Why so serious? (СИ) [AttaTroll] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

— Я тебя не-на-ви-жу! — Одри неистово закричала и ударила трубкой по таксофону.

Из динамика доносился мужской голос: «Одри, скажи мне, где ты? Я приеду за тобой».

Приедет он, посмотрите-ка на него, нашёлся тоже рыцарь без страха и упрёка. Одри уткнулась носом в пыльное стекло будки и скривилась от обиды и душащих слёз. Вот так значит всё, да? Вот так просто? Будто не пропасть пролегала между ней и отцом, а маленькое недопонимание. Вернись, я всё прощу. Вот только почему он её должен был прощать, а не она его? «Одри!» — слова смешивались с шуршанием и звучали искажённо, будто не с соседней улицы, а из параллельной вселенной. Одри многое бы отдала за то, чтобы увидеть лицо отца, когда ему скажут, что звонок его умницы дочки не отслеживался. Вот так, папочка, вот так. Шах и мат.

— На этот раз, папочка, — Одри произнесла «папочка» сквозь зубы, — ты меня не найдёшь.

«Одри, погоди, не клади трубку. Давай поговорим».

Поговорим. Сколько раз она это слышала? Но погодите, это только начало плохой шутки, потому что когда Одри приходила заключать шаткое перемирие, то в ответ она получала одну из коронных фраз: «Милая, давай завтра, меня вызывают на совещание» или «Твой отец срочно уехал по делам, не сказал, куда». Неизменным оставалось одно: всюду за ней следовали шпионы и телохранители, которых папочка так старательно подсылал.

Но Одри как никто знала отца, его уловки, поэтому в очередной раз обмануть его шестёрок получилось почти что сразу. Правда, не обошлось без ложки дёгтя: дорогой родитель закрыл все её счета, лишил всех средств к существованию, и всё это с одной благой целью: вернуть блудную дочь домой.

Папа! Кого ты обманывал? Ты же знаешь характер своей дочери: если ты развязываешь с ней войну, то белый флаг — это не для Одри. Она не привыкла жить, как чванливое папино окружение, многие из этих людей даже зад сами себе подтереть не могли. Отдельный лакей для задницы, отдельный для ковыряния в носу. Поэтому Одри никогда не сдавалась, чтобы не попадать в ту среду, которая была для неё чужой.

«Одри!»

Она повесила трубку и вышла из будки. Ну, что дальше? А дальше её ждал Мэт, парень из тех, что «оторви и выбрось», но с ним не пропадёшь. Особой надежды на него, конечно, не было, но на безрыбье, как говорится, не повыпендриваешься.

Перво-наперво надо было перекусить, а то голодный желудок не очень располагал к бунтарству. Одри похлопала себя по карманам. Пусто. Ну ладно, не впервой находить пути из лабиринтов безденежья. Одри она или нет? На другом конце улицы удачно расположилось кафе «Энигма», которое с особым трепетом облюбовали интроверты, поэты и просто творческие люди. Весь уличный бомонд собирался тут, чтобы умаслить музу. Что их так привлекало? А то, что все столики были поделены на два или четыре сектора, отделённых друг от друга синей, расписанной под ночное небо, плотной тканью. Да и сами столики находились внутри своеобразных шатров, картину дополняли персональные светильники. Интроверты тут просто пищали от удовольствия.

Одри вошла в кафе и огляделась. Да, кажется, народу многовато, и это для послеобеденного-то времени! Видать, тут собирались не только сливки общества, как, например, поэты, художники, но и психи, которым дома не сиделось. Одри проходила между рядами и бесцеремонно заглядывала внутрь шатров. И когда надежда почти растаяла и хотелось просто ругаться и сетовать на судьбу-злодейку, удача подмигнула Одри. Во всём зале нашлось одно свободное местечко в двухместном шатре.

Что тут у нас? Вроде чисто, последний посетитель ушёл давненько, потому что официанты успели прибраться. Одри проскользнула внутрь, плюхнулась на мягкий стул и сгрузила на стол рюкзак. Кнопка вызова отозвалась тихим щелчком, и загорелось табло над входом: «Официант скоро подойдёт к вам».

— Здесь занято, — послышался мужской голос с той половины шатра.

— Нет, не занято, — несколько грубо ответила Одри.

— За-аня-ято, — дружелюбно протянул мужчина, но дружелюбием в его голосе и не пахло. Ишь ты какой.

— Слушайте, отвалите, а? У меня был хреновый день.

— И что же такого произошло у юной леди? — вот оно, вот, в голосе прозвучала еле уловимая угроза, припудренная вроде бы вполне безобидным вопросом.

— Я сбежала из дома и собираюсь отпраздновать это.

— Неужели? И в чём причина побе-ега?

Одри глянула на табличку, успев десять раз пожалеть, что пошла в это злосчастное кафе и сунулась в шатёр. Она не понравилась соседу, а сосед не понравился ей. Какая ирония!

— Ну ладно, вы сами спросили, я не виновата. Мой милый папочка, — Одри сделала ударение на последнем слове, — упёк меня в шесть лет в пансионат в Тауншипе. И мотала я там срок… А вот до нынешнего года и мотала. Пока не сбежала. И типа жила дома четыре месяца, а отцу до меня и дела не было. Ну… я и сбежала из очередной тюрьмы.

Сосед помолчал немного, обдумывая, наверное, что же ему теперь делать со столь ценной информацией о незнакомой ему девушке, но всё-таки спросил:

— И… куда дальше?

Одри снова посмотрела на табличку.

— Подальше от Готэма. Меня тут больше ничто не держит.

— Па-апочка-а бу-удет волнова-аться, — он нараспев тянул слова, и Одри покосилась на загородку.

— Очень в этом сомневаюсь.

Сосед что-то ел, и Одри возненавидела его ещё больше. Официант словно чуял, что у девчонки из этого шатра денег что снега в пустыне.

— Как тебя зовут? — справившись с чем-то наверняка вкусным, спросил мужчина.

— О-одри-и, — скучающим голосом протянула она.

— И всё? Просто Одри?

— Одри Уэйн, — она уронила голову на стол и простонала.

Сдохни, официант. Сдохни, сосед.

— Ага, — ответил мужчина.

Одри всплеснула руками и беззвучно крикнула в пустоту: «Ага? Что за нахрен?»

— А папочку как зовут?

— Вы всё равно не поверите.

— А ты попробуй.

Одри вновь включила скучающий голос:

— Брюс Уэ-эйн. Полегчало?

Сосед захихикал, и Одри в очередной раз покосилась на перегородку. Псих. Что ж, раз кормить сегодня не будут, то не пора ли нам делать ноги? Она стянула рюкзак со стола и уже собиралась выйти из шатра, как полы его распахнулись и внутрь заглянул мужчина.

— Привет, Одри, — он облизнул губы и пригладил неаккуратно спадавшие волосы.

Одри вжалась в стул, оторопело разглядывая незваного гостя. Он глядел на неё безумными глазами, густо обведёнными чёрной краской, а лица было не разглядеть под белым гримом, картину дополняла красная нарисованная улыбка. И шрамы. Страшные, словно улыбка дьявола.

— А ты чо такая серьёзная, Одри?

Комментарий к

На эту историю меня вдохновило вот это видео :))

https://www.tiktok.com/@adhilabs/video/6653796513786891526?langCountry=es&enter_from=h5_m

Начать новый впроцессник? Умею. Люблю. Практикую.

========== Часть 2 ==========

Спасибо всем, кто читает и ждёт эту историю ♥

_______________________________________

Одри подхватила рюкзак и бочком-бочком протиснулась мимо… Все газеты наперебой кричали о великом и ужасном Джокере, психе с большой буквы. Ни один журналист не забывал упомянуть, насколько опасен Джокер: как только ни смаковали эти затёртые до дыр слова, обсасывали их, будто карамельку в шоколаде.

— Не останешься?

Одри не понравился этот тон, так и сквозило между строк: «А ты куда собралась?» И у Одри созрел план, чертовски банальный, но всё же: сбежать. Пнуть дверь, и нестись как всадник апокалипсиса. Вот только когда она поправила лямку рюкзака, врезавшуюся в плечо, со своих мест неторопливо один за другим поднялись мужчины. С первого взгляда невзрачные, люди и люди, каких полно на улицах Готэма, вот почему Одри не обратила на них никакого внимания, когда вошла в кафе. Столики возле окна и барная стойка её не интересовали, и подвоха Одри никак не ожидала.

Что ту началось! Шум, гам, суматоха! Ужасная толкотня: всего нескольким счастливчикам удалось сразу же выбежать на улицу, прочие же посетители жались друг к другу, согнанные наёмниками.

Папочкины прихвостни? Не очень похожи. Его охрана холёная, будто не караул при благородном сэре, а аристократы не хуже остальных. А тут поднялись будто простые горожане, таких в городе увидишь и не скажешь сразу, что что-то с ними не так.

— Это плохо, — сама себе сказала Одри.

И она метнулась в кухню, на ходу расталкивая официантов и поваров. И те как назло словно специально оказывались на пути, мешались, кричали, и всему виной был Джокер с его приятелями. Одри протискивалась между работниками кухни, сюда же успели забежать некоторые из посетителей в надежде на спасение.

Ну что, допрыгалась? Ох не так Одри себе представляла вольную жизнь! В планах маячило совсем другое: сытая Европа, флиртующий Нью-Йорк, дикая, пряная Индия, степенный Тибет и пахнущая хвоей русская Сибирь. Одри хотела сесть на первый попавшийся поезд и ехать, слушать стук колёс, мечтать, смотреть в окно на проносящиеся мимо суетливые города и одинокие поля. Деревья бы качались в сумерках, желая Одри счастливого пути. «Я хочу на море!» И другой поезд повёз бы её к тёплым берегам, к крикливым чайкам и сутулым угрюмым горам. Только тогда Одри написала бы отцу первое письмо, что-то вроде: «Тут ласковые закаты и приветливые рассветы, я пью молодое вино и пьянею, наконец-то я могу тебя простить». Одри насыпала бы в конверт жёлтого горячего песка — кусочек её новой жизни, вольной, беззаботной.

Но романтические мечты Одри рассыпались под топотом ботинок. Она даже не понимала пока, в спешке улепётывая от головорезов, чего она испугалась больше. Плена? Или что не увидит моря?

Она бежала наугад, попав из душной кухни в не менее душный коридор. Стучала во все двери. Заперто. Одри запыхалась, рюкзак постоянно соскальзывал, наспех накинутый на одно плечо, и мысль поправить его и надеть правильно ускользнула ещё там, в зале.

Одри толкнула последнюю дверь и — слава богам, открыто! — выскочила на улицу. Парковка, мусорные баки, и из-за поворота с визгом колёс выскочил микроавтобус и резко вырулил наперерез. Одри бы смогла, наверное, успеть добежать до забора и перелезть через него, но планы рушились, как карточный домик. Когда она толкнула дверь, выскочила на улицу, навстречу ей уже шёл Джокер, тот самый, которого Одри любила разглядывать в утренних газетах. Не торопясь, чуть покачивая головой и ухмыляясь. Глаза так и горели от предвкушения, в них читалось: «Никуда ты не денешься».

— Здравствуй, красавица!

Одри попятилась, глядя на Джокера: их разделяли всего несколько метров, но ведь попытка не пытка, Одри бы и рада была метнуться в сторону, к забору, но её больно схватил за локоть один из головорезов в маске клоуна.

А Джокер на ходу поправлял волосы и ни на миг не сводил с Одри глаз.

Море явно откладывалось на неопределённый срок.

— Неве-ежливо вот так убегать, не попрощавшись. Где твои мане-еры?

— Отпустите меня! Или…

— Или что? Пожалуешься на меня па-апо-очке? — последнее слово Джокер прорычал.

«Отпустите!» — Одри извернулась и укусила негодяя, слишком больно сжимавшего её руку. И секунды хватило, чтобы он разжал пальцы и дал сдачи, отвесив Одри звонкую пощёчину. На мгновение всё вокруг вспыхнуло, заискрилось, словно сотни огней праздничных фейерверков выстрелили в небо, но так же быстро всё померкло. Щека горела. Одри приложила ладонь, удивляясь, отчего же она не ощущает тот жар.

— Э-эй! Мы же негодяи, — голос Джокера был насквозь пропитан сарказмом, — но не такие, мы не бьём девушек, особенно таких хор-р-рошеньких.

Одри покосилась сначала на того, что в маске, а после на Джокера.

— Я тебя напугал, куколка? Ты боишься? Это из-за шрамов, да?

Одри попятилась, когда в руке Джокера блеснул небольшой нож. О нет, совсем не этого она ожидала от сегодняшнего дня. А может и правда не следовало сбегать из дома? Не сегодня, по крайней мере. Джокер вытянул руки и поманил Одри, глядя на неё ласково, но за этой обманчивой теплотой скрывался взгляд хищника.

— Иди сюда, куколка.

Он схватил её за шею и притянул к себе. Погладил нежную кожу, аккуратно провёл лезвием по щеке, не оставляя ни следа, но демонстрируя, на что способен. Рука легла удобнее на затылок, и Одри ойкнула.

— Хочешь историю? У меня была дочь, непослу-ушная, стропти-ивая! Как ты. Она вечно запиралась в своей комнате и обвиняла меня в том, что я слишком серьёзный папочка, никогда не улыба-аюсь. И я старался, улыбался ради неё, и мне казалось, что этого мало, что моя дочь всё ещё думает, что я слишком хмурый. И тогда… — Он приподнял лицо, демонстрируя шрамы. — Я вставил лезвие себе в рот и….

Джокер отпустил Одри и отступил на шаг, улыбнувшись широко, радостно, глаза его искрились.

— …теперь я всегда улыбаюсь!

Одри, не помня себя от страха, не глядя пнула Джокера, развернулась на сто восемьдесят градусов и понеслась со всех ног с парковки. Она бежала и слушала громкий, заливистый смех, полный удовольствия и оттого ещё больше подстёгивающий бежать и не оглядываться.

Она не успела. Одри не пробежала и половины пути до чёртового забора. И почему туда,а не в обратную сторону? Один из преступников быстро догнал её — куда уж девчонке тягаться с теми, у кого в венах течёт страсть к погоням и убийствам? — резко рванул на себя и подхватил, чтобы Одри не свалилась. Она закричала, но он встряхнул её как следует, как мешочек с бочонками для игры в лото, и Одри сдалась. Наёмник привёл её к Джокеру, и он усмехнулся, грозя ей пальцем:

— Строптивая и дикая. Мне нравится.

Он подцепил небольшой непослушный локон, тёмный, цвета горького шоколада и отрезал. Похлопал себя по карманам, выудил зелёный платок и завернул в него волосы.

— У нас ведь есть ДНК Брюса Уэйна? Да? Посмотрим, не наврала ли ты нам, птичка.

— Что если наврала? Что тогда?

Джокер причмокнул, пожал плечами и улыбнулся:

— Тогда я отправлю тебя полета-ать.

— А если я с вами не пойду?

Он вздохнул и знаком попросил у одного из наёмников верёвку.

— А выбора у тебя нет, красавица.

Одри посмотрела в его безумные глаза. Она не видела злобы или ненависти, она видела интерес. Кто такой Джокер? Шутник масштабов Готэма. Может, Одри — повод для его очередной шутки? Можно строить из себя жертву, биться в истерике и лить слёзы, которые не проймут ни Джокера, ни его головорезов, а можно посмотреть, что будет дальше. Прости, море, никак не получается встретиться.

Одри изобразила наивность и послушно протянула руки. Верёвки плотно легли на её запястья, обнимая, словно змея жертву.

***

Одри сидела на стуле и покачивала ногой. Совсем не так она себе представляла плен. Хотя до этого дня, надо признать, она вообще не думала, что с ней такое может произойти. А ведь мечты о вольной жизни были так близки, рукой подать, и вот они: манящая Франция, жизнерадостная Италия, ласковое и неспокойное море Греции. Но грёзы разбились о скалы действительности. Наверное, если бы Одри жила у отца, рядом с ним, она бы лучше понимала весь масштаб грохочущего имени Брюса Уэйна. Она знала отца по его звонкам, по видеосвязи, изредка он прилетал к ней в Тауншип, в основном на рождество и на день рождения, плюс-минус десяток дней в году. Он думал, что заменил ей отца, подсунув взамен лакеев, гувернанток, нянек, учителей, по поводу и без присылал дорогие подарки, дарил сертификаты в лучшие дома моды. Всё это было для неё безделушками. Как новое платье от Диор заменит отца?

А гувернантка? Она целовала Одри перед сном не потому, что любила её, а потому, что ей за это платили.

Так кто из них заигрался больше? Одри, которая мечтала утром выходного дня увидеть живую улыбку отца, а не по видеосвязи? Настоящую, сияющую, только для неё. Или папочка заигрался, забыв, что детей надо любить не на расстоянии?

Она огляделась. Полупустая комната, ничего лишнего: стол, стул. Минимализм во всей своей красе, папе бы понравилось. Разве что свисавшая с потолка лампочка не произвела бы должного впечатления, а так очень даже. Почти уютно, если не считать связанных рук. И наручников, которыми Одри приковали к стулу. И только она представила себе, как сбежала бы со стулом наперевес, щёлкнул замок.

В комнату вошёл Джокер, для него принесли ещё один стул, и он сел напротив Одри. Улыбнулся уголками губ и причмокнул.

— А птичка нас не обманула. Уэйн и впрямь твой папочка, а ты его единственная наследница. Так в чём же дело? Мало давал на карманные расходы?

Одри мотнула головой, стряхивая с лица непослушные волосы. Выглядела она, наверное, так себе: как пить дать, от аккуратно уложенного с утра каре не осталось и следа.

— На жизнь хватало, — Одри разглядывала Джокера, его грим, костюм — с иголочки. Смыть краску, так и не подумаешь, что преступник. Джентльмен с чувством стиля. Но…

— Тогда почему Брюс Уэйн отпустил своё сокровище?

— Он не отпускал. Я же говорила: я сбежала из дома.

— А дальше? Вот ты сбежала, и что ты чувствуешь теперь?

Одри смутилась, всего на миг, и тут же взяла себя в руки:

— У меня был план…

— Пла-ан? У тебя был план, красавица? А ну-ка поделись им со мной.

Джокер поставил стул вплотную к Одри и сел напротив неё. Он разглядывал её, не скрывая интереса. А ведь мог убить в любую минуту, лишить «Уэйн корпорейшн» будущего, отнять у сильнейшего человека всё. Наверное, это шутка в духе Джокера, но почему-то он не убивал Одри. Она ещё жива. Почему?

Он осторожно, что-то напевая себе под нос, убрал с её лица волосы за уши. Внимательно посмотрел на Одри, прищурившись в ожидании ответа.

— Я хотела уехать в Европу, а потом на море, подальше ото всех, кто меня знает. По плану…

— План!

Джокер хлопнул в ладоши, и Одри вздрогнула. Он приблизился к ней и втянул воздух. Улыбнулся.

— Сейчас я тебе расскажу, что такое план.

Он почти касался губами её ушка, обжигая дыханием и словами. А пальцы касались плеча Одри, тихонько опускались до её ладони и поднимались обратно. Медленно. По коже бежали мурашки. Одри сцепила пальцы в замок, она хотела заглянуть в глаза Джокера, прочитать безумие в них, но он перехватил её за подбородок. Дотронулся до губ, стирая с них розовую помаду. «Красивая», — прошептал он.

— Пла-ан, — небрежно протянул Джокер, — это фиаско. Это как если бы ты ставила на семь, а выпадало восемь. Чувствуешь иронию? Если ты что-то планируешь, то готовься проиграть. Ты сбежала от папочки в поисках себя, а нашла меня. А ведь у меня не было плана разузнать что-нибудь эдакое о Брюсе Уэйне. Жизнь посмеялась над тобой. И знаешь, что важно?

Одри внимательно слушала.

Джокер тихонько, почти любя чмокнул её в щёку и заглянул в её глаза.

— Страх. В нём весь смысл.

— Но… я вас не боюсь, — соврала Одри.

Джокер покачал головой:

— О нет, сегодня гвоздь программы не твой страх, красавица. Уже хочешь обратно к папочке?

— Хочу сделать что-нибудь безрассудное, чтобы сделать ему больно, как он мне, — Одри не чувствовала себя настолько уверенно, как хотелось бы, но она пыталась хорошо сыграть роль бесстрашной пленницы.

***

— Мистер Уэйн!

— Майкл, я занят, — Брюс обвёл взглядом зал. — У меня совещание.

— Это важно…

— Майкл, это подождёт. Я закончу через час и…

Майкл приподнял руку и помахал диском:

— Нет, не подождёт. Это касается Одри.

— Вы нашли её? — Брюс поднялся с места.

Майкл, его помощник, покачал головой:

— Не совсем.

Из соседнего кабинета выгнали всех, кто там был, и Брюс приказал включить видео. С ним остались только Майкл и Люциус.

Камера сфокусировалась на Джокере, и он приветливо махнул рукой.

— Уйэн! Давненько не виделись. Как поживаешь? Как бизнес? Как дочка? Оу! — Джокер щёлкнул пальцами. — Постой-ка, она же у меня.

Он подал знак, и один из наёмников подвёл Одри.

Брюс пригляделся: видео снимали на крыше одного из небоскрёбов. «Узнайте, где это место», — отдал он приказ Майклу, и тот кивнул.

— Так вот… О чём это я? Ах да. Хочешь увидеть свою дочурку? Хочешь ведь, да? Предлагаю заключить небольшой союз, выгодный нам обоим: ты найдёшь Бэтмена и передашь его мне — ты сам придумаешь как, неглупый, я полагаю. А я…

— Вы записываете видео для моего отца? — Одри перебила Джокера, неуверенно глядя на камеру.

Джокер усмехнулся.

— У твоей дочки отвратительные манеры. Красавица, тебя никто не учил, что старших перебивать нельзя? А? И да, это видео для твоего папочки. Можешь ему помахать. Давай, смелее.

Одри выглядела растерянной.

— И… он это увидит?

— Безусловно! Сегодня же, обещаю.

Одри в нерешительности шагнула к Джокеру, и тут же наёмники направили на неё пистолеты.

— Спокойнее, парни. Давайте-ка посмотрим, что птичка задумала. Отправить её в полёт мы всегда успеем, дайте девочке шанс показать, какая она бесстрашная.

Одри хмуро глянула в камеру. Верёвка всё ещё сковывала её руки, но всё-таки она чуть поёрзала запястьями и показала фак камере.

Затем закрыла глаза и глубоко вдохнула, будто собиралась залпом выпить полбутылки хмельного зелья. Собравшись с духом, она сделала шаг к Джокеру, ухватила его за лацканы пиджака, насколько позволяли это сделать верёвки, и, привстав на носочки, поцеловала его в губы. Один из наёмников схватил её за ворот куртки и рванул на себя, а Джокер захлопал в ладоши, хохоча от души.

— Твоя девочка быстро учится!*

***

Одри ещё раз перечитала написанное на листке бумаги, вырванном из тетради. В комнате тихо. Ни тиканья часов, ни сводящих с ума падающих — слишком громко — капель воды. Только тишина.

У папочки волосы цвета ночи, цвета Готэма, который Одри помнит лишь по отголоскам детских воспоминаний. «Одри, нельзя дружить с плохими мальчиками», и маленькая Одри слушается, ведь папочка самый лучший, у него добрый голос, живой и такой родной.

А потом Одри отправляют в Тауншип. Ей говорят, что так надо, так лучше для всех и в первую очередь для Одри. В шесть лет Одри узнаёт, что у одиночества вкус мёртвого моря. Оно омывает лицо маленькой девочки и приносит много печали.

Одри двенадцать, и папочка впервые говорит:

— Нельзя влюбляться в плохих мальчиков.

Да, пап. Его голос такой далёкий, совсем чужой, звучит как из другой галактики, и Одри лишь закатывает глаза. Ей кажется, что её посадили в клетку и заперли на семь замков. Её оберегают и во все глаза следят, чтобы плохие мальчики не украли её девичье сердечко, такое наивное и нежное.

Одиночество уже не такое солёное, у него привкус обиды.

Одри девятнадцать, и уже поздно говорить о плохих мальчиках, пап. У тебя глаза цвета Готэма, бездонные и слишком чужие. Наверное, ты прятал своё сокровище от этого ужасного города, чтобы он не пророс в ней, не пустил корни и не сделал своей. Но это как зов луны, и волк ничего не может с собой поделать, он ищет ночную странницу в глубоких колодцах и в глухих дворах, ему не нужны обещания и сытая жизнь.

Папочка умный и всемогущий, но он не учёл кое-чего: чтобы плохой мальчик не украл сердце единственной дочки, её нужно было любить. Любить в Готэме, любить Готэм в ней, оберегать рядом, рассказывать о хороших мальчиках по вечерам.

Одри девятнадцать, и плохой мальчик украл её сердце.

Она сложила из листа самолётик, просунула его в форточку и запустила. Лети, бумажный странник. Быть может, попутный ветер принесёт тебя прямо папочке в руки. Одри прислонилась к зарешёченному окну, глядя, как самолётик летел над городом.

Комментарий к Часть 2

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Великолепный Джокер. Залипнуть и пропасть _ https://www.tiktok.com/@adhilabs/video/6653796513786891526?langCountry=es&enter_from=h5_m

*Джокер понял, что у Одри не было в планах его целовать и это была импровизация.

Музыкальная тема главы: Andy Black “We Don’t Have To Dance” https://www.youtube.com/watch?v=8fEoWA9Vz3A

========== Часть 3 ==========

— С добрым утром! Пора вставать! Кто долго спит, тот пропускает всё веселье.

Одри натянула на голову покрывало, прячась от ворвавшихся солнечных лучей, слишком ярких и слишком ранних, чтобы начинать утро с дурных вестей. Будьте прокляты все, кто придумал вставать спозаранку. А для Джокера и его подельников за это должен быть приготовлен отдельный котёл в аду. Хотя он их и без того там ждёт не дождётся.

— Отвалите, — сонно протянула Одри, не желая выныривать из сновидений.

— Где твоё воспитание, красавица?

Джокер сорвал покрывало и бросил его рядом с кроватью.

— Эй!

Одри обиженно посмотрела на Джокера и села, прислонившись спиной к стене, выкрашенной в зелёный цвет. Утренняя прохлада бодрила, но в сонных мечтах пока плавал кофе. Чёрный, как ночь, горький, как жизнь, беспросветный, как новый день. И вишенка на торте — хрустящий тост, что готовила Ребекка, гувернантка из недавнего сытого прошлого. Кофе с золотистым тостом не помешали бы стать этому утру чуточку добрее.

Джокер подхватил стул и подставил его поближе к кровати, сел напротив Одри, облокотившись на спинку.

— Сколько тебе лет, птичка?

Одри поёрзала. Руки затекли и теперь ныли, не давая как следует сосредоточиться на мыслях, собрать их во что-то более или менее понятное.

— Девятнадцать. Исполнилось четыре месяца назад.

— И что папочка подарил тебе на день рождения?

— Яхту, —буднично ответила Одри, будто каждая девушка получала на свои девятнадцать что-то подобное.

— Ух ты-ы! И где-е она?

Одри пожала плечами.

— Нечаянно утонула.

«Пшшш», — Одри изобразила скованными руками тонущий корабль, идущий на дно. И прошептала:

— Как Титаник.

— Сколько же миллионов ты утопила?

— Почему сразу утопила? — возмутилась Одри, будто отчитывалась перед отцом. — Она сама.

— Ну конечно! Яхты же тонут каждый день, ма-аленькие де-авочки топят их как розовые мечты в суровой реальности. Та-ак?

Одри насупилась. Взбучку ей тогда устроили такую, что мама не горюй. Головомойка была просто крышевыносящая, а Одри закатывала глаза и держала оборону: «Это не я!» Может быть, папочка и поверил ей или сделал вид, что поверил, но уж кого не обмануть, так это Альфреда. Он лишь спросил: «Зачем ты так с ним?» Затем.

А через месяц она сняла кругленькую сумму со счёта и сбежала, не встретив на пути особых сложностей. Всё как всегда: Одри отвезли в университет, но уже днём она сбежала с занятий прямиком в банк. Её не сразу хватились, потому что до этого она ни разу не сбегала. Комнатная домашняя девочка, привыкшая получать всё по каждому капризу. Наверное, так всё и было, но Готэм перевернул её мировосприятие. Оказывается, здесь нельзя просто выйти и отправиться гулять, проехаться на метро и заявиться на работу к отцу. Всё было под какими-то сумасшедшими запретами. Не дыши, не живи, не ходи туда, не езди сюда, не делай того, не смотри так. Кошмар, а не жизнь.

Одри хватило на три месяца. Она откровенно скучала на званых вечерах в чью-нибудь честь. Очередной старпёр или очередная богатенькая кошёлка. Ску-учно. Одри подменяла шампанское на воду, но самый шик — разлить по бокалам водку вместо игристого вина и наблюдать за реакцией снобов. При этом она делала невозмутимое лицо. «Водка? У вас в бокале? Да вы что?» Какая прелесть.

Папочка сердился. Альфред закатывал глаза, а Одри сбегала к гостям, в самую толпу, от долгих нудных разговоров. Она ненавидела эти званые ужины. И чтобы побесить всемогущего Брюса Уэйна, приходила на них в кедах, в старых потёртых джинсах или драных лосинах, в вытянутых майках, а в уши втыкала музыку, и «Guns N’ Roses» скрашивали её одиночество.

— И с кем ты жила в Тауншипе? С мамочкой?

— Мама умерла, когда я была совсем маленькой. А в ссылке я жила с Ребеккой, гувернанткой, и с Тодом.

— То-од? Кто такой То-од? — Джокер всплеснул руками.

— Это долгая история.

Он исподлобья посмотрел на Одри и улыбнулся уголком губ.

— А мы с тобой никуда не торопимся, красавица.

Одри поджала под себя ноги и зачесала непослушные волосы назад.

— У папы был компаньон, давно, я ещё была маленькой, и мистер Бойер ввязался в какую-то мутную авантюру. Он очень подвёл папу, кажется, в этих разборках потом даже Бэтмен фигурировал. Видимо, настолько всё было плохо, и когда мистера Бойера посадили в тюрьму, мой отец принял решение забрать его сына к себе на воспитание. Как во времена викингов, я об этом читала. В Англии, кстати, такое тоже практиковали. Это такие гостевые заложники. Мы росли вместе, папа готовил его к какой-то должности в своей компании.

— Какая печальная история, — наигранно удивился Джокер. — То есть па-поч-ка хотел тебя выдать замуж за этого… как его… Тода.

Одри скривилась.

— Что? Нет! Нет! Тод ужасно скучный, он как папино окружение, такой же весь правильный. Просто обожал ходить в оперу, ни одного сезона не пропускал и меня таскал с собой, — Одри закатила глаза и процедила сквозь зубы: — Отец настаивал, чтобы я ходила.

Одри смолкла, вспоминая те долгие часы, растянутые на целые века. Как она не могла дождаться, когда уже Отелло задушит Дездемону, когда они все друг друга передушат и можно будет спокойно уехать домой. Какие-то истеричные мамзели даже умудрялись пустить слезу, чуть громче, чем требовалось, чтобы окружающие их мужчины тут же бросились утирать фиалкам слёзы, целовать их руки и вообще вести себя как полные болваны.

— Пришлось ходить, но при условии, что будем сидеть на балконе в первом ряду. Я покупала попкорн в соседнем кинотеатре и стреляла им по головам внизу. Представьте себе: сидят эти хлыщи, на сцене душераздирающее пение очередной актрисы, и тут — бах! — меткий удар сверху, — Одри кусала пальцы, уносясь всё глубже в воспоминания. — Тод… Папа не мог так со мной поступить. Это же… Ужас. Фу.

Джокер вызвал одного из своих помощников, и тот скрылся за дверями. Долго ждать его не пришлось, уже совсем скоро он ввалился в комнату с телефоном подмышкой, и за ним тощей змейкой тянулся длинный провод. Мужчина в маске поставил телефон на кровать и смахнул с него пыль. Одри было спросила, не проще ли обзавестись сотовым телефоном, двадцать первый век как-никак, на что Джокер усмехнулся и облизнул губы. Всё оказалось куда прозаичней: в простенький телефон вставлен блокировщик сигнала, поэтому отследить сигнал невозможно, тогда как сотовые с их электроникой куда сложнее перепрограммировать. Одри не поверила, но тип в клоунской маске протянул карточку, и Джокер вставил её в боковую прорезь аппарата.

— Хочешь позвонить па-а-апочке? Он не узнает, где мы, — Джокер кивнул на карточку и протянул Одри трубку.

Одри с недоверием посмотрела сначала на телефон, потом на Джокера.

— Вы мне помогаете?

— Неа. У каждого из нас есть своя выгода. Я могу утолить жажду твоих вопросов, потом и ты немного поработаешь на благо нашей маленькой, но очень перспективной компании.

Одри написала на листочке номер телефона, и помощник не торопясь набрал его. Гудки ворвались в тишину, растягивая ожидание и проверяя выдержку ждущих.

— «Уэйн корпорейшн», меня зовут Карла Мину. Чем могу вам помочь?

Одри кашлянула. Карлу она не знала, но в огромном механизме корпорации кого только не было.

— Здрасьте, — неуверенно поздоровалась Одри. — А могу я услышать Брюса Уэйна?

— Кто его спрашивает?

— Одри. Его дочь.

Долгая напряжённая тишина разрывала комнату, буравила её. Секунды превращались в столетия, а минуты — словно нескончаемый поезд времени, бескрайняя вереница. Ожидание наматывало нервы на невидимый кулак, и уже хотелось сойти с ума, повесить трубку, забыть и забыться. Попрощаться с прошлой жизнью и отпустить грехи прошлому. Наверное, на лице Одри красноречиво выписывались эмоции, потому что Джокер не сводил с неё глаз. Ему было наплевать на телефон, его, кажется, нисколько не волновало, ответит кто-то или нет. Джокеру нравилось читать книгу по имени Одри.

— Слушаю, — осторожный голос Брюса Уэйна нарушил тяжкое ожидание, и Одри с облегчением вздохнула.

— Пап, — отозвалась она.

— Одри, с тобой всё хорошо? — папочка волновался, его голос не звенел, не дрожал, но что-то в нём проскальзывало. Сталь дрогнула.

Одри откашлялась.

— Папа, ты хотел, чтобы я вышла замуж за Тода? Ты поэтому подсунул его ко мне в Тауншип?

— Что? Одри, ты о чём? — он явно готовился услышать что угодно: про выкуп, про страдания, про пытки и мучения, но никак не ожидал неподходящего для положения пленённой девушки вопроса.

— Ты хотел заставить меня выйти замуж за Тода? — Одри ощутила, как новая обида вырастает внутри неё, как тянется из глубин души, прорывается наружу.

— Нет, Одри, нет. Мы потом об этом поговорим. Ладно? Расскажи, где ты и что с тобой?

Одри закрыла лицо ладонью, всё ещё не веря в происходящее.

— И выкуп ты за меня заплатишь не потому, что любишь, а потому что без меня весь твой чёртов план провалится, да?

Она хотела сбросить звонок, но Джокер перехватил её руки и засмеялся, вклиниваясь в семейную драму.

— Какой нака-ал страстей. Ты так убедительно врёшь своей дочери, что аж сердце щемит, — голос Джокера был насквозь пропитан сарказмом.

— Что ты сделал с моей дочерью? — сухо спросил Брюс.

— Что? Я? Да ты же сам слышал, что она не кричала, как ей плохо или страшно. Была бы у меня камера под рукой, я бы снял, какая она сидит, целая и невредимая. Честно. Пока живая. Так что там у нас насчёт Бэ-этмена? — последнее слово Джокер угрожающе прошептал.

— Я организую вам встречу взамен на Одри. На пересечении…

***

Вечер радовал прохладой, сменившей душную комнату. Солнце уже укатилось за горизонт, прощаясь с городом и посылая ему последние алые лучи. В чёрную заводь неба словно налили гранатовый сок, и сейчас он перемешивался с вечерними красками.

Одри стояла на крыше в окружении вооружённых людей в клоунских масках. Они правда переживали насчёт того, что она сбежит? Куда? Она не планировала прыгать вниз. Шестнадцать — плюс-минус — пролётов вниз, и прощай? Ну уж нет, у Одри всё ещё были планы на будущее, и рано или поздно они воплотятся в жизнь.

Джокер подошёл сзади, и когда его руки коснулись Одри, она вздрогнула. Пальцы легли на тонкую шею, погладили бархатную кожу.

— Маленький подарок на день рождения. Лучше поздно, чем никогда. Да-а?

На шею лег прохладный кожаный ремешок, щёлкнул замочек, и Джокер приобнял Одри.

— Что это?

— Бомба. Тебе ведь никто ещё не дарил бомбу? Нет? А чё ты нервничаешь? Ты не рада подарку? Согласен, это не яхта, но как знать, вдруг…

— Отпусти её, — Бэтмен появился внезапно, как и всегда.

— А вот и мышка! Знакомься, Одри, это Бэтмен. Бэтмен, это Одри. Итак, раз уж мы все теперь знакомы, может быть, снимешь маску, покажешь нам своё лицо? И тогда, может быть, я отправлю Одри домой, под крылышко папочки.

— Нет, не отправите, — перебила Одри. — Я не хочу домой, я не пойду с этим… Бэтменом.

— Одри, всё хорошо, я заберу тебя, — голос Бэтмена был спокойный, в нём чувствовались уверенность и жёсткость, необходимая для городского героя.

— Прекратите меня делить! Я не игрушка! — обиженно крикнула Одри.

— Красавица права, что мы, не люди, что ли? Давай, куколка, выбирай, с кем ты оста-анешься.

Джокер отошёл в сторону, встал напротив одного из клоунов и шепнул ему на ухо: «Если пойдёт к мышке, стреляй в голову».

Одри удивлённо оглянулась. Неужели всё так просто? Вот Джокер, готовый её отпустить, хотя ей совсем не верилось в его муки совести. Слишком всё напоказ. А напротив стоял Бэтмен, неизвестный герой, он протягивал Одри руку, и в этом жесте было обещание защиты. А что потом? Что скрывалось за неприступной крепостью? Он вернёт её отцу.

— Смелее, красавица.

Одри посмотрела на Бэтмена. Чёрная фигура в тон небу, чёрный — второй цвет Готэма, Одри не хотела этого знать, но никто не спрашивал. Ей просто показали это. Она отвернулась и шагнула к Джокеру, повесив голову.

— Упс! — он поднял руки над головой, глядя на Бэтмена. — Я ни при чём, девочка сама выбрала, на чьей она стороне.

И когда Бэтмен шагнул к ним, Джокер хохотнул и вытянул из кармана небольшой пульт.

— А вот этого я бы не советовал делать. У куколки смертельно красивое ожерелье на шее. Один клик, и — баба-ах! Но давай сделаем проще: сними маску, сдайся властям, и мы обойдёмся без кровопролития. Ты же знаешь, я челове-ек слова.

Джокер замешкался, отвлекшись на звон стекла где-то внизу, а когда он и его парни обернулись, Бэтмена уже не было.

— Он испарился. Идёмте. Это не последняя наша встреча, мышка ещё прилетит за девчонкой.

***

Одри сидела на кровати, в который раз пытаясь высвободить руки из наручников. Ничего не получалось, железо больно натирало кожу, красные следы горели, налившись неестественно красным цветом. Ещё немного, и кожа в этих местах лопнет. Это было глупо. Всё было нелепо. Сам плен, но ещё более странным казалось произошедшее на крыше. Она потёрла шею, всё ещё ощущая ошейник, хотя его сняли довольно скоро. К тому же Одри никогда не видела Бэтмена, и сейчас она пыталась подобрать слова к тем ощущениям, которые остались после встречи с ним. Удивление. Смятение. Ненависти не было, он ведь по сути ничего такого не сделал, хотел спасти и передать беглянку отцу. Одри не хотела, чтобы её спасали. Кто вообще сказал, что она в беде? Наручники — ещё не показатель, что всё плохо, а бомбы и вовсе могло не быть. Уловка, не больше.

От мыслей её отвлёк тихий щелчок. Дверь открылась, и в комнату вошёл Джокер.

— Не жалеешь, что не улетела с мышкой?

Одри не ответила. Она разглядывала наручники, словно вот-вот могла прийти гениальная мысль, как от них избавиться. Копперфильд бы обзавидовался такой сноровке, как пить дать, но оковы не спадали, не исчезали, не разваливались с ядовитым шипением.

Джокер достал нож и указал им на Одри.

— У меня появилась хорошая идея насчёт тебя.

Это заставило Одри посмотреть на него. Что-то в его словах ей не нравилось, хотя, честно сказать, тон, помноженный на нож и на слова тоже, выглядели куда более пугающе. Она поднялась с кровати и попятилась. Если у Джокера и был какой-то план, то, наверное, всё шло как надо, потому что он не удивился поведению Одри, не приказал сесть на место, не пригвождал её безумным взглядом к койке.

— Ви-идишь ли, раз уж ты, красавица, решила остаться со мно-ой…

Он не договорил, лишь улыбнулся, когда Одри наткнулась на стену и прижалась к ней.

Джокер подошёл вплотную, погладил плечи Одри, улыбнулся снова. В глубине его глаз вспыхнули безумные огни. Она ахнула, не в силах оторваться от взгляда, полного обжигающего безрассудства. Джокер разглядывал Одри. Коснулся щеки, совсем рядом блеснул нож, но Джокер не позволил Одри повернуть голову.

— Посмотрим, что из этого получится. Ты мне подкинула хорошую идею, красавица.

Одри не успела ответить. Джокер заключил её лицо в свои ладони и наклонился. Губы коснулись её губ. Смелый, полный безумия, поцелуй обжигал. Сердце стучало набатом. Это самоубийство. И Одри дёрнулась, упираясь кулачками в грудь Джокера, но он сильнее прижал её к стене, не позволяя вырваться. Она хотела разорвать поцелуй, полный греха и порока, но его пальцы, всё ещё державшие лицо, не давали отвернуться, прервать момент истины.

Губы жадные, требовательные. Поцелуй сладко дразнил и утягивал в бездну обжигающих желаний. Опасных, как сам Джокер.

Одри дёрнулась снова, но уже не так смело. Не надо спасать, спасение отняло бы у неё этот волнительный поцелуй. Она робко подалась навстречу, смелее отвечая требовательным губам. Одри ухватила Джокера за лацканы пиджака, привстала на носочки и потянулась, требуя ещё и ещё. Ею овладела жгучая жажда, обжигающая и дразнящая.

Джокер разорвал поцелуй и усмехнулся, провёл пальцами по губам, стирая с них поцелуй. Одри простонала.

— Ну-ка, посмотрим…

Он заглянул в глаза Одри, смотрел в них долго, оценивающе, словно в них что-то должно было появиться.

В руках звякнули ключи, и Джокер расстегнул наручники. Одри посмотрела на руки, на красные следы на запястьях.

— И вы не боитесь, что я попытаюсь сбежать?

— Ты не сбежишь, красавица. Вот твои наручники, — он вновь её поцеловал, на этот раз нежно и опьяняюще. — Лучше любогожелеза.

Комментарий к Часть 3

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Музыкальная тема главы:

Billie Eilish “Bad guy” https://www.youtube.com/watch?v=YG0tz4_M1tM

Джокер:

1. https://sun9-27.userapi.com/c855224/v855224605/154996/oW-d91W54tM.jpg

2. https://sun9-46.userapi.com/c855224/v855224605/15499f/lqhY7W0PO8k.jpg

Ах да! Второй Харли Квин не будет, у Джокера другая идея родилась :)) Так что…

========== Часть 4 ==========

Интересно, газеты уже трубили во всю о похищенной дочери всемогущего Брюса Уэйна? Смаковали заголовки? Один краше другого? «Одри Уэйн в плену у Джокера». Или: «Вся правда о миллиардере: дочка сбежала с террористом номер один». Как пошло. Жёлтая пресса никогда не отличалась красотой заголовков, им бы покричать погромче, поярче, чтобы слова складывались в порно-строчки. Отрыли, наверное, фотографии Одри, самый смак, а выбрать было из чего, если знать, где искать. За четыре месяца она успела сыскать себе весьма дурную славу в папином окружении.

Отбросив мысли о газетах, Одри аккуратно дотронулась до губ, словно могла нарушить какой-то очень важный момент, некую тонкую грань, и улыбнулась. Вчерашний волнительный поцелуй не выходил у неё из головы, она закрывала глаза и вспоминала вновь и вновь, смаковала, как сильные руки удерживали её, как не давали вырваться. А ведь поначалу она билась, как слепой мотылёк между рамами. Отчаянно. Испуганно. А потом что-то ёкнуло, что-то щёлкнуло, и… Эти губы невозможно забыть. В конце концов, Одри сдалась и перестала отбиваться, позволив себе насладиться пьянящим моментом. Что-то настоящее произошло в её жизни, значимое, делящее на до и после.

До полудня Одри смотрела в окно, на залитую солнцем улицу, на редких суетливых людей, спешащих куда-то. Где она? Это или трущобы, или окраина города с невыносимой пустотой. Странно, что солнце добралось сюда, потому что за окном только мусор, несколько человек и кирпичная стена напротив. Одри в который раз рассматривала нехитрый пейзаж и ждала, хотя толком не понимала, чего именно. Томительное ожидание выматывало, и днём к месту пришёлся послеобеденный сон. Незадолго до этого дверной замок щёлкнул, и Одри обернулась, оставив заоконную жизнь. Сердце подскочило в предвкушении. Неужели ожидание закончилось? Нет. В комнату вошёл один из людей Джокера с небольшим подносом в руке. Одри со скучающим видом соскочила с серого подоконника и подошла к столу, чтобы посмотреть, что же ей принесли. Бомбу?

Нет. Бомба — это шутка на один раз. А в бумажном пакете лежали пара сэндвичей и бутылка воды. Голодом её не морили, хотя и ничего другого особо не предлагали. О здоровом питании Джокер явно ничего не слышал. Одри в который раз разглядывала безвкусные светло-зелёные стены своей тюрьмы, пока жевала нехитрый обед. В углу над окном растянулась паутина, полупрозрачная и невесомая. Тень от решётки падала на пол, возле кровати. Сбежать? Куда уж там. Ставни заколочены, а через форточку не пролез бы и самый худой ребёнок.

Одри не хотела сбегать. Куда? К кому? К Мэту, которого уже и след простыл наверняка? Она же по глупости отдала ему все деньги. Да, Мэту можно доверять, за эти недолгие месяцы, что она прожила в Готэме, он показал себя славным парнем, на которого можно положиться, но назначенный час встречи давно минул. Одри бы не стала ждать, если бы они поменялись местами. Карманы, полные лёгких денег, поманили бы её в дальние страны, к шепчущему ласковые слова солнцу.

Что ж. Жизнь в Готэме оказалась и правда непредсказуемой.

После импровизированного обеда Одри прилегла отдохнуть и не заметила, как сон закрыл её веки и забрал тревоги. Она видела странные сны, в которых чёрное небо спускалось на грешный город и оборачивалось Бэтменом. Почему-то во сне он никак не желал приходить днём, словно солнечный свет не радовал его, не дарил ему тепло. Только ночь понимала Бэтмена, она ложилась чернильным плащом на его широкие плечи и обнимала, помогала ему, шептала какие-то заклинания. Одри тянула к нему бледные руки, сотканные из лунного света, и Бэтмен хотел её ухватить, спасти, но у него никак не получалось. Дело не в нём, это ей не хватало сил и веры в себя. Наверное, этот странный цикличный сон мучил бы Одри и дальше, если бы его не спугнул неаккуратный, слишком смелый шорох.

— Сколько сейчас времени? — Одри приоткрыла глаза, закрывшись ладонью.

Тихий шелест, сотканный из воды и ветра, вплетался в тишину, баюкая и уговаривая закрыть глаза, утонуть в подушке и позволить Бэтмену вернуться в тревожный сон.

Джокер задрал рукав и посмотрел на часы, причмокнул и улыбнулся.

— Время мести, красавица.

О нет, ничего хорошего этот тон не предвещал. Месть? Он сказал «Время мести»? Может быть, это какая-то плохая шутка?

Одри села и свесила ноги, коснулась прохладного пола и сквозь пелену не до конца растаявшего сна разглядела, что Джокер устанавливал у окна треногу. Оружие? Нет, вроде не очень похоже. Прямо на Одри уставился объектив чёрной камеры.

— Вы собираетесь меня убить? — сердце колотилось.

Поколдовав ещё немного над камерой, Джокер сел рядом с Одри, проверяя на глаз, насколько они попадают в объектив.

— Не-ет.

Что-то рыкнув себе под нос, он вскочил, ухватил треногу и развернул камеру к столу возле стены.

Одри не на шутку перепугалась. Её хотят пытать? Но что у неё хотят выведать? Разве не она охотно делилась своей жизнью? Какие ещё тайны хотел узнать Джокер? Одри поднялась с кровати и рванула к двери. Закрыто. Она забарабанила, закричала, дёргая ручку, что та вот-вот готова была отвалиться, но всё тщетно.

И, может быть, безумие завладело бы ей, если бы не сильные руки, прижавшие её к двери.

— Тихо, тихо, тихо, тихо. Тш-ш-ш.

Джокер больно заломил ей руки, не позволяя дёрнуться. На каждую попытку вырваться он больнее сжимал запястья.

— Придётся ещё немного поработать, а то эффект, сама понимаешь, оказался кратковременным.

Он резко рванул Одри на себя и толкнул обратно к двери. Одри попыталась оттолкнуть его, отбиться от протянутых к ней рук, но силы были не равны. Он ухватил её за подбородок, приподнял личико и склонился. Одри хотела закричать, но Джокер поймал её крик в ловушку, закрыл его в настойчивом поцелуе. Она испуганно дёрнулась, но словно опомнилась и ухватилась за пиджак, отвечая на требовательный поцелуй. Стало жарко, и захотелось сгореть, погибнуть, упасть в вулкан по имени Джокер и пропасть. Пусть погубит, пускай обожжёт, лишь бы только не останавливался.

Когда Джокер отпустил Одри, разомкнул пальцы и прервал момент истины, Одри привстала на носочки и потянулась к нему, ища умелые губы, желая почувствовать их ещё раз. Хотелось праздника, яркого фейерверка перед глазами, поймать искру. Сердце не просто отстукивало ритм, оно пело. Наверное, впервые за эти грёбаные четыре месяца, за всю жизнь. Произошло что-то поистине волнительное, живое, и совсем было наплевать, кто бы и что сказал. В пекло всех.

В голове будто кто-то поставил пластинку, и чей-то далёкий голос напевал непослушную мелодию, её нельзя было приручить, сделать своей, нельзя было оставить. И когда Одри открыла глаза, её взгляд встретился с насмешливым взглядом Джокера. О нет, там таилось не только лукавство. Он изучал её, словно поцелуй — часть чего-то большего. И только сейчас Одри заметила, что Джокер держал её за шею, одной рукой, но пальцы сильные, цепкие — не вырвешься, а другой рукой — за подбородок. Джокер растянул губы в улыбке, и шрам дополнил её. Вечная улыбка, пугающая, напоминающая каждому о том, кто такой Джокер. Безумец без принципов и мук совести.

Почему не он пришёл в сон Одри? Зачем вместо него явился Бэтмен? Какое он имел право красть её грёзы?

— Я не хочу тебя убива-ать, — он усмехнулся и подтолкнул Одри к столу.

— Тогда… Что вы задумали? — она покосилась на камеру.

— Я предлагаю тебе сделку. И-и-и… Выиграют все.

Одри сомневалась. Во что же она вляпалась? Может, это всё-таки она заигралась в непокорную дочь, решившую найти незабываемые приключения в большом мире? Но всё каким-то удивительным образом сузилось до пыльной, невзрачной комнаты с зарешёченными окнами. Стол. Тренога. Джокер. Что между ними общего? Нелепая задача, ответа на которую Одри не знала, но ей предлагали сыграть в эту игру.

— Вы хотите меня пытать?

Джокер засмеялся, заливисто, пугающе. Его смех звучал подобно вьюге, ворвавшейся в нагретую квартиру, чтобы посеять панику. Холод, который обжигал. Может, поэтому Джокеру по нраву были бомбы? Это жар, это адское пекло, которого ему так не хватало. Он переворачивал всё вверх дном, сеял хаос и панику, и хотелось укрыться, сбежать, спрятаться, лишь бы найти тишину. Но только не Одри. Она не хотела жить в мёртвом безмолвии.

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, — затараторил Джокер. — Нет. Что мне это даст? Я не маньяк. Я не получаю удовольствия от чужой боли. Если я убиваю, то делаю это быстро, сама смерть — уже-е достижение цели.

Джокер облизнул губы, всплеснул руками и изобразил, будто печатает на невидимой клавиатуре.

— «Уэйн корпорейшн» объявила за мою голову пятьсот тысяч долларов. Что-о такое пятьсот тысяч? Любой плешивый пёс может испытать удачу, попытаться поймать её. Любой алкаш, возомнивший себя героем. А что будет, если я тебя убью? Папочка Уэйн поплачет. Он будет го-орько плакать и объявит за меня… — Джоркер закатил глаза и снова облизнул губы. — Миллион. Хорошо, два. А потом Брюс женится, у него родится новый наследник, который вырастет послушным.

Джокер указал на Одри пальцем и склонил голову набок:

— Не таким как ты. Я хочу, чтобы па-апо-очка Уэйн объявил за меня пять… нет, десять миллионов. И он объявит. И мне даже не придётся тебя у-уби-ива-ать.

— Вы не боитесь, что на вас объявят охоту за такие деньги? — удивилась Одри.

— Я этого желаю, — он всплеснул руками. — Весь фокус в том, что никто этих денег не получит. Знаешь почему? — он кивнул. — Потому что я — анархия, а анархию невозможно обуздать, хаос неподвластен законам. И Брюс Уэйн будет жить с этим. Его награда как непрогремевший взрыв. Он будет засыпать под шёпот ярости его внутреннего «я», просыпаться с нею, с его губ каждую минуту будет слетать: Джокер, Джокер, Джокер. И-и-и… Разве ты этого не хочешь? Отомстить. Мы поможем друг другу лишить Брюса Уэйна покоя.

— И что надо делать?

Джокер расстегнул пуговицы на фиолетовом пиджаке, стянул его и небрежно бросил на спинку стула. Кожаные перчатки упали на стол.

— Что вы делаете? — спросила Одри, когда Джокер развязал узел галстука.

— Мы снимем для папочки домашнее ви-иде-ео-о, — прорычал он.

— Видео? О чём оно будет? — Одри вжалась в стол, догадываясь, куда клонил Джокер.

— Вот об этом.

Он наклонился к Одри и поцеловал. Она закрыла глаза и на секунду представила, как это будет. Воображение рисовало умопомрачительно страшные и вместе с тем томительные картины. С ней ли это происходило? Или это видение? Может, её опоили, вкололи что-то, и вместо Бетмена в сон ворвался змей-искуситель со шрамами на лице? Но Одри тонула в жадном поцелуе наяву. Сдаться? Рискнуть?

— Мы можем каждый сыграть свою роль. Ты-ы можешь брыкаться, кричать, звать папочку на помощь, кусаться и рыдать, а мо-ожешь показать греховную страсть. Решать тебе.

— Я… согласна… — в горле пересохло. Руки дрожали. Иллюзия, ещё недавняя невинная грёза сбывалась. Хорошо это или плохо? Одри вдруг подумала о том, что когда боги хотят наказать, они исполняют желания.

— Друго-ое дело, — довольно ответил Джокер и, хлопнув в ладоши, включил камеру. — Итак, начнём.

Одри вздрогнула, когда он подхватил её и усадил на стол. Это определённо самоубийство, но воспоминания о поцелуе, о вчерашнем волнительном и первом прикосновении будоражили. И сегодняшний поцелуй был не менее особенным. Кажется, ещё никто так не касался её губ. Такая близкая опасность притягивала, манила, обманывала сладкими обещаниями. Одри представила, что она нож в руках Джокера, и пальцы касались её, удерживали, не выпускали ни на миг, боясь потерять равновесие и власть.

«Отец это увидит», — голос разума врывался в желание согрешить, не давал покоя, и Одри раз за разом встречалась с камерой взглядом. Боролась с собой, готова была передумать и тогда несмело убирала крепкие, жилистые руки, но поцелуи убивали в ней сомнения, затягивали обратно в омут.

Утонуть. Раствориться. Умереть.

Джокер немного отстранился, чтобы раздвинуть её ноги и устроиться между ними поудобнее. Щелчок, и нож аккуратно вспарывает трусики. Одри вздрогнула, глядя, как он отбросил их на кровать.

— Преграды больше нет, — ухмыльнулся он.

Одри снова посмотрела в камеру, пока Джокер задирал её юбку. Ей страшно, но в то же время она ни за что не повернула бы время вспять, не отказалась от этого момента. Джокер что-то мурлыкал себе под нос, и Одри услышала, как он расстегнул молнию на дорогих брюках. Томительное и вместе с тем пугающее предвкушение.

Пусть сердце колотится. Пусть. Страх и желание переплелись. Руки всё ещё дрожали, и Одри ухватилась за плечи Джокера, пытаясь перевести дыхание, но ничего не получалось.

Одно неверное прикосновение, и она передумает, сломается, крикнет в камеру, что это ошибка. Сомнение не отпускает из острых коготков, оплетает паутиной страха, но желание всё равно бьётся мотыльком.

Жар ожидания заставлял вспыхивать фантазии, горячие и опасные, и когда руки Джокера обняли Одри, когда он прижал её к себе, сомнение вновь растаяло, наконец выпустив на волю несмелого мотылька. На секунду ей показалось, что она в объятиях, обещающих защиту, ласку, любовь, но когда она подняла глаза и встретилась с безумным взглядом, утонувшим в чёрных провалах краски, то увидела насмешку. Он играл с ней. Паук и бабочка.

Страшно. Поздно поворачивать вспять, Джокер сам сказал, что она может кричать и вырываться, это не повлияет на происходящее. Прикосновения Джокера настойчивые, требовательные, умелые пальцы касались легко. Искушённые. Ни капли сомнения, ни брезгливости, ни жёсткости. Он целовал её губы, целовал шею, и Одри таяла, хотя знала, что загляни она в глаза Джокеру, встретится с лукавством, с безумием.

Джокер подтянул Одри к краю, развёл её ноги чуть шире, приноравливаясь, и она охнула. Сжала пальцы на рубашке, задышала глубже, тяжелее. Прикрыла глаза, ощущая каждую секунду остановившегося времени. Свет в комнате мигнул, и Одри вздрогнула, заскребла пальцами по плечам Джокера, сжала его бёдра. Он нетерпеливо толкнулся внутрь. Ещё. Одри задыхалась, хватала ртом воздух.

Комната сжалась до размера очертания фигур, словно ночь осыпалась с потолка и заполнила всё вокруг, забилась в каждый угол, целовала холодные руки, оплетала Джокера. Его смелые движения в этой густой тьме подкупали. Он тоже тяжело дышал, толчок, и каждый раз с его губ срывалось заветное, томное «хах».

Он рванул блузку, и пуговицы застучали по полу.

Толчок.

Небо на закате заволокло чёрными тучами.

Толчок.

Словно непослушный ледяной ветер целовал в губы.

Джокер навис над Одри, приостановившись, коснулся щеки, оставив на ней влажный поцелуй, а во взгляде привычное безумие. От его рубашки обжигающе пахло полынью и древесной горечью. Он протянул руку к лицу Одри и убрал волосы за ухо, куснул за шею. Какое искушение. Одри впилась в его плечи, прижимаясь, слушая, как вокруг сжалась тревожная тишина. С губ сорвался тихий стон. Джокер снова толкнулся внутрь. Сильнее. Яростнее. Одри откинулась назад, запрокинула голову, вздыхая в такт. Толчок. Горячо. Толчок. Опасно. Она скрестила ноги на его бёдрах и уже не прятала стоны, не стеснялась пытливого взгляда камеры. Сердце колотилось.

Он врывался в неё яростно, и стол под ней отстукивал ритм. Казалось, Джокер потерял контроль над холодной, железной выдержкой, впившись пальцами в её бёдра, оставляя синяки на бледной коже. Облизнув губы, он хохотнул, глубоко и сильно толкнулся, грубее, чем следовало. И ещё. Толчок. И замер, дрожа всем телом.

Одри почувствовала, как липкое и горячее семя обожгло бёдра, когда Джокер вышел из неё. Она посмотрела на него, но уже не было того человека, потерявшего связь с миром. Перед ней снова стоял привычно усмехающийся Джокер. Он застегнул ширинку и неряшливо поправил волосы, обернувшись к камере.

— А красавица и правда плохая девочка. Оказывается, я у неё не первый, — он погрозил пальцем камере и кивнул.

Одри застенчиво соскользнула со стола, несмело одёргивая юбку и прикрывая грудь блузкой. Она всё ещё дрожала, но уже не искала взглядом камеру. Сердце горело, ликовало, хотелось повернуть время вспять и ещё раз ощутить Джокера внутри. Может быть, это преступно, но запретный плод манил.

— А теперь к делу, — Джокер облизнул губы, и улыбка сошла с его лица. — Хо-очешь увидеть своё сокровище? Я отдам тебе её. Посмотрим, захочет ли Бэтмен помочь тебе. А теперь новая дра-ама: пустит ли па-апо-очка блудную дочь домой. Итак. Я скажу тебе адрес…

***

На Памеле, штатном психологе, не было лица, когда они с Альфредом вошли в кабинет Брюса. Он сидел к ним спиной и смотрел в окно, на непривычно солнечное небо. Может быть, это хороший знак.

— Мне сказали, что прислали новый диск. Где он?

— Мистер Уэйн, — голос Памелы дрожал и срывался. — Я думаю, вам не стоит… на это смотреть…

— Где он? — в голосе Брюса сталь.

— Мистер Уэйн, — вмешался Альфред. — Джокер перешёл все границы. Вам и правда не стоит смотреть этот диск.

Брюс повернулся к ним.

— Включите.

Альфред покачал головой.

— Не здесь.

— Что это у тебя? Это прислали с диском?

Брюс кивнул на небольшую праздничную коробочку в руках Альфреда. В глазах Памелы вспыхнула паника, а щёки покрылись багрянцем.

— Идёмте, — позвал Альфред.

Комментарий к Часть 4

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Кто угадает, что было в коробочке, тому приснится Джокер ^^

Я так и не смогла подобрать музыку к этой главе. Ни одна романтическая песня не подходит, потому что Джокер отшпиливилил Одри не из чувства великой любви. Но и не был груб. Он хитрый и расчётливый.

В итоге выбрала Kelly Osbourne “Papa Don’t Preach” https://www.youtube.com/watch?v=jjxlk6WgAOM

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Часть 5

Это заключительная часть небольшой истории о приключениях Одри. Спасибо всем, кто верил в меня, читал и был со мной!

Вы лучшие!

Я берегла этот арт для прошлой части, но благополучно про него забыла :)) Я балда. Так что вот, исправляюсь, ведь лучше поздно, чем никогда.

https://sun9-31.userapi.com/c850416/v850416265/145531/zDWpCm1CaJo.jpg

Музыкальная тема главы: Marilyn Manson “Running To The Edge Of The World” https://www.youtube.com/watch?v=k7C2s1WHqsQ

Нашли ошибку? ПБ к вашим услугам :)

Брюс долго смотрел в погасший экран и молчал. Смотрел страшно, взгляд неподвижный, незрячий, будто Брюс перестал быть человеком. Тяжёлый вздох, шумный выдох, и он закрыл лицо ладонями, затем коснулся щёк, словно хотел убедиться в том, он существует, не исчез вслед за страшной картинкой. Слова застряли в горле, и дышать стало тяжелее, как если бы кто-то перекрыл кислород. Свет померк в комнате, бежевая краска скрутилась в грязную стружку, оползая на пол и оставляя после себя чёрные стены. Не цвета ночи и не цвета плаща Бэтмена, а гораздо чернее. В этом сумраке жили страшные тени, они несмело толпились у стены и робко протягивали руки к Брюсу.

Он качнул головой, стряхивая морок с глаз, моргнул, и всё вернулось на свои места. Наваждение спало. Только в груди так же пусто.

— Мистер Уэйн… — позвал Альфред.

Брюс не обернулся. Из пустоты, из глубины души поднималась ярость, густая, смоляная, горькая, как выходка Одри. Рука легла на прозрачный стеклянный столик и нашарила хрустальную вазу с конфетами в цветных обёртках. Пальцы коснулись края и крепко сжали. Брюс тяжело поднялся, он ощутил, как ломота прошла по телу, будто все кости разом заныли. Несколько конфет выпали на пол. Брюс размахнулся и швырнул вазу в телевизор. Бабах! Густая паутина протянулась по всему экрану, простирая белые нити до краёв. Ваза вдребезги, рассыпалась по полу острыми осколками вперемешку с конфетами. И всё замерло.

Брюс запрокинул голову и закричал. Пронзительно, больно, страшно. Как раненый, поверженный зверь. Он схватил столик и перевернул его, пнул по нему, и от удара звон повис в ушах, а россыпь прозрачных осколков усыпала пол. Брюс выругался, осел на диван и стянул ботинок. Схватился за пальцы, причитая и открывая рот в немом крике.

— Я предупреждал, — голос Альфреда очень тихий, — что вам не стоит на это смотреть.

Брюс поднялся и, прихрамывая, стал отмерять шагами кабинет, круг за кругом, вздох за вздохом. Он обхватывал голову руками, утопая в молчаливом горе, чувствуя, что испил чашу невзгод сполна, и они обожгли его, окрасили душу в чёрный цвет. И эта смоль заполняла его.

Раз за разом в памяти всплывал взгляд Одри, ловившей встречи с камерой. В её глазах паника, сменяющаяся желанием, каким-то тягучим, безрассудным. Но затем словно она осознавала, что происходит и вновь с мольбой смотрела в самую душу Брюса; казалось, Одри хотела закричать, убрать от себя руки Джокера и заплакать. В её глазах стояли слёзы, но она вытирала их, и очередной поцелуй опьянял её. Брюс закрывал глаза и видел в её глазах страх и ненависть. Она боялась, но хотела этого.

— Что мне делать, Альфред?

Брюс подошёл к окну и посмотрел на улицу. Погода такая же пасмурная, как и душа главы корпорации.

Альфред вздохнул. Брюс посмотрел на него и увидел убитого горем старика. Как бы ни старался Альфред надеть на себя маску спокойствия, но глаза его блестели от слёз, а губы подрагивали.

— Искать в себе силы, мистер Уэйн.

Дворецкий тихо подошёл к Брюсу и положил на подоконник лист бумаги с аккуратно написанным на нём адресом.

— Не дайте ей умереть.

Брюс скомкал листок и зажмурился, подавляя желание закричать и выбросить несчастный адрес в окно, отдать его ветру, и пусть тот делает с ним что хочет.

Как же ему страшно. За себя, за Одри, за Альфреда. Что с ними теперь будет? Осознаёт ли Одри, что она натворила?

— Вы нужны ей как никогда раньше.

Альфред положил ладонь на плечо Брюса. Уэйн кивнул, достал телефон из кармана пиджака и набрал номер.

— Чак? Это Брюс. Позвони в полицию, пусть обновят данные о Джокере. “Уэйн корпорейшн” объявляет награду за живого Джокера: пятнадцать миллионов. Нет, Чак, ты не ослышался. Звони.

***

Одри испуганно оглядывалась по сторонам. Широкая улочка в заброшенном районе. Или это только видимость заброшенности, но всё было в крайнем запустении, чтобы тратить столько сил на декорации. Плющ крепко обнимал невысокие бараки, отвоёвывая частичку города дюйм за дюймом. Почерневшие дома угрюмо разглядывали Одри пустыми глазницами выбитых окон. Она не переставая озиралась, баюкая страх. По какой-то причине её и правда не убили, но это нисколько не успокаивало в подобной обстановке.

Одри связали руки за спиной и обмотали крепко-накрепко бечеву вокруг старого ржавого гидранта, давно выцветшего от проливных дождей и палящего солнца. Вокруг ни намёка на жизнь, только ветер свистел в обветшалых домах да натужно скрипели незапертые двери, жалуясь на проклятое одиночество. Одри боялась, что её оставили здесь медленно умирать. К тому же не давали покоя провода, протянутые от гидранта до ближайшего барака.

— Помогите! — в который раз закричала Одри. — Кто-нибудь!

Битый час она торчала у этого несчастного гидранта в богом забытой дыре. Да, конечно, Одри мечтала о приключениях, но всему же есть предел! С такими темпами море она могла увидеть разве что в виде праха, который папочка приехал бы отдать солёным волнам. Так себе перспектива. Одри вдруг не вовремя вспомнила историю одного американского паренька, вот так же сбежавшего из дома от родителей, чтобы найти себя. Что из этого вышло? Он увидел Аляску, и она забрала у него жизнь.

Одри в который раз огляделась, готовая расплакаться. Её приносили в жертву. Но кому? Каким невидимым жестоким богам? Ветер взъерошил её волосы и прикоснулся к губам. Холодный, жестокий, свободолюбивый как Джокер. Ветер тоже посмеялся над ней. Прилетел, окутал прохладой и умчался прочь. Одри подставила лицо первым робким каплям дождя, не чувствуя, то ли это правда небеса плакали, то ли это её собственные слёзы.

Небо разродилось раскатистым густым громом, тяжёлым, как страшный взрыв. Оно оплакивало жизнь глупой девчонки. Одри в который раз дёрнулась, пробуя выбраться из пут, но верёвки плотно обнимали запястья, не оставляя ни шанса на освобождение. И хоть бы нож в насмешку оставили поодаль, хоть какую-то надежду посеяли, но нет. Ноги затекли и ныли, боль не давала покоя, сводила с ума, и иногда Одри казалось, что это какой-то театр абсурда. И она в главной роли, а где-то по домам сидели искушённые зрители, упиваясь садистским удовольствием наблюдать чужую медленную смерть. Но ведь Джокер говорил, что не собирался её убивать.

Одри попыталась подняться, но длины верёвки не хватало даже для этого.

Тяжёлые капли дождя уже смелее падали на асфальт и разбивались, принося себя в жертву ради жизни всего сущего на земле. Бах. Бах! Капли оставляли после себя маленькие кратеры, поднимая в воздух пыль. А новые снаряды торопились вернуть её на землю, распластать по асфальту, втереть в уставший район, чтобы рано или поздно стереть его из истории города.

Одри ощущала, что потихоньку сходит с ума. Связанные за спиной руки налились тяжестью и теперь тоже болели. И в голову словно свинца налили. Одри зажмурилась, вздрагивая от озноба и страха перед неизвестностью. Дождь целовал её лицо, омывал плечи, делал её своей. Она облизывала пересохшие губы, радуясь, что не умрёт от жажды. Вот уж счастье так счастье.

Одри вздрогнула, когда чьи-то пальцы коснулись её щеки. Губы растянулись в улыбке. Джокер. Сукин сын.

Она открыла глаза, и улыбка сошла с её лица. Перед ней возвышался человек, посмевший украсть её сны. Бэтмен. Гроза преступного мира, полновластный хозяин ночи.

— Вы пришли меня спасти? — спросила она, ощущая в этот момент, что силы оставили её.

Он не ответил. Бэтмен обошёл её, и за спиной лязгнуло лезвие: верёвки отпустили Одри, перестали обнимать её руки. Она завалилась набок, но герой в плаще подхватил её и взял на руки.

— Мо-оло-оде-ец! — эхом разнёсся голос Джокера по пустынной улице. — Но поторопись, до взрыва всего четыре минуты. Каждая. Секунда. Дорога. Успеешь спасти девчонку, или она разделит судьбу… Рейчел? Давай, скорее, спаси хотя бы одну из них! Торопись!

Одри закрыла глаза, сквозь наступающий сон слушая голос Джокера. Он бы не дал ей умереть, он не обманул. Но она спала неспокойно, то и дело выныривая из дрёмы. Сначала Бэтмен нёс её на руках, а потом она очнулась на мягком сиденье. То ли в машине, то ли в вертолёте. Одри всё видела сквозь туман и никак не могла понять, где она и что творилось вокруг. А потом Бэтмен опустил её на диван, и Одри ухватила его за руку.

— Почему вы за мной пришли?

Он обернулся, прежде чем исчезнуть, и Одри встретилась с ним взглядом. Почему ей показалось, что в его глазах боль? Это нелепо. Он осторожно убрал её руку и растворился в окне.

— Одри! — взвизгнула Памела, вбежав в комнату.

Одри не хотела плакать, она думала, что не скучает по этим людям, но слёзы сами навернулись на глаза, и она позволила обнять себя, прижать, подарить тепло.

— Они тебя обижали? — голос Памелы срывался, и она едва сдерживала истерику.

— Нет, — засмеялась Одри и покачала головой.

Памела снова обняла Одри, не веря в счастье вновь увидеть её живой.

— Твой отец обещал быть через полчаса, а пока я заварю чаю. Ты ведь будешь чай? Да?

Безжалостные минуты слишком быстро пролетали, не зная пощады. Одри боялась этой встречи. Она постоянно барабанила пальцами по столу и кусала губы. Что она скажет? Что скажет отец? Будет ли он слушать, что всё произошедшее — ошибка?

Нет, Одри не будет врать. Это не ошибка. Джокер не позволил бы ей погибнуть, он наблюдал. Это она проявила слабость, а Бэтмен пришёл зря.

Ручка щёлкнула, повернулась, и Одри замерла, не в силах отвести взгляд от открывающейся двери. Время вдруг замерло, торопливые минуты превратились в тягучую массу. Одри слышала только своё дыхание и шаги.

Брюс Уэйн вошёл в комнату и молча сел напротив Одри. Его взгляд тяжёлый, губы сжаты, кулаки побелели. За ним впорхнула Памела, которая словно не замечала того, как вдруг потемнело в комнате, как стало душно. Женщина поставила перед Одри стакан с горячим чаем и прозрачный пластиковый стаканчик с двумя белыми таблетками на дне.

— Выпей это, ладно? Завтра дам ещё.

— А что это? — спросила Одри, положив таблетки под язык и проглотив их.

— Экстренные противозачаточные.

Памела ойкнула и посмотрела Брюса, но он закрыл глаза и качнул головой. Одри отвела от него взгляд, скрестила руки на груди и откинулась на спинку дивана.

— Мистер Уйэн! — Альфред нарушил повисшую в воздухе тишину. — Вас ждут в соседней комнате.

— Альфред… — Брюс поднял ладонь.

— Я настоятельно рекомендую вам пройти туда. Так будет лучше для нас всех. Я подойду чуть позже.

Брюс поднялся со стула, оттолкнул его и вышел. Памела извинилась и тоже ушла. Альфред прикрыл за ними дверь и посмотрел на Одри.

— Здравствуй, Одри, — в его голосе ни осуждения, ни разочарования. Привычный Альфред, понимающий всех, видевший каждого немного глубже, чем остальные. — Как дела?

Одри пожала плечами.

— Неплохо, — помолчав немного, она всё-таки собралась с духом и спросила: — Папа сильно сердится?

— Это непростой вопрос, ведь он возлагал на тебя большие надежды, ты его единственная связь с этим непростым миром. Ты его будущее.

— Он разочарован? — внутри Одри всё обмерло.

— Нет. Но ты сделала ему очень больно. И мне тоже.

— Альфред, я не хотела обижать вас.

— Мы многое делаем из того, чего на самом деле не хотим. Отец любит тебя, несмотря ни на что. Он много ошибался, но всё, что он делал, — только ради тебя. Может быть, ты пока этого не осознаёшь, не чувствуешь, но вся его жизнь остановилась, когда ты пропала. Он не спал, бросил все силы на твои поиски, был сам не свой. Он словно умер, но продолжал жить.

Одри долго молчала, а потом собралась с духом и спросила:

— Кто такая Рейчел?

Альфред вздохнул.

— Твой отец её очень любил и не смог спасти. Лучше расскажи что-нибудь о своём плене, о Джокере.

Одри улыбнулась и смяла в руках платок, который ей дала Памела.

— Он классно целуется.

Альфред хмыкнул.

— Послушай. Это важно. Ты должна попытаться понять и простить отца. Если с тобой что-то случится, он… этого не переживёт. Он потерял всех, и ты его единственное его сокровище. Без тебя он погибнет. Ему просто незачем будет жить. Ты подумаешь об этом, хорошо?

— Ладно, — неуверенно ответила Одри.

— Вот и славно.

***

Альфред прикрыл за собой дверь. Брюс посмотрел на него и положил на стол ладони. Вздохнул. Внутри него всё кипело, ярость перемешивалась со страхом, а желание дать оплеуху нерадивой дочери было едва ли не единственным его желанием. Она ведь даже не подозревала, как он беспокоился, он как зомби провёл все эти дни то у телефона в ожидании звонка, то в костюме Бэтмена прочёсывал город район за районом. А она не просто дурачилась, Одри перешла все границы. Брюс, уняв ярость, взял себя в руки и спросил:

— О чём разговаривали?

— О том, как классно целуется Джокер.

Альфред развёл руками.

— Что мне делать теперь, Альфред? Как мне быть с Одри? И с этим?

Брюс достал из ящика маленькую праздничную коробочку и снял крышку. Внутри лежали синие трусики Одри: подарок Брюсу от Джокера.

— Раз уж вы спросили, позвольте дать совет. Забудьте обо всём, найдите в своём благородном сердце прощение для Одри и никогда ей ни о чём не напоминайте. Сделайте вид, что ничего не было. Ни Джокера, ни её побега. И не отсылайте её больше из Готэма.

— Что ты имеешь в виду? — Брюс испытующе посмотрел на Альфреда.

— Я всегда говорил вам, мистер Уэйн, что ни к чему хорошему её ссылка не приведёт. Вы прятали её от Готэма, хотели защитить от Джокера, а в итоге сами её к нему привели.

— Так это я виноват? — в голосе Брюса звучало возмущение.

— Не буду ходить вокруг да около, сэр: да. Это тяжкая ноша, — Альфред кивнул на коробочку, — легла на ваши плечи.

— Я бы очень этого хотел, Альфред, но…

— Бэтмен не палач, так почему Брюс Уэйн себе это позволяет? Она же ваша дочь. Если вы сейчас пойдёте к ней и будете её отчитывать, станете обвинять, тыкать носом в Джокера, она сбежит.

— Куда? — Брюс всплеснул руками.

— К Джокеру, к кому же ещё. Именно поэтому вы всё должны забыть. Ради Одри и её будущего.

— Альфред, я не понимаю. Что я сделал не так? Тод хороший человек, я думал, Одри присмотрится к нему, полюбит его. Он же толковый, ему можно доверять, он хорошая партия!

— Мистер Уэйн! Если вы не заметили, Одри не любит хороших парней. Она хулиганка — давайте называть вещи своими именами, поэтому ей нужен хулиган. И она его нашла не там, где стоит искать хорошим, воспитанным девушкам. Нет! Не перебивайте! Позвольте ещё сказать кое-что. Вы же знаете Джокера лучше, чем кто-либо. Он хочет, чтобы вы вынудили Одри сбежать от вас, выгнали, дали ей зелёный свет. Таким образом он закончит её трансформацию. Она сейчас как куколка, и от вас зависит, кто родится из этого кокона. Джокер хочет, чтобы Одри сбежала и стала той бабочкой, какую он может вырастить. Весь этот фарс с освобождением Одри — напускное. Она сбежит и станет полностью принадлежать ему, Бэтмен проиграет, а вместе с ним и вы.

— И что ты предлагаешь?

— У Харви Дента остался сын. Питер. Сколько ему сейчас? Тоже девятнадцать?

Брюс всплеснул руками и вытер ладонями лицо, отказываясь верить в происходящее.

— Но он тот ещё сорванец! Как я могу позволить Одри…

Альфред поднял руку и снова взял слово:

— Я напоминаю вам, мистер Уэйн, что Одри любит сорванцов. Подсуньте ещё хоть сотню Тодов, и она от каждого сбежит прямиком к Джокеру. Устройте Питеру и Одри встречу, и вот увидите: через неделю она будет рассказывать о том, как классно целуется Питер, а не Джокер. Не дайте Джокеру победить.

— Но ведь если я приведу Питера, Одри из протеста откажется с ним знакомиться, — Брюс чувствовал, что надежда на перемирие с дочерью таяла на глазах.

— Да, всё так. Подстройте их встречу, чтобы она не догадалась о том, кто за этим стоит.

— И откуда ты такой умный, Альфред? — Брюс хохотнул.

— Я воспитывал такого же сорванца, мистер Уэйн, и вы с ним хорошо знакомы. Не так ли?

Они засмеялись.

— А что мне делать с коробкой и с диском?

— Сожгите, — непринуждённо ответил Альфред. — И пусть в огне сгорят ваши обиды.

***

Одри вставила в стакан с колой трубочку и облокотилась о перила. Ночь ложилась на город и зажигала звёзды. Город утопал в неоновых огнях, и чувство праздника всё больше наполняло сердце.

Никаких папиных гостей, никаких скучных лиц и пресных наставлений, ни одного возгласа в духе «Какая ты уже невеста! А друг уже есть?»

Из колонок доносился хрипловатый голос Мэрилина Мэнсона, и Одри представляла себя свободной.

— Отличная вечеринка! — нарушил тишину стоявший неподалёку парень.

— Да, — лениво согласилась Одри. — Но только всё равно немного скучно.

Парень хмыкнул.

— Не хочешь разбавить вечер настоящим весельем?

— Например?

— Например, пострелять в прохожих водяными шариками. Так, шалость, — Питер улыбнулся и пожал плечами.

Одри отпила колу и вздёрнула носик.

— А ты умеешь веселиться. Я Одри.

Она протянула руку, и парень пожал её.

— Питер. Ну что, дадим жару?

— Дадим! — радостно отозвалась Одри.

Брюс и Альфред наблюдавшие за ними из зала, переглянулись и кивнули друг другу.

— Дело сделано, — обрадовался Альфред.

— Да, вот только кто за этими двумя присмотрит, чтобы их мелкое хулиганство не переросло в формат покрупнее?

Альфред похлопал Брюса по плечу.

— Как кто? Вы и Бэтмен.