Бамбуш [Алексей Гучинович Балакаев] (fb2) читать постранично
Книга 469893 устарела и заменена на исправленную
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (22) »
Алексей Балакаев БАМБУШ ДВЕ МАЛЕНЬКИЕ ПОВЕСТИ
ТРИ РИСУНКА
1
Было военное время. Я шел с работы. Оставив свои инструменты — лопату, кирку и метлу — в будке, где помещался склад, я направился в сторону станции. Еще издали услышал протяжный гудок паровоза. Солдаты в серых шинелях разбежались по вагонам. Поезд, стоявший на станции, тронулся раньше, чем я дошел до вокзала. Люди на перроне долго махали вслед уходящему эшелону. Вскоре они группами и поодиночке вышли за ворота станции, разбрелись по улицам поселка. Подхожу к вокзалу. Меня вызывает начальник станции. В уме перебираю все свои поступки — придраться вроде не к чему. Неожиданный вызов тревожит меня. Чистильщиком стрелок на железной дороге я работаю уже три месяца. Стрелки мои содержатся в чистоте и порядке. Еще никто не упрекал меня в нерадивости. Что же могло случиться? Почему вызывают?.. Дежурный по станции, проводив поезд, спрятал флажки под мышкой и, поглубже натянув на лоб круглую черную шапку, вошел в дежурку. Я взялся за ручку вокзальной двери и тут же обернулся… По калмыцкому закону мужчина, если он идет по делу, не должен оглядываться назад. Я необдуманно нарушил обычай моих предков. На опустевшем перроне спиной ко мне стоял одинокий Мальчик. Он куда-то пристально смотрел. Необычный вид мальчика сразу же привлек мое внимание. Полы длинного пальто его, опоясанного веревкой, касались земли. В правой руке он держал березовую палку и слегка опирался на нее. Я подошел к нему сзади и спросил: — Мальчик, что стоишь? Иди домой, замерзнешь. Он не шевельнулся. Мои слова не тронули его. Он молчал. — Как зовут тебя? — спросил я. Мальчик по-прежнему не отвечал. И вдруг на его худом, истощенном лице я увидел крупные слезы. Они, как стеклянные бусы, стекали по крыльям маленького курносого носа. — Мальчик, кто обидел тебя? Он стоял как статуя. «Глухонемой…» — подумал я и коснулся его руки. — Не трожь меня! — сердито проговорил мальчик, будто проснувшись, и сильно толкнул меня локтем. — Что случилось? Почему стоишь здесь? Мальчик продолжал молчать. На голове его — старая черная шляпа, мятая, дырявая. Цвет пальто определить трудно — заплатка на заплатке. Бледное, морщинистое лицо, согнутая от холода спина — совсем жалкий, маленький старичок. Я опустился на корточки, положил руки на его плечи, посмотрел в его полные слез глаза и сочувственно спросил: — Кого ждешь? — Папу… — чуть слышно ответил мальчик и глубоко вздохнул. — А где твой папа? Мальчик снова замолчал. Видно, мой вопрос задел самую больную струну его души: опять, точно крупные дождевые капли на стекле, потекли слезы. — Куда же уехал твой отец? — На войну… — На войну? — Да. Поняв, что вопросом своим причинил боль мальчику, я спросил: — Мать есть? — Есть. — Как ее зовут? — Не скажу. — Почему? — Не приставай ко мне. Тут к нам подошла тетя Феня, станционная уборщица, и запричитала: — Боже мой, на что же это похоже… Маленький, замерз, наверно… Но мальчик диковато посмотрел на нее и рванулся назад. — Подожди, мальчик, скажи, как зовут тебя? — поспешно спросил я. — У меня нет имени. — Разве бывают люди без имени? — Я без имени. Мальчик снова хотел убежать. Но я ухватился за его палку. — Пусти, говорю. Домой пойду. — Как зовут? — Никак! — Настоящее имя? Оставив в моих руках палку, мальчик убежал. Тетя Феня спросила: — Чей это? — Не знаю.2
Когда я вошел, начальник станции Михаил Александрович сказал: — Садись, Бадма́. От дружелюбного взгляда начальника волнение будто рукой сняло. Я осторожно сел на стул, который стоял возле стола, накрытого зеленым сукном. — Ну как, нравится работа? — поинтересовался Михаил Александрович. — Нравится, — ответил я и по-солдатски встал. Начальник станции улыбнулся: — Сиди, сиди. Чистить стрелки в зимнее время — работа тяжелая. Тем более в Сибири, особенно когда задувает метель. Но я не хотел показать, что мне тяжело. — Значит, нравится. Это хорошо, — сказал начальник станции. Чиркнув зажигалкой, он прикурил погасшую папироску и, глубоко затянувшись, выпустил голубоватый дым. — Говорят, что ты умеешь рисовать. Это правда? — Михаил Александрович посмотрел на меня совсем по-отечески. — Умею. Только плохо. — Ну-ну, не скромничай. Видел твои рисунки. Ермо́тик показывал. Ермотик — секретарь партийного комитета узловой станции. По-моему, он хитрый. Беседуя с человеком, как бы невзначай узнает все, что у него на душе. Однажды, когда я чистил стрелки, Ермотик подошел и ко мне, расспросил о том о сем и буквально все узнал о моей жизни. Я рассказал- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (22) »
Последние комментарии
11 часов 17 минут назад
18 часов 26 минут назад
19 часов 33 минут назад
20 часов 39 минут назад
21 часов 1 минута назад
21 часов 7 минут назад