Abstrudere (ЛП) [celluloid] (fb2) читать онлайн

========== Питер и Бэк ==========

Питер часто порывисто дышит. Он остаётся сидеть на месте, с силой зажмурив глаза и не желая их открывать. Кажется, словно его грудная клетка сжимается, стремится проткнуть внутренние органы или хотя бы сжать их с такой силой, что их вязкая жижа начнёт сочиться сквозь рёбра.

Всё так, так сильно болит.

Он чувствует, как над ним нависают чужие руки, словно бы собираясь утешительно похлопать по спине или, может, обнять.

– Прошу, не надо, – выдавливает он – это его первые слова за день.

Ощущение чужих рук за спиной пропадает: Питер чувствует это по колебанию воздуха позади себя.

– Хорошо, – отвечает Бэк.

Следующий вдох приносит с собой крупную дрожь.

– Так что, ты теперь здесь? Вот так это работает?

– Только если ты этого хочешь, – отзывается Бэк.

Его голос звучит как при их первой встрече. В нём нет никакой озлобленности, или весёлости, или жажды крови, или высокомерия; это голос друга, который хочет помочь тебе справиться с проблемами, но не в силах подобрать слова, чтобы достучаться до тебя.

Питер должен чувствовать злость. И он действительно в ярости. Но в то же время…

– Не хочу, чтобы ты был здесь, – произносит Питер, и пусть его голос звучит твёрдо, сам он не верит в то, что говорит.

– Думаю, хочешь, – отвечает Бэк. – Иначе меня бы тут не было.

И Питер хотел бы поспорить, но не может.

– Не имеет значения, – бормочет он себе в колени. – Это всё равно очередной сон. В какой-то момент я проснусь по-настоящему, и тогда уже это будет иметь значение. Но не сейчас, нет.

– Ты так в этом уверен? – спрашивает Бэк. Питер чувствует, как тот встаёт с кровати. Однако он не ожидает, что Бэк осторожно возмёт его запястья в свои руки – это нельзя назвать хваткой: прикосновение почти невесомое, словно бы он боится его разбить – и заставит его отпустить свои тесно прижатые к груди колени. Питер не сопротивляется. Наоборот, он позволяет ему это, словно кукла, которой Бэк может играться как душе угодно. И раз уж теперь такова его жизнь, зачем бороться.

Он невольно открывает глаза, когда Бэк ведёт своими руками вверх и приподнимает пальцем его подбородок. Питер видит всё нечётко, сквозь пелену слёз и нехватку нормального сна. Но он готов поклясться, что лицо Бэка выражает искреннее беспокойство.

– Тебя здесь на самом деле нет, – бормочет Питер.

– Ты прав, – кивает Бэк. – Но твой разум хочет обратного, и вот я здесь. Проверь ступню.

Питер моргает.

– Что?

– Проверь ступню, – повторяет Бэк. – Ту, которой ты наступил на стекло. Проверь. Посмотри, порезана ли она на самом деле.

Питер с секунду невидяще смотрит перед собой. Затем словно на автопилоте подтягивает к себе пульсирующую ногу и наклоняется к ней. Свободной рукой он утирает слёзы, чтобы лучше видеть.

Ничего. Никаких порезов. Нет даже грязи, которая была бы, если бы он ходил по улице. Он проводит большим пальцем и не находит никакой повреждённой кожи. Как будто ничего и не было.

Питер поднимает взгляд на Бэка.

– Она целая, но это ничего не доказывает.

Бэк тяжело вздыхает, словно бы он разбирается в этом вместе с Питером. И если это проделки его собственного мозга, то, Питер думает, всё логично: именно это и происходит.

– Это значит, что есть два варианта: или ты никогда не выходил на улицу, как ты думал в первом сне, не ранил ногу, и каждый раз, когда чувствовал порез, это был очередной сон. Или ты всё-таки ходил на улицу, порезался, а сейчас просто спишь.

– Это совсем не помогает.

– Да, ты не сразу разберёшься, что к чему, – произносит Бэк. – Давай по-другому: тебе сейчас кажется, что ты спишь?

– Нет, – отвечает Питер, – но мне и раньше так не казалось, спасибо большое.

– Но каждый раз происходило что-то, что явно говорило о том, что это не реально. Исчезновение окружающих вещей, пустота…

– Твоё появление, – прерывает его Питер, находя в себе силы бросить на Бэка озлобленный взгляд.

Бэк приподнимает бровь.

– Тони Старк появился первым, хотя ты знаешь, что он мёртв.

– Заткнись, – шипит Питер. – Он всё ещё может быть…

– О, да ладно, повзрослей уже, – практически рычит Бэк, заставляя Питера немного отпрянуть: эта версия Бэка впервые проявила по отношению к нему враждебность. Он чувствует угрызение совести, словно бы он облажался, и ему надо срочно всё исправить. Бэк игнорирует его явный дискомфорт. – Ты присутствовал при его смерти. Ты был предпоследним человеком, который успел что-то ему сказать, задумайся об этом на секунду. И ты стоял рядом с третьим человеком, который сказал ему что-то напоследок, и который знал его дольше, чем кто-либо. Действительно думаешь, что он бы от тебя это скрыл? Особенно после всех ваших задушевных бесед? Ты видел, как свет покинул глаза Тони Старка, ты видел, как его жена плакала над его телом после того, как его ИИ объявил о его смерти. Он мёртв.

– Как и ты, – парирует Питер. – Я могу сказать всё то же…

– Нет, не можешь, потому что ты не видел – лишь спросил кусок ПО, которому, как ты знаешь, больше не можешь доверять, так ли это. Но это и не важно, потому что я явно здесь, нравится тебе это или нет.

– Терпеть это не могу.

– Как грубо, – пожимает плечами Бэк. – Я здесь, потому что какая-то часть тебя этого хочет, и я очень даже уверен, что ты не спишь и сейчас это реальный мир. Твой ход.

Питер кривит губы и недоверчиво мотает головой.

– Это очередной трюк.

– Что происходило в каждом из твоих прошлых снов? – спрашивает Бэк.

– Что?

– Что было общего между ними?

Питер раздражённо взмахивает рукам.

– Да не знаю я!

– Ты вставал, – отвечает Бэк. – Не просто просыпался, а физически вставал. Выходил на улицу посреди ночи или шёл завтракать и и у тебя не могло быть сомнений в реальности происходящего. А на этот раз…

– Я остался в кровати, – произносит Питер, глядя на скомканные простыни у своих ног. Он снова переводит взгляд на часы; четыре часа превратились в пять. Прошло время, но плавно, а не резко перепрыгнуло вперёд. – И я разговаривал с кем-то, кого, как я знаю, здесь нет.

– Это уже похоже на существенное различие.

Питер встряхивает головой.

– Мне это не нравится, – говорит он, зная, что на этот раз его протест чего-то стоит. – Если это реальность, если я действительно проснулся и если все, что я буду делать дальше - будет взаправду, а не во сне, это значит, что мне всё ещё нужно разобраться с тобой. Это значит, что что-то серьёзно не так. Возможно, так даже хуже.

– Конечно, что-то серьёзно не так, – отвечает Бэк и не может сдержать усмешку. – Я знатно поимел тебе мозг.

– Благодарю, – сухо отзывается Питер. – Так что, если я не сплю, то моя жизнь будет похожа на ад даже больше, чем раньше.

– Не обязательно, – Бэк снова возвращается к той роли, которая первой открылась Питеру. Вспоминается их разговор после того, как Фьюри наорал на него, каменный парапет крыши и ночное Пражское небо. – Больше никакого одиночества: на этот раз с тобой рядом всегда будет друг.

Это заставляет Питера замереть.

– Я хочу встать, – говорит он, свешивая ноги с кровати. Он бросает на Бэка многозначительный взгляд. – Только попробуй за мной пойти.

Когда тихо закрывает за собой дверь, Бэк ничего не говорит ему вслед. Питер на носочках крадётся на кухню, старательно избегая скрипящих половиц. Пять утра можно считать вполне нормальным временем, но это всё ещё очень рано, особенно для него. Он набирает стакан воды, с пару секунд задумчиво смотрит на него и насыпает себе тарелку хлопьев.

Затем он считает секунды, наблюдая, как они совпадают со сменяющимися цифрами на часах. Шестьдесят, и новое число. Шестьдесят, и вновь по кругу. Так что время идёт как надо.

И он один.

Проходит девяносто абсолютно лишённых событий минут, и хотя Питер кучу раз сбивался со своего внутреннего счёта, единственное, что было ненастоящим с тех пор, как он встал с кровати, было ощущение взгляда Бэка на себе, когда он выходил из гостевой комнаты.

Всё остальное же было нормально в той степени, которую может ожидать от утра любой нормальный человек. Если исключить тот факт, что он окончательно слетел с катушек, Питер чувствует себя более уравновешенным, чем за всё время с начала летних каникул.

Когда на кухне включается свет, он отрывается от циферблата, поднимает взгляд и видит на пороге Роуди.

– Хэй, – приветствует его тот, в его голосе звучит усталость, но та, которая свойственна только-только приходящему в себя ото сна мозгу, – ты сегодня рано.

– Я больше не могу понять, что реально, а что нет, – выпаливает Питер.

Роуди замирает, наполовину открыв холодильник. Он поворачивается к Питеру, освещаемый светом из-за не до конца распахнутой металлической дверцы. Питер отрешённо просчитывает, сколько джоулей энергии он сейчас тратит впустую.

– Что?

– Насколько я знаю, это лишь очередной сон, поэтому я собираюсь вам всё рассказать. А после этого я, думаю, свалюсь в яму к огромному пауку, который поспешит замотать меня в своей паутине и оставит себе на съедение. А потом я проснусь в своей кровати, и все начнется по новой.

Роуди просто напряжённо смотрит на него. И это смущает. Питер опускает голову, беспокойно зарывается пальцами в волосы.

– Думаю, мне стоит начать с начала.

– Да, наверное, – произносит Роуди, позволяя дверце закрыться за ним. – Прошлой ночью мы говорили о том, что тебе стоит обратиться к психологу. За ночь что-то произошло?

О, Господи. Господи, спасибо, думает Питер, конкретное событие. Не просто конкретное событие, а что-то, что произошло совсем недавно. Он считал секунды, ничего странного не случилось, может, он всё же сейчас не спит.

– Ага. Много чего, на самом деле. Я не знаю, как… Не знаю, с чего начать, просто, самое важное – я схожу с ума, – произносит Питер. – Я продолжал путать реальность и сны прошлой ночью. И все они оказались снами, в конце концов. По крайней мере, я так думаю, но я не могу быть в этом уверенным. Мне кажется… Мне кажется, сейчас я бодрствую, но это может быть не так. Роуди, я и вправду не могу понять, сплю я или нет.

– Ты не спишь, – отвечает Роуди. Питер хочет утонуть в этом голосе, завернуться в него с головы до ног, чтобы у него было что-то, что поможет ему держаться реального мира. Это звучит здорово.

– Я хочу вам верить, но не могу. Не то чтобы я вам не доверял, просто я не доверяю самому себе. Я продолжал… Прошлой ночью я продолжал просыпаться, и затем что-нибудь странное происходило, и затем я просыпался снова и снова, и я… я больше не вижу разницы. Правда, – Питер говорит быстро, словно бы ему надо озвучить это прямо сейчас, прежде, чем он снова окажется в своей кровати, и ему придётся начинать с нуля.

Что, по сути, бессмысленно, ведь если это сон, то не имеет значения, как быстро он говорит, ему всё равно придётся пройти через это снова, когда он по-настоящему проснётся.

Питер представляет, какой у него должен быть дикий, безумный взгляд, дополненный тёмными кругами под глазами и торчащими во все стороны волосами. Это было бы круто, он мог бы сойти за Эйнштейна, вот только Эйнштейн знал об относительности в разы больше, чем ему, скорее всего, когда-либо предстоит узнать. Особенно сейчас.

Роуди хватает одного только взгляда в его сторону, чтобы сразу пойти за телефоном.

– К чёрту, не важно, насколько сейчас рано, – говорит он. – Я звоню Сэму немедленно.

Питер роняет голову на сложенные руки на столе. Ему вдруг больше не нужно напрягать шею, чтобы удерживать её прямо, и проще позволить ей лежать. Если это действие приведёт к тому, что он снова проснётся, то, по крайней мере, он хотя бы попрактикуется с объяснением своего состояния.

– Спасибо, – выдыхает он.

========== Первый День ==========

– Мне кажется, для начала нам нужно раскрыть все карты друг перед другом.

– Ладно. Логично. Я слушаю, – кивает Питер.

Сэм сидит напротив него, на одном из сидений на диване, уперевшись ступнями в пол и наклонившись вперёд, к кофейному столику. На столике нет никаких карт. Ясное дело, думает Питер. К приезду Сэма он уже занял кресло, уютно устроился между высокими подлокотниками и отказался двигаться куда-либо. Так он чувствует себя привязанным к одному месту, а это именно то, что ему нужно прямо сейчас, когда страх, что пол провалится у него под ногами, всё ещё с ним.

Ещё даже восьми утра нет, но Роуди уже тихо и почти незаметно ушёл из квартиры.

– Позвони мне, когда вы закончите, – сказал он тогда Сэму, явно давая понять, что квартира теперь всецело в их распоряжении.

Какая-то часть Питера ожидает, что Сэм Уилсон начнёт его отчитывать, особенно теперь, когда сдерживающий фактор в виде Роуди исчез. Он никогда не был у психолога, – ему это казалось ненужной роскошью, да и зачем тратить время, когда есть целый город, полный улиц, которые надо патрулировать, и людей, которым нужно помогать, помимо него самого, – а его взаимодействия с Соколом были немногочисленными, и пусть они друг друга не ненавидели, дружескими их назвать тоже нельзя.

Но Сэм был собран и серьёзен, как профессионал, которым он и являлся. Питер может уверенно сказать об этом по одному только взгляду на него, ещё до того, как тот откроет рот и начнёт говорить.

Он услышал только половину утреннего телефонного разговора – со стороны Роуди.

– Парню нужна помощь, сейчас.

– Нет, я не думаю, что это может подождать.

– Сэм, он был здесь со мной всю прошлую неделю. Тогда я не считал, что это срочно. Но сейчас считаю.

Питер не может не согласиться; он просто рад, что кто-то ещё воспринимает это серьёзно, словно бы его опыт получил официальное подтверждение. Он очень, очень надеется, что сейчас всё по-настоящему, потому что он не знает, куда его занесёт новый виток, но на этот раз они взялись за решение его проблемы серьёзнее, чем когда-либо до этого.

Их в квартире двое.

– Во-первых, – начинает Сэм, и Питер тут же вскидывается, – это не совсем моя сфера деятельности. Да, у меня есть опыт, но моя работа – групповые сеансы терапии с ветеранами войны. Это не группа, и ты не ветеран войны. Я знаю, что ты пережил то ещё дерьмо, но всё равно такое тебе не подходит. Не идеальный вариант.

– Я понимаю, – кивает Питер. Не то чтобы я мог заметить разницу, мысленно добавляет он.

– Во-вторых, – продолжает Сэм, – это временно. Твоя ситуация не из лучших, но ты и сам об этом знаешь. У тебя есть небольшой круг людей, которым ты сейчас можешь доверять, и так уж вышло, что я самый компетентный среди них. Так что вот я здесь, и я готов помочь. Но когда придёт время – а оно придёт – тебе надо будет найти специалиста, который действительно подходит для работы с такими, как ты.

Питер фыркает.

– Типа, с супергероями?

Сэм серьёзно смотрит в ответ.

– Типа, с детьми.

Он не произносит это так, словно бы отчитывает Питера за его возраст или незрелость. Он произносит это как напоминание: Питер пережил больше, чем кто-либо сможет за всю жизнь, он участвовал в битве за спасение вселенной, – дважды, – а ему только шестнадцать. Все, кто сражался с ним бок о бок, были взрослыми людьми. Их главными проблемами в жизни, наверное, были налоги или что-то в этом духе, а не выпускные экзамены и попытки пригласить кого-то на свидание.

Питер сглатывает, внезапно осознавая, насколько он мал – не телом, нет, но по возрасту. Разговоры с Недом или ЭмДжей разительно отличаются от разговоров с мистером Старком или Роуди.

– Хорошо, – тихо отвечает он.

Сэм берёт стаканчик с кофе, за которым он успел заехать по дороге. Питер прослеживает его движение от стола к руке и к губам. Он целесообразно сейчас отказался от кофеина. Питер ещё никому об этом не говорил, но он больше не будет его пить. Он не должен так влиять на химию мозга. Не снова. Не после того, что случилось в прошлый раз.

– Я не собираюсь говорить с тобой, как с ребёнком, – уже мягче произносит Сэм. Питер чувствует, как сглаживаются углы в его голосе, и их место занимает едва заметная мягкость. Это хорошо. Он расслабляется. – И я не стану. Я не буду осуждать тебя за любые твои слова; всё, что я делаю, я делаю с целью помочь тебе. Моих навыков может оказаться недостаточно, и я хочу, чтобы ты это понимал.

– Да, – отзывается Питер. – Да, я… Я понимаю… Просто я никогда этого не делал, вот и всё. И я…. мне даже не верится, что я делаю это сейчас.

Сэм кивает, словно бы знает, каково это.

– В-третьих, – продолжает он, – мы начнём плавно и последовательно. На сегодня хватит часа, а дальше посмотрим, но я бы не хотел, чтобы встречи длились дольше. В то же время, кажется, раза в неделю тебе будет мало.

Питер на секунду зависает. Ему и в голову не приходило планировать сеансы. Конечно, какой-то частью сознания он понимал, что так будет – не станут ведь они говорить двадцать-четыре-на-семь или ещё что – но он даже не думал о возможности свободного времени, и это его немного пугает. Ему нужно прийти в норму, сейчас, и он не знает, что случится, если он останется один на один сам с собой.

В то же время Питер понимает, что Сэм тоже живой человек, со своей личной жизнью, лишённой проблем и переживаний Питера, и он бы не хотел в неё вмешиваться.

Так что он молчит. Сэм понимает.

– Мы можем разобраться с этим позже, если хочешь. Посмотрим, как пойдёт.

Питер молча кивает, сжимая кулаки в кармане своей огромной толстовки. Она буквально проглатывает всё его тело. Ему кажется, что он может спрятаться в ней. Не от Сэма, но – от всего. (От Бэка.)

– И последнее, – говорит Сэм, и Питер поворачивает голову на голос, смотрит ему в глаза. – Мы фокусируемся на настоящем. У тебя есть проблемы, которые мешают твоей жизни прямо сейчас? Их мы и собираемся решать. Не думай, что тебе надо выложить мне всю свою биографию, только если ты не считаешь, что это поможет. Но сейчас нас волнует именно то, что происходит теперь.

Питер оглядывается по сторонам, словно бы именно в этот момент всё должно пойти наперекосяк, но ничего не происходит, и ничто в его голове не предупреждает об опасности. Он сжимает пальцами ткань внутри кармана своей толстовки.

– Как мне определить, что настоящее, когда мой мозг мне врёт?

Сэм не до конца понимает, о чём он говорит. Питер тоже, если честно, но стоит ему открыть рот, как мысли легко облачаются в слова, и он рассказывает обо всём: о том, как встретил Бэка в Италии; о том, как думал, что он был идеальным супергероем и другом, пока не узнал правду; о складе, но он не задерживается на нём, не желая вдаваться в подробности того, что произошло; о том, как победил; о том, как Бэк неожиданно снова вошёл в его жизнь даже после смерти и заставил его начать скрываться; о том, как он скучает по своему другу, по своей девушке и по тёте; о том, как не спал четыре дня, и он понимает, что до сих пор боится склада. Да, он победил, но с тех пор, как он приехал сюда – в безопасное, по факту, место – его мозг продолжает возвращаться туда.

– Меня сбил поезд, – говорит Питер, вскидывая голову и встречаясь взглядом с Сэмом. Он говорит это вслух. – Меня сбил поезд.

– Это серьёзно, – отвечает Сэм. – Почему ты решил рассказать именно об этом? Помимо очевидного – это случилось прямо после событий на складе, верно?

– Да, буквально спустя пару секунд, – говорит Питер, потирая глаза. – Всё было… Я не мог понять, что было реальным, а что нет, на меня вывалили сразу столько всего, но это… Я знал, что это было настоящим. После того, что, как я думал, было настоящим, оказалось иллюзией, это было настоящим.

– Окей, – произносит Сэм. – Это явно не лучший якорь, так что давай поищем что-нибудь другое. Это покажется очень простым, но доверься мне: сфокусируйся на своём дыхании. Просто сделай десять глубоких вдохов, затем прислушайся, как ты себя чувствуешь. – В ответ на говорящий вы сейчас серьёзно взгляд Питера Сэм лишь пожимает плечами. – Давай, сделай это.

Это ты тут просишь о помощи, так попробуй, говорит Питер самому себе. Он бессознательно закрывает глаза и делает вдох. Выдыхает. В какой-то момент он чувствует, как расслабленно опускаются плечи. На девятом выдохе он открывает глаза, и снова фокусирут взгляд на Сэме после десятого.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает тот.

Питер хмурится.

– Расслабившимся, – отвечает он, замечая, что его руки сейчас покоятся на коленях, ладони открыты и лишены напряжения. – По-настоящему расслабившимся, – он делает на этом упор. Это незнакомое чувство, учитывая прошлую неделю. – Почему я раньше так не делал?

– У тебя был стресс, ты был занят, ты просто не думал об этом, – пожимает плечами Сэм. – Любая другая причина. Не размышляй о том, почему ты не делал этого раньше, думай о том, чтобы делать это сейчас. Измени количество вдохов-выдохов, если считаешь нужным.

– А что если у меня нет на это времени? – спрашивает Питер. – Например, если мне кажется, что меня атакуют, или если меня действительно атакуют?

– Давай попробуем кое-что ещё, – отвечает Сэм. – Нет единственного верного решения. Попробуй сконцентрироваться на том, что ты чувствуешь ногами, – Нет никакой боли, он не порезался, боли нет. В ответ на озадаченный взляд Питера Сэм исправляется: – Или, зная тебя, кончиками пальцев. На том, на чём ты стоишь или висишь.

Питер переводит взгляд на свои пальцы, словно бы видит их впервые.

– Я не знаю, как это описать.

– Тебе и не нужно. Просто сосредоточься. Это может помочь тебе прийти в себя, – Сэм делает паузу, после чего продолжает: – и второе: что ты делал минуту назад?

– Что?

– Скажи мне, что ты делал одну минуту назад.

Питер непонимающе смотрит на него.

– Эм, наверное, дышал?

– В этом есть смысл?

– А?

– Минуту назад ты дышал. В этом есть смысл?

Питер медленно кивает, когда, наконец, понимание настигает его.

– Да. Да, есть.

– Что ты делал десять минут назад? – спрашивает Сэм.

– Эм, – заминается Питер. – Разговаривал с вами?

– Это вопрос или утверждение?

– Утверждение, – говорит Питер. – Я разговаривал с вами.

– Есть ли смысл в том, что ты это делал?

– Да, – Питер чувствует, что улыбается.– Да, есть. – Как бы сильно он ни был вовлечён в некоторые сны, как бы он ни был уверен в нереальности происходящего, он не задавался вопросами, просто плыл по течению. В Германии было то же самое. – Но я всё ещё не знаю, поможет ли мне это, когда потребуется…

– Эй, – говорит Сэм. – Ты не можешь так думать. Ты не знаешь. Какая польза будет от сомнений сейчас? У тебя есть три техники, которые могут помочь в следующий раз, когда ты не будешь уверен в происходящем. Сосредоточься на этом. Мы не сможем решить все проблемы за раз. Мы поймём, что помогает, а что нет, и не без помощи метода проб и ошибок. Это лишь начало.

– Ладно, – выдыхает Питер. Он вдруг замечает, как выпрямился во время разговора с Сэмом. Его голова кажется чище, тело легче. – Просто, я всю неделю был как не в себе…

Сэм поднимает руку.

– Понимаю. Но это первый день. – Первый День. На этот раз по-настоящему Первый День. – Это займёт время. Так что для начала: никаких оправданий, сохранять объективность. Повтори за мной.

Питер повторяет, Сэм заставляет его сделать это ещё два раза и, довольный результатом, произносит:

– Отлично. Думаю, на сегодня мы можем сворачиваться.

– Уже? – спрашивает Питер громче, чем планировал. Он кашляет. – В смысле, прошло всего…

– Почти час, – заканчивает за него Сэм. – Мы многое обсудили за сегодня, и это хорошо. Однако я не хочу слишком сильно торопить события.

– Но ведь сейчас только девять, – едва не скулит Питер. Он не хочет ныть или показаться капризным или неблагодарным, просто… – Что мне делать остаток дня? Как мне понять, что со мной всё будет в порядке?

– Что хочешь, – отвечает Сэм. – У тебя ведь каникулы. Развлекайся. Играй в видеоигры с друзьями, позвони тёте. Будь ребёнком, пусть и ребёнком в непростом положении. Когда бы ты хотел встретиться снова?

Питер робко опускает взгляд на свои руки.

– Завтра будет слишком рано или…?

– Да, – говорит Сэм, и Питер вспоминает тон, с которым он говорил в первый раз, в аэропорте в Германии. Он смягчается, когда Питер сжимает в пальцах ткань толстовки. – Через день. Дам тебе немного времени, чтобы всё переварить, посмотреть, что из этого выйдет. Подойдёт?

Питеру не подходит, но, опять-таки, он первый раз пробует подобное, и, возможно, требует слишком многого.

– Конечно, – отвечает Питер, снова поднимая взгляд на Сэма.

Ему стоит сказать что-нибудь. Заставить его остаться. Объяснить, что он не может играть в видеоигры с Недом или звонить тёте, потому что не знает, кто может прослушивать на другом конце, нет никакой гарантии безопасности…

Он ничего не говорит. Он что-нибудь придумает. Шаг за шагом, Паркер.

Сэм поднимается, и Питер поднимается следом.

– И еще кое-что, и я полетел, – говорит Сэм, и Питеру интересно, была ли это игра слов. Потому что это однозначно она, но Питер не знает, может ли Сэм Уилсон так шутить. – Следи за собой. Это значит правильное питание – никакого фастфуда – и здоровый сон. От восьми до десяти часов. Лучше девять. Приучи себя делать что-то перед сном – и постарайся превратить это в ежедневное занятие – например, научись готовить. Физнагрузка, насколько это возможно в таких условиях, не помешает, но без перенапряжения. Здоровое тело не гарантирует здоровый разум, но и повредить не сможет.

Питер кивает с нарастающим энтузиазмом в такт словам Сэма.

– Да, отлично, с этим я справлюсь, – и это действительно ему по силам. Может, не сразу, но всё вышеперечисленное возможно, и именно за это Питер хочет цепляться. Будет цепляться. Как свет в конце тоннеля…

это метафора с поездом

…и ему надо не забывать, что, по словам Сэма, всё не разрешится в один день. Но когда он прощается с Сэмом у двери, вдруг осознаёт, насколько хорошо себя чувствует. Словно бы он ходит по воздуху. Словно бы для него всё-таки есть будущее; воспоминания о Бэке не будет владеть его жизнью.

– Ты ни разу меня не упомянул.

Питер отрывается от книги – что-то о физике элементарных частиц, нашёл, пока просматривал полки Роуди. Она казалась не к месту. Как выяснилось позже, книга принадлежала мистеру Старку: на первых страницах остались пометки его почерком. Может, он оставил её здесь или Роуди сохранил её на память. Он видит Бэка на диване - на том же месте, где не так давно сидел Сэм.Сам Питер всё ещё в кресле. Прошла пара часов, но ничего в комнате не изменилось.

Питер прикрывает глаза и глубоко вдыхает.

– Тебя на самом деле здесь нет, – он открывает глаза: Бэк, склонив набок голову, всё так же сидит напротив, не отводит взгляда от Питера и выглядит абсолютно невинно.

Нет – не просто невинно, скорее даже дружелюбно. То самое подбадривающее участие, как когда Фьюри сорвал его поездку. Говорящее я на твоей стороне с той самой искренностью, на которую так легко купиться, так легко привязаться к тому самому человеку, в котором он так отчаянно нуждался именно в этот период жизни.

Вот только Бэк никогда не был тем самым человеком, и его здесь нет.

Бэк игнорирует его протест.

– Я имею в виду, серьёзно, это твой первый сеанс, и ты ни слова обо мне не сказал? Не знаю, мне чувствовать себя оскорблённым или благодарным.

Питер бросает на него тяжёлый взгляд.

– Минуту назад я был в комнате один, читал книгу. Никто не входил. Здесь больше никого нет. За минуту ничего не изменилось.

Бэк вздыхает.

– Поздравляю, ты пробуешь новые техники. Уверен, что на этот раз ты не спишь. Но знай, что сейчас я часть него, неважно, есть я тут или нет.

– Тебя нет.

– И поэтому ты со мной споришь.

Питер захлопывает книгу. Чёрт, он потом найдёт, где остановился. Он зло смотрит на него, кривит губы настолько агрессивно, насколько способно его юношеское лицо, и больше не произносит ни слова.

Бэк картинно поднимает руки в знак поражения.

– Ладно, ты на меня злишься.

– Да.

Бэк улыбается, когда Питер с силой захлопывает рот после этого вырвавшегося на автомате ответа.

– Почему? Разве ты не должен радоваться? Теперь ты уже достаточно уверенно можешь сказать, что реально, а что нет, ведь так? Разве не это было твоей целью?

Питер сжимает губы в тонкую линию, качает головой, возвращается к книге, пытаясь найти, где он остановился. Он скользит взглядом по словам на странице, когда книгу вырывают у него из рук и бросают через всю комнату. Внезапно Бэк оказывается с ним лицом к лицу, и смотрит так пристально, что Питер невольно вжимается в спинку кресла под его яростным взглядом.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – рычит Бэк, и Питер может лишь выдавить из себя слабый кивок.

Он только что сам отшвырнул свою книгу без какой-либо причины?

– Не без причины, – произносит Бэк и слегка отстраняется, когда видит, что внимание Питера всецело принадлежит ему. – Часть тебя хочет с тобой в чём-то разобраться, очевидно. И не в твоих интересах её игнорировать, – он меряет шагами комнату, и хотя на нём обычная одежда – на самом деле очень похожая на то, что сейчас надето на Питере – Питер готов поклясться, что может видеть тянущийся за его спиной плащ.

– Тогда почему она выглядит как ты? – спрашивает Питер, и его передёргивает от смирения в собственном голосе. Он злится. У него есть полное право злиться. Он не должен звучать так жалко.

Бэк нависает над ним, изучает оценивающим взглядом. Питер поднимает взгляд вверх, чувствуя себя таким ничтожным.

– Я вызвал тебе большой спектр эмоций. Не моя вина, что ты не можешь справиться с человеком, который так сильно повлиял на тебя и твою жизнь. Или ты бы предпочёл мне труп в железных доспехах?

Слова заставляют его физически отпрянуть, снова вжаться в спинку кресла.

– Ты мудак.

– Ты не упомянул меня, – Бэк снова возвращается к изначальной теме, абсолютно полностью игнорируя враждебность Питера. – Ты спокойно говоришь о своих прошлых проблемах, но не о том, что происходит теперь?

– Понять, что реально, а что нет, сейчас важнее, – говорит Питер. Он не знает, верит ли

своим словам.

Бэк фыркает в ответ.

– Я уже помог тебе утром. Ты знаешь, что реально. Ты избегаешь настоящих проблем.

– Каких именно?

– У тебя отлично получается находить оправдания, чтобы не звонить своим друзьям и близким, не правда ли? Ты продолжаешь представлять, как твоя тётя скучает по тебе, как твоя девушка хочет к тебе приехать, как вы с лучшим другом проводите время вместе. Но теперь, будучи тяжёлом положении, ты просто бросил их? Ты не говорил о них Сэму и ты не говорил обо мне, ты сфокусировался на проблеме, которая уже решена. Какова цель?

– Вернуться домой, – отвечает Питер, впиваясь ногтями в свои ладони.

– Зачем? Вернуться к миру, который тебя ненавидит, и людям, к которым ты боишься обратиться даже в отчаянии? – В голосе Бэка больше нет никакой агрессии, она испарилась, как только Питер стал его слушать; теперь он просто возвышается над ним, скрестив руки, и в его тоне звучит лишь сухое перечисление фактов.

– Я не хочу, чтобы они страдали.

– Как думаешь, как они чувствуют себя сейчас?

– Я не хочу, чтобы они погибли, – говорит Питер, и вот оно. Он может сесть прямее, податься вперёд, глядя на человека, который угрожал ему именно этим.

Бэк пожимает плечами.

– Это риск для любого, кто с тобой близок. Думаешь, они смогут жить нормальной жизнью после всего этого? Думаешь, ты можешь просто вернуться домой, ходить в школу, бродить по коридорам и посещать уроки, и всё будет как прежде? Твоя жизнь окончена.

Прежде, чем он успевает осмыслить свои действия, Питер вскакивает на ноги, его кулак выписывает в воздухе дугу и бьёт Бэка прямо по скуле, так, что его голова откидывается на бок, а на щеке остаётся красное пятно. Питер тяжело дышит. Он сильнее сжимает кулак, готовый замахнуться ещё раз, если Бэк снова откроет рот.

Бэк оглядывается на Питера через плечо, и единственный видимый Питеру глаз распахивается шире, фокусируясь на нём. Синева радужной оболочки смотрит исключительно на него. Питер чувствует, как у него слегка подгибаются колени.

– Осторожнее, – произносит Бэк, – ты ведь не хотел бы случайно оставить пару дыр в стенах.

Питер отшатывается назад, хватая кулак другой рукой, словно бы это единственный способ удержать себя от того, чтобы бороться с воздухом в пустой квартире. Может, это действительно так. Он поворачивает его, прижимает к себе, хотя он на самом деле ничего не ударил, и рука ему не болит. Питер поднимает глаза на Бэка – ему кажется, что он чувствует, как они покраснели – и спрашивает:

– Тогда как мне от тебя избавиться?

Бэк полностью поворачивается к нему и пожимает плечами. На щеке всё ещё виден след от удара.

– Помнишь тот сон, после которого ты проснулся в слезах утром, и я был единственным, кто тебя утешил?

Всё было совсем не так.

– Да, – отвечает Питер. – Это был последний сон?

– Я не знаю, куда тебя решит закинуть твой разум, – говорит Бэк. – Но помнишь, что я тебе тогда сказал?

Питер отрицательно мотает головой.

– Я единственный, кто может тебе помочь.

Питер на секунду задумывается, затем снова встряхивает головой.

– Это ложь, – говорит он. – Это не… Я знаю, что это не так. Мне помогают прямо сейчас, и это делаешь не ты…

– И как и все остальные, которые тебя покинут, – об этом мы тоже говорили, – помощь также уйдёт. Ты ему даже не нравишься, помнишь? Ты его раздражаешь. Ты просто болтливый ребёнок, неспособный держаться за реальный мир, и он тоже отвернётся от тебя. Чем раньше ты смиришься с этим…

– …Тем лучше будет для всех, – продолжает за него Питер, вспоминая конец своего прошлого сна. Он невидяще смотрит перед собой, безвольно опустив руки. Затем снова мотает головой. – Нет, это не так работает.

– Тебе шестнадцать. Откуда тебе знать?

– Я знаю, – срывается Питер. – Я знаю своих друзей и семью, и я знаю, что всё, о чём ты мне говорил, это ложь, потому что они совсем не такие, какими ты их считаешь. Нед мой лучший друг, ЭмДжей умная, и изобретательная, и упрямая, и она не бросит меня вот так, а мы с моей тётей всё переживали вместе. Всё. Я знаю.

Бэк просто улыбается в ответ, слабо и сочувственно. Это улыбка более опытного взрослого, предназначенная ребёнку, который вот-вот совершит самую ужасную ошибку в своей жизни, и он никак не может его остановить. Улыбка, которую даришь человеку, которого ты знаешь, что видишь последний раз перед неизбежной катастрофой, которая закончится для него шрамами на всю жизнь или даже смертью.

И Питер не может не думать о том, как бы выглядели душевные шрамы, будь у них физическая форма.

Светящаяся рука в броне тянется к нему, жужжат репульсоры, чёрная дыра глазницы смотрит на него, приближаясь.

– Конечно, знаешь, парень, – мягко и примирительно произносит Бэк. Тот самый Бэк, который крутил на пальце обручальное кольцо и потерял семью в мультивселенной.

Это была просто выдуманная история, думает Питер.

Когда он в последний раз говорил с кем-то из своей жизни – жизни Питера Паркера, не Человека-Паука? Он не может вспомнить. Он оставил ЭмДжей посреди Нью-Йорка, не смог даже сказать Неду, что он в порядке, проговорил с тётей Мэй минут пять и…

Может, моя реальна.

Но он никак не может это проверить.

Питер бросает ещё один взгляд на Бэка, прежде чем поднять книгу мистера Старка и вернуться с ней в гостевую комнату. Он не может заставить себя открыть её снова.

========== Важная деталь ==========

Слова застревают у Питера в горле. Если бы они были материальны, он уверен, что уже давно начал бы задыхаться. Но это не так, и он не задыхается – хотя ему кажется, что должен.

Слова отказываются покидать его горло, и Питер не знает, как их заставить. Может, поможет стакан воды?

Он остаётся сидеть на месте.

– Мне снились странные сны последние пару ночей, – вместо этого произносит Питер.

– Да? – спрашивает Сэм. – Уточню на всякий случай: ты спишь достаточно?

– Думаю, да, – кивает Питер. – Я ложусь в полночь и встаю где-то в восемь или девять. Оба дня. Я чувствую себя гораздо лучше, чем.., – он знает, где Роуди хранит оружие, но не патроны, – …когда я заставлял себя бодрствовать. И сны не такие плохие, мне кажется.

– Хорошо. Так держать, – с улыбкой произносит Сэм. Питер улыбается в ответ. – Хочешь поговорить о них? – добавляет он.

– Да, наверное, – отвечает Питер. – Эм, я просто пытаюсь… Ладно. Да. Так вот, первый сон? Ночью, после нашего первого разговора? Я был в Париже, в школьной поездке. Мы и вправду должны были туда отправиться, но не отправились из-за, ну, всего произошедшего. И я был на смотровой площадке Эйфелевой Башни с девушкой, которая мне нравится, ЭмДжей. Сейчас мы встречаемся, но во сне это ещё было не так.

Питер заминается, подбирая слова, и после короткой паузы продолжает:

– И у меня был этот план – в смысле, ещё до поездки, до того, как всё случилось, – я хотел признаться ей в своих чувствах там. Было бы романтично, правда? – Питер прячет лицо в ладонях. – Боже, когда я теперь произношу это вслух, не могу поверить, что я думал, что это сработает…

– Эй, – зовёт Сэм, и когда Питер поднимает голову, видит улыбку у него на лице. – За свою жизнь я видел попытки в романтике и хуже. Гораздо хуже. И раз она теперь твоя девушка, она бы сказала да, даже там, потому что ты ей явно небезразличен.

Питеру кажется, что он чувствует, как кровь сильнее приливает к щекам. Он также чувствует укол вины за то, что ты ей явно небезразличен, а он не говорил с ней больше недели, и он знает, что ей известна причина, но всё же.

– В любом случае, – продолжает Питер, пытаясь максимально абстрагироваться от собственных эмоций, – во сне мы всё-таки попали на Эйфелеву Башню. И всё казалось таким реальным, потому что это и должно было произойти, верно? Я думал о том, как это случится, неделями, а всё развалилось гораздо быстрее. Но мы были там, вдвоём, наслаждались видом, и я как раз собирался что-то сказать, когда башню тряхнуло, – Питер переводит взгляд на стену, словно бы силясь рассмотреть там нужные слова. – Бомба? Или что-то такое взорвалось, не знаю, что. Но это была какая-то атака, и ЭмДжей оступилась и упала с края. И я не думая прыгнул за ней, схватил её, зацепился паутиной за башню, и мы просто висели там какое-то время. И она посмотрела на меня, но я не помню её выражение лица. В реальности она знает, кто я, но во сне я не помню.

Питер делает паузу, переводя дыхание, после чего продолжает:

– Но потом башню снова тряхнуло, так что я её прижал сильнее, и мы как можно скорее опустились на землю, и затем на начал заматывать башню паутиной, или типа того? Чтобы держалась на месте и никого не придавила под собой. И это сработало, никто не пострадал, башня не упала, – произносит Питер. – Я был без маски тогда, так что все увидели меня, снимали на видео, и очень быстро всплыло, что это была работа Человека-Паука, и все видели моё лицо, но… это не имело значения. Потому что я спас кого-то, сохранил Башню, и, думаю, во сне все забыли, что была атака, и просто сосредоточились на мне. Но все положительно к этому отнеслись.

Он сцепляет пальцы в замок и переводит взгляд на них.

– Так что когда я проснулся и обнаружил себя не в своей комнате, я был озадачен. Типа, почему я не дома? Всё прошло отлично. Я был героем, известным чуть ли не каждому, как мистер Старк… как вы. А вместо этого я в каком-то незнакомом месте, и это было бессмыслицей.

– И что ты сделал? – спрашивает Сэм.

Питер не поднимает головы.

– Я немного запаниковал, если честно. Я подумал, что меня похитили или типа того. Но потом я просто начал дышать. Если меня похитили, тогда мне в любом случае надо успокоиться, и я вспомнил, как себя почувствовал, когда делал те глубокие вдохи в первый раз. Так что я повторил их, прекратил паниковать, и попытался вспомнить свои последние действия. Когда я вернулся из Парижа? Я не вернулся, потому что меня там не было. И затем я вспомнил, что произошло на самом деле…

Питер останавливается, не особо желая продолжать. Он сжимает руку сильнее, до побелевших костяшек. Питер не всемирно-известный герой, каким был мистер Старк – всёещё является, он видит граффити с ним на каждом шагу; он – угроза общественности. Твоя жизнь окончена, сказал ему Бэк, и он был прав.

– Эй, – произносит Сэм. Питер поднимает на него затуманенный взгляд и понимает, что по щекам снова текут слёзы. – Не беспокойся. Я серьёзно. Мы работаем над этим. И я имею в виду не только нас двоих, но и всех Мстителей, чьи голоса имеют значения. Да, понадобится много времени, но никто о тебе не забыл. Не забивай себе голову тем, что тебе не подвластно. Подвластно то, как ты себя чувствуешь сейчас – так что давай сосредоточимся именно на этом и будем это ценить. Ты проснулся ото сна и смог отличить его от реальности. Это большая победа, верно?

Питер вспоминает о той бесконечной череде снов и неразберихе в собственной голове, как измученный и травмированный разум выматывает себя работой без малейшей надежды на перерыв. Но он нашёл выход. Он стал чувствовать себя гораздо спокойнее с тех пор, как начал общаться с Сэмом, а ведь это лишь их вторая встреча.

– Наверное, – хмурится Питер. – В смысле, да, так намного лучше. Я… Я не хочу возвращаться обратно к своему прежнему состоянию, когда Роуди пришлось звонить вам рано утром. Но ещё так много…

– Это была победа, – повторяет Сэм. – Не преуменьшай это лишь потому, что ты знаешь, что впереди тебя ждут ещё преграды. Я хочу, чтобы ты сказал самому себе “я победил”.

– Я победил, – лишённым эмоций голосом произносит Питер. Но затем вспоминает леденящий душу ужас от незнания, что есть что, и с усилием кивает самому себе. – Я победил, – произносит он снова, более уверенно, и чувствует прилив гордости, когда Сэм ему улыбается.

– Напоминай себе об этом почаще, – говорит Сэм, и Питер кивает. – Ты хотел рассказать о втором сне?

Питер замирает на этой фразе.

– Он был очень похож на первый. Мы были в Париже, на Эйфелевой Башне, всё такое, – говорит он. – Вот только на этот раз я не смог поймать ЭмДжей. Она умерла. Все думали, что это я её убил. Моё лицо было повсюду, и я был убийцей… и затем я проснулся.

Сэм молчит, так что Питер продолжает:

– На этот раз я паниковал сильнее. В плане, слёзы и всё такое, и я думал, что потерял её, остальные мои друзья на меня никогда не смогут смотреть, а моя тётя от меня откажется. Я был буквально в истерике. И затем я подумал, что даже если бы мы никогда не поехали в чёртов Париж, то всё бы случилось здесь, после произошедшего в Италии и в Праге. И затем я подумал, погодите, а что произошло в Париже? И затем я вспомнил, что никогда не был в Париже. Она расстроилась тогда, что мы не поднялись на Эйфелеву Башню. Так что мы там не были. И это было ненастоящим. Просто сон. Так что я снова начал дышать… и всё было в порядке.

Сэм смотрит на него скептически, и Питер знает, что у него на лице написано, что всё было очень даже не в порядке.

– Простите, – произносит он с неловким смешком, перебирая пальцами в волосах, – просто прошла всего какая-то пара часов, так что я могу быть до сих пор немного на взводе, но я знаю, что мне это приснилось, так что…

– Не извиняйся, – говорит Сэм. Питер снова поднимает на него взгляд. – Я знаю, каково тебе. В плане, со всеми этими снами. Бывает очень тяжело, даже когда ты к ним привыкаешь. А ты не привык. Так что просто сосредоточься на победе. Даже двух победах: ты знал, что всё не по-настоящему и ты знаешь, что она всё ещё ждёт тебя в Нью-Йорке.

Питер кивает.

– Да, – тихо произносит он, словно бы всё ещё свыкаясь с чувством, каково это: быть способным различать, что реально, а что нет. Это придаёт сил. Он почти чувствует себя потрясённым. – Да, так гораздо лучше, чем раньше.

Вот только Питер рассказывает Сэму не всё: после первого сна, когда на него нахлынула его теперяшняя действительность, в которой он был для людей не героем, а злодеем, Бэк был рядом, сидел, повернувшись к нему, на стуле около рабочего стола.

Это случилось после того, как он открыл глаза сразу после дыхательной гимнастики. Бэк был рядом, смотрел на него задумчивым взглядом, и это помогло ему вспомнить, что произошло в реальном мире: он не был героем, потому что героем был Мистерио, и он убил Мистерио, а Мистерио это снял и показал всему миру. Твоя жизнь окончена.

Бэк улыбался мягкой извиняющейся улыбкой, пока слова звучали в ушах Питера. Тот смотрел на него в ответ, не зная, что чувствовать, прежде чем с головой накрылся одеялом, развернулся лицом к стене – спиной к Бэку – и снова уснул.

Вот только Питер рассказывает Сэму не всё: после второго сна, когда он проснулся с затихающим криком в горле от потери ЭмДжей, Бэк был рядом, сразу, приобнимал его за плечи. Питер расслабился в его объятиях, всхлипывал в чужих руках, тяжело дыша и всеми силами стараясь сохранять тишину, хватая воздух ртом, словно утопающий.

– Я убил её, – выдохнул он в душный воздух спальни. – Она мертва, и это моя вина, я монстр, и её жизнь окончена, и моя жизнь окончена.., – у него заканчивался воздух, и он задыхался от собственных всхлипов, и сильнее упирался в грудь Бэку, цепляясь за его футболку, и даже не пытался сдерживать слёзы.

– Тшш, – Бэк успокаивающе поглаживал его по спине. – Это не так, – сказал он, и его голос был таким мягким, и дружелюбным, и таким готовым быть рядом. – Это был просто сон. Ты знаешь, что это сон, ведь теперь я с тобой, и я с тобой только тогда, когда всё реально. Ты никогда не был в Париже. Я никогда не устраивал атаку в Париже. ЭмДжей в порядке. Просто дыши, ты всё вспомнишь. Просто дыши.

И Питер его послушался. Он всё ещё плакал, но прекратил попытки хватать воздух отчаянными рывками и не чувствовал больше нужды кричать или выть от горя. Он сделал несколько глубоких вдохов, почувствовав умиротворение и клонившую в сон усталость, и начал медленно заваливаться вперёд, ведь в комнате не было никого, кто мог его удержать, а тепло от фантомных объятий начало рассеиваться.

Когда будильник разбудил его в нормальное время – девять часов сна, может, не без перерыва, но однозначно девять, так что это всё равно победа – Питер открыл заплаканные глаза и наткнулся на Бэка в изножье своей кровати, наблюдавшего за ним. Питер инстинктивно отполз назад, ударившись затылком о стену во время попытки увеличить между ними расстояние и сесть прямо.

Бэк немного усмехнулся на это, но это был тот смех, который бы мог исходить от Неда, когда он делал что-то глупое.

– Эй, – произнёс он, и от него исходила та самая атмосфера дружелюбия, как в тот первый раз, когда он встретил человека, с кого можно брать пример. – Чувствуешь себя лучше?

Питер потёр затылок и проморгался в попытках отогнать остатки сна, и затем ответил:

– Да.

– Это видно, – говорит Сэм, и Питер снова возвращает к нему внимание с явным удивлением во взгляде. Сэм немного фыркает и одаривает Питера короткой, преисполненной заслуженного самодовольства улыбкой, но это самодовольство связано с личными успехами Питера, так что он не может её оспорить (не то чтобы ему хотелось). – Ты сидишь ровнее, – перечисляет он. – Ты кажешься более уверенным в себе, чем два дня назад. Ты не пытаешься закрыться, и ты не такой нервный. Ты выглядишь отдохнувшим. Ты ведь и сам это заметил, верно?

Его слова заставляют Питера улыбнуться.

– Я не знал, что это так очевидно.

– Это так, – говорит Сэм. – Тебе может казаться, что впереди ещё долгий путь, но не преуменьшай своих теперешних достижений.

Питер выпрямляется. Он не касается ступнями пола – не как Сэм – но вместо того, чтобы прижимать колени к груди, он упирается ими в подлокотник кресла, сидя на своих сложенных ногах. Его спина поблагодарит его за эту невероятно комфортную позу позже.

– Я хочу двигаться дальше, – говорит он.

– Отлично, – отвечает Сэм. – На чём бы ты хотел сосредоточиться теперь?

Питер вспоминает, как провёл последние два дня без Сэма. Первый день, будучи слишком на нервах, чтобы вернуться к чтению книги мистера Старка, он пошёл обратно в комнату и долго напряжённо смотрел на домашний телефон Роуди, после чего решил к нему не прикасаться. В одиночестве – но оглядываясь через плечо слишком часто, чтобы это было нормальным, пусть такое действие и казалось ему необходимым – он исследовал оставшиеся книги Роуди. Обнаружив, что настроения читать у него не было, он включил Нетфликс и посмотрел пару документалок о дикой природе, украдкой бросая взгляды за окно, на мир, в который он пока не был готов вернуться

Когда Роуди вернулся домой, Питер спросил, были ли у него какие-нибудь книги рецептов. Мол, Сэм сказал ему попробовать научиться готовить, и раз уж ему надо себя чем-то занять, то пусть это будет что-то полезное. Он мог бы приготовить им поесть на ужин. На завтрашний ужин, вернее.

Именно это заставило его проснуться в нормальное время после первого сна, а не валяться в кровати до середины дня, как ему хотелось – не полезно! напомнил он себе – и Питер провёл большую часть второго дня за готовкой. Он ни разу не оглядывался через плечо, не чувствовал чужого присутствия позади, и окончательным вердиктом стало то, что его стряпня была вполне себе съедобной.

Но всё же, ожидая, пока закипит вода, пока духовка сделает свою работу, он не переставал поглядывать на домашний телефон. Нарезал овощи – взгляд. Приправлял мясо – взгляд. Пытался держать голову чистой и преисполненной радостных мыслей, делая зарядку под мерное тиканье таймера – взгляд.

Так что Питер отвечает:

– Я боюсь звонить своей тёте.

Его передёргивает от этих слов, словно бы он сказал что-то не то. Но другие слова до сих пор комом стоят в горле, а ему надо сказать хоть что-нибудь, ведь он хочет двигаться вперёд и действительно скучает по тёте Мэй.

– Почему?

Питер нервно смеётся.

– Боже, так много причин, – отвечает он и замолкает.

Сэм ждёт пару секунд, после чего произносит:

– Выбери одну, с неё и начнём.

И Питер выбирает. Мысли роятся у него в голове – он тянется к ним и достаёт самую значительную, ту, которая раздражает сильнее всего, от которой он никак не может избавиться, сколько бы времени ни угрохал на самоанализ.

– Я не знаю, кто меня прослушивает, – говорит Питер.

– О чём ты? – спрашивает Сэм.

– Подумайте, – отвечает Питер, подаваясь вперёд. Он слышит запал в собственном голосе; наконец та тема, где у него есть достаточно аргументов в поддержку своей точки зрения. Однако Сэм ему помогает, и это замечательно, ведь он хочет вырваться из этого непонятного контура обратной связи, даже если слишком многое имеет смысл, чтобы просто так его покинуть. – Я – разыскиваемый беглец. Люди меня ищут. Им нужно знать, где я, верно? Мой телефон выключен с того момента, как Роуди меня подобрал, и я не знаю, кто его отслеживает, могут ли они вообще отследить выключенный телефон? ЭмДжей бы точно знала, но я не могу с ней поговорить, – перечисляет Питер. – А ещё, я живу с Воителем. Мстителем. Мстителем, работающим на военных! Так что мне нельзя использовать свой телефон, но могу ли я позвонить с его? Он на высокой должности, тут должна быть прослушка, ведь так? И если они услышат мой голос, то будут знать, что я здесь, и тогда меня заберут, запрячут в тюрьму, и не позволят больше никогда ни с кем разговаривать. Я не могу так рисковать.

– Окей, давай попробуем разобраться, – говорит Сэм. – Первый вопрос: ты всё продолжал повторять “они”. Кто такие “они”?

Питер знает, как ответить на этот вопрос: ему нужно сказать, Именно это я и спрашивал у себя каждый раз! Я без понятия, кто такие “они”, но они продолжают всплывать у меня в голове. Как это прекратить?

Вместо этого Питер срывается:

– Они. Знаете. Они… они прослушивают любого, кто им интересен, и они… они.., – речь больше похожа на бессвязную бессмыслицу, и он это знает. Слова вертятся у него на языке, но он не может подобрать правильные, чтобы объяснить. Если бы только у него получилось…

– Ладно, – прерывает его потуги Сэм. С некоторым смущением он понимает, что буквально хватал ртом воздух, словно бы пытаясь вырвать оттуда слова. – Есть ещё кое-что, на что стоит обращать внимание. Если тебе задали вопрос, и ты замечаешь, что не можешь найти ответ, это может быть знаком, что это не то, чем кажется. Тебе стоит научиться такое распознавать, так что давай начнём отсюда.

– О чём вы? – спрашивает Питер, одной рукой сжимая подлокотник кресла, а другой раздражённо потирая шею. – Я могу ответить, просто сейчас не получается подобрать слова, но я знаю…

– Нет, не знаешь, – перебивает Сэм. – Всё в порядке. Мы со всем разберёмся. Ты упоминал, что Роуди – Мститель. Кто курирует Мстителей?

– Организация Объединенных Наций, – отвечает Питер, взглядом говоря ясное дело. Об этом рассказывали на обществоведении. После того, как он вернулся из Германии. Для него это было очень, очень странным занятием. Он опускает руку от шеи.

– Верно, ты прав, – говорит Сэм. – Итак, на кого “они” будут работать?

Питер открывает рот, затем закрывает. Слегка прикусывает язык в раздумьях, затем, наконец, отвечает:

– Я не знаю.

– Возможно ли, что “их” не существует? – спрашивает Сэм.

– Но…

– Я лишь спрашиваю, возможно ли это.

Спустя секунду Питер медленно кивает.

– Да, думаю. На самом деле я… Я пытался понять, кто такие они, но каждый раз меня что-то отвлекало, у меня было столько дел и… И это всё было во сне, ничто не было настоящим.., – он затихает и растерянно поднимает глаза на Сэма. – То есть звонить моей тёте безопасно? Никто не прослушивает?

– Думаю, тебе стоит сделать это, – говорит Сэм. – Тебе явно поможет разговор с кем-то, кто тебя любит и заботится о тебе, я уверен. И она тоже наверняка будет рада тебя слышать. Но если ты всё ещё не уверен, спроси у Роуди. Ты ему доверяешь?

На слове “доверяешь” Питер задумчиво переводит на стену позади Сэма. Он думает о том, как мистер Старк деверил ему ЭДИТ, оставил очки именно ему. Что мистер Старк доверил их ему. И Роуди был его лучшим другом, он доверил ему один из своих костюмов – всего два человека во всём мире с личным костюмом Железного Человека, спроектированным самим Тони Старком.

И Хэппи доверил Роуди забрать его и спасти. И Роуди доверился ему, что он не выстрелит ему в лицо. И он… он не разрушил это доверие, но он и не не разрушил его тоже, он спустил курок, но ничего не случилось, и…

Люди мне доверяют, а я им нет, с отчаянием думает Питер. Я не заслуживаю…

– Эй, Питер, – произносит Сэм, и Питер вскидывается. – Ты всё ещё здесь?

Питер несколько раз быстро моргает.

– Да, – говорит он. – Да, просто… “доверять” – это очень сильное слово.

– Хочешь поговорить об этом? – спрашивает Сэм.

Питер хмурится в ответ.

– Я не уверен, – говорит он. – Я… я доверяю Роуди. Мистер Старк доверял мне, и он доверял Роуди, а Роуди доверяет мне, и мне кажется, это меньшее, что я могу сделать. Я провёл здесь, сколько, полторы недели? И всё, что делал Роуди, это помогал мне… Да, я доверяю Роуди. Я доверяю вам тоже, – быстро добавляет он. – Я не хочу… Я не забываю, что вы для меня делаете. Я не хочу, чтобы вы думали, что я…

Сэм ждёт пару секунд, чтобы убедиться, что Питер не собирается развивать мысль, и затем кивает.

– Я ценю это, – говорит он. Питер чувствует себя лучше. Он также чувствует нечто иное, пробегающий по комнате холодок, но Сэм не реагирует на внезапную смену температуры, и Питер не знает, то ли ему всё равно, то ли этого нет на самом деле. Он даже не знает, что бы это могло значить. – И я не беспокоюсь об этом также. Я знаю, что ты не желаешь мне зла. Есть причина, по которой люди стремятся тебе помочь: ты хороший парень. Мы все это знаем. Не теряй веру в себя. Ты доверяешь многим людям, и эти люди доверяют тебе, верно?

– Верно, – кивает Питер.

Слова всё ещё отказываются покидать его горло, но температура в комнате немного поднимается. Он на секунду оборачивается, проверить, может, что-то с погодой или облака, заслонившие солнце, рассеялись, но не находит ничего подобного.

Он снова поворачивается к Сэму, который внимательно за ним наблюдает, но вопросов не задаёт. Вместо этого он возвращается к предыдущей теме разговора:

– Итак, что ты планируешь делать с телефоном?

– Я не буду включать свой, – говорит Питер. – Я не… Думаю, мне есть, о чём беспокоиться в этом случае. Но я спрошу Роуди, когда он вернётся, безопасно ли звонить моей тёте. И если да, то я.., – и он снова останавливается.

– В чём дело? – спрашивает Сэм на молчание Питера. Питер осознаёт, что снова смотрит на лежащий рядом домашний телефон. Он оборачивается к Сэму.

– Я уже пытался звонить тёте, – отвечает Питер. – В одном из снов. Я не… Что если я попробую снова, и это опять окажется сном, и каждый раз, когда я беру в руки телефон, это очередной сон и я просто никогда не смогу с ней снова поговорить? Что тогда мне делать?

– Всё будет хорошо, – говорит Сэм. – Ты с ней поговоришь. Помнишь наши упражнения с первой встречи? Помнишь, как ты проснулся от кошмаров два прошлых раза и понял сам, что тебе всё лишь приснилось? Всё будет хорошо, если ты это сделаешь.

Температура немного поднимается, пока Питер слушает Сэма. Но ему не жарко – это больше похоже на тёплые объятия, идеально приятная атмосфера, в которой хочется раствориться. Она пробуждает в нём чувство дежавю, но он не может понять, почему.

И затем он спиной ощущает чужое присутствие. Ему не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это. Он чувствует колебания воздуха сперва позади себя, затем сбоку, и спустя секунду Бэк появляется в его поле зрения, опираясь на руку перелезает через спинку дивана и садится рядом с Сэмом, в точности повторяя его позу. И теперь уже две пары глаз смотрят на Питера.

– Помни, что есть люди, которые о тебе заботятся, – говорит Сэм, и Бэк произносит это вместе с нем одними губами.

– И тебе будет полезно с ними поговорить, – продолжает уже только Сэм. – Так что ты спросишь у Роуди, безопасно ли использовать его телефон, и если он скажет да, то ты…

– Я позвоню моей тёте, – кивает Питер, быстро переводя взгляд с Сэма на Бэка и обратно. Бэк с любопытством наблюдает за ним. – И я скажу ей, как она мне дорога, и мы просто поговорим.

Потом, без подсказки со стороны Сэма, добавляет:

– И, может, я позвоню Неду и ЭмДжей тоже, если будет время, – он кивает самому себе. Бэк едва заметно хмурится. Он перестаёт кивать.

– Звучит отлично, – произносит Сэм, и Питер знает, что он говорит это искренне. Его волнует то, что Питер поговорит с семьёй и друзьями, потому что знает, что это поможет Питеру.

Питер хочет поблагодарить его ещё раз за всё, что тот для него делает, но на задворках сознания маячит мысль, что, может, он будет его раздражать своим постоянным лепетом.

– Наше время почти подошло к концу, – говорит Сэм. – Может, ты бы хотел ещё о чём-нибудь рассказать, или мы продолжим уже послезавтра?

Рот Питера приоткрывается в желании ответить, на периферии виднеется размытый силуэт Бэка, когда его настигает чувство дежавю: атмосфера идентична той, что была утром, когда Бэк успокаивал его, утешал, осторожно придерживая за плечи, после того, как он проснулся в слезах, и потом вернулся к спокойному сну без сновидений.

Питер также думает о его словах: Я теперь с тобой, и я с тобой только тогда, когда всё реально. Если он позвонит тёте Мэй, и Бэк будет рядом, тогда он точно будет знать, что это не сон…

Питер не думает, что сможет пережить ещё один выдуманный разговор с тётей. Не снова. Он был так счастлив разговаривать с ней, и это всё было впустую…

Питер бросает короткий взгляд на Бэка, затем снова смотрит на Сэма и – в горле больше ничего не мешает – произносит:

– Нет, думаю, на сегодня я всё.

========== Узы. Часть 1 ==========

По окончанию второго сеанса Питер закрывает за спиной Сэма дверь. Он вернётся через сорок семь часов. За эти сорок семь часов Питер как минимум поговорит с тётей. Он ждёт этого с нетерпением.

Питер прислоняется спиной к двери и делает десять глубоких вдохов. Двадцать. Тридцать. Убедившись, что он теперь один, Питер открывает глаза и зло смотрит на Бэка, опирающегося плечом о дверной проём в гостиную.

– Какого чёрта это было! – взрывается он, взмахивая руками.

Бэк поднимает на него озадаченный взгляд.

– Какого чёрта что?

Питер непроизвольно дёргает правой рукой, словно бы в попытке выудить слова из воздуха.

– Какого чёрта… Ты! Ты теперь здесь, знаю, но только когда мы наедине! С каких пор ты появляешься, когда я говорю с кем-то другим! С кем-то реальным! Что за хрень!

– Говори тише, – произносит Бэк, приподняв брови. Питер замолкает, но не отводит от него хмурого взгляда. – Тебе не нравится, что я провожу здесь больше времени?

– Да, если я заговорю с тобой в чужом присутствии, – шипит Питер, проходя в кухню. Сейчас он снова найдёт книгу рецептов. Сейчас он примется за приготовление обеда. Сейчас он сделает что-нибудь полезное.

Бэк идёт следом.

– Но не заговорил же, – произносит он, опираясь о кухонную тумбу и наблюдая за тем, как Питер кладёт на стол книгу. – Пара взглядов длиной в пару секунд. Вот и всё, что ты сделал. Ты хорошо держался.

– Да, но лишь в этот раз, – бормочет Питер, листая страницы книги рецептов и даже не пытаясь вникать в их содержимое.

– Ты не облажаешься, – говорит Бэк. – И к тому же, ты разве не хочешь, чтобы я был рядом, когда будешь звонить тёте? Чтобы твой разум не смог обмануть тебя снова?

Питер поднимает на него глаза.

– Заткнись, – бросает он. И затем уже спокойнее добавляет: – по телефону всё иначе. Не как вживую.

– Потому что ты не знаешь, когда действительно сможешь увидеться с ней, – говорит Бэк. Голос звучит отстранённо. Питер почти задумывается, а не сам ли он это сказал: именно так он себя и чувствует. Голова болит. Слова сжимают её в тиски.

– Да, – тихо отзывается Питер, прекращая попытки держать лицо, и садится на пол, касаясь затылком стенки шкафчика.

Бэк садится рядом. Он молчит, просто наблюдает за Питером в ожидании, пока тот не начнёт говорить.

Тишина не напрягает Питера. Нет желания заполнить её словами просто ради того, чтобы нарушить молчание. Он переводит взгляд на Бэка и вполголоса спрашивает:

– Но ведь ты будешь рядом, правда? Чтобы я знал, что это не сон?

– Конечно, – отвечает Бэк, и Питер ему верит.

– Прозвучит глупо, но, – начинает Питер, – ваш телефон… безопасно использовать?

Роуди сидит напротив него за столом.

– Это не глупо, – отвечает он, – но я не совсем понимаю, о чём ты.

Питер опускает взгляд в тарелку. Чили его собственного приготовления. Он скребёт ложкой по дну миски.

– У меня… не знаю. Небольшая паранойя. Мы с Сэмом говорили об этом сегодня. Что если я воспользуюсь каким-нибудь устройством вроде телефона, они могут прослушивать.

– Что за “они”?

Питер давит из себя кислую улыбку, прикрывая глаза.

– Без понятия. Я попытался объяснить Сэму, но не смог. Он сказал, что это признак того, что я сам их выдумал, но я просто… Хотел убедиться, понимаете? Вы ведь высокопоставленный человек и всё такое… ваши телефоны… защищены?

– А, – отвечает Роуди. Питер слегка приоткрывает глаза, ему неловко от вида понимания на лице Роуди. – Да. Да, здесь нет прослушки. Тони иногда проверял это. У него иногда бывали подобные мысли. Он не обязан был, но, – Роуди пожимает плечами, – порой он тоже загонялся по этому поводу. Не совсем как ты, но я понимаю. А что?

Питер снова опускает взгляд на еду.

– Не хочу использовать свой телефон, – отвечает он.

– Разумно, – кивает Роуди.

Питер вдруг осознаёт: он скрывается, и как минимум двое Мстителей знают, где он. Насколько они рискуют, просто чтобы обеспечить его безопасность… Питер отбрасывает мысль в сторону, как только Роуди снова начинает говорить. Помни, есть люди, которые о тебе беспокоятся. Поэтому он здесь, и ему не нужно испытывать вину за это.

– Можешь воспользоваться моим. Помнишь, я уже звонил тебе однажды? Так что всё в порядке.

– Я забыл об этом, – он копается в памяти и находит несколько моментов – Роуди говорит, что будет поздно; Роуди говорит, что Сэм готов с ним встретиться – но Роуди сказал, что звонил единожды. Что-то из этого скорее всего было плодом его больного сознания. Но он просто не может вспомнить, что именно.

Сейчас он не видит рядом Бэка, не чувствует его присутствия и не может понять, какое из воспоминаний настоящее. Лишь что он никогда не говорил с тётей Мэй, хотя ему так казалось. Это точно не реальность. Фокусы его разума. Ладно.

– Тогда многое произошло, – спокойно произносит Роуди и даже не упоминает ты попытался прострелить мне голову. Питер прикусывает губу. – Зачем тебе телефон?

Питер поднимает на него взгляд, собираясь с мыслями. Он делает глубокий вдох.

– Я хочу поговорить с моей тётей, – говорит он. – Мне казалось, что я уже это делал, но, думаю, это было… до Сэма. – До Сэма – это достаточно короткая кодовая фраза, чтобы объяснить его психическое состояние пару дней назад. По крайней мере, так он чувствует себя не настолько ужасно. – Но думаю, что последний раз я с ней говорил в тот день, когда вы привезли меня сюда, а остальное я… – он снова прикусывает губу.

– Ты по ней скучаешь, – говорит Роуди. Питер кивает, не отрывая взгляда от поверхности стола. – Боже, мне стоило понять это раньше, – продолжает он, и Питер поднимает голову. – Тебе шестнадцать, вы живёте вместе, и ты её любишь. Конечно ты скучаешь. Ты и вправду не говорил с ней всё это время? Мне так жаль.

Питер широко распахивает глаза и начинает трясти головой.

– Нет, не извиняйтесь! – настаивает он. – Вы так много для меня делаете, вы практически спасли мою жизнь, я… Я не… Я не знаю, это не ваша вина, я просто идиот, и у меня стресс, и это всецело моя вина, я…

– Эй, – прерывает его Роуди, и Питер затихает. Он понимает, что его мозг опять замкнуло, и он начал бессвязно бормотать. Кажется, Роуди и Сэм оба могут заметить это тоже. – Ты не идиот, и это не твоя вина. Я не знаю никого, кто прошёл бы через то, что сейчас переживаешь ты. А ты ещё ребёнок, который никогда не просил об этом. Не изводи себя так. – И после паузы добавляет: – Позвони тёте.

Питер лихорадочно кивает и сползает со стула.

– Спасибо, – говорит он тихо, всеми силами удерживая дрожь в руках. Он подходит к телефону, снимает трубку с базы и идёт в свою комнату, осторожно прикрывая за собой дверь.

Даже не отдавая себе отчёта, Питер съезжает спиной вниз вдоль двери, пытаясь успокоить дыхание. Он чувствует, как трепещет его сердце. Телефон выскальзывает из его хватки, но его рука уже лежит на полу, так что он никуда не падает. Лишь мягко беззвучно приземляется на ковёр. Питер смотрит прямо перед собой, словно бы сейчас на его глазах мир начнёт разваливаться, и он вновь останется один в пустоте, где любой неверный шаг заставит его вечность стремительно лететь в никуда.

Он закрывает глаза.

– Что если теперь она меня ненавидит, – выдыхает он.

– За что ей тебя ненавидеть? – спрашивает Бэк с другого конца комнаты.

Питер поворачивает голову в сторону, противоположную от руки с телефоном, но всё ещё держит глаза закрытыми.

– Мы с ней не разговаривали почти две недели. Какой за племянник так поступает? Я даже не могу вспомнить, о чём мы говорили в последний раз. Ей должно быть нелегко, а я просто взял и бросил её…

Он чувствует заполняющую комнату тишину, и единственным нарушающим её звуком становится собственное ровное дыхание. Он откидывается головой о дверь. Он так устал. Хочется просто вернуться домой и проснуться от этого кошмара – вот только он уже проснулся от него, и теперь это его реальность.

Питер чувствует колебания воздуха. Он снова поворачивает голову прямо, глядя Бэку в глаза, как тот явно того хочет. Теперь Бэк тоже сидит на полу, напротив Питера, и упирается спиной в спинку кровати, вытянув одну ногу вперёд и согнув другую в колене, положив на него руку. Бэк смотрит на него с самым серьёзным взглядом, который Питер у него видел.

– Она не ненавидит тебя, – говорит он. Питер слушает. – Она знает, через что ты проходишь. Знает, что как бы ей ни было тяжело, тебе приходится хуже. Она твой опекун, заботится о тебе в первую очередь, и простое знание, что ты в безопасности и у тебя всё хорошо, будет много для неё значить. Остальное вы двое сможете обсудить по ходу разговора, но для этого тебе надо сделать первый шаг, и я гарантирую, что она хочет услышать тебя так же сильно, как ты хочешь с ней поговорить. Так поговори.

Питер колеблется. В этот момент он видит, что должно было быть: наставник-герой, которого он потерял. Не тот, который объявил его лучшим, но тот, кто видел в нём напарника, работал с ним как с равным, несмотря на различие в опыте, и готовый передать этот опыт ему. Тот, с которым он мог бы поддерживать контакт, работать, взрослеть, проводить время вместе.

Тот, который был бы ещё жив.

Питер чувствует что-то иное в этот момент. Он не может определить, что именно, но это длится всего мгновение. Однако он может кивнуть, поднять с пола телефон, набрать номер и ждать. У Питера перехватывает дыхание, когда он слышит первые гудки в трубке, и Квентин тянется к нему и берёт его за руку, не переставая смотреть ему в глаза. Питер доверительно сжимает его ладонь в ответ и затем отпускает, когда слышит, как на другом конце поднимают трубку.

– Алло?

Питер делает резкий короткий вдох – его не слышно сквозь динамик – и затем тихо спрашивает:

– Тётя Мэй?

Какое-то мгновение на другом конце провода стоит тишина, и на секунду все страхи Питера сбываются. Но затем из динамика доносится тихий звук – это мог бы быть почти смешок, слабый, с нотками облегчения – и слышит голос, более громкий, чем его собственный:

– Питер?

Питер чувствует выступившие в уголках глаз слёзы и улыбку на своих губах.

– Да, это я.

– Питер, – повторяет тётя уже громче, увереннее, живее, – как у тебя дела?

– Мне так тебя не хватает, – говорит Питер вместо ответа. В принципе, это само по себе может считаться таковым. – Я бы хотел быть дома, чтобы этих двух недель никогда не было. Тётя Мэй, как мне всё исправить? Что мне делать?

И вдруг телефона становится абсолютно недостаточно, и Питеру на мгновение кажется что звонок сам по себе был плохой идеей, и ему не стоило даже испытывать это чувство, когда ты вроде и вместе с дорогими тебе людьми, но не совсем. В голове проносится короткое я единственный, кто будет рядом, но не может вспомнить, где и от кого это слышал. Бессмыслица какая-то.

Но он возвращается в настоящее, как только снова слышит голос Мэй, и хватается за него как за спасательный круг.

– Я не знаю, – говорит она, и он слышит это в её голосе: она должна знать, и ей больно от того, что это не так, им обоим больно. – Но мне тоже тебя не хватает. И мне тоже хотелось бы, чтобы ты был рядом. Я люблю тебя, что бы ни говорил остальной мир, я знаю тебя и знаю, что ты справишься. Просто я пока не знаю как. Но мы всё сможем.

Он цепляется за слова. Это воспоминание он будет хранить так долго, сколько потребуется, скорее всего, до конца своей жизни. Он знает, что это реальность, потому что Бэк всё ещё рядом с ним, сидит напротив, наблюдает и слушает. Питер знает, что он может слышать Мэй, даже если не прижимается ухом к трубке.

– Я тоже тебя люблю, – говорит Питер, замечая, что до сих пор не сказал этого сам. – Ты… Что ты знаешь о том, где я?

Всего на секунду на другом конце устанавливается молчание.

– Я знаю, что ты у друга мистера Старка. Хэппи сказал, что это ему он звонил. Звучало безопасно. Ты в безопасности, Питер?

Питер оглядывается по сторонам: его комната, его кровать, одолженные вещи, костюм Человека-Паука, сделанный и спроектированный им самим, и его выключенный телефон. Он защищён от плохой погоды: надёжные стены, крыша над головой, климат-контроль и всё такое…

– Я учусь готовить, – неожиданно для себя и для Мэй выпаливает он.

– Что? – спрашивает она, но в её голосе звучит удивлённый смех, и искренняя радость затмевает ситуацию, в которой они оказались.

– Ага, – говорит Питер со смешком. Его улыбка становится шире. Как бы он хотел, чтобы она её видела, видела его лицо, чтобы он сам был рядом с ней. – Я настолько в безопасности, и у меня столько свободного времени, что мне больше нечего делать, кроме как учиться готовить.

– Ну, – тянет тётя Мэй, и ему бы хотелось видеть её лицо с наверняка такой же улыбкой лишь с небольшой долей сомнения, потому что они всё-таки не вместе. – Не могу дождаться оценить. Обязательно продемонстрируй мне как-нибудь.

– Было бы здорово, – улыбается Питер. – Может, к тому времени у меня даже будет хорошо получаться.

– Будем надеяться, – смеётся тётя Мэй. – У тебя уже есть любимое блюдо?

Питер неловко чешет шею свободной рукой.

– Я готовил пока раза два, так что ещё нет.., – он затихает, чувствуя слабую дрожь в собственном голосе.

Какое-то время тётя Мэй молчит, после чего продолжает:

– Прошло почти две недели, – говорит она, и её голос полон беспокойства, заставляющего его почувствовать новый прилив вины, – ты нормально питаешься? Ты уверен, что ты в безопасности?

– О! Да, да, – тут же принимается успокаивать Питер. – Друг мистера Старка просто замечательный, тётя Мэй, и он мне очень помогает. Просто, первая неделя далась мне нелегко, я не знал, что делать, и…

В этот момент Питер поднимает взгляд на Бэка в поиске нужных слов. И ничего не находит, лишь упирается в напрягающее его нечитаемое выражение лица. Питер мечется в поиске подходящих фраз.

– …И я не хочу об этом говорить, – тихо заканчивает он.

И сразу чувствует себя отвратительно. Это его тётя, она приютила его, буквально делала для него всё до этого момента. Но это правда: он не хочет говорить о первой неделе. С Сэмом он тоже насчёт этого отмалчивался. От одних только воспоминаний начинает раскалываться голова. И он не хочет возвращаться туда даже мысленно.

Питер закрывает глаза в ожидании упрёка, но он так и не приходит.

– Тебе не нужно, – произносит тётя Мэй, и Питер чувствует облегчение. – Но ты в порядке, верно?

В порядке отличается от в безопасности. Оно весомее. Оно значит куда больше.

Он открывает рот для ответа, когда распахивает глаза и видит Бэка прямо перед собой. Он раздумывает над следующими словами всего секунду, но затем произносит:

– Да. – Чувствуя себя последним лжецом, он быстро добавляет: – и ты тоже, правда?

Он слышит, как колеблется Мэй на другом конце. Или же он просто удивил её своим вопросом. Не то чтобы он мог видеть её выражение лица или язык тела или ещё что; они всё ещё находятся далеко друг от друга, и ему, кажется, до сих пор трудно смириться с этим фактом. Наконец, она отвечает:

– Тебе не нужно беспокоиться об этом.

– Прости, – выдыхает Питер. – Но я просто… Ты сама в безопасности, ведь так?

– Да, конечно, – говорит тётя Мэй. – Питер, я не хочу, чтобы ты волновался из-за меня – пожалуйста, позаботься лучше о тебе. Если у тебя всё хорошо, у меня тоже будет. Обещаю.

– Ничего не могу с собой поделать, – Питер опускает глаза и печально улыбается самому себе. – Я хочу, чтобы у всех всё было в порядке. Именно поэтому я… я полетел в космос, и затем мы были в Лондоне, и я просто… я хочу, чтобы все были в порядке.

– Я в порядке, – говорит тётя Мэй, и ему кажется, что он слышит улыбку в её голосе под стать его собственной. – И я ценю твою заботу. Я знаю, что отчасти именно поэтому ты такой замечательный человек.

– Мне так жаль, что из-за меня ты проходишь через всё это, – внезапно говорит Питер. Теперь у него не выходит даже печальной улыбки.

– Это не так, – тут же говорит Мэй. – В произошедшем нет твоей вины. Тебе не за что извиняться.

– Просто, – начинает Питер, и прежде, чем успевает осознать свои слова, произносит: – после дяди Бэна…

И затем его голос обрывается, как и её. Мгновение он перестаёт дышать. Может, она тоже. Словно бы он не должен был упоминать это. Словно бы люди, которые ему дороги, не должны умирать по его вине.

Будь ты настоящим героем отдаётся у него в голове, и его сердце сжимается в груди.

– Всё нормально, – произносит тётя Мэй, её голос звучит тише, но его силы достаточно, чтобы пробиться сквозь, казалось, что угодно.

Питер качает головой, словно бы она не права. Он всё ещё чувствует взгляд Бэка на себе, но не хочет поднимать голову и встречаться с этим взглядом в страхе того, что может в нём увидеть.

На этот раз всё реально и я облажался, думает Питер. Он не хочет подтверждения.

– Единственное, что меня беспокоит, это твоя безопасность и возвращение домой, как только появится возможность. Вот и всё. С остальным мы справимся, как только достигнем этого. Хочешь поговорить о чём-то? Мы поговорим. Сколько бы времени ни потребовалось. Но сейчас я хочу, чтобы ты побыл эгоистом – и я знаю, что это трудно для тебя, так что представь, что ты выполняешь мою просьбу. Будь эгоистичным и позаботься о себе. Я буду ждать столько, сколько потребуется.

Питер не мог не любить свою тётю, просто до этого он также ни разу не рассматривал её место в своей жизни, всё время занятый собственными делами – даже до всей этой ситуации. И, чувствуя твёрдость её голоса, он думает, мне нужно этому соответствовать.

– Я общаюсь с психологом сейчас, – выдаёт он, как бы между прочим. Будто бы это самая обычная вещь. И в то же время – нет.

Тихий вздох по ту сторону трубки заставляет его сердце содрогнуться, прежде, чем он понимает, что он вызван радостью.

– Ох, слава богу, – произносит тётя Мэй, оставляя Питер а смятении.

Он чувствует разочарование: может, ему стоило так поступить гораздо раньше?

Он чувствует облегчение: раз он сделал что-то, что обрадовало его тётю, значит, это был правильный поступок.

– Тётя Мэй? – зовёт Питер, пытаясь определиться, какое чувство принять.

– Хэй, – отзывается она. – Это замечательно, Питер. Это… Я правда рада за тебя. И я правда рада, что ты со мной решил поделиться этим.

Питер переводит взгляд на свои колени.

– Это временно, – признаётся он, – но так нужно, после… всего. Он сказал, что мне стоит найти кого-то потом. Когда всё наладится. Кого-то более подходящего для работы со… мной. Я думаю, я думаю, он прав. Когда всё кончится…

Дядя Бэн и Эдриан Тумс и обрушившееся на него здание и мистер Старк и спасение отца Лиз и скрытность и полёт в космос и безнадёжные попытки снять перчатку и смерть и ощущение как жизнь покидает его отчаянно пытающееся не рассыпаться в пыль тело и смерть мистера Старка у него на глазах и попытки быть нормальным подростком и разочарование мистера Бэка и работа с мистером Бэком и склад и подъёмный кран и выстрелы и поезд и дуло пистолета у его головы и Бэк напротив него рядом с ним нельзя спать нельзя не спать нельзя говорить об этом нельзя убежать и спастись

Он встречается взглядом с Бэком. Бэк пожимает плечами.

– …Я хочу продолжить посещать психолога. Думаю, мне это нужно.

– Мы всё организуем. Я буду рядом с тобой, что бы ни случилось. Я тобой так горжусь, – говорит тётя Мэй. – Могу я спросить, кто помогает тебе сейчас?

Квентин Бэк, едва не вырывается у него. Глаза распахиваются шире от этой мысли. Тень улыбки пересекает лицо Бэка.

– Капитан Америка, – произносит Питер, наконец найдя в себе силы говорить.

Тётя Мэй удивлённо выдыхает на другом конце.

– Ого, – говорит она. – А он… у него есть диплом? Он профессионал?

– Да, но он сказал, что не беседует один на один, поэтому мои сеансы с ним – временная мера. Но я думаю… Он мне помогает. Я чувствую себя гораздо лучше, чем раньше.

– Тогда передавай ему мои благодарности, – говорит Мэй.

Питер замечает, что снова улыбается. Его голова должна идти кругом от всех тех эмоций, что он испытал за время разговора с тётей. Но это не так. Он просто чувствует, что наконец поступил правильно.

– Передам, – говорит он. Затем добавляет: – Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – говорит тётя Мэй. – Будь умницей. Всё будет хорошо, верно?

– Обязательно, – отвечает Питер.

– Думаешь? – спрашивает Бэк, как только он кладёт трубку.

========== Узы. Часть 2 ==========

Сейчас не настолько поздно. Да, уже стемнело, но ещё не поздно.

Питер чувствует облегчение, когда, выйдя из комнаты, видит, что Роуди ещё не спит – хотя судя по виду как раз собирается.

Питер знает, что его режим сна до сих пор далёк от идеала. Конечно, он прилагал немало усилий, чтобы его исправить. Онработает над этим. Он стремится к этому. Но он всё ещё засиживается допоздна, это просто его естественная особенность, и…

– Хэй, – зовёт Питер. Роуди поднимает взгляд на Питера, держащего в руках телефон. – Эм, у вас есть зарядка?

Роуди вопросительно смотрит на него.

– Я думал, ты стараешься не пользоваться своим телефоном?

Питер резко втягивает воздух.

– Это так, – говорит он. – Но я не знаю номера моего друга…

Питер чувствует смущение, когда Роуди смеряет его взглядом, говорящим ты серьёзно. Говорящим вот в моё время мы знали номера друг друга наизусть.

– Я поговорил с тётей, – выпаливает он под этим давлением. – Я знал, как ей звонить. Всегда знал. Но с Недом, типа, зачем мне его номер, он сохранён у меня в контактах… Но я не могу посмотреть их… Потому что телефон разряжен…

Он чувствует тяжесть своего юного возраста также, как, в его понимании, Роуди чувствует свой. Роуди выглядит возмущённым, как иногда выглядел мистер Старк при общении с ним. Они были лучшими друзьями, напоминает себе Питер.

– Да, погоди, – наконец произносит Роуди, поднимаясь и уходя в свою комнату. Питер остаётся ждать в коридоре, неловко сжимая свой телефон в руке. Он переворачивает его, снова пробует включить. Ничего. Потому что прошло почти две недели, а он ни разу не ставил его на зарядку. К тому же у него с собой не было зарядного устройства. Да и зачем? Он лишь собирался полетать над городом с ЭмДжей, не более.

Он расслабляется, когда Роуди возвращается со шнуром и блоком питания в руке. Питер видит, что это нужный ему разъём. Он выдыхает.

– Спасибо.

Роуди не сразу ему его отдаёт.

– Ты точно уверен, что будешь в порядке?

Питер качает головой.

– Я просто хочу выписать номера оттуда, – говорит он. – Я не хочу использовать его… У меня стоит VPN, но я не хочу рисковать. Я всё ещё буду пользоваться вашим телефоном, если вы не против. Вот.

Роуди передаёт ему зарядное устройство.

– Хорошо, – отвечает он, подавляя зевок. – Ты будешь звонить сейчас?

Питер бросает взгляд на часы.

– Ещё только одиннадцать, – говорит он.

– Да, это поздно.

– Нед не спит в такое время. Я тоже не лягу ещё час. Я не устал. – Это так. Теперь он спит положенные восемь-девять часов сна, но он всё ещё чувствует себя бодрым, как из-за нервов, так и из-за естественной химии организма. – Нам шестнадцать, и сейчас лето, – поясняет он, чувствуя необходимость подкрепить свои доводы.

В качестве ответа Роуди пожимает плечами. Питер отвлечённо думает, а чем он занимался в свои шестнадцать лет. Особенно если он уже тогда общался с мистером Старком.

– Ладно, звучит логично, – говорит Роуди. Плечи Питера расслабляются в ответ. Он задумывается о том, будет ли он вести себя так, когда станет старше, будет ли сам подвергать сомнению молодёжь и вспоминать, как было в его время. Но это слишком далёкое будущее. – Не засиживайся допоздна.

Питер энергично качает головой.

– Не буду, – говорит он. В этот момент его незрелость покидает его, на смену приходит серьёзность, в которую, он знает, Роуди тоже верит: они оба помнят, что случилось в прошлый раз, когда Питер не спал.

Питер думает о том, что, может, это тоже заставило его преждевременно повзрослеть. Он возвращается в комнату, вставляет телефон в розетку и стучит найденной в одном из ящиков стола ручкой по листку бумаги оттуда же.

– Нашёл нового кандидата себе в отцы? – спрашивает его Бэк.

Питер качает головой, глядя на заряжающийся телефон в руках, но не может найти в себе силы снова его включить.

– Это никогда не срабатывает. Я завязал.

– Жаль, – вздыхает Бэк позади него, присаживаясь на кровать. Питер его игнорирует.

Экран телефона загорается, и свет отбрасывает жуткие тени на его лицо. На секунду мир замедляет свой ход: экран мерцает, его глаза фокусируются на нём и…

И горло Питера сжимается, когда паника накрывает его, а экран заполоняют уведомления всех прошедших дней. Ему надо действовать быстро, он знает, что ему надо действовать быстро, но перед глазами стоит список из сотен непрочитанных сообщений, – что если одно из них будет важным, что если десяток, что если сотня, – пропущенных звонков и, хоть он отключил уведомления с новостных ресурсов, наверняка кучи новых статей…

Бэк отбирает телефон, оставляет его включённым в розетку, но поднимает так, что он оказывается вне видимости широко распахнутых глаз Питера.

– Из тебя плохой параноик, – говорит он, внимательно глядя в экран, и что-то там набирая. – Сейчас я буду зачитывать номера. Готов?

Питер кивает, хоть он и не целиком уверен, что кивает именно он. Он берёт ручку, касается кончиком стержня бумаги и готовится записать цифры, чтобы он (или Бэк) мог выключить телефон как можно скорее.

У Бэка нет проблем с тем, чтобы не обращать внимания на уведомления, он открывает контакты с абсолютным безразличием. “Лидс” идёт до “ЭмДжей”, так что первым он переносит на бумагу номер Неда, затем ЭмДжей, после чего экран гаснет быстрее, чем он успевает заметить, и они с Бэком остаются в относительной темноте.

Бэк всё ещё держит его телефон.

– Хочешь оставить его на зарядке?

– Он выключен? – отвечает Питер вопросом на вопрос, и его голос звучит отрешённо.

– Да, – говорит Бэк. – Я не пытаюсь тут тебя подловить. Мне это ни к чему. Оставить его включённым в розетку, чтобы он хотя бы был полностью заряжен потом?

Питер не может придумать, зачем ещё ему может понадобиться телефон. Его нельзя использовать, не в его ситуации. Он сглатывает слюну но, несмотря ни на что, кивает – вдруг что всплывёт. Он не знает.

Кстати о незнании.

– Как я узнал номера, если тебя не существует? – спрашивает Питер.

– Это был ты сам. Скорее всего, просто раздельное мышление. Рад помочь, – говорит Бэк, и в его голосе звучит нечто среднее между искренностью и сухостью. Он кладёт телефон обратно, шнур всё ещё торчит из розетки. – У тебя сейчас два процента батареи, кстати.

Питер опускает взгляд на номера на бумажке и качает головой.

– И как я узнаю, что это их настоящие номера, а не какой-то случайный набор цифр?

Бэк пожимает плечами.

– Хочешь включить телефон и проверить сам?

Питер бледнеет от одной только мысли, паранойя и возможность увидеть все те уведомления и оставленные без ответа попытки связаться с ним заставляют его замереть.

Бэк слабо утешительно улыбается ему.

– Верно, не лучшая идея.

Питер снова качает головой, зарывается пальцами в волосы.

– Но как я узнаю…

– Позвонишь им, – отвечает Бэк. – Или ты мне не доверяешь?

– Доверяю, – говорит Питер, ответ вырывается у него сам, он даже не успевает переварить мысль. Он отрывает глаза от номеров, мельком задевает взглядом чёрный экран телефона, чтобы посмотреть на стоящего над ним Бэка. Собственные слова стали для него неожиданностью.

Бэк улыбается ему, кладёт ладонь на плечо. Пятнадцать минут назад Питер бы её сбросил. Сейчас же он с секунду смотрит на чужую руку, затем поднимает взгляд на открытое, искреннее, честное лицо Бэка. Он не улыбается в ответ, просто смотрит вверх, слегка приоткрыв рот, словно бы удивлённая рыба.

– Тогда у тебя есть номера друзей, и ты можешь им позвонить, – говорит Бэк, убирая руку с плеча Питера и возвращаясь к кровати. Он падает на неё и больше не произносит ни слова, продолжая лежать, положив руки под голову и глядя в потолок.

Питер ещё какое-то мгновение смотрит на Бэка, пытаясь понять, откуда появились эти мысли. Ничего не выходит, так что он снова переводит внимание на листок бумаги, берёт телефон Роуди и набирает первый записанный номер.

В трубке начинают звучать гудки. И продолжаются. Их больно слышать. Собственное сердце бьётся слишком громко, ему кажется, что он сделал что-то не так, или что Нед не поднимет трубку, или…

– Эм, – звучит голос из динамика, – привет?

– Нед! – Питер почти выкрикивает его имя, вскакивая со стула. Взгляд цепляется за улыбающегося Бэка на кровати. Он поворачивается к нему спиной, предпочитая игнорировать, фокусируясь вместо этого на озадаченном голосе Неда. – Это Питер! Привет!

– Питер! – отвечает Нед, его голос соответствует счастливому тону Питера. – Хэй!

Радость Питера выходит наружу неловким смешком.

– Ох, чувак, – говорит он, начиная наматывать круги по комнате, – я думал, ты не поднимешь трубку.

– Я сперва и не думал, – признаётся Нед. Его голос звучит бодро; звонок явно стал для него неожиданность, но Питер готов поспорить, что Нед поставил на паузу видеоигру, чтобы поднять трубку. Он искренне надеется, что это был не мультиплеер. Скорее всего нет. – В смысле, кто вообще звонит? Ещё и с неизвестного номера? Да ладно.

– Знаю, знаю, – отвечает Питер, и когда Нед вот так об этом говорит, он тоже может разглядеть ироничность всей ситуации: если бы они поменялись местами, он бы тупо смотрел на звонящий посреди ночи телефон с незнакомым номером, и не раз бы ругнулся. Но вот ответить? Навряд ли. – Обстоятельства. Почему ты ответил? В плане, я рад, что ты это сделал, но почему?

– Я не собирался, – повторяет Нед. – Но затем я подумал, зачем кому-то звонить мне? Серьёзно, зачём? Это либо спам, либо… я нужен Человеку-Пауку.

– И ты не ошибся, – с энтузиазмом кивает Питер.

Он отстранённо замечает, как беспокойство, минуту назад владевшее всем его существом, растворилось; он снова общается с Недом, как раньше, словно бы ничего ужасного не произошло, словно бы он не покинул его без какого-либо ответа кроме бесполезного Я не знаю, когда тот спросил, в порядке ли он.

Возможно, из него плохой друг.

– Итак, – произносит Нед, возвращая Питера в реальность, – тебе что-то было нужно?

Питер смеётся, откидываясь на стуле и немного прокручиваясь.

– Друг? – отвечает он, слабым, но полным надежды голосом.

– О, – говорит Нед. – Да, с этим я справлюсь.

– Я так по тебе скучал, чувак.

– Я тоже. Лето теперь полный отстой. Вот совсем. Кстати, а с чьего номера ты звонишь? Где ты?

Питер останавливает вращение и поднимает взгляд вверх на потолок. Комната, в которой он находится, относительно пуста: кровать, стол, стул, раскиданные в беспорядке вещи, некоторые его, некоторые одолженные. Совсем не та комната, в которой он должен находиться, которая была бы заполнена его собственными вещами и постоянным мерцанием последнего созданного для него мистером Старком подарка, который сейчас скорее нужно чтить, а не носить. Место, где он сейчас, ему не принадлежит.

– Я с другом Железного Человека, – говорит Питер. – Не знаю, сколько мне ещё тут оставаться, и, наверное, мне не стоит об этом слишком много распространяться, но я был с ним всё это время.

– Чувак, – говорит Нед, – это так круто. В смысле, это не круто, что ты прячешься, или в бегах, или ещё что, но это круто, верно? Что тебе хотят помогать такие люди? В смысле, чёрт, чувак, ты знал Железного Человека… – его голос обрывается, словно бы он коснулся темы, которой не должен был.

Питер помнит задание на уроке рисования, помнит все работы; он не знал, что делать. Он говорил с Недом после этого. Это был не лучший разговор для них обоих, и Питер предпочёл неудовлетворительную оценку, ведь он буквально помнил, как свет покидал его глаза.

– Ты знаешь, о чём я, – снова пробует Нед в ответ на молчание Питера.

Питер моргает и возвращается в реальность.

– Да, – говорит он. – Нет, всё в порядке. Ты прав. Это и правда круто.

Это так: буквально ни у кого не было такой возможности. Все остальные супергерои гораздо старше. И лучше думать о том, что это круто, а не одиноко, иметь друзей, которые смотрят на него с восхищением, пока он стоит на одной ступени с Мстителями, и которым не нужно видеть его лежащим в темноте, прижимающим к груди колени и ставящим под сомнение всё своё существование.

– Насколько ты следил за событиями? – спрашивает Нед.

– О, – говорит Питер. – Я, эм, не следил. Вообще. Я вроде как ушёл в подполье. Никакого телефона или чего-то в таком духе.

Пауза на другом конце провода затягивается, пока Нед наконец не подаёт голос:

– …Как?

Питер смеётся.

Сходя с ума, думает он.

– Без понятия, – отвечает он. – Просто это казалось хорошей идеей.

– А, – отзывается Нед. – Ну, хочешь, чтобы я тебя просветил? Хотя бы насчёт хорошего?

Питер задумывается. Скорее всего хорошего не так много, потому что иначе Роуди бы сказал, что уже можно идти домой, верно? Но это не значит, что всё обязано быть плохо… так что…

– Конечно, – отвечает Питер, заставляя себя расслабиться. – Расскажи мне о хорошем.

– Ох, чувак, – голос Неда тут же набирает силу, словно бы у дамбы дали команду открыть шлюзы. – Чувак. Чувак. Жаль, что ты не видел реакции Флеша. Это было волшебно. Клянусь, ты сломал ему мозг.

– О, Господи, – Питер едва не давится воздухом. – Я даже не… Я вообще о нём не думал. О, Боже. Насколько всё плохо? – Он пододвинулся к краю стула, подавшись вперёд, словно бы так он сможет лучше представить себе то, о чём сейчас расскажет Нед.

– Я всю его инсту облазил, – говорит Нед. – Мне больше нечего было делать на самом деле, – потому что ты его бросил, – и он делал посты просто без остановки. Первый был типа “Я ХОЖУ В ШКОЛУ С ЭТИМ ЧЕЛОМ”, и всё капсом, я до сих пор помню его крики в сториз. Он пытался переварить информацию в режиме реального времени, и все могли это видеть. Это было шикарно.

– Сколько раз он меня оскорбил? Насколько сильно он теперь ненавидит Человека-Паука? – спрашивает Питер.

– Понимаешь, вот это и странно. Не ненавидит, – отвечает Нед. – Не думаю, что он любит тебя ещё больше, потому что это невозможно, но после пары часов он вдруг начал активно тебя защищать. И, типа, там буквально целые эссе. Каждый день. И он чуть ли не орёт на людей, которые не соглашаются в комментах. Его даже по новостям пару раз показывали, потому что, типа, люди хотят знать о друзьях Питера Паркера? Он, конечно, никогда не говорил, что вы друзья, не думаю, что у него физически получится это произнести, но он также постоянно говорит о том, какой ты классный и хороший парень. Это странно, и я наслаждался каждой секундой.

Питер фыркает.

– Твою мать, – говорит он. – Жесть. Как думаешь, что с ним будет, когда я вернусь?

Он готов поклясться, что через телефон слышит ухмылку Неда.

– Без понятия, но я готов заплатить за то, чтобы присутствовать. Пожалуйста, позови меня с собой.

– Конечно, да, естественно, – говорит Питер, и его собственная улыбка становится шире. – Ты просто себе не представляешь, как мне нужно было это услышать. Флеш Томпсон. Чёрт возьми.

– Ага, – со смешком говорит Нед. – Я знаю, что сейчас всё плохо, но, хэй, по крайней мере были и такие моменты. Я сохранил его сториз, кстати. Для потомков. Так что у тебя будет развлечений на целый день, когда мы снова сможем встретиться. Поверь мне, это точно поднимет твой настрой.

– Ты лучший. Самый классный друг на свете.

– Это моя работа, – робко отвечает Нед. – Эм, хочешь услышать ещё хороших новостей?

Питер выставляет вперёд ногу, замедляя так своё движение до медленного вращения. Бэк всё ещё лежит на кровати и выглядит так, словно совсем не обращает на него внимания, но Питер знает, что он ловит каждое слово.

– Давай.

– В общем, некоторые из Мстителей поручились за тебя. Вроде Капитан Америка дал показания в твою пользу в Сенате? Или в ООН? А может и там, и там? Не знаю. Оба Капитана Америки, я имею ввиду. Старый и новый. А ещё Халк. И Воитель. И Соколиный Глаз. Ты знаешь всех этих людей вживую?

– Большинство из них да, типа того, – говорит Питер. – Я не встречался с Хоукаем или с Халком. Но это всё равно круто.

– Ага, – соглашается Нед. – Жену Тони Старка тоже показывали по новостям. Она говорила что-то о том, что, эм, что все вернулись благодаря тебе? Типа, когда Мстители придумали решение, Тони Старк не хотел этого делать, потому что он боялся последствий, но потом она сказала, что он вспомнил, как сильно ты был ему дорог – серьёзно, чувак, это просто невероятно, ты был дорог Железному Человеку, это буквально её слова – и если это означало возможность вернуть тебя, то он готов был это сделать. И у него получилось.

Нед на секунду замолкает, выуживая из памяти больше деталей, после чего продолжает.

– О, эм, и Королева – Король? Я не знаю – Асгарда даже привела доводы письменно. Думаю, Доктор Стрэндж тоже что-то сделал, но точно не скажу. Эй, ты в порядке? Ты замолчал.

Питер не знает, в какой момент он сполз со стула на пол, и сейчас сидит, прислонившись спиной к столу. Он смотрит на кровать, и Бэк глядит в ответ, не отводя глаз.

Вопрос Неда не сразу доходит до него.

– Да, я в порядке, – наконец отзывается Питер. – Я просто… вау. Это нелегко переварить.

– Ты действительно не знал обо всём об этом? – спрашивает Нед.

– Нет, я был… Всё и так было плохо, и я не хотел увидеть что-нибудь, что заставит меня паниковать еще сильнее, понимаешь? Так что я избегал всего. Я ничего не…

На мгновение образ Бэка сменяется телом Железного Человека, свисающего с кровати, мёртвого и разлагающегося, и свет его глаз и реактора заполняет комнату. Секунда, и перед ним снова Бэк, с беспокойством смотрящий на него. У Питера пересыхает во рту.

– Ты ничего не?.. – голос Неда звучит словно бы издалека.

Питер несколько раз открывает и закрывает рот, но лишь спустя пару секунд находит силы произнести хоть слово.

– Я ничего не видел, – тихо заканчивает он, неуверенный, о чём именно он говорит, или же это просто попытки убедить самого себя. – Извини, кажется, я немного устал.

– Ещё даже не полночь. – Он слышит замешательство в голосе Неда.

Питер тихо смеётся, но это лишь звук, чтобы заполнить тишину, не более. Он уверен, что Нед тоже это чувствует.

– Да, знаю, я просто… пытался наладить режим, понимаешь? Из-за стресса, и всё такое. Так что теперь я устаю раньше. Это странно.

– А, – говорит Нед, и Питер не может понять по голосу, о чём он думает. – Наверное, это логично. Но я ещё не буду ложиться. Хэй, раз уж ты не пользуешься своим телефоном, как мне с тобой снова связаться? Мне звонить на этот номер?

– О, – произносит Питер. Он замечает, что не может отвести взгляда от Бэка. Словно бы он его единственная надежда. Или словно бы, если он отвернётся, тот вновь превратится в Железного Человека и убьёт его. Он не уверен, какой из двух вариантов подходит больше. – Наверное… Это на самом деле личный номер Воителя, знаешь? Я живу с Воителем. Так что если ты позвонишь, трубку может поднять кто-то из нас. С этим, в принципе, не должно быть проблем, если ты скажешь ему, кто ты. Он очень, очень хороший человек.

– Это так круто, – выдыхает Нед в трубку. – В смысле, не то, что тебе приходится скрываться, но что ты живёшь с Воителем… Это круто.

– Да, – говорит Питер, сглатывая. – Это точно.

– Я рад, что ты сказал, какой он, потому когда он говорил о тебе в Сенате, он выглядел так, словно бы прямо сейчас набросится на любого, кто скажет о тебе что-то не то.

– Это… это очень мило с его стороны, – мягко отвечает Питер. Надо будет поблагодарить Роуди утром.

Он уже собирается повесить трубку, когда вдруг вспоминает о чём-то.

– Вот чёрт, – говорит он в динамик уже нормальным голосом. Громким. Он даже не осознал, каким тихим он стал после того, как Нед рассказал ему о миссис Старк. Или мисс Поттс. Он не знает.

– Что? – спрашивает Нед.

– Можешь сказать ЭмДжей, что я собираюсь ей позвонить? Но не со своего телефона? Потому что она ни за что не ответит на звонок с незнакомого номера.

– О, да, нет. Не думаю, что она отвечает даже на знакомые номера, – отвечает Нед. – Ты собираешься звонить сейчас? Я думал, ты говорил, что устал.

Питер мотает головой, осознаёт, что Нед не может его видеть, радуется этому факту, ведь он сейчас в любом случае выглядит не лучшим образом, и произносит уже вслух:

– Нет. Завтра… поздно утром, может? Или рано днём? Я не знаю, как ей будет удобнее…

– Чувак, если она будет знать, что это ты, она бросит всё и ответит.

– Правда? – спрашивает Питер, чувствуя лёгкость в груди. Они не говорили с тех пор, как… с тех пор, как всё покатилось вниз по наклонной. С тех пор, как они были в порядке и ничего не произошло.

– Ага, – отвечает Нед. – Я ей передам. – И затем добавляет: – Рад был с тобой пообщаться.

– Да, я тоже, – говорит Питер. – Я… Спасибо тебе.

– Обращайся, – отвечает Нед. – Спокойной ночи.

– Спокойной, – отзывается Питер, вешая трубку.

Он откладывает телефон на пол и поднимает взгляд на Бэка, глядя на него широкими, блестящими от слёз глазами.

– Все вернулись из-за меня, – шепчет он. – А я даже не смог спасти его.

Бэк поднимается с кровати и присоединяется к Питеру на полу. Он прислоняется спиной к столу, повторяя его позу. Он не пытается коснуться его или обнять, просто сидит и смотрит вперёд, как Питер.

Питер почти ожидает услышать что-нибудь утешительное в духе Не вини себя или Ты ещё ребёнок или Никто бы не смог, но этого не происходит. Вместо этого Квентин просто произносит короткое тихое “Да”, и Питер почти благодарен ему за это.

– Потому что я недостаточно хорош, – говорит Питер. – Все эти люди – вот, кто настоящие Мстители, а не я, пытающийся вписаться в их компанию, они действительно Мстители – идут поперёк своим планам, чтобы помочь мне, а я не могу ничего сделать, потому что застрял тут с тобой, потому что я просто сошёл с ума.

– И что ты собираешься с этим делать? – спрашивает Квентин.

Питер удивлённо оборачивается на него. Чужое лицо расплывается перед глазами. Он трёт глаза, избавляясь от слёз, возвращая чёткость зрению.

– Не знаю, – говорит Питер, но это в некоторой степени ложь. У него есть… что-то вроде идеи. Размытое представление. Оно ещё полностью не сформировалась у него в голове, словно семя, которое он посеял, и теперь ждёт, пока росток пробьёт почву и покажется ему. Он внимательно смотрит на это место в саду, в абсолютно пустынном саду в его разуме, и ждёт его появления.

Питер спит дольше обычного. Он не поставил будильник и только тогда осознал, что в какой-то момент отключился на полу. Шея болела от того, что упиралась всю ночь в край стола, и он не разлепляя глаз поднялся, забрался под одеяло и погрузился в спокойный сон без сновидений и без мыслей о том, во сколько проснётся.

Что оказалось действительно поздно утром. Но это не страшно. Больше сна не могло ему навредить, верно? И не то чтобы у него было много планов на сегодня. Как и на любой другой день.

Он пытается понять, что же пропустил, пока занимается всеми рутинными утренними делами. Вчера он встретился с Сэмом; он не увидится с ним до завтрашнего дня. Но он готов поклясться, что ему нужно было что-то сделать…

Осознание приходит к нему, когда он чистит зубы: он снова говорил с тётей Мэй. Это было по-настоящему. И он поговорил с Недом тоже. Почувствовал внешний мир. И… ЭмДжей.

Он ещё не позвонил ЭмДжей. Он мог бы сделать это в любое время сейчас. Сейчас.

Питер сплёлывает зубную пасту и с новообретённым энтузиазмом полощет рот, подгоняемый восторгом и беспокойством. Поскорее бы поговорить с ней смешивается с А вдруг она не поднимет трубку, и его сердце колотится от обоих мыслей.

Он должен ей разговор. Как был должен тёте Мэй и Неду. Он действительно, действительно надеется, что она хочет с ним говорить, даже после того, как он её бросил (бросил их всех).

Питер идёт обратно в комнату, находит оставленный на полу после разговора с Недом телефон. Он поднимает его и оглядывается по сторонам в поиске бумажки с номерами Неда и ЭмДжей; её он тоже берёт с собой. Комната пуста, однако, и это кажется странным, так что он возвращается в зал и находит там развалившегося на диване Бэка.

– Хэй, – говорит Питер.

– Хэй, – отзывается Бэк, приподнимая руку в знак приветствия и тут же бесцеремонно роняет её обратно.

Питер подходит к так полюбившемуся ему креслу и садится, сложив ноги под собой. Он смотрит на бумагу, на цифры, на кнопки.

Гудки раздаются спустя вечность и длятся они столько же. Питер почти боится дышать, пока время тянется и замедляет свой ход, и он уже готов снова мысленно себя отчитать, когда вдруг слышит щелчок поднятия трубки в динамике.

Никто ничего не говорит, и он наконец выдыхает, хотя даже не осознавал, что задержал дыхание.

– ЭмДжей? – вяло пробует он. Пожалуйста пусть это и вправду будет её номер пожалуйста пожалуйста пожалуйста

– Питер, – отвечает она, и он чувствует, как напряжение отпускает его. Он вздыхает и падает обратно на спинку кресла, чувствуя слабость и облегчение.

– Прости, что у меня ушло так много времени, чтобы позвонить тебе, – говорит он.

– Всё нормально, – произносит ЭмДжей. – Я знаю, что это не твоя вина. Нед сказал, что вы вчера созванивались?

– Да, – кивает Питер. – Я впервые получил возможность поговорить с людьми. Но ещё я не хотел тебе звонить тебе посреди ночи. Я знал, что для Неда это ещё не поздно, но…

– Нет, да, спасибо за это, – со смешком говорит ЭмДжей. Питер глуповато улыбается и вытягивает ноги, наконец немного расслабляясь. – Я бы испугалась, если бы вдруг мой телефон начал звонить.

– Именно! – говорит Питер. – Я так и подумал. А ты бы вообще подняла трубку, если бы Нед не сказал, что я могу позвонить?

– Думаю, ты знаешь ответ, – отвечает ЭмДжей, заставляя Питера рассмеяться. – Так, как ты? Раз ты можешь звонить, значит, уже не так плохо?

– Да, типа того, – произносит Питер. – В смысле, было бы лучше, если бы я пользовался своим телефоном. Вообще, было бы лучше, если бы я был с вами. Но сама понимаешь…

– У тебя ведь есть VPN? Это поможет. Плюс, есть куча приложений с шифрованием, погоди, я могу сказать, что тебе скачать…

– Эм, – начинает Питер. Он лишь хотел поговорить с ЭмДжей, а не впутываться во всё это. – Нет, всё в порядке. У меня стоит VPN, как ты мне и сказала. Просто в последнее время меня напрягает мой телефон. Но всё в норме, я работаю над этим. Понемногу мне становится лучше. Я… я сам разберусь.

– Уверен? – спрашивает ЭмДжей, и Питер слышит разочарование в её голосе.

Он смотрит на бумажку с номерами и затем решает, Ой, да и чёрт с ним. Хуже не будет.

– Погоди, сейчас найду ручку.

Он не может сдержать улыбку, пока ЭмДжей надиктовывает ему список того, что нужно скачать, попутно перечисляя плюсы каждого приложения. Может, это поможет, думает Питер. Она знает, о чём говорит.

– Спасибо, ЭмДжей, – благодарит он, когда она заканчивает.

– Можешь писать мне через некоторые из них, – говорит она. – Больше никто не узнает. Так будет лучше, чем… Я не знаю, с чьего номера ты звонишь, но Нед сказал, что это кто-то классный.

– А, – говорит Питер, неловко потирая шею. – Да. Я просто, я дам тебе знать, когда смогу, хорошо? У меня есть VPN и всё такое, но мой телефон меня немного… пугает, наверное.

– Пугает?

– Я попытался включить его впервые за долгое время прошлой ночью, и там было столько сообщений и всего такого, и это немного… перегрузило мой мозг? Я даже смотреть на него сейчас не могу. Но буду! Позже. Просто, не сейчас. Извини, это звучит совсем бессмысленно…

– Нет, всё нормально, – говорит ЭмДжей. – Я… Я тебя понимаю.

То, как затихает её голос, заставляет тревогу в голове Питера забиться с новой силой.

– ЭмДжей? В чём дело?

– Ни в чём, правда, – отвечает она, и её голос к ней возвращается, но он всё ещё слышит в нём отголоски какой-то тревоги. – Просто… Я буду в порядке. Не беспокойся обо мне, ладно?

– Это вроде как, – начинает Питер, – само выходит…

– Да, я знаю, – говорит ЭмДжей, посмеиваясь. Но это печальный смех. – Эм. Ты помнишь, после того, как показали видео…?

– Ага, – говорит Питер. Он отворачивается от барной стойки, на которой записывал приложения, и опирается о неё, глядя на Бэка. Бэк безучастно смотрит в ответ. – Мы летали над городом, и… Я бросил тебя, потому что не хотел, чтобы тебя это коснулось. Подумал, что если я просто сбегу, никто не станет тебя трогать.

– Сперва так и было, – говорит ЭмДжей, и Питер холодеет. – Я сразу пошла домой. Я поняла, почему ты так поступил, всё нормально. Но через пару дней объявились ФБР. Я думаю, кто-то снял видео или просто увидел нас вместе, и они отследили и нашли меня…

– ЭмДжей, мне так жаль, – сразу же выпаливает Питер. – Прости меня…

– Нет, всё в норме, – перебивает его ЭмДжей. – Это не твоя вина. Не больше, чем моя, по крайней мере. Они хотели со мной поговорить, но я не собиралась это делать. И они не могут меня никуда забрать, я знаю свои права и, помимо этого, я несовершеннолетняя. Так что они не… Они пытались приходить снова, но я не открывала дверь, не говорила с ними и не собираюсь. Обещаю.

По голосу у неё всё в порядке. Чёрт возьми, Питер знает, что она в порядке, это ведь ЭмДжей.

Но холод уже свернулся у него под рёбрами, и он знает, что всё не полностью в порядке, не так, как если бы изначально ничего не произошло.

– Я знаю, что ты не станешь, – говорит Питер со смехом, и удивляется, как естественно он звучит. – Хотел бы я посмотреть на их попытки.

ЭмДжей смеётся вместе с ним, и ему кажется, что лёд треснул, по крайней мене чуть-чуть.

– Мне стоит сказать тебе спасибо, правда, – говорит она. – Я не знала, как бы отреагировала, если бы что-то такое случилось… а теперь знаю. И знаю, что могу с этим справиться.

– Вообще, ты никогда не должна была узнать об этом, – произносит Питер.

– Эх, – говорит ЭмДжей, и Питер думает что она, наверное, пожала плечами в этот момент. – Это должно было произойти рано или поздно, в любом случае.

– И всё же.

Какое-то время они молчат, пока ЭмДжей наконец не нарушает тишину:

– …Да. Но знаешь? Это не так страшно. Вернее, страшно, но не сравнить с тем, что я чувствовала, когда бежала к тому мосту в Лондоне, пока не увидела, что ты цел. Если я справилась с этим, я могу справиться с чем угодно. И ещё я теперь могу праведно возмущаться, а это круто.

Питер смеётся, но вяло, его улыбка меркнет. Ты напугал её, думает он. Ты. Больше, чем правительство, больше, чем ФБР, ты заставил её оказаться в ситуации, которая напугала её. Это всё твоя вина.

– В любом случае, – говорит ЭмДжей, вырывая Питера из его мыслей, – помимо телефона и того, что ты не здесь, ты в порядке?

– О, – говорит Питер. – Да. Особенно после разговора с Недом прошлой ночью, в плане… Он рассказал мне про Флеша.

Настоящая улыбка возвращается на его лицо, когда у ЭмДжей вырывается короткий смешок.

– Окей, ладно, это было прекрасно, – говорит она. – Пусть ФБР ломятся в его дверь. Он сможет запустить прямую трансляцию.

Теперь они оба давятся от смеха.

– Чёрт, – выдыхает Питер, успокоившись, – ничто не будет как прежде, когда я вернусь.

– Скорее всего, – говорит ЭмДжей. – Но всё будет хорошо, я думаю.

– Да?

– Да. Люди любят Человека-Паука. Пусть это и прозвучит эгоистично, но я рада, что узнала раньше всего мира.

Питер задумывается об этом на секунду.

– Я тоже, – говорит он. – Только ты, Нед и моя тётя. Ты единственная, кому я сам об это рассказал, к слову. Остальные просто… узнали.

– Зашли в неподходящий момент, да?

– …Типа того, ага.

– А у меня было что-то вроде небольшого расследования, – говорит ЭмДжей, и он практически слышит, как она улыбается по другую сторону.

– И ты оказалась права, – с улыбкой произносит Питер.

– Как обычно, – отвечает ЭмДжей. – Слушай, мне уже пора, но я… Я была рада снова с тобой поговорить. Узнать, что ты в порядке, и всё такое.

– Ага, – говорит Питер, боясь вешать трубку, потерять эту связь, зная, что случится после этого. – Я тоже. Я… я скучаю.

–И я, – говорит ЭмДжей. – Сильно.

Они прощаются, и как только Питер кладёт трубку, снова встречается взглядом с Бэком.

– Не начинай, – говорит он, зная, что последует далее.

Бэк пожимает плечами.

– Хорошо, не буду.

И так, возможно, даже хуже, потому что это позволяет разуму Питера сделать всю работу самому. Он подверг опасности ЭмДжей, в конце концов. Тётя Мэй ничего не сказала о том, с чем сталкивается, но Питер может с уверенностью сказать, что её ситуация тоже далека от идеала. И хоть по голосу у Неда всё хорошо, но он упомянул мистера Старка и…

Однако мистер Старк поддерживал свои отношения, думает Питер. Он женился, и ты сейчас с его лучшим другом, а его второй друг сейчас… вместе? с моей тётей?И они были с ним до самого конца…

Мысль приводит его в ужас, и это подталкивает Бэка начать говорить.

– Ты не умрёшь.

Питер просто кивает, прикусывая губу. Он смотрит на телефон в руке, на базу рядом с Бэком, и двигается, чтобы поставить его обратно.

Теперь они совсем рядом. Бэк поднимается, становится над Питером. Питер поднимает на него взгляд.

– И они тоже, – говорит он.

Питер снова бездумно кивает.

– Но они могут продолжать подвергаться опасности.

Кивок.

– И я могу быть тем, кто их ей подвергнет, – глухо произносит Питер. – Ты так мне сказал. До… В том последнем сне. До Сэма.

– Да, – отвечает Квентин, сочувствующе, но твёрдо. – Что ты собираешься делать?

Питер смотрит на листок бумаги с номерами друзей и названиями приложений от ЭмДжей. Он подходит к нему, берёт в руки и бездумно буравит взглядом. Он возвращается в свою комнату и осматривается по сторонам, чтобы посмотреть, что он имеет. Не так много. Заряженный телефон, который он не хочет включать. Одежда, которую ему одолжил Роуди – возможно, отдал ему, шмотки старые, просто валялись тут у него, так что, наверное, теперь они принадлежат ему…

Он расправляет их, бросая взгляд на костюм Человека-Паука, думая, что ему вообще с делать с настолько узнаваемой вещью. Ну а остальное он точно может привести в порядок – он, наконец, чувствует зарождающуюся на задворках сознания идею.

Питер вспоминает мистера Старка перед собой. Не созданную Мистерио иллюзию – настоящего, живого человека, делающего свои последние вздохи. Вспоминает, каково было оставаться позади. Не просто оставаться позади, а – навсегда.

– Я не хочу причинять им боль, – говорит он самому себе, раскладывая вещи. – Не хочу. Не хочу. Не хочу.

У тебя может не быть выбора, и он не уверен, чей голос произносит это у него в голове: его или Бэка.

========== Интерлюдия: Роуди и Тони (и Питер) ==========

Питер возвращается в гостиную, садится на диван и ждёт.

И ждёт.

Он сгибается пополам, касается пятками пола, складывает перед собой руки, и, опустив голову, смотрит в никуда. Он не знает, сколько проводит в такой позе – время продолжает идти как обычно, но для него оно полностью останавливает свой ход – пока он не слышит звук закрывающейся входной двери.

Питер поднимает взгляд на Роуди. Наверняка его положение заставляет того остановится: Питер знает, что он немного растрёпан, его глаза красные от слёз – последствия мыслей о том, что он сам начал это – но теперь слёзы кончились. Он надеется, что надолго; он устал от безделия.

Роуди смотрит на него в ответ.

– Эй, – говорит он, ставя на пол сумку и подходя ближе. – Всё в порядке?

– Мы можем поговорить? – чуть хрипловато спрашивает Питер.

– Конечно, – отвечает Роуди, присаживаясь рядом. – Поговорить о..?

Питер прочищает горло.

– Это личное.

– Да, я так и понял.

– Нет, – говорит Питер, – о вас. И мистере Старке.

Роуди замирает на этих словах.

– Дай мне минуту, – произносит он. – Пойду приведу себя в порядок.

Питер не может не улыбнуться в ответ, коротко кивая, пока Роуди встаёт на ноги и возвращается к оставленной на полу сумке. Речь идёт о физических действиях, Питер знает – он только пришёл домой, дайте ему минуту, чтобы расслабиться, разложить всё по местам, обычные домашние дела – но он не может не чувствовать укол вины от мысли за то, что он мог отчасти подразумевать это в моральном смысле.

Как бы Питер ни не хотел навязываться, Роуди буквально единственный человек, с кем он может поговорить на эту тему, так что навязаться придётся, иначе разговора не состоится. И есть некоторые вещи, которые ему просто нужно знать.

Не нужно, а хочется, мысленно поправляет он себя. Но это сильное желание. И раз уж лучший друг мистера Старка позволил ему жить с ним, то, думает Питер, он должен понять.

Проходит скорее минут десять, а не одна, но нет смысла опасаться, что Роуди его кинет, – и спустя какое-то время тот возвращается. Он переоделся и теперь выглядит менее по-офисному и больше по-домашнему: на нём свободная футболка, словно бы он готовится просидеть тут долгую ночь.

И, не может не заметить Питер, шорты. Он знал об ортезах на ногах Роуди, размыто помнит, что был там, когда его сбили, но поскольку он уже определил тему разговора на ночь и никогда до этого их не видел целиком, серьёзно… Он пялится.

Роуди, конечно же, это замечает и похлопывает по одному из них.

– Да, – кивает он, – но даже с пожизненной гарантией мне придётся несладко, если они сломаются.

– Я мог бы пойти учиться на робототехнике, – не раздумывая выпаливает Питер. Он умён. Он знает, что мистер Старк изначально его выбрал отчасти и по этой причине. Дайте ему пару лет в колледже, и он всё освоит. – Так что если они всё же прекратят работать, то я всегда смогу…

– Расслабься, парень, – легко произносит Роуди, но Питер всё равно смущённо захлопывает рот. – Я просто пошутил. Есть целый отдел Старк Индастриз, который занимается подобными вещами. Ещё есть другие компании. Тони был гением, но он не всегда делал абсолютно всё сам. Я буду в порядке. Занимайся тем, что тебе больше по душе. В мире уже никогда не будет второго Тони Старка; не пытайся заменить его, просто будь самим собой.

– Ладно, – тихо произносит Питер. – Простите.

– Тебе не за что просить прощения, – говорит Роуди. – Что ты хотел узнать?

Питер пытается сделать глубокий вдох. И у него почти получается.

– Когда я разговаривал с моим другом, он спросил, знал ли я о том, что происходит. Обо мне, в смысле. И Человеке-Пауке. Я сказал, мол, нет, потому что это… это было не лучшей идеей. Но он рассказал мне о хорошем, например, что Мстители свидетельствуют в мою пользу. Как вы… Спасибо вам за это, я никогда не смогу вам отплатить за вашу помощь, вообще…

– Прошу, не беспокойся об этом, – прерывает его Роуди. Питер осознаёт, что даже не смотрел на него, просто глядел перед собой в пространство на полу. Он поднимает голову и кивает.

– И всё же.

– Хорошо, – говорит Роуди.

Питер ждёт следующих его слов, но он ничего больше не произносит. Питер кивает и мысленно напоминает себе на этот раз смотреть Роуди в глаза. Никаких замыканий в себе. Не сейчас и не до конца ночи.

– Он – ну, мой друг – также рассказал о том, что его жена – вдова? – сказала.

И может ему действительно необходима передышка, всего в пару секунд. В глазах Роуди, однако, мелькает понимание, и он выдыхает тихое короткое “Ох”.

– Это правда? То, что она сказала? Что она действительно сказала это? Что вся вселенная… Что мистер Старк попытался только потому…

– Да, – говорит Роуди. Затем добавляет: – я не знаю, насколько подробно ты хочешь об этом знать.

– Расскажите мне всё, – говорит Питер, сам поражаясь твёрдости собственного голоса. – Я уже пережил первое потрясение. Я уже пытаюсь разобраться со всем тем, что испытываю из-за этой ситуации. Не хочу, чтобы что-либо держалось в тайне лишь из страха меня задеть, не когда речь идёт о нём. Пожалуйста.

Роуди прикусывает губу, всего на секунду. Питер думает – надеется? – что он увидел что-то в его взгляде, услышал в его голосе. Да, Питер всё ещё ребёнок. Но он также разгребал немало взрослых дел. Он Мститель. Какая-то часть его всё же повзрослела.

– Когда Тони вернулся с Титана, он был сам не свой. И, как я понимаю, ты тоже был там, – начинает Роуди. Питер кивает. – Не сказать, что он стоял на пороге смерти, он он был близок. Первое, что он сказал, когда вернулся, было о том, что он потерял тебя.

– А что насчёт всех остальных? – спрашиваетПитер. – Мы там были не одни. Остальные тоже погибли. Я был последним, – на секунду всё его нутро сжимается. Он чувствует себя отвратительно. Он всё ещё помнит ощущение того, как тело отчаянно пытается удержать себя от того, чтобы рассыпаться на части. – Я видел их.

Роуди качает головой.

– Только о тебе.

Питер кивает самому себе, чувствуя себя невероятно крошечным.

– В любом случае, – продолжает Роуди, – после этого он ушёл. Перестал быть Мстителем. Он ясно дал нам это понять. Он оправился, физически, женился, завёл ребёнка. И перестал общаться со всеми нами – кроме меня. Тони жил в страхе большую часть своей жизни, но всё изменилось, когда он стал Железным Человеком. И изменилось снова после Битвы за Нью-Йорк. Что ты помнишь из тех событий? Сколько тебе тогда было?

Питер пожимает плечами.

– Лет десять. Я помню, как мы с дядей и тётей прятались в кладовке. Помню, как по новостям показывали летящего в тот портал мистера Старка.

– Да, – говорит Роуди. – Это тоже по нему ударило. У него и раньше был инстинкт защитника, но это нападение стало тем, что заставило его работать с удвоенной силой. Так что когда всё случилось, и он не справился, потерял тебя, в особенности… Это его сломало. Он и думать не мог о чём-либо геройском. Порой он всё равно баловался с костюмом, экспериментировал, помогал мне с моим, если нужно было, или же мы просто проводили время вместе. Но он завязал, навсегда.

После короткой паузы Роуди продолжает:

– А вот я нет. Мне больше ничего не оставалось делать эти пять лет, и потому я придерживался прежнего образа жизни. Так что представь, каково было моё удивление, когда он позвонил мне однажды утром и сказал, что ему нанесли визит. Рассказал об идее всё исправить при помощи путешествия во времени. О том, что он отказался, потому что путешествия во времени опасны, и впервые за очень долгое время у него появилась жизнь, в которой он был счастлив, не испытывал постоянной тревоги, и он не мог всё это потерять. Он обрубил все концы пять лет назад и в какой-то момент смирился с этим.

Роуди вздыхает.

– Я знал об этом, конечно, и спросил его, что изменилось. Тогда он замолчал, что всегда было для него редким явлением. Менее редким за эти пять лет, но всё же. И затем, наконец, он сказал:

“Я был ублюдком”.

“Да, я знаю, но как именно на этот раз,” – спросил я.

“Мне повезло. Когда все… Когда он… Мне повезло. У меня была Пеппер. У меня был ты. Но все остальные… Боже, Тор совсем один…”

“Тони,” – сказал я.

“Да,” – ответил он. – “Да. Я могу жить с тем, что потерял весь оставшийся мир, потому что у меня всё в порядке. Но Роуди. Пацан. Я потерял пацана.”

Он буквально зациклился на этом. У него получилось начать нормальную жизнь, наверное, лучше, чем у кого-либо в мире, но он нашёл вашу с ним фотографию и зациклился на этой мысли. Думаю, она, вместе с приходами остальных – ему приходилось смотреть в глаза людям, потерявшим кого-то столь же дорогого, как для него были я с Пеппер – заставили его действовать.

Роуди задумывается на пару секунд, подбирая слова или, может, вспоминая минувшие события.

– Так что слова Пеппер о том, что именно Питер Паркер вдохновил Тони Старка попробовать один последний гамбит, чтобы вернуть всех исчезнувших, настолько близки к истине, насколько это вообще возможно, сильнее них могли бы быть разве что слова самого вернувшегося из мёртвых Тони. – Питер дёргается на этих словах. По взгляду Роуди видно, что он заметил, и он на мгновение замолкает, но никак не комментирует. – Думаю, рано или поздно он бы пришёл к этой идее, его любопытство не давало бы ему покоя, пока он не добился бы своей цели, но кто знает, сколько бы ушло на это времени, и получилось бы у него, если бы он затянул. Желание вернуть тебя подтолкнуло его к действиям быстрее. Почти мгновенно, я думаю. Ты был единственным, кого он потерял, и как только ему об этом напомнили, он не смог с этим дальше жить.

Сердце Питера уже успокоилось после мимолётно мелькнувшей перед глазами картины поднимающегося из могилы Железного Человека. Сейчас же оно бьётся идеально ровно, и это что-то, чем за последние пару недель он мог насладиться не так часто, как ему бы хотелось. Он может почувствовать, как слёзы пытаются вернуться, и зло моргает, пытаясь избавиться от них. Он взрослый. Он должен быть взрослым. Он сам попросил Роуди о подробностях, и ему надо доказать, что он в силах справиться с ними.

Он также совсем не знает, что сказать в ответ на его слова. У него уходит несколько секунд, чтобы найти хоть что-то, выудить нужные слова, чтобы задать следующий вопрос.

– Как вы справляетесь с этим? – спрашивает Питер. – Как вы справляетесь с тем, чтобы быть настолько важным человеком для кого-то? Особенно для такого, как… кого-то такого великого, как…

– У многих людей есть дорогие им люди, – говорит Роуди. – Возьмём для примера тебя и твою тётю. Вы оба наверняка чувствуете это по отношению друг к другу, я прав?

– Конечно, – отвечает Питер, но он не может представить, как можно любить кого-то настолько, чтобы буквально придумать, как свернуть время, чтобы вернуться к ним. Он любит тётю Мэй больше кого бы то ни было, но его разум всё равно не может представить нечто подобное. – Но граффити в честь мистера Старка повсюду. Все знают, кем он был. И из всего мира именно я… Я просто какой-то ребёнок.

– Каким и он был когда-то, – говорит Роуди. Питер моргает, затем делает это снова, затуманенный взгляд Роуди затрагивает в нём что-то болезненное. Роуди относился к Питеру по-деловому, сухо, но с заботой. В любом случае, Питер не видел сильного проявления эмоций с его стороны. Даже после того, как он почти в него выстрелил, Роуди едва ли показал что-то кроме беспокойства за него. И хоть сейчас это ещё не слёзы в его глазах, его взгляд говорит как раз о том, что они свернули в ту самую личную стезю, о которой Питер его предупреждал. Та, из-за которой Роуди отлучился на минутку или десять, чтобы привести себя в порядок.

Питер чувствует, что лезет не в своё дело. Он нервно заламывает руки, сгибая и разгибая пальцы.

– Роуди? – зовёт он. Роуди поворачивается на голос. Он не выпадал из реальности, как это порой делает Питер, но теперь его внимание снова сосредотачивается на нём. Питер сглатывает продолжает: – Как вы познакомились? Как долго вы были друзьями? Как вы стали друзьями?

Это то, что ему надо знать. Он должен увидеть человеческую сторону целиком. Он должен перестать идеализировать мистера Старка – а это именно то, чем он занимался, когда тот был жив. Он должен это сделать, потому что сам сейчас не в лучшем состоянии – так же, как нередко бывал, со слов Хэппи, мистер Старк. Мертвых часто обожествляют, и все, что нужно Питеру сейчас - это знать, что он был, в первую очередь, человеком, и что Питер сможет справиться со всем так же, как получалось у него.

И у него были друзья. До Железного человека. Как у Питера был Нед ещё задолго до укуса паука. Это… может быть чем-то общим между ними. Должно быть им.

И он просто хочет послушать об этом. Услышать что-то хорошее. Потому что сейчас все его воспоминания смешались в один лишь образ разлагающегося мертвеца, рвущегося к нему, чтобы утащить за собой под землю, и это не было настоящим. Ему нужно что-то реальное, нужно вернуть то, что у него отняли, нужно то, что было у его лучшего друга.

Роуди отвечает не сразу, но не потому, что колеблется – скорее словно бы у него перед глазами пробегает собственная жизнь, хорошо прожитая и, скорее всего, несколько раз пересмотренная со времени смерти мистера Старка. По крайней мере, Питеру пришлось потом пойти в школу, пришлось сосредоточиться на чём-то другом, продолжать жить так, словно бы он вообще не принимал участия в битве за судьбу вселенной; он не знает, как с этим справлялись остальные.

– Второй класс, – произносит Роуди.

Питер непроизвольно открывает рот, ведь он не ожидал подобного – это давно. Смысл доходит до него, пока Роуди продолжает говорить: они были друзьями десятки лет, почти всю жизнь, и в одно мгновение это стало невозможным.

– Это был первый день второго класса, и все мы уже тогда были экспертами в том, как начинать учебный год. Мы ведь справились с первым классом, мы знали, что делаем, понимаешь? Кроме одного ребёнка, который выглядел напуганным и готовым в любой момент сорваться с места и бежать . Потом я узнал, что он никогда не был в первом классе, его сразу протолкнули во второй. Так что целый день в школе был для него в новинку. Когда тот, кто его привёз, уехал – не думаю, что это были его родители, так что, наверное, Джарвис – он был… Я не знаю. Тяжело вспомнить такое. Но он выглядел так, словно бы был здесь не к месту.

Роуди трёт пальцами переносицу, после чего продолжает свой рассказ:

– Учитель посадила нас рядом друг с другом в плане рассадки. Было видно, что он не привык к школьной парте. Нам надо было делать одно из этих дурацких заданий, стандартных для начальной школы, что-то о том, что нам нравилось, или кем мы хотели бы стать, когда вырастем… Точно не уверен, но помню, что сказал, что любил самолёты.

Роуди неловко тихо смеётся. Время на часах плавно движется к полуночи.

– И тогда этот ребёнок сказал, что у его семьи был самолёт. Это буквально потрясло воображение семилетнего меня. Мне нужно было его увидеть. Я спросил его, мог ли я прийти к нему в гости. И его это шокировало, мол, хотел ли я прийти к нему домой? Да, я хотел. Подобное было для него в новинку – я позже узнал, что в детском саду он постоянно устраивал неприятности, конечно его перевели сразу в школу, ему было чертовски скучно – и он никогда до этого не проводил время с кем-то его возраста, – говорит Роуди. – Так что я начал ходить к нему в гости. И он начал ходить ко мне. Это длилось весь школьный год. Не знаю, что думали об этом наши родители, но мы с Тони были неразлучны. Типа, да, самолёт был классным, но играть вместе было куда интереснее. Мы строили вместе наши собственные самолёты. Скорее дроны, на самом деле. Это было его идеей, и он был тем, кто знал, как их собирать, но я помогал, и у него никогда не было подобного.

Питер делает резкий вдох, едва слышно, но эмпатия наваливает на него огромной волной. Он думает о собственных первых днях в школе, когда он был просто тем ребёнком с погибшими родителями, оставленный стоять в проходе, в углу, не знавший, что делать, пока другой ученик – Нед – не подошёл к нему и не объявил их друзьями. И, безусловно, он общался с другими одноклассниками, играл с ними, но Нед был единственным, к кому он шёл сам, и наоборот.

Он глушит глупое желание озвучить это, сказать что-то в духе “Я понимаю, но теперь ведь речь обо мне”, потому что не хочет, чтобы речь шла о нём. Так что он пытается представить себе маленького Тони Старка, изолировавшего себя ото всех, как и он, пока судьба не свела его с другом.

Отвлечённо, даже не удерживая эту мысль на сознательном уровне, Питер думает о том, как бы отреагировал Нед, если бы его не стало, их дружба закончилась навсегда – но ещё без такого количества десятилетий за плечами.

Вместо этого Питер спрашивает:

– И всегда так было? Только вы двое? – У них с Недом, например, именно такая ситуация. Хотя у Неда недавно была Бетти. И ЭмДжей теперь тоже с ними. Что-то вроде… особенности взросления. Расширение круга общения.

– И да, и нет, – отвечает Роуди. – Нам было весело, но Тони продолжал то и дело выкидывать что-нибудь в школе. Ему всё ещё было скучно, поняли учителя. Так что в следующем году он снова перешагнул через класс. Мы всё ещё встречались на переменах… По крайней мере до тех пор, пока Тони не перешёл в другую школу. Он продолжал проходить классы экстерном, а я нет, – продолжает он. – Не знаю, удавалось ли ему когда-либо заводить друзей среди ребят постарше, но знаю, что он возвращался ко мне при каждой возможности. Перемены, выходные, лето. Он всегда спрашивал “Когда ты меня нагонишь?”, и всё, что мне оставалось отвечать, это “Я пытаюсь”. И не знаю, может, потому, что мы были детьми, или же потому, что мы просто не думали об этом, но мне кажется, мы оба верили, что однажды я это сделаю.

Роуди пожимает плечами.

– По крайней мере до старшей школы. К тому моменту, как я туда перешёл, Тони был почти готов выпускаться. Это было… – Роуди не заканчивает предложение, и Питер смотрит на его выражение лица. Действительно смотрит. Он слушал внимательно, увлечённо, изучая личную историю одного из величайших героев мира, которую мало кому удалось узнать, но то, как резко останавливается Роуди, задевает его, потому что в его голосе звучит что-то такое, что заставляет его подумать, что он переступил черту слишком далеко.

Они были лучшими друзьями всю жизнь, а теперь один мёртв, и ты заставляешь живого вспоминать всё это, думает он.

Нет, не в этом проблема.

Вы любили его? хочет спросить Питер. Любил ли он вас?

– Простите, – говорит он вместо этого. – Мы может остановиться. У меня нет права…

Роуди качает головой, и Питер замолкает.

– Всё в порядке, – отвечает он, и его голос из напряжённого снова становится ровным. – Просто тогда было тяжёлое время. Для нас обоих. Мы были… примерно твоего возраста. Может немного младше. И я думаю, тогда мы впервые осознали, что я его не нагоню. Он был готов поступать в университет, а меня впереди ждали ещё четыре года старшей школы. Вот так вот.

Питер задумывается об этом. Его возраст, немного младше. Думает о том, что сейчас он может покинуть Неда на этом этапе их жизни, возможно навсегда, из-за обстоятельств вне его контроля. Он знает, что это ужасно. И мистер Старк тоже прошёл через подобное; может, чувствовал то же, что и он сейчас. Это… не утешительная мысль. Она заставляет его нутро свернуться в тугой узел. Это так нечестно.

– Мы продолжали общаться, – говорит Роуди, возвращая на себя внимание Питера, – но телефонный звонок не сравнить с временем, проведённым вместе, за совместным конструированием разных шутк. Пару раз мы почти полностью прекращали общение, но затем один из нас снова спонтанно возобновлял его. Тони, пьяный, звонил мне и рассказывал о том, как ему тяжело жить вдали от дома. Были и мои звонки, когда я волновался из-за экзаменов. Мы оба чувствовали это одиночество. Мы могли не общаться достаточно долго, но никогда не переступали точку невозврата.

– Но потом вы снова встретились, – говорит Питер. Он думает: Я не хочу отдаляться от Неда. Не хочу терять ЭмДжей всего спустя год. Реалии взросления, постоянного перехода на новую ступень, порой без людей, с которыми ты всегда был близок, его до этого не беспокоили. Возможно, стали бы в этом году в любом случае, но сейчас всё усилилось до предела; он даже не знает, сможет ли вообще вернуться.

Роуди, кажется, понимает, о чём он думает.

– Да, – говорит он. – Это было необычно. Большинство детей… В мире не так много Тони Старков. Но, может, отчасти именно поэтому наша дружба была такой крепкой. В жизни Тони было так мало людей, которым он мог действительно доверять, и это оставило свой след. То, что мы смогли так сблизиться несмотря на все на наши различия… Думаю, это помогло. Он знал, что у него есть кто-то, к кому он всегда мог обратиться. Особенно когда всё приняло скверный оборот.

– О чём вы? – спрашивает Питер.

Роуди на секунду отводит взгляд. Питер видит его внутренний конфликт и то, как он разрешается с лёгким пожатием плеч; Тони больше нет, а этому ребёнку он доверил абсолютно всё.

– Как много тебе было известно о битве в Германии?

– Я знаю о Договоре, – говорит Питер. Думает: Стоило ли мне подписать его? Случилось бы то, что случилось, если бы я это сделал? Почему мистер Старк меня не заставил? – Всё крутилось вокруг него, да?

– Почти, – говорит Роуди, и Питер может видеть, как он решает опустить лишнюю уйму объяснений, ему хватает того, что Питер знает. – Это было также связано с подотчётностью. Я, как понимаешь, всегда работал легально. Тони тоже, большую часть времени. Ещё в его ранние дни бытия Железным Человеком мне пришлось отозвать удар по нему, ведь никто не знал, что это за костюм…

Питер молчит, как и Роуди, позволяя ему погрузиться в воспоминание, наслаждаясь лёгкой усмешкой на чужом лице. Он весь день спорил с самим собой о том, правильным ли было попросить Роуди поговорить с ним. Было ли это честным по отношению к нему. И он знает, что ему не нужно знать абсолютно всё: есть воспоминания, принадлежащие одному лишь Роуди, и он не собирается отбирать их у него.

– В любом случае, – продолжает Роуди спустя какое-то время, – всё действительно стало хуже. То, что его заставили повзрослеть быстрее, чем он был на это способен, нанесло свой ущерб. Возьми четырнадцатилетнего подростка, помести его в университет, оставь одного на собственное попечительство с кучей свободного времени, ведь университетские задачи всё ещё были слишком простыми… Я уже говорил, что он звонил мне пьяным. Мы не были достаточно взрослыми, чтобы выпивать. Он делал это часто. Он держался, но это подготовило почву для деструктивных привычек.

Роуди пожимает плечами, перечисляя события словно это просто разговор о погоде.

– Особенно после смерти его родителей. Это я хорошо помню. Тогда я только поступил в МТИ; он уже выпустился к тому времени. Он тогда просто болтался без дела, а Оба… Стейн… Временный глава компании его отца, он не знал, что делать с этим свалившимся ему на голову ребёнком. Или может, я сейчас думаю, он даже не хотел пытаться. Я взял отпуск на семестр, чтобы убедиться, что он себя не убьёт.

Питер таращится на него, потому что это был мистер Старк, но это не тот человек, каким был мистер Старк. Не Железный Человек, не тот, кто приглядывал за ним, кто отчитал его за чрезмерную остроту и наконец обнял его, когда он вернулся… Нет, это была травмированная личность, кто-то полностью человечный. Это как увидеть своего учителя на улице и осознать, что у него есть собственная жизнь, только на более высоком уровне, таком, который он едва может осмыслить.

Роуди замечает его реакцию.

– Я не имел в виду, что он сделал бы что-то нарочно. Это не в его стиле. Но когда вещи принимали тот оборот, с которым Тони не мог справиться – когда погибли его родители, когда он думал, что умирает сам, после Битвы за Нью-Йорк, после Титана – он становился на путь саморазрушения. Он бы умер, если бы не люди, которые о нём заботились. – Именно тогда Роуди бросает на него взгляд, не обвиняющий, не тот, который должен его пристыдить, но что-то полное такой чистого, искреннего понимания, что Питер непроизвольно тонет в диване, всё глубже теряясь среди подушек. Что-то внутри него обрывается. Он опускает взгляд.

Не думаю, что я такой, решает он, но не смеет произнести вслух. Но, может, часть этого – незнание до того самого момента, как кто-то другой скажет тебе?

Питер изучает взглядом свои руки. Он не носит броню, у него есть веб-шутеры. Между ними очень, очень большая разница.

– А мистер Старк… знал? – спрашивает он. Он не уверен, что именно имеет в виду, но Роуди, кажется, находит в его вопросе собственный смысл.

– Что были люди, которым была небезразлична его судьба? Да, в конце концов он понял это. Не без упрямства с его стороны. Это тяжело, но оно всегда того стоит. Мы часто ссорились после смерти его родителей. Я переехал к ему, и ссоры происходили почти каждый день, и я рад, что это было так, потому что они давали нам возможность продолжать. После Титана мы так часто не ругались, и это меня пугало, но у него была Пеппер, а затем и ребёнок, и… Думаю, он нашёл способ смириться с многими вещами.

Роуди задумывается на секунду.

– Тони редко терпел неудачи по-настоящему. Но на Титане он проиграл как никогда раньше. Конец света случился и не случился одновременно. Думаю, тогда он впервые – по крайней мере с тех пор, как стал Железным Человеком – осознал, что не всё зависит от него. Он думал, что ему надо искать искупление за многие дела. И, по-правде говоря, это было так. Как и мне. В плане, посмотри, на кого я работаю. Но он бы рождён в разработке оружия, и он продолжил это. Он собственными глазами увидел его значение, и это изменило его, в основном в лучшую сторону, но в одном плане в худшую, потому что он не мог себе дать возможность отдохнуть. Помнишь, когда Пеппер сказала ему, что он может отдохнуть… Она говорила об этом.

Плечи Роуди опускаются, и он кажется Питеру таким смертельно уставшим, что затихшее было чувство вины снова начинает скрестись в груди.

– Сейчас мы не в той ситуации. И, надеюсь, никогда не окажемся в ней снова. Но одним из моих главных сожалений касательно Тони является то, что я не смог помочь ему достигнуть этого состояния, пока он был ещё жив. Знаю, в этом нет моей вины, но я думаю, ты понял, что мы все теряем рациональность, когда случается нечто подобное. Некоторые вещи просто никогда не будут нам подвластны. Мы не всегда сможем добиться того конца, которого желаем, для нас самих и наших друзей.

Питер кивает, показывая, что слушает, но он не знает, как ему всё это осмыслить.

На каком-то уровне, однако, он знал, что речь пойдёт о нём. Он не так много знал о мистере Старке до того, как тот пришёл в его жизнь, но у него была причина обратиться именно к Питеру. Помимо тех видео на Ютубе, помимо необходимости помощи в Германии.

Ему почти что некомфортно от того, как близко он может соотнести себя с некоторыми из сказанных Роуди слов. Он прикусывает губу, снова отводит взгляд, затем спустя пару мгновений возвращает его обратно на собеседника.

– Я вам хоть чем-нибудь его напоминаю? – спрашивает Питер.

– Отчасти, да, – говорит Роуди. – Многими хорошими вещами.

– Поэтому вы мне помогаете? Не просто заступаетесь за меня, но позволяете мне жить с вами, а не в каком-нибудь отеле или убежище… Поэтому?

Роуди выдыхает через рот.

– Изначально потому, что так поступил бы он, но его тут нет. Это было тем, что повлияло на моё решение. Теперь я знаю, что оно было верным, ведь ты хороший парень, и тебе нужны правильные люди на твоей стороне. Этого не должно было произойти, но мы всё исправим.

– Конечно, – произносит Питер, но его разум уже перескакивает на другую тему. Что он бы не оказался в этой ситуации ,если бы не ЭДИТ. Если бы, в итоге, мистер Старк не оставил ему этот прощальный подарок, для которого, как он очень быстро понял, он не был достаточно хорош – или, может, просто не готов, если уж быть оптимистом. – Могу я ещё кое о чём вас спросить?

– Спрашивай.

– Почему я? Если я так напоминаю вам мистера Старка, то, скорее всего, и ему тоже напоминал, верно? Помню, он как-то сказал мне, что он хотел, чтобы я был лучше него, но… Он был Тони Старком, он был Железным Человеком, как ребёнок должен превзойти это? Почему… что… – он не знает, как описать это словами. Ему будет плохо от своих слов в любом случае, но. Это последнее, что ему нужно узнать. Последнее, в чем он хотел бы разобраться. – О чём он думал?

Роуди колеблется, словно бы он знает, что сказать за мертвеца, и ему лишь нужно найти нужные слова. Хотя если они действительно были настолько близки – и Питер думает, что, наверное, они были даже ближе – то тогда действительно Роуди может ответить за него.

– Две вещи, – начинает он. – Во-первых, у него было не совсем нормальное детство. Не такое, которое проживаешь сейчас ты – он сам сделал выбор пойти в супергерои, и, будучи взрослым, был готов бороться с последствиями – но всё же такое, которое исказило его восприятие. Ему пришлось быстро повзрослеть, и он думал, что преуспел в этом. Это было не так, но он был уверен в обратном. Так что он видит кого-то вроде тебя, и ты напоминаешь ему его самого, но даже более готового несмотря на куда ранний возраст, и первое, о чём он думает, это “Он справится”. Порой когда ты взрослеешь, ты забываешь, каково быть ребёнком, и все проблемы, от которых сейчас можно просто отмахнуться, были бы гораздо более тяжёлыми тогда, но ты этого не помнишь. Так что Тони увидел тебя и подумал, да, у него всё под контролем, и не видел ни одной причины думать иначе.

Роуди внезапно улыбается, словно бы зная, какой эффект произведут его следующие слова, и добавляет:

– И второе, думаю, ты напоминал ему Стива Роджерса.

Питер на какой-то момент отключается.

– Капитана Америку, – наконец произносит он.

– Ага, – кивает Роуди. – У них были… иные отношения. Отец Тони знал его во времена Второй Мировой. Провёл уйму времени в попытках найти его после того, как тот пропал во льдах, несмотря на то, что у него был собственный ребёнок, о котором надо было заботиться. У Тони были свои проблемы с отцом, но он также рос среди разговоров о том, каким замечательным был Стив Роджерс. Так что когда они встретились и не всегда сходились во взглядах – тебе ли не знать об этом – всё было сложно.

Роуди вздыхает.

– Но не думаю, что Тони когда-либо по-настоящему переставал быть идеалистом. Точно не после того, когда получил возможность узнать Стива получше. Они поладили. Они стали друзьями. Возможно, не в привычном смысле, как ты со своими друзьями. Думаю, между ними постоянно была борьба за то, чтобы сделать другого лучше, и именно так работали их отношения, – произносит Роуди. – Мы с Тони нечасто говорили о тебе, но из того, что мне удалось услышать, и из того, что я знаю о Тони, могу точно сказать: думаю, он заметил тебя. Он встретился с тобой. Он поговорил с тобой. И он подумал, что увидел в тебе свои лучшие качества. Но он сказал тебе, что хотел, чтобы ты был лучше него, потому что отлично знал свои отрицательные черты, и вместо этого видел в тебе лучшие черты Стива. Так что он подумал: “У этого пацана есть потенциал стать лучшим из нас.” То, в чём они расходились, он видел в тебе работающим как единое целое. И я думаю, именно поэтому он практически незамедлительно проявил к тебе такое неограниченное доверие: потому что как только у Тони появлялась подобная идея, он её ни за что не отпускал.

Питер пытается сделать глубокий вдох; на секунду его грудная клетка замирает. Роуди продолжает, щелкая пальцами перед носом Питера, немедленно возвращая его внимание на себя. Тот вскидывается и смотрит ему прямо в глаза – гарантия того, что он слушает.

– Эй. Эй. Помни мои слова. Тони был несовершенен. Он был моим лучшим другом, но у него было очень, очень много изъянов. Думаю, он был прав, когда поверил в тебя, но был не прав, когда сделал это слишком быстро. Думаю он забыл, что не все работают так же, как он сам. И я думаю за время своей жизни, во время твоего знакомства с ним, он понял. Я также знаю, что это ещё не конец, и многое из того, что тебя ждёт, будет хорошим, но также многое будет плохим.

Роуди смотрит ему в глаза так внимательно, что Питеру кажется, что он сейчас попытается взять его за руку или похлопать по плечу, но тот остаётся сидеть на месте.

– Так что мне нужно, чтобы ты не забывал кое о чём. Что он был человеком. Что ты тоже человек. Он совершал ошибки, и ты тоже будешь их совершать. Очень редко всё проходит гладко, так сказать, по прямой от пункта А в пункт Б. У него точно не получалось, как и у меня. И у тебя тоже не будет, – произносит Роуди. – Ты держался за его веру в тебя, потому что она делала тебя особенным. Но помни, что в тебе самом есть еще столько нераскрытого потенциала. Лучшее ещё впереди. Он его не увидит. Это займёт время. Но ты должен позволить всему идти своим чередом: так, как должно быть. И когда ты будешь старше и оглянешься назад на свои юношеские годы, ты поймёшь его решение. Просто… постарайся насладиться жизнью настолько, насколько это возможно.

Роуди хлопает Питера по спине, словно бы ставя точку. Мягко, но заключительно.

Питер чувствует подступающие снова слёзы. Он трёт глаза и кивает, почти собираясь опереться на Роуди и выпрямляясь в самый последний момент, словно бы его немного качнуло.

– Хорошо, – говорит он. – Спасибо.

Но поднимается, и только так он может возвышаться над Роуди. Взгляд сверху вниз открывает новую перспективу, и внезапно, с полнящейся мыслями головой, он чувствует давящую эмоциональную изнемождённость в воздухе. Он снова трёт глаза.

– Роуди? – спрашивает он сверху. Роуди поднимает голову. Питер не может прочитать его выражение лица и видит лишь отрешённость. Он не знает, хорошо это или плохо. Возможно, и то, и другое. – Вы не обязаны были… Спасибо. За то, что поделились со мной.

– Конечно, парень, – говорит Роуди, и Питер готов поклясться, что в его словах звучит та же размеренность, что была у мистера Старка.

========== Вариант А ==========

Вот оно. Вот твой последний шанс.

Заткнись. Я знаю. Я знаю.

Но всё же Питер не может не может выдавить из себя ни одного подходящего слова.

Он может говорить как обычно. Он может общаться с Сэмом с удивительной лёгкостью. Это напрягает, если так подумать. Если раньше слова застревали у него в горле, теперь они едва ли формируются: их настигает ранняя смерть ещё где-то внутри, и они сгорают в кислоте до того, как успевают проделать путь от диафрагмы к губам. И речь работает совсем не так, и слова не могут буквально растворяться в желудке, однако с ним происходит именно это.

Любые другие слова получаются прекрасно, как лёгкий тест по математике или же полёт по идеальной дуге в воздухе. Питер может спокойно рассказывать Сэму о звонках тёте и друзьям, и о том, как замечательно они поговорили. Не идеально – конечно, не обошлось без доли отрицательных эмоций – но Сэм говорит, что так и должно быть. Так лучше для обеих сторон. Ему стоит действовать в том же духе, если получается как у него, так и у них.

Питер соглашается. Все только рады будут, он инстинктивно это знает. Все по нему скучают. Он услышал многое, что ему необходимо было услышать. Может, они тоже.

(Он не рассказывает Сэму о разговоре с Роуди. Своеобразное негласное понимание: это было лично между ними. Переход за черту. Это не было тем, что ему нужно, чтобы улучшить своё состояние. Он вмешался в чужое личное пространство. Он забрал чужой кислород. Это был добровольный обмен, но это было личным. Роуди открыл Питеру часть себя, и Питер почти наверняка уверен, что он не откроет эту часть снова, возможно никогда.)

Сэм считает, что так и должно быть.

– Есть некоторые вещи, которые я не смогу тебе дать, – произносит он. – Чего многие на моём месте не смогут дать. Ты не можешь полагаться только на одного человека. Хорошая новость в том, что в твоей жизни уже есть такие люди.

– Но что если они подвергнутся опасности? – спрашивает Питер. – Как мне предотвратить это?

– Порой у тебя не будет получаться их защитить, – говорит Сэм. Питер думает о Лондоне; о смерти мистера Старка; о тёте Мэй за приоткрытой дверью на кухню, тихо плачущей в окружёнии бумаг с затратами на похороны, когда она думала, что он её не видел. – Мы не можем контролировать всё. Дорогие тебе люди могут пострадать просто однажды идя по улице, и это никак не будет связано с тобой. Такова жизнь.

– Но конкретно в моем случае… – начинает Питер.

Сэм поднимает руку.

– Питер, – говорит он, – да, есть дополнительный риск. Но ты сам выбрал стать частью этого. Твой мозг ещё развивается, ты не осознал до конца последствия этого выбора, но это всё ещё твой выбор. Думаю, ты сделал это, потому что в глубине души ты знал, что должен был. Для тебя это было правильным.

Сэм чуть откидывается на спинку дивана.

– Уже поздно оглядываться назад, так что смотри вперёд. Делай всё, что можешь, для тех, кого ты любишь, и они ответят тебе тем же. Да, они могут пострадать. Ты не можешь спасти всех. Такова жизнь. Но ты можешь контролировать то, сколько усилий ты прилагаешь. И, зная тебя, ты будешь стараться изо всех сил, потому что такой ты есть. Это хорошо, – говорит Сэм. – Прислушивайся к себе – не обязательно ко всем и вся вокруг, но к самому себе – и делай то, что считаешь правильным. Это уже привело тебя ко многому, так что продолжай следовать тем же путём.

Питер кивает, обдумывая свои варианты. Семя, которое он посадил у себя в голове, дало росток, продолжало тянуться вверх, и теперь он смотрит на то, как оно превращается в дерево, уже выше его самого – и ему надо решить, что с ним делать.

У него не получится, если он кому-то расскажет. Если не сработает, он может быть обречён. Если сработает, он может быть обречён.

Теперь у него есть два варианта того, что сказать. Питер отключает свой мозг, позволяя словам самим срываться с языка, позволяя подсознательному инстинкту сделать выбор за него.

– Думаю, я готов перейти к еженедельным встречам, – говорит он.

Ладно, думает он, услышав собственные слова. Он чувствует прилив облегчения. Вот оно. Вот направление, в котором он будет двигаться. Я могу работать с этим. Мне придётся.

– Да? – с интересом спрашивает Сэм.

– Да, – кивает Питер, и теперь, когда его мозг вернулся в режим онлайн, это легко. Так легко позволить словам выбраться наружу. – Когда Роуди вам позвонил, ситуация была критическая, верно? Я это знаю. Я не мог нормально жить. Вы пришли, и теперь я могу. Знаю, прошло всего три встречи, но я могу нормально функционировать. Это больше не срочно. Я знаю, что мне всё ещё нужна помощь, но я больше не сомневаюсь в реальности происходящего. Я достаточно ем и сплю. Да, мне ещё далеко до выздоровления, но мне лучше. Так что уже нет смысла встречаться так часто. Правда?

Сэм кивает.

– Ты хорошо всё обдумал?

– Да.

– Ладно, – говорит Сэм. – Это будет идеальным сценарием для нас обоих. Если тебе так нравится, то и мне тоже. Когда мне прийти снова: ровно через неделю или немного раньше? Выбери день для наших встреч.

Питер задумывается.

– Через полнедели? – спрашивает он. – Четыре дня? Сегодня пятница, так что… по вторникам?

– Вторник так вторник, – кивает Сэм. Питер благодарно ему улыбается и чувствует себя готовым.

– Почему ты ему не сказал? – спрашивает Квентин.

Питер резко поворачивает голову в его сторону, но не прекращает хождения кругами. Он двигался туда-сюда по ковру в его комнате, лихорадочно протаптывая на нём колею. Так легко было чувствовать умиротворение, после того, как он принял решение, но теперь, когда у него появилось время – аж несколько часов – на сомнения, тревожность вновь возвращается к нему.

То, что Квентин сейчас пытается её уменьшить, добавляет ему как уверенности, так и стресса. В вопросе нет издёвки или обвинения, нет, он искренен и полон беспокойства, и это последнее, о чём хочет думать Питер, если он действительно собирается осуществить задуманное.

– Ты знаешь, почему, – отвечает Питер. Роуди вернётся через два часа. Питер уже сделал все приготовления к ужину и теперь просто убивает время, ожидая, пока всё будет готово, пока наступит вечер.

– Тебе нужно сказать, – говорит Квентин. – Сделать это реальным.

Потому что никто другой не поймёт! мысленно взрывается Питер, прекрасно зная, что Квентин может слышать его и так, и осознавая, что назревает спор, и если он начнёт кричать – о, а он начнёт кричать – это привлечёт внимание. Я не могу просто взять и попросить о помощи! Не с этим!

– Сэм мне помог, – Питер начинает говорить вслух, и пусть его голос звучит ровно, его грудная клетка вздымается так, словно бы он действительно кричал. – Я получил помощь, которая была мне нужна. Я знаю, что реально, а что нет, по крайней мере теперь, и я могу с этим работать.

Но с остальным он мне помочь не может, опять переходит на мысли Питер, и с каждым словом собственный голос в голове начинает звучать громче. Как ты можешь описать кому-то, что ты точно знаешь, как что-то, что не было реальным, всё равно поглощает тебя? Я знал, что ЭмДжей там не было, но я не знал, так что прыгнул за ней. Я попытался схватить Мистерио и почти что уронил на себя подъёмный кран. Я знал, но я не знал. Как мне объяснить такое? Кому-то ещё? Кого там не было?

– Я просто, я так много… Это слишком… Мои глаза, мой разум, мои чувства, всё сразу, всё, – и порой их тяжело отделить друг от друга, оно накрывает меня одновременно, и я не могу справиться со всем, что он на меня обрушивал, он атаковал меня, всё вокруг менялось с такой скоростью, столько света, красок, на меня падали предметы, и потом пропадали, а после всё затихло, и мистер Старк, и я знаю, что всё было не так, – Роуди рассказал мне, он рассказал мне, теперь я знаю о нём гораздо больше, знаю, что не виноват, – он погиб, он не был идеальным, и не было никакого зомби, и он бы на меня не напал, он столько сделал для меня, он бы так не поступил, так что как мне объяснить все эти вещи, которые я просто не способен выкинуть из головы? Они были реальны. Они не были реальными, но они были реальными, и никто другой никогда не испытывал…

Питер останавливается и просто плюхается на пол, ударяясь слишком сильно, чтобы сесть нормально, и напряжённо сжимает руки.

– Оно было направлено против меня, – говорит он. – Он… Он знал, что делал, и всё это было нацелено на меня. Это не какая-то крупная атака или представление, не было никаких взрывов, никакого ущерба – всё было нацелено на меня. Всё, что он смог придумать, чтобы меня сломать. Он изучал меня. Я уверен. Он раскопал всё, что только мог, и превратил моё прошлое, мои переживания, мои чувства в оружие.

Питер поворачивается на бок, в сторону Квентина.

– И может это не было реальным, но оно так глубоко вгрызлось в мой мозг, что появился ты, – говорит Питер, указывая пальцем на Квентина. И тут же роняет руку. – Так что теперь оно реально, для меня. А вот ты нет, и это проблема. Вот почему. Вот почему я отправляюсь к нему.

Вот так. Он сказал это вслух. Теперь это тоже реально.

– Я отправляюсь к Квентину Бэку. Именно так я всё исправлю.

– Он мёртв, – говорит Квентин.

– Это не так, – качает головой Питер. – Я знаю, что он не мёртв. В последнем сне он сам сказал мне об этом. Когда я проснулся, об этом сказал мне ты. И я просто знаю.

– Он опасен, – пробует Квентин. – Ты отправишься прямиком в логово льва.

– Хуже уже не будет, – говорит Питер. – Подумай об этом: двух зайцев одним выстрелом. Если я пойду к нему, я избавлюсь от тебя. Если я с ним, ты мне не нужен. Сам сказал мне, что ты со мной, потому что какая то часть меня хочет, чтобы это было так. Я могу избавиться от галлюцинаций, если заменю тебя им.

– Ты не будешь знать наверняка, что избавляешься от галлюцинаций. Не с ним.

– Буду. В данный момент ему я могу доверять больше, чем собственному разуму. Я могу дать ему отпор сильнее, чем самому себе, если придётся, – говорит Питер. – Почему ты пытаешься убедить меня остаться здесь? Я принял решение. Я мог бы сказать Сэму, что вижу тебя. Вместо этого, я ему сказал, что хочу видеть его реже. Я не могу отступить сейчас.

Квентин смотрит на него как на сумасшедшего. Может, так оно и есть, раз его судит галлюцинация человека, пытавшегося его убить.

– Не говори так. На тебе ещё нет никаких обязательств.

О, но это не так. Чем больше Питер взвешивает всю ситуацию, теперь, когда эмоции снова улеглись после недавней вспышки, тем больше спокойствия он чувствует, как когда он впервые сделал свой выбор. Он произносит свой аргумент вслух и не видит в нём никаких изъянов.

– Тогда есть второй заяц, – произносит Питер. – Я избавлюсь от тебя и найду единственного человека, который сможет понять. Сэм никогда не поймёт, Роуди никогда не поймёт, ни тётя Мэй, ни мои друзья, но тот, кто изначально подверг меня этому – мистер Бэк – должен знать, что сделал. Он поймёт.

Питер нервно ерошит волосы, всё так же не поднимаясь с пола.

– Так что я избавлюсь от тебя и найду понимание. Это… мне это нужно. И он единственный человек на всей планете, кто сейчас может мне его дать.

Квентин качает головой.

– Это плохая идея, – говорит он. – Ты сошёл с ума.

Питер поднимается, пожимает плечами.

– Да.

Затем он рывком подлетает к телефону, поражая даже Квентина, который настолько быстро отступает в сторону, что неловко плюхается на кровать. Питер берёт телефон с края стола, буквально вырывая кабель зарядного устройства, и падает спиной на пол в одно почти-плавное движение. Он включает его и ждёт, вскинув ноги в воздух и вцепившись в телефон тем, что любой другой назвал бы мёртвой хваткой, но он едва ли напрягает руки.

– Что ты делаешь, – спрашивает Квентин, хотя это толком и не вопрос. – Ты не можешь пользоваться телефоном…

– Не могу, – говорит Питер, нажимая на кнопку разблокировки, и тут же открывает VPN. Включает. Нидерланды. Ха. – Но мне нужна информация.

Он открывает один из поисковиков, название которого записал со слов ЭмДжей, и вводит “Квентин Бэк”. Он… много листает вниз. Очень много. Он не может отфильтровать по времени до поездки в Европу, и ему всё ещё хочется избегать новостных статей. То, о чём рассказывал Нед, было нормальным, но он знает, что есть и огромная обратная сторона, которая заставит его уйти в себя ещё глубже, а он не может этого себе позволить.

Он не хочет читать о том, что Человек-Паук – угроза для общества, не когда он пытается понять, как присоединиться к настоящей угрозе.

Питер садится на полу и листает, листает, и две ссылки действительно цепляют его внимание.

Первая ведёт насайт Старк Индастриз. Он там работал, осознаёт Питер, глядя на свою версию Квентина, словно бы у него есть хоть какие-то ответы. Он лишь качает головой, то ли подтверждая, что ничего не знает, то ли до сих пор пытаясь отговорить Питера от его затеи. Возможно, всё сразу. Питер игнорирует его и возвращается к телефону. Может, он знал мистера Старка.

Он чувствует лёгкий трепет от этой мысли, словно бы в подтверждение, что он на верном пути. Это не может быть простым совпадением, верно?

Но когда я был в его иллюзиях… И он до сих пор не может выкинуть из головы образ мистера Старка, идущего за ним, хотя он немного угас после разговора с Роуди. Это клиническое.

Он просто игрался с тобой. Весь мир знал, что Человек-Паук и Железный Человек друзья. Всё было направлено на тебя, помнишь? И это сработало.

Это знак, решает для себя Питер. Ни одна из технологий, над которыми мистер Бэк работал в компании мистера Старка, ни о чём ему не говорит; голограммы звучат логично, если так подумать, но он не углубляется в тему дальше, возвращаясь обратно к результатам поиска.

Второй привлекает его внимание ссылка на страницу IMDB, и тогда всё встаёт на свои места. Текста мало, проекты с его участием старые, словно бы они все были заброшены, но в каждый из них так или иначе был связан с визуальными эффектами.

Обе ссылки были далеко. Питер не обращает на это внимания. Многое произошло в последнее время, так что и информации было много. Информация, которую он нашел, – старая и среди нее не было ничего, что могло бы заинтересовать кого-либо после того шоу, что устроил мистер Бэк, не забыв при этом поработать ещё и за кулисами, чтобы окончательно перевернуть его жизнь.

В глубине мозга появляется новая мысль: случился бы с ним весь этот нервный срыв, не будь его личность раскрыта? Если да, то как бы всё изменилось, если бы он продолжал жить вместе с тётей, рядом с друзьями, и не стал бы знаменитостью против своей воли?

Он отмахивается от этой мысли, сосредотачиваясь на общей картине.

– Он бы не остался в Европе. И это не единственное место, где он устраивал свои атаки. Но он родом отсюда. Он бы захотел вернуться в Америку, раз ему нужно скрываться. – Потому что дома спокойнее, он знает это. – Голливуд. Я не могу отправиться в Нью-Йорк, но я могу поехать в Лос-Анджелес.

– В этом нет никакого смысла, – говорит Квентин. Питер отрывает взгляд от телефона и видит стоящего над ним Квентина, похожего сейчас на отчитывающего его родителя, если бы он не был галлюцинацией и Питер не открыл бы в себе новые силы за счёт того, что нашел способ от него избавиться. – Зачем ему прятаться там, где тебе удобно?

– Потому что я должен пойти к нему, – искренне говорит Питер. – У меня… у меня предчувствие. Это просто кажется правильным.

– И почему отправиться в Лос-Анджелес тебе проще, чем в Нью-Йорк? Пересечь континент по-твоему просто?

– Нет, – признаёт Питер. – Но это не невозможно. С передвижением не должно быть проблем. Я могу прятаться на крышах поездов или в хвостах автобусов. Мне придётся подыскать подходящий транспорт заранее, но это в моих силах.

– И что если ты пройдёшь через всё это и всё окажется впустую? – спрашивает Квентин, скрещивая руки на груди и глядя на Питера сверху вниз.

Это вызов, думает он.

Питер размышляет об этом пару мгновений, после чего последний кусочек встаёт на своё место и закрепляет его решение раз и навсегда, и он, без сомнения делает то, что должен.

– Малибу, – говорит он.

– Что? – спрашивает Квентин.

– Малибу, – повторяет Питер, поднимаясь на ноги. Он выходит из комнаты. В квартире всё ещё никого, и потому разговоры с самим собой его совсем не беспокоят. Он подходит к кладовке и роется по углам в поисках чего-нибудь, что может ему пригодиться. – Там раньше жил мистер Старк. В худшем случае я могу пойти туда. Как… как паломничество. Одно это будет того стоить.

Он находит то, что искал: простую чёрную сумку на шнурке, покрытую слоем пыли и всеми забытую. Она точно никому не понадобится в ближайшее время. Питер сдувает с неё облако пыли и чихает, когда та забивается в нос. Он открывает сумку, не находит внутри ничего и слегка бьёт по дну изнутри. Достаточно прочная.

– Как ты вообще собираешься вернуться?

Питер поднимает взгляд на Квентина, проследовавшего за ним в коридор. Он опирается на стену у выхода. Питер смотрит ему в глаза и чихает снова.

Может, я не вернусь, думает он.

Он тут же отводит взгляд от Квентина и вместо этого идёт в ванную, чтобы вымыть сумку. У него есть пару часов, чтобы она высохла. Ткань любом случае водостойкая.

– Я разберусь, когда до этого дойдёт, – отвечает он вслух.

Ему не обязательно уезжать навсегда. Но. Если из-за его присутствия его друзья и близкие будут подвергаться опасности, и если мистер Бэк действительно окажется тем единственным, кто может понять, через что он проходит, то тогда может…

Он в любом случае должен был залечь на дно. Питер знает, что у него нет никаких угрызений совести из-за смертей невинных людей. Однозначно. Но он не может пытаться убить его, когда ему нужно играть мертвеца. Чёрт, может мне удастся помешать ему причинить вред кому-либо снова, думает Питер. Может, если я буду там, он не ступит снова на этот путь.

И кроме того, разум Питера продолжает возвращаться к бару в Праге. Когда он передал очки. Перед тем, как он это сделал. Было так… хорошо.

(Мистер Бэк относился к нему дружелюбнее, чем мистер Старк в их первые встречи, осознаёт Питер. Оба выговаривали ему за его ребячество, но только один из них переходил на крик. И, может, это всё было обманом, от начала и до конца, но перед тем, как его сбил поезд, мистер Бэк извинился и…)

Питер перекрывает кран, переворачивает сумку, чтобы вылить оттуда воду. Слегка трясёт. Капли воды летят во все стороны, но учитывая ткань сумки и количество времени у него в запасе, он вполне может отнести её в комнату и повесить сушиться.

– Я избавляюсь от тебя, – говорит Питер, поворачиваясь и подходя вплотную к Квентину, – и я отправляюсь к единственному человеку, с которым могу быть открытым. Вот так. Я беру всё в свои руки. С этого момента.

========== Через страну ==========

Питер просыпается. Он подключил телефон к зарядке, поставил будильник за пару минут до примерного времени возвращения Роуди и прилёг на столько часов, сколько у него было. Сон важен, но у него не будет возможности поспать сегодня, а, возможно, даже дольше.

Он бесится из-за того, что Квентин пытается указать на дыры в его плане, но в то же время он ему благодарен, потому что ему надо найти способ превозмочь все эти сомнения и страхи, чтобы план сработал. Пересечь страну будучи в розыске будет проблемно. Если ему придётся тайком пробираться в транспорт, то отключаться нельзя. Это не идеальный вариант, но других у него нет.

Он поднимается медленно, последовательно. Отключает будильник, проверяет, чтобы заряд батареи на ста процентах, затем снова выключает телефон и вынимает кабель питания. Он достаёт зарядное устройство из розетки и кладёт на стол. Он не собирается воровать у Роуди – лишь то, что ему не будет нужно.

Питер бросает взгляд на стопку вещей в углу. Они все старые. Прошло две недели, а их так и не трогали. Их можно забрать, решает он.

Он подходит к висящей на крючке на двери сумке. Она всё ещё немного влажная, но через пару часов туда можно будет спокойно паковать вещи. Ему в любом случае нужно дождаться, пока Роуди уснёт, прежде чем выдвигаться, так что времени на сушку сумки у него будет даже больше, чем нужно.

Он идёт на кухню, смотрит на оставленный контейнер, достаёт из холодильника всё, что ему нужно будет разогревать в микроволновке. Он наблюдает за тем, как вращается внутри платформа, и думает, Какое-то время всё будет так. Без еды до самого Малибу – пока он не найдёт мистера Бэка – и даже тогда не факт.

Но Питер готов. Он может пережить день-два вот так. Куда больше его беспокоит предстоящее отсутствие сна.

Его глаза распахиваются шире, когда он слышит, как открывается входная дверь. Питер опирается поясницей на барную стойку, всё ещё наблюдая за микроволновкой, но внезапно чувствуя расслабленность и трепет от того, как же легко просто соврать. Даже его язык тела помогает ему.

– Пахнет вкусно, – говорит Роуди позади, и тогда Питер позволяет себе обернуться к нему с лёгкой улыбкой на лице.

– Спасибо, – говорит он. Его голос не дрожит. Всё как обычно. – О, пока не забыл!

Он отталкивается от столешницы, широкими шагами возвращается в комнату, забирает со стола зарядку и подходит к Роуди как раз в тот момент, когда микроволновка начинает пищать, а он снимает крышку с контейнера, чтобы взглянуть на содержимое.

– Вот, – говорит Питер, одной рукой постукивая Роуди по плечу, а другой протягивая зарядное устройство со свисающим вниз кабелем.

Роуди удивлённо моргает.

– Тебе больше не нужно?

Питер пожимает плечами.

– Не. Я записал номера друзей, и это всё, что мне было нужно от телефона. Так что пока с него хватит, мне в любом случае сейчас не стоит им пользоваться.

– Как скажешь, – говорит Роуди, забирая зарядное устройство, но он лишь кладёт его чуть поодаль на кухонной тумбе, рядом со стойкой с ножами и розеткой. На мгновение сердце Питера пропускает удар, навязчивая мысль, что он как-то себя выдал, и Роуди знает, заставляет его почувствовать как страх, так и азарт от одной только возможности. Но затем Роуди просто разворачивается, чтобы открыть дверь микроволновки, и Питер тянется за тарелками, и всё в порядке.

– Проголодался? – дразнит Роуди, пока Питер наполняет тарелки прямо из контейнера.

– Умираю с голоду, – с усмешкой отзывается Питер. Следующие пару дней у него будет хватать забот помимо голода.

Питер, к своему удивлению, засыпает достаточно легко. И также легко просыпается, когда часы будят его в час ночи.

Он садится, прислушиваясь, и из глубины квартиры не доносится ни звука. Затем он встаёт с кровати, стараясь издавать как можно меньше шума, подходит к телефону, включает VPN и сразу начинает просматривать возможные маршруты.

Его сердце начинает колотиться сильнее, когда он вдруг осознаёт одну вещь: скорее всего на дорогу уйдёт как минимум три дня, и это если считать, что он не потеряется или не попадётся кому-нибудь. Чем больше времени, тем выше его шансы облажаться. И что, естественно, будут пересадки.

– Чикаго, Атланта, Питтсбург, Даллас, – бормочет он себе под нос, напряжённо глядя в тусклый экран телефона, перечисляя крупные города, через которые ему придётся проехать и пересесть на другой автобус, в зависимости от выбранного маршрута.

Он останавливается на Питтсбурге, потому что город стоит на самом прямом маршруте, осознаёт, что ничего не знает о Питтсбурге, осознаёт, что, по факту, не знает ничего и обо всех остальных городах, и чувствует, как ему становится тяжелее дышать.

– Словно бы это сомнительная идея, – отзывается Квентин. Он сидит на кровати, которую только что освободил Питер, закинув руки за голову и опираясь на стену.

– У меня получится, – говорит Питер. – Я бывал в и ситуациях похуже. – Это действительно так, и эти слова, произнесённые вслух, помогают ему успокоиться, вернуть себе самообладание. Он сможет найти способ незаметно сменить автобусы. Это должно быть несложно, учитывая, что он делал раньше.

Квентин фыркает, когда Питер делает скрины каждого шага путешествия, который только может, затем сохраняет ещё и альтернативные маршруты. Он чувствует себя удовлетворённым проделанной работой и отказывается допускать мысли о том, что одна упущенная деталь может стать для него вопросом жизни и смерти.

Яркость экрана остаётся на минимуме. Его батарея всё ещё в районе 90%. Питер снова выключает телефон и просто стоит, держа его в руке и бездумно глядя перед собой, словно забыв, что делать дальше.

– Ложись спать, – говорит Квентин.

Питер качает головой.

– Я не устал, – отвечает он, и это правда: он дремал достаточно днём, и теперь совсем не чувствует сонливости. Ему придётся бодрствовать ещё как минимум десять-двенадцать часов, скорее всего, пока он не доберётся до Питтсбурга и не найдёт новый автобус, чтобы совершить пересадку. Первая часть пути достаточно короткая, так что ему не захочется спать – особенно когда есть шанс случайно пропустить остановку.

Тогда вперёд. Питер снимает с крючка уже сухую сумку. Он возвращается к углу, в котором сложил запасную одежду. Задумчиво изучает её взглядом. Поворачивается к столу, на котором до сих пор лежит листок с номерами Неда и ЭмДжей, а также списком технологических мер безопасности от последней. Он складывает его несколько раз и кидает в сумку, затем раскладывает все вещи в его распоряжении.

Воздух застревает в лёгких, когда на самом дне он снова видит свой костюм. Перед ним встаёт дилемма: он однозначно до абсурдного полезен, но сейчас он также является помехой. Конечно, все теперь знают его в лицо, но Человек-Паук безусловно более узнаваем, чем Питер Паркер. Безусловно. Так будет всегда.

– Вот так тебя и поймают, – говорит Квентин.

Питер снова качает головой в ответ.

– Я не могу просто оставить его здесь.

Он пытается представить, как будет выглядеть в автобусе – цепляться за крышу или сторону чего-то, летящего по магистрали, явно не вариант, так что ему точно придётся быть пассажиром или прятаться где-нибудь ещё, но у него нет денег да и он не может светить лицом – и хмурится.

Затем раздевается и всё равно надевает костюм. У него в любом случае нет нормальной обуви. Так что придётся как минимум надеть эту часть костюма.

Он не трогает перчатки и маску и начинает складывать одежду. Места не так много, как и его вещей. Сложенная бумажка остаётся лежать на дне.

Питер останавливается на большой толстовке: тёмно-серая, не слишком плотная, но достаточно объёмная. Он натягивает её, смотрит, как нижний край достаёт до трети бедра, ведёт плечами, чтобы она улеглась поудобнее, и прячет руки в глубоком переднем кармане.

Питер крадётся в ванную и смотрится в зеркало. Не так плохо – он может просто закатать рукава своего костюма, оставляя только бледные запястья, если ему вдруг захочется задрать ещё и рукава толстовки. Он чувствует себя глупо: костюм плотно прилегает к ногам, пока верхняя часть туловища тонет в куске ткани, который даже близко не предназначен для лета. Но. В автобусах будут кондиционеры. Так что…

Он изучает свои растрёпанные волосы в отражении, после чего натягивает капюшон. Он спадает почти до глаз. Если Питер выпрямится и будет высоко держать голову, он будет сидеть почти как надо. Если он сгорбится, то будет выглядеть как какой-то случайный подросток.

Идеально.

Питер снова замирает, силясь услышать любые признаки того, что Роуди мог проснуться. Ничего. Он смотрит на часы. Почти два. Ему пора.

Он возвращается в помещение, бывшее его комнатой, и заканчивает паковать вещи. Кладёт телефон внутрь маски и помещает её поверх остальных вещей, сверху кидает перчатки. На запястьях опять веб-шутеры, но в темноте они кажутся обычными браслетами. Между незаметностью и готовностью к бою ему приходится пойти на подобный компромисс.

Питер оглядывается по сторонам, затягивает завязки на сумке и закидывает на спину. Затем бросает последний взгляд на то, что две недели было его кроватью, где сейчас сидит Квентин и внимательно наблюдает за ним. Он почти хочет съёжиться под этим взглядом, но остаётся стоять твёрдо, хотя в этом и нет никакого смысла, ведь, ну, Квентин знает и чувствует всё, что испытывает сам Питер.

Теперь на нём собственная толстовка, с тем лишь отличием, что она белая и сидит на нём как раз. Питер представляет, как она испачкается. Думает о том, насколько придётся замараться ему самому. Думает, почему именно белый.

– Идёшь? – зовёт Питер.

– Ты же знаешь, что этот твой поход не поможет избавиться от меня, – говорит Квентин. – И ты знаешь, что избавляться от меня может быть не лучшей идеей.

– Раз ты так говоришь, значит, я всё делаю правильно, – отвечает Питер, разворачиваясь на пятках. Он выходит из комнаты, с тихим щелчком закрывая за собой дверь.

Когда он поворачивается, чтобы покинуть дом, квартира неожиданно кажется ему бесконечной, неизмеримой дистанцией. Питер моргает, чувствуя, как его нутро скручивается в тугой узел. Он отказывается от физической стабильности и безопасности в пользу… он может погибнуть.

Но по крайней мере всё закончится. У него больше не будет власти надо мной.

Питер сглатывает, выпрямляется и делает первый шаг вперёд. Гостиная не такая большая. Дверь балкона легко открыть. Закрыть за собой. Окинуть взглядом незнакомую улицу Вашингтона, тёмное ночное небо с только самыми яркими звёздами на нём, покрытые листьями ветви деревьев, машущие ему на ветру.

– Верно, – говорит Квентин прямо ему на ухо, и Питер слегка отшатывается назад, – когда ты последний раз думал, что был на улице, она растянулась на бесконечность, ты наступил на разбитое стекло, повсюду был дым и туман и тела твоих мёртвых родственников…

Питер чувствует глухой укол боли в ступне, фантомное напоминание о той безумной ночи, когда он думал, что действительно поранился, и не мог избавиться от этого ощущения до самого разговора с Сэмом. Но перед ним ничего нет. Самая обычная улица. Квентин здесь, так что всё реально, и он знает, что делает.

Питер запрыгивает на стену, перелезает через ограждение балкона и тихо спускается вниз. Он отталкивается от стены в нескольких дюймах от земли, приземляется и впервые за долгое время чувствует под ногами природу: траву вместо ковра, тротуар вместо паркета.

– Ещё не поздно вернуться, – говорит ему Квентин.

Питер начинает движение прочь от здания. Вниз по улице. Навстречу фонарям, в направлении наверняка оживлённой днём улицы.

– Ты даже не знаешь, куда идёшь, – настаивает Квентин, шагая рядом с ним, немного опережая, поскольку его длинные ноги покрывают больше дистанции. – Ты потеряешься, и тогда действительно будет поздно возвращаться.

Питер догоняет его, ускоряясь. Он не собирается переходить на бег – не хочет издавать больше шума, чем следует, – но ему нужно двигаться быстрее.

– Тебе нельзя пользоваться картами. Никакого GPS. Ты потеряешься, взойдёт солнце, и тебя найдут.

Я просто случайный ребёнок, мысленно отвечает он, осознавая, что разговоры тоже создадут шум, который может привлечь ненужное внимание, и он может также беспрепятственно общаться с Квентином и этим способом. Я найду станцию метро, и тогда буду знать, куда идти. И у меня есть… он трясёт рукой, рукав толстовки съезжает, открывая часы на запястье, три часа. У меня не уйдёт так много времени.

И он оказывается прав. Питер продолжает идти, и сменяющийся пейзаж даёт ему всё больше и больше уверенности. Всё совсем не похоже на его сон: это реальный мир. Он на улице, на свежем воздухе, вдыхает неродной ему город. Никакого разбитого стекла. Никакого дыма. Никакого обмана. Да, улицы пустынны, но здания не повторяются, и Квентин молчит, ни разу не упоминает дядю Бена или тётю Мэй.

Он минует жилые дома, движется в сторону просторных улиц и идёт уже по ним. На одной из них он видит вход в метро и спускается вниз, раздвигает прутья решётки достаточно, чтобы протиснуться внутрь. Он поворачивается и пытается привести всё в такой вид, словно бы никакого подростка с суперспособностями тут и в помине не было. И спускается ниже, в тоннели.

Никаких поездов, только карта. У него есть два возможных пути, чтобы добраться до станции Юнион. Он выбирает один, и, погружаясь в абсолютную темноту, бежит.

Сперва Питер едва ли не спотыкается о собственные ноги, поражаясь чувству свободы, которое испытывает, находясь под землёй, окружённый толстыми стенами тоннеля и вдыхающий затхлый спёртый воздух, совсем не предназначенный для людей. Но вокруг никого нет, кроме путей впереди, где он может разогнаться в полную силу. Он был лишён этого две недели.

Питер бы с радостью использовал паутину, но во-первых, у него её не так много, и во-вторых, он скорее всего тут же влетит носом в землю. Но всё же он движется быстро, его дыхание не сбивается – больше нет – и он позволяет сорваться с губ счастливому возгласу, ускоряясь, стуча ногами по путям в такт ударам собственного сердца, и это, конечно, не полёты между высотками Нью-Йорка, но ему этого не хватало.

Питер осознаёт, что в какой-то момент оторвался от Квентина, но он видит его снова, когда добирается до Юнион. Свет горит, но все магазины закрыты, а редкие люди разбросаны по станции в ожидании автобусов. Он останавливается на входе, прячась в тени и прижимаясь к стене, и успокаивает себя глубокими размеренными вдохами.

Всё под контролем. Всё под контролем на… он не знает, на какой период времени.

– Ты всё ещё не представляешь, что делаешь, правда? – спрашивает его Квентин. Вот так скрестив руки на груди, он похож на упрекающего его друга. Таким взглядом на него мог мы смотреть Нед. Ну, скорее взрослый друг. Это мог бы быть…

Питер ерошит руками волосы, пальцами опуская как можно больше прядей на лоб, на глаза. Он накидывает капюшон, и тот бросает тень ему на лицо. Никто меня не узнает.

– А если всё-таки узнают?

Тогда я сваливаю отсюда обратно к Роуди, отвечает Питер, но этого не случится.

Он резко выдыхает через нос, ставя точку в своём утверждении, и затем выходит из-за угла на свет, угрюмый и сутулый подросток, буквально призрак. Никто не поднимает на него глаз, потому что все немногие находящиеся тут – уставшие и готовые к путешествию в эту безбожную рань люди.

Питер внимательно изучает каждый из пунктов отправки, делая вид, словно бы бесцельно шатается по вокзалу, отыскивает автобус на Питтсбург – отправление через девяносто минут, у него получится у него получится – и проходит мимо, делая круг по станции.

Рядом нет ни души. Питер на всякий случай отходит подальше, перепрыгивает через перильца, ограждающие автобусы, и сразу фактически вплотную прижимается к ближайшему из них.

Краем сознания он делает отметку, что сейчас должен быть в ужасе. Что раньше он паниковал в подобных ситуациях. Да, он всё делал, как надо, но его всегда как минимум потряхивало, какая-то подавленная усилием воли паника циркулировала по венам. Сейчас… ничего. Его сердце бьётся ровно.

Может потому, что сейчас в опасности только я, думает Питер. Затем, даже если я окажусь в опасности, каковы шансы, что хоть кто-то сможет мне навредить?

Это новая мысль, он останавливается, чтобы посмотреть на свои руки, переворачивает их ладонями вверх. Веб-шутеры выглядывают из-под рукавов. Он мог бы пробить дыру в стене прямо сейчас, если бы захотел. Есть… есть некоторый аспект, о котором он раньше не думал. Что, может, он действительно способен позаботиться о себе.

– Твоя проблема с Мистерио заключалась в том, что ты не мог его ударить, – говорит Квентин. Питер поднимает голову, встречается с ним взглядом. – Ты не нанёс ему ни одного удара. Он разыграл все так, что ты даже не рассматривал этот вариант.

Не сейчас, думает Питер, начиная идти по между автобусами. Когда будем внутри.

Пока он просто сидит и ждёт. Вокруг ни души, потому что сейчас едва ли четыре утра, и ещё не время. Но всё же, чем раньше они выдвинутся, тем лучше.

Питер подбегает к автобусу и на пробу кладёт укрытую рукавом ладонь на переднюю дверь. Он опускает её и осторожно дёргает в попытке открыть – ничего, но это и неудивительно. Он передвигает руку к щели между дверью и остальным корпусом. Вторая рука присоединяется к ней в поисках того, за что бы ухватиться. И затем тянет.

Его губы растягиваются в удовлетворённой усмешке, когда дверь поддаётся, и он проскальзывает внутрь, делая всё возможное, чтобы закрыть её снова. Он не знает, сломал ли что-нибудь серьёзное – заработает ли теперь механизм в принципе – но на вид всё выглядит целым. Он идёт в конец нижнего уровня автобуса, и плюхается на пол на предпоследних сиденьях.

– Это было просто, – тихо смеётся он, позволяя себе наконец использовать голосовые связки. Он подтягивает к себе колени и выдыхает.

– Слишком просто? – спрашивает его Квентин, присоединяясь к нему на полу между рядами сидений.

Нет, отвечает Питер. По правде говоря, у него до сих пор перехватывает дыхание от бега и от адреналина, что он всё это выкинул. Но будет сложнее. Скоро.

Это правда: ему придётся сойти с автобуса и пересесть на другой посреди дня в абсолютно новом городе. В Вашингтоне он по крайней мере смог бы найти дорогу обратно к дому Роуди – или, потеряйся он, Роуди или Сэм смогли бы найти его и прийти на подмогу. В Питтсбурге у него нет союзников, нет укрытия, и даже если всё получится, ему, как ни крути, придётся прятаться в автобусах на протяжении ещё как минимум двух дней.

– Сейчас по-настоящему твой последний шанс одуматься, – говорит Квентин. Он прав: Питер смотрел в расписания транспорта, когда готовился. Скоро начнут движение поезда. Ему не удастся повторить свой подземный маршрут. Солнце встанет. А он всё ещё будет в розыске, один, у всех на виду, в городе, где располагаются военные и правительство.

Питер делает глубокий вдох, но не для того, чтобы успокоиться, а чтобы просто ощутить вкус воздуха. И это самый обычный запах автобуса – не ночная свежесть и не тяжелая атмосфера подземных тоннелей. Но это иной воздух, и ему этого достаточно. Всё в порядке. Я знаю, что делаю. Как считаешь, у меня есть время вздремнуть?

– Давай подумаем, – говорит Квентин, – через час начнётся посадка, и тебе надо будет избегать людей и молиться, чтобы никто не решил сесть там, где ты прячешься. Впереди шесть часов езды, и тебе надо быть в сознании, когда они закончатся, иначе ты окажешься севернее, чем планировал, без малейшей идеи, как вернуться к изначальному маршруту. Или же тебе придётся сбежать в Канаду, что будет гораздо разумнее чем вся эта поездка к западному побережью, и настолько же бесполезно.

Да плевать, фыркает Питер. Намёк понят. Сейчас нельзя ошибаться. Я могу поспать на втором автобусе. Это у него получится, без проблем: второй довезёт его прямо до Лос-Анджелеса, а оттуда он уже разберётся, как добраться до Голливуда, или Малибу, или куда его душе угодно. Его инстинкты подскажут направление.

– Доверие самому себе – это серьёзный шаг, – говорит Квентин, – особенно учитывая то, на что был не так давно похож твой разум. Ты не мог понять, что реально, пытался застрелить того, кто тебе помогает, использовал доверие других людей, скрывая от них информацию, и, да, точно, у тебя до сих пор галлюцинации. И ты думаешь, что сможешь невредимым перебраться через всю страну?

Питер вздыхает. Он снимает сумку со спины, прижимает к груди словно спасательный трос. Возможно, единственный, который у него остался. Рано или поздно надо начать доверять самому себе.

– Да, постепенно. Ситуация серьёзная, а ты просто ребёнок.

Я не такой, как другие. Даже остальные Мстители признают это.

– Думаешь, они больше не видят в тебе ребёнка? Ты всё ещё тот, за кем надо приглядывать. Ты доказал это, отдав очки человека, кого знал, сколько, три дня?

Пошёл ты, бурчит Питер. От споров с самим собой у него начинает болеть голова. Одной рукой он трёт виски, другой всё ещё сжимая сумку, сидя на полу автобуса за высокой стеной сидений. Теперь я не буду проблемой Мстителей. Мистер Старк – единственная причина, по которой я был с ними, и его больше нет, так что…

Питер отворачивается, предпочитая сверлить взглядом пустую стенку автобуса. Он натягивает на голову капюшон и скрещивает руки поверх сумки, превращаясь в мятый, забытый в углу клубок. Он смотрит в никуда до тех пор, пока не слышит, как машина оживает: гул мотора, шаги заходящих в салон людей, наполняющий автобус тихий шум чужих голосов, которые он может различить только благодаря усиленному слуху.

Затем, с толчком, автобус начинает движение.

Питер оглядывается по сторонам, но не видит ничего со своей выгодной позиции на полу – но это значит, что рядом с ним никто не решил устроиться. Он садится на корточки, сжимая пальцами одну из ручек сумки, и медленно приподнимается. Он выглядывает из-за спинки сидения перед ним, и да – они движутся. Небо всё ещё тёмное, и впереди есть несколько человек, но поездка началась.

Тогда Питер наконец садится на автобусное кресло вместо пола. Так шесть часов пройдут куда комфортнее. Он поворачивает голову направо и видит уже удобно расположившегося рядом Квентина.

Когда они выезжают на широкую дорогу – когда действительно поздно поворачивать назад – Квентин подаёт голос.

– Я думал, ты завязал с отцовскими фигурами.

Это так, отвечает Питер.

– Твой настоящий отец мёртв. Твой дядя мёртв. Тони Старк мёртв…

Мистер Бэк не мёртв.

– Ты не знаешь наверняка. И даже если так: это твой выбор? Серьёзно? А что насчёт Роуди?

Это несправедливо по отношению к нему, думает Питер. Он… Он не… Он работал. Мистер Старк, он делал, что захочет. Роуди… должностное лицо. У него нет свободы действий. И моё проживание с ним не должно было затянуться надолго в любом случае.

– Скорее всего он уже проснулся. Или сделает это скоро, – произносит Квентин. – Как думаешь, что он подумает, когда увидит, что тебя нет?

Чувство вины бьёт по нему. Питер подтягивает ноги к груди, поворачивается на бок, опираясь на стенку. Живот болит, он чувствует себя ужасно. Не хочу об этом думать. Я просто… мне пришлось. Не хочу о нём больше думать.

– Он наверняка волнуется.

Питер с силой зажмуривается. Как и все остальные. В конце всё получится.

– Почему ты так считаешь?

Питер не может придумать ответ.

– Разве не об этом тебе говорил Сэм? Если ты не можешь найти объяснение, ты можешь быть на неверном пути?

Может, верного пути нет, особенно если мне об этом говорит галлюцинация. Питер замирает на секунду. Он выпрямляется, задумчиво откидывает голову назад. В краткосрочной перспективе всё кажется плохим, но это должно было произойти. Сны сказали мне об этом, ты привёл меня к этому решению, Сэм подтвердил его. Мои друзья никогда не были в безопасности. Но если я доберусь до мистера Бэка… я это исправлю. Может, не для всех. Может, им всегда будет больно. Но боль пройдёт, верно? Как когда погибли мои родители и дядя Бэн. Я научился жить с этим. Может, произойдёт то же самое. И тогда я буду с…

– С кем-то, кто пытался тебя убить.

Да, но не сразу. И теперь у него нет причин повторить это снова.

– Месть?

Я смогу противостоять ему, избавиться от всего, что он вложил мне в голову, и мы сможем вернуться к тому, с чего всё начиналось. Даже если у него нет суперспособностей. Мы можем общаться как раньше. У меня почти не было этого с мистером Старком, никогда не могло быть с Роуди, но с мистером Бэком… Может сработать. Мне этого хватит.

Поездка проходит в основном в тишине, в его голове нет никаких назойливых мыслей. Он чувствует себя неспокойно – нервно – но ощущение необратимости с каждой новой милей в равной степени как обнадёживает, так и вызывает тревогу. Конечно, у него должно всё внутри переворачиваться. И это так. Но он не может не думать о том, что поступает правильно, пусть и эгоистично.

Я могу побыть эгоистом, верно?

Ответа не следует.

Когда они добираются до Питтсбурга, Питер решает, что лучше всего делать вид, что он знает, что делает. Идти с чувством уверенности, как любой человек не в бегах. Так что он встаёт с остальными пассажирами, закидывает сумку на плечо, опускает голову, натягивает капюшон, и вместе со всеми покидает автобус.

Он на абсолютно незнакомом вокзале.

Никто не говорит ему ни слова. Никто не одаривает его больше, чем взглядом. Он и сам никто. Он включает телефон. VPN. Открывает сохранённые снимки экрана. У него есть два часа.

Питер быстро оглядывается по сторонам и находит следующую точку посадки. Утро превратится в день, и станция не будет такой же безлюдной, как в Вашингтоне, где он мог заранее пролезть внутрь. Он прикусывает губу, затем идёт в туалет, выбирает дальнюю кабинку, забирается с ногами на унитаз и запирает дверь.

Это хорошее место, чтобы убить время, оставаясь при этом незамеченным. Ему всё ещё надо придумать, как пробраться на следующий автобус, но…

У Питера урчит в животе, и он с недоверием смотрит на него. Затем вдруг чувствует тяжесть своих век: его тело жило в полном комфорте две недели, даже дольше, (в отличие от разума), и теперь было им явно недовольно. Нам было так хорошо, говорит оно ему, почему ты соскочил?

У него нет при себе денег. Он не может привлекать чужого внимания. Ему скорее всего придётся продержаться ешё два дня без еды.

Живот урчит снова, и Питер молит его замолчать.

Наконец он поднимается, идёт мыть руки, покидает туалет. Он пьёт из фонтанчика, мысленно ругается на себя, запоздало осознавая, что, наверное, стоило захватить бутылку, он бы мог её наполнить в дороге… ну что же.

Автобус, который должен довести его до Лос-Анджелеса, отправляется через полчаса. Всё по расписанию. Питер опирается спиной на стену около фонтанчика и откидывает назад голову. Его взгляд цепляется за вентиляционную шахту.

… Чёрт, может, это оно.

Он поворачивается и идёт обратно в туалет. Там всё ещё никого. Там есть вентиляция. Он достаточно ловкий. Он пролезет. У него получится… это глупо.

Бросая последний взгляд по сторонам, он паутиной срывает решётку. Берёт её с собой наверх и пытается закрепить её изнутри. Ему придётся побродить тут немного – сейчас он смотрит в противоположную от нужного направления сторону – он может потеряться и пропустить автобус, и всё может быть напрасно, и ему надо спешить, это так глупо…

Прекрати думать, приказывает он себе, и так и поступает.

Тут тесно, двигаться быстро тяжело, и это даже близко нельзя назвать приятным времяпрепровождением. Он чувствует липнущие к нему клубы пыли, и ему не раз приходится останавливаться, чтобы подавить чих. Вся обстановка – настоящий ад для его рецепторов. Но ему надо продолжать движение, надо…

Здесь.

Питер смотрит сквозь решётку, пробивающиеся лучи света дают ему освещение. Кругом, конечно же, есть люди, но они далеко. Рядом с ним никого нет. Если он не наделает шума, то сможет спуститься на землю и… и что тогда?

Он прикусывает губу. Смотрит на часы. Десять минут. Десять минут, чтобы что-то придумать и воплотить в жизнь.

Питер осматривает вокзал, находит взглядом автобус с “Лос-Анджелес” на табло. Смотрит на этот путеводный маяк, поднимает взгляд немного выше и…

Опускает глаза вновь на землю, на людей внизу. Никто не смотрит наверх на него, естественно. Потому что какой смысл?

Без шума.

Питер дёргает решётку, пока она не поддаётся. Он держится за неё, вылазит, прижимаясь к стене прямо под самой крышей. Пытается поместить решётку на место, паутиной закрепляя края.

Вокруг всё серое. Он несказанно рад, что на нём почти вся одежда чёрного или серого цвета.

Питер переползает на крышу. Никто не смотрит наверх. Он ползёт по потолку. Никто не смотрит наверх. Его сердце всё ещё бьётся ровно и спокойно. Никто не смотрит наверх, никто не смотрит наверх, никто не смотрит наверх.

Он прыгает на крышу нужного автобуса, приземляясь с глухим ударом. Всем телом прижимается к металлической поверхности и ждёт с минуту.

Никто не смотрит наверх.

Питер пододвигается к аварийному люку на крыше. Просовывает пальцы под него и легко дёргает на себя. С тихим скрипом тот открывается – его однозначно редко, если вообще хоть раз, использовали – и Питер плавно проскальзывает внутрь. Люк встаёт на своё место за ним. Он тут же падает на пол и, не слыша никаких посторонних звуков, начинает ползти к ступенькам – чтобы снова добраться до нижнего этажа автобуса, в самый конец, где нет никаких окон и никто не захочет сидеть (судя по прошлому разу). И тогда, возможно, просто возможно, у него получится расслабиться на два дня.

Когда первые пассажиры начинают посадку, он уже сидит в дальнем углу автобуса.

Опустив голову, упираясь подбородком в грудь, спрятав голову под капюшоном, таким огромным, что он скрывает почти всё лицо, свернувшись в уголке, Питер засыпает.

Тусклый, едва заметный свет встречает Питера, когда он открывает глаза. Он слегка поднимает голову, оглядывается по сторонам и тут же вспоминает, где находится.

Ну. В некотором смысле. Потому что он в автобусе, автобус движется, сейчас ночь, и всё, что он может видеть в окне впереди – это простирающуюся сквозь пустоту дорогу.

Ого, думает он, как только к нему приходит осознание ситуации. Теперь действительно нет пути назад.

Он позволяет себе снова отключиться.

Когда он в следующий раз просыпается, то видит встающее из-за горизонта солнце. Он смотрит на часы, затем открывает на телефоне снимки экрана. Из них он узнаёт: нельзя сказать точно, где именно он сейчас в Штатах, но к концу дня он должен прибыть в Калифорнию.

Питер откидывается на сидении. В автобусе тихо; тут есть другие люди – те же это люди, что садились вместе с ним, или нет, он не может сказать наверняка – но все вокруг, в основном, либо спят, либо находятся в состоянии полудрёмы. Теперь, однако, когда достаточно адреналина начало циркулировать по венам, он не уверен, что сможет снова заснуть.

Может, сон не лучшая идея, ведь ему относительно скоро надо будет выходить – он не мог добраться так далеко только ради того, чтобы его поймали. И, может, ему он не нужен, потому что он пролежал в отключке большую часть поездки. И это, наверное, лучшее, что могло с ним случиться.

Его живот урчит, и он вздыхает. Руки всё ещё обнимают сумку, словно бы это может как-то успокоить голод. Он отпускает её, выпрямляется, внезапно чувствуя непреодолимую жажду.

Может, так он заставит тело думать, что ему не нужно есть, решает Питер. По крайней мере, на какое-то время. Хотелось надеяться, что до конца дня. Хотелось надеяться, что ещё дольше.

Питер тихо встаёт и идёт в сторону автобусного туалета прямо рядом с ним. Он складывает руки под краном и пьёт из них, проводит в кабинке бог знает сколько времени, пока не чувствует себя лучше. Когда он выходит, Квентин сидит на соседнем с ним кресле и смотрит на него.

Питер кивает ему, протискиваясь мимо – его вытянутых ног на самом деле тут нет, но всё же, это было бы грубо, верно? – к своему месту в углу, поднимает сумку и наматывает одну из верёвок на руку. Почти приехали, думает он.

– Ты не задумывался, что потратил всю свою удачу, чтобы сюда добраться? – спрашивает Квентин.

Питер бросает на него удивлённый взгляд. Удачу?

– Может, для каждого есть некоторое ограниченное количество. Может, тебе повезло так далеко зайти. Может, как только ты окажешься на месте, всё пойдёт под откос.

Думаю, после всего произошедшего я заслуживаю больше удачи, чем лишь на это.

Квентин откидывается на спинку сидения.

– Да, может, – с долей сомнения говорит он.

Питер с любопытством смотрит на него Словно бы Квентин знает что-то, чего не знает он сам, что абсолютно невозможно – он лишь часть его сознания. Что-то, что пытается помочь ему разобраться во всём, в тоже время ведя себя как образ предыдущей психологической пытки. Это… Ему нужно двигаться, в этом суть, Питеру нужно освободиться от его влияния, но сейчас, наверное, он ведёт самый естественный разговор, который у него был с момента, как всё полетело в ад.

Если он… Если мистер Бэк окажется хоть немного таким, тогда Питер будет знать, что сделал верный выбор.

Как думаешь, какой он? спрашивает Питер. Квентин опускает на него взгляд. Он всё ещё одет в белое. Ночью этот цвет слепил бы глаз; в рассветном свете он мягкий, успокаивающий. Питер осознаёт, что уже какое-то время не чувствовал себя ребёнком. С тех пор, как встретил мистера Бэка. Настоящего. Того, который обращался с ним, как…

– Человек, который пытался тебя убить и затем раскрыл твою личность всему миру? Кто знает, – говорит Квентин.

Питер закатывает глаза и несильно пихает его в плечо. Я знаю, что то, что я делаю, глупо, но я должен, думает он. И тоже одаривает Квентина улыбкой. Его настрой изменился: чем ближе они подъезжают к Калифорнии, тем меньше он корит себя – скорее видит во всей ситуации беззлобную иронию. Проще оставаться в хорошем расположении духа, если есть надежда, что на горизонте тебя что-то ждёт .

Квентин улыбается ему в ответ.

– Скорее всего совсем не такой, каким ты сейчас представляешь меня.

Да, думает Питер, и его улыбка тускнеет. Но, может, у нас получится добиться такого общения. По крайней мере, я в это верю. Я знаю, что изначально всё, по сути, было хорошо продуманнымсценарием, но… порой мне казалось, что он сожалеет. Прежде чем он узнал, что я узнал. Может, это было правдой.

– Может, – соглашается Квентин. – Думаю, ты узнаешь.

Солнце висит высоко над горизонтом. Питер замолкает, чувствуя умиротворение среди собственных мыслей. Он знает, что не может ни на что не опереться, но всё же склоняет тело в сторону Квентина вместо стенки автобуса. Он может просто смотреть вперёд, наблюдая за людьми из-под нависающего капюшона, и совсем скоро он будет в Лос-Анджелесе – он ни разу там не был! Это уже так волнительно – и ему придётся думать, что делать дальше.

Он останавливается на этой мысли. Наверное, сперва он сделает что-то, чем занялся бы любой турист, например, найдёт буквы Голливуд, словно бы это сможет как-то указать ему путь. Или, чёрт возьми, он прогуляется до побережья. Впервые увидит Тихий Океан. Может, пойдёт оттуда в Малибу; он сохранил картинки – пусть даже среди них нет ничего конкретного – с хоть каким-то ориентирами к прошлому дому мистера Старка. Там, где, Питер помнит, он впервые создал Железного Человека.

Он со всем разберётся.

Питер не то чтобы отключается, но и полностью в сознании не остаётся, балансируя где-то на грани полусна. Время течёт мимо, как потоки воздуха, огибающие катящийся по трассе автобус. Солнце достигает зенита и начинает клониться к горизонту, и вот он в Калифорнии, автомобильное движение похоже на ночной кошмар, и Питер начинает по-настоящему просыпаться.

Он выпрямляется, в состоянии полной готовности, и поправляет капюшон. Закидывает сумку обратно на плечи. Вокруг темно. Огни ночного города – а их очень много – освещают путь. Питер высаживается, делая шаг в абсолютно новый мир, тот, в котором он остаётся никем незамеченным. Он заходит за угол здания и останавливается, опираясь на стену, откидывая назад голову и закрывая глаза, и делает глубокий вдох.

Он приоткрывает глаза прямо перед выдохом, распахивает их шире, снова опуская голову. Ладно, думает он, что-то в затылке подсказывает ему направление движения. Его телефон выключен, и он не хочет снова его включать, так что Питер решает идти туда, куда несут его ноги. Дальше он сам разберётся, что делать – времени полно, и вряд ли из-за этого его поймают с большей вероятностью, если вообще поймают. Вперёд?

Питер оглядывается по сторонам и осознаёт, что он совсем один.

Он ждёт с минуту и затем первый делает шаг.

========== Питер и Бэк ==========

После дней, проведённых в автобусах – после недель безделья в квартире – колыхание волн у его ног оставляет после себя такое прекрасное ощущение.

Никто не обращал внимания, и Питер смог без проблем пробраться на поздний ночной рейс. Не имея ни малейшего понятия, куда он его занесёт – и не горя желанием включать свой телефон – он просто сел в автобус при первой же возможности, и тот довёз его до Санта Моники, высадив у самого пляжа. И дальше Питер пошёл пешком, избегая пирса и предпочитая ему безлюдное побережье, наконец решая снять обувь и идти босиком прямо вдоль полосы прибоя.

Он двигается на север размеренным шагом, размышляя о том, что же делать дальше. Время после полуночи, так что сейчас уже вторник – у него могла бы быть ещё одна встреча с Сэмом, если бы он остался. Еженедельные встречи с ним были началом чего-то стабильного – так могло было быть если и не до конца его жизни, то, наверное, в обозримом будущем точно. Вот только он ушел.

Телефон покоится внутри его маски в сумке, ручку которой, перекинутую через плечо, он сейчас легко придерживает одной рукой, пока другая занята обувью. Он очень, очень не хочет его включать. В страхе того, что может его там ждать.

Ты можешь выбросить его в океан, зудит навязчивой мыслью у него в голове, и он резко поворачивает её в сторону, чтобы посмотреть на бесконечную водную гладь. Лунные блики на ней. Он смотрит вверх, затем снова опускает взгляд и трясёт головой. Просто случайная мысль, он не станет делать это на самом деле.

Тут так… тихо. Но в хорошем смысле. Не та удушающая тишина, преследовавшая его в пустой квартире. Он никого не винит в сложившихся обстоятельствах – это ради его безопасности, чего-то, чего он себя явно лишает прямо сейчас – но гуляя в одиночестве вдоль берега он чувствует спокойствие и умиротворение.

Побережье нельзя назвать лучшим местом для него. Во-первых, тут слишком много открытого пространства. От паутины не будет никакой пользы; он помнит огненный взрыв и практически полную беспомощность в последний раз, когда он был в критической ситуации на Американском пляже. Но здесь ничего не случится. Так что ему всё равно.

Питер смотрит на северо-запад, куда-то в направлении мыса, где жил мистер Старк, и думает, как ему туда добраться.

Голливуд сразу вычёркивается из головы: что ему там вообще делать? Куда идти? Расспрашивать производственные компании о человеке, которого тут не было минимум десяток лет? Да в принципе, активно пересекаться с людьми, когда он находится в розыске? Не говоря уже о чистой логистике путешествия по такому месту, как Лос Анджелес, с его улицами и плотностью населения…

Теперь, думает Питер, это кажется глупым. Он вспоминает своё оправдание перед Квентином: по крайней мере, он может пойти к старому дому мистера Старка, где он жил до Нью-Йорка. Где он собрал Железного Человека. Даже если это больше не дом, даже если там больше ничего нет…

И что потом?

Ну, по крайней мере, об этом он сможет подумать уже когда доберётся туда.

Питер взвешивает свои варианты, пока медленно двигается вперёд, обдуваемый прохладным бризом. У него не было возможности переодеться в течение нескольких дней, и от этой мысли становится немного мерзко, но ему плевать. Он мог бы… идти вдоль автомагистрали. Возможно, на этот раз он сможет прокатиться на крыше автобуса для разнообразия. Сейчас темно, так что это наилучший вариант? Может, он найдёт, где переночевать? …На улице, не так далеко от городов? Он вообще устал?

На последний вопрос тяжело найти ответ. Что, скорее всего, является признаком того, что он устал и ему стоит остановиться. Переутомление или ещё что в таком духе. Он пересёк целый континент и три часовых пояса.

Питер продолжает идти. В какой-то момент он отойдёт от берега, высушит ноги, стряхнёт с них песок, наденет обувь и снова станет серьёзным. Но сейчас он просто вдыхает солёный океанский воздух, пока его мозг на автопилоте двигает его вперёд, и это замечательно.

Поздно. Темно. Но это временно.

Особо не задумываясь, Питер продолжал идти. Движение машин было минимальным, если оно вообще существовало. SR 1 не предназначена для пеших прогулок, но он всё же не обычный человек. Не то чтобы… Мистер Старк, он был особенным, но абсолютно другим образом. И даже когда на нём не было брони, он всё ещё оставался особенным, но не как…

Питер обладает собственными уникальными уровнями выносливости, силы, способности пересекать дорогу не тем людям, и он продолжает шагать вперёд, минуя населённые пункты у побережья и глядя на поднимающееся над линией горизонта солнце.

И в какой-то момент усталость накрывает его с головой.

Мне нужно остановиться, говорит он самому себе. Даже если в конце всё получится. Мне нужно остановиться. Я не хочу чувствовать усталость. Не когда… Я так близок, мне не нужно быть уставшим. Ты знаешь, что случается, когда ты устаёшь.

Страх прошивает его, неожиданно, словно бы навёрстывая упущенное до этого время. Все дни, в которые он игнорировал потенциальные последствия его решения, накатывают на него, сливаются в одну нависшую над его сердцем иглу: если он не может положиться на самого себя, он в дерьме.

Недостаток сна ведёт к галлюцинациям. Текущее их отсутствие, с тех пор, как он вышел из питтсбургского автобуса, напрягала. Целью было избавиться от него, и теперь его нет, но Питер чувствует себя голым и задумывается о том, а действительно ли он здесь, ведь вся ночь казалась эфемерной, и что если его разум вновь его подводит, что если его разум вновь его подводит, что если он уже сошёл…

Он сходит с дороги в сторону холмов. Осознаёт, что из него сейчас выйдет отличный скалолаз. Это, конечно, не высотки Нью-Йорка, но тоже неплохая альтернатива. Когда солнце окончательно поднимается, он находится на значительном расстоянии от автострады, шума машин уже он точно не услышит, и, чувствуя, как гулко бьётся сердце в горле, он находит укромное защищённое местечко среди камней, которого, наверное, до него не касалась рука человека, и устраивается поудобнее.

Его будит тихое жужжание.

Питер приоткрывает глаза, прикрывая их рукой от солнца. Оно не в зените, так что сейчас, решает он, должно быть ближе к вечеру. Не те здоровые восемь-девять часов сна, но он был близок, и он бы чувствовал себя лучше, если бы буквально не спал на камнях, и об этом ему уже напоминает собственная шея.

Над ним молчаливым наблюдателем висит дрон.

Глаза Питера окончательно распахиваются, и сам он замирает в ожидании того, что произойдёт дальше. Вооружён ли он. Попытается ли стрелять. Но ничто не говорит ему об опасности, так что он просто смотрит в ответ.

Только после того, как он наконец меняет позицию, чтобы нормально сесть, дрон начинает движение. Он отворачивается от него, и начинает лететь вниз, в сторону магистрали.

Питер колеблется всего секунду, после чего натягивает на голову капюшон и следует за ним.

Дрон приводит его на окраины того, что, как быстро понимает Питер, является Малибу. Он прошёл – быстрым шагом, скорее всего, а для него это что-то значит – значительное расстояние, прежде чем сдался. И теперь, находясь здесь, он осознаёт, что не имеет ни малейшего понятия, где именно находятся остатки того, что было домом мистера Старка.

Осознаёт, что сейчас это не имеет значения.

Дрон направляется прямо к дому на окраине города. Он находится в относительном отдалении от соседей, незаметном для чужого глаза – немного дальше, может, парочка высоких деревьев вокруг. Питер запрыгивает на забор, видит бассейн на заднем дворе, видит как дрон залетает внутрь дома.

Ладно, думает Питер. Он роняет сумку на лужайку и поднимается, внимательно изучая взглядом стеклянные двери на заднем дворе. Не обязательно готовый к битве, но… готовый.

Он не знает, что именно чувствует: его дыхание ровное, но сердце всё ещё стоит в горле. Это не момент истины, или расплаты, или ещё чего-либо. Просто момент. Возможно, ключевой, как когда Ник Фьюри впервые пришёл за ним в Венеции. Лишь здоровое ощущение опасности, и ничего более.

Кто-то выходит в поле зрение изнутри дома. Питер откидывает капюшон. Фигура делает шаг вперёд, едва заметно прихрамывая.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Квентин… мистер Бэк… Бэк. Его голос звучит ровно, но в нём всё же можно услышать нотки любопытства. Питер узнаёт и долю угрозы, но в основном это просто вопрос.

– Ты реален? – произносит Питер быстрее, чем успевает осознать, что вообще что-либо сказал.

Квентин… Бэк… Он останавливается, склоняет голову на бок.

– Что?

Питер сглатывает, прикладывая все возможные усилия, чтобы держать себя в руках, не переходить сразу к худшему из возможных сценариев.

– Ты реален, – повторяет он. – В плане, это ты. Действительно ты. Реальный человек.

Питер не знает, как его называть. Становится ясно, что это не его Квентин; не постоянный спутник последних нескольких дней. Квентин знал каждую его мысль, потому что он был в голове Питера. Этот Квентин… мистер Бэк… он не знает. Не знает, зачем пришёл Питер. Наверное. Он не знает, через то прошёл Питер с их последней встречи. Однозначно.

Потому что это знает только Питер. Потому что он держал это при себе.

Бэк смотрит на него, и Питер вспоминает этот взгляд. Он вспоминает, как чувствовал себя под этим взглядом, когда на него надвигались, уверенно шагая вперёд, загоняли в ловушку. За этим многое скрывается, теперь Питер знает – нельзя зайти так далеко без должного расчёта – но внезапно взгляд исчезает.

Бэк не отводит глаз, но Питер замечает смену в его манере поведения. Твёрдость уступает место задумчивости.

И когда он вновь начинает говорить, его голос звучит так мягко. <>iКак в тот первый раз.

– Да, – кивает Бэк. – Это я. Я реален. Я реальный человек.

– Но ты умер, – вырывается следующим у Питера. – Как это действительно можешь быть ты, если ты мёртв?

Бэк пожимает плечами, и теперь из их общения пропадает всякая формальность.

– Мне говорили, что я достаточно хорош в иллюзиях, – произносит он с долей веселья в голосе. – Ты полагался лишь на свои глаза, верно? И на ЭДИТ. А рядом со мной…

– …Им нельзя доверять, – заканчивает Питер. Он скорее шепчет самому себе, но несмотря на расстояние между ними, Бэк может его слышать. Его взгляд фокусируется на боку Бэка, и он вспоминает хромоту. – Но в тебя всё-таки попало?

Бэк невесомо касается рёбер, кривя губы.

– Да. Но едва ли что-то смертельное. А что?

– Я не… Я не знаю, – поражённо произносит Питер. Он в принципе не знал, чего ожидать, но явно не этого. – Ужасно, когда людям больно. Я не хочу, чтобы другие страдали.

– Даже я, – говорит Бэк, не сводя с него взгляда, и в его тоне слышно недоверие.

– Даже ты, – подтверждает Питер, и он говорит это искренне.

– Так всё же, зачем ты здесь? – снова спрашивает Бэк.

Питер открывает рот.

Осознаёт, что никоим образом не может объяснить своё появление так, чтобы это не звучало, словно бы он окончательно сошёл с ума.

Цель его прихода в том, чтобы его вернуть. Вернуть контроль над собственным разумом. Оправиться. А он даже объяснить не может…

Но его инстинкты привели его сюда. Ни разу не подвели. Он гладко пересёк всю страну, настолько гладко, насколько это возможно, особенно учитывая, что он в общегосударственном розыске. Его изначальный порыв отправиться в Малибу был верен. Он также достаточно быстро отрёкся от возможности похода в дом мистера Старка. Он пришёл прямо сюда. И у него была на то причина.

Начни с этого.

Питер пробует снова.

– Мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь, – скептически повторяет Бэк.

У него никак не получится сделать всё верно. Никак.

– Да, – говорит Питер. – Я пришёл к… осознанию, думаю. После… После всего, что ты сделал, – и, о, он до сих пор может цедить это сквозь зубы, он всё ещё знает, на ком лежит часть вины, – я не думаю, что я… я не… я не могу…. от меня никакой пользы, для кого-либо, теперь. Мои друзья, моя семья, все, кто обо мне заботятся – они скажут, что хотят мне помочь. Наверное, это так. Но теперь я обуза. Мне нельзя доверять, и у меня есть суперсилы. Я просто спугну их, подвергну опасности, это просто нечестно, но ты…

Он замолкает, но Бэк не отвечает, лишь продолжает стоять, размышляя над его словами. Он, однако, ловит каждое слово Питера, тот вдруг осознаёт. Действительно слушает. Его лицо ничего не выражает, он не пытается подбадривать Питера, или насмехаться, или злорадствовать, или ещё что-либо. Это настолько как прежде, что ему больно, его сердце сжимается, и Питер делает осторожный шаг вперёд.

– Ты знаешь, что ты сделал со мной, – говорит Питер. – Может, ты проделывал подобное с другими людьми. Не знаю. Надеюсь, нет. Но ты понимаешь, как никто другой. Так что мне нужна твоя помощь.

Бэк окидывает его задумчивым взглядом.

– Ты действительно не в порядке, – говорит он.

Питер качает головой.

Бэк ещё с минуту обдумывает ситуацию. Питер ему позволяет. На этот раз говорил именно он, осознаёт Питер, – он тот, кто раскрыл большинство своих карт – и сделал это не задумываясь. Что-то перекрывало ему воздух во время каждого разговора с Сэмом. С Роуди. С Недом, и ЭмДжей, и тётей Мэй. Но сейчас это было легко.

Это должно значить, что он всё делает правильно, верно?

– Хорошо, – говорит Бэк, и Питер резко вскидывает голову. Бэк даже не дёргается, и Питер понимает, что вот оно. Вот оно. Вот оно, наконец. – Иди сюда.

Его ноги слушаются. Задний двор просторный – как и сам дом – но это не настолько большое расстояние. Он идёт навстречу Квентину, и затем без колебаний преодолевает последние пару шагов гораздо быстрее, раскрывая руки и заключая его в объятия, утыкаясь лбом в чужую грудь.

Квентин резко шумно вдыхает, и Питер тут же ослабляет хватку, но не размыкает рук.

– Прости, – бормочет он ему в рубашку, затем поднимает голову вверх, с удивлением замечая, как всё плывёт перед глазами, когда слёзы снова затуманивают его взгляд. – Я забыл. Пулевое ранение.

– Ах, – говорит Квентин. Он поднимает собственные руки, и Питер чувствует, как они обвивают его спину, сцепляясь между собой, и снова позволяет себе расслабиться, склоняя голову, глядя в сторону, а не в лицо Квентину, и просто чувствуя… тепло. Всё правильно. Словно бы всё станет лучше. Словно бы у него есть, к чему стремиться. – Не беспокойся об этом. Тебе нужен кто-то рядом? Я могу помочь.