Прорывая мрак времён (СИ) [Александра Сергеевна Ермакова ermas] (fb2) читать онлайн

Александра Сергеевна Ермакова Прорывая мрак времен

Любовь дана всем. Но выдержишь ли ты натиск зверя? И что если зверь ты?

(фэнтези по скандинавской и греческой мифологии. Ламийско-оборотнический ЛР)

Мини-синопсис

Катя Выходцева — девушка с необыкновенными способностями кошки. Спасая жизнь, колесит по свету, скрываясь от преследователей — кровожадных ламий во главе с жестокой королевой. Положить конец гонениям может лишь древний фолиант — книга, хранящая великие заклятия и тайны мира. С помощью красавца-оборотня Варгра, ставшего другом и возлюбленным, находит бесценную книгу в Норвегии, но появляется дилемма. Текст — это иероглифы. Чтобы расшифровать, Катя готова рискнуть и обратиться к Марешам — мирным ламиям, живущим в соседнем городе. Всё перечёркивает неожиданная встреча с призраком из прошлого. Белуговым — насильником, убившим Выходцеву семь лет назад.

«Что ты хочешь от меня?»

«Любезный кошачий царь, я хочу взять всего лишь одну из ваших девяти жизней…»

Ромео и Джульетта

пер. Т. Щепкиной-Куперник

Глава 1

22 июня 2005 года

Последний труп за смену и заслуженный отдых! Виктор отпил из фляжки горячительного напитка. Только для согрева! Всё-таки в морге холодно.

Кровь устремилась в замёрзшие руки и ноги, неся успокаивающее тепло. Сердце забилось сильнее. Поморщился от горького послевкусия и, спрятав заначку во внутренний карман голубого халата, пошёл вдоль рядов с каталками. Люминесцентные лампы, «цепляясь за жизнь», нервно подмигивали. Бросали серебристые блики на покойников, накрытых белыми простынями. На обозрение торчали только сине-зелёно-жёлтые ступни с бирками-номерами на больших пальцах. Остановился около некрупных, узких, явно женских. Даже цвет кожи немного отличался от других трупов. Молочный оттенок, как бывает у многих живых. Глянул номер — 212-ть. Она самая! Руки задрожали от предвкушения незабываемых ощущений. Знакомое чувство, под стать сексуальному возбуждению. Жар нетерпения пронёсся по телу, приятная эйфория туманила разум. М-м-м… лакомый экземплярчик напоследок! Престранный смертельный случай. Уже звонили с других округов и областей — ждут результата. Телевизионщики названивают, здание морга оккупируют. Девочка скончалась сегодня утром при невыясненных обстоятельствах. Шла в школу… упала… труп… Насколько помнится из дела — в день пятнадцатилетия. Чудовищно, прискорбно, загадочно, но… что одному смерть — другому… повод копаться во внутренностях. Если бы не такой интерес к причине смерти, полежала бы пару дней — в очередь, как говорится, а так — срочное дело! Докторам и профессорам неймётся — подавай сведения и всё тут! Честь узнать фактор внезапной гибели досталась ему, Виктору Эдуардовичу Жировски. Лучшему патологоанатому Ростовского морга судебной экспертизы с приличным стажем в… уже двадцать лет. Негласный юбилей и повод для гордости — без выговоров и предупреждений. Ни разу не пойман пьяным или под увеселительными препаратами.

— Мяу… — кошачий голос чуть слышно нарушил тишину.

Виктор встрепенулся. Что за хрень? Кошка?!..

— Мяу… — вновь летело по холодильному отделению. Дыхание перехватило — Виктор превратился в слух. Сердце выскакивало из груди, колотилось с удвоенной силой. Возбуждение как рукой сняло.

Взглядом скользил по комнате.

— Мяу… — раздалось совсем рядом. Виктор присел. На нижнем ряду тележки, сжавшись в комочек, сидела кошка. Большая, серая, пушистая. Точно курица на насесте — поджала лапы, сохраняя тепло. Круглые зелёные глаза подёрнуты дрёмой. Чуть водит ушами.

— Ты чего здесь делаешь? — растерялся. — Иди сюда? — потянулся за ней — кошка взвилась. Изогнувшись дугой, зашипела. Изумрудные глаза изменились — ни капли сна. Сверкнули дикой ненавистью. Виктор опешил от неожиданности. Еле убрал руку — когтистая лапа едва не зацепила. — Ты чего? — возмутился. — Дрянь! Сучка! Чего не хватало, ещё меня поцарапать. Я тебе…

Умолк. Ночь. Один. Уже принял на грудь… Воевать с кошкой за пару часов до конца дежурства? Да хрен с ней. Пусть Геннадий Петрович, сменщик, гоняет. Вновь бросил на животное взгляд. Успокоилась, села и как ни в чём не бывало принялась облизываться. Не к добру… Гостей зазывает… Незваных, непрошеных…

— Ты это… кх… кх… — прочистил горло. Неприятное чувство расползалось, покалывая в груди, стягивая желудок. — Веди себя прилично и под ноги не лезь… — пробубнил благосклонно — может, зверюка перестанет чистоту наводить, отвлечётся. Кошка на секунду оторвалась от помывки шерсти:

— Мяу… — негромко отозвалась и продолжила моцион.

Морозец пробежался по телу. Она что, ответила? Нет… лучше не знать… Только что радовался: эксцессов на рабочем месте не случалось… Твою мать! Встал. Пошло всё! Сделай дело — гуляй смело!

Выкатил тележку и направился к столу аутопсии. Задевая сколы кафеля, колёсики недовольно поскрипывали.

Виктор перетащил тело на патологоанатомический стол. Рядом другой. На нём — стандартный секционный набор инструментов для вскрытия трупов. С благоговейным трепетом неспешно убрал простынь, сложил и бросил на нижнюю полку, где была живность. Твою… Где тварь? Наклонился. Нет её. Испуганно огляделся и вздрогнул — кошка на девичьем теле. Сидит на груди покойницы.

— Пошла отсюда! — шикнул, и зверь послушно спрыгнул. Бесшумно, грациозно. Виктор посуровел: — Не смей касаться инструмента, — пригрозил. — Не то с трупом спутаю!

— Мяу… — вновь изрекло создание, устроившись возле тележки. Откуда вообще взялась? Может, всё-таки Геннадия живность? Притащил, побоялся, что погонят и умолчал. Глупо! Нелогично! Надеяться, что её не увидят — маразм. Сменщик, вроде, не болен — вполне адекватный мужик. Забежала? Хм… Давненько никто не заходил, чтобы хвост за собой притащить. В начале смены тварь не показывалась — голоса не подавала. За двенадцать часов, руку на отсечение, проголодалась бы, в туалет захотела. Вновь покосился. Села как статуя древнеегипетской кошки, даже застыла, только от внимательных изумрудных глаз становилось не по себе. Хуже, чем на дипломном вскрытии, когда экзаменационная комиссия будто мечтала, чтобы нерадивый студент оттяпал что-нибудь трупу не то или сбился. Не дождались… Виктор шумно выдохнул. Ведьминское отродье, будь оно неладно! Зверь точно из воздуха появился. Спокойно! Всё будет отлично! Кошка… Пусть сидит. Работа — прежде всего. На автомате надел новый халат, нарукавники, фартук, и, помыв руки, привычно натянул перчатки. Включил диктофон:

— Двадцать второе июня 2005-го года. Время вскрытия двадцать три часа сорок одна минута. Выходцева Екатерина Сергеевна. Двадцать второго июня 1990-го года рождения, — выдержал паузу. Как бы ни очерствел за годы работы, но видеть детей всё равно тяжело. К тому же… Сегодня девочке исполнилось пятнадцать. Ещё бы жить да жить… Глубоко вздохнул: — Первичный наружный осмотр: труп прекрасно сохранился…

Умолк. Прошиб холодный пот. Давненько не испытывал такой нерешительности. Нелепые страхи будоражили. Чудовищные байки о ходящих мертвецах лезли в голову. Видать, это и толкало на принятие спирта. Притуплялся ужас, так и не побеждённый за это время. Выключил диктофон. Пальцы предательски вздрагивали. Виктор коснулся щёки девочки. Прежде не сталкивался с подобными трупами. Человек будто спит. Ещё секунда, и глаза распахнутся. Другие «клиенты» словно восковые, даже как люди не воспринимаются. Тела и всё… а тут… Глупость, конечно, но…

— Не бойся, малышка, не сделаю больно! Мир хочет знать, от чего ты умерла…

Собрал в хвост растрёпанные длинные, светлые волосы. Скрепил заколкой-уткой, — не зря валялась на столике — пригодилась. Ещё раз окинул взглядом. Не красавица, но черты правильные и чёткие. Что привлекало внимание — удивительный разрез глаз. Предчувствие кольнуло… хоть и закрытые, но уж больно на кошачьи смахивают. Быстро посмотрел на «статую» — даже не шевелится. Буравит глазищами до мурашек.

— Чего вылупилась? — шикнул и отвернулся, злясь скорее на себя. Опять нервы ни к чёрту.

Несколько секунд тишины и прострации… Труп! Работа! Сосредоточиться!

Миленькая девочка. Худенькая, с небольшой грудью, выпирающими рёбрами, натянувшими кожу, впалым животиком, узкими бёдрами. Тёмный треугольник волос, а из-за длинных ног на вид нескладная. Помнится по развитию школьников… Невысоким и пропорциональным физкультура даётся куда проще. А таким, как номер 212 — с трудом. Пока от мозга к конечностям дойдёт сигнал — пройдёт уйма времени. Вот и получалось, пока среагирует девчушка-нескладушка, другие уже стартанули, мяч отбили, что уж говорить о прыжках, ударах… И смех, и грех…

Виктор замер. Быть того не может?!.. Веки девочки встрепенулись?.. Хрень… Всматривался до рези в глазах. Склонился убедиться, что труп — труп. Холод… ничего более. Поднес зеркало к губам — нет дыхания. Проверил пульс на шее — ни толчка.

Что за чертовщина?.. Спирт — больше не спасение. Нужно переходить на другие сильные вещества… Так! Пора начинать! Включил любимый диск с реквием Моцарта. Закрыл глаза, погружаясь в медитацию. Мир спокойствия и умиротворения. Пару взмахов, словно палочкой дирижёр. Ещё несколько размеренных вдохов и распахнул веки. Включил диктофон:

— Тело… — Дотошно выискивал раны, язвы, синяки, хоть что-то, объясняющее причину смерти. — Череп — без видимых травм. Также — уши, нос, рот, зубы… шея… — Поднял одну руку, вторую. Ощупал подмышками. Пальцы скользили по телу как утюг, отглаживающий полотенце. Грудь, живот. Заученными движениями проверил ноги, ступни. Перевернул труп на бок. Констатировал, вернув обратно: — На теле видимых повреждений не обнаружено.

Взял скальпель, глянув на настенные электронные часы — четыре нуля. Полночь! Время колдовства, приспешников тьмы — ведьм, нечисти и нежити. Странно, с чего пришло такое сравнение? Повернулся к трупу… Кошка! Виктор застыл, не в силах пошевелиться. Тело словно парализовало — руки, ноги онемели, язык прилип к нёбу. Вместо крика вырвался едва слышный хрип. Зверь, окутанный прозрачным серебристым облаком, не отреагировал. Задние лапы упирались в грудь девочки, верхние в щёки. Морда склонилась над лицом, будто гипнотизировала. Из распахнутой пасти в приоткрытый рот лился чистый красноватый свет — перетекал как неспешная река. Секунду тянулся и оборвался — кошка, как стояла, так упала.

Выдохнуть не удавалось. Сердце лихорадочно заколотилось — то сжимаясь до боли, то выдавая сильный толчок. Перед глазами пелена. Ужас лишил способности связно мыслить. Виктор выронил скальпель, не в силах двинуться с места. Девочка сморщила нос — скривилась, будто съела лимон. Веки затрепетали… картинка ускользнула… чернота утянула в омут.

Глава 2

22 июля 2005 года

Катя вдохнула глубже — жива! Свежий воздух — свобода! Выйдя из больницы, приставила руку козырьком, пряча глаза от ослепляющего солнца и кишащего разноцветия: люди, рекламы, вывески, машины. Первый раз за месяц после воскрешения вышла на улицу. «Клиническая смерть», — так написано в справке. Как хорошо, что нет телевизионщиков. Вспышки, съемки, интервью достали за это время. Папарацци перестали интересоваться, когда врачи заверили: Выходцева Екатерина — не уникальный случай. Такое случается, правда, крайне редко. Привели уйму других, более значимых примеров, отбив ажиотаж к ней. Правда, они, всё же помучили ещё с недельку, а потом шумиха утихла.

На душе тревожно! Хочется озираться, чего-то высматривать. Застоялый воздух усугублял самочувствие тяжестью и сухостью. Впрочем, как и всегда. Чего удивляться? Ростов летом безжалостен.

А вот и предки! Радости не прибавилось… Нет, конечно, хорошо, что приехали забрать, но ощущения странные. Словно чужие давят, заставляют делать, что не хочется. Так успокоиться! Любимые приближаются. Перескакивая через ступеньки, бежал отец. Худощавый, долговязый. В бежевых льняных брюках и развевающейся рубашке с коротким рукавом. На бледном, осунувшемся лице светились зелёные глаза. Мать за ним не поспевала — фиалкового цвета туфли на высоченных шпильках и короткое платье в тон, всё же не созданы для бега. Каблуки звонко цокали по цементной лестнице, отдаваясь болью в голове.

— Доча… доча… — махала она.

Невысокая стройная блондинка с аристократическими чертами лица. Голубые глаза и губы слегка подчёркнуты неярким макияжем. Волосы с идеально уложенной стрижкой каре. Мать всегда следила за собой, чему и учила. Хотя часто досадовала, что дочь так на неё не похожа. «Вся в отца!» — с сожалением и глубоким сочувствием протягивала она: «С такой внешностью трудно найти мужа. Радует, что пока не толстая». М-да… Обижаться? Конечно, обидно, что не оправдала надежд матери, но гены… С ними ничего не поделать!

— Девочка моя, — отец, подскочив, сжал в объятиях. Видно, что переживал — вон как похудел.

— Па… всё отлично! — поморщилась Катя. Пятнадцать лет, а тискали словно ребенка. От стыда сгореть недолго.

— Прости! — взял себя в руки папа и чуть отступил: — Рад, что ты…

— Доча… — мать давилась слезами. Боже! Катя закусила губу — диссонанс видеть зарёванное лицо выглядящей с иголочки женщины.

— Ма, перестань, — передёрнула плечами и огляделась. Мужчины… женщины сновали в дверях приёмного покоя. Некоторые косились, а большая часть пробегала, не обращая внимания. Всё равно неудобно. Родители приехали забрать и так себя ведут. Что она маленькая? — На нас все смотрят. Мне стыдно.

Мать смахнула пальцем слезу и покачала головой:

— Как ты похудела, — укоризненный взгляд скользнул сверху вниз. Катя обхватила плечи руками — мама поправила рукав её футболки. — Посмотри, на тебе всё висит, как на вешалке.

— Пойдёт… — шикнула, одернув подол бордовой юбки-карандаш в тонкую полоску.

— Почему не разрешила забрать из палаты?

— Потому что взрослая, — уставилась вниз, рассматривая пёстрые туфли-лодочки. — Мне неудобно, что вы всё время сидели в палате. Я жива! Хватит на меня так смотреть.

Подняла глаза и поморщилась — мать вновь разревелась. Только натянуто, что ли… Как неумелая актриса, исполняющая роль и выдавливающая из себя слёзы. Отец нежно её обнял и легко коснулся губами лба:

— Ч-ш-ш… у неё возраст — взрослая, — успокаивал. — Себя вспомни, — кивнул: — Пошли, Катюнь. Твои вещи уже спустили — они в багажнике. Домой! Врачи сказали, что на улице нужно бывать часто, но недалеко от дома.

За что люблю папу, всегда трезво мыслит, чувства не напоказ. Если сказал — сделаю — кровь из носу — сделает! Единственное, почти всегда на работе. Лаборатория, пробирки, исследования… Может месяцами над опытами корпеть. Вот тогда — скучно и одиноко, а дома — хоть удавиться. Мама всё накипевшее, ясное дело выливала на того, кто есть. Доставалось часто. Нет, не била, но… Она, конечно, тоже хорошая, но больше недовольства ощущается, осуждения. Это не так, это не то. Не так одеваешься, не так смотришь. Куда идешь? С кем идешь? Зачем умерла? Замечательный вопрос, даже папа обомлел. Так посмотрел на мать… Хотелось нагрубить: «Ой, так в школу не хотелось! Дай, думаю, для разнообразия умру!» Видимо, поэтому папа и пропадал в лаборатории. Чтобы глупости от мамы не слышать. Вроде любишь её, но… отдых нужен всем.

Не глядя по сторонам, последовала за родителями. Села в авто и уставилась перед собой. Странно все, чужое и пугающее. Словно уснула в одном мире — проснулась в другом: раздражительном и назойливом.

— Кать, всё нормально? — встретилась с обеспокоенным взглядом отца в зеркале заднего вида. Он управлял машиной, ловко крутя «баранку» и юркая в освободившиеся участки забитой трассы.

— Да, пап… Всё путем! — сложила руки на груди и откинулась на спинку сидения. Мать рядом. Лучше не смотреть — ещё разревется, а это раздражало, и так голова с самого утра раскалывалась, будто церковники там колокольню устроили. Врачам не сказала, тогда бы не выпустили. Вновь анализы, датчики, уколы… И так консилиумы собирали — совсем замучили вопросами и тестами. Как, да что случилось? Упала и умерла! Если бы знала, сама диссертацию написала.

Катя посмотрела в окно. Всё плавало, словно глядела через призму искажённого стекла. Яркие, как на картинках экспрессионистов, сливающиеся краски — вывески магазинов, кафешек, салонов, бутиков. Звуки и шумы то обострялись, то умолкали, будто кнопку «громко» включали и выключали. Запахи уплотнялись, пугая тошнотворностью. Катя зажмурилась, прислушиваясь к новым, доселе не испытываемым ощущениям.

— Солнышко… — далёкий протяжный голос вырвал из прострации. Мать выглядела удивленной. — Ты уверена, что всё нормально?

— Да, — хрипло отозвалась и прокашлялась. — А что?

— Ты… — мать брезгливо сморщилась и бросила умоляющий взгляд на отца, — принюхиваешься…

Вот блин! Да что происходит? Почему голова разрывается на части? Мир пугает…

— А от тебя опять выпивкой несёт, — шикнула и отвернулась, заёрзав на месте. Мать глубоко втянула воздух и замерла. Даже глядеть не надо — опешила, лицо раскраснелись, будто пощечин заполучила. Шумно выдохнула и отодвинулась.

Зачем мать обидела? Дура! Она волнуется, переживает. Ну, подумаешь, опять выпила. Это их с папой дела… Чёрт! Принюхивалась? Может, всё же стоило врачам показаться? Протяжный визг тормозов, царапая мозг, отвлек от мыслей. Катя всматривалась, выискивала. Что за звуки? На самом дальнем перекрестке машина, вильнула в сторону, уворачиваясь от бабульки, переходящей дорогу. Затормозила так резко, будто наткнулась на невидимую стену. Дверца распахнулась, выглянул грузный темноволосый мужик. Лицо яростное, глаза дико вращались, рот разинулся. Послышался приглушенный, едва различимый гул возмущенных голосов: мужской — плюющий ругательства, маты и старческий — едко бубнящий. Разве возможно слушать на таком удалении? Ничего себе! Катя мотнула головой — мимо с нарастающим гулом пролетело авто, словно реактивный самолёт, звуком разрывающий перепонки. Зажала уши и зажмурилась. Больно-то как! Подышала глубоко, боль утихала. Чуть отпустило, Катя вновь открыла глаза. Реальность искажалась, цвета притуплялись, запахи обострялись, звуки усиливались. Серость и безликость сменялась яркими пульсирующими красками. Мощное сердцебиение гулко отдавалось в голове, как перестук колёс мчащегося поезда. Мир красноватых двигающихся сгустков — наложение одного на другое! Всё это единый организм: ослепляющий, восхищающий, ужасающий. Уши заложило, вокруг образовался вакуум. Вязкий воздух давил сильнее — дыхание прерывалось, на горле стягивались невидимые путы. Что это значит? Витрины магазинов, дома, высотки — мелькали с бешеным ускорением. Люди слились в сплошную тёмную полосу. Реальность потерялась, отступило все: рамки, границы, будто взмываешь в невесомости. Шквал звуков утих — выделилось журчание воды. Катя сфокусировалась — проехали открытое кафе. Официант наклонил чайник над чашкой… Нервно дернув ручку, опустила стекло. Резкие запахи ударили по носу — поморщилась.

— Катя… — вырвал из мира ощущений обеспокоенный голос отца, — что с тобой, милая?

— Можно нёмного прогуляться, — ошарашено прошептала, глядя в никуда. — Я так давно не была на свежем воздухе.

— Детка, ты уверена? — папа взволновано поглядывал через плечо. — Ты… в общем, ты ещё слаба. Может, лучше домой?

— Нет! Всё нормально, — прозвучало твёрдо. — Я чуть-чуть подышу, — подбирала слова, но говорила с трудом, — пройдусь и сразу же домой, обещаю! — Повисла тишина, нарушаемая гудением автомобильного вентилятора. Сомнение на лицах родителей читались так явно, что хотелось кричать. Еле сдерживалась: — До дома остался всего квартал. Что со мной случится? — Молчание резало по нервам. Терпение закончилось — Катя выпалила: — Я не потеряюсь, не бойтесь!

— Я против! — возмутилась мать. Чуть мотнула головой — идеальная прическа покачнулась и встала обратно — прядка к прядке: — Сереж, не позволяй ей…

— Детка, я с тобой пройдусь? — мягко нарушил молчание отец. Мать, фыркнув, отвернулась к окну.

— Нет! — решительно отрезала Катя. Обижать не хочется — вон как насупилась — но и уступать нельзя: — Нет, пап! Не обижайся, — придала голосу нежности, и в тоже время уверенности, — но мне нужно побыть одной.

Минуты размышления тянулись бесконечно долго. Любовь и желание угодить победило — машина притормозила около обочины.

— Кать, — предпринял очередную попытку уговорить папа, — я не уверен…

— Па! Я прошу свободы всего чуть-чуть. На меня давят стены, мне нужен простор, — отчеканила. — Я пройдусь. Один квартал и я дома!

Пока не пришли в себя и не передумали — вылезла и, хлопнув дверью, отвернулась. Достали!

— Детка, — вновь послышался голос отца, — давай мы вдоль обочины поедем?

— Нет! — бросила и стремительно направилась вперёд. Оторваться от них. Пусть оставят в покое. Забота родаков напрягает. Зануды…

Раздался лёгкий скрип колодок. Бросила взгляд через плечо — синяя «пятнашка»^[1] проехала мимо, отец смотрел внимательно. Скорость маленькая, сразу видно, что перестраховывался. Катя свернула на первом же перекрестке. Центр можно обойти через частный сектор, там спокойнее.

Неспешно прохаживаясь по тротуару, вслушиваясь в гудение в висках. Как радиоволна у старого радиоаппарата — крутишь колёсико, настраиваясь на нужной частоте. Боль то утихала, то усиливалась. Прослушка в голове. Она захватила, вот только не получалось разобрать шквал звуков. Шум оборвался, Катя огляделась. Где она? Не туда свернула и прошла свой поворот. Блин! Теперь обратно идти!

Домики, как близнецы-боровики под одним деревом. Каждый хозяин, мечтая превзойти соседа, почему-то ремонтировал участок как под копирку. Не все, конечно, но когда три подряд обшиты сайдингом молочного цвета, на крышах коричневая черепица, окна, ставни, двери в тон, а рядом ещё и палисадник, будто с картинки «Найди десять отличий от соседского», ничего другого на ум не шло.

Ощущение беды усиливалось. Сердце гулко стучало, в душе нарастало необъяснимое волнение. Откуда это чувство? Пронзившая боль ослепила, как вспышкой света в темноте — в глазах жгло. Пробил озноб до костей. Гул вновь повис. Катя, прислонившись к забору, обвела взглядом улицу. Серая, тоскливая… Людей нет, зелень померкла, краски ушли. Даже помощи не у кого попросить. Зря вышла из больницы, дура! Если бы рассказала о болях и галлюцинациях, врачи, может, дали бы таблетку. Глубоко подышав, прикрыла на секунду глаза — шумы утихли, тянущаяся боль притупилась. Катя отлепившись от забора, ускорила шаг. Быстрее домой. Лечь, поспать. Глядишь, всё пройдёт! Прорезавшее тишину гудение моторов приближалось. Белоснежный лимузин неспешно ехал по ходу движения, а по встречной полосе мчались чёрная иномарка и зелёная «копейка»^[2].

«Opel» пролетел с жутким металлическим побрякиванием. Жигули тарахтели так, словно готовилось отдать концы, но хозяин решил перед смертью, во что бы то ни стало, пронёстись на предельной скорости: «Погибать, так с музыкой». Катя едва отскочила от бордюра. Вот же придурок! Ещё и заносит… Лимузин замедлился — сверкающий, ослепляющий, так и кричащий: я дорогой! Вильнув к обочине, затормозил. Затенённое окошко приспустилось, оттуда вылетело серое облако сигаретного дыма, и вырвались громкие звуки песни группы «Касты» — «Закрытый космос».

— Девочка, ты не заблудилась? — показалось в проёме раскрасневшееся лоснящееся лицо жирного мужика.

Нехорошо… Катя затравленно отступила и мотнула головой. Сердце сбивалось с ритма, в груди сжималось от плохого предчувствия. Дверца распахнулась, толстяк вылез из машины. Большой и лысый. Отступая, бросала взгляды по сторонам. Никого! Уперлась в забор. Люди помогите! Крик застрял в пересохшем горле. Мужик плотоядно улыбнулся:

— Давай, мы тебя подвезем?

Риторический вопрос ввел в ступор. Из лимузина раздался многоголосый смех. Страх расползся, как паутина, обвивая по ногам и рукам. Открыла рот — губы онемели, не желая шевелиться, язык будто окаменел. Бежать! Увернувшись от жирдяя, бросилась прочь. Из машины, как хищник из кустов, выскочил второй. Тощий, кривоногий. В потрёпанной футболке и протертых джинсах. Лицо в оспинах. Холодные глаза с диким блеском. Растопырил руки:

— Держи суку! — гоготал в бешеном азарте.

Отскочив в сторону, юркнула мимо. Позади раздавался нарастающий топот и шумное пыхтение.

— Не уйдешь… — настигали пугающие голоса.

Накатывал животный ужас. Жар опасности, неминуемой беды. Уже ощущались крепкие пальцы. Не убежать! Поймают. За плечо дёрнуло обратно, ноги запнулись — тело пронзило, будто мириад игл воткнулись разом. Почва ускользнула, и Катя рухнула навзничь. Руку выворачивало с адской болью. Тащило по тротуару — асфальт обжигал спину и ягодицы. Кричала, визжала, извивалась, лягалась, царапалась как дикая кошка. Лица мужиков маячили сплошным пятном.

Злобное шипение сопровождалось грубыми рывками — собственные зубы клацали в такт, на губах сладковатый и соленоватый привкус. Вмиг подняло на ноги — перед зарёванными глазами расплывалась наглая рожа тощего. Победоносная улыбка не сулящая ничего хорошего…

— Помогите… — отчаянный крик рвал связки и умолк — жгучая боль в затылке вспыхнула взрывом звёзд, мир окутал сумрак…

* * *

Невесомость давит на голову. От качки подташнивает, будто плывешь на надувном матраце по волнам. Подняться невозможно, солнце перегревает голову. Наступает апатия — пусть, что будет… Но нарастающий шум, как назло, режет по ушам. Горло стеснено удушьем. Катя судорожно вдохнула и распахнула глаза — изо рта выплеснулась едкая жидкость. Внутри горит, шею не отпускает — сдавливает сильнее, в носу стойкий запах спирта. Рвешься из капкана, но, ни руки, ни ноги не слушаются, как прикованные. Задёргалась, избавляясь от цепкого хвата — кислорода не хватает. Сознание то уходит, то возвращается. Вынырнув очередной раз и глотнув воздуха, зашлась кашлем. Гогот мужских голосов смешивается с орущей музыкой. Челюсть сдавливает, будто клешнями. От скрежета собственных зубов хлыщат слёзы — горлышко бутылки входит в рот. Отчаянно крутанулась, избегая нового приступа удушья, но внутри уже булькает, клокочет — жгучая вода вытекает наружу. Шею вновь сдавливает, приковав на месте.

— Ничего, сучка, — хрипловато смеется толстяк. — Это вкусно.

Выдёргивает бутылку — Катя глотает спасительного воздуха. Едкая влажная пелена застилает глаза. Они так болят, что открывать не хочется. Вновь кашель. Мучитель рывком поднимает и вдавливает в спинку сидения. Рядом вжикает воздух, щёку обжигает словно кипятком. Всплеск звуков истончатся, сливаясь в один писк — высокий и протяжный. Катя прижимает онемевшую ладонь к лицу — на губах привкус металла. Язык опух.

Картинка ускользает — чёткости нет, образы: блеклые, размазанные… Мужские, искажённые оскалами, ухмылками физиономии… Жирный, откинув голову, разражается безудержным смехом… Фокус то проявляется, то пропадаёт. Мелькает огромный кулак, и скулу снова опаливает огнём. В голове проносится звон стекла и новый свист воздуха. Раздаётся хруст, и лицо словно вминает в стену — нос не дышит, во рту мелкие сколки, теплая сладкая жидкость.

— Щас я тебе дам… — хохоча, хрипит жирный.

Перед глазами расплываются очертания покачивающегося прозрачного пакетика с белыми капсулами. Как в замедленной съемке: туда-сюда. Они как гипноз: завораживающий и подкорках сознания — пугающий до чёртиков. Катя отшатнулась, дыхание снова перехватывает — толстяк заваливается, давая массой:

— Лежи… — шелестит едва различимый голос над ухом. Жирдяй подрагивает, обжигая похотью и наслаждаясь властью.

Вновь рывком откидывает на спинку — Катя, хватаясь за горло, судорожно вдыхает. Толчком чья-то нога в чёрной туфле упирается в грудь. На шее смыкаются цепкие пальцы, вынуждая открыть рот. Катя вымученно мотает головой. «Тиски» сдавливают крепче, перескакивают на челюсть — нажимая с такой силой, что приходиться разлепить губы. Вместе с воздухом попадаёт и таблетка, и следующая порция водки. Мерзкий скрип зубов повторятся, стекло бренчит, в горло льется порция горячительного. Нос удерживают — Катя сглатывает. Закашлявшись, проваливается в невесомость…

Сноп искр летит каруселью и возвращает в мир слышащих. "Свинцовые" веки удаётся поднять не с первой попытки, нет сил даже кричать, на щеках жжёт. Потное лицо перед глазами — толстяка усердно пыхтит:

— Хочу, чтобы видела, — опускает голову — сопя, побрякивает металлом, явно сражаясь с ремнём. Плотоядно улыбается и бедро словно обжигает крапивой. Раздаётся треск ткани. Жирдяй враз подтаскивает к себе. Недолго пристраивается… толчком качается вперёд — боль пронзает низ живота, с губ срывается хрип…

— Смотрите-ка, — смеется насильник, — она мычит от удовольствия. — Продолжает втыкаться, будто кол вгоняя, склоняется и прикусывает ухо: — У тебя никогда не будет лучшего мужика! Советую меня запомнить…

Двигается резко и чётко… Всё жестче, сильнее, наращивая темп. Сжимает, тискает, щипает, точно выдирает сорняки с грядки. Стонет, содрогается и вновь продолжает… Переворачивает, выслушивая извращенные советы других. Крутит, истязает уже онемевшее тело. Катя жмурится — хорошо, что боли не чувствуется. Звук истончается. Главное, запомнить тварь и остальных… Так просто не подохнуть. Убить, скотов, что бы ни случилось. Месть… Сладкая и столь заветная… «Впитывать» всё, что можно уловить. Потное ожиревшее лицо с крючковатым носом. Маленькие серо-голубые глаза. Узкие губы. Свисающий двойной подбородок.

— …девственница, — ржал скот. — Я — первопроходец…

Тяжёлая и угнетающе тёмная невесомость, наконец, накрывает.

Катя вновь очнулась, не с первой попытки приподняла веки. Тела будто нет. Ничего — чувства отмерли, жив только мозг. Теплится, борется за последние воспоминания. Картинки мелькают, но их смысл остается неясен. Сменяющиеся мужские лица — то смеющиеся, то сосредоточенные… Кожаная обивка молочного цвета машины… Сигареты, витающий дым, поблескивающие бутылки… Мир словно в вакууме.

Оглушающую тишину нарушает нарастающее прерывистое шипение. Звук четче — ушей косаются обрывки слов. В голове же тот самый голос, кричащий: «Бежать!» Он науськивает: «Запомни все мелочи, детали… Месть сладка… Ты обязана помнить».

— Давай её разрежем, — летело далеко и протяжно, — а кусочки раскидаем по дороге… — усилился голос.

Картинка фокусируется. Всё та же машина. Жирный рядом. Глубоко затягивается и, выпуская облако дыма, склоняется к ней, где тело уже ничего не ощущает. С серьёзным видом, усердно пыхтит, туша сигарету.

— Нет, это уже слишком! — отрезает, выпрямившись, — но сдохнуть должна. Вась, давай к свалке, — буднично командует через плечо…

Снова повисает вакуум, реальность замирает. Тишина…

Дверца машины распахиваются, и свет ударяет по глазам. Падая навзничь, Катя ударяется затылком — в голове нарастает звон. Провал… Очнулась… Жирный тащит за ногу и даже не напрягается. Останавливается, отпускает, будто хлам держал. В толстой руке с пальцами-колбасками блестит пистолет…

Да… Умереть! О большем не мечтала.

Взгляд скользит мимо насильника — вдаль. Как же давно солнышко так не радовало. Ласковое, не жгучее. Оно склоняется за горизонт, облизывая последними лучами землю. Размытая полоса с красноватым свечением… принесёт покой…

Па, ма… простите…

Глава 3

24 июля 2005 года

Чья-то злая шутка? Насмешка высших сил?

Шлепанье босых ног, звонким эхом отлетая от стен, исчезает в сумраке коридора. Сердце колотится как сумасшедшее. Катя вновь мечется от двери к двери — закрыто… Всё знакомо до ужаса, сковывающего тело. Темнота, холодный пол, коридор, двери… Мир рухнул, настал «день сурка», заставляя переживать навязчивый сон, вновь и вновь. Непрекращающийся кошмар затуманенного сознания. Где выход? Дыхание перехватывает, отдаваясь болью в груди. Катя оглядывается — две зелёные точки стремительно приближаются. Чёрт! Неужели опять? Кидаётся к очередной двери, цепляется в ручку — снова заперто. Бросает опасливый взгляд через плечо — преследователь неумолимо настигает. Мчатся дальше. Дверь… ещё одна… толкает — закрыто. От отчаянья чуть не заревела. Паника накрывает с головой. Впереди брезжит свет: слабый, едва просачивающийся сквозь темноту коридора. Туда! Там спасение… Ступню пронзает острой болью, нога подворачивается — мир качнулся. Катя вскрикивает, и летит вниз, гулко стукнувшись локтями и коленями. Ладони скользят по гладкой поверхности, их словно обдаёт кипятком. По щекам бегут обжигающие слёзы. Как же больно! Чёрт! Переворачивается, глаза не отрываются от приближающихся огней. Опять не успела… Упираясь саднящими руками в пол, ползет как рак. Вскакивать поздно — оно рядом — еле улавливаемое очертание небольшого зверя. Глаза грозно сверкают изумрудами… стремительный рывок… и удар. В груди расползается тупая боль, точно от столкновения. Фейерверк звёзд проносится каруселью, увлекая в черноту.

Катя, судорожно вздохнув, распахивает веки и садится. Яркий свет ослепляет — приходится зажмуриться. Лёгкие сжимает, в голове вакуум, словно под воду нырнула. Перетерпев боль, вновь открывает глаза. Рядом раздаётся хрип, глухое падение и звонкое побрякивание металла. Сознание медленно, но проясняется. Посмотрела вниз. Мужчина с марлевой повязкой, в белом халате и перчатках, валяется на кафельном полу между ней, лежащей на каталке, и столом с медицинскими инструментами. Хм… подозрительно знакомая картина. Точно дежавю?! Что-то подсказывает — и да, и нет! Ощущения, сон — уже точно посещали, а мелкие детали разнились. Точнее настораживали — в этот раз знала, когда металась по тёмному коридору, что случится непоправимое…

С ног до головы обдаёт холодом, кожу будто осыпает снежинками. Тошнотворная вонь мертвечины касается носа. Нащупав ткань, Катя подтягивает простынь на грудь. Ещё отличие… В первый раз, когда очнулась, укрыться было нечем.

Помещение всё так же заполнено длинными рядами каталок. Только, разве что, в большем количестве. Тела, тела, тела… прикрытые белоснежными простынями, как и у неё. На больших пальцах ног висят бирки. Вдоль стены, как банковские ячейки, выдвижные металлические полки с маленькими светлыми табличками. Щёки неприятно щекочет — утёрла слёзы и передёрнула плечами. Сердце мощно стучит, гулким эхом отдаваясь в голове. Мириады осколков впиваются в кожу. Перед глазами сверкают искры. Секунда за секундой возвращаются силы. Тело наполняется жизнью. Дыхание выравнивается. Шевелятся пальцы…. Катя спустила ноги и встала на пол. Кафельная плитка встречает босые ступни прохладой.

Всё так! Здесь уже была… Когда воскресла первый раз… Вот же чёрт! Пошатнувшись, цепляется за край каталки. Взгляд останавливается на патологоанатоме. Бедный мужик… Тот же, что и тогда… Жаль, хотелось бы думать, что оправится. Но… нет… точно свихнётся. Кто переживёт восстание мертвеца дважды? Хм… Катя морщит нос. В прошлый раз было тело кошки. С оскаленной пастью, остекленевшими раскосыми глазами. На удивление знакомыми — как из сна. Сейчас трупа нет…

Глава 4

28 июля 2007 года

Люди, толкаясь, двигались непрекращающимся потоком во всех направлениях, будто тараканы. Мелькали сумки, чемоданы, рюкзаки… Дети, взрослые… Крики, плач, суета — шум и гам в аэропорту повсеместно. Пестрящая человеко-текучка в летнее время ужасала. Катя скривилась. Крепче сжав лямку рюкзака, выбежала на улицу. Марево едва заметной дымкой витало в воздухе. От духоты перехватило дыхание. Скоротечная смена климата, многочасовой перелет из Бразилии давали о себе знать. Чёрт! Остановилась, жадно втягивая воздух. Спасение! Нельзя сказать, что особенно скучала по дому, скорее, даже бы и не возвращалась. Но причины серьёзные и веские — родители! Два года не была в России, а словно никуда не уезжала. Ни черта не изменилось! То же здание. Ремонт… едва ли сдвинулся с мёртвой точки. Банки, лестницы, защитные сетки, всюду побёлка, краска, таблички на смутно понятном языке, со столь же еле различимым корявым почерком «Быть осторожен. Окрашен!» Даже мастера в заляпанных, грязных, местами продранных костюмах, на удивление похожи на тех, кто работал, когда сбегала из города. Гастарбайтеры — дешевая сила, а ещё — на одно лицо! С точностью не определить, «он» ли был вчера или «его» брат…

Всё знакомо до боли и щемящей радости. Столпотворение машин, автобусов на площади перед зданием аэропорта. Посреди пробки «закипела»^[3] вишневая девятка. Над распахнутым капотом клубилось серое густое облако испарений. Невысокий, щуплый мужчина носился вокруг, истерично размахивая руками. Волосы всклокочены, лицо красное, глаза дико вращались, рот не закрывался. Брань прорезалась сквозь звуки площади.

— Чтоб её… дрянь…

Чего хотел от колымаги — не понятно. Она и так выглядела, словно доживала последние часы. Удивляться поломке? Только в России и ближнем зарубежье ещё существуют такие машины — нашего производства. Даже не новые модели — купленные с десятых рук. Чего она перетерпела от предыдущих хозяев — остается только предполагать!

Между автомобилями, словно играя в шахматы, лавируют мотоциклисты. Водители нетерпеливо бибикают, подгоняя друг друга. Кто ругается, кто слушает громкую музыку. Ростов как всегда гостеприимен! Родина…

— Эй, подвезу. Дорого не возьму! — прокричал кавказец, высунувшись из окна старенькой копейки. Зелёная краска выцвела, «жучки»^[4] на поверхности, бок с вмятиной. Катя поправила рюкзак и решительно подошла:

— Сколько до Сноевки?

— Э! Красавиц, — округлое, потное лицо расплылось в улыбке, обнажив под густыми короткими усами пару золотых зубов. — Почти задаром.

— Цену говорите — я разберусь, задаром или нет.

— Только для тебя… — тёмные масленые глаза сверкали похотью, — пятьсот.

— Чего?

— Бензин не дешев, — оправдывался таксист заезженной фразой, — вон как цена поднять…

— Триста, и не рубля больше, — отрезала Катя.

— Э! Красавиц, — с поддельным негодованием покачал он головой, — за триста до автобусная станция довезу…

Позади копейки синяя «Toyota» нервно сигналила.

Из окна показалась коротко стриженая голова. Холодные серые глаза сверкали:

— Убери колымагу. Проехать дай! — грубо заорал мужик. — А то багажник в капот вобью…

— Щас, жди, мы едем уже, — отмахнулся таксист и оглянулся: — Четыреста и по рукам.

— Пойдёт! Триста пятьдесят — у меня евро.

Он довольно кивнул.

Водитель «Toyota» набибикивал, сопровождая каждый сигнал отборным матом. Мозг разрывался. Катя потянула ручку — замок не сработал.

— Э… не так.

Водила, пыхтя, вылез из машины. Подтянул спортивные штаны, чуть ли не до груди. Короткие ноги, округлое пузо, руки повышенной волосатости и её полное отсутствие на макушке — типичный представитель таксопарка от «народа гор». Взявшись за ручку, кряхтя, пару раз ударился бедром о дверцу и со скрипом распахнул. Нагло ухмыляясь, махнул:

— Садись, красавиц!

Хотелось бы верить, доедем…

С раскалывающейся головой забралась на заднее сидение. Потрёпанная обивка, пепельниц нет, подранные чехлы на передних сидениях. Хорошо, без мусора. Вместо магнитолы торчат голые провода. На коробке передач кобра с зелёными глазами. На треснувшем зеркале заднего вида висит «елочка», источая едкую вонь, плохо заглушающую запах пота таксиста.

Машина тронулась с жуткими тарахтением и выхлопами. Катя посмотрела в зеркало — водила, поглядывая, скалится. Проглотив язвительные слова, отвернулась к окну и закрыла отяжёлевшие глаза… Не до глупых перепалок с «шоферюгой». Устала. С прошлого вечера не спала — перелет дался тяжело, ведь после авиакатастрофы фобия самолётов. Быстрее бы домой! Вернулась, чтобы отомстить. Вчера ламия добрался до семьи — убить тварь, чего бы это ни стоило. К тому же чутьё ведет… хотя лучше бы молчало. Если бы не знала о нападении на родителей, было бы проще. Но нет, интуиция погнала в гостиницу — от боли аж слёзы брызнули… По трёхзвёздочному мотелю промчалась словно пятки горели. Ворвавшись в простенький номер, схватила телефонную трубку — мобильника нет, ламии вмиг выследят. Даже знала, что родители на даче, а не в городе — набрала заветные цифры и затаила дыхание. Сердце глухо отстукивало ритм, заглушая гудки, тянувшиеся бесконечно долго. На другом конце щёлкнуло.

— Ма! Это я — Катя… — выпалила, не дождавшись ответа.

— Катенька, ты где? Сергей… — срывающимся голосом завопила мать мимо трубки. — Катя звонит. Катенька, не молчи, — тараторила. — Ты где? Что с тобой? Тебе денег хватает?

Мамка эмоциональна как всегда. Хотя, чему удивляться? Дочь — неведомое существо. Умирает — оживает… Сбегает из больницы на второй день после очередного воскрешения — ни слуха, ни духа вот уже два года. Пресса осаждала долго — видела репортажи, читала в инете. От родителей остались только тени. Не комментировали, головы опускали — юркали в машину, за дверь, в подъезд… Куда угодно, лишь бы избавится от папарацци. Правда, мама несколько раз пыталась рот открыть — отец, шикал и утаскивал прочь.

Чего греха таить? Поэтому и сбежала — как вынести такое внимание? Сама на грани не покончить жизнь самоубийством, ведь в больнице со всех сторон прессовали. Подключена к аппаратуре, мониторы, датчики, в палате камеры, дежурные глаз не сводят. Голова разрывалась от непонимания — что происходит? Кто она? Чего все хотят? Подгадала момент пересменки, отпросилась в туалет. Там случился новый приступ обострения зрения, слуха, обоняния — вот тогда и увидела в зеркале отражение. Кошачьи глаза… Отшатнулась, вжалась в стену, едва не теряя сознание… когти с мерзким скрипом шкрябнули по поверхности, оставив белесые царапины, содрав синеватую краску. От ужаса дёрнулась. Тело жило своей жизнью — извернулось, заставив крутануться в прыжке — приземлилось на тумбе возле мойки. Мягко, бесшумно. Внутри вибрировало, организм будто сообщал: «Всё отлично! Ты — особенная!» Долго приходила в себя… Трясло, окатывало холодом. Фокусировалась… Но обратно уже не вернулась…

Катя всхлипнула. Высокая тональность голоса матери раздражала и радовала одновременно. Любила обоих, но отца… Их объединяло нечто большее, не поддающееся человеческому пониманию, другая, молекулярная связь. Это трудно понять, а ещё сложнее принять. Сердце рвалось наружу, руки дрожали — Катя на подкосившихся ногах опустилась на постель. Едкая соленая вода продолжала наполнять глаза — очертания комнаты плавали:

— Доча, ты где? — голос отца принес облегчение.

Значит всё в порядке! Шумно выдохнула. Только училась понимать интуицию, незамедлительно выполняя советы — она через импульсы в голове сообщала о беде. В эти моменты чутьё говорило, что нужно делать. Под ложечкой сосало, а в висках продолжало стучать кровь — боль, боль, боль…

— Я жива, — Катя всхлипнула. — Просто хотела извиниться, что грубила, а ещё убедиться, что с вами…

— Всё отлич…

Душераздирающий женский крик заглушил слова отца.

Мамка… Катя вскочила, до скрипа сжимая трубку в руках.

— Катька, не смей возвращаться, — прозвучал твёрдый и решительный голос отца — на другом конце захрипело. Глухой удар…и упало тяжёлое… Звонкий стук — пластик ударился об стену, и повисло шипение, царапающее мозг.

Очнулась от шока:

— Папа! Па-па! Па…па… — закричала не своим голосом.

Новый звук — злобно-клокотавший, гортанный, остановил истерику. Катя перестала дышать. Прислушалась, впитывая и запоминая тональность — найти и отомстить, даже если на это уйдут оставшиеся жизни. Волосы зашевелились, мурашки волнами побежали вверх.

— Катя, Катя… — раздался скрипучий, тянущий слова, мужской голос, заставив содрогнуться. Тварь… усмехалась?! — Ты виновата! — бросил обвинение и ожесточился: — Если не хочешь ещё жертв, приезжай. Я тебя жду.

Раздался глухой удар, и повис хрипящий звук… Перед глазами застыла чёрная пустота.

Очнулась, ударившись лбом о прохладную поверхность. Дремоту как рукой сняло. Поморщилась и открыла глаза. Стекло! Чёрт, уснула! Машину трясло, носило по дороге, словно пьяную. Впечатление, что водила специально собирал ямы и выбоины. Катя глубоко вздохнула, потёрла ушибленное место и откинулась на спинку.

— В саму деревню везти не надо, — нарушила молчание. — Там, на трассе остановка, на ней тормозните.

Таксист кивнул — улыбка расплылась шире:

— Такой, красивая, один едет. Не боишься?

— Нет, — огрызнулась. — У меня есть пара кольев в кармане. Если не произвело впечатления, то… ещё чёрный пояс по «рукопашке». Зубы вобью в глотку, пластика не поможет.

Лицо водилы поблекло:

— Какой грубая…

Проглотив ответную фразу, опять закрыла глаза. Таксист приставать не будет. Не решится — кишка тонка. Нужно обдумать дальнейшее. Чёрт! Глупостей натворила, как всегда! Примчаться на зов убийцы! Ламия ждёт, своего не упустит. А если не один? Плевать… Добраться до него, а там всё равно…

Давящая, жгучая боль расползалась по макушке — дыхание перехватило. Чутьё вновь не давало покоя. Катя, стиснув виски, зажмурилась — сноп искр пронёсся фейерверком.

— Э… — далёкий голос таксиста прорезался сквозь пробки в ушах. — Ты чего? Наркоманье всякий…

Катя, сглотнув пересохшим горлом, разлепила тяжёлые веки — боль отпускала, остался стук в голове, похожий на топот.

— Всё нормально, — ответила хрипло. — Тормози, выйду здесь.

— Недалеко осталось…

— Тормози, говорю! — сорвалась на крик. — Мне здесь ближе.

Водила свернул на обочину — машина, завизжав колодками, остановилась.

Катя дрожащими пальцами протянула деньги. Вышла. Копейка, «пропердевшись», круто развернулась и умчалась, оставив выхлоп газа. Катя поправила рюкзак и перебежала дорогу. Чувства обострены — каждый шорох, звук отдавались в голове. Ветер играл в кронах деревьев, шелестя листвой. Бёлка гулко перепрыгивала с ветки на ветку, остановилась и принялась грызть шишку. Мелодичная птичья трель стихала в вышине. Недалеко дятел отстукивал ритм. Глубоко вдохнув, Катя втянула голову в плечи. Засунув руки в карманы, спешно двинулась по знакомой проселочной тропке: извилистой, ухабистой и шатким деревянным мостом через приток Дона — Койсуг. Как в песне: «И у чёрта, и у бога, на одном видать, счёту. Ты российская дорога — семь загибов на версту».

Пыль клубилась, забивая нос. Погода не баловала дождями: на небе ни облачка, земля иссохла и потрескалась от зноя. Как назло, по пути ни тенечка, ни колонки. Плевать на всё. Нужно домой! Войдя в деревню, огляделась — ничего не изменилось, словно не уезжала. Море зелени: раскидистые яблони, груши, вишни, сливы; сор-трава, полынь… Собаки, как по команде, поднимали лай, от дома к дому. Одноэтажные, деревянные. Часть — ветхих, державшихся на честном слове и заросших плющом. С прохудившимися бревенчатыми стенами, обвалившимися крышами, дырами вместо окон и дверей. Со всех сторон раздавалось кудахтанье. Негодование подкатывало волной — всё будто вопило: «Катя приехала!»

Соседей не видно. Время обеденное. Аборигены сидят дома, прячась от солнцепека. Есть ещё дачники, как её семья, но такие появляются на выходные с вечера пятница до воскресенья, а сегодня понедельник. Хорошо. Меньше глаз — меньше вопросов.

Ноги становились тяжёлее. Каждый метр, приближающий к дому, давался с трудом. Словно одерживала очередную победу на олимпийских играх, с надрывом и треском в жилах. Глубоко вздохнув, замерла. Светло-бежевый дом с бордовыми ставнями и крышей — пустой и безликий. Пристроенный гараж затворен, но замка нет. Цветочные клумбы — гордость матери. Роскошная красочная палитра покрывала палисадник, но сейчас казалось, что растения, предчувствуя недоброе, склонили бутоны. Милиции нет. Значит, никто не хватился Выходцевых. Мамка крикнула, но умолкла почти мгновенно. Соседи могли не услышать. Озноб пробрал до костей. Катя отдышалась — спазмы в груди отпускали. Ступая неслышно, принюхалась — живых нет. Запах ламии нестойкий — рассеивающийся. Значит, тварь ушла. Хотя, возможно, затаилась.

Открыла дрожащей рукой металлическую калитку — та протестующе скрипнула. Катя прислушалась к напряженной тишине… Сняла с плеч рюкзак, достала кол и осторожно двинулась внутрь. Прислонилась к двери и, нащупав холодную металлическую ручку, неспешно потянула. Закрыто. Скользнула рукой в щель под козырьком и достала запасной ключ. Щелчок… Легко ступая, двинулась в сторону достроенной комнаты и замерла. Кровь размазана по полу, отпечатки рук на светлых стенах, как в фильмах ужасов — чёртов спецэффект мелькает заезженным повторяющимся кадром: кровь, кровь, кровь… Словно не ламия, а потрошитель поработал… Большой кухонный нож и оторванная телефонная трубка, разбитая на мелкие осколки, валяются заляпанные красными сгустками на полу.

Позади раздался стук. Трупная вонь коснулась носа. Обдало холодом, кожа покрылась мурашками. Крепче сжав кол, оборачиваясь, с размаху ударила возникшего из ниоткуда упыря — схватив за запястье, остановил. Катя вскрикнула — пальцы разжались, оружие со стуком упало и откатилось в сторону. Вжикнул воздух, и кулак ламии обжёг скулу — перед глазами пронёсся сноп искр. Отлетев, гулко стукнулась затылком и сползла на пол. Голова разламывалась, звон в ушах не смолкал — упырь, схватив за волосы, потянул вверх. Катя ахнула и вцепилась в крепкую руку. Тело будто само жило — жилы затрещали, кожа растягивалась. С гибкостью кошки извернулась, полоснула когтями и лягнула на «авось». Хрусту вторил вой боли упыря, но вскочить не успела — тварь хоть и отпустил, но вмиг придя в себя, с ожесточением пнул. Катя сжалась в комок, смягчая удар.

— Дрянь полукровная, — прохрипел ламия, распалившись. Схватил стул, шибанул её по спине. Тот с треском разлетелся. Катя всхлипнула. В руках упыря остались обломанные палки. Оскалившись, бил ими, как в ускоренной съемке. Яркие вспышки от каждого соприкосновения разносились по телу жгучей болью. Слёзы разъедали глаза. Прикрыв голову, опять сжалась — на губах прикус соленой воды и сладковатый слегка отдающий металлом.

Чувствительность притуплялась — сознание меркло, подступала темнота…

Запал упыря окончился — побои прекратились. Катя разлепила опухшие веки — карусель звёзд на фоне красной пелены затмевала взор. Перетерпела и сосредоточилась. Окровавленный пол. Нож метрах в трёх… Взгляд скользнул мимо — кол… под ногами упыря. Катя подняла голову. Ламия скалился — клыки удлинились, чёрные бездонные глаза засверкали. Отшвырнув палки, он присел на корточки:

— Не мечтал, что приедешь, — мягкий голос обволакивал, проникая в сознание. Упырь помотал головой. — Оказывается, нужно просто вежливо пригласить.

— Где… — Катя зашлась кашлем. Болью пронзало от каждого содрогания.

— О! — наигранно радостно воскликнул он. — Счастливая семья? Нам было весело!

Мысли ускользали, язык не слушался. Тело сотрясалось. Упершись руками в пол, Катя присела и утёрла лицо. Смачный плевок шмякнулся рядом — и бровью не повела. Еле выдавила:

— Где их тела…

Ламия вскочил и, вновь схватив за волосы, протащил:

— Лучше расскажу, как всё было…

Едва не уткнулась лицом в пол — перевернулась на спину. Давясь слезами и скользя по возмущенно скрипящему линолеуму, выискивала оружие. Онемевшие пальцы, зацепили кол. Судорожно сжала. Шанс — единственный и последний. Покалывание бежало по телу, как мороз по коже — силы возвращались.

— Вот здесь, — Ламия дёрнул к себе — Катя, закричав, подалась наверх. Ледяное дыхание опалило шею. Извернувшись, всадила кол в упыря — лицо исказилось гримасой боли и недоумения, хрип слетел с губ. Вцепился в её плечи, словно клешнями. Катя из последних сил вдавила торчащее древко глубже. Ламия покачнулся и упал, как подкошенный. Отступила и, упершись спиной в стену, сползла на пол. Дыхание вырывалось с клокотом, в горле пересохло. Красно-жёлтое пламя охватило обездвиженное тело. Испепелив, угасло, так же как появилось — извне.

Чутьё замолкло, будто понимая боль и ужас произошедшего. Заткнулось, давая время прийти в себя. Тварь убил маму и папу. До последнего надеялась… что это не так. Плевать, что глупо. Если так нужна королеве, могли их взять в заложники. Для шантажа! Но убивать?! Зачем? Почему… Лучше бы сама сдохла… как пережить смерть родителей? Их нет! Вина останется до конца жизни! А зачем она вообще нужна…эта жизнь? Собственное паскудство рано или поздно сгнобит, совесть выест брешь, испепелит душу. Умереть — единственный выход. И умереть нужно окончательно, найти способ и покончить с мучениями. Звенящая тишина поглотила. Катя глядела в одну точку — ни мыслей, ни боли. Пустота обволакивала…

Тонкий, как писк комара, звук засвербил в голове. Усиливался, изменяясь в омерзительно-царапающий мозг. Острый импульс пронзил виски. Нужно идти! Застывшее тело отреагировало, будто часы. Катя вскочила. Подхватив рюкзак, направилась к выходу, словно робот — встала и пошла. Боль проходила. Чутьё, не переставая, шептало — двигайся, двигайся… Нехотя, со скрипом мышцы разминались. Зачем идти? Куда? Смысла нет. Чернота — полная и беспросветная. Сдаться упырям и будь что будет. Ничего другого не осталось, так проще. Желание, стремление, воля — отмерли. Виски сжало сильнее. Назойливый голос не отпускал — хватит ныть, вперёд, двигайся…Противиться, значит, получить новую порцию адских ощущений. Катя стиснула зубы и, скрепя сердце, вышла на улицу. Смеркалось. Воздух полегчал. Облако мошкары, жужжа, так и норовило попасть в глаза. Катя по сторонам не глядела — смысла нет. Картина везде одна и та же — кровавые пол и стены, красные сгустки на ноже и осколках трубки… Чутьё право. Лучше наказание — жизнь! С отменной памятью…

Лай собак эхом проносился, теряясь в лесу. Катя на секунду замерла возле темнеющей кромки и, поправив рюкзак, не мешкая вошла. Зелёные долгожители-великаны со скрипом и шелестом сомкнули раскидистые ветви, отгораживая от мира живых — пути назад нет. Тропинка, едва различимая даже кошке, притягивала. Повинуясь чутью, продиралась сквозь кусты и колючие заросли малинников, ежевичников. Переползала через упавшие деревья, спускалась по оврагам, поднималась на высокие холмы. Не обращая внимания на царапины и ссадины, шла, не теряя невидимую нить, тянущую в неизвестность. Всё глубже и дальше. В незаметно подкравшуюся ослепляющую темноту и внезапно наступившую оглушающую тишину.

Выскочив из лесных зарослей, остановилась перед широким болотом. Запах гнили и тины — стойкий, аммиачный. Поморщилась. Сдержав приступ тошноты, сосредоточенно вгляделась. Посреди благоухающего торфяника высилась избушка. Покошенная, угловатая, на высоких сваях, уходящих в ил. Как держится? Почему крепежи не сгнили? Плевать, мир давно перевернулся с ног на голову. Чутьё скомандовало: «Вперёд». Зачем? Импульс в голову — Катя на секунду зажмурилась. Боль утихла. Смахнув с лица прилипшую прядь, заплела косу и, оторвав кусок от футболки, перевязала тугим узлом. Закрепила потуже рюкзак и шагнула вперёд. Сердце гулко отбивало дробь — сейчас провалится в вязкую кашу. Нога упёрлась в твёрдь. Шумно выдохнув, переступила дальше. Прислушиваясь к едва слышному такту, встала ровно и замерла. Подпрыгнула… приземлившись, соскользнула. Потеряв опору, ахнула и замахала руками. Уф! Удержалась от нелепого шлепка в тину. Нервы на пределе, пульс зашкаливал. Катя застыла, просчитывая следующий ход. Полтора шага вперёд… Подпрыгнула. Перескочила в сторону, опять подпрыгнула и приземлилась на кочку. Быстрая, размашистая пробежка и прыжок с кувырком. Катя замерла на твёрдой земле, под тонкими деревянными сваями.

Вскинула голову:

— Чёрт!

Они выше, чем издали. Взобралась по столбу, словно пантера. Обхватив его ногами, зацепилась за выпирающий край нижнего бревна. Когти, вонзаясь, заскрипели. С царапающим звуком двинулась к центру. Остановилась под дверью и постучала. Ответило глухое молчание. Ударила сильнее. Нос уловил терпкий запах старения, ароматы трав… Тишину пробивали едва слышные размеренные удары сердца.

— Хочу знать ответы! — прорезав ночь, неестественно громко прозвучал собственный голос. Кому и что говорит? Без понятия, кто здесь живёт. С чего взяла, что хозяин подскажет?

Послышалось приближающееся сопение и шарканье по полу. Катя ждала, цепляясь из последних сил. Быстрее!

— Кацы ответы? — раздался скрипучий старческий голос. Катя затаила дыхание — бабка или дед? Не разобраться, но хозяин явно недоволен.

— Кто я? И что происходит? — когти будто выдрали с кожей, перед глазами пролетел сноп искр. Ахнув, повисла на одной руке — кончики пальцев горели огнём. Справившись с эмоциями, с размаху вновь зацепилась за бревно.

Дверь отворилась со скрипом — Катя замерла в ожидании. Хозяина не видно, только расплывчатое очертание ладони, прикрытой широким рукавом, точно эпизод из ужастиков. Рука приглашающе махнула.

Лестницы так и не показалось. Катя переборола желание спрыгнуть. Качнулась, как гимнастка на брусьях и взмыла, сделав сальто назад. Приземлилась на пороге, с кошачьей грацией. Пальцы от боли едва ощущались.

Темно… Сверхзрение — хорошо, но не те краски. Русская печь — лежак завален ворохом тряпья. Полки с бутылями и коробки. На стенах висели мешочки, как пить дать, с травами. Деревянная скамья и стол с парой чистых тарелок и чашек, будто ожидали гостей. Катя рассеянно озиралась — никого. Взглянув перед собой, вздрогнула. Нечто сгорбленное, воняющее плесенью и тухлятиной рядом. В длинном платье до пола. Откуда появилось «нечто»? Его не было секунды назад…

— Здравствуйте, — выдавила и запнулась. Кто это? Он! Она?

— Проходь, — прошелестел старушечий голос. О! Бабка…

— Меня зовут…

— Екатерина! Ведаю! — отмахнулась хозяйка: — Яз тебе ждати! Подь, подь, — подталкивала к столу. — Вопросы опосля, яко поешь, отдохнешь.

Сердце гулко стучало — бабка её знала. Присев, внимательно следила за старушкой. Ни черта не разобрать — лицо прикрыто капюшоном, в темноте только зелёные огоньки-глаза светятся. Старушка подошла к стене и взяла бутылёк. Недолго возилась в рядом стоящей коробке, бурча под нос. Двигалась неспешно, размеренно. Вернувшись, бесцеремонно подхватила её руки. Разглядывая кровоточащие ногти, качала головой. Катя старательно всматривалась — тщетно. Бабка, отвернулась и прошелестела обратно. Опять возилась несколько долгих минут, приговаривая на смешанном наречии. Вернулась с дурно пахнущей тряпицей:

— Черпало у печи, персты помой, негоже с грязью за стол.

Катя подчинилась и, умывшись, села обратно — холодная вода чуть взбодрила.

Старушка грубыми пальцами ловко крутила кусок ткани, обматывая раны. Катя смутилась от нелицеприятного вида: тонкие, скрюченные в суставах; кости выпирали, грозясь порвать сморщенную кожу, а ногти — длинные, спиралевидные. Какая мерзость!

— На тебе заживёт быстро, — заявила ведунья, небрежно опустив одну больную руку, — токмо больше не твори кое.

— А я бы не творила, — поспешила оправдаться, — если бы лестница была.

— Ишь, кая! — бубнила старушка. — Ответы получить хочет, а помучиться первее нет.

Сказать нечего — опустив голову, Катя засопела. Бабка закончила перевязку второй ладони. Пальцы подёргивало и появилось дикое желание почесаться.

Старушка ополоснула руки и подошла к печи. Открыв, ухватом достала чугунок. Поставила на стол и присела рядом. Катя сглотнула — запах ошеломлял. Желудок свело, в животе предательски заурчало. Несмотря на пережитое, аппетит не спал. Голова закружилась, поплыли образы гречки с мясом. Скрипучий голос заставил вздрогнуть:

— Ложь, не стесняйся.

Подчинившись команде, потянулась к ближайшей тарелке. Привстав, скользнула взглядом по столу, ища поварёшку — нет. Посмотрела на бабку — молчит. Катя оглянулась… половник лежит возле чугунка. Раздумывать, откуда появился, не позволил кашель старухи. Нарочно ведьма кхекала! Выводила из замешательства, это точно. Трясущимися руками сдвинула крышку с чугунка — умопомрачительный запах пропаренной каши ударил мощной волной, едва не лишив чувств. Катя чуть не заскулила от нетерпения. Два дня ни крошки во рту. Но, положив гречки, блюдо поставила перед хозяйкой. В ответ услышала довольный хмык. Осмелев, наполнила тарелку себе. Кушать хотелось зверски, но она сидела, ожидая приглашения. Старушка протянула ложку:

— На, удобее ясти. Благие люди придумали…

— Спасибо, — огорошено пробормотала Катя.

Ела быстро — много вопросов, а пока время шло, появлялось ещё больше. Спецтрюки не только настораживали, но и пугали. Прожевав последнюю ложку, взглянула на бабку — её блюдо пустое. Чёрт! Ведьма не притрагивалась к гречке, руку на отсечение. Да какая каша? Ложка на том же месте.

— Вставай, — бесцеремонно подтолкнула старушка. — Глянь. Могле, еже ести?

Катя подошла и осторожно заглянула в печь. Как там оказался поднос с булками и ковш, неизвестно.

— Ну, шибче — стынет!

Катя поставила всё на стол. Налив воды, замерла. Из её чашки повеял аромат — чай с молоком, а над соседней поднимался лёгкий дымок крепкого кофе.

— А еже? — голос старушки вывел из очередного оцепенения. — Аки появился божественный нектар, только его и пью! От хвори помози, да коротать вечер проще!

— Понятно! — кивнув, пробормотала Катя.

Окончила трапезу и оглянулась в поисках мойки или на худой конец корыта, в котором можно ополоснуть посуду — ничего не появилось. Обернувшись к столу, поперхнулась словами — пусто. Ни чашек, ни тарелок…

— Кто… вы такая? — еле выдавила.

Луна, будто только этих слов и ждала — заглянула в маленькое окошко, под самой крышей и избушка посеребрила избушку. Бабка выпрямилась, сморщенное, как печеное яблоко, желтоватое лицо, улыбалось. Два зеленых камушка-глаза, посаженые глубоко под лохматые брови, ярко сверкали. Нос маленький и прямой, а губы расползлись, обнажив беззубый рот.

— Аки кто? А ты не ведати?

— Не знаю, но… — запнулась на секунду, — есть пара догадок, — неуверенно прошептала и поморщившись.

— Всего пара? — старушка явно потешалась. — Ижно неважно! Аки меня не зови, нутро моё от того не изменится. — Сокрушенно покачала головой: — Конечно… ты единорожденная послежде кончины, тебе труднее. Ижо хто с детства такой — не усомнится.

— Что значит: «ежинорожденная послежде кончины»?

— Изгибнула — воскреси! — бубнила ведьма недовольно. — Перерождение второй сущности. Ты впервой изгибнула — дар проявляться стал…

— Да, — кивнула, задумавшись. Так и было. Вышла из больницы сама не своя. Звуки, запахи, краски — пугали.

— На себя-то уповаешь? — колдовские глаза зацепились, будто присоски кальмара — если попалась жертва, не отпустят.

— Уже, — нехотя призналась, ёрзая. Старушка задавала вопросы, ответы на которые ей известны. Спрашивала просто, чтобы поддержать разговор или смутить.

— А на других? — не отпускала ведунья.

— Теперь, да…

— Что ж во мне такого, иже аж, пару догадок? — Ведьма даже не моргала. Губы растянуты в улыбку, но взгляд серьезен.

— Отчаянная попытка с головой дружить? — предположила Катя и горько усмехнулась: — А то от таких вариантов хочется выпрыгнуть из избушки и прямиком… в психушку. Хотя она…давно для меня открыта.

— Да, да! — улыбалась бабка, — там таких полно. Но, ижно, кто не совладал с дарованием.

— А где те, кто справился?

— Благий вопрос, — кивнула ведьма. — Хто — жиеть, а хто — существует…

— Это как?

— Ну, — протянула и разжевала старушка: — Хто-то залещи аки я. Хто-то скрывает, что веси. А хто-то с благодатью приняв, получает блага мирские. Но, еси те, хто ищет коих аки ты.

— То есть? — встрепенулась Катя.

— Ишь, ты — молодец! — хихикнула старушка и почавкала беззубым ртом: — Попривыкла. Ищут каждый по-свойски: хто-то дабы приложитися, а хто-то дабы упразднити.

Присоединиться или уничтожить… Вспыхнула надежда — Катя взбодрилась:

— А вы, на чьей стороне?

— Яз? — удивилась старушка. — Яз сама по себе. Рази такого не бывати?

— Нет, не бывает! — решительно покачала головой. — Когда настанет время, придётся встать на чью-то сторону.

— Думаешь придёт? Пора определятися? Аль можно так существовать? — Ведьма перестала улыбаться. Нефритовые глаза цепко принялись разглядывать. Проникали в подсознание: ковырялись, проверяли, вызнавали — Катя передёрнула плечами. Волосы зашевелились — ощущение не из приятных.

— Можно… — услышала собственный голос, со стороны. Откуда смелость такое говорить? Как рот вообще открылся без ведома хозяйки лепетать, причём, не зная что? — Но уже скоро. Особенно по вашему времени…

— Ишь, кая внимательная, — бабка вновь заулыбалась. — Моим летам? — голос похолодел. Катя сжалась — морозом окатило с ног до головы. — Ты мои лета не веси — не судити! А вот, когда настанет срок, тогда и решим, кто за кого будет. Ты пришла почто?

— Спросить…

— Вот спрашай, — холодно отрезала ведьма, — и подь отседаль.

— Простите, — сожалела искренне, — не хотела обидеть…

— Было бы иначе… — ведьма недовольно поджала губы. — Я сильше, раздавлю аки букашку. Но душа твоя чиста и открыта, поэтому разговор ведется. Спрашай, пока добрая.

— Кто я?

— Аки хто? — удивилась старушка. — Катька.

— Да что имя? — тряхнула головой. — Кто я есть, на самом деле?

— Катька! — убежденно заявила бабка. — Твои замашки, дарования, очи, никого не напоминают?

— Кошку, — неуверенно пробормотала Катя. — Так сказал упырь. Но, это разве может быть правдой? Я ведь до первой смерти обычной девочкой была?

— Опять! — ведьма стукнула по столешнице. — Вурдалака встретила. Несколько раз изгибнути. Творишь, что простому люду не дано. Обличали, что кошка. Родителей потеряла, а все ктому не веси?!

Каждая фраза, достигая цели, била метко и больно — оставляла рубцы в неокрепшем сознании. Катя сжалась. Но…слёз нет, словно запасы исчерпаны.

— Ижно — родительский лыдень! Запомни — ты одна! И должна доколе оставаться таковой.

— Таких, как я больше нет? — мечта, встретить подобных себе треснула.

— Почмо нету? Ести! — радость вспыхнула, но вновь угасла — ведьма отмахнулась: — Но не по тебе они! Толку мало. Встречаться с ними негоже. Помощи не дождётися, а могешь изгибнути.

— Невелика беда, — пробубнила Катя. — Умираю — воскресаю…

— Вот и я о том! — сверкала недобро глазами ведьма. — Почмо взбрело в башку, что бескончинна?

— Так… умирала столько раз…

— Волос длинок — ум корот! — шикнула бабка. Катя насупилась:

— Чего сразу обзываться? Я ведь ничего не понимаю, запуталась, потерялась…

— То и видно! Жизни попросту разбазариваешь, а они у тебя коротки.

— Как так? — опешила Катя.

— Одна — не больше пятнадцати. Так природой заложено. И всего девять!

Вот тебе «на». Что ж получается, одну треть уже прожила?

— Откуда знаете?

— Легенды неспроста рождаются… — загадочно бросила бабка и умолкла.

— Так что мне делать-то? — заскулила Катя — подкатывала паника.

— Буде тебе в истерики впадать, — скривилась старуха и незлобливо бросила: — Ещё не то переживешь. Ниче — крепче будешь. Когда пора придёт, чутьё приведет куда надобно. А мы — оставшиеся, незлобжный, но нас убедить, востязовати надобно. И ктому, ести средь нас обращенцы — примкнувшие, либо к вашим, либо к другим. Мало, но они ести.

Бабка запутала, вопросы разрастались, а докопаться до истины так хочется. Из сказанного понятно — есть разная нечисть. Кто-то охотится — прислуживает королеве, а есть и те, кто против — изгои. Те же, кто в стороне пока оценивают. Когда придёт время их будет нужно заманить, убедить… Катя замялась — самое щекотливое оттягивала напоследок.

— А в чём смысл моей жизни?

— Смысл? Смысл ести, — ведьма отвернулась. Катя замерла в ожидании. Старушка словно забыла о ней, уставилась перед собой и задумалась: — Найдешь книгу — уведити правду.

— Какую книгу? — ухватила долгожданную нить — смысл двигаться дальше.

— Называется ино история, ино хроники, но точно светения и тма.

«Хроники света и тьмы». Ну и название. О чём там? Спросить бабку? Рот открыла, но и слова сказать не смогла. Горло будто сковало льдом. Что за фигня? Ведунья хмыкнула. Встала и неспешно двинулась к печи. Взобралась по лесенке. Бубня под нос, ковырялась в ворохе тряпья. Замерла на миг и так же неторопливо спустилась. В руках поблескивала шкатулка.

— Тебе… — протянула, вернувшись. — Ижно все, чем могу помочь.

Катя приняла шкатулку. Деревянная, с потёмневшими металлическими тиснениями замысловатых неизвестных иероглифов по всему корпусу. Руки подрагивали — ещё до конца не зажили. Открыла — тряпичный свёрток. Раскрутила, из пальцев выскользнул кулон и гулко упал на стол. Невзрачный, продолговатый, размером — с мизинец. Подвязанный на обычной веревке. Неровная поверхность покрыта теми же значками, что и шкатулка. На кончике блеклый камушек. С одной стороны по всей длине — выщерблены и зазубрены, как у ключа.

— Одевай и не снимати. Бережи пуще очей своих, — прошелестела ведьма и подтолкнула в бок: — Тебе пора — утрие.

— Спасибо, — Катя нехотя встала.

— Стой… — бабка ковырялась в складках платья. Достала смятый кусок бумаги и сунула: — Когда прочтешь, в огонь брось.

Кивнула и, сжав кулак, побрела к двери. В голове кавардак. Хотела ответов, а получила загадки. Остановившись у выхода, обернулась — ведьмы нет. От расстройства выдохнула резко и шумно, словно получила под дых, взялась за ручку…

— Сходи туда, куда не знаешь, — раздался скрипучий голос. Русский язык, без странных словечек и выговора. Катя окончательно растерялась. На кой нужно было мозг пудрить, вынуждая распознавать незнакомые слова? Проверка? Мурашки побежали по коже. Не оглядывалась — затаила дыхание. — Найдешь то, что не искала. — стихала речь. — Обретешь то, что пригодится! И не трать попросту оставшиеся жизни. Лучше, во время спасти одну стоящую, чем по глупости — несколько никчемных…

Нить понимания окончательно потеряна — Катя открыла дверь… и провалилась в темноту…

Глава 5

Июль 2012 года

Вспышки молний озаряли ночную дорогу, скользкую и извилистую, словно змея. Прорезали чёрное небо, сопровождаемые раскатами грома. Тяжёлые капли дождя с силой ударялись об асфальт. Байк мчался, разрывая тишину рыком дикого зверя. Усталость наваливалась — три дня преследования. Катя крепче сжимала руль. Сосредоточится на дороге. Не останавливаться! Нужно успеть. Чёртова жизнь! Всё время в движении на пределе возможностей. Если поймают, ради чего всё жертвы? Не сдаваться. Драться до последнего. Главное не ошибиться! Много пройдено, много утрачено…

Оглянулась — ламий^[5] не видно, но они близко. Всмотрелась в тёмнеющую полосу деревьев. Вековые дубы с крупными раскидистыми ветками и остроконечные сосны — неизменные старожилы неприветливого северного края. На посту, словно разделяя миры. Мозг пронзило ледяное предчувствие — забег близился к концу.

Безжалостными плетьми по спине хлёстал дождь. Дорога, как назло, с крутыми поворотами. Байк, завизжав колёсами, накренился. Брызги разлетелись в стороны. Катя удержала руль и выровняла мотоцикл. Очередная вспышка осветила указатель: «0pp til Krensberg 200 miles».^[6] Съезд с трассы на второстепенную дорогу. В голове нарастал гул, от боли защипало в глазах. Чутьё настаивало — Кренсберг! Нужно туда.

Чёрт! Не успеть…

Катя ловко свернула на нужном повороте. Двести… семьсот ярдов… Новый запах, едва ощутимый, приближался с этой стороны. Не упырь. Другое существо… Удар. Дёрнуло вперёд. Катя взмыла и, извернувшись, приземлилась на дорогу. Мотоцикл, заскрежетав, заскользил по асфальту. Сноп искр веером лег на чёрную дорогу. Юркнул с трассы и, разламывая кусты, врезался в дерево.

Катя сбросила шлем.

Продираясь сквозь кусты, помчалась вглубь. Пробежала мимо байка — колёса чёрно-серебристого зверя продолжали крутиться. Габариты освещали небольшой кусок поляны. Вокруг тёмнели пики деревьев.

Утёрла капли с лица и прикрыла глаза — запахи… приторно-сладкие. Накатили с новой силой, забивая нос. По коже пробежал холодок. Настигли! Чёртовы ламии! Четверо… В этот раз четверо! Радует, что нужна живой. Главное подольше продержаться. Чутьё нашептывало — помощь близко. Ни разу не подвело — болезненными импульсами давало знать: «Опасно! Упырь. Беги!» Но теперь ламии всё же загнали. Тягаться в одиночку с четырьмя невозможно и два кола, припрятанные в рукавах, не спасут. Нужно тянуть время.

Катя подпрыгнула, ухватилась за ветку. Раскачалась и, взмыв, зацепилась за следующую, подтянулась, вскарабкалась.

— Ну, хватит уже, — раздался хриплый мужской голос из темноты. Катя присела на корточки, вглядываясь в сумрак. — Тебе не убежать.

Уловила сверхбыстрое движение. Упырь остановился недалеко. Высокий и худой, как жердь. Другие не показывались, но они здесь. Запах кричал об этом громче слов. Следили. Проверяли. Выжидали.

Она встала и на дрожащих ногах двинулась назад по ветке.

— Слушай, да перестань! — голос предательски выдавал волнение — подрагивал. — За кем ещё побегать? А так… — выдумывала на ходу. Плевать, что говорить, лишь бы выиграть минуты. Время… урвать побольше времени. — Столько мест, новых людей. Говорят, кровь у них разная. — Поморщилась. Дура, зачем задевать за больное? Чёрт! Отступать некуда, главное, не сбиться: — Это так? — ламия плотоядно скалился. Катя нервно сглотнула: — По красивым местам катались. Россия — богатая страна. Границу весело пересекли… М-да, — уткнулась спиной в ствол дерева, — все места хороши, если не считать этого, отмороженного…

— Киса, не раздражай! — вынырнул из сумрака полный, невысокий упырь и застыл около тощего.

— Мальчики, ну зачем так грубо? — теряла самообладание — ожидала, вглядывалась в темноту. Где помощь? — Я здесь, вы рядом… Большая дружная компания. Мир? — голос вновь дрогнул. Молчание давило. Пугающую тишину нарушал монотонный плач дождя — ударами по листьям, земле… Но даже через густые потоки пробивался запах смерти. Необузданная злоба, жажда крови исходила от ламий — мощь и сила вековых монстров. Опытных и безжалостных. В этот раз загнали не рядовые упыри — умелые охотники. Ещё секунда, и бросятся. Что говорить? — К тому же, я нужна живая и невредимая… — нашлась, едва не теряя сознание от ужаса.

— У нас приказ доставить тебя живой, — сплюнул тощий и криво оскалился: — А вот, что касается невредимости… — на секунду задумался: — Ты об этом слышал? — повернулся, обращаясь в пустоту.

— Нет, — тень отделилась от черноты — показалась фигура ещё одного ламии. Крупного, высокого. — Да, к тому же, ты не умрешь. Пару дней и кровоток в норме. Ты — кошка — тварь живучая. На тебе быстро заживёт.

Не поддаваться страху. Катя судорожно вздохнула, грудь будто сковали цепями:

— Полу… кошка… — выдавила и осеклась. Упырь злобно смотрел из-под густых бровей. Глаза словно огромные дыры. Бездонные, леденящие душу. Они ужасали. Чутьё навязчиво пульсировало: тянуть время… Но паника вспыхнула как огонь. Где же спасение?

Ливень закончился, как по мановению волшебной палочки. Донёсся другой запах, тот самый, чужой. Он приближался, насыщенный и цельный. Что за зверь? Собака? Поморщившись, Катя бросила взгляд поверх ламий. Густые кусты и низкорослые берёзы отгораживали поляну от сосен, елей. Звуков приближающегося существа не слышно, но оно мчалось. Зверь не пугал — поможет. Катя вновь посмотрела на упырей — ухмыляясь, наблюдали.

— А мне сказали — твоя кровь особенная, — протянул худой и кивнул полному: — Слышь, ты кошатину пробовал?

— Как-то не посчастливилось, но я…

— Твари приближаются! — от низкого голоса мурашки побежали по спине. Катя метнула взгляд на соседнее дерево — там притаился последний упырь. Светловолосый, с крупным носом, узкими губами. На лице неприкрытое злорадство, клыки удлинены, сверкают, будто лезвия ножей. Высокий, мощный, как тяжёлоатлет. Джинсы и футболка обтягивали точно вторая кожа. Бугры мышц ужасали размером. Сердце замерло на секунду и вновь застучало, отбивая ускоренный ритм. Этот опасней остальных. Несмотря на молодость тела — мёртвая аура выдаёт ламию с приличным стажем убийцы. Чем старше и опаснее, тем тёмнее. У этого аж насыщенной зелени… Раньше таких не встречала. Кровь пульсировала в голове, словно выбивая азбукой Морзе: опасен… опасен… Ламия усмехнулся и спрыгнул, приземлившись возле байка. Катя сжала кулаки. Времени больше нет — придётся драться.

— Пора заканчивать, — буднично отрезал упырь. Стукнул ногой по габаритным фонарям мотоцикла. Послышался треск пластика и поляну накрыл мрак. Кошачье зрение на секунду в серых тонах просканировало охотников — самого крупного нет! Тяжёлый небосвод расступился неестественно быстро. Ночь — яркая, как светлый день с голубыми облаками, но вместо солнца блекло-серое пятно луны. Сук покачнулся — искажённое ламийское лицо с длинными клыками словно вынырнуло из ниоткуда. Упырь навис и, крутанув будто в танце, прижал к себе спиной. Рука-лопата легла поперек ключицы неподъёмным грузом. Катя взмахнула ногой, глухо ударив носком сапога. Ламия соскользнул и потащил за собой. Тело извернулось подобно кошачьему, мышцы затрещали. Выхватила кол из рукава. С разворота воткнула в глаз ламии и приземлилась уже на неподвижном теле. Смахнула с лица прилипшие пряди, соскочила наземь. Упырь задёргался и, вспыхнув, рассыпался прахом.

Катя тяжело дыша, обвела взглядом оставшуюся троицу. Страх не давал сосредоточиться. Внимательно! Теперь уже не до ожидания. Уловить бы момент нападения… Земля ушла из-под ног. Катя гулко ударилась затылком о твёрдое — худой, схватив за горло, «впечатал» в дерево и приподнял. Тянущаяся боль расползлась по спине. Дух перехватило, шею жгло, словно на ней раскалённые тиски. Ламия усмехнулся — пальцы сжались сильнее. Катя с отчаянием замахала руками и ногами, освобождаясь от стального плена — тщетно, как об стену биться. Жить… Спасите! Кто-нибудь… Сознание меркло, реальность ускользала — подступала темнота и лёгкость. Хватка ослабла… Катя, коснувшись земли, судорожно вдохнула — перед глазами плясали звёздочки. Спасительный глоток «обжёг» горло, но вырваться никак — удерживало крепко. Послышался хрип приближающегося зверя, сливающийся с треском веток.

Монстр тёмнее ночи, сминая кусты, ворвался на поляну и замер, будто оценивал обстановку.

Гибрид медведя и… всё же, скорее собаки, чем волка… Только взъерошено-мохнатой, угольно-аспидной шерстью и размером… с невероятно огромного… гризли. Большая, продолговатая, слегка округлая морда увенчана крупным чёрным носом-сердечком. Заострённые уши чуть шевелятся. Смоляные глаза полыхают огнём, словно явился из преисподней. Воплощение зла. Фенрир! Из ужасающе массивной пасти свисает розовый язык, едва не нанизанный на клыки. Никогда прежде не разглядывала челюсть псов и, уже тем более, о них не читала… Оно надо?! Но у этого зверя… подозрительно много зубов, каждый — один в один шинковочные ножи. Пугающе ровные светлые ряды…

Толстая шея переходит в дюжую грудь и немного сужается к короткому хвосту. Мощные лапы широко расставлены. Передние чуть длиннее задних. С угрожающе острыми, изогнутыми когтями под стать зубами.

Вспомнился анекдот про находчивого мужика, сделавшего крокодилу пластику, чтобы участвовать в собачьих боях… В каждой шутке есть доля правды…

Оскалившись, зверь в прыжок пролетел от кустов до полного упыря. Тот дёрнулся, но Фенрир смял, повалив на землю — пасть с жутким хрустом сомкнулась на плече. Вопль, холодя кровь, эхом пронёсся по лесу. Ламия отбивался со сверхскоростью, но зверь удерживал крепко.

Катя царапнула по руке худого — охнув, разжал пальцы. Лицо перекосил гнев. С шипением набросился вновь. Отступила, выхватывая кол из рукава. Упырь, молниеносно сбив с ног, завалил на спину — земля приняла с чавканьем. Душа едва не покинула тело. Кожу на шее вновь опалило — клыки твари застыли у лица, едва не царапая кожу. Алые губы искривились — слетел предсмертный хрип:

— Сука…

Катя крепко удерживала древко — воткнула глубже. Шумно вздохнув — выползла из-под ламии и вскочила. Есть ещё один — последний. Испуганно огляделась, скользя взглядом вдоль кустов и деревьев. Его нет! Повернулась к Фенриру. Упырь у него на спине! Морда оскалена. Катя не медля ни секунды, рванула рукав и чиркнула кожу. Плоть поддалась легко — острая боль постепенно переходила в ноющую. Рана издавала сладковато-терпкий запах железа. Кровь, собираясь на кончиках пальцев, крупными каплями потекла на землю. Катя вскинула голову — упырь уставился на неё бездонными глазами, клыки удлинились…

Грохот в голове не давал сосредоточиться. Мысли носились, словно листья подхваченные ураганом. Отдавали неслышные команды странному спасителю.

Давай же!

Фенрир ударом головы сбросил упыря. Он отлетел и стукнулся об дерево. Зверь повернулся к другому, встречая подскочившего крепыша. Увернувшись, прыгнул следом. Чавканье раздираемой плоти смешалось с треском дробящихся костей. Крик ламии перешёл в клокочущий хрип. Последний упырь, вскочив с земли, вновь запрыгнул на Фенрира и сдавил ногами бока. Чёрный зверь, выпустив горло жертвы, взвыл. Мороз побежал по коже. Кровь отхлынула от лица. Чем помочь? Взгляд блуждал по земле — ни сучка, ни ветки. Деревья! С разбегу взмыла — зацепилась за сук и дёрнула, что есть сил. Отломала небольшую ветвь и приземлилась. Это, конечно, не кол, но что есть… Главное, воткнуть со всего маха, чтобы пробить толстую кожу упыря. Вскинула голову на дерущихся. Фенрир подпрыгивал, как бык на родео-драйве, но скинуть наездника всё не мог. Гигант ловко удерживался. Ламийская рожа искажёна, клыки торчали — ухватился за голову зверя и крутанул. Новый хруст потряс — шибануло будто разрядом. Сердце разрывалось на части. Дьявольский пёс проломил кусты, лапы подкосились. Повело в сторону, и он завалился, скрываясь из вида.

Нет! Катя подгадала и прыгнула на упыря — тварь соскочила на землю, развернулась. На лице мелькнуло неверие, звериный оскал… Заваливая, Катя всадила палку в грудь. На лице упыря застыло недоумение, глаза бесцельно и потеряно перескочили на древко, торчащее в нем, на Катю, вновь на древко… Проскользив по мокрой почве, словно защитник в бейсболе бросилась к Фенриру. Замерла не в силах подняться. В зарослях кустов лежал обнажённый мужчина…

Так это оборотень!

Голова неестественно вывернута. Сердцебиения не слышно.

Завязав в хвост растрепавшиеся волосы, Катя склонилась и перевернула Фенрира на спину. Лицо знакомое. За тридцать. Угольно-чёрные волосы средней длины. Чётко выраженные надбровные дуги, глубоко посаженные глаза. Крупный прямой нос, чувственные губы… Невероятно массивный — метра под два. Рельефное, мощное тело. Смуглая кожа.

Где могла его видеть? Объездила полмира. Может, в рекламе или в фильме каком-нибудь? Чёртова память!

Катя зажмурилась. Какая же дрянь, если позволяла опять кому-то умирать ради неё. Зачем нужна жизнь, если вокруг все погибают?

— Прости, — прошептала. — Это я виновата…

Яркие и быстрые картинки, как кадры фильма, проносились в голове. Бабка в лесу говорила: «Верни одну стоящую жизнь…» Кошачьи способности. Почему бы и нет? Попробовать стоило…

Катя устроилась сверху на оборотне:

— Дружок, — голос дрогнул — дыхание перехватило. — В следующий раз о таком будешь только мечтать!

Кончиками пальцев проследовала от мускулистой груди вверх… Далёкий, протяжный вой спугнул. По спине сползла капелька пота, противно щекоча позвоночник. Ещё оборотни? О, Чёрт! Пора заканчивать. Катя прильнула к жёстким губам и, раздвинув их языком, разжала зубы. Перед глазами мелькали образы. Горячие тела переплетены. Учащённое дыхание: одно на двоих. Жаркие и крепкие объятия. Настойчивые, требовательные поцелуи. Исследующие и ласкающие руки. Сердце едва не выпрыгивало из груди — трепет накатывал волной. Полнота ярких, захватывающих впечатлений будоражила кровь. Катя оторвалась от спасителя.

Глубоко вздохнув, замерла. Теперь самое сложное. Должно что-то произойти, но такого раньше не делала. Оборотень первый…

Чутьё зашептало: «Будет неприятно».

Сверкнули звёзды — боль, пронзившая тело, поднималась изнутри. Хотелоськричать, но звуки застревали в груди. Хотелось вскочить — ноги непроизвольно сжимали мужское тело сильнее. По горлу двигался ком. Задыхаясь, вцепилась в плечи незнакомца и погрузилась во тьму. Лёгкость словно подняла. Свобода накатила — Катя распахнула глаза и судорожно вдохнула. Сквозь пелену влаги, застилающую глаза, прогладывался красный светящийся шар. Парил, как облако. Чуть повисев, плавно направился к оборотню и просочился в рот. Тело, засияв, приподнялось. Прижать к земле не получилось — ухватилась покрепче. Несколько бесконечно тянущихся секунд и свечение угасло — мужчина обмяк.

Боль из лёгких ушла. Пошатываясь, Катя встала, шмыгнула носом. Зубы клацали, холод и сырость дали о себе знать — тело пробила дрожь. Получилось или нет? Очень неприятно, но хотелось бы верить, что не зря потратила время… и жизнь! Мужчина не шевелился. Катя, досадуя, направилась к байку. Что ж, попытка — не пытка. Жаль, что так вышло. Но теперь пора! Оборотни приближались, а нюх у них острее, чем у неё, это точно. Не стоит встречаться — много вопросов — много вранья…

— Прости. Спасибо за спасение, — прошептала охрипшим голосом и поморщилась. В горле сухо, будто с похмелья. Сев на мотоцикл, взглянула на мужчину — его грудь колыхнулась. Необъяснимая радость теплом растекалась по жилам.

— В расчёте, — через силу улыбнулась и нажала на газ, по дороге подхватив сброшенный шлем…

Глава 6

Рагнар мчался изо всех сил, поглядывая по сторонам — вожак обязан всё видеть и просчитывать. Четверо серо-чёрных сородичей, все как один — мощные и крепкие, рядом, не отстают. Уже пару часов идут по следу брата. Продираются сквозь заросли дикой малины, ежевики, как назло, раскинувшихся на пути. Порой, будто выпущенные из пушки снаряды, с треском, сносят берёзовые кусты, преграждающие дорогу. Ловко юркают меж деревьев, не обращая внимания на ветви, так и норовящие зацепить. Перескакивают валуны, будто вылезшие из-под земли, обросшие серо-зелёным мхом и подающиеся с завидным постоянством. Поднимая фейерверки брызг, пересекают быстрые ручейки. Никто не притормаживает, не отвлекается — надо спешить! Живность едва успевает выскользнуть из-под лап — испуганно снует в норы, ямы, дупла. Птицы срываются ввысь, озвучивая полет отчаянным хлопаньем крыльев и криками об опасности. Недалекие… Видно же — не до охоты. Хотели бы поймать — не неслись как пушечные ядра. От пота шесть на боках лоснится, морды в испарине. Но, несмотря на усталость, грузные тела передвигаются с удивительной лёгкостью — мощные лапы пружинят грациозно, пластично и изящно, словно хозяева не тяжёлые громадины под стать медведям, а невысокие, шустрые зверьки. Оборотень — совершенство, созданное природой. Этого не отнять! Надо восхищаться и гордиться… Хотя не все так думают. Варгр, будь он неладен! Вновь ослушался — умчался по «своей дороге» и, как всегда, влип в неприятности. Пусть бы шёл, куда хочет, но грозовые тучи, сгустившиеся неестественно быстро в северо-западной стороне, напугали. А это чувство оборотням не пристало испытывать. Сами нагоняли страх и ужас… Поэтому и значились царями животного мира — от букашек до медведей. Поискать сильнее — ещё надо! Хотя есть твари, чью силу можно сравнить с оборотнической — треклятые ламии… И Варгр, что б его, умудрился встретить именно их. Если один на один — кровосос не устоит, то если больше и бросятся всем скопом даже самому великому, умелому оборотню сложновато отбиться и то — мягко сказать. Скорее нереально!

Как бы ни злился на своевольного собрата, не отреагировать не мог. Варгр — семья.

* * *

Темнота рассеивается. Жар приливает сильнее и тело, отзываясь болью, от каждого вздоха даёт о себе знать. Варгр с трудом открывает глаза — веки будто налиты свинцом. Сознание постепенно возвращается, перед глазами угасают огненные искры. В груди колет, рёбра мешают дышать. Во рту пересохло — сглотнув комок в горле, поморщится.

Что случилось? Мысль ускользает — треск кустов и приближающиеся шумные хрипы нарушают тишину. Варгр, силясь, поворачивается. Боль, заставив зажмуриться, простреливает, словно разряд молнии. Перетерпливает резь в глазах от ярких вспышек и присматривается.

Братья! Пятеро сородичей остановились недалеко. Стряхнули с шерсти лишнюю влагу и обратились в людей. Высоких, крепких, мускулистых. Любой из них легко отличим от серой массы простых смертных не даже ростом и объемом мышц — смуглостью кожи, непривычной среди скандинавов, темнотой густых шевелюр. Южный ген передавался от поколения в поколение, как и обращение. Братья разбрелись по поляне, принюхиваясь и перешептываясь. Как следопыты рассматривали землю, листья, деревья… Любой знак, подсказывающий, что случилось. Варгр встретился с взглядом Рагнара — в тёмных глазах застыло не просто удивление, жажда понять, считать раньше других. Вожаком становился не только самый сильный, но и ловкий, умный, расчётливый. Рагнар именно такой. По правду клыками доказывал своё превосходство, если находился желающий на его место. Вместе с тем, брат справедливый и… терпеливым — семья, для него все! Вожак склонился:

— Ты как? — широкие брови сдвинулись к переносице, губы сжались в узкую полоску. Крылья крупного носа раздувались.

Варгр открыл рот, но слетел только хрип.

— Всё, тихо, — Рагнар пристально изучил грудную клетку, ощупал шею, заставил покрутить головой — далось с трудом, сжал зубы до скрипа. — Ты жив. Это главное! — выпрямился, на задумчивом лице читалось неверие.

— Брат, ты нас напугал, — не скрывая радости, шумно выдохнул Сигвар. Младший из стаи, но не самый низкорослый и слабый. Скорее: сила есть — ума не надо и то — не точно. Он как шелудивый щенок. Любой выход в лес — игра. Но игра на грани смерти. Если жертва, то быстрая и крупная, если драка, то с сильнейшим. Всегда охвачен чувствами, эмоциями и, нужно отдать должное, честен и отзывчив. Уставился в ожидании, протянул огромную как весло руку, охровые глаза светились от счастья: — Встать можешь?

Варгр, вновь стиснув зубы, принял помощь. Скрипел, кряхтел, хрипел… Жилы натянулись до предела, едва не лопаясь от напряжения — сел и поморщился под пристальным взглядом всех братьев. Окружили, общее напряжение давило. Кто-то осуждал, кто-то переживал, а кто-то гневался. По лицам читалось всё! Варгр размял занемевшие конечности, похрустел костями. Тянущаяся боль утихала, покалывание неспешно проходило. Кровь двигалась по венам быстрее — мощь оборотня возвращалась. Мышцы будто пели от прилива необычайной силы и это несмотря на драку… Точно! Драка. С кровососами… Дотронулся до ребер. Вот почему так режет в груди. Покрутил головой, вправляя позвонки — они радостно отозвались. Теперь и эта боль понятна… Когда оборачиваешься, кости тоже ломаются, но здесь иные ощущения. Непросто ушиб или защемление, вывих или перелом — серьёзней и куда опаснее…

Прикрыл глаза, вспоминая произошедшее.

Зеленоватые сгустки — трое кровососов…

Красноватый, пульсирующий — испуганная девушка с повадками дикой кошки… её горло сжимает рука ламии. Полные губы подрагивают… Горячее дыхание вырывается едва заметной дымкой…

Аромат, перебивающий смрад ламий — незабываемый и будоражащий — он сюда привел. За сотни миль от дома. Вырвал из сна — тянул, как преданного пса запах хозяина, манил, не позволял остановиться, передохнуть…

Кровосос, тварь такая, оседлал как оленя…

Другой с разодранной глоткой на земле… Остекленевшим взглядом смотрит в никуда. Вспыхивает, обращаясь в пыль.

Боль пронзает грудь, а следом простреливает и в шее… сумрак накрывает всего на миг…

Завораживающие, пленительные зелёные глаза, наполненные слезами… С застывшим ужасом и сожалением… Ведьма!

Прикоснулся к губам. До сих пор хранят отпечаток поцелуя. Лёгкого, но весьма чувственного — глоток спасительного кислорода. По телу разливалось тепло, разгоняя и без того горячую кровь. Дыхание участилось. Сердце забилось мощно и чётко, каждым ударом выдавая ускоренный ритм. Память вернулась — каждая мелочь и даже момент, когда душа парила над собственным телом. Ведьма… отдаёт красный светящийся шар. Разве такое возможно? Одно дело кровососы, оборотни и прочая нечисть, но чтобы жизнь вернуть? Дьявольщина какая-то! Раньше не задумывался, есть ли ведьмы.

Несмелые прикосновения, ненавязчивый поцелуй… врезались в мозг и теперь точно не дадут покоя. Нужно её найти, во что бы то ни стало… Пусть ответит, слишком много вопросов!

— Где… — в горле першило, словно провели наждачной бумагой. Каждый звук причинял боль. Варгр прокашлялся. — Где… девчонка?

— Здесь никого, — Олаф, уперев руки в бока, не сводил карих глаз. Чуть ниже остальных, но, ни в коем случае не слабее. Даже смотрелся массивнее — выделялся плечами и невероятно толстой шеей. Мощь челюстей зверем позволяла перекусить горло взрослого лося в раз.

— Ты жив, — отрезал Рагнар, — зачем нам преследовать того, кто не хочет быть пойманным?

— Да, к тому же, запах идет в город, — бодро добавил Оттар. Брат всегда на позитиве, хотя иногда не к месту или совсем не веселил. Особенно, когда играючи загонял рысь или самца оленя — с аппетитом вгрызаясь в разгоряченную плоть — а потом в подробностях рассказывал, как всё происходило, только приправлял рассказ шутками и заразительным смехом. — Так что, рано или поздно, встретимся, — пожал плечами и улыбнулся: — Дальше-то наша территория. Мы хозяева.

Сигвар встрепенулся:

— Она красивая? Запах у неё острый. Кажется даже очень… смесь ароматов — женский и…

— Я бы сказал, — нахмурил брови Освир, — что это — запах кошки. — На лбу образовались привычные складки — они там, можно сказать, получили гражданство давно. Брат всегда недоволен, даже если всё идеально и спокойно. Сложил руки на груди, тёмные глаза смотрели с подозрением.

— Об этом поговорим дома, — Рагнар повернулся и с холодком бросил: — Ну что, нагулялся? Теперь домой?

Зубы заскрипели — движения причиняли боль. Приняв помощь от вожака, поднялся. При малейшем вздохе внутри клокотало и заходилось хрипами. Ничего, как на собаке заживёт! Ещё раз оглядевшись, разбежался и прыгнул, оборачиваясь зверем. Пора. Стая уже впереди.

Глава 7

Ласковые лучи утреннего солнца проникали через окна придорожного кафе на въезде в город. Ничем непримечательного, кроме того, что здесь менее людно, чем в фастфудах самого Кренсберга. Поговорить можно спокойно, без лишних ушей. Варгр провёл Нойли вглубь зала и усадил за столик. С тех пор, как переступил порог, ничто не ускользало от зорких глаз. Удлиненное помещение. Из больших окон с тяжёлыми белыми занавесями виднелась парковка и центральная дорога. Ряды деревянных столов, окруженные тёмно-синими диванами, стулья вдоль стойки — типичный северный колорит в сдержанных тонах. За баром на стене плоский телевизор. Ведущий утреннего шоу — Арве Бригген — рекламировал полезные продукты, предостерегая о вреде ГМО.

Невысокая, полноватая официантка в серой униформе прохаживалась по залу, то и дело, одаривая посетителей милыми улыбками.

— Магда, салат из помидоров, яичница и оладьи, — крикнул шеф-повар, выставляя тарелки с готовыми блюдами на столешницу бара. Официантка вильнула округлыми бёдрами и неспешно пошла за заказом.

Пожилой мужчина возле кассы пил кофе. Парочка молодых людей за соседним столиком обсуждала вчерашний матч по баскетболу. Около входа женщина и двое мужчин вели разговор о строительстве. Четыре девицы за спиной перешептывались, время от времени, вызывающе громко смеясь.

— …вечеринка должна состояться в эту пятницу, — секретничала одна.

— Ну, а кто придёт? Сейчас каникулы, большая часть ребят разъехалась, нам чего ловить? — отмахнулась другая с чуть грубоватым голосом.

— Сказали, что могут прийти ребята из Бъергарда. А с ними часто тусуется Сигвар, — интриговала первая.

— Помню. Один раз видела! — негромко торжествовала «пышка». — Говорят со странностями, — понизила голос до шёпота: — Частенько полуголым носится.

— Ага, и не только он. Там их несколько. Братья вроде, — хихикнула её соседка, — но этот просто «лапочка». Жду, не дождусь. Прикинь, на вечеринку завалится в таком виде?

— Сказать честно, — смаковала «басовитая», — там есть что показать — это не наши хиляки и низкорослики…

Девичий смех наполнил кафе.

Сигвар! Дьявол его забери! Опять «засветился». Нужно сказать, чтобы поменьше мелькал… Всё бы ему покрасоваться?! Хотя, чего на парня взъелся? Сам не лучше. Если в городе или окрестностях передёлка — в центре не кто иной, как Варгр Бъёрн. Во всем виновата сущность оборотня. Разве вел бы себя так агрессивно и порой по-скотски, если бы был только человеком? Скорее всего, нет. Импульсивность — порок. Необузданная и неуправляемая, особенно в людской личине. А драки и секс — лучший выплеск адреналина. Видимо, брат решил не отставать. Молодой ещё… Ладно, дело, конечно, его, но поговорить придётся! Нечего по стопам нерадивого брата идти. Пусть на Рагнара ровняется! Вожак — пример для подражания. Есть чему поучиться.

Точно! Вот так и сказать! Старший брат должен наставлять младшего…

Варгр, не упуская мелочей вокруг, неотрывно смотрел на Нойли. Брюнетку с длинными волосами. На лице ни морщинки. Большие миндалевидные глаза, как у лани. Тонкий аристократический нос, полноватые губы, на щеках лёгкий румянец.

С запоминающимся ароматом — глубоким, сладким и нотками орхидеи, лилии. Обволакивающий голос: проникновенный, мягкий, словно она — дочь альвы^[7]. Всегда приходило именно такое сравнение. Ведь столько лет удерживает возле себя!

Чушь собачья! Разве может, столь милое создание, быть не человеком? Нет! Заметил бы, почуял. Нечисть другая… Холодная, расчётливая, коварная. Или нет…

Присмотрелся к Нол, уловил вибрации голоса, запах. Ничего потустороннего. Хотя, говорят, внешность — обманчива, а нюх притупляется, когда глаза чарами закрыты. Думается, Нол бы призналась. Скорее всего… Знакомы давно. Выдала бы себя, это точно!

Нойли — идеальная. Единственное, что смущало, уж очень худая. Даже страшно. Может и, правда, не для него? В голове загудело, по сердцу будто полосонули ножом. Дьявол! Проклятые гены оборотня! Из-за них страхи за Нойли и просыпались. Выдержать желание зверя — не каждой смертной дано, к тому же сдерживаться получалось всё хуже. Всё же сущность зверя сильнее людской.

Чушь! Сам себе накручивал. Давно знал — только с Нол обретет счастье. Семья — это она! Рядом с ней хорошо, удобно. Милый, уютный домик, орава детворы… К сожалению, не всегда рассуждал так здраво, как сейчас — были ошибки. Причём досадные и, весьма, болезненные для Нойли. Неудивительно, что всё переиграла — выбрала другого. Как же объяснить ошибку? Дориан Мареш — тварь, обожающая человеческую кровь! Нол об этом знает и ей всё равно… В голове не укладывается. Как такое возможно?

«Дориан давно не пьёт кровь людей», — приводила оправдание Нойли. Кто это сказал? Мареш? А Нол верила! Даже если и так! Это не меняло того, что он — омерзительный кровосос, паразит, живущий за счёт другого организма. Вши, клопы и комары — белые пушистые зайчики в сравнении с Марешем. Они не убивали — всего лишь питались, оставляя на жертве незначительные укусы. Почесался и забылся! Их жизнь коротка, а тварям-ламиям дано время. И какое?! Вечность! Вечно живущий ходячий труп, благоухающий зловонием, с «великим даром» — жаждой крови. Круть несусветная! Если бы Дориан просто пил — можно было бы пережить, и то… не уверен… А Марешу нужно убить, чтобы насытиться. Ощутить весь смак, насладиться горячим, живительным напитком ещё трепыхающейся жертвы. Убить — не меньше! Иначе — тянуть как на искусственном питании! Ведь перекус кровью животных, которой якобы кормится семейка кровососов, или донорской, не даёт полного насыщения — жажда остается. Накапливается, как плохие эмоции, воспоминания, негативная энергия и может вырваться в самый неподходящий момент. Причём, как правило, на того, кого больше всего любишь… Мареши — убийцы! И никто не может гарантировать, что твари не переключатся на людей.

Варгр сжал кулаки. Да… тоже хищник. Охота не претит оборотню. Поймать добычу и полакомиться горячей плотью — сладостный миг, но только зверьё — никогда не уничтожал людей ради пропитания. Человек — второе я! Каннибалом не был ни он, никто из его рода. Своих защитит. Хотя, от некоторых избавился бы с удовольствием. В этом честен перед собой, семьей и окружающими. Зачем скрывать симпатию или антипатию?

Зато Мареш… тварь! Кровосос — лжец, каких ещё поискать. Как бы вывести его на чистую воду? Начать с автокатастрофы, когда познакомился с Нойли. Может, сам подстроил?

Приятный аромат лёгкого завтрака коснулся носа. Свежемолотый, только что приготовленный кофе. Омлет… Шлейф запахов напомнил о голоде. Варгр взглянул на приближающуюся Магду с подносом. На лице дежурная улыбка. Ответил чуть натянуто — официантка зарделась. Спешно расставила заказ, руки заметно подрагивали. Суетится! Волнуется… Зря!

— Спасибо! — поблагодарил и посмотрел на Нойли.

Мысли путались — слов, чтобы переубедить подругу, не находилось. Нежная, хрупкая, но волевая. Если что надумает — сделает обязательно. Выходками могла убить, это точно. Варгр, положив руки на стол, подался вперёд:

— Нол, ты всё хорошо обдумала?

— Дориан мне нужен, как воздух! — голос звучал твёрдо и решительно.

— Воздух… — Варгр покачал головой. Слова зацепили, резанув по кровоточащей ране в сердце. — Надеюсь, милая, ты нужна ему больше. Потому что воздух-то ламии безразличен.

— Перестань иронизировать! — взорвалась Нол. Изящным движением заправила за ухо выбившуюся прядь и нахмурилась. Неприятен разговор. Это видно. Знал Нойли, как свои пять пальцев. Нервничала — взяла со стола салфетку и затеребила:

— Я люблю тебя, Варгр. Всегда любила, с детства. Но ты меня недооценил и сделал больно.

Значит, был прав. Так и есть — дуется!

— Вот в чём дело? — хмыкнул. — Обижена и мстишь? Заканчивай спектакль. Обещаю исправиться.

Нол вспыхнула — миндалевидные глаза сверкнули золотистыми искрами:

— Это — не спектакль! — холодно отозвалась. — Я давно простила и вернулась в Кренсберг, чтобы стать твоей женой! — небрежно пожала плечами: — Но так получилось…

— Ты — самое ценное, что у меня было, — не кривил душой. — Разве я не выполнял всё, что пожелаешь? Ты всегда на первом месте! Любая прихоть, в любое время. Ты — главная и единственная…

— Я единственная? — опешила Нойли — чёрные брови взмыли. — Не обманывай себя. Все! Не хочу говорить о других, — шикнула и бросила взгляд на посетителей. Все заняты своими делами. На лице отразилось облегчение. Нол с детства не любила читать осуждение в чужих глазах. Мнение окружающих, по её словам, не столь важно, но на деле — показаться в невыгодном свете не могла. Всегда с идеальным макияжем, при параде. Насмешек не прощала, а точнее не допускала. Привыкла к восхищению и зависти… Смахнула несуществующие пылинки с лёгкого, сиреневого шелкового платья на бретельках, поправила столовые приборы и смягчилась: — Я всё давно поняла. Ты такой, какой есть. Пойми, мне нужны другие отношения, а Дориан это может дать. У него никого нет на стороне. Я знаю, что единственная!

— Откуда? — ухмыльнулся. — До выпускного ты и обо мне неплохо думала.

— Ты только что меня дурой назвал? — возмущенно прошипела Нол, снова выйдя из образа леди.

— Нет! — поспешил оправдаться. — Я говорю: ты была наивной. И, как посмотрю, ничуть с того момента не изменилась.

— Не заставляй меня опять сомневаться. Я не готова… — она покачала головой — волосы тяжёлыми волнами заструились по плечам. — Знаешь что? Он благороднее — не говорит гадостей о тебе. Хотя и недолюбливает…

— Ещё чего! — хмыкнул и откинулся на спинку. — На кой мне его любовь? Мне нужна твоя.

— Это, конечно, льстит, но ты понял, о чём я, — отрезала Нойли. — Он больше думает обо мне, а ты… По крайней мере, дай мне время. Дориан дал. Ждёт. Терпит. Хотя ему больно из-за моих постоянных сомнений.

— Как ему может быть больно? Он мёртв!

Нол нахмурилась и гневно сверкнула глазами:

— Мне уйти?

— Прости, — бросил без капли раскаяния.

Она расстроено фыркнула и отвернулась. Варгр сжал зубы — ранил сильнее, чем предполагал. Нехорошо получилось… Плевать! Обиделась — простит! Всё равно Нол должна принадлежать ему, а не кровососу. Она, возможно, не ангел. Но, однозначно, сокровище, с которым не надо притворяться, прикидываться другим. Хочется отношений — постоянных и доверительных. Знать, если и не поймут, то хотя бы примут, таким, как есть! Что может быть ценнее? Клад, а не женщина. Кровь ударила в голову, гулко пульсируя в висках. Хотеть — не иметь! Эгоизм — неплохо, но ради счастья Нол сделает всё, что она пожелает. Даже если это будет противоречить убеждениям.

Колокольчик на дверях прозвонил, вырвав из мира Нойли — кафе покинули двое парней. С порывом свежего воздуха влетели запахи улицы. Бензин… масло… газ… алкоголь… хвоя… и чуть ощутимый тонкий аромат, притягательный, как тогда, ночью. Едва не заскулив от досады — зеленоглазая до сих пор сидит в голове — Варгр отвернулся к окну.

Ребята, перебрасываясь шутками и смешками, сели в чёрный «Volvo». Вывернув на трассу, поехали в сторону города — машина надсадно ревела. «Шаровые» расходились и глушитель надо проверить, а лучше заменить. Молодежь — всё им лень да некогда! Варгр посмотрел на Нол. Она не сводила пытливого взгляда:

— Ты ничего не ешь… — взяла меню. — Что-то случилось?

— Всё окей! — солгал не дрогнувшим голосом. Нехотя пододвинул завтрак и принялся ковырять вилкой. Какой же сам — говнюк. Хотя нет — хуже! Сидит с Нол, говорит, что она нужна и в то же время безумно хочет увидеть незнакомку. Образ преследует — зелёные глаза, полные слёз… чувственные губы. Сердце загрохотало. Да что такое? Всего лишь женщина… Да, загадочная и притягательная… Кусок в горло не лез. Нехорошо получается и, как всегда, не вовремя — Нойли только начинает вновь доверять. Даже, вроде общий язык нашли. Мысли выветрились — по трассе проехала машина, оставив сероватое пыльное облако. Мир расширился, краски стали ярче — наступила звенящая тишина. Её прорезало нарастающее рычание. Варгр вслушивался — звучание двигателей отличит на раз. С техникой, механикой, автоматикой — на ты! Мотоцикл… спортивный. С посторонними шумами: стук и гудение… В аварии побывал. Варгр облокотился на стол, поймав взглядом тёмную точку. Байк стремительно приближался.

Чёрно-серебристый «BMW», притормаживая, завернул к кафе. Солнечные лучи играли на поверхности корпуса золотистыми бликами. Вмятины, царапины, фары не светят — разбиты вдребезги. Ведьма! Что с мотоциклом сделала? Бежать надо от такой женщины. Не дело, когда со зверем плохо обращаются. Незнакомка припарковалась напротив и, оглянувшись, замерла. Шлем не снимала, но байк выключила. Гипнотизировала… Минуты тянулись, девчонка не шевелилась.

Варгр усмехнулся. Видела, и это несмотря на зеркальное стекло! Краем уха слышал — Нол занудствовала привычной манерой. Расспрашивала официантку про состав блюд, сроки хранения… Повернуться… Нет, не мог! Взгляд как прикованный блуждал по незнакомке. Чёрный защитный шлем с серебристым рисунком в виде замысловатых иероглифов. Кожаная куртка, джинсы. Высокие сапоги без каблука. Вроде, ничего выдающегося, но глаз радовала.

— Найду, чего бы не стоило, — сказал беззвучно и криво улыбнулся.

— Что-нибудь ещё будешь? — прорезался голос Нойли.

Рассеянно покачал головой и кинул в никуда:

— Нет…

— Варгр? — одёрнула Нол.

Будто пощечину дали — посмотрел, как можно внимательнее:

— Да, милая…

Взревел мотор — Варгр вновь оглянулся к окну. Земля ушла из-под ног — незнакомка круто развернулась и, прибавив газу, поехала на выезд. Грудь защемило от боли. Не смей уезжать! В голове настукивало. Затаился, готовый сорваться с места и броситься вдогонку — поворот… мотоцикл, набирая скорость, рванул в сторону города. С души груз упал — теперь точно девчонку найдёт. Она ответит…

— Это нормально? — мечты оборвались, повизгивающими нотками голоса Нол. — Теперь ты, не скрываясь, на байкерш глазеешь?

— Да… — повернулся. — То есть, нет! Милая, — натянуто улыбнулся, — ты знаешь, что я отслеживаю незнакомых личностей? Так вот, она у нас не была. Поэтому и смотрю.

Нойли поджала губы и насупилась:

— То есть, с этой ты ещё не переспал?

Варгр растянул губы шире:

— Милая, ты ревнуешь.

Она высокомерно задрала подбородок:

— Как насчёт кино?

Улыбка застыла. Что-то пропустил? О чём Нол? Плевать! Лучше согласиться. Кивнул:

— Кино…

Она продолжила щебетать, глаза засверкали. Удивительно, пухлые губы шевелятся, но звуков не слышно. В ушах будто пробки. Дьявольщина! Ведьма околдовала. Вроде, рядом с Нойли, а мысли далеко, поспевают за незнакомкой. Желание броситься следом всё назойливее клокотало в голове.

— Ты издеваешься? — донёсся голос подруги. — Ты меня не слушаешь!

— Я… Нол… — Варгр замялся, взъерошил волосы — ведет себя, как последняя сволочь. Лучше рассказать правду. Кинул взгляд на Магду, суетящуюся за барной стойкой. Рядом на стене небольшой плоский экран. — Вон, новости. Опять трупы животных. Не знаешь, кто бы мог так поступить?

Нойли раздраженно обернулась.

— …Тела пяти животных были полностью обескровлены… — сообщал ведущий. По телику замелькали картинки репортажа с места происшествия. Корреспондент брал интервью у шерифа Свальсона. Тот рассказывал — это не первый раз, но зацепок пока нет…

— Я поговорю с Дорианом, — Нол повернулась — мягкие теплые глаза полны печали. Она прекрасна… вот только картинка ускользала — маячил образ ведьмы. Нойли кивнула в сторону телевизора: — Может, есть альтернатива…

— Милая, они — бездушные кровопийцы, — зло шепнул Варгр. — Это их мир, их сущность.

— Перестань, ты меня пугаешь.

— Пугаю? — вырывалось негодование. — Нол, они — звери, как и я! Ты глупо предполагаешь, что быть одной из них прекрасно и весело? Кровь — это то, чего они хотят больше всего на свете!

— Мареши другие, — подруга упрямо покачала головой.

Варгр сжал крохотную ладонь Нойли — кожа нежная, как у ребенка:

— Я знаю, о чём говорю. Эти твари…

— Не называй их так! — поспешно убрала руку.

— Конечно, нет, милая, — выдавил Варгр сквозь зубы. — Они не кровососущие, не бездушные, не ледяные. Прости… Они белые и пушистые зайчики, способные завалить медведя, а ещё точнее — с половину города… Ну так, не со зла, а когда уж очень кушать хочется. Честные и порядочные. Вот только, — в голосе появились жёсткие нотки, с каждым словом, становившиеся отчетливей, — когда королева Ламия призовет, побегут, как миленькие. А что будет с тобой? Как думаешь, она обрадуется вновь обращенной без её ведома? Или… если ты ещё будешь человеком, как поступит?

— Ты же знаешь, — в смятении шептала Нол, — Дориан защитит.

Варгр на секунду прикрыл глаза. Он — свинья. Подруга испугана и расстроена. Не виновата, что разрывался от желания быстрее отыскать незнакомку.

— Нол, милая… у нас разговор об одном и том же. Все, хватит! — изобразил улыбку. — Давай так: если ты со мной, значит, без разговоров о нём. Попытаемся наладить отношения.

Щёки Нойли окрасились густым румянцем — она опустила глаза:

— Насчёт отношений сложно…

— Что сложного? — хмыкнул. — Перестань. Ты играешь и им, и мной! Думаешь, я этого не понимаю? Виноват, знаю, поэтому всё прощаю и жду тебя. Хватит детский сад разводить. Бросай кровососа, сыграем свадьбу.

— Ну уж нет! — Нол победоносно вскинула голову. — Раньше были твои игры, а теперь мои. И, Варгр, Дориан мне и правда, нравится. А ещё, — лицо светилось, в глазах лукавый блеск, — не успела его предупредить, когда уходила. Он, наверное, названивает… А у меня телефон пропал. Куда положила, ума не приложу.

— Ничего, — Варгр вновь откинулся на спинку дивана и рассмеялся: — Перебесится! Пусть привыкает, ты всегда всё теряешь.

Нол залилась смехом — мелодичным переливом. Красавица… Безумно милый цветочек. Крохотный и… Дьявол! Нужно спешить! Кто знает, насколько ведьма задержится? Может, проездом, и даже не остановится. Придётся по её следу как ищейке рыскать. Нойли разозлится, обиды, точно не миновать

— Нол… — Варгр подался вперёд, в голосе извиняющаяся интонация: — мне нужно ехать!

— Да, конечно, — умолкла подруга — на лице застыло удивление. — Это из-за байкерши?

Замялся всего на секунду:

— Не буду врать: да! — смотрел на Нол. Главное, не упустить контакт. Должна верить: — Вчера кое-что произошло. Сейчас не до подробностей, но мне нужно с ней переговорить, прояснить многие моменты, — глаза подруги выдавали гнев. — Милая, — погладил по щеке, — если не веришь, можешь позвонить Рагнару, он подтвёрдит, что тоже её ищет. Я тебе вечером перезвоню. К тому же, твой смердячок едет.

Нойли повернулась к окну. серьёзность с лица пропала, на губах заиграла белоснежная улыбка. Варгр бросил взгляд на парковку — ревность кольнула сердце. Нол светится, когда кровосос рядом. Чёрный «Mercedes» остановился рядом с его байком. Ламия очутился на улице в одно мгновение. Довольно высокий, крепкий, если, конечно, сравнивать с людьми. Как всегда — до омерзения элегантен. Туфли начищены до блеска. Чёрные брюки — стрелочка к стрелочке. Белоснежная рубашка чудовищно сливается с тоном мертвецкой кожи. Хм… воротник, вероятно, ещё и накрахмален? Интересно, почему спокойно солнце переживает? Кремами против загара пользуется или его семейка нашла новые средства защиты? Скорее всего. Тварь! Даже не поморщился. Лицо непроницаемое. В тёмных очках, алые губы поджаты, крылья носа свирепо трепещут. Бесится, гнида! Копна тёмных вьющихся волос покачивается от ветра. Варгр, испытывая щенячью радость, положил деньги на стол и стремительно направился к входящему Дориану.

— Пёс, лучше не останавливай, — ледяной тон позабавил — кровосос в гневе.

— Иначе что?

— Мы на людях, — едва слышно отчеканил Дориан. — Но ты знаешь, я к твоим услугам в любое время.

— Напугал, — Варгр повернулся и подмигнул Нол: — Милая, до встречи!

Девичьи щёки зарделись. Ах, как сладок миг! Толкнув плечом ламию, вышел на улицу. Тошнотворно смердящий запах застрял в носоглотке. Мразь! Варгр глубоко вдохнул свежий воздух и, сев на байк, нажал на газ. Ещё поквитаемся! Будет время…

Глава 8

Катя не спеша ехала по центральной улице Кренсберга. Норвегия! Природа на севере не баловала красками. Свинцовые облака давили массивностью. Даже золотистые лучи не смягчали невзрачности города с невысокими домами и простенькими магазинами. Вдоль дороги скромные пихты и раскидистые молодые дубы чередовались с фонарными столбами. Изредка встречались пёстрые клумбы. Рекламные щиты наперебой предлагали — здоровое питание, велосипеды, косметику, мебель, машины, аттракционы в парке развлечений… Одинокая школа, пустая и безликая — ни криков учеников, выбежавших на перемену, ни машин на парковке. Приглушенная зелень городского парка скрывала фонтан, блеснувший ослепляющим зайчиком, и немного разбавляла унылую палитру. Как и алые кустарники, выделяющиеся яркими пятнами на тусклом фоне вблизи кинотеатра. Встречных машин мало. Редкие прохожие двигались неспешно. Жизнь размеренная, словно очутилась в другом мире — спокойном и неторопливом. Бродячих собак и кошек нет. Аккуратно, будто местные воспитывались под девизом: «Чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят». Это неплохо, наоборот, замечательно. Кренсберг — полная противоположность родному Ростову. Беспризорная живность шныряла повсюду. По ночам псы лаяли, как заведенные, а душераздирающее мяуканье кошек не давало спать. Сосед мог накидать отбросы на участок другого, сказав, что так и было. Дельно советовать, как лучше убрать, за глаза обзывая «горе соседа» свиньей и хамом, если тот отстаивал права. Весело и живо. Да, ругались, но потом мирились. Родина…

Чёрт! Безделье как всегда приводило к нежелательным самокопаниям — раны, кровоточащие семь лет, вскрывались и с новой силой терзали душу. Пустота от одиночества заползала в потаенные уголки сознания. Родители… Ростов… Горечь утраты сводила с ума. Хватит! Не до воспоминаний. Ни к чему…

Заскочила в пару магазинов — купила одежды, так сказать — на раз. Голубые зауженные джинсы, футболку цвета мокрого асфальта, чёрное нижнее белье, кожаную куртку и ботфорты без каблука. Давно уяснила — удобнее и практичнее ничего нет. С дороги устаешь, как собака. Стиркой заниматься некогда, приходится менять тряпки будто перчатки. Закупаться впрок — не вариант. Чемодан за собой не увезешь. Вот и получается — купила, одела, выкинула. Только радости не прибавлялось…

Решено! В ближайшем мотеле принять душ и привести себя в порядок. Но первым делом — библиотека!

Прислушиваясь к интуиции, свернула с главной дороги — она выведет, куда надо. В каждой стране, городе, крупном или маленьком, экскурсия всегда одна — «кладезь знаний». Желательно центральное, престижное и, чем древнее, тем лучше. По крайней мере, так логика подсказывала. Возрастал шанс, что и материалов найдётся больше. Бумажные носители или электронные — всё равно. Главное, откопать новое и полезное. То, что поможет найти чёртову книгу. Хоть зацепку, тонюсенькую ниточку… Будто утопающий, ухватилась бы даже за гадюку! По фигу на клыки, яд и собственную жизнь… Лишь бы отыскать «Хроники». Но обычно времени немного — как правило, несколько дней пока охотники не подоспели. Работали слаженно, вычисляли быстро, преследовали долго. Едва уносила ноги всё время на грани попасться, словно участница несуществующей, подзатянувшейся трассы Ралли Дакар. Одиночка, за которую никто не болеет, но всё время подгоняют. С тех пор, как дарована новая жизнь, всё время приходится бежать, драться, скрываться, удирать. Ни родственников, ни друзей, ни дома. Формально он есть, но не сунешься — ламии поджидают. Одним словом, существование — врагу не пожелаешь. Разъезды по миру: Россия, Европа, Китай, Япония, Индия, Австралия, Америка… Перечислить всё места трудно, да и позабылись давно. Хорошо, общение с местными даётся легко. В школе учила несколько языков — пригодилось. В большинстве стран можно говорить на английском, но пришлось подтягивать немецкий, французский.

Чутьё спасало, позволяя увильнуть, скрыться. Хотя и оно подводило, тогда случалось жарко. Как последний раз. Очень нехорошо вышло. Да, удалось отбиться. Зло наказано, добро восстановлено… Причём в прямом смысле — поделилась жизнью, оборотня воскресила. Чем не сказка? Рыцарь на белом коне… Точнее, огромный чёрный Фенрир на своих четырёх! Спас красавицу принцессу… Бродяжку Катю, полукошку. Вырвал из когтей смерти… Здесь не придраться — так и есть. Упыри — исчадие ада! И… пожертвовал собой… Вот только финал иной. Как говорится — баш на баш!

Эх! Не думала, что судьба вновь столкнет с оборотнем. Навязчивое чутьё тянет в город, хоть тресни. Петляла, следы заметала, пыталась уехать, проигнорировать — не получилось. Такие головные боли, что проще удавиться. Так и хочется прокричать: «Эй! Кому-нибудь дар нужен? Отдам в добрые руки! Если забрать сможете…» А то ведь, и правда, умереть — идеальный вариант. Подумывала не раз. Сдерживало одно — всегда успеется! Хочется-то докопаться до сути существования, раскрыть тайну — прочитав «Хроники» и, наконец, истребить поганых ламий. Или, по крайней мере, сделать всё, чтобы они прекратили охоту сами. Мечты…

От переизбытка мыслей гудело в голове. Метались, пересекались: короткие, бессвязные, суетливые… Теперь ещё и оборотень на хвосте. Чёрт! Неудачно в город въехала, наткнулась на Фенрира. Рок судьбы или злая шутка? Сосёт под ложечкой… В жар бросает. Значит, не к удаче. Что ж такое? Неприятности и жизнь, будто синонимы. Куда не приедешь, обязательно проявлялись проблемы. Бросить всё и уехать! Не искушать судьбу! Вот только куда? Правильно — некуда. Даже залечь на дно не получалось — ламии везде находили… В Кренсберге тоже не надолго. К тому уже, увидеться с Фенриром — не лучший вариант. Ещё чего? Оборотень скорее пугал до писка, чем излучал миролюбие. О спокойствии и хладнокровности мечтать не приходится. Если и не убьёт, то вопросами точно замучает. Вон как смотрел. Плотоядно. Аж по телу дрожь пробежала. После таких рассмотров, думать, что не узнал — дурость. Узнал! И даже больше — теперь точно выследит. Если не съест, то… Ой! Об этом думать не стоит. Хотя почему? Нашептывал… Изучал нагло — чёрные глаза без скромности скользили вверх и вниз. Словно уже примерял на себе. А что раздражало — за его взглядом поспевали волны мурашек, будто наяву ощупывал. Тело томилось, губы горели. Интересно с чего? Непонятно. Ну, поцеловала, так ведь не знала, как жизнь презентовать. Предположила — рот в рот… И что тут такого? Получилось ведь. Спасла… Здоров, невредим. И даже больше — сидел, видите ли, скалился. Улыбочка кривая — самомнение зашкаливало, раздутое эго так и выпирало. Больно нужен. Своих проблем по горло. Разобраться бы и уехать. Нет! Оборотень — герой не её романа! Да, сильный, отважный… с идиотской готовностью на самопожертвование, непонятно с чего. Бред чистой воды. Кинуться в драку и погибнуть из-за незнакомой девицы. Спаситель нашёлся… От него так и исходит кобелизм!

Чёрт! Обидно, если ничего не найдётся. Не хватало прикатить в захудалый Кренсберг, чтобы голова разрывалась от мыслей из-за мужчины! Не велика ли честь? К тому же с таким образом жизни — всё время в бегах — как-то не до них. А быстрые интрижки — претят. Девочка, конечно, немаленькая… Уже двадцать два. Вот только воспоминания о мужской «чуткости» семь лет покоя не дают. Не то чтобы вообще не думала — не встретился тот, кто бы заставил не думать о прошлом. Или хотя бы помог забыться… Хотя, чего греха таить? Оборотень — хорош. Очень! Катя поморщилась. Опять наговаривала. Чего накрутила зря? Он даже не шелохнулся, чтобы выйти — пригрозил только. Правда в том, что… струсила, вот и уехала. Во время поцелуя картинки всякие в голову лезли. Ладно бы фантазия с вымышленным мужчиной, так ведь этот живой, и, весьма, близкий. Но укололо другое — он не один, с девицей. Красивой! Ко всему прочему, полукровкой. Альвой… Гадать не надо. Нечисть отличала на раз! За столько лет беготни, практики. Могли прикрываться личинами людей, но даже в толпе с ходу вычленяла. От кошачьего глаза сущность не скрыть. Истинное лицо видела всегда. Цверги,^[8] маахисы^[9], ламии, дварфы^[10], альвы… Встреча с оборотником — неожиданность! И то, он в своей звериной ипостаси был. Как угадать, что наполовину человек? Читала и то — немного. Только о тварях, кого видела. Запомнила, в инет залезла и выяснила. Только в бурном потоке паутины ещё нужно выбирала полезное и правдивое от выдуманного и привранного. Мифов столько — с ума сойти. Человеческая фантазия поражала, а на «авось» угадать есть такая нечисть или нет — невозможно. Да и по большому счёту никем не интересовалась, кроме ламий. Зачем? Другие не трогали — вот в драку и не лезла! Так, для себя — чтобы названия знать… Иные цели, задачи!

На сердце словно кошки заскребли. Запахи оборотней тоже сильны. Вскоре стаей пожалуют — вряд ли пропустят без шквала вопросов. Было бы замечательно разузнать, что интересует и убегать… пока либо охотники, либо оборотники не нагрянули. Меньше разговоров, оправданий — вранья и правды… Что-то подсказывает — без них не обойтись.

Библиотека! Сердце радостно застучало, Катя остановилась. Солнечные лучи бликами отражались от больших окон двухэтажного серого дома с тёмной крышей. Поднявшись по высоким ступеням, наткнулась на закрытую дверь. «Stengt. Revisjon^[11]» — гласило объявление. Приложив руку козырьком к стеклу, вглядывалась в сумрак помещения. Никого…

Как всегда, что-то мешало. Вот и сейчас: Ревизия! Ждать до завтра… К тому же они работают с одиннадцати. М-да, придётся остаться как минимум на денек. Хорошо, сегодня с погодой повезло — не дождливо. Поискать и выбрать, если есть из чего. Вроде чутьё молчало о преследователях-ламиях, значит… найти бы мотель, но не в городе. Затеряться вряд ли получится, Фенрир пригрозил: найду! Сомневаться не приходится — как пить дать отыщет. Ну и чёрт с ним! Главное, чтобы руки не распускал…

Недалеко от города Катя притормозила возле пёстрой вывески с указателем: «Velkom mentil Irzhe-Shpergen!»^[12] и свернула на второстепенную дорогу. Неширокую, но асфальтированную, окруженную пышными елями и гордыми берёзами. Через пару миль наткнулась на дом с мансардой, перестроенный под мини-гостиницу. Жёлтый, нижняя часть облицована серо-коричневым камнем. С забавной пятиконечной синей крышей и небольшим балконом. Внизу раскинулась облагороженная парковка. Напротив простенький коттедж, но хозяева на загляденье обустроили двор: лобелии, бегонии, фиалки, лилейники, дицентры… Яркая палитра цветов, словно радуга, покрывала участки земли, источая чудный аромат. Как дома… Сердце вновь защемило. Кренсберг на удивление непохожий на родной город, нет-нет да и заставлял вспоминать о Ростове. Всё чаще и болезненней — затрагивая чувствительные струнки. Папа, мама…

Чистый и аккуратный отель не разочаровал. Катя выбрала уютный номер на втором этаже в оливковых тонах, с маленькой кухней и балконом. Открывающийся вид очаровывал: утопающий в цветах соседний дом, а за ним величественные горы покрытые снегом и зелёный хвойно-берёзовый лес. Упершись руками в перила, на секунду прикрыла глаза, наслаждаясь загородным покоем и умиротворением. Вот чего так не хватало!

День впереди… Так! Коль уж есть время, почему бы его с умом не потратить? Первым делом принять душ, отдохнуть и съездить в город — купить еды и заодно узнать про автомеханика. Байк дышал на ладан, очередная поездка могла стать для него последней. Пусть стоит, вызвать такси и делов-то…

Глава 9

Варгр остановился возле мотеля «Ирже-Шпенгер», выключил зажигание и поставил байк на поддерживающую ножку. Посмотрел вверх — взгляд приковал балкон с металлическим ограждением, украшенным завитушками. Дверь в номер приоткрыта. Незнакомка там идаже спрашивать на ресепшене не надо. Её запах не спутать ни с чьим другим. Он-то и привел сюда, как ищейку. Пока ехал, точно знал, где девчонка сворачивала и останавливалась — бутик с одеждой, обувной, книжный магазин, кафе и библиотека. Последнее место, однозначно, удивило. Кто в наше время туда ходит? Ответ напрашивался сам собой, а вместе с ним много вопросов… Вот, что значит, должна быть в женщине загадка. В незнакомке их уже с лихвой — пора исповедь получить. Варгр слез с мотоцикла и огляделся — место тихое и безлюдное. Фроде Лерстерн, хозяин этой земли, получил в наследство и приспособил под бизнес. Мило, а главное пусто. Ха-ха-ха! Много не заработаешь, проезжих мало. Выручали русские туристы — любители здесь остановиться. Сезон скидок, распродаж особенно удачен… Редко, но метко.

Выудил из кармана куртки телефон. Листнул список звонков, выбрал «Рагнар», нажал. Гудки тянулись недолго:

— Да! — громыхнул вожак.

— Я нашёл девчонку…

— Мы тоже, — хохотнул Рагнар. — Оттар и Сигвар поехали к мотелю Фроде…

— Отзови, — поспешил Варгр. — Я уже здесь.

— Хм… — молчание затянулось. — Уверен, что не сбежит?

— Скорее сам выдам Нойли за Дориана.

— Хотелось бы посмотреть, но не такими жертвами, — вновь рассмеялся вожак. — Окей, сейчас отзвонюсь. Смотри, не упусти. Шкуру спущу.

Варгр нажал сброс и спрятал мобильник. Самое интересное, что Рагнару и незнакомка не нужна. Признался: загорелся найти только, чтобы выяснить насчёт ламий, которые её преследовали. Давненько в этих краях не появлялись «неотверженные». Мареши славились гостеприимством — всех изгоев к себе в город пускали. Мирных, непроблемных. Так что, столь агрессивные кровососы — редкость. Хотелось бы узнать, чем им так насолила.

Бросил взгляд на стеклянную входную дверь мотеля — в фойе никого. Подняться по лестнице — девчонка может не открыть, попытаться улизнуть. А если неожиданно нагрянуть — хочешь, не хочешь гость уже в номере! В прыжок зацепился за перила балкона, бесшумно перелез. В голове расползалась удивительная радость. Щенячья. Нашкодил — проник в чужую вотчину, а что важнее, и не подумает уйти. Уж больно ведьма заинтересовала. Тенью шагнул внутрь — небольшая светлая комната встретила теплом. Простенько, но по-домашнему. Высокая тумба из тёмного дерева, на ней телевизор. Рядом мягкое кресло, ещё одно — напротив, возле балкона. С другой стороны — добротная, широкая постель. Кофейного цвета покрывало украшал рисунок, словно брызги игристого вина. Чуть смято… Хранило след — здесь сидели! Двухстворчатый шкаф, с зеркалом во весь рост, приоткрыт.

Между кресел пара дверей, одна из них точно, ванная комната. Дыхание перехватило… Приглушенный шум воды гулко ударяющейся о стены и пол душевой кабинки, заставил сердце грохотать сильнее и чаще. Ведьма мылась. Очень будоражаще и соблазнительно. Жаркие волны приливали, разгоняя и без того горячую кровь. Воображение рисовало красочные картинки. Хрупкое, гибкое тело ласкают прозрачные струи… Крупные капли на полных губах… Срываются с упрямого подбородка, ударяясь о небольшую грудь с дерзко торчащими сосками… Потоки извиваются, скользя по коже… стекают по мягкому изгибу бёдер… длинным ногам… Варгр шумно выдохнул, и сжал кулаки до хруста. С чего вдруг завелся? Девиц, что ли не видел? Возбуждающие мысли прочь! Бурная фантазия разыгралась не на шутку, только не для того пришёл. Нужно… Дьявол! А что нужно-то? Разум пытался достучаться до совести, или, по крайней мере, напомнить… Истина где-то рядом… Точно, поговорить! Узнать, кто «она» или что…

Нойли — единственная, кого видел женой…

Дерьмо! В который раз себя ловил, что хотеть — не иметь, а обещать — не жениться! Мечты — одно, реальность — другое. Жена и секс не совсем вязались в одну схему. Или как умные люди — психологи, называли красиво «институт семьи, брака». Разве может супружество повлиять на тягу к другим женщинам? Вот именно — не может. Ведь институт, на то и… институт, что бы заводить новых знакомых. Общага, вечеринки, быстрые и лёгкие расставания. Брак не значил, что кроме Нол никого не будет. Хотя обещал, что всё изменится, если она вернётся. Ну, так со временем и… изменится. Дети появятся. Орава… Вот тогда можно и осесть, а пока… дамы хоть как-то отвлекали от безрассудных поступков. Особенно настолько соблазнительные, как ведьма… Стыд всё же проснулся — Варгр остановился возле двери в ванную, сжимая металлическую ручку. Стоять! Как здесь очутился? Что творил? Плохо поступал — нужно уйти и подождать на улице, пока девчонка выйдет. Тем более, пока владел собой. На душе мерзко и тяжело, ноги не слушались. Покинуть номер ни сил, ни желания. Уйти не смог — присел в кресло у балкона, не давая незнакомке ни шанса улизнуть.

Она рядом! Ещё чуть-чуть и встретятся… Это приводило в неописуемый восторг. Невероятное ощущение — дрожь по телу, помутнение в голове, будто кислородное голодание. Удивительно! Взрослый мужик, а вёл себя как мальчишка. Словно подсмотрел невиданное. Хотя, чего там «невиданного»? Всё, как у других! Женщина, что сказать. Возбуждение не проходило — волны жара накатывали сильнее. Вломиться и овладеть… Ничего личного, только пар выпустить. Не он же приставал первым. Сама начала — в лесу соблазняла…

Звучание воды стихло, Варгр затаил дыхание — сердце чуть не остановилось. Раздалось приглушенное шлепанье босых ног, дверь ванной неспешно открылась. Незнакомка застыла на пороге, удерживая позолоченную дверную ручку. На лице ужас… Дьявол её подери, она не такая красивая, как помнил, чем когда разглядывал через призму окна кафе. Нет! Он слеп и невнимателен — был мёртв, что сказать! А стекло… в утиль или прямиком в театр кривых зеркал. Эта девушка поразительна. Зелень глаз завораживала, крылья вздёрнутого носа чуть заметно трепетали, высокие скулы от напряжения натягивали кожу. Волосы цвета зрелой пшеницы струились по плечам влажными, лёгкими волнами. Она нервно дёрнулась, прижимая к себе маленький кусочек полотенца, не скрывающий восхитительного тела молочного оттенка. Испуг усиливался…Уже и мысли её читались, словно телепатически декларировала — удрать, но при этом вещи ухватить. Взгляд метался от Бъёрна к шкафу, балконному проёму и обратно. Варгр не сдержал ухмылки. Покачал головой, не в силах оторваться от обнажённой фигуры: и даже не думай. Ведьминское тело изумительно сложено. Кожа на вид гладкая и упругая, вот только заметны белесые шрамы… Много… Огнестрельные, ножевые: колотые, рваные… Получается, как бы не храбрилась, доставалось сильно и часто. Порез на худеньком предплечье заживал — кровавая корка сходила, оставляя светлый рубец. Ведьма поспешно убрала руку за спину и переступила с ноги на ногу. Лодыжки изящные, ступни хрупкие… В ней вообще есть что-то не идеальное? Хоть один изъян должен быть. Во что бы то ни стало найти грёбанный недостаток, а потом с чувством выполненного долга уйти и заняться более важными делами. Плевать, какими…Варгр еле вырвался из плена фантазии, подмигнул:

— Вот мы и встретились, — улыбка как приклеенная, растянула губы.

Не восхититься невозможно — девчонка быстро пришла в себя, напустила холодности:

— Я не приглашала, — отозвалась на английском с лёгким акцентом.

— Так пригласи…

— Ты уже здесь! — равнодушно прошествовала к шкафу, оставляя мокрые следы на полу, и распахнула створку.

Вот это зад! Подтянутые ягодицы так и зазывали притронуться. Плавный изгиб от талии к бёдрам, кончено, не самый женственный, но, однозначно, заставляет мысли вновь вернуться к эротическим грёзам. А длинные стройные ноги будут ещё долго маячить перед глазами незабываемой картинкой. Едкий голос вернул к реальности:

— Ты меня нагло рассматриваешь. Не припоминаю момента, когда позволяла…

— В лесу, — прервал, и девчонка оглянулась — на лице застыло удивление. Варгр смаковал: — Когда целовала, гладила… — для пущего эффекта закатил глаза и присвистнул: — И так развратно на мне сидела…

— Ты… был мёртв, — ведьма чуть мотнула головой.

Растерялась — краснеет, пухлые губы подрагивают, жилка на шее пульсирует сильнее. Это заводит:

— А душа нет! Я всё видел… сверху… — пожал плечами: — Сам в замешательстве, но как-то так.

Ведьма молчала недолго — цинично улыбнулась:

— Тогда, должен помнить, что сказала.

— И что же? — поднялся. Ведьма как магнит — минуту назад держал себя в руках, а теперь не усидеть. Тянет к ней. Чем-то незримым, но очень мощным. Арканом? Когда успела накинуть? Мысль испарились — девчонка отчеканила:

— В следующий раз о таком будешь только мечтать.

Варгр посерьезнел:

— Уж пару дней точно, — не кривил душой: — Ты как наваждение.

— Я тебя… — выделяя слова, процедила сквозь зубы она, — не целовала — спасала. Просто не знала, как это делается…

— Я бы так не сказал, — хмыкнул, шагнув навстречу — она нервно отступила и, прижавшись спиной к дверце, облизнула губу. Специально? Дразнила? Посмотрел на чувственный, манящий рот. Предыдущей ночью он дал так много и так мало. — Всё прошло на удивление гладко и сладко…

— Думай, что хочешь, право твоё! — протараторила ведьма. — Ты спас! Я спасла! Мы квиты!

— Я бы так не сказал, — повторил и приблизился ещё.

— То есть? — вспыхнула девчонка. — Нужно что-то ещё?

— Правды! — Вот же дерьмо! Как похотливый кобель. Кровь бурлила — ведьма вызывала необъяснимые низменные чувства, сводила с ума. Руки чесались прикоснуться, ощутить нежность кожи. Голос с лёгким грубоватым акцентом. От него приятная дрожь по телу, а в голове, будто лопались мыльные пузыри — возникали фразы. Чёткие и ясные — «нужна», «добиться». Ведьма! Скорее всего, наложила заклятие, когда целовала — отравила ядом губ, поэтому так тянуло.

— Думаешь, — хмыкнул чуть хрипловато, — отпущу?

Девчонка побелела… вновь покраснела:

— Насиловать здесь будешь? — взгляд затравленного зверька гулял по лицу. Сгрести в объятия и показать — бояться нечего, больно не будет. Еле сдерживаясь, засмеялся:

— Нет… Окей, неправда, — оскалился, теряя контроль, — начинаю об этом задумываться! А ты?

Смотрел жадно, пристально, не мигая, как голодный волк, загнавший дичь. Даже в зеркало глядеться не надо. Это читалось в глазах ведьмы. Она то и дело косилась на открытую дверь балкона. Варгр вновь покачал головой: и думать забудь!

— Что я? — обречённо прошептала, сильнее смяв побелевшими от напряжения пальцами, край полотенца. — Тебя… — запнулась и сглотнула: — насиловать?

— Да я не против, — расхохотавшись, шагнул ближе. Навис, перекрыв пути отступления. Маленькая, хрупкая, обворожительная кокетка испуганно вытаращилась кошачьими глазами, цвета насыщенной зелени. Красота. Никогда таких не видел! Радужка искрится, зрачок то сужается, то расширяется. Милая дикая кошечка! Точнее, котёнок… её неровное дыхание прерывалось, грудь вздымалась до неприличия высоко. Сорвать к чёртовой матери псевдополотенце, и убедиться, что грудь такая же идеальная, как и всё остальное. А лучше — отвислая и волосатая. Чтобы отвратиться и перестать хотеть… Ведь от боли уже ноги сводит. Вот же дьявол!.. Она в ужасе!.. Это задевает. Будто чудовище увидела. Не бойся, глупая, не обижу — защищу…

Дотронулся до пунцовой щеки — провёл пальцем, едва касаясь — кожа нежная и бархатистая, как и представлял. Девчонка подрагивала. Варгр вынырнул мира чувств:

— Но, к сожалению, о правде. Не хочешь рассказать и объяснить?

Незнакомка покачала головой:

— Мне жаль, что ты воспринял спасение как-то по-своему, — прикусила губу.

Если поцелую, также дрожать будет или ответит?.. Голова кружилась — запах доводил до безумия. Что делал — не понял, но ведьма шарахнулась, как от проказы. Ударилась затылком о дверцу и сильно зажмурилась. Крохотная, трепещущая, словно воробушек. Варгр замер, почти касаясь губами манящего рта. Идиот! Что творил? Зачем пугал?

— Ты же понимаешь, — хрипотца выдала возбуждение, — не отпущу. Лучше рассказать! — чуть не завыл, ненавидя и презирая звериную сущность — затмевала человечность. — Тебе повезло, что добрался первым, а не братья.

Ведьма распахнула глаза:

— Не уверена, — пискнула, тяжело дышала. В суженных зрачках промелькнуло неверие. — К тому же, ты меня уже прижимаешь, а я не хочу… — в голосе послышалось отчаяние.

— Чокнутая! Не собираюсь тебя насиловать, — рыкнул, не ожидая от себя вспышки гнева. В чём истинный страх? Что девчонка в ужасе или, что не хочет прикосновений. Думать о худшем, даже больно. От расстройства хмыкнул: — Не мечтай! Вдруг у тебя бешенство? Ещё в порыве страсти кусаться начнешь, или спину когтями раздирать, а мне потом лечиться — уколы делать…

— Пожалуйста, — молила она. Задышала так часто, будто, и правда, на грани истерики или обморока, — дай больше пространства…

Варгр затаился. Не обманывает. Сердце колотится, как у зайца, когда загоняешь. Пересилил желание стиснуть в объятиях и успокоить, отступил:

— Лучше?

— Может, — девчонка глубоко вздохнула и шумно выдохнула: — выйдешь, и я оденусь?

Прищурился. Ещё чего! Точно почву выбили из-под ног и мир пошатнулся. Тело бросало то в жар, то в холод:

— А вдруг убежишь?

— Если бы могла, — уже спокойно рассуждала, — сбежала бы…

Покачал головой:

— Не выйду.

Она опешила всего на секунду:

— Тогда, хотя бы сделай вид, что не смотришь.

Бъёрн напрягся — сомнение не отпускало. Лучше, быть тварью, рассматривая, чем совестливым псом, глядящим на пятки удирающей ведьмы. К тому же, запретный плод сладок:

— Перестань говорить, словно стесняешься, — криво ухмыльнулся. Ясное дело перегнул палку, но покажи слабость — дикая кошка коготки выпустит. — Ты-то меня уже рассмотрела. Не помню, чтобы смущалась.

Она вспыхнула как маков цвет. На лице мелькнуло негодование. Поджала губы, хотя явно распирало от желания высказаться. Попалась! Значит, не ошибся — верно истолковал взгляд в лесу, когда трупом валялся. Понравился.

Подмигнул:

— Так что, одевайся, а я наверстаю упущенное.

— Надеюсь, — прервала молчание незнакомка, заметно подрагивая, — ты не бросишься на меня?

Схватить и доказать — гад последний и плевать, что подумает. Главное, успокоение и расслабление… Варгр устроился на кресле напротив и откинулся на спинку:

— Обещания не дам. Ты меня притягиваешь и даже больше — непонятно с чего завожусь только от одного твоего запаха. Что уж говорить о нашем милом общении и твоём голом теле…Так что, лучше быстрее одевайся — не искушай, а то не выдержу и проверю, насколько тебе самой не хочется.

— Да, — изумрудные глаза сверкнули с вызовом, — видела! Силы у тебя немерено. Всех против воли берешь?

Вот же дрянь! Загнана в угол, предупреждена, что по лезвию ходит, а всё равно не преминула — ужалила. Напрашивается? Проверяет? Так ведь и сорваться не долго…

— Только когда взглядом умоляют, как ты.

Глаза вмиг изменились в кошачьи, девчонка фыркнула и отвернулась. Варгр победно улыбнулся и замер — она выудила из шкафа стопку вещёй, положила на постель. Повернулась спиной. Замялась на секунду, шумно выдохнула… и полотенце соскользнуло. Она его придержала… Ведьма! Никто не может быть так красив! Картина достойна кисти мастера. Инстинкт хищника всё сильнее клокотал в голове — заполучить, чего бы это ни стоило. Она вытиралась с таким рвением, что подмывало выхватить жёсткую тряпку, оставляющую на коже красные следы. А лучше по рукам хозяйке надавать, чтобы не смела грубо обращаться с собственным телом. Ему ласка и нежность нужна…

Ведьма будет его… теперь точно!

— Как тебя зовут? — еле разлепил губы, во рту пересохло.

— Катя…

— Грубоватый акцент, Ка-тья. Ты русская?

Она бросила взгляд через плечо и кивнула:

— Да!

— Я — Варгр! — нацепил дружелюбную улыбку, вот только она до боли натянула кожу — застыла словно приклеенная. Мысли забегали будто тараканы. Катя вытащила из стопки трусики и надела. Зря остался, нужно уйти или бежать, как можно дальше. Но ноги команду выполнять не собирались, пальцы сжали подлокотники кресла до жалобного треска. Что значит слабый писк разума против желания плоти? Ничто! Похоть затмевала рассудок. Фантазия как вечная подруга животного инстинкта подливала масла в огонь — картинки мелькали всё красочнее и откровеннее. Творили невообразимое. Удерживая гримасу безразличия, продолжал рассматривать прелестнейшее из созданий:

— Так ты ведьма или кошка? — выдавил хрипловато. Катя, надевая тёмно-серый топик, повернулась. Округлость небольшой груди с торчащими розоватыми сосками чуть не лишила самообладания.

— Кошка. Только полу…

— …ты не оборотень? — едва не взвыл сожалея. Она покачала головой. В голове гул крови заглушал слова — Варгр процедил: — Жаль…

Катя ловко застегнула узкие джинсы, обтянувшие соблазнительные ягодицы.

Шумно выдохнул… Радует, что она, наконец, одета. Дерьмо! Или это больше злит?

— Зачем приехала к нам в город?

Катя застыла, сжала губы в узкую полосу. Рассматривала долго, пристально. Будто раздумывала, стоит ли доверять? Сомнение и нерешительность с лица не уходили:

— Нужна… — вновь помедлила, — библиотека…

Расхохотаться в голос не позволило напряжение — Варгр через силу усмехнулся:

— То есть, приехала в Кренсберг, чтобы сходить в библиотеку? — молчание и вскинутая бровь девчонки, заставили вновь хмыкнуть: — Сейчас расплачусь от умиления! — бросил незлобливо: — В интернете есть всё, что душе угодно! Почему именно в нашем городе? — Вновь повисшее молчание щекотало нервы. Терпение лопнуло — Варгр подался вперёд: — Если думала, шучу — зря! — рыкнул, поднимаясь. — Лучше говори, а не то вытрясу другими, более действенными методами!

— Везде, где была, посещала, — испуганно поспешила ответить ведьма. Варгр криво ухмыльнулся, опускаясь обратно:

— И?..

— Нужны архивы, — Катя мотнула головой, будто скидывала наваждение. Достала с нижней полки небольшую серую коробку с золотистым размашистым лейблом — вязь замысловатая, а желания разбираться в каракулях, нет. Ведьма присела на край постели и, сняв крышку, вытащила сапоги. Высокие, чёрные, кожаные. Ха! Одевается однообразно. Хотя, если жизнь на колёсах — самое то.

— Зачем?

Катя шумно сглотнула:

— Путешествую долго. Вот себя и занимаю…

Лживая дрянь! Но такая соблазнительная.

— Уясни, — криво оскалился, — у меня нюх на вранье!

— Слушай, — убеждала вкрадчиво с нотками мольбы, — я никогда не задерживаюсь надолго. Уеду, клянусь, — прозвучало с предельной честностью, но как раз последняя фраза больно резанула по сердцу. Катя не похожа на сорвиголову. Скорее, нужда заставляла бежать, да и на уголовницу не тянула… Видимо, не врала.

— С тобой были только четыре кровососа или в засаде ещё? — нарушил затянувшуюся паузу.

— Это охотники, — отозвалась с явной неохотой девчонка. — Друг за другом не шастают. Спасает то, что каждый пытается выслужиться перед королевой. О пойманном следе друг другу не докладывают. У меня появляется время на побег. Но они нескончаемы, — видно, слова давались с трудом. — Скоро последуют другие.

— Охотники? Впервые слышу… Их дичь — ты?

— Как-то так… — она надела первый сапог и изящным движением застегнула молнию. — Давно бегаю. Поверь, инстинкт самосохранения ни разу не подвел — я жива и не поймана.

— А в лесу?

— У меня чутьё, — как бы оправдываясь, протянула ведьма. — Оно вело, говоря, что отсюда придёт помощь…

— Интуиция, что ли? — Варгр нахмурился: — Она у тебя громко говорящая?

— Слушай, — шикнула Катя, — я не обсуждаю твои фриковские замашки, носиться по лесу голышом и оборачиваться чудовищем…

— Ч-ш-ш, — не сдержал улыбки. Изумрудные глаза с продолговатым зрачком — само совершенство. — Дикая кошка. Я поинтересовался, а не осудил.

— Если выполняю советы «громко говорящей» интуиции, всё заканчивается, как сказала, — разъясняла заметно нервничая. — Тебе бы разок пережить её «совет», так бы весело уже об этом не рассуждал.

Дьявол! Обидел. Зацепил за живое. Варгр прищурился:

— Больно? — предположил несмело — Катя продолжала недовольно пыхтеть, но удосужила лёгким кивком. Желание пожалеть и защитить вспыхнуло как огонёк, задающегося пламени — Бъёрн взъерошил волосы: — Никогда о таком не слышал…

— А я вот над существованием оборотней как-то не задумывалась. — Надела второй сапог и наморщила нос, сражаясь с молнией. — Странно, ведь объездила добрую половину мира, а подобных тебе не встречала.

— Много путешествуешь?

Катя замялась, нервно теребя «собачку» — она всё никак не поддавалась:

— Ты задаешь много вопросов.

— Шутишь? — Варгр вскочил и приблизился — дикая кошка замерла, испуганно вскинув глаза. Даже дышать перестала. Вот же хрень! Что такого страшного? Неужели так пугал? — Я, таких, как ты, тоже не встречал, — придал голосу нежности, чуткости. — Хочу узнать больше. А то, что ты со мной творила, вообще неприлично…

Ведьминский взгляд стал колючим, интонация голоса язвительная:

— Всё больше убеждаюсь, что стоило тебя оставить мёртвым.

— Не смогла бы, — безапелляционно заявил и присел на корточки. Положил ведьминскую ногу к себе на колено и неспешно потянул «бегунок». Молния послушно вжикнула — рука остановилась на уровне коленки, так и норовя продолжить путешествие. Стройные, но мускулистые. Интересно, когда обвиваются вокруг…

— Думаешь, хорошо меня знаешь? — нежный шёпот заставил вернуться из полета грёз.

— Нет, глаза выдают, — смягчился, но тяга усиливалась. Прикоснуться к зардевшей щеке, вздёрнутому носу. Дотронуться до чувственных губ. Сердце выпрыгивало из груди. Воздуха не хватало — близость творила немыслимое. — Не переживай, — хрипловато усмехнулся. — Я ведь тоже все эти дни сам не свой. Сидишь в голове, а выкинуть не могу. Не ел, не спал…

— Бедный, — театрально покачала головой. Убрала ногу с его колена. — Что, одеяло некому подоткнуть? — Вызывающе задранный подбородок открывал чудесную шею. Такую хрупкую, с нежной кожей и пульсирующей жилкой… Схватить и надавить разок. Да посильнее. Мир садофантазий померк — грёзы разрушил приторный голос ведьмы: — А как же альва?

— Какая альва? — выглядел придурком, спору нет. Но… словно кувалдой по башке прошлись, и случился переворот.

— Подкидыш^[13]! — разжёвывала как для тугодума дикая кошка. Закатила глаза: — Твоя собеседница! — Варгр замер. Нол? О чём говорит стерва? На лице Кати застыла гримаса поддельного сочувствия. — О, прости! — лживо извинялась. Варгр прищурился, то и дело, поглядывая на манящее горло. Открытое, беззащитное. Ещё более красочные картинки расправы замелькали в воображении. Руки нестерпимо зачесались придушить. Из потока возбуждающих мыслей вырвал издевательский тон: — Ты, наверное, запутался в бабах. В общем, которая с тобой в кафе сидела. Такая тощая… с большими глазищами…

— Я знаю, с кем был в кафе! — рыкнул и вскочил — Катя отшатнулась:

— Ну, тогда в чём дело? — голос дрогнул. Ведьма вновь облизнула губы: — Она же вылитая альва…

Варгр глубоко вздохнул. В груди защемило. Глупая шутка? Хотя с чего стерве шутить? Дьявольски неприятно, когда в собственную недалёкость тыкают посторонние. Особенно эта… Вопросов уйма, но ни одного мало-мальски сформулированного. Только сегодня рассуждал на тему принадлежности Нол к расе альв. Совпадение ли?

— Нет, я видел, что она как две капли. Но…

— Не знал? — чуть наморщенный нос выдавал брезгливое не то сочувствие, не то насмешку… Пара секунд, и на лице явственно читалось: ну и дурак! Обидно, досадно… Уже пальцы примерялись к хрупкому участку удерживающему голову ведьмы. Катя вновь наморщила нос: — Ты же оборотень! Нюх потерял?

Варгр шумно выдохнул и сжал кулаки до хруста:

— Сказать честно, сравнивал Нойли именно с альвой, — нарушил молчание, как можно спокойнее. — Но у неё нет другой ауры! Не идёт посторонних запахов, она — женщина.

— А я сказала, что она — мужчина? — огромные глаза притворно распахнулись ещё шире. — Хотя, если ты всех женщин на нюх берёшь, — ведьма скривилась: — осторожно, так можно и промахнуться. В наше-то время геев и лесбиянок?! Запахи так перемешиваются… — Убить дрянь, а потом ещё убедить присяжных, что спасал её душу! Варгр стиснул челюсть — заныли скулы и кожа. Наглость и дерзость с Катиного лица как рукой сняло: — Думаю, девица обладаёт способностями, притягивающими мужиков, словно мух гов… Точно не знаю, — отмахнулась, — дело-то не моё. Посчитаешь нужным, выяснишь.

— У Ингерера… — Пелена затмения сползала. То, что раньше казалось неясным и размытым — обретало чёткие краски и границы. Мелькали обрывочные воспоминания. Нойли! Его смиренное желание на ней жениться! Мотнул головой, прогоняя образы. Всё потом! — Её отец, всегда говорил, что мать умерла. Ты уверена?

— Слушай, — перестала ёрничать ведьма, — не порть первое впечатление. В лесу ты не казался таким глупым. Да и прыти было поменьше…

Варгр затаился — зубы поскрипывали от напряжения. Не признать невозможно — дикая кошка восхищала. Знала, что он сильнее, но всё равно переходила рамки, цепляла. Нет, он ей, однозначно, нравился. Если бы обратное, так бы не ершилась, не вспыхивала…

— Узнаю, — с хрипловатым рыком не то пригрозил, не то пообещал. Желание доказать себе догадку победило — вновь коснулся пылающей щеки Кати. От девчонки шло умопомрачительное тепло. Она перестала дышать, в глазах метался дикий испуг — замерла натянутая, как струна. Раньше не приходилось ощущать настолько опьяняющего аромата. Поцелуй. Поцелуй… Навязчивые мысли! Поцелуй с ведьмой сладок как мёд? Если взять девчонку, будет сопротивляться? Возможно… Но долго ли?! Скорее, только для приличия. — Мы можем ещё какое-то время отпускать колкости, — сказал не своим голосом. Предательски дрожащим… — Но наши отношения упростятся, если ответишь на вопросы. Поверь, лучше довериться…

В воздухе вжикнуло, мелькнула хрупкая ладонь — предплечье обожгло словно кипятком. Варгр ахнул и ухватился за царапину. Дикая кошка с лёгкостью располосовала куртку и… кожу, а это не каждому металлу под силу. Перекувыркнувшись через постель, вскочила на пол с другой стороны. Уперлась руками в матрац, не сводя кошачьего взгляда. Изумрудные глаза как драгоценные камни, не требующие огранки — совершены и под стать оправе. Бъёрн засмотрелся. На него никто так раньше не смотрел. Дерзкая и вызывающе прекрасная. Когда у мужчины одна голова начинает работать, вторая обязательно отдыхает, это правда! Желал, не обращая внимания на разум, шепчущий — отпусти…

— Ах, ведьма! — незлобливо рыкнул, стягивая куртку и осматривая рану. — Наверное, ядом заразила.

— Ничего, — прошипела Катя, её грудь сильно вздымалась. — Теперь либо смерть, либо уколы.

Варгр взял полотенце, оставленное на постели. Промокнул царапину — светлые ворсинки пропитались кровью. Порез неспешно покрывался корочкой.

— Мне нравится, что ты такая.

— Я тоже себе нравлюсь, — кинула с вызовом Катя, но удивление не скрывала — поглядывала с неверием, — а ты держись подальше. Снасильничаешь — убью.

По телу будто ледяной град прошёл, Варгр прищурился: с чего дура решила, что он на такое способен?! Больная…

Дерьмо собачье! Не пустая угроза! В зеленых глазах мечется страх… Девчонка боится? Так и есть… Видимо, неспроста… Швырнул полотенце на кресло, хмыкнул:

— Зачем брать силой то, что скоро отдашь по собственной воле?

Катя заметно расслабилась, отступила к стене и прижалась спиной:

— Нет, ну я видала самоуверенных, но чтоб настолько? Сам-то не боишься, что будешь умолять? Предупредить хочу: живность не люблю. Ни кошек, ни хомячков, ни рыбок… Даже собаки, знаешь ли, дохли или, в лучшем случае, убегали к другим, более внимательным и склонным к доброте хозяевам. Неласковая я, понимаешь? — доходчивость, проникновенность голоса веселила. Варгр не сдержал улыбки. Зрачки кошки сузились, в глазах, словно молнии поблескивали. Она — зверь, как и он. Вот почему тянуло. Когда говорили, что неласковы и нестрастны, в итоге наоборот оказывалось. Знал, такое подстёгивало.

— Так они же глупые были, говорить с тобой не умели, как надо. Нетерпеливые, вот и убегали. Слабенькие — сдыхали. Я — другой, научу, как люблю. Где почесать, где погладить…

— Тебе ещё не хватило? — дикую кошку вновь трясло явно от гнева. — В ветлечебницу не собираешься? Если нет, тогда я сейчас, только коготки наточу, — взмахнула рукой. Когти сверкнули, будто смертельные заточки — перчатка Фредди Крюгера. Длинные, острые, чуть загнутые. Поиграла, вскинула бровь: — Чтоб значит, ощущения поострее были и можем начинать.

— Ты просто прелесть, — расхохотался открыто Варгр. — Не бойся, не трону. Пока… — Глянул на порезы — полностью затянулись! Хорошо, быстрая регенерация. — Так почему кровососы тебя просто не убили? — придал голосу лёгкости и улыбнулся — Катя всё ещё заинтересованно косилась на его заживающую руку. Удивлена! Приятно…

— Я им нужна живой.

— Зачем?

Она поколебалась пару минут, отлепилась от стены:

— Не знаю…

— Что произошло в лесу?

— Тебя убили, — бросила просто, взяла полотенце с кресла. Задумчиво покрутила: — Байки о кошках помнишь? Девять жизней… Это правда.

— У тебя было девять? — риторический вопрос остался без ответа. Девчонка вскинула голову и встретилась с взглядом. Варгр прищурился и несмело предположил: — И одну отдала мне?

— Ты, не задумываясь, отдал за меня свою… — Катя скрылась в ванной. — Это одна из моих способностей, — послышался приближающийся голос — ведьма вышла из душевой и остановилась возле кресла. — В общем, думаю, что как раз дело в жизнях.

— Кровососам нужна жизнь? Чушь какая-то… — мотнул головой и хмыкнул: — И часто раздаешь?

— Ты первый, — прошептала, замявшись — щеки вновь окрасились пунцовым.

— Сколько осталось?

Вновь повисло молчание. Варгр терпеливо выжидал — Катя замерла с растерянным видом.

— Первый раз мужчина интересуется моим возрастом в таком разрезе…

— Сколько? — прорычал гневаясь — дикая кошка вздрогнула:

— Четыре.

Вот дерьмо собачье! Из девяти?

— Куда успела потратить остальные? — выдавил, опешив.

— Что значит потратить? — прошипела возмущенно Катя. — У меня жизни не такие как у людей!

Варгр чуть не взвыл. То есть? Совсем запутала!

— А какие?

— У людей — сколько протянут, а у меня каждая длится всего пятнадцать лет. После идёт перезагрузка, если так можно сказать. Нет, я не начинаю жить заново с младенчества, моё тело не молодеет, но организм восстанавливается… Ремонтирует, что было нарушено за это время. Либо перезагрузка случается, если я умираю… После «презента» тебе такого не произошло, — поспешила оправдаться. — Даже не знаю почему! Видимо, это как естественный процесс. Чёрт его знает, — мотнула головой и перевела дыхание. — Первый раз умерла в пятнадцать. Воскресла — началась вторая. Одну вернула тебе и дважды… погибала.

Глова кругом! С этим долго разбираться.

— Я… ничего… себе… — Варгр захлебывался негодованием. — Люди проживают единственную жизнь, борясь за каждую минуту, а она дважды погибала?! Это говорит… полукошка, которую чутьё не подводит! Хотя, если ты со всеми разговариваешь как со мной, удивляться нечему…

Умолк. Зрачки ведьмы опять изменились. От ледяного тона обдало холодом. В кожу будто иглы вонзались.

— Пёсик, а ты — гад, не зная всего — судишь. Что тебе известно о моей судьбе? Не нравлюсь, отвали…

— Прости!

Катя права. Почему случилось помутнение, непонятно. Словно ужас от потери дикой кошки, ослепил — затмил остальное, куда более важное — семью. Кто она ему? Какое дело до чужих проблем? Да и кто он такой, чтобы осуждать? Сам что в жизни сделал?

— Это и, правда, прозвучало бестактно. — Шагнул навстречу — прижать к груди, почувствовать хрупкое тело, успокоить и защитить от враждебного мира. Потянулся — Катя ловко увернулась, очутившись у двери комнаты:

— Ты чего? — взъелась кошкой. — Смотреть можно, трогать — нет.

Варгр взвыл и от бессилия взмахнул руками:

— Говорю же — ведьма! Сама заманиваешь, а потом отказываешься…

— Больно нужен! — выплюнула она. — Если вопросы исчерпаны — тебе пора!

— У меня их много… — замер и от безысходности переминался с ноги на ногу. Успокоиться! Зачем вновь пороть горячку? Шумно выдохнул: — Тебя в библиотеку отвезти?

— Если бы она была открыта, мы бы не разговаривали! Там ревизия, придётся ждать до завтра.

— Понятно, — щенячья радость захлёстнула с головой. Ещё есть день! — Что с байком собираешься делать?

— Найду мастера.

— Если хочешь, могу посмотреть…

— Ну, уж нет, спасибо! — она отступила и тоже прижалась к стене. — Потом с тобой не рассчитаться.

Полет мысли опять уносил к эротике — Варгр криво усмехнулся:

— Почему? У тебя есть кое-что…

— Вот я об этом и говорю — не расплатиться! — возмущение застыло на девичьем лице. — Как ты можешь? А альва? Вдруг ищет, а ты здесь со мной…

Будто морозным днем в сугроб сунули, а потом ещё окатили кипятком:

— Нол должна была стать моей женой, — прервал паузу Варгр. — Скорее всего, так и будет. Но я женщин люблю! А ты… меня возбуждаешь, как никто. Скрывать бессмысленно. Да и не умею этого делать, в отличие от тебя. Мы же взрослые люди. Какая разница, у кого кто в сердце?

— Мне не всё равно. Пока она там, — ведьма опустила глаза, — я не для тебя.

Что за чушь? Причём тут сердце? Дело ведь плотское… Хотя, скорее скотское — заполучить, что требует тело. Разве есть сложность в простых отношениях — встретились, переспали, разбежались? Так далеко — до души и сердца не копал. Зачем? Там занято. Не брак ведь предлагал?!

— Вытеснить Нойли оттуда — непосильная задача… пока…

Катя чуть потерянно кивнула:

— Безумно откровенно и чудовищно неприятно такое слышать. Я запомню.

Варгр пересилил себя и отлепился от стены. Катя отвернулась — с отсутствующим видом рассматривала межкомнатную дверь. Душу будто на куски растерзали, настроение поганое — ведьма отвергала все предложения. Вышел на балкон, огляделся — никого — и спрыгнул. Приземлился, нервно одёрнул куртку. Злость на себя за поведение с дикой кошкой свербила всё сильнее — сам виноват. Испугал дикарским поведением — хамскими предложениями, наглыми приставаниями.

— Стой! — прорезал мысленный поток голос Кати. Варгр вскинул голову. Ведьма на балконе, уперлась руками в перила:

— До города не подкинешь?

— Без проблем!

— Приставать не будешь?

— Ни-ни, — покачал головой, еле сдерживая радость.

— Я быстро! — скрылась из виду.

Согласилась! Ух-ты! Если бы был в звериной личине — точно бы упал и катался по земле. Дёргал лапами, счастливо поскуливал. Варгр подошёл к байку и сел. Значит, не всё так плохо. Есть шанс узнать поближе. Снял защитный шлем с ручки мотоцикла. Красные языки пламени, играющие на чёрном фоне, показывали в полной мере задумку творца. Необузданный и живой — отражение звериной сущности оборотня. Варгр бросил взгляд на главную дверь мотеля. Катя уже в кожаной куртке. Облокотилась на ресепшн и лучезарно улыбнулась Фроде, администратору — сердце защемило. Она так не улыбалась, когда говорила в номере. Показалась на ступеньках — лицо посерьезнело. Волосы заплетены в косу. Солнцезащитные очки на голове, словно обруч. Спустившись по лестнице, замялась.

Варгр кивнул:

— Садись, — протянул шлем.

Покачала головой:

— У тебя спина широкая, не думаю, что понадобится, — натянуто улыбнулась и шагнула ближе. Едва ощутимое прикосновение несмелых пальцев и, обвив торс, Катя устроилась позади. Бъёрн затаился — длинные ноги уместились недалеко от его:

— Смотреть — на дорогу! — ведьма обжигала даже через одежду.

— Ага, — бросил хрипловато и нахлобучил шлем, — а ты — не приставать!

Жар вновь приливал, разгоняя и будоража кровь — Катя прижалась сильнее и прошептала:

— Не мечтай…

Прозвучало многообещающе, точнее воображение, в который раз искушало. Варгр рванул с места. Не сделает этого сейчас — за себя не ручается.

Глава 10

Катя прижималась к Варгру сильнее — он жаркий. Очень! По телу разливалось тепло, и прохладные порывы встречного ветра не остужали разгоряченную плоть. В голове гудел рой мыслей. Варгр… красивое, рычащее имя. Так и ложится на язык, обволакивает бархатом звучания. Оборотню подходит как никакое другое и показывает темперамент хозяина. Недооценила, точнее не ожидала такого напора. Увещёвал доходчиво, силой пользовался умело — причём как физической, так и «убеждения». Спрашивать и требовать — разные вещи. До сих пор не укладывалось в мозгу — столько поведать незнакомому человеку. Ужас в том, что пару раз пыталась соврать, увильнуть. Так ведь пресекал на корню, а не подчиниться и не рассказать, равносильно прочтенному в дьявольских глазах — вытрясу, даже если придётся пытать. О методе лучше не думать. Краска приливала к щекам, сердце трепыхалось так сильно, будто птичка, мечтающая вырваться из клетки. Гипнотизировал слегка подрагивающим низким голосом. Рот против воли открывался, и текла правда…

Варгр вызывал море противоречивых чувств. Страх, волнение, бешенство, гнев, стыд, смущение, трепет… Порой всё смешивалось, и разобраться, которое главенствует, не получалось. Раздражала собственная реакция, ведь подначивала, огрызалась, бросала вызов. Видела — оборотень на грани. Ещё чуть-чуть и бросится! Как сдерживался и не придушил — одному богу известно. Кулаки сжимал так сильно, что костяшки натягивали смуглую кожу до белизны. Желваки ходили вверх и вниз, взгляд испепелял. На шее ощущался стальной хват длинных, крупных пальцев, но шаткость положения ужасала и раззадоривала одновременно. Остановиться не могла — позволяла много. Рассматривать, требовать, грозить, желать, трогать… Позорище! Но томно, сладостно и… восхитительно. При всей наглости, дерзости оборотень касался бережно, ласково. Огромные ручищи зверя не отвращали. Пугалась не того, что испытывал и хотел он, а собственной реакции. Никогда подобного не испытывала. Это не первый мужчина после изнасилования. Начитавшись психологии, решила проверить теорию «Чтобы побороть страх, нужно ему поддаться». Человек хочет либо избежать боли, либо достигнуть желаемого и рассеять о ней миф. Первый вариант безнадежен. Страх — сильнейший враг. Его не победить, но можно притупить. Только упорство и риск помогут избавиться от комплексов. Правда, и там палка о двух концах. Или удовольствие — я это сделал, всё не так, как ожидал! Или… убедишься — это реально больно, зато… постепенно привыкнешь. Опробовала через полтора года, познакомившись с Эйшем, симпатягой из Дании. При не самых романтических обстоятельствах — авиакатастрофе. Самолёт рухнул… Глупо, нелепо получилось — выследила предпоследнего насильника и, к сожалению, так совпало — повстречалась с первым ламией. Как говорится: такого «счастья» не пережила — погибла, но твари тоже. Тогда посетили очередные неприятные ощущения. Очнулась «куском мяса» под деревом. Хм… Прилично зажаренным…

Странно, живность не добралась раньше спасателей. Скорее всего или испугалась пожара, или разбегалась от жутких криков, ведь сдерживаться сил не хватало. Орала так, что сама глохла время от времени. Связки не выдерживали, сознание теряла — изо рта вылетали раздирающие глотку хрипы. Выныривала из темноты и вновь окуналась в мир страданий. От собственного запаха мутило. Тело не слушалось — кости словно побывали в камнедробилке. Собиралась долго и мучительно, постоянно проваливаясь в спасительное небытие, а хруст по сей день ассоциируется с болью. Видимо, это и толкнуло на возврат жизни Варгру, не только слова ведьмы.

Эйшем — спасатель, с группой быстрого реагирования, обследовал территорию. Нашёл невдалеке от обломков, пока остальные разгребали, точнее, собирали части лайнера и пассажиров. В больнице дневал и ночевал. От него веяло порядочностью, добротой. Когда разлепляла веки, всегда встречалась с теплым взглядом кофейных глаз. Высокий, светловолосый молодой мужчина — не больше тридцати. С открытой улыбкой, приятным голосом. В общем, прониклась симпатией и благодарностью, а вскоре, доверилась. Рассказала о себе через несколько дней — не было выбора. В телике с назойливым постоянством мелькали репортажи об аварии. Однажды, фото с неопознанной единственной выжившей чартерного рейса «Севилья — Копенгаген» дотошные журналюги сравнили с пропавшей Катей Выходцевой из Ростова.

Эйшем не осуждал, не смотрел, как на чокнутую, не требовал показать способности — без лишних слов помог сбежать. Выхаживал, ведь ещё полностью не восстановилась. Кости срослись, а вот кровавая корка с тела сходила медленно. Удивительно, шрамы после убийства насильниками оставались — напоминание о жизни и смерти. Зато волосы отросли, чуть ли не за неделю. И радовало, и огорчало. Тёмные волны, струившиеся по плечам, напоминали — последний насильник ещё жив! Эйшен был любезен — купил краску и осветлил.

Отношения зашли дальше дружеских, но неспешно. Чего только стоило позволить к себе прикасаться — трясло как умалишённую. Решилась спонтанно, когда прониклась нежностью Эйша. Он не торопил — понимал… Сказать, что больно — нельзя. Терпимо… Откуда шестнадцатилетней девчонке знать, как должно быть? Закомплексованная, неуверенная, неумелая — по сути девственница. Смущалась, краснела, лежала холодная словно бревно, закусывая губы. Но Эйш ласковый, терпеливый, заботливый, научил расслабляться. Вскоре чувства приблизились к приятным.

Только… Мнимое счастье и затишье длилось недолго. Когда Эйша растерзал очередной охотник — дала деру. Не могла видеть раскромсанного близкого человека, ведь знала, по чьей вине умер, к тому же, первая встреча с ламией закончилась плачевно. Очередной удар в сердце. Привязанность как рукой сняло — вмиг очерствела. С тех пор, больше никому не позволяла… Знакомства, конечно, случались, но без интима. Хотя, это не спасало тех, с кем знакомилась. Их всё равно методично истребляли.

Чувства, рождаемые прикосновениями Варгра, не объяснить. Не лезут ни в какие рамки. Вспыхивала будто спичка. Сердцевыдавало с потрохами — бешеным ритмом, гулкими ударами. Тело предательски льнуло к рукам оборотня, как само собой разумеющееся — он приласкает, успокоит. Хотелось подобно кошке потянуться и приластиться — хозяин не обидит своего котенка! Маразм за гранью реальности. Разум отключался напрочь. Вот и сейчас! Бесстыдно прижималась, будто знакомы сто лет — лучшие друзья и даже любовники. От запаха дурела в прямом смысле. Напоминал аромат свежих белых грибов, как на родине… Высокая трава, устилающая землю многоцветием и покачивающаяся от дуновения ветра. Синее небо в редких и светлых, словно вата, облаках. Солнце — ласковое, прогревающее до сердца. Голова пошла кругом… С трудом разлепив веки, мотнула головой, прогоняя видения. Оторваться от оборотня равносильно смерти. Вот же дура! Катя старательно возвращалась в жестокий мир. Варгр виноват. Тоже использовал чары? Наверное… Невозможно сказать «нет», ведь желание чудовищное. Ощущаешь себя магнитом — упираешься, но всё равно тянет. Зря попросила отвезти, девичье «а почему бы и нет» поддержала. На такси было бы куда спокойнее и безопасней. Хотя бы для нервов.

Байк свернул с центральной дороги на второстепенную и остановился возле огромного магазина с яркими рекламными вывесками. Супермаркет… Сердце чуть не разорвалось на куски. Катя, собрав остатки воли в кулак, разжала пальцы и слезла с мотоцикла.

— Спасибо, — облизнула пересохшие губы и засунула руки в карманы куртки.

— Тебя подождать?

Решительно покачала головой:

— Нет! — голос удивительно твёрдый с властными нотками.

В дьявольских глазах мелькнуло сожаление. Байк взревел и рванул с места. Катя шумно выдохнула. Чёрт! Да что же это такое? Как кто-то может вызывать настолько сильные чувства? Бред. Это не может случиться с ней … Кошка… Она, как говорится, гуляет сама по себе. К тому же… оборотень. То есть — волко-медведь. Хотя ближе к собаке. Кошка и… Какая гадость. Нет, точно бред! По телу побежали мурашки, сменившиеся теплыми волнами. Щёки горели, ноги не желали двигаться. Ощущение сродни попаданию в жаровню. Пёсик, влюбленный в альву… В душе хаос, в голове бардак. Надо разложить по полочкам случившееся. Какого чёрта занесло на Север? Ответ не приходил…

Успокаивая нервы, прогулялась по магазинам — «шопоголизмом» не болела, но это единственное развлечение, если не считать библиотек и инета. Домой возвращалась под вечер на такси — милом, чёрном «Volkswagen»:

— Скажите, где можно мастера найти? У меня байк сломался.

— Есть один, — миролюбиво отозвался водитель. Мужчина лет под сорок. Светлые прямые волосы, высокий лоб, выразительные голубые глаза, длинный нос и узкие губы. — Варгр зовут…

Катя на секунду опешила. Как же так?

— Это нордический местный юмор? — натянуто улыбнулась: — На весь город один механик?

— А что вы хотели? — вскинул брови водитель. — Город небольшой, есть ещё пара мастерских, но байками не занимаются. У Фрэнка Иорлена только пикапы. У Улерика Миолла… — таксист отмахнулся: — Он — профан. Можно шиномонтаж доверить, не более. В остальном Варгр…

Чего не хватало! Нужна помощь, спасение, а не кабала от оборотня. Причём сексуальная… Катя поморщилась. Приедешь к нему — точно себя потеряешь. В душе нагнеталось раздражение.

— А в другом городе? — уцепилась за крохотную надежду. — Какой есть поблизости? И без Варгра желательно…

— Ласгерн, — протянул водитель нехотя, вальяжно управляя рулем. Машину не трясло, не качало — ехали неспешно и плавно. — Не советую… Престранный городок, знаете ли…

Искра потухла, повеяло холодом. Катя подалась вперёд:

— Почему?

— Да жители… ерунда, — мотнул головой таксист.

— Нет, что вы! — встрепенулась Катя. — Я не знаю ваши места, и хороший совет не помешал бы.

Водитель бросил взгляд через плечо:

— Вроде всё отлично! Город цветет и разрастается, но люди… все не местные. Приезжают, кто откуда и удивительно быстро приживаются. У них что-то наподобие кланов.

— Кланов? — эхом отозвалась Катя.

— Да. У нас тут тоже есть, — с немалой толикой гордости сообщил таксист, — Бъёрны. Варгр как раз сын Драгора Бъёрна! Но там… — пожал плечами. — Не знаю, как объяснить. Лично мне там жутковато. Поэтому зря вы так. Варгр — классный мастер. Да к тому же… денег почти не берёт. Добряк…

— Добряк? — Катя поперхнулась: — Мы точно говорим об одном и том же человеке?

— Ну, — задумался мужчина. — У нас только один Варгр. Высокий, с чёрными…

— …волосами и наглой мордой, — фыркнула и раздосадовано откинулась на спинку заднего сидения.

— Вижу, вы уже познакомились, — хмыкнул водила и широко улыбнулся: — Да, у женщин к нему слабость.

Права была, Варгр — кобель! Даже водила не скрывал. Вот только у женщин слабость, или у него к ним? Злость заклокотала сильнее. Да какая разница?! Юбкоплёт он и в Африке — юбкоплёт! Катя уставилась в окно. Чудовище, вот почему сразу предложил осмотреть байк. Знал, что рано или поздно обратится к нему. Какой нехороший пёсик…

Глава 11

Сидя в мастерской, Варгр перебирал мотор старенького «Ford». Собственноручно переделанный гараж, рассчитанный на ремонт пары машин одновременно, устроил в квартале от дома. Полки, ящики с инструментами вдоль дальней стены. Ближе к углу — дверь. Раздевалка, душевая, туалет. Небольшой письменный стол с компьютером и принтером притаился напротив. Ещё один, заваленный деталями, у стены между двух- и четырёхстоячным автоподъёмниками. Такие «игрушки» не каждому по карману. Гордость! Глазу приятно и класс мастерской выше. Недаром все крупные фирмы обращаются — помимо мотоциклов, легковых авто, спокойно брался за микроавтобусы, уборочную технику. Бывало работы под завязку — с месяц зашиваешься, а потом вновь тишина. Не раз посещала мысль о расширении и, с таким же успехом, затухала. Заниматься ремонтом нравилось — как способ отвлечься, немного подработать, пойдёт. Но открывать сеть мастерских, впрячься в бизнес и погрязнуть в рутине — нет желания. Нутро противилось…

Варгр окинул взглядом машину. Сегодня «движок» дособирать не получится. Детали, словно живые — с завидным постоянством выпрыгивают из непослушных пальцев. Перед глазами выплывает образ Кати. Испуганная… разъяренная… спокойная… удивленная… Подпирающая стену… сидящая на постели… обнажённая, возле шкафа… прижимающаяся к нему… Соблазнительная дрянь! Варгр плюнул в сердцах — установить подшипник просто, а возился минут двадцать. Девчонка виновата! Маячит навязчивой картинкой — прогнать не получается! Пиликающая мелодия прорезала тишину и вырвала из мира грёз. Бъёрн вздрогнул — деталь, выскользнув из пальцев, со звоном упала. Дьявол!

— Да, — вытащив из кармана, рыкнул в мобильный.

— Ты давно не звонил… — дед умолк — повисло молчание.

— Ларс, — шумно выдохнул Варгр и прислонился к столу. — Прости, аврал на работе.

— Да, конечно, понимаю, — протянул старик. — Заедешь?

— Ну, — придумывал отговорку, — даже не знаю. Дел много…

— Приезжай. Перестань меня избегать, — выговаривал дед. — Ты последний, кто остался в семье…

— Не последний, — огрызнулся Бъёрн. — Есть ещё отец.

— Варгр… — знакомая нудящая интонация раздражала.

— Пойми, — перебил Ларса, — я его сын. Да и вообще не телефонный разговор. Дьявол, одно и то же, — чертыхнулся незлобливо. — Если хочешь семью — пора принять всех.

— Приезжай, про… — повисло молчание. Варгр взъерошил волосы. Для деда сказать: «Прошу» — смерти подобно:

— Хорошо, — сдался нехотя. — На днях. Обещаю, — нажал сброс и убрал телефон обратно. Настроение окончательно испортилось.

Ларс Иржен — заносчивый, вечно брюзжащий, меркантильный старик, но всё же родственник. Доходный семейный бизнес, которым тот заправлял — не интересовал. К тому же, с дедом у отца натянутые отношения. Ларс отказывался принять невыгодную партию дочери, как Бъёрн, а Драгор упорно делал вид, что Иржена не существовало. Обострение случилось после смерти матери. С тех пор метался меж двух огней. Последний раз, когда навещал деда, домой вернулся, нельзя сказать расстроенным, скорее взбешённым. Старик в который раз собрался женить — познакомил с дочерью очередного соучредителя. Ларс любил повторять: «Тридцать четыре, конечно, не поздно, но пора найти кого-то постоянного. Нечего ждать Нойли!» Правильные слова, но когда добавлял про тисканье правнуков, оставалось только улыбаться. В подростковом возрасте деда видел не больше пяти раз — во время семейных разборок. Иржен появился в его жизни, когда минуло четырнадцать.

Варгр невесело ухмыльнулся. Памятный день. Напившись с друзьями, поехал в соседний город — Марвинг. Набил татуировку. Потом вечеринка плавно переместилась к Ларсу… Как, зачем и почему, вопросы даже по прошествии двадцати лет покрыты мраком. Но после того визита чаще навещал старого брюзгу. Зато когда вернулся домой, от отца здорово влетело. Драгор приволок к Ингереру — им с Лаймом нужно было срочно уехать по делам, а дочь оставить не на кого. Вот в наказание за гулянку и заставили присматривать за четырёхлетней Нойли. Малышка с большими, как у лани, глазами, длинными тёмными волосами. Губы надуты, брови слегка вздёрнуты — образ вечно недовольного ребенка. Как её развлекать? Включил канал с мультфильмами, что дети ещё любят? Достал из морозилки ведерко мороженого и отдал Нойли. С чувством выполненного долга закрылся в кабинете Ингерера, названивая друзьям. Не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.

— Погоди, — разочарованно бросил Рагнару в трубку, — там мёлкая в дверь ломится… Тебе чего? — прокричал, положив телефон на плечо.

— Открой… — пролепетал нежный голосок.

— Иди мультики смотри!

— Ты должен со мной сидеть! — Чётко выговаривая слова, настаивала Нол. — Открой, не то я всё папе расскажу…

Варгр сжал зубы до скрипа:

— Перезвоню. Меня девчонка шантажирует. Потом всё расскажу. — Со звоном положив на рычаг трубку, вскочил с кресла. В два шага очутился перед дверью, распахнул и замер. Нол в коротеньком голубом платьице и белых колготках. Руки сложила на груди… «Кукла» высокомерно задрала нос. Поджала губы и нетерпеливо постукивала тощей ножкой в туфельке с золотистым бантиком по полу.

— И чего тебе надо? — выдавил Варгр, растерявшись. Она мала для такого поведения. Вообще, чего б понимала?

— Хочу смотреть «Русалочку»! — тоном не терпящим возражений заявила Нол. — А ты сядешь рядом. Я боюсь, вдруг появится маахис и меня утащит.

Ну да! Конечно!

— Какой маахис? — хмыкнул Варгр. — Они у нас давно не появляются!

— Значит, бывают? — прервала Нойли затянувшуюся паузу. Руки обвисли как плети, большие глаза распахнулись ещё шире.

Варгр замялся. Идиот! Что говорит? Она же не оборотень, нельзя рассказывать о других.

— Нет, конечно! — запоздало отмахнулся. — Их придумали, чтобы пугать таких вредных девчонок, как ты…

На миловидном лице застыл испуг, заблестели слёзы.

— Врешь! Я видела одного, — обиженно поджала губы и топнула ногой — звонкий стук каблучка эхом разнесся по гостиной.

Будто невидимой волной окатило — мощной и горячей. Разрасталось необъяснимое чувство трепета, гипнотического любования. Нойли — «очаровашка». Взбалмошная, но милая. Как младшая сестренка. Правда, смышленая не по годам. Если говорит, что видела чудовище и боится его, значит нужно её защитить.

— Показывай, где!

Варгра распирало желание обезопасить Нол. Страх в карих глазах сменился озорными искрами. Белоснежная улыбка растянулась по лицу, словно согласился с правилами очередной игры. Малышка вцепилась в руку и потащила наверх по лестнице — Варгр, еле сдерживая смех, последовал за ней. Чудная! Надо будет прошерстить окрестность — убедиться, что нечисть, и правда, не угрожает девочке. Нойли проворно переступала высокие ступени. На втором этаже приложила палец к губам:

— Ш-ш-ш, а то услышит…

— Он большой? — подыграл Варгр.

— Да! — усердно кивая, прошептала она. — Как ты! Только толстый…

Варгр хмыкнул и замер — носа коснулся спёртый запах немытого тела, противно щекочущий рецепторы. Ледяными покалываниями обдало с ног до головы. Нол не врала, какая-то тварь в доме есть. Кроха подошла к первой двери от лестницы. Варгр подскочил и отодвинул её в сторону. С нарочито серьёзным лицом покачал головой — не приближайся! Нол прижала руки к груди и прислонилась к стене.

— Чтобы не случилось, не входи, — голос прозвучал твёрдо как приказ — Нойли кивнула и зажмурилась.

Варгр потянул металлическую ручку — дверь с лёгким скрипом подалась. Ворвался в комнату, оборачиваясь зверем. Треск разлетающейся одежды и собственное хриплое дыхание нарушало тишину комнаты. Тело побаливало. Ломающиеся кости ныли, кожа чесалась… Гадское преображение в другую личину — ненавистно. Каждый раз так! Принюхиваясь, переступил с лапы на лапу. Запахи уплотнились, видение обстановки померкло — обострилось тепловое зрение… Никого живого нет! Зарычав, лег на пол, заглядывая под кровать — там, сжавшись в комок и упираясь пузом в настил под матрацем, лежал ниссе^[14]. Толстый старик с всколоченными русыми волосами, белоснежным лицом. Голубые глазницы без зрачков. Светлая майка, тёмные портки смяты и местами подранные. Не скрывая страха, дрожал — узловатые коленки постукивали друг о друга.

— Не убивай, — пискнул он, отползая.

Варгр поднялся, обвел взглядом комнату. Ниссе — домовитая нечисть. К тому же, этот неприлично толстый. Видимо, прижился у Ингереров. Юркнув обратно, ухватил за портки и потащил наружу. Ниссе неуклюже отбивался, а застряв у края, взвыл:

— Помогите! — тщетно упирался пухлыми руками в днище кровати, протискиваясь на свободу из узкого плена.

Варгр, зарычав от негодования, поднатужился — ткань затрещала, но вытащить домового удалось. Кулаки «плюшки» опускались на голову градом ударов. Что б тебя! Бъёрн мотнул башкой, избавляясь от усиливающегося звона в ушах. Толстяк злил…

— Не трогай мою собачку! — наполнил комнату девичий визг.

Варгр отшатнулся — «кукла» влетела и, сжимая в тощей ручкой туфлю, бросилась к ним. Раздался испуганный крик домового — Нойли, войдя в кураж, колошматила по ниссе с недетской прытью. И смех, и грех — кроха лупит нечисть! Варгр опешил на секунду. Обернувшись человеком, сорвал с кровати покрывало. Сжал край в кулаке и скривился. Оно — розовое. Огляделся — всё в девичьих тонах. Кошмар! Как можно в этом жить? Комната принцессы. Даже обои и те со звёздами и феями. В глазах зарябило от бантиков, мягких игрушек, кукол, цветов, корон… На полу ковер, как сочная трава, с длинным ворсом… усеянный кусками некогда приличной одежды: джинсов, футболки, кроссовок… Тряхнул головой от расстройства — занесло же идиота! Ещё и без шмоток остался! Полоса невезения… Обмотался покрывалом и, подскочив к Нол, подхватил на руки. Туфель упал рядом с валяющимся стариком. Она, запыхаясь, скулила:

— Пусти, — крутилась и извивалась как змея, — пусти…

— Тихо ты! — рыкнул Варгр и прижал к груди. Кивнул на ниссе, всхлипывающего и на карачках отползающего от кровати. — Это не маахис!

Ли перестала сопротивляться — Бъёрн позволил отстраниться. Нойли подрагивала. Сжала губы в трубочку. В огромных глазах застыло удивление:

— Нет?

Варгр хмыкнул:

— Это — ниссе, — малышка вызвала улыбку. Смешная и до ужаса забавная. Броситься защищать от нечисти оборотня, невзирая на страх.

Нойли обняла за шею тоненькими руками, и с опаской покосилась на старика:

— Он не злой?

— Нет, — рассмеялся Варгр. Отнес её на постель и, бережно усадив, присел на корточки. — Он живёт в доме, охраняет от посторонних и ворует сладкое…

Ли нахмурила тонкие брови:

— Я не люблю сладкое, — деловой тон умилял, — от него толстеют.

Варгр вновь расхохотался:

— По ниссе видно, что именно так. — Девчонка поражала непосредственностью и рассудительностью. Мёлкая, а уже так говорила. — Он, скорее всего, сладкое за тебя подъедаёт. А ты, — шутливо негодовал, — мала, чтобы думать о фигуре!

— Я взрослая. Мне четыре! — обижено шикнула Нол. Сложив руки на груди, надула губы.

— Окей, взрослая, — смягчился Варгр и устроился рядом. — Ты его не бойся, он защитник. Кого любит, того не тронет. Вон, как тебе позволил с собой обращаться. Ты ж его чуть не убила!

Серьезность с детского лица стёрлась, появился испуг:

— Правда?

Опять лишнее болтал… Как с ней разговаривать? Найти нужные слова, чтобы не «спалиться» ещё больше? Хотя, куда уж больше?

— Да, защитит, если кто из маахисов к тебе заглянет. Вот тогда удивишься, как ниссе преобразится… Поверь! — для пущего эффекта закивал: — Он злобную тварь на куски порвет.

Нойли брезгливо наморщила нос:

— Кровь не люблю. Океюшки, — мотнула головой — волосы тяжёлыми волнами струились по худым плечам, — пусть живёт. Буду его кормить, а ты меня защищать!

Варгр улыбнулся:

— Ну… конечно, мне же сказали, чтобы я за тобой присматривал.

— Значит, ты тоже меня любишь?

— Я? — он замялся. — Нол… ты — кроха… — разумного ответа так и не приходило — выпалил, что первое легло на язык: — Конечно, ты мне как сестренка!

— Хорошо, но я стану твоей женой! — уверенность поражала.

Варгр чуть не упал:

— Отлично! — растерялся — пауза затянулась. — Только тебе бы вырасти… поправиться, а то жутко худая…

— Я — красивая.

Доводы обезоруживали — Варгр помотал головой:

— Нол, хм… понимаешь, дело в том, что… — от бессилия отмахнулся: — а… Ты можешь кое-что пообещать?

— Что? — наивный взгляд убивал.

— Никто не должен знать, что сегодня произошло! — Ждал ответа — Нойли глупо хлопала длинными ресницами. — Ниссе… я… — медленно намекал и присматривался к девичьей реакции.

— Ты — волк! — заключила Нол, улыбалась. — Моя собачка! У меня никогда не было животных. Я одна!

— Нол, так нельзя, — Варгр подбирал слова для объяснения. — Я — не домашняя зверюшка, я… оборотень. Очень опасный! — придал голосу загадочности — нагонял страху. — Дикий зверь… — лицо малышки оставалось неизменным. Волнение переходило в отчаяние, оно нагнетало злость: — Я же не могу всё время быть с тобой!

— Придётся! — безапелляционно заявила она. — Я тебя приручу…

Наглость граничила с детской непосредственностью — что на это сказать? Малышка удивительная и трепетная. Глядя на неё, хотелось оберегать от враждебного мира. Рядом с такой крохой кажешься героем. Сила била ключом, сомнения отступали, будто нет противника, способного одолеть. Отец как-то обмолвился, что у Лайма дочка на загляденье красивая, вот только своевольная. Возможно, из-за одиночества и податливости отца. Сад не посещала. Братьев и сестер не было. Вообще, семейство Игнереров замкнутое и необщительное. Мать умерла при родах, а Нойли из отца веревки вила. Теперь понятно почему. Невозможно отказать, когда так смотрят! Вот только, как её развлекать? Чем? К друзьям таскать? Никак! Засмеют. Мерзко на душе. На что согласился? Теперь ходить по игрушечным магазинам — кукол скупать и в кинотеатры мультики смотреть! Идиот!

— Окей, — вскочил и мерил комнату шагами, — буду за тобой присматривать. Поклянись, что никому не расскажешь?

Лучезарно улыбнувшись, Нол соскочила на пол и подбежала. Обвила торс, прижимаясь тощим телом — Варгр замялся. Обнять не решился, неумеючи погладил по голове. Такое доверие… Не заслужил. Да и не очень-то стремился к покровительству над мелкой. Что хуже? Придётся наперекор собственной воли идти. Брр… Не по себе… Скоро отцы вернутся! О, дерьмо! Он же голый, точнее в покрывале. Нет, всё же происшествие скрыть от Драгора не получится. Главное, чтобы ничего грязного не подумали… Ах! Зря пообещал девчонке, что присмотрит.

Варгр глубоко вздохнул: так ведь и делал. С тех пор прошло… уже двадцать лет?! За это время свыкся, что он с Нол — пара. Девочка повзрослела, а характер укрепился. Раньше прощал все, потому что малышка. Разве можно перечить? Теперь привык жить по принципу Нойли: «Я хочу — ты делаешь». Тогда только Ингерером крутила, как хотела, потом им, а сейчас к ним присоединился ещё и кровосос. Дориан…

Быстро летят года! Кажется, познакомились недавно, но странно другое. Вспомнил эпизод только сейчас — всплыл ярким моментом в мелких деталях. До этого — будто стёрлось из памяти, а появление Кати сняло пелену с глаз. Теперь ясно, почему затянуло в омут под названием «Ли». До этого вопросов к семейству не возникало. Дьявольщина! Ведьма, что б её… Ведь права, Нойли — альва! Как такое возможно? Нет, как — понятно. Почему раньше не выяснил? Потому что назойливое желание, стремление быть с Нол — заглушали разум. Когда всплывало сравнение с альвой, всегда что-то случалось — отвлекала любая мелочь. Отмахивался от нелепой мысли и жил дальше. И в этом Катя права — вероятнее всего, чары. Был бы умнее, уже тогда задумался, что у Ингереров в доме делал ниссе! Какова его судьба? Неизвестно… Наваждение заволокло сознание. Главным стало — Нол! Узнать бы, как околдовала? А ещё, можно ли развеять ворожбу? Притягивающая мужчин… Так и есть! Великий манипулятор…

У Нойли об этом спрашивать бессмысленно — засмеет. Найти бы ниссе… Или у Ингерера поинтересоваться, ещё и своего отца потрясти — всё же приятели. Гадко, мерзко… презрение к себе разрасталось, но злости или ненависти к Нол не испытывал. Что бы ни случилось — она навсегда в сердце. Тонкая искусительница…

Варгр стиснул ключ в кулаке — хватит, это не работа. Бросил на стол. Переоделся и поехал домой.

Глава 12

Ледяные струи воды казались раскалёнными потоками, оставляющими дорожки ожогов на теле. Упершись руками в стенку, Варгр подставил голову под воду и не сдержал стона. Мысли скакали, не давая сосредоточиться. Пульсация крови болезненная — красная жидкость в венах бурлит, грозя обращением.

Ведьма! Умеет заинтриговать. Ворвалась вихрем — перевернула мир с ног на голову. Блокировку на воспоминания взломала, как опытный «крот» сейфы. Спасибо, конечно, но что теперь делать с вывернутой наизнанку душой? Нужно лечение — выкинуть Катю из головы. Только как? Девчонка перед глазами…

Разгоряченное тело остывало медленно — наконец, долгожданное успокоение наступило. Варгр вышел в комнату, обмотав полотенце на бёдрах. Включил телевизор и присел в кресло. На столе початая бутылка виски и бокал. Налил и пригубил. Гнетущее одиночество давило. Непонимание собратьев, секреты близких. Что происходит? Зачем такое существование?! Есть семья, но это не то… Если природа создала разных тварей, значит для них есть применение. Бегать по лесу, охотиться, изредка рвать ламий и прочую нечисть? Невелика честь! Сила оборотня тратится впустую. В чём смысл бытия? Неужели, так жизнь и пройдёт? Случайные связи, горечь от собственной никчемности, потеря Нол?

Картинки в телевизоре мелькали, раздавались звуки — Варгр смотрел на экран, но сути не улавливал. Пустота… Поставив бокал с виски на столик, встал и подошёл к открытому балкону. Тюль покачивалась от порывов лёгкого ветра. Сдвинул и прислонился к дверному косяку. Северное лето коварное — ночью светло, как днем. Зато зимой, наоборот, темно почти круглосуточно. Странно, южнее, где встретил Катю, бушевала стихия — гром и молния — аномалия для здешних мест. Дожди частенько шли, но такого светопреставления не бывало. Ведьма принесёт неприятности, если уже… но сил прогнать нет.

На голубом небосводе солнце клонилось за горизонт. Едва пробивалось сквозь гущу леса и окрашивало остроконечные верхушки огненным свечением. Скоро на обход — Рагнар позовет, или скорее Сигвара подошлет. Вой пугал соседей, но ничего, привыкали. Случалось, высылали полицейский наряд прочесать ближайшую территорию, но семью не волновали мелочи — людям не по силам их догнать. Варгр глубоко вдохнул — хорошо, свежий воздух не загажен выхлопами и испарениями от лесообрабатывающих заводов; природа девственно чистая. Их лес — национальный парк Стаббурсдален.^[15] Может, туда на работу устроиться? Охранник заповедной зоны — идеальный вариант. Они с отцом как раз построили дом на окраине Кренсберга, так получалось меньше светиться. Коттедж в центре города отдали погорельцам. Кройнеры чудом спаслись — электропроводка полетела, хорошо сами остались живы. Многодетная семья, не на улице же коротать зиму. Горожане тоже помогали — приютили вначале одни, потом другие, но ораву из семи человек выдержать трудно. Он с отцом не исключение. Несладко пришлось — привыкли к уединению и тишине, но потом приспособились. Вначале дали кров на время, вторая часть дома пустовала, а потом… Руки есть, пять лет назад поставили новый двухэтажный дом, а старый оставили Кройнерам. Робин Гуда затмить не хотели и на приз «доброе сердце» не претендовали. Реакцию главы семьи погорельцев Кройнеров — Мергера, помнил до сих пор. Челюсть отвисла, слова сказать не мог минут пятнадцать, глупо моргая. Зато Лотта эмоциональная — упала в обморок. Дьявол, ну и напугался же тогда! Подхватил, не дав грохнуться. Что делать? Как привести в чувство? Встряхнуть — страшно, ещё чего сломает. По щекам бить, тоже не по-мужски — не вариант. Взглянул на Кройнера. Высокий, худой, словно высушенная вобла, с забавными усами, удлиненными на концах, а-ля Мюнхгаузен. Монумент — не шевелился.

Делать нечего. Перенес Лотту на диван, сбегал за водой и обрызгал. Женщина распахнула глаза и разревелась. Слёзы полились рекой и сменились безудержным смехом. Впервые столкнулся с такой бурной реакцией. Истерика — чудовищная штука! Пришлось и Кройнера в чувство привести, коротко ударив по спине. Мергера отбросило футов на десять. Нелепо раскинув руки, затормозил, едва не врезавшись в кресло. Развернулся, и слова сразу нашлись:

— Варгр, да вы что? Мы…не можем… Нет, — бессвязно лепетал, неестественно писклявым голосом. — Мы и так по гроб жизни обязаны.

— Вот и отлично! Теперь это ваш «гроб».

Мергер растерянно мотал головой:

— Так нельзя, а вы?

— Перестань! Нам есть, где жить. Отказ не примем! — отрезал и кивнул на ревущую Лотту. Полноватая шатенка с красными опухшими глазами прижимала к груди руки. Открывала и закрывала рот, словно рыба, не произнося ни слова. За что благодарен природе — одарила человеческий организм шоком и онемением — полезная штука! — Только прошу, избавь от этой истерики.

В тот же день с Драгором переехали, оставив даже мебель — наживное. Отец походил на зомби после смерти жены, но отдать дом другим согласился на удивление быстро. Его даже не остановила память «о ней». Ведь когда-то коттедж сам спроектировал и построил для любимой. Странно, до сих пор непонятно, почему не ушёл в лес? Там бы боль притупилась, воспоминания со временем позабылись. Порой самому хотелось обернуться зверем и умчаться от цивилизации. Уже раз неделю скитался, тогда в мир людей выдёрнула смерть матери. Другой раз — драка с ламиями, а так бы… Быть зверем проще, вот только личина задавливала человеческую и с каждым разом всё сложнее вернуться ко второй половине: ранимой и чувствительной до отвращения. С мягким телом и слабой душой. Не то, что зверь. Жажда охоты и крови при обращении поглощала. В такой момент мало, чем отличался от ламий. Разница в питании. Бъёрны — живностью и простой едой смертных, а твари — людской кровью. Важным элементом второй сущности оборотня, а это перечило любым убеждениям. Своих в обиду не давать! Но и они притуплялись, чем дольше — зверь, тем меньше — человек…

На окраине хорошо. Тишина и покой радовали, как ничто. Но сейчас свежий воздух не приносили желаемого успокоения. Варгр чуть не взвыл от досады. Да что с ним? Ну, подумаешь, девица. Голова — одна, руки — две, ноги… Стукнул ладонью в стену и в шаг очутился у шкафа. Отодвинул створку и вытащил шорты. Громко запевший мобильник остановил. Варгр подхватил его со стола:

— Да…

— Привет, — голос Нол звучал обеспокоено.

Варгр шумно выдохнул. Нойли! Впервые забыл ей перезвонить! Нервно взъерошил волосы и сел:

— Привет, милая, — стыд грыз всё сильнее. — Ты как? Дориан очень разозлился?

— Нет, всё отлично, — выдержала паузу Нол. — Ты не перезвонил. Всё нормально?

Провалиться сквозь землю!

— Да, — придал голосу лёгкости.

Вновь повисла тишина. Неудобная, волнительная — неприятно щекочущая нервы.

— Как байкерша? — нарушила Нойли молчание — недовольство сквозило в каждом слове.

— Нол, не ревнуй! — насилу усмехнулся Варгр. — Слушай, у меня разговор к Лайму. Когда он прилетает?

— Через пять дней, а что случилось? — взволновалась она.

— Да так, — отмахнулся, как можно беспечнее. — Хочешь встретиться?

— Я… — замялась Нойли, — звоню сказать, что уеду на пару дней. Мареши предложили выходные провести у них. Отцу сообщила, и чтобы это не стало новостью для тебя, решила предупредить.

Простое и понятное, только что разложившее по полочкам отношение к Нол — она как сестра, не более — вновь стёрлось. Вспыхнуло старое, незыблемое — быть с ней! Неуправляемая ревность накатила будто снежная лавина. От негодования затрясло. Нойли с Дорианом! Призналась, чтобы уколоть больнее! Контролировать эмоции невозможно — переизбыток разрывал. Альва опять подлила масла в огонь. Словно ощутила угасающие чувства и позвонила укрепить чары. Слов нашептала — околдовала голосом… Бурлящая кровь, хлынула в голову, дымка безумного гнева затмила разум. Варгр, вскочив, с силой швырнул трубку в стену. Мобильник с треском разлетелся на осколки. Злость и собственное бессилие душили. Посмотрел на руки. Кожа, натягиваясь, скрипела. Вены вздувались до размера на грани лопнуть. Кости с хрустом ломались, принимая другую форму… Несколько секунд… Варгр оглядел комнату тепловым зрением — пусто, но зато боль утихала. Потоптавшись, протиснулся в открытое окно и помчался прочь. В лес! Найти успокоение, охота принесёт мир в душу.

Глава 13

Варгр мчался по лесу не жалея сил. Тело звенело от удовольствия. Мышцы, вены, жилы. Звериная сущность ликовала. Лапы мягко пружинили на серо-зелёном мху, устилающему землю. Шальной ветер обдувал морду, принося запахи чудного мира… Сладковатые, еловые, с нотками мускуса живности. Не только братьев с резкими, терпкими — стая вышла на охоту, огромные серые фигуры мелькают между деревьев — но и мелких зверей… Попряталась в норы, испугавшись монстров. Глаз ни разу не зацепился даже за удирающие пятки зайцев или лисиц. Только птицы, взволнованно прощебетав, взмывали с веток, перелетая на другие, и белки с куницами по деревьям шмыгали. Лесной дозор! По цепочке передавали — хищники идут… Но оборотни всегда найдут, кем перекусить, кого загнать, на ком сорвать злость, снять напряжение, отточить навыки охоты. Излюбленное лакомство — олени, лоси. Сильные, мощные, быстрые. По одиночке — лёгкая добыча, а стадом весьма опасные.

Невдалеке, чуть позади, маячил тёмно-серый сородич. Рагнар. То и дело кидал недобрые взгляды. Варгр оскалился. Понятно, чем не доволен вожак — брат опять не соблюдал субординацию, бежал впереди всех. Плевать! На место лидера никогда не рвался, но и пресмыкаться не по нутру. К тому же всегда таким был, пора уже привыкнуть! Если настолько глаз намозолил, решит поговорить — к его услугам. Только сейчас не до этого.

Хотелось большего, чем прогулка, ведь облегчение так и не приходило. Впервые в личине зверя раздумья не ушли, не растворились, уступая место животному азарту, мучили, доводили до исступления. Нойли, Дориан, Катя… всё запуталось, смешалось, мир перевернулся с ног на голову. Чувства — наколдованы. Близкие — лживы. Нутро — разрывается. Семья — не удерживает. Бросить все, умчаться, куда глаза глядят, навстречу звериному рассвету. Двадцать лет цепным псом в Кренсберге ждал манны небесной. Безоблачного счастья с Нол! Напускное, чуждое. Гнули, ломали в стороны, подавляли волю. Принуждали быть там, где не хотелось. Быть тем, кем не являлся. Быть с тем, с кем ничего общего — интересов, взглядов… Уже тридцать четыре, а толком ничего не понял, не добился. Богатство волнует меньше всего, душевное равновесие бы обрести. Чтобы всё чётко и ясно. Уже тридцать четыре, а толком ничего не понял, не добился.

Радость переполняла, от быстрого бега рёбра едва не задевали лёгкие… выскочив на болотистый участок, застыл. На другом конце, вдалеке, у кромки леса пульсировали красные сгустки — лоси. Пару десятков. Взрослые, молодняк… Неспешно переходили с кочки на кочку, от кустарника к кустарнику — ветки объедали. Счастье! Восторг! Еда… Охота… Сглотнул обильную слюну. Позади затрещали кусты, следом выметнулась семья. Странно, раньше не замечал своей мощи, ведь обогнал прилично. То ли братья ослабели, то ли… трёх дневные пробежки- метания в одиночестве — лучшая тренировка. Рагнар окинул испепеляющим взглядом и помчался дальше. Вожак заправляет — таковы законы стаи! Братья сорвались, как торпеды. Слышалось надсадное дыхание, чавканье воды, в стороны летели комья земли и мха. Стая удалялись… Животный азарт накатил сильнее. В теле приятная дрожь, лапы так и мечтали унести хозяина вдогонку. Варгр выжидал. Давал форы, не ради торжества самолюбия — убедиться — скорость и выносливость возросли. Когда приблизилась к середине болота, метнулся, только ветер засвистел в ушах. Олафа настиг стремительно — едва пересекли визуальную черту… Могучий сородич чуть медленнее остальных, зато… главная убойная сила. В человеческой ипостаси работу выбрал по способностям — вышибалой в баре. Вот и сейчас, с присущей только ему неторопливостью, мчался в хвосте стаи. Чего спешить? Добыча всё равно не уйдёт — оборотни несравнимо быстрее и мощнее.

Обогнал Освира — брат всегда просчитывал всё наперед. К тому же они с Олафом подстраховывали друг друга на непредвиденный случай. Противник зацепит, нагрянут ламии, маахисы или прочая нечисть. Освир считался правой рукой Рагнара, работал в мэрии на управленческой должности — главным помощником министра экологии и природопользования. Отвечал за неприкосновенность заповедной зоны — парк Стаббурсдален. Очень продуманно и удобно, если учесть, что лес — вотчина оборотней. Сообщал, когда обход лесничих, вылазки ученых, комиссии по охране природы.

Оттар как обычно держался ближе к Сигвару. Приглядеть — если что, помочь, направить или…отвесить затрещину. У него врожденный дар заниматься подростками. По природе веселый, лёгкий в общении, с добрым сердцем и ангельским терпением. Если такое сравнение уместно. Новенькими, конечно, занимались все, но не с таким усердием и ответственностью. Как-никак тренер в Кренсбергской школе боевых искусств — с этим и жил в обеих ипостасях. К сожалению, молодняк по пальцам сосчитать. Сигвар — последний в семье Бъёрнов. Больше потомства не предвиделось. Братья семьями не обзавелись, а кто остался из отцов, вели уединенный образ жизни — подальше от глаз и ушей. Правда, настолько тоскливо только у них в клане. Бъёрны из Финмарка, куда многочисленней. Пара десятков взрослых и подрастала смена — с десяток мальчишек и шесть девчонок — редкость для расы, на вес золота, а точнее — нарасхват. Женская особь — гарантия продолжения рода. У мужчин не так. Простая женщина может родить, но не факт, что оборотня.

Поэтому зачастую внимание семьи направлялось на Сигвара. Каждый считал долгом — ткнуть в неумелость, неосторожность, недальновидность и прочее. Он и сам не рад, но…Уж как есть! К тому же, младший горяч. По глупости бросался на самых свирепых противников. Не раз попадал под крупные рога или острые когти. Оправлялся быстро, но как истинный дурак, в следующую же охоту вновь, очертя голову, ломился совершить «подвиг». Смешила причина. Не для статуса в семье, а так — красовался. Сигвар, с высунутым языком остался позади…

Перед глазами маячил хвост Рагнара. Вожак суровый, немногословный, отважный, а что ценнее — мыслил стратегически. Умел принять скорое, верное решение в жатые сроки. Честь и порядок — лозунг по мироощущению и работе. Недаром по праву занимал пост главного помощника шерифа Сальвансона округа Кренсберг. А по совместительству — заметал следы, когда становилось горячо, и кто-то из стаи поступил неосмотрительно.

Лоси встрепенулись, рев дозорных полетел волной. Самый крупный и рогатый бык поднял морду и громко затрубил об опасности. Стадо испуганно бросилась врассыпную. Вожак, оповестив ещё раз, помчался в лес.

Оборотни — не волки и не медведи. Своя стратегия, тактика. Охотились дружно, нападали скопом, но для остроты ощущений каждый загонял «еду» сам. Хотя, порой оттачивали ловлю стаей, чтобы не потерять навыки общей атаки. Тогда вожак обязан быстро выбрать жертву. Никто не оспорит — без заминки начнут преследование. У каждого своё место. Говорить не всегда получалось, а телепатией не обладали — импровизировали. Точнее, дело практики — понимали друг друга по взгляду, рыку. Окружали и… Рагнар доказывал превосходство, завалив дичь в прыжок.

Варгр чуть притормозил. Пусть вожак ведет. Не стоит лезть вперёд, а то ещё занервничает. Рагнар вильнул в сторону — за карликовыми берёзами мелькнул лось. Выбрал середнячка — самца. Хорошо! Убивать детенышей и молодых самок даже для хищников поступок — ниже не бывает. Жертва испуганно металась от дерева к дереву, юркала между кривыми ветвями, запиналась о кусты. Не уйдёт — прихрамывает. Вот что значит, Рагнар — вожак от бога. На дальнем расстоянии углядел такое.

Варгр ушёл в другую сторону — там пульсировал сгусток покрупнее. Вот эта дичь по его клыкам! К тому же рядом с братом. Лучше не упускать, подстраховать — видеть, как повалит жертву. Если что, подоспеть и помочь — добить. После появления ламий, на душе неспокойно. Не хотелось бы по глупости или недосмотру потерять хоть кого-то. Рагнар, конечно, силён, но… как сказала Катя, есть чутьё и оно шепчет: «Держаться возле — быть настороже». Остальных уже не слышно. Видимо, каждый занят своей жертвой. Варгр поравнялся с лосем и братом. Из виду не выпускал, но и «своего» отслеживал. Рагнар чуть приблизился к жертве. Лось шарахнулся, но тут же дёрнулся обратно. Глаза дико вращались, морда в пене, биение очумевшего сердца доносилось, несмотря на бешеный ритм бега. Увидел не менее страшного! Варгр зарычал. Во рту уже ощущался сладковатый вкус. Метнул взгляд на свою дичь — неслась галопом, едва не цепляясь огромными рогами за ветви. В голове пульсировало от возбуждения. Мечтал вонзиться в плоть, растерзать податливое тело, выплескивая переизбыток чувств. Глупое животное! От оборотня не уйти. Вновь покосился на вожака. Готовился к атаке — впереди раскинулась поляна. Но уже на середине Варгр зарычал. Дьявол! Чего медлил Рагнар? Скоро густые кустарники голубики между огромных сосен. Там сложнее! Бросал нетерпеливые взгляды, на грани сорваться первым. Чуть не заскулил от радости. Вожак резко вильнул и, ни секунды не медля, прыгнул — взмыл с оскалившейся пастью, клыки смертоносно блеснули. Снес лося в начавшийся лес, как бронетранспортер — кусты возмущенно затрещали. Варгр на миг затормозил. Лёгкие едва не задевали рёбра, перед глазами прыгали мухи, во рту сухость. Рагнар светился от гордости — удерживал за горло смиренно лежащего лося. Молодец! Красавец! Вот только такая охота совсем не принесла удовольствия — не сам загнал и повалил… Бешенство заклокотало сильнее. Катя вновь мелькнула навязчивым кадром и ускользнула, оставив в сердце неясный след горечи. Сорвался как пушечное ядро — настигнуть жертву! Поддаться инстинктам природы и власти зверя! Прибавил скорости — рогач несся на последнем издыхании. Хрипел надсадно, ноги всё чаще подкашивались. Замедлялся… Картинка рассеялась… всплыла другая — окровавленные руки. Крупные, мускулистые — один в один свои… Капли просачиваются между растопыренных пальцев и срываются — падают на каменный пол. Месиво изувеченных тел. Груды порванных, расчлененных… Блики свечей играют на голой коже трупов. Варгр притормозил и тряхнул головой, прогоняя видение — запах крупного зверя коснулся носа. Двоих?! Раздался треск, ему вторило довольное чавканье и грубое сопение. Дерьмо! Встретились редкие гости в этих лесах — медведи. Они, как и лоси, олени, рыси — под охраной. Убийство — уголовно наказуемо, но это правило для человека. Оборотень живёт по своим законам. Кто сильнее — тот и… ест! Рев прорезал тишину — ответом летел вой Рагнара. Общий сбор!

Варгр метнулся обратно. Убедиться — с братом всё нормально. Чтобы завалить медведя в звериной личине — нужно перегрызть горло. Свернуть шею, вырвать сердце — в человеческой. Зверь, конечно, не сильнее ламии, но толстая шкура, прослойка жира и крепкие кости делали его грозным противником.

Дыхание вырывалось сиплое, лапы наливались тяжестью, на душе камень. Варгр выскочил на поляну… Большой, мощный бурый медведь с неожиданной прытью уворачивался от бросков вожака. Шерсть слиплась, висела клочьями. В глазах пылала угроза. Брат зарычал, пригнулся… Уловил момент… Рывок — с чавканьем вгрызся в плечо. Медведь поднялся, оглушая рокотом голоса — клыки длинные, когти словно ножи. Отмахнулся с лёгкостью — брат едва успел отскочить. Варгр зарычал, готовясь к атаке, но замер. Проломав густые еловые ветви, в опасной близости от вожака «вывалился» ещё один медведь и, не сбавляя скорости, целенаправленно помчался на Рагнара. Братья- близнецы! Хотя нет — второй чуть поменьше… Очертания драки расплылись… Перед глазами покачивался образ крошечного котенка, спящего, свернувшись в комочек на каменном полу. Облезлый, костлявый, сиамский. Тело светлое, а ушки, моська, лапы и хвост — чёрные. Мираж растворился… Варгр взвыл от ужаса. Рагнар запыхался, глаза дико вращались — звери теснили его к дереву. Отскакивая, не успел увернуться — крупный медведь срезал клок — шесть, зависнув на долю секунды, шмякнулась на кусты. Лапы брата подогнулись. Заскулив, упал набок, но чуть замешкавшись, всё же подскочил. На груди алела широченная рана. Струилась кровь. Оскалился — отшатнулся, качаясь от слабости. Варгр грозно зарычал и метнулся на первого попавшегося, клацнув в прыжке за глотку. Завалил со спины — подмял будто нерадивого щенка… С трудом прокусил толстую шкуру — в пасть хлынула горячая кровь. Хрипы оборвались, зверь затих. Варгр выпустил жертву — второй, оставив в покое брата, стремительно обернулся. Поднялся и, взревев, двинулся навстречу. Варгр шумно выдохнул и сделалпару выпадов — противник реагировал чуть замедленней, видимо, рана на плече давала о себе знать. Подгадав, метнулся, но клыки клацнули по воздуху. Медведь отмахнулся с невиданной быстротой — бок обожгло словно кипятком. Тело будто встретилось со стеной — кости жалобно хрустнули, прострелила боль. Отбросило к дереву, как тряпку — Варгр рухнул наземь и жадно хватанул воздух. Сейчас не до боли — послышался треск. Приближались братья. Хорошо бы всей семьей завалить, но… Перед глазами снова всё поплыло. Каменные стены… жалобные женские крики… Мужской до отвращения знакомый низкий смех… Собственный? Галлюцинация вмиг рассеялась, вернув к реальности. Твою мать! Перед ним маячит рычащий Рагнар. Прикрывает собой, отвлекает разгневанного противника. Едва отскакивает от острых когтей и не позволяет приблизиться. Медведь шаг за шагом, но подступал — брат шарахался из стороны в сторону, как маятник — туда-сюда. Вновь не удержавшись, завалился в кусты. Жалобно заскулил… Варгр мотал головой, но драка всё равно пропадала — накатывал образ девушки. Невысокой, стройной. Тёмные волосы прибраны в замысловатый хвост, обвитый косичками с вплетенными жемчужными нитями. Несколько свободных локонов струятся по плечам. Свободное длинное платье цвета слоновой кости, подобное нарядам жриц, не скрывает хрупкости фигуры. Без изысков, подпоясанное золотой цепочкой. Девушка резко обернулась. Очаровательная улыбка коснулась полных губ, изумрудные глаза заставили сердце биться сильнее. Катя… Мираж покачнулся… Варгр вынырнул из оцепенения — вожак упал возле него без сил. Из распахнутой пасти медведя обдало смрадом, когтистая лапа со свистом прорезала воздух… Не улавливая, как и что, перепрыгнул Рагнара — бросился на противника, оборачиваясь человеком. Помутнение вмиг прошло! Чёткость и резкость не успела поразить — столкнулся со зверем грудь в грудь. Сомкнул стальные объятия. Кости затрещали, в голове ухала кровь, рёбра сминались. Изо рта вырвался протяжный рык. Медведь не уступал по силе — сжимал смертельным хватом. От натуги трещали жилы, кровь ударила в мозг — вот-вот и лопнет. Ноги не чувствовали твёрди — теряя сознание, ударил лбом. Башка медведя непробиваемая. Повис звон, но в груди полегчало, хват противника ослаб. Варгр из последних сил надавил… От хруста заложило уши. Ему вторил душераздирающий рев, сменившийся клокотом…

Варгр рухнул вместе с медведем. Тело не ощущалось. Открыл рот — сорвался хрип. Темнота скакала с угрожающей скоростью, глаза разлепить не мог. Погрузился в долгожданную тишину и покой, но обрадоваться не успел. Взволнованный голос Рагнара вырвал из небытия:

— Чего встали? Помогите ему…

Варгр разлепил тяжёлые веки. Над ним склонились взволнованные братья. Сигвар, побледневший больше всех. В глазах застыл ужас и сочувствие. Губы подрагивали. Никогда не скрывал эмоций. Это трогало! Рагнар как всегда буравил взглядом, скулы натянули кожу добела. Раны на боку, плече, груди почти зажили — кровавые корочки подсохли. Олаф поджал губы и покачал головой. Освир хмурился сильнее обычного — лоб прорезали морщины и никак не сходили. Оттар на удивление серьезен, даже не улыбнулся, когда попытался ему махнуть. Рука упала плетью. Сигвар заскулил:

— Ты что? Спятил? — бросился поднимать. Варгр, скрипя зубами, сел. Младший всхлипнул и утёр нос: — Зачем человеком обратился?

Дыхание уже выровнялось, но в груди всё ещё покалывало. Ноги тяжёлые, тело будто не свое.

— Как погляжу, — нарушил молчание Освир, — ему понравились острые ощущения!

— Нет, — поспешил оправдаться, едва выдавив хрип.

Рагнар присел на корточки. Ухватил за подбородок, и не заботясь, что причинял боль, покрутил из стороны в сторону.

— Ты в порядке? — смотрел с толикой заботы и непонимания.

Варгр кивнул. Вожак резко отпустил:

— Спасибо! — встал и отвернулся. — Разговор будет долгий, но после…

Ответить не смог. Помотал головой — не стоит благодарности — и упал навзничь. Глаза уставились в небо. Прекрасно голубое. Со скромными беловатыми облаками. Сердце стучало мощно и чётко, каждым ударом напоминая — всё ещё жив! Кости срастались, по телу пробегало приятное тепло и покалывание. Тянуло, дёргало, вот только всё равно охота, драка, боль не помогли — не заглушили душевные стенания. Галлюцинации выбивали почву из-под ног, а образ Кати так и не ушёл… Варгр шумно выдохнул. Беспросветность… Что ещё сделать для успокоения?

Глава 14

Катя сжалась в комок на постели. До омерзения большой и холодной. После визита оборотня в номере уюта как не бывало. Сердце ныло, на душе неспокойно — одиночество давило. Занесло к чёрту на кулички! От безделья не знаешь куда деться. Уже и покупки разобраны, перекусить готово. Программы по телевизору изучены. Всё на норвежском — ничего не понятно. Вечер в разгаре, заняться нечем. Всё не так… Перевернулась на спину и закинула руки за голову. Бессмысленный день. Как бы глупо не звучало — колья наточёны, чутьё не дремлет. Может, ну его? Сдаться ламиям, и будь, что будет. Всё равно и так смерть, и так не жизнь, а существование. Одной тяжело. Как бы ни кичилась, что справится, порой хочется поддержки. Тепла, крепких объятий, друзей, дом… Хотя за неимением лучшей и этой дорожила. Ведь продолжала убегать, не останавливалась, не сдавалась. А когда прижимали, отбивалась с прытью, от которой у самой волосы дыбом вставали. Вот, что значит: захочешь жить — не так раскорячишься. Последний раз, если бы не оборотень — поймали бы. Варгр… Его дьявольские глаза сродни омуту — неумолимо затягивали. Чёрт! Варгр — подлец, хам и наглец. Он… Слёзы едва не брызнули. И смех, и грех — идеал мужчины…Поерзала, устраиваясь удобнее и взглянула на часы — скоро полночь. Время тикало, как назло, медленно. Оборотень не вломился, а жаль. От одной мысли по телу прокатилась истома, бросило в жар, а следом подступила злость. О чём думала? Пошёл, куда подальше! Неужто ещё не хватило эмоций и переживаний? Не до сердечных дел. Разобраться бы с… ламиями! Найти книгу, открыть тайну собственного бытия. А ещё бы байк отремонтировать. Так ведь и за этим нужно к Варгру обращаться! Подстава… Наглая ухмылка оборотня выплыла перед глазами, как издевка. Так и представляется:

— С чего бы передумала? — язвит Фенрир.

— Ты — единственный механик в городе, — оправдываешься.

— Да что ты? — дьявольские глаза полыхают огнём. — А я подумал, что оплата заинтересовала. Как насчёт аванса?

Вот же гад!

Решительно встала и накинула куртку. В бар… ближайший, опрокинуть пару рюмок. Работой не обременена, а архивы перегара не боятся. Разгрузка не помешает — жизненно важно избавиться от… возбуждения.

На лестнице остановилась — запах Варгра ощутимей, чем раньше. По телу прошла дрожь. Голова закружилась. Необъяснимая боль сжала сердце. Реальность вновь ускользала. Выпить! Как можно скорее…

* * *

В небольшом баре дым клубился под потолком. Спёртая вонь ударила в нос — алкоголь, табак, пот… В зале пару десятков массивных деревянных столиков — все заняты. Между ними лавировали несколько молодых официанток в белых футболках, джинсах и чёрных фартуках. Шквал звуков оглушал — смех посетителей, музыка, звон стекла, побрякивание посуды, скрежет ножек… Чёрт, глупая затея! Проще купить и дома выпить одной, зато в тишине. Катя огляделась. С двух сторон в стены встроены небольшие телевизоры — прокручивались клипы. Люди гуляли — жизнь бурлила… Вероятно, праздник с острова Кинг-Йорген, где она отсиживалась позавчера, переместился в Кренсберг. В этой стране любили повеселиться как и в России.

Укромного места найти не удалось. Подошла к бару. Все стулья заняты. М-да… Встретилась с взглядом пожилого мужчины. Изрезанные морщинами губы растянулись в улыбке, тускло блеснув остатками зубов. Что сказал? Чёрт его знает…

— Не понимаю! — отозвалась нехотя.

— Красавица, — коверкая английский, жевал слова, — не слишком молода, чтобы посещать такие места? — От него несло мощным перегаром и немытым телом.

Катя скривилась:

— А вы не стары для того же?

— Нет! — взмахнул рукой с кружкой. Пиво заколыхалось, грозя выплеснуться: — Я молод, мне всё ещё семьдесят пять.

— А я стара, мне уже двадцать два! И если вам самое время заканчивать, то мне как раз пора начинать…

Не дожидаясь ответа, присела на освободившееся место возле кассы и бросила взгляд через плечо. Посетитель за столиком в зале шлепнул худенькую официантку по заднице.

Миниатюрная, с длинными русыми волосами и бездонными тёмно-синими глазами. Губы надуты, как у обиженного ребенка. На лице гримаса не то ужаса, не то отвращения. Девушка с отчаяньем посмотрела в сторону Кати.

Настроение испортилось окончательно. Мужичьё! Хотя… это бар, здесь всегда пристают.

Отвернулась. О! Симпатяжка — бармен. За стойкой привлекательный мужчина, лет тридцати пяти. Невысокий, статный. Руки длинные, изящные. Он ловко управлялся с бутылками — открывал, взбалтывал, наливал. Смешивал напитки, украшал бокалы… Короткие, русые волосы обрамляли заострённое лицо. Холодные голубые глаза под крутыми надбровными дугами, окидывали взглядом зал. Прямой нос как у аристократа, узкие губы поджаты. Холодно, но твёрдо отреагировал на молчаливую просьбу официантки:

— Norman… — фраза не понятна, но явно обращена наглецу.

Зеркальные полки на стене отразили мужчину поднявшего руку в извиняющемся жесте. Посетитель подался к девушке, что-то сказал… Она нерешительно кивнула и прошмыгнула мимо. Вот и отлично! Катя встретилась с взглядом бармена:

— Водку. Двойную не разбавленную, — обратилась, как можно спокойней.

— Документы есть? — он натирал бокал до скрипа.

— Есть, — даже не шелохнулась.

Мужчина отложил работу. Уперев руки в столешницу, криво усмехнулся:

— Может, всё-таки покажете? А то не налью.

Катя расстегнула куртку. Неспешно залезла во внутренний карман. На секунду приостановилась, словно не уверена… Бармен улыбнулся шире.

— Что, если не окажется? — поинтересовалась невинно.

— Придётся отказать в выпивке, — сокрушался деланно. — У нас строгие правила, а я — законопослушный гражданин.

Катя выудила права и демонстративно помахала. Он разочарованно выдохнул. Рассматривал, будто выискивая доказательства поддельности. Протянул обратно — взялась, но бармен не отпускал. На лице читался интерес:

— Вы сегодня одна, Ка-тья? — разжал пальцы. Катя спрятала права:

— Это видно и без вопроса. Документы предъявила, поэтому водочки двойной, не разбавленной, пожалуйста… — прочитала с бейджика на его груди: — Улярик Олафсен.

Он взял бутылку с прозрачной жидкостью и, налив стопку, поставил перед ней. Резкий запах спирта… Сомнение подкралось, запуская корни в сознание — плохая идея. Когда выпиваешь, скорость не та, да и чутьё притуплялось. Прикрыла на секунду глаза — наглая ухмылка оборотня доводила до бешенства. Гад! Самодовольный… Выпила залпом — жгучая водка опалила горло. Жар побежал по венам.

— Повторите, пожалуйста… — не медлила ни секунды.

— Красавица, — состорожничал бармен, — таким темпом быстро наберешься.

— А мне это и нужно, — приняла следующую порцию и поморщилась: — Продолжаем…

С каждой последующей стопкой мир крутился быстрее — со скоростью света и против законов физики. Огненность напитка уже не чувствовалась — во рту оставалось едкое послевкусие спирта. Мерзкое и тошнотворное. Катя оглянулась — бар покачивался, посетителей в два раза больше, у всех появились двойники. Вот теперь хватит! Не то чтобы до этого народу не хватало, радовало отсутствие видения Варгра в каждом из них. С дурной головой как-то спокойнее. Точнее, без назойливых мыслей.

— Могу проводить, — заявил приглушенный мужской голос.

Долго фокусировалась, но очертания бармена всё равно расплывались.

— Слушай, я пьяная, это да! — язык не желал двигаться. — Ты симпатичный и так далее… Но мне бы побыть одной, хорошо?

— Понял, — кивнул Улярик. — Обещаю не приставать.

— Что-то мало верится, — хмыкнула, едва не упав. Мужчина удержал за руку:

— Если передумаешь, я здесь.

Ещё чего! Мы русские — народ гордый. В любом состоянии можем сами добраться до дому. Или найти приключений… Вздернув нос, положила деньги на барную стойку. Накрыла стопкой и решительно встала.

— О, Чёрт! — сорвалось, и Катя ухватилась за стул. Мир покачнулся, повело в сторону. Ноги ватные, колени подгибались. М-да. Сидеть — не стоять, а стоять — не идти. Даже шагнуть трудно. Тело налилось тяжестью. Пространство сузилось, крутилось каруселью. Что хотела, то и получила.

Крепкие руки, придержав за талию, не дали упасть. Катя обернулась. Симпатяга-бармен. На лице играла понимающая улыбка:

— За такую оплату такси причитается.

В желудке бушевало, подкатывала тошнота — Катя поморщилась. Всё же стоило чего-нибудь поесть, а не «заливаться» натощак. Приготовить успела, но перекусить так и не смогла — кусок в горло не лез. Проклятый оборотень виноват. Что б ему икалось! Улярик обнял крепче и крикнул поверх:

— Ivar… — слова летели — смысл ускользал.

Низкий мужской голос отозвался на том же непонятном языке. О! Второй бармен. Наглое лицо Ивара разглядела — типичный «чеширский кот». Поглядывал оценивающе дерзко, а в речи сквозила насмешка. С точностью утверждать, что сказал гадость — невозможно, но чутьё…

— Слушай, Улик…брр… — мотнула головой. — Улярик. Уверена, не стоит меня провожать. Домой доберусь, не беспокойся, — уперлась ладонями в широкую грудь и отстранилась. — Не стоит…

— Перестань. Ты пьяна, — серьёзно заявил Улярик, придерживая. — Не допущу, чтобы в таком состоянии добиралась домой одна. Город спокойный, но всё же… Вдруг станет плохо.

Он, конечно, прав. Только настораживает. Почему она?

— О… супергерой спешит на помощь, — смеясь, уткнулась носом в крепкое плечо.

— На супергероя не тяну… — рассудительно протянул бармен, — но выпившую клиентку домой отвезу.

— И часто геройствуешь?

— Нет! — Улярик хохотнул: — Только когда отказывают…

— Даже против воли? — нарочито широко распахнула глаза.

— Уверен, — мужчина посерьезнел — Катя расплывающимся взором заметила девушку. Она замерла, прижала руки к груди и рассматривала их с Уляриком — на лице негодование. Бармен не замечал — проникновенно разъяснял: — когда завтра проснешься в своей постели, останешься благодарна.

— Да, скорее всего… — отозвалась и хмыкнула: — Но вот та девочка, — кивнула в сторону худенькой официантки, — которая на нас смотрит, расстроится, если уйдем вместе.

— Какая девочка? — он обернулся.

Катя бессильно отмахнулась — память хорошая. Официантка, которой по заднице врезали.

— Маленькая, худенькая, с большими глазами.

Улярик выглядел озадаченным. Приподняв, усадил обратно на стул:

— Ты случаем, ничего покрепче в водку не добавляла? Говоришь об официантке…

— Да, — кивнула уверенно. — Эта девочка… влюблена в тебя по уши.

— Светлана? — недоумевал Улярик. — Этой девочке… — состорожничал, — под сорок. Не назвал бы худенькой… она полновата. И это даже мягко сказать, — говорил медленно, явно подбирая слова. — Влюбленности не замечал, — растерянно покачал головой. — Она вообще странная. Думаю, потому что русская. А русскую душу, как я слышал, не понять.

Катя оглянулась — сознание на минуту очистилось, дымка опьянения рассеялась. Под сорок? О чём говорил Улярик? Официантка с поникшей головой переминалась с ноги на ногу, словно крохотный воробушек. Рядом прошёл прилично выпивший мужик, держа пару наполненных кружек со светло-коричневой жидкостью и пенной верхушкой. Его мотало сильно. Качнулся в сторону, зацепил девушку плечом. Он-то устоял — как ни в чём не бывало, прошёл дальше, а вот она, отступая, налетела на стол. Взмахнув руками, задела бокал на краю — тот со звоном разбился, и пиво расплескалось, оставляя пенные кляксы на деревянном полу. Брызги разлетелись — Светлана, ахнув, отскочила. Поскользнулась… Вновь неуклюже размахивая руками, чуть проехалась вперёд и упала на сидящего за столом посетителя.

Что-то поскулила, глядя на мужчину. Он не зло отозвался и помог встать. Светлана, кивая, поправляла передник. Клиент брезгливо поморщился. Официантка стрельнула глазами на Улярика. Бармен с ледяным спокойствием отчеканивал непонятные слова, но так сухо, даже сурово. Только умолк, Катя стукнула в плечо:

— Не будь гадом. Она немного рассеянная. К тому же толкнули.

— Так каждый день, скоро у меня посуды не останется.

Он вновь протараторил официантке. Она, склонив голову, поплелась к бару.

Катя, вновь пьянея, отодвинула Улярика:

— Он тебе нравится? — бросила вслед Светлане.

Девушка обернулась и растерянно отозвалась:

— Вроде того, — прозвучал мелодичный голос на русском. Удивительная тональность, воздух словно завибрировал: — Ты русская?

— Да, — кивнула, сосредотачиваясь. — Если нравится, должна быть уверена, а не говорить: «Вроде того», — нос забивали насыщенные запахи: алкоголь, сигаретный дым, пот, ароматические масла, свежая рыба… Брр! Вонь болота: застоявшаяся, спёртая. Катя поморщилась — тошнота подступала волной. — Ты — никса^[16]?

Щеки Светланы окрасились пунцовым. Она отшатнулась, как ужаленная, и убежала, скрывшись за дверью с надписью «Ingen tilgang nektes»^[17].

Зал вновь поплыл — контуры посетителей сливались в тёмное пятно. Подступало равнодушие и апатия.

— Ты тоже русская? — прозвучал над ухом удивленный голос бармена. — О чём говорили?

— Улярик, — еле ворочая языком, положила руки на широкие плечи, — хватай её и женись. Лучше, чем ник… — вновь помотала головой, вспоминая слова, — русская, вышедшая ради тебя…Тьфу ты! Хотела сказать: устроившаяся к тебе на работу, не найти, поверь.

Улярик обнял за талию:

— А если мне нравятся такие, как ты?

— Ошибка и блажь, — отмахнулась пьяно.

— А если я хочу ошибаться? — с лёгкостью подхватил на руки.

— А если я не хочу? — неуверенно прошептала Катя.

— Только провожу…

— Только? — посмотрела на его губы. Может уступить и оборотень вылезет из головы? А то ведь как оставалась одна, ненавистный образ выплывал, и воображение рисовало такие картинки, что жить не хотелось. Обвив шею бармена, пальцем провела по щеке с едва показавшейся щетиной: — Только…

Сердце Улярика забилось сильнее, даже прислушиваться не надо. Поступала неправильно… Плевать! Своя шкура ближе. Какое дело до Светы и её увлечения? Есть проблема. Навязчивые воспоминания потрясающего мужчины, необъяснимым образом вымещающие куда более важное, удерживающее на плаву столько лет. Развратные картинки сводили с ума. Варгр разбудил женское начало, заставил потерять покой. Возможно, не специально, но кого это волнует? Из-за него стёрлись рамки — нормально-ненормально. Нужно что-то делать… Катя прижалась к бармену — пусть проводит. Закрыла глаза и погрузилась в сумрак. Космическое пространство, постепенно заполняемое звёздами — мириадами сверкающих искр, крутящихся во всех направлениях. Расслабляющее, дающее блаженное чувство полета. Свежий воздух опьянил сильнее. Свобода накрыла с головой. Звуки, наполняющие бар, постепенно отдаляясь, стихали. Прильнула крепче к теплу, ведь держали, словно нечто бесценное. Обжигающе горячее дыхание щекотало макушку. Мужской аромат притягивал.

Прострация окутывала темнотой, в голове свинцовая тяжесть. Ветер проник со всех сторон, пустота обступила и едва не поглотила. Испуг накатил волной. Нехотя открыв глаза, поморщилась. Улярик поставил на ноги — придерживая, усмехнулся, распахнул дверцу машины. Катя пошатнувшись, ухватилась за протянутую руку и заползла на переднее сидение. Мужской смех раздался за спиной:

— А что? Тоже вариант.

Устроилась поудобнее, откинула на спинку. Улярик сел на водительское кресло и повернулся:

— Ну что, Катья, куда нам ехать?

— Мне ехать… не знаю, — пожала плечами. Воспоминание о загородном мотеле всплыло яркой картинкой. — Там двухэтажный дом… светло-жёлтый с синей пятиконечной крышей. Где-то на краю города. Чудесный вид из окна: горы и лес. Коттедж по соседству. Решетки на окнах. Клумбы с цветами.

— Здорово! — усмехнулся Улярик. — Ты меня всё сильнее радуешь.

— Я такая, — Катя вымучено заулыбалась. — А ты что, не местный?

— Полгода как приехал, — выудил из кармана брюк сотовый.

— Откуда?

— Из Ласгерна… — умолк, пиликая кнопками.

Мотнула головой:

— Который рядом?

Он кивнул и приложил телефон к уху:

— Hei! — протянул на своем языке. Расплывшись в улыбке, отвернулся. Катя закрыла глаза, погружаясь в крутящийся мир, где приглушенно лился голос Улярика. Вертелось, качалось, неслось каруселью… и всё, что внутри, стремилось вырваться наружу — желудок протестовал. Слабый толчок унес будто в невесомость, становилось хуже — мутило сильнее. Алкоголь от езды взбалтывался, опьянение усиливалось. В голове пустота и нарастающая боль… Катя поморщилась, еле сдерживая тошноту. Порыв свежего воздуха как глоток жизни. Подняла непослушные веки — окно с её стороны открыто.

Еле разлепив онемевшие губы, прошептала:

— Спасибо… А почему переехал?

— Мне предложили выгодно продать дом, — нарушил затянувшуюся паузу бармен. — Переехав сюда, купил бар.

— Слышала, что там странные люди. Ты тоже странный?

— Да! — Улярик хохотнул: — Сама подметила. Пьяных клиенток по домам развожу! А Ласгерн… он преобразился за последние годы. Жителей все больше. Но я не привязан к какому-либо месту. Поэтому воспользовался удачным предложением.

Катя облизнула пересохшие губы. Мыслей никаких, они ускользали, не успевая оформиться в предложение. Рот открываться не желал, язык будто распух. Глаза закрылись. Туман в голове сгустился и звуки истончились.

Глава 15

— Как всегда, Тора! — кивнул Варгр подруге, крутившейся за барной стойкой, и присел. Уместил руки на столешнице и сжал кулаки. Выпить! Последнее, что может спасти! После леса восстанавливался не один час. Сигвар как мать Тереза — сама забота. Вел до дома, не отступая ни на шаг. Принес еды. Замучил вниманием… Когда вывел из себя окончательно, схлопотал по шее. Зато понял — с братом, как всегда, всё отлично — и отстал. Только младший ушёл, принял ледяной душ, но так и не найдя покоя, рванул в город. Выпить, расслабиться, отвлечься! Ненавистное тело — способности оборотня. Лучше бы валялся полудохлым и страдал от адской боли.

Приглушенное освещёние на стенах. Официанты лавировали между столиками. «Миллениум» — любимый бар, здесь всегда рады видеть. На фоне надрывной музыки и вспышек громкого смеха, пролетающих по залу волной, разговоры посетителей сливались в гул. В центре танцпола четырёх-экранный телевизор вместо диско-шара сопровождал мелодии сменяющимися видеоклипами.

Сигаретный дым, алкогольный перегар, закуски… парфюм, пот… Варгр словно в прострации. Сосредоточиться не получалось — мысли разбегались как тараканы. Залпом выпил поставленную перед ним стопку. Огненный напиток обжёг горло, разгоняя теплые потоки и принося долгожданное расслабление. Нега расплывалась медленно и давала ложное чувство умиротворенности. Варгр постучал по столешнице.

— Опять трудный день? — Тора, улыбнувшись, облокотилась на стойку.

Обтягивающий чёрный топик с глубоким декольте в выгодном свете подчёркивал женские прелести. Тора — высокая, статная, с тонкой талией, округлыми бёдрами и стройными ногами. Знакомы уже лет десять. Одного возраста. Она всёгда выручала, могла выслушать, приласкать, успокоить. Такие женщины привлекали. Никогда не унывающая шатенка с карими глазами создана для того, чтобы дарить и получать удовольствие.

Вот это грудь! Не то, что у ведьмы. Образ Кати как неизменная картинка перед глазами. Длинные волосы, струящиеся по спине. Дрожащие губы… Побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие уголок крошечного полотенца… Небольшие холмики с розовыми бутонами.

Болезненное возбуждение разрывало — Варгр разлепил веки и сжал кулаки. Мало сказать — зол! Взбешён! Образ Кати постоянно в голове. Нужно выкинуть его оттуда, затмить воспоминания эмоциями посильнее. Звериная личина не успокоила, охота не охладила пыл, значит, поступить как раньше — переспать с кем захочется. Варгр посмотрел на Тору:

— Вижу тебя — проблем как не бывало…

— Лжец, — с улыбкой покачала головой она. Уличила! Знала, словно облупленного. — Ты меня совсем забыл, — не преминула укорить. В глазах промелькнула грусть.

— Ты же знаешь, дела… — выпил новую порцию водки — дымка лёгкости зависла в голове. Варгр глубоко вдохнул. Нуждался в Торе и плевать, что поступал как свинья.

— Да, понимаю… Мне тоже нужна помощь, — пытливый взгляд подруги заставил улыбнуться: — Как только освободишься, посмотришь?

— Конечно! — выдохнул шумно — она всё поняла. Вот и отлично, ничего больше не нужно… просто секс. Тора протянула следующую стопку.

— Виски и скотч с бренди. Льда побольше, красавица, — рядом сел мужик и облокотился на барную стойку.

— Конечно, Эгил, — мило отозвалась Тора.

— Ты опять работаешь на доверии? — бросил Варгр, как только тот ушёл. — Забыла, как пришлось долги вытрясать с оборзевших постояльцев в прошлый раз?

— На выходе теперь Халле, — отмахнулась подруга. — Его уважают, так что бояться нечего, — чувственные губы изогнулись в заигрывающей улыбке.

Выпив очередную порцию, ухватил Тору за руку и потянул в сторону.

— Миккел, присмотри тут, — отдала она распоряжение молодому бармену. — Если не будешь справляться, позови Стиана.

Парень хмуро покосился:

— Всё будет отлично! — хлёстнул взглядом по Бъёрну и отвернулся.

Набить бы морду, но не до этого. Варгр не смотрел по сторонам — Кати нет, остальное не имело значения. Ему нужен секс, как утопающему спасательный круг. А Тора подходила лучше всех — полная противоположность ведьме. С соблазнительными пышными формами. Не играла, не отвергала, не лезла в душу, не покушалась на сердце. Поможет снять напряжение, не копаясь в причинах мужских поступков. Как любовница — огонь. Не против таких отношений, сама много раз говорила. Чётко разделяла желание и возвышенные чувства. Зачем смешивать? Это ведь хрень!

Тора провела по знакомому коридору с приглушенным светом неоновых ламп. Звуки из бара летели громкие, словно акустические системы рядом. Хорошо! Музыка, раздражая, не позволяла сосредоточиться на Кате. Варгр вошёл в кабинет и обернулся — похоть требовала выхода. Быстрее, милая… Ну же! Тора потянулась к замку. Щелчок…

Прижав к двери, стиснул пышную грудь. Мягкая, податливая, будто создана для его рук. Тора ахнула и прогнулась навстречу. Опьяняющее чувство прокатилось волной — голова закружилась, приятная дрожь побежала по телу. Горячие потоки накатывали вверх, вымещая эйфорией образы ведьмы. Прикосновения умелых пальцев любовницы, опускаясь, будоражили кровь. Зверь требовал выхода — человеческая сущность еле сдерживала пыл. Варгр перехватил запястья Торы. Соединил обе руки и поднял над её головой. Уткнувшись в затылок, глубоко вдохнул — вожделение клокотало всё сильнее. Запах любовницы причудливо менялся от сладковатого к более острому, биение сердца учащалось. Подцепил бегунок на её джинсах и потянул вниз. Молния поддалась легко. Проник под трусики — Тора ахнула и сомкнула ноги. Играла! Развернул. Заманивала чувственной улыбкой. Припасть и забыться к чёртовой матери! В карих глазах задорно сверкали искры. Варгр зарычал — Тора впилась с жадностью, поцелуем унося ввысь. Мягкие, дразнящие… Язык проникал, искусно лаская и дразня. Пожарище внутри испепеляло — поднял Тору за ягодицы и, уместил на себя, направился вглубь кабинета. Наткнувшись на стол, усадил. Махом стянул с неё джинсы и отбросил в сторону. Притянул любовницу, устроившись между ног — кожа нежная как бархат. Задрожал от нетерпения. Как же приятно ощущать податливое тело в руках — льнущее, трепещущее. Наслаждался прикосновениями — поглаживал щиколотки, икры, колени, бёдра. Жадно впился в приоткрытые губы. Поглощал настойчиво, словно урвал спасительный глоток. Зверь освобождался, рамки реальности стирались — сжал объятия, стремясь обладать как никогда. Полностью, с животным пылом. В затуманенном сознании, прорезался чуть слышный хруст сминаемых костей. Тора, упершись в плечи, оттолкнулась и охнула — боль, прозвучавшая в голосе, вывела из прострации. Варгр ослабил натиск — обдало холодом, будто ушат воды вылили. Дьявол! Что творил? Едва не задушил подругу.

— Прости, — шепнул, коснувшись носом уха, и прикусил мочку: — Не хотел…

Чуть отстранился, натянуто улыбнулся — испуг в карих глазах рассеивался. Взгляд Торы смягчился, уголки губ приподнялись:

— Льстит, что так соскучился, — тяжело дыша, прошептала и вновь прильнула с одурманивающей решительностью, чувственностью. Варгр застонал, погружаясь в качающийся мир наслаждения. Поцеловал, обнимая трепещущее тело… но холод наполнял всё больше, в голове отчетливее слышался гомон бара. Омерзительное ощущение собственной подлости тяжестью оседало в душе. Полуобнажённая Катя застыла перед глазами. Раздражение росло как снежный ком. Дерьмо! Даже толком не сосредоточиться на сексе — расстройство убивало хотение. Варгр оторвался от Торы.

— Всё нормально? — ловко справилась с молнией на джинсах и запустила руку в плавки. Пальцы ласкали набухшую плоть, любовница «пожирала» глазами — блуждали по лицу, говоря, что хозяйка жаждёт продолжения.

— Конечно, — через силу хмыкнул Варгр, задрал топик и дорожкой лёгких поцелуев опустился ниже. Ложбинка между ключицами…

Он сделает это, во что бы то ни стало. Досадуя на себя, припал к большой груди, поймав притягательный торчащий сосок. Тора застонала и выгнулась навстречу, всё ещё играя в его плавках. Но даже это не принесло обычного восторга. Отчаяние подступило, притупляя страсть. Ласкал всё настойчивей, неистовей, то покусывая, то целуя.

— Варгр! — шикнула любовница, подтягивая наверх. — Это я — Тора! Ты так спешишь, что даже немного больновато! Не надо лишнего, если нет времени. Я просто хочу…

Не то счастье, не то облегчение, что подруга не хочет растягивать процесс, радостью отозвалось в мозгу.

— Но если хочешь ты, — протянула многообещающе и вскинула брови, — могу я…

— Нет! — уверено мотнул головой и приник к чувственным губам. Тоже не нужны нежности — просто выпустить пар. Всегда знал — подходили друг другу, это ясно с первого дня знакомства. Тора читала как книгу. Повезло с любовницей! её пальцы творили невероятное… но… перед глазами вновь предстала полуобнажённая Катя. Фантазия, как назло, играла злую шутку — добавляла эротических красок. Ведьма позволила упасть полотенцу. Медленно развернулась, демонстрируя восхитительное тело. Плавно двинулась навстречу, покачивая бёдрами… Чуть не взывал от реальности — жар ударил с новой силой. Миг — и желание довлело. Мотнул головой, прогоняя треклятый образ. Проник ладонью между ног подруги, к тёмному треугольнику волос. Готова! Внутри влажное тепло… Тора ахнула и изогнулась навстречу, раскрываясь сильнее. Сок любовницы помогал скользить беспрепятственно. Теряя контроль, достал «резинку» из заднего кармана, нервно приспустил джинсы и, надев, вошёл. Сорвавшееся рычание — крик души — долгожданные ощущения наступали. Подкатывала тяжесть, после которой всегда приходило облегчение. Быстрее бы… Стоны Торы касались ушей магической музыкой. Страсть окутывала. Каждый новый толчок поднимал волну жара. Она растекалась по венам, будоража остротой. Реальность отступала — есть только он и Тора…

Дьявол! Подкатывающий оргазм пропадал. Его будто прохладной водой смывало, оставляя взамен уязвленную гордость. Ещё не хватало эрекции лишиться! Оборотень — импотент? Позор! Ну уж нет… Двигался резко и стремительно, избавляясь от дикого либидо. Животность акта отвращала, как бы ни не убеждал себя в обратном — секс не приносил удовлетворения. Хуже! Это походило на грязное сношение — ублажение похоти, даже не задумываясь о партнерше. Едва не взвыв от разочарования, с большим усердием тискал любовницу. Сквозь огненные потоки вожделения, носившиеся сверху вниз, пробивались ледяные струи трезвого сознания. Мерзкий шёпот, непонятным образом заглушающий грохот крови в голове, науськивал: «Остановись! Ты не хочешь её».

Опустошение хлынуло предательской волной, чуть не лишив чувств. Так нельзя! Тора не виновата. Низменность поступка резала сердце. Варгр приоткрыл глаза и замедлился — в объятиях Катя. Хрупкая, застенчивая… Дух перехватило — импульсы горячей крови устремились в чресла, превратив возбуждение в болезненное. Изумрудные кристаллы кошачьих глаз поддёрнуты вожделением. Крылья аккуратного носа трепетали. На щеках играл завораживающий румянец. Небольшая грудь сильно вздымалась, светло-розовые бутоны сосков — произведение искусства. Как же мечтал терзать их губами, руками. Пальцы задрожали, потянулись… Девчонка нужна! Обладать вопреки всему. Показать, что дура теряла, чего лишала обоих… Утонув в манящем свечении молочного тела, остановился. Волнительный образ покачнулся и рассеялся… Тора! Замерла, смотря с непониманием — в глазах немой вопрос. От стыда и негодования поспешил заткнуть, открытый уже было рот — впился требовательным поцелуем, выплескивая животную страсть, вспыхнувшую с новой силой. Уложил обратно и вновь отстранился. Счастье! Опять Катя. Дрожь как удар молнии, прорезающий небо, прострелил по телу — голова поплыла. Эйфория завладела разумом. Пальцем скользнул по лицу ведьмы, исследуя чёткий контур. Вздёрнутый нос, полноватые губы… До безумия желанна. Нет никого на свете столь обольстительного. Девчонка вызывала нездоровый аппетит похоти. Секс с ней — заветная и недосягаемая грёза. Уголки манящих губ приподнялись. Катя приластилась к его руке и томно прикрыла глаза. Варгр теряя контроль от нового разряда мириад колючих искр, двигался всё резче и стремительнее — они, догорая, зажигали следующие как по цепочке. Яркие вспышки подкатывали мощнее и выше. Толчок…ещё один, ещё… Катя застонала и выгнулась дугой, крепко обвив торс ногами. Судорожно ухватились, будто требуя спасения — она самое пылкое создание из тех, кого встречал. Жар нутра обжигал — оно сжалось, обхватывая плоть и обволакивая негой. Невероятность чувств, столь долгожданных и затмевающих реальность, уносили в другое пространство. Не в силах сдерживаться, вошёл резче, притянул — стиснул в объятиях, вбирая новые ощущения. Экстаз захлёстнул, подкинув к пику блаженства, словно взрыв звёзд в темноте. Буйство двух сущностей раздирало на части — Варгр проник как можно глубже и зарычал:

— Катя…

Упивался горячими потоками, вырывающимися изнутри и уносящимися к вершине наслаждения. Закрыл глаза, уткнулся в волосы любовницы. Тело содрогалось, выплескивая желание — мгновенный бросок вниз, к полнейшему опустошению…

Секунды… минуты… удары сердца будто отбивали ритм на скачках. Тяжело дыша, возвращался в неприглядный и ненавистный мир — сознание прояснялось. Рокот крови в голове утихал, уходила пелена с глаз — в объятиях… Тора. Напряжена, смотрит внимательно, с осуждением и испугом. Ситуация бредовая, но ничего не поделать. Он сволочь… даже хуже — тварь последняя и говорить не надо. Отстранившись, снял «резинку», швырнул в мусорку. Натянул джинсы, поднял вещи Торы и, придержав, протянул:

— Было чудесно, — выдавил, заставив себя глядеть в глаза любовницы. Виновен! Будь мужчиной — отвечай! Паскудой потом в стену будешь биться.

— Меня зовут То-ра! — нарушила молчание подруга. — Могу смириться с тем, что ты всё время грёзишь Нойли, — негодование в дрожащем голосе правдивыми словами больно ударяло по совести, — мне даже плевать, что любовниц у тебя половина города, но чтобы во время секса меня называли чужим именем… это слишком! Что за Катя? Новая Нол? — в карих глазах читались упрек и обида. — Да кто я для тебя в самом-то деле?

— Прости, — искренне сожалея, шагнул навстречу и замер. Если обнимет, это обострит чудовищность совершенного. Стремительно вышел из кабинета, хлопнув дверью. К злости на себя прибавилось отвращение. Не получил, что хотел, а хуже того — использовав, унизил Тору.

Глава 16

Улярик посмотрел на спящую Катю и улыбнулся. Забавная, а точнее — чокнутая. Столько выпить водки — уму непостижимо. Русская, а акцента почти нет. Хотя, кто её знает, может, корни русские, а на родине давно не жила. Нужно будет Дориану перезвонить. Одно из условий, выдвинутых Марешами при продаже дома — сообщать обо всех заехавших в Кренсберг. Ведь Дориан ещё помог с покупкой бара. Неприятно, словно предавал знакомых, но нарушить обещание — нехорошо. К тому же ничего преступного не делал и специально не вызнавал. Что услышал, кого увидел, о том и говорил.

Улярик свернул с трассы на второстепенную дорогу к «Ирже-Шперген». Остановившись на парковке возле мотеля, дотронулся до плеча Кати:

— Катя. Ка-тя…

Спит, как убитая. Откинулась на спинку и прислонилась виском к стеклу. Руки сложила на груди. Как же её разморило! Странная, но притягивающая. Интересно, откуда в городе и что здесь ищет? Улярик аккуратно убрал прядь с её лица, мешающую рассмотреть незнакомку. Черты смягчились — жёсткость ушла. Не красавица, но внешность необычная. Аккуратный нос, полноватые губы. Когда в баре встретился с взглядом, еле заставил себя отвернуться. Глаза завораживающие. Раскосые, зелёные, с тёмной окантовкой… как у кошки.

— Катя… — позвал тихо.

Спит! Надо отнести домой, а самому ехать на работу. Поискать у неё ключ от номера? Так! Куртка, с двух сторон карманы. Ещё есть внутренний, но туда не полезет. Нерешительно скользнул ладонью в ближний. Вой, испугав, прозвучал близко. Сердце неистово застучало — отшатнулся от русской. Кожу на запястье обожгло — пальцы Кати сомкнулись, словно щупальце осьминога. Улярик ахнул. Боль, как яркая вспышка света в затенённой комнате. Медленно угасая, оставляла покалывания. Кровь отхлынула от щёк, оставив расползающийся холод. Катя не моргала — изумрудные глаза недобро сверкали.

— Что с тобой? — всматривался — показалось или нет. Озлобленность на лице пугала. Пошевелился — Катя всё ещё цепко удерживала руку. — Ключи… Искал ключи. Тебе же надо домой. Когда будил, ты не проснулась.

— Что…

— Ключи, — повторил медленно, — чтобы открыть дверь. — «Щупальце» разжалось, и по коже побежали словно колючки. Зашипев от боли, усердно растирал запястье — кровь постепенно возвращалась. Покосился на русскую: — Да и номер не мешало бы узнать.

Алкоголь явно брал своё — Катя откинулась на спинку сидения и потянулась.

— Одиннадцать, второй этаж, — зевнув, прикрыла рот. — А вот ключ… спасибо, у меня свой.

Чокнутая неспешно выудила позвякивающую связку с брелоком в виде фигурки лося из кармана, помахала перед носом и спрятала обратно.

Чудесно! Она с большими «тараканами». Опешив, выдавил:

— Понятно…

Придя в себя, аккуратно вытащил засыпающую девушку из машины и понес в гостиницу. Несмотря на чудаковатость ноши, сердце замирало от нежности. Катя прижалась крепче, обвив шею. Лёгкая и хрупкая. По телу побежала горячая волна — нравилось держать дикарку в объятиях. А если бы ещё не напивалась, то вообще полный улет. Чокнутая — не страшно, наоборот дух захватывало. Интересно, что отчебучит дальше? Жуть, как хочется узнать поближе. У входа в мотель замер. Катя глубоко задышала. Принюхивалась? Чуть отстранился. Губы надуты, крылья носа раздувались, брови нахмурены, на лбу морщинки — недовольна. Выждал несколько секунд — лицо посветлело, разгладилось. Катя потёрлась щекой и… замурлыкала. Да она просто обворожительна. Главное, сдержаться. Обещал, что не воспользуется слабостью, так и сделает. Зашёл в мотель — никого. Проходя мимо ресепшна, притормозил, услышав знакомый мужской голос:

— Олафсен? — Фроде выглянул из подсобки. Полноватый администратор поспешил навстречу — на лице застыло удивление.

— Здорово, — Улярик натянуто улыбнулся: — Значит, это твой отель?

— Да… — достав платок, Лерстерн промокнул скатившуюся каплю пота с облысевшего лба и посмотрел на Катю. — Что с ней?

— Уснула… не бросать же на дороге.

Повернулся и направился к лестнице.

— Где подобрал? — не унимался Фроде, следуя по пятам.

— Лерстерн, всё отлично, — отрезал как можно непринужденней и мягче. — У меня в баре. Стало плохо. Решил отвезти домой.

— А почему ты? — Фроде пухлыми руками теребил платок. — Мог бы такси вызвать.

— Мог бы, но она мне понравилась. Побоялся, что воспользуются. — Лерстерн посмотрел с недоверием, и вновь утёр влажное лицо. Улярик выискивал нужные слова: — Слушай, она, конечно… мало весит, но всё же… не могу держать вечность. Ты меня знаешь. Я не причиню вред.

— Да, конечно, — Фроде неуверенно кивнул. Лёд в серых глазах растаял: — Прости. Ты должен понять… Молодая, привлекательная. Только приехала, и тут же с мужчиной…

— Перестань! Отнесу и сразу же уйду. Время засекай, ангел-хранитель.

Лерстерн шумно выдохнул. Улярик развернулся и размашистым шагом поднялся по ступеням, кожей ощущая пристальный взгляд Фроде. У номера с цифрой одиннадцать выудил из кармана Кати ключ и открыл дверь. Небольшой квадратный коридор. Войдя, двинулся наугад — прямо. Девушка притянула за шею и мягкие, горячие губы ненавязчиво коснулись. Замер. Сомнения терзали душу — нет… она пьяная — обещал. Решительно вошёл в комнату, стремительно направился к постели. Наклонился, бережно укладывая… Катя, крепко держась, прильнула с большим пылом. Поцелуй страстный и требовательный. Предрассудки улетучились, голова закружилась от чувственности хрупкого тела. Улярик ответил — опустился, вминая в матрац. Комната перевернулась в сопровождении мерцающих искр. Спиной приземлился на мягкое, и уставился на Катю, восседающую сверху. Вздохнуть не смог — девушка крепко удерживала горло.

— Ты чего? — выдавил, схватившись за её руки. Потянул — разжать не получилось. Сознание постепенно меркло.

— Это называется «только»? — прошипела русская.

— …Сама… целовала… — в накатывающей пучине будтоискрился планктон, — пальцы на шее ослабили хватку. Улярик судорожно вздохнул. Внутри резало, словно стекла наелся. Зайдясь кашлем, усердно отдирал «щупальца» — никак. — Ты… настойчивая. Я… ответил.

— Ответил? — огорошено прошептала Катя с идиотским выражением лица как в машине… и соскользнула на пол.

Улярик согнулся пополам, глубоко задышал, растирая шею. Кожа горела, будто после ожога медузы.

— Сумасшедшая! — прохрипел.

Сколько провалялся — неизвестно. Боль, отпуская, переходила в легкое пощипывание — Улярик на силу поднялся с постели. Метнул взгляд на Катю — она смотрела в одну точку, лицо серое. Пересилив страх, опустился рядом и подтолкнул плечом:

— Катя. То, что ты ненормальная, понял…

— Прости… — голос звучал искренне. Русская обернулась, уголки губ приподнялись: — Ты — джентльмен. Не смог отказать…

Натянуто усмехнулся — «тараканы» действительно огромные:

— Ты меня пугаешь, но это как раз притягивает, а не отталкивает. Я бы хотел познакомиться ближе, узнать побольше. В таком состоянии, понимаю, глупо и бессмысленно, поэтому… как насчёт завтра? Есть планы?

— Есть, — безжизненно прошептала она, — в библиотеку в одиннадцать. Тебе лучше уйти, — покачала головой. — Там никса ждёт…

Улярик затаил дыхание. Тяжесть осела в душе:

— Какая никса?

— Сказки, легенды про них пишут, — монотонно бубнила Катя. — По-вашему, ещё ундина^[18] называется. Тебе пора…

В полном недоумении, встал и поплелся к выходу. Остановившись в дверном проёме, обернулся:

— Тебя завтра в библиотеку отвезти? — Катя словно в прострации. — Катя… Катя… — тишина нерушима. — М-да, будем считать, что молчание — знак согласия!

Аккуратно закрыл дверь. Сбежал вниз и махнул Фроде, пересекая фойе:

— Уже ухожу!

Выскочил из мотеля, не вслушиваясь в болтовню Лерстена. Глубоко вздохнул. Лёгкий ветер приятно освежал, приводя мысли в порядок — умиротворенная обстановка приносила успокоение. Катя — сумасшедшая! Чуть не придушила. Но зато горячая как пламя. Улярик рассеянно огляделся. Интересно, а что за вой напугал, когда в машине сидел? Здесь волки ходили? Нужно будет предупредить Свальсона. Он — шериф, пусть разберётся. Нехорошо, если хищники близко подобрались к людям. И так постоянно трупы животных находили. Достал из кармана ключ от машины, нажал кнопку на брелоке. Сигнализация пропиликала, машина открылась. Выудил мобильник из брюк. Быстро спустился по лестнице — шуршание подошв по тротуарной плитке и гулкие шаги по дороге к парковке нарушали тишину окраины. Потянул за ручку автомобиля, пробегаясь пальцами по кнопочкам телефона. Так, сначала сбросить смс Дориану Марешу, что новенькая объявилась. Хруст гальки раздался рядом, за угол мотеля мелькнул тёмный силуэт — Улярик вздрогнул, мобильник выпал из ладони и, ударившись об асфальт, с треском разлетелся. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Затаился, прижавшись спиной к машине и оглядываясь в ужасе. Никого! Неспешно присел на четвереньки:

— Дьявольское дерьмо!

Наспех собрал куски трубки, симку. Распахнув дверцу, сел на место, откинул лом на соседнее сидение и нажал на газ, уезжая прочь.

Глава 17

Варгр присел на корточки возле чёрно-серебристого байка. Звучание слышал вчера, сидя в кафе. Ночью, когда караулил Улярика, было не до осмотра, а сейчас время есть. Пальцы заскользили по повреждениям: сбита ось колёса; бочина корпуса вмята, на ней широкие царапины; фонари, словно нарочно вышибли, даже лампочки разбиты. Если попала в аварию, остались бы следы того, с кем столкнулась. Краска, волокна, кровь… Да что угодно.

Варгр прикрыл глаза — разыгравшееся воображение рисовало яркие картинки. Выбоина на дороге… Колёсо провалилось… Байк занесло… Скрежет по асфальту… Сноп искр… Мотоцикл проломал кусты и… врезался… Но, что с фонарями? Один из ламий разбил? Скорее всего, хоть света и не боялись, но предпочитали темноту.

Понятно. Работы немного. Но, как быстро готов её выполнить?

Сердце ухало громогласно, как молот по наковальне. Варгр встал, устремив взгляд на стеклянную дверь мотеля. Сводящий с ума запах приближался — едва ощутимый тонкий аромат перца, мягкий и щекочущий нос, сочетающийся с нотками корицы и ванили. Девчонка опьянительно прекрасна. Ненависть к себе из-за вожделения этой особы росла по мере её приближения — по фойе стремительно шагала Катя. Высокие сапоги без каблуков делали ноги поразительно длинными. Узкие джинсы подчёркивали стройность фигуры. Кожаная куртка расстегнута. Джемпер кофейного цвета с глубокими вырезом соблазнительно открывал линию декольте.

Она божественна. Хотя, возможно, дело в похоти.

Катя на секунду приостановилась, смотря через призму стекла двери — на лице мелькнул испуг. Развернувшись, облокотилась на ресепшн и обворожительно улыбнулась администратору. Светилась искренностью и доброжелательностью. Обольстительно милая и притягательная. Она что-то говорила, а Фроде Лерстерн… Вот же идиот! Такое счастье свалилось, а он кивал. Даже отсюда видно — руки дрожали, без конца вытирал лоб платком. Щёки раскраснелись, глупейшее выражение лица забавляло и злило одновременно. Нет, неправда! Желание растерзать девственно чистого слизняка нестерпимо свербило в висках. Ревность нагнетала кровь, личина зверя рвалась наружу. Кожа чесалась, кости выворачивались, мышцы трещали, мозг «вскипал». Уйти, чтобы Катя не беспокоилась на его счёт — не мешать, пусть делает, что нужно и уезжает. Ноги не слушались, обе сущности противились отступлению. Спрятав руки в карманы брюк, ждал.

Дверь распахнулась — Катя выскочила из мотеля и замерла на ступенях. Выражение лица красноречивее слов: то ли неприязнь, то ли отвращение. В груди болезненно кольнуло: «Отпустить».

— Привет, — растянул губы в улыбку. — Тебя подвезти?

Молчание напрягало — волнение подкатывало комом к горлу. Варгр растерялся — впервые ситуация: не знаешь, куда деться и что сказать, в надежде не испортить и без того шаткое положение. Сам виноват! Зато теперь понятна реакция Фроде. В данный момент, скорее всего, выглядит так же — идиотом, не знающим как себя вести в присутствии восхитительной девушки.

— Хай, — прервала Катя паузу. — Библиотека открывается только…

— Я могу подвезти, — поспешно оборвал и на секунду умолк. Ведьма нахмурилась, бросала взгляды по сторонам. — К тому же уже половина, — закончил неуверенно. — Если хочешь, можно сходить в кафе…

— Нет, спасибо, — заметно нервничая, помотала головой.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Варгр замер. О лёгкости, с которой всегда общался, оставалось только мечтать. Слова застревали немым криком. На душе скверно… Жажда обладать девчонкой вымещало жалкие потуги разума шепчущего, вероятно, правильные советы: «Отпусти! Пусть сама решает проблемы! Уезжай от неё как можно дальше». В голове будто щёлкнуло, Варгр сжал кулаки:

— Ты меня боишься? — затаился в ожидании.

Катя опять покосилась по сторонам и шумно выдохнула:

— Вообще, да. Ты на меня так смотришь, — наморщила нос: — что хочется либо сбежать, либо… раздеться…

От напряжения даже скулы свело. Вот это да! Она читает мысли? Радости не прибавилось. Сомнения холодом сковывали внутренности — отпустить и пусть катится, на всё четыре стороны. И дураку понятно — неприятности за ней тянутся шлейфом. Язык подвел — жил своей жизнью:

— А я опасаюсь первого и безумно желаю второго.

— Значит, — с толикой сожаления отозвалась Катя, — всё правильно понимаю.

— Я не скрывал, ещё вчера признался.

— Не сказала бы, что мне это польстило. Ты меня напугал, — она покраснела. — И вообще, как после таких признаний можно говорить о любви к Нойли? Ты… сам подбери достойное название себе.

— Хотеть и любить разные вещи, девочка.

Катя, как две капли воды похожа на негодующего ребенка. На лице возмущение, губы надулись, словно отказался покупать любимую конфету.

— Не самый лучший разговор на входе в мотель, — выпалила — негодование звучало в каждом слове. — Чёрт! — Катя потупила глаза, убрала за ухо прядь, выбившуюся из косы. — Вот, опять, смотришь, будто удав на кролика.

Дьявол! Вроде и так держался подальше. Не рычал, не угрожал, не приставал. С чего вдруг пугалась? Не доверяла… Признать, что был неправ, оправдаться — жизненно необходимо. Здесь и сейчас!

— Прости за вчерашнее, — не лукавил. — Не скажу, что я другой, но, однозначно, ты меня… в общем, рад, что ты решилась и приехала.

— Не хотела, — она неспешно спустилась по лестнице и остановилась рядом. — Пришлось…

— Таинственная «интуиция»?

Катя, чуть помедлив, кивнула:

— Да! Ты заехал сообщить, — нарушила повисшее молчание и губы изогнулись в едва заметной улыбке: — что рад моему приезду?

Варгр замер — от близости кружилась голова. Удивительно родной запах, обволакивая теплом, заставлял дышать глубже и чаще. Руки так и чесались сгрести девчонку в объятия. Ощутить хрупкость тела, насладиться теплом. Только с чего? Что в ней такого? Есть красивее, интереснее, пышнее… От скачущих мыслей «пилило» в висках. Образ тёмноволосой жрицы накладывался на блондинку-ведьму, а мозг тотчас играл в ребус: «Найди отличия». Одно лицо, взгляд, фигура… Точные копии друг друга. Фантазия? Или воспоминание из… прошлой жизни? Абсурд! Разве такое возможно? Не в силах оторваться, касался взглядом милых черт. Как же хочется поцеловать, до потери сознания.

— Меня тянет к тебе, — еле сдерживаясь, улыбнулся. — Ничего не могу поделать.

— Убиваешь прямотой, — она облизнула губы.

Словно разрядом шибануло. Нарочно? Соблазняла? Перед глазами вновь заплясали развратные картинки. Варгр шумно втянул воздух:

— Привыкай, я всегда говорю правду.

— С чего вдруг? — выпалила Катя, заливаясь краской. — Скоро уеду.

Сердце застучало глухо — внутри застрял горестный стон.

— Мастера нашла? — прищурился и кивнул на байк: — Кто будет чинить?

Повисла гнетущая тишина. Даже страшно пошевелиться. В груди разрасталась боль. Уголки губ ведьмы полезли вверх:

— Ну, — протянула. В глазах засверкал лукавый блеск. — Вчера узнала: ремонтом занимается в Кренсберге только один механик — ты! — Щенячья радость едва не вырывалась наружу восторженными криками. Катя пожала плечами: — У меня два варианта: просить тебя помочь — что может накладно встать, или угнать…

— Угнать? — не сдержал хмыка.

— О, — хихикнула Катя, — я даже присмотрела один. В моём вкусе. Новее, мощность такая же. Вот только красные огни на корпусе яркие и вызывающие.

Варгр расхохотался:

— А хозяина не боишься?

— Очень, — наморщила нос, — но здесь, как ни крути, на него наткнешься… Каков вердикт? — нарушила молчание и покосилась на байк.

— День… может, два, — старательно подбирал варианты, присматриваясь к реакции девчонки.

Катя нахмурилась:

— Плохо, — улыбка померкла, — нужно было вчера.

Шутка? В груди как ножом резануло. Почему так скоро? Ламии здесь редко появляются, зачем спешить? Или намекала: если не найдёт, что искала — уедет быстро…

— Постараюсь… Слушай, а что ищешь? — уцепился за мысль. — Может, помогу? Город знаю, историю тоже… Найдешь и останешься, — запнулся, мотнул головой: — В смысле — отсидишься!

Взгляд изумрудных глаз потерянно блуждал. Минутная заминка — и Катя удосужила вниманием. Только блеск настораживал, будто девчонка на грани расплакаться. Вновь нахлынуло желание стиснуть в объятиях. Ведьма посерьезнела, черты лица ожесточились:

— Хм… не уверена, что нам стоит… — умолкла. Вновь повисла неловкая пауза. — Найду или нет — неважно. Бегать всё равно придётся! — в словах звучала горечь. — Жизнь такая…

Что за секреты? Чушь какая-то. Не проще ли спросить знающего? Предлагают помощь — отказывается. Или отвергает, потому что боится? Возможно…

— Байк отогнать? — нарушила молчание Катя.

— Если ключ дашь, я сам.

Идиот! Зачем? Пусть ведьма пригонит. Лишняя причина увидеться. Поздно… Катя выудила из кармана брелок с ключом и протянула:

— Держи.

Отчаяние, засевшее в душе, разрасталось, поглощая надежды и мечты. Как воронка смерча, затягивающая все, попадавшее навстречу. Разумные слова застряли в горле, с губ сорвалось:

— А его доверяешь? — шагнул навстречу — пальцы легли на хрупкую ладонь и сжали. Прохладная, нежная кожа. По телу снова прогулялся разряд — бросило в жар. От переизбытка чувств, едва не завыл.

— Его, да! — Катя поспешно убрала руку.

Тихое гудение мотора заставило обернуться. Варгр затаился. Серебристый «Saab» оставляя пыльное облако, стремительно приближался. Улярик! Вчера привез ведьму, а сегодня вновь заявился. Дьявол, зря не «задрал» ночью.

При каждой встрече Олафсен умудрялся перейти дорогу. Когда перекупил бар у Холерга первее Торы… Твейгер до сих пор не понимал, как получилось. Вроде и не собирался. Да, бывало, кидал, но ведь в шутку: «Продать бы выгодно и последние годы пожить для себя. Всё равно скоро умирать! Рак на последней стадии неизлечим. Смысл бороться? А так, несколько туров по жарким странам и уже не страшно умирать!» Теперь отменить сделку поздно, а туризм… куда в его состоянии? Семья негодует, но уже ничего не исправить. Тора долго пребывала в расстроенных чувствах, ведь собиралась поговорить с Твейгером о продаже — мечтала о расширении, а Улярик опередил.

Второй, когда посмел Тору на свидание пригласить. Олафсену повезло, что отказала. Нет, конечно, подруга вольна встречаться, с кем угодно, но не с прихвостнем ламий?! То, что прислуживал кровососам, узнал случайно — услышал телефонный разговор. Улярик обращался к собеседнику: «Дориан». Понятно, что имя может принадлежать кому угодно, но узнать личность не составило труда. Информацию получить — раз плюнуть! Как уговорить работницу дать полную распечатку звонков за месяц, знал наверняка. Всё обошлось даже меньшей кровью. Кино, мило проведенный вечер — и сведения в кармане. Выяснил: за последний месяц более двадцати звонков в соседний город абоненту Дориану Мареш. Здесь не ошибиться, он один на весь Ласгерн.

Третья, пожалуй, самая неприятная встреча — вчерашняя, когда Олафсен привез Катю домой. Это злило больше всего. В машине лез с поцелуями, потом на руках отнес в мотель. Варгр сжал зубы до скрипа. Шестерке ламий повезло, что быстро вернулся. Улярик падок на красивых женщин — его женщин! Если Тора свободная, то Катей не готов делиться. Нужна самому! И с каждой минутой всё больше. По крайней мере, пока… страсть не утихнет или ответы не найдутся.

Бросил взгляд на Катю — нервничала. На щеках вспыхнул румянец, прикусила губу, чуть испуганно смотрела на приближающуюся машину. «Saab» плавно остановился.

— Привет, чудачка! — Улярик, вылезая из авто, улыбался.

— Привет, — без особой радости отозвалась она и махнула.

Гнев подкатил волной — Варгр глубоко вдохнул. Олафсен облокотился на дверцу и соизволил перевести взгляд на него:

— Здорово, Бъёрн!

— И тебе того же, — кивнув, вновь засунул руки в карманы. От злости нагнеталась кровь, в голове «бабахало». О здравом смысле говорить не приходилось, сдержаться бы от убийства.

— Тебя отвезти? — обратился Олафсен к Кате с наглейшей улыбкой.

— Раз уж ты приехал, конечно! Прости… — Земля ушла из-под ног. Варгр онемел — ведьма, наконец, обратила вниманием. Повернулась, на лице искреннее сожаление:- Мне пора, — как ни в чём не бывало, направилась к машине Улярика. — Спасибо, что решил подвезти, — промурлыкала с такой благодарностью… собственное рычание коснулось ушей. Едва его подавил — кожа нестерпимо чесалась. Катя подливала масла в огонь: — Мой байк требует ремонта. Хорошо мастер быстро нашёлся… уже пообещал заняться.

Слов не находилось — ему отказала, а с Олафсеном поедет!

— И хорошо вы знакомы? — прихвостень ламий бросил задумчивый взгляд.

Варгр еле сдерживался от опрометчивого поступка — порвать гада на куски. Руки «горели», в голове набат колоколов, перед глазами кровавая пелена. Всё из-за ведьмы! Что за хрень происходит? Пускай валит, куда хочет! Нет… Теперь добиться — первоочередная цель. Мир перевернет, но девчонка будет его.

— О-о-о… — Катя так небрежно отмахнулась, что осталось провалиться сквозь землю. Жест означал — пустое место не более. — Что ты, нет! Вчера познакомились. Он пообещал отремонтировать моего «друга» как можно быстрее.

Человеческое сознание, вымещаемое звериным, притуплялось. Вторая сущность рвалась наружу. Катя села на переднее сидение. Улярик захлопнул дверцу. Оббежал машину, быстро юркнул за руль и «Saab» сорвался с места.

Варгр, шумно выдохнув, отвернулся — лучше не смотреть, а то ещё по дурости догонит. Чушь несусветная — ведет себя как мальчишка. Что нужно от Кати? Нет, что… понятно. От досады чуть не взвыл — пусть ведьма делает дела и уматывает. Сказала ведь: помощь не требуется, если не считать ремонта мотоцикла. Почему же в груди больно, а сердце изнывало? Зачем, почему… неважно. Девчонка засела в голову. Инстинкт хищника сильнее — нужна больше, чем думал…

Оборачивайся, не оборачивайся — не изменит положения, проблемы не решит. Нол права: импульсивность делала зверем. Это отпугивало, а не притягивало. Катя боится, значит, есть два варианта. Первый, из кожи вон вылезти, но добиться расположения. Сдерживаться, быть тактичным, терпеливым. Ещё бы узнать, что ищет, возможно, помог бы, и это сблизило хоть на шаг. Доверие нужно заслужить! А второй, пожалуй, самый простой — отремонтировать байк и отпустить на всё четыре стороны.

Звуки стихли — повисла тишина. Лёгкие потоки воздуха, окутывая свежестью, усмиряли пыл и приводили мысли в порядок. Неспешно и болезненно приходило спокойствие — кровь замедляла бег, пелена с глаз уходила. Варгр глубоко дышал. Свобода окраины словно бальзам на душу. Нет раздражающих шумов и запахов, единство с природой ощущается острее. Лес живой и манящий. Нет… обращаться нельзя. Нужно, наконец, решать проблемы, будучи человеком, а не зверем или тварью, как вчера, использующей женщин. Тора и та обиделась. А она, как никто другой понимала. Да! Пора очеловечиваться.

Ещё Рагнару перезвонить следует — поговорить. Он уже телефон оборвал… Ещё бы… такая знатная охота получилась. Если о галлюцинациях никто не знал, то драка с медведями у семьи — главная тема. Завалить голыми руками?! Чего пристали? Знал бы, как получилось — рассказал!

Глава 18

— Спасибо, — Катя устало откинулась на спинку сиденья и бросила взгляд на Улярика. Вот молодец! Выдержать за стойкой ночь — бар работает почти до утра — а усталости ни в одном глазу. Самой-то — ой, как плохо! Водки приняла многовато — до сих пор тяжесть в теле и гудение в голове. Еле заставила себя встать, принять душ, одеться. А бармен… Выглядит с иголочки. Лицо свежее, довольное. В чём был вчера — смутно помнится… Вроде в белой рубашке и тёмных брюках. Значит, вещи сменил — на джинсы и лёгкий джемпер. Как всё успевал? Вновь покосилась: — Слушай, а зачем приехал?

— Ты вчера была как «сказка», — хохотнул Олафсен. — Уходя, спросил: тебя подвезти или нет. Ты промолчала — я взял инициативу в свои руки. Значит, в библиотеку?

— Да…

— Я всё же надеялся, что это шутка! — перестал улыбаться Улярик.

Катя отрешенно покачала головой — совесть «покусывала», настроение ухудшалось. Плохо поступила с Варгром. Он помощь предложил. Сердце предательски ёкнуло, в ногах лёгкая дрожь. У байка поджидал… такой милый, взъерошенный пёсик… Хотелось погладить… Пёсик?! Откуда нелепое сравнение? Совсем помутнение мозга! Попутала, загипнотизированная оборотнем. Фенрир — самое подходящее название. Ведь с порога пригвоздил дьявольским взглядом. Стойка — вальяжная, ручищи — в карманах чёрных брюк. Кожаная куртка распахнута, открывая на обозрение широченную грудь, стесненную футболкой цвета мокрого асфальта. Где покупал шмотки такого размера — одному богу известно! Пожирал угольными глазами, с полыхающими красными языками. Скрипел зубами, когда пищала ответ — слышала, немного пугало, точнее в ступор загоняло. Ещё набросится…

О чём говорить? Без понятия… Так и было — разум молчал, а вот дрянной язык поворачивался, высказывая такое, что щёки до сих пор горели от смущения. Оборотень не отрицал, соглашался и подтверждал догадки. Хорошо это или плохо, но в его присутствии чувствуешь себя голой на подиуме перед толпой зевак, кричащей непристойности. Пути отступления перекрыты, лестниц спуститься нет, а зрители беснуются, требуя большего. Разница в том, что если бы так и было, предпочла бы смерть — спрыгнув и разбившись, а рядом с ним… хочется отдаться и плевать на последствия.

Растерянность не скрывала, смысла нет — Варгр всё подмечал, держался на расстоянии, правда, до поры до времени… А после его заявлений: хочу, тянет, пыл сочувствия и симпатии к нему утих. Убить кобеля мало! С чего взял, что признайся он в таком, она изменит решение? Вот ещё…

Опять неправда! Разве можно себе врать? Нет! Несмотря на похотливые взгляды и откровенную речь, не отталкивал — пугал мощью, а что страшнее, притягивал обаянием и харизмой. По телу бегали мурашки, их сменяли теплые волны. Тело откликалось на любой даже гневный и неодобрительный взгляд. Пылало, так и норовя, подойди к оборотню — ощущение, сродни попаданию в жаровню. Желание вспыхивало как сухостой в жаркий летний день, но грубая манера общения…

От влияния Варгра нужно избавиться. Вот только как? Ни разу подобного не случалось и как вести себя в такой ситуации, никто не подскажет. Слушать интуицию? Так ведь она, дрянь такая, отдыхала… Молчала, словно вырубившееся радио, с выдранным из сети кабелем. Теперь оставалось уповать на себя, точнее импровизировать на ходу. Вообще, зачем оборотень приезжал? Зачем она ему?

— Надолго? — голос Улярика прорезал течение мыслей.

Катя на секунду задумалась:

— Не знаю…

Олафсен посерьезнел:

— Тебе говорили, что ты многословна?

— Нет, — желания разговаривать нет, но Улярик не виноват. Он галантный, внимательный. Заехал, а ведь не просила. Негатива не шло. Улыбка открытая, пошлостей не позволял, к тому же вчера домой отвез. Не воспользовался, хотя вела себя отвязано. Катя поморщилась: — День начался не очень…

— Конечно, столько водки выпить?! — заметно приободрился Олафсен. — Я удивляюсь… ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — натянула улыбку. Смешно ли — думали в одном направлении. — Зато чувствую погано.

Улярик вновь засмеялся:

— Ну слава богу! А то уж подумал: а человек ли она?

Катя поперхнулась:

— Да уж… можешь не сомневаться!

Новый прилив стыда заставил отвернуться. Улярик пальцем в небо ткнул! Или… Глянула на бармена. Нет, лицо честное, ни капли подвоха. Опять уставилась в окно. Мелькнул поворот, угол каменного дома — машина, свернув на знакомую улицу, затормозила возле библиотеки.

— Тебя подождать? — в голосе Улярика звучала надежда.

— Не надо, — как же оказывается трудно для отказа подобрать тактичную фразу. Горло сковывает, в желудке сводит. В голове пустота. Ни одной подходящей мысли — бессвязные слова и только. — У тебя своих дел…

— Только встретить поставщиков, — бармен закинул руку на спинку её сидения: — У меня приёмка товара на пару часов, но после свободен. Могу заехать.

Катя рассматривала Олафсена. Симпатяга. Честный, открытый и такой… настырный. Дурак — не знал, во что лез. Даже жалко. Ему бы домой — отмыться от её запаха. В больницу — сделать лоботомию. После, самая малость — убить всех свидетелей.

— А потом?

Улыбка с лица бармена сошла на нет. Катя затаилась — пальцы Улярика ловко, но с некой трепетностью, перебирал пряди её волос:

— Хотел пригласить в кино.

— Кино — это хорошо! — внимание не отвращало. Очень мило, вот только лишнее в данной ситуации. — Вряд ли смогу… Во-первых, не знаю норвежского, а во-вторых, говорила: мне нужно побыть одной…

— Неудачная любовь? — он поник. — Только рассталась…

Или, что вернее — только напоролась! Катя не сдержала усмешки:

— Можно и так сказать. Трудно, когда голова и сердце заняты другим…

Удивительно, насколько верные и точные слова! Будто удар током — так же нелегко Варгру… Хотя не совсем. Он очарован Нойли, стремится заполучить как грёзу, о которой мечтал, но его тело всё равно реагирует на других женщин. Закусила губу — всё куда сложнее! Причём кому из двоих, ей — неопытной девчонке-полукошке или ему — холеному норвежскому мачо-оборотню — ещё вопрос. Ведь он всего лишь горит желанием. Нужен секс! Дай тела — и вали. А вот ей?! Варгр хозяйничал в мыслях почище хакеров в инете. Без антивирусной программы «взлома» не миновать, а защититься самой никак — нет знаний. Оккупировал сердце основательнее неоперабельного тромба. Либо ежесекундная осторожность и пожизненное наблюдение у специалиста, либо неверное движение — и смерть. Заглушал разум, не прилагая усилий — низким тембром голоса, рычащими звуками, хрипловатым смехом, наглыми репликами, кривыми усмешками, плотоядными взглядами, повадками зверя… Сводил с ума одним только запахом, находясь рядом. Подчинил тело с первого же прикосновения. Теперь бросало в жар даже от его взгляда, слова… вопреки пониманию — трепетала, истлевала, тянулась к нему в руки. Везло, что ещё сил не прилагал — не дожимал как мог, а так бы уже позволила многое…Стоп! Когда это стало настолько очевидным? Каких-то несколько дней — и Варгр непостижимым образом смел все барьеры, кропотливо выстроенные за годы скитаний, телесных и душевных травм. Как же клятвы себе: никого и никогда? Такого фиаско не ожидала… Тогда, где романтические свидания? Милые, сердечные подарки? Просмотры душещипательные фильмов? Неужели это и есть любовь с первого взгляда? Абсурд! Нет никакого дела до оборотня и его маниакальных наклонностей — спариваться с представителем другой расы. Лучше пусть отстанет — не до него…

— Я не тороплю, — услышала голос Улярика словно издалека, а прикосновение к щеке, заставило очнуться:

— Вот и правильно, — отстранилась и выдавила улыбку. Олафсен хмурее пасмурного неба. Скрепя сердце, вышла из машины и направилась в библиотеку.

* * *

Прохладное помещение наполняли специфические ароматы. Неважно старая книга или новая, глянцевое издание, твёрдый или мягкий переплет… Сладковатый запах смешивался с травяными нотками, заглушая едкий душок плесени. Висела звенящая тишина, даже страшно вздохнуть, словно звук оглушил бы сильнее выстрела, прозвучавшего над ухом в глухом лесу. Катя огляделась. Просторно и светло. На первом этаже — деревянные столы и стулья, расставленные двумя рядами вдоль больших окон. Недалеко от входа столик библиотекаря. Пожилая женщина с аккуратной «ракушкой» из седых волос, опустив голову, изучала документы. На бэйджике: Энн Гренхем.

— Здравствуйте, — Катя нарушила молчание.

— Добрый день, — Энн подняла голову. Голубые глаза смотрели отрешенно.

— Меня интересуют материалы по истории вашего города. Возможно, мифы, легенды, на русском или английском языке. Также доступ в интернет-библиотеку.

Гренхем отложила документы:

— Вы зарегистрированы?

— Нет.

Библиотекарь, шелестя бумажками, достала кипу бланков и протянула.

Катя натянуто улыбнулась — как всегда бюрократия.

Уладив формальности, получила распечатку отделов и поднялась по лестнице на второй этаж. Его занимали высокие стеллажи, чередующиеся узкими проходами. Золотистые блики солнечных лучей, проникая сквозь стекла, высвечивали облако пылинок, повисшее в воздухе. Пройдясь по рядам, собрала материалы. Удивительно, но здесь полно книг на разных языках, в том числе и на русском. Как же давно не читала на родном!

Высиживание в библиотеке много не дало. Про «Хроники» — ничего, зато привлекли другие заметки. Вряд ли полезные, но однозначно интересные — насчёт оборотней. Первое упоминание о чудо-звере датировано четырнадцатым веком. В местных легендах мелькало: «Встреча с лесными сторожами». Считалось — огромные волки оберегали, защищали от злых духов и всякой нечисти. Их так же видели в Швеции, Финляндии и на близлежащих территориях России — Мурманской и Санкт-Петербургской областях. В тысяче восьмисот пятьдесят девятом году, утверждали, что волками оборачивались женщины-колдуньи. Когда стали пропадать люди, на зверей открыли охоту. Это привело почти к полному уничтожению «чистильщиков леса». Все статьи со слов — ни одного подтверждающего документа… Описаны случаи нападения волко-медведями. Чудом выжившие свидетели рассказывали, как уносили ноги от монстра.

Ближе к вечеру Катя заканчивала подборку двадцатого века. Прогресс, рамки фантазии расширились, статьи и вырезки с красочными подробностями. Зарисовки в чёрно-белом варианте словно фотороботы. Как в фильмах ужасов, вышедших на экраны кинотеатров в девяностые. Обросшие шерстью огромные монстры на изогнутых задних лапах с длинными, заострёнными когтями. Верхние, будто конечности тираннозавра Рекса — короткие, плохо развитые. Морда волчья, но клыки саблезубого тигра.

Одна картинка особенно понравилась. Чудовище. Пасть распахнута. Видно тот, кто рисовал, смотрел, как чудовище на него летит, желая разодрать. Художник, любовно набрасывал эскиз, а в нужный момент останавливал: «Стой, стой, стой…замри, я сейчас. Штрих, ещё один, ещё… Вот так! Ну, прямо само совершенство. Все, можешь нападать. А, ещё, стой, забыл нарисовать стекающие… слюни…»Бред! Руки чесались — взять карандаш и лужу дорисовать от ротовых излияний. Воистину, у страха глаза велики.

«…В Северную часть Норвегии продолжают наведываться фанатики и ученые в поисках чудо-зверя. Отчаянные и бесстрашные люди отправляются по суровым лесам, горам, с вечными ледниками, надеясь встретить волко-медведя, но раскрыть тайну не удалось до сих пор». Слава богу! Не всем дано такое принять.

Катя листала последние газетные статьи. Замечательно, описания оборотней перестали напоминать фильмы ужасов: волки с медведя, горящие красным глаза, серо-чёрного окраса… Порой зверей обвиняли в убийствах животных — трупы находили в радиусе пятиста миль от города.

Отложив сборку газет, Катя присела за компьютер и ввела в поисковике^[19]: «Ундины, никсы»:

Духи воды, русалки или водяные… Это ещё известно по урокам литературы. Нужно, что-то новенькое. Раньше с никсами не встречалась — поэтому и не выискивала подробностей. Так, копаем далее… Катя открывала и закрывала окно за окном, быстро вычитывая полезное.

…По некоторым сказаниям имеют хвост, а по другим не отличаются от обычных девушек…

…Важная объединяющая черта во внешнем виде — распущенные длинные русые волосы…

…Как вредоносны, так и безобидны — дружелюбны.

…Красавицы с хохотом плещутся, хороводят на берегу, плетут венки. Сидя на камнях, расчесываются, и звонкими, чарующими голосами завлекают путников в глубины рек, озер, морей, океанов. Соблазняют мужчин, чтобы родить и обрести бессмертную душу.

…Если влюбятся, могут позволить искупаться в источнике, исцеляющем от болезней, наделяющим даром ясновидения и долгой жизнью. Но если не найдут ответного чувства, выбирают человеческую смерть на суше.

…Если любовь взаимная избранник подпитывается русалочьей силой, пока длятся чувства. Дети зачастую способны повелевать стихией воды.

…Согласно легендам, человек, доставший цветок папоротника, сможет беспрепятственно смотреть на никс, не поддаваясь очарованию и даже заручиться помощью в полевых работах. По другим поверьям, чтобы защититься, следует носить при себе что-нибудь железное, например, нож.

…Германская легенда гласит: никса Ондина и рыцарь Лоуренса влюбились. Зная, что родив ребенка, потеряет бессмертие, девушка всё равно соглашается выйти замуж. На венчальном алтаре мужчина клянется в верности: «Дыханье каждого моего утреннего пробуждения будет залогом любви и верности тебе». Год спустя Ондина рожает сына. Проходит время — никса стареет, и муж теряет интерес. Однажды она застает его в объятиях молодой дамы. Убитая горем, проклинает Лоуренса: «Ты поклялся своим утренним дыханием! Так знай, пока бодрствуешь, оно при тебе, но как только уснешь, покинет тело, и ты умрешь».

Вот как! Даже нечисть предают любимые. Жаль Ондину…

Интересно, что нужно Светлане: любовь Улярика или бессмертная душа? Если второе, давно бы охмурила, и дело с концом. А никса работала на Олафсена и что самое странное, он не видел её истинного лица. Запутанно и туманно…Плевать! Сами разберутся.

Катя покачала головой, ловко пробегаясь пальцами по «клаве». Ну, всемирная паутина, что есть на подкидышей? С этим чуть проще. Видела несколько разных существ за время скитания. Читала пару ссылок и запомнила: подкидыш — ребенок альвов, никс, цвергов, маахисов и прочих духов, подложенный взамен человеческого. Это, пожалуй, все! Понятно, что маловато, но раньше большего не требовалось.

Катя высматривала интересное.

…Если подменыш вырастет среди людей, станет для них угрозой — ведь общество не терпит ничего, что хотя бы на йоту отклоняется от стандарта.

…Худой, бледный, с тонкими руками и пронзительным взглядом чёрных глаз, реже тёмно-карих глаз.

…Подозреваемого «подкидыша», избивали прутьями на берегу реки или моря. Оставляли, и когда плач замолкал, верили, что духи пришли и забрали отродье. Прижигали раскалённым железом, обваривали кипятком или маслом. Считалось, что после этого подменыш сгинет, а на его место вернётся настоящий ребенок. Однако, «дети, побывавшие у духов», долго не жили.

Катя поёжилась. Что за отчаянные меры? В чём вина ребенка? Мысль ускользнула — открылась очередная ссылка.

…Ещё один вариант избавления от подменыша — оставить в лесу, в межевой канаве или между морем и берегом во время отлива. Во «вне-пространстве» — на границе между мирами. Здесь полагался обратный обмен на человеческое дите в полдень — у многих народов опасное, «нечистое» время.

Интересно, кто такое придумал? Катя онемела. По спине поползла холодная капля пота, во рту пересохло.

…Засунуть подменыша в печь на раскалённые уголья. Если нечисть — вереща, ругаясь и богохульствуя, со свистом вылетал в трубу. Если нет — младенец сгорал.

…Людям свойственно ошибаться…

Чудовищные слова! Человеческие деяния приводили в шок. Ужас! Передёрнуло от отвращения. Страх можно понять — из-за трусости убивали всех и вся. Но детей в печь?!

Не в силах сдерживать негодование, кликнула мышкой и закрыла окно. Ввела в поисковике: «альвы».

О них знала не больше — встречала редко. Духи природы, населяющие воздух, землю, горы, леса. Необычайно красивые, гордые существа. Понимают язык животных, птиц и растений.

Раньше этой информации хватало за глаза. Катя открыла новую ссылку — а теперь хотелось бы подробностей:

…Существуют предания о браках, заключенных между альвами и людьми.

…Если рожает от смертного и это девочка, то она как две капли воды похожая на мать. Полукровка обладаёт способностью влиять на настроение мужчин, обольщать и влюблять в себя. Избавиться от чар может не каждый…

Катя чуть в ладоши не захлопала. Вот, как и думала. А чего радовалась? Приуныла. Нойли — сильная соперница. Хотя какая соперница — хозяйка положения! Если Варгр не захочет свободы — сто процентов останется с Нол. Значит, так тому и быть.

…Как правило, альвы-матери отдают дитя на воспитание отцам — те никогда не раскрывают тайну рождения. Знание может привести к смерти…

Ясное дело, как только окружающие узнают правду, расправятся с подменышем и не посмотрят, что не отличается от многих.

Катя закрыла ссылку. Это и понятно… Сама бегала — нет знакомых и друзей. Кто примет такой, какая есть на самом деле? Фрик, к тому же интересующий ламий — тварей, уничтожающих всех, с кем сближалась.

Никсы, альвы… что, своих проблем мало? Завершив работу, встала и потянулась. Тело радостно откликнулось — затекшие мышцы растягивались, кости хрустели. Как же хорошо, что после пьянки организму хватает несколько часов — и всё в норме. В норме?! Никса ведь зачахнет. Дура! Улярик веселый, ведет себя прилично. Внимательный, неназойливый. Нужно помочь! Светка и Олафсен могут обрести счастье. Никса влюбилась в смертного. Если бы не так — не работала, а просто пением обворожила. Все, решено! С изучением архивов закончила, пора и честь знать. Раз Варгр под влиянием другой… пусть так всё и остается.

Катя зажмурилась. Неправда — сердце защемило от боли. Ревность? С чего вдруг? Варгр — кобель и только! Подумаешь, сражался наравне с упырями, ни в чём не уступая. Такая же сила, скорость и ловкость. Может, поэтому и приехала сюда? Ведьма говорила, что существовали другие, а ещё: не трать жизни, но спаси одну… Вернула! Оборотню! Поддалась глупому порыву или по велению интуиции? Может, он тот, на кого намекала бабка? Мысли улетали в пустоту. Безысходность давила, усталость навалилась неподъёмным грузом. Замычав от отчаяния, Катя облокотилась на стол и уткнулась лицом в ладони. Осталась самая малость — найти ответы, а для этого нужна книга… Гадская, никому не известная, которой нет, как и зацепок для дальнейшего поиска. Все! Хватит кричать в никуда, это делу не поможет! Решительно встала. Полдня насмарку. Всё равно ничего суперважного — чутьё молчало. Варгр сказал, что байк отремонтирует не раньше завтра. Значит, есть время перед отъездом сделать добро…

Глава 19

К вечеру серость заволокла небо. Густой ватообразный слой туч не позволял пробиться и без того унылому солнцу — неуверенным лучам добавить ярких красок в сиротливую безликость города. Лёгкий ветер несмело играл с выбившимися из косы локонами. Катя убрала за ухо самую назойливую прядь, щекочущую лицо, и потянулась.

После спёртого библиотечного воздуха свежесть одурманивает, бодрит прохладой. От долгого сидения затекли ноги. Сейчас бы пробежаться, кости размять… Взгляд остановился на серебристом «Saab» возле лестницы. Улярик, вальяжно откинувшись на спинку сидения, с кем-то болтал по телефону. Улыбка расплылась против воли — вот же настырный, дождался. Быстро спустилась по лестнице — подошвы гулко отсчитали ступени — и заглянула в открытое окно:

— Приёмка товара закончилась? — напустила заинтересованности.

— Пришлось всё бросить, — с наигранной серьёзностью кивнул Улярик. Наспех попрощался в мобильный, и положил его на панель.

— Зачем? — подыграла, изучая реакцию. — Думаешь, помогу ящики таскать вместо кино?

— Да! — хохотнул он. — Так что выбирай: кино, — поморщился, — или, — протянул загадочно, — проверка товара по накладным!

— Такой выбор, — воодушевилась, подхватив хорошее настроение Улярика. — Сразу и не решить! — Уместилась на переднем сидении: — Придётся задать пару наводящих вопросов…

Олафсен улыбнулся и плавно вырулил на дорогу:

— Если ты не налоговый инспектор или ревизор, — продолжал тем же шутливым тоном, — спрашивай!

— Я хуже, — отмахнулась и выдержала паузу: — Знаешь такую поговорку: «Не всё то золото, что блестит».

Улярик скривился:

— Хм… ты учитель, и я попал на экзамен?

— Скорее практикантка и на стажировке…

— Так и думал, что с тобой не соскучиться, — рассмеялся Олафсен. — Да, уважаемая практикантка. Что-то слышал подобное. Статистический опрос проводите?

Мотнула головой:

— Не совсем… — посерьезнела: — Ты, как и многие, бросаешься на мишуру. Видишь оболочку, пропуская сущность. Если приглядишься, откроется нечто большее…

Улярик посматривал с озадаченным выражением лица. Чёрт! Неужели не понятно?

— Это я о Светлане, — нетерпеливо пояснила. Улярик нахмурился. Катя выдохнула: — Давно знакомы?

— Зачем это? — бармен недоумевал ещё больше.

Господи! Как сложно-то… Прям, тайна мирская! Расскажи — и земля взорвется.

— Трудно ответить? Хорошо, — отмахнулась с дельным безразличием, — спрошу у Светы!

Негодование забурлило против воли — безмолвие добавляло масла в огонь. Да! Лезла не в своё дело. Плевать! Узнать бы подробности. Как никса попала к Олафсену? Понять, что о ней думал.

— Пару месяцев назад, — Улярик нарушил молчание. — Был сильный дождь. Грохотало как никогда. В баре, ясно дело, пусто. В такую погоду кто на улицу выйдёт? Проверял счёта с накладными у себя в кабинете. Услышал звук разбившегося стекла. Схватил биту на случай, если вор… Выбежал в зал, а там она — Светлана, — Олафсен стиснул баранку сильнее, на лице ожесточенная решимость. — Представляешь: полуголая, трясется, как осиновый лист, зуб на зуб не попадаёт. Меня, ясное дело, сначала злость разобрала. Как так, в окно влезла?! Но потом… в глаза посмотрел, — Улярик передёрнул плечами, — жалко стало. Да и сейчас, ты же видела, какие они у неё? Жалостливые, печальные, вечно на мокром месте… Не по мне, — покачал головой, — женские слёзы… В общем, окно законопатил, её пристроил в каморке, другого жилья пока нет. Когда переехал в Кренсберг, все деньги в бар вложил. Сам в нём живу. Откуда взялась, так и не сказала. Пришлось работу дать. Куда обузу тащить? Глупец, знаю. Нужно было прогнать, что мне до чужих проблем?

Катя смотрела на Улярика. Потрясающе! Другой бы вызвал полицию или сам отвез.

— И, правда, глупец, — рассмеялась от души. — Боишься показать: в тебе остались человеческие качества. — Олафсен метнул растерянный взгляд, брови сошлись на переносице. Серьезен — ни намека на улыбку. Катя перестала хохотать и коснулась широкого плеча: — Гуманность — не болезнь и не порок. Это дар! И ты им обладаешь… Надо поговорить со Светланой.

— Зачем? — ужаснулся Улярик.

— Ты этого не делаешь…

— Катья, я уже привыкаю к твоим причудам…

— Не надо, — поспешно отвернулась к окну. За стеклом мелькали невысокие здания, рекламные щиты. И без того серый город совсем приуныл, под стать упавшему настроению. — Они не по тебе, поверь! — голос звучал твёрдо, чуть грубовато. — Между нами ничего быть не может.

Некоторое время ехали в гнетущем молчании. Только шумное дыхание бармена нарушало тишину. Казалось, от напряжения даже воздух раскалился.

— Почему отталкиваешь? — нарушил безмолвие вкрадчиво Олафсен.

Мерзкий холодок пробежал по спине.Чего не хотелось — перехода на собственные отношения и эмоции. Щекотливая ситуация, неприятные вопросы. Против воли сжимаешься в комок, на шее словно удавка стягивается.

— Я не для тебя, — выдохнула устало и повернулась. Улярик следя за дорогой, бросал вопрошающие взгляды. Низко получается. Лезла в чужие жизни, а когда затронули личное — скуксилась. Хочешь помочь, нужно расставить все точки на «и». — Понимаю, возможно, звучит глупо и смешно, но это так. Скоро узнаешь, почему. Ночью, когда привез домой, — на секунду прикрыла глаза, — я не тебя целовала.

— А кого?

Катя нервно заёрзала:

— Прости…

Улярик совсем поник.

Несколько напряженных затянутых минут и, вильнув на очередном повороте, затормозил у бара. Волнение не отпускало — Катя ждала вердикта Улярика.

— Пошли, — бросил, вылезая. Голос прозвучал как хлопок в мертвецкой тишине.

На сердце всё ещё тяжесть, хотя в душе затеплилась крошечная надежда — может, получится образумить? В конце, концов, что теряешь? Чутьё ведь неспроста толкает на поступок — соединить существ, с которыми, вероятно, больше не встретится. У них своя судьба и дорога. Но попробовать стоит…

Катя проследовала за Олафсеном в бар с чёрного хода. Пересекла зал, прошла мимо барной стойки. Улярик остановился у затёмненного коридора. Прислонился к стене и кивнул на дверь:

— Это комната Светланы. Всё равно не понимаю, — не то стон, не то молитва сорвалась с его губ, — что хочешь от неё и меня.

Мда… Когда сознание частично блокировано, а узкие рамки вмещают только примитивные инстинкты: хочу — не хочу, сложно уяснить очевидное. Катя приблизилась, заглядывая в печальные светлые глаза:

— Если бы могла, стёрла из твоей памяти всё, что со мной связано. Я — ненужная информация… — Длинные руки поймали в кольцо — Олафсен притянул за талию. Катя уперлась ладонями в грудь — мужское сердце забилось сильнее. — Чёрт! — вырвалась из объятий и отступила к стене напротив: — В вашем городе подхватила болячку — вирус правды и совести. Ненавижу себя за это.

Улярик выглядел, как побитый пёс. Эмоции и желания определить легко, словно с чистого листа бумаги — бери и читай: по выражению лица, позе, жестам, запаху. Олафсена не остановят слова. Недосягаемое — притягательно.

— Прости! — сглотнула пересохшим горлом. — Я бы хотела со Светой поговорить наедине.

В потухших глазах Улярика застыло: для чего всё это? Оставь, как есть…

— Оставлю, — ответила на молчаливый вопрос, — потом ещё и поблагодаришь.

Правда, если вспомнит… Подошла к двери и постучала:

— Светлана, это Катя, — позади раздался шумный выдох. Бросила взгляд через плечо — Олафсен поплелся в зал. Ударила по деревянному косяку сильнее: — Нужно поговорить. Знаю, ты дома. Слышу биение твоего сердца.

По ту сторону всхлипнуло и прошелестело. Едва слышная поступь приближалась, усиливался запах тины. Легкое позвякивание отворяемого замка — и дверь с тихим скрипом приоткрылась. В маленькую щель на уровне цепочки выглянула Света:

— Что надо? — бросила недружелюбно.

Катя растерялась:

— Поговорить.

— О чём? — негодование ундины сквозило в каждом слове.

— Впустишь, скажу, — нашлась быстро.

Никса стрельнула глазами мимо. Катя обернулась — Улярик, облокотившись на столешницу, уткнулся лицом в ладони. Умереть и не встать! Расстроенный вид Олафсена не скрыть, и невозможно оправдать.

— Да, это он, — нехотя признала очевидное и вновь уставилась на Свету: — Я приехала с ним…

Дверь захлопнулась, едва не прищемив нос. Катя отшатнулась. Ничего себе?! Неужели ошиблась и с ундиной бессмысленно говорить — у неё своё на уме… Шок не проходил. Вот так номер! Пришла помочь, а кому это нужно? От негодования зудели руки — выбить дверь, схватить никсу и встряхнуть, как следует! Блин, а чего взбесилась-то? Наоборот, подтверждение — Светка любит Улярика, вот и психует. Приревновала. Злость всё равно подкатила волной — не для себя старалась, а встретила такую реакцию. Что за чушь?! Размахнулась… Металлическая цепочка зазвенела, и дверь распахнулась.

Света кивнула — проходи! Катя решительно переступила порог. Тусклая лампочка освещала маленькую прямоугольную комнату. Темно, зато сухо. Окон и шкафа нет, только стул. Вещи аккуратно сложены в углу. Постель — надувной матрац. Обстановка скудная…Но ведь Улярик впустил, значит, заботился.

Повернулась к Свете. Девочка не старше двадцати, а вот глаза… В них тоска, боль, идущая из глубины души. Годков-то побольше, чем кажется. Веки и нос покраснели, опухли — плакала. «Водопад» светло-русых волос оканчивался на уровне бёдер. Как можно с такими ходить? Не мешают? Катя непроизвольно откинула назад свою косу, пригладила выбившиеся локоны за уши. Постоянно лезут в глаза, рот, щекочут нос, даже если туго заплетены или собраны в хвост, бульку-пучок на голове. Когда горячо и драка, каждая тварь не преминет — хватает, дергает, таскает. Обстричь — не жалко, но ведь клятву дала: «Только после смерти последнего насильника!..» Отращивать волосы, «живя на колёсах» глупость, поэтому: как только — так сразу… Это, конечно, дело каждого, может, кому и удобно, привык. К тому же читала: никсы все с длинными… отличительная черта… Но по жизни — непрактично.

Сорочка из хлопка на тоненьких лямках опускалась ниже колен, оставляя оголенными тощие ноги. Ну и вид?! Катя нахмурилась — ладно, не её дело. От запястьев вверх расползались отметины — красочные переплетения полос и завитков. Поработал лучший художник — природа. Цветовая палитра поражала, замысловатость рисунка приковывала взгляд. Перебрасывалась на тело и скрывалась под простеньким одеянием. Света обхватила себя ладонями и переступила босыми ступнями. Волосы рассыпались — несколько прядей из-за спины перекочевали на плечи, грудь, прикрыв узоры-никсы. Катя придала голосу мягкости:

— Не смущайся и не прячь. Это красиво. — Повисло молчание. Тяжёлое, напряженное. Ундина продолжала забиваться в свой кокон. Чёрт! Была, не была. Если не шагнуть навстречу, не попытаться убедить — Света окончательно закроется и умрёт. Катя улыбнулась: — Я знаю, кто ты и что с тобой.

Наконец, поймала взгляд бездонно-синих глаз — сомнение и испуг, сменились холодностью.

— Откуда?

Катя стянула с матраца покрывало и накинула на плечи никсы:

— Я не совсем человек, — мотнула головой: — Сейчас не об этом. Улярик мне не нужен и я ему… тоже.

Света укуталась сильнее:

— Что-то не заметила, — смотрела всё ещё настороженно. Маленькая, хрупкая, жалкая…

— Не зачахни, — искренне переживала. Слова застревали в горле — как расположить никсу на ум не шло. Выпалила, что легло на язык: — Зачем мучиться? Приворожи даром.

Света хлёстнула осуждающим взглядом:

— Не хочу без сердца.

— И то верно, — согласилась, и опять наступила тишина. От безысходности не по себе. Внутри словно узел стягивался: — Почему для Олафсена выглядишь по-другому?

Ундина протяжно выдохнула, в глазах заблестели слёзы. Сморгнула, поджала губы и отвернулась:

— Внешняя оболочка неважна, — подрагивал голос, срываясь на всхлипы. — Желал бы меня, не обратил внимания.

Что за идея фикс?! Недаром есть поговорка: «Встречают по одежке, провожают по уму!» Заблистала надежда: крохотная и далёкая.

— Кто такое сказал? — уцепилась за мысль.

— Так пишут в книгах и журналах, — после небольшой заминки отозвалась Света, изучая пол.

— Ой, какая начитанная, — нервно хихикнула Катя. — Любишь сказки о вечной любви, преодолевающей любые сложности?

Ундина с минуту молчала:

— Очень, — призналась без видимого желания. — Лорелея, старшая сестрица, много рассказывала. Я с детства слушала её истории: увлекательные, трепетные, волшебные, порой смешные и даже страшные. — Влажные дорожки высохли, лицо посветлело: — Но Лорелея у нас редкая гостья — в других водах живёт. Уплывала, а я всё больше тяготела к знаниям людских страстей, жизни — задыхалась от одиночества, скуки родной стихии. Погружаясь в романы, переносилась в миры, полные чувств, приключений. Особенно за душу брали сказки…

Катя улыбнулась как можно честнее:

— Я тоже почитывала. Вот только, — иронично цокнула: — кажется, мы с тобой по-разному уяснили сюжет и мораль, — встретив непонимающий взгляд, пояснила: — Давай, пройдемся по некоторым? — пока не получила отказ, присела на матрац и уставилась на Свету: — Твой пример — никса! То есть, в простонародье — русалочка. Что с ней стало?

— В классическом издании? — недоумение в голосе ундины сменилось интересом.

Катя едва не захлопала в ладоши от радости — ура, может и нехотя, но разговор продолжается:

— Конечно! — отрезала безапелляционно. — Хеппи-энды потом придумали, чтобы люди поменьше слезами давились и не восклицали: за что несправедливость?

Света вновь изучала пол:

— Умерла…

— Ага, что и тебя ожидаёт! — намерено уколола больнее. Хороша любая реакция… Главное, разрушить стену недоверия и антипатии. Подругами не стать, но, может, получится образумить?

Удалось достучаться до чувств — ундина вскинула глаза. Удивительно, палитра менялась в зависимости от настроения хозяйки. От индиго до светло-бледно-голубого. Сейчас — цвета ясного неба. Поблескивали недобро, с обидой и негодованием. Катя ляпнула первое, всплывшее название:

— Золушка!

— Вот, — в интонации Светы появилась язвительность: — Золушка стала женой принца, несмотря на то, что жила в бедности. Работала, примерно, как и я…

Чего не отнять, того не отнять… Катя на секунду умолкла. Не зря говорится: из песни слов не выкинешь! Но выход есть всегда, даже когда прижали со всех сторон…

Кивнула:

— Да! — почему не согласиться? Поспешно нашлась: — Только сажу с лица стирать не забывала, и перед балом приоделась, не погнушавшись помощью крестной-феи. Платье — от кутюр. Туфельки — хрусталь. Скакуны — красавцы. Карета — богаче королевской. Помпезное прибытие во дворец и не менее эффектное исчезновение!

Кхм… ни черта себе прошлась по фактам?! Перевернула сказку с ног на голову, аж неудобно стало. Хотя… Да, чуть утрировала, но в общем, всё так и было!

Света растерянно хлопала глазами — на лице отразилось неподдельное возмущение. В потемневших радужках, чуть ли не молнии сверкали. Кипела… То открывала рот, то закрывала. Ха! Тоже в шоке.

— Красавица и чудовище! — выпалила ундина, словно загнала в угол и больше ничего не остается, как признать поражение.

Хороший пример… Что ж, придумала игру — выкручивайся.

— Есть такое, — поморщилась Катя и бросила невзначай: — Тогда поступай также, как герой в сказке. Запри любимого подальше от других или… ты же никса, — всплеснула рукой будто отмахнулась, — закинь на необитаемый остров. В смысле по воде… Рано или поздно возлюбленный тебя заметит. Хотя бы, потому что очень приспичит, — криво усмехнулась: — выбора-то нет…

Света вмиг изменилась, словно ледяной водой окатили — во взгляде затаилась печаль и обречённость. Аккуратные брови съехались на переносице, лоб прорезала тонкая морщинка. Ундина, как стояла, так и села. Катя подтолкнула плечом:

— Царевна-лягушка.

— Она жила счастливо с принцем, — прошептала Света, но особой радости и торжества не слышалось. — Причём была лягушкой, когда с ним познакомилась. Но, думаю, ты и на это найдешь оправдание.

Ура! Сдалась! Осознала: на одни и те же вещи, ситуации можно смотреть под разными углами.

— Конечно, — обняла по-дружески, — ведь лягушка шкуру сбрасывать не забывала. Умная, дальновидная — понимала: с жабой-то жить не очень хочется, — умолкла. Не самые гениальные аргументы, но какие подобрала. Их тоже нужно принять. — Свет, ты для Улярика толстушка старше него. Зачем этот бред? Преподносить себя хуже, чем есть на самом деле?! Поверь, он найдёт в тебе со временем все изъяны и ещё не раз в них потычет, — отстранилась. Всплывали обрывки воспоминаний. Мать всегда отца пеняла за всё, что могла — и это не то, и это не так. А он любил… Видел недостатки, но молчал, даже когда она напивалась. Катя мотнула головой: — Так что прекращай ерундой заниматься. Возможно, не даром голоса, но и не воспользоваться тем, чем наградила природа — нелепо. Если вышла на сушу, бросила семью из-за любви, тогда борись за неё любыми способами. Вгрызайся, как можешь и отвоевывай, что желаешь… Лучше так, чем в одиночестве убиваться из-за несделанного, корить себя за недостаточное упорство, ошибки. Пусть любовь будет на пять минут, главное, будет. Яркая, обжигающая — память до конца жизни. А она, если сведения из инета верные, у тебя очень долгая — не одно столетие, — снова выдержала паузу. Недоумение и неуверенность в глазах никсы сменились ясностью. Наивность ушла, глубина синевы поразила. Катя поспешила дожать: — То, что делаешь сейчас, тебя скоро убьёт.

— Наверное, ты права, — протянула задумчиво Света. Женское начало побороло, никса преобразилась — решительная и повзрослевшая.

Отлично! Искры радости зажгли угольки потухшей веры — всё получится! Теперь, по крайней мере, ундина призадумается — сменит подход к обольщению.

— Скажи, — не сдержала любопытства, но с предельной деликатностью — не дай бог обидеть: — Тебе волосы не мешают?

Сидя рядом, нет-нет да и осторожничаешь — не хотелось бы дёрнуть ненароком… клок выдрать.

— Немного, — призналась Света. — В воде не ощущалось неудобства. На суше сложней, но обстричь не могу.

— Почему?

— Волосы… — никса запнулась. — Жизнь…

— О, — Катя растерялась: — Прости!

— Ничего, — мило улыбнулась Света и скромно потупила взгляд. — Об этом мало кто знает.

— Тогда, может, — предложила несмело, — заплетать?

Ундина втянула голову в плечи, став совсем миниатюрной. Светло-русые «ручейки» заструились вокруг хозяйки, словно живые. Мягкие, шелковистые… На бледном, осунувшемся лице сверкали лишь безбрежные, как океан, глаза и подрагивали заалевшие губы:

— По законам Оаннесии^[20]: «Заплести имеет право только та, которая нашла любовь и сделала выбор». Заплестись на суше — рискнув жизнью, связать судьбу против воли короля Оаннеса^[21].

Катя прикусила губу. Ничего себе ситуация?! Либо подрезать локоны и тем самым приблизить смерть, либо для удобства подобрать в прическу, но это значит, определиться с суженным. Ограничение с мизерной альтернативой! Свободы ни грамма, ущемление прав… женщин… Эх! Вот так феминистки и появились.

— Екатерина, — полное имя на родном языке, вырвало из тягучих мыслей. Никса рассматривала с интересом: — Что тебе до меня? Зачем помогаешь?

Прикинуться дурой — мало, чем отличиться от Светы с необдуманной выходкой, но и врать, выкручиваться бессмысленно — никса не так глупа, как могло показаться вначале. Она на глазах менялась, её аура насыщалась необъяснимой силой. Будто неосязаемые потоки могущества и сверхмощи стремительно прибывали, возвращая ундине мудрость, проницательность, ум. Сомневаться в знаниях «долгоживущей» не стоило. К тому же, для временного помутнения было смягчающее обстоятельство — неразделенная любовь. Недаром есть афоризм «Умного любовь делает глупым!» Не каждому дано устоять перед ураганом чувств. Разве можно хладнокровно рассуждать, когда подхвачен вихрем столь ярких ощущений — кружишься в бешеном танце жизни, не в силах вырваться на свободу. Наполнен счастьем или нет — неважно. Рассудок отдыхает — главенствуют эмоции. Суметь их обуздать? Подчинить? Дано не многим — точнее, почти никому… Если только бессердечным мёртвым душам, изъеденным желчью и ненавистью. Логика? Вы о чём?! Голова занята другим — мелким, но таким опьяняющим. Более важное отступает, меркнет, рассеивается, замещается — несущественно, пусто, безрадостно. Любая мысль сводится к одной — будоражащей, вызывающей эйфорию, восторг… Даже величайшему мудрецу не устоять под напором амура. Если уж стрела пронзит, готовься к нелепым поступкам, решениям, фразам, умозаключениям, метаниям, слезам, терзаниям. Любовь уравнивает всех. Очевидный пример — никса. Вряд ли когда-нибудь выкидывала подобное. Чтобы покорить мужчину, достаточно очаровать голосом, так нет же — пошла сложным путем. Мучительным для души и сердца, нерациональным, с какой точки зрения не взгляни.

Сейчас же, в ундину будто жизнь вдохнули. Здравомыслие вернулось, а неуверенность, зажатость, смущение — испарились. Это читается в глубокой задумчивости синих глаз и спокойных, размеренных жестах. Нет, врать Свете не резон — с лёгкостью раскусит. Разговор с недалёкой простушкой отменяется. Придётся осторожничать — следит за словами…

— Должна уехать, — начала издалека. — Хочу, чтобы хоть кто-то обрел счастье… — Сменила тактику. Лучшая защита — нападение. Отличная стратегия! Удивительное дело, ундина сказки читала, а между строк не вглядывалась. Попала в клуб «Юных дев, мечтающих о принцах»? Главное, любовь, а остальное — ерунда! Хм… интересно, а где она вообще тексты взяла?

— Слушай, — Катя на секунду умолкла. — Откуда у никс литература?

Света нахмурилась. Разглядывала, будто пыталась считать мысли; узнать — зачем спросила? Стоит ли доверять? Минуту борьбы, внутренних колебаний и лицо смягчилось, глаза посветлели:

— Даже если переплыть все моря и океаны, побывать во всех уголках Оаннесании — не найти того, что на суше. — Света горько усмехнулась: — Меня покорили человеческие: неординарность, многогранность, сумбурность, подкрепленные феерическим полетом фантазии. В моём мире всё чётко, размерено, ясно, а у вас… Я жаждала познаний о вашем. Металась, не находила места, применения. Однажды услышала разговор влиятельных особ: «Оаннес не желает убрать с поста тайного хранилища Неруса. Старый хрыч совсем из ума выжил. Лево от права не отличит, а король всё его держит».

— Это кто? — не особо интересно, но разговор лучше поддержать.

— По мне, — расцвела Света: — мудрец, каких свет не видывал. Милый старичок, вечно бубнящий под нос. Торопливый, но неспешный. Немного рассеянный, и в то же время удивительно памятливый. Задай вопрос: что происходит в соседнем городе — может спасовать, а если затронуть тему прошлого, будущего — зайдётся рассказом…

— Ведун, что ли? — предположила несмело.

— Скорее, умный, начитанный. Книжный червь, как многие его за спиной перешептывались. Я, конечно, заинтересовалась, выведала, где хранилище. В нашей стихии разное попадаётся: корабли тонут, цунами смывает города, затапливает континенты — нашла лазейку, пробралась… Оказывается, самое ценное собирали, прятали от чужих глаз во избежание смуты; не будоражить жителей инородным. Так сказать: нет интереса, нет соблазна, нет волнений, нет неповиновения. Драгоценности из золота, серебра, камни, сундуки с монетами; скульптуры; посуда… Но больше всего поразила библиотека…

Катя перестала дышать. Вот так открытие?! До такого не додумалась. Верно, хранилище в Оаннесании! Где-где, а под водой не искала. Что, если никсы скрывают книгу? Спросить? Прямо нельзя, ещё спугнешь — Светка умолкнет.

— Кладезь знаний! — придала голосу беззаботности с нотками восхищения: — Там, наверное, такие экземпляры, о которых никто и не слышал.

— Есть такое…

— Мировое достояние, — мысли хаотично разбегались. Чёрт! Как бы вернуться к Хроникам, точнее, к библиотеке никс. — Думаю, ты надолго погрузилась в чтение.

— Да… Пришлось учить языки — не все, конечно, но несколько…

— Русский поэтому знаешь?

— И да, и нет. У нас ведь тоже есть, как общепринятый — подводный, так и тот, на котором говорят на суше вблизи места, где родились. Я — в Беринговом море, возле Кольского полуострова. Поэтому ваш язык как родной. Свояченицы не раз выходили к людям…

— Постой, — Катя огорошилась: — Я думала, только из-за любви покидаёте свои владения.

— Нет! Ерунда, — качнула головой Света. — Просто так получалось, если какая наша и попалась, то обязательно уличалась в любви! На самом деле, чаще от интереса. Люди, за какую-то тысячу лет, сильно преобразились. В общем, кто возвращался, рассказывал о новом. Музыка, кино, мода, последние сплетни и, конечно, о чём пишут.

— Вода и книги — не лучшее сочетание, — оборвала ундину. — Как же текст, бумага, кожа, глина?!

— О! — хихикнула Света. — Оказалось ничего проще. Секрет Неруса в даре «восстановления». Хотя, громко сказано, — наморщила лоб. — Скорее, он химик. Возвращал чернила, краски; проявлял оттиски на поверхностях. Не раз видела, как мудрец колдует над банками, склянками. У него своя лаборатория была. Он там смешивал порошки, растворы. Смесь закипала, бегала по трубочкам, а выходила жидкостью цвета сливок через небольшой кран в стеклянную ёмкость. Я потом узнала: концентрат восстановителя. Нерус пару капель добавлял в пресную воду, а после кистью наносил на предварительно высушенный предмет. Словно по волшебству буквы, значки, рисунки проявлялись. Поэтому-то Оаннес его и не трогал. Ни у кого больше не было таких знаний и способностей.

Катя озадачилась:

— Если хранилище тайное, как ты смогла туда пробраться? Столько узнать? Неужто не поймали?

— Так в том-то и дело, — призналась Света. — Поймали! Собирались наказать — заточить в пещёру вблизи акульего ущелья. Нерус уговорил Оаннеса сослать меня в наказание к нему подмастерьем. О таком не мечтала! У него в учениках плавало несколько… Как говорил сам Нерус: «Лучше один толковый, чем сотня неумех!» Оказывается, мудрец давно замечал, что восстановление пошло быстрее. Я ведь использовала чудодейственный эликсир. Ничего сложного нет. Аккуратно намазала, просушила… Готово! — умолкла — радость ушла: — Хотя, неправда! Трудность как раз в просушивании. Поэтому-то работа у них и не спорилась — застревала. В водном мире дар «иссушать» — опасное и запрещённое оружие. Им-то и обладаю, — потупила стыдливо глаза. — Вот почему, так радовалась, что могу применить способности во благо. Наконец, и моя способность пригодилась. Если раньше страницам требовалось несколько дней для испарения воды, то теперь считанные секунды. Главное, не перестараться… — вновь осеклась. — Тоже плохо. В общем, вскоре Нерус поставил меня заведовать библиотекой.

Катя не скрывала изумления:

— Ничего себе?!

Ундина приободрилась:

— Предложила в помощь ещё сестер: Маританну — управляющую температурой и задающую настроение. Верушку — педантичную «от» и «до». Ксандру с уникальной памятью на мелочи и видящую общую композицию целиком. Они, как и я, упивались историями Лорелеи, грёзили надводным миром…

— Единомышленники, — поддержала разговор. Пусть чувствует, что на одной волне, может, проболтается.

— Да! Мы за короткий срок упорядочили драгоценности смертных и добрались до библиотеки.

Катя боялась вздохнуть. Ещё чуть-чуть и Света поведаёт нечто важное — оживала на глазах:

— Разбирали долго — опись, сортировка: по типу, языкам, странам, авторам, названиям…

— Ясное дело, — поддакнула, — кладезь вселенских знаний сгружался в тайник веками?!

— Манускрипты, фолианты, свитки… — тараторила ундина.

— Сокровищница знаний всех времен и народов. Наверное, до тебя никто не следил за условиями хранения, — сорвалось, и в сердце будто впились когти. Оно сжалось от резкой боли, принялось отбивать неверный ритм. Чёрт! Варианта с утратой книги не рассматривала! А, что если, Хроники сгнили в пещёре никс? Страхи подкрались тенями, обступившими последний светлый угол в комнате, с едва приоткрытой дверью.

— Ты права, — поникла Света. — Нерус, как мог реставрировал, сберегал, но… Одни рассыпались трухой, другие от сырости заплесневели, сопрели… Реанимировать не смогли — пришлось избавиться. Но большинство спасли.

— То есть, потерянное даже не учитывали? — выпалила неожиданно грубо.

На минуту повисла пауза. Катя сглотнула под пристальным взглядом ундины — от сухости резало в горле.

— Нет, — с лёгким сожалением отозвалась Света, — больно много пропало! Часть уже на утраченных языках…

Каждое слово — хлыст. Извиваясь змеей, жалит, оставляя кровоточащие раны. Если Хроники канули в Лету, есть ли смысл жить?

— Мы создавали нужную атмосферу с учетом всех показателей и норм… — продолжила никса. — Повышенная влажность приводит к развитию бактерий. Повышение температуры и уменьшение влажности ниже нормы — к пересушке материалов. Под воздействием света, особенно прямых солнечных лучей — разрушение клеящих веществ. Вредна и пыль. Хранить нужно вдали от окон, нагревательных приборов и источников влаги, желательно, в книжных шкафах или стеллажах… Под библиотеку оборудовали самую сухую пещёру. Для свитков, фолиантов, манускриптов, рулонов, табличек приспособили ячейки, гнезда в стенах. Материалы нумеровали, расставили… Я по ходу просматривала: тайны сотворения земли; устройство; связь с другими мирами; размышления о бытие… Но это не так интересно, как выдуманное человеком.

Катя от волнения ёрзала:

— А как же научные исследования? — возмутилась негодуя. — Разве не хочется знать, почему ты — это ты? Почему существуешь так, а не иначе?

Света насторожилась:

— Я не говорила, что не читала, мы с сестрами изучили, что было. От, клочков до огромных книг.

Душа замерла в страхе — не дай бог, услышать неприятнейшую новость. Интуиция нашептывала: «Не дрефь! Где наша не пропадала?! Выкрутимся, даже если Хроники сотлели. Перевернем воду, землю, воздух — ответы найдем!»

— Ничего более занимательного и увлекательного, — голос ундины лился монотонно, как тихий ручеек, — чем романы и сказки. Фантазия автора порой заставляет проникнуться настолько глубоко, что начинаешь с героем жить, злиться, смеяться, радоваться, огорчаться, любить…

— Это мир грёз, — снова вспылила Катя. — Хорошо погрузиться в выдуманное, когда реалии не донимают. Когда всё разложено по полочкам — знаешь: кто ты и зачем живешь. Размеренно, спокойно, безболезненно. А если существуешь, как на пороховой бочке, ответов нет. Ищешь — ускользают… Тогда не до романов, сказок — своего добра хватает с головой, хоть садись и романы пиши…

— Ответы всегда есть, — рассудительно оборвала никса, — в воспоминаниях.

Катя понурила голову:

— Возможно, — прошептала обречённо, — но это оружие, если живешь долго, а если по-человечески, откуда их взять? К тому же, как их отличить от мелькающих фрагментов будущего или разыгравшегося воображения?

— Душа — одна, — выстраивала логическую цепочку Света. — Она находит сосуд и приживается, а когда он устаревает, подыскивает другой. Срабатывает так называемый «блокиратор памяти», — задумчиво рассуждала, — чтобы новоиспеченный сосуд не лопнул от переизбытка информации — не сошёл с ума. Да и не нужно помнить такого количества — существуешь здесь и сейчас. У нас, долгоживущих, как наказание. Хотелось бы забыть, — с болью отозвалась ундина, — да не суждено.

Как же понятны её слова?! От большого ума, лишь сума да тюрьма… Но это не останавливает. Жажда познать собственную сущность и место в мире сильнее разумного — будь, что будет — плыви по течению реки!

— А я бы хотела вспомнить, — с горечью сожалела, — но не могу. Получается: чтобы найти ответы — копайся в голове… память?

— Да, — неуверенно повела плечом никса. — Но не всё так просто! Для этого дар нужен.

Катя оживилась:

— Что за дар? Ведовства?

Света без тени сомнения покачала головой:

— Людские ясновидящие, яснознающие, экстрасенсы не могут заставить вспомнить так много, проникнуть глубоко. Как правило, не к страждущему, а к «ним» приходят обрывочные картинки, собрать которые в единую очень и очень сложно. Таким даром обладают только альвы… Помогают вспомнить, но это никому счастья не принесло.

— Почему?

— У вас, людей, есть поговорка: «Меньше знаешь — крепче спишь!» С багажом знаний далеко не уедешь… Кто с ума сходит, кто ищет спасения в скитаниях, а кто-то пытается донести истину… Это чревато. Непонятых либо изгоняют, либо запирают, либо убивают…

О похожем говорила ведьма из ростовского леса. Совпадение или нет? Не стоит игнорировать знаки судьбы. Призадуматься бы надо. Любой поворот, виток в жизни даётся неспроста. Порой, случается — нечто словно мешает, вставляет палки в колёса. С надрывом пытаешься исправить неудачу, поспешить, найти выход из положения… В итоге, оказывается, зря старался… Интересная мысль, брошенная в разговоре — хорошо подмеченное наблюдение. Услышал, запомни. Одна и та же мысль, озвученная в разные временные промежутки существами, вроде как, несвязанными между собой — умное изречение. Призадумайся!..

Смущает лишь… Вести подобные темы с никсой, ещё полчаса назад умирающей от неразделенной любви, по крайней мере, странно. Не то, чтобы ундины считалась недалекими — неуютно в шкуре жертвы, недавно примеряемой Светой. Конечно, она умная, но… не человек! Живёт в Оаннесии, а грёзит миром людей.

Бросила, досадуя в сердцах:

— Откуда знаешь-то?..

— Повидала много, — состорожничала никса. — Особенно утопленников… — умолкла с извиняющимся видом.

Кхм… Поспорить не с чем! Даже знания последнего идиота, прожившего несколько веков, не сравнить с крохами быстро-смертного.

— М-да… — задумалась Катя. — Разве нельзя избранные воспоминания оставить, а остальные опять заблокировать?

— Не знаю, — озадачилась Света, — сама-то ни разу не присутствовала при возврате памяти. У каждого дара есть как положительные стороны, так и отрицательные… Противовес! Думаю, как побочное действие — чтобы желающие оценивали последствия. Хотя, неточно! Лучше спросить у альв, но… во-первых, их ещё найти нужно, а во-вторых, уговорить. Что из этого сложнее?!

— Может, у Неруса? — цеплялась за ускользающие нити.

Ундина приуныла, по лицу скользнула печаль:

— Не получится, — опустила голову и тяжело вздохнула: — Он погиб. Возвращался их хранилища через ущелье акул…

— Прости, — от отчаянья едва не взвыла. — А полукровка-альва может?

Идея не лучшая, ну уж какая пришла…

— Вряд ли, — с хладнокровным спокойствием рушила мизерные надежды Света. — Рядовые альвы тоже не пойдут. Только сильные и властительные.

Катя вспыхнула:

— Неужто ни одной подсказки хоть с намеком, где искать альв? О даре? Бытие? О существах? Ламии?

— Есть… — испуганно подняла глаза никса, кинула затравленный взгляд на дверь. Неровно выдохнула и прошептала: — Но у нас её нет…

Катя замерла. Расстройство, злость, негодование, досада — всё смешалось.

Света покачала головой:

— Больше не скажу…

— Пожалуйста, — сорвалась молитва. Комнату окутала тишина, даже сердцебиений не слышно. Никса задумчиво рассматривала — нахмурила тонкие брови, вновь смягчалась и опять посерьезнела:

— Так вот, почему столько вопросов… — нарушила зловещёе безмолвие.

Бить в грудь, кричать о невинности, добродетели поступков низко и подло. К тому же, впервые настолько ярко маячил свет, возможно, указывающий дорогу. Но и брать вину без вины несподручно — ведь пришла бескорыстно помочь, а к чему приведет разговор, понятия не имела.

— Я, правда, не ведаю, где она, — глаза ундины снова посветлели до цвета голубой лагуны. — Знаю только, что ещё до моего рождения Оаннес несколько столетий был её хранителем, и даже Нерус к «Книге» допуск не имел. Потом явился некто и забрал… Читала обрывки из заметок властелина, — предугадала вопрос, не успевший прозвучать. — Их полностью не удалось спасти, но пару клочков всё же есть… «Книгу» скрывают от королевы-Ламии долгое время. Хранители сменяются. Очередность, долговременность — неизвестны. Как определяется: кому быть — тоже. Вот и получается: кочует из рук в руки в тайне от всех. Так же с ключом…

— Что за ключ? — встрепенулась Катя.

— От «Книги»! — терпеливо пояснила ундина. — Такую ценность надо держать под замком, а ключ подальше и желательно, чтобы никто не знал, где находятся ни одна, ни второй. Так что всё пока идёт отлично! — торжествовала без видимой радости. — Ведь кто сейчас хранитель и кому перейдёт книга дальше — понятия не имею… Ищи на земле!

— Ищу! — отозвалась с грустью. Мысли гудели роем. Голова разрывалась. — Скажи, — нарушила очередную паузу, — если знаешь о «Книге», почему не знаешь обо мне?

— Именно о тебе? С чего бы? — подивилась Света.

Катя растерялась:

— Как же?! Ламия за мной охотиться. Видимо, я всё же значимая персона…

— А-а-а… Ты об этом? Не только за тобой! — огорошила равнодушно. — Весь твой род…

— Как это весь? — прошептала неверными губами.

— Я так понимаю, ты — получеловек — полукошка. Раса малочисленна. Живёте одиночками, о вас мало кто знает. Ни разу не встречала подобных… — Света натянуто усмехнулась: — Я не имею обоняния и не отличаю людей от других созданий по ауре, как большинство нечисти, поэтому в баре не догадалась, да и сейчас долго думала, кто ты… Разговор с тобой вела, потому что подкупила честность — это определяю на раз — и неординарность в общении. Нет в тебе злого умысла, губительной лжи…

Катя тяжело вздохнула:

— От этого не легче! Как думаешь, — замялась на секунду. Попытка, не пытка, может, ундина в курсе: — Зачем мы нужны Ламии?

— Это никто не знает, кроме самой королевы. Екатерина, я и так рассказала предостаточно…

— Конечно! — снова окунулась в зыбучую тишину. На сердце камень, тело пробила мёлкая дрожь. Катя понимающе кивнула: — Прости! Екатерина… — протянула смакуя. — Давно никто так не называл… — внутри сковывало холодом, подкралась апатия. — Ладно, мне пора, — вскочила и в два шага очутилась у выхода. Обернулась. Света не выглядела побитой и жалкой — сильная, уверенная. Вот! Совсем другое дело! Кивнула: — Сейчас Улярик придёт. Меньше говори, больше действуй, и хватит уже маскарада. Ты красивая — не прячь это. Любовь она… — задохнулась от переизбытка накативших чувств: сладких и в тоже время горьких. — Волосы советую всё же заплести. Пора решительных действий. Выбора…

— Ты влюбилась! — обличила ундина, изогнутые брови взмыли. — Так вот в чём дело?!

Катя нервно дёрнулась. Приехала помочь Свете и Улярику, а разговор перетек в нежелательное русло. Это удручает, точнее, причиняет массу неудобств. Не хотелось бы обсуждать личные проблемы и сердечные метания.

— Не знаю, — пробубнила под нос. — Может «да», может «нет». Неважно! — отмахнулась как можно небрежней. — «Он» под чарами полукровки-альвы, а то, что предлагает — меня коробит и возмущает… — запнулась — эмоции нахлынули с новой силой, а это сейчас совершенно не к месту. Никса задумчиво прожигала синими, как море глазами. Мелькнуло понимание, торжество — заглянула глубже напущенного для виду. Катя поёжилась — словно душу нараспашку обнажила. Позволила считать, что гнала прочь даже от себя. В том, что испытывала, «нет» — давно не существовало… да и было ли? Варгр будто издревле арендовал в безвозмездное пользование ячейку банка — сердце в теле Кати Выходцевой. Ключ хранил, а теперь, при удобном случае, применял…

Чёрт! Не всё так просто! Если бы материализовано и понятно — выкрала бы ключ и радовалась свободе, а так… Томишься в неведении, мечешься… ищешь верный ответ, выход… Да, попала в плен амура. Сети мастерски сплетены — пока трепыхалась, запуталась сильней. Света это поняла, но промолчала. Пару секунд не шевелилась. Склонила голову и принялась ловко перебирать локоны — плести косу. Интересно, если раньше не позволялось, откуда знала, как делается? Хотя, возможно, были другие — определившиеся с судьбой. Помогала.

Катя напустила серьёзности:

— Спасибо за помощь, но… предупредила бы своих: поймаю на нехорошем — убью без раздумий.

Юркнула в коридор и, закрыв дверь, прислонилась. Наставлять — одно, а разглагольствовать на щепетильные темы несуществующей личной жизни — другое. Хотя, не совсем глупы советы. Надо поступить так же… Терять-то нечего… Столько возмущения кипит, причём, весьма, необоснованного, что от злости хоть головой об стену бейся. Прям уж, неслыханную наглость предложили — секс! Эка невидаль! Сейчас каждый второй грешит «разовыми отношениями». Ничего из ряда вон выходящего. Подумаешь, ерунда… переспали — разбежались. Как-то нужно сбрасывать напряжение, избавляться от желания. Постоянно одна, а здесь тяга к оборотню. Времени в обрез… Чем не выход из положения? Взять и… Дыхание перехватило от возбуждающих мыслей — окунулась в другую реальность.

Звенящая тишина… Мрак окутывает словно плащом. Из ниоткуда стремительно приближаются две светящиеся красные точки. Огромный чёрный волк выскакивает из темноты — грудь тяжело вздымается, глаза пылают огнём. В прыжке обращается Варгром. Тело обнажёно, бугры переплетенных мышц играют под смуглой кожей.

Никто не притягивает так, как этот мужчина. Походка неспешная, как у хищника, выследившего добычу и знающего, что она не уйдёт. Да, это так. Попалась в его ловушку. Чувства не обманешь! Вот только нет стремления убежать — быть рядом, принадлежать всецело и навечно…

Реальность рассеивается — Варгр останавливается рядом. Это он или нет?! Один в один, и всё же в образе что-то чуждое, незнакомое… животное, грозное… Лицо скрывает чернота, но пламенный взгляд неумолимо затягивает в омут. Отступают страхи и сомнения. Сердце замирает, душа парит в небесах. По телу расползается тепло.

Варгр рывком откидывает шелковую ткань — она плавно, будто подхваченная потоком ветра, опускается на пол. От ледяного прикосновения по коже пробегают мурашки. Краска приливает к щекам, стыд и смущение пленяют. Наглый взгляд блуждаёт, изучает, ласкает… Томительное ожидание и волнение накатывает, смывая грани неприличного. Желание разгорается сильнее. Дыхание учащается, охватывает трепет. Варгр надвигается горой — ложе прогибается под его тяжестью.

Жаркие и крепкие объятия. Настойчивые, требовательные поцелуи. Исследующие и ласкающие руки. Больше нет «себя» — находишься в сокрушительной власти, отдаешься самозабвенно, неистово. Влажные тела переплетены. Сердца бьются в унисон. Учащённое дыхание: одно на двоих. Мир трещит — полнота чувств уносит в межпространство, крутящееся со скоростью света. Крохотные огоньки поблескивают, словно звёзды на небе. Границы запретов раздвигаются, рамки сознания рушатся, всё отступает — незначительно. Есть только «она» и «он» — две половинки единого целого. Поглощенные друг другом, упивающиеся близостью, наслаждающиеся горячими потоками и взрывами экстазов.

Варгр! Его ненасытность, неутомимость сводят с ума. Жар испепеляет, запах, лишая самообладания, иступляет разум. Нет никого дороже и роднее, никого желаннее, ближе…

Катя едва нашла силы — вернулась в унылую реальность. Да что же это такое?! Как назло выплыли эпизоды из видения-сна, мучающего несколько дней. Картинки настолько явственны, словно подобное уже переживала.

Тряхнула головой, прогоняя возбуждающие образы. Усмирила горячий порыв разобраться с Варгром и отлепилась от двери.

Нет, советовать проще…

На ватных ногах пересекла зал, села рядом с Уляриком:

— Слушай, вам всё равно придётся поговорить! Сходи, всё уладишь.

Он поднял голову:

— Вечером! Сейчас тебя отвезу…

— Нет, не пойдёт, — поспешила оборвать. Олафсена понять можно, ему не интересна Света. Пока… Отпустишь ситуацию на «нет» — он так и будет избегать никсу. Настоять, убедить — у них должно получиться. Любви ундины хватит на обоих. — Пообщайся, а я подожду, — умолкла.

Кхм… Если что, дорога до мотеля знакома.

— Катья, да не хочу с ней общаться! — взорвался Улярик. — Говорил: не могу видеть её глаза, — сжал кулаки, костяшки побелели от напряжения. Нервно дыша, провёл ладонью по волосам.

Чёрт! Главное, не впадать в панику. Улыбнулась:

— Заплаканных глаз не будет, обещаю, — полной уверенности, конечно, нет. Чужая душа — потемки, но когда уходила, Светка держалась молодцом. Теряя терпение, взмолилась: — Прошу…

— Хорошо! — Улярик вскочил — стул с жутким скрипом и грохотом упал. Катя вздрогнула. Олафсен выпалил: — После отстанешь с разговорами о ней?

Подняла руку:

— Клянусь…

Споткнулся о торчащую деревянную ножку и, шатаясь, побрел по коридору. Возле каморки остановился, постучал. Взглянул, брови сошлись на переносице, губы сжались. Дверь приоткрылась. Секунды тянулись будто часы, повисшая тишина оглушала. Не сказав ни слова, как зачарованный, шагнул внутрь.

Катя шумно выдохнула:

— Вот видишь, ничего страшного, — усмехнулась. Отлично! Раздался глухой звук падения, мощные сердцебиения, сливающиеся в унисон. Всё смешалось с охами и шорохом одежды. Катя поморщилась — никса перестаралась, очаровывая. Но пусть лучше так, чем захиреет вконец.

Внутри словно оборвалось. На плечи давило, опустошение вытеснило радость. Катя устало поднялась — здесь делать нечего. Чем смогла, помогла. Машинально поставила стул на место и пошла к выходу.

Глава 20

Варгр убрался в мастерской, оплатил счёта и поехал к деду в Марвинг. Иржен огорошил уймой неотложных дел и как всегда завел старую песню: «Семейный бизнес! Ты — наследник. Драгор не помогает…» Как же отец будет помогать, если старик позволял резкие высказывания в его сторону? Зная характер Бъёрна, вообще удивительно, как Ларсу сходило с рук грубая манера общения.

Разделавшись с поручениями деда, возвращался в Кренсберг. Каждая миля, приближающая к городу, казалась короче предыдущей — сердце замирало от любого движения и запаха. Тяжесть обрушивалась как гора. Дома проблемы — их нужно решать. Избежать не получится, да и не выход… Катя и Нойли… Вторая с Дорианом и приедут только завтра. Плевать на чары! Нол — не чужая, чтобы не случилось. Думать, кого встретит после очередного свидания с Марешем, любимую девушку или мерзкого, ненавистного кровососа — нестерпимо больно. Передёрнуло от отвращения. Нойли — ламия. Обратиться, к чёртовой матери и, ворвавшись в Ласгерн, разодрать всю нечисть на куски. Главное успокоение. Человечество много не потеряет — всего лишь тварей чуть похожих на него внешне. Дерьмо! На душе погано. Дориан, что б его… Нол, слетевшая с катушек… Стремление к «ламиизму» по собственному желанию невозможно принять. Это выше сил, вне понимания…

В руках жалобно заскрипел пластик. Варгр расслабил пальцы — ещё не хватало руль сломать! Никто не виновен, чтосдерживаться нет сил. Ведь не прав. Мареши ещё ни разу не подвели, не уронили чести. Вражды как таковой не было, но зная вредные привычки ламий, хотелось обезопасить горожан. Вот уж несколько столетий Мареши следуют негласным условиям жизни в Ласгерне. Правда, люди тоже не глупы — кровососам приходится время от времени переезжать, пока одно поколение смертных не сменится другим. Цвергам и маахисам проще. Одни — оборотни, принимающие любую личину. Вторые, скрывая истинное лицо, затуманивают глаза — окутывают себя миражом, представая в вымышленном свете. Постепенно в Ласгерн съехалось полным-полно нечисти. Людей осталось раз — и обчелся, но их не обижали. Бывало даже, наоборот, спасали… Дьявол! От порядочности тварей не легче! Нервы на пределе, контролировать ярость всё труднее. Обычно усмирялся, заглушая боль в объятиях других женщин, но единственная, кого бы сейчас хотел видеть — Катя. Желанная и недосягаемая, играющая с Уляриком. Пелена ревности затмевала разум — настолько хреново ещё не было. Кровоточащие раны от поступков Нол не заживали, а Катя, вместо того, чтобы залечить, работала как соль. Ещё мучили накатившие в лесу видения. Сердце сковывало ледяными тисками. Что за дьявольщина маячила перед глазами? Трупы, кровь, руки… темноволосая жрица-Катя… Галлюцинация? Воспоминая? Только с чего всплыли? Откуда взялись? Прошлая жизнь? Или всё же — фантазия на «тему»? Раньше такого не случалось. Видать, женщины окончательно мозг выели. Знал ведь — все беды и переживая от них. Жизнь катилась в тартарары. Ещё немного и станет размазнёй. С этим надо что-то делать. В голове нарастало гудение, словно работала блокировка не позволяющая развить мысль дальше, открыть истину. Скукоживался от боли — и правда, уже казавшаяся такой близкой, понятной — испарялась.

По коже словно бегали кусачие мураши — тело сотрясалось от холода. Над Кренсбергом вновь сгущались грязно-серые комковые тучи. Чёрный небосвод утяжёлился — вот-вот прорвется. Варгр повернул с трассы к городу и остановился возле своего дома. Открыв гараж, замер — сверкающий чёрно-серебристый байк Кати ютился рядом сего. Отремонтировал, как только пригнал — работы всего на пару часов. Глубоко вздохнул и отвернулся — пусть ещё постоит. Не готов так быстро расстаться. Не время… Загнал пикап и, не бросив отцу даже «привет», помчался в лес зверем. На душе осело неотвратимое ощущение беды. Мчался как снаряд, выпущенный из катапульты. Крутил мордой, нутро разрывалось — ответа не приходило. Откуда угроза? Отчаянье подкатывало сильнее. Неспроста сюда тянуло. Что-то случится, только где и когда? Витала опасность, даже шерсть вставала дыбом. Нет-нет да и чудились почти различимые звуки — Варгр прислушивался, но они обрывались. Женские? Совсем крыша съехала — пора к специалисту… пусть мозг прочистит. Семейный врач — Андле Бъёрн. Как раз ветеринар! Ха! Как Катя съязвила — ветлечебницу… Вот же ведьма!

Метался на предельной скорости, будто чумовой. Намотал несколько кругов. Уже и рёбра до лёгких достают, от сухости в горле режет, сердце вот-вот выскочит, но покой так и не приходит. Перед глазами прыгают красные мухи, лапы деревенеют… Остановившись возле огромного валуна, обжитого мелким зеленоватым мхом, затаился. Шорохи настораживали, запахи обострились до предела. Казалось, лес кричал: «Опасность!» Мотнул головой, прогоняя нарастающий гул, и потрусил вперёд. Тянуло по невидимой тропинке, словно по нити, указывающей путь. Проломив кусты, затормозил рядом с трухлявым поваленным деревом, обросшим грибком, лишайником, и взвыл, вкладывая переживания, страхи в голос. Рагнар с братьями в это время обычно на обходе, к тому же аномальные тучи не заметит только идиот. Семья должна среагировать. Правда, пока соберётся — у каждого своя территория для осмотра — пройдёт с полчаса не меньше. Воздух давил сыростью. Послышался далёкий, едва слышный, ответ вожака. Хорошо! Братья скоро прибегут и чем быстрее, тем лучше, ведь приближалось нечто. Оно не то чтобы пугало, но однозначно, вызывало ускоренный прилив крови и жажду убийства. Погода менялась — по морде всё чаще хлёстали порывы ветра. Мошка попряталась, птиц не видать, как и остального зверья…. Варгр вскочил на трухлявое дерево, жалобно хрустнувшее и покачнувшееся, будто качели, и огляделся. Влажность окутывала, запахи ускользали. Аспидно-чёрные облака как живые — опускались тяжёлым покрывалом, внутри словно двигались силуэты. Тряхнул головой. Опять галлюцинации? Прищурился, вглядываясь пристальней. Там что-то есть! Или кто-то… Громыхнуло. Засверкали ослепительные витиеватые нити-молнии, будто небесные кровеносные сосуды. Даже по цвету схожего и… пугающего — малиновые. Шерсть на загривке вновь зашевелилась. Варгр отступил на пару шагов. Послышался гул, только теперь не в голове — наяву! Лёгкая вибрация усилилась, словно приближался табун лосей. Всё сильнее и мощнее, подступала стремительно, перерастая в оглушающий топот. Отпрыгнул под близстоящую сосну, прячась за густыми игольчатыми ветвями, и присел. Ливень обрушился, с такой силой, что прогибались даже толстые сучья, вода напором сминала мох в землю. Шерсть на загривке встала дыбом. Идёт, летит, бежит… плевать как, но скоро нагрянет «нечто» пострашнее дождя. Это точно! Варгр переминался с лапы на лапу, бросал взгляды по сторонам. Вздрогнул от нового грохота, золотистая кривая вырвалась из «небесного покрывала» и ударила в соседнее дерево. Отшатнулся, упершись в ствол, по спине пробежал холодок — почему не вспыхнуло? В животе будто стягивался узел. После удара молнии, должен был случиться пожар… Хм… странность в том, что разряды не серебренные или золотые, как на юге, а ярко-малиновые со светло-розовой окантовкой. Неспроста… Пересилив страх, выглянул. Прозрачная льющаяся стена искажала картинку, но на толстом суку того самого дерева — зеленоватая аура крупной мужской фигуры. Кровосос! Взвыв от злости, Варгр скакнул из укрытия, едва не рухнув под тяжестью водопада.

Голоса собратьев долетали с лёгким запозданием неестественно приглушенно. Вой повторился — они рядом. Успели… Варгр показал клыки и зарычал. Ламия спрыгнул с сосны — ливень словно выключили, оставив морось. Джинсы подчёркивали мощь ног, толстовка не скрывала широких плеч высокого кровососа с копной тёмно-русых волос и квадратным белоснежным лицом. Из-под массивных надбровных дуг с густыми бровями, недобро сверкали смоляные бездонные глаза. Ноздри крупного носа сильно расширялись, алые губы изогнулись в презрительной ухмылке:

— Мне нужна девка, — ледяным тоном нарушил молчание кровосос. Вот же тварь! Варгр продолжая скалиться, приготовился к броску. Ламия снисходительно бросил: — Мы уйдем, никого не тронем в вашем жалком городишке, только отдай кошку.

Ярость затмила разум — Варгр метнулся… и провалился в пустоту. С чавканьем проехался по скользкой земле, оставляя глубокую борозду. Еле удержавшись от падения, развернулся — кровосос уже на его месте.

— Тупой дворовый пёс. Думаешь поймать? — хмыкнул едко.

Варгр кинулся… и опять прорезал воздух — лапы с хлюпаньем увязли в грязевой каше. Оставив очередную борозду, подскочил и зарычал негодуя. Ламия издевательски захохотал:

— Кишка тонка… — оборвал смех и процедил в клыки: — Мы достанем её… — умолк — вой оборотней раздался совсем рядом.

Радость заклокотала — вот теперь поквитаться! Тварь играть вздумала?! Варгр присел, вымеряя цель — из неба вырвался новый разряд и поглотил кровососа. Исчез, как и появился… Опешил всего на секунду — что за хрень?! Такое возможно? Ламии и огонь — несовместимы… Едва ощутимое трупное зловоние коснулось носа. Между деревьями замелькали тени. Сердце ушло в пятки. Варгр помчался изо всех сил. Длинные пики сосен пролетали всё быстрее — приближался к паре бегущих зеленоватых силуэтов. Ламии! Расстояние сокращалось… Краем глаза заметил ещё тройку, маячащих в стороне. Кидаться за всеми нет смысла… Сосредоточился на тех, кто впереди. До ближайшего осталось несколько ярдов. Подгадав, метнулся — кровосос увернулся в последний миг. Варгр, протаранив кусты, проскользил по земле и, завалившись на бок, врезался хребтом в дерево. От тупой боли искры из глаз полетели. Каждая секунда — фора для ламий. Такого позволить нельзя, времени нет! Сжав зубы, подскочил и бросился вдогонку. Набирая скорость, выискал цель. Долговязый, в спортивном костюме… Лёгкие горели, будто охваченные пожаром. Горло жгло от сухости. Притопив, зашёл со стороны — наперерез. Тварь заметила, на губах заиграла кривая ухмылка — свернул в другую сторону. Варгр тоже, продолжая сокращать путь. Дождался, когда кровосос опять поймал взглядом и, уже почти настигнув, сманеврировал — юркнул тому за спину. Ламия явно растерялся — озирался потеряно. Тошнотворная падаль! Искал?! Варгр снова вильнул — в этот момент кровосос оглянулся, сбившись с темпа. Вот и ошибка! Подловил… Не медля ни секунды, прыгнул. Подмял, с хрустом дробя кости — вгрызся в глотку.

Между деревьев, будто истребители, «летели» братья. С треском проламывали низкорослые кустарники, в глазах адреналиновый блеск. Недалеко впереди мелькнул ещё один кровосос. Не глядя на поверженного, Варгр погнал следом, едва не проглатывая язык — хорошо, что скорость. Коренастая фигура заметно увеличивалась, уже отличима даже одежда — обтягивающая серая футболка, спортивные чёрные брюки и белые кроссовки. Варгр поднажал, держась «на хвосте» — близости, щекочущей нервы. Чуть раскачивался, словно обдумывал, откуда атаковать, выжидал. Кровосос заметно дёргался. Тоже пытался запутать, вилял хаотично, но догонять проще, чем убегать. Варгр, играя на неудобстве — страхе «бегуна», делал выпады. Тот скалился, поблескивая клыками, на лице нагнеталась ненависть.

Поравнялся… Как гонка на выживание: «У кого больше терпения». Впереди показалась кромка леса — сосновый бор заканчивался, начиналась узкая полоса тундры. Там-то кровососу не уйти! Он, словно услышал мысли — взметнулся, очутившись на дереве

Варгр на секунду притормозил. Тварь с удивительной прытью перескакивала с сосны на сосну, только сучья покачивались.

Дерьмо! Там не достать! Нахлынувшая злость быстро проходила. Всё же ламия — идиот. Дорога в Кренсберг всё равно лежит через болотистую поляну и, причём, не одну, а там по ветвям не попрыгать. Хмыкнув, ускорился… Кровосос «махнул» с последнего дерева — Варгр, рассчитав место приземления, снес тварь, словно защитник в «регби». Вмял в чавкающую землю и перегрыз горло враз. Только жертва утихла, помчался дальше. Ещё трое! Фигуры уже маячили возле мелколёсья. Разогнался, присмотрев очередного. Невысокого, тощего, светловолосого. С крохотными глазами, орлиным носом. В камуфляжной одежде, будто пытался слиться с природой. С другого бока его нагонял Сигвар. Чуть за ним Оттар. Тоже не без преследуемого — перед ним крупный ламия в чёрном. Как лис вилял из стороны в сторону, но брат не отпускал…

В глазах младшего читалось нетерпение. Он сильнее теснил кровососа к середине — тот мотал головой, посматривая то на одного, то на другого. Во взгляде осмысленность, расчётливость. Варгр предупреждающе зарычал Сигвару: не нужно форсировать драку.

Тварь и так зажата! Молодой всё равно поторопился — метнулся… Ламия ловко увернувшись в последний миг, юркнул между кустов. Брат с треском протаранил ряд корявых карликовых берёз и заскулил от разочарования. Дурак! Горячий, поспешный… Ещё учиться и учиться! Варгр выверил точно, угрожающе клацнул зубами. Кровосос, едва не попав под лапы, сбился с темпа и чуть замешкавшись, шарахнулся обратно к Сигвару. Явно не ожидал такой прыти от оборотней. Поздно! Варгр в прыжок завалил лицом вниз, клыки сомкнулись на шее. Хруст раздробленных позвонков сменился звуком выплескивающейся крови. Сладкая жидкость наполнила пасть. Сигвар, притормозив, расстроено взвыл и помчался дальше — Оттар поодаль вгрызался в «своего» ламию. Варгр ухмыльнулся и бросился следом. Остался один, если, конечно, с ним семья уже не расправилась… Инстинкт хищника — догнать и растерзать, смешивался с правдой — страхом. Вдруг твари проберутся в город? Неприятная фраза: «Нужна девка… Кошка!» — в голове разлеталась эхом. Нельзя позволить. Сердце кричало: «Только не девчонку!» Почему и зачем — уже неважно. Без боя не отдаст!

Бежал, пристально высматривая «падаль». Вновь начался сосново-берёзовый лес. Не густой, но чередующийся раскоряченными кустарниками. Проломив дебри, уловил движение между деревьями. Ещё ламии?! Трое! Волнение сорвалось надрывным воем. От усталости перед глазами прыгали ослепляющие звёзды, язык опух. Следующая потасовка встретилась за очередным болотом — Рагнар загнал ещё одного, умело раздирал горло. Счастье захлёстывало сильнее. Давно так не радовался присутствию семьи. Не останавливаясь, ломанулся дальше — через кусты. Ускорился…От сухости дыхание слетало хриплое, надсадное. Лёгкие едва не задевали рёбра. Тело от нагрузки налилось свинцом, но расстояние неумолимо сокращалось. Пятки кровососа сверкали уже близко. Бросок… Вцепился в плечо — ламия дико заорал и воткнулся мордой в грязь. Не успел перехватить — снесло мощным ударом, словно протаранил локомотив и вмял в землю. Звёзды запрыгали с угрожающей скоростью. Звон в голове, как колокольный набат. Валяться нельзя, сомнут к чёртовой матери! Вскочить не смог. Дух перехватило от хруста, ломающихся костей. Смертельный хват стягивался на шее мощнее удавки. Пошевелиться не получалось — хрипел… Сквозь ускользающее сознание донеслось: «Встать!» Внутренний голос требовал, повелевал… Мгновенно полегчало, удушающая тяжесть ушла — Варгр глубоко вздохнул, отчаянно кувыркнувшись, лягнул кровососа изо всех сил. Поднявшись на подламывающихся лапах, мотнул головой. Кто, где? Чего, как? Картинки нехотя фокусировались, разум медленно прояснялся. Так это Сигвар помог! Брат уволок поодаль визжащего противника, но при этом уворачивался от другого — с раскромсанным плечом. Тот с ошалело вытаращенными глазами и ламийским оскалом упорно наступал. Шатало из стороны в сторону, но тщетных попыток не оставлял. Атаковал — пытался располосовать когтями. Руки со скоростью вжикали по воздуху, прорезали, но младший ловчее — увиливал чётко, молниеносно. С рычанием перехватил валяющегося и швырнул будто снаряд. Нападающий отшатнулся, пропуская свояка, тот с глухим хрустом, стукнувшись о дерево, упал, как мешок с картошкой. Извивался, корчился, стонал…

Варгр качался. Лапы едва держали. Дыхание вырывалось с клокотом. Тёмная пелена быстро застилала глаза и так же мгновенно рассеивалась… Едва различимый силуэт брата, вгрызающегося в уже замолчавшего противника… Недалеко от него размытые очертания ламии, с искажённым ненавистью лицом; плечом, разодранным в кровавое месиво. Маячил впереди — картинка то пропадала, то появлялась. Недолго оценивал на кого напасть. Во взгляде полыхнула злоба — закричал, и бросился навстречу. Сигвар запоздало метнулся следом. Варгр, шатаясь, выжидал. Приближающийся кровосос промелькнул, словно «двадцать пятый кадр» и исчез… Мозг работал будто компьютерная программа, тело — автобот с отлаженной техникой самообороны. Не понял как, но двигался вне понимания. Извернувшись — спасаясь от летящего на спину врага — с клацаньем поймал за горло. Мягкая плоть подалась легко, кости затрещали, сладость наполнила пасть. Кровосос успел ухватиться за шею, сдавить… В голове навязчиво гудело, звуки истончались… Цепкие пальцы ослабли — ламия захрипел… Варгр сжал челюсть, что оставалось мочи и, не удержавшись, завалился на обездвиженного противника. Тело одеревенело, не желало слушаться. В груди резало, клокотало — вздымалась сильно и мощно, подняться нет сил. Разливалась прохлада, пробивал озноб. Вот же хрень… Открыл глаза. Небо прорезалось: тёмный слой раздвинулся, будто тяжёлые шторы, оставив на обозрение серость улицы. Погода ничуть не лучше самочувствия. Ламия вспыхнул красноватым свечением — Варгр не пошевелился. Плевать, что припалил шерсть. Мокрая — не сгорит. А даже если и сгорит… Пошло всё! Рядом семенил Сигвар. Поджимал уши и хвост, во взгляде жалость. Чего не хватало, младший сочувствовал?!

Дерьмо! Опять набегался до изнеможения. Пора заканчивать внутренние перебранки и переживания. И женщин всех туда же… Особенно Катю! Вырывалось хрипящее дыхание. Прикрыл отяжёлевшие веки. Реальность ускользала, накатывал сумрак. В окутавшей тишине прорезался нежный девичий смех. От него по телу волнами побежало тепло. Захлёстнувшая радость разогнала кровь быстрее. Темноволосая жрица в светлом одеянии появилась из ниоткуда. Неспешно приблизилась. Остановилась настолько рядом, что душа замерла в ожидании чуда, а предательское сердце пропускало удары. Руки зачесались стиснуть в объятиях хрупкое создание… Катя словно прочитала мысли — подступила теснее. Несмело коснулась, едва не лишив чувств — от счастья задрожал как в лихорадке. Пальчиками пробежалась вверх, по бешено вздымающейся груди — следом поспевали нестройные ряды мурашек. Обвила шею, вскинула голову и поймала взгляд. В изумрудных глазах лукавый блеск, на губах игривая улыбка. Сжал девчонку… но она рассеялась миражом, оставив горечь потери…

Звуки леса прорезались в сознании, им вторил скулёж младшего. Варгр с трудом разлепил свинцовые веки. Твою мать! Ещё не всех кровососов остановили. Так нельзя. Не даст ведьму в обиду. Превозмогая боль и усталость, поднялся. Сигвар подскочил, лизнул морду — предлагал помощь. Варгр оскалился:

— Совсем ополоумел?

Брат пристыжено отшатнулся, вновь заскулил:

— Чего ругаешься?

Зря, конечно, младшего обидел, но сейчас не до щенячьих нежностей!

Как несся — не соображал. Запинался, спотыкался, кусты таранил… Очнулся только, когда раздался вой Рагнара — близкий, протяжный, спокойный. Всё отлично, они добили оставшихся. Новость принесла облегчение. Едва держась на лапах, потрусил на зов. Позади неотступно следовал Сигвар. Его сиплое пыхтение тому подтверждение. Деревья расступились, открыв небольшую поляну. Варгр остановился поодаль от братьев. Младший посеменил к остальным.

— Как почувствовал нападение? — Рагнар не скрывал удивления.

— Понятия не имею, — Варгр присел, обводя семью взглядом. Вожак на поваленном дереве, заросшем мхом. Оттар, Олаф, Освир внизу. Все запыхавшиеся, в крови, глаз не сводят. Сигвар лег рядом на землю и принялся вылизывать рану на предплечье. Варгр сглотнул: — Как тогда, когда по лесу носился один, а вы не верили…

— Хорошо! — отрезал Рагнар и поднялся. — На моей памяти, это первая атака ламий. Не считая четверых, пытавшихся прорваться три дня назад, — повисло молчание: напряженное, мрачное.

Варгр нервно оскалился:

— Это не все, — нехотя признался, — был ещё один. Другой.

— Ты о чём? — спрыгнул с дерева вожак и приблизился.

Щепетильный вопрос, щекотливое положение…

— Теперь знаю, откуда у нас молнии и чёртов гром. Слышал об управлении погодой, а недавно читал в инете о подобных исследованиях. Теперь уверен, что это не миф. Ламия, по ходу дела, приручила погоду. Нагоняет в то место, куда нужно добраться её прихвостням, и они шастают без проблем, не боясь солнца.

— Нехорошо…

— Ещё бы! — хмыкнул и умолк на секунду: — Был ещё один. Сильнее обычного. Я даже не смог его зацепить.

— Почему он тебя не убил?

Варгр замялся. Сердце чуть не разорвалось от горя. Признаться, что их цель Катя — вынести ей приговор, но и не говорить — подвергнуть семью опасности.

— Ты же знаешь, я — импульсивен. И слова не дал сказать. К тому же ваш вой раздался некстати, — «выдал» первое, пришедшее в голову. — Думаю, испугался нашего количества и сбежал. Либо отвлекал, чтобы другие смогли проскочить. Это, скорее всего, так и было…

Лгать — не самая хорошая идея. Но произнесенное — не вранье, а неполная информация, и… семья это чувствовала. Рагнар смотрел в упор, остальные тоже буравили взглядами. Провалиться сквозь землю! Варгр сжал зубы. Страх, что прогонят Катю, не посчитавшись с его мнением, приводит в ужас. Так нельзя! Как же заступничество? Оберегать слабых? Пособлять обездоленным? Гуманность — важное человеческое качество. Забыть о нём — потерять второе «я», а оно так согревает душу. Не до конца зверь — людское всё ещё трепещётся. Девчонке нужна помощь! Как бы ни отрицала, ни отказывалась… Откуда набрался подобного? Тошнотворный пафос…

Бред! Позволить ведьме остаться — подвергнуть семью и горожан опасности. Плотское желание не должно верховодить — разум, прежде всего. Расчётливость, циничность, хладнокровность, беспристрастность. У стаи разных «взглядов» быть не может. Единственно-верное — общее, принятое на совете! Без сомненья — выпроводить угрозу для Бъёрнов из Кренсберга! Пусть катится на всё четыре стороны. Только как? Признаться братьям — собственноручно вынести приговор девчонке. Конечно, после драки кулаками не машут, но дело — из ряда вон выходящее. Бросятся в мотель, нагрубят, обидят, прогонят. Не из-за личной неприязни, не со зла — защитная реакция. Семья главнее всего! Даже если и суждено расстаться, то не так. Будто струсил — мелко, гадко, не по-мужски. Лучше сам… Сегодня же… Сейчас же…

Глава 21

Катя потянулась и легла удобнее. Вернулась от Олафсена, оставив парочку тет-а-тет — пусть решат проблемы сами, чужие глаза и уши не нужны.

В мотеле апатия нахлынула с новой силой. Остудила порыв отобедать, и уложила в постель. М-да… Заняться нечем, рассматривать потолок надоело, по барам мотаться… вчерашнего, сегодняшнего хватило. Один и те же мысли не давали покоя второй день. Как назойливый дятел, монотонно долбящий мозг. Зачем чутьё привело в Кренсберг? Поговорить со Светой? Вероятно, да. Соединить «двоих» назойливо свербило и казалось жизненно необходимым, будто свою судьбу решала. Если не шагнуть — упустить единственный шанс на счастье. Влюбленное сердце никсы нашло отклик в другом — человеческом. Остается надеяться, что надолго. Очень бы не хотелось повтора истории Ондины.

Награда не заставила себя ждать. Появилась зацепка к продолжению поисков. Даже больше. Не согласиться нельзя — самое яркое и запоминающее происшествие за годы тщетных метаний, скитаний по свету. «Малость» тоже результат: Хроник в Оаннесии нет, по крайней мере, по словам никсы. Можно ли верить? Причины для лжи на ум не идут. К тому же, ундина сказала: «Скрывают от Ламии». Значит, враг общий, а это уже придаёт сил и воодушевляет. Правда, исчерпывающих ответов тоже не получила — опять поиски книги в «нигде»? Хранитель, ключ… Сумятица в голове, точного плана так и не вырисовывается. Что дальше? Куда ехать? Ничего… Пустота… На канале «внутренний голос» — тишина. Хм… обеденный перерыв? Нет, поздновато — уже вечерело. Может, рабочий день закончился? Так вроде интуиция давно молчала. Отпуск? Вероятней всего. Появляет другой вопрос: надолго ли? Непонятно…

Чёрт! Получить обратно байк и уехать. Конечно, можно и авто угнать, но пока нет необходимости — смерть перед носом не маячит, охотники на пятки не наступают. Зато преследует образ Варгра — сердце предательски екает, как только слышится звук подъезжающей машины, или вой из леса.

Ничего себе! Вслушиваясь, села — спустила ноги на пол. Вспомни заразу — явится сразу! Похоже на то… Рев приближающегося мотоцикла нарушил спокойствие. Варгр… Душа стремительно воспарила и так же быстро рухнула. Правда выплыла неожиданным открытием — это все?! Кровь отхлынула от лица. Подняться и встретиться с реальностью, под стать пленению ламиями. Вроде как избавит от уймы проблем, но решиться сложно…

Зачем так быстро сделал? Плевать, что просила?! Мог бы потянуть время. Говорил же: день-два, а тут… утром забрал — вечером пригнал… Катя затаила дыхание — байк умолк. Дура, чего раскисла? Думала поскорее уехать, вот и сбылась… мечта идиотки… Собиралась валить из города — вперёд! Нехотя поплелась на балкон. Чёрно-серебристый мотоцикл на парковке. Впечатление, что мастер заменил предыдущего зверя на нового, даже корпус до блеска отполировал. Нехорошее предчувствие нарастало как лавина, спускающаяся с горы. В мыслях хаос — метались, словно испуганные птицы в клетке. Где Варгр? Поднимается? Катя прошла в коридор, остановилась у входной двери. Подождала несколько минут и приоткрыла — никого. Запах далёкий. Оборотень не приближался. Закрыла и, прислонившись к стене, сползла на пол — нужно разобраться с Фенриром, попрощаться. Как-никак спас, с мотоциклом помог, оплаты не требовал. Вот только с чего бы? На халяву только сыр в мышеловке да уксус сладок.

А-а-а… Наглец продумал коварный план, чтобы «незнакомку» совесть заела — мол, за работу не отблагодарила, удрала, поджав хвост! Ну уж нет! Ещё чего! Приехать к оборотню… если сумму озвучит — дать денег… Из подкорок сознания едва слышный голос предупреждал: «Вернее уехать… Смотри, как бы хуже не стало!»

Варгр имеет необъяснимую власть, скрывать бессмысленно. Раздражает и заводит одновременно. Если последнему есть оправдания — отчаяние, накатывающее будто тайфун; долгое одиночество, затягивающее всё сильнее в бездну пустоты, то первому… нет! Как получилось, что обычное плотское «хочу» пересилило и отмело разумное: «Не до удовлетворения эго. Нужно ехать дальше. Искать книгу! Правду… истину… возможно, боль… смерть…»

В начале жизни на колёсах казалось, что в одиночестве есть некое богатство, позитив, удобство, свет — никто не зудит, не мешает, не навязывает своё мнение. То теперь в чувстве «одиноко» — скупая бедность, негатив, дискомфорт и мрак.

Сердце гулко отбивало дробь. Катя отлепилась от стены и направилась в комнату. Остановилась возле шкафа, взглянула в зеркало. Синяки под глазами, припухшие, красные веки, серовато-зелёная кожа. Ужас! Плевать на всё! Размашистым шагом покинула номер, прихватив куртку. Не свидание, скажет Варгру: «спасибо и пока», а потом… Если прогонит или оскорбит, сядет на байк — и уедет. По крайней мере, совесть не заест, что не поблагодарила.

Звонкий перестук каблуков разлетался по безлюдному коридору мотеля — Катя спустилась в небольшое и светлое фойе. Возле окна кашпо с высоченной декоративной пальмой. Около стены место для ожидающих: мягкий диван лимонного цвета и ореховый столик с аккуратной стопкой журналов, газет на краю. Над ресепшном мелькала залысина невысокого управляющего. Катя подошла и облокотилась на столешницу:

— Добрый вечер Фроде. Мне ничего не оставляли?

— Катья, — округлое потное лицо Лерстерна расплылось в жёлтозубой улыбке, щёки запылали огнём. Капли пота словно получили команду «старт», покатились вниз. Управляющий выверенным жестом выудил платок из верхнего кармана пиджака, промокнул лоб. Не спеша свернул и убрал обратно. — Да, знаете ли, буквально минут пять назад Варгр Бъёрн просил передать для вас, — Фроде сопя, поковырялся в шкафу с полками-ячейками и повернулся: — вот это! — голос прозвучал торжественно.

Лерстерн вытянул руку, едва не «зарядив» кулаком в лицо — перед глазами, будто маятник-гипнотизера, покачивался брелок с ключом от байка. Катя натянуто улыбнулась и забрала:

— Хм… Спасибо! Записка есть?

— Нет, — чуть растерявшись, мотнул головой Фроде.

— А на словах что-то передал?

Управляющий вновь покачал — во взгляде мелькнуло сожаление. Катя на секунду замялась, кивнула:

— Спасибо, — с упавшим сердцем зашагала к выходу. На улице глубоко вздохнула, еле сдерживая наворачивающиеся слёзы. Почему так больно? Зацепило, что Варгр холоден и безразличен? Да, что б его…

Как назло, мелкими каплями лицо усеивал дождь — смахнула колючую морось, пригладила выбившиеся из косы волосы. Погода и настроение на одной волне — плаксивой. Хорошо, чернота, подбирающаяся к Кренсбергу, быстро рассеялась — зависла над лесом и в одночасье ушла.

Катя спустилась к байку, ожидающему на парковке под балконом. Несколько минут с восхищением и в тоже время сожалением рассматривала. Варгр — мастер на всё руки. Сердце опять болезненно сжалось. Ладно! Решила, значит, надо попрощаться. Нацепила защитный шлем, покатила в город: сиротливо унылый и опустевший в серости неприветливого дня. Самочувствие ухудшалось — холод пробирал до костей, но проснувшееся чутьё упрямо вело дальше. Мелькали павильоны, магазины… Свернув с центральной дороги, поехала вдоль частных домов, где виднелась кромка соснового бора. Варгр жил ближе к природе? Хотя, чего удивляться? Он же зверь…

Притормозила — места незнакомые, но взгляд притягивал крайний особняк с зелёной крышей. Светло-кремовый. Нижняя часть с каменной отделкой. Окна затенёны, рамы, как и дверь коричневые. Дом Бъёрна… Правда, жилище не вязалось с представлением о холостяцком убежище мачо-оборотня. Да и запахи говорили: он здесь не один.

Симпатичный дворик — поместилась бы детская площадка. Катя поморщилась. Чёрт! О чём думала? Бред! Повесила шлем на руль, слезла с байка и, подойдя к двери, на секунду остановилась. Бежать, пока не сделала ошибку — не встретилась с Варгром… Отмахнувшись от сомнений, решительно нажала на звонок. Тишина… От волнения тряслись руки, сердце чуть не выпрыгивало, в голове тяжесть. Позвонила ещё раз. Шаги большого и уверенного в себе… оборотня приближались.

Дверь распахнулась — на пороге великан, как две капли воды похожий на Варгра. Только старше лет на двадцать. В чёрных брюках с идеально отутюженными стрёлками и легком джемпере кофейного цвета. Огромной, как лопата, ручищей сжимал миниатюрную ручку, другой упирался в металлический косяк. Катя отступила — слова никак не ложились на язык:

— Здра-вствуйте… — пробормотала невнятно.

— Привет, — пробасил гигант без акцента и улыбнулся. Пауза затянулась. Мужчина прищурился, в чёрных глазах заискрилась сталь. Катя смутилась окончательно:

— Извините… — Вот нелепость, голос подвел — откашлялась: — А Варгр дома?

Оборотень распахнул дверь шире:

— Прошу!

По коже не мурашки, а стадо слонов носилось от пронизывающего взгляда. Убежать?! Ноги не слушались… Точно под гипнозом вошла. Сжалась в комок, даже дышать забыла — в груди разрасталось беспокойство.

— Мне вас на руках внести, или сами пройдёте? — громыхнул мужчина над ухом, и последовал хлопок закрывающейся двери. Катя вздрогнула. Будто ошпаренная, влетела в большой зал — следом пронёсся басовитый смех: — Будьте, как дома…

Оборотень издевался?! Негодование забурлило… но гостиную, быстро всё же рассмотрела. Рядом с лестницей на второй этаж дверь — скорее всего, кабинет. Над камином огромный портрет рыжеволосой сероглазой женщины. Возле тёмно-серого крупного, впрочем, как и многое из обстановки, дивана и двух кресел к нему, журнальный столик. Посреди ваза со свежими цветами. Семь штук. Крупные, жёлтые — декоративные подсолнухи. Единственное яркое пятно во всей обстановке, будто солнышко. Напротив — встроенный в стену большой плоский экран с кинотеатром. Под ним пара стоек с фильмотекой. По светлым обоям расползлось охровое пятно, окруженное фейерверком таких же брызг. Явно не задумка дизайнера… Темпераментная семейка и скрытная — пара окон затенёны жалюзи. Вход на кухню, а рядом ещё дверь. Комната или очередной кабинет. Планировка — очуметь!

— Кх… кх… — жар оборотня опалил кожу на расстоянии, по телу прошла дрожь. — Катя оглянулась и испуганно отступила. Мужчина не сводил глаз: — У вас куртка мокрая, — криво ухмыльнулся. До боли знакомая усмешка… Как же с Варгром похожи. Одно лицо! Наглая физиономия, самомнение явно передаётся генами. Оборотень шагнул навстречу: — Вам бы её снять…

Катя шарахнулась:

— Спасибо, — уперлась в диван. На горле словно стягивался ошейник. Паника заставляла осматриваться, искать пути отступления. Глупость, конечно, ведь не убежать — зверь быстрее. Поспешила оправдаться: — Всё отлично…

— Дело ваше. Тогда, может, выпьёте чего? — тон, не терпящий возражений, подкрепленный кивком на диван, вынудил подчиниться. На подкашивающихся ногах присела:

— Пить не хочу, спасибо…

Подсолнухи, словно во мраке играющий огонек пламени, нет-нет да и приковывали взгляд. С одной стороны, подступали страхи — в темноте могут напасть, но с другой, натыкаясь на свет — смотришь точно под гипнозом, не в силах отвернуться. Притягивает, манит, интригует…

— Я — Драгор, — мужской голос с легкой издевкой вырвал из оцепенения. — Отец Варгра, — оборотень устроился напротив, взгромоздил руки на подлокотники — кресло возмущенно заскрипело. Бъёрн старший вновь хмыкнул: — А ты, должно быть, Катья!

— Да, — ошарашено промямлила. Откуда знает, как зовут? Что известно ещё? Вот же дура! Чёрт толкнул в логово чудовищ. Молчание настолько давило, что на ум пришёл только идиотский вопрос: — Так Варгр дома?

— Нет, — криво усмехнулся оборотень, хотя больше походило на оскал хищника.

Вот те «на»! Простота ответа обескуражила, Катя зажималась сильнее. Неспроста не по себе. Семейство Бъёрнов наглое, беспринципное, самовлюбленное…

— Зачем впустили?

— Хотел познакомиться.

Вот же гад! Папаша и сынок — одного поля ягода… Невозмутимости не занимать. От злости и ужаса внутри закипало — подалась вперёд:

— Не подскажете, почему ощущаю себя Красной Шапочкой?

— Потому что в доме с волком? — угольные глаза вновь плотоядно блеснули, вокруг них заиграли «смешинки».

Да он потешается!

— Верно, — тряслась, как осиновый лист. Удивительно, пугали: не близость оборотня, не бесцеремонное общение, не страх быть убитой или пойманной, а осознание — Драгор непонятно с чего заинтересован и не выпустит, пока не утолит жажду знаний. Сам же хитер и… Впрочем, каков задала вопрос, таков получила ответ — палец в рот не клади. — Вы бы могли так не смотреть? Мурашки по коже… — умолкла. Драгор откинул голову и расхохотался:

— Ты невероятно красивая. Теперь знаю, почему сын потерял сон.

Катя опешила. Вот те раз! Однозначно, беспардонность — очередная семейная черта Бъёрнов. От смущения замялась:

— О-о-о, — к щекам прилила кровь. — Вы что-то перепутали. Бессонница из-за другой…

— Ещё и скромная! — продолжал смеяться оборотень. — Восхитительное сочетание. Дорогуша, ты уж поверь. Варгр с Лилит… знакомы с детства. Ему трудно, чувства смешались, но сын мечется из-за тебя. Нол красивая и сильная женщина, но предназначена другому, — цепкие глаза не мигая изучали. Драгор нахмурился: — Надеюсь, сын найдёт силы и не задавит новое чувство…

Катя не сдержалась:

— Какое? — от возмущения перехватывало дыхание. Ничего себе поворот! Такого не ожидала. Незнакомый… человек и такой разговор?! Умолкнуть бы, но с языка сорвалось: — Варгр сказал: хотеть не любить. У меня память хорошая…

Раскатистый хохот вновь разнесся по залу:

— Так и сказал?

Чёрт?! Как посмела «выдать» подобное? Без прикрас и стесывания углов — о корректности даже не позаботилась. Стыдобище! Позорище… Никто не угрожал, «тисками» слова не вытягивал — сама болтала. И кому? Отцу… Варгра! Копаться в сердечных делах чужака с другим?! Абсурд. Точнее, маразм в том, что папаша, понравившегося мужчины, с удивительной лёгкостью обсуждаёт личную жизнь сына. У оборотней способности по вытягиванию информации без пыток? Скорее всего, так и есть! Психологическая атака, промывка мозгов без прямого воздействия, гипноз… Иного объяснения нет. Одному нарассказывала, второму тоже… Провалиться сквозь землю мало — попасть бы в другое измерение, а ещё воспоминаний лишиться. Очередная неисполнимая мечта. Катя заёрзала. Ненормальный! Чего Бъёрн старший опять глазами буравил? Неужели не поверил? Решил, что придумала? Конечно?! Сынок — святой, на «такое» не способен, а вот девица… проходимка. Какое к ней доверие? Заявилась, хотя никто не звал, и клевещёт…

Не на ту напали! Вскинула голову, кивнула.

— Дорогуша, — неожиданно смягчился Драгор, и тоном отца, разъясняющего простую истину, добавил: — Немного терпения — и любовь Варгра будет твоя вся без остатка. Это больше, чем у человека, как минимум вдвое. У оборотней так заведено. Но до встречи единственной приходится тешить либидо. Каждый развлекается, как может, а точнее хочет. Самое простое — драки и секс. Так что, партнерш — много, любовь — одна. Если уж найдем — не отпустим!

Мало сказать: не в своей тарелке. Намного хуже и неудобнее, чем при разговоре с никсой. С чего такие откровения?! С чего взял, что нужна любовь его сына? Да и вообще интересно подобное выслушивать? Пытается оправдать выходки Варгра? Очередная нелепость. Взрослые мужчины — один покрывает другого. Детский сад, ей богу…

Если так, тогда почему по телу растекается жар? Сладость во рту, дымка в голове… Приятно помечтать о вечной любви? Сказочка-грёза о собственной уникальности понравилась? Единственная, неповторимая… приглянувшаяся красавцу-оборотню… Глупая надежда затрепыхалась, и заставила сердце радостно томиться. К тому же незаметно подкралась тишина: душевная, светлая, спокойная… та, в которой не напрягает молчание. Бъёрн старший с задумчивым видом не сводил взгляда.

— Боюсь, — искала более или менее приемлемый ответ, — времени в обрез. Зато теперь знаю, в кого Варгр простой и прямолинейный. В вас! Убиваете откровенностью.

— Это у нас семейное. Так значит, ты — кошка?

С ума сойти. Ещё и режет по больному.

— Ну вот, — натянуто улыбнулась, — с темы на тему перескакиваете, как и он… — мотнула головой — Драгор всё ещё «сверлит» глазами. — Полукошка… Что-то в этом роде.

Грудь сжимало, будтотисками. Мучило удушье. Жар уже непросто согревал — испепелял. Негнетущая обстановка вмиг обратилась в давящую, неудобную, тягомотную. Драгор плавал в дымке. Зал, искажаясь, сузился. Катя глубоко вдохнула:

— Не против я куртку сниму? Душно…

— Да, конечно! — встревожился Бъёрн старший. — Может, принести чего-нибудь?

— Воды, если можно.

Отец Варгра «исчез». Катя вцепилась в шиворот, нащупывая молнию — руки не слушались. Перед глазами суетливо прыгали звёзды. По затылку словно шибанули палкой — взрыв боли едва не лишил сознания. Схватилась за голову, зажмурилась, изо всех сил удерживаясь от провала в небытие.

— Дорогуша, — приглушенный мужской голос вернул из мира глухих. Лился протяжно, будто издалека: — Что с тобой? — Катя посмотрела сквозь пелену соленой влаги. Драгор взволнован: — Пей, — протянул стакан. — Давай, — нетерпеливо сунул в пальцы и подтолкнул. Судорожно глотнула. Прохладная жидкость смочила пересохшее горло. Оборотень гаркнул: — Не смей пугать! — постучал по спине. — Это что за припадки?

Катя шикнула:

— Хватит, спасибо, — увернулась от нового хлопка — ладонь как кувалда. Утёрла слёзы: — Случается…

— Чем-то болеешь? — состорожничал Бъёрн старший, всё ещё держась рядом.

— Можно и так сказать, — поставила бокал на стол и вскинула голову. Смотрел пытливо с ожиданием.

Боже! Опять объяснять? Нет. Такого не пережить…Что придумать? Мысли хаотично метались и, не успевая оформиться в приемлемое оправдание, растворялись как лопнувшие мыльные пузыри. В голове образовалась пустота… Катя вновь поморщилась: жди моря вопросов. Хотя вариант всё же есть — молчать партизаном. Вот только от оборотней так просто не избавиться, а их метод выуживания информации, куда более действенный, чем у смертных дознавателей. Секретный, потому что — неизвестно какой. Чёрт! Ничего кроме правды на языке не крутится: — Чутьё сработало…

Снова повисла тишина: настороженная, задумчивая, непроницаемая.

— Интуиция? — смакуя, протянул Драгор. На смуглом лице застыло недоумение.

Ясное дело, ведь смахивает на бред сумасшедшего, но другого на ум не шло. Долго подбирала название происходящему. Ощущения, мигрени, позывы, ломота… Пыталась сообразить, просчитать: как, зачем, почему… Но в итоге, что бы это ни было, сводилось к одному — преследования, неприятности, драки, кровь, смерть… Как ни крути, всё же, шестое чувство, спасающее от ламий! Особенное, очень ценное, весьма чуткое, непревзойденное… упёртое, назойливое, мучительное — все муки ада и рая в одном «флаконе». Приходиться жить с тем, что есть — уж кому, какое досталось… В инете копалась, ничего подобного не нашла, но если бы все было как у других мира сего, не была бы Катей Выходцевой — существом неопределенной расы, близким человеку и кошке. Чуть замешкавшись, нехотя кивнула:

— Болезненная дрянь, но не смертельная. Хотя порой кажется, что лучше бы и так.

— Она чего-то хотела? — поинтересовался Драгор всё ещё с толикой неверия во взгляде. Отступил на шаг, но в неспешности зверя больше собранности и потаенной мощи, чем в показной скорости иных тварей. Секунда — и метнется быстрее ветра, сомнёт, будто каменная лавина, порвет как бумажный лист. Жар накатил с новой силой.

— Не поняла, — призналась и распахнула куртку. Оборотень замер. Уставился, рассматривая явно не лицо, густые чёрные брови сошлись на переносице, губы сжались в полосу, желваки заходили вверх вниз.

— Вы чего? — Катя непроизвольно прикрыла грудь. Под ладонями растекалось тепло. Кулон, презент ведьмы, нагрелся и пек. Что это?! Покосилась… От него красное свечение. Как томограф просветил насквозь — участок тела с кулак прозрачен: рёбра, кровеносные сосуды, пульсирующий сгусток. Никогда прежде такого не случалось…

— Интересная вещица, — нарушил порядок мыслей задумчивый голос Драгора. — Можно посмотреть?

Катя схватилась за кулон, будто за соломинку. В голове перестук: «Довериться, довериться… довериться…» Шумно выдохнула, аккуратно сняла и протянула. Камушек на кончике угасал. Бъёрн старший прищурился — крутил уже потухший кусок металла. Изучая, водил пальцем, словно читал древние письмена.

Катя затаилась:

— Вы знаете, что написано? — Отец Варгра отстраненно покачал головой.

Протяжно выдохнула. Дура, конечно, нет. Откуда Драгору-то известно?! Сердце гулко отстукивало ритм. Даже мысли не закралось о вранье — не лгал! Столько лет искала расшифровку — тщетно. Отдаленно напоминало шумерский, но всё же это не он. Чёрт! Сколько бы ни копалась в энциклопедиях, так и не смогла перевести. Собственная наглость и смелость поразили: — Бъёрн, расскажите о ламиях?

Драгор не удосужил и взглядом. С непроницаемым лицом рассматривал кулон ещё несколько долгих минут, храня гробовое молчание. Вернул, и всё так же, не нарушая тишины, исчез в комнате возле лестницы. Замечательный ответ, исчерпывающий… а главное — безапелляционный! Катя покрутила ведьминский презент, в которыйраз ломая голову над его предназначением — камень вновь засветился, постепенно наращивая яркость, металл нагревался. Бестолковая вещица, хоть и оказалась «фонарем-батареей». Хм… может, это секрет кулона? Тогда, что и где он должен осветить, согреть? От вопросов, загадок можно чокнуться. Порывалась надеть, но передумала — лучше во внутренний карман спрятать, чтобы глаз не мозолил. Неприятное зрелище — видеть собственные органы. К тому же, вроде, не соприкасаясь с телом, не разгорается — побрякушка не более. Убрала в потайник, застегнула молнию. Так и есть. Камень усмирился.

Совпадение, конечно, удивительное, но боль в голове стихла. Катя стянула куртку. Ещё раз присмотрелась — все отлично, «томограф» выключен. Аккуратно положила рядом и откинулась на спинку дивана — в кабинете скрипнуло, открываясь, звякнуло, забулькало. Драгор появился с двумя полными бокалами, в них покачивалась коричневая жидкость.

Протянул:

— Тебе.

— Я за рулем…

— Хочешь услышать историю?

— Да… — отозвалась, помедлив.

— Моё условие — пей, — отрезал Драгор. — Не доверяю воде, как бы свята не была. Алкоголь развяжет язык и сатане.

— Убийственная логика, — нехотя забрала бокал — аромат виски коснулся носа: — Только сегодня зарекалась: алкоголя больше ни-ни, — резко выдохнула и залпом осушила. Едкая жидкость опалила горло. Будоража кровь, теплом растекалась по телу. Горячительная волна пробежалась по венам, в голове повисла расслабляющая лёгкость. Катя скривилась: — Какая гадость?!

— Дорогуша, — изумился Драгор, — ты меня пугаешь и восхищаешь. Хватило бы и пары глотков, ты вон какая худая…

— Я не худая — нормальная, — фыркнула. Перед глазами расплывалось удивленное лицо отца Варгра. Натощак и старые дрожжи — виски пошли мягко. Вмиг ударили дурманом, приятной эйфорией: — Это вы — переросток-мутант.

— Вот и страх прошёл, — хмыкнул Бъёрн старший. — Говорю же: алкоголь делает многие вещи проще. — Сел в кресло и, осушив бокал, поставил на стол: — Зачем тебе ламии?

— Мне? — ужаснулась Катя. — Боже упаси! Им нужна я. Чтобы понять, для чего, собираю о них информацию везде, где бываю.

— Много путешествуешь?

На секунду замялась:

— Если моё гонение ламиями по свету, убивающими всех, с кем общаюсь, можно назвать путешествием… то — да. Но с удовольствием бы отсиделась на одном месте, если бы знала, что бояться нечего. Не получается… — выдохнула сожалея: — Твари быстро находят.

— Ну, хоть мысль-то есть?

— Моя способность воскрешать… — предположила несмело.

— Варгр говорил…

Вот так номер?! Катя не скрывала удивления:

— И много обо мне говорил?

— Нет, но ты ему приглянулась, а это для меня много значит.

Лёгкость от выпитого затуманила разум, услышанное переваривалось с трудом. Значит, наглец успел обсудить с отцом. Слова не соединялись в осмысленное предложение, веки отяжёлели, язык заплетался:

— Неважно… всё равно… уезжать.

— Что тебе известно о кровососах? — вернул к реальности грубоватый вопрос.

Катя сосредоточилась и выпалила как заученный текст:

— Безжалостные, озлобленные твари, пьющие кровь. Умирают просто — кол в сердце, святая вода на тело, голова с плеч… Правда, если сможешь поймать, — пьяно хохотнула и цокнула: — За ними не бегала — только удирала. Гады быстрые, ловкие. Солнышко не любят — выжигает глаза. Хотя и к этому приспособились. Могут в мозгах телеп… ати… чески поковыряться, подчинить кого-нибудь. М-м-м… — Спирт действовал неумолимо — расползаешься, будто кваша, размазанная по спинке дивана. Внимание рассеивалось. Мысли вновь сталкивались и рассыпались на слова, трудно собираемые обратно: — Мне всё равно. Не поддаюсь их «штукам», но лицезрела, что происходит с людьми. Есть главная — королева Ламия и, как поняла, только она может обратить. Её кровь с каким-то вирусом. Пожалуй, это самое достоверное, из того, что знаю. Остальное — байки из инета…

— Понятно. Отстреливаться не пробовала?

Встретив ожидающий взгляд Драгора, пожала плечами:

— Нет… А смысл? Видела, как ламия не напрягаясь уворачивался от пуль. Пару раз, конечно, зацепило, но раны на глазах затянулись. Чуть позже мелькнула идея деревянные использовать, серебряные или как в фильмах что-то наподобие капсулированных. Но где их взять? Делать не умею. В магазине не продаются, и даже не закажешь — сразу в поле зрение спецслужб попадешь. А умельцев ещё поискать. Да и нарваться на полицию не хотелось бы. Времени постоянно в обрез — на «отдышаться», как правило, не больше двух, трёх дней… Удираю всегда налегке… — затаилась. Почему задал вопрос? Искал подвоха или хотел ткнуть в недалёкость? Не то чтобы не хотелось оружие иметь, даже наоборот, очень бы пригодилось, вот только не с подачи оборотней. Как-то не по себе. Семь лет бегать, отмахиваться на «авось», а, наткнувшись на беспардонных наглецов, получить от них подачку — чудо-пистолет. Ведь сущность Бъёрнов не позволит от щедрот своих отдать за «так». Обязательно бартер с шутками, приправленными фривольными замечаниями… Со смехуечками, подколами. Хотя, за ствол для убийства ламий можно стерпеть что угодно, точнее, почти… Чёрт! От стыда сгореть, если у оборотней окажется подобное оружие. Смалодушничала:

— Оно у вас есть?

— Нет! — криво ухмыльнулся Бъёрн старший: — У нас другое, куда более действенное…

— Конечно, — нервно хихикнула: — Клыки!

Драгор вторил басовитым смехом, вызывая волны мурашек. Подхватил бокалы и вновь исчез в кабинете. Раздался знакомый скрип, стеклянный перезвон, бульканье. Вернулся и, сев, прокатил бокал к Кате. Скольжение, как ногтями по стеклу. Новая порция не радовала:

— Бъёрн… вы меня хотите напоить? Я сегодня уехать собиралась, — посмотрела на Драгора и решительно отодвинула: — Мне хватит!

— Куда спешить? — поиграл отец Варгра с виски. Описал пару едва заметных кругов бокалом — небольшой тёмный водоворот прогулялся на грани выплюхнуться через край, и усмирился. Жидкость неспешно покачивалась. Бъёрн старший бросил жёсткий взгляд исподлобья: — Сама сказала: не прочь отсидеться. Ламии здесь не тронут. Варгр защитит.

— Э… нет, — тряхнула головой. — Он уже умирал, спасая меня. Больше не смогу оживить, простите.

— Так это правда? — изумился Драгор. — Ты можешь ещё и оживлять?

Опять ляпнула?! Катя поморщилась:

— Точнее, отдавая одну из своих, — тщательно подбирала слова, чтобы не посыпались новые вопросы. — Некогда девяти… — собирала фразу в лаконичное и емкое предложение, но удавалось с трудом. Опьяненное сознание плохо справлялось. Получалось сложно-понятное умничество: закрученное, едва ли усвояемое даже по трезвости. Как ни крути — придётся долго, много и нудно размусоливать. Перевела дух: — К убиенному или погибшему возвращается его прежняя душа. Я, так можно сказать, заставляю «улетевшую», вернуться в тело обманным путем — делясь частичкой «своей». Запускаю жизнь, сердце…

— То есть, — едко подытожил Бъёрн старший: — был бы труп — ты его оживишь?

— Хм… — умолкла. Интересный вопрос. О таком не думала. — Не знаю, что ответить, — всплеснула руками: — Варгр единственный, кого вернула с того света. Думаю, у всего… даже самого качественного товара или услуги есть срок хранения, службы, условия предоставления, правила использования, ограничения, побочный эффект…

— Это ты сейчас о чём? — большие глаза Драгора едва не вылезали из орбит.

Чёрт! Опять перемудрила…

— Пыталась сказать, — вновь ломала голову, как упростить ответ, — что понятия не имею, какой давности трупы могу оживлять и есть ли трупы под запретом. Какие последствия ожидают «счастливчиков». Изменится ли их мышление, жизненные позиции, менталитет. Передастся ли им хоть часть моих способностей… В общем, ваш сын первый. Дальше экспериментировать некогда, да и ради любопытства тратить жизни, по меньшей мере, глупо и нерационально. Самой бы протянуть подольше, а не раздаваться налево, направо, — протянула сожалеющее: — И так улетают быстрее, чем успевают закончиться. Они не такие, как у простых смертных и, уже тем более, невечные… — прочитав очередное непонимание во взгляде Драгора, попыталась разжевать: — Отдавая одну, вычеркиваю из своего срока жизни пятнадцать лет.

— Я простой… Нет, не так! — мотнул головой Бъёрн старший: — Очень простой человек. Брр… Оборотень! Сложные объяснения и математические расчёты не по мне. Что-нибудь попроще…

— Проще не бывает! — отмахнулась и осеклась. Папаша Варгра в явном замешательстве. На лице бурная работа мозга. Сомнение, задумчивость, серьёзность — пьяный угар. Видимо, не только в компании принимал. Как минимум, пока разливал — дегустировал. Умереть — не встать… Оборотень — алкоголик?! А так сразу и не скажешь, очень презентабельного вида мужчина. Хотя… генетика. Проще не бывает: напился — обратился зверем, а когда вернулся в человеческую личину — трезв как стеклышко! Почему бы и не злоупотреблять?

— Одна твоя жизнь — пятнадцать человеческих лет? — состорожничал Драгор, нахмурившись.

Ура! Понял! Вот так да?! Кого-то дурман тормозит с мыслительным процессом, а кого-то нет. Виски стимулирует разум оборотня? Повезло… Кивнула — Бъёрнстарший протянул словно ожидал продолжения:

— И…

Боже! Как сложно. Варгру объясняла, теперь его отцу:

— Для меня — да! Какой срок у воскресшего — понятия не имею. Присматривайте за сыном и узнаете.

— Замечательно, — расплылся в широченной улыбке Драгор. — Устроить реалити-шоу? Заснять и выложить в YouTube… Многомиллионный просмотр, всемирная слава нам обеспечены! — гоготнул пьяно.

Он ещё и юморист?! Не отец, а мечта… Точно в сказку попала. Катя поморщилась:

— Ага! После, либо получите «Оскар» за лучшие короткометражки — инет-проект. Либо нобелевскую премию за раскрытие тайны «иного мира»… Либо психушку с исследовательской лабораторией, в качестве награды. Вот только ваша семейка не в роли ученых, а качестве подопытных кроликов…

— Ха-ха-ха, — разразился новым зарядом смеха Драгор. — Не волнуйся, себе всю славу не загребем. О тебе не забудем. Обязательно расскажем миру о чудосуществе, с непонятными способностями и, хрен его разберёт, с какими-то жизнями! Не со зла — чтобы долго не скучать. А то ведь, десять минут разговора с тобой, и я так сильно прикипел сердцем, как к родной дочери. — Катя поперхнулась — Бъёрн старший, как ни в чём не бывало, поливал сарказмом: — Расстаться или потерять связь — смерти подобно. Вдалеке, одиночестве… Знаешь ли, близость обозленной, язвительной натуры, с комплексами недочеловека, пусть даже закрытой в соседней палате, согрела бы отцовскую душу.

Нет, это что-то! Хамству, грубости нет предела. Главное, с таким спокойствием, рассудительностью, что аж, вопреки здравому смыслу, ладони зачесались, и когти с чуть слышным скрипом впились в дорогую кожаную обивку дивана.

— Вы так милы, — процедила сквозь зубы, усмиряя негодование: — Любезны. Растрогали признанием. Сейчас расплачусь от умиления.

— Не стоит, — небрежно бросил Драгор, слово отмахнулся от назойливой мухи. — Как узнала о способностях?

Боже?! Очень сложно с этим зверем! Непредсказуемый до омерзения. То помоями обольет, то с темы спрыгнет, то отшучивается, то пугает серьёзностью, то расслабляет простотой, то ставит в тупик, то сталкивает в пропасть, то сама обходительность и участие. Будь он неладен! Драгор — невозможен! Вытерпеть такое напряжение никомуне под силу. Разговор на грани скандала, драки… Постоянно на взводе, будто из ледяной проруби скачешь в пекло и обратно — в поиске спасения. Получается: мечешься из крайности в крайность — не находя вызволения, всё время на адреналиновой диете.

— Что-то на практике испытала, что-то ведьма поведала…

— Какая ведьма? — прищурился Драгор.

— Старушка с колючим взглядом, едким словом и мерзким характером…

— Твоя родственница, что ли? — гоготнул Бъёрн старший.

Катя глубоко втянула воздух, поджала губы. Вот же гад!

— Всё больше общаясь с вами, — отчеканила, — думаю, ваша!

— Может быть, — развел руками отец Варга. — Жаль не слышал о родне в ведьминском кругу. Такая бы старушка — на вес золота. Интересно, — задумался Драгор, изучая подозрительным взглядом, — с чего бы ведьма незнакомке такоеоткрыла?

Под развёрткой глаз Бъёрна старшего неуютно. Словно раскладывал на части не только сказанное, но и сокрытые мысли — с лёгкостью отделял: где правда, где ложь. Поспешила оправдаться:

— Понятия не имею. Как всегда, чутьё виновато. Загнало в лес… А там ведьма…

— Странно, — протянул Драгор, смотря будто в никуда.

— Она, скорее, окончательно запутала, чем помогла, — выискивала правильное объяснение. — После общения с ней, долгие годы блуждала по просторам всемирной паутины. Кропотливо разбиралась с известными человечеству истинами о сверхъестественном — читала между строк. Из потока мусорной информация как яркие картинки выплывали сноски, отрывки. Интуиция обрывочно подсказывала, что верно, а что — хлам. Немного, по крупинкам, но удалось выяснить… достаточно важные мелочи.

— Удивительная избирательность, не находишь? — ерничал Бъёрнстарший, присосавшись к бокалу: — Почему же чутьё не помогло с информацией о Ламии?

— Если бы знала, у вас не сидела, — пробубнила под нос.

— После смерти ты… — отец Варгра вновь уставился в ожидании. Катя насупилась. Чего хочет услышать? Что за вопрос? Додумать можно уйму всякого… Драгор подытожил: — Перерождаешься?

Как же сложно даётся правда. От признаний скулы сводит, от ухмылки папаши Варгра так и хочется зарыться, куда подальше. Сканирование чёрных глаз оборотня мощнее телепатического копания ламий в мозгах. Что хуже — совесть проснулась и колет. С чего бы? Вроде алкоголь должен притуплять чувства…

— Нет, — отозвалась после минутной паузы. — Воскресаю в этом же теле, только подлатанном…

— То есть? — не унимался Бъёрнстарший, вновь глотнув из бокала.

— Восстанавливаются жизненно важные органы, а мелкие царапины, раны, хоть и затягиваются, но шрамы остаются.

Драгор присвистнул:

— С твоей-то везучестью и прямолинейностью, осмелюсь предположить: осталось не больше половины жизней, а тело изувечено шрамами.

Катя открыла рот для возмущения. Жар прилип к щекам. Чего возомнил? Как посмел?!..

Ведь прав…

Бъёрн старший вновь расхохотался. Катя прикусила губу. Гад! Сынок ему под стать. Блин! Как вышло, что рассказала массу потаенного, а истории о Ламии так и не услышала? Оборотень, куда хитрее, смекалистей, чем может показаться с первого взгляда.

— Я поведала предостаточно, теперь ваш черёд! — кивнула: — Язык развяжется или клещи доставать пора?

Отец Варгра замер — улыбка расползлась белоснежной дугой:

— Ты меня поражаешь. Дерзкая, наглая…

— Я жду! — отрезала Катя.

— Потрясающе, — Драгор отхлебнул виски, посерьезнел. — Это честно. Ты не увиливала…

Глава 22

— Ламия — ведьма-некромантка, — заговорил, чуть помедлив, — чья красота очаровывала мужчин. Ей приписывали связь не только со смертными. Ходили слухи о ею покаранных нечестивых — тех, от кого черпала колдовскую силу. По легендам, заманивала к себе в жилище — храм древних богов, глубоко в пещёру Карпатских гор и жестоко расправлялась с теми, кого соблазнила. Якобы купалась в человеческой крови, выполняла ритуалы с жертвоприношениями, дающими молодость. Вырезала из груди и поедала ещё горячее, бьющееся сердце — такова расплата за ночь с ней! Несмотря на это, находилось множество желающих испытать себя, ведь помимо незабываемого удовольствия обещала тому, кто сможет её покорить, вечную жизнь. И такой нашёлся… Не из народа — нечто более страшное и могущественное. Кхорн. Он оказался хуже неё. Зверь во плоти! Вот тогда потекли багровые реки. Он не дожидался очередного самоубийцу, желающего обрести вечную жизнь — спускался в город и выбирал себе жертву. Сначала — без разбору, но вскоре переключился на детей и молодых девушек. Говорят, что в то время, летящий с гор женский смех, прорезающий тёмную ночь, наполнял ужасом сердца и души горожан. Холодил кровь, порой доводя до сумасшествия. Какой нормальный выдержит подобное? Хотя, пожалуй, как и в наше время. Только мы знаем о себе. Простым смертным такие знания не к чему! Хаос и страх приведут к войнам — их и без нас хватает с головой. В общем, когда город утонул в крови, жители близлежащих селений сплотились против них. Нашли жилище и, ворвавшись в одну из пещёр. Первым расправились с Кхорном — он измывался над очередной жертвой. Чудовище убило десятерых, прежде чем его закололи кольями. Толпа ринулась на поиски Ламии — она как сквозь землю провалилась. Напугал женский крик гнева и боли — заметались, разбегаясь, кто куда. Растерянность и страх сделали своё дело — псевдомстители пропадали один за другим, будто тая в воздухе. Слышались душераздирающие крики, им вторило змеиное шипение. Пещёра, как лабиринт кентавра, запутывала, уводя всё глубже — никто не знал куда идти. Блуждали по витиеватым коридорам из зала в зал несколько дней, но не находили ни выхода, ни ведьму. Когда оставшаяся горстка вошла в очередную пещёру, едва не падали от изнеможения. Ярко освещённое помещение с каменными алтарями. На одном лежало растерзанное тело девушки. На втором останки Кхорна — куски плоти, выпотрошенные кишки. Что она колдовала одному богу известно, а точнее дьяволу. Ламия восседала на каменном троне. Глаза горели безумием, изо рта бежали кровавые дорожки, окропляя платье алыми пятнами. Подрагивающие свечи бросали блики на серебряный кубок в руках королевы. Она выпила зелье, которое создавала долгие столетия. «Эликсир молодости и вечной жизни». Так гласила надпись на манускрипте. Свиток нашли в книге рядом с Кхорном — единственная переведенная на понятный язык строчка. Сейчас могу сказать с уверенность, что им повезло: ведьма не успела найти последний элемент. Тот самый, отвечающий за бессмертие. Но зато воспользовалась заклинанием, позволяющим одну душу переселить в другое тело.

Катя поёжилась:

— Какое? — неприятное чувство засело в груди и неспешно расползаясь, приносило смятение.

— Если б знал, дорогуша, ламий бы не существовало. В общем, она выкрикнула проклятие и грохнулась замертво — скатилась по лестнице к ногам людей. Кожа побледнела, губы заалели, дыхания не прослушивалось, сердце не билось. «Умерла!» — посчитали все… Мстители допустили ошибку, и не уничтожили тело. Оставили там же, решив, что жизнь его покинула. Кое-как нашли путь из пещёры. Заложили проход камнями. С тех пор смерти не прекратились. Загадочные исчезновения захлёстнули с новой силой. Жители продолжали умирать, а потом их живыми видели то тут, то там. Ламия творила зло всему миру! Она — гедонистически самолюбивое существо, любящее блеск и богатство. Если проще — озлобленная, одинокая женщина, мечтающая отомстить. Достигала целей, плетя интриги в верхушках власти — не останавливалась ни перед чем. Чуть ли не городами обращала в себе подобных… Но быстро поумнела — утихомирилась. Точнее ослабла, потому что её кровь тоже лимитирована. Нужно время восстановиться, набраться сил. Вскоре королева почистила ряды, оставив самых способных, выносливых — ведь большее количество обращенных оказались жадными до крови «пустышками», без выдающихся способностей и умений. Плодить прожорливую серость — накладно и хлопотно. К тому же, держать в повиновении армию необучаемых отморозков очень сложно. Так и норовят вырваться из-под крыла. Поэтому с массовыми пополнениями рядов ламий завязала. Хотя, мы так до конца и не поняли её маршрута передвижений по жизни, логику при обращениях, убийствах. — Драгор махнул рукой, виски угрожающе болтнулось: — Хорошо, что приспешники не так сильны как ведьма. Хотя… — задумался на секунду, — последнее время именно они и появляются у нас. Видимо, Ламия опять затеяла расовый эксперимент… Или нашла альтернативный способ расширить могущество — увеличить поголовье тварей, пусть и слабеньких. Чёрнорабочие всегда нужны. Кто-то же должен выполнять грязную работу?! Они не пугают, но, однозначно, напрягают. Хотелось бы верить, что королева не готовиться к масштабному действию. Мы ведь не воюем, как таковые — держимся обособленно. — Драгор вновь отхлебнул: — Правда, она всё же убивает наших лазутчиков, а мы — её, если осмеливаются приблизиться. Не подпускаем к себе, — повисло молчание. Долгое, глубокое, интригующее. — Знать бы, что у королевы на уме, — наконец, нарушил тишину оборотень, — и чье тело с душой Кхорна бродит по свету… Мне понравилась твоя теория об оживлении других, — кивнул, в глазах заблестела сталь. — Интересная трактовка, необычная мысль. Что если сущность Кхорна заточена в ком-то и нужен ключ, чтобы взломать удерживающие замки? — огорошил, сверля инквизиторским взглядом. — Гадко прозвучит, но может это ты? — на лице ожидание — ни намека на шутку. — Одна из твоих жизней с душой монстра? — рыкнул обвинительно-уличающе.

Катя опешила на миг.

— Не знаю! — от ужаса сковало по рукам и ногам. По телу прокатилась ледяная волна страха. Чудовищнее придумать невозможно. — Тогда уж лучше сдохнуть, чем жить…

— Перестань, — тоном любящего отца, неожиданно ласково отрезал Драгор. — Мы все для чего-то живем. Добро, зло — баланс. И тебе найдем применение.

Вот так приободрил! От хладнокровной рассудительности мурашки высыпали по коже. Брр… Как можно с таким спокойствием разглагольствовать на глобальные, жизненно важные для всего человечества темы? Нужно всё тщательно обдумать, но не сейчас. Главное прозвучало: книга… ключ… Те самые? Скорее всего. Боже! Как бы узнать подробности? Вот только, покажи интерес сильнее, Драгор раскусит… как Светка. Чёрт! Столько всего навалилось. Поспешность в решениях недопустима. Выждать, поразмыслить.

— Это пугает и настораживает, — отлепилась от спинки дивана. — Не хотелось бы примениться во вред людям. Долгие годы скрываться от ламий, избегать общения, чтобы невинных не подвергать опасности, и в итоге оказаться на стороне королевы… Не самая подходящая развязка для семилетнего противоборства — моё эго это не примет.

Лицо Драгора словно непроницаемая маска, в голосе металл:

— Ламия могущественна, как никто. Может, не худший вариант? Сдайся ей — и, возможно, откроется правда. Пусть не такая, как ожидала, но, по крайней мере, продолжать бегать в неведение больше не придётся!

Катя обомлела:

— Это шутка? — еле выдавила. — А если она мной апокалипсис учудит?!

Драгор вновь расхохотался:

— Его давно предвещают! Мир ждёт, затаив дыхание, даже сильнее, чем нового Христа. Зачем заставлять человечество мучиться? Гляди на это с другого ракурса — станешь долгожданным пророчеством!

— Да вы с ума сошли! — вскочила, сжимая кулаки.

— Сядь! — гаркнул Бъёрн старший, посерьезнев. Оцепенев, плюхнулась обратно — Драгор криво ухмыльнулся: — Глупая девчонка! Даже если Ламия заполучит тебя, вряд ли осуществит задуманное.

— Почему? — шепнула, найдя силы.

— Ей нужна книга!

— Та самая? — уточнила робко.

— Да! По всему свету блуждаёт ламийское отродье в поисках древнего фолианта, который вынесли из пещёры горе-мстители. Точно одно, если найдут — наступит конец человечеству… Королева уничтожит мир или, точнее, жизнь. Хотя тоже не верно. Ламия не так глупа, уничтожать не будет — зачем избавляться от того, что кормит? Но господствовать…

Слова Драгора звучали глухо, будто пролетали через толстое стекло. Их смысл и без того ясен. Катя сосредоточилась на скачущих мыслях. Хроники! Так и есть… Бъёрн специально упоминает — пытается подловить, или ненарочно? По нёму не определить, догадался ли. Увести разговор в другое русло:

— Откуда знаете, — ляпнула первое, что пришло на ум, — если всё время сидите в уютном доме на краю земли?

Бъёрн старший отпил из бокала и поморщился:

— Легенды собирались, информация наращивалась как снежный ком. Что-то Мареши рассказали. Ламия везде: правительство, бизнес, наука, религия. Нам известно о генетических мутациях. Кровососы проводят опыты не только на себе подобных — на моих собратьях тоже… Страшное дело. Даже не могу представить, кого пытаются создать, но это точно твари.

От ужаса бросило в жар. Контрастным дождём побежали ледяные мурашки.

Этого ещё не хватало?! Монстры создают монстров. Армагеддон наступает, а как же жизнь? Мир во всем мире? Кто-нибудь, спасите?!

В голове нарастал гул, тело пробивал озноб. Что делать? Блин! Пора перестать таиться — не дающий покоя вопрос сорвался:

— А что с книгой? — затаила дыхание, боясь спугнуть призрачную надежду.

Драгор хлёстнул удовлетворенным взглядом, от прищура стало не по себе. Кольнуло в груди, сердце сжалось, краска бросилась к щекам. Смуглое лицо смягчилось:

— Пропала, — равнодушно констатировал, прервав затянувшуюся паузу.

Душа будто рухнула в омут. Дыра затягивала, вновь навалилась безысходность. Чаяние раскололось на кусочки — мысли понеслись со скоростью света:

— Пропала, — вторила эхом. Чёрт! Опять искать. Как же так? Драгор приблизил к заветной цели и так же внезапно отдалил. Невыносимо тяжело, скверно. Руки опустились. Снова двигаться в неизвестном направлении?! Хотя… всего лишь продолжать безотрадный, нескончаемый путь. Зря расслабилась! Вот что значит, засиделась в тепле, мнимой безопасности. Кренсберг не хочется покидать. Не то чтобы здесь понравилось, и местные славились гостеприимством, но почему-то впервые настолько больно щемило от тоски, разочарования. — Пропала…

— Интересуешься этой книгой?

Разоблачение не испугало — нахлынула знакомая апатия, покачивая на волнах опьянения.

— Да.

— Для чего?

— Поиск придаёт смысл жизни, — прошептала как в прострации. Даже полегчало, будто скинула многофунтовый груз; избавилась от пут, сковывающих тело, не позволяющих двигаться дальше. — Я тоже надеюсь найти ответы.

Да Пошло всё! Нет Хроник, и чёрт с ними! Нить снова оборвана, куда ехать ни малейшего понятия, чутьё молчит, словно впало в оцепенение. Что если в Ростов, найти ведьму? Она — единственная зацепка… Где справедливость? Мчишься сломя голову, понукаемая преследователями. Перерываешь хранилища, библиотеки. Взламываешь частные коллекции богатеев; всё время по лезвию бритвы, на грани жизни и смерти, а прогресса нет. Не сдвинулась ни на йоту. Даже оборотни, сидя на одном месте, столько узнали?! «Информация собиралась снежным комом… что-то Мареши рассказали…» Стоп! Это кто? Алкоголь, конечно, замедляет реакцию и мыслительный процесс, но ощущать собственную тугодумность очень неприятно. Катя уставилась на Драгора, с ухмылкой смакующего виски. Глаза поддёрнуты поволокой дурмана, на лице идиотская отрешенность от суеты мира сего.

— Бъёрн, — мнимую хмель оборотня, будто рукой сняло — поймала вмиг ставший осмысленным взгляд: прямой, строгий, ожидающий. Набралась храбрости и выдохнула: — Кто такие Мареши?

Отец Варгра вновь прищурился. Несколько минут пристально изучал, проигрывая виски — болтая остатки. В глоток осушил и со стуком поставил на стол:

— Семья ламий из соседнего города. Ласгерна.

Шок испарился — Катя опять вскочила.

— Сядь, кому говорят! — командным тоном распорядился Драгор. От рыка чуть душа не выпрыгнула. Сердце ёкнуло и принялось в ужасе отбивать вихревую скорость. То, взмывая чуть ли не до горла, то ухая словно в пропасть — до гудения в голове и застывания крови в жилах… Катя как стояла, так села, не в силах даже моргнуть. Бъёрн старший оскалился: — Такая молодая и уже нервная. Перерождение на психику не распространяется? — злобствовал с ехидной ухмылкой. От обиды и негодования задрожали губы, в глазах защипало. Оборотень не унимался: — Досадное упущение природы. Ничего! Что она не досмотрела, продумали существа, населяющие планету. Если нервишки шалят — лечиться нужно. У меня есть отличный специалист. Обязательно познакомлю. Останешься — мы тебя вмиг очеловечим… В нашем городе ты под защитой, — неожиданно смягчился. Взгляд потеплел, улыбка подобрела. Удивительно, но сердце оттаяло так быстро, как растворился бы снег, брось его на раскалённую сковороду. Ненависть к оборотню испарилась, будто и не было. Драгор, с присущей только ему чуткостью — грубой нежностью и неуклюжей лаской гориллы, пояснил: — Не советую одной появляться в Ласгерне. Ты — цель королевы. К тому уже, Мареши не одни — много разных отверженных. Маахисы, цверги, ниссе, никсы и прочая нечисть, нежить. В город стекаются те, кто якобы хочет мира с людьми. Ни за кого из них не ручаюсь.

Мысли никак не собирались. В висках гулко пульсировало, руки тряслись. Неистовое биение в груди не замедлялось:

— Как давно они… — охрипло выдавила. В голове собственный голос заглушал шёпот интуиции, шуршащий, словно плохая частота радиоволны: «Пора уходить!»

— Давно, — будто насмехаясь, повторил Бъёрн старший. Закинул нога на ногу: — Ещё прадед наткнулся на дерущихся между собой ламий. Каждый из Марешей оказался сильнее других кровососов. Правда, один всё же погиб. Не помню имени… Стаслов, что ли… Но противники превосходили количеством. В битву вступили оборотни. Пока расправлялись с отродьем, четверо атаковали деда. Его спас Ваик — глава семейства ламий. Противников, конечно, уничтожили, но причину драки до сих пор не узнали — Мареши так и не рассказали. С тех пор им разрешено жить в Ласгерне. Чуть позже в город начали стекаться другие. Вначале мы воспротивились, но они… В общем, он расцвел. Ваик контролирует каждого прибывшего. Они иные. Людей не обижают… даже пару раз спасали. Преступность по всей стране резко уменьшилась. Им же нужно на кого-то охотиться?! — хохотнул Драгор. Катя вжалась в спинку дивана, по телу пробежал холодок. Очень смешно, аж до слёз и трясучки. От ужаса словно парализовало. Бъёрн старший оборвал гогот — посерьезнел: — Помимо этого охотятся на диких животных. Единственное, приходится отслеживать поголовье, чтобы не истребили всех. Для этого есть Красная книга, Гринпис и прочие инстанции. Ещё у Ваика лаборатория. Причём есть как легальная — при поддержке государства, так и подпольная — в особняке. О частной он рассказал, но не выдал истинной цели исследования. Выяснить не удалось, к ним пробраться незамеченными — невозможно. Лаборатория же Ласгерна занимается исследованиями в области ДНК. Сейчас это прибыльно, важно, популярно. Ко всему прочему, поступление донорской крови — непрекращающимся потоком… Чем не золотая жила?! — выдержал многозначительную паузу с хмурым лицом, но смеющимися глазами. — Мареши достойны уважение, уже хотя бы потому, что нашли выход не убивать добропорядочных граждан. Скажем так, мы с ними не враждуем. По крайней мере, пока кто-то не перейдёт черту допустимого.

— Какова чёрта? — пробормотала непослушными губами.

— Неприкосновенность людей и оборотней. Обязательный учет новоприбывших…

В голове сумятица. Мысли путались. Вопросов мириад, но не одного цельного на языке. Нужно забиться в угол и всё обдумать! В тишине, покое. От расстройства скручивало внутренности. Тело в полном оцепенении. Как же так? Наткнуться на существ сильнее упырей и узнать, что остаются в стороне — не воюют. На глаза наворачивались слёзы — всхлипнула:

— Я подумала, что встретила тех, кто поможет победить ламий!

— Надеюсь, не собираешься реветь? — рявкнул Драгор. Соленая вода, так и не прорвав плотину, застыла. Катя мотнула головой — хищная улыбка растянулась по лицу Бъёрна старшего: — Вот и отлично! А то грешным делом подумал, что решила плакать. Терпеть не могу женские слёзы. Победить кровососов? — ухмыльнулся: — Ты хоть знаешь, сколько их?! Города… Чтобы отважиться на битву против такой армии, одного «хочу» маловато…

Оборотень только что намекнул — им не до войн с упырями, тем более без существенных причин. Обидно, досадно… засиделась — пора и честь знать! Натянула куртку, поёжилась. Опустошение прокатилось вверх-вниз, тело подало признаки жизни. Руки, ноги покалывало, будто после онемения. Сердце предательски отстукивало волнительный ритм. Голова кружилась, дыхание перехватывало.

— Уверена, в книге сказано, как это сделать, — прозвучало как оправдание.

— Жаль не нашла, — равнодушно бросил Бъёрн старший и улыбнулся: — Для тебя лучший вариант остаться у нас. — Притянул бокал с виски — некогда порцию Кати — и, между прочим, поинтересовался: — Ты не против?

— Нет! Кажется и вам бы пора притормозить. Когда Варгр узнает, что я была у вас… Мы болтали… И вы напились… Он меня точно убьёт! Это желание в его глазах читается безошибочно, — истерично хихикнула. Странно! Больно уж градус «виски» в голову ударил, дымка ещё висит, перед глазами слегка расплывается. Хотя, с утра кусок в горло не лез, а на старые дрожжи обычно алкоголь мощно бьет. Нужно трезветь! Чем быстрее, тем лучше. Пора на воздух! Встала: — Чего-то меня потряхивает. Наверное, всё же пойду… Спасибо, за предложение, но, остаться не могу — своя дорога. Узнала много интересного. Есть пища для размышлений. Приятно было познакомиться… Хотя, нет! — мотнула головой. — Врать не буду! Знакомство с вами — не самое радостное событие в моей жизни… — стыдливо умолкла. Драгор, отпив добрую полову, хохотнул:

— Я тоже проникся к тебе теплотой симпатией.

— Это не шутка! — прошипела Катя и вновь заткнулась. В очередной раз позволила непростительную наглость. Смущение притупилось опьянением — чёртов алкоголь! Бъёрн старший не разозлился, его веселила такая манера общения. Выпалила: — Чтобы мы друг о друге не думали, передайте Варгру: спасибо, байк как новый. Сколько должна — не знаю, но когда-нибудь верну должок.

— Непременно! — криво ухмыльнулся Драгор, отсалютировав бокалом. Катя на секунду замерла. Неспроста так спокойно отпускает. Улыбочка наглая, самодовольная. Бъёрн старший, будто знает больше других. Есть подвох, как ни крути! Точно… Пора сматываться. Пошла к выходу, затылком ощущая насмешливый взгляд. На пороге застыла, едва не теряя сознание от страха. Раздался металлический щелчок открываемого замка… Огляделась, ища укрытия. Бред! Дом оборотня. Ни убежать, ни спрятаться! Время словно остановилось. Биение сердца отсчитывало удары вместо часов: тук-тук — раз, тук-тук — два, тук-тук — три… Дверь распахнулась — проём загородил Варгр.

Глава 23

Катя испуганно затаилась, боясь даже выдохнуть. Радости от встречи на хмуром лице не читалось — Бъёрн младший испепелял злобным взглядом. Очень неприятно, когда так смотрят. С ног до головы обдало жаром, к щекам хлынула кровь. Ну и вид у оборотня!..

Капли со смоляных волос орошали полуобнажённое мускулистое тело — дышал жадно и глубоко, словно после долгой пробежки. Скатывались узкими дорожками — падали, оставляя на тёмном ламинате прозрачные кляксы. Прищур дьявольских глаз пылал огнём. Крылья ноздрей расширялись. Скулы натянули смуглую кожу. Огромные, как вёсла ручищи, с тугими переплетениями мышц, будто вылеплены искусным скульптором — бугры перекатывались от напряжения. Кулаки сжаты. С середины правой руки красовалась чёрная татуировка. Языками пламени тянулась вверх. Заползала на плечо, словно вытесанное из камня. Обласкивала вздымающуюся широченную грудь и, сужаясь к ключице, заканчивалась на мощной шее. Завораживающая картина… давно хотела рассмотреть, а ещё спросить: «Почему оборачиваясь, тату не пропадаёт, как все остальные шрамы? Ведь ни царапинки… Пожалуй, как и ни намека на щетину…»

Взгляд машинально скользил по мужской фигуре лишённой «растительности». Против воли задержался на спортивном прессе из треугольников… От собственного бесстыдства горели уши. Картинки из воспоминаний, сна и видений не шли ни в какое сравнение с реальностью. Не то чтобы телесная кучерявость у противоположного пола особенно волновала, — раньше даже не задумывалась над таким, — но признаться стоит: безволосость не умаляла брутальности оборотня. Красив… чертовски. Хорошо, шорты не забыл надеть — джинсовые бермуды чуть выше колена. А обувь… Кому она нужна?! Реже носишь — дольше служит… Практичный…

Чушь, конечно! Он что полуголым носится по городу? Очень мило, а главное неброско. Никто и не заметит странности. Подумаешь, эка невидаль?! Дождь, ветер, местные по домам сидят, а кто на улицу всё же показался — в куртках или пальто… и почти нагой мужик бегает. Ничего из ряда вон выходящего — всякое бывает. Может, опаздывает? Случилось что… Пожар… Просто закаляется…

Молчание затянулось, рот не открывался, слова застряли комом.

Варгр не удосужил приветом — с грохотом захлопнул дверь и, заставив вновь паниковать, стремительно прошёл мимо. Опалил не утихшей ненавистью — гневным взглядом — и скрылся за дверью рядом с кухней. Катя шумно втянула воздух, подавляя накатывающую истерику. Один, два, три, четыре, пять… Психологи советуют: «Чтобы успокоиться — считайте». Ни разу не помогло, но методично практиковалась — авось когда-нибудь получится… Что б их, умных специалистов?! Пусть сами балуются подобными играми! Ни черта не выходит. Закипая всё сильнее, обернулась к Драгору.

— Так неожиданно… — лживо дивился, не скрывая улыбки. — Дождались!

— Вы — гнусный человек, Бъёрн, — прошипела негодуя.

— Спасибо, дорогуша, — он разразился смехом. — Только я — оборотень. Больше помощь не нужна, — деланно сокрушался, разведя руками. — Так что иди, сама благодари.

Подлец всё спланировал! Как удалось, одному богу известно. Возможно, знал, что сынок явиться ближе к вечеру. Забалтывал, напаивал — время тянул. Злость бушевала, возмущение — словами не передать, если только на русском и то — матерном. В такие минуты особенно жалеешь о языковом барьере и скудности неродной речи. Эх, богат русский… Наглая физиономия Бъёрна старшего цветет, так и просится в когти. Останавливает пару мелочей. Первая, Драгор сильнее — сомнёт мизинцем и даже не заметит сопротивления. Этого ущемлённое эго не переживёт. Вторая, если допустить, что всё же удастся лицо расцарапать, то удовлетворение будет недолгим — несколько секунд, и раны затянутся… Нет в жизни справедливости!..

— Не думаю, — нашлась, с трудом усмиряя пыл. — Что-то подсказывает: Варгр, мягко говоря, недоволен.

— М-да… — покачал головой Бъёрн старший. — Ты вообще не знаешь мужчин, — по-отцовски с доброй улыбкой понукал, и тотчас рявкнул привычной манерой: — Иди!

Катя вздрогнула от неожиданности. Чудовище! Грубое, самонадеянное, как и сынок. Вот что значит: яблоко от яблони… Семейка неандертальцев?!

Возмущенно фыркнула и отвернулась. Взгляд приковала загадочная дверь в не менее таинственную комнату — святая святых Варгра. Она пугала и манила, как Алису кроличья нора. Катя замялась. Готова ли так же, как героиня романа, нырнуть в незнакомый мир? Поддаться искушёнию… Что ожидаёт по ту сторону? «Страна чудес»? Жестокая правда — у оборотня милая жена и свора чудных детей? Варгр — потомок Синей бороды? Реалия жизни — прогонит, а перед этим отчитает за пьянство с его отцом и нагрубит за явку без приглашения? Ни одно, ни второе, ни третье, ни четвёртое нежелательно — ужалит по гордости. Нерешительность подкреплялась стыдом, а он порождал страх. Как пересилить — встретиться лицом к лицу с Варгром и не уронить чести в его глазах?

Чего думать-то?!.. Градус выше — и смелость города брала. Катя в несколько шагов оказалась рядом с Драгором, перехватила у самых его губ порядком опустевший бокал:

— Моя порция! — Осушив, вернула — небрежно всунула в мощную ладонь Бъёрна старшего. Он даже не шелохнулся — так и смотрел с открытым ртом. Наморщила нос: — Всё же виски — дрянь. Водка круче!

В горле пекло, растекались горячие потоки. Глубоко вдохнула, чтобы спирт проник глубже, и опьянение наступило быстрее. В животе разрасталось тепло. Голова закружилась — дымка лёгкости сгущалась, накатывало чувство нереальности. Так-то лучше, неуверенность отступала:

— Вот теперь готова попрощаться.

На ватных ногах, словно при качке, ступила в маленький тёмный коридор. Тусклый свет пробивался из-за приоткрытой двери в конце. О, Чёрт! Точно как в сказке… только там небольшая нора: пугающая и одновременно дух захватывающая, а вот притягивала также. Ещё пирожков и прочей дребедени не хватало. Хотя… допинг приняла, очередь за малым — шагнуть в неизвестность…

Прикусила губу. Заглянуть? Получится, что подсматривает. А что?! Как Варгр в мотеле… Пошло всё! В узком проёме мелькнула обнажённая громадина. Варгр ковырялся в комоде у самого выхода, даже и бровью не повёл. Катя отшатнулась в темноту. Оборотень до омерзения красив. Идеальный образ накаченного мужского тела, усеянного прозрачными каплями, будет долго преследовать. Смой Бъёрна младшего цунами, накрой тоннами сели, плени вечный лёд… Плевать что! Схорони подальше от глаз любой природный катаклизм или вмешайся иные силы, — властительные мира сего, — всё равно больше не будет ни покоя, ни сна. Варгр завладел всеми мыслями. Даже о спасении собственной шкуры не думается — только о нём.

Уйти! Зачем раздражать назойливостью? Видно же: игнорирует. Хотел бы общения — искал бы встречи. Сердце трепыхалось будто пойманная птица.

Варгр потерял интерес?.. Быстро, однако ж… Дураку ясно: навязчивой девице кроме отвращения ожидать нечего и, уже тем более, надеяться на симпатию. Пока осталась хоть чуточка гордости, лучше сбежать.

Нет!.. Точно прикованная к этому месту… Ноги не слушались. В груди кольнуло — как же неприятно, когда отвергали. Ладно, плевать! Увидеться и попрощаться… для очищения совести. Чтобы глубокой ночью, в полном одиночестве, вдали от места, где оставила кусочек души, в часы тоски и слёзного томления, было о чём вспомнить. Убеждать себя, твёрдить: «Сделала всё, что могла!»

Вот так «да»… В который раз спотыкалась на мысли… очень правильной, логичной: странно, когда «это» приобрело важность?» Маразм. Поступиться своими интересами и целями из-за незнакомого мужчины. Рисковать жизнью без необходимости. Да и вообще, с чего бы совесть так долго не дремала?! Всё время начеку, словно мучилась бессонницей. Как что — сразу режет по больному. Всплывают трепетные моменты, обжигающие улыбки, наглые взгляды…

Чувства обострились до предела. Запахи сводили с ума. Осязание настолько возросло, что даже прикосновений не надо: под пальцамиощущалась гладкость смуглой жаркой кожи, до боли и замирания души знакомой; на губах соленоватый привкус… Слух улавливал движения в комнате, а воображение… Вот главное истязание! Будто нарочно рисовало образы, от которых истлевала со стыда и изнывала от возбуждения. Они переплетались с другими: томительными, страстными, от которых учащало бой пылкое сердце, бурлила кровь. Точно из забытого, но счастливого прошлого, нагнавшего в мучительном и сомнительном настоящем, толкающего в до смерти пугающее неизвестное будущее. Наказание… За что? Света говорила: воспоминания хранятся в каждом сосуде… заблокированы во избежание… Что если: прорывая мрак времен; снося преграды страхов и демонов, они пытаются подсказать нечто важное — жизненно необходимое… во спасение… Толкнуть на решающее, подкинув крохотную зацепку «во имя» или «вопреки» счастья, рока…

Заболела… Кренсберг действовал как пилюля правды. Бегай, не бегай — природа рано или поздно возобладаёт над разумом, ведь для чего-то создала большую часть тварей по паре. Судьба… Повороты, удары, превратности… от них не ускользнуть, а чтобы хоть немного изменить — рви жилы, ломай кости, теряй дорогих, погрязни в крови…

Что ж… чему быть, того не миновать! Катя постучала, затаив дыхание — ответило молчание. Пару секунд на обдумывание — и вновь дала знать, что ждёт приглашения. Тишина неприятно щекотала нервы…

Катя шумно выдохнула. Ах так?! Проём расширялся, под омерзительный металлический скрип. Варгр уже между заправленной кремовым покрывалом кроватью неслыханных размеров и открытым балконом — выходом на террасу. Лёгкая занавеска покачивалась в такт порывам ветра: донельзя свежего, аж по коже высыпал мороз. Дверь в гардеробную отворена — видны ряды полок с обувью, вешалки с одеждой, а соседняя заперта. Можно не гадать — душевая, туалет. Бъёрн младший возле кресла благородного орехового цвета, с высокой спинкой и массивными подлокотниками. По-прежнему невозмутимо щеголял голым торсом, завязывая шнурок на удлиненных чёрных шортах, с множеством карманов, молний.

— Тебе чего? — грубая интонация голоса ошарашила, всколыхнув в душе волну отчаяния. Катя остановилась посредине комнаты:

— Спасибо за байк, — отозвалась заплетающимся языком. Замялась на секунду: — Почему ушёл, не дождавшись оплаты?

Умолкла — Варгр резанул печальным взглядом, полным разочарования. Взял со спинки кресла полотенце и, промокнув волосы, швырнул на комод. Смоляная шевелюра растрепалась влажными локонами, придав многострадальному образу Варгра сексуальной небрежности. Уму непостижимо… Даже в скорби оборотень прекрасен. Сел на угол кровати, надел сандалии, ожидающие под ней — на полу:

— Срочные дела…

— Мог бы администратору записку оставить, — не выдержала тягости, шагнула ближе, — или на словах передать…

— Если не озвучил, значит, так надо! — холодный ответ Варгра вновь приковал к месту. Накатила паника — Катя переступила с ноги на ногу. Неудобно-то как?! Куда деться, ни малейшего понятия. Переборола желание убежать и устроилась рядом с Варгром. Жар выбил из колеи, но отодвинуться — ни сил, ни желания. Подрагивая от волнения, собиралась с мыслями — чертовски трудно, если учесть близость, от которой сносит крышу. Впитывала как губка, запоминала, что могла. Аромат, тепло, шум дыхания, колыхание воздуха, наэлектролизованность потоков, напряжение тела…

— Что-то случилось? — собственный голос словно чужой: всего на миг нарушил тишину — и снова повисло удручающее безмолвие. С чего взяла, что расскажет? Кто такая? Видно же: не рад гостье. Сердце разрывалось от боли. Под ногами, точно зыбучие пески — затягивало в омут душевных терзаний. Ни одной разумной идеи или вопроса. От расстройства подступили слёзы. Что происходит с напыщенным индюком? Самоуверенность, наглость, хамство из него и кувалдой не выколотить. По крайней мере, так казалось раньше… А сейчас… Мечтать, что переживает из-за отъезда малознакомой Кати — не так глупа. Даже попытка чокнутого папаши доказать симпатию сына не убедила. Чары Нойли так просто не развеять… О! Катя поморщилась. Неужели опять альва?!..

— Это связано с Нол? — предположила несмело и затаилась. Если «да», тогда лучше бежать, пока окончательно себя не потеряла. Смуглое лицо оставалось непроницаемым. Катя подтолкнула Варгра плечом в бок: — Ну же, не пугай. — Бъёрн младший будто остолбенел — перестал дышать. Губы поджались в узкую недовольную полосу, скулы натянули кожу, послышался скрежет зубов. Оборотень взбешён?! Сейчас кинется и растерзает, срывая злость. По спине скатилась предательская капля пота.

Пусть убьёт! Лишь бы заговорил… Мотнула головой:

— Можешь съязвить, гадость сказать, — перевела дух. — Даже… — облизнула пересохшие губы и стыдливо выдавила: — на пошлость согласна. Только не молчи, — голос едва не сорвался на молитву: — Если это из-за…

— Я не говорил, — оборвал грубовато Варгр, — соседний город, Ласгерн, кишит нечистью. Среди тварей семейство Мареш…

— Твой отец уже просветил…

Бъёрн младший бросил подозрительный взгляд:

— Что ещё рассказал?

— Немного, — призналась нехотя. — Мареши — ламии. Кратко об их городе, исследованиях, легенду о королеве… Я не поняла, почему ты этого не сделал? — поймала прицел глубоких глаз оборотня — в сумрачных зрачках разгоралось пламя, точно огонь, играющий в ночи. Гипнотизировало, заставляя следить за невероятным танцем янтарно-красных языков, а погружая в омут влечения, признать — эго жаждёт властительного плена от этого мужчины… Если бы не так — была бы уже за сотни миль от Норвегии…

Катя мучительно вглядывалась — считывала: о чём молчит Варгр, какую скрывает тайну? Ничего… Бъёрн младший — закрытая книга под семью печатями. Но даже если удастся их сломать, приоткрыть завесу — с непереводимыми иероглифами. Первый и, вероятно, единственный мужчина — загадка, не поддающийся пониманию. Рассматривала точёный профиль — дерзкий подбородок, жёсткий рот, прямой нос, массивные надбровные дуги… Непослушную прядь на крупном лбу. Еле удержалась, чтобы не убрать — зачесав назад, в милый смоляной беспорядок наверху. Нервничая — не зная, куда деть руки, — стиснула ладони:

— Я ведь призналась, что бегаю от охотников. О страхе, жизнях, смертях… Предлагал помощь, а вместо это… Намерено скрыл? — догадка сорвалась, родив массу двояких чувств: надежду, удивление, недоумение, трепетное ожидание…

— Неважно, — отмахнулся как резанул Варгр — окатило морозной свежестью, будто в комнату ворвался порыв ледяного воздуха, охладив разыгравшийся пыл. — Отец сказал, что Нол встречается с кровососом?

Катя замерла:

— Нет… — мысли разбежались как испуганные зайцы. — Думала вы…

— Между нами… — оборотень запнулся. Признание явно давалось нелегко. Вновь сухо отрезал: — Тоже неважно. Сейчас она играет в отношения с Дорианом Мареш. Уверен: мстит мне. Получается… Хочу, чтобы ты знала: ни жалости, ни сочувствия не ищу — заслужил, что есть и разберусь сам. Дело не в любви, привязанности… Есть чары альвы или нет — не суть. Нол не должна стать ламией. Я это не хочу! — отчеканил каждое слово. — Если такое произойдёт, мне будет плохо. В данный момент она в их доме, — Варгр глубоко вдохнул: — Каждый раз, когда туда едет, готовлюсь её встретить обращенной. Тебе трудно понять, но я, правда, в такие моменты схожу с ума.

Словно раскалённый металлический прут вонзили в сердце. Нойли… встречается с упырем; забавляется чувствами оборотня… Умело, расчётливо, продуманно. Вопиющая гнусность.

Стерва! Варгр ревнует. Беснуется. Переживает. Хотя…если виноват, как сознался — поделом… Чёрт! Это только женская солидарность, не более… За каждый проступок отвечать надо, но если альвиская дрянь ещё и обратиться… Ужас! Да на неё управы не будет?! Мата Харри воплоти!

Стоять! Как она станет ламией?

Катя уставилась на оборотня:

— Разве обращать могут всё? — еле совладала с голосом. — Я думала только королева…

— Её кровь, — будто нерадивого ученика ткнул в недалёкость Варгр. Катя прикусила губу. Вот же дура! От близости совсем мозг отключился. Бъёрн младший пояснил: — У семьи Мареш есть капсулы. Только не спрашивай, откуда?!

Намекает: «Отвали, и без тебя проблем навалом. Пристала с ерундой…» Как же не понять?! Весь на иголках. Пытка — ожидать того, по кому томится сердце. Варгр в неодолимой, пусть и навязанной тоске, балансирует на черте сумасшествия. Ему больно — разрывается на части, мечется в неведение, мучается, грёзя о возвращении Нойли. То, что она — альва — не порок, наоборот, доказывает: они с оборотнем подходят друг другу. Чудо-женщина для сверх-мужчины. Ему плевать что под воздействием чар. Смирился? Привык? Катя стиснула зубы, удерживая подступающую волну ревности. Обида клокотала в груди, на языке вертелись обидные, язвительные слова.

Идиотка в плену самообмана. Любому кретину ясно — не быть вместе. Нелепые галлюцинации, случившиеся в лесу во время поцелуя, обнадежили. Между ней и Варгром ничего — он живёт Нол. Убежать, а лучше расцарапать его физиономию от негодования. Руки нестерпимо зачесались, когти заострились, впиваясь в кожу.

Словно ужаленная вскочила, и направилась к выходу — уйти, пока не натворила глупостей. Шумно-неровный выдох оборотня остановил возле двери. В голове будто перещёлкнуло. Катя развернулась и в несколько шагов очутилась рядом — лицом к лицу, как и мечтала… Дух захватывало. Сердце на грани остановки, то замедляло удары, то пропускало… то выдавало с такой силой, что едва держалась в сознании. Варгр притягивал словно магнит. Жажда прикоснуться всё чётче стучала в мозгу. Запах лишал самообладания — вытеснял посторонние. Страхи отступали, оставляя примитивные инстинкты хищника. Плотские, дикие, постыдные. Мир крутился с бешеной скоростью, размывая пределы реальности. Внизу живота нестерпимо разгорался огонь, пульсировало — во что бы то ни стало ощутить жар этого мужчины, испытать ответные чувства и познать неуёмный пыл любовника. Губ, рук, тела… Заполнить необъяснимую пустоту, утонуть в объятиях, стать единым целым — поддаться страстям и желаниям. Бъёрн младший разбудил женское начало, хотя скорее, оживил. Ведь никого и никогда так не хотела. Безумно, до дрожи, трепетной неги, томительной истомы… Интересно, каково, когда Варгр обнимает? А целует… Он ласков? Нежен? Требователен? Груб?

Да что же это такое?! Сумасшествие наяву… Он всего лишь мужчина!

Катя изучала лицо, фиксируя каждую черточку. В глазах Варгра застыло ожидание, смешанное с ужасом и толикой неверия — пламя то вспыхивало, то угасало. Он как удав, пожирающий взглядом — смотрел будто молил о прикосновении. Неверной рукой убрала непослушный локон с высокого лба. Погрузила пальцы в чёрную копну, наслаждаясь долгожданным моментом. Волосы густые, жёсткие… Что же в оборотне, заставляющего тело болезненно изнывать? Настоящая физическая ломка. Словно раздробленные кости всё никак не срастались. Стараешься перетерпеть или свыкнуться, но, как назло, запинаешься, ударяешься… Разве это нормально? Такого не должно быть. Есть только одно объяснение — Варгр загипнотизировал. Ненавязчиво, легко, незаметно — дерзким поведением и брутальным нахрапом… Причём давно — как минимум века назад, в забытом, но неизменно счастливом прошлом.

Полу-прищур угольных глаз едва не лишил рассудка — взгляд интимно коснулся чувствительно набухших губ. Горло сдавило, в лёгких будто заглушка — вздохнуть невозможно. От нехватки воздуха вокруг поплыло. Ещё чуть-чуть, и рухнешь на пол. Плевать на всё — пусть спасёт или убьёт! Сжав пряди в кулаки, дёрнула голову оборотня назад, и впилась страждущим поцелуем. Бъёрн младший — сама неприступность. Застыл, словно каменная глыба. Неужели так противно? Распахнуть веки и увидеть отвращение в чёрных глазах — смерти подобно. Отчаяние переплелось с ужасом от поступка — назад пути нет! Уязвленное самолюбие рвалось наружу. Катя набралась смелости и решительно скользнула языком по сжатой полосе твёрдого рта… приоткрытым зубам… Неискушённо поиграла и проникла, встретившись с языком Варгра. Яркая вспышка ослепила. «Стальной» оборотень смягчился. Протяжный низкий стон окатил фейерверком чувств — Бъёрн младший сгрёб в объятия, выбив почву из-под ног. Они подкосились. Катя обмякла — отдалась в руки того, о ком мечтала. Новые ощущения нахлынули, вытеснив злость, обиду, сомнения, зудящие в голове и сердце. Тело откликнулось, признавая власть Варгра: прижалось, ища ласки, внимания. Умопомрачительный восторг на грани экстаза. Таешь будто масло…

Оборотень сминал, притягивая ближе — убийственным ответом вытесняя писк ускользающего разума:

— Остановись! Беги… Вот твоя истинная погибель…

Что натворила?!..

Катя выскользнула из желанного плена и отскочила, ища спасения. Дура! Зря показала слабость. Будет только хуже! Душа чуть не выпорхнула — рывок Варгра едва уловим — увернуться не успела. Тупую боль в спине усмирила хлёсткая волна сладкой истомы. Бъёрн младший метнулся следом. Впечатав в стену, приподнял за ягодицы и протиснулся между бёдер. Вскрик поглотили жадные, настойчивые губы, терзающие с новой силой: первобытной, требовательной, ненасытной. Рот саднило от грубого напора, перекрывшего доступ к кислороду. Варгр не давал и глотка воздуха — наполнял своим, дурманил смертельным поцелуем, стирающим хрупкие преграды сомнения.

По телу пробегали разряды, будоража последние спящие частички. Мир преломлялся, скукоживался, оставив только обезумевшего от похоти мужчину, бесцеремонно тискающего, изнывающую от страсти женщину. Бархатное рычание вновь окунуло в безбрежный океан чувств. Обхватив крепкий торс ногами, Катя подалась навстречу — вцепилась в мощные плечи, пьянея от жара оборотня. Боже! Радость от правды лишала здравомыслия. Варгр хочет… хочет не меньше… Вот только где манеры? Замашки неандертальские. Не скрывал возбуждения: усердно пыхтел — подрагивал от нетерпения, тщательно исследуя, не пропускал ни сантиметра тела. О галантности, как пить дать, не слышал — джентльмен из него никудышный… Сжимал так сильно, будто пробовал на прочность и болиустойчивость. От прошибающего молнией экстаза хотелось кричать, но Бъёрн младший затыкал — не выпускал изнасилованных губ ни на миг. Высасывал остатки слабеющей воли: покусывал, вынуждая стонать и извиваться, требуя большего. Блуждающие грубоватые руки доводили до исступления — лишь бы не отпускал, лишь бы не прекращал… Варгр непостижимым образом умудрялся зацепить самые осязаемые струнки, о которых и не подозревала. Натиск — обезоруживал. Как успел добраться до груди, одному богу известно. Вот что значит, умелец «утолять голодное либидо», профи в соблазнении, раздевании… Даже куртка не мешала — распахнул, футболку — задрал… кружево лифа — сдвинул… оголившуюся плоть, отчаянно жаждущую внимания, смял… Басовитый стон утопил в волне удовольствия: острого, полного, неподдельного.

Перед глазами искрился фейерверк. Реальность шла кругом, по нарастающей, с ускорением. Искажённый мир не выдерживал — полосы испещрили словно трещины стекло: с лёгким хрустом, треском… Коснись — разлетится мелким сколом. Желание дойти до конца вытесняло слабеющий разум, шепчущий всё тише:

— Беги…

Но как? Мучительная пытка равносильна самоистязанию — ведь останови ураган подхвативших эмоций и точно боли не избежать. «От падения — нет спасения!» Если не сейчас, то потом… А кому будет больнее — вот вопрос…

Испытываемое вновь сметалось напором лавины не то видений, не то воспоминаний. Перемешивалось. Отличить где правда, где мираж почти невозможно. Отголоски лёгкого дежавю путали сознание — уже шагнула в трясину страсти. Теряешь себя — находишься в добровольном рабстве.

Чуть слышное шелестение тонких подошв, томный смех, разлетаются эхом по большому залу с высокими потолками и стенами — гигантскими каменными плитами, изрисованными цветными значками, иероглифами как в храмах… От счастья задыхаешься. Бежишь по затенённым витиеватым коридорам, ловко сворачиваешь на поворотах — обольщаешь, заманиваешь преследователя… Он не пугает — ждешь, когда догонит. Предвкушаешь восторг пленения. Светлое одеяние в пол, перехваченное на талии золотистой цепочкой, развивается, сковывает движения. Непростительно высоко для своего положения в обществе приподнимаешь широкую юбку, дерзко оголяя ступни в кожаных сандалиях, с изящными кручеными веревками-ремешками, змейками обвившими стройные ноги до икр. Встретишь кого, позора не миновать. Это не останавливает, не одёргивает — продолжаешь игру. Глубокая радость сжимает грудь, переполняет. Ритм бегу задаёт сердце гулкой пульсацией. Очередной виток — сворачиваешь за угол. Бросаешь косой взгляд через плечо — никого, но по серым стенам мелькает удлиненная тень. Врываешься в очередную залу и на миг замираешь — прозрачные белоснежные ткани покачиваются, словно тончайшие ярусы свадебного шлейфа. Лавируешь между ними — толкаешь… полог, второй, третий… Оглядываешься… и натыкаешься на Варгра?! Или нет… В тунике цвета слоновой кости до бёдер, подпоясанной коричневым ремнём с серебряной бляшкой. Смоляные волосы крупными волнами, ниспадают на плечи. Лицо наискось прорезает давнейший шрам — затянулся, оставив на смуглой коже белесый рубец. Другой — рассекает край верхней губы. Это не Варгр!.. Душа ухает в пропасть. Увернуться не успеваешь. Гигант ловко смыкает кольцо рук. Поднимает на свой уровень и… ловя взгляд дьявольских глаз — усмиряешься, подчиняешься властному жесту покровителя. Омут с играющим пламенем затягивает в пучину, обволакивая жаром спокойствия. Хозяин припадаёт жадным поцелуем, отметая сомнения. Нет никого дороже и роднее, никого ближе… Муж…

Мысль настигла, прорвав заслон иступлённого похотью разума — как оглушающий хлопок в тишине. Муж?!..

Из подкорок сознания открылся резерв на сопротивление. Капля оставшихся сил — ущемлённое эго неокрепшего, как выразился Драгор, «недочеловека». Отталкиваясь от широких плеч, Катя прервала поцелуй и вмазала оборотню звонкую оплеуху. Кисть от шлепка горела точно в огне. Варгр — бронебойный мужлан! Остолбенел, одной ручищей всё ещё нагловато сжимая несчастную грудь, натисканную до боли; другой по-хозяйски удерживал измятые садистскими ласками ягодицы. Причём умудрившись невероятным образом пробраться под джинсы и гипюр трусиков. Даже не удосужился расстегнуть молнию, пуговицу, бессовестно проник под тонкую ткань. В округлившихся дьявольских глазах, полыхающих кровавыми языками, застыло непонимание. На щеке розовел отпечаток, с чёткими контурами пальцев. Будто не ударила, а в краску ладонь окунула и приложила к смуглой коже — штамп поставила… на память…

— Что ж, — тяжело дыша, обдумывала каждое слово. — Мне пора. Не хотела исчезнуть, не попрощавшись. Пощечина, чтобы воспоминания ярче были. А поцелуй — терзайся, представляя, как могло быть дальше.

Не давая опомниться, чиркнула по массивной груди. Когти словно лезвия, беспрепятственно проскользили, оставляя длинные красноватые порезы на пластинах мышц. Алые ручейки заструились по разгоряченной коже. Варгр коротко взвыл, ослабив хват — согнулся, точно это могло облегчить боль. Катя воспользовалась моментом — отпихнула и спрыгнула на пол. Грозный рык зверя предупредил: лучше сматывайся, пока не поздно! Не оглядываясь, выбежала из комнаты, на ходу приводя в божеский вид, одеяние с пурпурными кляксами — подтягивая джинсы, одёргивая футболку, застёгивая куртку. Выметнулась из тёмного коридора в тускло освещённый зал, смахивая с лица, выбившиеся из косы локоны. Мнимая тишина прорезалась хохотом Драгора — мерзкий тип, сидя в кресле, смаковал энную порцию виски:

— Меня не целовать, — с деланным испугом, выставил ладони вперёд. — Клянусь, вовек не забуду!

Катя, пробегая мимо, выплюнула негодование:

— Прощайте…

— Вот это женщина! — восторгался громко папаша Варгра — его смех всё ещё слышался на выходе. Катя выскочила из дому, хлопнула дверью — семейка неандертальцев…

Глава 24

В голове не умолкая, клокотало: «Муж… муж… муж…»

Катя на предельной скорости мчалась по главной дороге. Рычание мотора нарушало тишину осиротевших улиц. Дождь усиливался по мере приближения к выезду. В такую погоду сидят по домам. Это хорошо, значит, трасса пустует. Свернула за черту Кренсберга и поехала в знакомом направлении — на остров Кинг-Йорген. Отсидеться хоть день, обдумать дальнейшее. В тише, покое — без преследования оборотня и собственных нелепых выходок.

Взгляд приковала угрюмость неба. Аномальная перемена настораживала и ужасала. Приносила смятение в душу, студила кровь, заставляла сердце то сжиматься, то выдавать болезненный импульс. Жалкие потуги услышать совет чутья — тщетны. Присмирело, что удивительно в данной ситуации. Грядут крупные неприятности — понятно по реакции тела, а вот как избежать? На канале «интуиция» снова повисла гнетущая тишина. Что делать?! В ответ только звенящее безмолвие…

Это оборотень виноват! Задурил голову, подменил разумные мысли на… ничего не значащие и глупые. Из-за него ускользала реальность, притуплялось чувство опасности, а закономерность выхода из рабочего режима личного радио «Спаси, сохрани, наставь на путь истинный» просматривалась, не увидит только глухонемой тупица.

Платиново-кобальтовая тяжесть выси — зеркальное отражение мокрого асфальта — стягивалась из ниоткуда. Комковые тучи поспешно сгущались, будто их нагоняли, поджидавшие за пределами города, неведомые силы. Уловили неслышный сигнал — смыкались в замысловатую конструкцию грозового явления как части сложного механизма. Последний кусок… и небеса озвучили: сборка завершена! Громыхнуло — «облачная твёрдь» засверкала шокирующе огненным отливом. На миг густой ватообразный слой окрасился всевозможными оттенками красно-розового, а горизонт кроваво-оранжевым. Вновь привычная хмурость вечера стремительно менялась на сумрак ночи. Темнота окружала, облизывала унылость норвежского края со скоростью накатывающей волны. Подступала, скрывала, приводила к тождеству — да будет тьма на северной земле!

Холодок подхватил эстафету, прогнав по телу ледяной озноб и сжав на горле невидимые пальцы. Вернуться в мотель? Просить укрытия у оборотней? От страха парализовало, в висках будто затянула песню дрель. Сверло усиленно жужжало: «Варгр… муж… правда… смерть…»

Отчаянье «хлыстом» подгоняло страх. Притупляло сознание, отгоняло разумное. Катя прибавила газу — прорваться сквозь непогоду, а там до Кинг-Йорген рукой подать! Фары мотоцикла — единственное освещение в подкравшейся мгле. Перед глазами расплывалось как никогда. Очертания шоссе маячили размытым пятном: спирт не желал выветриваться: разгневанные небеса не скупясь, поливали, точно одаривали.

Главное — внимание. Дорога бурлила, по асфальту бежали дождевые реки. Байк заносило при каждом крутом повороте, колёса поднимали волны брызг. Катя удерживала газ. Не сбавлять скорости! Если потерять бдительность — Варгр догонит. Это пугало больше всего. Что будет дальше? Сама раздразнила… Драгор Бъёрн прав: алкоголь «развязывал язык» во всех смыслах. Адский напиток. Голова тяжёлая. Тело налилось свинцом. Куда в таком состоянии ехать? Протрезветь бы для начала… Натворила дел?!

Нет, теперь спасёт только побег.

Кренсберг. Снова всё бросить! Так лучше — мосты нужно сжигать.

Катя испуганно вскинула голову. Небо вновь содрогнулось, заискрилось кораллово-пурпурным. Выплюнуло ализариновую кривую и разящим копьем воткнуло недалеко от дороги, на миг окрасив кровавым, чёрную полосу леса. Гуща остроконечных великанов-сосен и приземистых кривых берёз — неприступна, безжизненна…

По коже пробежал холодок. Запах оборотня, настигающего с ужасающей прытью, смешался с трупным смрадом нескольких ламий. Двух, трёх… Катя изо всех сил всматривалась в темноту. Что-то происходит, но чутьё молчит. Почему?.. Варгр, что б его!..

Вглядывалась сквозь прозрачную стену дождя до рези в глазах. В сумраке леса мелькнула тень. Громадина с широкими крыльями выпорхнула на трассу, будто самонаводящаяся ракета. Катя вильнула в единственный узкий коридор шоссе — колёса, взвизгнув, пробуксовали — мотоцикл наклонился. Судорожно удержала руль и выровняла. Огромная летучая мышь, с хлопком крыльев юркнула следом — когтистые лапы чиркнули по плечу, защитному шлему. Оскалившийся, красноглазый монстр обогнал с невиданной скоростью, ловко развернулся и спланировал навстречу. Длинные клыки угрожающе сверкнули — щёлкнули, чуть не зацепив. Катя в последний миг крутанула в сторону и нажала газ. Подбросило вперёд, будто воткнулась в стену — от толчка едва не слетела с байка. Шлем заскрежетал, точно его сминали тиски, металл давил на голову. От боли звёздилось в глазах. Катя махом расстегнула ремень… Чудовище утянуло шлем. Волосы растрепались, пряди кидало в лицо, ливень словно насмехался — поливал как из ведра.

Накатила свобода, и вновь дёрнуло только теперь за плечи, отрывая от мотоцикла. Катя, что есть сил, вцепилась в руль, сжала ногами корпус байка — ламия поднимал рывками, оглушающе шлепая крыльями. Мотоцикл жалобно рычал, колёса бешено вращались, не ощущая твёрди.

Вот и конец… Бурное воображение издевалось — подкинуло красочных кадров: эпизоды кровавой расправы, а после — сдачи останков королеве Ламии, пролетели один за другим.

Силы иссякли, пальцы разжались… Несколько секунд монотонного гула дождя… и послышался металлический грохот. Очередная волна смрад ударила в нос — раздался новый хлопок у обочины. Катя обречённо разлепила глаза. Из темноты вылетело ещё одно чудовище. Метнулось тараном, будто собиралось если не вырвать жертву, то хотя бы отодрать кусок. Оскаленная пасть, блеснувшие когти — смертельное оружие исчадие ада избежать, которое, в данной ситуации, невозможно. По телу пробежал разряд ужаса, мышцы свело. Упырь перед самым носом взмыл и с жутким лязгом атаковал первого.

Удивление, недоумение улетучились в раз… Тряхнуло так, что аж зубы клацнули. Катя беспомощно зависла в пустоте. Свобода, щекочущая нервы и пугающая лёгкость на грани разрыва сердца, заставили его на затяжной миг остановиться… выдать неровный, весьма чувствительный стук… Так вот что значит, парить аки птаха?! Душа выпорхнула, желудок прилип к горлу, кишки стянулись в тугой узел. Размахивая руками, ногами, Катя стремительно падала под аккомпанемент смачно чавкающих упырей, с остервенением кромсающих друг друга. Тёмные пятна сталкивались и разлетались, чтобы вновь броситься навстречу. Картинка «воздушного побоища» ускользнула — неумолимо тянуло вниз. В голове настойчиво колотило дятлом: «Беды не избежать! Рожденный ползать, летать не может… Кошачьи сверхспособности не спасут!» Мозг расплющивало, тело изворачивалось, подыскивая менее болезненную позу для приземления.

Опять дежавю… Хотя авиакатастрофа не давала настолько масштабных ощущений полета. Но что объединяло оба случая — незабываемость пережитого и испытываемого! Сознание рассеивалось, асфальт приближался с космической скоростью. Смерть…

Надсадный звериный рык на долю секунды прорезал повисший звон — знакомый и пугающий не меньше, чем падение, в подробностях расписанное воображением. Мозг отдал команду телу, и еще до приземления умудрился свести его судорогой. Ожидаемый удар… смягчен. Мохнатый зверь не дал встретиться с дорогой — снес точно защитник в бейстболе, выбивающий квотербека до пасса. Трава не спасала — Катя захлебнулась болью, вспышка ослепила. Скрипели жилы, суставы, позвонки трещали — кости словно попали в камнедробилку, в мягкую землю вминало, будто утрамбовывала лом-машина. Жажда выживания дала силы на решающий толчок: попытаться избежать гибели можно только преобразовав энергию падения в энергию вращения. Природа об этом позаботилась, инстинкты самосохранения вновь проснулись. Человеческая сущность цеплялась за жизнь как могла, под стать ей кошачья… заставила, стиснув зубы, кувыркнуться. Новый разряд боли на миг унёс в небытие. Только звук обрывающихся мышц, точно гитарных струн — напомнили: о смерти ещё будешь молить! Нещадно переворачивало вверх тормашками — несло как с горы, пересчитывая выбоины, бугры неприветливого, грубого спуска — обочины дороги. Координация утёряна, тело — изувеченное месиво. Вопреки желанию вращало по инерции… Лоб, макушка, затылок, хребет, плечи, ноги… кувырок… колени, грудь, лицо… Так по кругу снова и снова. С завидной точностью, последовательностью ударялась, пока мощная пульсация крови в висках не перешла в нарастающий звон, он истончился до писка и вовсе — оборвался. «Перекати поле» замедлило вращение, но на последнем витке повстречался камень. Черепушка едва не треснула, дыхание вырвалось с клокотом, во рту мерзкая сладость. Катя обессилено распласталась, уткнувшись в мокрую траву «горящим» лицом.

Кхм…тонуть ещё не приходилось…

Звёзды плясали с угрожающим вращением, перед глазами проносился золотой фейерверк. Сквозь пропадающее сознание… послышался грубый норвежский:

— Dritt, — громыхнуло совсем рядом. Голос смягчился: — Dum…

Затянуло в утопию…

Глава 25

Нестерпимый жар как от костра мешал насладиться невесомостью. Тело сжали раскалённые хомуты, нарушая мнимый покой — ведь так хорошо зависла в «нигде». Мир без боли, страха, отчаянья, суеты, горя, нервных потрясений… С убаюкивающей мелодией, но заевшими словами: «Dum… Ανόητο… Stupid… Дура…» Тембр низкий, хрипловатый, обволакивающий бархатом — Варгра… Но языки, эмоциональность… Словно брошены в разных ситуациях и даже больше — веках… Темноту нарушали вспыхивающие искры, будто несмелые искры от огниво в неумелых руках.

Ламии! Они были рядом… схватили… удирать!

Пошевелиться не смогла, разлепила веки — от рези потекли слёзы. Утихал звон, просочились звуки: шелест листьев, хруст веток, шумное, неровное дыхание… Силясь рассмотреть, что же вырвало из нирваны до воспоминания о мутантах-упырях, шевельнулась и застонала. Пульсирующая боль стучала в висках, к горлу подкатила тошнота.

Холод проник отовсюду, сердце едва не остановилось — Катя провалилась и тотчас ощутила под собой твердь. Горячий воздушный поток обжёг кожу на лице: сменился на нежное прикосновение к щеке. Чуткое, трепетное… Немного потянуло за футболку — раздался треск… Чёрт! Ткань рвут… Отпустило. Катя нехотя открыла глаза и глубоко вдохнула. Грудь отозвалась ноющей болью.

Дождя нет. Сумрак отступил. На небе привычная серость. Рядом уже никого… Тишину нарушил лёгкий хруст, сопение, торопливы шаги. Кислород перекрыли, пространство сузилось — Варгр навис горой. Присел на корточки, склонился. На хмуром лице читалась тревога, в глазах пылал недобрый огонь. Катя вымучено зажмурилась — ледяное касание мокрого равноценно покалыванию иглами, после изъятия которых, наступает блаженство. О-о-о… на губах заиграла живительная влага. Катя приоткрыла онемевший рот — спасительная вода струйкой потекла внутрь… обласкала опухший язык, смочила пересохшее горло и… встала поперек… Катя зашлась кашлем. Бъёрн младший услужливо повернул набок, похлопал по спине… Заботлив точно медведь — внимание чуть не убило. Каждый жест — мучительная пытка садиста, знающего как сделать больнее. Стиснув зубы, замычала, не в силах отбиться от покровителя-изверга — лишь бы вновь не провалиться в темноту… Варгр уложил на спину. С упёртостью барана всё же заставил глотнуть ещё пару капель: не церемонясь, усмирил нелепую попытку увернуться — пригвоздил к земле; вынудил открыть рот — надавил на челюсть и выжал из тряпицы остатки. Катя опешила: злость, негодование, возмущение со скоростью лавины заменись стыдом, благодарностью. Недаром мудрецы веками рассуждали над полезностью простой воды. Может, в прямом смысле воскресить ей и неподвластно, но, однозначно, зародить надежду, придать сил — да. Бъёрн младший осторожно протирал горящее лицо, оставляя морозные следы-дорожки. Окончив, секунду «сверлил» дьявольским взглядом и ласково небрежно принялся ощупывать раскалывающуюся голову: лоб, виски, макушку… Придержав за саднящий подбородок, опять заворожил глубокими глязами… и продолжил осмотр. Плечи, руки, бёдра, стопы… Жгучая боль простреливала с ускорением — тело как по команде господина оживало. Мириады колючек рассыпались по коже, напряженные мышцы подёргивало, словно опытный мастер настраивал контрабас. Суставы скручивало, кости поскрипывали, потрескивали — Катя зашипела, поморщилась.

Жар вновь окутал, принося долгожданное успокоение — Варгр нёс словно пёрышко, нежно прижав к широкой груди. Нахлынули новые ощущения, одурманивающие голову, растворяющие в неге. Катя прильнула сильнее — мужчина, сводящий с ума. Плевать, пусть несёт. Даже сейчас, чувства, вызываемые им, заглушали боль. Его тело… Точно! Он же, скорее всего, опять… голый! Негодование заклокотало:

— Пусти, остолоп! — прохрипела по-русски и зашлась кашлем.

Варгр остановился:

— Понял, что ругаешься, — процедил грубовато. — Но если хочешь вступить в диалог, говори понятно — на моём языке.

— На каком? — сглотнула сухость во рту. — Кулаков и обзывательств?

— Отлично, — насмехающимся взглядом «ощупал» лицо, уголки губ поползли вверх, — язвишь, значит в порядке.

Поставил на землю и отступил, сложив руки на груди. Катя крепилась изо всех сил, но шагнуть не решалась. Ноги не слушались — замерли, как влитые, не желая двинуться. Перед глазами поплыла темнота, суживаясь до чёрного туннеля с поблескивающими звёздами. Приступ тошноты вынудил зажать рот — качнулась к дереву, упёрлась рукой в ствол…

— Интересно, куда ехала? — раздался полный сарказма голос Варгра.

Не ушёл, гад. Наслаждаётся мерзким видом покалеченной жертвы, плохим самочувствием несчастной.

Катя открыла рот для возмущения, но новый приступ рвоты заткнул — согнулась пополам. В глазах защипало — выворачивало наизнанку.

Желудок, наконец, успокоился. Катя стёрла с лица очередную порцию слёз. М-да… красота — страшная сила! Плевать, не напрашивалась на спасение. Ноги плохо держали, руки тряслись. Она прижалась спиной к дереву и уставилась на Варгра. Глубоко подышав, смахнула прилипшие волосы со щеки:

— Спасибо…

— Это за что?

— Спас…

— А как же твоё чутьё? — на лице Варгра появилась усмешка.

— Сложно объяснить…

— Ты не справилась с управлением?

— Две твари… с крыльями… — искала оправдание.

Варгр посерьезнел — скулы натянули кожу:

— Видел… но мне сейчас не до них. Тебя бы подлечить, а кровососами займутся братья.

Кивнула и поморщилась — в голове не утихал перезвон колоколов.

Бъёрн младший шагнул навстречу. Катя, едва не потеряв сознание, вжалась в ствол дерева и затаила дыхание. Варгр, словно не замечая испуга, скользнул ласкающим взглядом по лицу и заправил ей за ухо выбившуюся прядь. Отвернуться нет сил. Чёрт! Раскисшая слабачка! Катя прикрыла глаза. Проиграла безропотно и бесповоротно — если поцелует, сдастся. Крепкие объятия и обжигающее тепло, заставили забыться. Мир покачнулся — Варгр опять нёс на руках. Расстройство, граничащее с облегчением, перешло в опустошение. Дура! Какой поцелуй? От неё омерзительно воняет. Побитая, окровавленная…

— Оставь, сама могу, — прошептав, уткнулась носом в оборотня.

Он прижал сильнее:

— Непременно…

Презрение к себе вытеснялось благодарностью Бъёрну младшему:

— Тебе не нужно со мной возиться. Брось. Пару часов, и я буду в норме, — всхлипнула жалостливо.

Варгр не остановился — руки, чуть дрогнув, напряглись:

— С удовольствием, но не хочу ламиям подарок оставлять!

— Я не подарок…

— Мне бы не знать! — оборвал. — Подарок — врагу не пожелаешь.

Гад, издевался! Катя процедила сквозь зубы:

— Оставь, — упершись в могучую грудь, отстранилась. — Всё отлично. Боль прошла, голова не кружится. Сама доберусь.

— Сейчас, — отозвался безапелляционно. Прижал сильнее — Катя уткнулась обратно:

— Я тебя ненавижу…

— Уже понял.

Закрыла глаза и погрузилась в мир оборотня. Он заполнил собой всё пространство. Мощное сердцебиение отдавалось в ней, а её, словно улавливая заданный ритм, подстроилось под его. Запах, сводя с ума, перебивал другие. Жар обжигал. А крепкие руки… Только бы не отпустил. Лучше пусть кости сломает. Объятия давали долгожданный покой и умиротворение. Варгр — стена, каменная, непрошибаемая, а она за ней. Он может защитить, как и обещал. Главное, довериться. От переизбытка чувств Катя застонала — оборотень напрягся:

— Я сделал больно? — испуг в голосе вернул к реальности.

— Да, — прошептала Катя и всхлипнула: — самолюбию.

Стальное тело зверя расслабилось. Бёърн младший остановился:

— Спешу тебя обрадовать, — хрипотца над ухом вызывала волну мурашек. — Ты моё то же пошатнула.

Катя недоверчиво вскинула глаза на серьёзного, но смягчившегося оборотня.

— Лучше не дергайся. Я тебя отнесу домой, — бархатистый шёпот будоражил, лишая самообладания.

— Пусти, — шикнула, из последних сил сражаясь с желанием поцеловать, и ударила Варгра кулаком в грудь, — нарцисс.

— Ты мне тоже нравишься, — усмехнулся он.

— Мне плохо, — проскулила, сдерживая новый приступ тошноты. Варгр услужливо поставил на землю. Катя прислонилась к дереву и согнулась от очередного приступа рвоты. На плече лежала ладонь оборотня — придерживал, гад. Заботливый… Катя, досадуя на правду, колющую глаза, отмахнулась от железной хватки:

— Руки прочь. Помог — спасибо, дальше сама.

Тело — кусок отбивной! Каждая кость, сустав, мышца… Болело всё. Чёрт! Бъёрн младший как лекарство, его прикосновения лучше любого успокоительного и обезболивающего.

Неуверенно развернулась. Земля пропиталась водой, превратившись в чавкающую грязь. Ноги — свинцовые, горящие в огне. С каждым шагом пустота поглощала всё больше, словно тупым ножом вырезали сердце по кускам. Проклятый оборотень!.. Чтоб он провалился! На спине будто прожигали дыры — затылком ощущался издевающийся взгляд Варгра. Катя посмотрела назад — дьявольские глаза цепко следили, точно высматривали момент следующего позорного падения. Коршун, выслеживающий с неба жертву. Колкие слова застряли в пересохшем горле. Не он — тварь, сама — оторва. Бъёрн младший спас! Чего на него злиться? Хотя это не меняло того, что он — гад, не упускал случая поиздеваться, показать кто на коне, а кто под ним.

Катя запнулась — нога съехала с кочки, в лодыжке прострелила острая боль. Ахнув, завалилась на спину, слёзы разочарования и негодования хлынули по щекам. Варгр в два шага оказался рядом и грубо подхватил на руки — губы искривились в презрительной усмешке:

— Ты неуклюжая, как пингвин. Какая из тебя кошка?

— Я не кошка, полу… — всхлипнула, еле сдерживаясь, чтобы не двинуть по наглой физиономии. Сглотнув обиду, вновь ударила его кулаком в грудь: — Ненавижу…

— Помню, — прижал крепче, прервав квелую попытку вырваться.

Катя сдалась на милость победителя, обвила его шею. Как же хорошо! Приятные волны растеклись телу. Мерное покачивание успокаивало — погружало в сладкую и мучительно-приятную негу. Умиротворённое тепло завладело телом и разумом. Звёзды быстро пролетели перед глазами, унося в темноту.

* * *

Тряхнуло и сдавило в объятия сильнее. В голове заносчиво гудело. Мысли рассыпались на бессвязные слова. Застонав, Катя приластилась к жару… Грудь Варгра… значит, не сон.

— Девочка, — хриплый голос вернул к реальности, — мне нелегко…

Катя нехотя отстранилась. Лицо оборотня побледневшее, но без капли усталости. Скорее неприязнь. Глаза пылали красными огнями, сжатая полоса рта напомнила о самовольной выходке — дерзком поцелуе.

От стыда даже уши горели.

— Да. Я, наверное, тяжёлая, — запинаясь, отозвалась тихо. — Прости…

— Боже, — отчаяние, прозвучавшее в слове, пробудило от грёз. — Ещё и глупа, как пробка.

— Тогда отпусти, — вспылила.

— Пробовал. Не могу, — Варгр покачал головой. — Хотел сбежать — не получилось. Старался держаться подальше — оказывался рядом. Всё время что-то толкает к тебе. Ты хоть знаешь, как действуешь на меня?

Катя затаилась — он признаётся… И признание даётся с трудом. Сердце едва не выпрыгивало из груди, нежность окутывала, голос ласкал слух. Во что значит, женщины любят ушами.

— Я тоже подходящих слов не нахожу, — прервал молчание Бъёрн младший. — Ты мощнее любой имеющейся в природе зависимости; ведь избавиться от них есть средства — хватит и силы воли. А ты… подавляешь мою. Ты уже растоптала мою гордость, я готов молить тебя остаться. Хотя осознаю, что если уедешь, будет правильнее. Понимаю: нужно тебя отпустить, но ты меня притягиваешь, как никто. Это сильнее жалких попыток не встречаться с тобой. Ты даешь новые, яркие ощущения, которых я никогда не испытывал. Твоя близость… Я ей упиваюсь. Прикасаться же к тебе мучительная и сладкая пытка. Я желаю обладать тобой, как никем и никогда!

Счастье, разочарование переполняли душу. Второе победило…

— А… ты об этом… — прошептала расстроено. — Всё просто, я знаю лекарство…

— Я тоже, — Варгр остановился, точно налетел на стену. Нежность во взгляде поменялась на дерзость. Угольные глаза с вожделением перебирали каждую чёрточку на пылающем лице — оно отзывалось на наглые ласки. Мир крутился против всех законов физики. Пространство раздвинулось, стирая рамки реальности. Есть только «она» и «он»! Поцелуй… один… спасительный… или убийственный…

— Нет, — мотнула головой, сражаясь с желанием прильнуть к чувственным губам. — У меня явно другой рецепт. Нойли… — Сердце разрывалось от боли, но язык ляпнул. Катя ждала опровержения. Пусть соврёт! Она поверит! Почему бы и нет?! Она, как и все, готова проглотить ложь. Брови Варгра съехались к переносице:

— Да, это, и правда, другой рецепт. Но мой куда приятнее.

Гад не отрицал — Нойли между ними. Заноза, что б её…

— Ты до омерзения самонадеян! — шикнула злясь. Откуда взялась сила? Варгр усмехнулся, лицо смягчилось. Поставил на землю и прислонил к дереву. Сам исчез за соседним. Раздался треск, хруст веток, шумное пыхтение. Варгр, проломив кусты, вышел уже в шортах.

— О, — чуть слышно протянула, — у вас тут склад содеждой?

— Да, есть потайные места, чтобы в город голым не выбегать. Девочка, — ласково протянул с издевательской интонацией, — не расстраивайся так, если хочешь, я обнажусь.

— Ты… — выпалила краснея.

Варгр шагнул навстречу и вновь подхватил на руки:

— Совет — помолчи! А то я за себя не ручаюсь — сам заткну.

Язвительные слова застряли в горле. Зачем будить зверя? Видно же, Бъёрн младший на грани…

Подленький внутренний голос кричал: «Пусть вопьётся поцелуем! Стиснет в объятия, как у себя дома. Покажет как хочет».

Разум шептал: «Молчи, дура». Катя пристыжено закрыла глаза.

— Мы пришли, — огорошил Варгр чуть погодя. — Я не могу тебя отнести в мотель. Хотел бы, да неприлично в таком виде.

— Да, — Катя вынырнула из дрёмы и огляделась: они под балконом гостиницы. На улице тишина, лёгкий ветер освежает. Посторонних запахов нет. — Ты вечно голый…

— А ты потрёпанная или побитая.

— Боишься, что на тебя подумают?

— Нет. Если хочешь, могу отнести — твоя репутация, а не моя.

— Мне, правда, лучше уехать, — больше для себя, чем для Варгра пробормотала, — но нужно байк вернуть. — От смущения уставилась на грудь Бъёрна младшего — пластины будто выкованы из бронзы. Скользя пальцем по смуглой коже, нарисовала круг. — А ещё… м… может, всё-таки поможешь?

Подняла глаза и поймала взгляд оборотня, лицо искажёно болью:

— Ещё раз так сделаешь, за себя не ручаюсь, — прорычал сквозь зубы.

Отдёрнула руку:

— Прости.

— Чем помочь? Добить, чтобы не мучилась?

— Когда ничего другого не останется — обращусь, а пока, меня наверх на балкон всё же доставить, там дверь в номер не заперта. В таком виде заходить через парадный — врать много придётся.

— Так ты в этом профи!

— Слушай, нет, так нет. Опусти и вали, пока не перевозбудился.

Зубы клацнули от неожиданности, душа ушла в пятки. Варгр мощным рывком подпрыгнул. Катя на миг закрыла глаза — вдавило в объятия, словно она вторая кожа оборотня. Ноги коснулись твёрдой поверхности. Варгр бережно поставил — не уходил, придерживал под локоть.

Отмахнулась:

— Вот видишь, как быстро, — пошатнувшись, ухватилась за перила балкона. — Ещё час и я в норме.

Потянула ручку балконной двери — она легко поддалась. Не закрыть номер — дурость, но воровать нечего, а если доберётся нежить — их замки не остановят.

Варгр, отступив, шумно выдохнул. Внимательно посмотрел и спрыгнул обратно.

— Ненавижу, — от расстройства притопнула и скривилась — по телу пробежала молния боли: — Гадкий пёсик!..

Приступ усмирился — еле передвигая ногам, поплелась в комнату. Голова раскалывалась, мысли скакали точно сайгаки по горам. Времени в обрез! Собраться силами и бежать — ламии нашли… даже поймали…

Возле кровати повело… и звуки истончились.

Глава 26

Преломляя солнечный свет, индиговое небо тяжёлым покрывалом лежит на краю каменистой равнины. Лучи, с трудом просачиваясь сквозь монолитное полотно, разгоняют сумрак. Вокруг стена из остроконечных деревьев: неестественно вытянутых и прямых. Искажённая реальность, будто вышедшая из-под кисти Сальвадора Дали. Широкое поле… Из земли, будто головы великанов, выпирают серые валуны. В центре высится массивное дерево. Пронизывая почву извиваются корни — вздыбливаются гигантскими волнами. Ствол спиралевидный, перекрученный, слово кто-то невиданной силы пытался выжать из него соки.

Поле, как тёмный подвал, кишащий крысами — движется, будто живой. Маахисы, цверги, дварфы^[22], альвы, ламии, оборотни… кровавое месиво изувеченных тел. Душераздирающие крики, стоны, хрипы и гортанный клокот — шквал звуков повис в воздухе.

В гуще сражения отряд маахисов отчаянно размахивает мечами, обрушивая град ударов на противников: коротконогих, с босыми широкими ступнями, узкими плечами и ручищами до колен. Кисти, с наковальню. Злобные морды — пасти от уха до уха. Выпирают кривые зубы.

Коренастые дварфы орудуют огромными секирами с невиданной прытью. Тёмно-коричневые волосы всколочены. Из-под мохнатых бровей искрятся сапфировые глаза. Движения лёгкие и размеренные. При каждом взмахе грозным оружием от тел нечисти, кровавыми сгустками отлетают куски плоти. Дварфы, словно разделывают туши.

Цверги маленькие, худые, с узловатыми руками и ногами, согнутыми в суставах. Клыкастые морды искажёны гневом. Лысые черепа сверкают синевой. На вытянутых ушах металлические клёпки-серьги.

Глаза альвов, как солнечные вспышки, горят на непроницаемых лицах. Чёрные волосы уложены плетением жгутиков в тугие прически на затылке. Оберукие воины, ловко расправляются с противниками. У каждого по пистолету. Выстрел — и ламия рассыпается в прах. Выстрел — цверг падаёт замертво. Удар зауженным мечом с изогнутым лезвием — и враги валятся, рассечённые на части.

Груда содрогающихся в предсмертных конвульсиях тел, обездвиженных и искромсанных. Крики, хрипы и стоны… Подвывание оборотней, скулёж…

От рева невиданных саблезубых гигантов холодеет кровь. Из распахнутых пастей стекают слюни. Маленькие жёлтые глаза пылают ненавистью и жаждой убийства. Мощные человеческие тела словно высечены из мрамора, с чётко выступающими тугими жилами, натягивающими синевато-белую кожу.

Угольно-серый зверь прыгает на монстра — сталкивается с непробиваемой грудью точно с каменной глыбой. Хруст костей тонет в гудении, висящем над полем. Оборотень ухает на землю, оборачиваясь мужчиной. Лицо перекошено болью — с уголка рта течёт алая струя. Исполинская трёхпалая лапа со свистом рассекает воздух. Острые, как бритва, когти, чиркнув по человеческой плоти, разрезают — кровь фонтаном брызжет в стороны. Оборотень выгибается, с губ срывается предсмертный вскрик — саблезубое чудовище с лязгом откусывает голову.

По коже пробегают волны страха, выступает холодный пот.

Отступать нельзя!

Катя вынырнула из пугающего сна — перед глазами всё плавает… Приблизилось взволнованное лицо… Варгр… Силилась его прогнать, но снова провалилась в темноту…

Бежит, ловко уворачиваясь от мечей противников. Под ногами хрустит и чавкает — поле усеяно телами, оторванными конечностями, оружием…Звон клинков и крики сливаются в оглушительный гул. Сердце разрывается от боли и ужаса. Биться до последнего! Мчится вперёд. Цель — ламии. В руке альвийский пистолет. Выпускает шквал выстрелов. Упыри, самовозгораясь, рассыпаются в прах.

Подпрыгивает… кувырок через орущую тварь, размахивающую мечом. Не замедляясь, вскакивает и продолжает бег. Нажимает на курок — осечка. Щелчок — осечка. Отбрасывает оружие и оглядывается. Прорезая воздух, летит клинок. Уворачивается — он вжикает рядом с лицом и уносится дальше. Чуть даёт знать: опасность!

Вновь кувырок. Катя подхватывает с земли кол. Вскакивает и с размаху втыкает в сердце появившемуся словно из-под земли ламии. Он точно натыкается на стену и вспыхивает. Катя уклоняется от горящего тела, бежит вперёд.

Сверху мелькает тень. Небо затмевает гигантская летучая мышь. Жёлтые глаза сверкают. Когтистые крылья, нагоняют воздух, будто лопасти вертолета. Катя отскакивает за валун и прижимается к нему спиной. Дыхание перехватывает, поджилки трясутся. Выглядывает… мутант-ламия планирует в гущу поединка. Ухватив жертву, взмывает с яростным хлопком кожаных крыльев — не выпуская из пасти, летит к гигантскому дереву.

Катя выбегает из укрытия и по ходу поднимает первый попавшийся с земли нож. В ближайшей потасовке ревёт саблезубое чудовище. Разметая в стороны оборотней, скачками движется навстречу. Катя подпрыгивает… пролетает мимо прорезавшей воздух трёхпалой лапы, хватает монстра за шею и запрыгивает ему на спину. Он мотает головой… Катя, соскальзывая, цепляется когтями в его плечо и с размаху вгоняет клинок в затылок. Вой монстра сменяется хрипом. Конвульсивно дернувшись, чудовище падает мордой вниз, как подкошенное. Катя ловко соскакивает с тела и оглядывается — огромное поле поредело. Остались группы с отчаянно сражающимися противниками. Груды тел на местах сражения с монстрами, высились словно курганы. Много потерь… но жизнь того стоит.

Шумно выдыхает. Утирает грязь с щеки, откидывает с лица прилипшую прядь, выбившуюся из песочного цвета косы и прыгает… оборачиваясь белым зверем?!..

Как это возможно?!.. Чушь… бред… абсурд… Полукошка в… Оборотень? Гены не поменять… Дара к оборотничеству, причём другим видом не было. Но зверь, однозначно, выглядит, как и сородичи Бъёрна…

Грудь тяжело и мощно вздымается. Пасть в крови. Шерсть, местами алая и слипшаяся, в комках грязи.

Взгляд улавливает в центре побоища знакомую угольную фигура оборотня в зверином обличье. Растерзывает врагов, точно тряпичных кукол, но в движениях читается усталость.

Варгр?.. Он рядом! Помогает?!.. Счастье… удивление… Белый зверь забирается на камень, поднимает морду и взвывает…

* * *

Катя распахнула веки и села — озноб сотрясал тело. Дыхание прерывистое, кожа ледяная, в испарине. В голове тяжесть — мысли скачут, как мячи-попрыгунчики.

Смахнув пот со лба, откинулась обратно на подушку. Натянула простынь до подбородка и уставилась в потолок. Шок от приснившегося сменялся радостью — почему это не открылось раньше? Сон перевернул всё, о чём думала. Мозаика сложилась: вот почему ехала по этой дороге — за помощью; свернула к этому городу — к оборотням; и наконец, вот почему тянет к Варгру — он будет биться плечом к плечу! Тело налилось жаром… от смущения и едкого стыда… Видения, посещавшие до этого, немного дополняли картинку сна. Тандем с оборотнем… платить нужно за всё, и у каждого своя цена. Да, возможно, Варгр не ошибся: желать — не значит любить. От такого легче и в то же время тяжёлей. Бъёрн младший — первый мужчина, зацепивший чувственные струнки души, сумевший вызвать яркое обжигающее ощущение обратное ненависти. Счастье растворилось в горькой правде.

Да что же это такое?! Опять раскисла… Тряпка!

Катя сжалась в комочек, зажмурилась. Взвыть, как белый зверь во сне и пошло всё…

Запах Варгра наполнял комнату — мягкий, обволакивающий, настолько насыщенный, словно Бёърн младший рядом. Это немного тревожило. Хорошо, что его в действительности нет — не видел, не издевался над слабостью… Слабостью?! Катя вновь присела и огляделась. Стоп! А что она делает в постели? Взволнованное лицо оборотня, когда просыпалась… Нет! Быть не может… Последнее, что помнила, Варгр спрыгнул с балкона, она вошла в комнату и… Катя застонала — оборотень! Гад вернулся. Ведь непросто уложил на постель — заботливо раздел! Придержав тонкую простынь на обнажённой груди, еле сдержала расстроенный крик. Пора вставать, и так показалась во всей красе, ещё не хватало дать следующую причину для шуток. Решительно спустила ноги на пол — в коридоре раздались приближающиеся стремительные шаги. Катя затаила дыхание. Дверь со стуком распахнулась и на пороге замер встревоженный Варгр. Как обычно полуголый… Лицо серьёзное, по нёму пробежала кривая усмешка:

— Очнулась? — Сарказм голоса, похлещи ушата ледяной воды — привёл в чувства. — Ты смотри-ка, и правда, природа не обделила.

Чёртов сон! Чёртов оборотень! К щекам прилила краска. Спрятаться от реальности некуда.

— Я же говорила, — обречённо прошептала, пряча глаза.

— Байк уже осмотрел — ничего страшного, — будничным тоном сообщил Варгр, будто и не заметил щекотливой ситуации. — Но лучше опять загоню к себе и обещаю сегодня глянуть.

— Давно я?.. — запнулась, вновь краснея.

— Сутки.

— Ужас… — Вымучено кивнула и обернулась простыней плотнее: — Спасибо! Прости, мне бы… привести себя в порядок.

— Да, выглядишь… — хмыкнул Варгр. — Мне кажется, это твоё нормальное состояние.

Катя насупилась. Ничего не скажешь, лестное у него мнение! Но… гад прав, такое частенько.

— Жду тебя на кухне, — бросил он и скрылся в коридоре, оставив дверь открытой.

Катя растерянно встала — даже возмутиться не дал, — возле кровати на тумбе глубокая миска с водой и пара смятых полотенец. Одно в алых и бурых разводах, другое чистое. Значит, не приснилось, когда просыпалась — Варгр, и правда, был рядом. Ухаживал…

Чудовищно и так… мило… Нагрубить бы, затрещину влепить, да совсем в своих же глазах упадёт. Будь он не ладен, оборотень — мать Тереза. Чем отплатить за внимание и спасение?.. Не единой мысли…

Пристыжено поплелась в ванну. Боль едва ощущалась, её заглушало презрение к себе.

Приняв душ, замерла перед стеклянной дверцей кабинки. Протерла от влаги — гладкая поверхность искаженно отразила бледную девушку с впавшими глазами и заострившимся носом. Катя прикоснулась к покрывшейся корочкой царапине на виске — след от встречи с камнем. Рана на щеке затягивалась. На плече иссиня-зелёное пятно до локтя. Взглянула на ногу. Мениск^[23] повреждён — под коленом собралась жидкость. Сустав похрустывал. Ещё часа два придётся хромать, а он при ходьбе будет вылетать. Бёдро такого же цвета, как и рука. Лодыжка поскрипывала, зато мышцы не порваны… В общем, голова на месте, кости целы, а остальное заживёт. Но, чёрт возьми, как же унизительно! Самоуважение на нуле, а восхищение Варгром затмевает к нему ненависть.

Катя, одевшись, пошла на кухню и остановилась в коридоре. Оборотень сидел, облокотившись на стол. Мощная спина с играющими переплетениями тугих мышц будто создана для любования. Даже природа ему благоволила — ни царапинки, не шрама. Тату приковывала взгляд — хотелось притронуться, ощутить кожу под пальцами. Он возмутительно красив. Нечестно по отношению к другим обладать такими данными — изъяны есть у всех. Хотя Бъёрна младшего имеется недостаток: не знает, или точнее забывает, что существует одежда. Вот только это играет не против него, а на руку.

Варгр обернулся, и повисла звенящая тишина. Гад, нет у него недостатков! Наглая ухмылка выводила из себя. Идеальные пропорции лица с выпирающим подбородком так и кричали: врежь, если сможешь! Оборотня убить мало, но как вариант — неплохо. В голову бы не лез и душу не тревожил. Знал, как действовал и, не стесняясь, пользовался. На языке вертелись язвительные слова, но застряли поперёк горла — оборотень без зазрения совести рассматривал.

— Как себя чувствуешь? — нарушил молчание.

— Всё отлично. Организм как часы… — замялась на пороге, не решаясь войти. — Спасибо! Даже не знаю, что сказать, а главное, чем отблагодарить…

— Ерунда! Проходи, — чуть прищурившись, кивнул Варгр и умолк, рассматривая в упор. Ждал ответа? Скорее всего, но перспектива оказаться рядом будоражила кровь. Раздражение росло точно снежный ком. Сомнение удерживало на месте — обдумать бы видения из сна, а не болтать с искусителем по душам.

— Обещаю, — прервал тягучую, словно резина паузу оборотень и натянуто улыбнулся: — не притронусь, пока не попросишь… сама… — отчеканил с паузами. Видно, последние слова дались с трудом. Что ж, недооценила… точнее, переоценила себя — раздразнила зверя.

Поморщилась:

— Фильмов пересмотрел или книг начитался?

Улыбка стёрлась с наглой физиономии:

— Вроде нет…

— Фраза избитая… — терпеливо пояснила — непонимание в угольных глазах смутило. — Заезженная. Она срабатывает?

— Не знаю. Ты первая, с кем пытаюсь найти компромисс.

— Понятно…

Катя несмело прошла к дальнему кухонному шкафу и прислонилась к нему спиной. Настолько близко ощущать жар Варгра испытание — хуже не придумаешь. А главнее, желаннее… вопреки здравому смыслу.

— Ответишь на вопрос? — вновь заговорил Варгр.

— Смотря какой, — выдавила, не зная, куда деться.

— Объяснять моё отношения к Нойли бессмысленно — его знаешь. Изменить ничего не могу, потому что пока не знаю как. Но это не значит, не стараюсь. А вот то, что сегодня сделала ты — нехорошо. Окей, много выпила… Бывает… С отцом позже переговорю. Но уверен, ты бы меня даже пьяная в хлам не поцеловала. Я нравлюсь тебе, — стегнул, изучая.

Катя опустила глаза. Глупо, конечно — пылающие щёки не скроешь, но лучше так… рассматривая пол… Выдержать дьявольский, пытливый взгляд невозможно, к тому же приправленный горькой правдой.

— Я специально пригнал байк и ушёл, чтобы не встречаться с тобой. Думал, поймешь и уедешь по-тихому. Так нет же, ты дурой оказалась, сама к зверю в жилище пришла. Я ведь тебя не трогал — сама поцеловала. Девочка… — страсть, пронизывающая каждое слово, давила на совесть. Чёрт, ему и правда тяжело? Катя растерялась окончательно. Варгр словно ощущал внутреннюю борьбу, продолжал: — Ты меня притягиваешь, говорил не раз. В отличие от тебя не скрываю желания. Хочу понять, зачем играешь?

— Объяснила у тебя дома… — поспешила оправдаться.

Злость на себя клокотала в душе, грудь сдавило. Врать? Сколько можно?.. Варгр ничего плохого не делал, наоборот, спасал. Байк отремонтировал. Не домогался, предложил помощь…. Чуть замешкавшись, подошла к окну и открыла. Свежий порыв ветра ворвался на кухню — глубоко вздохнула. Ложное ощущение лёгкости и свободы на секунду задурманили голову. Бъёрн младший не виноват, что с ней творилось немыслимое, когда он рядом. К тому же сам мучился… Страдал… из-за Нойли… Откинув сомнения, повернулась:

— Хорошо! Ты был убит горем, я тебя взбодрила. Согласись, ты теперь не думаешь о возвращении альвы, голова другим занята.

— Да, — рыкнул оборотень, — встряхнуть бы тебя, как следует, чтобы дурь вылетела, — глаза Варгра пылали огнём. — Со мной играть нельзя, я не мальчик. Я — оборотень. Не выдержу и наброшусь. Как сегодня… Только в следующий раз доведу начатое до конца — коготки не помогут.

Испугала угроза или заставила томиться в ожидании — не разобраться. Жар вновь ударил в лицо. Воспоминания о поцелуе мелькали с угрожающей скоростью: сливались в яркий, взрывной момент — выплеск желания и страсти, произошедший в спальне оборотня. Блуждающие руки Варгра, жадные губы. Картинки из видений и сна плясали, точно эпизоды фильма. Возбуждение накатывало волной — истома растекалась по телу, словно тепло после крепкого алкоголя. Еле сдерживая обуявшие чувства, Катя стиснула зубы:

— Я бы уехала, но ламии…

— Перестань! — незлобливо отрезал Бъёрн младший. — Ты не уезжала — сбегала. Это разные вещи.

Опять прав. Последние семь лет только и делала — удирала. Варгр до омерзения честен. Не выкручивался будто змея — говорил, как есть. Хотел её, любил другую. Горько, обидно, досадно, но ничего не попишешь… Пора что-то дать взамен. К тому же, слова — не тело, рассказать, не значит, отдаться.

— Ты прав, — села напротив, — во многом. Тогда в лесу, когда тебя поцеловала… у меня случилось видение, — голос подрагивал — язык не слушался, слова давались с трудом. — Это второй раз в жизни, чтобы так ярко. Как вспышка молнии. Умоляю, — сорвался предательский стон, — не спрашивай, что именно там было. Подробностей не расскажу, но… я была с тобой… — пристыжено умолкла, не в силах поднять глаза на оборотня.

— Окей, видишь, — бархат голоса поразил. Катя замерла, вслушиваясь в новые ощущения. Щекотливое тепло достигало сокровенных уголков — внизу живота разгоралось приятное томление. Варгр говорил с нежностью и пониманием. От благодарности сердце разрывалось на части. Чувства переполняли, крепкие объятия манили — кинуться на шею, прижаться к груди. Пусть приласкает. Как хочет, как умеет. — Рассказать оказалось не так трудно, — хмыкнул Бъёрн младший. — Твоя привычка огрызаться дикой кошкой, всё усложнила с самого начала, — встал и аккуратно задвинул стул на место. — Я услышал, что хотел. Спасибо!

Выдала себя, ляпнула больше, чем была должна… Это пугало и одновременно радовало. Катя затаилась — реальность стиралась, уступая место грёзам. Варгр… С лёгким прищуром дьявольских глаз. Шагнул навстречу и замялся… Сознание поплыло. Неужели подойдёт?

— Не уезжай… ты… за рулем, — прервал Варгр затянувшуюся паузу. — В твоём состоянии…

Кровь отхлынула от лица. Бъёрн младший волнуется за физическое состояние «пингвина»? Негодование сменилось желанием растерзать гада. Переживал за неё, но не более! По телу пробежал омерзительный холодок. Дура. Чего навыдумывала? Катя еле сдержала колкость:

— Сам сказал, удирала от тебя…

— Я помню, что сказал.

Его взгляд ласкал — касался губ, выбивая почву из-под ног. Надежда зажглась новой искрой — может, есть шанс? Не могут так смотреть, желая только секса. За что такая несправедливость?

— Прошу: отдохни, проспись, обдумаешь, а с утра решишь.

— Ты в своём уме? — опешила на миг. — Ламии в городе. Нашли меня…

— Всего день, — убеждал Варгр, — клянусь, никто не побеспокоит, а с тварями разберусь. Семья уже на охоте…

Трусливая натура тряслась от одной мысли — упыри загнали точно нерадивого кролика, но уверенный тон оборотня успокаивал, придавал уверенности — Бъёрн младший в обиду не даст. Скорее сам убьёт… Удивительно, но перспектива смерти от руки Варгра страшила не меньше, чем от клыков ламий. Что делать? Как быть? Мысли хаотично носились — здравомыслия как не бывало. Взывать к интуиции бессмысленно — всё так же, молчит. Кхм… если так, то, возможно, денёк в запасе есть. К тому же, падение далось нелегко — телу необходим отдых.

Кивнула. Варгр, отступив к дверному проёму, остановился:

— И ещё, хотел попросить насчёт Нойли. Она не должна знать…

Мечты рухнули — собственная глупость и наивность уже бесили.

— Знаю — смерть, — убито прошептала. — Обещаю, буду нема как рыба, — облокотилась на стол. Уткнулась лицом в ладони, прикрыв навернувшиеся слёзы. С губ сорвался жалобный писк: — Прошу, уйди…

Варгр притих. Его резкий выдох долетел потоком жаркого воздуха. Раздались стремительные удаляющиеся шаги — впечатывались в голову, как молот в наковальню. Скрип двери, щелчок… На кухне точно образовалась «черная дыра». Затягивала, вводила в апатию.

Глава 27

Во мраке спасает только кошачье зрение. Катя плутает по витиеватым туннелям пещёры. Графитовые выступы скал выскакивают тёмными кляксами, угловатые повороты — непроглядными пустотами. Влажность давит, спёртый запах мертвечины забивает нос до тошнотворного головокружения. Катя судорожно сжимает ручку дварфовского меча — единственного поблескивающего пятна. Ступает неслышно, прислушивалась к тишине, нарушаемой звоном капель — они ударяясь о воду, эхом отлетают от стен. Выскочив из-за очередного поворота, Катя замирает. Пещёра на удивление просторная и светлая. В центре посеребренный источник — неподвижный и чистый как зеркало. Посередине каменный алтарь.

Осторожно ступая, Катя походит к воде и склоняется. На отраженном лице застыла решительность — в глазах читается страх смешанный с отчаянием. Шорох за спиной заставляет сердце неистово стучать. Выхватывая из-за пояса альвийский пистолет, оборачивается.

Змеевидная фигура скрывается за углом. Пересилив ужас, Катя бросается следом. Пещёра… ещё одна… Лабиринты коридоров и больших залов бесконечны: уводят всё ниже; извиваются спиралью, сменяются крутыми подъёмами и резкими спусками. Сгущающийся холод оковывает — мандраж пробирает до макушки. За очередным поворотом мелькает тень. Катя замирает, всматриваясь во мрак коридора — грохот крови в голове не даёт сосредоточиться…

…Блики от покачивающейся серебристой воды отражаются на обнажённом женском теле. Катя безвольно лежит на алтаре. Безропотно принимает участь, сил двинуться нет. На белой коже не выделяется ни жилки. Гигантская змея обвивает кольцами жертвенный камень и склоняется над жертвой. Клыки прорывают тонкую плоть… высасывают последние капли крови, даря поцелуй вечности и раскрывая объятия смерти. Сознание меркнет…

Катя проснулась в жутком онемении. Кошмар — развязка или один из вариантов?..

* * *

В животе заурчало — со вчерашнего дня во рту и маковой росинки не было. Хотя, неправда, виски с Драгором Бъёрном напилась. Хорошо легло, ничего не скажешь. К Варгру приставала. Удирая, попала в лапы к ламиям и как итог — упала. Разревелась на глазах оборотня. Вместо побега уснула в слезах, а что самое чудовищное, «забила» на крылатых упырей. Что за твари? Точь-в-точь как во сне. Никогда прежде не видела. Может те, о которых говорил Бъёрн старший? Новая модификация!.. Голова продолжала гудеть, мысли разбегались — ясности нуль.

Катя ступила в прихожую и прислонилась к входной двери — сердце неистово заколотилось. Душа замирала от каждого шороха в коридоре. Ожидание Варгра — сладостная и мучительная пытка. Уверенные шаги приближались, гулко разлетаясь по этажу. Оборвались возле номера — теперь тишину нарушало лишь шумное дыхание по ту сторону. Катя на секунду прикрыла глаза. Глупо прижиматься к бездушному дереву — Бъёрн младший знал, что она за ним. Запах оборотня просачивался сквозь малейшие щели, вызывая дрожь. Впустить зверя — плохая идея. К тому же после вчерашнего…

Варгр, словно прочитав мысли, постучал. Разум кричал: «Не делай этого!»

Подрагивающими от волнения пальцами, открыла. Глупая! Очень глупая… Зря поддалась. Этот мужчина самый желанный и недосягаемый на свете. Прогнать его и уматывать, пока окончательно себя не потеряла. Катя перевела взгляд на букет в руках Варгра: синие лобелии, жёлтые бегонии, а посередине, точно сердце на пёстром подносе краснела лилия.

— Где-то уже такие видела, — нарушила молчание. Забрала подарок и с преувеличенным интересом изучала: — Неужели клумбу у соседей ободрал?

Варгр рассмеялся:

— Да!

Ответ окончательно смутил. Кивнула:

— Проходи. Нужно поставить цветы в воду!

Прошла на кухню — плита, шкаф, мойка и разделочный стол. Неудобно и щекотливо, по затылку рассыпались мурашки — позади пыхтел Бъёрн младший. Силясь заставляла ноги передвигаться… Пространство будто расширилось — Варгр отстал, остановившись возле холодильника.

— Я, конечно, благодарна, — оглянулась, теребя зелёный лист бегонии, — но у меня нет вазы. Да и смысла не вижу…

— Окей, можешь выкинуть!

Катя отвернулась к окну, всматриваясь сквозь прозрачную призму стекла в соседний коттедж. Разноцветные клумбы… Прижала к груди букет, напоминающий о доме. Этот подарок — много болезненных воспоминаний. Вряд ли Варгр хотел расстроить, скорее порадовать.

Дура! Опять погорячилась — обидела. Язык — враг!

Открыла холодильник: масло, мясо, сыр, йогурт… Вытащила бутылку молока. Вылила в раковину остатки. Ополоснув, набрала воды, уместила посередине кухонного стола и вставила букет.

Варгр смягчился — повернул стул и сел, положив руки на спинку:

— Как спалось?

Сразил наповал — заявился, как ни в чём не бывало. Ко всему прочему, «нарцисс цвёл». С ума сойти. Катя прислонилась к шкафу, скрывая дрожь. Мозг отключился — мыслей ноль.

Что делать?!.. Крик в пустоту… Импровизировать. Ждать, когда серая жидкость забурлит. Отвратительное состояние. Расплакаться, что ли, от отчаяния?

— Составишь компанию? — приглушенный собственный голос удивил. — Я завтракать собралась.

Что говорила? Гнать Варгра, пока не обдумала дальнейшее.

— С удовольствием, я голоден как… волк. Только хотел узнать, какие у тебя на сегодня планы?

Шутит?.. Какие планы? Оборотень посерьезнел — скулы натянули кожу, брови сошлись на переносице. В груди защемило. Пора от сучизма избавляться. Варгр открыт, любезен и мил. С чего на него взъелась? Не нападал, не ругался, не пошлил…

— Просмотр ТВ… — предположила неуверенно. Дьявольские глаза, с лукавыми огоньками усмехались. Взгляд изучал — блуждая по лицу, приостановились на губах. Разряд, как от электрошокера, пробежал по телу — дыхание перехватило.

Провалиться сквозь землю! Ладони зудели, двинуть по наглой морде — помочь «милому пёсику» избавиться от самонадеянности. Опять гипнотизировал:

— Если предложишь непошлое, — выдавила подыскивая верные слова, — то, возможно…

Бъёрн младший шумно выдохнул:

— Хочу тебя познакомить с семьей. В смысле стаей.

Ужас! От страха даже ноги парализовало.

— Я голодная…

— Братьев пятеро и они бы тоже не отказались перекусить, — усмехнулся Варгр.

— Ты меня пугаешь! Словно зайца на убой заманиваешь.

Бъёрн младший откинул голову и расхохотался:

— Да, они такие. Им палец в рот не клади.

Катя улыбнулась. Варгр как ребенок. Только очень-очень большой.

— Я говорил: пока рядом, никому не позволю к тебе притронуться.

— Хм… — перехватило дух, — ты главное помни, что правило и для тебя.

— Девочка, ты же видишь, — оборотень стрельнул глазами на букет, — я далеко и жмусь к цветочкам!

От сердца отлегло, точно камень упал. Варгр шутит, значит, настроен позитивно.

— А что твои волки едят кроме безобидных кроликов? — не сдержала смеха.

— Всё, что можно жевать, но предпочитают мясо.

— Сколько у нас времени до встречи с ними?

— Пару часов.

— Тогда вопрос. Мы найдем у вас в городе круглосуточный супермаркет?

— Ну, зачем ты так? Кренсберг, конечно, не Москва, но даже в этом захолустье есть куда сходить.

— Москва не вся Россия. Город, один из тысяч! — посерьезнела: — Хотя у русских ходит шутка: Москва — страна в стране. Я из Ростова, это южнее златоглавой столицы и гораздо меньше. Не воспринимай мои слова в штыки. Ты не знаешь моей страны. У нас в ларьке с газетами и журналами можно много чего купить, в любое время суток. А у вас городочек маленький. Если на вывеске магазина написано «хлеб», то ничего более там не продаётся. У нас практически любой захудалый магазинчик работает круглосуточно, чего у вас ещё поискать. Так что не обижайся, я не пытаюсь оскорбить город — интересуюсь.

— Ростов, — протянул Варгр — губы растянулись в улыбке. — Мы с тобой туда обязательно съездим. Покажешь его мне.

Катя открыла и закрыла рот. Наглец!

— Тебе говорили, что ты до невозможности самоуверен?

— Ты, — без смущения кивнул он.

Бросила взгляд на часы. Шесть.

— Тебе говорили, что приходить в гости в такую рань неприлично?

— Ты не спишь давно, — бросил, как отрезал.

— С чего взял? — опешила и тут же осенило: — Пёсик, ты что караулил?

— Да. Скрывать не буду — я никогда не вру.

— Тогда ещё вопрос, — нарушила затянувшуюся паузу. — Как я выгляжу?

— Чудовищно! — Варгр перестал улыбаться.

— Кхм… замечательно! — ответ удовлетворил. — Тогда будь любезен, пока есть время, сгоняй в магазин…

* * *

Рычание мотора нарушало тишину леса, отголосками уносясь вглубь. Подъехав к поляне, Варгр и Катя остановились недалеко от домика.

— Хорошо, что нет дождя, — клацая зубами, отлепилась от оборотня. Руки озябли, несмотря на перчатки. Слезла с байка и, сняв шлем, повесила на руль. Стянув с плеч рюкзак с провиантом, положила на землю. Потянулась, разминая непослушное тело.

Платиновое тяжёлое небо вот-вот разразится дождём. Новый порыв ледяного ветра не останавливают даже высокие сосны и приземистые корявы берёзы, окружающие поляну с лесным домом: пустым и неприглядным. Деревянный, одноэтажный, с квадратными окнами. Крыша выложена серой черепицей.

Катя поёжилась от холода и обхватила себя за плечи. Горячее дыхание коснулось затылка. Тело отреагировал мгновенно — мурашки побежали по коже. Катя упивалась теплом, идущим со спины. Блаженство нарушил низкий самоуверенный голос:

— Если замёрзла, попроси…

— Что?

— Скажи и я согрею…

— А если я готова мерзнуть, Морозко? — не обернулась. Уставилась на дом, но пейзажа не видела. Мир сузился до крохотного пространства вокруг неё и Варгра.

— Что ещё за Мороузко? — ломая язык, переспросил Бъёрн младший.

— Персонаж из сказки. Дед Мороз… по-русски, Юлениссен — по-вашему. У девушки, сидящей на снегу под деревом, выспрашивал: «Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?» Но не в смысле красная по цвету, а в смысле… ммм… трудно с переводом, но в общем молодая и здоровая…

— И что отвечала красная?

— Девчонок было две! Одна соврала: «Тепло, батюшка», по-вашему… ммм ближе всё же «дедушка», а другая имела дурость ляпнуть правду: «Холодно!» Так вот, та, что не жаловалась — замёрзла, но Морозко её обогрел и наградил мехами и золотом, а вторая… в общем, ей не так повезло.

— Окей, я так понимаю, — шёпот над ухом прогнал волну покалывающих зарядов, разогревающих заледеневшее тело, — ты, первая — красная и будешь ждать смерти?

— Напротив, — рассмеялась, подавшись магнетизму, — всегда была глупа, как пробка. Сам подметил. Согреешь?

Бъёрн младший прижался к спине и, уткнувшись в макушку, шумно вздохнул. Катя, прикрыв глаза, задрожала. Варгр стиснул в крепких и властных объятиях. Могучие руки обвили, показывая, кто истинный хозяин положения. Дыхание перехватило.

Прильнула к нему, погружаясь в исходящий жар. Оборотень прав — упустила момент, когда стала его. Тело само выбрало. Чёртовы инстинкты! Катя еле сдержалась от стона. Варгр одним взглядом зажигал страсть. Даже больше — запаха хватало, чтобы свести с ума от желания. Он — музыкант, она — скрипка. Хотя смешное сравнение, если поглядеть на гиганта с такими ручищами. Скорее он — укротитель львов, а она… Чёрт! И в этом дьявол прав — дикая кошка! В чувствах разбираться нет сил. Варгр слишком близко. Он, дающий нечто большее, чем тепло. Его сила как залог безопасности. То, чего не было лет семь. Дважды спасал. Это — рок, судьба, а может… проклятие. Бъёрн младший нуждался в ней, как она в нём. Две самостоятельные половинки, гордые и самодостаточные. Но, встретившись, оказались зависимыми друг от друга. Перед глазами замелькали картинки видений, пробирая сладостной истомой. Все страхи отступили. Вокруг ни души. В их уединённом мире повисла негласная тишина, нарушаемая биением сердец и шумным, учащённым дыханием, будоражащим кровь. Единственной музыкой: захватывающей, заставляющей прислушиваться.

Нехотя открыла глаза:

— Кролик прибыл, а где волки?

— Ещё надо разобраться, кто кролик, а кто волк… — хрипотца голоса едва не лишила остатков силы воли.

Катя выскользнула из объятий и, отскочив к дереву, прижалась спиной:

— Надеюсь, это не была уловка заманить меня в пустующий домик?

— Тогда я бы сказал: легко поддалась. И ты, моя строптивая, была бы уже там.

Пламя в глазах Варгра разгорелось сильнее.

— Тише, пёсик, не распаляйся, — усмехнулась. — Мне польстило, что захотел познакомить с семьей. Вот только к добру ли?

— Ну, раз уж ты Драгора не убила и даже больше — покорила, их точно выдержишь.

— Я его что?.. — опешила на миг. — Он меня пугал, смущал прямотой и взглядами. Нагло… не могу сказать, что он смеялся, он ржал надо мной. Хотя, в этом вы похожи. А точнее, две копии — неандертальцы.

Варгр расхохотался:

— Так вот, что ты обо мне думаешь?

— Это не всё — вкратце… — смущенно умолкла и перевела взгляд на дом. — А почему в этот?

Оборотень пожал плечами:

— Сегодня обход замыкается в этих землях — вот здесь и собираемся.

— Понятно…

— Мы ведь первый раз говорим просто. Без царапаний, коготков и укусов.

— Тебя это расстраивает?

— Нет, но теперь понимаю, как ты покорила отца…

Катя затаила дыхание.

— Ты — непосредственная.

Мир закружился, реальность ускользала из-под ног — комплимент от оборотня? Или издевался? Прошипела:

— Если не хочешь услышать подробности о себе, прекрати.

Варгр, улыбнувшись, подхватил с земли рюкзак и стремительным шагом направился к дому:

— Думаю, всё будет окей…

* * *

Застоялый запах сырости и плесени наполнял помещение. В доме холоднее, чем снаружи. Чутьё не подвело — он пустой и неприглядный. Простая, неотделанная пятистенка. «Коробка» без отопления — ни печи, ни камина. Большая гостиная и кухня, разделенные деревянной стойкой высотой в метра полтора. Пара лавок и стульев. Обеденный стол — журнальный, и тот выглядит весьма шатко. В уме не укладывалось: двадцать первый век, а тут до жути скудная обстановка. Хотя, если это база, где оборотни изредка собирались после очередного обхода, то вполне нормально.

Кухня не менее скромная: старая плита, разделочный стол возле мойки и шкаф. Катя распахнула створки. Пара сковородок, кастрюля и несколько столовых приборов. Это называется: кому ложка, кому вилка… Повезло, хоть нож есть. Зато нет холодильника. Выложив продукты на широкий подоконник, скинула куртку и принялась хлопотать с приготовлением еды. Прейдут оборотни, а покушать, как сказал Варгр, они любят. Мясо и овощи. Плевать, что тяжёлая пища. Какая семейка, такой и завтрак.

На скорую руку прибралась и принялась хлопотать с провиантом — благо всё успела дома, в мотеле: и мясо поджарить, и макароны отварить. Предположила, что в доме электричества может не быть. Вот и сообразила у себя приготовить. Готовое разложила: мясо — на помытые сковородки, макароны в единственную кастрюлю. Осталось только приготовить салат. Это недолго… Вытащила контейнеры. Несколько минут, и нарезка овощей закончена. Последний штрих — заправка маслом.

Хорошо, Варгр вышел из дома — оставил одну, а так бы мысли прыгали, руки тряслись от волнения. Нужно во что бы то ни стало избавляться от бурной реакции на Бъёрна младшего. Обстановку накаляли треклятый сон и видения, мелькающие перед глазами с завидным постоянством. Не давали расслабиться и обдумать дальнейшее. Карты спутал загадочный… последний.

А тут ещё знакомство с семейкой оборотней. Нет, это полезно и важно — они сражались в видении. Поэтому нужно узнать их ближе, втереться в доверие. Понять, что ими движет?..

Блюда получились аппетитные, кушать хотелось зверски. Организм израсходовал силы на лечение и теперь требовал восполнить запасы.

Входная дверь хлопнула — сердце едва не выскочило из груди. Варгр в гостиной. Сняв куртку, небрежно бросил на скамью. Белая футболка и зауженные джинсы с низкой посадкой подчёркивали стать фигуры. Катя отвернулась к плите. Дрожащими пальцами взяла ложку и помешала салат.

— Всё больше убеждаюсь, что это был твой коварный план затащить меня в уединённый домик, — кинула через плечо. — Где братья?

— Задерживаются, — раздался голос издалека.

— Что-то случилось? — скрывая волнение, поправила хлеб в нарезку, разложенный доминошным принципом на тарелке.

— Ничего смертельного…

Катя повернулась, сжимая полотенце:

— Это такая шутка?

Варгр, облокотившись на деревянное перекрытие, оставался в зале. Смотрел в упор:

— Не уезжай, — твердо, но с оттенком просьбы, нарушил молчание. — Дай мне время. Хочу попытаться… исправить, что натворил. Начать заново.

Катя уперлась руками в стол и глубоко вздохнула. Варгр опять поймал врасплох. Мысли понеслись, как снежинки в вихре. Вроде, выхватишь какую-нибудь, но она тотчас растворится…

Отчаянно искала верные слова — сейчас не готова отвечать разумно. Эмоции зашкаливают. Скорее всего, ударилась головой сильнее, чем думала. Бъёрн младший бросил несколько фраз, и сердце ёкнуло.

— Чутьё молчит, словно его вырубило, — выдавила осторожно. — Так что, пока я здесь. Начать заново не получится. Слышала неприятные вещи, которые переварить и пропустить мимо ушей не смогу. Я не из тех, кто такое проглотит. Не мстительная, но, как говорится, куклу вуду всё же изготовлю.

— То есть, — нахмурился Варгр, но с улыбкой: — на меня кукла сделана?

Катя усмехнулась:

— Почти… Чёрт! — мотнула головой. — Зря скажу, но хорошенько запомни: если улыбаюсь, не значит, что ты меня «улыбаешь». Я могу долго накапливать обиду, а потом в самый неподходящий момент выплеснуть. У меня никогда не было серьёзных отношений. С моим образом жизни это непростительная роскошь. Но точно знаю, что переступлю через любого. Пойду по трупам, скелетам, головам раненых или живых… если придётся. Даже если я белая и пушистая, то, прежде всего, кошка. Мою природу не изменить. И даже не пытайся сейчас спорить — ты меня не знаешь. Ты… тот, кто до сих пор не может избавиться от чар подменыша. Нойли даже ненастоящая альва. Если раньше твоей слабости могло быть оправданием неведение, то теперь его нет. Хочешь попробовать отношения? Пробуй! Но, к сожалению, ошибок сделано много, а времени их исправить, почти нет.

— Значит, — протянул Варгр, — сегодня ты здесь и моя кукла до конца не готова?

— Ну, как-то так…

— Отлично, — открыто улыбнулся. — Принимай гостей…

На улице послышался рык. Сменился воем, скулежом… приближающимися мужскими голосами и громкими смешками. Дверь распахнулась со стуком. Грубый топот большого количества ног дополнился протяжным одобрительным мычанием хора басов. Катя сжалась. Сердце отбивало новый ускоренный ритм — чечётку. Так неудобно ещё никогда не было. Словно на смотринах у жениха и его родителей в старые времена — не знаешь, с кем сейчас познакомят, но это точно на всю жизнь…

Шесть пар глаз уставились в упор. Цепкие взоры, измеряя и оценивая, блуждали сверху вниз. Провалиться сквозь землю — мало, как минимум попасть в другое измерение, чтобы не ощущать этого жуткого осмотра. Но не всё так плохо. Оборотни не выглядят любителями бодибилдинга, о чём думала вначале. Как и их жилище не штаб-квартира — клуб с крупными, потными тягающими штангу мужиками. Семейка разновозрастная. Есть как высокие, так и не очень. Мускулистые и… перекаченные. Правда, схожие внешне: смуглые, темноволосые. И, слава богу, одетые. Катя глубоко вдохнула и еле сдержалась, чтобы не поморщиться — звериный душок невыносим.

Молчание затянулось. Оборотни рассматривали с нескрываемым любопытством. Краска прилила к лицу. Катя переступила с ноги на ногу. Чёрт! Нет, всё же ошиблась! Это хуже… Точно на выставке лошадей и, причём, она — главная кобыла на подиуме.

Повернись крупом. Хороша! Улыбнись. М-да, зубы неплохие. Грудь… ну ничего, плоские тоже женщины.

Наглые взгляды говорили громче слов. Катя едва не теряла сознание от волнения.

— Так вот как ты выглядишь, Катья-кошка?! — На ломанном английском, широко улыбаясь, спросил самый молодой.

— Я так понимаю, это местная болезнь — прямота и бесцеремонность.

Повисла звенящая тишина. Варгр стремительно вошёл на кухню и встал рядом. Катя затаила дыхание — горячие пальцы сжали ладонь. Нежный и трогательный жест. Спасибо за поддержку! Но это он притащил в логово к диким иневоспитанным зверям.

Руку не вырвала, но нахмурилась:

— Привет всем.

Семья уже облюбовала разделительное перекрытие — полустену. Кто прислонился, кто облокотился.

— Наш вожак — Рагнар, — Варгр указал на взрослого мужчину. Высокого, как и Бъёрн младший. С такими же тёмными густыми волосами, только слегка тронутыми сединой.

— Привет, — пробасил оборотень.

Катя кивнула.

— Это — Оттар, — Варгр махнул на копию вожака, только моложе лет на десять. Коренастый, с крепкими руками. Единственный голубоглазый среди братьев. Высокие скулы, прямой нос, а при улыбке обнаружилась щербинка.

— Освир, — представил хмурого Бъёрн младший. Тот и бровью не повёл. — Весельчак — Олаф.

Невысокий оборотень подмигнул:

— Hei, vakker!^[24]

— Хай, — отозвалась эхом и несмело махнула.

— А этот нахал, — Варгр кивнул на парня, — Сигвар.

— Ты красивее, чем я представлял!..

— Сигвар! — рыкнул Бъёрн младший, сжав руку сильнее.

— Перестань, — подтолкнула его плечом. — Всё нормально, я уже начинаю привыкать к вашему местному темпераменту.

Варгр прищурился:

— Ты об этом… Они давно хотели на тебя посмотреть. Не обращай внимание. Животные, — отмахнулся расстроено. — Не умеют себя контролировать.

От братьев полетели недовольные хмыки. Катя вырвала из его пальцев ладонь:

— А ты далеко от них ушёл?

Варгр не сводил взгляда. Повисла пугающая тишина. Дом, казалось, содрогнулся от дружного басовитого гогота, а стены завибрировали.

— Уела она тебя, — Рагнар продолжал хохотать.

— Наконец, хоть кто-то может поставить его на место, — хмыкнул Оттар и, отлепившись от стены, направился в зал. Его примеру последовали другие братья:

— Vel, det gjorde ham,^[25] — Олаф потёр ладони.

— Jeg, det er på høy tid,^[26] — хмыкнул Освир.

Рагнар, подойдя, стукнул Варгра по плечу:

— Gratulerer, du har møtt som fortjener det…^[27] — повернулся к Кате. — Мне, и правда, очень приятно познакомиться.

Не дожидаясь ответа, вожак ушёл за остальными.

— Знаешь, — повернулась к Варгру: — Ничего не понимаю из того, что они там говорят. Но уверена, что ничего лестного о тебе. Поэтому, они мне нравятся.

— Рад, что нашла, с кем можно перемолоть мои кости.

— Вот и отлично! А теперь… Прислугой не нанималась. Разовая посуда в пакете, можешь расставлять… вон на том, — кивнула в сторону зала, — подобие стола.

Варгр посмотрел, куда указали, перевел взгляд на пакет. Прищурился с задумчивым видом и уставился на Катю:

— Ты уже командуешь, мне это нравится.

— Пёсик, не распаляйся, — отвернулась и, взяв кастрюлю с макаронами, вышла из кухни.

За столом стоял шум и гам. Оборотни общались, жестикулируя и перебивая друг друга.

— Нmmm… Hva en smell!^[28]— Олаф облизнулся.

Семейка притихла. Катя взгромоздила ношу на стол. Сигвар схватил крышку и поднял — горячий пар взвился облаком. Одобрительное мычание волной полетело над столом. Катя шлепнула молодого по руке. Крышка упала на место, он заскулил:

— Решила нас с ума свести? Кушать не даешь, только дразнишь.

Всё расхохотались.

Варгр ловко раскидал тарелки, пластиковые вилки. Принес тарелку с хлебом и мясом, салат. Присел рядом:

— Когда всё успела?

Катя с деланным безразличием пожала плечами:

— Ты не мешался, вот и успела. Ну что, мальчики? Ухаживать за вами не собираюсь, — улыбнулась открыто, — каждый накладывает… себе…

Скрежет дерева и треск хрупкой посуды заглушили последние слова. Толкотня, сопение, пыхтение. Стола не видно, только слышно как он, покачиваясь, жалобно скрипит. Спины, головы, тарелки, руки… Катя поморщилась и уклонилась от проскользнувшего возле носа локтя. Чёрт! Эта разновидность народа — неандертальцы двадцать первого века. Особая норвежская нация. Если покопаться, скорее всего, занесённая в «Красную книгу», как вымирающая. Потому что находиться рядом — ржавая жесть! Лучше добить, чтоб не мучились!

Глава 28

Во время «буйного» завтрака Варгр выбивал из колеи взглядами. Сердце замирало, кусок в горло не лез — Катя утыкалась в тарелку. Дура! Что за детский трепет? Пора привыкнуть!..

— Jeg tror, — хмыкнул Олаф, — dette paret er bedre å skille. Elektriske utladninger flyr…^[29]

Оборотни захохотали. Катя заёрзала. По спине мерзко пробежался холодок. Непонятная речь выводила из себя. О чём говорят? Над кем смеются?

— Можно пару вопросов? — голос полный ожидания, увёл от наступающей паники. Сигвар смотрел точно преданный пёс.

— Да, конечно, — неуверенно выдавила и покосилась на Бъёрена младшего — он нахмурился, угольных глаз не сводил с брата.

— Это Варгр тебя так?.. — повисла наэлектризованная пауза.

Катя непроизвольно дотронулась до лба — под пальцами жёсткое… царапина покрылась корочкой.

— Был бы уже мёртв!

Шумный выдох пролетел по залу. Кулаки Варгра вновь сжались, костяшки побелели. Запыхтел словно бык при виде красной тряпки.

— Sigvar, — прорычал предостерегающе, — snakke senere om dette.^[30]

— Окей, — бесшабашно скалясь, кивнул молодой. — Но пока жив… — вновь посмотрел на Катю: — А как вы с братом сдерживаетесь, испытывая «такое» влечение?

— Какое «такое»? — недоуменно уставилась на Сигвара. Ему-то откуда знать о чувствах других? Вилка чуть не выпала из пальцев.

Эмпат? Если «да», то только он или все оборотни с подобным даром? Хотелось бы верить, что совпадение.

— Перестань разыгрывать удивление, — отмахнулся Сигвар. — И слепому видно, что между вами что-то есть. Ты краснеешь от каждого взгляда брата. Он толком и слова связать не может… С ним подобного не случалось. Вы как две половинки магнита. Даже сейчас, — усмехнулся молодой, — вон, почти в обнимку сидите.

Катя дёрнулась точно ужаленная. Что за бред?! Искала спасения у Бъёрна младшего… зря, он лишь глазами гневно сверкнул на брата. Удивительно, но, правда, не заметила, как придвинулась к Варгру плотнее — касалась не только рукой, плечом, но и бедром…

Неужели со стороны всё понятно? Ужас! Если Сигвар раскусил, интересно, также заметил смущение Варгр? Лучше провалиться сквозь землю… Стыдобище!

— Не знаю как он, — нарушила молчание. Мысли хаотично скакали, выстаиваясь в неровную линейку, — но… скажу иносказательно. Когда видишь симпатичный деревянный стул и знаешь, что он, вроде как ничейный, но при этом весь в занозах, не спешишь туда сесть, верно? — запнулась и кинула через плечо Бъёрну младшему: — Прости за грубое сравнение.

— За деревянный стул или занозы?

— Что присесть не спешу, — шикнула негодуя.

Дружный смех вновь наполнил дом. Сигвар задумался:

— Да… заноза… Заноза Нойли?

Катя поёжилась. Варгр пророкотал:

— Nøye. Dette er mine følelser.^[31]

— Прости, виновата, — положила ладонь на его кулак. — Надо было как-то ответить. Хотела попросить всех, — обвела мужчин взглядом, — при мне говорить на понятном языке.

— Это каком? — Бъёрн младший отозвался первым. — Кулаков и ругательств? — в дьявольских глазах свернули лукавые огоньки. Катя усмехнулась:

— Запомнил? Нет, это твой язык. Я согласна на английский. Становится неуютно, словно за спиной переговариваетесь.

— Прости, — мягко сожалел Варгр. — Ты права.

— Конечно! — подтвердил Рагнар.

— К тому же, кулаки и ругательства — это мы умеем, — поддакнул Олаф и басовитый хохот полетел по залу.

— Отлично! Что насчёт твоих чувств? — перевела взгляд на Бъёрна младшего.

— Насчёт него мы знаем… — продолжал сотрясаться Олаф.

Катя растерялась:

— А я нет. Так как?

— Только посмейте! — пригрозил Варгр.

— Это нечестно, — взмолилась.

— Могла не отвечать, — сухо отрезал.

Онемение длилось не долго — развели, как ребенка. Братья на миг утихли… и гул мужских голосов повис над столом — семейка продолжила болтовню.

— Если бы взгляд мог испепелить, я был бы уже прахом, — не оборачиваясь, прошептал Варгр.

Катя отвернулась. По ушам резал скрежет пластика по металлу — Сигвар доедал макароны из кастрюли. Олаф пилил тупым ножом последний кусок мяса, рядом поджидал Оттар — смотрел на еду брата, точно вообще не ел. Рагнар запихивал в рот остатки салата.

— М-да, мальчики. Сочувствую вашим женам, — фыркнула и поморщилась: — Я так понимаю, что они должна быть как в анекдоте: «На кухне — кухарками, леди в обществе и…» — запнулась — открыла рот… закрыла… уставилась в тарелку.

Семейка застыла, будто попала под замораживающую волну ледникового периода. «Бурили» глазами и даже про еду забыли.

— И… — Варгр смотрел не мигая.

Окончание выражения застряло комом — не желало произноситься.

— Не могу… — прикусила губу. Что за язык? Без кости, верно говорят… — Ты сам сказал…

— Нет! — безапелляционно заявил Бъёрн младший и мотнул головой. — Я не начинал того разговора, поэтому не поддержал. А сейчас заговорила ты, тебе и продолжать.

— Да, ладно, — отмахнулась нервно и встала, — ерунда…

На запястье точно раскаленные наручники сомкнулись. Вскрикнуть бы от боли, да уж лучше молчать. Варгр бесцеремонно, словно марионетку усадил на место:

— С нами такое не пройдёт. Ждём…

Безысходность давила грузом. Сбежать не получится, оборотень удерживал.

— Там пошлость… — вновь уставилась взглядом в тарелку.

— Ты боишься нас засмущать? — тихий смешок пошелестел по кругу. — Думаешь, наши уши не переживут от тебя пошлости?

Кхм… нет, конечно. Бред. Мужчин в краску не вогнать, дело-то не в них… в собственной развязности. Чужим сразу выдавать такие шутки?! Выхода нет…

— Хорошо, — глубоко вздохнула, не поднимая глаз. — Это анекдот. Сидят два приятеля и разговаривают о женщинах. Один другому: «Знаешь, я тут вычитал интересную вещь. Оказывается, идеальная жена должна быть на кухне — кухаркой, с гостями — леди, а в постели… шлюхой». Второй призадумался на минутку и говорит: «Ты знаешь, а моя как раз подходит под идеал. На кухне — леди, в постели — кухарка, а вот с гостями…»

За столом повисло гробовое молчание. Оборотни перестали даже дышать. Катя, сжалась, нервно подёргивая ногой. Приехали! Языковой барьер… Шутку не оценили, зато опозорилась… Дом словно вздрогнул, дружный смех сотряс бревенчатые стены.

— Знаешь, — Варгр подтолкнул в плечо, — первый прав. Такую, скорее всего, все ищут.

Братья закивали. Только Сигвар выглядел озадаченным.

* * *

— Что кровососам от тебя надо? — Рагнар отставил пустую тарелку и уместил локти на стол.

Катя отложила вилку и поморщилась. Веселье закончилось — настала пора допроса. Знала, морально готовилась, но не ожидала, что вот так — с бухты барахты. К тому же интересно, что оборотни выяснили насчёт крылатых ламий.

— Я… — Как бы честно соврать? Варгр знает полправды, всё рассказывать пока рано. Заминка тянулась — враньё крутилось на языке, но тотчас выветрилось. Бъёрн младший не дал опомниться, смял в жарких объятиях. Душа едва не вылетела из груди. Удары сердца гулко отдавались в голове: — Я не позволяла…

— Ч-ш-ш… — пролетело хриплое дыхание над ухом. Мурашки побежали дружной волной. Варгр нежно удержал. Как же хорошо… Оттар словно официант-профессионал в пару минут очистил стол. Пакеты с мусором поставил у выхода. На кухне журчала вода и побрякивал метал — Освир домывал посуду.

— Не знаю зачем, пытаюсь выяснить, — выпала как на духу.

Бъёрн младший прижимал крепче. Тело, «загораясь», предательски льнуло к нему. Над головой прогремело с угрозой:

— Ragnar!

— Сколько бегаешь? — не унимался вожак.

Семейка в соборе. Уставилась, будто на рождественскую ёлку. На улице даже звуки стихли — лес точно испугался нарушить повисшую тишину: ни ветра, ни шелеста листвы, ни перелива птиц. Катя сжалась. Омерзительное неудобство. Под ложечкой сосёт, в голове пульсирует кровь. Ни спрятаться, ни скрыться. Словно окружали стены маленькой комнаты в секретном штабе спецслужб. На теле датчики от детектора лжи, у виска взведен курок. К горлу подкатила тошнота. Варгр нежно и бережно сжимает ладонь. Поглаживает… Гад, сильнее любого успокоительного! Вот что значит, надёжное плечо, о которое можно опереться. Простым движением будто вырвал из цепких рук неприятелей. Сердце неистово колотиться — необычайный всплеск сил. Из объятий не вырвалась, жар тела Варгра как спасительный глоток. Границы расширились — мир расцвел.

— Семь лет, — выдавила и откашлялась. — Из них пять — от ламий.

— Как быстро находят? — удивительно, но цвет глаз вожака сейчас уже не казался тёплым — пугал чернотой… Взгляд беспощадный. Больше не читалось дружелюбия — холодная расчётливость.

— Чаще, на передышку не больше трёх дней.

— Почему задержалась у нас?

— Сравнительная безопасность, к тому же Варгр… — умолкла. Оборотни, как один уставились поверх неё — на брата. Катя словно в ледяной проруб нырнула — вырвалась из стальных оков и посмотрела на Бъёрна младшего: — Что-то случилось?

Его губы сжались в узкую полосу, глаза ожесточились. Хладнокровный гад! Интуиция зашипела, пробиваясь сквозь задурманенное сознание, неприятно щекоча мозг. Оборотень скрытничал, а говорил, что не обманывает. Зачем привёз к братьям? Почему все так смотрят? О чём промолчала интуиция? Варгр специально удерживал рядом, у него есть интерес. Вот только какой? Секс? Вряд ли… Он не обделён женским вниманием. Мечтать, что станет для него значимее, чем очередная любовница — глупо и бессмысленно. Он яснее ясного сказал, расставив все точки над «и» — изменить в отношениях с Нойли ничего не может. Дура! По-другому никак. В очередной раз попасться на нежную уловку оборотня — милое бархатное рычание: хочу всё исправить. Как же силён в обольщении. Самое омерзительное, что не настаивал — убаюкивал, усыплял бдительность. Будто в воздухе дурман и под его действием, безропотно идёшь в руки к хищнику. Как бандерлоги в пасть к Коа. И даже больше, накручиваешь всякую сентиментальную чушь, ощущая себя богиней рядом с «ним».

— Я так понимаю, отвечать на вопросы сегодня только мне? — Убийственное молчание резало по ушам. Катя вскочила: — Мне пора.

— Ты не должна уезжать, — нарушил молчание Бъёрн младший, поднимаясь следом, — но об этом поговорим дома.

— Катья, — Рагнар с непроницаемым лицом тоже встал, — боюсь, Варгр и нам не всё рассказал…

Успокоил, твою мать! Желание устроить скандал накатывало сильнее:

— Была рада знакомству, — кинула и, едва не перевернув, выскочила из-за стола. — Думаю, в своих интимных отношениях разберётесь сами. — Ноги не слушались. Давненько никто так не гадили в душу. Чёрт, Варгр ведь мотоцикл забрал. Как всё удачно вышло?!.. Может, и аварию он подстроил? Крутанулась на месте и в два шага подскочила к оборотню. Братья шарахнулись в стороны — грохот, хруст, треск мебели наполнили дом на миг. Катя заколотила кулаками по груди Бъёрна младшего:

— Ненавижу!

— Знаю…

— Лучше б ты тогда сдох…

Руки бились словно о каменную глыбу, непробиваемую и неприступную. Варгр даже не шелохнулся — монолитный кусок, что б его…

— Говорил, что не лжёшь, — пыл угасал, но обида въелась глубоко — теперь не оставит, постоянно будет всплывать. — Я тебе не врала. Спроси — скажу. Зачем так?

Варгр рывком подтянул будто пушинку, удерживая за предплечья. Точно нерадивый котёнок — зависла, махая кулаками по воздуху. В пылающих глазах оборотня мелькнуло сожаление — дыхание перехватило, и мир перевернулся. Желудок прилип к позвоночнику, голову дёрнуло. Катя с отчаянием заколошматила ладонями по широкой спине:

— Пусти… животное.

— Обязательно.

— Я не хочу…

— А вот сейчас врешь ты…

Слёзы потекли обжигая кожу. Руки обвисли плетьми. Размеренно покачивало от каждого размашистого шага — тёмная полоса дощатого пола плавала, тяжёлая поступь озвучивалась поскрипыванием и громыханием особенно громко звучащим в опустевшей комнате — братья скоро покинули дом. Благородно оставили наедине с чудовищем решить разногласия.

Мир вновь перевернулся — грубо усадили на скамью. Катя разлепила веки и всхлипнула. Оборотень присел на корточки рядом:

— Тебе нужно успокоиться, — мягкость обволакивала. — Объяснять, что произошло, нет смысла. Ты разъярена.

Смахнула слёзы. Вот же гад! Красивый, сильный и при всей горячности, хладнокровный. Хуже упыря! Разница в том, что ламии не скрывали, они — беспощадная нежить.

— Зачем объяснять? Не нужно, — придала голосу бесшабашности: — Сам же говорил: «Глупа, как пробка».

— Девочка, — нежное прикосновение руки успокаивало — Бъёрн младший убрал за ухо прядь с её лица и трепетно провёл большим пальцем по щеке. Катя отвернулась — смотреть в глаза невыносимо. Как идиотка, вечно наступающая на одни и те же грабли! Варгр отдёрнул руку: — Тогда ты меня напугала, вот и…

— Избавь от подробностей, — натянула улыбку. — Я разъярена — не пойму.

— Катья… Катья… — мученский тон кольнул сердце. Катя оказалась в кольце рук. Варгр уткнулся лбом в её колени — объятия сжимались: — Не надо, киса, не усложняй.

Киса?! Он издевается? Как посмел? Бунтарский запал угас… Почему же так необъяснимо приятно было услышать подобное прозвище? Сказал так просто и по-родному… интимно-ласкательно… Опустила ладони на мощные плечи. Варгр напрягся — жаркий, страстный, чувственный, властный и требовательный, грубый… Сводил как с ума, так и до иступлённого бешенства. Как можно ненавидеть и желать одновременно?

— Мне нужно домой… — собственный голос прозвучал точно спасение.

Варгр даже не пошевелился. Остатки самообладания разваливались мелкими кусками. Куда бежать? Зачем… Касалась плеч — пальцами скользила по буграм мышц, наслаждаясь близостью. Горячее дыхание обжигало. Разомкнула колени и, обвив ногами, подтянула ближе. Приластилась щекой к щеке оборотня, уткнулась нос в нос:

— Отпусти меня, — прошептала томно. — Если тебе нужно моё тело, дам. Только отпусти.

Дьявольские глаза смотрели с укором и непониманием. Крылья ноздрей раздувались. Сволочь! Почему же так хочется поцеловать?

— Думаешь, мне нужна подачка? — незлобливо прорычал. — Я же говорил: не возьму против воли. Сама молить будешь…

— Ты же знаешь, что хочу, — настаивала играя. Кончиком носа рисуя небольшие круги, поддевая дерзкий подбородок — Варгр на секунду словно окаменел. В ягодицы будто скобы воткнулись — переча своим же словам, оборотень подминал, сжимал, дегустировал на ощупь. Прикосновения смелели, ласки на грани экстаза и слёз боли вводили в неописуемый восторг. Искушая, обняла за шею, позволила напряжённой груди коснуться груди Бъёрна младшего: — Чувствуешь, как откликается моё тело на твои грубости. Я прошу… Нет! Умоляю…

Приникла к Варгру со всем пылом. Голова кружилась, не хватало кислорода — снова приластилась щекой, губами нашла его рот… Мимолётный поцелуй принёс разочарование.

— Я пытаюсь, — хриплый голос оборотня прогнал волну колючих зарядов по телу, — выполнить обещание.

— Ч-ш-ш, — кончиком носа коснулась уха Варгра и прикусила мочку.

— Девочка, — стон нежил слух. Жгучая боль от железной хватки растворялась в сладостной неге, растекающейся волной.

Плевать, пусть берёт…

Окутало холодом, накатил страх… Дыхание перехватило. От ужаса распахнув веки, хватанула воздуха — лёгкие опалило, в горле пожар. Варгр разорвал объятия и вскочил:

— Вали прочь! — рыкнул хрипло. Упёрся руками в стену и опустил голову.

Что случилось? Чего с нем? Бешенный? С чего взъелся? Мысли торопливо носились, но ясности не наступало. Тело ватное будто не своё. Мотнула головой — прогнав остатки помутнения, встала и на подкашивающихся ногах побрела к выходу. Возле двери остановилась, коснулась металлической ручки — в кожу словно впились ледяные иголки. Не отпустила — сжала крепче. Сердце раскромсано на куски, мощные толчки болезненно гоняют кровь.

— Ласгерна лучше избежать, — нарушил Варгр молчание. — Езжай к себе в Россию, но вдоль северного берега. Через залив Варангерфьёрд. Южная часть опасна. Ламии пытались прорваться. Мы их остановили, но вчера… О модификациях кровососов только слышал — ни разу не встречал. Братья потеряли след уже в паре миль от места нападения, а запахи нам неизвестные. Рагнар договорился о встрече с Ваиком Мареш. Может, он прояснит, что происходит. — Шумно выдохнул и отлепился от стены: — Мы с тобой всё время не о том говорили. — Покачал головой: — В общем, советую Ласгерн пропустить. Западнее — там наши. Тоже… Во избежание конфликтов и драк… лучший вариант — Варангерфьёрд и Россия.

Катя кивнула и с тяжёлым сердцем опустила дверную ручку.

— Могу проводить, — неуверенно предложил оборотень, приблизившись.

— Не стоит… — даже не обернулась. Лучше не видеть, а то… кто его знает… — Но твой байк заберу, мой у тебя…

Распахнула дверь — удивительно скрипучую, — и шагнула… точно в пустоту.

Глава 29

Тёмно-серое небо разразилось мелким дождём. Морось усеивала стекло защитного шлема, размывая очертания и без того плохой видимости. Ледяной ветер, как назло, проникал во все щели. Озноб пробирал до мозга. Ненавистный север и его извилистые дороги!.. Перед глазами застыла влажная пелена от слёз — трасса расплывалась. Ничего. Осталось немного. Скоро мотель. Ещё есть время, чутьё не торопило. Расплатиться с Фроде и уехать. Варгр сказал: лучше держаться залива Варангерфьёрд, а в Ласгерн не соваться. Там Мареши — семейство ламий. Да и вообще город кишит нежитью и нечистью — изгоями.

Странно, вспомнились обрывки сна с бойней — сейчас разобранный по кусочкам, — в нём сражалось уйма тварей. С полной уверенностью можно сказать: с врагами бились не только оборотни, но и другие упыри, цверги, маахисы… Против своих рас, за человечество. Значит, их можно сподвигнуть, Что если рискнуть? Поехать «на авось» и встретиться с Марешами? Возможно, они что-то знают… Если город цветёт — по словам Драгора, Улярика и таксиста, — если они за мир с людьми, может, помогут и не сдадут королеве? А если сдадут?..

И хочется, и колется. Надеяться на помощь глупо, но другого не дано. Последние семь лет жила надеждой на выживание, отмщение, знание… Каждый раз появлялось нечто новое, но одно неизменно — поиск книги. Надежда, что найдётся — та нить, удерживающая на плаву… Этом свете.

Собрать бы пазлы снов, видений в цельную картинку. Ясно одно: война с ламиями будет жестокая и беспощадная. Какая причина нужна для «иных»? Веская и неоспоримая… Осталось только найти и озвучить, а это невозможно без чёртовой книги!.. Хроники! В них должны быть ответы…

Умереть на алтаре? Плевать, лучше погибнуть, сражаясь до последнего, чем удирать оставшиеся жизни. Но и сдаться без боя — не вариант. Варгр… близость с ним пугает, но если это необходимость — пересилит страх, а придёт время — исчезнет из жизни Бъёрна младшего. Обременять собственной персоной никого не будет.

Ваик… глава семейства Мареш. Решено! Ласгерн!..

* * *

Проехав вывеску «Ирже-Шперген», свернула к мотелю. Взгляд приковал чёрный пикап «Ford» у входа. Волнение заставило оглядываться. Затормозив на парковке, сняла шлем и утёрла влажное лицо. Колючая морось «набросилась», как мошкара на зажжённый фонарь. По спине пробежал холодок. Катя глянула наверх — балконная дверь открыта. Запах… Драгора Бъёрна. Кисловатый с примесью кедра и виски. Под ложечкой засосало. Глаза скользили по крышам, окнам, деревьям, кустам… Посторонних нет. Подвывание ветра, перестук дождя и ничего более.

Выключив зажигание, слезла с байка и пошла в мотель. Размашистым шагом пересекла фойе, перескакивая ступени, преодолела лестницу и остановилась возле своего номера. Выудила из кармана ключ. Щелчок… дверь поддалась легко.

— Выглядишь чудовищно, как раз для гостей, — прогромыхал голос Драгора из спальни.

Раздался возмущенный скрип постели и приближающиеся тяжёлые шаги. В голове гудело, мысли носились со скоростью света. Прихожая точно сузилась в серенький такой туннельчик — проём заняла фигура Драгора Бъёрна. Руки сложил на груди, прислонился к дверному косяку. В крохотном пространстве отец Варгра массивнее, чем помнила. Человек-гора. Лицо непроницаемое.

— В холодильнике — ничего и даже выпить нет. Ты не принимаешь гостей?

Катя раскрыла рот и закрыла…

— У тебя скучно, так что прокатимся! — знакомый тон, не терпящий возражений, пригвоздил к месту. — Перестань, — нарушил Бъёрн старший повисшее молчание, — я тебя не обижу, — в глазах блеснули стальные искры. Шагнул в прихожую, Катя вжалась в стену. В груди разгорался жар. Драгор демонстративно распахнул входную дверь и кивнул:

— На выход…

* * *

— Hei, Merger! — пробасил Бъёрн старший, как только открылась огромная металлическая дверь дома в центре Кренсберга. Точнее, большого коттеджа для богатеев. Зачем приехали? Кто этот человек? Катя затравлено жалась за спиной отца Варгра. На пороге застыл худой, высокий мужчина.

— Dragor! — Мергер расплылся в широченной улыбке. Длинные усы, подкрученные на кончиках, поднялись ещё выше. Бъёрн старший с непосредственностью бегемота, похлопал по костлявому плечу мужчины — Мергер ойкнул, стойко выдерживая очередной удар. — Så jeg er… Du vil ikke få våte?^[32]

— Нет, мы на машине, — подмигнул Драгор через плечо, и Катя опешила — чудовище! — Да и дождь закончился.

— Проходите, — коверкая английский, засуетился Мергер, открывая дверь пошире: — Кофе, чай?

— Да! Мы с Катьей, — Бъёрн старший обернулся, наглая улыбка расползлась по лицу, — с превеликим удовольствием.

Стандартный кивок, от которого невозможно отказаться, и Катя, скрепя сердце, вошла.

Широкая светлая гостиная встретила приветливо. Лестница на второй этаж с деревянными перилами. Несколько дверей, ведущих, скорее всего, в кабинеты и на кухню. Паркетный пол.

Минимализм… Кожаная мебель. Камин, огражденный решеткой из кованого металла. Огромная панель экрана на полстены.

Драгор держался по-хамски-хозяйски. Не дав толком оглядеться, стиснул в объятиях и протащил внутрь, даже не дожидаясь приглашения Мергера. Нервы сдавали — поджилки тряслись, как у пойманного зайца. Бъёрн старший бесцеремонно усадил на диван и пристроился рядом, не ослабляя хватки. Обивка протестующе поскрипывала от каждого движения. Катя растерянно поглядывала на Драгора. Что за игру вёл? Что хотел от неё? От этого мужчины?.. Мергера… Имя, вроде, незнакомое.

Бъёрн старший будто наслаждался негодованием — растягивал слова, разыгрывал спектакль:

— Мергер, Лотта поехала с детьми в «Форгенпарк»?

— О, да, — закивал мужчина, — спасибо за билеты! Развлекательный центр не по нашему карману, а вы… как всегда. Такая радость… дети в восторге. Может, вы их дождётесь? Лотта будет счастлива увидеться. Накроет стол. Вы с Варгром для нас семья, но последнее время нас совсем забыли. — Мергер раскраснелся. Вид жалостливый, глаза, как у побитой собаки: — Час назад уехала, скоро вернётся…

— О, не думаю.

Драгор сожалел столь искусно, что закралось сомнение: может, не врет?

— Но мы с Катей выпили бы чая! Да, дорогуша? — Бъёрн старший уставился таким вопрошающим взглядом, а в глазах застыла издевательская смешинка, что подозрения рассеялись — сволочь развлекался! Отказаться или возмутиться нет права, это ясно и дураку. Руку на отсечение, он — лживый игрок!

— Я… — Выглядела глупо, но ничего другого выдавить не смогла. Мерзкий тип! Втянул в дешёвое представление, требуя играть роль, а реплики и основные мизансцены не удосужился объяснить и показать. Разумный ответ застрял на полпути к губам. — Очень… пить хочется, — для убедительности прокашлялась: — Першит…

Драгор явственно потешался над происходящим — криво усмехнулся:

— Или лучше виски?

— Нет! — так рьяно замотала головой, что чуть язык не прикусила. Краска приливала к щекам. Гадко! Неандерталец всё время ставил в неловкое положение. Щекотливость ситуации выводила из себя. — Не, не… я… мне…

— Мергер, не беспокойся, — Бъёрн старший откинулся на спинку дивана и подтащил ближе — Катя захлебнулась негодованием. Драгор смаковал: — Она превосходно готовит. Кстати, забыл представить. Катья, это Мергер, очень хороший семьянин и друг. Мергер, познакомься, Катья — невеста Варгра.

Ком, застрявший в горле, вылетел с безудержным кашлем. Драгор участливо похлопал «кувалдой» по спине и с подлинным сочувствием поинтересовался:

— Милая, так пить хочется?

— Да, — прошипела, уворачиваясь от очередного удара. Позвонки и так хрустели от каждого: по асфальту и траве кувыркалась с меньшей болью. — Очень хочу…

— Простите, — всплеснул руками Мергер, — я такой…

— Перестань Кройнер, это я — Драгор. Простой, как стол. — Крепкие объятия «стола», точно колодки для пленного — пошевелиться невозможно. — Волноваться не стоит. Я Катье рассказал о вашем с Лоттой несчастье. Дом сгорел… И, прости уж, обещал показать жилище. Тебе придётся ей экскурсию устроить. Я не пойду, чего не видел? К тому же не моя собственность, но Катья с удовольствием прогуляется и посмотрит. Хорошо ещё, что нет твоей оравы детишек, она жуть как любит карапузов. Обещала много внуков, но это потом, после экскурсии, а пока сообразит нам чайку. — Катя, падая с дивана, вскочила — Драгор, как ни в чём не бывало, улыбался. Вот же гад, спихнул и лыбится! — Видишь, какая невестка? Сразу на кухню рвётся. Ты там ей покажи… Хотя, она у меня такая, куда не придёт, знает, где что лежит. Клад, а не женщина! А как прощается…

Мергер непонимающе переводил глаза с одного на другого. Катя на грани нервного срыва топталась на месте. Убежать… нет, лучше наброситься на Драгора и морду наглую расцарапать. Хотя если он как Варгр, там вскоре ничего не останется. Природа, что б её…

— Конечно, — воскликнул Мергер, — пойдемте, Катья! Можно на «ты»?

— Да… — выдавила, метнув уничижающий взгляд на Бъёрна старшего. Тот подмигнул. Сдержав крик негодования, повернулась к Мергеру. Он махнул на угловую дверь:

— Там у нас кухня. Разденетесь?

Катя мотнула головой. Жарко будто в сауне, но куртку не снять. Интуиция подсказывала, что кулон светится. Последовала за Мергером. Он что-то говорил — звуки лились монотонным гудением. В голове вакуум. Ни слова не различала и бросала в ответ односложные предложения, стоило Кройнеру умолкнуть. По кухне двигалась как в прострации. Чутьё, точно кошка скребущая когтями по дивану, нашептывало: «Тяни время…»

Дрожащей рукой включила чайник. Мергер продолжал излияния — Катя натянуто улыбалась. Достала кофе и чайные пакетики. Чашки, блюдца, ложки, сахар. Мозг отдыхал. Нервы успокаивались. Нарезала хлеб…

В душе вспыхнул новый всплеск эмоций — размашистым шагом приближался Драгор. Ворвался на кухню и хохотнул:

— Дорогуша, ты чего так долго? Неужели встретилась кухня, которая тебе не поддалась?

Катя прокрутила нож на ладони и с размаху всадила в разделочную доску, в нескольких миллиметрах от своих пальцев. Мергер отскочил как ужаленный.

— Нет, Драгор, — приторно-сладко промяукала: — Кухня — моя стихия. Ты же знаешь: из кожи вон лезу, чтобы ублажить будущего свёкра.

Бъёрн старший всё ещё рассматривали покачивающийся нож, торчащий из деревянной доски, уголок губы приподнялся:

— Да, сразу понял, что Варгру повезло. Даже не знаю, может, мне на тебе жениться?

Катя еле удержалась, чтобы не метнуть нож в него. Накипевшая ярость рвалась наружу — наглец ещё ёрничает.

— О! Ты мне льстишь!.. Я тебя не стою. Как, пожалуй, и Варгра.

— Самокритична! Отличное качество. Ничего, этот вопрос мы обсудим уже дома, — наигранно рассудил Драгор: — Если, конечно, ты не против? Или твоё горло ещё першит и требует выпить?

Хуже человека, точнее, оборотня, ещё поискать! Сволочь наслаждался перебранкой.

— Горло?.. — подавилась сарказмом. — Прошло чудесным образом! — растянула любезный оскал: — Мергер, спасибо за экскурсию по дому. Он у вас чудесный. — Кройнер вновь перевёл недоуменный взгляд с неё на Драгора, открыл и закрыл рот словно рыба. — Ваши рассказы поучительные и интересны. А кофе и чай у вас — лучшие в городе. До свидания!

Не давая опомниться, зашагала прочь. Следом понёсся непристойный гогот Драгора. Выскочив за порог, хлопнула дверью. Чудовище! Эмоции зашкаливали — подскочила к машине и пнула колёсо. Нога глухо отпружинила как от батута.

Ух… Ммм… Катя воздела глаза. Дождя нет, но хмурость висела, не собираясь уходить. Ветер ледяными порывами холодил кровь и тело, но успокоение не наступало. Север — ненавистен, оборотни — невыносимы, жизнь… Ммм… Что Драгору нужно?.. Все Бъёрны — неандертальцы. Уезжать! Срочно!..

Входная дверь распахнулась. Из дома стремительно вышел отец Варгра. Ухмылка, красующаяся на лице, стёрлась, осталось убийственное хладнокровие. Мергер выскочил следом:

— Драгор, Катья… как же так? — обескуражено всплеснул руками.

— Мергер, — Бъёрн старший остановился возле джипа, — в следующий раз встретимся с Лоттой, обещаю. Ещё и Варгра притащим.

— Godt^[33]…- убито кивнул Кройнер, не скрывая сожаления.

Катя замерла. Как Драгор может быть таким лжецом? Обнадеживать заведомо зная, что не собирается делать ничего подобного? Очень…очень плохой человек. Встретилась с ним взглядом. Бъёрн старший кивнул:

— Садись!

От грозного рыка вздрогнула и подчинилась. Оборотень в два шага обогнул пикап и плюхнулся на водительское место.

Глава 30

На груди пекло, словно кожу прижигали раскалённым куском металла. Катя распахнула куртку и потёрла нагретое место — кулон надела, как только очнулась после аварии. Яркий красный свет просачивался сквозь ткань. Рёбра, сердце… омерзительное зрелище. Стянула через голову и спрятала в потайной карман.

— Бъёрн, — не сдержала бушующую ярость: — Вы на кулон плохо действуете, и мне это не нравится.

— Ничего, переживёшь! — бросил Драгор, даже не взглянув. Фыркнула от негодования и отвернулась. Уже окраина города — спальный район: дома, дома… Агрессивная манера вождения оборотня не пугала. Удивляло: машина слушалась как дрессированная, несмотря на то, что руль поскрипывал от крепкой хватки Драгора.

Джип свернул на второстепенную дорогу и, завизжав колёсами, вильнул к обочине жилища Бъёрнов.

— Пошли! — Командный тон круче гипноза Варгра. Распахнув дверцу, Катя выскочила на улицу и с грохотом закрыла. — Дорогуша, машина тут не причём! — ковырялся в кабине Драгор.

Непонимание вызывало злость — Катя сжимала кулаки. В голове полный бардак. Вопросов бесконечное множество, ни один не ложился цензурно на язык. Да и какая цензура с семейством оборотней? Сила есть ума не надо. Грубые, наглые… Драгор выводил из себя! Как, пожалуй, и все знакомые из рода оборотней. Уматывать, пока опять не разревелась. Или, что хуже — Варгра увидела. Мысль вызывала прилив необоснованной эйфории. Увидеться? Не стоит… Уважение к себе и так пошатнулось, а здесь получается, сама приехала. Ещё подумает не бог весть что! Дверца хлопнула — Катя обернулась и замерла. У Бъёрна в руках объёмный прямоугольный свёрток. Драгор с хладнокровием киллера направился к дому. Что это у него? «Книга…» — раздался ответ из ниоткуда, но мандраж по телу прострелил как разряд тока. Свёрток приковывал взгляд — Катя последовала за отцом Варгра.

У входа в кабинет возле лестницы оглянулась — никого, — и ступила внутрь.

— Дверь закрой! — громыхнул Драгор.

Подчинилась и, несмело прошла вглубь. Чуть замявшись, села в кресло. Приглушенный свет от лампы озарял мрачные стены, пол и шкаф с книгами. За письменным столом портрет той же рыжеволосой женщины, как и в зале. Катя отыскала между кипой бумаг и плоским экраном компьютера загадочный свёрток. Мысли гудели словно рой пчел. Драгор, скрипнув дверцей, открыл бар. Вытащил пару бокалов и бутылку с коричневой жидкостью. Наполнив один, замер с задумчивым видом. Секунды тянулись точно минуты — убрал и достал другую, с прозрачной. Демонстративно приподнял, показывая и, хитро улыбнувшись, налил. С важным лицом прошествовал к креслу напротив. Неторопливо устроился и прокатил по столику порцию до Кати.

Покосилась на водку:

— Драгор, Кренсберг до конца… моих жизней, будет ассоциироваться с городом, где провела незабываемое время в пьяном угаре.

— Уж лучше так, чем обескровленной валяться в грязной канаве, с разодранной глоткой.

— Убийственная логика человека с алкогольной зависимостью…

— Дорогуша, у меня нет алкогольной зависимости, у меня алкогольная привязанность, — Бъёрн старший хохотнул и припал к бокалу. Пару глотков — доброй половины нет. Поморщился и откинулся на спинку кресла.

— Если вы, наконец, закончили бенефис Драгора Бъёрна, может, объяснитесь?

— Ты меня поражаешь. То робеешь — слова из тебя не вытянешь, то переходишь на «ты» и выдашь такие речевые обороты, что…

— Это — местная болезнь. Я заразилась. Чем проще и бесцеремоннее, тем легче общение.

— Я заметил! — гоготнул Драгор. — Чем выше градус, тем ярче индивидуальность!

С посерьезневшим лицом, вновь глотнул виски и прошёлся до стола. Взял свёрток, аккуратно положил перед Катей:

— Это то, что ищешь! По крайней мере, я так думаю.

Появившийся из ниоткуда и нарастающий набат колоколов в голове истончился до звона. Перед глазами плясали огненные мухи. Бъёрн старший опустился на своё место — Катя замялась:

— Я… — руки тряслись, как после бурной пьянки. — Книга?

Он коротко кивнул и осушил бокал.

Быть не может!.. Хроники? Нашлись?.. Здесь! Приспокойненько лежат перед глазами. Гром не гремит, молнии не сверкают, электричество не моргает, земля не трясется… ничего из того, что происходит в фильмах, кода случается нечто судьбоносное. Долго гипнотизировала, не решаясь взять. Чёрт! Ждала, искала семь лет и вот… сбылось… Почему же так страшно открывать?

Аккуратно подтянула фолиант — уф, тяжёлый. Запах трупный, значит из кожи. Неспешно избавила от желтоватой бумажной обёртки с потрёпанными краями. Первый слой… второй… третий. Наконец, мелькнула коричневая обложка. Освободив от последнего защитного слоя, замерла — огромная книга твёрдого переплёта с металлическими скобами. Одна — массивная, не позволяющая открыть. В ней отверстие. Небольшое… Овальное, мало похожее простые скважины под ключ с резьбой.

Рука словно жила своей жизнью — юркнула в потайной карман, выудила кулон — он тотчас задался свечением. Секунду на размышление и… поднесла к отверстию… Быть того не может?!.. Вставила в замочную скважину. Красное сияние разрослось. В звенящей тишине, где даже писк комара сродни грозному рыку льва, щёлкнуло. Катя вытащила ключ и отложила на стол — камень на кончике угас до невзрачного, полупрозрачного.

Момент трепетный и незабываемый. Скользнула пальцами по обложке и потянула за скобу — подалась с лёгким скрипом. Катя перевернула мягкую страницу — молочно-белую с теми же иероглифами что и на кулоне. Длинные столбцы притягивали взгляд, но как не старалась расшифровать — тщетно. Незнакомый язык, даже ассоциативно не получалось перевести. Катя, прижав книгу к груди, откинулась на спинку кресла. В голове вихревой поток мыслей. Переполнявший до этого момента трепет, угасал. Что делать с упавшей манной небесной, никакого понятия.

— И как это прочитать? — взглянула на Драгора. Папаша Варгра подскочил точно ошпаренный кипятком и стремительно направился к бару. Наполнив бокал, вернулся на место:

— Откуда мне знать?

— Как откуда? Хроники-то у вас оказалась?.. Кстати, — осеклась и чуть подалась вперёд, не выпуская книги из объятий: — откуда они у вас?

Драгор пригубил виски, но даже не моргнул:

— Бъёрны несколько столетий хранители…

— А почему вчера не показали?

— Дорогуша, идиотский вопрос! — папаша Варгра покрутил бокал, разглядывая: — Я тебя первый раз видел!

— А сейчас второй! Что-то изменилось?

— Как ты сказала у тебя эта штука… — чёрные глаза со стальными брызгами так резко воззрились, что стало не по себе: — Чутьё? Интуиция? Вот как-то так…

— Варгр знает? — отозвалась несмело, придя в норму.

— Нет… и пока не время…

Кивнула, взгляд упал на бокал, всё ещё ожидающий на краю. Подтянув, скривилась — чёрт возьми, семейство Бъёрнов! С ними без опьянения общаться невозможно! Глотнув, поставила обратно и склонилась над книгой. Жжение от водки расползалось по телу, точно паук обвивающей паутиной. На старые дрожжи — хорошо, в голове появилась лёгкость. Катя перевернула очередной лист.

Цветная картинка словно момент мироздания. Чёрные комковые тучи, грозно коронуют небо. Сквозь них пробиваются лучи и две светящиеся сферы, вышедшие наполовину. Огненные стрелы от них, прорезая кровавую полосу горизонта, опускаются на землю.

Массивное дерево… Как во сне! С волнообразными корнями, уходящими в недра почвы. Раскидистые ветви. Возле скрученного ствола пылает огонь. Витают искры.

Перевернула страницу — уже знакомые иероглифы. Набор треугольников, палок, кругов… Пролистала до следующей картинки. Небо пронзает стрела. Вместо острия на кончике — огненный шар…

Перевернула лист со столбцами значков.

Тёмно-коричневая высушенная почва с длинной, рваной трещиной…

Вновь нечитаемый текст…

Гигантская волна, сметающая всё на своем пути: леса, города…

Опять картинки размежёвывались древними значками, только теперь они видоизменились — появились новые, похожие на глаза, руки, ноги…

Бушующая лава, низвергаемая горой. Магма растекается точно пурпурно-оранжевая река. Облако серого снега опадает на почерневшую землю, где огромные чудовища, как в энциклопедии динозавров… Кладбище гигантов: тела, полуразложившиеся трупы, скелеты…

Вновь иероглифы, только начертаны явно другой рукой — более женственные линии, ровные, витиеватые. Заскулив от расстройства, схватила бокал и глотнула.

На новой картинке явственно пещера. Затенённая, серая… Неровные каменные стены, приглушенный свет полудогоревшей свечи. Посреди залы алтарь. На немжертва. Худенькое тело, белесая кожа. Над девушкой склонилась женщина с длинными смоляными волосами до бёдер, разметавшихся по платью в пол. Хищное, но красивое лицо излучает радость. Чуть поодаль тенью выглядывает другая фигура — мужская. Лица не видно, но даже самый невнимательный глаз оценит массивные плечи, на которые ниспадают угольные волосы, широкую спину гиганта в кожаной жилетке. Нехорошее предчувствие заставило сердце биться чаще. Нечто знакомое в мужчине напрягало. Ломать голову не хотелось — потому что догадка или сама мысль могла привести в состояние истерики, паники.

Листала с ускорением, пока не наткнулась на новую картинку.

Гигантская змея кольцами обвивает дерево. Крупные чешуйки — кольчуга, выкованная великим мастером — природой. Красноватый окрас, округлые синевато-зелёные круги по всему телу. В центре каждого жёлтое пятно. На сердцевидной голове будто корона из огненных шипов. Изумрудные глаза с продолговатым зрачком. Пасть распахнута — с острых загнутых внутрь клыков стекают мутные капли. Длинный язык раздвоен.

— Вот это уже интересно! — голос Драгора вырвал и мыслей, на лице Бъёрна неподдельный интерес

Катя вздрогнула:

— Вот только бы узнать, что написано…

— Я не знаток, но мне каракули напоминают египетские закорючки. Листани-ка дальше, — взмахнул рукой. Виски бултыхнулось и несколько капель, вылетев из бокала, плюхнулись на стол.

Катя подтянула книгу и прошипела, бросив уничижительный взгляд на отца Варгра:

— Руками не машем…

Драгор замер, в стальных глазах промелькнул страх, удивление, одобрение… Катя, фыркнув, положила бесценное сокровище на колени и продолжила изучение.

Облака словно ватные комки. Серебристый диск луны освещает небольшую поляну. Между корявыми деревьями, мелькают тени и сверкают жёлтые глаза. Посередине неё обнажённый мужчина. Волосы цвета вороного крыла взлохмачены. Точёное лицо искажёно гримасой боли. Широкая спина с выпирающими венами и взбухшими мышцами. Руки и ноги неестественно изогнуты, по телу местами проступает шерсть. Оборотень?!..

— Вот это уже знакомо, — хмыкнул Драгор.

Катя будто заведённая: лист… второй… третий. Притормозила.

Загадочные существа выглядывают из укрытий. Глаза блистают как драгоценные кристаллы: сапфиры, рубины, янтарь… Дварф похожий на одного из тех, из сна. Приложил ладонь к перекрученному стволу дерева… По нёму стекает кровь…

Каменные стены уже знакомого зала. Алтарь. Два трудно различимых окровавленных человеческих тела. Над одним скорбно склонилась всё та же красавица-женщина…

Новые столбцы с иероглифами, но написанные другой рукой — изменился наклон, углы фигур острее… Перевернула страницу и замерла — на картинке до боли знакомая кошка. Где её видела? Короткая белая шерсть, толстые лапы, крупная голова с маленькими заострёнными ушками. Изумрудные миндалевидные глаза… Как в морге, когда очнулась в первый раз. На полу рядом с патологоанатомом лежала такая же! Точнее, труп. Каждый раз, умирая, снилась погоня по тёмному коридору, приближающиеся зелёные точки…

Всё к одному — здесь написано о ней…

На следующей странице темноволосая девушка, обнимая огромного чёрного зверя, сидит полубоком. Черты лица заставляют присмотреться… Это же…

— Дорогуша, ты успела позировать для хроник, а мне ничего не рассказала? — поддельное удивление сквозило в каждом слове Драгора. Он осушил бокал.

— Вы омерзительны, — выплюнула негодование. — Вам пить категорически запрещается.

— Ха! Я-то могу бросить пить, а вот ты, если не придумаешь, как это прочесть, — кивнул на книгу, — так и умрешь полной дурой в неведении.

Катя обомлела. Хам!

— Вы… — запнулась подбирая точные слова, — поколебали моё твёрдое убеждение.

— Какое? — заинтересовался Бъёрн старший, поглядывая то на неё, то на её бокал с водкой. Катя театрально подтянула его к себе и пригубила:

— Что Варгр второй в списке, кого ненавижу после ламий.

Драгор громко расхохотался:

— Сын прав, ты потрясающая.

Слов нет! Неандерталец ещё смел комплименты отстёгивать. Резко поставила бокал. Проглотив язвительную реплику, опустила глаза на картинку — быть того не может. Видения про темноволосую девушку подтверждаются! Перевернула страницу — вновь столбцы. Несколько столбцов — размытые пятна. Первый, второй… последние четыре закорючки на странице до боли знакомые. Где-то подобные видела… Точно! Юркнув всё в тот же внутренний карман, достала крошечный брелок-капсулу. Раскрутила и вытащила потрёпанную бумажную трубочку со смазанными иероглифами.

— Это что за жёваный клочок? — глаза Драгора блестели как у ребенка, увидевшего чудо.

— Он мне таким достался, — бросила, вглядываясь в значки. Посмотрела в книгу, на листок… Так и есть! Это такие же, только на бумаге надпись корявым подчерком и несколько иероглифов неправильно расположены… Либо кто-то спешил, либо невнимательно перерисовывал. От досады едва не закричала. А смысл? Криком не прочитать… Примерный смысл за столько лет ковыряний по транскрипциям и переводчикам дали малые результаты: «Душа полетит к звёздам…» Это всё, что удалось понять из имеющегося. Что? К чему? Зачем? Почему?

Вновь потянулась к бокалу. Подняла… водка покачнулась. Взгляд остановился на компьютере, сиротливо пристроенном на краю письменного стола.

— Комп работает?

— Обижаешь!

— А инет есть?

— Вот это оскорбление…

— Да перестаньте! — отмахнулась. Поставила бокал и, отложив книгу, вскочила. Сев за письменным столом, нажала на кнопку. Компьютер, загружаясь, мучительно долго гудел. Монитор засветился, побежали ряды цифр… Катя нетерпеливо постукивала по столешнице, сжимая клочок бумаги. Ожидание хуже смерти.

— Драгор, войдите в сеть. Здесь пароль, — посмотрела на Бъёрна старшего, ковыряющегося в баре. Он приблизился прогулочным шагом с новой порцией виски, склонился. Долго вымерял мышкой нужный значок на экране, скрупулёзно наводил. — Вы словно черепаха, — не сдержала возмущения. — Как так можно?

— Ок, я — черепаха, — ответ озвучил чуть слышный щелчок. На мониторе сменилась картинка — открылась страница «Google». — А ты даже не знала, на что нажимать!..

Катя вскинула глаза на Драгора:

— Конечно, я ваш язык не понимаю…

— Учи! — серьёзно заявил Бъёрн старший и играючи поддел её нос пальцем: — Дети должны знать языки обоих родителей.

Минутное замешательство не скрыть, а вот множество грубых слов застряли в горле:

— Даже не хочу сейчас говорить на эту тему, — оттолкнула Драгора от экрана и в поисковой строчке ввела: «Распознавание иероглифов».

Ещё бы знать, что за язык… Глаза бегали по значкам на экране. Так, «ноги» — идти… «звери дерутся»… и последняя строчка, та, что уже переведена: «Душа летит к звёздам…» Катя облокотилась и взъерошила волосы:

— Сам чёрт ногу сломит! С этим нужно долго сидеть. Я семь лет потратила…

— Что? — отозвался с запозданием Драгор, точно вырвали из раздумий.

— Я говорю, — глаз не поднимала — отчеканила, разделяя слова: — Можно, карандаш, ручку… и листок!

Раздался шорох бумаг, приглушенный металлический стук:

— Твою…

Катя посмотрела на папашу Варгра. Потирал лоб, а рядом в другую сторону сиротливо глядела искривлённая настольная лампа. Бъёрн морщась, неловко повернулся, на этот раз, зацепив стопку бумаг — они дружно полетели вниз. Шлепнувшись, несколько листов взвились и неспешно, как падающие листья, опустились обратно.

— Нет слов, чтобы найти вам подходящее название, — ошарашено прошептала.

— Это хорошо! — кивнул Драгор с нарочитой серьёзностью. — Мои уши свернулись бы в трубочку от нецензурной брани, а мне, ну никак, нельзя такое слушать. Душа чувствительная и нежная будто одуванчик.

Что?!.. Поперхнулась сарказмом. Бъёрн старший как ни в чём не бывало отвернулся. Взял со стола карандаш и, смяв в кулак, последний листок:

— Пойдёт?

— Конечно! Хотя от вас я бы и туалетную бумагу не удивилась получить.

— Что не так? — развел руки в стороны.

— Мять обязательно?

Драгор посмотрел на бумагу — словно корова жевала.

— Дорогуша, перестань капризничать. На ней писать можно.

Протянул — Катя забрала:

— Может, поможете? — неуверенно поинтересовалась. — Или вы писать не умеете, а только драться, ругаться и пить?

— Ты права, это получается лучше! — хмыкнул Бъёрн старший и оскалился: — Карандаш переверни, или неточенной стороной писать умеешь?

Пристыжено опустила глаза — чёрт! Перевернула грифом вниз и принялась аккуратно выводить значки.

Драгор покачивался рядом, придерживаясь за стол. Пыхтел, сопел… склонился и чуть слышно шепнул, точно боялся помешать:

— Хочешь всё переписать?

— Конечно! — бросила сердито, не сводя глаз с иероглифов. — Книгу вновь спрятать, а у меня останется экземпляр…

— Ок! — кивнул папаша Варгра. — Но не проще ли копию сделать?

Замерла — ощущение: дура была, есть и умрёт таковой, не отпускало. Посмотрела на Драгора — он ехидненько ухмылялся.

— Издеваетесь? — едва не сорвалась на крик.

Улыбка Бъёрна становилась шире, лицо самодовольнее.

— Сразу нельзя было сказать? — от возмущения и стыда горели даже уши.

— Вот и говорю… — хохотнул Бъёрн старший и, перевесившись через стол, выдвинул полку с ксероксом. Никогда бы не подумала, что там есть техника. Причём аппарат не только для ксерокопирования — для сканирования, а также распечатки документов с компьютера.

Драгор поднял бумагу с пола, и работа закипела… Катя изредка поглядывала на папашу Варгра, который пропорционально уменьшающемуся количеству страниц, пьянел всё сильнее. Мерил кабинет шагами — тяжёлая поступь, как удары по барабану, гулко отдавались в голове. Плевать, лучше так, чем стоял бы над душой.

Копировала не всё — только, что казалось важным и где картинки пробуждали интерес. Замерла над очередной. Дыхание перехватило, в висках усилилась боль. Всё как во сне… Обнажённое женское тело… Гигантская змея обвила жертвенный камень, склонившись над телом.

Руки не слушались — насилу перевернула страницу.

— То есть, — рык Драгора, как гром среди ясного неба. — Мне сделать вид, что я этого не видел?

Врать нехорошо, но что ещё делать? Придала голосу уверенности:

— Это не обязательно случится. Но как вариант…

— Их много? — не унимался посерьезневший Бъёрн старший.

— Предполагаю, пара… тройка… — сглотнула взволнованно. Правильнее умолчать, что выбора нет.

— Этот, — папаша Варгра кивнул на книгу, — для нас лучший или худший?

— Для вас не знаю, а для меня не лучший, — осушила бокал.

* * *

Отксерокопировав последнюю страницу, озадачилась:

— Где заклинания, рецептуры? — хмурясь, перебирала листы. — Не вижу ничего похожего — исторические справки, подобие дневника из древних веков, но ничего, чтобы намекнуло: как Ламия воскресла… Может, в другой книге?

— О такой ничего не слышал. Клянусь! — Драгор выглядел растерянным.

Катя затаила дыхание — не обманывал. Да и смысл? Если уже эту книгу показал, чего скрывать другую? Чёрт! Хроники оказались как в романах, очередным ключиком к разгадке. Сколько их ещё будет? Ужас… Даже руки опустились:

— Где искать? — раздумывала вслух.

— Может, что-то в иероглифах?

— Возможно, но их нужно расшифровать, — вытащила из принтера увесистую пачку и аккуратной стопкой положила на край стола.

— Катья, ты уверена, что это нужно? — Бъёрн старший остановился напротив. Вопрос застал врасплох. Не из приятных. К тому же, в душе постоянно сидел шептун, науськивающий, что умереть — верное и самое простое решение. Вот только жить хотелось…

— Да! — встала из-за стола. — Хотя бы для того, чтобы убедиться: способ убить королеву есть!

— Ламия ищет Хроники! — напомнил Драгор. — Что, если королева выжидаёт, когда её приведут к этой книге? Что если, это всё хорошо просчитанная игра? Ламия в поиске очень долгое время…

— Тогда, причём тут я?

— Дорогуша, если бы знал, — развёл руками Драгор, — ответил на всё твои вопросы!

Горьковатый осадок с примесью неуверенности в собственных выводах и поступках заклокотал в душе. Что если оборотень прав? Пешка в чужой игре… Продуманная партия… Чёрт! Мерзко до отвращения. Но как же видения? Сны? Как же драки с ламиями? Встреча с оборотнями? Интуиция выручала долгое время!.. Голова разболелась — слишком много информации, нужно всё разложить по полочкам.

Взяла со стола кулон и вставила ключ в замочную выемку книги. Красное свечение вновь разрослось, в висящей тишине прозвучал щелчок. Проверив, закрыто ли, не колеблясь ни секунды, протянула Хроники Драгору, покачивающемуся точно маятник. Бъёрн старший прижал их к груди — пьяно-рассеянный взгляд остановился на Кате. Спрятала в потайной карман кулон и с недописанным листком бумаги откинулась на спинку дивана — не дай бог, опять начнутся вопросы.

— Дорогуша, я открыл тебе то, что никто не знает. Если есть, что рассказать — говори. — Плюхнулся напротив, шмякнув книгу на стол.

Подняла на Драгора глаза. Видно, что не отстанет. Упёртый как баран.

— Моя жизнь бессмысленна, если не пойду на битву с ламиями. Я обречёна. Это — мой рок.

— Это всё? Или есть ещё что-то? — не унимался папаша Варгра.

— Чтобы что-то утверждать, мне нужно понять, что написано здесь, — помахала листом. — Есть пара картинок в голове и только…

— Какие?

Заминка тянулась мучительно долго — толковое вранье на язык не шло. Собралась силами и выпалила как на духу:

— Сражение. Нежить и нечисть друг против друга. Оборотни тоже бьются. Знаю, бред и сумятица…

— Почему бред?

— Как уговорить Марешей и жителей Ласгерна пойти против Ламии? Где искать альвов и дварфов…

— Насчёт первых не уверен — быть иными и пойти против своих разные вещи. А вот Торстейна найти можно… — задумчиво протянул Драгор.

— Это кто?

— Вожак дварфов. Между нами произошло непонимание несколько сотен лет назад, и они ушли.

— Они были с вами? — подалась вперёд.

Бъёрн старший кивнул и, допив уже из горла остатки виски, со стуком поставил бутылку на стол.

— Не то чтобы прямо с нами, но рядом. Дед… в общем, это из-за Марешей, — отмахнулся папаша Варгра. — Торстейн не захотел с ними соседства и ушёл. Велита, предводительница альвов, последовала за ним.

— Шутите? — выдавила ошарашено. — Они были здесь, а теперь ушли?

— Ну, как-то так… — пожал плечами. — Думаю, если их найти, то, возможно, они прольют свет на эту нечитаемую муть.

Чёрт побери оборотней и, уж тем более, Марешей! Из-за них ушли те, кто нужен кровь из носу. Катя вскочила. Прохаживаясь по кабинету, рассматривала лист с иероглифами:

— Есть ещё вариант, — остановилась возле столика. — Ваик… Что если переговорить с семейством ламий? Может, помогут? Вы говорили, что они за мир с людьми! Для нас Мареши как туз в рукаве.

— Кровососы? — Бъёрн старший чуть не выплюнул слово. — Повторяю: не станут они сражаться против своих! Королева их мизинцем сотрёт! Одна весь город! Всё думаю, почему до сих пор нет? — деланно почесал затылок. — Видимо, Ласгерн для неё точно муравейник для человека. Пока не кусаются — пусть живут, но если что — пощады не жди! Нет никого сильнее неё. Быстрее. Живучей. Не единого существа! Она смертна-бессмертна, если так можно сказать! А вот ты… Нужна ей… Зачем? Хотелось бы узнать, а с другой стороны — страшно. Жизнь меня вполне устраивает! Если из-за тебя поменяется что-то в худшую сторону — нехорошо… Может, лучше не давать тебя Ламии? — одурманенный алкоголем взгляд осмыслился — чёрные глаза блеснули недобро: — Что если ты умрешь окончательно?

От страха тело будто одеревенело. Даже губы не слушались:

— Я думала об этом… — прошептала, изучая лист. — Труда не составит, но что если моя смерть окажется бессмысленной? Ламия живёт вечность. Столетием больше, столетием меньше — она уже научились терпению. Дождется нового появления мне подобной и вновь начнется погоня…

— Но это была бы проблема следующего поколения, а не наша.

— Сколько таких, как я добиралось до вас? — цеплялась за всплывающие мысли.

— Ты первая…

— Вот и ответ! Первая кому удалось встретить тех, кто может победить ламий. Картинки, сидящие в моей голове; текст на листе… осталось расшифровать и всё. В наших руках возможность изменить ход жизни. Истребить гадов…

— Слишком просто, чтобы быть правдой… — скривился Драгор. — Не боишься, что станешь вершительницей судеб? Разозлишь Ламию и нагрянет война? Получается: либо массовая гибель, либо очищение земли от тварей. Жить не трудно зная об этом?

Щепетильный вопрос, который сама себе задавала миллион раз, но вразумительного ответа так и не нашла.

— Я не боюсь умереть, — присела на письменный стол. — Просто пока не хотела бы при этом присутствовать. Чёрт, — заговорила сердцем, — я жить хочу! Хочу семью… Если бы всё было беспросветно, мы бы не разговаривали. Понимаю, что существовать оставшиеся жизни бессмысленно, постоянно оглядываясь и убегая. Могу начать нормальную жизнь, но для этого нужно победить ламий, — потупила глаза: — Я видела себя счастливой.

— Катья, — разжёвывал по-отцовски Драгор, — жизнь размерная у всех, кроме тебя. Мы привыкли существовать на краю земли, Торстейн в горах, Вилета в лесах, люди как крысы — везде. У каждого есть, чем дорожить. И плевать, что кровососы могут напасть. Пока этого не случилось, сдвинуть с нажитого трудно. Это ты ищешь выход Тебя прижимают и гоняют, а мы…

— Вы правы, у меня ничего нет! Я теряю всех, с кем знакомлюсь. Вернуться домой не могу, там поджидают ламии. Моя жизнь по наитию… Но я хочу перемен!

— Ты готова рисковать жизнями всех живых существ ради спасения собственной шкуры? — поставил вопросом в тупик Бъёрн старший.

— Это грубая трактовка, но… суть вы уловили верно, — стыдливо умолкла. Чёрт! Сколько ещё боятся? Вскинула голову. Кивнула: — Да! Готова рискнуть, но непросто, чтобы спасти собственную шкуру, всем грозит порабощение. Есть люди, которых используют как скот! То же с нечистью и нежитью. Битва не только моя — всех… А вы? Для чего живёте? Вам дана сила противостоять! Значит, она должна чему-то служить!

— Уверена, что мы — «сыны человечества»? Защитники… — Драгор расхохотался: — Не смеши! Мы — звери, как и Ламия. Только не столь кровожадные. Да, на кровососов реагируем с агрессией, но они с нами открыто не воюют.

— Вот именно — открыто! Если не выступите против Ламии, она, рано или поздно, доберется до вас. Допустите такое? — выдумывала на ходу, но ничего другого на ум не шло. — Драгор, если я буду продолжать бесцельно скитаться и удирать, она меня поймает. Может, не сейчас, чуть позже… — Чёрт! Слова никак не складывались в убедительные предложения. Веские доводы ускользали. Осталось только одно — рассказать часть правды. — Кровь простых людей делает ламий сильными по сравнению с обычными существами, а моя… сделает сильнее против вас — оборотней! Моя кровь — для них допинг.

— Вон как? — На лице Бъёрна застыл неподдельный интерес.

Катя замерла. Сейчас что-то будет! Цунами? Смерч? Или Драгор сразу убьёт? По коже побежали мурашки — спокойствие оборотня хуже импульсивной реакции. Не знаешь чего ожидать. Если наброситься, даже не отскочить — скорость не та.

— Это мелочь, о которой забыла рассказать? Не знаешь почему у меня руки чешутся тебя придушить?

Онемение проходило. На смену страху пришёл неподдельный ужас — бежать! Спасать шкуру!

С места не сдвинулась — поморщилась:

— Подробностей не знаю, но ламии, которые загнали к вам, говорили об этом…

— А если тебя обескровить, воскреснешь? — с ледяным спокойствием поинтересовался Драгор.

— Вы так милы, — на силу улыбнулась, поджилки всё ещё тряслись. Бъёрн старший как монумент — ни один мускул не дрогнул. Нехорошо! Морозная капля пота скатилась по позвоночнику. Зря рассказала, точно убьёт! В горле такое першение, словно песка наелась. Осторожно выдавила: — Не пробовала, но оживала при разных обстоятельствах. Один раз с дыркой в голове — согласитесь, потеря крови большая. В другой были переломаны почти все кости. Предполагаю, что восстановится, но понятия не имею, откуда возьмется…

— Вот именно, — Драгор встал — Катя отшатнулась. Будто не заметив, прошёл до бара. Налил энную порцию виски и вернулся обратно: — Не бойся!.. Мне достаточно причины сражаться против них, — пригубил. — Варгр тебя любит. За счастье сына умру, но как уговорить других…

Сердце застучало как сумасшедшее. В душе всё смешалось: гнев, радость, негодование, смущение. Мир закрутился точно в космическом пространстве:

— То есть вы…

— Да, дорогуша. Чем смогу, как говорится, помогу.

— Только, — сорвалось с губ. Повисла тишина. — Варгр меня не любит! Да и не за что… Мы знакомы всего нечего. Но и отрицать, что есть нечто животное, не буду, — мотнула головой: — Прошу об этом больше не говорить.

— Катья, твоя решительность восхищает. Надеюсь, скоро ещё и поумнеешь.

— Лестное у вас обо мне мнение. Трусливая дурра без тормозов, готовая уничтожить всех живых существ, чтобы спасти шкуру. Хотя, если при всем этом я в вашем вкусе… тогда вы меня ужасаете всё больше.

Драгор расхохотался. Катя улыбнулась. Словно камень с души упал. Слава богу! Обстановка разредилась. Бъёрн старший точно не убьёт, теперь уверенность стопроцентная. Он такой же прямой, как и его сын.

— Но это не всё, — улыбнулся, глотнув виски, — ты безумно остроумная и самокритичная, а это сглаживает многие твои недостатки.

Обалдеть! Покачала головой:

— Драгор, а почему книга была в том доме?

— Несколько лет назад мы его подарили Кройнерам. Заметал следы, вот и согласился. Запах оборотня должен выветриться. Там сейчас орава: семеро отпрысков Лотты и Мергера. Думаю, самое то! Если будет нападение ламий, первым делом пойдут по нашим домам, а так… дом не наш, запаха нет — если и будут искать, то в последнюю очередь.

— Вы — чудовище! — поморщилась. — Подставляете ни в чём не повинное семейство под монстров! Хотя, я не лучше, — отмахнулась и оглянулась на дверь: — Кстати, о запахах… А где Варгр? Я у вас дома! Он не врывается — не рвёт, не мечет. У него нюх отбило?

— Ну, — протянул Драгор, осушив очередной бокал, — сын занят почти тем же, чем и мы…

— Разгадывает ребусы и обсуждает мои недостатки?

— Почти! — хмыкнул Бъёрн старший: — Пьёт…

— А! — растерялась на секунду: — Это у вас семейное.

Драгор довольно улыбаясь, кивнул:

— Видишь, дорогуша, ты нам очень подходишь.

Опять издевается — намекает на чувства. Болезненные уколы в душе вытесняли столь долгожданные новости. Нужно радоваться — книга нашлась и уже даже есть, чем заняться. Вырабатывается план действий, передвижений, так нет же… Всё кисло и безжизненно — неймётся сердцу, разные глупости лезут в голову. Катя вздохнула:

— Пойду, поговорю с Варгром. Нужно уладить разногласия.

— Ступай. Твой нюх не отбит, поэтому найдешь, а я пока книжку верну на место, — вновь кивнул Драгор и встал.

Ещё раз проведя рукой по обложке, обернула книгу той же упаковочной бумагой. Бъёрн старший нетерпеливо топтался на месте.

— Только не говорите, что собираетесь пьяным сесть за руль, — негодовала, не решаясь отдать Хроники. Папаша Варгра пьян в стельку. Стоит, шатается. Куда ему ехать? Проспаться бы…

— Я трезв, как никогда! — покачиваясь, Драгор выхватил из рук свёрток и пошёл к выходу.

— Я на вас полицию натравлю… — пригрозила несмело.

— Ок, невестка, — хмыкнул и, распахнув дверь, зашагал прочь. Его тяжёлая поступь гулким эхом разлеталась по залу, пока не умолкла.

В одиночестве, тишине… по коже побежали мурашки. Что ж, пора решиться…

Если придётся видеться с Варгром чаще, то лучше смириться с неизбежным. Взяла со стола клочок бумаги. Смяла в кулак и пошла на кухню. Ведьма наказала: «Сожги…»

Глава 31

Экран телевизора расплывался, мелькали картинки, звуков не слышно.

Варгр откинулся на спинку кресла и водрузил ноги на стол — тот жалобно скрипнул. Приложившись к бутылке, глотнул. Водка — адский напиток. Опалив горло, опускалась жаром, горяча кровь, но даже это «пойло» не заглушало боль. Зачем дома сидит? Ответа не находилось. Один, в пустой комнате, наедине с глупыми мыслями. Нужно загулять, и всё забудется — время лечит. Если не до полного выздоровления то, по крайней мере, подштопает. Жизнь продолжится, поменяются интересы. Так и собирался сделать, ведь с Олафон на вечеринку пошёл — проветриться, расслабиться… забыться. Брат обещал веселье — хорошую компанию, красивых девчонок и море выпивки. Замечательно! Шли, болтали, Олафу позвонил Рагнар… Дальше провал, а когда очнулся, оказалось, стоит у своего дома. Застыл точно сомнамбула и уставился на дверь. Телефон надрывается в кармане. Достал, на дисплее: Олаф. Сбросил звонок и вырубил мобильный. Пошли все!..

Поморщился — рука плетью опустилась до пола. Никто не нужен… никто не поможет, не заглушит воспоминания о ведьме. Она — наваждение. Проклятие… Запах Кати насыщенный, словно она рядом. Её образ везде, куда бы ни посмотрел. Зелёные глаза, полные страсти… Нежные руки, скользящие по его спине… Манящие губы…

Алкоголь выветрился мгновенно. Ведьма! Зря отпустил. Снова отхлебнул — горечи больше нет, забытье не наступает. Из-за Кати не напиться — спиртное как вода. Отбросил бутылку… В ответ раздался звон стекла.

Повернулся — сердце чуть не остановилось. Ведьма рассматривает, стекающее по стене, пятно от водки.

Встряхнул головой. Катя! Она! Прислонилась к дверному косяку. Одета, как и утром: высокие сапоги, узкие джинсы, куртка… Лицо серьёзное. Мираж? Галлюцинация? Перевела взгляд на него и шагнула в комнату, прикрыв дверь.

— Ты — садистка? — голос охрип — Варгр прокашлялся: — Нравится меня мучить?

Катя неспешно сняла куртку и положила на комод возле выхода. Пересекла комнату и скрылась в ванне. Мысли понеслись с космической скоростью. Что она задумала? Почему здесь? Плевать! Главное, что не уехала!

Включила воду?!.. Зачем? Льющиеся струи воды, звонко ударялись о кафельный пол — звуки летели в комнату через открытую дверь. Катя вернулась. Варгр спустил ноги на пол:

— Воду заранее включила, чтобы никто не услышал моих криков о помощи? Или заставишь ледяной душ принять? — Катя неторопливо потянула футболку вверх. Варгр откинулся обратно, но голос предательски дрогнул: — Хватит…

Футболка оказывается рядом с курткой.

Шок не проходит. Варгр трезвый как стеклышко, затаивает дыхание. В голове пульсирует кровь, в ушах воздушные пробки.

Вжикает молния… вторая… Девчонка пристроила сапоги у выхода.

Вот же дрянь! Гнать в шею…

Нет! Пусть продолжает!

Отвернуться ни сил, ни желания. Взгляд неотрывно следует за медленно спускающимися джинсами — Катя их изящно стягивает. Хрупкое тело, с мягким изгибом бёдер, тонкой талией, плоским животом — хорошо и желанно. В изысканном, белоснежном кружевном белье. Тончайшем, а главное, мало скрывающем женские округлости.

Шумно выдохнул. Это же коварный план соблазнения. Специально готовилась!

Бросил взгляд на стену — жаль, выпивки нет, бутылку-то выбросил. Закинул руки за голову и продолжил рассматривать стриптиз. Лучше их спрятать, а то так и норовили помочь ведьме раздеться — содрать побыстрее оставшееся. Происходящее гипнотизировало, но воспоминания свежи — Катя обольстительная, коварная.

Она будто ждала сигнала. В нетерпении дал — сглотнул. Доля секунды… и чашечки лифа освободили небольшую, упругую грудь. Розовые бутоны расцвели, соски вызывающе затвёрдели.

Стиснул зубы — восхищенный стон едва не вырвался наружу. Лямки соскользнули, и бюстгальтер чуть не упал. Варгр едва удержался на месте — Катя в последнюю секунду подхватила лиф, и запустила в его сторону. Как поймал — не понял, но сжав в кулак, убрал руку обратно. Ведьминские глаза озорно сверкнули, уголки губ изогнулись. Она приспустила край трусиков — одна сторона… другая. Ниже, ещё ниже. Кружево упало на пол. Катя его легко подцепила пальцами ноги и откинула следом за бюстгальтером.

Поймал, определив в тот же кулак. Перед глазами пелена, в голове пусто — кровь опустилась в чресла. Ведьма! Ничего более красивого и возбуждающего не видел. Знала, как заставить нарушить данное себе слово. Вернувшись от братьев, поклялся: всё! Хватит! Слаб. Не может к Кате не прикасаться, а держаться в стороне — тем более. Пусть уезжает. Останавливать не будет». Но девчонка, словно читая его мысли, нашла новейший способ истязания, изощренную пытку — явилась, когда потерял надежду. Дерьмо! Мазохист «от» и «до». Забыв обо всём, тотчас согласился на старо-новую игру. Это сильнее, чем жалкое обещание себе. Теперь ждал просьбы, разрешения, команды, приказа. Плевать… любого сигнала, означающего: можно. Соврал — готов на подачку. Зверь, оборотень, волк, бешенный пёс, побитая собака… называй, обзывай, как хочешь. Готовь стерпеть любое унижение, ведь нужна именно эта «лакомая косточка».

Катя прислонилась к стене:

— Ждешь смс или хватит устного приглашения?

Треск, грохот свернутого столика потонули в мощном сердцебиении, громыхающем во всём теле, изнывающем от боли. Как очутился рядом — не понял. Боясь спугнуть нетерпением, с осторожностью, будто разглядывал антикварную фарфоровую куклу, притянул девчонку — хрупкую, трепещущую, подрагивающую.

Может, ловушка? Ведьминские глаза изучали несколько мучительных секунд, пока не остановились на его губах. Черты лица смягчились. Обвила тонкими руками шею. Варгр перестал дышать — лёгкие точно свело от напряжения:

— Скажи… — собственный голос прозвучал неестественно глухо, но твёрдо. — Скажи…

Катя неспешно, с кошачьей грациозностью, поднялась на цыпочках — едва касалась, но этим сводила с ума ещё больше. Кончиком носа потёрлась о подбородок. Глубоко вдохнула и приластилась щекой:

— Поцелуй…

Мир перестал существовать. Столько долгожданного слова ещё не слышал. Призрачная мечта, утром ускользнувшая, приобрела очертания и форму. Катя реальна и досягаема. Даже больше — уже в его руках: дрожащих, как у школьника, которому фартануло, и понравившаяся девушка улыбнулась. Желание болезненно — терпения нет. Мягкие, притягательные губы зазывно приоткрылись. От ужаса свело ноги — не дай бог спугнуть животной страстью… как в тот раз.

Поцеловал лёгким, еле ощутимым слово воздушным. Ласково и нежно, точно дегустируя дорогое вино и вкушая изысканные нотки букета. Катя — хрупкий сосуд, который не переживёт грубого обращения. Вокруг, набирая скорость, понеслась комната. Звуки истончились, краски приглушились, слились в одну — индиго. Космическую, бездонную, вспыхивающую золотыми вкраплениями — искрами. Сердце едва не остановилось — ведьма отстранилась. Чуть не взвыл. Она всё же играла?!..

— Издеваешься? — аккуратные брови взмыли. — Правда, нужно давать команды? Или ждешь, умолять буду?

Изнутри вырвался нервный смешок. Катя улыбнулась:

— Хорошо! — протянула, облизнув губы. — Давай, по-твоему, — умолкла на миг, и вновь поднявшись на цыпочках, прошептала в губы: — Возьми меня…

Больше нет условий и правил — впился, будто этого никогда больше не будет. Как мечтал и жаждал. Со всей страстью и необузданным желанием. Как никого раньше. Крутящаяся вселенная треснула как стекло. Рассыпалась на множество кусочков, разлетающихся в стороны. Варгр сжал хрупкое тело в объятиях. Теперь не отпустит, даже если она начнет отбиваться! О счастье!.. Сама прильнула — мягкая и податливая, точно воск. Опьяняла сильнее алкоголя. Да какой на хрен алкоголь?! Она нечто большее, лишающая почвы под ногами.

Зарычав, поднял за ягодицы. Главное, контролировать себя! Ведь может причинить боль. Катя такая маленькая и худенькая. Нежный стон коснулся ушей — ведьма подалась навстречу. Торс сдавило с невиданной силой — сладкая боль расползалась, словно пятно на ковре от красного вина. Дух перехватило. Вот это да?!.. Значит, не показалось в прошлый раз — она на это способна. С глухим стуком впечатал в стену и, стиснув бёдра, устроился между ног. Гладил, мял, сжимал сводящее с ума тело, льнущее самозабвенно и страстно. Ведьма откликалась на каждое прикосновение, как ни одна ранее. Оторваться не мог — упивался сладостью. Её руки творили немыслимое, блуждали по оголённой спине, доводя до исступления. Когда бы женские ласки доставляли такое удовольствие? С ней же, как ненасытное чудовище — жаждал ещё и ещё. Желание рвалось, терпение иссякало — треск ткани смешался с шумным, хрипловатым дыханием. Куски футболки полетели в стороны. Рванул неподдающиеся пуговицы на джинсах и едва не взвыл, избавляясь от мешающего куска ткани. Удерживая Катю на себе, стремительно направился в душ. Боль яркими вспышками кусала ступни — под ногами хрустело стекло… Плевать на всё!

Как раньше жил без этого котенка? Как и чем мог дышать? Она всё: и жизнь, и смерть…

Льющаяся вода обдала прохладой, не принеся полного успокоения. Освежила — не более. Подставился под струи, прижал Катю к стене:

— Ты меня опьяняешь, — коснулся губами её лба и глубоко вдохнул, удерживая сознание, норовившее ускользнуть. Девчонка вызывала экстаз, мощнее и ярче любого из существующих: — Никого так не хотел, — отстранившись, изучал пылающее лицо. Катя реальна! Провёл пальцем по чёткому контуру подбородка: — Вот только ждал слишком долго, боюсь…

Жадные губы, впившиеся с чувством, вознесли к недосягаемым высотам. О большем не мечтал. Со звериным рыком стиснул объятия — если не овладеет девчонкой, умрёт. Она, словно ощущая нетерпение, сжала его возбужденное естество и подалась навстречу. Не сдержавшись от лакомого предложения, вошёл стремительным рывком. Тесно, но горячая влага окутывала и обволакивала пульсирующую плоть. Стон, слетевший с полных губ, самый умопомрачительный звук. Ничего подобного прежде не слышал — ведьминская музыка: убаюкивающий голос, непонятные слова, щекочущие слух. Катя — ундина, заманивающая мужчин! Но она создана для него… самой природой… Ловушка для зверя! Капкан для оборотня. Демон в облике ангела. Томно выгнулась, позволяя проникнуть глубже. Плевать на всё, уже попался!

Новым толчком протиснулся дальше, где жар будто в жерле вулкана. Перед глазами запрыгали брызги звёзд — светопреставление ослепило. Очередным рывком вошёл ещё глубже и замер, наслаждаясь низвергающимися огненными потоками. В горле застрял вопрос, который обычно задается, перед тем, как кончить: «В тебя можно?» Он потонул в хрипловатом рыке блаженства. Томительные ощущения перерастали в сладчайшую истому. Ни разу не испытывал столь быстрого и болезненного оргазма.

Накатил стыд за мальчишескую несдержанность, крайность эмоций привела в замешательство. Как менялись чувства в первую встречу в мотеле — убить или заняться сексом.

Уткнувшись носом в щёку Кати, приходил в себя. Веки не открывались, грудь вздымалась мощно и жадно. Дыхание неровное. Мир постепенно возвращался — струи воды медленно охлаждали разгоряченное тело. Очертания кафельной стены прояснялись. Реальность пугала, ощущения смешались — что-то не так. Точнее, осталось, как и прежде — желание. Оно не утихло! То, о чём мечтал, не сбылось. Правильнее, частично сбылось! Получил кого жаждал, но успокоение не пришло. Хочется также, как раньше. Такое бывает? Вероятно — да! Что же это такое? Катя — его персональная Виагра!

Отстранился: сверкающие изумруды глаз смотрели в упор, щёки раскраснелись, алые губы гипнотизировали. Это из-за его грубости и требовательности припухли. Девчонка восхитительна…

— Ты хоть знаешь, что творишь со мной?

Катя мило улыбнулась. Её пальчики скользили от его локтя, поднимаясь вверх, к шее, оставляя на коже едва ощутимые покалывающие дорожки и вызывая детский трепет — волны мурашек.

— Дьявол, — хрипловато простонал, — это будет долгий вечер.

Неспешными покачиваниями растворялся в неге молодого тела — Катя отвечала всё чувственней. Как же хотелось кинуться зверем, как тогда в спальне — не сдерживаясь. Хотя, мало что сдерживал первый раз — она уже выдержала напор. Ни разу не пожаловалась, не попыталась остановить. С девочкой точно на пороховой бочке с горящим фитилем. Неверное движение, а точнее, резкое, и взрыв гарантирован. Смотреть на неё невозможно, контроль теряется мгновенно.

Припал к упоительным губам, словно они долгожданный источник. Она как глоток воды в засушливый день. Мозг и тело желали Катю! Сводящую с ума, умопомрачительную, будоражащую ощущения, не испытанные ранее, но томительно и сладостно-восхитительные. Её стоны уносили в другой мир: чудный и трепетный, заставляющий замирать, прислушиваться и продолжать в ожидании нового хрипловатого вздоха. Она будто клапан к допуску кислорода. Не откроется — смерть. Но готов рисковать, только бы не останавливалась. Её руки блуждали по телу, взъерошивали волосы, прижимая сильнее и поглаживая, лишали остатков терпения. Острые когти впивались в кожу, вызывая экстаз вселенского масштаба. Как же это восхитительно, когда женщина отвечает с той страстью, которую жаждешь получать; когда отдается без остатка. Ведь незначительная боль притуплялась жаром, идущим от девчонки.

Потеряв контроль, двигался резко и стремительно. Ощущения зашкаливали — возбуждение подкатывало к финишной черте. На подходе к Эвересту, остановился и вышел. Разочарованный стон и распахнувшиеся кошачьи глаза насмешили.

— Девочка…

Катя, схватив за волосы, потянула обратно. Варгр пригвоздил её к стене:

— Нет, милая, в этот раз не так быстро, — в «изумрудных камнях» промелькнуло недоумение, граничащее с испугом. Как с ней заниматься сексом? Она не скрывала разочарования, её взгляд яснее ясного — она недовольна! Варгр, осторожно обведя её рот кончиком языка, скользнул вглубь. Сладкая! Она… сладкая… Слаще меда. Нехотя оторвался и дорожкой лёгких поцелуев, спустился к выемке между ключицами… ложбинка… грудь. Розоватые соски торчали, требуя внимания. Нежная бархатная кожа, сахарная, опьяняющая и одурманивающая, как ничто на свете. Как же долго мечтал прикасаться и ласкать. Резь пронзила макушку — волосы словно выдрали. Катя тянула вверх:

— Если не вернешься обратно, клянусь: кастрирую без скальпеля — когтями, — прошипев, впилась требовательным поцелуем.

Новый взрыв страсти накрыл мгновенно. Восторг смешался с острой болью — точно в доказательство угрозы, Катя вонзила когти в спину. Застонав от экстаза, Варгр прикусил её губу — ведьма ахнула и сдавила его торс сильнее. Перед глазами, разлетаясь в темноте, вспыхивали снопы искр. Будто спецэффекты в фантастическом кинофильме. Огни, огни, огни… её ловкая рука вновь завладела плотью, тело подалось навстречу. Дыхание перехватило от нетерпения. Стремительно вошёл, с губ полетело рычание — Катя томно вскрикнула. Подчинилась заданному ритму. Подстёгивала двигаться резче и быстрее.

— Киса, ты нетерпеливее меня…

Её язык скользнул по его губам и проник внутрь. Дразнил, ласкал, ломая убеждения, что восхитительнее не бывает. Жаркий поцелуй унёс в другую реальность. Варгр терялся в потоке ощущений — с каждым толчком взмывал всё выше. Новая горячая волна прокатывалась по телу и, достигая мозга, сводила с ума. «Это предел!» — кричал разум. Мощный взрыв экстаза захлёстнул, выключая сознания. Варгр вошёл грубо и резко — как можно дальше и, уткнувшись в шею Кати, зарычал. Никто его не принимал настолько глубоко, жар её нутра окутывал. Уха коснулся нежный, протяжный стон — спину будто обожгло кипятком. Торс сжало с нечеловеческой силой. Никогда ещё собственные потрескивающие кости не причинили столь сладостной боли. Плевать! Хоть всего переломает, лишь бы не отстранилась. Погибнет…

Пульсирующие потоки изливались, оставляя опустошение. Придерживая Катю, приходил в себя — сил нет как после битвы с ламиями, только неописуемо приятнее. Мир вращающейся каруселью притормаживал — картинка обретала чёткость. Дыхание тяжёлое, словно совершил марафонский забег. Сердце отчеканивало быстрый темп, гулко отдаваясь в голове. Нехотя отстранившись, опустил Катю на пол. Объятий не разжимал — потеря близости равносильна смерти. Что это было? Ощущения реальны?

Рядом с Катей слаб, хотя это несвойственно для него. Он — оборотень, а не слюнтяй, получивший конфетку. Разорвав кольцо рук, повернулся к душу. Закрыл глаза и упёрся ладонями в стену. Прохладные струи, попадая на голову, стекали по разгоряченному телу. Освежали, приводя рассудок в сравнительный порядок. Спину пощипывало. Лёгкое прикосновение пальцев Кати вновь взорвало спокойствие — пробежались вверх по лопаткам.

— Ты был прав, — сожалеюще прошептала ведьма и прижалась к спине, — я тебя расцарапала…

Варгр замер. Он — чувствительный и податливый, как пластилин! Тело оборотня ненавистно, особенно, когда рядом эта девочка. Одомашненный, ручной пёс, готовый на всё, лишь бы хозяйка погладила и приласкала. Хватало доли секунды, и ожидал продолжения. Мурашки волной устремились за дорожкой, оставленной руками Кати. Варгр нервно передёрнул плечами — злость ударила в голову:

— Плевать!

Едва не взвыл — обдало холодом, будто нырнул зимой в прорубь. Почти не ощутимый поцелуй коснулся плеча ожогом медузы. Душевая опустела, но повисшая тишина убивала. Варгр стиснул кулаки, сдерживаясь на месте. Это глупо и по-слюнтяйски — броситься следом. Нужно разобраться в себе, в новых чувствах, в Кате. Зачем это делала? Заманивала, соблазняла? Отдавалась самозабвенно, как никто! Какой-то коварный план? Хотя… получил, что желал. Варгр стукнул ладонью в стену — вот только недостаточно. Нужно нечто больше. Да и вообще, кого после такого можно захотеть?

Только её…

Глава 32-43

Пережитое не осознать — Катя рассеянно смотрела на стену с растекшимся пятном от водки. В голове не укладывалось, мысли скакали в полном беспорядке. Разве бывают такие ощущения? Они разрывали на части!

Как осмелилась Варгра за волосы дергать? Что о ней подумал? Нужно уйти сейчас, потом будет труднее! Тело ныло, кости словно переломанные.

Дрожащими руками надела джинсы и футболку. Потянулась к куртке, взгляд скользнул на сапоги — ногиотказывались шевелиться. Проклиная дурость, главенствующую над рассудком, опустилась на пол. Джинсы Варгра… Подползла и аккуратно сложила. Куски футболки валялись как зачарованный круг. Можно точно определить, где находился обладатель вещи. Один кусок, второй… Ахнув, села — маленькое стекло впилось в колено. Выдёрнула и поморщилась — ткань джинсов пропитывался кровью. Вот и тряпки пригодятся! Задрала штанину и самым крупным обмотала рану.

Почему грубо сказал: «Плевать!» Ещё и передёрнуло от её прикосновения, будто испытывал отвращение. Противна ему? Вероятно! Он её за шлюху принял. Сама виновата! Явилась, разделась и предложилась. Может, получив, что хотел и правда охладел? Говорил же: «Хотеть — не любить». А она себя на блюдечке с расписной каемочкой преподнесла. Он же даже слова приятного не сказал — сидел и наблюдал. Нет, видно, конечно, возбудился, но если испытывал такое со всеми? Женщин, готовых на подобные отношения, полно — он привык. Точно!..

«С тобой иначе, пытаюсь найти компромисс» — его слова. Нашёл! Недолго уговаривать пришлось. Отдалась так, что самой противно. Где самоуважение? Нет его. Можно произошедшее на опьянение списать, но это — неправда. Себе не соврешь — жаждала ласк. Как подумаешь, что придётся с Варгром ещё провести какое-то время, дурно становится! Ужас! Всё равно бы его близость свела с ума, а так глядишь, полегчает. Теперь бы сосредоточиться на другом — расшифровке иероглифов, а холодность Варгра… Ничего, сильная! Проглотить обиду, запреть гордость — рот на замок. Ладно, что сделала, то сделала.

Дособирав скол, встала. Прошлась до свернутого набекрень столика. Подняла и положила на него прозрачные стеклышки. Сняла повязку с колени — кровь остановилась, ранка подзатянулась. Вот и отлично! Подобрав валяющиеся джинсы оборотня, положила на кресло.

Вода смолкла — шлепающие шаги приближались. Варгр свежий и умытый остановился возле постели. Влажное тело поблескивало.

Заломив руки, замерла с другой стороны. Чёрные гипнотические глаза, недавно красные от страсти и желания, словно обладатель сам дьявол, изучали. Хотя так и есть. Никто не может подчинять, как он. Просила, чтобы взял её — полный аут! И ведь почти умоляла. Красивый, сильный. А любовник… ммм…

Но у каждого есть недостатки. Кто-то пьёт, кто-то бьет, изменяет… дурак, а вот у Варгра — навязчивая мысль о вечной любви к Нойли. Нет, смириться с таким недостатком невозможно. Но есть цель — придётся двигаться дальше, как бы сердце не болело.

— Опять куда-то собралась? — голос полный сарказма выдёрнул из мыслей.

— Не хочу быть навязчивой. Подумала, тебе надо прийти в себя…

— Со мной всё отлично! — рыкнул Варгр. — Единственное, что мне сейчас нужно, твоё присутствие.

Ликование переросло в смущение. Катя старательно не смотрела ниже крепкого торса — дыхание перехватывало, краска приливала к щекам. Наглая улыбка окончательно уничтожила остатки самообладания:

— Царапины залечить?

— Одну — самолюбие! Кровоточит всё сильнее, — повисло молчание. Что ответить? Нечего… — Алкоголь выветрился, пришла в себя и теперь жалеешь? — уколол без тени ухмылки. — Если хочешь уйти и ищешь причину — не надо, где выход знаешь.

Гад! Язвительная реплика застряла в горле. Катя решительно ступила на постель — она слегка прогнулась под тяжестью тела, и босые ноги погрузились в мягкое покрывало. Ни секунды не колеблясь, зашагала к наглецу. Улыбка, расползающаяся по его лицу, поразила. Варгр хотел её. Плевать на всё! Сейчас он принадлежал ей! Поравнявшись, обвила его шею, притянула и впилась в дерзкие губы. Мир покачнулся, душа чуть не покинула тело — едва не лишилась сознания. Блуждающие по ягодицам руки, разжигающие огонь страсти, уносили в небытие. Всплески ярких искрящихся волн, накатывали одна выше и насыщенней другой. Разум кричал: «Пусть лучше убьёт», а тело отзывалось на жёсткие ласки и требовало: «Пусть возьмёт». Настойчивые, жадные губы словно чувствуя сомнения, не давали отстраниться. Накрывали, поглощали, перемещая в межпространство, куда иным не попасть, где только он и она — две половинки одного целого. Как во сне. Нет, это восхитительнее и мучительнее. Ненавистный оборотень, такой страстный и темпераментный. Грубость не пугала, работала как вызов. Дерзкая манера общаться распаляла ещё сильнее.

Внутренний огонь, расползающийся языками пламени — сильнейшее истязание. Варгр — дьявол, вышедший из преисподней и испепеляющий жаром. Только он может погасить его. Он — опытный гончар. Она — податливая глина. Умелые и ловкие руки: мнут, жмут, гладят… Он слепит всё, что захочет. Лишь бы не прекращал. Она его…

Катя насилу прервала поцелуй. Сердце билось как сумасшедшее. Когда успел раздеть? В памяти ничего — пусто! Она на нем, но как? Варгр стиснул в объятиях и его губы властно накрыли рот, требуя продолжения. Сознание покидало — нет ничего кроме его ласк, ничего кроме наглых, дерзких и вездесущих рук. Стыд, страх и желание вытесняли наислабейшее. Мир перевернулся, вмяло в постель — мощное тело прижало, отрезая все пути к отступлению. Куда на к чёрту бежать? Лишь бы не останавливался… Варгр томительно долго устраивался между бёдер. Глаза, горящие пламенем, ласково изучали:

— Хочу тебя… — хрипотца голоса заставила замереть. Никогда не слышала ничего более гипнотического и завораживающего. Подалась навстречу, притягивая за шею. Варгр прильнул: — Девочка, я так хочу тебя.

Пальцы бесцеремонно проникли в сосредоточение желания. Туда, где жар, где нестерпимо томно. Ахнула и прогнулась, под властью нового чувства. Заданный темп сводил с ума. Варгр словно наслаждался её крахом и не прекращал пытки — не брал, как хочет предательское тело.

— Хватит, — не сдерживая эмоций молила, — хватит…

Извернулась, вырываясь из мучительного капкана, дающего так много, и так мало — внутри образовалась болезненная пустота. Приподняла ягодицы, отзываясь наглейшему хвату — оборотень подмял под себя. Сжала ногами торс до хруста — Варгр охнул. Врезала по руке, упирающейся возле головы, и перекувыркнулась, увлекая оборотня за собой. Звериный рык будоражил кровь — загребущие руки, удержав, не позволяли вскочить — усадили. Сдавила бока Варгра, наклонилась и скользнула языком по полосе рта. Губы смягчились и раскрылись, позволяя ласкать. Восхитительный наглец! Как отказать, когда так отвечают? Катя уперлась в мужскую грудь и отстранилась — Варгр зарычал, следуя за ней. Насилу приподнял за бёдра и резко вошёл, насадив на себя. Катя чуть не задохнулась — волна жара накатила, едва не лишив чувств. Ненавистный оборотень!..

— Чш-ш-ш, — мягкое, бархатное шипение вернуло в реальность. Катя нехотя разлепила веки. Очертания Варгра сквозь пелену солёной влаги расплывалось. Он сел, крепко сжимая в объятиях. Нежный взгляд скользнул по лицу. В дьявольских глазах мелькнуло торжество. Горячие губы быстрыми поцелуями избавили от унизительных капель, прожигающих дорожки. Стыд и унижение смешивались с трепетом. Ласка обволакивала трогательностью. Варгр, отклонившись, потянул за косу, и волосы рассыпались по спине. С победной улыбкой коснулся щеки:

— Теперь ты моя! Навеки и бесповоротно…

Глава 33.

— Зачем ты так поступила утром? — нарушает блаженное молчание Бъёрн младший. Катя, затаив дыхание, исследует контуры тату-языки пламени, заглядывающие через широченное плечо Варгра. Кладёт голову на тяжело вздымающуюся грудь оборотня и нежно трётся щекой. Лежать на этой громиле как на постели. Хотя нет — куда приятнее. Его тепло не даёт замерзнуть; ладонь с ковш, покоясь на ягодице, не позволяет соскользнуть. Придерживает крепко и властно, отбивая напрочь желание встать. Другую руку закидывает за голову.

— Хотела сделать больно, — глубоко втягивает Катя одурманивающий аромат. Глаза закрывают — потусторонний мир наливается красками и яркими ощущениями, учащающими дыхание.

— Надеюсь, будешь довольна. Сделала! — беззлобно отрезает. — Катья, я не обманывал тебя. С первой встречи говорил, что увлечён другой. Ещё, что до умопомрачения хочу тебя. Я не соврал. Ты же видишь, что со мной творится. Но это страсть, а не любовь. Желание рано или поздно утихает. Уж я-то знаю.

Катя замирает, по сердцу словно тупым ножом проводят — медленно с нажимом. Как можно о подобном говорить? Особенно сейчас, после того как заявил: «Ты — моя…»

— Ты мне нужна, — чеканит с чувством. Страсть в голосе то залечивает раны, то вновь вскрывает. — Я же тебе обещал, что буду стараться. Катья, — выдыхает шумно и подгребает сильнее, — с тобой я настоящий. Да, возможно, больше зверь, но мне не нужно притворяться. Я живой. О Нол не вспоминаю. Нравится мне это или нет, ещё не понял, но однозначно хочу продолжения. Не знаю, как надолго… Если согласишься, мы могли бы попробовать.

Чёрт! Варгр думает, она согласится на такое? Эх, мужчины…

Объятия крепчают, тепло поднимается выше, разгорается мощнее.

— Клянусь, сделаю всё, что от меня будет зависеть, — жарко шепчет Бъёрн младший, — чтобы Нойли больше между нами не было…

Это не приносит успокоения — работает как пощечина. Катя вскакивает. Варгр с лёгкостью возвращает на место и тотчас комната переворачивается. Оборотень вновь подминает под себя, нависнув горой:

— Я серьёзно. Ты согласна?

«Нет…» — мямлит разум. «Так нельзя», — замирает сердце. «Да!» — вопит тело. Желание плоти сильнее, похоть превращает в рабыню — Катя требует упоительного поцелуя. Губы Варгра накрывают рот с жадностью, будто стремятся уничтожить, перекрыв единственный доступ к кислороду.

— Ш-ш-ш, — неровно шелестит над ухом Бъёрн младший, грубовато пригвождая на место. Расстройство и обида смешиваются — Катя недоуменно распахивает глаза и, обняв оборотня за шею, настойчиво тянет к себе: — Тише, киса, — не уступает Варгр. — Мы как кролики, раз-раз-раз… — делает короткие и резкие движения ягодицами, больше доказывая, что вспыхивает желанием быстрее спички — ведь его возбуждение весьма твердо, — чем объясняя, что секс получается торопливым. — Нужно растягивать удовольствие, — звучит уже менее уверенно. Несколько секунд рвано сопит и с ухмылкой добавляет: — Ты меня изучала, теперь я хочу…

От ужаса Катя чуть не взвизгивает:

— Я тебя не изучала, — принимается отчаянно извиваться.

— Ещё как! И не раз, — уличает с кривой усмешка Варгр. Будто не чувствуя сопротивления, спокойно перехватывает оба запястья, рывком поднимает над головой и прижимает к постели. Кожу словно крапивой обжигает — пощипывания расползаются, оставляя несильный зуд как от крапивы. Бъёрн младший победно улыбается: — Моя очередь. И поверь, я не пропущу ни одного сантиметра…

Взгляд говорит даже больше — наглец исследует и попробует… Шумное пыхтение оборотня жаркой волной обдаёт макушку.

Умереть — самое лёгкое и, как теперь оказалось, недоступное.

— Я не хочу, — собрав остатки силы воли, Катя изворачивается и лягает. Ступня жалко врезается в непрошибаемую стену из живого мяса и ноет. Ляжку опаляет словно раскалённым маслом. Варгр грубовато стискивает и по-хамски вдавливает в постель. Тяжёлым бедром накрывает трепыхающиеся ноги. Выходцева точно попадает под стальной пресс — ни оттолкнуть, ни сдвинуть.

— Не посмеешь… — отчаянно шипит.

— Почему же? — довольно хмыкает Варгр. — Ещё как! — ехидно щурится: — Ты что, стесняешься?

Ненависть к неандертальцу возрастает наравне с похотью, вспыхивающей всё сильнее. Постепенно вытесняется гневом — притупляет разум, заставляя трепетать под бескомпромиссным натиском оборотня, желая большего.

— Ничего я не стесняюсь, — чеканит Катя, как можно холоднее и ложится бревном.

— Вот и отлично, — принагленько скалясь, кивает Бъёрн младший, — а то показалось, не бог весть что.

С убийственной простотой сжимает грудь, словно пекарь замешивающий тесто. Взрывной волной пробегают искры, и тело предательски изгибается, отдаваясь в руки умельца.

— Девочка, — уже охрипло шепчет Варгр, — мне это тоже нравится! — щипает за сосок и затыкает сладостный «ах», слетевший с губ. — Ты же знаешь, — возбуждённо дрожит голос Бъёрна младшего, — так или иначе, я возьму, что хочу… — не то смеётся, не тот рычит, но это так сильно будоражит кровь, что хочется скулить, моля ещё внимания. Катя зажмуривается, балансируя на грани разреветься или застонать — так гадко и желанно ещё не было. — Нет, не показалось, — пальцы Варгра останавливаются на треугольнике волос. Поигрывают с завитками, медленно спускаются ниже: — Киса, после того, что между нами было, стесняться уже поздно. Ты же не девственница…

Катя настолько резко распахивает глаза, что Варгр затаивается в небольшом замешательстве — на лице мелькает недоумение:

— Я… что-то пропустил? — В чёрных глазах застывает испуг. — Ты была…

— Не говори глупости, — цедит негодование сквозь зубы Выходцева. — Ты бы заметил. Ты же опытный мачо!

— Мы сейчас о другом, — недобро рычит Бъёрн младший, — у тебя было много… — осекает, яростно мотает головой. — Нет, я не хочу этого знать, но если есть что-то, — шумно сглатывает, — что я должен знать, скажи. Доверие — важная вещь в отношениях…

— Да что ты знаешь об отношениях? — возмущенно шипит Катя и умолкает. Варгр трясёт так, что клацают зубы, сердце едва не останавливается. С искажённым от гнева лицом, придавливает собой:

— Это погубило мои первые отношения. Поэтому я знаю, о чём говорю!

Перед глазами плывёт дымка, воздуха не хватает, сознание меркнет. Катя судорожно вздыхает, цепляясь за остатки реальности. Губы обжигает, будто Варгр убийственным поцелуем разрушает стену, мешающую обладать ей. Слёзы хлыщут, но ненавистное тело уже в сексуальном рабстве. Грозный рык оборотня и собственный стон пробиваются сквозь вакуум в голове. Бъёрн младший везде — его блуждающие руки мнут, тискают без ласки и нежности, но так сладостно и взрывно. Как же так?.. За что?..

Ответ ускользает. Катя против воли рвётся с самоотдачей, но Варгр приковывает к постели железной хваткой:

— Ты позволишь? — рвано сопит, прервав уничижающее «высасывание жизни». — Ты нужна мне вся… без остатка! Знаю… может… только ты… — уже звучит молитвой.

— Ты не понимаешь, — жалобно всхлипывает Катя, не смея открыть глаза. — Я — не ты! Моё тело не такое. У тебя ни шрама, а моё…

— Ш-ш-ш, — горячий язык Варгра скользит по щеке, жёсткие губы нежно-ласкающей дорожкой следуют по лицу, убирая слезинки. — Я видел… — выдерживает небольшую паузу, позволяя смириться с неизбежным. — Первый раз — когда вломился в мотель, второй — когда раздевал после аварии. Клянусь, не разглядывал, — пылко добавляет. — Не до этого было. Поэтому хочу увидеть сейчас.

— За-чем? — запинается Катя и робко открывает глаза. Бъёрн младший нежно целует сначала один, потом другой:

— Я же сказал: «Теперь, ты — моя. Вся и без остатка».

— Ты собственник, — насилу улыбается Выходцева, хотя поджилки до сих пор трясутся.

— Угу, — не то мурчит, не то мычит Варгр. — Предпочитаю единоличное пользование… Скажи, кто-нибудь ласкал тебя «там»? — кивает вниз, явно намекая на место, где уже нагло покоится его ладонь, а пальцы ненавязчиво играют.

— Перестань, — вымучено дёргается Катя и жалобно молит: — говорить об этом ещё хуже, чем позволять касаться.

— Отвечай, киса… — настаивает угрожающим рыком.

Внутри клокочет возмущение, негодование выплескивается наружу мнимой холодностью — слёзы испаряются, точно иссушаются под палящим солнцем.

— Трудно заниматься сексом, не касаясь там!

— Киса, да ты в гневе! — бархатно рокочет восхищенный Бъёрн младший — прям светится от удовольствия. — Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, — его голос тоже быстро леденеет. — Ты хочешь, чтобы я заставил признаться?

Катя нервно ёрзает, старательно выворачиваясь из цепкого капкана хищника. Оборотень наваливается всей тяжестью и, усмехнувшись, рычит:

— Лучше замри, а не то за себя не ручаюсь, — тон — отказ не принимается. Выходцева испуганно затаивает дыхание, ожидая окончательного краха. Бъёрн младший не отпустит!

Точно в доказательство ужасающей мысли, Варгр крепко сжимает внутреннюю часть бедра и бесцеремонно придавливает к постели. Томительно-сладко притирается между ног, круша последние барьеры противоборства, и также медленно входит. Властная улыбка касается его губ. Катя, не в силах противиться, выгибается навстречу и стенает:

— Нет…

— Нет что? — вибрирует от желания тембр оборотня.

— Не прикасался, — стыдливо выдавливает Катя. Чёрт! Эйшену не позволила, а других не было.

Варгр даже светлеет, самодовольная ухмылка изгибает чувственный рот. По-хозяйски стискивает ягодицы, приподнимая на встречу своему возбуждению и проникая глубже — Выходцева теряется в пространстве, впивается когтями в широкие плечи. Бъёрн младший, задрав голову, протяжно рычит. Только стихает волна короткого экстаза — Катя отпускает мучителя: он умолкает, одаривает помутневшим взглядом, где в глазах беснуется янтарное пламя необузданной похоти. Нежно поглаживает одной рукой по бедру, спускаясь круговыми движениями. Ненавязчиво поднимает ногу Выходцевой и ступней зацепляет себе за шею. Лёгким поцелуем скользит по щиколотке, склоняется, опаляя лицо жарким дыханием. Жёсткие губы каются щеки… носа…

Варгр рвано дыша, замирает — в его глазах читается бесконечная нежность, пальцы трепетно ложатся на шею и сдавливают, негрубо пригвоздив к постели. Катя не успевает возмутиться — Бъёрн младший проникает ещё глубже беспощадным рывком. Выходцева испуганно-восторженно ахает, непроизвольно дёргаясь наверх, но сильная рука неумолимо держит на месте. Катя судорожно вцепляется в простынь, стискивая кулаки. Вскрик-хрип сливается с бархатным рыком оборотня. Звуки истончаются — остаётся лишь неистовое громыхание бедного сердца, точно на скачках, отбивающего новый ритм. Медленные, но пронизывающие толчки доводят до вершины экстаза. Воздуха не хватает, перед глазами мутнеет. Катя не выдерживает — с губ слетает хриплая молитва:

— Пожалуйста… не мучай… ещё…

За довольным смешком последует нетерпеливое рычание. Движения ускоряются: чёткие, стремительные, возносящие к Эвересту восторга. Рассудок отказывает. Ослепляет вспышка молнии, проскочившая по телу, будто разряд, прорезающий небо. Жар накатывает волной и, дойдя до мозга, выплескивает порцию адреналина. Теряя сознание, Выходцева чиркает когтями по руке, сжимающей шею, и судорожно вцепляется в массивные плечи Варгра, притягивая ближе. Мощный толчок сопровождается бархатным рыком — он ласково щекочет ухо. Оборотень содрогается, внутри словно наполняется пустота.

Мозг успокаивается неспешно, а вот реальность нещадно возвращается — стыд приливает к щекам. Надсадное дыхание Варгра в шею пробирает до макушки. Влажное, разгоряченное тело Варгра — защитная стена от злого мира. Выходцева объятий не разжимает. Бъёрн тяжёлый, но не дай бог встанет… выйдет. Она не выдержит холода, одиночества — умрёт! Через силу разлепляет веки и встречается с прищуром дьявольских глаз. Обвив торс Варгра ногами, притягивает за волосы и находит чувственные губы. Припадает с отчаянием — только так можно не погибнуть от сжигающей страсти. Оборотень — глоток свежего воздуха в замкнутом пространстве, где нет кислорода.

***

Негромкая мелодия прорезает тишину спальни и умолкает, вырвав из безмятежного сна. Катя нехотя открывает глаза. Варгр сжимает настолько крепко, словно боится, что она убежит. Ленно потягивается и недовольно мычит. Новый звонок наполняет комнату негромкой мелодией. Бъёрн младший поспешно вскакивает с постели. В два шага оказывается возле комода — на нём назойливо светится и вибрирует мобильник:

— Jeg, — охрипло рычит Варгр, поднеся к уху. Бросает взгляд на Катю — сонное выражение с лица стирает. Она испуганно приподнимается на локтях и натягивает простынь до подбородка — волнение подкатывает тошнотой. Чёрт, наверное, что-то случилось. Оборотень, глядя в никуда, хмурит брови. — Igjen? Vel, Svalson, takk, — взъёрошивает волосы и добавляет виновато-благодарно: — Jeg forstår. Nå vil jeg.[6] — откладывает телефон и неторопливо подходит: — Ты опять прячешься? — резко отшвыривает простынь, и она плавно, как бумажный кораблик по волнам, опускается на пол: — Привыкай к своему телу. Потому что я хочу его видеть. С изучением не закончил. Ты меня постоянно торопишь…

— Ты больной, — шипит Катя, сжимаясь в клубочек и обхватывая себя руками.

Бъёрн младший надвигается очень медленно, как грозный лев, загнавший жертву в угол.

— Тебе не нужно уезжать? — ищет спасения Выходцева, задыхаясь от страха — облизнув пересохшие губы, отползает.

— Ну-у-ужно, — торжественно скалясь, протягивает Варгр.

Катя упирается в спинку постели. Метает затравленные взгляды по сторонам и замирает — всё равно не убежать. Псих быстрее. Дрожа всем телом, нащупывает подушку и неуверенно прикрывается.

— Со мной поедешь? — интересуется мимоходом Варгр и бесцеремонно отшвыривает подушку в сторону. Нависает как коршун над полевкой. Дерзкий взгляд пылающих глаз, блуждая, ощупывает каждую черточку. Наглые прикосновения вызывают жар, он неумолимо приливает. Оборотень — гад! Вновь смущает. Ему это явно доставляет удовольствие.

Опять удивив, Варгр перестаёт быть зверем — заваливается рядом, ложится набок, подгребает к себе и прижимает ногой. Обнимает ручищей, не давая шелохнуться. Шумное дыхание горячим потоком обдаёт макушку: — Ты — мой дурман. Пахнешь так, что с ума схожу, — не то стонет, не то мычит. Лёгкая вибрация приятно щекочет слух — мурашки довольно бегут по коже.

— Не опоздаешь? — робко нарушает молчание Катя и прикусывает губу. Бли-и-ин, зачем монстра будит? Он же тихий, мирный, очень удобный, а так, словно она пытается его прогнать.

— Надо! Драгора поймали за рулём в нетрезвом состоянии. Повезло, что шериф — его приятель, а так бы… — затыкается Варгр и добавляет с сожалением: — Нужно Драгора забрать домой!

Катя непроизвольно морщится:

— Так ему и надо! Я его предупреждала. Самонадеянность должна быть наказана, — чеканит нравоучительным тоном. — Алкоголики за рулём — потенциальные убийцы!

Варгр медленно отстраняется:

— Так вы опять вместе пили?

— Мы не пили… — запинаясь, оправдывается Выходцева, — так… — неопределённо встряхивает головой, — чтобы найти общую тему для разговора.

— Девочка, — криво усмехается Варгр, — ты меня заинтриговала. Но об этом потом. Ты со мной поедешь?

— Нет, — спешно ужасается Катя, — полицейский участок? Не-е-ет. Мне не стоит туда соваться… — Выходцева чуть язык не прикусывает — комната прокручивается, словно карусель, — и Катя оказывается на Варгре. Сердце неровным боем выскакивает из груди. От свистопляски уже становится дурствено. На лице оборотня застывает искреннее недоумение:

— Что это значит? — звучит нетребовательно, но тоном «солжёшь — пеняй на себя».

Чёрт! Что Варгр за человек? Зачем, почему?.. Прикрывая грудь, Катя уязвлённо ёжится:

— Слушай, обязательно об этом?..

Запястья обжигает точно крапивой. Бъёрн младший рывком отжимает руки в стороны. Пытливый нагло-ласкающий взгляд осматривает одну грудь, вторую… Выходцева трясётся, как никогда в жизни. Ужас смешивается с восторгом, ведь оборотня не пугают шрамы, в глазах разыгрывается похотливый огонь:

— Не желаешь встречаться с полицией?.. — вскидывает смоляную бровь с надломом. — Давно хотел поинтересоваться, угонщица, откуда у тебя деньги? — секунду молчит, кривит рот: — Подолгу нигде не задерживаешься, то есть, работы нет. Мотель, еда, байк… Всё требует затрат, — снова осекается и, глядя с пытливым ожиданием, несмело предполагает: — Ты — миллионерша?

— К сожалению, нет, — нехотя отзывает Катя, пряча глаза. — Я не примерная гражданка. Образ жизни вынуждает… — запинается на секунду, не решаясь озвучить правду. — Мне ничего не остается, как нарушать закон, — устало кивает. — Можешь осуждать — твоё право, но я никогда не обижала порядочных или бедных людей. Только богатых ублюдков, желающих залезть под юбку, но зато не нуждаюсь в деньг… — дыхание застревает вместе с окончанием фразы — лицо Варгра искажается в разъярённое.

— Ты спала за деньги?

Мир вновь переворачивается — кровать-потолок скоротечно меняются местами. На горле смыкается «жесткий ошейник». Бъёрн младший озлоблено вминает в матрац, не ослабляя хвата:

— Сколько их было?..

— Ты… шлюхой… назвал? — выдавливает Катя, теряя очертание оборотня — перед глазами всё быстрее летают ослепляющие звезды.

— Спала с ними? — входит в кураж Варгр — трясёт так сильно, что клацают зубы, на шее нестерпимо печёт. Звон в ушах нарастает до оглушающего. Сквозь него пробивается неестественно протяжный и глухой рык: — Спала или нет?.. — голос истончается до писка. Пропадает…

Свет бьёт по глазам, воздух ударяет свежестью — Выходцева на силу разлепляет свинцовые веки, судорожно вдыхает и заходится надсадным кашлем. В лёгких жжение, в горле сухость.

— Спала? — всё ещё нависая, точно заклинание обречённо твердит Варгр.

— Я — дрянь, — наконец прервав кашель, хрипит Катя, — стерва, воровка, но не шлюха…

Дьявольский взгляд впивается словно присоски детектора лжи. Проникая в подкорки сознания, улавливает момент неправды — изучает, проверяет, сканирует. Бъёрн младший стремительно вскакивает с постели — Катя, хватаясь за горло, сгибается пополам и охрипли скулит:

— Хорошо, что ты меня, как и обещал, ещё руками не трогаешь…

На шее, до сих пор, словно ошейник-электрошокер. Выходцева с трудом садится, растирая покалывающую кожу. На место гнева накатывает другой страх. Чёрт, что если словами спугнёт Варгра, и он больше не прикоснется?.. Затравленно косится — хм, вроде, в таком же шоке, как сама. Стиснув кулаки, яростно сопит рядом. Глаза вытаращены — в них мечется ужас, лицо багровое, скулы натягивают кожу:

— Прости, — звучит искренне. Бъёрн младший растерянно мотает головой. — Знаю, импульсивен…

— Понимаю, — с осторожностью кивает Катя, — в этом весь ты — оборотень. Интересно, со всеми женщинами так обращаешься?

Варгр секунду изучает, шагнув навстречу, порывается коснуться — Выходцева непроизвольно отшатывается. Хватает другую подушку и испуганно прикрывается, как первой. Оборотень так и замирает у постели с протянутой рукой. Резко выдыхает, и садится на край матраца:

— Ты первая, кто это со мной делает, — застонав, утыкается лицом в ладони.

Сердце стучит громче. Невероятно! Грозный оборотень сейчас не выглядит непрошибаемой и неприступной скалой. Он — мужчина. Со слабостями и комплексами, правда, в отличие от многих, умеющий признавать свои ошибки. И Варгр только что сказал, его слабость — она!.. Воистину, женщины любят ушами. Без исключений. Разве что, подход к каждой определенный, ключик нужен правильный. Вот и получается, к ней ключ найден — всего несколько слов, но таких чувственных, цепляющих за душу. Откинув на постель подушку, Катя несмело подползает к Варгру. На мощной спине Бъёрна младшего едва заметные белесые рубцы от её когтей — и те исчезают. Быстрая регенерация, везёт же… Робко прильнув, обвивает оборотня ногами, руками и трётся щекой.

Бли-и-ин, нравится этот мужчина. С ним хорошо. Он растопляет как масло жар на сковороде.

— Киса, ки-и-иса… — стонет Варгр. Его стальное тело мягчает, ладонями скользнув за её спину, прижимают сильнее. — Мне нужно ехать, а не то Драгор разнесёт участок.

Скрепя сердце, Выходцева нехотя размыкает объятия. Варгр младший встаёт. Не глядя, обгибает постель и скрывается в гардеробной. Раздаётся шорох одежды и побрякивание металла. Когда появляется вновь — уже одет в футболку и джинсы с ремнём:

— Надеюсь, не собираешься меня обокрасть?.. — явственно пытается пошутить, но выходит не смешно.

— Всё, что мне нужно, — без тени улыбки, бубнит Катя, — увозишь с собой… — резко отворачивается — ещё не хватает, если оборотень увидит её слёзы. Грудь болезненно сжимается, накатывает знакомое чувство одиночества — тенью подкрадывается, скрывая последние отблески света.

По комнате шелестит рваный выдох. За ним следуют торопливые удаляющиеся шаги и… дверь захлопывается. Реальность меркнет, вкуса к жизни нет. Мечты, желания и грёзы испаряются точно мираж в пустыне. Катя откидывается на постель и, подтянув подушку, всхлипывает.

Глава 34.

Выходцева сбрасывает одежду возле постели уже в своём номере. Мотель — это всё же, почти как дома. Не чувствуешь себя гостьей. Хм, так и есть, в последние годы любой мотель — дом родной.

Так, нужно принять душ без смущения и страха, что нагрянет оборотень, распустит руки и опять соблазнит на секс. Прохладные струи должны взбодрить. Потом бы заняться расшифровкой иероглифов, только голова забита далеко не разгадками ребусов. Воспоминания проведённой ночи затмевает всё, что до этого казалось важным.

Ненавистный оборотень! Бежать от него нужно, причём как можно дальше! Но тело, как чужое, наливается тяжестью и не желает слушаться. Самочувствие — между тем, чтобы жалко разреветься или неприлично рассмеяться.

Эх! Пошло всё — ведь ещё не придумала, что сказать семейству ламий. Как только сформируется приемлемая речь, можно сесть на байк, и уехать в Ласгерн, а пока…

Варгр отправился за Драгором, значит, будет занят ближайшее время — заберёт, отвезёт… и дома вряд ли одного бросит. О!.. Его папаша — омерзительный тип. Какой спектакль разыграл в доме Мергера. А как язвительно подшучивал? Бъёрн старший — грубый, наглый, самоуверенный… замечательный. Сына любит! Как и Варгр его.

Сорваться посреди ночи в участок?!. Повезло им! Настоящая семья, хоть и неполная.

Катя выходит из душа и останавливается перед зеркалом. Серебристая поверхность отражает девушку с осунувшимся сероватым лицом. Глаза блеклые, под ними синяки, точно не спала несколько дней. Губы припухшие, с зеленовато-бордовым отливом. Чёрт, что Варгр сделал? Звериные ласки на грани садизма… Больной психопат!

Выходцева кривится. Ну и видок, как после очередного воскрешения. Оборотень — чудовище!.. Стиснув зубы, проглатывает стон-молитву. По телу растекается жар, накатывая волнами один за другим и доводя до трепета. Внизу живота разрастается уже знакомое тепло. Твою ж мать! Бъёрн младший приручил за один вечер. Одна мысль о нём вызывает возбуждение. Досадуя, Катя сбросает полотенце и, глядя на отражение, дотрагивается до округлого белесого пятна на бедре. Авария самолёта — металлическая ножка от сидения. Рядом синеют чёткие отпечатки ладоней — вчера Варгр беспардонно тискал. Возле тёмного треугольника волос продолговатый шрам, будто нерадивый хирург вырезал аппендицит. Если бы… Уж лучше бы… Такого не пожелать никому — насильники развлекались, вырезая женские органы. На глаза наворачиваются слёзы. Дрожащей рукой Выходцева касается рубца под грудью — тогда же. Переключается на другую. Белесое пятнышко от пули — те же твари. На запястьях синевато-зелёные браслеты от пальцев оборотня — хватка не из слабых. На другом плече… Ерунда, опять же при аварии. Деревяшка торчала — не смертельная рана, но весьма неприятная. На шее красуются бордово-индиговые пятна. Очередной подарок от оборотня — на кожный «ошейник». Хорош любовничек, ничего не скажешь! Под волосами на виске, Катя нащупывает ещё одну памятную метку. Картинки прошлого мелькают, будто в ускоренной съёмке.

Смеющиеся, одурманенные алкоголем и наркотой мужские физиономии… Тёмная обивка машины. Дым… Свалка… Дуло пистолета… Закат…

Выходцева рьяно трясёт головой, прогоняя воспоминания.

Вот оно — проклятие! Плоть упорно воскресает, а что делать с душой?.. Да, возвращается на этот свет, или, точнее, не до конца покидает, но почему стирается память прошлых жизней в других ипостасях и как в насмешку оставляет, связанные с этим?.. Очередная загадка, на которую нет ответа, а это только разжигает жажду к отмщению.

Месть? А что? Это неплохо! Даже полегчало, но внутренним изувечиям и шрамам никогда не зажить — их вылечит окончательная смерть или полное забвение. Точно! Найти нечисть, способную прочистить мозг. Это же замечательное решение! Добраться до альв, попросить… Дура, а если сотрутся и последние воспоминания о Варгре?..

Это было самое эмоционально-чувственное, что случилось за последние годы. Лишиться таких воспоминаний ценою плохих? Нет, лучше мучиться оставшиеся жизни с растерзанной душой, чем позабыть о сжигающей страсти оборотня. Катя нервно проводит по волосам. Светлые, слегка вьющиеся пряди ниже груди. Пора бы укоротить… Руки так и чешутся, но нет — ещё не время!

Одевает длинную майку — Эйш приучил, пока с ним жила. Ему нравилось, когда ходила в его вещах. И теперь, если покупается то, в чём ночевать — выбор всегда один и тот же — мужская майка.

Кости болят, точно под асфальтоукладчиком побыла. Ещё бы! Варгр всю ночь мял, давил, душил… Чудовищно стыдно и одновременно восхитительно приятно.

Наспех заплетает косу. Хлопает по бледным щекам — они возмущённо задаются красным. Вот так лучше, хоть цвет появляется…

Не правда! Сама себе омерзительна. Какая же дрянь!..

Ладно, плевать. Кто-то её используется, а кого-то она. Варгр то же не белая овечка. Хотел секса — получил, на большее не замахивался. Сам говорил: «Страсть, а не любовь».

Почему же на душе кошки скребут? Разум всё понимает и принимает, а сердце кровоточит, сжимается от одной мысли, что такой ночи больше не повторится.

Ужас! Ещё и зарёванная. Выходцева резко отворачивается и идёт на кухню. Желудок неумолимо даёт о себе знать — сводит от голода. Нужно поесть, а то оборотень измучил. Скоро сил ходить не останется.

Включает чайник, плиту. Ставит сковородку. Рев байка прорезает тишину улицы. Звук умолкает, раздаётся звон стекла и грохот в спальне. Варгр!.. Надо же, лестница не для него. Еле сдерживая эмоции, Катя хлопочет по кухне, как ни в чём не бывало — стремительно приближаются тяжёлые шаги.

Неспешно ополаскивает руки и с напущенным спокойствием, вытирая о полотенце, оборачивается. Бъёрн младший застывает в дверном проёме. Ничего не скажешь — копия папаши, один в один. Желваки ходят вверх-вниз, глаза пылают гневом. В два шага пересекает кухню и хватает за плечи — кожу обжигает, словно вместо пальцев раскалённые угли. Трясёт так, что голова едва не отваливается.

— Не делай так больше! — зло рычит и резко отпускает.

Катя морщится. Плечи горят как в огне. С деланным безразличием отворачивается к плите:

— Если будешь завтракать, куртку и обувь снимай, — умолкает — в коридоре раздаётся взволнованное бормотание Фроде, торопливые шаги, хлопанье дверей. О, чёрт! Этого ещё не хватает. — И с Ларстеном реши вопрос. Мне без стекла ночевать не хочется.

За спиной Варгр яростно пыхтит. Кухня пустеет как раз в тот момент, когда в номер стучатся. На миг окутывает тишиной. Успокоение наступать не торопится — адреналин всё ещё на пределе…

***

Бъёрн решает вопрос с Фроде быстро. Надо отдать должное, не рычит, не угрожает. Ссылается на собственную невнимательность, — не заметил, что выйдя на балкон, затворил дверь, — обещает всё устранить сегодня же и даже берёт обязательства по ремонту старого «SAAB» Ларстена. На глазах менеджера договаривается со знакомым, как раз занимающимся окнами и дверями, и вызывает для работы.

Завтрак проходит неспокойно — взгляд дьявольских глаз испепеляет. Кричащее молчание заставляет постоянно нервничать. Волнение не оставляет ни на секунду, из головы вылетают все приемлемые месту и ситуации слова.

Катя берёт грязную посуду и останавливается у мойки. Включив воду, напенивает губку и дрожащими руками намыливает тарелку. По спине бежит холодок, дыхание перехватывает, тело болезненно замирает в предвкушении ласк. Скользящее вверх горячее прикосновение к бедру, прогоняет волну удушливого жара. Над ухом щекочет.

Варгр — гад! Провоцирует… Испытывает терпение — прижавшись к спине, утыкается в затылок и глубоко вдыхает. Выходцева еле стоит на ногах — от интимности наглого поступка оборотня нутро охватывает предательский трепет.

Кожу на шее ошпаривает лёгким поцелуем… Катя выныривает из сладостной эйфории от звука разбившейся тарелки — упала в мойку. Звон смешивается с шелестением воды. Варгр по-хозяйски стискивает бёдра, прижимая к своему возбуждению. Не сдержав стона, Выходцева прогибается вперёд, упираясь руками в тумбу. Оставляя жаркие дорожки — улики страсти, вверх по спине скользит горячая ладонь господина, другая уже оказавшись под майкой, стремится туда, где нестерпимо томно.

Что б он… Бъёрн младший! Его можно ненавидеть уже хотя бы потому, что его влияние неподвластно пониманию.

Голову дёргает назад. Катя, вскрикнув, следует за косой — Варгр грубо сдавливает ягодицы и бесцеремонным жестом, — протискивается коленом между ног, — вынуждая их раздвинуть. «Не посмеет!» — испуганно клокочет внутри. «Ещё как…» — блеет в ужасе разум. Раздается треск, и трусики падают к ступням. Позади шумно-неровно сопит Варгр, в движениях сквозит нетерпением — позвякивает металл, шуршит джинс.

Бъёрн младший с неописуемой простотой толкает в спину, намереваясь уложить на живот.

— Не-е-ет, — гневно шипит Выходцева, но вырваться не получается — Варгр так сильно прижимает к моечной тумбе, что дёрганные движения только подогревают пыл оборотня. Плечи режет короткая боль — Бъёрн младший ступает в сторону, влача за собой точно куклу и наклоняет вперёд — лицом в разделочный стол. Катя задыхается от негодования, стиснув зубы, брыкается, но Варгр лишь давит сильнее, на спину будто пресс ложиться.

— Ш-ш-ш, — предостерегающе шелестит над ухом. Бъёрн младший грубовато прикусывает мочку. Жар возбуждения опаляет против воли. Презрение к себе замещается плотским желанием — тело само льнёт к господину, вымаливая ещё хоть чуточку внимания. Рваное пыхтение и нервные движения за спиной перетекают в довольный, протяжный выдох и чуть ослабленный хват. Мысль: надо бы ударить Варгра — испаряется. Катя точно марионетка профессионального кукловода, изгибает по его велению. Бъёрн младший входит резким толчком и, на секунду замерев, бархатно рычит. Выходцева принимает с вскриком, проклиная слабость своего либидо — стыд за унижение выветривается под напором яростных движений оборотня. Варгр с властной беспощадностью доказывает, что «она» принадлежит ему.

Феерические волны накатывают одна за другой. Восторг вытесняет злость и ненависть. Закусив губы, Катя принимает Бъёрна младшего с безумным трепетом. Все ласки, даже если пальцы зверя сжимают до острой боли, а толчки вбивают в стол.

Ягодицы возмущенно горят — их так сминают, что теряешься в ощущениях визжать от боли или стонать от экстаза. Возбуждённые груди едва не царапают деревянное покрытие стола. Ноги не держат — как хорошо, что этого и не нужно, ведь Варгр распластывает по поверхности и втыкается словно обезумевший зверь. Чуть не пронзает тело, врываясь ещё раз… содрогается и прижимается крепче, совсем подминая под себя. Собственный обессиленный вскрик заглушает удовлетворённое рычание оборотня. Мощные руки обхватывают в кольцо, подобно лапам чудовища, чахнущего над аленьким цветочком.

Ужас… Проиграла. Опять сдалась! Катя, отчаянно ненавидя себя, жалко всхлипывает. Бъёрн младший вновь без особого сопротивления повергает жалкие попытки отказать — полный крах… безоговорочный. Что ни говори, его натиск несокрушим.

— Ты моя, — самоуверенный голос будит новый всплеск праведного гнева, но пока рыпаться бесполезно — Варгр пригвождает на место точно пресс-машина. Учащённое дыхание пощекочет ухо, шею: — Чтобы ни делала, куда бы ни ехала. Помни, ты моя. Даже если не хочешь этого признать. Можешь быть сукой, воровкой, дрянью, чужой женой, милой девочкой, мне глубоко всё равно! Ты — моя. Я это понял, как только тебя увидел, вкусив — лишь убедился.

За такую правду и убить можно!

Варгр всё ещё тяжело пыхтя, отстраняется, вот только свобода от его тяжести и жара — ненавистнее принудительного заключения. Катя на миг прикрывает глаза. Нельзя терпеть такие ощущения, нельзя позволять… Твою мать! Это телесное рабство, и её поймали. Не ламии — оборотень. Зачем вернула ему жизнь?..

Чуть отдышавшись, на ослабевших ногах разворачивается и отдёргивает майку. Влажная пелена затмевает обзор, контур оборотня расплывается. Сволочь! Возится пуговицами на джинсах. Выходцева шагает к Варгру. Его глаза меняются с пылающего омута на чёрный — в нём застывает не то ужас, не то сожаление. Катя натягивает милую улыбку и, скользнув пальцами по рукам любовника, проникает в не застёгнутый проём — оборотень затаивается, глубоко глотнув воздуха. Выходцева нежно ласкает слегка смягчившуюся плоть, и как только оборотень немного расслабляется, стискивает кулак. Бъёрн младший дёргается, словно получает разряд жалящего тока, и взвывает скулежом пса, которому отдавливают лапу. Сердце тотчас чуть не останавливается от железной хватки зверя — Варгр подгребает будто рак клешнями. Катя не сдаётся — сжимает сильнее:

— А теперь послушай, кобель, — выплевывает каждое слово, упорно игнорируя боль от хватки Бъёрна младшего. — Меня брать против воли — накладно жить. Я мщу, — чеканит ледяным тоном. — Если не сейчас, то на смертном одре увидишь триумф на моём лице.

Рука немного хрустит, зубы клацают. Варгр прокручивает Катю точно в танце. Доля секунды — и к спине прижимается горячее тело оборотня. «Хомуты» смыкаются кольцом, обездвижив руки по бокам.

— Я никогда не беру против воли, девочка, — яростно бросает интимной хрипотцой. — Если бы твоё тело так маняще и соблазнительно не отзывалось на мои ласки, между нами бы ничего не было. Ты хочешь меня даже сейчас. Чувствую, как прогибаешься навстречу. Жаждешь прикосновений. Рыпайся, не рыпайся, но тебе понравилось. И киса, ведь я не делал больно. Твой зад не тронут, а «там» ты истекала…

Катя задыхается негодованием:

— Какая грязь…

— Между мужчиной и женщиной, — с чувством рычит Варгр, — имеющими страсть, нет грязи. Я мечтаю о той секунде, когда попросишь касаться тебя везде. Мне хочется выть от одной мысли, что всё ещё впереди. Только лишь бы не мучила, как до первого раз — целую вечность.

— Четыре дня! — возмущенно шипит Катя.

— Четыре?.. — с толикой неверия эхом бормочетВаргр. Растерянно мотает головой: — Даже если и так, они показались бесконечно долгими. Я желал тебя с первой секунды. Это раздражало и бесило! Ни о чём другом не думал — ты въелась мне в мозг. Катья, я с тобой готов на любой эксперимент, — переходит на мягкое рычание с интимной подоплёкой.

— А кастрация входит в список «любой»? — размышляет вслух Выходцева.

— Вообще-то, нет! — раздаётся хриплый смешок. — Но, киса, — Варгр, уткнувшись в висок, жадно втягивает воздух. Чуть отрывается и нежно прикусывает мочку уха: — Тебя это не спасёт! У меня ещё есть пальцы и… язык.

— Ты — чудовище! — выплёвывает, морщась Катя, но почему-то от этих слов опять разливается жар и пульсирует внизу живота.

— Ты мне тоже нравишься… — бормочет Бъёрн младший.

— А твоё расчленение, как эксперимент пойдёт? — не унимается Выходцева.

— Не сможешь — умрёшь без меня, — безапелляционный тон возмущает, но горячее дыхание, коснувшееся шеи, мгновенно обезоруживает.

— Я тебя ненавижу… — вырывается жалкая попытка сопротивляться и даже голос звучит лживо.

— Я тоже горю тобой… — пыхтит с изрядной долей повинности Варгр, словно принимает очевидную правду, которая ему, ой, как не нравится.

Остатки силы воли уничтожены — Катя льнёт всем телом к Бъёрну младшему, моментально отравляясь его дурманом. Варгр опять прав…

Глава 35.

Катя, обняв подушку, разглядывает потолок. В голове точно капли воды, звонко ударяющиеся об кафельный пол, настукивает: «Ваик… Ваик… Ваик…» Нужно добраться до Ласгерна! Только как это сделать? Варгр не отпускает ни на минуту. У него интуиция развита не хуже. Эх! Пора решать проблемы, а не вместо этого ждать Бъёрна младшего. Одуреть можно! Лежать и прислушиваться к звукам?!. Самоуважение на нуле.

Струи воды приглушенно шумят в душевой кабинке — неандерталец моется. Хорошо, что за собой не потащил. После сцены на кухне силы больше не применяет, правда изучать тело тоже не давала. Странно другое — психологический барьер, который возводила долго и кропотливо, рушится. Ласки больше не кажутся развратными и грязными, как в начале. Стыд ещё есть, но притупляется всё сильнее.

Чёрт, опять не о том думает.

Лёгкая вибрация нарушает порядок мыслей. Телефон?.. Катя садится. Хм, у неё мобилы нет, значит, Варгра. Откинув подушку, спрыгивает с постели и неторопливо подходит к креслу. Джинсы… Задний карман выпирает, чуть светится. Руки чешутся — интересно, кто названивает? Нет, неприлично. Может, кто-то близкий… Это личное… На душе скребут кошки. Подкатывает ревность, аж в глазах мутнеет — трубка сменяет вибрацию на пиликанье ректона и теперь негромко, но настойчиво играет «Bad Romance».

Позвать, что ли, неандертальца — пусть ответит. Выходцева распахивает дверь в ванну и несмело ступает на кафель. Взгляд приковывает стеклянная душевая кабинка. В ней расплывчатое смуглое тело Варгра, но чёткости не нужно — сердце и без того выпрыгивает из груди. Нет, лучше не подходить, а то, не разобравшись, зачем пришла, затащит к себе. Вот когда он выйдет, ответит. Если что-то важное, перезвонят. Катя возвращается в комнату — падает на постель и, подмяв под себя подушку, ложиться на живот.

«Bad Romance». Негодование кипит не на шутку. Бабская музыка и мужик под два метра ростом. Ну и вкус!.. Шум воды стихает, приближаются уверенные шаги:

— Почему ушла? — голос Варгра пропитан шутливым сарказмом. Выходцева упорно молчит, всё ещё давясь обидой. — Ки-и-иса, — металлические нотки рыка холодят кровь, — со мной лучше разговаривать. — Катя не реагирует — изучает стену, но как нерадивый исследователь ничего не видит. За спиной яростно пыхтит оборотень. Воздух и тот будто накаляется. Бъёрн младший смягчается, хмыкает: — Испугалась, что затащу?

Чудовище ещё читает мысли? Злобная шутка природы — иначе не назовёшь. Что не дано одной нежити и нечисти — дано другой. Катю рывком притягивает к краю. Выходцева перекручивается на спину, лягает оборотня, как получается и пока Варгр в коротком недоумении, — под омерзительный скрип постели, — кувыркается через голову. Вскакивает, но на ногах в тот же миг смыкаются «стальные оковы» — дёргает вниз. Катя неумолимо скользит обратно — к краю. Барахтается, отчаянно сопротивляясь, но жалкие попытки прерываются крепкими объятиями, вминающими в матрац и перекрывающими доступ к воздуху. Сознание ускользает всего на секунду. Тотчас переворачивает, словно тряпичную куклу и Выходцева оказывается сидящей на Варгре. Его жаркое тело обжигает близостью, но в голове до сих пор гулко-назойливо звучит «Bad Romance». Ревность выжигает разум, говорить не хочется. Нужно бы убежать, пока не остыла, только Бъёрн младший насильно удерживает за бёдра, прижимая к себе.

— Ш-ш-ш… — шелестит хрипловатый голос, но объятия нежнеют. — Опять дикая кошка! Что случилось? — Шумное дыхание обжигает макушку, лоб, ухо: — Киса, когда я пошёл в душ, ты была пушистым котёнком, а вернулся… Что произошло за это время?

Отбиваться больше нет желания, Катя льнёт к широкой груди:

— Ничего.

Варгр чуть отстраняется, всё также властно удерживая за ягодицы. Взгляд дьявольских глаз изучает цепко:

— Врёшь, киса…

— Тебе звонили.

— Кто?

— Не знаю…

Варгр подозрительно щурится:

— Тогда чего злишься?

— Не уверена, что это был отец или по работе.

— Почему?

— «Bad Romance», — зло шикает Катя и порывается вскочить, но вновь тонет в простынях — Бъёрн младший наваливается всем телом. Пристраивает её ногу у себя на торсе. Поглаживая бедро одной рукой, другой нежно касается щеки:

— Это может быть важным, — мягко убеждает.

Сверху-вниз разливается уже знакомое тепло, сладостными волнами нагоняя возбуждение. От обиды в глазах щипит:

— Понимаю, — голос дрожит, утихает, — но решила: если сверхважно — перезвонит!

— Ты ревнивая?.. — самодовольная усмешка скользит по лицу оборотня.

— Нет… — возмущенно сопит Выходцева, пряча глаза.

Слова тонут в собственном стоне — Варгр вонзается поцелуем жадно и требовательно, лишая доступа к кислороду. Да и не нужен он! Воздух этот… Задыхаясь, Выходцева притягивает оборотня за шею. Тело будто живёт само по себе — ноги, как змеи, стягивающие жертву, обвивают крепкий торс.

— Киса, — угрожающе охрипло рычит Бъёрн младший, прервав терзание губ, — ты опять меня сводишь с ума!.. — яростно дышит, словно пробежал марафон. Скольжение мощных ладоней ускоряется, касания огрубевают. Досадливо взвыв, спешно вскакивает:

— Соблазнительная ведьма! Я должен ответить.

От обиды даже челюсть сводит, язык онемевает. Катя опять ложиться на живот — ещё не хватает рассматривать возбужденного «кобеля». Чёрт! Как у него получается так быстро прерывать ласки? Когда страсть доходит до пика, вообще сложно сказать «нет» — проще не подпускать к себе, тогда не придётся останавливаться на самом горячем.

— Мне всё равно. Звони! — бросает как можно спокойней. — Обещаю: обид не будет.

— Когда ты так говоришь, становится страшно- осторожничает Варгр.

— Дело твоё, — напущено равнодушно пожимает плечами Выходцева. — Верь, не верь, я дала слово. Если ответишь своей… — осекается и секунду пытается выдавить имя альвы, но так не выходит, — не обижусь, — закачивает нервно.

Раздаётся шорох ткани и побрякивание металлической пряжки. Шумное дыхание, заставляющее замирать, тяжёлая удаляющаяся поступь. Комната пустеет — холодом обдаёт с ног до головы, на душе наращивает скорость чёрная воронка.

Бъёрн младший — гад! Пошёл звонить. Важно… Срочно… Неужели не понятно, такое неприятно! Ну и плевать, что по сути на Варгра нет прав — есть человеческие рамки приличного и неприличного.

На кухне захлопывается дверь. Вот так да, ещё и закрывается?!. Чёрт! Дала обещание, что обид не будет. Катя глубоко подышала, усмиряя новый приступ гнева и ревности — тихо, всё будет хорошо. Спокойствие, прежде всего. Зачем нервничать? Ничего страшного, чуть обидно и только. Варгр ведь не с Нол наедине, лишь по телефону говорит, причём здесь, в мотеле.

Вроде, как легчает — Выходцева, против воли, затаивается.

— Kjære, ringte du meg? [7]- звучит приглушенно-ласково голос Варгра, но с толикой волнения. Спокойствие как рукой снимает, в голове усиливается гул, превращаясь в набат колоколов. Поддонок!

Катя вскакивает с постели. Чёрт дёрнул за язык, пообещать глупость — не будет истерик и скандалов. Ненавистный оборотень. Выходцева зло стискивает кулаки — раз поклялась, значит, проглотит обиду. Спешно подходит к шкафу и распахивает створки. Достаёт бельё, футболку, джинсы. Обещала промолчать — так тому и быть, а вот насчёт «уехать», ничего не говорила.

Запах оборотня усиливается, шаги стремительно приближаются.

— Куда-то собралась?

Катя замирает с футболкой в руках:

— Одеваюсь, не всё же в постели валяться.

— Обиделась, — мягко предполагает уличительным тоном.

Выходцева, нацепив маску равнодушия, поворачивается:

— Если даю обещание, то выполняю его.

Варгр в два шага оказывается рядом и притягивает к себе:

— Тогда зачем одеваешься? Мы вроде остановились на…

Телефон в его руке вновь вибрирует. Катя негодуя, порывается избавиться от объятий — оборотень грубовато прижимает крепче:

— Hallo! [8]- рявкает в мобилу и, чуть убрав трубку от уха, наспех чмокает Выходцеву в нос. Катя надувает губы, но вслушивается в разговор вопреки здравому смыслу. Из телефона льётся глухой мужской голос.

— Bestefar, kom jeg til dere for flere dager siden,[9] — морщится Варгр.

— Jeg har et dårlig hjerte. Du vet, nå forverring. Kom igjen, kan ikke lenger se hverandre igjen med deg.[10] — негрубо настаивает мужчина.

— Opphøre, — незлобиво отрезает Бъёрн младший и серьезнеет. — Du har fortsatt overleve meg. Jeg kommer til deg. Snart.[11]- Сбрасывает звонок, откидывает мобильник на постель. — Ерунда! — игриво улыбается, явно намекая на разговор с мужчиной. — Дед вновь чудит — общения ему подавай. Я обещал заехать. А теперь, — с лёгкостью поднимает Катю на свой уровень. — Мы на чём-то остановились, и я бы не прочь продолжить.

— Разве нормально столько секса? — без толики юмора интересуется Выходцева и, обвив шею Варгра, трётся носом об его.

— Понятия не имею, и меня это не беспокоит, — тембр голоса оборотня меняется — появляется интимность, проникновенность. — Хочу желать тебя всегда…

Лёд обиды тает пропорционально ласкающим словам обольстителя. Катя с жаром льнёт к чувственным губам. Качается вперёд, заваливая Бъёрна младшего на спину. Мягкое приземление в ворох простыней на возмущенно скрипнувшую постель и, не прерывая поцелуя, сдавливает ногами бёдра оборотня. Проводит по мощной обнажённой груди пальчиком, рисуя замысловатые круги. Несколько минут блаженного молчания…

— Тебе нужно уезжать, — насилу отстраняется, но голос вероломно подрагивает.

— Ничего страшного, — Варгр тянет обратно. — У деда обострение каждую неделю.

— Семья — святое! — холодно настаивает Катя. — Ничего важнее нет, — выскальзывает из объятий. Варгр подаётся следом и придерживает за талию. Выходцева упирается кулаком в его солнечное сплетение: — Быстро оделся и поехал к деду.

— Киса, — отводит руку-барьер оборотень и нежно обнимает, — опять командуешь… Не уверен, что это хорошо, но мне, однозначно, нравится.

— Повторяешься…

Жадные губы неумолимо приближаются, но с мучительной неспешностью — точно гипнотическое действо, заставляющее внимать и безмолвно ждать, томиться. Катя под властью обжигающего чувства закрывает глаза в предвкушении упоительной сладости. Шумное дыхание опаляет, жаркие потоки воздуха щекочут кожу. Сердце отбивает неровный ускоренный ритм. Тело словно податливая глина в руках гончара.

— Поедешь со мной?.. — вопрос застаёт врасплох. Выходцева едва не скулит от расстройства. Варгр не торопится… Как хищник, играющий с жертвой. На лице играет самодовольная улыбка: — Поедешь? — повторяет более наставительно.

— Нет… — неуверенно срывается с языка и тотчас губы поглощены грубыми, требовательными. Бъёрн младший рушит крохотные барьеры и отрицания, отметает напрочь желание с ним бороться. Сознание медленно, но верно покидает.

— Скажи «да», — настаивает бархатно. Рот не открывается, возмущаться уже не хочется. По подбородку, шее плавно-опускается дорожка волнительных поцелуев… Добирает до груди — Катя, застонав, прогибается навстречу. Пальцами зарывается в волосы Варгра. Наглец не останавливается, терзает, искушает. Изощренными, ловкими, умелыми прикосновениями выстраивает новую стену; создаёт уединенный мир для двоих, отгораживающий от остальных. Горячим языком изучает впадинку между ключицами… Властными губами завладевает грудью, приводя в дикое исступление. Перед глазами в темноте крутятся звёзды, по телу простреливают молнии возбуждения. Разряды взрываются, разгоняя кровь и затмевая остатки разума.

— Пожалуйста, — молит из последних сил Катя.

Варгр убивая ласками, опускается на колени — его руки блуждают везде, чувственный рот, словно ненасытная присоска не пропускает ни миллиметра.

— Ты — дорогое выдержанное вино! — не прерывает лёгких поцелуев Бъёрн младший. — С неподражаемым вкусом, опьяняющим с первого глотка. Хочется много, но понимаешь, что нужно насладиться всеми нотками, а затем с восхищением ощутить послевкусие. Я же… — выдыхает с горечью, сжимает её бёдра в кольцо рук, не давая упасть. — Я — дровосек, привыкший к дешёвому портвейну. Киса, — надламывается охриплый голос, — прости за вчерашнее.

Выходцева на секунду застывает — слёзы катятся против воли. Дыхание Бъёрна младшего касается ложбинки между грудей. Рвано сопя, Варгр прижимается, не выпуская из крепких объятий.

Поглаживая его спину, Катя с замиранием сердца прислушивается к новым ощущениям. В животе порхают бабочки, сердце уже с остервенением колотится где-то в горле. Вот почему вчера во взгляде оборотня промелькнул ужас. Варгр сам испугался, что натворил. Сейчас же его трясёт… Слов — нет. Потянув за смоляные волосы, Катя вынуждает Бъёрна младшего задрать голову, встречается с ним взглядом. В дьявольских глазах застывает искреннее раскаяние.

— Пока я с тобой, — нарушает молчание Выходцева, — я твоя, сам говорил. Моё тело принадлежит тебе, но наша страсть нас сожжёт. Уже начала страшное дело, если ты пересилил себя и признал ошибку. Возможно, шутка природы. Возможно, судьба или злой рок, но я вернула жизнь единственному мужчине, которому пока сошло с рук грубое со мной обращение, — сглатывает — от волнения во рту предательски пересыхает. — Я тоже не могу не признаться: ты прав, я тебя принимаю любого. Человеком или зверем, мне всё равно. Но помимо грубости, я бы не против… — опускает стыдливо глаза, — опробовать нежность в твоём исполнении.

— Ки-и-иса, — не то стонет, не то мычит Варгр. Невероятно, гигант трепещет. Значит, не только она в его власти, но и он в её. Бъёрн младший шумно вдыхает: — Никогда и ничего желаннее не слышал. Если не считать твоей же фразы: «Возьми меня», — осторожничая, хмыкает. Катя не сдерживает улыбки, Варгр значимо понижает голос: — Тогда позволь любить тебя так, как хочу. Отдайся, полностью откинув глупые предубеждения и страхи.

Выходцева склоняется к уху оборотня:

— Да… — прикусывает мочку, поглаживая широкие плечи, пробегает пальцами по буграм мышц. — Только вначале — к деду.

— Ты что меня оставишь таким возбужденным? — рык, полный безмерного удивления смешит.

— Считай это местью за вчерашнее. И, кстати, — игриво подмигивает Катя, — ты передо мной на коленях. Запомни этот момент!..

Глава 36.

Машина плавно останавливается перед отелем в центре Марвинга. Большого яркого города, пестрящего неоновыми щитами с рекламой, переливающимися вывесками магазинов, салонов, кафе. Вдоль дороги сплошным потоком тянутся всевозможные автобусы и легковые автомобили, мало чём отличаясь от транспорта в российских пробках. Люди снуют по тротуарам, лавируя между сигналящими машинами, перебегают с одной стороны на другую.

Фасад двадцатиэтажного отеля «Марвинг-Холл» отделан под мрамор. На огромных зеркальных окнах по всей высоте отражаются тусклые солнечные лучи, еле пробивающие извечно хмурого неба. Над главным входом тёмно-зелёный черепичный козырёк, подпираемый массивными колоннами. У дверей, как статуя, замер с непроницаемым лицом швейцар в чёрно-красном пальто и фуражке.

Катя с грустью усмехается. За все предшествующие годы бегов от ламий, позволила себе поселиться в подобном месте один раз, да и то, пришлось. Всё остальное время — маленькие придорожные мотели, съемные квартиры в захолустных районах. Главное, поменьше мелькать.

Варгр выключает зажигание, но выходить не спешит. Ёрзает, точно ребенок перед дверью собственной квартиры — боящийся зайти домой, где строгий родитель его должен наказать.

— Ларс… вредный, — спокойно чеканит Бъёрн младший, глядя перед собой, — брюзжащий скряга.

Видимо, права. В семейке дегтей есть ещё деготь ядовитей. Прикольно! Выходцева откидывается на спинку сидения и нарочито хмуро интересуется:

— Пятизвёздочный отель? Я так понимаю, дед у тебя дядя Скрудж?

— Не смешно, киса, — Варгр заметно нервничая, взъерошивает волосы. — Он сложный человек.

— Человек?.. — робко уточняет Катя.

— Да, это отец матери, — с мягкостью отзывается Варгр. — У них с отцом вражда. Ларс после смерти единственной дочери, как с цепи сорвался. Во всем Драгора винит. Кто его знает, уже привык, а ты…

— То есть, ты меня сначала привёз на растерзание зверям. Потом я попалась на уловку к твоему несносному отцу, который надо мной долго потешался, а теперь кидаешь на расправу брюзжащему старикану? — не без иронии кривится Выходцева.

— Хм… — задумывается Бъёрн младший, — ты так всё утрируешь, что меня разрывает от желания замолить прощение, — губы изгибаются в лукавой улыбке, глаза озорно блестят. — Но, однозначно, предпочитаю его вымолить чуть позже, когда вернёмся, чем сейчас смотреть на твои удирающие пятки. — Бережно сжимает руку Кати и касается лёгким поцелуем. Выходцева замирает — Варгр, будто чувствует её сомнения, интуитивно понимает: что-то должно случиться, нужно держать глаз востро.

— С чего решил… — Стук в окно машины затыкает, избавив от щепетильной ситуации — уже было сорвавшаяся ложь, застревает в горле. Ещё один швейцар. Лет восемнадцати, в костюме кирпичного цвета.

— God ettermiddag, Herr Bjørn,[12] — открыто улыбается парень, показав белоснежные ряды зубов.

— Hei, Les.[13]

Мальчишка метает заинтересованный взгляд на Катю, но профессионально не роняет ни единой эмоции. Варгр уже на улице отдаёт ему ключ от машины:

— Som alltid. Du vet, vil jeg løpe bort fort.[14]

Лес искренне смеётся:

— Ja, Herr Irzhen nye hauk på mye folk.[15]

Бъёрн младший по-дружески хлопает швейцара по спине, обходит пикап и, распахивает дверцу Кати. Хозяйским жестом протягивает руку.

Выходцева затравленно мотает головой. Сомнения? Нет!.. Абсолютное нежелание выходить! Перспектива знакомства со злобным стариканом не прельщает.

— Может, — подыскивает оправдание, но ничего толкового на ум не идёт, — я здесь подожду твоего побега из отеля? — строит самое невинное выражение на лице.

— Нет, киса, — безапелляционно отрезает Варгр. — Ты такая же колючая и едкая, как старик. Так что поможешь мне от него отмахаться… — изображает жалостливые глазами, полные ожидания и мольбы. Как отказать, когда так глядят? Брр… хочется схватить мыло, веревку и добровольно приготовиться к виселице — ведь «милый» просит такую малость! Не согласиться?.. Бред! Катя нехотя вылезает из пикапа. Бъёрн младший, крепко ухватив за руку, тянет в отель. Швейцар у входа приветливо улыбается:

— God ettermiddag, Herr, Bjørn, [16]— чинно открывает дверь.

— Hei, Petter.[17]

Варгр по-хозяйски тащит через фойе, здороваясь со всеми работниками. Мило улыбается, машет, если окликают… Что всё это значит? Почему его все знают? Выходцева растерянно оглядывается. Видела множество гостиниц, как-никак столько стран объездила, но здесь впервые сталкивается с показной вычурностью декораций. Дизайн в стиле сороковых. Шик для богатеев, словно оказывается в прошлом. На мраморных полах отражаются скудные лучи солнца. Округлые, стеклянные столики и кожаные кресла прячутся за кадками с высокими, раскидистыми пальмами. По глазам режет золотистое обрамление подсвечников и люстр. Вот только всё это — мишура, не затрагивающая душу. Деньги — хорошо и даже можно согласиться с утверждением: счастье не в деньгах, а в их количестве, но всё же… Куда важнее гармония внутри. Красота и гламур напоказ, порой смешные до слёз. Уж лучше достаток и спокойствие, чем миллионы с лоском и папарацци в твоей постели.

У ресепшна молодая девица с масленым взором растягивает идиотскую улыбку и мурлычет:

— Vargr! Irzhen har advart om at du kom, [18]- голубые глаза, сверкнув льдом, останавливаются на Кате. Холодом обдаёт с ног до головы. Вот же дрянь! Убить — только вариант, а так, есть уйма более жестоких, но не менее действенных способов избавиться от слащавой девицы, нагло облизывающей взглядом Варгра. Оборотень, точно ощущая воинствующий настрой, сжимает ладонь крепче:

— Takk, Signy! — мило кидает администраторше. — Hva er det han spiser nå?[19]

Косточки медленно, но верно хрустят. Больно!.. Зачем так?

Кобель… Выходцева едва заметно пинает оборотня по ноге — он даже не шевелится. Вот же… невозмутимый гад.

— Ingenting! Han sa: «Jeg vil vente og vi Vargr bite,"[20] — сладко поёт девица, облокотившись на ресепшн и выставляя на обозрение большую грудь, вылезающую из глубокого декольте.

Катя напускает равнодушия. Белобрысая, как пить дать, бывшая любовница Бъёрна младшего. Или всё ещё… По сердцу точно граблями проходятся. Душа возмущенно ноет.

— Det er klart… Order, som alltid[21], - Варгр с убийственной простотой подмигивает администраторше, а её так распирает от счастья, что чуть из платья не вылезает.

Ревность нестерпимо душит, в груди клокочет от злости и негодования. Стиснув зубы, Катя проглатывает обиду. Как смеет Варгр любезничать с выскочкой-блондинкой на глазах у нынешней любовницы? Бъёрн младший как ни в чём не бывало тянет дальше. Останавливается у лифта и, нажав кнопку, рывком привлекает к себе:

— Я говорил, — звучно целует в макушку Катю, извивающуюся точно змея, — что ты пахнешь так, что с ума схожу?

— Да, — негодуя шипит, бурля от гнева. Бъёрн младший лишь нагло ухмыляется.

Лифт открывается и от несильного толчка в спину Катя влетает внутрь. Разворачивается, открыв рот для возмущения, и тотчас закрывает — Варгр бесцеремонно прижимает к стене. Мятеж готовится вырваться яростным сопротивлением и нецензурными словами, но убийственный взгляд, пригвоздивший к месту, вынуждает молчать в тряпочку.

— Hekon[22], - чеканит хрипловато Варгр, явно обращаясь к швейцару лифта. — Vi når uavhengig.

— Selvfølgelig, Herr Vargr! Men vær…[23] — неуверенно отзывается мужской голос.

— Hekon, — наставительно рычит оборотень.

Мелькает худощавая тень, выскальзывающая в открытый проём лифта. В воздухе стойко оседает запах недорого парфюма. Выходцева, затаив дыхание, ждёт — Варгр небрежно тыкает в панель с цифрами. Двери закрываются, и кабинка бесшумно двигается наверх.

— Ну, ты и кобелище, — с отвращением выдавливает Катя.

— Да, — самодовольно кивает Варгр и престранненько ухмыляется: — Что значит, ес-чё? — тихо протягивает, ломая язык. Цепляет бегунок молнии куртки Выходцевой и неспешно потянет вниз.

— Ес-чё? — смахнув его руку, Выходцева нервно застегивается.

— Да, на твоём, ведьминском.

— А-а-а, ты имеешь в виду «ещё»? — непонимающе уставляется Катя.

— Да! — расплывается в широченной улыбке Варгр. — Ес-счё… Когда занимаемся сексом, ты говоришь: «Ес-чё…»

Катя давится глотком воздуха, порывается избавится от плена, но попытка жалкая и смешная. Варгра с места не сдвинуть, он как каменная гора. Даже если избавиться от объятий, куда бежать?.. Гад, специально заманил в крохотное помещение, где ни спрятаться, ни скрыться. Ага, а теперь задаёт каверзные, смущающие вопросы, от которых жар приливает к лицу. Посмотреть в дьявольские глаза невозможно — безжалостно сжигает стыд. Чёрт, почему лифт так медленно ползёт? Сгорая от позора и унижения, Выходцева уязвлённо зажмуривается. Варгр ненавязчиво-настойчиво ласкает шею — водит пальцем по линии подбородка:

— Открой глаза, — интимно шепчет в губы.

— Пошёл вон, — цедит сквозь зубы Катя, дёргаясь от прикосновений точно от укусов пчелы.

— А что значит лу-й-ста?

Выходцева едва не плачет. Очередное нервное дёрганье только раззадоривает оборотня — его коленка спокойно втискивается между её ног и придавливает к стене сильнее. Ну всё! Теперь пути отступления перекрыты, драться и кусаться бесполезно.

— Ненавижу тебя, — пищит от безысходности Катя.

— Знаю, — бархатно рычит Бъёрн младший. — Буду учить твой язык, чтобы ты не могла мне больше врать.

Господский, властный поцелуй рушит последние остатки самообладания — губы нещадно жжёт. Дерзкие руки, тискающие бёдра и грудь, лишат почвы под ногами.

— Значит: «ещё, пожалуйста», — судорожно выдыхает Катя, только Варгр позволяет глотнуть воздуха.

По лицу Варгра опять расползается наглая улыбка:

— Я так и думал!..

Лифт, наконец, останавливает и дверцы неторопливо открываются. Жаркая опора так резко отстраняется, оставив наедине с собственным непослушным телом, что Катя чуть не падает. Чувства смешиваются — то ли плакать, то ли радоваться, но хуже другое — ноги не слушаются.

Бъёрн младший, всё с той же простотой, хватает за руку и тащит по сверкающему коридору. Пастельно-жёлтые тона стен с пурпурными абстрактными мазками. Ковёр индигового цвета, точно грозная река. Двери номеров под красное дерево. Ручки и замками по типу пластиковых карт — под золото. На этаже восемь номеров.

Варгр останавливается у крайнего. На минуту заминается, явно не в своей тарелке. Катя поддаётся его панике:

— Плохая мысль! — шепчет на придыхании, отдёргивая руку: — Если ламии поймают мой запах, они могут явится к твоему деду, а все, с кем знакомлюсь, погибают. Дурость была поехать с тобой…

— Забыл сказать, — сухо отрезает Варгр глядя на дверь и не выпуская из крепких пальцев Катину ладонь. — В общем, когда мы рядом, твоего запаха не чувствуется.

— Это… как? — замирает Выходцева в полном недоумении.

— Это главная причина, почему так долго тебя искали вначале. Почему ламии, оказываясь по близости, так и не смогли определить, где ты живёшь. Я сомневался, но когда познакомил с братьями, они в этом убедились. Мой запах… притупляет твой.

— Ты ещё больший гад, чем я думала, — опешив, выдавливает Катя. — Почему раньше не сказал?

— Голова была другим занята… — неопределённо ведёт плечом Бъёрн младший.

— Обе, — злобно бросает Катя, кипят от возмущения. — А если я Ларсу не понравлюсь?

— Ерунда! Драгор от тебя в восторге. Деду… Я же говорил, что он…

Дверь распахивается с лёгким скрипом:

— Hvorfor ikke…[24] — недовольно бубнит мужчина и умолкает. Серые, точно плаксивое небо глаза, уставляются за Катю. Холодящий кровь взгляд, исследуя каждую черточку на её лице, будто сканирует. Рыжие брови сходятся на переносице, узкие губы сжимаются в узкую полосу.

— Дед, — мягкий протяжный бас Варгра поражает трогательностью. — Я не говорил, что тотчас примчусь, — не то упрекает, не то оправдывается оборотень. — И то, мы быстро! По дороге нарушали все правила, которые только есть. — Не дожидаясь приглашения, шагает внутрь и тянет Выходцеву за собой.

О-о-о, жить совсем не хочется. Ощущаешь себя одним из питомцев зоопарка. Деваться некуда, да ещё и хватка у оборотня смертельная, точно Варгр сам ищет поддержки и цепляется, как утопающих за круг. Катя вынужденно следует за оборотнем. Он тащит в огромнейший зал в нежно-персиковых тонах. Светлый и просторный, без нагромождения бестолковой и вычурной мебели. Всё расставлено со вкусом, знанием дела. Усаживает на мягкий диван и устраивается рядом, положив свою руку на колено. Причём не своё…

Невысокий, коренастый мужчина с рыжими, как у лисы волосами, садится напротив. Сильно выраженные морщины на лбу и множество мелких вокруг губ, выдают преклонный возраст. Ларс кладёт нога на ногу и, откинувшись на спинку кресла, водружает руки на подлокотники. Холодные глаза продолжают дотошно изучать. Катя невольно замирает — мурашки носятся по спине взад-вперёд, словно у них марафонский забег.

— Ларс, это — Катья. Киса, это — Ларс Иржен, мой дед.

Морозная тишина окутывает ледяным дыханием. Выходцева стискивает кулаки — от злости в душе бушует стихия. Никто не смеет так испепелять взглядом без причины, как этот старикашка! Вообще видит его первый раз, а значит, ничего плохого ему сделать не могла. Вроде как… хотя, если учесть, что Варгр — любимый внук, к тому же явился с незваной подружкой, то, возможно… Нет, к чёрту любезность и понимание! Старикашку придушить сейчас, убить Бъёрна младшего — план на вечер, а потом с чувством выполненного долга уехать в Ласгерн к Марешам.

— Мог бы предупредить, что приедешь не один, — прерывает Иржен затянувшуюся паузу. Хороший английский, практически без акцента. — Кто в этот раз? Очередная секретарша?

Вот козёл! Катя от негодования даже зубами скрипит. Если бы хотел подцепить внука, сказал бы на родном, значит, предназначает не только для его ушей. Планы меняются! Растерзать Ларса тотчас, кастрировать Варгра немедленно и, причём тупым ножом, как и обещала. Потом доказать в суде, что все увечья нанесли себе сами — покаялись в собственных грехах и со смирением долго и муторно наказались сами!..

— Что значит очередная? — с явным непониманием возмущается Варгр, улыбка стирается с его лица. — Киса, замри, — сухо бросает через плечо, сжимая ладонь крепче. — Иржен, если ты сейчас же не исправишь, что сказал, — гневается не на шутку, — клянусь: больше к тебе и шага не ступлю.

Номер опять поглощает вязкое молчание.

— Катья, я погорячился насчёт очередной, — с видимой неохотой кается старик и ожидающе косится на пыхтящего рядом Варгра, — про секретаршу тоже, — добавляет после небольшой заминки с ещё большим нежеланием. — Просто не был готов к… В общем…

— Катья, дед пытается объяснить, что ты первая, кого я с ним познакомил. И как понимаю, зря. Сердце у него слабое и, видимо, слабость передаётся на голову.

Теперь Катя опешивает от грубости оборотня:

— Ты чего? — негромко шикает и ударяет кулаком в плечо Варгра. — Ларс может быть и хам, но это у вас семейное или, точнее, всеобщегородское заболевание. Но он ведь тебе родственник! Их не выбирают. Уж какие достаются, — неопределённо встряхивает головой.

Растерянность на лице Варгра сменяется открытой улыбкой.

— Вот и отлично! — обрадованный Иржен вскакивает с кресла, потирая руки. — Можно и перекусить. Для начала оформим заказ… — вприпрыжку спешит к выходу, где Катя ещё зайдя заметила внутренний телефон.

— Уже заказал, — кидает Варгр вслед.

— Кхм… — заминается на секунду Ларс. — Тогда уточню, чтобы на три персоны, — бодро скрывается в коридоре.

Катя переводит шокированный взгляд на Варгра:

— Я не поняла, — зло бормочет, — где больной старик? Думала это срочно!

Бъёрн младший встаёт и тянет за собой. Оказавшись в его объятиях, Выходцева непроизвольно откидывает голову. Оборотень тотчас чмокает в лоб:

— Я предупреждал, что у деда приступы каждую неделю. Уже сожалеешь, что не остались в постели?

Катя негодующе фыркает, разрывает объятия и в секунду оказывается в новом плену — сомкнувшиеся на запястье пальцы, словно кандалы, наглухо приколоченные к стене. Варгр рывком дёргает обратно и стискивает сильнее. Выходцева барахтается с утроенной силой, уворачиваясь от настойчивых губ.

— Тише, — оборвав принудительный поцелуй, Бъёрн младший резко прокручивает будто в танце и прижимается к спине. — Опять меня распаляешь на грубости, — горячее дыхание касается затылка, вызывая в теле дрожь. — А я обещал нежности…

— Ты меня теперь везде зажимать будешь? — выплёвывает накипевшее возмущение Катя.

— Да… — обескураживает простотой оборотень.

Сказать больше нечего! Ужас! С этим зверем даже речь пропадает…

Глава 37.

Успей плотно позавтракать, чтобы после — насладиться обильным ленчем, не забывая: до ужина ещё очень и очень долго. Спорить бессмысленно, таков девиз этой семейки! Супы, салаты, рис с мясом, картофель с курицей, рыбой, пиццы…

Выходцева останавливается ещё на холодном. Варгр с Ларсом, будто участвуя в соревнованиях, кто больше запихнет в себя, продолжают опустошать заставленный едой стол. Благо номер позволяет — для президента и других высокопоставленных особ. Здесь всё кричит: «Дорого!»

Отвалившись на спинку стула, Катя с ленивым интересом поглядывает то на Варгра, то на Ларса. Два разных человека, как внешне, так и внутренне, но теперь понятна их точка сопоставления. Если не считать любви к матери Варгра, то это — еда! Темы разговоров пролетают мимо ушей — мелкие и незначительные. Но раз за разом в сторону Драгора отпускаются грубые фразы. Бъёрн младший одёргивает деда, тот умолкает, но через время забываясь, опять переходит на личность папаши Варгра.

Катя рот не открывает. Она — никто! У Драгора есть сын!

За час знакомства так толком и не понимает, чем занимается Иржен. Туризм, мотели… Лезть с расспросами некорректно, но Ларс без сомнения богат. Богат, но одинок. Старик требует внимания, ему явно не хватает общения. Пускай лёгкого и пустого, но главное, почувствовать: у меня есть семья! Это знакомо…

Выходцева непроизвольно бросает взгляд на дверь. Внезапно проснувшееся заносчивое чутьё, переходя от неразборчивого, царапающего мозг шёпота, нарастает. Словно затупленная пила, нехотя скользящая по металлу, визжит, толком не режет, но с каждым новым движением скрежет усиливается. Боль в висках мешает прослушке.

Ларс деланно неторопливо откладывает вилку с ножом и, улыбнувшись одними губами, сверкает ледышками глаз:

— Катья, а почему не едите? Боитесь поправиться? Если нет, тогда, может вам сладкого заказать? Доставят в считанные минуты…

— Что вы, — протягивает нарочито серьёзно Катя, — фигура для меня очень важна!

Рядом хмыкает Бъёрн младший. Выходцева злобно косится на него. Оборотень дожевывая последний кусок мяса, озорно подмигивает. Катя уже было открывает рот съязвить, но умолкает — «ржавая пила» продолжает вскрывать мозг.

— О! — льётся приторно сладкий голос Ларса. — Моя дочь никогда не задумывалась над фигурой. — Иржен вальяжно откидывается на спинку стула и промокает салфеткой мнимые крошки с губ. — При этом выглядела замечательно. Правда, её деспотичный муж никуда не выпускал из дому. Заставлял сидеть рядом, как…

Слова различаются плохо, голос деда: то взлетает до тенора, то падает до баса. О, чёрт! Нужно спрятаться на время, не хватало ещё, чтобы заметили неадекватность. К тому же тема вновь перескакивает на Бъёрна старшего.

— Простите, мне бы выйти, — упёршись дрожащими руками в столешницу, Катя поднимается. В ногах слабость, голова «раскалывается». Мысли несутся с бешеной скоростью — что делать?!. Молчать — выдать себя, а на языке ничего толкового. Выходцева, скрывая недомогание, выпаливает: — И не смейте подобным образом говорить о Драгоре Бъёрне. Да, он — грубый, самонадеянный, наглый тип. А вы, вредный старикашка, который даже по прошествии стольких лет после смерти любимой дочери остаётесь один. Вам приходится выпрашивать единственного внука наведать вас?!. Вы потеряли дочь, но если бы не были столь упёрты, как сейчас… Откройте глаза, распахните сердце и душу — могли бы приобрести сына. Самого верного и преданного из всех, кого бы вам могла дать судьба, — тяжело переводит дух. — Уверена, нет никого на свете, кто бы любил вашу дочь сильнее Драгора Бъёрна. Я была в его доме всего дважды, но каждый раз видела посреди зала перед портретом рыжеволосой женщины, вазу с живыми, заметьте, свежими подсолнухами. И, как понимаю, цветы там всегда, независимо от времени года. Хотя подсолнух — сезонное растение! — набравшись сил, Выходцева отрывается от стола: — Драгор Бъёрн может быть кем угодно, но это единственный человек, если не считать, — кивает на Варгра, — этого… кто может стать для вас настоящей семьей. Хотя бы потому, что знает, как вы любили его жену. Сейчас вас объединяет любовь к Варгру — не упускайте момента, — незаметно для себя самой переходит на мягкий, но всё ещё уверенный тембр. — Драгор имеет большое сердце, чтобы переступить конфликт и стать вашим сыном. А теперь простите…

Больше медлить нельзя — нужно бежать… Ноги точно свинцом наливаются. Глаза режет от слёз.

— Киса… — Варгр подскакивает, на лице застывает неподдельный ужас.

— Сидеть! — приказной тон останавливает оборотня на полпути.

Раздаётся приглушенный перелив звонка номера. Поздно! Катя бросает затравленный взгляд на выход.

— Дед, — словно издалека рокочет Варгра. — Надеюсь, это не то, что я подумал?

— Я забыл отменить встречу, — точно прибывая в шоке, с некоторым запозданием глухо отзывается Ларс. Торопится к двери, распахивает.

— Привет, Константин!

Катя чуть не теряет сознание. Сердце едва не выпрыгивает из груди. Неумолимо ведёт в сторону. Выходцева хватается за край стола, не в силах отвести глаз с Белугова, зашедшего в номер. Рядом с ним топчется силиконовая блондинка.

Толстый, лысый, потный… Не Россия, не Азия, не Америка — городочек на севере Норвегии. Вот почему не нашла подонка раньше!.. Прячется под носом.

— Здорово, Ларс! — шершаво хрипит Белугов и, приобняв за плечи, хлопает Иржена по спине.

Подлая тварь! Наслаждается жизнью, радуется… Даже больше — скот живёт в то время, когда все его жертвы мертвы.

— Катья, — взволнованный голос Варгра отвлекает от мыслей. Оборотень подхватывает под локоть. — Ты словно призрака увидела. — С подозрением кивает на Белугова: — Знаешь его?

Выходцева смаргивает, прогоняя непрошенные слёзы. Находит силы и отмахивается, как можно небрежнее:

— Шутишь? Я сейчас, — нацепляет маску равнодушия, на деревянных ногах идёт на поиски ванны. Каждый шаг даётся с усилием воли, надрывом в мышцах. От боли хочется вопить. На секунду останавливается и, изобразив игривое настроение, через плечо подмигивает Варгру: — Чего смотришь? Мне нужно привести себя в порядок.

Бъёрн младший недоверчиво щурится, неопределённо кивает.

Катя, стиснув зубы, минует зал и замирает у выхода — Белугов окидывает похотливым взглядом.

— Ларс, это твоя? — криво ухмыляется плотоядным оскалом.

— Нет. Она с внуком!..

Промелькнувший задумчивый интерес в крохотных сероватых глазах тотчас угасает.

Иржен расплывается в приветливой улыбке:

— Прошу к столу! Сейчас закажем и вам.

— Да, покушать мы сами не свои, да детка? — Константин таращится на попутчицу.

Она будто с картинки глянцевого журнала. Естественный макияж, локоны один к одному, лицо разглаженное, словно под каток попала. Распахнутые голубые глаза, не закрывающиеся от обилия препарата от морщин, а губы… Хм… На загляденье! Опять же — хвала гению, придумавшему ботокс!

Катя шествует по коридору, видя заветную цель — успокоение придёт!.. На этот раз точно! Час расплаты близок, мщение настанет.

— Ты же знаешь, — за спиной повизгивает красотка. — Мне ничего нельзя!

— Перестань, — прокуренная хрипотца режет по ушам, — операции всё равно я оплачиваю, так что сегодня мы оторвёмся. — Раздаётся глухой шлепок и за ним следует гогот уже на русском: — Двигай задом, цыпочка.

Катя, чуть не теряя сознание, нащупывает дверную ручку. Тянет — она поддаётся легко. Ввалившись в туалет, Выходцева защёлкивает замок и сползает на пол. Слёзы прожигают кожу, губы онемевают. Мучается недолго — вспышка ослепляет, будто солнце показавшее всю силу огня, — и темнота накрывает, боль отступает. Наступившая невесомость, как глоток свежего воздуха. Паришь птицей в облаках, переполненная неописуемым счастьем от нереальной свободы. Вселенная, крутящаяся в потоке звёзд, окутывает, убаюкивает и умиротворяет, словно ласковый голос матери, поющей колыбельную. Рай… спасительное межпространство.

***

— Киса, ты как? — обеспокоенный голос Варгра и нетерпеливое постукивание вырывают из темноты. Перед глазами пелена, расплывчатые конуры сверкающей обстановки с белоснежной раковиной и стойкой-шкафчиком для туалетных принадлежностей.

— Всё нормально, уйди, — хрипит не своим голосом Катя. — Сейчас выйду…

За дверью раздаётся шумное сопение:

— Киса, что случилось?

Выходцева еле сдерживает слёзы:

— Ты не слышишь?!. — не то ругается, не то молит: — Прошу — уйди!

Наступает муторная тишина. Дверь слегка вздрагивает от неуверенного удара, шелестит резкий выдох, следом раздаются тяжёлые удаляющиеся шаги. Катя ползёт к мойке и, зацепившись за край, подтягивается. Зеркало не врёт — показывает: Выходцева выглядит не лучше, чем чувствует. Зеленовато-серое лицо с блеклыми глазами, под ними синяки. Неописуемость ощущений довершает подкатившая тошнота с болевыми спазмами.

Катя включает воду. Тихо журчат струй, в голове пусто — ни мыслей, ни чувств…

Выходцева склоняется над раковиной и, зачерпнув, смачивает лицо. Прохлада бодрит. Жар уходит, тошнота отступает, но душу и сердце так не залечишь.

Почему Белугов появляется сейчас? Только в жизни возник просвет. Нашла книгу. Варгра… За что? Катя поднимает голову — зеркало остаётся непреклонным.

Сорвав с петли полотенце, вытирается не жалея кожи. Вешает на место и оборачивается — уже что-то. Хлопает по щекам, неспешно наливаются цветом. Сильно прикусывает нижнюю губу… потом верхнюю. Отлично! Краска проявляется.

Распускает волосы и придаёт бардаку направленность. Семь лет! Ну что ж… Белугов просил запомнить его. Запомнила! Всё до малейшей детали. Пыхтение, хрипотцу, ухмылки, смех, запах, вкус пота и даже прыщи на его лице… Два первых года после воскрешения потратила на месть. Трёх гадов уже нет, остался последний. Конечно, мир не обеднел на подонков, но если есть возможность сократить их численность, почему бы и нет?

Добро пожаловать в другой мир — отмщения. Кошки — мышки начинаются!

За дверью гулким эхом вновь приближается тяжёлая поступь. Варгр… его шумное сопение не спутать ни счьим. Катя распахивает дверь прежде, чем оборотень успевает постучать, и игривым рывком втаскивает к себе.

— Киса, — рычит Бъёрн младший, в его глазах покачивается недоброе пламя. — Ты меня пугаешь.

Выходцева резко толкает оборотня к стене и обвивает мощную шею.

— Я тут подумала, что нехорошо поступила. — Нарисовав пальчиком на груди Варгра круг, поднимается на цыпочках. Ластится щекой к щеке и, придержав за подбородок, прикусила мочку уха: — Ты признал свою ошибку, а я не показала, что действительно тебя простила.

— Я тебе поверил, — неуверенно оправдывается Бъёрн младший, его руки смыкаются на её талии.

— Зря, — облизывает Выходцева пересохшие губы. — Но, думаю, для подтверждения «прощения» самое время.

— Катья, ты чего-то приняла? — с подозрением сужает глаза Варгр.

— Нет, а надо? — притянув за шею, жарко впивается в чувственные губы. Оборотень застонет, приподнимая Катю на свою высоту. По телу бежит волна будоражащих зарядов. Резко прервав поцелуй, Выходцева выскальзывает из крепких объятий.

— Опять играешь?.. — сокрушенно-досадливо скулит Варгр.

— Не-е-ет! — медленно качает головой Катя. — Руки прочь. Сейчас командую я!

— Киса, ты…

Пальцем проводит по рту Бъёрна младшего:

— Ч-ш-ш… — негрубо затыкает. Горячий мужчина с упоительными поцелуями. Лучше пусть с ласками держится подальше, а то ещё заставит всё позабыть, а что позорнее всё рассказать. Как после него мстить? Выходцева прижимается к широченной груди и глубоко вдыхает — даже запах говорит: это её мужчина! Катя руками скользит по буграм мышц, накаченному торсу, опускается к джинсам. Нащупав пуговицы, ловко справляется с первой клепкой, второй… Проникает в распахнутый проём.

— Я не против, — бархатное рычание отметает напрочь все страхи, сомнения. Выходцева проказливо усмехается и, не сводя с Варгра глаз, опускается на колени.

Глава 38.

Ленч продолжается бесконечно долго. Стол заставлен едой, но кусок в рот не лезет — перед глазами мелькают картинки, словно после монтажной съёмки. Прошлое — настоящее.

Пот, стекающий по лбу Белугова… Его ледяной взгляд, расширенные зрачки, глаза, одурманенные наркотой.

Толстые руки с зажаренным куриным бедром… Пальцы-сардельки, тискающие обездвиженное тело, будто мясник разделывающий тушку.

Узкие губы, растянутые в усмешку… Искажённое хищной ухмылкой лицо, ржущая физиономия.

Покрасневший, хохочущих Белугов… Пыхтяще-сопящий, сосредоточенный.

Смеющийся, отвечающий на вопросы… Содрогающийся от похоти, постанывающий в экстазе, остервенело втыкающийся…

Посторонние звуки ускользают — несущественны. Мозг как персональный компьютер, выделяет и запоминает самое необходимое. Реагирует только на важное и опасное — промелькнувший интерес Белугова к происхождению. Русская… К имени — Катя… Идиоту понятно, балансирует на грани — если тварь вспомнит, придётся плюнуть на семейство Варгра — убить скота на месте, а потом разбираться, оправдываться, убегать. Но пока всё идёт гладко. Вот и хорошо, лишние глаза при отмщении тоже не нужны.

Удивительно, в холодном взгляде Белугова нет-нет, да и читается осмысленность. Часто кажется: вот-вот правда всплывёт, но также быстро ощущение пропадает. Странно, ведь не настолько изменилась. К тому же если учесть две попытки убить, нужно быть потерянным придурком с отбитой головой, чтобы забыть покушающуюся. Когда Выходцева натыкается на очередной сканирующий взгляд Белугова, от страха трясутся даже поджилки. Пора! Но вскочить не успевает — тварь заходится смехом, вклинивается в разговор, точно и не всматривался только что. Играет… Или настолько серая жидкость убита алкоголем и наркотой, что не отвечает за поведение хозяина? Второе подтверждается раз к разу… Топорные шутки, вспышки необузданной ярости, рыгание, чавканье, летящие в «цыпочку» салфетки, обглодки … Мразь себя уничтожает, но это уже ничего не изменит…

Катя сидит как на иголках. Из потока информации судорожно запоминает: где, когда, зачем и почему здесь Белугов.

Дела, несколько дней…

***

Настаёт передышка от еды. «Цыпочка», закинув ноги на диван, поглаживает набитое пузо и с глупейшей отстраненностью изучает потолок. Вонь Белугова приближается со спины. Насильник упирается ладонями в стол, поймав в капкан рук, склоняется к уху, как только Варгр с Ларсом уединяются в отдельном кабинете.

— Мы знакомы, Катюша? — шуршит на русском.

— Вы бы меня запомнили, — с напущенным равнодушием ведёт плечом Катя.

Смрадное дыхание ударяет в нос — Белугов нагло утыкается в висок носом и шумно сопит:

— Ты возбуждаешь неприличные мысли, — хриплость голоса шкрябает по нервам. Спёртый, кисло-сладкий запах с ноткой подгнившего мяса вскрывает душевные раны. Вспоминается металлический привкус собственной крови вперемешку с потом насильников. Катя сдерживает рвоту из последних сил — лишь бы не сорваться; не наброситься на тварь; не придушить на месте. Белугов трётся о спину Кати, по бедру скользит его толстая рука, сжимает ляжку — отвращение едва не вырывается тошнотой. Пальцы-колбаски юркают в промежность. Выходцева натягивает улыбку и резко смыкает ноги. Ловит насильника на месте преступления, бросает взгляд через плечо на потное раскрасневшееся лицо:

— Проверяете, знакомы ли вам места? — посылает обольстительный поцелуй.

— Да… — Белугов чуть отстраняется, вглядываясь пристальнее… Спешно отходит, — приближаются громко спорящие Варгр и Ларс, — с наигранным интересом рассматривая картину на ближайшей стене.

— Det er din virksomhet, men du tør ikke å ta en slik risiko,[25] — яростно чеканит Варгр.

— Jeg bestemte meg for at jeg trenger å investere i denne bransjen,[26] — оправдывающимся тоном бубнит Ларс.

— Du innrammet selv…[27] — Варгр резко умолкает. Его вид ужасает — чернее тучи: — Домой, — грубо командует.

Спорить и противиться не стоит. Катя послушно встаёт. Стреляет томным взглядом на Белугова и направляется к выходу. Бъёрн младший выдёргивает из-под «цыпочки» две куртки — она, недовольно ойкнув, скатывается на другой край дивана.

— Держи! — швырнул Выходцевой её. — Дерьмо! — взревев, размашистым шагом удаляется обратно в кабинет.

Белугов услужливо забирает куртку и помогает надеть, неприлично прижимаясь сзади:

— Приходи завтра часам к восьми. Номер напротив — тысяча. Я «свою благоверную» в отпуск отправлю, с делами закончу. Обещаю, время весело проведём, а то тут скукотища. Мы, русские, любим гулять на всю катушку, чтобы было, о чём вспомнить…

Кожу окатывает морозцем, даже волосы на голове шевелятся. Выходцева окидывает скота взглядом — узнал ли? Вроде нет… Тогда почему так сказал?..

Мысль улетучивается — Белугов самодовольно ухмыляясь, плюхается на диван рядом с блондинкой и кладёт её ноги на свои. Поглаживая коленки, не сводит масленого взора с Кати. Тварь! Ведь не боится, не стесняется. Вдруг, кто увидит, услышит!..

В кабинете громыхает, падает, Варгр точно обыск учиняет.

Выходцева заинтересованно смотрит на Ларса — Иржен, спрятав руки в карманы и покачиваясь взад-перёд, таращится в окно. По хмурому лицу гуляет задумчивость. М-да, ему не до насильника и очередной пассии внука. Своих проблем навалом.

Белугов — подонок! Как удачно разыгрывает приставание. Что ж… значит, судьба!

Из кабинета стремительно выскакивает взъерошенный Варгр, сжимая в руке чёрную толстую папку. На ходу хватает за руку Катю и бесцеремонно тащит к выходу — кожу на запястье нестерпимо жжёт, но жгуты не ослабляются:

— Всем пока, — бросает только и послушно следует за Бъёрном младшим.

Глава 39.

Полоса асфальта петляет как гадюка, ползущая к водоёму. Небо неизменно — серее некуда. В воздухе стена вязкого кислорода. Тяжесть обостряет звериные чувства. Мелкие, редкие капли гулко ударяются о лобовое стекло. Варгр нажимает педаль газа, выдавливая предельную скорость. С нарастающим гулом мимо пролетают встречные машины. Авто слегка покачивается, подталкиваемое воздушными потоками. Тёмно-зелёные пушистые сосны — мир зверя. Трасса, города — человека. Два разных мира. Один — простой и понятный, другой — сложный, со всеми вытекающими: ложь, предательство, обман, корысть, воровство, убийства. Люди — коварные твари, потому что в личине слабого зверя скрываются порой самые жестокие, беспощадные и коварные животные. Столкнувшись лицом к лицу, с первого взгляда и не определишь истинную сущность человека. Нужно копать глубже, общаться дольше…

Белугов, что за зверь?.. Почему так среагировала Катя? Побледнела…

Русский. Взгляды на неё бросал, но руками не трогал. Похоже, они знакомы. Тогда почему она не призналась? Для подобного нужны веские причины, а их может быть несколько. Первая — оба мошенники и уже пересекались ранее. Вторая — работали вместе, но поругались и разбежались… Третья — Катя говорила о богатых ублюдках… Дьявол! Неужели он один из них? Тогда почему он продолжал общаться как ни в чём не бывало и даже не намекнул, что девчонка — воровка?

Ответ неутешительный, заставляющий призадуматься. Оба что-то скрывают!

Нужно всё выяснить. Сейчас бессмысленно, Катя как ёжик выпустит колючки — и без того отнекивалась, но зверя не обманешь, девчонка опять скрытничает. Подумала, что ничего не понял и не заметил. Пусть, так будет проще за ней уследить. Отмахнулась с лёгкостью — умелая лгунья. Мелькнула мысль: врёт, но потом, вроде, в туалете даже приставала.

Хм, Константин Белугов. Как ему удалось деда втянуть в аферу? Ларс… Что наделал? Зачем продавал акции? Хотел денег для расширения…

Кисловато-сладкий запах теперь уже соучредителя деда, смешанный с гниющим куском мяса — точно шлейф, тянется из номера отеля и оседает в салоне пикапа. Вздохни глубже — накроет тошнотворностью. Руль под пальцами жалобно трещит, обзор застилает кровавая пелена. Трасса пропадает, оставляя едва отличимые контуры. Картинка исчезает — окрашивается тёмно-серыми безжизненными линиями. Звериное тепловое зрение выскакивает как чёрт из сундука. К такому не привык, будто организм коротит: то человек, то зверь… Выныриваешь из одной сущности, пытаешься сосредоточиться и тотчас опять реальность искажается — втягивает в другую. Варгр стискивает зубы до скрежета, подавляя рык отчаянья. Косится в сторону — на соседнее сидение. Рядом ангел… Светлая аура очерчивает стройный силуэт. Красные нити сосудов с перетекающей жидкостью, точно хитрые переплетения замысловатой паутины, — выползают из большого пульсирующего сгустка. Катино сердце бьётся ритмично, мощно. Бъёрн яростно встряхивает головой. С девчонкой что-то не то. Таращится в одну точку, молчит, напряжена, но сейчас не до этого — разобраться бы с собой. Мозг закипает, словно там черти устраивают жаровню. Гудение, перерастающее в перестук тамтамов, убивает. Уже второй день. Раньше спасала близость с Катей. Эмоции, которые вызывает, заглушали боль от звуков, проникающих в сознание. Сейчас башка разламывается, хоть на луну вой. Дерьмо! Почему же тело наливается звериной силой? Кости потрескивают, кожа нестерпимо чешется. Шумы выключаются — накатывает лёгкость и пустота, будто взмываешь в небо. Голова как сосуд, готовый для заполнения.

Тёмная полоса… дорога вновь пропадает. На её месте безликие, чуть различимые линии — высокие ветвистые деревья. Всюду мелькают красноватые сгустки — животные.

— Мы властители этого мира! — чуть грубоватый женский голос обволакивает чувственностью. — Он будет принадлежать нам!..

Грозный рев клаксонов будто гудок отплывающего корабля. Варгр в ужасе глядит на дорогу и спешно виляет в сторону — трасса едва не уходит из-под колёс. Тепловое зрение выделяет несущуюся навстречу фуру.

Бъёрн резко останавливает машину, прислушиваясь к шумам — ничего. Кто это говорил? Показалось?.. Дьявольщина!..

Сердце чуть выпрыгивает из груди, кровь яростно пульсирует в голове. Руки трясутся.

— Киса, сядешь за руль? — Варгр щурится, старательно фокусируясь. Катя словно и не замечает случившегося, смотрит в никуда. Бледная, глаза потухшие. Рассеяно, с видимой заминкой, кивает в ответ. Так и есть! С ними обоими что-то происходит. Понять бы, что именно.

Варгр обходит машину и садится на место Кати. Она перебирается на водительское не выходя — захлопывает дверцу и нажимает педаль газа.

Бъёрн приспускает окно, всматриваясь в лес. Он манит, как никогда. Запахи усиливаются, забивая нос и одурманивая свежестью. Сущность зверя рвётся в свой мир. Поддаться бы слабости и бежать, сливаясь с ветром, не чувствовать боли; забыть горечь и негодование. Единство с природой — нет слаще момента.

Нельзя! Катя рядом… Девочка-загадка. С которой не так, как с другими. Если расслабиться — можно её упустить. Не доглядеть — она сбежит, и тайна останется не раскрытой!

Барабанный перестук в голове сменяется женским голосом. Бархатным, щекочущим нервы и возбуждающим неприличные мысли. Непонятные слова льются, точно начитываются заклинания. Личина зверя против воли вот-вот окажется на свободе.

— Эй… э-эй… — удалённая, забыто-знакомая тональность вырывает из интригующего мира — взывает обеспокоенно.

Всё неважно — потом, сейчас — свобода. В лес — там свои. Темнота с яркими сгустками жизни, горячими, трепещущими, сложными переплетениями и ответвлениями кровеносных сосудов. Горячая кровь, сладость…

— Эй… — не отпускает настойчивый протяжный голос, будоража забытые желания. Непонятные слова просачиваются через заслонку иной реальности. Долетают грубо и обрывочно, но так томно и страстно, что восхитительная нега расплывается по телу. Ругательно-плевательные звуки полностью завладевают вниманием. Варгр вслушивается, но, как назло, смысл ускользает.

Бъёрн резко поворачивается на голос, к багровому сгустку, сидящему рядом. Картинка складывается по частям, как мозаика — кусочки, прилетая из ниоткуда, встают на нужные места. Искажаются, будто на полотно со свежей краской наливают воды и разгоняют кругами — он, плавая, расширяются, сужаются, надуваются словно шар…

Катя!

Испуганно трясёт за плечо одной рукой, другой удерживая руль. В зелёных глазах застывают страх и недоумение. Рот открывается, ударяют звучанием непонятные слова — девчонка явно кричит на ведьминском.

— Ты чего?! — оглушительно проорав, врезает звонкую оплеуху.

Лицо точно в огне, барабанные перепонки, вибрируя, отзываются резкой болью в висках. Варгр закрывает глаза — нужно успокоиться! Так, ч-ш-ш, самоконтроль…

Машина, завизжав колёсами, на скорости виляет. Раздаётся возмущенный скрип колодок, и авто резко тормозит. Варгр клацает зубами — так резко дёргает вперёд, что едва язык не прикусывает. Испуганно распахивает глаза. Едва различимый худенький силуэт усаживается на него. Почти невесомый… С опьяняющим запахом, заставляющим желать: будящим зверя, с низменными инстинктами.

О-о-о, таким нежным созданием, как это существо-искуситель-наездник, не грех обладать. Рядом свистит воздух, и длинные кровеносные нитки, хлёстким шлепком вновь обжигают щёку — в ушах повисает звон.

Зарычав, Варгр хватает ужалившую кожаную плеть и рывком подтаскивает к себе. Слух улавливает лёгкий хруст и пронзительный, до боли знакомый женский вскрик.

Катя?!. Картинка чётко и ярко фокусируется — в его руках девчонка. В кошачьих глазах пылает ярость, боль. Варгр испуганно разжимает объятия:

— Киса… — запинается, трясёт головой, прогоняя помутнение — выходит, едва ли. — Киса, прости…

Ведьма ловко изворачивается и влепляет следующую пощечину.

Лицо пылает, но гипнотически-низкого голоса другой женщины нет, запахи леса отступают. Нужно вернуться в мир людей… Озноб пробирает до костей. Зубы клацают, выдавая чечётку. Варгр рьяно мотает головой, перед глазами всё ещё несётся карусель. Вжикает молния — Катя махом распахивает его куртку и рывком задирает футболку. Доля секунды, и её куртка летит в сторону. Следом футболка. Полуобнажённая ведьма прижимается, обжигая близостью. Чокнутая… но это до безумия возбуждает. Похоть ударяет с такой силой, что Бъёрн, зарычав, стискивает в девчонку объятиях. Жадно находит податливые губы и поглощает, упиваясь сладостью; дрожа от огня, расползающегося по жилам уже магмой. Дыхания не хватает, но оторваться нельзя — умрёт. Девчонка — единственный источник со свежей водой в засушливый день. Без неё никак. Она испепеляет жаром, охлаждает льдом. Катя — всё! Дурман вновь завладевает сознанием и этот дурман — его киса. Её губы, руки, тело. Умереть от экстаза мечтает каждый!

***

— Мне нравится, когда ты такая, — всё ещё рвано дышит Варгр и через силу улыбается. Катя устраивается удобнее и утыкается носом в его шею. Горячие, неровные потоки щекочут кожу. Варгр закрывает глаза и тихо взвывает: — Сумасшедшая… Ты моя сладость. Это что было?.. — с вопрошанием глядит на ведьму.

— Ничего другого на ум не пришло, — усмехается она натянуто. — Ты был белый как мертвец и весь в испарине. Кхм… — забавно морщит нос: — Спасаю тебя второй раз и дважды на тебе. Не кажусь легкодоступной?

— Издеваешься? — нервно хохочет Бъёрн. — Нет, если учесть, сколько ты меня мучила и не давалась. Аж четыре дня! И, конечно, «да», если бы на моём месте был кто-то другой.

Катя опять утыкается носом в его шею и тихо смеётся:

— Ты наглец и хам…

— А ты… — осекается и выдыхает с чувством: — та самая идеальная женщина!

Ведьма чуть отстраняется — губы надуты, в глазах сверкают лукавые огни. Несильно ударяет кулаком в грудь Бъёрна:

— Ты меня обозвал!..

— Нет… А хотя, я с удовольствием прощение буду вымаливать.

Нежно сжимает объятия и находит манящий рот.

— Что с тобой было? — Катя со стоном прерывает сладкий поцелуй.

— Обращался…

— Это понятно, — нетерпеливо шикает девчонка и упирается руками в грудь Варгра. — С чего вдруг начал обращаться?

— Не знаю, — признаётся Бъёрн. — Только непростое обращение, как-то по-новому. Тяга леса настолько сильна… — трясёт головой. — В общем, не по желанию, скорее, по требованию природы. В голове пару дней стоит гудение, шипение, словно поиск радиоволн.

— Чутьё?.. — изумрудные глаза удивлённо распахиваются.

— То есть?

— Ну, — Катя на секунду задумывается, явно подбирая слова, — у меня также срабатывает чутьё! Шипение, голоса… Правда, чудовищно болезненное. Иной раз мечтаешь умереть!

— Похоже… — осторожничает Варгр, всматриваясь в девчонку. Катя заправляет выбившуюся прядь за ухо:

— И что оно говорило?

— Очень напоминало начитку заклинаний.

Ведьма замирает, взгляд становится колючим, холодным. Бъёрн суживает глаза:

— А что говорило твоё?

— Когда? — Катя опять морщит нос. Ага, что-то скрывает — значит, поймал врасплох.

— Сегодня? — уточняет Варгр как можно проще и терпеливей.

Ведьма на миг даже дышать перестаёт, краска отливает от лица. Мгновение — Катя мило улыбается и касается лёгким поцелуем:

— Давно его не слышала. Может, моя способность к тебе перешла? — невинно хлопает ресницами и игриво подмигивает. — Ладно, мачо. Ты ко мне вернулся. Пора домой ехать…

Маленькая, лгунья! Бъёрн секунду рассматривает Катю в упор. Настоять, потребовать правды — можно её спугнуть. Время — лучшее средство для доверия. Подыграть ведьме, пусть думает, что купился. Варгр нарочито расстроено скулит, девчонка ловко выскальзывает из объятий и садится за руль.

Бъёрн изображает недовольную гримасу. Бросает на Катю жалостливый взгляд, подмигивает. Пусть расслабится, решит, что глуп и ничего не замечает — да, за девчонкой глаз да глаз…

Глава 40.

Ветер свистит в ушах. Тепловые красные сгустки мелькают со всех сторон. Запахи стойкие и насыщенные. Оседают в голове, мозг их распознает: зайцы, лисы, куницы, олень… Свежесть и свобода окрыляют. Места знакомые — все тропы помечены. Это его лес — его дом! Продираясь по дороге запахов, Варгр мчится вперёд. Лапы легко пружинят с земли. Мягкая, теплая, влажная… Как же хорошо. Вот оно — истинное блаженство.

Низкий женский голос протяжно взывает:

— Ко мне… ко мне…

Останавливаться нельзя. Нужно найти шептунью во что бы то ни стало. Странно, образ шептуньи крутит перед глазами, только чёткой картинки всё ещё нет — ускользает, рассеивается.

Рёв мотора нарушает покой. Невдалеке мчится сероватый силуэт — байк. На нём восседает хрупкое живое существо. Катя — милая девочка.

Всё постороннее моментально отступает — есть только она.

Ведьма ловко юркает между корявых берёз, прямых, пушистых сосен. Мотоцикл слушается, как верный конь… Кусты трещат. Колёса пробуксовывают в вязкой земле — с чавканьем в стороны отлетают комья грязи. Мотор утихает, Катя останавливается напротив. Соскакивает с байка и неспешно идёт навстречу. Щенячье счастье захватывает с головой. Это — его женщина. Сумасшедшая… Та самая, способная кусаться и царапаться подобно дикому зверю. Та самая, которая может ластиться и мурлыкать точно ручной котёнок.

Охватывает безумная радость. Варгр задирает морду и воет от счастья. Катя останавливается рядом, смеётся в голос, будоража кровь. Трепет загривок и чешет за ухом — по телу бежит волна жара.

Варгр утыкается мордой в грудь любимой, упивается пьянящим запахом. Вот что не даёт оставаться зверем. Катя — та, кто возвращает в личину никчемного человека. Именно ему посчастливилось обладать этой женщиной. Как хорошо быть там, где никто не мешает. Быть с тем, кто тебе дорог!

Эйфорию нарушает ощущение тревоги и смердящая вонь кровососов. Одна — болезненно знакомая — Дориана, а другая — неизвестная, с лёгкими нотками лесных ароматов. Новенький в семье Марешей?

Катя бросается к байку. Варгр стремительно разворачивает в поисках ламий. За невысокими кустами — серыми линиями, — мелькает некрупный зеленоватый и большой красноватый силуэты. Мелкий склонился над полупустым сосудом — оленем.

Кровосос… Вот же мразь! Посмел охотиться в запретном лесу. Лесу оборотней! А что страшнее и недопустимей — в то время, когда здесь Катя! Слишком близко к девчонке, спугнули… Она может уехать! Не медля ни секунды, Бъёрн прыгает — раздаётся треск ломающихся веток, кустов. Нерадивый ламия даже не успевает среагировать. Варгр заваливает его и вгрызается в горло, с хрустом дробя позвонки.

— Нет… — пронзительный визг Кати долгим эхом летит по лесу.

Сердце ни с того, ни с чего разрывается от ужаса, душа чуть не выпрыгивает из тела. Смешивается всё — и страх, и отчаяние, и безысходность. По коже точно проходится ледяной град, шесть на загривке шевелится. Опасность?!. Варгр выпускает ламию и оборачивается к Дориану — кровосос на коленях, лицо перекошено. Он взвинчивается как ураган, в глазах ярость.

Бъёрн оскаливается — защищаться будет до последнего глотка воздуха, капли крови. Главное, не дать в обиду Катю! Опасливо бросает взгляд на ведьму — она прижимает ладони к лицу, скрывая испуг. Застывает на месте, точно статуя.

Варгр готовится к броску на Дориана, но скакнуть не успевает — в мозг проникает чудовищная догадка. Только не это… Варгр оборачивается к убитой ламии. Рьяно мотает головой, прогоняя тепловое зрение. Нол… Нойли!

Обездвиженное тело вспыхивает красноватым свечением. Реальность трещит по кускам. Бъёрн с отчаяньем воет и спеша к подруге, в прыжке перекидываясь человеком:

— Нол!..

Варгр резко садится на постели. Сердце колотится точно сумасшедшее. Дыхание прерывистое. Тело в испарине.

Бъёрн дрожащей рукой берёт футболку со стула, промачивает лицо и бросает обратно. Мысли суматошно носятся.

Ужас! Нол — кровосос. Хм, убить альву?.. Готов ли на это? Нет!.. Только не её. Или сможет? Дьявол! Варгр несильно встряхивает головой. Сон! Это всего лишь сон…

Глядит на Катю — она лежит на боку к нему спиной, одна рука под головой, другая на бедре. Вроде, спит. Интересно, притворяется или, правда, не слышала?

Бъёрн ложиться, внимая мирному дыханию любимой. Молчит, не шевелится… Разрываясь от чувства закоренелого эгоиста, по-свойски притягивает ближе. Хм, даже не сопротивляется — тело податливое словно воск. Стискивает в объятиях и заваливает ногу, подгребая девчонку под себя. Наконец ведьма недовольно мычит, выбираясь на свободу. Варгр усмехается, но хвата не ослабляет. Несколько секунд нелепой борьбы, и Катя притихает, смягчается. Бъёрн, уткнувшись в её макушку, глубоко вдыхает.

Нет! Не отпустит! За неё убьёт любого…

***

«Ко мне… Иди же… Я жду…» — бархатно взывает заклинательница.

Варгр нехотя открывает глаза — белый подвесной потолок. Комната мотеля… По телу, точно дуновение ветерка, пролетает холодок, сердце болезненно щемит — грустно и тоскливо до тошнотворности. Будто, душу на куски раздирают. Почему одиноко?.. Дьявол! Кати нет! Всё вокруг мрачнеет, мир теряет краски. Грудь, словно цепями скручивают. Где девчонка?

Нервно оглядывается на другую половину постели и выдыхает с надломом. Уф! Ведьма откатилась на другой край и забавно увернулась в простынь под самое горло, оставив одну ногу голой.

Бъёрн переворачивается набок и, подперев рукой голову, любуется на ангела с белоснежными локонами. Хорошо, что видит Катю такой — с мягкими чертами лица. Как только проснётся, наденет маску серьёзности, подожмёт пухлые губы, нахмурится, на лбу появятся морщинки. Не умеет расслабляться. Только во сне…

Что ж, нужно сделать так, чтобы чувствовала себя в безопасности.

Касается поцелуем щеки ведьмы — она мурлычет, грациозно и неспешно потягивается словно кошка. Остаётся коготки выпустить. Варгр улыбается и легонько встряхивает головой, прогоняя утреннее наваждение, под название «нежность». Пора на обход, а то опять оставит работу семье и будет валяться в постели с девчонкой. Не худший вариант, но уже до крайности неприличный. Не мальчишка — влюбившись, забывать обо всем на свете. Есть обязанности, работа — их нужно выполнять.

Осторожно встаёт — постель чуть слышно скрипит. Бъёрн втягивает голову в плечи и несмело оглядывается. Катя ёрзает, лицо как у обиженного ребёнка. Дьявол! В такие моменты хочется её успокоить, приласкать…

Брр… Всё! В лес… Выяснить, что новенького. Не появлялось ли чужих? Узнать, что решили с крылатыми ламиями. Удалось ли что-то прояснить? Позвонить Нойли — убедиться, что она… не кровосос. Даже дух захватывает, сердце так отчаянно бьётся, что чуть через глотку не выскакивает. Лучше не думать о худшем!..

Значит так, проверить Нойли, а потом забежать к Торе. Отчёты Ларса показать. Она прекрасно разбирается в бухгалтерских «штуках». Только одно «но» — возле двери в ванную Бъёрн оборачивается, — Катю оставлять опасно. Ещё сбежит…

Правда, сейчас раннее утро — даже солнце ещё не просыпается. В запасе есть несколько часов. Вполне достаточно, чтобы решить дела и вернуться. К тому же вчера Катя с такой теплотой и трепетной заботой ухаживала, помогая бороться с болезненными приступами, подчас выдуманными, что вряд ли смотается, не попрощавшись. Нужно быть непросто гениальной актрисой для столь искусного розыгрыша любви и обеспокоенности — отменной сукой. Она не такая… Это шепчет нечто внутри — подсказывает, даёт убедиться робкими картинками не то прошлого, не то фантазий на «тему». Те мимолётные чувства захватывают, обволакиваю нежностью. Катя кто-то больше, чем девочка, с которой хочется просто переспать…

Чуть растеряно Варгр ступает в душевую и аккуратно прикрывает дверь.

***

Приняв бодрящий душ, Бъёрн выходит из ванной, обмотав бёдра полотенцем.

Катя спит — это хорошо. На душе спокойнее.

Осторожно ступая, Варгр шлёпает до стула.

— Варгр, — нежный тембр с лёгким акцентом заставляет сердце мчаться, сбиваясь с ритма. — Катя сидит на коленках, прикрываясь простынью. Волосы струятся по плечам, на лице испуг.

— Повтори… — осекается Варгр.

— Что? — Катя непонимающе качает головой.

— Моё имя.

— Варгр, — после секундного замешательства несмело отзывается ведьма.

Бъёрн широко улыбается. Не утерпев, склоняется и быстро целует девчонку в нос, который она по привычке морщит:

— Это второй раз, когда с твоих сахарных губ слетает моё имя.

— Чушь, — хмурится Катя и обижено поджимает губы.

— Ки-и-иса, — с нарастанием рычит Варгр. — Второй раз. Ты мне бекала, мекала, эгекала, мачо, нарцисс… — чешет затылок. — Даже всего не припомню, но ни разу не обращалась по имени.

Ведьма густо краснеет, пристыженно опускает голову. Это даже забавно! Бъёрн приподнимает её лицо за подбородок:

— Я не обижаюсь. Мне важнее внимание, а его даёшь. Хотя твои рычащие будоражат кровь, — игриво подмигивает, — как и всё, пожалуй, что бы ты ни говорила на ведьминском. Он грубоват, но в голове словно что-то щёлкает, и я теряю контроль. Как в постели, когда начинаешь постанывать…

— Перестань, — шикает Катя и резко отворачивается. — Ты же знаешь, что я смущаюсь о таком говорить.

— До сих пор? — самодовольно ухмыляется Бъёрн.

— Ва-а-аргр, — гневно возмущается девчонка, в глазах сверкают изумруды.

— Вот это моя девочка! — открыто хохочет Варгр. — Дикая кошка. Скажи, а что ты кричала в машине?

Краска вновь заливает девичьи щёки:

— Нет… — рьяно мотает головой.

— Почему? — подозрительно щурится Бъёрн.

Катя заминается, открывает рот, закрывает, вновь открывает и явным неудовольствием поясняет:

— Там из переводимого только «в», «на» и ещё пару слов, которые без контекста не имеют значения.

Очередная русская дилемма?

— Ки-и-ис, — угрожающе протягивает Варгр. — Что это значит?

— Много мата, — выпаливает оправдываясь Катя и прячет глаза. — Я была напугана.

Ох ты ж… Как бы не расхохотаться в голос от умиления:

— Ты ещё и грубая на язык? — понукает нарочито серьёзным тоном Бъёрн, еле сдерживаясь от неприличного смеха. Касается пылающей щеки ведьмы — девчонка вмиг ярится:

— Не нравлюсь — брось…

— Я пошутил, — спешно затыкает Катю, зажав рот ладонью. — Мне всё равно. Ругаешься в постели? Кхм… У меня ещё такого не было.

Ведьма как совёнок на ветке, неподвижна, но в тоже время огромные глаза хлопают. Убрав руку, озорно подмигивает. Девчонка смущённо прикусывает губу, на лице бурное сомнение и нерешительность.

Интересно, кажется или нет — она хочет поговорить. Варгр задумчиво ждёт, но ведьма упорно молчит. Хм, заставлять говорить не будет — Катя не из тех, кто выложит всё наболевшее, к этому должна прийти сама. Отвернувшись, берёт шорты.

— Не уходи, — звучит молитвой голос.

— Девочка моя, — выдыхает с чувством Варгр. Сердце сжимается от боли. Бъёрн шагает к постели. Катя точно магнит тянется навстречу — поднимается, удерживая простынь на груди. Доля секунды — и отпускает ткань — она соскальзывает вниз.

— Хочу, чтобы как ты и обещал, — дрожащим, но уверенным голосом чеканит, глядя в упор. — Без условий, ограничений и страха…

Ведьма! Голова кружится, словно несёт в бешеном водовороте. Лёгкие сводит, воздух перекрыт. Сжав в объятиях любимую, Бъёрн заваливает в ворох простыни:

— Что же ты делаешь? — хрипло шепчет, замирая от счастья. — Мне нужно уйти, а ты…

Не в силах отказать, вонзается жадным поцелуем. Ураган чувств подхватывает, лишая доступа к реальности. Открыть глаза — нет сил, да и не стоит. Не хочется потерять грезу, а так… хорошо. Зависаешь будто в межпространстве.

Дьявольщина… О подобных способностях тела даже не подозревал. Эмоции обострены до предела. Грани стираются, пропадая в жарких потоках, гуляющих сверху вниз. Всё кружится, а в какой-то момент, рассыпается на куски, разлетается в стороны. Собрать обратно не получает, но сожалеть некогда — накатывают очередные волны. Взрываются звёзды космического пространства, открывая следующую параллель и всё заново. И так, пока не теряешься в чувствах, пока накопившаяся страсть не вырывается наружу — туда, куда мечтала попасть.

Девочка упоительней, чем думал. Горячее, чем ощущал до этого. Открытей, чем предполагал. Она его… Его!..

***

— Ты, правда, должен идти? — нежный голос Кати нарушает тишину комнаты.

Варгр, завязывая шорты, оглядывается:

— Киса, не хочу тебя волновать, но… — умолкает на секунду, — со мной что-то творится. С этим нужно разобраться. Как бы не хотел остаться в твоей постели, мне нужно отлучиться. Клянусь, я быстро. Хочу… — неопределённо взмахивает рукой, подыскивая верные слова, — слиться с природой, как ты сказала однажды. Может, ответ быстрее придёт.

— Так бы и говорил, — ведёт плечом девчонка, — что нужно побегать голым.

Варгр чуть растеряно замирает — интересно, шутит ведьма или нет? Уголки полных губ ползут вверх. Уф! Вроде легчает, но осадок остаётся. Бъёрн подозрительно щурится:

— Киса, ты со мной? — вкладывает во фразу все переживания и сомнения разом.

Катя мрачнеет:

— В смысле? — с некоторой нервозностью встряхивает головой.

— Ты всё ещё моя? — голос Варгра надламывается, выдав волнение. Дерьмо собачье! Зря показал слабость, не по-мужски, но вопрос уже пару дней крутится на языке.

Катя неспешно идёт по постели, останавливается у края и притягивает Варгра за шею. Жаркий поцелуй сметает колебания напрочь — киса его!.. Значит, укротил строптивицу и усмирил её агрессию. Покорил… Вот только чем?..

Прервав сладостную пытку, Катя ластится к щеке:

— Клянусь, — шепчет с чувством, согревая неровным дыханием, — ни один мужчина, кроме тебя, меня больше тронет. А ты помни: я твоя навсегда, чтобы ни случилось.

Бъёрн слушает с замиранием сердца — ведьма льёт бальзам на душу, залечивает кровоточащие раны. Как же сладки её слова?! Что ни говори, она приручила, как щенка. С первой же встречи, когда вернула жизнь… Нет! Когда только коснулась… О, дьявол! Раньше!.. Когда посмотрела испуганными глазами, прижатая ламией к дереву… Дерьмо собачье! То же неправда! Куда раньше — в тот момент, когда поймал её запах и пошёл навстречу… У-у-у, опять далеко от истины. Такое впечатление, что всегда принадлежал именно этой девчонке! Ещё с пошлых веков, которые по-дурости забыл.

Она сумела разрушить временной барьер, вскрыть блокиратор мозга и напомнить: мы — единое целое. Недаром видения приходят с появления Кати в городе.

Что ж, теперь, Варгр-зверь одомашнивается — ждёт ласки, внимания от хозяйки. Преданный и верный. Лишь бы не оставила…

О-о-о, ненавистная человеческая личина. Слаба! Нужно срочно в лес. Оборотень сильнее и прагматичнее. Кровожаднее — недаром остаётся во второй сущности неделями. Охота захватывает, возвращаться обратно всё сложнее.

Мм-м… Катя творит немыслимое, её руки блуждают по его оголённой спине, не пропуская ни миллиметра:

— Верь мне, — мягко-рычащий шёпот щекочет ухо. — И прости…

Ужас окатывает холодом с головы до ног. Варгр очухивается будто от пощечины:

— За что?.. — охрипло звучит собственный голос.

— За то, что уже делала, — спешно находится девчонка. — И за то, что ещё сделаю…

Бъёрн отстраняется, рассматривая пылающее лицо ведьмы:

— Это ты о чём? — подозрительно уточняет.

Катя неопределённо встряхивает головой, вновь надувает губы:

— Я же глупая, сам говорил. Кто его знает, что опять выкину, во что вляпаюсь. Вот заранее и прощу прощения.

Не смотря на доходчивый ответ, сомнения подобно снежно кому, летящему с горы, набирают скорость и массу:

— Киса, ты уверена, что не хочешь мне открыться?

— Я и так предельно открыта, — холодеет ведьма. — Ты единственный кому столько рассказала. — С недовольным лицом вырывается из объятий. Садится на постель и обхватывает плечи руками.

— Дьявол! — тихо рокочет Варгр. — Катя, сейчас и, правда, не до игр. Мне нужно разобраться со своей головой. Я приду через пару часов, и мы всё обсудим — самое время поговорить по душам. Хочу знать о тебе больше. Ты мне… — осекается, язык и так точно помело. — Нужна, — выдавливает сквозь зубы.

Катя потерянно кивает, в глазах застывают слёзы.

— Перестань, — настаивает с тяжёлым сердцем Бъёрн. Касается нежной щеки, подцепляет кончик носа. — А то всё брошу и опять займусь с тобой любовью. Тогда из головы вылетят все глупости.

— Любовью… — таким невинным тоном вторит Катя, распахнув широко глаза, что Варгр взвывает уже с чувством:

— Девочка! — отшатывается в сторону будто уклоняется от кипятка. — Прекращай заманивать. Где моя футболка? — Глупо озирается в поисках одежды. Бежать, пока не поддался слабости и искушению ведьмы.

— В стирку бросила, — убито мямлит Катя. — Сегодня собиралась заняться. Она потная… Вчера было некогда, а ночью проснулась от чудовищной вони. Футболка лежала на стуле и благоухала на всю комнату, — сокрушенно качает головой ведьма. — Хотела тебя разбудить и отругать, но потом… Ты так… мирно спал, — тупит взгляд. — Если нужна, глянь в душевой. В корзине для грязного белья. Я не поняла, — чуть повысив голос, подаётся наверх Катя, на лице скользит недоумение. — Ты же в лес, зачем она? Или… — тон становится надменным, — ты не в лес?.. — умолкает, таращится зло, с подозрением. Подгребает простынь и натягивает до подбородка.

Да что ж такое?! Даже руки опускаются. Эта женщина — маленький ребёнок: испорченный и взбалмошный, но такой трогательный.

— Прости, — с ненавязчивой настойчивостью тянет Катю к себе. — Конечно в лес… Ты что, мои вещи собиралась стирать?

— Мне какая разница? — равнодушно пожимает плечами ведьма. — Стирка по плану, твои футболка и носки меня не испугают.

От щемящей нежности Бъёрн некоторое время ищет верные слова, но не находит:

— Я говорил, — на миг запинается, — что ты — идеальная женщина?

Катя, недовольно фыркнув, отворачивается. Варгр еле сдерживает радость — она вытесняет сомнения и страхи. Киса его любит. Пусть и не говорит… Но она его уже любит…

Или всё ещё?!

Глава 41.

Бъёрн мчится по лесу и впервые в звериной личине — безмерно счастлив как человек. Счастлив настолько, что чувства стремятся выплеснуться. Вот бы сорваться подобно щенку и кувыркнуться через голову. Переворачиваться на траве подставляя пузо солнышку, дергать лапами и скулить. Пусть так. Другого не дано! Природа наливается новыми красками, запахами. Серость приобретает оттенок синего и зелёного. Ароматы не забивают нос — ласково касаются. Голоса и шорохи не оглушают — льются мелодично. Всё живёт, поёт.

Это божественный момент! Бъёрн сливается с природой! О-да, сейчас он в этом мире не одинок. Теперь не одинок…

— Варгр, — нарушает уединение взволнованный голос Сигвара — протяжный вой доносится протяжно и громко.

Варгр тормозит, чуть не врезавшись в дерево. Дыхание вырывается тяжёлое, лёгкие задевают рёбра. В горле сухость.

— Как дела, брат? — не сдерживает радость Бъёрн.

— Нормально, — коротко бросает Сигвар. — Жди, я сейчас.

Варгр опускается на землю и рассеяно оглядывается. Хм, что происходит?

— Где ты? — шелестит знакомая чужеродная интонация.

Бъёрн прислушивается. В голове несильное щекотание, словно оголённые провода соединяют, между ними пробегает искра.

— Пора вернуться домой, — зазывно поёт женский голос. Варгр затаивается — висит гнетущее молчание. Мотает башкой, ища те же ощущения. — Я жду… — шуршит на канале «слух» и обрывается.

— Ты чего? — ошарашено рычит Сигвара, из покусывающей мозг прострации. Бъёрн резко оборачивается — тёмно-серый зверь, проломив кусты, трусит к нему.

— Всё отлично, — отрезает Варгр, но голос звучит не так уверенно, как хочется. — Что нового за последние дни?

— Ничего. Всё тихо, — Сигвар устраивается на почтенном расстоянии. — Даже странно, — кидает с некоторым подозрением, не сводя пристального взгляда. — Как только ты исчез, занятый Катей, кровососы тоже перестали ломиться в город.

— Тогда чего грустно об этом сообщаешь? — напускает легкомыслия Бъёрн, на деле же в душе неприятно стягивается узел из нервов. — Или тебе скучно без драк?

— Не смешно, — мотает башкой брат. — После вашей с Рагнаром ругани в стае размолвка. Ты не прав, так считают все. Но ты — часть нашей семья. Мы тебя уважаем. Твоё счастье нам небезразлично, но лучше реши насчёт Кати — серьёзны ваши отношения или нет. Если она очередная… — Сигвар с видимым усилием подбирает слова, — твоя блажь, — осторожно выдавливает, — то не стоит подвергать нас всех опасности.

— Она не очередная! — негодуя рычит Варгр и воинствующе трусит к брату.

— Слушай, — примирительно скулит младший, отскакивая. — Она открытая, веселая, а главное, умеет дать тебе отпор. Но…

— Говори! — замирает Бъёрн и недобро оскалится.

Сигвар вжимается в землю, лапы подрагивают:

— Это не моё мнение — общение.

— Сиг… — угрожающий рокот Варгра ещё сильнее пугает брата.

— Стоит ли овчинка выделки? — блеет младший.

— Стоит! — безапелляционно отрезает Бъёрн.

— Ты так и о Нол думал, — Сигвар несмело поднимает голову. — Видимо, тебе и, правда, бабы все мозги вынесли. Вот и не прислушиваешься…

Варгр подскакивает и лапой ударяет брата по морде:

— Не лезь не в своё дело!

Младший, поскуливая, отползает:

— Сначала кричишь: говори, а потом по морде! Ещё братом называешься.

— Прости, — рвано дыша, садится Бъёрн. — Но в личное не лезь!

— Понял уже, — робко поднимается Сигвар. — Мог бы и поласковее…

— Может тебя ещё поцеловать? — опешив, незлобиво рычит Варгр.

Младший, оступившись, заваливается назад:

— Не… целовать не надо, — барахтается точно неуклюжий щенок. Кувыркается и вскакивает. Варгр с вальяжной неспешностью обходит вокруг него. Сигвар вертит головой, наблюдая во все глаза и даже не мигая. — Знаешь ведь, — скулит заискивающе: — я всегда тебя поддерживаю, а Катя мне очень понравилась.

— С чего бы это?

— Потому что она — твоя женщина! Это видно…

— Не зарывайся, — шутливо рычит Варгр. — Я ревнивый. — Перестаёт играть, поддевает брата носом: — Пойдём на обход, а то у меня времени в обрез. — Кивает в сторону и трусит по знакомой тропинке, наращивая скорость. Сигвар держится чуть позади. — Насчёт крылатых ламий что-нибудь выяснили? — интересуется Бъёрн на бегу.

— Нет, — без заминки отзывается младший. — Рагнар встречался с Ваиком, тот обещал разобраться, но пока известий нет.

Лес на удивление спокойный и приветливый. Нечисть «испаряется», мелкое зверьё прячется. Вот ихорошо, пусть никто не мешает наступившему покою в душе и сердце. Нечего отвлекать от мира грёз и объятий Кати.

Сигвар, молодец, не отстаёт — пыхтит за спиной, но ему бегать нужно больше, выносливость для оборотня важна. За ламиями иногда приходится на предельной скорости гоняться по несколько часов. Здесь же всего ничего — с полчаса. Домчались только до Варангерфьёрдского залива.

Варгр, уловив запах тины, виляет в сторону. Позади раздаётся недовольный скулёж Сигвара:

— Опять никса?!.

— Да! Определяй!.. — наставительно рокочет Варгр и пропускает младшего вперёд. Совсем от рук отбивается, увиливает от обучения. В драку лезет, а азы усвоить не хочет. Любую нечисть обязан знать не только в лицо, но и по запаху. Определять всё на расстоянии, чтобы столкнувшись, нос к носу, быть готовым.

— Худенькая, невысокая, — недовольно сопит Сигвар. — Примерно пять футов ростом, весом около сотни. В обуви…

— Правильно. Тебя это не настораживает?

— Нет, а что? — таращится дураком брат. — Одетая никса… Не страшно! А… — протяжно усмехается: — Ты расстроен, что она не голая?

Варгр гневно скалится:

— Я тебе пошучу, — беззлобно грозит. — Такая информация может стоить тебе жизни, а теперь, тихо. Ещё услышит.

Притормозив, юркает между зарослей высокой травы. Крадучись пробирается к тропинке, вдыхая шлейф, оставленный ундиной. Странно, он уже приглушённый, а ещё смешивается с запахом… Улярика. Хм, это урода ещё не хватает!

Выглянув из-за раскидистого куста карликовой берёзы, Бъёрн замирает. Никса, склонившись над краем обрыва, не то поёт, не то пищит. Звук жутко резонирует, словно нарочито сильно водят пенопластом по стеклу — до рези в глазах и боли в перепонках. Этим ундины соблазняют? Оглядывается на брата — Сигвар катается по земле будто щенок и жалобно скулит. Э-э-э как его скрючивает!.. Молодой, зелёный. Хотя, истошные излияния и самого порядком достают. Варгр выпрыгивает из укрытия и, обернувшись в полёте человеком, кидается к ундине. Она запоздало отшатывается, на лице застывает ужас — оступившись, взмахивает руками и срывается вниз, озвучивая падение истошным воплем.

Бъёрн немедля бросается следом. Прокатывается по каменистому берегу, обжигая бока. Ухватив в последний миг никсу за запястье, рывком выдёргивает из пропасти — девушка испуганно взвизгивает, но оказавшись на твердой земле, тотчас принимается рьяно отбиваться. Варгр в секунду сдавливает хрупкое горло и вытягивает руку, держа ундину над обрывом, но позволяя самыми носками касаться края. Косится на саднящий бок — из царапин сочится кровь.

Спешно прибегает Сигвар. Трясётся, как осиновый лист.

— Как?.. — клацает зубами, глаза навыкате.

— Ты о чём? — непонимающе кидает Варгр.

— Ну, она же, это, — брат нервно не то кивает, не то эпилептически дёргается, — голосом своим. Меня так скрутило. Я аж лбом об дерево стучаться начал…

— Дурак потому что! — беззлобно хмыкает Бъёрн.

— Зачем ты так?.. — обиженно скулит Сигвар, боязливо поглядывая на тощую.

Никса перестаёт дергаться и пыхтеть. Лицо синее глаз. Варгр подтянув ближе, ослабляет хватку — девчонка, вцепившись в его пальцы, судорожно вздыхает:

— Не убивайте, — охрипло шелестит побелевшими губами, слёзы крупными «горошинами» катятся по бледным щекам.

— Боишься? — нарочито хищно рычит Варгр, нагоняя страху.

— Да… — пищит ундина.

— Чего? — криво усмехается Бъёрн. — Если брошу, всё равно не умрешь. Внизу — вода. Ты же никса!

— Да… да, — хрипит девушка. — Наполовину…

— Как это наполовину? — на миг убирает руку с горла и резко перехватывает за ворот лёгкого платья. Ундина заходится надсадным кашлем:

— Я никса по рождению… Юность, молодость… провела в водах морских, а когда влюбилась в смертного, вышла на берег, — дышит глубоко и часто. — Это не каждой дано, но у меня получилось. Он тоже меня выбрал. У нас так принято, если живёшь с мужчиной — нет возврата к прежней жизни, умрёшь от тоски.

— С каким мужчиной? — грозно притягивает Варгр тощую. — Где нашла?

— Увидела, когда на яхте плавал, — испуганно пищит девушка, сжимаясь в комок. Зарёванные глазища от ужаса навыкате. — Их много было, но мне понравился он.

— А! Яхт- клуб… Соревнования? — уточняет Бъёрн. — Или моряк?

— Соревнования! — торопливо подтверждает никса. — Дождь сильный, волны, как мы любим. Что нам веселье, то вам…

— Ага, похмелье! — с ухмылкой кивает Варгр. — Это ведь водная стихия, случается.

— Нет, — недоумевая протягивает ундина, — не похмелье…

— Ещё какое! — наставительно одёргивает Бъёрн тоном, нетерпящим возражений.

Девушка затравлено хлопает ресницами:

— Поняла. Так вот, на одной яхте меня увидел парнишка. Я потеряла бдительность — плавала рядом. И, как бывает в таких случаях, упал…

Варгр раскатисто хохочет:

— Упал? — бросает взгляд на Сигвара, тот смущенно опускает глаза. — Кхм, — задумчиво откашливается Бъёрн: — Чего ж не упасть?.. Скользко ведь — дождь…

Слёзы на лице никсы высыхают, тонкие брови взмывают, рот искривляется:

— Скользко, конечно, было, но упал-то он из-за меня…

— Дура! — негромко, но грозно рявкает Варгр. — Тебе лучше меня поддержать и согласиться: во всем погода виновата. А то слушать больше не буду и шею твою тощую сверну. У парня того — не только ноги, но руки из жопы росли. Понимаешь? Поскользнулся… Да к тому же у него полностью отсутствовало чувство самосохранения…

— Ага, ага, — рьяно кивает никса, — ноги из жопы росли…

— Да неважно про «ноги»! — взвывает негодуя Бъёрн. — Важно, что упал из-за того, что скользко было, понимаешь?

— Всё поняла! Скользко было…

— И?.. — заканчивается терпение.

— А на другой яхте этот был… Такой… красивый, высокий. Он прыгнул…

— Стой, стой! — Варгр поворачивается к Сигвару: — Говорю же: «Дура!» Какая умная женщина одному мужчине, такому-разэтакому павлину, то есть мне, будет расписывать, как хорош другой? Правильно — глупая! — горестно вздыхает: — Опять неправильно говоришь.

— А как правильно? — запинаясь, бормочет никса.

— На другой яхте был ещё дурак: ни рыба, ни мясо. То же в воду упал. Скользко ведь. Поняла?

— Поняла, — всхлипывает ундина, дрожащими губами. — Дурная рыба упала туда же…

— Эх, — вздыхает, плюнув в сердцах, Варгр. — Что дальше?

— Увидел, что парня тяну на дно, поймал за хвост, да как… закрутил. Я отпустила первого. Отмахнулась от второго и поплыла, но потом… — заминается никса. — Это ведь как…

— Говори, — нетерпеливо торопит Бъёрн.

— Хвост, — вновь запинается и густо покраснеет ундина, — у нас как… э… эрогенная зона, что ли, — заканчивает шёпотом, не поднимая глаз. Варгр замирает, с трудом удерживая маску хладнокровия, внутри же содрогаясь от смеха. Голос никсы звучит неровно, волнительно-смущённо: — В общем, когда увидела, что он ко дну идёт, сильно его хвостом приложила… Вытащила на берег, а сама, вернувшись к своим, только о нём и мечтала.

— Эроге-е-енная зо-о-она? — наконец выдавливает Бъёрн, но протягивает точно смакует на вкус. Улыбка так и просится искривить рот — Варгр еле пересиливает желание загоготать и невинно бросает Сигвару. — Эй, дурачина, бумага есть?

— За-чем? — запинаясь, огорошено бормочет брат.

— Записывать, — поясняет с той же серьёзностью Варгр. — Для истории. В коем-то веке никса рассказывает про эрогенные зоны.

Сигвар усердно сопя, пинает камни.

— Ещё чего…

Варгр отмахивается с деланным сожалением:

— Эх ты! А ещё пытаешься узнать о чувствах других.

— Так я о женщинах, — негодует брат и брезгливо кивает на никсу, — а не об этих.

Варгр нарочито внимательно рассматривает никсу — бледная, зарёванная:

— А она кто? — искренне удивляется. — Самая, что ни на есть женщина. Правда, мелкая, тощая, пахнущая рыбой, — кривится и аккуратно отпускает ундину. — В общем, не в моём вкусе.

— Но она не настоящая, — возмущенно стонет младший, точно раздражается, что старший брат не видит очевидного.

— Сигвар, — наставительным тоном поясняет Варгр, — «пластикой» здесь не пахнет. Руки, ноги, сиськи, голова… всё своё и на месте. Говорит по-нашему. Значит, настоящая.

— Она никса! — обречённо скулит Сигвар, будто взывает к справедливости.

— М-да, — чешет затылок Бъёрн, — недостаток! Но не тебе с ним мириться, — заключает резонно.

— Шутишь?!. — неверующе таращится Сигвар.

— Ерунда, — с лёгкостью отмахивается Варгр. — Была никса — да сплыла! Теперь это — девчонка. Если думаешь, что у нас в городах все чистокровные, ты ещё больший дурак, чем она!

— Как так? — теперь уже брат чешет затылок.

— Эх ты, горе оборотень! От неравных связей рождаются красивые и способные — полукровки. От них новые ветви расползаются. От спаривания между собой получается серость, со временем вырождающаяся, как у людей, так и у потусторонних. Вот почему человек важен. Он — необходимое звено! Потому что только он может соединяться с большинством, а женщины — родить плод этой связи. Как, по-твоему, мы получились?

— Я… — мямлит Сигвар, топчась на месте, — мы родились…

— Мы все родились! — устало рявкает Бъёрн. — Кем бы ни был наш предок, ему досталась частичка и человеческой крови. Поэтому мы — оборотни! Человек-зверь! И там ты красавец и там ничего… — оборачивается к оторопевшей ундине: — Ну и что дальше?

Девушка вздрагивает и ёжится:

— Жизни без него не видела, вот и вышла. Повезло, вы меня не поймали. Пробралась в город и нашла его.

— И, правда, дура! — с искренней скорбью качает головой Варгр. — Мужик — ноги из жопы! Сам в воду падает. Ни рыба, ни мясо. Хвост заламывает. А она влюбилась! Зачем вернулась сюда? Знала ведь, что рискуешь.

— Обещала, — всхлипывает никса.

— Кому? — озадачивается Бъёрн.

— Одной? — убито бормочет девушка, — тоже «такой»… — загадочно умолкает.

Холодок проносится по спине.

— Какой «такой»? — уточняет с подозрением Варгр.

— Если бы не она, я бы так и умерла… — сокрушенно выдыхает ундина.

— А эту «такую», — перебивает Бъёрн, не дослушав, — случайно, не Катя зовут? — Догадка смутная, но уж больно покоя не даёт.

— Да, — ойкает никса. — Екатерина…

— Понятно, — рвано выдыхает Варгр, — везде успевает. Чего пообещала?

— Чтобы свои здесь больше не проказничали, а то она поймает и убьёт!

— Это она может, поверь! Это всё?

— Ещё, — ундина осекается, — я хотела, чтобы отец меня простил и отпустил.

— А кто у тебя отец?

— Известно кто, — вскидывает брови девушка не без толики горделивости.

— Что, неужели сам Оаннес? — хмыкает шутя Бъёрн.

— Да! — высокомерно кивает никса. — Я его младшая.

— Лорелея, что ли? — ошарашено бормочет Варгр.

— Нет! Это одна из сестер. Меня зовут Света!

Бъёрн приходит в себя некоторое время, встряхивает головой:

— Окей, Света, давай так: обещание выполняешь, с отцом прощаешься и быстро обратно, пока я добрый. — Она открывает рот — Варгр отворачивается и идёт к лесу. Младший рядом не маячит. Бъёрн кидает ему через плечо: — Си-и-иг!

Позади раздаётся спешный бег, шлепающих босых ног и шумное сопение:

— Ты что её не убьёшь…

— Кровожадный ты, — брезгливо отмахивается Варгр. — У неё любовь. А ты: убить! Вот бы тебя застали, когда ты на женщине… Слушай, Свет, — резко оглядывается Бъёрн, — а кто твой избранник?

— Улярик.

— Улярик, — озадачено тянет Варгр. — Счастливчик.

Никса становится серьёзной, на лице застывает решимость:

— Ты тот, кто любит другую?

— Это ты о чём? — недопонимает Бъёрн.

— Катя влюбилась в тебя, мне её жаль.

Варгр замирает. Влюбилась?! Неужели с кем-то обсуждала его? Стоп, что значат последние слова?

— Почему жаль?

— Ты — зверь! — прерывает молчание девушка. — Трудно приручить…

Бездонно-голубые глаза не врут — никса, и правда, так думает. Вот только это не всё. Явственно не договаривает.

— Я тебя понял!

Варгр отворачивается, но твёрдый голос ундины, заставляет оглянуться вновь:

— Варгр, я не знаю, чем отблагодарить Катю, поэтому скажу кое-что важное для вас. Ламия всегда за вами наблюдала, а ещё… зверь внутри каждого из нас и только нам выбирать, выпускать его на волю или нет.

— Что это значит?

— Большего не скажу, — рьяно мотает головой, — проще меня убить. Я и так много сболтнула.

Бъёрн изучает девушку несколько минут. Ундина держится как кремень — не сломать. Убивать не выход — пусть живёт. Варгр разбегается и прыгает, оборачиваясь зверем.

— Так я не понял, — пыхтя за спиной, мчится Сигвар, — почему ты её отпустил?

— Любовь.

— Ага, любовь! Но ведь никса…

— Теперь уже нет. Она сама не понимает, во что вляпалась! Быть никсой куда проще, чем человеком!

— Почему?

— Скоро поймешь! — прибавляет скорости Варгр — предчувствие нехорошее. Странный разговор, подозрительная ундина.

— Слушай, — непонимающе скулит брат. — Если ты знал, что всё равно её отпустишь, зачем душил и заставлял плакать?

— Чтобы после меня жизнь показалась малиной. Слёзы — ничего! Золотая не прольется!

— А почему не загибался от её голоса?

— Понятия не имею, но есть предположение, — осторожничает Варгр, не сбавляя темпа.

— Какое? — не унимается брат.

— Катя. Она мне мозг заменила — вскрыла черепушку, перепрограммировала и вновь запаяла.

— Всё шутишь, — досадует младший. — А о чём говорила Света в конце?

Правильный вопрос, но на него нет вразумительного ответа. Если Катя обсуждала его с никсой, то, возможно, ундина намекала на Нойли… другой-то «другой» нет. А зверь? Он всегда внутри. Удерживать сложно, но с ведьмой получается легче. Она — нейтрализатор агрессии, его индивидуальная пилюля спокойствия и счастья.

— Я толком не понял, — бурчит Варгр, — спрошу у Кати. Брат, мне нужно к ней. Тянет, словно удавку накинула и нет хода так далеко… Но у меня есть важное дело.

— Брат, чем смогу, — с готовностью отзывается младший.

— Документы возле мотеля в тайнике. Сейчас прибежим, дам их тебе. Тору помнишь?

— Да, красотка из бара, — торопливо соглашается Сигвар. — Высокая, стройная…

— Она, — обрывает Бъёрн брата. — Скажешь, что от меня. Пусть покопается в них. Рагнара попроси узнать о некоем русском. Фамилия Белугов. Махинации, бизнес, тюремные приходы. В общем, всё, что сможет нарыть. Я тоже буду копаться, но у него большие связи.

— Конечно, брат…

Глава 42.

Варгр останавливается на парковке под балконом мотеля. Его байк на месте, Катин тоже… Странно, но почему-то дрожат руки. Глянул на букет — сам составлял: разноцветие альстрёмерий, алых роз и эти, как их там… не вспомнить названия. Цветочки будто снежинки. Букет напоминает все Катины грани. Такой же яркий и неординарный. Остаётся надеяться, что ей понравится. Не хотелось бы им по лицу получить — от неё не убудет. Уф! Была, не была. Резко выдыхает — мысли словно попадают в водоворот. Лучше не медлить, а то сомнения накроют. Сжав цветы крепче, Бъёрн решительно выходит из машины. На парковке несколько минут крутится — хм, странно, здесь недавно были несколько машин, гравий вдавлен. Множество запахов… Смешиваются, закладывая нос. Выхлопы автомобилей… Чуть пережжённых колодок… Перец с корицей… Миндаль… Сигареты… Мужской резковатый парфюм… Пятеро мужчин! Один, вроде как, знакомый…

Стремительно пересекает фойе — Фроде не видать. У номера секунду переводит дух и тянет ручку:

— Катя…

Ступает внутрь. Букет, шурша обёрткой, на удивление больно режет по ушам. Варгр затаивается — странное отсутствие привычных ароматов. Торопливо врывается в комнату. Бардак! Вещи разбросаны — или обыск, или собирались в спешке. Футболки, джинсы, кофты, платье в беспорядке… кроссовки… сапоги… Распахивает дверь в ванну — мощные пары всевозможных моющих средств едва не лишают обоняния. Канифоль ароматов убийственная — Катя вытравляла запах? Что за дьявольщина?!.

Заткнув нос, Бъёрн выбегает из комнаты. Опора под ногами теряется, мир вращается с угрожающей скоростью, неумолимо втягивая в чёрную дыру. Нет, девчонка не могла так поступить! Точно, что-то случилось. Катя бы предупредила… Дождалась бы…

Сосредоточиться не получается — Варгр словно в прострации идёт на кухню. Взглядом упирается в слегка увядшие цветы — те, сорванные с клумбы соседей. Они всё также на столе, в бутылке из-под молока, а рядом свернутый листок.

Пройдя мимо, Бъёрн затворяет окно — и без того по коже мороз гуляет, — задвигает полку шкафчика, — ведьма забыла даже её закрыть… Глаза неприятно режет. Желания читать записку не просыпается.

Нехотя шагает к столу и нервно хватает листок. Пальцы не слушаются, предательская дрожь выдаёт слабость тела. Девчонка умудрилась растоптать самоуважение. Какое на хрен уважение?

Бъёрн зло разворачивает записку. Строчка прыгает, слова не складываются.

Сощуривается — слегка размытые, аккуратно выведенные буквы: «It was necessary to leave…»[28] Непроизвольно сжимает кулак и швыряет клочок в мусорное ведро. Туда же отправляется новый букет.

Катя — дрянь! Всё же сбежала и даже следы подчистила!..

Варгр с грохотом закрывает дверь и перескакивая ступени, бежит вниз:

— Лерстерн, — рычит на ходу, резко тормозит возле ресепшна.

Менеджер выскакивает из подсобки, на лице застывает испуг:

— Варгр, что случилось? — запинаясь, блеет Фроде.

— Где она?

— Не знаю… — испуганно бормочет администратор, по лбу катится капля пота. Руки дрожат. Фроде вытаскивает платок, заученным манером промачивает лоб. — Но всё очень странно. Она попросила вызвать пять машин, причём разные конторы-такси. Потом оплатила номер на месяц вперёд.

— Номера такси.

— Да, конечно, — кивает Лерстерн, — хотя не имею права…

— Номера! — ревёт зверем Варгр.

Фроде в ужасе дёргается и, склонившись над столом, возит грифом по бумаге — долгих несколько минут царапает цифры. Тянет клочок — Варгр выхватывает и стремительно покидает ненавистный мотель.

Сколько бы времени не потратил, сколько бы сил не ушло — найдёт её. Рано или поздно встретятся! Она ответит, за то, что так поступила. Уж они-то поговорят…

Глава 43.

Катя входит в знакомый отель в центре Марвинга. Мраморные колонны, золотистые блики, отражающиеся на гладком полу и стенах. Людей много — вечер, все спускаются в ресторан к ужину. Красиво одетые, со сверкающими драгоценностями, как новогодние ёлки. Воздух пропитан дорогим парфюмом. Шквал звуков и голосов сливается точно в монотонный гул осиного улья. В этом «гнезде» интересует только Белугов, больше никого не надо.

Высоко держа голову, Выходцева с невозмутимым видом шествует через фойе — ни один работник и даже бровью не ведёт. По ходу отвечает на дежурные улыбки приезжих и постояльцев мотеля. Останавливается возле лифта и нажимает на кнопку. Раздаётся нежный перелив звонка — дверцы открываются, Катя с тяжёлым сердцем шагает внутрь.

— God kveld! [29]— кланяется знакомый швейцар, смотря с ожиданием.

Выходцева растягивает губы в милой улыбке и игриво подмигивает:

— На самый верх.

Швейцар нажимает нужную кнопку, кабинка плавно закрывается. Катя отбрасывает на спину локон, назойливо лезущий на лицо, и сосредоточивается на золотистом циферблате. Четыре… Пять… Шесть… Отсчёт приближает к заветной цели. Выходцева косится на панель с кнопками этажей и электронными часами — скоро двадцать ноль-ноль.

Клаустрофобией не страдает, но зеркальные стены безжалостно давят, пугая собственным отражением. Туфли на высоком каблуке. Короткий чёрный кожаный плащ с поясом. Распущенные, слегка вьющиеся волосы. Глаза ярко выделены тёмной подводкой. Мелькают длинные тени сильно накрашенных ресниц. Вызывающе алые губы — яркое пятно постыдным отпечатком виднеется, куда не глянь. Катя зажмуривается — внутри бушуют сомнение. Вернуться пока не поздно к Варгру. Рассказать, объяснить — он поймёт. А Белугов…

Нет! Убить тварь. Плевать на всё! Скот обязан сдохнуть…

Лифт также плавно останавливается. Раздаётся знакомый перезвон и двери разъезжаются — сердце принимается отбивать неровный, яростный ритм. Твою мать! Кремлевские куранты, транслируемые по громкоговорителю на всю страну. На ватных ногах Выходцева ступает в коридор. По спине бежит мерзкий холодок. Позади с лёгким гудением смыкаются дверцы, отделив от безмятежного мира. Пути отступления отрезаны, впереди коридор: бесконечно длинный и гнетуще узкий. Ослепляющие подсвечники как звёзды млечного пути. Вот только он не к светлому будущему, а к мучительному прошлому и перечёркнутому настоящему. Перед глазами стелется красная ковровая дорожка — багровая река с быстрым спуском. Возврата нет, остаётся плыть по течению.

Каждое движение растягивается в вечность. Найти силы и переставить ногу сантиметров на двадцать равнозначно геройскому подвигу Сизифа, с упорством катившего камень в гору. Шаг… второй…

По телу рассыпаются миллионы ледяных колючек. Катя замирает — раздаётся скрежет металла и щелчок. Отворяется дверь — душа уходит в пятки… и тут же воспаряет обратно — о, счастье!.. Это не Ларс Иржен. Номер Белугова. Выходят двое и встают по обе стороны от двери, сложив руки перед собой. У каждого по рации. Охранники! Крепкие, высокие, статные, похожие друг на друга как две капли воды. С короткими стрижками. Братья Кличко, что б их… В чёрных костюмах будто в похоронных. Чёрт! Неудачное сравнение — не стоит так пессимистически!

Катя останавливается перед «братьями»:

— Константин Белугов назначил встречу, — голос надламывается. Давно не говорила на русском. «Левый Кличко» косится на «правого» и надменно усмехается:

— Ясно дело. Знаем, предупредил! — жуткий акцент — точно пилой по ушам. Хохлы. «Правый» скалится: — Только ждал вчера.

— Дело не ваше, — обрывает Выходцева, но не грубо. — Просто сообщите, что я пришла.

— У нас работа сложная, — гогочет «левый», — велено всех проверять. — Криво хмыкнув, шагает навстречу. Катя застывает, словно вкопанная. Охранник разводит её руки в стороны. Его пальцы ловко блуждают, с дотошной щепетильностью выполняя «должностные обязанности». Опускается на колено — скорее, не проверяя, а ощупывая, — руки скользят по ноге в чулке, но глаз не сводит. Выходцева растягивает самую ослепительную улыбку, еле сдерживаясь от убийства. Тварь! Знал бы как хочется его оскал в лицо впечатать, чтобы навечно там остался, так бы уже не лыбился:

— Внимательнее проверяй, — нежно мурлычет Катя, — а то, глядишь, пропустишь чего.

— Я смотрю, ты тащишься от этого? — гогочет его «братец».

— Как сказать! — из последних сил улыбается Выходцева. — Но, однозначно, чем доскональней изучает, тем лучше я запоминаю его.

— Детка, так я могу… — дерзко сжимает ягодицы. Кожу жжёт, но злость вырывается лишь нервным смешком. «Левый» рывком подтягивает к себе: — Везде проверить, а то вдруг, чего проносишь там… — его ладонь наглейшим образом протискивается между ног. — И себя с удовольствием покажу, чтобы ничего важного не пропустила.

Выходцева ублюдка уже мысленно расчленяет с особой жестокостью и с педантичной скрупулезностью раскидывает части тела по разным пакетам, заметая следы. Чтобы не опознали, голову отделяет и выбрасывает в лесу — пусть живность порадуется. На мужском достоинстве корявым подчерком выгравирует: «Хотеть не иметь, а борзеть — умереть». Хохол явственно недопонимает намёка — его руки, блуждая её по ногам, позволяют нестерпимо много. От напряжения даже скулы сводит, губы немеют. Катя цедит сквозь зубы:

— С вашим боссом повидаюсь и вас навещу.

По обделённому интеллектом лицу скользит подобие бурной работы мозга, но сомнение и задумчивость посещают его всего на пару секунд. Катя терпеливо ждёт.

Усмехнувшись, «левый» одёргивает подол её плаща и встаёт. Подносит рацию ко рту:

— Босс! Гостья пришла.

— Пускай проходит, — хрипло-потрескивающий голос Белугова нарушает молчание в эфире.

«Правый» охранник тянет золотистую ручку и распахивает дверь. Жестом приглашает. (а она жестом посылает БУА-ГА-ГА) Катя мешкает, но ступает в новый мир: мучительно долгожданный, сладостно ожидаемый и до дрожи пугающий, под названием «Белугов — кошмар наяву!»

Каблуки звонко отбивают ритм по кафельному полу — Выходцева идёт на удивление в прохладный зал. Хотя, скорее, озноб по телу не от свежести — мандраж от ни с чем несравнимого страха перед жестокой тварью в человеческом обличье. Он даже не оборотень или ламия. Хуже! Отморозок в людской личине безнаказанно творит, что ему вздумается.

Зал пустует — Белугов… в кабинете. Оттуда раздаются шорохи бумаг, позвякивание стекла, металлические щелчки… Катя садится на диван и кладёт нога на ногу.

Номер один в один как у Ларса, только палитра васильковая. Большая люстра с хрустальными висячими кристаллами. На стенах картины экспрессионистов. Экран телевизора. Дверь в кабинет рядом с коридором, а с противоположной стороны в спальню. В зоне отдыха диван, кресло и журнальный столик, а посередине зала длинный обеденный. Охранников двое и те за дверью — посторонних запахов нет.

Что ж… Двадцатый этаж. Окна на улицу во всю стену. Значит, да придёт время удирать, выход один — через братьев-хохлов.

Чутьё скребёт точно кошка по дивану: уходи! Вот только, плевать на него. Уже плевать! Цель близка, и собственная жизнь мало беспокоит. Двум смертям не быть, одной не миновать — это не о Кате Выходцевой! К тому же пары из них лишилась именно из-за этого скота. Так что никакая, на хрен, интуиция теперь не нужна. Да пошла она, раньше надо было помогать — не позволить уроду и его подельникам насиловать ребёнка!

Цель одна — добить ублюдка во что бы то ни стало, а вот потом смиренно слушать, что орёт чутьё.

Катя оборачивается, с улыбкой встречая Белугова — он шаркая, приближается. Жирдяй останавливается на пороге кабинета. О, ты ж… В халате под стать царю: красном с золотистым рисунком. Матерь божья?!. Да у батеньки зашкаливает мания величия!..

Белугов прислоняется боком к дверному косяку и припадает к горлышку бутылки — прозрачная жидкостью стройно покачивается и заметно убывает. Отрывается и шумно, как тюлень на лежбище, выдыхает. Водка! Рецепторы щекочут нос, подкатывает тошнота. Картинки перед глазами мелькают всё быстрее. Жаждать мести и получить возможность её осуществить — разные вещи.

Твою ж мать! Зря пришла! Нужно было довериться Варгру. Ужас стягивает по рукам и ногам будто ядовитой веревкой. Токсин проник в кровь и парализует волю. В груди жжёт, лишь сердце трепыхается из последних сил.

Дурой была, дурой умирать! Невеселое заключение, но зато верное. Ничего не изменить. Слишком поздно…

Белугов неспешно шаркает вглубь, в руке поблескивает пистолет.

— Не думал, что придёшь! Вчера ждал… — хриплый русский говор оживляет воспоминания. Тварь останавливается напротив и машет стволом. — Еб… в рот! Я даже не мечтал, что всё так получится. Убить двух зайцев сразу?!. Не жизнь, а мечта.

Кровь на миг отливает от лица, но тотчас рождается полное безразличие — ни страха, ни радости. Выходцева с напущенным равнодушием откидывается на диван и кладёт руки наверх спинки. Всё кончено! На этот раз точно! И это хорошо — боль уйдёт, но сдаться не в характере — помирать одна не станет, Белугова утащит за собой. Ублюдок продолжает размахивать пистолетом:

— Нет, я могу тебя просто пристрелить, но обещал королеве, что будет мучительно больно. Эх! Не повезло… Приказала удерживать, пока смогу, не убивая. Сказала, что выслала за тобой посыльного… Как же мне было неудобно, — зло кривится, — пришлось звонить и извиняться… — ожесточается Белугов, переходит на гневный визг. — Ты во всем виновата, сука такая — не пришла!

Катя ужас скрывает деланным спокойствием и невозмутимостью. Внутри же — поджилки трясутся. Чутьё уже не шепчет — навязчиво орёт о наступающей беде. Вот только, чтобы понять это, интуиции уже не нужно. И идиоту ясно — влипла по самое не балуй!.. Сама себя загнала в ловушку. Чёрт! Хорошо, что Белугов ещё убивать не спешит.

Скот точно читает мысли:

— Ты не радуйся, я ведь пристрелю не задумываясь, — гогочет, не сводя ледяных глаз, — даже повода не надо. Королеве скажу: больно прыткая была, норовила убежать…

Сердце колет, но язык словно живёт своей жизнью:

— Завёл себя хозяйку? — улыбается Выходцева, как можно милее. — Или это она тебя завела?

— Хозяева есть у всех, — недобро хрипит Белугов и плюхается в кресло — оно жалобно скрипит в ответ. — Главное сделать правильный выбор. Попасть к сильным и властительным.

Катя замирает, сглатывает пересохшим горлом. Тварь! Прав! Нет никого властительней Ламии. В голове всё сильнее бьют колокола, на глаза наворачиваются слёзы — чутьё, срываю глотку, вопит: «Беги…»

— Ты уверен, что выбрал верно? — находится Катя.

— Конечно!.. К тому же задание было не сложным — разрушить империю Ларса Иржена. Задеть внука… А здесь ещё и ты?!. Как? — Белугов хохочет будто ненормальный: — Наверное, я всё же сделал что-то хорошее в жизни, раз ты сама явилась. Спасибо! Приятная неожиданность! В этот раз шанс на миллион не упущу — ещё не решил, как тебя продать подороже. Может, королева, наконец, обратит на меня внимание? Больше ценить начнёт?

Ставит бутылку на столик и толкает к Кате.

— Спасибо, — нервно мотает головой, — не пью в твоей компании.

— Придётся, — Белугов гневно пинает стол — тот слегка прокатится вперёд. — Пей, сука! — угрожающе чеканит ублюдок.

Ох, реплика — приговор.

Катя, отлепившись от спинки, нехотя пригубляет бутылку и имитирует глоток — жгучая водка всё равно касается языка.

— Думала, я тебя не узнал? Да… — точно подтверждаю свою же догадку коротко кивает Белугов, — поначалу так и было. Ты изменилась. Постарела… Нет в тебе того, что меня когда-то зацепило — льющегося света, как от ангела. Аура потухла… Похерела, я бы сказал. Но, смотрю, ты подготовилась к встрече? — плотоядно усмехается, окинув взглядом. Редкие, светлые брови ползут вверх. — Знал, что тебе понравилось в первый раз. Ну-ка, покажись, — ствол в руках Белугова замирает, угрожающе нацеленный на Катю.

Выходцева даже не шевелится — глядя в упор, затаивает дыхание. Выстрел на миг оглушает, оставив в ушах усиливающийся звон. Перед глазами проносится яркий свет, как в замедленной съёмке — летящая по прямой траектории маленькая пуля. Едкий запах пороха наполняет воздух, и «пчела» вжикает рядом с ухом. Катя словно примерзает к месту.

— Ра-зде-ва-йся, — скот багровеет от натуги, выплевывая слово по слогам.

— Босс, — шипящий голос зависает в воздухе. — Босс, всё в порядке?

Белугов выуживает из кармана рацию и, не сводя с Кати пистолета, поднес к губам:

— Отлично! — кладёт перед собой на стол. — Я жду…

Катя медленно встаёт и неспешно развязывает кожаный ремень. Отпускает — он падает к ногам. Непослушными пальцами нащупывает пуговицы. Расстёгивает первую… вторую… третью… Нервно скидывает, и плащ соскальзывает вниз.

— Вот поэтому и трахнул тебя тогда, — самодовольно выносит вердикт Белугов и его губы расплываются в похотливой улыбке. — Шлюху видно издали. А что за балахон? На память от любимого зверька?.. — неприлично гогочет: — Уж лучше бы и не надевала, а то портит общий вид! Снимай…

— Босс, — трещит рация на столе — Белугов не реагирует. Ледяные глаза осматривают не мигая. — Тут официант с заказом, — опять шуршит из рации.

Белугов берёт переговорник:

— Впускай, — возвращает на место. Наглое выражение лица с застывшей ухмылкой раздражает. В номере от тишины аж звенит и только сердце отбивает бешеный ритм: жить… жить… жить… Мысли носятся как угорелые.

Интересно, успел ли Белугов рассказать Ламии, что «добыча» знакома с оборотнем? Ужас! Скорее всего да. Что Варгра теперь ожидает?

А ещё не менее интересно, почему королева отдала приказ разрушить империю Ларса? Зачем хотела зацепить Варгра?

Замок щёлкнул — за спиной раздаются лёгкие шаги, под аккомпанемент поскрипывающего пола и побрякивающей посуды — официант вкатывает тележку.

— Оставь у двери и ступай! — зло хрипит Белугов, не удосуживает того и взглядом.

Дверь вновь хлопает… Скот на миг теряет бдительность — бросает взгляд на еду. Катя сама не поняла, как среагировала, но улучив долю секунды, вскакивает, отталкивая столик — он, возмущенно скрипнув, откатывается чуть в сторону, бутылка остаётся на месте — лишь покачивается.

— Стоять! — дуло упирается Выходцевой в грудь. Белугов бешено оскаливается, глаза дико вращаются. — Знаю, что ты с закидонами, сука! — хрипит, дыша точно паровоз. — Когда ты ожила в первый раз — удивился. Второй — был шокирован, но сейчас. Только дай повод, — входит в кураж ублюдок, брызжет слюной, — я тебя точно расчленю и кусочки раскидаю по свету.

— Ну раз так, — Катя деланно расслабляется, садится на столик в бесстыже-распутной позе. — Не буду искушать судьбу! — Изящно одёргивает край футболки-платья. Берёт бутылку и, нарочито медленно облизнув губы, отпивает. — Мм-м… сладко-горький напиток, — мурлычет, поставив себе под руку. Соблазнительно потягивается, играючи раздвигает ноги и ненавязчиво интимно заключает Белугова в ловушку — умещает их по его бокам.

— Смотрю, ты готова порезвиться?.. — ярость быстро стирается с лица скота, в глазах разгорается похоть. — Вот же шлюха! — шумно сглатывает. — Томительно-долгое ожидание мне предстоит, не считаешь, сучка? — на секунду отводит взгляд, косится на бутылку.

Чутьё ослепляет вспышкой — секунда — и Катя уже на Белугове. Ублюдок вжимается в спинку кресла, на лице застывает ужас. Выходцева немедля бьёт по дрогнувшей руке скота — от выстрела на время закладывает уши, в нос ударяет запах пороха. Вжикает новая «пчела», и пистолет глухо падает на паркетный пол. Стиснув ожиревшее горло, Катя шипит:

— Моё длилось дольше…

Тварь дёргается, как боров на забое. Выходцева резко разворачивается и, ухватив бутылку со стола, с ухает ей по голове Белугова. Стекло разлетается, звон смешивается с рваными хрипами. По лбу скота бежит кровавая струйка.

— Ты так и не понял, — сдавливает крепче шею Белугова Катя — склоняется к вонюче-спиртовому уху. — Мне плевать на собственную жизнь. Я лишь хочу тебя от неё избавить…

— Босс, — взволнованно трещит из рации. — Босс, вы как?

Белугов трясётся, извивается, хрустя сколом от бутылки. Катя сжимает ноги до потрескивания костей ублюдка и смыкает мёртвой хваткой пальцы на его шее. Белугов синеет, отбивается всё безвольней, судорожней, конвульсивней. Содрогнувшись последний раз, обмякает грудой мяса, попахивающей испражнениями.

Разжав онемевшие руки, Выходцева берётся за голову Белугова и резко скручивает — хруст угрожающе громко летит по залу. Спрыгивает на пол, обречённо поворачивается к двери. Времени бежать нет — за дверями волнение. Сердце мечется в груди, гулким эхом в голове мешая сосредоточиться. Чутьё… молчит… Катя закрывает глаза, отсчитывая последние секунды жизни. Там-там… раз. Снимает туфлю и отбрасывает. Там-там… два. Скидывает вторую…

— Мия! — приятный мужской голос с встревоженными нотками вырывает из прострации. В коридоре раздаётся пальба, вскрики, грохот падающих тел, хрипы, шипением. Катя даже не успевает обдумать, что делать, куда прятаться — дверь с треском слетает с петель. На пороге застывает девушка с тёмной аурой. Полупрозрачная блуза без рукавов с высоким воротником, узкие брюки. Жгучая шатенка, с длинными прямыми волосами до плеч. Высокая и статная…

Комнату заполняет смрад ламии. Холодом обдаёт от пальцев до макушки. Ужас вводит в ступор. Кровопийца облизывает алые губы от крови — рот искривляется в презрительной усмешке. Удлиненные клыки исчезают.

Взгляд бездонных чёрных глаз проникает в мозг, почти прорывая защитные барьеры. В голове щекочет и сдавливает. Жидкость закипает, виски словно пронзает иглами.

Катя от боли прикусывает губу, во рту появляется сладость.

— Новая шлюха оборотня, — риторическим тоном с небольшим акцентом на русском, подмечает кровопийца. — Ты пустышка? — холодно кидает. — Ни о чём не думаешь? Хотя, возможно, как говорила Ламия: тебя так просто не вскрыть…

Мозг медленно отпускает, повисает лёгкость. Уф, так это не королева?.. Катя рвано выдыхает. В душе настает необычайный покой и, вместе с тем, обречённость. Чему радоваться? Да, не королева, зато её прислужница… Чёрт! Неужели это всё? Добегалась!.. Поймали!..

Что ж сама виновата — чутьё пыталось спасти…

Мия шагает внутрь и бросает взгляд на Белугова.

— О, ты нас избавила от мерзкого типа. Даже не знаю благодарить или злиться, — сокрушенно качает головой. В долю секунды оказывается возле Кати и, принюхиваясь, обходит:

— У тебя нет своего запаха?.. Странно, Ламия о таком не говорила. Ты пахнешь мерзко и тошнотворно, как дворовая псина. Вся кобелём провонялась. Варгр… Не лучшее от оборотня, согласись? — двумя пальцами подцепляет Катину прядь волос и, брезгливо поморщившись, отпускает. — Дешёвка… Столько смрада… Ты провонялась ещё и Белуговым в спиртовой закваске. Гремучая смесь. Вот чего не пойму, зачем ты пришла? Русский сказал, что явишься, но я не поверила. Подумаешь, изнасиловал, — фыркает кровопийца и закатывает глаза. — Проще было рассказать Варгру. Он бы Белугова одним мизинцем раздавил.

В коридоре мелькает движение, в номер неспешно заходит высокий крепкий ламия. Молодой и привлекательный. С тёмными вьющимися волосами, зачёсанными назад. Крылья прямого носа резко трепещут, алые узкие губы сжимаются плотно. Торопливо оглядывается, но точно стыдится посмотреть глаза в глаза — свои серо-зелёные как морская волна старательно отводит:

— Mia! Este timpul, pentru tine! — тихо выдыхает, и останавливается возле кровопийцы-девушки. — Am deja in motel. [30]

Мия с кислым лицом всё ещё рассматривает Катю. В посеревших, как пасмурное небо, глазах, застывает негодование:

— După Gust de caine toate mai rau. Doar pierde femei, e timpul sa se opreasca. O matematică idealization mult poseda. Forma, parul, ochii. Natura. O prezenta? Nr. includerea în secţiunea, nici pielea, merita ca аmoeba — chiar şi aprovizionarea nu incearca sa! Deşi poate fi inteles ca nebunie. [31]

Ламия подходит ещё ближе:

— Ai nevoie pentru a merge. Dacă vom începe să lupte, să sufere, şi mulţi dintre oameniinoştri şi vampiri. Nu vreau să apară pe ochi. Te rog, du-te departe. Voi face totul singur. [32]

В голове вновь нарастает гул, свербит — Мия с видным старанием копается в мозгах.

— Mia, — кровопийца нетерпеливо дёргает её за руку, — apoi pe aceasta. Aveţi nevoie să plece. [33]

— Ca am fost mult timp visul meu pe aceasta. Ucide shot! — зло прищурившись, со страстью шепчет девушка. — Lăsaţi Vargr ar pierde. Astfel, va fi mai să plece de la durere, — умолкает и пристально осматривает Катю сверху донизу, — si de a nu impiedica. Şi EU sunt încă nu suficient apoi în loc de dispret. Ты даже не представляешь, — переходит на русский. Таращится в упор. — Чего мне стоит сдержаться и не свернуть тебе шею саморучно, — чеканит яростно кровопийца. Вновь почерневшие глаза испепеляют лютой ненавистью. Мия резко разворачивается к ламии. Голос меняется на шипение: — Daca eu, ca-mi începe sa se razbune. Nu-MI pot permite, şi te prind eu… afară. [34]

Прицыкнув каблуками, виляя бёдрами, идёт к выходу. Останавливается в дверном проёме и, не оборачиваясь, бросает:

— Dorian, sunt încântat! [35]

Мысли понесутся, как листья в вихревом потоке. Дориан? Дориан Мареш?! Тот самый, который встречается с Нойли? Сердце точно упало к ногам и нервно подпрыгнуло к глотке, в животе стягивается узел. Как же так? А как же Альва? Варгр… мечты? Ламия неторопливо приближается. В печальной зелени глаз застывает раскаяние. Алые губы шевелятся, но смысл слов проваливается в пустоту.

Дориан будто нашептывает заклинания — монотонность голоса убаюкивает, страхи и сомнения отступают. Нежные объятия лишают желания бороться. Ламия прижимает к груди и склоняется, обжигая холодом. Гипноз действует неумолимо. Отвести взгляда от удлинившихся клыков — невозможно. Они великолепны и так… ожидаемы.

Душа не противится. Зачем?.. Варгр всё равно не любит. Нойли владеет им даже во сне, а если и Дориана нет, как помехи, то ждать больше нечего. Катя обречённо закрывает глаза. По щекам, прожигая дорожки, катятся горькие слёзы. Морозное дыхание щекочет кожу, ноги смиренно подкашиваются. Крепкие руки держат бережно и трепетно. Слетевший с губ стон, растворяется в тишине комнате. Боль сменяется сладкой истомой, разливающейся по телу ледяными волнами, остужающими кровь.

- Şi false pasquil sale, prea ucide, — глухой голос Мии рассыпается на звуки. Объятия кровопийцы дрожат. — Vargr nu a fost interesat, şi fost obosit.[36]

Клыки проникают глубже. Накатывает лёгкость, словно паришь в небе, тело в космической невесомости. Мыслей нет — эйфория, граничащая с экстазом. Умиротворенность души за краем понимания. Вот оно — спокойствие, о котором мечтала. Наконец всё закончится и боль уйдёт. Теперь судьба решена. Второй раз подступающая темнота настолько радует…

[1] — Мне кажется, надо разбить эту парочку, а то электрические разряды летают всё сильнее. (норв.)

[2] — Сигвар, потом поговорим. (норв.)

[3] — Осторожно. Это мои чувства. (норв.)

[4] — Так что ж я… Вы не промокли? (норв.)

[5] — Хорошо… (норв.)

[6] — Да. Опять? Хорошо, Свальсон, спасибо. Я понял. Сейчас буду. (норв.)

[7] — Милая, ты звонила? (норв.)

[8] — Да! (норв.)

[9] — Дед, я был у тебя… пару дней назад. (норв.)

[10] — У меня больное сердце — ты знаешь, а сейчас обострение. Приезжай, может, больше не увидимся. (норв.)

[11] — Прекращай, ты ещё меня переживешь. Заеду. Скоро. (норв.)

[12] — Добрый день, господи Бъёрн! (норв.)

[13] — Здорово, Лес. (норв.)

[14] — Как всегда. Ты же знаешь, сматываться буду быстро. (норв.)

[15] — Да, господин Иржен последнее время громит всех и вся. (норв.)

[16] — День добрый, господин, Бъёрн! (норв.)

[17] — Здорово, Петтер. (норв.)

[18] — Варгр! Иржен нас предупредил, что ты приедешь. (норв.)

[19] — Спасибо, Сигни! Что он сегодня кушал? (норв.)

[20] — Ничего! Сказал: «Дождусь и мы с Варгром перекусим». (норв.)

[21] — Понятно… Закажи, как всегда. (норв.)

[22] — Экон… Мы сами доедем. (норв.)

[23] — Конечно, господин, Варгр! Но будьте…(норв.)

[24] — Почему… (норв.)

[25] — Бизнес твой, но ты не смел так рисковать. (норв.)

[26] — Я решил, что нужно вложиться. (норв.)

[27] — Ты подставился… (норв.)

[28] — «Пришлось уехать…»

[29] — Добрый вечер! (норв.)

[30] — Мия! Тебе пора! Мои уже в мотеле. (рум.)

[31] — Вкус у пса всё хуже. Совсем потерялся в бабах, пора его тормозить. Нойли хоть чем-то обладала. Фигура, волосы, глаза. Характер. А эта? Ни рожи, ни кожи, стоит как амеба — даже отбиться не пытается! Хотя, возможно, понимает бессмысленность. (рум.)

[32] — Тебе нужно уходить. Если мы начнём драку, пострадаёт много и людей, и наших. Не хочу светиться. Прошу, иди. Я всё сделаю сам. (рум.)

[33] — Мия, потом об этом. Тебе нужно уходить. (рум.)

[34] — Как же я давно мечтала об этом. Убей суку! Пусть Варгр и её потеряет. Так, он будет дольше отходить от горя и не помешает. Не хватает нам ещё потом его выводок истреблять. Если это сделаю я, он мне начнет мстить. Я не могу себе этого позволить, а ты… выкрутишься. (рум.)

[35] — Дориан, я жду!

[36] — И свою шлюху тоже убей. Варгра не интересует, а меня утомила.

Примечания

1

LADA (ВАЗ) 2115

(обратно)

2

LADA (ВАЗ) 2101

(обратно)

3

Перегрев двигателя из-за течи в системе охлаждения.

(обратно)

4

Ржавчина на машине.

(обратно)

5

Ламия — вампир, вурдалак, "не-мёртвый" (undead), полуночник, кровосос, упырь.

(обратно)

6

«До Кренсберга 200 миль».(норв.)

(обратно)

7

Альва — эльфы. Известны также под названиями альвы (álfr — сканд.), сиды (sidhe — др. ирл.).

(обратно)

8

Цверги — чёрные альвы. Долгоживущие человекоподобные существа. Хранители знаний Ламии. Астрологи.

(обратно)

9

Маахисы — дварфы-оборотни. Принимают любую личину. Малочисленны.

(обратно)

10

Дварфы — сильная и могучая раса некрупных человекоподобных существ.

(обратно)

11

Закрыто. Ревизия. (норв.)

(обратно)

12

«Добро пожаловать в «Ирже-Шперген» (норв.)

(обратно)

13

Подкидыш — ребенок нечистой силы (альв, никс, дварфов, цвергов, маахисов ит. п).

(обратно)

14

Домовых ниссе называют так только на юге и востоке Норвегии. В остальных частях страны домового ниссе называют по-разному: «старичок с обжитого места» (норв. tomtegubben) или «дворовый мужичок» (норв. tunkall) — в ТелеМергере; «бонд из кургана» (норв. haugebonde) — в Сетесдале; «хороший бонд» (норв. godbonde) — в Согне и Северной Норвегии. Известно и древненорвежское имя домового ниссе, оно означает «хранитель хутора».

(обратно)

15

Национальный парк Стаббурсдален расположен в Норвегии в области Финнмарка. Площадь парка — 749 квадратных километра. Для парка характерны ландшафты типичные для области Финнмарка: бесплодные горы, плато и открытые узкие ущелья. Река Стаббурсельва протекает через весь национальный парк. Здесь также находится северные леса, где возраст деревьев достигает 500 лет. Национальный парк Стаббурсдален называют домом самого северного соснового леса в мире.

(обратно)

16

Никсы — русалки или водяные.

(обратно)

17

Посторонним вход воспрещён. (норв.)

(обратно)

18

Ундина — в средневековых поверьях дух воды, прекрасная женщина, заманивающая путников.

(обратно)

19

Поисковые системы в интернете Google, Mail, Bing, Уandex, Yahoo! и т. п.

(обратно)

20

Оаннесания — водный мир никс.

(обратно)

21

Оаннес — вавилонский бог, который долго менял форму, пока не стал существом с головой и торсом мужчины и рыбьим хвостом вместо ног.

(обратно)

22

Дварфы — сильная и могучая раса гномов.

(обратно)

23

Мениск — хрящевая прокладка, которая выполняет роль амортизатора в суставе, а также стабилизирует коленный сустав. При движениях в коленном суставе мениски сжимаются, их форма изменяется.

(обратно)

24

Хай, красавица! (норв.)

(обратно)

25

Хороша, она его сделала. (норв.)

(обратно)

26

Да, давно пора… (норв.)

(обратно)

27

Поздравляю, ты встретил, кого заслуживаешь… (норв.)

(обратно)

28

Ммм… Как пахнет! (норв.)

(обратно)

29

Мне кажется, надо разбить эту парочку, а то электрические разряды летают всё сильнее. (норв.)

(обратно)

30

Сигвар, потом поговорим. (норв.)

(обратно)

31

Осторожно. Это мои чувства. (норв.)

(обратно)

32

Так что ж я… Вы не промокли? (норв.)

(обратно)

33

Хорошо… (норв.)

(обратно)

Оглавление

Александра Сергеевна Ермакова Прорывая мрак времен

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32-43

*** Примечания ***