Кружево и сталь (СИ) [outlines] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Только там, где алым метит солнце спину горизонта,

Где сирень кудрявит ситец и поёт прибой,

Где пушистая пшеница и как лезвие осока,

Где парящей в небе птицей голос твой, -

Там мои обнимешь плечи, ветром волосы встревожишь -

Только там открыты двери нам с тобой.

В лицо ему бил холодный ветер. Тугие струи воздуха мешали смотреть, заставляя глаза слезиться. Легкие скручивало от потока кислорода и голову кружило от невероятной скорости, с которой летел Арей.

Упругими толчками ветер ударял по огромным крыльям за его спиной. Арей видел собственное отражение в зеркальной глади реки, над которой он проносился, и ощущал, как брызги приятно холодят лицо и шею. Руки и босые ноги мужчины мерзли, но он продолжал с силой взмахивать крыльями, ощущая бешеные удары воздуха в маховые перья. Ему было так хорошо.

Обогнув реку, Арей вскинул голову к солнечному небу, которое то тут, то там покрывали ватные клочки облаков. Распахнув крылья, он позволил тугому давлению ветра заполнить каждое пористое перышко, и взмыл вверх, всё больше набирая высоту.

Солнце его не слепило, Арей мог смотреть на огненный шар, не щурясь. Он ворвался в туман облаков, взвихряя их, и холодный воздух плотным коконом окружал его, стрелой мчащегося ввысь, туда, за границу материального и земного. Восторг, чистый и незамутненный, вспарывал грудь.

Но внезапно что-то переменилось. Прохлада, окружавшая его, сменилась духотой. Легкие пятна облачков потемнели и стали увеличиваться, закрывая лазурные небеса, и сквозь их мгновенно сгустившийся мрак уже едва виднелся яркий луч, пробивавшийся сквозь узкую щель. Луч этот раскалился докрасна. Арей явственно ощутил запах серы. Воздух уже был не просто горячим, он стал обжигающим паром. Пропитавшиеся влагой перья едва позволяли крыльям совершать судорожные махи. Небеса пошли трещинами, и Арей понял, что он больше не поднимается к чистому небосводу. Он с нечеловеческой скоростью несется к земле, и его тело ему больше не повинуется. Темные облака стали высушенной почвой, в расщелинах которой кипела лава.

Арей не закричал.

Он устал. Он покорится… и в этот раз. До земли оставалось не больше тридцати метров. Легкие обжигал раскаленный воздух.

Двадцать метров.

Он знал, что те, кто обрезают свои крылья, непременно упадут. Либо ты паришь, либо низвергаешься. Либо ты Свет, либо Тьма. И он выбрал Тьму. Так пусть же она примет его в свои липкие, душные объятия.

Десять метров.

Он готов.

Ещё один вдох. Ещё один взмах.

========== 1. Крылатый убийца ==========

Подойди ко мне поближе, дай коснуться оперенья,

Каждую ночь я горы вижу, каждое утро теряю зренье;

Шелком - твои рукава, королевна, ясным месяцем - вышито небо,

Унеси и меня, ветер северный, в те края, где боль и небыль.

Арей медленно открыл глаза. Темнота осторожно, будто нехотя, отступала. Сон. Просто сон.

Снова тот же сон.

Тяжёлая пелена кошмара спадала, уступая место прохладному утру реальности. Вокруг стояла такая непроницаемая тишина, какую редко встретишь в ранний час на природе. Но Арей ощущал затхлость земли и влажность озера, а значит, он проснулся там же, где его сморил сон, а именно под самодельным еловым навесом на берегу небольшого водоема.

Ощутив покалывание в пальцах, мужчина опустил голову. Его правая рука сжимала тяжелый двуручник, а на левой, удобно утроив её под щеку, спала Пелька. Кустистые брови мечника сошлись на переносице. Он попытался осторожно высвободить руку, но тонкие девичьи пальцы держали цепко. Мужчина предпринял ещё одну попытку, но тут девушка пошевелилась и приоткрыла сонные глаза, в недоумении уставившись на Арея.

— Ты тут… Ну, моя рука, она у тебя… Затекла, в общем, — неуклюже договорил мечник и довольно грубо выдернул ладонь из-под щеки Пельки.

Девушка с грустью смотрела, как Арей неловко поднялся и, выбравшись из-под навеса, грузной походкой направился к озеру.

Их путешествие длилось шестой день. И если поход к скалам в поисках утраченной частицы первоматерии был долгим и трудным, то путь обратно был отнюдь не легче. Ведь туда они шли не одни, у них были тыл и поддержка. Возвращались же они лишь вдвоем.

Опустив руки в прохладное озеро, Арей зачерпнул пригоршню воды и плеснул на лицо, прогоняя остатки дурного сна. Однако на дне души всё ещё тлела безнадежная тревога. На том развороченном магией каменистом клочке земли он потерял не только товарищей. Там он навсегда оставил уверенность в однажды избранном пути.

Набрав ещё воды, мечник протер шею и затылок. Он не знал, что делать дальше. Оставить Пельку и вернуться в Приграничье, в свою одинокую башню, и коротать там ещё несколько столетий, пока его не призовут для очередного задания? Однако барон мрака понимал, что теперь он уже не сможет просто так отделаться от девчонки. Она доверилась ему, она ему открылась. А ещё в голове набатом звучали слова рыжеволосой Магеммы: «Твоя дочь будет похожа на неё». Арей понимал, что этого не может быть в принципе, однако вязь этих строчек опутывала его побегами самообмана, распускаясь бутонами надежды.

О Тартар, как всё могло лишь за пару недель так усложниться? Столько веков он прожил в относительном покое, и годы проносились мимо него, как дни. Но, встретив Пельку, Арей не просто развернул свою жизнь на сто восемьдесят градусов, он перевернул её с ног на голову.

Оглянувшись через плечо, мечник заметил, что девушка уже покинула их наскоро сооруженный шалаш и хлопотала вокруг потушенного накануне костра. Её тощие руки ерошили отсыревшие за ночь поленья. Она была босая, на носу небольшая царапина.

В груди мужчины что-то болезненно скрутилось и толкнулось. От неожиданности приложив руку к пульсирующей точке, Арей удивленно выдохнул. Там давно уже была сосущая пустота, которую ничем нельзя было заполнить. Но сейчас что-то упорно полыхало между его ребер, причиняя нестерпимую душевную боль и наполняя позабытым теплом. Он почувствовал, как оковы мрака на мгновение перестали стягивать его железными тисками и дали вдохнуть полной грудью. Он почувствовал себя живым.

Тяжело ступая, Арей приблизился к огню и уселся рядом с Пелькой. Она уже достала из льняной сумки скудные припасы и разложила их на плоском камне. Подняв на мечника глаза, девушка улыбнулась чуть грустной улыбкой и поинтересовалась осипшим со сна голосом:

— Может, вы скажете, наконец, куда мы направляемся?

Мужчина взял из её рук короткий нож, с которым девушка не расставалась, и принялся нарезать большими кусками тушку кролика. Он поймал его вчера и освежевал, а Пелька зажарила на костре. Это была их первая нормальная пища с тех пор, как они покинули место последнего пристанища Камень-головы.

Арей медлил с ответом, потому что сам ещё толком не знал, куда им держать путь. Будь он один, всё было бы проще, но с ним Пелька, и он не может бросить её. Не бросил бы, даже если захотел.

— Пока не знаю, — размеренно проговорил он, передавая девушке кусок крольчатины. Та сразу впилась в сочное мясо мелкими белыми зубами. — В Запретных землях нам делать нечего. В мире лопухоидов я не был уже несколько столетий. Остается лишь одно место.

— Какое? — поинтересовалась Пелька, отирая запачкавшийся жиром подбородок.

— Лысая Гора, — ответил Арей, — но телепортировать из Запретных земель мы не сможем. Хоть Камень-голова и исчез, рисковать не стоит. Так что вернемся в Приграничье, там у меня есть пристанище. Я прихвачу кое-что с собой, и мы отправимся на Лысую Гору.

— Хорошо, — кивнула девушка, блаженно щуря глаза и растягиваясь вдоль костра. Судя по всему, ей было всё равно, что это за гора такая и почему именно там они будут в наибольшей безопасности. Она привыкла разбираться со всем на месте.

Арей следил за ней исподлобья. Ему нравилось наблюдать за Пелькой. Она вся была словно сгусток противоречий. То смелая до безрассудства, то вдруг трепетная, как лань, пугающаяся любого шороха леса. Порой она могла болтать без остановки, изматывая мечника бесконечными вопросами и пространными монологами. А затем вдруг замолкала на несколько часов, и взгляд её подергивался тоскливой дымкой. Арею нравились её живость и непосредственность, и милая застенчивость, которую девушка прятала за нарочитой грубостью.

А ещё ему нравилось её худое, гибкое тело, глаза цвета ореховой скорлупы и насмешливая линия губ. Когда Пелька разводила костер или рвала еловые ветки для их шалаша, он следил глазами за движениями тонких рук. По вечерам, когда эти самые руки изящным движением поднимали наверх волосы, чтобы они не мешали во сне, взгляду Арея открывалась длинная белая шея. Ему хотелось незаметно приблизиться и осторожно подуть на тонкие влажные завитки волос, падавшие на выступающие шейные позвонки. А ночью, когда во сне девушка неожиданно прижималась к его бедру, у мечника перехватывало дыхание и он резко откатывался на другой конец самодельного ложа. Однако по утрам Арей неизменно просыпался в кольце её рук.

Что же ему с ней делать?

***

Через час, затоптав костер и тщательно скрыв следы своей ночевки, Арей и Пелька двинулись в путь. Барон мрака был угрюм. Он о чем-то сосредоточенно думал и время от времени быстрым и цепким взглядом окидывал дорогу.

Пелька же, напротив, была бодра и улыбчива. Чем дальше они удалялись от места гибели Грустного и всего их отряда, тем больше оживала девушка. Её юность и жизнелюбие не позволяли Пельке долго унывать, а потому кандалы грусти постепенно спадали, и она становилась всё более разговорчивой.

— А почему мы каждый раз стараемся спрятать наши следы? — спросила девушка, когда они с мечником вышли на широкую каменную тропу и направились на восток.

— Я не хочу, чтобы кто-то смог напасть на наш след.

— Зачем кому-то искать нас? Частица Камня-головы у того человека с посохом. Все наши погибли, все противники тоже. Миссия провалена, но не по вашей вине. Разве вы кому-то ещё нужны? — удивилась Пелька.

Мужчина невесело усмехнулся.

— Во-первых, в Запретных землях ты всегда кому-то можешь пригодиться. Или как приманка, или как наживка. В крайнем случае, как ужин. А во-вторых, моей миссией было умереть. Но я жив, и мне за многое придется держать ответ.

Шаги Арея были широкими, и Пелька не поспевала за ним, временами забегая немного вперед, стараясь заглянуть мужчине в лицо.

— Перед вашим хозяином, да? Он разозлится?

Арей резко остановился. Грозно глянул на девушку.

— Последний раз говорю, у меня хозяев нет, — сквозь зубы процедил он. — Но да, тот, кто собрал отряд и направил нас в горы на поиски частицы, не обрадуется новостям. У Лигула были на неё большие планы.

— Он что же, соберет новый отряд, этот ваш Лигул?

— Сомневаюсь. Наша группа была уже второй потерпевшей неудачу, а о том, что Камень-голова исчез, нашему горбуну уже доложили. На поиски артефакта у него уйдет какое-то время. И, думаю, немалое.

— Тогда почему вы думаете, что он захочет вас видеть в ближайшее время?

Мечник не ответил, только немного замедлил шаг и мазнул по Пельке странным взглядом.

Спустя несколько часов путники свернули с главной дороги и подошли к заросшему оврагу, который полого спускался к речке. Вернее, «речка» в данном случае звучало слишком гордо. Это был скорее широкий ручей, засыхающий, зарастающий водорослями. Но вода в нём была чистая и свежая, что для этих мест являлось большой редкостью. Смочив пальцы в водоеме и осторожно облизав их, Арей удовлетворенно кивнул. Достав из-за пазухи две походные фляги, свою и Пельки, он наполнил их прохладной жидкостью. Идти им ещё не меньше недели, а где потом удастся раздобыть питьевой воды, неизвестно.

— Почему мы идем по главной дороге, если вы так не хотите нежеланных встреч? — поинтересовалась Пелька, усевшаяся на землю и возившаяся со своими башмаками.

Мужчина плотно закрутил пробки фляг, отряхнул руки и выпрямился.

— Непролазные леса — самый очевидный путь для тех, кому есть, что скрывать. А пожилой мужчина и девчонка, бредущие спокойно по главной дороге, едва ли вызовут большое подозрение.

— Во-первых, — пропыхтела Пелька, стаскивая правый ботинок, — вы почти всегда в своём плаще, и потому облик ваш постоянно меняется. И порой этот облик крайне подозрительный. А во-вторых, с чего вы взяли, что вы старый?

Арей подошел к девушке и, перехватив её за руку повыше локтя, резко дернул наверх, помогая подняться. Она вскинула на него глаза, горевшие недоумением.

— Во-первых, подозрительных личностей здесь, в Запретных землях, хватает и без меня. А во-вторых, девочка, я не просто стар. Я древнее камней, по которым ты ступаешь.

Пелька отвернулась, насупившись.

— Я имела в виду, что вы не выглядите старым. И я не девочка. Мне восемнадцать!

— По сравнению со мной, ты зародыш, — ухмыльнулся мечник в бороду.

Он хотел добавить ещё что-то, но его слова заглушил короткий взвизг Пельки, которая с разберу вошла в ледяную воду.

Остаток дня они провели, шагая по пыльный мощеной дороге. Пару раз им встретились маги, которых Арей, не напрягаясь, разглядел сквозь морок, но в целом тропа была на удивление безлюдной. Когда стало темнеть, мужчина ускорил шаг, и Пельке пришлось почти бежать за ним. На ночлег они устроились в крохотной рощице, отделенной от главной дороги глубокой лощиной. При свете дня пройти её было легко, а вот в темноте туда вряд ли бы кто-то сунулся.

Этой ночью мечник долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, время от времени поворачиваясь к Пельке и разглядывая девчонку в неясном свете луны. Черты её лица были крупными, но изящными, и ему захотелось дотронуться до него.Он уже потянулся к ней, но девушка сморщила во сне носик и, вскинув руку, перехватила ладонь мечника, крепко прижав её к себе. Арей не шевелился, боясь, что она проснется. Спустя несколько минут его веки отяжелели.

Во сне он снова летал.

========== 2. Неизбежность ==========

Из кувшина через край

Льется в небо молоко;

Спи, мой милый, засыпай,

Завтра ехать далеко.

Рассвета искал -

Ушел невредим,

Меня целовал

Не ты ли один?

Пелька сидела на стволе поваленной березы, шевеля босыми пальцами ног. За время их путешествия они огрубели и покрылись небольшими, но болезненными мозолями, которые она оборачивала мягкой тканью, отправляясь в путь.

Арей, устроившись напротив, точил свой огромный меч. Он любил эту работу, она была монотонной и занимала руки, в то время как голова была свободна для долгих размышлений. Но сегодня думы не думались, а все его мысли сосредоточились на узких изящных стопах девушки.

Он вдруг вспомнил, как однажды вечером она пустилась в пляс у костра. Её движения были порывисты, она закрыла глаза и целиком отдалась танцу, стремительно кружась по влажной от дождя траве и не обращая на Арея никакого внимания. А он следил за ней жадно, кожей осязая каждый её шаг. Когда Пелька резко проносилась мимо него, мужчину обдавало её запахом. Она пахла юностью и яростью, длинными ногами под платьем, звонким смехом и ореховым взглядом, прожигающим нутро. Она пахла жизнью.

Мечник раздраженно потряс головой, отгоняя назойливые воспоминания и ругая себя последними словами. Но взгляд его даже сейчас против воли заскользил выше, по щиколотке, теряясь в складках грубой льняной юбки. Юбки, подол которой неожиданно поднялся вверх, обнажая стройную смуглую ногу.

Точильный камень выпал из рук.

— Ох! — послышался изумленный вскрик Пельки. — Где это я умудрилась поставить такую царапину! Гляньте!

Но Арей уже поспешно поднялся и, отводя взгляд в сторону, глухо произнес:

— Я пойду омоюсь, пожалуй.

Прихватив оружие и ни разу не обернувшись, мужчина тяжелым шагом спустился по склону холма, на котором они решили заночевать. Вечер ещё не угас, и пламенный диск солнца только полчаса назад неохотно начал сползать к горизонту. Но путники так вымотались за этот день, что решили пораньше устроиться на привал.

Место нашла Пелька. С противоположного берега она увидела отвесный склон, с которого низвергался небольшой водопад. Сам холм был зажат скальными стенами и казался местом уединенным и идиллическим.

И вот теперь Арей стоял у его подножия, медленно скидывая пропитавшуюся потом одежду. Задержав дыхание, он встал под холодные струи водопада, монотонно несущиеся вниз. Мечник надеялся, что ледяная вода остудит его разум и тело, но это не помогало. Чертова девчонка!

Зачем только он заметил тот синий платок на грязных досках моста чуть больше месяца назад. Зачем он потянул его к себе, запустив тем самым процесс необратимых изменений, и кости домино стали рушиться одна за другой.

Он позволил себе привязаться. За этот короткий месяц, показавшийся ему вечностью, он не заметил, как взошли в нём ростки симпатии. Как эта симпатия стала взаимной и расцвела влечением и заботой. Как всё это в конечном итоге стало слабостью.

Его слабостью.

Его гигантской брешью.

В бессильном гневе Арей ударил кулаком по влажной скале. Костяшки тут же взорвались болью, и камень окрасился алым. Мужчина тупо смотрел на свою кровь, стекающую вниз, а через мгновение её смыли струи водопада.

Присев на небрежно брошенный плащ, чтобы обсохнуть, Арей резким движением провел рукой по волосам. За последние недели в них и в густой бороде засеребрилось ещё больше седины. А маленькая точка в центре груди пульсировала всё болезненней.

Когда мечник вернулся на плоскую вершину склона, Пелька уже развела огонь и разложила их скромный ужин на две кучки — ему побольше, себе поменьше. Она была всё ещё босая, но юбку натянула почти до самых пят, следя за Ареем ироничным взглядом. Однако в глубине притаились настороженность и смущение.

Не сказав ни слова, мужчина уселся у костра и взял протянутую девушкой миску. Они ужинали в полном молчании, слушая треск прогорающих веток и шум воды, разбивавшейся внизу о скалистые выступы холма. Пелька смотрела на огненные отблески, рисующие на примятой траве причудливый узор. Арей смотрел на Пельку.

Когда она поднялась, чтобы забрать у него опустевшую посуду, взгляд её упал на разбитую руку мечника. Нахмурившись, девушка присела рядом.

— У вас кровь, — она оторвала от подола небольшой кусок льна и, смочив его водой из своей фляжки, осторожно приложила мокрую ткань к ранам. Аккуратно, стараясь не причинить боли, она промокнула кровь, а затем растерянно посмотрела на Арея. Тот следил за ней расширенными зрачками, так и не произнеся ни звука.

Он по-прежнему молчал, когда девушка склонила голову и прижалась к ссадинам теплыми губами. Касание было невесомым и длилось всего несколько секунд, но, когда она отстранилась, место поцелуя жгло, как клеймо.

— Девочка… — едва различимый шепот замер у мечника на губах.

Так нельзя, вертелось у него в голове.

Этот запрет назойливо дробился и гудел в ушах, когда внезапно Арей одним резким движением сгреб платье на её груди и притянул к себе. Пелька всё ещё сжимала его вторую руку, глядя, как мужчина наклоняется к ней, медленно, будто давая возможность одуматься. Ей или себе.

Но ни один из них не успел этого сделать, потому что в следующее мгновение их губы встретились.

Много, много лет назад Арей уже ощущал нечто подобное — сияющий, дурманящий восторг. Он вдыхал его, давился им и боялся расплескать, как вино в наполненной до краев кружке. Но в этот раз — по-другому. Всё было иначе сейчас, когда его губы сминали губы девушки и заглушали её робкие протесты.

Пелька не была против поцелуя. Скорее, против самой себя, против неумолимого, пугающего своей силой чувства к этому мрачному мужчине, что зрело в ней с первого дня их встречи. Его губы были сухими и обветренными, от него пахло дымом и потом.

Большое, грузное, но прекрасное в своей убийственной свирепости животное.

Её никто никогда так не целовал. Нет, неправильно.

Её никто никогда не целовал.

До него.

Подтянув девушку повыше и усадив к себе на колени, мечник просунул свою широкую ладонь в вырез платья, стараясь добраться до груди. Пелька была робкая, податливая, и это опьяняло.

— Открой рот, — выдохнул он, не прекращая поцелуя, отчего слова прозвучали приглушенно. — Впусти меня, не бойся.

Когда язык Арея проскользнул в мягкую теплоту её рта, девушка запрокинула голову, обхватив руками мощную шею мужчины. Его жесткая борода раздражала нежную кожу и грудь болела от грубых ласк, но ей было всё равно. Происходящее было для неё ново и неизведанно, но почему-то Пелька знала, что это правильно. Она хотела, чтобы этот исковерканный, изломанный мужчина обладал ею, и именно так. Чтобы она стала его, навсегда.

Арей скользнул рукой ниже и обхватил её талию, прижимая Пельку к своим бедрам. Он плавился во льдах и горел в пламени Тартара.

Он хочет эту девчонку. И он возьмет её.

Что ему с того, что между ними пропасть длиной в вечность? Стражи мрака всегда потакали своим страстям.

Девушка неожиданно подалась вперед, вплотную прижавшись к его груди своей. Арей ожидал, что дарх, как всегда, прошьет его болью. И он не ошибся — острым шипом пробило тело, но боль исходила не от серебристой сосульки. Она шла от центра груди, от того самого места, где долгие сотни лет жила лишь опустошенность.

Перед закрытыми веками вспыхнуло пророческое: «Твоя дочь будет похожа на неё». Мечник знал, что стражи мрака бесплодны, ведь они не способны на главное — на то, что порождает жизнь. На любовь.

Арей резко оттолкнул от себя Пельку, скинул её с колен и рывком поднялся на ноги. Раскрасневшаяся, растерянная, девушка пыталась стянуть на груди платье, чтобы прикрыться.

Проведя пятерней от лба до макушки, что у него означало крайнюю степень волнения, мечник отвернулся и отошел на пару шагов. Он пытался выровнять дыхание и успокоить мысли, но они разбегались в стороны, как непослушные дети. Наконец, он хрипло произнес, не оборачиваясь, лишь слегка повернув голову в сторону Пельки:

— Прости меня. Этого больше не повторится. Я просто… Я пойду пройдусь.

Она молчала, крепко сжав зацелованные губы и глядя на его массивную удаляющуюся фигуру, когда две крупные слезы скатились по её щеке. Отерев их ладонью, Пелька изумленно уставилась на мокрые пальцы. До этого она плакала лишь раз — когда потеряла родителей. Неужели этот мужчина смог нанести ей рану такой же силы?

А слезы всё лились и лились, и не из-за того, что произошло. Его извинение — вот что уязвило девушку. Как будто он не мог допустить даже мысли о том, что она тоже хотела этого. Что он мог быть искренне желанным.

Что он мог быть любим.

========== 3. Глаза смерти ==========

Словно раненый зверь, я бесшумно пройду по струне;

Я не стою, поверь, чтоб ты слезы лила обо мне,

Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме - по бруснике во мхе

До ворот, за которыми холод и мгла, - ты не знаешь, там холод и мгла.

Арей пробирался по горным уступам, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Да что с ним такое? Хотя вопрос был скорее риторический, ведь в глубине души мечник прекрасно знал, что именно с ним.

Он привык быть один. За тысячи лет своего существования он смог принять многое: изгнание из Эдема, лишение крыльев, собственное одиночество и бесконечное, неотступное чувство падения в темную бездну. Барон мрака уже почти смирился с безнадежным течением лет, и его горячий нрав постепенно начал затухать, а на смену ему пришел хрупкий покой.

И тут вдруг — как гром среди неба, как внезапная болезнь, которой у стража мрака быть не может — эта девчонка. Она пошатнула едва установившееся равновесие его жизни, монотонный бег однообразных дней. Она внесла смуту в его мысли. Она взволновала его тело.

Она позволила ему поверить в то, что невозможно.

А он боялся верить. И боялся хотеть.

— Если в тебе недостаток веры, то бытие не верит в тебя, — проскрипел рядом тонкий голосок.

Арей резко обернулся, уже зная, кого увидит. Облокотившись о толстый ствол многовековой сосны, на него, прищурив глаз, смотрела Мамзелькина. Она была в рейтузах, в высоких, видавших виды сапогах и гусарском мундире, лихо накинутом на одно плечо. Высушенная тыква с адским пойлом исчезла, зато теперь в руках старушки покачивалась бутылка из мутного стекла. Мечник подозревал, что жидкость в ней едва ли ниже градусом, чем прежняя.

Он подошел и устало оперся о дерево рядом с Аидой. Та зубами выдернула из горлышка пробку, хлебнула чуток и молча протянула ему бутыль. Арей пригубил. Насчет крепости он не ошибся.

— Хорошие слова, — произнес он, когда жгучий напиток пролился в горло, согревая и расслабляя. — Кто это сказал?

Мамзелькина сморщила красный носик:

— Так, один китайский философ. Такой древний и такой мудрый, что многие до сих пор спорят о том, жил ли он на самом деле. Я-то точно знаю, что да.

— Потому что ты его и прибрала? — ухмыльнулся Арей.

Аида Плаховна поджала тонкие губки.

— Выраженьица, однако. Но правда твоя, приходила я к нему. Он одряхлел и устал, однако ум его по-прежнему был острым, как бритва, и мудрость не угасла. Заговорил меня, пакостник, так, что я у него аж на целых семнадцать минут задержалась! Ты подумай!

Старушка приподняла бровки и толкнула мечника в бок, призывая его подумать и вместе с ней подивиться хитрости философа и бесконечным тайнам бытия, в котором есть место опоздавшей смерти.

— Однако ж от твоей косы мудрость его не уберегла, — задумчиво пробормотал Арей и ещё раз отхлебнул забористого пойла.

Аида отобрала у него бутылку.

— Нет, Ареюшко, от неё, родимой, ничто не убережет.

Мечник сумрачно глянул на Мамзелькину.

— Ты ведь явно не по работе притоптала, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал он.

Старушка скосила глазки в бок.

— Экий ты грубый становишься, как чуть выпьешь, — попробовала она обидеться. Но, увидев, что Арей на её жеманство не повелся, посерьезнела. — Говорила я тебе не ходить в тот трактир. Говорила? Так. Ты не послушал. Теперь поздно.

— Я же жив, — барон мрака дернул плечом.

— А я не о об этом пеклась, родимый. То, что ты не помрешь, я уж загодя знала. Да только вот что толку от жизни твоей, м? Ты ж ведь моральный и физический тупик.

— Что? — ещё больше нахмурился мужчина.

— Здесь, — Аида Плаховна щелкнула его по лбу, — и здесь, — ткнула сухим пальчиком в грудь, — пусто. Совсем. Ты не знаешь, как и зачем тебе продолжать своё существование. Впереди тебя не вечность — безысходный мрак. Изо дня в день ты задаешься вопросом — а что дальше? И ответ всегда один — ничего. Пустота.

Мамзелькина, зажмурив один глаз, вторым посмотрела в горлышко бутылки. Поднесла ко рту, хотела хлебнуть, но передумал и заткнула её пробкой.

— К чему твои сентенции и пространные монологи? Ты не сказала мне ничего нового, Аида, — бессильно проговорил Арей.

— А к тому, родной, что ты повстречал ту, которая сможет тебя спасти.

Мечник резко отодвинулся от грубой коры и выпрямился.

— Ты про девчонку? — яростно сдвинув брови, рыкнул он. — Она меня не спасет, она меня погубит. И меня, и себя.

— Так и будет, если у тебя не хватит сил, — внимательно глядя на него, вкрадчивым голосом произнесла старушка. — В тебе ещё осталась благая искра, та самая, которую когда-то зажег в тебе Создатель, и которая не угасла до сих пор. Девушка может разжечь её и вернуть тебя к свету. Но только в том случае, если ты совладаешь с её любовью. Люди по глупости думают, что с любовью справиться легче, чем с ненавистью. Им не хватает ума и опыта понять — для того, чтобы вынести силу чьей-то великой любви, нужно мужество и стремление к созиданию.

Мечник смотрел на Мамзелькину страшным взглядом. Губы его шевелились, казалось, он повторял за старухой её слова.

— Запомни — не сдюжишь, погубишь её! Сбереги девушку, такой, как она, ты больше не встретишь, — провидчески отчеканила Аида. Причем в этот момент её обычный елейный тон и кокетливые ужимки исчезли без следа.

Плечи Арея поникли.

— Я не смогу, Аида, — тихо проронил он. — Я не знаю, как это. Я не умею любить.

— Ты просто забыл, — неожиданно мягко возразила Плаховна, и, приблизившись, положила руку ему на плечо. Несмотря на кажущуюся хрупкость, рука у неё оказалась каменно-тяжелой, что не удивительно, если подумать, какую ношу эта рука несла. — Ты вспомнишь.

Мечник всё ещё смотрел на неё потрясенно-недоверчивым взглядом. В его иссохшем, полумертвом сердце вспыхнул слабый фитиль надежды. Однако страх был тут как тут, готовый своими скрюченными пальцами погасить это пламя. Видя его метания, Мамзелькина произнесла:

— Планы-то у тебя хорошие были. На виду у всех вы в безопасности. Камень-голова утерян, пока наш горбун будет занят только этим, ты успеешь придумать, как спрятать свою зазнобу получше и уберечься самому. Отправляйтесь на Лысую Гору, а там поглядишь. В лопухоидный мир пока не суйтесь.

Тут старушка подобралась, посерьезнела, и в воздухе послышался неясный звон металла. Арей, будучи темным стражем, мог вынести звук Мамзелькиной косы, но в глазах у него всё равно потемнело.

— Видишь как, Ареюшко, пока мы с тобой тут кумекали, почили наш князь. Потороплюсь. Негоже такого большого человека заставлять ждать.

И старушка махнула ему рукой на прощание. В последний миг, перед тем, как тихо растаять в воздухе, Аида послала ему взгляд, который мечник не смог забыть. И много лет спустя он всё ещё помнил его. Там тревога мешалась с надеждой. Таких глаз у смерти быть не могло.

***

Возвратившись к месту ночлега, Арей увидел, что костер почти догорел. Уже смеркалось. Пелька, обхватив худые колени руками, сидела на том же самом месте, где он её оставил. При его приближении девушка вскинула на мужчину взгляд, полный горечи. Тот отвел глаза и, пошарив на земле, закинул в трепыхающийся огонь пару веток. Пламя тут же жадно обвило их, и дерево с хрустом содрогнулось в жарких объятиях.

Мечник подбирал слова. Как сказать девчонке, как объяснить?

Он осторожно уселся рядом с Пелькой, неподвижно уставившейся в одну точку, и выждал, пока она переведет взгляд на него. Произнес негромко:

— Не сиди на земле, простудишься.

— Вам-то что с того? — к девушке вернулась её обычная грубость, которой она всегда маскировала смущение и неуверенность. — Вы меня тут бросили.

— Я не бросал тебя, мне просто нужно было подумать в одиночестве. Привести мысли в порядок. То, что произошло…

— Никогда не повторится, знаю! — оборвала его Пелька.

Она не понимала. Всё в этом мужчине было запутанным и неправильным, одно противоречило другому. Знания Пельки о стражах мрака ограничивались в основном их навыками в бою и магической силой, и потому она не могла понять внутреннего надрыва Арея, его трагедии, его столетних печалей. Он привязался к ней, девушка точно это знала. Так почему же он отталкивал её? Почему ночами, когда мечник думал, что она спит, он прижимал её руку к груди или тихонько сдувал со лба пряди, а днём бросал на Пельку враждебные взгляды?

Мужчина долго смотрел на худые запястья девушки, на её маленькие ступни, запачкавшиеся землей, и у него щемило сердце и кружилась голова. Сможет ли он? Справится ли?

Арей никогда не любил никого, кроме своего Творца. Он не знал, каково это — отдать своё сердце женщине, ибо раньше он дарил им лишь своё тело, и только на одну ночь. Он давно разучился доверять и никогда не умел говорить красивых слов. Как заботиться о ком-то, кто полагается на тебя? Как оправдать его надежду и веру? Мечник знал, что не готов к такому.

Знал, что не должен смотреть на неё, желать её, мечтать о ней.

Но не мог отвести глаз.

Его изуродованная душа трепетала, и звери, жившие в ней, натягивали цепи.

Двое просидели так довольно долго, пытаясь каждый унять в себе безумный хоровод чувств. Незаметно на небо выплыла мутная, томная луна. Её тусклый взгляд выхватил из тьмы поляну на вершине холма. Там, у потухшего костра, сидел крупный мужчина с густой бородой, а рядом с ним девушка, такая худая и миниатюрная, что издалека её можно было принять за ребенка. Мужчина протянул руку и бережно, даже робко коснулся девичьей щеки. Он до боли устал быть один. Он мечтал о человеческом тепле, о нежности женщины, которая сможет принять его. Он мечтал об этой неволе, которую люди зовут любовью.

И когда девушка не отняла своего лица, мужчина наклонился к ней. Он этого хотел.

========== 4. Темнота ==========

Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,

Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою;

Ты платишь за песню луною, как иные платят монетой,

Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету.

На исходе второй недели путники остановились перед невысокой, но прочной на вид квадратной башней.

Прошлым вечером они подошли к Приграничью и весь следующий день передвигались очень быстро, чтобы затемно успеть к пристанищу Арея, ибо от трактира «Топор и плаха» и до его убежища безопасных мест для ночлега уже не оставалось.

Мечник толкнул низкую железную дверь и, знаком показав Пельке ждать, скрылся в полумраке башни. Спустя минуту он бесшумно показался на пороге.

— Можешь заходить, мы здесь одни, — посторонился Арей, пропуская девушку внутрь.

Её глаза не сразу привыкли к мраку и сначала она могла разглядеть лишь очертания предметов, но рядом вдруг вспыхнула свеча, осветившая деревянный стол, небольшую лежанку и кипу соломы в углу. Всё богатство комнаты составляло лишь оружие, идеально начищенное и в педантичном порядке развешанное по стенам.

Пелька обернулась к мечнику. В колеблющемся пламени его лицо казалось ещё более суровым и угрюмым, чем обычно.

— Вы здесь жили? Совсем один? — поинтересовалась она, впервые осознав, насколько они оба, в сущности, были одиноки.

У них никого не было и они никому не были нужны, кроме друг друга. От осознания этого у девушки защемило сердце.

— Жил. Один. Иногда, правда, ко мне наведывались гости.

— И вы принимали их?

— Всё зависело от того, насколько они были желанными, — ухмыльнулся мечник, ставя свечу на стол и подходя к одной из стен.

Задумчиво разглядывая её, Арей устало провел рукой по волосам, ероша их. Он понимал, что практически всё оружие придется оставить здесь. А жаль… Эту коллекцию он собирал не одно столетие. Однако кое с чем барон мрака не намерен был расставаться. Протянув руку, он снял с гвоздя персидский кинжал с узким, длинным лезвием и роговой рукоятью.

Сзади послышался шорох, и мечник обернулся, увидев, как Пелька с размаху плюхнулась на солому, удобно устроив под себя ноги.

— Не советовал бы тебе туда садиться, — спокойно заметил он, вкладывая кинжал в ножны и пряча его в складках своего походного плаща. — В соломе живут мыши.

Он ожидал, что девушка завизжит и соскочит со своего места, но Пелька лишь слегка пожала плечами.

— И что? Пусть себе живут, они мне не мешают.

Мужчина лишь изумленно приподнял брови.

— Голодная?

— Нет, — она покачала головой, пристально вглядываясь в него.

Арея этот взгляд смутил. Он замечал его уже не впервые. Но, несмотря на решение, которое приняли они оба, мечник пока не решался перешагнуть эту, последнюю, черту.

Игнорируя умоляюще-взволнованный взор девушки, он обошел стол и сложил на него оставшиеся припасы.

— Вот что, — твердо сказал Арей, — ты устраивайся на лежанке. Может, ты и не боишься мышей, зато они тебе точно не будут рады.

— А где будете спать вы? — Пелька с сомнением покосилась на узкую лежанку, на которой явно мог уместиться только один человек.

Мужчина с грохотом выдвинул откуда-то сбоку тяжелый стул, который она прежде не заметила, и приставил его ближе к столу, на который скинул свой плащ

— Сидя, — отозвался Арей. — Мне приходилось ночевать и в худших условиях.

Девушка помялась ещё несколько секунд, а потом, вздохнув, всё же скинула башмаки и прилегла на жесткую постель боком, укрывшись меховой шкурой, которая лежала тут же. Устроившись поудобней, Пелька увидела, как широкая мужская ладонь мелькнула перед свечой, и та погасла. Башня погрузилась в непроницаемую темноту и ночную тишину. Пелька слышала, как в этом мраке его слуга тяжело и размеренно дышит.

Обычно девушка, вымотавшись за день, быстро засыпала глубоким сном без сновидений. Но сегодня она никак не могла расслабиться, её руки и ноги находились в постоянном движении, и необъяснимое напряжение всё больше сковывало тело.

Они с Ареем уже ночевали вместе, и при этом были гораздо ближе друг к другу, но почему-то только сегодня Пельку охватило непонятное волнение. И неясно, что именно было тому причиной: уступка барона мрака и их последующее сближение, или это каменные стены, окружавшие их и отрезавшие от остального мира, так действовали на неё. Но только сердце девушки забилось быстрее, заколотилось в неясном, томительно-сладком предчувствии.

Она приподнялась на локте, силясь разглядеть в этой тьме хотя бы очертания высокого стула, но тщетно.

— Что такое? — раздался напряженный голос Арея, который в темноте видел явно лучше неё.

— Ничего, — Пелька сглотнула и откинула тяжелую шкуру в сторону, спустив босые ноги на пол. От соприкосновения с холодным камнем по телу девушки рябью пробежали мурашки, ещё больше усилив внутреннюю дрожь. Слегка разведя руки, она по памяти двинулась вперед, пока не наткнулась на острый угол стола. А затем её пальцы нащупали крупную руку, сжатую в кулак, и, наконец, коснулись плеча мечника.

Пелька стояла перед ним, боясь пошевелиться, и ощущала, как его тяжелое дыхание колышет ткань её платья.

— Что ты делаешь, Тартар тебя подери? — хрипло и резко произнес Арей. — Вернись в постель.

— Только вместе с вами, — дрожащим голосом прошептала девушка и, придерживаясь за спинку стула, опустилась к мужчине на колени.

Дернувшись, он попытался привстать, но Пелька вцепилась в его плечи, давя на них и принуждая оставаться на месте. От Арея исходил жар, не фигуральный, а самый настоящий; будто из жерла вулкана, кипя и выплескиваясь, вырывалась лава. И девушке больше не было холодно.

Когда она садилась, ткань платья задралась, и теперь обнаженная кожа её ног соприкасалась с жесткими штанами мечника и его высокими сапогами.

— Не прогоняйте меня, — пролепетала Пелька, проводя ладонью по заросшей густой бородой щеке. — Не закрывайтесь снова. Я хочу быть с вами, я ваша.

Голос её дрогнул и сорвался, когда она потянулась губами к губам мужчины.

Они ещё помнили его горьковатый привкус.

И сами, без приказа раскрылись навстречу его жадному языку, который мог рассказать ей целую историю. О том, что такое страсть, и как души могут встречаться уголками рта, как погрузиться друг в друга глубже, целуя до дна.

Пелька не знала, что и как нужно делать, но она робко пробовала повторять за мечником его движения. Их языки сталкивались и переплетались, наслаждаясь этим дразнящим танцем, до тех пор, пока губы девушки не стали слишком чувствительными, а челюсть не начала болеть от непривычных действий.

Арей разорвал поцелуй, хватая её за шею, притягиваю ещё ближе к себе, и Пелька слышала, как прямо над ухом с шумом и хрипами вырывается воздух из его легких. Правая рука мечника скользнула к шнуровке платья, резко дергая тонкие веревочки, и дрожь нетерпения мешала ему распутать узлы.

Крепко обнимая Арея за плечи, скрытые рубахой, девушка замерла, невесомо касаясь губами шеи мечника. Ощущая, как его шершавые, мозолистые руки, справившись наконец со шнуровкой, пробрались в вырез платья. Когда широкая ладонь накрыла девичью грудь и слегка сжала, Пелька задохнулась от непривычных и острых чувств. Она подалась вперед, ещё больше впечатывая себя в мужские руки, ощущая, как пальцы Арея сминают и ласкают её плоть.

Она плавилась в его тартарианском жаре. Она захлебывалась эмоциями.

Забыла, как дышать.

Когда он опустил голову и обхватил губами её сосок.

Пелька содрогнулась. Тонко заскулила, не понимая этих незнакомых, неописуемых ощущений. Она знала только, что Арей творит с её телом немыслимое, запуская по венам жидкий огонь. Она запуталась в чувствах, в его сиплом дыхании, потерялась в движениях его рук и губ, во влажных звуках, с которыми он целовал её грудь. Вприкусе его зубов, которыми он внезапно стиснул болезненно сжавшийся сосок одной из грудей. В высоком голосе, выкрикнувшем его имя.

Девушка уронила голову на плечо мечника, потрясенная его действиями и собственной реакцией. Сейчас он пугал её силой своей страсти, она боялась собственного тела, которое не могла контролировать. Но всё же, она хотела этого. Она почему-то чувствовала, что так должно быть.

Что, только соединившись, они станут вечностью.

И, стараясь побороть смущение, опустила ладонь к его паху, нащупывая холодную пряжку ремня.

Арей тут же перехватил тонкую руку, крепко сжав запястье.

— Нет, — прорычал он сдавленно, и Пелька почувствовала, как дрожат его пальцы.

Однако девушка не собиралась сдаваться. Слишком далеко они зашли.

Наклонившись, она зарылась лицом в его волосы, свободной рукой резко дернув ремень и с лязгом высвобождая железный язычок. Не позволяя мужчине опомниться, она пересела чуть выше, внезапно почувствовав его возбуждение. Это на мгновение отрезвило её, и тьма скрыла алый румянец, заливший девичьи щеки.

Но было поздно для стыда. Её уже уносило, захлестывая и обжигая, пламя желания.

И она неосознанно подалась вперед ещё больше, создавая трение между их крепко прижатыми друг к другу бедрами и осознавая, как внизу живота всё вспыхнуло удовольствием. Протяжный мужской стон, раздавшийся над ухом, заставил Пельку дернуться, снова задевая чувствительную область между ног.

Перед глазами у неё заплясали цветные точки. Она судорожно вцепилась в мечника, шепча, как в бреду:

— Пожалуйста.

С трудом передвигая онемевшими от поцелуев и смятения губами.

Арей видел всё в этой кромешной тьме. Раскрасневшееся лицо Пельки, её шок, её страсть и с трудом заглушаемое смущение. Даже её страх, который она пыталась спрятать от него и от самой себя.

Однако он чувствовал, что не может.

У него в голове мутилось от похоти, от дикой жажды обладания, от трепета и восторга. Он с ума сходил от этой девчонки.

Но он не мог. Не сейчас. Не сегодня.

Не для него.

Вглядываясь в затуманенные глаза Пельки, мечник отпустил её руку, которую сжимал до сих пор, и обхватил тонкую талию. Осторожно, даже бережно коснулся губ, щеки, мочки уха. Жарко выдохнул в шею, задирая платье девушки.

И скользнул рукой между бедер.

Она носила короткие панталоны, и его пальцы, нащупав влажный хлопок, прижались к её лону.

Пелька подскочила, потрясенная и враз оробевшая, бормоча что-то, пытаясь оттолкнуть его руку. Но барон мрака крепко прижал девушку к себе, не позволяя вырваться. И, не снимая белья, стал ласкать её.

Грубая ткань резко контрастировала с нежными, чуткими движениями его пальцев. Девушка дышала часто и прерывисто, сжимая зубы, изо всех сил стараясь сохранять тишину. Будто боясь потревожить звенящий сладким напряжением сумрак своим голосом. Но когда Арей надавил сильнее, потирая чувствительное место, она не выдержала, и первый стон истинного удовольствия разорвал безмолвие башни.

Все чувства Пельки обострились до передела. Она уперлась ногами в пол, в кольце мужских рук, беспомощная и уязвимая. Не замечая, как сама начала подаваться навстречу его пальцам, ласкающим её твердыми, умелыми движениями. Как с каждым выдохом она приподнималась на цыпочки, комкая рубаху на груди мечника влажной ладонью.

Удовольствие от волнообразных скольжений его ладони становилось невыносимым, и девушка бессильно стонала, стараясь одновременно продлить и остановить это безумие, делавшее ноги ватными.

Арей уже чувствовал, как внутри Пельки зарождается дрожь, безошибочно определив наступление пика, и повернул руку под другим углом, слегка проникая в неё средним пальцем прямо сквозь мокрую ткань, ещё крепче натягивая нить её удовольствия.

— Давай, девочка, — выдохнул он, прижимаясь губами к взмокшим вискам в тот самый миг, когда худое тело начали сотрясать спазмы.

Пелька успела услышать его приказ за секунду до того, как собственный крик заглушил всё. Её голова гудела, руки, сжимавшие плечи Арея, тряслись от напряжения. А наслаждение накатывало на неё волна за волной, пока, наконец, не отхлынуло, как морской прилив.

Оставив после себя бесстыдное, медовое послевкусие.

Барон мрака мягко отстранил девушку от себя, оправил подол её платья и подхватил на руки. Приблизившись к лежанке, он опустил свою ношу на меховую шкуру, укутывая Пельку. Склонился над ней, ещё раз коснувшись губами её губ, а в следующее мгновение девушка услышала, как скрипнул в темноте одинокий стул, когда мечник уселся на него. Обессиленная, потрясенная, она хотела что-то сказать, но у неё не вышло даже шепота.

Пелька уснула, а Арей просидел напротив всю ночь, не сводя с неё глаз. Он задремал лишь на рассвете.

Ей снилось, что она летает. Ему снилась она.

========== 5. Стыд ==========

Ветер Севера,

Спой мне о доме моём,

Что посмел я забыть.

В небо серое

Мы на рассвете уйдём

До Чертогов Судьбы.

Рассвет принес с собой замешательство и смущение. Они опутали душу девушки, которая вытянулась на жесткой лежанке в одиночестве сырой башни.

Первую минуту после пробуждения Пельке казалось, что всё, произошедшее прошлой ночью, ей привиделось. Просто сон. Странный, жаркий сон. Вспоминать о нем было стыдно и отчего-то сладко.

Но когда она повернула голову, взгляд её упал на пустой стул. В голове вспыхнули обрывки воспоминаний — его губы, её стоны. Вспыхнули и щеки Пельки. Она нырнула с головой под меховую шкуру, служившую ей покрывалом, считая удары сердца, от возбуждения быстрее погнавшего кровь по венам.

Неужели у неё хватило смелости самой настаивать на таком? Как ей теперь смотреть в глаза Арею?

Осторожно выглянув из-под края шкуры, девушка быстрым взглядом окинула башню. Она оказалась пуста, но широкая, обитая железом дверь в углу была слегка приоткрыта. В неё врывался легкий ветер и запах дыма.

Как бы неловко ни было, не получится пролежать здесь вечно, размышляла Пелька. Да и отчего ей робеть? Разве не решили они быть вместе и любить друг друга?

С этой мыслью она решительно откинула шкуру. Ноги соприкоснулись с каменным полом, мгновенно покрываясь гусиной кожей, и девушка поспешно натянула башмаки. Оправила платье, пригладила волосы и толкнула тяжелую дверь.

В глаза Пельке ударил яркий солнечный свет. Она зажмурилась, ослепленная сиянием, а затем медленно приподняла веки, прикрываясь ладошкой. И тут же увидела его.

Арей сидел на корточках у весело полыхающего костра. В ногах у него валялась чья-то тушка, которую он нанизывал на самодельный вертел. Рядом лежал туго свернутый плащ мечника и их походный мешок. Тут же небольшой грудой высилось блестевшее на солнце оружие, которое Арей, по-видимому, решил прихватить с собой.

Пелька приблизилась к огню. Запах дыма стал явственней, к нему примешивался аромат пожухлой листвы. Опустив глаза, девушка наблюдала, как уже окрасившиеся желтым листья с шорохом мнутся под её ногами. Присев так, чтобы не смотреть мечнику прямо в глаза, она протянула руки к пламени, стараясь согреть озябшие от прохлады и волнения ладони.

Молчание между ними было громче крика, а напряжение стало настолько осязаемым, что его можно было рассечь мечом.

Пелька не решалась поднять взор, но когда тишину утра прорезал низкий голос Арея, её ресницы дрогнули.

— Как тебе спалось?

Девушка слегка опустила голову, стараясь скрыть за упавшими волосами вновь проступивший румянец. Однако ответ её был подчеркнуто бодрым, даже шутливым. Как будто она сама себя пыталась убедить в том, что между ними всё может быть по-прежнему.

— Спасибо, хорошо. Приятно, когда над головой прочная крыша, и во время дождя не нужно вставать несколько раз за ночь, чтобы закрыть прорехи между ветками, — улыбка девушки под конец фразы слегка выцвела.

Барон мрака закончил, наконец, возиться с мясом и установил вертел над огнем. После чего вскинул на Пельку спокойный взгляд, с которым она в конце концов встретилась.

— Нет нужды притворяться, будто ничего не было, — негромко произнес мужчина. Голос его был непривычно мягким. — То, что произошло, нормально. Так и ведут себя взрослые люди, когда испытывают к кому-то сильные чувства.

Пелька почувствовала, как стыд снова окатил её горячей волной, когда она вспомнила, что творила прошлой ночью у него на коленях.

Заметив её смятение, Арей поднялся и пересел ближе к девушке. Тронул тонкую прядь девичьих волос, заправил за ухо и крепко ухватил подбородок, принуждая заглянуть в глаза.

— Между нами ведь сильные чувства, правда? — понизив голос почти до шепота, спросил он.

Пелька сглотнула, загипнотизированная его взглядом и прикосновением. Эта самая рука ласкала её вчера, подумалось ей.

В памяти вдруг вспыхнули его размеренные движения и собственные безмолвные мольбы — о чём? Чтобы он прекратил то, что делал, или чтобы никогда не останавливался? И могучие плечи Арея, которые она сжимала изо всех сил, и его хриплые выдохи. Его низкие стоны. Его возбуждение.

— Почему вы не захотели близости со мной? — вопрос вырвался прежде, чем Пелька успела себя остановить. У неё перехватило дыхание от собственной наглости.

Арей нахмурился, но не выпустил её подбородок, когда девушка попыталась высвободиться. На секунду в его темных, без блеска, глазах, мелькнуло изумление, смешанное с восхищением, но в следующий миг они снова стали непроницаемы.

— Всему своё время, девочка, — тоном, в котором сквозило волнующее обещание, ответил мечник. — Я хочу тебя, — при этих словах Пелька снова залилась краской, — но момент ещё не настал.

Его губы целомудренно коснулись её лба, и барон мрака отстранился от девушки, возвращаясь к огню.

Ладони Пельки всё ещё слегка подрагивали, когда спустя полчаса она принимала мясо из рук Арея, но пока они ели, слушая потрескивание веток, волнение почти испарилось. Его место внезапно заняло приятное возбуждение. Им предстояло путешествие туда, где Пелька не была ещё ни разу. После смерти родителей она не покидала Запретные земли, потому что идти ей было некуда. Но раньше, девушка хорошо помнила, они вместе много путешествовали. И теперь предвкушение нового странствия будоражило её воображение.

После перекуса Пелька затоптала костер, проверила, крепко ли сидит в ножнах её оружие, и зашагала к башне, в которой несколько минут назад скрылся Арей. Когда она вошла, барон мрака прятал в сумку продолговатый ларчик, крышку которого украшал резной узор, разглядеть который девушка не успела.

Услышав шаги, мечник оглянулся на неё через плечо:

— Готова?

Пелька кивнула.

— Вам жаль оставлять ваш дом?

— Это место не мой дом, — сухо отозвался барон мрака, перекидывая сумку через плечо и напоследок окидывая взглядом каменные стены, — я просто здесь жил.

Когда они вышли, Арей плотно затворил за собой дверь. Он хотел начертить над входом неприметную руну, но, передумав, опустил руку. Оружие, оставшееся в башне, не было артефактным и представляло ценность только для мечника и таких же, как он, ценителей. Может, кому-то оно ещё послужит, но точно не ему. Барон мрака чувствовал, что покидает одинокую башню в Приграничье навсегда.

И нет, ему не было жаль.

Ведь теперь, куда бы он ни шел, рядом с ним будет Пелька.

***

Отойдя от их пристанища километра на полтора, Арей неожиданно остановился и привлек к себе девушку.

— Ты ведь первый раз телепортируешь? — уточнил мечник.

— Да, — глаза её заблестели от предчувствия чего-то неизведанного.

Заметив её нетерпеливое возбуждение, мужчина хмыкнул:

— Имей в виду, это не самое приятное состояние. Кто-то теряет сознание сразу по прибытии, кого-то ещё несколько дней мучают жуткие головные боли.

Однако Пелька отмахнулась, заявив:

— Ничего, я крепкая, справлюсь.

— Ну тогда держись за меня, крепкая, — усмехнулся Арей.

А в следующую секунду девушка почувствовала, как она растворяется. В прямом смысле — её тело раздробилось на миллион частиц, а затем исчезло…

…собравшись воедино уже в другом месте. Ощущение было отвратительным. Пельке казалось, что её телесная оболочка и сознание всё ещё находятся в разных местах, тогда как на самом деле она, целая и невредимая, стояла у обрыва в объятиях Арея.

Отпустив девушку, мечник окинул взглядом небольшую речушку прямо под ними. Она текла лениво и неспешно. А за ней, поросшая лесом, возвышалась гора. Барон мрака не был здесь много, много лет, и теплые воспоминания охватили его. Как хорошо, бывало, проводил он здесь время за кружкой медовухи и долгими разговорами со старыми товарищами. Выпивка и хорошая драка — для бывшего бога войны в ту пору большего и не нужно было!

От приятных раздумий мечника отвлек странный булькающий звук. Повернув голову, он увидел, как Пелька, стоя на коленях, содрогается от рвотных позывов. Арей поспешил ей на помощь, придерживая рукой спутанные волосы девушки, пока её выворачивало наизнанку после первой в её жизни телепортации.

Когда приступ прошел, мечник подхватил девушку под мышки и поднял на ноги. Откинул со лба намокшие пряди и заглянул в бледное лицо.

— Ну что, как ощущения? — насмешливо поинтересовался он. — Понравилось тебе телепортировать?

— Не смешно, — прохрипела Пелька, хмуро глядя на него. — Так будет каждый раз?

— Нет, конечно, — успокоил её барон мрака, — в следующий раз просто не ешь перед отправкой. Тогда, возможно, тебя стошнит простой водой.

Девушку это мало утешило.

— Идти можешь? — спросил Арей, и, дождавшись утвердительно кивка, повел девушку вниз по склону, придерживая её за локоть.

Вода плескалась и блестела на солнце, которое то выглядывало из-за туч, то снова пряталось. Время в этих местах шло несколько иначе, чем в Запретных землях и даже в Приграничье. Лысая Гора по сезону совпадала с человеческим миром, и сейчас здесь была глубокая осень. А точнее, начало ноября.

Однако каким же живописным было на Лысой Горе даже это мрачное время года! Листья с деревьев уже почти везде облетели, и только кое-где ещё дрожали золотым или красным, цепляясь за сухие ветки. Однако первый же сильный порыв ветра отрывал их, и они покрывали промерзавшую землю ровным ковром. В низинах рваными клочьями стоял туман, но стоило солнцу появиться в небольшом просвете облаков, как он таял, будто ночные тени, пугающиеся света дня.

Когда путники подошли к реке, Пелька разглядела, что через воду был перекинут хилый на вид мостик. Хотя её магические способности были совсем незначительны, их хватило, чтобы увидеть эту границу. На ту сторону мог перейти только посвященный.

Арей скосил на девушку глаза, и, поняв, что она видит переправу, отпустил её руку. Мост был слишком узкий, вдвоём по нему было не пройти, и мечник шагнул первым на хлипкие доски.

Оказавшись на другом берегу, они сразу вступили в густой лес. Тропа извилисто петляла между многовековыми деревьями. Было видно, что пользуются ей часто.

Вокруг не было ни души. Если из Приграничья они телепортировали ранним утром, то на Лысой Горе день постепенно подходил к концу. Солнце окончательно спряталось за тучи, чтобы закатиться за горизонт под их покровом. Пронзительную тишину этого странного леса нарушало только копошение нежити в оврагах да клёкот какой-то птицы высоко в ветвях над их головами.

Пелька с любопытством и опаской глядела по сторонам. Это таинственное и сумрачное место немного пугало её, но в то же время здесь присутствовала какая-то особая, поэтичная романтика. В роскошном золоте шуршащих под ногами листьев. В напряженной, вибрирующей в студеном воздухе магии. И высокой, темной фигуре шагающего впереди неё мужчины-стража.

Когда мечник и девушки вышли, наконец, из леса и крутой склон уперся в каменную стену, над верхушками сосен уже показалась бледная луна. Она висела в небе неуверенно, будто удивляясь сама себе — ещё же не время, зачем она вылезла так рано?

Стена перед путниками была внушительной. Зубчатая, с узкими бойницами и крепкими, обитыми железом воротами. Однако стоило им приблизиться, как створки со скрипом распахнулись, пропуская их внутрь.

На Пельку разом обрушились шум и суета средневекового города. Окна и двери ближайших трактиров были распахнуты настежь, из них доносились пьяные вопли и бренчание музыки. По мощеным улочкам бродили первые мертвяки, а вдоль мостовых уходили вглубь приземистые каменные строения. Из толстых труб валил густой дым, а над всем этим в начавшем темнеть вечернем небе летали на метлах ведьмы и крупные гарпии.

Пелька вцепилась в руку Арея, который наклонился и прошептал ей на ухо:

— Если не хочешь, чтобы тебя съели в ближайшей харчевне, держись крепче.

Однако, когда мечник отстранился, глаза его весело поблескивали, и Пелька почувствовала, что впервые с начала их путешествия он расслабился. Девушка улыбнулась в ответ, широко и радостно, послушно сжала мозолистую ладонь. И ощутила ответное пожатие.

Тогда вместе с Ареем она смело шагнула в бурлящий и пугающий мир Лысой Горы.

========== 6. Дом в туманном тупике ==========

Ты и я - бред и явь, тьма и свет, да и нет,

Ты - мой плач, ты - мой плащ от врагов и оков,

Защити на пути, заслони, отгони

Дым и гарь, лед и жар, меч и щит, боль и стыд.

По узким булыжным улицам стелилась мглистая дымка. Здания были невысокими, но лепились друг к другу очень тесно. И создавалось ощущение, что они стискивают проходящего со всех сторон. Переулки были запутанными, извилистыми и очень грязными. Жилые дома на них перемежались с различными трактирами и питейными заведениями. Вот лавка, в которой раньше, судя по вывеске, торговали какими-то снадобьями, теперь стоит, заколоченная досками. А напротив из трехэтажного строения доносится возбужденный гул мужских голосов и женский смех, время от времени прерываемый высокими стонами, и становится понятно, что это дом терпимости.

По проулкам Лысой Горы непрерывным потоком двигались её обитатели и гости. Мертвяки, шатаясь, кочевали от стены к стене. Элементарные маги в черных плащах спешили в ближайший трактир — при удачном раскладе в пьяной драке им сегодня удастся пополнить коллекцию артефактных перстней. Юные ведьмы, заливисто хохоча, собирались группками и удирали от старших наставниц. Им вовсе не хотелось всю ночь учить состав колдовских зелий и до утра помешивать жуткое варево. То ли дело познакомиться в каком-нибудь увеселительном заведении с симпатичным темным колдуном или вампиром.

Кстати, вампиры в это самое время тоже выходили на промысел. Они кучковались у гостиниц и постоялых дворов, поджидая неосторожных путников, плохо знакомых с правилами выживания на Лысой Горе. Наутро хозяева мотелей частенько находили своих постояльцев у порога или в собственных постелях бескровными, с остановившимся стеклянным взглядом. И только несколько алых капель на одежде или покрывале свидетельствовали о том, кто здесь поработал.

Оборотни, великаны, ведьмаки и маги, наемники и охотники за глазами, беглые преступники и прочие темные личности — все они находили убежище под сенью темных сосен Лысой Горы. Здесь никто не задавал вопросов — знай только плати. Каждый второй здесь имел страшный секрет или тайну. Здесь промышляли разбоем и контрабандой. Самые отчаянные планы и рискованные сделки совершались именно в этом месте за столами грязных кабаков. Воздух тут был пропитан древней магией, сплетнями и заговорами, подлостью и предательством. А ещё страстью жизнелюбия, пылкостью и азартом, огнем безумной жажды приключений.

И сейчас Лысая Гора гостеприимно распахнула свои объятия двум влюбленным, спешившим навстречу своей судьбе.

Арей пробирался по узким петляющим улицам уверенным шагом. Уже через несколько минут Пелька, оглушенная и завороженная разнообразием этой бесовской атмосферы, поняла, что мечник хорошо знает эти места. Он спокойно огибал сумрачные толпы, и с каждой минутой они всё больше углублялись в лабиринт мрачных и зловещих улиц.

Внезапно перед лицом Пельки выросла стена, очередной проулок закончился тупиком. Однако Арей уже тянул её за руку вдоль низкого дома, напротив которого находилось сооружение, напоминающее крепость — узкие окна его были забраны металлическими решетками, а вход во двор охраняла высокая ограда и обитые железными пластинами ворота. Перед этими воротами и остановился мечник, ударив по ним три раза рукоятью меча. Пелька не заметила, когда в его руках успел появиться страшный двуручник.

С той стороны открылось небольшое окошечко, и несколько секунд кто-то разглядывал их. Затем оно захлопнулось, и спустя мгновение заскрипели проржавевшие петли ворот, открывая вход и пропуская путников. Створки с грохотом закрылись за их спинами.

Арей и Пелька оказались в небольшом, заваленном мусором и старыми колесами от телег дворе. Пока они прокладывали путь по улицам Лысой Горы, окончательно стемнело, и из приоткрытой двери постоялого двора лился свет факелов. Мужчина и девушка прошли внутрь следом за хозяином.

Переступив порог, Пелька огляделась. Нижний этаж представлял собой харчевню с длинными деревянными столами и крепкими скамьями. В глубине зала в гигантском очаге весело пылал огонь, а вдоль стен были расставлены низкие кресла. С другой же стороны находилась стойка, за которой разливали крепкие напитки. В закутке, почти у выхода, располагался стол владельца трактира.

Это был высокий, жилистый мужчина с аккуратной бородкой и смуглой желтоватой кожей. Левый глаз у него закрывала повязка, зато правый смотрел зорко и пронзительно, а на дне его угадывались цепкий ум и хитрость. Он кивнул Арею, приветствуя его, и девушка поняла, что они знакомы.

— Комнату, — отрывисто произнес мечник; оружие из его рук к тому моменту уже исчезло. Хозяин снова качнул головой, искоса глянув на Пельку.

Барон мрака наклонился к смуглому человеку и прошептал ему на ухо несколько неразличимых фраз, на что тот сухо и деловито кивнул. Выдвинув узкий ящик стола, владелец заведения достал тяжелый ключ и передал его Арею.

— Последняя справа, — сиплым, слегка шепелявым голосом сказал чернобородый, и Пелька увидела, как во рту у него блеснули золотые зубы.

Больше она разглядеть не успела, потому что мечник дернул её за руку, буркнув:

— Идем.

Они поднялись по скрипучей дубовой лестнице и в конце пролета свернули налево, в узкий длинный коридор. Здесь не было окон, и горели не все факелы. Пелька мелкими шажками семенила за мужчиной, чувствуя себя неуютно в этом тихом и таинственном помещении, пока наконец не показалась их комната, располагавшаяся в самом конце.

Арей открыл дверь ключом и шагнул первым, а затем пошире распахнул её и впустил девушку. Каморка была небольшой и достаточно просто обставленной. Слева высился камин, огонь в котором ярко вспыхнул, стоило постояльцам переступить порог. Рядом примостилась большая железная лохань. Справа стояла простая и крепкая деревянная кровать. Посередине комнаты — квадратный стол с тремя стульями. Единственное узкое оконце было закрыто ставнями.

Пелька, продрогшая во время их путешествия по сырым переулкам, опустилась на корточки перед камином и протянула руки к огню.

— Кто этот человек? — спросила она мечника, который захлопнул дверь и устало опустился на один из стульев.

— Его имя Могута, он мой старый знакомый, — нехотя отозвался барон мрака.

— Почему вы выбрали именно это место? И чем мы будем платить за постой? — не унималась Пелька.

Арей пятерней взъерошил волосы. За время их путешествия они прилично отросли, и теперь он подвязывал их на затылке куском бечевки.

— Этот постоялый двор — самый безопасный на Лысой Горе. Здесь останавливаются люди, которые хотят быть уверенными в сохранении своей тайны. А платить мы ничем не будем.

— Как так? — растерялась девушка.

— Могута не берет плату в привычном её понимании. Деньги ему не нужны.

— Что же ему нужно?

— Услуги, — мужчина сделал рукой широкий жест. — Ты ничего ему не должен до тех пор, пока не случится что-то, касающееся твоей сферы влияния.

Увидев недоумение на лице Пельки, он попытался объяснить:

— Например, маги-вуду мелко пакостят его врагам. Великаны помогали строить и укреплять эту гостиницу. Контрабандисты добывают редкие товары или артефакты, и даже охотники за глазами пару раз делились с ним своей добычей.

Пока длилось их странствие, Арей успел кое-что рассказать Пельке о самом древнем и тайном ордене мрака, так что теперь у неё были некоторые представления о том, чем занимаются охотники и почему.

— И какой же дар получил он? — полюбопытствовала девушка.

Барон мрака поднялся на ноги и усмехнулся:

— Возможно, тебе доведется однажды увидеть его силу в деле. А сейчас — ужинать.

***

Спустя час Арей и Пелька сидели за столом из крепких дубовых досок, поедая свежие щи. Вторым блюдом у них была холодная телятина с овощами, а запивали они трапезу медовухой.

Пелька щурилась от удовольствия. Каким наслаждением было сидеть в уютной комнате, согреваемой теплом очага, и есть нормальную пищу, а не ту, которую удалось подстрелить или догнать. И как приятно было знать, что сегодня тело не будет неметь от сна на жесткой земле, что нет больше вероятности пробудиться от холодных капель дождя, стекающих через ветки деревьев.

Мечник смотрел на довольное лицо Пельки, и губы его против воли тоже растягивались в улыбке. Он думал о девушке, о том, какую ироничную шутку сыграла с ними судьба, крепко сплетя вместе то, что вообще не должно было столкнуться. Он смотрел и думал о том, как любит её колкую усмешку, обнажавшую мелкие ровные зубы и слегка опускавшую вниз уголки глаз. Любит то, как девушка сосредоточенно хмурится, обдумывая повести Арея о свете, мраке и служению им. Любит её сонный вид по утрам и растрепанные волосы, и ещё туманную спросонья ореховую радужку. И любопытство, и безрассудную пылкость, подобную той решимости, с которой она готова была отдаться ему вчера в ночной башне.

А ещё мечник — едва решаясь признаться себе — любил человека, которым он становился рядом с ней. Пелька будто приглушала все его худшие черты, делала их менее заметными, менее опасными. А всё хорошее, что ещё оставалось в бароне мрака, тянулось к девушке, сбрасывало тяжесть оков многовековой скорби. Ему нравилось умиротворение, перелетной птицей ненадолго опускавшееся на его плечо. Нравилось ощущать, как вновь разгорались тлеющие угли надежды на искупление. И как порой холодной иглой колол его сердце трепет.

Любовь истинная не знает условностей — она просто цветет. И теперь она пустила первые побеги в иссохшем, каменном сердце Арея. Вопреки законам жизни и бытия, в почве, давно не плодородной, возник росток.

Пелька видела сосредоточенную борьбу и непростые размышления, тенью набежавшие на лицо мечника. Ей вдруг до боли в сердце захотелось стереть своей ладонью бесконечную маску печали и сожалений, которые никогда не покидали Арея, собираясь морщинами на лбу. Истинная любовь так же не поддается и логике. И не было никакой закономерной последовательности в том, что чувствовала Пелька к барону мрака. Она лишь знала, что прикипела к этому мужчине. Как гигантский цветок, распустилась в её душе привязанность, наполняя ароматом-предвестником будущей любви.

Ночь незаметно опустилась на Лысую Гору долгожданной гостьей. Её спутница, луна, залила мрачные улицы светом, который растворялся в рваных клочьях тумана. В приземистом длинном здании в конце одной опасной улицы горело самое крайнее окно. Если бы луна решила заглянуть в него, то увидела бы, как у широкого стола сидит рослый мужчина с черной бородой. На коленях у него приютилась худая девушка в длинном льняном платье. Мужчина целовал девушку в губы. Медленно, слегка лениво. Как будто им некуда было спешить. Как будто у них впереди была вечность.

========== 7. Тридцать ==========

Комментарий к 7. Тридцать

Дорогой читатель! Приношу свои извинения за то, что главы стали выходить редко - сессия берет своё. Я постараюсь в скором времени вернуться в прежний режим и благодарю тебя за терпение.

Пельку разбудил скрип половиц в коридоре и чей-то громкий крик. Вздрогнув от неожиданности и испуга, девушка несколько секунд прислушивалась к шуму снаружи. Какой-то мужчина хрипло произнес ещё несколько фраз на незнакомом языке, послышался топот ног по направлению к лестнице, а затем всё стихло.

В комнате царил сумрак и было прохладно. Сначала Пельке показалось, что сейчас утро, но потом она прислушалась к внутренним часам и поняла, что время уже перевалило за полдень.

Повернув голову влево, девушка посмотрела на лежащего рядом Арея. Он спал, и во сне его лицо разгладилось. Больше не нависали над глазами хмурой дугой густые брови, исчезли складки горечи в углах губ. Эти самые губы дарили ей столько восторга прошедшей ночью.

Они целовались до тех пор, пока у неё не заболела челюсть. Но даже тогда Пелька готова была продолжать. Однако Арей вновь остановился у крайней черты. Когда девушка, взволнованная его ласками и тягучим ощущением в груди, коснулась пряжки широкого ремня, барон мрака перехватил её руки, как тогда, в башне Приграничья. Пелька хотела вырвать ладони и снова дотронуться до него, но что-то во взгляде мужчины её остановило. Она вдруг осознала, что уже глубокая ночь, и ощутила невероятную усталость - длинный день, наполненный переживаниями и новыми впечатлениями, навалился всей тяжестью.

Арей поднялся со стула вместе с Пелькой, придерживая её сильными руками, и отнес к кровати. Девушка испугалась, что он снова решит спать на стуле. Однако, откинув покрывало и устроив её на подушках, мужчина скинул сапоги и улегся рядом. Кровать жалобно скрипнула под его весом. Пелька улыбнулась, и глаза её немедленно закрылись под треск поленьев в очаге.

И вот теперь она видела, что барон мрака всю ночь провел рядом с ней. Перевернувшись на бок, девушка положила ладони под щеку и стала разглядывать мечника. Они провели вместе не так много времени, но каждую секунду этих нескольких месяцев он был подле неё. Она ела и спала рядом с ним, он учил её доктрине света и мрака, а она рассказывала ему о своей прежней жизни. Пелька всегда жадно вслушивалась в слова Арея, вглядывалась в его глаза, пытаясь понять, разгадать ту загадку, что являл собой этот суровый, хмурый человек.

И сама не заметила, как постепенно он стал центром её жизни.

Девушке всегда были свойственны безрассудные поступки. В детстве она часто путешествовала с родителями, которым нужно было прикладывать немало усилий, чтобы уследить за темной макушкой дочери. Её влекли вперёд любопытство и отвага. Она вечно норовила сбежать и исследовать окружающий мир самостоятельно. В ней не было страха, не было никакого внутреннего заслона, который в случае чего уберег бы Пельку от неприятностей.

Но всё же инстинкт самосохранения у неё был. Именно он спас девушку, когда та попала в Запретные земли и лишилась родителей. Ежедневно на протяжении нескольких лет она пряталась, изворачивалась и хитрила - проще говоря, выживала. Именно тяжелое положение, в которое попала Пелька, не позволило ей сойти с ума от печали после убийства родителей. Однако горечь и тоска по единственным родным людям, которые у неё были, притупили все прочие мысли и желания девушки.

Она вставала по утрам, чтобы поесть и наточить свой нож, чтобы она могла обороняться и охранять свой ночлег, для того, чтобы утром снова проснуться. Этот заколдованный круг ограничил жизнедеятельность Пельки, её интересы и потребности. Сделал девушку диковатой, сторонящейся любого, кто мог нанести ей вред.

Так было вплоть до той встречи на мосту.

До любимого синего платка, который Арей вытянул из-под прогнивших досок.

Разговора в десять минут хватило девушке, чтобы понять - эта встреча была не случайной. А непростой опыт выживания позволил увидеть, что мечнику можно доверять.

И она пошла за ним. Сама.

Сама сделала шаг навстречу своему будущему и этому непонятному, исковерканному мужчине.

Сама предложила ему полюбить себя. И, всё же, полюбила первая.

Эта внезапная мысль, это ощущение кольнуло сердце холодной иглой. Девушка задержала дыхание и медленно-медленно выдохнула, будто боясь громким сопением вспугнуть неожиданное открытие. Но нет, чувство никуда не исчезло ни после второго, ни после третьего вдоха.

И тогда Пелька прикрыла глаза и впустила его в свою душу. Позволила ему заполнить каждый её темный уголок, а сердцу, подчиняясь порыву, застучать быстрее. И в то же мгновение эйдос в груди девушку вспыхнул ярко и мощно, и если бы можно было видеть это сияние невооруженным взглядом, оно ослепило бы.

А потом Пелька открыла глаза. Барон мрака смотрел прямо на неё.

***

В нескольких сотнях километров от Лысой Горы, в подземельях Верхнего Тартара кипела работа. Даже много веков спустя здесь ничего не изменится - всё так же будут стоять длинные столы, заваленные свитками и чернильницами с кровью, за которыми восседают стражи с изможденной бледной кожей. По-прежнему будут сновать туда-сюда комиссионеры и суккубы, а по низко нависающим коридорам прохаживаться мрачные стражи с обожженными лицами и злыми глазами.

В самом сердце этой преисподней, пропитанной безнадежностью и запахом серы, восседал глава Канцелярии мрака. В то время его должность звучала несколько иначе - не было в ней офисной четкости и точного ранжирования. Но власть его распространялась так же широко, и алчность не знала границ.

В тот вечер, когда Арей и Пелька прибыли на Лысую Гору, Лигул принимал у себя особого посетителя. Это был высокий, худой мужчина с редкими пепельно-серыми волосами и непримечательным, но, тем не менее, отталкивающим лицом. Человек сидел на краю стола, игнорируя пододвинутый к нему стул и недовольный взгляд горбуна.

Сам глава мрака развалился в широком кресле, обитом бархатом, с позолоченными ручками и филигранной резьбой. Видно было, что Лигул нервничает. Ему явно не нравился пепельноволосый, который отвечал горбуну тем же. Однако зло не знает принципов, и одна из любимых поговорок стражей мрака звучала как: «Враг моего врага - мой друг».

- Зачем искал меня? - мужчина первым нарушил молчание. Голос его звучал тихо, едва-едва, будто он с трудом заставлял слова проталкиваться через гортань.

- У меня к тебе предложение, - Лигул склонил голову набок, задумчиво разглядывая посетителя. - Мне нужно, чтобы ты выследил кое-кого.

Выражение лица мужчины не изменилось, только зрачки немного сузились, выдавая недоумение.

- Почему я? У тебя в подчинении Черная Дюжина, стражи из Нижнего Тартара и наемники.

- Только ты сможешь обставить всё тихо, так, чтобы этот человек ни о чём не догадался. Это возможно лишь в том случае, если он доверяет тебе. А он доверяет, потому что считает тебя своим другом, Яраат, - закончил горбун, гаденько улыбаясь мелкими, выеденными зубками.

На сером лице посетителя отразилось понимание.

- Арей?

- Он самый, - закивал Лигул, злобно щурясь. - После пропажи Камня-головы от него ни слуху, ни духу. Я чувствую, что здесь что-то не так. Подобная скрытность свойственна лишь тому, кому есть, что утаивать.

- Зачем он тебе понадобился? - Яраат встал со стола и начал прохаживаться по помещению, заложив руки за спину. - Снова будет собираться отряд?

Лигул недовольно отмахнулся:

- Прежде чем собирать отряд, нужно узнать, куда его направлять. А следов артефакта нигде не могут найти уже второй месяц. Нет, Арей мне нужен для другого задания.

Оборотень пристально вглядывался в маленького, уродливого человечка, утопавшего в роскошном кресле. Он прекрасно разбирался во всех оттенках лжи и сейчас отчетливо ощущал, что глава мрака водит его за нос. Мечник нужен ему по другой причине, и нужен так сильно, что он обратился к тому, кого презирает не меньше Арея. Яраат прикрыл глаза и впитал в себя эмоции горбуна, насыщаясь ими. По лицу его пробежала судорога удовольствия.

Заметивший это Лигул гадливо поежился. Он не любил Яраата, боялся его и уже очень давно разыскивал, чтобы судить. Однако теперь ему пришлось на время отказаться от правосудия, ибо в нынешнем деле необходим был кто-то с по-настоящему подлой сущностью. Ведь только предательство способно уничтожить Арея, которого горбун ненавидел больше всего на свете.

- Ну хорошо, - вывел Лигула из задумчивости шелестящий голос мужчины. - Допустим, я соглашусь. Однако чем ты заплатишь мне?

Глава мрака сцепил ручки в замок и снова гаденько улыбнулся. Он догадывался, как сложно будет сойтись в цене с вором артефактов, с тем, кто вне закона. Но горбун не продержался бы столько в своем кресле, если бы не хитрость и изворотливость его ума.

- Что ты знаешь об Охотниках за глазами? - вкрадчиво поинтересовался он, играя пальцами.

Яраат шагнул к нему, и впервые за время их беседы с лица его упала маска безразличия. На серых щеках вспыхнули два ярких пятна, а глаза загорелись огнем. Об этом ордене оборотень слышал немало, а ещё больше о том, что составляло цель его поисков.

Лигул внутренне ликовал. Рыбка попалась на крючок.

- Я хочу пятьдесят, - теперь голос Яраата совсем осип, и слова были еле различимы.

- Пятьдесят! - визгливо воскликнул горбун. - Помилуй, где я столько возьму. Я предлагаю двадцать.

Яраат нахмурился. Жадность захватила его слишком сильно, и он не обратил внимание, что негодование Лигула было несколько наигранным. В те времена глаза драконов являлись редкими и ценными артефактами, достать которые было очень непросто - но они ещё не стали дефицитом. Драконы в мире существовали в избытке, главным было уметь их отловить.

- Меньше чем на половину не согласен, - отрезал оборотень.

Они препирались ещё несколько минут, пока, наконец, горбун нехотя не кивнул. Он опустил руку куда-то под стол, а через мгновение бросил перед мужчиной небольшой кожаный мешочек, в котором что-то странно звякнуло. Яраат алчно уставился на него.

- Здесь тридцать драконьих глаз, - небрежно бросил Лигул. - Сделаешь всё, как я прикажу, и они твои.

Оборотень уже протянул к добыче трясущие руки, но Лигул резко выхватил мешочек прямо перед его носом. Яраат поднял на горбуна наливший злостью взгляд.

- Ты получишь свою награду, когда выполнишь задание, - главу мрака этот взгляд явно не смутил.

- А если обманешь? - просипел мужчина.

- Я никуда не денусь, - справедливо заметил Лигул, - а вот ты вполне можешь взять плату и исчезнуть. Ведь так ты обычно и поступал, разве нет?

Яраат сверлил его глазами ещё несколько мгновений, а потом опустил руку.

- Что нужно сделать?

Лигул довольно кивнул:

- Найти Арея. Это самое главное. Никто не знает ни где его искать, ни в каком состоянии. Отыщешь его - дай знать мне, я скажу, что делать дальше. Запомни, мне не нужно, чтобы ты убивал его - только выследить и выйти на связь, не вызывая его подозрений.

Серолицый мужчина лишь молча кивнул, и в глазах его зажглось азартное пламя преследования.

========== 8. Соловьиный свист ==========

Сон безвременный

В липкой глухой тишине

Переписанных фраз.

Ядом медленным

Ложь в почерневшем вине —

Дар последним из нас.

На ужин Арей и Пелька спустились вниз. Инициатива, разумеется, исходила от девушки. Мечник, поначалу пытавшийся с ней спорить, в конце концов махнул рукой и покорно сошел вслед за Пелькой по скрипучей лестнице.

Этим вечером народу в трактире было немало. Практически за каждым столом сидела шумная компания. При появлении Арея в сопровождении девушки галдеж немного стих, и посетители проводили пару настороженно-любопытными взглядами. Но как только барон мрака подтолкнул Пельку на лавку у стола, зажатого в углу, и устроился напротив, все опять зашумели. Девушка тем временем с осторожным любопытством обводила глазами помещение.

В середине зала, за огромным продолговатым столом, сидели маги и играли в кости. Каждый ставил самое ценное, что имел; было видно, насколько они увлечены процессом и ничего не замечают, склонив головы над исцарапанной столешницей. Лишь изредка среди них взлетала чья-то рука с пустой кружкой, которую тут же заполняла медовухой одна из хорошеньких ведьмочек, прислуживавших в трактире.

В соседнем ряду группа мрачных упырей голодным взглядом обшаривала помещение. В их кружках плескалась уже не медовуха —Пелька заметила красный обод вокруг рта одного из вампиров и густую тягучую жидкость, которую он пил короткими глотками. Девушку передернуло, и она поспешно отвернулась.

Противоположный угол занимали трое огромных мужчин с густыми волосами и бородами. Их движения были немного замедленными и неуверенными, как у человека после сильного головокружения, а когда один из мужчин обернулся, то стали видны его узкие желтые глаза с вертикальным зрачком. Глаза зверя.

— Оборотни, — негромко произнес Арей, склонившись к Пельке. — Скорее всего, лишь несколько часов назад снова обернувшиеся в людей — прошлой ночью было полнолуние, и сущность их пока больше звериная, чем человеческая. Обычно в первые дни после обращения их не пускают на порог подобных заведений, но Могута никогда не боялся рисковать.

Входная дверь громко хлопнула, и по залу пронесся порыв студеного ветра. На пороге появился хозяин постоялого двора, сопровождавший троих высоких путников, закутанных в плащи, скрывавшие их лица. Могута указал куда-то вглубь зала, и новоприбывшие направились в сторону Арея и девушки. Когда они расположились за соседним столом, Пелька краем глаза заметила, что мечник напрягся.

К ним подошла молоденькая ведьма, чтобы принять заказ. Пелька попросила принести ей похлебку и немного вина.

— Свиные ребрышки и большую кружку медовухи, — коротко произнес барон мрака, сощурив глаза, будто обдумывая что-то.

Как только ведьмочка отошла, Пелька подалась вперед и прошептала:

— Вы знаете этих людей в плащах?

Арей склонился к ней и усмехнулся:

— Увы, я знаю их, и, увы, они не люди.

— Стражи? — моментально догадалась Пелька.

— Да, но довольного низкого положения. Они наемники.

Зрачки девушки расширились:

— Думаете, они пришли нас убить?

Арей покачал головой, нахмурившись:

— Вряд ли. Вероятнее всего, они даже не знают о событиях в Запретных землях. Точнее, не знают подробностей. Ты для них просто человеческая девушка, а я — на кого я похож, кстати?

Тот плащ, что Арей нашел среди обломков повозки по дороге в Запретные земли, он почти не снимал. Так что собственный облик чаще всего был для него загадкой.

Пелька внимательно оглядела его.

— Пожилой мужчина со шрамом у правого глаза и небольшой плешью. Довольно упитанный, — добавила она осторожно.

Мечник ухмыльнулся:

— В таком случае, со стороны мы выглядим как довольно заурядная пара — юная красавица и престарелый маг, решивший вкусить цветущий запретный плод.

«Что не так уж далеко от правды», подумал Арей уже про себя. Пелька смущенно потупила глаза и отвернулась. Взгляд её упал на оборотней, которым в это время принесли огромную миску, наполненную чем-то странным. Девушка пригляделась и поняла, что это сырое мясо. Один из оборотней тут же схватил сочащийся красным кусок и стал рвать его руками и зубами с диким урчанием. К горлу Пельки подступила тошнота, и она отвела глаза от неприятного зрелища.

Стражи-наемники, расположившиеся рядом с ними, о чём-то тихо беседовали, не обращая на Арея и Пельку никакого внимания, и девушка постепенно расслабилась. А когда ей принесли похлебку с вином и она сделала несколько глотков терпкого напитка, легкий дурман прогнал остатки напряжения. Пелька с аппетитом набросилась на еду.

Арей, как и прошлым вечером, смотрел на девушку, которая жадно, слегка торопясь, будто кто-то отнимет, поглощала пищу. За свою долгую жизнь он видел столько ужасного и прекрасного, он столько испытал, но ничто по силе и накалу чувств не могло сравниться с нею. А она не могла сравниться с тем бесконечным мраком, что царил в нем, окутывал его, подобно живому кокону. И куда бы мечник ни пошел и что бы ни делал, эта зияющая вечность тьмы с ним навсегда. Этого не исправить одной жалкой девчонке, которая сама нуждалась в спасении.

Его мысли прервал Могута, неслышно подошедший и склонившийся к уху Арея. Пелька настороженно смотрела на хозяина трактира и прислушивалась к свистящему шепоту, однако различила лишь обрывки фраз, самой четкой из которых была «…он ищет тебя, сказал передать…».

Когда Могута отошел и скрылся за дверью трактира, девушка увидела, что брови мечника сошлись на переносице.

— Что-то случилось?

— Меня ищет один старый друг, — отозвался Арей негромко. — Давно о нем ничего не слышал… Завтра с утра я с ним встречаюсь.

Пелька нахмурилась.

— Вы уверены, что это безопасно? Вдруг его кто-то подослал?

— Ему я могу верить, — твердо сказал мужчина. — Мы не раз выручали друг друга, думаю, что и сейчас он не откажет мне в услуге.

— Но всё же, что, если… — снова завела было девушка.

Но Арей остановил её, резко перебив:

— Я хоть раз давал тебе повод усомниться в моих решениях? — жестко спросил он, и в голосе его зазвенела сталь.

Таким тоном он ещё никогда с ней не говорил. Пелька поспешно замотала головой, а затем с обидой насупилась и взяла деревянную ложку, чтобы доесть подостывшую похлебку. Время от времени она бросала на мечника осторожные взгляды, рассчитывая, видимо, что он извинится за свою грубость. Однако барон мрака, которому принесли, наконец, его ужин, даже не смотрел в сторону девушки. Одним махом осушив кружку медовухи, он приказал наполнить её заново и занялся мясом.

На Лысую Гору, между тем, плавно опускалась ночь. В трактире становилось все более шумно, то тут, то там вспыхивали и затихали небольшие свары. Заливисто хохотали одетые в дорогие купеческие одежды разбойники. Те маги, что проигрались в кости, заливали горе крепкими напитками и приставали к хорошеньким ведьмочкам. Один из них закурил, с наслаждением выпуская кольца дыма, к нему присоединились два вампира и недавно прибывший гигантский детина, сильно смахивающий на полувеликана. Вскоре дымная завеса окутала каменное помещение плотной пеленой, заставляя кашлять нежных фей с тоненькими вздернутыми носиками.

Ведьмы с трудом пробирались между лавками, не успевая разносить заказы на тяжелых подносах. Храпящие тела тех, кто уже отгулял своё в этот вечер, два широкоплечих помощника Могуты вытаскивали под мышки на улицу и там окатывали ледяной водой из чана. Если кутила оказывался крепким, то его заводили обратно, и он продолжал пить и обниматься с феечками до самого утра. Если же бедолага так и не приходил в себя, его оставляли спать прямо на пороге заведения, а по утрам всё так же выливали на него ведро воды и пинком прогоняли со двора.

Пелька, слегка захмелевшая после вина и сытного ужина, сонными глазами обводила взглядом трактир. Такого буйства красок, речи, языков и видов она ещё не встречала. Неистовое безумие лысегорской ночи обволакивало девушку, разливалось по крови вместе с вином. Она уже забыла, что обиделась на Арея, и лениво улыбнулась ему, а затем повернула голову и перехватила взгляд одного их стражей в темном плаще, который откинул капюшон и смотрел на неё в упор. На дне его глаз притаилась холодная, расчетливая злоба, которую сейчас заволокло пеленой вожделения. Страж ухмыльнулся, нагло разглядывая Пельку, а затем подмигнул и нагнулся к ней.

— Привет, красавица, — его хриплый, гортанный голос едва перекрывал шум веселья. От него пахло гарью.

Пелька вздрогнула, попытавшись отстраниться, однако страж схватил её за руку повыше локтя.

— Куда ты, красавица? Не торопись! — он улыбнулся, показывая ровные желтоватые зубы, а затем дернул девушку на себя.

— Прекратите! — в ярости воскликнула Пелька, пытаясь вырваться и глазами ища Арея.

— Я ещё не начинал! — зло засмеялся страж. — Давай-ка познакомимся. Моё имя Эребус. А твоё как, красавица? Нет, не говори, дай я угадаю!

— Угадай моё, — раздался над ними спокойный голос.

Эребус нехотя повернулся и увидел стоящего перед собой высокого, но толстого и неповоротливого пожилого мага.

— Ступай отсюда, старик, — презрительно выплюнул страж и ещё крепче прижал к себе Пельку.

Арей прикрыл глаза. Пространство вокруг него дыхнуло серой, и в следующую секунду в руке мечника возник страшный двуручник. Распахнув глаза, барон мрака оглядел троих стражей, остановив жуткий немигающий взгляд на Эребусе. Тот оттолкнул девушку и выпрямился.

— Я знаю этот меч, — торжествующе сказал он и скользнул рукой за спину, вытягивая из ножен собственный меч. — Здравствуй, Арей.

По трактиру, до того притихшему, пронесся шепоток, в котором повторялось это имя. Поняв, что обманная личина ему больше ни к чему, мечник скинул с себя плащ, представая в своем истинном обличии.

— Вечер добрый, Эребус, — ответил Арей, опираясь на гарду и насмешливо разглядывая стража.

— Решил, значит, поразвлечься с человеческой девушкой? — Эребус язвительно скривился. — Не слишком ли ты стар для неё, м? Раньше я не замечал, чтобы тебя тянуло на малолеток.

Пока он говорил, двое других стражей возникли у него за плечами, доставая оружие. Выражение лица Арея после слов Эребуса как будто не изменилось, однако в темных зрачках зажегся опасный огонек.

— Если ты знаком с моим мечом, то должен знать и то, на что он способен, — небрежно сказал барон мрака, а следующие несколько мгновений слились в памяти Пельки в одно яркое, пугающее пятно.

Арей за секунду сократил дистанцию между собой и противником, выбрасывая клинок вперед. Однако он видел, что страж, стоявший слева от Эребуса, тоже вскинул меч, намереваясь достать барона мрака колющим ударом. Уклониться Арей не успевал, и тогда в последний миг он припал на колено, загоняя двуручник стражу под ребра, а затем потянул рукоять вбок, выдергивая оружие из оседающего тела.

Мечник тут же переместился на безопасное расстояние, принимая боевую стойку. Всё произошло так стремительно, что Пелька пришла в себя, лишь когда Эребус перевел озлобленный взгляд с мертвого стража на Арея. Оценив реакцию мечника, Эребус решил поменять тактику. Повинуясь силе его мысли, тяжелые дубовые столы раздвинулись, образуя свободную площадку для маневров. Остальные посетители столпились в кучу у дальней стены, с азартом наблюдая за сражением. Особо предприимчивые даже принимали ставки.

Арей неторопливо прохаживался по заплеванному полу трактира, прокручивая в руке тяжелый двуручник. Он выглядел расслабленным и спокойным, полным презрения к своим врагам, будто в открытую пренебрегая необходимостью защищаться от них. Его движения напоминали танец хищника — ленивые и неспешные. Он знал, что эта добыча его, что ей никуда не деться.

Пелька снова пропустила момент выпада — однако почти сразу поняла, что первым бросился Эребус. Его меч прошел по дуге и столкнулся с мечом Арея. Тот шагнул в сторону, разрывая дистанцию и понимая, что уже не успевает, а затем ощутил холод клинка, доставшего его колющим ударом в плечо. Барон мрака отклонился, предупреждая следующую попытку стража сблизиться. Его левый рукав начал быстро пропитываться кровью.

Бой продолжался. Эребус оказался неслабым противником. Арей перемещался, сокращал дистанцию, не позволяя себе держаться в глухой обороне. Рубящих ударов он избегал, предпочитая колющие в грудь или голову. Его скупые, четкие, выверенные жесты завораживали.

В очередной раз отклонив клинок, соскользнувший по наклонно подставленному лезвию, барон мрака прокрутился и послал двуручник в бедро Эребуса. Страж опустил свой меч, чтобы защитить ногу, и тогда Арей с невероятной скоростью взмахнул клинком, и сокрушительной силы удар обрушился на голову Эребуса, расколов череп надвое.

Воцарилась неестественная тишина. Арей отряхнул свой меч от крови, повернулся к оставшемуся в живых стражу и коротко, с издевкой, поклонился. Воинственный вопль стража подсказал его дальнейшие действия. Он кинулся на Арея, однако в следующее мгновение Пелька увидела возникшего между ними хозяина трактира. Могута поднес ко рту сведенные большой и указательный пальцы, а затем громкий и пронзительный свист накрыл трактир, постоялый двор и всю улицу. С пола поднялись пыль и мусор, сорвались с места стулья, заходили ходуном балки комнат. Пелька ощутила, как заложило уши, в глазах потемнело, и последним, что она увидела, был Арей, который на предельной дистанции ударил стража самым краем меча, рассекая ему шею. Всё остальное поглотил мрак.

========== 9. Невинность ==========

Эти слезы — блажь,

Поцелуи — плен,

Всё равно не дашь

Ничего взамен,

Утекай, вода,

Я давно хочу перемен.

В камине чадили отсыревшие поленья. Комната стала наполняться дымом, однако Арей щелкнул пальцами, и дышать стало легче. Пелька лежала на кровати, мерно дыша. Разбойничий свист Могуты оглушил девушку, заставив потерять сознание, однако мечник знал, что скоро она придет в себя.

Он сидел, устало откинувшись на жесткую спинку стула. На столе перед ним лежали дархи трех убитых стражей. Рана, которую он получил, не была серьезной, и мечник, наложив повязку, решил заняться своей добычей.

Арей достал кинжал и коротким отточенным движением расправился с витыми сосульками. Коллекция наемников была не такой уж впечатляющей — только в дархе Эребуса нашлось с десяток ярчайших эйдосов. Арей медленно и бережно ссыпал блестящие песчинки в свой дарх. По лицу его пробежала судорога жадного удовольствия. Каждая проглоченная тартарианской сосулькой песчинка наполняла мечника силой, насыщала его алчность, залечивала многие душевные раны.

Однако даже сила сотен невинных душ не могла исцелить барона мрака от его нынешней болезни. Эта болезнь — чувство. Оно проросло в нём и незаметно пустило корни так глубоко, что теперь вырвать его можно было только с мясом.

Пелька. Она была источником этого чувства, и мечник уже не мыслил жизни без этой своенравной, нелепо стриженой девчонки. Она забавляла, пленяла и сердила его, и одна лишь мысль о близости с ней рождала в груди нетерпеливое волнение, как будто он был пылким человеческим юношей, а не бессмертным стражем. Он знал, что не имеет права касаться девушки. В нём боролись противоречивые чувства: с одной стороны, мечнику хотелось сохранить её чистой и нетронутой, а с другой, тёмная часть его сущности жаждала сокрушить эту невинность. Может, потому, что где-то в дебрях подсознания Арея не отпускала мысль, что это хрупкое дитя наделено такой силой, которой ему никогда не познать.

Смятение, которое пришло в жизнь мужчины вместе с Пелькой, не давало ему покоя. Он злился, гнев наполнял его при мысли о том, что он колеблется. Ведь раньше подобные метания не были ему знакомы — он, один из сильнейших стражей мрака, мечник Арей, уже давно стойко придерживался однажды выбранного пути и не оглядывался назад, не жаждал искупления. Но она перечеркнула все его планы и былые цели, она заполнила его своей благой отравой и заставила желать большего. Надеяться на то, что, возможно, они смогут всё преодолеть. И однажды…

Арей устало прикрыл глаза рукой. Нет, невозможно. Всё это слишком хорошо, слишком слащаво для такого, как он. Барон мрака давно усвоил, что счастливая жизнь с кем-то — не то, что ему дано будет познать. Ведь счастье — это уязвимость, а у мрака не должно быть уязвимых мест.

Но как же он хотел, Тартар всё подери, как хотел, чтобы Пелька могла остаться подле него! Он думал о том, как бесстрашны двое, соединенные светом. Бесстрашны и непобедимы, всесильными их делает одно на двоих чувство. И сейчас он уже не знал, что крепче — пуповина, связывающая его с мраком, или та невидимая серебристая нить, что протянулась между ним и девушкой.

Почувствовав на себе взгляд, Арей открыл глаза. Пелька, немного приподнявшись на локтях, смотрела прямо на него, и на её потрясенном лице читалась грусть. Выпрямившись, мечник скривился и небрежно указал рукой на свой дарх, который продолжал сыто извиваться на столе. В красноватых отблесках пламени грани сосульки завораживали своими переливами, и Пелька невольно засмотрелась на эту замысловатую игру света и тени.

— Моя добыча, — саркастически произнес Арей. — Так стражи мрака и питаются — нас невозможно по-настоящему насытить едой, сном или женщинами. Ни один кусок прожаренного мяса не утолит наш голод, сутки сна не восполнят наших сил и ни одна блудница не подарит такого наслаждения, как сияние одной-единственной человеческой души, заточенной во тьме наших дархов.

Говоря это, мечник вглядывался в Пельку, стараясь не пропустить момент, когда её охватят страх и презрение — и вот оно, гипнотический блеск в глазах девушки сменился ужасом неверия, она с трудом поднялась с постели и, пошатываясь, приблизилась к мужчине.

— Зачем вы пытаетесь напугать меня? — тихо спросила Пелька.

— Я пытаюсь открыть тебе глаза, глупая девчонка, — горько усмехнулся барон мрака. — Чем полнее мой дарх, тем больше пуст я. Понимаешь ты это? Мне нечего тебе предложить!

Пелька опустилась на колени перед стулом, на котором сидел Арей.

— Вы просто не хотите попробовать. Я вижу то, чего не видите вы, позвольте помочь вам, — девушка протянула руку, положив ладонь мечнику на грудь, и под её пальцами сердце мужчины забилось быстрее. — Свет не погас окончательно, — прошептала она, — всё ещё можно исправить.

Глаза барона мрака потемнели от отчаяния и гнева, он схватил тонкое запястье и потянул Пельку к своему лицу. Темные, познавшие боль и страдание зрачки впились в неё пиявками, и сосущая пустота Тартара накрыла обоих безнадежной завесой.

— Когда ты поймешь, наконец? Я тот, кто я есть! Думаешь, нескольких поцелуев достаточно, чтобы я потерял голову и забыл, что значит служить мраку? Думаешь, стоит тебе попросить, и я отрекусь от дарха, своего меча и побегу с тобой в поле валяться среди цветочков и смотреть на облака? Этого не будет!

Резко отбросив руку девушки, мечник поднялся и начал ходить из угла в угол. Когда эмоции захлестывали его, он не способен был оставаться на одном месте. Чтобы не отравиться собственной злобой, ему требовалось движение.

Пелька смотрела на него большими печальными глазами. Она чувствовала, как сильно пошатнулись за эти несколько месяцев возведенные им стены. А ещё девушка знала, кто он такой, как знала и то, на какой большой риск идет, вверяя ему свою судьбу, вручая ему своё сердце. Она, человек, любящий всей душой, могла ясно видеть того, кто не был способен на подобные чувства. И всё же Пелька не колебалась. Ей самой была не совсем понятна собственная уверенность — как если бы среди непроглядной тьмы вдруг засиял огонек, осветивший тропу и указавший ей путь.

Когда девушка увидела раскрытый дарх мечника, из него струился нежный мелодичный перезвон. Это был самый горестный звук, который ей доводилось слышать в своей жизни. Сердце щемило от тонкой мелодии, и она поняла, что это плач душ, которые молят о покое. В тот миг Пелька готова была отдать свою жизнь за одну спасенную песчинку.

Душа Арея, даже изуродованная мраком, всё ещё лучилась остатками света. Скованная до того мерзлотой Тартара, она всё больше ссыхалась, однако любовь коснулась её, задела самым кончиком своего крыла, и лед тронулся. Пелька была той самой девушкой, которая способна на самопожертвование, спасающее даже самые заблудшие души. И теперь она пришла, чтобы помочь мужчине, которого полюбила. Они либо воспарят вместе, либо погибнут — но по отдельности уже не смогут.

И Арей чувствовал это. Видел в её глазах, читал в безмолвном движении губ. Как легко было бы отбросить всё то, что сделано! Броситься в море чистых чувств, разрезать волны, позволить им омыть себя и смыть все грехи. Почему всё должно быть так сложно? Почему нельзя просто принять то, что произошло? Есть он, мужчина, и есть женщина, которая любит его.

Но совесть — то немногое, что от неё осталось — назойливо шептала мечнику, как эгоистично будет воспользоваться любовью этой невероятной девушки, какими последствиями грозит признание собственных чувств.

И снова он нетерпеливо заговорил:

— Ты не знаешь, что я делал! Не понимаешь, ярмо каких грехов лежит на мне!

Пелька шагнула к нему:

— Так поделитесь этой ношей! Я все вынесу, поверьте, я сильная. А вместе…

— Поделиться с тобой моей ношей? — сквозь зубы выговорил Арей, хватая девушку за плечи и встряхивая. — Глупое создание! Моё бремя не для людей, тем более не для женщин. Только у бабы всё может быть просто! Думаешь, ты первая, кто хочет изменить существующий порядок вещей?

— Думаю, я первая, кто пытается спасти вас, — спокойно ответила Пелька, хотя голос её дрожал, а губы прыгали.

Внезапно Арей наклонился к ней и угрожающе прошептал:

— А кто спасет тебя, девочка?

Мужской запах, уже знакомый Пельке, ударил в голову, однако она твердо выдержала его взгляд, только спросила тихо:

— О чём вы?

Взгляд Арея прошелся по всему её телу, нахально задержавшись на вздымавшейся от волнения груди, а потом его свистящий шепот раздался над самым ухом:

— Знаешь, сколько раз я мог взять тебя силой, не заботясь о твоих чувствах? Всё это время ты отказывалась признавать, кто я такой, дразнила меня, не задумываясь над тем, что я страж мрака и мужчина. А между тем я познал многих женщин, — теперь его голос хрипел, болезненно ввинчиваясь в разум девушки, — и не все они ложились со мной по своей воле.

Усталость и напряжение насыщенного вечера и трудного разговора накрыли Пельку, она судорожно выдохнула, дернулась в медвежьих руках мечника и удивилась, когда он легко выпустил её, отступая на шаг.

Распрямив плечи, девушка вскинула голову, её тонкий, но сильный голос зазвенел в прогретом воздухе комнаты:

— Ты трус, — так впервые она обратилась к Арею на “ты”, и продолжила, не обращая внимания на то, как вспыхнули гневом его глаза. — Да, ты трус, хотя никогда сам себе в этом не признаешься. И не потому, что — я знаю это — не посмеешь взять меня принуждением. Ты боишься любви и боишься любить, предпочитая укрыться от всех в броне своего безразличия. Вот только она насквозь лживая! Меня тебе не обмануть! Дело не в том, что ты не хочешь перекладывать на меня свою ношу. Просто тебя пугают чувства и то, что они с собой несут! Мы повстречались и стали узнавать друг друга, но чем более близки мы становимся, тем больше дистанции ты пытаешься создать между нами. Мы полюбили, и ты так этого боишься, что готов отказаться от взаимного счастья и возможности что-то построить!

Вот всё и было сказано. Барон мрака стоял напротив худой девушки вдвое меньше себя и не верил в то, что произносят её уста, не понимал, откуда в ней столько стойкости и веры, тогда как сам он разваливался на части. Гнев, закипевший было в нём при первых её словах, под конец фразы утих, оставив лишь злость на самого себя. А ещё усталость, бесконечную, как небесные просторы.

Арей знал, что Пельке стоит лишь положить свою ладонь на его покрытый испариной лоб, и все тяготы мира отойдут на второй план. Лишь она одна может снять с него тяжкий груз содеянного. И, боги, ему больше ничего не будет нужно — лишь её прохлада на собственном лбу!..

Внять сейчас её словам — самая горькая кара, самое высшее блаженство. У него не осталось больше сил, а Пелька и её свет — как глоток живой воды после боя, как оазис посреди мертвой пустыни.

Арей бессильно прислонился к столу, разглядывая игру теней от очага на лице девушки. Его слова прозвучали надломленно, странным образом неестественно посреди наступившей тишины:

— Упрямая! Какая же ты упрямая… Что мне делать с тобой?

Пелька в несколько шагов сократила расстояние между ними и сказала дрожащим голосом то единственное, что было спасением для них обоих:

— Любить.

Мечник помнил, что есть истинная любовь — этому его научил Создатель. Её суть в том, чтобы отпустить. Отпустить, довольствуясь лишь ролью наблюдателя, зная, что тот, кого ты любишь, станет счастливым без тебя. Арей верил в такую любовь, она грустна и прекрасна, и хотя бы раз стать героем такой истории — то, о чём он порой втайне мечтал. Хоть раз в жизни побыть героем, сделать то, что правильно.

Но он никогда не был героем. Он падший страж света, и он полюбил смертную. Он хотел быть с ней, неважно, сколько им было отпущено — вечность или только эта ночь.

И губы Арея столкнулись с теплыми, податливыми губами девушки. Он не давал ей глотнуть воздуха, остановиться хоть на мгновение, он сцеловывал, слизывал её тонкие вздохи. Сжимал огрубевшими ладонями маленькую грудь, понимая, как же всё это неправильно, неправильно…

— Это неправильно, — вырвалось у него между поцелуями, и он замер, глядя на раскрасневшееся лицо Пельки. — Так нельзя, я черт знает насколько старше тебя, понимаешь? Неправильно. Всё это…

Пелька приподнялась на цыпочки, обхватила ладонью его голову:

— Тогда что правильно?

Её губы довершили то, что не успели слова, и восхитительная неправильность происходящего перестала беспокоить обоих, напротив, подстегивая взмыленных лошадей обоюдного желания.

Лаская подставленную ему шею, Арей почувствовал, как холодные от волнения пальчики проникли в вырез рубахи и коснулись его груди. Он ощущал, как лихорадочно бьется голубая жилка под его языком, как судорожно вырывается воздух из легких девушки. Ему хотелось быть ещё ближе к ней, и он подхватил её под ягодицы, усаживая на стол, вжимаясь в Пельку всем телом и что-то неразборчиво рыча.

Ей казалось, что его руки были везде, со всех сторон обнимая, обхватывая её тело. Девушке незнакомо было это чувство — быть желанной кем-то так сильно, так неистово. Она самозабвенно приникла к нему глубоким поцелуем, упиваясь властью над этим сильным, во всём и всегда неуязвимым мужчиной. Арей разорвал поцелуй, и Пелька по инерции потянулась за его губами, однако он нежно взял её пальцем за подбородок, вглядываясь в глаза, точно пытаясь выпытать у неё что-то.

— Я не хочу брать у тебя больше, чем ты сама готова мне дать, — его глубокий, вибрирующий голос эхом отзывался у неё в голове.

— Знаю, — еле слышно отозвалась она. — Я готова, я хочу. Пожалуйста…

Она снова просила его, сама не понимая, о чём. Всё, что она чувствовала - это собственное желание разделить с Ареем судьбу, стать частью его тьмы, погрузиться вместе с ним в холодный мрак и потонуть — или вынырнуть, спасшись.

Однако мужчина услышал и понял скрытый призыв, потому что запустил руку ей в волосы и с силой притянул к себе, снова горячо целуя. А когда он просунул ладонь между их телами и начал дразнить её сквозь ткань платья, дрожь предвкушения окутала Пельку и тело перестало повиноваться. Это было так же, как тогда в башне — те же сладкие импульсы от движений его пальцев, напоминавшие об удовольствии, которое он ей когда-то подарил. Девушке казалось, что всё её тело звенело от напряжения, от жадности к его прикосновениям.

Арей зарывался в её темные волосы, с трудом сглатывая, и терял разум от безрассудности того, что они делали. Угли его желания разгорелись ещё жарче, когда свободной рукой мечник взялся за шнур, стягивавший ворот платья. Потянув тесемки, он обнажил её грудь и плечи, припадая влажным ртом сначала к одному соску, затем к другому.

— У меня кружится голова, — прошептала Пелька, стискивая плечи мужчины.

Он приподнял её, слегка поморщившись от боли в раненой руке, пересек комнату и положил девушку на кровать. Пальцы Арея дрожали, когда он ухватил подол юбки и медленно потянул вверх. Румянец стыдливости, окрасивший алым щёки Пельки, заставил барона мрака слабо улыбнуться. Однако улыбка быстро померкла, когда он стянул с неё панталоны.

Без одежды она казалась растерянной, беспомощной и невероятно хрупкой. Однако в её глазах сверкала непоколебимая решимость, которую Пелька подтвердила, нетерпеливо протянув к мечнику руки. Он не отрывал от неё глаз, пока отстегивал оружие и скидывал сапоги. Опустившись на кровать, барон мрака резко раздвинул ноги девушки, и слабый отблеск страха мелькнул на её лице. Склонившись над ней, Арей прошептал хрипло:

— Я никогда не был нежен с женщинами. Я никогда ни с кем не был нежен, но тебя я не обижу.

Она закивала и позволила его руке двинуться между маленьких крепких грудей по плоскому животу и ниже. Любопытство и смущение сплелись в ней таким тесным клубком, что одно в следующее мгновение сменялось другим. Пельке хотелось коснуться мужчины, и влечение в конце концов побороло стыдливость. Она осторожно провела пальцами по его широким плечам, и он прекратил начатую ласку, уставившись на её руку. Девушка ухватила ткань рубахи, помогая мечнику аккуратно, не задевая повязку, стянуть одежду через голову, а затем провела по могучей груди ладонью, путаясь пальцами в жестких темных волосах. От него исходил запах, круживший голову, и, поддавшись импульсу, Пелька приподнялась на локтях, целуя его грудь и вдыхая терпкий мужской аромат.

Арей выдохнул сквозь сжатые зубы и откинул голову, наслаждаясь движением девичьих губ, скольжением острого языка. Мучительная боль в паху от сдерживаемого нетерпения грозила расплавить его, когда девушка вдруг коснулась обнаженной грудью его живота. Толкнув Пельку обратно на подушки, он навис над ней, снова завладевая её ртом, дразня её между ног своей плотью, обтянутой тканью штанов. Он терся об неё, пока они целовались, девушка ощущала его член сквозь плотную материю, и у неё в голове мутилось от противоречивых, томительных чувств.

Внезапно мечник обхватил её за плечи и одним движением перевернул на живот. Пелька охнула от неожиданности, и стыдливый восторг снова поднялся в ней, когда она ощутила на себе тяжесть мужского тела. Арей покрывал поцелуями её плечи, слегка прикусывая нежную кожу, и девушка ощущала, как спину ей царапает его борода. А потом он просунул руку под её живот и надавил на чувствительное место, потирая его, снова раздувая слегка потухший костер наслаждения.

По телу Пельки пробежала судорога, когда барон мрака приник к её шее и зашептал низким голосом:

— Знаешь, что ты со мной делаешь, девочка? — он уже не контролировал движение своих бедер, толкавшихся между её худых раскинутых ног. — А знаешь, что я сейчас буду делать с тобой?

От напряжения, его слов и сводящего с ума накала эмоций у девушки заложило уши и потемнело в глазах. Она уже узнала эти дивные, медово-сладкие позывы, зарождавшиеся где-то в животе. Всхлипнув, Пелька приподняла бедра навстречу его руке, и это почти бессознательное движение стало последней каплей.

Не тратя время на раздевание, мечник слегка приспустил штаны. Девушка была маленькой и узкой, и её тело непроизвольно сжалось, сопротивляясь его вторжению. Она уткнулась в подушку, заглушая вскрик.

— Тшш, Пелька, — тяжело выдохнул Арей, целуя её в плечо.

Услышав своё имя, произнесенное хрипло и умоляюще, она тихонько вздохнула и постаралась расслабить судорожно сжатые мышцы. Что-то крепко натянулось внутри её тела и с резкой болью оборвалось. Пелька сцепила зубы, не позволив вырваться ни единому звуку. По её носу медленно сползла слеза. Мечник стал брать девушку осторожными, неглубокими толчками. Она не могла видеть его лица, только чувствовала исходящий от мужчины жар, ощущала его пальцы, крепко сжимавшие её бедра. Время от времени Арей наклонялся и целовал её спутанные волосы, а затем снова терялся в терпеливых, медленных движениях.

Первые несколько минут были для Пельки не слишком приятными. Её тело привыкало к новым ощущениям, она чувствовала, как внутри и снаружи всё саднит. Но спустя какое-то время к болезненным уколам стало примешиваться робкое удовольствие, а когда мужчина слегка переместился, проникая в неё под другим углом, девушка сдавленно ахнула. Она ощутила прежнюю ритмичную пульсацию глубоко внутри, рождаемую его твердым членом, и это было невыносимо прекрасно. Даже боль причудливо вплеталась в вихрь её чувств, и сейчас эта боль была центром их близости, потому что она имела смысл.

Пелька не могла как следует вдохнуть — лишь слабые стоны вырывались из её горла при каждом столкновении их тел. Она слышала хриплое, протяжное дыхание Арея, но когда наступил момент наслаждения, его сдержанность дрогнула, и он не смог справиться с собой, громко простонав на выдохе её имя.

Мечник чуть не раздавил её, когда его руки ослабли и он навалился на неё. Однако Пелька не могла желать большего — было какое-то особое удовольствие в том, чтобы лежать вот так, чувствуя на себе его вес, пока он пытался выровнять дыхание. А затем барон мрака будто опомнился и приподнялся, выскользнув из неё и переворачивая девушку на спину. Она читала на лице Арей потрясение и благодарность, когда он наклонился и запечатлел на её виске легкий поцелуй, не в силах иначе выразить то, что сейчас чувствовал. Это мгновение нежности после сладкого безумия сказало ей обо всём.

А потом они оба опустили глаза вниз, туда, где на простыне медленно расползалось небольшое бордовое пятно. Её девственность принадлежала ему, и Пелька знала с самого начала, что это произойдет — так должно было быть.

— Теперь я твоя, — прошептала она, и тогда Арей провел рукой над кровавым разводом, а ткань снова стала чистой.

— Навсегда, — тихо отозвался он. — Невинность очень могущественная вещь, и по законам магии ты теперь моя супруга.

========== 10. Договор с предателем ==========

Комментарий к 10. Договор с предателем

Дорогой читатель! Приношу свои извинения за то, что главы стали выходить так редко, и благодарю тебя за терпение.

Тяжелые капли дождя стучали по оконному навесу и покатой крыше. Методичный дробный звук вбивался в уши мечника, пока он лежал с закрытыми глазами. Благодаря магии огонь в очаге горел всю ночь, и, несмотря на бушевавшую снаружи непогоду, в комнате было тепло.

В памяти Арея вспыхивали образы прошедшей ночи — жаркие, томительные картины того, как его большое тело накрывало худенькую фигурку девушку. Оживали звуки и запахи, мельчайшими нюансами вплетавшиеся в полотно воспоминаний. Спертый воздух комнаты, тонкий вздох, духота, в которую резко врывался аромат волос Пельки, скрипнувшая спинка кровати, когда он вцепился в неё рукой, шлепок кожи о кожу и снова — тихий стон…

Боги, что же он творит.

Арей медленно открыл глаза. Сумрак комнаты разбивало оранжевое пламя, плясавшее в очаге. Опершись на руку, барон мрака поднялся с постели. Он нарочно избегал взглядом девушки, уютно свернувшейся на середине кровати.

Быстро умывшись водой из ковша, мечник начал одеваться. Известие о том, что его разыскивает Яраат, встревожило Арея. Оборотень был одним из тех немногих, кому Арей доверял, однако он понимал, что вряд ли старый приятель стал бы искать встречи с ним просто так. Хотя у мечника были подозрения о том, почему Яраат хотел повидаться.

А ещё Арею не понравилась мысль о том, что их с Пелькой так легко найти. Если смог оборотень, смогут и другие. И самое главное — вчера Арей заверил девушку в том, что ей не стоит сомневаться в его решениях, однако сам он колебался. Доверие доверием, а мрак был, есть и остается оплотом подлости.

Накинув на себя плащ с мороком, мужчина подошел в широкой кровати. Он с облегчением заметил, как мерно поднимаются и опускаются плечи Пельки — она крепко спала. Не удержавшись, Арей протянул руку и пропустил через пальцы невесомую прядь волос.

То, что он испытывал к девушке, не было простым зовом плоти. Именно это и напрягало мечника с первого дня их встречи. Арей знал, как справиться с похотью, — но что делать с этим чувством, название которому он пока даже мысленно боялся дать?

Наклонившись к уху девушки, барон мрака прикрыл глаза и шепнул едва слышно:

— Это было не просто так.

Пелька не пошевелилась, её глубокий сон ничто не могло нарушить, а в следующее мгновение дверь комнаты тихо открылась и закрылась, отгораживая девушку от враждебного мира и оставляя наедине с её трепетными грёзами.

Внизу, у деревянной стойки, Арей заметил хозяина постоялого двора. Заведение ещё не избавилось от последствий вчерашних гуляний. Хорошенькие ведьмы с опухшими от бессонницы лицами убирали столы и оттирали грязно-бордовое пятно в центре зала — от крови стражей было не так просто избавиться.

Могута недовольно качал головой:

— Арей, время идет, а ты не меняешься, — его шепелявый голос с небольшим акцентом звучал тихо. Трудно было поверить, что этот самый человек при желании мог исторгнуть смертоносный свист.

— Прошу прощения за неудобства, — мечник склонил голову в извиняющемся полупоклоне. — Однако хорошая заварушка твоему трактиру ещё никогда не вредила.

— Тут ты прав, — хохотнув, сплюнул на пол Могута.

— Слушай, — Арей придвинулся к нему. — Вспомни-ка, кто передал тебе сообщение прошлой ночью?

Хозяин трактира внимательно оглядел своего гостя:

— Это был вампир, из новообращенных. Я пытался вытянуть из него подробности, но он нахлебался свежей крови и мало что соображал, кроме того, что я тебе уже сказал.

— Не знаешь, где я могу его найти?

Могута странно ухмыльнулся и повел мечника к выходу. Распахнув дверь, он указал рукой куда-то вбок. Дождь прошел, но двор был покрыт глубокими лужами, над которыми стелился прозрачный предрассветный туман. В этой дымке Арей разглядел фигуру юноши, который сидел, прислонившись к стене. Казалось, он спал. Однако, подойдя ближе, мечник увидел безобразную рваную рану на шее вампира, настолько глубокую, что голова несчастного была практически отделена от тела. Присев на карточки, барон мрака коснулся запекшейся крови. Смерть наступила несколько часов назад.

Могута неслышно приблизился и встал рядом:

— Я нашел его с полчаса назад. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы этот малый опомнился и начал болтать лишнее.

Помолчав немного, он добавил:

— Уверен, что это не ловушка?

Растерев кровь между пальцами, Арей покачал головой:

— Нет. Тот, кто это сделал, просто заметал следы. Он мне не враг. Но, просто на всякий случай, — мечник поднялся, — если я не вернусь…

Он замолчал, не зная, что сказать. Что, если он не вернется?..

— Ты о девчонке, которая живет с тобой? — усмехнулся Могута. — Не переживай, я о ней позабочусь.

В один шаг сократив расстояние между ними, барон мрака схватил разбойника за рубаху и подтянул к себе.

— Правда? — сквозь зубы выговорил он. — И как же?

Хозяин трактира понимающе, с издевкой осклабился и попытался отстраниться, однако медвежья рука Арея держала крепко.

— Говорю же, ты не меняешься, — сказал Могута. — Такой же бешеный нрав, так же скор в суждениях и поступках. Я не трону твою девчонку, Арей, и сделаю так, чтобы не тронули другие. Долг платежом красен, а я помню, какую услугу ты мне оказал когда-то.

Страшные, узкие зрачки мечника снова приняли привычные очертания. Он разжал ладонь. А затем повернулся широкой спиной и медленно пошел к тяжелым воротам. Уже коснувшись железной скобы, служившей запором, барон мрака обернулся:

— Если не вернусь в течении трех часов, сотри ей память и отправь в человеческий мир.

Сказав это, он накинул на голову капюшон и исчез в дымке зарождающегося утра.

***

Барон мрака спокойным шагом продвигался вглубь городка. На Лысой Горе такое раннее утро было самым роковым временем. Уже не ночь, однако новый день ещё не вступил в свои права. Дымка опасности стелилась по каменным мостовым вместе с мокрым туманом, который мешал четко видеть. Очертания домов и обитателей этого места становились необъяснимыми и грозными, из темных углов слышались чавкающие звуки и жуткие всхлипывания. А когда неестественную тишину окрестностей разрывал высокий, душераздирающий крик, холодивший сердце, в душе растекалось тяжелое тревожное предчувствие, и тогда даже самый смелый путник прибавлял шагу.

Но Арей продолжал идти вперед степенно и не торопясь, прячась от промозглой сырости и холода в тяжелых складках плаща. Он размышлял о Пельке и о том, что передал хозяину трактира на её счет. Эти слова не были случайными, они пришли ему в голову не спонтанно — мечник думал об этом, и думал давно. Ещё во время их путешествия по Запретным землям, когда они день за днем продвигались к Приграничью, он лежал без сна долгими ночами и размышлял, что ещё не поздно вышвырнуть девчонку из своей жизни. Обронить несколько фраз тихим шепотом, коснуться ладонью прохладного лба…

Однако чем больше он смотрел на Пельку, тем невыносимей ему казалась мысль о том, что она может его забыть. Что её ореховые глаза, остановившись на нём, скользнут по грузной фигуре мечника равнодушным взглядом, тогда как сейчас в них плескались восторг и нежность. И его рука замирала над головой девушки, нерешительно опускаясь на волосы. Пелька не знала, что барон мрака перебирал их нежный шелк, пока она спала. Прямо как этим утром.

После ночи, изменившей всё.

Теперь Пелька была его, а он принадлежал ей. Арей не солгал девушке — девственность в мире стражей ценилась очень высоко. Однако лишь та, что была отдана добровольно, незримыми узами связывала мужчину и женщину. Этодействительно было сродни браку, настолько сильно магия вплеталась в подобные отношения, и для двоих, соединенных подобным образом, обратного пути уже не было.

Арей ни о чём не жалел, ибо мрак в нём ликовал. Но те затухающие искры света, что ещё вспыхивали в душе, породили чувство, а оно, в свою очередь, посеяло заботу. Которая превращалась в тревогу, а потом и в страх, когда объект чувства находился в опасности.

И теперь этот страх гнал Арея по пустынным улицам. Время от времени хлопали двери трактиров, изрыгая последних весельчаков, продержавшихся до утра. Раздавался неприятный гогот, песня, подхваченная пьяными голосами, а затем всё снова смолкало.

Свернув с главной улицы, мечник прошел ещё несколько сотен метров и остановился у ветхой избы, почти вросшей в землю. Мельком оглянувшись, он дважды стукнул кулаком по хлипкой двери, а затем, выждав пару секунд, ударил третий раз. Дверь открылась ровно настолько, чтобы впустить барона мрака, и сразу же захлопнулась за ним.

В полумраке на хлипком стуле сидел, ссутулившись, мужчина непонятного возраста. Выпуклые бесцветные глаза саркастически разглядывали мечника, который шагнул вперед, мгновенно узнав человека.

— Яраат, — негромко поприветствовал Арей, слегка кивнув.

Оборотень кивнул в ответ, небольшим кинжалом выковыривая грязь из-под ногтей, и произнес тихим сиплым голосом:

— Как живешь, Арей?

Барон мрака не стал отвечать, да это и не требовалось. Стражи мрака не особо уважали протокольные расшаркивания, предпочитая сразу переходить к сути.

— Упыря прикончил ты?

— Разумеется, — оборотень склонил голову набок. — «Это Лысая Гора — смерть здесь лучше серебра». Ведь нам с тобой ни к чему лишние свидетели, правда?

— Камня-головы у меня нет, — начал барон мрака, но был прерван шелестящим смехом мужчины.

— Думаешь, я этого не знаю? Арей, Арей, мы столько лет знакомы, а ты до сих пор так и не понял, что в вопросах артефактов я всегда на шаг впереди тебя.

Яраат поднялся, его подвижное лицо озарила глумливая ухмылка, весьма неприятная, но не удивившая мечника. Сейчас главным для него было выяснить цель этой встречи.

— Тогда зачем ты искал меня? — нарочито будничным тоном поинтересовался он, складывая руки на груди.

— Сказать, что ищу тебя не только я. Ты нужен Лигулу.

— Старая песня, — фыркнул Арей.

— Песня, может, и старая, но в неё, кажется, вплелась новая мелодия, — многозначительно заметил Яраат.

Уголок его рта невротически дернулся, напоминая об оборотнической сущности. Но мечник не обратил на это внимания. Огненным хлыстом его обожгло понимание, что тайна раскрыта. Будто прочитав мысли Арея, оборотень насмешливо кивнул:

— Я тебя понимаю, она хороша. Юна и невинна. Слишком худая, правда, но на вкус и цвет, как говорится.

Барон мрака гневно шагнул вперед, но Яраат скользяще увернулся, вскинув руки в примирительном жесте:

— Не горячись! Я пришел с миром.

— Кто ещё знает? — хрипло проговорил мечник.

— Только я, — успокоил его оборотень. Снова достав свой кинжал, он стал поигрывать им, ловко пропуская между пальцами. — Но ты же понимаешь, что, раз узнал я, узнают и другие?

Арей устало опустился на жалобно скрипнувший стул, стоящий напротив. Автоматически провел рукой по волосам.

— Понимаю, — выдохнул он.

Если бы в этот момент барон мрака поднял голову, то заметил бы, как жадно наблюдает за ним Яраат. Как его сероватая кожа будто пошла рябью от конвульсивных волн. Он пил потоки безысходности, льющиеся из Арея, жадно и быстро. В конце концов, справившись с собой, оборотень отвел взгляд. Лишь рот его по-прежнему слегка вздрагивал.

— Послушай, — Яраат наклонился вперед, и лицо его осветилось поддержкой и пониманием. — Зачем тебе из-за неё скрываться? Такие игрушки периодически появляются у каждого из нас, это не запрещено. А вот излишняя таинственность может привлечь ненужное внимание. Ведь если прячешься, значит, есть что скрывать. Развлекайся с ней, сколько хочешь, главное, помни: не пойман — не вор!

Арей сцепил пальцы рук, размышляя о том, как теперь быть. Он знал, что такое мрак, лучше многих, и потому не питал на этот счет иллюзий. Но даже среди слуг тьмы есть те немногие, на кого ещё можно положиться. Мечник знал Яраата очень давно, они плечом к плечу сражались за самые важные артефакты мрака и не раз прикрывали друг друга. А ещё он понимал, что рано или поздно ему пришлось бы найти того, кому можно довериться, потому что долго прятать Пельку Арей бы в одиночку не смог.

Наконец, решившись, он произнес:

— В том-то и дело, что я уже вор.

Оборотень притворно, но очень убедительно изобразил недоумение:

— Будет тебе! Мы все через это проходили — они лишь временные безделушки. Красивые, но хрупкие сосуды, вместилища великой силы. Главное, не привязываться, не позволить свету их эйдосов затмить твой разум, отняв у них это незаслуженное сокровище.

— Уже поздно, — отрывисто перебил его мечник.

Яраат откинул голову, всматриваясь в него, и всё понял. Его блеклые зрачки расширились.

— Она моя, — добавил Арей. — Я не могу отказаться от неё.

Яраат вскочил с места в притворном волнении. На самом деле, он не хотел, чтобы мечник заметил выражение его глаз. В них плескалось злобное торжество, и оборотень в садистском предвкушении кривил губы. Арей и его девчонка уже в ловушке, главное, не дать понять птичке, что она попалась в клетку.

Обернувшись, он задумчиво сказал:

— Вы не сможете скрываться вечно. Тебя разыскивают, а у мрака и без того везде глаза и уши.

— Как будто я этого не знаю! — раздраженно отозвался мечник, вновь ероша пятерней волосы. — Думаю, будет разумным перебраться в человеческий мир. Там мы хотя бы сможем затеряться, а здесь слишком явное место для укрытия.

— За несколько дней до вашего прибытия здесь уже побывали наёмники из Верхнего Тартара, — отрезал Яраат. — Они оставили дозорного и в ближайшее время сюда не сунутся. Пока вам безопасней оставаться на Лысой Горе. Однако, я бы советовал тебе всё же встретиться с Лигулом. Твоя скрытность наводит горбуна на нехорошие мысли. Явись к нему и скажи, что хочешь на время отойти от дел — ведь так уже было, когда ты поселился в Приграничье.

Мечник медленно кивнул, соглашаясь:

— Думаю, ты прав. Так я хотя бы смогу выиграть время. Да, дозорным я тоже займусь.

— И не только им — комиссионеры рыщут по всей округе. Хотя, мне тебя учить не нужно, — усмехнулся оборотень, — ты столько лет таился и жил вблизи опасности.

— Правда, — ответил Арей, вставая. И добавил про себя: «Но тогда я был один».

Напоследок мечник крепко пожал руку предателю, пристально глядя ему в глаза:

— Я доверился тебе, Яраат. Смотри, не подведи меня.

— Такого ещё не было, Арей, — Яраат ответил на рукопожатие. — И я собираюсь продолжать в том же духе.

После ухода барона мрака оборотень ещё долго стоял у низенького грязного оконца. Его выпуклые, в красных прожилках глаза неотрывно следили за невесть откуда взявшейся в ноябре мухой, угодившей в пыльную паутину. Муха дергалась, мелко-мелко перебирала лапками, но липкие сети держали крепко.

Приблизив лицо к насекомому, Яраат улыбнулся. Это была страшная улыбка безумца.

— Вот ты и попался, мечник Арей, — свистящим шепотом произнес он, и через несколько мгновений изба опустела.

Лишь несчастная муха продолжала из последних сил биться в роковой ловушке.

========== 11. Признание ==========

Там, где ты проходил, замерзали деревья,

Тебя колдуном называли в поверьях,

Но я знаю, ты вспомнил, кто ты и свой дом,

Замерзая во льдах, окутанный сном.

Когда раннее утро плавно перетекло в новый день, Арей вернулся на постоялый двор. Кабацкие девки уже убрали зал и сдвинули столы на место. Могута скользнул по мечнику спокойным взглядом, будто и не он ещё несколько часов назад предупреждал Арея о смертельной опасности.

В несколько прыжков преодолев рассохшиеся ступени, барон мрака взлетел на второй этаж. Слоило ему распахнуть дверь, как Пелька обрушилась на него, всхлипывая в истерике.

— Я испугалась, что ты оставил меня! — рыдания сотрясали худое тело, которое Арей крепко сжимал в объятиях.

Он улыбался — глупо, удивленно. Растерянно поглаживал спутанные темные волосы. А когда девушка подняла к нему заплаканное лицо, улыбка стала ещё шире.

— Никогда, — шепнул он, и странная нежность в его взгляде досказала ей остальное.

***

С того дня для Арея и Пельки началось счастливое время, наполненное относительным покоем. Если не считать нескольких вылазок, мечник почти всё время проводил рядом с девушкой. На дело он выходил в основном ночью, когда сон Пельки, усиленный магией, становился крепок и безмятежен.

О своей встрече с оборотнем Арей рассказал ей немного, передав лишь часть беседы. Хотя Пелька по-прежнему дичилась посторонних, Арею она доверяла полностью. А он, в свою очередь, убедил её, что Яраат надежный союзник. Правда, о том, что ему необходимо встретиться с Лигулом, барон мрака умолчал. Так же, как и о наемниках, что рыскали в поисках барона мрака. Мечнику хотелось оберегать девушку от всех тревог и опасностей. Чувство, доселе ему незнакомое.

Хотя слова Яраата и поселили в душе Арея некое подобие извращенной надежды, у него полегчало на сердце, когда он расправился с дозорным, подосланным бойцами из Верхнего Тартара. А в одну из морозных ночей, поцеловав в лоб спящую Пельку, он отправился на встречу с Лигулом.

Горбун встретил его не особо приветливо. Однако на теплый прием мечник и не рассчитывал.

— Арей, мой старый товарищ! Подойди, дай взглянуть на тебя, — подозвал его Лигул.

Он сидел, по обыкновению развалившись в своём роскошном, подозрительно похожем на трон кресле. Стол перед ним был завален бесконечными свитками и заставлен чернильницами с кровью.

Барон мрака приблизился к горбуну, чьи глубоко посаженные глазки внимательно бегали по мужчине.

— Лигул, — Арей слегка склонил голову в знак приветствия.

— Мдаа, мдаа… Однако, — прокряхтел Лигул, — затворничество не пошло тебе на пользу. Ты погрузнел. Ну да, надо думать, на твоём умении владеть двуручником это не сказалось?

— Я по-прежнему неплохой боец, — осторожно ответил мечник.

— Не скромничай, — скривился горбун, поудобнее усаживаясь в кресле. — Ты лучший. Ты прошел столько войн, сражаясь наравне со смертными. Даже приобрел у них статус бога!

Арей вздрогнул, услышав последнее слово. Заметив это, горбун противно и понимающе заулыбался, закивал несуразно большой головой.

— Всё ещё надеешься на Его прощение? Брось, старина, мы Ему не нужны. У Него ведь есть человек — создание куда более парадоксальное и завораживающее.

Застарелая обида и злоба вспыхнули в темных глазах Лигула. Однако Арей, помня, зачем пришел сюда, решил повернуть разговор в нужное русло.

— Зачем ты искал меня? — спросил он, даже не подозревая, что дословно повторяет слова, произнесенные Яраатом в этой самой комнате всего несколько недель назад.

— Поход в Запретные земли оказался неудачным. Мои люди сразу сообщили о трагедии в горах, но тебя среди убитых не оказалось.

— Только не говори, что ты беспокоился обо мне, — усмехнулся Арей.

Лигул тоже мелко, неприятно захихикал в ответ:

— Нет, старина, не о тебе. Я беспокоился об артефакте.

— Если твои люди заметили несколько трупов, разбросанных по всему каньону, то гигантскую воронку они пропустить не могли. Камень-голова исчез.

Лигул сцепил в замок руки с неожиданно длинными пальцами и поверх них поглядывал на мечника.

— Об этом я, как ты понимаешь, и сам догадался, — медленно проговорил он. — Но мне хотелось бы знать, куда.

Арей без приглашения уселся в кресло напротив. Его сердце от волнения билось сильнее, чем обычно. Ещё не хватало ему бояться этого подлеца и проныру! Однако барон мрака осознавал, что боится он вовсе не Лигула. Он понял: нужно любым способом отвлечь внимание горбуна от своей персоны хотя бы на время.

— Знаешь, пожалуй, есть кое-что, чего твои наемники тебе не донесли. Артефакт исчез не просто так. Некий волхв попытался отколоть от него частицу. И первоматерия ответила взрывом.

Лигул подался вперед, его глазки-бусинки жадно расширились:

— Кто этот волхв?

— Его имя Мировуд. Он встретился мне на пути к трактиру «Топор и плаха». После того, как произошел взрыв, я его не видел.

— А частица?

— Осталась у него.

Горбун откинулся на спинку кресла. Лицо у него пошло красными пятнами, зрачки в сеточке красных сосудов бегали, и до Арея долетали обрывки сиплых фраз:

— Значит, это возможно… столько лет поисков… Он нужен мне.

Наконец, Лигул будто опомнился и враждебно посмотрел на мечника:

— Это точно всё?

— Всё.

— Почему ты не сообщил мне сразу?

— Хотел попробовать сам его отыскать, — Арей понимал, как опасно говорить такое. Зато подобная подлость вполне в духе стражей мрака и не вызовет подозрений.

Лигул нахмурился, потом усмехнулся и шутливо погрозил ему пальцем:

— Смотри у меня, Арей. Ну-с, куда теперь направишься?

— Ты не пошлешь меня на поиски артефакта? — фальшиво удивился мечник.

— После твоих слов о том, что ты намеревался захватить вещь, за которой я охочусь не первое столетие? Ну уж нет. К тому же, наверняка за время отшельничества ты всё-таки подрастерял былую форму, что объясняет провал операции, — заносчиво ответил горбун. — У меня теперь есть команда первоклассных убийц, и они нуждаются в проверке. Стражи из Нижнего Тартара. Я назвал их отряд Чёрная Дюжина.

— Весьма поэтично, — с иронией отозвался Арей.

Лигул недовольно сморщился.

— Ты так и не ответил, — напомнил он. — Куда намерен отправиться? Не хочу вновь искать тебя, когда ты мне понадобишься.

Арей думал лишь долю секунды:

— На Лысую Гору. Давненько я как следует не кутил. Старых товарищей повидаю, отдохну.

Он решил, что врать про это не стоит. Лигул в любом случае прикажет шпионить за ним, а Яраат был прав: лишняя скрытность только прибавит подозрительности.

Горбун закивал:

— Вот, это другой разговор. Хорошенько гульнуть — милое дело.

Арей уже подошел к высоким двустворчатым дверям и положил ладонь на медную ручку, когда внезапная мысль заставила его остановиться:

— Послушай, Лигул, — обернулся он. — Один вопрос: почему именно Яраат?

Глава мрака оторвал голову от заляпанного кровью пергамента, который начал изучать, и усмехнулся:

— О, это весьма просто, старина — я знал, что только он один способен отыскать тебя и только на его зов ты явишься. Он твой единственный друг, это всем известно.

***

Белое безмолвие окутало Лысую Гору. Снегопад не прекращался много дней, и на городок опустилась сонливость. Стёрлись в серебряной пурге очертания улиц, пропали жители, согнулись под порывами ветра высокие сосны — всё исчезло, преклоняясь перед неистовством природы.

Наконец, спустя какое-то время, снегопад перестал, и ударили морозы. Булыжные мостовые и переулки покрылись коркой льда. Изморозь распространялась по стенам внутри каменных домов, окна разукрасили узоры инея.

В первый день холодов ярко светило солнце. Пелька сидела у окна, завернувшись в комковатое одеяло, и оставляла на заиндевевшем стекле отпечатки своих пальцев. Прижимая к нему теплую подушечку, она выжидала несколько секунд, а потом резко отдергивала, любуясь на цепочку овальных следов.

Их жизнь на Лысой Горе вот уже третью неделю текла размеренно и лениво. Они спали до обеда, завтракали в своей комнате, а потом шли гулять. Поначалу Арей был категорически против этой затеи, но Пелька сумела убедить его, что сидеть до бесконечности в четырех стенах у них не выйдет. Выражение лица мечника говорило о том, что, будь его воля, именно так бы он и поступил. Но, в конце концов, ему пришлось сдаться, признавая, что девушке нужен свежий воздух.

Первые их прогулки напоминали опасливые вылазки на вражескую территорию. В декабре, едва наступили холода, Арей купил для Пельки теплую меховую накидку с капюшоном. И теперь, отправляясь в город, девушка низко надвигала этот капюшон на лицо — он не только спасал от щиплющего щеки мороза, но и скрывал её от любопытных глаз.

Если же не считать настороженной бдительности барона мрака, то эти прогулки дарили Пельке много радости. Как прекрасно было выйти из протопленного трактира на стылый воздух, и дальше, за ворота, нырнув в узкий переулок, ступать по скользким камням, слушая, как дробно стучит подошва об лёд. И наблюдать за жителями и гостями этих мест, плотно укутанными в теплые одежды. Дойти до самого центра, до большой круглой площади, где даже в лютые морозы шумела толпа.

То тут, то там раздавались взрывы заливистого хохота, румяные ведьмочки и юные феи строили глазки молодым вампирам и магам, а затем они все пестрой кучкой усаживались в огромные сани и уносились вдаль. Пелька очень любила катание на санях, но заманить в них Арея ей ещё ни разу не удалось.

Чуть поодаль, за небольшой ледяной стеной, играли в зачарованные снежки. Кто-то делал ставки, кто-то просто глазел, или, не выдержав, с азартом поддавался эйфории веселья и присоединялся к игре.

Те, кто не принимали участие в развлечениях, грелись в чьих-то объятиях. Или более подручными средствами — ведь в небольших палатках то тут, то там продавали теплое вино и сбитень. А после обеда на площадь приходили музыканты, и тогда в ранних зимних сумерках раздавались протяжные трели волынки и радостные звуки гуслей.

Как приятно было вдыхать студеный воздух, а выдыхая, наблюдать, как растворяется над носом облачко пара. Смотреть на кипящую вокруг жизнь, ощущать, как в пространстве потрескивает магия, превращающая всё происходящее в сюрреалистичную сказку. Цепляться за руку сурового мужчины, пробираясь между скопищем обитателей Лысой Горы, и знать, что за его могучей спиной ничего не страшно.

Когда Пелька, взбудораженная гомоном и новыми впечатлениями, указывала мечнику на что-то, что привлекало её внимание, возбужденно тараторя и жестикулируя, лицо его озаряла внезапная теплая улыбка. Однако, будто испуганная своей смелостью, она быстро пряталась в черной с проседью бороде, чтобы спустя какое-то время появиться снова. И постепенно эта робкая улыбка стала его неотъемлемой частью — Арей, барон мрака, бог войны, жестокий и наводящий ужас воин теперь улыбался чаще, чем вспоминал про свой страшный меч.

Эти недели пробежали, как краткий, волшебный сон. Они гуляли по засыпанному снегом городку, заходя в местные лавочки, откуда Арей никогда не выходил без подарка для Пельки. Он баловал девушку, исполняя каждую прихоть, и растворялся в её искренней радости и неподдельной благодарности. Каждый его сюрприз она встречала сияющими глазами, и за одни только эти искорки мечник готов был бросить весь мир к её ногам.

А порой, замерзнув так, что руки и ноги переставали слушаться, они заскакивали в старый уютный кабачок, коих здесь было немерено. И там, в духоте, под низким темным потолком, Арей веселил Пельку рассказами о своих приключениях в этом самом заведении. Каждый угол и камень на Лысой Горе дышал историей, и барон мрака был её частью. Не было такого места, где бы он не побывал. И про каждое он имел в запасе собственный рассказ, приправленный шутками и сплетнями.

Их прогулки всегда заканчивались поздно вечером, у потрескивающего очага, в их комнатке на самом верху трактира. Там Арей раздевал девушку, стаскивал с её ног отсыревшие башмаки, а затем медленно тянул шерстяной чулок, высвобождая сначала одну, а потом другую замерзшую ножку.

В тот день, после ударивших морозов, они окоченели больше обычного, и узкие ступни Пельки в его широких ладонях были совсем ледяными. Не отрывая от неё взгляда, мечник нагнулся и коснулся губами маленьких пальчиков. Растирая и согревая их дыханием, он добился того, что девушка, ещё несколько минут назад дрожавшая от холода, покрылась мурашками, но природа их была уже иной.

Близость с Ареем вызывала в Пельке лавину ощущений, настолько сильных, что она грозила погрести под собой рассудок и стыд. Весь остальной мир вдруг выцветал и становился незначительным, стоило мужским рукам накрыть её плечи.

Вот и сейчас, когда Арей вскинул голову и она заметила лихорадочный блеск его глаз, сердце её пропустило удар. Шершавая, обветренная ладонь мечника скользнула вверх по тонкой щиколотке и выше, теряясь в складках юбки. Он не говорил ни слова, не спускал с девушки пристального взгляда, и это придавало происходящему особую остроту, довершая работу его умелых пальцев.

Когда дыхание Пельки окончательно сбилось, она потянулась к губам мужчины. Ей казалось, будто с каждым поцелуем она отдаёт Арею часть себя, таким неистовым и жадным он был. Из её груди вырвалось низкое мычание, и барон мрака уже знал, что это мольба.

Он брал её томительно медленно, растягивая каждый сладкий момент. Будто смаковал её, поглаживая мягкие волосы девушки, наблюдая за тем, как трепещут её длинные ресницы, как она слегка приоткрывает рот в беззвучном крике. Он тяжело и неровно дышал, давил стоны, застревавшие в сухом горле, утыкаясь в шею Пельки и останавливаясь на мгновение. А потом, прикоснувшись своим лбом ко лбу девушки, возобновлял неспешные толчки, с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться в яростный ритм. Пока, наконец, Пелька сама жалобно не попросила его об этом.

Их тела содрогнулись почти одновременно, взяв верх в погоне за наслаждением. Стоны облегчения от нахлынувшего блаженства на мгновение оглушили девушку. Тело не слушалось её, руки и ноги дрожали, и в затуманенном сознании мелькнула мысль о том, что от удовольствия можно сойти с ума. Арей откатился в сторону, прижав Пельку к своему боку, и обоих накрыло сонное оцепенение.

Ничто на свете не заставило бы девушку пошевелится, однако жажда, настойчиво царапавшая гортань и вызвавшая кашель, вынудила её мягко высвободиться из объятий мечника. Она попыталась встать, но слабость сковала онемевшие конечности и заставила Пельку рухнуть обратно на постель. Рядом послышался тихий, гортанный смех Арея. Девушка ткнула его в плечо твердым кулачком, но мечник, продолжая смеяться, ласково поцеловал её в кончик носа и поднялся, чтобы принести воды.

Пелька всё ещё немного стеснялась наготы — своей и его, — и поэтому вид массивного, обнаженного мужского тела заставил её зардеться и опустить глаза, одновременно натягивая на себя сбившуюся в ноги простыню. Арей вернулся назад с деревянной кружкой, по дороге споткнувшись обо что-то и расплескав половину содержимого. Пробормотав сквозь зубы ругательство, он протянул воду девушке, которую та выпила несколькими жадными глотками.

Мечник улегся на прежнее место, а Пелька, отставив кружку, обратила внимание на дорожную сумку, послужившую препятствием. Из-под льняной ткани выглядывала узорчатая деревянная крышка. Нагнувшись, девушка вытянула странный предмет, мгновенно узнав его. Это был тот самый ларец, что Арей забрал из своей башни в день, когда они отправились на Лысую Гору.

Пелька подняла взгляд на мечника, однако тот не пытался её остановить. Она провела пальцами по резным стенкам. Ларчик, искусно украшенный странными, непонятными узорами, был сделан из добротного дерева, но при этом, казалось, ничего не весил.

— Можно? — спросила девушка, взявшись за крышку.

Арей ничего не ответил, но она почему-то знала, что ей позволено заглянуть туда, и бесшумно открыла ларец. Внутри оказалась простая пастушья флейта. Пелька насчитала шесть круглых отверстий посередине и ещё одно, более продолговатое, у основания. Инструмент был затертым, явно очень старым. Ощутив под пальцами шероховатость, девушка пригляделась и поняла, что это трещина. Когда-то флейта была расколота, но затем каким-то образом склеена вновь.

А в следующее мгновение Пелька забыла и про флейту, и про Арея, и даже про то, где она находится. Её вдруг ослепило сияние — краткое, но чистое, ясное, как первый луч солнца после дождливой ночи. На дне ларца лежали крылья. Всего пять пар — крохотные, похожие на амулеты, но выглядевшие, как настоящие. Их свечение то тускнело, то вновь набирало силу, однако это мерцание завораживало так же сильно, как блестящие грани дарха. Только свет крыльев был животворящим, теплым, надежным. От него невозможно было оторваться.

Пелька потрясенно взглянула на барона мрака. Горечь и тоска на его лице впервые проступили так явственно, так четко. Не сокрытые больше за маской иронии и тьмы, они разливались, выходя из берегов, пока, наконец, не затронули глаза, блеснувшие опасной влагой.

Девушка по-прежнему молча смотрела на него, ожидая ответов на незаданные вопросы, и он заговорил, с трудом прочистив горло:

— Это крылья стражей света. Мои трофеи. По приказу Лигула их нужно доставлять в Тартар, чтобы они хранились там без возможности возврата. Но я… я не смог. Я не отдал их свету и не передал мраку. Я оставил их у себя, сам не знаю зачем. Ведь я не могу коснуться их, не могу использовать их силу. Даже…

Мечник протянул пальцы, указывая на крылья, лежавшие в стороне от прочих. Они были золотыми, как и остальные, но их сияние почти угасло.

— Это мои.

Пелька затаила дыхание и не шевелилась, боясь спугнуть неожиданное откровение его души. Однако Арей замолчал, и тогда, отставив ларец в сторону, девушка придвинулась к нему, не замечая, как спала простыня, укрывавшая её тело. Дотронувшись до его щеки, она шепнула:

— Расскажи мне. Поделись со мной — пусть это будет нашим общим.

Барон мрака покачал головой:

— Ты не поймешь. Не сможешь понять, ведь даже я сам до конца не могу.

— Нет, — её пальцы надавили сильнее, вынуждая его повернуть голову и взглянуть ей в глаза. — Нет, я не пойму всего, ты прав. Но я смогу разделить с тобой эту тяжесть. Я хочу этого, позволь мне, Арей.

Тихий, нежный шепот Пельки убаюкивал, давал надежду. Будто сам Творец раскрывал ему врата райского сада, в котором усталый путник смог бы, наконец, отдохнуть от тягот отверженности и одиночества.

И мечник заговорил. Он рассказал ей всё, всю историю с самого начала. О Сотворении, о том, как они любили и почитали того, кто создал всё, служа его благим идеалам. Как совершенны были небесные своды, раскинувшиеся где-то там, за границей облаков, и насколько прекрасна была необъятность безликой вселенной.

Он поведал ей, как появился человек, и как дарованная ему вечность в виде яркой песчинки разрушила безмятежное существование. Раскол, прошедший между стражами света, привел к краху, и небеса разверзлись, изгоняя падших стражей на землю. Скорбь пропитывала каждое слово рассказчика, когда он заговорил о страшных изменениях, коснувшихся его товарищей; о том, как жестокость породила первых убийц, и как начал меняться мир под влиянием распространявшейся тьмы. Как, в конце концов, изуродованные и проклинающие всё и вся, они спустились в расщелину под землей и назвали её Тартаром.

— Я не пошел с ними, — усталый, осипший голос Арея звучал едва слышно. — Я остался наверху и в тот же день обрубил свои крылья. Зная, что произойдет с ними вскоре, я не хотел ждать и видеть их смерть. Ларец, в котором они хранятся, я изготовил ещё в Эдеме и, когда нас изгнали, забрал с собой. Флейта тоже моя. Когда-то в порыве гнева и злости я перерубил её мечом, но затем склеил вновь. Я ни разу не играл на ней с тех пор, как… Вот и всё.

Тишина, наступившая после его слов, была такой плотной, что её можно было резать ножом. Подавленная и притихшая, Пелька сидела в углу кровати, обняв руками колени. За окном, не прикрытым ставнями, всё ещё плескалась темнота, однако самый краешек горизонта едва заметно порозовел, возвещая наступление нового дня. Целая ночь вместила в себя рассказ о бессмертной жизни.

Девушка плакала, не в силах сдержать рвущуюся наружу боль. Арей не пытался успокоить её или утешить. Он просто смотрел, как худые ладошки трут глаза. Наконец, тонко вздохнув, Пелька бережно сложила флейту в ларчик и аккуратно отодвинула его в изножье. А затем придвинулась к мечнику, обхватывая ладонями его лицо, заглядывая в глаза, в самую суть его изорванной души.

— Теперь я понимаю, — тихо сказала она. — Теперь я знаю твою историю и понимаю, почему ты боялся привязываться. Ты не можешь отпустить себя и не хочешь повторения страданий. Ты не захочешь полюбить меня, — закончила она, и её ореховый взгляд снова затуманился от набежавших слез.

Она заморгала в попытке удержать их. Арей покачал головой, крепко сжал губы, не в силах справиться с собой.

— Пелька, — прошептал он в конце концов, — слишком поздно. Как я могу не любить тебя?

Он притянул её к себе в неуклюжем и отчаянном поцелуе, и соленые капли текли по их соединенным губам. Девушка цеплялась за его плечи, жалась к нему, боясь отпустить.

Когда они отстранились друг от друга, мечник запустил пальцы в её темные волосы, прижимая Пельку к своей груди. Они лежали так, пока слезы на щеках девушки не высохли и скопившаяся усталость не сомкнула её веки. А барон мрака пролежал всё утро без сна, оберегая возлюбленную, слушая её мерное дыхание.

Он вспомнил, когда последний раз был так спокоен и счастлив.

Много-много столетий назад.

До того, как лишился крыльев.

В Эдеме.

========== 12. Янтарный закат ==========

Тлеет утренний свет, и с холодных небес

Льется вниз моя тоска.

Я ловлю её след, но и след уж исчез,

Как весенняя гроза.

В низинах у Лысой Горы началось половодье. Пролетел незаметно январь, за ним февраль, и март стремительно и смело потеснил их, вскрывая толстую корку льда, зазывая обратно домой перелетных птиц. Он, как озорной мальчишка, промчался по земле, возвращая к жизни замерзшие почки, постучался в окна домов робкой капелью.

Магия этого места все сезоны делала карикатурно-идеальными, и сменяли они друг друга без опозданий. А потому уже в первых неделях марта солнце начало светить дольше и сильнее, пробуждая от зимней спячки городок и его жителей. Стылая земля напитывалась соками разлившихся рек, и вскоре из-под неё вылезли, как подснежники, первые мертвяки. Пройдет ещё немного времени, и они запрудят улицы Лысой Горы. Снова на каждом углу расположатся торговцы со своими нехитрыми товарами в виде сушеных глаз великанов или ногтей леших. Мавки неприятными кучами тряпья опять начнут ползать по камням мостовых в поисках того, чьей энергией можно полакомиться.

Но пока весна ещё только вступала в свои права, и дразняще-радостный звон, казалось, висел в воздухе, а послеполуденное солнце заливало каждый уголок окрестностей. Один из тысяч его лучей проник сквозь полуоткрытые ставни старого трактира, пробежал по каменному полу, коснулся кровати и скользнул по лицу темноволосой девушки. Её щёки раскрасил нежный румянец сна, грудь спокойно поднималась и опускалась. Луч на мгновение дернулся в сторону, а потом вернулся к девичьему лицу и пролег по нему золотистым пятном. Его не спугнула даже внушительная тень, нависшая над спящей.

Арей ласково разглядывал Пельку. Во время дремоты её и без того юные черты становились совсем детскими и наивными. Протянув руку, мечник дотронулся до волос девушки, перебирая их и поглаживая голову.

- Пелька, - его тихий хриплый голос раздался над самым её ухом. - Вставай, моё сокровище.

Длинные ресницы дрогнули, приоткрывая недоуменный ореховый взгляд. Девушка сладко потянулась в объятиях барона мрака, скользнула теплыми со сна губами по его колючей щеке.

- Ты помнишь о прогулке? - поинтересовался Арей.

Глаза Пельки радостно вспыхнули, а через мгновение она ураганом стала носиться по комнате, торопливо собираясь. Мечник только хохотал, глядя на неё.

Через полчаса они уже двигались по запруженным улицам по направлению к центру. Пелька, подобрав юбки, бесстрашно шлепала прямо по лужам. Со стороны центральной площади раздавались гвалт и гомон, которые не могли перекрыть даже звуки музыки. За последние месяцы площадь стала излюбленным местом прогулок Арея и Пельки. Легко растворяясь в толпе, они переходили от одного развлечения к другому, угощались разными лакомствами и наблюдали за лысегорцами. Здесь всегда было шумно и весело, и каждый день дарил новые впечатления.

Вот и теперь, пробираясь сквозь толпу, девушка восторженно поглядывала вокруг. В руках она сжимала льняную сумку, которую уже успела набить всяким добром: в палатках, торговавших заморскими безделицами, Пелька приобрела какие-то невиданные сладости, привезенные из Османского государства. Там же ей приглянулись изумительной красоты серьги, небольшой отрез красно-золотой ткани, экзотический веер и богато изукрашенная бутыль с каким-то маслом.

Арей ни в чём не отказывал возлюбленной, и она скупала всё, на что падал глаз. Правда, стоит заметить, что за покупки мечник всегда расплачивался сам, но девушка никогда не видела, как и чем.

Они свернули к навесу, под которым разливали мёд, когда внимание Пельки привлек странный шум, а слуха коснулись нежные, пронзительные звуки песни. Пела девушка, её голос завораживал, окутывал пеленой дурмана, опутывал морскими сетями. Пелька пошла на него, прокладывая себе путь через сборище народу, и вышла к открытому пространству в самом конце площади.

Там, в большом каменном резервуаре, стоявшем на крепкой телеге, плавали русалки. Их бледно-зеленая кожа слегка переливалась, на бедрах постепенно переходя в чешую, а длинные волосы колыхались в мутной воде. Пелька замерла, пораженная красотой речных дев - их идеально-совершенные лица взирали на толпу зевак огромными влажными глазами. Но гораздо больше, чем эта невероятная красота, окружающих околдовывала печальная мелодия, что русалки тянули хриплыми, мелодичными голосами:

«В тёмных водах, в глухих чащах

Девы милые резвятся.

Добрый путник, добрый странник,

Не зови нас показаться,

Ты не слушай наши песни,

Ты не жди нас у водицы,

Мы - жестокая погибель,

Правда, славные сестрицы?

Озорство и баловство

Нам прощает царь речной,

И счастливой станет дева,

Нареченная женой.

Жди ты в страхе, похититель,

Гнева нашего царя.

Он ударит этой ночью

В небо цвета янтаря.

Ну а как вернет домой,

В затхлый и холодный бор,

Среди ила и камней

Быть одной из нас женой.

Снова будем веселиться,

Оглашая песней реки,

И на дно вместе с собою

Станем забирать навеки!».

Когда последние трели зависли во влажном мартовском воздухе, никто не спешил расходиться. Наоборот, все плотно столпились у самого края телеги, протягивая руки, стараясь дотянуться до русалок. Их томный, с поволокой взгляд гипнотизировал и подчинял. Сладкий, дремотный морок сковывал всех вокруг.

Пленительные чары разрушил старый ведьмак, хозяин телеги. Щелкнув длинной плетью, он прикрикнул на толпу:

- Вы слушайте, да не заслушивайтесь! Будто не знаете этих мегер! Чаво ручонки протянули? Хотите, чтобы защекотали вас, дурни? Тьфу!

Сплюнув на землю, он ещё раз прищелкнул кнутом. В этот момент Пелька почувствовала, как кто-то коснулся её локтя. Обернувшись, она увидела Арея.

- Насмотрелась? - иронично поинтересовался он.

- Они такие красивые, - прошептала девушка. - А их голоса… их песня… Это прекрасно.

Ухмыльнувшись, барон мрака взял её за локоть, потянул за собой, выбираясь из скопища народу и, обогнув площадь, нырнул в уже хорошо знакомый Пельке переулок. Искоса поглядывая на мечника, она боролась с искушением расспросить об увиденном подробнее. Он же, в который раз угадав её мысли, произнес:

- Русалки действительно прелестны, и в этом их сила. Своею пригожестью и дивными песнями они заманивают к себе мужчин, а потом губят их, утаскивая с собой на дно.

Девушка слушала, нахмурив брови: ей трудно было поверить, что такая невероятная красота может быть столь разрушительна. Однако игриво-мрачные слова песни всё ещё звучали в голове, подтверждая тёмную натуру речных дев.

- Они водные духи?

- И да, и нет, - Арей замедлил шаг. - Когда-то русалки были человеческими девушками. И все погибли от неразделенной любви и предательства, бросившись с обрыва. Вода приняла их, и речной царь нарек утопленниц своими невестами. С тех пор они мстят людям, которые своей жестокостью привели их к смерти, но больше всего мстят они неверным, порочным мужчинам. Не всякого ждет гибель в тёмном омуте, в объятиях русалки.

Пелька жадно внимала истории, затаив дыхание. Кое-что в рассказе Арея не сходилось.

- Если они такие хитрые и опасные, как ведьмак смог их похитить? - недоуменно спросила девушка.

- Порой русалки выбираются на мшистый берег, чтобы расчесать свои волосы. Ушлые флибустьеры наловчились расставлять на них ловушки в виде сетей. Видишь ли, русалочьи волосы, слезы и чешуя с хвостов стоят невероятных денег.

Пелька понимающе кивнула. Жестокость речных богинь, конечно, пугала, но всё же ей было жаль дев, чьи загубленные души не нашли покоя и даже после смерти вынуждены были страдать. Пельке вдруг подумалось, что прекрасные русалки олицетворяли собой беспощадность женской красоты, перед которой безоружен любой, и стар, и млад.

Почти весь оставшийся путь до трактира Пелька провела в задумчивости, под впечатлением от мистической истории. Однако, когда они уже подходили к каменным стенам постоялого двора, девушка вдруг заметила, как вдалеке, на самом краю горизонта, стали сгущаться тяжелые тучи. Небо окрасилось оранжево-золотыми тонами, и Пельке вспомнилась русалочья песня.

- Он ударит этой ночью в небо цвета янтаря, - тихонько пропела она.

Арей вгляделся в её лицо, но ничего не сказал. Лишь в глазах его на краткий миг вспыхнул странный огонек. Вспыхнул - и тут же погас, однако за это мгновение можно было разглядеть в глубине этого пламени яркий всполох надежды и затаенного ожидания.

И так же внезапно этот взгляд, обращенный внутрь себя, сменился на холодный настороженный прищур, когда дорогу им перегородила маленькая высохшая ведьма, одетая в грязное тряпье. Из-под перелатанной рубахи показалась морщинистая рука, покрытая старческими пигментными пятнами, и потянулась к Пельке. Девушка резко отпрянула.

- Вечер добрый, красавица, - скрипучий голос ведьмы неприятно ввинчивался в уши. - Позволь, погадаю тебе, пригожая? Всё расскажу, будущее твоё раскрою, мне его тайны доступны.

Арей грозно выступил вперед, заслоняя собой Пельку.

- Пойди прочь, старая, - отрезал он. - Ей это ни к чему.

Ведьма даже не вздрогнула, не поспешила убраться с дороги, как обычно делали при виде мечника другие. Напротив, подняла на него хитро прищуренные, неожиданно яркие глаза, осмотрела с ног до головы, зацокала языком.

- Ишь какой, - захихикала она. Смех у старушки был дребезжащий, глухой, будто кто-то встряхивал кошелем с монетами. - Негоже за девицу решать. Так что, милая? Погадать тебе? Нынче русалочья ночь, самое время в судьбу свою заглянуть!

Однако Арей уже схватил Пельку за плечо, довольно грубо вталкивая на постоялый двор и бросая на ведьму странный взгляд. Девушке вдруг пришло в голову, что так смотрят на старого, не в меру разошедшегося приятеля. Однако додумать эту мысль она не успела, так быстро барон мрака захлопнул тяжелые ворота, отрезая их от шумной улицы. Вслед им ещё какое-то время несся сухонький смех старушки, однако, взглянув Арею в лицо, Пелька поняла, что расспрашивать его об этом не стоит.

Оказавшись наверху, в комнате, девушка тут же распахнула окно, впуская свежий воздух. Ей всё ещё было немного не по себе из-за неожиданного столкновения с ведьмой, а потому, чтобы отвлечься, она подошла к столу и вывалила на потертую столешницу свои сегодняшние покупки. Первым делом она развернула хрусткую бумагу со сластями и взяла небольшой кусочек, обсыпанный сахарной пудрой. Откусив немного, девушка подняла на мечника светящееся лицо.

- Арей, это так вкусно! Попробуй!

И, не слушая его, запихнула липкое лакомство в рот мечника. Тот жевал, силясь не кривиться - он ненавидел сладости. Наконец, с трудом пропихнув приторную массу по гортани, барон мрака улыбнулся и чмокнул Пельку в нос.

- Очень вкусно.

- Хочешь ещё? - восторженно предложила девушка, протягивая ему второй кусочек.

- Нет, - поспешно ответил Арей. Итут же добавил: - Будет несправедливо, если я съем сласти, которые купил тебе в подарок.

- А как они называются? - спросила Пелька с набитым ртом, расправляя на кровати отрез ткани, купленной на площади.

Мечник подошел к окну, заложив руки за спину.

- Лукум. Его делают османские пекари из крахмала и сахара. Этот лукум не очень хороший, в следующий раз я добуду тебе его с орехами и сухими фруктами в ягодном сиропе.

Девушка с восторгом поглощала квадратные пластинки, представляя, каким же должен быть обещанный орехово-фруктовый лукум, раз самый обычный так божественен на вкус. Одновременно с дегустацией десерта она размышляла, как поступить с отрезом ткани. Взгляд её упал на старый, потрепанный пояс Арея. К нему он пристегивал оружие, и этот же пояс удерживал брюки мечника. Решение сшить для барона мрака красивый кушак пришло к девушке мгновенно, и она быстро сложила ткань валиком и засунула под тюфяк, пока мужчина не обернулся.

Следом настал черед позолоченных серег. В противоположном углу комнаты, у чана, стояло небольшое мутное зеркало. Пелька встала перед ним, вынув украшение из шкатулки. Уши её были проколоты, сколько девушка себя помнила, и, хотя она не носила серег прежде, никогда не зарастали. Поэтому тонко изогнутый металл легко проскользнул в крохотный прокол, Пелька осторожно застегнула изящный замочек и отступила на шаг, залюбовавшись. Щедрые лучи заходящего солнца проникали через окно, скользя по витиеватым восточным узорам, преломляясь на гранях, и серьги сияли и переливались десятками драгоценных камней. Это зрелище завораживало.

Арей бесшумно приблизился к Пельке, положил тяжелые ладони ей на плечи.

- И почему холодные и безмолвные камни имеют на женщину такое влияние? - задумчиво произнес он.

Девушка подняла на мечника очарованный взгляд:

- Потому что они красноречивее любых медоточивых слов.

Украшение так поразило Пельку, что веер, украшенный павлиньими перьями, и крохотная бутылочка с пахучей жидкостью почти не произвели на неё впечатления.

Аккуратно сложив все свои сокровища в небольшую шкатулку, девушка скинула обувь и, осторожно ступая по студеному полу, подошла к окну. Тяжелые свинцовые облака, до этого лениво наползавшие из-за горизонта, теперь заполняли половину небосвода, мрачно нависая над городком.

- Будет гроза, - послышался из-за спины голос Арея.

- Но ведь ещё только март! - Пелька изумленно обернулась. - В марте не бывает гроз.

- Это ведь Лысая Гора, - улыбнулся мечник. - Здесь бывает всё.

Сверкнувшая за окном молния подтвердила его слова. Девушка поражённо всматривалась в невероятный пейзаж. Сочетание золотисто-медовых небес, на которые медленно накидывали сизое покрывало туч, ещё неоттаявших до конца сугробов снега и тускло блестевших кое-где луж, освещенных резкой вспышкой - всё это не поддавалось описанию, это нужно было видеть.

- Русалки женятся, - шепот барона мрака, неожиданно возникшего рядом, заставил Пельку вздрогнуть.

Она растерянно мотнула головой, околдованная разгулом природы, а в следующую секунду по булыжной мостовой застучали крупные капли. Дождь хлынул с такой неистовой силой, что сомневаться не приходилось - он послан чьей-то сверхъестественной волей. Тугая пелена не позволяла разглядеть ничего уже на расстоянии нескольких метров, однако заметно было, что волшебный коньячный закат полностью скрылся за грозовыми облаками.

Пелька обернулась к Арею. Её глаза лучились нежностью.

- Значит, кто-то из них сегодня воссоединился со своим возлюбленным, - так же шепотом ответила девушка, принимая мужчину в крепкие объятия, прильнув к его горячим губам своими. И тут же отпрянула, потупилась, водя тонким пальчиком по каменному подоконнику.

Мечник коснулся носом её затылка, глубоко вдохнул запах девичьих волос, посылая вниз по позвоночнику волну мурашек. А в голове его пойманной птицей билась одна-единственная мысль. Та, что уже давно не давала покоя. Та, что который месяц зрела на плодородной почве его чувств и, наконец, дала всходы. Мысль, рожденная вопреки доводам разума, взлелеянная сердцем, вылилась в решение, принятое наперекор опыту. Наперекор всему.

- Мне нужно ненадолго уйти, Пелька, - его губы по-прежнему накрывали макушку девушки, из-за чего голос прозвучал глухо. - Не волнуйся, спокойно поужинай, натешься своими подарками. Я вернусь ещё до того, как ты ляжешь спать.

Девушка ничего не ответила, лишь прикрыла на мгновение веки, выражая понимание. Мерный шум дождя за окном и потрескивания дров в очаге нарушил едва слышный шорох, возвещая уход мечника.

Простояв у окна ещё какое-то время, Пелька отошла вглубь комнаты, присела на грубо сколоченный стул. В ней зрело какое-то смутное беспокойство. Не тревога, не ожидание чего-то плохого - наоборот, нетерпеливое сладостное предвкушение окрашивало щеки привычным уже румянцем. Она сама себя не узнавала. Где прежняя Пелька? Та самая пугливая, нагловатая и задиристая особа, которую практически невозможно было отличить от мальчишки? Та Пелька носила шаровары, коротко стригла волосы и не расставалась с любимым ножом. Она никому не доверяла, была сама по себе и не нуждалась ни в чьей помощи.

Что же теперь? Волосы, прежде свисавшие на лоб грязным комом, теперь аккуратно струились вдоль шеи и уже достигали плеч. Спокойным, почти изящным движением задрав платье, Пелька дотронулась до кожаного ремня на бедре - вот и он, её неизменный острый спутник, ждёт своего часа и встречи с врагом. И былая несгибаемость при ней, и беспардонная напористость. Всё так, как прежде - но при этом иначе.

И только потому лишь, что она полюбила. А влюбленная женщина слаба, таковой её делает мужчина, которому она вручила своё сердце, вместе с последним вверив и жизнь, и судьбу.

Эта слабость пугала Пельку, вместе с тем рождая в душе тихое умиротворение. Оно бархатным оцепенением накрывало сердце, которое билось всё сильнее от ласковой чуткости и невероятного, всепоглощающего обожания.

Пелька любила Арея всем своим безрассудным нутром, любила больше себя и больше жизни. Больше всего, что у неё было, есть и будет. С ним рядом её не пугала ни мрачная перспектива будущего, ни жуткое прошлое мечника. Ей нравилось слушать его рассказы о жизни, о свете, об истории человечества - он открыл ей столько нового и неизведанного. Он многому её научил, благодаря этому мужчине Пелька стала образованнее и раскованнее. Ей впервые в жизни захотелось увидеть мир, лежащий за пределами той безопасной зоны, в которой девушка долгие годы вынуждена была обитать.

И хотя все прежние опасения и страхи были при ней, их заглушала любовь такой невероятной силы, что от осознания её девушке порой делалось дурно. Никогда прежде не знала она в себе такой глубины чувств, не знала, что ей доведется подобное испытать. И трепет, и теплую ласку, и мягкую привязанность, и страсть, будоражащую кровь.

Пелька нагнулась над столом, спрятала пылающее лицо в ладонях. Вот до чего её способны довести одни только мысли о возлюбленном! Сказал бы кто раньше о таком, она бы его засмеяла.

Между тем дождь за окном не прекращался, и даже толстые стены трактира вздрагивали от громовых раскатов, а молния то и дело освещала сырые углы. Забывшись думами, девушка не заметила, сколько прошло времени. Уже стемнело, и по комнате гуляли холодные порывы ветра. Она поднялась, натянула поскорее сапоги и прикрыла ставни. Подойдя к очагу, протянула к огню озябшие руки. Веселые всполохи оранжевого цвета вдруг напомнили ей сегодняшний заход солнца. Красивый, медовый закат цвета…

- Янтаря, - вслух пробормотала Пелька, и в её голове снова заиграла печально-игривая мелодия. - Среди ила и камней быть одной из нас женой, - задумчиво напевала девушка, разглядывая свои тонкие пальцы, когда вдруг очередной раскат грома прервал её, вспышкой выхватив воспоминание.

«Нынче русалочья ночь, самое время в судьбу свою заглянуть!». Ведьма-гадалка!

Пелька в волнении отступила назад, огляделась. На полке над кроватью стоял небольшой огарок в железной кружке. Схватив его, девушка зажгла фитиль, а после, зачерпнув ковшом воды из стоявшего рядом чана, выплеснула воду в очаг. Громкое шипение и поднявший чад заставили Пельку отпрянуть. В глазах защипало, и, бросившись к окну, она снова распахнула его. Комнату, охваченную дымом, теперь заполнил ещё и шум ливня.

Однако девушке было не до этого. Подняв повыше зажженную свечу, она медленно приблизилась к старому зеркалу в тяжелой раме. Это было единственное гадание, о котором Пелька знала хоть что-то. В сумраке мрачных стен одинокая фигурка со свечей в руке выглядела жутковато.

- Суженый мой, - хриплым от волнения голосом завела она древние слова гадания, - покажись мне.

Стук дождевых капель слышался все отчетливее, и все пристальнее вглядывалась Пелька в зеркальный мир отражения. Текли минуты, от напряжения у неё заслезились глаза, рука, державшая огарок, затекла и заныла. Но девушка продолжала упорно всматриваться в холодную гладь. Вдруг позади неё что-то тихо скрипнуло, новый раскат грома, казалось, оглушил, и в сверкнувшей прорези молнии в отражении позади девушки из тьмы выступила массивная фигура. А затем Пелька различила знакомый взгляд суровых черных глаз, и вскрикнула, зажав рот ладошкой. Упавшая с грохотом свеча погасла, погружая комнату в кромешную тьму.

========== 13. Обручённые ==========

У семи ключей кто тебя учил,

Кто чего сказал.

У семи дорог кто тебя женил,

С кем тебя венчал.

- Стань моей супругой.

Это было сказано просто, тихим голосом, но твердым тоном, без ужимок и ненужной театральности. К чему колебания и пафос, когда он уже решился? Решился не вчера и даже не месяц назад. Где-то внутри Арей всё понял для себя в тот самый момент, когда увидел огромные испуганные глаза под мостом в Запретных землях. А время… время ему было необходимо, чтобы принять крутой поворот судьбы.

Теперь же принять происходящее осталось всем остальным, и вот здесь дела обстояли куда сложнее. Что доказала реакция Яраата, ведь именно к нему на встречу под проливным русалочьим дождем отправился мечник той ночью, когда Пелька гадала на суженого.

Сначала оборотень улыбнулся, словно не веря своим ушам, потом расхохотался. И только когда по лицу Арея он понял, что тот не шутит, обрушился на барона мрака с руганью и порицаниями.

- Ты сошел с ума? - кричал Яраат. - Совсем повернулся на своей девчонке? Ну нравится тебе спать с ней, так спи! Нет, мало ему, свататься решил! Не староват ты для жениха-то, а?

Мечник спокойно выслушал эту отповедь, не дрогнув лицом, только кустистые брови его сошлись на переносице.

- Тебе какое дело, Яраат? Ну сошел, так сошел. Женюсь, я сказал. А ты меня знаешь - раз сказал, значит, этому быть.

Оборотень посмотрел на Арея, будто окончательно разуверившись в его трезвом рассудке.

- Женишься, значит? Ну, мрак с тобой. Только знаешь ли, чем всё кончится? А я тебе скажу! Девчонка твоя помрет, ты сам сгубишь её, а тебя, как предателя и отступника, ждет казнь! Вот и сказочке конец!

Не выдержав, барон мрака двинулся на друга, низко рыча:

- Не будет этого, слышишь? Я знаю себя много веков, и ты меня знаешь, Яраат! Да только с ней я другой. Я смогу защитить её, а она…

Не договорив, Арей махнул рукой, присел устало на шаткий стул. Жадно следивший за ним глазами оборотень старался не пропустить ни единой эмоции, мелькавшей на лице мечника. В конце концов, вздохнув, Яраат произнес:

- Дело твоё, брат. Я тебя только предупредил, дальше уж тебе выбор делать. Если решился, да будет так.

Арей вскинул на него глаза:

- Выходит, поможешь?

Оборотень растянул губы в холодной улыбке:

- Помогу, конечно. Дай мне только немного времени, через несколько недель будешь женатым.

И вот теперь барон мрака стоял перед своей нареченной на склоне пологого холма. Погожий красавец-апрель едва вступил в свои права, и погода на Лысой Горе стояла чарующая, свежая. В воздухе звенели ласковые ожидания, трепетная нега сковывала всё живое, заражая вирусом любви. И Арей волновался, как мальчишка, задавая самый главный вопрос в своей жизни.

Пелька молчала, только её ореховые глаза подернулись зеркальной пеленой слёз. Сердце девушки пропустило удар, потом ещё один.. и застучало с неистовой силой, трепыхаясь в тесной тюрьме рёбер. Вот оно. То, чего она, сама того не ведая, так ждала всё это время, то, что тревожным пульсом билось под тонкой кожей. Пелька протянула возлюбленному руки, падая в его объятия и пряча лицо у него на груди. И когда робко-счастливое «Да» вырвалось из самых глубин её души, Арей нашел ртом дрожащие губы девушки, целуя, выпивая её счастье, делясь своим. А звонкий, поющий апрель накрыл их своим благоуханием, когда они вдвоем упали в высокую, влажную ещё траву.

***

Оставшиеся до свадьбы недели прошли для Пельки, словно в сказочном дурмане. Арей всё взял на себя, не позволив ей ничего делать, объясняя это тем, что у него уже есть помощник и что обряд пройдет в тайне и потребует тщательной подготовки. Девушка надолго оставалась одна, когда мечник отлучался на очередную встречу, что в последние дни случалось особенно часто. Порой, выглянув из окна во двор, она видела, как барона мрака о чём-то жарко спорил с Могутой и его помощником. В конечном итоге, посвящённых в происходящее лиц можно было сосчитать по пальцам одной руки.

Единственное, на чём девушка смогла настоять, так это на личном создании своего свадебного наряда.

- Позволь мне хотя бы в этом решить самой, - ласково попросила она, и мечник сдался.

Он терпеливо провожал её на площадь, стоял со скучающим видом у палаток, на которых высились отрезы ткани и рулоны кружев, в то время как Пелька о чём-то жарко спорила с торговками. И шила она только тогда, когда Арей в очередной раз отлучался.

Владеть иголкой и ниткой Пельку обучила мама, и когда-то девочка могла не только поставить крепкую заплатку, но даже смастерить добротную рубаху и штаны. А ещё она чудесно вышивала. Однако, приступая к шитью подвенечного платья, девушка медлила, с опаской занося над тканью руку. Последние годы она больше владела ножом, а не рукодельными принадлежностями, и теперь опасалась, что позабыла все навыки. Но когда на тонком льне проступил первый стежок, её опасения развеялись. Она ничего не забыла, и спустя час тонкие пальцы уже легко и привычно порхали над материей. А Пелька ощущала странный прилив тепла и спокойствия - странно, но заниматься этим исконно женским занятием ей нравилось ничуть не меньше, чем изучать навыки боя холодным оружием.

И когда последний кружевной лоскут был надежно пришит к подолу, она разложила готовый наряд на постели, любуясь. Был теплый вечер накануне обряда, о недавно отступившей зиме не напоминало ничего, кроме прохладного ещё ветерка и не прогретого камня стен.

Волнуясь, девушка ещё раз взглянула на платье, а также на лежавший рядом вышитый красно-золотой кушак. Его она приготовила Арею в качестве свадебного подарка, сшив из отреза материи, купленного на базаре несколько недель назад. Осторожно сложив вещи, Пелька убрала их в сундук до завтрашнего утра.

В круглом чане возле очага благодаря чарам всегда стояла тёплая вода. Развязав грубый пояс и скинув рубаху, девушка блаженно опустилась на дно, прикрывая глаза. Ну вот, всего несколько часов осталось ей ходить по земле незамужней девушкой. При мысли об этом Пелька испытывала смешанные чувства, не покидавшие её уже который месяц: она предвидела много трудностей и бед на их с Ареем жизненном пути, но в сердце её при этом разливалась безмятежность. Как будто наконец должно было исполниться то, к чему её вело провидение.

Она задремала с этой мыслью, и проснулась от лёгкого толчка, когда сильные мужские руки подняли её из воды. Арей прижал девушку к себе, целуя. Пелька слабо отбивалась, растерянная, ослабевшая со сна.

- Ну что ты, намочишься ведь, - смеялась она, шутливо отворачивая лицо от его настойчивых губ.

Обернув её простыней, мечник отнес Пельку на кровать. Накрыл одеялом, прилег рядышком, поперев ладонью щеку. Его глаза ласково смотрели на Пельку из-под густых бровей. И во взгляде этом было столько любви, что она переливалась через край, топила рассудок и волю, переплетаясь с надеждой и страстью.

- Жених мой, - прошептала Пелька, протягивая руку и оглаживая его заросшую щетиной щеку. - Мой наречённый.

Она придвинулась к мужчине, вовлекая в поцелуй - как всегда, горячий и жадный, - однако скопившая усталость тяжелила ей веки. Арей видел это, поэтому осторожно отстранил от себя девушку, ещё выше подтягивая одеяло на худое тело.

- Уже поздно, - тихо сказал он, проведя рукой по её волосам. - А завтра важный день. Тебе нужно поспать.

Пелька хотела было возразить, но язык не слушался, а мысли кружились в неистовом танце, путаясь и перемешиваясь. Однако один вопрос настойчиво пробивался сквозь этот шум.

- Ты ведь даже не сказал мне, как всё будет. Что мне делать? Где всё пройдёт?

- Об этом не волнуйся, - Арей сделал небрежное движение рукой, и свет очага стал глуше и мягче, погружая комнату в приятный сумрак. - Утром тебе всё скажут.

Девушка, уже проваливавшаяся в сон, насторожилась:

- Скажут?

Арей улыбнулся. Даже доверившись ему, казалось, полностью, Пелька всё равно оставалась собой, желая всё досконально знать и во всём принимать непосредственное участие.

- Шшш, любовь моя, завтра ты всё узнаешь. Ничего не бойся и доверься мне. Хорошо?

Ответом ему послужила лёгкая улыбка, а спустя мгновение Пелька уже крепко спала, прижимая к щеке его ладонь. До самого утра умиротворяющую тишину каморки нарушали лишь спокойное дыхание девушки и треск поленьев. В этом безмолвии барон мрака провел всю ночь, ни разу не пошевелившись и так и не отняв своей руки.

***

В эту по-апрельски ясную, но всё ещё по-мартовски прохладную ночь двое влюбленных строили планы на совместную жизнь. А двое других - не влюблённых, нет, но страстно ненавидящих друг друга стражей - обдумывали план куда более страшный и жестокий.

- ЧТО?!

Этот вопрос, заданный громовым голосом, сотряс стены подземелья. Наиболее пугливые комиссионеры и суккубы запрятались в самые глубокие расщелины Тартара. Бледные канцеляристы впервые за несколько столетий подняли головы от бесконечных пергаментных свитков и застыли. Однако сидевший напротив Лигула Яраат даже бровью не повел.

- Он хочет жениться на ней, - повторил оборотень.

Лицо горбуна исказилось, он прикрыл глаза в попытке успокоиться, однако Яраат успел заметить, как стремительно они налились кровью. По просторному каменному залу поплыл запах серы.

Прошло несколько минут, прежде чем Лигул поднял веки и заговорил:

- Жениться, значит, захотел. Выходит, так сильно влюбился… Что ты предлагаешь? - он резко повернулся к оборотню.

Тот снял с пояса кинжал, закинул одну ногу на другую и стал тщательно и не торопясь вычищать грязь из-под жёлтых ногтей. У следившего за ним горбуна задергалась щека. Наконец, Яраат понял глаза и произнес нараспев:

- Я предлагаю подождать.

- Ждать? - визгливо поинтересовался Лигул. - Чего, скажи на милость? Пока мой лучший боец примеряет на себя роль влюблённого идиота? Мешкать, наблюдая, как он предает мрак, и опасаться, что эта информация дойдёт до кого-то ещё? Пойми одно: если в Эдеме узнают об этом, они сделают всё, чтобы подарить этому болвану шанс на искупление. Я этого не допущу!

Соскочив со своего троноподобного кресла, Лигул зашагал вдоль стола, время от времени в бессильном гневе ударяя по нему кулаком.

- Мерзкий выродок! Он всегда был таким, всегда! Ведь он первый оставил нас после того, как мы пережили изгнание. Бросил нас и ушёл! Сам обрезал крылья, отказался спускаться в Тартар! И я знал, что он обязательно воспользуется шансом вернуться к свету! Но знаешь что? - горбун внезапно замер, уставившись в пространство невидящим взглядом. - Я не позволю этому случиться. Я скорее сгною его заживо вместе с девчонкой.

Яраату надоело это представление, и он с характерным скрежетом задвинул кинжал в ножны, привлекая внимание главы мрака.

- Всё это ни к чему, - спокойно заметил оборотень, подаваясь вперёд, его бесцветные выпуклые глаза не мигали. - Ты ничего не получишь, уничтожив их. Во-первых, как ты сам справедливо заметил, Арей лучший мечник мрака, чтобы одержать над ним победу, тебе придется распрощаться со многими славными воинами. В итоге, ряды избранных бойцов Тартара заметно поредеют. Скрыть такую войну своих со своими уже не представится возможным, что ослабит мрак, и свет не преминет этим воспользоваться. Ну и что в конце? Ты развяжешь напрасную резню, испортишь свою репутацию прагматичного и спокойного правителя, потеряешь оплот своей армии и одного из главных союзников. Поспешив, ты проиграешь.

Лигул во время этого монолога успел вернуться в кресло и теперь сосредоточенно слушал, нетерпеливо перебирая длинными пальцами.

- Ну хорошо, допустим. А что мне даст ожидание?

Яраат откинулся на спинку стула, ухмыляясь. Улыбка у него обладала странным эффектом, одновременно чаруя и напрягая.

- Всё. Ты только подумай: женившись, Арей привяжется к девчонке навсегда. Она станет для него всем. И тогда я смогу подстроить её гибель так, что он никогда не подумает на тебя. А это горе, - улыбка оборотня стала ещё шире, сочась садизмом, будто он уже предвкушал скорбь чужой потери, - сломает его, и он окончательно свяжет себя с мраком.

Глава мрака недоверчиво наблюдал за ним.

- А что, если он решит покончить с собой после всего этого? Или совсем озвереет и выйдет из-под контроля?

В ответ на это Яраат расхохотался, откинув голову.

- Вот уж что-то, а сводить счёты с жизнью Арей не станет, - отсмеявшись, прокряхтел оборотень. - Он может обманывать себя, но я знаю точно: мечнику нет пути назад. Он соткан из тьмы, и это временное любовное помешательство не изменит сути. Ему нравится эта девчонка, нравится проводить с ней время в постели и мнить себя её защитником, но ему чужды самопожертвование и отказ от собственных чаяний.

Горбун медленно кивал, соглашаясь. Пожалуй, в этом сумасшедший охотник за артефактами прав.

- Арей слишком любит себя, - подытожил Яраат. - О нет, он будет жить, поверь. И главным смыслом его существования станет месть, свирепая и беспощадная.

- Позволь полюбопытствовать, зачем это нужно тебе? - прервал его Лигул.

Оборотень мигнул, и глаза его на миг заволокло пеленой безумия.

- А вот это уже моё дело, - усмехнулся он. - Всё, что от меня требуется, я сделаю, а взамен получу мешок с тридцатью драконьими глазами и первоклассного врага. Такой выгодной сделки у меня не было за всю жизнь.

При упоминании о плате горбун поморщился. Расставаться с драгоценными глазами совсем не хотелось, однако в голове его уже зрел собственный план. И, глядя на то, как Яраат снова поигрывает вытащенным из-за пазухи кинжалом, Лигул мысленно посмеивался. Что ж, этот оборотень слишком много о себе мнит, и это хорошо. Тщеславие - одна из добродетелей мрака, и здесь оно как никогда на руку. Арей, закаленный боец, прошедший тысячи кровопролитных войн и дуэлей, узнав о предательстве, просто-напросто зарубит этого никчёмного дурака. И тогда он, Лигул, получит назад своего лучшего наёмника и единомышленника, избавится от неуловимого вора и мошенника, давно уже бывшего проблемой, и сохранит у себя плату, положенную ему.

Воистину, терпение - ключ, открывающий все двери. И, хлопнув рукой по столу, горбун провозгласил:

- Быть посему. Когда свадьба?

Едкая ухмылка тронула тонкие, бескровные губы Яраата:

- Завтра.

***

Едва открыв глаза, Пелька осознала, что сегодняшний день не будет обычным. Потому что своим природным чутьём сразу определила, что проспала она часов до одиннадцати, не меньше. Ей хватило одного беглого взгляда в раскрытое окно, чтобы убедиться в своей правоте - солнце за ним уже стремительно приближалось к самой высокой точке.

Коснувшись босыми ногами нагретых каменных плит, девушка подошла к столу, чтобы налить себе воды из кувшина. Взгляд её зацепился за клочок пергамента, лежавший рядом. На нём незнакомым почерком были выведены несколько предложений. Пелька сразу поняла, от кого записка, и, попивая студеную воду, приступила к чтению:

«Сегодня около трёх часов дня за тобой придёт человек. Он назовёт тебе моё имя, а ты спроси, знает ли он твоё, после чего отправляйся за ним. Ничего не бойся. Я буду ждать тебя в лесу у подножия Лысой Горы. Записку сожги после прочтения».

Пелька вздохнула, отставила кружку. Подошла к слабо горевшему очагу и бросила в него листок. Он тут же скукожился, пожираемый ленивыми язычками пламени, и спустя минуту превратился в пепел.

Девушке хотелось верить, что её будущий муж знает, что делает. Нет, ему самому она доверяла безусловно. Однако их счастье было таким невероятным, таким хрупким, что, казалось, могло разбиться при малейшем соприкосновении с реальностью. И это пугало Пельку.

Усилием воли отбросив тревожные мысли, она улыбнулась. Сегодня не пойдёт хандрить. Что ж, до трёх часов у неё ещё есть время. И, не позволив себе дольше раздумывать, девушка приступила к делам.

За те несколько часов, что оставались до обряда, Пелька успела немного убраться в комнате, искупаться и позавтракать. Хотя от волнения, которое нарастало тем стремительней, чем выше поднималось солнце, ей кусок в горло не лез. Отправив обратно вниз почти нетронутую еду, девушка скинула своё простое домашнее платье и скользнула в горячую воду. Она тёрлась мылом и кусочком жёсткой ткани до покраснения, и в конце процедуры кожа её почти скрипела.

Не вытираясь, Пелька вылезла из чана и прошлёпала к зеркалу. Возле него стояла небольшая бутылочка, украшенная золочёными узорами. Это был тот самый сосуд, который вместе с прочим добром Пелька нашла в торговой палатке на площади. Внутри оказалось маслянистая жидкость с ярко выраженным розовым ароматом. Девушка острожно опрокинула несколько капель на ладошку, растерла их между пальцами и стала мягкими движениями втирать в кожу ног и живота. Поднялась по спине, намазала руки и грудь, даже слегка тронула разгорячённое после купания лицо.

Теперь от неё исходил умопомрачительный аромат роз, который невероятно шёл её свежему цветущему виду. Дожидаясь, пока масло впитается, Пелька открыла тяжёлый сундук, стоявший в углу комнаты, и извлекла из него свой подвенечный наряд.

Когда до назначенного часа оставалось около десяти минут, девушка была уже полностью готова, дрожащими руками поправляя очелье, которое плотным кольцом жемчуга и перламутровых бусин обхватывало её голову. Она никогда ещё не ощущала себя такой нарядной и такой непривычно одетой одновременно. До встречи с Ареем Пелька уже много лет не носила платьев, а тем более праздничных. Последним её нарядом в пол был лёгкий ситцевый сарафан, купленный в подарок отцом на её двенадцатый день рождения. А теперь она стояла перед зеркалом в подвенечном убранстве, и у неё захватывало дух.

Пелька не знала ни моды, ни фасонов, которые носили девушки в то время, но, наблюдая за жительницами Лысой Горы, она многое для себя отметила. И, принимаясь за работу, применила все полученные знания и навыки, а так же то, что помнила из рассказов матери о красивой одежде.

Лён её свадебного наряда был не традиционно красным, а естественным, пыльно-белым, однако по рукавам и подолу змеился дивный узор алого кружева. Точно такой же украшал и маленький стоячий воротничок, и пояс, которым перехватывалась талия. Довольно плотно облегавшее грудь, с бёдер платье уже спадало свободными узкими складками, полностью скрывая обувь спереди и закругляясь небольшим шлейфом сзади.

Свои отросшие до лопаток волосы Пелька распустила, предварительно с десяток раз пройдясь по ним гребнем. А голову её венчало украшение, напоминавшее налобную повязку, только сплетена она была из жемчуга, перламутра и хрустальных камней. Благодаря тонкому вкусу и простоте линий образ девушки был одновременно изысканным и трогательно-юным. А бледная кожа с румянцем волнения на щеках, прямая осанка и аккуратный из-за непривычно длинной юбки шаг делали её загадочной и пленительной. Она полностью преобразилась. Практически ничего в этой статной невесте не напоминало дикарку, жившую под мостом.

Одним словом, Пелька была очаровательна в свой свадебный день, но едва ли девушка сама бы так сказала. Она смотрела на себя и на всё вокруг будто со стороны, и происходящее виделось ей размытым, как если бы она пыталась разглядеть что-то через грязное и мутное стекло.

Пелька обхватила себя руками, больше всего почему-то мечтая лечь в постель и уснуть. Это было глупо. Она тряхнула головой, и бусины в её очелье тихо звякнули. В этот момент в дверь коротко постучали.

Вздрогнув, девушка ещё раз провела пальцами по подолу, расправляя складки, и дрогнувшим голосом произнесла:

- Войдите.

Дверь распахнулась, и в комнату осторожно вошёл худощавый мужчина неопределённого возраста. При первом же взгляде на него сердце Пельки ухнуло куда-то в желудок. Он ей не понравился, хотя она и не смогла бы объяснить, почему. Однако когда выпуклые глаза вошедшего пробежались по ней, девушка едва удержалась от того, чтобы передернуть плечами.

- Доброго дня, - мужчина слегка поклонился ей, и Пелька кивнула в ответ. - Меня зовут Яраат, я прислан вашим наречённым, Ареем.

Выходит, это тот самый Яраат, о котором мечник ей столько рассказывал. Почему-то эта мысль расстроила девушку ещё больше. Однако она совладала с собой и спросила, следуя наказаниям в записке:

- Вы знаете моё имя?

- Конечно, Пелька, - мужчина расплылся в неожиданно приятной улыбке и протянул ей руку. - Пойдёмте, я отведу вас к нему.

Она колебалась всего мгновение, а затем несмело коснулась протянутой ладони. Свободной рукой Яраат накинул ей на плечи плащ - девушка сразу узнала его, это был магический плащ с мороком, принадлежавший Арею.

- Чтобы обезопасить вас, - пояснил мужчина. - Не отпускайте мою руку до тех пор, пока мы не выйдем из города и не спустимся к лесу.

Пелька молча кивнула. Её сердце трепыхалось от волнения. А к тому моменту, как они преодолели городскую стену и начали спуск к подножию горы, оно уже неистово колотилось о грудную клетку.

Наконец, они приблизились к той самой речушке, которую Пелька с Ареем пересекали, прибыв на Лысую Гору глубокой осенью. А теперь цвела весна. Через реку всё так же был перекинут хлипкий мостик, но мужчина повёл девушку не к нему, а к поваленной ели. Её широкий ствол нависал над весело журчащей водой. Подобрав плащ и юбки, Пелька шагнула на эту странную переправу. Ей хотелось узнать, почему они пошли не по мосту, но странный человек, идущий впереди, не казался приятным собеседником, и она продолжала свой путь молча.

Когда их фигуры поглотила небольшая хвойная рощица, Яраат повернулся к девушке и сказал:

- Теперь можете снять плащ. Пусть суженый увидит вас красавицей.

Стянув с плеч довольно тяжелую ткань, Пелька передала свёрток мужчине, и он снова повёл её, петляя между высокими деревьями. Через несколько минут впереди показалась небольшая поляна, на которой различались два силуэта. Один из них - высокий, подтянутый, - Пелька узнала мгновенно и больше уже не спускала с него глаз. Позади ещё слышался шум бегущей реки, в ветвях над их головами тихо пели птицы, и по влажной траве шуршал подол свадебного платья.

========== 14. Союз ==========

А звери мои ночью,

рвут кожу и плоть в клочья.

И каждый их клык заточен.

Играют на струнах жил.

Но все-таки, между прочим,

пусть я и обесточен,

ты вся, до ресниц и точек -

причина того, что я жив.

Благодатные лучи послеполуденного солнца, проникая между широкими стволами сосен, заливали небольшую лесную поляну. Под огромной раскидистой кроной стояли трое: старец, мужчина и девушка. Старец был волхвом, белые одежды окутывали его сгорбленную фигуру, а сморщенные руки сжимали изогнутый деревянный посох.

В другое время Пелька заинтересовалась бы таким человеком, он явно много где был и много чего повидал, а её всегда занимали разговоры с бывалыми путешественниками. Но сейчас она могла смотреть, не отрываясь, только на своего нареченного.

Арей стоял напротив, выпрямившись и сложив перед собой руки. Сброшенный плащ лежал рядом на земле, на мечнике же красовалась светлая рубаха, подпоясанная витым шнуром, и холщовые коричневые штаны. Барон мрака выглядел непривычно и очень, очень молодо, сбросив, казалось, с добрый десяток лет. И хотя в его забранных в короткий хвост волосах и бороде сверкали нити седины, глаза при этом блестели ярко и радостно, оживляя суровый облик. Пелька внезапно осознала - и у неё захолонуло сердце, - что Арей был очень красив.

То же самое мечник подумал и о ней, судя по тому, как он замер, едва она вступила на поляну, как в его глазах отразились немое восхищение и обожание. Молодые сделали шаг навстречу друг другу, остановившись прямо напротив волхва, и он заговорил. До слуха Пельки доносились выражения на странном наречии, хотя в сплетении букв и слогов слышалось нечто знакомое. Слова лились негромко, нараспев, фраза за фразой сплетая вязь древнего благословения. Много веков подряд молодые венчались под сенью молчаливых деревьев или на капище среди родни, и всегда их союз скреплялся одними и теми же клятвами.

Старец, прервав свою речь, протянул вперёд раскрытую ладонь, на которой лежали два простых гладких кольца. Первое, крупное, с широким ободом, было золотым, второе, маленькое и тоненькое, серебряным.

Пелька замерла, уставившись на украшения. Волхв по очереди кивнул девушке и мечнику, произнеся ещё несколько предложений, но шум в ушах заглушал все звуки, и Пелька едва ли что-то услышала. Арей взял её руку в свою, и она завороженно смотрела, как по её пальцу скользит, тускло блестя, серебряный обод. Настал её черёд. Она дрожала от волнения, аккуратно надевая кольцо на безымянный палец мужчины.

Волхв простер руки над головами молодых, венчая их простыми металлическими обручами. Его прикрытые глаза и спокойный, певучий голос погружали в подобие транса. Пельке вдруг показалось, что она слышит глухие удары древнего бубна, звон колокольчиков свадебной повозки, шуршание сотен ленточек на ритуальном дереве. Голос волхва стал нарастать, когда он сомкнул их ладони и соединил какой-то тряпицей, покрытой витиеватыми узорами. После чего потянул за другой конец рушника, увлекая пару за собой, вкруг старой ели.

Благословение становилось мелодичнее, всё больше напоминая песню, и вдруг оборвалось на пронзительно прекрасной ноте. Старец остановился, размыкая их руки, снял с голов обручи, которые тут же исчезли. Он снова опёрся на посох, которым стукнул о землю.

- Теперь вы повенчаны, - сказал волхв, улыбнувшись ласково и устало. - Нет на свете силы выше этого союза и равного ему. Берегите друг друга.

После этих слов он повернулся к ним согбенной спиной, прошагал немного и на самом краю опушки постепенно растворился в воздухе, оставив после себя только лёгкий, приятный отзвук свадебной мелодии да странный запах полевых трав.

Арей взял Пельку за плечи, развернул к себе лицом, пристально её разглядывая.

- Почему ты так смотришь? - смутившись, прошептала она.

- Как же? - ответил мечник так же тихо. Будто они боялись самим звуком голосов разрушить очарование момента, тонкую паутину небывалой близости, соединившей их.

- Как будто в последний раз мы виделись много месяцев назад. Как будто ты меня не узнаёшь.

Мужчина слабо улыбнулся.

- Я ведь тебя впервые вижу. Тебя, жену мою, я не знал прежде. Я знал девицу, мою возлюбленную. А теперь ты супруга мне, и я тебя только встретил.

Он коснулся ладонью её тёплой щеки.

- Ну здравствуй.

- Здравствуй, муж мой, - вторила она ему, зачарованная той магией, что они создавали вместе.

Напряжение, до этого момента будто гудевшее в воздухе, вдруг беззвучно лопнуло. Девушке казалось, будто её подхватила мощная воздушная струя, поднимая всё выше и выше, за границу облаков. Ощущения были в чём-то схожи с теми, что она испытала много месяцев назад в горах Запретных земель, когда их несло в эпицентре урагана, поднятого частицей первохаоса. Только сейчас не было страха, не было боли. Всё прошло, всё закончилось, и когда Пелька открыла глаза, многоцветие вокруг померкло, заслоненное влюбленными глазами Арея.

Когда они вышли из-под густых крон, речушка у подножия Лысой Горы всё так же беспечно журчала, неся вдаль свои воды. А по берегу прогуливался роскошный гнедой аргамак. Высокий, жилистый, с длинной изогнутой шеей и лоснящейся кожей, при их появлении он вскинул голову и посмотрел на подошедших влажными раскосыми глазами. Арей обошёл коня, потрепал по холке, а затем перевел взгляд на жену:

- Нравится? Погладь, не бойся.

Пелька протянула руку вперёд, дав жеребцу понюхать её, а затем осторожно провела по шее, чувствуя под пальцами шелковистые волоски.

- Он прекрасен, - прошептала девушка, завороженно разглядывая своё отражение в больших, умных глазах лошади.

- Умеешь ездить верхом? - поинтересовался мечник, подхватывая её под мышки и боком усаживая на спину коня.

Пелька глянула на него сверху вниз, а потом схватилась за гриву аргамака и чуть подалась назад. После чего, одной рукой задрав юбку до самых бедер, резким движением перекинула ногу через круп животного.

Арей восхищенно и несколько ошарашенно наблюдал за девушкой. Затем покачал головой, усмехнулся в бороду, поглаживая гарцующую лошадь.

- Что ж, я почти не удивлён, что ты ездишь в седле по-мужски. Вижу, коню ты полюбилась. Он теперь твой.

Пелька резко повернулась к нему, и лицо её расцвело счастливой улыбкой.

- Арей!..

***

Солнце уже лениво клонилось к горизонту, когда молодые подъехали к постоялому двору Могуты. Привычный гвалт в этот раз стоял громче прежнего. Барон мрака помог жене спешиться. Она с грустью смотрела, как аргамака уводят в конюшни, но мечник уже повел её к дверям трактира, где их ожидал хозяин. Он коротко кивнул Арею и даже слегка улыбнулся Пельке, отчего в лучах заката его золотые зубы ярко блеснули.

- Всё готово, - сипло произнес Могута, и втроем они переступили порог заведения.

Как всегда, за крепкими деревянными столами восседала разношерстная публика, но отчего-то в этот вечер не было ощущения затаенной опасности, которое прежде пропитывало каждый камень харчевни. А посреди зала музыканты уже вовсю играли что-то легкое и незатейливое. Никто даже не обратил внимания на пару, прошмыгнувшую в дальний угол, хотя даже шум здесь стоял не такой невыносимый, как обычно.

Когда Арей и Пелька устроились, к ним тут же подскочила молодая ведьма со слегка раскосыми глазами и поставила перед молодоженами бутыль вина. Следом появились свежеиспеченный хлеб и большой кусок сыра.

Пелька недоуменно взирала на то, как им накрывают стол, и едва дождалась, когда они остались наедине. Однако не успела она открыть рот, как мечник поднял руку:

- Предупреждая твои вопросы, сразу скажу: да, это всё приготовили специально для нас. Я заранее договорился с Могутой и об угощении, и о том, чтобы этой ночью в трактир пускали только своих, самых проверенных. Инциденты мне сегодня не нужны.

Девушка подперла рукой щеку, слушая его, и улыбалась. Арей заметил это и приподнял бровь:

- Что-то не так?

- Почему, если ты видишь улыбку, то сразу начинаешь искать подвох? - вопросом на вопрос ответила Пелька, качая головой.

Барон мрака усмехнулся:

- Рефлекс у меня.

В этот момент к ним приблизился сам хозяин и поднес жаркое.

- Поздравляю вас, - шепеляво, с легким акцентом произнес Могута, и второй раз за вечер улыбнулся, уже более искренне.

Хотя Пелька настороженно относилась к окружающим вообще и к жителям Лысой Горы в особенности, она хорошо чувствовала людей, и Могута не вызывал у неё отторжения. Может, потому, что несмотря на хитрость и явную опасность, он не излучал подлости.

- Значит, Могута знает, - сказала она, когда хозяин отошел.

- Знает, - подтвердил Арей, разливая вино. - Он выручал меня уже не раз, ему можно доверять. Видишь ли, Могута не только ловкий делец. Он любит быть сам себе хозяином, а потому, как и я, не признает ничьих правил, кроме своих собственных.

- И что это значит? - не поняла Пелька.

Мечник подал ей чашу с вином, поясняя:

- Только то, что он против ограничений мрака, касаемых любви, женитьбы и прочего. Причиной тому, разумеется, не мягкосердечность, но тем не менее.

Внезапно посерьезнев, он пригубил вино, и девушка сделала то жесамое.

- Я не смог подарить тебе спокойной жизни, - его голос дрогнул, когда он заговорил. - У тебя не было невинной поры обрученной невесты и последующей пышной свадьбы в кругу близких и друзей. Я не могу обещать тебе безоблачного будущего. Но я могу поклясться, что буду любить тебя сильнее всего на свете до конца наших дней и даже после. Я никого никогда не полюблю так, как тебя, Пелька.

Это было первое его признание. Здесь, посреди шумного трактира, в гуще незнакомцев и отъявленных мерзавцев, в день их свадьбы Пелька впервые услышала самые главные слова. На их пальцах блестели кольца, а в уши вливался гомон посетителей, в нос бил резкий запах вина. Даже эта уродливо-прекрасная картина несочетаемого находила отражение в самой их паре - они являли собой единение абсолютно разных по своей природе ипостасей. И это тоже было завораживающе красиво.

Девушка смахнула слезы, снова пробуя вино, ощущая на губах терпко-сладкий привкус. И только опустив чашу, ответила:

- Позволь и мне сказать. Я не могу обещать, что буду тебе хорошей и послушной женой. Ты не найдешь во мне абсолютной покорности, я вряд ли научусь хорошо готовить и не стану примерной хозяйкой. Но я буду тебе верна и буду любить тебя так, как только может любить человеческое сердце.

Арей протянул ей руку, слегка сжал, разглядывая игру света на серебряном кольце.

- Этого мне более, чем достаточно, - прошептал он.

Казалось, они могли бы просидеть такую целую вечность, не шевелясь. Однако кое-кто начал кидать на них любопытные взгляды, и Арей неохотно отпустил руку жены, тем более что в этот момент им принесли очередное угощенье - рыбный пирог.

Музыка звучала всё громче, отблески свечей и очага становились всё ярче, и атмосфера праздника - странно, но это было именно так - ощущалась всё отчетливее. Пелька почти ничего не ела и совсем не пила, разве что изредка смакуя вино. Однако она чувствовала себя разомлевшей, опьяневшей от счастья и сильных эмоций. Арей тоже едва ли притронулся к еде, поглядывая на жену через стол и время от времени задумчиво улыбаясь.

Однако отсутствие аппетита у молодых, похоже, никого не смущало, и на скатерть без устали выставлялись разнообразные блюда: каша, блины, странное рассыпчатое печенье. Ведьмочка, разносившая кушанья, ставила перед ними очередной горшочек, когда на длинную столешницу упала большая тень. Ведьма шарахнулась, Арей вскинул голову, однако реакция Пельки оказалась стремительней. Зажав рот рукой, она вскочила с лавки, опрокинув чашу с вином и залив им подол платья. Но девушка, казалось, и не заметила этого, бросившись на шею огромного бородача.

- Олаф!

Варяг неуклюже обнял её, смущенно и радостно улыбаясь. Отстранившись, он пожал руку Арею. Тот указал на лавку, приглашая Олафа присесть, и потребовал ещё одну чашу под вину.

- Вот уж не думал, что вновь свидимся, - произнес мечник, разглядывая оборотня. За те полгода, что минули с их поединка против охотников за глазами, варяг ничуть не изменился, разве что немного похудел да ещё гуще зарос бородой.

- И я не думал, - развел руками Олаф.

- Как вам удалось выбраться? - тихо спросила Пелька. Неожиданная встреча напомнила ей, как сильно она переживала гибель всего их отряда.

Бородач принял у Арея вино, отхлебнул немного, а затем залпом осушил всё. Рукавом утерев рот, он ответил:

- Волком я добежал-таки до Камня-головы и уже там потерял сознание. Очнулся у скал, видимо, дополз туда уже после того, как камень меня излечил. Окончательно же пришел в себя, когда обрушился ураган. Пошвыряло, конечно, знатно, однако то, что я был обращен, меня и спасло. Я упал где-то в полях Пограничья.

Арей, нахмурив брови, обратился к нему:

- Так ты ничего не помнишь после того, как добрался до камня? И нас не видел?

- Нет, - покачал головой Олаф. - Я как будто в полусне был, видимо, яд, выходя из тела, действовал таким образом.

Мечник вспомнил собственное полуобморочное состояние, вытекающий из ноги расплавленный наконечник копья и кивнул.

- Так что, всё-таки, случилось? Как вы сами-то? - варяг наполнил вторую чашу вином, вновь опрокидывая её, и посмотрел на Пельку так, будто только увидел, что она в белом платье. Его глаза расширились ещё больше, когда он заметил кольцо на её руке. Сдвинув брови, бородач перевел взгляд на мечника.

Тот не смутился, прямо встречая этот порицающий взор. Однако отвечать не спешил. Взяв руку девушки в свою, он слегка сжал её и сказал мягким, но не терпящим возражений тоном:

- Пелька, пойди наверх, отдохни, сегодня был долгий день. Я скоро буду.

Решив не спорить, она поднялась, улыбнулась Олафу, стараясь скрыть неловкость:

- Мы ведь ещё увидимся?

Тот кивнул, и Пелька, подхватив испачканную вином юбку, направилась в сторону лестницы. Барон мрака провожал её глазами.

- Выходит, решил ей жизнь испортить, так? - пытливый тон варяга отвлек Арея.

- Пелька теперь моя жена, - холодно ответил мечник. - Я смогу о ней позаботиться.

Олаф вздохнул, покачав головой:

- Помнится, ещё на пути к горам я сказал Мифоре, что лучше бы тебе дать девчонке пинка. Не понимал, зачем ты её возле себя держишь.

Барон мрака ещё больше нахмурился.

- Полюбил, выходит? - неожиданно без всякого осуждения поинтересовался бородач.

Арей не ответил, но тот и так всё понял. Заново наполнил чаши, подал одну мечнику.

- Как тебе удалось всё это провернуть? - Олаф стукнул пустым сосудом о стол.

Мечник пожал плечами:

- Помог один старый друг.

- Старый друг, - хмыкнул варяг. - Это у стража-то мрака друг?

- И такое бывает, тебе ли не знать, - подтвердил Арей, внимательно глядя на собеседника. - Он много раз выручал меня и доказал, что ему можно доверять.

- Как хоть зовут?

- Яраат.

Олаф помрачнел.

- Это не вор артефактов, случаем? - дождавшись утвердительного кивка, варяг с сомнением покачал головой. - Я слышал другое. Слышал, что это опасный и скользкий человек, с которым связываться себе дороже, поскольку он всегда и во всём преследует лишь собственные цели.

Арей подался вперед:

- Неужели? А я слышал, что волкодлак Олаф средней руки наемник, трусливый, отвратительный в бою, а также что он жуткий пьяница и в промежутках между заданиями проводит своё время, надираясь во всех трактирах округи.

Воцарившуюся тишину прервал задумчивый ответ варяга:

- Что ж, про пьяницу тебе не наврали.

Секунду-другую мужчины смотрели друг на друга, а потом взорвались оглушительным хохотом. В который раз за вечер поднялись наполненные чаши, и Олаф, смягчившись, хлопнул мечника по плечу:

- Ну что ж, коль так всё повернулось, дай поздравлю тебя. Береги девчонку свою, она у тебя боевая, да только всё одно малая ещё и наивная. Пусть жизнь у вас будет ладной.

Арей улыбнулся, благодарно обнял варяга, а вечер за окном трактира в это время постепенно перетекал в ночь.

***

Пелька сидела на краешке постели, огорченно разглядывая испорченное платье. В пылу радости от встречи с Олафом она позабыла о пролитом вине, и вот теперь высохшее пятно уродливым бордовым узором расползлось по подолу. Девушка поскребла его пальчиком, вздохнула и потянулась к очелью. Аккуратно сняв украшение, она спрятала его в шкатулку. Вот и подошел к концу день её свадьбы.

За открытыми ставнями становилось всё темней и прохладней, и первые звезды уже осыпали небосклон, тускло мигая тем, кто внизу. Дрова в очаге потрескивали, и языки пламени исполняли причудливый танец теней на камне. Эти тени, казалось, жили. Пелька пригляделась и вскрикнула, когда одна из них отделилась от стены и шагнула вперед. Мысль о ноже, который она сегодня - впервые за много, много лет! - оставила под подушкой, быстро мелькнула в её голове.

Тень, заметив смазанное движение девушки, лаской метнувшейся за оружием, тоненько засмеялась. Пельке этот смех показался знакомым.

- Не нужно, дитятко, я тебя не обижу, - прошелестел голос, и тень откинула капюшон плаща, скрывавшего фигуру. Под ним оказалась высохшая старушка, маленькая и дряхлая на вид. Девушку снова пронзило чувство узнавания.

- Кто вы? - спросила она тихим, настороженным тоном.

Скинув плащ, старушка осталась в видавших виды рейтузах, мешковатой рубахе явно с мужского плеча и высоких сапогах.

- Я с супружником твоим дружна очень, - спокойно ответила незваная гостья, усаживаясь прямо на стол и болтая ногами. - Да и с тобой встречалась разочек.

Пельку осенило:

- Вы та самая гадалка!

Старуха дребезжаще рассмеялась:

- Она, она самая! А ты быстро соображаешь.

- Только это не отвечает на вопрос, кто вы на самом деле, - возразила девушка, всё ещё не выпуская из рук оружия.

Незнакомка перестала хихикать и с интересом посмотрела на Пельку:

- Твоя правда. Что ж, зовут меня Аида Плаховна, служим мы с твоим Ареем одному хозяину. А вот особенности моей работы тебе знать необязательно. Да не боись, говорю, - шикнула она, заметив, что девушка ещё сильнее сжала нож. - Тем более что таким меня не возьмешь.

В ту же минуту оружие пропало и возникло снова в руках старушки. Та отложила его в сторону, спрыгнула со стола и подошла к Пельке. Та настороженно следила за ней.

- Откуда мне знать, что вы действительно дружите с Ареем и ничего мне не сделаете?

- Нет, видать, переоценила я тебя, - вздохнула Аида Плаховна. - Да потому, что если бы я захотела, то уже раз пять как могла тебя чикнуть.

И она цокнула, изображая пальцем перерезанное горло. Жест Пелька проигнорировала, но звук ей почему-то не понравился. Он не был похож на человеческий, напоминая даже не лязгание меча, а тонкий звон косы. Особое чутье и незначительные магические способности подсказывали девушке, что старуха не врет, однако внутри у неё почему-то всё переворачивалось при одном взгляде на гостью.

Та же в это время начала прохаживаться вокруг Пельки, разглядывая её с ног до головы.

- Таак-с, значит, венчаны, - насмешливо хмыкнула она. - Понимаю я его, понимаю.. Красавица, ничего не скажешь. Худая, правда, ну да всегда такой была.. Девица-голубка. Сидит, ждет своего возлюбленного в белом платье посреди каменных стен. Ждет, когда он присоединится к ней, позабыв о шумном празднике.

Девушка смутилась при этих словах.

- Сегодня большой день, - продолжала Плаховна, не обращая на неё внимания. - И у меня для тебя есть подарок.

Нырнув куда-то за пазуху, старушка извлекла на свет гребень. Необычной формы, изогнутый, покрытый странными непонятными узорами. Пелька неуверенно приняла его, разглядывая паутину деревянных кружев. Гребень явно был очень старый, она заметила, что всю поверхность его покрывает легкая прозелень.

- Это плесень? - удивленно спросила девушка, подняв голову.

Аида Плаховна закивала.

- Это русалочий гребень, девочка. Он особенный для любой женщины, но для тебя пуще всех.

- Почему?

Старуха указала на стул, стоявший возле очага.

- Присядь-ка, дитя. Дай причешу тебя.

Пелька колебалась всего мгновение, а потом уселась перед огнем. Когда гребень коснулся её волос, по телу девушки пробежала рябь, однако непривычное ощущение быстро прошло.

- Вы не ответили, - снова заговорила Пелька. - Чем же эта вещь так примечательна для меня?

- Ты неспроста нагадала себе суженого в русалочью ночь, - раздался голос Аиды из-за спины. - В русалках сокрыта огромная женская сила, самая её суть, сама природа. Они могут как возвысить мужчину, так и низвергнуть его во мрак. И они благословили тебя той ночью. В тебе они увидели ту самую женщину, которая своей любовью может изменить того, кто предначертан ей судьбой.

Пелька слушала эти слова, как дети слушают колыбельную. Под уверенной, неожиданно мягкой рукой старушки и плавными движениями гребня её мысли неожиданно освободились, соединяясь в неспешном кручении. Всё так перепуталось с тех пор, как Арей вихрем мрака и смуты ворвался в её жизнь, вытеснив остальное. Ни с кем ещё Пелька не испытывала такой противоестественной неразрывности ужасного и прекрасного. С Ареем каждый день был игрой на выживание, и дикое напряжение сменялось невероятным блаженством с такой скоростью, что она даже не успевала это осознать. И сейчас девушка с кристальной ясностью увидела то, что уже давно подспудно зрело в ней: они были так похожи. Неважно, что между ними пропасть величиной с бессмертие. Они оба - разбитые, отчаянные и одинокие. И только вместе они смогут, наконец, обрести целостность.

Когда вихрь этих открытий, наконец, улегся, Пелька обнаружила, что она в комнате одна. А через её плечо перекинута длинная, шелковистая коса. В изумлении она тронула мягкие пряди. Без сомнения, это были её волосы, только невероятным образом отросшие до самой талии. Девушка перевела взгляд на волшебный гребень, лежавший на краю стола. И хотя Аиды уже след простыл, в воздухе напоследок повисли её слова:

- Теперь ты жена. Носи волосы убранными и будь верна своему мужу.

***

Ночь окончательно накрыла Лысую Гору своим мистическим покровом. Весна бурлила у всех под кожей, и до самого утра на улицах городка не затихало беззаботное веселье. То тут, то там раздавались хлопки и гомон, где-то на окраине слышался волчий вой.

Но Пелька не спала по другой причине. Как ни странно, встреча с Аидой и её туманное происхождение не настолько взволновали девушку, как она ожидала. Видимо, жизнь с бароном мрака постепенно приучила ничему не удивляться.

Пелька так и не сняла испачканное платье, устроившись на нерастеленной постели и перебирая свои длинные локоны. Она знала, что Арей скоро придет, и сладкое нетерпение охватывало её всё больше по мере того, как текли минуты. В девушке причудливо переплетались неопытная робость и горячность страстной натуры, однако смущение проигрывало в поединке с чувствами. Заливаясь краской, она тянулась к мечнику, ей нравилось то, что они делали вдвоем среди влажных простыней.

Когда в коридоре, наконец, послышались уверенные шаги, Пелька затаила дыхание. Дверь отворилась, и Арей переступил порог, нерешительно остановившись у входа. Его глаза приросли к Пельке, он слегка потянул носом воздух, как животное, а через секунду захлопнул дверь с таким грохотом, что девушка подпрыгнула от испуга.

- Значит, ты познакомилась с моей давней подругой? - спросил мечник, проходя в центр комнаты и сбрасывая плащ. По его тону трудно было определить, что он об этом думает, однако злости Арей явно не испытывал. Скорее, досаду.

Девушка покинула нагретую постель, приблизившись к мужу. Барон мрака провел рукой по её густым, блестящим волосам.

- Что ж, думаю, за это я Аиде благодарен, - пробормотал он, потянув за пряди и расплетая косу.

- Она сказала, что теперь я замужем, и должна носить их собранными в прическу, - шепнула Пелька.

Арей хмыкнул:

- Она много чего говорит, но не всему стоит верить и, тем более, следовать. Ты можешь носить волосы распущенными, если тебе хочется. Я не стану возражать.

Отстранившись, Арей уселся на ближайший стул, поглаживая бороду и разглядывая пятно на платье жены.

- Его уже не отстирать, - расстроенно произнесла девушка, безрезультатно протирая испорченную ткань.

Барон мрака жестом подозвал её к себе. Она встала между его широко расставленных ног, и мужчина провел ладонью вдоль подола, а когда отнял руку, платье стало как новое. Пелька восхищенно улыбнулась.

- Спасибо. Оно мне дорого, я бы хотела сохранить его.

Арей притянул её к себе:

- Наряд прекрасный. Но сейчас я хочу наслаждаться не его великолепием, а красотой моей супруги.

С этими словами он уткнулся лицом в её живот, и его горячее дыхание заставило кожу девушки покрыться мурашками. Она ощущала, как его огрубевшие ладони сминают подол платья, задирая его вверх, и Пелька только тогда поняла, насколько сильно жаждала близости с ним. Обхватив могучую шею руками, она поцеловала мужа в макушку, и как ни странно, этот невинный жест лишил Арея самообладания. Он поднял голову, уставившись на жену хмельным взглядом. Она была в белом платье, а он был немного пьян. И в погрузившейся во тьму комнате лишь яркий диск луны освещал двоих любовников.

Воздух вокруг них загудел от напряжения, когда барон мрака подхватил Пельку на руки и отнес её на кровать. Она уперлась ногами ему в грудь, откинув голову и мечтательно наблюдая, как он нарочито медленно стаскивает с неё панталоны. Девушка потянулась к нему, вовлекая в поцелуй, и разочарованно вздохнула, когда он оторвался от её губ, чтобы раздеться самому. Заметив это, она прошептала:

- Разве не я должна снимать с мужа сапоги в нашу первую ночь?

Арей замер, уже коснувшись обуви.

- Если ты этого хочешь.

Пелька с готовностью поднялась, толкнув его самого на постель. Мужчина усмехнулся, подставляя ей ногу. Бережно разув его, девушка не торопилась подниматься с колен. Медленно, так, чтобы он видел, она стала расстегивать длинный ряд крючков на платье. Арей смотрел, приоткрыв рот, на её пальцы, всё больше обнажавшие дразняще мелькающую в открытом вороте грудь. Наблюдая за ним, Пелька потянула ткань, и та свободно соскользнула с плеч, обнажая её по пояс.

Мечник протянул ладонь и нежно сжал правое полушарие. Он прекрасно видел в темноте, от него ничто не могло укрыться, даже когда он пребывал в таком состоянии. А потому румянец запоздалого смущения, окрасивший щеки Пельки, не удивил его. Барон мрака уже понял, что его жена являла собой сгусток противоречий. Со вздохом потянув её на себя, он тут же перевернулся, глядя на распластанную под ним девушку.

- Ты прекрасна, - отрывисто произнес он, снова касаясь её груди, слегка царапая болезненно-чувствительный сосок. - Никто никогда не волновал меня так, как ты. Я хотел тебя, именно тебя, всю свою мучительную, бесконечную жизнь.

Дыхание Пельки замерло. Она не знала, что было интимнее всего в этот момент - его ласки, его слова или его взгляд? А может, всё вместе, сплетаясь, вызывало в ней острое покалывающее наслаждение.

Девушка вжалась в него всем телом, голым животом ощущая каменно-твердую плоть, скрытую грубой тканью штанов.

- Сними с себя всё, - прошептала она, стискивая ворот его рубахи. - Скорее…

Ему не нужно было повторять дважды. Сглотнув, Арей отстранился, быстро раздевшись и стянув с жены платье, болтавшееся на бедрах. А затем снова опустился сверху, подрагивающими руками удерживая себя на весу, чтобы не раздавить её.

Они были близки уже не единожды, но принять его внутрь каждый раз было непросто. Разница в росте и сложении доставляла в постели много неудобств, и Пелька закусила губу, пока её тело плотно сжималось вокруг его длины.

Казалось, воздух комнаты дрогнул, когда мужчина осторожно задвигался, скользя вперед и назад, пристально вглядываясь в огромные глаза девушки. Она любовалась им в эти моменты. Когда он был уязвим, когда он подрагивал от удовольствия в её объятиях.

Остановившись на мгновение, мечник закинул одну её ногу себе на плечо, и их ложе снова начало сотрясаться от его неспешных толчков. Ощущения Пельки теперь были другими, почти на пределе между удовольствием и болью, однако сейчас гораздо больше наслаждения ей доставляло единение их душ. Слезы блаженства застилали ей глаза, но она боялась их сморгнуть, не желая отрывать взгляда от лица мужа, пока он, судорожно задыхаясь, двигался в ней, что-то шепча, теряя голову от любви.

- Арей, Арей… - она могла выдавить из себя только его имя, охваченная безумием их общей страсти.

Он прижался к её лицу, ловя губами каждый надорванный выдох, и их сердца оглушительно стучали друг напротив друга. Когда Пелька ощутила зарождение знакомой пульсации, она ещё крепче притянула мечника к себе, целуя его плечи, сминая тонкими пальчиками его ягодицы.

- Пожалуйста, пожалуйста, будь со мной, - взмолилась девушка, дрожа под ним, обессиленная сладостью ощущений. - Я хочу, чтобы мы вместе…

Она не договорила, захлебнувшись жгучей смесью желания и нетерпения.

- Что ты делаешь со мной, Пелька… - задохнулся Арей, поняв невнятные мольбы жены, и задвигался быстрее, подтолкнув её к краю блаженства, не позволяя себе расслабиться до тех пор, пока её стоны не превратились в беспомощные всхлипы.

И тогда мир вокруг взорвался красками и светом. Мужчина вскрикнул, когда больше не смог сдерживать себя, кружась в вихре мучительного удовольствия. В эту минуту он ясно понимал, что никакой Эдем не сможет подарить ему такого же кристального, неподдельного наслаждения. Только она.

Когда барон мрака поднял голову, Пелька открыла глаза и посмотрела на него, потрясенная, онемевшая. Он понимал, о чём она думает - как они могли такое сотворить друг с другом? Как может быть так смертельно хорошо?..

Слегка двинувшись, отерев со лба пот, Арей ласково коснулся губ девушки, заживляя болезненные уколы страсти. А затем переплел их правые руки, так, что кольца тихо звякнули друг о друга.

Это всё, что им было нужно. Быть вместе, пережить горести и напасти. Каждый день просыпаться рядом, делить хлеб, кров и постель. И любить друг друга.

========== 15. Любовь, смерть и жизнь ==========

Вот строжайший секрет, и никто его больше не знает

это небо небес, почка почек и корень корней

того дерева жизни, которое вырастает

выше, чем достигают душа или разум людей,

оттого не сжигаются звезды взаимным огнем,

я несу твое сердце с собой. Твоё сердце — в моём.

О боги, как прекрасна трепетная весенняя пора! Как она беззаботна и легка, будто недавно вылупившаяся бабочка, парящая на тонких крыльях. Эта задорная лихорадка, словно болезнь, охватывает всё живое, разливаясь в воздухе сладкой истомой, кружа голову ласковым бредом и обещанием долгого, жаркого лета.

И как восхитительно быть в эту пору влюбленным! Целовать взахлеб, до краев наполняясь нежностью. Каждое дерево в лесу, каждый проулок в городе оказываются заражены этой слабостью, и тогда для того, чтобы потерять голову, достаточно одного лишь пронзительного, жгучего взгляда, тонкой щиколотки, выглянувшей из-под платья. Словно весь круговорот жизни замыкается в этот миг, и ты понимаешь - вот оно, свершилось. И колесо вновь начинает вращаться, когда восходит плод любви, продолжая бесконечный цикл жизни.

Арей и Пелька в тот душный май были олицетворением всего того, что представляет собой сложный клубок из душевной привязанности, страсти и весенней беспечности. Влюбленные до безумия, каждую ночь открывающие друг друга заново, они смотрели в будущее с робкой надеждой и верой в лучшее.

Эта чудесная пора началась на другое утро после свадьбы с небольшого бочонка мёда и специально натопленной для молодоженов бани, в которой Пелька побывала впервые в жизни. А после они сидели, раскрасневшиеся и разомлевшие, в своей комнате, поглощая остатки свадебного пиршества и смеясь над историями Олафа, который пришел их навестить.

С того дня мечник и его жена почти не расставались. Теперь, когда у них появился ещё один союзник, могучий волкодлак, Арею тратил меньше усилий и времени на поддержание их безопасности. Олаф помогал в отслеживании и уничтожении разведчиков, надоедливых комиссионеров и некоторых особо упорных наёмников. Да и обстановка вокруг становилась несколько спокойнее, что барон мрака счёл бы подозрительным, не будь он так поглощен невероятными переменами, произошедшими в его жизни.

Но в ту пору это был не тот Арей, которого все знали. Нет, он был всё так же суров и беспощаден к врагам, и его знаменитый страшный клинок ни разу не дрогнул, поражая противника, пока где-то там в ночной тиши мирно спала его юная жена. Всё так же его тёмные глаза подергивались пеленой грусти, когда он вдруг замирал, задумавшись о чём-то. Однако он стал… уязвимым. Любовь смягчила не только его тяжелый характер, но и притупила отшлифованное годами войны чувство опасности. Мечник больше не жил в постоянном напряжении, подозрительный к каждому шороху, каждому взгляду. Он стал бесстрашнее, чем прежде, и - парадокс - слабее. Много, много лет спустя он с горечью скажет своему молодому длинноволосому ученику о том, как беззащитны влюбленные, как легко их уничтожить. Но тогда цветущий май нашептывал ему, что их с Пелькой любовь могущественнее всего, что есть и будет. Ведь именно о любви вещал им когда-то Тот, Кто Всё Сотворил. О любви и её бесконечной силе.

А потому дни молодоженов проходили в расслабленной неге, среди распускающихся бутонов, под тяжелыми еловыми ветвями в лесах у подножия Лысой Горы, на тонких простынях под крышей трактира Могуты. В дурмане, что, подобно хмелю, гулял по крови. Они исследовали всю местность в округе на коне, подаренном мечником Пельке. Она назвала красавца-аргамака Светозар, и Арей только головой качал, глядя, как лихо она скачет на гордом животном. Спустя несколько дней после свадьбы барон мрака купил седло с уздечкой, и конные прогулки стали для пары любимым времяпровождением. Во время одной из таких вылазок они случайно обнаружили небольшую живописную площадку на западном склоне горы. Это было уединенное и тихое место, с потрясающим видом на окружные земли. А какие там были закаты! И когда второй месяц их брака подходил к концу, молодожены практически все свои дни проводили в этом маленьком персональном раю.

Вот и этим утром, встав пораньше, Пелька заранее приготовила небольшую корзинку с провизией, а через несколько часов она и Арей уже валялись на мягком ковре и щурились от яркого солнца. Вернее, щурилась Пелька. Мечник на солнце вообще старался не смотреть. Перекатившись на живот, девушка взглянула на мужа и поинтересовалась:

- Почему ты не смотришь вверх, когда стоит ясная погода?

Во рту у мечника была веточка какого-то растения, которую он перекатывал туда-сюда. Эта странная привычка появилась у него совсем недавно, однако останется с ним до конца его дней. Каждую весну барон мрака будет переноситься в горы и подолгу сидеть там, стараясь унять потревоженные воспоминания.

- Потому что я не могу смотреть на солнце, - ответил он, движением губ перегоняя веточку в другой угол рта.

Пелька перевела взгляд на линию горизонта, туда, где соединялось земное и небесное.

- Ты жалеешь? О том, что выбрал не тот путь?

- Нет. Жалось - это вязкая тина, которая засасывает тебя на дно. Жалостью ничем и никому не поможешь, запомни это. Но я… раскаиваюсь.

- Разве это не одно и то же? - заметила девушка.

- Не совсем… то есть, нет. Наверное, я просто придаю этим словам такое разное значение. Понимаешь, - он вынул веточку изо рта и уселся, положив локти на колени, - для меня жалеть значит попусту сокрушаться о чём-то, канючить и утирать сопли. То есть, признавая факт ошибки, ничего не делать. А раскаиваться - это, сознавая неправильность поступка, сделать какие-то выводы, чему-то научиться.

Пелька задумчиво перебирала руками бахрому коврика, на котором они сидели. Оторвавшись от этого занятия, она внимательно посмотрела на мужчину.

- Это всё демагогия, Арей. Потому что я знаю - ты жалеешь. Просто любишь прятаться за витиеватыми словами, чтобы не показаться окружающим или самому себе ничтожным. Но со мной-то тебе зачем притворяться? Да, смысл в твоих утверждениях есть, вот только они не про тебя.

Арей резко повернулся к ней. Был ветреный день, и легкие порывы воздуха трепали распущенные волосы его жены. После свадьбы, несмотря на его заверения в брачную ночь, Пелька стала прятать волосы под косынку. Но здесь её никто не видел, а потому она позволила локонам свободно рассыпаться вдоль плеч. Мечник тронул тонкий завиток. Он любил эту девушку. Боги, как он её любил! Она смогла, пусть на время, разогнать мрак в его сердце, вернуть дар надежды, умение видеть чудо в обыденном и повседневном. Она заполнила его собою до краев, так, что он находил счастье в том, чтобы быть для неё источником радости. Рядом с ним - хотя этого Пелька не могла знать - её эйдос сиял ярчайшим светом. Будь всё иначе, барон мрака не позволил бы всему зайти так далеко. И вот теперь он ясно видел ещё и то, что девушка понимала и чувствовала его едва ли не лучше, чем он сам.

- Да, - голос Арея надломился, и он отвернулся, выпустив прядь её волос. - Да, я жалею. Я и раньше жалел, но никогда так сильно, как теперь.

Пелька протянула руку, желая дотронуться до него, но передумала. Ей пришло в голову, что мечник может счесть этот жест проявлением той же жалости. Как же трудно ей было с этим мужчиной…

- Думаешь, ты сможешь вернуться к свету? - спросила она еле слышно. - Думаешь, Он простит тебя?

- Думаю, что нет, - так же тихо ответил Арей.

Девушка всё же решилась придвинуться к нему поближе и положить ладонь ему на плечо. Мечник напрягся, но руку её не сбросил.

- Знаешь, - произнесла Пелька, - в ночь после нашей свадьбы, когда Аида пришла ко мне, то не просто подарила мне тот гребень. Она сказала, что я благословлена высшими силами женской природы. Что я смогу помочь тому, кого люблю.

Арей повернул к ней голову, обхватил грубой рукой её подбородок. Его темные, безжалостные глаза смотрели на девушку, не мигая. Неужели обладателя таких зрачков можно вытянуть из омута мрака?..

- Пелька, - начал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, - я никогда не скрывал от тебя, кем являюсь. Я люблю тебя, и для тебя я хочу стать лучше. Но даже мне не под силу стать чем-то или кем-то совершенно иным. Моя природа - смерть, боль и страх. Я - Тьма, я -Война. Я творил безжалостные и беспощадные вещи. Как бы мне хотелось отрешиться от содеянного, однако это будет бесчестьем. Я делал это, и делал осознанно. И пусть твоя любовь сможет залечить мои раны, она не сможет изменить мою природу и очистить меня от тартарианской гнили.

Рука мечника упала, и он снова отвернулся. Глаза девушки начали медленно наполняться слезами, но усилием воли она заставила себя успокоиться и твердо возразить:

- Но ведь ты неплохой человек. Ты делал много хорошего и - я знаю это - ещё не раз совершишь благородный поступок.

- Я не человек, - глухо ответил Арей.

Он не сказал этого вслух, но его в очередной раз поразила вера Пельки. Вера в него, в силу любви и света. А ещё он не признался ей, что с каждым днём дарх на его груди причинял ему всё больше страданий. Он колол и жалил хозяина, корчась от голода. Дарх, порождение Тартара, чувствовал, как ослабевает его власть над стражем. В последние месяцы время, на которое Арей снимал с себя тартарианскую сосульку, всё увеличивалось. Он давно уже не ложился в постель с ненавистной цепью на шее, а эти несколько недель после свадьбы даже был способен проводить без дарха по несколько часов, однако удалиться от него на большое расстояние мечник всё же не смел.

- Я вижу то, чего не видишь ты, - спокойный голос жены вывел Арея из состояния задумчивости, а эти слова чем-то смутно знакомым щекотнули его память. - Я точно знаю: однажды ты отдашь за кого-то свою жизнь, и поступишь по собственному желанию, вопреки воле мрака. И твоя жертва не будет напрасной.

На долю секунды мечнику показалось, что эти слова будто вспыхнули золотом, вплелись в историю мироздания, став пророческими, но это ощущение тут же исчезло. Мужчина покачал головой, усмехнулся и, резко развернувшись, повалил Пельку на ковер. Та взвизгнула от неожиданности, обхватив его шею, рассмеялась звонким и радостным смехом счастливой женщины. Однако губы Арея заставили её замолчать, и тишину округи вновь нарушало только пение птиц да стрекот насекомых в высокой траве.

***

Так, в мире и гармонии, протекли летние месяцы. На Арея снизошел долгожданный покой. Слепящий свет эйдоса его маленькой жены исцелял сурового мечника, и он на всё смотрел другими глазами. Впервые за много столетий барон мрака использовал собственные способности для того, чтобы подарить кому-то незабываемые впечатления, а не запугать. Много раз за это удивительное лето они спускались к подножию Лысой Горы и оттуда телепортировали в самые поразительные уголки мира.

Арей показал Пельке дикие джунгли, заснеженные ледники и бурные горные реки, большие города и уютные деревушки на другом конце света. Неделя сменяла другую, и страх постепенно исчезал из их сердец, широко распахнувшихся навстречу новой жизни. Влюбленные забыли прошлое - каждый своё, - равно как окружающий их мир. Всё померкло, растворилось в сиянии дорогих глаз, перед которыми проносились одинаковые картины будущего. Непростого, полного трудностей и опасностей, но всё же до боли счастливого.

И когда первые ночные ветра стали завывать в трубах на постоялом дворе Могуты, а листва на деревьях стала медленно терять краски, жизнь Арея и Пельки уже вошла в спокойную и привычную колею. Вестники приближающейся осени наполняли душу давно позабытым уютом, и в девушке проснулся исконно женский инстинкт хозяйки очага. Тогда-то она и предложила Арею съехать, наконец, из шумного трактира. Мечник вначале воспринял эту идею в штыки, как бывало всегда. Но, тщательно всё обдумав, пришел к выводу, что она не так уж плоха. При мысли о переезде застарелые опасения ненадолго всколыхнулись в нём, однако хватило одного прикосновения ласковой женской руки, её спокойного убеждения, и барон мрака окончательно сдался.

Решив сначала посоветоваться с Олафом, поздним вечером в последних числах августа Арей навестил товарища в его жилище. Варяг обитал на южной окраине городка, в неприметной низенькой избе.

- Уехать решили, стало быть? - проворчал он, разогревая на огне огромную миску с похлебкой.

- Нет, мы остаёмся на Лысой Горе, - возразил мечник. - Просто у Могуты слишком шумно, а Пелька в последнее время очень устает и много спит. Да и, как никак, семья у нас теперь.

Олаф, сопя, придвинул к мечнику кружку с мёдом.

- Есть одна идейка, конечно, - задумчиво произнес он. - Мне тут заданьице очередное дали, чуть ли не на другой стороне света. Отправлюсь я в середине будущего месяца, и не знаю, как долго буду отсутствовать. Вы можете пока у меня поселиться.

Арей отхлебнул мёда и прищурился.

- Что же это за задание, что ты так надолго уезжаешь?

- Непростое, - варяг уклонился от ответа, и Арей решил, что большего уже не узнает. Однако Олаф неожиданно продолжил: - Лигул собирает новый отряд

Мечник с грохотом опустил кружку на стол и нахмурился.

- Вот как. Быстро он, однако… И что же, снова будет шайка любителей-энтузиастов?

Бородач покачал головой.

- На этот раз всё куда серьезнее. Никто толком не знает, куда мы отправляемся и зачем. Ходят слухи, что тот волхв - ну, про которого ты рассказывал, - объявился где-то на Востоке. И частица с ним. Но это всё только догадки. Да и отряд будте куда крепче - с нами выступает Черная Дюжина. Слышал о них?

Арей кивнул, припомнив, как Лигул хвастал своими новыми бойцами. Беспощадные убийцы из Нижнего Тартара, которых он ещё не успел проверить в деле. Таких обычно выставляют как козыри в самых страшных битвах.

- Знаешь, что самое странное во всём этом? - мечника отвлек голос Олафа.

- То, что меня нет в списке тех, кто отправляется с вами, - размеренно проговорил барон мрака.

Волкодлак наклонился вперед:

- Именно. Это дурной знак, Арей. В поход идут все те, кто мало-мальски связан с тобой, понимаешь? Ты остаешься один.

Мечник встал, прошелся по комнате. Как всегда, в минуты напряженной мыслительной деятельности, он не мог усидеть на месте. Пока Олаф шевелил поленья в большом камине, Арей принял решение. Вернувшись за стол, он поскрёб заросшую густой бородой щёку и сказал:

- Мы останемся здесь, в твоём доме. Куда и зачем нам сейчас бежать? Пока у меня ещё есть союзники, и Яраат поможет, если что.

Выражение лица варяга ясно говорило о том, что он не согласен с последним утверждением.

- Брось, Арей. Как ты можешь ему доверять? Да ещё и самое ценное, что у тебя есть.

- Олаф, - мечник остановил его движением руки. - Перед тобой давно уже не юнец, меня обмануть непросто. Я просто знаю его и то, что ему нужно. Если ты не веришь ему, верь мне - даже Яраат не знает всего.

Всё ещё неуверенный, волкодлак хотел было что-то возразить, но передумал.

- Как знаешь, - вздохнул он.

Повисла напряженная тишина. Она ввинчивалась в мозг Арея, вновь воскрешая тревогу. Чтобы как-то разрядить обстановку, он хмыкнул:

- Скотина-то у тебя есть? Ежели что, я коз доить не умею.

Олаф рассмеялся, хлопнул по столу ладонью и встал, провожая гостя.

- Нет, ни коз, ни кур. Да и грязновато у меня тут, если по чести.

- На этот счет не волнуйся. Жена у меня хорошая хозяйка, - усмехнулся мечник.

Он уже накинул на голову капюшон и толкнул дверь, когда на плечо ему легла тяжелая рука.

- Арей, берегись. И девчонку свою тоже храни, как зеницу ока, - при этих словах голос Олафа потеплел. - Девчонка эта твоя - особенная.

Мечник кивнул, и спустя мгновение его высокую фигуру поглотил сумрак, расстилавшийся вокруг.

***

Даже много лет спустя, прибывая на Лысую Гору, Арея будет заворожён неповторимым многообразием местной жизни. Здесь так причудливо переплетались свет и мрак, а магия так глубоко вошла в каждый камень и травинку, что трудно было не попасть под очарование этого места.

Вот и сейчас барон мрака шёл по каменной мостовой, наблюдая за постепенным угасанием летнего веселья. Старый пыльный плащ шуршал по плитам, полностью скрывая хозяина, и только чёрные глаза мужчины загадочно поблескивали из-под капюшона. В прохладном вечернем воздухе медленно проплыл, кружась, первый осенний лист. Он упал на землю, а в следующее мгновение был раздавлен подошвой тяжелого сапога. Мечник тяжело вздохнул.

Завернув в переулок, в конце которого стоял трактир Могуты, Арей вдруг услышал странный звук. Не звук даже, скорее… звон. Мужчина остановился.

- А я всё ждал, когда ты, наконец, объявишься. Признаться, даже забеспокоился, - спокойно произнес он.

Из-под небольшого навеса раздался сухонький смех, а затем показалась тонкая сморщенная ручка, держащая пыльную бутыль, полную чего-то явно горячительного. Оглянувшись на огни постоялого двора, Арей во второй раз вздохнул и нырнул под навес.

- Как жизнь молодая, женатая? - поинтересовалась Аида Плаховна. Она сидела на узкой скамье, подвернув под себя одну ногу и всё ещё протягивая ему питьё

Отхлебнув глоток, мужчина слегка поморщился.

- Однако, - прокряхтел он, возвращая бутыль обратно и усаживаясь рядом.

Старушка не обиделась, только хмыкнула и в свою очередь сделала большой глоток, в отличии от Арея, даже не изменившись в лице. Только промокнув платочком губы, и то, скорее, ради приличия.

- Так что молчишь, милок? Со старым другом не хочешь поделиться, а?

Арей посмотрел на Аиду тяжёлым взглядом, однако ту не так легко было пронять.

- Зря, - пожала она плечами. - Я, может, подсказала бы чего.

- Тебе-то откуда про семейную жизнь известно? - не выдержал барон мрака.

На этот раз ему удалось задеть старушку.

- Ишь ты какой! Я, может, побольше твоего знаю! А ну как у меня тоже муж был когда-то?

- И куда ж ты его задевала? Получила на беднягу разнарядку? - расхохотался Арей.

Мамзелькина пробурчала что-то невнятное, однако барон мрака понял, что был недалек от истины, судя по тому, как старушка демонстративно отвернулась от него, снова приложившись к бутыли.

- Ну, будет, - уже мягче произнес мечник. - Всё у меня хорошо, твоими молитвами, видать. И если никто из наших не вмешается, будет ещё лучше.

Аида быстро обернулась и внимательно оглядела его с ног до головы.

- Вот в этом-то и кроется главная проблема, - изрекла она.

- В чём? - не понял Арей.

- Никто из наших. Пока ты считаешь мрак своим, путь, который тебе предстоит пройти, останется тупиковым.

- Конечно, я считаю мрак своим! - разозлился мечник. - А к кому мне прикажешь себя причислять? До света я если и доберусь, то ещё не скоро!

Старушка зацокала языком.

- У тебя нет этих лет, и, думаю, ты это понимаешь. А причислять себя ни к кому не нужно. Ты - это ты, один такой в своём роде. Хотя скоро, возможно, появится кое-кто ещё, - задумчиво закончила она. И тут же, не дожидаясь, пока Арей начнет вдаваться в подробности, перевела тему: - Так что женушка твоя, за домом хорошо следит?

- У нас и дома-то пока нет, - задумчиво ответил барон мрака. - Но Пелька справляется. И да, спасибо тебе за подаренный ей гребень. Она его очень любит.

Щёчки Мамзелькиной зарумянились от удовольствия.

- Ну и славно, славно, - заулыбалась она. - У меня ведь и для тебя, голубь мой, есть подарок.

Отвернувшись, старушка начала деловито шарить в холщовом заплечном мешке, который всюду таскала с собой. Когда она снова повернулась лицом кмужчине, в кулаке у неё было что-то зажато. Арей подозрительно приподнял бровь.

- Что? Думаешь, я тебе ерунду какую-то подсуну? - оскорбилась Плаховна.

- Признаться честно, я думал, что это будет медовуха, - усмехнулся мечник.

- Вот ещё! Свадебный подарок должен быть особенный. К тому же, медовуху я предпочитаю не дарить, а получать. А это… это я достала с большим трудом. Смотри, используй правильно.

Аида разжала ладонь. На ней стояла маленькая фигурка из толстого стекла. Наклонившись, Арей пригляделся и вздрогнул. В руке у старушки была его крошечная стеклянная копия. Та же широкоплечая, грузная фигура, держащая огромный клинок.

- Знаешь, что это? - лукаво поблескивая глазками, спросила Мамзелькина.

Барон мрака выпрямился и кивнул, продолжая мрачно вглядываться в гладкие стеклянные грани.

- На что она мне? - сипло поинтересовался он.

- А на то, милый мой, что воспоминания бесценны. Особенно радостные. Ты ведь всё понимаешь, мой друг, - внезапно голос Аиды стал печальным. - Скоро тебя ждет большое счастье, такое, какого тебе уже никогда в жизни не испытать. Сохрани эти мгновения навечно.

Арей шумно выдохнул и уставился на старуху.

- Что? - непонимающе прорычал он. - Почему не буду счастливей?

- Ничто не длится вечно, тебе ли не знать. Абсолютное счастье, как и беспощадное горе, всегда имеют конец.

Мечник молчал, потерянно глядя перед собой, забыв про Аиду. Когда же вспомнил и повернулся, чтобы задать мучивший его вопрос, старушка уже исчезла. После неё в воздухе остался лишь негромкий звон - только не привычный металлический, а дразнящий, хрустальный. Опустив глаза, Арей увидел, что возле него на скамье одиноко стоит крохотная фигурка стеклянного стража.

***

Жизнь полна чудес. Неважно, верим мы в них или нет, однако они приходят, неожиданно и непрошено, раскрашивая мир вокруг переливчатыми цветами. Таких чудес много, и каждое из них придаёт обыденным вещам глубину и смысл. Заставляет нас верить, что эта несовершенная вселенная была сотворена кем-то или чем-то свыше не просто так.

Чудом становится человек, потерявший способность ходить, а потом вдруг снова встающий на ноги. Крохотная ель, которая вопреки всему смогла пробиться к свету посреди мрака и сырости. Любовь, родившаяся немыслимо, там, где ни при каких обстоятельствах не могла возникнуть. И крохотный зачаток новой жизни, появившийся от дерева, которое уже давно не плодоносило.

Арей размышлял над этим как-то вечером, развалившись на кровати, пока в другом углу комнаты Пелька купалась в большом чане. Неделя минула со встречи Арея и Олафа. Мечник рассказал жене о предложении варяга, и та с радостью согласилась переехать в маленькую хижину на окраине Лысой Горы. Однако Арей ни словом не обмолвился о том, что в тот вечер он повстречал кое-кого ещё. И теперь изнанку его плаща жгла крохотная стеклянная фигурка, а совесть - осознание того, что он утаивает от Пельки слова Аиды. Однако им было так невообразимо хорошо сейчас, так восхитительно спокойно, что он боялся своим признанием возродить прежние страхи - жены и свои собственные. Поэтому решил подождать ещё немного и посмотреть, как всё будет складываться, когда они покинут шумный постоялый двор и останутся наедине.

Барон мрака на мгновение прикрыл глаза. Сейчас, оборачиваясь назад, он едва мог вспомнить, чем жил все эти бесконечные годы. Без Пельки они были наполнены однообразием бессмысленного бега в никуда. Это казалось немыслимым - один-единственный человек, крохотная светящаяся песчинка в безбрежном океане вечности - и сколь многое изменилось. Арей не мог даже подумать о том, чтобы лишиться этого нового, незнакомого прежде ощущения. Он не способен был… даже дышать без той, кого полюбил. Пелька возрождала к жизни всё лучшее в нём, направляя его по дороге к свету. И вот теперь, спустя сотни жизней, у него, наконец, появился призрачный шанс, что когда-нибудь высокие небесные врата вновь распахнутся - уже перед ними обоими.

Открыв глаза, Арей поднялся с кровати и снял с шеи тяжелую цепь дарха, положив её на обшарпанный стол. Сосулька жадно извернлуась, ткнув его острым концом в руку. Арей сцепил зубы и, несмотря на мгновенно вспыхнувшую боль, отошел в другой угол комнаты, туда, где Пелька, прикрыв глаза, мыла свои длинные волосы. Бесшумно скинув одежду, мечник присел на корточки у чана, так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом жены.

Начало сентября было ещё тёплым и солнечным, однако по ночам сквозь прикрытые ставни в комнату просачивалась прохлада, постепенно впитывающаяся в каменные стены. Но здесь, у очага, было тепло и уютно, а над поверхностью купального чана поднимался горячий пар. Протянув руку, мужчина потрогал воду у ног Пельки. Услышав плеск, девушка протерла глаза и повернула голову, удивленно улыбаясь. Заметив, что он обнажен, она потупила взгляд, но затем снова смело взглянула на мужа.

- Позволишь присоединиться к тебе? - тихо спросил он.

Она кивнула, залившись краской смущения и предвкушения. Арей осторожно скользнул в чан, выпрямив ноги, а затем потянул Пельку на себя, так, что она оказалась между его широко разведенных бедер. Откинув голову ему на плечо, девушка тихо вздохнула. Внезапно снизу раздался грохот и шум перепалки. Барон мрака недовольно поморщился, и в следующее мгновение всё стихло. Первые минуты этой неестественной тишины сопровождались для Пельки немного неприятными ощущениями. Казалось, будто в уши напихали кучу ваты, но затем она привыкала и наслаждалась отсутствием посторонних звуков в их маленьком мирке.

Вот и сейчас девушка благодарно потерлась о широкую грудь мечника, а затем внезапно рассмеялась.

- Что? - лениво поинтересовался Арей, однако она лишь покачала головой, продолжая улыбаться.

Ей вдруг вспомнилось, как раньше, во время их с мечником близости, она боялась шуметь. Пелька приходила в стыдливую робость при мысли о том, что кто-то может услышать их. Звуки их страсти. И поэтому она прилагала все усилия для того, чтобы соблюдать тишину. Пока заметивший её старания Арей со смехом не пояснил, что позаботился об этом - они никому не помешают, и никто не помешает им. С тех пор девушка больше не сдерживала себя во время занятий любовью и видела, что мужу это нравится. Эта мысль перебила прежнюю.

Заниматься любовью. Когда-то Пелька не понимала сочетания этих слов. За время своих скитаний по Запретным землям она много повидала и многому научилась. Ей пришлось рано повзрослеть, защищая не только свою жизнь, но и свою честь, на которую не раз посягали. Однако порой она видела влюбленные пары, где женщина добровольно отдавалась мужчине. Иногда она слышала их, чувствуя, как эти звуки отдаются где-то глубоко в груди. И вот теперь она сама поняла, что это значит.

Пелька оторвалась от раздумий, почувствовав ладонь Арея на своём плече. Оттуда его пальцы скользнули вниз, как по клавишам, пробежавшись по её ребрам.

- Такая хрупкая, - пробормотал мечник, уткнувшись носом в шею девушки.

Тогда она ощутила первые признаки того, что вскоре перерастет в дрожь нетерпения. Но сейчас Пелька хотела просто нежиться в ванной, целоваться и ласкать друг друга с неторопливой леностью людей, которые никуда не спешат. Она томно потянулась, спиной ощущая жесткие волосы на груди мужчины. Поймав его руку, девушка переплела их пальцы.

- Я люблю тебя, - тихонько произнесла она. - Так сильно…

Арей задержал дыхание. Каждый раз эти простые слова разрывали ему сердце.

- Взаимно, - ответил он глухо, прижимаясь губами к затылку жены. - И меня это пугает.

- Тебя пугает любовь? - нахмурилась Пелька.

- Не любовь… Нет. Скорее, то, что она способна сотворить. Любовь столь же прекрасна, сколь беспощадна. Она лишает тебя уверенности в том, кто ты есть, в завтрашнем дне, и порой даже собственной личности. Я никогда не знал такой любви, и поэтому… да, она меня пугает.

Оба замолчали на какое-то время, обдумывая сказанное.

- А что насчет тебя? Ты боишься чего-то так же сильно? - спросил мечник.

- Я боюсь вечности, - призналась девушка.

- Вечности? - удивился мужчина. - Ты поразительна. Бояться того, за что многие продали бы душу… Хотя, в этом случае вечности им как раз не видать.

Пелька покачала головой.

- Ты не понял. Я, так же, как и ты, боюсь не самой вечности, а её разрушительной силы, - пояснила Пелька, глядя на их сплетенные пальцы. - Я помню твои рассказы о том, каким ты был прежде. И вижу, что бесконечная жизнь сделала с тобой. Любовь способна подарить высшую вечность добра и света. Вечность же сама по себе не может дать ничего, кроме одиночества.

Почувствовав, как напряглось его тело, девушка развернулась в горячей воде, коснулась щеки мужа, вглядываясь в него своими невероятными глазами цвета ореховой скорлупы. Губы мужчины тронула горькая усмешка.

- Моя юная жена, которая младше меня на черт знает сколько столетий, вновь оказалась права, - невесело подтвердил он. - Бессмертие - это, в первую очередь, бесконечная усталость, Пелька. И не важно, под чьим знаменем ты выступаешь, несешь ли ты в этот мир свет или мрак - ты всегда одинок и потерян.

У девушки внутри всё перевернулось от печали, прозвучавшей в его голосе. Она крепче сжала шершавую ладонь.

- Но, творя благие дела, ты, по крайней мере, будешь знать, что созидаешь. Если ты несешь свет, наполняя покоем души людей - разве это не скрасит твою нескончаемую жизнь? Если бы мне досталась вечность, я бы хотела прожить её только так, - уверенно произнесла Пелька.

Арей изумленно покачал головой, подушечкой пальца проведя по нижней губе жены. Какими бы разными они ни были, он всегда будет благодарен судьбе за то, что она подарила ему возможность быть с этой удивительной женщиной. Любить её. Гореть ею.

Его женщина. Он впервые подумал о Пельке именно так, не отдавая себя отчета, почему. Но это была правда - она его женщина. И если измученной душе мечника жена дарила покой и тепло, то его тело она наполняла жаром и исступлением.

Арей медленно выдохнул, прежде чем ворваться в её рот, дразня и лаская, раздражая нежную кожу девушки жесткой бородой. Он целовал неистово, грубо - почти эгоистично. Однако протяжный стон Пельки доказал, что это приносит обоюдное удовольствие, и мужчина стиснул тонкое тело сильнее, ещё больше распаленный откликом возлюбленной.

Оторвавшись на время от истерзанных губ, барон мрака склонился к её уху, рассказывая о том, что желал бы сделать с нею. Пелька прижала свободную руку ко рту, тихонько охнув. Ей хотелось потребовать, чтобы он немедленно замолчал, перестал говорить все эти грубые вещи. Однако всё, что она могла - лишь краснеть, не в силах понять, от чего больше: то ли от его бесстыдных обещаний, то ли от того, что хотела испытать это в реальности.

- Арей, - пролепетала девушка. - Хватит, прекрати…

Барон мрака рассмеялся низко, гортанно, зарываясь лицом в её волосы.

- Со мною ты постепенно теряешь и стыд, и свою скромность, - прошептал он охрипшим голосом. - И мне это нравится.

В этот раз он взял её грубо, без подготовки, заглушая поцелуем жалобный вскрик. Пелька вцепилась в его плечи, царапая, возвращая ему свою боль. По позвоночнику мужчины прошлась колючая волна нестерпимого наслаждения, когда жена стала подаваться навстречу его жадным глубоким толчкам. От их движений вода выплескивалась за бортики чана, заливая пол вокруг.

Наступающее удовольствие скрутило все внутренности, свело судорогой пальцы рук и ног. И когда восхитительное облегчение накрыло обоих, Пелька не отрывала взгляда от лица мечника. В минуты их любви даже он - даже безжалостный, жестокий человек с жуткими глазами-провалами - отпускал себя. И в эти краткие мгновения он был обезоруживающе красив. Эта неожиданная мысль ошеломила девушку и подтолкнула её к самому краю, она закусила губу, силясь сдержать рвущийся наружу крик. Среди их протяжных стонов и неразборчивого шепота вспыхнули слова, произнесенные глубоким мужским голосом: «О любовь моя, любовь моя!..». Вспыхнули - и тут же погасли, однако шлейф их ещё висел в воздухе, пока двое, обессиленные, переводили дыхание в объятиях друг друга.

Пелька сонно улыбалась и думала о том, что из всех сценариев собственной жизни, которые она порой рисовала в своём воображении, не было ни одного, хотя бы примерно похожего на этот. Сценария, в котором беспощадный мечник мрака Арей назовет её своей любовью.

Пошевелившись, девушка ощутила, что одна нога неприятно покалывает, зажатая между каменной стенкой и бедром Арея. Подняв голову, Пелька улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд мужа и покачала голова. После их бурной страсти она нередко чувствовала себя опустошенной и жаждущей отдыха, однако сейчас её недомогание было несколько иным. Прикрыв глаза, девушка поморщилась, когда в её желудке что-то неприятно свело коликой.

- Пелька? - мечник обеспокоенно приподнялся на руках.

Та снова помотала головой и попыталась вылезти из чана, однако в этот момент неприятный спазм сжал её горло. Голова закружилась, и Пелька едва успела перевесить голову через бортик, когда её стошнило на пол. Арей придерживал длинные волосы жены, осторожно поглаживал узкую спину. Когда всё закончилось, девушка откинулась на его плечо, разревевшись от обиды и унижения.

Барон мрака прижал её к себе, успокаивая.

- Перестань, Пелька, слышишь меня?

Она всхлипнула в ответ.

- И в болезни… Мы ведь клялись, ты забыла? - мягко напомнил он.

- Я не понимала почти ничего из того, что говорил этот старик! - хлюпая носом, воскликнула девушка.

Арей усмехнулся, подхватывая её на руки. Однако, когда он отнес жену в постель и укрыл теплым покрывалом, его лоб прорезала глубокая складка.

- Наверное, ты что-то съела, - он вздохнул, посмотрев в сторону стола, на котором стоял давно остывший ужин. - С этого момента я сам буду тебе готовить. И никакой трактирной еды.

- Раньше я питалась тем, что росло на болотах, или объедками, которые пускали на корм скотине, и ничего, - прошептала Пелька. - А теперь вот… это уже третий раз за последние две недели.

Мечник резко повернулся к ней.

- Почему ты молчала?

- Я знала, что ты начнешь беспокоиться. А мне нужно было сперва убедиться… Я сама до конца не была уверена, думала, мне всё кажется, и я выдаю желаемое за действительное.

Арей непонимающе уставился на неё, но когда глаза девушки наполнились слезами, его прошиб холодный пот.

- Пелька, что такое?

Она покачала головой и слабо улыбнулась.

- Это… случилось нечто особенное. Мы с тобой сотворили чудо, Арей.

Секунды падали в бесконечность, пока до барона мрака доходило сказанное. А потом в один миг истина открылась и обрушилась на него, неподготовленного. Мечник отшатнулся, вскочив с постели и метнувшись к окну.

- Что?! Этого не может быть, ты же знаешь! Я не могу… мы не можем. У стражей мрака не бывает…

Его сбивчивый монолог затих, в то время как перед мысленным взором возник облик прелестной рыжеволосой Магеммы, а в ушах зазвучал её нежный голосок: «Твоя дочь будет похожа на неё. Слушай пророчицу внимательно…», а затем в певучие слова вплелся другой голос, высокий и сиплый, в котором угадывалось старушечье жеманство: «Скоро появится кое-кто ещё… Тебя ждет большое счастье, такое, какого тебе уже никогда не испытать».

И оно действительно пришло, накатило, смело высокой волной, оглушая и давя на плечи. Многие думают, что сгибаются только под тяжестью горя - однако благодать бывает порой так же невыносима. Ноги больше не слушались Арея, и он рухнул на колени, закрыв лицо руками. Барон мрака плакал второй раз в жизни - и первый раз от абсолютного, невыносимого, искрящегося счастья.

========== 16. Октябрь и апрель ==========

Рядом ты была, берегла крыла, было невдомек,

Я не доглядел,

Косы расплела, по воду ушла,

Стынет поцелуй.

Ему снова снились полеты. Как он метался между небом и землей, то взмывая на огромную высоту, то камнем кидаясь к земле. Арей проснулся в поту, дико озираясь по сторонам, а после долго лежал, уставившись в потолок немигающим взглядом.

В конце концов, не выдержав, он тяжело поднялся с постели. Пелька спала, подложив ладони под щёку. Какое-то время мечник разглядывал её со слабой улыбкой, затем плотнее укутал жену одеялом и отошел к столу. Звякнула цепь дарха, когда барон мрака надел её на шею. Натянув штаны и обувшись, он умылся никогда не исчезающей из чана водой и уселся на расшатанный стул. В руке у мечника возникла запыленная бутыль. Последние недели он начинал свой день именно так — с крепкого вина на голодный желудок.

С того момента, как мужчина узнал, что Пелька ждет ребенка, мир для него навсегда перевернулся. Больше не было прежнего Арея — и никогда уже не будет. Мрак по-прежнему злокачественной опухолью пульсировал у него в груди, но теперь его теснило чувство, равного которому мир не знает. Арей и сам не знал, пока ему не выпало счастье испытать это — он будет отцом.

Каждую минуту каждого дня после сделанного ими открытия влюбленные пребывали в состоянии неверия и эйфории. Когда твоя радость настолько безоблачна, ты понимаешь, что она вот-вот развеется. Потому что всё подлинное и незамутнённое — скоротечно. Но день сменял другой, а их чувство не остывало ни на секунду. Оно было настолько бесценным и горело так ярко, что его хотелось законсервировать, запечатать в глухую бочку и потом зачерпывать понемногу в горестную пору.

Пелька, разумеется, была поражена случившимся. Но для неё это было всё же более естественно и понятно, нежели для Арея. Беременность жены оказалась для него ударом, пусть и в хорошем смысле. Эта пока ещё крохотная песчинка жизни поставила под сомнение всё, чем он жил и во что верил. Любовь к женщине и последующую женитьбу ещё можно было худо-бедно списать на низменные страстишки. Но то, что они смогли зачать ребенка, не говорило даже, — кричало — о том ярком свете, истинном, изначальном свете, который всё ещё жил глубоко внутри беспощадного барона мрака.

Оглянувшись на тихонько сопящую во сне Пельку, Арей снова улыбнулся. Беспомощно, растерянно. Так, будто сам себя не узнавал. Неужели это я, будто спрашивал он? Неужели человек, несколько недель назад подползший на коленях к кровати и уткнувшийся в ноги женщины — это тот самый человек, который ещё год назад жил в башне Приграничья, в одиночестве, без малейшей надежды на шанс и прощение? Сейчас прошлая жизнь — все бесконечные столетия — слились в одно серое пятно. Для Арея этот год с Пелькой оказался самым настоящим, самым ценным из всего, что ему довелось пережить. Его маленькая жена отказывалась сомневаться в нём, она возвратила мечнику веру в силу света, подарила лучшие минуты в его жизни. И вот теперь она носит под сердцем его дитя.

Не выдержав, барон мрака вскочил со стула и бросился к постели. Он стал покрывать всё лицо и руки девушки быстрыми, частыми поцелуями. Пелька сонно вздохнула и с улыбкой распахнула глаза.

— Арей? — её голос был удивленным и слегка охрипшим спросонья.

— Люблю, — прошептал мужчина, прижимаясь лбом к пока ещё плоскому животу.

Пелька улыбнулась, перевернулась на спину, поглаживая голову мужа, и буквально сразу вновь погрузилась в сон. Теперь это было основным её занятием, что казалось мечнику одновременно смешным и трогательным.

Слушая спокойное дыхание жены, барон мрака продолжил размышлять об их дальнейшей судьбе. Он понимал, что обеспечить безопасность женщины и ребёнка будет ещё тяжелее, и прежней помощью ему не обойтись. Нет, нужно было найти нечто, имеющее значительную силу, способное создать тихое и стабильное существование. На это явно не был способен ни маг, ни страж, ни даже какое-то заклинание. Тут требовалось, скорее, некое особое оружие, предмет…

Арей резко вскинул голову. Убедившись, что он не разбудил Пельку, мечник прошел к столу, на ходу натягивая рубаху. Ну конечно! Когда стражу или магу не хватает собственных сил, он обращается за помощью к дополнительному вместилищу могущества. Артефакту. По миру они разбросаны в неимоверном количестве, все разной мощности и воздействия. Среди них непременно найдётся то, что поможет Арею сохранить семью. И он знал только одного человека, который разбирался во всех существующих артефактах. Накинув плащ и ещё раз бросив взгляд на спящую девушку, барон мрака тихо выскользнул за дверь. Через минуту его широкоплечая фигура уже мелькала в соседнем переулке среди рассветных лучей.

***

Пельку разбудил грохот и хриплая ругань. Она приподнялась на локтях, пытаясь сфокусировать взгляд. В противоположном конце комнаты, у гигантского очага, копошился Арей, собирая что-то с пола. Обернувшись, он напоролся на недоумевающий взгляд жены.

— Ну вот, разбудил, — проворчал мечник, ссыпая осколки разбитой тарелки в огонь.

Девушка потянулась и соскочила с постели, босиком прошлепав к столу, за котором уместилось бы не меньше дюжины человек. В жилище Олафа всё было впечатляющих размеров, что не являлось сюрпризом для того, кому хоть раз доводилось видеть могучего варяга.

Минуло уже несколько недель с тех пор, как дождливым сентябрьским вечером Арей и Пелька тихо простились с маленькой комнаткой под самой крышей, в которой они провели столько счастливых часов, и покинули постоялый двор Могуты. Той же ночью Олаф отбыл на задание, порученное Лигулом.

— Прощай, — барон мрака обнял варяга на прощание.

Тот покачал головой, в густой бороде мелькнула тень улыбки.

— Свидимся ещё, — ответил он, растворяясь в чернильной тьме, и эхо его слов пророчески повисло в воздухе.

И вот теперь Арей со своей юной женой привыкали к новому жилищу. Вернее, мужчина привык сразу — кочевой образ жизни и годами воспитанная привычка не привязываться к конкретному месту жительства позволяли мечнику считать домом любое место, где ему довелось переночевать больше двух дней подряд. Пелька же, особенно с наступлением беременности, заразилась гнездованием. Каждый день Арей терпеливо ходил с ней на городскую площадь, а потом тащился обратно, навьюченный тюками с ковриками, одеялами, посудой и другими предметами быта. Когда девушка не гуляла на свежем воздухе, то с усердием начищала все видимые поверхности в доме, чем доводила до отчаяния мужа, считавшего, что она слишком сильно перенапрягается и этим может навредить ребенку.

Однако в целом будни пары проходили довольно спокойно и лениво. Пелька много спала, и даже барон мрака пару раз поддавался дремоте в дневное время. Однажды, перебирая вещи в своём сундуке, девушка наткнулась на тончайший лён своего подвенечного платья. Она провела пальцем по маленьким стежкам, вспоминая, сколько радости доставляло ей когда-то шитьё этого наряда. После этого Пелька коротала вечера, сидя в кресле у огня с очередным рукоделием в руках.

С того момента, как она осознала своё новое положение, девушкой овладела странная меланхолия. Казалось бы, беременность должна была усложнить положение дел, но для Пельки, напротив, всё будто встало на свои места. Всё стало проще. Теперь девушка проводила долгие часы, размышляя о том, как незамысловато устроена жизнь и как люди сами наполняют её мусором ненужных проблем. Она сидела, уставившись перед собой и поглаживая ещё едва заметный живот, чувствуя, как сверху снисходит покой, обволакивая, погружая в кокон её саму и ещё народившееся дитя.

Ленивое оцепенение, в котором с недавнего времени пребывала девушка, её лёгкая отстраненность поначалу пугали мечника. Он не понимал, куда делась кипучая энергия его жены, фонтан идей и стремлений. Всё будто увяло, сузившись до крохотной точки в её чреве. Однако, по мере того, как текли месяцы, Арей понемногу успокаивался. Он понимал, что сейчас все силы Пельки должны уходить на поддержание не одной, а целых двух жизней. «Когда родится ребенок, — думал он, — она вновь станет прежней».

Сразу же после того, как барон мрака узнал о счастливой новости, он запретил жене седлать Светозара. Мечник думал, что даже это решение Пелька по привычке будет оспаривать, но она вновь удивила его, ни словом не возразив. И всё же девушка любила своего коня, и в ночь переезда они ушли с постоялого двора, ведя под уздцы гнедого красавца. Изба Олафа не имела никаких дополнительных пристроек, кроме небольшого навеса сбоку от входа, где поначалу и разместили животное. Последующие же недели Арей потратил на то, чтобы пристроить к дому хорошую конюшню, где Светозар сможет в комфорте пережить зиму. И к моменту первых серьезных заморозков небольшое, но крепкое жилище из камня было готово.

Вот так и протекали те неспешные осенние дни. В непривычных, но таких уютных заботах, в приготовлениях и повседневных хлопотах. Тогда Арей и Пелька не знали, что это их предпоследняя счастливая осень. А если бы им сказали об этом, стали бы они больше дорожить каждой секундой, проведенной подле друг друга, и драгоценной благодатью? Скорее всего, нет. Ведь невозможно быть счастливее, чем они в ту спокойную, добрую пору. И они очередной раз в этом убедились когда одним не по-октябрьски тёплым вечером барон мрака оглядел свою работу, присев на ступеньки у чёрного входа. Светозар топтался вокруг конюшни, обнюхивая её и не решаясь войти внутрь, туда, где царили непривычные пока запахи.

— Ну и чего ты? — проворчал Арей. — Давай-ка, не тушуйся. Будешь теперь здесь жить.

Животное посмотрело мечнику в глаза, тряхнув гривой.

— Ты ещё скажи, что здесь хуже, чем в конюшнях Могуты! — воскликнул мечник.

Светозар фыркнул и осторожно ступил в денник, где уже стояла поилка и лежало свежее сено. Какое-то время оттуда ещё раздавалось пофыркивание, а затем Арей услышал шуршание сена и довольное ржание.

— Ну вот и славно, — мужчина с облегчением расслабил плечи, обратив внимание на свои ладони. От тяжелой работы они ещё больше огрубели, покрылись царапинами и ссадинами, которые оставили острые камни.

Вскинув голову, барон мрака сощурился, оглядывая долину, вид на которую открывался с их холма. Вся окутанная золотыми лучами, она поглощала исчезающий за горизонтом круглый диск солнца. В последних числах октября оно исчезало рано и уже почти не грело, однако сегодняшний день был непривычно долгим и теплым и подарил под конец совершенно шальной закат.

— Ну как он, устроился? — мягкий голос жены раздался над самым плечом Арея. — По нраву ему новое место?

Пелька опустилась рядом с мечником, держа в руках две кружки с молоком. Одну она протянула мужу.

— Ещё бы было иначе, — усмехнулся мужчина, — его конюшня размером с половину нашего дома.

Девушка засмеялась, но тут же умолкла. Глотнула подогретого молока, оставившего белый след над верхней губой. Заходящее солнце окрасило её лицо оранжевыми бликами. Арей любовался ею. Беременность немного смягчила угловатые черты лица Пельки, оно утратило прежнюю резкость, став более нежным. А былой огонь в глазах сменился на спокойное, ровное пламя.

Мечник подался к жене, зарываясь носом в тонкие пряди на виске. Даже её запах стал иным. Прежде он сводил с ума своей юной свежестью и едкой терпкостью, в которой угадывались ароматы дыма и крови. Теперь же Пелька благоухала чем-то трудноопределимым, но тёплым и притягательным. Так пахнет женщина, понял Арей. Ребёнок, которого она носит под сердцем, сделал её тело ещё более желанным.

— Вот-вот ударят заморозки, — глухо произнес мечник, всё ещё прижимаясь губами к мягким волосам.

— Ты думаешь? — Пелька пошевелилась, плотнее прижимаясь к мужчине. — Так и не скажешь. Сегодня было очень тепло, а закат какой… Будто весна.

— И она настанет, — улыбнулся барон мрака. — В своё время.

— Я так люблю весну, — продолжала девушка, будто не расслышав его слов. — Ну почему она не может длиться подольше?

— Потому что всему и всегда приходит конец.

Пелька слегка отстранилась, заглядывая ему в глаза.

— И нам тоже? — задумчиво произнесла она.

Арей серьезно посмотрел на неё, пытаясь подобрать слова. Он мог бы солгать, однако знал, что девушка почувствует ложь.

— Да, и «мы» когда-нибудь тоже закончимся, — осторожно ответил мечник. Пелька ничего не сказала на это, и он продолжил: — Но не наша любовь. Любовь не может закончиться, потому что она не имеет материального воплощения. Она вечна.

— Значит, мы будем любить друг друга всегда? Даже когда умрём?

Мужчина покачал головой:

— Не совсем. После смерти я, Арей, мечник мрака, перестану существовать. Но то, что является моей сущностью, что зажигает живой эйдос светом — то будет жить всегда. Моя суть бессмертна, и её квинтэссенцией является любовь. Любовь к тебе, Пелька.

Его слова пронзили девушку насквозь, наполнив глаза солёной влагой. Она порывисто притянула мужа к себе, и выпавшие из их рук кружки покатились по каменным плитам. Арей отвечал на поцелуй, чувствуя, буквально кожей осязая, как сквозь несколько тонких оболочек между ними двумя бьется третье сердце. Он поднял жену на руки и понес в дом, а позади них догорал пламенеющий закат.

***

Пелька второй раз наблюдала, как снег огромным мягким покрывалом застилает Лысую Гору. Год назад в это же самое время она была растерянной, опьяненной и бесстрашной девочкой, которая решилась разделить судьбу с беспощадным адептом мрака. О небо, сколько всего случилось за этот год, вместивший в себя несколько жизней!

И вот теперь Пелька сидит у окна, поглаживая уже немаленький живот. Она переносила беременность на удивление легко, её не мутило, не ломило кости, даже спина почти не болела. Арея же беспокоило всё — и в первую очередь то, что девушка почти не прибавляла в весе. Её руки и ноги оставались такими же тонкими, грудь едва заметно набухла, перестав напоминать подростковую, а выпирающие кости таза не было видно лишь потому, что их закрывал живот. Казалось, плод — это единственное в ней, что продолжает расти и меняться.

К беспокойству Арея за жену примешивалось также и то, что поиски нужного артефакта затягивались. Он много времени провёл с Яраатом, изучая старые свитки, дотошно разбирая слухи и рассказы о тех или иных магических предметах. Их было неисчислимое множество, однако большую часть составляло оружие. Среди же инструментов, способных влиять на судьбу, не нашлось ни одного, обладавшего достаточной силой, чтобы помочь им. Эти бесплодные искания длились до тех пор, пока однажды утром мечник не столкнулся с Яраатом прямо на рыночной площади.

До этого оборотень никогда не появлялся на людях посреди дня. Пелька, медленно вышагивавшая среди рядов с целебными травами, первой заметила Яраата. Она сразу же напряглась, повернулась к мужу и что-то шепнула ему на ухо. Барон мрака тут же перевел взгляд на плешивого мужчину в затасканном сером плаще и едва заметно кивнул ему, повернувшись к жене. Когда же он снова бросил взгляд в ту сторону, оборотня уже след простыл. Крепко взяв Пельку за локоть, Арей повел её к выходу с площади.

— Ты опять оставляешь меня, даже не объясняя, что у тебя с ним за дела? — девушка уже не пыталась скрыть своего недовольства и волнения.

За последние месяцы мечник слишком часто отсутствовал, не называя причины, и она знала лишь, что в это время он находился с Яраатом. Этот человек не нравился Пельке с самого первого дня их встречи, когда тот проводил её к алтарю из высоких елей.

Арей ничего не отвечал, продолжая сжимать её руку и направляя среди толпы людей. Девушка попыталась вырваться, но он лишь стиснул её крепче, вырвав у Пельки короткий писк. Ослабив хватку, мужчина вывел их в проулок, по которому пролегала самая короткая дорога к их дому. Убедившись, что народу вокруг стало меньше, он негромко произнес:

— Яраат помогает мне в одном важном деле. Если оно выйдет так, как я задумал, то после рождения ребенка нам уже не нужно будет бояться за своё будущее.

Девушка глянула на мужа со смесью недоверия и волнения:

— Что ты задумал, Арей?

Однако мечник так и не ответил. До самого конца дороги он смотрел прямо перед собой, больше не проронив ни слова. Перед изгородью, за которой виднелась их засыпанная снегом избушка, барон мрака остановился, выпустив, наконец, руку жены.

— Вернусь я, вероятнее всего, ночью. Ложись и не жди меня.

Не дожидаясь её ответа, Арей развернулся в том направлении, откуда они пришли. Пелька смотрела ему вслед, глотая злые слёзы. Её расстроило его грубое поведение, но больше всего то, что мечник будто вновь перестал ей доверять. Она знала, что не ляжет спать, пока не дождется мужа.

— Не плачь, девонька, они того не стоят, — раздался рядом красивый звонкий голос.

Пелька удивленно повернула голову. Перед ней стояла красавица-цыганка, совсем не по погоде одетая в лёгкое цветастое платье и короткие красные сапожки. Её плечи укрывала широкая шаль — она же была единственным, что защищало цыганку от разыгравшейся метели.

Когда незнакомка подошла поближе, Пелька заметила, что это была не девушка, как ей показалось вначале, а женщина, причем уже немолодая. Тонкая сеточка морщинок расходилась от больших миндалевидных глаз к щекам, бороздами пролегала по шее и груди. Однако задорный блеск в глазах, пышная грива волос, в которой не было видно ни одного седого, и какая-то невероятная, картинная красота скрадывали немаленький возраст цыганки.

Завороженная этой картиной, Пелька не сразу сообразила, что женщина оказалась слишком близко. Она ступала вкрадчиво и бесшумно, будто кружила вокруг. Девушка попятилась. Когда-то ей доводилось сталкиваться с представителями этого народа, и ничем хорошим эти встречи, как правило, не заканчивались. Заметив её враждебную настороженность, цыганка хрипло рассеялась:

— Не бойся меня, дитя. Я тебя не обижу. Всего лишь хочу посмотреть твою руку.

Пелька нахмурилась. Эти слова, произнесенные с легким заморским акцентом, нисколько её не успокоили, скорее, наоборот.

— Я вас не боюсь, — твердо ответила девушка. — И в предсказаниях не нуждаюсь.

С этими словами она развернулась и двинулась к дому, надеясь как можно скорее укрыться в его надежных стенах. Однако её догнали слова:

— Зря ты так думаешь, красавица. Я ведь могу рассказать всё про дочку твою.

Пораженная услышанным, Пелька резко обернулась и вздрогнула, когда женщина в одну секунду оказалась рядом с ней.

— Вы сказали «дочь»? У меня будет девочка?

Цыганка хитро улыбнулась и потянулась к ладони девушка, однако та отдернула руку. Черноволосая красавица вздохнула.

— А говорила, что не боишься. Я ведь не просто так к тебе подошла. Я вижу… Понимаешь? С тех, кто так ярко сияет, я денег никогда не беру.

— Вы колдунья? — тихо спросила Пелька.

— Нет, — расхохоталась та. — Разве только колдуньи могут видеть?

С этими словами она опять коснулась руки девушки. На этот раз Пелька не возразила, наблюдая, как цыганка потянула перчатку и стала внимательно изучать чёткие линии на замерзшей ладони. На какое-то время завывания ветра поглотили все звуки вокруг, а затем женщина вскинула на Пельку глаза. Девушка нахмурилась.

— Что там?

Цыганка покачала головой:

— Твоя жизнь яркая, но тяжелая и короткая, девочка, — грустно произнесла она.

У Пельки перехватило дыхание. На краткое мгновение мир вокруг поглотила чернота, но потом девушка моргнула, тщетно пытаясь унять испуганное биение сердца.

— Мой ребенок. Моя дочь, — резко сказала она. — Что ждёт её?

Женщина приблизилась к ней вплотную, заглядывая в глаза:

— Я никогда не лгу, даже если вижу плохое. На твоей ладони отпечаток смерти. Ты потеряешь всех, кого любила, и погибнешь сама. Однако пройдет время — много времени, — сменится больше десяти тысяч лун, и вы воссоединитесь.

Пелька вдруг поняла, что цыганка постепенно отдаляется от неё, хотя её ноги не двигались. Она будто плыла по воздуху.

— Стой! — крикнула Пелька. Её голос сорвался, глаза застилали слёзы, мешая разглядеть сквозь порывы ветра удаляющуюся пророчицу. — Подожди! Когда? Когда мы снова будем вместе?

Образ цыганки почти растворился в усиливающейся метели, однако до девушки долетели последние слова:

— Когда родится новый наследник, и все долги будут отданы.

Пелька осталась одна посреди бушующей непогоды, и соленые дорожки мерзли на её щеках. Она инстинктивно прижала руки к животу, только сейчас заметив, что одна её кисть озябла больше другой. Из пары перчаток, подбитых шерстью, которые ей подарил Арей, осталась только одна. Сорвав её с руки, девушка уткнулась лицом в мягкую кожу и разрыдалась.

***

Арей недоверчиво смотрел на сидевшего напротив мужчину.

— Свиток желаний? Ты серьёзно?

— Более чем, — кивнул Яраат.

Мечник провел рукой по бороде.

— Я думал, это только сказки.

— Арей, все легенды об артефактах — сказки, ты это знаешь не хуже меня. Другое дело, что один в них сомневается, а другой верит, ищет и находит.

Барон мрака хмыкнул:

— И то правда. В сущности… выбор у меня невелик. Когда и как предлагаешь начать поиски?

Лицо оборотня дернулось от нервного тика.

— Думаю, перво-наперво стоит наведаться в Скаредо, — хмыкнул Яраат.

— Это ещё зачем? Школа пуста, как и её окрестности.

— Первые свитки были созданы Бругусом именно там — это всё, что мне известно более-менее точно. Посетить это место стоит в любом случае.

Арей поднялся и прошелся по комнате. Оборотень следил за ним своими водянистыми глазами, проигрывая перстнем, который украшал крупный красный камень.

— Как ты, кстати, вообще вышел на этот артефакт? — внезапно поинтересовался мечник.

Он не мог знать, что несколько дней назад Яраат в очередной раз посетил Нижний Тартар, где Лигул бросил перед ним на стол старый свиток, заляпанный грязью. Криво выведенные буквы на нём рассказывали историю мага Бругуса, создавшего несколько столетий назад мощный артефакт, названный Свитком желаний. Перед смертью Бругус отправил его странствовать по миру, и конкретное местонахождение артефакта было неизвестно.

— Встретился со старым знакомым, он мне и поведал эту историю, — ответил Яраат, при этом даже не соврав.

— Этот старый знакомый тоже его ищет? — вскользь спросил барон мрака.

— Разумеется. Но не волнуйся, мы в любом случае окажемся первыми.

— Не волнуюсь, — спокойно ответил Арей, посмотрев оборотню в глаза. — Даже если нет, Свиток будет моим.

При этих словах за его спиной на мгновение полыхнули ножны меча. Яраат сощурил глаза.

— А ты, как я погляжу, далеко готов зайти ради счастья со своей девчонкой.

Арей нахмурился и приблизился к мужчине. От него исходили волны нетерпения и гнева, которые оборотень жадно поглощал.

— Я пойду до конца. До самого упора, и дальше. Если не для себя, то для неё я счастье вырву.

— Не сомневаюсь, — проговорил Яраат, и на мгновение барону мрака показалось, что слова эти прозвучали зловеще.

К тому моменту, как был разработан план и обговорены детали, было уже действительно поздно. Выйдя на заметенную снегом улицу, Арей глубоко вдохнул морозный воздух. Последнее время он стал замечать, что в обществе оборотня ему почему-то с трудом дышится. Мечник не лгал Олафу — он действительно не доверял Яраату на сто процентов, однако понимал, что в одиночку не справился бы. Ему нужен был напарник, опытный и надежный — по крайней мере, настолько, насколько последнее слово вообще было применимо к стражам мрака. Яраат же был проверен множеством испытаний, когда-то им даже довелось сражаться бок о бок, спина к спине. И тем не менее… тем не менее, что-то беспокоило Арея.

Метель немного улеглась, облака разошлись, и ясная звёздная ночь накрыла Лысую Гору. Несмотря на все переживания, сегодня, впервые за последние месяцы, мечник смог расслабиться. Надежда вновь вспыхнула в его сердце. Когда же он переступил порог дома и увидел, что Пелька ещё не ложилась, нежность затопила его до краёв. Стряхнув с сапог снег, мужчина скинул плащ и опустился на корточки у ног жены. Она сидела в огромном кресле, покрытом волчьей шкурой, и по обыкновению поглаживала живот.

Арею хватило одного белого взгляда, чтобы заметить тень, омрачающую лицо возлюбленной. Он примирительно коснулся её руки, однако девушка отдернула ладонь, будто обжегшись. В глазах её который раз за день блеснули слёзы.

— Прости меня, — тихо произнес барон мрака. Эти естественные слова по-прежнему давались ему с трудом, вставая поперек горла, но видеть жену такой расстроенной было ещё тяжелее. — Я не хочу оставлять тебя, но у меня есть дела, требующие решения. Это всё на благо, тебя и малыша.

Он говорил, стараясь поймать взгляд девушки, однако она прятала лицо.

— Пелька, посмотри на меня, — мечник ухватил её за подбородок. — Это серьезно. Я не рассказываю тебе ничего не от недоверия, а просто потому, чтознаю — это станет причиной твоих переживаний. А этого я хочу меньше всего на свете.

Девушка, отстраненно глядевшая в одну точку, наконец перевела на него взгляд и нарушила молчание:

— Ты не думал, что своими недомолвками доставляешь мне куда больше волнений, чем если бы я знала правду?

— Не в этот раз, — его тон был непререкаем.

Раздраженно вздохнув, Пелька высвободилась из его захвата, поднялась из кресла, рукой придерживая поясницу, и остановилась напротив окна. Оно до половины было запорошено снегом, но даже без этого разглядеть что-либо в чернильной зимней ночи было невозможно.

Арей приблизился к жене, приобняв её за плечи.

— Пелька, пожалуйста. Я знаю, что тебе сейчас непросто. Но я всеми силами пытаюсь найти выход, который обеспечил бы нам и нашему сыну…

— Это девочка, — внезапно перебила Пелька, развернувшись к нему лицом, пытаясь понять его мысли по этому поводу.

Мечник ошарашенно моргнул.

— Откуда ты?..

— Я просто знаю, — отрезала она. — Разочарован?

— Я… нет, нет, не разочарован. Просто… растерян. Я был уверен, что это сын. Я всегда хотел сына. Но дочь…

Девушка напряженно ждала, что же он скажет дальше, однако у мужчины будто кончились слова. Он потряс головой, приходя в себя.

— Дочь — это прекрасно, — наконец прошептал Арей, поглаживая большими пальцами лицо жены. — Особенно если она будет похожа на тебя, любовь моя.

Пелька улыбнулась и спрятала лицо у него на груди, вдыхая родной и знакомый запах. Она так и не сказала ему о встрече с цыганкой и сделанном пророчестве — ни в тот вечер, ни позже. Ведь оно, как показала судьба, оказалось не так важно, в отличии от чуда, что они с Ареем являли собой. И это чудо действительно оказалось безвременным.

***

Март, сменивший лютую зиму, оказался ненамного теплее. Снег лежал до самых последних чисел, раздражая всех, как засидевшийся гость. Однако первые же дни апреля огласили округу звоном капели и ярким солнцем. Лысая Гора расцветала, отогреваясь под благодатными лучами, а её жители вновь массово наводнили улицы.

Именно в один из этих радостных дней и решила появиться на свет дочь Арея и Пельки. Однако в то утро её будущие родители ещё ни о чём не подозревали, поглощенные рутинными хлопотами. Вернее, хлопотал Арей — Пелька же раздавала ему указания, так как двигаться она могла уже с трудом. Поэтому девушка, переваливаясь, следовала за ним из дома во двора, со двора на конюшню, попутно перечисляя, что нужно сделать.

Выглядела Пелька странно — её точеное лицо было цветущим и ясным, однако скрытая под просторным платьем фигура удручала — тощая, как щепка, с непомерно большим животом. Если бы не здоровый румянец щёк и блеск в глазах, девушка казалась бы очень истощенной беременностью, на деле же, если не считать ноющей из-за тяжести плода поясницы, она никогда ещё не чувствовала себя так хорошо.

Хозяйство влюбленных к тому моменту несколько разрослось, пополнившись громкоголосым петухом, парочкой кур и маленькой чёрной козочкой, которую Пелька назвала Гроза. В доме же появилось несколько кресел и шкафов, а в глубине комнаты — простая, добротно сколоченная люлька, укрытая вышитым пологом. Каждый стежок на нём был сделан руками Пельки, как и всё прочее приданое для малышки. Ни одной распашонки девушка не купила на базаре, а все ткани после шитья выстирала несколько раз.

Но самыми важными приготовлениями к предстоящим родам стали поиски повитухи. Пелька разговаривала с женщинами на главной площади в базарные дни, ходила к местным колдуньям и целителям, однако всё впустую. Посоветованные повивальные бабки оказывались неприятными, малограмотными в вопросе родов старухами с устаревшими или даже опасными методами. Пелька уже отчаялась, мысленно настраиваясь на то, что придется обращаться к одной из них, когда однажды в конце зимы Арей переступил порог избы со словами:

— Я нашел тебе повитуху.

Девушка, ахнув, оторвалась от льняного лоскута, который она покрывала тонким цветочным узором:

— Как? Кого же это?

Мечник загадочно улыбался, пока наливал себе вино и устраивался у огня, а затем ответил:

— Отыскал её в горах Валахии.

Заметив, как от удивления расширились и без того огромные глаза жены, он не выдержал и расхохотался:

— Она больше знахарка, чем повитуха. Ведьма, конечно, притом потомственная. Не начинай возражать раньше времени, — подняв руку, остановил её Арей, — сначала встреться с ней и поговори. Уверен, после этого у тебя не останется предубеждений.

Барон мрака оказался прав. Повитуха оказалась немолодой, но приятной женщиной с удивительно цепкими и сильными руками. Спину она держала так прямо, будто сзади к ней крепилась палка. Говорила с сильным акцентом, иногда мешая русские слова со своим наречием. Но самое главное — она обладала опытом и знаниями десятков поколений женщин, которые делали женщину мудрой, терпеливой и спокойной. Её звали Эйш, и Пельке она чем-то напоминала красавицу Магемму.

После знакомства с Эйш девушка заметно успокоилась. Лишь однажды, во время первого осмотра в ней возродились былые страхи и неуверенность, когда знахарка заявила, что девушке не родить самой из-за хрупкого сложения и узких бедер. Поначалу Пелька рассвирепела, однако, взяв себя в руки, попыталась переубедить Эйш.

— Я только кажусь слабой, физически я очень выносливая. Мне много лет приходилось в одиночку выживать в тяжелых условиях, и я справилась. Произвести на свет собственного ребёнка я точно смогу, и сделаю это сама.

Повитуха покачала головой, однако спорить дальше не стала, и к этой теме они больше не возвращались.

День родов приближался всё стремительнее, но Пельку это уже не пугало, так как самые важные приготовления были завершены. Детские одеяльца аккуратными стопками высились на полках, колыбель была застелена чистыми простынями, Эйш на время пребывания в городке остановилась у Могуты — оставалось лишь дождаться часа, когда малышка решит появиться на свет.

И этот час настал, когда погожий апрельский полдень начал лениво перетекать в вечер. Хотя Пелька готовила себя к долгожданному событию на протяжении всех последних месяцев, резкая боль в пояснице застала её врасплох. Плошка с кашей выпала из мгновенно ослабевших пальцев, и прибежавший на шум Арей сразу всё понял.

Он мгновенно начертил у порога руну вызова, и спустя несколько секунд перед ним возникла Эйш с объемной торбой в руках.

— Чего же ты застыл столбом? — мягко спросила она, проходя в дом.

Пелька стояла на том же месте, сжимая столешницу, бледная, как полотно. При виде повитухи она будто выдохнула с облегчением. Эйш приблизилась к ней, взяла за руку и аккуратно повела вглубь комнаты, к кровати.

— Ну, полно, что ты вдруг вся скукожилась? Смелая девчонка ведь!

— Я просто растерялась, — пролепетала Пелька, ложась на постель.

— А и не надо теряться. Сейчас мы всё устроим, — с этими словами знахарка откинула подол платья девушка, спиной загораживая её от Арея. — Рано ты меня вызвал, хозяин, — её голос раздавался невнятно. — Нескоро ещё.

— Как это — нескоро? — нервно переспросил мечник.

— Это дело долгое, — объяснила Эйш, опуская подол и раскрывая свою торбу. — А ты пока приготовь бадью побольше, нагрей воды и принеси мне тряпок чистых.

Затем она ласково коснулась прохладного лба Пельки:

— Не бойся, дитя. К утру ближе родишь.

Однако этого не случилось ни к утру, ни даже к обеду следующего дня. Когда крики петухов возвестили о том, что ночь подошла к концу, девушка лежала на кровати, и её бескровное лицо искажала судорога боли.

За окном ещё плескалась темнота, и в душной комнате, помимо очага, горели десятки свечей, отбрасывая колеблющиеся тени на роженицу, склонившуюся над ней повитуху и мужчину, стоящего на коленях перед ложем. Смотреть на страдания жены для Арея было настоящим кошмаром. Он ничего не мог поделать, лишь наблюдал, как Пелька, выбиваясь из сил, старается дать жизнь их ребенку.

Со злостью глянув на Эйш, барон мрака процедил сквозь зубы:

— Почему ты ничего не делаешь? Разве не видишь, как ей плохо?

Женщина спокойно выдержала его взгляд и приподняла голову Пельки, чтобы дать ей выпить настой из трав.

— Я делаю всё, что в моих силах. Этот напиток облегчает боль, а иначе девочка твоя уже давно лежала бы без сознания.

Очередная судорога сотрясла тело Пельки, и она закусила губу, стараясь не закричать. Не выдержав, мечник вскочил и отозвал повитуху в сторону.

— Что происходит с моей женой? — Арей был растерян и подавлен. Впервые в жизни он столкнулся с проблемой, которую не решить посредством силы, не разрубить собственным страшным клинком.

— Я предупреждала её, что роды будут непростыми. Предлагала вытащить ребёнка, чтобы избежать последствий для неё и плода. Однако твоя жена отказалась, решив справиться своими силами. И вот что из этого вышло.

Арей закрыл лицо руками.

— Что теперь? — глухо произнес он.

Эйш вздохнула.

— Твоя девочка слишком мала, а ребёнок крупный. Однако она сильная и выносливая, справится. Нам нужно только помочь.

Барон мрака больше не задал ни одного вопроса, только кивнул и вернулся к Пельке, которая тут же вцепилась в него, сотрясаемая новой волной боли. Когда та спала, девушка откинулась на подушки и хрипло прошептала:

— Когда это закончится?

— Скоро, дитя, — ответила подошедшая знахарка, прикладывая ко лбу роженицы холодный компресс. — Не разговаривай, береги силы и терпи. А если сил больше нет, кричи, не сдерживай себя.

И Пелька кричала, надрывно, срывая голос. За окном расцвело утро, потом пришел полдень, а она всё лежала среди мокрых простыней, напрягая все силы, чувствуя, будто каждая кость в её теле трещит и ломается. Она ощущала, как сильные руки мужа периодически приподнимают её голову. Он поил её водой и травами, обтирал покрытую испариной кожу, убирал растепавшиеся волосы, липнувшие к лицу. Рядом всё время раздавался его шёпот, но девушка не разбирала слов. Перед глазами у неё всё плыло и кружилось, смешиваясь в одно сплошное кровавое пятно.

Сознание Пельки прояснилось на время только тогда, когда она услышала крики Эйш. Что-то изменилось. Девушка ощутила, что тело её больше не распадается на куски, а, будто подхваченное неведомой силой, стремится куда-то. Напрягая последние силы, она сжала зубы и мгновение спустя вдруг ощутила, как дикое давление внизу исчезло. Пелька сфокусировала взгляд, различая, как Эйш на вытянутых руках приподняла что-то, показывая ей и Арею. А через один удар сердца девушка поняла, что этот окровавленный комочек — их дочь.

Пелька думала, что тут же потеряет сознание, но нет, она видела и слышала всё. Как барон мрака неверяще выдохнул, сжав её руку. Как ребёнка омыли в заранее приготовленной лохани. Как девочка впервые закричала, требовательно и громогласно, не оставляя никаких сомнений — это дочь Арея, барона и лучшего мечника мрака.

Эйш, улыбаясь, ходила по дому и задувала свечи. За окнами медленно занимался рассвет, когда Арей приблизился к Пельке, сжимая в руках маленький сверток. Аккуратно приложив его к груди жены, мужчина опустился на колени возле двух самых дорогих ему существ.

После долгих месяцев ожиданий, на вторые сутки после начала изматывающих родов девушка наконец встретилась со своей дочерью. Малышка же, будто что-то почувствовав, причмокнула и распахнула глаза. Они оказались невероятного цвета золотистого песка. Но куда больше впечатлял её эйдос — в груди девочки он бился слепящим сгустком света.

Комментарий к 16. Октябрь и апрель

Вам, самым преданным.

Спасибо за поддержку и терпение.

========== 17. Плоть от плоти ==========

Ты - огонь, я - зола, ты живешь, я - жила,

Позади - блеск костра, впереди - сладость ран.

Тьмы верней, мха нежней

Круг сомкнет твой приход.

Весна. Тяжёлые почки на деревьях распустились первыми клейкими листьями. Студёная вода озёр и ручьёв разбавилась талым снегом, вспаханная почва вздымалась гребнями чернозёма. В эту волшебную пору и распустился цветок новой жизни — дочь Арея и Пельки, названная Мирославой.

Девочка с первых же недель дала понять родителям, что непростым характером она пошла в них обоих. Беспокойная, громкоголосая, требующая постоянного внимания, но при этом совершенно очаровательная, милая и смышленая, Мира уже самим своим существованием привязала к себе сердца матери и отца.

Пелька, ещё не до конца отошедшая от тяжелейших родов, сразу же с головой погрузилась в новые обязанности. Подчас у неё просто не было времени и сил задуматься над изменениями, произошедшими в ней с приходом материнства — девушка лишь знала, что Мирослава была её жизнью и счастьем. Арея же ошеломили те чувства, что он испытывал, став отцом. Барон мрака дышал воздухом, который выдыхала дочь, целовал её крохотные пальчики и сам себя не узнавал. Такой любви, такого растворения всех прочих проявлений жизни в одном крохотном существе он доселе не знал.

Мечник часами просиживал у колыбели, наблюдая за тем, как Мира во сне смешно морщит личико и сладко причмокивает. Чувство ответственности, пришедшее в его жизнь вместе с Пелькой, после рождения дочери окончательно накрыло мужчину своей тяжестью. Оно, будто могильная плита, давило на грудь, мешая сделать вдох, лишая ощущения реальности.

— Какая судьба её ждёт? — произнес Арей однажды вечером, обращаясь к Пельке.

Минул месяц со дня родов. Барон мрака, по обыкновению, покачивал деревянную люльку, в то время как жена развешивала возле очага выстиранную одежду. Обернувшись, она приложила палец к губам, призывая быть потише. Ещё одно изменение, к которому мечнику трудно было привыкнуть.

Закончив дела, Пелька приблизилась к мужу и опустилась на кровать рядом с ним. Выглядела девушка неважно. Если вплоть до последнего дня беременности она сохраняла цветущий вид, то теперь её кожа приобрела землистый оттенок, щёки ввалились, а фигура стала напоминать скелет. Арею страшно было видеть возлюбленную такой, и успокаивали его лишь слова Эйш: «Она выздоровеет, дай ей время. Поддерживай, не взваливай все заботы о ребёнке на жену, и через полгода твоя красавица будет прежней».

И мечник изо всех сил старался помочь жене придти в себя. По утрам, после того, как девушка заканчивала кормить малышку, он укутывал дочь в одеяльце и выходил с ней подышать свежим воздухом, давая Пельке возможность ещё немного поспать. Следил за тем, чтобы утром и вечером она пила отвары из трав, оставленные Эйш. Не разрешал перенапрягаться. Благодаря его способностям быт молодой мамы был в разы проще, облегчая уборку, стирку и приготовление пищи.

Всё это, естественно, способствовало более скорому выздоровлению девушки, однако в первые месяцы после родов она была ещё очень слаба и мало походила на саму себя годом ранее.

Придвинувшись ближе к мужу и заглядывая в колыбель, Пелька вымученно улыбнулась.

— Думаю, с такими родителями глупо полагать, что простая. Однако я верю, что она унаследовала от нас не только способность влипать в неприятности, но и умение стойко бороться с невзгодами.

— У нас неприятности? — пошутил Арей.

— Да, — в тон ему ответила девушка. — Мы с тобой вдвоём — одна большая неприятность, которая теперь стала ещё больше.

Барон мрака, не выдержав, рассмеялся. Постоянное общение с ним сказалось на чувстве юмора Пельки, в речи которой теперь частенько проскальзывал сарказм.

— Я о другом, — внезапно посерьезнев, сказал мечник и повернулся к жене. — Думаешь, она поймет меня, когда вырастет? Сможет принять то, что я есть?

Девушка ответила не сразу. Какое-то время она внимательно смотрела ему в глаза, после чего прошептала:

— Арей, она продолжение нас — тебя и меня. Раз тьма есть в тебе, то в нашей дочери будет если не часть её, то хотя бы осознание и принятие этой стороны жизни.

— Твоя правда, молодка, — высокий скрипучий голос, внезапно раздавшийся позади, напугал обоих.

Пелька вскочила, закрывая собой мирно спящую дочь. Арей же выступил вперед, заслоняя жену. В руках у него возник меч — однако тут же исчез. Он слегка сдвинулся в сторону, и из-за его спины девушка смогла разглядеть незваного гостя. Вернее, гостью — ведь напротив них, закинув ноги на подлокотник кресла, восседала Мамзелькина. Одной рукой она сжимала очередную бутыль, другой — кусок зажаренной курицы, и с улыбкой наблюдала за переполошившимися хозяевами.

— Что вам нужно? — Пелька первой пришла в себя и враждебно уставилась на старуху.

Та моргнула, глотнула из бутылки и обратилась к Арею:

— Чаго же ты хозяйку свою не воспитываешь, родной? Разве так с гостями можно? Да к тому же с пожилыми, — притворно заохала Плаховна.

Мечник не поддался на провокацию и сурово отрезал:

— Сколько я тебя знаю, ты всегда была пожилой, однако это не мешает тебе косить всё так же исправно. Зачем пожаловала, Аида?

— Так ведь работа такая, милок, сам знаешь. Значит, кормить-поить не будете? Ну и ладно. Я ж и не к вам вовсе пришла. Хотела с малюткой вашей встретиться, — с этими словами Мамзелькина на удивление резво поднялась из кресла и шагнула к люльке.

Тогда одновременно произошли две вещи: в руках Арея вновь возник его страшный клинок, однако не успел он до конца материализоваться, когда Пелька что есть силы оттолкнула приблизившуюся к ребёнку Аиду. Девушка даже не задумалась над тем, что сделала — она знала лишь, что не не позволит приблизиться к Мирославе той, кто забирает жизни.

Мамзелькина даже не пошатнулась, однако бутыль и курица исчезли из её сухих морщинистых ручонок, а глаза заволокло странной белесой пеленой.

— Не смей, Аида! — послышался грозный окрик барона мрака.

Но его поглотил жуткий, пронзительный звон. Он заполнял голову, вливался через ноздри и рот, разрываясь внутри дребезжанием и криками. Не в силах выносить этого, Пелька зажала уши и зажмурилась, а затем всё прекратилось.

Открыв глаза, девушка обнаружила, что стоит, покачиваясь, поддерживаемая мужем. Мирослава, несмотря на шум, по-прежнему сладко спала. Мамзелькина находилась на том же самом месте, однако больше не предпринимала попыток приблизиться к ребёнку и смотрела прямо на Пельку.

— Вот она, сила материнской любви, — проскрежетала старуха. — Кинулась против Смерти, гляди-ка ты. Зря так, девонька, ты ведь должница моя.

Девушка непонимающе уставилась на Аиду, почувствовав, как напрягся Арей.

— В родах-то могли тебя не спасти. Ни тебя, ни малютку вашу, да я всё не шла, оттягивала момент, ждала. А потом вы глядь, да исчезли из списка моего. Ну, думаю, надо сходить, проведать, как там мои голубки не подстреленные, не всякий день имена из этого списка пропадают. А вы меня вон как привечаете, — с обидой проговорила Мамзелькина.

Пелька рассказом старухи не впечатлилась. Она прекрасно понимала, что ничем Аиде не обязана — по доброй воле Смерть ещё никого не отпускала. То, что они с дочерью выжили, не заслуга Мамзелькиной, которая любила покорчить из себя слабую сторону. Так часто бывает с теми, в чьих руках сосредоточена огромная власть — а что может быть выше власти над жизнью?

— Благодарить вас я не стану, но прощения попрошу, — холодно сказала девушка. — У меня не было желания вас оскорбить или обидеть, однако видеть вас рядом со своим ребенком я не желаю.

Аида Плаховна оглядела Пельку быстрым и цепким взглядом, отчего у той по коже пробежал мороз, а затем перевела взгляд на Арея, который всё это время молчал, не выпуская жену из кольца рук.

— Смелая она у тебя, голубь мой сизокрылый, — с уважением сказала старушка.

За много сотен лет своего бесконечного существования Смерти довелось повстречать лишь двух таких женщин — Пельку из Средневековья и московскую девушку из далёкого пока ещё двадцать первого века.

— Ну, коль хозяева сегодня не в духе, пойду я, — засобиралась Мамзелькина. — Дел ещё невпроворот. Не серчай, хозяйка, — взвалив на плечо свою неизменную походную сумку, Аида отвесила им шутливый полупоклон. — И ты здрав будь, хозяин. Ещё свидимся.

С этими словами она пропала, — без дыма, хлопков и прочей бутафории — просто растворилась в воздухе. Арей, наконец, разжал руки, но тут же схватил жену за плечи и затряс.

— О чём ты думала? — в ярости воскликнул он. — Ты хоть понимаешь, что могла наделать?

Пелька попыталась вырваться из жестокого захвата, но мужчина был силен и очень зол. Тогда девушка упрямо взглянула ему в глаза, и что-то в них заставило мечника разжать руки и отступить назад.

— Я защищала свою дочь. Так поступают любящие родители, — твёрдо сказала она, хотя голос её дрожал от волнения и обиды.

Барон мрака прикрыл веки и провел ладонью по лицу.

— Она бы ничего не сделала малышке, Пелька. А ты напрасно рисковала вашими жизнями. Аида…

— Она — Смерть, Арей! — не выдержав, в ярости выкрикнула девушка. — Я не хочу, чтобы рядом с Мирой было хоть что-то от мрака, что-то, способное заразить её этой скверной, отравить её мысли, сделать жестокой, эгоистичной…

Пелька замерла на полуслове, когда муж в два шага сократил расстояние между ними и навис на ней. Его зрачки вдруг сузились, превратившись в зияющую пропасть. В воздухе удушающе запахло серой. Мирослава, которую до этого не разбудили ни незваная гостья, ни шум, ни крики, вдруг захныкала в колыбели.

— Хочешь, значит, уберечь её от мрака? — свистящим шёпотом произнес Арей. — А кто её отец, не позабыла случаем? Как же «она часть тебя и меня»?

Девушка потрясенно смотрела на него, будто не узнавая.

— Я никогда не скрывал от тебя, чем являюсь, — продолжал мечник. — И ты знала, на что шла, когда согласилась быть со мной.

С этими словами он развернулся, накинул на плечи запыленный плащ и вышел, хлопнув дверью избы. Пелька кинулась к люльке, осторожно взяла дочь на руки и дала волю слезам. Они стекали безостановочным потоком по щекам, шее, заливались в открытый ворот платья, и девушка не пыталась их сдержать.

Арей был прав, она всегда знала, кого полюбила. Но так же точно Пелька знала и то, что в нём по-прежнему горели остатки света — жалкие и ничтожные, но как ярко они бились пульсирующим сиянием. Она знала, что барона мрака ещё можно спасти.

Однако в те бесконечные секунды, когда он стоял над ней, и сосущая пустота его зрачков грозила затянуть в Тартар, прежние убеждения девушки на миг дрогнули. Это были глаза бессердечного создания, существа, не способного на сострадание и любовь. Глаза зверя. Одно лишь воспоминание о них исторгало из груди Пельки новый приступ мучительных рыданий.

Когда девушка, наконец, успокоилась, за окном уже была глубокая ночь. Сытая и довольная Мирослава вновь тихонько посапывала в своей колыбели, а её молодая мать стояла у окна, судорожно пытаясь рассмотреть хоть что-то в неспокойной апрельской тьме. Беспокойство Пельки всё росло по мере того, как текли часы, а мечник всё не возвращался. Она в волнении вертела в руках русалочий гребень, который получила от Мамзелькиной год назад в качестве свадебного подарка. Мысли о той далёкой ночи напомнили ей, что старушка, по рассказам Арея и по тому, что видела сама Пелька, в сущности, никогда не желала им зла и не причинила бы намеренных страданий. А если быть совсем откровенной, подумала девушка, Аида действительно помогла им, и не раз.

Теперь, успокоившись, Пелька сама не могла понять, почему так отреагировала на визит Мамзелькиной. Не до конца поправленное после родов здоровье — в том числе душевное — разумеется, давало о себе знать, но было кое-что ещё. Скорее всего, подспудный страх перед сущностью мрака всё же сидел в ней, и это осознание подтолкнуло к другой мысли — выходит, что где-то в глубине души она боялась и собственного мужа. Того, что жило в нём, того, что могло забрать его, уничтожив их любовь.

Неожиданный треск, раздавшийся в тишине комнаты, напугал девушку, заставив её вскрикнуть. Опустив глаза, она увидела, что гребень в её руках раскололся на две равные части, разорвав узор деревянных кружев. Несколько секунд Пелька смотрела на испорченную вещь, а потом в отчаянии заплакала, закрыв лицо руками.

Она ощущала такое горе за потерянный гребень, что не сразу почувствовала, как чьи-то грубые пальцы коснулись её, разводя ладони, заглядывая в зарёванное, раскрасневшееся лицо. Перед ней на корточках сидел Арей. Увидев его, девушка рванулась вперёд, обхватив мужа за шею, цепляясь за могучие плечи. Она позабыла и простила ему безрассудную ярость, упрёки и причинённую боль — он был здесь, рядом, и его сердце оглушительно билось напротив, доказывая, что оно по-прежнему принадлежит ей.

— Прости меня, моя любовь, — прошептал Арей, поглаживая волосы жены. — Я был слишком слаб, чтобы признать, как мне страшно. И в итоге сорвался.

Мужчина отстранился, заглядывая в глаза жены, удивительный оттенок которых унаследовала их дочь.

— Я напуган, Пелька, — его голос звучал по-прежнему тихо, будто он боялся, что их услышит кто-то ещё. — Я, тот, кто прежде сам наводил страх. С этим непросто справиться. А ещё сложнее — с тем, что я не знаю, как теперь быть.

Блуждающий взгляд барона мрака зацепился за сломанный гребень.

— Ты была так зла на меня, что в расход пошли вещи? — попытался пошутить Арей.

Пелька помотала головой и выдавила слабую улыбку, которая тут же превратилась в гримасу плача.

— Нет, — всхлипнула девушка, — он треснул. Это значит, что я не выполню предначертанное мне как женщине. Значит, я не смогу тебя спасти.

Последние слова утонули в горьких слезах. Пелька понимала, что за весь последний год не плакала столько, сколько за этот вечер, но ничего не могла с собой поделать. Напряжение, в котором она жила с момента родов, вдруг разом прорвалось океаном солёной влаги.

Арей растерянно смотрел на жену, явно пытаясь соотнести свой проступок, сломанный гребень, слёзы жены и собственное спасение.

— В ночь после нашей свадьбы, — взяв себя в руки, начала Пелька, — Аида подарила мне этот гребень, сказав, что он благословлён русалками и является символом женской силы. Это значит, что та, кому он вручен, способна изменить судьбу полюбившего её мужчины. А теперь он сломался…

В уголках глаз мечника образовались лучики морщинок, как было всегда, когда он улыбался.

— И ты решила, что это знаменует конец нашей любви? Пелька, любовь не заканчивается под воздействием колдовства, проклятий или наговоров. Её не разрушить дурным словом или случаем. Истинная любовь существует вне времени и пространства, даже вне наших с тобой тел. Она связала наши души, и она вечна.

Пелька хотела сказать, что для неё расколотый гребень означает нечто иное, но не решилась. Лишь приникла головой к широкой груди мужа, когда он притянул её к себе. В сердце девушки, несмотря ни на что, ещё жила вера. В мужчину, которого она любила больше жизни, и в тот изначальный свет, что зажёг в нём когда-то Творец.

В то, что её любовь способна разжечь и поддерживать этот свет.

***

Хэй, моя звезда!

Мой светоч ночной,

Будь со мной.

Веди меня сквозь тьму,

Я свет твой печальный приму,

Вопреки всему.

Но близок утра свет,

Я вижу рассвет -

Он за мной!

Земной любовь была,

И смертью земной умерла

Она.

Мечник мрака Арей был умным, стойким и упрямым. Все эти качества унаследовала и его дочь. Мирослава с каждым днём всё больше становилась похожа на отца — она росла смышленой и очень себе на уме. Если девочке чего-то хотелось, она добивалась этого. Подобная упёртость в столь в столь раннем возрасте удивляла Пельку и радовала Арея.

А ещё Мира была очень красивым ребёнком. Взяв от каждого из родителей всё самое лучшее, она являла собой удивительно завораживающую картину. Главными на лице девочки были глаза — огромные, с большими зрачками, такого же невероятного золотисто-орехового цвета, что и у Пельки. Уже сейчас было ясно, что тонким строением тела Мирослава также пойдет в мать.

Зато высокий лоб и крутой излом тёмных бровей были наследием отца. А главное — взгляд. Совсем недетский, твёрдый и смелый. Именно благодаря этому взгляду, так похожему на его собственный, Арей знал, что его дочь вырастет храброй и боевой.

Прошло уже несколько месяцев с того злополучного вечера, когда они с Пелькой поругались впервые за долгое время. Минула весна, за ней пришло теплое лето. Молодая семья встретила июнь, проводила июль и теперь наслаждалась ленивым, погожим августом, почти всё время проводя на свежем воздухе.

Одним таким солнечным днём Арей лежал, закинув руки за голову, у небольшого озера, протекавшего в основании Лысой Горы. Рядом, под самодельным навесом, Пелька играла с Мирой. Девочка забавно лопотала что-то на своём языке и уже могла самостоятельно переворачиваться на живот. Игрушки Мирославу интересовали не так сильно, как окружающий мир. Она с любопытством изучала его глазами, прислушивалась к любым новым звукам и тянула в рот всё, до чего могла дотянуться.

Скосив глаза, мечник с улыбкой наблюдал за ней, а потом заметил:

— Нелегко нам придётся, когда этот комок побежит.

Пелька засмеялась, отбирая у Миры какую-то травинку, которую та уже тащила к себе.

— Особенно если она пойдёт в тебя, — заметила молодая мать.

— Это ещё почему? — ворчливым тоном осведомился Арей.

— Ты невыносим, — отрезала девушка. — За эти годы, наблюдая за тобой, я поняла, что ты очень любопытный, тебе интересно знать, как устроено буквально всё. И тебе не интересны последствия — ради новых знаний и приключений ты готов на любую авантюру.

Барон мрака хмыкнул.

— Что ж, пожалуй. Женитьба на тебе подтверждает это.

Пелька швырнула в него пустой кружкой, но не выдержала и тоже расхохоталась. Их смех, дробясь на отдельные звуки, эхом звенел над влажной поверхностью озера.

— В любом случае, родители нашей дочери достались такие, что жизнь у неё вряд ли будет простой, — отсмеявшись, сказал мечник.

Перевернувшись, он сел и теперь гладил животик Миры, отчего та умильно улыбалась ему и смешно дергала кулачками.

— Простой — нет, — подтвердила Пелька, откидываясь на согнутые локти. — Зато она будет интересной, яркой и богатой на события.

После этих слов на её лицо вдруг набежала тень, будто девушка вспомнила что-то, о чём по-настоящему никогда и не забывала. Арей, не заметивший этой перемены, продолжал играть с дочерью.

— Она будет красивой, как ты, — неожиданно заявил он.

Это вывело Пельку из тоскливой задумчивости. Её щёки слегка порозовели от удовольствия.

— Почему как я, а не как мы? — улыбнулась она.

Мечник бросил на жену скептический взгляд. Девушка знала, что к себе самому он относился очень трезво и приземленно, считая, что единственное, чем мужчине стоит гордиться, так это своими навыками воина. Подобное убеждение было справедливо, однако в те годы Арей ещё не превратил себя в старика. Да, он был более грузен, и в целом выглядел гораздо мужественней и суровей, чем в эдемские годы. Но его внушительное телосложение, черная борода с проседью и смуглая кожа создавали очень привлекательную для женских глаз картину. Пелька не раз замечала брошенные в её сторону завистливые взгляды.

Поэтому, приподнявшись на вытянутых руках, она нагнулась и поцеловала мужа, касанием губ стараясь убедить его, как он для неё желанен. И, судя по пылкому отклику, ей это удалось. У девушки закружилась голова, когда горячий язык мужчины проскользнул в её рот, воруя вдох. Арей много месяцев не целовал так неистово. Он плёл губами влажное, опьяняющее кружево, одной рукой придерживая подбородок жены, а другой сминая на груди платье.

В подобные моменты окружающий мир для них обоих исчезал, размываясь в бесцветное пятно, распадаясь на отдельные звуки. Вроде кряхтения дочери, которой не понравилось, что внимание родителей отвлеклось от неё.

Легонько оттолкнув мужа, Пелька склонила голову, пряча раскрасневшееся лицо. Арей тяжело дышал, не сводя с жены голодного взгляда. В такие моменты — и ей стыдно было признаться в этом самой себе — девушка не жалела о том, что мужчина был частью мрака. Разве свет способен на подобную страсть?..

— Не целуй меня так, если потом не будет продолжения, — хрипло выговорил он, поднимаясь, чтобы немного пройтись.

Пелька понимала, на что он намекает. Они не были близки уже очень давно. Практически сразу, как её живот стал увеличиваться в размерах, Арей перестал касаться жены, чтобы лишний раз не провоцировать себя. И как бы она не уверяла мужчину в том, что ребёнку не будет вреда, он был неумолим.

— Ты в положении, женщина, — смеялся он, когда Пелька пыталась соблазнить его ласками и объятиями. — В тебе растёт наше дитя, я не хочу его тревожить.

А потом были страшные роды, восстановление после которых заняло не один месяц. Вопрос близости в тот период ими обоими даже не поднимался, и барон мрака ни разу не заикнулся об этом, ничем не намекнул, что ему тяжело ждать. Он терпеливо поддерживал жену на пути к выздоровлению. Однако теперь его безудержное желание вырвалось наружу, напомнив Пельке, что она уже с месяц чувствует себя хорошо. А главное, вызвав в памяти картины прошлого — картины, от которых по всему телу распространился знакомый жар.

Девушка наблюдала, как барон мрака отошел к озеру и, сложив руки на груди, стал смотреть вдаль. Подхватив дочь, она приблизилась к мужу и положила голову ему на плечо.

— Продолжение будет, — приподнявшись на цыпочки, прошептала ему на ухо Пелька.

Арей метнул на неё взгляд, но ничего не ответил. Так они и стояли, прижимаясь друг к другу и любуясь бриллиантовыми переливами солнца на воде. Будто почувствовав разлившуюся в воздухе идиллию, Мирослава уснула на руках у матери.

Спустя какое-то время мечник скользнул рукой за пазуху и достал что-то, зажав в большом кулаке. Девушка вопросительно посмотрел на мужчину.

— Я тут… в общем, — неразборчиво начал он, чем ещё больше заинтриговал жену. В конце концов, не каждый день ей доводилось видеть его смущённым.

— Для тебя кое-что сделали по моей просьбе, — наконец, с усилием выговорил Арей и протянул ей разжатую ладонь.

Пелька ахнула. Перед ней лежал небольшой черепаховый гребень, ослепительно поблескивая в золотистых лучах узором из драгоценных камней. Она хотела прикоснуться к нему, но почему-то не посмела. Лишь переводила взгляд с Арея на гребень, и её губы дрожали.

— Всё в нём напоминает мне тебя, — тихо сказал мужчина. — Я знаю, он не заменит свадебный… просто мне захотелось сделать тебе подарок. Как напоминание, что наша любовь и наша семья не зависят от магии, древних наговоров, судьбы или сломанных артефактов. Только от нас, Пелька.

С этими словами он перевернул гребень, и девушка прочла выложенные мелкими камушками слова: «Мы без остатка в том, что любим». Подняв на мужа сияющие от счастья и слёз глаза, она шагнула вперед. Взяв его руку в свою, девушка поднесла её к лицу и трепетно коснулась губами мозолистых пальцев. Никакие слова не в силах были выразить всё то, что она ощущала, и в этот жест Пелька вложила всю благодарность, нежность и обожание, зная, что Арей поймет. А затем повернулась спиной и позволила ему закрепить гребень в её длинных волосах.

Они ещё какое-то время пробыли у озера, дождавшись, когда проснется их малышка. А потом бегали вдоль берега, плескались в озере, веселя наблюдающую за ними Миру, и далеко над водой вновь разносился их счастливый смех.

Домой семья вернулась, когда круглый диск солнца уже наполовину закатился за холмы. Там их закружили привычные заботы: покормить животных, приготовить ужин, уложить дочь спать. Было за полночь, когда Арей и Пелька, уставшие, наконец отошли от колыбели. Мечник посмотрел на жену, и глаза его загорелись огнем предвкушения. Этот огонь поглотил свет небольшого огарка, который барон мрака погасил двумя пальцами. И хотя день был трудным и долгим, а летнее утро наступало рано, этой ночью влюбленные не спали.

***

По безрадостной равнине Верхнего Тартара не спеша шёл высокий худощавый мужчина. Хотя выглядел он на первый взгляд довольно безобидно, никто не решался напасть на него. Мужчиной был Яраат, и путь его лежал через рассыпающиеся строения к довольно крепкому на общем фоне серому, приземистому зданию. Стражи, охранявшие вход, шагнули к оборотню навстречу, однако, разглядев, пропустили его.

Вдоль уходящих в бесконечность столов, над которыми в едком дыму склонились тысячи голов, Яраат прошел к внушительным двустворчатым дверям и два раза с оттяжкой постучал, а затем быстро скользнул внутрь.

Лигул, восседавший на своём то ли кресле, то ли троне, недовольно поднял на него глаза.

— Чем порадуешь? — начал он сходу, не распыляясь на церемонии.

Вор артефактов, как обычно, заговорил не сразу. Подошел, уселся на краешек стола, зная, как сильно это раздражает главу мрака, и только потом неторопливо ответил:

— Всё идёт по плану. Осталось подождать ещё немного.

Лигул покраснел.

— Ещё немного?! Сколько? Прошло уже почти два года! Он успел влюбиться, жениться и даже — до сих пор не верю! — зачать ребёнка с ярким и светлым эйдосом! Как долго ещё мы будем ждать? Пока они втроём, держась за руки, не вознесутся прямо к эдемским вратам?

Яраат хмыкнул.

— Арей даже на несколько метров над землёй воспарить не сможет. Нет, груз грехов пригибает его к земле, и свою семью он потянет за собой.

Наклонившись пониже, мужчина продолжил тихим голосом:

— Он почти готов, поверь. Нужно только закрепить мечника в уверенности, что всё развивается согласно его плану.

Глава мрака откинулся на спинку кресла.

— А что с поиском артефакта? Вы его обнаружили?

— Нет, однако я веду Арея по ложному следу. Он думает, что ему поможет Свиток желаний. И эта вещь, возможно, действительно помогла бы — вот только найти её нереально.

— А если он всё-таки сможет отыскать этот Свиток и воспользуется им? — хмуро поинтересовался горбун.

Яраат улыбнулся, обнажив крепкие желтоватые зубы.

— Не успеет. Дайте мне ещё немного времени, и мы с ним покончим.

— Сколько?

Взвесив что-то в уме, оборотень выложил:

— Полгода.

В глазах Лигула лопнули капилляры, насытив белок кровью. Однако его цепкий разум и здесь взял верх над эмоциями, и он придвинулся к столу, давая понять, что приём окончен.

— У тебя есть шесть месяцев. После этого наёмники придут не за Ареем, а за тобой.

Комментарий к 17. Плоть от плоти

Отдельно хочу поблагодарить преданного читателя под ником Kieli - именно благодаря вам и вашим знаниям канона родился сюжетный ход с гребнем:)

========== 18. Трещины ==========

Как больно знать, что все случилось не с тобой и не со мною,

Время не остановилось, чтоб в окно взглянуть резное;

О тебе, моя радость, я мечтал ночами, но ты печали плащом одета,

Я, конечно, ещё спою на прощанье, но покину твой дом - с лучом рассвета.

- Она скоро пойдёт, - заметил Арей, наблюдавший за дочерью.

Девочка кряхтела и сопела, вставая на ножки и удерживаясь за руку матери. Пелька подняла на мужа глаза, с сомнением нахмурившись:

- Ты думаешь? Разве не рано?

Началась третья неделя января, и за окном стоял трескучий мороз, вынуждавший семью безвылазно сидеть дома. В жарко натопленной комнате было сухо и уютно, от очага шёл пар, в воздухе витал запах готовящейся похлёбки. Арей сидел в огромном кресле у стола, наблюдая за женой и ребёнком.

- Давно пора, - проворчал он.

Мечник всё время опасался, что Мира развивается слишком медленно. Пелька понимала, что это от незнания детской физиологии, однако всё равно очень веселилась, подшучивая над мужем.

- Ну да, будь твоя воля, она родилась бы уже с крепкими зубами, волосами до талии и основными навыками владения мечом, - хмыкнула девушка.

- Не напоминай про зубы! - взмолился барон мрака.

Почти весь декабрь они провели в бессоннице - у Миры резались зубки. На это время их обычно спокойная девочка превратилась в истошно кричащего монстра. Она отказывалась есть, сколько бы Пелька ни прикладывала её к груди, сучила сжатыми в кулачки руками и плакала до тех пор, пока, утомившись, не засыпала на несколько часов беспокойным сном. А потом всё повторялось по новой. Этот ад закончился пару недель назад, однако вымотанные родители всё ещё не до конца пришли в себя. Зато теперь, улыбаясь, Мирослава демонстрировала всем четыре маленькихкрепких зубика - два снизу и два сверху.

Осень же прошла гораздо спокойнее - тёплая и солнечная до последних дней, она радовала хорошей погодой, в которую невозможно было оставаться дома. И Пелька с Ареем, прихватив с собой малютку Миру, отправлялись в долгие прогулки по окрестностям. Вместе они собирали грибы, разглядывали встречавшихся животных, изучали необычные растения. Их дочь была любознательной и умной, ей был интересен окружающий мир и она быстро всё схватывала. Новые знания её маленький, но цепкий ум усваивал стремительно, что было для родителей и сюрпризом, и поводом для радости.

С конца лета Пелька возобновила конные прогулки, поэтому в осенние походы они частенько брали с собой Светозара. Удивительно, но Мирослава совсем не боялась гнедого гиганта. Заливисто хохоча, она тянула к нему ручки и пыталась ухватить за длинную гриву. Конь же отвечал ей немым обожанием. Животные вообще как-то по-особенному любили девочку. Даже страшные бродячие собаки, гуляющие по Лысой Горе, никогда не лаяли и не пытались напасть, когда Арей нес дочь на руках. А одна из них, проводив их как-то до дома, поселилась у ограды их избушки, отказываясь уходить. В итоге им не оставалось ничего другого, кроме как забрать пса себе. Пелька дала ему кличку Уголь за черную шерсть и такие же блестящие глазки, однако имя со временем превратилось в более ласковое Уголёк. Он жил во дворе, на время зимы перебравшись в предбанник. Очень быстро этот «комок сажи», как называл его Арей, стал частью их небольшой семьи.

С конца осени барон мрака приостановил поиски артефакта. Он устал и выбился из сил, а лениво-спокойная атмосфера, в которой они жили последние месяцы, расслабила его, позволив хотя бы ненадолго почувствовать себя просто счастливым мужем и отцом.

Однако с приходом зимы дарх, на время оставивший мечника в покое, вновь начал душить его своей жаждой. Никогда ещё эта тартарианская сосулька не голодала так сильно, лишенная регулярной порции эйдосов. Это, в свою очередь, ослабило и самого Арея, хотя пока он терпеливо и методично пытался сражаться с подступающим кризисом. Однако снимать дарх, как прежде, мужчина уже не решался.

Когда за покрытыми морозным узором окнами стемнело, семья села ужинать. За прошедшее время Пелька научилась неплохо готовить, а благодаря магии Арея недостатка во вкусной и обильной пище у них никогда не было.

Мечник, орудуя коротким кинжалом, отрезал себе куски мяса. Этикет, как и правила банальной вежливости, в его ценности не входили. За вечер он съел целиком небольшую индейку, а также гору картофеля и свежих овощей, запив всё это двумя кружками вина. Пелька, несмотря на субтильность, аппетитом ему нисколько не уступала. Тем более когда часть энергии, полученной ею с пищей, поглощал маленький теплый комочек, который сейчас сладко причмокивал у её груди. Вот так они обычно и ужинали: Арей сидел во главе стола, рядом жена кормила их дочь, периодически таская что-то с тарелки мужа. Этот неторопливый ритуал наполнял их души трепетным теплом. Было что-то очень личное в том, как они сидели рядышком, в пляшущем свете очага; в том, как Пелька склонялась к малышке, целуя её сладко пахнущий лоб, в треске поленьев, во взгляде Арея, который он не спускал с жены и дочери. Странно, что эта картина была даже интимней, чем взаимные ласки супругов, и не предназначалась для чужих глаз.

После ужина барон мрака поднялся из-за стола, принимая дочь из рук Пельки. Обычно после кормления девочка быстро засыпала, но сегодня Мирослава была энергичней обычного. Она кряхтела, хныкала и отказывалась спокойно лежать в объятиях отца. Арей, не отличавшийся особым терпением, в конце концов не выдержал:

- Значит, отказываемся спать, да? - грозно спросил он, подкинув дочь к потолку.

Заливистый смех Миры подтвердил, что она гораздо охотнее будет баловаться и резвиться. Пелька, всё ещё сидевшая за столом, укоризненно покачала головой:

- Арей, сейчас она расшалится и точно не уснет.

- Она и так не спит, - хмыкнул мечник, вновь подбрасывая дочь и вызывая у неё новый приступ веселья.

После полетов мечник положил Миру на одну руку, а другой принялся щекотать ей живот. Смех девочки был настолько заразительным, что Пелька, не выдержав, улыбнулась, наблюдая, как отец играет с дочерью. Ей было всё ещё непривычно ощущать себя матерью и женой. Как будто семья, которую они создали с Ареем, была миражом, а не реальностью. Порой Пелька с теплотой и легкой грустью вспоминала грязную, запуганную девчонку, жившую под мостом в Запретных землях, и прижимала к губам свой любимый синий платок. И хотя непривычность нового положения порой изумляла её, сейчас девушка не могла даже представить, что всё сложилось бы иначе.

Мирославу удалось уложить только глубокой ночью. Раскрасневшаяся, уставшая, она уснула мгновенно, едва её кудрявая головка коснулась подушки. Барон мрака, поцеловав маленькую ножку дочери, тихонько задернул полог колыбели, после чего погасил в комнате все свечи, оставив гореть только очаг в дальнем углу.

Пелька, принимавшая в их забавах непосредственное участие, вернулась к столу, чтобы убрать посуду. Однако ей помешала мужская рука, обхватившая талию. Арей нагнулся и запечатлел лёгкий поцелуй на шее жены. Предвкушение мгновенно скрутило все её внутренности, однако девушка не подала виду и продолжила как ни в чём не бывало складывать грязные тарелки в одну кучу. Тогда мечник перешел к более решительным действиям: его ладонь, лежавшая на животе, скользнула вверх, к груди, ощутимо сжав мягкое полушарие. Барона мрака не мог не радовать тот факт, что необходимость выкармливания ребёнка сделала формы Пельки чуть более женственными и округлыми. Игнорировать подобное прикосновение она уже не могла и слегка повернула голову, делано равнодушно поинтересовавшись:

- Мой супруг чего-то желает?

Арей усмехнулся, решив подыграть этой дразнящей выходке.

- Желает, - прошептал он, склоняясь ниже, обхватывая губами мочку уха девушки.

Его пальцы в это время неуклюже пытались распутать шнуровку платья. Какое-то время Пелька ещё пыталась делать вид, что ей всё равно, но когда мозолистая ладонь скользнула по её обнажившейся груди, сдалась и повернулась, заключая мужчину в объятия. Он замер, осторожно касаясь её губ, не закрывая глаз и не пытаясь углубить поцелуй. Его руки при этом не останавливались ни на миг, лаская тело девушки, делая его чувствительным и натянутым, как струна.

Когда Арей стремился доставить ей удовольствие, он становился терпеливым и сосредоточенным, крепкой волей сдерживая рвущиеся наружу эгоистичные желания. Всё ради того, чтобы прочесть её взгляд - исполненный противоречивой, горделивой покорности, страсти и безграничного обожания. Она смотрела на него так, будто тонула, и он был единственным, что могло спасти её в этом бурном потоке, грозящем лишить разума.

- Когда ты смотришь на меня так, я чувствую себя человеком, - низким голосом прошептал мечник.

Скользнув рукой к его рубахе, Пелька дернула ворот и прижалась губами к центру груди. Дарх при её приближении заметался, острым концом царапнув кожу мужчины, однако потом замер и безвольно повис на толстой цепи. Губы девушки находились в такой непосредственной близости от жуткой сосульки, что у Арея перехватило дыхание - зрелище было одновременно и возмутительным, и опьяняющим своей неправильностью. Резко оттолкнув жену, он через голову стянул рубаху и повернул девушку лицом к столу.

Его рука нырнула под юбку Пельки, стягивая бельё и начиная медленные дразнящие ласки. Девушка поняла, что он собирается взять её прямо тут, на столе, заставленном посудой и недоеденным ужином.

- Арей, - задыхаясь, прошептала она в попытке остановить мужа, - не здесь…

Не обращая внимания на её слова, он немного передвинул руку, чувствуя на пальцах предательскую влагу. Лицо Пельки пылало от смущения и злости - на своё безвольное тело, на мужчину, который имел над ним такую власть. Однако она ни за что на свете не хотела, чтобы это прекращалось…

Арей прижал жену к краю стола, а в следующее мгновение она ощутила, как мечник касается её обнаженных ягодиц. Его тяжелая ладонь легла на спину девушки, надавливая, вынуждая наклониться ещё ниже, практически распластавшись по столешнице.

Легкий толчок - и он внутри неё. Пелька тонко вздохнула. Быть наполненной, быть единой с мужем казалось ей таким… правильным. Она ощущала себя цельной в минуты близости с ним. Раньше девушка боялась, что Арей узнает, как много удовольствия он дарит ей в постели. Она давила в подушку жалкие стоны, прятала от него своё разгоряченное лицо - так было до тех пор, пока мужчина не дал понять, что её наслаждение возбуждает его. Именно искреннее блаженство, восторг, с которым она отдавала себя, заставляли Арея испытывать мучительно-сладкое удовольствие от их близости.

Девушка приподнялась на носочки, стараясь контролировать глубину проникновения. Ей было неудобно, жесткая поверхность стола царапала обнаженную грудь, - однако единственным, что она смогла выдавить на вопрос мужа: «Всё в порядке?», были лишь надорванные стоны. Пелька старалась не думать о том, как, должно быть, неподобающе сейчас выглядит - растрепанная, с задранными юбками, прижатая к столу массивным телом мечника. Время от времени он протягивал руку, убирая с её лица влажные пряди и целуя, а затем снова возвращался к медленным, неторопливым движениям.

За те годы, что они провели вместе, девушка научилась распознавать все стадии его удовольствия, и знала, что нетерпение не позволит ему долго сохранять этот размеренный, ласковый темп. И действительно, через несколько минут пальцы, удерживавшие её бедра, сжались сильнее, а хриплые выдохи сменились низкими стонами. Пелька прижала кулачок ко рту и взвизгнула, когда Арей увеличил темп и теперь врывался в её тело резко и жадно. Она уже не могла расслабиться и принимала на себя всю силу его толчков, отчего стол под ними дрожал. Неубранная посуда громко дребезжала, и девушка испугалась, что они могут разбудить дочь. Но эта мысль, как и все прочие, быстро потерялась в погоне за наслаждением.

У девушки ломило всё тело, не было даже представления, сколько прошло времени, когда, наконец, она беспомощно содрогнулось в руках мужа. Едва волна блаженства схлынула, Пелька осознала, что Арей всё ещё в ней, и слегка подалась бедрами назад. Мужчина сдавленно охнул, дернул её на себя, направляя уверенными движениями, не позволяя остановиться. И она двигалась и скользила ему навстречу до тех пор, пока вновь не почувствовала знакомую дрожь - его и свою. Никогда прежде девушка не слышала, чтобы Арей рычал сквозь зубы ругательства, никогда не думала, что он способен довести их обоих до почти животного удовольствия.

Её спина ныла от долгого нахождениям в неудобной позе, бедра саднили, храня на себе следы безжалостной мужской ласки. Рывком подняв её со стола, мечник развернул Пельку и прижался к её лбу. Тяжелое дыхание опаляло лицо девушки жаром. Её колени тряслись, и она едва держалась на ногах, поддерживаемая лишь объятиями мужа.

- Я был не слишком резок? - прохрипел он.

Пелька мотнула головой, будучи не в силах говорить. Отпустив её на мгновение, барон мрака привел в порядок свою одежду и оправил юбки жены, а затем упал в ближайшее кресло, потянув девушку к себе на колени. Вглядываясь в её лицо лихорадочно блестевшими глазами, он слабо улыбнулся. Сейчас Арей казался таким же утомленным, как и она. Мужчина провел рукой по волосам, откидывая выбившиеся из хвоста влажные пряди, и запрокинул голову на спинку кресла, переводя дыхание.

Дарх у него на груди корчился и извивался. Пелька вдруг заметила, что из ранки, куда ткнулся острый конец сосульки, идёт кровь.

- Тебе не больно? - обеспокоенно спросила она.

- Ммм?… - мечник непонимающе поднял голову и проследил направление её взгляда. Поняв, что девушка имеет в виду, он мотнул головой и большим пальцем стер тонкую струйку. - Это царапина. В своё время я от него терпел вещи и похуже.

Девушка нахмурила брови, неприязненно разглядывая дарх. Поначалу тот всё тянулся к центру её груди, к эйдосу, но его слепящий свет отпугивал порождение Тартара. В конце концов, дарх как будто смирился с тем, что рядом постоянно находится душа, которую ему не дано поглотить. Однако сосущий холод мрака, исходящий от этого спиралевидного паразита, до сих пор повергал Пельку в ужас.

- Ты говоришь так, будто вы старые товарищи, прошедшие через множество испытаний, - укоризненно сказала она.

- В какой-то степени, так и есть, - осторожно признал Арей. - Дарх был со мной многие столетия, он подпитывал мои силы и нередко тем самым спасал мне жизнь. Бессмертная сущность стража света связана с его крыльями. Тогда как у стражей мрака есть лишь дархи. Я… - мужчина на мгновение запнулся, - я уже даже не помню себя без него.

- Но так было не всегда. Не с самого начала, - тихо возразила девушка. - Он - порождение боли и зла, он противоестественен. Ты не был создан с этим уродством, дарх стал частью тебя много позже.

- Что ты хочешь сказать? Намекаешь на то, что я должен от него избавиться? - при этих словах мерзкая сосулька дернулась и прочертила на животе мечника длинную кровавую полосу.

Арей и Пелька смотрели, как из раны опять медленно потекла кровь. Барон мрака при этом даже не дернулся.

- Он калечит тебя изнутри и снаружи, - глухо произнесла девушка. - А ты просишь меня спокойно на это смотреть.

Большим пальцем Арей приподнял её подбородок, заглядывая в глаза.

- Пелька, я не могу иначе. Пока не могу. Дарх даёт мне силы, необходимые для того, чтобы защищать тебя и Миру. Без него я стану бесполезен, не говоря уже о том, что никто прежде не отказывался от дарха. А значит, никто не сможет сказать, что ждёт стража мрака, лишившего мощи эйдосов. Это болезнь, да, страшная зараза, которая разлагает меня. Но это - часть моей сути, моей силы, моего могущества. Я не могу отказаться от них.

Девушка грустно слушала мужа, и в глазах её плескалось отчаяние.

- В этом вся проблема… Ты думаешь, что дарх - это источник твоих сил. На самом же деле, он - то единственное, что делает тебя слабым и уязвимым. Ты сам признал это. А ведь когда-то ты был способен черпать силы из созидания.

С этими словами она соскочила с колен мечника, поправляя ворот платья. Арей поднялся следом, навис над ней, слегка касаясь губами её тёплой макушки.

- Давай не будем снова спорить об этом, любовь моя, - примиряюще сказал он, однако тон его был твёрдым и не терпящим возражений. - Только не сейчас, не в этот вечер.

Пелька колебалась несколько секунд, а затем обреченно кивнула. В конце концов, она понимала, что перемены требуют времени. А такие серьезные, какие требовались от барона мрака, и вовсе могут занять десятилетия. Это очень больно - заново отращивать крылья.

***

Арей оказался прав насчёт Мирославы. За месяц до своего первого дня рождения девочка пошла. Напряженная, с красным личиком, цепляясь за руку матери, она уверенно протопала три шага, прежде чем шлепнуться на пол. Однако для молодых родителей в этих трёх шагах содержалось радости на много лет вперёд.

Через неделю Мира уже довольно резво перебирала толстенькими ножками по всей избе, а когда в конце марта сошел снег, она уже вовсю бегала по двору. Забот у Пельки и Арея теперь прибавилось, потому что их дочь стала ещё более непоседливой. Неусидчивостью она пошла в мать, а любопытством и тягой к приключениям - в отца. Удержать её на месте больше пяти минут теперь не представлялось возможным. Что не замедлило сказаться на внешнем виде родителей - Пелька стала ещё более сухой и поджарой, а барон мрака неожиданно для себя обнаружил, что штаны, ещё месяц назад сидевшие впритык, теперь висят на нём. Конечно, до худобы жены ему было далеко, однако теперь к его ежедневным тренировкам с мечом прибавились бесконечные игры с дочерью, что позволило согнать лишний жир и сделало тело мужчины более крепким и жилистым.

Да, несмотря на заботы и трудности, Мирослава приносила в жизнь Арея и Пельки только радость. Они являли собой очень необычную и удивительно привлекательную картину, когда выбирались погулять втроём: рослый мужчина с брутальной бородой и цепким взглядом черных глаз, тоненькая темноволосая девушка с молочной кожей и маленькая, красивая девочка, сидящая на руках у матери. Казалось бы, Лысая Гора была не самым подходящим местом для семьи с человеческим ребенком. Однако здесь легко было затеряться, растворившись в разношерстной, пестрой толпе. Тут всем находилось место.

В день рождения Мирославы птицы пели громче обычного. С утра Пелька испекла большой пирог. Через раскрытую дверь туда-сюда бегал Уголёк, занося в дом грязь со двора и свежие запахи весны. Арей тренировался во дворе, а Мира играла на полу с игрушками. Их разнообразие поражало: от девичьих тряпичных куколок до крохотных деревянных мечей и сабель. Когда молодая мать впервые увидела эти «игрушки», она накинулась на Арея с гневными криками. Однако со временем успокоилась и поняла, что где-то это даже правильно. Учитывая то, кем были её родители, девочке рано или поздно придется учиться защищать себя. Пусть уж лучше рано. Тогда привыкнуть успеет не только Мирослава, но и её мать.

День прошёл в играх на свежем воздухе и праздничной суете. Ближе к вечеру Пелька настояла на том, чтобы сходить на площадь. Арей давно заметил, что его молодой жене нравится быть в гуще людей и событий. Мечник относился к этому с пониманием, ведь он ни на минуту не забывал, что она сама ещё совсем ребенок - не так давно ей исполнилось всего двадцать лет.

Пелька изменилась за прошедшее время - от прежней девчонки-дикарки осталось лишь хрупкое сложение да старый нож с ногтём титана, спрятанным в рукояти. Лишь иногда, в моменты напряжения или споров, глаза девушки загорались гордым вызовом, выдававшим, что где-то внутри всё ещё живет прежняя Пелька. Однако замужество, беременность и роды изменили её - она стала уверенней в себе, храбрее, мудрее и терпеливей. А ещё гораздо краше. После рождения дочери девушка стала носить приталенные платья из шерсти и кружева, которые подчеркивали её изящное сложение. Волосы она перестала заплетать, а в уши вдевала большие серьги, усыпанные самоцветами. Если бы не её белокожесть и изысканная одежда, Пелька вполне могла бы сойти за цыганку. Арей, стоит заметить, был ей под стать - со своими собранными в узел волосами и густой бородой, укутанный в плащ и затянутый в черную кожу. А их маленькая дочь, со спутанными кудрями, в нарядном платье и с разодранными коленками, завершала картину. Вместе они выглядели, как семейство благородных разбойников.

На площади, как обычно, клубилась толпа. Тёплый весенний день подходил к концу, и здесь только начиналось самое веселье. Обычно в такое время барон мрака не допускал прогулок, но в тот вечер всё было так хорошо, что даже ему хотелось растянуть эти ощущения. Они втроём пробирались через столпотворение народа к центру, когда взгляд Пельки привлёк старик, сидевший у холста с красками. Дёрнув мужа за рукав, она глазами указала на художника.

Приблизившись к палатке с картинами, девушка с любопытством стала их изучать. Практически сразу стало очевидно, что это не просто рисунки - магия оживляла их, делая подвижными, и вместе с невообразимым талантам мастера картины представляли собой настоящее чудо.

Пелька обернулась к старику и спросила:

- Дедушка, а долго ли рисовать такой портрет? - она указала рукой на небольшой холст, изображавший семью из трёх человек.

Седые кустистые брови художника смешно приподнялись, а лицо озарила широкая улыбка.

- Недолго, дочка, - неожиданно звонким голосом ответил тот. - Несколько часов, почитай, чтобы лицо намалевать, а после уж я сам справлюсь.

Девушка умоляюще взглянула на мужа. Тот вздохнул.

- Несколько часов, Пелька, - покачал он головой. - Мира столько не высидит, да и народу здесь слишком много. Нет, в другой раз.

Его прервал голос старика:

- Так я ведь и к вам могу наведаться, коли вы с дитём, - предложил он, поглаживая длинную белую бороду.

Арей резко обернулся к художнику и смерил его подозрительным взглядом, а затем снова повернулся к жене. Она едва ли не подпрыгивала в надежде уговорить его.

- Хорошо, если тебе так хочется, пусть приходит, - сдался мечник.

Девушка радостно взвизгнула и повисла у мужа на шее. Мирослава, увидев, что её родители улыбаются, тоже пришла в хорошее расположение духа и решила не отставать. Она что-то быстро затараторила на своём собственном языке, захлопала в ладоши и расшумелась. Пока Арей договаривался со стариком, Пелька пыталась угомонить дочь, однако весёлый нрав Миры, помноженный на отцовское упрямство, не так-то просто было смирить.

Так они и шли до дому в уже наступивших сумерках, оставив попытки утихомирить свою девочку, смеясь и играясь. В избе их ждали остатки праздничного пирога и Уголёк, успевший соскучиться по хозяевам. Это была такая простая, тихая жизнь, наполненная покоем и незатейливыми радостями. Она делала молодых родителей очень счастливыми, и ни один из них тогда не хотел задаваться вопросом: достаточно ли им будет этого через год, два, десять лет? Не потянет ли Арея его непростой характер в очередную передрягу? Сможет ли мятежная натура Пельки найти желаемое в скромной участи жены и матери? Насколько долговечно то, что они смогли построить?

Это были важные вопросы, но незамутнённая благодать частенько застилает взор. И с течением времени оказывается, что мы узнаем и ценим чудо только тогда, когда у нас его отнимают. Именно в этот момент приходит осознание, что тогда было счастье.

***

Спустя неделю портрет, написанный старым художником, красовался на стене возле колыбели. На нём одетая в красивое платье Пелька держала на руках Миру и гладила её по голове. Арей наотрез отказался позировать, мотивируя это тем, что он своим видом только разрушит красивую композицию. Как бы жена не уговаривала его, барон мрака остался непреклонен. И пока старик наносил на холст мазок за мазком, мечник стоял за его плечом, улыбался Пельке, отвлекал Мирославу и даже не догадывался о том, что много лет спустя этот портрет будет одной из немногих вещей, что останутся у него от жены и дочери. С холста они навечно взирали на него любящими глазами.

Всё закончилось, как всегда, неожиданно. Резко и без подготовки. За закрытыми ставнями ещё плескался сумрак отступавшей ночи, когда в дверь их избушки громко забарабанили. Арей вскочил с кровати и в одно мгновение оказался у порога. В руках его уже материализовался огромный двуручник. Пелька, тоже проснувшаяся, трясущимися руками вытаскивала из колыбели захныкавшую дочь. Во дворе надрывался Уголёк, однако через секунду его лай превратился в скулёж и затих.

- Кто? - хрипло спросил барон мрака, стоя немного в стороне от двери и принимая боевую стойку.

- Арей, это я, - напряженный голос по ту сторону Пелька узнала мгновенно.

- Это Олаф! - воскликнула она.

Однако мечник поднял руку, давая ей знак замолчать, и прищурился:

- Олаф, друг мой, как звали того, кто раненым сопровождал нас по Запретным в землям в повозке, запряженной мулами?

Ответ прозвучал с небольшой заминкой:

- Грустный. Жена твоя его так назвала.

После этих слов Арей острожно приоткрыл створку, всё ещё держа наготове оружие. На пороге действительно показался варяг. Он быстро шагнул в избу и тут же захлопнул за собой дверь. Выглядел Олаф неважно. Неухоженная борода достигала груди, туника, заляпанная грязью и кровью, свисала лохмотьями. Левый глаз заплыл, а на ключице зияла глубокая рана, успевшая затянуться бордовой коркой.

Одного взгляда на волкодлака было достаточно, чтобы понять: он едва вышел живым из крупной заварушки.

- Собирайтесь! - отрывисто приказал Олаф.

Арей среагировал в одно мгновение, натягивая рубаху и сапоги. Кивнув варягу на бутыль, стоявшую на столе, он отрывисто произнес:

- Говори.

Одним махом осушив кружку с вином, Олаф ответил:

- За Чёрной Гарью я видел боевых стражей мрака. Их четверо.

- Уверен, что они за нами? - мечник застегнул пояс и стянул на затылке волосы, чтобы они не лезли в глаза.

- Можете остаться и проверить, - хмыкнул оборотень, переводя взгляд на Пельку, будто только сейчас её увидел.

Разглядев на руках девушки ребёнка, Олаф вскочил и приблизился к ней. Долгих полминуты он смотрел на хныкавшую Миру, не отрываясь, а потом потрясенно обернулся к барону мрака.

- Я никогда ни о чём подобном не слышал, - прошептал он. - Даже не знал, что это возможно…

- Да, мы тоже, - попытался пошутить Арей, накидывая плащ.

Пелька же как будто приросла к полу. Всё это время она стояла, не шелохнувшись, босая и растрепанная, в ночной рубашке, прижимая к груди плачущую дочь. Слова мужа вывели её из оцепенения. Она пересекла комнату и положила Миру на кровать. Встав на четвереньки, девушка нагнулась, выуживая из-под кровати старую сумку, которая была с ней во время похода по Запретным землям. В неё Пелька побросала самые необходимые вещи Миры, а затем отвернулась к стене и, нисколько не стесняясь присутствия постороннего мужчины, стянула через голову сорочку.

Олаф отвел взгляд, Арей же, нахмурив брови, приблизился к товарищу и спросил:

- Я вижу, ты ранен. Не буду спрашивать, что произошло, сейчас не время. Я не могу просить тебя о помощи, учитывая твоё состояние, однако ты мог бы помочь моей жене и ребёнку скрыться, пока я…

- Даже не думай об этом, - спокойный женский голос заставил обоих мужчин разом обернуться.

Пелька стояла перед ними, одетая в простое шерстяное платье, и закрепляла на поясе свой нож.

- Без тебя мы с Мирой никуда не пойдём, слышишь?

Мечник приблизился к жене, погладил согнутыми костяшками нежную щёку:

- Пелька, пожалуйста. Я должен остаться и сразиться, но не могу рисковать вами.

- Ты уже нами рискуешь, пока стоишь здесь и разглагольствуешь, вместо того, чтобы бежать, - возразила девушка.

Ноздри Арея раздулись, и он коротко выдохнул.

- Бежать?.. - свистящим шёпотом спросил он, сощурив глаза. - Я, лучший мечник мрака, должен бежать, трусливо уходя от боя?!

Вмешался Олаф:

- Арей, послушай, твоя девчонка права. Одному тебе не справиться, а я сейчас плохой помощник в схватке. Сейчас у вас единственный выход - скрыться.

Барон мрака в бешенстве толкнул ногой стул, и тот перелетел через всю комнату, ударившись о стену и разлетевшись на куски. Пелька отшатнулась и бросилась к дочери, услышав, как та заплакала от испуга.

- Брось, дружище, ты ведь знал, чем всё закончится, - варяг попытался успокоить мечника. - Как только я приду в себя, тут же найду вас.

Арей провел рукой по волосам, вскинул глаза и коротко спросил:

- Кто-нибудь ещё выжил в вашем походе?

Волкодлак отрицательно покачал головой, скривившись:

- В свете этого меня ещё ждёт отчет перед Лигулом, хотя отчитываться должен он. Мы были отрядом смертников, Арей… Это долгая история.

- Конечно, - кивнул барон мрака и протянул варягу руку. - Как бы то ни было, я твой должник.

Олаф крепко пожал ладонь мечника и усмехнулся:

- Помнишь ту заварушку в «Топоре и плахе»? Мы с тобой ещё сразимся бок о бок, я уверен, и ты не раз прикроешь меня.

Мечник снова мотнул головой, слабо улыбнувшись. Мужское товарищество немногословно, его крепость основывается не на пустых обещаниях и болтовне, но на реальных поступках.

Приблизившись к жене, Арей дотронулся до её плеча.

- Не сердись на мою вспышку. Не сейчас, Пелька. Нам нужно уходить, - спокойным тоном позвал он.

Девушка обернулась. Мужчина думал, что увидит на её щеках слёзы, но глаза девушки были сухими. Она молча передала ему по-прежнему плачущую дочь, обулась и накинула на плечи плащ. Потом завернула Миру в тёплое покрывало и встала у порога, давая понять, что готова отправиться в путь. Подошедший к ним Олаф снова благоговейно уставился на малютку, которую укачивала мать.

Арей поднял с пола сумку с вещами и в последний раз окинул глазами их дом. Да, вот так просто, всего лишь за год, он пустил корни и впервые за много лет назвал домом чужое прежде место. Всё благодаря женщине, которая полюбила его и подарила ему ребёнка. Взгляд мечника зацепился за портрет, висевший над люлькой. Он аккуратно снял его со стены и положил в холщовый мешок.

- Думаю, нам лучше уходить через чёрный ход, - сказал барон мрака, обращаясь к волкодлаку. - Судя по тому, что ты видел их у Чёрной Гари, стражи идут с северо-запада. Мы спустимся прямо к подножию Лысой Горы, и оттуда сможем телепортировать.

Олаф кивнул, соглашаясь, и проводил их до неприметной двери в противоположном конце избы. Неожиданно Пелька вскрикнула и рванулась обратно.

- Уголёк! Мы не можем бросить его!

Арей успел схватил её за плечи:

- Пелька, нам нужно уходить. Опомнись, какой пёс! Нам и нашей дочери грозит смерть!

Огромные глаза девушки остановились в одной точке, и барон мрака подтолкнул её к выходу, на ходу закидывая за спину мешок и материализуя меч.

Апрельское утро встретило их сыростью и прохладой. Капли росы тускло блестели в траве. Над землей стелился лёгкий туман.

- Куда вы направитесь? - Олаф, оглядываясь, вёл их к ограде.

- В Москву, - коротко ответил Арей.

Варяг кивнул, молчаливо соглашаясь. Когда они проходили мимо стойла Светозара, конь беспокойно заржал, переминаясь с ноги на ногу. Умное животное чувствовало, что с хозяевами что-то не так. Пелька протянула руку, погладив красивую морду Светозара, и взглянула на Олафа:

- Позаботьтесь о нём. О них обоих. Пожалуйста, - её голос надломился, и она отвернулась.

Оборотень встретился глазами с бароном мрака, без слов давая понять, что присмотрит за животными. Остановившись у крепкой калитки, он ещё раз хлопнул мечника по плечу.

- Береги себя, Арей. И береги своё чудо, - он кивнул на Пельку и малышку, улыбнувшись. - Твоя дочь похожа на тебя.

Арей и Пелька стали быстро спускаться по склону, то и дело оглядываясь. Холм был пологим, девушка прижимала к себе Миру, стараясь смотреть под ноги, а мечник придерживал жену за локоть. Солнце уже всходило, но высокая трава скрывала беглецов. Когда они спустились вниз, Пелька кинула прощальный взгляд на их дом. Отсюда он казался маленькой точкой.

Больше двух лет назад она впервые вступила на лысегорскую землю. Здесь девушка познала любовь, обручилась с прекрасным мужчиной и родила ему дитя. Здесь она была так невыносимо счастлива. Но в тот вечер, когда они с Ареем пересекли высокие каменные стены города, им было неведомо, что ждёт впереди. Стоял холодный вечер ноября, и голову Пельке кружила беззаботность юности и жажда приключений.

Сейчас же было раннее апрельское утро, и её душили слёзы. А в голове, вместо сладкой беспечности, царили страх и смятение. Они пришли сюда из неизвестности, и уходили в неизвестность сейчас.

Но, по крайней мере, они были вместе. И теперь с ними был плод их любви и счастья. А значит, это того стоило.

И, отбросив сомнения, Пелька шагнула к мужу, который обхватил её крепкими руками, прижимая к себе. Между ними трепетно колотилось сердечко дочери. Всех троих окутало лёгкое мерцание, и последним, что увидела девушка, была роща. Та самая, по которой она шла два года назад, шурша подолом свадебного платья. Шла под сень высоких деревьев, чтобы стать женой мужчины, который любил её.

========== 19. Прах ==========

***

Расскажи мне, как я уходил,

И как плакал дождь, а в небе не было звёзд,

Как назад оглянуться не было силы

И мешались с дождём солёные капли слёз.

Из небольшого оконца открывался вид на небольшой холм. На том холме, за высокими стенами из красного кирпича, блестели под майским солнцем позолоченные купола. Пелька вглядывалась в эти переливы, укачивая дочь. К этому прекрасному, но ограниченному виду сводилось всё знакомство девушки с великой Москвой.

Когда Арей привёл их в неухоженную лачужку двумя неделями ранее, Пелька была слишком напугана. Она только спросила, чей это дом и где хозяева, на что получила краткий ответ мужа:

- Уехали.

С того дня она и малышка почти всё время коротали в одиночестве, в четырёх стенах небольшой, скудно обставленной комнаты. Арей отсутствовал, уходя рано утром и возвращаясь поздно вечером, лишь периодически появляясь в течении дня, дабы убедиться, что жена и дочь в безопасности.

Барон мрака понимал, как трудно сейчас его жене. Их маленький, с таким трудом отстроенный мирок рухнул, и он ничего не мог предложить ей взамен. Только крохотную каморку и жизнь в постоянном напряжении, в ожидании преследования. Легче от этих мыслей ему не становилось, тем более что с момента, как они появились в Москве, ему приходилось заметать следы. День за днём он выходил на охоту: убивал подосланных наёмников и комиссионеров, рыскавших по городу в поисках бежавшей семьи. Однако спустя какое-то время до него дошло, что все его противники в разы уступали ему по силе. Мечник понял: они подосланы не для того, чтобы убить, а для того, чтобы вымотать его. Это был плохой знак, гораздо более зловещий, чем если бы за его семьей охотились стражи из Нижнего Тартара. Своими подозрениями он поделился с Яраатом - глубокой майской ночью мечник впервые после их побега с Лысой Горы вызвал товарища.

- Я уж думал, моя помощь тебе больше не нужна, - спокойный голос оборотня раздался из тени, отбрасываемой деревьями.

Луна тускло освещала размытую дорогу, уходящую вниз, к городу. Московское княжество со временем распадется на отдельные территории, а его центр превратится в гигантскую столицу. Однако уже тогда стольный город был бурлящим, стремительно развивающимся местом, куда стекались люди всех возрастов, разных занятий и нравов. Он был беспокойным и шумел, как большой муравейник. Отличное место, чтобы затеряться. Вот только когда на твои поиски брошены все силы мрака, спасения нет нигде.

- Напряженные выдались деньки, это правда. Но я пока справляюсь, - сказал Арей, носком сапога ковыряя землю. - И это странно.

- Странно, что лучший мечник мрака смог одолеть своих противников? Друг мой, я тебя не узнаю. Конечно, ты никогда не славился самодовольством, однако…

- Это не ложная скромность, Яраат, - раздражённо прервал его мечник. - Их не так много, как я ожидал, и все отличаются крайне низкими боевыми навыками. Поверь мне, их зарубил бы даже ученик.

Какое-то время оборотень молчал, будто обдумывая слова Арея. Затем из темноты снова раздался его задумчивый голос:

- Хочешь сказать, они не по твою душу?

Барон мрака вздрогнул. Вопрос ударил сразу по двум болезненным ранам.

- Хочу сказать, что они намерены меня вымотать. Чтобы я отчаялся, растратил силы, потерял терпение. И тогда они нападут уже ощутимой мощью.

Яраат, наконец, вышел из-под деревьев. На поясе у него висел боевой топор, а глаза мутно сияли в свете луны.

- Почему бы вам не попробовать бежать из страны? На другой конец света?

Мечник кисло усмехнулся.

- Как будто расстояния когда-либо были помехой для мрака. Лигул дотянется своими ручонками куда угодно. А там, где он не достанет, ему помогут его прислужники. Ещё бы, шанс сокрушить самого Арея! Да за такую возможность наёмники и стражи глотки друг другу перегрызут!

Барон мрака устало сел на землю, опустив руки на колени и понурившись. В этом жесте было столько отчаяния, что оно буквально выплескивалось через край, как протухшая вода из деревянной бочки.

- Так что ты думаешь делать? - оборотень старался не выдать голосом мрачного предвкушения. - Будем продолжать поиски артефакта?

Мечник молчал. Он сидел, обхватив голову руками, и разве что не раскачивался из стороны в сторону. Он так смертельно устал… За свою бесконечно долгую жизнь это чувство не раз посещало его, однако никогда прежде оно не было столь невыносимым. На контрасте с недавним чистым счастьем нынешнее положение казалось просто адским. Таким оно и было.

- Я не знаю, - наконец, глухо ответил Арей. - Я не знаю, что делать…

Он не видел, как победная улыбка на секунду осветила лицо его заклятого друга. «Вот оно, - подумал Яраат про себя. - Момент настал». Несколько лет тщательной, неторопливой подготовки привели к самому сладкому предательству в его жизни, и оборотень уже предвкушал его, как предвкушают долгожданное лакомство. Муха, которая столько лет, сама того не подозревая, летала в замкнутом пространстве, скоро попадет в паутину.

- Знаю только, что мне нужно время, - продолжал барон мрака, не подозревая, что участь его уже решена. - Снова нужно выгадать время, чтобы придумать, как поступить. Я не могу помочь тебе в поисках артефакта, - он поднял голову, в упор уставившись на Яраата. - Сейчас всё время у меня уходит на то, чтобы держать наёмников как можно дальше от моей семьи. И я вновь вынужден просить тебя о помощи.

- Разумеется, Арей, - кивнул мужчина, и ничто в размеренном голосе и участливом взгляде не выдавало его истинных намерений. - Можешь на меня положиться. А что там с твоим знакомым - волкодлак, кажется?

- Олаф пропал, - напряжённо отозвался мечник. - Он не выходит на связь, и, боюсь, его уже нет в живых.

Барон мрака тяжело поднялся, даже не пытаясь очистить плащ от налипшей жидкой грязи.

- Что ж, до встречи.

Яраат кивнул и молча растаял в воздухе. Здесь, в отличии от Лысой Горы, можно было телепортировать из любого места. Арей поднял голову, подставляя лицо сизому свету луны. Казалось, мудрая подруга солнца осуждающе мерцала в черном атласе небес. Когда-то она была свидетельницей зарождения великой любви, и теперь смотрела, как эта любовь гнется и ломается под ударами судьбы. Луна печально скрылась за облаком набежавших туч, и мечник, опустив голову и накинув капюшон, медленно направился по направлению к городу.

***

Расскажи мне, как плакали струны,

Как горели стихи, оставаясь на сердце навек,

Как в глазах отражался пламень безумья

И как в страшных мученьях во мне умирал человек.

Пелька всё отдала бы за то, чтобы понять, как и почему разрушилось то трепетное взаимопонимание, что долгие годы сохранялось между супругами. Это произошло вдруг разом, и не могло же послужить причиной их стремительное бегство из привычного и уютного мира. Они оба всегда знали, что это время настанет - горькие дни, когда им придется с боем отвоёвывать своё счастье.

Нет, дело было в другом. Пелька чувствовала, что это так, но мысли путались в её голове, не позволяя найти конкретное объяснение. Она знала только, что её щедрый, заботливый, любящий супруг вдруг снова превратился в того самого мрачного мужчину, незнакомца, которого она повстречала в Запретных землях. Замкнутого, холодного, поглощённого какой-то мучительной думой. В те редкие мгновения, что он проводил с ними, мечник следил за ней и Мирославой остановившимся взглядом человека, который одной ногой стоит за чертой безумия.

Пошёл третий месяц их заточения в крохотной комнатке, в сером доме на одной из улиц шумной Москвы. Стремительно подрастающая дочь отнимала у матери много времени и сил, и это хоть как-то отвлекало Пельку от тяжёлых размышлений. Она играла с малышкой, учила её говорить, рисовала вместе с ней смешные рожицы на серой бумаге.

Мужа девушка видела не больше нескольких минут в день - он ещё не возвращался, когда они с дочерью ложились спать, а по утрам подушка рядом с ней была уже холодной. Пелька забила бы тревогу, если бы каждую ночь, когда луна уже высоко стояла в чистом небе, она не вздрагивала от скрежущего звука половиц. Арей бесшумно скидывал одежду и растягивался на постели поверх одеяла, не накрываясь.

Неподвижно лёжа на боку, Пелька пристально вглядывалась сквозь чернильную темноту в очертания колыбели, где тихонько сопела Мира. Девушке хотелось повернуться к мужу, схватить его за руку, прижать к своему сердцу. Ей хотелось убедиться, что всё это дурной сон, ей нужно было, чтобы он сказал хоть слово, объяснил весь тот ужас, в котором они теперь жили - но она не поворачивалась, и до самого утра её подушка была мокрой от слёз. Пелька боялась этой тени, которой стал её муж, этого чёрного человека, который еле слышным бесплотным призраком проскальзывал в их постель каждую ночь и каждое утро исчезал на рассвете.

Липкие щупальца тьмы всё глубже проникали в их жизнь. Девушка стала ощущать, что эта паутина опутывает и её тоже. Вне себя от безысходности и отчаяния, она то срывалась и рыдала в голос, пугая этим дочь, то часами сидела в продавленном жёстком кресле, уставившись в одну точку. С трудом можно было узнать весёлую, энергичную Пельку в этой бледной, молчаливой женщине. На её виске подрагивала жилка, а девушка всё думала и думала о том, что где-то там её муж сейчас убивает людей и стражей, и его страшный клинок раз за разом опускается, разрубая мягкую плоть.

Он снова стал поглощать эйдосы. Подобные догадки закрадывались в голову Пельки ужекакое-то время: она замечала, что дарх Арея по возвращении домой казался раздувшимся, как насытившееся животное; видела, что мерзкая сосулька засияла ярче, а постоянно кровоточащие ранки на груди мужа, нанесённые голодным паразитом, стали заживать.

И однажды она своими глазами увидела, как барон мрака кормит источник своих жутких сил. В тот вечер он вернулся раньше обычного. За закрытыми ставнями ещё виднелись брызги заходящего солнца, когда Арей возник посреди комнаты. Защитные чары дрогнули, признавая своего. Мечник тяжело повалился на стул и распахнул полы грязного плаща. Вся правая сторона его рубахи была залита кровью. Пелька ахнула и бросилась к мужу, однако тот жестом остановил её.

- Всё в порядке, - прохрипел он. - Царапина, не более.

Жена, не слушая его, набрала в небольшую миску воды и взяла со шкафа несколько небольших полосок ткани, которые она вкладывала Мирославе в панталончики. Морщась, барон мрака скинул плащ и через голову стащил испорченную вещь. С плеча до груди спускалась небольшая, но довольно глубокая рана. Смочив тряпицу в чистой воде, Пелька осторожно промокнула порез.

- Что произошло? - размеренно спросила она, стараясь не давить слишком сильно.

- В этот раз ни одного комиссионера, зато трое стражей, - сквозь зубы ответил мечник, терпеливо снося боль. - Не шибко умелых, но всё же численный перевес сказался.

- Ты всех убил? - всё так же спокойно поинтересовалась девушка.

Мужчина повернулся к ней.

- Нужно было пригласить их к нам на чай? В битве всегда кто-то выходит победителем, а кто-то - проигравшим. Если я сижу здесь, значит, где-то там лежит мой противник.

Вода в миске стала красно-розовой, когда девушка закончила промывать рану и наложила сверху тугую повязку. Арей щёлкнул пальцами, и грязная вода с испорченными тряпками просто исчезли. Однако Пелька всё равно подошла к большому тазу и сполоснула миску. Когда она обернулась, её дыхание оборвалось.

На столе перед мечником лежали три дарха. По сравнению с его собственным они были мелкие, их грани не блестели столь же ярко и гипнотически, но от них веяло такой же мёрзлой пустотой. Орудуя кинжалом, Арей коротким умелым жестом вскрывал дергающиеся сосульки и пересыпал эйдосы в свой дарх. Пелька вновь услышала тот же печальный перезвон, который был ей знаком ещё с Лысой Горы, с того вечера после боя Арея и Эребуса, когда она впервые увидела этот жуткий ритуал. Грустно мерцающие песчинки одна за другой ссыпались в разверстую пасть дарха, и девушка отвернулась, глотая слёзы. Зрелище было невыносимым и отталкивающим.

Её и без того угнетённое состояние не улучшилось, когда она вдруг почувствовала руки мужа у себя на талии. Он стиснул её в объятии и попытался развернуть к себе для поцелуя, однако девушка стала вырываться. В глазах барона мрака вспыхнул опасный огонёк, и он толкнул жену к стене, в последний момент обхватив её затылок, чтобы она не ударилась головой. Зажав девушку между шершавой деревянной поверхностью и своим телом, Арей внимательно следил за выражением её лица, крепкой рукой удерживая жену от побега.

- Ага, - наконец прошептал он, и его губ коснулась странная усмешка, которую Пелька не видела уже очень давно. В этой усмешке презрение к себе мешались со злостью на весь мир. - Вот оно.

- Что? - не поняла девушка.

- Отвращение, - мужчина всё так же улыбался, и ей не верилось, что эти самые губы, которые дарили ей столько радости, теперь растягиваются в мучительном оскале. - Твой муж стал тебе противен, любовь моя?

Пелька что было силы оттолкнула его, и он разжал руки, больше не пытаясь её удержать.

- Мне противен не ты, - тяжело дыша, сказала она. - Мне отвратительна твоя слабость, которой ты, запнувшись о первые настоящие испытания, снова решил потакать. У меня для тебя плохие новости - момент ты выбрал самый неудачный.

Ноздри мечника раздулись, выдавая его гнев. Он сжал кулаки, стараясь не сорваться.

- Вот, значит, как? - просипел он. - По-твоему, я решил потакать слабости? Ты знаешь, что я мучился от голода дарха многие месяцы. И продолжал бы бороться, если бы не обстоятельства. Но случилось то, что случилось, а мне нужны силы! И я устал тебе это повторять!

- А я устала предлагать тебе помощь! - не выдержав, Пелька тоже повысила голос. - Я много раз повторяла, что ты не обязан нести свою ношу в одиночку! Мы вместе создали всё это, и вместе должны нести ответ за последствия. А ты отодвигаешь меня в сторону, не считаясь с тем, что я при этом чувствуя, не принимая в расчёт, что я далеко не так слаба, как тебе кажется!

Барону мрака было не по себе от осознания того, что упрёки жены в чём-то справедливы. Однако в этот раз признать её правоту было выше его сил.

- Кажется, я ещё несколько лет назад предупреждал, чтобы ты не строила иллюзий на мой счёт! Я не обещал тебе ничего, кроме своей любви и преданности - и, кажется, в этом ни разу тебя не подвёл! - он видел, как запрыгали губы жены, но не мог остановиться. - Чего ещё ты хочешь от меня? Чтобы за пару лет я превратился в милосердное добро, выкинул дарх и заново отрастил крылья? Это не сказка, а явь, открой, наконец, глаза!

- Папочка…

Тоненький голосок, раздавшийся со стороны колыбели, заставил обоих родителей вздрогнуть и одновременно повернуть головы. Мирослава, цепляясь за бортики, крепко стояла на своих пухленьких ножках и смотрела на них огромными испуганными глазами.

- Радость моя! - Пелька бросилась к люльке и прижала к себе дочь. - Наконец-то! Арей!

Девушка сияющими глазами посмотрела на мужа. Она в один миг позабыла об их ссоре и страхах - её дитя сказало своё первое слово, которое она с упорством повторяла маленькой Мирославе вот уже несколько месяцев, надеясь порадовать мужа. Однако на его лице вместо ожидаемого счастья отразилось лишь отчаяние. Гримаса боли исказила грубые черты, и он вновь рухнул на стул, спрятав лицо в ладонях.

Пелька растерянно спустила дочь с рук, и девочка быстро-быстро затопала к отцу. Ткнувшись в его колени, Мира забила кулачками, требуя внимания и приговаривая:

- Папочка, папочка…

Она выговаривала это слово уверенно и довольно чётко, почти как взрослая. Арей поднял голову и взглянул на дочь. В его глазах плескались мутные слёзы.

***

Расскажи мне о мокрой дороге,

Что сокрыла следы навсегда уходящего в путь,

Как застыли в суровом молчании боги,

Не желавшие снова отнятое счастье вернуть.

Он не мог заснуть. И не потому, что ему снова снились полёты - нет, он давно уже спал без сновидений. Дело было в страхе, который, подобно ядовитой змее, крепкими кольцами обхватывал его, свивался в районе шеи, давил на грудь, не давая дышать. Барон мрака всегда был храбр, безрассудно отважен, даже в разгар кровопролитной битвы, в окружении сотен врагов его ни разу не покинула смелость. И вот теперь он боялся - это мерзкое, неудобное чувство было ему прежде незнакомо, и мечник не знал, как с ним справляться.

Мысли - одна абсурдней другой - штурмовали его разум. Он смертельно устал и выбился из сил. И ещё он сказал Яраату правду - у Арея не было даже идеи о том, что делать дальше. Надежда на артефакт становилась всё призрачней - если они, потратив столько времени, не смогли отыскать его вдвоём в более спокойных обстоятельствах, то сейчас об этом и думать нечего. А даже если оборотень сможет найти Свиток желаний в одиночку, неизвестно, когда именно это произойдёт, тогда как помощь нужна уже сейчас.

И в болезненно воспаленном мозгу барона мрака вновь вспыхнула старая идея - стереть память жене и дочери и отправить их в человеческий мир. При одной только мысли об этом Арея охватывала такая безысходная ненависть ко всем сущему, - ко всему, что отнимает у него любовь и семью - что он готов был спалить всю Москву. Когда-то он уже рассматривал такой вариант - тогда Пелька только ворвалась в его жизнь, и всё ещё не зашло так далеко. Но он не смог отпустить девушку - и что-то подсказывало Арею, что сейчас он тем более не сделает этого. Теперь, когда у него есть дочь. Этот вариант он прибережёт на самый крайний случай, когда надежды совсем не останется…

Но был ещё один. Дикий, отчаянный и непостижимый: отправиться к Троилу и просить о защите жены и дочери. Барон мрака понимал, что даже сама мысль об этом абсурдна, но у него больше не было идей. Он перебрал все возможные варианты, и каждый был заведомо провальным, грозя его семье неминуемой гибелью.

Подобные рассуждения были порождением мрака, без сомнения. Конечно, Арей изо всех сил хотел спасти жену и дочь, и не лишиться их при этом. Он хотел оставить их себе, чего бы это не стоило. Он решил тянуть до последнего.

Тяжёлые мысли прервал тонкий стон, раздавшийся с той стороны постели, на которой лежала Пелька. Потянувшись к ней, мечник, отлично видевший в темноте, потряс девушку за плечо, но она не проснулась. Лишь снова застонала, на этот раз громче. Арей мгновенно придвинулся к жене и коротко шлёпнул её по щеке. Вздрогнув, Пелька открыла глаза, хватая воздух ртом. В свете луны были отчётливо видны капельки пота у неё на лбу.

- Что с тобой, любовь моя? - хрипло прошептал Арей. - Что тебе снилось?

Девушка молча обхватила его плечи и спрятала лицо у него на груди. Её хрупкое тело вздрагивало, и мужчина понял, что она плачет. Эти беззвучные рыдания напугали его ещё больше.

- Да что такое, Пелька? - мягко, но настойчиво он оторвал её от себя, приподнимая подбородок и нахмуренно разглядывая заплаканное лицо.

- Мне приснилась Мира, - еле слышно выговорила девушка. - Только… это была не она…

Барон мрака поднялся и отошел к столу. Обратно он вернулся, держа в руках кружку с прохладной водой. Осушив её до дна, Пелька вытерла слёзы и заговорила, всё ещё вздрагивая, как от сквозняка:

- Это была взрослая девушка, не очень похожая на Миру. Только глаза… знаешь, этот их песочный цвет. Это были её глаза - такие же серьезные, как сейчас. Я видела, что она посреди поля боя, что это война… странная была война.

Пелька замолчала на мгновение, а потом опустила голову и глухо произнесла:

- Она погибла, Арей. Я видела это, я видела её… Четыре большие раны. Она лежала на спине, раскинув руки. Стоит мне зажмуриться, и я вижу эту мёртвую девушку с глазами нашей дочери.

На последних словах она захлебнулась и уткнулась в плечо мужа. Мечник сидел, оглушенный, и кровь шумела у него в ушах. Сколько жизней он прожил, сколько бесконечных дней бродил по земле? Он повидал такое, от чего мороз бежит по коже, а приобретённые мудрость и опыт всегда были его проводниками. Но теперь он оказался бессилен. Не способен защитить то единственное, самое ценное, что у него было. Он не мог даже подбодрить свою молодую жену, сказать ей хоть одно утешающее слово. Только сидел, позволяя её солёным слезам пропитывать ткань его рубахи.

- И ещё шрам, - донесся до него голос Пельки, и он непонимающе нахмурился.

Девушка подняла руку и прочертила короткую линию от середины левой щеки до края губ.

- У неё на лице был шрам, вот здесь, - пояснила она. - Ярко-красный. Наверное, поэтому мне показалось, что даже после смерти она улыбается.

Арей покачал головой, больше не в силах слушать.

- Пелька, пожалуйста… - устало проронил он, опускаясь на подушки и прикрывая глаза.

Странно - он не мог даже испугаться. Видимо, ужас и так уже, подобно паразиту, заразил каждую его клетку, распространился по сердцу и сковал его холодными тисками. Бояться больше было просто невозможно.

Барон мрака почувствовал, как Пелька прилегла рядом, положив голову ему на плечо.

- Мы умрём? - спросила она, и голос её был удивительно спокоен.

Он распахнул веки и повернул к ней голову, однако так и не смог ничего ответить. Его глаза слегка светились в темноте, отражая круглый диск луны. Эйдос в груди девушки замерцал, когда она ощутила, что сейчас душа Арея была нараспашку. В первый и последний раз он сбросил броню из ироничной серьёзности, несгибаемости и сарказма. Дрогнула стена, которую он так тщательно возводил, оберегая неприкосновенность того чадящего огарка света, что ещё теплился в его душе, и позволил девушке коснуться самого средоточия своего существа. Боясь того, что он вот-вот может передумать, Пелька потянулась к нему, и ей открылись небесные просторы. Уходящие вдаль бескрайние сады, слепящие столпы света и невыносимая белизна огромного крыла. Пение сотен миллионов эйдосов сливалось в единый хор, и болезненная красота бесконечности почти причиняла муку, ибо так хотелось хоть кончиком пальца коснуться вечности созидания.

- Я вижу, Арей!.. - благоговейно прошептала Пелька, прижимаясь ко лбу мужчины, мешая их слёзы в единый поток. - Я вижу это!..

…Она помнила, что ему было больно - им обоим было больно. От порывистых, на грани жестокости, движений. От осознания конца. От того, что зажатый между их телами дарх колол то его, то её грудь острой и тревожащей болью. И от этой боли нельзя было спастись - только забыться, потеряться в безжалостных толчках, в хриплых словах и обещаниях, которым не суждено сбыться.

Он смотрел на неё, смотрел, как она резко вздрагивает в такт его движениям, зажимал ладонью её приоткрытый рот, а потом целовал подрагивающие веки, словно извиняясь за свою грубость. Арей не позволял девушке закрыть глаза, немигающим взглядом охватывая её всю, стараясь выжечь в памяти этот момент, когда он, теряя разум, погружался в неё, стремясь слиться в одно существо, навсегда сделать её частью себя.

Они не боялись своей эгоистичности, потому что в те мгновения не думали друг о друге, как об отдельных людях. Нет, они были единым, пульсирующим сгустком жизни, чем-то странным, необъяснимым. Прекрасным и порочным союзом абсолютного света и абсолютной тьмы.

И поэтому Пелька с каким-то одержимым удовольствием наблюдала за тем, как буквально несколькими неуклюжими движениями она вызывала у мужчины болезненные стоны, как он склонялся к ней, неровно дыша, будто не поспевал за собственным удовольствием. И она продолжала двигаться, рывками принимая его в себе, пока они раскачивались в интуитивном ритме, окончательно сходя с ума, теряя все мысли и утрачивая связь с реальностью.

А когда девушка вдруг как-то по-особенному вздрогнула, ласково выдохнув его имя, Арей опустил голову, пряча лицо во впадинке между ключицами, вдыхая, впитывая запах и вкус любимой женщины, дрожа от невыносимого удовольствия и боли, с последней волной спазмов вжимаясь в неё сквозь липкую кровь, сочащуюся из двух одинаковых ран на их груди.

За открытыми ставнями посеревшее небо возвестило о скором рассвете. Арей и Пелька лежали, сплетённые в объятие так крепко, что с первого взгляда было не разобрать, где чьи руки и ноги. Каждая следующая секунда воспринималось ими, как благословение - их всё ещё не отняли друг у друга. Они оба не отрывали глаз от колыбели, где виднелись очертания маленьких пухлых кулачков по обеим сторонам от кудрявой головки.

- Зачем? - раздавшийся в тишине голос Пельки нарушил совершенство момента, подобно камню, пущенному по спокойной глади реки. - Зачем ты позволил мне остаться с тобой? Почему не бросил, не отослал?

Арей не пошевелился, даже не моргнул, всё так же неотрывно глядя на спящую дочь.

- Ты жалеешь об этом?

- Нет, - девушка пошевелилась, поднимая голову и стараясь заглянуть мужу в глаза, - нет. Я ведь сама попросила любить меня, помнишь? Предложила выбрать между мной и Гунитой.

- Штосс, - поправил мечник и улыбнулся.

Воспоминания, казалось бы, давно смягчившиеся под воздействием времени, вдруг ярко вспыхнули перед их мысленном взором. Опасный поход, погибшие товарищи и та самая ночь, когда Арей лежал на земле, обращаясь к суровым небесам. Ночь, когда худенькая лохматая девчонка, смеясь, сказала ему: «Полюбите кого-нибудь первым. Меня, например!». Но он не понял шутку и полюбил на самом деле.

- Ты не ответил, - умоляюще сказала Пелька.

Он опустил голову, разглядывая жену и читая в её глазах отчаянную необходимость.

- Пожалуйста, мне нужно это знать.

- Я был одинок и устал от реальности, а ты была прекрасным сном.

Простой ответ завис в прогретом воздухе комнаты. После этого влюблённые долго молчали. Всё уже было сказано, и добавить к этому было нечего. Они лежали, не шевелясь, наблюдая, как бесцветное небо наливается красками, алея на востоке кровавым рассветом. Жизнь зарождалась вновь, вопреки всему, брезжила надеждой, бередила старые мечты.

Эти десять рассветных минут пролетели, оставив после себя горечь близящихся потерь. Как только за окном вспыхнуло золотом неизбежное солнце, Арей поднялся с кровати, и его спина безжизненно ссутулилась. Пелька боялась поднять глаза, боялась, что, если посмотрит ему в лицо, то окаменеет. Но в конце концов, решившись, взглянула на мужа. Он выпрямился во весь рост, и его зрачки тёмными провалами уставились на девушку.

Не нужно было ураганного ветра и высоких волн. Лишь короткий, еле слышный выдох. Свет погас.

***

Пусть сотрёт мою память холодный северный ветер

И дороги усталую душу от ран исцелят.

И уходит в беззвёздную полночь Воин Рассвета,

Унося свою боль и без права вернуться назад.

Начались долгие месяцы погони и пряток. Сначала они меняли один дом на другой, потом перебрались за город. Раскрытый тайник, спешные сборы и отступление, преследование и кровопролитная битва, новое секретное место. А затем неизменное обнаружение - и всё начиналось по новой.

Бледная Пелька молчаливым призраком шла подле мужа, прижимая к груди дочь. Угрюмый барон мрака уже не заставлял свой огромный двуручник исчезать, оружие постоянно было у него в руке, напоминая о том страшном положении, до которого он довёл свою семью. Арей таскал их за собой по городам и лесам, иногда погоня заставала их посреди ночи, и они вынуждены были бежать, куда глаза глядят, и ночевать чуть ли не под открытым небом, на ковре из опавших, уже начавших преть листьев.

Он убивал у них на глазах, уже не щадя нежное сердце жены, не думая о том, что это видит дочь. Арей окончательно превратился в тень - жуткое подобие себя прежнего: вымотанный, с вечно голодным дархом и грузом ответственности, что был тяжелее могилой плиты. Он знал, что мучает свою семью, но не мог их отпустить, не мог!..

Поздним октябрьским вечером они кое-как нашли убежище в небольшом городишке, на чердаке заброшенного дома. Мирослава кашляла, надрывая горло. Малышка простудилась во время их бегства под проливным дождём и теперь лежала на руках у матери, лопоча:

- Мамочка, болит…

Пелька смотрела на неё, глотая слёзы. Она ничего не могла сделать для своего ребёнка. Миру нужно было показать доктору, но они не могли даже носа высунуть из этого дома, потому что круг преследователей смыкался, и вскоре им вновь придётся бежать, прятаться, скрываться…

Девушка подняла глаза на мужа, и впервые за всё время, что они вместе, и за эти последние жуткие месяцы в её взгляде мелькнул немой упрёк. Ещё более беспощадный именно потому, что она молчала. Уж лучше бы она била его и кричала, срывая голос, припоминая ему все грехи - сколько их у него было!.. Но Пелька молчала, и её бескровное личико не выражало никаких эмоций, кроме смертельной тоски.

Арей отвернулся и стиснул руки в кулаки. Он дотянул до конца, дошёл до самого края. Всё было кончено.

Он отдаст жену и дочь свету. Пусть они станут недосягаемы для него самого, зато будут живы, а их эйдосы снова засияют уверенно и ярко.

Стремительно приблизившись к Пельке, Арей порывисто притянул её к себе и прижался губами ко лбу.

- Потерпи ещё немного, родная, - глухо прошептал он. - Скоро всё закончится.

- Что ты задумал? - испуганно воскликнула девушка. - Арей?!

Ничего не ответив, мечник отошёл к стене и начертил руну вызова. Буквально через десять секунд в дверь их каморки постучали.

- Это я, - голос Яраата по ту сторону заставил Пельку посереть.

Барон мрака посмотрел на стену - очертания руны вспыхнули, подтверждая, что это действительно тот, кого он вызывал. Открыв дверь, мужчина пропустил оборотня внутрь. Прибывший огляделся, кивнул мечнику, слегка поклонился Пельке и приятно улыбнулся.

- Всё так плохо? - поинтересовался он, обращаясь к Арею.

Тот, неопределённо мотнув головой, отвёл Яраата в сторону и что-то зашептал. Тот кивал, и по его лицу невозможно было понять, о чём он думает. Наконец, оборотень уточнил:

- Ты точно справишься один?

- Сейчас мне главное увести погоню в нужном направлении, - отрезал барон мрака. - Справлюсь.

- Что происходит? - напряженный голос девушки прозвенел во влажном, студёном воздухе чердака.

Арей приблизился к ней и сказал как можно спокойней:

- Пелька, вы с Мирой останетесь здесь. Яраат присмотрит за вами, пока я собью преследователей со следа. Потом я вернусь сюда, за вами.

- Нет! - резко оборвала его жена. - Мы не останемся без тебя. Я никуда тебя не отпущу!

Мечник схватил её за плечи, стараясь передать часть своих скудных сил, убедить в том, что это последнее испытание:

- Пелька, послушай меня, родная, - зашептал он. - Нам не уйти от них втроём. Мира больна, мы не сможем бежать вместе с ней. Это займет не больше дня, ты даже не успеешь заметить, что меня нет рядом. Вы поспите, возможно, малышке станет лучше после крепкого, спокойного сна. Ты тоже отдохнёшь и наберёшься сил.

- А что потом? - так же шёпотом спросила девушка, стараясь разглядеть мужа сквозь мутную пелену слёз.

- Потом всё будет хорошо, обещаю, любовь моя, - он не хотел, чтобы кто-то был свидетелем их с Пелькой разговоров и объятий, но ситуация была не та, в которой можно выбирать.

Поэтому Арей прижал к себе тонкое тело жены и крепко поцеловал темноволосую макушку. Зажмурившись на мгновение, он вдохнул запах её волос. Затем отстранился и согнутым пальцем погладил нежную щёчку дочери.

- Папочка? - вопросительно пролепетала малышка, хватаясь за ладонь отца.

Тот моргнул, прогоняя боль из зрачков.

- Я скоро вернусь, - ответил он и ободряюще улыбнулся. - И мы снова будем вместе.

Яраат всё это время стоял в стороне, деликатно отвернувшись. Когда он услышал позади шаги Арея, то обернулся, опять расплывшись в улыбке. Барон мрака пристально смотрел на него, и в его глазах дрожала опасливая надежда.

- Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть, Яраат, - он не договорил, но тон его голоса ясно давал понять, что за семью мечника оборотень отвечает своей головой.

- Конечно, друг мой, - тот серьёзно кивнул, скидывая плащ. - Я смотрю, твоя дочь простужена.

Он пересёк комнату и подал Пельке тяжёлую шерстяную ткань.

- Укутайте ребёнка, мой плащ очень тёплый, а здесь сыро.

Девушка недоверчиво смотрела на него, однако Яраат снова улыбнулся, мягко и приветливо, всё ещё протягивая кусок материи. И Пелька приняла вещь, несмело улыбнувшись в ответ.

Уже в дверях, держа в зажатом кулаке свой меч, Арей обернулся к жене и дочери. Он хотел что-то сказать - он так много хотел сказать! - но вместо этого лишь молча кивнул и выскользнул за порог. Уже там, за стеной, он резким движением отёр одинокую слезу и уверенным шагом направился вниз по скрипучим ступеням. Он ошибся, сказав Пельке, что вернется через день - двое суток барон мрака гонял по болотам и городам стражей, наёмников и духов. Головы летели с плеч, дархи разбивались на осколки, алая кровь и мерзкая субстанция комиссионеров заливали клинок Арея. Мужчина не думал ни о чём в минуты боя, но в его ссохшемся сердце всё время пойманной птицей билась любовь. Он готов был выжечь города, чтобы вернуться к своей семье. Мечник не мог знать, что возвращаться уже не к кому.

Ведь, спустя час после того, как он покинул каморку под крышей, его жена и дочь лишились своих эйдосов, принудительно отдав их жестокому предателю. Пелька остановившимся взглядом смотрела в жуткие, бесцветные глаза оборотня. Его лицо в мгновение ока превратилось в дикую гримасу садиста, когда он приставил широкий клинок к горлу плачущей Мирославы. Обескровленными губами девушка повторила за Яраатом формулу отречения, а затем забвение поглотило её. Она очнулась только тогда, когда оборотень навис над её дочерью, заставляя малышку сделать то же самое.

С диким криком она бросилась на предателя. В её руке блеснул нож с ногтём титана в рукояти. Схватка с крупным мужчиной и опытным убийцей была заранее обречена на провал, но Пелька билась из последних сил, сумев ранить противника. Яраат скользнул взглядом по крови, хлынувшей из пореза, и, размахнувшись, наотмашь ударил девушку. Та отлетела к противоположной стене, и её глаза закатились.

- Давай-ка, милая, ты же не хочешь, чтобы маме было больно? - елейным голосом спросил оборотень, усаживаясь на корточки перед ребёнком.

Мира округлившимися от ужаса глазами следила за матерью. Малышка не всё понимала, но видела, что маме плохо, и нужно повторить незнакомые слова за незнакомым дядей, чтобы всё закончилось.

С трудом удерживаясь на краю сознания, Пелька попыталась подняться, но не смогла. Тогда она поползла по грязному полу, следя за тем, как губы её ребёнка выговаривают сложные слова формулы отречения. Девушка схватила Мирославу, прижимая к себе, но было уже поздно.

Она не слышала своего дикого вопля, потрясшего рассохшиеся балки чердака. Не видела, как дочь резко вздохнула, когда от её груди отделилась крошечная песчинка. Почти не чувствовала боли, когда Яраат, схватив её за волосы, потащил их вниз по лестнице. Она только сжимала маленькое тело дочери, неистово целуя её везде, где доставали разбитые губы.

Но последний миг навсегда отпечатался в памяти Пельки - каменное дно колодца, страшных хруст раздробленных костей и крик Миры. А потом - несущаяся сверху плита и жуткой звон, после чего всё померкло…

…На третий день после своего ухода, уставший и выдохшийся Арей вернулся в тот город, где оставил семью. Он пробежал мимо круглого колодца во дворе дома, почти взлетел по рассохшимся ступеням и распахнул дверь.

Его сразу же толкнула в грудь страшная догадка. Тишина, пустота и кровавые разводы на полу. У дальней стены - до боли знакомый нож. Мечник покачнулся, выскочил за дверь, как обезумевший пронесся вниз и выбежал на улицу. Снова поднялся наверх, присел на корточки, водя руками по засохшим пятнам крови и бессвязно бормоча. Схватил нож и опять слетел по ступеням во двор. В этот раз глаза его сразу зацепили цепочку страшных следов, ведущих к колодцу.

На ватных ногах он приблизился к нему и заглянул внутрь. Дно было завалено камнями. Он без труда поднял по воздуху тяжелые плиты, а за ними два тела. Упав на колени перед трупами, Арей запрокинул голову вверх, и его страшный крик взметнулся в октябрьское небо. Этот вопль агогизирующей боли сотряс земли вокруг города, напугав его жителей, эхо близлежащих гор подхватило его и разнесло дальше, неся весть о великой скорби и о том, что отныне среди слуг тьмы не будет никого беспощаднее Арея.

Мечник трясущейся рукой провел по обезображенному лицу Пельки, стараясь стереть кровь, разгладить раны, вернуть ему прежнюю прелесть тонких черт. Он рыдал, как ребёнок, прижимая к себе тело маленькой Миры, целуя её слипшиеся от крови тёмные кудряшки. Усевшись прямо в грязь, покрывающую двор, Арей одной рукой обхватил жену, а другой дочь. Он сидел так очень, очень долго.

Прошёл день и наступила ночь, а затем снова занялся рассвет. Пролился короткий дождь, смывая с кожи кровавые разводы. Сумерки опустились на замерший в ужасе городок. Никто за всё время не решился приблизиться к этому месту - ни люди, ни стражи. А барон мрака всё сидел, судорожно прижимая к себе уже остывшие тела. Пустые, искалеченные оболочки - всё, что осталось у него от женщины, которую он любил, и их ребёнка. Им не сохранили даже вечность.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда Арей, наконец, поднялся и пошёл по двору, не выпуская своей ноши. Он пересёк улицу на окраине города и углубился в лес. Пожухлая листва шуршала у него под ногами, и спустя время мечник вышел к опушке, которая заканчивалась обрывом. Внизу тихо шумела речка. Ещё пара недель, и она скуётся объятиями льда.

Арей поджёг тела, наблюдая, как огонь лижет языками тонкую кисть жены. На её безымянном пальце тускло поблескивало обручальное кольцо. Барон мрака слегка качнул головой, и пламя стало жарче, расплавляя металл. Когда огонь почти догорел и на промерзлой земле остались лишь горстки пепла, мечник сорвал со своей руки широкий золотой обод и тоже бросил его в огонь. А затем щёлкнул пальцами, и налетевший ветер подхватил пепел, разметав его по воздуху. Пролетев мимо, он коснулся лица Арея - как будто женская ладонь ласково провела по щеке. Сжав зубы, барон мрака резко развернулся, направляясь обратно в чащу, и высокие кроны сомкнулись за его спиной. Тьма поглотила мечника.

Комментарий к 19. Прах

Ну что ж, дорогой читатель.

Вот мы и дошли до самых печальных и трагичных событий.

Эта часть далась мне невероятно тяжело, и тебе, скорее всего, было трудно её читать.

Однако помни, что у настоящей любви нет смерти.

И да, нас ждёт последняя глава.

========== Эпилог ==========

Тлеет утренний свет, и с холодных небес

Льется вниз моя тоска.

Я ловлю её след, но и след уж исчез,

Как весенняя гроза,

И погибла во тьме

Та святая любовь,

И затих мой дивный дар.

Позабудь обо мне

И пылай вновь и вновь

Для других, моя Звезда!

***

Он опять видел сны. Полные тепла и света, радостной, захлёбывающейся жизни. Сны, в которых всё пошло иначе. Сны, где они живы. Он не хотел, чтобы утро наступало. Не желал возвращаться в страшную реальность, в которой не было её.

Арей шёл по заснеженному лесу, в окружении высоких елей и сосен — седых, как его волосы. Глядя на тянущиеся вверх пушистые кроны, барон мрака вспоминал о крохотной ёлочке, росшей в овраге на Запретных землях. Её тоненький ствол, зараженный паразитами, заключённый во мрак. Он спас её тогда, взмахом тяжёлого клинка подрубив деревья вокруг и поместив малютку в колонну света. Он знал, что ель смогла пробиться к жизни, к теплу, к солнцу. А он сорвался во мрак.

День сменялся другим, сплетая кружево долгих лет. Арей безуспешно искал Яраата. Он вдоль и поперек исходил всю землю, и каждый, кто попадался ему на пути, погибал под ударами знаменитого двуручника. Барон мрака не щадил никого, убивая без разбору, без жалости, без сожаления. Он шёл дорогой мести, оставляя за собой жуткий след из мёртвых тел стражей мрака, людей, магов. А вместе с ними тянулся шлейф грязных слухов, догадок, легенд. «Слишком злой для зла», говорили про него.

Подлость мрака часто оборачивается даже против его верных слуг. Вот и Яраат, совершивший страшное предательство, так и не получил своей награды. План Лигула работал безотказно: сразу же после убийства жены и дочери Арея за оборотнем начали охоту наёмники из Нижнего Тартара. Вынужденный скрываться, обманутый, озлобленный, Яраат на многие сотни лет затаил гнев на горбуна и его приспешников. Он появлялся из ниоткуда, воруя всё новые артефакты, поддерживающие его силы, и так же бесследно исчезал. Месть Арея затянулась на несколько веков.

Но тогда барон мрака не мог всего этого знать. Его душила бессильная ненависть, он сгибался под тяжестью горя и невосполнимости своей утраты. Стараясь хоть на время притупить боль, он опускался всё ниже.

Арей топил горечь в запыленных бутылях с крепким алкоголем, заглушал её опиумным дурманом. Он побывал в самых дурных заведениях, какие только существовали в мире, участвовал в самых гнусных делах и якшался с мерзейшими существами.

Однако ничто из этого не способно было надолго вырвать его из реальности. Реальности, в которой он ежедневно по частям терял Пельку. Эти потери проявлялись в том, как он постепенно забывал её запах, ощущение шёлка её волос, теплоту дыхания. Серебристые переливы смеха в его голове медленно смолкали, стирались очертания дорогого лица. Каждый раз, закрывая глаза, он мечтал, что больше не проснется. А, проснувшись, на долю секунды надеялся, что всё это ему привиделось. Только время шло, и с каждым ударом сердца он накапливал те части их общей жизни, что пропали без вести, ушли навсегда.

Но его любовь по-прежнему ярко пылала. Барон мрака похоронил жену и дочь, но не свою любовь к ним. И постепенно к нему пришло осознание: окончание жизни не означает конец любви. Его просто не существует, и чувство продолжает пульсировать внутри, не принося облегчения. Лишь напоминая, что любить уже больше некого.

Сначала Арей забыл, как они выглядели при жизни. Растворились в тумане десятилетий тонкие черты Пельки и милые кудряшки Миры. На смену им пришли два жутких образа, и много лет во сне и наяву они являлись к нему такими, какими он увидел их в последний раз — обезображенными, изломанными трупами. Они пугали его, заставляя корчиться от рыданий, выкрикивать страшные проклятья и бежать, сломя голову, на другой конец света, во мрак, в хаос, в распутство — прыгать в какую угодно бездну, лишь бы там, на самом дне, хоть на миг забыть жуткие видения.

Потом исчезли и они. Остались лишь сплетенные из снов и наркотического дыма тени, проявляющиеся из мглы, когда барон мрака балансировал на самой границе сознания между явью и бредом. Не являясь человеком, он был способен так глубоко погружаться в галлюциногенные сны, что мог пребывать в этом состоянии несколько суток.

И миражи, что посещали его, то сменялись быстро-быстро, как картинки калейдоскопа, закручиваясь в причудливые узоры и полыхая яркими цветами, то тянулись мучительно медленно, гипнотизируя и погружая в транс. Он видел Эдем и стражей света со слепящими крыльями за спиной, но когда распахивал свои, то они оказывались угольно-черными, а через секунду кончики перьев вспыхивали, и налетевший ветер раздувал огонь.

Арей камнем летел вниз, взмахивая пылающими крыльями, но перед самым падением земля разверзалась перед ним. Мечник врывался в пахнущую серой расщелину, и плиты смыкались над его головой, а затем вдруг начинали раскалываться и падать сверху ему на голову. Тогда он слышал леденящий душу женский крик, плач ребёнка, страшный хруст раздавленных костей и жуткое хрипение. Так хрипит умирающий в агонии человек.

Во тьме Арей кидался к источнику звука, но вдруг всё стихало, а впереди загорался яркий свет. Он бежал к нему, задыхаясь, боясь не успеть, и оказывался на живописной полянке. Той самой, где они всей семьей так любили проводить погожие дни. Впереди, у самой кромки воды, играла Мирослава. Барон мрака кидался к дочери, но чем быстрее он бежал, тем больше она удалялась от него. Он слышал её смех и забавный лепет, видел, что солнце игриво путается в тёмных завитках на макушке, но не мог добраться до девочки.

— Мира! — кричал он, и тогда малышка оборачивалась.

Её пухленькую левую щёку пересекал рваный шрам, доходивший до края губ. Она вставала на ножки и сама шла к отцу, протягивая руки, и чем ближе она подходила, тем явственней он различал четыре большие раны у неё на груди. Мечник вскрикивал и отворачивался, убегая прочь, но слышал, что Мира продолжает идти за ним и, плача, звать папу.

Он выбегал на склон холма, под которым неспокойно бурлила река, и бросался вниз, погружаясь в ледяные тёмные воды. Илистое дно принимало его в свои объятия, он закрывал глаза, а в уши начинали ввинчиваться голоса: противный визгливый говорок Лигула, низкий, красивый тембр Кводнона переплетались с его собственным свистящим шёпотом: «У смертных ты приобрел статус бога! Твой свет нам ничего не даёт, ничего… Кводнон, Арей хочет вернуться к свету! Ты стал хуже летать… Убирайся к своим светлым! Только они тебя не возьмут! Мы построим новый мир, лучше, совершеннее Эдема… Мы называем это «дарх», он из недр Тартара, с самого его дна. Возьми!.. Мы разрушим союз человека с его Создателем. Нет! Он слышит нас, он любит нас, он ждет. Есть ещё надежда на прощение, если мы изменимся сами!».

А когда давление толщи воды становилось невыносимым, мечник слышал ещё один голос — Его голос: «Уйди в лес! Там, в лесу, взмолись! Небо для тебя пока не отрезано, твоя душа ещё рвется ввысь!». Усилием воли он грёб вверх, к угасающим на поверхности реки отблескам, и выныривал, впуская воздух в разрывающиеся лёгкие, а через один удар сердца вдруг оказывался в душной каморке под самым чердаком. На полу — красные разводы крови, на крошечном оконце — потёки дождя. Холод пробирал мечника, и он слышал, как в тёмном углу скрипела половица. Обернувшись, он видел, как оттуда выходит Пелька.

— Зачем ты оставил меня подле себя? — грустно шептала она.

— Пелька… — в ужасе шептал он, и неудержимые слёзы, стекая, путались в отросшей бороде.

Сквозь молочно-белую кожу девушки просвечивали тонкие кости, а из многочисленных ран тонким дымком вилась кровь. Арея сотрясала крупная дрожь, и он в ужасе закрывал лицо руками. А потом, пробивая крышу, возносился к небу, сквозь грозовые тучи и слепящее солнце, всё выше и выше, за край горизонта, туда, где среди невесомых облаков и бликов света к нему вновь обращался голос. Арей не мог слушать тихий шепот, который казался ему громовым раскатом, не мог смотреть вокруг на слепящую чистоту. Он кричал, зажмуривался, пытался зажать уши и…

…приходил в себя на влажных от пота подушках, в дыму какого-то злачного места. Воротник мокрой рубахи душил его, смрад разъедал глаза, и барон мрака, пошатываясь, выходил на незнакомую улицу чужого города в неведомой стране.

Перенасыщение эмоциями после призрачных видений прошлого и будущего на несколько дней оставляло его опустошенным, отупевшим, без единой мысли в голове. Только тогда рвущая на куски боль ненадолго отступала. Однако, когда последствия мистического кутежа отступали, она возвращалась вновь. И Арей опять был вынужден пускаться во все тяжкие, ещё ниже скатываясь по лестнице порока.

Эмоции уносили его, как бурная река свои воды. Он не мог вынырнуть, не мог справиться с их бушующим потоком. Всё, на что у него хватало сил — это цепляться за остатки разума в попытке не сойти с ума окончательно.

Но разложение уже затронуло его душу, распространяясь всё глубже. Пелька и дочь были источником жизни его света, и без них, без их поддерживающей любви этот остаточный свет зачадил и погас. Годы шли, всё больше отдаляя Арея от того мужчины, которым он был когда-то. Серебро зимних снегов сменялось блеском талых вод по весне, эти воды проникали в почву, взращивая летние цветы, а затем земля смерзалась вновь, накрытая ковром опавших листьев. Со сменой времен года уходили в небытие когда-то жившая на свете девушка и её маленькая дочь. Миру нет дела до оборвавшихся жизней, ему безынтересны завершившиеся истории. И забвение несёт конец всему, оставляя безутешному лишь невыносимо горькие следы: стершийся в прах фарфор костей, блекнущие краски на старинном портрете, зияющую пустоту на месте вечности.

Эту пустоту хотелось закрыть, залепить пробкой из гнева и ярости, что мечник обрушивал на головы врагов. И когда пришло время других стражей мрака, Арей не колебался ни на мгновение. Дуэль, в которой он сразил Хоорса и получил жуткую рану на лице, положила конец его метаниям по миру. Однако даже ссылка никак не отразилась на мироощущении барона мрака.

Бесконечно долгие десятилетия провёл он на крохотном скалистом острове посреди ледяных океанских волн, вглядываясь с высоты маяка в серую, безрадостную мглу. Все эти дни слились для него в единый поток мыслей, среди которых чувствам не находилось места. Арей так долго бежал от них, стараясь найти забвение и утешение в пороках и крови. Но только тут, на самом краю света, в холодном каменном одиночестве его, наконец, настиг относительный покой.

Существование мечника превратилось в бесконечную лавину глубоких размышлений, у которых не было начала, конца или цели. Он просто продолжал дышать, с усилием втягивая воздух через разрубленный нос, пока, наконец, его одиночество не было потревожено. Память о прошлом, которую на время изгнания смыли беспощадные океанские волны, вернулась к нему вместе с болью и отвращением к себе и миру.

Он облачился в красное одеяние, возвращаясь в город с красными стенами, золотыми куполами и шёпотом миллионов жизней. Мир изменился до неузнаваемости, а вот Арей — ни на день. Он стоял в клочьях рассветного тумана, разглядывая небольшое здание, закрытое строительными лесами, и чувствовал, что в его жизни начинается новая глава.

Когда же спустя месяц он заглянул в раскосые глаза длинноволосого парнишки, то понял, что теперь станет его новым смыслом и будет хоть ненадолго заглушать боль потери. У него была Улита, необычная девушка-ведьма, которую он спас и о которой заботился. И вот теперь он брал себе ученика. Арей не отрывал глаз от мальчугана, опустившегося перед ним на колени. Коснувшись мечом его плеча, барон мрака произнес старинную клятву, которая провела черту под его прошлым.

О нет, это не было дурным сном. От болезненной реальности нельзя было спасти, укрыться. Спустябесконечные десятки лет Арей, наконец, это понял.

Они погибли, их больше не было.

Настало время перевернуть страницу.

И почему-то в тот момент, когда он твёрдо шептал: «Я, мечник Арей, бог войны, беру тебя, Мефодий Буслаев, в ученики», ему вдруг вспомнилась залитая солнцем поляна, тень древних сосен и совсем другая клятва…

Уж вы голуби, уж вы сизаи, сизокрылаи,

Уж вы где были, а далёко-ли, и что видали?

Ну, а мы были на расстаньици, на прощаньици,

Там, где душенька с телом белым расставалося,

Расставалося, да разлучалося, горько плаколося.

Как тебе, тело, вовек в земле тлеть,

А как мне душе далеко идти, тяжело нести

Грехи тяжкия, да перетяжкия в муку вечную.

***

В тот миг, когда тяжелая каменная плита упала сверху, раздробив её кости и раздавив внутренности, она умерла. «Вот и всё, — подумалось ей, — меня не стало». Погибла земная девушка Пелька, двадцати лет от роду, жена Арея и мать Мирославы.

Но не её бессмертный дух, сияющий ярким светом посреди давящей тьмы.

Пускай физическое тело бренно, оно всё же связано с эйдосом крепкими нитями. Душа, насильно вырванная из тела, умирающего мучительной смертью, нестерпимо болит. Эта крохотная точка вечности, чуткая к любым проявлениям жизни, отзывается на страдание. И душа Пельки испытывала страшные муки, причиняемые ей телесной смертью.

Но лишиться эйдоса, оставшись наедине с мраком, оказалось куда страшнее. Когда человеческое сердце перестало биться, она потеряла последнюю связь с реальностью, и сосущие щупальца тьмы начали пить из неё силы. Однако силы вечности неисчерпаемы, и эта пытка длилась очень, очень долго, ей не было конца.

Раз за разом во мраке заточения Пелька переживала смерть дочери и свою, в отчаянии надеясь на спасение, даже зная, что от безысходности нельзя скрыться. И в этой безнадёжной пустоте голоса нашептывали ей о том, что весь мир состоит из одной лишь черноты — голоса, изуродованные перенесёнными страданиями. Она не видела их обладателей, но знала, что они — искалеченные обломки чьих-то судеб. Жуткие призраки, бывшие когда-то людьми, магами, стражами — все они слились со мраком, подпитывая его собственной болью.

Время шло, а измученная душа девушки по-прежнему была заточена во тьме, пока мироздание, наконец, не восстановило баланс сил, вернув их с дочерью эйдосы свету. Это чувство было сродни потоку воздуха в лёгкие человека, умирающего от удушья — желанное, но болезненное. Настолько, что на какой-то миг Пельке захотелось вернуться обратно, в привычные, убаюкивающие объятия мрака. Подобно ребенку, в муках появляющемуся на свет, ей тяжело было вновь привыкнуть к пугающей свободе, открыть глаза, ощутить сияющую благодать.

Она всё чувствовала и всё помнила, но иначе, чем будучи живой. Однако Пелька сразу узнала эти слепящие яркие столпы, уходящие в бесконечность, воздушные облака и запах напоенной дождём земли. Покой, снизошедший на неё, был таким всепоглощающим и абсолютным, что это даже не удивляло. Ей не нужно было напрягаться для того, чтобы увидеть всю красоту нескончаемой Вселенной, понять неразрывную связь всего сущего, ощутить благословенное, но незримое присутствие Его. Она вернулась туда, откуда история берёт своё начало.

Но память прошлой, подошедшей к концу, жизни по-прежнему тревожным колокольчиком звенела где-то в глубинах успокоенной души. У той, кем она была, остались незаконченные дела. У неё были муж и дочь, однако Пелька не могла ощутить их. Следы этих двух судеб терялись где-то в безвестности, и встревоженная душа мерцала печально и настойчиво.

Где ты, дитя, рождённое земной мною?..

Где ты, мужчина, которого я любила при жизни?..

…В человеческом мире прошло почти десять лет, прежде чем Пелька, наконец, освоилась с новой формой существования. Она могла долго-долго гулять по эдемскому саду, и ей казалось, что прошло всего несколько минут, тогда как на самом деле минуло несколько месяцев. Она познакомилась с другими обитателями этих мест, вкушала невиданные фрукты и пила нектар из незнакомых цветов. Она впервые увидела полёты стражей, почувствовала невероятный порыв воздуха, когда разом распахивались десятки огромных крыльев.

Её счастье среди небесных просторов было бы всеобъемлющим, если бы не тревога за две неспокойные души. И, когда настало время, к ней пришёл тот, кто смог всё объяснить.

Пелька сидела у подножия оливкового дерева, рисуя. Она сама толком не знала, что хотела изобразить, её рука просто двигалась по желтоватой бумаге, заполняя пространство штрихами. Услышав шорох, Пелька подняла голову.

Перед ней стоял невысокий, изящно сложенный мужчина. На носу у него немного криво сидели очки, в их стёклах блестело её собственное отражение. Он приблизился и вопросительно указал на место рядом с девушкой. Пелька так же безмолвно подвинулась, сделав приглашающий жест.

Мужчина опустился на мягкую траву, с любопытством оглядываясь по сторонам, так, будто давно не бывал в этой части сада. А между тем, Пелька отчетливо ощущала, что в Эдеме даже комар не пролетит без его ведома.

— В это время здесь особенно хорошо, — спокойно заметил незнакомец. У него был приятный, бархатный голос, располагающий к себе А когда он повернулся к Пельке, она увидела, что и глаза его были под стать: мудрые и понимающие, безмятежного зелёного оттенка. Яркий отсвет привлёк внимание девушки, и, опустив голову, она увидела, что на груди блестели золотом миниатюре крылья

Рябь воспоминаний подёрнула гладь её памяти.

— Я знаю, кто вы, — тихо сказала Пелька. — Он рассказывал мне о вас.

Мужчина немного склонил голову, будто заново приветствуя девушку.

— Что ж, слухи о тебе не лгали, Пелька, — ответил он. — Я рад узнать, что, хоть мои подопечные и грешат не самыми благородными для стражей света сплетнями, зато хотя бы говорят правду.

— И что же вы слышали? — девушка отложила в сторону бумагу и карандаш.

— Говорили, что у тебя есть кое-какие магические способности, что ты умна и проницательна. А ещё, что ты всегда немного грустна, несмотря на всеобщую истинную радость этого места.

Пелька неотрывно смотрела в глаза Троилу. Проницательность, о которой упомянул Генеральный Страж, подсказывала ей, что тот пришёл неспроста. Тот улыбнулся, будто подтверждая её мысли.

— У вас есть новости о них, да?

Троил помолчал, внимательно изучая выражение лица девушки, прежде чем ответить:

— Есть, целых две. Одна хорошая, и она касается вашей дочери. Девочка жива. Ей было возвращено человеческое тело и эйдос для того, чтобы её душа смогла сделать выбор.

— Жива… — потрясенно прошептала Пелька.

Генеральный страж кивнул:

— Да, теперь она человеческая девушка по имени Варвара. В ней много от тебя, — мужчина снова улыбнулся, — но много и от отца, поэтому её эйдосу предстоит непростой путь.

Пелька хотела спросить о другой новости, но не решалась: грудь её сдавило нехорошее предчувствие.

— Ты знаешь, сколько лет твоя душа была в плену у мрака? — мягко поинтересовался Троил, и стекла его очков блеснули в лучах солнца.

Девушка покачала головой.

— Много столетий, — продолжал страж. — В человеческом мире наступил двадцать первый век. Всё очень изменилось.

Пелька с трудом верила своим ушам. Пока её эйдос был заключен во тьме, время для неё перестало существовать, поэтому она понятия не имела, что Средневековье давно закончилось и настала новая эра. Чтобы отвлечься от свалившихся на неё разом новостей, Пелька снова потянулась за карандашом и бумагой.

— Арей сейчас… он в Москве, да? — поинтересовалась она как можно спокойней, чертя грифельным острием линию за линией.

Троил вздохнул и откинулся назад, прислонившись спиной к шершавому стволу дерева.

— С моей стороны было наивно думать, что наш разговор будет коротким и простым, — задумчиво произнес генеральный страж. — Тебе придется выслушать, с чего всё началось, чтобы понять до конца, что произошло…

…И он рассказал ей всё. Первую часть истории Пелька уже слышала однажды: в памяти смутно всплывала морозная ночь, деревянный узор под руками и другой мужской голос, рассказывающий ей о падении стражей света. Человеческие воспоминания были очень мутными, будто она смотрела на что-то сквозь маслянистую плёнку в глазах, однако та история въелась ей в душу. А память души вечна.

Вторую часть рассказа занимали события, которые произошли уже после её гибели. Пелька слушала молча, ни разу не перебив и не задав ни одного вопроса. Только голубая песчинка в её груди мерцала печально и тоскливо, когда Троил поведал о горе, постигшем Арея. Об его окончательном разложении и мести, которая стала смыслом жизни мечника. Генеральный страж ничего не утаил, не приукрасил, дойдя до самого конца. До промозглого октябрьского вечера, когда в живописном парке на юге Москвы мужчина, которого она любила, совершил самый благородный поступок в своей жизни, тем самым расставшись с этой самой жизнью.

Когда Троил закончил рассказ, наступила тишина. Даже без конца поющие в Эдеме птицы почему-то замолчали, не шумел ветер в клейких листочках, не слышны были полетные тренировки стражей. Только лёгкое шуршание тонкого стержня о бумагу.

Наконец, Пелька подняла голову. В её глазах светилось смиренное спокойствие, и про себя Генеральный страж отметил, что сила этой настрадавшейся души действительно велика.

— Значит, он мёртв, — выговорила Пелька.

— Да, сейчас он в Тартаре.

— И… теперь он там навсегда?

Она боялась услышать страшный ответ, но была внутренне к нему готова. Однако до её слуха понеслись не те слова, которых Пелька ожидала:

— Арей совершил невозможное дважды. Первый раз — когда полюбил, искренне, по-настоящему, ведь только такая любовь способна зачать новую жизнь. Второй — когда он принёс себя в жертву, и снова во имя любви.

Троил неожиданно поднялся на ноги, его зелёные глаза проницательно мерцали.

— Когда-то именно ты стала для него той нитью, что связывала его со светом. Ещё не всё потеряно, и ты можешь исполнить то, чего не успела сделать при жизни. Спасти душу, заблудшую во мраке, вернуть её к высшему, к покою, к вечности.

— Как? — Пелька крепко сжимала в руке карандаш.

— Мирозданию редко доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Поэтому нам нужно время, чтобы понять, как вытащить Арея оттуда, куда он угодил. А пока… не оставляй его в одиночестве. Будь с ним, ибо только ты способна на это. Думай о нём, тянись к нему, чтобы дать понять — он не забыт.

Девушка оцепенело молчала, даже не заметив, как её собеседник исчез. Её мысли текли сразу во многих направлениях, и ей не составляло труда охватить их все разом. Прошло довольно много времени, когда Пелька, спохватившись, посмотрела на испещрённую мазками бумагу. Среди теней и смазанных силуэтов четко проглянули очертания двух людей, в которых легко можно было узнать крупного бородатого мужчину и маленькую кудрявую девочку. И тогда ручейки мыслей, слившись в один бурлящий поток, потекли в одном-единственном направлении.

Пелька почувствовала, как в груди у неё что-то воспрянуло — будто раскрылись наполненные ветром крылья. Арей не забыт, конечно, он не забыт! Она по-прежнему помнила, любила и думала о нём.

Очнутся крылья за спиной, когда войдёшь в мой спящий дом

Ты с первым солнечным лучом, подаришь поцелуй.

Стрекозой порхает воля, я рисую снова тонких нитей одиночество,

Как бы ни была далёка на губах улыбка Бога, — ты всегда со мною!

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.

***

«Думайте! Думайте обо мне, пожалуйста! Просите за меня! Молитесь обо мне!..».

Вслед за нею Арей повторил страшный путь: болезненная кончина и сосущий холод мрака, заменивший вечность. С той лишь разницей, что Пелька этого не заслужила, а он заслужил. И эта разница меняла всё.

Арей нашёл свою гибель, но не смерть. Он не мог умереть, и всё, что ему оставалось — давиться горечью этого безрадостного места и молить, молить, молить…

О прощении. О забытом свете. О том, чтобы ещё хотя бы раз увидеть её.

Понятия времени в Тартаре не существовало, а потому Арей не мог знать, сколько прошло земных лет. Расщелина Духов, бесконечная и мрачная, стала приютом для сотен тысяч таких же заблудших, как он. Шагая по туманным равнинам, бывший барон мрака перебирал осколки своей жизни. Каждое её мгновение — от самых счастливых до самых горьких.

То время, когда он, молодой и наивный, летал по Эдемскому саду — наполненный трепещущим светом, искрящейся радостью и единый с Ним. Дружба с другими стражами, его верный грифон, восторг первотворения и ярчайшая вспышка двух первых эйдосов.

Затем в его воспалённой памяти всплыла последующая бездна, смрад найденного Тартара и насилие, начавшее распространяться по миру. Века и века, слившиеся в одну бесконечную бойню, когда его знаменитый клинок знакомо холодил руку, а враги рассыпались в пепел безвестности.

Она… Встреча на хлипком мосту, переброшенном через топкие берега. Чувство, рождавшееся посреди бесплодных Запретных земель и расцветшее на шумном склоне Лысой Горы. Вкус её тёплых губ, тонкая рука, перебирающая его тронутые сединой волосы. Новая жизнь, которую они создали вдвоём — чудесная, розовощёкая, непоседливая жизнь. И смерть, оборвавшая всё.

Страшные годы метаний и отшельничества, а затем спасение маленькой ведьмы, которая стала его воспитанницей. Он думал, что сильнее неё не привяжется уже ни к кому. Так было до тех пор, пока его учеником не стал умный и дерзкий мальчишка с хвостом русых волос, которого Арей, сам того не заметив, полюбил, как родного сына. А потом появилась его дочь…

Восставшая из праха прошлого, совсем не похожая на ту смешливую малышку, которой он её запомнил. Но первого же взгляда ему хватило, чтобы понять: это его дочь. У девушки был его несгибаемый характер. И её глаза.

Вспоминая теперь их незабываемый оттенок, Арей раз за разом убеждался, что его жертва стоила всего. Пусть он никогда уже не вырвется из своего жуткого бесконечного полусуществования, те, кто был ему дорог, обрели шанс.

Он понял это, когда впервые после собственной гибели увидел Мефодия в Расщелине Духов. Взгляд Арея зацепился за коричневый шнурок на шее бывшего ученика, и он всё понял. Мефодий умер, но стал златокрылым. А когда по просьбе учителя парень материализовал крылья, и они раскинулись, озаряя истинным светом мрачный Тартар, гордость переполнила Арея до краев. Они с Мефодием поменялись местами — тот закончил тем, с чего учитель когда-то начинал, и всё возвратилось к началу.

С того мгновения бывший мечник стал надеяться, думать, звать. Первоначальное упрямство отошло на второй план, когда непроницаемое уныние этого места начало сводить его с ума. И Арей, цепляясь за остатки призрачного рассудка, непрерывно молился, тянулся всем существом к той единственной, кто могла ему помочь…

пока однажды его зов не был услышан.

Она пришла — бесплотным призраком, эфемерным образом воспрянула из его мыслей. Поначалу, впервые увидев её, бывший барон мрака решил, что затхлая тоска этого места окончательно поглотила его, и он теперь вечно станет блуждать по лабиринту собственных страхов. Однако, когда первоначальный шок развеялся, Арей осмелился приблизиться к ней, и призрак тут же исчез.

В следующий раз он уже смог подойти на достаточное расстояние, чтобы понять — мираж не принадлежал этому месту, он пришёл откуда-то извне. Очертания её фигуры окутывало слабое голубоватое мерцание. Оно шло рябью, будто помехи в передаче проекции. Однако, когда мечник попробовал коснуться образа, тот снова померк.

Так повторялось несколько раз, пока Арей, наконец, не понял — это он призвал её. Молитва сработала. Она пришла, чтобы быть ему утешением в том аду, который он заслужил.

Когда образ девушки в очередной раз без предупреждения возник перед ним, он не сделал попытки подойти ближе. Просто стоял и всматривался в до боли знакомые черты, которые за столько веков успели померкнуть в памяти. Портрет — всё, что у него осталось после гибели жены и дочери — даже при всём таланте художника не мог передать деталей. Того, как смешно собираются лучики вокруг её песочных глаз, когда она улыбалась. Непослушной прядки тёмных волос справа, всё время выбивающейся из-за уха.

А теперь он снова мог всё это видеть. Зная, что она не может говорить, он всё же не выдержал, прошептав безнадёжно:

— Пелька… Если бы ты знала, как я тосковал без вас…

«Я знаю», раздалось откуда-то изнутри самого мечника. Казалось, слова звучали прямо в его голове.

Знакомый, прозвеневший колокольчиком голос заставил его рвануться к ней. Призрак сразу же отдалился, подёрнулся мутью. Заключенная в мерцающий ореол Пелька покачала головой.

«Нельзя», вновь послышался грустный шёпот. «Они и так уже позволили нам слишком многое».

— Они? — Арей непонимающе нахмурился. — Кто — они?

Пелька не ответила, лишь по-прежнему стояла напротив, оглядывая его печальным взглядом. Мечник пытался не утонуть в том, что чувствовал. Так хорошо и так больно одновременно ему не было даже при жизни. Он столько хотел узнать у неё, стольким поделиться…

«Не стоит тратить лишних слов, душа моя, они нам теперь ни к чему», Пелька улыбнулась. «Я знаю всё, о чём ты хочешь рассказать мне. И ты тоже можешь узнать, что пережила я. Попробуй».

Арей послушался, стараясь ослабить мысленные барьеры. И тогда ему открылись просторы её памяти. Это не было похоже на его прижизненное умение стража мрака читать мысли других. Там всегда было какое-то сопротивление, и показаться ему могла лишь часть. А теперь… будто открылись шлюзы, и он на всех парусах ворвался в бескрайнее море чужих дум, воспоминаний, переживаний. Поначалу Арей, ошеломлённый таким шквалом эмоций, растерянно пытался хоть как-то сориентироваться в этом нагромождении чувств. А потом обрывки различных историй сами начали врываться в его разум.

Он увидел их с Пелькой первую встречу её глазами: суровое лицо и сказанное басом «Ути-пути, я тебя съем!», его широкая ладонь, пожавшая тонкую руку. Клятва, произнесённая на мосту и оказавшаяся пророческой — он действительно ни разу не посягнул на эйдос девушки и собственными руками похоронил её.

Затем мечник наблюдал со стороны, как он менялся, став мужем, а затем отцом, и подарив двум людям свою любовь. Собственное лицо в минуты страсти — плотской или гневной — поразило его глубиной этих самых чувств. Он и не знал, что был способен на подобное.

А потом было самое страшное… Боль их эйдосов, заточённых в могильной тьме. Он, Арей, знал, что есть мрак, и примерно представлял, что его ждёт после смерти — однако даже он оказался не готов к действительности. И сейчас ему ещё тяжелее было понимать, как страдали в этом аду души двух самых дорогих ему существ. Они не заслужили такого, а он не заслужил их.

«Арей», голос Пельки прозвучал настойчиво, и он вынужден был поднять голову. «Всё случилось так, как случилось. Не жалей о прошлом, о жизни, что прервалась… Впереди вечность, и есть ещё шанс…». Последние слова растворились в сероватой дымке вместе с призраком.

Она приходила к нему регулярно, хоть и ненадолго, и постепенно мечник понял, что существует от встречи к встрече. Когда знакомое лицо с огромными глазами внезапно разрезало беспросветную завесу этого мира, Арея наполняла чистая радость. Жизнь и судьба отняли у этих двоих всё, что возможно, бросили их в гущу испытаний, а их союз породил одну из самых красивых и трагичных легенд мрака. Но теперь оба были мертвы, и это казалось странным — ведь они ощущали всё гораздо полнее, чем при жизни.

Эти встречи продолжались очень долго, но Арей не мог бы назвать точный временной отрезок, ведь в Тартаре не существовало такого понятия, как время. Однако он навечно запомнил момент, когда всё переменилось.

Раздвинулись невидимые стены его темницы, пахнуло весенними травами, и этот аромат перекрыл привычную уже гниль. Мечнику думал, что теряет сознание, хотя и понимал, что это невозможно, ведь у него нет физического тела — лишь материальная личина, которую он восстановил по памяти. И, тем не менее, он чувствовал, будто поднимается куда-то высоко, его несло и швыряло на этих невидимых воздушных волнах.

Резкий свет хлынул внезапно и отовсюду. Голоса, до этого визгливые и стенающие, превратились в тихий, смутно знакомый шёпот. Арею казалось, что сверху его зовут так настойчиво, что даже при всём желании он не смог бы оставаться на месте. Будто невидимым магнитом, его влекло всё выше, пока режущий свет не взорвался невыносимой белизной. Арей ощутил себя крохотной частицей в безбрежном океане Вселенной, а потом всё исчезло…

…он лежал на спине, раскинув руки, ни о чём не думая. Чувствительность потихоньку возвращалась, подобно тому, как холод исчезает из тела у растопленного очага. Сначала тепло, распространяясь от центра груди, согрело плечи, ладони и ноги, добралось до кончиков пальцев и головы. Дрожь пробежала по телу мужчины, и он безмолвно поднялся с земли.

Арей стоял посреди равнины, согреваемой щедрыми лучами солнца. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись бархатные холмы, кое-где пересекаемые узкими речушками. Растерянно оглянувшись, мужчина сделал несколько шагов вперёд и замер. Он не знал, куда идти, и не знал, где он.

Но есть вещи, которые не забыть даже через сотни жизней.

Свет, породивший тебя.

Покой, исцеляющий душу.

Догадка, поразившая бывшего барона мрака, была слишком смелой. Слишком наглой, чтобы быть правдой. Слишком сказочной. И всё же…

— Человек, которого спустя сорок лет заключения отпускают на свободу, тоже не верит своему счастью. Он успевает полюбить свою тюрьму.

Арей резко обернулся. Перед ним стоял Троил. Мужчине хватило буквально полувзгляда, чтобы узнать его. Генеральный Страж внимательно наблюдал за Ареем через толстые стёкла очков, ожидая, пока тот что-нибудь скажет. Но Арей молчал. Неверие и потрясение сковали его язык. Тот, кто раньше одним своим взглядом заставлял молчать кого угодно, теперь сам онемел.

Троил не стал торопить его и, повернувшись, двинулся на восток, сделав Арею знак следовать за собой. Двое шли по бескрайним полям, пересекали холмы, и постепенно Арей начал оправляться, сбрасывая оковы оцепенения. Он глядел на Троила во все глаза, иногда смаргивая по несколько раз подряд, будто думая, что страж исчезнет.

Спустя время они приблизились к небольшой рощице. У опушки стояла скамья, на которую присел Генеральный Страж. Арей остался стоять. Сначала он боялся поднять взгляд, но, рассердившись на себя, всё же посмотрел в зелёные глаза, скрытые за блестящими линзами.

— Мы там, где я думаю? — его голос звучал несколько иначе. Будто ушла многовековая усталость, оставив лишь естественную хрипотцу и скрытую усмешку.

— Да, Арей.

— Но как?..

Троил вздохнул, сцепив руки с замок и опершись ими о колени.

— Ты невнимательно слушал Его. Как всегда… Ты вообще никого и никогда не слушал. Тем не менее, я отвечу тебе: в последний раз. Но прежде задам вопрос: ты помнишь, что Он говорил нам о бытии и об эйдосах? Что наполняет всё сущее жизнью и светом? Какая сила во Вселенной выше самой смерти?

Арей понял, но не ответил. Ему не хотелось звучать, как девочка-школьница.

— Вот тут ты прав, — улыбнулся Генеральный Страж. — Есть вещи, которые обесцениваются, если их часто произносить вслух. Мы сами этим грешили, что говорить о людях, которые уже и позабыли давно, что на самом деле представляет собой эта сила.

Они какое-то время помолчали, и умиротворяющую тишину нарушал лишь шелест листвы у них над головами.

— Это она, да? — произнёс Арей. — Она вытащила меня?

— Да, твоя жена очень многое сделала для того, чтобы вернуть тебя к свету. Она совершила немыслимое. Случаев, подобных твоему, за всю историю мироздания не наберётся и десяти. Прорваться выше облаков, будучи замурованным под землёй, практически невозможно. Однако, — добавил он, — будет несправедливым утверждать, что в этом заслуга лишь Пельки. Есть кое-кто ещё, кому ты можешь сказать спасибо.

Бывший мечник нахмурился. Кто мог любить его и желать ему искупления так же, как его жена? Дочь? Может, Мефодий? Или?.. Осознание пришло, когда он встретился глазами с Троилом. Тот кивнул, подтверждая его догадку.

— Это ты сам. Ты смог пожелать прощения так искренне, что тебя услышали и вернули обратно. Дали тебе ещё один шанс.

Арей отошёл на несколько метров, прислонился к старому дубу. Глаза ему заволокло пеленой, он неверяще уставился в пространство, как тот, кто не способен до конца признать правду, обрушившуюся на него.

Он услышал шорох позади себя, а затем ему на плечо легла лёгкая рука.

— Я представляю, каково это, и дальше будет ещё труднее. Тебе предстоит долгий путь, и ты это знаешь. Теперь вместо меча и дарха у тебя женщина, которую ты любишь, и ваше дитя.

Арей резко вскинул голову. Троил мягко сжал его плечо.

— Твоя дочь прорвалась к свету, сделав то, чего когда-то не смог ты.

— Варвара умерла? — хрипло выговорил бывший мечник.

— Это было её добровольное решение, Арей. И жертва, которую она принесла, окупилась во сто крат. Её эйдос теперь сияет, как тысячи солнц. Это большее, на что ты мог рассчитывать.

Арей поник головой, прикрыв глаза.

— Я знаю. Чудом было само её рождение… Мне не место здесь. Как я вообще мог оказаться тут, объясни?

— Ты забываешь, что не я создал мироздание. А ещё ты позабыл, что на свете нет ничего однозначного, кроме любви. Я не могу ответить на все твои вопросы, но могу подсказать, как перестать ими терзаться. У тебя перед глазами был как минимум один пример искупления.

Арей вскинул голову.

— Мефодий?.. — неуверенно пробормотал он.

Генеральный Страж кивнул.

— Твой ученик смог пройти путь от носителя сил Кводнона и воспитанника мрака до жертвенной смерти и возрождения златокрылым. Его нельзя назвать однозначным добром, и он никогда им не станет, однако в нём горит изначальный свет. Есть ещё один — ученик волхва, некромаг, в груди которого бьётся частица первоматерии и который полюбил девушку-валькирию, связав себя с ней, после чего…

— Это дурные примеры, — перебил Арей. — Оба парня вместе не совершили даже десятой части того, что совершил я!

— Ты опять невнимательно слушал, — голос Троила звучал настойчиво, будто он пытался подтолкнуть бывшего мечника к какой-то мысли. — Рядом с каждым из этих мужчин была женщина — светозарная, чистая, способная своей любовью вытянуть к свету и себя, и своего возлюбленного.

Арей по-прежнему не выглядел убеждённым.

— Мне никогда не забудут того, что сделано. Не простят.

— А ты простишь?

Вглядываясь в неровную линию горизонта, Арей размышлял о том, готов ли он оправдать то великое благо, которое ему даровали. Действительно, сможет ли он быть к себе милосердным? И тут же понял, от чего зависит ответ.

— Если простит она.

Генеральный Страж отпустил его плечо и шагнул в сторону, его взгляд поверх очков был спокоен и твёрд.

— Она простила, Арей, — с этими словами он кивнул вперёд.

Посмотрев в указанном направлении, мужчина увидел, что там, где ещё секунду назад был бархатный ковёр холма без каких-либо движений, теперь прорисовались две фигурки. Даже отсюда было видно, что фигуры женские, и что они движутся не спеша, как будто у них впереди вечность.

Выдохнув, Арей сделал шаг вперёд, но внезапно остановился и повернулся к Троилу.

— Что теперь? Что нас ждёт?

Троил улыбнулся.

— Долгожданная встреча. А потом… как я уже сказал, впереди много трудностей и испытаний. Привыкай к Эдему постепенно, чтобы и он привык к тебе. Пока что ты можешь передвигаться только по определённым местам, другие просто не признают тебя. Тебе предстоит доказать, что ты достоин. Что в тебе ещё жив тот самый изящный и быстрокрылый страж Арей. Возроди его к жизни, — Троил приблизился, внезапно посерьёзнев. — Я не могу пообещать, что ты когда-нибудь вновь… Но ты можешь призвать всё самое лучшее в себе, прежде похороненное под плитами мрака. У тебя для этого есть всё, — и Генеральный Страж показал вокруг.

Арей кивнул и твердо протянул руку Троилу.

— Я рад, что снова вижу тебя. Очень. И хотя знаю, что это её заслуга, всё же… спасибо.

Это было первое «спасибо» бывшего мечника за много сотен лет. И оно было искренним. Место, в котором они находились, будто почувствовало это — казалось, по ним прокатилась воздушная волна, как если бы дохнул огромный великан. И две маленькие фигурки стали ещё ближе. Теперь можно было различить их лица.

Пелька осталась ровно такой же, какой была к моменту своей гибели — двадцатилетней, длинноволосой и улыбчивой. Тонкая льняная юбка путалась между худых ног. Девушка босиком шагала по полю, не сводя глаз с Арея. А рядом с ней шла Варвара.

Именно последнее воплощение на земле теперь было её личиной. В узком, изящном лице, которое пересекал красноватый шрам, с трудом можно было узнать пухлощёкую, кудрявую Мирославу. Однако стоило увидеть глаза — огромные, песочные, с пронзительной искрой — как все сомнения покидали: это была та самая девочка, принявшая несправедливую и страшную смерть. Дважды. Эйдос в её груди, уже не разделённый перегородкой, лучился добром и светом.

Они с Пелькой держались за руки и выглядели, как сёстры, а не как мать и дочь. Их силуэты становились всё ближе, они улыбались Арею, однако он будто оцепенел, не в силах сдвинуться с места. Всё понявший Троил мягко, но настойчиво подтолкнул его, шепнув напоследок:

— Магия — это обыденность, от которой ничего не ждёшь. Чудо случилось, потому что ты перестал желать чего-то для себя и пожелал всего лишь прощения, Арей. Помни о том, что быть светом — значит быть благодарным. Именно там зарождаются любовь и жизнь.

Шёпот постепенно смолкал за его спиной по мере того, как бывший мечник двигался по мягкой траве, чтобы, наконец, встретиться со своей судьбой.

Эти несколько шагов растянулись для него в несколько лет. Пелька была одновременно далеко и близко. Ему вдруг вспомнилось, как она танцевала для него однажды ночью возле костра. Тогда он понял, что полюбил, и ему сделалось очень страшно. Но сейчас страха не было. Лишь бесконечное желание служить этой любви.

Он видел, как счастье озаряет лицо Варвары. Теперь она знала, кто он такой, и всё для неё встало на свои места. После смерти налёт суровой брутальность немного слетел с девушки, и теперь она напоминала свою мать в день встречи с её отцом — такая же дерзкая, отважная, безрассудная, с широкой и честной душой. Покой, наполнявший Варвару, отчётливо исходил от светящейся в груди песчинки. Порой девушка переглядывалась с матерью, и тогда обе негромко и весело смеялись.

Арей уже бежал, чувствуя, что задыхается, но не от скорости. Он никогда и ни к чему не стремился больше, чем сейчас, сминая босыми ногами влажный мох, заглатывая свистящий воздух. Его глаза слезились от бега.

Волосы Пельки переливались на солнце. Она придерживала платье, подол которого украшал красный вышитый узор. Девушка смотрела на бегущего мужчину спокойно и радостно, будто твёрдо знала, что им никогда больше не брести по дороге судеб в одиночку.

Арей не знал, чем он заслужил любовь этой чистой души, давшей ему шанс на искупление. Не знал, что в нём есть такого, за что его можно любить. «Но если я могу сделать их счастливыми, — подумал он в тот момент, когда его рука, наконец, коснулась двух сплетённых ладоней, — тогда это — всё, чем я хочу быть».