В голубых канадских водах [Кэтрин Спэнсер] (fb2) читать онлайн

Кэтрин СПЭНСЕР В ГОЛУБЫХ КАНАДСКИХ ВОДАХ

Глава ПЕРВАЯ

Они сошлись на третий день. Меньше чем через семьдесят два часа после знакомства.

— Пойдем со мной, — требовательно скомандовал он.

— Хорошо. — Она без колебания взяла его протянутую руку.

Стояла невыносимая жара. Все прочие дремали или плавали в бассейне. И он легко увлек ее на тропинку, ведущую в глубь острова.

Она знала, чем завершится их тайное свидание. Но при этом не задумывалась, хорошо это или плохо, опрометчиво или безнравственно. Это судьба. Она принадлежала ему с того момента, как в первый же вечер он выбрал ее. Чудо еще, что они так долго ждали…

Он крепко сжимал ее пальцы. Она следовала за ним, ловко увертываясь от буйной растительности. Густо разросшаяся зелень скрывала их побег от чужих глаз. Наконец они добрались до места. Рядом бурлил ручей, прыгая с камня на камень. Ковер из мха устилал берег. Сладко пахли цветы и, сплетаясь, нависали над головой, словно балдахин.

— Лейла… — повернувшись к ней лицом, выдохнул он. Голос был низкий и хриплый. Совсем не голос шефа, обращенный к сотруднице. В нем звучала страсть любовника.

— Я здесь, — ответила она.

Он притянул ее к себе. Наклонился и прижался к ее губам.

Как возможно такое? Взрослая женщина, она прожила столько лет, не ведая страсти, и вдруг…

Когда его губы коснулись ее, ни одна клеточка тела не осталась безучастной. А сердце… Ах, она потеряла контроль над сердцем еще три дня назад.

— Ты уверена? — Он прервал поцелуй.

В чем? В том, что солнце всходит на востоке? Размякшая, изнывающая от желания, она изогнулась в его объятиях, готовая отдать ему даже душу.

— Как никогда, Данте. Я пойду за тобой, куда бы ты меня ни повел.

Он собрал в кулак ее волосы и прижал к себе.

— Любимая, я никогда не дам тебе повода пожалеть об этом, — пообещал он и возобновил поцелуй.

Его руки жадно блуждали по ее телу. Лейла не помнила, как опустилась на мшистую землю, когда он раздел ее, когда сбросил свою одежду… Все, что было в жизни до этого момента, потеряло значение. Будничный мир сузился. Слишком бледный мир, чтобы соперничать с раем, открытым ей Данте.

Глаза под тяжелыми веками пожирали ее. Незнакомое мучительное наслаждение пронзило Лейлу. Рука гладила ее живот, пальцы скользнули по изгибу бедер к самой тайной части и…

Внезапная судорога пробежала по телу. Он почувствовал. Остановился.

— Ты в первый раз? — Нота удивления прозвучала в его голосе.

Лейла кивнула. Он перевернулся на бок, но не выпустил ее из объятий.

— Не бойся, Лейла. Я не обижу тебя. Конечно, не обидит. Ведь он мужчина, которого она ждала всю жизнь. Ей нечего бояться.

—Данте, пожалуйста… помоги мне…

Лейла извивалась всем телом, забыв о скромности. Наконец пришло освобождение. Она сжала пальцами плечи Данте, словно боялась потерять его навсегда. По неопытности она полагала, что это и есть величайшее наслаждение, какое может пережить женщина. Но тело знало лучше — оно гостеприимно раскрылось, принимая его.

Легким не хватало воздуха, сердце замерло. Она снова и снова выкрикивала его имя, рвалась вместе с ним ввысь. И наконец произошел взрыв. Она не чувствовала своего тела, паря на крыльях блаженства.

Постепенно приходя в себя она услышала бормотание ручья, ощутила упругий, точно губка, мох. По закрытым векам скользило солнце, приглушенное листвой.

— Ты красивая, — наконец заговорил он тем же полным страсти голосом. — И ты моя.

— Да, — вздохнула она. — Я люблю тебя.

Ей не приходило в голову, что она когда-нибудь может думать иначе. Ей не приходило в голову спросить, правду ли он ей сказал. Он избранник ее души. Они никогда не станут лгать друг другу.

— Когда я сюда приезжаю, мне отводят эту комнату.

Ночь, как бывает в тропиках, наступила внезапно. Комнату освещал лишь свет фонарей внизу, во дворе. Но Лейла, и не видя, угадала, кому принадлежит голос говорившего. Карлу Ньюбери.

Когда она вышла из ванной, на мгновение ей показалось, что он в ее номере и обращается к ней. Но оказалось, что он стоит на соседней лоджии, а слова его предназначаются кому-то в глубине его комнаты.

Лейле стало неловко. Получалось, что она невольно подслушивает чужой разговор. Надо как-то дать знать о себе. Но тут Ньюбери заговорил снова:

— Вот уж не ожидал, что эта вульгарная особа сумеет подцепить Данте Росси. Впрочем, когда дело касается секса…

— Неужели зашло так далеко? — воскликнул мужской голос.

— Вы же видели, как они ускользнули сегодня после ланча. — Ньюбери замолчал и шумно глотнул. — А как они вернулись?! Она тайком кралась к черному ходу, а он открыто зашагал к парадному подъезду. Вы же сами мне говорили.

Лейла пришла в ужас, поняв, что в этом отвратительном диалоге речь идет о них с Данте. Она замерла на пороге лоджии, прячась за легкими белыми занавесями.

— Да, они держались за руки, — сообщил невидимый собеседник Карла Ньюбери. — Выходит, он получил ее, едва успев познакомиться. Данте —симпатичный мужчина и женщинам, очевидно, нравится. Но мне он не кажется плейбоем.

— В обычных обстоятельствах он не плейбой. Во всяком случае, когда имеет дело с леди. Но Лейла Коннорс-Ли не леди, несмотря на свой модный вид. Сначала эта дамочка добилась, чтобы ее взяли на работу. Демонстрировала ноги и хлопала длинными ресницами перед Гэвином Блэком. Но он женат и годится ей в отцы. Тогда она пустилась на поиски крупной рыбы. И, похоже, Данте попался на крючок.

— Но он никогда не смешивает бизнес с удовольствием. Его частная жизнь остается частной.

— Да, обычно так. — Послышался стук льдинок о стенки бокала, журчанье наливаемой жидкости. — Но, по-моему, в этом случае рассудительность ему изменила.

— Но он же парень башковитый!

— Мы оба знаем, что, когда дело касается секса, мужчиной движет вовсе не голова. — От смеха Ньюбери у Лейлы мурашки побежали по коже. — Особенно когда секс подносят ему на тарелочке.

Лейла испугалась, что ее стошнит, и зажала ладонью рот. Когда ее взяли, на работу, в первую же неделю стало ясно, что Карл Ньюбери принял новенькую в штыки. Она заняла место, которое он предназначал для своего протеже. Так что ждать от него симпатии не приходилось, но чтобы такая враждебность…

— Ничего не попишешь. — К чести невидимого собеседника, ему не слишком нравился тон разговора. — Если Данте это будет не по вкусу, он сам сумеет положить конец отношениям с нею.

— Только если поймет, как он ошибся. А я не уверен, что поймет. По-моему, Джонни, дружище, нам придется спасать его от самого себя.

— Спасать от самого себя? Каким образом? —Этот Джонни явно начинал нервничать. — Данте хорошо ко мне относится. Не то чтобы я не ценил, Карл, что ты на моей стороне… Но я не хочу давать ему повод сожалеть, что он взял меня на работу.

— Успокойся. Я тоже не собираюсь портить с ним отношения. Нам просто надо быть готовыми вмешаться, когда представится возможность. Вот и все. А это случится, рано или поздно. И тогда ты займешь положенное тебе место, а она останется с носом.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно. Выпьем, дружище, уже поздно. И запомни мои слова: нам не стоит тянуть с мисс Коннорс-Ли. Скоропалительная связь имеет обыкновение так же быстро рваться. Так что уместно вставленная пара слов… — Голос Ньюбери затих. Он перешел с лоджии в комнату, и дверь захлопнулась.

А Лейла с пылающим лицом еще долго стояла у своих дверей. Как тут скажешь, что ей безразлично мнение других людей, если речь идет о ее чувстве к Данте? Очень больно слушать, как вываливают в грязи ее репутацию…

Хотя разве она не понимала, что среди сослуживцев начнутся разговоры? Лейла опустилась в плетеное кресло. Перед глазами возникла картина первой встречи с ним три дня назад.

Лейла одной из последних спустилась к коктейлю. Большинство сотрудников уже разбились на небольшие группки. Женщины — в вечерних платьях с обнаженной спиной, мужчины — непривычно официальные в черных смокингах.

Он единственный стоял в стороне. На горизонте высились дивной красоты горы. Зеленые склоны и обнаженные вулканические вершины. Заходящее солнце окрашивало багровыми полосами волнистый шелк моря. Дрессированные дельфины, грациозно изгибаясь, выпрыгивали из воды в открытом море. Публика с восторгом наблюдала за ними. Данте Росси возвышался над всеми. Смокинг как влитой облегал его фигуру. Накрахмаленная сорочка сияла белизной на фоне смуглой оливковой кожи. Он стоял возле балюстрады, отделявшей террасу от берега, и беседовал с вице-президентом Карлом Ньюбери. Лейла, стараясь незаметно слиться с толпой, спускалась по ступенькам главного входа. В этот момент Данте поднял голову и словно обжег ее взглядом.

Она застыла на месте, точно парализованная. Так все началось.

Отстраняющим жестом он прервал Карла Ньюбери на середине фразы, и Лейла прочла по его губам: «Кто это?»

Вице-президент оглянулся. Кем это интересуется босс? Увидев ее, он позволил себе выразить неодобрение.

А Данте принялся рассматривать ее. От него исходило такое напряжение, что она не могла сделать и шага. Но это была не враждебность. В атмосфере разлилось что-то совсем другое —странное, пронзительное. И вопреки собственной воле Лейла поняла, что не сводит с него глаз.

Минутой раньше вокруг двигались, разговаривали люди, сверкали украшения дам. И вдруг словно воцарилась тишина. Оживленный гул разговоров сменился спокойным бормотанием волн, бившихся о берег.

Во всем мире остались всего два человека: Данте и она. Два человека, почувствовавшие соединившую их необъяснимую гармонию, не имевшую никакого отношения к бизнесу. Современные Адам и Ева.

Данте первым пришел в себя. Он развеял чары — щелкнул пальцами, не сводя глаз с ее лица. Моментально появился официант с подносом напитков. Данте дал знак вице-президенту взять два бокала и идти за ним. А сам с гибкой грацией стал пробираться сквозь толпу служащих с супругами. Туда, где ждала она. Карл Ньюбери семенил сзади.

— Данте, — ухмыляясь и покачиваясь на каблуках, проблеял он, — разреши представить тебе нашу новую сотрудницу, ведающую закупками на Востоке. Это…

— Лейла Коннорс-Ли. — Сильный голос Данте словно омыл ее, отстранив Ньюбери с его вязкими фразами. А какие красивые у него глаза! Их зеленовато-голубая глубина соперничала чистотой с аквамарином. Обрамленные густыми черными ресницами, эти глаза бесстыдно оценивали ее с головы до ног, и Лайла почувствовала себя раздетой донага. — Конечно, — продолжал он, беря у Ньюбери два бокала и протягивая один ей, —кем же еще вы можете быть?

Лейла с трепетом ощущала электрические разряды, искрившиеся между ними и лишавшие ее самообладания. Она изо всех сил старалась создать впечатление преданного делу профессионала. Не поднимая головы, чтобы не встретиться с его взглядом, она вежливо произнесла:

— Добрый день, мистер Росси. Для меня большая честь — оказаться здесь. Пойнсиана такой красивый остров!

Он попытался пробиться сквозь ее отчужденность.

— Мы оба знаем, какая удача, что вы здесь, —поправил он. Красивые губы особенно четко выговорили слово «удача».

— Вы, несомненно, имеете в виду, — она чуть вздернула подбородок, — что совсем еще новый работник компании редко зарабатывает право участвовать в ежегодном совместном отдыхе.

— В частности, и это. — Он взял ее за локоть и увлек в сторону, где их разговор не могли слышать другие.

Никто не пытался присоединиться к ним, но все заметили, что он увел ее, и ждали, что будет дальше. Одни — злобствуя, другие — сочувствуя и ободряя.

— Итак, — проговорил он, подняв бокал с ромовым пуншем, — вы наша новая сотрудница. Легко ли было выдержать конкурс?

Он произнес это так, будто ему было неважно, что она ответит. Будто ему не было дела до того, каким образом она проложила себе путь в это избранное общество.

Но каждый жест выдавал охватившее его напряжение. Об этом говорила и небрежная поза у балюстрады террасы, и взгляд, устремленный на море. Он словно не решался смотреть на нее. Спрятавшись за маской безразличия, он так же остро ощущал ее присутствие рядом, как и она. Оба словно решали: когда оке это случится? У нее прерывисто стучало сердце, ладони взмокли от волнения.

Она содрогалась, чувствуя опасность, исходившую от него, и с восторгом и ужасом стремилась навстречу этой опасности. Первый раз в жизни Лейла чувствовала, что тело ее вышло из-под контроля. Ее влекло к Данте, и от этого перехватывало дыхание.

Она никогда прежде не встречала такого неотразимого и волнующего мужчину. И неважно, что она поняла это в считанные минуты. Лейла просто знала, так же точно, как собственное имя: он — ее судьба.

— Я наткнулась на рекламу вашей компании в журнале и решила послать запрос о работе. — Ей удалось замаскировать смятение холодностью.

— Почему?

Долги отца, которые она взяла на себя. Но это слишком убогая тема, когда воздух пронизан волшебством.

— Потому что это показалось мне интересным, —беззаботно проговорила Лейла. — А я была готова к переменам.

— Должно быть, вы любите принимать вызов. —Он обласкал ее медленной улыбкой. — Насколько я понимаю, у вас не так уж много опыта в импортном бизнесе Канады.

— Это верно, — призналась она, до глубины души согретая его улыбкой. — Но я хочу учиться. Я свободно говорю по-китайски и хорошо знаю, как ведется бизнес на Востоке.

— Хорошо знаете? — Он наполнил два эти слова таким богатством значений, что на мгновение Лейла усомнилась, правильно ли поняла его интерес к себе. Ведь некоторые из коллег-мужчин, в частности Карл Ньюбери, полагали, что она получила место не только за свои способности.

— Я родилась и выросла в Сингапуре и очень много ездила по Дальнему Востоку.

— Какое это имеет значение? — Он провел пальцами по ее руке выше локтя. Так иногда успокаивают нервное животное. — Главное, что вы переехали в Ванкувер и теперь вы здесь. Кстати, почему вы уехали из Сингапура? Это красивый город.

— После смерти отца мать захотела вернуться домой.

— Она из Канады? —Да.

— А ваш отец?

— Он был наполовину англичанин, наполовину ланкиец. Почему вы спрашиваете?

— Мне хочется больше знать о своих сотрудниках. Если бы я присутствовал на собеседовании, я бы спросил вас об этом.

— Ваш партнер, мистер Росси, кажется, не сомневался, что я справлюсь с работой.

— Очевидно, он был прав. И кстати, мое имя Данте.

— Но вы, наверно, еще не совсем в этом уверены?

— Я бы так не сказал. Все проще. Я заинтригован вами, Лейла Коннорс-Ли. Женщин обычно пугают деловые поездки. Как правило, их амбиций на это не хватает. — Он произнес слово «амбиций» как ругательство.

— Вам не нравится, когда человек хочет добиться успеха?

— Все зависит от уровня желаний. — Он пожал плечами под элегантным смокингом от Армани.

— Если это желание идет на пользу компании, что в этом плохого?

— Теоретически ничего… — его взгляд изучал розовато-лиловый шелк ее платья, сапфиры в ушах, — но если появляются другие факторы…

У нее потемнело в глазах. Неужели до него дошли слухи, которые распространял, в частности, Карл Ньюбери? Или за его словами скрывается совсем иной смысл? Может быть, он признает сексуальное влечение, которое пульсирует между ними, но пытается ему противиться?

— Под другими факторами вы имеете в виду мнение ваших руководящих сотрудников, возражавших против моего назначения? — (Он опять пожал плечами, словно не желая говорить об этом, и отвернулся.) — Мне бы хотелось, мистер Росси… Данте… объясниться. Ваше суждение обо мне основано на беспочвенных слухах. Я знаю о них, однако нахожу их менее оскорбительными, чем вашу готовность принять их за правду. Признаюсь, я ожидала иного подхода от человека с вашей предполагаемой интеллигентностью. — Пусть это вылечит его от привычки верить наветам!

— Тот день, когда моя оценка любого сотрудника станет зависеть от интриг в офисе, будет днем моей отставки, — резко бросил он, снова глядя ей в лицо. — Мне не интересно, Лейла, кто распускает слухи о вас и что вам приписывают. Давайте с самого начала проясним это. Полагаю, я сам способен судить о характерах моих сотрудников и делать собственные выводы, не полагаясь на мнение других. — Он явно поставил ее на место.

Она не успела ответить. На верхней ступеньке лестницы, ведущей в дом, появился мальчик из обслуживающего персонала и ударил в гонг, звавший к обеду. Звуки гонга понеслись над головами гостей, заглушая шум и смех.

Оказавшись исключенным из разговора босса с самонадеянной новенькой, Карл Ньюбери едва сдерживал раздражение. Но он не стал терять ни секунды, получив возможность вмешаться: словно тренированный ротвейлер, всегда готовый защищать хозяина, он втерся между боссом и наглой особой.

— Пора в дом, Данте. Без вас никто не приступит к трапезе, — прокричал он, источая фальшивое дружелюбие. — Простите, Лейла, что перебил вашу милую беседу с шефом.

— Не беспокойтесь. — Лейла продолжала смотреть на Данте, словно не замечая Ньюбери. — Мы закончили разговор. Не так ли, мистер Росси?

Данте смахнул крошечную пылинку с манжеты своего потрясающего смокинга и стрельнул взглядом из-под ресниц.

— Не совсем, Лейла, — многозначительно произнес он, — но продолжим его не сейчас.

Три дня пролетели как одна минута, думала она, слушая, звуки гонга. Теперь он собирал всех на банкет. Гонг напомнил ей, что прошел уже почти час с того момента, как она вышла из душа. Данте, должно быть, ждет и удивляется, почему ее нет.

Но разве можно спуститься вниз и встретиться с ним как ни в чем не бывало? Ведь это только добавит масла в огонь. Слухи и так распространились, как пожар. Он этого не заслуживает.

А с другой стороны, у них нет причины чувствовать себя виноватыми. Зачем же скрываться? Они оба взрослые и вольны вступать в отношения, выбранные по взаимному согласию.

Конечно, было бы легче, не будь он боссом, а она — подчиненной. Но любовь не признает таких банальных препятствий. И все же стоит подождать, пока они вернутся в Ванкувер. Это большой город. Там можно любить друг друга, не опасаясь любопытных глаз, которые на этом крохотном острове следят за каждым их движением.

Неожиданный телефонный звонок положил конец ее сомнениям.

— Лейла, что тебя задерживает?

— Я немножко… вздремнула. — Лучшей отговорки не нашлось.

— Я тоже поспал. — Даже на расстоянии от его голоса заныло тело. Ей так хотелось снова увидеть его! — Поспеши, любимая. Коктейль уже закончился. Вот-вот начнется банкет.

— Боюсь, что мне потребуется еще немного времени. — Она искала в ящике комода чистое белье. — Не жди меня.

— Я оставлю для тебя стул во главе стола. —Нет!

— Лейла… — Резкость его тона больше подходила начальнику.

— Нет, — повторила она, но уже тише. — Если ты усадишь меня там, то пойдут сплетни…

— Я в состоянии справиться с этим.

— Зато я вряд ли. Пока еще нет.

— Мы никому не причиняем вреда. В этом нет ничего дурного.

— Знаю. Но я здесь новенькая и…

«И в компании есть люди, убежденные в том, что я готова спать с кем угодно ради карьеры». Но если сказать ему об этом, он потребует назвать имена. А у нее и так с самого начала установились плохие отношения с некоторыми коллегами. Зачем же делать их еще хуже?

— Хорошо, — помолчав с минуту, сказал Данте. —Будь по-твоему. Спускайся поскорее. Если я не могу сидеть рядом с тобой, то позволь мне, по крайней мере, видеть тебя.

— Конечно. — И сами собой брызнули слезы.

В конце концов, кого ей надо слушать? Мужчину, которому она отдалась с любовью и доверием, или этого наглеца и лицемера Карла Ньюбери?

Глава ВТОРАЯ

— Приятно видеть, Данте, что вам удалось избавиться от этой особы. — Ньюбери злобно покосился в сторону Лейлы и обмакнул хлеб в остатки соуса. — Эта девица так вцепилась в вас, что я уж подумывал, не вызвать ли войска для вашего спасения. Такая особа может подорвать стабильность компании.

— Вам не стоит беспокоиться. — Данте намеренно пропустил мимо ушей последнее замечание. Черт с ней, с компанией! За несколько дней Лейла подорвала фундамент всей его жизни. Он и сейчас не мог оторвать от нее ни глаз, ни мыслей.

Она сидела к нему спиной через четыре стола. Каждый раз, когда она поворачивала голову к сидевшим рядом, пламя свечи в центре стола освещало ее профиль, подчеркивая его экзотичность. Уложенные на макушке черные волосы сверкали, точно в свете молнии. Самая очаровательная женщина из всех, кого он когда-либо встречал.

— … удача новичка, вот в чем разгадка. Все само падает ей на тарелку, — бурчал Ньюбери. —Она отдыхает здесь, на Карибском море, а другие парни торчат в конторе, хотя они уже годами пашут…

Она сидела как королева. Темные глаза, темные волосы. Красивая, как мечта, которой, наверно, нет места в реальности. Редкое сочетание застенчивой сдержанности и утонченного достоинства. Что придает ей необыкновенную таинственность? Может быть, ее невозмутимость? Она как бы и не замечает впечатления, какое производит на окружающих.

— Никто ради нее не нарушал правил, — заметил Данте, продолжая наблюдать за Лейлой. —Правила не меняются, даже если у человека испытательный срок.

Ньюбери набросился на это замечание с неменьшей жадностью, чем на крабовую закуску, стоявшую перед ним.

— Меня раздражает то, как она восприняла свое назначение. Будто сама получила высокое место в компании. А между прочим, это мое право — назначать на такие должности. И какая же благодарность? Никакой! Она обращается со мной словно королева: холодная улыбка, высокомерный взгляд… Будто я гожусь только чистить ей туфли.

С точки зрения Данте, по-своему она была права. Ньюбери временами бывает очарователен, как крыса, живущая в канализации. Но он женился на крестной Гэвина и стал как бы членом семьи. А Данте придавал огромное значение семье. Поэтому он не стал высказывать своего мнения, надеясь, что Карл переменит тему.

Но тот не переменил.

— Данте, ее назначение огорчило многих. До нее мы не знали разногласий. Как жаль, что вы не присутствовали, когда разбиралась ее заявка на это место.

«Я бы первый предложил взять ее», — подумал Данте.

— Вы сомневаетесь в проницательности председателя правления? — нарочито ласково спросил Данте, беззаботно поигрывая бокалом с вином. Но Ньюбери услышал предупреждение.

— Вовсе нет! Гэвин — прекрасный человек… опытный, уважаемый в импортном бизнесе. Но он…

— Предпочел хорошенькое личико? — Данте состроил якобы понимающую улыбку.

— А разве мы все, Данте, не уступаем, если женщина играет нами? — Ньюбери, ни секунды не колеблясь, схватил наживку.

— Нет, — отрезал Данте. Улыбка его исчезла. —И тем более Гэвин Блэк. Особенно, когда речь идет о бизнесе. Мы говорим о прекрасном профессионале. О человеке, которого все знают как преданого мужа, отца и деда. И хотя я понимаю, куда вы клоните, хочу спросить: вы подвергаете сомнению профессиональное суждение Гэвина?

— Нет! — Ньюбери подавился и вскочил, словно стул под ним загорелся. — Я вовсе этого не говорил. Ничего похожего!

— Это хорошо, — вздохнул Данте. — Потому что, если бы вы это сказали, Карл, мне пришлось бы всерьез задуматься, соответствуете ли вы посту вице-президента.

— Вы ведь знаете, Данте, я очень много работаю.

— Я приветствую вашу увлеченность работой. Но лояльность ценю больше.

— Компания для меня всегда на первом месте. —Лицо Ньюбери покрылось потом.

Не самое приятное зрелище. Данте захотелось перевести взгляд. Он остановил его на Лейле.

Ее сосед слева, видимо, сказал что-то остроумное. Данте зачарованно наблюдал, как вспыхнула улыбка, изящно изогнулась шея, когда она, смеясь, откинула назад голову. Все в ней было миниатюрным, элегантным, утонченным. Рядом с ней он чувствовал себя неуклюжим, незавершенным. Слишком большой, слишком земной, слишком ординарный.

Но взаимная страсть поразила их обоих…

Словно читая его мысли, Лейла внезапно повернулась и с ожиданием посмотрела в его сторону. И тогда он понял, что не одна она смотрит на него. Разговоры за столами стихли, все ждали от начальства ежегодного спича.

Он встал, мысленно вернувшись к делам, переждал аплодисменты.

— Спасибо и добро пожаловать на Пойнсиану. Мы уже провели здесь день отдыха и два дня семинара. Уверен, что до конца недели мы разрешим некоторые проблемы, с которыми столкнулись в этом году. И все же не будем забывать, что мы не для того прилетели на самый солнечный и прекрасный Карибский остров, чтобы проводить время в помещении.

Ее миндалевидные темно-серые глаза с жаром смотрели на него. Встретившись с ней взглядом, Данте потерял нить речи. Ему вспомнилось, как она лежала рядом с ним в тот полдень, и тело моментально отреагировало на эту картину.

Опасаясь, что поставит себя в неловкое положение, Данте отвел глаза. Окинул взглядом зал.

— Наша компания, — продолжал он, снова попав в колею, — пять лет назад купила этот остров. Но на самом деле остров принадлежит всем вам. Ваши усилия, ваша поддержка сделали возможной эту покупку. Здесь нет боссов и нет служащих. Здесь люди с общими интересами и общими целями. Люди готовые, объединив свои усилия, сохранить высокое положение, какое занимает сейчас наша компания. Мы надеемся, —Данте показал на Гэвина, когда-то своего учителя, а последние пять лет — партнера, и поймал себя на том, что снова смотрит на Лейлу и обращается прямо к ней, — что вы воспользуетесь здешними преимуществами — пляжем, погодой, отличной едой — и перезарядите свои батареи. Возьмите от острова все, что можно, и наслаждайтесь.

Именно в этот момент на террасе заиграл местный оркестр. Пульсирующий ритм слился с аплодисментами в банкетном зале.

— Замечательно, — подобострастно пробормотал Ньюбери ему в ухо. — Вы, Данте, всегда говорите именно то, что надо.

— Пытаюсь, — ответил тот и повернулся к жене Гэвина, сидевшей рядом с ним. — Начнем, Рита?

— Можно, — улыбнулась она ему. — Не хотелось бы, чтобы меня затолкали в толпе женщин, мечтающих потанцевать с вами.

— Давай, Морин, устроим им короткую пробежку, — смеялся по другую сторону стола Гэвин, протягивая руку Морин Викерс, пятидесятишестилетней кадровичке, ревностно служившей компании не один год.

Маленькое пространство для танцев быстро заполнилось, и парам пришлось переместиться на террасу. Над кокосовыми пальмами, обрамлявшими пляж, поднялась яркая полная луна.

Море накатывало на берег и придавало музыке оркестра гипнотический ритм.

Райское место! Ванкувер, окутанный в феврале сырым холодом, казался нереальным. Данте никогда не видел остров таким красивым. Из-за Лейлы Коннорс-Ли остров навсегда останется в его памяти. Он поискал ее взглядом в толпе. Ее тело цвета слоновой кости выгнулось в объятиях младшего бухгалтера. Противный тип, подумал Данте. Мягкие белые руки, прямая, как палка, спина…

— Что-то вы притихли, Данте, — заметила Рита Блэк. — Есть о чем подумать?

— Нет, — солгал он, энергично поворачивая ее в танце и не спуская глаз с бухгалтера. — Просто нарушение суточного ритма. Я только-только прилетел из Италии — и сразу сюда. И здесь, посреди Атлантики, не сумел перестроиться на другое время.

— Вы слишком много работаете, дорогой. —Рита сочувственно погладила его по руке. — Я иногда удивляюсь, как вы ухитряетесь прекрасно справляться с делами в офисе, если проводите столько времени в дороге.

— Это такая же составляющая работы, как и танцы. Мне же надо хоть раз потанцевать с каждой из находящихся тут женщин. — Он повлек ее к столу, за которым они сидели. — Вы простите меня, Рита, если я вручу вас Гэвину?

— Конечно. — Она улыбнулась. — Это ваш долг. Он добросовестно потанцевал с Мег, очень толковым агентом по закупкам, с беременной женой главного управляющего складами, с младшим клерком отдела выплат. Она так нервничала, выписывая ногами кренделя с главным боссом, что Данте подумал, не обмочилась бы бедняжка.

Когда луна покатилась к горизонту, он перетанцевал со всеми женщинами. Кроме одной, которую больше всего хотел держать в объятиях. Поправив галстук-бабочку, он обвел глазами зал.

С того момента, как заиграла музыка, Лейла знала, что он обязательно пригласит ее танцевать. И точно угадала минуту, когда он решил: пора. За несколько секунд до того, как подошел Данте, ее словно током пронзило.

— Не хотите ли потанцевать, мисс Коннорс-Ли? — произнес он, легко положив руку ей на спину.

— С удовольствием, мистер Росси, — ответила она, наклонив голову.

Он повел ее между столов в сторону террасы. Она следовала за ним, сознавая, что весь вечер находилась под неослабным наблюдением Карла Ньюбери. Как он, должно быть, счастлив, что наконец есть что-то стоящее внимания!

Тихий голос предостерегал, что за потворство своим желаниям придется платить. Но Лейла не стала его слушать. Она скользнула в объятия Данте. Он прижал ее к себе сильнее, чем позволяли приличия.

— Пора вернуть тебя на предназначенное тебе место, — пробормотал он.

Но не успели они сделать и шага, как музыка стихла. Лейла знала, что по примеру других им надо тихо отойти в сторону. Что, оставаясь в объятиях Данте и глядя ему в глаза, она подбрасывает дрова в костер Ньюбери и его друзей.

— Слишком поздно. — Она нехотя опустила руки. — Оркестранты складывают инструменты.

— Нет. — Он покачал головой, не отпуская ее. —Если мы их попросим, они будут играть всю ночь.

Тогда попроси их поскорее, мысленно молила она, не в силах остановить бешеный галоп сердца. Не дай мне утонуть в твоих глазах. Не дай мне найти рай в твоих объятиях на глазах осуждающей публики.

Данте сделал знак дирижеру, и звуки музыки снова наполнили ночь. Пары начали танцевать. Но Данте оставался неподвижным.

— Ты передумал и не хочешь танцевать? — заикаясь, спросила она. Голос ее дрожал от отчаяния. Неужели он не видит, что они привлекают внимание? Неужели не замечает любопытства и скрытой враждебности?

— Пока еще нет, Лейла.

— Тогда чего мы ждем? — Она чуть пожала плечами.

— Ничего, — успокоил он ее, ловко увлекая в тропическую ночь подальше от любопытных глаз. Густая тень поглотила их. Она почувствовала, как подушечки его пальцев поглаживают ее грудь. — Я проявил, по-моему, удивительное терпение, — прошептал он ей в волосы, — так долго ожидая этого момента.

Нет смысла спрашивать, что он имеет в виду. Она знала. О таком состоянии рассказывала ее мать, когда описывала встречу с отцом Лейлы.

— Я все знала, едва увидев его, — говорила мать. — У меня не было ни малейшего сомнения, что он будет любовью всей моей жизни. Конечно, окружающие пришли в ужас. От гувернантки одной из самых уважаемых семей Сингапура ожидали респектабельного поведения. А сорок два года — это не тот возраст, когда совершают опрометчивые поступки. И вдруг влюбиться в мужчину на восемь лет моложе себя! Да еще полукровку. Разразился страшный скандал. К тому же я забеременела через два месяца после знакомства с ним.

— Как это, наверно, мучительно было для тебя! — посочувствовала Лейла, тогда семнадцатилетняя. — Ты чувствовала себя несчастной?

Мать засмеялась:

— Когда женщина любит мужчину, как я любила твоего отца, она ничего не боится. И ничего не стыдится. Встреча с ним — самое лучшее, что произошло в моей жизни. Я желаю тебе только одного, моя дорогая девочка: встретить своего мужчину и чтобы он наполнил твою жизнь таким же счастьем, какое я нашла с твоим отцом.

Да, думала теперь Лейла, мать права. Но оставался вопрос: а что чувствует он? От неопределенности холодок пробежал по ее голым плечам.

Лейла подняла голову. Ей хотелось убедиться, что она не попала в ловушку собственной фантазии. При свете фонарей она увидела такую же озабоченность в его глазах.

— Наверно, Лейла, мне надо было спросить об этом раньше. Тебя никто не ждет дома, в Ванкувере?

— Нет, — ответила она и порадовалась, что два месяца назад рассталась с Энтони Флетчером.

— У тебя нет любимого мужчины?

— Нет, — покачала она головой.

— Теперь он есть. — Губы Данте накрыли ее рот.

Забыв все опасения, она утонула в его поцелуе. Как сильно напряжено его тело, прижатое к ней. Время остановилось в темноте благоуханной ночи. Они перенеслись в другой мир.

Но ненадолго. Оркестр и голоса слышались очень близко, заглушали шум волн, бившихся о берег. Посторонние звуки напоминали, что они с Данте не одни на этом волшебном острове. Лейла вспомнила подозрительность окружавших ее людей. Хуже того, в ушах зазвучал разговор, который она невольно подслушала всего несколько часов назад.

— Данте, разве это разумно? — прошептала она, откидываясь назад. Здравый смысл рассеял очарование.

— Нет, — хрипло проговорил он, — но, черт возьми, при чем тут разум?

Разум будет нужен, когда закончится эта дивная неделя. Разум будет нужен, чтобы она могла гордо, не стыдясь, работать, когда Данте уедет заниматься делами в других частях света, а она останется один на один со своим недоброжелателем.

Она приехала на остров не только для того, чтобы побольше узнать о компании. Она хотела показать себя женщиной достойной той ответственности, которую требует ее новоя работа. Влюбиться в босса — не лучший способ завоевать доверие у тех, на кого ей так хотелось произвести хорошее впечатление.

Но вопреки здравому смыслу она безнадежно влюбилась в мужчину, которого не знала еще неделю назад. И это столь же неопровержимо, как то, что кровь красная. Да, ее влюбленность нелогична, неразумна и необъяснима. Но факт остается фактом, и никуда от этого не денешься.

И все же… ведь это грозит его репутации.

— Нас могут увидеть, — собрав остатки силы воли, проговорила Лейла, отступая от него, —начнутся сплетни.

— Пусть, — выдохнул он, лаская ее шею, плечи и руки. — Пусть, — повторил он, сжав ее пальцы и увлекая за собой.

Внизу бежала тропинка, ведущая к берегу. Днем она утопала в тени пунцовых цветов, давших название острову. Ночью их темные зонты закрывали тропинку, превращая ее в тайную галерею.

— Данте, подожди, — прошептала она, замедляя шаг. Высокие каблуки утопали в песке. —Мои туфли не предназначены для спринта.

Он остановился и встал перед ней на колени. Снял босоножки и отставил их в сторону. Потом поочередно поднял ее ноги и поцеловал подъем. Потом без предупреждения поднял подол платья, обхватил икры и стал целовать.

Ее пронзило словно током. Она тихо застонала — и от наслаждения, и от страха.

Успокаивая ее, он прижался к ней лицом. Лейла затаила дыхание и вцепилась пальцами в его волосы.

Долгие секунды Данте оставался неподвижным. Когда он снова поднялся, его дыхание было уже не таким прерывистым.

— Что я делаю? Зачем ищу укромные уголки? Будто в том, что мы вместе, есть что-то постыдное. Будто нам нужно прятаться от остального мира, — проговорил он, немного отступив от нее.

Эти его слова так нужны ей! Они позволяют бросить вызов лицемерию людей, подобных Карлу Ньюбери.

— Чего мне стыдиться? — продолжал Данте. —До этого момента в моей жизни не было ни одного истинного чувства. Я не принадлежу к тому типу мужчин, которые легко завязывают отношения, — простонал он, снова притягивая ее к себе.

— Я тоже, — ответила она. Он закрыл ей рот своими губами. Зачем оглядываться на остальной мир, подумала Лейла. Ведь есть только Данте Росси и она, Лейла Коннорс-Ли.

Но тут луч света из окна верхней комнаты прорезал тьму. Лейла съежилась. Данте повернулся, инстинктивно загораживая ее. Высокая фигура в белом смокинге, который, словно сигнальный фонарь, выдавал присутствие босса собравшимся на террасе.

Выглянув из-за его плеча, Лейла увидела, что люди за столиками на террасе уставились на них. Гул разговоров смолк, наступило молчание.

— В чем дело? — тревожным шепотом спросил Данте.

— Они увидели нас. Боюсь, тебя узнали.

— Надеюсь. — В темноте сверкнула его улыбка.

— Но они начнут болтать и…

— Конечно, начнут, — согласился он. — Это тебя беспокоит?

— Да. Вряд ли они одобрят тебя.

— Я босс и в их одобрении не нуждаюсь. Я имею право делать то, что мне нравится. А мне нравится быть с тобой.

«Нам придется спасать его от самого себя…» Карл Ньюбери продолжал преследовать ее. Она встряхнула головой, чтобы прогнать эту мысль.

Она шарила босой ногой по песку, разыскивая босоножки.

— Но ведь они подумают…

— Лейла, мне все равно, что они подумают, —перебил он ее. — Единственное, что меня беспокоит, — как к этому отнесешься ты. Не испортит ли тебе настроение, если я не стану делать секрета из того, что я… — Он прерывисто вздохнул. Лейла оцепенела. У нее возникло ощущение, будто она стоит над обрывом. Все решит слово, которое он подберет. — Околдован тобой.

Какая глупость! Почему у нее такое чувство, будто ее сбросили с небес на землю? Неужели она и вправду ждала, что он так вот сразу объявит, что любит ее?

— Ну, Лейла, скажи, будет это мешать тебе?

— Обычно я стараюсь оберегать от чужих глаз свою личную жизнь. Я бы предпочла, чтобы наш… союз хотя бы на время оставался нашим частным делом.

Он сжал руки в карманах и с сомнением уставился на нее. Лейла, наклонившись, искала босоножки.

— Я не очень хороший актер, но я постараюсь. Когда последний ремешок на босоножке лег на свое место, Данте предложил ей руку. Потом степенно провел по ступенькам и по террасе туда, где танцевали.

— Продолжим наш танец, мисс Коннорс-Ли? —спросил Данте так, чтобы услышали окружающие.

Несколько пар уже покачивались в такт музыке. Теперь будет легче сохранить приличия, смешавшись с танцующими, подумала Лейла. Но едва Данте обнял ее, как приличия растаяли в тропической ночи. Он все плотнее прижимался к ней, пока не нарушил все условности. Ей казалось, что все вокруг заметили их откровенные объятия.

— Успокойся, дорогая, — сказал он, почувствовав, что ей неловко. — Мы всего лишь танцуем. В этом нет греха.

— Они так уставились на нас, что ты с таким же успехом мог бы предаваться со мной любви, — с несчастным видом пролепетала она. Кровь бросилась к ее щекам.

— Кстати, я именно этим и занимаюсь. Или ты думаешь, что я так танцую со всеми женщинами? —Его губы растянулись в улыбке, глаза заволокла дымка страсти. Он обвел пальцем овал ее лица.

— Надеюсь, нет, — вздохнула Лейла, позабыв на время о том, какое оружие они дали Карлу Ньюбери и его подручным.

Наконец вечер закончился. Данте настоял, что проводит ее до комнаты.

Это здание было восстановленным домом плантатора, построенным в конце XVIII века и представлявшим собою великолепный образец архитектуры неоклассицизма. Высокие колонны вдоль фасада, поднимавшиеся до самой крыши, крытой черепицей, разделяли лоджии роскошных номеров на верхнем этаже. Широкая лестница вела к большому холлу, от которого разветвлялись в обе стороны длинные галереи, окружавшие здание.

Комната Лейлы находилась в задней части дома. Окно смотрело в роскошный сад с фонтанами.

— Хорошо, что мы не соседи, — заметил Данте, отступив в сторону, когда она открыла дверь. —Было бы трудно устоять перед искушением перетащить тебя через лоджию в мою постель. — Проверив сначала, пусто ли в холле, он нежно поцеловал ее в губы. — Ты позавтракаешь со мной утром?

Ей так не хотелось портить этот момент! Но благоразумие взяло верх.

— Данте, ты напрашиваешься на неприятности. Последнее время ты не был в офисе. И не понимаешь…

Ее слова утонули в поцелуе.

— Примите это как приказ, мисс Коннорс-Ли. Утром ты позавтракаешь со мной.

— Может быть. — Она закрыла глаза. Все тело ныло, требуя любви. Но уступить желанию значило совершить профессиональное самоубийство.

Наверно, Данте тоже это понимал. Потому что секундой позже повернул туда, где размещались роскошные номера с видом на океан. А она незаметно нырнула в свою комнату.

Сначала он думал, что проведет ночь без сна, с мыслями о ней. Но три напряженных дня семинаров и весь предыдущий месяц, когда ему приходилось каждое утро просыпаться на новом месте, взяли свое. Данте погрузился в сон.

Проснулся он после семи. Голова болела так, будто ее стукнули тяжелым предметом. Он чувствовал себя разбитым от неудовлетворенности. Не самое лучшее состояние для человека, который гордится тем, что всегда готов отвечать за себя и свой бизнес.

Он переживал что-то отдаленно похожее в старшем классе средней школы, когда встречался с Джейн Перри.

— Я люблю тебя, — по-дурацки твердил он, разгоряченный буйством гормонов.

И в течение нескольких дней, может быть даже неделю, верил, что в самом деле любит ее. Джейн стала удивительно уступчива. Когда дело дошло до экспериментов с сексом, он не отличался от других ребят своего возраста.

Но розовые очки чертовски скоро слетели.

— Послушай, — сказал он, зажав ее в углу у шкафчика между классами. — В пятницу я не смогу пойти в кино.

— Почему? — Она надула губки и стояла так близко, что соски упирались ему в грудь.

— У меня последняя баскетбольная тренировка.

— Баскетбол? — Негодующий возглас отскочил от школьной стены. — Баскетбол?

— Ну да. Скоро соревнования. И тренер хочет, чтобы команда была в лучшей форме.

— Значит, я, по-твоему, занимаю второе место после баскетбола? — фыркнула она. Голубые глаза наполнились слезами.

— Ведь всего один вечер, Джейн!

— Докажи, что ты и правда любишь меня. —Она уперлась кулаками в бока и уставилась на него. — Реши своим умом: я или баскетбол!

— Ладно, — сказал он. — Баскетбол. До свидания, Джейн.

В те дни девушки приходили и уходили. А баскетбол остался навсегда. Данте больше никогда не совершал ошибки, смешивая желание с любовью. И даже в пик наслаждения не позволял себе давать обещаний, которые не собирался выполнять.

Он держал чувства в узде. К тому же в его жизни не оставалось места для долговременной привязанности. Им руководили гордость и твердое намерение превзойти других добившихся успеха людей. Он решил стать сильнее, сообразительнее, богаче их. Очень" рано Данте получил и еще один урок. Для успеха мало внушать уважение равным. Успех требует силы, авторитета. И денег. Без денег человек ничего не добьется. Вечно будет у кого-то на побегушках.

До встречи с Лейлой такое кредо он находил вполне удовлетворительным. До встречи с Лейлой он насмехался над теми, кто попадал в плен страсти, а потом — быта. Он не отрицал ценности семьи. Пожалуй, это была его самая священная цель. Но он никак не ожидал, что окажется столь же восприимчивым к романтической чепухе, как те, кого он презирал. В конце концов, он Данте Росси. Король собственной корпоративной империи. Человек целеустремленный и проницательный. Любовь не способна ослепить его.

За последние три дня Данте неоднократно пытался убедить себя, что это не любовь. И каков результат? Тело и сердце, объединившись, вели его мысли в совершенно новом направлении.

После того, что случилось на мшистом ковре, они возвращались по тропинке к дому плантатора.

— Я хочу, чтобы ты познакомилась с моейсемьей, — сказал он, удивленный тем, что не испытывает привычной осторожности. Он никогда не приводил женщин домой, чтобы они не посчитали такое приглашение первым шагом к браку.

— Приятное предложение, — ответила Лейла. А он опять ждал, когда разум зашепчет: остерегись! Но нет. Напротив, он испытал облегчение: она не ответила ему отказом.

Он, прежде не веривший в любовь, теперь обнаружил у себя классические симптомы тяжелого случая болезни — любви с первого взгляда.

В своем нынешнем состоянии он считал бы себя счастливым, если бы мог проводить все время с Лейлой. И чтобы ничто не отвлекало его от наслаждения ее обществом.

Он откинул москитную сетку, висевшую над кроватью, встал и вышел на лоджию. Авось глоток свежего утреннего воздуха поможет ему прийти в себя.

Взору его открылась зеленовато-коричневая скала, отделявшая темно-синее открытое море от голубоватого мелководья лагуны.

И яркий отсвет сверкающих волн…

Надо заставить мысли вернуться к работе, подумал Данте. Горячий душ, бритье и кофейник крепкого кофе поспособствуют этому.

Он направился было в комнату, но остановился. Внимание привлекла женщина, выходившая из дома. Лейла!

Она миновала террасу и направилась к пляжу.

Отпечатки маленьких ног виднелись на песке, недавно прочищенном граблями. Простой черный купальник, очень скромный, закрытый. Но Данте видел каждый изгиб, каждую ямочку, каждый сантиметр ее тела. Она завязала волосы сзади, и они спускались до середины спины. Золотисто-абрикосовая кожа сияла в утреннем свете.

Лейла бросила полотенце на верхней отметке прибоя и вошла в море. Когда вода достигла пояса, она мгновение подождала — безукоризненный силуэт, освещенный солнцем, — затем резко нырнула в набегавшую волну и поплыла, легко и ловко взмахивая руками.

Он наблюдал за ней. Во рту пересохло. Страсть, казалось, наверстывала краткий временной пробел.

— К черту бизнес, — фыркнул Данте. — Дела могут подождать.

Глава ТРЕТЬЯ

Отец научил ее плавать в три года. И плавание стало ее страстью. Свободно чувствуя себя в воде, она провела много часов в маске и с дыхательной трубкой. Ей нравилось исследовать уединенные бухты островов, расположенных к юго-западу от Сингапура.

Здешняя теплая тропическая лагуна напомнила ей те времена. Даже без маски она видела стайки рыб, носившихся среди кораллов. Еще ни разу со дня приезда на остров Лейла не чувствовала себя так беззаботно. Она затерялась в спокойном живом морском мире. Рыбы, тихие, ускользающие создания, ничем не угрожали ее безопасности. И когда вдруг что-то крепко обхватило ее лодыжку, не давая пошевелиться, она чуть не завизжала от страха.

Брыкаясь, она высвободилась, вынырнула и увидела рядом с собой Данте. Будь это кто-нибудь другой, она бы с гневом обрушилась на него. Но как можно было сердиться при виде удивительных глаз, впитавших цвет неба и моря?

— Прости, я не хотел напугать тебя. — Он обнял ее сзади и притянул к себе. — Я случайно увидел, как ты выходила. И понял, что должен быть рядом с тобой.

Он словно злился на импульс, который толкнул его сюда.

— Несмотря на то, что не хотел приходить. —Она точно поняла его состояние.

Он кивнул. Капли воды сверкнули и слетели с кончиков ресниц. Ниже, в воде, его бедра касались ее бедер.

— И да, и нет. Если быть честным, я не понимаю, что происходит. Я знаю только одно: с того момента, как я впервые увидел тебя, я думаю только о тебе. И больше ни о чем.

Не в силах сопротивляться она положила руки ему на грудь, а потом обхватила за шею.

— Знаю. Со мной то же самое. Я почти не сплю, все время думаю о тебе. И когда наконец проваливаюсь в сон…

Обняв ее еще крепче, он вдохнул это признание вместе с поцелуем. Долгим и нежным, полным томительного огня. В нем растворились все здравые суждения и инстинкт самозащиты.

Он обхватил ее бедра, и они почти слились друг с другом, раскачиваясь на спокойных волнах. Полностью подчинились течению. Возникшая интимность вызвала желание столь же мощное, сколь пугающее.

Что случилось с ней, всегда отличавшейся сдержанностью и скромностью? Куда это приведет? Ей хотелось отдаться ему, позабыв обо всем на свете. На виду у всех, кто мог случайно их заметить.

Но прежде чем она дала волю импульсивному желанию, он отодвинул ее. Глаза его потемнели от гнева.

— Кто-то с передней веранды наблюдает за нами в бинокль!

— Ох, Данте, как это оскорбительно! — Кровь, секунду назад бурлившая в теле, кинулась ей в лицо.

— Я бы назвал это подлым. — В ярости он откинул назад волосы. — Какая наглость! Тип с биноклем вошел в дом. Но если я найду, кто это…

Лейла знала, что до такого поступка вполне способен опуститься Карл Ньюбери. Да еще и оправдать его. Как он сказал? «Придется спасать Данте от самого себя и от женщины, которая подносит ему секс на тарелочке…»

— Не найдешь. — Лейла поплыла к берегу. —Люди, совершающие подлость, вряд ли рискнут признаться в этом.

Данте плыл рядом с ней, не скрывая кипевшего в нем гнева.

— Будь я проклят, если потерплю шпионаж своих же людей. Почему кого-то интересует, как и с кем я провожу свободное время? Это вне моего понимания.

Зато я понимаю, думала Лейла.

Надо ли открывать Данте, как бессовестно вел себя с нею его вице-президент? Если она расскажет, как Ньюбери встречает новеньких, это облегчит или ухудшит нынешнюю ситуацию?

Не стань они с Данте любовниками, Лейла бы не колебалась. Но то, что они обрели с ним совершенно неожиданную, чудодейственную гармонию сердца, тела и души, было чересчур новым и непроверенным, чтобы рисковать. Стоит ли говорить о грязи, которую развел Ньюбери? Стоит ли вызывать конфликт?

А конфликт неизбежен, если она откроет Данте причину враждебного отношения к ней вице-президента. Дело в том, что спустя несколько дней после того, как ее взяли на работу, он поймал ее в библиотеке, якобы по-товарищески обнял за плечи, а потом и за талию.

Лейла резко отскочила.

— Вы делаете большую ошибку, куколка, —сказал он. — У меня власть…

— Тактику запугивания, мистер Ньюбери, я не принимаю, — холодно ответила она. — Уверена, что законы в Канаде защищают людей от такого рода домогательств.

— Домогательств? — С насмешливым изумлением он поднял вверх руки. Лейла посмотрела на его пальцы и вздрогнула от отвращения. Они походили на сырые сардельки — короткие, бледные, вялые. — Я просто стараюсь помочь новичку. Вот и все.

Да, если вступить в конфликт с Карлом Ньюбери, он запачкает ее репутацию в глазах работодателя и любовника. К тому же после встречи с Данте она часто забывает об условностях. И это прибавит достоверности истории, которую вице-президент, несомненно, выложит на стол.

— Я войду через черный ход, — предложила Лейла. — Так мы меньше привлечем внимания.

— Нет, — мрачно отрезал Данте. Он взял ее полотенце и стал вытирать кончики ее длинных волос, с которых капала вода. — Во-первых, уже поздно. И я ни в коем случае не позволю типу, страдающему болезненным любопытством, диктовать тебе и мне, как нам себя вести.

Он заглянул в глубину ее глаз. Ароматы цветов пронизывали утренний воздух. Под полотняными тентами на террасе стояли накрытые к завтраку столы. Словно музыка, звучали шепот моря, ласкавшего берег, и шелест длинных пальмовых листьев на ветру. Но все исчезало, когда Данте смотрел на нее. Она видела только его глаза, сверкавшие как редкие голубые топазы и обжигавшие ее страстью.

— По-моему, — проговорил он наконец, — мы должны пожениться.

— Пожениться? — эхом повторила она. Сердце ёкнуло. От счастья. От страха. От неуверенности.

Брак должен длиться всю жизнь. Как может каждый из них принять такое обязательство всего через четыре дня? Но, с другой стороны, это предопределение, которое дарит ей уверенность, что она родилась для того, чтобы любить этого мужчину. Какое может быть тут сомнение?

— Не вижу другого пути. У меня есть компания, которой я управляю. У меня есть семья и множество обязанностей. Но без тебя все это теряет всякое значение. Как ты можешь это объяснить, Лейла Коннорс-Ли? Какими чарами ты опутала меня?

Растерявшись, она покачала головой. Как можно объяснить необъяснимое? Это и для нее тайна. Они встретились. Это так просто. И так сложно. Она не искала любви. И он, наверное, тоже. Но права была ее мать: любовь не подчиняется законам разумного мира. Она приходит без приглашения и завладевает человеком.

— Лейла, ты выйдешь за меня замуж? — хрипло повторил Данте. — Или, по-твоему, глупо об этом спрашивать?

Лейла не сомневалась: этот мужчина не согнется под ударами судьбы. Не выберет легкую дорогу, как бы его к тому ни принуждали. Скорее сам пойдет навстречу опасности, чем причинит зло или будет несправедлив к другому. Этого мужчину можно любить, ничего не опасаясь.

И все же…

— Мы встретились в среду. — Она старалась быть благоразумной за них обоих. — Сегодня только воскресенье.

— Я ждал тебя всю жизнь. — Вот и все, что он сказал. Но этого было достаточно.

— Я тоже. — Ее глаза увлажнились.

— Значит, ты выйдешь за меня замуж? —Да.

Он наклонился и поцеловал ее. На глазах у множества людей, собравшихся на террасе у столов с завтраком. Несомненно, служащие сгорали от любопытства. Одни радовались ее счастью. Другие были в шоке. Карл Ньюбери бушевал от ярости. Но все это не имело значения. Потому что, как и обещала ее мать, она нашла мужчину, который стал солнцем ее утра и луной ее ночи. Чего еще может желать женщина?

В следующую среду все участники семинара на одном самолете вылетели в Ванкувер. Кроме Карла Ньюбери, у которого были дела в Нью-Йорке.

Объем работы в офисе требовал полной отдачи. И первые несколько недель у сотрудников не оставалось времени на сплетни.

Вечером в последнюю пятницу февраля Данте повел ее обедать в итальянский ресторан. Он славился интимной атмосферой, со вкусом подобранной обстановкой, ну, и, конечно, отменной кухней. В камине большой викторианской гостиной горел огонь. Столовое серебро и хрусталь сверкали на роскошных бордовых скатертях. Тонкие восковые свечи горели среди букетов белых фрезий.

— Знаешь, о чем я подумал, — начал Данте, когда они ждали основное блюдо. — Поскольку наши с тобой отношения все еще актуальная тема для сплетен, может, надо поставить в известность наши семьи раньше, чем они услышат о нас от других?

— Пожалуй, — неуверенно согласилась Лейла.

— Ты не уверена. — Он взял ее руку. — Тебя беспокоит, как отнесутся к новости твоя мать и ее кузина?

— Нет. — Лейла улыбнулась. — Еще до того, как я полетела на остров, Клео нагадала, что я встречу высокого, темноволосого, красивого мужчину, перед которым не смогу устоять.

— А как отнесется твоя мать? Я знаю о ней только то, что она год назад овдовела. Не сочтет ли она нас идиотами из-за этого, что мы говорим о браке после такого краткого знакомства?

— Нет, моя мать — бунтарка по природе. Она не желала выходить замуж, пока не встретила мужчину, который полюбил ее такой, какая она есть.

— Это был твой отец?

— Да. Мама никогда не считала себя обязанной подчиняться кем-то установленным правилам. Она живет по своим законам.

— Твердый характер, — засмеялся Данте. — Мне хотелось бы познакомиться с ней. А ты очень консервативна. Думаешь, в отца?

— Некоторые полагают, что у меня его деловое чутье, быстрая реакция. Но мне нравится думать, что я сама по себе. Ни на кого не похожа.

— Ты не любишь говорить об отце.

— Да. Расскажи лучше о своей семье. Лейла узнала, что его родители — канадцы в первом поколении. Отец — итальянец, а мать —русская. Данте — старший и единственный сын из шестерых детей. Остальные — девочки. Отец его тоже умер.

— Давно? — спросила Лейла.

— Шестнадцать лет назад. Мне тогда было двадцать один.

— И мама никогда больше не выходила замуж?

— Нет. Я стал, так сказать, мужчиной в доме. Мать и сестры обращаются за советом ко мне.

— Думаешь, твоя семья обрадуется, когда ты им скажешь? — нервно спросила она.

— Сестры будут на седьмом небе. А мать помчится в церковь и поставит свечку святому, покровителю брака, — успокоил ее Данте, взял руку и поцеловал ладонь. — Она уже много лет молится, чтобы я дал ей побольше внуков. Будто бы одиннадцати ей недостаточно! Имей в виду, —продолжал Данте, чувствуя, что у нее еще остались сомнения, — ты не успеешь запомнить имен моих сестер, как они затянут тебя в свадебную карусель. Джулия начнет настаивать на кружевной фате. После того, как моя бабушка сделала из дедушки честного человека, все невесты семьи Росси надевают фату. Энни захочет испечь особое печенье. Кристина примется настаивать, чтобы все мои племянницы во время венчания стояли с букетами. Они будут суетиться так, будто свадьба назначена на следующую неделю.

Лейла ошеломленно слушала его. У них с Данте такие разные семьи! В раннем детстве за ней ухаживала няня. Потом до десяти лет ее учила дома гувернантка. После этого ее отдали в престижную частную школу. Она никогда не знала такой бурной семейной жизни, о какой с любовью говорил Данте. Сумеет ли она ужиться с ними?

— Давай, не откладывая в долгий ящик, назначим на следующий уикенд семейную встречу, —предложил Данте. — Уверен, познакомившись с моими родными, ты сразу успокоишься.

Через неделю в воскресенье, около четырех часов дня он поставил машину на дорожке перед старым трехэтажным домом. Район был не слишком фешенебельный, но рядом с домом рос большой, любовно ухоженный сад. Несмотря на заверения Данте, что все будет хорошо, Лейла сильно нервничала.

— Ну что, ты готова, любимая, встретиться с расстрельной командой? — Он положил в карман ключи от машины и повернулся к ней. Лейла рассматривала дом.

— Кажется, готова. — Она попыталась засмеяться, хотя ее нервы натянулись, как струны.

Парадная дверь отворилась, и оттуда высыпали ребятишки обоего пола и всех возрастов. Они подбежали к машине и, заглядывая в окошки, с любопытством стали разглядывать Лейлу.

— Она хорошенькая, — объявила девочка с конским хвостом.

— Она старая, — с явным презрением возразил высокий мальчик, вероятно ее братишка. — Она не захочет играть с нами в футбол.

— Она здесь! — завизжала другая девочка и помчалась назад, к дому. — Мама, иди посмотри!

Чуть погодя Лейла уже стояла на дорожке, а вокруг нее вились дети. Данте посадил на плечи мальчика лет четырех и парировал попытки другого, чуть постарше, повиснуть на его ноге. Две девчурки вцепились ему в колени.

Поток детей буквально внес Лейлу в холл. Там собралось еще больше народу. Взаимные представления, казалось, заняли целую вечность.

— Со временем вы разложите всех нас по полочкам, — успокоил ее шурин с внешностью кинозвезды. На плече у него висела пеленка, на руках он держал младенца. — Мне понадобился целый месяц, чтобы разобраться, кто есть кто. Но иногда я все еще путаю их.

— Чарлз преподает в старших классах школы физику, если вам интересно, — заметил другой мужчина. — Сказать по правде, он самый башковитый среди нас.

В конце коридора виднелась огромная, современная кухня-столовая для всей семьи. Это была новая и, очевидно, дорогая пристройка к старому дому.

Медные кастрюли и косички чеснока висели на железной вешалке возле большой плиты. Над фарфоровой раковиной стояли на полке гиацинты в горшках. Вдоль стен громоздились сделанные на заказ буфеты.

В другом конце кухни виднелся камин. В нем потрескивали дрова, от которых шел приятный дух. Камин окружали мягкие кресла и софы, обтянутые вощеным ситцем. И повсюду было множество игрушек. Они выглядывали из плетеного сундука, батареей стояли на старом, обшарпанном пианино. Длинный сосновый стол был накрыт к обеду.

— Мальчишки утащили Данте в сад погонять мяч. Но не беспокойтесь, при такой температуре он оставил вас ненадолго, — сказала одна из его сестер. — И это хорошо. Мы сможем получше познакомиться без этих маленьких буянов, которые болтаются под ногами и носятся как угорелые. Лейла, мы пришли в восторг, когда мама сообщила нам новость.

— Но Данте не предупредил нас, что вы такая миниатюрная, — добродушно заметила другая сестра. — У меня даже до родов не было такой тоненькой талии.

— Из вас получится очаровательная невеста и красивая невестка, — объявила женщина, улыбка и глаза которой так напоминали Данте, что не оставалось никаких сомнений: это его мать, Ирэн Росси. — Сын сегодня сделал меня счастливой женщиной. Я с удовольствием приму вас в нашу семью.

— Ну что, не слишком болезненно? — спросил Данте, отвозя ее домой.

— Нет, — вздохнула она. — У тебя удивительная семья, Данте.

— Да, — согласился он. — Прежде, когда мы росли, я иногда думал, что иметь столько сестер —наказание Господне. Но теперь мама осталась одна, и я рад, что нас так много. Не знаю, что бы мама делала со своим временем, если бы не стряпала горы еды и не сидела с внуками. Особенно зимой, когда в саду нет работы.

Днем раньше Лейла познакомила его со своей матерью, и Данте повез их на ланч в Стенли-парк. Его обаяние, интерес, с которым он слушал историю жизни Мэв Коннорс-Ли, сотворили маленькое чудо. Ее мать, в последнее время обычно печальная, углубленная в себя, снова превратилась в остроумную, интересную женщину, какой была когда-то. Ланч прошел очень хорошо, Данте и ее мать долго и весело беседовали.

— Моя мама вчера постаралась скрыть свое состояние, — сказала Лейла. — Но на самом деле она так и не оправилась после утраты отца.

— Как это прекрасно, что муж и жена могут так сильно любить друг друга после почти тридцати лет брака!

— Да, наверное. — Лейла сделала вид, будто ее что-то заинтересовало за окошком машины. Сможет ли она когда-нибудь рассказать Данте о самоубийстве отца? После его смерти оказалось, что он полный банкрот. Долги намного превышали оставшийся капитал. Даже когда они с матерью продали все, что у них было, не хватило денег заплатить всем кредиторам. Удар был тем более сильный, что Лейла до самой его смерти видела в отце образец мужчины. Считала его порядочным, надежным, сильным. К несчастью, однажды он принял ошибочное решение, выбирая партнера по бизнесу. И эта ошибка стоила ему потери не только материального богатства, но и чести, гордости, самоуважения. Поэтому он покончил счеты с жизнью, не подумав о своих родных.

В сорок два трагические обстоятельства, наверно, не смогли бы сокрушить ее мать. Но в семьдесят один, ослабев и телом и духом, она не решилась начать все заново. Да к тому же в городе, где все знали ее как звезду общества. Как жену весьма уважаемого бизнесмена.

И Мэв Коннорс-Ли бежала. От газетных заголовков, от жалости и сплетен. Бежала в страну, где родилась. И где жил единственный близкий ей, кроме дочери, человек — кузина Клео.

Лейла согласилась с ее решением. Она любила своего отца, но теперь стала стыдиться его. Он выбрал трусливый выход. Отец утверждал, что любит жену и дочь, но оставил им расчищать завалы.

Данте свернул к маленькому домику Клео, в котором едва хватало места для троих. Зато открывался прекрасный вид на реку. Поставив машину в тени кустов боярышника у въездных ворот, Данте притянул Лейлу к себе.

Как всегда, стоило ему коснуться ее, началось страстное, жаркое пульсирование крови. Слабели ноги. Заволакивало разум. Исчезало все, кроме удивления: она нашла мужчину, которого любит.

Ушли все прошлые беды. Остались только магия настоящего и обещание будущего. Она плотнее прижималась к нему, чтобы в нее перелилось его тепло.

Требовательность его губ все росла. Он скользнул рукой под воротник ее пальто, ласкал ее шею, добрался до груди. Она жаждала его, пламя желания причиняло боль. С тихим стоном она нашла его руку и прижала ладонь к чувствительному соску, пытаясь успокоить томление. Не помогло, наоборот.

— Будь у меня машина с затененными окнами, — простонал Данте, — я бы положил тебя на заднее сиденье.

Но, увы, он ездил на двухместном «ягуаре». А они все-таки не юнцы и не способны забыть, что машина стоит на улице, где ходят люди…

— Будешь скучать без меня? — Данте нехотя передвинулся на свое сиденье и нежно убрал волосы с ее шеи.

Лейла старалась не думать о том, что будет завтра. На рассвете он улетает из Ванкувера на четыре недели. Сначала в Лондон, потом на Ближний Восток и в Индию. А под конец — к бельгийским и голландским поставщикам.

— Ужасно. — Какая глупость, она чуть не плачет. Что значат четыре недели, если впереди у них целая жизнь? И почему его отъезд стал для нее настоящей трагедией? Ведь пять недель назад она вообще его не знала!

— Мои сестры будут звонить тебе. — Данте обнял ее. — Постарайтесь за это время получше узнать их. Познакомь Мэв и Клео с моей матерью. Подумай о свадебном наряде и о том, где бы тебе хотелось жить, какого типа дом тебе нравится. Будь занята, и время пролетит незаметно.

Конечно. Хотя они планировали устроить свадьбу не раньше июля, накопилось много дел, не говоря уж о работе. И все же она смотрела вслед «ягуару» до тех пор, пока огни его не растаяли в ночи и не затихло рычание мотора. И чувствовала себя так, будто распрощалась с ним навсегда.

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Следующие две недели превратились в настоящую пытку. Лейла кое-как переносила ее только благодаря звонкам Данте. Он звонил каждые два-три дня и хотя бы отчасти помогал Лейле не падать духом. А было отчего: Карл Ньюбери с восторгом пользовался любой возможностью, чтобы унизить ее и испортить настроение.

Лейла предпочитала не иметь с ним дела. Но, поскольку он занимал пост вице-президента и руководил отделом международной торговли, избегать встреч с ним было трудно. Она делала опись товаров, уже отгруженных в Гонконг. Подбирала фотографии и составляла список имевшихся образцов для рассылки сети торговых агентов в Северной Америке. Принеся Ньюбери это досье, Лейла попыталась быть краткой и ограничиться лишь деловым разговором. Не вышло.

— Ну что, околачиваясь здесь, вы напали на золотую жилу? — ехидно спросил Ньюбери, положив себе на пупок переплетенные пальцы.

Считая ниже своего достоинства отвечать на оскорбление, она шлепнула ему на стол бумаги и направилась к двери. Но он с неожиданным проворством отодвинул кресло, обежал вокруг стола и поймал Лейлу в тот момент, когда она взялась за ручку двери.

— Вы уверены, что обвели босса вокруг пальца. Но я на вашем месте помнил бы, что цыплят по осени считают. Или, по другой известной поговорке, близок локоток, да не укусишь. Рано или поздно к Данте вернется здравый смысл. И тогда он… — Его хихиканье вызывало отвратительное ощущение, будто на затылке перебирало лапками насекомое. — Это будет спектакль, куколка. Гарантирую вам.

Ей очень хотелось стереть ухмылку с его лица, сказав, что они уже назначили день свадьбы. Но поскольку они с Данте договорились объявить эту новость после его возвращения, Лейла подавила свое негодование и вышла.

К счастью, доброжелательность ее будущих родственниц вполне компенсировала враждебность Ньюбери.

— Четырех месяцев мало, чтобы организовать свадьбу, — заявили они и буквально осадили ее вопросами: — Кого ты хочешь включить в список гостей? Где намерена покупать приданое? Сколько будет подружек невесты? Какие сочетания цветов предпочитаешь? Какие букеты? Какую церковь? Святые небеса, откуда люди узнают, что покупать тебе в подарок, если ты не составишь список того, что тебе нравится? Неужели ты хочешь оказаться с пятью взбивалками для каппуччино или с шестью наборами столового серебра разного размера и рисунка? Где ты хочешь устроить свадебный прием? Тебе известно, что лучшие места бронируются по меньшей мере за год?

— Я и не знала, — после очередного марафона жаловалась она матери и Клео, — не имела представления, что организация свадьбы — такое утомительное дело. Я думала, это просто и быстро. Ведь у нас здесь почти нет знакомых. Но у Данте такой огромный круг друзей, деловых знакомых и членов семьи… Боюсь, нам неизбежно придется пригласить огромную толпу людей.

— А мы можем позволить себе такое? — встревожилась мать. — Я бы с радостью, Лейла, устроила тебе пышную свадьбу, но не знаю, где мы наскребем денег.

— Это не твоя забота, — успокоила ее Лейла. —Ведь я не девочка и прекрасно понимаю, какие предстоят расходы. К тому же в наши дни жених и невеста совместно оплачивают свадьбу. В крайнем случае я всегда могу продать некоторые из своих драгоценностей.

— Об этом не может быть и речи. Я просто не позволю тебе расстаться с единственным наследством, которое оставил тебе отец. Мы найдем другой способ.

— Все будет хорошо, — объявила Клео, перекинув через плечо длинную седую косу. — Поверьте мне.

Так прошли первые три недели.

— С тех пор, как мы расстались, у меня такое чувство, будто я парю в воздухе между домом и тем местом, где он сейчас находится, — говорила Лейла матери. — У меня получился разрыв во времени, как при перелете через океан. Ты накрываешь к завтраку, а я за тысячи миль отсюда любуюсь с Данте закатом солнца.

— Так вот что лишает тебя по утрам аппетита, —засмеялась мать. — А я думала, стряпня Клео.

— Нет, что ты! Знаешь, я будто живу сейчас в волшебной сказке!

Но в тот же вечер, когда она вернулась домой с работы, раздался звонок Глории Флетчер, матери Энтони, с которым Лейла рассталась еще до того, как познакомилась с Данте.

— Лейла, дорогая… — запинаясь, проговорила миссис Флетчер, — мы только что получили известие. Произошла ужасная катастрофа… взрыв… в Хорватии. И Энтони… — Голос прервался, хотя Глория Флетчер обычно не теряла присутствия духа, была на редкость волевой женщиной.

У Лейлы от страха замерло сердце. Мысленно возник образ Энтони, каким она видела его в последний раз. Высокий, элегантный, полный достоинства. Их встреча была не особенно радостной. Нелегко сказать человеку, что ты его не любишь и не хочешь стать его женой. Лейла считала Энтони хорошим другом. Одним из немногих, кого она знала в Канаде. После своего отказа выйти за него замуж Лейла получила от него одно или два письма. И теперь, представив его искалеченным, испуганным, несчастным, она испытала безмерное потрясение.

— Ох, миссис Флетчер, — выдохнула она, — в каком он состоянии?

— У него серьезное ранение головы, мы думаем, трещина в черепе. Сейчас он, к счастью, вне опасности. Две последние недели он лежал в больнице в Германии. Только недавно ему удалось сообщить нам о себе. Слава Богу, ему стало лучше, он сможет прилететь в Ванкувер, будет дома послезавтра.

— Искренне сочувствую вам, — сказала Лейла. —Представляю, какое это потрясение для вас и для вашего мужа.

— И для вас, моя дорогая. Полагаю, вы не считаете, что ваши отношения были ошибкой?

Странно. Видно, Энтони все четыре месяца после отъезда мало сообщал матери о себе. Неужели его семья не знает, что они расстались друзьями, а не возлюбленными?

— Нет… — промямлила она.

— Так вот, мы понимаем, что вы, конечно же, захотите встретить его. Самолет прибывает в четверг в одиннадцать тридцать утра. Полагаю, что босс, учитывая обстоятельства, позволит вам взять свободный день.

— Вы очень добры, миссис Флетчер. Но я не хотела бы вторгаться в вашу семейную встречу. Ведь Энтони в таком состоянии…

— Но мы считаем вас, дорогая, членом нашей семьи.

— И все же перелет из Европы утомителен даже для здорового человека. — Лейла пыталась тактично прояснить положение. — Может быть, первые несколько дней ему не захочется никого видеть.

— Он захочет увидеть вас, — с явным нетерпением заявила миссис Флетчер. — До того, как позвонить вам, мы говорили с ним по телефону. Он ясно сказал об этом. Уверена, вы не разочаруете его.

В голосе миссис Флетчер явно звучали почти приказные нотки. Трудно отказать, не выставив себя бесчувственной и грубой.

Пожалуй, лучше согласиться, подумала Лейла. Она может выделить одно утро. Огромная часть бумажной работы выполнена. Ей осталось только составить каталог. Это можно сделать, оставшись на один вечер после работы.

К тому же очень важно поговорить с родителями Энтони. Ведь они явно заблуждаются насчет ее отношений с их сыном. А это не телефонный разговор, тем более в такой трагической ситуации.

— Лейла, вы меня слышите?

— Да, миссис Флетчер.

— Значит, договорились. Увидимся в четверг.

— Хорошо. Я буду там.

— Я знала, дорогая, что мы можем на вас рассчитывать. Сейчас вы нужны Энтони больше, чем когда-либо.

Необъяснимая тревога охватила Лейлу. Это было предчувствие беды…

Какое счастье, что Данте вернется на следующей неделе! Чем раньше они объявят о своей помолвке, тем лучше.

Поглаживая внутренний карман пиджака, где лежало бриллиантовое кольцо, которое он этим утром купил для Лейлы, Данте спешил на самолет. Он ловко миновал группу японских туристов, бегом одолел уже пустой коридор, ведущий на летное поле.

— Простите, — запыхавшись, выдохнул он, вручая билет стюардессе и состроив свою самую обаятельную улыбку. — Я прибежал в последнюю минуту.

Стюардеса поджала губы и что-то буркнула. Он еще раз извинился и прошел в салон. Кажется, разозленная стюардесса посадит его на хлеб и воду, в то время как другие пассажиры бизнес-класса будут ужинать икрой. Данте чувствовал, что способен пережить все, кроме разлуки с Лейлой. Стремление поскорее увидеть ее заставило его вылететь домой на четыре дня раньше, чем первоначально планировалось.

Бросив кейс на полку, он опустился в кресло. Через секунду самолет дрогнул и тронулся с места. Учитывая разницу во времени и часовую остановку в Торонто, он приземлится в Ванкувере в четверть первого ночи. Даже если самолет сядет вовремя, будет поздно звонить Лейле. Лучше удивить ее утром в офисе, когда она придет на работу.

Данте откинулся назад и закрыл глаза. Каким чувством совершенства она наполнила его жизнь! Где взять терпение, целых четыре месяца ожидая свадьбы?

Мучительный, горький день наконец кончился. В четверг около восьми Лейла вернулась домой выжатая как лимон, с непреходящим ощущением тошноты. Как ей, сохраняя приличия, выбраться из создавшегося положения? Кто мог предвидеть, что все так усложнится?

— Лейла! — На пороге кухни появилась Мэв. —Мы оставили тебе обед… Боже милосердный! Дорогая, у тебя ужасный вид. Ты заболела?

Лейла и вправду скверно себя чувствовала последние несколько дней. Она объясняла свое состояние стрессом. Но, видит Бог, сегодняшние события и человека со стальным здоровьем заставили бы позеленеть.

— Нет. Только устала и потрясена. — Лейла повесила пальто и прислонилась к двери.

Вытерев руки о передник, мать обняла ее и повела в столовую, где в камине горел огонь.

— Как Энтони? Травмы оказались серьезнее, чем ты думала? — Озадаченная Мэв пожала плечами и обратилась к кузине: — Это похоже на психическое расстройство, что ты скажешь, Клео? Тебе, дорогая, надо немного выпить. —Мать усадила ее в кресло и достала из буфета бутылку хереса.

Чтобы стереть из памяти образ Энтони, требуется что-то покрепче хереса, подумала Лейла. Телефонный разговор с миссис Флетчер не подготовил ее к встрече с неподвижной фигурой в кресле-каталке. А лицо! Измученное. В глазах пустота. И это бывшая спортивная звезда!

Только когда он увидел ее, стоявшую рядом с родителями, лицо засветилось. Улыбка стерла пугавшую пустоту глаз.

— Я знал, что ты придешь, любовь моя, — прошептал он, вцепившись в ее руку. — Я знал, что ты придешь.

У Лейлы слезы побежали по щекам, сердце разрывалось от жалости. Он такой слабый и беспомощный! А тут еще эти невыносимые вспышки камер, устремленных на них. Пресса и местные телерепортеры ловили момент их встречи.

Конечно, этого следовало ожидать. Флетчеры —известная семья, одна из самых богатых и влиятельных. Но Лейла никак не предвидела, что и она окажется в свете прожекторов.

Мистер Флетчер, напротив, был к этому готов.

— Наш сын приехал домой героем, — заявил он, когда его попросили сделать заявление. — Его мать и я гордимся им. Мы глубоко благодарны, что его удалось спасти. — Он обернулся и кивнул в ту сторону, где Энтони еще сжимал руку Лейлы. Ободрив их улыбкой, он закончил:— Вы видите, у него есть стимул бороться за жизнь. Мы все знаем: ничто так не помогает мужчине выздороветь, как любовь женщины.

— Я там была, мама, — объяснила Лейла. — Стояла с открытым ртом. Но так и не смогла прояснить ситуацию.

— Но ты же прервала все отношения с ним за несколько недель до его отъезда в Восточную Европу! — воскликнула мать. А Клео печально фыркнула и налила себе щедрую порцию хереса.

— Но он не помнит, — вздохнула Лейла. — В этом вся беда. У него мозговая травма и, видимо, потеря памяти. Он считает меня своей девушкой.

— Дорогая, но как же быть? Ты же помолвлена с Данте!

— Вот именно. — Лейла сделала глоток хереса и почувствовала, как взбунтовался желудок. — Но попробуй сказать это родителям, чей сын перенес такое. Ему нельзя причинять боль. Ты бы, мама, видела его! Он страшно похудел, глаза ввалились, голова обрита. Будто черти на нем ездили. Он не может шагу ступить без чьей-либо помощи — теряет равновесие.

— У тебя тоже вид не лучше, — заметила Мэв. —Когда ты в последний раз ела?

— Не помню. Горничная Флетчеров накрыла стол в столовой, но я не чувствовала голода. Да и никто ни к чему не притронулся, мы только пили кофе. — Лейла поднесла херес к губам, но обычно приятный его запах показался отвратительным. — Может быть, у меня расстроился желудок, —пробормотала она и отставила бокал в сторону.

— Моя дорогая, ты и утром жаловалась на желудок, еще не притронувшись к еде. Раньше ты не бывала по утрам такой раздражительной.

— Я скучаю по Данте. Как только он вернется, у меня снова появится аппетит.

— Напрасная уверенность, — пробормотала Клео, уставившись в карты, которые она разложила на столе.

— Какая же может быть другая причина? —Лейла сглотнула, пытаясь избавиться от слабых, но постоянных позывов тошноты. — В любом случае уверена, что хороший сон все поставит на место.

На следующее утро она едва успела выскочить из постели — на нее снова напала рвота. На этот раз приступ был таким сильным, что она бегом вбежала в ванную.

— Боже мой, — бессильно прошептала Лейла, протирая лицо холодной салфеткой, которую протянула мать. — Это грипп, наверно.

— Ты так думаешь? — спросила с порога Клео. —Давно вы знакомы с Данте, святая наивность?

— Около восьми недель.

— Это нахальство с моей стороны, но я спрошу: у вас были интимные отношения?

В свои двадцать девять лет Лейла не потеряла способности краснеть.

— Мы взрослые люди, Клео.

— И не сомневаюсь, что с нормальными, здоровыми аппетитами.

— Можно сказать и так.

— Конечно. — Клео потуже затянула пояс халата и подошла к краю ванны. — И, как разумные взрослые люди, вы, естественно, предохранялись?

— Клео! — Мэв пришла в ужас. Но поскольку Лейла не ответила, тоже спросила дрогнувшим голосом: — Доченька, вы принимали меры предосторожности?

— Когда вернулись с Пойнсианы домой, конечно, принимали.

— А до этого?

— Нет. — Вопросы были неприятны Лейле. —Остров не уставлен аптеками с противозачаточными средствами. Но если вы предполагаете, что я беременна… — Она замолчала: говорить помешал новый приступ рвоты. — Я не беременна, —возразила Лейла, когда спазм прошел.

— Все так говорят, — заметила Клео.

— Клео права, — поддержала ее Мэв. — Когда меня начала мучить утренняя тошнота, я несколько месяцев отрицала, что беременна. Но от этого ничего не изменилось. На следующее лето родилась ты. Может быть, Лейла, тебе не ходить сегодня на работу? Лучше пойти к доктору. Потому что, если ты беременна…

— Она беременна, — упрямо повторила Клео.

— …тогда тебе нельзя ждать до свадьбы. Понадобится букет величиной с дом, чтобы скрыть твое состояние.

— Пойду выведу машину, — объявила Клео. Она имела в виду древний «шевроле», которым пользовалась раза два в год. — Может быть, когда специалист подтвердит то, в чем я не сомневаюсь, вы станете больше доверять мне.

Он пришел в офис рано, еще не было семи. В офисе никого не было. Дурак, он хотел устроить ей сюрприз — поставил на ее стол орхидею. Она переступит порог и при виде цветка сразу поймет, что это от него, что он на четыре дня сократил свои странствия, чтобы поскорее увидеть ее.

А получилось, что сюрприз ждал его самого.

Едва увидев, что Данте уже сидит за столом, Карл Ньюбери тотчас же заботливо подсунул ему утренний номер местной ежедневной газеты.

— Помните, дружище, я пытался предупредить вас? — В голосе Ньюбери слышались горестные ноты, но глаза выражали ликование: он предвкушал реакцию Данте. — В ночь банкета на Пойн-сиане что только я не делал, чтобы заставить вас понять, какого сорта эта особа. Но вы не вняли.

— Не знаю. — Данте все еще не терял слабой надежды, что вот-вот на пороге появится Лейла и убедительно объяснит, как она попала в объектив, держа за руку наследника империи Флетчеров.

— Я с самого начала подозревал, что она из породы охотниц за богатством. Мне не доставляет удовольствия говорить гадости, но то, что вы можете предложить ей, выглядит как жалкая кучка бобов по сравнению с наследством Энтони Флетчера.

Неоспоримая, хотя и отвратительная, правда! Данте зарабатывал достаточно, чтобы его мать и семьи его сестер ни в чем не нуждались и чтобы он сам мог жить по высшим стандартам. Но Карл прав, это не идет ни в какое сравнение с империей Флетчеров.

Данте отослал Ньюбери, кратко напомнив, что ему платят зарплату за другие обязанности и что это не его ума дело. А сам остался ждать. Девять часов. Десять. Десять тридцать.

Медленно разгоравшаяся ярость наконец захватила его целиком. Факт оставался фактом: Лейла так и не пришла.

Данте не привык сидеть сложа руки и ждать. Черт возьми, во всяком случае, у нее перед ним моральный долг.

Поставив перед собой телефон, он набрал ее домашний номер. Никто не ответил. Он долго держал трубку. Пусть ее нет дома, но куда, черт возьми, девались ее мать и тетка? А что, если несчастный случай? Но тут взгляд его снова упал на газету. Фотографию сопровождала статья. «Все еще не оправившийся от ранения, полученного при взрыве моста, сын выдающегося промышленного магната вернулся домой героем… окруженный семьей и заботой своей возлюбленной Лейлы Коннорс-Ли. На вопрос, можно ли в скором времени ждать свадебных колоколов, улыбающийся Самюэл Флетчер ответил репортерам:

— Полное выздоровление сына — это, очевидно, первое дело. Мы верим, что впереди нас ждет только хорошее».

Что и говорить, несчастный случай. Но его жертвой стал он, Данте Росси! Он вел себя не менее опрометчиво, чем подросток, впервые севший за руль гоночной машины. Он выставил себя на потеху всем, кто видел, как он потерял голову на Пойнсиане.

— Болван! — Ударом кулака он отправил в полет корзинку для бумаг. Сообщения и электронная почта, накопившиеся почти за четыре недели, разлетелись по ковру.

На подписание делового контракта у него уходило больше времени, чем на предложение выйти замуж, сделанное совершенно незнакомой женщине. Такое странное помрачение рассудка можно было объяснить разве что какой-то редкой разновидностью тропической лихорадки. Конечно, рано или поздно он выздоровеет, но жаль, что он успел втянуть свою семью в этот нелепый фарс.

Он знал, что дома ждут его объяснений. И они получат их. Но не сейчас. Пока он еще не может доверять себе. Слишком велика его ярость. Данте предпочел бы умереть, чем показать, что удар нанесен его гордости.

Он подверг себя унижению, действуя как дурак на глазах у многочисленных свидетелей. Проклятие, как он мог совершить такую глупость? Из восьми или девяти недель, что он знал ее, они провели вместе меньше половины.

То, что произошло, не имеет отношения к любви. У этого есть совсем другое название.

Разумеется, ей ближе мир Флетчеров с их родословной и финансовой империей. А он сын простых рабочих. Иммигрантов, вкалывавших до седьмого пота. Людей, которые по-простому живут, по-простому говорят. Правду они не лакируют, потому что от этого не прибавится хлеба на столе или башмаков у детей. Он спутал физическое влечение с любовью, выставил себя круглым дураком. Но ничего, через пару дней он придет в себя и разберется в собственных мыслях.

Но прежде всего — бизнес. Последние восемь лет он вкалывал как раб, чтобы поднять компанию на нынешнюю высоту. Не может же он позволить, чтобы все вылетело в трубу из-за того лишь, что лопнула любовная интрижка.

— Если кто-нибудь спросит, меня нет, — снова потянувшись к телефону, сказал Данте своей помощнице. — Два дня назад вы получили от меня факс из Брюсселя. С тех пор вы не знаете, где я и когда вернусь.

До шести вечера он работал не поднимая головы, пока все вопросы, требующие его внимания, не были решены. А в голове все время билась мысль о ней.

Что, если она заболела? Или ее мать? Или чокнутая тетка? Может быть, есть разумное объяснение статье в утренней газете?

Данте потер горевшие от усталости глаза и включил телевизор, программу новостей. Как раз заканчивалась информация с рынка ценных бумаг.

«А теперь последние сообщения об Энтони Флетчере, — объявил ведущий. На экране появилась вчерашняя сцена в аэропорту. — Флетчер находится дома, — продолжал репортер, —и чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принимать визитеров».

Картинка изменилась, и теперь показывали поместье Флетчеров, высокими стенами огражденное от любопытной публики. Но женщину, вышедшую из машины, вооруженный страж моментально узнал и разрешил пройти в ворота. Там ее встретила миссис Самюэл Флетчер, заключила в объятия и повела в дом.

Значит, она не больна. Не лежит с переломанными ногами. Ничего не произошло. Или, точнее, произошло именно то, о чем говорил Ньюбери. Она, охотясь за богатством, карабкается вверх по социальной лестнице.

Ну и черт с ней!

Полтора часа спустя Данте уже ехал в Уистер-Блэкомб и там, на лыжном курорте, провел уи-кенд, бросая вызов смертельной опасности.

Это было в духе Данте Росси.

Глава ПЯТАЯ

Из-за утренней тошноты Лейла опоздала на работу. Она пришла, на полчаса позже обычного.

— Лейла, вас не было… в пятницу. — Гейл Уотте протянула ей пачку сообщений. Гейл была секретарем Лейлы и еще двух торговых агентов по заграничным закупкам.

В пятницу Лейла была погружена в собственные заботы и не подумала о том, что ее отсутствие может вызвать беспокойство.

— Я плохо себя чувствовала. Впрочем, это меня не оправдывает. Надо было предупредить вас. Я упустила что-то важное?

— Ничего особенного. — Гейл склонила голову набок и сочувственно оглядела Лейлу. — У вас и сегодня вид далеко не цветущий. Вы уверены, что вам не следовало остаться дома, в постели?

— Сейчас, только переведу дух — и буду в порядке. — Лейла попыталась улыбнуться, скрывая подступавшую к горлу тошноту.

— Конечно. Кофе поможет?

Доктор Маргарет Дирборн, к которой они ездили в пятницу,уверяла, что беременность протекает нормально. Обычно такое состояние длится первые три месяца. Одна мысль о кофе снова вызвала у Лейлы тошноту.

— Нет, спасибо. — Она села, чтобы не упасть, и краем глаза заметила, что кто-то оставил у нее на столе увядшую орхидею.

— Если передумаете, только скажите мне. Ах да, кстати, на случай, если вы не слышали, босс вернулся.

— Данте вернулся? Вы уверены? Я ждала его только к вечеру.

— Я видела его собственными глазами не больше пятнадцати минут назад.

— О, замечательно! — Радость заставила тошноту отступить. Уже на полпути к двери Лейла обернулась: — Гейл, я правда плохо выгляжу?

— Теперь вид уже не такой, будто вас только что выкопали из-под земли, но немножко румян не повредило бы.

По пути Лейла столкнулась с Карлом Ньюбери. Что-то в выражении его лица, какой-то намек на злорадное удовлетворение, поразило ее. Неприятная судорога опять свела желудок.

Она проигнорировала его изучающий взгляд и прошла в крыло, где сидело руководство компании. Помощницы Данте в приемной не было. Только Гэвин Блэк что-то искал в картотеке.

— Босс там, и у него никого нет, — улыбнулся он, кивнув на закрытую дверь кабинета Данте.

Данте сидел за столом и говорил по телефону. Когда она вошла, он чуть вскинул брови, отвернулся к окну и продолжил разговор.

Она не услышала радостного возгласа приветствия, которого ждала. Неудивительно, его мысли заняты другим, подумала Лейла. Примостившись на одном из кресел, стоявших по другую сторону стола, она старалась прогнать растущее чувство неловкости. Праздничное сияние ее глаз казалось совсем неуместным.

Собеседник сказал что-то, вызвавшее гнев Данте. Повернувшись, он стукнул карандашом по столу. Под глазами тени усталости, возле рта углубились горестные складки. Не в силах удержаться, Лейла перегнулась через стол, чтобы убрать волосы у него со лба. Но он резко отпрянул. Отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом. Дурное предчувствие превратилось в тревогу, комом вставшую в груди.

Встав с кресла, она подошла к дальнему окну кабинета. Стояло дивное апрельское утро. Цветущие сливы и тюльпаны сулили скорое наступление знойных летних дней. На севере высились снежные вершины гор. На западе река отражала небо какой-то первобытной голубизны. Лейла постаралась найти объяснение своим плохим предчувствиям. Говорят, беременные женщины порой неадекватно воспринимают окружающее. Данте устал и рассеян. Вот и все. Разве не так? — Ты хотела меня видеть? — вопрос раздался как выстрел.

Сначала Лейла подумала, что кто-то вошел в комнату, а она не услышала. Таким холодом несло от его голоса. Обернувшись, она увидела, что их по-прежнему двое. Но он не подошел и никак не выразил радости от встречи с ней.

Данте остался сидеть за столом, откинувшись на спинку кресла. Минуту назад на лице его было раздражение, когда он обсуждал проблемы компании. Теперь на нем не читалось ничего, кроме каменного безразличия человека, которому досаждает назойливый незнакомец.

Посторонний наблюдатель мог бы объяснить его поведение гнетом деловых обязанностей или нарушением биоритма после перелета через океан. Но интуиция подсказала Лейле: произошло что-то ужасное.

— Конечно, Данте, я хочу тебя видеть, — задыхаясь, проговорила она. — Я скучала по тебе. Эти четыре недели казались бесконечными.

— Ты удивляешь меня. Никогда бы не подумал, что ты способна поддерживать одновременно столько… связей.

Сделав маленькую паузу перед словом «связей», он вложил в него столь богатое содержание, что Лейла вспыхнула.

Естественно, она тотчас догадалась, что он подразумевает. «Когда ты расскажешь Данте?» —сегодня утром спросила мать, имея в виду ситуацию с Энтони.

«При первой возможности. Как только увижу его, — беспечно отмахнулась Лейла. — Было бы неприятно, если бы он узнал об этом от других».

Но он вернулся намного раньше. Она не успела. И кто-то другой оглушил его новостью. О, она точно знала, кто именно. Теперь придется строить мост через пропасть враждебности.

— Если ты имеешь в виду Энтони Флетчера… —мягко начала она, протягивая к нему руки.

— Ты хочешь сказать, что он не единственный? — презрительно произнес Данте, насмешливо вскинув брови.

— Не надо, Данте! — попросила она. Его убийственный сарказм словно наотмашь ударил ее. —По крайней мере, позволь мне сначала объясниться, а уж потом будешь судить меня.

— А что объяснять? — парировал он. — В газете на прошлой неделе все разжевали, и с очень выразительными картинками.

— Я надеялась, что мы успеем поговорить прежде, чем ты увидишь газету.

— И я хотел дать тебе такую возможность. Я прождал всю пятницу, надеясь, что ты придешь на работу. Тем более что тебе платят за полную рабочую неделю. Но ты не явилась. — Он холодно улыбнулся. — Наверно, когда потерянный жених вдруг снова всплыл на поверхность, ты поняла, что с ним тебя ждет более обеспеченное будущее.

— Постой! — перебила она, пытаясь восстановить равновесие. — Ты прилетел в пятницу? Я понятия не имела.

— Естественно.

— Почему ты не позвонил мне домой?

— Я звонил. Несколько раз. Никто не отвечал.

— Да. Конечно, нас не было. Мы ходили… «Мы ходили к доктору», — надо было сказать.

Но ей не хотелось выдавать свой секрет. Не сейчас. Он не в том настроении. Он не готов узнать, что она ждет ребенка. Магическое притяжение двух душ определяет судьбу третьей. Мгновенная искра, неодолимое физическое влечение, пережитое ими на Пойнсиане, похоже, умерло так же быстро, как и родилось. Во всяком случае, у него. Сейчас он смотрел на нее с таким презрением, что ей захотелось уползти в темную нору и укрыться там.

— Мы ходили в кафе на ланч, — неуверенно пробормотала она. Полуправда все же лучше, чем ничего. — Мне пришлось объяснить им… об Энтони.

— А моя мать? — вспыхнул он. — Ты потрудилась объяснить ей? Или плевать на нее? Пусть, мол, делает какие хочет выводы. Она ведь тоже прочла эту отвратительную историю на первой странице местной бумажной сплетницы.

Бисеринки пота выступили на лбу у Лейлы. В волнениях последних дней она совершенно не подумала, как воспримет новости семья Данте. Непростительная забывчивость.

— Данте, — пролепетала она, отступая перед его справедливым гневом, — прости меня! Я не подумала…

— Нет, ты подумала, — взорвался он. — Прежде чем делать, ты всегда думаешь! Все, что я по ошибке принимал за сдержанность, было с твоей стороны рассчитанной скрытностью. «Ох, Данте, давай сохраним нашу связь в секрете», —встав в позу, передразнил он Лейлу. — Неудивительно! Ведь я был всего лишь забавой, развлечением. Я развлекал тебя, пока на сцене не появится мистер миллионер. Как удобно, что наш маленький роман протекал на частном острове в сотнях миль отсюда. А я-то воображал…

— Перестань! — крикнула она. — Ты же знаешь, что все не так!

— Чушь! — проревел он. — Именно так все и было. Представляю, как смеялись надо мной люди. Женщина держит в запасе целый выводок мужчин на всякий случай. А я-то, дурак, готов был жениться на ней! Теперь ничто не помешает мне презирать тебя.

При каждом слове он наступал на нее, пока не прижал к дальней стене, словно бабочку. От его ярости воздух в комнате казался раскаленным. Лейла задыхалась, будто пробежала милю по жаре. Тошнота, которую она едва сдерживала, снова подступила к горлу.

— Данте, — тихо пробормотала она, распахивая воротник на блузке, — Данте, ты единственный мужчина, которого я любила и которому хранила верность. Мы с Энтони встречались задолго до того, как я познакомилась с тобой. Но никогда наши отношения не были такими, как их представили в газетах.

— Тогда мне очень жаль Энтони. Хорошо представляю, как он должен себя чувствовать.

Из углов кабинета наплывала темнота. Голос Данте то пропадал, то звучал снова. В таком же ритме менялись очертания его фигуры.

— Нет, ты не представляешь, — выдохнула она. —Если бы ты только позволил мне объяснить… У тебя появилось бы сострадание.

— Сомневаюсь, дорогая, — откуда-то издалека донеслись слова Данте. — искренне сомневаюсь, что ты… — А потом снова зазвучал его голос, резкий, тревожный: — Что с тобой?

Лейла не рискнула ответить. Побоялась, что если откроет рот, то ее вырвет прямо на него. Только темнота обещала облегчение. Больше всего ей хотелось забыться в его объятиях.

Но он не позволил. Обхватив за плечи, Данте потянул ее к одной из кушеток.

— Мег, идите сюда! — крикнул он.

Лейла услышала, как открылась дверь и раздались шаги.

— Лейла, вдохните поглубже. — Мег нагнулась, положив холодную руку на затылок Лейле. — Так. Теперь еще раз.

Лейла рискнула поднять голову. Словно в тумане где-то сбоку вырисовывалась фигура Данте.

— Данте, разве вы не видите, что она вот-вот потеряет сознание? — резко бросила Мег. — Ради Бога, не стойте столбом! Принесите стакан воды.

— Нет. — Уперев обе руки в кушетку, Лейла попыталась встать. — Мне ничего не надо.

— По-моему, вы не в форме. Что случилось? —спросила Мег. — Вы забыли позавтракать?

Лейла вздрогнула. Только не упоминание о пище!

— Пей эту чертову воду, — фыркнул Данте, так резко всовывая ей в руку стакан, что несколько капель упало на юбку.

— Неудивительно, что вы штурмом взяли мир импорта, — буркнула Мег. — Но если вы думаете, что такие же методы годятся у постели больного, то вы не правы.

— Идите на свое место, Мег, — нахмурился Данте. — Кризис вроде бы миновал.

— Да, сэр, мистер Босс! — Она отсалютовала ему и промаршировала к двери.

— Если это уловка с целью вызвать сочувствие, — заговорил Данте, дождавшись, когда Мег закроет дверь, — то будь уверена: она не сработала.

Лейла посмотрела на него. Она так ослабла душой и телом, что не сумела собрать силы для отражения последней атаки.

— Я плохая актриса, Данте. А даже если была бы хорошей, не стала бы прибегать к дешевому обману. Я вижу, ты неспособен на сочувствие.

Он наблюдал, как она ставит стакан на письменный стол. И с прямой спиной выходит из кабинета. Не зря ее бывшая гувернантка хорошую осанку и любовь к чистоте ставила рядом с благочестием. Лейла ничем, кроме дрожащих ресниц, не выдала своего состояния, хотя колени превратились в желе и ноги брели будто по воде.

Но добравшись до своего кабинета, она почувствовала себя буквально раздавленной. Как быстро испарились все мечты и надежды! Данте положил конец их отношениям. А она по глупости открыла ему доступ к своему сердцу.

И к своему телу. Простит ли ее Бог, ведь она носит ребенка от мужчины, который презирает ее! Ох, если бы повернуть стрелки часов назад!

Закрыв лицо руками, она раскачивалась в кресле. Слезы, которые она не хотела показывать ему, текли по щекам. Она и прежде знала горе: самоубийство отца, бедность и одиночество, постигшие мать. А недавно — инвалидность Энтони. Но ничто не могло сравниться с бездной, которая открылась перед ней после отступничества Данте.

Постепенно слезы высохли. Плакать можно до тех пор, пока не поймешь, что этим ничего не изменишь. Слезы просто облегчают боль разбитого сердца.

Надо собрать силы и продолжать жить. Снова взять под контроль обстоятельства. В таких случаях, кажется, помогает работа. А у нее Бог знает сколько дел.

Все утро Лейла работала с лихорадочной энергией. Она не отвлекалась ни на минуту, даже на ланч. Чай, который принесла Гейл, так и остался нетронутым. Ко второй половине дня она рассортировала бумаги по файлам. К пяти часам, когда коллеги ушли домой, Лейла ответила на сообщения, поступившие в пятницу, заполнила формуляры, требовавшиеся торговым агентам.

Потом она так увлеклась составлением каталога корейской селадоновой керамики, что не заметила, как наступила та особая тишина, какая бывает в совершенно пустом здании. Только тогда она выключила компьютер. Теперь никто не увидит лица женщины, потерпевшей крушение. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Перед мысленным взором предстало будущее. Оно невероятно отличалось от того, каким она представляла его сегодня утром, встав с постели.

Она собирается принести в мир ребенка, который не будет знать отца. Она проявила слепую беспечность. Ее сын или дочь будут лишены права, которое имеет любой ребенок: жить в нормальной семье с двумя любящими родителями.

Можно предположить, что он признает ребенка своим. Но они с Данте будут радоваться своему малышу по отдельности. В дни рождения и на рождественские праздники она сможет говорить с ним только по телефону.

— Ох, Данте, если бы я могла научиться ненавидеть тебя! — сокрушенно вздохнула Лейла и снова залилась слезами.

— Уверяю тебя, это чувство обоюдно.

Голос донесся с противоположного конца комнаты. Ошеломленная, она вскочила с кресла. Данте, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за ней.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула она. —Все уже ушли домой.

— Этот же вопрос я могу задать тебе. — Он оттолкнулся от дверного косяка и прошел в комнату.

— Ты за этим пришел, Данте? Посмотреть на меня? — устало спросила она. — Мы можем долго ходить кругами, бросая друг другу одни и те же вопросы. И никуда не придем. Разве мы мало сделали для одного дня?

— Я бы сказал, что мы сделали слишком много.

— Чего же ты тогда хочешь?

— По правде? Не знаю. — У него чуть заметно вздулись желваки на скулах.

Вопреки здравому смыслу в глубине души вспыхнула искра и ожила надежда. Его явная подавленность и боль в потемневших глазах придали ей смелости.

— Неужели ты готов выслушать мои объяснения? И только потом отправить меня… нас в мусорную корзину?

Он вздохнул.

— Ладно. Я слушаю.

Лейла рассказала все, что произошло за несколько последних дней. Она умолчала только о беременности. Потому что твердо решила: она не станет таким образом покупать его доверие или прощение.

— После возвращения Энтони я несколько раз посещала Флетчеров. Постепенно все прояснилось, — закончила она свой рассказ.

— И как они это восприняли?

— Для каждого из нас это не было ни легко, ни приятно.

Приятно? То было мучительное объяснение! Глория Флетчер считала недопустимой саму мысль о том, что кто-то может отклонить предложение войти в клан Флетчеров. Тем более что речь идет о женщине, которую миссис Флетчер относила к низшим общественным слоям.

Что же касается Энтони… Бедняжка, он был потрясен и опустошен.

— Все вроде бы вполне правдоподобно и достойно похвалы, — заметил Данте, — кроме одного. Травма головы повредила мозги Флетчера. Но каким образом его родители забыли, что между тобой и их сыном больше нет ничего общего? Ведь амнезия, я слышал, не заразна.

— Просто он не говорил им об этом. Вероятно, он вылетел в Европу на следующий день после того, как мы расстались. У него на уме было много других дел, или…

Лейла колебалась, стоит ли говорить о последней встрече с Энтони. Вечером перед отъездом в Хорватию он повез ее на ближайшую гору. У них под ногами лежал весь город. Там Энтони попросил ее выйти за него замуж, как только он вернется домой.

— Но я могу дать тебе все! — убеждал ее Энтони, ошеломленный отказом. — Деньги, престиж, доступ в высшие общественные круги. — Он показал на миллионы огоньков, сверкавших внизу. —Лейла, выходи за меня замуж, и все это будет твое.

Энтони не понимал, что она не может дать ему главное — свое сердце.

— Или что? — требовательно спросил Данте. Она уловила скептицизм в его взгляде.

— …или гордость не позволяла ему поверить, что мне не нужно то, что он предлагает от всей души. Так же, как твоя гордость не позволяет тебе поверить, что я люблю только тебя.

Данте отвел глаза и долго молчал. Побарабанил пальцами по краю стола. Подошел к окну и посмотрел на город. Поиграл со шнуром, которым задергивают шторы. И, наконец, повернулся к ней лицом.

— Несчастный горемыка, — печально произнес Данте. — Неудивительно, что он удрал в Хорватию. Она, наверно, показалась ему раем в сравнении с адом от невозможности обладать тобой. Лейла не знала, кто сделал первый шаг. Да и какая разница? Они встретились на полпути, и он обнял ее. И держал так крепко, будто боялся, что она исчезнет. Он гладил ее лицо, словно она —самое ценное творение на Земле. Бормотал слова любви, просил прощения, ругал себя. И все это смешивалось с поцелуями, полными голодного желания и полыхающего огня.

Но этого было мало, чтобы облегчить боль сердца, стереть сомнения и опасения, которые совсем недавно мучили ее. Лейла жаждала реальных доказательств, что инстинкт не обманул ее, когда она первый раз встретилась с ним. Подтверждения, что судьба на их стороне. Восстановления того, что они чуть не потеряли.

Побуждаемая страхом и желанием, Лейла прижалась к нему. Хоть бы удалось вызвать в нем тот же яростный голод, какой пожирает ее! Когда мужчина и женщина сливаются в абсолютной близости, разве они не открывают друг другу сердца, ничего не утаивая?

Позабыв о благоразумии, она вытащила его рубашку из-за пояса брюк и расстегнула на груди. Со смелостью, какой раньше в себе не подозревала, Лейла прижалась губами к теплой коже у его сердца, провела языком по его соску.

Его дыхание стало хриплым и прерывистым, и Лейла поняла, что добилась успеха, превосходившего самые буйные ожидания. Он жаждал ее.

Какие уж тут моральные устои, чувство самосохранения… Забыв о том, что в любую минуту могут войти уборщицы и увидеть их, она распростерлась перед ним на столе. А бумаги, которые она целый день раскладывала аккуратными стопочками, разлетелись по полу, словно снежинки на ветру.

Она чувствовала только его руки, блуждавшие по ее телу. Они забрались под юбку, пробежались по бедрам. Его жаркий рот доводил ее до безумия. Задыхаясь, она произносила его имя.

Слияние было отчаянным, неистовым. Много позже, когда уже нельзя было ничего поправить, она поняла свою ошибку. В те короткие секунды она пробудила не любовь, а безумие. И зря надеялась, что акт любви станет гарантией от будущих сомнений и недоверия.

— Я пришел сюда без такого намерения, — сказал он, когда все кончилось.

— Ты жалеешь, что так вышло?

— Должен бы. — Он нежно поправил ее одежду. — Нам нужно приложить много усилий, чтобы восстановить наши отношения. Секс тут не поможет. Но рядом с тобой я теряю разум. Ты сводишь меня с ума, Лейла. Это единственное объяснение моему хамскому поведению сегодня утром. — Он скривил рот. — Когда я представил тебя с другим мужчиной…

— Пожалуйста. — Она закрыла ему рот подушечками пальцев. — Давай не будем снова все ворошить.

— Не будем. — Он достал из кармана маленький бархатный мешочек. — Давай не будем.

Благодаря отцу Лейла хорошо разбиралась в драгоценных камнях. Она тотчас отметила превосходное качество бриллианта в кольце, которое Данте вынул из мешочка и положил ей на ладонь.

Час назад Лейла плакала от горя. Теперь слезы выступили от счастья. Не слишком ли быстрая смена?

— Теперь, когда я знаю, что Флетчер ушел из твоей жизни, почему бы нам не объявить о нашей помолвке?

Вопрос оживил всех демонов, которые гнались за ней. Разве можно с помощью бриллиантового кольца восстановить безграничное доверие, какое они испытывали друг к другу?

— Энтони не ушел из моей жизни, — спокойно возразила она.

— Черт возьми, почему? Ты же сказала, что покончила с ним!

— Я не говорила, что покончила. Я сказала, что прояснила недоразумение.

— Это одно и то же. — В глазах у Данте сверкнули искры. — Держись от него подальше. Вот и все.

— Нет. Он мой друг, и сейчас он нуждается во мне.

— В нем причина, что мы слетели с катушек! —Данте в гневе провел пальцами по волосам.

— Нет, не в нем, — печально возразила Лейла. —Причина во мне и в тебе. И если ты думаешь, что кольцо на моем пальце дает тебе право определять, с кем мне дружить, то у нас ничего не выйдет.

— Проклятье! Лейла, я этого не потерплю.

— Тогда возвращайся к своим счетам на импорт и забудь обо всем. — Она сняла кольцо и вручила ему. — Мне не нужен помешанный на ревности зануда в качестве мужа.

— А мне не нужны объедки другого мужчины, —прорычал он. — Карл был прав. Ты всего лишь дешевая…

Поняв, что зашел слишком далеко, Данте замолчал. Но удар уже был нанесен. Ее злейший враг Ньюбери… Неужели его яд способен сразить такого человека, как Данте? Открытие буквально ошеломило Лейлу.

Она медленно встала. Пришлось прислониться к столу, чтобы справиться с внезапным головокружением.

— Позволив Карлу Ньюбери испортить наши отношения, ты запачкал все самое дорогое, что мы вместе пережили, — почти шепотом произнесла она. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебе это.

Ему стало стыдно. Но чрезмерная гордость помешала прочистить рану до того, как она загноилась. Если бы в тот момент Данте сказал: «Прости меня», она бы, наверно, простила.

Но Лейла увидела упрямо сжатый рот. Гордое, дерзкое выражение. Неприкрытую злость в глазах. Так стоит ли продолжать агонию? За несколько минут он сумел разрушить счастливые воспоминания о лучших месяцах ее жизни. Нет, он не тот мужчина, о каком она мечтала.

Глава ШЕСТАЯ

Данте сгорбился над столом и мрачно смотрел в бокал с виски. Не было никакого настроения развлекать клиентов, прилетевших сегодня утром из Буэнос-Айреса.

Напротив сидел Карл Ньюбери. Он наблюдал за шефом и одновременно не спускал глаз с клиентов. Гэвин и Рита повели их на балкон ресторана полюбоваться видом.

— Кажется, вы переработали, босс, — прокашлявшись, наконец заговорил он. — Целый месяц в пасмурном настроении.

Неудивительно! Казалось бы, что особенного в его требовании расстаться с прежним поклонником? Но Лейла отреагировала так, будто он попросил ее продать свою душу.

Конечно, ему ни в коем случае не следовало приплетать Карла. Ведь он ни в грош не ставит мнение этого человека.

— Данте, что-то случилось? — Карл, как обычно, не чувствовал, что лучше помолчать.

— Я устал, — отрезал Данте. — Пока я ездил, накопилась уйма дел. Голова пухнет. И еще этот обед с заморскими клиентами, когда у меня чемодан не распакован.

— Ах! — Ньюбери глотнул мартини и поджал губы. — Случайно не Лейла Коннорс-Ли одно из этих дел?

Три месяца назад никто в компании не рискнул бы задать такой вопрос. Неприкрытое любопытство Ньюбери разъярило и оскорбило Данте.

— Кто вы такой, черт побери, чтобы задавать мне этот вопрос?

Ньюбери откинулся назад и, как бы сдаваясь, поднял руки.

— Простите, если я некстати. Я только хотел сказать, что…

У Карла явно была какая-то новость, и у него все зудело от желания выложить ее.

— Ну, что? Раз уж начали, выкладывайте. Ньюбери вскинул брови и, чтобы оттянуть время, стал вылавливать в бокале оливку.

— Говорят, что вы и мисс Коннорс-Ли поссорились. Естественно, я расценил это так, что история с наследником Флетчеров стала последней каплей. Вы наконец поняли, что она просто нахальная авантюристка.

Будь он проклят, если позволит Ньюбери совать нос в свои дела. И это единственное объяснение тому, что он ляпнул через секунду:

— Боюсь, что у вас, старина, неправильные сведения. Лейла и я по-прежнему близки. Мы почти помолвлены.

Ложь буквально сразила Ньюбери. И хотя бы поэтому была оправданной.

— Вот это да, — проблеял он и допил мартини. —И когда же состоится счастливое событие?

— Не в самые ближайшие дни.

Но Ньюбери не собирался отступать.

— Я все выложил вам как на тарелочке. Впутываться в брак после того, что произошло… — Он покачал головой, выражая и жалость, и презрение. — На вашем месте я бы держался от нее подальше.

Данте не терпел, когда затрагивали его семью и его гордость. Попытки Ньюбери выставить его дураком Данте нашел нетерпимыми и непростительными. Какого черта он объявил Ньюбери, что они с Лейлой почти помолвлены? Нашел кому! В результате он только глубже увяз в болоте.

— Вот в этом-то, Карл, и заключается различие между нами. Когда я вижу в людях что-то хорошее, я ценю это. — Данте пристально смотрел в глаза Ньюбери.

— Вопрос в том, все ли вы в ней видите. «Гордость не позволяет тебе поверить, что я люблю только тебя», — сказала она, когда они препирались из-за Флетчера. И в глубине сердца Данте знал, что так оно и есть. Неужели он собирается снова и снова совершать идиотские ошибки, пока окончательно не потеряет ее?

— Если вы имеете в виду Лейлу, то я знаю все, что имеет значение.

— Когда вы говорите «все», — вкрадчиво произнес Ньюбери, — входит ли туда история ее отца?

— Ее отец умер. — Данте постарался скрыть, что вопрос вывел его из себя больше, чем следовало бы.

— Знаю. Но меня занимает, как он умер или — более точно — почему.

— Не стоит беспокоиться. Ведь не вы собираетесь жениться на Лейле, а я. И, откровенно говоря, я нахожу ваше любопытство немного странным. Вы проявляете слишком большой интерес к делам Лейлы. Вы не считаете?

— Зато вы проявляете слишком мало интереса. Я провел небольшое расследование и полагаю, оно прольет свет…

— Я бы спросил, как вы провели расследование, но я не уверен, Карл, что хочу знать.

— О, я не делал ничего противозаконного, если вас это беспокоит. Один телефонный звонок —и узнаешь много чего любопытного о таком известном человеке, как покойный мистер Генри Джей Ли из Сингапура. Он покончил с собой, Данте. И оставил кучу долгов. Теперь его дочь собирает крохи, чтобы заплатить по счетам. —Смех Ньюбери звучал оскорбительно, почти издевательски. — Цель этой особы ясна. Она ищет человека, который будет ее субсидировать. И если спросите мое мнение, я скажу: вы выставите себя простофилей, клюнув на ее приманку.

Интересно, как далеко рискнет зайти Ньюбери? — подумал Данте. Впрочем, пора положить конец разговору, который не следовало и начинать.

— Но я не спрашивал вашего мнения, Карл, —убийственным тоном произнес Данте, наклонившись вперед. — Не спрашиваю и сейчас и не могу представить, что спрошу в будущем. Откровенно говоря, я нахожу отношение Лейлы к долгам отца чрезвычайно благородным. И я не понимаю, что вы имеете против нее. Конечно, если не считать вашего желания продвинуть своего приятеля. Вы полагаете, что она отняла у него место. Но уверяю вас, он бы никогда его не получил. И обещаю, если вы продолжите против нее свою грязную кампанию, это плохо кончится. Хотя вы и женаты на любимой крестнице Гэвина, это не остановит меня. Я вышвырну вас из компании. Я ясно выразился?

— Данте, вы неправильно меня поняли! — Растерянность Ньюбери выглядела почти комично. — Я только забочусь о вас. Мне не хочется видеть, как вас обчистят.

— Я могу сам позаботиться о себе. И вам полезно это запомнить. — Данте откинулся назад и милостиво улыбнулся. — Вижу, наши визитеры возвращаются. Улыбайтесь, Карл. Постарайтесь не выглядеть так, будто оса залезла вам в задницу.

Последнее слово осталось за Данте. У Ньюбери не было причины сомневаться в том, кто здесь главный.

Он отдал бы все, чтобы выбросить Лейлу из сердца. Но… он по-прежнему хотел ее. И на все бы пошел, лишь бы удержать ее. Одна только мысль, что другой мужчина займет его место, доводила его до безумия. И в этом таилась проклятая правда!

Несколько дней Лейле удавалось избегать Данте. Отчасти потому, что он был занят аргентинскими гостями. Но главным образом из-за того, что она не могла выдержать полную рабочую неделю. Тошнота становилась все сильнее. После очередного приступа Лейла оставалась совсем без сил. В среду она едва дотащилась до дому.

— Ты очень похудела, — заметила мать за обедом. — Боже мой, Лейла, одежда висит на тебе. Только в талии ты прибавила.

— Ничего удивительного, — вмешалась Клео, —посмотри на ее тарелку. Она почти ничего не съела. Милая девочка, когда ты последний раз по-настоящему ела?

— Не знаю, — раздраженно бросила Лейла. —Говоря откровенно, даже без беременности отношения с Данте вполне могли бы лишить меня аппетита.

— Если бы ты сказала ему о ребенке, — неодобрительно начала мать, — я уверена — вы вдвоем нашли бы выход из положения. Ты в плохой момент, дорогая, ошарашила его новостями об Энтони. Он кажется вполне разумным человеком. Меня он просто очаровал.

Да уж, в очаровании ему не откажешь. Но мать не знает о его ослином упрямстве. А объяснять ей нет сил.

— Конечно, мы что-нибудь придумаем, не стоит беспокоиться, — с напускной беззаботностью сказала Лейла. — Ну, а то, что мне не хочется есть… это нормально в начале беременности.

— Нет, вовсе не нормально, — твердо заявила мать. — По-моему, тебе снова надо пойти к доктору.

Лейла уже и сама записалась к врачу на завтрашнее утро для полного обследования.

Доктор тщательно обследовала ее. Затем, нахмурившись, что-то записала в истории болезни.

До этого момента Лейла не понимала, как страстно она хотела иметь ребенка от Данте. Ни разногласия с ним, ни разочарование, ни сердечная боль — ничто не могло соперничать с материнской любовью, какую она испытывала к растущей в ней жизни.

— Что-то плохое? Пожалуйста, скажите мне, —чуть ли не умоляла Лейла. Никогда в жизни она еще так не пугалась.

— У вас матка увеличена больше, чем положено для этого срока. Добавим другие симптомы, и, по-моему, у вас двойня.

— Двойня? — повторила Лейла с таким отсутствующим видом, будто «двойня» непонятное ей иностранное слово.

— Два младенца, — с юмором пояснила доктор. —Но нельзя утверждать это с уверенностью, пока мы не сделаем ультразвук. Я поручу сестре сделать это сегодня к вечеру.

— Но мне прямо от вас надо идти на работу. Я и так уже пропустила много рабочего времени.

— Дорогая, если мой диагноз правильный, а я почти убеждена, что он правильный, вас меньше всего должно беспокоить пропущенное рабочее время. При двойне риск преждевременных родов увеличивается. А вы и так носите своих отпрысков, испытывая сильный стресс. Вы чрезмерно истощены. Если вы серьезно хотите, чтобы беременность прошла нормально, вам придется оставить работу.

— Но я не могу! — Лейле необходимо было получать зарплату по меньшей мере еще шесть месяцев, чтобы выплатить последние из отцовских долгов. — Мне нужны деньги.

— А отец этих детей, Лейла? Почему он не предлагает помощь хотя бы в финансовых вопросах?

— Я уверена, что он бы помог, — с несчастным видом пролепетала Лейла, — если бы знал, что я беременна.

— Вы что, не сказали ему? — Доктор явно была в шоке. — Ради бога, почему? Он женат?

— Нет. Мы… Я не нашла подходящего времени…

— Но подходящее время было тогда, когда вы сами узнали о своей беременности. Вы боитесь сказать ему? Хотите, я поговорю с ним?

— Нет! — Невыносимо даже подумать о таком! Невозможно даже представить его реакцию, если он узнает из третьих уст, что она ждет его ребенка. Ох, его детей!

— Вы понимаете, о чем я говорю. — Маргарет Дирборн закрепила на ее руке манжет, чтобы измерить кровяное давление. — Поверьте, или вы последуете моему совету, или очутитесь на больничной койке. И пролежите гораздо дольше. Конечно, если вы и вправду хотите, чтобы беременность продолжалась.

— Конечно, хочу!

— Прекрасно. Тогда скажите обо всем отцу детей и договоритесь о поддержке. Вам все равно не удастся долго держать свое положение в секрете. А он может неправильно истолковать вашу скрытность. Ему неприятно будет узнать такую новость последним. А теперь давайте запишем вас на ультразвук. Вы придете ко мне в конце дня, и мы с вами обсудим результаты.

Неделя выдалась адская. Клиенты из Южной Америки улетели в два часа дня. У Данте мелькнула мысль, что надо пригласить Лейлу пообедать и попытаться все наладить. Но когда он заглянул к ней в кабинет, ему сообщили, что она позвонила утром и сказала, что больна. Какая-то желудочная инфекция. Данте позвонил ей домой и узнал, что она ушла.

— С каких это пор здесь стала нормой четырехдневная рабочая неделя? — прорычал он, бросив трубку. — Больна, проклятье! Наверно, опять держит за руку Флетчера.

Ну и черт с ней! Лучше заняться своими делами.

— Не соединяйте меня ни с кем, Мег, — пролаял он по внутренней связи и погрузился в бумаги, требующие его внимания. Он не поднимал головы до тех пор, пока в конце дня у его стола не появилась Мег.

— Чем я могу быть еще полезна?

Он удивленно посмотрел на нее, потом на часы. Половина седьмого.

— Ничем, Мег. Идите домой. А то ваш муж придет ко мне с ружьем. Завтра я даю вам свободный день. За часы, переработанные вами на этой неделе. Вы, должно быть, совсем без сил.

— У вас тоже усталый вид. — Мег положила письма, приготовленные на подпись. — Это были напряженные дни для всех нас.

— Ага, — с сарказмом произнес он. — Вот и Лейла не так хорошо себя чувствует, чтобы ходить на работу.

— Меня это не удивляет.

. — Мне сказали, что-то вроде расстройства желудка.

— Можно выразиться и так.

Что-то в тоне Мег насторожило Данте. Он нахмурился.

— Что вы хотите сказать?

— После эпизода в понедельник в вашем кабинете я несколько раз на прошлой неделе заходила в дамскую комнату как раз в тот момент, когда она в соседней кабинке избавлялась от завтрака. А эти признаки я знаю слишком хорошо.

— Не шутите! Вы хотите сказать, что подхватили тот же вирус?

— Боже, надеюсь нет! Мне двоих достаточно.

— Чего — двоих? — удивился он.

— Детей, Данте. А вы подумали, что я имею в виду щенят?

— Что?!

— Отпрысков. Наследников. Потомков, если хотите.

Потрясение от услышанного отразилось на лице Данте.

— Вы хотите сказать, что Лейла беременна? —наконец он снова обрел голос. Но это был не его голос. Он скрипел, как заржавленный мотор, выброшенный из старой машины.

— О Господи! — Мег покраснела, что было ей вовсе не свойственно. — О Боже, Данте, я думала, вы знаете… А может, у нее просто грипп, сейчас много таких случаев. Или что-то еще.

— Или что-то еще, — медленно протянул он. Удивительно, как он ухитрился не заметить очевидного, хотя за последние десять лет наблюдал одиннадцать беременностей у своих сестер. Как мог он не заметить, что происходит с Лейлой?

И что еще более важно, почему она не пришла и не сказала ему?

Потому что это не его ребенок? Да нет же, его! Ведь она была девственницей, когда он в первый раз овладел ею.

Но почему же она не сказала ему?

Месяц его не было. А утро прошлого понедельника не лучшее время, чтобы объявить такую новость. Но что помешало ей сделать это в тот вечер, когда их охватило безумное желание? Или когда он предложил ей кольцо? Почему, черт возьми, она продолжала молчать?

— Если я сказала что-то лишнее, Данте, — Мег почему-то не убиралась к черту и не хотела оставить его наедине со злыми мыслями, — я правда…

— Все нормально, — бросил Данте. — Спокойной ночи, Меган.

Он редко так официально обращался к ней. Мег поняла намек и быстро ретировалась.

Данте подождал, пока за ней закроется дверь, и достал снимок Лейлы в рамке, который почти неделю назад положил в верхний ящик стола.

— Ага, — пробормотал он, глядя на ее совершенное лицо, — ты думаешь, что тебе не нужен ни я, ни мое кольцо. Ну, дорогуша, если ты беременна, у тебя нет выбора. Я заставлю тебя принять мое предложение, и ты не сможешь отказаться. Мой ребенок не должен расти незаконнорожденным.

Засунув снимок в ящик, он потянулся к телефону и набрал ее номер. На этот раз ее мать ответила на третий гудок.

— К сожалению, ее нет, — вздохнула Мэв.

— Неужели? Насколько я знаю, она больна. Но, очевидно, ей стало лучше.

— М-м-м, да. — Бедная женщина явно была в смятении. — Я жду ее с минуты на минуту. Вы не хотите ей что-нибудь передать?

— Да. Скажите, что есть небольшое дело, которое я хотел бы обсудить с ней за обедом. Через час я заеду за ней. И если окажется, что у нее есть другие дела, я буду ждать весь вечер… Если понадобится.

Глава СЕДЬМАЯ

— Нет, мама, я не могу с ним встретиться. Не сегодня.

— По-моему, у тебя нет выбора. Он говорил очень решительно. И потом, тебе же не удастся вечно избегать его.

— Я могу позвонить и отложить встречу. —Не трать напрасно силы, — посоветовала Клео, посмотрев в окно через кружевную занавеску. — Он подъезжает к воротам.

Лейла растерялась. В последние несколько недель события вырвались из-под ее контроля. Мысли метались от одной проблемы к другой, ни одну не решая.

Как она сумеет расплатиться с последними долгами, если не сможет работать? Где она будет жить? В домике Клео едва хватает места троим, а пятеро явно не уместятся. И самая тревожная мысль: как она откроет Данте, что он будет отцом двойняшек?

— Отвлеките его, — попросила она мать и Клео. —Мне надо немного времени, чтобы подготовиться.

Настроение испортилось, еще когда она подходила к дому. С ней заговорил незнакомый человек. Лейла моментально узнала его: сборщики долгов, где бы они ни действовали, в Сингапуре или Ванкувере, выглядят одинаково.

— Уходите. — Лейла протиснулась мимо него на тропинку, ведущую к дому. — Я плачу долги отца по возможности быстро.

Он ушел. По закону он обязан уйти. Но кредиторы рано или поздно пошлют другого. И так будет, пока она не заплатит последний цент…

Лейла быстро приняла душ и начала искать в гардеробе что-нибудь удобное.

От предстоящей встречи с Данте блаженное состояние, которое охватило ее, когда она узнала, что утренний диагноз подтвердился, рассеялось, как туман в летнюю жару. Ссора в понедельник раскрыла изъяны в самом фундаменте их отношений.

Страсть еще кипела в обоих. Ненасытная и требовательная, даже когда положение хуже некуда. Она все еще любила его и боялась, что это навсегда. В этом смысле она дочь своей матери. Как бы жестоко все ни обернулось, Лейла не представляла, что могла бы пережить с другим мужчиной такое невероятное слияние тела, разума и души, какое пережила с Данте.

На Пойнсиане казалась вполне правдоподобной вера в то, что судьба на их стороне. Но теперь эта вера сильно пошатнулась. Вмешательство реальной действительности вытеснило мечты об идеале.

— Лейла, — мать постучала в дверь, — Данте теряет терпение.

— Сейчас буду готова. — Она вытаскивала из шкафа платья и браковала их одно за другим. Уже стало трудно найти что-нибудь подходящее. Во всех туалетах она выглядела как плохо набитая сарделька, перетянутая посередине. Наконец она нашла слишком нарядное для такого случая прямое шелковое платье с жакетом в тон ему, которое без морщинок обтекало бедра. А жакет скрывал пополневшую талию.

Лейла застегнула на шее нитку речного жемчуга и всунула ноги в светлые замшевые лодочки. Глубоко вздохнула. Надо взять себя в руки. Впереди тяжелое испытание. Мать права: несмотря ни на что, нельзя больше скрывать от него новость.

Данте сидел, любезно беседуя с Мэв и Клео. Увидев Лейлу, он поднялся и сказал:

— Ты мило выглядишь.

Но Лейла знала: в его сердце нет ей места —холодные глаза, искусственная улыбка.

— Я не ожидала увидеть тебя сегодня вечером, —сказала она, когда они сели в машину. — Чем вызван твой визит?

— По-моему, нам пора поговорить. Нельзя же делать вид, что ничего не произошло. Мы работаем в одном офисе. Неизбежно будем встречаться. Не лучше ли открыто всё выяснить и прийти к приемлемому для обоих соглашению?

— Что ты имеешь в виду под «всё»?

— Я думал, тебе захочется сказать мне, — бросил он. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели.

— Ты чем-то огорчен? — Тревога нарастала. Она не ошиблась. Он явно разозлен.

— Я должен быть огорчен?

— Нет. — Тревога усилила ее смятение. — Если ты собираешься отвечать вопросом на вопрос, мы можем сразу же расстаться. У меня нет сил на такого рода игру.

Еще несколько сот ярдов он вел машину молча.

— Последнее время у тебя на многое нет сил, —небрежно бросил Данте. — Тебя не было сегодня в офисе. Будь любезна, скажи почему?

Ох, нет! Не теперь, когда он в таком настроении. Лучше подождать. Может быть, вкусная еда улучшит расположение его духа.

— У меня было назначено несколько встреч в других местах, — объяснила Лейла и замолчала.

— Понимаю. — Он подождал и, убедившись, что Лейла не собирается уточнять, перескочил на другую тему: — Как поживает твой добрый друг, мистер Флетчер? Или при твоем загруженном расписании у тебя нет для него времени?

— Ты все же не мог удержаться, чтобы не упомянуть его! Энтони лучше. Вчера я разговаривала с ним. Память постепенно к нему возвращается. Он вспомнил, что я не приняла его предложения.

Данте затормозил на красный свет и забарабанил пальцами по рулю.

— В этом вопросе у тебя накапливается опыт. Разве не так? Сначала Флетчер, потом я.

— Я отказала Энтони, потому что не любила его. С тобой все по-другому.

— Как?

— У нас с тобой возникли проблемы. Мы пока что не нашли способа разрешить их. И это мешает нам быть счастливыми.

— Какого рода проблемы, Лейла? Уточни.

— Начнем с того, что ты потерял ко мне доверие. Я люблю тебя, Данте, а ты, похоже, более склонен верить наветам Карла Ньюбери, чем тому, что я говорю или делаю.

— Ньюбери — осел, чье мнение я ни в грош не ставлю. — Данте выглядел чуть ли не пристыженным. — Конечно, я зря упомянул его имя. У тебя могло создаться впечатление, будто сточная канава, которая у него вместо головы, влияет на мой взгляд на вещи.

— Приятно слышать, — мягко проговорила Лейла. Если бы он еще и соединил слова с действиями: взял ее руку, коснулся плеча, позволил бы себе хоть самый маленький жест в попытке перекинуть мост через пропасть, возникшую между ними.

Но он погрузился в мрачные мысли. С каждой секундой молчания пропасть становилась глубже и шире. Наконец он заговорил:

— К несчастью, Лейла, это не меняет факта, что мы с тобой зашли в тупик. Суть в том, что мы наслаждались романом на отдыхе. Само по себе это вполне безвредное отвлечение от забот. Наша ошибка в том, что мы думали, будто это может быть основой брака. И я должен принять огромную долю вины на себя. Я провел столько деловых сделок, что мне следовало бы понимать: фундамент любого контракта — холодная логика и твердые факты.

— А как насчет чувств, Данте, или доверия? Они не входят в джентльменское соглашение?

— Им не может быть места в контракте. Чувства слишком непостоянны. Слишком эфемерны. Что же касается доверия… у тебя свои маленькие секреты. У меня — свои.

Дождь, ливший днем, прошел. Закат окрасил небо на западе в мягкие желтовато-оранжевые тона. Вечер для влюбленных: для прогулок рука в руке по тихим улицам, для поцелуев в укромных уголках.

Они с Данте еще неделю назад были так отчаянно, так сильно влюблены. Казалось, ничто не может разлучить их. А сейчас они сидели как чужие. Между ними пролегла непреодолимая трещина. Но лучше умереть, чем показать, что его слова раздавили ее.

— Что ж, рискну признать, что ты прав, — проговорила Лейла, стараясь не терять самообладания. — Решение представить наши отношения как роман на отдыхе лишает их горечи и позволяет нам вести себя так, будто ничего не случилось. Но, увы, Данте, это решение не годится.

— Правда? Почему? — Он свернул на ресторанную стоянку для машин и затормозил.

— Есть что-то, чего ты не знаешь. Что мне давно следовало тебесказать.

Выйдя из машины, он бросил ключи обслуживающему паркинг работнику, потом обернулся и открыл ей дверь.

— И то, что я услышу, меня порадует? Или мне лучше подкрепиться бокалом вина до того, как ты сбросишь с себя груз этой тайны?

— Я потрясена твоей чувствительностью. —Лейле не удалось подавить негодование. — Если моя компания для тебя столь нетерпима, почему ты взял на себя труд привезти меня сюда? Я не в том настроении, чтобы слушать тихую музыку при свечах. Да и ты тоже.

— Ты права. Но раз уж мы здесь и если тебе все равно, я сделаю заказ. Не помню, когда я ел в последний раз.

— Возможно, то, что я скажу, лишит тебя аппетита. Меня эта новость определенно лишила желания есть.

— Тогда сначала я закажу что-нибудь выпить. —Он схватил ее за руку и потянул по ступеням в ресторан.

Когда они сели за столик, Данте погрузился в изучение меню.

— Ты хочешь коктейль или вино?

— Спасибо. Я бы предпочла воду с лимоном. Данте кивнул официанту.

— «Перье» для моей спутницы и скотч со льдом для меня.

Слово «спутница» резануло ее.

— Данте, как мы дошли до этого? Как меньше чем за неделю мы превратились из влюбленных в спутников?

— Ну, мы же согласились, что ты больше не моя краснеющая от смущения невеста. Мне показалось, что «спутница» — лучше, чем «моя бывшая секс-партнерша». Я не в том возрасте, чтобы называть женщину «моя подружка». Тем более когда отношения кончились. Как бы ты хотела, чтобы я тебя назвал?

— Не знаю, — убитым голосом пробормотала Лейла. — Я только знаю, что ты не облегчаешь мне задачу сказать то, что я должна.

— Если ты ждешь, дорогуша, что я буду умолять тебя довериться мне, то напрасно тратишь время. На этой неделе я уже стоял перед тобой на коленях. И не могу сказать, чтобы мне нравилась идея повторить это. Так что давай, выкладывай. Или не говори. Твое дело.

Как гадко он назвал ее — «дорогуша». Будто она какая-то дешевка, которую он подцепил у бара!

— Во-первых, — для решимости она глотнула воды, — я ухожу из компании. В понедельник утром я передам свое заявление.

— Земля, Лейла, подо мной не дрогнула. Если это твоя большая новость, то успокойся. Мы найдем на твое место другого. Мне интереснее, почему ты решила уйти?

— Потому что я беременна, Данте. — Она разглядывала свои пальцы, тесно переплетенные на коленях.

Слава богу, наконец-то! А то он уже начинал бояться, что придется вытягивать из нее каждое слово по слогам.

— Да. Я знаю.

Это потрясло ее. Знает! Лейла отпрянула назад, будто ее ударило током.

— Ты знаешь? — выдохнула она. — Невозможно! Я не говорила ни единой душе, кроме… Ох, неужели мама?

— Лейла, я же не круглый идиот. Я все рассчитал сам с небольшой помощью Меган Норрис.

Она вытаращила на него глаза. Обиженная невинность.

— Почему же ты раньше ничего не говорил?

— Потому что ждал, долго ли ты будешь ходить вокруг да около, когда наконец скажешь.

От шока она страшно побледнела.

— Ты что, предполагаешь, что это не твой ребенок?

— О нет, мой. Тут все в порядке. Я же понимал, что имею дело с девственницей. Но по-моему, ты хочешь, чтобы это был ребенок Энтони Флетчера.

— Какая чушь! — воскликнула она. И добавила: —Между прочим, Энтони больше не заинтересован во мне. Он встретил в Хорватии в Красном Кресте английскую медсестру. Когда сможет, он вернется в Хорватию и найдет ее.

— Боже, — воскликнул Данте, — как чертовски бестактно с его стороны! Когда он особенно нужен тебе, он поправляется и находит другую любовь.

На секунду мелькнула мысль, не слишком ли далеко он зашел. Лицо ее стало пепельным… Он даже испугался, что она опять потеряет сознание.

Но, несмотря на хрупкий вид, в ней было больше выносливости, чем в скаковой лошади. Взяв сумку, она встала из-за стола.

— У меня не осталось никаких сомнений. Я больше не верю, что ты способен хоть что-то чувствовать, кроме собственной гордости и необоснованной ревности. Спасибо за приглашение на обед, но желудок не позволяет мне есть. Не затрудняй себя, не надо отвозить меня домой. Я вызову такси.

— Сядь! — рявкнул Данте. По опыту он знал, что таким тоном можно заставить уступить даже упрямого клиента.

Но Лейла повернулась к нему спиной. И вышла из ресторана.

Почти ослепнув от ярости, он вскочил и помчался за ней. Успев заметить, что она исчезла за дверью недалеко от входа в ресторан, он, с размаху открыв двери, влетел туда вслед за ней.

— Ты не уйдешь от меня! — проревел он. — Нравится это тебе или нет, ты носишь моего ребенка. И я не собираюсь оставаться в стороне.

— Убирайся отсюда, — прошипела она. — Ты в дамской комнате.

Ох, черт! И правда, дамская комната. Но будь он проклят, если это остановит его.

— Плевал я на это!

Лейла со стоном ринулась в одну из кабинок. Он вошел вслед за ней.

Она согнулась над унитазом, все тело ее содрогалось. Данте ловко поддерживал ее за плечи и ждал, когда кончится рвота.

— Пожалуйста, уходи. Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии, — наконец слабым голосом взмолилась она.

— Думаешь, ты первая женщина, которая на моих глазах прощается с ланчем? — Он повел ее к ряду умывальников и набрал воды в бумажный стакан. — Ты помнишь, что у меня пять сестер? И они, когда беременны, исполняют такое же шоу. На, сполосни рот.

— Пожалуйста, отвези меня домой, — попросила Лейла, когда он наконец всунул ее обмякшее тело в машину.

— Нет, — отрезал он. — Во-первых, ты должна поесть. И во-вторых, мы не закончили дело, которое не терпит отлагательства.

— Я не могу есть. При одной мысли о еде…

— Тогда ты можешь пить. — Он повез ее в кафе, которое знал с университетских дней. Там делали лучший молочный коктейль по эту сторону океана.

— Леди — ванильный, а мне шоколадный, — заказал он официантке, когда они устроились в укромном месте.

Пока их обслуживали, Лейла молчала.

— Я не думала, что ты любишь молоко, — заметила она.

— Вот именно. Оказалось, что мы в самом деле плохо знаем друг друга. Согласна? Почему, к примеру, ты ждала сегодняшнего вечера, чтобы сказать мне о своей беременности? Почему не сказала об этом в понедельник, когда почти что упала в обморок у моих ног?

— Я не хотела, чтобы на наши отношения влиял тот факт, что я ношу твоего ребенка. Я и сейчас не хочу этого. Но понимаю, что у тебя есть моральное право знать о моей беременности.

— Жаль, что ты не сделала такого вывода раньше. До того, как пол-офиса узнало об этом секрете.

— Я не понимала, что это так очевидно. — Она вздохнула.

— Ну а что сейчас? — осторожно спросил он. —Где мое место в этой картине?

— Я не жду, что ты женишься на мне. — Она оттолкнула коктейль, будто он вдруг прокис. — Если ты думаешь об этом. Твое чувство ко мне…

Ее глаза наполнились слезами. Как он хотел, чтобы она смотрела куда-нибудь в сторону, лишь бы не на него. Эти глаза, это лицо. Как тут не потерять голову?

— Что ты хотела сказать? — отрывисто спросил он.

— Я не могу доверять своим суждениям и полагаться на твои. Я боюсь за будущее. — Она полностью стала чужой. — Самое легкое было бы сказать, что я передумала. Что хочу обсуждать наши свадебные планы. Но я знаю, что это было бы неправильно.

Им вдруг овладела невероятная депрессия.

— Так чего же ты хочешь, Лейла?

Она колебалась. Казалось, она перекатывает во рту ответ, словно не зная, то ли проглотить его, то ли выложить перед ним. Решив в пользу последнего варианта, она чуть ли не подавилась:

— Мне нужен заем. Просить очень неприятно… Но мне необходимо бросить работу, потому что…

Слезы залили ее лицо и капали на столешницу из фальшивого мрамора.

— Продолжай, — сказал Данте.

— Потому что я жду двойню и может быть выкидыш, если я буду работать, — объяснила она.

— Что?! — вырвалось у него.

— У меня двойня, — повторила она.

— И тебе нужны от меня лишь деньги? — Данте еле справился с шоком.

— Это будет заем. Я все выплачу, как только малыши подрастут настолько, чтобы мама и Клео могли ухаживать за ними. Я найду работу. Я бы не просила тебя, Данте, но не знаю, к кому еще обратиться…

В течение этого вечера наперекор себе Данте начал по-другому видеть картину. Подозрение, которое еще бурлило в нем, начало таять при виде ее отчаяния.

Она выглядела чрезвычайно хрупкой. И, несмотря на свое ужасное состояние, невероятно красивой. У него мелькнула мысль, что они еще могут вернуться к прежним отношениям. Но она ясно дала понять, что ждет от него только займа.

— Я дам тебе денег, — натянуто произнес он, стараясь сдержать гнев.

— Спасибо, Данте, — задохнувшись от облегчения, пролепетала она.

— Но на моих условиях, Лейла. Я беру на себя полную финансовую ответственность за наших детей и расчищу хаос, который оставил твой отец. А в ответ… — Тут Данте заметил, что она насторожилась.

— Что ты знаешь о моем отце? — прошептала она. От потрясения глаза ее стали огромными.

— Достаточно, чтобы радоваться тому, что я ни капельки не похож на него. Скорее мир рухнет, чем я приставлю пистолет к виску и женщине придется расчищать конюшни от грязи, которую я оставил. Но продолжим. Итак, условия нашего контракта. Я беру на себя заботу о финансах, а ты становишься безупречной женой в глазах общества. Короче говоря, Лейла, через месяц мы поженимся. И никому нет дела, что ни ты, ни я не в восторге от этой идеи.

— Но я не могу этого сделать, — запротестовала она. — Не хочу.

— Я не могу допустить, чтобы мои дети были незаконнорожденными и сидели без присмотра, пока мать скребет чужие полы, чтобы купить им пеленки.

Лейла съежилась и прижала ладони к животу. Она словно щитом защищала жизни, которые носила, от дикой ярости, противостоящей ей.

—Нет!

— Я не понимаю, дорогая, твоего нежелания, —с горечью сказал он. — Ты заявляешь, что у тебя еще есть ко мне чувство. Ты ждешь моих детей. Ты нуждаешься в моей помощи. А я требую, страхуя свои вложения, чтобы ты стала миссис Данте Росси. Это все. Неужели это так трудно?

Глава ВОСЬМАЯ

Как не согласиться с ним? Все, что он сказал, истинная правда. Но какими бы разумными ни казались его доводы, для нее имел значение только один. Она любит его. Глупо, наверно. Нелепо. Особенно учитывая его жестокую оценку их отношений. Но разве можно быть логичной, когда речь идет о нем?

Главное — она хотела его и нуждалась в нем. Она устала плыть против течения. Устала нести свою и чужие ноши.

Но разве можно жить с мужем, который видит в ней только финансовое вложение и мать своих детей?

Лейла подняла голову. Он смотрел на нее. Глаза — холодный, непроницаемый аквамарин. Глаза крутого бизнесмена, который «дожимает» сделку и не намерен отступить ни на сантиметр. И по-прежнему от него исходил магнетизм, который привлек ее при первой же встрече.

Не разумнее ли все же согласиться с его условиями? Разве детям не лучше будет в семье с двумя родителями? А она будет любить его за двоих. И кто знает, может быть, со временем он снова полюбит ее. И на этот раз уже навсегда.

— Хорошо, Данте, мы сделаем по-твоему. Мы поженимся, — быстро выпалила она, опасаясь, что разум опровергнет решение сердца.

Ей удалось сказать это таким же деловым, как у него, тоном.

Данте продолжал сверлить ее холодным, непостижимым взглядом. Наконец он заговорил:

— Так ты согласна, что цена правильная? — Ласковый тон подчеркивал звучавшее в голосе презрение.

Удар был нанесен прямо в сердце. Да, она во многом виновата. Встретив Данте, она без памяти влюбилась в него, и все, что происходило раньше, потеряло всякое значение. Ей казалось неуместным говорить об Энтони, о самоубийстве отца, о стесненных обстоятельствах матери. Но утаенные факты выплывают из темноты.

Она убедилась в этом, заплатив свою цену.

Но если вина ее, то она и исправит ситуацию. Надо ухватиться за то, что осталось от их отношений. И удерживать во что бы то ни стало. Потому что, несмотря на все шрамы, нанесенные разочарованием, в их отношениях было столько ценного и редкого, что это нельзя отбросить. И если она не будет действовать быстро, они никогда не найдут путь друг к другу.

— Я, Данте, делаю это не ради денег, а ради нас. Несмотря ни на что, мы, по-моему, еще сможем сделать наш брак настоящим, если постараемся.

— Тебе, дорогая, лучше заранее знать, что на меня твои доводы не подействуют. Пойми, последнее время ты выставляла меня дураком. А мне не нравится, когда люди хихикают у меня за спиной. Или и того хуже — жалеют.

От его слов сжалось сердце. «Помни, — убеждала она себя, — в глубине души ты веришь, что и он все еще любит тебя».

Однако даже при самом буйном воображении Лейла не могла предположить, какой кошмар ждал ее на следующее же утро.

Она разбирала свой письменный стол, когда распахнулась дверь и в кабинет влетела Гейл.

— Лейла! — воскликнула она. — Я так рада за вас!

— Почему? — удивленно моргнула Лейла.

— О, перестаньте притворяться. Конечно, это и раньше не было большим секретом. Но теперь официально объявлено. Я хотела первой поздравить вас. Данте — мужчина что надо. У него хватило ума выбрать вас из сотни женщин.

— Догадываюсь, — тихо начала Лейла, — вы услышали о нашей…

— О вашей помолвке. Да! Сегодня утром все прочли. — Заметив, что Лейла не понимает, о чем она, Гейл вдруг замолчала и закрыла рот ладонью. — Кажется, кроме вас! Боже милостивый, вы утром не заглядывали во внутреннюю электронную почту?

— Нет. — Лейла не хотела верить, что Данте предпочел такой безличный способ объявить новость.

Но он выбрал именно этот способ. Включив компьютер, она сперва прочла на экране напоминание старшему персоналу по продажам представить на рассмотрение список последних клиентов. Затем напоминание сотрудникам прикрепить на лобовое стекло своих машин разрешение компании, в противном случае автомобиль будет отбуксирован со стоянки за счет владельца. И между этими двумя сообщениями две строчки: «Я рад объявить, что Лейла Коннорс-Ли и я в скором времени поженимся. Данте Росси».

Лейла, оцепенев, смотрела на монитор. Если он старался преуменьшить значение их помолвки, то преуспел в своем намерении. Без зазрения совести он свел их отношения на уровень банальности.

— У вас вовсе не сияющий вид. — Гейл сочувственно оглядела ее.

— Да, — согласилась Лейла. — Только не притворяйтесь, будто не знаете, что я беременна. В конце концов, все стороны моей частной жизни становятся общественным достоянием.

— Простите, если я влезла не в свое дело, —смущенно пробормотала Гейл.

— Нет, нет. — Лейла почувствовала раскаяние. После того как она уехала из Сингапура, ей очень трудно заводить друзей. А Гейл с того дня, как Лейла начала работать в компании, превратилась в ее союзницу и заслуживала лучшего отношения. — Простите меня. Я стала сверхчувствительной. Доктор говорит, что это нормально для будущей матери. Как и многие другие неприятные побочные эффекты. Но это не оправдывает меня. Нельзя выплескивать свое настроение на других.

— А для чего тогда существуют друзья? — Гейл подбадривающе сжала ее локоть. — В любом случае знайте, что многие восхищаются вашими способностями. Чтобы женщина добилась такого потрясающего успеха!

— Спасибо. — Каким-то образом Лейле удалось выжать улыбку. — Я рада, что хоть для чего-то пригодилась.

— Вы удивительная. Очевидно, и Данте так думает. Я работаю здесь почти четыре года и за это время видела, сколько женщин бились, чтобы вызвать у него улыбку. На него ничего не действовало. Мистер Бизнес до носков ботинок! А вы сразили его с первого выстрела! Готовьтесь, сегодня все будет крутиться вокруг этого события. Ой, телефон надрывается. Позвоните, Лейла, если вам что-нибудь понадобится.

Ей и вправду многое понадобится. Вчера вечером Данте выставил свои условия. Сегодня ее очередь. Пусть не думает, что она из тех женщин, что служат половичком для мужчины.

— Разве мы назначили встречу? — удивился он, когда она несколько минут спустя без звонка вошла в его кабинет.

— Нет, Данте. Я не предполагала, что для того, чтобы увидеть своего жениха, я должна записываться на прием. Больше того, никогда бы не подумала, что он объявит о нашей помолвке всему офису, не поговорив сначала со мной.

— Мне и в голову не приходило, что ты хочешь сохранить это в секрете.

— Пусть хоть весь мир узнает, что мы собираемся пожениться, — парировала она. — Но мне не нравится способ, каким ты объявил об этом.

— Правда? — Он постучал концом ручки по столу. — А из-за чего, собственно, ты устраиваешь шум? Объявление краткое, но ни одной буквой не оскорбляющее тебя!

— Зато показывающее потерю чуткости у автора.

— А ты хотела, чтобы я нанял самолет и он вывел бы на небе объявление для целого города? —презрительно бросил Данте. — Прости, Лейла, но наша так называемая страстная любовная связь —вовсе не новость для первой полосы в газете. Как, впрочем, и не новость для большинства сотрудников. Но поскольку я президент этой компании, то элементарная вежливость требует информировать коллег. И этот способ я выбрал как наиболее эффективный.

— Но не наиболее романтичный.

— Какая романтика в браке, основанном на деньгах и безрассудстве? — Он пожал плечами. —Вот они, факты, Лейла. Ты бы никогда не обратилась ко мне за помощью, если бы могла получить ее в другом месте. Пока я не загнал тебя в угол, у тебя не хватило порядочности даже сказать мне, что ты беременна. Самое печальное, что я услышал об этом от сотрудницы. Идем дальше. Я узнал, что у тебя был другой, и узнал тоже не от тебя. Большинство мужчин восприняли бы это как очень плохой знак для будущей жены.

— Но если так, почему ты настаиваешь на браке? Зачем сажать себе на шею женщину, которая постоянно вызывает у тебя подозрения?

— Ты сама знаешь ответ, дорогуша. Я защищаю свои инвестиции.

— Для этого тебе не обязательно жениться. Я подпишу любой контракт, какой ты предложишь. И выплачу свой долг до последнего цента. И с процентами.

— Я, женщина, говорю не о долларах или центах! — рявкнул он. — Я говорю о моих детях. Ты гражданка Сингапура, ты живешь здесь с иностранным паспортом. В Канаде тебя удерживает только семидесятилетняя мать и долги, которые висят на ней. Ты и правда думаешь, что я такой тупой? Не понимаю, что произойдет, когда долги будут выплачены? Ты можешь уехать хоть завтра, даже не дождавшись родов. И у меня, черт подери, не будет никаких способов остановить тебя.

— Я бы никогда этого не сделала. — У Лейлы перехватило дыхание. — Не говоря уже о том, что мой дом здесь, в этой стране, и наши дети — одна из главных причин, почему я с самого начала согласилась выйти за тебя замуж.

— Зато другие твои причины, Лейла, меня очень беспокоят. Я не позволю, чтобы они стали важнее наших детей.

Лейла сжала губы. Ей оставалось только молиться, чтобы ее любовь исцелила его.

— Ну что, ты согласна, Лейла?

— Согласна.

— Прекрасно, — кивнул он и протянул ей лист бумаги. — В таком случае, может быть, ты хочешь посмотреть на список дел, требующих внимания? Добавляй все, что считаешь нужным. Я оставил детали для тебя и твоей матери. Но если хочешь, можешь подключить и мою семью. Я знаю, они с большим удовольствием помогут. Я указал там нашу местную церковь на случай, если ты не знаешь, какие церкви есть у тебя по соседству.

— Ты удивляешь меня, — сказала она, изучив список. — Учитывая обстоятельства, я думала, ты предпочтешь гражданскую церемонию.

— Считай, что это уступка твоим утонченным чувствам, — сухо заметил он. — Разве большинство невест не мечтают о традиционных нарядах в день свадьбы?

— Я не большинство невест, Данте. Я не планирую вплыть в церковь с затуманенными от счастья глазами в облаке тюля и белого атласа. Это было бы нелепо для невесты на третьем месяце беременности.

— Как хочешь. — Он опять пожал плечами, вытащил из верхнего ящика стола бархатный мешочек, вынул бриллиантовое кольцо и подвинул его по столу к ней. — Еще я хочу, чтобы ты носила кольцо. По крайней мере, на людях. Это добавляет солидности нашему соглашению. Не говоря уже о тех романтических моментах, которые ты вроде бы считаешь важными.

Она не сделала попытки поймать кольцо. Оно прокатилось по столу и с мягким звуком упало на ковер. Этот маленький вызов снова зажег воинственный огонь в глазах Данте.

— Подними проклятое кольцо и надень на палец! Оно не запачкает твою изящную ручку. Два с половиной карата в платине и золоте — это не какая-нибудь дешевка из стекла и меди.

— Могло бы быть из стекла и меди, — давясь слезами, пробормотала она. — Все в наших отношениях подделка.

— Не все, Лейла. — Он встал, обошел стол и поднял кольцо. Надел ей на палец. На головокружительное мгновение ей показалось, что выражение его лица смягчилось. Он ласково положил руку ей на живот, и у Лейлы заныло сердце при воспоминании об их нежных объятиях. — Дети, которых ты носишь, не подделка, — сказал он. —И, что еще важнее, они мои дети. И я не позволю тебе забыть об этом. Пусть кольцо служит напоминанием.

— Есть что-то еще? — спросила Лейла, опасаясь, что не сможет больше сдерживать слезы.

— Еще пара моментов. Я объяснил матери твою историю с Флетчером и заверил, что написанное в газетах — заблуждение. Я сказал, почему мы ускорили свадьбу.

— Она знает, что я беременна? — Лейла инстинктивно, словно хотела скрыть очевидное, положила руку на живот, где секундой раньше лежала его рука.

— Моя мать не глупа. Хотя она и клюнула на твою невинную внешность, когда первый раз увидела тебя. У нее шестеро своих детей. Она и сама бы все сумела рассчитать. Но я не собирался оскорблять свою семью умалчиванием, как это сделала ты.

— Может быть, ты из честности рассказал им про то, что представляет собой наш брак?

— Нет. — Он прервал ее резким движением руки. — Это не их дело. И вообще, это никого не касается. Для всего остального мира мы близки, как раньше. И от тебя требуется не делать ничего, что дало бы основание думать по-другому.

— Понимаю. Что-нибудь еще?

— Да. Я забронировал отдельный зал в отеле «Уотерфронт». Спокойный семейный обед, чтобы отпраздновать свадьбу. Если хочешь, предупреди свою мать и Клео. И еще нам надо найти место, где мы будем жить. Я нанял агента, который на следующей неделе покажет тебе несколько домов.

— Ты не хочешь остаться в своем пентхаусе?

— Он маловат. Там только одна спальня.

Раньше одной спальни было вполне достаточно, пронеслась в голове унылая мысль. И постель казалась слишком широкой для двоих. Он мог любить свою Лейлу на узкой полоске песка, залитой лунным светом, в согретых солнцем бирюзовых водах Карибского моря…

— Я бы предпочел что-нибудь в районах, где поменьше пробок, — продолжал он, не обращая внимания на ее печальный вид. — Кроме того, мне хотелось бы жить поближе к аэропорту, поскольку я много разъезжаю.

— Ты не хочешь участвовать в выборе нового дома?

— У меня нет времени. Составь краткий список мест, которые тебе понравятся. Я потом посмотрю их. Цена не препятствие. На рынке сейчас много комфортабельных домов. Да, и еще одно. Следующие две недели у меня очень загружены. Но потом я смогу взять пару дней. Поэтому предлагаю назначить свадьбу на субботу, двадцать девятое.

— Что-нибудь еще? — слабым голосом спросила она. Он рассчитал все, кроме самого важного: любовных отношений в их союзе.

— Пока все. Хотя со временем что-нибудь всплывет. Вечером увидимся.

Но произошло еще одно событие. В зале заседаний сотрудницы офиса организовали маленький праздник в честь их помолвки. Ничего особенного: несколько воздушных шаров, ленты и шампанское, любезно предоставленное Гэвином.

Лейла ни о чем не догадывалась. Она вошла в зал заседаний на якобы срочное совещание. И попала на небольшой банкет, где ее ждали. Там был даже понимающе улыбавшийся Карл Нью-бери.

Вскоре появился Данте. Если он и испытал такое же, как она, смятение, оказавшись главным героем романтического фарса, то скрывал его гораздо лучше. Он обнял ее за талию и сиял, принимая добрые пожелания. Когда Гэвин предложил первый тост, Данте радостно, с жаром поцеловал ее в губы.

Он смотрел на нее пустыми глазами, а губы его были твердыми как камень. Но она одна это знала.

— Когда счастливый день? — спросил кто-то.

— Немного раньше, чем мы первоначально планировали. — Данте гордо погладил Лейлу по животу. — Лейла беременна, и мы оба в восторге. Правда, любимая?

— Правда, — словно эхо, тихо произнесла она, чуть не умирая от неловкости.

Лейла испытывала жгучий стыд, играя роль перед персоналом компании. Но настоящей пыткой стало для нее обманывать семью Данте. Ведь и сестры его, и мать так восхищались ею, с такой любовью приняли ее.

И вечером того же дня, во время встречи с его семейством, она не заметила ни единого взгляда или намека, не одобряющего ее состояние. Ее выбрал Данте. Этого достаточно. Они приветствовали ее появление в своей семье без всяких оговорок. И все же Лейле казалось, что она завязла в зыбучих песках лжи.

— Как тебе помочь? — спрашивали сестры. —Чем вам помочь, миссис Коннорс-Ли? Конечно, это привилегия матери невесты — быть в такие дни с дочерью. Но времени до свадьбы осталось так мало. И если мы нужны вам, то с великим удовольствием примем участие в подготовке.

— И мы с радостью принимаем ваше предложение, — поддержала их Мэв. — Правда, Лейла?

— О, конечно! Вы все мне нужны, — объявила Лейла за большим столом. Взгляд ее задержался на Данте.

— Это правда, — сказал он. — Беременность отнимает у Лейлы много энергии. И я не хочу, чтобы она вымоталась, готовясь к свадьбе.

— Ирэн, — обратилась Мэв к миссис Росси, — я преклоняюсь перед вашим опытом, ведь вы уже устроили пять свадеб. Что вы предложите?

К тому времени, когда подали десерт, идеи рождались с типичной для всех Росси целенаправленностью. Матери, сблизив головы, обдумывали список гостей. Стефания и Кристина препирались, где лучше устроить прием. Энни обещала позаботиться о цветах. Муж Джулии, Бен, вызвался вести невесту к алтарю.

«Остановитесь! —беззвучно кричала Лейла. —Какая разница, где будет банкет? Кому важно, какие цветы я выберу и сколько слоев крема на торте? Дело не в свадьбе. Дело в браке, который последует за ней, и в опасности быть лишенной всего, кроме недоверия и обид».

Но никто не слышал ее. Тошнота, будто в знак протеста, грозила подняться к горлу. Стремясь подавить ее, Лейла сделала несколько глотков воды со льдом.

— Тебе что-то не нравится в нашем участии? —сочувственно тронув руку Лейлы, пробормотала Эллен, самая спокойная из сестер Данте.

— Нет, что ты! Я искренне благодарна всем вам.

— Ты уже подумала о том, что наденешь? При нынешних отношениях с Данте самым подходящим было бы черное платье. Но сказать об этом его сестре значило бы нарушить их контракт.

— У меня так быстро увеличивается талия, что это должно быть что-то свободное и совершенно простое.

— Я с удовольствием пойду с тобой за покупками.

— Замечательно, — согласилась Лейла. — Если ты не возражаешь, давай сделаем это в субботу. Я еще не уволилась.

— Ты что, думаешь, я позволю тебе работать до самого дня свадьбы? — с заботливостью жениха спросил Данте. — Любимая, соискатели на твое место уже выстроились в очередь. А пока что справимся без тебя. Я не хочу, чтобы ты перенапрягалась.

«Ты хочешь видеть меня как можно реже», —огорченно подумала она.

Лейла и не догадывалась, что ее несчастный вид всем заметен. Несколько дней спустя, когда они с Эллен ходили по магазинам, во время ланча сестра Данте преподнесла ей сюрприз:

— Знаешь, Лейла, мой брат временами бывает невыносим. По-моему, из-за того, что уже в шестнадцать лет он взял на себя все мужские заботы в доме. И еще потому, что добился успеха в бизнесе.

Они сидели за укромным угловым столиком. С утра шел сильный ливень, более свойственный февралю, чем апрелю. Теперь небо сияло синевой, но от моря веяло холодом.

— Данте всегда хотел большего, чем просто быть впереди, — продолжала Эллен, с аппетитом доедая салат из шпината с клубникой. — Он хотел быть лучшим. Он не только считался первым среди учеников, но еще и ростом опережал своих одноклассников. Он и в спорте всегда занимал первые места, даже соревнуясь с ребятами на один-два класса старше его. Он должен был бежать быстрее всех, посылать мяч дальше всех, играть в футбол лучше всех. Полки в его комнате ломились от кубков, медалей и других наград.

— Эллен, почему ты говоришь мне об этом?

— Потому что я смотрела на тебя и на него и не могла удержаться от мысли, что он и тебя считает очередной наградой, которую решил выиграть.

— Ты хочешь сказать, что наш брак — ошибка?

— Вовсе нет! Ты именно та женщина, какая ему нужна. Но пусть тебя не обескураживает, если у него появятся приоритеты, отличные от твоих. Он тебя любит, Лейла, поверь. Ведь я очень хорошо его знаю. Наверно, даже лучше его самого.

— И чувствуешь изъяны в наших отношениях. Что ж, ты права. — Лейла моргнула и уставилась на грузовые суда в бухте.

— Значит, проблемы есть. — Эллен отодвинула тарелку. — Поможет, если поговорим?

— Нет. — Лейла судорожно втянула воздух. Данте никогда не простит, если она признается кому-нибудь из его семьи. — Спасибо, Эллен, но я не могу.

— В таком случае не буду давить на тебя. Но позволь все же сказать. По-моему, ему неловко и стыдно из-за того, что ты забеременела раньше, чем вы поженились.

От такого прямого заявления Лейла окаменела и затаила дыхание.

— Он проклинает себя. — Эллен сжала Лейле руку. — Напортачить разрешается любому, но только не Данте. Когда он обнаружил, что ты ждешь ребенка, то понял, что есть вещи, которые он не может контролировать. Он нарушил собственные правила и не может простить себе.

— Но он вовсе не испытывает неловкости. —Лейла вспомнила, как Данте чуть ли не хвалился перед коллегами ее состоянием.

— Испытывает, хотя и не показывает виду. Но он преодолеет свое смятение. Если ты любишь его и хочешь построить с ним жизнь, тебе надо набраться терпения… Вот увидишь, все будет в порядке.

— Надеюсь, ты права. — Лейла и не пыталась скрыть навернувшихся слез.

— Да, я права, — твердо произнесла Эллен и погладила ее по руке. — А пока не позволяй ему выплескивать на тебя свое плохое настроение. За это он будет тебя уважать.

— Мужчина, которого я встретила на острове Пойнсиана, наверно, уважал бы, — сказала Лейла. — Но теперь я не могу его найти.

— Рискни показать ему, что ты его любишь. И увидишь, что он не потерялся, а только спрятался. А теперь ешь. Нам еще надо купить свадебное платье. Из тех, что ты видела сегодня, какое тебя понравилось?

* * *

Все последующие дни Данте был занят с утра до вечера.

Во вторник перед самой свадьбой Лейла наконец поймала его возле кабинета во время перерыва на ланч.

— Данте, — сказала она, — нам надо принять решение, где мы будем жить. Я нашла дом и хотела бы, чтобы ты посмотрел его.

— Дорогая, сейчас не время. — Он явно сделал упор на «дорогая», потому что Мег Прислушивалась к каждому слову.

— Милый, — Лейла намеренно воспользовалась ласковым обращением, — через четыре дня мы собираемся пожениться. Когда наступит «то время»?

— Вот видите, Мег, я уже под каблуком, а мы еще не ходили к алтарю. — Он вздохнул. — И что же прикажете делать?

— Естественно, идти и смотреть дом. Лейла права. Надо же вам где-то жить.

— Ладно, ладно. — Он согрел Лейлу улыбкой, которая не могла бы растопить лед. — Поедем покупать его. Мег, когда у меня последняя встреча?

— В четыре тридцать.

— Перенесите ее на завтра. — Он повернулся к Лейле и поднял руки, будто сдаваясь. — Удовлетворена?

— Да. Я договорюсь с риелтором.

— Оставь Мег адрес этого дома, я встречусь с тобой там. — Он наклонился и поцеловал ее. Просто прикоснулся к губам. — А сейчас я должен идти. Постарайся отдохнуть.

— Вам так повезло, — вздохнула Мег, когда дверь кабинета закрылась за ним. — Правда, Лейла! Я никогда не видела, чтобы мужчина был так опьянен женщиной, как Данте — вами.

«Одна видимость, — могла бы сказать Лейла. —Он готов улететь на луну, лишь бы не оставаться со мной наедине».

Через четыре дня они будут мужем и женой. Пора узнать, что ее ждет.

Глава ДЕВЯТАЯ

Данте прибыл в четыре с минутами. Из столовой Лейла услышала, как подъехала машина. Потом донеслись шаги по ступеням парадного подъезда. У нее екнуло сердце. Убежденность, которая прежде подстегивала ее отвагу, испарилась. Какая нелепость! Почему она решила, что с помощью женских уловок достигнет желаемого, если ей не удалось сделать этого с помощью разума?

Но сейчас уже поздно идти на попятный.

— Кто-нибудь есть в доме? — Данте уже вошел в холл.

— Сюда, Данте! — Лучше бы она выбрала не такой откровенно соблазнительный наряд. Вырез у ее нового летнего платья для будущих матерей слишком открыт, а подол слишком короток. —Первая дверь справа.

— А где торговый агент? — Он вошел, остановился на пороге и подозрительно огляделся. —Перед домом я не видел ни одной машины.

Естественно. Когда риелтор предложил вместе посмотреть дом, Лейла отказалась. «Мы бы хотели сами не спеша все изучить. Не беспокоясь, что задерживаем вас. Если решим, что дом подходит, то позвоним вам».

Тогда ей казалось, что это блестящая идея: заманить Данте и остаться с ним наедине…

— К сожалению, риелтор не смог приехать. Поэтому я взяла у него ключи и добралась сюда на такси.

— Какого черта, Лейла, почему ты не позвонила? — Данте отпрянул назад, будто увидел посреди комнаты труп. — Почему не отменила встречу, чтобы не тратить попусту мое время? Ведь без агента мы не сможем заключить сделку!

Призвав на помощь всю свою отвагу, она взяла его за руку и чуть ли не втянула в комнату.

— Данте, не устраивай шум из-за пустяков. Лучше погляди, какой отсюда вид.

Он нехотя подчинился. Лейла провела его к высоким окнам, смотревшим на северо-запад через залив на горы.

— Очень мило, — бросил он. — Но какой смысл восхищаться домом с чужой мебелью? Если нынешние жильцы не готовы переехать отсюда сегодня же, мы не сможем до свадьбы купить этот дом.

— Сможем, если захотим. — Лейла положила руку на согнутый локоть и крепко прижалась голым плечом к его руке. Ей так хотелось физической близости с ним! — Владельцы дома уехали в Австралию, оставив здесь мебель. Она включена в цену. Мы можем переехать сюда хоть завтра Позволь мне показать тебе другие комнаты.

Данте поспешно освободился от ее руки и прошел через буфетную в кухню. — Тебе здесь нравится?

«С тобой мне понравится жить и в коробке» — хотелось крикнуть ей. Но нет, он был по-прежнему насторожен. Невидимая непроницаемая стена окружает его.

— Да, мне кажется, это такой дом, какой нам нужен — спокойно ответила она.

— Хорошо — Он безразлично пожал плечами. В последнее время это стало чуть ли не привычкой — Тогда мы купим его.

Это было так на него непохоже — сделать крупное вложение капитала почти не глядя!

—Ты не хочешь все осмотреть, прежде чем мы примем решение? — в смятении спросила она.

Зачем? Ведь это ты будешь проводить здесь почти все время. А если тебе нравится, то и для меня сойдет. Мне нравится вид из окон и расположение комнат. Но я ничего не смыслю в сантехнике, электропроводке и во всем прочем. Что если начнет протекать крыша или не будет действовать отопление?

С плохо скрытым нетерпением Данте демонстративно взглянул на часы.

— Черт возьми, столько времени пропадает! Ну хорошо, давай начнем с сада.

Старое величественное здание расположилось в саду, полном ароматов сирени и лилий. Ломонос оплетал беседку бледно-алыми цветами. Ивы грациозно склонились над маленьким прудом, отражаясь в нем. В другом конце пруда виднелись водяные ирисы. Густой кустарник и высокие кирпичные стены скрывали сад и дом от прохожих.

Осмотрев дом и участок, Данте одобрительно кивнул.

— Дом переживет нас, тут нет вопроса. Но меня удивляет, что ты выбрала такое старье. Я думал, ты хочешь что-нибудь более современное.

— Я осмотрела много новых домов, — объяснила Лейла. — Но в них нет такого очарования. И потом они слишком тесно стоят друг к другу и не такие просторные.

— А что наверху, спальни? —Да.

— Пойдем посмотрим.

Вот он, момент истины. У Лейлы выступил пот на лбу и задрожал голос.

— Да… Хорошо.

— Тебя опять тошнит? — спросил он.

— Немножко, — солгала Лейла. Она заспешила в дом, пока отвага не покинула ее. — Наверное, от солнца. В саду жарко.

Сначала она показала ему спальню для гостей, просторную и полную воздуха. Потом повела к двум комнатам, окна которых смотрели на залив.

Дом явно произвел на Данте впечатление.

В дальнем конце холла, словно мираж, вырисовывались двойные двери хозяйской спальни, которые вдруг показались ей воротами ада. Лейла поспешила распахнуть двери, пока мужество не покинуло ее.

— Главная спальня.

С непроницаемым лицом Данте остановился на пороге.

Именно эту сцену так тщательно готовила Лейла. На ночном столике — шампанское в ведерке со льдом и розы в хрустальной вазе. Легкие белые шторы на открытом окне чуть колыхались от вечернего ветерка. Чувственное движение, как у женщины, сбрасывающей одежду перед любовником.

Залитая предвечерним солнцем мебель красного дерева. Четыре витых столбика полога, скрывающего кровать. Подушки, набитые гусиным пухом и покрытые хлопчатобумажными наволочками, высятся в изголовье.

— А это еще что? — тихо проговорил Данте. Комок ужаса застыл у нее в горле. Здесь она собиралась соблазнить его, оживить чудо, которое они оба пережили на Пойнсиане. Но словно кролик, попавший в лучи мчащейся машины, она застыла на месте. Лейла забыла, что надо делать. Растянуться среди подушек, приняв томный вид? Соблазнить его, похотливо сбрасывая одежду? Предложить себя голую во всем блеске тринадцати недель беременности? Надеяться, что его не отпугнет вид расползшейся талии и воспаленных грудей?

От неловкости у нее вспыхнуло лицо. Даже если бы от этого зависела ее жизнь, она бы не смогла. С чего вдруг она поверила, что сможет?

— Лейла!

Рискни показать, что любишь его, сказала ей Эллен. И Лейла по-дурацки взялась выполнять этот совет, поверив, что ей нечего терять.

Впрочем, она зашла слишком далеко, чтобы сейчас отступить. Лейла подошла к нему и обняла за шею.

— Это для нас, Данте. Наша комната.

И скорее почувствовала, чем услышала, как у него перехватило дыхание. Но — от удивления.

— Послушай, — он схватил ее за плечи и держал на расстоянии вытянутых рук, — не знаю, чего ты добиваешься. Но какой смысл притворяться, будто мы обычные жених и невеста и убеждены, что брак — это огромная розовая клумба?

— А что такое брак? — пробормотала она, подавшись вперед и прижав губы к его шее. — С каждым днем растущая отчужденность? Данте, как мы дошли до такого? Как мы ухитрились убить любовь, которая соединила нас?

Он сглотнул.

— Мы заключили сделку, которая не имеет ничего общего с любовью. Ее назначение — целесообразность.

Лейла целовала его лицо.

— А разве нельзя, Данте, соединить любовь и целесообразность?

— Я сделал правилом никогда не вступать в личные отношения с деловым партнером, — проскрипел он, словно перемалывал гравий.

«Рискни показать ему…»

— Слишком поздно, Данте, — прошептала она. —Мы вступили в личные отношения, едва познакомившись.

Руки, державшие ее плечи, ослабили хватку, соскользнули вниз и обхватили талию.

— Господи, — хрипло пробормотал он. Слово не добавило отваги. Но просителю не стоит быть слишком разборчивым. А она бесстыдно просила.

— Я застелила постель бельем из подарка невесте, который сделали мне твои сестры, — шептала она, прижимаясь к нему.

— Перестань! — бросил он. Но плоть выдала его. И пот выступил на лбу не из-за того, что в комнате жарко.

Она нагнула к себе его голову.

— Сколько времени, Данте, прошло с тех пор, как ты по-настоящему целовал меня?

— Ради бога, Лейла, ты перестанешь наконец? —Отодвинув ее от себя, он расслабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. И одновременно отошел подальше от постели.

Но Лейла не могла остановиться. Не могла подавить желания, которое он возбудил в ней. Она буквально сгорала от страсти. Все в ней ныло, болело. Он мог бы утверждать до самого Судного дня, что не испытывает такого же желания, но Лейла видела доказательство.

— Что за бес вселился в тебя, Лейла?

Она снова подошла к нему и прижалась в бесстыдном, нескрываемом приглашении. Все тело горело от жажды его прикосновения, от смутного воспоминания о блаженстве, которое он когда-то дарил. Лейла спустила с плеча бретельку платья, взяла его руку и провела ею по коже.

— Данте! — молила она.

Но он все еще не сдавался.

Паника и страсть соединились, и она чуть не задохнулась. Найдя губами его губы, она не позволила ему уйти.

Сначала он продолжал сопротивляться. И когда она уже была готова признать поражение, произошло чудо: искра вопреки недоверию и отчуждению снова разожгла пламя.

Прижав ее к себе, он целовал ее. Целовал так, как не целовал много дней. Пламя — яркое, обжигающее — могло или вызвать боль, или исцелить. Понимая, что он разрушает все защитные барьеры, которые так мучительно строил, Данте боролся, стараясь сохранить их.

— Не делай этого, Лейла, — прохрипел он, отворачиваясь и пряча рот. — Свадьба в субботу. Я буду на ней, как и обусловлено нашим соглашением. Тебе не обязательно вести себя как проститутка, чтобы женить меня на себе.

— Данте, как ты мог подумать такое? — От потрясения у нее закружилась голова.

Он жестом показал на розы, шампанское, брачную постель. А она-то надеялась, что обстановка позволит им помириться и начать все снова.

— А как же еще? Может, ты скажешь, будто все это тоже оставлено прежними владельцами?

— Нет, — прошептала она, подавляя рыдания. —Все подготовила я. Для нас, Данте. Я думала, если мы будем здесь любить друг друга, если я покажу тебе, как ты мне нужен, как я скучаю по тебе, то мы снова обретем друг друга.

Хлопнула дверца машины. Звук разнесся по всему дому.

— Лейла, мы оба знаем ответ. — Он пожал плечами, поправляя пиджак, и прошел к окну комнаты для гостей, выходившему на парадный подъезд. — Я отец двойняшек, которых ты носишь. Тебе нужны деньги. Я хочу заплатить долги твоей матери, а тебе предлагаю респектабельное положение. Ты становишься миссис Данте Росси. И кроме того, я буду нести ответственность за своих детей.

— И что, Данте, ты надеешься получить от такого соглашения?

— С общественной и профессиональной точки зрения статус женатого человека. Тебя же прошу об одном: поддерживать имидж, который требуется по отведенной тебе роли. Короче говоря, мы пришли к деловому соглашению, при котором оба становимся победителями. По-моему, в старые времена это называлось удобным браком.

— Брак — это близость. — Лейла шла за ним и держалась за его рукав. — Это значит спать ночью в объятиях любимого и думать, что владеешь целым миром. Потому что и душе и телу невыносимо быть раздельнос любимым. Я узнала об этом на Пойнсиане и, сколько бы ни старалась, не могу забыть. По-моему, Данте, ты тоже не можешь. Или я ошибаюсь?

— С тех пор столько произошло…

— Так много, что мы не можем восстановить то, что когда-то имели?

— Послушай, — тыльной стороной ладони он вытер пот со лба, — если ты хочешь спросить, хочу ли я тебя, ответ будет — да. Я не могу сосредоточиться в офисе ни на одном проклятом деле, так я хочу тебя. Я устал принимать холодный душ и работать до изнеможения ради того лишь, чтобы меня не мучили сны о том, как мы предаемся с тобой любви.

Он вдруг резко отвернулся, будто его искушали все дьяволы ада, и притянул ее к себе.

— Машина, которую мы слышали минуту назад, принадлежит риелтору. Видимо, он все-таки надеется заключить с нами сделку. Если бы я думал, что секс может исправить случившееся между нами, я бы оставил его отбивать чечетку на ступенях. Я бы взял тебя прямо здесь и сейчас и не отпускал до тех пор, пока бы ты не запросила пощады.

— Данте!

— Но, Лейла, разве это что-нибудь исправит? Ты предлагаешь мне свое соблазнительное тело. Но ведь это не изменит факта, что ты никогда понастоящему не позволяла мне заглянуть в твою душу.

— Сколько еще ты собираешься казнить меня за то, что я ввела тебя в заблуждение? — заплакала она, убитая его реакцией. — Неужели я никогда не смогу восстановить твоего доверия?

— Ввела в заблуждение? Черт возьми, Лейла, ты намеренно утаивала от меня правду. И не один раз. Но костью в горле у меня стоит другое. Каждый раз у тебя была куча возможностей, еще до того как я вывел тебя на чистую воду, сказать все самой. Но ты предпочитала молчать. Как я могу доверять тебе? С моей точки зрения, проблема в том, что именно ты никогда не доверяла мне.

— Как ты можешь говорить такое? Я же в субботу выхожу за тебя замуж.

— Да, я всегда верил, что за деньги можно купить все. И ты доказываешь, что так оно и есть.

От боли и разочарования Лейла буквально онемела.

— Видимо, мы наконец достигли согласия. —Данте неправильно истолковал ее молчание. Он поправил галстук и застегнул пиджак. — Поэтому я предлагаю спуститься вниз и заключить сделку с маклером.

— Привет, привет! — риелтор приветствовал их с профессиональным дружелюбием. — Я заскочил по пути домой. Подумал: а вдруг вы случайно еще здесь? Надеюсь, вам понравился этот райский уголок.

— Да, мы готовы приступить к делу. — Не теряя ни секунды, Данте начал переговоры. Это удавалось ему лучше всего.

«Неужели несколько минут назад он так целовал меня, что колени подгибались? — думала Лейла. — Будет ли он когда-нибудь снова так смотреть на меня?»

В пятницу после восьми вечера зазвонил дверной колокольчик. Лейла решила, что Мэв и Клео, как всегда, забыли ключ, уйдя на вечернюю прогулку, и поспешила открыть.

Но это был Энтони. Они часто разговаривали по телефону, и Лейла пригласила его на свадьбу. Несколько недель она не видела его и тотчас заметила перемены. Это был прежний Энтони, загорелый и здоровый.

— Надеюсь, я не помешал? — Он прошел за ней в гостиную и положил на кофейный столик красиво упакованный сверток. — Это мой свадебный подарок.

— Спасибо! Ты мог бы принести его в церковь.

— Боюсь, я не смогу быть ни в церкви, ни на обеде. — Он сел рядом с ней на софу.

— Ох, Энтони, почему? У меня так мало друзей в городе. Я рассчитывала, что ты будешь.

— Завтра утром я вылетаю в Вену, чтобы встретиться с моей медсестрой. Ей дали недельный отпуск. Ну и потом, какое имеет значение, кто придет на твою свадьбу? Главное — рядом будет мужчина, которого ты любишь.

Лейла не ответила и отвела глаза. Энтони взял ее за подбородок и повернул к себе лицом.

— Лейла, у тебя все хорошо? —Да.

— Не очень уверенный ответ.

— Я, кажется, немного ошарашена. Мы жили словно в горячке. Организовать свадьбу за такой короткий срок… Только сегодня в полдень оформили покупку дома.

— Ты недовольна им?

— Дом очаровательный.

— Но что-то тебе не нравится?

Лейла открыла рот, чтобы возразить, но, к собственному ужасу, расплакалась.

— Боже милостивый! Что случилось? Скажи мне.

— Ничего. — Она закрыла лицо руками, чтобы подавить рыдания. Бесполезно. — Правда, ничего. Только взвинченные нервы и усталость.

Он гладил ее по спине, словно успокаивал ребенка. И когда она взяла себя в руки, снова заговорил:

— Знаешь, я никогда не забуду тот вечер, когда ты рассказала, что встретила Данте. Шел дождь, сверкали молнии, мне было скверно. Но ты будто принесла в комнату солнце, такая была счастливая. Лейла, куда ушло это сияние? Что случилось?

— На случай, если ты не знаешь, я беременна, —выпалила Лейла. Из всех проблем, мучающих ее, в этой она хотя бы могла признаться. — У меня двойня.

— Ого! Должно быть, тебе тяжело их носить. Но уверен, ты не жалеешь!

— Нет. Я всегда надеялась, что когда-нибудь у меня будут дети.

— А Данте? Он счастлив?

— Не знаю, что в эти дни происходит в голове Данте. — Лейла скривила губы. — Мы так заняты, планируя будущее, что у нас не остается времени на настоящее. Иногда мне кажется, что в субботу я выхожу замуж за незнакомого человека.

Энтони молчал. Вытащил из кармана чистый платок, протянул ей.

— Знаешь, Лейла, — наконец заговорил он, — в наши дни и в наш век не обязательно выходить замуж. Общество вполне признает матерей-одиночек. Так что не позволяй обстоятельствам давить на себя. Свадьба не обязательна, если ты не готова к ней.

— По правде говоря, Энтони, у меня нет другого выбора.

— У тебя всегда есть выбор. — Он задумчиво посмотрел на нее, прокашлялся: — Рискуя быть неделикатным, я могу спросить? Если вопрос в деньгах, я был бы счастлив…

Боже милостивый! Если Данте узнает об этом!

— Нет, Энтони! Спасибо большое, но нет! Что бы я ни говорила о Данте, а я безмерно его люблю и не могу принять от тебя помощь такого рода.

— Почему? Это же только деньги. И зачем они нужны, если ими нельзя помочь кому-то в трудном положении?

— Энтони, ты чудесный человек!

— Я твой друг. И то, что ты выходишь замуж за Данте, не меняет этого.

— Знаю. — Лейле удалось улыбнуться. — А теперь расскажи о себе. Послушай, как ты нашел свою медсестру?

— У меня есть знакомые в дипломатическом корпусе, они помогли выяснить, где она сейчас. Потом мы обменялись письмами. На прошлой неделе говорили по телефону.

Лейла порадовалась, что ей удалось переменить тему.

Уходя, Энтони все же сказал:

— Если ты почувствуешь, что тебе надо уехать и побыть одной или что-то в этом роде, то знай, у нас есть участок на острове Эрнандо недалеко от входа в бухту Дисолейшн-Саунд. Родители часто ездят туда на уикенды. Но там есть домик для гостей у самой воды, отдельно от главного здания. Он пустует. Чтобы попасть в него, надо просто взять ключ у сторожа.

Встав на цыпочки, Лейла поцеловала его в щеку.

— Пожалуйста, не беспокойся за меня, Энтони. Я бы не стала выходить замуж за Данте, если бы по-настоящему не любила его и не верила, что могу сделать его счастливым. Но спасибо тебе за заботу.

— Может быть, Лейла, тебе стоит подумать, сумеет ли он сделать тебя счастливой. Ведь ты сама совершенно справедливо недавно объясняла мне: чтобы брак был счастливым, оба должны стараться.

Лейла тупо смотрела в темный потолок над кроватью. Клео и Мэв спали. Внизу часы на камине пробили одиннадцать. Через час начнется день ее свадьбы. Через двенадцать часов она станет миссис Данте Росси.

Взгляд скользнул к двери. Там на крючке висело ее свадебное платье. Шелковый креп светлее, чем глаза Данте, свободного покроя. На туалетном столе — шляпа и перчатки. Отделанная тканью коробка со светлыми замшевыми туфлями стоит на полу.

— Аквамарин — это твой цвет, Лейла, — сказала Эллен в тот день, когда они купили платье. —Данте не сможет оторвать от тебя глаз.

Все не так, подумала Лейла, сбрасывая одеяло. Надо встать и открыть окно. Даже если она наденет мешок, он не заметит.

Легкий ветерок пробежал по телу, лаская грудь и живот. Еще одно призрачное воспоминание о тех временах, когда Данте находил ее тело чарующим.

Что может вернуть его? Обручальное кольцо? Подпись под свидетельством о браке? Она не может достучаться до его сердца. Так сможет ли она притворяться обожаемой женой на людях, тогда как на самом деле будет как ненужная мебель, задвинутая в угол?

Вопросы сыпались на нее градом. И на них не было ответов.

Что это за невеста, которая не знает: хватит ли у нее выносливости выдержать жизнь с мужем? Смешно надеяться, что брак может быть счастливым в атмосфере равнодушия и недоверия.

— Я не могу пройти через это, — шептала она в тишину ночи, и слезы катились по ее щекам. — Я не могу выйти замуж за Данте.

Глава ДЕСЯТАЯ

Лейла попрощалась с матерью и Клео и отправилась в дорогу, которая заняла девять часов. Она ехала на двух автобусах, плыла на двух паромах и наконец села на борт водного такси, на котором и одолела последний отрезок пути до острова Эрнандо.

Сумерки сгущались, переходя в ночь. Впереди вырастал холм, усеянный точками огней. Приглушенный гул мотора водного такси почти не нарушал тишину воздуха. Море было спокойное. Только в дельте началась рябь от прошедшего судна.

— Мы почти на месте, мисс. — Шкипер сбросил скорость и показал налево. — Видите свет в конце мыса Флетчеров неподалеку от порта?

Утро казалось таким далеким, будто в другой жизни. Лейла рано вышла из дому и еще до девяти добралась до квартиры Данте. Оттуда она направилась в банк, потом к ювелиру. Когда она наконец вернулась домой, мать и Клео от волнения суетливо топтались на крыльце.

— Лейла, дорогая! — воскликнула Мэв и заспешила ей навстречу. — Ради бога, где ты была? Мы уж и не знали, что думать!

— Я говорила тебе, Мэв, что предвижу неприятности, — заявила Клео. — Посмотри на ее лицо. А теперь посмей назвать меня дурой из-за того, что верю картам.

— Что случилось, Лейла? — Мать в тревоге прижимала руки к горлу. — Где ты была?

— Я ездила к Данте.

— Ты с ума сошла! Разве ты не знаешь, что это плохая примета? Жених перед свадьбой не должен видеть невесту.

— Свадьбы не будет. — Лейла пожалела, что не удалось подготовить мать к этой новости. — Я порвала отношения с Данте.

— Ну вот, я же предсказывала бурю, — произнесла Клео, идя за ними к дому.

— Свадьба будет! — Мэв так легко не сдавалась. — Сейчас двадцать минут одиннадцатого, через час ты должна быть в церкви. Забудь о страхах, такое бывает в последнюю минуту. Как только наденешь платье — успокоишься.

— Мама, ты не слышала меня? Я не собираюсь сегодня выходить замуж.

— Но, дорогая, ты должна! К церкви уже собираются гости.

— Боюсь, их ждет разочарование.

— Ты сошла с ума! — Мэв в ужасе всплеснула руками.

— Нет. Напротив. Я пришла в себя. — Странно спокойная, Лейла села за стол, намазала маслом холодный тост и начала есть. Первый раз за много недель она ела с аппетитом.

— Не могу представить себе, чтобы Данте позволил тебе так просто уйти.

— Он же не может связать меня по рукам и ногам и притащить к алтарю!

— Что произошло, почему все так внезапно изменилось? — Потрясенная Мэв рухнула в кресло. —Я думала, он для тебя любовь всей жизни. Как твой отец был для меня.

— Он был и, видимо, будет любовью всей моей жизни. Но я поняла, что одной любви не всегда достаточно, чтобы брак был счастливым.

— Нас с твоим отцом именно любовь пронесла над всеми мелями.

— Однако в тяжелую минуту она не спасла тебя. Мама, тебе никогда не приходило в голову, почему отец выбрал легкий путь и оставил тебя одну справляться с бедой?

— Ему было так стыдно! Он умер сломленным человеком.

— Мама, он был трусом.

— Лейла! Как ты можешь говорить такое?

— А Данте — хам, — невозмутимо продолжала Лейла.

— Ты сошла с ума! — чуть не плача, твердила мать.

— На мой взгляд, она поступает совершенно правильно, — возразила Клео.

— Чепуха! Лейла, дорогая, прошу тебя, подумай! Еще не поздно. Телефонный звонок — и все можно исправить.

— Нет, мама. Если я теперь не выстою, я никогда себе этого не прощу.

— Но как же дети? Боже мой, если ты не думаешь о себе, подумай хоть о них. Ты хочешь, чтобы они росли, не зная, кто их отец?

Лейла намазала маслом второй тост и только потом ответила:

— Но я не хочу, чтобы они росли в атмосфере обид и ссор. А я подвергну их этому, если поспешу с браком. Данте не готов быть мужем.

— Но он любит тебя, Лейла.

— Возможно, — печально согласилась Лейла. —Но в таком климате, как сейчас, любовь не выживет.

Лейла выбралась из водного такси на пристань. «Я сделала правильный выбор», — всю дорогу убеждала она себя. Фактически она сделала единственно возможный выбор. С того момента, как Лейла вышла из квартиры Данте, она молилась, чтобы он догнал и остановил ее.

Если бы он обнял ее, сказал, что хочет на ней жениться только потому, что любит ее, что она нужна ему, она бы поверила. Она бы поверила всему, даже тому, что он может ходить по воде.

Но Данте этого не сделал. Его глаза походили на арктическое озеро, скованное льдом. Темные, холодные, мертвые…

Лейла шла по-над водой по тропинке. Впереди виднелся большой бревенчатый дом. В окнах коттеджа, стоявшего возле дороги, сиял свет. Надо будет написать его матери, думала Лейла, хотя бы извиниться перед ней.

А его сестры… Их поддержка и дружеское отношение были так важны для нее. Простят ли они ей когда-нибудь обиду, нанесенную семье?

Лейла подошла к коттеджу. Появился мужчина лет пятидесяти. Она догадалась, что это Дейл, сторож.

— Вам надо было позвонить и предупредить меня, — нахмурился он, когда она объяснила, зачем приехала. — Я бы открыл окна и проветрил дом. Им не пользовались с прошлого лета. Позвольте я возьму ваш багаж и посмотрю, как вы устроитесь на ночь. Буфет и холодильник всегда набиты битком, так что голодать вы не будете. Но мне надо включить воду.

В другое время дом для гостей очаровал бы ее. С трех сторон большие террасы с видом на бухту, огромный камин, занимавший всю стену. Сосновые панели. Обтянутые вощеным ситцем диваны. Все дышало теплом и гостеприимством.

— Если вы ищете покоя и тишины, то приехали как раз куда надо, — сказал Дейл, принеся охапку дров. Он поджег щепки, уже уложенные в камине. — Я не стану вам мешать, но, если что-нибудь понадобится, не колеблясь, зовите меня. Мне за это платят. И пока не забыл: рядом со спальней — ванная. Я уже включил нагреватель, но вода нагреется через час или чуть больше.

Дейл ушел. И Лейла осталась одна. Одна с воспоминаниями о последней встрече с Данте, сознавая, какую глубокую рану нанесла себе своим поступком.

Она ушла от отца своих детей. И при этом он по-прежнему обладал силой вызывать бурю в ее сердце. И взглядом, и прикосновением.

— Не пытайся разыгрывать передо мной спектакль, — равнодушно бросил он, когда она сообщила о своем намерении. — Я не позволю тебе такое. Ты явишься в церквь как миленькая.

До ее прихода он бегал по берегу реки в парке. На нем были шорты и футболка. Он еще не побрился. Курчавились мокрые после душа волосы. Сейчас он мало походил на могущественного президента компании, если бы не резкий, властный голос и огонь в глазах.

— Боюсь, что не приду. — Лейла понимала: если она не устоит в эту минуту, то обречет себя на то, чтобы всю оставшуюся жизнь подчиняться его бесконечным ультиматумам.

Он уставился на нее. Длинные загорелые ноги широко расставлены. Такой вид, будто усилием воли он может, если захочет, остановить вращение Земли.

— Ты будешь в церкви, дорогуша. — Он язвительно засмеялся. — У тебя нет другого выбора, помнишь?

В первый раз она по-настоящему разозлилась на него.

— Я никому не продаюсь, даже тебе, Данте. —Лейла бросила обручальное кольцо на медный поднос и направилась к двери. Он отвернулся и смотрел в окно, чтобы не видеть, как она уходит.

Где он сейчас, что делает? Один, как она, меряет шагами гостиную, удивляясь, как они дошли до такого финала? Топит свою печаль в скотче и гневно осуждает ее за публичное унижение? Сам ли пошел в церковь, чтобы отправить гостей домой, или на кого-то переложил неприятное дело?

Разволновавшись, она вышла на террасу. На юго-востоке высоко поднялась полная луна. Вся бухта светилась, и на земле лежали тени. В конце пирса спокойно покачивался шлюп. Где-то за домом для гостей распевали серенады лягушки.

Почти больная от горя, Лейла смотрела на ночное свечение бухты. Как ей хотелось заново прожить последние три месяца! И на этот раз все сделать правильно.

Она нетерпеливо смахнула слезы. Данте прав, секс не дает решения. Трещина проходит гораздо глубже.

— Мне бы хотелось думать, что мы когда-нибудь наладим отношения, — сказала она ему. — Но я отказываюсь быть жертвой. Я не стану больше терпеть твои ультиматумы и шантаж. Ты должен прийти ко мне без всяких условий.

— И не надейся, — фыркнул он. — Скорей мир рухнет, чем я поползу за какой-нибудь женщиной.

Она посмотрела ему в глаза и, не моргнув, ответила:

— Но я не какая-нибудь женщина. Я мать твоих детей, и я люблю тебя. Со мной нельзя обращаться будто с гулящей девкой, которую ты подцепил в баре, и я не позволю тебе этого.

— Посмотрим, сколько продлится твой праведный гнев, когда кредиторы снова забарабанят в дверь.

Но она и с этим справилась. Продала сапфиры и другие украшения, которые дарил ей отец. А вместе с ними и фамильные драгоценности, подаренные матерью: кулон с большим кроваво-красным рубином, брошь с изумрудом и брильянтом, тяжелые золотые браслеты, изумительной работы нефритовое кольцо. Денег хватило на оплату долгов. И немного осталось на расходы, пока она снова начнет работать.

Мать, узнав об этом, заплакала.

— Это единственное, что тебе осталось от отца!

Но жить без фамильных драгоценностей все же не так больно, как без самоуважения.

Данте не верил, что она всерьез это сделает. Даже когда она бросила на стол обручальное кольцо, так, будто оно ленное, он не сомневался, что это всего лишь вызывающий жест. Она вернется. Уверенность длилась добрых пять минут. Потом закралось подозрение.

Даже сейчас, тринадцать часов спустя, до него еще полностью не дошло случившееся. Хотя никогда не забыть ему унижения, испытанного в церкви. Свадьба отменяется, говорил он, можно разъезжаться по домам. Из гордости он стоял перед алтарем до тех пор, пока не опустела последняя скамья. Хорошо хоть, что успел освободить мать и сестер от созерцания своего позора. Самого большого позора в своей жизни.

Но потом ему пришлось предстать перед семьей. В доме, где он вырос, собрались все.

— Данте, как это случилось? — рыдала мать. —Что произошло?

Все столпились вокруг него, окружили сочувствием, предлагали поддержку. Заверяли, что со временем все устроится. Объясняли, что беременные женщины часто бывают способны на не-предсказумые поступки.

Суетились все, кроме Эллен.

— Тупоголовый идиот, что ты наделал? — прошептала она, схватив его за плечо и бесцеремонно увлекая в коридор. — Как ты ухитрился упустить самое лучшее, что было у тебя в жизни?

— Замолчи! — возмутился он, ошеломленный тем, что самая миролюбивая из сестер с такой страстью набросилась на него.

— Нет, не замолчу. Ты уже давно рыл себе яму. Ты так вознесся от успеха в компании, что поверил подпевалам! Возомнил себя этаким мифическим героем! Господи, когда мой брат превратился в бесчувственного и наглого осла?

— Если женщина, которая носит моих детей, дала мне отставку, то кто из нас бесчувственный и наглый?

— Ты имеешь в виду так называемую свадьбу? —взорвалась Эллен. — Ну конечно, ты непогрешим, ты все всегда делаешь правильно! А где была твоя мораль, когда ты… когда ты повалил ее?

— Эллен, осторожней. Не проявляй своего низкого происхождения.

Она дала ему такую пощечину, что он отлетел назад. На щеке остались отпечатки пальцев.

— Ты не стоишь и мизинца Лейлы! Она правильно сделала, что бросила тебя. Чем выносить твое отношение к ней, уж лучше быть одной.

— А мои дети? — Данте с трудом сдерживал шок от этого предательства. Ведь до сих пор он верил, что семья всегда примет его сторону.

— Они, Данте, не останутся одни. У них будет высокой пробы золотая мать. Она позаботится о них. И у них будет по крайней мере одна тетя.

— На случай, если ты не поняла. Не я в последнюю минуту отменил свадьбу. Я был готов не только к свадьбе, но и, что ценнее, к браку.

— Твоя готовность не стоит и плевка! — фыркнула Эллен. — На случай, если ты не заметил, эта женщина любила тебя, хотя один Бог знает, за что. Она бы прошла ради тебя сквозь огонь.

— А вот и нет, Эллен. В решающий момент она исчезла со сцены.

— А тебе не приходило в голову задуматься: почему? Вместо того чтобы разыгрывать роль обиженной жертвы, ты бы лучше задался вопросом: чем ты спровоцировал ее на такой поступок?

— Я не способен постичь женскую логику.

— Ну, так начни брать уроки. — Из глаз Эллен брызнули слезы. — Ты мой брат, и я люблю тебя, — всхлипнула она. — Для меня ужасно видеть тебя обиженным. Но, черт возьми, ты это заслужил!

— Не плачь, — вздохнул он. — Как знать, быть может, мы с Лейлой еще сумеем наладить свою жизнь.

— Данте, ты поедешь к ней?

«Ни за что! — подумал он. — Это не я, а Лейла ушла. И она должна вернуться».

— Подумаю, — ответил он сестре.

«Если ты решишь, что стоит попытаться еще раз, — сказала Лейла, уходя, — то Энтони знает, как со мной связаться». Сказала, хотя и понимала, что, упоминая имя Энтони, она рискует навсегда стать для Данте чужой.

Но Энтони проявил себя хорошим другом. А это Лейла высоко ценила. Зачем же умалять его доброту в угоду необоснованной ревности Данте?

Первые несколько недель Лейла лихорадочно цеплялась за свою веру в Данте, надеясь, что он приедет к ней. Каждое утро она просыпалась с мыслью, что это произойдет сегодня. Но шел к концу май. Близился июнь. Надежда начала таять. Чистый, свежий воздух и спокойное окружение оказывали на нее магическое действие. И это была положительная сторона одиночества. Здоровье заметно улучшилось. Исчезла тошнота и вместе с ней — слабость, которая так мучила ее первые три месяца беременности.

Лейла часами гуляла по берегу, собирая ракушки. Читала книги из библиотеки дома для гостей. И снова стала получать удовольствие от еды.

Узнав, что она любит дары моря, Дейл регулярно снабжал ее разными деликатесами. То и дело Лейла находила на крыльце ведро с моллюсками и варила из них густую похлебку с овощами. Это служило ей обедом. Вечерами она устраивала себе праздник, ужиная устрицами или лососем.

Жена Дейла, Джун, научила ее вязать. И Лейла начала готовить разные мелочи для двойняшек. Вечером перед сном она любовалась закатом, а потом наслаждалась горячей ванной.

Постепенно тело восстановило былую жизненную силу. Волосы сверкали, кожа светилась. Она долго и крепко спала в большой кровати с высокими спинками и пологом и с мягким, удобным матрасом. Иногда видела во сне Данте. Просыпаясь, она не находила его рядом, и тогда начинало ныть сердце.

В такие дни ее решимость слабела. Она становилась страшно уязвимой, ее мучило искушение отказаться от обещания, которое она дала самой себе. «Поезжай к нему. Первой прояви душевную щедрость», — советовало сердце. Она выходила на террасу и смотрела, как нарождается новый день. Весь мир купался в солнечном свете, а в сердце были мрак и ненастье.

Однажды она дошла до того, что набрала его номер, но повесила трубку раньше, чем раздался гудок. Она знала: разговор ничего не решит.

На шестнадцатой неделе она почувствовала едва уловимые толчки своих детей. Но радость быстро поблекла, ведь она не могла поделиться своим изумлением с Данте.

Дважды она ездила на материк в клинику, рекомендованную ее доктором, на медицинский осмотр. Каждое воскресенье звонила матери. Клео просила передать, что показывают карты: она родит двух мальчиков на три недели раньше предполагаемого срока. Вернувшись из Вены, на остров прилетел Энтони и провел с ней целый день. Он познакомил Лейлу с ближайшими соседями — Лу и Клер Дрюммон. Пожилая пара каждое лето проводила в своем доме на острове.

Покой и одиночество тоже могут надоесть, и Лейле надоело собственное общество. Она стала принимать приглашения Клер на утренний кофе, на чай, на барбекю у моря и вскоре обнаружила, что снова может общаться с людьми. В то же время она не теряла надежды, что сумеет положить конец разлуке с Данте.

В середине июня Клер пригласила ее на коктейль. Это была ежегодная традиция Дрюммонов. Друзья из далекого прошлого, еще со студенческих дней в колледже, приезжали к ним на вечеринку со всех концов материка, чтобы отпраздновать начало лета.

Катера стали прибывать ранним утром. К полудню у пирса пришвартовался целый флот моторных судов. В бухте стояли на якоре несколько яхт. Когда около семи вечера Лейла появилась на лужайке за домом Дрюммонов, гости уже вовсю веселились.

— Проходите и знакомьтесь, — поспешила ей навстречу Клер и потянула в толпу гостей.

Имена пролетали мимо ушей. Слишком много, чтобы запомнить. Племянник Клер, Макс, всунул ей в руку высокий холодный бокал искрящегося грейпфрутового сока. Какая-то женщина спросила, когда она ждет малыша, и отпрянула, будто боясь заразиться, услышав, что младенцев будет двое. Из дома лилась музыка. Ее заглушали смех и оживленные разговоры в саду.

В какой-то момент с юга появился гидроплан и закружил над бухтой. Голоса утонули в реве мотора. Все повернулись в его сторону и смотрели, как он садится.

Закрыв от солнца глаза рукой, Лейла, как и все, повернула голову в сторону гидроплана. Из кабины вылез мужчина и спрыгнул на пирс. Гул удивления означал, что собравшиеся его не знают. А Лейла не верила своим глазам. Уверенный шаг, гордая посадка головы, стройные бедра… Данте!

Лейла не сознавала, что ее тянет к нему будто магнитом. Только почувствовав под рукой гладкое обветренное дерево перил, она сообразила, что перед ней лестница, ведущая на пристань.

Она смутно слышала плеск волн о сваи. Гости на лужайке Дрюммонов стихли.

Наконец он увидел ее и застыл как вкопанный. Просто стоял и смотрел на нее. Полотняная сумка, висевшая на плече, упала на доски пирса. Потом он вскинул голову и распрямил плечи.

И тут Лейлу сковало дурное предчувствие. Она ждала этого момента целую вечность. Она верила, что он принесет незамутненную радость. Теперь же она стояла на верху лестницы и чувствовала себя выставленной напоказ, беззащитной и неуверенной.

Ей хотелось убежать и спрятаться. Ветер от удалявшегося гидроплана играл ее платьем. Облепившая тело ткань подчеркивала изуродованную беременностью фигуру. Лейла нервно одергивала платье. От паники перехватило дыхание. Сердце стучало, будто паровой молот.

Наконец Данте поднял сумку и размашистым шагом двинулся к ней. И подошел так близко, что мог бы коснуться. Но не коснулся. Он просто навис над ней. Неодолимо привлекательный, невероятно сексуальный…

Взгляд Данте пробежал сверху донизу. Изучая ее лицо, шею, грудь. И остановился на выступавшем животе. Лейла поежилась.

— Почему ты здесь, Данте? — Лейлу ужаснуло, как холодно прозвучал ее голос.

Что-то болезненное мелькнуло в его лице. А может быть, ей просто показалось.

— Я приехал дать тебе свободу. — Голос окутывал ее, словно темный бархат, словно летняя ночь. — Есть тут уединенное место, где можно поговорить?

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Лейла холодно кивнула, повернулась и пошла назад по дорожке. А ему оставалось только идти следом, словно нашкодившему коту.

Данте не рассчитывал, что так получится. Он надеялся удивить ее, появившись в коттедже Флетчеров.

Данте много раз повторял то, что хотел ей сказать. Меньше всего он ожидал, что найдет ее среди толпы гостей на веселой вечеринке у соседей.

— Лейла, — закричал один из этих гостей, размахивая рукой, — веди своего друга сюда!

— Черт возьми, ни в коем случае, — опередил ее ответ Данте. — Я проделал этот путь не для того, чтобы трепаться с незнакомыми людьми.

Она кивнула и пошла к гостям извиниться за свой уход. Данте с неприязнью смотрел, как тепло Лейла улыбается чужим людям. Ведь его она встретила настороженно.

Данте понимал, что сам загнал себя в угол. Что он заслуживает любого наказания, какое она назначит. Но вопреки разуму хотел, чтобы она улыбалась ему, была с ним приветлива. Он хотел, чтобы она с нетерпением ждала, когда они останутся одни. Он явился к ней с повинной, а потом, если она позволит, они начнут все с нуля.

Он хотел видеть ее в своей постели, обнаженную и пылающую страстью. Хотел чувствовать под рукой движения еще не родившихся детей. О Боже! Он хотел всего этого так сильно, что не мог ничего ни сделать, ни сказать.

Повесив сумку на перила, он разглядывал ее, отмечая перемены, происшедшие за месяц. Лейла все еще оставалась стройной как тростник. Только живот стал больше.

Возможны ли при таком деликатном телосложении нормальные роды? Что, если малыши крупные, все в него?

Данте отвел взгляд. Пристыженный и испуганный. Испуганный… Слово ударило его, словно кулак в лицо.

— Теперь можем пойти к дому.

Лейла стояла у начала дорожки и ждала его. Ее оживление снова сменилось холодной сдержанностью.

Коттедж был удивительно удобный, но без всякой показухи. Идеальное место для отдыха. Присутствие Лейлы добавляло ему очарования. На камине — кувшин с полевыми цветами. Открытая книжка на софе. Рядом с ней какое-то вязанье. На столе, отделявшем кухню от гостиной, миска с ракушками.

— Ты собираешь? — Он показал на завиток расколотой устричной раковины.

— Да. Я люблю гулять по берегу во время отлива.

— Тебе здесь нравится?

— Пока да.

Ему хотелось, чтобы она помогла ему сказать то, что он должен сказать. Но она предпочла молчание. Придвинула к столу кресло и села, спокойно сложив на коленях руки.

— Да… М-м-м… — Он прокашлялся и разозлился, потому что его душила тревога. — Ты удивляешься, как я узнал, что ты здесь?

— Полагаю, ты позвонил Энтони.

— Не совсем так. Я поехал к нему.

— Ты поехал к нему? — Лейла вытаращила глаза.

— Да. Что тут особенного?

— Неужели?

Ему стало стыдно.

— По правде говоря, это было самое трудное дело за всю мою жизнь, — признался он. — Обращаться с просьбой к мужчине, которого я воспринимал как соперника, тяжело.

— Да, — согласилась она, сохраняя спокойное достоинство. — Могу представить, что это было трудно.

Сам Данте считал, что за такой поступок заслуживает медали. Она же отнеслась к нему как к чему-то вполне естественному.

— Я ждал, что он повозит меня мордой по столу. Ведь я зависел от его снисхождения. Наверно, я именно так бы и поступил на его месте. Но он только очень деликатно спросил, зачем мне понадобилось найти тебя.

— И что ты ответил, Данте?

Взяв себя в руки, он встретил ее напряженный взгляд.

— Я сказал, что нам с тобой необходимо кое-что расставить по местам. Он согласился.

Она погладила ладонью живот. Он нашел этот жест безмерно трогательным и эротичным.

— Это все, о чем вы говорили?

— Не совсем. — Данте проглотил еще один отвратительный обломок гордости. — Когда я уходил, он сказал, что влюбиться в женщину и быть ее любовником легко. Быть ее другом — это требует труда.

— Как похоже на Энтони. Он удивительный человек. — Лейла улыбнулась. На лице мелькнуло очаровательное выражение признательности.

У Данте заныло сердце. Она улыбнулась, но не ему. Пришлось подавить волну ревности, подступившую к горлу.

— М-м-м, да… Мне жаль, что в отношении его я вел себя как осел.

— В тебе, Данте, врожденный дух соперничества. Это такая же неотъемлемая часть тебя, как цвет волос.

— Возможно. Я хотел владеть тобой. Показать миру, что получил женщину, которую не мог завоевать ни один мужчина. И кончил тем, что остался без всего.

— Мы столько напортили и напутали в наших отношениях. — Глаза, невероятно огромные и серьезные, пронзили его насквозь. — Ведь правда?

— Я определенно напортил. Начиная с того, что позволил такому негодяю, как Ньюбери, влиять на мое отношение к тебе. — Данте не мог продолжать, ком встал у него в горле. — Кстати, его больше нет в компании, — взяв себя в руки, продолжил он. — Он приставал к молодой женщине в бухгалтерии. Его поймали на этом и уволили. И не только это. Его прогнала и жена. Наверно, она решила, что лучше быть одной, чем терпеть рядом такого типа. И это подводит меня к тому, ради чего я приехал. Вот что я хочу сказать, Лейла. Ты не обязана выходить за меня замуж. С шантажом покончено. Больше не будет ни ультиматумов, ни приказов.

— Чего же ты хочешь, Данте?

— Помочь тебе. Не потому, что я жду чего-то в ответ. А потому, что я люблю тебя. Если я не могу быть тебе мужем, позволь мне быть хотя бы твоим другом. Я буду любить детей, ведь это наши с тобой дети. К ним перейдет все удивительное, что есть в тебе. И, надеюсь, лучшее, что есть во мне. Так позволь мне это.

Она не ответила. Данте мучительно искал нужные слова.

— Я знаю, мало сказать, что я люблю тебя. Надо доказать это. Я совершил огромный промах. Но если еще не поздно, я хотел бы попытаться все исправить.

— Не только твоя вина в этом, — всхлипнула она и заплакала. В наступавших сумерках ее глаза сверкали, словно глубоководные озера, готовые перелиться через край. — Я тоже виновата.

Данте дал себе слово, что будет держаться от нее на расстоянии. Но она наконец-то была так близко! Он мог коснуться ее. И теперь при виде ее отчаяния уже не мог сдержаться.

— Лейла! — хрипло проговорил он, обнимая ее. —Меньше всего я хотел причинить тебе боль.

Она упала в его объятия и прижалась к нему. Головой уткнулась ему в плечо. «Боже мой, — с горечью думал он, — наши тела так удивительно подходят друг другу, а наши мозги почти с самого начала устраивали бедлам».

— Не плачь, — просил он, гладя ее по волосам.

— Не могу сдержаться, — всхлипывала она, сотрясаясь от рыданий. — Я хотела преподать тебе урок. И теперь мы оба расплачиваемся за это. Я унизила тебя перед всеми, чьим мнением ты дорожишь. Перед твоей семьей, коллегами, друзьями…

— Любимая, мне нужен был такой урок. Я слишком долго жил, постоянно готовый к драке. И за это приходится платить. Гордость и успех не греют человека, если, кроме этого, у него ничего не остается. Если бы я мог повернуть время вспять, я бы вел себя совсем по-иному. Но мне все же хочется хоть немного исправить то, что я натворил.

Он нехотя выпустил ее из объятий, вытащил из сумки коробку и высыпал ее содержимое на стол.

— Никто так высоко не ценит семью, как я, —продолжал Данте. — Фамильным драгоценностям не место в магазине.

— Как ты узнал? — прошептала Лейла. Слезы серебряными бисеринками снова побежали по щекам.

— Я пошел к твоей матери, чтобы заплатить ее кредиторам. Она сказала, что ты уже заплатила. Тогда я припер ее к стенке, и она призналась.

— Данте, я не могу тебе позволить сделать это. Долги моего отца не на твоей совести.

— И не на твоей. — Чтобы снять напряжение, он засмеялся. Но смех прозвучал очень печально. —Если тебе невыносимо принять от меня помощь, считай, что я забочусь о наследстве наших детей.

— Спасибо. — Она опустила голову, показывая, что принимает его предложение.

— Всегда к твоим услугам. Ну вот, я сказал и сделал то, что должен был, и теперь оставляю тебя в твоем убежище.

— Но ты не сможешь сейчас уехать! — воскликнула она. — До утра невозможно покинуть остров.

— Пилот, который привез меня сюда, доставит почту на Кортес. Мы договорились, что на обратном пути в Ванкувер он захватит меня.

Данте вскинул на плечо опустевшую сумку и долгим взглядом посмотрел на Лейлу. Он словно пытался запомнить каждую ее черту.

— Лейла, заботься о себе и о наших детях. Я не хочу больше надоедать тебе. Но помни: если я тебе понадоблюсь, стоит лишь позвонить, и я к твоим услугам. Я распорядился, чтобы на твой счет положили деньги.

— Ты не должен этого делать.

— Нет, должен, — возразил он. — Наверно, я потерял тебя, и мне придется жить одному. Может так случиться, что мы никогда не будем супружеской парой, но они мои дети.

Перед уходом ему мучительно хотелось поцеловать ее. Но Данте не рискнул. Еще ни разу не получалось так, чтобы, поцеловав Лейлу, он сохранил самообладание. Он поднял руку в прощальном жесте и выскочил из дома, унося в душе ад. Нельзя, чтобы она увидела, как слезы душат его и туманом заволокло глаза.

Ничего не видя, он, спотыкаясь, зашагал к дорожке. Гидроплан только что ткнулся носом в пирс. До Ванкувера всего лишь час лету. Но если бы их разделяло и полмира, боль от расставания не могла бы быть острее.

Данте чувствовал страшную пустоту, потому что у него не было сердца. Он оставил его здесь.

На этот раз ушел он. Не от злости, а потерпев поражение. Раненый лев потерял свою гордую осанку, теперь он едва ковылял от боли.

В смятении она следила, как уменьшается его силуэт на фоне темно-красного горизонта. Неужели огонь и страсть их любви зачахнут в этом слабом, тусклом мерцании?

Нет, этого нельзя допустить. Он пришел к ней, положил к ногам свое сердце и ничего не просил взамен. Он дал им обоим шанс ради детей начать новую жизнь и новые отношения. Романтическая любовь испарилась, оказавшись хрупкой, как стекло. Если она позволит ему сейчас уйти, они никогда не восстановят утраченное.

— Подожди! — Ноги, подчиняясь команде сердца, вынесли ее из дома. — Данте, вернись!

Звуки музыки у соседей и нараставший вой мотора гидроплана поглотили ее слова. Когда она добежала до лестницы, он, вися на канате, влезал в кабину.

Слезы заливали ей лицо. Она пустилась бежать. Босоножки скользили по гладким доскам настила. Мелькнула мысль: «Будь осторожна! Падение может быть опасно. Поспеши! — подталкивало сердце. — Не позволяй ему уйти!»

Но Лейла опоздала. Расстояние между пирсом и гидропланом росло. Смахивая слезы, она беспомощно смотрела, как пенится вода там, где поднялся гидроплан. Когда он стал крохотной точкой в небе, она села на землю и закрыла лицо руками.

Быть так близко к раю и все потерять! Такое невозможно вынести. Рыдания сотрясали тело. Казалось, ее разорвет на части. Ей хотелось погрузиться в небытие, похоронить себя в бесконечной ночи.

Но что-то… кто-то позвал ее.

— Лейла… любимая… — Руки, поднявшие ее, были реальны. Как и плечо, в которое она зарылась лицом. И сердце, бившееся за стеной крепких мышц, так же страдало, как и ее сердце. —Лейла, любимая, — повторял Данте.

— Как ты попал сюда? — Она изумленно подняла голову. — Ты же улетел!

Что за идиотские слова она говорит? «Я люблю тебя. Пожалуйста, не уходи больше!» — вот что надо сказать.

Но он заговорил первым.

— Я не мог оставить тебя, — шептал он. — Я обещал себе, что не буду давить на тебя, чтобы ты позволила мне остаться. Но я не смог улететь.

— Я же видела, — глотая слезы, проговорила она. — Ты влез в гидроплан и улетел от меня.

В сгустившихся сумерках Данте смутно вырисовывался перед ней. Во всем его облике сквозило выражение покорности.

— Без тебя я ничто, моя Лейла. Поэтому я вернулся.

— Слава богу, ты вернулся, — мягко проговорила она, проводя пальцами по его подбородку. — Я бы умерла, если б ты не вернулся.

Словно ребенка, он взял ее на руки и зашагал к дому. Перед уходом к Дрюммонам Лейла зажгла на террасе свечи от москитов. Данте ориентировался на их свет и наконец опустился на шезлонг, усадив ее к себе на колени.

Они долго оставались в таком положении. Он прижимал ее к себе, целовал волосы, шептал драгоценные признания:

— Я люблю тебя. Я скучал по тебе. Я идиот и не заслуживаю тебя.

Сумерки незаметно перешли в ночь. Лягушки и сверчки завели свои серенады. Похолодало. Лейлу начало знобить, и даже сильные руки Данте не могли остановить дрожь.

— По-моему, нам будет удобнее в доме, —вздохнула она.

— Я боюсь пошевелиться. Вдруг проснусь и увижу, что это только сон, а ты — всего лишь моя фантазия.

— Я здесь, я с тобой. — Лейла взяла его руку и приложила к животу. — Мы реальные. Это твои дети, Данте, устроили там возню.

Он глазами, полными благоговения, смотрел на нее.

— Я и правда чувствую, как эти бесенята играют в футбол.

— Столько времени прошло с тех пор, как отец целовал их мать. — Лейла погладила его по щеке.

Данте медленно приблизился и коснулся ее губ. Исчез ореол света от свечей, окружавший его голову. Ей нечем стало дышать.

А она-то боялась, что искра, зажигавшая страсть, никогда больше не воспламенится. Но искра ожила, и вспыхнул пожар.

Каждая клеточка пульсировала огнем желания, которое он так легко возбудил в ней.

Она припала к его груди не в силах сдержать стоны, рвущиеся из горла. Губы открылись в ответ на его ласку.

Если бы он повалил ее на голые доски и взял силой, она бы все равно с радостью приняла его. Потому что даже такое лучше, чем воспаленная пустота, томившая ее последние месяцы.

Но он поступил по-другому: он нежно соблазнял ее. Целовал, поглаживал. Шептал ласковые слова о том, что будет любить ее до самой смерти, а потом — вечность.

Наконец, когда она буквально расплавилась от желания, он понес ее в спальню.

— Я хочу любить тебя всю ночь. — Он снимал с нее платье и целовал обнажавшееся тело. — И наслаждаться каждой секундой.

Лихорадка, с какой ее руки ласкали его, оказалась заразительной. Он сорвал с себя брюки и футболку и прижал ее к себе.

— Скажи мне, что я никогда больше не потеряю тебя, — молил он, сливаясь с ней.

— Никогда! — выдохнула она. Его мощь, страсть, сила проникали в нее и заполняли одинокие, пустые закоулки сердца. Оживляли душу. А тело радостно содрогалось под ним.

Это было самое чистое любовное переживание в ее жизни.

— Знаешь, — говорил он потом, сплетая ее пальцы со своими и поднося их ко рту для поцелуя, — в сентябре мне будет тридцать восемь лет. И большую часть своей жизни я провел, пытаясь компенсировать свое рождение в бедности. Но только после встречи с тобой до меня дошло, что богатство не имеет ничего общего с деньгами. Хотя бы за это я преклоняюсь перед тобой, Лейла.

Они погрузились в гармонию доверия и страсти, долго и медленно наслаждаясь друг другом на острове в голубых канадских водах. Они вновь открывали секреты чувственности, которые соединили их на крошечном островке в Карибском море.

Различие выражалось не в милях, отделявших один рай от другого. Различие состояло в родившемся понимании, что женщина принадлежит одному-единственному мужчине и это придает ей чувство полноты и цельности.

Впереди их с Данте ждал не только день свадьбы. Впереди простиралась вся жизнь. И вечность.

Оглавление

Глава ПЕРВАЯ

Глава ВТОРАЯ

Глава ТРЕТЬЯ

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Глава ПЯТАЯ

Глава ШЕСТАЯ

Глава СЕДЬМАЯ

Глава ВОСЬМАЯ

Глава ДЕВЯТАЯ

Глава ДЕСЯТАЯ

Глава ОДИННАДЦАТАЯ