Дневник и записки (1854–1886) [Елена Андреевна Штакеншнейдер] (fb2) читать постранично
- Дневник и записки (1854–1886) (и.с. Русские мемуары, дневники, письма и материалы) 2.15 Мб, 504с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Елена Андреевна Штакеншнейдер
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (193) »
Елена Андреевна Штакеншнейдер Дневник и записки (1854–1886)
Елена Андреевна Штакеншнейдер и ее дневник
Мне бы хотелось, чтобы через много, много лет, если уцелеют эти страницы, в них бы живо и верно отражалось нынешнее время, нынешняя борьба новых начал со старыми.Е. Штакеншнейдер.
Елена Андреевна Штакеншнейдер (1836–1897).
«Горбунья с умным лицом», — сказал о ней Гончаров. «На костылях и с больными ногами, — умная, добрая и приветливая», — описывает ее В. Микулич. Сознание своего убожества определяло для Елены Андреевны образ жизни и основные интересы. «Мне многое не позволено, что идет к другим, — писала восемнадцатилетняя девушка, — не могу ни танцевать, ни наряжаться, ни кокетничать». Зато она «страшно много», по ее словам, читает. Ей трудно двигаться, но она умеет слушать и наблюдать. А слушать ей было что. Родилась Елена Андреевна в 1836 году; следовательно, ее молодость совпала с эпохой общественного подъема второй половины 50-х и начала 60-х годов. В связи с неудачей Крымской кампании яснее обнаружился кризис крепостного хозяйства и негодность прежней системы управления. Пришел конец николаевскому режиму с его муштровкой и шпицрутенами. Правительство дворян и помещиков увидело, что насилие и эксплоатация должны принять другие формы, что вольнонаемный труд выгоднее крепостного, что с одними держимордами далеко не уйдешь, что для проведения необходимых реформ нужны образованные чиновники. На время ослабла бдительность цензуры. Ограничительная норма — при приеме в университет (в Петербургском, например, она была в триста человек) перестала соблюдаться. Тема о необходимости реформ стала модной. Развязались языки, полились речи на банкетах, откупщики и чиновники заговорили о народном благе, жандармские офицеры — о свободе. Печать ожила. Это было время наибольшей популярности Герцена. Его «Колокол» проникал и в каморку студента, и в царский дворец. На литературных вечерах публика рукоплескала каждому стихотворению, где встречалось слово «свобода». Не сознавалось большинством, что» в это слово представители разных классов вкладывали разный смысл. Демократы еще не размежевались с либералами, и многим из них казалось, что правительство может пойти на серьезные уступки. Разночинная молодежь, мелкобуржуазная по своему социальному составу, хлынула в университеты и там явочным порядком завела у себя самоуправление, которого не было еще вне университета. Понятно, почему первые шаги реакции направились в сторону этой молодежи с целью ее обуздания. 1861, 1863 и 1866 годы датируют три этапа обострения общественной борьбы. В 1861 году началось «подтягивание» университетов Это «подтягивание» и ряд стеснительных мер вызвали студенческие волнения, нашедшие широкое сочувствие в разных кругах общества. В 1863 году реакции удалось в связи с польским восстанием переманить на свою сторону значительное число вчерашних либералов; в 1866 году, после каракозовского выстрела, резко обозначился поворот к беспросветной реакции, что через несколько лет дало свои плоды в виде широкого подъема революционного движения. Все эти моменты нашли свое отражение в дневнике Штакеншнейдер, и в этом его немалая ценность. Еще больше материала дает дневник для характеристики литературной атмосферы второй половины 50-х годов и, наконец, женского движения 60–70-х годов. Трудно было автору дневника перейти на боевые позиции разночинной интеллигенции — ей, принадлежавшей к русско-немецкой семье, где не было, правда, крепостнических традиций, но зато верноподданнические чувства вскормлены были рядами поколений, где благополучие дома зависело от милостей двора. Легче было ей, чуткой и вдумчивой, одержать победу над своим физическим убожеством, сделаться интересной и привлекательной собеседницей и стать центром внимания для многих незаурядных людей. О ее привлекательности свидетельствует, например, член «Земли и Воли» Л. Ф. Пантелеев, студентом посещавший дом Штакеншнейдеров; из дневника ее видим, что к ней неравнодушен был художник Гох, а Гончаров трунил над поэтом Бенедиктовым, который, по его словам, был у нее «в плену». Не принимая деятельного участия в несущейся мимо нее шумной жизни, она воспринимает жизнь путем чтения, встреч и бесед. Под влиянием этих встреч и бесед и происходит постепенное перерождение буржуазной барышни если не в «нигилистку», то, во всяком случае, в человека, во многом сочувствующего «нигилизму». Картина постепенного пробуждения сознания женщины бурной переходной эпохи — вот в чем также несомненная ценность публикуемого нами дневника. Родители ее были богатые люди. У них не было ни поместий, ни крепостных, но был собственный дом с помпейской залой и зимним садом, изумлявшими посетителей. Дом этот находился на Миллионной (ныне улица Халтурина, от Марсова поля по левой стороне,
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (193) »
Последние комментарии
1 час 2 минут назад
6 часов 47 минут назад
6 часов 53 минут назад
6 часов 56 минут назад
6 часов 57 минут назад
7 часов 3 минут назад