Забытая победа, или Легенда о Сарайском взятии [Виктор Павлович Точинов] (fb2) читать онлайн

Виктор Точинов Усмешки Клио 4 Забытая победа, или Легенда о Сарайском взятии

Знаменитая столица Батыева, где наши князья более двух веков раболепствовали ханам, обратилась в развалины, доныне видимые на берегу Ахтубы: там среди обломков гнездятся змеи и ехидны.

Н. Карамзин, «История государства Российского»

Глава 1

1. О праздниках и юбилеях

Не секрет, что в позднем, предзакатном Советском Союзе праздники и юбилеи весьма любили. Отмечали широко, с размахом: народу — зрелища, вождям — юбилейные награды, забугорным супостатам — наш социалистический кукиш: как ни злобствуете вы со своей пропагандой, а живем мы с каждым годом все лучше, все веселее…

Все рекорды в деле празднований-чествований побил, как мне помнится, 1980 год. Едва отгремело в марте всенародное ликование по поводу 110-летия Парижской Коммуны, подоспел апрель — юбилей Ленина, тоже сто десять лет, дата круглая. Едва отстрелялись, едва отстояли трудящиеся сто десять ударных смен, едва присвоили самым заслуженным коллективам имя Ленина и вручили юбилейные награды вождям, — тут и май на дворе, тридцать пять лет Победе. Монетные дворы едва успевали чеканить все новые и новые памятные монеты на радость нумизматам.

А летом — Московская Олимпиада. Не юбилей, но все же всемирный спортивный праздник. Правда, таковым он лишь планировался, а на деле оказался полувсемирным — чуть ли не половина стран-участниц Игры бойкотировала, протестуя против ввода советских войск в Афганистан (два с лишним десятилетия спустя главные организаторы бойкота продемонстрировали свойство известного длинношеего животного, проще говоря, жирафа: сообразили наконец, что терзаемая анархией страна, производящая на экспорт лишь наркотики и террористов, представляет угрозу всему миру, — и сами ввели в нее войска).

И еще не успел громадный олимпийский Мишка устремиться в небо на громадной связке воздушных шаров, а по всей стране, даже в Татарской АССР, уже полным ходом шла подготовка к празднованию нового грандиозного юбилея — шестисотлетия Куликовской битвы. Дата — круглее редко бывает, не с одним, с двумя нулями, и готовились к ней основательно. Юбилейные монеты, как положено. По радиотрансляции каждый день — очередная глава из эпического романа про поле Куликово (каюсь, забыл и автора, и название, и даже знающий всё Интернет не способен подсказать содержание давних радиопрограмм). И статьи, статьи, статьи, — во всех периодических изданиях, даже в самых непрофильных, никак с историей не связанных. Любой школьник, включая самых отпетых двоечников, был способен без запинки изложить ход сражения: вот тут Большой полк стоит, вот тут полки правой и левой руки, а вот тут Засадный в лесу притаился, сейчас как ударит — и побегут супостаты без оглядки…

Народ наш, честно говоря, немного перекормили Куликовым полем в то лето, и — вполне естественная реакция на переедание — пошел гулять ехидный анекдотец про объявление в магазине: Героев, дескать, Советского Союза и Соцтруда обслуживаем вне очереди, а героев Куликова поля — бесплатно. И песенка появилась не менее ехидная. Не по радио звучала, понятно, не на концертах, пели ее во дворах, под гитару

А у меня именно тогда, на излете лета 80-го года, возник не то чтобы терзающий душу вопрос, но скорее легкое недоумение: а почему почти никто не вспоминает про другую дату, выпавшую все на тот же год, — из той же, образно говоря, оперы, но еще более круглую? Про пятисотлетие окончания монголо-татарского ига? Полтысячелетия все-таки, да и событие рангом повыше… Куликово поле — всего лишь одна битва, пусть героическая, пусть победоносная — но все-таки не тот решительный перелом, что произошел ровно век спустя. Татар Мамая разбили — но уже два года спустя татары Тохтамыша разорили Русь, сожгли Москву, и вновь князья ездили за ярлыками в Орду, и вновь платили дань… Иго, одним словом. И свержение этого ига отчего бы не отпраздновать? Монеты почему бы не отчеканить, да по радио почему не зачитать хоть бы не роман, рассказов хоть пару-тройку?..

Но не чеканили^[1]. И не зачитывали.

Праздник общегосударственного значения справили, по большому счету, на областном уровне — в Калуге. Там и статьи в местной прессе были, и памятник возвели на берегу Угры… Довольно скромный монумент, надо отметить.

Единственное, чем можно было объяснить такое равнодушие, — события, происходившие в 1380 году на Дону и Непрядве, оказались внешне куда более эффектными, чем стояние на Угре. Куликово поле — большое полевое сражение, много убитых и раненых, много героизма и совершенно однозначный результат: враг наголову разгромлен. Но, с другой стороны, — Угра, как учили нас историки, однозначная победа полководческая, победа в стратегии. Одолеть врага, не уложив в землю многие тысячи русских воинов, — если вдуматься, еще почетнее.

А героизм… Героизм у нас те годы, если в нем нуждались в пропагандистских целях, появлялся словно сам собой, словно по мановению волшебной палочки… В роли волшебников выступали чаще всего не историки, но авторы как бы исторических романов и режиссеры со сценаристами как бы исторических фильмов. Самый известный и одиозный пример — режиссер Эйзенштейн и его фильм «Октябрь». Батальное кинополотно получилось: рявкает пушка «Авроры», матросы и красноармейцы бегут через дворцовую площадь, юнкера с озверелыми лицами строчат из пулеметов, укрывшись за баррикадой-поленницей, но проигрывают в яростной схватке… Красиво и героично. Куда героичнее, чем реальность, в которой заняли Зимний без драки, вообще без единого выстрела, — когда после полуторачасовых переговоров ударный женский батальон ушел с постов, оставив без защиты Временное правительство. Причем снимал Эйзенштейн свою картину в 1927 году, когда хватало живых свидетелей «штурма Зимнего». И ничего, прокатило. Скушали.

Казалось бы, только кликни клич, — и снимут фильмы, и напишут романы, и будут лезть татары Ахмата с озверелыми лицами на высокий обрыв Угры-реки, и падать вниз под ударами доблестных русских витязей… И всех героев вспомним поименно. Перешерстим летописи — и вспомним.

Однако не кликнули… Фильмы не сняли, романы не написали, герои остались позабытыми.

В общем, юбилей проскочил незамеченным. Но недоумение осталось.

* * *

А ведь если копнуть чуть глубже, то ведь традицию возвеличивания Куликова поля в сравнении с Угрой отнюдь не советские историки заложили. В царские времена наблюдалась та же картина: герои Дона и Непрядвы у всех на слуху — Пересвет, Ослябя, Владимир Храбрый… И к лику святых их причислили, и церкви в их честь строили, и даже броненосцы, на страх врагам, их именами называли.

На Угре же словно и не было героев… Хотя и там — пусть без генерального сражения — хватало перестрелок, стычек, схваток и боев местного значения. Неужели никто ничего героического не совершил?

Не говоря уже о том, как возвеличивали до семнадцатого года Сергия Радонежского, идейного вдохновителя похода на Куликово поле^[2]… А Вассиан, архиепископ ростовский, сыгравший в 1480 году почти ту же роль, что Сергий в 1380-м?

О нем — глухое молчание. Даже не канонизирован Русской православной церковью.

2. Об истории-лайт и о Карамзине

В советские времена на самом деле существовали две истории Руси-России. Одна версия — для историков, для профессионалов. Излагалась она в специализированной периодике, в сборниках, в монографиях, — и все это чтиво человек без исторического образования мог воспринять с трудом.

Вторая версия — история для народа, история-лайт. Основы ее закладывались в школьных учебниках, а тем, кто заинтересуется, кто захочет знать больше — тем исторические романы. Читайте, просвещайтесь. И читали… Историю Франции советские люди изучали по романам Дюма и Дрюона, историю Российской империи по романам Пикуля. Зайдете в те времена в библиотеку, спросите что-нибудь про Древнюю Русь — и вам вынесут роман Иванова. Но мне бы что-нибудь поглубже, мне бы летопись… А за летописями — в Публичку, ласково, но непреклонно ответит библиотекарша.

В Публичке тоже было всё не просто. Она хоть и Публичка, но не для широкой публики. В Публичке вам первым делом анкету под нос — кто, мол, такой, да какое образование имеешь, да по какой надобности историей Отечества интересуешься? Ах, не историк? И не писатель с корочками СП? Техническое, стало быть, образование? Тогда вам направо, в технические фонды. Каждому инженеру летописи выдавать — никаких летописей не напасешься.

Да-да, так все и было… Даже не летописи, даже Карамзин — вроде и не запрещен, а в широком доступе нет. Вернее, не так… Карамзина можно было купить в книжном и взять в обычной районной библиотеке. Но не совсем того Карамзина. Не Н. Карамзин, «История государства Российского», а Н. Карамзин, «Об истории государства Российского». Вроде разница небольшая, один предлог, две буквы… А на деле — вместо четырнадцатитомной карамзинской «Истории» одна тоненькая книжечка с выжимками-вырезками, школьным учебникам соответствующими. Хрестоматия для внешкольного чтения. А за остальным, что в учебниках не освещается, — в Публичку, пожалуйста.

Второй пример, не менее характерный — академик Гумилев. Историк-профессионал, но писавший, как он сам выражался, «забавным русским слогом» — проще говоря, для широкой публики. С монографиями Гумилева происходила та же история, что и с художественными книгами братьев Стругацких или Булгакова: вроде и есть в Советском Союзе такой автор, вроде не запрещен, вроде издается вполне активно — но попробуйте-ка купить в магазине его книги. Бесполезная затея, хоть у прилавка днюй и ночуй. Тиражи небольшие, и расходятся, минуя прилавки, — со склада сразу на черный рынок, по цене в четыре-пять номиналов.

* * *

В девяностые годы ситуация на книжном рынке разительно изменилась. Все ранее дефицитные либо запрещенные книги хлынули на прилавки полноводным потоком. Западные детективы и шпионские романы? — пожалуйста, вам про Джеймса Бонда или чего-нибудь посовременнее? Солженицын и прочие антисоветчики? — легко, многотомными собраниями. Западная фантастика? — весь глянцевый спектр, от эльфов до звездолетов…

Коснулись новые веяния и книг по истории. Карамзин — все тома, без купюр и изъятий. Или Устрялов — его учебник, конечно, весьма сжато обо всем рассказывал, но действительно обо всем, ибо писался для императорских, а не советских вузов. Желаете взглянуть на нашу историю со стороны, отстраненным взглядом? — ничего проще, вот стопочка монографий Г. Вернадского, по ним будущие американские историки Русь и Россию изучают… Летописные первоисточники? — с ними чуть сложнее, читательский контингент невелик, и на лотках такие книги не лежали, — но прокатившись в Дом книги, приобрести любой сборник летописей проблемы не составляло.

И мемуары, мемуары, мемуары… Белогвардейские прапорщики и гитлеровские фельдмаршалы, диктаторы и авантюристы международного масштаба, — кто, скажите, в Советском Союзе мог ознакомится с их воспоминаниями? Лишь профессионалы с допусками…

Ну и конечно — Гумилев, Гумилев, Гумилев… В любых изданиях, в любых количествах. Изголодался самый читающий в мире народ по академику Гумилеву.

* * *

И вот тогда-то и открылось простым, профильными дипломами не отягощенным, любителям российской истории то, что профессионалы-историки знали всегда, но в учебники вставлять не спешили…

Вернее, открылось безбрежное море всяких интересных фактов, но я сейчас говорю о монголо-татарском иге. И о стоянии на Угре, как о его завершении.

Так вот, любой желающий смог теперь прочитать хоть у Карамзина, хоть у Устрялова, хоть у Вернадского с Гумилевым: Ахмат отступил от русских рубежей, от берегов Угры, не просто так. И не отчаявшись преодолеть оборону воинов Иоанна III… У владыки Золотой Орды случилась проблема: русский экспедиционный корпус совершил рейд по тылам противника, закончившийся взятием Сарая — столицы Ахмата. Достаточно веская причина повернуть войска назад.

Руководил походом русский воевода — звенигородский князь, потомок Рюрика, Василий Гвоздев, более известный современникам под прозвищем Ноздроватый (у его потомков это прозвище стало фамилией). Но командовал он в достаточной степени номинально: большую часть отряда составляли т. н. «служилые татары» — выходцы из Крыма, перешедшие на русскую службу. Подчинялись они «городецкому царю», которого разные авторы именуют то Уродевлетом, то Нурдаулатом… По-настоящему звали его Нур-Девлет-Гирей, из рода крымских Гиреев, потомков Чингисхана. Титул «городецкий царь» — тоже весьма условный. Нур-Девлет и вправду успел к тому времени поцарствовать в Крыму, но недолго. Турецкий султан, сюзерен Крыма, решил, что в качестве правителя куда более пригоден брат Нур-Девлета, Менгли-Гирей.

Нур-Девлет перешел на московскую службу — не один, со всеми кочевниками своего улуса — и получил от великого князя в удел Городец. Вернее, земли вокруг Городца под кочевья… Сам старинный русский городок в то время представлял из себя нежилые руины, и в документах именовался Пустым Городцом. Лишь века спустя, уже после Смуты, он возродится, но уже в качестве села…

Все рассказы о рейде по тылам Ахмата весьма скупы на подробности. Сказано, что русские шли Волгой на ладьях. Татарская конница, надо полагать, двигалась берегом. Иначе никак: вместимость самой большой ладьи того времени — 50 пехотинцев (а у легких скоростных новгородских и вятских ушкуев и того меньше — 20 посадочных мест). Значит, больше 8 или 10 всадников с конями с ладью не загрузить. Флот, способный перевезти отряд в несколько тысяч татарской конницы, Иоанну III пришлось бы строить пару лет как минимум…

Численность экспедиционного корпуса тоже не указана, но оценить ее, в принципе, можно. Судя по Разрядным книгам, в подчинении у Нур-Девлета имелось 10–12 тысяч всадников. Надо полагать, в поход на Сарай двинулись почти все — в стоянии на Угре иные действия городецких татар летописцы никак не отмечают. Русских воинов у князя Ноздроватого едва ли могло быть более тысячи, много полутора тысяч: рейд планировался скрытным, и если флотилия из 20–30 судов на Волге выглядела заурядно, напоминая купеческий караван, то появление сотни и более ладей немедленно вызвало бы тревогу, со скоростью скачущего всадника распространившуюся по обоим берегам Волги… Именно такими флотилиями — в 100–200 судов — ходили в свои грабительские набеги наши речные пираты, ушкуйники.

То есть общая численность отряда не достигала даже пятнадцати тысяч бойцов. Достаточно, чтобы разграбить и сжечь Сарай — крупный город, но оставшийся без защиты войск, ушедших на Угру. Удержать же захваченную столицу никаких шансов не было — войско Ахмата превышало сто тысяч, и, вернувшись, без особого труда расправилось бы с захватчиками.

Так все и произошло: скрытный марш к Сараю, неожиданная ночная атака… Что смогли, захватили и увезли, что не смогли — уничтожили. И тут же повернули обратно.

«все это сплошной ряд домов, где нет ни пустопорожних мест, ни садов».

Гораздо больше, чем захватчики, уничтожил вспыхнувший пожар — дома в Сарае, по свидетельству путешественника ибн-Батутты, «стояли плотно».

Восстановить сгоревший город ни Ахмату, ни его сыновьям не удалось — Орда, как государство, доживала последние свои десятилетия, причем агония сопровождалась постоянными военными ударами со стороны Москвы и Крыма…

Глава 2

3. О художниках-баталистах

А ведь странно… Взятие вражеской столицы — это уже не позиционная борьба, не стояние на Угре. Это историческое событие высшего разряда. Да и столица не какого-то захудалого противника, а Большой Орды, наследницы Орды Золотой. То есть, по утверждениям официальных историков, главного нашего супостата и притеснителя на протяжении двух с половиной веков. И что? А ничего… Про оборону Козельска (неудачную) мы вспоминаем. Про партизанские действия Евпатия Коловрата (завершившиеся полным разгромом и гибелью партизан) — тоже вспоминаем. А про высшее наше торжество в противостоянии, растянувшемся на века, — молчок либо бегло, одним абзацем.

С чего бы?

Взятию Казани Иоанном Грозным у тех же самых историков не абзац посвящен — несколько страниц как минимум. А Казанское царство — лишь один из осколков Золотой Орды, далеко не самый значимый. И никогда казанские цари на верховную власть над русскими княжествами не претендовали (в отличие, например, от крымских Гиреев).

Вот еще любопытный момент: любые исторические события подобного ранга, и даже более низшего, отмечены батальными полотнами живописцев, работавших по официальном заказам. Каждый может приехать в Питер, зайти в Русский музей, полюбоваться на батальное полотно Сурикова «Покорение Ермаком Сибири». При этом Сибирское царство было самым захудалым уделом в империи Чингизидов, и столица его Кашлык в сравнении с Сарай-городом, — деревня, обнесенная частоколом.

Или вспомним живописца Рубо, француза, родившегося в Одессе и жившего в России. Специализировался он на батальной живописи, величественные панорамы «Бородинское сражение» и «Оборона Севастополя» — его творения. Так вот, была и третья панорама, не сохранившаяся, лишь отдельные фрагменты уцелели и выставлены в Махачкалинском музее — «Штурм аула Ахульго». Штурм «столицы» Кавказского имамата, резиденции имама Шамиля. Но при всем уважении к павшим русским воинам, обильно полившим своей кровью неприступные скалы Нового и Старого Ахульго, масштаб события все же не тот… Кстати, случившийся двадцать лет спустя штурм последнего убежища Шамиля, аула Гуниб, Рубо тоже увековечил.

Нельзя сказать, чтобы наши художники совсем уж не обращались к теме 1480 года. Обращались. И сейчас обращаются, можно найти в провинциальных музеях картины, изображающие русских витязей на берегах Угры. В советское время в художественном приложении к каждому учебнику истории широко тиражировали картину Маковского «Иван III топчет ханскую басму». Изображенное событие послужило, по официальной версии, поводом для окончательного разрыва с Ордой и в конце концов привело русские и татарские войска на берега Угры… Время давно уже не советское, но сюжет продолжает кочевать из учебника в учебник. Откроем для интереса учебник для 6 класса средней школы «История России с древнейших времен до конца XVI», написанный Е. В. Пчеловым и изданный в 2004 году. Нет приложения с цветными репродукциями, нет старого доброго Маковского, но поглядите-ка: в тексте на странице 193 — очень похожая и сюжетом, и композицией репродукция с картины художника Шустова: «Иван III разрывает ханскую грамоту».

То есть определенный интерес к теме у художников имелся и имеется. При желании можно найти еще более древние графические работы, посвященные стоянию на Угре, — например, в русских летописях встречаются миниатюры на эту тему, причем Угра изображена не как реальная река, а как непреодолимое препятствие — «пояс Богородицы» в летописной традиции.

Однако «Сарайское взятие» никого не заинтересовало, ни русских иллюстраторов летописей, ни мастеров батальной живописи, ни современных художников…

Интересно, почему?

* * *

А вот почему, отвечают без тени сомнения некоторые историки, — не было никакого взятия! Не было рейда по татарским тылам, не было штурма вражеской столицы, ничего не было. Историческая легенда.

Мнение свое подтверждают историки следующими выкладками: все упоминания о взятии штурмом Сарая, или Батыевого Юрта, — у Лызлова, Карамзина, Устрялова и других авторов — имеют один-единственный первоисточник: летопись «Сказание о царстве Казанском» (иногда этот документ именуется «Казанским Летописцем» либо «Казанской историей»). А «Сказанию..», дескать, доверять нельзя. Ибо написано оно было по прямому заказу Иоанна Грозного и для его прославления, и содержит вследствие того массу преувеличений и попросту выдуманных фактов. Взятие столицы Ахмата — именно такой факт. От начала до конца выдуманный. А превратили Сарай в руины, в пепелище не то ногайцы, не то крымский хан Менгли-Гирей. Есть даже версия, что это тюменские татары постарались.

* * *

Нет, такое объяснение нам не подходит…

Во-первых, ввиду полного отсутствия в нем логики. Как может прославлять Иоанна Грозного выдуманное деяние, приписываемое ему деду? Хорошо, пусть прославляло оно не деда и не внука, а Московское государство и его славное войско. Пусть так. Но зачем тогда сначала изобретать, а потом замалчивать фальшивый подвиг? Подвиги для того и выдумывают, чтобы поминать их при любом удобном случае. Лучший тому пример — история с Иваном Сусаниным. Давно доказано, что царя он не спасал и поляков в болото не заманивал — но какая мощная реклама создана фальшивому этому подвигу! Пиар какой! Полная противоположность истории Сарайского взятия.

Во-вторых, подтверждения рассказу «Казанского летописца» в документах эпохи есть, и прямые, и косвенные.

Никоновская летопись повествует прямо:

«Темъ блаженнымъ великымъ княземъ Иваномъ Василиевичемъ всея Русии вначале свободилъ Богъ христианьство отъ работы бесерменьскыа, и та Болшая Орда имъ порушилася, и почали те цари Ординьские жити въ Азсторохани, и та Болшая Орда опустела, а место ея во области близъ города Азсторохани, два днища по Волге вверхъ, именуется Сараи Болшие».

Подробностей рейда русских войск нет, и вся заслуга приписана великому князю, но смысл совершенно однозначен: Сарай Великий, столицу Ахмата (названный летописцем «Сараи Болшие») разрушили и опустошили не крымцы и не ногайцы, и тем более не тюменцы, — московские войска!

Что основу тех войск составляли именно служилые татары, следует из полного отсутствие упоминаний о них в рядах оборонявшего Угру русского войска в 1480 г. Между тем русские документы отличаются в описании дел военных большой дотошностью и тщательностью: кто чем в походе занимался, излагается с излишней порой скрупулезностью. В предыдущем военном походе — на Великий Новгород в 1478 году — татарская конница не просто упомянута, но и все ее действия подробно расписаны. А два года спустя — словно и нет служилых городецких татар в московском войске, словно все дезертировали в одночасье…

Но, может быть, Иоанн III просто побоялся использовать их против татар Ахмата — против единоверного и родственного народа? Исключено. В Крыму, откуда происходили городецкие татары, отношение с Большой Орде можно было определить одним словом: ненависть. По крайней мере в другом военном столкновении с Ахматом, в 1472 году, ничто не помешало Иоанну посылать в бой служилых татар.

Историк А. Шенников в монографии «Червленый Яр» исследовал Разрядные книги — дневник важнейших государственных событий, который велся при дворе московских великих князей и затем царей и представляет собой источник, независимый от летописей. И вот что выяснил:

«…Сказано, что „в прошлых давних летах, при княжении великих князей московских… татарские цари жили в Орде на луговой стороне Волги реки, на реке Ахтубе“ и что „великие князи московские на Ахтубе Орду войною разорили и учинили пусту…“. Как видим, разорили Орду именно „великие князи московские“, а не ногайцы, и не вообще Орду, а совершенно конкретно резиденцию ханов на Ахтубе — левом притоке Волги ниже нынешнего Волгограда, т. е. именно Сарай»^[3].

Илл. 1. Сарай, наши дни. Город-призрак в приволжских степях.

Однако отложим в сторону все доказательства историчности Сарайского взятия. И на минуту согласимся с точкой зрения оппонентов: да, легенда. Никогда такого не было. Все с пьяных глаз напридумывал автор «Казанского летописца».

Но, позвольте, как тогда быть с басмой?

Рассказ о топтании великим князем царской басмы (т. е. портрета) взят из того же источника, и уж этот момент «Сказания о царстве Казанском» вызывает куда меньше доверия, чем следующий сразу же за ним рассказ о стоянии на Угре и походе Нур-Девлета-Гирея и Ноздроватого на Сарай. Но не потому, что в других летописях о нем не упоминается. И не потому, что даже позже, когда русское и татарское войска подошли с двух сторон к Угре, осторожный Иоанн III не отказывался от дипломатического разрешения проблемы, — переговоры продолжались, послами стороны обменивались, и закончить дело миром не позволила скорее позиция Ахмата, выдвигавшего чересчур уж унизительные условия.

Никак не в характере Иоанна столь недипломатичные поступки, но проблема не в том.

Отряды Иоанна III Васильевича МОГЛИ совершить рейд к столице Большой Орды. Почему бы и нет? Тем более что прецеденты были. И в четырнадцатом, и в пятнадцатом веках новгородские и вятские ушкуйники (по сути — речные пираты) совершали на своих судах дерзкие рейды по Волге, жгли и грабили ордынские города. И на столицу, на Сарай-город покушались: в 1472 году напали на прилегавшие к реке предместья города и разграбили товары местных купцов.

Но вот сам Иоанн НЕ МОГ плевать на портрет Ахмата (на «басму лица его», как сказано в «Казанском летописце»). И ногами топтать тот портрет не мог. Почему? Да потому, что в Орде с 1319 года ислам — государственная религия. А каноны ислама строго-настрого запрещают изображать людей и животных. Нельзя плевать на то, что не может существовать. И ногами топтать нельзя. Кто не согласен — предъявите хоть один портрет Чингизида, написанный ордынским живописцем после 1319 года.

Илл. 2. Та самая знаменитая картина, от исторической правды бесконечно далекая

Не мог топтать — однако топчет. В каждом школьном учебнике истории. Откройте, если у вас он сохранился, проверьте — там, где кончается текст и начинаются репродукции известных исторических картин. Вот Иоанн, вот басма под красным сафьяновым сапогом — потоптал, и на свалку приказал выбросить. Художник Маковский, 1869 год.

В общем, ответ на вопрос: почему топтание басмы (явно мифическое) художники изображают, а взятие Сарая изображать не хотят? — остается без ответа. Даже если допустить, что взятия на деле и не было — но источник-то информации тот же самый, одна и та же глава «Сказания о царстве Казанском». Художник, в конце концов, не историк, путами научности не связан, — и волен писать на сюжеты хоть легенд, хоть мифов, хоть сказок…

Но на самом-то деле вопрос этот адресован не художникам. Написать батальное полотно, большое по размеру и изображающее множество людей, участвовавших в сражении, — труд долгий и нелегкий. В один день не управиться. И в месяц не управиться. Даже за год не управиться, если работать в одиночку, без штата помощников. А живописец тоже человек, тоже пить-есть хочет, да и семью обеспечивать. И помощники, если таковые имеются, забесплатно работать не станут. Проще говоря, ни один художник за большое батальное полотно не возьмется, если не будет иметь на сей счет конкретный заказ с оплаченным авансом. Пример: упоминавшийся выше художник Рубо работал над своими батальными полотнами о Кавказской войне по заказам тифлисского музея «Храм славы». И за панораму Бородинского сражения он тоже взялся, получив заказ с весьма солидным авансом, — настолько солидным, что «Бородинское сражение» создано за границей, в Германии, а в качестве помощников выступали многочисленные немецкие художники — как учащиеся Мюнхенской Академии художеств, так и их преподаватели.

Но темой взятия Сарая ни один музей не заинтересовался. Никакой — ни государственный, ни существующий от щедрот частных меценатов… Почему?

4. О странных цифрах и датах

Первое, что требовали от школьников учителя истории, когда заходила речь о монголо-татарском иге: а расскажи-ка, когда оно началось и когда закончилось? И если спрашиваемый выпаливал без запинки две даты: 1237 и 1480 годы, — на трояк можно было рассчитывать смело, даже если на сем познания и исчерпывались. Ну а если не имеешь даже таких элементарных знаний — доставай, братец, дневник и получай заслуженную двойку.

Но элементарные знания тем и отличаются, что знают их все (кроме самых уж злостных двоечников), и при этом никто об их смысле особо не задумывается… Принимают как постулат, как аксиому. Но если задуматься…

Если задуматься, то даты начала и конца ига вызывают по меньшей мере недоумение. 1237 год — год появления войска Батыя на Руси. Но и только. Появились монголы в пределах русских княжеств зимой, в самом конце года, и ничего толком совершить к 1 января 1238 года не успели. Разгромили в полевом сражении рязанское войско, взяли штурмом Рязань… Ну и что? Мало ли какие супостаты на Русь приходили, города и села разоряли… Ведь сама суть монголо-татарского ига состояла в том, что:

— русские земли платили завоевателям дань;

— русские князья вступали на престол с согласия золотоордынских царей (получали ярлык на княжение);

— русские воины выступали в качестве вспомогательных войск в походах монголо-татар.

И что же из вышеперечисленного имело место на 31 декабря 1237 года? Ничего. Дань не платили, наоборот, Рязань сожжена и разграблена за отказ платить. Ни одного ярлыка на княжение Батый выдать не успел, да никто у него ярлыков и не спрашивал, с какой стати… А русские воины стояли на стенах Владимира, Суздаля, Торжка и других городов и готовились встретить монголов стрелами да кипящей смолой.

Тогда, может быть, правильная дата установления ига — 1238 год?

Опять не проходит… Весной 1238-го Батый отступил в степи, успев натворить до того немало дел: множество городов Северо-Восточной Руси сожжено и разграблено, княжеские дружины и ополчения разбиты, великий князь Юрий Всеволодович погиб в сражении на Сити… Всё так. Но в чем же иго? Никакой выплаченной дани Батый с собой не увез, — лишь то, что награбил. Опустевший великокняжеский престол немедленно занял брат убитого Юрия, — Ярослав Всеволодович. И, что характерно, никаких ярлыков у монголов при этом не спрашивал.

И далее, до самого конца 1238 года, — та же картина. Никаких сборщиков дани, никаких поездок за ярлыками… Не то что о монголо-татарском иге, даже о завоевании говорить нет смысла: ни единого гарнизона на разоренных русских землях Батый не оставил, равно как не оставил какую-либо администрацию, управляющую от его имени.

Может, под иго мы попали в 1239 году? Или в 1240-м?

Нет, не попали. Были новые удары монголов по Руси, новые сожженные города и разоренные земли, — но ига не было. Русские княжества и монголы оставались в состоянии войны. А иго — это не война. Иго — это подчинение.

А потом Батый двинулся дальше, в Европу. Русь осталась за спиной разоренной, обескровленной, — но независимой. И лишь в 1242 году, когда монгольские тумены вернулись к русским границам, начались переговоры, завершившиеся — не сразу, через несколько лет — установлением системы межгосударственных отношений, называемых нами «игом». Именно нами, ныне живущими. Русские люди и в тринадцатом, и в четырнадцатом, и в пятнадцатом веке понятия не имели, что живут под каким-то «игом». В русских рукописных документах той эпохи можно встретить рассказы о «Батыевом побоище» и о «Мамаевом побоище», но нет ни слова ни о каком иге… Ни одного.

Термин «татарское иго» (монголы поначалу не упоминались) придумали и начали использовать польские хронисты в XVвеке.

Забавно, согласитесь?

Поляки свою власть над теми русскими княжествами, что оказались в составе польско-литовского государства, «игом» почему-то не называли… Они без громких слов навязывали своих воевод и чиновников, свои законы, свою веру, свой язык, искореняя все русское. А монголо-татары, оставившие Руси самую широкую автономию, не вмешивавшиеся в дела управления и религии, — они, окаянные, установили, по мнению поляков, над русским народом свое иго.

Для таких случаев есть замечательная поговорка: уж чья бы корова мычала…

* * *

Дата свержения ига — 1480 год — вопросов вызывает ничуть не меньше.

И в самом деле — последний раз в Сарай русские князья приезжали за ярлыками на княжение в 1430 году; дань еще при Василии II, отце Иоанна III, посылалась в Большую Орду нерегулярно, от случая к случаю, сам Иоанн ничего не платил ко времени столкновения на Угре уже несколько лет. Ярлыка на великое княжение не получал, а в 1476 году вообще отказался даже формально признавать Ахмата своим сюзереном (знаменитое топтание ханской басмы).

То есть Государство Московское по меньшей мере за несколько лет до Угры покончило с политикой медленного и постепенного ухода из-под власти Орды и громко, на весь мир, продекларировало: вассальной зависимости больше нет. Была, да вся кончилась. Не признаём вашу власть.

Допустим, что заявить о чем-либо — это одно, а подтвердить свои заявления с оружием в руках — совсем другое. Но дело в том, что свою «декларацию независимости» Иоанн III уже подтверждал, и вполне успешно! В 1480 году состоялся далеко не первый поход Ахмата на Русь. До него были походы 1460 и 1465 годов, закончившиеся для татар неудачно. А в 1472 году произошло нечто весьма похожее на стояние на Угре: Ахмат, собрав большое войско, двинулся на Москву — решив наказать непокорного московского князя и восстановить сюзеренитет Орды над Московской Русью. Ну и заодно собрать всю невыплаченную за несколько лет дань, чтобы не ездить дважды… Иоанн этой затее активно воспротивился — русские и ордынские войска сошлись на берегах Оки у Тарусы, Ахмат несколько раз пытался переправиться, но не сумел и ушел восвояси, разорив и разграбив русский город Алексин.

То есть де-факто независимость от Большой Орды Иоанн отстоял еще в 1472 году. Однако концом ига считают не стояние на Оке, а случившееся восемь лет спустя стояние на Угре, хотя сценарий этих двух военных столкновений почти в точности повторяется… Вплоть до удара по Сараю, нанесенного в 1472 году вятскими ушкуйниками.

Повторяется, но лишь «почти». Взятие ордынской столицы в тот раз не состоялось, ушкуйники лишь разграбили торговые предместья Сарая. Неудивительно — Вятская республика, основанная и населенная выходцами из Великого Новгорода, великому князю Московскому не подчинялась и теплых чувств к нему не испытывала. За то и пострадала впоследствии, но это уже другая история.

Глава 3

Кстати, упоминавшийся выше историк допетровской поры Лызлов обозначил в своей «Скифской истории» окончание ига совсем другой датой — 1506 годом. И основания для такой датировки имелись веские.

Взятие вражеской столицы — без сомнения, большой успех в любой войне. Но сам по себе, в отрыве от остального хода боевых действий, особого значения не имеет. Наполеон, как известно, взял и разграбил Москву. Конечный итог известен — плачевный для корсиканца итог, прямо скажем. Еще один пример: в ходе Семилетней войны русские войска захватили в 1760 году Берлин, столицу враждебной Пруссии. Причем захват этот весьма напоминал состоявшийся за 280 лет до того штурм Сарая: небольшой вспомогательный корпус атаковал столицу, пока прусская армия вдалеке от нее воевала с австрийцами. Русские генералы наложили на город изрядную контрибуцию, сожгли оружейные склады и фабрики боеприпасов, а затем отступили, не дожидаясь подхода главных сил неприятеля. Пруссаков понесенный урон не подкосил — война продолжалась еще три года, и закончилась относительно выгодным для Пруссии миром.

То же самое произошло и после Угры — не сумев прорваться на московские земли, Ахмат разграбил полтора десятка русских городов, находившихся под властью Литвы, но вскоре был убит ногайцами и тюменскими татарами, позарившимися на богатую добычу.

Однако Большая Орда продолжала существовать, возглавляемая сыновьями Ахмата. И продолжала вести военные действия против Москвы и союзного русским Крыма. Более того, в ходе этих столкновений Иоанн III в 1502 году (по другим источникам — в 1501-м) вновь признал себя «холопом» Шах-Ахмата, последнего царя Большой Орды.

Впрочем, это признание вассалитета оказалось лишь дипломатическим маневром. Или военной хитростью. Шах-Ахмат стоял с многочисленным ордынским войском у ворот Крыма, у Перекопа, и готовился к вторжению во владения верного московского союзника Менгли-Гирея. Иоанну позарез нужно было отвлечь внимание от выдвижения в помощь крымцам большого московского войска под командованием все того же князя Ноздроватого, большого специалиста по ударам с тыла…

Хитрость вполне удалась — Шах-Ахмат, наголову разбитый союзниками, больше не смог собрать сколько-нибудь значительное войско, скитался по степям с небольшой кучкой приверженцев и в конце концов попытался укрыться от преследовавших его крымских татар в Польше. Идея эта оказалась не самой удачной придумкой последнего ордынского царя: поляки заточили его в темницу, где он и умер в 1506 году. Иоанн умер годом ранее, но как раз в 1506 году его сын, Василий III, начал чеканить серебряные монеты, на которых он первым из русских великих князей был поименован царем… До того царями на Руси называли лишь Чингизидов.

Казалось бы, названная Лызловым дата окончания ига — 1506 год — имеет неплохие шансы на признание историками последующих веков. И в самом деле: Большая Орда прекратила существование, последний царь ее умер, — да здравствует новый царь, Московский и Всея Руси!

Но не тут-то было… Термин «монголо-татарское иго» стал у русских историков общеупотребительным поздно, примерно в середине девятнадцатого века. И тогда же стали общепринятыми даты его начала и окончания: 1237–1480 годы.

Дело в том, что именно тогда — в середине позапрошлого века — российским историкам стали доступны документы другой стороны. Монголо-татарской.

И кое-что тайное стало явным…

5. О тайной комнате и тайном сундуке

Как известно, Чингисхан разделил основанную им монгольскую империю на несколько больших частей-улусов, поручив управление ими своим сыновьям-наследникам. Причем изрядную часть поделенных территорий еще предстояло завоевать, процесс завоевания затянулся после смерти Потрясателя Вселенной на много десятилетий, и начинать реальное правление зачастую приходилось уже не сыновьям, а внукам. Вот какое административно-территориальное деление империи получилось в результате:

— Коренной юрт — территория современной Монголии, Бурятии, части Забайкалья, Алтая и многих степных и лесостепных районов Юго-Восточной Сибири;

— Улус Чжучи — Золотая Орда вместе с признающими ее власть русскими княжествами и Ак-Орда, контролировавшая заволжские степи, часть современного Казахстана и Южного Урала;

— Улус Чагатая — территория покоренной империи хорезм-шахов (Средняя Азия, Восточный Туркестан) и частично Юго-Западная Сибирь;

— Улус Хулагу (ильханат) — территория покоренного Багдадского халифата и прилегающих ближневосточных, малоазиатских и закавказских государств;

— Улус Хубилая (империя Юань) — территория Дальнего Востока, Китая, Кореи, Тибета и частично Вьетнама и Камбоджи.

Общеимперская столица поначалу находилась в Коренном юрте, в Каракоруме, затем была перенесена в улус Хубилая, в Ханбалык. Жили улусы между собой не больно-то дружно, то и дело между ними происходили стычки за спорные пограничные земли, границы сдвигались то в одну, то в другую сторону. Однако до последней четверти тринадцатого века некое общемонгольское единство все же сохранялось.

Среди прочего, выражалось оно и в следующем: в столице каждого улуса, во дворце правителя, имелось секретное хранилище — личный архив правящих Чингизидов. В ильханате и в Улусе Джучи эти хранилища именовали «золотым сундуком», в Ханбалыке и Каракоруме пользовались другими терминами, но суть от того не менялась — там сберегались самые важные и самые секретные документы правящих в улусах династий.

Например, «Великая Яса» Чингисхана и «Алтан Дебтер» — летопись династии Чингизидов, предназначенная не для широкой публики, и даже не для узкого круга придворных историков — исключительно для «личного потребления». Там же хранились и другие важнейшие документы, в том числе внешнеполитические. Причем не только касавшиеся данного конкретного улуса, но и копии договоров, заключенных правителями других улусов.

И конечно, там же бережно сохранялись все документы подписанные в ставке Батыя и в Каракоруме русскими князьями в 40-50-х годах тринадцатого столетия. Договора, утверждающие власть ордынских царей над Русью и определяющих обязанности русских подданных. Срока действия эти документы не имели. Вернее, имели, но слишком уж большой: «пока синеет небо и светит солнце», была у монголов такая формулировка… Если верить астрономам и их предсказаниям о времени жизни нашего светила, Орда могла получать дань четыре миллиарда лет. По самым пессимистичным подсчетам — три миллиарда, что тоже, согласитесь, немало.

Но так уж получилось, что к 1480 году эти кабальные бумаги уцелели в одном лишь месте — в «золотом сундуке» Алтын-Таш. Алтын-Таш, если кто не знает — название царского дворца в Сарай-Берке, он же Сарай Великий, он же столица Ахмата.

* * *

Все остальные «золотые сундуки» к тому времени были уничтожены, равно как и хранившиеся в них документы…

В 1353 году последний ильхан-чингизид был убит восставшей чернью, мятежниками-сербедарами (в дословном переводе — висельниками). Монголов мятежники ненавидели отчаянно, а грамоту не разумели и отправили в огонь все захваченные архивы.

Улус Чагатая к тому времени уже давно не существовал как единое целое, раздробившись на несколько враждующих между собой феодальных государств. Окончательно власть Чингизидов в Средней Азии прикончил в 1370 году Тамерлан, он же Тимур, он же Аксак-Темир. В какой именно из усобиц погиб «золотой сундук», неизвестно, — но документы из него никогда ни к одному историку в руки не попадали.

Почти в то же время, в 1368 году, в Китае победило восстание против юаньской императорской династии, против завоевателей-монголов. Личные архивы монгольских императоров погибли, причем уничтожали их люди грамотные, вполне понимавшие, что именно они сжигают и с какой целью.

А двадцать летспустя новая китайская династия Мин окончательно отомстила стародавним обидчикам. Победоносный поход китайской армии стер с лица земли Каракорум, первую столицу империи Чингисхана. «Стер с лица земли» — в данном случае не преувеличение и не метафора. Был такой город — и не стало. Лишь в середине двадцатого века археологи обнаружили занесенные песком развалины на берегу реки Орхон и начали раскопки. Никаких документов, увы, при этих раскопках не обнаружилось…

Таким образом, к 1480 году оставался в целости и сохранности последний «золотой сундук», последний секретный архив Чингизидов. Оставался, пока в Сарай не пришли воины воеводы Ноздроватого и городецкого царя Нур-Девлет-Гирея.

Резонный вопрос: а что, Сарай до того никто и никогда не брал штурмом? Не грабил царский дворец?

Брали, куда ж без этого… Во второй половине четырнадцатого века, когда рушились остальные монгольские улусы, в Золотой Орде происходила «великая замятня» — ожесточенная борьба за власть потомков Чингисхана. И Сарай нередко захватывали войска очередного претендента…

Но в отличие от азиатских мятежников-сербедаров или китайских мятежников, так называемых «красных повязок», Чингизиды не имели резона сжигать архивы и грабить сокровищницы, — они приходили в Сарай царствовать, а не разорять.

В 1396 году к Сараю Великому подступила армия Тамерлана, имевшая обыкновение непременно разграблять все «взятые на меч» города. Не стал исключением и Сарай, но «золотой сундук» уцелел — Железный Хромец хоть сам и не происходил из Чингизидов, но посадил править Золотой Ордой одного из них, Менгу-Тимура, и не было причин уничтожать, в частности, документы, подтверждающие власть потомков Чингисхана над русскими княжествами. И секретные хранилища Алтын-Таша остались в неприкосновенности.

Князь Ноздроватый, надо полагать, никакого почтения к ценнейшим для будущих историков свиткам не испытывал. Очень сомнительно, что он имел поручение от Иоанна III уничтожить именно договора, зафиксировавшие установление ига. А если бы вдруг и получил такое задание, едва ли смог бы его выполнить. Найти второпях среди груды документов нужные, причем написанные либо на монгольском, либо на китайском… Не бывает. Куда более вероятен другой вариант: воины с большим трудом взломали секретное хранилище — и обнаружили вместо вожделенных сокровищ свитки, исписанные какой-то тарабарщиной… Ну и швырнули с досады в «золотой сундук» пару факелов.

В результате полный текст «Великой Ясы» современные историки никогда не читали — знакомы с ней лишь по отрывкам, цитируемым в других документах. Аналогичная история с «Алтан Дебтер»…

Кто сказал, что рукописи не горят?

* * *

Дотошный читатель может поинтересоваться: откуда же мы знаем о содержимом «золотых сундуков», если все они безвозвратно погибли?

Знаем от китайцев. Китайцы народ обстоятельный. Прежде чем уничтожить захваченный «золотой сундук» юаньцев, они написали на основе найденных в нем документов историю свергнутой монгольской династии — «Юань-ши». Такой уж порядок свято соблюдался в Поднебесной: как бы ни относились новые владыки Китая к предыдущей династии, но подробную летопись ее свершений создать необходимо. И создали — три десятка историков и переписчиков коллективно работали над летописью чуть меньше года. Закончили и отправили идеологически вредные первоисточники в печку…

В Россию перевод «Юань-ши» впервые попал в 1829 году — некоторые главы-цзюани были включены в книгу Иакинфа Бичурина «История первых четырех ханов дома Чингисова», в том году впервые напечатанную. И вот именно после того по страницам исторических трудов и учебников начали кочевать те самые даты: 1237 год и 1480-й.

А тут еще и немецкие историки подоспели: в Европе синология тоже переживала бум, «Юань-ши» там тоже активно изучали, — именно из трудов немецких ученых наши историки позаимствовали термин «монголо-татарское иго».

Еще смешнее, чем с поляками… Иго, значит. А все, что творили немцы-крестоносцы со славянами в Прибалтике, на новгородских и псковских землях, — это, надо полагать, культурно-просветительная миссия. Можно сказать, гуманитарная.

Однако вернемся от термина к датировке. Со второй ее цифрой все понятно: долги сгорели вместе с расписками. Вместе с «золотым сундуком» Сарай-города.

Первая же объясняется исключительно самонадеянной хвастливостью монголов — Батый пришел на земли, завещанные ему дедом Чингисом, и тут же объявил себя их владыкой. А как отнеслись к такому известию жители русских городов и деревень, что думали на сей счет русские князья и их дружинники, — монгольских и китайских летописцев не интересовало.

Известно, что китайские императоры и монгольские кааны от излишней скромности не страдали. Например, отправляли письма в далекие державы Западной Европы, на границах которых ни единого монгольского или китайского воина никто никогда не видел, — и объявляли в тех посланиях владык Запада своими вассалами и данниками. А если из дальних стран приезжали послы и привозили подарки, согласно требованиям дипломатического этикета того времени, — те подарки тут же бесцеремонно объявлялись данью. Юаньские императоры, они же великомонгольские кааны, ничем в этом смысле от остальных правителей Китая не отличались.

Однако западные историки о страданиях своих стран и народов под монгольским игом не писали и не пишут, все больше про Русь норовят…

В общем, можно понять, и польских хронистов, и немецких историков позапрошлого века, и современных их последователей… Одним патроном убивают двух зайцев: отвлекают внимания от всех тех зверств, что творились на завоеванных русских землях, когда их жителей польские и немецкие цивилизаторы огнем и мечом загоняли в католичество. А заодно и тех, на кого католическая благодать не снизошла, принижают: вот ведь быдло, два с половиной века под игом гнили, и навеки холопами остались… Рабский менталитет навсегда заработали.

Монголов понимаю. Немцев понимаю. Поляков тоже… Но наши-то?! Российские-то историки зачем в том хоре на подпевке? За какие гранты, за какую чечевичную похлебку?

Непонятно.

* * *

В начале двадцать первого века весь мир вдруг вспомнил, что есть на свете такая страна — Монголия. Информационный повод выдали монголы не слабый: отгрохали в безлюдной степи в полусотне километров от Улан-Батора конную статую Чингисхана. Да какую! Сорокаметровая громадина — на два метра выше Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро, хоть и считается тот одним из семи новых чудес света…

Сидит огромный стальной всадник на огромной стальной лошади, на солнце сверкает — сталь не простая, нержавейка лучшей марки, чтоб ни пятнышка ржавчины на Потрясателе Вселенной, чтоб на века, на тысячелетия… А зря. Могли бы и простым железом обойтись, сэкономить маленько. Потеки ржавчины цветом очень запекшуюся кровь напоминают, и вполне бы уместно смотрелись… Если вернулась бы, если выступила бы из земли вся та кровь, что пролили по приказам Чингисхана и выполняя его заветы, — заплескалось бы в Монголии огромное кровавое море, бескрайнее и глубокое… Очень глубокое — скрыло бы железного истукана по самую маковку.

Понятное дело, не только для себя монголы Нержавеющего Всадника воздвигли, — туристы, экскурсии, валюта… И уже едут. И уже валюту везут. И сайты ведущих турфирм — наших, российских — вовсю рекламируют: езжайте, люди русские, подивитесь на новое чудо света…

А вот интересно, если пришла бы кому дурная идея здоровенного Гиммлера возвести с газенвагеном… Или Пол Пота с мотыгой… Поехали бы? Пялились бы, рты разинув? Едва ли… Весь мир на дыбы взвился бы, узнав про этакий памятник. А ведь Пол Пота, при всем уважении к его жертвам, Чингисхан даже в ученики не взял бы, масштаб не тот, размаха маловато.

Илл. 3. Памятник Чингисхану в монгольской степи, самая высоая конная статуя в мире.

И не надо говорить, что дела те давние, что кровь давно высохла, а раны зарубцевались… Некоторые раны не заживают. Никогда. Был, например, на Руси город не из последних — Рязань. Был — и исчез. Не стало. Навсегда не стало.

Нет, не надо спорить, и карту доставать не надо… Рязанская область есть, а раньше было Рязанское княжество, — но Рязани нет. С самого 1237 года нет. В нынешнюю Рязань переименовала Екатерина II город Переяславль-Рязанский. Русские-то привыкли за века, а педантичная немка удивилась: как же так, Рязанская земля есть, а стольный город, давший ей название, где? И переименовала.

А настоящая Рязань в нескольких десятках километров от бывшего Переяславля. Не город — городище, труп города. Раскопанные археологами обгорелые развалины…

Не только города наши исчезали навсегда с карты, когда монголы прорубались к «последнему морю». Жили в те времена на русских степных землях и в русском подданстве малые степные народы: печенеги, торки, берендеи… В христианской вере в основном жили, но со своей культурой, языком, обычаями. Нет тех народов. Истреблены монголами, а кто уцелел, те ассимилировались, язык и культуру утратили.

Но не будут о них рассказывать экскурсоводы туристам в музее, что расположился в огромном постаменте под брюхом Нержавеющей Лошади. И про судьбу Рязани не будут. Они, экскурсоводы, наверняка про мудрость да про непобедимость Нержавеющего Каана песню заведут. Карту наверняка покажут, с империей от Японского моря до Адриатического. И нашу страну наверняка помянут — все-таки дольше всех прочих иноплеменных держав оставалась под властью Чингизидов. Туристы будут благосклонно кивать: ну да, ну да, холопство у этих русских в крови, известное дело… Покивают и отправятся в ресторан, отведать блюда национальной монгольской кухни, под национальную монгольскую водочку «Чингис».

И наши, русские, кивать будут, вот что самое противное… А с чего бы им не кивать? С детства ведь наслушались, со школы.

С шестого класса.

Глава 4

Подведем промежуточные итоги. Вот что получается:

Во-первых, русские люди в тринадцатом, четырнадцатом, пятнадцатом веках понятия не имели, что живут при монгольском иге. Или при татарском. И про монголо-татарское слыхом не слыхивали. НИ В ОДНОЙ русской летописи тех веков иго не упоминается. Вообще. Никак. Ни в каком контексте. И ни в каком другом документе эпохи не упоминается. Иоанн III в этом смысле от своих современников ничем не отличался: знать не знал и ведать не ведал, что снимает на Угре тяжкое иго с Руси. Боролся с внешнеполитическими противниками, вот и всё. И еще много лет после Угры продолжал собирать с подвластных земель «ордынский выход» — то есть деньги на дань татарам. До Большой Орды те деньги не доходили, но это вопрос отдельный, нас сейчас интересует другое, — почему все платили и никто не возмутился: как же так, иго сняли, а платим по-прежнему?!

Во-вторых, и само понятие ига, и датировку навязали нам историки стран… как бы помягче выразиться… в общем, стран, в прошлом не очень дружественных Руси.

В-третьих, наши историки без тени сомнения идут на поводу у зарубежных: да, иго, да, гнули шею два с половиной века, — но в 1480 году освободились. Хотя от политической зависимости освободились задолго до того, а платежи возобновились спустя несколько лет после гибели Большой Орды: и при последних Рюриковичах, и еще при первых царях династии Романовых крымским Гиреям регулярно, каждый год, посылались так называемые «поминки»… Данью, налогом, собираемым в зависимом государстве, эти поминки, конечно же, не были — таким способом откупались от татарских набегов на южные окраины. Но ведь и Ахмат, явившийся вымогать просроченную дань со стотысячным войском, не налоги собирал.

Он, говоря современным языком, попросту рэкетирствовал. Наезжал. Беспредельничал.

* * *

Иоанн III правил Русью очень долго, сначала совместно с отцом, Василием II, тоже получив титул великого князя. А после смерти отца-соправителя единолично держал бразды правления ни много, ни мало — сорок три года. Эпоха была бурная, событий на землях Руси происходило множество, во всех Иоанн принимал активнейшее участие… Но в исторических учебниках большую часть главы, посвященной Иоанну III, занимает рассказ об Угре и топтании басмы. Об остальном — или скороговоркой, или вообще молчок.

Однако вопрос: почему? — здесь не встает. На подробностях деяний Иоанна Васильевича и в самом деле лучше не останавливаться. Лучше не вспоминать в подробностях, какими методами он собирал под власть Москвы русские земли, как он громил Новгородскую и Вятские республики, как первым из русских правителей ввел законодательным порядком смертную казнь, как сжигал на кострах оппонентов в религиозных спорах (своих сжигал, христиан, не басурман или язычников-волхвов). А уж про Сарайское взятие стоит вообще молчать. И в 1480 году, кстати, гордиться было нечем.

Потому что, удивительное дело, столица-то была татарская, но населяли ее по большей части христиане…

Православные христиане. Русские.

6. О Сарае Великом

Первая столица Золотой Орды, Сарай-Бату (он же Старый Сарай, он жеСарай-ал-Махруса), возник на месте ставки Бату-хана и располагался в низовьях Волги, в астраханских степях. Но уже второй властитель Орды, Берке, перенес свою ставку гораздо выше по течению Волги, поближе к нынешнему Волгограду, и вокруг нее постепенно началась строиться новая столица. Причина переноса проста — в империи Чингизидов начались междоусобные войны, схватки между улусами за спорные приграничные территории. В частности, случился затяжной конфликт между ильханатом и Золотой Ордой. Отсюда и решение отодвинуть столицу подальше от неспокойной границы.

Новая столица росла как на дрожжах. Коротко, но очень любопытно характеризует ее знаменитый арабский путешественник и землеописатель четырнадцатого века ибн-Батутта: «Эль-Сарай город прекрасный и весьма огромный». Дело в том, что все познается в сравнении, а ибн-Батутта мог сравнивать не с чужих слов: араб, родившийся в Марокко, он объехал за долгие годы весь мусульманский мир — в полном смысле весь, включая и далекие Мальдивские острова. И не только мусульманский: бывал в Китае, а незадолго до визита в Сарай Великий побывал в Константинополе, крупнейшем и прекраснейшем из христианских городов.

Так вот, ни Пекин, ни Константинополь, ни самые знаменитые города Индии и Азии эпитета «весьма огромный» в сочинениях ибн-Батутты не удостоились. Откройте хоть перевод 1819 года, хоть 1841-го, хоть 1988-го — все города «большие», «довольно великие» и т. д. Лишь Сарай — «весьма огромный».

У того же автора в другой главе находим и количественное описание размеров Сарая Великого:

«Однажды мы поехали верхом с одним из старейшин его, намереваясь объехать его кругом и узнать объем его. Жили мы в одном конце его и выехали оттуда утром, а доехали до другого конца его только после полудня, совершили там молитву полуденную, поели и добрались до нашего жилища не раньше как при закате. Однажды мы прошли его в ширину; пошли и вернулись через полдня, и все это сплошной ряд домов, где нет ни пустопорожних мест, ни садов».

По некоторым оценкам, в период расцвета в Сарае Великом насчитывалось до 600 тысяч жителей.

Даже если учесть, что оценки эти могут быть завышены, а число жителей без сомнения уменьшилось во время «великой замятни» и нашествия Тамерлана, все равно надо признать: ко времени прихода Нур-Девлет-Гирея и князя Ноздроватого Сарай значительно превышал размерами и численностью жителей как Москву, так и другие столицы соседних с Ордой государств.

Но отнюдь не татары-мусульмане составляли большинство населения собственной столицы (смешно, но Москва в двадцать первом веке явно стремится скопировать в этом смысле своего давно поверженного противника). В городе жили русские, китайцы, армяне, византийцы, аланы и другие кавказские народы, даже итальянцы, — каждый народ в своем отдельном квартале, но самым обширным и густонаселенным кварталом был именно русский.

Откуда же взялись там русские люди?

Надо полагать, первоначальное их ядро составили потомки невольников, захваченных еще во время походов Батыя на Русь. Известно, что пленников монголы в тех походах брали весьма активно, причем тут же разделяли их на две части: на людей, владеющих какими-либо ремеслами, представляющими интерес для монголов, и на всех прочих.

Одних мастеров-ремесленников отправляли в Каракорум, ко двору каана (там тоже образовался со временем весьма населенный русский квартал), остальные оседали при ставке Бату-хана. Судьба же прочих пленников была незавидна — их собирали в «осадную толпу», в «хашар», как называли ее монголы, — и гнали впереди наступающих степняков на штурм укреплений еще не взятых русских городов. Гнали принимать на себя стрелы и кипящую смолу, заваливать мертвыми телами крепостные рвы…

С ремесленниками же обходились совершенно иначе. С рабом, предназначенным для тяжкого и неквалифицированного труда на галерах или в каменоломнях, можно особо не церемониться, — выжать из него как можно больше, используя лишь кнут как меру убеждения, а когда обессилеет и умрет, поставить на его место нового. Но такая тактика не проходит, например, с золотым дел мастером. Прикованный к верстаку и полуголодный, работая из-под палки, — много ли ювелирных шедевров он вам создаст?

В общем, русские жили в Сарае отнюдь не на рабском положении: обитали в собственных домах, обзаводились семьями — надо же передавать детям секреты ремесла… Необходимо отметить, что Батый почистил земли Северо-восточной Руси от искусников-умельцев весьма основательно. Например, ювелирное дело в подвластных Золотой орде княжествах просто-напросто захирело: украшения из золота и серебра почти не производились, по крайней мере археологам в слоях тринадцатого-четырнадцатого веков практически не попадаются. И золотая монета не чеканилась, в ходу была ордынская (а при раскопках Сарая, кстати, была в 60-х годах двадцатого века сделана сенсационная находка — обнаружилась подпольная в прямом смысле слова мастерская фальшивомонетчика четырнадцатого века, причем, что характерно, русского, — нигде не пропадут наши люди!). И даже первая корона государей московских, знаменитая «шапка Мономаха» (вопреки легенде ничего общего с Константинополем не имеющая), сделана не где-нибудь, а в Сарае Великом.

Еще один мусульманский автор, ибн-Арабшах, так пишет о днях расцвета Сарая:

«Сарай сделался средоточием науки и рудником благодатей, и в короткое время в нем набралась добрая и здоровая доля ученых и знаменитостей, словесников и искусников, да всяких людей заслуженных, какой подобная не набиралась ни в многолюдных частях Египта, ни в деревнях его».

Так вот, упомянутые ибн-Арабшахом «искусники» — это в основном наши, русские. Монголы, когда создавали свое государство, улус Чжучи, ни в каких искусствах не были сильны, кроме воинского…

Рядом с ремесленниками в русском квартале селились люди купеческого звания, ведущие торговлю с востоком через Каспий и Железные Ворота, и с Европой через генуэзские колонии в Крыму. А еще — всевозможный церковный люд, причем в изрядном количестве. Дело в том, что русских в Сарае жило столько, что духовные, религиозные их запросы не смогла бы удовлетворить ни часовня, ни церковь, ни даже две или три церкви… И в 1261 была учреждена Сарайская епархия, включавшая множество приходов, — а епископская кафедра располагалась, естественно, в одноименном городе. Создали православную епархию, конечно же, не самочинно, но с согласия Берке, тогдашнего властителя Орды, — он, хоть и начал первым из Чингизидов исповедовать ислам, но к другим религиям относился с присущей монголам веротерпимостью.

После того, как ислам в 1319 году стал государственной религией Золотой Орды, жизнь православной диаспоры Сарая не изменилась: православный квартал рос и ширился гораздо быстрее, чем остальная часть города, и русская речь звучала на улицах Сарая даже чаще, чем татарская. И Сарайская епархия продолжала исправно функционировать. Более того, расширяла сферу своего влияния, — среди пришедших с Батыем с востока татар было немало христиан несторианского толка, и к православию они тянулись куда сильнее, чем к религии Мухаммеда. Ордынские цари не препятствовали православному миссионерству среди своих подданных — и в 1342 году к землям, окармливаемым Сарайской епархией, был присоединен Червленый Яр (степи в междуречье рек Воронежа и Дона), оседлого русского населения там не было, лишь кочевали православные татары.

Утверждения некоторых историков — затем подхваченные некоторыми историческими романистами — о том, что Сарай был городом мусульманским, а потомки захваченных Батыем русских ремесленников жили там на положении невольников, критики не выдерживают. Еще в середине девятнадцатого века российские археологи провели серию археологических раскопок в руинах Сарая Великого. Ходя и до того там успели поживиться многочисленные самочинные кладоискатели, все же удалось раскопать много интересного, свидетельствующего о том, что по крайней мере немалую часть жителей составляли христиане. Например, было обнаружено много медных, серебряных и даже золотых нательных крестов. А еще — многочисленные мраморные доски с высеченными православными крестами, найденные в развалинах отнюдь не храмов, но частных домов: по введенным еще пророком Мухаммедом законам, «людей Книги» — т. е. христиан и иудеев — мусульмане не притесняли и веру свою исповедовать не мешали, но свои дома они должны были отмечать крестом или могендавидом). Рабы, живущие в мраморных домах и носящие на шее золотые и серебряные кресты, должны называться не рабами, а как-то иначе… Самая ценная (в денежном смысле) находка экспедиции Терещенко — сосуд из чистого золота, весивший 1 фунт 87 золотников. И при первом же взгляде на фотографию сосуда видно, что изготовил его не мастер-мусульманин, и даже не для мусульманского заказчика — ручки чаши выполнены в виде двух рыб, что по канонам ислама недопустимо.

Илл. 4. Золотая чаша, найденная в Сарае экспедицией полковника Терещенко

И позже, в советские уже времена, на раскопки в Сарай выезжали археологи, и тоже не оставались без улова: надо думать, на громадном городище площадью во многие десятки квадратных километров земля до сих пор таит много любопытного… Находки советских археологов тоже однозначно подтверждают: к моменту падения Сарая Великого русские составляли большинство столичного населения… Византийский и итальянский кварталы к тому времени пришли в упадок и, судя по всему, тоже были заселены русскими — причина тому внешнеполитическая: Византийская империя прекратила существование, завоеванная турками. А итальянцы постепенно разъехались, утратив связь с метрополией, осуществлявшуюся через генуэзские колонии в Крыму — после того, как защищавшие их замки и крепости пали под ударами все тех же турок, и крымское побережье вошло в состав трех пашалыков (провинций) Турции.

А вот русская православная диаспора чувствовала себя в Сарае уверенно и спокойно, даже в периоды крайнего обострения отношений Орды и Руси, когда дело доходило до прямых военных столкновений. Например, во времена Куликова поля никому из татарских властителей и в голову не приходило устроить погром в православном квартале Сарая. Ну кто же будет резать курицу, несущую золотые яйца? Вопрос в данном случае не риторический, и правильный ответ такой: будет резать завистливый сосед куровладельца, которому спать не дает чужое золото…

В роли завистливых соседей выступили крымский царевич Нур-Девлет Городецкий и русский воевода Василий Ноздроватый, князь звенигородский.

* * *

В скудных исторических источниках, посвященных Сарайскому взятию, нет ни слова о том, что главным объектом грабежа и резни стали именно христианские кварталы Сарая.

Однако косвенных указаний на именно такой поворот событий достаточно. Например, «Казанский летописец» упоминает некоего татарского мурзу Обляза Сильного, приближенного и советника царя Нур-Девлета. Когда войскоподступило к стенам Сарая, Обляз уговаривал Нур-Девлета не обижать чрезмерно мусульман-единоверцев: нелепо, дескать, столицу «погубити и разорити, от него же бо и самъ ты родися и мы все; и наша земля то есть и отецъ твои». И Нур-Девлет якобы прислушался к словам советника… Да и рядовые татарские воины едва ли горели желанием грабить и убивать соотечественников.

Прислушаться-то прислушался, однако обратно диверсионный отряд вернулся с большой добычей и полоном, «землю пуста положиша»… Где была награблена та добыча? Где захвачены пленники? Отчасти, конечно, во дворце Ахмата — о чем свидетельствует исчезновение «золотого сундука» с исторического горизонта. Но и в русских кварталах было чем поживиться — православные ювелиры, живущие в Орде, славились далеко за ее приделами…

Что главной добычей стало золото и драгоценные камни, сомнений нет. Не могли воины Нур-Девлета и Ноздроватого тащить с собой громоздкие рулоны драгоценного шелка или бархата, не могли угонять табуны племенных коней… Причина тому в географии: поход совершался по Волге, а Сарай располагался не на самой реке, а на одном из ее удаленных рукавов, на Ахтубе. От Волги до Ахтубы не близко — расстояние напряженного дневного (или ночного) перехода по степи, и для войска, отступавшего от стен Сарая к поджидавшим на Волге ладьям, чересчур рискованно было обременять себя громоздкими трофеями.

Как бы то ни было, в 1480 году история русской диаспоры Сарая заканчивается. Кто из православных жителей не погиб и не угодил в плен, те не задержались в разоренном и сожженном городе… Соответственно, заканчивается на том и история Сарайской епархии, хотя теоретически она существовала еще три века — однако епископ имел резиденцию уже в Москве, на Крутицком монастырском подворье, и епархия называлась Сарайской и Крутицкой. Однако церковных приходов в Сарае под властью епископа-эмигранта уже не осталось, а несколько позже исчезли они и в других ордынских городах…

Исчезли и находившиеся в ведении епархии «кочевые» храмы — прообраз будущих военно-полевых церквей — где проводились службы для православных татар-кочевников. Да и самих христиан на степных кочевьях мало-помалу не осталось: религиозная рознь с мусульманами усиливалась, и православное татарское меньшинство активно выезжало на Русь — степные мурзы получали земельные наделы в государстве Московском, и становились родоначальниками известнейших дворянских родов: Аксаковых и Тютчевых, Сабанеевых и Булгаковых, Державиных и Бутурлиных, Куракиных и Юсуповых… И многих, многих других.

Уже упоминавшаяся педантичная немка — русская императрица Екатерина Великая — не обошла вниманием Сарайскую и Крутицкую епархию (в то время Сарайская звучала уже как Сарская, мало кто кроме историков вспоминал о Сарае Великом). Опять непорядок выявился — епархия существует, а от города, давшего ей название, ничего, кроме древних руин, не осталось… И епархия стала просто Крутицкой, а затем и вовсе была ликвидирована, — расположенные в Москве и в ее окрестностях приходы перешли под руку епископа Московского.

Но это все случилось позже, а событиях 1480 года интересен вот какой момент: грабили ли татары Нур-Девлета многочисленные православные храмы Сарая?

Думается, грабили.

Крымский царевич перешел в русское подданство незадолго до того, в 1478 году, и христианскую веру принять не успел либо не пожелал, иначе вошел бы в летописи под православным именем (самый известный в истории пример недавно крещенного татарина — Симеон Бекбулатович: православное имя и мусульманское отчество). Предполагать, что христианами были рядовые крымские воины, оснований еще меньше, — обычно при смене религии дружина следует примеру предводителя, а не наоборот. Короче говоря, излишнее почтение к православным храмам и священникам не остановило бы Нур-Девлета и его отряд… А князь Ноздроватый, формальный руководитель похода? Уж он-то несомненно был христианином? Был. Но что мог сделать одинокий православный воевода в городе, объятом грабежом и пожарами? Пожалуй, ничего.

Не мог — и не сделал. Катастрофа, постигшая Сарайскую епархию в последней четверти пятнадцатого века, лучшее тому подтверждение.

Кое-что мог сделать Иоанн III, когда увидел привезенную Нур-Девлетом и Ноздроватым добычу. Когда хорошенько разглядел золотые ризы, и оклады икон, и прочую драгоценную церковную утварь, — вполне возможно, еще запятнанную кровью убитых православных священников…

Мог — и сделал. Промолчал о громкой победе, о взятии вражеской столицы. Не стал возводить в ее честь храмы, как его внук — в честь Казанского взятия. Не стал даже вносить в официальные летописи своего царствия… Словно и не было ничего. Лучше забыть.

И не нужны нам батальные полотна о Сарайском взятии, и фильмы да романы ни к чему, и драгоценные и не очень металлы изводить не стоит на памятные юбилейные монеты… И репродукцию с картины художника Маковского я вырезал из старого, еще советского учебника истории, вырезал, когда дописывал эту главу — символический жест покаяния. В истории Отечества и без того хватает славных страниц…

А эту — лучше забыть.

Примечания

1

Спохватились лишь в 1989 году. Юбилей уж девять лет как прошел, когда появилась монета «500 лет стояния на Угре», причем номиналом аж в 150 рублей, большие по тем временам деньги — т. е. в отличие от «олимпийских» и «ленинских» рублей памятная монета по рукам не ходила, сразу же осев у коллекционеров.

(обратно)

2

К 500-летию кончины Сергия Радонежского из его жития были даже изъяты слова, обращенные будущим святым к Дмитрию Донскому накануне Куликовской битвы: «И пойди, господин, царю наш, противу им с правдой и покорением, яко ж пошлина твоя держит покорятися ординскому царю должно». Подредактировали житие, дабы не бросало тень на светлый образ святого. Не мог «печальник Всея Руси» предлагать помириться с Мамаем и заплатить ему дань.

(обратно)

3

А. А. Шенников. Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV–XVI вв.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

*** Примечания ***