Метаморфозы Стивена Роджерса (СИ) [unesennaya_sleshem] (fb2) читать онлайн

Стив стоял в коридоре своей пустой, промёрзлой холостяцкой квартиры и напряжённо всматривался в темноту. Всего за пять дней миссии он устал почти до полного изнеможения и сейчас стоял вертикально, а не сползал обессиленно по стене только благодаря своему врождённому неподражаемому упрямству.

Единственное, чего ему хотелось сейчас (и пускай это было достаточно малодушно, чтобы скептически поджимать губы в презрении к самому себе, он ведь никогда не озвучивал своих пессимистических взглядов на этот «новый» мир) — это угнать у Старка джет, улететь как можно дальше в сторону Северного полюса и снова с разгона нырнуть в нетронутые снега. Если была хоть малейшая вероятность, что он снова замедлится, заснёт, умрёт для настоящего времени — Стив искренне и не первый раз думал в этом направлении — возможно, это было бы не так уж и плохо для него.

Новое время душило.

Прошлое выплюнуло его из славного небытия былых побед. Оставило живым, здоровым, сильным и… совершенно одиноким. Недавняя смерть Пегги висела на шее неподъёмным могильным камнем, сгибая и ломая его упёртость.

Болезнь Альцгеймера съела, выжгла её душу вместе со всеми дорогими сердцу воспоминаниями. В последние месяцы Пегги не узнавала его, не помнила своего имени, а документальные фильмы о своём славном прошлом воспринимала как отвлечённый видеоряд, к ней никак не относящийся. Порой Стив вообще задумывался, понимает ли она, что именно смотрит. Он никогда не показывал своей слабости. Но когда Пегги, совсем уже дряхлая, высохшая, с пергаментной морщинистой кожей на острых скулах, успокаивалась после очередного непростого дня и засыпала, он подтыкал ей подушку поудобнее, подходил к окну и смотрел на сад во дворе лечебницы. Зажигались первые фонари, их неоновый свет резал глаза. Стив проводил подушечками пальцев по векам, унимая усталость, и никогда не признавался себе в том, что пальцы оставались влажными.

Пегги ушла три недели назад, была похоронена с честью и согласно всем воинским формальностям — громко, пышно, официозно. Словно эта чёртова мишура что-то меняла. «Спи мирно, Пег», — подумал он тогда, стоя поодаль. Мысли были вялыми и неповоротливыми, глаза сухо зудели. Гроб окружали многочисленные близкие и родственники, в ряды которых он, Стив, никак не вписывался. «Не вписывался» — ключевое слово всей его жизни в двадцать первом веке.

Пегги ушла, и это ощущалось, как громко схлопнутая ветхая книга. Такая, которая долго лежала и пылилась, раскрытая, на чердаке; а потом кто-то залез туда, прошёл мимо и, походя, одним лёгким движением нарушил её покой. Хлоп — устало вздохнули исписанные страницы. Пух — ухнуло облачко пыли. Так всё и заканчивается, думал Стив. Так и остаются один на один со старым собой, с новым миром и тонной невидимого груза на плечах.

«Не успел», — читалось ужасом в широко распахнутых глазах Баки, летящего вниз, вниз так стремительно, что не догнать, никогда не догнать и не избыть свою вину.

«Опоздал», — видел он то и дело в поблекших, мутных глазах уставшей от болезни Пегги, когда она смотрела на него, как на диковинного незнакомца.

«Не вписываешься», — то и дело мелькало в добродушной ухмылке Наташи и скептическом взгляде младшего Старка.

«Не имеешь значения», — дышало холодом из серо-стальных глаз Зимнего Солдата, и от этого горько, безысходно корчился и выл кто-то внутри него, и закрывал лицо худыми костлявыми ладонями. И сколько бы Стив ни храбрился, сколько бы ни держал весомый, невозмутимый, полный достоинства внешний образ под бесконечными оценочными атаками, за этой видимостью сгибался от неподъёмного груза, подвешенного к шее, худенький мальчишка из довоенного Бруклина. Нет, мальчишка был всё так же смел, упёрт и задирист, а ещё чертовски везуч. Но он устал, сильно устал и чувствовал себя таким никому не нужным и всеми брошенным, что достоинства меркли и ссыпались с него пересохшей луковой шелухой.

Могильные камни тянули на дно, с каждым днём погружая всё глубже.

Стив простонал — глухо и устало. Расслабил обе руки. С одного плеча сполз полупустой походный рюкзак с минимальным набором личных вещей, разрешённых на миссии. Из другой с тихим лязгом выпал щит, ударился выпуклостью о стену и, упав на дно, закачался по кругу, издавая противный низкий гул. Стив осел между щитом и рюкзаком на колени, нагнулся вперёд, едва не касаясь потным, перемазанным лбом пола.

Когда он уходил на войну, когда полез в пасть ГИДРе в Аззано, идя по следу Баки, он думал не раз о том, что война — это смерти. На войне умирают, и рано или поздно с ним случится что-то подобное. Он готовился к смерти. Вот только загвоздка была в том, что думал он в такие моменты преимущественно о своём славном конце. Он почему-то был совершенно уверен, что защитит всех от всего, ляжет грудью на амбразуру, но спасёт дорогих сердцу людей даже ценой собственной жизни. Баки ушёл первым, и Стив оказался не готов к такому удару. Не смог его спасти, не смог даже пальцем пошевелить. Потеря лучшего друга на долгое время парализовала его способность чувствовать жизнь. Затем подорвался на мине Дернье. Это было похоже на косой удар ножом в печень, потому что Стив только-только начал если не приходить в себя, то хотя бы перестал быть похожим на механическую куклу. К тому моменту война неумолимо двигалась к концу, формирования ГИДРы огрызались неистово, разбрызгивая ядовитую пену изо рта, как стаи бешеных волков; а они, Воющие Коммандос, наоборот устали. Чересчур устали. Потеря двух бойцов и постоянное напряжение вымотали их, подразделение жило на честном слове и фанатичной вере в него, Капитана. Держать навязанную планку было ещё невыносимее, чем просто сражаться. Но потом они вышли на Черепа, и всё закрутилось так, что только и мелькало калейдоскопом в глазах. Стало не до размышлений и терзаний.

А после была «Валькирия» и сладостная леденящая тьма, теперь уже его собственная. Стив никому не говорил об этом, но в тот момент, ещё в воздухе, осознав, что это — конец, испытал ни с чем не сравнимое умиротворение. Уходить самому оказалось не так страшно, как терять. Впервые за долгое время ему стало спокойно.

Кто бы объяснил ему раньше, насколько это убивает — терять своих? Как убивает ещё больше — оставаться невредимым при этом? Кто бы его научил, как с этой пустотой внутри полноценно — или сохраняя хотя бы видимость — жить?

Стив вздохнул тяжело. Согнулся ещё и всё же стукнулся головой о паркетную доску. Пахну́ло пылью. Действие не принесло никакого облегчения. Он просто не мог больше держать свою гудящую голову на шее. Она весила тонны.

Уже два года он безуспешно искал. Зимний Солдат не возникал нигде, не оставлял ему ни единого следа или зацепки. Раскинутая ими с Сэмом сигнальная сеть безмолвствовала. Специальный Агент с позывным «Призрак» исчез с берега Потомака, оставив после себя только обрывающуюся ниже по течению недлинную цепочку отпечатков подошв тяжёлых армейских ботинок. Вскоре вода слизала и их. Стив отчётливо помнил холодный, острый взгляд. Помнил бой и цеплялся за эти воспоминания так сильно, словно не было в его жизни ничего более настоящего. Вернуть ему Баки в виде бездушного убийцы… От одной мысли кишки ожидаемо свернулись в узел, а к горлу подступила кислая дурнота. И ведь каждый раз так, не надоело же? Стив поморщился и усилием воли сглотнул желчь обратно, подождал, пока та уляжется. Призрак — язык не поворачивался называть его Баки — не нуждался в нём. Не нуждался в нём так, как сильно был необходим Стиву. Вообще не испытывал каких-либо чувств. Не помнил.

Прежний Баки приходил во снах. Чаще — в кошмарном полёте в пропасть, и Стив часто летел с ним вместе, и при этом совсем не боялся. Иногда во сне он тянул к нему пальцы и крепко вцеплялся в промёрзшую ладонь. И тогда Баки переставал бояться тоже. Только смотрел — понимающе. Это были самые болючие, истязающие кошмары. Наутро Стив ненавидел себя за то, что не прыгнул вслед, что малодушно вжался в поручень и даже зажмурил глаза от ужаса. Он должен был прыгнуть. Или смотреть — до конца. Смотреть на то, как умирает на дне ущелья его лучший друг.

Но иногда были и другие сны. По обычаю они заканчивались душной маятой, скомканными простынями поутру и запачканным нижним бельём. И Стив никогда не давал себе возможности даже секунды раздумывать над этим. Просто раздевался, скидывал трусы в стирку и забирался под прохладный душ. Баки из грязных снов жил вместе с ним ещё в Бруклине, и всё, что крутило так и эдак его подсознание во сне, на самом деле почти произошло между ними незадолго до определения Баки в сто седьмой пехотный.

Однажды тот вернулся поздно, пьяный и залихватски-весёлый, но при этом не растрёпанный, наоборот — собранный, одетый с иголочки в лучший свой костюм; зачёсанные, уложенные с бриолином волосы блестели и разве что не слепили глаза в тусклом свете единственной лампочки под потолком. Он с чарующей небрежностью скинул пиджак на табурет и начал горланить скабрезные куплеты, что пели в доках рабочие, не обращая никакого внимания на возмущённый долбёж соседки в картонную стену. Стив проснулся сразу, ещё от ключа, тяжело провернувшегося в замке. Наблюдал за ним через проём между прихожей-кухней и комнаткой. Но встал с кровати только с началом показательного выступления, да так и замер на пороге кухни. Баки пел редко, но уж когда пел — туши свет, — громко и с чувством, иногда безбожно фальшивя, и не заткнётся ведь, пока не выпоет всё наболевшее. Или пока Стив не предложит ему альтернативу — к примеру, чашку горячего куриного бульона. Баки никогда не отказывался от бульона. Стив, худой и мёрзнущий, шлёпающий босыми ногами по полу, то и дело путающийся в длинной ночной рубашке (это было нормально, надевать рубашку на ночь, про пижамы тогда и слыхом не слыхивали) подошёл к кастрюле и молча принялся разогревать на горелке остатки бульона. Баки посмотрел на него, нахмуренного, только искоса, не переставая петь, подстукивая себе ложкой по столешнице, накинутой на чугунную ванну — вся конструкция заменяла им стол. Он замолчал лишь тогда, когда тарелка с ароматным варевом оказалась под носом, дохну́в в лицо горячим паром. Тогда Баки крякнул, шумно втянул носом и уже начал, было, есть, как Стиву вдруг пришло на ум полакомиться последней, одиноко лежащей в плетёной корзинке посреди пустой столешницы, лакричной конфетой. Стив не то чтобы любил их — скорее, конфеты нравились Баки, да и стоили недорого. Но сейчас друг был пьяный и голодный, и перед ним дымился суп, и Стив подумал — почему бы и нет? Было бы неплохо съесть эту конфету, прежде чем отправиться обратно спать. Он потянулся к ней пальцами, но Баки неожиданно выудил конфету прямо из-под носа, в мгновение освободил от серого фантика и быстро сунул в рот. Улыбнулся широко, плотоядно и одуряюще, пьяно заглядывая в глаза. «Ну ты и…» — начал было Стив, поражённо застыв на стуле напротив. И тогда Баки вдруг наклонился к нему — близко-близко, — дыхнул перегаром и вдруг быстро, влажно поцеловал. Стив не понял толком, как это произошло, сознание повело, и запекло сразу по всему телу, а когда Баки отстранился, во рту осталась лакричная конфета и стойкое ощущение привкуса алкоголя и чужого настойчивого языка. «Да ты пьяный в дрова!» — ошалело выдохнул Стив, трогая ладонью свои мгновенно покрасневшие липкие губы — будто в страхе, на месте ли они после произошедшего. Языком внутри ласково огладил едкую приторную лакричную гадость, обрезаясь об острые края. Баки только ухмыльнулся в ответ. Затем встал, расстегнул пару пуговиц на рубашке и скинул подтяжки с плеч вниз. Сказал — чётко, глядя прямо в глаза: «Дурак ты, Стиви», уверенно прошагал в спальню и рухнул на кровать лицом вниз, уже через минуту заполнив комнату оглушающим молодецким храпом. Наутро он, конечно, ничего не вспомнил, выглядя помятым и совершенно несчастным. И Стив был даже рад, что на импровизированном столе в их маленькой кухоньке с ночи осталась тарелка с простывшим куриным бульоном.

С тех пор Стив не ел лакричных леденцов. От одного запаха лакрицы его в жар бросало. Баки больше никогда не целовал его. А ещё Стив почему-то был совершенно точно уверен, что направление на мобилизацию Баки получил именно в тот день, хоть и рассказал о нём только несколько суток спустя.

Новое время, вздохнул Стив. Чёртово новое время, в которое он никак не вписывался, в котором его никто не ждал. В котором он приходил в холодную пустую квартиру и не мог поднять себя, размазанного, с пола в коридоре, потому что просто до одури устал стоять против одиночества, устал ощущать себя последним в поле воином, растерявшим всё своё войско. Новое время подкидывало мыслимые и немыслимые и фантастические задачи, фонтанировало остатками ГИДРы, террористами, горячими точками, локальными войнами и нашествиями пришельцев, но кто бы знал, что вместо всего этого его можно было уничтожить намного проще — просто дать, наконец, почувствовать сполна безграничную пустоту вокруг себя, и позволить уже окончательно сойти с ума.

Сумасшедший Капитан Америка, едко хмыкнул Стив в пол. Идиотичность яркой гротескной картинки внезапно встряхнула его и заставила разогнуться. Он напряг руку и как следует съездил себе по лицу кулаком в бурых разводах. Кожу скулы точно обожгло, и Стив повторил нехитрое действие снова с ощутимой бодрящей силой.

«Мне нужно больше, — подумал он вдруг. — Больше миссий. Больше риска. Мне нужно, чтобы одна миссия заканчивалась и сразу плавно перетекала в другую. Надо передать Марии, чтобы дала мне полную, самую максимальную нагрузку. Я не хочу снова возвращаться сюда, — размышлял Стив, поднимаясь на ноги и скидывая с плеч насквозь пропахшую потом и бензином джинсовку, а следом и футболку. В стирку, отметил он вяло. — Если я дожил до этого времени, значит, я зачем-то нужен в нём. Значит, никаких выходных. Только работа. А жить смогу и в Башне, чтобы всегда быть на подхвате».

И только в этот момент, осмотревшись, он понял, что в его квартире кто-то был в его отсутствие. Окно на кухне не было задвинуто полностью. Сквозь оставленную щель шептал прохладный ветерок с улицы и, играясь, трепал длинную прозрачную штору. Именно поэтому внутри было так холодно и выстужено. Вытащив из набедренной кобуры компактный «глок», Стив перетёк в стойку и мягко пошёл вперёд.

Сердце трепетало, как потревоженная ветром занавеска на кухне — не от страха, а больше от непонятного отравляющего предвкушения. Он прошёлся по обеим комнатам и даже в шкаф и под ванную заглянул — ничего. Квартира была пуста. Опостылевшая, холодная, она только давала поводы сильнее сверлить изнутри, накатывать ощущению одиночества. А потом он увидел то, чего точно не должно было быть в его пустой квартире — едва заметный в сумерках темнеющий квадратик на столе.

Стив подошёл ближе, подцепил пальцами с удивлением, почти с ощущением надвигающегося безумия; прошёлся подушечками по линии сгибов на скользкой вощёной бумаге. В его ладони тихо шелестел любовно кем-то разглаженный серый фантик от лакричной конфеты.

… спустя год…

— Роджерс, подъём! — громогласно пророкотал Баки, едва ввалившись в квартиру.

Стив проснулся ещё тогда, когда он топотал перед дверью и открывал (отборно матерясь на нескольких языках) три зависимых замка, и сейчас скосил глаза на прикроватные часы — начало шестого утра! Стив всегда спал чутко, можно сказать, лежал с закрытыми глазами, когда Баки после удачных миссий уходил в загул — тот словно вдыхал и не мог надышаться новым временем, новыми свободами, новыми возможностями. Баки втягивал в себя пропитанный неоном и выхлопными газами воздух, и вставляло его от этого так, что он мог всю ночь просто шататься по улицам Нью-Йорка и глазеть на всё вокруг, как ребёнок, дорвавшийся до спрятанного ящика со сладким и пытающийся впихнуть в себя за раз так много, как только может влезть. Баки кайфовал от шума, от толкотни, от громкой рваной музыки с низкими настойчивыми басами, от технологий; сходил с ума от бесконечной яркой рекламы и сверкающих витрин магазинов, неформальной одежды, разноцветных волос и странных причёсок. Он наслаждался всем своим существом новой, свободной жизнью в двадцать первом веке и стремительно забывал десятилетия военного рабства, приказы и миссии, осуществлённые им в статусе Зимнего Солдата. Он приживался и ассимилировался так быстро и гармонично, что Стив только диву давался. Стив за ним никак не поспевал, как ни пытался.

Он мученически натянул тёплое одеяло на голову, укладываясь набок в узком месте на полу между кроватью и стеной. Под утро всегда холодало, по паркету откуда-то тянуло студёным воздухом. Но это всё равно было лучше, чем на кровати. Высыпаться на кровати на суперэргономичном ортопедическом матрасе у него никак не получалось.

— Вставай, Стив! — прокричал Баки уже ближе и вдруг вломился в спальню, распахнув дверь хорошо если не ногой. — Эй, где ты? — он посмотрел на пустую кровать, а потом понятливо зашёл сбоку. Стив обречённо простонал. — Что, никак не можешь привыкнуть спать на матрасе? — сочувственно спросил Баки, совершенно, впрочем, не сочувствуя. — Поднимай свою задницу и одевайся. У меня для тебя сюрприз.

— Нельзя его лёжа под одеялом получить? — сонно зевая, спросил Стив.

— Хм, — задумался Баки на мгновение. — Ну, если ты настаиваешь…

И глазом не моргнув, весь как был — в вымороженной расстёгнутой парке и колючем свитере, в чёрных свободных джинсах и с недельной щетиной — рухнул сверху на Стива, завёрнутого в одеяло. От Баки разило огнеопасным коктейлем из свежести зимнего утра, курева и ароматного пота, а еще стойким перегаром и — неуловимо — чьими-то сладкими духами. Баки был тяжёлый и горяченный, смотрел шало, и что там, во взгляде — не разберёшь. Вдохнув только раз, Стив поморщился.

— Ну ты и воняешь, — сказал он скептически.

— У меня была бурная ночь, — кивнул Баки, приветственно оскалившись. Их лица были так близко, что Стив вдруг почувствовал тот самый узнаваемый из тысячи аромат — совсем на миг позже того, как увидел прилипшую к нижнему зубу тёмную лакричную конфету.

Всё нутро перевернулось с ног на голову, сердце забухало, разгоняя кровь, и Стив оттолкнул Баки, выворачиваясь из-под тяжести тренированного тела.

— Слушай, иди спать, Бак. Шестой час, ещё спокойно можно несколько снов посмотреть.

— Стив, — вдруг совершенно серьёзно и трезво сказал Баки. — Ты меня слушал?

Он сполз со Стива и поднялся, оправил задравшийся свитер и парку, и тоном, который не подразумевает ослушания, повторил:

— У тебя пять минут, понял? Вставай и одевайся. Прогуляемся.

Стив вздохнул. Когда Баки переходил на такой тон, спорить было бессмысленно. Себе дороже.

— Умыться хоть можно? — съязвил он.

— Только если уложишься в пять минут вместе с переодеванием. Время пошло.

Как только Стив, посвежевший и одетый в джинсы и тёплый свитер, вышел из ванной, Баки кинул в него дутой зимней курткой и шарфом и за локоть потащил из квартиры по лестнице наверх, в сторону чердачного выхода.

— Куда мы? — только и успел спросить удивлённый Стив. Баки поглядывал на него хитро из-под растрёпанных косматых прядей и лишь тащил дальше.

— Всё увидишь.

Стив понял, куда они бежали, когда Баки выволок его на чердак, в темноту декабрьского нью-йоркского утра. Подтолкнул к краю крыши, откуда-то вытащил ворох одеял и уселся на них рядом с парапетом, словно рассветный Будда, недвузначно показывая взглядом — приземляйся рядом, что ты замер. Стив вздохнул и послушно сел.

Не говоря ни слова, Баки вынул из просторного внутреннего кармана парки небольшой блестящий хромом термос, развинтил крышку и щедро налил в неё. Вкусно запахло крепким чёрным кофе. Стив поклялся себе не удивляться больше ничему, взял протянутую крышку и осторожно пригубил. Горячо. С чувством прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом, перекатывая на языке ароматную густую горечь с остротой имбиря. Баки явно сам варил. И когда только успел?

— Хорошо тут, — сказал Баки тихо, и в этот момент Стив открыл глаза и вдруг увидел.

Перед ними как на ладони лежал Бруклин — ни одного здания с этой стороны, которое было бы выше их дома. Чуть правее на горизонте тёмно-серыми штыками впивались в рассветное небо высотки Манхэттена. На самом розовеющем краю, словно шоколадный слой пирога, низко висели облака — густо-синие, серо-лиловые, плотные. Над ними, немного выше, расплёскивалось вверх хрустально-чистое светлеющее небо с последними кристалликами гаснущих звёзд. Морозный воздух кусал уши, пробирался в ноздри и за шиворот, и он же делал высоту словно ещё чище и прозрачнее. У Стива дыхание перехватило, когда он увидел первые тёплые отблески, выбирающиеся из-под облачной прослойки, обложившей линию горизонта. Рассвет. Стив вдруг подумал, что это первый рассвет, который он видит в новом времени. Первый рассвет, который попал на глаза не из-за долгого сидения в засаде, не из-за муторной ночи работы в штабе, не из-за бессонницы, когда лучи, просвечивающие окно поутру, казались кроваво-красными. Это первый рассвет, которым он намеренно любовался, который невероятно красивый, чистый, и… рядом с Баки.

— Рождество, — вдруг сказал Баки, и слово вылетело из его рта облачком молочно-белого пара.

Стив усмехнулся тогда, беззвучно себя ругая — точно ведь, Рождество. Несколько дней до Нового Года. А он так замотался с штабной работой и тренировками, что счёт времени потерял.

— С Рождеством, Бак, — сказал он негромко, повернув голову. Тёплая улыбка с привкусом острого имбиря и кофе сама собой села на губы.

— С Рождеством, Стив, — ответил Баки не глядя. А потом неожиданно протянул небольшой бумажный свёрток, такой, что не в каждом кулаке поместится. Ткнул им в предплечье, мазнув по дутой куртке. — Бери, это тебе, — настоял он, когда Стив замер в удивлении.

— Бак, — сказал Стив тоскливо, стараясь звучать как можно убедительнее, — я твой подарок не взял. Он дома остался…

Баки усмехнулся, и Стив почувствовал, как уши становятся адово-горячими, несмотря на раннее утро, на морозный воздух и на то, что минуту назад они вообще-то мёрзли. Как же стыдно. У него никогда не получалось врать. И он совсем забыл про Рождество.

Баки сунул свёрток прямо в нерешительно протянутую ладонь, и они на мгновение соприкоснулись пальцами. Рука у Баки была замёрзшая — холодная, покрытая шершавой, сильно обветренной кожей. Он терпеть не мог тёплых зимних перчаток.

— Что это?

— Сам посмотри, — буркнул Баки и отвернулся — глазеть на медленно разгорающийся розово-алый рассвет под слоем тёмных лент на горизонте.

Стив вздохнул. Отставил кофе, шоркнув хромом кружки-крышки по бетонному покрытию, и принялся разворачивать накрученные слои бумаги. Под ними оказалось ни много, ни мало, а что-то тёмно-коричневое, бесформенное и клочковатое. Стив нахмурил брови — выглядел подарок именно так, как он подумал секунду назад, но озвучить не решился.

— Это конфета, — вдруг пояснил Баки, наблюдая, какая ярая внутренняя борьба происходит внутри Стива, пока он смотрит на подарок. — Шоколадная. Ручной работы. Я сам сделал… — каждое слово звучало тише и глуше, но с последним Стив вдруг отмер и без раздумий, даже не глянув в его сторону, затолкал коричнево-комковатое в рот и…

Стив оторопел. Конфета была огромной, а он так по-варварски засунул её в рот целиком и тут же раскусил, и… на его языке словно взорвалась сверхновая. Чудесная основа терпкого сухого шоколада с таким характерным вкусом, как у трюфелей. Чуть дальше — откровенно горький слой, стопроцентное натуральное какао. После всё это нежно смягчалось каким-то сливочно-фисташковым кремом, а в самой сердцевине его ждал орех — Стиву повезло не попасть на него зубом сразу, и теперь он прошёлся по твёрдому бочку языком, пытаясь угадать, какой, да так и не угадал. Рот был полон до надутых щёк. Это было восхитительно и неожиданно настолько, что Стив почувствовал, как что-то лопается, тренькает у него внутри, словно вырываясь на свободу.

Ему стало так странно, что он не мог отвести взгляда от показавшегося краешка солнечного диска над облачным покрывалом. Жевал медленно и смотрел строго вперёд, и Баки сидел тут же, рядом, смотрел на рассвет и негромко, с чувством прихлёбывал кофе прямо из термоса. Баки был совсем близко — чуть наклонись, и рукава куртки соприкоснутся, и столкнёшься плечами, но Стив сидел, не двигаясь, смотрел на невероятный в своей красоте и свежести Рождественский рассвет, медленно пережёвывал шоколадную феерию, сотворённую Баки, и по щеке его быстро скатилась солёная холодящая капля. Он даже не почувствовал её, понял много позже, когда нестерпимо зачесалось от мороза под глазом. Зато почувствовал другое. Словно его застарелые страхи медленно отступают, словно бледнеет и сворачивается краской от огненного жара лампы тоска. Словно он наконец-то перестал быть один.

Баки больше ни слова не сказал. Но когда Стив глянул на него мельком, ему показалось, что на видном ему уголке губ живёт маленькая тёплая улыбка.

***

— Кэп, а у тебя отличный вид с тыла, — раздался вдруг на общей частоте голос Баки, и все Мстители, сидящие кто где на своих позициях в засаде, просто застыли, замерев в предвкушении. — Крепкая, упругая зад…

Кто-то не выдержал и кашлянул, видимо, подавившись. Возможно, это была Наташа. Или Старк. Или Сэм. Кто теперь разберёт.

— Баки! — зашипел в комм Стив, — Ты в курсе, что это общая частота? И какого ты вообще обсуждаешь мою задницу во время задания?

— То есть вне задания можно? — всё же вставил под коллективное сдавленное кашлянье Старк с самой заинтересованно-удивлённой из своих интонаций.

— Никогда нельзя, — нервно обрубил Стив. — Освободить рабочую частоту.

Спустя минуту тишины Баки снова подал голос:

— А что я-то? Просто у меня чумовой вид в прицел…

Стив зарычал, и все, кто видел его позицию, могли узреть грозный сжатый кулак в перчатке, которым он тряс в сторону лёжки снайперов. Просто кулак, безо всяких там интернациональных жестов.

Баки усмехнулся, переводя взгляд на затаившегося рядом Клинта. Тот, широко улыбающийся, подмигнул ему в ответ. «Ты первый, кто вызвал такую бурную реакцию, — сказал он беззвучно, чётко двигая губами. Баки самодовольно кивнул. — Тони сто раз пытался, но всё, чего добился — это ледяной убийственный взгляд». «О, — улыбнулся Баки. — В этом Стив всегда был мастером».

За следующий напряжённый месяц, в который их мотало по ближней Азии и странам бывшего Советского сегмента в погоне за одним съехавшим с катушек учёным-нацистом, все почти забыли о выходке Баки, но не Стив. Стив вообще никогда не забывал его выходки. Он мог бы вспомнить каждую, начиная со дня их первой встречи, и никогда не задумывался над тем, в чём причина такой потрясающей памятливости на такие не слишком-то важные события. Он бы ни за что не ответил, додумайся кто задать ему этот вопрос. Но где-то под Бухарой, когда они держали в оцеплении небольшую деревушку, Стив вдруг спросил на общей частоте:

— Бак, я слышал, ты заказал Фьюри новую винтовку для себя?

— Так точно, — ответил Баки, отплёвываясь от волос, лезущих в рот — вокруг было жарко и ветрено, и песок норовил забиться в самую мало-мальскую щель в одежде и на теле. — Модифицированный СИГ с удлинённым дулом.

— Зачем тебе ещё одна винтовка? — с искренним интересом произнёс Стив, и Баки не понял, что идёт прямиком в ловушку:

— Люблю длинные стволы, — с чувством и без задней мысли ответил он. В ухе коротко хохотнула Наташа. Кашлянул Сэм. Старк мелодично присвистнул.

— Если бы я был психологом, — продолжил было мысль Стив, но Баки нахмурился, сконфуженный, и хрипло оборвал:

— Чёрт, заглохни, Стив. Один — один. Долго вынашивал план мести?

Стив усмехнулся, и этот звук, раздавшийся прямо в ухе, остро защекотал все внутренности. Стало тепло — не жарко и потно-противно, как было сейчас снаружи — а просто тепло, тепло и мягко — изнутри.

— Это была импровизация, — прозвучал довольный выходкой голос Стива.

Баки вздохнул и подумал, что «знаем мы твои импровизации, Стиви», но вслух ничего не сказал.

***

— Сегодня День Святого Валентина, — неверяще сказал Баки, нависая над креслом и Стивом в нём, — и ты собираешься провести его дома, завернувшись в плед, как старик с артритом?!

Стив вздохнул и поднял глаза — Баки упирался обеими руками в подлокотники, подстриженный по новой моде, с беспокойным вихром волнистых волос сверху и чувственно выстриженными висками, красивый донельзя в белой незастёгнутой приталенной рубашке и кардигане, весь из себя современный и прекрасный, изводящий дыханием до прокушенной изнутри щеки, пьянящий «духами и туманами», если говорить словами русских классиков, потому что свои слова — да и мысли тоже — стремительно разбежались от такого близкого соседства. От губ Баки едва слышно несло лакрицей. Стив вздрогнул и сильнее вжался в обивку.

— Ты знаешь, я не люблю шумные пьяные сборища, — вяло отнекивался он. Подлокотник справа жалобно скрипнул под железными пальцами.

— Как, — искренне не понимал Баки, — как ты можешь не любить, если не был ни на одном? Ты собираешься просидеть здесь весь вечер, почитывая, — Баки выдернул из рук книгу и посмотрел название. Закатил глаза, — почитывая «Сказки народов мира»? Да ты в своём уме?

— Баки, — мягко попытался осадить его Стив, вот только кто его слушал?

— Да у тебя просто кишка тонка! — вдруг осенило Баки, и он даже отпустил ни в чём не виноватое кресло и разогнулся. Зато начал эмоционально рассекать рукой воздух. — Ты боишься, что тебе понравится. Ты просто боишься дать себе волю, Стиви, вот в чём загвоздка. Перестань уже нести ответственность за всё и всех на своих плечах! Даже такие, как твои, плечи не выдержат этого. Хватит уже, просто живи!

— Ты ошибаешься, — вдруг с чувством возразил Стив. Он убеждал себя, что Баки несёт ересь, что он живёт, просто сегодня совершенно не хочет никуда идти, но правда была в том… Правда была в том, что он на самом деле боялся идти куда-то, куда не нужно надевать костюм Капитана Америка и брать с собой щит. Он вдруг подумал, что без щита будет чувствовать себя голым, и что даже щит не спасёт его от ощущения ненужности, чужеродности в общем веселье. — Ты ошибаешься, — повторил он твёрже, в надежде хватаясь за уверенную интонацию.

— Тогда подними свою задницу с кресла, надень свои лучшие шмотки и докажи мне, что ещё на что-то годишься, кроме как сидеть в кресле-качалке. Нашёлся мне, пенсионер, — строго отчитал Баки, сложив руки на широкой груди крест-накрест. — Давай же, Стив. Устроим двойное свидание, тряхнём стариной.

И если пару мгновений назад Стив ещё колебался и совершенно точно намеревался отказаться, последние два слова Баки произнёс, смазав их таким умоляющим взглядом и тоном, что Стив заранее почувствовал себя мудаком и предателем. Стиснув зубы, он медленно поднялся с кресла и молча ушёл в свою комнату — переодеться.

«Хочешь двойное свидание, — с каким-то злым куражом подумал он, натягивая на литые мышцы тонкий пуловер, который ему на Новый год Наташа подарила, — будет тебе двойное свидание».

А потом понеслось.

Баки, который за рулём лихачил, перестраиваясь из ряда в ряд перед носом соседних машин, подрезая и двигаясь на предельно допустимой скорости. Незнакомые, но очень красивые девушки, имён которых Стив не запомнил, за столиком в клубе, название которого он даже не пытался выяснить.

Длинная стойка бара, толпа народу вокруг них, выкрикивающая свои ставки и их имена. Бесконечная вереница коктейльных шотов, которые они с Баки почему-то пьют, буквально вливая в себя один за другим, соревнуясь на скорость.

Совершенное ощущение безнаказанности, лёгкости и эйфории, внезапно накатившее откуда-то с затылка и горячими волнами разлившееся по телу. Стив не чувствовал градуса, но он почти летал, и всё, что помнил и видел — это счастливая ослепляющая улыбка Баки всегда где-то рядом, и тёплые шершавые пальцы, схватившие за ладонь и тянущие на танцпол.

Девушки куда-то исчезли. Зато вокруг появилась толпа — плотно сомкнутые ряды двигающихся под современную, совершенно чужую и уху, и телу музыку, людей. Все они мерцали и блестели, переливаясь — то ли из-за пота, то ли из-за блёсток, размазанных по коже; и было в этом колыхании что-то инфернальное и при этом совершенно естественное. Словно ещё одна стихия помимо знакомых переменчивых воздуха, огня и воды — люди в танце. Бом, бом, бом, ритмично гудела музыка, вибрируя в его внутренностях. Стив смотрел по сторонам, пребывая в неловкости, а потом кто-то налетел на него сзади, толкая, и Баки тут же притянул его ближе, ухватывая за бока, так, что Стив почти вжался губами в его ухо и прокричал — потому что грохот музыки давил на перепонки, совершенно оглушая:

— Я не умею танцевать, — признался Стив, чувствуя всем телом, как Баки уже ведёт, качает под музыку, он словно позвоночником улавливал единый ритм вместе с обступившей их (и не обращающей никакого внимания на двух парней) толпой.

— Не надо уметь, — крикнул Баки, ответно мазнув губами по уху. Стива прошибло от виска до копчика от этого. — Просто расслабься и закрой глаза.

Стив кивнул, совсем не уверенный в том, что получится. В том, что имел в виду Баки. Но потом его и правда понесло. Баки напротив, так близко, что ближе — только прижаться и сплестись в объятии, Баки, влажный, потный, с бриллиантовыми капельками над верхней губой, которые до зуда под языком хотелось слизать, Баки, то дёргающийся рывками, то плавно перетекающий вокруг него в пространстве, Баки, вдруг оказавшийся за спиной, обхвативший поперёк груди и упёршийся лбом в затылок, — Стив не знал, когда точно это произошло, но он и правда закрыл глаза и просто рухнул во всё это. Он чувствовал Баки так остро всем телом, что сердце судорожно колотилось в самой глотке, и при этом он был расслабленной волной — всего лишь одной волной из множества в бесконечном неспокойном море. Его качало и размазывало, было жарко, душно, а потом вдруг стало легко и звеняще, над головами скакали разноцветные блики светомузыки и зайчики от зеркальных шаров, но Стив почти не видел этого — он только чувствовал вибрации, прошивающие тело через позвонки, и Баки неприлично близко к себе, притёртого ткань к ткани. Последнее, что он запомнил до объятия сонной пьянящей темноты, это едкий вкус лакрицы на губах.

***

Стив проснулся оттого, что что-то приятно зудело на внешней стороне бедра. Тело ломило, как после хорошей тренировки, а голова трещала, и он, попытавшись разогнуться, вдруг ощутимо ударился коленом и головой. Распахнул глаза. Машина. Просто салон машины и Баки, расслабленно храпящий на опущенном вниз водительском сидении. Стив вздохнул и вытащил из брюк вибрирующий вызовом телефон.

— Капитан, — раздалось из динамика голосом Фьюри, и Стив поморщился — голос показался и правда громким. — Вы где? Мы все только вас и ждём.

— Ждёте? — непонимающе переспросил Стив. Голова отказывалась работать.

— Плановое совещание Мстителей насчёт новой цели и планирования миссии. Уже начало одиннадцатого. Все в сборе, кроме вас и Барнса.

— Чё-ёрт, — простонал Стив негромко, отвернув трубку ото рта, и скривился, прикрывая глаза рукой. А потом увидел, что Баки уже не спит, а смотрит на него с расслабленной ленивой улыбочкой, и вообще весь выглядит так, словно провёл ночь в компании девиц лёгкого поведения в винном подвале одного из богатых поместий на юге Франции. То есть совершенно довольным жизнью. — Долго тут ехать до Башни? — спросил он у Баки одними губами. Тот только улыбнулся шире и пожал плечами. Тихо загудели сервоприводы бионической руки. Рубашка на ключицах разъехалась шире, открывая бледно-розовое пятно сходящего засоса. И когда только успел?

— Не расходитесь, — строго ответил Стив. — Мы скоро буде…

Вдруг Баки выхватил телефон и зарапортовал:

— Сэр, прошу простить нас. Мы всю ночь танцевали в клубе, пили и знакомились с дамами, сэр. Из-за этого проспали. Это моя вина. Будем так быстро, как позволит обстановка с пробками на западе Манхеттена, — а потом просто сбросил вызов и кинул телефон Стиву.

— Какого чёрта… — успел возмутиться Стив, но Баки уже завёл машину и мастерски вырулил от обочины, вливаясь в неторопливый поток. А потом Стив опустил глаза вниз и громко застонал, увидев измятые напрочь брюки с неопознанными пятнами на бёдрах, — Бак, мне нужен костюм. Или хотя бы другие брюки. Я не могу показаться у Старка в таком виде.

Баки резко затормозил на светофоре, так, что Стива качнуло вперёд, и повернулся.

— Тебе надо чтобы костюм, или чтобы на совещание успеть как можно скорее? — спросил он, изломав бровь.

— Мне надо и то, и то, — зло выдохнул Стив. Вот только на кого тут злиться? Сам заливался вчера так, как никогда раньше. Вообще помнил окончание ночи весьма смутно. Кажется, он впервые за долгие… годы? — отпустил себя столь качественно. Он чувствовал себя совершенно паршиво с похмелья, но при этом был потрясающе отдохнувшим.

— И то, и то не выйдет, извиняй, — без намёка на сожаление сказал Баки. — Но если не будем уклоняться с курса, доедем до «Старк Индастриз» через пять минут. Решать тебе.

Стив обречённо вздохнул и немного сполз по сидению, насколько позволяли длинные расставленные колени.

— К чёрту костюм. Едем.

Баки только одобрительно хмыкнул в ответ.

***

Вопреки ожиданиям, впервые совместное совещание разношёрстных Мстителей прошло как по маслу. Все были преувеличенно внимательны, и даже сам хозяин Башни, Тони Старк, не отпускал привычных колкостей, отчего-то очень въедливо рассматривая одетого не по форме, помятого Капитана Америка. Стиву до свербежа хотелось повернуться и спросить уже: «Ну, что?!», но он крепко держал себя в руках. Все были непривычно тихими и выдвигали на редкость дельные идеи. Стив был немало удивлён.

***

— Ты ведь видела? Видела это? — Мария шла рядом с Наташей, негромко подняв волнующую всех тему только за углом конференц-зала.

— Невероятно, — кивнула та в ответ, а потом они обе, не сговариваясь, прошептали: — Мятые брюки и Стив! С ума сойти…

— Словно на нём кто скакал всю ночь, — многозначительно добавила Мария.

— А вот это ты видела? — Наташа ткнула себя в шею пониже уха и поиграла бровями.

Мария в ответ понимающе улыбнулась.

— Мне кажется, или кто-то учит нашего кэпа плохому? — задала она риторический вопрос Наташе, как вдруг у той за спиной бесшумно возник Барнс — причёсанный, одетый с иголочки, совсем не такой, каким его привыкли видеть тут, в штабе; в кардигане и белой рубашке, застёгнутой на все пуговицы. Вырезанный из свежего глянца о мужской моде.

— Леди, — промурлыкал он бархатно, и они обе уже были готовы выслушать что-то на тему «как нехорошо шептать за спиной капитана», но… Баки просто заговорщицки подмигнул им и, сунув обе руки — и живую, и бионическую — в карманы узких неформатных джинс, расслабленной походкой от бедра двинулся дальше по коридору, насвистывая себе под нос что-то бойкое и мелодичное.

Наташа и Мария обменялись говорящими взглядами и понятливо улыбнулись.

***

На этой спланированной вдоль и поперёк миссии Баки схлопотал пулю за Стива. Появился из ниоткуда, сбил с ног, заваливая наземь, когда оттуда, откуда никто не ждал, резко застучала по воздуху автоматная очередь, и ещё одна, и ещё. Наташа вскрикнула, Клинт запоздало вскинулся и снял стрелявшего. Подлетел Старк, грузно приземлившись неподалёку. Баки лежал сверху Стива и до боли сжимал зубы в широкой улыбке. Глаза в глаза, и ни звука. Левое плечо заливала тёплая, липкая кровь. Два скользящих, одно навылет и одно — как насмешка судьбы — очень неудачное, намертво засевшее пулей в недрах механизмов на самом стыке живого и бионического плеча.

Реабилитация заняла больше месяца. Шальной снаряд повредил что-то в связях нервных окончаний и бионических сухожилий, Баки не мог полноценно пользоваться рукой, и та неподъёмным железным придатком висела вдоль тела. Врачи мало чем могли помочь, отводили глаза от взъярённого Стива, и Старк задействовал мощности своих лабораторий, чтобы хотя бы попытаться. Впрочем, его самого распирало любопытство, и он бы ни за что не упустил возможности поковыряться в руке Баки. Стив был безмерно благодарен — без возможностей Тони история скорее всего закончилась бы плачевно. Ни у кого не было толком смелости и опыта работать с подобными технологиями. Баки сначала отказывался; затем храбрился и исходил на колкости и шутки, пока Старк на живую возился с развороченной рукой, но факт оставался фактом — он усох в теле, став жёстким и жилистым, побледнел и заострился в скулах. И самое пробирающее до дрожи — это взгляд. Глянцевый, блестящий по-больному. До неприятного зуда внутри похожий на расфокусированный взгляд Баки, спасённого из-под Аззано.

Мстители ходили на миссии без снайпера и разведчика, эту роль временно выполнял Клинт. И Стив, бездумно втемяшивая щит в чужие головы и тела, с каждым ударом чувствовал себя, словно медленно и неотвратимо откатывается на полтора года назад. Или на семьдесят с лишним лет? Цвета посерели, неподъёмной тяжестью наливалось дыхание в груди. Он просто механически делал свою работу, выбирался из одной миссии и тут же нырял в следующую без отдыха, то ли ища прощения, то липытаясь забыться. Складка между бровей залегла так естественно и крепко, что по утрам он перестал удивляться ей в зеркале. Баки злился из-за этого, ругался в голос и костерил его на все лады, не стесняясь в выражениях. А Стив боялся заходить к нему днём чаще пары раз в неделю, боялся разговаривать. В глаза смотреть. Зато каждую ночь, договорившись с ДЖАРВИСом, тихо проходил посты охраны — словно Старк не знал об этом — до выделенной Баки комнаты, устраивался на стуле рядом с кроватью и вглядывался в сумерках в расслабленное во сне лицо, вслушивался в мерное сопение или раскатистый храп. Иногда под утро Стив забывался беспокойным сном на границе с дремотой, но всегда уходил раньше, чем Баки проснётся. Он смотрел на него, объятого белизной казённой постели, и каждый раз в голове вертелось самое плохое. Стив мучил себя ночь за ночью, пока не почувствовал давно забытую, выгнанную за порог, но странно-родную тоску и свербящее, ноющее воспалённым нервом одиночество. А ещё — пустоту. «Мне надо отпустить тебя. Отпустить, наконец, оставить в покое. Перестать надеяться. Ещё одну потерю тебя я вряд ли перенесу».

***

Стив стоял на балконе Башни «Старк Индастриз» на хрен знает каком этаже и смотрел на шевелящийся вечерней жизнью город. Манхэттен никогда не спал, да и райончик тут был намного более шумный, чем у них, в Бруклине. Стиву было неуютно от постоянного свечения огней за окном, но и уехать отсюда домой без Баки он не мог, не позволяла совесть и что-то ещё, что никак не хотело выходить на свет. Баки прикрыл ему спину, когда он отвлёкся, фактически, жизнь спас. Чуть снова не остался без руки. Стив только что волосы на себе не рвал, когда думал об этом и прокручивал другие, более катастрофичные варианты развития событий. Тошно было с себя.

Стеклянная дверь сзади отъехала, но Стив не обернулся. Мельтешение игрушечных машинок внизу завораживало. Иногда просто не хотелось отрываться от созерцания, чтобы не окунаться обратно в реальность, чаще всего нерадостную.

— Тони сказал, что мне можно ехать домой, — тихо прозвучал сзади голос Баки, и Стив вздрогнул. — Или можем остаться тут, если ты хочешь. Он не будет против.

Стив медленно развернулся лицом, посмотрел на Баки — изрядно сдавшего в весе и заострившегося, но живого, тёплого и мягко, одними кончиками губ, улыбающегося. Он всего лишь шагнул навстречу, как Баки с готовностью развёл руки и крепко обнял, прижимая к себе всем телом. Стив с трепетом ощутил осторожные касания прохладных железных пальцев на спине и лопатке и удовлетворённо прикрыл глаза. Баки был совершенно родным, от его тела пекло; а Тони Старк и правда волшебник, надо придумать, как отблагодарить его.

— А чего хочешь ты? — спросил Стив серьёзно, немного отстранившись. Баки задумался на мгновение.

— Я бы поехал домой. Шумно тут. Кровать эта эргономичная осточертела уже, хочу на свой ортопедически-продавленный диван в гостиной.

Стив беззвучно хохотнул, снова крепко сжал Баки в объятиях. Они стояли и стояли так на продуваемом манхэттенскими ветрами балконе, а потом Стив решился:

— Прости меня, — прошептал он, крепко зажмурившись.

Баки замер, помолчал, а потом выдохнул в шею:

— Заткнись, Роджерс. Сопляк. Совсем раскис. Поехали домой уже.

Стива отпускало. Он вдруг почувствовал ярко, как никогда раньше — это не он, а Баки; Баки обхватил его под грудью и сильными гребками, перебарывая плотность воды, тащил наверх, к бликам солнечного света.

***

Утром Стив проснулся от ударившего в нос густого кофейного запаха и приглушённых шумов из-за двери. Он просыпался от такого приятного фактора впервые за долгое время. Тут же вспомнился последний месяц, миссии без Баки, похудевший от лекарств и отсутствия полноценных тренировок Барнс и… и то, как ему нестерпимо легко, хорошо стало вчера от крепких объятий на балконе Башни на хрен знает каком этаже. Никудышная затея, и исполнение под стать, подумал Стив. Он не сможет отпустить Баки. Он слишком слаб для этого. Но внезапно открылся положительный момент — Баки оказался достаточно сильным, чтобы вытащить из темноты не только себя, а их обоих. Очень сильным. И что-то Стиву подсказывало, что Баки был бы против этих односторонних отпусканий. Сомнения ещё роились, он никак не мог принять решение окончательно, сомневаясь в правильности выводов. Но как же хотелось верить!

Стив вышел из спальни и замер на пороге кухни. Терпкий аромат кофе сильнее ударил в голову, замерцал нотами апельсиновой цедры. Фантазия заработала на полную, рисуя утопающие в ярких контровых лучах солнечного света апельсиновые сады и разбитые на пологих холмах плантации кофе. Живот свело от голода.

Баки шуршал, бряцал и мельтешил по кухне в одних трусах — широких, в тонкую разноцветную полоску, больше похожих на пляжные шорты. Спереди его достоинства прикрывал накинутый на голое тело клетчатый фартук. Он не обращал на Стива никакого внимания, орудовал венчиком в миске с такой скоростью, что Стив и не подозревал о подобных способностях бионической руки. Шумел в распахнутое окно проснувшийся город, весело жужжали в сочленении кисти сервоприводы. Когда Баки вылил на огромную сковороду первую порцию оладий, и сдобный дух печева шибанул по мозгам, Стив не выдержал и подошёл ближе, устраиваясь за спиной Баки на стуле за высокой стойкой.

— Доброе утро, — сказал он, и Баки вдруг дёрнулся и уронил лопатку. Обернулся с широкой улыбкой, молча подмигнул, поднял лопатку и продолжил невероятно ловко переворачивать оладьи. Подцеплял — перекидывал, подцеплял — перекидывал, и те послушно вертелись в воздухе, меняя зажаристый и бледный бок местами.

— Доброе, Стив. Скоро можно будет есть. Может, пока кофе нальёшь? Уже сварился.

Стив, чувствуя расползающиеся всё шире губы, взгляда не мог отвести от крепкой жилистой спины и узкой поясницы под несоразмерно тонкими завязками фартука, от голой кожи с розоватыми росчерками знакомых шрамов и того, как Баки подчёркнуто быстро и органично управлялся со своей починенной рукой. Такой опасный и домашний. Родной до последнего движения. Стив опустил глаза и увидел на стойке сбоку раскрытую картонную коробочку. «Лакричные леденцы» — вещала надпись, и Стиву словно в висок ударило. Он подцепил коробок пальцами и, поморщившись, сунул одну конфету в рот. Тело тут же затопило предательским жаром. Он встал, подошёл к Баки и как можно ненавязчивее предложил:

— Будешь лакричную конфетку?

Наверное, ему только показалось, как Баки едва заметно вздрогнул. Посмотрел на него с интересом и помотал головой:

— Спасибо. Сейчас не хочется.

Но было поздно. Стив стоял слишком близко, и лакрица уже жгла язык, и губы Баки казались такими яркими и приглашающими, что он не понял, как это случилось, но в следующий момент уже качнулся вперёд, притянул Баки за затылок и поцеловал, жадно раскрывая языком губы. Баки не сопротивлялся — только смотрел удивлённо, во все глаза. Особенно, когда лакричная конфета, стукнувшись об его зубы, перекочевала изо рта Стива в его рот.

Стив смущённо отстранился, облизываясь, и, не отпуская тёплую шею, прижался лбом ко лбу.

— Терпеть не могу лакрицу, — честно признался он. Сердце стучало часто-часто, и он чувствовал, что пульс Баки под подушечками его пальцев тоже заходится.

Баки вдруг хмыкнул и рассмеялся, запрокинув голову, выставляя напоказ чисто выбритый подбородок с мягкой ямочкой посередине и острый кадык. Стив притянул его ближе — просто понял, что не может выпустить из рук хотя бы на секунду.

— Если честно, я её тоже терпеть не могу, — признался Баки, отсмеявшись. А потом, поймав удивлённый взгляд Стива, сбивчиво зачастил:

— Жевал их каждый раз и мучительно пытался вспомнить — поцеловал или нет? Признался или снова сдрейфил? И почему вообще ведёт меня на эту лакрицу… Я ведь тогда терзался сомнениями несколько лет, с ума от тебя сходил, Стиви. Влюбился глупо, как в омут ухнул. Всё ждал — пройдёт. А оно нет и нет, только хуже становилось, прорастало глубже. Вроде бы решился уже, пускай перед самой мобилизацией. Страшно было уезжать на войну, всё думал — вдруг умру, так и не рассказав? Плохо это. Не по-дружески. Ты представить не можешь, каких душевных сил мне стоило решиться. Как долго я сомневался. Как боялся, что ты будешь меня нена…

Баки, хоть и торопился, глотая слова, но так и не договорил, потому что Стив, поражённо вдохнув, снова потянулся вперёд, обнимая за колючий жаркий затылок, настойчиво вжался губами. Баки целовался, как жил: самозабвенно, отдаваясь до дна души, порывисто и бесконечно сладко.

Они оба были на вкус как ненавистные лакричные леденцы. И ни одного, ни другого это уже не волновало.

Конец