Невидимая связь (СИ) [Mind_Game] (fb2) читать онлайн

========== I. Начало ==========

Он пробовал уже неоднократно и поэтому опасается, что, скорее всего, снова получит отказ, но хочется, безумно хочется, чтобы на этот раз наконец удалось преуспеть. Это же американцы, передовая нация, воплощение всего прогрессивного, так почему бы им не оценить его инженерный гений по достоинству? Тогда ему не придётся снова очаровывать какую-нибудь одинокую наивную даму, не придётся ввязываться в очередное преступление, не придётся… Как там зовут эту девушку, которую ему предлагает обольстить сестра, — Юнис? Она, несомненно, богата, вот только никому не нужной её трудно назвать, так правильный ли это выбор? Лучше бы вообще никого не выбирать, а получить финансирование законным путём, так что нужно верить, что сейчас удача будет на его стороне. Однако страх не отступает, подкатывает к горлу противным, мешающим свободно дышать комом, и ритм сердца предательски ускоряется.

Томас Шарп входит в контору мистера Картера Кушинга. До презентации глинодобывающего устройства осталось совсем немного времени, хоть Шарп и пришёл чуть раньше назначенного, и у него возникает непроизвольное желание как-то оттянуть этот момент. Ощущение родом из детства — если маленький Томас умудрялся допустить какой-нибудь проступок, он знал, что за этим последует суровое наказание, и замирал от ужаса в ожидании, несмотря на то, что старшая сестра всегда брала вину на себя. Когда Люсиль заявляла, что та или иная шалость — её рук дело, Томас не мог не чувствовать облегчения, и тот самый комок в горле постепенно рассасывался, уступая место мукам совести, ведь Люсиль страдала из-за него. Впрочем, эти терзания становились всё слабее от случая к случаю, уж очень часто повторялся сценарий — так часто, что начал казаться обычным и естественным.

Первая, кого Шарп видит в конторе Кушинга, — миловидная светловолосая девушка за печатной машинкой, аккуратно собирающая кипу листов. Томас хватается за этот предлог, лишь бы заговорить с ней, лишь бы не думать о предстоящей встрече с мистером Кушингом. Шарп пробегает взглядом по строкам. Видимо, это какая-то история о призраках, судя по тому, как часто мелькает это слово, вот только при его упоминании в тексте не появляются избитые клише вроде «кровь застыла в жилах» — напротив, для героини, кажется, привидения не являются чем-то пугающим. Томас на миг забывается, погрузившись в чтение, и мысли о презентации перестают крутиться в голове мучительным вихрем. «Это я написала роман, он мой», — говорит девушка, и в её голосе смешиваются радость и смущение. Томас всматривается в её лицо, которое словно бы светится. Правда, здесь, вдали от мрачного Аллердейл Холла, всё светится, всё — в непривычно ярких и светлых тонах, но эта девушка даже светлее всего остального. Шарп любуется тёплой улыбкой на её лице, и ему хочется, чтобы это мгновение длилось как можно дольше, но мистер Кушинг никогда не опаздывает, поэтому волшебный момент тут же уходит в прошлое, и Томас крепче сжимает цилиндр, пытаясь не поддаться новой волне страха.

***

Покинув здание конторы, Шарп ещё долго не может прийти в себя, в ушах звучит гневная отповедь Картера Кушинга. Это не просто отказ, это — сокрушительный провал, такие жёсткие упрёки от предполагаемых спонсоров Томас слышит в свой адрес впервые. Его проект называли труднореализуемым, несостоятельным, называли бредовым, но ещё никто не позволял себе отчитывать его самого, как мальчишку. Шарп чувствует себя уязвлённым, даже оскорблённым, а ещё, что странно, больше всего переживает не из-за того, что ему вновь не удалось получить финансирование, а из-за того, что его новая знакомая видела, как мистер Кушинг его унизил. По иронии судьбы она вдобавок ко всему оказалась дочерью Кушинга. Томасу следовало бы поразмыслить, как переубедить несговорчивых спонсоров, однако вместо этого он раз за разом прокручивает в голове их колкие нападки, пытаясь понять, насколько жалким оказался в глазах мисс Кушинг.

— Какое мне дело до этого? — наконец, одёргивает себя Шарп. Он устало проводит пальцами по лбу, стараясь не поддаваться унынию, но сегодняшняя презентация — далеко не первая неудача на счету Томаса, и сейчас у него не получается не падать духом. Полуденное солнце словно в насмешку заливает улицу радостными, кричащими лучами, и Шарп надевает тёмные очки, в которых выглядит весьма хищно, хоть и импозантно. Он так долго готовил накануне речь, с которой собирался выступить перед спонсорами, что сейчас ему тяжело с нуля придумывать новый план. Однако у него есть Люсиль — и вот её-то планы ещё ни разу их не подводили. Томас невольно вспоминает, чем обернулась в своё время идея сестры женить его на богатой женщине, чтобы получить крупное наследство… Это было только начало…

========== II. Первая партия ==========

Комментарий к II. Первая партия

Soundtrack - Damien Rice, “The Blower’s Daughter”

— Но она души во мне не чает! — вскрикивает Томас, желая образумить сестру.

— Вот и замечательно, — Люсиль улыбается, и её улыбка выглядит довольно кровожадно. Почему-то мысль о том, чтобы женить своего брата, а затем доказать жене, что Томас принадлежит только ей, Люсиль, доставляет мисс Шарп плохо скрываемое удовольствие.

— Не вижу ничего замечательного, — упрямится Томас. — Ты же знаешь, что у меня к ней нет никаких чувств. Конечно, она милая девушка, но я не могу ответить ей взаимностью.

Люсиль издаёт хрипловатый смешок.

— Это мне и так прекрасно известно, — говорит она, приближаясь к брату и становясь за его спиной. — Ты дал мне слово…

Шарп ощущает, как ладони сестры ползут по его груди. Разумеется, ему не нужен никто, кроме Люсиль, она — весь его мир. Достигнув совершеннолетия, Томас стал полноправным владельцем Аллердейл Холла и забрал Люсиль из лечебницы под свою опеку. С этого момента минуло четыре года, и баронет не представляет своей жизни без сестры, как не представлял и в детстве.

— Ты уверена, что это будет верным решением? — спрашивает он и чувствует, хотя и не видит этого, как Люсиль кивает головой.

Юная Памела Аптон, дочь состоятельного лондонского джентльмена, действительно безоглядно влюблена в Шарпа, его безупречный внешний вид и изысканные манеры сразу покоряют впечатлительную болезненную девушку, чья возможность радоваться жизни существенно ограничена инвалидной коляской и косыми взглядами окружающих. Как бы ни старался её отец сделать жизнь дочери лёгкой и беззаботной, Памела с детства тяготится своим положением, и ей не без оснований кажется, что любой, кто видит её, прячет за фальшивой улыбкой сочувствие, а порой и отвращение. Но только не Томас Шарп. Молодой баронет, с которым она познакомилась совсем недавно, вскружил Памеле голову — ведь его улыбка выглядит абсолютно искренней. Мисс Аптон не знает, что Томас умеет так улыбаться всем и каждому, она верит, что по-настоящему заинтересовала Шарпа. А его, тем временем, интересует пока лишь одно — необходимость изыскать деньги на восстановление родового поместья…

— Разве ты потерпишь другую женщину в доме? — осторожно выпытывает Томас.

— Она хрупка и изнежена, — ядовито замечает Люсиль. — Думаю, что долго она не протянет.

Томас смотрит на сестру, чуть нахмурив брови. Сказать по правде, он не догадывался, что Люсиль рассчитывает на скорую кончину Памелы. Эта идея кажется ему странной – да, мисс Аптон слаба физически, но это не является залогом того, что её дни сочтены. Шарп хочет возразить сестре, но та прикладывает палец к его губам, пресекая попытку поспорить с ней.

— Она от тебя без ума, — говорит Люсиль, избегая называть Памелу по имени. — И это нам на руку — мы сможем использовать её средства, как нам будет угодно, ведь она не посмеет тебе ни в чём отказать.

Томасу довольно быстро удаётся заглушить доводы разума в самом себе. Раз Люсиль считает, что женитьба на мисс Аптон способна поправить их дела — так тому и быть.

***

Гостиница в Буффало, где остановились Шарпы, находится неподалёку от конторы Кушинга, поэтому обратный путь занимает у Томаса немного времени. Баронет не успевает прийти в себя, и при виде его Люсиль тут же понимает, что брат потерпел очередную неудачу. Томас хочет что-то сказать, но она опережает его, прижимая к себе и гладя по голове.

— Миссис МакМайкл ждёт нас послезавтра на званый вечер, — шепчет Люсиль ему на ухо. — Не думай о плохом.

Это совсем не то, что Шарпу мечталось бы услышать. Ухаживать за самовлюблённой дочерью миссис МакМайкл вместо того, чтобы заслужить одобрение спонсоров и получить финансирование — удручающая перспектива. Томас не может отделаться от впечатления, что его сестре нравится разыгрывать эту партию раз за разом, а вот ему самому становится тошно от мысли о новой, пусть и временной хозяйке Аллердейл Холла.

— Люсиль, — произносит он, набравшись смелости. — Мне претит необходимость делать это снова.

— Потерпи чуть-чуть, золотце, — отвечает сестра, произнося знакомую с детства фразу. — Обещаю, это — в последний раз, больше ничего подобного делать не придётся.

Люсиль не приводит ни одного здравого аргумента в подтверждение своих слов, но её проникновенный, обволакивающий голос сам по себе действует на Томаса успокаивающе. В объятиях сестры он чувствует себя защищённым, и поверить, что все невзгоды вот-вот останутся позади, очень легко.

Но вдруг перед глазами Шарпа возникает образ Эдит Кушинг. Незаметно для себя баронет мысленно перебирает все черты лица девушки, вспоминая, как засияли глаза Эдит от похвалы её книге, как волосы переливались мягким светом, вызывая желание прикоснуться к ним, как уголки её губ расплылись в радостной улыбке. Томасу не привыкать к восхищённым взглядам, и всё же взгляд Эдит отличался от остальных особой искренностью и нежностью. Хотя… вряд ли она будет так же смотреть на него после того, как стала свидетельницей разноса, устроенного её отцом. Между бровями Томаса пролегает морщинка, и он отстраняется от Люсиль.

— Мне нужно развеяться, — говорит Шарп, надевая цилиндр. — Прогуляюсь по городу, соберусь с мыслями.

Сестра бросает на него недоуменный взгляд. Люсиль чувствует себя чужой в этом городе, и у неё нет ни малейшей охоты лишний раз выходить из гостиницы, поэтому ей трудно представить, как прогулка может поспособствовать её брату. К тому же, Люсиль была уверена, что, вернувшись после презентации, Томас останется с ней. Однако Шарп уже выходит из номера, и упрёк так и не слетает с губ Люсиль.

Баронет разглядывает здания, разительно контрастирующие с теми, что он привык видеть. С тем единственным, что он привык видеть, если быть честнее. Аллердейл Холл порядком опостылел Шарпу за долгие годы. Поместье, как чёрная дыра, поглощает все скудные сбережения хозяев, а все попытки отремонтировать дом оказываются бесплодными — как бы ни старался Томас привести здание в божеский вид, оно с завидным упорством разрушается.

— С завидным упорством, — хмыкает про себя Шарп. — Вечно я думаю про этот дом так, будто он — нечто одушевлённое…

Неудивительно, что все жёны Томаса приходили в ужас, увидев, где им предстоит жить. Пожалуй, наиболее сдержанную реакцию продемонстрировала Памела. Её щёки стали ещё бледнее обычного, но она стиснула руки и быстро справилась со своими эмоциями. Мисс Аптон была присуща определённая стойкость духа, и, переехав в Камберленд, новоявленная миссис Шарп постаралась безропотно принять новые условия для жизни. Поначалу Томасу казалось, что Памела даже чувствует себя в доме хорошо, однако вскоре ситуация изменилась, и девушка стала угасать на глазах. Томас не мог сообразить, в чём дело, пока не увидел, каким победным взглядом смотрит Люсиль на тающую Памелу. Он побоялся узнать у сестры, как именно она губит миссис Шарп, но уже не сомневался в том, что Люсиль прикладывает к этому руку. Подобное открытие шокировало бы любого человека, но Томаса, с детства повидавшего множество ужасов, было трудно чем-либо шокировать, и голос его совести очень быстро затих.

Томас раздосадовано взмахивает рукой. Даже здесь, на улицах Буффало, его мысли роятся вокруг Аллердейл Холла и всего, что с ним связано, и отвлечься никак не получается. Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что своих почивших жён Шарп не вспоминал уже давно. Ничего радостного в этих воспоминаниях нет, и баронет злится на самого себя за то, что позволил им разбередить его душу. На помощь снова приходит образ Эдит — вот о ней думать куда приятнее. Томас не задаётся вопросом, отчего мимолётная встреча произвела на него такое впечатление, он просто вновь и вновь воссоздаёт в памяти изящную фигурку мисс Кушинг. Эдит ничуть не похожа на Памелу. Она излучает бодрость и пышет здоровьем — по крайней мере, именно такое впечатление возникает при первом взгляде на неё, и Томас уверен, что оно абсолютно верное. Шарп пытается представить, как мисс Кушинг будет выглядеть в бальном платье — то, что он увидит её на званом вечере у миссис МакМайкл, не вызывает у него сомнений. На лице Томаса появляется рассеянная улыбка, и морщинка между бровей наконец разглаживается.

***

Перед приёмом у МакМайклов Шарп решает нанести визит мистеру Кушингу. Томас объясняет Люсиль, что ещё раз попытает удачи и попробует переубедить его — вдруг в разговоре тет-а-тет Кушинг проявит больше снисхождения. Люсиль эта затея кажется бессмысленной, а уж тем более её не приводит в восторг то, что Томас появится у МакМайклов чуть позже неё, и она будет предоставлена самой себе в чужом обществе. Однако Люсиль привыкла потакать брату в его стремлениях, если они не выходят за пределы того, что она считает допустимым, и, так как мисс Шарп пока не подозревает о существовании Эдит, в итоге она соглашается. Томас спешит к особняку Кушингов, предвкушая встречу с Эдит и убеждая себя, что его заботит только вопрос о финансировании собственного проекта. Но судьба распоряжается иначе — Шарп становится свидетелем того, как Картер Кушинг и Алан МакМайкл покидают дом без Эдит. Будучи не в силах справиться с разочарованием, Томас поддаётся порыву и стучится в дом Кушингов, хотя он прекрасно осведомлён, что задумка, которая только что пришла в его голову, идёт вразрез со всеми правилами приличия.

…Эдит пахнет ландышами и немного — лавандой. В бальном платье она выглядит как изумительная фарфоровая статуэтка, Томас не ошибся, предполагая, что такой наряд будет ей очень к лицу. Лёгкий румянец, появившийся на щеках девушки во время танца, ещё больше украшает её. «Я не хочу закрывать глаза, я предпочту держать их открытыми», — говорит она, и в это мгновение Шарп полностью с ней согласен. Он без тени смущения смотрит на Эдит, словно стараясь запечатлеть её облик в памяти навсегда. Она же заметно смущена, но всё же отвечает Томасу не менее пылким взглядом. Смелая, дерзкая мисс Кушинг, бросившая вызов всем собравшимся на вечере гостям. Шарп просто не может заставить себя крутиться вокруг Юнис, когда рядом с ним — такое дивное создание. В этот момент он ведёт себя как маленький ребёнок, не способный отказать себе в сиюминутном удовольствии и не задумывающийся о последствиях своего поступка. Вальс подходит к концу, и Эдит, не веря своим глазам, замечает, что свеча, которую держал в руках сэр Шарп, и в самом деле не погасла. Взор мисс Кушинг отражает неподдельное восхищение, и Томас чувствует, что его распирает радость от того, что фокус со свечой произвёл на его партнёршу такое впечатление. Но в следующий же миг баронет встречается взглядом с сестрой, которая смотрит на него с тревогой и затаённой обидой, и волшебство момента сразу же рассеивается.

И всё же вальс становится поворотным пунктом. Отныне идея о союзе с Юнис, пусть и недолгом, кажется Томасу совсем уж отталкивающей, а всё своё свободное время баронет стремится провести с Эдит. Ему удаётся убедить Люсиль в том, что мисс Кушинг идеально подойдёт на роль его следующей супруги. Она — не менее богатая наследница, чем Юнис, родственников у неё куда меньше, один лишь отец, а завоевать её сердце и вовсе не составляет труда. Люсиль стоит услышать, как Шарп называет Эдит невзрачной серой мышью, способной с первого взгляда влюбиться в таинственного иностранца, как она наивно утверждается в мысли, что брат именно так и считает.

— Надеюсь, ты не ошибся с выбором, — задумчиво говорит она, глядя из окна гостиницы на оживлённую улицу. — Слишком неожиданная смена решения…

— Поверь, с Эдит всё будет намного проще, — уверяет Томас, и Люсиль морщится — ещё со времён первой женитьбы брата её задевает, когда он называет по имени других женщин. Шарпу же, напротив, невольно хочется повторять имя мисс Кушинг, словно пробуя его на вкус. Однако он мастерски скрывает свои чувства от сестры, которая, несмотря на свой изощрённый нездоровый ум, в каких-то случаях оказывается крайне доверчивой.

И вот очередным погожим днём Томас приглашает Эдит на прогулку по парку Делавер — разумеется, не её одну, что считалось бы недопустимым. Они прогуливаются в компании Люсиль и Алана МакМайкла. Мисс Шарп по предварительной договорённости с братом занимает доктора разговорами, прося рассказать ей о местной флоре и фауне, и Алан учтиво начинает повествование, хотя и чувствует себя не в своей тарелке рядом с Люсиль. Томас будто невзначай замедляет шаг, и они с Эдит оказываются позади. Подведя девушку к небольшому деревцу, чтобы укрыться в его тени, Шарп одаривает её неотразимой улыбкой.

— Вы так и не сдержали своё обещание помочь мне с языком, мисс Кушинг, — говорит он.

— Право, не знаю, чем я могу вам помочь, — отвечает она, борясь с непривычной для себя застенчивостью. — По моему мнению, вы изъясняетесь прекрасно, и все жители нашего города, которые имели честь познакомиться с вами, не испытывают сложностей в том, чтобы понять вашу речь.

— Возможно, мисс Кушинг, однако я уже ухитрился попасть в неловкое положение из-за разницы в языках, — Томас изящно разводит руками, словно признаваясь в собственной уязвимости, и этот жест очаровывает Эдит. — Я искал здание, в котором находится контора вашего отца, а местный житель отправил меня в другом направлении.

Мисс Кушинг тихонько смеётся, она понимает, почему произошла такая путаница, ведь английское слово «здание» в американском варианте языка означает «квартал», а квартал, называющийся так же, как и контора мистера Кушинга, по иронии судьбы находится вовсе не рядом с ней. Эдит объясняет Томасу, отчего возникла ошибка, и он смеётся вместе с ней.

— Вот видите, как я нуждаюсь в вашей помощи, — настаивает Шарп. — Кроме того, дело не только в различном толковании слов, меня с головой выдаёт мой акцент, так что над произношением также необходимо поработать…

Эдит чувствует, как её щёки заливаются краской. Она не может вслух произнести, что акцент мистера Шарпа звучит очень мелодично и волнующе, но исправлять его произношение ей совсем не хочется.

— Боюсь, что наставница из меня никудышная, — говорит наконец она. — Я даже не знаю, с чего можно было бы начать.

— Вы ведь писательница, а, значит, мастерски владеете словом, — возражает Томас, и внезапно его осеняет. — Я мог бы пересказывать вам ваш роман, а вы бы поправляли все неточности.

— Но вы ведь прочли всего несколько строк, — бормочет Эдит, никак не ожидавшая такого поворота событий.

— Если вы позволите, я одолжил бы у вас текст, — просительно произносит Шарп. — Книга очень заинтересовала меня, не скрою, так почему бы не совместить приятное с полезным — прочесть ваше творение целиком и освоить американский вариант языка.

Мисс Кушинг скромно опускает взгляд, продолжая краснеть, а Томас не может оторвать от неё глаз. Он не сомневается в том, что в итоге она согласится, и уже представляет себе их совместное времяпрепровождение, отчего по его телу разливается приятное тепло. Вдруг над их головами раздаётся щебетание какой-то пичужки, сидящей в ветвях дерева, и Эдит, улыбнувшись, достаёт небольшой тряпичный кулёк. Томас зачарованно следит, как она высыпает оттуда на ладонь несколько зёрнышек и протягивает её к птице. Шарпу почему-то не верится в то, что птичка не побоится принять угощение из человеческих рук, но всё же он замирает в ожидании.

Люсиль Шарп видит эту картину, хотя они с МакМайклом уже оказались на приличном расстоянии от Томаса и Эдит. Доктор стоит к ним спиной и что-то рассказывает, мучительно подбирая слова, чтобы заполнить постоянно возникающие паузы, а Люсиль, с трудом заставляя себя вслушиваться, пристально наблюдает за братом. Однако сейчас её взор прикован не к нему, а к Эдит, лицо которой озаряется улыбкой, когда пичужка слетает к её руке и, уцепившись лапками за большой палец, принимается спокойно склёвывать зёрнышки. Это нехитрое зрелище отчего-то завораживает Люсиль, равно как и Томаса, и оба Шарпа следят за ним, затаив дыхание. Первой приходит в себя Люсиль — и ей совершенно не нравится, что она попала под влияние исходящего от Эдит магнетизма, а уж тем более не нравится то, что Томас тоже выглядит завороженным. Не в силах сдержать нарастающее смятение, она невежливо прерывает МакМайкла.

— Посмотрите, вот как раз представитель здешней фауны, — отрывисто говорит ему Люсиль, указывая на птицу. — Пойдёмте, взглянем, кого кормит мисс Кушинг.

Она решительно направляется в сторону Эдит и Томаса, и доктору ничего не остаётся, как последовать за ней.

— Поразительно, — тихо произносит Томас, не желая спугнуть пичужку. — Она ничуть вас не боится!

— О, в этом нет ничего особенного, я часто кормлю здешних птичек, они давно уже привыкли к посетителям, — с беспечной улыбкой отвечает Эдит, но баронет с ней совершенно не согласен. Для него такое зрелище в диковинку, и он беззастенчиво любуется происходящим. Шарп даже не замечает приближения Люсиль, но птица вдруг резко взлетает ввысь, хотя на ладони мисс Кушинг ещё остаются зёрна.

— Кажется, я помешала ей закончить трапезу, — холодно замечает Люсиль. Томас растеряно оборачивается к ней — у него такое ощущение, будто его поймали на месте преступления, хотя ничего предосудительного он не сделал.

— Ничего страшного, она, скорее всего, прилетит снова, — говорит Эдит, стремясь загладить ситуацию. Люсиль лишь молча глядит на мисс Кушинг, пытаясь разгадать, что она из себя представляет. Что в первую очередь бросается в глаза — от Эдит веет юностью и свежестью, чем она разительно отличается от предыдущих жён Шарпа. «Особенно от Маргарет», — саркастично думает про себя Люсиль, вспоминая пожилую шотландку. Маргарет в этом отношении уж точно было до Эдит далеко…

========== III. Вторая партия ==========

Комментарий к III. Вторая партия

Soundtrack - Led Zeppelin, “The Battle Of Evermore”; Roger Taylor, “You Had To Be There”

Люсиль считает, что денег Памелы им хватит надолго, но Томас не согласен с сестрой, его пугает то, как быстро тает наследство, доставшееся от мисс Аптон. Совсем недавно Шарп нанимал работников, чтобы переложить пол в парадном холле, но прошло всего несколько недель, и доски опять просели, а в щелях снова показалась мерзкая глина багрового цвета. Когда-то эта глина была гордостью семьи Шарпов, но теперь, когда шахты заброшены…

— Люсиль! — Томас врывается в комнату сестры, его глаза горят лихорадочным блеском. Мисс Шарп сидит за секретером, выдвинув один из ящичков, в её руке — мертвая бабочка, новый экземпляр в коллекции насекомых. Несмотря на то, что ей очевидно воодушевление Томаса, она не поворачивается к нему, продолжая разглядывать бабочку.

— Люсиль, я придумал, как нам наладить постоянный источник дохода! — Шарп говорит прерывисто, пытаясь отдышаться, он явно очень спешил.

Люсиль оборачивается в полголовы и изгибает рот в лёгкой улыбке.

— У нас уже есть прекрасный источник дохода, милый мой, — отвечает она, охлаждая пыл Томаса. — После того, как бедняжка Памела умерла, мы…

— Эти деньги закончатся, не успеем мы и глазом моргнуть, — перебивает сестру Шарп, стараясь не обращать внимания на то, как дико звучат слова «бедняжка Памела» в устах её убийцы. — Нам нужно что-то, что будет приносить доход регулярно. И я знаю, как нам быть — надо возобновить добычу глины!

Тут уже Люсиль полностью поворачивается к брату, не в силах скрыть изумление. Она даже не сразу находит слова, поэтому Томас продолжает свою речь.

— Мне пришло в голову, как можно вновь наполнить глиной наши шахты — не хватает специального механизма, который мог бы поднимать глину из нижних слоёв почвы, — торопливо излагает он. – И, думаю, мне по силам разработать такое устройство!

Придя в себя, Люсиль долго возражает. Она не верит, что брату под силу создать подобную машину, но, если он и преуспеет, то на её постройку потребуется явно больше средств, чем у них есть сейчас. Идея о том, чтобы поехать в Лондон и привлечь спонсоров, тем паче не привлекает мисс Шарп — она не любит покидать дом без крайней на то необходимости. Но Томас не отстаёт от сестры, и в конце концов она уступает, хотя в её голове вертятся мысли вроде «Чем бы дитя не тешилось…». После того как поездка в Лондон оборачивается первым провалом, Люсиль не находит в себе достаточно жёсткости, чтобы пресечь дальнейшие попытки Томаса воплотить в жизнь свою нелепую, по её мнению, задумку, и, напротив, предлагает ему попытать удачу где-нибудь ещё — например, в Шотландии.

— Ты готова отправиться со мной в столь дальний путь? — недоумевает Шарп, который отлично осведомлён о неприязни Люсиль к путешествиям.

— Ради тебя я отправлюсь и гораздо дальше, — заверяет его сестра, не догадываясь, что её слова станут пророческими.

Однако Томас решает, что на этот раз должен подготовиться лучше, и с головой уходит в расчёты и чертежи. Он даже принимается за конструирование машины, чтобы будущие спонсоры увидели, что он — не пустослов и не выдумщик. Проходит несколько лет, прежде чем баронету удаётся полностью перенести своё детище из чертежей в реальность, но машина построена из некачественных материалов, а Шарпы еле сводят концы с концами. Поняв, что откладывать поиск средств больше нельзя, Томас и Люсиль совершают вылазку в Эдинбург. К разочарованию Томаса, его здесь также ждёт отказ, несмотря на приложенные усилия. Только Маргарет МакДермотт, пожилая богатая вдова, прознав о цели, с которой прибыл баронет, выражает свою заинтересованность. Вскоре выясняется, что дело здесь не столько в проекте Шарпа, сколько…

— Она намекнула мне, что деньги я могу получить только при определённом условии, — горько жалуется Томас. — Разумеется, она не могла сказать прямым текстом, что имела в виду, но всё пела мне про то, какой одинокой и несчастной она себя чувствует…

И тут он с удивлением умолкает, заметив, что Люсиль, кажется, выглядит не разгневанной, а довольной.

— Братец, золотце, возможно, тебе стоит поразмыслить над этим вариантом, — произносит она, ощущая в себе противоестественное желание снова отдать Томаса другой женщине лишь затем, чтобы потом уничтожить её.

— Люсиль, о чём ты говоришь! — возмущается Шарп. — Она — уже совсем старуха!

Люсиль тихонько усмехается. Наверное, в его двадцать с лишним лет считать старухой Маргарет МакДермотт, которой, должно быть, не больше пятидесяти, — не так уж и странно. Мисс Шарп задумчиво смотрит на брата. Она всего на два года старше Томаса, но порой у неё возникает ощущение, что разница в возрасте у них куда больше.

— Это только упрощает дело, — протягивает Люсиль, дотронувшись рукой до щеки брата. — Значит, ей совсем недолго придётся делить с нами крышу Аллердейл Холла.

Томас не может не понимать, что кроется за этими словами, но он закрывает на это глаза. Выясняется, что так жить намного проще.

***

После очередной совместной прогулки Эдит соглашается дать Шарпу экземпляр своего романа. Как бы ни было ей боязно, что Томас разочаруется в книге, мисс Кушинг всё же мечтает услышать от него слова одобрения. Баронет обещает прочесть сочинение как можно скорее, и ему действительно не терпится познакомиться с произведением уже не бегло, а вдумчиво. Люсиль вскоре сталкивается с тем, что все вечера, свободные от визитов, её брат проводит за романом Эдит.

— «Тень времени», — презрительно произносит вслух название книги Люсиль, вертя в руках титульный лист. — Зачем ты тратишь своё время на это «время»?

— Должен же я что-то ответить, когда мисс Кушинг начнёт меня расспрашивать о впечатлениях, — миролюбиво отвечает Томас, не отрываясь от чтения.

— Что за вздор! — у Люсиль никак не получается унять растущее раздражение. — Только не говори мне, что она жаждет услышать детальную критику своей писанины. Что там, очередной любовный роман?

— Я бы так не сказал, пусть в книге и присутствует любовная линия, — говорит Шарп, нехотя поднимая глаза на сестру. — Самое интересное в романе Эдит — призраки, которые, судя по всему, символизируют те или иные события прошлого.

Мисс Шарп поражена тем, с какой серьёзностью её брат рассуждает о сочинении этой девицы.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что эта книга хоть чего-нибудь да стоит? — Люсиль сверлит Томаса взглядом, пытаясь разгадать по его выражению лица, в самом ли деле он увлечён романом. Шарп вздыхает и откладывает кипу листов.

За долгие годы он достиг больших высот в умении скрывать свои чувства. Подлинные эмоции видны лишь тогда, когда Томас творит в своей мастерской, но, по иронии судьбы, в такие моменты никто за ним не наблюдает. Вот и сейчас он интуитивно понимает, что демонстрировать сестре свою заинтересованность книгой — себе дороже.

— Ну что ты, — успокаивающе говорит Шарп. — Просто хочу закончить с чтением как можно скорее, чтобы отделаться от романа.

— Всё равно, не понимаю, почему ты считаешь необходимым изучать его так досконально, — не уступает Люсиль, садясь к брату на колени.

— Ты же знаешь, что мы не имеем права на ошибку, — отвечает Томас, слегка скривившись. В это мгновение он с болью думает про себя, что, если бы сам не совершал промахи раз за разом, получая отказы в финансировании, то ошибка, которую он имел в виду, вообще не имела бы к Шарпам никакого отношения. Однако Люсиль, кажется, не может сообразить, о чём он говорит, и вопросительно поднимает брови.

— Вспомни про Маргарет, — поясняет Томас с неохотой. — Мы рассчитывали получить огромное наследство, но она что-то заподозрила и явно была недовольна тем, как мы себя с ней ведём. И чем это в итоге обернулось…

Люсиль поджимает губы. Да, об этой неудаче вспоминать и ей крайне неприятно. Мисс Шарп была уверена, что пожилая вдова, заполучив Томаса, придёт в неописуемый восторг и потеряет бдительность, однако Маргарет МакДермотт оказалась женщиной, на удивление крепко стоящей на земле. Прожив некоторое время в Аллердейл Холле, она догадалась, пусть и слишком поздно, что её новый муж не испытывает к ней ничего похожего на любовь, а симптомы заболевания, внезапно настигшего её, вызваны посторонним вмешательством. Тайком от Шарпов Маргарет выслала в Эдинбург распоряжение, которое лишало Томаса причитавшегося ему наследства, и они с Люсиль остались ни с чем. Сестра была в ярости — не столько из-за того, что они не получили денег, сколько из-за того, что Маргарет ухитрилась сломать её план. Зато теперь напоминание об этих событиях уводит мысли Люсиль от юной мисс Кушинг, а именно этой цели её брат и добивается.

— Что ж, поступай, как знаешь, — цедит мисс Шарп и поднимается, отходя от Томаса. — Хотя я по-прежнему сомневаюсь в том, что твой выбор — правильный.

Шарп не отвечает, он уже снова погрузился в мир, созданный Эдит. Если бы баронет хоть на миг отчётливо представил себе, на что он обрекает девушку, решив жениться именно на ней, он тоже усомнился бы в своём выборе, но, по своему обыкновению, Томас замечает лишь то, что хочет видеть.

Мисс Кушинг тем временем расстроено меряет комнату шагами. Пока стоит хорошая погода, это даёт ей возможность проводить множество часов в парке вместе с сэром Томасом Шарпом — пусть и не наедине, — но сегодня с утра она получила выговор от отца, который с каждым днём всё серьёзнее настроен против Шарпа. Эдит недоумевает, отчего этот достойнейший человек вызывает такую неприязнь у Картера Кушинга. Одно дело — Алан, но папа…

Эдит приказывает служанке подготовить прогулочное платье. Коротать день в доме девушке в любом случае не хочется, и она собирается пройтись. Мисс Кушинг любит ходить пешком, несмотря на то, что это вызывает постоянные насмешки в кругу других юных леди. Шагая по шумным улицам города, Эдит почти не обращает внимания на происходящее вокруг, из её мыслей не выходит Томас. Как он отличается от всех молодых людей, знакомых ей! Он держит себя так галантно и обходительно, как будто изысканные манеры — это не дань этикету, а сама сущность Шарпа. Он выглядит элегантнее всех в своих тёмных костюмах, контрастирующих с яркими красками Буффало. Он не подкалывает Эдит за её намерение стать писательницей и тратит своё время на то, чтобы изучить её роман. Ему удаётся сокращать дистанцию между ними и вести себя так, словно их объединяет что-то общее, при этом не нарушая правил приличия.

«Почти не нарушая», — мысленно поправляет себя мисс Кушинг, вспоминая о том вечере, когда Шарп впервые появился на пороге их дома, а затем пожаловал с ней на приём к МакМайклам и пригласил на вальс, хотя приглашения явно ожидала Юнис.

Эдит улыбается, поглощённая воспоминаниями — смущение от того, как их поступок выглядел в глазах других гостей, осталось в прошлом, а вот то, как они с Томасом кружились в танце, ей хочется переживать снова и снова. Почти не замечая, куда она идёт, мисс Кушинг внезапно ахает, когда её взгляд случайно падает на витрину мастерской, находящейся с другой стороны улицы. Сквозь стекло видна статная фигура Шарпа — его и в самом деле ни с кем не перепутать. Поняв, что Томас тоже её увидел, Эдит чуть кивает головой в знак приветствия, и баронет отвечает ей учтивым поклоном. Слегка помешкав, думая, стоит ли ей подойти и заговорить с ним, Эдит всё же решает не отказывать себе в таком удовольствии и, подобрав юбки, ступает на мостовую.

— Мисс Кушинг, моё почтение, — здоровается с ней Томас, и Эдит остаётся только удивляться, как такие простые слова, произнесённые глубоким бархатным голосом, способны заставить её сердце трепетать. — Рад нашей неожиданной встрече.

Эдит с любопытством смотрит на чертежи, которые баронет держит в руках.

— Надеялся найти новые детали для глинодобывающей машины, — отвечает Шарп на невысказанный вопрос девушки. — Мне посоветовали эту мастерскую — говорят, здесь изготавливают лучшие в городе… А, впрочем, не стану утомлять вас скучными подробностями.

— Мне ничуть не скучно, напротив, — горячо возражает Эдит и берёт у Томаса из рук один из чертежей.

— Вы очень вежливы, мисс Кушинг, но я ведь понимаю — все эти клапаны, рычаги и моторы едва ли представляют интерес для… — начинает было Шарп, но искренний протест, читающийся в глазах Эдит, заставляет его осечься.

— Я — дочь строителя, не забывайте, — серьёзно произносит она. — И с детства интересовалась работами отца. Пусть его занятие и относится к другой области, нежели ваше, не думайте, что перечисленные вами названия — пустой звук для меня. Если вам не покажется это обременительным, я бы с радостью послушала об устройстве вашей машины.

Во взгляде Томаса сквозит почти неприкрытое обожание, и Эдит приходится одёргивать себя, чтобы не нафантазировать лишнего. «Не может быть, чтобы мой интерес к его работе так восхитил сэра Шарпа, — твердит себе мисс Кушинг, тщетно пытаясь сопротивляться растущему в груди чувству. — Возможно, он просто польщён тем, что нашёл в моём лице внимательного слушателя». Слушает Эдит и правда внимательно, не пропуская ни одного слова. Баронет, полностью погрузившись в рассказ, чертит в воздухе линии, изображая ту или иную часть механизма, сыплет терминами и прямо в момент разговора строит новые предположения о том, почему машина до сих пор не работает исправно, и что именно нужно изменить, чтобы запустить эту уникальную конструкцию. Его пламенную речь прерывает появление владельца мастерской, мистера Сэмюэля Бартона, который выходит из подсобного помещения.

— Мисс Кушинг, — не без удивления приветствует новую посетительницу мистер Бартон. — Сэр Томас, прошу, я подобрал для вас те детали, что вы заказали на днях.

Шарп, захваченный собственным повествованием, не сразу реагирует на фразу хозяина мастерской, но затем, спохватившись, рассыпается в благодарностях, а Эдит разглядывает, что лежит в футляре, принесённом мистером Бартоном.

— Если я правильно понимаю, эти детали вы планируете вмонтировать в центральную часть механизма, чтобы ускорить движение лопастей? — спрашивает она.

Бартон поражённо глядит на девушку, не веря своим ушам — где это видано, чтобы молодые леди разбирались в механике! Томас поражён не меньше.

— Мисс Кушинг, на вашем месте я бы задумался о том, чтобы совместить писательский труд с инженерным, — говорит он без тени иронии. — Вы могли бы стать первой женщиной-изобретательницей гениальных конструкций.

— Вы мне льстите, — лепечет Эдит, стесняясь показать, как приятна ей похвала Томаса, однако счастливая улыбка выдаёт её с головой.

Покинув мастерскую, Шарп предлагает девушке проводить её до дома. Они не спеша идут к особняку Кушингов, разговаривая о самом разном. Эдит радостно отмечает про себя, что она чувствует себя рядом с Томасом всё свободнее и свободнее. Конечно, это не Алан, с которым она дружна с детства, но всё же, чем больше ей удаётся пообщаться с Шарпом, тем ближе он ей становится, не теряя при этом ореола таинственного незнакомца с других берегов. И, дойдя до дома, она не готова расстаться со своим собеседником, поэтому, не побоявшись нарушить этикет, приглашает его зайти ненадолго, на чашечку чая.

— Не смею отказаться от такого предложения, чай — лучшее, что может быть после прогулки под жарким солнцем, — широко улыбается баронет, но, стоит Эдит отвернуться, как его улыбка превращается в странную гримасу. У Томаса не самые добрые ассоциации с чаепитием, но мисс Кушинг об этом знать ни к чему, так что он быстро справляется с собой. Сидя в столовой, он небольшими глотками отпивает из фарфоровой чашки, отставляя мизинец. Эдит тоже пьёт чай, украдкой любуясь на то, как это делает её гость. Завязывается беседа, и Томас, расспрашивая Эдит о её жизни в Буффало, незаметно для них обоих приводит девушку к воспоминаниям о своём детстве.

— Раньше мы каждый год выезжали в летнюю резиденцию на берегу озера Эри, — делится она, отвечая на очередной вопрос Шарпа. – О, это был настоящий рай для ребёнка! Мама возделывала виноград, а я, помнится, никак не могла дождаться, пока ягоды созреют, и таскала их раньше времени. Нелепые детские шалости…

Томас мягко смеётся, всем своим видом показывая, что ждёт продолжения истории.

— А ещё рядом с нашим особняком был небольшой лесной массив, и однажды отец смастерил мне домик прямо на ветвях дерева, — по выражению глаз Эдит видно, что воображение переносит её в тот год. — Мама, конечно, протестовала, она очень боялась, что я могу упасть… Но следующим летом я стала реже забираться в домик, потому что в подвале особняка поселилось целое кроличье семейство — разумеется, меня было за уши не оттянуть от этих пушистых зверюшек!

Мисс Кушинг ненадолго замолкает, представляя себе картины из детства. К сожалению, вскоре та идиллия оборвалась из-за смерти матери Эдит, миссис Гвендолин Кушинг. Желая избежать горьких воспоминаний, Эдит обращается к Томасу: «А у вас в детстве были какие-нибудь животные? Во что вы с Люсиль любили играть?» Лицо Шарпа подёргивается тенью.

— Что-то не так? — робко спрашивает Эдит, и он невольно отмечает, что его истинные эмоции уже не в первый раз не ускользают от неё — почему-то в присутствии мисс Кушинг Томасу не удаётся сразу скрывать их за привычной маской.

— Нет-нет, всё в порядке, — спешит улыбнуться Шарп. — Просто я задумался над вашим вопросом. Видите ли, когда я был мальчиком, наша семья уже переживала не самые простые времена, так что лишних средств на содержание животных не было. Но у нас с Люсиль было множество разных весёлых игр, само собой…

Баронет прерывается, ощущая, как фальшиво звучат его слова — вряд ли это чувствует его собеседница, но это прекрасно знает он сам. Его детство разительно отличалось от детства Эдит, и она, безусловно, будет шокирована, если он раскроет ей хоть малую долю правды.

— Не сомневаюсь, что вы росли счастливыми детьми, — тепло замечает мисс Кушинг. — В больших семьях всегда господствуют радость и любовь…

— Любовь… — тихо повторяет Томас, понимая, что нужно как можно скорее сменить тему. — Забавно, не правда ли — сколько есть слов, которые звучат по-разному в английской и американской версиях языка, однако же самые главные слова всё равно произносятся одинаково…

Эдит распахивает глаза, внимательно глядя на Томаса. Она силится разгадать, вкладывает ли он в эту внезапную реплику особый смысл. Румянец заливает щёки мисс Кушинг, но она по-прежнему не отрывает взгляд от Шарпа. Баронету чудится, что, стоит ему сейчас приблизиться к Эдит, как она первой шагнёт в его объятия и поцелует,проявляя запредельную для незамужней девушки смелость. Так однажды уже поступила страстная итальянка Энола Шотти…

========== IV. Третья партия ==========

Комментарий к IV. Третья партия

Soundtrack - Queen, “Don’t Try So Hard”

Тучи сгущаются над Томасом Шарпом, но он об этом ещё не знает. Эдит не признаётся ему, что на очередную прогулку по парку она отправилась против воли отца. Томас забирает кольцо с рубином у сестры, чтобы предложить его своей избраннице, и предвкушает волнующее объяснение — в том, что мисс Кушинг согласится стать его женой, Шарп нисколько не сомневается. То, что, дав согласие, она автоматически станет и его жертвой, он по-прежнему держит за скобками своего сознания. Удар приходит оттуда, откуда Томас его совершенно не ждёт — мистер Кушинг, каким-то образом раздобыв компрометирующие документы, ставит Шарпов перед фактом: они должны покинуть Буффало.

А Томас должен вдобавок к этому разбить сердце Эдит.

После разговора Кушинг покидает комнату, оставляя брата и сестру наедине. Во время разоблачающей беседы на лице Люсиль ни дрогнул ни один мускул, и сейчас она продолжает стоять, не шелохнувшись, глядя перед собой невидящим взглядом. А вот баронет едва сдерживает отчаяние, он хватается тонкими пальцами за обитую вельветом спинку стула и с трудом подавляет желание заплакать, что выглядело бы абсолютно неподобающе. Сестра наконец подходит к нему и останавливается в полшаге.

— Другой невесты нам здесь не найти, Кушинг может всем растрезвонить о том, что узнал, — испытующе всматриваясь в лицо брата, говорит мисс Шарп. — Возвращаемся домой?

Томас отвечает ей взглядом, исполненным горечи, но постепенно в нём проступает и гнев.

— Кушинг уже смешал однажды меня с грязью, — отвечает Шарп, сжимая правую ладонь в кулак. — И сейчас вновь собирается разрушить все наши планы. Я просто так ему не уступлю. Он унизил меня, растоптал моё достоинство и должен поплатиться за это.

— Если ты не сделаешь того, что он требует, Кушинг предаст огласке то, что мы скрываем, — возражает Люсиль, но таким образом она лишь проверяет, насколько её брат действительно разгневан. Она очень редко видит его таким, и его решительный настрой доставляет мисс Шарп удовольствие.

— Я обязательно придумаю что-нибудь, — твёрдо произносит Томас. — Этим вечером выполню условие Кушинга, усыплю его бдительность, но без Эдит отсюда не уеду.

Люсиль внутренне передёргивается от окончания этой фразы, но наступает на горло своим ощущениям. Томас наконец-то готов повоевать за то, чтобы их планы воплотились в жизнь, и Люсиль хочет поддержать его стремление.

— Я помогу тебе, — говорит она, и в её голосе звенит металл. — Всё будет по-нашему.

Тучи сгущаются над Картером Кушингом, но и он об этом ещё не знает. После того, как Шарп прилюдно критикует книгу Эдит, а та даёт ему пощёчину, Кушинг вздыхает с облегчением. Как бы ни было ему жаль дочь, он уверен, что только таким способом возможно вытравить Шарпа из её сердца. Он не подозревает, что Томас собирается написать ей письмо. Он не подозревает, что Люсиль придёт по его душу. Об этом, впрочем, до поры до времени не подозревает и Томас. Однако Люсиль не может допустить и мысли об ином исходе — Кушинг оскорбил её любимого, заставил его пережить одни из самых мучительных минут в его жизни и за такое, в её представлении, обязан быть наказанным. Люсиль предпочитает тот вид наказания, который она уже использовала неоднократно. Если человек становится препятствием на пути к осуществлению мечты её брата, идеальный выход — убийство. В болезненном сознании Люсиль все жёны Шарпа попадали под это правило. Все, даже Энола, которая…

«Особенно Энола», — убеждает саму себя Люсиль, открещиваясь от щемящих душу воспоминаний. Разумеется, ведь Энола претендовала на то, чтобы завладеть сердцем Томаса. Ни Памелу, ни Маргарет мисс Шарп не рассматривала, как соперниц, но с Энолой всё сложилось по-другому…

***

— Синьор Шарп, послушайте меня!

Собеседницу баронета нельзя назвать писаной красавицей, но статная фигура в идеально сидящем атласном платье и блеск тёмных оливковых глаз привлекают к себе внимание. Когда Энола разговаривает на английском языке, сильный акцент с головой выдаёт её итальянское происхождение.

— Синьора Шотти, прошу вас, — взволнованно возражает Шарп, не зная, как остановить темпераментную женщину. — Получить финансирование — лишь моя забота, и, коль скоро здесь мне отказали…

— Я предлагаю свою помощь не ради вашего проекта, а ради вас! — порывисто бросает Энола, не отрывая от Томаса жгучего взгляда. — Я достаточно состоятельна и не завишу ни от кого, поэтому умоляю вас не сомневаться в моей искренности!

— Синьора Шотти, вы оказываете мне огромную честь, но всё же я вынужден…

— Томас! — перебивает его Энола, за один миг пересекая комнату и подходя вплотную к баронету. — Томас, как же вы не понимаете, неужели вы не замечаете моих чувств к вам…

Доля секунды — и Шарп ощущает губы Энолы на своих губах. Он пребывает в полнейшем смятении, такого рискованного поступка он не ожидал от синьоры Шотти, несмотря на её страстную натуру. Но ещё большее смятение вызывает то, что происходящее творится без ведома Люсиль. Его сестра сразу по приезду в Милан слегла с тяжёлой лихорадкой — и до сих пор отказывается от врачебной помощи, не желая контактировать с незнакомцами. Томасу непривычно действовать без неё, и, когда очередные богатеи решают не спонсировать его проект, он паникует. Люсиль бы нашла выход из ситуации. А Энола, сама того не подозревая, вносит в стандартный сценарий элемент неожиданности. Возможно, будь Люсиль на ногах, она сама бы подговорила брата окрутить богатую итальянку, но вот поставить мисс Шарп перед фактом, что кандидатура на роль новой жены нашлась сама собой… Томас закрывает глаза и отвечает на поцелуй Энолы. Ему понадобятся всё мужество и изворотливость, чтобы объясниться с сестрой, но пока он поддаётся порыву синьоры Шотти, которая безмерно заразительна и пленительна в своём безрассудстве.

— Ты удивил меня, братец, — Люсиль с трудом даются любые слова, горло сипит, а в груди булькает кашель. — Очень удивил.

— Я решил действовать так, как мы уже поступали прежде, — оправдывается Шарп, избегая смотреть прямо на сестру. — Когда выяснилось, что эта итальянка имеет крупное состояние, а близких родственников у неё нет, я подумал…

Люсиль молча поднимает ладонь, и Томас утихает на полуслове, силясь предугадать, разгневается ли она из-за его поступка или же одобрит этот шаг, но мисс Шарп, кажется, слишком слаба, чтобы проявлять глубокие эмоции.

— Она увлеклась тобой? — еле слышно шелестит Люсиль.

— Вероятно, да, — слишком уж поспешно отвечает Томас, продолжая прятать глаза. — Хотя моё предложение она приняла довольно бесстрастно.

Люсиль ни к чему знать о том, что в действительности объяснение между её братом и синьорой Шотти происходило совершенно иначе.

Возвращение под крышу Аллердейл Холла впервые на памяти Томаса не помогает Люсиль поправиться. Если ей случалось захандрить вдали от дома, то пребывание в Багровом пике всегда быстро восстанавливало её силы, но сейчас здоровье мисс Шарп настолько расшатано, что даже родные стены не в состоянии его подкрепить. Кроме того, Люсиль терзается ревностью, которая разгорается всё сильнее и сильнее — пылкая Энола не стесняется проявлять свои чувства к Томасу, который, играя роль преданного мужа, не торопится демонстрировать в ответ холодность. Он уверяет сестру, что его поведение — лишь притворство, но Люсиль боится, что притворяется Томас перед ней, а не перед Энолой. Мисс Шарп, еле держась на ногах, упрямо отказывается соблюдать постельный режим, не оставляет работы по дому и исправно заваривает для невестки отравленный чай, но яд разрушает крепкий организм Энолы куда медленнее, чем можно было ожидать.

Всё меняется в тот день, когда Энола случайно сталкивается с Люсиль ранним утром, когда та ещё не успевает облачиться в одно из своих тугих платьев, а тонкая ночная сорочка совсем иначе смотрится на фигуре мисс Шарп.

— Лючиль! — поражённо ахает Энола, коверкая имя на итальянский лад. — Пресвятая Дева, ты ждёшь ребёнка!

В первое мгновение Люсиль замирает в страхе от того, что её секрет раскрыт, но в следующий же миг ею овладевает злорадное чувство удовлетворения. Своё деликатное положение ей всё равно рано или поздно не удалось бы замаскировать, так пусть эта итальянка узнает немыслимую правду о том, что происходит в стенах этого мрачного особняка.

— А ты гадала, почему же Томас не ночует с тобой, — шепчет Люсиль, и, если можно представить себе торжествующий шёпот, то он звучит именно так.

— Он говорил, боится оставить одну тебя, пока ты так много болеешь, — Эноле не хватает воздуха, её губы трясутся, а от избытка эмоций фразы на чужом языке выходят корявыми. — Значит, это не болезнь…

— Он ночует у меня не потому, что переживает за моё самочувствие, — мисс Шарп хищно улыбается, наслаждаясь реакцией Энолы. — Он ночует у меня всегда, сколько мы друг друга помним.

Воцаряется мёртвая тишина. Говорливая Энола сейчас не может вымолвить ни слова. В её голове проносится отчаянная мысль — быть может, она всё-таки неправильно поняла фразу Люсиль. Видя замешательство в глазах соперницы, Люсиль решает окончательно расставить всё по своим местам. Она кладёт руку на округлившийся живот.

— Томас — отец этого ребёнка, дорогая.

***

Незадолго до этого случая о положении Люсиль узнаёт и сам Томас. Он обращает внимание на её изменившийся внешний вид, и сестра признаётся ему в том, о чём сама подозревает довольно давно. Люсиль, затаив дыхание, следит за тем, как Томас меняется в лице. Ей безумно хочется увидеть, как в его глазах загорается счастье, но Шарп выглядит скорее растерянным. Его обуревает множество противоречивых чувств разом — неужели такое могло случиться, как теперь быть с Энолой, как рассказать ребёнку, что его родители…

— Ты забегаешь вперёд, — качая головой, замечает Люсиль. Она угадывает почти все его мысли, хоть он и не высказывает ни одной. — Давай потом подумаем над тем, как устроить судьбу ребёнка, а сейчас… сейчас просто порадуемся такому чуду.

Уголки рта Томаса чуть дёргаются, улыбка получается судорожной, а в глазах всё равно отчётливо читается смятение. Баронет прижимает сестру к груди, чтобы скрыть свои неоднозначные чувства.

— С Энолой я разберусь, не переживай об этом, — твердит Люсиль, уткнувшись в потёртую ткань его жилетки. — Скоро яд подействует, я уверена.

— Я способен волноваться не только об этом, — саркастически отвечает Томас и гладит сестру по голове. — Люсиль, выходит, ухудшение твоего здоровья может быть связано с тем, что ты носишь под сердцем дитя?

— Боюсь, что так, — произносит она и поднимает глаза, в которых читается тревога. Впервые за долгое время Люсиль ощущает, что защита нужна не брату, а ей самой.

— Мы должны пригласить доктора, — говорит Томас, чуть хмуря брови.

— Об этом не может быть и речи! Как мы объясним… Я не хочу… Это — только моё! — сбивчиво возражает Люсиль и стискивает зубы. Она чувствует, как глаза начинает щипать от непрошенных слёз, и снова прячет лицо на груди у брата.

После того, как Энола узнаёт о секрете Люсиль, в Аллердейл Холле воцаряется ещё более гнетущая атмосфера. Итальянка бьётся в истерике несколько дней, не в силах принять чудовищную правду, Люсиль упивается её страданиями, но сама мучается от дурного самочувствия, Томас же пребывает в прострации. Гневные вопли жены не трогают его, и он не знает, что ответить на её горькие жалобы. Мысль о будущем отцовстве кажется ему почти нереальной, призрачной, несмотря на то, что положение Люсиль уже очевидно. Происходящее напоминает ему фантасмагорический сон, вот только проснуться никак не получается. Томас стремится проводить всё время в мастерской или у глинодобывающей машины, с головой уходя в свои инженерные изыскания, но за ним неотступно следует горящий, болезненный взор Люсиль и обвиняющий, молящий взгляд Энолы.

С каждым днём Люсиль становится всё хуже и хуже, она перестаёт вставать с постели, и в какой-то момент Энола, зайдя к ней в спальню, предлагает свою помощь.

— Надеешься спасти свою шкуру, — усмехается Люсиль, через силу поднимаясь на локоть.

— Не представляю, что ты можешь со мной сделать, будучи настолько слабой, — парирует Энола, гневно смотря на неё. — Я пекусь не о тебе, а о будущем ребёнке, ведь он ни в чём не виноват.

В глазах Люсиль мелькает искреннее удивление — она ожидала услышать что угодно, только не это.

— Ребёнок — не твоя забота, — заносчиво отвечает она, но за жёсткими словами Энола безошибочно угадывает уязвимость.

— Тебе некому помочь, Люсиль, — говорит Энола. — Но я смогу, если ты позволишь.

Повисает долгая пауза. Мисс Шарп борется с собой — не такое развитие событий она представляла себе, когда её брат привёл в дом очередную жертву. Всё в ней восстаёт против Энолы, но страх за ребёнка, наконец, побеждает.

— Не думай, что это изменит твою участь, — прищуривает глаза Люсиль.

Энола гордо поднимает голову.

— Видит Бог, я не прошу о милосердии.

Но Люсиль приходится быть милосердной. Приняв тот факт, что без содействия Энолы ей не обойтись, она перестаёт подсыпать яд в чай невестки, успокаивая себя тем, что это — временная мера. Однако проходят месяцы, и Люсиль неожиданно для себя сталкивается с тем, что лишить жизни женщину, которая вместе с тобой встречала приход в этот мир новой жизни, невыразимо трудно. Когда Люсиль корчилась от боли, драла простыни ногтями и стонала в ночи, рядом была Энола. Когда после тяжелейших родов Люсиль впала в забытье, рядом была Энола. И сейчас она по-прежнему рядом, баюкая малыша после того, как Люсиль, обессилев от попыток уложить его спать, сама погружается в сон.

— Il mio piccino*, — нежно шепчет Энола, качая младенца на руках. Она уже знает, что ребёнок болен, но делает всё, что в её силах, чтобы малыш выжил.

Томас застывает в дверях, увидев эту донельзя странную, но манящую картину. В окно проникают слабые лучи закатного солнца, но они не попадают на кровать. Люсиль спит, её волосы тёмными волнами растекаются по подушке, а исхудавшее лицо в полумраке кажется почти белоснежным. В углу, на ветхом стуле сидит Энола, склонившись над ребёнком, и напевает ему колыбельную на итальянском. Томас не знает, что ему чувствовать. Радость от рождения сына омрачена его болезнью, нервы Люсиль расшатаны до предела, жена до сих пор жива, хотя, согласно изначальному плану, уже давно должна была сгинуть… Более того — теперь они с Люсиль многим обязаны Эноле, и закрыть на это глаза не так-то просто. Прежде Томас думал, что его навык отгораживаться от неприглядных реалий достиг совершенства, но сейчас всё трещит по швам.

— Энола, — шёпотом зовёт он, но та знаком просит его замолчать. В этот момент её заботит только одно — сон малыша.

Спустя несколько недель Шарп становится свидетелем того, как Люсиль, постепенно оправляющаяся после родов, вновь колдует на кухне над чаем. В её руках — красная жестяная коробка, заварка из которой никогда не попадает в чай хозяев.

— Опять? — одними губами спрашивает Томас, и Люсиль молча кивает. Её руки дрожат, когда она заносит ложку с ядом над изящным чайником, но Люсиль делает над собой усилие, и содержимое ложки сыплется на фарфоровое дно.

— Энола вряд ли догадывается, что её ждёт, — с затаённой болью говорит Томас.

— Мы должны, — жёстко прерывает его сестра. Однако стоит Шарпу покинуть кухню, как по щеке Люсиль сползает предательская слеза. Люсиль давно перестала испытывать ревность к Эноле. И она не помнит, когда кто-нибудь столько помогал ей. Но всё же…

— Мы должны, — повторяет сквозь слёзы Люсиль. Она слишком долго строила свой собственный мир, чтобы позволить кому бы то ни было нарушить его хрупкое равновесие.

***

…Шарп не находит себе места от переизбытка эмоций. Люсиль жадно впитывает их, выуживая у Томаса реплику за репликой, а сама в это же время вынашивает свой собственный план. Придётся действовать очень быстро, можно даже сказать — дерзко, но Люсиль эта перспектива приятно будоражит.

— Я напишу Эдит письмо, в котором объясню, что это её отец вынудил меня так поступить!

— Это придаст тебе особое очарование в её глазах, надо полагать? Но каким образом ты заставишь Кушинга молчать?

— Я просто предложу Эдит бежать со мной тайно.

— Томас, ты как дитя, право слово. Она не пойдёт против воли отца.

— Пойдёт, я в этом уверен. С её романтическим складом и тягой к приключениям…

— Даже если так, что помешает Кушингу разыскать её?

— Вряд ли он захочет рушить судьбу дочери, свадьба поставит его перед свершившимся фактом.

— Томас… Это крайне несостоятельный план.

— Предложи свой!

Томас раздражённо смотрит на сестру, но она примирительно улыбается.

— Хорошо, хорошо, любимый, сделаем по-твоему. Я отправлюсь домой и буду ждать тебя… и очередную миссис Шарп.

Баронет прохаживается неподалёку от гостиницы. Он всей душой верит, что мисс Кушинг поддастся порыву и приедет сюда, но сомнения всё же гложут Томаса – что, если его надежды не оправдаются… Однако всё идёт именно так, как он себе представлял — в толпе уже мелькает тёмно-коричневое пальто Эдит, она бежит, не разбирая дороги, и её золотистые волосы, выбившись из причёски, трепещут на ветру. Боже, неужели он увезёт это прелестное создание с собой! Томас отступает в тень здания, решив, что, если он обнаружит себя чуть позже, его появление произведёт особенный эффект.

Шарп не ошибается — мисс Кушинг действительно поражена, увидев его. Она пережила слишком много потрясений за последние сутки, она только что потеряла мечту и вновь её обрела. У Эдит кружится голова, кровь стучит в висках — и Томас почти физически ощущает её трепет. Пока баронет ждал её, он готовил речь, призванную окончательно покорить сердце девушки, но сейчас все слова разом вылетают из головы.

Прежде Томасу уже доводилось готовить подобные речи. Памеле Аптон он вещал что-то про её бездонные глаза, в которых можно утонуть, Маргарет МакДермотт — про удивительную юную душу, Эноле Шотти… Энола опередила его и сказала свою пламенную речь сама. В случае Эдит Томас собирался сделать акцент на её писательском таланте и, кажется, придумал какую-то изысканную, на его взгляд, формулировку про нескончаемый вальс, который они будут танцевать всю жизнь.

Но он не может вспомнить ни одной из заготовленных фраз. Он смотрит прямо в глаза Эдит и говорит то, что испытывает в эту секунду.

— Я чувствую, что есть невидимая связь между вашим сердцем и моим. И если попытаться разорвать её расстоянием или коварным временем, то моё сердце перестанет биться, и я умру. А вы забудете обо мне…

— Никогда! — горячо отвечает Эдит, подписывая себе приговор.

Томас не думает об этом, он думает только о том, что забирает с собой эту удивительную девушку и сможет любоваться ею денно и нощно. Он забывает, что в доме его ждёт та, кого он поклялся любить вечно. Он закрывает глаза на то, что обрекает Эдит на мучительную смерть. Он просто не готов расстаться с ней сейчас.

* «Мой малыш» — итал.

========== V. Четвёртая партия ==========

Комментарий к V. Четвёртая партия

Soundtrack - Paul McCartney, “Too Much Rain”, John Lennon, “Scared”

— Дорогая… — нерешительно зовёт Томас. Эдит не откликается — шум волн заглушает голос её мужа. Тот, поняв, что она не услышала его, замирает в нескольких шагах от девушки, не желая своим появлением напугать её. Все пассажиры давно разошлись по каютам, но Эдит всё стоит на палубе, вглядываясь в бескрайнее водное полотно. В бледном лунном свете её тонкий профиль кажется вырезанным из мрамора, но полы платья развеваются на ветру, выдавая, что перед Шарпом — не филигранно выполненная статуя, а живой человек.

— Дорогая, — чуть громче повторяет он, и на этот раз Эдит оборачивается. Томас замечает, что на её щеках поблёскивают дорожки слёз, однако она поспешно улыбается и сама делает несколько шагов навстречу мужу.

— Ты совсем продрогла, Эдит, — с лёгким укором говорит Шарп, дотронувшись рукой до её тонких пальцев. — Не пора ли тебе отправиться в свою каюту?

— Не стоит волноваться, я не замёрзла, — мягко возражает ему супруга. — Только лишь пальцы стали холодными на ветру.

Томас неодобрительно качает головой и прижимает Эдит к себе.

— Скорее всего, у меня всё равно не получится заснуть, — продолжает она. – И, к тому же, я впервые путешествую морем… Не могу оторваться от этой картины.

Шарпу уже доводилось быть пассажиром лайнера, но морской пейзаж ничуть не наскучил ему, поэтому он искренне соглашается с женой. Несколько минут они проводят в тишине — Эдит вновь подходит к краю палубы, а Томас бережно обнимает её сзади, и оба они смотрят, как плавно перекатываются иссиня-чёрные мощные буруны, ловя лунные блики. Линия горизонта давно уже растворилась в опустившейся на море темноте, и серебряные всполохи от лунного света — единственная возможность отличить водную гладь от небесной тверди.

— О чём ты думаешь, милая? — вдруг спрашивает Шарп, и Эдит не сразу находится, что ответить. В её голове — обрывки самых разных мыслей. Львиную долю занимают воспоминания о безвременно почившем отце, с ними смешиваются переживания о том, как она приживётся на новой родине, в новых условиях, а поверх этого колышутся впечатления, связанные с морским путешествием. Рядом с ней теперь единственный близкий человек — Томас, так быстро ставший по-настоящему родным. Почему бы не поделиться с ним всем, что вертится на уме? За секунду до его вопроса Эдит подумала о том, есть ли вероятность, что она когда-нибудь увидит не только призрак матери, но и призрак отца. Но всё же пока ей трудно решиться на то, чтобы озвучить такую мысль вслух. Она ведь и о призраке матери пока не рассказывала мужу…

— Ты говорил, что там, откуда ты родом, к призракам относятся серьёзно, — произносит наконец миссис Шарп. — Мне интересно, почему? Какие тайны скрывают старинные английские поместья?

В этот момент луну скрывает набежавшее плотное облако, и Эдит, обернувшись к мужу, не может рассмотреть в темноте, как изменилось выражение его лица. Голос Томаса, впрочем, звучит по-прежнему мягко.

— Эдит, дорогая, я боюсь, что это не самая хорошая идея для истории на ночь, — осторожно отвечает он, целуя жену в лоб. — Позволь мне проводить тебя в каюту. У нас впереди ещё столько времени, чтобы поведать друг другу обо всём! А теперь тебе нужно хоть немного поспать.

Миссис Шарп нехотя признаёт правоту супруга, но заснуть ей так и не удаётся. Незнакомая обстановка, постоянное покачивание корабля и неотступные думы о прошлом и будущем не дают ей покоя. Когда Шарпы достигают конечной точки своего пути, Эдит чувствует, как крайняя степень утомления смешивается в ней с нарастающим возбуждением от предстоящего знакомства с новой жизнью. Выходя из экипажа, Эдит пытается унять дрожь в пальцах, которая не имеет никакого отношения к промозглому осеннему ветру, от которого не спасает уютная тёплая муфта. И тут под ноги новоприбывшим бросается невесть откуда взявшаяся маленькая собачонка.

— Кто это? С ошейником… Кажется, он потерялся! Возьмём его? — умиляется Эдит, присаживаясь на корточки и протягивая ладонь к пёсику. — Как тебя зовут, малыш?

«Фарфалла*», — едва не срывается с губ у Томаса, но в последний момент он прикусывает язык. Когда Энола привезла собаку в Аллердейл Холл, та была ещё крошечным щеночком. После смерти итальянки Шарп пообещал сестре избавиться от Фарфаллы, но не смог побороть жалость к этому жизнерадостному существу и отдал собаку в ближайшее поселение, в семью одного из рабочих, со строгим условием, чтобы животное не покидало территорию их небольшого хозяйства. Тот факт, что Фарфалла всё-таки сумела удрать, да ещё и нашла дорогу к дому, не вызывает у Томаса ни капли радости, но он не может отказать жене в просьбе, не желая зародить подозрения.

Появление собаки даёт Люсиль повод выразить брату своё неудовольствие, но на самом деле её куда больше задевают поведение очередной миссис Шарп и повышенное внимание к ней со стороны Томаса. Люсиль прекрасно знает, каким обходительным и обаятельным он бывает с жёнами, но она также знает, что ни одна из них прежде не удостаивалась таких искренних влюблённых взглядов от него. Люсиль бежит от собственных страхов и не задаёт брату прямых вопросов, но, поддавшись внезапному озарению, находит другой способ выпытать истину.

— Завари жене чай, — словно бы между делом приказывает она.

Томас в замешательстве замирает, а затем, слегка склонив голову на бок, озадаченно всматривается в лицо сестры.

— Завари. Жене. Чай, — повторяет она, чеканя каждое слово. Её глаза суживаются, Люсиль превращается в один напряжённый сгусток нервов, ожидая реакции Шарпа.

— Я… Я не думаю… Его ведь всегда завариваешь ты, — неубедительно мямлит баронет. — Ещё напутаю что-нибудь…

— Ты прекрасно знаешь, где та самая коробка, — Люсиль непреклонна. — Положи одну-две ложки.

Томас продолжает недоумевать, но послушно тянется за красной жестяной коробкой, безошибочно выбирая её из ряда таких же, но синих. Он машинально зачёрпывает ложкой сморщенные чаинки, слушая ироничные замечания сестры о вернувшейся собаке, и ни одна черта на его лице не выдаёт его истинных чувств. Брат проходит проверку — Люсиль не к чему придраться. И всё же закравшаяся в сердце ревность не отступает без боя.

— Ты выбрал её, — не выдержав, спрашивает Люсиль. — Почему?

***

Что бы Томас ни сказал тогда сестре, усыпляя её бдительность, сам себе он давно ответил на этот вопрос. Эдит отличается — от всех. Она не следует безмолвной тенью за мужем, как это делала Памела, не утомляет своим обществом, не смотрит Томасу в рот, ловя каждое его слово. При этом она, безусловно, восхищается им. Она не норовит установить в поместье свои порядки, как это делала Маргарет, не диктует Люсиль, как вести хозяйство, не сетует на обстановку в доме и лишь старается терпеливо помогать во всём. Она любит Томаса не так страстно, как это делала Энола, но меньший градус страсти позволяет ему дышать свободнее. Во всех действиях Эдит — понимание, уважение, желание разделить его интересы. Общение с женой подобно свежей струе чистого, прохладного воздуха, оживляющего и ободряющего, дающего силы жить. Баронет не знает, способен ли он дать ей что-то взамен, особенно учитывая, что Люсиль претендует на всё его свободное время, не позволяя супругам оставаться наедине. Но, по крайней мере, он уже придумал кое-что, что наверняка порадует Эдит.

— Открой сама, — лукаво советует Томас, водружая массивную деревянную коробку на стол перед женой. Она немного растеряно, но с любопытством тянется к крышке.

— Это «Ремингтон»! — ахает Эдит, увидев внутри изящную печатную машинку с корпусом, украшенным замысловатыми завитушками. — Боже, Томас, когда ты успел…

От восторга миссис Шарп не находит больше слов и лишь крепко обнимает мужа, вкладывая в этот жест всю свою благодарность.

— Мне не терпится узнать, куда заведёт твоих персонажей твоя неуёмная фантазия, дорогая, — ласково говорит он ей на ухо, вместе с тем аккуратно поправляя выбившуюся из причёски пшеничную прядь.

Эдит легонько проводит пальцем по клавишам и мечтательно прикрывает глаза.

— Я ещё не думала о продолжении романа, — произносит она, уже уносясь в своём воображении в выдуманные миры. — Столько новых впечатлений, что мои писательские потуги отошли на задний план. Однако теперь я просто не имею права откладывать работу.

— Снова возьмёшься писать о Кавендише? Куда он отправится после Ирландии? — интересуется Шарп, и в глазах Эдит загораются счастливые огоньки. Ей беспредельно приятен тот факт, что Томас запомнил её героя.

— Я ещё не решила, — признаётся она и весело улыбается. — Наверное, мне нелегко будет удержаться и не отправить его в какое-нибудь загадочное старинное поместье на севере Англии…

— Аллердейл Холл вдохновляет тебя? — спрашивает баронет, и Эдит, не уловив нотки смутной тревоги в его вопросе, кивает.

— Дом наверняка хранит множество секретов, — с энтузиазмом рассуждает она. — Ты ведь покажешь мне все его потайные уголки?

Томас отводит взгляд. Он сам предпочёл бы оказаться вне стен Аллердейл Холла и навсегда забыть страшные вещи, творившиеся под его крышей, но как объяснить это жене, не открывая при этом неприглядную правду? Ни одна из её предшественниц не проявляла живого интереса к поместью, и Шарп прекрасно понимает, что любопытство Эдит не сослужит ей хорошую службу.

— Разумеется, любимая, — выдавливает из себя он, привычно маскируя подлинные эмоции неотразимой улыбкой.

— Начнём прямо сейчас? — воодушевление супруги смущает баронета, и он спешит сочинить отговорку.

— Зачем так торопиться? — посмеивается Томас. — У нас ещё столько времени впереди!

Эти слова чуть режут слух Эдит — ей мнится, что они уже звучали в недавнем прошлом. Но девушка не расположена прислушиваться к своему внутреннему голосу, она отмахивается от уколовшего её неприятного ощущения.

— Тогда давай прогуляемся по окрестностям? — новое предложение миссис Шарп ставит Томаса в тупик. На его лице появляется неприкрытое недоумение, и Эдит не может удержаться от смеха. — Слышал ли ты когда-нибудь о таком времяпрепровождении?

— Мы… конечно же, можем прогуляться, — справившись с удивлением, отвечает он. — Но видишь ли, милая, здешние окрестности далеко не столь приветливы, как родные тебе парки Буффало.

— Я не собираюсь погрязнуть в ностальгии по Буффало, — решительно произносит Эдит. — Мои глаза всегда широко открыты, помнишь?

Вновь объявившуюся питомицу Энолы Эдит берёт с собой. Люсиль делает несколько безуспешных попыток отговорить пару от прогулки и смотрит им вслед с плохо скрываемой горечью и досадой. Томас меряет шагами тропинку, по бокам которой виднеется примятая пожелтевшая трава. Он давно позабыл, когда в последний раз вот так бесцельно бродил около поместья, да и случалось ли такое вообще. Безрадостный пейзаж не вызывал никакого желания созерцать его, а пронизывающий до костей ветер безапелляционно намекал на то, что скорейшее возвращение домой будет самым разумным решением. Но сейчас, рядом с Эдит, Томас переживает совсем иные впечатления. Она фантазирует вслух, воображая, как выглядят эти места летом, расспрашивая мужа о здешних жителях, подбирает с земли высохшие листья и складывает из них причудливый букет. Позже, заботясь о том, чтобы их мохнатая спутница не заскучала, находит небольшую палочку и бросает её собаке. Та с радостью вступает в игру, разыскав прутик и беззаботно прыгая вокруг Шарпов прямо с ним в пасти.

— Отдай, верни её, — смеётся Эдит, тщетно борясь с собакой за право обладания палочкой. — Ну же, будь умницей!

Эта картина — казалось бы, абсолютно обыденная и распространённая — Томасу представляется небывалой, даже сюрреалистичной. У него возникает стойкое ощущение, что всё это происходит не с ним, и даже возникает наивное желание ущипнуть себя за щёку. Миссис Шарп, всё-таки завладев прутом, протягивает его мужу. Он не сразу понимает, что от него требуется, и лишь выжидающий взгляд жены возвращает его в реальность.

— Апорт, — негромко командует баронет. Фарфалла устремляется вперёд, а Эдит снова хохочет, наблюдая, как собака нелепо поджимает на бегу лохматые лапки. Томас слышит какой-то странный звук и спустя мгновение осознаёт, что это — его смех. Выходит, этот навык ещё не утрачен окончательно. Эдит оглядывается на мужа, и они долго смотрят друг на друга, широко улыбаясь. Томас не чувствует зябкого ветра, а неприветливые, тусклые краски здешней природы уступают место мягкому янтарному свету, исходящему от его жены.

Быть может, она права — внутри дома действительно холоднее, чем снаружи? Шарпу не хочется возвращаться.

***

Секреты Аллердейл Холла устают ждать, пока хозяева соизволят их раскрыть. Мирные пасторальные зарисовки не приживаются в этом мрачном поместье, и даже Эдит не по силам перенести сюда безоблачную, сияющую атмосферу, прежде повсюду сопровождавшую её. Напротив, гнетущий сумрак дома постепенно обволакивает девушку, затягивая её в багровую бездну творившихся здесь кошмаров. И однажды являются призраки.

Попытки выяснить у супруга, кто и как умирал в стенах Аллердейл холла, остаются бесплодными, однако миссис Шарп не занимать упорства. Теперь в перерывах между сочинением книги и попытками разделить с Люсиль часть домашних хлопот Эдит постепенно изучает здание, проникая то в одну, то в другую комнату. Уже давно нежилые, запустевшие помещения пахнут сыростью и прелой тканью. Старинная мебель местами потрескалась, местами — покрылась паутиной. В некоторых частях дома и в самом деле небезопасно, не зря об этом предупреждала Люсиль. Один раз под ногой Эдит ломается полусгнившая доска, второй раз от сквозняка захлопывается дверь, напугав девушку до полусмерти. Чувство страха знакомо ей не понаслышке, её нельзя назвать совершенно безбоязненной, но, вместе с тем, упрямый нрав и стальной внутренний стержень толкают Эдит на дальнейшие исследования поместья.

Миссис Шарп часто просыпается по ночам, не обнаруживая в постели мужа, она заходится кровавым кашлем, не подозревая, каковы причины её недомогания, но пока ни капли не сомневается в том, что источник зла не имеет отношения ни к Томасу, ни к его сестре. Более того, она не уверена в том, что зло несут здешние призраки. Скорее, они стараются натолкнуть Эдит на какую-то мысль, показать ей что-то, приблизить к разгадке тайны. Одна находка уже сделана благодаря призраку — цилиндры для фонографа, на которых наверняка что-то записано, осталось лишь изыскать возможность для прослушивания. Повинуясь интуиции, миссис Шарп не сообщает о своей находке супругу, хотя подобная скрытность — не в её характере. Ей очевидно, что Томас с недоверием воспринимает её рассказы о призраках, а Люсиль и вовсе с презрением отзывается о больной фантазии, поэтому Эдит ведёт своё расследование в одиночку.

В один из особенно холодных ноябрьских дней новые знаки приводят её в старую детскую комнату. Миссис Шарп следует за звуком, которого раньше не слышала — до её ушей доносится лёгкое поскрипывание колёс. Поскольку Эдит ничего не известно о своих предшественницах, она не догадывается, что может издавать такой шум. Приоткрыв очередную дверь, Эдит видит небольшое помещение, в одном из углов стоит инвалидное кресло. Сглотнув, она подходит поближе и проводит мизинцем по сидению, на подушечке пальца остаётся слой пыли. Вероятно, креслом не пользовались уже давно. Из другого угла комнаты доносится едва различимый трепет крыльев, и на этот раз Эдит уже знает, что это — мотыльки. В доме они повсюду. Вот и здесь покрывают своими тельцами серую невзрачную стену…

Нет, на стене что-то есть. Миссис Шарп пересекает помещение, чтобы рассмотреть её получше. Мотыльки разлетаются в стороны, открывая истёршуюся от времени картину: нарисованы мальчик и девочка, ведущие какую-то беспечную игру. Эдит с интересом наклоняется ниже, как вдруг позади вновь раздаётся поскрипывание, и она, внутренне сжавшись в комок, понимает, что так могут звучать только колёса кресла, которое по всем законам логики должно быть пустующим и неподвижным. Её нервы напряжены до предела, и, когда к настойчивому скрежету добавляется звук распахивающейся двери, девушка не может сдержать крик ужаса.

— Боже правый, Эдит, наконец-то я нашёл тебя! — на пороге стоит Томас, и весь его вид говорит о том, что он перепугался ничуть не меньше. — Зачем ты поднялась сюда?

Миссис Шарп невольно бросает взгляд на кресло, но оно стоит на прежнем месте. Испустив вздох облегчения, она подбирает слова для ответа, не решившись быть откровенной.

— Думала посмотреть детскую, — запинаясь, начинает Эдит. — Люсиль рассказывала, что вы проводили здесь почти все дни напролёт, и мне захотелось увидеть комнату, с которой у тебя, наверное, связано столько воспоминаний. Поведаешь мне, что за рисунок украшает стену?

— Это я и Люсиль, — отвечает Томас, силясь придать голосу спокойствие. — Так я себе представлял нас, по крайней мере.

— Ты сам нарисовал картину? — переспрашивает Эдит с радостным удивлением. — Я не знала, что ты уже в детстве был таким замечательным художником. Жаль, что теперь ты рисуешь только чертежи и детали для машины.

— Ничего особенного в этой мазне нет, — усмехается Шарп. — Учитывая, что родители почти не занимались нами, у меня была уйма времени на то, чтобы научиться сносно рисовать.

— Ты несправедлив к себе, дорогой, — упрекает его жена, но Томас лишь отмахивается.

— Пойдём в столовую, Люсиль уже приготовила обед, — говорит он.

Эдит послушно следует за супругом, но, поддавшись необъяснимому порыву, застывает в дверном проёме. Шарп уже спускается по лестнице, когда она, собравшись с духом, окликает его.

— Томас, — робко говорит она, стесняясь тех слов, что ей сейчас придётся произнести. — Я уже несколько раз просыпалась среди ночи и не находила тебя рядом. Возможно, ты мог бы… Не знаю, уместно ли поднимать эту тему, но всё же она меня беспокоит. Ты мог бы объяснить, куда ты пропадаешь?

Шарп затравленно озирается по сторонам и барабанит пальцами по перилам. Столь закономерный вопрос тем не менее застаёт его врасплох.

— Жаль, что тебе так плохо спится, — едва слышно роняет баронет. — Я бы не поступил так, если бы знал, что ты можешь проснуться.

— Как – так? — с нарастающим волнением уточняет миссис Шарп.

— Видишь ли, я привык ночевать один… И бывает, что сон не идёт — тогда я запираюсь в мастерской до утра и провожу время за своими чертежами.

Брови Эдит удивлённо ползут вверх. Спустя пару мгновений, осмыслив сказанное мужем, она приближается к нему и доверительно кладёт голову Томасу на плечо.

— Но ведь теперь нас двое, — проникновенно говорит она. — Ты мог бы просто разбудить меня, обнять. А я бы спела тебе колыбельную, моя мама всегда так делала, когда мне не спалось.

Колыбельная… О, ему сполна хватило колыбельных за его жизнь.

— Ну что ты, дорогая, — уговаривает жену Шарп. — Тебя и без того мучают дурные сны, а ты предлагаешь ещё и мне будить тебя.

— Это не сны, — морщит нос Эдит. — Видит Бог, Томас, в доме есть некая потусторонняя сила. Но я не боюсь, не подумай! Я верю — мне удастся выяснить, что здесь творится.

Томас нервно вертит в ладонях игрушечный мячик Фарфаллы, неведомым образом оказавшийся под рукой. Шарп начинает всерьёз опасаться, что неуёмное стремление его жены проникнуть во все тайны и докопаться до истины рано или поздно приведёт к тому, что правда раскроется.

* Мотылёк, бабочка — итал.

========== VI. Правда ==========

Комментарий к VI. Правда

Soundtrack - Brian May, “Too Much Love Will Kill You”

В любви нет места совершенству.

Эдит никогда не думала, что ей придётся согласиться с этой фразой. В девушке кипело нерастраченное тепло, которое она мечтала подарить Томасу — да и Люсиль тоже. И самому Аллердейл Холлу, этому угрюмому хозяину здешних земель, оплоту былых времён, безвозвратно погрязшему в прегрешениях своих владельцев.

Но в любви нет места совершенству. Проходит не так уж много времени с момента её приезда, но Эдит уже ощущает себя полностью истощённой, измученной неравной борьбой с загадочной болезнью и неиссякающими загадками поместья. Она словно бьётся в закрытые двери в поисках ответов на вопросы, но Аллердейл Холл лишь высасывает из неё силы, оставляя взамен гнетущее, всепоглощающее чувство ужаса. Миссис Шарп видит, что её надежды построить добрые отношения с сестрой мужа терпят крах — за застывшей, натянутой улыбкой кроется отвращение, которое с каждым днём становится для Эдит всё более очевидным, какой бы мёд не источали уста Люсиль.

А Томас… Он не даёт жене повода усомниться в его чувствах, но его недоверие к её страхам порождает отчуждение между супругами. Слишком часто Шарп уходит от ответов, слишком часто отказывается признавать очевидное, слишком часто по ночам его не оказывается рядом. Эдит уже не удивляется этому, лишь с горечью отмечает, как растёт в груди болезненный ком, никак не связанный с изнуряющим её кашлем. Когда очередной ночью миссис Шарп встречается с призраком матери Томаса и Люсиль, это становится для неё переломным моментом, рубежом, после которого она не может больше отрицать — ей хочется сбежать из этого дома, её веры в лучшее не хватает на то, чтобысвить уютное семейное гнездо в таком месте, как Аллердейл Холл. Чуть придя в себя после истерики, она с запоздалым отчаянием осознаёт, что произнесла слова, которые, по своему же собственному разумению, не должна была произносить никогда — «Мне нужно уехать отсюда». Но если она останется — сколько ещё удастся протянуть?

Нет, нет, уговаривает себя девушка, всё вернётся на круги своя. Целебный чай Люсиль и забота Томаса поставят её на ноги. А загадки рано или поздно разрешатся. Эдит неимоверным усилием воли берёт себя в руки. В конце концов, её пугают призраки, происхождение которых туманно, существование которых не доказано, а её муж бьётся над решением реальных проблем — и ему требуется её поддержка. Поэтому, когда баронет получает на почте новые детали для машины, миссис Шарп разделяет его воодушевление:

— Ни на секунду не сомневайся в своём успехе, дорогой, даже не смей думать о провале, на этот раз ты преуспеешь!

Шарп благодарно стискивает её руку, и прямо здесь, на почте, распаковывает драгоценную посылку, чтобы скорее рассмотреть, что ему прислали. Глядя на то, с каким восторгом её муж вертит в пальцах металлические винтики, Эдит вновь преисполняется надеждой на благополучный исход событий. Томасу по силам воплотить свою разработку в жизнь, а ей по силам разгадать пугающие знаки от привидений Аллердейл Холла.

Именно в этот момент в руки Эдит попадает очередная зацепка, повергающая девушку в ступор — письмо на её имя из Милана. Миссис Шарп озадачено рассматривает слегка пожелтевший конверт. Он выглядит так, словно ждал адресата уже очень давно. Эдит вдруг ловит себя на мысли, что напоминает сейчас себе героя детективных рассказов Конан Дойля, столь любимого Аланом — какого-нибудь сыщика, который стоит на пути к разгадке, но никак не может связать воедино все нити, чувствуя, что упускает нечто важное.

«Вы давненько женаты, сэр», — вот эта фраза пригодилась бы ей, чтобы сложить отдельные кусочки в целую картину, но, к сожалению, бормотание старика Финли она не приняла всерьёз.

***

Томас давно привык существовать в туманной полудрёме, и теперь он нескоро приходит в себя. До поры до времени он непостижимым образом разделяет свою жизнь на две части: на одной чаше весов всё, что связано с Люсиль, на другой – всё, что связано с Эдит. Днями он всё чаще проводит время с женой, купаясь в незнакомой ему прежде атмосфере безоблачного счастья. Ночами Люсиль возвращает своё, яростно выцарапывая брата из рук ненавистной соперницы, неистово стремясь наверстать все минуты и часы, которые украла у неё новая миссис Шарп. И каждый раз в глубине души Томаса еле слышно скребётся совесть, нашёптывая ему, что любовь между ним и сестрой — порочна. Проводить ночи с Люсиль — словно дурная привычка, от которой хочешь отказаться, но машинально повторяешь снова и лишь после содеянного думаешь: «Как же так, отчего я опять сделал это?» Однако его сестра бы никогда не согласилась с такой трактовкой.

— Между нами — неразрывная связь, — неустанно напоминает она Томасу, как будто её жарких объятий и пленительных взглядов недостаточно. Шарп гладит Люсиль по волосам, вдыхая знакомый с детства запах, и понимает, что оспорить её слова он не может. Но ведь такие же слова он однажды сказал Эдит, так как же вышло, что он объединён сразу с двумя женщинами, такими разными — и такими незаменимыми для него? Люсиль не верит в то, что молоденькая американка может стать хоть сколь-нибудь родной её брату, зато сама она давно срослась с ним в единый организм; только вот для Томаса связь с сестрой постепенно превращается в тугие удушающие путы. Она упускает момент, когда её стремление сосредоточить на себе весь мир Шарпа начинает тяготить его, и поэтому невидимая нить между ним и Эдит становится для баронета важнее, именно за неё он отчаянно цепляется, пытаясь выкарабкаться из пучины своего полузабытья.

Проведённая с женой ночь на почте меняет отрешённое состояние Томаса: из вязкой, размытой дрёмы он попадает в настоящий кошмар — такой, в котором ты догадываешься, к чему всё ведёт, но, словно застряв в липкой паутине, не можешь ничего изменить, хочешь бежать быстрее и лишь стоишь на месте. Правда, осознаёт это Шарп не сразу, поначалу он, напротив, блаженствует от особой степени близости, возникшей между ним и Эдит. Раньше он никого не подпускал так близко, одну лишь Люсиль, никому не доверял настолько, а теперь он раскрылся перед Эдит и с трудом осмысливает произошедшее, словно это была не её первая ночь, а его. Жена не хочет возвращаться в поместье, и он разделяет её чувства всей душой: здесь, на почте, родилась их новая маленькая вселенная, хрупкая и прекрасная. Каждый жест, каждый взгляд теперь имеют другой смысл.

И именно поэтому, случайно оговорившись при Люсиль и встретив ревнивую отповедь сестры, Томас впервые ощущает, как отработанная за долгие годы схема даёт трещину. Он больше не может скрывать любовь к Эдит, он больше не хочет существовать с закрытыми глазами — но тогда ему придётся узреть не только ласковую улыбку жены, но и гримасу гнева на лице Люсиль. Хуже того, ему придётся взвалить на свои плечи тяжёлый груз тех преступлений, которые они с ней совершили. И, наконец, ему придётся осознать, на что он обрёк супругу.

— Как мне лучше её убить? — вкрадчиво спрашивает Люсиль, растягивая слова. — Ты ведь знаешь, что я не люблю ограничиваться лишь чаем. Это так скучно…

Она методично возит тряпкой по столу, очищая его от остатков еды — последствия вспышки её безудержного гнева, обрушившегося на голову вернувшихся с почты Томаса и Эдит.

— Не припомню, чтобы ты прежде обращалась ко мне за советами по этому вопросу, — севшим голосом отвечает Шарп. Его лицо становится белее снега, постепенно заметающего дорогу на Аллердейл Холл.

— Мне показалось, что её участь интересует тебя чуть больше, чем участь её предшественниц, — по тону Люсиль нельзя уловить, какой накал эмоций бушует внутри неё, однако глаза горят безумным огнём. — Так почему бы тебе не приложить руку к решению её судьбы?

— Тебе показалось, — эхом отзывается баронет, чувствуя, как ладони становятся влажными от пота.

— Ты мог бы, по крайней мере, сам вернуть мне кольцо, — губы Люсиль искажает нервная ухмылка. — Я ведь говорила, что оно мне дорого.

Вернуть кольцо. Значит, отрубить палец.

— Люсиль, в этом нет никакой нужды! — с этими словами Томас, не выдержав, стремительно покидает кухню, а сестра, комкая тряпку в руках, провожает его диким взглядом.

— Любовь, — шепчет она. — Наша любовь нуждается в этом.

Шарп мечется по коридорам дома, не замечая, куда его несут ноги. В сознании звенящим, оглушающим колоколом бьётся мысль: Люсиль обдумывает жестокое убийство Эдит — его Эдит, — и она ни перед чем не остановится. Томас никогда не отрицал, что сестра безумна, он знал это, он привык принимать это, как должное, но сейчас ему впервые пришло в голову: а не безумен ли и он, раз допустил такое? Раз сам завлёк в их сети девушку, с первого мгновения запавшую ему в душу? Баронет тщетно пытается отмахнуться от этой идеи, но нарастающая паника завладевает им без остатка. Он спускается в главный холл, чтобы выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха, как вдруг, уже почти достигнув двери, слышит за спиной тяжёлый вздох. Шарп резко оборачивается, готовясь увидеть сестру, но холл пуст — и лишь огонь, разведённый в камине, внезапно разгорается ярче. Томас загнанно озирается по сторонам.

Он не верит в призраков, иначе давно бы уже тронулся умом. Но в его теперешнем состоянии Шарп становится слишком восприимчивым. Ощущая, что не может сопротивляться новой волне паники, он выбегает из здания и, почти не помня себя, зачерпывает голыми ладонями снег, чтобы приложить его к пылающим щекам.

Чудовищная истина, навалившаяся на Томаса, едва ли не буквально придавливает его к земле. Он не знает, как спасти Эдит — и как открыть ей эту истину, ведь ни одной из его жён так и не стало известно до конца, как глубоко они с Люсиль погрязли во тьме.

Однако в этом он заблуждается.

***

Одним поздним вечером третья миссис Шарп негромко входит в мастерскую, не осыпая Томаса проклятиями, вопреки обыкновению. Она прислоняется к стене и устало смотрит, как муж, склонившись над столом, старательно выводит что-то на бумаге, не поднимая глаз.

— Твоя сестра сказала, что убьёт меня, как других твоих жён, — спокойно проговаривает Энола, ожидая, что её слова всё же заставят Томаса обратить на неё внимание. Он бледнеет и откладывает чертёж в сторону.

— Я сказала, что уеду домой, — продолжает Энола свою речь. — А Люсиль отвечала, что я останусь с вами навсегда, как все, кто был до меня. Сколько?

— Сколько? .. — переспрашивает Шарп глухим голосом, взглянув, наконец, жене прямо в глаза.

— Сколько было таких же несчастных, как я? — спрашивает Энола. Её непривычно тихий, проникновенный тон заставляет Томаса вздрогнуть.

— Двое, — отвечает он мрачно.

Шарп думает, что она обречена повторить участь этих двоих — ведь Люсиль не скрывает от него, что вновь начала подмешивать яд в её чай. Но для Энолы угрозы невестки кажутся чем-то несбыточным, в её представлении убийство непременно связано с кровью, криками, жестокостью, но никак не с чашкой горячего терпкого чая. «Едва ли Люсиль способна хладнокровно заколоть меня, — думает Энола. — Особенно после того, как мы вместе положили столько сил на то, чтобы выходить её дитя…»

И всё же отныне ей открылось, что у неё были предшественницы — и они были убиты. Шарпы списывают свою очередную жертву со счетов, дожидаясь, пока отравленное питьё сведёт её в могилу, а она, между тем, начинает по крупицам восстанавливать правду, желая разобраться в том, что творилось в стенах поместья. Яд изматывает её крепкий организм, но она уверена, что подхватила обычную простуду, и, пока ноги ещё не подводят её, Энола незаметно для Шарпов обходит комнату за комнатой, ища свидетельства о существовании прежних жён.

Томас никогда не держал их фотографии и документы о наследстве на видном месте, но и никогда не старался тщательно их спрятать. Ящики старых комодов и письменных столов со скрипом выдвигаются, потревоженные деятельной Энолой, даже в болезни не растерявшей окончательно свою кипучую энергию, и на свет всплывают пожелтевшие от времени, неестественно застывшие на бумаге лица Памелы и Маргарет. Несколько дней спустя в Аллердейл Холле раздаются и их голоса — Энола обнаруживает фонограф и записи, которые были сделаны ещё тогда, когда женщины не догадывались об истинных намерениях Шарпов.

Чем яснее предстают перед ней образы почивших жён, тем отчетливее она осознаёт, на что способна сестра Томаса. Последней каплей становятся найденные отрезанные локоны, которые Люсиль аккуратно заплела в косы и свернула в кольца.

Надо бежать!

Однако та, словно хищник, чуя малейшее изменение в поведении жертвы, добавляет в чай увеличенную порцию яда, и последние силы оставляют Энолу.

— Пей, — склоняется над ней Люсиль с неизменной фарфоровой чашкой. – Пей, и боль отступит.

Потому, что ты умрёшь.

И, хотя Люсиль не произносит эту фразу вслух, зрачки Энолы вдруг расширяются от ужаса запоздалого осознания. Ей уже не спастись, потому что смерть давно струится по её венам. Лишь мысль о том, что вслед за ней в ловушку может попасться ещё не одна несчастная, помогает третьей мисс Шарп, еле волочащей ноги, добраться под покровом ночи до фонографа и оставить своё послание.

Чай… Они добавляют яд в чай.

***

В глазах Эдит Томас безошибочно читает — она узнала правду. Он не может взять в толк, как ей это удалось, но она узнала правду. Полуживая, замёрзшая, его жена лежит под тяжёлым пуховым одеялом и дрожащей рукой отодвигает от себя чашку, которую настойчиво предлагает Люсиль. Эдит, бедная маленькая птичка, попавшая к ним в клетку. «Вы давненько женаты, сэр», — звучит в её голове хрипловатый голос Финли. Слишком поздно, почему же эти слова не всплыли в памяти раньше…

Шарп и сам ощущает себя запертым в клетке. Сейчас он бы всё отдал за то, чтобы увезти Эдит из дома, но как сделать это в обход сестры? Он с отчаянием просит супругу никогда не пить чай, но эта просьба — лишь бесплодное сотрясание воздуха, ведь все трое прекрасно понимают, что Эдит больше не прикоснётся к напитку. И Люсиль уже придумала, что делать с непокорной невесткой. Жалкая попытка отговорить её проваливается, и Томас остаётся наедине с собой и вихрем раздирающих его душу мыслей.

Эдит нужно отвезти к доктору, вне всяких сомнений, но баронет не может устроить поездку, не вызвав подозрений у сестры. Шарпу чудится, что он и вовсе не может шагу ступить из этого проклятого дома, занесённого снегом, и обречён смотреть, как жена тает, исходя кровавым кашлем. Он сказал ей однажды, что в любви нет места совершенству – о, как он был прав! Невидимая связь между ним и Эдит превратилась в тончайшую нить, натянутую до предела, и, кажется, Томас действительно умрёт, если она разорвётся. Да, такая связь есть и между ним и Люсиль — вот только он умрёт, если она, напротив, не разорвётся.

В воспалённом сознании Шарпа возникает рискованная идея. Раз сестра хочет, чтобы он поучаствовал в расправе над Эдит, пусть думает, что он согласился на это пойти. Если всё сложится, у него получится спасти жену. Баронет широко раскрывает глаза и учащённо дышит — так дышат люди, проснувшись после кошмарного сновидения.

Ночь опускается на Аллердейл Холл, и причудливые очертания дома застывают в лунной дымке, возвышаясь над заснеженной землёй. Миссис Шарп забывается в тревожном, болезненном сне, а муж, склонившись над ней, еле заметным движением проводит платком по её бледному лбу, оттирая пот. Томас дрожит от переизбытка эмоций, он знает, что не может остаться, Люсиль ждёт его в своей опочивальне, и сегодня его, как никогда, отвращает перспектива разделить с ней ложе — вместе с тем, именно сегодня он должен усыпить её бдительность и вести себя так, чтобы сестра осталась им довольна.

— В паруса твоих снов льётся свет из окна…

Еле слышные нежные ноты колыбельной раздаются из комнаты Люсиль, будто сладкая песнь сирен. Сколько раз баронет спешил на этот призыв — не сосчитать, но сейчас он молится о том, чтобы этот раз был последним. Сестра жадно приникает к нему, стремясь утолить страсть и убедиться в том, что по-прежнему является желанной, а Томас надевает на себя маску рьяного любовника, которая раньше являлась вовсе не маской, а его настоящим лицом. Теперь же рядом с Люсиль его терзают невыносимые муки: в других покоях умирает его жена, по его вине попавшая в этот дом, а ему нужно безупречно сыграть свою роль, нигде не оступившись, не выдав своих чувств, ведь стоит сестре почуять фальшь — и Эдит лишится последнего шанса на спасение.

Сейчас он скажет Люсиль, что вывезет супругу в лес и убьёт собственноручно… Сейчас…

— И твой путь в мой приют освещает луна…

Последняя строка колыбельной тает в спёртом воздухе спальни и окончательно исчезает, заглушённая скрипом двери. Первая мысль, мелькнувшая в голове напряжённого до предела Шарпа — неужто призрак, один из тех, что тревожат Эдит? Но, подняв голову, он видит в дверном проёме её саму.

Теперь слишком поздно.

Внутри Томаса что-то словно обрывается, и он смотрит на жену с безысходностью, подобно дикому зверю, попавшему в капкан, когда за ним приходит охотник. Все дальнейшие события безумным калейдоскопом проносятся мимо него, он не успевает реагировать на происходящее, отвыкнув за долгие годы от принятия быстрых решений.

И всё же Шарп не возвращается в состояние пагубной, тягостной дрёмы. Столкнувшись с Эдит у лифта он умоляет поверить ему ещё один раз, он обещает забрать бумаги, ставшие залогом её жизни, и оставляет ей выбор — дождаться его или уйти с МакМайклом. Наверное, она предпочтёт уйти, но если есть хоть призрачная надежда на обратное… И Томас тихо произносит ей вслед фразу, казалось бы, совершенно неуместную при таких обстоятельствах:

— Дождись! Я столько не успел тебе рассказать…

========== VII. Эпилог ==========

Комментарий к VII. Эпилог

Soundtrack - Javier Navarrete, Pan’s Labyrinth Lullaby

— Я столько не успел тебе рассказать…

Но о чём он мог поведать своей четвёртой жене? Разве мог он признаться ей, к примеру, кому принадлежало то старое инвалидное кресло, о котором она спросила, найдя его в запустевшей детской? А когда Эдит уверяла мужа, что один из призраков полз к ней по полу, волоча за собой верёвку на шее — как Томас мог открыть ей, что это и была девушка, которая в прежние времена передвигалась в кресле, пока Люсиль в припадке исступления не задушила её в отсутствии брата.

— Где Памела? — спросил Томас, вернувшись в поместье и обнаружив, что его встречает только сестра.

— Как я и предсказывала, её хрупкое здоровье не выдержало, — произнесённые слова не сочетались с торжествующим видом Люсиль. — Бедняжка.

Шарп невольно ощутил облегчение — вид Памелы, угасающей на глазах, действовал на него угнетающе.

— Она умерла во сне? — задал он формальный вопрос, не интересуясь ответом, но услышанное застало Томаса врасплох.

— Не совсем, — Люсиль неотрывно глядела на брата, и в зрачках её глаз плескалось всепоглощающее безумие. — Поднимайся, ты увидишь сам…

Мог бы баронет рассказать Эдит о том, как его сестра в ярости проломила череп Маргарет статуэткой, когда та, уже дыша на ладан, не смогла удержаться и заявила Шарпам, что не оставила им наследства?

— До её смерти осталось всего ничего, — внушала Люсиль Томасу прямо в присутствии Маргарет, лежавшей в болезненном забытьи на просторной кровати. — Всё устроится, потерпи, мы вот-вот приобретём на полученные деньги необходимые тебе инструменты.

— Вы не получите ни пенни, — внезапно прохрипела Маргарет, с трудом приподняв веки. — Я позаботилась об этом.

Шарп оцепенело уставился на супругу, но та искала глазами Люсиль. Когда их взгляды встретились, сестра баронета сразу же поняла, что слова Маргарет — не бред умирающего человека.

— Ах ты, чёртово отродье! — взвизгнула она, вне себя от гнева хватаясь за первое, что попалось под руку.

— Люсиль! — предупреждающе вскрикнул Томас, но его слабый протест потонул в диком вопле Маргарет.

Мог бы Шарп поделиться с Эдит одним из самых страшных воспоминаний, связанных с тем днём, когда умер его сын?

— Он… Его больше нет! — рыдала Энола, склонившись над колыбелькой. Неистовая вера итальянки в благополучный исход подвела её, и теперь она оплакивала ребёнка, которого полюбила всей душой. Томас стоял в паре шагов и не находил слов, молча вглядываясь в побелевшее детское личико.

— Возьми себя в руки, — отчеканила Люсиль, появившись на пороге с подносом в руках. Энола с изумлением подняла глаза.

— Это всё, что ты можешь сказать?! Твой сын умер! — она всплеснула руками и закусила губу.

Томас по-прежнему молчал, но он прекрасно видел, что за непробиваемой бронёй внешнего спокойствия сестра прячет истинные чувства. На душе у неё творилось нечто невообразимое — и Шарп боялся, что после такой потери Люсиль окончательно утратит душевное здоровье.

Разве Томас мог поделиться всеми этими воспоминаниями с Эдит?

Теперь он верит — да.

Он мог бы рассказать ей всё и надеяться на то, что она примет его историю такой, какой она сложилась за долгие годы томительного пребывания в плену обстоятельств, в плену губительной любви Люсиль, в плену его сделок с совестью. Шарп мог бы сдёрнуть завесу, скрывавшую чудовищные тайны Аллердейл Холла, и разделить этот мрак пополам с той, которая поклялась любить его, что бы ни произошло. Он не сомневается, что стало бы легче нести эту ношу, если бы рядом с ним стояла Эдит.

Однако она не заслужила такой участи. Были ли у Томаса другие истории для Эдит, истории, не источающие боль, страх и жестокость? Жена не раз спрашивала его о детстве, очевидно, ожидая услышать невинную зарисовку из прошлого, но какой бы эпизод не всплывал в памяти Шарпа, его нельзя было назвать счастливым.

Однажды маленький Томас сбежал в лес — один, без Люсиль, та присматривала за расхворавшейся матерью. Отец уехал из поместья, а кормилица не уследила за мальчиком, который давно мечтал попасть в волшебный мир, сотканный из причудливых ветвяных переплетений — Томасу всё грезилось, что он встретит в лесу эльфа или фею. Потеряв счёт времени, он бродил среди деревьев, сочиняя самому себе сказки, и вспомнил о доме лишь спустя несколько часов. Вернуться без подарка для сестры Томас не мог.

— Посмотри, я поймал для тебя бабочку! — радостно воскликнул он, разжимая ладонь. — Она такая красивая, будет летать в нашей детской!

— Ох, Томас, — отвечала Люсиль, с горечью смотря на насекомое, беспомощно трепыхавшееся в тонких пальцах брата. — Если ты потрогаешь крылья бабочки, она не сможет больше летать…

— Как же так! — в глазах у мальчика показались слезинки, и он поднёс свою пленницу к лицу. — Я не знал… Прости меня, маленькая бабочка, я не знал! *

Сейчас, вспомнив об этом случае, Шарп вновь ощущает, как на глаза просятся слёзы, касается переносицы пальцем, но не чувствует собственного прикосновения. Окинув взглядом комнату, он приближается к старинному зеркалу, которое с незапамятных времён украшает одну из стен. Томас видит своё отражение — призрачную, молочно-бежеватую тень.

Он столько не успел рассказать Эдит — и никогда больше не сможет этого сделать.

Он может только попрощаться.