петр помогает лучшему роению пчел и получению большего количества меда. В Банате и Олтении 16, 17 и 18 января последовательно отмечали дни «Антанасииле» (Antanasiile), возникшее из сочетания имен двух святых: Антона (Anton) и Афанасия (Tanasă). Румынские ученые полагают, что эти праздники романского происхождения, занесенные сюда в эпоху крестовых походов. Это мнение они основывают на том, что в народе эти дни рассматривались как плохие, злые, связанные с болезнями, особенно детскими, головокружениями и пожарами. Так же эти дни рассматриваются у народов стран Западной Европы (фр. — «feu Sain-Antoine», нем. «Antonusfeuer», англ. — «Anthony’s fir»). Некоторые считали, что день св. Петра знаменовал собой средину зимы, другие относили ее ко дню св. Афанасия.[821] Следует отметить, что в наши дни многие из этих обычаев постепенно исчезают или превращаются в народные игрища. Некоторые из них определенным образом модифицируются. Так ряд обычаев, ранее связанных с рождеством, перенесен теперь на празднование Нового года, который отмечается более широко, чем рождество. На Новый год только 10–15 лет тому назад стали украшать елку. В городах ее часто устраивают не только в домах, но и на площадях, где открывают ярмарки и происходят народные гулянья и детские праздники. В селах елку украшают в школах, в детских садах и т. д., но редко в доме. Что же касается самих верований и представлений, широко распространенных в прошлом, то в них, наряду с обрядами, отражающими земледельческие занятия населения, сохранились обычаи и обряды, связанные со скотоводческими культами. Это находит свое отражение в понимании Крэчиуна как богатого чабана, в сохранении различного рода чабанских колядок у жителей горных районов страны, в совершении обрядов в день св. Василия и народных представлениях о святых, где они большей частью предстают как бедные чабаны. Все это весьма существенно для выяснения этногенеза и дальнейшей этнической истории румын.
АЛБАНЦЫ
* * *
Ю. В. Иванова Большинство верующих албанцев (около 70 %) принадлежало к мусульманскому вероисповеданию. Этим они отличались от остальных народов Европы — христиан. Кроме них, в Европе ислам исповедуют лишь немногочисленные группы: боснийцы, турки, балканские цыгане и некоторые другие, неописанные в настоящем сборнике. Большинство албанских мусульман придерживались суннитского толка, были среди них и сторонники нескольких шиитских сект. В 1922 г. албанские сунниты отказались признавать власть общемусульманского религиозного главы — Халифа и заявили о самостоятельности албанской мечети. Шиитский толк ислама был представлен пантеистической сектой бекташей, имевших последователей главным образом в южных областях Албании. С 1924 г. Албания стала основным мировым центром бекташизма, а с 1928 г. бекташизм признан как самостоятельное вероисповедание. Примерно 20 % населения Албании придерживалось православия, около 10 % — католицизма. Православие издавна было подчинено греческой церкви и имело распространение преимущественно на юге, юго-востоке страны и немного на побережье Адриатического моря от г. Люшни до Влёры.В 1922 г. было провозглашено отделение от Константинопольской патриархии и основание албанской автокефальной церкви. Католицизм, которого придерживались главным образом горцы Северной Албании и население г. Шкодры, энергично проповедовался иностранными миссионерами: в средние века венецианцами, а в новое время итальянцами и австрийцами в целях упрочения их политического влияния. В календарной обрядности любого народа отражаются природные условия, в которых он живет, и его трудовая деятельность. Истолкование явлений природы, приметы, поверья, а также обычаи, связанные с хозяйственными занятиями, уходят корнями в глубь дохристианских времен. В течение веков в повседневной жизни албанцев, как и везде в мире, накапливались многие бытовые навыки, обычаи, поверья, приметы, связанные с календарным циклом хозяйственных работ. Они имели специфические черты у народов различных вероисповеданий. Для изучения народных календарных обычаев и обрядов албанцев очень важно учитывать явление синкретизма, т. е. смешение, сосуществование определенных понятий, черт, даже обрядов и бытовых привычек, присущих разным религиям. Это произошло потому, что ислам проник в албанскую среду насильственным путем: покорив албанские земли в конце XV в., турки-османы с XVI, особенно с XVII в., повели жестокую политику исламизации, применяя экономические и политические меры.[822] Но именно эти насильственные меры и привели к весьма поверхностной исламизации албанских крестьян. Религиозно-философское учение ислама затронуло по существу незначительный слой населения, главным образом горожан и сельскую аристократию. В крестьянской же массе очень долго сохранялось криптохристианство (скрытое, тайное христианство): в ислам переходили мужчины (на их имя составлялись документы, касавшиеся землевладения, налогов и т. д.), женщины же оставались в христианской вере; дочери их уже считались мусульманками. И сейчас в некоторых католических или православных местностях мужчины носят мусульманские имена: когда-то эта хитрость избавляла их от преследования властей. До сих пор в местности Люра случается встретить семьи, где одни члены семьи считают себя христианами, а другие мусульманами. Внутри одного родственного объединения (фиса) одни братства могли быть христианскими, другие — мусульманскими, христиане и магометане заключали между собою браки, союзы побратимства, кумовства. Вместе с тем и Османская империя, и европейские державы, вмешивавшиеся в жизнь Албании с политическими целями, пытались использовать в своих интересах это религиозное расчленение народа, всяческими способами насаждали антагонизм среди приверженцев различных религий и в определенной мере достигали своих целей. В городах и их окрестностях, особенно среди аристократии, правящего класса религиозная нетерпимость порою достигала драматического накала. Но надо помнить, что вне городов, в крестьянских массах, особенно в горных районах, значительная веротерпимость и явления криптохристианства дожили до середины XX в. Отсюда и та легкость перехода из одного вероисповедания в другое, которая еще в конце XIX в. так поражала русских дипломатов, работавших в разных городах этой части Османской империи.[823] Этой веротерпимостью и своеобразным религиозным равнодушием албанские крестьяне отличались от боснийцев, от помаков — исламизированных болгар и других групп балканцев — приверженцев ислама.[824] Древнейший народный календарь, основанный на первобытных религиозных верованиях, был заменен со временем христианским, а позднее мусульманским. Каждая из этих религий не вытеснила бесследно древние понятия и традиции, а приспосабливала привычные для народа обычаи к своим нуждам. Дни старинных языческих праздников были посвящены христианским или мусульманским святым. С течением времени первоначальный смысл многих обрядов стерся в народной памяти, и они превратились в конце концов в песни и игры детей. Старинный албанский народный календарь делил год на две равные половины: лето от дня св. Георгия (23 апреля) до дня св. Димитрия (26 октября) и зима от дня св. Димитрия до дня св. Георгия.[825] Точно такое же деление года на две половины В. А. Гордлевский наблюдал в среде турецких крестьян: «В деревнях год делится на две половины: от дня Хызыра (23 апреля) до Касыма (26 октября) — лето „яз“, и от дня Касыма до дня Хызыра — зима („кыш“). День Хызыра, в народе синкретизировавшегося с христианским св. Георгием, так и называется „началом лета“… В Касыме отложились христианские представления о св. Димитрии. С таким народным представлением считаются даже составители календарей, отмечающие, сколько дней прошло или осталось от дней Хызыра и Касыма».[826] В. А. Гордлевский считает, что совместная жизнь и сходная хозяйственная деятельность турок и древнего населения Малой Азии и Восточного Средиземноморья, жившего там до прихода турок, заставила и турок признать в определенной степени солнечный календарь, «удобный для повседневных расчетов», в отличие от скользящего и непривязанного к периодичности природы мусульманского лунного года. «Жизнь, общие жизненные интересы победили религию».[827] Безусловно, это обстоятельство упрочило со временем традицию пользования народным календарем среди албанских крестьян. Между двумя основными датами год делится поровну по 180 дней в каждой половине. Оставшиеся 5 дней распределяются между главными праздниками года: Георгиев день празднуют 3 дня подряд, а праздник св. Димитрия — 2 дня.[828] Каждая из половин года делится в свою очередь пополам по 90 дней, и отсчет времени идет так: 90 дней «после св. Георгия», 90 дней «перед св. Димитрием», 90 дней «после св. Димитрия», 90 дней «перед св. Георгием». Каждый из девяностодневных отрезков разделяется пополам, по 45 дней. Между этими малыми отрезками времени практический народный опыт распределял все основные хозяйственные дела албанского крестьянина — земледельца и пастуха. Между зимой и летом по народным представлениям нет промежуточных сезонов. Понятия «весна» и «осень» были известны лишь в среде горожан и жителей пригородных местностей. Постепенно с распространением образования они стали достоянием жителей всей страны. Но исконная народная традиция этих сезонов не знала. Равным образом народной традиции чужд отсчет начала года с 1 января. Согласно этой традиции начало года — это день св. Георгия (Shen-Gjergji или Shngjergji).[829] Еще в середине XX в. не было такой местности, где были бы утрачены без следа празднества и обряды, связанные с днем св. Георгия, который назывался праздником лета (festa е verës). День св. Димитрия (Shen-Mitri) или святого Мартина (Shen-Marti, Shmarti), как его именует католическое население гор в окрестностях Шкодры, это праздник зимы (festa е dimrit, festa е dimnit).[830] Обряды этого дня скорее подвергались забвению, чем празднование св. Георгия, но в некоторых местностях, особенно в Северной Албании, о них еще помнили и в какой-то мере выполняли в середине XX в. День св. Димитрия стал главным образом семейным праздником, справляемым в домашнем кругу. Праздник св. Димитрия (или св. Мартина) длился два дня подряд. В эти дни принято было воздерживаться от любой работы во избежание несчастья. Делали «курбан», т. е. жарили (или запекали) барашка. Считалось, что св. Мартин «завязывает» рот диким зверям в горах[831] и жертва (курбан) этому святому послужит сохранению стад на зимних пастбищах. В праздничные дни родные, соседи ходили друг к другу в гости и произносили взаимные пожелания благополучно прожить наступающий суровый сезон. Дмитриев день был важной датой в хозяйственной деятельности албанских крестьян. К этому дню стада спускались с высокогорных лугов на зимние пастбища. Тот, кто имел немного скота, отдавал его на зимний прокорм владельцам больших пастбищ. К этому дню должен был быть завершен посев озимых хлебов. Начинали запасать дрова на зиму. В этот день производили расчет с чабанами, сезонными рабочими и нанимали на новый шестимесячный срок других батраков, слуг и т. п. Дмитриев день — предпочтительное время для свадеб.[832] В середине двух главных сезонов отмечались специальные дни — середина лета (mjedisi i verës) и середина зимы (mjedisi i dimrit). В некоторых местностях Албании специальные обряды, сопровождавшие эти дни, еще сохранялись, в других районах они уже забывались или замещались обрядами и верованиями более поздних эпох. Между днем начала зимы и днем ее середины кое-где отмечали день св. Варвары (Barbulleshen) или «богини» — сестры св. Николая. В некоторых областях праздновали день св. Михаила. В эти праздники обычно ходили в гости к родным и знакомым. Наиболее значительная дата этого периода — день св. Николая (почти повсеместно) или Христофора (в местности Люма). Народный календарь считает ее промежуточной между днем начала зимы и серединой зимы. Здесь мы опять замечаем, что праздник христианского святого (6 декабря) лишь приблизительно совпадает с датой, отстоящей на 45 дней от Дмитриева дня. Это своеобразный компромисс между древней традицией и церковными святцами. Святой Николай — наиболее популярный (наряду со св. Георгием) святой в Албании: «Нет дома в горах или долинах, мусульманского или христианского, — пишет Рок Зойзи, — где не праздновали бы день святого Николая».[833] По традиции в этот день приносили кровавую жертву — курбан: резали и жарили на вертеле барана (в последнее время, стараясь более экономно расходовать мясо, его стали варить), обязательно зажигали свечи. Мусульмане вместо зажигания свечей сжигали на огне очага или камина кусочек пчелиного воска. Когда был накрыт праздничный стол, в доме открывали двери и окна, «чтобы души предков могли принять участие в пире». Крестьяне ко дню святого Николая (или ко дню Христофора) старались закончить подготовку к зимнему времени: поместить скот, который не ушел на пастбища, в зимние стойла, заготовить корма на зиму.[834] Почитание христианских святых горцами без различия их вероисповедания объясняется очень древней традицией празднования «славы» — праздника в честь определенного святого. В отличие от сербской «славы» — семейного обряда и от «дня моления» семейному святому у южных албанцев, во время которого воздавались почести семейному патрону, у северных албанцев, так же как в Черногории и Герцеговине, этот обряд носил родовой характер: чествовался патрон целой родовой группы, причем св. Николай был патроном значительного числа родо-племенных групп (фисов), может быть в далеком прошлом имевших общее происхождение.[835] Праздник середины зимы в новое время слился с рождеством — Krishtlindje, Kërshëndella, Kullanat, Kolendre. Слово «Kolendre» означает и само рождество, и круглый пирог в виде большого кольца, который пекли накануне рождества. В местностях, где влияние христианской церкви было прочным, например в низинной сельскохозяйственной местности Загори в долине р. Девола и других, дети перед рассветом ходили из дома в дом, стучали палкой в двери и пели песни о рождении Иисуса и о деве Марии. Хозяйки оделяли их заготовленными заранее календрами, мелкими монетами, жареными каштанами. Рождественским пирогом (kolendre, kullana) угощали также приходивших с визитом, с поздравлениями родственников, соседей. В иных местностях его съедали сами домочадцы.[836] Привязка основных вех традиционного календаря к христианским святцам несколько спутала их хронологические места и сделала эти вехи приблизительными. «День середины зимы» должен был бы приходиться на день зимнего солнцестояния. Это ясно из тех поговорок, которые бытуют сейчас в народе; в день середины зимы горцы из окрестностей Шкодры говорят: «Солнце ведет за собой лето»; «солнце совершает поворот», — говорят жители Люмы; «день начинает расти со скоростью, с какой петух переступает с балки на балку», — замечают в Шкодре.[837] Хотя день середины зимы слился с христианским праздником рождества, по существу своему он имеет мало общего с христианской религией и таит в себе черты очень древних народных религиозных представлений, связанных в первую очередь с хозяйственной деятельностью людей. Мусульмане, которые также праздновали этот день, переосмысливают его по-своему. У мусульман Шкодры, например, он назывался «Днем первого снега». Вместо возжигания свеч они клали в огонь кусочек воска.[838] День середины зимы в различных районах Северной Албании назывался по-разному: в Люме «середина зимы» (Mjedis i dimnit), в Мирдите «ночь рождества» (Natë këndellja), в Шаля, Никай и Мертури «ночь бузми» (Nata е Buzmit). В этих последних областях интересующий нас обряд совершался наиболее полно.[839] Этому способствовало, очевидно, близкое сходство обряда с тем, который совершался ближайшими соседями албанцев — южными славянами. «Buzem», «buzmi bujar» называлось толстое полено, чурбан, бревно, которое сжигали в праздничный вечер на домашнем очаге (у южных славян оно называлось «бадняк»).[840] Задолго до праздника в лесу присматривали большое дерево с толстым несуковатым стволом, срубали его, но не вносили в дом, а оставляли его перед домом, помещали в хлеву или же прятали в лесу. В ночь на 25 декабря, в сочельник, вся семья собиралась у огня; посылали одного из семьи — сильного и ловкого человека принести «бузми». Появление полена встречали приветствиями:
ГРЕКИ
* * *
Ю. В. Иванова Подавляющее большинство верующих греков исповедуют православие. Приверженцы других религий составляют незначительное меньшинство: на некоторых Кикладских островах — Санторин (или Сира, Сирос), Наксос и других небольшая часть жителей придерживается католической веры, на острове Родос и в области Фракии на северо-востоке континентальной Греции отдельные группы исповедуют ислам, принятый во времена турецкого господства на Балканах (XIV–XIX вв.). Календарная обрядность в Греции сопрягается с православным календарем. Что касается народной основы календарных праздников, которую вобрала в себя, отчасти переработав и переосмыслив, христианская церковь, то она у греков, как и у других народов, вытекает из производственного быта трудового народа, в первую очередь из сельскохозяйственной деятельности. Отсюда и народные понятия о временах года, которые зависят от конкретной трудовой жизни людей в различных климатических условиях. Материковая часть Греции — преимущественно гористая страна, столь же гористы и острова. На склонах гор пастухи выпасали стада овец и коз, в долинах землепашцы издавна возделывали землю, выращивали пшеницу, виноград, маслины, фрукты. Жители морского побережья континента и островов всегда кормились от моря: занимались рыбной ловлей, добыванием губок; мореходство и морская торговля — не менее традиционные занятия греков. Вся эта трудовая деятельность нашла свое отражение в народном календаре, но более всего — земледелие. Преобладание аграрных праздников подмечено у древних греков. Календари полисов Древней Греции образовались под влиянием одних и тех же древнейших, общих всем эллинам культов — солнечного и аграрного.[849] Если аграрные культы отражают непосредственно хозяйственную деятельность людей, то солнечные насыщены религиозными представлениями, может быть в свою очередь проистекающими из хозяйственной деятельности, но в практической жизни уже от нее оторвавшимися. В Древней Греции придерживались лунных календарей. Начало года отсчитывалось по-разному в различных местах, но всегда сообразно с определенным положением солнца: год начинался в первое новолуние от летнего или зимнего солнцеворота, от весеннего или осеннего равноденствия. С V в. до н. э. была установлена зависимость между лунными месяцами и солнечными годами. Лунный календарь был приспособлен к временам года и превратился в лунно-солнечный. Что касается деления года на сезоны, то оно определялось по положению небесных светил, особенно Плеяд: восход Плеяд (середина мая) и заход их (середина ноября) при восходе солнца служили двумя главными пунктами для отсчета времени. К этим датам, которые делили год на две равные части, приурочивались главные земледельческие работы — посев и жатва, с которых часто начинали отсчет нового года (особенно — со времени посева).Обрядовый рождественский хлеб (о-в Крит)
Ритуальный хлеб рождественской трапезы называется «хлеб Христа» (χριστοψωμι). Этот каравай, выпеченный и украшенный хозяйкой дома, часто имеет знак креста. Его ставят посередине стола, поливают медом, украшают фруктами. Хозяин проводит ножом знак креста на поверхности каравая, прежде чем торжественно разрезать его. Знак креста, название каравая «хлеб Христа», название самого праздничного стола «стол божьей матери» — это все, что напоминает о церковном празднике рождества Христова. Сам же хлеб (пирог, каравай) — это главный элемент ритуальной семейной, домашней трапезы. Хозяйка украшает его изображением различных предметов, символизирующих занятия семьи: землепашцы Греческой Македонии (С. Греция) — на хлебе изображают плуг с быками, виноградную лозу, дом; скотоводы — овец. Хлеб (пирог) торжественно режет и делит между всеми домочадцами глава дома, исполнитель семейных обрядов. Ритуальным хлебом делятся и с домашним скотом, с овцами и т. д. Для них также в этом семейном каравае — залог здоровья, плодовитости. Известны разные формы кормления животных обрядовым хлебом: или им отрезают специальный кусок от общего каравая; или же (в Македонии, например) пекут специальные хлебцы для скота и домашней птицы. Их крошат, посыпают солью и дают скоту или подмешивают к обычному корму (верят, что таким образом защищают его от болезней). Иногда эти хлебцы сохраняют в течение года до следующего рождества.[862] В земледельческих районах Греции главные усилия направлены на обеспечение урожая. С землею, деревьями, виноградниками делятся ритуальной трапезой, так же как и с домашними животными. Среди греков, живших в Трапезунде и других районах Черноморского побережья, было принято поливать землю вином крестообразно. На острове Лефкас и в окрестностях г. Парги (побережье Ионического моря) землю поливали сначала молоком, потом вином.[863] В этих действиях можно усмотреть отголосок очень древнего обычая «кормления» матери-земли, которое было связано с культом предков.[864] Позднее, когда возник пантеон богов, принявших человеческий облик, возлияние цельным вином (в то время как сами греки пили вино, разбавленное водой) понималось как жертва богам: перед каждым питьем вина и после еды из первой чаши немного вина выливали на землю или на алтарь. Подземным нимфам, музам, Гелию, Дионису возлияние совершали смесью воды и меда-меликратон (μελικρατον) или молоком.[865] Обычай приготовлять для рождественского ужина блюда из свинины можно объяснить двояко. Возможно, это просто единственно доступное для этого времени года мясо. Греческие крестьяне начинали убой свиней после дня св. Димитрия (26 октября) и заготавливали солонину на весь год, храня ее главным образом для праздничного стола.[866] Некоторые исследователи склонны видеть в обязательном употреблении свиного мяса следы кровавой жертвы[867] или обрядового вкушения тела священного животного: кабан — это якобы образ божества плодородия.[868] Заклание свиньи или поросенка происходило во время празднования сатурналий и опалий (с 17 по 23 декабря) праздничного цикла греко-римского мира. Отсюда идет или употребление свиного мяса или выпекание обрядового печенья в виде свиньи, что практикуется на святки, на Новый год у южных славян и многих других народов Европы. Поэтому св. Василий (день которого приходится на 1 января) стал считаться покровителем свиней.[869] Обязательное блюдо рождественского и новогоднего стола — коливо, каша из пшеничных зерен, подслащенная медом, корицей и другими приправами, иногда смешанная с сыром.[870] Можно предполагать, что пшеничная каша современных обрядов — прямая наследница панспермии древних греков — каши, сваренной из зерен всех злаков и бобовых вместе, из всего, что шло в пищу человеку. Панспермию приготовляли в честь богини плодородия Деметры и ее дочери Коры, в честь бога Аполлона. Целью этого обряда было содействовать произрастанию всех необходимых злаков на будущий год. Но более известна панспермия как элемент культа умерших. В Древней Греции это кушанье готовили на третий день месяца Ανθεστερια (в аттическом календаре с 7 февраля по 8 марта), когда по народным повериям открывался подземный мир, и души покойников подымались наверх в мир живых. В современной Греции коливо, подобно русской кутье, — непременный элемент поминальных обрядов: и следующих непосредственно за похоронами, и в традиционные дни поминания мертвых.[871] Итак, и в ритуальном рождественском огне, и в ритуальной трапезе отмечаются элементы, связанные с культом предков. И это логично, коль скоро рождественско-новогодняя обрядность это семейная обрядность, это выражение культа семейного очага. «Кормление» предков вместо примитивного, грубо материального «угощения» рождественского полена со временем приняло более утонченные, более завуалированные формы. Считается теперь, будто Христос и Мария незримо посещают дома христиан и делят с ними трапезу. Вместо того, чтобы поставить еду на домашний алтарь, как делали древние, ее помещают перед иконами на низком столике вместе с горящими свечами.[872] Есть другая форма угощения невидимых посетителей — не убирать со стола остатки ужина: сюда придет Христос,[873] его образ заместил в этом случае души предков. Наконец, вместо невидимых духов кусок ритуального хлеба можно отдать нищим, бедным. В Мессинии первый кусок каравая отрезают для нищего, который первым пройдет мимо дома.[874] Почитание умерших родственников, — одно из проявлений культа предков, — имеет много различных видов. Здесь и посещение кладбищ на рождество (Македония), и специальная поминальная служба в церкви в ночь под рождество, творимая священником вслед за праздничной службой. После нее священник благословляет специальную пищу, раздает ее прихожанам, и они в первую очередь съедают ее, вернувшись домой и усевшись за праздничный ужин (остров Нисирос, архипелаг Додеканез). Женщины на острове Крит раздают после церковной службы среди прихожан специальную поминальную пищу, благословленную священником.[875] Но не одним культом предков может быть объяснен дележ ритуальной трапезы между живыми, реально присутствующими людьми и невидимыми пришельцами (святыми, духами и т. п.). В Древней Греции не только специальное принесение в жертву животного сопровождалось пиром (часть жертвенного мяса сжигали, а другую съедали сами), но и каждый большой пир сопровождался жертвой: часть убитого для еды животного отдавали богам. Может быть, кушанья, оставляемые для Христа и Марии, это и есть доля богов на пиру людей. По христианским верованиям каждый святой сходит на землю в день, ему посвященный. Может быть, поэтому верующие ждут «появления» Христа в своем доме в ночь на рождество Христово. Таким образом, в ритуальной рождественской (как и новогодней) трапезе оказались соединенными воедино несколько разнообразных и разновременных по происхождению представлений и обрядовых действий. В ночь под рождество хозяин дома совершает окуривание дома, конюшни, загона для овец, сельскохозяйственных орудий, в общем всего хозяйства, ладаном, положив кусочек этого вещества на лемех плуга.[876] Это действие можно объяснить двояко: или как жертвенное воскурение благовония, которое совершали еще в Древней Греции, обычно вслед за сожжением жертвенного животного, или как средство очищения дома от всякой скверны окуриванием дымом, которому как и огню приписывали очистительную силу. Окуривание дымом практиковалось и древними греками.[877] В этом случае надо заметить, что ладан — церковное благовоние (заимствованное православной церковью из древнегреческих ритуалов) заменил обыкновенный дым от горящего дерева или дым серы. Лемех — это главная часть плуга, следовательно, его применение в данном случае имеет непосредственное отношение к земледелию, а кроме того, железный предмет сам по себе имел в народном представлении апотропейную силу. Рождественский праздник греческих крестьян, земледельцев по преимуществу, сохранил особенно много действий, направленных на плодородие полей, фруктовых садов, виноградников. Греки, жившие до недавнего времени в Синопе (Малая Азия), в середину рождественского каравая втыкали ветку оливы, на нее вешали сушеный инжир, яблоки, апельсины. После трапезы эту ветку вешали перед иконами на все время святок (на 12 дней вплоть до крещения). Украшение дерева повязками, священными изображениями имело в Древней Греции магический характер: этим путем старались повлиять на плодородие и этого дерева и на плодородие природы вообще.[878] В предметах, украшавших оливковую ветвь, нетрудно разглядеть элементы симпатической магии (имитативной — «подобное вызывает подобное»): символы изобилия — всякие мелкие предметы, их множественность, поэтому орехи, например, повсеместно в Греции подаются на рождественском ужине. В Македонии рождественское блюдо покрывают завязанным в узелок платком, а в нем — пшеничные зерна, серебряные монеты, сухие фрукты. Понтийские греки украшали оливковые ветви орехами (слегка расщепленные орехи насаживали на листочки) и вешали эти ветви над входной дверью или под иконами.[879] Теми же законами имитативной магии объясняется и обязательное употребление меда за праздничным ужином (символ «сладкой жизни»). В Македонии семья даже начинала рождественский ужин с меда. То же значение имеет обливание «хлеба Христа» медом и приготовление сладкого пирога с кунжутом и многих других сладостей. Впрочем, сладости, конечно, появились на праздничном столе отнюдь не только ради «воздействия на судьбу», а просто как угощение. По народным представлениям, очистительной силой обладает не только огонь (и его производное — дым), но и вода. На воде, взятой из источников, сельских фонтанов в день рождества, разводят закваску, которую хранят весь год до следующего рождества и весь год употребляют ее для замешивания теста. К магическим приемам (попыткам активно влиять на судьбу) близки гадания — определение судьбы. Здесь множество способов. Любопытно такое гадание (Западная Македония): горсть пшеничных зерен или зеленые листья оливкового дерева или орешника бросают в огонь и по тому, каким образом это зерно или листья сгорают, определяют, сколько человеку осталось жить или когда он покинет свою деревню и т. п. Затем эти листья и зерно бросают в деревенский водоем. Опять связь огня и воды. И листья не всякие берут, а оливы и орешника, которые в разных видах уже фигурировали в рождественские дни.[880] С гаданиями связаны приметы о погоде, которые, впрочем, основываются на эмпирическом опыте крестьян. Таково, например, фракийское поверье: если на рождество выпало много снега, то будет хороший урожай. Наконец, есть гадания, где наиболее явственно выступает православная религия. В ночь на рождество деревенские девушки собираются в одном доме, ставят на подоконник открытого окна сосуд с водой и пучком базилики, прислоняют к нему иконку божьей матери. Исполняют рождественские гимны и смотрят при этом на небо на востоке: если они «хорошие христианки», они увидят вспышку света на горизонте. Некоторым «является» видение самой богоматери с младенцем на руках. Иногда женщины стоят всю ночь на улице в надежде увидеть, как раскрываются небеса: всякое желание, загаданное в этот момент, должно исполниться.[881] Рождество в Греции празднуется не столь торжественно, как в других странах Европы. Зато в день Нового года, в этот чисто семейный праздник, лишенный церковных ритуалов, нескончаемой вереницей следуют традиционные праздничные развлечения, пиршества, гадания, обряды. Главнейшие элементы новогодней обрядности такие же, как и на рождество. В камине или на очаге продолжает гореть толстое полено. В этот огонь подкладывают ветви каменного дуба, шевелят огонь, чтобы рассыпались искры, поют славу св. Василию, призывают благополучие и удачу для дома, много лет жизни его обитателям, много денег — «сколько листьев на этих ветках» (эти обряды известны в Эпире). В Северной Греции на Новый год, как и на рождество, на деревенских площадях зажигают костры, танцуют вокруг них и поют калядки. Окуривают дом и хозяйственные постройки ладаном с лемеха. Также оставляют на новогоднем столе после ужина на всю ночь угощение для душ предков, которые возвращаются в места, где они провели свою жизнь, на все 12 дней от рождества до крещения. Одинаков и набор обязательных блюд на праздничной трапезе, главное из них — ритуальный хлеб (каравай, пирог, торт). Наблюдается известное отличие от рождественских праздников: на Новый год не посещают кладбищ и не отправляют заупокойной службы, отсюда следует, что культ предков в новогодней обрядности менее четко выражен, чем в рождественской. 1 января — день св. Василия. Для Греции, как и для всей Южной Европы, характерно следующее отличие от северных и центральных стран: отсутствие мифологического персонажа, символизирующего Новый год. «Дед Мороз», «Пер Ноэль», «Санта Клаус», — все они рисовались воображению людей в образе старика с длинной седой бородой (в наши дни такой старик стал символом «старого года», а «новый год» изображают в виде маленького мальчика). Этот старик в николин день, на рождество, на Новый год раздавал подарки. В Греции обычая раздачи подарков нет, а Новый год — праздник св. Василия. Религиозные люди полагают, что будто бы так же, как Христос на рождество, св. Василий посещает дома христиан в ночь под Новый год; он проникает в них через каминную трубу. Поэтому ему оставляют еду (на столе, на специальном подносе и т. д.); в каждой местности есть свой традиционный набор блюд. Подношение зерна душам предков заместилось кое-где (например, у греков Кипра) приготовлением пшеничной каши, приправленной сладостями и специями, называемой «коливо св. Василия».[882] Кроме колива (кутьи) готовят «пирог св. Василия» (Βασιλοπιττα) и другие угощения. Все это вместе с зажженными свечами помещают под фамильными иконами и тут же кладут кошелек хозяина дома. Св. Василий попробует этих яств, благословит спящих людей, дом, кошелек, все хозяйство и отправится в следующий дом.[883] По народным легендам (бытующим на островах Эгейского моря, в частности, на Крите) св. Василий был землепашцем. В иконографии Василий обычно изображается с пучком травы в руке и с жезлом, который распускается и превращается в цветущую ветвь.[884] В народных легендах и новогодних каландах подробно описывается труд св. Василия: он погоняет рабочих волов, пашет, сеет, у него хорошая воловья упряжка. Крестьянин-Василий проявляет интерес к рабочему скоту, приходит в ночь под Новый год в стойла, спрашивает животных, все ли у них хорошо. Поэтому крестьяне перед Новым годом чистят рабочую скотину, дают ей по куску «пирога св. Василия», прибавляют к овсу пшеничного зерна. У многих народов Европы проявляется в обрядах отношение к рабочему скоту как к сознательным существам. Животных угощали, поздравляли их с праздником, произносили пожелания благополучия и т. п. В старину в Греции сельские ребятишки, наивно веря в приход св. Василия, просили волов и лошадей рассказать ему о хорошем обращении с ними хозяев. Семейный характер новогоднего обряда особенно заметен в новогодней трапезе. Обеденный стол должен быть обильным, чтобы вкусные и разнообразные кушанья весь год не переводились. Кроме горячих и холодных блюд, на столе — фрукты (свежие и сушеные), на острове Лемносе на стол кладут гранаты (как символ изобилия), конечно, и мед стоит тут же, кроме того конфеты, сладости, очень часто на стол ставят веточки оливы как символ здоровья и процветания, и кладут монеты (на счастье). Но главное место на праздничном столе занимает василопитта — пирог (каравай) такой же круглой формы, как и рождественский хлеб, также украшенный узорами из теста, из смородины и орехов; на нем крест, «загоны для овец», «хижины пастухов» и т. д. Так же, как и «хлеб Христа» на рождество, василопитту торжественно разрезает хозяин дома, первый кусок он откладывает для св. Василия, другие раздает всем домочадцам, один кусок (или же по отдельному куску) рабочему скоту, и наконец большой кусок пирога — «для бедных». Одним словом, тот же дележ обрядовой трапезы, как и в рождество между членами семьи, духами (святыми) и всем хозяйством вообще (может быть, это жертва духам-покровителям?). Особенно часто кормление обрядовой пищей скота. Им не только дают кусок пирога св. Василия, но иногда пекут специальные пироги для рабочего вола, а также скармливают животным пироги, припасенные от прошлогодних праздников. Пастухи в этот день получают от хозяев угощения и подарки.[885] Но не только живым существам достается праздничное угощение. Рыбаки предназначают кусок новогоднего пирога своей лодке. А ведь в древности островитяне, — рыбаки и мореходы, — бросали в воду сладости, гранаты, монеты в качестве умилостивительной жертвы. Хозяин ветряной мельницы оставляет кусок пирога для мельницы. Известно, что в прошлые времена мельники на острове Скиросе делали духу, живущему в мельничном механизме, подношение: насыпали в отверстие жернова горсть смородины, инжира или орехов. На о-ве Хиос в первый день Нового года хозяин обходил вокруг своего дома, держа в руках кувшин, в котором были сладости, фрукты, хлеб. Затем он входил в дом и рассыпал содержимое кувшина по комнатам, желая процветания дому.[886] Надо полагать, что во всех этих действиях проглядывает обряд «кормления», умилостивления духа-покровителя дома, обряд, распространившийся и на принадлежности профессии хозяина, от которых зависело пропитание семьи, — на скот, лодку, мельницу, мастерскую и т. д. Как и многие другие европейские народы, греки запекают в новогодний пирог монету: тот, кому она достанется, считается счастливым, удачливым. Этот обычай до сих пор соблюдается даже в Афинах и других больших городах, хотя там василопитту не пекут дома, а покупают у кондитеров. На острове Родос девушки кладут кусочек новогоднего пирога под подушку, чтобы увидеть вещий сон — конечно же, о будущем замужестве. Этот кусочек пирога так и называется — «свадебная доля».[887] Первый день Нового года имеет особый, символический смысл: все обряды и приметы этого дня направлены на привлечение добра, удачи, богатства. Очень важной считается личность того человека, который первым войдет в дом после наступления Нового года. Здесь есть множество обычаев, варьирующих в разных местностях материковой Греции и на островах. Иногда считают, что этим первым человеком должен быть сам хозяин дома, или его старший сын, или «счастливый ребенок» (тот, кого родители любят больше других), или еще кто-либо из семьи. На острове Аморгос избранный для этой цели человек заходит в дом, возвращаясь из церкви, держа в руках икону. Он делает два шага вовнутрь дома, приговаривая: «Входи, добро, счастье!», потом отступает два шага назад и произносит: «Выходите, неудачи, несчастья!» Так повторяется трижды. В третий раз этот человек входит в дом и бросает гранат об пол с такой силой, что зерна рассыпаются. Потом все члены семьи обмакивают палец в мед и обсасывают его. Затем уже садятся за праздничный стол. Как видим, здесь целая серия приемов имитативной магии («подобное вызывает подобное»), а также вербальной, т. е. заклинаний. В окрестностях Кастории (Северная Греция) «счастливый ребенок» должен ткнуть сучковатой палочкой в огонь и при этом произнести: «Овечки, барашки и ягнятки!» На Крите первый человек, входящий в дом, должен принести большой камень, поставить посередине комнаты, сесть на него и произнести: «Добрый день вам! Счастливого Нового года! Благословение на вашу птицу, ваших овец, ваших коз, пусть ваша наседка сядет на яйца, пусть ваша корова отелится, пусть ваша ослица родит мула, овец вам, козлят и детей мужского пола! Пусть золото весом в этот камень войдет в ваш дом».[888] В течение 12 дней, начиная от рождества в греческих деревнях и небольших городах раздается пение каланд (τα καλαντα, καλανδα) — специальных новогодних песен. В первый день после рождества кое-где дети поют эти песни, переходя из дома в дом и получая за свое пение угощения.[889] Однако настоящее колядование, в котором принимают участие и взрослые люди, начинается с кануна дня св. Василия. Песни эти состоят из длинных монотонных историй о Христе и св. Василии и заканчиваются возгласами «Многие лета!» Колядующие группы детей или юношей ходят от одного дома к другому по селу или кварталу города. В руках у них ветви, украшенные зеленью, цветами, фонариками, иногда они несут бумажный кораблик или бумажную звезду. Интересен обычай носить веточки кизила (или другого крепкого дерева), которые иногда (во Фракии, например) заворачиваются в пояс из серебряной парчи. Этими веточками пришедшие ударяют хозяина дома по спине, приговаривая пожелания, чтобы он был силен, крепок как кизил, чтобы сердце было доброе и т. п. Иногда пришедшие совершают некоторые символические действия, направленные на благополучие дома: «протыкают огонь» (пламя рождественского полена, горящего в очаге) прутиками, разбрасывают по полу зерна пшеницы и проса. Хозяева дома одаривают пришельцев: детям дают сладости, мелкие монеты, взрослым парням — подносят по стакану мастики (местная водка), дают всякую снедь. Среди греков, живших в Понте (Малая Азия), было принято, чтобы девочки посещали своих родных и бросали в огонь веточки дикого лавра, сопровождая их пожеланиями о процветании дома. На острове Лемносе дети, пришедшие колядовать, кудахчут, подражая курице, а хозяйки встречают их приветствиями: «Садитесь! Наши куры много сидят и мало несутся!» Все собранные припасы, сладости колядовавшие группы съедают на веселой пирушке, устроившись в каком-нибудь удобном месте за селом или же в харчевне.[890] Но не только первый посетитель дома или специальные певцы — колядующие влияют на дальнейшую судьбу семьи. Магические действия продолжаются и в последующие дни. Символом богатого урожая у греков считается обомшелый камень: имеет значение его тяжесть, бахрома мха, приставшие к нему зерна песка. На острове Лемнос люди, отправляясь в гости к родным и друзьям, с тем чтобы поздравить их с Новым годом, приносят с собой обомшелый камень и, сбросив его в комнате, говорят: «пусть деньги хозяина будут так же тяжелы, как этот камень!» Хозяева дома очень довольны, если гость принес такой большой камень, что вынужден был тащить его на спине. Все камни, принесенные в дом, собирают в кучу и выбрасывают уже после крещения, т. е. после завершения всего праздничного цикла.[891] Не случайно символика обомшелого камня возникла именно в Греции, в среде населения, жившего среди скалистых гор и на каменистом морском побережье. Почитание камней, приписывание им неких волшебных свойств, прямые магические манипуляции с камнями — фетишами (обливание водой, погружение их в воду), а позднее со статуями богов — все эти приемы имели место в религиозной практике древних греков.[892] Один из наиболее важных обрядов рождественско-новогоднего комплекса — «возрождение воды». В день Нового года все кувшины, все сосуды должны быть опорожнены и наполнены свежей водой — «водой св. Василия»; запасаясь этой свежей водою, крестьянки делают подношение нереидам, живущим в водоемах. На острове Скирос женщины идут за водой после церковной заутрени. Они приносят инжир, смородину, орехи, которыми «подслащивают» воду и при этом произносят: «Пусть эти хорошие вещи (а ведь это подношение состоит из символов изобилия!) плывут в наш дом, как эта вода». В Этолии к фонтанам и водоемам посылают детей, они должны идти в полном молчании, не произнося ни слова. Подойдя к деревенскому фонтану, ребенок бросает в него горсть зерна и восклицает: «Пусть богатство плывет, как эта вода!» Он приносит эту «молчаливую» воду домой, вся семья пьет ее и умывается ею. В Аттике человек, который приносит «молчаливую воду» из ручья или водоема, подбирает несколько оливковых веточек и диких лилий и этим пучком касается головы каждого из членов своей семьи, желая каждому счастливого Нового года. Этот пучок вешают на косяк входной двери. «Молчаливая вода», т. е. набранная в полном молчании из проточной струи или моря, фигурирует в ритуалах, совершаемых в ночь на Ивана Купалу, повторение тех же приемов (хотя в несколько сокращенном виде) в новогодье свидетельствует об определенной повторяемости обрядов рождественско-новогоднего цикла и летних, группирующихся вокруг летнего солнцеворота, т. е. отдаленных друг от друга на полгода.[893] В последнем примере из быта крестьян Аттики видно сочетание представлений о воде, как стихии плодородия — благополучия и о свежей растительности, как символе того же круга. Такое же сочетание мы видели в приемах гадания в ночь под рождество. Подобных примеров можно привести много. Особое значение греки придают ветвям оливы и лавра. Мы знаем, что рождественский пирог украшают веткою оливы. На Крите этими ветвями украшают комнаты накануне Нового года. В некоторых районах оливковые и лавровые ветви вешают над входной дверью или над воротами. Эти же веточки вешают и под фамильными иконами, присоединяя таким образом это очень древнее представление о живительной силе растительности к атрибутам христианского культа. Ветви висят там до следующего Нового года, когда будут заменены свежими. Греки, жившие на черноморском побережье в Малой Азии, на оливковую ветвь насаживали орехи, «удваивая» таким приемом ее магический смысл (эту ветвь вешали над очагом на целый год). А в других местах к ней привязывали луковицу дикого гиацинта и какой-нибудь железный предмет, имевший, по-видимому, определенный апотропейный смысл.[894] В Афинах дикие гиацинты вешали над дверями домов. Многие новогодние обычаи соединяют в себе целый пучок древних представлений, примет и верований. В городе Арахова (близ горы Парнаса на границе областей Фокида и Беотия) сохраняется очень древний обычай разбивать об пол гранат. На ночь («на звезды») выставляют гранат или камень, а утром нового года тот человек, который был у фонтана и принес «молчаливую воду», с силой бросает гранат или камень на пол и приговаривает: «Крепкий, как камень, полный как гранат».[895] Ночь под Новый год и первый день Нового года, так же как и рождественские дни, — самое подходящее время для угадывания будущего. От простых примет о погоде, основанных на реальных наблюдениях (например, пастухи наблюдают за позой, в которой спят их собаки), переходят к гаданию по костям цыпленка, съеденного за новогодним ужином и т. п. Самым пригодным предметом для гадания считаются листья оливы: их бросают в огонь и, если они от жары перевернутся (что чаще всего и случается), то задуманное желание исполнится. Естественно, что чаще других прибегают к гаданию и на листочках оливы и при помощи толкования новогодних снов и многого другого — девушки, а предмет их гадания один и тот же — о предстоящем замужестве.[896] В Новый год надо соблюдать множество запретов, ибо все, что происходит в первый день года, влияет на дальнейшую судьбу людей: не надо кричать в доме, нехорошо что-либо терять, не стоит отдавать что-нибудь из дома или продавать, нельзя пить и даже молоть кофе (он горький!). Не разрешается впускать в дом черных собак, а белых специально приводят в дом и кормят. На острове Карпатос (архипелаг Додеканез) белую собаку приводят в дом как первого «посетителя» в Новый год и кормят ее пахлавой (халвой). Очень плохой приметой считается разбитый в первый день года стакан, что-нибудь стеклянное (на острове Скирос, архипелаг Северные Спорады). В ночь под Новый год, так же как и под рождество, все внимание сосредоточивается на домашнем очаге, на задабривании домашних богов (духов, предков, покровителей профессий), на обеспечении добра для дома и хозяйства. В первые дни Нового года двери домов распахиваются во внешний мир: идет постоянный обмен визитами, приветствиями, подарками, двери и окна целый день остаются открытыми, чтобы каждый странник мог зайти в дом и получить порцию угощения.[897] Празднование Нового года в современной Греции являет собою сложный, трудно членимый на составные элементы комплекс. Его самые глубокие корни восходят к аграрным культам древности, его современное бытование связано с насущными нуждами крестьянского хозяйства и с суевериями, традициями народа. В нем нетрудно заметить также реминисценции греко-римского и византийского времени, а именно — празднование начала месяца — каланд калянзон йорти (καλανζων εορτη), что соответствовало римским календам (festum calendarum). Начальные дни месяца еще в первые века н. э. были отмечены особой обрядностью, в эти дни зажигали огни на деревьях, гадали, танцевали, пировали. Начальные дни января (январские каланды), которые в византийское время включили в себя римский праздник Воты (1–3 января) и предшествовавшие им Сатурналии (17–23 декабря), сохраняют эти обычаи и в наши дни. Сатурналии сопровождались гладиаторскими играми, показом «охоты» в цирке, закланием поросенка; взаимными угощениями, подарками, шуточной игрой в королей и т. п. Многие из этих игрищ и обычаев мы видели в святочной обрядности. Всеобщее веселье и столование без различия чинов и званий, взаимные подарки и попрошайничество, маскарад, разыгрывание шуточных сценок, фарсов, — все это было во время январских каланд (1–5 января) в Византии и вошло в праздник новогодья. В VI в. при императоре Юстиниане празднование январских каланд было распространено на 12 дней от рождества до крещения; этот отрезок времени именовался в России святками, а в Греции называется двенадцатидневье (δωδεκαμερες). В это время, согласно греческим народным поверьям, на землю выходит из преисподней или из своих тайных убежищ в пещерах и расселинах скал «нечистая сила» — каликандзары (οι καλλικαντςαρος). Кроме известного по всей Греции наименования «каликандзары» (упоминается еще в XVII в.) имеются множество местных вариантов, самые интересные из которых — «пагана», то есть «нехристь» и «ликокандзарос», что явно связано со словом «ликантропос» — оборотень, буквально «человек-волк» (от греч. λυκος — волк). На Кипре каликандзаров-женщин обозначают эвфемическим именем хорошие женщины (οι καλες γεναιτςιες). Народная фантазия наделила каликандзаров различной внешностью. Это существа мужского и женского пола, рождающие детенышей и живущие по своим законам в тайных местах скрытно от людей. Рассказывают, будто бы они похожи на людей, лишь темнокожие и очень высокие, носят железные башмаки на деревянной подошве. Другие уверяют, что каликандзары имеют тело, покрытое шерстью, и обезьяньи руки, а глаза у них красные. Эти чудовища глупые и ленивые, они питаются лягушками, змеями и червяками. Каликандзары проникают в дома через трубы каминов и тушат огонь своими выделениями. Они прыгают на спины людей и заставляют их танцевать. Они бродят в течение 12 дней повсюду: в садах, во всех углах и закоулках. Особенно опасны эти существа для молодых девушек; отправляясь за водой, девушка несколько раз подряд читает «Отче наш», дабы отогнать от себя нечистую силу. По народным повериям в каликандзаров превращаются дети, которые родились на рождество, потому что они были зачаты в день благовещения (25 марта), когда христианам предписывается супружеское воздержание. Чтобы уберечь такого ребенка от присоединения к каликандзарам, мать должна привязать ему головку чеснока, а также подпилить ему ноготь на большом пальце ноги, так как злой дух не может существовать без этого ногтя. Страх перед зловредными пришельцами заставляет людей принимать предохранительные меры. Их задабривают: вывешивают перед дверью дома кусок свинины (она имеет предохранительное значение), а иногда — медовые пряники. Но чаще всего от них защищаются огнем и дымом. Мы уже говорили, что зажигание рождественского полена, которое тлеет в очаге или камине вплоть до крещения, в народе часто объясняют как способ защитить дом от каликандзаров. Защитной мерой считают и обычай зажигать костры на площадях и звонить в колокольчики. Самым эффективным средством защиты считается «святая вода», освященная в день св. Эпифании (крещения): когда люди разбрызгивают эту воду, каликандзары в панике стремительно убегают в свои подземные убежища, где остаются в течение года, появляясь на земле только в следующее двенадцатидневье. Но на всякий случай, чтобы они не очень сердились, женщины Кипра кладут им хлеб на крышу дома. Есть и еще один «верный способ защиты» — крестное знаменье. Ко всем многочисленным оберегам, возникшим еще в недрах первобытной религии, христианство присоединило свой символ. И теперь суеверные люди осеняют себя крестом, ставят знак креста над дверями своего дома и произносят молитвы, отгоняя злых духов.[898] Каково же происхождение веры в каликандзаров? Очевидно, это сложный мифический образ, вобравший религиозные представления различных эпох. Вера в каликандзаров связана с культом предков и культом мертвых (недавно умерших реальных родственников). В греческом народе есть поверье о том, что души умерших возвращаются в родные места на эти 12 дней. Воображаемое появление мертвых всегда вызывало страх у живых. Древние афиняне уберегались от пришельцев, окружая свои дома и храмы красной нитью, т. е. создавая магический круг, который души не могли переступить.[899] «Любимая» еда каликандзаров — блины (оладьи), женщины специально пекут их в тот день, когда духи покидают мир живых. Кусочек блина и кружок колбасы хозяйки предлагают нечистой силе в качестве своеобразного «отступного». В песенке, сопровождающей выпечку блинов, упоминается нож с черной ручкой, очевидно, как апотропейный предмет.[900] В рождественско-новогодние дни, посвященные культу домашнего очага, естественно присутствие в доме и душ предков, позднее породивших в славянской мифологии образ домового. Каликандзары, как и домовой, немножко смешные, немножко противные, но в общем большого вреда людям не приносят, разве что попугают. Обитающие в подземных убежищах каликандзары близки к хтоническим животным образам, что явствует из их получеловеческого-полузвериного облика. Некоторые исследователи сближают их с оборотнями, находят параллели с немецкими Перхтами и скандинавскими Юльбукенами — мифическими существами, появляющимися на земле в двенадцатидневье. Это обстоятельство навело некоторых исследователей на мысль, что сама вера в подобные существа возникла благодаря карнавалам, т. е. она — порождение нового времени.[901] Но скорее наоборот: карнавальные маски, ряженье как раз и вызваны убеждением, что такие необычные существа должны появиться на земле. Есть еще одно мнение относительно возникновения веры в каликандзаров: современные греческие этнографы сопоставляют их с кентаврами древнегреческой мифологии, которые также были полулюдьми-полуживотными. Кентавры бывали похотливы, похищали новобрачных. Равным образом и каликандзары особенно опасны для девушек.[902] Время появления нечистой силы именно в эти 12 дней между рождеством и крещением у многих народов Европы, в том числе и у греков, объясняется тем, что якобы Христос не был крещен до 6 января, вода до этого дня остается неосвященной, и духи могут свободно разгуливать по земле. Это явно позднее народное объяснение, связанное непосредственно с христианской религией и наивным толкованием священной истории. Действительные причины кроются в более глубоких эпохах. «„Нечисть“, покойники и звери между солнцеворотом и Новым годом как бы достигали вершин своего могущества и к новогоднему времени человек видел себя поставленным лицом к лицу с готовой торжествовать победу силой мрака».[903] «После 1 января, даты, открывающей новый солнечный год… „нечисть“ приобретает особую власть, может творить бесчинства, наносить вред».[904] Примечательно, что обереги от нечистой силы у всех европейских народов одни и те же и главный среди них — окропление водой: живительная сила воды, подательницы всех земных благ, должна противостоять темным силам зла.Христианство переосмыслило веру в очистительную силу воды, заменила ее верой в святость освященной воды, в которую опустили символ христианской веры — крест. Крещеная вода стала панацеей и от злых сил, и от болезней, и от многого другого. И вот наступает торжественное заключение рождественско-новогодних праздников — крещение (τα Φωτα). В греческой христианской обрядности оно растягивается на 4 дня: 5 января — канун крещения (παραμονη Φωτων), 6 января — собственно крещение или богоявление — Эпифания (τα αγια Θεοφανεια, τα’ ’επιφανεια), 7 января — день св. Иоанна Крестителя (Предтечи), 8 января — день после крещения, что по-русски называется «отдача праздника». В отличие от рождества и Нового года крещение — это не семейный, а общественный праздник. Его древние корни уходят в область первобытной религии, внешняя же современная обрядность почти целиком связана с церковным ритуалом освящения воды, в которую опускают крест. На морском побережье крест опускают в море. После праздничной литургии под звон колоколов духовенство в парадных одеяниях, распевая псалмы, идет к берегу моря. Прихожане в праздничной одежде, а кое-кто в ярких народных костюмах, чинно следуют за шестью мальчиками, которые несут хоругви. Достигнув берега, духовенство и народ обращаются с молитвой к богу, прося его послать хорошую погоду, которая так необходима труженикам моря! Священник бросает крест в море. За ним ныряют мальчики, юноши, даже пожилые люди. Отважные ныряльщики упорно ищут крест. Тот, кто его подымет с морского дна, считается удачливым человеком, завидным женихом. Он получает всеобщее признание, иногда особый приз, он торжественно носит крест по городу или по окрестным деревням, окруженный возбужденной праздничной толпой. Во внутренних местностях островов и материковой Греции освящают проточную воду рек и ручьев. Здесь та же задача — вынуть крест из воды, несмотря на то, что она в это время года бывает довольно холодной. Иногда же ограничиваются освящением воды в церкви. Женщины наполняют «святой» водой принесенные с собою бутылки. Вернувшись из церкви, вся семья садится за стол. Глава семьи подымает бокал и в торжественной тишине читает молитву («В Иордане…»). Затем начинается веселое застолье с песнями, обильным угощением, причем обязательно должны быть на столе апельсины. Даже бедные семьи и крестьяне в тех районах, где апельсины не вызревают, стараются заранее запастись ими. В больших городах церемония погружения креста носит официальный характер: она происходит при большом стечении народа, в присутствии местной администрации, государственных служащих, при парадном строе моряков. Во время погружения креста звонят церковные колокола, а военные корабли палят из пушек. Присутствие моряков особенно примечательно для Греции. Еще когда морские суда ходили под парусами, моряки старались вернуться в родной порт до рождества. Там они бросали якорь и ждали освящения воды, прежде чем снова отправиться в плавание. Нет ничего хуже, по их мнению, как оказаться в открытом море во время двенадцатидневья. И даже в наши дни моряки, отчасти уже по традиции, по возможности стараются возвратиться из плавания к рождеству. Итак, освящение воды крестом — это главный момент праздника богоявления и в отдаленных островных деревушках, и в больших современных городах, и для верующих крестьян, и для официальных лиц.[905] «Святая вода» начинает чудесным образом служить людям. Население морского побережья приносит к морю сельскохозяйственный инвентарь и семейные иконы, чтобы обмыть то и другое в освященной воде. Освященную в церкви воду приносят домой, и вся семья пьет ее, ею же глава дома обрызгивает при помощи оливковой ветви все свое хозяйство — дом, все его комнаты, сад, виноградник, посуду и утварь для приготовления вина, поля, рабочий скот, овечьи загоны. Во Фракии в день Иоанна Крестителя (7 января) крестьяне выходят на улицу, держа чаши с водой, окунают в нее веточки и кропят друг друга. В старину все женившиеся в истекшем году мужчины окунались в море, а их молодых жен обрызгивали водой, после чего родители желали молодой чете много счастья и много детей.[906] Обычай окропления водой был известен в Древней Греции. В Аркадии каждый год в определенные дни засушливого времени года жрецы святилища Зевса Ликийского опускали ветви дуба в воду священного источника на горе Лики. Дуб в мифологии многих индоевропейских народов считался местопребыванием бога грозы и молний, каковым и был древнегреческий Зевс.[907] В современной христианской обрядности связь воды и зеленой растительности осталась в том «кропиле», каким ныне брызгают «святой водой»: это или ветвь оливы, или пучок базилика.[908] Православная церковь, которая столь долго, но тщетно боролась с языческими обрядами, в конце концов включила их в свой церемониал, и сама приспособилась к древнейшим верованиям: сам священник взялся за традиционное кропило из зеленых ветвей и стал орошать свою паству освященною крестом водою. Для девушек это самый подходящий момент приблизить свои надежды на замужество: когда священник обходит все дома деревни, они подадут ему веточку базилика, заранее старательно выращенного, и получив обратно уже освященную веточку, положат ее за стекло иконы. На острове Сими (Южные Спорады) сооружают носилки с балдахином из ветвей кипариса и мирты, на них водружают купель, священник, окуная ветви в купель, окропляет собравшийся народ. На Кипре к приходу священника в каждом доме приготавливают стол (даже очень бедная хозяйка к этому дню обязательно припрячет хоть грошик, чтобы вручить его священнику), ставят на него блюда с виноградом (в низинах), изюмом, сухими фруктами и лакомством из застывшего виноградного сока (в горных местностях) и, конечно, вино. В каждом доме служители церкви отпивают по глотку вина, отведывают угощения и желают хозяевам «многие лета».[909] Помимо воды и зеленой растительности в обрядности крещения присутствует еще один обязательный элемент — огонь и его производное — дым. В современном празднестве фигурирует церковная свеча: на Кипре от общей свечи в церкви зажигают прихожане свои свечи и разносят их по домам, в каждое жилье должна быть доставлена такая свеча; в прошлом у греков, живших в окрестностях Синопа, был обычай крещения дома: 4 зажженные свечи ставили возле четырех внешних стен дома (считали, что этим отгоняют злых духов). Обрядовый огонь, зажженный на рождество, не угасает и в дни богоявления: все еще горят на очагах и в каминах рождественские поленья, так же как и на рождество и в день Нового года окуривают дома дымом ладана с лемеха, также зажигают костры. Правда, все эти манипуляции с огнем, со свечами воспринимаются крестьянами главным образом как средства изгнания злых духов, каликандзаров. Этой цели якобы служит звон колокольчиков, устрашающие маски, которые надевают во время праздничного веселья на улицах в некоторых районах Греции (впрочем, иногда как раз рядятся в каликандзаров и гуляют так по деревне, пугая детей). У греков Малой Азии был даже обычай сжигать на костре чучело демона. Одним словом, всячески стараются выпроводить неприятных гостей в потусторонний мир. Их не только прогоняют, но и задабривают одновременно: на праздничном столе греков-киприотов снова появляются блины (оладьи) — «любимое кушанье» каликандзаров, о которых теперь говорят уже не со страхом, а с насмешкой.[910] Праздничная трапеза, как и в предыдущие дни святок, принимает ритуальный характер: в одних районах после молебна еду освящают в церкви и, возвратясь домой, съедают ее в домашнем кругу; в других местах женщины на паперти после литургии раздают инжир, яблоки, персики; на острове Хиос священники кое-где раздавали прихожанам хлеб, сыр и вино. В некоторых деревнях праздник завершался всеобщей пирушкой. Принято в день богоявления открывать новые бочки вина.[911] В прямой связи с эпизодом священной истории — крещением Христа Иоанном Крестителем — стоит обычай, согласно которому в дни богоявления крестные отцы посылают подарки своим крестникам. Но и к этому обычаю церковь сумела приспособиться: в некоторых районах Греции священник 7 января (собор св. Иоанна) посещает те дома, где есть мальчики, подымает их на руки и желает им быть достойными св. Иоанна. Очень интересен обычай, сохраняющийся в некоторых деревнях Фракии: крестный отец посылает крестнику палку, шест (длина его соответствует росту ребенка), называемый фотики («φωτικι», от τα Φωτα — крещение); на палку привязывают в несколько рядов инжир, апельсины, яблоки, леденцы и т. п., а наверху прикрепляют маленькую свечку.[912] По внешнему виду фотики напоминают шесты, украшенные разноцветными бумажными лентами, золотой и серебряной мишурой и т. п., которые румынские дети носят с собою, когда посещают дома с новогодними поздравлениями. Эти шесты (socrova) символы изобилия, урожая, радости — выполняют ту же функцию, что и веточка кизила («сурва» по-болгарски, «хлорос» — χλωρος — по-гречески) в обряде колядования.[913] Может быть, не случайно обычай изготовления фотики записан именно в Северной Греции, географически близкой к славяно-румынскому этнографическому миру. Что касается свечи на верхушке фотики, то, очевидно, это след очень древнего обряда зажигания огней на вершинах живых деревьев.[914] Рождественская (новогодняя) елка стала в Греции известна в недавнее время только в больших городах, воспринимается как весьма поверхностное новшество и в народную обрядность не проникла. Общим обычаем для всего рождественско-новогоднего цикла, включая сюда и крещение, является исполнение обрядовых песен — каланд, колядование. В каландах рождества, Нового года и крещения отразилась «магия первого дня», т. е. поверие, что наступающий год зависит от того, как люди проведут его первые дни, отсюда — всевозможные добрые пожелания от традиционного «Многие лета!» до более подробных и обстоятельных. Здесь же присутствует вербальная магия первобытной религии — заклинания, принявшие форму пожеланий. По традиции колядующие произносят добрые пожелания всем находящимся в доме: сватовства и замужества девушкам, хорошего урожая крестьянину, доброго улова рыбаку, всем здоровья и счастья. Пожелания эти в первую очередь связаны с хозяйством, с домашним добром. На Крите поют:
Новогодняя маска (Фессалия)
Религиозные песни в свою очередь обрастали бытовыми сюжетами, причем то, чего желательно было достигнуть, стали описывать как уже совершившийся факт. В итоге содержание каланд оказалось синкретическим, составленным из многих различных элементов. Не случайно в одной из каланд, записанных в Эпире, сложенной явно в среде мореходов и торговцев, возник такой сложный образ: на чудесно расцветшем жезле святого Василия, — покровителя землепашцев, — на том жезле, который символизирует живительные силы природы, сидят птицы и поют святому:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
* * *
С. А. Токарев Культурное единство и историческая общность европейских народов проявляются и в области народных обычаев. Яркое подтверждение этого единства и этой общности — народные календарные обычаи и обряды. Уже самый беглый просмотр изложенных выше материалов обнаруживает наличие коренного сходства в зимних обычаях описанных здесь народов. Сходство это охватывает в основном наиболее существенные черты зимних «святочных» и близких к ним традиций. Они почти неизменно повторяются в обрядности этих народов Европы: 1) Весь главный цикл зимних обрядов и праздников приурочен к декабрьскому солнцестоянию и следующим за ним дням. Кульминационные точки его — 25 декабря, 1-го и 6 января — определяются христианскими праздниками и гражданским календарем. 2) Однако начинается зимний цикл с более ранних на 1 1/2—2 месяца — сроков; они тоже приурочиваются к церковным праздникам, к дням святых. 3) В зимней обрядности переплелись и частью слились элементы чисто народные, древние, дохристианские — с более поздними чертами, принесенными христианской церковью. 4) К числу древнейших и, вероятно, самых первичных компонентов зимнего цикла праздников относятся народные приметы о погоде: по тем или иным метеорологическим явлениям в святочные дни люди пытались гадать о предстоящих весне и лете. 5) С этим тесно связаны и приметы о предстоящем урожае и вообще о хозяйственных условиях в наступающем году; здесь к наблюдению собственно примет присоединились приемы гадания, мантики — гадание об урожае, о скоте и пр. 6) Предметом гаданий служили и не только чисто сезонные и хозяйственные явления, но и ожидаемые перемены в семейной жизни: чаще всего брак (замужество), а также рождение детей, смерть кого-то из семьи. 7) Гадания повсеместно дополнялись приемами активного магического воздействия на природу и на человеческую жизнь: магия плодородия (урожая), любовная магия, лечебно-предохранительная магия. К магическим обрядам прибавлялись запреты, имевшие тоже суеверно-магическое значение. В суеверных обрядах и запретах, приуроченных к началу года, проявлялась идея «магии первого дня». 8) В ослабленной форме та же магическая идея выражалась в обычае святочно-новогодних пожеланий; они принимали форму обхода домов с пением или рецитацией благопожеланий (колядки и т. п.). 9) Особым проявлением веры в «магию первого дня» можно считать поверье о том, что первый посетитель в день рождества или Нового года, либо первое встреченное в этот день лицо — приносит счастье (либо, наоборот, несчастье). 10) Существенный компонент рождественско-новогодней обрядности составляет праздничная трапеза. Ее особенность — изобилие, насколько возможно, а также подбор ритуально обязательных или предпочитаемых блюд, часто также ритуальное число этих блюд: 3, 5, 7 и т. д. Из обязательных обрядовых блюд чаще всего повторяется свинина (или свиная голова), каша-коливо, а также бобовые растения, орехи, каштаны — символ изобилия. Перед праздничной трапезой обычен пост разной длительности и разной степени строгости. 11) Ряд обычаев и обрядов всех европейских народов был связан с почитанием огня: разжигание костров, шествие с факелами, рождественские свечи и пр. Некоторые из этих обрядов складывались на основе веры в очистительную силу огня: добывание «нового» огня и освящение его в церкви, употребление его в качестве оберега от всякого зла. 12) Такое же очистительное значение имели обряды, связанные с водой, основанные, вероятно, на древнем культе воды, источников. 13) Во всех странах Европы большую роль в праздновании святочного цикла играли ветки вечнозеленых растений. Им придавали магический смысл, как символу бессмертия природы, как источнику жизни. 14) К основным праздникам зимнего календарного цикла были приурочены обряды, связанные с культом умерших предков. В отдельных странах много обрядов такого вида — употребление в ритуальной трапезе поминальных блюд, обычай оставлять место за праздничным столом для умерших членов семьи или оставлять им еду от праздничной трапезы, обычай ходить под Новый год на кладбище, приносить покойникам съестное — соблюдается большинством народов Западной Европы. 15) К тем же дням обычно приурочивали поверья о нечистой силе, будто бы особенно зловредной и опасной как раз в дни святок. Поверья эти проявляются в особых мерах предосторожности и защиты от нечистой силы. 16) Праздничные подарки составляют точно так же постоянную часть зимнего цикла обычаев. Подарки дарят чаще детям, притом от имени мифических персонажей (св. Николай, Ноэль, фея Бефана и др.). 17) Повсеместно распространен обычай устраивать игры, развлечения, танцы. Развлечения зачастую окрашены ритуально-магическими чертами, хотя бы сохранившимися только в пережиточном виде и уже не осознаваемыми в их прежнем магическом значении. Обычную составную часть праздничных развлечений образуют маскарадные выступления, быть может, имевшие прежде тоже религиозно-магическое содержание. Все перечисленные компоненты зимнего цикла обрядов и поверий корнями своими уходят в отдаленную дохристианскую древность. Церковно-христианское влияние сказалось только в поверхностных наслоениях: в стремлении церкви прикрепить народные обычаи к определенным дням христианского календаря — к церковным праздникам, дням памяти святых и — частью — в замене каких-то древних имен мифических персонажей именами этих святых. Быть может, именно здесь надо искать причину того, что одни и те же обряды, одни и те же верования привязаны бывают в разных странах то к одному, то к другому из церковных памятных дней. На этот факт не раз указывалось в литературе. Если какой-то обычай издавна бытовал в народе, то нет ничего странного в том, что церковь привязала его в одном случае к одному религиозному празднику, в другом случае к другому. Впрочем, не надо забывать, что и само христианство, с его вероучением и культом, распространилось в европейских странах далеко не в своем первоначальном виде, а уже обогащенное большим наследием античных и всяких иных культов. Так, например, древнегреческие зимние праздники в честь Диониса, римские сатурналии, ларенталии и другие, с их торжественными или веселыми процессиями, с разгулом, плясками, с поднесением подарков, с жертвоприношениями духам предков вошли частично в обрядность христианской церкви и через нее распространились по странам Европы. Античная Греция, Рим, средневековая Византия — вот источники многих «заимствований» в календарной обрядности и в верованиях народов всей Европы. В некоторых же странах, особенно на Балканском полуострове, в Италии, античная традиция влияла и непосредственно, минуя христианский ритуал.Уже само наличие всех этих сходств и совпадений в обычаях и верованиях самых различных народов Европы, — а эти сходства и совпадения в большинстве своем охватывают, кстати сказать, и всю Восточную Европу, — ставит перед нами вопрос о каких-то общих закономерностях, о сходных условиях, породивших указанные совпадения, о их единой исторической основе. В чем же состояла эта основа?
Не раз уже высказывалось мнение — и в нашей отечественной и в зарубежной науке, — что в основе народных календарных обычаев, обрядов и поверий лежала трудовая жизнь земледельца. Годовой круг сельскохозяйственных работ определялся сменой сезонов (присущей умеренной географической полосе); каждый отрезок этого круга — зимняя подготовка к весеннему севу, весенняя вспашка и посев, летний уход за растениями, летне-осенняя уборка урожая — был делом самой насущной важности для европейского крестьянина. Не меньшую важность имели и сезонные работы, касающиеся скота: перекочевка стад на летние и зимние пастбища, начало и прекращение дойки молочного скота, стрижка шерсти, отел скота. Именно чередование сроков этих сельскохозяйственных операций составляло народный календарь, к узловым точкам которого и приурочивались традиционные обычаи и обряды. Материальная основа этих обычаев и обрядов, таким образом, очевидна. Зимний период народного сельскохозяйственного календаря — а этому периоду и посвящается настоящий сборник — отличается от других периодов тем, что здесь наименее ясна непосредственная связь традиционных обычаев с этой материальной базой. Ведь зима — особенно середина зимы — есть почти мертвый сезон в сельскохозяйственной деятельности. Ни пахать, ни сеять, ни убирать урожай… Самое большее — готовить семена к весеннему посеву, чинить инвентарь, да, может быть, домолачивать прошлогодний хлеб и молоть зерно. Казалось бы — какие могут сложиться на этой почве обрядовые традиции, какие поверья? И однако — зимний период народного календаря весьма насыщен ритуалами и поверьями, и притом у всех без исключения европейских народов. Это не могло быть случайностью. В чем же объяснение? В чем материальные корни зимней народной обрядности и связанных с ней верований? Дело в том, что вековой опыт научил европейского крестьянина, что заблаговременная подготовка и своевременное начало земледельческих работ есть в какой-то мере залог хорошего урожая. А начало полевых работ — да и вся судьба урожая — связаны прежде всего с погодой. Как же ее предугадать? И вот многие из обычаев и обрядов зимнего календарного цикла имеют ясную направленность: как-то предсказать погоду в наступающем году. Попытки предугадывания погоды естественно приходятся на то время, когда появляются первые признаки поворота солнца на весну и на лето. Начало удлинения дня после зимнего солнцестояния (22/XII) едва ли может быть замечено без точных часов (каковых у древних земледельцев быть не могло), но передвижение азимута восходящего и заходящего солнца заметно в первые же дни, — трудностей никаких тут не было. Вполне естественно, что к этим утешительным явлениям природы, признакам приближающейся весны и были устремлены чаяния и опасения земледельца, к этим дням приурочивал он и свои попытки предугадать: а какая будет в наступающем году погода, когда начнется весна и какая она будет, каково будет лето и — самое главное — какого ждать урожая? Отсюда вера в приметы: по погоде в дни святок как-то угадать погоду весной и летом. И тут к некоторым, вероятно, здравым наблюдениям примешалось множество суеверных примет, ничем реально не обоснованных, но, может быть, поддерживавшихся отдельными случайными совпадениями. Другая причина того, что к зимнему времени приурочивались праздники и связанные с ними ритуалы, — опять-таки вполне реальна и понятна. Начало зимы — время завершения всего годового цикла земледельческих работ, время относительного отдыха хлебороба и время, когда только начинали расходоваться годовые запасы провизии, и даже у бедняка был еще свой хлеб. Естественная потребность человека — отдохнуть и повеселиться — легче всего удовлетворяется в эту пору года. Вот два совершенно реальных фактора, которые, видимо, и определяли временные рамки зимних праздников и обычаев. Но на этой реальной основе уже издавна выросли многочисленные и разнообразные обряды, поверья, запреты, частью магического, частью анимистического содержания. Приметы о погоде, вначале основанные на повторяющихся из года в год наблюдениях, осложнялись более или менее суеверными добавлениями: каков будет первый день святок, таков первый месяц года, как второй день святок, так и второй месяц года, и т. п. Таких уже чисто суеверных примет известно множество. Из тех же примет о погоде выросли и приметы об урожае, а на них напластовались и настоящие магические, колдовские обряды воздействия на урожай. Примеров было приведено достаточное количество в изложенном выше материале. Больше того. Уж раз повелось загадывать о погоде, об урожае, о скоте и, следовательно, о хозяйственном благополучии в предстоящем году, то психологически вполне естественно, что прямой жизненный интерес побуждал крестьянина загадывать и о другом — о семейных делах, о женитьбе, рождении детей; для девушек главный вопрос, конечно, касался жениха и замужества. Едва ли были какие-то более прямые и практические причины, которые заставляли девушек гадать о замужестве именно в дни святок… Все подобные поверья и обряды, а также и множество других ритуальных или игровых действий, выполняемых по обычаю в святочные дни, — все они, несмотря на видимое разнообразие, имели нечто общее. И это общее — магическая идея «первого дня». То, что делается в первый день года или на рождество, с которого тоже начинали отсчет, — то будет происходить и в течение всего года. Обильная еда за рождественской трапезой — хороший урожай и обилие в наступающем году. Кормление скота обрядовым печеньем, остатками святочной трапезы, обрядовым снопом, — чтобы скот весь год был сытым. Войдет «счастливый» человек («полазник») первым в дом на рождество, — счастье будет этому дому весь год. Все эти поверья и обычаи, связанные с «магией первого дня», суть разновидность «инициальной» («начинательной») магии. Инициальная магия сочетается нередко с имитативной. Например, для рождественского полена (бадняка) южные славяне старались выбрать такое дерево — дикую грушу и т. п., — которое дает много плодов, чтобы год был урожайным. Обрядовый хлеб, выпекаемый на рождество, должен был способствовать, по поверьям, росту семьи и приплоду скота. Обвязывание соломой плодовых деревьев имело тоже магический смысл — передать дереву плодородную силу хлебных растений. Отряхивание тех же деревьев связано было с поверьем, что весной таким же образом будут отряхнуты с них черви-вредители. На ту же первоначальную основу наслаивались и анимистические представления — вера в различные мифологические существа. Но тут уж — в более позднюю эпоху — сказалось и сильное влияние церковных христианских верований. Мифологические образы, фигурирующие в святочно-новогодних поверьях и обрядах, очень сложны по своему происхождению. Тут есть и прямые олицетворения церковных праздников: фея Бефана итальянских детей — это праздник эпифании (греч. — богоявление); Père Noël у французов — от латинского dies natalis — день рождения, рождество. Другие персонажи поверий — это просто христианские святые, образы которых, видимо, вытеснили и заместили более древние, чисто народные анимистические представления. Таковы Санта-Клаус (св. Николай), св. Люция, св. Мартин и др. Наиболее спорным, наиболее трудным для объяснения элементом святочно-новогодней обрядности представляется обычай маскарадных игрищ. Почти нет народа в Европе, у которого бы не было отмечено употребление ритуальных святочных масок и маскарадных нарядов. По большей части они изображают зверей: конь, бык, коза, баран, медведь, петух и пр.; но есть и антропоморфные и бытовые маски, изображающие солдата, цыгана, еврея, трубочиста, дьявола, смерть, ангела и пр. Эти маскарады почти везде выдержаны в шутливо игровом стиле; они приурочены к разным дням. Но при всех различиях в деталях, самая суть — маскарадное игрище — повторяется везде. Каково же происхождение этого обычая святочного ряжения? На этот счет строились разные гипотезы. Сторонники старой мифологической школы — Якоб Гримм, Вильгельм Шварц, Макс Мюллер, А. Н. Афанасьев, А. А. Потебня и др. — видели в этих (по большей части животных) масках обрядовое воспроизведение «небесных» зверей — олицетворений грозовой тучи, солнца и пр.; этот взгляд теперь почти никем не разделяется. Другие рассматривали ритуальные маски как пережиток тотемических обрядов. Иные — как остаток ритуала тайных союзов, либо организаций молодежи, либо как изображения предков. Маскам приписывалось магическое значение — стимулов плодородия. В целом вопрос остается до сих пор нерешенным. Неясной остается и связь зимнего цикла обрядов с представлениями об умерших. Делались попытки объяснить ее чисто психологической ассоциацией идей: зима — смерть — умершие родственники. Думается, однако, что это объяснение недостаточно: против него говорит уже одно то, что обряды в память умерших исполняются не только зимой, айв другие периоды года: в начале весны (в субботу на масленицу), после пасхи, под троицын день («родительская суббота»), осенью. Может быть, дело тут как раз в том, что для верующего человека ни один крупный праздник не должен обходиться без поминок в честь умерших родственников: они ведь тоже должны как-то принять участие в празднике своей семьи, своих близких. Особняком стоят поверья о нечистой силе и ее активности в святочные дни. Каково происхождение этих поверий? Вообще образы злых, нечистых духов имеют очень сложное и разнообразное происхождение: тут и олицетворения болезней, и олицетворение насылаемой колдунами «порчи», и олицетворение враждебных человеку сил природы, и пр. Но почему этой нечистой силе приписывают способность особенно вредить людям в рождественские дни? Вернее всего, тут сказалась опять психологическая черта — бессознательное стремление человека олицетворять все безотчетно жуткое, опасное. Зимняя темнота, короткие дни и долгие ночи, трескучие морозы и снежные бураны — все это как раз в середине зимы, особенно в северных странах, подавляло крестьянина, плохо защищенного от суровой природы. В странах Западной и Южной Европы, если и не было особых морозов, то были зимние туманы, бури, холодные дожди. Это бессилие перед жестокой стихией зимы и олицетворялось в сознании суеверного человека в образах чертей, ведьм, всякой нечисти, сугубо опасной людям в дни святок. Таковы общие черты и таковы общие корни святочно-новогодней зимней обрядности, зимних праздников, обычаев и поверий. Не меньше интереса, чем общие черты, представляют для нас различия в традиционных святочных и новогодних обычаях и поверьях между разными народами и группами народов. Различия эти порождены частью неодинаковостью природных и хозяйственных условий (Северная и Южная Европа, земледельческое или горно-скотоводческое хозяйство), частью — вероисповедной принадлежностью населения (католики, протестанты, православные), частью, быть может, иными причинами, в том числе и этническими. Наиболее отчетливо выделяются различия, касающиеся церковных элементов святочного ритуала. В католических и протестантских странах в него вошли некоторые черты, совершенно отсутствующие у православных народов, и наоборот. Самый яркий пример — день 6 января. В этой дате совпали, собственно говоря, два разных христианских праздника: для православных это «крещение», связанное с евангельским рассказом о крещении Иисуса — уже взрослого человека — Иоанном Предтечей в реке Иордане; главный момент праздника — «водосвятие», освящение воды в реке через прорубь, или в море, или в церкви; здесь можно видеть далекий отголосок древнего культа воды, сказавшийся также и в христианском «таинстве» крещения новорожденных. В католических же и в протестантских странах 6 января — это день трех королей, когда вспоминается и инсценируется приход трех королей (или «магов», «волхвов») с Востока в Вифлеем для поклонения новорожденному Иисусу. В этих странах — Франции, Испании, Португалии, а также в странах Британских островов, в Швейцарии, Австрии, в католических по традиции в прошлом районах Югославии и др. — в обрядах и обычаях 6 января нет и намека ни на какое «крещение» (хотя местами есть обряды, связанные с водой и ее освящением), — так же как в бывших ранее православных странах нет никакого намека на трех «магов» или «королей». И только в средней, как бы контактной зоне Европы (немецкие земли, Польша, Венгрия, Чехословакия, а также в Италии), как-то сочетаются элементы и того и другого праздника: и освящение воды, и процессия «королей». Причины такого расхождения восходят еще к первым векам христианства, и они, видимо, чисто церковные. Христианские иерархи тогда с трудом и с большими спорами устанавливали даты евангельских событий — ведь в самих евангелиях для этого нет никакой точки опоры: в какой день родился Иисус Христос, когда его крестил Иоанн Креститель, и пр. В западной церкви сохранились доныне следы того, что вначале «рождество Христово» отмечалось как раз 6 января — поэтому и поклонение «магов» («волхвов») вспоминалось именно в этот день; последнее так и осталось, хотя само рождество и перенесено было еще в IV в. на 25 декабря. В восточной же церкви именно к 6 января приурочили крещение Иисуса Иоанном. Отсюда и двойственное значение церковного термина «богоявление» (эпифания). Православные понимают это слово как явление людям всех трех лиц св. Троицы — бога-отца, объявившего Иисуса Христа в момент его крещения своим сыном, и святого духа, явившегося в виде голубя. А католики понимают богоявление, как само рождение Иисуса, которое было «явлением» бога людям. В качестве еще одного примера различий, связанных с разными вероисповеданиями, можно указать на широко бытующий еще и сейчас в католических, особенно романских, странах обычай изготовления «яслей» (по-итальянски «презепе», по-французски «сантоны», по-польски «шопки»). Такие ясли изображают сцены рождения Христа, представленные глиняными, фарфоровыми или картонными фигурками (Мария, Иосиф, младенец Христос, пастухи). Такими подчас очень искусно сделанными фигурками, зачастую украшают сельские дома верующие люди в Италии, Испании, Франции, Швейцарии, Польше, Чехословакии. Что касается внецерковных элементов святочных обычаев, то различий в них между отдельными странами тоже, конечно, немало, но они с трудом поддаются обобщению, нелегко уловить здесь какие-либо закономерности. Пример — рождественское полено: обычай жечь на очаге или в камине это полено, притом с особыми обрядами, распространен почти во всех странах Европы, но его не знают чехи, словаки, поляки, финны… Чем вызвано это различие? — трудно сказать; быть может, косвенно это связано с устройством огнища: там, где распространилась закрытая «русская» печь вместо открытого очага или камина, там обычай жечь рождественское полено, если он и существовал, должен был исчезнуть. В других случаях можно очертить сравнительно точно ареал бытования того или иного обычая, но опять-таки нелегко найти этому определенное объяснение. Типичный пример — обычаи и поверья, связанные с людьми (или животными) — вестниками счастья либо несчастья в первый день рождества или на Новый год: у одних народов — западные и южные славяне и их соседи, а также народы Скандинавии и Британских островов — эти поверья касаются первого посетителя в доме на рождество или Новый год (славянский «полазник»); у других народов — Франция, Италия, Испания и пр. — дело идет о первой встрече на улице в эти праздничные дни. — Еще пример — обрядовое употребление снопа: обычаи, с ним связанные (хотя и различные сами по себе), известны лишь в странах Северной и Центральной Европы: у западнославянских и у скандинавских народов. Некоторые различия в святочной обрядности были связаны с неодинаковыми хозяйственными условиями отдельных регионов Европы. Так, например, в тех областях, где преобладает или преобладало в прошлом скотоводческое хозяйство, до сих пор сохраняется важное значение праздничных календарных дат ноября — время, когда кончался летний период трудового года скотоводов и скот переводился на стойловое содержание. Обилен ритуальными обрядами, направленными на обеспечение благополучия скотоводческого хозяйства, древний кельтский праздник самхейн, отмечаемый 1 ноября. У греков, болгар, албанцев и др. много таких же обрядов приурочено ко дню св. Дмитрия 26 октября. У народов Нидерландов и Бельгии, немцев и др. большое значение в святочном цикле придается дню св. Мартина, — вероятно, именно потому, что день его памяти, 11 ноября, наиболее близок к началу важного периода скотоводческого хозяйства. Отличия в формах обрядов наблюдаются в отдельных странах у населения, занятого рыболовецким промыслом. Так, жители Гебридских и Шетландских островов в ночь под Новый год сжигают старую рыбацкую лодку. Оберегом от нечистой силы и наиболее распространенным подарком там служит украшенная лентами и цветной бумагой копченая селедка. Часто в обрядах можно обнаружить следы ритуалов дохристианских культов древних европейских народов. В праздниках кельтских народов, например, сохраняются еще и сейчас остатки древних ритуалов друидов, связанные, возможно, с солярным культом. В календарных обрядах германских народов можно проследить пережитки культа древнегерманских богов — Водана, Тора и др. Весьма существенным препятствием к установлению каких-то закономерностей в распространении святочных обычаев служит, к сожалению, просто неполнота наших сведений: имеющиеся налицо фактические данные во многих случаях не позволяют точно установить, у какого народа и — тем более — в каких местностях данный, интересующий нас обычай бытует, а где он неизвестен. Одной из очередных задач этнографической науки поэтому надо считать заполнение имеющихся лакун в наших знаниях — систематическое собирание сведений по единой программе по всем европейским странам — сведений, касающихся святочно-новогоднего, как и вообще календарного и всякого иного ритуализма. Это — дело большой коллективной работы, с обязательным сотрудничеством этнографов разных стран. Только путем такого сотрудничества можно решать вопросы, касающиеся взаимных культурных влияний между народами, заимствований отдельных обычаев или поверий одним народом у другого. Что такие заимствования были нередким явлением — это несомненно: иначе не было бы совпадений в деталях отдельных обрядов у разных народов, даже и не всегда соседних. Но конкретно лишь в некоторых отдельных случаях удается установить наличие каких-то «заимствованных» черт в святочном ритуале того или иного народа. Так, можно считать бесспорным, что, например, румыны, а также венгры немало заимствовали в обрядах и поверьях от своих славянских соседей: обычай «полазника», колядование, обрядовые печенья, название рождественского праздника «крачун» и пр. Многие святочные обычаи и верования лужичан восприняты ими от соседнего немецкого населения. От немцев же едва ли не все народы Европы переняли обычай рождественской (или новогодней) елки. Этот обычай украшать и освещать рождественскую елку и в самой Германии появился недавно — около середины XVIII в., а оттуда сравнительно быстро, в течение XIX в., распространился по всем европейским странам, хотя почти исключительно по городам, не проникая в деревни; многие немцы, однако, и сейчас еще считают святочную елку своим национальным обычаем.
* * *
Народные обычаи и обряды — это существенная часть духовной культуры народа, отражающая его мироощущения, в разные периоды историческогоразвития. Изучение их очень важно при исследовании процессов интеграции, адаптации и взаимовлияния, происходящих между разными народами, так как часто именно в традиционных обрядах проявляется этническая традиция народов. Примером стойкости такой традиции является сохранение в праздничном меню европейских народов старинных традиционных ритуальных кушаний: рождественского жареного гуся или индюшки, жареной свиной головы или свинины, каши из разных хлебных злаков, бобовых растений, каштанов, орехов, раньше считавшихся символом изобилия. Известно, что многие обряды зимнего календарного цикла были связаны с суевериями и предрассудками, свойственными древним земледельцам и скотоводам в те отдаленные времена, когда уровень развития производительных сил был очень низок. Конечно, первоначальная и древнейшая основа зимних обычаев и обрядов — неразвитость земледельческого труда, зависимость древних хлеборобов от стихийных сил природы — давно перестала существовать. Конечно, выросшие на этой основе примитивные магические верования, колдовские обряды плодородия и т. п., так же как и вера в гадания, мантика всех видов — все это в прошлом, и даже в далеком прошлом. И чем выше рост производительных сил в стране, чем интенсивнее проходит индустриализация сельского хозяйства, тем все более забываются различные магические приемы и колдовские действия, направленные на обеспечение благополучного года для земледельца. Сохраняющиеся еще в пережиточной форме здесь и там осколки старой аграрной обрядности либо свидетельствуют о низком культурном уровне их исполнителей, в большинстве случаев представителей старшего поколения, либо уже совсем потеряли свой магический смысл и превратились в развлечения, оставшись одной из национальных традиций того или иного этноса. В изложенном материале можно найти много примеров сочетания в обрядности рациональных приемов, практических действий, выработанных земледельцами на протяжении многих веков эмпирическим путем и, возможно, сохраняющих свое значение в наше время, и грубых суеверных примет и верований, смысл которых подчас даже трудно уловить. Таковы, например, два рода примет о погоде: одни приметы были обусловлены большой наблюдательностью крестьянина, хорошим знанием им окружающих географических условий; другие же порождены суевериями и не имеют никакой практической основы. Точно так же в распространенных в некоторых странах обрядах, направленных на обеспечение урожая плодовых деревьев, рациональные действия (посыпание — удобрение земли вокруг дерева золой, обвязывание его соломой) сопровождаются религиозными предрассудками: зола должна быть непременно от сгоревшего рождественского полена, солома — из обрядового рождественского снопа и т. д. Некоторые традиционные обычаи и ритуалы складывались в те времена, когда в семейном и общественном быту было много жестокого, несправедливого: например, в святочных гаданиях отчетливо сказалась одна черта — девушка гадает о женихе, о том, кто ее «возьмет», куда ее «отдадут». Иначе говоря, здесь сказался застарелый взгляд на женщину, как на неполноправное существо, которое можно «взять» или «не взять», можно «отдать» туда-то и туда-то… В других обычаях проскальзывает насмешка над девушкой, не вышедшей в истекшем году замуж. Еще недавно сохранялись в некоторых странах грубые обычаи варварского убийства животных, птиц, некогда связанные, по-видимому, с обрядами жертвоприношения. Не менее жестоки и встречающиеся кое-где обычаи ритуального хлестания членов своей общины колючими ветками до появления крови. Обычаи, связанные с возрождением природы после дня зимнего солнцеворота, с заклятиями плодородия, нередко сопровождались грубыми эротическими играми. Большой вред в прошлом приносили приуроченные к зимнему календарному циклу поверья об особой власти в праздничный период разной нечистой силы и основанные на этих поверьях действия по выявлению ведьм, колдуний и пр. На протяжении всего средневековья много невинных людей было жестоко замучено или затравлено из-за этих нелепых суеверий. Нельзя, наконец, не упомянуть о большом вреде для человека и некоторых церковных обрядов и установлений. Соблюдение перед каждым большим праздником длительных, истощающих организм постов, особенно характерное для католиков, наносило, к примеру, большой вред здоровью людей. С течением времени старый смысл магических действий и обрядов забывался и они превращались, как это показано в изложенном выше материале, в народные игры и развлечения. Постепенно становятся анахронизмом и те жесткие церковные формы, в какие духовенство постаралось облечь старинные народные празднества. Но ведь в большинстве случаев эти церковные формы и в прошлом ничего не изменили по существу в народных традициях. Что из того, что древние обычаи оказались прикрепленными к дням почитания легендарных личностей — то св. Андрея, то св. Люции, то св. Николая, а то и к дню рождения Иисуса сына Марии? Обычаи остались тем, чем они были, а связь их то с одним, то с другим святым оказывается по большей части случайной. Да и сами святые из легендарных мучеников за веру превратились в большинстве случаев в забавные фольклорные персонажи, одаривающие детей подарками или фигурирующие в веселых процессиях ряженых. Словом, наличие религиозного, церковного элемента в зимнем святочном ритуале ничего не меняет в чисто народном и по существу уже давно вполне светском, развлекательном характере этого ритуала. Ведь если говорить о собственно религиозном, церковном взгляде на народные календарные праздники, то надо вспомнить, как сурово, как беспощадно преследовали ревнители церкви, христианские фанатики — кальвинисты, пресвитериане, пуритане — всякий намек на какие-либо праздничные увеселения или развлечения, — будь то рождественские, пасхальные или иные. Читать библию и слушать рождественскую проповедь — вот что должен делать верующий христианин на праздник рождества Христова. Отступления от этого правила строго наказывались. Так же смотрела на дело и православная церковь, сурово осуждавшая «скверная бесовская действа и игрища», «нощное плещевание», «бесовские песни и плясания» и прочие «богомерзкие дела» во время церковных праздников. И действительно, ведь самому духу христианства с его пренебрежением к земной жизни и с ориентацией на загробный мир, на спасение души — праздничная святочная обрядность была и остается враждебной. В борьбе за новую демократическую и социалистическую цивилизацию надо охранять и поддерживать все то в народных традициях, что может украсить жизнь человека, сделать ее ярче, радостней и разнообразней. В длительном процессе взаимовлияний и взаимозаимствований среди европейских народов все более проявляется тенденция к созданию новых черт зимней обрядности, свойственных всем народам Европы. Эти новые черты складываются, безусловно, на основе старых народных ритуалов и обычаев европейских земледельцев, но распространяться они стали вначале среди городского населения и лишь постепенно в обновленной форме традиции проникают в сельские местности. Яркий пример одного из таких обычаев — рождественско-новогодняя елка. Ее распространение было подготовлено издревле существовавшим среди европейских народов обычаем употребления в зимней обрядности веток вечнозеленых растений, иногда украшенных разноцветными нитками, бумагой, орехами и пр. В своем современном виде елка, как уже сообщалось, появилась в середине XVIII в. в Германии и отсюда постепенно стала распространяться в другие европейские страны, завоевав к настоящему времени большую популярность почти у всех народов Европы. Обычай обмена подарками в период зимнего цикла праздников, хорошо известный еще древним римлянам, сейчас также стал общеевропейским. В середине XIX в. в Англии была отпечатана первая красочная поздравительная рождественская открытка, а в наши дни письменные поздравления стали общепринятыми во всех странах; с каждым годом выпускается все больше ярких художественных открыток. Интересна также происходящая на наших глазах трансформация традиционного мифологического образа, приносящего подарки детям. Прежние образы святых — св. Николая — Санта-Клауса, св. Мартина, младенца Иисуса и другие — все более вытесняются одним аллегорическим образом Деда Мороза или чаще Отца Рождества, очень сходных в разных странах даже своим внешним обликом. Его постоянной спутницей становится Снегурочка или Фея зимы. Традиция ряжения вызвала к жизни устройство в городах массовых народных гуляний, маскарадов. Так, утратив религиозный смысл, обряды зимнего цикла вплелись в ткань современной общественной жизни.RESUMÉ
* * *
Coutumes et rites populaires sont des souvenirs du passé historique des peuples. Beaucoup d’entre eux sont attachés aux dates particulieres: ce sont, pour la plupart des cas, celles des fêtes chrétiennes. Cependant, une étude attentive nous montre qu’à la base des rites soi-disant «de calandrier» se trouvent les usages qui s’étaient formés bien avant la diffusion du christianisme à travers l’Europe. Des eléments pré-chrétiens peuvent bien être décélés, même de nos jours, dans presque toutes les coutumes, rites et croyances en rapport avec les fêtes religieuses. On peut у citer indices et prédictions divers concernant le temps et les récoltes, de même que les changements dans le courant de la vie familiale tels le mariage, la naissance des enfants, la mort etc.; repas rituels; prohibitions diverses; jeux, danses et divertissements; visite des maisons avec des chants et des voeux; déguisements, mascarades et feux rituels; croyances ayant trait au malin et aux sorcières, et nombre d'autres. Ces coutumes variées se révelent très semblables chez divers peuples de l'Europe. Mais elles sont reparties dans le calendrier de l'Eglise de façon différente se trouvant attachée soit au jour d’un tel ou tel saint, soit au Noël, soit au jour de l’an. Outre la strate chrétienne (et, en partie, simultanément) une influence de la tradition antique se fait sentir, a savoir celle des fêtes grecques et romaines ayant été célebrées a des moments fixes de l'année agricole. A la base de toutes ces vieilles coutumes et croyances ce trouvait, à ce qu’il paraît, l'expérience du travail de l’ancien agriculteur ou éléveur, son souci de faire croître la récolte et son aspiration à la sauvegarder par toutes les méthodes, aussi bien que la préoccupation du bétail, de toute l’exploitation. Le désir de prévoiг le sort des homines eux-mêmes у est à ajouter lui aussi. Dans le présent premier fascicule d’une étude consacrée à des coutumes dites «de calendrier» en général, le cycle hibernal de celles-ci est traité. La publication des fascicules ultérieurs est prévue se rapportant respectivement aux cycles printanier, estival et automnal. Le cycle hibernal des fêtes (englobant la période fin octobre — début janvier à peu près les dates précises n'étant pas les mêmes chez les peuples divers) est le plus riche en croyances, divinations et rites. Cela est dû à des raisons matérielles, c'est-à-dire d’une préparation à juste temps de la nouvelle année agricole dont les premiers présages se manifestent à partir du solstice hibernal. C’est à cette époque, du 25 décembгe au 6 janvier que la plupart des usages et des rites est attachée. En dehors de traits communs, les différences locales et régionales se manifestent. Elles ont leur origins en partie dans les particularités géographiques des pays divers (Europe du Sud, du Nord et Centrale d’où les orientations variées de l'économie — agriculture, élévage de montagne), en partie dans les diversités confessionnelles. Par exemple, pour les orthodoxes, le 6 janvier est la Fête de Baptème (Jésus-Christ ayant été baptisé par Jean-Baptiste dans le fleuve de Jordan) tandis que les catholiques et les protéstants considèrent cette date comme Fête de Trois Rois-Mages venus admirer Jesus-Christ nouveau-né. C’est de là que proviennent le rite de consécration de l’eau dans les pays orthodoxes et la processiòn dite de «Trois Rois» en Europe Occidentale. Cependant, ces diversités régionales ne sont pas encore étudiées d’une façon suffisante. Actuellement, presque tous les anciens rites et coutumes ont perdu leur signification religieuse ou magique d'autrefois et ne se sont conservés qu’en tant que divertissements populates ou usages de plaisanterie.* * *
Popular customs and rituals are relics of the peoples’ historic past. Many of them are connected with definite calendar dates; in most cases they are timed to Christian holidays; however, careful study reveals that «calendar» rituals are based upon customs that had become formed long before the spread of Christianity in Europe. «Pre-Christian» elements are still distinctly apparent almost in all customs, rituals and beliefs connected with church holidays: this includes various omens and forecasts of the weather and the harvest, as well as of changes in family life: marriage, birth of children, death, etc.; also ritual meals; various prohibitions; games, dances, entertainments; making a round of houses with songs and good wishes; mummery, masked festivals, ritual fire; the custom of gift exchange; connection with the cult of the dead; beliefs about evil spirits, witches, etc. These diverse customs turn out to be exceedingly similar among various European peoples. But they are differently distributed among the days of the church calendar and are timed to the memorial days of this saint or that, to Christmas or, alternatively, to the New Year. Apart from the Christian church stratum (and partially accompanying it) the antique tradition is also felt: Greek and Roman holidays celebrated at certain points of the agricultural year. These old-time customs and beliefs were based, it seems, upon the labour experience of the earliest cultivator and herdsman, his anxiety for the harvest, his eagerness to obtain and preserve it at all costs, as well as concern for the herds and for the whole household economy. To this a desire was added to forecast the destinies of the people themselves.* * *
The present first issue of our collection, which is devoted to calendar customs as a whole, deals with the winter cycle of these customs. Further issues are envisaged dealing with the spring, summer and autumn cycles. The winter cycle of holidays, embracing a period from about the end of October to the beginning of January (the exact dates differ among various peoples), is saturated to a greater degree than all the rest with beliefs, forecasting and rituals. This is due to material causes: the importance of an early preparation for the new agricultural year, the first presages of which are noticed from the moment of the winter solstice. It is to this period (December 25 to January 6) that most customs and beliefs are timed. Besides features common to all European peoples, popular rituals and beliefs disclose also regional variations. These are linked in part with geographical differences between countries (Southern, Middle, Northern Europe); hence different economic specialisation (land cultivation, highland cattle herding etc.) and in part with the dominant religion: for example, for members of the Orthodox Church January 6 is the Epiphany holiday (the baptism of Jesus in the Jordan River by John the Baptist); for Catholics and Protestants it is the holiday of the Three Kings (Three Magi) who came to worship the newborn Jesus Christ; hence the «water blessing» rituals among the Orthodox, and the Three Kings procession in Western Europe. The regional differences are, however, as yet insufficiently studied. At present almost all these old-time customs and rituals have lost their former religious or magic significance and survive merely as popular entertainments, customs adhered to in a spirit of jest.* * *
Die Volksbräuche und — riten sind Denkmäler der Vergangenheit des Volkes. Viele davon sind mit bestimmten Kalenderdaten verbunden und meistens an christliche Festtagen angeknüpft; dennoch offenbart die aufmerksame Erforschung der kalendarischen Volskriten, dass deren Grundlage die Bräuche und Gewohnbeiten bilden, die sich lange vor der Verbreitung des Christentums in Europa gestaltet haben. Die «vorchristlichen» Elemente sich auch heute in fast alien Ritualien und Glaubensvorstellungen, die mit den Kirchenfesttagen verbunden sind, ganz deutlich sichtbar: es gehören hierher verschiedene abergläubische Omina und Wahrsagen bezüglich des Wetters und der Ernte, sowohl hinsichtlich bestimmter Veränderungen im Familienleben — Heirat, Kindergeburt, Sterben usw.; rituelle Mahlzeiten; verschiedene Verbote und Beschränkungen; Volksspiele, Tänze, Amüsements; feirliche Umzüge mit Glückwünschen und Liedern; Verkleidungen und Maskeraden; Ritualfeuer; Festgeschenke; Volksglauben von Teufeln und Hexen, usw. Diese mannigfaltigen Volksbräuche erweisen sich als sehr ähnlich bei verschiedenen Völkern Europas. Dennoch sind sie verschiedentlich unter den bestimmten Kalendertagen des kirchlichen Jahres verteilt: bald sind sie an eines Heiligen Tag, bald an des anderen angeknüpft, bald an Weihnächten, bald an das Neujahr. Ausser der kirchlich-christlichen Aufschichtungen, und teilweise damit verbunden, tritt auch der Nachlass der antiken Tradition zutage: die altgriechischen und römischen Festtage, die zu bestimmten Zeitpunkten des Wirtschaftsjahres gefeiert wurden. Diesen altertümlichen Riten, Bräuchen und Glaubensvorstellungen lag aber offensichtlich die Arbeitserfahrung des alten Ackerbauers und Viehzüchters zugrunde, seine Sorge um die Ernte, sein Bestreben, sie mit allen möglichen Mitteln zu bekommen und zu erhalten, sowie auch seine Sorge um das Vieh, um die ganze Wirtschaft. Dazu schloss sich auch das Bestreben, das Schicksal der Menschen selbst zu prophezeihen. Daher verschiedene Zauberakten und Aberglauben. Die vorliegende 1-te Lieferung der Sammelarbeit, die im Ganzen den Volkskalenderbräuchen gewidmet ist, bezieht sich auf die Winterperiode dieser Bräache. Die Herausgabe anderer Lieferungen, den Frühlings-, Sommer- und Herbstriten gewidmet, ist vorausgesehen. Der Winterzyklus der Feste, der ungefähr den Zeitraum zwischen Ende Oktober und Anfang Januar umfasst (die genaueren Datenangaben stimmen bei verschiedenen Völkern nicht überein), ist besonders reich an Glaubensvorstellungen, Wahrsagungen und Rituellen. Diese Tatsache ist durch die materiellen Gründe zu erklären: Wichtigkeit der rechtzeitigen Vorbereitung des bevorstehenden Wirtschaftsjahres, dessen erste Vorzeichen seit der Wintersonnenwende zu Tage kommen: an diesen Zeitpunkt (25/XII — 6/I) wird auch die Mehrzahl der Riten und Aberglauben angeknüpft. Neben den gemeinsamen Zügen, die bei allen europäischen Völkern (teilweise auch bei den aussereuropäischen) auftreten, kommen auch regionale Unterschiede zutage, die zum Teil mit den geographischen Bedingungen verbunden sind (Süd-, Mittel-, Nordeuropa), — daher auch verschiedene Wirtschaftsrichtungen (Ackerbau, Bergviehwirtschaft), — zum Teil auch mit den konfessionellen Besonderheiten: z. B. am 6. Januar — die Taufe Christi bei den ortodoxen Völkern, und «Dreikönigstag» bei den Katholiken und Evangelisten: daher Wassereinweihen in Osteuropa, Dreikönigsumzüge in Westeuropa. Diese regionale Unterschiede sind aber bisher ungenügend erforscht worden. Heutzutage haben fast alle diese Volksriten ihre ehemalige religiöse und magische Bedeutung eingebüsst und haben sich nur als Volksfeste, Vergnügen und Spassbräuche erhalten.СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
* * *
Волынщики в дни «новены» (Il folklore, vol. XI, Milano, 1967, Fig. 80) 19 «Презепе» (P. Toschi. Invito al Folklore italiano. Roma, 1963, Fig. 70) 20 Дети с звездой (Il folklore, vol. XI. Milano, 1967 Fig. 30). 24 Рим. Новый год. Выброшенные из окон старые предметы (Il folklore, vol. XI. Milano, 1967, Fig. 28) 27 Эстамп с изображением Бефаны (P. Toschi. Invito al Folklore italiano. Roma, 1963, p. 245, Fig. 72) 30 Итальянские дудари (народный эстамп) (P. Toschi. Stampe popolari italiane. Milano, 1964, табл. 76) Копия художника М. P. Семашкевич 32 Сантоны для рождественских ясель («Arts et traditions populaires». Paris, 1957, A. Montagard. Ma Provence et mes santons. Marseille, 1966, p. 12, 15, 24, 36) 33 Праздник «Чудесной звезды» в Провансе (М. Mauron. Les lampions de fête. Paris, 1967, p. 160–161) Копия художника М. P. Семашкевич 50 Процессия св. Николая (J. de Vries. Volk van Nederland. Amsterdam, 1938, Afb. 188) 72 Обычай трубить в рог над колодцем в рождественский сочельник (J. de Vries. Volk van Nederland. Amsterdam, 1938, Afb. 159) 78 Домик крапивника (Т. M. Owen. Welsh Folk customs. National Museum of Wales, Welsh Folk Museum. Cardiff, 1959, plate 5) 87 Кубки для вина, которые носят ряженые на Новый год (Т. М. Owen. Welsh Folk customs, National Museum of Wales, Welsh folk Museum. Cardiff, 1959, plate 1) 89 Праздничное шествие Люции 13 декабря (Fataburen. Nordiska museet och Skansens årsbok. Stockholm, 1964, стр. 48) 104 Рождественское фигурное печенье (N. Keyland. Julbröd, Julbockar och Staffansång. Stockholm, 1919, Fig. 35–38, 50, 51, 61, 62, 66, 72) 108, 109 Рождественский козел на праздничном столе (IRO-Volkskunde, Europäische Völker, Abb. 209) 110 Приход ряженых на святки, маски (N. Keyland. Jalbröd, Julbockar och Staffansång. Stockholm, 1919, Fig. 43, 85, 93, 94) 112, 113, 114, 115 Новогодний стол (The Nordiska museet and Skansen. Stockholm, 1957, стр. 92) 117 Хельсинки. Рождественское убранство улицы Александринкату (National Museum of Finland. Helsinki) 127Убранная к рождеству крестьянская изба (National Museum of Finland. Helsinki) 129
Соломенное украшение «химмели» (National Museum of Finland. Helsinki) 130
«Звездные мальчики» (National Museum of Finland. Helsinki) 132
Приготовление к рождеству в лопарской коте (The Nordiska museet and Skansen. Stockholm, 1957, стр. 30) 137
Праздничная процессия лопарей (Album. Norge. Oslo, 1969) 139
Новогоднее гуляние у лопарей
(The Nordiska museet and Skansen. Stockholm, 1957, стр. 125) 138 Шествие епископа Николая в Берхтесгадене (A. Spamer. Die deutsche Volkskunde, Bd. II. Berlin, 1935, S. 159) 142 «Соломенный Никель» из Оденвальда и Bестервальда (E. Fehrle. Feste und Volksbräuche im Jahreslauf europäischer Völker. Kassel, 1955, Abb. 2, S. 34) 144 «Звездные певцы» из Юберлингера (Боденское osepo) (E. Fehrle. Feste und Volksbräuche im Jahreslauf europäischer Völker. Kassel, 1955, Tafel 7) 146 Рождественские маски из Оденвальда (E. Fehrle. Feste und Volksbräuche im Jahreslauf europäischer Völker. Kassel, 1955, Abb. 3, S. 35) 147 Старинная гравюра «рождественское дерево» (A. Spamer. Die deutsche Volkskunde, Bd. II. Berlin, 1935, S. 171, Abb. 1) 149 Подсвечники из Рудных гор (A. Spamer. Die deutsche Volkskunde, Bd. II. Berlin, 1935, S. 172, Abb. 3) 151 Рождественская пирамида (A. Spamer. Die deutsche Volkskunde, Bd. II. Berlin, 1935, S. 168, Abb. 2) 152 «Три короля» (Германия) (IRO-Volkskunde, Europäische Völker. München, 1963, Abb. 30). Копия художника М. P. Cемашкевич 139 Томас (Atlas von Oberösterreich. Linz, 1960, S. 199, Abb. 1) 168 Дети со звездой (Atlas von Oberösterreich. Linz, 1960, S. 202, Abb. 98) 170 Перхта из Штейермарка (IRO-Volkskunde, Europäische Völker, Abb. 59) 174 Перхта из Зальцбурга (IRO-Volskunde, Europäische Völker, Abb. 60) 175 Клауз из Арта (F. Moser-Cossweiler. Volksbräuche der Schweiz. Zürich, 1940, S. 191) 181 Клаузы с ослом (Schweizer Volksleben, hrsg. H. Brockmann-Jerosch, Bd. I. Zürich, 1929, Abb. 102) 183 Новогодние клаузы (Schweizer Volksleben, hrsg. H. Brockmann-Jerosch, Bd. I. Zürich, 1929, Abb. 315) 187 Энгадинская шлиттеда (Schweizer Volksleben, hrsg. H. Brockmann-Jerosch, Bd. I. Zürich, 1929, Abb. 178) 188 Ряженые на святках в доме (Néprajzi Muzeum. Budapest) 195 Одна из масок святочных обрядов (Schweizerisches Archiv für Volkskunde, Bd. 63 H. 3–4. Basel, 1967, табл. 42) 199 Картина праздничного шествия (Volksbrauch der Ungarn von Károly Viski. Budapest, 1932, S. 23) 204 Обрядовое печенье чехов (Моравия) 223 Чешская народная художественная игрушка — рождественский ряженый (конец XIX в.) (Клатовский музей) 224 Группа ряженых в Польше. Деревня Прухлик, Повят Ярослав Жешевского воеводства (Institut Stuki, Polska Akademija Nauk, далее — PAN) 227 «Король Ирод». Кукла для шопки. Повят Новый Сонч Краковского воеводства (Польша) (Institut Stuki, PAN) 228 Ряженые «Три короля» у лужицких сербов (Der sorbische Volksmaler Martin Neumann-Nechem, 1950, S. 102) 229 Мальчики с шопкой. Деревня Плаза, повят Хжанув Краковского воеводства (Польша) (Institut Stuki, PAN) 230 Хождение с бетлемом на Горегронье (Центральная Словакия) (Fotoarchiv Slov. Národného Musea v Martine) 231 Участники конкурса шопок. Краков (Польша) (Institut Stuki, PAN) 232 Баба Перхта из Подкорена (Верхняя Крайна) (Schweizerisches Archiv für Volkskunde, Bd. 63. H. 3–4. Basel, 1967, Abb. 25) 239 Две Луции из Борачева (Нижняя Штирия) (Schweizerisches Archiv für Volkskunde, Bd. 63 H. 3–4. Basel, 1967, Abb. 18) 240 Предрождественская маска из тыквы, дерева, меха (Schweizerisches Archiv für Volkskunde, Bd. 63. H. 3–4. Basel, 1967, Abb. 27) 243 Вертеп: пастухи в масках (Schweizerisches Archiv für Volkskunde, bd. 63. H. 3–4. Basel, 1967, Abb. 36) 250
Хозяин дома пьет богоявленскую воду, наступив на топор (Ш. Кулишиħ, П. Петровиħ, Н. Пантелиħ. Српски митолошки речник. Београд, 1970, стр. 27) 261 Обрядовый хлеб «вечерник» в сочельник Коледы с изображением рала. Западная Болгария — Самоковская околия (Архив Болгарской Академии наук) 270 Колядный каравай с изображением лозы. Северная Болгария (Архив Болгарской Академии наук) 270 «Коледарки» — колядующие девушки, Юго-Восточная Болгария — Ямболская околия (Архив Болгарской Академии наук) 273 Новогодняя маска «сурваскара», Западная Болгария (фото Л. В. Марковой) 275 Обливание водой молодухи на крещение (Архив Болгарской Академии наук) 277 Повитуху везут к реке в бабин день (Юго-Восточная Болгария) (Архив Болгарской Академии наук) 278
Обливание водой повитухи, Западная Болгария — Самоковская околия (Архив Болгарской Академии наук) 279 Колендаторы у окна (Т. Pamfile. Sărbătorile la romani. Crăciunul, стр. 39). Перерисовка художника Н. А. Юсова 289 Маска «медведь» из румынской новогодне-рождественской обрядности (N. Jula, V. Mănăstreanu. Тradiţii şi obiceiri româneşti. Bucureşti, 1968, рис. 75) 223 Святочная обрядность: «танец медведя» (P. Olteanu. Vienočné rumunské sviatkv a obyčaje so zretel’om na Slovensko) 291 Хождение с козленком (с. Мэлинь-Сучава) (N. Jula, V. Mănăstreanu. Тradiţii şi obiceiri româneşti, 1968, рис. 41). Перерисовка художника Н. А. Юсова 294 Обрядовый рождественский хлеб (о-в Крит) (С. Megas. Greek Calendar Customs. Athens, 1958, plate III) 312 Новогодняя маска (Фессалия) (Schweizerisches Archiv für Volkskunde, Bd. 63, H. 3–4. Basel, 1967, Abb. 15) 326
УКАЗАТЕЛЬ[922]
* * *
Аграрные элементы в обрядах и верованиях 6–7, 8–13, 15–16, 23, 39, 47, 60–62, 68, 74, 75, 83, 101, 134, 144–145, 162, 171, 184, 236, 241, 248, 254, 266–268, 280, 308–309, 310, 314 и др. Адвент, предрождественское время 34–36, 54, 105–106, 126, 140–141, 144, 146, 147, 164–165, 181, 193, 205, 262 Анастасия св. 122, 125 Андрей св. 34, 85, 103, 124, 126, 139–141, 145, 164, 165, 181, 192, 193, 205, 236, 266, 284, 285, 295, 309 Анна св. 106, 127, 128, 268 Античные традиции в европейской обрядности 21, 24–27, 29, 31, 62, 65, 204, 205, 270, 277, 280, 308, 309, 319, 320, 324, 326, 332 Антоний св. 58, 65–66, 190, 298 Апотропеи, обереги 62, 63, 76, 78, 81, 150, 165, 168, 175, 192, 195, 214, 217, 238, 252, 253, 259, 262, 278, 290, 314, 321, 322 Атанас св. 280Бабин день 279–280 Бадняк, см. Полено рождественское Балтазар, см. Три короля Барбара (Варвара) св. 35, 71, 74, 141, 145, 166, 181, 236–238, 267, 286, 302, 309 Бетлем, см. Ясли Богоявление (крещение, Эпифания), праздник 17, 21, 28–31, 33, 99–101, 116, 133, 138, 175, 189, 202, 259–262, 277–279, 322–326, см. также Три короля Бригитта св. 121 Бык, вол в обрядах и поверьях 84, 85, 88, 97, 154, 169, 180, 242
Варвара, см. Барбара Василий св. 274, 290, 294, 305, 313, 316, 326 Введение, праздник 235–236 Ведьмы, колдуны 23, 24, 30, 39, 62–63, 81, 82, 117, 165, 181, 195, 207, 238, 335, 339 и др. Вертепы, см. Ясли Вино в обрядах 18, 22, 23, 71, 77, 155, 165, 174, 180, 197, 246, 250, 256, 294, 303, 311, 312, 325 Виноградники 60, 62, 152, 256, 261 Вода в народных обрядах и верованиях 22–24, 27–29, 96, 133, 136, 140, 153, 154, 170, 172, 174, 175, 184, 189, 202, 216, 223–224, 237, 244, 246, 252, 256, 259, 261–262, 275, 277, 278, 279, 296, 297, 306, 310, 315, 319, 321–324, 335 и др. Водан, Вотан, божество 69, 73, 76, 77, 143, 154, 157, 170, 183, 337 Волк в народных поверьях 93, 138, 154, 163, 206, 210–211, 227, 236, 255, 260, 284–285, 297, 298 Всех святых день 33, 54, 83, 84, 124
Гадания 23, 26, 27, 28, 47, 48, 51, 71, 83, 88, 95, 103, 116, 123, 128, 130, 133, 137, 140–141, 145, 146, 153, 157, 165, 166, 174, 181, 192–193, 205, 207, 214–215, 219, 220, 235, 237, 238, 252, 258, 260, 268, 272, 274, 275, 280, 292–294, 295–296, 305, 315, 317, 320, 330, 332–333 Георгий св. 92, 120, 180, 266, 300–302 Гусь в народных обрядах 23, 70, 71, 88, 94, 99, 103, 111, 116, 151, 163, 179, 180, 192, 235, 338
Двенадцатидневье (святки) 33, 44, 51, 59, 67, 85, 105, 148, 153–155, 169–170, 183, 259, 288, 318, 322–323 Дед Мороз 72, 112 Деревья фруктовые в обрядах 48, 49, 58, 100, 139, 153, 157, 171, 183, 199, 205, 213–214, 218, 222, 244, 246, 251, 257, 268, 274, 304, 327 Дикая охота (поверье) 76, 153–154, 157, 170, 175 Дионис, Дионисии (праздник) 9–10, 313, 332 Димитрий св. 266, 300–301, 337 Донар, божество 147
Екатерина, см. Катарина Елка рождественская, новогодняя 23, 44, 45, 58, 75, 94, 109–113, 126, 130, 138, 149–150, 158, 173, 186, 201, 213, 247, 274, 298, 305, 306, 325, 337, 341
Железо в обрядах и поверьях 137, 159, 196, 207, 210, 238, 241, 248, 249, 252, 253, 261, 270, 272, 314, 328 Жертвоприношения 46, 58, 63, 64, 75, 80, 84, 85, 136, 162, 168, 172, 173, 174, 179, 180, 185, 206, 237, 244, 245, 246, 248, 249, 261, 268, 280, 302, 313, 314, 328 Животные домашние в обрядах и верованиях 58, 60, 64, 74, 104, 109, 153, 212, 213, 221, 224, 237, 241, 245, 252, 257, 267, 269, 277, 288, 304, 312, 316, 317
Запреты, табу 26, 54, 59, 106, 111, 120, 122, 124, 136, 138, 139, 154, 164, 168, 174, 181, 192, 194, 198, 208, 216, 236, 239, 240, 257, 270, 285, 286, 298, 320 Звезда в обрядах и поверьях 24, 31, 50, 51, 78, 132, 169, 170, 175, 202, 232, 289 Зелень, зеленые ветки в обрядах 71, 74, 94, 149, 150, 162, 165, 169, 173, 181, 186, 200, 205, 206–207, 213, 218, 238, 243, 247, 253 Зима, начало 18, 33–34, 53, 69, 80, 103, 120, 121, 136, 139, 162–163, 180–181, 191, 205, 235, 266, 284, 300–301, 309 Зола в обрядах 22, 39, 75, 95, 108, 172, 244, 272, 304
Игнатий св. 239, 241, 242, 266, 268–270, 287, 288 Иисус (Христос) младенец в народных обрядах 19, 20, 22, 31, 43, 45, 78, 92, 141, 148, 154, 172, 173, 185–186, 209 Иоанн апостол (евангелист) 25, 77, 132, 155, 174, 256 Иоанн Креститель 296–297, 325
Календарь 8–9, 27, 80, 95, 119–121, 139, 145, 162, 164, 179, 191, 204, 235, 266, 280, 299–301, 308, 332–333 Катарина (Екатерина), св. 18, 19, 33–34, 54, 71, 85, 123, 125, 126, 134, 139, 164, 181, 236 Клаус, Клауз, Санта-Клаус, мифол. персонаж 94, 127, 142–143, 182–183, 187 Клемент св. 33, 139, 236 Кнут св. 117, 130, 131, 133–134 Коза, козел в обрядах и поверьях 88, 91, 112, 114–115, 117, 132, 145, 166, 205, 206, 226, 289 Колядование 19, 25, 40–43, 48–50, 55–56, 59, 67, 75, 78, 97–98, 143, 157, 158, 199–201, 216–229, 237, 240, 241–242, 251, 257, 260, 270, 272–274, 289, 290–292, 297, 318, 325–326, 330 Конь в обрядах и поверьях 77, 92, 93, 101, 131, 142, 144, 153, 155, 157, 173, 206, 219, 224, 225, 236, 256 Король и королева, обрядовые 11, 31, 41, 49, 64, 65, 79, 100, 158–159, 189, 224, 262 Костры, см. Огонь обрядовый Крещение, см. Богоявление Кутья (коливо) в обрядах 212, 238, 289, 310, 313, 316
Лемех, см. Железо в обрядах Люция (Лючия, Луция) св. 19, 54, 104–105, 127–128, 145, 165, 167, 176, 193–195, 206–207, 239–240
Маги, см. Три короля Мария дева {богородица) 19, 35, 56, 164, 172, 249, 313, 314 Мартин св. 18, 33, 44, 54, 69–71, 84–85, 103, 122, 123, 125, 139, 150, 162–163, 179–180, 191–192, 235, 236, 301, 337 Маски, см. Ряжение Мед в обрядах 21, 23, 24, 28, 171, 172, 246, 249, 267, 315, 316, 317 Медведь в поверьях и обрядах 62, 93, 136, 138, 144, 227, 236, 257, 266, 291 Мельхиор, см. Три короля Мистерии рождественские 46, 56, 65, 92, 150 Михайлов день 120–121, 123, 124, 302 Модест св. 287, 310 Музыка, муз. инструменты 19, 20, 25, 45–46, 51, 56, 57, 59, 76, 85, 86, 164, 189, 195, 259, 290–291
Нагота обрядовая 140, 157, 220 Наум св. 285 Нечистая сила 23, 24, 29, 34–35, 59, 62, 63, 76, 78, 81, 82, 104, 112, 115, 117, 130, 136–138, 154, 158, 170, 175, 181, 189, 192, 195, 198, 211, 214, 235, 252, 259, 268, 276, 284, 290, 312, 321–322, 331, 334–335 Николай св. 35, 44, 54, 69, 71–74, 85, 103–104, 126–127, 141–145, 150, 165, 166–167, 169, 173, 181–182, 186, 193, 206, 209, 238–239, 267, 268, 286–287, 302, 306, 309–310, 331 Новый год, новогодние обычаи 16, 27–28, 48–49, 59–63, 77–78, 80, 95–99, 115–116, 133, 138, 155–158, 174, 188, 201–202, 204, 219–222, 257–259, 274–277, 289–295, 305, 306, 320
Обереги, см. Апотропеи Обряды, смысл их 5–7, 280, 330–335 Овцы, баранина в обрядах 58, 85,97, 112, 122, 125, 236, 242, 254, 280, 304 и др. Огонь обрядовый (костер, свеча, факел и пр.) 18, 28, 29, 36, 38–40, 48–49, 50–51, 58, 60, 69–70, 75, 76, 78, 81, 83, 84, 86, 87, 88, 96, 100, 105, 109, 146, 152, 164, 165, 180, 183, 214, 246–247, 250–252, 255, 259, 260–261, 262, 267, 269–270, 284, 296, 303, 304, 306, 310–312, 314, 321, 324, 325, 331 Омела (растение) в обрядах 37, 42, 55, 74, 86, 94, 149, 174 Очистительные обряды 21, 27, 29, 59–61, 69, 76, 81, 96, 108, 158, 170, 175, 184, 195, 201, 252, 267, 268, 270, 272, 274, 277, 311, 314
Пасторали, см. Мистерии, Пастухи Пастухи 43, 45, 46, 58–59, 64, 192, 200, 231–232, 288 и др. Первая встреча 26, 187–188 Первого дня магия (инициальная магия) 26, 48, 57, 60, 78, 95, 96, 99, 113, 133, 157, 170, 185, 188, 201, 208, 258, 259, 268–269, 305, 325, 330, 333 Первый посетитель (полазник и т. п.) 26, 96–97, 111, 194, 199, 201, 208–209, 237, 239, 240–241, 242, 254–255, 268–269, 317–318, 320, 330, 336 Петр св. 120, 126, 150, 297, 298 Петух в обрядах 23, 57, 66, 105, 144, 245 Пиво в обрядах 87, 91, 92, 99, 101, 105, 106, 107, 108, 111, 116, 125, 126, 131 Пирамида рождественская 22, 129, 150, 152, 173, 186, 213 Плодородия магия 39, 57–61, 74, 100, 105–106, 139, 146, 153, 162, 168, 171, 172, 175, 177, 183, 185, 210, 214, 244, 266, 267, 268, 270, 272, 276, 304, 312, 314, 319, 330, 334 Подарки святочные, новогодние и пр. 11, 12, 24, 25, 35, 45, 55, 59, 71, 72, 73, 74, 85, 93–94, 99, 104, 107, 109, 110, 138, 141–143, 148, 154, 156, 166, 174, 182, 185, 188, 193, 209–210, 221, 238, 240, 255, 269, 304, 325, 331 Полено рождественское, бадняк 21, 23, 29, 38–40, 58, 63, 75, 87, 88, 108, 152, 172, 185, 243, 245–247, 259, 271–272, 303–304, 311, 336 Посиделки 53–54, 146, 154, 165, 193, 194 Пословицы, поговорки 18, 19, 25, 26, 28, 33, 34, 48, 54, 57, 63, 71, 120–121, 128, 133, 139, 140, 163, 164, 179, 180, 181, 206, 208, 215, 235, 266, 287, 309 Пост 20, 29, 54, 57, 146, 164, 170, 181, 193, 196, 211, 235, 249, 259, 266, 309, 339 Предков (умерших) культ 38, 57–58, 80, 83, 114, 124, 130, 136, 152, 154, 166, 170, 172, Приметы погоды и урожая предсказания 23, 27, 29, 33, 34, 47, 48, 54, 62, 71, 95, 121, 123, 126, 128, 131, 140, 147, 152–153, 155, 164, 181, 184, 191, 192–193, 207, 215, 236, 241, 260, 330, 332, 333 Процессии, шествия 45–46, 51, 63–64, 71, 72–73, 83, 85, 87, 89, 90, 91, 100–101, 105, 116, 143, 146, 147, 150, 152, 158, 163, 165, 169, 175, 176, 180, 182, 183, 184, 187, 189, 192, 194, 238, 239, 241, 242, 255, 258, 259, 286–287, 304, 326
Рождество 16, 19, 33, 36–48, 55–59, 74–77, 85–94, 106–112, 126, 128–131, 136–137, 148–155, 170, 172–174, 183–186, 196–201, 208–217, 243–256, 271–274, 288–290, 302, 303, 310–315 Русалии, праздник 259, 276, 277 Рыба в народных обрядах 21, 37, 58, 97, 111, 116, 137, 151, 172, 212, 249, 268 Ряжение, маски 10, 56, 59–64, 72, 82, 91–93, 97, 101, 112, 113, 115, 117, 132, 144–145, 154, 157, 163, 165–167, 169, 174, 175, 176, 177, 180, 181–185, 187, 189, 193, 194, 199, 200, 206, 209, 222, 224–228, 238, 239, 240, 259, 260, 272, 276, 279, 280, 289, 326, 334
Савва св. 267, 286, 309 Сатурналии, праздник 11, 65, 67, 204, 277, 313, 320, 332 Свинья, свинина в календарных обрядах 13, 18, 37, 57, 66, 70, 75, 86, 88, 106, 131, 151, 169, 172, 174, 199, 202, 242, 244, 254, 270, 275, 288, 313, 338 Святки, см. Двенадцатидневье Себастьян св. 190 Сильвестр св. 25, 48, 59, 63, 77, 155, 157, 174, 183, 186, 187, 189, 219, 277 Симон св. 121, 122, 180 Скотоводческие обычаи, праздники 9, 45–46, 58–59, 60–61, 75, 80, 82, 84–85, 106, 120, 122, 125, 137–138, 146, 153, 162–163, 179, 180, 190, 192, 193, 198, 200, 206, 211, 212, 235, 256, 288, 298, 301, 304, 311, 332, 336–337 Солнечный (солярный) культ 29, 37, 69, 74, 75, 85–86, 87, 89, 164, 171, 180, 183, 235, 270, 271–272, 276, 277, 281, 289, 310, 311 Солома в народных обрядах 45, 70, 91, 112, 129–130, 133, 144, 145, 153, 157, 159, 167, 194, 199, 210, 213, 223, 247–248, 251, 257, 262, 272, 274, 334 Соль в народных обычаях 158, 256, 272 Сочельник — см. Рождество Спиридон св. 268, 287, 310 Сретение, праздник 55, 150 Стефан св. 77, 90, 95, 113, 131, 132, 134, 155, 167, 174, 186, 201, 217–219, 256, 262, 274
Томас св. 74, 86, 103, 126, 128, 145, 146, 153, 165, 167–169, 208 Тор, божество 86, 112, 147, 337 Трапеза обрядовая, праздничная 18, 21, 23, 25, 31, 37, 38, 48, 49, 57, 58, 59, 64, 67,70, 71, 75, 78, 79, 85, 86, 88–89, 94, 99, 100, 103, 108, 110–111, 113–116, 125, 126, 128, 130, 131, 136, 146, 148, 151, 156–159, 163, 165, 170–172, 174–175, 179, 180, 185, 189, 192, 196–199, 210–213, 224, 242, 244, 248–250, 253–262, 266–268, 272, 277, 289, 295, 304, 309, 314, 316, 325, 330–331, 338 Три короля, праздник 28, 29, 31, 33, 49–51, 63–66, 78, 79, 116, 117, 153, 158–159, 174–175, 189, 202, 222–224, 259–261, 335-336
Умерших культ, см. Предков культ 10
Фаллический культ 276, 280 Феликс св., 117 Филипп св. 309 Фома св., см. Томас св. Фрей, божество 86
Хлеб, печенье обрядовое 18, 21, 37–39, 42, 49, 70, 75, 82, 88, 89, 93, 105, 109, 110, 111, 128, 131, 144, 151, 152, 158, 159, 164, 166, 171, 172, 173, 185, 186, 196, 220–222, 238, 240, 244, 249, 250, 254, 257, 260, 267, 268, 269, 270, 271, 272, 274, 275, 279, 295, 305, 306, 315–317, 334 Хлестание — магический обряд 10–11, 95, 104, 143, 144, 150, 155, 162, 166, 173, 183, 200, 209, 218, 253, 257, 258, 270, 275, 318
Цепь в народных обрядах 144, 159, 171, 194, 209, 210
Четверг, обрядовое значение его 36, 146, 147, 165, 181
Шопки, см. Ясли Шум обрядовый 25, 27, 36, 48, 56, 63, 78, 84, 97, 115, 144, 146, 163, 165, 175, 176, 180, 181, 182, 183, 184, 189, 195, 198, 209, 249
Эротические элементы в обрядах 28, 35, 60, 61, 94, 113, 137, 188, 193, 278, 280, 339 Этнические связи, их отражение в обрядах и верованиях 15, 86, 88, 91, 94, 104, 153, 181, 182, 185, 186, 188, 197, 198, 280, 293, 337–338 Эпифания, см. Богоявление
Яйца в обрядах 28, 59, 99, 168 Ясли, бетлемы, шопки 19, 20, 46, 47, 56, 129, 150, 164, 165, 181, 200, 228–231, 247–251, 261, 305, 336
Последние комментарии
4 часов 32 минут назад
6 часов 49 минут назад
21 часов 30 минут назад
21 часов 31 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 6 часов назад