Сказание об Эйнаре Сыне Войны [Александр Dьюк] (fb2) читать постранично, страница - 4

метясь в стог. Конь протестующе зафыркал. Иногда, конечно, его посещали нехорошие мысли, но он все-таки был благоразумным животным, слабо приспособленным для жизни в условиях дикой природы. Парнишка немного подумал, перевернул вилы и повторил пробный укол, уже черенком. Лошадь одобрительно кивнула, великодушно улыбаясь.

Мальчишка шмыгнул носом, широко расставил ноги, крепко сжимая древко вил, немного помешкал, разрешая внутренние противоречия, собрал храбрость, наметил в стоге цель, крепко зажмурился и со всей своей детской силы вонзил черенок в сено.

Сперва ничего не произошло. «Сперва» затянулось настолько, что мальчишка замахнулся для повторного укола, но вдруг послышалось глухое, утробное обиженное ворчание сквозь сон. А потом сено вспухло и из него восстало нечто.

Оно восстало, как потревоженный драуг из могилы. Как мумия из саркофага, спрятанного в закутке одной из пирамид посреди пустыни (над назначением которых когда-нибудь станут биться величайшие умы и строить самые безумные теории; хотя ответ разочаровывающе прост: глядите, я настолько был шикарен, что даже моя гробница шикарнее вашей коробочки, за которую вы продались в рабство на ближайшие двадцать лет). Только что оно пряталось в недрах стога — и вот оно уже сидит, только вместо погребального савана или километра бинтов оно было покрыто соломой, которая быстро сдавалась под властью гравитации и являла миру чудовищно опухшую, болезненно-бледную заспанную физиономию, обрамленную густой рыжей бородой и длинными спутавшимися волосами. Физиономия была посажена на толстую, короткую шею, переходящую в широченные плечи, которые оканчивались бревновидными ручищами с ладонями, словно созданными, чтобы давить детские головы, как перезрелые тыквы.

Мальчишка, испугавшись внезапно проснувшегося литературного дара и подобравшихся сравнений, подскочил, как ужаленный, тонко пискнул, роняя вилы, и шарахнулся от стога сена как можно дальше. Он не сомневался, что согласно законам поведения любого ожившего мертвеца или проснувшегося чудовища, физиономия немедленно издаст голодный вой, а потом начнет гоняться за своей жертвой, пока та не выбьется из сил. Но физиономия лишь дохнула настоявшимся в желудке амбре от нескольких выпитых накануне бочек браги и широко раскрыла пасть, прогремев на всю конюшню мощной отрыжкой, в которой послышалось скорбное блеяние пары жареных баранов. А потом, сонно причмокивая губами, почесала грудь и принялась осматривать конюшню красными, осоловевшими глазами.

— Ты все проспал, ты!.. — храбро крикнул мальчишка, добавив свое излюбленное слово. Для храбрости имелось целых два отличных повода: расстояние, отделяющее его от похмельной физиономии, и дверь конюшни, за которой он храбро прятался, нагло показывая неприличные жесты.

Конь, видя, что хозяин находится от реальности на расстоянии одного хмелепарсека, поднялся на дыбы, саданул копытами в стенку денника и грозно заржал. Мальчишка мигом растерял всю храбрость и порскнул из конюшни, как перепуганный крысенок. Жеребец победоносно фыркнул ему вслед и гордо махнул хвостом, крайне удовлетворенный своим моральным и физическим превосходством.

А физиономия лишь сейчас догнала действительность. Пустые глаза, сощурившись, посмотрели в то место, где недавно кривлялся малолетний грубиян, но не сочли нужным предоставить мозгу полный отчет об увиденном. Откуда-то снизу уже какое-то время поступали сигналы, что в бок от всей души ткнули черенком от вил и надо бы хоть ради приличия обозначить сей факт причинения вреда, однако нервные окончания безнадежно махнули воображаемой рукой и объявили о ложной тревоге. Они не первый год служили этой похмельной роже и хорошо знали, что сейчас у нее есть дела поважнее.

Косматая башка вяло покрутилась из стороны в сторону, руки рассеянно пошарили в соломе нечто крайне необходимое. После недолгих поисков левая с похмельным триумфом извлекла из соломы пузатую глиняную бутыль, слабо взболтнула ее и высоко подняла над запрокинувшейся головой с раскрытым ртом. Из горлышка на язык упала одна хилая капля. Голова расстроенно вздохнула, причмокивая губами, поморщилась и с равнодушием отшвырнула бутыль. Послышался скорбный глиняный треск. Конь закатил глаза и сокрушенно покачал гривой.

Физиономия, не обратив на акт бескультурья никакого внимания, совершила над прилагающимся телом видимое усилие, приподняла его, но именно в этот момент так не к месту произошел внезапный разрыв связи с равновесием. Так что вместо запланированного подъема произошло неизбежное падение из стога на утоптанный пол конюшни. Физиономия предприняла еще одну попытку встать, но тело заявило о своем нежелании подчиняться. Осталось только махнуть рукой и притвориться, что и так неплохо.

И тут до блуждающего похмельными тропами мозга наконец-то дошло послание от ушей, отправленное еще с минуту назад.

— Кт-о, — басовито икнула физиономия, не поднимаясь с земли, —