Цепи для героя (СИ) [Дарья Иоаннидис clove_smoke] (fb2) читать онлайн

========== 1. Дело о белых мотыльках: Пролог ==========

«Каждый может родиться Измененным, но не каждый может им стать»

Книга об Измененных. Запретная техника.

В мире, в котором небо посерело от пороха, в мире, который знал одни лишь войны, наступило утро. Ничем не примечательное. Новое утро всегда пахнет по-особенному. Сонным дыханием, спешкой, приготовлением пищи, осадком в курильнице для благовоний.

На взлетной полосе взорвался дирижабль. Никто не пострадал. Но Вэй Усянь проснулся с колотящимся, готовым выпрыгнуть сердцем.

Ему снился дирижабль и волны огня. Он сам был этим дирижаблем и он же был тем, кто его поджег.

Вэй Усянь поднял ладонь перед лицом, развел пальцы, свел. Под пальцами снова затесались крупицы пепла.

Когда-то, еще в детстве, ему сказали, что он родился под двойной проклятой звездой, и вторая половина его звезды найдет его. Его найдет его двойник. А может, этот загадочный «двойник» жив в нем и сейчас, всегда жил, только тихо спит.

Кто-то тихо, но настойчиво постучал в комнату.

— Открыто, — лениво проговорил Вэй Усянь, — Я знаю, что это ты. Так что, входи.

Дверь распахнулась, и внутрь зашел Лань Ванцзи, уже полностью одетый, свежий и чистенький — белым бело, до оторопи. Волосок к волоску на высокой прическе.

Лань Ванцзи сделал шаг вперед и кинул что-то Вэй Усяню на кровать. Вэй Усянь приподнялся на локтях: аккуратная стопка одежды мягко приземлилась ему в ноги.

Вэй Усянь со стоном выкарабкался из-под одеяла. Взял со стопки лежащую сверху куртку ципао и развернул ее перед собой, задумчиво подергал за рукава.

Лань Ванцзи все также стоял у входа, сложив руки. Вэй Усянь поднял на него взгляд и улыбнулся:

— Все также будешь стоять и смотреть?

Лань Ванцзи шмыгнул за дверь и захлопнул ее за собой. Вэй Усянь вздохнул. Сон не шел у него из головы. Небо провоняло порохом, небо провоняло пеплом.

Вэй Усянь смял недавно выглаженную куртку в комок и отбросил в угол. Вэй Усянь откинулся на спину и снова поднял перед собой ладонь. Рукав белой нижней рубашки задрался и явил чернильные пятна, похожие на старые шрамы, опоясывающие запястье, и идущие ниже, вплоть до плеча. На другой руке была та же самая метка, несмываемая.

Прошло много лет с того дня. Прошло много лет, но пожары не оставляют Вэй Усяня ни днем, ни во снах.

Он запятнан.

И он скован.

Вэй Усянь с остервенением укусил себя за запястье, сжал зубы до того, что осталась вереница красноватых отметин, отпустил. Опустил руку на грудь и накрыл ее другой рукой.

Когда ты не придумываешь себе лишнего, то и не больно. Когда ты смиряешься с тем, что случилось, то и можешь вести обычную жизнь изо дня в день.

Лань Ванцзи ходит с похожей меткой, но никогда ничего не говорит. По его взгляду нельзя ничего понять: ни капли осуждения. Ему тоже больно, но… Он более стойкий. А Вэй Усянь смотрит на пострадавших из-за него людей каждый день.

И он все еще не понимает, как у него хватает сил переходить из утра в ночь, из ночи в утро. Огонь внутри него временно потух, но не ушел до конца.

Иногда Вэй Усянь боится. Боится, что его сны были правдой. Что предсказание о двойной звезде сбудется. Она спустится в мир и уничтожит все, к чему прикоснется.

Иногда Вэй Усянь не понимает, почему он вообще еще жив, почему его держат, и не дают умереть.

— Дирижабль с кофе взорвался, — сказал Цзян Чэн, кидая листы бумаги перед Вэй Усянем.

Лань Сичэнь сидел рядом и что-то печатал на телексе, отправляя короткие сообщения.

Бордовые шторы были раздвинуты, и холодное, мрачное помещение, заставленное столами, книгами и свертками на них, аппаратами, шкафами, грязными пиалами с окурками и бесчисленными расписными чайниками, лишь слегка осветилось. Лань Ванцзи прошел мимо, оставив за собой неуловимую ноту сандала в воздухе, и зажег несколько ламп.

— Не помогло, — сказал Вэй Усянь, задумчиво глядя на Лань Ванцзи.

— Нечего сидеть в темноте, — проговорил тот.

Цзян Чэн постучал костяшками пальцев по столу, напоминая о себе.

Вэй Усянь перевел на него не особо заинтересованный взгляд.

— Кофе, — проговорил он, — жалко.

Цзян Чэн поднял брови.

Вэй Усянь вздохнул.

— Ладно. Давай сюда свои бумажки.

Он, заграбастав ворох бумажных листов, откинулся на спинку резного стула и закинул ногу на ногу. Читать ему быстро надоело, и он оглядел всех.

— А вы чем займетесь? — спросил он.

Цзян Чэн повел плечами: мол, отвяжись. Увидел что-то в своем документе, схватил блокнот и ринулся за дверь.

— Мне какой-то дирижабль, да? А у вас что-то интересное…

Лань Сичэнь выказал небольшую улыбку:

— Ты же любишь кофе. А это урон для города — потерять такую партию кофе.

— Всего лишь при посадке лопнул и что? — Вэй Усянь лег грудью на стол. — Какое это отношение имеет к нам?

Лань Сичэнь снова улыбнулся:

— Белые мотыльки. Разберись с дирижаблем, и если найдешь мертвых белых мотыльков, то встречаемся в центре. — Лань Сичэнь поправил манжеты. — Сдается мне, это дело связано с тем, что ведем сейчас мы.

— Пилот видел перед собой белых мотыльков, когда снижался, — проговорил доселе молчавший Лань Ванцзи. Он задумчиво поднял пиалу и с небольшим отвращением перевернул ее. На пол посыпались окурки и пепел. Вэй Усянь вытаращил глаза.

— Ты сегодня не с той ноги встал?

— Там был жучок, — сказал Лань Ванцзи просто. Он взял палочку от благовоний и поковырялся в пепле, выудил кого-то крошечного, большими шагами подошел к окну, с грохотом открыл его и стряхнул на гомонящую улицу букашку.

Вэй Усянь все также сидел, вытаращив глаза.

— Он должен жить, — проговорил Лань Ванцзи.

Лань Сичэнь тихо засмеялся.

========== 2. Дело о белых мотыльках: Часть первая ==========

Вэй Усянь засмотрелся на полосатое небо за потолочными балками. Ветер гулял где ему вздумается по огромному ангару, вмещающему сразу несколько дирижаблей. Дирижабли перевозили с помощью упряжек лошадей. Люди тоже в основном передвигались на лошадях или на рикшах — конечно, для господ. Вэй Усянь не был достаточно богат (хотя и был достаточно ленив): Лань Цижень денег лишних в общую копилку на расследования не выделял, все по минимуму.

Вэй Усянь с тоской посмотрел на далекий, как рай, конец ангара. Вытащил кошелек из сумки, пересчитал деньги, выругался. Но все же махнул рукой и подозвал рикшу.

Забравшись внутрь, первые секунды Вэй Усянь выглядел мрачно-сосредоточенным, но чем дальше он ехал, тем все шире стал улыбаться.

Бывают такие дни — ощущение легкости от них заразительно. Вот и это утро было таким: с легким солнцем, нежным, непромозглым ветром. Извозчик, правда, передвигался медленно. Вэй Усянь терпел — денег у него было не настолько много, чтоб отсыпать для скорости.

Цзян Чэн закатит истерику. Деньги были Цзян Чэна, сказал тратить исключительно на необходимые вещи! Не на выпивку, не на сладости, не на то, без чего спокойно можно обойтись… Да.

Но утро хорошее, все равно.

Через полчаса доковыляли до конца ангара и стартовой площадки. Тут уже ветер рвал и метал. Вэй Усянь поднял воротник куртки, выбираясь из повозки. Извозчик молча протянул ладонь. Вэй Усянь кинул горсть монет и пошел вперед. Картина перед ним предстала с одной стороны обычная — когда что-то случается, то всегда переполох, с другой — немного странная. Довольно большая, в пару-тройку ли по периметру, площадка, выложенная специальной брусчаткой была кое-как огорожена веревками, которые безжалостно рвал ветер. Ветер же задирал одежду на людях, разносил вокруг какие-то листы бумаги, и чертов потрескивающий кофе под ногами, который пылил в лицо, от чего хотелось кашлять.

Площадка насквозь была черной то ли от пепла, то ли от рассыпавшегося кофе.

— Кто такой? — кто-то грубо тронул Вэй Усяня за плечо.

Вэй Усянь с улыбкой обернулся и вытянул из нагрудного кармана жетон.

Мужчина перед ним тупо посмотрел на жетон.

— Префекты у нас уже были, — мрачно заявил мужчина.

— А ты посмотри внимательно, — сладко проговорил Вэй Усянь, а про себя вздохнул.

Мужчина подумал, почесал голову и сложил руки перед собой.

— Вот ты мне скажи, на кой черт, я буду тебя пускать на закрытую территорию? А?

Вэй Усяню хотелось сказать «Бэ-э-э» и показать язык. Но он мужественно сдержался.

— Тут написано: «Специальный отдел префектории», — устало проговорил он, сразу догадавшись, что мужчина, скорее всего, просто не умел читать, а увидел только эмблему — Расследуем ваше происшествие. И я ненадолго, — он отступил на шаг и оглянулся за спину, — только немного осмотрю место несчастного случая… Потом можете хоть официальный запрос отправлять: кто я и зачем тут взялся.

Мужчина с сомнением посмотрел на него, подумал пару секунд и махнул рукой.

Вэй Усянь про себя возрадовался и пошел оглядывать территорию. Кофе и пепел. Шум вокруг.

Мимо пробежал паренек, Вэй Усянь сцапал его за локоть.

— Подожди-ка секунду. — и ткнул в лицо жетон.

Паренек также тупо, как несколько минут мужчина, уставился на жетон.

— Пре-фек-то-рия, — прочитал паренек.

— Молодец, — Вэй Усянь кивнул. — Ты здесь давно работаешь?

— Да с полгода будет.

— Про дирижабль что знаешь?

— Упал, — невыразительно проговорил паренек.

Вэй Усянь, покопавшись, нашел в кармане монетку и дал пареньку. Обнял его за плечи и отвел чуть в сторонку. Паренек ошалело смотрел на монетку.

«Цзян Чэн, прости», — подумал Вэй Усянь.

Паренек поднял голову и посмотрел на Вэй Усяня.

— Вам Фэй Циня надо спросить, — проговорил паренек.

— А где мне его найти?

— А вон, впереди! — паренек указал на человека с лопатой впереди.

Вэй Усянь кивнул.

— А он кто?

— Это его смена была, — паренек пожал плечами.

— Понятно. Спасибо. Еще… Знаешь, как зовут пилота этого дирижабля?

— Дирижабль зовут «Ласточка», — сказал паренек.

«Да зачем мне имя дирижабля, болван?», — подумал Вэй Усянь и усмехнулся: «Еще и ласточка… круглая пузатая махина из железок, обтянутых промасленной парусиной — ласточка…»

— Чжу Синсянь, — продолжил паренек, — Пилот. Сейчас в больнице.

— Любишь дирижабли? — спросил Вэй Усянь.

Паренек помялся.

— Ну?

— Люблю, — буркнул паренек.

— А чего так хмуро?

Паренек затравленно оглянулся.

— Чжу Синсянь обещал прокатить меня на «Ласточке», но обманул и не взял с собой.

— Он же шел на посадку после рейса из Африки? Ты что же, в Африку вознамерился сбежать?

— Нет, — паренек снова оглянулся. — Он хотел «Ласточку» угнать и покатать меня ночью.

— Та-а-а-ак, — протянул Вэй Усянь и слегка откинулся назад, — И что же?

— И не взял! — паренек аж подпрыгнул от возмущения.

— За угон дирижабля могли наказать вас обоих. А так — не наказали никого, — покачал головой Вэй Усянь.

— Я знаю, — сообщил паренек и снова понурился.

— Но что? — допытывался Вэй Усянь.

— Я его проклял, — проговорил паренек, — Чжу Синсяня. «Чтоб ты разбился» — сказал. И заклинания прочитал. Особые.

Вэй Усянь поднял брови.

— Что за заклинания такие?

— Вечером приходите на Третью Восточную, дом четыре, отдам книгу, — Паренек снова оглянулся, увидел кого-то и отошел на шаг назад, — Мне пора.

Вэй Усянь поглядел ему вслед и ухмыльнулся.

Вэй Усянь почесал шею, поправил куртку и пошел к виднеющемуся впереди Фэй Циню. Фэй Циню было около сорока, его чисто выбритый лоб блестел от пота, а тонкая хлопковая рубашка почернела от пепла и от пота.

Вэй Усянь старался неслышно подойти к Фэй Циню, но все равно мужчина услышал его шаги и вздрогнул.

— Кто..? — рявкнул Фэй Цинь.

Вэй Усянь в который раз за утро ткнул значок в лицо человеку. У Фэй Циня слегка задергался глаз, но сказал он только:

— А.

Вэй Усянь ждал.

— Пойдем. — Фэй Цинь махнул рукой.

Вэй Усянь последовал за мужчиной.

Через несколько шагов они оказались перед ямой. Внутри нее что-то поблескивало.

— Что это? — спросил Вэй Усянь.

— Что вы знаете о строении дирижаблей?

Вэй Усянь смущенно помялся.

— Ну… Они из парусины.

Фэй Цинь кивнул.

— И не только.

Вэй Усянь выжидающе молчал.

— Золото, — проговорил Фэй Цинь и указал на дно ямы.

Вэй Усянь удивленно наклонился над ямой.

— Большинство деталей, если коротко, изготовлены из золота. Золото — тяжелый метал, но с нашим топливом хорошо работает в сочетании.

Вэй Усянь ждал продолжения.

— Пропало несколько деталей. Вероятно, их украли.

— Ясно.

Фэй Циня кто-то окликнул, и он оставил Вэй Усяня осматриваться. Он покрутился по сторонам, прошел на десяток шагов вперед, затем в сторону, в другую. Позади случился какой-то переполох: крики, шум. Вэй Усянь обернулся и увидел, что безымянного паренька, которого он расспрашивал с полчаса назад, уводят со скованными за спиной руками. Паренек верещал, чуть ли не плакал. Вэй Усянь покачал головой и присел на корточки, дотронулся до земли. Из-под пальцев повалил легкий дымок, пепел и кофе взметнулись вверх. Земля пошла трещинами, как будто ее распирало изнутри. Кто-то грубо дернул Вэй Усяня за плечо и заставил подняться.

— Что ты делаешь? — прошипел знакомый голос.

Вэй Усянь встал и отряхнул руки. Он повернулся вправо, и взгляд приметил что-то странное на краю площадки.

— Цзян Чэн, — проговорил Вэй Усянь и двинулся в сторону. Но Цзян Чэн все еще его удерживал.

— Я тебя спрашиваю: что ты делаешь?

Вэй Усянь повел плечами в раздражении.

— Уже ничего. Принеси мне воды.

Цзян Чэн отпустил его.

— Что?

— Принеси воды, говорю.

— Я тебе, что на побегушках?..

— Пожалуйста? — Вэй Усянь обернулся к нему с улыбкой.

Цзян Чэн вздохнул.

— Что ты собирался сделать?

— Ничего.

— Врешь.

Вэй Усянь почесал голову.

— Паренька, возможного свидетеля, увели в наручниках. А он может быть полезен нам.

— Что он тебе сказал?

— Прийти сегодня вечером по адресу. Отдаст какую-то книгу с заклинаниями.

— Ну вот и придешь. Если его не будет на месте, то начнем его искать.

Вэй Усянь понурился.

— Ладно.

Цзян Чэн пошел вперед на поиски воды, а Вэй Усянь принялся сторожить находку. Через несколько минут Цзян Чэн вернулся с небольшим котелком, полным воды.

— Зачем тебе вода?

Вэй Усянь выудил из-за пазухи лист бумаги, опустил его в воду, вытащил, стряхнул лишнее и накрыл находку, слегка прижав. Он поднял лист, на котором отпечатался след от ноги.

— След, — сказал он с улыбкой.

Цзян Чэн в сомнении посмотрел на отпечаток.

— Всего лишь след.

— Не «всего лишь», а отдельно отстоящий на краю площадки, где нет ни пепла, ни грязи, ни кофе, ничего.

— Ага, странное одноногое существо, — с ехидцей отметил Цзян Чэн. — Ты нашел мотыльков?

— Нет.

— Зато я нашел. Пойдем.

По возвращении в штаб Лань Сичень уже развернул доску, на которой писал мелком все, что было известно на данный момент.

1) Несчастные случаи в разных районах города, некоторые со смертельными исходами

2) Золото

3) Белые мотыльки

4) След

Вэй Усянь взял другой мелок и написал пятым пунктом «Неизвестное проклятие».

— Сомнительно, — проговорил Цзян Чэн.

Лань Сичень покачал головой, взял одного мотылька в руки, подул на него, мотылек затрепетал крылышками и нехотя поднялся вверх, начал кружить по комнате.

Лань Ванцзи взял другого, из обнаруженных Цзян Чэном, провел над ним ладонью.

— Такие же, — проговорил он, — Не живые и не мертвые.

Цзян Чэн усмехнулся:

— Ну понятно, что они неживые.

— Они… словно зеркальные. Не из этого мира. Ничего прочитать не могу. Не та суть.

Вэй Усянь подтолкнул к нему лист с отпечатком. Лань Ванцзи провел над ним ладонью и покачал головой.

— Бессмысленно.

— Вэй Ин прав. Проклятие может быть как-то связано. Кто-то ворует золото, используя проклятие. Мотыльки — побочный эффект. Это одна из версий, — проговорил Лань Сичень.

Вэй Усянь оглядел всех собравшихся и улыбнулся.

========== 3. Дело о белых мотыльках: Часть вторая ==========

В семь вечера Вэй Усянь собрался, чтоб отправиться на Третью Восточную. Он только вышел из кабинета, как кто-то схватил его и потащил за собой, затем втолкнул в нишу у окна.

— Мы не договорили тогда, — сказал Цзян Чэн и отпустил его.

— Я ничего не делал, — тут же ответил Вэй Усянь.

Цзян Чэн наклонился и больно надавил ему на плечо.

— Если бы я не успел, — сказал он, задыхаясь, — если бы я не успел… Если бы меня там не оказалось… То, что бы ты мог натворить? Хоть сейчас мне не лги!

— Тише! — шикнул на него Вэй Усянь и оглянулся по сторонам. Но никого, кто мог бы заметить из разговор, не наблюдалось.

— Сколько бы людей могли пострадать?.. — проговорил Цзян Чэн, понизив голос.

Вэй Усянь в изнеможении откинулся головой назад, в тень.

— Посмотри мне в глаза, — потребовал Цзян Чэн.

Вэй Усянь выпрямился и посмотрел на брата потемневшими глазами.

— Что ты хочешь, чтоб я ответил? Какой ответ тебя устроит?

— Хоть какой-нибудь, — тихо ответил Цзян Чэн.

— Иногда это сильнее меня, — устало сказал Вэй Усянь после паузы, — Это как жажда. Невыносимая жажда.

Лицо Цзян Чэна скривилось от отвращения.

— Надо было добить тебя еще тогда! — выплюнул он. — Но сестра удержала. Из-за нее я удержался. И из-за этого дурака Лань Ванцзи, который тут же где-то откопал сковывающее заклятие. Надо было добить тебя тогда!

«Память у тебя, конечно, дырявая», — подумал Вэй Усянь, но не стал на это указывать.

Цзян Чэн почти орал, Вэй Усянь подался вперед и схватил его в железное объятие, прижимая ладонь ко рту брата. Цзян Чэн хотел то ли оттолкнуть его и дать по морде, то ли сбежать, но Вэй Усянь держал его крепко. Цзян Чэн что-то пробормотал, бешено рванулся, но тут же затих. Ладонь Вэй Усяня стала влажной. Цзян Чэн поднял свою руку, сильно стиснул запястье Вэй Усяня и что есть силы сжал зубы на ладони, что закрывала его рот.

Вэй Усянь тихо ойкнул и отпустил Цзян Чэна. Цзян Чэн отошел на шаг и сплюнул в сторону, вытер рот рукавом.

— Успокоился? — холодно проговорил Вэй Усянь, разминая пострадавшую ладонь.

— Я ненавижу таких как ты, — с тихим, но от того не менее страшным гневом проговорил Цзян Чэн, — Ненавижу. Если бы вас было много, то убил бы всех.

— Не убил бы, — с улыбкой проговорил Вэй Усянь.

Цзян Чэн резко развернулся на месте и быстро ушел вперед.

— Не убил бы, — сам себе тихо продолжил Вэй Усянь, глядя на удаляющуюся спину брата, — Не убил бы, потому что ты такой же. Такой же как я.

***

Третья Восточная состояла из стареньких домишек неопределенного, грязно-желтого цвета. К домишкам легко было приклеить ярлык «хибарки». Народ здесь, видимо, был не особенно богат, но особенно отчаявшимся. Вэй Усянь не чурался бедности, но все же для поддержки захватил с собой Лань Ванцзи, который следовал за ним белой тенью, призраком из потустороннего мира.

Им двоим было о чем поговорить, но они этого не делали. Вэй Усянь сам не знал — почему. Вопросы ныли в нем, но они были такие старые, эти вопросы, что раскапывать их и являть на свет — было уже неловко. И слишком болезненно.

Да, именно так, вот оно правильное слово.

Потому Вэй Усянь просто шел вперед, а человек в белом следовал за ним. Лань Ванзци не носил фамильного меча, да и Вэй Усянь тоже. Носить мечи в открытую — запрещено.

Новый закон о безопасности населения не оставлял выбора. Правда, Вэй Усянь всегда брал с собой небольшой, посеребренный револьвер, который не выглядывал из-за пояса и не притягивал излишнее чужое внимание.

Солнце заходило, окуная стены домов в серо-коричневый. Редкие газовые фонари выбрасывали тускловатые кляксы света на дорогу.

Дом «четыре» по Третьей Восточной ничем не отличался от прочих вокруг. Деревянная, слегка покосившаяся дверь выглядела низковатой. Вэй Усянь постучал два раза. Никто не открыл. Вэй Усянь постучал снова. Лань Ванцзи стоял у него за спиной, без движения, без звука.

На четвертый раз дверь распахнулась, и явила лицо паренька со стартовой площадки.

— А… Это вы, — сказал он, вглядевшись, — Секунду.

Он ушел, но через пару мгновений вернулся в руке держа замурзанную книжонку с кое-где подожженными страницами. Всунул книжонку в руки Вэй Усяня и остался покорно ждать.

Вэй Усянь взглянул на книгу в своих руках. На обложке значилось «Заклинания на каждый день». Вэй Усянь разочарованно вернул книгу.

— Спасибо. Но то, что ты проклял Чжу Синсяня… — Вэй Усянь замолчал на мгновение. — Не стоит винить себя. Ты ничего серьезного ему не сделал. Навести его. А мы разберемся с делом.

— Правда? — во взгляде паренька была такой силы надежда, что Вэю Усяню стало стыдно, но сказал он только:

— Правда. А почему тебя сегодня увели со стартовой площадки в наручниках?

Паренек помялся, почесал голову и рассмеялся.

— Да я за шиворот насыпал одному там… А он нажаловался. Ничего особенного.

— А почему в наручниках?

— Мы начали драться, — паренек криво улыбнулся.

— Понятно. Ну мы пойдем тогда. Спасибо за помощь.

Вэй Усянь улыбнулся и медленно пошел по Третьей Восточной назад. Дверь в доме «четыре» захлопнулась. Лань Ванцзи бесшумно следовал за Вэй Усянем.

— Тупик, — сказал Вэй Усянь и покачал головой.

Лань Ванцзи лишь кивнул.

***

Вэй Усянь снял пропахшую за день пеплом и потом куртку, оставшись в тонкой рубашке. Рванул дрожащими руками сразу несколько пуговиц на вороте.

На ладони следы от зубов Цзян Чэна наливались темно-фиолетовым цветом — прокусил хорошо. Вэй Усянь опустил руки. Зеркало отражало его сгорбленную фигуру. Свет от газовых ламп давал всему слишком теплую дымку, даже чересчур интимную, что успокаивало — и успокаивало насильно. Этот день не был таким — готовым тихо успокоиться. Мысли о собственной необдуманной выходке и реакции Цзян Чэна, действительно подоспевшего вовремя, болезненно отдавались в душе.

Отражение выдало кусочек чего-то белого позади Вэй Усяня.

— Останься, — проговорил Вэй Усянь.

Лань Ванцзи замер как изваяние. Невыносимо прекрасная ледяная скульптура. На новогоднем празднике, устраиваемом Цзинь Гуаньяо, каждый год стоит с десяток таких — голубоватый лед и ни капли жизни.

Вэй Усянь резко рванул рубашку, пуговицы, не выдержав такого, тут же разлетелись вереницей. Лань Ванцзи хотел наклониться, чтоб собрать их, но Вэй Усянь поднял руку, останавливая его. Лань Ванцзи выпрямился. Вэй Усянь быстро высвободился из рубашки и бросил ее на пол. Лань Ванцзи отошел на шаг назад.

Вэй Усянь смотрел на свое отражение в зеркале. Его руки до плеч покрывала пятнистая татуировка — «цепь». А спина и грудь были в старых, уже давно заживших шрамах. Маленькие и большие. Кто-то всаживал в него лезвия снова и снова, остервенело.

— Ему было только пятнадцать, — проговорил Вэй Усянь, — Он потерял все.

Лань Ванцзи слегка двинулся вперед, но Вэй Усянь снова поднял руку, удерживая того на месте позади себя.

— До меча он не добрался. Самое смешное — не додумался. Не додумался, что надо было бить мечом, тогда бы уж наверняка. А то… под руку попались лишь европейские столовые ножи. Я, конечно, мог умереть и от таких ударов. Но я не умер. Странно, да? — спросил Вэй Усянь и обернулся, — Не умер из-за тебя.

Лань Ванцзи молчал.

— Так вот… — продолжил Вэй Усянь, — Так вот… Почему я не умер тогда? Ты хоть когда-нибудь назовешь мне причину, почему ты сделал то, что сделал? Хоть когда-нибудь? Хоть одно-единственное слово? Ответ на вопрос «почему»?

Лань Ванцзи, не говоря ни слова, поднял рубашку, собрал рассыпавшиеся пуговицы, выпрямился и ушел.

Вэй Усянь сел на стул и закрыл лицо руками.

========== 4. Дело о белых мотыльках: Часть третья ==========

Утром следующего дня, в полутьме, за закрытыми шторами, под тусклым светом ламп Вэй Усянь лениво переливал остывший чай из одной пиалы в другую, разбрызгивая жидкость.

— Я ведь даже не пил вчера, а чувствую себя так, словно давно умер.

— Вот уж не знаю, хорошо это или плохо, — сообщил Цзян Чэн, темным сгустком мелькнув мимо.

— Не начинай.

— Я и не начинаю. — пожал Цзян Чэн плечами.

— А вчера что было?

Цзян Чэн резко развернулся к Вэй Усяню. Вэй Усянь поднял ладонь и показал чернеющие следы укуса.

— Ты действительно хочешь об этом поговорить? — сказал Цзян Чэн с угрозой в голосе.

Вэй Усянь неловко поднялся из-за стола, за которым сидел. Он так рано заявился в штаб — и сам не знал почему. Находиться дома было невыносимо. Дом он делил с молчаливым Лань Ванцзи. Своего дома у Вэй Усяня не было уже много лет.

— Если бы хотел, то ты давно бы убил меня, — сказал Вэй Усянь со вздохом.

Цзян Чэн встал прямо, сложив руки перед собой. На пальце правой руки блеснуло фиолетовым кольцо. Вэй Усянь скосил на него взгляд. Цзян Чэн заметил это и спрятал руку.

— Что же ты меня не убьешь? — спросил Вэй Усянь со сладко-горькой улыбкой.

— Иди… — прохрипел Цзян Чэн и сел за свой стол, -… к черту.

Вэй Усянь хмыкнул.

— Рука болит? — глухо спросил Цзян Чэн.

— Не особенно. Ничего страшного. Ножи были… хуже.

Цзян Чэн дернулся, затем согнулся и стал дрожащими руками перебирать бумаги. Через тягучее и мучительное мгновение пришел Лань Сичень. Лань Ванзци где-то подзадержался — по другому делу.

Вэй Усянь кратко описал ситуацию, с проклятием, которое таковым не оказалось. Лань Сичень стер фразу «неизвестное проклятие» с доски.

— Что у нас есть еще? — спросил он.

— Золото не может исчезать бесследно, — проговорил Вэй Усянь и уселся на стол, подвинув задницей чайник и пиалы. Чайник опасно завис, балансируя на краю столешницы. Цзян Чэн нахмурился, не решаясь встать и убрать чайник. Подходить к брату не хотелось от слова «вообще».

— Не может, — сказал Цзян Чэн, бросив попытки беспокойств о чайнике и уткнувшись взглядом в доску, — но оно исчезает.

— Рынки, скупка, — сказал Вэй Усянь, поднял палец и опять чуть двинулся, потревожив чайник. Цзян Чэн сглотнул.

Цзян Чэн встал, взял довольно толстенькую стопку листов и грубо плюхнул ее рядом с Вэй Усянем. Затем бережно взял чайник в руки и переправил его на свой стол.

— Что это? — спросил Вэй Усянь, глядя на стопку.

— Ты когда-нибудь будешь читать документы по делу? — с раздраженным вздохом спросил Цзян Чэн. Когда через мгновение он не дождался реакции, то всплеснул руками: — А ну правда, зачем!

— Все хорошо! — внезапно негромко, но освежающе сказал Лань Сичень.

Вэй Усянь и Цзян Чэн оба уставились на него. Лань Сичень улыбнулся.

— Золото, и правда, исчезает. Те бумаги, что тебе дал Цзян Чэн — это список всего украденного. Со всеми приметами.

Вэй Усянь присвистнул.

— И это все… выучить? — в глазах его застыл ужас. Цзян Чэн прикрыл лицо ладонью и покачал головой.

— Про-чи-тать, — проговорил он по слогам, опустив руку, — Хотя бы прочитать. Ты бесполезен.

Цзян Чэн взял чайник в руки и прижал к животу.

Вэй Усянь даже обиделся:

— Как это так? Я был на стартовой площадке вчера. Расспросил свидетелей.

— Ага, — едко ответил Цзян Чэн, — А дело мы уже ведем три недели. И где ты был все эти три недели?

Не в бровь, а в глаз. Вэй Усянь пристыженно заткнулся. Лань Сичень только тихо засмеялся.

— Мы пойдем проверим скупки с Лань Ванцзи, — заявил Вэй Усянь, решившись после минуты раздумывания.

— Ты не понял? Пропавшего золота нет. Оно исчезло, — проговорил Цзян Чэн, нежно поглаживая крутой бок чайника. Взгляд Вэй Усяня, направленный на него, стал подозрительным. Лань Сичень безмятежно наблюдал за ними.

— А мы все равно пойдем! — заявил Вэй Усянь.

— Да вали! — рявкнул Цзян Чэн и подкинул чайник вверх. Вэй Усянь вытаращил глаза.

Цзян Чэн ртом изобразил шокированную букву «о», глядя как пузатенький беленький чайник, потеряв по пути крышку, крутанулся вокруг своей оси и ринулся вниз. Он неминуемо бы разбился, если бы не голубая вспышка, взмах длинных черных прядей волос и шелест ткани: Лань Сичень резко наклонился и поймал чайник в паре цуней над полом — одной рукой, и вывернувшись, прихватил и крышку — другой.

***

Лань Ванцзи снова следовал за ним как белый призрак, как бесприютная душа. Вэй Усянь ходил там, ходил сям… И ничего не находил. Рынок гудел и суетился как улей. Женщины продавали ткани разных цветов, пряности, косметику и посуду. Мужчины — загадочные металлические детали, полуразобранные механизмы, блестящие от конопляного масла. На конопляном же масле рядом жарились пирожки с горохом, и за соседним прилавком алели боками яблоки, уже готовые окунуться в огненно-горячую карамель. Вэй Усянь облизнулся. Лань Ванцзи посмотрел на него задумчиво, достал кошелек и купил яблоко в карамели, затем, не говоря ни слова, отдал его Вэй Усяню. Вэй Усянь взглянул на подарок, взял в руки палочку, на которой было нанизано яблоко, сказал «спасибо», но не кусал, а только недоуменно дырявил взглядом яблоко. Он от чего-то боялся поднять глаза на Лань Ванцзи.

— Пойдем, — сказал Вэй Усянь, справившись с собой, и двинулся вперед.

Скупка металла находилась в самом конце рынка, и Вэй Усянь успел прикончить яблоко тремя большими укусами.

— То происшествие изменило меня, — сказал он внезапно.

— Какое?

Вэй Усянь не ответил, только раздвинул багряное полотнище ткани, сверху звякнула «музыка ветра», и еще одна, и еще, пустила в хоровод золотых зайчиков. Большая статуя Будды в углу глядела на посетителей с нежностью, и одновременно равнодушием.

— А ты не изменился, — продолжил Вэй Усянь, подходя к Будде и вставая перед статуей на колени. Он распростерся на коврике, поднялся, держа ладони в молитвенной позе. Лань Ванцзи рядом проделал тоже самое. Вэй Усянь поднялся и положил несколько монет в тарелочку для подношений.

— И это так странно. Хотя чего тут странного — ты ничего не говоришь, никогда ничего не говоришь о том, что было.

— Так было нужно, — проговорил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь невесело рассмеялся:

— Нужно — что? Не дать мне умереть под руками Цзян Чэна, потерявшего родителей? Или же нужно было дать мне возможность уничтожить весь город?

Лань Ванцзи молчал. Он мало чем сейчас отличался от Будды рядом.

— Тебе не станет легче, если ты будешь постоянно себя судить, — лишь проговорил он.

Вэй Усянь повел плечами и пошел вперед, в глубину помещения:

— Мне никогда и ни от чего не станет легче.

Лань Ванцзи еще раз поклонился статуе Будды и пошел за ним.

За прилавком сидел толстенький и мало приметный человечек в аляповатом, «под парчу», ханьфу.

Вэй Усянь выбрал часть из кучи листов, которые дал ему Цзян Чэн, человечек нехотя и медленно проглядел их. Лань Ванцзи молча кинул пригоршню золотых на прилавок. Взгляд человечка стал уже более заинтересованным. Но он все же отрицательно покачал головой. Это был уже третий рынок, и опять их настигло великое и безмолвное «ничего». Неужели, Цзян Чэн оказался прав, и они попросту теряют время?

Вэй Усянь все-таки оставил всю опись украденного и адрес для связи. Когда они с Лань Ванцзи уходили, мимо прошмыгнула девчушка лет семи, в кулачке крепко держа что-то блестящее. Девчушка была грязной, очень тощей, с кровавой соплей под носом.

— Где ты это взяла? — спросил хозяин скупки ласково.

Девчушка хмуро на него воззрилась.

— Я дам тебе за нее два медяка.

Вэй Усянь остановился, подал знак Лань Ванцзи и прислушался.

— Два медяка, не больше.

Вэй Усянь вышел на свет и присел перед малышкой. Он достал горсть монет и показал девчушке. Девчушка разжала ладошку, затем быстро сжала и спрятала кулачки за спиной, все также хмуро глядя на человека перед собой.

Но Вэй Усянь успел заметить в руке девчушки дорогое золотое кольцо с загадочной вязью по ободу. Вэй Усянь принялся увещевать малышку отдать находку им, перекидываясь ничего не значащими, но очень острожными фразами с хозяином скупки.

Лань Ванцзи пока сходил купил пять яблок в карамели и корзинку сладких пирожков с горохом. Когда он вошел в помещение, девчушка на запах повела носом как голодная собачонка. Лань Ванцзи положил перед ней купленное, девчушка разжала руку, схватила, обжигаясь пирожок, кольцо глухо стукнуло о пол, застеленный грязной полотняной дорожкой, и Вэй Усянь сцапал его.

Все это заняло не больше десяти минут.

— Что вы делаете? — угрожающе начал хозяин скупки.

— Уже ничего! — пробормотал Вэй Усянь, хватая девчушку и выбегая с ней из лавки. Лань Ванцзи взял еду и выбежал следом за ним.

— Фух! — пробормотал Вэй Усянь, еле отдышавшись. Он отпустил девочку, она покрутилась по сторонам, увидела, что Лань Ванцзи держит яблоки в карамели, подняла ручонки к нему. Лань Ванцзи отдал ей сразу все пять штук.

Вэй Усянь смахнул пот со лба и выпрямился. Бежали они долго, через весь рынок. Хозяин лавки мог устроить им достаточно неприятностей — почему, Вэй Усянь и сам не мог сказать. Интуиция. И девчушку хозяин лавки знал давно. И обманывал. Ее кольцо стоило никак не пара медяков. Вэй Усянь не был уверен, было ли это кольцо в списке украденного… но проверить стоило.

Вот только списка у него с собой больше не было. Вэй Усянь выругался.

— Ну ладно. — он присел перед девчушкой на корточки. Девчушка уминала яблоко, весело похрустывая.

— Ты ведь не одна такая? — спросил Вэй Усянь, — У тебя есть друзья или братья-сестры.

Девчушка перестала жевать, и, сузив глаза, посмотрела на Вэй Усяня.

— Мы купим еды на всех вас, — заверил ее Вэй Усянь.

Так они и нашли заброшенный дом, где жила А-Мин и еще несколько детей. Всем было не больше десяти лет. А еще в заброшенном, грязном доме, кишащем вшами и крысами, находился мешок, полный украденного золота.

И никого, кто его бы украл и принес детям. Не могли же дети сами это сделать?

— Где вы это взяли? — спросил Вэй Усянь. Дети уплетали угощение и молчали.

— Сестренка А-Цин, — подал голос один мальчик, постарше, — Все это принесла сестренка А-Цин.

— И где она сейчас?

— Она сказала это не трогать, — сказала девочка рядом.

— Мы не знаем, где А-Цин сейчас. Ее не было уже давно…

— Как давно?

Дети молчали.

— Всё ясно, — вздохнул Вэй Усянь, — Пока не будем трогать золото? — спросил он у Лань Ванцзи, — Подкараулим ее?

Лань Ванцзи подошел к мешку, покопался в нем, выбрал пару предметов.

— Остальное можем пока оставить, — сказал он, — А это я исследую. Если она хватится всего золота, то сбежит. Имеет смысл начать следить. И дети…

— Думаю, Лань Цижэнь сможет пристроить их куда-нибудь. Позже. Пока их стоит просто подкормить и подлечить. Да и… Цзян Яньли будет рада.

— А мы нашли… — радостно проговорил Вэй Усянь, входя в кабинет штаба и остановился как вкопанный, не докончив фразу. Лань Ванцзи чуть не врезался в него, но вовремя затормозил.

Перед Лань Сиченем и Цзян Чэном сидел на стуле красивый молодой мужчина. Одетый по старинке и весь в белом — белые брюки и белое ханьфу, кое-где, правда, посеревшее от пыли. Мужчина сидел прямо, сложив руки перед собой. Он повернул голову на шум, который произвел Вэй Усянь.

На коленях мужчина держал черные ножны с мечом. Верхняя половина лица мужчины была закрыта длинным отрезом хлопковой ткани. А еще перед мужчиной летали несколько белых мотыльков, они издавали легкий стрекот, иногда ударялись крылышками о предметы.

— Это Сяо Синчэнь, — сказал Лань Сичень, — И он пришел просить помощи.

========== 5. Дело о белых мотыльках: Часть четвертая ==========

Лань Ванцзи прошел в кабинет, взял стул и сел позади гостя. Вэй Усянь поступил также.

— В городе нельзя носить мечи, — сказал он.

— Прошу прощения, — проговорил Сяо Синчэнь и, наклонившись, опустил меч на пол.

Все молчали и не знали с чего начать. Вэй Усянь откашлялся.

— Ты Измененный? — вдруг спросил Цзян Чэн.

Сяо Синчэнь медленно кивнул.

— А еще я слеп.

— Когда ты стал Измененным?

— Цзян Чэн, — Вэй Усянь слегка повысил голос, но Цзян Чэн только отмахнулся.

— Я пытался покончить с собой, — спокойно проговорил Сяо Синчэнь.

— И с этого…

— Именно.

Цзян Чэн резко поднялся, подошел к гостю, поймал пару мотыльков и сжал их в кулаке. Стрекот прекратился.

— Цзян Чэн, — голос повысил уже и Лань Сичень.

Цзян Чэн разжал руку, и то, что осталось от мотыльков упало на пол. Серо-белые кусочки.

— Остынь, — тихо проговорил Вэй Усянь.

— Как ты воровал золото? — спросил Цзян Чэн.

— Я думаю, тебе стоит выйти.

Но Цзян Чэн проигнорировал его предложение. Тогда Лань Сичень поднялся со вздохом, подошел к Цзян Чэну, обнял за плечо. Цзян Чэн вздрогнул, но тут же обмяк в чужих руках.

— Пусть гость расскажет все по порядку, — произнес Лань Сичень тихо, увещевающе.

Цзян Чэн слегка скривился, но смолчал.

Сяо Синчэнь впервые переменил позу, почти незаметно, с легким шорохом ткани. Он немного помолчал, прежде чем начать.

— Мы с другом были заклинателями. Путешествовали по отдаленным областям. Помогали избавляться от призраков или последствий от обращения с магией. Люди относятся к магии слишком легкомысленно.

Вэй Усянь согласно хмыкнул.

— Так мы путешествовали несколько лет. Пока не встретили еще одного человека. Я знаю его под именем «Сюэ Ян». Возможно, у него другое имя.

— Он тоже был Измененным? А твой друг?

— Сюэ Ян — да, уже был Измененным. А мой друг… Нет. Он владел магией, но Измененным он не был. Да и это теперь не имеет значения, он давно мертв.

Тишина повисла тяжелая как сырое одеяло. Вэй Усянь встал, чтоб поставить чайник на горелку. Пока он суетился, Лань Сичень усадил на место Цзян Чэна.

— Втроем с Сюэ Яном мы путешествовали еще год. Потом… — Сяо Синчэнь нервно сглотнул. — Если коротко, то я виноват в гибели своего друга. Он предупреждал меня. А я не слушал его. Сюэ Ян пощадил меня. Но он обездвижил меня — это одна из его способностей Измененного. Он меня обездвижил, а сам убил моего друга. Выкопал ему могилу, завернул тело в саван, даже сжег ритуальные деньги. Я смотрел на все и ничего не мог сделать. Когда все было закончено, Сюэ Ян отвел меня в дом, в котором мы тогда жили, зажег очаг и ушел. Через несколько часов только я смог пошевелиться. Сюэ Ян уже был далеко.

— А потом ты пошел на могилу…

— Да, — Сяо Синчэнь кивнул. — Пошел на могилу и выколол себе глаза. И перерезал горло. Почти. Я не умер.

Вэй Усянь с грохотом поставил тот самый, недавно чуть не пострадавший, чайник на основной стол.

— В чем состоит твоя способность как Измененного?

Сяо Синчэнь пожал плечами.

— Ничего особенного. У меня нет глаз, но мне они и не нужны. Отличный слух, реакция, осязание. Я чувствую идущий поезд, который находится отсюда за десяток ли, как будто он рядом. Могу настраиваться на что-то определенное и чувствовать это.

Цзян Чэн привстал и кинул пиалу в Сяо Синчэня, тот протянул руку и молниеносно поймал ее, как будто змея дернулась и поймала мышонка. Мотыльки над Сяо Синчэнем заволновались.

— Также у меня иногдаполучается управлять мотыльками. Но не всегда.

— А золото? — спросил Лань Сичень.

Сяо Синчэнь уронил голову на грудь, от чего его лицо скрыли волосы.

— По пути сюда я познакомился с девочкой, тоже Измененной. А-Цин.

Вэй Усянь поднял брови. Лань Ванцзи пошевелился.

— Она воровала золото? — впервые за все время произнес он.

Сяо Синчэнь кивнул.

— Она может становиться невидимой. Это ее способность.

— А золото…? — начал Вэй Усянь, — Для детей?

Сяо Синчэнь снова кивнул.

— Она хотела раздобыть плавильный чан и переделать награбленное в пластины, которые можно было бы легко продать, не опасаясь последствий.

Вэй Усянь ухмыльнулся.

— Умно, — протянул он, — Так где она сейчас?

— А вот этого я, как раз, и не знаю.

Вэй Усянь обернулся и посмотрел на Лань Ванцзи.

— Думаю, придется помочь.

Лань Сичень кивнул. Цзян Чэн нахмурился, но ничего не сказал.

***

Вэй Усянь перебирал бумаги в поисках хоть какой-нибудь зацепки, которая могла бы помочь найти А-Цин. Распахнулась дверь, и внутрь въехала коляска с Цзян Яньли.

— Цзецзе! — вскричал Вэй Усянь. Сзади нее маячил хмурый Цзян Чэн. Послышались детские голоса, и внутрь ввалилась толпа детишек, уже умытых, причесанных и накормленных — Лань Ванцзи и Цзян Яньли пол дня занимались этой шумной ватагой.

Цзян Яньли подъехала к Вэй Усяню, тот наклонился и заключил сестру в объятие.

— Я ненадолго, — сказала она, — Надо куда-нибудь устроить детей…

— Школа Гусу? В которой мы учились?

Цзян Яньли подумала и кивнула.

— Думаю, да. С главой Гусу, правда, я еще не связывалась. Это же расходы…

— Я свяжусь, — проговорил Лань Ванцзи.

— Он согласится их принять? — Цзян Яньли посмотрела на Лань Ванцзи.

— Дядя не сможет отказать. Я скажу, что просишь ты.

Вэй Усянь не поверил своим глазам: кажется, Лань Ванцзи слегка — ободряюще — улыбнулся.

— Я вот его видеть точно не хочу, — проговорил Цзян Чэн.

Вэй Усянь хихикнул.

— Кого он терпеть не может, так это меня.

Цзян Чэн криво улыбнулся:

— Может, он так привязанность выражает. Но ты и правда доводишь его до белого каления.

Вэй Усянь улыбнулся и протянул руку, чтоб погладить сестру по голове. Цзян Яньли засмеялась, схватила его за ладонь и пощекотала нежное место между указательным и средним пальцами.

***

— По ценности, но не по количеству, больше всего было украдено у Цишань Вэнь, — сказал Вэй Усянь.

Лань Сичень принялся ходить по комнате.

— Это плохо.

— Чем же?

— Про Цишань Вэнь ходят не очень хорошие слухи.

— Они очень активно интересуются Измененными, — закончил за него Лань Ванцзи, — И нам опасно туда соваться.

— Как будто ты когда-нибудь боялся опасности, — парировал Вэй Усянь.

— Но в любом случае, нам нужно будет разработать план, — проговорил Лань Сичень, замерев у окна.

Солнце садилось, и краски смывало, словно оно забирало их за собой. Мир замолкал, но из углов домов, из притаившихся теней выползала настороженность.

========== 6. Дело о белых мотыльках: Окончание ==========

Чтобы что-то потерять, ты должен сначала это обрести. И наоборот.

С ними вели войны и их же в них использовали. Они создавали хлипкие государства, которые быстро разваливались то ли из-за алчности, то ли от отчаяния. Их уничтожали, их боготворили.

Измененные всегда были где-то посередине: между человеком и небожителем. Между адом и раем. Между зверем и ангелом. Измененные зависели от своей силы, но не желали ее. Она приходила, когда ее не ждали. Она приходила в момент величайшей боли и величайшего отчаяния, в кризисный момент. Она приходила не к каждому, слепо выбирая «носителя», который теперь вынужден был с ней сживаться.

Многие желали стать Измененными, но не многим это удавалось.

Вэй Усянь был неправильным Измененным, носителем чудовищной, темной, разрушительной силы, он родился таким или стал когда-то, когда не помнил — он не знал. Это была его ноша, его кара, его вина, его грех и его страсть. Это была его жизнь. И об этом поведает наш рассказ.

К войне нужно уметь подготовиться, прежде чем выступить в бой. А Вэй Усянь просто напился.

— Без меня, — сказал он Лань Ванцзи, который встал поперек загаженной комнаты истуканом в белом.

Лань Ванцзи сдернул одеяло с Вэй Усяня и подождал, пока тот проорется и проноется: все вперемешку.

— Я вообще вам не нужен! Я бесполезен! — заявил Вэй Усянь, со стоном уткнувшись в подушку.

— Кто так сказал?

— Цзян Чэн. Он постоянно так говорит.

— И ты его слушаешь?

— Он — мой брат. Мне приходится.

Лань Ванцзи подошел к окну и распахнул шторы. Окна, расчерченные витражами, пустили разноцветные пятна света по комнате. Стол Вэй Усяня был завален пиалами, кувшинами, чайниками, книгами, какими-то клочками бумаги — и всё под слоем пыли. Лань Ванцзи чихнул.

— Я специально не убираюсь в твоей комнате, потому что это твоя комната.

— И хорошо. Может, ты еще и уберешься прочь из моей комнаты, потому что это моя комната? — заявил Вэй Усянь, приподнимая голову и осоловело моргая.

— Если ты можешь произносить длинные осмысленные фразы, значит уже проснулся.

— Черт! — проговорил Вэй Усянь и спустил ноги. Он долго и задумчиво глядел перед собой. Поджал пальцы, поскреб пол.

Лань Ванцзи смахнул пыль со стола.

— Что вы решили? — спросил Вэй Усянь.

Лань Ванцзи еле заметно пожал плечами.

— Пойдем вместе. Лань Хуань, ты, я, Цзян Чэн и этот с мотыльками…

— Его тоже с собой?

— Он бы все равно не остался сидеть на месте. Из-за девчонки.

— Все равно не понимаю, на кой-черт вам сдался я.

— Ты легко сдаешься.

— Теперь я не легко решаюсь.

— Когда тебя это останавливало?

Вэй Усянь промолчал.

— Когда я был на стартовой площадке дирижаблей, то Цзян Чэн засек меня, — сказал он после паузы, — Я не удержался. Это слепое желание.

— Что ты сделал?

Вэй Усянь поднял взгляд на человека перед собой и слегка улыбнулся. В его улыбке было больше горечи, чем чего-то еще.

— Знаешь, как мне хочется докончить то, что я не докончил шесть лет назад? Ты даже не представляешь…

— Это так сложно — ничего не делать?

— Представь себе.

Лань Ванцзи, расправив полы ханьфу, сел рядом на кровать.

— Второе заклятие сковывания, — сказал он.

Вэй Усянь покачал головой.

— Нет, — твердо заявил он, — Слишком опасно. Ты можешь погибнуть. Моя сила и так жрет тебя изнутри. Ты давно был у врача?

— Лань Хуань осматривает меня.

— И что?

Лань Ванцзи сжал губы.

— И что он сказал? Не скажешь ты, я сам у него спрошу.

— Собирайся, — ответил Лань Ванцзи вместо этого и встал с кровати.

***

Цишань Вэнь засели в замке — громадине из серого кирпича. У них было много денег, но еще больше у них было жажды обладания. Много лет назад они проиграли войну, но не сгинули до конца — их планы стали тихими, мало понятными кому-либо другому, кроме них. Явный и теневой бизнес поддерживал их… Не всегда честный. Не всегда законный. Но за большие деньги можно простить многое.

Грозовые тучи зависли над Циндао, где-то, еще вдалеке, била молния. Мир приобрел сизый оттенок, оттенок тревоги.

Замок Цишань Вэнь напоминал тюрьму.

Вэй Усянь стоял у стены, под фонарем, и переминался с ноги на ногу. Во рту он мусолил травинку, сорванную по пути.

Сяо Синчэнь пустил своих мотыльков, чем сильно озадачил охранников. Мотыльки, оказывается, могли кусаться!

Пока охранники отмахивались, Цзян Чэну и Лань Ванцзи удалось проскользнуть внутрь.

Лань Сичень взял несколько камешков, соорудил из них «существо» и оживил, подув.

«Существо» встало на каменные «лапы», потянулось, потерлось о руку Лань Сиченя и побежало за Сяо Синчэнем и остальными.

Вэй Усянь остался ждать знака. Ждать пришлось долго.

***

Кандалы натирали ногу до кровавой, незаживающей раны. Вэнь Цин убирала сукровицу как могла, но обод был настолько жестким, что даже ее знаний и способностей не хватало… И потому что ее способности кандалы запечатывали напрочь.

Кровь Вэнь Нина. Кандалы и для нее и для него были сварены на крови Вэнь Нина.

Вэнь Цин постоянно хромала. Сорок шагов из одной комнаты в другую. От окна к окну. Цепь тянулась за ней, как извечная тоска. Тучи скрыли небо. Где-то ударила молния, и завыла собака.

Стены, обитые красным шелком, осветились на мгновение, чтоб кануть во тьме. Вэнь Цин не зажигала ни ламп, ни свечей.

А потом начался внезапный переполох…

— Вэнь Нин! — ахнула она.

«Ты должен бросить меня и бежать» — сколько раз она говорила ему это. Снова и снова. Она по ночам выбиралась в покои и смотрела на него, избитого, истощенного, тяжело дышащего. Из-под полотнища спутанных волос он поднимал на нее покрасневшие глаза.

Его покои были недалеко от ее комнаты. Цепи хватало едва-едва. Она могла прийти, но не коснуться его. Просто встать рядом.

Иногда этого было достаточно, иногда — нет.

— Ты можешь их всех уничтожить, — говорила она. Когда еще была возможность… А потом они сварили цепи на его крови, и посадили их обоих как жалких тварей.

— Наша семья нас ненавидит, — говорила она, — Когда-нибудь я убью их всех.

Вэнь Нин не улыбался. Только смотрел на нее. Иногда ей казалось, что он плачет, но он никогда не плакал.

А потом случился этот день: тучи, духота, запирающая вдох в грудной клетке, и «существо» из камешков.

Вэнь Цин внезапно засмеялась. Захохотала, почти истерически.

Появились два человека, очень похожих друг на друга, один в белом, другой в белом и голубом. Вэнь Цин сидела на полу. Нога ужасно ныла. Рана расползлась красно-фиолетовой кляксой по голени.

Человек в белом наклонился над Вэнь Цин, не говоря ни слова, провел ладонью по кандалам, и они распались сами собой.

И тогда она поняла, что эти два загадочных человека — такие же как она сама и Вэнь Нин.

— Наши друзья отвлекут… Мы пойдем первыми. Ты знаешь, где девочка?

Вэнь Цин задумалась.

— Да… Из другого крыла уже несколько дней разносятся крики. Я туда не ходила. Возможно, она там. Нужно освободить брата.

— Где он?

— Соседняя комната со мной.

Человек в белом, Лань Ванцзи, ушел в покои Вэнь Нина.

Вэнь Цин смотрела на Лань Сиченя задумчиво.

— Уходите первыми. Я приведу девочку.

— С тобой пойдет Лань Ванцзи.

Вэнь Цин кивнула. Встала, подошла к стене и нажала на скрытую панель за сплошным красным шелком — панель отъехала в сторону. В нише лежал прекрасный клинок, острый как сталь, нежный как рассвет.

Лань Сичень удивился.

— У тебя был меч. Почему ты не сбежала?

— Из-за брата. А он бы не ушел из-за меня. Семейные узы — самые тяжелые кандалы.

Вэнь Цин взяла клинок в руки, поцеловала рукоять и заткнула его за пояс.

— Он нам еще послужит.

Девочку они нашли в Башне Западного ветра. По пути Вэнь Цин без сожалений убила двоих. Все находящиеся в Цишань Вэнь были родственниками. Даже эта парочка из хлыща и задиры, какие-то очень дальние родственники. Вэнь Цин было все равно. Она вытащила клинок из тела с влажным звуком, почти всхлипом, но лицо ее не выражало ничего, кроме решимости и слепой мести. Кровь обагрила ее пальцы. Вэнь Цин вытерла пальцы об одежду, не беспокоясь о том, как она теперь будет выглядеть.

Девочке было не больше четырнадцати. Худенькая, измученная и избитая до полусмерти. Полотняная рубаха на ней отвердела от грязи и крови. Лань Ванцзи снял кандалы и взял девочку на руки.

— Уходи. Я пойду замыкающей. Пусть меня увидят. Подумают, что это я освободила ее и сбежала втроем с братом. Вас не должны засечь.

Лань Ванцзи кивнул и пошел вперед.

Напоследок Вэнь Цин натаскала в подвал соломы и подожгла ее. Пошел дождь, как будто в небе что-то лопнуло. Вэнь Цин стояла у стены замка, где она выросла, и который она ненавидела всей душой. Дождь оставлял на лице дорожки, похожие на слезы.

***

А-Цин смотрела на новообретенных друзей подозрительно. Ее накормили жареным рисом, питательным супом из свинины с корнем лотоса, даже пиалу вина налили. А-Цин смела все и не сказала ни слова. Сяо Синчэнь поставил стул около ее кровати. Он молчал. Она — тоже.

— Вот только не говори мне, что я «доигралась», — хрипло произнесла она.

Сяо Синчэнь слегка улыбнулся.

— Не скажу, но ведь это так и есть.

А-Цин подалась вперед, пихнула Сяо Синчэня в плечо и засмеялась.

***

Через сутки Цзян Чэн сидел вечером в штабе и двумя пальцами левой руки держал бумагу. На лице Цзян Чэна было неописуемой силы отвращение. Словно несчастная бумага содержала в себе всю мерзость мира. Так и было.

Ну почти.

Лань Сичень потушил все лампы кроме одной.

— Ты идешь? — спросил он.

Цзян Чэн отмер далеко не сразу.

— Ты знаешь, что здесь написано? — спросил он.

Лань Сичень вздохнул:

— Предполагаю.

— А написано здесь, что нам нужно найти человека-колдуна с мотыльками, Вэнь Цин и ее брата, а также девчонку. Они совершили, послушай-ка, — Цзян Чэн замолчал на мгновение, — ди-вер-сию! — проговорил он по слогам.

Кольцо на правой руке Цзян Чэна выбросило маленькую сиреневую молнию. Лань Сичень подошел к Цзян Чэну и положил свою ладонь на руку Цзян Чэна с кольцом. Цзян Чэн опустил бумагу и долго смотрел на чужую ладонь на своей. Кольцо выбросило еще одну крошечную молнию. Но Лань Сичень не убирал руки.

Даже маленькая молния болезненна. Даже маленькая молния Цзыдяня отдается болью.

Но он никогда не убирает руки. Никогда.

***

Вэй Усянь не спал. Он смотрел на потолок и пытался по сероватым прожилкам побелки вычислить свое будущее. Будущее смотрело на него и ухмылялось. Под пальцами затесался пепел. Лань Ванцзи в другом конце коридора спал как монах, накрывшись по грудь тонким одеялом, руки по бокам. Монах или мертвец. Он всегда так спит. Вэй Усянь откинул одеяло и вышел из комнаты.

Когда он открыл дверь, Лань Ванцзи резко поднялся.

— Что случилось? — спросил он.

Вэй Усянь поднес палец к губам и подошел на несколько шагов ближе. В темноте он смотрел на парня перед собой и не решался сделать хоть малейшее движение.

Лань Ванцзи протянул руки и обнял Вэй Усяня за пояс.

========== 7. Прощай, моя наложница: Пролог ==========

В школе их долго учили цзинцзюй ляньлу. Несколько лет. Как ставить руку, как смешивать краски, какие цвета для какого образа подходят больше всего. Образов много, но за каждым актером рано закрепляется основной.

Он любил наносить грим, в этом было что-то медитативное. Ожидание своего выхода ощущалось как скачок в неизвестное. Каждый раз как новый. Потому, к этому скачку нужно было подготовиться. Дело не в репетиции: он знал свои роли на зубок, до последнего слова, до последней интонации. Нежный жест руки выглядел многозначительно и одновременно хрупко. Количество шагов было определено заранее. Наложница идет к императору пять шагов. Не больше, и не меньше. Ровно пять строго отмеренных шагов.

Он все это знал, выучил давно-давно. Так, что повторения не требовалось. Но ему всегда требовался этот час, в который он сам себе или партнеру накладывал грим. Медленными движениями кисти, с ювелирной точностью.

Из всего грима свинцовые белила были самими ядовитыми. Он не знал, многих ли тянуло облизать кисть и дожидаться смерти. Его тянуло.

Его всегда тянуло к смерти. Каждый день, каждый выход на сцену. На сцене он тоже каждый раз умирал. Это была придуманная смерть, театральная, но все же — смерть.

Смерть — это значит, ты не будешь существовать. Смерть — это значит, ты не будешь помнить.

Смерть — это значит, пришла тишина и темнота, и никаких больше огней (сцены в том числе), шума, аплодисментов. Все закончилось. И ничего не болит.

Как хорошо!

***

Вэнь Цин быстро навела порядок. Они ругались с Цзян Чэном, но в его глазах, когда он смотрел на нее, скрывалось что-то еще, кроме раздражения. И это неясное «что-то еще» было восхищением, запрятанным глубоко-глубоко.

С Цзян Яньли Вэнь Цин быстро подружилась. Они смеялись в комнате Цзян Яньли над какими-то своими шутками, Цзян Чэн ходил мимо настороженно. Даже завидовал. С Вэй Усянем они давно так шушукаться не могли, только переругивались, цепляли друг друга, били по-больному. Вина висела на обоих. Хотя вина Цзян Чэна была не настолько тяжелой.

Он все же не убил.

Но он знал, что мог бы тогда докончить все, раз и навсегда. И тогда он бы не знал, каким бы жил сейчас. Наверное, вообще бы не смог жить. Никаким не смог. Умер бы там же, рядом с Вэй Усянем.

А Вэнь Цин лечила Цзян Яньли. Она поила ее отварами трав, делала ей массаж, тонкие иголочки втыкала в загадочные точки на теле…

Через неделю, ранним пасмурным утром, Цзян Яньли смогла подняться с коляски и постоять на слабеющих ногах несколько секунд. Улыбка сестры была как лотос, полный надежды и чистоты. Цзян Чэн никогда не видел ничего настолько же прекрасного, как ее улыбка в то мгновение. Ему даже стало не по себе от ее улыбки. Внутри что-то заныло.

Вэй Усянь стоял рядом, прислонившись к косяку двери плечом, и тоже улыбался. Но в его улыбке было больше боли.

Цзян Чэн хотел попросить вылечить их всех, всех до одного. Но он знал, что Вэнь Цин не сможет. Отвары не помогут, массаж не подействует, для иголок нет таких точек на теле. У них ничего не сломано, руки-ноги шевелятся. Они спят, едят, работают.

Улыбаются улыбками невидимой боли. Живут.

— Это не может продолжаться долго, — сказал он Вэнь Цин.

— Я знаю, — вздохнула она, — Пройдет еще пара недель, подлечу А-Ли.

Вэнь Нин оказался сильным телепатом. А еще с помощью его крови можно было управлять Измененными. Наверное, он был самым сломанным из них всех.

Что в Цишань Вэнь делали с ними, с братом и сестрой, сиротами, они с Вэнь Цин никогда не рассказывали, больше отмалчивались или отделывались односложными фразами.

Отворачивали одинаковые лица. Не смотри и не спрашивай. Сразу все эмоции (а у Вэнь Нина их было не так уж и много, основная — робость) исчезали. Лица каменели, застывали.

Вэй Усянь подружился с Вэнь Нином. Этому Цзян Чэн тоже немного завидовал.

Но жизнь с нежданными пришельцами принесла ноту какого-то спокойствия и эфемерной надежды. Удивительной надежды.

Приказ Цишань Вэнь завис дамокловым мечом. Лань Сичень придумал план, в котором Сяо Синчэнь взрывал пару построек на самом севере города и оставлял пару десятков своих мотыльков. Лань Сичень лично отнес отчет в Цишань Вэнь. А еще — украденное А-Цин золото. По-хорошему, ее надо было сдать властям, но за нее встали всей командой. Даже Цзян Чэн не поморщился: Цзян Яньли убедила его помочь девочке. Он всегда шел на поводу у своей сестры. Она могла двинуть одним пальцем, а он уже перед ней на коленях. Ничего не мог поделать. Лань Цижень только очень-очень-очень тяжело вздохнул. И махнул рукой.

Золото все вернули. Заплатили за ущерб. Лань Цижень сказал А-Цин отрабатывать свои «подвиги», и да, деньги в счет ущерба. В общем, работать бесплатно. Вэй Усянь хохотал так, что даже слезы выступили у него на лице.

А потом, недели через две после освобождения А-Цин и брата с сестрой, Цзян Чэн пошел посмотреть на труп, найденный недалеко от театра.

Трупа оказалось два. Сначала он не понял, почему позвали их, а не основную Префекторию. Вроде ничего мистического.

Вроде ничего такого. Совсем ничего. Кроме нескольких десятков ударов мечом, точных, резких, умелых. Труп мужчины стал похож на решето, в котором моют рис.

Труп женщины… Цзян Чэн даже смотреть не стал, сказал только, чтоб доставили к ним в штаб для исследования.

========== 8. Прощай, моя наложница: Часть первая ==========

Утро манило свежестью, акварельными красками апреля.

Лань Сичень распахнул настежь окна прозекторской. Отделанное кафелем помещение напоминало бы обычный врачебный кабинет, если бы не застоявшийся запах, который не убирало ничего. Ни регулярная уборка, ни сжигаемые благовония. Лань Сичень подошел к рабочему столу. На столе лежал труп молодой женщины, миловидной, с нежными чертами лица. Она была когда-то улыбчивой и кокетливой — лучики морщинок у глаз застыли навсегда. Сейчас же выражение лица ее замерло между болью и негой. Лань Сичень смыл кровь с ран, чтобы осмотреть их.

— Сколько примерно ударов? — спросил Цзян Чэн.

— Около пятидесяти. — Лань Сичень перевернул труп на спину. — На спине есть тоже. Не все удары прошли насквозь.

Лань Сичень тяжело вздохнул.

Вэй Усянь сидел чуть в отдалении и жевал сушеную локву. Цзян Чэн скривился.

— Как ты можешь что-то есть сейчас?

Вэй Усянь с деланной растерянностью замер с локвой в руке.

— А что?

Цзян Чэн махнул рукой: бесполезно. Лань Ванцзи просматривал какие-то бумаги и молчал. Цзян Чэн нашел скальпель среди разложенных инструментов и подал его Лань Сиченю. Тот взял скальпель и тяжело вздохнул.

— Я могу сделать это вместо тебя, — сказал Цзян Чэн.

Лань Сичень покачал головой.

— Нет. Я справлюсь. Не люблю делать вскрытие, но что поделаешь.

— Ты больше любишь механизмы. Или камешки, — усмехнулся Вэй Усянь.

Цзян Чэн нахмурился. Тут вошла Вэнь Цин с прозрачной колбой в руках, в которой плавало что-то лохматое. Она внимательно оценила обстановку: хмурого Цзян Чэна, Вэй Усяня, что-то меланхолично жующего, Лань Ванцзи, тихо листающего какую-то папку, и застывшего в горестной позе, со скальпелем в руке, Лань Сиченя.

— Всё ясно, — вздохнула она и подошла к Лань Сиченю: — Дай сюда. Сама сделаю. Я лекарь, видела и не такое.

Лань Сичень покорно отдал скальпель и отошел в сторону. Вэй Усянь хихикнул и тут же закашлялся, подавившись локвой. Цзян Чэн приблизился и сильно ударил ему по загривку. Вэй Усянь охнул и запричитал, потирая ушибленную спину.

— Как-нибудь бы само прошло, — сказал он, сузив глаза, — без твоего «лечения».

— Всегда пожалуйста, — пожал плечами Цзян Чэн.

Вэнь Цин сделала пару точных разрезов. Все вытянули головы, как стая гусей, и следили за каждым ее движением. Цзян Чэн оглянулся.

— А вообще, что вы здесь все забыли толпой?

— А что? — спросил Вэй Усянь, облизывая пальцы.

Цзян Чэн старался не смотреть на него.

— Как тебе сказать… — проговорил он задушенно, — Есть еще театр. Свидетели. Бери Лань Чжаня и идите.

Вэй Усянь слез со стула и отряхнул руки. Лань Сичень зажег ароматную палочку благовония.

— Я ждал, когда ты мне прикажешь, — заявил Вэй Усянь с нахальной улыбкой.

Цзян Чэн скривился.

Лань Ванцзи с шумом захлопнул папку.

— Это не первое убийство, — сказал он, вставая.

Все обернулись к нему в удивлении.

— Двадцать лет назад было похожее, — продолжил он, — Если получится… Нужно попытаться понять каким клинком сделаны удары.

— Фамильный клинок, имеешь в виду? — спросил Лань Сичень, догадавшись.

— Или фамильные, — согласно кивнул он.

Лезвие каждого фамильного клинка индивидуально. Особенно если род богатый и древний. Клинки передаются из поколения в поколение. Рисунок на лезвии несет в себе историю рода. Найдя клинок, можно понять чьему роду он принадлежит. И тогда можно понять, кто убийца.

— Тогда я все равно не понимаю, почему Префектория скинула это дело нам, — задумчиво проговорил Цзян Чэн, — Если это сделал человек.

— Ран слишком много, — сказал Вэй Усянь, — Было бы одна-две, они бы и сами справились. А тут… Как будто толпой накинулись.

— Ну так если и накинулись? Толпой?

— Как ты себе это представляешь? Угол ударов.

— Вэй Ин прав. Угол ударов, — произнес Лань Сичень.

— Сверху, сразу несколько мечей. Либо кто-то очень высокий. Либо… — ответила Вэнь Цин, окуная руки в воду в лохани.

— Либо кто-то пустил мечи по воздуху, — кивнул Вэй Усянь.

***

Гримерная воняла потом, лежалыми тканями, крысами и красками. Особый клей варили для париков. Он тоже пах своим специфическим запахом. А еще — множество ароматических масел. Часто между спектаклями актеры не успевали вымыться. Масла и сухие ароматические композиции выручали.

Завядший, сморщенный, как будто состарившийся букет чайных роз на одном из столов выглядел одиноко.

— Это Чэн Диюя, — сказала Чжао Фэн, работница сцены.

В послеобеденный час театр был пуст, безмолвен. Солнце растворялось в покрашенных охрой стенах. Большие окна давали много света, и свет бегал от зеркала к зеркалу, от большого к малому и наоборот. Вэй Усянь считал солнечных зайчиков на потолке. В большом помещении располагалась мебель красного дерева — тумбы, кушетки, стулья, туалетные столики. Всё очень дорогое. Большое трюмо — тоже Чэн Диюя.

— Память о нем принадлежит опере. — пожала Чжао Фэн плечами. — Он сам принадлежал опере, до последнего вздоха. А опера — принадлежала ему.

— Но ведь его имя больше не упоминается?

— Его помнят и знают все актеры. Даже через пятьдесят лет после смерти.

Вэй Усянь подошел к трюмо и вазе с розами на нем. Дотронулся до розы — под пальцами лепестки рассыпались в пудру.

— Мы узнали, что двадцать лет назад произошло убийство. Похожее.

Чжао Фэн нахмурилась.

— Это просто совпадение. Лучше ищите врагов этой пары. Наверняка, жена убитого наняла отомстить муженьку и любовнице. Вот и получилось… Чересчур жестоко.

Вэй Усянь улыбнулся.

— Я думаю, здесь не все так просто. Но — спасибо за помощь.

Он поклонился и вышел из гримерной.

========== 9. Прощай, моя наложница: Часть вторая ==========

Вэй Усянь лежал головой на столе и смотрел перед собой. Окружающую тьму разбивал только теплый свет ламп, да раздавались мерные щелчки клавиш телекса — Лань Ванцзи что-то печатал. Вэй Усянь выпрямился, вытащил из ящика стола небольшую фарфоровую табакерку и бумагу для папирос. Он вдумчиво и медленно сделал самокрутку.

— Надо же. Ты даже не запрещаешь курить в помещении.

Лань Ванцзи не говоря ни слова продолжал печатать сообщение.

— Лань Хуань курит трубку. Цзян Чэн тоже иногда балуется папиросками. Но запрещаешь ты только мне.

— Больше не запрещаю, — тихо ответил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь вытащил из коробка спичку, чиркнул ею и поджег готовую папиросу.

— В первый год я тебя, наверное, сильно доставал.

Лань Ванцзи молчал.

— Сколько раз меня в Гусу заставляли драить уборные или стоять до утра у столба?

— Двенадцать, — проговорил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь хихикнул.

— Нас с Цзян Чэном и цзецзе чуть не отправили домой. Почему из-за меня хотели отправить всех?

— Таково наказание. Один несет ответственность за клан.

Вэй Усянь в раздражении затянулся папиросой. Вверх поднялись колечки дыма, разного размера, то аккуратные, то рваные, как дырявые облачка. Лань Ванцзи поднялся и открыл окно.

— Ох уж эти ваши дурацкие правила. Но странно — в последний раз я отделался библиотекой. С тобой.

Лань Ванцзи еле заметно вздрогнул.

— Разговор о выборе, — понизив голос, проговорил Вэй Усянь, глядя на спину Лань Ванцзи, который не спешил оборачиваться. Его длинные темные волосы опускались ниже лопаток.

Лань Ванцзи стоял прямо, словно палку проглотил, такая обездвиженность даже пугала.

Папироса в руке Вэй Усяня тихо дотлевала и осыпалась на стол.

— Я сделал свой выбор, — проговорил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь встал, затушил папиросу о краешек пиалы, стоящей на столе, подошел к Лань Ванцзи.

— Я знаю. А потом ты сделал еще один выбор. Или это был один и тот же?

Лань Ванцзи резко обернулся, обхватил лицо Вэй Усяня ладонями и поцеловал.

Рубашка и куртка Вэй Усяня насквозь пропахли пеплом, табачным дымом, кровью, усталостью этого дня — и всех прочих. Он не отдыхал. Свежесть постельного белья не приносила успокоения, когда он ложился спать. Алкоголь немного помогал, но чаще всего доводил Вэй Усяня до темной ярости. Как-то они с Цзян Чэном попробовали опиум. Тогда мир словно стал мягким как перышко, а не острым как нож — и этот нож торчал в твоей глотке. Тогда мир заволокло блаженным туманом. Память выстелило нежностью, без трещин. Но память-таки никуда не делась. И Вэй Усянь отказался. И оттащил оттуда Цзян Чэна, которому опиум очень понравился.

— Легко упасть, — говорил ему Вэй Усянь, когда они уставшие, не выспавшиеся, обмякшие как куски теста, стояли в подворотне под дождем.

— Но тебе понравилось?

— Понравилось, — кивнул Вэй Усянь, — и потому мы больше не будем это делать никогда.

Он догадывался, что однажды Цзян Чэн может сорваться. Вот только когда — он не знал. Он не мог предугадать свое-то будущее, не то что чужое. В конце концов, предсказателем был вовсе не Вэй Усянь.

Лань Ванцзи целовал его не с такой страстью, как в первый раз. Он всегда теперь его целовал с какой-то пугающей нежностью. Иногда же Вэй Усяню хотелось боли, и того огня, который был в прошлом, который напоминал огонь внутри него самого. Но Лань Ванцзи всегда действовал исключительно бережно, что начинало бесить Вэй Усяня, и он не выдерживал. Минута-две-три, да черт возьми!

«Я не фарфоровая кукла!» — хотел он сказать. И с рыком опрокидывал Лань Ванцзи на стол. На Лань Ванцзи всегда было слишком много одежды, пропахшей сандалом насквозь.

Почему-то этот аромат был для Вэй Усяня бело-золотым — матово-белый нефрит в тонкой золотистой огранке. Вэй Усянь опять рвал на себе пуговицы, которые — опять же — пришивать Лань Ванцзи. Ну или цзецзе. Правда, к ней с такой просьбой он обращался редко. А Лань Ванцзи всегда покорно и даже без просьб делал для него что-то. Он делал для него все и всегда.

Очень редко, но это все же было, Вэй Усянь ловил в себе крохотную, чудовищную мысль, что он мог бы легко убить Лань Ванцзи. Как и всех. Внутри него все сводило судорогой от боли из-за этой мысли.

Хрупкость и красота человеческого тела его завораживала. Лань Ванцзи был действительно сильным, но он был всего лишь человеком. А Вэй Усянь был чудовищем. И он не понимал, почему столько людей могли его простить. И такой невероятный человек мог его любить. Такой хрупкий… Нефрит очень прочный, но и его можно уничтожить. То, что жило внутри Вэй Усяня, могло уничтожить всё на свете. И даже самого Вэй Усяня.

***

— Знаешь, что странного в нашем деле? — спросил Цзян Чэн Вэй Усяня на следующее утро, когда они столкнулись у входа в штаб.

— И что же?

— Лица и шеи не задеты. Несколько десятков ударов мечом, но лица и шеи мужчины и женщины не задеты. Как нужно было целиться, чтоб не задеть шею? Да еще сверху. Остальное тело — кровавое месиво. Лань Хуань даже не мог его исследовать, вполне могу понять…

— Лезвия мечей узкие.

— И это тоже. Четкие удары. — Цзян Чэн открыл дверь. — Сегодня пойдем допросим жену Лю Чувэя.

Вэй Усянь кивнул и вошел следом за Цзян Чэном.

***

Жене Лю Чувэя, Лю Цзяо, было чуть больше сорока. Она не бросалась в истерику, не заламывала руки, просто смирно сидела — в белом ципао и платке, потупив взгляд в пол. Муж ее был на два десятка лет старше.

Цзян Чэн и Вэй Усянь навестили ее дома, она пригласила их в хорошо обставленную, по-европейски, гостиную, подала чай и пирожные с цветком османтуса. Денег в семье Лю было достаточно, да и сам Лю Чувэй оставил бездетной жене хорошее состояние. Он был банкиром, кутилой, деньги сыпались у него из рук как дождь: выпивка, девушки, игорные дома. Опера, вот. Пекинская опера. И любовница, одна из многих.

Лю Цзяо сидела, поникнув головой, еле заметно дрожащими пальцами теребила подол ципао.

— Вы знали, что у вашего мужа были любовницы? — спросил Цзян Чэн.

— Знала. Они у него всегда были. С самого первого года нашего брака. Он взял меня вдовой, и он знал, что я бесплодна. Но все равно женился на мне. Мы прожили вместе почти двадцать лет и никогда не ссорились.

— И вы принимали то, что у него всегда были любовницы?

Лю Цзяо резко подняла голову и посмотрела на Цзян Чэна неумолимым взглядом.

— Он принимал меня. Я принимала его. Наша жизнь нас устраивала, — сказал Лю Цзяо твердо.

Вэй Усянь вздохнул и пошевелился. Он оглядывал комнату — она была светлой, а сейчас так вообще забранной в белое, белые чехлы на большей части мебели. Только чайный столик оставили нетронутым, да несколько стульев. Лю Цзяо не горевала напоказ, но и не было похоже, что мотивом для убийства была ее ревность.

Если они так жили почти двадцать лет, то почему она не устроила убийство раньше?

Дожидалась, пока появится больше денег? Но Лю Чувэй всегда был богат. Он был из хорошей, известной семьи, получил образование в Европе, в Китае его ждала обещанная должность. Даже во время последней Опиумной войны он не разорился. Возможно, у него был теневой бизнес. Из-за которого его тоже могли убить.

«Нужно найти меч, если он существует», — подумал Вэй Усянь устало.

Вот только, где его искать — этот меч? Куда могло деться орудие убийства? Прочесать здание театра, окрестности, сквер?

— Пойдем. — Вэй Усянь коснулся плеча замолчавшего Цзян Чэна. — Пусть Лань Хуань сделает своих «ищеек», и мы попробуем обыскать театр и окрестности.

========== 10. Прощай, моя наложница: Часть третья ==========

Лань Сичень ждал брата в зале для спаррингов. Лань Ванцзи никогда не опаздывал, но этим утром почему-то задержался. Десять минут тянулись как вечность, хотелось сесть и прикорнуть в уголке, но ежедневный спарринг для поддержания формы входил в их с братом распорядок с самого раннего детства.

Лань Сичень начинал нервничать, он постукивал кончиками пальцев по отделанной тусклым серовато-зеленым бамбуком стене. Небольшие окна, вдобавок закрытые складными ставнями, давали минимум света, но Лань Сичень уже зажег несколько газовых ламп. Полутьма обостряла чувства и заставляла быть внимательнее.

Лань Ванцзи наконец вошел, как будто влетел, высокий, снова в белом — снял с себя ханьфу, оставшись, как и Лань Сичень, в тонкой хлопковой рубашке и таких же брюках. Он разулся, аккуратно поставив обувь в нишу около скамьи в западном углу. Небольшое, с ладонь, зеркало Багуа с кисточкой из красных нитей тоже спряталось в нише, но в другой, уровнем выше. Еще в паре ниш стояли молочно-белые вазы с сухоцветами и бронзовая курильница. Циновки смягчали неизбежные падения. Вот и все убранство — аскетичное, но не без изящества.

— Ты долго, — сказал Лань Сичень.

— Прости, А-Хуань, — проговорил Лань Ванцзи, разминая кисти, — хотел кое-что проверить.

Они поклонились друг другу и встали в стойку друг напротив друга.

Лань Сичень ринулся первым, но Лань Ванцзи легко ушел в сторону, соскользнул, как поток.

— И что ты хотел проверить?

Лань Ванцзи нырнул с левой стороны, но Лань Сичень обернулся и блокировал удар.

— По поводу дела, — сказал Лань Ванцзи, — Кое-что меня смущало.

Они разошлись по начальным позициям.

— Двадцать лет назад произошло похожее убийство. Я уже говорил.

Лань Сичень встал прямо.

— И?

— Дата. Двадцать лет назад седьмого апреля.

— Убийство в этом апреле…

— Именно. День в день.

Лань Сичень покачал головой.

— Для убийцы это памятный день. Это зацепка. Хотя опять же не более чем искать иголку в стоге сена. Но таких иголок может быть много.

Лань Ванцзи кивнул. И двинулся вперед. Лань Сичень легко поймал его в захват.

— Не знаю, что с тобой, но ты стал медленнее.

— Просто устал.

Лань Ванцзи вывернулся и попытался опрокинуть брата, но тот держал слишком крепко.

— Бессилие?

Лань Ванцзи ослабил хватку. Лань Сичень отошел на шаг. Взял одну руку брата, задрал рукав, осмотрел. Проделал и с другой рукой — на правой чернели пятна как вереница звеньев цепи. Лань Сичень покачал головой.

— На сегодня закончим. Одевайся, пойдем я осмотрю тебя в кабинете.

Лань Ванцзи молча оделся и вышел из помещения.

Кабинет Лань Сиченя являлся и его лабораторией. Он был под завязку забит книжными полками, колбами, чанами, какими-то аппаратами, ящиками с кучами металлических деталей, шестеренками от часов, пружинками разного размера, измерительными приборами — и во всем этом царил известный лишь Лань Сиченю порядок.

В центре стоял гигантский стол, на котором булькало что-то светящиеся зеленым в котле. Вокруг этого загадочного котла было единственное относительно свободное пространство и два удобных кресла. Лань Сичень убрал с пола валяющиеся там неаккуратными кучами свитки и усадил брата в одно из кресел. Затем приказал раздеться по пояс. Лань Ванцзи выполнил требуемое. Лань Сичень взял измерительную ленту и измерил обхваты запястий, локтей и плеч Лань Ванцзи.

— Так я и думал. Разница между здоровой и пораженной заклятием рукой составляет полцуня. Не видно, если не приглядываться.

Лань Ванцзи молчал.

— Когда это началось?

— Не так, чтобы давно… Около года.

— А я дурак и не замечал. Я же каждую неделю тебя осматриваю. Что еще меняется?

Лань Ванцзи снова не ответил.

— Говори.

— Я… — начал Лань Ванцзи и замолк, — Мне кажется, я начинаю терять чувства. Пока только чувство окружающей температуры. Не различаю теплое или холодное. Могу залезть рукой в кипяток, и вода покажется не теплее молока.

Лань Сичень сжал губы.

— В свитке было всего одно слово в графе «последствия».

— Да, — Лань Ванцзи кивнул, — «исчезновение».

— Можно понимать, как хочешь.

Лань Ванцзи снова кивнул.

Лань Сичень издал тяжелый вздох и сел в соседнее кресло.

— Может, обратишься к Вэнь Цин? Она осмотрит тебя. У меня не хватает знаний.

Лань Ванцзи покачал головой.

— Ни к чему. Совершенно ни к чему.

Лань Сичень наклонил голову.

— Я знаю, это был твой выбор тогда — шесть лет назад. Но стоил ли он того?

— Он стоит больше. И не тебе говорить мне о выборе.

Лань Сичень тихо засмеялся.

— У меня нет таких проблем.

Лань Ванцзи поднялся и принялся одеваться.

— И хорошо.

Лань Сичень невидяще глядел на брата.

— Есть кое-что… «Книга об Измененных. Запретная техника».

Лань Ванцзи даже одеваться перестал, так сильно было его удивление.

— Легендарная книга из сгоревшей шестьсот лет назад библиотеки Гусу Лань? Эта книга — величайшее зло.

— И величайшая истина.

— А еще ее никто с того времени не видел.

— Но это может нам помочь…

— Брат, — сказал Лань Ванцзи, прикрыв на мгновение глаза, — ты даешь мне слишком большую надежду. Слишком большую.

— А без нее… никуда. Знаешь…

Лань Сичень встал и обнял брата. Тот, не привыкший к физическому контакту, замер на мгновение, но тут же расслабился и обнял в ответ.

— Я знаю, что это был твой выбор. И уважаю его. Но последствия этого выбора висят камнями и на других людях.

Лань Ванцзи резко отстранился.

— Нужно было дать ему умереть?

— Последствия твоего выбора, — Лань Сичень с горькой улыбкой покачал головой, — висят камнями и на самом Вэй Ине. Ты не задумываешься, каково ему жить после всего.

— Я сделаю все для него.

— Я знаю. И от этого мне не легче.

Лань Сичень смотрел на брата несколько секунд. В глазах его застыли одновременно боль и нежность. И понимание. И осознание собственного бессилия в сложившейся ситуации.

— Хотел спросить у тебя совета, —сказал он, подходя к одному из ящиков, стоящих на полу.

Лань Сичень наклонился и что-то достал из ящика. Это «что-то» было достаточно большим. Лань Сичень еле смог обхватить странный предмет. Он вышел на свет к столу и положил предмет на столешницу.

— Что скажешь? — спросил Лань Сичень у Лань Ванцзи, — Хотел подарок Цзян Чэну сделать.

Лань Ванцзи хранил мужественное молчание.

— Я вдохновился твоей идеей. Когда ты спас жучка. И вот… Совсем все плохо, да? — затаив дыхание, спросил Лань Сичень.

Лань Ванцзи не знал как бы выразиться аккуратнее.

Существо, называемое «жучком», было 1) большим 2) металлическим 3) бугристым и шипованным 4) с тремя глазами, один из которых являлся циферблатом часов на пружинке 5) с шестью кривыми лапами 6) с зубами. Лань Ванцзи боялся представить что будет, если брат «оживит» своего жучка.

— Я его пока еще не оживлял, да, — сказал Лань Сичень со вздохом, — Но может ему понравится? Он любит животных.

Лань Ванцзи промолчал.

— Спроси у Вэй Ина, — ответил он после паузы.

— Он разболтает!

— Ну спросил у Цзян Яньли.

— О. — Лань Сичень задумался, почесал бровь, — А идея! Спасибо.

***

Цзян Чэн принес из оружейной длинный сверток плотной бордовой ткани, грохнул его на один из столов — звякнул металл. Следом Цзян Чэн шлепнул стопку из листков и четыре значка. Вэй Усянь подошел, развязал сверток и высвободил на свет четыре меча.

— Ого. Нам разрешили взять мечи?

— Даже значки. — Цзян Чэн ткнул пальцем в крошечные, не больше ногтя, кругляши.

Вэй Усянь скептически посмотрел на значки.

— Ну они там дураки, что ли, вообще. Кто эти значки увидит. Будем мы бегать с мечами наголо, загребут тут же, зато значок есть, да.

Цзян Чэн пожал плечами.

— Бюрократия, ты же понимаешь.

Вэй Усянь вздохнул, с шелестом вытащил свой меч из промасленных ножен. Прекрасный клинок с нелепым названием «Суйбянь» заиграл на солнце как зеркало.

— Давно я его не брал в руки.

— Да ты его даже не смазываешь. Смазываю я.

— Спасибо?

— С вопросительной интонацией?

— Ой, иди к черту. — Вэй Усянь отмахнулся и убрал меч в ножны.

***

Вечером они выбрались в район театра. Лань Сичень выпустил несколько своих каменных «зверушек». Район имел теплые коричнево-красные цвета домов. Деревья углубляли тени. Несколько магнолий выпустили тяжелые нежно-розовые бутоны. Было как-то подозрительно тихо…

— Где все люди? — спросил Вэй Усянь

Лань Сичень пожал плечами.

— Комендантский час. На сегодняшний вечер.

— Как тебе удалось это выбить?

— Да вот…

Лань Сичень нагнулся над одной из своих «зверушек», что-то прошептал ее на ухо, дал понюхать меч и отпустил.

— Наш «белый друг» завтра нас покинет, — произнес Цзян Чэн.

— Ты про Сяо Синчэня?

Цзян Чэн кивнул.

— Девчонка останется в школе Гусу. Подрастет, наверное, определят к нам. Или в другой город, где есть Специальные отделы.

— А куда же пойдет Сяо Синчэнь?

— Кто знает… Он ищет этого человека. Который его предал. И убил его друга.

— Почему-то мне кажется, что разлука с Сяо Синчэнем у нас будет недолгой.

Цзян Чэн странно и пристально посмотрел на Вэй Усяня.

— Ты завязал… — начал Вэй Усянь.

— Я завязал со всем, — грубо оборвал его Цзян Чэн и побежал вперед, — Там что-то было впереди!

И действительно: впереди послышался свист, словно ветер обтекал множество тонких предметов. Острых предметов.

— Мечи! — крикнул он, — Пригнулись!

На них ринулась сразу как будто сотня мечей. Вэй Усянь откатился в сторону и выхватил Суйбянь. Лань Сичень и Лань Ванцзи, стоя спиной к спине, бились с несколькими летающими мечами.

— Их кто-то направляет! — прошипел подоспевший Цзян Чэн, отражая удар, — Что же их так много?!

— А еще он знал… — проговорил Вэй Усянь, — Знал, что мы будем. И будем с оружием.

Мечей было точно больше десятка, и удары ими были отнюдь не игривыми и не слабыми.

Вэй Усянь ощущал жар тела Цзян Чэна рядом. Ощущал его лопатками. Волосы мешали, и Вэй Усянь постоянно отплевывался.

— Ты держишься? — прохрипел он.

— Вроде…

Цзян Чэн отбил один из мечей, но другие перестроились и ринулись вниз огромной стрелой. Цзян Чэн увидел это, кинулся на Вэй Усяня и свалил того с ног, прикрывая собой. Он толкнул Вэй Усяня под скамью, и меч с лязгом отскочил от нее.

— Дурак, — задушенно проговорил Вэй Усянь, — Тебя задело?

Цзян Чэн тронул плечо — меч распорол одежду и слегка царапнул кожу.

— Пустяки, — проговорил, вскакивая и подбегая с Лань Сиченю.

Вэй Усянь медленно поднялся с колен. Он видел, что мечи летят к нему. Поднял руку, ладонь направив к земле. Воздух задрожал, словно наступила жара, и окружающая обстановка раскалилась, начала таять, исчезать, теряться…

— Вэй Ин, нет! — крикнул Цзян Чэн.

Но было поздно. Деревья распадались на куски, скамейки, столбы — все разлеталось на части, влекомое внутренней взрывной волной. Фонтан с фигурой дракона неподалеку пошел трещинами и лопнул как перезрелый плод каштана.

— Вэй Ин!

Вэй Усянь отбросил мечи в сторону. Шум взрыва заложил уши ватой. Мечи промелькнули и исчезли. Лань Ванцзи проковылял к Вэй Усяню, встал у него за спиной и сжал ладони у него на шее. Мгновение ничего не происходило. Затем сила Вэй Усяня исчезла с тихим щелчком. Вэй Усянь медленно опустил руку. Лань Ванцзи у него за спиной с шелестом ткани соскользнул вниз.

Цзян Чэн подбежал, размахнулся и дал брату оплеуху. Его голова дернулась, но Вэй Усянь все также без эмоций смотрел перед собой. На негнущихся ногах он повернулся к Лань Ванцзи, который лежал без сознания. Над ним уже суетился Лань Сичень. Он положил голову Лань Ванцзи к себе на колени и нажимал на точки на висках.

— Они могли нас убить, — мертвенно проговорил Вэй Усянь.

Ему никто ничего не сказал в ответ.

Он развернулся, затем сделал шаг прочь. И еще один. Шаги давались ему тяжело, как железному. Или каменному.

— Куда ты? — проговорил Цзян Чэн вполголоса.

— Я знаю, откуда были мечи, — тихо ответил Вэй Усянь.

— А-Чэн, иди с ним, — проговорил Лань Сичень, поднимая глаза, — Я побуду с Лань Чжанем. А затем по телексу вызову Вэнь Цин. Вон в соседнем здании… — он обернулся и кивнул на здание у себя за спиной.

Вэй Усянь медленно повернулся и кивнул. Он двинулся вперед, к зданию театра.

========== 11. Прощай, моя наложница: Часть четвертая ==========

Они шли через наползающие сумерки и оседающую пыль. Перелезали через огромные камни, раскоряченные деревья, разбитые мраморные ступени перед фонтаном. Вэй Усянь молчал. Цзян Чэн, отстающий на шаг — тоже.

— У меня же было кольцо, — с горечью произнес Цзян Чэн.

— Ты его не использовал, — откликнулся Вэй Усянь, не оборачиваясь. Он перепрыгнул через провал в земле.

— Я бы его использовал…

— Но ты не стал. Ты никогда его не используешь.

Цзян Чэн встал как вкопанный.

— Зато ты используешь свою силу слишком часто, — процедил он.

Вэй Усянь вздрогнул.

— Давай, оправдывайся.

— Нас могли убить, — тихо проговорил Вэй Усянь.

Цзян Чэн налетел на него сзади и сбил с ног. Вэй Усянь опрокинулся на спину, увлекая за собой Цзян Чэна. Они приземлись на камни: Вэй Усянь издал стон. Цзян Чэн размахнулся и ударил его в лицо. Вэй Усянь не делал попыток ответить или сбросить с себя Цзян Чэна.

— Давай… — лишь проговорил он уже разбитыми губами.

Он закрыл глаза и терпел удары брата. Вэй Усянь чувствовал, что лицо начинало напоминать мало чувствительный кусок мяса. Через долгие несколько минут Цзян Чэн с хрипом отстранился и встал на ноги. Вэй Усянь попробовал открыть глаза. Левый открылся, но с трудом. Правый не открывался вообще. Вэй Усянь медленно привстал на руках. Голова то ли гудела, то ли звенела, то ли все вместе.

— Отключишься? — спросил Цзян Чэн.

— Нет, — промямлил Вэй Усянь и кое-как поднялся на ноги.

Он пошел, спотыкаясь и чуть ли не падая, и оставив без комментариев произошедшее.

— Интересно, в театре есть вода? — проговорил он тихо. Цзян Чэн подбежал, перекинул руку Вэй Усяня себе через плечо, и обнял его за пояс, помогая двигаться.

— Должна быть.

— Мне надо умыться.

— Да.

— И надо решить наконец это дело.

— Да.

— Сегодня разберемся с ним.

— Да.

— Кулаки сбил?

— Немного.

— Ничего. Заживут.

— Вэй Ин.

— Что?

— Ты дурак.

***

Громадина театра, красно-золотая, освещалась фонарями. Черные иероглифы на стенах обещали праздник, историю, путешествие. Обещали другой мир — лучше и красивее. Мир театра не был настоящим, но души пленял быстро.

Вэй Усянь не особенно любил оперу, он ею не интересовался. Мужчины играли женщин. Мужчины играли мужчин. Тяжелые доспехи, тяжелые платья из шелка и парчи, тяжелые украшения на тяжелых же париках. Все было слишком утрированным, искусственным.

Праздник здесь был трагедией и наоборот. Все пропиталось вспышками эмоций.

Сейчас театр был пуст — огромное четырехэтажное здание молчало. Шаги отдавались гулко, тревожно.

Вэй Усянь нашел уборную и долго смывал кровь с лица. Рядом Цзян Чэн сосредоточенно оттирал руки. Газовые лампы бросали теплые ошметки света в зеркала. Вэй Усянь поднял голову и поглядел на свое отражение.

Он долго смотрел на себя и боялся посмотреть в сторону вздыхающего Цзян Чэна.

Потом ему показалось, что в окружающую тишину пробралось что-то чужеродное. Нежный женский голос пел где-то вдалеке.

«Год за годом разносится моя песня. Я шла по стопам своего короля — год за годом. Ветер дул мне в лицо, мороз овевал мои стопы. Работать мне много пришлось, и я ненавижу того тирана, что вверг наш народ в пучину отчаяния»

Вэй Усянь пошел к выходу, влекомый странной песней.

— Ты слышал это?

— Да.

Они прошли анфиладу комнат — голос раздавался все ближе. Сзади проскакал кто-то маленький. Цзян Чэн обернулся. Из дверного пролета выбежала «ищейка» Лань Сиченя.

— Иди сюда! Иди! — позвал ее Цзян Чэн.

«Ищейка» радостно подбежала к нему.

— И что же ты нашла?

«Ищейка» засучила лапами, подпрыгнула на месте.

— Пойдем за ней, — сказал Вэй Усянь. И они двинулись за каменным «зверьком» Лань Сиченя. Бродить им пришлось долго, пока не вышли к закрытому залу, в котором оперу больше не показывают.

— В этом зале больше не показывают спектакли, — сказал Вэй Усянь.

— Почему?

— Здесь покончил с собой Чэн Диюй. Пятьдесят лет назад. Он зарезался во время спектакля подаренным ему мечом. Он играл наложницу Императора. По роли, в конце наложница убивает себя. Всегда используются бутафорские мечи. Но в тот раз… Чэн Диюй взял настоящий.

Цзян Чэн посмотрел на брата пристально.

— И ты не говорил?

— Думал, это не имеет к делу никакого отношения. — пожал Вэй Усянь плечами.

Они спускались к сцене. «Ищейка» вела их вперед, через ряды кресел. Когда они оказались около сцены, «ищейка» запрыгнула на сцену и стала топтать ее лапами. Вэй Усянь непонимающе смотрел на нее. Цзян Чэн вытащил меч и принялся снимать доски сцены.

— Помогай, — проговорил он.

Вэй Усянь вытащил Суйбянь и встал рядом. Через полчаса им удалось открыть нишу под сценой, и они увидели, что в ней покоился длинный, больше метра, и узкий деревянный сундучок, богато инкрустированный золотом. Вэй Усянь достал сундучок, быстро сбил хлипкий замок и открыл крышку. Внутри на красном шелке покоился меч с рисунком по клинку и в запекшейся старой крови. Навершие и черенок тоже были красиво украшены резьбой. На навершии крепилась черная кисточка с большой жемчужиной на конце.

— Они оставили меч здесь. А не похоронили вместе с Чэн Диюем.

Цзян Чэн взял меч в руки.

— Кто Чэн Диюю подарил меч?

— Цянь Лянь Фэн, кажется.

— Семья Цянь была истреблена более полувека назад. Их фамильный меч, Шуанбаотай*, был потерян тогда же…

— Меч был у Чэн Диюя.

— Это необычный меч.

Вэй Усянь забрал меч у Цзян Чэна.

— Это магический меч, который может создавать свои двойники. Они не похожи на простые иллюзии. Раны от них вполне настоящие. Несколько веков назад Цянь правили всей страной, у них была сила, которой не было ни у кого больше.

— Чэн Диюй убил себя этим мечом. И его душа заточена в нем теперь.

— Седьмое апреля? — Цзян Чэн встал. — Надо посмотреть в архивах. Если Чэн Диюй убил себя седьмого апреля, то мы почти нашли отгадку.

— Вот только… — Вэй Усянь поднялся тоже. — Почему в мече столько злобы? И почему именно пары?

Цзян Чэн пошел на выход.

— Это последний кусочек головоломки. Но нам бы еще выбраться отсюда…

Снаружи налетал гул, как будто собирался ураган, готовый снести все до чего доберется. За гулом пришел свист. И песня из оперы стала громче.

«Я такой сильный, что вырву горы с корнем. Настали тяжелые временами, но даже конь мой не покинул меня…»

Комментарий к 11. Прощай, моя наложница: Часть четвертая

* Близнец

========== 12. Прощай, моя наложница: Окончание ==========

Судя по шуму, в стены вбивались сотни мечей.

— Плохо это, — сказал Вэй Усянь.

— Не надо, — по слогам проговорил Цзян Чэн.

— А у нас есть выбор?

Цзян Чэн молчал.

— А если нас придавит? — обреченно спросил он.

— Не придавит, — заверил его Вэй Усянь, — Мы встанем на сцену.

Они забрались на сцену и встали спиной друг к другу. Цзян Чэн поднял свой меч перед собой. Вэй Усянь покрутил в руке Шуанбаотай и резко вонзил его в доски пола. Другую руку он направил вперед. Сила, текущая сквозь его пальцы, уничтожала перед собой все волнами.

Стены театра развалились как створки бумажного фонарика. Направляющиеся мечи отшвырнуло в стороны, и они тут же растворились. Шуанбаотай завибрировал и начал светиться белым. Меч вошел по рукоять в доски пола и замер.

Черное небо, прошитое тут и там светящимися точками звезд, обнимало со всех сторон.

Тишина стояла оглушающая.

Вэй Усянь с усилием вытащил меч.

— Пойдем, что ли.

Цзян Чэн на дрожащих ногах спустился со сцены.

***

Лань Ванцзи через несколько часов пришел в себя и пил горячий травяной напиток мелкими глотками.

Вэй Усянь рассказал ему, что произошло.

— Меч опасно у нас хранить, — сказал Лань Ванцзи.

— Его уже отправили в Главный Штаб к Лань Циженю на исследования.

— Так почему он нападал на пары?

Вэй Усянь вздохнул и придвинулся ближе.

— Любовник Чэн Диюя женился на богатой наследнице другого рода. Последним подарком на память от него был этот меч.

— И это все?

— Нет. Этот меч фанатичная Чжао Фэн использовала для любовных ритуалов. Двадцать лет назад и в этом году.

— Его вообще не нужно было тревожить. В крайнем случае — похоронить. Или очистить.

— Вот именно. — Вэй Усянь коснулся лба Лань Ванцзи ладонью. — Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Просто ослаб, — тот пожал плечами, — А с тобой-то что случилось?

Вэй Усянь засмеялся.

— Цзян Чэн немного вышел из себя.

Лань Ванцзи молчал, держа на коленях пиалу.

— Прости меня, — сказал Вэй Усянь, — Пожалуйста, прости меня.

========== 13. Шесть лет назад: Белый нефрит и обсидиан ==========

Вэй Усянь растолкал Цзян Чэна перед рассветом. Ранняя весна еще только робкими шагами приближалась к Юньмэн Цзян, но запахи ее ветра уже принесли. Тающий лед, быстрые ручейки. Почки на деревьях из черных крошечных, со спичечную головку, вырастали в более крупные и уже темно-зеленые. Слива пустила еще тугие бутоны. Доски под ногами скрипели от легкого льда. Можно было легко подскользнуться. Но Вэй Усянь ловко перепрыгивал с одной доски причала на другую. Цзян Чэн шел сзади намного медленнее, заложив руки за голову.

Они присели у воды. Вэй Усянь зачерпнул ладонью ледяную воду из полыньи, тут же разжал пальцы — вода побежала ручейками вниз, с треском упала на льдинки.

— В Гусу Лань будет много других детей. Девочки, мальчики…

— Мама сказала, если я во что-нибудь ввяжусь, то она выпорет меня.

— А меня?

— Тебя тоже.

Вэй Усянь вздохнул.

— А отец?

— Сказал, что будет тебя ругать.

— А тебя?

— А на меня ему наплевать.

— Это… — Вэй Усянь обнял колени руками. — Не так.

— Конечно, это так. Про меня он ничего не сказал. Я для него не существую.

— Прекрати.

Цзян Чэн замолчал. Взял из приготовленной стопки плоский камешек и кинул его в воду. Камешек прыгнул один раз и тут же нырнул вниз.

— Чертовы льдинки! Не бросишь «блинчиком».

Вэй Усянь взял другой камешек и тоже кинул.

— Там будет скучно? Постоянная учеба.

— Думаю, ты везде сможешь развлечься. Ты только и делаешь, что катаешься на лодке, ловишь рыбу, воруешь лотосы, надуваешь лягушек через соломину… Что еще?

— Путаюсь у всех под ногами? — со смехом продолжил Вэй Усянь и взял еще один камешек.

— Именно.

— Ты никогда не думал, кого бы ты выбрал — девочку или мальчика? — внезапно спросил Вэй Усянь.

Цзян Чэн, вытаращив глаза, посмотрел на брата.

— Мы живем в одной комнате, — с улыбкой сообщил Вэй Усянь.

Цзян Чэн скривился и тяжело вздохнул.

— Если тебе нужно знать, кого я представляю… То это никогда не является в прямом смысле человеком. Это не определенный человек, — произнес он с заминкой и через мгновение мрачно продолжил: — Мне нравится женская грудь. Чья-то шея. Или руки. Ноги. И мне не нравится этот разговор.

Вэй Усянь хихикнул и встал на ноги.

— То есть ты не можешь выбрать.

— Я не хочу выбирать. Я хочу учиться, — сказал Цзян Чэн и поднялся тоже, — Хочу попасть в Специальный отдел.

— Туда попадают только Измененные.

— Я хочу стать Измененным.

Вэй Усянь повернулся к Цзян Чэну и пристально посмотрел на него, покачал головой, но ничего не сказал.

***

— Здесь будут учить магии и взаимодействию с силой Измененных, — сообщил высокий человек в белых одеждах.

В помещении, отделанном деревом, сидело около тридцати учеников. Вэй Усянь лениво переписывался с Цзян Чэном и цзецзе.

«Хочешь пирожок? У меня с собой есть. С уткой» — написал он и передал записку Цзян Чэну.

«В Гусу нельзя есть мясо», — ответил Цзян Чэн.

«Но с уткой вкусные»

«Потом съешь»

«А еще я подбросил Лань Ванцзи кое-что»

«ЧТО????»

Цзян Чэн оглянулся на сидящего напротив него мальчика в белом. Мальчик сидел прямо и прилежно записывал лекцию аккуратным почерком.

Не Хуайсан рядом с Вэй Усяном тихо засмеялся, прикрыв рот веером. Вэй Усянь ткнул пальцем на сумку Лань Ванцзи. Что-то внутри нее копошилось и мелькнуло пастельно-светлым, и черным, и фиолетовым, и с ворсинками, и с лапками. Цзян Чэн скривился.

— Это мерзко, — сказал он одними губами. Сумка Лань Ванцзи вздрогнула, заходила ходуном, что-то внутри нее стало каркать. Сумка приподнялась на цунь, затем крышка ее резко распахнулась, и оттуда вылетела ворона с гусеницей во рту. Сумка упала, и остальные гусеницы и жуки, некоторые раздавленные в ошметки, вывалились наружу.

«Все утро собирал!» — написал Вэй Усянь и кинул записку Цзян Чэну.

— Вэй Усянь! — раздался окрик Лань Циженя.

Вэй Усянь покорно встал, свесив голову в притворном стыде. Ворона летала по комнате и каркала. Ученики в классе хихикали и показывали пальцем на потолок. Лань Ванцзи все также сидел прямо и что-то писал.

***

— А можно стать Измененным, не проходя испытания?

Цзян Чэн пожал плечами.

— Наверное, можно.

— Чтобы сила Измененных выбрала тебя, с тобой должно что-то случиться… Почему так?

— А я откуда знаю? Став Измененным, ты навсегда перестанешь быть человеком.

— Нет, не так. Человеком ты останешься, но для себя. Для других ты станешь…

— Измененным, — закончил Цзян Чэн, — В этом и суть. Нас учат здесь, что необязательно быть Измененным. И лучше таким не быть. Прожить всю жизнь счастливо. Мы можем пользоваться магией и так. Еще можно выбрать исследование механизмов и природы.

— Ты все еще хочешь стать Измененным?

— Не знаю.

***

Лань Ванцзи сидел на скамье в саду и читал какую-то книгу. Вэй Усянь подошел к нему и присел рядом. Он стал махать ногами, загребать землю, строя «дорожки» и «каналы» ступнями в узких ботинках.

— Зачем ты постоянно читаешь? Сходил бы погулял.

Лань Ванцзи молча перевернул страницу.

— Здесь даже охотиться нельзя. Меня заставили стоять у столба всю ночь, когда я птичьими яйцами закидал окно Лань Циженя.

— Это нарушение, — проговорил Лань Ванцзи.

— А когда я принес котят в класс, меня тоже заставили стоять у столба.

— Нарушение правил ведет к наказанию.

— А ты никогда правила не нарушаешь? Прям совсем никогда?

— Нет.

— И не скучно тебе?

Лань Ванцзи ничего не ответил.

— Я вскрыл кабинет Лань Циженя, — вдруг заявил Вэй Усянь, — и украл кувшин «Улыбки Императора». Посмотрел — ему десять лет. И зачем хранить алкоголь столько лет?

Лань Ванцзи с треском захлопнул книгу и посмотрел на Вэй Усяня.

— Хочешь? — спросил Вэй Усянь.

— Нет, — ответил Лань Ванцзи, вставая, — Не удивляйся, если тебя снова накажут.

Лань Ванцзи пошел по одной из дорожек. По пути он поправлял ленты с талисманами, закрепленные на кустах. Вэй Усянь недавно гонялся за Не Хуайсаном с метлой, и несколько лент съехали вниз, к земле.

***

Вэй Усянь с Цзян Чэном сбежали после отбоя и пошли бродить по городу. Каким-то образом их занесло в квартал, где располагались публичные дома. Вэй Усянь облизнулся.

— А вот и возможность решить твою проблему с выбором, — сказал он с улыбкой.

Цзян Чэн встал как вкопанный.

— Ты издеваешься?

— А когда еще? Тебе четырнадцать. Пора уже. И это весело.

— Ты-то откуда знаешь?

Вэй Усянь усмехнулся и пошел вперед. Цзян Чэн с мрачным выражением лица догнал его.

Они вошли в публичный дом, и на них накинулась стайка хорошеньких девочек в очень откровенных одеяниях. Цзян Чэн закрыл лицо руками и всё повторял «нет», «нет», «нет».

Вэй Усянь тянул его руки к себе и вталкивал в рот полную пиалу вина. Цзян Чэн взял пиалу, опрокинул в себя вино одним глотком, потянулся за следующей порцией. Одна из девушек принялась снимать с него ханьфу. Цзян Чэн не сопротивлялся, но и не помогал ей, сидел все также с мрачным выражением на лице.

Дверь в помещение распахнулась, и внутрь ворвались три фигуры в белом.

— Это все проблема Цзян Чэна! — заявил Вэй Усянь, когда его грубо сдернули с кресла, — Ему нужно решить эту проблему! Он должен выбрать, кто ему нравится!

Цзян Чэн, не говоря ни слова, отпихнул от себя девушку и поднялся. Выражение его лица не выражало ничего, кроме смиренности перед ударами судьбы.

***

Библиотека Гусу Лань представляла собой помещение в пару ли по периметру. Многие свитки хранились в специальных застекленных «аквариумах» и их не разрешалось касаться. Впрочем, однажды Вэй Усянь вскрыл такой «аквариум» и прочитал свиток. Не нашел ничего интересного.

Лань Ванцзи расправил ханьфу и сел за письменный столик. Вэй Усянь со списком в руке забрался на второй ярус полок. Он играючи, нахально и опасно балансировал на лестнице, рукой подкидывая книги, ловил их, ставил на место. И тяжело вздыхал.

— Лань Чжань, — обратился Вэй Усянь к Лань Ванцзи.

Лань Ванцзи, по обыкновению, ничего не ответил.

— Лань Чжань, а кого ты выберешь? Девочку или мальчика?

В ответ снова ничего не прозвучало.

— А мне без разницы, — продолжил Вэй Усянь и толкнул лестницу вперед, он проехал на ней около чжана, и резко затормозил, врезавшись в полку. Книги угрожающе накренились.

Лань Ванцзи что-то отмечал пером в документе.

— Я уже выбрал, — сообщил Вэй Усянь. Он закинул книгу вверх, но она не удержалась, и с шумом упала вниз, на деревянные доски пола. Книга раскрылась напополам, корешок треснул.

Лань Ванцзи поднялся, подошел и бережно взял книгу в руки.

Вэй Усянь толкнул лестницу у нему. Он схватился за стеллаж обеими руками и оторвал ноги от ступеньки лестницы.

— Выбрал, как только увидел, — проговорил Вэй Усянь и рефлекторно потянул стеллаж на себя. Лань Ванцзи ринулся вперед, оттолкнул мешающую лестницу, сдернул Вэй Усяня вниз и накрыл его собой. Книги западали как дождь из булыжников. Вэй Усянь ойкал и смеялся.

— Зачем… — проговорил Вэй Усянь со смехом, — Книги же не тяжелые. А теперь ты придавил меня. А книги придавили тебя.

— Значит, ты сделал свой выбор? — проговорил Лань Ванцзи низким голосом. Он привстал на руках и внимательно посмотрел на Вэй Усяня.

Вэй Усянь прекратил смеяться. Лань Ванцзи поднялся, отшвырнул книги. Вэй Усянь снова засмеялся, но как-то нервно, растерянно.

— И каков же твой выбор? — спросил Лань Ванцзи, нависая над Вэй Усянем. Вэй Усянь замер с растерянной улыбкой на губах. Он протянул руку и убрал выбившуюся прядь из прически Лань Ванцзи. Глаза Лань Ванцзи стали страшными.

Вэй Усянь подался вперед и коснулся губами губ Лань Ванцзи. Тот грубо пригвоздил его к полу и принялся исступленно целовать. Вэй Усянь смеялся ему в рот и раскрыл ворот ханьфу Лань Ванцзи. Кожа Лань Ванцзи на шее, как и его одежда, пахла сандалом, теплом, чем-то слегка сладковатым, как патока. Вэй Усянь проложил дорожку из мелких поцелуев и пару раз куснул. Лань Ванцзи сорвано задышал и обнял Вэй Усяня. Отстранил его, поцеловал снова, глубоким, осторожным, медленным, тягучим. Теперь и Вэй Усянь сорвано задышал. Лань Ванцзи расстегнул брюки Вэй Усяня и коснулся его члена рукой — осторожно и робко. Убрал руку. Вэй Усянь улыбнулся, подвигал бедрами и стянул с себя брюки. Лань Ванцзи снова поднес руку и замер.

— Давай, — прошептал Вэй Усянь.

Лань Ванцзи принял решение.

— Делай это, как делаешь себе.

Лань Ванцзи пристально взглянул в глаза Вэй Усяня. И коснулся члена Вэй Усяня, сжал рукой, двинул вверх и вниз, и всё — не отводя глаз. Взгляд его был все еще страшен, но рука была нежной.

— Быстрее, — проговорил Вэй Усянь и откинулся на спину. Книжные полки замелькали перед глазами. Лань Ванцзи ускорил движения. Провел пальцем по головке, размазал каплю выступившей смазки. Вэй Усянь издал надорванный вздох. Лань Ванцзи продолжил движения. Вэй Усянь внезапно оттолкнул его от себя, опрокинул на спину и с рычанием забрался сверху. Он долго боролся с ханьфу, прежде чем смог распахнуть его и добраться до белых брюк Лань Ванцзи. В районе промежности Лань Ванцзи выступило небольшое пятнышко. Вэй Усянь с шаловливой улыбкой расстегнул брюки Лань Ванцзи и высвободил его член. Лань Ванцзи дернул бедрами.

— Что ты собираешься делать? — спросил Лань Ванцзи почему-то осипшим голосом.

— Узнаешь, — ответил Вэй Усянь и наклонился. Его волосы скрыли весь обзор.

Лань Ванцзи издал тихий стон, когда Вэй Усянь взял его член в свой рот. Он проводил языком дорожки, вдумчиво вылизывал сначала головку, затем принялся за сам ствол. Он провел рукой вверх, сжал головку в кулаке и языком коснулся дырочки. Лань Ванцзи что-то прошептал.

Вэй Усянь убрал руку и вобрал в рот весь член Лань Ванцзи до конца. Лань Ванцзи что-то сказал уже громче и схватился руками за волосы Вэй Усяня. Лань Ванцзи нужно было толкнуться вперед лишь несколько раз, чтоб выплеснуть из себя все.

Вэй Усянь отстранился, проглотил и развратным движением вытер рот тыльной стороной руки. На его губах играла вся та же похотливая улыбка. Он откинулся на спину и пару раз провел рукой по своему члену. Лань Ванцзи лежал рядом и тяжело дышал.

Книги валялись вокруг них, измятые, разорванные. А на некоторые и сперма попала. Вэй Усянь хрипло засмеялся.

— Ты нарушил правила, Лань Чжань.

========== 14. Дело о музыкальной шкатулке: Пролог ==========

К утру пришла стопка телеграмм, и все с одной фразой.

«ПОЧЕМУ КОТОРОЕ ДЕЛО ВАШ ОТДЕЛ ОДНИ УБЫТКИ»

Вэй Усянь пролистал телеграммы и зашелся хохотом. Цзян Чэн как раз вошел в кабинет. И увидел, что Вэй Усянь сидел, закрыв лицо руками, и подвывал.

Цзян Чэн забрал у него стопку листов, просмотрел их и бухнул на пол.

— А мне вот вообще не смешно, — проговорил он мрачно, — Мы поимели проблемы с Цишань Вэнь. Теперь еще и целый квартал около театра и сам театр развалили. Ты понимаешь, что это даже не истерика?

— У меня-то истерика, — ответил Вэй Усянь, вытирая слезы.

— Из-за тебя отдуваться всем.

— Ну… Так вышло. Извини, — сказал Вэй Усянь и снова зашелся хохотом.

— Останемся без зарплаты на месяц или больше.

Вэй Усянь сразу притих.

— А что я теперь могу сделать? Самому восстанавливать театр?

Цзян Чэн взял стул, перевернул его спинкой вперед и сел рядом.

— Кстати…

— Что?

— Ты вчера смог остановиться.

Вэй Усянь задумчиво наклонил голову.

— Заклятие сдерживает мою силу. Из-за этого часть силы теряется в Лань Чжане. Ну и… — Вэй Усянь почесал голову. — Думаю, я просто не был расстроен, зол или напуган вчера.

— Да, ты прав.

Цзян Чэн обнял спинку стула руками.

— Я рад, что все закончилось минимумом потерь. — Он резко поднялся и подошел к окну.

Вэй Усянь молчал и смотрел перед собой.

***

Через несколько дней в Штаб доставили небольшую посылку. Лань Сичень покрутил замотанную в бумагу коробочку в руках. Вскрыл лезвием ножа сургучную печать и снял слои бумаги. Внутри оказалась небольшая шкатулка из светлого дерева. Лань Сичень поставил ее на стол, отошел на шаг, полюбовался.

Вэй Усянь вытянул голову.

— Что это?

— Не знаю, — проговорил Лань Сичень, — Подарок?

— Открывай скорее!

Лань Сичень в сомнении сжал губы.

Цзян Чэн вздохнул и открыл крышку. Из шкатулки полилась красивая мелодия.

— Там что-то есть, — проговорил Цзян Чэн медленно, — Внутри.

Он поднял крышку до конца.

На черной бархатной подложке лежал человеческий глаз. Чистый, не окровавленный, но с сосудиками и вырванными нервами.

Цзян Чэн выругался.

========== 15. Дело о музыкальной шкатулке: Часть первая ==========

К вечеру второго дня доставили еще четыре шкатулки. Все — похожие как близнецы на самую первую. Светлое дерево без резьбы. Внутри — отделение, выстеленное черным бархатом.

На бархате — «сюрприз».

Палец. Ухо. Отрезанные губы. Второй глаз.

Лань Сичень вертел в руке снятую сургучную печать. На печати был знак Иньян. И больше ничего.

— Интересно, это один человек, — проговорил Цзян Чэн, — Был.

— Не думаю. Глаза различаются размером.

— У людей многие органы могут различаться размером, — сказала Вэнь Цин, пинцетом держа глаз перед собой, — Так что, ничего удивительного, если один глаз больше, а другой меньше.

— Может, один. А может, и разные… — проговорил Лань Сичень задумчиво.

— Кто отправитель? — спросил Вэй Усянь, катая отрубленный палец по столешнице. Цзян Чэн скривился.

— Неясно. Почтовое отделение за западе города. Привез посылки какой-то человек, Лао Чунь, которому заплатили золотом.

— И кто заплатил?

— Кто-то в маске Цюй Юаня*. Лань Чжань нашел Лао Чуня, который отправил посылки, но он всего лишь посредник.

— В общем, пока мы стоим и топчемся на месте. Но… Уже кое-что ясно, — проговорил Вэй Усянь, — человек, изготовивший шкатулки с подарками, знал про наш отдел. Это какой-то намек, угроза или просьба о помощи.

— Просьба о помощи? Ты издеваешься? — громко сказал Цзян Чэн, — Это явно угроза.

— Так или иначе, нам придется поиграть в игру «найди отрубленную часть тела и собери человека». — Вэй Усянь подкинул палец в руке. — И что мы потом с этим трупом будем делать?

— Боги, — вырвалось у Цзян Чэна, — Иногда от твоего цинизма мне тошно.

Вэй Усянь усмехнулся.

— Ну ты же сам только что говорил, что это угроза. Кто-то закидывает нас частями тела мертвеца. Или мертвецов.

Цзян Чэн махнул рукой.

***

Цзян Чэн стал срываться. Сны о разрушенной шесть лет назад Пристани Лотоса, еще неясными тенями, начали являться в его ночи. Наверное из-за того, что Вэй Усянь стал опять использовать свою силу — через столько лет. Или то, что глаз на черном бархате напомнил еще один глаз — чей-то, слуги, наверное. Цзян Чэн надеялся, что слуги.

Цзян Чэн по вечерам возвращался в их с Лань Сиченем квартиру: тот встречал его молча, не осуждающе — и ни одного, совершенно ни одного слова. Он наливал ему остывший зеленый чай в пиалу и ждал, пока Цзян Чэн скинет обувь и куртку, возьмет пиалу и выпьет ее содержимое одним глотком.

— У нас пахнет табаком. Ты опять курил трубку, — говорил Цзян Чэн.

Лань Сичень разводил руками.

— Я старался проветривать.

— Плохо проветривал, — пенял Цзян Чэн и шел в уборную, чтоб умыться.

Они сделали себе европейскую уборную, с ванной, унитазом, рукомойником. Не ходить же через двор в общую и не сидеть же над дыркой в полу.

Цзян Чэн сбрасывал одежду и шел к ванной. Ванна уже была полна остывшей воды. Лань Сичень никогда не знал, во сколько вернется Цзян Чэн.

Цзян Чэн остервенело стягивал с плеч рубашку. Выпрыгивал из брюк и белья, пинком отправляя ком в дальний конец комнаты. Распускал волосы одним рывком, морщась от боли. Снимал с пальца Цзыдянь, кидал его в угол. Какое-то мгновение он медлил, ощущая как на него, голого, смотрит стоящий в дверном проеме Лань Сичень. Цзян Чэн не видел, но знал, сколько любви было в этом взгляде. Не вожделения, именно любви. Он смотрел на него как на произведение своих рук, созданное им, на что-то самое красивое на свете.

«Отвратительно», — хотелось прошептать Цзян Чэну.

Тогда он залезал в прохладную воду. Волосы быстро намокали и плавали в воде как водоросли. Свечи в помещении давали немного света, но в такие моменты Цзян Чэн не любил оглушающего света ламп. Свечи — лучше. Интимнее, что ли. Спокойнее.

— Тебя оставить одного? — спрашивал, как обычно, Лань Сичень.

С некоторого времени — может быть, неделю назад, или даже больше — все их реплики звучали одинаково. Цзян Чэн произносил свою, чтоб Лань Сичень ответил свою. Я задаю ответ, ты отвечаешь вопрос. И они меняются местами. И они ничего не значат, пусты в своей бессмысленности. Просто звуки, рожденные ни для кого, ни для чего.

— От тебя пахнет опиумом. — в какой-то момент и эта реплика Лань Сиченя неизбежно повисала в воздухе. Каждый вечер.

Лань Сичень всегда произносил ее очень тихо, почти шепотом. Но почему-то она всегда звучала как пощечина.

Каждый вечер через мгновение Цзян Чэн закрывал глаза и нырял под воду. Неизбежно.

***

«Он говорил, что я не пользуюсь своей силой» — вспоминал Цзян Чэн.

Мысли его были горькими.

— А зачем мне ею пользоваться? — говорил он уже вслух, — Зачем? Чтоб увидеть неизбежное?

Чтоб увидеть, что я никого не спасу, как не спас Юньмэн Цзян?

Цзян Яньли простила Вэй Усяня. А Цзян Чэн так и не смог. Он был до краев полон злостью, болью, отчаянием, сожалением.

Любовью и завистью.

Потому что та сила, которую хотел себе Цзян Чэн, досталась Вэй Усяню.

Потому что Вэй Усянь не убил тогда его. А он не убил Вэй Усяня.

Потому что он верил Вэй Усяню.

А тот его даже не предал.

Он просто сорвался тогда. Как сейчас срывается сам Цзян Чэн.

Комментарий к 15. Дело о музыкальной шкатулке: Часть первая

* герой праздника драконьих лодок

========== 16. Дело о музыкальной шкатулке: Часть вторая ==========

Лань Сичень отрезал кусочек от упаковочной бумаги и положил его под стекло микроскопа. Ворсинки бумаги напоминали плетение ткани. Лань Сичень еще коснувшись бумаги в первый раз ощутил, что что-то не то. И предположение его оказалось верным.

— Это шелк, — сказал он, повернувшись ко всем.

— Что? — спросил Цзян Чэн.

— Волокна бумаги состоят из смешения собственно бумаги. И шелка.

— Это слишком дорого.

Лань Сичень кивнул.

— И кажется, я знаю, где производят такую бумагу.

Худи Юй — старая, уже закрытая фабрика, производящая бумагу для письма и упаковки. Фабрика уже несколько десятков лет не вела деятельность, обанкротившись. Но Лань Сичень и остальные все равно наведались туда. И не нашли ничего, кроме ветра и солнца сквозь балки перекрытий дырявой крыши.

— Да что же это такое! — Вэй Усянь возмущался, стоя рядом со станком, на котором раньше производили тонкие, почти прозрачные листы. Их обрезки до сих пор по углам гонял ветер.

Цзян Чэн рядом меланхолично жевал неподожженную папиросу.

Лань Ванцзи прогуливался из угла в угол.

— Я узнаю, кто делал последним самую крупную покупку этой бумаги.

Лань Сичень покачал головой.

— Ты, конечно, можешь это сделать… Но продажа последней партии скорее всего была несколько десятков лет назад. И вероятность ее перепродажи тоже велика. В архивах могло ничего не сохраниться.

— Но что-то же мы должны делать.

Лань Сичень печально кивнул.

— Возвращаемся в наш штаб. Попробуем найти что-нибудь еще.

Затем он исследовал шкатулки.

— Они одинаковые. Сделаны вручную, и с определенной любовью. — он покрутил в руках шкатулку. — Детали, правда, заводские. Есть клеймо на внутренних деталях. Но это типовое клеймо и типовые детали. Ничего особенного.

— А если…

— Опять посмотреть на фабрику, на которой изготовили детали? Можно, конечно. Но повторяю, это типовые детали.

Вэй Усянь вздохнул.

На следующее утро привезли грубо заколоченный ящик, в котором оказались отрубленные ноги и руки.

Цзян Чэн долго и красочно матерился.

***

— Тот, кто посылает нам «подарки» — не убийца. Убийца бы не подставился. Тот, кто посылает знает про убийства. И пытается этим что-то сказать.

— Да, — Лань Сичень кивнул, — Здесь скрыта какая-то история. Которую мы пока еще не знаем. И думается мне, это печальная история.

Вэнь Цин осмотрела отрубленные конечности.

— Это и мужчины и женщины, — сказала она, — Отпилили чем-то очень острым. Очень быстро, молниеносно.

Вэй Усянь почесал голову.

— Возможно, мы ищем не там…

— Что ты имеешь в виду? — спросил Цзян Чэн.

— Возможно, нужно искать не в обертке, а в содержимом. Обертка — это просто обертка.

— Я, кажется, догадываюсь, что ты имеешь в виду, — проговорил Цзян Чэн медленно.

Вэй Усянь взглянул на брата.

— Есть ли еще фабрика недалеко от Худи Юй?

Лань Сичень кивнул.

— Пошлю запрос.

========== 17. Дело о музыкальной шкатулке: Окончание ==========

Цзян Чэн стоял, пошатываясь, около входа на фабрику, где раньше производили печатные машинки и музыкальные шкатулки.

— Не знаю даже — смеяться или плакать. Столько дней потратили — и это место было так близко.

— Сколько опиума ты выкурил вчера? — спросил Вэй Усянь.

— Мне хватило.

Вэй Усянь наклонил голову.

— Я вижу.

— Скажешь что-нибудь, от чего мне должно стать совестно?

class="book">— Нет. Просто думаю, тебе стоит отправиться домой бай-бай, — произнес Вэй Усянь с издевкой.

Цзян Чэн отлепился от стены и послушно пошел в сторону улицы.

— Однако, он послушный, — сказал сам себе Вэй Усянь, глядя на удаляющуюся спину брата.

Лань Сичень рядом тяжело вздохнул.

— Он опять пойдет в опиумную курильню.

Вэй Усянь закрыл глаза.

Сегодня они взяли с собой Вэнь Нина — Вэнь Цин настояла. Нечего прохлаждаться и впустую есть чужую еду. Вэнь Нин ходил тихо и робко и пугался каждого шороха. Как собака, которую постоянно били.

Они только подходили к фабрике, но уже ощущали исходящий от красно-кирпичного здания чудовищный смрад. Огромное помещение в десяток ли пустовало. Металлические детали и куски бумаги валялись тут и там. И разбросанные гниющие части тел. Вэй Усянь достал платок и прикрыл нос, остальные поступили также.

— Ужас какой, — проговорил он, еле сдерживая тошноту, — Что тут вообще происходило?

Лань Ванцзи прошел чуть вперед.

Вэй Усяню даже жаль его стало — такой чистый, белоснежный, и в этом гнилом насквозь месте.

Эхо в помещении билось в стены, как сердце в клетке. Где-то отдаленно лязгал металл, и то ли девичий, то ли мальчишечий голос что-то неразборчиво напевал. Вэй Усянь подал всем знак спрятаться.

Они ждали довольно долго — лязг металла и шаркающие шаги приближались, но медленно. Песенка становилась громче.

— Я иду, куда глаза глядят… Я иду и никуда не иду… И ты не вернешься. И не найдешься. Я иду, куда глаза глядят… Где мое сердце? Сердце Мянь-Мянь забрали, сердце Мянь-Мянь забрали…

Это была девушка. Когда-то довольно красивая, но сейчас она выглядела полным чудовищем. Ее высокое и неповоротливое металлическое тело двигалось урывками, с трудом. У нее была человеческая голова с грязными встрепанными волосами. Внизу шеи проходил чудовищный разрез-шрам, криво подшитый нитками.

— Что это такое? — одними губами спросил Вэй Усянь.

— Магия. Запретная, — шепотом проговорил Лань Сичень.

Мянь-Мянь затихла, как будто услышав их.

Вэй Усянь тихо выругался, боясь пошевелиться.

— Я отвлеку ее, — проговорил он и взял рядом валяющуюся железную балку, — А вы уходите и приведите помощь. Ее надо поймать.

— Я пойду последним, — вдруг проговорил Вэнь Нин.

Мянь-Мянь внезапно завыла. Вэй Усянь вытаращил глаза.

— Хорошо.

Лань Ванцзи сжал ладонь на плече Вэй Усяня. Лань Сичень тихо собрал несколько деталек и гвоздей и соорудил из них «ищейку». Он направил «ищейку» в сторону Мянь-Мянь. Мянь-Мянь увидела «ищейку» и заплакала.

— Какая ты хорошенькая! Ты пришла к Мянь-Мянь? Мянь-Мянь любит кошечек! Иди ко мне, иди!

«Ищейка» стала прыгать около Мянь-Мянь, не давая ей себя потрогать. Вэй Усянь покрепче взял балку. Краем глаза он видел, что два белых промелька исчезли в дверном проеме.

Вэнь Нин медленно шел спиной вперед и пристально смотрел на Мянь-Мянь. Мянь-Мянь отвлеклась от «ищейки» и подняла голову, замерев. Вэй Усянь подкрался к ней сзади и ударил ее по железной голени. Раздался оглушительный скрежет металла о металл, настолько сильный, что в ушах еще долго отдавался звон. Мянь-Мянь слегка покачнулась. Вэй Усянь вздохнул.

— Я не продержу ее долго! — прокричал Вэнь Нин и побежал к выходу.

Мянь-Мянь пошевелилась. Вэй Усянь ударил ее снова. Она медленно обернулась к нему и наклонилась.

— Зря, — сказал Вэй Усянь и ударил ее по голове. Ноги Мянь-Мянь подогнулись, и она с чудовищным грохотом упала на пол.

Вэй Усянь пошел исследовать зал и искать чем можно было бы связать Мянь-Мянь. Веревку он нашел быстро и плотно привязал несчастную девушку к столбу.

Он почти час ходил по помещению, осматривая его. Выпотрошенных тел было много. Но еще больше отдельных частей тел. На конвейерной ленте под тонким и острым, в застарелой крови, ножом лежали части тел: руки и ноги, иногда головы. И голова с отрезанными ушами и вытащенными глазами. Над всем вились мухи. Желтоватая гниль была повсюду.

Когда Мянь-Мянь увезли, Вэй Усянь долго ходил по улице в задумчивости. Цзян Чэн где-то пропадал, но голова у Вэй Усяня и так болела от всего происходящего — впихнуть в нее еще и мысли о Цзян Чэне было равносильно самоубийству.

— Кто эта девушка? Мянь-Мянь? — спросил он, вернувшись в штаб.

— Внебрачная дочь Цзинь Гуаньшаня, предыдущего главы Ланьлин Цзинь.

— А…

— Да, фабрика тоже когда-то принадлежала Ланьлин Цзинь.

— То есть кто-то создал это несчастное существо с помощью запрещенной магии и потом отправлял нам «подарочки»?

Лань Сичень в раздумьях сжал губы.

— Мне кажется, это два разных человека. И цель была показать нам Мянь-Мянь.

— Она охотилась на людей?

Лань Сичень покачал головой.

— Вряд ли.

— Внутри нее была пустота, — сказал Лань Ванцзи, что-то набирая на телексе, — Она потрошила трупы и внутренние органы из них помещала в себя.

Вэй Усянь открыл рот от осознания чудовищности того, что с бедной девушкой сделали.

— Мы не можем пойти к Цзинь Гуаньяо и просто предъявить обвинение в содеянном. Если он замешан в том, что случилось с Мянь-Мянь, то сделает все, чтоб уничтожить ее. И мы останемся ни с чем.

Лань Ванцзи кивнул:

— Да. Мянь-Мянь и жертва и улика. Пока придется выждать.

========== 18. Шесть лет назад: Пепел и снег ==========

Пятое ноября Вэй Усянь ждал понуро: их не то, чтобы насовсем выгнали из Гусу, но на несколько недель отстранили. И все младшие Цзян и один Вэй получили взбучку. Вэй Усянь ходил по струночке. Цзян Фэнмянь все-таки подарил ему подарок: настоящую лодку и племенную лошадь. В прошлом году ему подарили меч. Как и Цзян Чэну, хотя он и был на год младше. Они оба отправлялись в Гусу, потому должны были быть при мечах. Цзян Чэну меч достался фамильный. А Вэй Усяню изготовили новый, и он сам придумал для него название. Совершенно нелепое.

После смерти матери Цзян Чэну достанется и кольцо. Или оно достанется цзецзе… Вэй Усянь помотал головой, выбрасывая из нее мысли о том, кому что достанется.

Он знал, что являлся сиротой, он помнил маму, но отрывками. И он помнил голодные одинокие дни. А потом появился Цзян Фэнмянь. А еще Вэй Усянь помнил, что та встреча с Цзян Фэнмянем была не первой. Он иногда приходил к матери, и они долго говорили. Иногда он брал его мать за руку. Вэй Усянь стоял в детском деревянном манежике и смотрел, как под тусклым светом лампы его мать отворачивалась и вытирала слезы. А Цзян Фэнмянь что-то говорил тихим голосом.

Потом был провал. И опять человек в фиолетовом. У него были ласковые руки. И виноватая улыбка.

Вэй Усянь медленно прогуливался по комнатам резиденции Юньмэн Цзян. Время приближалось к полудню. Бесцветное небо накрыло все одеялом. Ни дождя, ни снега. Земля чернела. Лотосы пожухли. Деревья бросили листья и замерли.

Должны были явиться Лань Сичень с Лань Ванцзи. Лань Сичень напросился в гости.

Говорил, что подарок какой-то приготовил.

А Вэй Усянь с вечера в библиотеке больше не говорил с Лань Ванцзи. Не успел. Он не понимал, скучал ли. Все слишком быстро случилось. А еще он чувствовал непонятный стыд. Как теперь смотреть на Второго нефрита, если Вэй Усянь, поддавшись порыву, делал с ним такое? Даже на шутки не тянуло. Вэй Усянь никому ничего не сказал. Он спал ночами, и ему снился парень в белых одеждах, но не фигурой, до последней черты, а дымкой, призраком, видением. От таких снов немного екало сердце, и где-то внутри что-то сладко замирало.

Они, наверное, еще увидятся. Когда с Вэй Усяня снимут наказание.

Нет, они увидятся сегодня.

— Черт! — шепотом проговорил Вэй Усянь и шагнул вперед. И замер.

Он оказался недалеко от Пионовой беседки, стена основного помещения хорошо прятала Вэй Усяня. Но вот разговор, который ему не полагалось слышать, он услышал.

— И ты опять уедешь сегодня? Сыну пятнадцать!

— Я должен.

— Что ты должен? Ты должен нашему сыну! У него сегодня день рождения!

— Я должен там быть. — голос Цзян Фэнмяня был глух, безэмоционален.

— Ты сам придумал себе долг. Ты его уже выплатил тем, что забрал ее сына сюда. У тебя семья, а ты приволок это чудовище сюда.

— Не надо, — медленно проговорил Цзян Фэнмянь.

— Ты знал, чем ты рискуешь. И теперь не можешь побыть с собственным сыном в его день рождения?

— Я… Я должен. Я так виноват перед ней.

— Ты знал, чем она была. И это был заказ из Специального отдела. Они могли послать другого, но послали тебя.

— Да. И это очень тяжело. Жить с этим.

Юй Цзыюань расхохоталась.

— Извини, мне не понять!

— Пожалуйста…

Юй Цзыюань оборвала смех.

— Прошу тебя, побудь сегодня с сыном. Хоть один раз. Каждый год, именно в этот день, он не видит тебя. Пожалуйста, побудь с ним.

— Я не могу, — снова повторил Цзян Фэнмянь, и по звуку сделал шаг в сторону. Раздался звук рвущейся ткани.

— Ты ее так любил? — очень тихо спросила Юй Цзыюань, — Если ты ее так любил, то почему все еще остаешься здесь? Почему оставался все эти годы? Почему каждый год ты пропадал у нее, но возвращался? Если мы ничего для тебя не значим?

Цзян Фэнмянь долго молчал.

— Напомню тебе кое-что, — проговорил он спокойно, но в спокойствии его голоса скрывалось что-то страшное, — напомню тебе, что я убил ее. Вынужден был убить. Когда ее сила стала выходить из-под контроля.

Вэй Усянь сполз по стене.

— Весь их род такой!

Раздался звук пощечины. Но ни рыданий, ни вскрика — ничего.

— Хорошо! — сказала Юй Цзыюань с тихой яростью в голосе, — Хорошо! Но ты рискуешь тем, что приволок сюда ее щенка. Он — тоже носитель этой силы.

— А что?! — вот теперь Цзян Фэнмянь повысил голос, — Мне нужно было убить его тоже? Шестилетнего ребенка?! Ты вообще слышишь, что ты говоришь?!

— А ты вообще слышишь, что сам говоришь? Лучше уничтожить зло в зародыше, чем потом смотреть, как все разрушается. Он — чудовище. Если не сейчас такой, так станет таким.

Раздался звук удара, словно кто-то ударил кулаком по деревянной балке.

Вэй Усянь медленно поднялся с колен и пошел, ничего не видя перед собой. Внутри него боль сделала все черно-красным. Его затошнило, но добежать до воды и выплеснуть все из себя он не смог бы. И не потому что ноги не держали, просто тошнота была какой-то странной.

Пальцам почему-то стало горячо и щекотно. Вэй Усянь дотронулся до оббитой деревом стены с рисунком из цветов. Его пальцы оставили черные пятна, как будто стену прожгли.

— Я чудовище, — сказал он шепотом.

Он пошел вперед, дотронулся до вазы, и ваза лопнула, разлетевшись на несколько крупных кусков. Сухоцветы в ней загорелись.

— Я чудовище, — сказал он снова.

***

Цзян Чэн искал Вэй Усяня, но не находил. В главном зале уже приготовили столы для гостей. Холодные закуски — китайские и европейские — уже стояли на столах. Кухня была полна запахами готовящихся кушаний. Сестра выбирала каждому из них по наряду — и именно для этого Цзян Чэн и искал брата.

Но нигде не находил.

Заглянул на кухню — нет его там. Заглянул в лодочные сараи и на причал — там тоже нет. Заглянул в скотный двор — и там нет. Нигде нет. Потому Цзян Чэн просто прогуливался, ожидая, что снова услышит смех брата, который придумал очередную проказу.

Но вместо этого Цзян Чэн услышал крики. Он побежал в сторону Пионовой беседки, и не увидел ничего, кроме огня и разрушения. Огонь, несмотря на известную в Юньмэн Цзян сырость, быстро схватил дерево. Комья земли и камни летали как снаряды. Люди кричали, затем хрипели, затем замолкали.

Тут Цзян Чэн увидел размозженную голову слуги, у которого вытек глаз. Цзян Чэн закрыл

руками рот и попятился.

— Мама… — растерянно проговорил Цзян Чэн, — Папа…

Крики уже раздавались как будто со всех сторон. И грохот, и вонь.

Небо то ли посерело, то ли почернело.

И тогда Цзян Чэн увидел Вэй Усяня. Лицо его словно смыло — лишь покрасневшие глаза выдавали силу его безумия. Вэй Усянь шел вперед и разрушал все, что попадалось под руку. Убивал всех, кто попадался под руку. Кто-то из слуг ринулся к нему с мечом, но Вэй Усянь шевельнул лишь одним пальцем, и шея слуги изогнулась под невероятным углом и треснула.

— Вэй Ин… — произнес Цзян Чэн, делая шаг.

Вэй Усянь прошел мимо, словно не заметил его.

Цзян Чэн повернул голову туда, откуда Вэй Усянь пришел. И увидел две фигуры в фиолетовом, что распластались среди огней пожара. Дым заволакивал пейзаж, но кольцо на пальце матери ярко блестело. Цзян Чэн подбежал к телу матери, проверил пульс, снял кольцо.

Он все понял.

Ближайшая комната была как раз главным залом, а оружейная находилась далеко. Цзян Чэн ворвался внутрь и схватил со стала два ножа. Краем разума он подумал, что бить ими будет сложно, но если нанести такими ножами раны, то они будут болезненны.

Он не собирался убивать Вэй Усяня. Он собирался его остановить.

Вэй Усянь шел вперед как молния, как комета, как чудовищный поезд. Он что-то шептал себе под нос, но Цзян Чэн не слышал, что именно. Он догнал брата, и всадил ему под ключицу нож. Другой — всадил под другую ключицу. Вэй Усянь пошатнулся.

— Что же ты меня не отшвырнул, как других? — спросил Цзян Чэн, вытаскивая ножи. Вэй Усянь упал на колени. Цзян Чэн всадил нож ему в живот. Другой — под солнечное сплетение.

— Говори! — заорал он, — Почему ты не убил меня! Я прошел мимо тебя!

На губах Вэй Усяня выступила кровь, и он слегка кашлянул. Он снова что-то тихо пробормотал.

— Что? Не слышу! — Цзян Чэн наклонился, всаживая нож в грудь Вэй Усяня. Цзян Чэн весь вспотел, и то ли пот, то ли слезы, то ли дым от пожара — невыносимо резал глаза. Цзян Чэн хрипел. Он по плечи перемазался кровью Вэй Усяня.

Цзян Чэн перевернул Вэй Усяня на живот и несколько раз всадил в него ножи.

— Я чудовище… — проговорил Вэй Усянь. И изо рта его запузырилась кровь.

— Что же ты, сволочь такая, наделал… — заревел Цзян Чэн и вытащил ножи, — Почему… За что… Что же ты… Вэй Ин… Скажи мне, почему…

Цзян Чэн смахнул слезы окровавленной рукой. И кровь Вэй Усяня осталась у него на лице. Он отнял ладонь от лица и взглянул на кровь на своих руках.

— А-а-а-а-а… — проговорил он и замер.

Где-то кричали люди. Люди тушили пожар. А он убивал брата.

— У меня сегодня день рождения, — проговорил Цзян Чэн без эмоций.

— Цзян Чэн! — раздался плачущий девичий голос у него за спиной.

Цзян Чэн повернул голову и увидел сестру.

— Уходи, — проговорил он одними губами и взял в руку нож.

— Цзян Чэн, не надо! Пожалуйста!

Руки сестры схватили его и потянули назад, Цзян Чэн оттолкнул сестру, но она вцепилась крепко.

— Цзян Чэн, не надо! Что ты делаешь! Цзян Чэн, пожалуйста!

Вэй Усянь захрипел. Цзян Чэн поднял нож. Вэй Усянь медленно заскреб пальцами.

Следующее, что Цзян Чэн помнил, это удар. Он поднял голову, уши заложило, все было совершенно тихо, вдобавок в замедленном воспроизведении, но с режущим «ззззз». Цзян Чэн повернул голову и увидел сестру, лежащую без сознания. Она лежала, неестественно вывернув ноги. Из-под ее юбки натекла лужа крови.

К телу Вэй Усяня быстро приближался Лань Ванцзи, как обычно, весь в белом, ни капли не попало. Он читал нараспев с какого-то свитка, но Цзян Чэн не слышал слов. Вэй Усяня подняло вверх, и заломило ему руки, затем распяло на воздухе. Кровь текла из Вэй Усяня тонкими ручейками.

К Цзян Чэну подошел Лань Сичень и взял Цзян Яньли на руки. Он что-то сказал Цзян Чэну, но Цзян Чэн не мог разобрать слов.

Пошел снег, быстрый, яростный, огромными колючими хлопьями.

========== 19. Смех в аду: Пролог ==========

Лань Сичень ходил по центру города и ничего не видел и не слышал: шум экипажей, окрики торговцев. Солнечный полдень, суетливый, как и всегда в большом городе, не трогал Лань Сиченя. Мысли его были болезненны. Цзян Чэн пропадал. Брат медленно погибал, расплачиваясь за выбор, совершенный шесть лет назад. Вэй Усянь ходил по шаткой доске, готовой обвалиться у него под ногами.

— Я узнал след Сюэ Яна и вынужден уйти, — сказал Сяо Синчэнь.

Лань Сичень кивнул: что ж, у тебя свои дела.

— Очень вам благодарен за все. Мне никогда не расплатиться с вами.

Лань Сичень только махнул рукой и отвернулся.

Он ходил по городу и не ощущал его. Мир был глух к Лань Сиченю, а он был глух к миру. Хорошо это было или плохо, он не знал.

Рядом промчалась коляска, и кто-то толкнул Лань Сиченя. Лань Сичень оступился, покачнулся, но выпрямился. Левую руку что-то задело и пронзило болью. На мизинце образовалась глубокая царапина.

Коляска рядом резко затормозила. И из нее выбрался Цзинь Гуаньяо собственной персоной. Он был красив холеной, почти девичьей красотой. Небольшой рост и приятные черты улыбчивого лица не несли угрозы. И он этим пользовался. Он сместил всех прямых наследников своего отца, и взял власть в свои руки.

Цзинь Гуаньяо, одетый в сливочно-белый европейский костюм, спрыгнул с подножки.

— Брат! — воскликнул Цзинь Гуаньяо.

Лань Сичень безучастно смотрел на то, как грязь оседала на дорогих персиковых ботинках Цзинь Гуаньяо. Руку немного щипало. Цзинь Гуаньяо оценил обстановку и вытащил из кармана белый платочек с вензелем-пионом. Клановая точка над хмурыми бровями Цзинь Гуаньяо выделялась на белом лице. Цзинь Гуаньяо аккуратно повязал платок на раненый палец Лань Сиченя.

Лань Сичень несколько тупо уставился на действия, производимые Цзинь Гуаньяо.

— Это все из-за меня, брат, — с огорченным вздохом сказал Цзинь Гуаньяо, — Прости пожалуйста.

— Нет-нет! — проговорил очнувшийся Лань Сичень, убирая руку из-под пальцев Цзинь Гуаньяо, — Все в порядке! Не беспокойтесь!

— Как ваши дела? — спросил Цзинь Гуаньяо.

— Все хорошо, — кивнул Лань Сичень.

— Я так вам благодарен за то, что три года назад освободили мою супругу от того страшного проклятия. Если вам нужна помощь, вы всегда можете ко мне обратиться.

— Благодарю вас, — Лань Сичень поклонился, — Но в этом нет необходимости.

— Может быть, тогда просто зайдете на чай? — спросил Цзинь Гуаньяо.

— Не думаю, что это уместно.

Вот так заявиться к наместнику Императора в Циндао, выше которого только сам Император и Небесные покровители.

— А я не приглашаю просто так, — сказал Цзинь Гуаньяо с печальной улыбкой, — Мне снова нужна ваша помощь.

Лань Сичень задумался.

— Могу я взять несколько моих людей?

Цзинь Гуаньяо кивнул.

— Завтра в полдень буду ждать вас.

Он подал знак слуге, и тот принес пергаментный листок и передал его в руки Лань Сиченя.

— Отдадите это на входе. Вас проведут.

========== 20. Смех в аду: Часть первая ==========

— Ого, а это шанс! — сказал Вэй Усянь, довольно потирая руки, — Мы сможем поискать улики о причастности Цзинь Гуаньяо изнутри.

Лань Сичень задумчиво кивнул: что-то все-таки не давало ему покоя. Цзян Чэн трое суток не появлялся. Вэй Усянь посмотрел на него и тяжело вздохнул.

— Я найду его.

Он слишком хорошо знал брата, все его желания и его выбор. Знал, какие места брат предпочтет, а мимо каких пройдет. Он знал, что Цзян Чэн склонен к ностальгии, и что он будет зависать в той самой опиумной курильне, где они с ним были в первый раз.

Занавески из разноцветных прозрачных бусин шелестели от тихого ветерка.

Нежно-сиреневая вуаль перед диванчиком синего шелка и сизый, сладковатый, напоминающий подгнившую лакрицу, дым, приватность, которую могли себе позволить люди с деньгами. Дорогой китайский пуэр. Или красный чай, который особенно любил Цзян Чэн. Свет от единственной тусклой масляной лампы, которая почему-то немного чадила, придавал всему окружающему оттенок сна.

Цзян Чэн выбирал дорогие удовольствия — и в этом заведении смешивали чанду отличного качества. Фарфоровая курительная трубка у него в руках выглядела не ярче кожи его пальцев. Такая же бледная. Сам он был тоже бледным, до прозрачности, с большими удивленными глазами, словно его подняли после кошмара.

— Дорогой мой брат, — сказал он, откинувшись на шелковую подушку, — Ты сегодня присоединишься ко мне?

Вэй Усянь отрицательно помотал головой.

— У нас большой поход в гости к Цзинь Гуаньяо.

— Надо же, как интересно… — но интереса в голосе Цзян Чэна не было.

Вэй Усянь сел на танкетку рядом и облокотился о стол.

— Что тебя сломало? — спросил он тихо.

Цзян Чэн слегка засмеялся, затянулся и выдохнул дым.

— Меня? — спросил он, — Меня? А ты как думаешь? Меня сломало то, что ты сделал шесть лет назад.

Вэй Усянь не отреагировал на провокацию, лишь повел плечами.

— Не-е-е-ет, — протянул он, — Что-то еще…

Вэй Усянь замолчал, глядя перед собой.

— Лань Хуань беспокоится о тебе. И он слишком мягок, чтоб вытащить тебя отсюда за шиворот.

Цзян Чэн перевернулся на спину и снова затянулся.

— Я хочу спать, — сказал он.

— Цзян Чэн.

— Уходи.

— Пойдем со мной. У нас сложное дело. А теперь будет еще одно.

— Мне все равно.

— Ты же любишь эту работу?

Цзян Чэн не ответил, только закрыл глаза.

Вэй Усянь поднялся с танкетки и уже собрался уходить. Он потревожил рукой занавеску из бусин, бусины зашелестели.

— Ты не понимаешь, как многое для тебя сделали. Все для тебя делают, — сказал Цзян Чэн очень тихо, — А ты принимаешь это как должное.

— Что ты имеешь в виду?

— Шесть лет назад Лань Хуань взял обгоревшее тело слуги и предъявил его вместо твоего. Официально, «Вэй Усянь» мертв. Ты не существуешь. А невинный, пострадавший человек понес наказание после смерти. Из-за тебя.

Вэй Усянь отшатнулся и выпустил нити с бусинами.

— Я не знал.

— Теперь ты знаешь. Оставь меня, я буду спать.

***

Цзян Чэну снились разные сны. Все они были серыми, с редкими проблесками цветного.

Иногда его сны были как алмазы. Цзян Чэн заталкивал их горстями в рот, пытался прожевать, но алмазы твердые, и он только ломал зубы. А потом наблюдал как изо рта у него текла кровь. Улыбка его была страшной. На пальцах — снова кровь. Как и тогда.

Дым, уплывающий кольцами под потолок, завораживал.

И снова Цзян Чэну снились алмазы. Цзян Чэн держал ограненный камешек на ладони и пристально смотрел в прозрачную грань. Иногда ему снилось прошлое, но не Юньмэн Цзян, а более далекое. Там был он сам и Лань Хуань. Их звали по-другому. Их отношения всегда были неправильными, словно Цзян Чэна поставили перед фактом, и выбора у него не было.

Словно всё было предопределено давным-давно.

Иногда Цзян Чэн во сне путешествовал по местам, в которых был раньше. Или не бывал вовсе.

На одной из граней тусклого сна-алмаза он видел Цзинь Гуаньяо. Наместник императора брал в руки серебряный кинжал с синей ручкой и делал тоненькие надрезы на тыльной стороне запястья. Кровь появлялась как красная ниточка, что прошила кожу. Цзинь Гуаньяо прикасался губами к ранке и слизывал кровь. Из глаз его лились золотые слезы, превращающиеся в золотые капли. Цзинь Гуаньяо в раздражении смахивал слезы на пол.

Он делал новый надрез — и снова слизывал кровь. Затем смеялся сардоническим смехом. Рот его тоже был окровавлен. Цзинь Гуаньяо поднимал глаза на кого-то перед собой. И смеялся именно для него. Или над ним.

На столе перед Цзинь Гуаньяо стояла голова на подставке. Лицо умершего человека застыло в чудовищной агонии. Глаза налились бешеной фиолетовой кровью. Губы стали не светлее речного камня.

***

Дворец наместника Императора в Циндао был одним из самых больших и красивых сооружений в городе. Полностью сложенный из белого дорогого кирпича, он представлял собой несколько связанных переходами башен с золотыми крышами.

Лань Сичень и остальные долго бродили по переходам, пока их наконец не провели в зал, где их ожидал Цзинь Гуаньяо. Это был просторный зал для чайной церемонии, отделанный мрамором в светлых тонах. Карпы Кои в большом бассейне посреди зала еле слышно рассекали воду.

Цзинь Гуаньяо сидел за столиком и разливал заваренный чай. Сегодня наместник Императора был одет в белое с золотым ханьфу — цвета своего клана. Его длинные волосы были заколоты сзади, а лоб венчала высокая диадема с драгоценными камнями.

Лань Сичень поклонился, остальные поступили также. Цзинь Гуаньяо показал рукой садиться рядом.

— «Колодец дракона» — это чай весны. Его надо пить вдумчиво и на природе. Но у нас приватный разговор, так что сегодня мы будем в помещении.

— Как вам угодно, — проговорил Лань Сичень. Вэй Усянь завозился, устраиваясь рядом поудобнее. Лань Ванцзи сидел без движения, выпрямив спину, и положив руки на колени.

Цзинь Гуаньяо тихо рассмеялся.

— К чему формальности? Мы же друзья.

Лань Сичень не улыбнулся — он ждал.

А Вэй Усянь ждал возможности уйти и прогуляться по дворцу.

Цзинь Гуаньяо вздохнул и подвинул три наполненные чаем пиалы.

— У меня была одна ценная вещь. И у меня был весьма ценный друг. А потом этот друг украл эту вещь.

Вэй Усянь поднял брови.

— Вы могли бы обратиться в Префекторию. Ну… Я ни за что не поверю, что у вас нет своей вышколенной организации для расследований, — сказал он. Лань Ванцзи слегка пошевелился и еле заметно ущипнул Вэй Усяня за бедро. Вэй Усянь закусил губу.

Цзинь Гуаньяо снова тихо рассмеялся.

— Умный молодой человек! — он наклонил голову и внимательно оглядел Вэй Усяня, уже без улыбки, — Да, у меня есть такая организация.

Цзинь Гуаньяо поднял пиалу и отпил глоток.

— Я знаю, что вы все Измененные, а не просто заклинатели. И поэтому именно вы мне и нужны, — он сделал паузу, — Вам придется поймать Измененного и вернуть украденную у меня вещь.

— Что именно он украл? — спросил Лань Сичень.

— Одну очень дорогую мне книгу.

— Кто этот Измененный?

— Его имя Сюэ Ян, — ответил Цзинь Гуаньяо, — И он очень силен.

========== 21. Смех в аду: Часть вторая ==========

Человек в белом слепо ходил по опрокинутому в закат городу: они друг с другом прощались.

Сяо Синчэнь и раньше бывал в Циндао, но еще будучи зрячим и еще с живым Сун Ланем. Теперь он слеп, и теперь он один.

Сяо Синчэнь не видел, что закат окрашивал стены домов и воду в каналах в красноватые оттенки — словно смотришь на окружающее через цветное стекло. Но Сяо Синчэнь чувствовал тепло заходящего солнца. Каждый цвет имеет свою температуру. Красный был самым теплым.

Циндао был похож на лежащую к верху брюхом звезду. Пять лучей: северо-западный район, юго-западный, центральный, северный, юго-восточный и северо-восточный. Город-звезда лежал у ног человека в белом. Вены каналов и две пересекающиеся полноводные реки питали его, волнами от небольшого ветерка бились у ног. Ажурной ковки мосты и скамейки на набережным чернели, углубляя тени. Аккуратные деревья, склонив уже отяжелевшие кроны, провожали каждый следующий шаг. Брусчатка тихих районов легко ложилась под ступни.

Это был красивый город, он мог принять с распростертыми объятиями, а мог и не принять вовсе — как красавица-наложница из Императорского дворца, изменчивая в своем настроении.

Сяо Синчэнь быстро направлялся на север. Он и так примелькался своим белым одеянием и повязкой на лице. Мотыльки летели, не отставая ни на шаг. Легкий стрекот их крылышек был единственным спутником.

Тени оставались позади. Но одна тень бесшумно двигалась след в след за Сяо Синчэнем. Эта тень прилипала к стенам, когда Сяо Синчэнь останавливался и прислушивался. И эта же тень отделялась от стен и двигалась следом, стоило Сяо Синчэню продолжить дорогу.

Сяо Синчэню почудилось, словно кто-то издал смешок. Он остановился и резко обернулся. Птицы рассекали небо и оставляли свои крики, как метки, там. Где-то, на соседней загруженной улице, промчалась коляска, и извозчик что-то неразборчиво крикнул. Женщина открыла окно и вылила на улицу помои. Пара-тройка ребят пробежала мимо, задирая друг дружку. Залаяла побеспокоенная собака.

Сяо Синчэнь вздохнул и сделал шаг вперед.

— Давно не виделись, Сяо Синчэнь, — прошептала тень у него за спиной.

***

— Сяо Синчэнь ушел, но он — единственный, кто знал о Сюэ Яне, — задумчиво произнес Вэй Усянь, — Цзинь Гуаньяо даже ничего полезного не сообщил…

Вэй Усянь налил в чайник вино и пил его вместо чая. На удивленные взгляды он не обращал внимания. А самого яростного взгляда в комнате не наблюдалось — Цзян Чэн опять зависал в опиумной курильне.

— Мы знаем, что у него несколько способностей: быстрое передвижение, скрытность, обездвиживание, — сказал Лань Сичень.

— У нас вообще хватит сил его поймать? — Вэй Усянь наклонил голову. В руке он держал пиалу, и устраивал в ней водоворот, покачивая ее из стороны в сторону.

Он стал ловить себя на мысли, что ему действительно не хватает вздохов, кривляний, закатывания глаз, едкости Цзян Чэна. Как-то все пусто стало без него. Вэй Усянь вздохнул и опрокинул в себя вино одним глотком. Лань Ванцзи тихо подошел и положил руку на плечо Вэй Усяня.

— А я что? — спросил он, — Я ничего!

Лань Ванцзи слегка сжал руку. По выражению его лица ничего нельзя было прочитать.

— Я сделал запрос в Префекторию, послав им список примет. У Сюэ Яна есть очень характерная примета — отсутствие мизинца на левой руке.

— Хоть что-то… — сказал Вэй Усянь и налил себе еще.

***

Через неделю безделья Цзинь Гуаньяо вызвал их к себе снова.

В бумаге, которую он прислал, значилось, что у него есть дополнительная информация. Цзян Чэн снова не пошел с ними. Вэй Усянь дважды его вытаскивал за шиворот и дважды получил ответом в зубы.

— Ну и проваливай! — прокричал Вэй Усянь, наблюдая как спина брата исчезает под аркой входа в курильню.

Вэй Усянь потер потревоженный подбородок: ну хоть зубы целы, и на том спасибо. Цзян Чэн на этот раз бил лишь в четверть силы, играючи. А может, сил у него просто не было — опиум высосал его до суха, сделал слабым как младенец.

Лань Сичень ходил мрачнее тучи, но ничего не говорил, только улыбаться перестал. Вэй Усянь знал, что он забирал Цзян Чэна поздними ночами и отвозил домой отсыпаться. Сколько умений, сил и терпения ему это стоило — неизвестно.

Цзинь Гуаньяо встретил их с улыбкой в другой башне. Он проводил их лично переходами куда-то в конец длинного коридора с несколькими железными дверями. Тяжелые, не пропускающие свет, шторы закрывали окна. Больше в коридоре ничего не было.

Цзинь Гуаньяо ненадолго увел куда-то Лань Сиченя и Лань Ванцзи, затем вернулся за Вэй Усянем.

— У нас с тобой личный разговор.

Вэй Усянь поднял брови. Всё это выглядело уже подозрительно.

Цзинь Гуаньяо подал руку:

— Пойдем. Тебе ведь интересно, кем была твоя мать? — спросил он.

Вэй Усянь отшатнулся, но справился с собой и подал руку.

— У меня есть тайная библиотека. Я покажу тебе кое-что.

Цзинь Гуаньяо открыл одну из дверей и пригласил внутрь Вэй Усяня.

Вэй Усянь сделал шаг, и тут же дверь позади него захлопнулась. Заклятие, прикрепленное над дверью, засверкало салютом и погасло. Внутри помещения ничего не было — это была тюрьма.

— Прости. — Цзинь Гуаньяо отодвинул окошко и заглянул внутрь, — Кто-то дал вам наводку на мою фабрику и там вы нашли то, что находить не стоило.

Вэй Усянь рванулся к двери.

— Прости, — снова проговорил Цзинь Гуаньяо, — Сюэ Яна и украденное я найду как-нибудь сам. Позже.

Он захлопнул окошко.

Вэй Усянь оказался в плену многоруких и многоногих теней и шепота. Углы помещения надвигались на него. Он знал это заклятие, и оно только начинало свое действие, раскачивалось как маятник. Снять его можно было только со стороны входа.

Вэй Усянь заскрипел зубами.

***

Цзян Чэн резко проснулся. Сиреневый полог перед ним заколыхался. Сердце клокотало где-то в глотке. Цзян Чэн подскочил, чуть не опрокинув стол и посуду на нем. Он быстро, чуть ли не путаясь в ногах, выскочил из помещения, кинул горсть монет хозяину и выбежал на улицу. На улице были сумерки. Цзян Чэн заметался было бестолково, но успокоился, отдышался и побежал в сторону штаба. Бежать ему было недалеко — три квартала.

Он вихрем ворвался в здание. Разгромил оружейную, пока нашел Саньду.

Вэнь Цин отмывала прозекторскую, а Вэнь Нин сортировал травы.

Цзян Чэн чуть не проскочил мимо, но вернулся, увидел Вэнь Нина и грубо схватил его, потащив за собой.

— Ты пойдешь со мной, — сказал он.

— Куда ты его? — крикнула Вэнь Цин и выронила тряпку.

— Потом-Потом. Это срочно! — отмахнулся Цзян Чэн, — Всё потом расскажу.

Вэнь Нин в изумлении пошел следом за Цзян Чэном.

— Ногами двигай! — прикрикнул тот.

Вэнь Нин нагнал его.

========== 22. Смех в аду: Часть третья ==========

— Глаза отводи! — сквозь зубы прошипел Цзян Чэн, подталкивая Вэнь Нина.

Вэнь Нин сбивался на бег трусцой, но все равно не поспевал за бешеным ритмом шагов Цзян Чэна.

— Я не умею! — пролепетал Вэнь Нин, который вообще не соображал, что происходит.

— Умеешь! — отрубил Цзян Чэн, — Сделай так, чтоб люди вокруг нас не замечали.

Вэнь Нин вытаращил глаза.

Цзян Чэн остановился и встал вплотную, почти касаясь лбом лба Вэнь Нина.

— Ты же не хочешь, чтоб они погибли? Те, кто спасли тебя и твою сестру? — спросил Цзян Чэн очень тихо. Он говорил это для себя, даже не для Вэнь Нина. Он же не хочет снова допустить гибель тех, кого любит? Нет?

НЕТ?

Вэнь Нин сглотнул.

— Поэтому ты сделаешь всё, чтоб спасти их, — Цзян Чэн сжал губы, — Ты меня понял?

Вэнь Нин кивнул.

И они продолжили путь по городу, на который наползала расцвеченная огнями ночь. Город выпустил воришек, шлюх, пьяниц, всякий гогочущий сброд — смазанные улыбки, острые локти, ловкие пальцы, внезапные подножки, суматошные крики. Цзян Чэн несся вперед к башне Ланьлин Цзинь.

Они замерли недалеко от входа, и Цзян Чэн задумался.

Он с оружием и без пропуска. С ним — парень, готовый удариться в слезы. Мимо протопал низенький человечек, держа в руке бумагу с клеймом-пионом. Цзян Чэн вырвал бумагу. Человечек заверещал. Стражники около входа в башню забеспокоились и вытащили мечи.

— Вэнь Нин! — рявкнул Цзян Чэн.

Вэнь Нин встал истуканом. Медленно обернулся вокруг своей оси. Стражники убрали мечи.

Человечек тупо смотрел на Цзян Чэна.

— Прикажи ему идти домой, — проговорил Цзян Чэн.

Вэнь Нин уставился на человечка. Человечек поднял глаза на Вэнь Нина, затем развернулся и пошел прочь от башен.

Цзян Чэн схватил за локоть Вэнь Нина и снова потащил за собой.

Цзян Чэн ткнул в лицо одному из стражников бумагу. Тот тупо уставился на нее. Затем на Цзян Чэна. Снова на бумагу. Цзян Чэн нетерпеливо зацокал языком. Вэнь Нин без окрика поглядел на стражника. Тот махнул рукой.

— Ну вот и хорошо, — вполголоса проговорил Цзян Чэн и пошел вперед.

Они долго бродили переходами: мостами и коридорами. Цзян Чэн смутно понимал куда надо идти. Но все же — смутно. Люди, сновавшие мимо — стражники в доспехах, служанки в разноцветных нарядах, рабочие в безликой одежде — все провожали глазами Цзян Чэна.

Цзян Чэн скрипел зубами. Вэнь Нин говорил, что он не может воздействовать на всех.

— Можешь, — говорил в ответ Цзян Чэн, — Можешь, но не хочешь.

Башня, в которой заперли Лань Сиченя, Лань Ванцзи и Вэй Усяня была самой дальней, как назло, самой скрытой, и в ее подножье было больше всего народу.

Цзян Чэн хмуро посмотрел на Вэнь Нина. Тот поднял руки ладонями вверх.

— Я не продержу их долго! — проговорил он.

— Сколько? Сколько сможешь?

Вэнь Нин задумался.

— Полчаса.

— Этого будет достаточно, — сказал Цзян Чэн и пошел вперед, — Через двадцать минут я вернусь.

Он обернулся и посмотрел на Вэнь Нина пристально.

— Если не вернусь, возвращайся в штаб. Свяжись с Лань Циженем. А сам бери сестру и уходите из города.

— Цзян… Чэн… — с запинкой сказал Вэнь Нин.

— Что?

— Спасибо.

Цзян Чэн кивнул.

Он скоро добрался до этажа с железными дверями и шторами, что прятали окна. И он не знал, что маленькая рыжая лиса с черным пятном на лбу наблюдала весь его путь. Цзян Чэн метался от одной двери к другой. Из десятка дверей с заклинаниями активированы были два. Цзян Чэн удовлетворенно кивнул и метнулся к одной из дверей. На ней было заклинание кошмаров. Свиток с ним, прикрепленный над дверью, слегка светился. Цзян Чэн открыл окошко и увидел сжавшегося к комок на полу Вэй Усяня.

— Продержись… — проговорил Цзян Чэн и побежал к другой двери.

Над ней же было заклинание колокола. Цзян Чэн издал рваный вдох. Дверь сотрясалась от неслышных звуковых ударов.

Маленькая лиса подобралась совсем близко и оскалилась. Цзян Чэн обернулся, разматывая Цзыдянь. Он улыбнулся несвойственной ему улыбкой-оскалом.

— А вот и ты! — сказал он.

Лиса попятилась, зарычала, прижала уши. Цзян Чэн сделал шаг. Лиса побежала прочь от него, но Цзян Чэн тут же достал ее плетью. Лису отшвырнуло и оглушило. Она слегка дернулась и затихла. Цзян Чэн неспешными шагами подходил к ней.

— Ты забыл кое-что важное, — сказал Цзян Чэн и приподнял лису за шкирку, как котенка.

Лиса нервно заскребла лапами, пытаясь острыми когтями достать по руке Цзян Чэна, но он другой рукой направил плеть и связал лису. Лиса оскалила зубы.

— Ты забыл, что в отделе четыре человека. Как ты вообще мог это забыть, а? И никого на этаже не оставил. Ай-ай-ай! Такой умный! Столько всего натворить — и так глупо проколоться!

Лиса заскулила.

Цзян Чэн наклонил голову.

— Ты же понимаешь, что я собираюсь сделать?

***

Цзян Чэн несколько минут снимал заклинание колокола. Оно было сложным, заковыристым, но Цзян Чэн знал, как его снять. Их учили.

Это было заклинание пыток. Одно из самых запрещенных.

Когда свиток над дверью вспыхнул и сгорел, оставив после себя осыпающуюся золу, Цзян Чэн открыл окошко и поглядел через него.

Лань Сичень сидел на полу, спрятав лицо за волосами, на коленях он держал голову лежащего Лань Ванцзи. Волосы Лань Ванцзи кое-где слиплись — от вытекшей из глаз, ноздрей и ушей крови.

Цзян Чэн потерянно заскреб в окошко.

Лань Сичень медленно поднял голову. Лицо его тоже было окровавленным. Белки глаз покраснели от лопнувших сосудов.

— Тут заперто магическим замком, — громко проговорил Цзян Чэн, — Разбуди Лань Чжаня, пусть он его уничтожит изнутри. Мне возиться долго. А там еще Вэй Ин… И времени мало. Надо уходить.

Лань Сичень без эмоций смотрел на Цзян Чэна.

— Ты слышишь меня? — спросил Цзян Чэн, внутренне обмирая.

Лань Сичень медленно кивнул, убрал со лба брата волосы и что-то тихо ему сказал.

Цзян Чэн пошел к двери, где заперли Вэй Усяня.

С этим заклинанием он возился дольше. Ему понадобилось написать больше десяти иероглифов-ключей, а заклинание все равно пару раз чуть не отхватило ему пальцы. С тихим хлопком оно все же распалось на части и сгорело.

Цзян Чэн второй раз открыл окошко. Вэй Усянь, бледный, встрепанный, но живой, медленно поднялся на ноги.

— Я рад тебя видеть, — проговорил он и даже улыбнулся.

— Лань Чжань сейчас вытащит тебя. Я слышу шум. Нам надо выбираться.

— Зачем мне Лань Чжань? — сказал Вэй Усянь, отряхивая руки.

— Что?

— Просто отойди за угол и пригнись. — Вэй Усянь хихикнул.

Цзян Чэн скривился, но смолчал, и сделал как ему велел брат.

Дверь вынесло с ужасающим грохотом. Даже окна выбило. Где-то очень близко закричали люди и раздалисьшаги.

— Черт!

Цзян Чэн побежал к Вэй Усяню.

Лань Сичень шел через клубы дыма, поддерживая ослабевшего Лань Ванцзи. Вэй Усянь подбежал к нему и взял его под вторую руку.

Цзян Чэн заметался, оглядываясь. Он сорвал штору, отхватил от нее кусочек и золой от заклинания принялся рисовать план выхода. Когда он закончил, то сунул импровизированную карту Вэй Усяню в руки.

— Это короткий путь. Этажом ниже остался Вэнь Нин.

— Откуда ты…

Цзян Чэн замахал руками.

— А ты сам разве не пойдешь с нами?

Цзян Чэн помотал головой.

— Мне еще нужно кое-что забрать.

Он посмотрел на Лань Сиченя, подошел вплотную, прижался тому головой к плечу, отстранился, задерживая взгляд с немым извинением.

— У нас нет мечей, — сказал Вэй Усянь.

Цзян Чэн, не глядя, отстегнул ножны Саньду с пояса и кинул меч Вэй Усяню. Тот поймал ножны с мечом в полете.

— Теперь есть один. Остальные сможете позаимствовать.

Цзян Чэн оглянулся назад.

— Быстрее!

Они разделились и направились в разные стороны.

Цзян Чэн знал, где находилась скрытая комната Цзинь Гуаньяо. Он в своих снах бывал в ней несколько раз. Он даже знал цепочку иероглифов-пароль на входе. Но все равно пришлось поплутать, пока нашел нужную башню и этаж.

Теперь Цзян Чэн был предоставлен сам себе и в ответе за себя. Он надеялся, что остальным удалось спастись и выбраться живыми.

Он очень на это надеялся.

Башни ходили ходуном. Цзинь Гуаньяо пропал. Одна из камер оказалась взорвана. Какие-то люди напали на Ланьлин Цзинь. Неслыханно!

Цзян Чэн слышал шепотки и проскальзывал мимо. Его видели, но он уже успел к тому времени украсть одежду слуги и переодеться в нее.

Когда он наконец нашел комнату Цзинь Гуаньяо, минула полночь.

Замок распался, и Цзян Чэн осторожно толкнул дверь внутрь. Отделанные светлым деревом покои — несколько глухих шкафов, кушетка, стол, неяркие занавески. Покои наместника Императора можно было бы назвать аскетичными по убранству, даже бедными.

Цзян Чэн наугад открыл один из шкафов. Он оказался пуст. Открыл другой — на полке лежала книга и кинжал с синей ручкой. Цзян Чэн взял и то и другое. Он открыл третий шкаф и увидел голову на подставке. Голова смотрела в ответ на Цзян Чэна выпученными глазами.

Цзян Чэн сорвал занавески, завернул голову, соорудив узел, перекинул его через плечо и вышел прочь из комнаты Цзинь Гуаньяо.

========== 23. Смех в аду: Окончание ==========

Цзян Чэн вернулся под утро и свалил украденное из Ланьлин Цзинь на стол. Никто не лег спать, все ждали его.

— Что? — спросил он, хмуро оглядев всех.

Вэй Усянь засмеялся.

— Хорошее приключение?

— Да вообще замечательное!

Цзян Чэн бухнулся на свой стул и сложил руки на груди.

— Вэй Ин, у тебя точно есть вино, — потребовал он.

Вэй Усянь засмеялся снова, встал со своего места, взял чайник и плеснул из него в пиалу Цзян Чэна. Тот залпом выпил. Вэй Усянь налил снова.

Лань Ванцзи поднялся и подошел к столу, на котором лежал кинжал с синей ручкой, книга и сверток с головой. Лань Ванцзи задумчиво коснулся кинжала. Лань Сичень тоже поднялся, чтоб осмотреть предметы. Он пролистал книгу и отложил ее. На лице его было написано крайнее изумление.

— Где ты это взял? — спросил он.

Цзян Чэн пожал плечами и снова выпил вина.

— Там, где этого уже нет.

Вэй Усянь подошел и взял кинжал в руки.

— Интересная штучка.

— Положи на место, — твердо сказал Лань Ванцзи.

— Почему? — спросил Вэй Усянь, подкидывая кинжал вверх.

— Это то, о чем я думаю? — спросил Лань Ванцзи у брата. Тот кивнул.

Лань Ванцзи попытался отнять кинжал у Вэй Усяня, но он принялся играть с ним, поднимая руки вверх и смеясь, чтоб Лань Ванцзи не достал. Лань Ванцзи грубо пригвоздил Вэй Усяня к столешнице, заставив его слегка прогнуться вниз. Улыбка на губах Вэй Усяня из ребяческой превратилась в соблазняющую. Цзян Чэн скривился, но лишь снова налил себе вина. Он быстро напивался, но это единственное что ему сейчас было необходимо.

Или опиум.

Опиум. Черт.

Лань Ванцзи опрокинул Вэй Усяня и забрал у него кинжал. Вэй Усянь раздвинул колени.

— Ох, только не здесь!.. — проговорил Цзян Чэн, вставая. Его слегка пошатывало.

— Лучше б ты не вина напился, а отвара Вэнь Цин, — сказал Лань Сичень, — Мы только из-за него и держимся.

— Молодцы, — ответил Цзян Чэн.

— Что это за кинжал? — спросил Вэй Усянь, залезая с ногами на стол.

— Кинжал Сытон*. Легендарный. Пропавший из хранилища Гусу несколько веков назад.

— Для чего он нужен?

— Точно не знаю. Но знаю, что он серебряный и ручка его выточена из цельного куска синего опала. Этот кинжал бесценен.

— Ну это я уже понял. — Вэй Усянь лег на стол и посмотрел на потолок. — Еще какая-то книжечка…

Лань Ванцзи пролистал книжечку.

— Древнее наречие…

Лань Сичень кивнул.

Вэй Усянь слез со стола и подобрался к свертку из занавесок, он хотел развязать его, но Цзян Чэн хлопнул его по руке.

— Не трогай!

— Почему? — обиженно спросил Вэй Усянь.

— Там…

— Ой, да иди ты! — Вэй Усянь подтянул к себе сверток и развязал его. Когда он высвободил голову, то изменился в лице.

— Что это такое? — спросил он севшим голосом.

— Голова старшего брата Не Хуайсана, Не Минцзюэ, — мрачно проговорил Цзян Чэн.

— Его убил Цзинь Гуаньяо?

Цзян Чэн кивнул.

— Думаю, вас могла бы постигнуть та же участь.

— Б-р-р-р-р! — сказал Вэй Усянь и убрал голову подальше от себя.

— Что с Цзинь Гуаньяо? — спросил Лань Ванцзи.

— Не думаю, что он теперь доставит нам неприятности, — ответил Цзян Чэн коротко.

Лань Сичень пристально посмотрел на него, но ничего не сказал. Он взял кинжал и книгу и пошел к выходу.

— Стоит пойти всем спать, как считаете? День был долгим, — сказал он.

Цзян Чэн выходил последним. Голова Не Минцзюэ смотрела ему вслед.

***

Не Хуайсан пришел сам, через несколько дней. Он робко постучался в дверь.

— Входи, Вэнь Нин. Что ты вечно как в первый раз… — сказал Вэй Усянь, не поднимая головы от листов бумаги, на которых он что-то писал.

В помещении больше никого не было. Цзян Чэн куда-то запропастился. А Лань Сичень отправился проводить очередной плановый осмотр Лань Ванцзи. Вэй Усяня они с собой не взяли. Даже строго-настрого запретили подглядывать и подслушивать.

Не Хуайсан, одетый в черный дорожный костюм, прошмыгнул внутрь и уселся напротив Вэй Усяня. Не Хуайсан посмотрел на бывшего товарища.

— Не узнаешь? — спросил он.

Вэй Усянь поднял голову.

— О. А мы о тебе вспоминали недавно.

— И как? Хорошее вспоминали? — Не Хуайсан достал веер из рукава и принялся кокетливо обмахиваться.

Вэй Усянь откинулся на спинку стула.

— Ну как тебе сказать…

— Я приехал за головой брата.

Вэй Усянь кивнул.

— Быстро ты. Из Шанхая примчался как молния.

— Я был неподалеку.

Вэй Усянь снова кивнул и посмотрел подозрительно.

— Ответь-ка мне на пару вопросов…

Не Хуайсан замахал руками:

— Да хоть на десять!

— Это ты присылал нам шкатулки?

Не Хуайсан молчал, спрятавшись за веером.

— Какие шкатулки? — спросил он глухо.

— Необычные такие шкатулки. С секретом.

— Я приехал всего лишь забрать голову брата, — вместо этого ответил Не Хуайсан.

— И почему я тебе не верю?

— Не знаю.

Вэй Усянь раздраженно потянулся через стол:

— Дай сюда веер!

Не Хуайсан вскочил со стула и забежал за спинку.

— Не отдам! — сказал он со смехом.

Вэй Усянь ринулся за ним, свалил стул и ударился бедром о стол. Вэй Усянь остановился, потирая ушибленное бедро и хмуро глядя на Не Хуайсана. Тот тяжело вздохнул, обошел Вэй Усяня и сел на его место.

— Ну ладно-ладно. Я все расскажу.

Вэй Усянь поднял стул и сел на него.

— Это был я. Со шкатулками, — проговорил Не Хуайсан, пряча рот за веером, — Мянь-Мянь создал Цзинь Гуаньяо. Я ее выкрал и поселил на фабрике. Из моего брата он хотел сделать такое же… Не знаю, успел ли.

— Не успел.

Не Хуайсан медленно, с удовлетворением, кивнул.

— Что связывало твоего брата и Цзинь Гуаньяо?

— Это было год назад, и больше я его не видел. Общие дела. Торговля. Брат поехал в Циндао и пропал, не добравшись до города. Или добравшись. Он должен был сразу направиться в Ланьлин Цзинь.

— Почему ты подумал, что в исчезновении твоего брата виноват Цзинь Гуаньяо?

— Потому что брат поехал с условиями, которые были совершенно невыгодны Цзинь Гуаньяо. Если он успел это ему сообщить, то Цзинь Гуаньяо мог сильно разозлиться… И брат был не из тех, кого могла взять кучка разбойников. Даже если их была бы сотня.

— Да. Я понимаю. Значит, это ты подстроил, чтоб мы нашли Мянь-Мянь?

Не Хуайсан кивнул.

— Сам я не мог к нему подобраться вплотную. Должен вам сказать «спасибо».

Вэй Усянь махнул рукой.

— Голова в прозекторской. Налево и прямо по коридору. Предпоследняя дверь внизу лестницы.

Не Хуайсан поднялся и пошел к выходу.

— Не Хуайсан, — окликнул его Вэй Усянь.

Тот обернулся.

— Ты приводил Мянь-Мянь живых людей?

Не Хуайсан улыбнулся сквозь веер.

— Я покупал трупы и привозил их ей. Бродяги, нищие и шлюхи.

— Цзинь Гуаньяо больше никого не побеспокоит, — сказал в ответ Вэй Усянь.

Интересно, что имел в виду Цзян Чэн…

Не Хуайсан снова улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он и вышел за дверь.

***

Цзян Чэн вечером решил навестить сестру. Она сидела у себя в комнате и вышивала шелковую наволочку для подушки.

Когда он вошел, то Цзян Яньли подняла голову и улыбнулась. Цзян Чэн взял стул и сел напротив сестры. Комната Цзян Яньли была отделана нежно-голубым шелком с вышивкой. Также Цзян Яньли вышила и гобелен у себя над кроватью. И покрывало. Две большие светлые вазы около окна были пусты.

— Надо было принести тебе цветы, — с извинением сказал Цзян Чэн.

— Не нужно, — ответила Цзян Яньли и отложила вышивку, — Что тебя беспокоит?

Цзян Чэн молчал.

— Я убил человека. Точнее не человека…

— Я знаю, — коротко сказала Цзян Яньли.

Цзян Чэн поднял на нее взгляд.

— Откуда…

Цзян Яньли засмеялась.

— Ты же знаешь, как становятся Измененными? Нужно испытать какое-то потрясение.

Цзян Чэн кивнул.

— Я ведь тоже была в тот день. Пятого ноября.

— Ты не говорила, — медленно произнес Цзян Чэн.

Цзян Яньли пожала плечами.

— Нужды не было. Тем более, с моими-то ногами пользы от меня было не больше, чем от поленницы дров.

— Какая у тебя способность?

— Могу направлять разум через тени. Я часто слежу за вами таким образом. Но подать знак или подсказать, конечно, не могу.

Цзян Чэн, все еще очень удивленный, смотрел на сестру во все глаза.

Цзян Яньли вздохнула и взяла вышивку в руки.

— Будешь работать с нами? — спросил Цзян Чэн.

— Нет, — твердо ответила Цзян Яньли.

— Почему?

— Не хочу, чтоб кто-то знал, что я тоже…

— Ты стыдишься?

Цзян Яньли подняла взгляд на брата.

— Я просто не хочу в это влезать, — сказала она тихо и улыбнулась, — Позволь мне заниматься тем, что мне нравится.

Цзян Чэн молчал.

— Оно вернулось, — сказал он через минуту, — Будущее.

— Ты спас всех.

Цзян Чэн кивнул.

— Есть два человека, с кем тебе нужно о многом поговорить.

Цзян Чэн кивнул снова.

— Но с Вэй Ином я пока не смогу говорить. Не заставляй меня.

— И не думала. — Цзян Яньли перебирала мотки шелковых ниток. — Что ты будешь делать с опиумом?

— Не знаю, буду ли видеть будущее без него…

— Будешь.

— Тогда попрошу Вэнь Цин запереть меня на пару недель, привязав к кровати. — Цзян Чэн криво улыбнулся.

Цзян Яньли кивнула с улыбкой.

— Будет трудно.

— Ну и пусть.

Цзян Чэн поднялся, затем наклонился и поцеловал сестру в лоб. Цзян Яньли засмеялась и обняла его.

— Ты всех спас, — сказала она, — Ты всех спас. У тебя не было иного выхода.

Цзян Чэн сжал сестру в крепком объятии.

— Спасибо, — очень тихо произнес он.

***

Лань Сичень сидел за рабочим столом в общей, с Цзян Чэном, квартире. Он через лупу изучал добытую книгу и выписывал иероглифы.

Цзян Чэн разулся и прошел к нему. Он сел рядом и молчал несколько секунд.

— Я должен тебе многое рассказать.

— Если не хочешь, то… — проговорил Лань Сичень, не отрываясь от чтения.

— Я должен, — перебил Цзян Чэн.

Лань Сичень кивнул.

— Шестьсот лет назад, когда в первый раз сгорела библиотека Гусу Лань… — начал Цзян Чэн.

Лань Сичень поднял на него взгляд.

-…Твое имя было Лань Янгуан**, ты был правителем ордена. А меня звали Цзян Лю***.

Комментарий к 23. Смех в аду: Окончание

*Жало

** Свет солнца

***Поток

========== 24. Шестьсот лет назад: Жало ==========

Цзян Лю не спал. В июльскую ночь он слушал, как за походной палаткой догорал костер. Солдаты тихо переговаривались между собой. Цикады стрекотали — лето обнимало все вокруг. И какое бы кровавое это «всё» не было — лето все равно полнилось жизнью.

Цзян Лю смотрел на подвешенный к потолку фонарь. Около него летали два мотылька, удивительно осторожные для столь бестолковых созданий.

— Жить хотят… — проговорил Цзян Лю и повернулся на другой бок.

Тканевый полог тихо зашелестел. Осторожные шаги — чтоб не потревожить Цзян Лю.

Пальцы боролись с ремнями доспехов. От вошедшего пахло костром и травами.

Вошедший справился с ремнями, и нагрудный доспех глухо упал на землю.

— Извини, — прошептал вошедший.

— Я все равно не сплю, — проговорил Цзян Лю и поглядел на Лань Янгуана.

Лицо вошедшего молодого мужчины выглядело сильно осунувшимся, с темными полукружиями под глазами. Его длинные темные волосы были заплетены в затейливую тугую косу. Лань Янгуан сел на койку боком к Цзян Лю. Тот привстал и принялся расплетать косу Лань Янгуана.

— Это финальный бой с маньчжурами.

Цзян Лю кивнул.

— Один из кинжалов все равно у Цишань Вэнь.

— Но книга у нас, — заметил Цзян Лю, — Кинжал без книги бесполезен.

— Ты сможешь спрятать книгу и кинжал в безопасном месте? — спросил Лань Янгуан, — Если со мной что-то случится.

Цзян Лю зарычал и слегка дернул его за прядь волос. Этот разговор был уже не впервые.

— С тобой ничего не случится. Я не позволю.

Лань Янгуан лишь слегка улыбнулся.

— Почему ты не спишь?

— Ждал тебя.

— Завтра рано выходить.

— Я помню, — проговорил Цзян Лю и пальцами, как гребнем, расчесал волосы Лань Янгуана.

Лань Янгуан резко обернулся и с ногами забрался на койку. Он сидел очень близко к Цзян Лю. Цзян Лю смотрел в темные глаза Лань Янгуана. Его кожа, под светом лампы, имела теплый янтарный оттенок. Цзян Лю подался вперед и коснулся губами виска Лань Янгуана. Тот улыбнулся и обнял Цзян Лю. Цзян Лю взялся за края рубашки Лань Янгуана и потянул вверх, заставляя выбраться из нее.

Цзян Лю спустился вниз и принялся расшнуровывать сапоги Лань Янгуана.

— Не надо, — проговорил тот, но Цзян Лю только поднял вверх ладонь, останавливая. Он снял сапоги и взял в руку ступню Лань Янгуана. Покрасневшая косточка щиколотки под его пальцами стала теплее. Цзян Лю размял каждый палец и подъем ступни. Лань Янгуан потемневшими глазами и без улыбки наблюдал за Цзян Лю.

Когда Цзян Лю поднялся с колен, то Лань Янгуан потянул его на себя.

— Нам надо поспать.

— Это может быть последняя наша ночь. Стоит ли ее тратить на такую бесполезную вещь как сон?

Лань Янгуан засмеялся:

— Бесполезную? А то, чем мы сейчас займемся — это полезная вещь?

Цзян Лю слегка толкнул Лань Янгуана назад, заставив его опереться спиной. Сам же присел ему на колени. Он не спеша и вдумчиво боролся со шнуровкой брюк Лань Янгуана.

Лань Янгуан осторожно просунул ладонь под промежность Цзян Лю. Цзян Лю засмеялся и поерзал. Лань Янгуан задержал ладонь и расширившимися глазами пристально смотрел на Цзян Лю.

— Почему тебя это так всегда удивляет?

— Потому что я не думал, что ты выберешь меня.

Цзян Лю закончил со шнуровкой и наклонился вперед, чтоб поцеловать Лань Янгуана.

Затем оторвался, слез с колен любовника и резко стянул с того брюки. И снял свои.

Цзян Лю взял бутылочку с маслом, стоящую около койки, и налил немного на ладонь.

— Давай… — начал Лань Янгуан.

— Я сам.

Цзян Лю развел ягодицы и медленно вставил один палец, через минуту еще один. Привыкнув, через пару минут, он подошел к Лань Янгуану и масляной рукой коснулся его члена, медленно провел вверх-вниз, и снова. Затем резко забрался сверху. Он глубоко насадился на член Лань Янгуана.

— Ни слова, — сквозь зубы проговорил Цзян Лю и слегка прогнулся назад. Лань Янгуан поддержал его за спину одной рукой, другой — взялся за член Цзян Лю.

Цзян Лю со вздохами сквозь зубы приподнимался и опускался.

Лань Янгуан подался вперед и обнял Цзян Лю.

— Что же ты боишься издать хоть звук… — сказал он шепотом, — Это армия. Здесь все друг друга слышат. И все друг друга знают. И давно знают, что глава ордена Гусу Лань и глава ордена Юньмэн Цзян спят друг с другом.

Цзян Лю остановился и схватил правую руку Лань Янгуана. Он поднес ладонь к своему рту и укусил за косточку указательного пальца.

Лань Янгуан охнул и отнял руку.

Цзян Лю подался вперед и заткнул его поцелуем. Через мгновение он начал двигаться снова.

Лань Янгуан взял Цзян Лю за бедра и перенес, чтоб он оказался лежащим на спине. Лань Янгуан чуть отодвинулся и наклонился над Цзян Лю.

— Просишь пощады? Или мне тебя выпороть?

Цзян Лю засмеялся.

— Выпороть скорее я тебя смогу. — он показал руку с блеснувшим фиолетовым кольцом на пальце.

— Ну вот. Никогда я не смогу побыть главнее.

— По голосу, не сказать, чтоб ты был сильно недоволен.

Лань Янгуан поцеловал Цзян Лю и вошел в него снова.

***

Он опоздал. Цзян Лю опоздал. Он понял это слишком поздно. Полдень заволокло дымом от снарядов и взрывов. Люди орали, стонали, визжали. Кто-то обделался, и через чжан ощутимо несло дерьмом.

Цзян Лю шел, не разбирая дороги. Чужие лица с пустыми глазами — под комьями земли. Рты, полные пыли из-под сапог и крови.

Оторванные руки и ноги.

Цзян Лю поправил ножны с мечом.

— Цзян… Лю… — прошептал знакомый голос из-под небольшого наносного холма.

Цзян Лю вздрогнул. Сердце забилось как птица. Ему послышалось?

— Цзян Лю, где ты…

Цзян Лю подбежал к холму. Обогнул его дважды.

Пусто.

— Цзян Лю,. — донеслось снова.

Белые пальцы заскребли комья земли и выбрались на свет. Цзян Лю принялся яростно раскапывать.

— Лань Янгуан, — сказал Цзян Лю потерянно.

Лицо Лань Янгуана было в крови и в земле.

— Что ты здесь делаешь?.. Ты должен был быть в тылу. Тебя должны были беречь как зеницу ока.

— Не хотел… — Лань Янгуан закашлялся. На губах его выступила кровь. — Не хотел сидеть и ничего не делать.

— Дурак! — в сердцах рявкнул Цзян Лю и ударил рукой по насыпи. Сверху западали комья земли.

Цзян Лю вытащил из завала Лань Янгуана и усадил его на землю. Он убрал слипшиеся от грязи и крови волосы с лица Лань Янгуана.

— Меня ищут, — сказал Лань Янгуан, — Меня ищут. И если найдут, то они получат сферу. Никто не должен ее получить.

— Что ты имеешь в виду? — медленно проговорил Цзян Лю.

— Мы об этом говорили с тобой.

— Нет. Нет. Ты будешь жить!

— Цзян Лю.

— Нет! Нет! Нет!..

— Цзян Лю. Сними с меня доспех.

Цзян Лю дрожащими пальцами, как и несколько часов назад, принялся снимать доспех с Лань Янгуана. Он развязал ремни и приподнял пластину доспеха.

Рубашка внизу живота Лань Янгуана была мокрой насквозь, потемневшей от крови. С каждым вдохом Лань Янгуана крови становилось больше.

— Как тебя задело? — спросил Цзян Лю.

— Это неважно. Уже неважно. Возьми кинжал.

— Это можно вылечить.

— Цзян Лю. Моя сфера пропадет.

Лань Янгуан вытащил из кармана брюк кинжал с синей ручкой и прижал его острие к своей груди. Цзян Лю остановил его руку.

Цзян Лю порвал ворот рубашки Лань Янгуана, добираясь до левой груди.

— Ты знаешь, что нужно делать.

Цзян Лю начертил кинжалом кружок около соска Лань Янгуана — где сердце. И три иероглифа. Они стали слегка светиться серебристым.

Цзян Лю медлил.

— Цзян Лю, — слабеющим голосом произнес Лань Янгуан, — Знай… Что я всегда тебя любил.

Цзян Лю тремя пальцами нажал на три иероглифа. Лань Янгуан в последний раз вздохнул и замер с пораженным выражением на лице.

Из начерченного кинжалом круга выплыла светящаяся молочно-белым сфера, размером не больше полцуня.

Цзян Лю подержал ее на ладони, покатал туда-сюда, как бусину. Затем открыл рот и проглотил.

Он ладонью закрыл глаза Лань Янгуану и поднялся с колен.

— Я тоже, — сказал он никому, — Я тоже.

Цзян Лю вытащил Саньду из ножен и поволок его, за собой оставляя след-борозду по земле. Меч сейчас казался слишком тяжелым — нести его на поясе было невыносимо.

Цзян Лю грязной рукой коснулся лица, отнял ладонь, посмотрел на нее. Поднял взгляд на небо. Он надеялся увидеть дождь, но его не было. Тогда откуда капли?..

— Значит, ты видел свою смерть, предсказатель, — тихо и горько произнес Цзян Лю, — И не сказал мне. Чего тебе это стоило, а? Знать, что ты умрешь именно в этот день? Наверное, ты надеялся сберечь меня. Но теперь я владею твоей силой. Так что, хочу сказать — у тебя не вышло.

Лицо Цзян Лю кривилось в беззвучном плаче.

— Хорошо. Хорошо! Я пока не вижу свою смерть! Но смерть Цишань Вэнь я вижу отчетливо! — крикнул он.

Цзян Лю продолжил свой путь.

В конце концов, он всегда был тем, кто идет с мечом, а не тем, кто от него падет.

Не так легко.

Не так быстро.

И не сегодня.

========== 25. Вкус пепла на губах: Пролог ==========

Лань Сичень выслушал Цзян Чэна, не прерывая. На его лице разлилась бледность.

— Откуда ты это все знаешь?

— Я более чем уверен, что видел свою прошлую жизнь, а не просто сон.

Лань Сичень закрыл глаза.

— Это ведь была твоя способность — предсказание. Почему ты отдал мне ее? Почему ты предпочел умереть, а меня оставить с этим знанием?

Лань Сичень долго молчал.

— Я бы сделал это снова. Если бы все было поставлено на кон, — наконец ответил он, — Доверие.

— Глупо, — коротко заявил Цзян Чэн.

Лань Сичень помотал головой.

— Ты знаешь, что такое орден Гусу Лань? Для чего он был создан?

Цзян Чэн в задумчивости закусил губу.

— Изначально орден Гусу Лань создавался для контроля над Измененными. Тюрьма, исправительная школа…

Цзян Чэн хмыкнул.

Лань Сичень взял в руку книжку, которая лежала перед ним на столе.

— Это «Книга об Измененных. Запретная техника». Вторая ее часть. В ней описываются две техники того, как можно лишить Измененного его способностей. Первая называется «Потеря», Сунши. Вторая — «Жертва», Шохай Чжо.

Лань Сичень помолчал.

— В первом случае у носителя сферы Измененных отнимается его способность насильно. Принимающий его способность, проглотив сферу, может теперь пользоваться и чужой. Если она его примет. Сила Измененных — капризная вещь. Она либо принимает тебя, но чаще — нет.

— Ты умер в том моем сне.

Лань Сичень кивнул.

— Ты забрал мою сферу себе, и я умер. Если сфера взята насильно, то изначальный носитель умирает. Потому и называется «Потеря».

— А во втором…

— Во-втором случае, носитель сам жертвует свою сферу. Но остается жив. А принявший на себя — умирает. — Лань Сичень раскрыл книгу и указал на цепочку иероглифов. — Здесь описываются иероглифы для «Жертвы».

— Вторая часть книги у Сюэ Яна?

Лань Сичень снова кивнул.

— Война, закончившаяся шестьсот лет назад, может начаться снова.

Цзян Чэн поднялся.

— Ты сможешь сделать запрос, чтоб узнать находили ли мертвых Измененных? — голос его дрожал.

— Думаю, да. Но многие Измененные скрывают свои способности. Вот только…

Лань Сичень поднял глаза на Цзян Чэна.

-…один Измененный может находиться очень близко к Сюэ Яну.

— Сяо Синчэнь, — закончил за него Цзян Чэн, — Надо срочно рассказать остальным.

========== 26. Вкус пепла на губах: Часть первая ==========

На окраине северной части города, на одном из «лучей», Сяо Синчэнь зашел в заброшенный район. Разрушенный в последнюю войну. Ничего не восстановили. Дома застыли в немом крике. Стекло хрустело под ногами, напополам со щебенем.

Занимался рассвет, нежный, майский, полный свежести и будущего тепла. Сяо Синчэнь шел к тому, к чему неизбежно бы и пришел — рано или поздно.

За Сяо Синчэнем бесшумно шел человек в черном. Это был молодой парень, лет семнадцати, тонкий, гибкий, как прут, безжалостный в каждом движении. Лицо его можно было бы назвать красивым, если бы не жесткая, почти безумная, усмешка.

Он поймал его как сетью. Как сейчас поймал его и рассвет — паутиной лучей на белом одеянии.

Сюэ Ян пригвоздил распятого Сяо Синчэня к стене полуразрушенного дома. Сяо Синчэнь издал вздох. Попробовал пошевелить запястьями. Бесполезный меч болтался в ножнах на поясе.

Сюэ Ян неспешно подходил и тихо смеялся.

— Вот мы и свиделись, наконец… Как красиво сейчас, а ты не видишь.

Сяо Синчэнь молчал.

— Лучи солнца словно непролитая кровь на твоем белоснежном ханьфу.

Сюэ Ян встал вплотную. Сяо Синчэнь тяжело дышал.

— Ублюдок, — проговорил он сквозь зубы.

Сюэ Ян наклонился и шепнул ему на ухо:

— Да, это так.

Теплое дыхание пощекотало ухо Сяо Синчэня. Он попробовал дернуться от отвращения, но сила Сюэ Яна держала крепко, как муху в клею.

Сюэ Ян грубо вставил колено между ног Сяо Синчэня, заставив того развести ноги. Он зацокал языком. Затем снял с пояса Сяо Синчэня ножны с мечом и отбросил их в сторону.

— Может, это и хорошо, что ты ничего не видишь. Ты и раньше ничего не видел.

Сюэ Ян нежно провел изуродованной рукой по лицу Сяо Синчэня.

— Ты никогда ничего не видел.

Сяо Синчэнь сжал зубы до боли.

— Десять лет назад ты подобрал мальчишку-оборванца, которому переехало руку телегой.

Сяо Синчэнь задержал вдох.

— Какое-то время ты с ним путешествовал, а потом бросил в монастыре.

— Это был ты. Тот, кто вырезал монастырь Байсюэ, — выдохнул Сяо Синчэнь.

— Я, — довольно усмехнулся Сюэ Ян, — Да, это был я. И мне понравилось, — проговорил он почти касаясь губами уха Сяо Синчэня.

— От тебя всегда приятно пахло, — продолжил он, — Свежескошенной травой.

— Ты чудовище, — проговорил Сяо Синчэнь тихо.

Сюэ Ян отстранился, но колено не убрал.

— Ну и что? — сказал он и продолжил шепотом: — Подумай, не чудовище ли ты тоже. Ты не узнал меня через десять лет. И это стало концом Сун Ланя.

— Я передал тебя в надежные руки. Я знал, что о тебе позаботятся.

Сюэ Ян усмехнулся.

— Это я о них позаботился.

— Я убью тебя, — прорычал Сяо Синчэнь.

— Попробуй, — Сюэ Ян пожал плечами и отошел, — У тебя даже не одна попытка, а несколько. Вот только ты беспомощен словно мышонок в ловушке.

Сюэ Ян что-то достал из рукава ханьфу. Это оказался кинжал с синей ручкой. Впрочем, Сяо Синчэнь все равно его не видел. Но кинжал пах нагретым от тепла тела серебром.

Сюэ Ян снова приблизился и рассек ворот ханьфу Сяо Синчэня. Затем кончиком кинжала поднял бинты, охватившие шею Сяо Синчэня. Сюэ Ян легко взрезал повязку и отбросил ее в сторону.

Сяо Синчэнь поник головой. Над ним вилась лишь пара мотыльков, но Сюэ Ян ощутимо блокировал его способности. Сюэ Яну надоел стрекот, и он раздавил мотыльков.

«Что мне делать?» — думал Сяо Синчэнь.

Сюэ Ян внезапно рукой поднял голову Сяо Синчэня за подбородок, а сам прикоснулся губами к шраму, оставленному мечом, на шее. Он осторожно и нежно провел языком по шраму, оставляя легкие поцелуи. Грудь Сяо Синчэня тяжело вздымалась. Он надорванно дышал, заставляя себя терпеть и ожидать удобного момента. Он действительно не знал, что Сюэ Ян сделает в следующее мгновение.

Когда Сюэ Ян закончил с шеей, то сорвал и повязку с глаз Сяо Синчэня. Он долго не двигался и смотрел на лицо Сяо Синчэня, на запавшие дыры, оставшиеся вместо глаз. На лице Сюэ Яна не было улыбки, лишь почему-то невыразимая печаль. Он поднял руку и кончиками пальцев пробежал по скуле Сяо Синчэня. Затем снова приблизился и осторожно поцеловал каждую глазницу Сяо Синчэня.

Сяо Синчэнь дернулся в попытке укусить Сюэ Яна, но тот молниеносно отстранился и отошел на несколько шагов назад.

— Мы еще увидимся, — сказал он шепотом и направился прочь.

Через полчаса невидимые путы Сюэ Яна ослабели, и Сяо Синчэнь упал на колени. Сяо Синчэнь дрожащими, от боли после вытяжения, руками слепо искал в пыли и щебени разорванные повязки для шеи и глаз. Если б он мог плакать, то плакал бы от унижения и злости. Но у него не было глаз, а значит, не могло быть и слез. Оставалось только рычать сквозь зубы.

========== 27. Вкус пепла на губах: Часть вторая ==========

Лань Сичень листал книгу об измененных и вздыхал. Лань Ванцзи сидел рядом.

— Последствия…

— Да.

— Нам придется это сделать.

— Сделать — что? — спросил Вэй Усянь, ворвавшись в кабинет.

Лань Ванцзи поднял на него взгляд.

— Снять с тебя заклятие, — сказал вместо брата Лань Сичень.

— Зачем? — спросил Вэй Усянь.

— Я начал слепнуть на один глаз.

Вэй Усянь где стоял, там и сел — хорошо, что стул подвернулся под руку.

— Подожди…

— Расскажи ему, — попросил Лань Ванцзи.

И тогда Лань Сичень рассказал всю правду о заклятии сковывания и том, что оно делало с телом Лань Ванцзи.

— Конечно, мы его снимем, — сказал Вэй Усянь нервно, — Тем более я уже научился управлять силой. Мне больше не нужно что-то сдерживающее извне.

— Я нашел ритуал снятия в книге, — проговорил Лань Сичень, — Он не займет много времени. И Лань Чжань восстановится в течении нескольких недель.

Вэй Усянь кивнул.

Через несколько часов они закончили подготовку к ритуалу.

Вэй Усянь, голый по пояс, с бледным сосредоточенным лицом стоял в центре пустой комнаты. Лань Ванцзи, тоже в одних брюках, стоял напротив. Он держал в руке свиток с контрзаклятием.

Лань Сичень стоял у стены и смотрел на брата. Цзян Чэн стоял рядом и хмурился.

— Ты готов? — спросил Лань Ванцзи.

— Да, — твердо ответил Вэй Усянь.

И тогда Лань Ванцзи начал читать текст со свитка. Несколько минут ничего не происходило. Затем чернильные пятна-цепи на руках Вэй Усяня и Лань Ванцзи стали медленно бледнеть, пока не исчезли совсем.

— Ничего особенного, — сказал Цзян Чэн и повернулся, чтоб выйти, — В первый раз было зрелищнее.

Вэй Усянь оглядел руки, взял рубашку и принялся одеваться.

Он не сказал ни слова. Но внутри него, еще очень глубоко, поселился горячий поток. Как вулканический источник. Он доставлял смешные ощущения, похожие на щекотку.

Когда Цзян Чэн выходил за дверь, внутрь ввалился окровавленный Сяо Синчэнь. Цзян Чэн еле успел его подхватить.

— Что случилось?

— Сюэ Ян, — проговорил Сяо Синчэнь, и ноги его подломились.

— Зовите Вэнь Цин! Быстро!

***

Они искали Сюэ Яна по всему городу, но он умело скрывался. Тогда Вэй Усянь, боявшийся навести его на след, выходил один гулять по городу. Он знал, что сможет справиться. Но вот остальные…

Он боялся за них. Он не знал, чего можно было ожидать от человека, вооруженного кинжалом Сытон и яростной жаждой.

И была еще одна причина, почему Вэй Усянь выходил один. Он шел на север города, к пустым районам, и там пускал свою силу на свободу. Сначала осторожно, а потом все смелее. Обладание такой мощью приводило его в восторг. Вэй Усянь счастливо смеялся.

Если бы кто увидел его со стороны, то подумал бы, что смех его звучал нездорово.

— Я столько лет был в клетке! Я не знал… не знал, что настолько приятно быть свободным! — говорил он, ломая стену дома как листок бумаги.

Вокруг вились клубы дыма и пыль.

Один человек, притаившись, наблюдал за Вэй Усянем. В глазах Сюэ Яна застыло небывалой силы восхищение.

Он облизнулся.

Выматывающие кошки-мышки продолжались около двух недель.

А потом Вэй Усянь вернулся в штаб и нашел Цзян Яньли около входа. Она лежала без сознания.

Вокруг нее валялись рассыпанные и смятые персики и пустая корзинка. Видимо, Цзян Яньли ходила на рынок.

Блузка Цзянь Яньли была надорвана, и на груди виднелись прочерченными три иероглифа.

Вэй Усянь заорал. И орал, орал, орал, пока на улицу не выскочил взбудораженный Цзян Чэн.

— Вэй Ин! — крикнул он.

Вэй Усянь баюкал на руках Цзян Яньли и выл.

— Цзецзе!

Следом на шум выскочили Лань Сичень, Лань Ванцзи и Вэнь Цин.

Вэй Усянь поглядел на них, передал в руки Цзян Чэна бездвижную сестру и пошел прочь.

— Куда ты? Вэй Ин! — крикнул Лань Ванцзи. Но Вэй Усянь, не оборачиваясь, одним быстрым и легким движением ладони, швырнул его о стену. Лань Ванцзи застонал, но все же нашел в себе силы приподняться.

— Оставь его, — проговорил Лань Сичень, помогая приподняться Лань Ванцзи.

— Но…

— Оставь.

Цзян Чэн потерянно смотрел на лицо сестры. Он не плакал, его глаза просто остекленели. Он осторожно переложил голову сестры со своих колен на брусчатку дороги и встал.

— Нужно сообщить, чтоб срочно эвакуировали северный и северо-западный районы, — сказал он мертвым голосом.

Лань Сичень все понял и кивнул. Он ушел внутрь здания. Вэнь Цин суетилась около Цзян Яньли.

— Она дышит, — вдруг тихо сказала она, — Она дышит!

Цзян Чэн ошарашенно обернулся:

— Что?

— Она дышит! — крикнула Вэнь Цин и засмеялась, — Не знаю как: но она слабо дышит! Она жива!

Цзян Чэн подбежал к Вэнь Цин.

— Я, кажется, знаю. Она отправила сознание в тени. Видимо… для ритуала «Потери» человек обязательно должен быть в сознании

Лань Ванцзи подошел к нему.

— Вэй Ин не знает.

Цзян Чэн поднял на него глаза.

— Я пойду за ним.

Лань Ванцзи быстро ушел также вглубь здания, что-то оттуда захватил, вышел и быстрым шагом пошел по направлению, куда исчез Вэй Усянь.

========== 28. Вкус пепла на губах: Окончание ==========

Цзян Чэн и Лань Сичень крались на расстоянии ли от разбушевавшегося Вэй Усяня. Вокруг летали огромные, выдернутые из земли, камни, деревья, какие-то металлические обломки, мелкий и большой мусор, и даже мертвые животные.

Вэй Усянь медленно шел вперед и не глядя разрушал все, до чего мог добраться.

— Я не видел ее смерти, — сказал Цзян Чэн, — Не успел ему это сказать. Но Сюэ Ян добился того, чего хотел.

— Сможем ли мы справиться?

— Я не знаю, — ответил Цзян Чэн, доставая из сумки кандалы, сваренные на крови Вэнь Нина.

Лань Сичень удивленно взглянул на них.

— Захватил на всякий случай пару, когда мы уходили из Цишань Вэнь, — объяснил Цзян Чэн, — Только для кого они могут понадобиться — вопрос…

Цзян Чэн видел, что вдалеке, подсвеченный заходящим солнцем, стоял, сложив руки на груди Лань Ванцзи. Он пристально смотрел на Вэй Усяня, но тот не обращал на него никакого внимания.

В городе стояла чудовищная суматоха. После внезапной эвакуации прошли слухи, что снова настала война.

— Недалеко от истины, — горько усмехнулся Цзян Чэн, — Его могут убить.

— Не убьют, если мы успеем его утихомирить. Или он убьет Сюэ Яна.

— Я пытался ему сказать, что цзецзе жива, но Вэй Ин словно не слышал. Как в тот раз, шесть лет назад… Он тоже только шепчет снова что-то.

Цзян Чэн сел на корточки и закрыл уши руками. Лань Сичень присел рядом и обнял его.

На другой стороне поля появилась черная точка, все увеличивающаяся. За ней очень медленно, спотыкаясь, следовал кто-то в белых одеждах. Этот человек останавливался, чтоб опереться на меч и отдышаться, затем все равно настойчиво продолжал свой путь. Бинты, опоясывающие его левое плечо, разошлись и обагрились кровью. Такое же пятно расползалось и по животу.

Сюэ Ян шел вперед, а Сяо Синчэнь неустанно брел за ним.

Вэй Усянь обернулся, посмотрел на Сюэ Яна. Он поднял вверх руки, и земляная волна, высотой в дом, вздыбилась и накрыла Сюэ Яна. Сяо Синчэнь как раз подобрался особенно близко, и их накрыло обоих. Сюэ Ян заорал. Он поздно заметил Сяо Синчэня.

Когда обвал закончился, Сюэ Ян кое-как выкопался. Он увидел руку с белым рукавом и выкопал Сяо Синчэня.

— Что же ты… Я же все равно тебя убью. Но позже.

Он посадил Сяо Синчэня прямо. Сяо Синчэнь был без сознания и был готов упасть. Сюэ Ян вздохнул и устроил его поудобнее.

Он поглядел на Вэй Усяня вдалеке. Желание обладать такой силой было настолько велико, что он ни перед чем не бы не остановился. Даже перед самой этой силой. Сюэ Ян расплылся в улыбке и сделал шаг.

Чья-то рука схватила его за лодыжку.

Сяо Синчэнь все-таки упал ничком и из последних сил, бессознательно, вцепился в Сюэ Яна. Сюэ Ян присел и осторожно отцепил пальцы Сяо Синчэня.

— Подожди меня, — шепнул он и накрыл ладонью чужую ладонь.

Он поднялся и пошел к идущему в никуда Вэй Усяню.

Сюэ Ян вытащил кинжал из рукава и поиграл им в руке.

— Ты же хочешь умереть! — внезапно крикнул он.

Вэй Усянь остановился.

— Ты всегда хотел умереть! Чтоб другие больше не умирали из-за тебя, — продолжил Сюэ Ян, глядя на спину Вэй Усяня, — Я знаю. Позволь мне забрать твою сферу, и ты станешь свободным.

Сюэ Ян подходил ближе, а Вэй Усянь стоял спиной к нему. Солнце почти зашло, сумерки окунули все как в черный дым.

— Ты будешь свободным. И больше никто не умрет, — тихо проговорил Сюэ Ян.

Вэй Усянь слегка шевельнул пальцами, и несколько десятков камней поднялись в воздух и сомкнулись вокруг Сюэ Яна, заключая его в «тюрьму». Сюэ Ян заорал.

— Слишком много болтаешь, — проговорил Вэй Усянь тихо.

«Тюрьма» с воющим Сюэ Яном двинулась за ним на некотором расстоянии.

Сюэ Ян продолжил что-то говорить, но Вэй Усянь снова шевельнул рукой.

— Моя нога! — завизжал Сюэ Ян, — Ты сломал мне ногу!

Лань Ванцзи двинулся навстречу Вэй Усяню.

— Уходи, Лань Чжань, — тихо проговорил Вэй Усянь, поравнявшись с ним.

— Куда ты пойдешь? — спросил Лань Ванцзи.

— Куда-нибудь на гору. Высокую.Заберусь на нее и сброшу вниз Сюэ Яна.

— И сбросишься сам.

Вэй Усянь ничего не ответил.

— Уходи.

— Есть еще один выход.

— Нет.

Лань Ванцзи достал из рукава кинжал и книгу.

— «Жертва».

Вэй Усянь с грустью покачал головой.

— Отдай мне свою сферу, и ты сможешь жить.

— Однажды ты уже сделал этот выбор. Спасибо. Но… Я больше его не приму.

Вэй Усянь отвернулся и сделал шаг.

— Я больше не хочу ничем жертвовать, — сказал он.

— Не жертвовать ты не хочешь, а терять, — ответил Лань Ванцзи, все еще держа на протянутой руке кинжал и книгу.

Вэй Усянь засмеялся.

— А есть ли разница?

— Конечно, — Лань Ванцзи кивнул, — Жертвуя, ты расстаешься сознательно. А когда теряешь, то тебя ставят перед фактом.

Вэй Усянь перестал смеяться. Он осторожно протянул руку к кинжалу и книге.

— Значит так, да. Так все и закончится.

Лань Ванцзи ждал.

— Я не достоин такой любви, — сказал Вэй Усянь и рванул на себе рубашку.

Он схватил кинжал и прочертил им круг на левой стороне груди. Затем открыл книгу, нашел три нужных иероглифа и начертил их на себе. Нажал тремя пальцами, подождал пока высвободится сфера.

Лань Ванцзи протянул руку. Но Вэй Усянь держал сферу Измененных на ладони и пристально смотрел на нее, о чем-то раздумывая.

Он взял сферу двумя пальцами, отвел руку в сторону.

— Никому это не нужно. И тем более тебе. Я выбираю третий путь. Отказ, — сказал Вэй Усянь и сжал пальцы. Сфера с его силой лопнула с тихим хлопком и молочно-белым пролилась сквозь пальцы, тут же впитавшись в землю без следа. «Тюрьма» Сюэ Яна развалилась, и он с грохотом от обвала камней упал на землю. К нему тут же подбежали Цзян Чэн и Лань Сичень с кандалами.

Вэй Усянь несколько секунд постоял на дрожащих ногах и осел на землю.

— Вэй Ин! -крикнул Лань Ванцзи и подхватил Вэй Усяня на руки.

— Я немного посплю, Лань Чжань… — проговорил Вэй Усянь с улыбкой, — Я почему-то очень сильно устал.

Он закрыл глаза и обмяк в руках Лань Ванцзи.

========== 29. Эпилог ==========

Сяо Синчэнь сидел на коленях перед камерой Сюэ Яна. Обе руки Сюэ Яна были прикованы кандалами к стене. Но столь неудобное положение тела не повлияло на сверкание его улыбки. Волосы лезли ему на глаза, и от этого, даже будучи изможденным, его лицо не выглядело лицом отчаявшегося человека. Какая-то бессильная ярость все равно его продолжала питать.

— Вот мы опять один на один, Сяо Синчэнь, — сказал он.

Сяо Синчэнь слегка приподнял голову.

— Положение твое незавидно. Еще не решили, что будут с тобой делать. Но по итогу — будет точно не то, чему позавидует любой нормальный человек.

Сюэ Ян усмехнулся.

— Мне все равно. Я не боюсь ни боли, ни смерти.

Сяо Синчэнь ничего не ответил, только переменил позу. Он держал рядом меч, и Сюэ Ян иногда пристально смотрел на него.

— Ты же можешь меня убить? Почему этого не делаешь? Тебе тогда станет легче — закончить раз и навсегда. Месть — это из-за чего стоит жить. Я дал тебе смысл жизни, я уже говорил.

Сяо Синчэнь медленно покачал головой. Он взял в руку меч, оперся на него и встал с колен. Какое-то время он не двигался и молчал.

— Не вижу смысла. Худшее для тебя наказание — оставить тебя здесь одного. Пусть убьют тебя другие.

— Сяо Синчэнь?.. — улыбка Сюэ Яна померкла.

Сяо Синчэнь вышел за дверь и закрыл ее за собой.

Он слышал, что Сюэ Ян звал его.

— Сяо Синчэнь! Сяо Синчэнь, подожди!

Сяо Синчэнь облокотился спиной о дверь и сполз вниз. Он закрыл уши руками и сжал зубы.

— Сяо Синчэнь, не оставляй меня одного! Прошу тебя!

Сяо Синчэнь стал биться затылком о дверь. Бум-бум-бум, до боли. Он сжал зубы до скрипа.

— Сяо Синчэнь, у меня нет никого кроме тебя! Прошу тебя, Сяо Синчэнь!

Сюэ Ян всхлипнул и затих.

Сяо Синчэнь замер тоже. Они сидели в тишине, прислушиваясь к друг другу — ожидая, отзовется ли кто-нибудь из них.

— А есть ли у меня кто-нибудь еще кроме тебя? — шепотом спросил Сяо Синчэнь у пустоты.

***

— Ты представляешь лицо Лань Циженя? — задумчиво спросил Цзян Чэн.

— Зачем мне его представлять?

— А ну да… Зачем. Я вот представляю. И мне, честно сказать, страшно.

— У нас есть на кого свалить разрушения.

— Наконец-то.

— И да, это не я.

— Ну-ну.

Вэй Усянь молчал. Он стоял у окна и смотрел в него.

— И как я теперь смогу работать с вами? — спросил Вэй Усянь, — Я потерял свою силу.

— Ну… От тебя и раньше-то пользы было не особенно много, — усмехнулся Цзян Чэн.

Вэй Усянь глянул на него волком.

— Ты останешься работать мозгом, — с улыбкой произнес Лань Сичень, — Ничего не изменится.

— Да, ничего не изменится, — кивнул Цзян Чэн, — Ты мне нравишься и таким…

— Убогим? — закончил за него Вэй Усянь.

Цзян Чэн подошел вплотную к брату и сжал его плечо. Лань Ванцзи тоже приблизился на шаг.

— Нет, — ответил он, — Сила не делает тебя особенным. В первую очередь ты остаешься человеком.

Неожиданно Цзян Чэн заключил брата в объятие.

Вэй Усянь вытаращил глаза и обнял Цзян Чэна в ответ. Мимо проходили Цзян Яньли и Вэнь Цин, Вэй Усянь увидел, улыбнулся и слегка поманил рукой. Они прервали разговор и остановились в молчании.

Вэй Усянь раскрыл объятие:

— Лань Чжань? Лань Хуань? Цзецзе? Вэнь Цин? Что вы стоите? — сказал он со смешком.

Все медлили. Цзян Чэн все еще обнимал Вэй Усяня. Лань Сичень первым нырнул под чужие руки. Лань Ванцзи был следующим. А девушки — последними, с хохотом и щекоткой.

Вэй Усянь смеялся, облапанный, обглаженный, на голове у него устроили гнездо.

Вдруг Вэй Усянь замер и отстранился.

— Что такое?

— Мы Вэнь Нина забыли. Зовите его сюда! У нас день объятий!

Вэнь Цин засмеялась и пошла за братом.