Поликарбидная логика (СИ) [Dilandu] (fb2) читать онлайн

====== Сцена первая. ======

Когда я просыпаюсь, то первые несколько рэлов просто лежу, не активируя зрительные функции. Потом медленно принимаю полувертикальное положение.

(Зеро, говори правильно. «Не открывая глаз». «Сажусь».)

Я включаю обзор... то есть открываю глаза. Койка непомерно длинная и занята таким же непомерно длинным телом. Меня раздражает то, что моя внешняя оболочка... нет, я помню, мой новый организм занимает слишком большую площадь во время отдыха. В вертикальном положении он, конечно, хорошо экономит пространство. До тех пор, пока не наступает отбой.

(Что ещё вызывает дискомфорт?)

Неточность движений. Да, я знаю, что многое преодолела тренировками. Научилась управлять речевым аппаратом, подниматься и ходить, брать предметы крупного и среднего размера, сейчас перешла к более сложным движениям — бегу, прыжкам, наклонам, развитию мелкой моторики. Но всё же остаётся какой-то зазор между мыслью и движением. Я всё ещё чувствую, что у меня слишком мало конечностей и что они работают не так, как надо. А что делать с пальцами, вообще непонятно. Нет, их освоение при помощи болевого рефлекса очень помогло, но всё равно не могу привыкнуть. Всё не так. Всё чужое. Самое чужое — это органы чувств. Слух, обоняние, осязание, зрение. Так странно оценивать дистанцию без дальномера. Запахи постоянно забивают нос. Оказывается, их очень много и они очень разные, и это исчисляется не только цифрами, но и собственным отношением, остро ощущается связь «запах — инстинкт».

(Объясни, ты поэтому постоянно ко всему принюхиваешься?)

Подтверждаю. Незнакомые запахи вызывают рефлекторную тревогу. Надо определять их источник, чтобы её пресекать. Сейчас этот механизм изучают врачи, но мне от этого не легче.

Теперь вкус. Во-первых, до сих пор очень странно поглощать пищу, разжёвывая. Куски во рту. Разные. Большие, мелкие, скользкие, шершавые. Во-вторых, вкус может быть связан ещё и с формой. Поэтому во время приёма пищи я иногда задумываюсь, разбирая это ощущение. Поначалу оно даже пугало, но сейчас я стала относиться к нему спокойнее. В-третьих, разной на вкус бывает не только пища, но и воздух. И вообще, с повышением количества вкусовых рецепторов приходится заново всё пробовать, потому что данные из памяти и данные из текущей реальности не совпадают. Всё по-новому. От этого устаёшь.

Не лжёт только осязание, хотя постоянное изменение температуры, влажности, наэлектрилизованности воздуха и пола очень чувствуется. В скафандре редко приходилось мёрзнуть или взмокать. Кстати, да. Пот. Ещё более неприятен, чем раньше, потому что резко пахнет. После каждой тренировки чувствую себя всунутой в грязную вонючую тварь.

(Тебе было приказано считать себя в новом скафандре. — Кто это приказал?! — Я. — Ты глуп, номер Шестнадцать! Как давно был отдан приказ? — пять декад назад, во время второго адаптационного кризиса, когда Зеро не справлялась с психологической нагрузкой. Это ей помогло. — Выбросить все гипнопедические ленты, записанные с того момента, они не годятся! О такой инициативе надо предупреждать! Следующие прототипы, которые будут осваиваться по этим лентам, тоже начнут считать себя «в новых скафандрах», а не сродняться с телом! Если не прекратятся глупые попытки проявить самостоятельность, Вечный закроет эксперимент, а мы будем наказаны за срыв и зря потраченные средства! Теперь ты, Зеро. Отмени все мысли о «скафандре», отсюда твои задержки между мысленным посылом и действием. Это теперь твоё тело. И оно такое. Продолжай его изучать и привыкать. Сроки не важны, нам нужно качество).

Я подчиняюсь, Учёный.

(Время психологического собеседования истекло. Вызовите марионетку номер двадцать три. Пусть продолжает речевые упражнения с Зеро ещё две декады. Мне не нравится её речь, она всё ещё невнятная, заторможенная и с паузами. Номер Шестнадцать, ты отстранён от работы с Прототипом. Возвращайся к марионеткам. Передай номеру Девятнадцать, что он займёт твоё место в отделе. А ты — тренируйся. Эксперимент зависит только от твоего усердия и желания достичь успеха).

Я подчиняюсь.

...Открываю глаза и гляжу в белый гладкий потолок. Сны. Теперь мне каждую ночь снятся сны, и я их запоминаю. Как правило, приходят видения из первых месяцев новой жизни, самых сложных, непомерно тяжёлых. Сейчас я уже втянулась, а поначалу даже в обмороки падала от нервного истощения. Новые впечатления были слишком сильны, а психика к ним совершенно не готова. Но воспитывать модификанта «с нуля» было бы намного дольше, чем подселить в стерильный мозг чужое сознание. Поэтому пришлось как-то переживать острую фазу адаптации.

Поднимаю ладони к лицу и долго их изучаю, хотя, казалось бы, уже знаю наизусть каждую чёрточку. Потом заплетаю пальцы в косички, раз по пять на каждую руку. Разминаю их — сгибаю, разгибаю, по одному, по два, сразу все, синхронно и рассинхронизированно. Полезно, хоть и не могу отделаться от ассоциации, забавной и неприятной одновременно: так играют с пальчиками маленькие представители вселенского планктона. С другой стороны, никаких гипнопедических лент, обучающих новый тип тела навыкам движения и речи, просто не существует. Мы их создаём для следующих прототипов. Всё, что они получат, разработано на базе меня, поэтому и приходится пахать, как проклятой. Марионетки для записи не подходят. Хотя визуально у нас много общего, но внутреннее строение далеко не идентично. Даже распределение зон мозга принципиально иное. Так что всё на мне.

Время, отведённое для отдыха, скоро истечёт. Встаю и подхожу к единственной не-белой вещи в каюте, к идеально зеркальной панели, гладко встроенной в стену. По-дурацки звучит, зеркало для далека. Но на самом деле, это гениальная идея, я могу привыкать к своему телу ещё и зрительно, тратя на это по нескольку десятков рэлов в сутки, мне это инструкцией предписано. Самое умное, конечно, в том, что зеркало небьющееся, а то во время адаптационных истерик я не единожды пыталась его расколошматить и кулаками, и ногами, и даже из своего естественного оружия. Кстати, да, оружие активировалось именно благодаря зеркалу, от большой ненависти к новому облику. А то органы электрозащиты в руках мне сделали, а заставить работать не могли, и никто не знал, как их вообще активировать. Почему-то биологи считали, что всё само собой получится, ведь для далека стрелять так же естественно, как дышать. И совсем забыли, что этот навык задаётся через гипнопедию. Варги-палки, их бы на моё место, когда я в первый раз почувствовала, что не получается… Но теперь запустить молнию-другую для меня, как сплюнуть. Полтора года тренировок не прошли даром.

Стою, смотрю на невысокую, плотную, крепко сбитую девчонку с коротким ёжиком чёрных волос. Ривер Сонг, ты бы, наверное, сильно удивилась, увидев свою крестницу в таком виде. Визуально я почти калед, тело точили по каледианским стандартам. Однако, если проанализировать внешность с точки зрения предков, я не слишком красива, хотя у меня гармоничная, крепкая, спортивная и одновременно женственная фигура. Вроде твоей, Ривер. Может, немного плотнее. А вот рост подкачал, только-только макушкой в фоторецептор снизу постучаться, если подпрыгнуть. Скафандры Новой Парадигмы, конечно, высоченные, но всё же я чувствую себя ужасно мелкой на их фоне.

Лицо мне досталось тоже не особо примечательное. Хотя тонкий прямой нос удовлетворителен, но до сих пор глухо раздражает симметричность физиономии. Единственное, на чём отдыхает взгляд, это на глазах. Да, их два, спасибо кое-кому за пророчество, зато они даледианские. Наши глаза вовсе не обязательно жёлтые — встречаются и зелёные, и карие, изредка серые, а иногда даже полные экзоты вроде лиловых. Самой забавной бывает смесь двух контрастных цветов. Но особая окраска радужки — яркие цветные «облака», идущие от периферии к центру и зачастую иного цвета, чем базовый, и тёмно-сизый зрачок, создающий иллюзию воронки — это чисто наше, ни у кого во Вселенной больше нет таких особенностей. А мне ещё и мои собственные глаза сделали, самые обычные, жёлтые с зелеными «облаками» колечком. Гармонично и привычно. Хоть что-то не выбешивает.

Время мимической и речевой гимнастики. Немного кривляюсь, строя себе рожи, как научили. Потом чётко, заставляя преувеличенно сильно работать весь речевой аппарат, тарахчу обычные утренние скороговорки о сушках на шоссе и Карлах с кораллами. Бессмыслица, на мой вкус, но, опять же, полезно для освоения тела. Полтора года — это ведь очень мало. У низших рас на то, чего мы с учёными достигли за этот срок, уходит не менее шести-семи лет. У последующих прототипов на всё то же самое уйдёт от силы неделя.

Надо освежиться после сна. Откидываю угловую панель и оказываюсь в душе. Сразу же по привычке тянусь к машинке для стрижки, но потом вспоминаю, что уже четыре дня это неактуально, мне больше не крепят электроды по всей голове — титаническая работа с записью гипнопедических лент по моторике закончена, остальное можно писать через патвеб и обычную «корону» с датчиками на висках. Велено обрастать. Биологи хотят посмотреть структуру и скорость роста волос.

Аэрозольный душ, горячий обсушивающий воздух, процедура закончена. Теперь одежда. Оранжевая роба без рукавов и длиной немногим выше колена перехватывается поясом цвета мокрого асфальта. Остальное не нужно. Пол за счёт запитки электричеством не слишком холодный, а простая одежда вполне удобна и не сковывает движений. Вечный, правда, проявлял инициативу, чтобы мне подобрали гардероб из запасов марионеток, но это вызвало шквал возмущения и у психологов, и у меня самой. Так что обошлись простым решением и отложили вопрос о более сложной экипировке до лучших времён.

Всё, готова, пора на выход. Нельзя опаздывать на тренировочную площадку, но заранее приходить тоже неверно. Надо просто везде и всегда быть вовремя, иначе какой же я далек. Касаюсь ладонью считывателя, даю лёгкий разряд нужной мощности и частоты. Просто, как ложноручкой об гашетку, и никто, кроме далеков и прототипов, не откроет.

Коридор создаёт яркий контраст со стерильно-белой каютой. Он тёмно-бронзовый, с тянущимися под потолком нитками оранжевых ламп. Оранжевый цвет у Новой Парадигмы — маркировка касты учёных, поэтому подсветка коридоров в научных лабораториях тоже апельсиновая. Это приятно глазу, чем-то напоминает Скаро, хотя база «Вневременье-6», полностью отведённая под нужды Учёного, так же далека от родной планеты, как и все другие. Если совсем точно, то любая наша база равноудалена от любых координат Вселенной, как пространственных, так и темпоральных. В период Войны Времени далеки только начали осваиваться в междумирье, но сейчас технологии достаточно надёжны, чтобы скрыться в нём и при этом не потерять ни связи с родным измерением, ни с остальными базами и кораблями.

В физику междумирья я не лезу. Не то чтобы сложно, при желании можно освоить что угодно, но просто некогда. Меня гоняют, как серва на плацу. С базовой моторикой покончили — что ж, начали исследование, на что вообще физически способен прототип и до какого идеала его можно довести. Они за своими приборами сидят, а я, в «короне», опутанная проводами, ношусь по тренировочной полосе — десять, пятьдесят, сто раз, валюсь с ног, уже никакая, а надо мной стоит кто-нибудь из биологов и командует: «Марш!». И так до полного истощения. Или вот точность управления разрядом. Генерится-то он на биологическом уровне, а вот управлять им надо уже через мозг, мощность и дальность зависят от грамотно сформулированного посыла. После десятого залпа уже хочется есть, а над тобой стоят и бесстрастно требуют: «Дальше! Точнее! Мощнее!». Делаю, конечно — и дальше, и точнее, и мощнее, но потом валюсь в обморок. Барокамера, термокамера, бассейн, освоение рукопашного боя под руководством, как ни смешно, марионетки… Может быть, я бы ныла или просила пощады, но мне самой любопытно, что получится из проекта. С каждым взятым рубежом прототип радует меня всё больше и больше, если не смотреться в зеркало. День, когда я с ним полностью сроднюсь и не захочу рассадить кулак об отражение, будет днём победы.

В целом моё новое тело способно на многое. Я теоретически могу и сейчас учусь регулировать термобаланс и не мёрзнуть даже при минусовых температурах, что прежде мне, как и любому далеку, привыкшему к теплично-выровненной среде, даже не снилось. Нынешняя мускулатура на четверть состоит из биометалла, поэтому поднять сородича в скафандре или разгрести небольшой завал — это не очень сложная задача, особенно с учётом ежедневных интенсивных тренировок. Кстати, из-за этого приходится заниматься борьбой, одевая марионетку-наставника в экзоскелет, а то можно нечаянно её сломать. Дорогой инвентарь надо беречь, хорошего инструктора очень сложно похитить «чисто». Патвеб для меня теперь — шестое чувство, которому не нужна никакая электроника, было бы время, просто купалась бы в информации. Радиация? Я теперь к ней более устойчива, хотя сама почти не фоню, поколение Новой Парадигмы избавилось от вечной кармы Скаро — зависимости от лучиков. И наконец — назло всем врагам и их насмешкам! — мне плевать на лестницы. Пока остались две не решаемые без техники глобальные задачи — это мозговой фильтр и полёты. Первый имплантирован мне прямо в череп за ухом, но по специальному приказу Императора мне его оставили на ручном управлении, к вящему ужасу Вечного и на радость Учёному и её психологам. Чтобы не порождать конфликты из-за такой вольности и напоминать мне моё место, в заушную плату всё же вмонтировали устройство, отслеживающее эмоциональный уровень. Оно не мешает, а если меня начинает «заносить», сразу кидает предупреждение. Не справляюсь, даёт сигнал на центральный медицинский пульт, ко мне сразу присылают медика-психолога, и мы пытаемся разобраться, с чего меня переклинило.

А полёты… Что ж, по старинке. Старый добрый дисколёт никто не отменял, а ещё во Вселенной есть всяческие полётные ранцы-антигравы, которые можно слегка доработать и превратить, например, в обувь или пояс. Я сама и предложила такой вариант на очередном обсуждении.

Кстати, об обсуждениях. Несмотря на то, что весь штат учёных в курсе, кто я в прошлом, мы всё же ладим. Область науки — она такая, всегда немножко вольничает и пытается гладко огибать статьи Общей Идеологии. Учёные — это единственная каста, в которой допускаются небольшие проявления индивидуальности. Если уж распределён сюда, значит, в чём-то уникален. Так что им легче терпеть меня и мои закидоны. Учёным нравится, что я активно принимаю участие в проекте, а не вкалываю из-под палки, как это было бы с любым назначенным добровольцем Новой Парадигмы. Два года на Сол-3 действительно помогли мне пережить адаптацию. А добровольное согласие очень много значит в исследованиях такого рода. Правда, есть и те, кто меня недолюбливает и считает, что эксперимент надо было ставить всё-таки на чистокровном и стабильном далеке, но таких к работе над проектом не подпускают. Начальник «Вневременья-6» и член Верховного Совета Учёный считает — и это мне очень в ней нравится, — что в любом деле важна не только добросовестность, но и заинтересованность предметом. Поэтому старается каждому своему подчинённому находить оптимальное место. И ценит всех сотрудников. Даже меня.

Кстати, я подметила, что Учёный вообще мне симпатизирует в пределах устава. Она не показывает этого явно, но пару раз у нас случались интересные приватные разговоры относительно моего прошлого опыта, и я сделала из них вывод, что это не пустое любопытство вроде моего. Она явно примеряет себя на мою роль во время рассказов и просчитывает, как бы поступила сама. Я для неё — исключительно интересный экземпляр, и, хотя её интеллект выше моего, я вижу, что многие мои решения выглядят для неё свежими и неожиданными. Хотя, уверена, Стратег бы их разбомбил в один миг.

Совсем иная картина с Вечным. Я как его боялась, так и боюсь. Раньше это можно было бы списать на устарелую ДНК, но, понаблюдав за ним здесь, во время инспекций на «Вневременье-6», я поняла, что это норма. Его боятся решительно все. Даже Учёный, на что уж в одном с ним звании, и та внутренне зажимается. Это просто что-то в его биополе. Что-то, вызывающее ужас, сходный со страхом перед Доктором. Инстинкт, который буквально кричит: «Этот тип в жёлто-чёрном скафандре опасен! Отступать! Отступать!». По слухам, к его волне устойчив только Император и несколько особо продвинутых Праймов. Также почти устойчив Стратег, но его, по тем же слухам, невозможно свернуть с О.И. даже прямым попаданием бронебойной торпеды, а там прописано, что далек далеку всегда надёжный союзник. Конечно, подразумевается, что речь идёт об истинных далеках, а не о всякой Мерзости.

Именно Вечный с императорского благословения затеял проект модификации ДНК. Изначально его интересовали только исследования инстинкта самосохранения, но Доктор как-то очень вовремя подарил Новой Парадигме каледианский волос, и работа закипела. А вот на том, чтобы использовать под эксперимент меня, настояла уже Учёный. Вечный, как истинное воплощение цензуры и фанатик чистоты расы, не выносит «квадратных шестерёнок». Он ничего мне не забыл и вообще предпочёл бы видеть меня не в новом облике, а в виде виртуального далека в виртуальной реальности стратегического компьютера. Каждый раз, прилетая с инспекцией, он изводит меня придирками и поливает презрением с головы до ног. Но тут или сжать нервы в комок и терпеть, или в момент быть списанной с проекта и из жизни. Я не подарю ему такого удовольствия. Назло не подарю. Все воспринимают его начальником, но я — врагом. Мы действительно враги. Не знаю, как он, а я это очень остро ощущаю. Конечно, личная неприязнь — это то же самое, что и личная привязанность, другой конец одного провода, не одобряемый уставом и О.И., но если уж она возникла, её так запросто в джет не пошлёшь. А я ещё это и скрываю от всех, даже от психологов, утверждаю, что он просто меня сильно пугает. Не уверена, что им понравится такой изворот в моих мозгах, как враждебное отношение к представителю высшего командования. А быть списанной почему-то не хочется.

Моя каюта находится в блоке, где располагают марионеток — только там спроектированы помещения подходящего размера. Чтобы попасть в тренировочный зал, можно пройти или верхним переходом через «начальственный» блок, или нижним, мимо генетической лаборатории. Всегда предпочитаю второй маршрут. Несмотря на расположение учёных, всё ещё страдаю комплексом младшей элиты и предпочитаю держаться подальше от начальства.

Навстречу, из люка, ведущего к лифту, выкатывают два биолога из ночной смены. Это очень мило, что Новая Парадигма учла мою старую поправку к надписям и номерам, они всем этим больше не пользуются, письменные маркировки сменила сеть и бортовые компьютеры. Теперь визуально далеков никто не различает, кроме других далеков. Ну и я, конечно, понимаю, кто есть кто. А вот у марионеток постоянно с этим проблемы.

Обмениваемся кивками, и я отодвигаюсь поближе к стене, давая биологам свободный проезд. Но один из них притормаживает и обращается ко мне:

— Прототип Зеро. Восемь скарэлов назад прибыла комиссия из Центра, Вечный и два Прайма. Праймы интересуются тобой. Сейчас разговаривают с Учёным.

— Праймы? — ой, мама-радиация. Только высшей элиты Империи не хватало.

— Подтверждаю. Император хочет знать, что у нас получается. Ему протранслируют твою тренировку.

Страшновато. С другой стороны, рано или поздно это должно было случиться, и это возможность доказать, что Новая Парадигма не зря дала мне второй шанс.

— Я сделаю всё, что могу, чтобы он не был разочарован в вашем труде.

— Это и твой труд тоже, — замечает другой. Его я знаю, это Сто Двадцать Второй из генетического отдела, забавный парень, одно время пытавшийся добиться от меня побаечек про Хищника, но в итоге получивший нагоняй от командования. — Мы сочли нужным тебя предупредить, чтобы ты успела успокоиться и взять себя под контроль. Вечный относится к тебе слишком предвзято. Будет продуктивнее, если ты придёшь на тренировку подготовленной.

Киваю.

Теоретически, они не должны меня предупреждать, но, как я уже замечала, у учёных свой, отдельный научный взгляд на Общую Идеологию и устав. Им прежде всего важен хороший результат, поэтому цель оправдывает средства во всех смыслах.

Биологи укатывают по коридору, а я спускаюсь на лифте и быстрым шагом иду в сторону перехода. Надо явиться точь-в-точь по расписанию, а разговор меня немного задержал. Но больше никаких помех на пути не возникает, так что я легко нагоняю упущенное время и вхожу в тренировочный зал идеально вовремя.

Сразу вижу толпящихся на полукруглой обзорной площадке начальников. Оранжевые скафандры Учёного и её помощников несколько теряются в приглушённом апельсиновом освещении, Вечный со своей ядовитой окраской тоже не очень бросается в глаза, но две белоснежные башни не заметить сложно, они сияют, как идеальные мишени.

— …время нахождения в вакууме без потери сознания в два раза выше, чем у каледов, и в полтора раза выше, чем у сонтаран. Сейчас прототип осваивает рукопашный и подводный бой, — неторопливо чеканит Учёный. Подумала бы, что хвастается, если бы она не фонила взволнованностью. Кстати, как и Вечный. Наверное, это какие-то очень важные шишки. Или кто-то из них ведёт трансляцию напрямую в Центр, в реальном времени.

— Прототип Зеро на тренировку прибыла, — рапортую присутствующим, и персоналу, и гостям.

На меня разворачиваются все фоторецепторы, а в приват падают сразу два пожелания удачи от операторов зала. Отвечать им под пристальными взглядами Вечного и Праймов не рискую, лучше потом поблагодарю за моральную поддержку. Спасибо предупреждению биологов, мне удаётся сохранять полное спокойствие хотя бы на лице. Внутреннее беспокойство я уже задавила довольно глубоко, и хотя оно всколыхнулось при виде моего чёрно-жёлтого недруга и представителей высшей политической власти, но всё же не так сильно, как было бы при внезапной встрече. Во всяком случае, оно не превышает обычной нормы тревожности в присутствии начальства, допустимой для далека низкого звания. У меня в Империи, конечно, вообще никакого звания нет и быть не может, но, учитывая мой прошлый ранг, нормативы мне задают по его планке.

Ну и взгляды у этой белой парочки, как рентгены. Ощущение, что они меня насквозь видят. Очень неуютно.

— Значит, Прототип Зеро — это ты, — утвердительно замечает один из них.

— Подтверждаю, — отзываюсь уставно-ровным голосом.

— Император пожелал знать, что ты можешь. Покажи, — он разворачивается в сторону тренировочной полосы.

— Подчиняюсь.

Тут же падает приват от Учёного: «Ни о чём не беспокойся. Действуй, как обычно. Мы дадим тебе нагрузку в 3/4, потому что они наверняка захотят её повысить во время тренировки».

Отвечаю: «Это подделка результатов».

Усмешка в ответ: «Это предусмотрительность и распоряжение Вечного. Он тоже заинтересован в том, чтобы ты не сорвала демонстрацию».

Ах, Вечного?!

«Ставьте как обычно. Если повысят, буду больше выкладываться. Один-два демонстрационных круга я продержусь, а больше им и не нужно, — отрезаю я, направляясь к первому этапу. — Если будут послабления, я доложу Праймам, и Вечный будет наказан».

Это весомый аргумент. Учёный наверняка уже пожалела, что предупредила меня. Да, я не люблю Вечного, но подводить его под выговор — это менее тонко, чем заставить напрячься в тот момент, когда я буду на тренировочном полигоне. Его испуг для меня более ценен, чем дежурный «втык» от Императора. Страх и даже сильное волнение унижают далеков. Он постоянно прохаживается по мне, пусть получит моральную оплеуху в ответ. Вроде пустячковая месть, а всё равно приятно. Главное, самой не сорвать демонстрацию.

Щёлкают включаемые прожектора, заливая зал ярким белым светом. Старший биотехник подаёт мне «сбрую» с датчиками. Честно говоря, совершенно не верю в то, что Праймы не догадаются о послаблении. Я бы, например, предположила. Лучше уж сразу честно.

Щелчок последней пряжки, и я шагаю на подвижную площадку первого этапа.

Тренировочный зал — это здоровенный куб, от пола до потолка заполненный трёхмерной конструкцией препятствий различного уровня сложности. Их можно передвигать прямо в процессе тренировки, и я никогда не знаю, как сильно изменился трек и что меня ждёт. Иногда ситуация меняется прямо на глазах, операторы — большие шутники. Как-то они заставили меня прямо на бегу сигануть вверх на три с половиной де-лера с падающей платформы, за что им потом Учёный вкатила строгача.

Тактическая задача: пройти лабиринт, полный препятствий, обнаружить и поразить цель, выбраться обратно на обзорку. Иногда целей несколько, но сейчас, судя по сброшенной мне ориентировке, будет одна — площадка с тремя отстреливающимися турелями. Это я уже проходила. Вспыхивает стартовый сигнал, и зал оживает. Пошла!

На треке думать об отвлечённом некогда. Там нельзя стоять ни мгновения, так что ситуацию приходится оценивать на ходу, заранее отслеживая сложные участки и в процессе бега, уворачиваний и прыжков соображая, как действовать дальше.

Сперва всё идёт как обычно. Ребята даже не стали менять конфигурацию вечерней дорожки, оставили мне повторный маршрут — всё-таки стараются подыграть, чтобы демонстрация шла без сучка, без задоринки. Я вихрем пролетаю цилиндрический вращающийся коридор, наставивший мне синяков в первые месяцы тренировок, на руках по потолочным балкам перебираюсь через раскалённый докрасна участок пола, лезу по верёвкам, как канатоходец. Дальше ещё один цилиндр, а за ним сразу начинается самый нелюбимый мой участок, шары со срезанными верхушками. Они вращаются вокруг площадки, прямо в воздухе, на гравитационных движках, и периодически бахаются вниз, резко при этом проворачиваясь. Удержаться на сорвавшемся шаре физически невозможно. Задача: ещё подбегая (останавливаться нельзя, цилиндр вращается), уловить логику, рассчитать маршрут и допрыгать до безопасной зоны раньше, чем сорвёшься. Конечно, страховочная сеть внизу не даст расшибиться, но выкарабкиваться по ней неприятно, и минус мне за ошибку. Особенно перед Праймами.

И вот у меня на глазах шары вдруг начинают вращаться и срываться быстрее, прибавив в скорости процентов пятнадцать-двадцать. Тот случай, когда вообще нельзя думать, и даже нельзя задержаться на центральной площадке, а то ускорят ещё больше, и тогда я с позором полечу вниз. Прыжок! Вперёд, скорее, не раздумывая, вот уже осталось два внутренних круга до безопасной зоны, но тут можно смухлевать, поднапрячься и сразу сигануть в центр. За это меня «награждают» — в момент следующего прыжка круги вдруг замедляются, и я едва не промахиваюсь. С трудом удерживаю равновесие и сбиваюсь с рабочей скорости. Это подло! Кто там из двух Праймов дорвался до управления треком? Дайте мне этого весельчака в качестве мишени!

Даже не помню, как оказываюсь на твёрдом полу. Твёрдый он, впрочем, очень относительно — плавающие платформы без бортов, от которых поначалу страшно кружилась голова. Задание на прыжки, в длину и вертикальные, и тоже есть своя заподлянка. Там, где платформы хоть чуть-чуть разнятся по высоте, снизу укреплены электропушки. Конечно, разряд не смертельный, а так, для острастки, но огребать не хочется, так что надо следить, чтобы платформы были на минимальном расстоянии при прыжке. Тогда молния в меня не попадёт, её отведёт и поглотит платформа. Привычно прыгаю вперёд, и тут поступает изменение к ориентировке — мощность разрядов повышена в два раза. Это уже не тренировка, это уже попахивает настоящей боевой обстановкой. Беру свои слова назад насчёт веселящегося Прайма, он знает, что делает. Мне от этого не легче, но чем ближе к реальному бою, тем свободнее и азартнее я себя чувствую.

Темп ускоряется. Всем препятствиям прибавлено процентов пятьдесят мощности, «оружие» стреляет практически всерьёз, поэтому я просто несусь вперёд с одной лишь мыслью: поразить цель и выбраться из зала целой. Иногда я оказываюсь выше обзорной площадки, и тогда мне видно, что один из Праймов действительно стоит рядом с операторами, пока второй что-то обсуждает с Учёным. Разговор не слышен за шумом конструкций, но он явно есть.

Между тем приближается ещё один сложный кусок, где и в лучшие дни можно нечаянно угробиться. Имитация вентиляционной шахты, тридцать де-леров набранной из отдельных планок трубы, половина которой ещё и под солидным углом. Летишь, как с горочки, прямиком на винт, и диаметр трубы такой, что не расщеперишься, не задержишься. Очень важно правильно уловить ритм движения лопастей и рассчитать ускорение спуска, иначе всё окончится тяжёлыми травмами, и это в лучшем случае. Ногу я там уже один раз ломала, поторопившись. Благо медицина у нас на высоте и проваляться в лангете пришлось всего лишь пять суток, слушая, как в одно ухо мне дудит инструкции безопасности старший медик, а в другое ругается на мою неуклюжесть Учёный. Ну а чего она хотела от архитектора? Чтоб я ей реакцию выдавала, как опытный космодесантник под наркотиком?

Влетаю в трубу. Первые три вентилятора прохожу спокойно, не в первый раз. Сразу за третьим начинается спуск. Останавливаюсь, чтобы рассчитать ритм, и почти поневоле смотрю на площадку, которую отлично видно через незакрытый верх. Прайм, застывший рядом с операторами, глядит прямо на меня. Мы на миг замираем, фоторецептор в фоторецептор, вернее было бы сказать, взгляд во взгляд. Движение вентилятора уловлено, я прыгаю вниз и вдруг понимаю, что этот тип сейчас устроит. Ровно в тот миг, когда взвывает раскрученный на полную скорость винт.

Промаргиваюсь уже внизу. За спиной — скрежет заклиненных лопастей. Единственный выход, который я нашла, летя в мясорубку — это сбить мощным разрядом одну из планок, составляющих трубу, чтобы она упала вперёд меня, и уцепиться за образовавшуюся щель, а когда винт заклинит, уже выбираться.

Ноют содранные ладони, но это, как любила говорить Ривер Сонг, такая фигня на фоне произошедшего. Я живая. Обалдеть, я живая. Даже испугаться не успела, а сейчас сделалось уже безразлично, сколько ещё подлянок ждёт впереди. Перебрасываюсь через край платформы на лёгкую конструкцию сваренной из проката лестницы. Где-то там внизу спрятана цель — три лёгкие турельные пушки, которые можно уничтожить разрядами, используя монтажные конструкции трека как укрытия. Даже если турели начнут стрелять всерьёз, это уже всё равно. Сейчас всё всерьёз, но я пройду это испытание и вернусь с победой.

…Чуть менее, чем через скарэл, взмокшая, усталая и злая, поднимаюсь по канату на обзорку. Во время подъёма окончательно успокаиваюсь, стряхиваю драйв тренировки, так что наверху я уже в стандартно-холодном режиме, предписанном уставом. Меня приветствует напряжённая тишина, в которой особенно громко звучит голос Прайма, устроившего мне веселуху:

— Ты повредила оборудование.

Ага, повредила. Помимо заклиненного вентилятора, ещё оторвала здоровенный стальной лист в качестве щита, потому что турели, как и ожидалось, начали палить всерьёз. Одну из них, кстати, этим листом пришлось расплющить в хлам.

— Трек не был подготовлен для проведения тренировок в боевом режиме, о внесённых изменениях не было объявлено перед началом испытания, — подчёркнуто-нейтрально возражаю я. — Согласно инструкции, нештатные ситуации, могущие возникнуть в результате ошибки оператора или сбоя оборудования, позволяют мне использовать любые подручные средства для самозащиты.

Съел?

— Она всегда такая дерзкая? — несколько встревоженно обращается второй Прайм к Учёному, безошибочно уловив подтекст отповеди.

— Это одна из причин, по которой её кандидатура была утверждена Императором, — могу поспорить, в тоне моей начальницы присутствует извинение. — Обычно этот недостаток характера Зеро не доставляет неудобств в работе. Наоборот, определённый процент упрямства и дерзости помогает ей преодолевать сложные моменты адаптации методом «от противного».

— Любопытный метод, — замечает первый инспектор, ещё раз оценивая состояние трека. А по-моему, там всё не так уж и скверно, работы на пару скарэлов, могло быть хуже. Старший оператор уже отдаёт приказание прислать сервов, чтобы навели порядок.

Стою навытяжку, борясь с желанием зализать ссадины. Дурацкая привычка, никому в ней не признавалась, но мне нравится вкус собственной крови. Если начать расстёгивать сбрую, то можно будет украдкой лизнуть ладонь разок-другой.

— Я могу снять оборудование?

— Полагаю, Императора удовлетворит результат тренировки, — замечает всё тот же Прайм. Странное ощущение, словно Учёный и Вечный украдкой выдохнули после этих слов. Биотехник помогает стянуть датчики, под это дело я действительно успеваю облизать ссадину. Ням.

— А теперь мы хотим ознакомиться с проектной документацией и с условиями, необходимыми для Прототипа, — продолжает первый инспектор. Похоже, он старше по званию, чем его спутник. — Учёный, разрешите Шестьдесят Второму изучить файлы и разъясните моменты, которые могут быть ему непонятны или вызовут сомнения. Я хочу проинспектировать помещение, в котором содержат Прототипа Зеро.

— Я лично провожу инспектора, — говорит Вечный.

— Нет, — опа! Наконец-то ему кто-то сказал «нет»!!! — Мне достаточно самой Зеро. Император распорядился выяснить ситуацию изнутри, а не с позиции начальника.

«Только посмей показывать характерец!» — тут же бухается мне в приват. Бе-бе-бе.

«Зеро, соблюдай субординацию», — о, это уже Учёный. Варги-палки, можно подумать, я её совсем не соблюдаю. Ну, съязвила разок насчёт попорченного оборудования, но это просто с мандражу. Что-то командиры чересчур всполошились. Хотя оно понятно, традиционно с инспекцией присылают одного Прайма, а тут целых два. А кстати, действительно, почему два? Варги-палки, мы что, где-то напортачили? Вроде же всё шло нормально, и ограничений в сроках нам вообще никаких не ставили, и отчёты регулярно высылаются… Странно.

— Проводи меня в своё помещение для отдыха, — приказывает инспектор.

— Подчиняюсь, — выхожу из зала. Принесло же начальство, теперь сорвано как минимум полдня работы. Проведу Прайма через верхний уровень, нечего ему по лабораториям шастать и мешать остальным трудиться.

Молча поднимаемся на два уровня и идём к нужному переходу. Встречные сотрудники научного центра и сервы салютуют, а те, кто катит сзади, не особо спешат догонять. Никто не любит проверок. Проверка — это значит, что-то очень не так. В нормальной обстановке всё должно работать, как часы, а начальство — удовлетворяться отчётами. Если кто-то прибыл из Центра, это нарушает стандартное расписание и не есть хорошо даже в том случае, если Император просто захотел удовлетворить любопытство и поглядеть на новое изобретение через фоторецептор своего приближённого. Ведь что отличает Прайма от простого Суприма? Плотный телепатический контакт с нашим правителем.

В лифте ненавязчиво оказываемся одни. Инспектор разглядывает меня, отчего совсем не по себе. Как знать, может, он это делает просто так, а может, вместе с ним на меня смотрит Император. Но я старательно напускаю на себя максимально нейтральный вид. В поликарбиде было удобнее, там не приходилось прятать физиономию под маской невозмутимости, да и не было у меня раньше столько мимических мышц.

А он как чует, гад.

— У тебя всегда такое выражение лица?

— Так предписано уставом, — отвечаю.

— А я слышал, ты довольно экспрессивна. И недостаточно ценишь устав, иначе бы не оказалась на своём текущем месте.

Звучит двусмысленно. Не могу понять, он всерьёз или упражняется в сарказме. Ведущие политики изрядно ироничны и склонны к расплывчатым намёкам, это их профессиональная деформация.

— Новая Парадигма дала мне шанс снова служить и приносить пользу Империи, — отрезаю я, уставившись прямо в его фоторецептор, золотой с синей щелью фильтра, так похожий на настоящий живой глаз. — Я не имею права снова потерять её доверие.

На самом деле, разозлил. Мне и Вечного хватает с его придирками, а теперь ещё этот заявился старое поминать и подставы на треке делать.

— Отвратительно дерзкая, — отзывается он вполголоса, смерив меня взглядом. Странно, я чувствую в его тоне намёк на улыбку.

Лифт останавливается, и мы, выходя, вспугиваем в коридоре марионетку номер двадцать три. Я с ней плотно общалась первые полгода, она учила меня говорить.

— Ты живёшь с ними? — теперь инспектор излучает оттенок недовольного удивления.

— Только на палубе марионеток есть подходящие помещения, оборудованные под гуманоидов. Второй вариант был — каземат при военной лаборатории, — спокойно разъясняю я. — Но у меня отдельная каюта.

Подхожу к своей двери и открываю.

— Мы на месте, инспектор.

Он проезжает внутрь, я вхожу следом и закрываю вход. В помещении сразу становится чудовищно тесно.

— Достаточно далеко от лаборатории, — замечает Прайм, оглядевшись.

— Ближе, чем каземат, — отвечаю.

— Зачем здесь это? — кивок на зеркало.

— Привыкать к внешности.

— А это что? — теперь он смотрит на полку в ногах койки. Снимаю оттуда заинтересовавший его ящик и открываю:

— Упражнение для развития мелкой моторики. Бусины и нитки. Называется «плести из бисера». Два скарэла в день обязательно, желательно — четыре-пять скарэлов, если освобождается время.

Он окидывает взглядом мои поделки, геометрические фигуры из крошечных разноцветных шариков, и сразу теряет к ним интерес.

— Почему не предусмотрено место для другого прототипа? — выразительный взгляд на свободное пространство над моей койкой.

— Мнение психологов. В период адаптации нагрузка на мозг очень велика, поэтому во время отдыха не должно быть никаких отвлекающих факторов.

— Разве солдату Скаро может быть что-то трудно?

Или оторван от реальности, как новости Сол-3, или издевается. Позволяю своей брови иронично приподняться:

— Всё легко только в космодесанте, инспектор. Привезли — отстрелялся — увезли.

— Ты дерзишь в третий раз за последний скарэл.

— Это мой серьёзный недостаток. Я легко ведусь на провокации.

— Оставь пикировки для приватного общения с Вечным. Я знаю, что вы не ладите, — всё-то он знает, интересно, от кого. — Ответь мне на один важный вопрос. Я изучил все материалы твоего личного дела, включая воспоминания о контактах с Доктором. В одном из разговоров ты сказала ему, что мы планируем перестройку Вселенной после того, как избавимся от низших. Ты сама дошла до этой мысли или где-то услышала? Записи не смогли мне разъяснить этот момент.

Озадачил. Нет, я действительно ощущаю растерянность, никак не ожидала подобного вопроса.

— Сама. Мне всегда казалось, что это очевидно. Чем же ещё мы можем заниматься? Я — убийца, и знаю, как тяжело выстрелить по себе подобному. Как это… больно, — чип в фильтре выдаёт предупреждающий сигнал, что я выбиваюсь из допустимых параметров эмоциональности. Да провались ты в джет, пищалка. — Война между истинными далеками, ведущими происхождение от каледов, невозможна. Следовательно, мы будем что-то создавать. Далее легко вычислить, что.

Замолкаю, но он не отводит от меня пристального взгляда.

— Ты сказала не всё. Продолжай.

Ну, раз настаивает…

— Политику далеков определяет Император, как старейший и мудрейший. Ему приходилось убивать подчинённых. Он должен знать, как это больно. Бесчувственность и безжалостность от необходимости — это не синонимы. Следовательно, он не допустит гражданской войны между чистокровными далеками, придерживающимися Общей Идеологии. Насколько я изучала вопрос ещё в Альтаке, даже Первую Гражданскую он пытался предотвратить посредством вербального переубеждения. К сожалению, масштаб паники перед человеческим фактором перешёл все границы, и бойню остановить не удалось. Но сам факт того, что правитель пытался разрешить конфликт между потомками каледов мирным путём, говорит о его истинной цели. А эта цель — идеальный мир для идеальной расы. Я не права?

Он какое-то время задумчиво молчит.

— Не многие доходят до этой мысли сами. Теперь я вижу, что тебя не зря оставили в живых. Твой старый позывной — Тлайл Дал-Ра, так?

— Подтверждаю. Но новый мне нравится больше.

— Объясни?

— Тетраэдр — это символ трёхмерного пространства. Минимальное количество точек, отрезков и плоскостей, демонстрирующее длину, ширину и высоту. Но зеро — это точка отсчёта. Координат, времени, чего угодно. Этот позывной обязывает к гораздо большему, чем «тетраэдр».

— Разумно.

Он продолжает сверлить меня взглядом-рентгеном, а у меня прямо язык чешется от любопытства. Нет, не удержаться. И пусть хоть прямо тут прибьёт.

— Далеки не задают вопросов старшим по званию, — говорю. — Но у меня ненормативное любопытство, и мы не в рабочей обстановке. Я могу спросить?

— Нет, не можешь. Но можешь рискнуть нарушить мой запрет. Последствия за твой счёт.

Лучше расстрел на месте, чем мучительная смерть от любопытства.

— Почему два Прайма? Всегда присылают одного, — что это в нём колотнулось, похожее на смешок? Мне вдруг резко делается не по себе. — Даже если на объекте крупные неполадки, всё равно, достаточно одного инспектора. Но на«Вневременье-6» нет никаких чрезвычайных происшествий. С другой стороны, я ещё никогда не видела Вечного и Учёного в таком волнении. Так почему два Прайма? Что такого случилось? Если Император пожелал увидеть, как продвигается работа над прототипом, зачем ему присылать двух Прай…

И тут мне в голову стукает совершенно невероятная мысль. Пищалка в фильтре высвистывает что-то непотребное, а я пытаюсь вдохнуть, потому что язык не поворачивается продолжить, словно примёрз к зубам. Да быть такого не может!

— Так зачем ему присылать двух Праймов? — спрашивает инспектор, излучая явную усмешечку. — Ты действительно опасно догадлива, Прототип Зеро.

— Но как же… Почему никто… — в полной растерянности бормочу я, чувствуя, как слабеют колени. Да не может этого быть. Он не мог прилететь сам. С его-то плотным расписанием и загруженностью, бросить всё и посетить мою тренировку? Нет, нет, нет!

— Скафандр снабжён специальным искажающим фильтром, маскирующим мою основную волну и голос, — как ни в чём не бывало объясняет «инспектор». — Вечный и Учёный, конечно, в курсе. Но остальным это знать не обязательно. Это приказ.

Слабенько киваю. Надо ответить вслух, но язык как парализованный, даже обычного «подчиняюсь» вытолкнуть не может. А визитёр по-прежнему невозмутимо продолжает:

— И отучайся от дурной привычки дерзить всем подряд. Ты здесь не с Доктором и не в ТАРДИС, — он оценивающе вглядывается в мою обтекающую рожу. — Я вымотал тебя на треке. Сядь и отдохни. У меня ещё есть дела в лаборатории.

Сажусь — вернее, почти падаю на койку, освобождая ему проезд. Ноги не держат. В зеркале отражается моя пунцовая физиономия с расширившимися от ужаса глазами.

Хлопок задвинувшейся за белым скафандром двери.

Мама моя радиация. Это что же получается — я за какой-то скарэл трижды надерзила Императору и имела наглость приставать к нему с вопросами? И ещё жива?!

Ну, девушка, ты жжёшь и пепелишь. Напалмом.

…Не знаю, сколько я так просидела, пялясь на своё ошалелое отражение, но из прострации меня выдергивает приватное сообщение Учёного:

«Император удовлетворён достигнутыми результатами и приказал отправить тебя в Центр. В течение декады мы должны осуществить переезд. Вечный займётся подготовкой необходимых помещений там, а ты поможешь мне здесь».

С усилием заставляю себя оторваться от зеркала и закрыть глаза. Пока мне так проще общаться через патвеб. А Учёный продолжает распинаться:

«Уж не знаю, что ты опять отколола, Зеро, но ты сумела его к себе расположить. Только не зарывайся. Помни, кто он и кто ты».

«Я не должна была догадываться».

«Конечно, не должна. Но догадалась. А кстати, как?»

«Никогда не присылают двух инспекторов. Так не бывает. Значит — он и сопровождающий секретарь, — и осторожно добавляю, пользуясь расположением Учёного. — Он, должно быть, взбешён».

«Нет, ты оправдала его ожидания, включая вызывающее поведение. Но не надейся на безнаказанность. В Центре программу твоих тренировок уже будет утверждать он сам. И будь уверена, из тебя выжмут всё по максимуму. И дисциплину вколотят обратно, Стратег не даст тебе вести себя так распущенно, как даю я. Сегодня твоё собеседование с психологом отменяется. У тебя шесть свободных скарэлов, можешь дальше шалеть от собственного нахальства или поесть. Будь у меня в лаборатории через этот срок. А пока не вертись перед гравиплатформой и не затмевай фоторецепторы комиссии!»

«Подчиняюсь».

Контакт пропадает, но я по-прежнему сижу, закрыв глаза, и заново проигрываю в памяти свою первую в жизни аудиенцию. Да уж, такая образцовая наглость поневоле обращает на себя внимание. Для полноты картины не хватало только послать правителя варить мне манку.

Наглость — второе счастье? Нет, дерзость — межвидовой гибрид испуга и агрессии. Тупо защитная реакция загнанной в угол зверушки.

Ну почему Император не позволил откорректировать мою личность и убить эмоциональность и впечатлительность? Ведь всё равно переписывали в новое тело, можно было избавить меня от этого бага в мозгах.

Обязательно наберусь наглости и спрошу, пусть даже меня за это «наградят» титулом далека, задающего вопросы, со всеми вытекающими последствиями.

Непременно спрошу.

Когда-нибудь.

====== Сцена вторая. ======

— Транспортные врата номер сорок четыре, переброска через три… два… один. Переброска активирована.

В междумирье не попутешествуешь просто так, без спецсредств. Наши средства — особое устройство под названием «врата». Поскольку за пределами Вселенной не существует пространства в обычном понимании, то допустимо сказать, что все станции и корабли Новой Парадигмы находятся на одной и той же точке координат и одновременно распылены повсюду. А врата — это просто отсек, подключаемый к любому из объектов, по заданной программе. Постоянные переходы делать накладно, защищающее от междумирья поле имеет ограничения по размерам и сохраняемой внутри массе, и при превышении этих ограничений общий КПД системы резко идёт на спад. Проще и выгоднее сделать несколько небольших баз, чем одну здоровую, а связь держать по мере необходимости через автономные врата. На самом деле, выглядят они совсем не как арка или проём, это залы размерами от грузового контейнера до ангара и с несколькими типами входов, под разные грузы.

Судя по полу тех врат, в которые мы загрузили лабораторное оборудование, тут совсем недавно везли металлолом. Я в своё время повеселилась, узнав, где Новая Парадигма добывает далеканиум и некоторые редкоземельники. Оказывается, они сгребают всё, что Доктор когда-то выкинул в междумирье — и мёртвых далеков из Войны Времени, и вышедших из строя киберлюдей. Правильно, а чего ресурсу пропадать, если есть возможность им воспользоваться? Такой трезвый подход к делу вызывает лишь уважение. Около пятнадцати миллиардов погибших соотечественников; из трёх старых скафандров можно сделать два металертовых. Всё меньше палиться. Кроме того, на Скаро в Войну Времени исчерпали все биометаллы, а синтез дороже, чем переплавка. И… насчёт Скаро есть ещё одна закавыка, но я пока не хочу о ней вспоминать. Слишком грустно.

— Соединение с базой «Центр» через три… два… один… Соединение завершено. Врата могут быть открыты после звукового сигнала. Требуется выбор открываемого люка. В случае, если люк не будет выбран в течение двух рэлов, автоматически откроется последний использовавшийся.

Помимо груза и меня, в помещении находятся девять ведущих специалистов, работающих на проекте, и сама Учёный. Никто из нас, естественно, не сдвигается с места, пока тяжёлые двери ангара не разъезжаются в стороны. Снаружи — встречающая делегация, два неизвестных мне безопасника и четыре звена сервов, плюс погрузочная техника и транспортные платформы. Смонтируют всё без наших рабочих, уже скинувших необходимые данные здешним сервам. Контроль понадобится только в помещениях, отличающихся по габаритам.

Пора выдвигаться, чтобы не мешать разгрузке. У врат жёсткое расписание, нельзя его сбивать — это отразится на всех. Империя должна функционировать, как единый механизм, чётко придерживаясь составленного для неё оптимального графика. Сбои ведут к потерям в КПД налаженной системы.

Спрыгиваю с ящика, на котором сидела. И тут понимаю, что все грузчики и даже оба безопасника смотрят на меня. То есть не просто смотрят, а пялятся. И фонит от них таким затыком, что хоть защитное поле выставляй.

Проблема есть. Сервов за пределами «Вневременья-6» вряд ли ставили в известность насчёт Прототипа Зеро. Максимум, что они могут знать, это то, что я существую, причём в формулировке «ведётся разработка нового типа далеков», без дополнительных объяснений, просто сухая строка из новостных сводок. Как я выгляжу и что из себя представляю, они, естественно, даже не догадываются. Проект находится не на той стадии, на которой можно разглашать подробности. Поэтому видя существо гуманоидного типа, которое по всем правилам должно быть пленником или марионеткой, но не пленник и не марионетка, да ещё фонит настоящим чистокровным далеком, сервы должны вылететь в зависание. Даже безопасников склинило, хотя вот они-то должны знать, кого встречают. Кажется, разгрузка всё же будет сорвана.

Учёный двигает первой, за ней ровным строем вытянулись мы. Я иду рядом с номером Девятнадцать, своим текущим психологом. Как он Шестнадцатого сменил, так пока и удержался. И я чувствую, что он тоже обратил внимание на происходящее и наблюдает как за встречающими, так и за мной.

«Мы укладываемся в расчётную реакцию?» — спрашиваю я приватно, потому что такие напряжённые взгляды в мой адрес немного волнуют.

«Неизвестно, — отвечает он. — Ты для далеков — нечто совсем новое, а сервы туги к нововведениям. Мы не можем просчитать их точную реакцию заранее. Не стреляют. Уже хорошо».

Утешил, варги-палки. Теперь сервы будут обсуждать увиденное всем составом ближайшие сутки. И ещё неизвестно, что там в своих туповатых мозгах сварят.

«Зачем было решено поставить этот эксперимент и не провезти меня изолированно?»

«Социализация необходима. Проект выведен из лаборатории, значит, переходит в открытую стадию разработки».

Я даже понимаю, почему они не предупредили меня, им нужна и моя реакция на реакцию посторонних. Пока отметят, что «взволновалась». Но я уже почти успокоилась.

Внезапно ко мне приватно обращается незнакомый номер:

«Что ты такое? Объясни-и?»

О. Наглый, наглый, наглый серв, я бы не отказалась от него на «Возмездии». Обожаю таких, инициативных и любопытных, от которых начальники обычно воют и в ужасе ищут, куда бы сплавить сомнительное счастье. Но мне такие нравятся, с ними не скучно, и вообще, дурак дурака видит издалека. Интересно, кто именно ко мне обращается? Окидываю быстрым внимательным взглядом красный строй. Похоже, вон тот, справа, во втором ряду.

«Спроси у старших командиров, если посмеешь», — отбриваю, сверля взглядом его фоторецептор и чётко давая понять, что общаться с ним я не собираюсь. Но вот его персональный шифр, пожалуй, стоит запомнить. И никому не говорить.

Учёный тем временем отрапортовала, что мы прибыли. Один из безопасников, видимо, старший по званию, разъясняет обстановку, что помещения готовы к установке оборудования, что его спутник проводит прибывших специалистов туда, где они смогут руководить процессом монтажа, корректируя действия рабочих прямо на месте сообразно обстановке, а мою начальницу и меня пожелал видеть Император. Вот так, прямо с порога, не успели заявиться, и сразу пред светло око. Впрочем, мне же было обещано, что последствия за тот вопрос будут, а правитель всегда держит слово. Даже думать боюсь, что он мне устроит. У меня всё равно столько фантазии нет. Хотя… Какая разница, терять мне давно уже нечего. Будь что будет.

— Следуй за мной, Прототип Зеро, — приказывает Учёный, выслушав тираду и отправив остальную команду с безопасником.

— Подчиняюсь, — отвечаю. Чем быстрее мы уйдём от любопытствующих сервов, тем мне спокойнее. Хотя придётся пройти, наверное, не меньше чем через треть станции, и все взгляды снова будут мои. Ладно, это просто надо перетерпеть. Окружающие постепенно привыкнут и перестанут проявлять ко мне интерес. Если даже кого-то переклинит на отторжение, ну так проект требует вскрыть как можно больше проблем за как можно более короткий срок. И это моя работа, никто за меня её не сделает. Реакция общества значит очень многое, от неё зависит, что дальше будет с Прототипом Зеро, не впишут ли меня ещё через десяток лет в другое тело и не спишут ли вообще. Если большинство встреченных просто останется в непонятках, то это хорошо. А вот если кто-то начнёт к оружию ложноручки тянуть, это уже хуже. Наверное, для того нам в сопровождение безопасника и выделили.

База «Центр» мало чем отличается от базы «Вневременье-6». Нет, конечно, тут другая планировка, потому что и нужды другие. Но общая атмосфера та же, только освещение за пределами технических и вспомогательных помещений не рыжее, а белое, синее или жёлтое. Сквозь прозрачные стены лифта я вижу на одном из этажей зеленоватые лампы и припоминаю, что это — маркировка закрытых отделов, куда без особого допуска соваться не надо. Конечно, если бы мы могли перемещаться по транспортным шахтам, это было бы и глазу приятнее, и кстати, быстрее, но пока у меня нет левитационных устройств, приходится обходиться лифтами. Кстати, надо зафиксировать на этом внимание Учёного, и плевать на безопасника, жёлтые умеют молчать.

— Считаю, что отсутствие левитации является очень большой недоработкой. В этом отношении прототип сильно проигрывает далекам старого образца. Сейчас я это остро ощущаю.

— Твоё полётное оборудование на стадии разработки, — отвечает она.

— Но целью было создание оболочки, не зависящей от техники. Быть может, возможна психокинетическая левитация? Я понимаю, что это дополнительные ресурсы мозга…

Она отвечает устало-раздражённо:

— Зеро, это много раз обсуждалось. Я не желаю выслушивать твоё нытьё на почве комплекса неполноценности непосредственно перед аудиенцией, — врезала прямо в мозг. — Можешь поговорить на этот счёт с Пси-Контролёром, у тебя сейчас будет такая возможность.

В её последней фразе слышится неприятная усмешечка. Ненавижу, когда Учёный начинает издеваться, она всегда находит способ болезненно поддеть.

Пси-Контролёр. Я только слышала о нём, как и о Контролёре Времени, причём первым при мне их упомянул Доктор. В моё время таких не было. Проект Контролёра Времени, правда, существовал, но упирался в какие-то неразрешимые на том уровне науки проблемы, а вот про псионика даже речи не шло. Быть может, это доработка старого проекта «Дух далеков»*. В общих чертах я, естественно, о них знаю от персонала «Вневременья-6», но детали мне не раскрывали, мол, не твоё дело и занимайся, чем должна. А порыться как следует в патвебе и удовлетворить любопытство не хватало времени и сил. Да и побаиваюсь я пока интересоваться всем подряд, одного суда за сование фоторецептора куда не просят мне пока хватило. Второй раз точно не простят, лучше не нарываться. Тем более что текущая аудиенция тоже недалеко уйдёт от судебного разбирательства, зря или не зря меня использовали для создания прототипа.

Наконец, оказываемся на нужном уровне. Здесь белая не только подсветка, но и цвет стен. Пол и потолок, правда, блестят мокрым асфальтом, но на мой вкус, это красиво и в супримских цветах. Я вообще люблю белый. Привычка юности, мой родной Альтак был белоснежным и снаружи, и внутри. Так что вдруг понимаю, что мне в этом коридоре очень комфортно, а приятно тёплый пол добавляет позитива — на технических уровнях он был ощутимо холоднее. Настроение не отравляет даже отсвечивающий у лифта Вечный. Я была готова его увидеть, и было бы странно, если бы его тут не оказалось. Правда, он как-то странно-полувопросительно переглядывается с Учёным, пока я вытягиваюсь в струнку. Интересно, к чему эти их гляделки и вопрос про проверку какой-то синхронизации? Наверное, это какие-то их здешние дела, которые, как водится, меня не касаются. Пока обдумываю всё это, сопровождавший нас безопасник рапортует и отчаливает, а Вечный смеривает взглядом мою низенькую оболочку.

— Ты не выглядишь сильно взволнованной.

Надеюсь, на моей противно-симметричной физиономии сейчас ничто не дёрнулось.

— Семь бед — один ответ.

— Брось свои земные пословицы, — надо же, а сам их знает, если влёт определил. — У нас высочайшая аудиенция, так что приказ — молчать, пока не спрашивают, а когда спросили — отвечать по уставу и не выделываться.

— Или я сама тебе голову оторву, — добавляет Учёный. Наверное, им всё-таки нагорело за события десятидневной давности, или напротив, они тогда сильно испугались и до сих пор не верят, что легко отделались за моё поведение.

— Подчиняюсь, — паинькой соглашаюсь в ответ и вытаскиваю специально заготовленную для Вечного подначку. — Каков протокол приветствия Императора?

— Ты что, не учила устав? — он аж подпрыгивает на месте от гнева.

Ой, как кто-то подставился. Ну не виновата я, что…

— Устав не прописан для этой оболочки. У меня два манипулятора вместо одного. Я должна поднять их оба?

Мои сопровождающие замирают неподвижно. Потом выразительно смотрят друг на друга.

— Это проблема, — нерешительно замечает Учёный.

— Я уточню метод её решения, — Вечный явно уходит в дебри патвеба. А Учёный принимается критически разглядывать мои руки, словно видит их в первый раз. Ну да, её штат я обычно приветствую вставанием по стойке «смирно», это всех устраивает, и поэтому до сих пор никто не озадачился подгонкой некоторых пунктов устава под прототипов. А я вот озадачилась во время путешествия и решила приберечь мелкую пакость для Вечного.

— Ответ получен, — оживает чёрно-жёлтая громада. — Приветствие было разработано на основе каледианского салюта членам Высшего Совета. Ты можешь воспользоваться старой моделью.

Сверяюсь с базами. Вскидываю правую руку.

— Так?

— Чётче, — чеканят они синхронно.

Приходится потратить несколько рэлов на репетицию, пока моих начальников не удовлетворяет результат. Теперь можно и на аудиенцию идти, только почему-то начинает нарастать волнение. Вот вроде знаю, что манипулятор… тьфу, руки мне там не оторвут, хотели бы расстрелять — сделали бы это ещё десять дней назад. И обстановка на этаже умиротворяющая, особенно если держать между собой и Вечным Учёного. И навстречу никто не попадается и не пялится на мою персону. Но с каждым шагом всё больше начинают трястись поджилки. Во-первых, Император. Как повод понервничать, даже не обсуждается. Во-вторых, все правительственные «шишки» — ещё не знакомые мне Стратег и Серв, и если правильно понимаю, то оба Контролёра. А также какие-нибудь Супримы, императорская гвардия и ещё мама-радиация весть кто. И на фоне всего этого — обещанное мне наказание за вызывающее поведение. Неудивительно, что к тому моменту, когда мы подходим к тронному залу, у меня подгибаются нижние конечности.

Коридор становится выше, и я вижу впереди слева высокие трапецевидные двери и четырёх охранников синей расцветки. Гвардейцы из касты стратегов, элитные войска, варги-палки. Отзвонившиеся в патвеб персональные шифры указывают на то же самое. Что-что, а иерархию Новой Парадигмы я учила чуть ли не в первую очередь, она здорово сложнее той, в рамках которой я прожила почти двадцать пять лет.

«Не зарывайся, — снова повторяет мне Вечный, уже приватно. — Заткни даже мысли. Я тебя насквозь вижу, и твои мелкие интриги тоже. Ты — мой проект. Не думай, что сумеешь выскользнуть из-под моего контроля».

Каждый раз он ухитряется найти формулировку, которая меня заводит с полтычка. Но сейчас это даже хорошо. Лёгкая вспышка злости отвлекает от страха за свою шкуру. Его проект… Пахала-то Учёный и её штат. И чёрта с два бы Вечный вообще додумался до такого, если бы не разработки Сэка и сам факт моего существования. И между прочим, если разобраться, то ещё неизвестно, кто из нас чей проект.

Мы на миг замираем прямо напротив дверей. Всё, теперь меня зажали с двух сторон, и хочешь не хочешь, идти мне по центру и ни за чью широкую металертовую спину не занырнуть. Ненавижу первые ряды.

Тяжёлые створки-диафрагмы неожиданно быстро разъезжаются в стороны, и нам открывается святая святых Империи — огромный зал в виде молочно-белой полусферы с всё тем же полом асфальтового цвета. Не могу не оценить грамотность конструкции помещения, в котором чрезвычайно удобно разворачивать и двух-, и трёхмерные карты космоса. Наверное, проекторы спрятаны вдоль стен, вон в тех золотистых бордюрах. Золотистым же является круглое возвышение, отодвинутое к дальней стене. А на нём установлено то, на что я пока не смею даже взгляда поднять — многотонная императорская вычислительная стратегическая машина, которую низшие расы называют «троном» просто на том основании, что наш правитель проводит в ней большую часть жизни. У нас же обычно употребляют аббревиатуру — ИВСМ, а в быту говорят «стратегический компьютер». Хотя я слышала и жаргонный вариант, «цифруха» — его как-то уронил мой инженер с «Возмездия», он одно время работал на её филиале. Но это слово, разумеется, употреблялось только между сервами-наладчиками и только в неофициальном общении.

Стратегический компьютер — очень сложный агрегат, и состоит он не только из императорского блока. Но всё же, именно здесь находится главный координирующий центр. Три опоры на самом деле нашпигованы слоями графеновых нано-процессоров, а возвышение под ними маскирует кучу электроники и аварийный генератор. Капсула, в которой размещён правитель, тоже делится на три яруса. Верхний имеет классическую форму купола скафандра, но фоторецептор на самом деле не для обзора, и это даже не «глаз», а просто антенна для связи с Информационным Оком главного хранилища данных. Там же, в куполе, — центральный узел патвеба. Нижний ярус капсулы — сервомоторы двух манипуляторов, на тот случай, если Императору заблагорассудится собственноручно оторвать кому-нибудь излучатель по самую гравиплатформу. Ну а в средней стеклянной капсуле, заполненной физраствором и окутанной искусственным телепатическим полем, находится сам правитель. Ему и провода не нужны, там все связи идут по беспроводной передаче, а специальный состав физраствора помогает сигналам передаваться даже легче, чем по воздуху.

Кроме махины ИВСМ, на полу есть ещё два низких возвышения, дугообразных, расположенных параллельно стенам и трапецевидных в сечении, чтобы можно было подняться в любой точке. Судя по выставке скафандров на них, это места для высших советников. И все они смотрят на меня, аж пол под ногами горит! Мечтаю провалиться сквозь все уровни в междумирье, лишь бы не быть в центре внимания, но увы, не светит. Остановившись на положенной по уставу дистанции до Императора, мы втроём останавливаемся и салютуем. Во время приветствия можно — и даже нужно — посмотреть на повелителя. Как же тяжело сохранить нейтральное выражение лица!

Поднимаю глаза одновременно с рукой и понимаю, что в ответ из стеклянной капсулы устремлён взгляд-рентген, который так напрягал меня десять дней назад. Но только сейчас он ещё пронзительнее, от этого жутковато и даже вглядываться не хочется. Поэтому, как только становится можно, я опускаю взгляд обратно в пол.

— А вот и темпераментная маленькая дерзость, — оглушительным бронзовым гонгом звучит голос, вызывающий у меня в душе священный трепет. И поэтому я не сразу понимаю, какая аббревиатура у этого весьма необычного приветствия, далёкого от любых протоколов и уставов.

Он назвал меня «ТМД» — прозвищем, которое мне дали низшие. Прилюдная моральная пощёчина. Чувствую, как вспыхнуло лицо. Они же тут все и всё должны обо мне знать. Пол, провались подо мной из жалости! Какой позор… Хуже любого выговора перед строем. И чует моё на четверть металертовое сердце, что это ещё не конец.

Стою, как в тумане с видимостью на два де-лера, почти не слушаю, что там докладывают Вечный и Учёный насчёт проекта. Очухиваюсь только, когда вдруг оказываюсь совсем одна, а мои сопровождающие поднимаются на пандус справа от Императора. Унижение я проглотила, к вниманию окружающих притерпелась, и, хотя стоять под перекрёстным огнём взглядов крайне тяжело, уже рискую исподтишка поглядеть, кто же тут присутствует.

Итак, расстановка ясна. Справа от правителя и соответственно, слева от меня — Верховный Совет. Дальше всех от ИВСМ стоит Серв, потом Учёный, потом Стратег, потом Вечный, по старшинству каст. А у самой опоры — незнакомый далек в синем скафандре, опоясанном темпоральным гироскопом. Понятно без дурацких вопросов, Контролёр Времени. Слева народу побольше, все в белом. Супримы. Возможно, даже Праймы. Во главе их ряда — далек в скафандре с укрупнённой верхней частью, но, в отличие от Духа, всё же меньше и без прозрачных частей. Кстати, покрашен в белое. Пси-Контролёр, кто же ещё.

Не смею поднять глаз на Императора. Чувствую себя хуже, чем когда-то на суде. Внезапно слева доносится сухой пронзительный тенор:

— Прототип Зеро, почему ты согласилась на модернизацию?

Стратег. И мама-радиация знает, какой вывод из моих слов он сделает! Но отвечать я должна правду и только правду. Меня сюда специально притащили, чтобы прояснить все возможные вопросы о Прототипе, а они в основном завязаны на моём подсудном прошлом. Фактически, сейчас обо мне должно быть составлено новое мнение, как можно более объективное. Поэтому — исключительно правда.

— Две причины. Первая: создав предпосылки к возникновению Новой Парадигмы, я чувствую себя ответственной за её благополучное существование, — меня накрывает глухим возмущением с обеих сторон. — Вторая: мне было любопытно, что получится в итоге эксперимента, — возмущение нарастает, индифферентными остаются лишь Император и Контролёры.

— Ты понимала, что у тебя не будет никаких прав в Империи? Ты понимаешь, что вообще не имеешь права так говорить и даже мыслить? — продолжает Стратег.

— Подтверждаю.

— И всё же смеешь. Ты — бывший беглый преступник. Что тебя сподвигло вернуться?

— Я не рассчитывала, что когда-нибудь окажусь за пределами лаборатории, а это равносильно пожизненному заключению в Изоляторе. Но я понимала, что снова смогу быть полезной для Империи. Это было главным в принятии решения.

— Почему ты искала контакт с Новой Парадигмой? Ты не осознавала, что для нечистокровки это может быть опасно?

— Свобода, безделье и существование вне Системы для далека опаснее смерти. Я бы предпочла умереть на Эккелине. Но этого не произошло, и я подчинилась воле Новой Парадигмы во всём.

Кто-то ещё больше возмущён моим ответом, кто-то напротив, становится заинтересованным. Учёный чуть дёргается на месте, словно хочет на меня шикнуть, но не смеет.

— Ты считаешь, что имеешь право что-то «предпочитать»? — не выдерживает Вечный. Его бас составляет забавный контраст с голосом Стратега.

— Я не имею права «предпочитать» и доказала это своим согласием на эксперимент. Но все мы — мыслящие существа, которым невозможно запретить думать. Система стоит на том, что для далека важно уметь оставлять свои мысли при себе и служить на благо Империи независимо от них.

— Она же бунтарь! — вдруг роняет один из белых. — Как она смеет о чём-то думать?!

— Нет, — вдруг возражает Император, и я вдруг понимаю, что он следит за допросом с явным интересом. — Её соображения любопытны. Прототип Зеро дерзка, но исполнительна и послушна. Пси-Контролёр?

— Степень правдивости в текущем разговоре — девяносто пять и шесть десятых процента. Общие характеристики: степень преданности — сто процентов. Степень жертвенности — девяносто семь процентов. Дерзость спровоцирована страхом, как защитная реакция психики. Страх вызван неопределённостью положения в Системе и прошлыми дисциплинарными проступками, — совершенно безэмоционально чеканит белый силуэт. Ну да, если он супер-телепат и специалист по психокинезу, у него просто нет места под чувства во время работы. Наверное, потом бывают жестокие откаты.

Ровно на этой мысли его взгляд фиксируется на моём лице, а нейтральный голос вдруг добавляет:

— Степень сочувствия сородичам — шестьдесят две целых три десятых процента.

Сглатываю. Вот уж чего никогда в себе не замечала!.. А он продолжает бомбить:

— Слабо выраженный эгоцентрик. Карьеристка. Рекомендуются словесные поощрения для повышения работоспособности. Прагматична. Степень осторожности — пятьдесят восемь процентов, при этом в наличии склонность к спонтанным решениям и умеренному риску в критической ситуации. Оптимальная сфера деятельности — разведка, шпионаж, дипломатия, прогнозирование, по данным направлениям рекомендована индивидуальная работа с умеренным надзором.

На слове «индивидуальная» опять корёжит всех, кроме Контролёров и Императора. Кстати, даже меня. Потому что это не очень хорошо, далеки должны работать сообща. Всё же есть у меня в мозгах какой-то неправильный сдвиг.

— Значит, тебя тревожит твоё положение в Системе? — пронзительный взгляд Императора упирается в меня. Варги-палки, и что вот ему сейчас ответить? Правду. Только правду. И ничего, кроме правды.

— Я полтора года заставляю себя думать, что моё место — лабораторный образец, и ничего более. Но если признаться перед самой собой, то да, я не вполне понимаю своё положение, — почему так хочется оправдаться? — Наверное, это связано с тем, что Система тоже не определилась в отношении меня и будущих прототипов.

Прозрачный намёк на до сих пор не переработанный устав. На самом деле, это правда, что истинные далеки тоже не решили, как ко мне относиться, даже те, кто сидит наверху проекта.

— А ты смелая, — в голосе правителя опять звучит усмешечка, а рентген взгляда поворачивается на Вечного и Учёного. — Лабораторный образец отважнее императорских советников, у него хотя бы хватило духу пристыдить вас, что вы до сих не определились в отношении к прототипу, которым должны заниматься не только добросовестно, но и с полной отдачей. Мне нравится, что у вас получается, но во многом это заслуга моральных качеств вашего образца.

— Прототипу Зеро просто нечего терять, — сам того не понимая, повторяет мои мысли Вечный. — Отсюда её неуправляемое поведение.

— Ей нечего терять, а она выкладывается на сто процентов на благо Империи! А вам, выходит, есть что терять, и поэтому можно работать кое-как? Почему до сих пор не разработана экипировка прототипов? Почему для них не сделан отдельный жилой блок? А тяжёлое вооружение? А модификация кораблей? Черновые расчёты, ничего более! Полтора года, где чертежи и сметы? Выходит, далекам должно быть нечего терять, чтобы работать как следует?! — Император их драит с песочком, но, похоже, не только за мелкие недочёты — ведь всё, что он перечисляет, на данном этапе эксперимента действительно мелочь. Такое ощущение, что он срывает раздражение за что-то большее. Не всё, видать, гладко в нашем государстве… И, задумавшись, я сама не понимаю, как с языка слетает короткое:

— Ошибка.

Наступает гробовая тишина. И только тут я понимаю, как это прозвучало. Мама-радиация, папа-трансгенез, я обвинила в ошибке Императора!!! Как говорится, высшее командование хлопается в обмороки в глубине скафандров и получает сердечно-стимулирующие средства внутривенно. А я сейчас просто умру на месте.

— Мотивируй, — взгляд правителя прожигает меня насквозь.

— Мне есть что терять. И всем нам, — голос предательски дрожит, но я должна сказать, раз уж начала. — Это Империя и Общая Идеология. Если мы их потеряем, то перестанем быть далеками. Только это, в сущности, и важно. Мы работаем на общую цель, святую цель — выживание расы и её абсолютное господство. Сто тысяч лет мы держались этой цели и выигрывали. И когда я согласилась на эксперимент, я тоже в это верила. И верю сейчас, иначе ничто не имеет смысла. Я готова понести наказание за свою дерзость, лишь бы это было не напрасно. Остальное — незначительно.

Замолкаю и гляжу в пол. Мне больше нечего добавить.

Пауза висит довольно долго и наконец разбивается бронзовым гонгом императорского голоса:

— Вот вам мнение простого Чёрного далека предыдущего поколения, достойное сохранения в веках. Возьмите его за образец и повторяйте четыре раза в сутки, — ну всё, теперь меня все присутствующие возненавидят. — А ты не рассчитывай, что тебе всё простится за красивые слова. Подойди ко мне.

Семь бед — один ответ. Делаю несколько шагов вперёд.

— Ближе.

Ещё несколько шагов.

— Я сказал, ближе, — это уже сказано с оттенком раздражения.

Подхожу вплотную к возвышению.

— Я сказал, подойди ко мне.

Платформа оказывается где-то по середину бедра, но пандус сзади, злить Императора ещё больше не хочется, так что я просто забираюсь наверх и оказываюсь между двумя металертовыми опорами. Всё-таки мне сегодня оторвут голову.

— Я ещё не забыл наглую девчонку, осмелившуюся взламывать мои персональные данные. Что же её там интересовало? — вкрадчиво раздаётся над самой моей головой, в которой тут же ассоциативно выскакивает земная цитата: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» Сглатываю, потому что горло вдруг пересохло до рези. Наконец, выдавливаю:

— Воспоминания.

— Зачем?

— Я… всегда интересовалась историей. И ещё… — кто-нибудь, заберите меня от этого покаянного позора! — Ещё мне нравится нарушать запреты. Чем запретнее информация, тем больше хочется ей обладать.

Публичная исповедь информационного вора. Доктор бы аплодировал стоя такому признанию, мол, вот вам, далеки, ваше истинное лицо, все вы подсознательно жаждете нарушить устав. Проблема в том, что лицо не истинное. И по одному квадратному колесу всю расу не судят. Но раса меня сейчас стыдится, это факт. Во всяком случае, сзади так и плещет возмущение всех присутствующих.

— Это сказано честно. Ты получишь запрещённую информацию.

Почему-то мне становится не по себе от этих слов. Ничего хорошего меня явно не ждёт, но бежать некуда. Надо просто это перетерпеть. Всё, что со мной сейчас случится. Просто перетерпеть. Далек может справиться с любыми трудностями. Я многое в жизни выдержала, выдержу и это.

Лёгкое жужжание. Невольно приподнимаю взгляд и вижу, что ко мне спускается один из манипуляторов. Между тремя клешнеобразными захватами горит лиловый светодиод, такой же, как наверху, в капсуле. Стоп, это не светодиод. Это телепатический привод.

Ровно в тот миг, когда я это понимаю, «клешни» хватают меня за голову так, что огонёк оказывается прямо напротив переносицы. И чужая память силой вливается в мою, как поток сияющего жидкого золота, бесстрастная, почти равнодушная, как и предписано регламентом.

...Два фронта — флагманский корабль далеков и спутниковая станция землян. Два врага — Император и Золотая девушка.

«Я создал новую жизнь из праха. Я — бог далеков».

Лилово-лимонный глаз, горящий безумием.

«Я бессмертен».

Бронзовый голос, отдающийся в моей голове истерическим набатом.

«Я бессмертен, и ты ничего не сделаешь».

Сумасшедший, рассыпающийся золотой пудрой по орбите Земли.

«Я не умру, я бессмертен».

Внезапно понимаю, что упала на четвереньки. Захваты отпустили лицо, в висках ломит, всё тело заледенело от ужаса. Это… это была полноценная трансляция воспоминания, которого не должно быть у этого Императора. Как же так… Неужели…

Кидаю косой взгляд на Контролёра Времени. Действительно, он, до того неподвижный, сейчас смотрит прямо на меня. Это всё было нарочно. Они проштудировали мою память, нашли эпизод, вызвавший во мне наибольшее отторжение, и наказали тем, что показали мне его в подробностях, хотя я бы не хотела видеть это ни при каких обстоятельствах.

— Значит, — выдыхаю одними губами, — ты тоже видел себя со стороны.

— Много раз, — равнодушно доносится сверху. — Смотри ещё.

Захваты снова сжимают мою голову, так быстро, что я не успеваю отшатнуться, хотя тело и пытается это сделать.

Снова. Золотая девушка и мой обезумевший правитель. Теперь я гораздо острее чувствую его эмоции, словно мы с ним в одном помещении. Нет, нет, нет, хватит, ну пожалуйста, я больше этого не выдержу!

— Ты же хотела моих воспоминаний.

Снова. Самое чудовищное — вся сцена из императорской капсулы, из его сумасшедшего тела, с его ненормальными эмоциями. Он же действительно верил в то, о чём говорил! Не могу больше! Пожалуйста, пожалуйста, перестань! Ведь это не ты, это твоя прежняя копия, практически — параллельная версия тебя. Ты был очищен при пересоздании, воспоминания сумасшедшего далека, возомнившего себя богом, никогда тебе не принадлежали.

— Ты ошибаешься. Это — я. Часть меня. Смотри!

Я думала, что почувствовала его эмоции в прошлый раз?! Да тогда они шли через фильтр! Не могу, не могу, не могу, а-а-а!..

…Лежу на бронзовом полу, обхватив себя руками и глядя в никуда неморгающим взглядом. Тело бьёт озноб. Горло дерёт, словно я кричала во всю глотку. Наверное, так оно и было. Просто… чудовищно.

В зале стоит абсолютная тишина.

— Ты получила, что хотела. Тебе понравилось? — звенит где-то далеко-далеко наверху бронзовый голос, так похожий на песню нашей родной звезды.

Надо ответить, но нельзя раскрывать рот, иначе взорвусь, как тот флагман из воспоминаний, рассыплюсь в истерическом крике. Надо хотя бы подняться, но при первой же попытке локоть правой руки подламывается, и я снова падаю щекой на едва ощутимо вибрирующий металл. С каждым мгновением охвативший меня шок всё быстрее переплавляется в неистовую злобу. Но она не похожа ни на слепую ярость, которую я пережила на электроподстанции, ни на холодный боевой огонь, с которым я разносила подземную лабораторию Джонатана Монтегю. Это нечто иное. То, что могло вспыхнуть лишь в одном случае, если при мне кто-то посмел бы рискнуть поколебать основу основ Скаро — Общую Идеологию, самый дух далеков. Ледяное неистовство. Сердце гнева. То, что в наших легендах названо «божественной ненавистью». Именно она, несомненно она приподнимает меня на локте и заставляет вторым кулаком врезать по полу.

— Прекрати сдерживаться, — голос Императора больше не насмешлив.

Молчу.

— Я чувствую тебя, вижу насквозь все твои мысли, не забыла?

Не забыла.

— Не держи их в себе. Покажи свою злость. Покажи истинное лицо ненависти. Не сдерживайся. Ты готова к этому.

А ты к этому готов?

— Выплесни всё, что тебя сейчас жжёт.

Ах, что меня жжёт?!

— Старый маразматичный идиот, — неужели мой рот может произнести такие слова в адрес правителя, неужели я их действительно произношу вслух?! — Ты — старый маразматичный идиот.

Удар кулаком в пол.

— Как ты мог проиграть...

Ещё удар. На металле остаются смазанные полосы крови.

— ...Доктору...

Удар.

— ...девчонке...

Удар.

— ...И БУДКЕ?!

Яростный крик, вскидывающий меня в вертикальное положение, и боевой удар ногой, по опоре, со всей дури.

— КАК ТЫ МОГ, А?!

Тяжело дыша, как после трека, стою и гляжу в его лилово-лимонный бесстрастный глаз. Боли не чувствую. Ничего не чувствую, кроме вкуса собственной крови на языке — да я, оказывается, облизываю ссаженные костяшки, растянув губы в каком-то подобии улыбки. Император… Я сейчас могла бы пинать его до бесконечности, пока металл не хрупнет от усталости, рвать золочёный металерт пальцами, расколошматить капсулу, растоптать бескостное тело ногами, чтобы хлюпало и чавкало, брызгая кровью и мозгом на остатки золотого трона, чтобы больше никогда, никогда, никогда сама идея далеков не была так унижена!

«Если я когда-нибудь назову себя богом, уничтожь меня».

Не сразу понимаю, что из всего окружающего пространства остался только лилово-лимонный взгляд-рентген. Мир растворился в молочно-белом сиянии и таком же молочно-белом шуме миллиардов шепчущих голосов. Нахлынувшая на меня, как пламя сверхновой, ненависть откатывается, оставляя за собой вакуум, словно могучая энергия смыла меня-прежнюю, всё наносное, всё внешнее, оставив лишь голый костяк, хтоническую планету, обнажённое «я». И это «я», судорожно пульсируя, сливается в одно целое с бесстрастным взглядом Императора. Неразрывное целое из двух независимых разумов. Непостижимо, но разве сейчас хоть что-то может удивить?

— Ментальная синхронизация достигнута, — откуда-то из далёкого далёка доносится нейтральный голос Учёного. — Уровень слияния — девяносто четыре процента.

С-синхронизация?.. Где-то я слышала это слово, совсем недавно. Но так не хочется об этом думать. Я плавлюсь и никак не расплавлюсь в лимонном небе с лиловыми облаками, тону и никак не утону в сизом зрачке-водовороте. Гнев растаял, словно я никогда его не испытывала. Ни ярости, ни боли, ни страха, ни ошибок. Чистый лист. Жизнь сначала.

«Что… происходит?»

Голова кружится всё сильнее. Серебряный туман затопляет зрение.

«Не пугайся. Так всегда бывает в первый раз».

Какое странное чувство обволакивает меня, словно я — эмбрион, со всех сторон защищённый автоматикой размножительной фабрики. Полная безопасность, пронизанная потоками информации, которые хочется уловить и раствориться в них без остатка.

«Не понимаю... Объясни...»

«Ментальная синхронизация Высшей Элиты».

Не понимаю...

Бронзовый голос, звучащий так же откуда-то издалека, говорит:

— У меня больше нет сомнений. Пересчитайте параметры личности Прототипа Зеро по формулам Золотой элиты её века.

— Это невозможно, — незнакомый голос наполнен удивлением. Но мне это почти безразлично, я пытаюсь прощупать сознанием открывшуюся мне восхитительную сторону бытия. Поток бесконечной информации, вкотором я никогда не буду «голодна». Белый шум миллиардов сознаний. Теперь я понимаю, почему цвет Супримов — белый.

— Не противоречь фактам, Десятый. Факт — девяносто четыре процента синхронизации. Но даже для чистого далека нормой считается процентов сорок-пятьдесят на первый раз. И даже после тренировок результат редко переваливает за восемьдесят процентов, из-за того, что ментальная синхронизация зависит не только от биологии, но и от менталитета. Вам требуется напоминание, кто способен на синхронизацию выше девяноста процентов? И что такое — синхронизация подобного уровня от новичка?

— Но как это могло получиться? — это уже Учёный, я узнаю её голос.

Что получилось? О чём они говорят?

— Поднимите из архива данные по размножительной фабрике Альтака, на дату активации Тлайл Дал-Ра. Найдите идентификационный шифр RLD450,A903004818, позывной Миин Дал-Теск. Изучите их личные дела.

Пауза. Потом совершенно ошарашенный Вечный спрашивает:

— Как это могло получиться? — а я где-то на задворках белого шума, кажется, различаю невнятное бормотание его же голосом, этакий панический перебор вариантов… Я что, мысли его слышу?!

— Информация отсутствует. Но уникальный результат — перед вами.

Цепляюсь пальцами за прохладную и чуть гудящую от электричества опору. Тону в могучем уме правителя, как в омуте. Руки слабнут, потому что разуму не за что удержаться.

«Не понимаю... Ничего не понимаю. Объясни...»

«Тупица Миин. Командир колонии Ломпардитен-4, младший советник высшего круга Золотой элиты. Прославилась полным неумением принимать ответственные решения, за что и была назначена командующей самой стратегически незначительной звёздной системой, которую в итоге сдала атракси в ходе боевого конфликта. Не понесла наказания только потому, что погибла в том же бою. Редчайший случай проигрыша сражения из-за полной бездарности руководства».

«Причём здесь я?»

«Если разобрать ваши параметры личности, получается, что кто-то поменял местами эмбрионов с разных конвейеров гораздо позже второй сортировки».

Первая сортировка — на соответствие зародыша нормам по ДНК, чтобы исключить врождённые анатомические и физиологические пороки. Вторая сортировка — по врождённым способностям. После этого эмбрионы разделяются на три конвейера — точнее, разделялись тогда, сейчас вообще всё по-другому, — и уходят в разные цеха размножительной фабрики. Поменять их местами физически невозможно, да никому бы и в голову не пришло. На фабриках полная автоматика, туда ходят лишь ремонтные бригады в случае поломок. Не сервы же прикололись, у них ума бы не хватило. Да и как вытащишь капсулу с эмбрионом, если она наглухо встроена?

«Но как... Зачем...»

«Неизвестно. Но это — факт, и я в нём больше не сомневаюсь. Ты изначально была распределена в высшую элиту, ты — потерянный Суприм прайм-класса. Твоё любопытство по параметрам Золотых далеков — не более восьмидесяти пяти процентов. Твоя так называемая информационная наркомания и якобы повышенная эмоциональность — всего лишь следствие невыработки мозгом имеющихся ресурсов, своеобразная компенсация. Твоя скрытность — отработка программы защиты правительственной информации, направленная не туда. Гений, растущий среди олигофренов и подгоняемый под их мерки, будет недооценён и сочтён ещё более неполноценным, чем они. И естественно, он попытается хоть в чём-то скомпенсироваться. Ты не «квадратное колесо». Ты просто слишком долго пробыла не на своём месте. Мне надо было прорвать рамки твоего скованного сознания, и я сейчас специально довёл тебя до срыва, чтобы заставить твой разум открыться рядом со мной».

Суприм прайм-класса, или просто Прайм. Далек, находящийся в настолько сильной ментальной связи с Императором, что может на время уступать ему своё сознание и служить повелителю голосом, зрением и слухом. Праймы — наместники, инспекторы на жизненно важных объектах, главы особо ответственных проектов, словом, находящиеся везде, где нужно личное присутствие Императора. А самое главное, они — живые фильтры, сервера патвеба, поддерживающие его функционирование по всему космосу и помогающие Императору в сборе и анализе информации. И я — вроде как одна из них?! Мама-радиация, вот это номер… Это что же, моё сознание сейчас — на изнанке патвеба?!

«Ты... давно понял?»

«Подозревал после того, что узнал от твоих подчинённых с «Возмездия». Вспомнил Тупицу, посчитал, подумал, предположил. По-другому не сходилось. Кому-то был очень нужен высокоуровневый Суприм среди младших чинов. Случайностью такая подмена быть не может. Это трансмат и подделка данных в компьютере фабрики. Жаль, невозможно отследить, сколько гипнопедических сеансов на самом деле было с тобой проведено, потому что тебе явно перепало что-то из подготовки высшего комсостава».

Сердце стукает глухим комком внезапной паники. Кто-то... Тот же, кто направил меня на ТАРДИС. Не могла ли эта инструкция — любой ценой втереться в доверие к Доктору и похитить его знания о Времени — быть вложена в меня ещё тогда, на конвейере? Очень удобный момент, и уже не докопаешься, что там было ещё, слишком много наслоений сверху.

«Инструкция?» — переспрашивает Император. Точно, мы же в такой сильной ментальной связке, что моё сознание практически полностью растворено в нём. Сейчас он каждую мою мысль громко слышит, ничего не спрячешь. Зачем я только напомнила?

«Подтверждаю...» — а толку-то возражать. Я сама им отдала все свои воспоминания ещё на Эккелине. А что забыла, то они из меня вытащили при переписке личности.

Император пугающе молчит.

«Теперь ты прикажешь меня уничтожить? — спрашиваю, медленно проваливаясь в безнадёжность. — Я не знаю, кто это был и какие цели преследовал. Но это точно не Культ Скаро, Каан бы знал. Наверное, я опасна для далеков».

«После такого уровня ментальной синхронизации? Зеро, не пытайся разыгрывать дурочку. Ты нужна Империи. Нужна такая, как ты есть — взбалмошная, безумная, непокорная, отвратительно дерзкая и зацикленная на целости своей шкуры интриганка, рискнувшая сказать мне вслух всё, что подумала. Не рассчитывай на доверие, никто не забудет ни твоё прошлое, ни тёмную историю с твоим появлением на свет, но уничтожать тебя нерационально. Вечный может сколько угодно обвинять тебя в Мерзости, остальные могут сколько угодно возмущаться твоему своеволию, но я от тебя так просто не откажусь. Ты выучилась смотреть на вещи под нестандартным углом именно благодаря своей уникальной биографии. Ты — не замена Культа Скаро, но серьёзная альтернатива. Мне необходим такой советник».

И над моей головой, как тяжёлый бронзовый гонг, звучит окончательный вердикт:

— Зеро принята в касту Белых и в Высший Совет Империи. Её роль — наблюдатель и независимый эксперт, имеющий право высказывать и обосновывать своё мнение по любому вопросу.

Кажется, мне только что разрешили спорить с правительством и затыкать Вечного. Теперь наконец понятно, почему Император распорядился ни в коем случае не влиять на мою личность и память. Я была ему нужна такая, какая есть. Потому что он собирается выжать из меня всё, и действительно по максимуму.

Голова кружится всё сильнее, сознание медленно меркнет. Архитектор стала преступницей. Преступница оказалась Праймом. И никого, кроме меня, такое назначение не шокирует. Весело живут далеки, да?

Комментарий к Сцена вторая. *имеется в виду Psyche Dalek, аццки страшная тварь из расширки.

====== Сцена третья. ======

Прихожу в себя, лёжа на полу под самой ИВСМ, где и навернулась. К вене на ноге приклеен пластырем портативный шприц-капельница, скорее всего, с седативчиком. Рядом поставлен стакан с протеиновым питьём и лежат несколько питательных гранул. Это очень кстати, потому что есть хочется просто страшно. Рядом возвышается чёрная гравиплатформа — про эту деталь металертовых «горбунков» вполне допустимо так сказать, учитывая её высоту. Судя по жёлтому блеску над ней и ауре, нагоняющей страх, это Вечный. Патвеб показывает ещё несколько номеров в ближнем радиусе. Мои медик и психолог, Учёный, Контролёры, какой-то Суприм, судя по первой букве шифра — Прайм, присовокупив к этому сплошные нули в номере, предположительно получаем старшего Прайма. Остальных, видимо, выгнали за ненадобностью.

Совещание между присутствующими. Несмотря на голод, всё же принимаю решение закрыть глаза и послушать, пока про меня забыли. Вряд ли они говорят что-то, что не предназначено для моих слуховых рецепторов, но стоит лишь показать, что я в норме, как меня отсюда немедленно выпроводят с медиком и психологом.

— И всё же, я настаиваю. Раз она — Прайм, то должна быть переведена в мой отдел.

Ба, да тут идёт делёжка! Представляю, как забавляется Император.

— Она неблагонадёжна, — рычит Вечный. — Отдел безопасности не выпустит её из-под контроля.

— Зеро — экспериментальный образец. И даже будучи принятой в Супримы, остаётся прототипом. Ей нужен постоянный медицинский и психологический контроль и тренировки, — спорит Учёный. — Номер Десять, ты потерял логику, какой из неё Прайм?

Чисто по логике, я согласна с Учёным. Но как же хочется запустить ложноручки… то есть просто ручки в информационное пространство!

— Прототип Зеро способна на высокоуровневую синхронизацию. Она должна работать по своему направлению.

— И свихнуться из-за нетренированности психики после первых же суток работы!

— Устойчивость развивается в процессе кадровой подготовки.

— Я не допущу, чтобы преступник с психическими отклонениями добрался до неконтролируемой информации патвеба.

— Отставить спор, — ну наконец-то их гвалт надоел Императору. — Прототип Зеро прежде всего — прототип. Она была и останется на ответственности тех, кто ведёт эксперимент. Праймов готовят с момента активации, а она упустила около тридцати лет и больше не годится на эту роль, — что? Не будет мне безграничной информации? Нечестно! — В ней слишком много её самой, Десятый. Те шесть процентов, которые не позволили нам с Зеро достичь полного соединения, и есть то, что уже не уничтожить, не уничтожив её уникальность.

— Её «уникальность» представляет опасность для Империи, — занудствует Вечный.

— Недоказуемо, если ты о её странном возникновении, — отрезает правитель. — А если ты о распущенности Зеро, то её вы обломаете. Я больше не потерплю вызывающего поведения этой девчонки в своём присутствии, но спрошу прежде всего с вас.

Заманчиво, конечно, подставить врага хотя бы под нагоняй, но тогда и Учёному достанется, а я ей благодарна за хорошее отношение, оно меня всегда поддерживало.

— Далеки не должны иметь ярко выраженную индивидуальность, — менее решительно, но очень упрямо продолжает Вечный. — Это представляет опасность для Империи.

— Не во всех случаях, — отвечает Император. — Зеро осознаёт свои отклонения и при желании может их контролировать. Позаботься, чтобы это желание у неё не остывало.

— Объясни, зачем она принята в высшую касту, если не может выполнять обязанности Прайма? — это опять Десятый. Надо бы с ним поближе познакомиться или хотя бы навести справки, что он из себя представляет.

— Ты слышал Пси-Контролёра. Чтобы её смирить, нужно ей найти чёткое положение в системе и личное заведование. Тогда она избавится от неуверенности в себе и начнёт работать продуктивнее. Поскольку Зеро изначально была распределена в Элиту и, даже выпав из Системы, определяла цели и методы их достижения на должном уровне, она получит заслуженную белую маркировку. Но поскольку Прототип — часть проекта по усовершенствованию ДНК, то она будет числиться Супримом на особом положении и продолжит работать там, где работала, за исключением совещаний, на которых её присутствие будет необходимо. Этот момент я буду решать сам и вызывать её тоже сам, когда Верховному Совету для прочистки мозгов понадобится пятилетний советник. Считаю, что все непонятные моменты вам разъяснены в достаточной мере. Так что оставьте глупые споры и работайте сообща. А ты прекрати подслушивать и пей свою питательную смесь.

Последнее звучит безо всяких пауз и переходов, поэтому несколько внезапно. В последний миг прикусываю кончик языка, с которого уже собиралось сорваться что-то вроде «не хотела мешать срачу высокого командования». Стыдно, девушка, что тебя так продраивают насчёт манер, пора бы и самой начать вести себя как следует, а то тебя перестанут принимать всерьёз и снова сбросят до звания лабораторной зверушки. Так что молча сажусь и послушно принимаюсь за питьё и гранулы, стараясь не обращать внимания на тут же проявившееся головокружение и чёрные круги перед глазами.

— «Пятилетний советник»? Ты всерьёз?.. — переспрашивает Вечный.

Странно, словосочетание смутно знакомо, но я никак не могу вспомнить его источник.

— Подтверждаю. Её возраст, уникальный опыт и сформировавшийся особый взгляд на всё происходящее достаточно точно совпадают с параметрами, заложенными в данном термине. И то, как она сегодня осмелилась отчитать всех нас, это лишний раз доказывает.

Мама-радиация, вспомнила! «Кодекс злого властелина», жуткое порождение юмористов Сол-3, на которое я в своё время обратила внимание при анализе земной литературы. Какой бы дебильной ни была задумка этого текста на вкус далека, он, тем не менее, примечателен разбором классических моментов, ведущих к проигрышу. И кстати, многие из этих пунктов вполне могли быть отнесены к нам. Поэтому и сунула «Кодекс» в общий пакет информации, составленный для Новой Парадигмы. Офигеть, они его не отмели и рассмотрели с чисто даледианской дотошностью!

Ну что ж, Прототип Зеро, поздравляю — ты теперь пятилетний советник злого властелина. Венец твоей карьеры. Точнее, эпитафия.

Ставлю опустошённый стакан на пол. Тупое нытьё в области желудка наконец-то унимается, и головокружение тоже. Осталась слабость, но это пустяк. Выразительно смотрю на медика, потом на шприц, потом опять на медика. Он, помедлив, — наверное, оценивает моё состояние, — кивает. Отклеиваю пластырь сама, пальцами удобнее, чем его захватом, и даю отсоединить капельницу. Хорошая штука, даже кровь не идёт. А то меня в своё время Марта Смит-Джонс на пару с Доктором так истыкали шприцами, что просто мрак, да потом ещё пришлось присохшие тампоны отдирать.

«Как состояние?» — приходит запрос от психолога.

«Нормально, только устала», — я и вправду чувствую себя сносно.

«Тебя наконец признали Супримом?» — улыбочка.

«Чисто формально. А почему «наконец»?

«Нас с самого начала предупреждали, что с тобой не всё так просто, и велели регистрировать то, что не попадает в рамки среднестатистического Чёрного далека из твоего времени. Постепенно накопилось довольно много интересных моментов. Но отчего так, мы не знали и до сих пор не очень понимаем».

«А я теперь понимаю. Кстати, почему не сработало сигнальное устройство на фильтре?» — хотя чего я спрашиваю, и так очевидно. Запищи бы оно, я бы опомнилась и не вошла в такой «штопор».

«Был приказ отключить его на последней проверке перед передислокацией. Давай не будем это сейчас обсуждать. Тебе нужен нормальный отдых».

«Я подчиняюсь».

Весь разговор, как водится, почти не занял времени, Вечный ещё обдумывает слова Императора. Любопытно, насколько нормально обсуждать всё такое в приватной беседе через патвеб в присутствии Императора, ведущего Прайма и Пси-Контролёра? Хотя они никак и ничего не показывают. Или всё это незначительно, или контора пишет и запоминает.

Обвожу взглядом помещение и вдруг понимаю, что Контролёр Времени всё ещё на меня смотрит. Почему? Это странно. И страшновато. Подозреваю, в один прекрасный день он захочет со мной поговорить, благо есть о чём.

Медик сканирует мой лоб и заключает:

— Прототип Зеро в удовлетворительном состоянии.

— Если так, то совещание окончено. Возвращайтесь к текущей работе, — следует немедленный приказ.

Не знаю, кому как, а мне очень хочется свалить подальше отсюда, поближе к своему отделу, поэтому подхватываю стакан и быстро поднимаюсь на ноги. Немного качает, но тут есть возможность уцепиться сразу за два дружеских манипулятора и один недружественный, и я выбираю ближайший, по закону подлости — именно недружественный. Вечный недовольно косится на то, как я вцепилась в его конечность, но проглатывает нахальство молча. Через пару шагов мне всё же удаётся обуздать очередную волну головокружения, вызванную сменой положения в пространстве, я отпускаю Вечного, и мы все, исключая Контролёров, выметаемся из императорского зала. Уф, ещё один экзамен сдан.

Сразу за дверьми Десятый, Вечный и Учёный останавливаются и выразительно смотрят друг на друга. Ясно, что-то ускоренно обсуждают между собой. Медик отбирает у меня стакан:

— Прототип Зеро, ты перенесла сильное психическое потрясение и будешь отдыхать десять скарэлов, прежде чем приступишь к своим обязанностям.

— Я подчиняюсь, — отвечаю. Пожалуй, полежать действительно не помешает. Спать вроде не хочется, но можно будет помучить бисеринки. Я давно просекла, что это тоже расслабляет. И выговориться бы.

Начальство разворачивается друг от друга. Десятый укатывает в сторону знакомого мне лифта, остальные двое смотрят на нас.

— Мы сейчас же приступим к работе над организацией лаборатории, — говорит Учёный.

— Я провожу Зеро в подготовленное для неё помещение, — заканчивает Вечный.

Упс. Я так надеялась, что со мной пойдёт номер Девятнадцать и мы устроим маленькую психологическую беседу в течение отведённого для отдыха времени. И вот итог — топать под конвоем занудного безопасника, который спит и видит меня под лучом. Чую, настроение начинает портиться. Это, наверное, откат. Придётся расстараться и поспать. Если быстро не засплю стресс, потом выдам истерику на ровном месте, это мы не единожды проходили за последние полтора года.

Впрочем, большую часть пути мы всё равно проделываем вместе. Нашей исследовательской группе отвели место совсем недалеко от правительственного уровня, но, само собой, у «жёлтых». Строительная суета видна сразу — туда-сюда снуют транспортные платформы с лабораторным барахлом, в основном медицинским оборудованием и запчастями от трека. Почти невольно окидываю внутренним взором список находящихся рядом номеров, но дюже любопытный серв среди них не попадается. Ладно, ещё будет время с ним разобраться. Пока мне нужен отдых. Бр-р-р, больше никогда, никогда-никогда не полезу в запретную информацию! Сегодняшнего урока мне надолго хватит.

Наконец, упираемся в развилку. Группа Учёного поворачивает налево, а мы с Вечным — направо. Тут же на логистической карте ближайших коридоров возникает жирная красная точка, идущая наперерез. А в списке появляется новый шифр, лично мне уже знакомый. Я почти уверена, что Серв двигает к нам, а не на монтажную площадку.

Так и есть.

— Вечный, распоряжение Императора было — обеспечить прототипы форсированным вооружением, экипировкой и транспортом. Есть ли разработки, под которые уже можно готовить ресурсы? Если есть, то через сколько мы их получим?

— Чертежи ещё на стадии подготовки. Я сообщу тебе отдельно, когда и что нам потребуется, и в каком количестве.

— Сперва вам надо решить, для чего вообще использовать прототипов, кроме эксперимента по стабилизации ДНК, — замечаю. — От этого зависит всё остальное.

— Объясни? — отзываются они хором.

— Далеков знают и боятся все. Но для низших рас далек — это поликарбидный монстр, мозгом которого является маленький и злой мутант. А не гуманоид. Если этот момент никак не планируется использовать — например, для глубокой разведки в тылах вероятного противника, — то тогда можно просто переоборудовать старую технику. Если же разница во внешности имеет стратегическую ценность, особенно на фоне того, что низшие наловчились вычислять марионеток после Великой Войны Времени, то есть смысл разработать полностью новое оборудование, не ассоциирующееся с Империей напрямую. В этом случае… среди марионеток есть какой-нибудь дизайнер или художник? Нам самим не придумать.

— У тебя даледианские глаза, — возражает Серв, и я даже не сразу врубаюсь, что он имеет в виду. Зато когда до меня доходит, я наконец понимаю, почему он серв. Хоть и главный.

— Контактные линзы? Не, не слышал. Немного сложнее будет решить проблему с металертовой мускулатурой, но сканеры тоже можно обойти.

— Прототип Зеро, держись в рамках устава, — тут же осаживает меня Вечный. Но в целом я ощущаю его озадаченность. Им всем что, такая идея не приходила в голову? Не может быть, чтобы не приходила. Или приходила, но не в такой формулировке… Но мне придётся сдержаться и вообще, получше следить за языком:

— Я подчиняюсь.

— Действительно, разница во внешности может быть стратегически полезной. Есть возможность использовать старые каледианские образцы для вооружения и экипировки, — задумчиво говорит мой ненавистный Вечный.

— И первый, кто нам пожмёт манипулятор, будет Доктор, — отвечаю я. — А следом за ним подтянутся белобрысые выродки с Давиуса. Нет, нужно что-то принципиально новое. Причём такое, что у низших никак не проассоциируется с далеками, а у далеков будет без вопросов ассоциироваться с собой.

— Это нереализуемо, — говорит Серв.

— Нет, гипотетически, наверное, реализуемо, — неуверенно отзывается Вечный.

— Для профессиональных дизайнеров из низших — как ложноручкой об гашетку. У них есть «воображение». Мы пренебрегали этим ресурсом за обычной его бесполезностью, но в данном конкретном случае стоило бы его использовать.

— Изложи все свои соображения на этот счёт одним документом. Мы рассмотрим его на ближайшем совещании по поводу проекта, — приказывает Вечный.

— Я и сама могу всё рассказать Императору, — отвечаю. Не хочу, чтобы мою идею излагал этот мерзкий тип. Конечно, это неправильное чувство, завязанное на личной неприязни к начальнику безопасности и личном желании доказать правителю свою полезность, но отделаться от него никак не получается.

— Не пререкаться! Выполнять приказ! — тут же рявкает Вечный в ответ.

Гад. Ненавижу. Надо было Учёному всё сказать, а не ему, но Серв так кстати подкатил, и разговор на нужную тему зашёл… Сжимаю зубы и молча глотаю обиду. Красная громадина рядом с нами, кажется, смекает, что её присутствие здесь уже неуместно:

— Возвращаюсь к проверке монтажа оборудования, — и незамедлительно удаляется. А я прямо физически ощущаю наэлектризованность воздуха вокруг Вечного. Особенно вокруг его излучателя. Ох, как он разозлён, но и меня наконец догоняет откат, в полный рост. Так что трясёт от гнева нас обоих.

Чёрный фоторецептор едва не упирается мне в переносицу:

— Не нарывайся, Суприм-недоделка. Ты — всего лишь часть проекта. Часть моего проекта.

И этот туда же, в чувство собственности! Всё. Не могу больше терпеть. После пережитого надо на ком-нибудь сорваться. Даже если это Вечный.

— Манийка величийка разыгралась? Лавры Давроса не жмут? — шиплю ему в фоторецептор, прикрутив громкость. Не хватало ещё, чтобы нашу ругань потом все сервы цитировали и ржали по углам. Но и на приват переходить не хочется, надо выпустить пар вслух, как приучили, а не держать всё в себе.

— Объяснись! — так же тихо шипит он в ответ.

— Даврос тоже утверждал, что он — наш создатель. Хотя всего лишь пробил на правительственном уровне чужой проект и присвоил его. Не он сформулировал идею обновлённой расы. И уж тем более не он всё реализовывал, а штат учёных под его началом. Так и ты, просто вовремя предложил довести до ума то, что начал далек Сэк, и изыскиваешь ресурсы для завершения проекта. Только, Вечный, ты забыл маленькую деталь: далеки — не каледы. Империя стоит на слове «мы». Начни говорить слово «я» — и она рассыпется в один миг. Как только индивидуальность начнёт преобладать над общей целью, возникнут раскол, передел сфер влияния и постоянное подсиживание соседа в ущерб государству, прямо как сейчас между нами. И как мерзко, что бывшая преступница с этой самой зашкаливающей индивидуальностью вынуждена напоминать о столь простой вещи тому, кто по рангу обязан вообще забыть о личных местоимениях и сам только что говорил то же самое Императору! Прежде чем выискивать неполадки в моём фоторецепторе, вставь себе новый взамен разбитого!

Всё это я выпаливаю с максимальной скоростью и агрессией, на которые только способна, хотя громкость и не повышаю. Полтора года он до меня докапывался, довёл. И пусть хоть убьёт, я уже столько раз умирала, что плевать. Но Вечный молчит, и это напрягает даже больше, чем если бы он поднял излучатель и превратил меня в кучку мёртвой органики.

— Высказалась? — наконец произносит он ещё более свинцовым голосом, чем обычно. Наверное, где-то во Вселенной взорвалась очередная звезда. — Ты права насчёт местоимений, меня действительно занесло. Обновление расы — это общее дело, даже твоё.

Видимо, у меня становится та ещё рожа, потому что я никак не ожидала, что Вечный способен легко признать свою ошибку, тем более передо мной. Но нет, он действительно борец за идеологию и чистоту расы, а я его недооценивала.

— И в кристаллах попадаются трещины, — говорю, чуть успокоившись. — Буду считать, что тебя занесло от гиперответственности.

— Да, ты правильно указала, над чем мне стоит поработать, хотя сделала это не ради Империи, а из враждебности, — задумчиво отвечает мой оппонент. Потом вдруг подъезжает ко мне вплотную, заставляя отступить к стене и буквально в неё впечатывая, и совсем тихо, но очень зло добавляет. — А теперь — добро пожаловать в Империю, эксперт. И если ты ещё раз посмеешь надерзить или поднять голос на кого-то старше рядового серва, я тебя незамедлительно уничтожу. Марш в казарму, второй коридор направо и дверь в торце!

Одним словом, обменялись любезностями. Как бы это не помешало нам работать вместе…

Добираюсь до отведённого мне помещения, почти автоматически отметив, что оно полностью идентично каютке на «Вневременье-6», и падаю поперёк койки. Всё, силы кончились. Отключить обзор и ни о чём не думать хотя бы пару скарэлов. Слишком много всего сегодня навалилось — передислокация, мозговыносящая аудиенция, очередная связанная с моей личностью тёмная история, новое назначение, первая открытая стычка с Вечным. Это перебор даже для особы куда менее впечатлительной, чем я. Энергия по нулям, нервы сдали. Пока никто не видит, можно тихо поскулить, уткнувшись в изголовье, а потом постараться заснуть. Но даже слёзы не идут, поэтому я просто медленно считаю про себя. Отдохнуть. И сложить в уме доклад, который от меня потребовал Вечный. Пусть его присваивает, гадина, лишь бы сделал по-моему. Я не хочу красоваться в марионеткиных обносках или стрелять из чего-нибудь категорически неудобного, разработанного сородичами без глубинного понимания потребностей данной оболочки. И вообще, раз у меня появилось право голоса, надо будет много какие свои мысли доформулировать и записать на всякий случай.

Подтягиваю ноги на койку. Нет, обо всём я подумаю не сейчас. Сейчас — отбой на десять скарэлов.

Приказ — спать.

Исполняй, Суприм-недоделка.

И только я пытаюсь провалиться в сонное оцепенение, как в приват падает сообщение, от которого я вздрагиваю и сажусь. Потому что сразу понимаю, от кого оно.

«В Империи системный кризис. Ты ещё не утратила взгляд на неё со стороны. Приказ: определить проблему и по возможности наметить способ её решения. Сроки не ограничены, но не затягивать».

Сижу, уперев лоб в колени. Значит, я правильно почувствовала, что у нас не всё ладно. В лаборатории это было незаметно, но стоило выйти за её пределы, и вот, пожалуйста, сразу, и даже официально подтверждено.

Мама моя радиация, даже не представляю, с какого конца браться за это дело. Но если не справлюсь, если подведу Императора, то меня же на пищевые таблетки для марионеток пустят, на радость Вечному, ведь незаменимых, как известно, нет.

Ну уж нет, чёрно-жёлтый. Назло не сдохну.

Не дождёшься.

====== Сцена четвёртая. ======

Хищные щелчки ножниц надо лбом. Сижу на ящике из-под взрывчатки, а мои отросшие за полгода лохмы устилают белую робу — полный аналог старой оранжевой — и пол вокруг. Роботы-уборщики уже наползли изо всех щелей и тихо ими давятся. На койке разложены комплекты утверждённой одежды и всякая мелочёвка. На полку впихнули голограф, проецирующий трёхмерный эскиз модельной стрижки прямо в воздух за моей спиной. Дверной проём занят страшно гордым проделанной работой Сервом, наблюдающим, как единственная марионетка базы «Центр», имеющая парикмахерские навыки, приводит мою голову в порядок.

— Может, всё-таки накрасим глазки? — заигрывающе интересуется она. — На эскизе ведь «смоки айз».

Косметику действительно доставили, с чисто нашей педантичностью. Бросаю взгляд на угол койки, где разбросаны карандаши, флаконы и плоские коробочки. Какая дикарская гадость…

— Пачкать лицо — иррациональное излишество.

— Зато его будет видно издалека. Мэм, косметика придумана не только для того, чтобы скрывать недостатки, которых у вас нет, но и подчёркивать важное. Давайте накрасим глаза — их тогда будет видно из любой точки зала.

Ну чего пристала? Лучше бы поосторожнее стригла, того гляди, уши оттяпает.

— Для далеков лицо не имеет значения.

Ножницы отложены на койку, слышу жужжание машинки и чувствую её осторожное прикосновение к шее сзади.

— И всё же, мэм, эскиз утверждён самим Императором, а у меня приказ в точности его воплотить. Если что-то будет не совпадать, Император может остаться недоволен.

Варги-палки.

— Хорошо, накрасишь глаза. И больше ничего.

— Да, мэм, — марионетка только что не мурлыкает от удовольствия, стряхивая колючую волосяную крошку с моей шеи на пол.

Бросаю косой взгляд в зеркало. Ой, лучше бы не смотрела. Обгрызенная чёлка, прилипшая ко лбу, остальные волосы срезаны по косой — сзади накоротко, так, что даже затылок подравнивали машинкой, а впереди доходят до подбородка. Всё висит мокрыми соплями. Полный мрак.

— Готово, теперь надо уложить волосы, — марионетка тщательно смачивает бардак на голове чем-то из синего флакона, а потом решительно берётся за фен и круглую щётку. — Запоминайте, как я делаю, дальше будете сами. Если регулярно обрабатывать волосы моделингом, они начнут укладываться, как надо, даже после мытья.

В лицо ударяет поток горячего воздуха. Скорее бы кончилось это издевательство, скорее бы дорваться до того, что многообещающе выглядывает из кобуры. Роботы-уборщики пытаются ползать даже по моим ногам, ужасно щекотно. Даю лёгкого пинка самому наглому.

— Ну вот, — фен отлетает в угол койки, марионетка принимается перебирать краски для лица. Снова смотрюсь в зеркало. Да, так, пожалуй, гораздо ближе к эскизу — стрижка встала блестящим шариком, а начёсанная круглой щёткой чёлка кажется менее неопрятной. Во всяком случае, результат выглядит аккуратней, чем то, что было до процедуры, хотя вид ужасно непривычный, а голова кажется больше, чем есть.

Марионетка поворачивается ко мне. Вижу в её руках толстый чёрный карандаш, флакончик с какой-то неведомой фигнёй и несколько кистей. Мама-радиация, вот это я попала… Но спорить дальше — это лишь оттягивать конец экзекуции, так что покорно выполняю команды и даже не гляжусь в зеркало, чтобы не получить очередную моральную травму.

Наконец, марионетка отчаливает, оставив меня разбираться с остальной экипировкой. Окидываю долгим взглядом выставку тканей супримских цветов, бело-асфальтово-чёрных.

— Так, — говорю Серву, — что здесь куда?

Он тыкает манипулятором в первую кучку.

— Базовое бельё, три комплекта. Терморегулирующее, влагоотводящее, пуленепробиваемое. Надевай.

Беру сверху нечто непонятное, разглядываю, припоминая известные мне аналоги гуманоидной одежды. Кажется, это нечто земляне бы восприняли гибридом спортивного купальника и шорт. Изгибы ткани подсказывают, что куда надо всовывать. Сбрасываю робу, с которой уже сроднилась, и забираюсь в обновку. Как-то некомфортно.

— Металлическая застёжка на груди. Сожми.

Послушно сжимаю. Висевшая до того мешком ткань вдруг резко подтягивается, плотнеет, идеально облепляя тело и удобно поддерживая грудь.

— Чтобы снять, нажмёшь повторно. Теперь ноги. Гольфы двух вариантов — до колена и выше колена, тоже по три комплекта, из той же ткани.

Беру покороче, натягиваю. Застёжки уже нахожу сама, без подсказок. Удобную вещь, черти, разработали, хотя ногам непривычно быть в ткани после того, как два года босиком пробегала.

— Одежда на разные случаи жизни. Комбинезон для боевых заданий широкого спектра, значительно снижает вредные излучения, не пробивается никакими пулями, даже с урановым сердечником. Лазером берётся только при попадании луча под углом девяносто градусов. Прячет от радаров и сканеров. Может менять цвет под окружающую среду, имеет шесть основных гамм: скалы, снег, хлорофилловая растительность, ксантановая растительность, антонциановая растительность, ночь. Можно комбинировать цветовые режимы, создавая оттенки. Снабжён системой искажения световых лучей, при активации системы сделает тебя практически невидимой, если будешь стоять неподвижно. В движении заметен, но всё равно прицеливание будет затруднено. Режим невидимки держится половину скарэла, аккумуляторы можно запитать с рук.

Вот это я понимаю, вещь!

— Повседневная одежда, два варианта, брючный комплект и короткое платье. Не сковывают движения. Также выполняют защитные функции, но в меньшем объёме, чем комбинезон. Система невидимости не установлена. Парадное платье для особых случаев, длинное.

Чудовищная хламида, в ней только стоять. Надеюсь, особые случаи долго не случатся. Побыстрее её откладываю в сторону. Серв продолжает объяснения:

— Обувь, два варианта — под брюки и под платья. Полностью отлита под тебя. Шнуровка, пряжки — всё декоративное, маскирует антигравитационные двигатели, застёжка аналогична одёжной. Высокие ботинки также снабжены системой невидимости. Расчётный срок службы экипировки — около ста лет при интенсивном использовании. Теперь проверяй подгонку.

По очереди натягиваю каждую одёжку, начиная с приятно-чёрного комбинезона. Тестирую и невидимость, и перемену цвета. Прелесть! Я, конечно, начала учиться сложному психокинезу типа энергетических полей, но когда валяешься без сознания, никакая псионика не защитит. А вот грамотная одежда может спасти жизнь.

Платья меня не слишком прельщают. Короткое ещё туда-сюда, напоминает робу, только сидит удобнее, и юбка повыше заканчивается. А хламида, надеюсь, мне никогда не пригодится. Серв выглядит полностью довольным результатом. Ещё бы, его ребята выполнили всё идеально тщательно, ему есть чем гордиться.

Теперь комплект, который я приберегла напоследок, самый сложный. Сперва — асфальтовая облегающая майка с воротником-стойкой, но лишённая рукавов настолько, что плечи полностью открыты. Потом — такие же асфальтовые брюки из эластичной ткани, прекрасно убирающиеся в высокие, до колен, ботинки. Чёрный пояс с кобурой. И наконец, самая бунтарская по духу деталь — белый приталенный плащ-безрукавка нараспашку, выглядящий так, словно эти самые рукава оторвали по швам. Высокий воротник можно отогнуть, но стоймя он выглядит более дерзко. Совершенно ненужная и нефункциональная деталь, но мне она нравится сквозящим в каждом шве протестом. Типа, вы думали, мы сдохли — да счаз! Не дождётесь, мы воскреснем из пепла и снова придём к вам. Сказать по правде, мне ещё в эскизах этот костюм приглянулся. Что-то в нём есть такое… Наше. Даже несмотря на вызывающий вид и несхожесть с военной формой.

Вообще, это была одна из самых ненормальных моих идей — найти подходящего дизайнера и использовать его по полной программе. Имея довольно обширные знания о Земле и примерно прикинув, что нужно получить в итоге, я предложила выдать нас за фотомодельное агентство или компанию по разработке компьютерных игр, и объявить конкурс на лучший проект в стиле ретро-фантастики среди молодёжи. Как ни странно, это сработало. У студентов ещё раскованное сознание, им нужны деньги, а конкурс с солидным вознаграждением стимулирует фантазию и заставляет выкладываться на всю катушку. В итоге у нас на руках оказалось большое количество эскизов, из которых мы отобрали, что понравится, и предложили дальнейшую разработку их авторам, уже за стабильные деньги. Для нас это абсолютно незначительные расходы, для них — твёрдый заработок, поэтому никто не отказался. Поскольку операцию мы провели в самом начале двадцать первого века по летоисчислению Сол-3, у нас была возможность спокойно использовать марионеток в качестве промежуточного звена там, где это было нужно, и интернет для обеспечения полной анонимности заказчика. Двух лучших дизайнеров, одного специалиста по технике, а другого — по имиджу, мы в итоге всё же забрали, теперь они в виде марионеток вкалывают в штате Учёного. Собственно, на мне сейчас их разработки.

Вытаскиваю из кобуры пистолет-излучатель с кучей режимов, от классического нашего гамма-бластера до лазера и скорчера, бьющий на привычную дальность до тысячи леров. Реальная дистанция зависит от содержания пыли и влаги в атмосфере, могущих рассеивать луч — в космосе он может долупить леров этак тысяч за пять-шесть. Заподлянка для врагов: чтобы пользоваться этим оружием, надо быть прототипом и уметь излучать руками электричество. Аккумулятор в принципе не предусмотрен. С экспериментальным аналогом пистолета я уже напрыгалась в тире и на треке, но тот был больше и тяжелее, а этот совсем лёгкий и изящный, сделанный специально под мою руку.

— Очень удобно, Серв.

Наконец поворачиваюсь к зеркалу. На меня глядит незнакомая девушка, в которой лишь смутно угадываются черты «дикого Прайма», как меня за глаза обзывают в Совете. Несмотря на то, что незнакомка — гуманоид, рядом с далеком она выглядит совершенно гармонично. Если представить на месте Серва кого-нибудь из Супримов, так вообще всё идеально, хотя по отдельности вроде нет ничего общего. Ровно то, что требовалось.

— А ты говорил, невозможно и не получится, — убираю пистолет в кобуру.

Пытка кончилась. После совещания смою краску с лица и забуду, где вообще вся эта гадость валяется. Хорошо, что одежда прослужит очень долго — ближайшие лет сто мне примерки не грозят. Всё-таки это тело сложнее в уходе, чем прежнее, и запросы у него совершенно другие. Хотя, если сравнить его со скафандром, то, наверное, проще носить при себе расчёску и зубную щётку, чем каждый раз таскаться в мастерскую за инструментами и полиролем.

— Тяжёлое вооружение в тире. Доставлено вместе с остальной экипировкой, но я распорядился отправить его сразу туда… Стоять, Прототип Зеро! Тебя вызвали на сегодняшнее совещание, и оно уже скоро!

Стою, под писк заушной платы застряв между косяком и Сервом, и обиженно гляжу ему в фоторецептор. Зачем тогда сказал про оружие?! Не мог подождать? Похвастаться захотелось? Но он прав, совещание через два скарэла, а новые стволы надо изучать с чувством, с толком, с расстановкой. И всё-таки, как же хочется в тир и хотя бы ящики полапать!

Мысленно вздыхаю.

— Подчиняюсь.

Задвигаюсь обратно в каюту и аккуратно складываю остальную одежду стопкой. На самом деле, с наибольшим удовольствием я бы погуляла в комбинезоне, но что-то подсказывает о его неуместности за пределами трека. Наверное, сказывается старая привычка: в моём родном времени далеки, не покидавшие планету и не служившие в охране, разъезжали в облегчённой версии скафандров, которые даже нуждались в подзарядке. Правда, это было связано со стоимостью производства военного оборудования — Империя тогда много на чём экономила, у нас не было таких продвинутых технологий, как у Новой Парадигмы, чтобы можно было каждого паршивого серва в металерт запаковывать. Вот въевшаяся привычка и подсказывает: сидя в штабе, глупо одеваться, как будто прямо сейчас на фронт. И потом, если бы начальство хотело, чтобы я всегда ходила в одном и том же, оно бы меня обеспечило только многофункциональным комбинезоном.

Ну вот наконец и хранилище для экипировки пригодится, впервые за два года. А то до сих пор мне там было нечего держать, кроме коробки с бисером, которая всё равно чаще лежала на полке, и сменной робы. У далеков традиционно не бывает личных вещей, просто за ненадобностью. Но новая оболочка, совмещающая в себе и тело, и скафандр, требует кое-какого минимума барахла.

Складываю одежду в ящик, на котором сидела и в котором мне, собственно, всё и принесли. Так, теперь куда бы деть косметику… Да надо просто забросать всё под тряпки и забыть. Придётся оставить только синий флакон с жидкостью для крепления причёски, как её там, моделингом, и щётку для накручивания чёлки. Робу надо будет отправить на переработку, в ней уже явно нет необходимости. Складываю оба комплекта, пояс, сверхуна них ставлю голограф:

— Это надо сдать на место. Есть свободный рассыльный?

— Уже вызван.

За что мне ужасно нравится Серв, так это за то, что он является живым воплощением старого армейского присловья: «Если приказ выполним, то он уже выполнен. Если невыполним, то будет выполнен своевременно или немного раньше», — и от своих строго требует того же. К тому же он прост и прям, как лом, и остальные на него равняются. Пожалуй, сервы — единственная каста, которую почти не шатает. Но чем выше и интеллектуальней общество, тем слабее наши связи. Согласно поручению Императора, я долго думала, с чем это может быть связано, и у меня наконец сформулировалась одна идея. Как раз сегодня мне и придётся о ней говорить. Особо не волнуюсь, я хорошо подготовилась. И думаю, это очень удачно, что меня именно сейчас доделали визуально, потому что доклад прозвучит как мотивирующий пинок в мозг всем присутствующим. И лучше, если его сделает советник Императора, а не лабораторный грызун.

— Мы обязаны явиться на совещание вовремя. В связи с запланированным ремонтом ближайшего лифта, следует воспользоваться дальним, это займёт больше времени.

— Возражаю, — говорю, — в ботинках есть антигравитационное устройство, мы можем воспользоваться транспортной шахтой.

— Пока ты не освоилась с управлением в лабораторных условиях, тебя велено не пускать в транспортные шахты во избежание случайных аварий, — с треском обламывает мою идею Серв. Логично, но обидно. Что ж, терпела столько времени, потерплю ещё немного. Хотя уж мог бы дотянуть меня на буксире два этажа, не развалился бы.

— Тогда мы должны идти.

— Подтверждаю.

Ровно на выходе сталкиваемся с посыльным. Не могу мысленно не улыбнуться: это оказывается мой любопытный серв. И почему я не удивлена, что он первым подсуетился на меня поглядеть? Наблюдая за ним с того самого дня, как он нахально поинтересовался моей личностью, я с интересом проследила, как он старательно лез в проект. Заодно просветилась, какие методы для провокации переназначения используют младшие чины. Сама-то я всегда пробивалась только «по вертикали», но этот забавный тип показал, что можно делать то же самое «по горизонтали», добиваясь перевода в заинтересовавший отдел при сохранении прежней должности. Вовремя уроненная при начальстве фраза, вовремя оказанная мелкая услуга — и опа, тебя заметили и прибрали к манипулятору. А этот ещё подметил любовь Учёного к тем, кто заинтересован работой, и стратегически воспользовался обнаруженной уязвимостью. Всегда хочется припереть его к стенке и спросить, что он такого интересного нашёл для себя в прототипах? Впрочем, инициатива наказуема. Когда наконец зайдёт речь о кандидатурах в назначенные добровольцы, а этот день недалече, я непременно укажу номер этого парня.

Но пока впихиваю ему в манипулятор голограф, а на излучатель нахально вешаю одежду, хотя сама прекрасно знаю, как мы не любим завешивать оружие чем попало.

— Приказ: доставить голограф на склад, вещи — на вторичную переработку.

— Я подчиняюсь, — чеканит он.

Пристально гляжу и думаю, отругать его за излишний интерес, или чёрт с ним. Нет, пожалуй, не буду. Любопытство — признак интеллекта, умные подчинённые лишними не бывают.

Посыльный укатывает в свою сторону, мы — в свою, на совещание. Я уже давно не робею, приближаясь к императорскому залу. Вернее сказать, некоторый процент робости всё же остался, но это скорее от врождённого благоговения перед правителем и высшими чинами. Но на совещаниях я довольно спокойна. Если мне есть что сказать, меня всегда выслушивают. Иногда даже удаётся обосновать свою точку зрения в достаточной мере, чтобы её приняли. По крайней мере, уже два самоубийственных проекта я зарубила. Нельзя пересекать собственную темпоральную линию, но Новая Парадигма усвоила это лишь со второго раза (и честно скажем, раньше им то же самое втолковывал Доктор, только не словами, а разбитыми фоторецепторами и бездарно потраченными ресурсами). Больше ненормальные идеи вроде «а давайте захватим Землю во время Шестой Мировой» или «а давайте придём на Галлифрей, когда у них там ещё каменный век, и устроим им конец Времени» не озвучиваются, по крайней мере, до тех пор, пока мы не научились управлять парадоксами. Иначе Вселенная быстренько уравновесит нас Хищником, всё пойдёт насмарку, а в ТАРДИС прибавится вантузов для чистки туалета. Надо действовать в том времени, когда далеки уже превратились в предания, а это как минимум миллионные года. А ещё лучше, когда мы перестанем быть темой даже для анекдотов.

Поднявшись на нужный этаж — со стороны Серва очень мило проводить меня, а не идти своим ходом, — сталкиваемся со Стратегом. Вторая личность, с которой мне никак не удаётся поладить. Вот уж кто действительно, по меткому земному выражению, «сапог», от забора до обеда. Его безумно раздражают метафоры, которые часто проскакивают в моей речи, а меня — его святая вера в инструкции и формулы. Его бы закинуть на Сол-3, на парочку лет. Нет, два года он не выдержит и рехнётся, достаточно на месяц. Сразу поймёт, что аналитические выводы, сделанные наблюдателями прошлого, не всегда хороши. А то каждый раз приходится ему доказывать, что из любого правила бывают исключения.

Тем не менее, нелады — это не повод друг на друга шипеть, как с Вечным. Поэтому мы раскланиваемся с дежурной вежливостью, и Серв хвастается:

— Экипировка Прототипа готова и доставлена с завода. Сегодня вечером в тире Зеро будет проверять новое вооружение, — так и висит подтекстом, приходи позырить. Было бы на что, я же мимо половины мишеней промажу с непривычки. Впрочем, кроме вооружения, разработчиками была обещана какая-то оптика, заменяющая универсальный прицел фоторецептора. Может, тогда смогу стрелять точнее.

— У меня вечером будут на рассмотрении четыре новых варианта боевого линкора, — отвечает Стратег. — Надо будет определить, какой из них пойдёт в дальнейшую разработку.

Уф, не притащит свои синие бока в тир, и на том спасибо.

Вход в императорский зал уже открыт, и туда поочерёдно заезжают участники сегодняшнего совещания. Каждый считает своим долгом пробежаться по мне взглядом, оценивая новый дизайн. Молчат — это хорошо. Были бы замечания, непременно бы сказали. Учёный так вообще расщедривается на комплимент:

«Выглядишь удовлетворительно».

«Хочу потестировать боевую амуницию», — тут же отзываюсь я.

«В порядке штатного расписания».

Пропускаю входящих, входить положено по старшинству, так что традиционно приходится плестись в самом хвосте. Занимаю своё обычное место, в конце ряда «белых», усаживаясь на возвышении, поудобнее скрестив ноги. Иногда совещания могут тянуться часами, поэтому мне разрешено сразу принимать комфортное положение в пространстве. Есть подозрение, что сейчас мой доклад задвинут в самый конец, чтобы никому не портить настроение.

Так оно и оказывается. Проходит не меньше двадцати скарэлов в дебатах над производственными планами следующего месяца, прежде чем основные вопросы оказываются решены, и Император, подтвердив расчёты, добавляет:

— А теперь мы обсудим более серьёзный вопрос. Я давал поручение Прототипу Зеро найти уязвимости в Империи. И требую, чтобы вы выслушали то, что она скажет, вне зависимости от того, как это прозвучит.

Взгляды присутствующих, и далеко не все из них дружелюбные, поворачиваются на меня. Самое страшное в том, что я не произнесу ничего нового. Потому что обо всём этом они уже думали, все без исключения, но не смели сказать. Это наша беда. Как только надо произнести что-то, что внешне противоречит устоям общества, как у нас парализует речевой аппарат, и мы начинаем думать, что все вокруг нормальные, а мы со сдвигом, и если об этом узнают, будут неприятности. Обратная сторона консервативного общества, замалчивание проблем.

Ну, понеслась.

— Ни для кого из вас не секрет, что с Империей не всё в порядке, — говорю, уже готовясь к цистернам возмущения, которые на меня сейчас выплеснутся. — Хуже того, она тяжело больна, и первый признак — вы все это чувствуете, но не решаетесь сказать вслух, потому что, на ваш взгляд, такие мысли мало сочетаются с Общей Идеологией. Тяжело признать, что нас разрушают разлад, шатание, намёки на крамольные мысли и прочие мелочи. Это всё лишь внешний слой, горизонт событий, под которым прячется настоящая чёрная дыра. Для старой Империи, в которой я была впервые активирована, всё это было просто немыслимо, но я хочу сказать, что с Новой Парадигмой иначе и быть не могло.

Во, у Стратега уже подёргивается излучатель. Стрелять он, конечно, в присутствии Императора не осмелится, но скоро я буду любоваться тем, как излучатели дёргаются у всех присутствующих. Продолжаю:

— Сам по себе термин «парадигма» означает мировоззрение. Новый тип далеков — новые истины. И новооткрытая истина состоит в том, что мы осознали — мы можем быть побеждены. Это пугает. Когда не умеешь проигрывать, легко сломаться. Новая империя далеков оказалась загнанной в угол. У нас есть технологии, но нет ресурсов и возможности накопить достаточно сил, чтобы вернуть себе былое могущество. Мы связаны темпоральной линией Скаро и Войной Времени. А в тех временах, в которых мы можем действовать свободно, не опасаясь парадоксов, Вселенная уже не та, что была раньше. Теперь это не отдельные разрозненные цивилизации, это союзы из множества галактик, предпосылки к возникновению которых создали мы сами, до и во время Великой Войны Времени. Их так просто не рассоришь и не поработишь, а при слове «далеки» они немедленно объединятся, забыв обо всех разногласиях. Любая попытка отвоевать прежние позиции может оказаться нашим окончательным концом. Понимание всего этого усугубляет подсознательный страх перед проигрышем. Мы, далеки, боимся. И страх делает нас слабее, чем мы есть.

Вот, как я и думала — совет в очередной раз в гневе от слов «дикого Прайма», и каждый присутствующий жаждет меня пристрелить. Пожалуй, спокойнее всех пока остаётся Император. Ну, ему положено…

— Но это только одна проблема, и она решаема маленькой победоносной войной. Есть проблема гораздо более крупная. Империя потеряла цель.

— Да как ты смеешь! — вдруг рявкает, перебивая меня, Стратег. — Наша цель совершенно очевидна! Далеки — высшая раса, которая должна господствовать во Вселенной!

— Разумеется, — отзываюсь я, даже не стараясь скрыть сарказм. — То-то за триста лет существования у нас даже базы за пределами междумирья нет! Новая Парадигма забилась в тараканью щель и по крохам тянет ресурсы, хотя на Скаро за это время в любой период истории успевали выиграть несколько сотен войн, не считая всего прочего!

— Нас могут обнаружить, — зло отвечает Стратег.

— Вот! — я обличительно тыкаю в него пальцем. — То, о чём я сказала. Страх. Страх, завязанный на инстинкте сохранения расы. Мы должны развиваться, иначе умрём. Мы не можем развиваться, потому что есть риск быть уничтоженными. Патовая ситуация. Цель всемогущества слишком глобальна и слишком подорвана проигрышем на Галлифрее. Нам нужна менее абстрактная и более реальная цель. Цель конкретная, понятная даже десантуре с интеллектом ниже гравиплатформы, и главное, осуществимая.

— Ты можешь предложить такую цель? — Император очень внимательно глядит на меня. Похоже, у него единственного хватает духу признать, что я озвучила самые тайные мысли их всех. Мысли, которые грызли их изнутри и не давали полностью сосредоточиться на общем деле, ибо высказаться было слишком опасно, слишком крамольно. Но у меня есть право «пятилетнего советника» сказать, что король оказался голым. Поэтому я им и воспользовалась. Дурацкое, конечно, сравнение с земной сказкой, но она слишком про нас, чтобы я о ней забыла.

— Да, я могу предложить объединяющую цель. Но сперва я назову ещё одну проблему Империи. Чтобы здание было долговечным, ему требуется надёжный фундамент, — типично архитекторское сравнение, но что поделаешь, если оно наиболее наглядное? — У нашего здания всегда был фундамент, достаточно надёжный, чтобы выдержать Империю любой массы. То, что всегда было для нас свято, священнее Общей Идеологии, важнее всего в мире. То, что мы готовы были спасать, наплевав на все законы Пространства и Времени. То, к чему мы возвращались всегда. Вы можете ответить, что это? — я говорю всем, но смотрю в лилово-лимонный глаз-рентген. Почему-то мне кажется, что правитель меня понял, но хочет, чтобы остальные ответили на этот вопрос. Однако совет сохраняет тишину. Как всё плохо-то. Выдерживаю паузу.

— Даже ответить не можете или боитесь… Империя Новой Парадигмы лишена фундамента. Все эти базы, флоты, солдаты, заводы, открытия, технологии — всё не имеет смысла, пока нам не за что сражаться. Чтобы возродить свой дом, мы должны возвести фундамент. Мы должны вернуть себе Скаро*.

Выговариваю это слово, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли, и то же чувство пронизывает совет. Пока никто не начал говорить очевидное, продолжаю сама:

— Да, я помню, что наше солнце умерло по естественным причинам, и нашей родины больше нет. Но разве это может быть препятствием для далеков? Мы созданы править Вселенной — и мы можем нагнуть не только любую цивилизацию, но даже само Время и Пространство. Ради Скаро мы можем развернуть вспять темпоральный поток. Забрать гибнущую планету или же воссоздать всю солнечную систему — не имеет значения! Мы должны поставить себе эту цель и её осуществить. Тогда у Империи появится и фундамент, и объединяющий элемент, и первое серьёзное достижение, которое позволит победить страх перед поражением. Насколько я выяснила, некоторые уже задавались этим вопросом и даже проводили астрофизическую разведку в районе чёрной дыры…

— Подтверждаю, — отзывается Учёный. — Однако возрождение нашей солнечной системы может привлечь внимание.

— Именно, — отвечаю я. — Поэтому надо самое слабое место плана трансформировать в самое сильное, а также использовать метод переключения внимания. Разумеется, если вдруг в районе нашего Солнца появятся корабли далеков, а чёрная дыра превратится в светило, этого никто не пропустит. Но если некая неизвестная цивилизация, существующая, допустим, в межгалактическом пространстве, или даже прямо в междумирье, выйдет на контакт и официально обратится в галактический совет с целью выкупить ресурс, который никому не нужен, они не откажутся — чёрные дыры только мешают навигационным системам кораблей, пользы с них никакой. Кроме того, в подходящий период времени, из которого мы ещё можем обмануть энтропию, задают тон земляне, а они исключительно продажные. Мы никогда не брезговали политической интригой и использованием чужих слабостей на своё благо. Почему сейчас надо отказываться от этих способов, тем более имея на руках технологию прототипов, которые в лицо никому не знакомы?

— Мы сделаем достаточное количество контактных линз, — вдруг говорит Серв. Возврат к очень старому разговору выглядит настолько неожиданно и даже неуместно, что у меня едва не вырывается вовсе не нужное на совете хихиканье.

— То есть ты за этот план?

— Он очень сырой, но не бесперспективный, — задумчиво говорит вместо Серва Стратег. Вот уж не ожидала! — Мы действительно упирались в проблему осуществления операции по возвращению Скаро. Но если грубую силу заменить на военную хитрость, то всё может сложиться. Хотя риск очень велик.

— И нужно очень много ресурсов, — замечает один из Супримов. Это Девятый, главный экономист.

— Ещё раз, мы можем использовать межгалактическое пространство, — повторяю я. — Там никто не путешествует, оно мало изучено, хоть целую армию спрячь — не заметят. А главное, там изредка встречается то, что мы называем «одинокими звёздами» — вырванные гравитацией при столкновении галактик или оторвавшиеся от окраинных скоплений звёздные системы, которые вынесло даже за пределы филаментов**. Мы можем найти такую звезду, можем её создать, безразлично. Космос набит стройматериалами. Всё необходимое мы добудем на окраинах пустых звёздных систем, где нет пригодных для колонизации планет. Это трудно, но разве далеки боятся трудностей? Когда-то мы так создавали целые галактики, кто мешает воспользоваться старым опытом? Если мы победим и вернём себе Скаро, то нас уже ничто не устрашит. Империя не может больше находиться в стазисе, она начинает гнить, на очереди полный коллапс. Пора двигаться, или мы попросту сдохнем, — всё, пафос из меня вылился, мысли вроде тоже. Опять смотрю на Императора. — Это все мои соображения по поводу проблем Новой Парадигмы. Других пока не вижу.

— Ты это высчитывала полгода? — спрашивает он.

— Я это высчитала ещё в первый месяц пребывания на базе «Центр». А потом набиралась смелости сказать, — признаюсь ему. В конце концов, я тоже далек, и мне трудно вслух перечислять факты, внешне идущие вразрез с О.И. — Также следовало найти аргументы на любое возможное возражение, это тоже потребовало времени. Мне пришлось разобраться в разделах физики, в которых я не была сильна.

— Во всяком случае, ты связала воедино и коротко сформулировала все отдельные мысли, которые посещают далеков с момента основания Новой Парадигмы, — заключает он. — Да, это подходящая цель, она в принципе выполнима и абсолютно конкретна, — его голос набирает полную мощь, громыхая на весь зал, отчего меня охватывает трепет. Хочется зарыться куда-нибудь или полностью раствориться в бронзовых колоколах, так похожих на песню нашего родного солнца. И я, не выдержав, встаю, вытягиваясь в струнку, под окончательный вердикт:

— Да будет так. Мы возрождаем Скаро.

Комментарий к Сцена четвёртая. *непереводимая игра слов. «Скаро» означает «дом». =)

**согласно современным исследованиям, тёмная материя распределена в виде «канатов», внутри которых размещены скопления галактик. Их называют «филаменты», то есть, «нити». Пространство же между филаментами практически пустое, однако в нём присутствует некоторое количество очень одиноких звёзд, красных гигантов. Предположительно, их выкинуло инерцией в межгалактическое пространство при столкновении галактик, хотя точно это неизвестно.

====== Сцена пятая. ======

— Ты уже двое суток сидишь над утверждённым планом операции, словно пытаешься найти в нём недочёты. Позволь напомнить, он разработан правительством и абсолютно идеален.

— Идеальных планов не бывает даже у нас, Альфа, — я с зевком откидываюсь на спинку кресла, сворачивая вирт-экран. — Бесспорно, разработанная модель цивилизации вполне пригодна для использования, и мы отошли не настолько далеко от собственной истории, чтобы всё выглядело, как прямая ложь, засекаемая электроникой. Но правительство не может объяснить низшим цивилизациям, как им надо на всё это реагировать. Я пытаюсь просчитать непредвиденные повороты развития событий, и как мы можем извернуться в рамках разработанной «легенды».

— Ты должна была подключить меня.

— Нет, потому что ты назначаешься эталоном утверждённого плана, — снова зеваю. Устала.

Прототип Альфа склоняется над навигационным компьютером. Хотя сейчас наш корабль в гиперпространстве и идёт на автоматике, старпом не забывает о своих обязанностях и постоянно контролирует курс, тем более что скоро мы будем на месте.

Нас пятеро, я и ещё четыре прототипа. Альфа — доброволец из касты стратегов, который не очень понимал, на что пошёл, пока не очнулся в новом теле. Мозгодробительно правильный и очень умный. Бета — медик из штата Учёного, до того работавший на нашем проекте и добровольно вызвавшийся на изменение, чтобы изучить ситуацию, так сказать, изнутри. Гамма и Дельта — два серва, из них Гамма — та самая любопытная морда, специалист по сложному оборудованию, а Дельту перевели в проект с флота, она старший реакторный техник. Три парня, две девчонки, один корабль с мощным стратегическим компьютером и полная автономность от Империи. Связь с Центром через меня, раз в трое-четверо суток, по скарэлу — больше я в роли удалённого сервера не выдерживаю, несмотря на все тренировки (было решено, что в критической ситуации лучше кривой патвеб, чем никакого, и меня взялись учить). Два миллиона двести три тысячи девятьсот девяносто второй год по Галактической системе измерений. Посольский корабль Новой Парадигмы входит во внешний рукав Рокочущей Спирали.

Проверив курс, Альфа снова выразительно глядит на меня.

— Ты пропустила два отдыха. Твой мозг находится в режиме усталости.

— Рассмотри со мной первый недочёт в идеальном плане.

— Ты что-то нашла?

— Я просто хочу, чтобы ты обдумал то, что я сейчас скажу. Мы предусмотрели нейтральное самоназвание — «кочевники», нейтральное название посольского корабля — «Протон», но личные имена командованием не утверждены, и даже вопрос не рассмотрен. Ты предлагаешь прилететь и представиться по старым персональным шифрам? Или по текущим кодам, буквами? Но тогда проще сразу сказать: «Всем здрасьте, мы — генно-модифицированные далеки». Для нас личные имена настолько глубоко незначительны, что о них забыли. Но раз уж выдаём себя за низших, у нас должны быть какие-то прозвища. Ведь у планктона имена — едва ли не религиозный культ. Номерочками и буковками они точно не представляются. Вспомни, сколько бунтов бывало в концлагерях из-за того, что рабам присваивали номера. Ты, правда, сам с этим не сталкивался. Но если хочешь, могу поделиться своей памятью, у меня был опыт подавления «номерковых» восстаний. Планктон считает, что лучше броситься под луч, чем потерять имя. У них с именами самоопределение связано, психологическая штучка.

— Я никогда не привыкну к твоей неформальной речи, — передёргивается он.

— Придётся. Мы должны общаться так, чтобы никто не заподозрил в нас далеков. Учись произносить вслух то, что думаешь. Улыбнись!

За декаду путешествия от одинокой звезды, где расположена наша временная база, в галактику у нас уже вошло в традицию спонтанно приказывать друг другу улыбаться. Честно признаться, те жуткие гримасы, что у нас получаются, годятся только пугать ювенильных особей. Далеки всегда «улыбаются» эмпатическим посылом, лицо в процессе не участвует. Но сейчас мы летим туда, где гуманоиды используют мимическую улыбку для выражения мирных намерений и налаживания отношений. Надо уметь красиво улыбаться. Поэтому мы и разработали способ подлавливать друг друга приказом «Улыбнись!»

Альфа пытается искривить губы в нужное пространственное положение. Выглядит кошмарно, но в целом гораздо лучше, чем было десять суток назад. Впрочем, у меня гримасы выходят ничуть не привлекательнее. Единственное, что удаётся более-менее естественно — это приподнять уголки губ. Улыбнусь чуть шире — сразу искусственная маска. Но бесстрастные рожи сохранять нельзя ни в коем случае, а то в сочетании с пронизанными металлом мышцами и заушными имплантами нас примут за киборгов. Единственная, у кого получается улыбка и даже почти естественный смех вслух — это Дельта. Бета только хмурится хорошо, я наловчилась сносно выражать иронию бровями, Гамма ловко делает удивлённые глаза, Альфа профессионально сохраняет железобетонное лицо. Всё остальное у нас — спонтанно-неуправляемое и поэтому ужасное. Невелики достижения.

— Более того, — продолжаю я, давя очередной зевок, — кроме имён, у низших есть система устойчивых метафор, традиций, религиозных мировоззрений, символов. Ваш отдел разработал достаточное количество традиционных жестов и идиом, но обрати внимание, нигде нет ни единого орнамента, — я обвожу ладонью рубку и нас самих. — Ни единой ненужной детали, сделанной чисто для эстетического удовлетворения. Одно это выдаёт в нас далеков, мы находим эстетичным именно отсутствие бесполезного.

— Что ты предлагаешь?

— Ну, мы по-прежнему должны тренировать мелкую моторику, особенно вы. Бисер. Вполне бесполезная вещь. И даже воображение Доктора умрёт в страшных мучениях, если он попытается представить далека в феньках.

— Феньки… Объясни-и?

— Не «объясни», а «что это», — поправляю. — Вот ещё одна наша беда. Надо попросить Бету подлечить её гипнопедией. Стоит нам на людях брякнуть «объясни» или «подчиняюсь», и прощай, маскировка. И уж тем более нам надо заблокировать боевой клич.

— Что… такое… «феньки»? — запинаясь на каждом слове, перестраивает вопрос Альфа, пристально глядя на меня из-под косой чёлки.

— Бисерные или верёвочные украшения с Земли. Имеют смысловые сочетания цветов и рисунков. Популярны среди молодёжи и определённых слоёв более зрелого населения, — с этими словами достаю из кармана то, что сделала ещё вчера, когда меня осенила гениальная идея, и надеваю на шею. Ну разве я не молодец, а?

— Оранжевый тетраэдр, — констатирует Альфа. — Геометрические фигуры?

— Они хотя бы гармоничные, Прототип Альфа. Или лучше звать тебя «Альфред»?

— Отказываюсь. Земные имена не подходят для миссии, — отрезает он.

— Это была шутка.

— Улыбнись.

Резинисто растягиваю губы и тут же снова давлюсь зевком.

— Бета сделает тебе выговор, если ты не отдохнёшь, — тут же сообщает наш правильный и умный стратег.

— Тогда ты получил информацию, в каком ключе надо подумать, — поднимаюсь и потягиваюсь, сильно прогибаясь назад. В полный мостик вставать некуда, но спина затекла, её надо размять.

Альфа заметно мнётся. Даже знаю, почему. Не судьба мне выспаться.

— Я разрешила задавать вопросы, если мы не в боевой обстановке, сразу после старта, — говорю, распрямляясь обратно. — У нас не должно оставаться непрояснённых моментов, иначе взаимодействие будет нефункциональным.

— Почему ты не говорила обо всём этом во время разработки плана?

Хороший вопрос.

— Я не всегда могу сходу понять, что мне не нравится. Но пока проблема не определена, говорить о ней не имеет смысла. Про имена я сообразила уже после того, как сделала это, — касаюсь бисерного тетраэдра. — А его сделала в связи с тем, что нам не хватает декоративных излишеств, мелких деталей для подтверждения «легенды».

— Не понимаю связи с именами… Объя… Каким образом?

— Мой старый позывной — «Солнечный тетраэдр».

Он задумчиво разглядывает геометрическое тело у меня на шее:

— Рациональным будет, если каждый из нас возьмёт то имя, которое ему нравится. А низшим можно говорить, что у нас есть прозвища, а есть истинные имена, которые наше общество обязывает скрывать. Таким образом, это будет не ложь и не правда.

Я же говорю, умный. Падаю обратно в кресло и откидываю спинку.

— Я отдохну здесь. Скоро встреча с эскортом и первый визуальный контакт Рокочущей Спирали с кочевниками, нет смысла уходить… Если ты хотел сказать, «неразумный трудоголик», то скажи это вслух.

— Ошибка, я подумал другое слово.

— «Ошибку» оставь базе «Центр». Сам дурак.

Чувствую его безмолвный стон, и добавляю:

— Говори. Вслух. Это. Приказ.

— Я не могу исполнять эту инструкцию. Я — стратег, а не серв на приватном канале, — фиолетовый всполох в уголку глаза, это плащ падающего в кресло старпома на секунду взмётывается в воздух. Альфе при дизайне выбрали именно этот цвет. Вроде не синий, но соседний по спектральной линейке. Бету наградили зелёным, совершенно непонятно, почему, а вот технари остались почти в своих цветах, теперь они красно-коричневые. Одна я как была в супримско-белом, так и осталась.

Альфа продолжает жаловаться:

— Мало того, что тело непривычное, органы чувств непривычные, так ещё и поведение должно быть вразрез с уставом.

Я бы сделала ему замечание, но сама через это прошла.

— Это адаптация. Она у тебя затянулась, но зачислять в экипаж Эпсилона и Дзету было бессмысленно, они всего три месяца назад активированы и ещё в пальцах путаются, промолчим обо всём прочем. А без стратега в команде нет смысла отправлять посольство в Союз Галактик.

— Насколько я осведомлён о деталях твоего личного дела, ты и одна могла бы справиться, — ворчит он.

— Исключено. Я слишком долго пробыла вне Системы. Меня до сих пор заносит. Поэтому я не имею права решать за весь наш народ. Но зато, по прогнозам психологов и Контролёров, из меня должен получиться вменяемый дипломат, — опять зеваю. — Я не ждала назначения в посольство, но Император решил, что я глубоко изучила двуногих и буду полезна. И капитаном назначил на основании того, что я дольше вашего просуществовала в этой форме и почти полностью адаптирована. Для меня это крайне неожиданно и трудно. Я же всё-таки архитектор.

— Ты — хитрая.

— А ты — умный. Бета — образованный. Гамма — любопытный. Дельта — исполнительная. Идеальная команда, ещё бы кого-нибудь опытного… — зеваю с риском порвать рот, но сон мне всё-таки не грозит. Раздаётся предупреждающий звонок бортового компьютера — скоро выход из прыжка.

Тут же в рубку вваливается Гамма со стаканом:

— Есть на рабочем месте запрещено, но Бета сказал, что тебе нужно поддержать силы. Мы посовещались, решили, что отрывать тебя нерационально, и я принёс тебе витами…

Я тыкаю пальцем, чтобы он поставил мне стакан на поручень кресла, и одновременно шикаю, оборвав его речь на полуслове, пока мысль не забылась.

— Ещё одна проблема, но с ней нам уже не справиться, — говорю, отхлёбывая то, что мне намешал врач. — Мы преодолели рубленость фраз, но у нас всё равно медленная речь с растянутыми гласными и повышение интонации в конце. Мы так говорим даже на интергалакто, хотя там другое интонирование.

Раздаётся повторный звонок. Гамма через спинку запрыгивает в своё кресло. В два глотка добиваю питьё и включаю внутреннюю переговорную связь.

— Десять рэлов до выхода из гиперпрыжка. Всем занять места согласно рабочему расписанию. Доложить обстановку на борту.

— Двигатели в норме, — отзывается из динамика Дельта.

— Системы связи и защиты в норме, — сообщает Гамма.

— Главный бортовой и навигационный компьютеры в норме, — отчитывается Альфа.

— Системы жизнеобеспечения в норме, — докладывает Бета. Мы слышим его голос и через ВПС, и просто так — его заведование по соседству с рубкой. Но сейчас слышать перестанем.

— Нормальное функционирование корабля и отсутствие аварийных ситуаций на борту подтверждено. Герметизация отсеков перед выходом в обычное пространство, — поворачиваю реле, подтверждая приказ. Люк, ведущий в рубку, схлопывается. — Пять. Четыре. Три. Два. Один. Выход.

Лёгкий инерционный рывок, после которого сразу оживают экраны рубки. Мы могли бы идти и по цифрам, так привычнее, но совет грамотно решил, что чем больше будет параллелей с техникой Местной группы галактик, тем быстрее к нам привыкнут и начнут доверять низшие, и тем меньше опасных ассоциаций.

Пробегаю взглядом данные, капающие и в мозг через локальный патвеб, поддерживаемый компьютером, и на развернувшиеся вирт-мониторы.

— Материализация завершена. Экипажу доложиться.

— Переход на обычные двигатели проведён успешно.

— Щиты функционируют в нормальном режиме. Опасные объекты на близкой дистанции отсутствуют.

— Отклонение от запланированной точки выхода в допустимых пределах. Приступаю к выравниванию курса и вычислению местоположения эскорта.

— Системы жизнеобеспечения в норме.

— Подтверждаю нормальный выход из гиперпространства и безопасное положение корабля. Снять герметизацию отсеков.

Снова поворот реле. Люк размыкается.

— Капитан, замечена ещё одна ошибка, связанная с образом мышления, — вдруг говорит Альфа. — Отсеки герметизируются на случай астероидов в месте материализации. Но мы не в скафандрах.

Все втроём переглядываемся. Вот это я понимаю, ляп менталитета. Привыкли, что внешняя оболочка по умолчанию герметична, как будто текущие тела такие же. Ну будет у нас в случае аварии рэлов десять до потери сознания, так это даже до скафандров добраться не успеем.

— Подтверждаю. Редактирую бортовой устав, — а что ещё тут можно прибавить, кроме «уникальные тупицы» и «жертвы параграфа»? Теперь первый предупредительный звонок будет раздаваться за скарэл до материализации, а экипаж будет обязан сразу влезть в защитные скафандры и начать декомпрессию*, а уже потом бежать по местам.

На самом деле, таких мелочей за время полёта накопилось уже достаточно много для того, чтобы скомпилировать из них полноценный отчёт и переправить Учёному. Ведь мы не просто отправлены в роли послов. Параллельно ставится эксперимент по формированию отношений в обществе, состоящем только из прототипов. Изоляция от Империи поможет выявить скрытые проблемы. Мы должны знать о прототипах всё, прежде чем решать, переходить ли на эту форму существования или закрыть эксперимент. Главный критерий, конечно, состоит в том, что далек должен оставаться далеком даже в другом облике. Если нам рано или поздно начнёт выносить мозг, значит, всё это не подходит и надо искать иные методы стабилизации ДНК и выживания без высоких технологий.

Остальные об этом вряд ли так глубоко осведомлены, хотя я уверена, что Альфа и Бета это предполагают. Вот только они вряд ли знают, что именно мне поручено за всеми ними следить. Правда, есть ещё один вариант: присмотр за остальными поручен всем нам пятерым независимо друг от друга. Скорее всего, так оно и есть, я не настолько самонадеянная, чтобы верить в свою мифическую исключительность и в то, что неблагонадёжному винтику дадут слишком большие полномочия. Но свою часть работы я сделаю добросовестно.

— Есть сигнал от эскорта, — сообщает Гамма.

— Сообщи им наши координаты и курс. Пусть вышлют те же данные о себе.

Он крутит реле рации дальнего радиуса действия и параллельно запускает программу шифрования. Мы могли бы сразу выйти на связь, минуя все эти сложности, но не стоит показывать с порога наши возможности. Надо сохранять интригу до победного конца. А так всё логично сложено: сперва ближняя к Пятой галактике** сторона Рокочущей Спирали уловила незнакомые, но явно разумные сигналы, потом их учёные какое-то время пытались расшифровать запрос и найти общий язык с чужаками, потом наконец была выработана система кодов, на которой обговорили встречу, и вот они летят на первый контакт с якобы неизвестной цивилизацией. А мы не собираемся демонстрировать, насколько осведомлены о жизни планктона. Они даже не знают, как мы выглядим.

— Данные получены. Прямая дистанция до эскорта — пятнадцать миллионов леров, — сообщает Гамма. — Нас встречает четыре корабля, согласно договору. Идут по отношению к нам приблизительно девятнадцать градусов, склонение горизонт, сорок пять градусов, склонение зенит. Передаю точные данные по курсу эскорта навигатору.

Учитывая космические расстояния, это мы с ними, можно сказать, вплотную гравиплатформами притёрлись.

— Курс рассчитан, — сразу докладывает Альфа. Ну да, дольше говорил, чем считал. — Передаю координаты точки встречи радисту.

— Гамма, заодно перехвати их разговоры, — приказываю я. Скорее всего, пилоты строят предположения, на каких зелёных гадов мы похожи и как у нас проходит процесс размножения, чем полностью демонстрируют планктонный уровень интеллекта, но вдруг да проскочит что-нибудь ценное.

Первая же перехваченная фраза, прогромыхавшая на всю рубку, заставляет меня мысленно фыркнуть насчёт абсолютной предсказуемости низших рас:

— …обхватит своими зелёными щупальцами и засосёт насмерть.

— Снизь громкость, — приказываю. Ещё не хватало транслировать этот бред на весь корабль.

— Капитан, это они про нас? — интересуется Гамма.

— Скорее всего.

— Они подозревают в нас старых далеков?

— Нет, упражняются в том, что называют «остроумием».

— Уничтожить?

— Заткнись и слушай, — опять включаю ВПС. — Бета, подготовь гипнопедическое оборудование, запрет на слова: «уничтожить», «объясни», «подчиняюсь», «ошибка», «подтверждаю», до возвращения на базу «Центр». Всему экипажу, сочинить себе прозвища, сходные с именами низших рас. Более подробная информация внесена в виде поправки к «легенде».

— Эскорт будет в зоне прямой видимости через два с половиной скарэла, — сообщает Альфа. Так, насчёт метрической системы тоже хватит затягивать.

— Переходим на разработанную для операции систему измерений. Употребление даледианских мер между нами запрещено до возвращения на базу «Центр».

На самом деле, ничего особенно нового в придуманной СИ нет. Просто поменяны названия, а некоторые величины стали кратными прежним. Так, например, мы обычно меряем дистанцию лерами или десятыми частями леров. Теперь наоборот, вымышленный панр равен де-леру, а лер — десяти панрам. Плюс единицы времени будут рассчитываться не по Скаро, а по Салфис, одиннадцатой планете нашей разрушенной солнечной системы. Учитывая даледианскую скорость расчётов, даже пауз не будет, мы говорим вслух гораздо медленнее, чем думаем.

Радисты эскорта тем временем перешли на обсуждение своих подружек. Скучища. Им что, больше нечем заниматься? Сколько бездарно потраченного времени, ну да ничего — ещё вернётся тот день, когда мы нагнём этот планктон.

— Дельта, если твоё заведование в норме, подойди на гипнопедию к Бете, — говорю в ВПС.

— Слушаюсь, — доносится в ответ. А она быстро учится, уже выбрала слово-заменитель для «подчиняюсь».

— Гамма, иди с ней.

— П… Слушаюсь.

Отпускаю ему волну одобрения, но как только выметается, мысленно замечаю Альфе через локалку:

«Сервы стали исключительно оперативно соображать. Похоже, биологическое изменение мозга повлияло на их мышление. Это очень важно».

«Согласен», — отзывается он с небольшой запинкой. Подбирал синоним к «подтверждаю», молодец. Но необходимость гипнопедии это не отменяет, забывшись, можно нечаянно ляпнуть лишнего.

«Я предупрежу Центр при первом же сеансе дальней связи. Пусть сделают ещё пару контрольных образцов из их касты и следят за развитием мозга. Унификация по уровню интеллекта опасна для Системы».

«Раньше они не проявляли таких явных признаков самостоятельности».

«Потому что в Центре рядом с ними были немодифицированные сервы для выравнивания поведения — это раз, и, видимо, начало хватать ума помалкивать — это два. А тут мы все на виду друг у друга, царапину на корпусе не утаишь. К тому же я специально настояла на том, чтобы ввести в эксперимент Гамму. Он изначально нестандартный, с повышенным любопытством. А Дельта, напротив, абсолютно стандартна… По крайней мере, была».

«Быть может, он на неё повлиял и потянул за собой?»

«Пусть с этим разбираются учёные и психологи. Наше дело — посольство, сосредоточься на нём».

«П… понял».

Смотрю на него и приподнимаю уголки губ.

— Улыбнись, Альфред.

— Адери, — отрезает он, кое-как растянув рот. — Согласно моим данным, «атар-ден-рибаа» по-древнекаледиански означает «равносторонний треугольник».

Ну и выбрал аббревиатурку. Ничего лучше не нашёл, как назваться гранью тетраэдра, типа, старпом — деталь капитана. Начинаю понимать смысл и необходимость жеста «рука-лицо».

— А как называть тебя?

— Зеро. Просто Зеро.

— Это цифра.

— В контексте «точка отсчёта системы координат». Если возникнет такая необходимость, я сама это объясню низшим… Стоп!

Замираю, прислушиваясь к льющемуся на фоне разговору радистов. Не послышалось. Их радары нас засекли.

— Мы у них на экранах. Дальность их радаров, похоже, немного выше расчётной. Это откорректирует Гамма, когда вернётся. Ты пойдёшь после него и заодно поможешь Бете. Я — последняя.

— П… слушаюсь.

К тому моменту, когда мы с эскортом начинаем наблюдать друг друга на экранах в виде стремительно растущих точек, мой экипаж уже при всём желании не может произнести «уничтожить», а планктон обсуждает что-то вроде: «Если у них такие катера, то какого же размера тяжёлые корабли?»

Наш «Протон» действительно не маленький. Несмотря на сверхкомпактное расположение рабочих помещений и крошечные спальные капсулы, три типа двигателей — гиперпространственные, форсажно-маневровые и самые громоздкие, обычные ходовые, занимают изрядное количество места. Плюс, начальство решило, что компактность — это один из признаков далеков, и впихнуло в конструкцию большой и совершенно не нужный по нашей логике отсек, совмещающий всегда отсутствующие у далеков кают-компанию, декоративную оранжерею и спортзал. Растения, честно говоря, выглядят странно, их навыводили посредством генной модификации из всего подряд, что было в нашем банке ДНК. Далеко не всё вследствие этого способно к семенному размножению, зато всё работает дополнительными и очень эффективными фильтрами для очистки и увлажнения воздуха. Ещё в районе реактора поселили в вольер странных чешуекрылых псевдоптиц, также скреативленных из того, что под манипулятор подвернулось, и чрезвычайно чувствительных к чистоте атмосферы. В наличии неведомая флора, неведомая фауна, корабль неизвестнойконструкции, разумные гуманоиды с принципиально новыми технологиями и самое главное, никаких уверений в вечной дружбе и абсолютно мирных намерениях, после которых даже у низших рас случается обострение паранойи — в официально заявленных планах только ознакомительный контакт и торговля. Тут бы даже сами далеки поверили, хотя нас очень сложно обвести вокруг манипулятора. Конечно, детальный анализ тканей покажет правду, но ведь для этого нужны образцы, а мы их не дадим.

Гамма, теперь Гердан, старательно изображает, что мы пытаемся подобрать нужную частоту для видеосвязи. Представляю нетерпение на той стороне. А мы с Альфой-Адери оцениваем корабли эскорта.

Один от землян, военный катер человек на двадцать экипажа. Пара залпов, и нет проблемы. Другой — от старых знакомых, дракониан, примерно того же класса, но теоретически требует большее количество народу для обслуживания — и чисто по внешнему виду, он не настолько эффективен, насколько земной. Ну, это неудивительно, дракониане катастрофически косные в плане технологий, чтобы заставить их усовершенствовать то, что, по их мнению, и без того хорошо работает, надо им флот-другой разнести в пыль за рекордно короткий срок. Ну, для нас это не составит проблемы, чешуйчатым примитивам и одного залпа из гравитационной пушки хватит.

Третий катер явно с Веги. Этих-то чего принесло? Если только, услышав про возможное повышение добычи ресурсов, решили подсуетиться и раньше всех узнать, что именно нам нужно и не удастся ли их республике на нас подзаработать. Не удастся. В шахтёрах мы пока не нуждаемся. А как противников их рассматривать даже несерьёзно. Они никогда не умели воевать, их флот просто смехотворен, а телепатические способности выглядят насмешкой над настоящим психокинезом. Единственное, на что вегане в перспективе годятся — это на роль рабов в тех шахтах, где слишком дорого использовать автоматику.

И только четвёртый катер, пожалуй, представляет из себя хоть что-то серьёзное. Вельтрочни с Фомальгаута-2 в своё время доставили нам изрядное количество хлопот, до конца мы их так на моём веку и не смели, хотя очень старались. И судя по тому, что они до сих пор существуют, Империя их так и не добила.

Бросаю короткий взгляд на Гамму:

— Гердан, у нас в арсенале есть распознаватель голографического поля Вельтроча?

— Радары его засекут при любых обстоятельствах, а переносной распознаватель легко сделать. Всё необходимое имеется на борту, — отзывается он.

Успокаивает. А то знаю я из воспоминаний погибших сородичей, как вдруг половина отряда разворачивается против своих, а потом оказывается, что это вообще не далеки, а замаскировавшиеся вельтрочни, просто в пылу сражения никто не заметил подмены. Не хочу, чтобы ко мне подошёл кто-нибудь из экипажа и начал приставать с вопросами, а потом вдруг обнаружилось, что это был вовсе не он. И какое же благо, что наш ручной арсенал не имеет аккумуляторов! Потому что эти подлые твари умеют выжирать электричество на расстоянии. В общем, довольно неприятные противники, я бы предпочла их в эскорте не видеть.

Ладно, ситуация более-менее оценена, возможные проблемы тоже. Пора переходить к делу.

— Активировать визуальную связь, — говорю на синтетическом языке, придуманном для нас лингвистами, и перенаправляю видеоканал на себя. Насколько помню психологию всех присутствующих представителей планктона, среди них нет ни одной матриархальной культуры. А значит, представитель так называемого слабого пола у них подсознательно вызывает чувство безопасности и желание защищать и оберегать. Это их слабость, и надо ей пользоваться. Интересно, как бы себя вела на моём месте Ривер Сонг? Если подумать, то первым делом бы улыбнулась. А значит, мне надо сделать то же самое — приподнять уголки губ ровно настолько, насколько лицо ещё не превращается в гримасу, ровно в тот момент, когда на развернувшемся вирт-экране промелькнёт чья-нибудь противная симметричная рожа.

Просто улыбнуться, как фея-крёстная… Да проще космос завоевать в одиночку!

Тем не менее, изображаю, что могу, и приветственно приподнимаю обе ладони. Универсальный жест, несущий подтекст: «Мы безоружны и мирно настроены». Сквозь помехи, которых Гамма нарочно не пытается избежать, ловлю на себе удивлённо-изучающие взгляды представителей всех четырёх рас, проявившиеся в четырёх секторах экрана. У землян на лицах явственно проступает: «Надо же, похожи!», тогда как у остальных в глазах стоит бегущей строкой: «Опять эти с Сол-3 нашли забытую колонию?!» Надеюсь, в моих глазах не пропечаталось рефлекторное «УНИЧТОЖИТЬ», нам это помешает.

Включается аудиоканал. Сквозь шум и треск пробивается чей-то голос, неуверенно приветствующий нас на интергалакто, словно его хозяин не знает, поймём мы или нет универсальный язык Союза Галактик. Играть так играть, очень нетвёрдо и нарочно неверно расставляя ударения, отзываюсь:

— Приветствуем вас. Я есть капитан и посол, корабль «Протон». Рада.

Ещё больше рада буду, когда мы от всех вас избавимся. От ваших похожих на плесень недо-цивилизаций, от вашего мерзостного копошения под гравиплатформой, от ваших отвратительных симметричных фигур, от… Стоп. Стоп-стоп-стоп. Девушка, успокойся, твои мысли понесло куда-то не туда. Просто перетерпи их общество, ты на Сол-3 два года прожила и не рассыпалась. Да-да, компания низших — это как без скафандра в бочку с тараканами угодить или обнаружить под собой в гамаке дохлого чумного грызуна, но тебе-то это не впервой. И в Галактической Ассамблее, куда вы держите курс, старые навыки очень пригодятся. Ты выдержишь. Ты же далек, а далек может перетерпеть и не такое. Вон, бери пример со старпома, ему всё треугольно-фиолетово, сидит и занимается своим делом.

— Нам переданы данные нового курса, — сообщает Гамма на всё том же синтетическом. На родном языке нам теперь не говорить до возвращения домой, это все понимают. Даже если мы на корабле и с отключённой связью, всё равно, это опасно — вдруг нам после первой стыковки «жука» подсадят, чисто из любопытства?

Почти одновременно с ним слышим с другой стороны:

— Вы понимаете интергалакто?

— Мало, немного, — отвечаю, продолжая нарочно коверкать речь. — Был расшифрован учёные кочевников. Может проблема быть с акценты и фразы. Мы стараем учить.

Чувствую немой смешок соратников. Их изрядно веселит то, что примитивы ведутся на такую откровенную «липу». А ведь действительно ведутся, судя по лицам.

— Нам поручено встретить вас и проводить до планеты, на которой расположена Галактическая Ассамблея, — сообщает мордатый вельтрочни, едва помещающийся в отведённый ему участок экрана. — Капитан Фратшах, к твоим услугам, кочевница.

Прикладываю пальцы левой руки сперва ко лбу, потом к груди. Это условно-наш жест приветствия и почтения, несколько декад репетировали, прежде чем он начал получаться почти автоматически. Символизирует победу разума над эмоциями и при этом никаких поклонов. Мы не станем кланяться низшим даже ради маскировки.

— Капитан Дэвид МакГрегори, обращайтесь, если что, мадам.

Повторяю жест.

— Очень приятно встретить столь юную и отважную особу, — ну, от шахтёров я и не ожидала ничего, кроме попыток подольститься. — Командир Вега Пелан, мой корабль…

— Катер космической охраны «Регис», лейтенант Ормас, — перебивает его драконианин, делая вид, что так и надо, и что он вообще не слышал фразу веганина, мол, космические помехи всё забили (ведь так и скажет, если тот попытается возмутиться). — Дракония рада приветствовать гостей на территории Союза Галактик.

Отвечаю им обоим всё тем же жестом.

— Посол Зеро и экипаж «Протона» благодарить.

Ах, какие политические дрязги и перетягивание внимания даже на уровне простых исполнителей. Главное, вовремя дать себе по ложноручкам и не начать их всех ссорить. У нас другая задача.

Под расшаркивания Гамма сбрасывает эскорту кое-какие данные по нашей биологии. Поскольку все присутствующие — кислорододышащие, им будет приятно увидеть, что у нас с ними одинаковые потребности. Также уходит запрос поделиться с нами какими-нибудь массивными аудиозаписями речи на интергалакто для улучшения произношения, и земляне наперегонки с драконианами тут же вываливают нам содержимое плееров в виде литературных произведений. Я совершенно не удивлена: в долгих полётах нечем заниматься, только слушать выдуманную бредятину. Зато через восемь суток, когда мы, согласно расчётам, достигнем Зосмы-9 и Галактической Ассамблеи, уже не придётся так ломать речевой аппарат, притворяясь безграмотной. Спишем всё на наши продвинутые мозги, которые быстро учатся.

Надеюсь, за эти дни эскорт не доведёт нас до того, что мы их перебьём.

И ещё придётся пригласить на борт их капитанов.

Хм. Мы точно это выдержим?..

Комментарий к Сцена пятая. *вообще, процедура декомпрессии у земных космонавтов сейчас занимает несколько часов. Ведь в скафандре давление всего 0,4 атмосферы, чтобы его не распирало в вакууме, и к этому надо приспособиться. Но далеки такие далеки… Наверное, кессонная болезнь им не так актуальна, как землянам.

**автору пришлось несколько суток поиграть в интернет-детектива, чтобы установить — все эти нумерованные галактики хуниверса на самом деле являются карликовыми галактиками Местной группы, сателлитами Млечного Пути и Туманности Андромеды. К сожалению, точную привязку Пятой и Четвёртой галактик установить так и не удалось, а вот Седьмая, в которой находится Скаро — это карликовая галактика Скульптора. Согласно расширке, нумерация не является официальной космической, она пошла от космических туристов и укрепилась в космоарго.

====== Сцена шестая. ======

Выдержали.

Мы всё выдержали. И манеру МакГрегори закидывать ноги на столешницу. И рыгание Фратшаха. И заискивающее юление Веги Пелана, так и старающегося вызнать, что же мы собираемся покупать и в обмен на что. И заносчивость Ормаса, заслуживающую только выстрела. Я не знаю, каким чудом, но мы действительно это выдержали, аж целых три раза. Дельта, правда, после каждой встречи у нас на борту устраивала генеральную уборку по собственному почину, заставляя роботов промывать корабль с бактерицидкой. Я понимаю, что у каждой планеты своя микрофлора и микрофауна, но нам кололи универсальную вакцину, так что стремление реакторного техника создать идеальную стерильность было сразу расценено Бетой, как фобия. Дельта от такого подавилась, но драить «Протон» не перестала, заявив, что пусть это фобия, но раз уж мы не можем не принимать низших, то следов и отпечатков пальцев на нашем корабле она не потерпит, и хотя бы их… ликвидирует, раз уж ничего другого не дают.

Но больше эскорт мы, надеюсь, не увидим. Два часа назад мы совершили посадку на Зосме-9, и сейчас посольский глайдер везёт расфуфыренных меня, Альфу и Гамму в высоченную голубую башню Галактической Ассамблеи, нестерпимо сверкающую в свете двух солнц. Спасибо, третье за горизонтом, а то вообще, прощай, глаза — даже несмотря на контактные линзы и тёмные очки.

Сейчас у Местной группы довольно стабильный этап взаимоотношений, связанный с недавно завершившимся кризисом у землян. Когда с горизонта исчезла наша цивилизация, они тут же заняли освободившуюся нишу, предпочитая действовать коварством и экономическим давлением, а не силой, как мы, и за почти два миллиона лет распространились повсеместно, как вирус простуды, переживая то спады, то подъёмы, и этим задавая ритм всем соседям. Не так давно, всего шесть тысяч лет назад, Земля была похищена Повелителями Времени из далёкого прошлого, в связи с каким-то древним инцидентом на Галлифрее. Как сказал бы Доктор, тыры-пыры, время-шремя — затерянная в древности планета наводит шороху в будущем. Правда, через пару тысяч лет галлифрейцы вернули Сол-3 на место, но в совершенно разрушенном состоянии, и, конечно, даже не принесли извинений. Всё это сильно подорвало авторитет землян и их положение в иерархии Местной группы, благодаря чему более отсталые или малочисленные цивилизации в очередной раз подняли головы. В итоге на данный момент содружество миров является действительно содружеством на основе равноправия и равноценности, с Галактической Ассамблеей во главе, и, должно быть, это один из любимых периодов истории у нашего главного врага. Местная группа галактик поддерживает внутри себя мир и даже не имеет открытых конфликтов с соседними галактическими группами. Всё стабильно, без крупных происшествий, с плавным и постепенно нарастающим развитием. Идеальный баланс, в который мы собираемся внести изрядную долю хаоса, выбив один из важных винтиков налаженного механизма. Но впрочем, это вторично. Первично — вернуть Скаро, а шумиха, которую мы непременно спровоцируем одним тонко просчитанным действием, отвлечёт от нас внимание и даст Империи шанс начать заново.

Смотрю в окно, удерживая на коленях коробку с посольским подарком и изучая ряды кораблей в космопорте. Это лучше, чем концентрировать внимание на собственном отражении — вид белой хламиды и от души накрашенные Дельтой веки, просвечивающие даже сквозь защитные очки, раздражают. Гамма в парадном комбинезоне похож на офицера с планеты Сто, только не того цвета. У Альфы проблемы с плащом, который мешает в тесных помещениях вроде предоставленного нам глайдера. Мы все предпочли бы одежду, к которой привыкли, но планктон встречает по одёжке, поэтому для первого раза пришлось влезть в парадное барахло. Остальное едет в багажнике — есть подозрение, что нам придётся подзадержаться в комплексе Ассамблеи, поэтому мы собрали всё необходимое.

— Обстановка относительно ясна, — замечает Альфа на синтетическом, — Говорит капитан, советы при необходимости даю я. Гердан, ты молчишь и наблюдаешь.

— Слушаюсь. Есть какие-то специальные указания?

— Да, — говорю. — Следи за степенью лжи любых наших собеседников, чтобы нам не приходилось отвлекаться на это наблюдение. Адери, ты держи в уме все базы данных по всем цивилизациям, с которыми нам придётся столкнуться, будешь подыскивать рычаги давления по ходу разговора, если вдруг возникнут непредвиденные осложнения. А я буду врать.

В конце концов, это единственное, что я умею делать действительно хорошо.

Сверкающий голубой стержень вырастает с каждым рэлом, уже видны более низкие пристройки. Из космоса это выглядело, как огромный гномон с циферблатом, разделённым на восемь частей. Вот только сколько звёзд, столько и теней, и довольно забавно просчитывать их траектории и пересечения. Кстати, на самой макушке башни загорается лилово-розовая искра — встаёт третье солнце. Но мы скоро окажемся в здании, и нашим глазам будет плевать на двадцатипроцентное возрастание яркости освещения. Согласно моим данным, на этой планете никогда не наступает ночь.

Заезжаем в подземный гараж ровно тогда, когда башня перекрашивается в лиловое до середины. Уф, можно снять защиту с глаз и оценить помещение с низкими потолками и широкими пилонами, овальными в сечении. Да уж, эта постройка — явно не двадцатый — двадцать первый века Сол-3. Нормальный полимерный железобетон и кораллит, декоративно оформляющий стены и опоры в виде лилово-голубых струй, густых снизу и постепенно истончающейся сеткой разбегающихся по потолку. Заодно форсирует пилоны внешним каркасом. Над нами всё-таки боковой корпус, в котором, если не ошибаюсь, от тридцати до пятидесяти этажей, в зависимости от близости к центральной башне. В кораллите мерцают белые звёздочки вплавленной подсветки. Пол блестит, как тёмное стекло, идеально отражая светящиеся пилоны. Нерациональное покрытие для гаража, потому что здесь даже самая стойкая поверхность царапается и сильно пачкается, но зато в духе всего строения.

— Мы прибыли, господа, — сообщает автоматический водитель, останавливаясь и открывая двери. Я не питаю иллюзий — пусть глайдер роботизирован и не требует живого пилота, однако наши переговоры наверняка прослушивались. Но это незначительно. Синтетический язык строился по алгоритму, основанному на алгоритме галлифрейского, и так же не поддаётся расшифровке. Вот только наши лингвисты доработали язык так, чтобы его даже ТАРДИСы не могли осилить. Просто на всякий случай. А то одна синяя будка постоянно подворачивается нам под гравиплатформу, как чует. Я не надеюсь на скорую встречу, но фактор Хищника никогда нельзя исключать до конца. Главное, не исполнить старую мечту и не врезать ему по морде прямо с порога, а то это вызовет ненужные вопросы. Хотя от одной мысли о столь изысканном удовольствии рука начинает предвкушающе сжиматься и разжиматься, а на кончиках пальцев появляется приятное электрическое покалывание.

Однако пора выметаться из машины, тем более что нас уже ожидает лорд Бельтир, являющийся вице-президентом Ассамблеи, и, судя по нашим данным и по полосатым волосам, он родом с Пеладона — интересной планеты, которая на протяжении прошедших лет более тридцати раз пыталась сменить политический строй, но всё равно упрямо возвращалась к абсолютной монархии. С лордом двое сопровождающих, из которых один — землянин, а другое — центаврианин. Трое на трое, как и было обговорено.

Выхожу первая. За мной на одинаковом расстоянии и от меня, и друг от друга следуют Альфа и Гамма. И конечно, все шагаем в ногу. Хоть убейся, но если уж боевое построение въелось в мозг, от него не отделаешься. Серв, ко всему прочему, тащит ящик с нашим багажом.

— Посол Зеро, — представляюсь, прикасаясь ко лбу и груди ровно настолько неторопливо, чтобы это выглядело достаточно величественно и при этом уважительно к собеседникам. Интересно, как с их точки зрения смотрится невысокая девчонка на фоне двух громил? Наверное, моя с ребятами разница в росте связана с ДНК Велони Руал — оба женских прототипа невысокие, а мужские, словно в насмешку, все получились крупные. Кроме того, мы с виду довольно юные, а выражение глаз отчасти маскируется линзами. Впрочем, бетонные физиономии скорее вызовут ассоциацию с полным отсутствием понятия «возраст».

Наши встречающие внимательны и слегка взволнованы, хотя и не показывают этого на лицах. У центаврианина слегка пульсирует зрачок, пеладонин учащенно дышит, землянина выдаёт сердечная аритмия. Полечился бы…

— Вице-президент Галактической Ассамблеи, лорд Бельтир, — представляется мужчина, вежливо склонив голову — только голову! Если когда-нибудь нам позволят рассекретиться, я заставлю его ползать на коленях, вымаливая жизнь, и даже дам надежду на то, что он может мне пригодиться и продлить своё бессмысленное существование. Я даже дам ему пожить рэлов двадцать с этой мыслью. А потом уничтожу.

Так же по очереди представляем своих спутников. Сколько у низших уходит полезного времени на ритуалы и церемонии!.. Ведь мы уже и так друг о друге знаем, могли бы сразу перейти к делу. Но нет, сперва нам ещё предлагают выбор — отдохнуть с дороги или же сразу приступить к переговорам. В отдыхе экипаж «Протона», естественно, не нуждается, и потом, я не люблю тянуть варгу за плети, поэтому мы отправляемся в рабочий кабинет Бельтира прямо с багажом. По дороге, впрочем, помощник-землянин быстро вызывает кого-то из обслуживающего персонала, отнести в посольскую гостиницу наши вещи. Гамма безропотно позволяет забрать у себя ящик: пусть несут, там нет ничего крамольного, даже если кто-нибудь осмелится сунуться внутрь. Есть такая древняя-древняя каледианская пословица: «Если ты посол мира, не размахивай пистолетом в открытую». Комбинезоны, излучатели — всё это лежит в арсенале корабля. На крайний случай нам и нашего естественного оружия хватит, а на самый крайний — Бета и Дельта остались на борту, и было бы неразумно их провоцировать.

Боевой порядок по дороге сохранить не получается. Пеладонин ненавязчиво оказывается рядом со мной и, не давая толком оценить качество остальной постройки, проявляет вежливость в дежурных фразах о погоде, моей якобы приятной и чрезвычайно юной наружности и оставшемся позади путешествии. К подобной беседе я вполне подготовлена, поэтому так же дежурно отвечаю, что погода у них тут, хм, яркая, моя внешность не соответствует реальному возрасту, а путешествие было вовсе не долгим и уж тем более не утомительным. Двое его помощников примерно так же пытаются разговорить моих парней. Особенно не повезло центаврианину, ему (или правильнее говорить, ей? Кто этих гермафродитов разберёт…) достался Альфа. Собственно, потому наше построение и развалилось — господа из эскорта, совершенно очевидно, уже стукнули про то, что мы выдерживаем дистанцию и без нужды друг друга руками не хватаем. К сожалению, с этим ничего нельзя сделать — отпечаток долгой жизни в скафандре не выгоняется даже гипнозом и психоанализом, приходится отбрёхиваться традициями.

Гамма держится неплохо, отделываясь односложными «угу» и «ага», а вот Альфу явно напрягает собеседник. Не до конца пройденная адаптация, плюс тревожная обстановка, плюс уйма незнакомых цветов, запахов и привкусов в воздухе. Я как-то спокойнее всё это воспринимаю, наверное, сказывается опыт и наибольший срок жизни в виде прототипа. Гамме помогает любопытство, оно всегда унимает нервозность. Но Альфе не на что опереться. Придётся помочь.

«Ты слишком заметно начинаешь нервничать, — мысленно предупреждаю стратега. — Скоро это будет видно даже планктону».

«Оно… пахнет!» — в мысль вложено столько отвращения, что я едва сдерживаю улыбку.

«Конечно, пахнет. Любое живое существо пахнет, не поверишь. Вспомни отрыжку Фратшаха», — аж у самой от воспоминания подкатывает тошнота.

«Надеюсь, мне позволят его… ликвидировать. Когда-нибудь».

«Хорошо, тогда этот пеладонин мой».

Чувствую его улыбочку. Отвлёкся, успокоился. Пусть утешает себя мечтами о том, как лихо превратит трёхметрового монстра в горку протоплазмы. Мысли о стерилизации Вселенной от низших тварей всегда поддерживают боевое спокойствие. Как говорится, уничтожить и радоваться.

Слово за слово, мы оказываемся в кабинете вице-президента, квадратном, со скруглёнными углами, отделанном натуральным деревом и с окном во всю стену. Наконец-то начинается наша с Альфой работа. Для начала занимаем предложенные нам кресла за большим столом. Не могу не отметить попытку низших хотя бы внешне соблюдать общее равенство и взаимное уважение, хотя их истинные мысли мне насквозь видны даже по реакции организмов. Лорд Бельтир явно кичится своим благородным происхождением и тайно презирает обоих помощников. По поводу нас он ещё не определился, так как про нашу социальную систему мы сопровождающим почти не рассказывали, уводя разговор в сторону. Центаврианин считает пеладонина грубияном, а землянина — соперником. Секретарь с Сол-3 вообще со сдвигом, реагирует на лорда, как на женщину. Я такое пока только у Джека Харкнесса видела, чтобы первичный инстинкт низших работал настолько неправильно. А к центаврианину у этого мужчины подсознательное отвращение, видимо, связанное с его экзотическим обликом. Так что масками всеобщего равенства и межгалактического братства далеков не обмануть. Надо будет подумать, может, это можно будет использовать. Во всяком случае, поставлю себе галочку на этот счёт. А пока продолжу демонстративно путать ударения и порядок слов и запинаться на склонениях и согласованиях времён: типа, задумываюсь, чтобы не допускать ошибок.

Ставлю на стол небольшой контейнер с подарком, который до того несла в правой руке — сфера со срезанным дном из хромированной стали, натёртая до идеально зеркального блеска, и наверху, для удобства переноски, небольшая ручка, украшенная отполированным шерлом. Подвигаю к вице-президенту:

— Дар знакомства для Ассамблея. Традиция кочевников.

— Ассамблея благодарит вас, — Бельтир опять слегка склоняет голову и кивает секретарю, мол, передай. Пока тот подходит, забирает у меня контейнер и переставляет поближе к пеладонину, я прикидываю, как долго они будут его открывать. На самом деле, ничего особенного нет, десантура за сотую часть рэла справится: под ручкой для переноски находится совсем несложный и легко угадываемый замок с секретом, а внутри — мини-голограф, который должен спроецировать при открытии страшно навороченную трёхмерную фрактальную иллюзию, имитирующую наши несуществующие художественные достижения. Иллюзия медленно движется и обладает лёгким гипнотическим эффектом на примитивный мозг. В идеале, слегка расслабляет, но если знать секрет, то можно воспользоваться и внести в попавшие под влияние фракталов мозги кое-какие мысли. Но не сейчас, разумеется.

Сверкающий шар, похоже, озадачил лорда. Но не ждать же, пока пеладонин сообразит, как открывается подарок?

— Позвольте ещё раз благодарить за приём, но у нашего народа не принято тянуть с делом. Я уполномочена рассказать коротко, кто мы и зачем здесь. Вы разрешаете?

— Конечно, — кивает вице-президент, отодвигая подарок. Похоже, из моих слов сделал вывод, что его прямо сейчас открывать не обязательно.

— Хочу, чтобы вы сначала лучше понимали наши полномочия. Я есть член Высшего совета нашего вождя, из верховной каста. Это не выборная должность, это право рождения и назначение правителя. Адери — из другая каста, планировщик, экономист, стратег крупного уровня. Гердан — инженер, физик, учёный. Тоже большой, уважаемый специалист, — для космической плесени даже обычный серв сойдёт за научное звездило. — На корабле — врач и ещё один инженер. Возможно, часть этого вы знаете от капитанов эскорта. Мы полагаем, они сообщали всё.

Когда договорю, сломаю язык на этой нарочно безграмотной речи.

— Да, — кивает пеладонин, складывая ладони лодочкой на столе. — Однако вы были довольно неразговорчивы, хотя ваш корабль потряс воображение наших людей.

— Таково распоряжение, мало, немного говорить с исполнителями младших каст… уровней. Могут не всё понять, исказить информацию. Можем прямо говорить лишь с теми, кто наш уровень, — я сижу всё так же, слегка откинувшись в кресле и расслабленно положив руки на подлокотники. Теоретически мне следовало бы чувствовать волнение, но меня, наоборот, подхватила и несёт река наглой уверенности. — Наш народ давно жил здесь, ваша группа, карликовые галактики. Координаты потеряны, но это не имеет значения. Мы не имеем виды возвращаться и претендовать на то, что имеет для ваше общество важность.

— Но вы говорили о каких-то ресурсах.

— Да. Мы наблюдали. Никто из вас не пользуется, значит, не нужно. Через немного поколений у нас станет перенаселение, ожидается выработка ресурсов текущего региона. Мы хотим создать потомкам место жить. Разведали соседние войды*, нашли протогалактика. Мало-мало не хватает масса и гравитация для начала процесса звездообразования. Нужен гравитационный удар в центре облака. Для вас безопасно, далеко. Мы хотели бы взять умершие звёзды, чёрные дыры, недавние, конкретный тип, список есть. Их можно использовать для зажигателя. Будет новая галактика. В обмен дадим часть наших знание.

Сказать, что у господина вице-президента и его секретарей отпали челюсти, это ничего не сказать. Центаврианин аж цвет поменял. Конечно, они ожидали чего угодно, но не того, что пигалица вроде меня начнёт рассуждать о вещах, которые их учёным даже не снились, так обыденно, словно решает, какой полиролью лучше переборки на корабле драить.

— П-позвольте… Зажечь галактику? Чёрные дыры?..

— Да, — киваю с запинкой, потому что очень хочется сказать вместо этого «да» совсем другое слово, «подтверждаю». — Другая наука, много возможности.

— Но это не под силу никому во Вселенной, мы бы знали!..

— Долго жили за пределами мира. Между мирами. Никто не помнит, забыли. Давно-давно было, до большой война во времени, когда кочевники ушли. Мы изучали физику пространства и сопределий. Много учились. Много знаем. Вернулись, потому что тяжело за пределами, — чуть улыбаюсь. — Родной мир, он важен. Мешать не будем.

В глазах пеладонина бегущей строкой проскакивает мысль, читаемая даже без телепатии и эмпатии: «Если у них действительно такие технологии, чтоб галактики как нефиг делать зажигать, то что же будет, если им отказать или оскорбить?!»

— Мы объясним вашим учёные, как сделаем. Это никому не будет вредить. Действительно безопасно. Нас мало-мало, не хотим конфликты, торговля продуктивнее. В обмен дадим знание. Изучали вас, поняли, вы не знаете. Мы покажем топливо, более совершенное вашего. Для кораблей, для электростанций.

— Простите мне недоверие, но это звучит, как… шутка… — такое можно было брякнуть только от полного обалдения, особенно лорду. Но вместо того, чтобы улыбаться или хмуриться, я сохраняю бесстрастное лицо:

— Ваши люди видели корабль кочевников. Вы наблюдали посадку, отсюда видно, — киваю на окно. — Нет выхлопы, нет огонь, нет гравитационное давление, нет звук. Экологически чисто, безопасно. Большой прогресс для вас, место жить для нас. Продуктивность. Объясните это Ассамблея, если согласятся, позовите учёных. Адери и Гердан всё им расскажут.

— А если Ассамблея откажется? — пищит центаврианин.

— Мы просто уйдём. Есть содружества среди другие галактики, кто-нибудь согласится на обмен, — пожимаю я плечами всё с той же бесстрастной физиономией.

— У меня вопрос, — пристально смотрит на меня землянин. Как его, Карл Шварцвальд, что ли. — Если вы нас изучали и даже довольно свободно владеете интергалакто, то зачем вы использовали те странные коды для связи?

Позволяю наконец лёгкую улыбку:

— Проверка. Мы должны знать уровень, с кем договариваться. Ваше общество готово получать знание определённого уровня, но не больше. Больше навредит и вам, и нам. Много знание — много ответственность. У вас ещё есть опасные руки, не все, но есть. Нельзя отдать опасное знание, вам много вреда.

Похоже, я его слегка смутила.

— А что, у кочевников нет преступности? — тут же живо и очень предсказуемо интересуется центаврианин. Менталитет юристов-эстетов-пацифистов, варги-палки.

— Наши мало. Все на виду. Сразу найдут, будет наказание. Редко-редко бывают психические нестабильности, как у других народы. Никто не идеален. Но, как это... мафия нет, расколы и революции нет. Кочевники — один народ, вроде монархия, касты.

— Сколько же вас? — спрашивает пеладонин

— Меньше, чем вас, — отвечаю, улыбнувшись чуть шире. Пусть трактует, как хочет. — Мы умеем стоять за себя, но торговля выгодная, продуктивнее. Менялись знаниями в сопредельях, не воевали.

— Сопределья… Вы имеете в виду другие государства, или же…

— Другие измерения, — и повторяю. — Живём между мирами. Можно войти в любой мир. Но это долго объяснять, учёным проще.

— Фантастика, — не удерживается землянин. — На чём основано ваше топливо?

Киваю Гамме.

— Тёмная материя, тёмная энергия, — говорит он. — Уловители, два потока с разным спином. Аннигиляция. Другая физика, не задевает нас, очень чисто. Аналогично циклу «вода плюс электричество, гремучий газ, взрыв, вода», только КПД до девяносто девять и девять десятых проценты, и полное восстановление запасов топлива после выброса. В войдах перемещаться труднее, но здесь дёшево, выгодно. Не действует в гиперпространстве, но сокращает остальные расходы на синтез энергии, в том числе на планетах.

— Мы подозревали, что контакт с вами будет необычным, но это просто что-то потрясающее! — не удерживается Бельтир. Как из его интонаций сразу вежливость-то попёрла. А у этого Шварцвальда в зрачках так и прыгают цифры. Смещаю правую руку и незаметно засовываю в карман большой палец. Вот так, а теперь извлечённую крошку нано-чипа — под подлокотник кресла. Есть небольшой шанс, что нас попытаются тихо убрать и самостоятельно разобраться с «Протоном», но перед этим они попытаются узнать хоть какие-то стратегические данные от нас же. Кроме того, мы уже предприняли первые шаги для обеспечения собственной безопасности, рассказав эскорту, что управление кораблём полностью изоморфно и что мы своих в космосе не бросаем. В сочетании с только что полученной информацией гостеприимные хозяева всё же сперва подумают, прежде чем впрыснут нам какую-нибудь дрянь в вентиляцию.

— Вы сказали, что раньше жили в одной из карликовых галактик Местной группы, — центаврианин вновь принимает свой обычный зелёный цвет. — Почему же оставили родину, что заставило вас скитаться?

— Согласно историческим записям, на родине большая война между большими народами. Наш — другой, маленький народ. Хотели спастись. Не было технологий для космоса, нашли путь в междумирье. Рифт, трещина, естественное образование. Несколько раз пытались возвращать, но война тянулась, потом планета умерла, — чуть усмехаюсь. — Большие дерутся, маленький бежит. Координаты родины стёрты предками.

— Насколько знаем ваши термины, — вступает Альфа, — парадокс Ферми**. Наш дом погиб эта причина. С тех пор не любим война. Убили надежда, начали сначала. Модифицировали гены, приспособили под междумирье. Наука — главное, потом — обмен знаниями. Потом всё остальное.

— А как вы относитесь к искусству? — продолжает домогаться центаврианин. На самом деле, создать у него позитивное впечатление даже важнее, чем у вице-президента, потому что президент Ассамблеи — тоже центаврианин, и они между собой непременно обсудят этот разговор, стопроцентно идущий под запись. Поэтому отвечаю заранее заготовленную отмазку:

— Мы стараем, учим понимать другие формы искусства, не такие, как у нас. Это всегда любопытно. Сами ценим ораторское искусство, идеальность науки, хороший ритм.

— Наука в роли искусства? — Бельтир правильно выхватывает мою мысль. Ну, на самом деле, не мою, конечно, это разработки стратегов. — Некоторые народы-члены Ассамблеи прекрасно вас поймут…

«Все поставили прослушку?» — мысленно уточняю у парней.

«Под сиденье кресла», — тут же отчитывается Альфа.

«Под столешницу и на плащ центаврианина», — отзывается Гамма. Когда на центаврианина-то успел?! Умница. Люблю обоих, транслирую им одобрение.

— Сколько примерно надо ждать предварительный ответ? — спрашиваю у пеладонина.

— Сейчас заканчивается утреннее заседание. После перерыва я первым делом сообщу о вашем предложении. К вам будет много вопросов, вы же понимаете. Скорее всего, завтра вас пригласят на совещание, но если вы хотите вернуться на корабль…

— Мы взяли всё необходимое, можем задержаться здесь, — я снова рисую улыбку, чуть склонив голову набок. Так же немного опускаю взгляд: общая картина, по моим данным, должна вызывать ассоциации с некоторой застенчивостью. — Мы редко бываем планеты, мало всего знаем. Можно будет посмотреть?

— О, конечно, разумеется! Вам предоставят помещение с общим холлом в посольской гостинице, там есть подробный план комплекса Ассамблеи для каждого. Также у вас будет ассистент из числа персонала, который умеет здесь ориентироваться и во всём готов вам помочь.

— С благодарностью принимаем, — снова изображаю жест почтения, ребята синхронно повторяют за мной. — У нас нет ваши носители информации, инженеры сделали транслятор на основе радиоволна и спроектированные коды, могу передать список чёрные дыры сейчас, можно после. Любой компьютер с приёмником уловит.

— Да, пожалуйста, — пеладонин надавливает на столешницу, и из неё беззвучно вырастает портативный монитор. Хм, я думала, это просто рисунок для украшения, а это замаскированные сенсорные панели.

Киваю Гамме, он достаёт из нагрудного кармана мини-комп размером два на три мега и, сдавив, вызывает вирт-панель и вирт-монитор. На самом деле, мы легко могли бы поместить такую штуку в корпус величиной с пылинку и приклеить его лаком к ногтю, но, как справедливо заметил Альфа, у самых умных это могло бы вызвать мысли о размере наших следящих устройств. Через пару рэлов информация передана на компьютер вице-президента. А с ней и маленький вирус, которым мы вскроем местную правительственную локалку. Это была уже моя идея, полностью поддержанная стратегом и разработанная сервами. Более того, работу вируса мы успели отладить на бортовых компьютерах эскорта: унификация всего и вся вредит не только далекам, а порыться в чужих файлах никогда не вредно. Ну разве мы не гениальны?

— Координаты в вашей системе измерений, мы заранее пересчитали, — предупреждает Гамма. — Есть список, есть трёхмерная карта с ваши стандартные названия. Не знали, что наглядное, сделали оба варианта.

Землянин снова пристально глядит на меня.

— Если у вас такие технологии, почему вы просто не забрали то, что вам нужно, а вступили в переговоры?

Умничка какой, почти верю в то, что этот представитель планктона разумен. Расстреляла бы за проявление интеллекта!

— Кочевники не воруют. Это не наша территория, брать тайно дурно, плохо, — слегка свожу брови и сужаю глаза, надо же продемонстрировать возмущение. Ребята подхватывают мою реакцию буквально в тот же миг. Со стороны так вовсе кажется, что нас одновременно разозлили. — Ваш народ может поступать иначе?

Не удержалась, засветила в «яблочко», воспользовавшись знаниями о землянах. Конечно, Сол-3 очень часто поступает иначе, это же Сол-3. И пеладонин с центаврианином уже мысленно посмеиваются, представляя, как сейчас Шварцвальд будет выворачиваться из неудобной ситуации, в которую сам себя загнал.

— У моего народа в истории было всякое, потому и спрашиваю, — отвечает землянин. Нет, определённо, он умеет думать. Просчитал, что мы можем знать гораздо больше, чем показываем, и предпочёл признать поражение. — Простите, если мои слова были грубыми или оскорбительными. Прошу не судить по ним всё содружество Местной группы.

— Каждый имеет право быть такой, какой является, — спокойно отвечаю я. — У вас есть ещё вопросы?

— Пока нет, — наконец снисходит до того, чтобы спасти Шварцвальда, Бельтир.

— Слова кочевников донесены до Ассамблеи. Надеемся на предварительный ответ сегодняшний вечер, — говорю, поднимаясь, и снова касаюсь лба и груди. Пеладонин слегка напрягается, поднимаясь следом для прощания.

«Альфа, я что-то сделала не так?»

«Он пеладонский дворянин, следовательно, привык позволять удалиться и ставить точку в любой беседе самостоятельно, а ты не дала ни того, ни другого».

Хм, вот оно что…

«Благородный лорд опущен ниже гравиплатформы?»

«Согласно моим данным, да. Ты сейчас окончательно перетянула ситуацию на себя».

«И нажила врага?»

«Вряд ли. В Ассамблее нет жёсткого регламента поведения, единого для всех, а тебя пеладонин вынужден признавать равной себе. Но ты точно и абсолютно для него больше не наивный подросток».

«Жаль. Наличие врагов всегда держит в тонусе».

«Здесь все — наши враги. Но если ты имеешь в виду тех, кто не выносит персонально тебя, то Карл Шварцвальд — первый претендент на это место. Он уже испытывает к тебе неприязнь».

«Это из-за психического отклонения. Он любит таких, как вы».

Альфу внутренне передёргивает. Ага, он тоже заметил наклонности землянина.

«Ты слишком увлекаешься сарказмом, Зеро. Оставь его низшим».

Мысленно хмыкаю, покидая кабинет. И могу поспорить, что мы все трое совершенно одновременно активируем прослушку со своих чипов. Но в кабинете за нашими спинами пока воцаряется потрясённое молчание, зато с диванчика в приёмной нам навстречу встаёт и изображает приветственный поклон гуманоид с серебристой кожей. Ну, привет, Диплос. Смотрю, в Ассамблею и впрямь слилось всё то, что мы не успели… у… унич… зачистить.

Диплосианин довольно высок, даже выше Альфы, и одет по местной галактической моде, хотя волосы его, по традиции родной планеты, замотаны куском ткани. Похожие головные уборы когда-то носили на Земле, назывались такие «тюрбан» или «чалма», но там наматывали больше тряпок. Общий цвет кожи, глаз и привычка прятать голову под головным убором без сомнений выдают уроженца голубого гиганта, каковым, в сущности, солнце Диплоса и является. Похоже, это и есть наш провожатый.

Изображаю приветствие, парни даже не снисходят. В конце концов, контакт с низшими — это именно моя работа.

«Альфа, — быстро отмысливаю в патвеб. — Запиши для меня разговор с «жучков», пока я забалтываю это двуногое», — как ни обидно, но мне придётся отключиться от прослушки, чтобы не отвлекаться сразу на два дела. А серебристый гуманоид тем временем сообщает:

— Уважаемые послы, моё имя Цилен Всиа, и для меня большая честь быть вашим помощником и сопровождающим.

— Благодарим за предложенную помощь, Цилен Всиа, — отвечаю, останавливаясь напротив. — Вы можете показать нам это место, немного, для ориентирование, а потом проводить в жилище? Простите, если наша речь мало неверная, недавно учим язык.

— У вас прекрасная речь для тех, кто почти не имел языковой практики, — отзывается он с очередным лёгким церемонным поклоном. Ладно, примитив, в случае рассекречивания ты уже заслужил быструю и лёгкую смерть, в отличие от некоторых. Но с тобой следует быть осторожнее.

«С ним следует быть осторожнее, — вдруг бахает мне в приват Альфа, и я еле сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться такому совпадению мыслей. — Скорее всего, он — квалифицированный ксенопсихолог, и может быть опасен».

«Тоже это подозреваю».

А Циленпродолжает:

— Что вас интересует больше всего? Комплекс включает в себя не только зал заседаний Галактической Ассамблеи и посольские корпуса, но также обширные библиотеки, музеи, образовательные и концертные залы, также есть парк-коллекция, составленный из растений с большинства планет, входящих в союз, и большой спорткомплекс…

— Сначала надо понять ориентировку, логику, — втыкает Гамма, крутя головой по сторонам, и я еле удерживаюсь, чтобы его не пнуть.

«ЗАКРОЙ РОТ, ЭТО ПРИКАЗ!!!» — ору мысленно и вслух говорю:

— Гердан имеет в виду, мы не очень хорошо ориентируемся такие здания. Вся жизнь — корабль, — чуть пожимаю плечами, — на планета бываем редко, дом знаем плохо. И ещё, традиции. Тут много других, у всех свой уклад, так? Как вы делаете, чтобы избежать конфликты? Каковы правила места?

В общем, похоже, я нашла далеканиумную жилу для поддержания беседы — диплосианин таскает нас по коридорам и рассыпается в объяснениях, как им всем удаётся не передраться из-за нарушения традиций друг друга, остаётся лишь подкидывать наводящие вопросы. А нашему «логику» я потом вкачу, когда один на один останемся. А Альфа добавит.

Таким образом беседуя, мы проходим два или три корпуса, то пешком, то пользуясь траволаторами. В какой-то момент получаю мысленное сообщение от Альфы:

«Этот землянин должен быть… ликвидирован. Он слишком умный».

«Он догадался?»

«Да. Он активно настаивает отказаться от нового топлива».

«Не такой уж и умный», — мысленно усмехаюсь я. Но то, что Шварцвальд сразу понял последствия в правильном ключе, это неприятно. Действительно, такие вещи, как халявное топливо, вечные батарейки и небьющаяся посуда — страшный кризис для экономики, на который мы, собственно, и поставили. Но Ассамблея всё равно не сможет отказаться от нашего предложения, чтобы не уступить преимущество другим крупным интергалактическим союзам, прежде всего, Альянсу Девы. Ну, это, конечно, местное название, перекочевавшее в обиход с Сол-3, сами жители скопления галактик в созвездии Девы иначе себя называют. Но мне неохота ломать язык об их речь даже мысленно.

«Вы слышали?» — вдруг с тревогой говорит Гамма.

«Что?» — уточняет Альфа.

«Странный звук. Слева».

«Нет», — я действительно ничего не слышала, потому что занята беседой на два фронта — вслух и телепатически.

«Словно сломанный насос климат-системы. Но откуда здесь такой насос? Разрешите проверить!»

«Отставить», — отвечаю. Мало ли что там шумело. Быть может, послышалось.

«Не отвлекайся от миссии. Всё остальное нас не касается», — Альфа такой Альфа…

В этот момент мы выходим на широкий смотровой балкон. От ослепительного сияния трёх солнц нас защищает тонированное окно, но бескрайнее плоское пространство с высящимися разномастными кораблями и далёкими блестящими вершинами гор действует впечатляюще даже на меня, на что уж я повидала космос. Альфа и Гамма вообще всю жизнь провели на базе «Центр» и довольствовались чужими воспоминаниями о планетах, так что сбили шаг и замерли, как будто у них сел аккумулятор. Наш провожатый явно доволен произведённым эффектом. Надо что-нибудь сказать, чтобы продемонстрировать наше впечатление и заодно подтвердить «легенду»:

— Это… потрясающе. В космосе нет такое ощущение дистанции.

Я не сразу понимаю, что откуда-то сзади доносится весёлый женский смех и поддразнивающая реплика:

— Ну давай, Жозеф! Ты такого никогда не видел, тебе понравится! Целых три солнца!

— Осторожней, звёздная девчонка! Смотри, куда несёшься!

И тут же в меня кто-то врезается.

Оборачиваюсь.

— Ой, извините, — меня встречает виноватая улыбка, но её обладательница — это последнее, что я хотела в своей жизни видеть при текущих обстоятельствах.

Варги-палки, ну почему именно сейчас нельзя выстрелить?! Это же… тал!

Комментарий к Сцена шестая. *пустое пространство между филаментами. Содержит облака тёмной материи, протогалактики и крайне редкие одинокие звёзды.

**парадокс был сформулирован Энрико Ферми в рамках дискуссии о возможности-невозможности обнаружения внеземных цивилизаций, и в частности, подразумевает, что любая цивилизация в процессе развития рано или поздно доходит до изобретения «оружия судного дня» и уничтожает сама себя.

====== Сцена седьмая. ======

Немая сцена. Стою, проглатывая первую реплику, вторую реплику, третью реплику… Гамма делает шаг вперёд с вполне недвусмысленными намерениями, но останавливается под резкий приказ Альфы на синтетическом: «Назад!» Блондоска растерянно хлопает глазами, её виноватая улыбка медленно превращается в просто виноватое выражение лица, а скулы заливаются краской. Наконец, я с трудом беру себя в ложноручки и выдавливаю:

— Извинения приняты.

Отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть её тупых, как у магнедона, голубых глаз, её сложнонавороченной причёски из мною не переносимых до тошнотиков золотистых волос, прикрытых странной шляпой, и, наконец, того, что она меня выше. Последнее — самое обидное. И что совсем скверно, я не могу исключить из восприятия её биополе. Я чувствую тала! Тала! Ещё живого!!! Тёплого, дышащего, которого надо немедленно… ликвидировать! Альфа, копируя меня, отворачивается к окну и выразительным взглядом принуждает сделать то же самое Гамму. Краем глаза вижу его сжатый кулак с побелевшими костяшками. Нам плохо. Уберите гадость!

— О, Боже, госпожа Луони! — выдыхает наш проводник. Он… её… знает?!

— Я что, опять что-то натворила? — громко шепчет талка.

— Ну ты как обычно, — громко сообщает тот же хрипловатый мужской голос, который пытался остановить неуклюжую девицу. — Эй, мисс, извините её. Она у нас плохорукая, вечно всё портит, да она мне при знакомстве годовую добычу в Танану бултыхнула. А ты вообще, сейчас же отдай мою шляпу, не заслужила!

— Я сказала, извинения приняты, — цежу в ответ сквозь зубы, смотря и не видя горизонта. Да когда же они уберутся? Сколько ещё рэлов будут нас провоцировать?

Перекошенная физиономия диплосианина исчезает из моего поля зрения. Судя по звукам, он оттаскивает талку и её товарища в сторону, торопливым шёпотом объясняя им обстановку. Я только слышу обрывки фраз про «кочевники, издалека, ничего не известно, предпочитают держать дистанцию, не хватало международного скандала» и тихие ойканья.

— Госпожа Луони, я рекомендую вам пойти и навестить вашего достопочтенного брата, — заканчивает Цилен Всиа чуть более отчётливо.

— Да, пожалуй, это будет лучше, — робко соглашается талка. Спиной ощущаю её опасливый взгляд на нашу троицу.

— Тем более что мы за этим и прилетели, — заканчивает землянин по имени Жозеф. Я даже не успела его разглядеть, да и неинтересно.

Удаляющиеся шаги и исчезающее ощущение талки, которая даже не подозревает, как фантастически ей повезло. Можно попробовать выдохнуть.

«Тал и землянин? Странная пара», — вдруг замечает Альфа.

«Не сейчас», — отвечаю. Кажется, моя ненависть так и брызжет во все стороны. Талы — это хуже Доктора. Нет, я, безусловно, знала, что шанс встречи не исключён, тем более что речь зайдёт о вполне конкретных координатах. Но надеялась, что нас разделит хотя бы стол переговоров. А чтобы так, внезапный физический контакт — мама-радиация, это ж просто вынос мозга первичным инстинктом. Папа-трансгенез, скажи, как я её голыми руками не порвала?

— Приношу искренние извинения за этот инцидент, — Цилен Всиа явно не знает, как в нашем случае сглаживать происшествие.

— Кто она есть такая? Ваш друг?

— Знакомая. Два года назад я так же имел честь вводить в курс дела её брата, как в настоящий момент вас.

— Он посол?

— Полномочный посланник планеты Новый Давиус.

Как говорил Скворцов, «повезло, что дороги развезло». Пока не знаю, как использовать полученную информацию, но, быть может, далекам понадобится зацепка среди талов. Плохое знакомство лучше, чем никакого, особенно если это знакомство с сестрой дипломата второго, что ли, или третьего сверху ранга по местной системе.

— Она из другой народ, не ваша?

— Да, но они не все такие неуклюжие, поверьте.

— Ликвидировать мерзость, — срывается у Гаммы на синтетическом.

— Мой спутник говорит, — даже не дёрнув бровью, «перевожу» я, — что эта неуклюжесть много похожа на привычка использовать лицо. Как это… кокетство.

В воздухе повисает безмолвный взрыв хохота — Альфа откровенно подавился эмоциями. У него даже уголки губ дёрнулись, чуть вслух не сорвался.

— Считаю, — продолжаю я всё так же спокойно, — на сегодня лучше хватит впечатление. Не можете ли вы проводить нас до помещение отдыха?

— Разумеется, — диплосианин снова вежливо кланяется. — Нам сюда, госпожа посол.

Через пару скарэлов мы наконец добираемся до посольской гостиницы. В нашем распоряжении оказывается довольно обширное пространство, навскидку я подозреваю около десятка помещений. Помимо холла-гостиной и спален на всех нас пятерых, присутствуют приёмная, столовая, два рабочих кабинета, два санузла и широкая терраса-балкон на крыше предыдущего этажа, с которой прекрасно проглядывается чеканный силуэт «Протона».

«Чудовищно нерациональное использование свободного места», — возмущается Альфа. Да уж, для пятерых существ здесь действительно слишком много пространства. С другой стороны, местные постарались обеспечить нас возможностью сохранять дистанцию в вытянутую руку. Довольно внимательно с их стороны.

«Не настолько чудовищное, как ты думаешь. Присмотрись к межкомнатным перегородкам. Это мобильная планировка, стены можно снимать и передвигать. Как, в общем, и напольные, и потолочные покрытия. Помещение спланировано с учётом наших мнимых потребностей и максимально удобно и престижно, по их мнению, — замечаю в ответ. — Когда мы улетим, они тут всё переделают под следующих жильцов в соответствии с их рангом и потребностями, меньше чем за день».

«То есть это не фиксированная постройка?» — тут же влезает Гамма. Молчал бы. Я ведь на него злюсь.

«Нагрузка распределена по колоннам. А стены можно выставить, как угодно», — под разговор я только-только успеваю пройти до середины приёмной комнаты и остановиться у стеклянного стола, на котором разложена целая куча непонятной мелочёвки, и рядом с которым стоит наш ящик с вещами. Оборачиваюсь на диплосианина:

— Господин Цилен Всиа, я забыла спросить, ваш порядок дня, он…

— По долгу службы я обязан помогать вам во всём, что может вызвать затруднения, в любое время суток. Если вам угодно, я могу ожидать вас здесь, в приёмной. Если же вы предпочитаете остаться одни, меня можно легко вызвать, — он подходит, всё так же выдерживая дистанцию, и берёт со столика тонкий металлический ремешок с чем-то, напоминающим гуманоидные часы или компас. — Это ваши маркеры дипломатов, в них также есть голографическая карта комплекса и рация, по умолчанию настроенная на мой передатчик.

Бросаю выразительный взгляд на его пустые запястья.

— О, я не нуждаюсь в аналогичном устройстве. У меня вживлённый чип, — отвечает он, правильно меня поняв.

— В этом случае мы хотели немного время спокойно разобрать вещи и отдохнуть. Вы тоже устали, пока водили нас комплекс, вижу. Давайте два здешних часа перерыв, так нормально?

— Как вам будет угодно, госпожа посол. И, простите, я не спросил — какая пища вам подходит? Основные данные у нас имеются, но вдруг есть особенности, непереносимость каких-нибудь веществ, или…

— Клубничный йогурт, — срывается у меня само собой, прежде чем успеваю задуматься. Прокололась. Надо срочно спасать ситуацию! — Всегда хотела попробовать, когда учила ваша культура.

Диплосианин кивает, вежливо прощается и удаляется. Альфа и Гамма как-то странно на меня глядят. Типа, капитан, ты чего, мозгами о броню ударилась?

Падаю на диван и говорю на синтетическом:

— Ну?

— У тебя красные щёки, — сообщает Альфа. Правда? Я не чувствую.

— Что такое «клубничный йогурт»? — едва не перебивая его, интересуется Гамма.

— Хорошая пища с Сол-3. Вам понравится. И, Гердан… Ты сегодня дважды нарушил приказ слушать молча и не открывать рта без разрешения. Второй раз был вообще вне конкуренции, спасибо, что не на интергалакто. И ты открыто проявил агрессию, едва нас не демаскировав. Я жду объяснений.

Он вытягивается в струнку и, глядя в пустоту, чеканит:

— Виноват!

— Ещё одно выступление, и тебя заменит второй инженер.

— Но она не переносит примитивные формы жизни, — замечает Альфа.

— Посажу на успокоительные в ломовых дозах. По крайней мере, она умеет держаться в рамках инструкций, — отвечаю и закрываю глаза. Всё-таки три звезды — это слишком ярко после космоса. — А теперь, Гердан, разбери вещи.

— Слушаюсь, — отзывается он и нерешительно добавляет. — Капитан, тут наверняка можно уменьшить освещение.

— Вот и займись, — говорю чуть раздражённее.

Ковёр почти полностью заглушает его удаляющиеся шаги.

Какое-то время стоит тишина, потом Альфа всё-таки решается заговорить:

— Тебя всё ещё интересует запись с чипов прослушки?

— Да, поделись.

— И ещё… Я не знал, что у тебя такая выдержка. Как ты её не убила?

— Выдержку? — не удерживаюсь от ёрничанья. И уже более серьёзно говорю: — Не было выбора. Блондоске повезло, вот и всё.

— Смешно говоришь, «блондоска» вместо «блондинка».

— Старый жаргон космодесанта. Как привыкла, так всю жизнь и говорю «блондосы», — подставляю на фон перекинутое воспоминание и краем сознания слушаю дебаты вице-президента и его команды.

— Всё же землянин и тал — это странно, — снова замечает Альфа. — Они ведь явно друзья. И ещё, он уронил непонятную фразу… Я проверил по всем базам, Танана — это спутник планеты Клондайк. Как в него можно что-то «бултыхнуть»?

— Назван в честь земной реки Танана, впадающей в Юкон, куда впадает и река Клондайк, — поясняю я, почти не задумываясь. Старые знания о Сол-3 ещё не выветрились из головы. — В древности это был золотопромышленный район. Быть может, он — геологоразведчик. Ты успел его разглядеть?

— Я хорошо его разглядел, — доносится из ближайшей спальной комнаты под резко, процентов на пятьдесят, падающий там уровень освещения, и Гамма сбрасывает нам обоим картинку из своих воспоминаний.

А вот теперь я понимаю, что это действительно очень, очень странная пара. Потому что Жозеф выглядит в точности как старатель начала двадцатого века по староземному летоисчислению. В сочетании с фразой о годовой добыче — видимо, золота, — утопленной в Танане, и с помятой старой шляпой из самого натурального фетра на волосах талки, это порождает в моих мозгах нехорошую догадку. Как там Гамма сказал, «звук сломанного климат-насоса»? О, нет! Пожалуйста, нет, нет, нет!!!

— Капитан, ты выглядишь испуганной, — вдруг замечает Альфа. — Ты что-то поняла?

— Недостаточно данных, — отвечаю. — Я тебе говорила, что не люблю преждевременных выводов. Так что пока замнём. Прекращаем о них думать, у нас задание Императора, и мы его ещё не выполнили.

В конце концов, землянин и блондоска прилетели сюда за конкретным делом и вряд ли задержатся дольше, чем до вечера, особенно если мои подозрения правильные. Ведь тот, чьё транспортное средство при посадке и взлёте издаёт звук сломанного климат-насоса, не любит долго застревать на одном месте.

Альфа продолжает пристально смотреть в моё лицо.

— Вношу предложение. Мы сегодня сидим тихо в этом помещении и слушаем, о чём говорят низшие.

Я молча киваю. Да, это оптимальный вариант.

Единственный, позволяющий избежать встречи с Хищником.

====== Сцена восьмая. ======

Никогда ещё у меня не было столько воды, чтобы приводить себя в порядок. Даже на Сол-3 приходилось экономить, чтобы не слишком быстро забивать антирадиационный фильтр. Зосма-9 богата природными ресурсами там, куда ещё не пришла цивилизация, а цивилизация пришла очень мало куда. По сути, это огромный природный заповедник, а комплекс Ассамблеи с космодромом и всяческими вспомогательными службами — едва ли не единственный крупный город. Кроме него, есть сколько-то биостанций и сельскохозяйственный регион, обеспечивающий свежей пищей всех поселенцев и гостей, попадающих в наиболее распространённую в Местной группе разновидность «кислород-азот-фосфор». Хотя вру, для мышьяковистых видов тоже что-то выращивают. Есть ещё несколько городов в других климатических зонах, связанных с данным поселением через трансматы – это проще, чем организовывать послам из экзотических миров дома с полным климат-контролем. Но никакие рудные разработки на Зосме-9 не ведутся и предприятия тяжёлой промышленности отсутствуют. По нам, так слишком нерационально, но кто этих низших поймёт?

Так что главный жидкий ресурс они тут льют в своё удовольствие. Это не ионизированный аэрозоль, не восстановленная вода, это настоящий водопровод, залейся — не хочу. Учиться плавать мне не нравилось, поэтому я не испытываю восторга от известного мне из литературы способа «налить ванну и наслаждаться», но вот усесться под горячим душем и сидеть сколько влезет — это совсем другое дело. Барабанящая по спине вода буквально размыкает перенапряжённые с нервов мышцы. Вроде бы и поспала, а всё равно не помогло, пока не села поразмышлять под водяной поток.

Остаток вчерашнего дня мы проторчали в гостинице, не испытывая особого желания куда-либо выходить. Затащили в гости нашего провожатого и продолжили забрасывать его вопросами о здешней жизни до звонка от господина президента Ассамблеи, посчитавшего нужным лично нас уведомить о предварительном ответе. Кто бы сомневался, что он был: «Мы должны всё обдумать». Альфа потом кисло пошутил, что они всю ночь будут ворочаться в койках и ломать мозг, выискивая подставу и пытаясь спрогнозировать последствия ссоры с нами. Но если честно, то после фразы Бельтира из сохранённой записи («А у вас есть гарантия, что если сегодня мы захватим их корабль, то завтра не увидим в небе вместо трёх солнц три чёрные дыры?») шутка не выглядит слишком шуткой.

Сейчас по местным меркам исход ночи, в небе низко-низко над горизонтом висит всего одно солнце. Но скоро оно поднимется выше, а потом вылезет и второе. Гамма по расписанию спит стандартные десять скарэлов. Альфа, пользуясь вынужденным бездельем, связался по удалёнке с бортовым стратегическим компьютером и бродит где-то в его дебрях, упражняясь в военном искусстве. Можно было бы посидеть с ним, поразрабатывать модели сражений, но мне это скучно. Так что отмокаю, а в голове крутится одно и то же: неужели Доктор здесь? В принципе, я запомнила, где находился тот балкон. Хорошо бы походить по соседним коридорам и проверить наличие ТАРДИС.

С этой мыслью я выключаю воду и тянусь за полотенцем. В конце концов, почему бы и нет? Случись даже неприятная встреча, он не знает меня в лицо, а я уж как-нибудь сдержусь.

Влезаю в бельё и, вытирая волосы, задумчиво гляжу на брошенное прямо на пол платье. Ненавистная роба ещё днём отправилась в шкаф, остаток дня и ночь я догуливала в домашнем коротком платьице. Вопрос, пойти в нём или всё же влезть в штаны? Лень… И потом, это красться мимо комнаты, которую облюбовал Альфа. Не хочу палиться, он меня одну не отпустит, а я не потащу его на поиски большой синей коробки. Нельзя сеять в наших рядах панику раньше времени. Значит, вопрос решён в пользу мини.

Платье, высокие гольфы, полуботинки на танкетке, поднимающие меня на три пальца выше, чем я есть — существенная прибавка к низенькому росту. Промокнуть полотенцем волосы ещё разок и пройтись по ним щёткой — на ходу досохнут. Надеть дипломатический браслет, подтверждающий мой ранг посла. Закапать глаза — какими бы ни были крутыми наши линзы, а всё же лучше помогать роговице хотя бы раз в сутки. Простроить маршрут по карте и запомнить – кстати, я сильно ошиблась с размерами здания. Считала по панелям стеклообшивки, и то, что приняла за один этаж, оказалось пятью. Определение дистанции и размеров на глаз всё ещё с непривычки подводит, особенно в другой атмосфере.

Всё, к вылазке готова.

Пробираюсь в столовую, а из неё через холл в приёмную. Тишина. Кажется, стратег не уловил моё перемещение, так что выскальзываю в гостиничный коридор. Веду себя, как неопытная, только что активированная раздолбайка, но не могу удержаться. Я должна удовлетворить любопытство!

Никто не спрашивает меня, куда я иду и зачем, да и народу почти нет. Днём было гораздо оживлённее. Теперь, когда не надо отвлекаться на беседу с провожатым и держать перед подчинёнными рожу кирпичом, можно заодно поизучать материалы и устройство зданий, поразглядывать фактуры и текстуры. В отделке много не только древесины, но и панелей, которые я днём приняла за впечатанный под пластик рисунок. Сейчас понимаю, что это не так: декоративные пластины состоят из аккуратно засушенных под прессом растений, залитых бесцветным инертным полимером, защищающим органику от выгорания под действием кислорода и света. Каждая панель — несомненно, ручная работа. Видимо, в дело пошли здешние травы, росшие на месте космодрома. Древесина в комплексе тоже наверняка когда-то покрывала эту площадь. Интересный способ утилизации ботвы, только уж больно много времени и труда на него уходит. Выжечь всё же было практичнее, но примитивному уму этого никогда не понять. Зависимость от красоты — ещё одно слабое место низших рас.

Добираюсь до балкона, на котором произошла неприятная встреча, и направляюсь в коридор, по которому мы сюда пришли из кабинета вице-президента. Где-то тут был поворот, возле которого Гамма услышал подозрительные хрипы, похожие на посадку ТАРДИС. Кажется, он окликнул нас с Альфой здесь. Да, точно, здесь.

Сворачиваю направо, в длинный проход, ведущий сквозь здание на другую сторону. Это должно быть где-то недалеко, талка и землянин довольно быстро нас догнали. Где же, где же?..

Примерно через два лера коридор расширяется в холл, украшенный какой-то сложной загогулиной из полированного серебра, по которой стекает подсвеченная разноцветными огоньками вода. А у левой стены, между двумя дверьми, ведущими совершенно неизвестно куда — карту доставать почему-то резко расхотелось — возвышается то, что я искала.

Древняя и новая. Маленькая и огромная. Единственная и неповторимая. И самая синяя во Вселенной ТАРДИС Доктора.

Выдыхаю вслух — оказывается, я на какой-то миг прекратила дышать и даже не заметила этого. Да, это она — синяя полицейская будка с горящими надписями и приглушённо сияющей лампочкой на крыше, разумная машина времени, которая всегда притаскивает своего владельца туда, где он нужен. Интересно, это всё — совпадение или нет, и она именно сейчас прилетела сюда из-за нас или нет?

Я очень боюсь, что синяя дверь вдруг распахнётся, и оттуда высунется Бабочка. Или Зубы. Или ещё какая-нибудь версия главного врага далеков. И, растянув рот в своей отвратительной скалящейся улыбочке, скажет: «Привет, ТМД, а я как раз тебя ищу! Пакуй чемоданы, поехали спасать мир!» Но вместе с этим опасность тянет, как магнитный луч. На слабеющих ногах я медленно приближаюсь к темпоральному кораблю и кладу ладонь на дверную ручку, а потом упираюсь лбом в косяк. Обоняние улавливает запах краски и пыли, а также немножко — озона. Потрясающая подделка, ведь обычная голограмма не может пахнуть так реалистично, даже если она осязаема. Металлическая дверная ручка едва заметно вибрирует под рукой, словно сквозь неё идёт напряжение. Никогда раньше я не чувствовала ничего этого, и это… потрясающе.

ТАРДИС, я скучала.

Правда, скучала. И по тебе самой, и по безумной жизни, что кипит внутри. Только увидев тебя и коснувшись твоей синей маскировки, я поняла, как мне не хватало драйва от общения с твоим чокнутым хозяином, всей этой ругани, всей этой беготни, всех этих идеологических дебатов и постоянного и полного удовлетворения потребности в новой информации.

Лёгкий щелчок замка и почти беззвучный скрип слегка подавшейся внутрь двери заставляют меня вздрогнуть и отступить, трезвея от завладевшей мною странной тоски. Дверь не заперта, значит, Доктор внутри, причём в консольной. Нет! Нельзя себя обнаружить! Быстро отступаю за угол будки. Тихо, вдох-выдох, сердце, уймись и не колотись так бешено. Успокойся, девушка. Видишь, никто не выходит, тебя никто не заметил. Выдержи десять рэлов и рви отсюда коготок. Ты узнала, что собиралась, больше здесь делать нечего. У тебя есть задание, которое ты должна выполнить любой ценой ради своего народа, а Хищник — твой враг, с которым тебе нынче не по пути. Никогда не забывай об этом!

Десять рэлов истекают, из будки так никто и не появляется. Вроде всё спокойно. Но только я собираюсь выскользнуть из своего укрытия и вернуться в гостиницу, как слышу дальше по коридору шаги и голоса. Ещё немного, и идущие меня заметят, так что приходится выдохнуть воздух и втиснуться в узкую щель между стеной здания и задней стенкой ТАРДИС. Та-ак, мне знаком один из этих голосов.

— …и не уверена, что он согласится. Ты же знаешь, какой он! Скажет, это не его дело, и всё тут.

— А ты ему подробно всё объясни, — а вот этот мужской голос мне точно неизвестен. Зато певучий выговор и растянутые гласные без вопросов выдают тала, даже если не сосредотачиваться на ощущениях. Нет, ну это подстава, зачем в нас вмонтирована такая острая потребность убивать блондосов, что мы их чуем почти как свою собственную кровь?! Оно понятно, далеки рождены войной талов и каледов, мы с одной планеты, так что всегда остаётся что-то вроде лёгкого эмпатического резонанса, и даже смерть выродков с Давиуса доставляет куда большее удовлетворение, чем уничтожение любой иной разновидности вселенской плесени. Но в такие моменты, как сейчас, очень тяжело сдерживаться. Это не какие-нибудь земляне, это генетически ущербная гадость со Скаро, но понять меня может только другой далек.

Стою, умирая от желания убивать, скриплю зубами, стискиваю кулаки, подслушиваю разговор.

— Ну, я не знаю, — давешняя блондоска мнётся на пороге будки. — Ой, открыто… Это я, что ли, запереть забыла?

Дура набитая. Я из-за неё чуть заикаться не начала, думала, сейчас Хищник выйдет.

— И всё-таки, сестрёнка, постарайся его уговорить. Нам сейчас очень нужна помощь, хотя бы советом.

А, так вот кого сюда принесло. Господин посланник с Нового Давиуса. Интересно, он такой же олигофрен, как его сестрица, или природа отдала ему довесок ума, обделив девчонку?

— Я попробую, Таген.

— В конце концов, не спускать глаз с этого региона была его идея, если наши легенды не врут. Просто расскажи ему всё как есть.

— Угу, — короткая пауза и неразборчивый шёпот, потом хлопок двери и ещё через пару рэлов — нерешительно удаляющиеся шаги. Я немного выжидаю и тоже выбираюсь из своего укрытия. Дольше здесь задерживаться нельзя. По хорошему счёту, надо раскручивать движок и убираться, но любопытство всё равно не даёт покоя, и я против всех законов логики иду туда, куда удалился тал. Смешно, но если судить по звукам шагов, его несёт на всё тот же злополучный смотровой балкон. Знаю, что завтра Тагена, скорее всего, и так увижу. Понимаю, что сейчас лишняя встреча с блондосом мне совершенно не нужна. Но почему-то продолжаю красться следом. Хорошо, что грамотно спроектированная обувь позволяет передвигаться почти беззвучно.

Перед выходом на балкон притормаживаю и осторожно выглядываю из-за угла. Так и есть, он стоит перед панорамным окном, спиной ко мне — идеальная мишень! Усилием воли даю себе по ложноручкам, то есть по рукам, и просто спокойно выхожу, стараясь погромче постукивать танкетками, чтобы обратить на себя внимание. Вот нафига, спрашивается, я это делаю? Мало мне было днём? И конечно, на звук шагов он оборачивается, явно ожидая увидеть догоняющую его сестрицу. Сюрпри-из! Жаль, что я не в поликарбиде, вот это был бы эффект так эффект.

Десятой доли рэла хватает, чтобы отлично разглядеть и запомнить этого типа. Типичный тал: рослый, статный, златокудрый, с волевой челюстью, которую так и тянет вмять до затылка точным ударом кулака. На вид ему лет тридцать — довольно молод для дипломата своего ранга, но, с другой стороны, талы научились замедлять старение ещё задолго до моей первой активации, так что я не могу определить навскидку ни его возраст, ни возраст его сестры. Одет очень просто — узкие брюки и что-то вроде пышной рубахи навыпуск. Тоже, гад, по-домашнему. Пошёл, варги-палки, сестрице чемодан поднести. А с Хищником он всё же робеет или не слишком ладит, раз действует через сестру.

Нет, ну нечестно же, почему эта блондоска — спутник Доктора? Что вообще талы забыли в ТАРДИС?! Это — наша территория! Я там первая была!

— Довольно необычное время для прогулки, госпожа, — Таген вежливо улыбается и приветственно поднимает руку, но это явно дежурная фраза, а улыбка прячет разочарование, которое я чую всеми рецепторами. Но главное, что меня радует — я ему в лицо не знакома, а то бы он совершенно иначе отреагировал на моё появление.

На секунду приостанавливаюсь, чтобы ответить Тагену стандартным жестом, и отвечаю довольно сухим тоном, возобновляя шаг:

— Вы тоже не спите сейчас.

Прохожу мимо. Такого короткого обмена репликами на первый раз вполне достаточно. Я смогла проговорить что-то талу, не рассыпая искры с пальцев и не выдавая себя лицом — и не надо дальше испытывать своё терпение. Плевать, что он отчего-то смотрит мне вслед, взгляд затылком чувствую. Я смогла с ним поговорить и не убить. Значит, завтра сдержусь точно-абсолютно.

А теперь мне срочно нужен умный совет.

«Альфа?»

«Капитан».

«Какой сектор талы держат под наблюдением на протяжении многих веков? Так, чтобы причина контролирования превратилась в легенду?»

Короткая пауза.

«Всё время забываю, что ты из прошлого. Скаро. Патрулируют, караулят нас. Кроме них, никто не верит, что далеки до сих пор живы».

«А вот тогда у нас проблемы», — отвечаю после такой же паузы.

«В чём? Я сейчас к тебе зайду».

«Я не в гостинице, провела короткую разведку».

Словами он ничего не говорит, но короткий возмущённый эмпатический посыл — мол, предупреждать надо! — врезается мне в мозг, как бронебойная торпеда.

«Не злись. Я уже возвращаюсь. И у нас действительно проблемы. Талы всполошились из-за списка чёрных дыр».

«Это было предсказуемо».

Нет, Альфа, ничто на свете не предсказуемо, если в поле зрения появляется синяя полицейская будка. Стоит Доктору услышать слово «Скаро», как он немедленно влезет в дело. А добавив к этому подозрительно незнакомую новую нацию, живущую в междумирье, можно стопроцентно гарантировать, что Приход Бури нам обеспечен. Нет, пожалуй, девяносто девять и девять десятых процента, оставим одну десятую под непредсказуемость Хищника.

«Есть основательный шанс, что ты завтра переменишь свою точку зрения», — мрачно замечаю я.

«Не темни. Ты весь день что-то обдумываешь, но молчишь».

«Оставь мне десятую долю процента на то, что я ошибаюсь. Завтра всё решится, и тогда сам поймёшь».

«Миссия в опасности?»

Ты не представляешь, в какой.

«Да, я допускаю такой вариант. Возможно, придётся доказывать свои права на нужную чёрную дыру. И абсолютно точно придётся общаться с талами. Вы это выдержите?»

«Обязаны».

Ну как после этого не ценить нашего стратега?

Скоро я вхожу в наши комнаты и первое, что вижу — это стоящего на голове Гамму, делающего в гостиной разминку. Альфа там же, устроился на диване и глядит в окно, сидя ко мне спиной. Обида так и прёт на сто леров против взрывной волны.

— Я не могла взять вас с собой, — говорю этому оскорблённому затылку на синтетическом. — Но одну бы вы меня не отпустили. А так мне удалось подслушать разговор талов. Их посланник Таген крайне обеспокоен нашим интересом к небезызвестному региону и решил привлечь специалиста.

— Мы должны действовать сообща, — отрезает Альфа.

Гамма роняет ноги на ковёр и встаёт в «мостик», продолжая благоразумно сохранять молчание.

— Ты же читал моё личное дело. Я привыкла к индивидуальной работе и подключаю других лишь тогда, когда это действительно необходимо.

— А ещё ты склонна утаивать информацию, — стратег разворачивается, вставая коленями на диванную подушку, и глядит на меня через спинку, так и лучась гневом. — Это совершенно недопустимо в нашей ситуации. Мне придётся доложить командованию.

— Сколько угодно, — отрезаю и ухожу в столовую. Хочу клубничный йогурт, или ту вкусную штуку с ужина, «молочный коктейль» называется, чтобы заесть свою вылазку и вылитый на меня негатив. — У меня есть разрешение на индивидуальную работу в рамках миссии. И пока я не исключу одну десятую процента ошибки, я вам всё равно ничего не скажу.

— А если ты не ошибаешься, то чего нам ждать?

— Всего. От серьёзных осложнений до провала, прямо завтра. В любом случае общими фразами о нашей культуре мы уже не отделаемся. Придётся импровизировать на ходу. У тебя есть на примете кто-нибудь конкретный, кто мог бы поработать нашими древними предками с гипотетической планеты?

Альфа появляется на пороге столовой, глядя, как я вытаскиваю из доставщика креманку с йогуртом и стакан с коктейлем. Подумав миг, подвигаю креманку ему. Может, от вкусняшки подобреет?..

…Варги-палки, я применяю методику Доктора задабривать далеков клубничным йогуртом! И что самое страшное, это действует. Альфа забирает креманку и, задумчиво вытащив прямо пальцами клубничину, закидывает её в рот, а режущее ощущение его обиды немного сглаживается.

— Насколько серьёзна угроза рассекречивания?

— Абсолютно серьёзна.

— Тогда, учитывая национальные комплексы талов, связанные с чувством вины за развязывание Тысячелетней войны и, как её следствие, появление нас, стоит опереться на малые народности нашей планеты, уничтоженные в первые века конфликта. И лучше всего, генетически родственные нам, а не… блондосам. Это по меньшей мере объяснит группу ДНК и некоторые особенности нашей физиологии, такие, как биометалл в мускулатуре. У талов нашёлся консультант? Опытный военный историк? Или какой-то особо вдумчивый учёный-аналитик широкого профиля?

— Да, — наконец впиваюсь в соломинку и даже жмурюсь, когда тягучая холодная жидкость заполняет рот. Проглатываю. Кайф! — И если они его уговорят оказать помощь и содействие, он может нас вычислить.

— Устранение?

От неожиданности фыркаю молоком так, что брызги летят через всё помещение:

— Ты с ума сошёл? Никаких силовых методов, приказ Императора! Будем лгать, переключать внимание с важного на незначительное, но никакой ликвидации!

— Тогда с текущего момента мы — потомки далов.

— Не годится! — вдруг встревает Гамма, на руках входя в столовую и едва не выбивая йогурт из рук стратега. — Талы долго считали их нашими предками.

— Времена кочевий после войны, — уточняю я. — Докосмическая эра. Потом они уже не путались, восстановили данные во время Па Джасс-Гутрик.

Бах! Вторая клубничина прицельно влетает мне в глаз.

— Следи за языком, — резко говорит Альфа.

Проклятье, он прав. Сама не знаю, как сорвалось. Принимаюсь протирать салфеткой испачканную йогуртом и ягодой половину лица. Я сильно льстила своим конспиративным навыкам, раз сболтнула даледианский термин.

— Не нервничайте, — Гамма наконец-то принимает вертикальное положение и направляется поднять шлёпнувшуюся клубничину. — Прослушка гарантированно отсутствует. Я проверил, ещё когда освещение настраивал.

— Почему не доложил?! — хором рявкаем мы с Альфой.

— Не было приказа проверять, не спрашивали отчёт, — с невинным видом отвечает он, явно параллельно раздумывая, что делать с поднятой ягодой. Обалдеть, наш серв-то, оказывается, «тролль»!

Пальцем тыкаю ему на утилизатор — здесь не то место, чтобы экономить на жратве, — и грустно сажусь на стул.

— Адери, теперь видишь, насколько «идеален» правительственный идеальный план? Скомпилируй все данные, которые у тебя есть по далам, и поделись с остальными. Если у меня что-то найдётся сверх того, я дополню.

Он тоже садится и кивает Гамме, мол, присоединяйся. Но тот предпочитает остаться стоять.

— Вы не в курсе, — говорит стратег, — но это одно из предполагаемых осложнений. Перед вылетом со мной говорил Император и позволил в экстренном случае воспользоваться кое-какой закрытой информацией из его личных хранилищ. Архив в компьютере «Протона». Капитан, подтверди разархивацию.

— То есть идея в крайнем случае выдать себя за далов…

— …принадлежит Императору.

— Разархивацию подтверждаю, — а что мне ещё остаётся? И даже понимаю, почему архив доверили не мне. Я бы точно не удержалась и влезла поизучать новую информацию.

Альфа закрывает глаза, проваливаясь по удалёнке в стратегический компьютер. Знакомо, я тоже очень долго закрывала глаза перед тем, как соединиться даже с патвебом. Пожалуй, мне следует предупредить Бету и Дельту, что в «легенду» вносятся уточнения.

«Вызываю корабль. Бета, Дельта, сейчас в генеральный план будут внесены санкционированные высшим командованием изменения. Ознакомьтесь с ними, прежде чем вступать в любой контакт с низшими существами».

«Слушаюсь», — незамедлительно отзывается медик.

«Слушаюсь, — через миг приходит ответ и от Дельты. — Капитан, у вас всё в порядке?»

«Да».

Странно, у меня такое ощущение, что она хотела добавить что-то ещё, но в последний момент испугалась и промолчала. Интересно…

«Как обстановка на борту?»

«Без происшествий».

Нет, пожалуй, мне не выудить, что она едва не спросила. Ладно, раз не решилась, то наверное, это действительно незначительное: наша Дельта — девушка очень серьёзная и совсем не скрытная, в отличие от меня.

Чувствую ломящийся в мозг массив информации. Ничего себе объём поправочек! Быстро суюсь в полученные данные. О, это что-то очень интересное…

— Капитан, пока только тебе, — замечает Альфа, всё так же не открывая глаз. — Мы должны поработать в связке, посмотреть, что из этого использовать. Таково распоряжение Императора.

Понятно, не всё может оказаться полезно для младших чинов.

— Подключаюсь к стратегическому компьютеру, — отзываюсь я. — Гердан, следи за обстановкой, пока мы с Адери корректируем «легенду». И сразу сообщи, если кто-нибудь придёт или будет нас вызывать.

Надо идти и устраиваться поудобнее на какой-нибудь горизонтальной поверхности, а то на стуле неудобно.

Нет…

Сперва взять ещё один молочный коктейль.

Комментарий к Сцена восьмая. Картинка, которой автор вдохновлялась в процессе написания главы – http://cs623719.vk.me/v623719424/21015/gLcxr22eGQk.jpg

=)))))))

====== Сцена девятая. ======

Главный зал Ассамблеи выглядит впечатляющим даже для меня. Почти три миллиарда миров, соединённых в альянсы числом около шестисот миллионов, и от каждого государства присутствуют представители — поди-ка всех рассади. Наши старые парламенты, как говорится, отдыхают перед этой высоченной шахтой, утыканной ложами, как вывернутый наизнанку початок кукурузы. Сходство с чем-то растительным усиливается за счёт того, что вертикальные ряды балконов слегка закручены по спирали, а общая форма зала — бочкообразная, чтобы каждый мог видеть по возможности максимум остальных лож. Единственное освещение в «шахте» — подсветка с определённым значением. Так, основная масса балконов имеет медово-жёлтые маркеры, означающие, что там присутствуют действительные члены Ассамблеи. «Гостевая» подсветка ярко-сине-фиолетовая, на жёлтом так и режет глаз. Если в ложе задействован микрофон, подсветка сменяется на зелёную у «медовых» и белую у «фиолетовых». Та ещё иллюминация, хоть в целом и приглушённая. При голосовании согласие выражается холодным лилово-красным, отказ — выключением подсветки в принципе, а воздержавшиеся ложи никак не меняют цвет.

В центре «шахты» — висящая на гравидвижке пузыреобразная президентская платформа, вся насквозь прозрачная, чтобы можно было навскидку примерно определить результаты голосования, прежде чем придут подсчёты от компьютера. По моему скромному мнению, примитивным умам довольно сложно верно оценить процент соотношения голосов. Это мы можем что угодно подсчитать со скоростью местных компьютеров, а низшие расы всегда видят только то, что хотят увидеть.

В нашей ложе — три кресла, одно посольское, с нацеленной на него камерой, а два других так, обычные сиденья, хотя и очень удобные — вот бы такое строфеить на базу «Центр», чтоб не сидеть прямо на полу во время советов. Моё место, помимо камеры, оборудовано несколькими мониторами. По центральному я могувидеть того, кто конкретно ко мне обращается, по дополнительным запрашивать любую информацию. Цилен Всиа прочитал мне вводную лекцию о том, как этим пользоваться, но потом я его выставила наружу. Управление настолько элементарное, что можно было бы вообще обойтись без объяснений, если бы не необходимость хотя бы немного маскировать нашу даледианскую соображалку.

Заседание начнётся через две местные минуты. Мне нужно кое-что выяснить, поэтому я напрягла Гамму, и он, подключившись ко взломанной нами сети, сейчас очень тихо настраивает мне камеру в ложе республики из «галактики Антарес» — так на космоарго называют шаровое скопление М4, куда давным-давно передислоцировались талы и где находится Новый Давиус. Мне нужно знать, кто у них присутствует на этом совещании.

«Готово, но перехват звука невозможен, там всего один микрофон», — отчитывается Гамма. Одновременно с этим нижний левый монитор демонстрирует ложу, полную блондосов. Расстрелять…

«Несоответствие, — говорит Альфа. — Почему среди талов — посторонние?»

«Этого землянина мы знаем — он друг сестры посланника, поэтому они пришли вдвоём, использовав так называемые родственные связи. Но для нас гораздо важнее тот третий, что держится в тени».

«Который в странном головном уборе?»

«Котелок. Такая шляпа называется «котелок», но обычно мужские котелки чёрные или тёмно-коричневые, а не ярко-зелёные. Посмотрите на этого человека внимательнее и хорошо его запомните, — с ненавистью втягиваю в лёгкие воздух. — Потому что он — наш враг и угроза нашей миссии».

«Это специалист, о котором ты говорила?» — уточняет Гамма.

«Лучший специалист по далекам во Вселенной. Это Доктор».

Если бы я сказала, что нас раскрыли, и то, это не произвело бы такого оглушительного впечатления на моих соратников.

«Ты… уверена?» — с почти физически ощутимым ужасом спрашивает Альфа. Похоже, он вчера изо всех сил отталкивал эту мысль — ну не верю я, что в его умных стратегических мозгах не шевелились наихудшие подозрения, особенно когда он вышел на предположение о вмешательстве учёного-историка.

«Абсолютно. Я совершила ночную вылазку с целью обнаружить ТАРДИС и подтвердить свои догадки по поводу старателя и блондоски. И я её обнаружила. Гамма, звук, который ты вчера услышал, был звуком её посадки, а эти двое — спутники Доктора. И наконец, его присутствие на этой встрече означает, что он решил удовлетворить просьбу посланника Тагена и присоединиться в качестве консультанта».

«Если здесь Доктор, миссия в опасности», — Гамма начинает паниковать.

«Если здесь Доктор, мы обязаны его запутать и обмануть», — парирую я.

«Это возможно?»

«Я делала это не единожды. Для победы придётся с ним сблизиться. Лучше держать врага на виду, чем за спиной».

«Это опасно, — предупреждает Альфа. — Он ведь тоже тебя знает».

«Не понимаю», — добавляет Гамма. Ну да, ему-то моё личное дело никто не давал. Нет, я уверена, наш серв старался собирать все обрывки слухов о моей персоне, ведь он любопытен. Но увы, это слишком ненадёжный источник.

«Долго объяснять подробности, — отвечаю ему. — Просто мы с Доктором знакомы и трижды разрабатывали и воплощали совместные операции, выгодные и ему, и далекам. Будет время, расскажу. Альфа, Хищник действительно меня знает. Более того, он довольно хорошо меня знает. Но он не ждёт меня в таком виде и в такой роли, и, скорее всего, давно похоронил. Если я буду соблюдать осторожность, он нас не раскроет, а мы сможем его использовать».

«Использовать? Для чего?»

«Ещё не знаю. По мере развития операции поймём, куда можно его приспособить. Если врага невозможно победить, надо превратить его в союзника, даже если он об этом не догадывается. Забалтывать, морочить голову, и главное, к чему он совершенно не устойчив, переключать внимание. И не бояться».

«Надо предупредить Бету и Дельту».

Хм, если бы только их. Отзываюсь:

«Ещё важнее предупредить Центр. Сделаю сразу после заседания, если выдастся несколько свободных рэлов. Гамма, ты пока сообщи обо всём на корабль, и пусть они подготовят аппаратуру для дальней патвеб-трансляции дистанционно, чтобы мне не пришлось возвращаться на борт».

Всё, больше отвлекаться мне не светит. Сейчас от меня потребуется предельная концентрация, и от Альфы тоже. А если кто-нибудь успел подсуетиться, притащив на заседание учёных, то и Гамме представится возможность раскрыть рот. Мы не профессиональные политики, поэтому следует как можно тщательнее выверять каждый ответ. Быть может, не надо пугать ребят Доктором прямо вот так, но, с другой стороны, нашей цивилизации пора сделать шаг вперёд, а он, как известно, является результатом хорошего пинка сзади, даже если этот пинок — страх перед Хищником. У нас в крови заложено мобилизироваться в случае опасности, и это тоже нужно использовать.

Заседание начинается.

Президент Ассамблеи зачитывает краткую речь и представляет нашу делегацию. Потом я коротко рассказываю всё то, что рассчитали и вложили в наши головы стратеги и что вчера совсем вкратце было изложено вице-президенту и его соратникам. Все свои эмоции по поводу обилия планктона в радиусе выстрела я загнала как можно глубже и просто стараюсь держаться индиферрентно, как когда-то на Сол-3. Знаю, что моё состояние заражает и Гамму с Альфой, они постепенно успокаиваются. Каждое предложение тщательно обдумано заранее, к моему рассказу придраться невозможно, так что Ассамблея проглатывает наше враньё, не поперхнувшись.

Потом наступает время вопросов. В целом они совпадают со вчерашними, просто я даю более полные ответы, иногда передавая право высказаться своим соратникам. Сплошное дежа вю, с некоторыми отличиями вроде таких:

(Чрезвычайный и полномочный посол Арголиса) — Планируют ли кочевники стать действительными членами Галактической Ассамблеи?

(Ложи взрываются красными огнями в знак присоединения к вопросу).

(Я) — Кочевники были рассмотреть вопрос. Решено изучить полный текст ваши законы. Если они не нарушают наш закон, традиции, возможно присоединение. Если есть взаимные нарушения и конфликт разные культура, остаться в нейтралитет, держать торговля знанием, достижениями по обоюдное согласие.

(Гамма, мысленно) — «…и ликвидировать все низшие формы жизни».

(Альфа, мысленно) — «Отставить, ждать приказа Центра!»

(Господин вице-президент, чья рожа по-прежнему провоцирует мечты о выстреле прямой наводкой) — Мы рассмотрели список необходимых вам чёрных дыр. Часть из них является важными культурными объектами у некоторых цивилизаций.

(Я) — Это есть ещё одна причина, по которой кочевники не брали сами, а пришли обменять. Мы знаем, многие народы имеют «верования», для них важно. Нарушение чужого религиозного чувства недопустимо. Но позволите нам говорить с этими народами? Наш вождь будет хотеть знать подробность.

(Зал весело подмигивает красными огоньками — многие выражают одобрение нашей позиции).

(Альфа, мысленно, задумчиво) — «Осложнение. Этот аспект не был предусмотрен. Ты быстро рассчитала правильный ответ, как?»

(Я, мысленно) — «Знание — сила, сила есть — ума не надо».

(Альфа, мысленно, в затыке, победившем даже гипнопедию) — «Не понимаю. Объясни-и-и-и?!»

(Я, мысленно, испытывая лёгкое злорадство) — «…»

(Альфа и Гамма в паузе от моего ответа).

(Вице-президент) — Я уверен, что представители этих народов предоставят вам такую возможность сразу по окончании заседания.

(Я) — Большая честь. Благодарим.

(Гамма, мысленно) — «Капитан ёрничает».

(Альфа, мысленно) — «Низшие существа этого не чувствуют».

(Дельта, дистанционно и совершенно неуместно) — «Аппаратура подготовлена, капитан».

(Чрезвычайный и полномочный посол Нового Давиуса, пошептавшись с Доктором) — Можно ли узнать, отчего такой странный выбор чёрных дыр?

(Я) — Гравитационная аномалия, предельно сжатая материя, распадается до чистая энергия, частично утекает в джеты*. Постепенно начинается истощение. Такие использовать нельзя, слабые, и сложно транспортировать, опасное сильное излучение. Нужны новые, недавние, чтобы максимальный эффект. Аномалии должны быть рождены очень похожие звёзды, чтобы создать гравитационный резонанс. Оптимальное — красные, оранжевые гиганты, у вас есть таких много. Будет слияние чёрные дыры, высвобождение много энергия и сферическая гравитационная волна, расчётный радиус пятьсот сорок восемь тысяч световых лет по ваша система измерений, если брать полный список чёрные дыры. Пыль в протогалактика пойдёт раскаляться, начнётся звездообразование, процесс. Расчётный результат — молодая спиральная галактика, мощный квазар в середина.

(Полномочный посланник Таген, тоже пошептавшись с Доктором) — Простите, а как кочевники собираются транспортировать чёрные дыры?

(Я) — Вы беспокоите о безопасность ваши галактики? Да, процесс перемещения не есть простой, больше сложный, но технически выполнимый. Для выбранные объекты можно проложить безопасный маршруты, не заденет другие, соседние звёзды. Технология долго надо объяснять, учёные поймут лучше. Часто получается сброс аккреционный диск, рождается слабое газопылевое облако. Месяц, два нельзя лететь напрямую, пока гравитационное поле успокаивается, облако формируется. После можно лететь, как через обычная туманность.

(Чрезвычайный и полномочный посол Нового Давиуса) — Благодарю за объяснение, госпожа посол.

(Я, про себя, сама не понимая, кому из них троих) — «Пристрелить гадину…»

…И так далее, фарс и комедия. Сидят прототипы напротив оравы паразитов и одного оголтелого защитника дикой природы и рассказывают, какие они хорошие и добрые, раскладывая при этом отравленную приманку. Правда, паразиты с неё вряд ли сдохнут, но подавиться должны преизрядно.

В общей сложности и не учитывая моей вступительной речи, нас бомбардируют вопросами четыре с половиной местных часа, прежде чем Ассамблея ощущает себя полностью удовлетворённой. А вот я совершенно вымоталась — постоянное парирование заковыристых вопросов и общее психическое напряжение, связанное с присутствием Доктора, истощают запасы спокойствия. Очень хочется подальше отсюда, поэтому объявление перерыва на обед звучит, как приказ о помиловании. Ура! Подняться, размяться, потянуться!

И снова шлёпнуться в кресло. Впереди — сеанс дальней связи.

Откидываюсь и закрываю глаза. Сейчас меня ничто не должно отвлекать, иначе вторую часть заседания я не выдержу. Мысленно вызываю корабль.

«Дельта, начинаем сеанс. Подключай канал».

«Слушаюсь», — отзывается наш второй серв.

Сознание немедленно проваливается в чёрно-серебристый туман сетевого резонанса, сменяющийся глухим белым шумом. Острее становится запах разогретой электроники, шероховатость подлокотников под ладонями — но почти сразу мозг отсекает эти ощущения, полностью переключаясь на патвеб. Рядом со мной пульсируют мысли Альфы, похожие на правильные красивые октаэдры. Иногда мне кажется, что он мог бы выстраивать их настолько идеально, что там было бы одинаковое количество слов и букв в каждой. Но сейчас я не хочу пропускать через себя эти правильные фигурки, начинённые идеями — мне нужно вычленить в общей белизне нужные потоки и ручьи, и начать вливаться в них. Отдаться течению и стекать в самую глубину, оставаясь самой собой, не сливаясь с окружающей белизной. Белый — смесь различных цветов, различных излучений, различных мыслей. Но где-то там, в самом сердце патвеба, есть гигантский водоворот-призма, преломляющий всё. Центр. Император.

«Прототип Зеро».

Он услышал меня! Я ещё не достигла самого сердца сети, но он почувствовал моё приближение и сразу понял, что раз я вне расписания, то случилось что-то серьёзное.

«Здесь Доктор. Это подтверждено. Он заодно с талами, они наняли его консультантом по нашему вопросу», — быстро докладываю я.

Обжигающая вспышка ненависти. Ух ты, Императора тоже можно вывести из себя! Такое коротенькое слово из шести букв, а какой эффект! Впрочем, вспышка исчезает так же, как и возникла — быстро и начисто.

«Насколько активно он принимает участие в происходящем?»

«Достаточно, чтобы присутствовать на заседании Ассамблеи».

«Ты боишься».

Это он верно подметил, но…

«Подтверждаю. Я боюсь подвести далеков. Я боюсь проиграть. Но Доктор… Доктора я не боюсь».

«Ты боишься ответственности за проигрыш и быть униженной Повелителем Времени, — варги-палки, да он меня насквозь видит! — Однако я понимаю, с каким противником вы столкнулись, и что он может оказаться вам не по силам. Вас всего пятеро, связь нестабильна, присылать подкрепление — это большой риск раскрыться. Поэтому, если вы проиграете этот этап, просто отступите и не привлекайте внимание Доктора дальше. Чем быстрее он потеряет к вам интерес, тем лучше. В крайнем случае мы найдём альтернативный способ вернуть Скаро. Зеро, ты инициативна и упряма, всегда всё стремишься делать сама, но в данной ситуации следует сдержаться и действовать осторожно и сообща. За провал не спрошу, но за погибших из-за твоих ошибок прототипов ты мне ответишь».

Мотивирующая речь, ничего не скажешь.

«Я подчиняюсь».

«По возможности держи меня в курсе насчёт всех действий Доктора».

«Я подчиняюсь».

Его сознание отсоединяется от моего, а меня саму вышвыривает в реальность, как от пинка — явно насильное отключение. Надо же, он меня бережёт. Вот так и начинаешь лечить собственный комплекс неполноценности. Но если представить, что я бы ещё несколько рэлов самостоятельно выкарабкивалась из сети, при том, что голову уже страшно ломит, а мозг просто горит… Ужас. И жрать охота до слабости. Глюкоза! Мозгам нужна глюкоза!

— Адери… Сколько времени я была в отключке?

— Девять местных минут, — и он протягивает мне большую круглую таблетку.

— Откуда?.. — только и могу спросить я, жадно запихивая её в рот.

— Просто предусмотрительность, — отвечает Альфа. — Тебе всегда плохо после сеансов, но ты не носишь с собой необходимые средства и склонна к их бесконтрольному употреблению. Поэтому Бета велел мне держать для тебя глюкозу с аминокислотами и выдавать в соответствии с его предписанием.

Закрыв глаза, медленно и с удовольствием рассасываю кругляш, борясь с желанием искрошить его зубами и проглотить быстро.

— Я могу достать что-нибудь сладкое и принести сюда, — напряжённо предлагает Гамма.

— И быстро, — приказным тоном добавляет стратег. Свист отъехавшей в сторону двери. Как хорошо, что они сами всё могут сообразить. Здорово их беспокоит моё состояние, ведь обычно я такими вещами занимаюсь под контролем автоматики и с системой реанимационной поддержки, просто на всякий случай. Как правило, всё обходится медленно капающей в вену глюкозой и системой аварийной блокировки сети в случае перегрузки — Бета ведь мой организм знает, как облупленный, сам, можно сказать, к конструированию манипулятор и приложил. Но в Ассамблее такого счастья, как наш корабельный медотсек, нет.

— Повелитель приказал отступить, если у нас не получится отспорить нужную чёрную дыру, — говорю, наконец приоткрывая глаза. — И сделать всё, чтобы Приход Бури потерял к нам интерес. Но тогда то, что мы рассчитали ночью, не годится — это вызовет у Хищника непременный взрыв любопытства.

Альфа задумчиво глядит в зал, бесконечно простирающийся за стеклом:

— Или надо просто удовлетворить его любопытство, пресытить информацией.

— Больше вранья — больше нестыковок.

— Меньше информации — выше интерес, — и тише добавляет: — Уж тебе ли не знать?

Ну спасибо за оскорбление. Не напомнить не мог, да? Отмалчиваюсь. Альфа продолжает, скосив взгляд на меня:

— Я считаю, что мы должны продолжать действовать по обстоятельствам. Только больше не скрывай от нас ничего. Я понимаю, что ты не хотела паники, но лучше бы ты сказала сразу, что подозреваешь его присутствие.

— Ты его боишься. Вы все боитесь. Это опасно.

— А ты?

— Нет. Но я его ненавижу. И мечтаю о дне, когда мне разрешат его убить.

— А могут не разрешить?

Стратег, ты такой умный, а дурак.

— Он нужен нам. Без него мы бы никогда не стали сильными. В любом биоценозе требуется сверх-хищник, который будет закалять хищников, вынуждая их умнеть и действовать всё более эффективно против общего врага. Наш Хищник — наш главный союзник, хотя и враг. Раньше я не знала, как работает регенерация Повелителей Времени, но когда узнала, то поняла, что даже с этими данными я бы не попыталась устранить Приход Бури. Просто потому, что он нам необходим.

— Я об этом не думал. Но ты говоришь… — он заминается, подбирая слово, — логично. Хотя это опасная стратегия.

— Сейчас мы проходим очередную тестовую проверку на прочность, вот и всё. Так что подтверждаю действия по обстоятельствам, и…

«КАПИТАН!!!»

Мы оба замираем. Эмпатический эмоциональный взрыв Гаммы, где бы он ни был, достигает нас и заставляет замолчать и прислушаться. Страх, ненависть, отвращение, жажда крови. Но всё же, главное — страх.

«Гамма?!» — хором орём мы в ответ.

«Здесь Доктор… И посланник талов. Они идут ко мне».

«Не паниковать, не показывать агрессию, посылать… к нам!» — тут же выпаливаю я. Ну что за хрень, даже за пайком не выйти, чтоб не налететь на неприятности.

Молча переглядываемся с Альфой и синхронно отворачиваемся созерцать зал. Я поочерёдно тру виски — глюкоза глюкозой, но мозгу всё равно плохо. В самый первый раз я вообще хлопнулась в обморок от перенапряжения, сейчас уже есть кое-какая привычка и умение не увлекаться информацией, плавающей вокруг. Я даже научилась пропускать через себя чужие мысли, вообще их не прочитывая. Но как же это тяжко…

Через скарэл тишины, не раньше, дверь наконец сдвигается, привлекая наше внимание и впуская Гамму с маленьким стаканом из бумаги, а следом за ним — диплосианина. В коридоре за дверным проёмом остаются маячить посланник Таген, чей подбородок требует срочного вмешательства кулака, и, конечно же, Котелок. Варги-палки! Да он в этой регенерации рыжий и конопатый!!! В полутьме ложи, да ещё на экране, его было не разглядеть, но сейчас видимость идеальна, и новый облик врага можно впитать до мельчайших подробностей. В следующий миг становится понятным, что я знаю это лицо. Нет, совпадение не стопроцентное, но если бы у покойного Джонатана Монтегю был старший брат или кузен, то это был бы определённо он.

Ну да. Доктор — фанат Великобритании, часто подделывается под шотландца. У многих планет есть север, и всё такое… Но в состав Соединённого Королевства входит регион не менее северный, чем страна диких горцев в юбках.

Привет, остров картошки!

Доктор-лепрехун.

Застрелиться из собственного излучателя.

Комментарий к Сцена девятая. *да-да, тема возникновения джетов – спорный момент. Кроме вышеуказанной версии, есть и вторая, утверждающая, что они порождены аккреционным диском (облаком материи, которое постепенно затягивается в чёрную дыру). Автор фанфика об этом знает, равно как и о том, что ни один из вариантов до конца не подтверждён. Так что вольному воля, фанфикеру – бред, капитанам О. – кляп… =)

====== Сцена десятая. ======

— Госпожа посол, — Цилен Всиа отвешивает поклон по протоколу, пока излучающий обречённость Гамма отдаёт мне приятно тёплый стаканчик, пахнущий чем-то очень вкусным и смутно знакомым. — С вами хотели бы побеседовать полномочный посланник республики Новый Давиус, господин Таген, и его научный консультант. Вы сможете уделить им немного времени?

Убить. Не судьба мне, верно, насладиться вкусняшкой и избавиться от головной боли. Встаю, всё ещё держа стакан. Лишь бы не шатало, а то вид будет, как у тяжелобольной. Наверное, и так круги под глазами прорезались. Ненавижу, когда двуногие твердолобые твари видят мою слабость. Но профессионализм лжеца требует загнать все эмоции вглубь и сказать:

— Для нас это честь, — век бы такой чести не видать! — Думаю, это место не есть удобно для разговор. Где мы можем иметь беседа?

— Здесь неподалёку есть несколько переговорных, если они не заняты… Подождите минуту, я забронирую, — Цилен Всиа на несколько мгновений уходит в себя, явно задействовав вживлённый чип. Не очень понятно насчёт «бронирования» и зачем его применять к помещению для переговоров, перестрелками-то вроде не пахнет? Но не задавать же идиотские вопросы. Залпом опрокидываю в рот принесённый стаканчик. Ум-м-м, так вот какой он, настоящий вкус и аромат шоколада! Ведь это шоколад, только жидкий и горячий, какая прелесть!

«Зеро, отставить!» — мысленный вопль Альфы одёргивает меня в тот момент, когда я уже приноравливаюсь выскрести пальцем остатки содержимого и отправить в рот.

«В чём дело?»

«Это не принято. Вылизывать или выскребать руками ёмкости из-под пищи для присутствующих чужаков — признак дикарства. Я против того, чтобы к нам относились, как… как мы к ним относимся».

Какой облом. Столько добра пропадает! А я бы этот стаканчик расклеила и весь бы вылизала… Но придётся его оставить прямо тут. Закажу на ужин такую штуку, на всех троих. Ребята тоже обязаны попробовать шоколад в жидкой форме.

Аккуратно ставлю пустой стакан на поручень кресла и направляюсь к выходу, парни идут за мной. Ну что ж, давай познакомимся по второму кругу, Доктор. Будет ли тебе приятно увидеть результат собственных трудов? Ведь ты тоже приложил руку к нашему созданию, подарив Императору ДНК каледа. Как говорится, бойся своих желаний, они могут исполниться.

Выхожу в коридор, изрядно переполненный планктоном, что неудивительно, учитывая сумасшедшее количество миров Ассамблеи. Потрясающая нерациональность, могли бы и по дальней связи заседать. Но нет, вместо того, чтобы усовершенствовать свои связные устройства, сделав канал абсолютно устойчивым, без помех и без перехватов, они предпочитают толочься буквально на головах друг у друга. Хорошо хоть, после рабочего дня разбегаются по городам.

С максимальным достоинством изображаю приветственный жест гостям. Тал, правда, достоин только луча в твёрдый лоб, но Хищника нужно поприветствовать нормальным «здравствуй». Хотя говорить придётся с блондосом, ведь он тут вроде как главного изображает. А я б его всё же лучше пристрелила… Стоп, стоп, стоп. Никаких кровожадных мыслей, девушка. Или они тебя рано или поздно выдадут. Просто относись к этому существу, как к инструменту для манипулирования Доктором. Ну, как у Прихода Бури есть отвёртка, так вот и ты должна обзавестись её живыми аналогами. Дружба с посланником и его сестрицей — залог надёжного «колпака» над твоим врагом. Это всего лишь инструменты. Так что ничего личного.

— Посол кочевников, Зеро, — говорю Тагену, не дожидаясь, пока нас кто-нибудь представит. — Полагаю, мы с вами встречали друг друга вчера в ночь.

Говорю, а сама исподтишка продолжаю приглядываться к Доктору. Он тоже не спускает с меня пристального взгляда, но держится слегка в стороне. Да, это явно не Бабочка — тот бы ломанул знакомиться, обгоняя ТАРДИС, и не Зубы — этот бы сразу начал доказывать, что он тут главный. Что-то в Докторе изменилось, изменилось сильно. Это где-то внутри, очень глубоко. Он стал более уравновешенным, спокойным и отстранённым, словно дух Войны наконец удовлетворился и оставил его подсознание, а освободившееся место наконец занял давно забытый образ, даже не авантюриста, а учёного. Это, наверное, от того, что мы давно не высовывались. И вот сейчас его то ли карие, то ли зелёные — слишком равномерно перемешаны крапинки того и другого цвета, чтобы дать верное определение, — глаза внимательно изучают меня, словно пытаются пробиться сквозь барьер моей непрошибаемой физиономии и вникнуть, что я из себя представляю, как вид. Ладно, спасибо и на том, что в ход не пошла звуковая отвёртка.

Блондос тем временем изображает довольно почтительный полупоклон:

— Полномочный посланник союза галактики Антарес, Таген. К вашим услугам, госпожа посол. И прошу меня извинить за вчерашние слова. Мне показалось, они вам не понравились.

Да не слова, а ты мне не нравишься, блондос. Знал бы ты, в какой фарш я тебя мысленно прокручиваю каждый рэл нашего общения…

— Нет, неверно. Это я вчера быть усталая, возможно, резко сказала. Примите мои извинения, — надо же быть чуть полюбезнее к талу, это политически необходимо. — А ваш спутник, он кто есть?

— Зовите меня Доктор, — Хищник наконец делает в нашу сторону несколько шагов, оказываясь совсем рядом с Тагеном, а потом и со мной, отчего я поневоле отступаю назад. Не по себе мне, когда чужак пытается придвинуться так близко, особенно если это… — …просто Доктор.

И на его конопатой физиономии вдруг вспыхивает широкая белозубая улыбка, по одной которой можно с лёгкостью вычислить нашего врага.

Проклятье. Вот надо бы поддержать игру и спросить: «Доктор кто?» — но это же так банально! И не спросить вроде как странно получается. Что ж, даледианский юмор, так даледианский юмор. Приподнимаю бровь в попытке изобразить иронию:

— Доктор… Это имя или фамилия?

В ответ вижу четыре выпученных глаза, два голубых, два зелёно-карих, а потом Котелок разражается взрывом оглушительного хохота:

— А у этой коротышки есть чувство юмора!

Ка-ак он меня назвал?!

Таген выразительно кашляет:

— Слушай, держись в рамках приличных манер… Извините, госпожа посол, у Доктора особый статус в Ассамблее, возможно, его поведение может показаться излишне фамильярным…

Мне совершенно неинтересно, что он там мямлит в попытках сгладить негативное впечатление от выступления своего «консультанта». Я занята более важным делом — в очередной раз пытаюсь взять себя в ложноручки. То есть просто в руки. Глупо обижаться на стихию, а ведь наш главный враг сравним только со стихийным бедствием.

— У каждый народ свои формы этикет, — как можно более спокойно отвечаю я, снова напуская на лицо железобетонное выражение. — Прошу, Доктор, только уважайте наше чувство дистанция. Не любим, когда близко. Остальное есть довольно безразлично.

Конечно, безразлично. Мы и так знаем мнение планктона о себе, любимых. И нам на него абсолютно плевать.

— О, прошу прощения, — Хищник миролюбиво приподнимает обе ладони и отступает на шажок. — Слушайте, чертовски интересно, по какой модели вы проникаете в Пустоту и обратно. Мой народ вёл подобные разработки, но мы упёрлись в тупик из-за некоторых аспектов…

— Пустоту? — нарочно переспрашиваю я, хотя прекрасно помню, что галлифреец подразумевает под этим термином.

— Насколько я понял, вы называете её «междумирье».

— Не совсем так. Много думали над терминами. Перевод неточный, но всем есть понятный. По-нашему, старое слово, значит «щель», «разлом».

Сзади появляется Цилен Всиа, а за ним, с совершенно непроницаемыми лицами, идут ребята. Надеюсь, только у меня возникли ассоциации с арестантским конвоем? Тем более что эмоции из парней так и прут. Гамме всё ещё страшно, Альфа немного лучше собой владеет, но всё равно напряжён. Похоже, я одна испытываю от ситуации не страх, а драйв. Пусть заражаются моим чувством, это полезно.

— Господа, переговорная номер 42-58 зарезервирована под ваши нужды. Ближе, к моему глубочайшему сожалению, ничего нет.

— Это сектор «D»? — уточняет Таген.

— Да, но этот же этаж.

— Пойдёмте, господа? — тал сама вежливость.

Киваю, оборачиваюсь на ребят и говорю на синтетическом, краем глаза отслеживая реакцию Доктора.

— Гердан, останься здесь. Позовёшь за двадцать местных минут до начала заседания. Адери, в принципе, можешь присоединиться к нему. Полагаю, я справлюсь одна.

И через сеть добавляю: «Вы слишком нервничаете, это почти заметно. Вытрясите из диплосианина что-нибудь полезное на своё усмотрение, это будет эффективнее, чем мы вместе пойдём на переговоры с блондосом, — надо чем-то смягчить распоряжение. Как там говорят на Сол-3, доброе слово и кошке приятно. — Вы молодцы, вы найдёте, что у него вызнать».

Определённо, за время путешествия армейские привычки не выбились из ребят ни на диаметр электрона, особенно из серва. Представляю, как это выглядит со стороны: мой достаточно мягкий тон и их выпрямление по стойке «смирно». Тал, правда, смотрит не на них, а на меня, а вот Доктор это непременно должен был отметить, он всегда ухитряется глядеть на всё разом. Но далеки тоже так умеют, поэтому я в свою очередь отмечаю вспыхнувший в его глазах интерес и понимаю, что синтетический явно остался ему непонятен.

«Только держи нас в курсе!» — то ли ответно приказывает, то ли умоляет Альфа.

«Безусловно».

Мы направляемся в сторону, указанную диплосианином. Таген идёт рядом со мной, справа и чуть-чуть, на четверть шага, впереди, а Доктор держится сзади. Это позволяет им вежливо отгонять от моей персоны всех, кто хочет со мной поговорить приватно — а таких, пожалуй, даже слишком много. Все вникли, что кочевники круты, и каждый хочет пообщаться персонально, вдруг да удастся выковырять что-нибудь эксклюзивное для своей планеты. Так что моих сопровождающих теперь тихо ненавидят за то, что они успели первыми — что ж, это политика демократической тельцекратии, в кругу конкурентов не зевай.

— Право, вы могли бы взять с собой и своих спутников, госпожа посол, — замечает тал.

— Нет смысл, — отвечаю. — Если мне надо их совет, я могу вызвать связь и спрашивать. У нас есть коммуникаторы.

— Те симпотные штучки за ухом? — живо уточняет Доктор. Я же говорю, наблюдательный. Единственный, у кого частично видно имплант из-под волос, это Альфа. Но тоже, так просто не засечёшь, надо очень внимательно приглядываться.

— Да, — отвечаю. А толку отрицать? Лучше просто не дополнять, что это не только связь. — У нас много люди используют, удобно при работа, а космонавты обязаны. Я поняла, ваши тоже знают. Наш сопровождающий, он тоже имеет такой похожий… Позволю спросить, вы задавали много вопрос о чёрные дыры, словно вас серьёзно беспокоит. Ваша цивилизация в том списке, которые культуры связаны с этими объекты? Я не помню, чтобы ваше шаровое скопление иметь часть в черновой расчёт…

— Эта девчонка ещё и проницательна! Мисс, вы мне нравитесь! — выдаёт Доктор.

Уничтожу за «девчонку». А за «коротышку» — трижды.

Тал бросает на Хищника такой убийственный взгляд, словно собирается присоединиться к моим планам насчёт него.

— Видите ли, госпожа посол, мы не всегда жили там, где живём сейчас. Но коридор — не лучшее место, чтобы обсуждать подробности.

Я киваю. Действительно, не лучшее. Ведь я предполагаю, о чём пойдёт речь — по крайней мере, все расчёты указывают именно на то, что мне сейчас расскажут трагическую историю Скаро с целью разжалобить и, быть может, даже выскрести из «кочевников» помощь по поиску страшноужасных тварей в поликарбиде. Допускаю, что Хищник вносит элемент рандома в любую формулу, но, с другой стороны, мы слишком хорошо знаем талов и их замашки.

Переговорная оказывается небольшой комнатой с общим столом. Тут даже имеется запас минералки и кофе-машина, на которую тут же наседает Доктор. Что, он теперь любит кофе по-ирландски? Там, кажется, нечто вовсе непотребное в рецепте, виски, что ли. Хотя… согласно имеющимся у далеков данным, третья регенерация не брезговала алкоголем. Может, рецидив?

— Маленькие агрегаты для напитков — это здорово. Зануда, как думаешь, может, мне такую же поставить в ТАРДИС? Луони, правда, всё равно, а вот Жозеф наверняка оценит. Впрочем, если приспособить сюда же установку для изготовления соков… Кстати, угадай, кто изобрёл кофе с апельсиновым соком?

Тал вздыхает, а я делаю вид, что ничего не понимаю и делаю вид, что так и надо. Хотя мысль о кофе-машине в консольной — это настолько в духе нашего врага, что я не удерживаюсь от мысленной улыбки. Камбуз под консолью — это уже было, оранжерея в непосредственной близости от пульта управления — тоже. ТАРДИС любит своего пилота и прощает ему всё, даже манеру вождения. Почему бы и не кофе-машина прямо у темпорального ротора?

Чтобы пресечь попытку напоить меня тем, что пытается выжать из аппарата Доктор, сразу беру бутылку минералки. Таген тоже предпочитает воду, и это меня совсем не удивляет, ведь биологически мы — два подвида одного вида, просто блондосов природа обделила полноценным мозгом.

— Давайте я сразу изложу суть дела, — говорит тал. — Наша родная планета находилась в Седьмой Галактике и окончательно была разрушена при взрыве сверхновой около тридцати тысяч лет назад. Но мы были вынуждены её оставить гораздо раньше, более двух миллионов лет назад, из-за глобальной войны.

Я сохраняю непроницаемое выражение лица, но про себя вновь улыбаюсь. Двуногие. Такие предсказуемые.

Таген продолжает:

— Насколько я понял из вашего повествования, кочевникам эта ситуация знакома. К несчастью, война на Скаро породила страшное оружие, полумутантов-полукиборгов, которое обрело самосознание и уничтожило и победителей, и побеждённых.

Надеюсь, моё лицо по-прежнему непроницаемое. А вот чтобы расслабить руку на холодной бутылке, приходится уже напрячься. Побелевшие костяшки могут выдать мои чувства. Оружие? Самосознание?! Кретин, мы такие же живые существа, как и вы! Нет, мы лучше и совершеннее вас, как бы мы для вас ни выглядели внешне! Оружие из нас попытался сделать только отец-создатель, но изначальная задумка была вовсе не в этом, а в том, чтобы обеспечить выживание вида, это любой далек знает, и именно поэтому мы отвоевали у Давроса право на самостоятельность! Страшное оружие… Дебил, да мы — идеальная форма жизни!

— Был момент, когда эти существа едва не подчинили себе всю местную сверхгруппу галактик.

— Более того, — встревает Доктор, — был момент, когда они едва не разрушили Вселенную с помощью неконтролируемого потока Z-нейтрино.

— Чёрный разлом! — восклицаю я. Надо же поддерживать марку жителей междумирья. — Да, чуть больше два миллиона годов, глядя по ваше время. Несколько реальностей стёрлись, наши предки наблюдали.

— Но в итоге они нашли равного противника, — замечает тал. — Их угораздило сцепиться с Повелителями Времени, и это поставило обе цивилизации на грань исчезновения.

— Большая война во Время? — уточняю я. — Да, мы помним о неё.

— О ней, — с мягкой улыбкой поправляет Доктор.

Странно. Я очень хорошо его знаю. Что-то в этой улыбке слишком мягкое. И мне это не нравится.

— Те существа, хоть и выжили в войне, но куда-то спрятались. С тех пор мы не прекращаем наблюдения за районом Скаро, потому что они всегда туда возвращаются, хотя довели планету до состояния булыжника во время темпоральной войны, — в голосе Тагена откровенная мука. Постыдился бы, не мы первые начали терраформировать родину в уродину. Кто развязал Тысячелетнюю войну, а, посланник? Кто изобрёл первое химическое оружие массового поражения? А первый трансгенный вирус кто смастерил, да такой, что каледы вообще его не заметили, а Император четыреста лет вычислял и изучал? А первую ядерную бомбу кто применил? Не буду спорить, придумали её наши предки, но они вас только шантажировали, а вы украли разработки и устроили образцово-показательную бомбёжку по Далазару и сырьевым регионам Даррена. Далеки вам ничего не забыли, не волнуйтесь! Рано или поздно мы до вас коготком доцарапаемся и вернём все долги, с процентами.

— Но сейчас там чёрная дыра? — уточняюще переспрашиваю я. — Неужели они хотят возвращать себя туда?

Доктор хмыкает:

— Хотел бы я знать, чего эти поликарбидные тараканы на самом деле хотят, кроме власти над Вселенной. Но факт в том, что остатки их армии ускользнули во Времени и теперь прячутся, а Скаро — единственная приманка. Поэтому они, — кивок на блондоса, — и караулят.

— Хорошо, — отвечаю как можно равнодушнее. Двуногие, я так и знала, к чему вы клоните. Сама вам предложу то, что вы хотели предложить мне. — Это выглядит серьёзная причина, если эти существа так сильные, чтобы иметь риск работать с энтропийная частица. Мы не можем просить ваша чёрная дыра. Но вижу другой аспект этого вопрос. Есть два элементы — бывшая планета и часть космос, они вместе. Если их развести, — руками показываю соответствующий жест, — получается два места, чтобы искать ваш враг. Больше шансов обнаруживать. Ядро галактика, квазар, не сразу сливается. Если угроза их планета, Скаро, и они её ценят, они могут появиться. Но мне нужны, как это, доказательства, что такие существа есть. Наш вождь будет строго спрашивать, мне надо точный ответ, данные.

Да. Вот оно. Я нашла, как сбить Доктора со следа Новой Парадигмы. Убедить, что наша чёрная дыра спокойно влилась в квазар, и никто при этом за ней не пришёл. Хищник помнит про Анталин, он должен понимать, что далеки без боя Скаро не сдадут. И раз за бывшей звёздной системой никто не явился, значит, мы сгинули по неизвестной причине, можно спокойно вздохнуть. А нам это даст необходимую отсрочку.

Не успеваю я додумать эту мысль, как у тала начинает трещать коммуникатор. Чуть не фыркаю — уж что-что, а звук старинного таланского дозиметра я хорошо знаю. Это совпадение или хобби посланника? Таген вытаскивает из кармана узкую гибкую полоску с шариком динамика на конце и загоняет его в ухо:

— Я слушаю… Да… Так… Что?! — как приятно видеть бледнеющее в синеву лицо врага. — Я сейчас буду!

Он выдёргивает коммуникатор обратно и, с ужасом глядя на Доктора, сообщает:

— Она только что сбила с ног сонтаранского посла.

Не надо быть гением, чтобы вспомнить, кто тут любит всех сшибать, и сопоставить факты.

— Беги спасать, — советует Доктор, – только не очень торопись.

Тал бросает на меня взгляд, полный панической растерянности. Так уж и быть…

— Идите. Я жду ваше возвращение.

— Это очень благородно с вашей стороны, госпожа посол, — выпаливает он, выметаясь из переговорной спиной вперёд в попытке сохранить остатки манер — надо же успеть поклониться на прощание даме, и всё такое. И мы с Доктором одновременно морщимся, когда тал смачно врезается плечом в кого-то в коридоре. Нам слышен только звук падения и виден взметнувшийся сапог — пострадавший не удержал равновесие и с размаху грохнулся навзничь. Дверь со свистом задвигается, скрывая продолжение живописной сцены. Варги-палки, да это у них семейное!..

— Посланник с Новый Давиус есть оригинальная личность, — замечаю я, позволив себе ровно такую улыбку, какая у меня получается естественной.

— Да, — подтверждает Хищник. — Это был чрезвычайный и полномочный посол Зедени. Так вот как оно всё началось…

— То есть?

— Нет-нет, ничего, — спохватывается рыжий, но я успеваю заметить проскочившее у него выражение лица и понимаю, что мне только что проспойлерили нечто важное. В следующий миг напрягаться приходится уже не Доктору. — Кстати, посол, коль скоро наш светловолосый друг усвистал спасать сестру от разгневанного сонтаранина, можете не издеваться над своим языком в попытках исказить интергалакто.

Сердце пропускает удар или два.

— Не понимаю?..

— Видите ли, — на губах Хищника появляется всё та же мягкая улыбочка, которая мне сильно не понравилась раньше, — у моего народа тоже довольно продвинутые технологии. В частности, технология перевода незнакомых языков, основанная на телепатии. Моё устройство автоматически подбирает, например, диалекты и акценты, но, сталкиваясь с плохим знанием языка, опирается не на то, что прозвучало вслух, а на то, что собеседник хочет сказать. Таким образом, речь автоматически корректируется и переводится грамотно. Если только говорящий не пытается исказить её нарочно.

Вот проклятье! Спалились на мелочах. И врать бесполезно, мол, ваше устройство несовместимо с нашими мозгами. Впрочем, в голове сразу вспыхивает идея, как парировать удар.

— Вы меня подловили, Доктор. Но прошу вас пока не выдавать это своим товарищам. Поверьте, у нас достаточно веская причина так поступать.

— Какая же?

Смотрю в его зелёно-карие глаза, обрамлённые короткими и густыми рыжими ресницами. Ощущение, что гоню дисколёт на полной скорости по пересечённой местности на высоте пары де-леров, но останавливаться нельзя.

— Это была рекомендация ксенопсихологов, тщательно изучивших доминирующие разумные виды данной группы галактик. Контакт с такой цивилизацией, как наша, может напугать менее продвинутые технически народы. А для абсолютной доминанты в лице выходцев с Сол-3 характерно сочетать испуг с агрессией. Но если мы покажем какое-нибудь слабое место, заметное и, возможно, даже вызывающее у них улыбку, это их подсознательно расслабит и снизит уровень возможного испуга. Внешний вид не подходил — слишком много разных наций, чтобы необычная одежда сняла напряжение.Решили выбрать для этих целей речь.

— То есть умные-крутые, а язык так до конца и не выучили, да?

Как отрадно слышать, что он по-прежнему не избавился от дурной привычки додумывать за собеседника! Согласно киваю. А теперь пора бы нанести ответный удар, я не привыкла молча терпеть выпады противника.

— Кстати, Доктор. Вы сказали, технология перевода, основанная на телепатии… Вы — из числа властелинов Времени? Только у них были подобные технологии. И они были одними из немногих, кто пытался изучать пространство между измерениями. Хоть мы и держались в изоляции от событий в нашем родном мире, но всё же прислеживали за происходящим. Темпоральные войны пропустить сложно.

— Да, я — Повелитель Времени, — он наконец плюхается верхом на стул, держа стаканчик с немыслимым варевом. И это явно не кофе. — Между прочим, талов с Нового Давиуса вы не испугаете. У них другой менталитет, в корне отличный от землян, и к тому же они убеждённые пацифисты.

Ага, знаю я этих «пацифистов». Мирные, если их не загонять в угол, а иначе так «пацифистнут» в фоторецептор, что только держись.

— Я бы предпочла выполнять рекомендации ксенопсихологов, — отрезаю.

Он задумчиво перебалтывает содержимое стакана посредством медленного вращения. Потом поднимает на меня глаза:

— Вы, случайно, не военный?

— Я космонавт. И капитан, отвечающий за свой экипаж и свой корабль.

— А поведение у вас троих, как у военных.

— Мне жаль, если во вселенной настолько потеряно чувство дисциплины, что любое её проявление ассоциируется с армией.

В его глазах снова вспыхивает искорка. Похоже, он получает удовольствие от моих ответов. В кои-то веки! И что самое пугающее, я тоже начинаю увлекаться отражением его атак. Как в старые добрые времена, когда я ещё была самой собой, а не генно-модифицированным организмом. Однако тогда я отвечала только за себя, а сейчас уже нет. Нельзя увлекаться. Нельзя.

— Знаете, мне смутно знаком ваш язык, — замечает мой собеседник. — Во вселенной не так много наречий, которые не может расшифровать переводчик ТАРДИС, а кроме того, я его точно где-то слышал. Или что-то очень похожее.

— Если вы путешествуете в пространстве и времени, то через некоторое время это будет вполне возможно, особенно если Ассамблея удовлетворит нашу просьбу. Учитывая то, что вы его слышали, она её удовлетворит. Так я могу опереться на прогноз Повелителя Времени? — интересно, у меня получилась лукавая улыбка, или же обычная?

— Скажите, как вы ухитряетесь выжимать из меня информацию? — вот у него точно вышла лукавая и при этом слегка виноватая улыбка.

Богатая практика, Хищник. Но по понятным причинам я предпочитаю не произносить это вслух. А Доктор продолжает:

— Слушайте, а ведь вы так и не назвали координаты места, где собираетесь создать свою галактику.

— Мне сложно на ходу пересчитывать координаты на здешнюю систему, — честно лгу я в ответ. — Если здесь есть проектор с картой Местной группы, я просто укажу вам направление.

— Конечно, есть! — и из внутреннего кармана пиджака незамедлительно появляется любимый предмет Доктора. Короткое жужжание на стол, — кому-то очень не хочется возиться с сенсорной панелькой, — и над центром стола зависает трёхмерная проекция галактик. Лишь миллионная доля рэла мне нужна для того, чтобы достроить в памяти карту окружающих войдов и вспомнить все подходящие протогалактики.

— Туда, — неопределённо тыкаю я рукой в совершенно неверном направлении. Как знать, может, в будущем мы начнём новую волну колонизации, и он об этом вспомнит? Слышал же он где-то синтетический.

Хищник силится вытащить информацию из глубин памяти, активно морща лоб, словно тот состоит из какой-то пластичной субстанции вроде глины.

— Нет, — говорит, — ничего не вспоминается. Впрочем, раз забыл, то это и не важно.

Даже если и вспомнишь, скажу, что нечаянно ошиблась, ведь я не навигатор и не обязана хорошо знать этот регион космоса. Плохая отмазка, но лучше, чем никакой.

А ему всё мало, продолжает докапываться:

— Между прочим, мой самый первый вопрос всё ещё в силе.

Самый первый? А, вспомнила!

— Наши технологии засекречены по решению совета учёных, поскольку могут представлять опасность для других народов. Кроме того, перемещение между мирами чревато трещинами и другими неприятными последствиями. Даже если вас это интересует из чистого любопытства, я не могу поручиться за незнакомого человека, что он не использует эти данные так же из чистого любопытства и не нарушит баланс между измерениями.

— Просто меня пару раз зашвыривало в параллельный мир, — извиняющимся тоном отвечает он, но в глазах я не вижу ни капли извинения.

Пожимаю плечами и оставляю его без ответа. А он надеялся, что ему вот так за «спасибо» всё и дали?

— Мы могли бы обменяться какими-нибудь знаниями, — добавляет он осторожно. — Например, переводом… Или путешествиями во времени…

— Не уверена, что наших учёных это заинтересует, — нейтрально отвечаю я. Разбежался, щаззз! Как Скворцов говорил, «пустить козла в огород»? Не позволю себе такой ошибки. Если мы когда-нибудь начнём интервенцию в параллельные миры, я не хочу встретиться там с синей будкой и её хозяином.

— Жаль, — вздыхает он. — Я ещё не надоел своими вопросами?

— Всё равно надо как-то скоротать время до возвращения полномочного посланника Тагена, — отзываюсь я. На самом деле, его вопросы мне совсем не нравятся, но Альфа прав — если пресытить Хищника информацией, он сам отстанет.

— Тогда… Зеро — это имя или фамилия?

Кажется, в моём взгляде всё же промелькнуло коронное «уничтожить», но нейтральный тон мне сохранить как-то удаётся:

— Настоящие имена у нас употребляют только в кругу семьи, за его пределами мы используем прозвища. Я единственная из нас решилась на перевод. Дословно меня называют «Точкой отсчёта системы координат», но думаю, это неинтересно… Лучше расскажите подробнее о той расе, про которую тут пытался меня предупредить посланник Нового Давиуса. Вы же воевали с ней, значит, должны много знать.

Да, расскажи что-нибудь про нас, повесели. Я потом воспоминание ребятам прокручу, чтобы они не ошибались в твоём мнении о далеках.

— Ну как сказать, хомо милитари до мозга костей… То есть костей-то у них нет, только экзоскелет, он же скафандр высшей защиты с полной системой жизнеобеспечения, чтобы десятилетиями можно было из него не вылезать. Исповедуют оголтелый нацизм, твёрдо верят в то, что являются высшей расой, единственной достойной жить. Созданы гением с манией величия и острым милитаристским синдромом, благодаря которому этот гений не мыслил иного способа прекращения войны, чем война. Поэтому каждый далек нацелен то ли на выживание своей расы, то ли на выживание всех остальных из Вселенной.

Да, когда-нибудь мы непременно всех выживем.

— Дал… ек? — переспрашиваю.

— Это их самоназвание, анаграмма к «калед». Так назывался народ, из которого они когда-то мутировали, — дверь, открывшись, впускает очень хмурого Тагена. — Ещё раз прошу прощения за отлучку, госпожа посол.

— Забавно, это слово имеет смысл у нас, — тут же перехожу я на исковерканную речь. — Очень древнее, до Исход, возможно, созвучие. А как были выглядели эти… дал-ек?

— Перевёрнутое ведро ростом с человека, — отвечает Хищник. — Вместо глаз — камера на ножке, вместо рук — вантуз для прочистки труб и излучатель в форме кухонного венчика. Внутри сидит мозг с щупальцами. Общее впечатление — агрессивная металлическая солонка-переросток, сбежавшая с кухни и вообразившая, что в силах переделать под свою полку весь дом.

Это я тебе тоже запомню, Доктор, и когда-нибудь отомщу.

— Не очень есть понятны некоторые термины, но по словам похожее, что вы говорите про смертоносцы.

— Смертоносцы? — в свою очередь переспрашивает Хищник. — Очень точное определение. Похоже, и вас не обошла чаша сия.

— Редко-редко встречались, долго могли только бежать. Потом научились раздавливать гравитация.

— Оу! — восклицает наш главный враг. Мой персональный враг. — О таком способе ухлопать далека я ещё не слышал.

— Гравитационная мина, мыслю, пятьсот местных единиц…

— Пятьсот «g»!.. — в ужасе охает Таген. Ну да, от такого любые косточки в момент схрупают, особенно в вертикальном приложении к объекту, так что его страх можно понять.

— Гибель биологическая составляющая, выход системы из строя. Панцирь взрывается, наверное, разрушение внутренний источник энергия.

— Да я уж думаю, при такой перегрузке даже цельнолитой корпус не выдержит, а у них композитный, — хмуровато замечает Доктор. — Расслоение, распад всех спаек на проводах, обесточивание и как результат, дестабилизация далеканиума… Просто и надёжно, а главное, слишком быстро, чтобы мучиться.

Морщусь:

— Убийство не есть гуманность. Но если самозащита, можно ударить в ответ.

На самом деле, противное это слово — «гуманность», но моё скривившееся лицо, несомненно, припишут к негативному отношению к уничтожению живых существ.

— Мы тоже так считаем, — согласно кивает тал. Конечно, считаете, на вас моя фраза и рассчитана.

— Нас мало не пугает конфликт со смертоносцы, — отвечаю самым серьёзным голосом, хотя внутри меня клокочет хихиканье. Сама не думала, что неприятная ситуация, в которую угодила наша миссия, покажется мне изнутри столь забавной. Нет, ну это же вправду смешно, водить за нос Хищника и блондоса! — Мы знаем их опасности, слабое место тоже. Сможем защититься, если нет, то умеем отступить. Размышляю, думаю, есть много смысл в объединение сил и разделение сектора и его чёрная дыра, как раньше говорила. Посланник, донесите это до своего правительства. Если смертоносцы есть, то они могут прийти ради их бывшая планета.

Таген экспрессивно кивает:

— Вы даже не представляете, госпожа посол, как редко нам кто-то верит! Большинство народов уже забыло это слово — «далек», а кто помнит, тот смеётся за нашими спинами.

Пусть смеются, думаю я. Гуляй не хочу, когда в тебя не верят — самая воля! А когда вспомнят и поверят, поздно будет. Но такой ответ — не самый лучший, особенно в присутствии Доктора.

— Кочевники есть реалисты, — отвечаю. — Как эта идиома… «Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствие». У нас есть правило, не вмешивать себя в чужие дела. Но смертоносцы серьёзные, угрожают всем. Против их альянс возможен. Вы донесёте эти слова до ваши вожди?

Таген серьёзно кивает. Я, так и быть, отвешиваю ему небольшую персональную улыбку — вправду же забавно, далеки заключают военный союз с талами против самих себя. Кажется, такую стратегию мы ещё не применяли, надо будет потом как-нибудь в архивах порыться или у Альфы уточнить.

Встаю.

— Думаю, сегодня хватает информация, чтобы обдумывать, — чуть не брякаю «просчитать», но это всё равно что рявкнуть «УНИЧТОЖИТЬ» на всю переговорную. — Вы знаете, как находить меня или мои товарищи. Мы будем ждать ответ.

Таген тоже поднимается с места, протягивая руку. Жест мне вполне ясен, только удивительно, что он просуществовал так долго и даже перекочевал к талам. Очень удобно было бы воспользоваться рукопожатием и подсадить «жука», но… Но коснуться ладони блондоса, даже ради дела? Нет, не могу. Мне отвратительна сама эта мысль, до спазмов в желудке. А при воспоминании о вчерашнем столкновении с его сестрицей внутри рождается нервная дрожь, которая грозит закончиться электрическим разрядом. Изображаю непонимающий взгляд, а потом приветственно-прощальное прикосновение ко лбу и груди. Таген, словно бы чуть разочарованно, убирает руку и слегка кланяется.

— Надеюсь, мы не заставим долго ждать ответа, — говорит он. — Обычно правительство Нового Давиуса быстро решает такие вопросы.

Выскальзываю за дверь, оставляя их наедине. Были бы они далеками, начали бы незамедлительно анализировать беседу, но я же знаю, что за дверью остался Доктор, а у него — раскалённое шило в известном месте. Сейчас они понесутся разыскивать блондоску и старателя, по дороге неминуемо во что-нибудь ввяжутся, словом, им будет не до анализа. Но потом… Потом Доктор обязательно набьётся в гости или попытается выцарапать кого-то из нас для приватной беседы с глазу на глаз. Или я плохо тебя знаю, Приход Бури. Но нет, враг мой, я слишком хорошо тебя знаю. Этого разговора не избежать, и бесполезно закладывать даже полпроцента на подцепленное у Скворцовых русское «авось обойдётся». Потому что не обойдётся.

Украдкой вздохнув, я направляюсь в обратную сторону. Ребята наверняка извелись в ожидании. Надо им рассказать обо всём, что обсуждалось. А ещё лучше, вызвать сюда же Бету и Дельту, всё равно местным не взять «Протон» на абордаж даже с помощью ТАРДИС. Альфа наверняка меня отругает за то, что я не сумела поставить на блондоса прослушку…

И тут я словно спотыкаюсь, пройдя буквально три лера, от того, что меня окутывает очень странное ощущение. Я словно на миг оказываюсь погружённой в облако электростатики. Нет, это не она, это какой-то другой род энергии, собранной в нечто целое и очень плотное. Точнее понять не успеваю, ощущение исчезает раньше, чем удаётся его проанализировать — да похоже, никто из присутствующих в коридоре этого вообще не заметил, а мне помог только врождённый даледианский нюх на электричество! Скорее, активировать мозг на всю катушку для более продуктивной работы и начать перебирать фильтры в контактных линзах для расширенного диапазона зрения! Кажется, облако догнало меня сзади и пролетело вперёд и влево. Нет, этот фильтр не годится, и этот тоже, и этот… Стоп! Высокочастотная биоэнергия, да! Я даже успеваю отсечь исчезающее в стене рубиново-красное пятно. То, что обогнало меня, ушло в перегородку — и в зал Ассамблеи.

Облако биологической энергии без живого носителя? Это означает лишь одно — нематериальную форму жизни, вроде старых добрых дриад. Благодаря полученным от Новой Парадигмы знаниям, я могу примерно прикинуть по спектру, что это — высокоорганизованное энергетическое существо. Но такие расы не входят в Ассамблею! Более того, под уловленные параметры гипотетически подпадает только один вид, и от этого моё любопытство резко обостряется, даже притупив остаточное возбуждение от общения с Хищником.

Ну, ТМД, ты и дня прожить не можешь, чтобы не найти кучу проблем на свою безбашенную голову. Теперь ведь не вылезешь из этой истории, пока не выяснишь, зачем Великим Древним шпионить за альянсом нескольких жалких галактик!

====== Сцена одиннадцатая. ======

— Самая большая нелепость в том, что низшие уже не верят ни в нас, ни в Древних, при том, что и мы, и они у всех на виду, — разглагольствует Альфа, развалившись на облюбованном диване и созерцая космодром. Третий вечер в роли послов, мы отзаседались и пытаемся релаксировать в гостинице. Помещение уже слегка подредактировано — пришлось переправить в гостиницу некоторое количество оборудования, чтобы не бегать всякий раз на «Протон», когда надо связаться с Центром. Оставшиеся члены экипажа теперь тоже присутствуют здесь постоянно. Сейчас Бета сидит с нами, устроившись в кресле. Гамма и Дельта, пользуясь свободным временем, занимаются откровенной фигнёй — второй день как обнаружили объект под названием «игровая приставка», разобрались в её назначении и теперь тихо занимают себя эмуляцией космического сражения, друг против друга. Против компьютера им неинтересно, делают его в два счёта. Подозреваю, что и программу они уже успели добросовестно переработать в более реалистичную. А мы втроём лениво философствуем, потому что больше заняться, прямо скажем, нечем. Могли бы просто молчать, но это подозрительно, надо изображать какую-то активность, даже если мы уверены, что слежки нет. Потому что — это вам скажет любой далек — ни в чём нельзя быть до конца уверенным, кроме Общей Идеологии.

Я восседаю на спинке любимого Альфиного дивана и ем мороженое, наконец-то в полной мере оценив вкусы Ривер Сонг. Действительно ведь хорошая еда! Забавно, сто тысяч лет живём на вегетарианской и синтетической пище, а организмы всё равно с удовольствием усваивают продукты животноводства — молоко и яйца, во всех вариантах. С мясом и рыбой уже сложнее. У этих тел нет пищевого реактора, зато оказались трудности с перевариванием бифштексов. Одного эксперимента нам хватило, Бета уже поставил себе галочку подумать над этой проблемой по возвращении домой.

— Адери, ты допускаешь неточность, — замечаю, облизывая ложку. — Не позволяй презрению заслонять тебе фоторецептор. Низшие не воспринимают энергетические формы жизни до тех пор, пока те не обнаруживают своё присутствие сами. А ведь Вечные и прочие далеко не всегда могут проявляться по собственному желанию. Нам следует благодарить эволюцию за то, что мы можем хотя бы осязать облака энергии повышенной плотности. Низшие тоже чувствуют, например, электростатику, но наше осязание в этом отношении в несколько раз острее, а диапазон шире.

— А нужно ли вообще обращать внимание на этих Древних? — задаётся вопросом Бета. — У нас всё равно нет на них подходящего оружия и даже аппаратуры, чтобы точно определить, кто они такие. А если это действительно настоящие Великие Древние, то заговорить с ними — это раскрыться, что поставит миссию под угрозу. Согласно имеющимся у меня данным, они непредсказуемы и склонны бессмысленно пакостить материальным формам жизни ради собственного развлечения.

— А это, — говорю, — зависит от того, с какими именно Древними мы столкнулись, с системными или надсистемными.

— Не понимаю?.. — спрашивает Бета. Альфа дополняет его слова вопросительным взглядом.

— Философская мысль, на которую меня натолкнуло общение с ТАРДИС, — я следом за Альфой начинаю задумчиво разглядывать успокаивающее пространство космодрома и дальние голубые горы. — Вселенная подчинена одной общей закономерности, общей системе, которую мы знаем, как «обобщающую формулу», а остальные — как «парадигму Скасиса». Она описывает взаимоотношения материи и энергии, многомерности и нуль-пространства, времени и энтропии. Всё, что существует, подчинено этой закономерности.

— Ну?

— У каждой системы есть надсистема, более старшая. Экспериментальная колба с инфузориями в питательном субстрате — это система, в которую, в частности, включён учёный, бесстрастно наблюдающий за ней. В его воле подкормить свою колонию инфузорий или залить её дезраствором, но поскольку он понемногу и регулярно вмешивается в происходящее, инфузории уже его знают и выучили, когда и чего ждать. Даже если график изменится, он всё равно останется графиком, и они приспособятся, возможно, даже научившись показывать учёному, что им нужно в данный конкретный момент. С другой стороны, периодически появляющийся в лаборатории уборщик, являющийся частью системы, в которой существует учёный, не включён в систему инфузорий и никак на них не влияет, следовательно, он уже элемент надсистемы. Однако ему никто не мешает случайно сбить колбу при уборке помещения. Или по ошибке залить её дезраствором. Или решить, что эта тара – для отходов, и сбросить туда остатки питательного субстрата, излишне подкормив инфузорий. Или поковыряться там из интереса грязной конечностью, заселив конкурирующую микрофлору и микрофауну. Но это именно случайное, эпизодическое, непредсказуемое влияние.

— И?

— Согласно нашей базе данных ксенорас, Великие Древние — это энергетическая раса, существовавшая ДО возниковения Вселенной и проникшая сюда в момент её рождения. Следовательно, у Древних тоже возникает два варианта развития — сохранить свою нейтральность и молча наблюдать за развитием событий, не вмешиваясь в них, и тогда они остаются тем самым проходившим мимо уборщиком. Или взять на себя какие-то функции контроля и баланса, и с этого момента они перестают быть надсистемой и становятся непричастной, внешней частью этой самой колбы, как это вышло с шестью Стражами пространства и времени. Думаю, про них вы и так знаете, а если кто ещё не уточнил, информация в той же базе данных. Даже если они воображают себя надсистемой, всё же они часть системы, причём крайне малая. Само деление наиболее известной пары на Белого и Чёрного выдаёт в них привязку к крайне незначительной части нашего мира.

— То есть? — требовательно хмурится Альфа.

— Очень просто. Белый — добрый, чёрный — злой, это менталитет дневных разумных видов, для которых день — это хорошо, а ночь — это плохо и опасно. Вот и всё. Стражи — часть системы, причём очень маленькая и оттого элементарно просчитываемая. У всех системных Древних нет свободы манёвра — они скованы причинно-следственными связями парадигмы Скасиса. А теперь представьте себе, что мы столкнулись с какими-нибудь надсистемными видами. Сидя в колбе, их просчитать просто невозможно. Что им нужно? Просто заглянули, или готовят сахарок, или нам ждать мензурку дезинфекционного раствора на свои мозги? Поэтому я и говорю, прежде чем отмахиваться, мы должны разобраться, кто здесь присутствует, и…

В этот миг, перебивая моё вдохновенное гонево, из соседней комнаты доносится торжествующий вопль, от которого я вздрагиваю и выворачиваю последний шарик мороженого на кремовую обшивку дивана:

— Ты ликвидирован!!!

— Судиин! — прорявкивает Альфа «гражданский» позывной Дельты. Наш технарь немедленно появляется на пороге, но даже не пытается погасить торжество, нагло фоня им на всю гостиную.

— Здесь.

— Ты нарушаешь, — хмуро цедит Бета. Уж на что я эмоциональная, но сейчас согласна, что Дельта вышла из всякого приличия.

— Виновата.

Ага, хоть бы на миг она себя виноватой чувствовала. Что же всё-таки происходит с нашими сервами?

— Почисть диван, — ворчу, пытаясь подобрать шарик обратно в блюдечко. — Он испачкан из-за твоих криков.

— Виновата, — повторяет Дельта, разворачиваясь в сторону санузла. Сообразила, что из имеющихся подручных средств эффективнее всего будет вода.

Мы втроём переглядываемся, но ничего не говорим. Поведение сервов в общих чертах понятно. Кастовость Новой Парадигмы гораздо жёстче сказывается на менталитете, чем расслоение по интеллекту в моём родном времени. Окажись у нас два стратега или двое учёных, они бы тоже держались вместе, потому что понимали бы друг друга лучше, чем всех остальных. Кстати, это нехорошо — кастовые различия мозгов будут со временем усиливаться, это грозит нашей общности. Ставлю галочку, чтобы поговорить об этом с правителем по возвращении. Но пока факт в том, что наши сервы, ненавязчиво отстраняясь от слишком философских для их маленьких мозгов вечерних бесед, к которым мы втроём вдруг резко пристрастились, получают возможность проводить всё больше и больше времени вместе. И мы затрудняемся предположить, к каким последствиям это может привести. Да ещё эта их постепенно проявляющаяся эмоциональная открытость. Но это в своём роде тоже часть эксперимента — любое отклонение должно быть выявлено и изучено. Мы же не только посольство, мы же эксперимент далеков.

А то, что между сервами начала формироваться персональная привязанность, я уже отсекла. Дурное любопытство иногда полезно, я люблю подслушивать. Старая привычка совать фоторецептор на каналы сервов, на которые командиры обычно не лезут, меня не подвела, в первый же вечер после переезда оставшихся членов экипажа в гостиницу я нечаянно услышала занятную беседу, многое мне объяснившую. Я влезла в неё в тот момент, когда Гамма довольно подробно и немного виновато отчитывался перед Дельтой, что честно попытался спровоцировать своё возвращение к ней на «Протон» посредством нескольких дисциплинарных нарушений, но в ответ получил угрозу, что их двоих просто поменяют местами, так что дальнейшие попытки он счёл нецелесообразными. Вот тут-то я и поняла, в чём соль каст, особенно когда сервы принялись мыть нам кости. Альфа, по их мнению, слишком заносчив, меня они почему-то боятся, и только Бета им немного более симпатичен в силу крайне флегматичного характера.

Закидываю в рот очередной кусок холодной сладости и сдвигаюсь, чтобы дать вернувшейся с тряпкой Дельте спокойно смыть пятно.

— Подводя итог, я считаю, мы должны продолжать наблюдать за Древними.

— В чём смысл, если мы всё равно ничего не можем с ними сделать? — спрашивает Бета.

Вместо меня задумчиво отвечает Альфа:

— В том, что если мы не знаем их целей и задач, у нас всегда остаётся неучтённый фактор, а это очень опасно. Если сложить это и присутствие Хищника, то выходит слишком много неопределённостей. Может, лучше отступить прямо сейчас…

— Я работаю с дураками, — не могу больше это слушать, приходится перебить. Возмутительные рассуждения Альфы заслуживают тарана подушкой по мозгам, не меньше, но мне неохота отрываться от мороженого. — У вас на виду два неуправляемых фактора, а вы зациклились на их возможной угрозе для нас и даже не думаете, как решить проблему. Надо этих Древних стравить с Хищником, и мы нейтрализуем обе угрозы.

Дельта поднимает на меня взгляд:

— И как ты реализуешь этот план?

— Элементарно, при следующей же встрече с Доктором спрошу, с каких пор Древние являются членами Ассамблеи. И всё, дальше останется только наблюдать.

— Тебе придётся признать, что мы их видим! — нервно отвечает Бета.

— Конечно. Мы живём в междумирье, где процент концентрации этих тварей гораздо больший, чем во Вселенной. Следовательно, научились их определять и с ними бороться. И это правда, которую я могу подтвердить на детекторе лжи, — отпускаю мысленную насмешку. — И достаточно логично, чтобы Хищник съел такое объяснение.

Альфа ошарашенно качает головой:

— Ты заставляешь меня задуматься, что я вообще делаю в этой миссии.

— Служишь образцом дисциплины и менталитета, — отвечаю и переключаюсь на Бету, так как вопрос не терпит отлагательства. — Меня в последнее время начинает эмоционально зашкаливать. Может, стоит активировать предупреждающий сигнал на фильтре? — уже год как раздражающая пищалка официально отключена насовсем, но последняя неделя показывает, что рановато это сделали.

— Нет, — отвечает медик. — Его будет слышно окружающим.

— Мне не по себе. Боюсь срывов. Ты помнишь, как это было.

Ещё бы он не помнил. Кто ж ещё, как не он, мне транки колол во время истерик? Наверное, потому сам гораздо легче адаптировался к новому организму. Хотя им всем проще в психологическом плане, и дело не только в гипнопедии. Их настоящие тела лежат в искусственной коме, в лаборатории «Вневременья-6». В случае неудачи им есть куда отступить. Это мне некуда сбегать из нынешней оболочки.

Бета, обдумав мои слова и явно сверив выводы с существующими инструкциями, выносит вердикт:

— В этом случае рекомендована двойная доза средств для поддержания нервной системы, а также следует увеличить время отдыха до пятнадцати скарэлов. Я считаю, что нам всем надо перейти на щадящий режим, потому что психологическая нагрузка слишком высока, особенно у вас двоих, ведь вы больше всего общаетесь с низшими.

Альфа созерцает горизонт с привычно-бетонной физиономией, но эмоции его далеки от непрошибаемости.

— Согласен, не помешает. Завтра я и Гердан должны присутствовать на первой конференции с учёными, приедут местные физики из полярной лаборатории. Они должны были прибыть сегодня утром, но погода не позволила.

— Будьте готовы, что туда явится Доктор, — предупреждаю я. — Он такое не пропустит.

Бетонная рожа на мгновение дёргается, словно тщательно скрываемая эмоциональная буря пытается смять её изнутри, но всё же Альфе удаётся сдержать волну ненависти.

— Отвлеки его, — он наконец оклеивает взгляд от взлётного поля и смотрит прямо на меня. Позволяю слабую улыбку в ответ:

— Ни за что. Ты сам сказал, что его следует пресытить информацией, а за свои слова надо отвечать.

Лицо Альфы наконец-то немного обтекает.

Всё, мороженое кончилось, так что спрыгиваю с дивана.

— Я намерена провести дежурную разведку местности. Есть добровольцы разделить эту миссию со мной?

В комнате повисает тишина, и это вполне расчётный ответ «нет», которого я ждала. Каждый выход за пределы гостиницы для ребят — фактор ненормативного раздражения. На нас стараются насесть все, кому не лень, но только мне доставляет удовольствие водить за нос низших. На самом деле, в процессе этого общения есть возможность дополнить и уточнить свои старые файлы по двуногим, ведь с течением времени менталитет меняется, а тут разница в целых два миллиона лет. Это интересно и может пригодиться другим. А главное, есть возможность делать мелкие пакости противнику, потихоньку выстраивая вокруг него западню. Например, как вчера, невинно заговорив с послом Сонтара, между делом ему сообщить, что не только он — жертва неуклюжих блондосов, но ещё и посол Зедени. Сонтар и Зедени вроде бы сейчас союзники, так что картошка в мундире должна была сварить в своих примитивных и однозадачных мозгах правильную параллель. Во всяком случае, сегодня с утра главный посол талов бегал, как ошпаренный магнедон. Приятно! Из любой ситуации надо выжимать максимум. Наша задача — не только выцарапать из-под контроля талов Скаро, но сделать так, чтобы всей Местной группе было чем заняться и без далеков, поэтому я стараюсь создавать предпосылки к возникновению конфликтов не только в отношении Нового Давиуса, но и везде, где удачно подворачивается такая возможность. Во всяком случае, Император одобрил эти ходы, но мои потаённые мысли идут куда дальше. Вот бы действительно спровоцировать военный конфликт (не зря же Доктор прикусил язык, едва не проспойлерив что-то важное насчёт талов), а под это дело придумать что-нибудь для полного уничтожения блондосов. Всё может быть удачно списано на Сонтар или Зедени, при толковых действиях наше вмешательство никто не заподозрит, а если мы своим новым топливом обрушим альянсу экономику, враждующие стороны даже некому будет разнимать. К тому и надо подталкивать события.

Вечернее время, коридоры полупустые, но всё же в них ещё достаточно любопытствующего народу, чтобы кто-нибудь попытался навязаться в компанию. А я наметила себе побыть в одиночестве. Немного необычная привычка, но её сформировали земная ссылка и необходимость изолированных передышек во время адаптационного кризиса — иногда надо побродить и обдумать происходящее одной, без окружающих меня эмоций и мыслей сородичей, а также вызывающего омерзение соседства примитивных форм жизни. Поэтому, чтобы избежать компании, логичнее всего вспомнить, что в обуви есть встроенный гравидвижок. И под укоризненным взглядом нашего стратега (опять Зеро палит секретные примочки!..) я нацепляю тёмные очки, потому что глаза до сих пор не адаптировались к местному освещению, и сигаю прямо с балкона, стукая каблуком о каблук для активации движка. Через компьютер задаю ему двадцатипроцентную мощность для ускоренного спуска и едва не зацепляюсь своим любимым плащом-безрукавкой за декоративный шарик на перилах. Впрочем, худшее, что из этого могло получиться — это сшибленный шарик и несколько кувырков в воздухе, ткань бы не порвалась.

Очень скоро ноги касаются дорожного покрытия внизу. Хорошо, что я сейчас не в платье — относительно быстрый спуск всегда холодит, а адаптироваться к резкому остыванию не успеваешь. А так лишь немного мурашки по обнажённым рукам пробежали, да при посадке звякнули браслеты из наломанной проволоки, придуманные Альфой. Сама не знаю, что именно мне надо обмозговать в тишине и спокойствии, но, видимо, что-то нужно. После Сол-3 я начала доверять своему подсознанию, которое вечно думает быстрее и качественнее, чем сознание. Поэтому лучше всего забраться в какие-нибудь кусты и молча там посидеть. А самые лучшие кусты для этого — местный парк, расположенный между комплексом и спрятанной за невысокими холмами остальной частью города, где селится обслуживающий персонал и те члены Ассамблеи, которые годами не улетают с Зосмы-9. Поэтому, чтобы исключить попытки окружающих со мной заговорить, предприму-ка я тренировочную пробежку до парка. Всего-то две стандартные галактические мили, даже самый хилый прототип с такого не вспотеет.

Скоро шероховатое покрытие трассы сменяется мелкими камешками парковых дорожек. Я нарочно выбираю боковые, там меньше народу. Найти бы какой-нибудь угол поглуше и пристроиться на лавке. На траве брезгую — она слишком живая. Меня и на Сол-3 корёжило от омерзения, когда приходилось выползать из скафандра на охоту, но там не было выбора — или добыть пищу, или сдохнуть. А тут нет никакой жизненной необходимости трогать растительность. Может, низшие и считают, что, если ботва не имеет рта, то она ничего и не чувствует, а вот мне амариллы привили противоположную точку зрения, после знакомства с ними я теперь искренне ненавижу любые растения. Электроника и роднее, и привычнее. В крайнем случае я согласна терпеть пищевые водоросли и искусственно выведенную ботву для различных наших нужд — она хотя бы выровненная по всем параметрам. Но вот эту дикость — фу-у, ни за что.

Наконец, мне везёт найти пустую неприметную беседку, сплошь увитую странной местной лианой — что-то вроде мохнатых кабелей, обросших бордовыми соплями, между которыми поблёскивают лилово-хрустальные звёздочки непахнущих цветков. Захожу туда и устраиваюсь на скамье, вытягивая ноги, но не вытаскивая руки из карманов. Слишком полюбила их там держать, это помогает не палить по низшим с пальцев при первом же порыве – пока вытаскиваешь ладони, успеваешь опомниться. Сижу под прикрытием растения так, чтобы проходящие мимо праздные гуляки во-первых, не могли меня опознать, а во-вторых, всё же замечали ботинки и понимали, что место занято и им тут вряд ли будут рады.

Как тут… спокойно. Впервые за несколько дней удаётся расслабиться и слегка отключить напряжённые мозги. А то нервишки, да плюс непроходящая мигрень, вызванная дальней связью и большим количеством времени для безделья, уже доканывают. Скамья удобная, можно пристроить затылок на её спинку и прикрыть глаза под накатывающую волнами дремоту. Только вот зудит какая-то смутная тревога — что-то слишком быстро меня вырубает. И даледианская паранойя тоже намекает, что беседка была уж слишком подозрительно пустой. Что, если эти растения выделяют что-то наркотическое в окружающую среду? Так, открыть глаза, встать на ноги и выбираться отсюда, только почему так вздыбился пол…

— …Эй, анимешная девочка-энергия! Ты чего это тут разлеглась, как лондонский бомж в Гайд-парке? — твёрдая чужая рука уверенно трясёт меня за плечо, а голос, несомненно принадлежащий врагу всей моей жизни, заставляет стряхнуть странное успокаивающее оцепенение.

— Похоже… цветы… яд, — выталкиваю я кое-как, пытаясь подняться, но ватное тело упрямо не слушается.

Жужжание отвёртки.

— Не, транквилизатор, — уверенно сообщает Доктор, пытаясь меня поднять. — Ох, ты и тяжёлая! Как говорится, кот бы знал…

— Кто, — непослушным языком поправляю я.

— Кот, — упрямо отвечает он, пытаясь выволочь меня наружу. — Эй, Жозеф, ну чего ты там застрял, помоги! Не видишь, ей плохо?

Ещё одно чужое тело, отвратительно воняющее, подхватывает меня с другой стороны. Ноги скребут по грунту, но всё ещё не слушаются, хотя в голове начинает проясняться, я даже приоткрываю глаза. Ещё несколько леров, и мы втроём падаем на лавку у дорожки.

— Ну ни фига себе ты весишь, худеть не пробовала? — несмотря на неприятный смысл фразы, весёлый тон Доктора не даёт уж слишком разозлиться. Или это последствия цветочков? Всё, ненавижу растения в десять раз сильнее.

— Благодарю за помощь, — отвечаю, с трудом выпрямляясь и стараясь сесть равноудалённо от обоих. — Нет предупреждений, не знала, что…

— Это лиана-гипноцвет с Сарлена, — рыжий обмахивается своим сногсшибательно зелёным котелком. Ядрёно-малиновый шейный платок уже развязан и свисает из-под воротника рубашки на лацканы пиджака. — Расслабляет нервную систему, и чем сильнее напряжение, тем сильнее расслабон. Вообще, она не должна так давать по мозгам: видимо, или ваша раса слишком к ней восприимчива, или ты была крайне напряжена в последние дни.

Самое время воплотить один из моих планов, тем более что в мозгу уже полная ясность, а конечности начинают подчиняться.

— Ещё бы не крайне, при такие обстоятельства. Мы не знали, что в Ассамблее есть состоят Великие Древние.

Опа, как вздрогнул и уставился на меня этот землянин! Да и в лукавых глазах Хищника загорелся знакомый огонёк.

— Великие Древние?..

Молча киваю, отираю ладонями лицо и глубоко вдыхаю прохладный и влажный вечерний воздух. Нет, ну что за подлая лиана. Сжечь! Залить гербицидом! Стереть в пыль вместе с этой проклятой Зосмой-9!

— Где ты их видела? Когда? — в отличие от почти спокойного Доктора, Жозеф готов меня, кажется, начать трясти в прямом смысле.

— Они всегда рядом. Каждый день, внутри Ассамблея.

— Ой, да говори ты по-человечески, тут все свои, — Хищник на секунду прекращает обмахиваться, как-то даже немного удивлённо глядит на шляпу и вдруг нахлобучивает её на мочалкообразные лохмы.

Как там было в глупом земном мультике, спокойствие, Зеро, только спокойствие. Надеюсь, моя физиономия не менее бетонная, чем обычно бывает у Альфы.

— Если ваш друг проговорится, мне придётся принять меры, — сообщаю я Хищнику.

— Жозеф? Не проговорится. Тем более что я уже и так им всё рассказал.

Ну варги-палки! Расстреляла бы, но бесполезно.

— Мы умеем их определять, — объясняю я вполголоса. — Необходимый навык при жизни между мирами. Их тут как минимум трое, по крайней мере, больше трёх мы единовременно не встречали. Вы что-то о них знаете?

— Знаем, — зелёно-карие глаза наполняются ещё большим лукавством, хотя лицо Доктора остаётся серьёзным. — Мы за ними охотимся.

Вот и прекрасно! Теперь вам точно есть чем заняться, кроме нас! Но надо выжать из своих неприятных собеседников остальную информацию.

— А что им здесь надо?

— Видишь ли, девочка-энергия, они кое-кого ищут. Но это долгая история.

Я тебе когда-нибудь и «девочку-энергию» припомню.

— Я люблю долгие истории.

— Можно, я покурю? — не в тему интересуется землянин. А, так вот что это за ужасная вонь! Я и не подозревала, что сигареты настолько отвратительны, по показаниям датчиков этого оценить было нельзя. Теперь понятно, почему Боншан-Скворцова вечно старалась выгнать мужа курить на террасу. Но с другой стороны, мне нельзя настраивать собеседников против себя, так что, заметив кивок Доктора, тоже киваю. Пусть себе курит, потерплю.

— Ну, в общем, я подозреваю, что они как-то связаны с Шакри, — доверительно сообщает рыжий, пока его спутник выбивает из помятой пачки сигарету. Объяснил, варги-палки.

— Шакри?

— Да есть такие, очередная радикальная организация, поставившая себе цель развязать тотальный армагеддец. Как-то довелось с ними разок столкнуться в прошлом, но я и не задумывался, что в дело замешаны существа такого порядка. А тут они что-то прямо резко активировались — чуть не устроили военный переворот на Новом Давиусе, взорвали звёздное скопление в Десятой галактике… Ну и вообще, много чего натворили, только как-то бессистемно, не то что во время Медленного вторжения.

Всё интереснее и интереснее, надо будет запросить справку из Центра, нет ли у них какой информации на этот счёт. Но кое-что можно хитростью выведать уже сейчас.

— Что такое «армагеддец»?

— Ну, конец света. Они его называют «талли» и ищут некое существо, которое, по их мнению, с ним связано. Но мы не знаем, ни зачем оно им нужно, ни как они собираются его использовать, ни критериев, по которым они его могут определить. Вот и приходится гоняться за ними.

— То есть это что-то вроде ищеек «шакри»?

Жозеф выпускает очередное облачко вонючего дыма и с видом бывалого спеца изрекает:

— Или сами Шакри. В конце концов, существуют же они во всём Времени и Пространстве одновременно?

Стая энергетических тварей, субьективно свернувших все пространственные и темпоральные измерения в точку. Ка-ак любопытно! Но нельзя показывать свою заинтересованность. Надо продолжать осторожно узнавать всё, что может пригодиться Империи. Вот только если бы не мигрень, порой мешающая думать с полной отдачей…

И вдруг я ловлю свой организм на очень странной вещи. В последние дни головная боль, спровоцированная постоянными сеансами связи с Императором, не отпускала меня ни на рэл, лишь ослабевая после отдыха и кучки лекарств до следующего сеанса. Даже под расслабляющим гипноизлучением коварной лианы она прошла не до конца — и тут я осознаю, что виски почти не ломит, мигрень почему-то отступила. Наша нервная система очень чутко реагирует на всякие вмешательства извне, но что сейчас так резко исцелило мои ноющие мозги? Неужели…

Хищно гляжу на сигарету. Никотин?

Никотин! Надо будет Бете сказать.

— Между прочим, — говорю Доктору, — мы вдруг перешли на «ты». Может, так иостанемся? Если я правильно поняла, и тебе, и мне так привычнее… — и, не дожидаясь ответа, поворачиваюсь к его спутнику. — А что ты делаешь?

— В смысле? — оторопевает золотоискатель.

— Ну… это, — выразительно гляжу на сигарету, словно впервые её вижу. Потом вспоминаю, что на лице всё ещё тёмные очки, и моё старание впустую. Спускаю их пониже и повторно указываю глазами на табачное изделие.

— Как что, курю.

— Жозеф, не все цивилизации Вселенной знают, что такое курение, — замечает Хищник, сияя каждой конопушкой от внутреннего позитива. Так даже Бабочка не умел. — В общем, мой спутник поглощает дым, содержащий некоторый процент страшно вредных веществ, и засоряет себе лёгкие и организм.

— Ну и пусть, зато приятно.

— Особенно приятным будет рак лёгких. Капля никотина убивает лошадь, — отзывается рыжий.

— А тебя рвёт пополам, — отрезает Жозеф, демонстративно делая затяжку поглубже.

— Никотин, — повторяю я следом. — Можно попробовать?

— Эй! — орёт Доктор на весь парк. — Не вздумай подсаживаться на эту дрянь! А ты не вздумай портить хорошего ребёнка!

Но я уже тащу из предложенной пачки сигарету. До аптечки и впрямь далеко, а раз дым снимает симптомы мигрени, надо подзаправиться хотя бы им. Быть может, гипноцветы на самом деле дали сногсшибательный эффект именно из-за неё: во сне голова болит меньше, вот организм и выключился. У него есть какие-то резервные механизмы самоподдержки, в которых я не очень разбираюсь. Надо Бету спрашивать.

Жозеф помогает мне заставить гореть бумажную палочку-гильзу, начинённую наркотической травой семейства паслёновых, подшучивая про раскуривание трубки мира с индейским вождём. Выкапываю из базы данных понятия «индейский вождь» и «трубка мира», проглатываю обиду и притворяюсь, что пропустила шутку мимо ушей. Это тем более легко, что первая же попытка затянуться заканчивается жутким кашлем до выделения слёзной жидкости. Мама-радиация, какая гадость! Я не рассчитывала, что у дыма настолько омерзительный вкус.

Доктор отсаживается на другой конец скамьи, демонстрируя возмущённую спину, и делает вид, что он не с нами, пока я пытаюсь одновременно продышаться, распрямиться, стереть слёзы и не уронить сигарету вместе с даледианским достоинством. Папа-трансгенез, как в горле-то першит, от кашля едва не выворачивает, но я упрямо тяну фильтр в рот. Вторая попытка затянуться так же плачевна, но холодные тиски, который день стягивающие лоб, наконец начинают размыкаться.

— Курящая женщина отвратительна почти так же, как и пьяная, — возмущённо пыхтит Хищник.

Я наконец откидываюсь на спинку скамьи и, всё ещё покашливая, рискую сделать третью затяжку.

— Зато голова перестаёт болеть, — отвечаю.

— Э, у тебя что, голову разобрало? — восклицает Жозеф. Любопытно, он француз или канадец? — Ну тогда да, лучше сигареты ничего не придумаешь. Хотя трубка тоже ничего.

— Никотин, — отвечаю. — Ненадолго расширяет сосуды и улучшает циркуляцию крови, хоть и яд. Таким образом, отключает симптомы мигрени.

— Если у тебя болит голова, могла бы и сказать, — Хищник разворачивается обратно к нам. — В конце концов, я же Доктор, я и полечить могу.

— Не советую у него лечиться, он шарлатан, — добродушно ухмыляется старатель, затягиваясь в последний раз и бросая окурок на землю.

— А ты — разгильдяй. Урна там, — грозно тыкает пальцем рыжий. Но Жозеф только равнодушно угукает в ответ и даже не стремится исправить ошибку.

Встаю.

— Надо кое-что проверить, — говорю. — Могу ли попросить вас об одолжении, если снова упаду, вытащить меня из беседки?

И, не дожидаясь ответа, направляюсь к зарослям красно-сопельной ботвы на стенах постройки.

Так и есть. Умиротворение накатывает, но сознания я не теряю, хотя оцепенение пусть слабо, но проявляется. Стою несколько рэлов и разворачиваюсь назад. Похоже, вина за обморок действительно не на растениях, послуживших лишь катализатором, а на моём собственном организме, нашедшем способ сбросить напряжение.

Ненавижу. Это. Тело.

А ещё больше ненавижу тех, кто идёт навстречу с главной дорожки.

Блондосы, братец и сестрица, оба-два. Луони весело машет Доктору и его спутнику, а Таген таращится на меня. Что, посланник, никогда не видел далека с сигаретой? Кстати, интересно, как бы я выглядела с этим маленьким предметом раньше, в старом теле… Напрягаю внутренний взор, силясь это представить. Тяжело, но, наверное, лучше, чем сейчас. Тогда я была хотя бы идеальная и в броне, а не симметричная двуногая уродка.

Сажусь обратно на скамью, но, пользуясь тем, что Доктор с неё подлетел здороваться с друзьями, занимаю его место с краю. Ещё одна затяжка, ещё один взрыв кашля. Лёгкие, наверное, так и не приспособятся к гадкому дыму, но мигрень почти прошла. Надо будет просто принимать никотиновую кислоту перед сеансом связи, одна таблетка — и полчаса расширенных сосудов, как раз снабдить кислородом работающий на износ мозг. Пожалуй, я благодарна дурной привычке этого землянина, без неё в жизни бы не догадалась. А Бета тоже хорош. Врач, называется, а до превентивных мер не додумался. Видимо, в его инструкциях на все случаи жизни такой пункт не включён. Недоработочка.

— Моя милая, — объявляет Доктор в полный голос, обращаясь к блондоске, — кажется, мы поймали хвост вечно ускользающих Шакри.

Хм, «моя милая»? Согласно данным, имеющимся у далеков, Хищник действительно питает устойчивую слабость к блондинкам, но только к крашеным и только если их имена начинаются на букву «Р» — Романадворатрелундар, Роза, Ривер… Луони никак не соответствует этим критериям. Непонятно, в общем.

Ещё непонятнее, отчего талка так обрадовалась — счастливо подпрыгнула и прокричала на весь парк:

— Йей!!!

Они же вроде отнюдь не радоваться должны этим Шакри?.. Не понимаю, совершенно их не понимаю. Как всегда, где Доктор и его спутники, там полностью отсутствует логика. Настолько, что даже меня иногда пробивало на нелогичные поступки. Это как инфекционная шизофрения, от которой никакой встроенный медблок не спасает.

Пытаюсь затянуться ещё раз. Горло дерёт от дыма, глаза слезятся, но на этот раз мне удаётся более-менее сдержать взрыв кашля.

— Как дела с вашими оскорблёнными послами? — задавая этот вопрос, Жозеф выглядит более озабоченным, чем блондоска и Доктор. А вот Таген резко мрачнеет, я это вижу краем глаза.

— Честно говоря, не очень. Но я бы не хотел обсуждать этот вопрос здесь и сейчас.

— Если я мешаю, могу уйти, — отзываюсь и только потом озадачиваюсь, а успели ли они наболтать Тагену, что у кочевников всё в порядке со знанием иностранного языка.

— Нет, что вы, совсем нет! — странно, почему у блондоса такая бурная реакция? Он явно взволновался сильнее, чем следует — фильтры в контактных линзах регистрируют почти незаметный скачок температуры тела, а мне даже не надо считывать его пульс, давление и содержание гормонов в запахе его организма, достаточно отметить порозовевшие скулы. Чего это он… А остальные на него странно смотрят и улыбаются. Как было в той земной наркоманской сказке, знанием которой я когда-то шокировала Хищника: «Всё страньше и страньше, — подумала Алиса». Но в качестве визуального ответа я пожимаю плечами и прячусь за сигарету. Кхе, ну и гадость всё-таки этот никотиновый дым!..

…Так вот в чём глубокий смысл земного выражения «курить в углу» — я их не понимаю и не знаю, как себя вести, и нашла способ спрятать это. Век живи, век учись.

Неуклюжая блондоска тем временем падает на лавку почти рядом со мной, при желании я могу пихнуть её локтем. Слишком близко, слишком неприятная дистанция, но генетически ущербная особь этого, похоже, не понимает.

— Так что там с Шакри?

— Да вон, кочевники их видят.

Подтверждающе киваю.

— И что мы будем делать, Доктор? — сколько в дурочке энтузиазма.

— Ещё не знаю, а это значит…

И они хором заканчивают, все вчетвером:

— …ЖДАТЬ!

— Древние — форма ментальной энергии, — глядя на поднимающийся голубой струйкой сигаретный дым, говорю я. — А на любую форму энергии можно найти что-то удерживающее. Предмет или поле, — ловлю краем глаза приподнятые золотистые брови на широком лбу блондоса. — Господин посланник, меня уведомили, что у вашего консультанта язык без костей, и я сочла, что вы тоже в курсе. Если это не так, то потом уточните у него подробности, а пока я рассчитываю на ваше понимание в отношении моего фальшивого акцента.

— Нет, ну индеец же, — прифигело реагирует на мою реплику Жозеф, нарочито качая головой. Теперь мне уже не надо лезть в базу, чтобы понять смысл шутки. Похоже, устойчивая ассоциация нас с коренным населением Америки вызвана внешней невозмутимостью и моей тёмной шевелюрой, жёсткой из-за моделинга, у остальных-то прототипов немного другая фактура волоса. Больше совпадений не вижу.

— Поле, — эхом повторяет за мной Хищник. — Боги имбирных пряников, ну конечно, поле! — вот это речевой оборот, я чуть глаза не выпучиваю, выпадая из образа индейского вождя. Лепрехун рыжий, совсем заигрался в ирландца. — Вопрос, как смонтировать ловушку, чтобы не привлечь внимание охраны Ассамблеи? Впрочем, это уже моя забота. Но почему, почему они крутятся тут, в главном корпусе, что они ищут?

— Ты считаешь это опасным? — я пристально гляжу на Хищника.

— Насколько опасным может быть конец света? — вопросом на вопрос отвечает он.

Мы смотрим друг другу в глаза. Как это… непривычно, нас не разделяет поликарбид, я вижу его не через фильтры, а живым взглядом, чую его всеми рецепторами нового тела, а не электроникой и цифрами. И как ни странно, сейчас меня не сжигает глубокое внутреннее желание убить старого врага. Вот его спутников — да, я всегда буду хотеть уничтожить. А его, конкретно сейчас, почему-то вдруг нет.

Хотя ответ очень прост. Он же источник знаний, а мне любопытно. Доктор такой же древний и почти такой же мудрый, как наш правитель. Да, чуть-чуть не дотягивает, всё же в нём сильны аморальные стремления к красоте, к гуманности, ко всем прочим унизительным чертам, от которых нашу расу избавили ещё в процессе создания. Но всё же он очень умён. Уж во всяком случае, гораздо умнее меня и моих соратников-прототипов, поэтому нам не стоит пренебрегать его анализом происходящего. Кардинальная коррекция чего бы то ни было в этой недостаточно совершенной Вселенной — наша привилегия. Даже если речь идёт о конце света, это мы, далеки, будем решать, а не какие-то Древние. Доктор определил Шакри, как наших конкурентов. Конкуренты должны быть уничтожены. Сразу, как только мы завершим основную миссию, я попрошу перевести меня сюда, а пока продолжу давать дельные советы, подкидывать идеи… и заодно прислеживать за блондосами и развитием военного конфликта между Сонтаром, Зедени и Новым Давиусом. Чем ближе к самому опасному противнику, тем больше я в курсе насчёт его планов, логично?

— Ну так? — в голосе рыжего прорезается нетерпение.

Ах, так это был не риторический вопрос.

— Не знаю, не сталкивалась, нужный опыт отсутствует.

А он принимается ржать:

— Вот это я понимаю — чувство юмора! — ну где он нашёл юмор-то. — Слушай, научи меня так же. А то когда я пытаюсь пошутить с серьёзным лицом, они меня не понимают, — и кивает на своих спутников.

Я собираюсь разъяснить, что это была не шутка, но ловлю блондоса на недовольно сощуренных глазах и не успеваю проанализировать это, потому что пальцы вдруг ощущают резкую боль. Со вскриком роняю сигарету. Оказывается, она успела прогореть до фильтра и моей руки. Варги-палки, она ещё и на ботинок падает. Хорошо, что ему огонь не страшен. Единственный вывод, который я успеваю сделать, стряхивая окурок и с ненавистью придавливая его каблуком, так это то, что моё предположение, сделанное ещё в первую ночь за стенкой ТАРДИС, правильное — Таген действительно не в самых лучших отношениях с Хищником. Осталось узнать причину, но это легко сделать. Выуживаю погашенную сигарету из песка — мусор даже у низших наверняка подлежит утилизации, нет смысла разбрасываться ресурсом, — и спрашиваю Луони:

— Почему твой брат не ладит с твоим другом?

Все четверо вытаращиваются на меня.

— Ещё одна мисс Прямолинейность, — заключает Жозеф. — Да он просто…

— Я сам могу ответить на этот вопрос, — обрывает его блондос. — Мне не нравится, что моя сестра шляется чёрт-те где с Повелителем Времени. При всём уважении к твоим заслугам, Доктор, твои спутники часто оказываются в рискованном положении.

— Я тебе уже говорил, я не позволю твоей сестре угробиться.

— Ты не волен управлять каждой ситуацией.

Хмы. Похоже, я пнула по больному месту. Можно понаслаждаться ссорой. Давайте, демонстрируйте мне свои слабые стороны.

— Я знаю! Но ты тоже знаешь, что я делаю всё возможное и невозможное, чтобы с ней ничего не случилось.

— У неё слабое здоровье, а с тобой одной беготни столько, что даже спортсмен срубится! Это у тебя два сердца, а у неё одно, и то с протезом!

Ого… Блондоска-то инвалидка. А у нас врождённый порок сердца не протезируют, таких особей сразу списывают, в эмбриональной стадии. Совсем талы скурвились, словно не со Скаро родом. Может, они своим инвалидам с врождёнными недостатками ещё и потомство позволяют иметь?! Слова «селекция», «евгеника» и «естественный отбор» в словаре блондосов явно потеряли своё значение. Недоумки. Далек в шоке…

— Я сама могу за себя всё решить, Таген! — вскакивает талка. Похоже, слова брата задели её за живое.

— Прекратите ссору, — холодно и достаточно громко, чтобы быть услышанной, говорю я. — Мой вопрос — не повод публично выяснять отношения на повышенных тонах.

По крайней мере, это заставляет всех троих заткнуться, Луони даже садится обратно. Только сейчас понимаю, насколько меня достало общество низших за такой короткий срок. Слишком много ощущений на мои обострённые органы чувств, слишком близко те, кто должен быть уничтожен. Это выбешивает, как ни старайся оставаться спокойной. А планктонная ругань только подстёгивает врождённую неприязнь, будит мою собственную агрессию. Называется, я собиралась взять себя в ложноручки и втереться в доверие к компашке Доктора. Благими намерениями вымощена дорожка к провалу миссии… Это всё присутствие талов. Мы кровные враги, это невозможно забыть и преодолеть тлеющую внутри злобу. Ужасно осознавать, что ты над ней не властна, что рано или поздно она прорвётся через все барьеры самоконтроля и знаменитой даледианской сдержанности.

Встаю, сжимая в кулаке остывающий окурок.

— Прошу прощения, мне пора, — бросаю взгляд на Доктора и Жозефа. — Благодарю за помощь и сигарету. Если у нас появится новая информация о ваших Шакри, мы найдём возможность вас известить.

Не дожидаясь попыток меня задержать, быстро шагаю по дорожке прочь.

Я не слабая, просто голос крови сильнее разума.

Хочу обратно в поликарбид.

Комментарий к Сцена одиннадцатая. Типа, как-то так, только чёлку “обгрызть”. =))))

http://s020.radikal.ru/i701/1504/61/f106987dc83c.jpg

====== Интермедия. По другую сторону баррикад. ======

Комментарий к Интермедия. По другую сторону баррикад. В отличие от предыдущих рассказов, здесь Доктор и ТМД действуют поодиночке. Поэтому в какой-то момент автор упёрлась в необходимость отслеживать происходящее не только глазами героини, но и заглядывать за синюю дверцу ТАРДИС. Кусочки копились, копились, и вдруг подумалось, что они могут оказаться интересны и постоянным читателям серии. Конечно, это не полноценный текст, а мелкие диалоговые зарисовки, которые не позволяют потерять мысль и вторую линию сюжета – линию Доктора. Возможно, интермедии по ходу развития сказочки будут возникать ещё разок-другой. В общем, не судите строго текст, это именно рабочие материалы без претензии на что-то серьёзное.

(В то время, пока Альфа швырялся клубникой в ТМД…)

— …Привет, зануда! — рыжеволосый мужчина лет тридцати двух — тридцати пяти на вид подвинул к себе ногой стул и плюхнулся на него верхом.

— Доктор, — Таген сам не знал, это просто слово или уже стон. — Спасибо, что отозвался на мою просьбу…

— Короче, ближе к делу! — и тише: — Терпеть не могу все эти вежливые реверансы… — снова громко: — Ты просил передать, «Скаро». Так что у вас стряслось?

— Я сделала всем чай, — Луони, деликатно не замечая прыгающих между братом и лучшим другом искр, принялась расставлять изящные чайные чашки из бесцветного фарфора с искорками, сияющими от комфортной для питья температуры, и с завитыми по часовой стрелке ножками — явный подарок от кого-то из представителей бесчисленных миров Ассамблеи. Ведь тут все и постоянно обменивались подарками по поводу и даже без особого повода.

Первым хапнул чашку и пригоршню имбирных пряников, само собой, вечноголодный Жозеф, который не остался в стороне от происходящего. Канадец ещё не до конца освоился с приключениями во времени и пространстве, и потому наслаждался каждой секундой путешествия, даже если это было скучное для всех остальных чаепитие с посольской «шишкой». Вторую такую же пригоршню увёл Доктор, проигнорировавший слишком горячий для него напиток, в котором к тому же не было молока. Оставшиеся два пряника Луони, так и быть, благородно подвинула к брату.

— Да, — ответил Таген на вопрос Доктора. — Скаро. Если верить легенде, это ты посоветовал нам следить за районом чёрной дыры на случай появления далеков.

Лицо рыжего осталось спокойным, но руки, лежащие на спинке стула, заметно напряглись. Он стал весь, как перетянутая струна, которая вот-вот лопнет.

— Эй, — старатель тихонько дёрнул подружку за рукав, — а что такое «чёрная дыра» и «далеки»?

Но в ответ Луони только прижала пальчик к губам.

— Они всё-таки пришли? — стараясь сдерживаться, спросил Доктор.

— Нет. Но пришёл кое-кто ещё. И ему нужна эта чёрная дыра.

— Подробности? — остатки показного спокойствия оставили галлифрейца, он весь превратился в слух, словно гончая, услышавшая в зарослях шорох лисьего хвоста.

— Они с год назад вышли на связь. Посылали сигнал в никуда, просто в нашу сторону, из пустого региона. Сигнал представлял из себя шифр, с которым учёные окрестных миров довольно долго разбирались. Называют себя «кочевники», сегодня вот прибыло их посольство. Видишь ли, им нужны чёрные дыры, и они предлагают очень высокую плату.

— Чёрные… дыры? Зачем кому-то могли понадобиться чёрные дыры? Кто они? Как они выглядят?

— Гуманоиды, если верить нашему вице-президенту. Это он с ними сегодня говорил, не я. Корабль вон стоит, из окна видно.

— Хм-м, — Доктор посмотрел на далёкую громадину, словно прицеливаясь.

— Когда мы туда отправляемся? — оперативно осведомилась Луони.

— На следующий день после «никогда»! — немедленно рявкнул Таген на гостей. — Только не международный скандал, только не сейчас! В общем… Они хотят создать для себя галактику и просят часть наших чёрных дыр, чтобы использовать их в качестве детонатора для какого-то газопылевого облака достаточной массы. В обмен обещают супертопливо, которое могло бы решить проблему с энергетическим кризисом у большинства миров.

— Слепить квазар… — Доктор многозначительно пошевелил бровями, в гармошку морща лоб, словно тот был пластилиновым, и закинул в рот пряник. — Фтоф, эфо ф пфинфипе вофмофно… Хотя непросто. Интересно, откуда у кочевников такие технологии?

— Не знаю. Ничего не знаю, кроме того, что их технологии в разы превосходят всё, что мы можем себе представить, и что в список чёрных дыр попадает наше бывшее солнце.

— Так мне объяснит кто-нибудь, кто такие эти далеки? — продолжил домогаться Жозеф. В ответ все трое так на него посмотрели, что канадец счёл за лучшее пока больше ничего не спрашивать.

— Я потом тебе расскажу, — пообещала Луони, единственная из всех присутствующих наделённая совестью.

— Что ж, — Доктор взял чашку, искры на которой наконец начали пригасать, — надо бы поглядеть на этих кочевников, прежде чем делать выводы.

— Но мы же охотимся за… — Луони прикусила язык.

— Моя милая, — указательный палец левой руки Повелителя Времени навёлся на неё, как перст вселенского скептика. — ТАРДИС — это машина времени. Мы можем вернуться к прежнему приключению в любой момент. Но мне кажется целесообразным приглядеться к этим чужакам. В конце концов, нет ничего крамольного в том, что они приспособят к делу чёрную дыру — ну хоть в чём-то ваше бывшее светило поспособствует сотворению, а не разрушению. Надо им просто объяснить, что связано с вашей звездой, а если у них такие крутые технологии, то, может быть, мне даже удастся попытаться найти с их помощью секретную базу Новой Парадигмы… Ведь существует же она хоть где-то! Откуда-то они вылезали во времени!..

— Так они действительно ещё живы? — напрягся Таген.

— Зануда, я тебя умоляю — вселенная без далеков? Да так просто не бывает, — и тише: — хотя я бы очень хотел, чтобы так однажды стало.

— И всё-таки, — ужасно нерешительно и практически себе под нос прогудел Жозеф, — кто такие далеки?

— Молись великому Маниту, чтобы никогда этого не узнать! — резко и грубо отрезал Доктор. И бесстыже умыкнул с блюдечка два забытых пряника…

(У ложи талов, после объявления перерыва)

— …Ну, что скажешь, Доктор?

— А что тут ещё говорить, Зануда? Тут смотреть надо. И думать. Пошли знакомиться!

— Да, знакомиться… — как-то странно отозвался тал.

Луони тут же поддела брата локтем, лукаво улыбаясь:

— Что, она в твоём вкусе? Мне казалось, ты не любишь ксено-брюнеток.

— Ой, помолчи, а? — взмолился Таген. — Просто вчера ночью я с ней столкнулся.

— М-м-м? — тут же насторожился галлифреец.

— Проводил её до ТАРДИС, — блондин кивнул на сестру. — А когда возвращался, мимо меня прошла посол Зеро.

— Кстати, странное имя, — заметил Доктор. — Если это вообще имя. И ещё кое-что странное…

— Что? — тут же хором спросили Жозеф и Луони.

— Так, я думаю, — заткнул он их привычным взмахом указательного пальца. — И мне надо не мешать. Поэтому вы останетесь здесь, или пойдёте куда-нибудь опять пробовать инопланетную еду, или ещё чем-нибудь займётесь, только не шумите. Даю вам выходной от должности моих спутников на пару часов. Зануда, пошли.

И он решительно направился по коридору. Таген, пожав плечами в ответ на умоляющий взгляд сестрицы, потопал следом.

— Ну что за невозможные мужики! — Луони от досады даже пнула ногой косяк двери. — Как вообще с вами можно выживать?

— Помолчи, скво, и подумай головой, — отозвался Жозеф. — Нам же недвусмысленно намекнули чем-нибудь заняться, только не шуметь. А значит, не привлекать к себе внимание, понятно?

Парочка переглянулась, медленно расплылась в заговорщицких улыбках и тихонько покралась следом за Доктором и Тагеном…

(Вечером, после беседы в переговорной)

Таген упал в плетёное кресло и, обхватив подушку, уткнулся в неё лицом.

— Всё отлично? — осведомился знакомый голос с террасы. Ну да, она была смежная, на неё выходил не только кабинет, но и гостиная. Раньше Тагену нравилась эта особенность дома, но сейчас он её резко возненавидел, и не только потому, что два часа назад на ней нахально припарковалась ТАРДИС.

— Доктор, разве похоже, что всё отлично?

— Ну, не считая того, что у тебя болят зубы, — утвердительно заявило это ископаемое, заходя в кабинет с чашкой. — Тебе не следует злоупотреблять имбирными пряниками.

— Я не ем имбирные пряники, и у меня НЕ болят зубы.

— Все дети утверждают, что у них не болят зубы, чтобы не идти к доктору.

— У меня НЕ БОЛЯТ зубы!!! — Таген едва сдержался, чтобы не швырнуть подушкой в Повелителя Времени. — У меня просто всё плохо. Тот мужчина, которого я сбил с ног… Это был чрезвычайный и полномочный посол Зедени. И он всё воспринял, как оскорбление его государства. Карьере конец. А если он пронюхает, что моя сестра в тот же момент сшибла сонтаранского посла, конец не только карьере, я весь Новый Давиус под войну подведу.

Доктор, отхлебнув из чашки своё страшное варево из чая, молока, сахара и пряностей, устроился на краю письменного стола.

— Не буду скрывать, пока тут нет твоей сестры и вообще посторонних — есть риск, что подведёшь.

— Ты что-то об этом знаешь?

— Я слишком много путешествовал во времени. И знаю, что его можно переписать. Поэтому давай мы просто сделаем всё, чтобы загасить конфликт, а?

— А ты сможешь? — более нерешительно, но менее враждебно спросил Таген.

— Я? Разве я заварил эту кашу? Кто начал, тот, чур, и отдувается. А я помогу советом, когда это будет действительно необходимо… Хочешь пряничка? — из кармана появился обозначенный предмет, но Таген уже снова уткнулся носом в жёсткую гобеленовую наволочку, проигнорировав угощение. Он подозревал, что взрослый мужик, в пИчальке тискающий подушку, выглядит смешно, но самому ему было слишком не до смеха, чтобы выпрямиться и взять себя в руки. Если в ближайшее время не удастся исправить ситуацию, проще самому повеситься. Мало было головной боли с расследованием подготовки переворота на Новом Давиусе, Шакри и сестрой, сбежавшей из дома с каким-то темпоральным авантюристом. Да ещё они где-то по дороге этого дикаря из прошлого подобрали. Девушка из респектабельной семьи юристов, промышленников и политиков связалась с каким-то отребьем!.. А у неё, между прочим, проблемы со здоровьем, и возраст такой, что пора замуж выдавать, а значит, репутация должна быть безупречной. А тут — такое…

Таген тихо застонал. Надо же собрать на свою голову все банки и бутылки!

А ещё эта маленькая странная кочевница, похожая на каменную статую, глубоко внутри которой клокочет лава. Необычная, не такая, как другие, уже набившие оскомину благородные леди-политиканши. Что-то в ней и в её товарищах было такое, что притягивало внимание посланника. Похожее на забытый сон, на дежа вю, на давно потерянную и вдруг обнаруженную вещицу, которой дорожил в далёком детстве. Нечто, смутно знакомое и манящее — одна мысль о кочевниках стирала все другие, заставляла забыть о грозящих проблемах.

Тал еле заметно улыбнулся. Зеро, начальная точка координат… Странное прозвище, но ники зря не прилепляют. Может, встреча с ней действительно станет точкой отсчёта чего-то нового.

Во всяком случае, он будет на это надеяться.

(После сцены с сигаретой)

Кусты заглушили хруст гравия под удаляющимися шагами Зеро.

Щёки Доктора и Тагена медленно наливались краской.

— Вас отчитали, как младенцев, — хмыкнул Жозеф, выбивая из пачки вторую сигарету и принимаясь её с интересом разглядывать, словно это был золотой самородок. — Индейский вождь изволил себя унести подальше от позорной сцены.

Сигарета наконец пошла в рот, а канадец принялся охлопывать карманы, вспоминая, куда засунул спички.

Уже остывшая Луони внезапно прыснула, глядя на брата.

— Ну у тебя и физиономия, Таген!

— Вы… все… идиоты! — снова закипел тал, побагровев, как свёкла, и бросился следом за исчезнувшей за деревьями полноватой фигуркой в чёрно-белом. — Госпожа посол! Госпожа посо-ол!

— Ба-абник, — смакуя ругательство, протянула любящая сестра. — А ведь раньше только на блондинок клал глаз.

— Как бы она ему этот глаз и не выбила, — немного цинично заметил Жозеф, прикуривая. — Бой-баба, хоть и коротышка. Такая бы и на приисках всех построила рядами.

— Она не баба, а девушка, выбирай выражения! — возмутилась Луони. — И вообще, хватит тут дымить!

С этими словами она ловко выхватила у приятеля сигарету и одновременно сдёрнула с него шляпу.

— Эй, верни имущество! — старатель подлетел со скамьи, пытаясь обеими ладонями загрести обратно хотя бы головной убор.

— Догони! — Луони отпрыгнула в сторону, нахлобучивая помятый фетр на тщательно уложенные кудряшки, которые тут же потеряли форму и вид.

— Полегче, ты, мамзель Ловкость! Опять в кого-нибудь въедешь! — счёл своим долгом предупредить Жозеф, прежде чем кинулся вдогонку за убегающей шляпой и сигаретой.

Доктор, откинувшись на спинку садовой скамьи, с нежностью следил за их беготнёй по аллее. «Дети влюблённые, хоть и сами того ещё не поняли», — думал он, успевая вторым слоем потревожиться за их судьбы, а третьим — в очередной раз задаться вопросом, отчего кочевники кажутся ему смутно знакомыми и почему эта расчётливая темноволосая язва будит не только параноидальные, но и отеческие чувства в его душе…

====== Сцена двенадцатая. ======

— Подождите, госпожа посол!

Громкий крик сзади вызывает во мне очередной взрыв неприязни. Опять этот чёртов тал, ведь за мной несётся. Не дожидаясь, пока он, преследуя меня, сообразит вывернуть с основной на боковую дорожку, я быстро отступаю в кусты. Элегантно не получается — нет практики, да ещё и кустарник оказывается в колючках. Так что, слившись с лиловатой стенкой растительности, я выдыхаю воздух и сосредотачиваюсь на отрезвляющей боли в исколотых руках. Хорошо, что живая изгородь выше меня ростом — вдавилась поглубже, и с дорожки не видно.

Слышу хруст гравия под чужими тяжёлыми ногами: посланник, пробегая мимо, притормаживает, чтобы заглянуть за поворот. Выдохнуть воздух, не шевелиться! Лишь бы меня не выдала дрожь лиловых, с зелёными прожилками, чашеобразных листьев. Шаги снова возобновляются, но Таген не сворачивает сюда, бежит дальше. Всё-таки не заметил, уф-ф! Не придётся давить рефлекс убийства, ведь я в таком состоянии, что могу нечаянно прикончить. Вываливаюсь из куста и, зализывая царапины на правой ладони, рву коготь по обочине, засаженной мягкой травкой. По ней не слышно шагов.

Не хочу сейчас видеть тала. Вернее, даже не могу. Он какой-то странный, мне не всегда ясны мотивы его поведения, и это дополнительно будит агрессию. Вот зачем он понёсся за мной извиняться? А ведь он извиняться побежал, хотя в этом нет необходимости. По их этикету, это я была грубой, а не они — сама спросила, сама за это ещё и наорала. Но разбираться с Тагеном — это лишний раз общаться с блондосами, усиливая стресс, поэтому лучше оторваться от «хвоста» и всё же побродить по парку в одиночестве, обдумывая сложившуюся ситуацию. Вот только мысли постоянно уходят от боевого задания и зацикливаются на свежеполученной информации.

Значит, Шакри. Слово, совершенно не знакомое далекам. Быть может, о них что-нибудь известно Императору? Придётся посылать запрос, а пока — подумать самой.

Армагеддон, термин из старой земной религии… Почему-то его часто приравнивают к концу света, хотя на самом деле в эсхатологических текстах чётко прописано, что это лишь одна из вех на пути к нему. Да и сам пресловутый конец — по сути, лишь начало чего-то нового. Итак, Армагеддон — последняя битва между всеми и вся перед фундаментальным перерождением Вселенной, разделением на мир вечной жизни и мир вечной смерти. Эта же эпоха, например, в других верованиях носит названия «киямат», «рагнарёк» и так далее. Из слов Доктора не очень понятно, что именно значит «талли» — битву или перерождение. А это важно, это принципиальный момент идеологии Шакри, который понять — практически победить. И между прочим, от этого зависит, кого и зачем они на самом деле ищут. Полководца, который возглавит битву, или того, кто поставит крест на старом мире, или того, кто возродит его? Словом, оперируя теми же земными терминами, нужен им Локи, Хель или Бальдр? Забавно, конечно, пытаться вычислять подобные вещи лишь на основе верований Сол-3, но по дурацкому стечению обстоятельств я их выучила от скуки, а другие религии мне неизвестны, и вообще понятие «религия» для меня чужеродно. Вот и приходится смотреть на ситуацию через амбразуру того, что досконально знаю.

Вопрос, кстати, что вообще можно считать концом света. Для кого-то это смерть Вселенной, но я бы не разделяла так чётко. Ведь ещё неизвестно, что можно считать гибелью мира — исчезновение последнего разумного существа, последнюю погасшую звезду, разрушение пространственно-временного континуума, стирание нулевой точки координат? Или тот момент, о котором я говорила Доктору в Припяти, когда количество энтропии перевесит количество энергии? И ещё вопрос, наступит ли хотя бы один из этих моментов… Ведь даже энтропия с энергией могут выкинуть фортель и взаимосбалансироваться, парадигма Скасиса допускает такой вариант развития событий. Тогда теоретически Вселенная перейдёт в качественно новый режим и вообще будет существовать бесконечно — что, кстати, совпадает с эсхатологическими пророчествами Сол-3 о мирах вечной жизни и вечной смерти.

Нахожу очередную свободную скамейку и сажусь, откинув голову на спинку. Над головой медленно шевелятся ветви неизвестных деревьев. Тридцать рэлов полного бездумья — вот что мне нужно. Просто не думать.

Талли.

Рагнарёк, «Сумерки богов».

…День Сумерек.

Я вздрагиваю и выпрямляюсь.

День, о котором говорила Ривер Сонг. День, после которого линия Времени, история Вселенной рвётся на два равноправных событийных рукава.

Это что — подсознательная ассоциация землян с концом света или такое осознанное проявление земного чувства юмора? В любом случае всё слишком хорошо складывается, друг за дружку цепляется, как шестерёнки в механизме, прямо напрашивается в рабочие гипотезы. День, который порвёт вселенную на рай и ад. День, когда энтропия догонит энергию, и их баланс пошатнётся с самыми серьёзными последствиями для всего мира. Конечно, этого вполне достаточно, чтобы сделать путешествия в отдалённое будущее непредсказуемо опасными — прохождение через такую дату не может быть бесследным. Интересно, если ТАРДИСы компенсируют парадоксы, то чем Доктору отливалось путешествие в сверхдальние года? Ведь всё равно должно было отливаться: раз сам не угробился, то притащил с собой излишний энтропийный заряд, который неминуемо отразится на ткани реальности. Наверное, ему это стоило жестоких событий в нашем периоде времени, когда энергия ещё преобладает над энтропией*.

Снова отпадаю на спинку скамьи. Вот это да. Неприятности, в которые я ввязываюсь, с каждым витком делаются всё глубже и глубже. Но, с другой стороны, разве можно пропустить такое?! Нет, я обязана завершить историю с Шакри, раскопать её до самого дна. Ведь она соприкасается с нашими собственными интересами. После того, как правитель подтвердил мою догадку относительно перестройки мира и возможности его усовершенствовать, я просто не смогу пройти мимо! Но, как ни соблазнительно всё происходящее, всё же, делу время, а потехе час. Сперва — выцарапать Скаро, перессорить талов с Сонтаром и Зедени, и, конечно, обрушить экономику в Местной группе. А вот потом плотно заняться этими Великими Древними.

Не знаю, сколько ещё я сижу, уже полностью отключив мозг. Упахать далека сложно, но иногда не выдерживает не организм, а психика, а уж в теле прототипа перегрузка наступает очень быстро. Видимо, Бета прав, нам всем нужен увеличенный отдых, чтобы сбросить напряжение. Хотя поможет ли это? Сны мешают отключаться от реальности, ведь теперь от них никак не отделаться. И ещё, в скафандре всегда была подстраховочная система, которая будила в случае опасности — отсюда и пошёл миф, что далеки не спят. А прототипы лишены такого счастья, и каким бы полноценным ни был сон, а глубоко внутри всё равно остаётся тревожность, которую ничем не снять. Поэтому мой организм нашёл альтернативный путь — просто посидеть, расслабившись, в одиночестве, лениво высчитывая алгоритм роста ветвей на ближайшем дереве и прогноз погоды на месяц вперёд по движению облаков и дуновениям ветерка. Очень интеллектуальные занятия, безусловно!

Упс, уже местный час прошёл, как я бездумно втыкаю взгляд в древесный ствол напротив. Вот это перегруз! Может, с сигареты шарахнуло, не знаю. Мы вообще какие-то неустойчивые к отравляющим веществам — капля кофеина заставляет двое суток носиться, как ошпаренной, напёрсток коньяка выводит из строя на сутки, теперь ещё и никотин, оказывается, вырубает мышление. Надо размять ноги и возвращаться к ребятам, рассказать Бете про табак и послать отчёт о беседе с Доктором и запрос насчёт Шакри в Центр. Поднимаюсь, сую руки в карманы и неторопливо иду обратно, на главную аллею, чувствуя себя значительно лучше и спокойнее. Сейчас меня ничто не должно выбить из гамачка, даже Приход Бури со своим эскортом. Совершенно ничто.

Но к тому, что я вижу через половину скарэла, я не готова абсолютно, и перед этим меркнет любой конец света — по центральной аллее, мне навстречу, идут Гамма и Дельта. И то, как они идут, заставляет меня замереть, забыв обо всём на свете.

Никого не замечая вокруг. Улыбаясь друг другу. Держась за руки.

Они… взялись за руки… просто так. Без конкретной цели. Если бы подо мной сейчас разверзлось жерло вулкана или небо озарилось вспышкой сверхновой, я бы не почувствовала того ужаса, который охватил меня, как только я осознала увиденное и заставила себя поверить собственным глазам. Коснуться чего-то живого голой плотью — это же… омерзительно. От одной этой мысли мурашки по коже бегут. Но чтобы этим ещё и наслаждаться, визуально наслаждаться — лучше бы я умерла, чем увидела такое от далеков. Я даже не могу логически обосновать свой ужас, ведь это же инстинктивное отвращение — мы рождены для физической изоляции, живём в физической изоляции, но соединены ментально, в отличие от большинства низших рас, у которых всё ровно наоборот.

Как в замедленном времени, они вдруг замечают на логистических картах посторонний номер и, отлепляя взгляды друг от друга, переводят на меня сияющие глаза. А я проваливаюсь в какую-то отчаянную бездну, внезапно догоняя, что происходит с этими двумя. Милые ямочки на щеках Дельты медленно тают по мере того, как до неё доходит бьющее от меня ощущение, ладони сервов размыкаются и соскальзывают по швам, а их эмоциональная аура вдруг пробивается трещинами страха. Всё в том же трансе начинаю к ним приближаться, еле переставляя ноги.

— Как давно? — вот и всё, что я могу хрипло выдохнуть.

Круглые глаза реакторного техника круглеют ещё больше, наполняясь ужасом. Гамме тоже страшно, но он делает шаг вперёд, и я даже не могу понять, для чего больше — перетянуть на себя моё внимание или, что ещё хуже, прикрыть Дельту от моего взгляда. Мы стоим все трое, испуганные друг другом, а вокруг нас медленно осыпается осколками Общая Идеология.

Молчание затягивается. С трудом размыкаю губы второй раз:

— Как давно начала формироваться персональная привязанность? Отвечать!

Гамма проглатывает комок в горле:

— Неизвестно…

— Что. Значит. Неизвестно? — страх вдруг начинает тихо подменяться ледяной яростью, и я не узнаю свой голос, резко ставший тихим и невероятно спокойным, так противоречащим вскипающему бешенству.

— Это само собой получилось, — лепечет Дельта с видом: «Варги-палки, спалились». — Мы всё время рядом, много общей работы, и…

— Меня не интересуют оправдания, — ещё тише отвечаю я. — Вы скрыли это от общества, хотя обязаны отчитываться о каждом действии и каждой эмоции. Позже я определю, что делать с вашим отклонением.

— Ты тоже скрывала, — вдруг заявляет Гамма. На-адо же, кто-то рискует огрызаться?

— Я не скрывала, а сообщала своевременно, когда это было нужно и то, что было нужно с учётом ваших рангов и допусков, — проговариваю в ответ, непроизвольно сощуриваясь. — Фаворитизм преследуется по закону, но дело даже не в этом. Вы… — ярость внезапно сменяется усталым бессилием, маловат запал оказался. — …мать моя радиация, вы что, сами не понимаете, что между вами формируется сексуальное влечение по образцу низших?! Вы в полушаге от человеческого фактора, идиоты!

В полном раздрае сажусь прямо на дорожку, скрестив ноги, и подпираю лоб ладонью. Вот и всё. Я это озвучила. И понимаю, что права. Адаптация — штука сложная, а сервы по причине низкого интеллекта склонны попугайничать. Оказались среди низших, моментально насмотрелись, и тут же личная привязанность переродилась в нечто более грозное. Ну виданное ли дело, влюблённые далеки?! Это же то, что планировал Хищник, это же смерть нашей цивилизации! Что следующее — розовые слизеры в сиреневых цветочках и «пацифик» на каждой переборке?!

Похоже, сорвавшиеся у меня откровенные слова выбили сервов из колеи так же сильно, как меня — их поведение. Стоят и молчат, паршивцы.

— Так, — наконец, заключаю я. — В лаборатории должны знать всё, что у нас происходит. Поэтому начиная с сегодняшнего дня, дважды в сутки по три скарэла вы будете писать подробный отчёт о том, как у вас всё началось и развивается. Дословно. Не обсуждая и не сверяя друг с другом написанное. И ничего не скрывая. Я специально даю вам много времени на то, чтобы вы всё тщательно вытащили из своих мозгов и проанализировали как следует. Каждую часть отчёта — мне лично вманипулятор. Это приказ. А теперь — зачем вы вообще сюда пришли?

— По заданию, — мямлит Гамма. — Адери прислал.

Поднимаю на него усталый взгляд. Как же меня всё задолбало. Даже расслабиться толком не выходит, сразу что-нибудь случается, одно хуже другого. Самое страшное в конкретно этом происшествии, что раньше я в остальных прототипах видела крепкий тыл. А теперь, с этими двумя… Кому следующему мозг вынесет? Альфе, Бете или сразу мне? И что доложить наверх? Это же ЧП, ставящее миссию под угрозу куда большую, чем присутствие Доктора. Далеки, инфицированные человеческим фактором. Причина Первой гражданской.

Надо будет с Бетой посоветоваться. Он медик, он хотя бы должен понять, что вызвало такой жуткий эффект. Потому что я уже не понимаю.

— В чём конкретно состоит задание?

Дельта вытаскивает из кармана комбинезона небольшую прямоугольную коробку, в каких мы получили со склада солнцезащитные очки, и присаживается рядом со мной на дорожку. Вид у неё, как у нашкодившего Пашки Скворцова.

— Адери сообщил, что обдумал твои слова про недостаточное количество визуальных проявлений нашей культуры, экстраполировал на другие органы чувств, обработал базу данных по далам и твои старые исследования по Сол-3, и вывел ещё один метод, кроме «фенечек».

Меня уже хватает только на то, чтобы вопросительно приподнять бровь.

— Музыка, — говорит Гамма. — Простейшие формы жизни называют это музыкой.

— Мы сконструировали примитивный инструмент для извлечения необходимых звуков, — Дельта проворачивает коробку в пальцах. — Хотели протестировать на открытом воздухе.

Музицирующие влюблённые далеки в розовых слизерах. Финиш. Что с нами, прототипами, происходит? Всё-таки влияет ДНК диких предков? Ведь это всё — атавизмы. И они набирают обороты.

— Адери допустил ошибку. Музыка завязана не только на физике и алгебре, но и на воображении. Низшие способны видеть в ней образы и стараются их передать остальным через акценты звучания.

— Он нас об этом предупредил. Именно поэтому был выбран электронный инструмент. По мнению примитивных существ, электронное звучание менее выразительно.

— Хорошо, — хмуро говорю, поднимаясь и отряхивая плащ. — Пойдёмте, я послушаю, что у вас выходит.

Это совсем не то, что я хотела бы им сказать, но это то, что я должна сделать. Мари пыталась донести до меня теорию музыки, заставляла слушать ритмичные шумы, созданные на её планете. Попробую понять, что из Альфиной затеи получается. И что вообще за инструмент они сгенерили и что именно в качестве репертуара взяли. Сервы смущённо переглядываются, но покорно плетутся за мной следом к тихому маленькому пруду на ближней боковой аллее.

Я устраиваюсь на скамье рядом с живой изгородью, а Дельта и Гамма предпочитают усесться прямо на облицовку пруда. Технарь кладёт коробочку себе под ноги и щёлкает выключателем. В небо ударяет веер разноцветных лучей, и теперь я понимаю, что они собрали действительно очень примитивный инструмент, значащийся в моих базах, как «лазерная арфа». Рабочий лазер свинчен с излучателя. Фотоэлемент вытащили из какого-нибудь видео-жучка. Звуковой синтезатор сделали из портативной рации, и с неё же сняли аккумулятор. Работы даже мне на два скарэла, а сервам-технарям вообще, как ложноручкой об гашетку.

Дельта, прижмурив глаза, разминает пальцы, натягивает перчатки и принимается перекрывать ладонями лучи. Надо же, высоту звука можно регулировать высотой руки — хороший фотоэлемент взяли, мерзавцы, сделали полноценный инструмент с несколькими октавами. Вот только движения у нашего серва слишком механические, слишком искусственные, есть в ней нечто от древних земных роботов-автоматонов, игравших по заданной программе. И звук получается, наверное, не очень — во всяком случае, в нём нет ничего похожего на то, что заставляла меня прослушивать Скворцова. Формулирую для себя — пулемёт и рогатка, они примерно так же различаются, как записи Мари и то, что выходит у Дельты.

— Хватит, — говорю через пятнадцать рэлов. — Судиин, ты очень плохо играешь. Видно, что для тебя это — неестественное занятие. Или заставь себя внутренне расслабиться, или прекращай извращение.

Дельта, убрав с лучей руки, уставляется в грунт. Сидящий рядом Гамма, похоже, что-то хочет сказать, но никак не решится.

— Я слушаю? — говорю ему.

Он ещё немного мнётся, грызя дужку вытащенных из нагрудного кармана очков, потом всё же сообщает:

— Ты её пугаешь.

Подумайте, тоже мне. Как нашкодить с человеческим фактором, так это не страшно. А как командир за это пригрозил ложноручки на излучатель навернуть, так сразу испугались.

— Судиин сама не может за себя сказать? — отвечаю. — Хватит. Сидите, репетируйте, только учтите — если вас с такими лицами и такими деревянными движениями заметят, то нас всех немедленно объявят киборгами. Я понятно объяснила?

— Да, — кивает Дельта. — Командир Зеро, ты очень сильно разозлилась.

Вот только мямлянья её не хватало.

— Я в гневе. Но не только на вас — ещё и на себя, что упустила происходящие с вами изменения из-за своего дурного любопытства. Ваша близость стала заметна, когда мы передислоцировались в гостиницу. Её надо было сразу же пресечь, но вместо этого я решила понаблюдать и позволила вам ещё двое суток ходить парочкой, подсматривать за низшими и перенимать их поведение. Теперь будем разбираться, что с вами происходит, все вместе. Это серьёзная девиация, но хорошо, что она выявлена.

— Ты не запретишь нам… общаться? — робко спрашивает она.

— Нет смысла. Прототипы должны быть изучены всесторонне, в том числе со всеми отклонениями от норм нашей цивилизации. У нас есть Адери в качестве образца правильного поведения, Верленд, чтобы разобраться с вашей девиацией с точки зрения медицины хотя бы вчерне, и экстренная связь с Центром на случай полного затыка. Сегодня же обсудим сложившуюся ситуацию. А пока не забывайте, что вам ещё писать отчёт.

Сервы заметно выдыхают, и я замечаю, что Дельта непроизвольно нашаривает ладонь Гаммы. Так она ещё и инициатор?..

— Я думал, ты нас… ликвидируешь, — с запинкой признаётся Гамма. Представляю, чего ему стоит вытолкнуть эти слова.

— Всё ещё могу, — с не меньшим усилием отвожу взгляд от их соединившихся рук. Тьфу, далеки, тоже мне. Мерзость. Император мне вкатит по первое число, только и остаётся, что попытаться отбрехаться экспериментом, который требуется довести до конца. Закрываю глаза и задумываюсь, как бы преподнести милое известие остальным прототипам — «знаете, ребятки, а наши сервы влюбились, гуляют за ручку и устраивают свиданки в парке»? Бета флегматик, а вот Альфе точно придётся успокоительное внутривенно загонять.

Снова слышу синтетический звук арфы. На этот раз звук кажется менее механизированным, и это тоже плохо — подтверждается факт, что в первую попытку Дельта была скована испугом. Но раз на её игре отражается её внутреннее состояние, значит, она ищет способы внешне проявить эмоции не только жестом и словом, но и по-другому. Это значит, что она вообще хочет внешне проявить эмоции. И это так же ненормально, как их взаимный фаворитизм.

Тем не менее, сидение на лавочке под звуки разной высоты и длительности настраивает на спокойствие, и я почти расслабляюсь вновь — но тут мелодия резко прерывается с коротким отвратительным воем, похожим на снижение старинного звездолёта в плотных слоях атмосферы. Чувствую комплексную негативную эмоцию, синхронно лупанувшую от сервов, приоткрываю глаза и понимаю, на что они так среагировали.

Посланник Таген долго бегал, но всё-таки меня разыскал.

Стоит на аллее, во все глаза таращится на наше трио. В правой руке держит непропорционально маленькую для его ладони сумочку, кажется, из бумаги. И чего ему неймётся? Ему вообще давно отбой положен, судя по суточным биоритмам талов, а он по кустам шарится.

— Простите, я, наверное, не вовремя…

Встаю навстречу. Если начну с ним болтать прямо при подчинённых, их нервы не выдержат. Надо его увести.

— Всё в порядке. Пройдёмся?

Сервы как-то странно на нас глядят. Тал кивает, и я иду ему навстречу, бросив Дельте на синтетическом:

— Продолжай репетировать, — главное сейчас — это уверенный тон, чтобы они думали, что уж у меня-то точно всё под контролем. Хотя совершенно не под контролем. Что же в принципе Тагену нужно? Не понимаю, не понимаю, мозги продолжают пробуксовывать. Если это тал, то он по всем правилам должен искать выгоду: блондосы слишком долго прожили республикой, чтобы тельцекратия не отпечаталась на их мировоззрении. А единственный раз, когда он попытался хоть что-то из-под меня выбить, это был разговор о союзе против далеков. Посланник словно бы просто общаться хочет. Можно подумать, из меня интересный собеседник… Ладно, погляжу, что он мне сейчас скажет — в конце концов, тонизирующая болтовня с изрядным зарядом злости на почве расовой непереносимости может меня отвлечь от более печальных размышлений.

Дохожу до посланника и киваю вдаль по дорожке, не сбивая шага:

— Не будем мешать. Вы хотели о чём-то поговорить?

— Да, — торопливо отзывается он, поворачивая следом за мной. Странно, Гамма и Дельта словно бы синхронно хрюкнули нам в спины, но эмоция была настолько тихой, что я в ней так и осталась неуверенной.

— О чём же?

— Просто… Хотел извиниться за некрасивую сцену.

— Я сама в ней виновата, — отвечаю, уводя его подальше от греющих слуховые рецепторы сервов. — Мне не следовало пытаться понять вас и ваших друзей. Тем более что данные мне инструкции требуют соблюдения абсолютного нейтралитета, в том числе в личных контактах.

— Что вы, причём здесь вы? Наоборот, это мы со своими, гм, неувязками во взаимоотношениях…

— Послушайте, господин посланник, — решительно перебиваю я. — Я ушла оттого, что почувствовала себя неуместной. У вас свои цели и задачи, у меня — свои. Кое в чём они пересеклись, но в целом не вижу для своего народа смысла открыто встревать в разборки с Древними. Нас они не трогали.

Таген огорошенно смотрит на меня. Наверное, агрессия всё же прорывается в интонациях голоса, хотя за невыразительное лицо я уверена.

— Вы когда-нибудь забываете о работе? — выдавливает он.

— Глупый вопрос. Задайте другой, поумнее, — морщусь в ответ.

— Тогда, — несмотря на мою заметную грубость, блондин остаётся предельно вежливым, — удовлетворите моё любопытство и объясните, зачем вам понадобилось коверкать интергалакто, если вы им свободно владеете.

Приказала же, чтобы уточнил у Доктора. Ладно, лучше действительно просветить его самой, во избежание ошибочного пересказа. Коротко излагаю всё, что говорила три дня назад Хищнику, а в конце добавляю, что удивлена неосведомлённостью господина посланника, ибо своим друзьям галлифреец всё рассказал. Второй кирпичик в укрепление ссоры. Надо занять Доктора проблемами по самый верх котелка. Разделяй и властвуй!

Какой-то эффект есть, тал задумался. Шагаем рядом по дорожке, каждый в своих мыслях. И вдруг он бабахает такое, что я чуть не спотыкаюсь:

— Вы замужем?

Проклятье, вот ещё один аспект, который наши планировщики не учли. Тема семьи разработана, но не в применении к членам экспедиции. Абстрактно я могла бы прочитать лекцию о семейной структуре кочевников, но перечислить аналогичные факты о себе, любимой, уже сложно. Надо хоть время потянуть, чтобы обмозговать, как выкручиваться. Десятую долю рэла — настолько меня выбил из гамачка вопрос Тагена — составляю приемлемый ответ.

— Это завуалированная попытка разузнать об устройстве нашего общества, или эта беседа нарушает какие-то традиции Нового Давиуса, связанные с взаимоотношением полов?

Судя по глазам, мой ответ вырубил его не меньше.

— Я просто спросил, — наконец растерянно отвечает блондос. — Но ваши ответы, как и у Доктора, ставят в тупик.

Ну спасибо за сравнение с этим рыжим слизером.

— Я не замужем. Как член правительства, я теоретически имею право на брак в любое время, но поскольку много летала, то группа здоровья у меня расценивается по критериям космонавтов, а это значит, что без специального врачебного подтверждения я о семье даже заикаться не должна, — пожалуй, этого пока хватит.

— Почему? — ага, уже хватило… Придётся отвечать дальше:

— Путешествия в междумирье гораздо более вредны, чем путешествия по космосу, есть риск мутаций. И если честно, я хочу тратить свою жизнь рационально. Пока могу быть полезной в более широком аспекте, чем деторождение, — чуть было не брякнула «воспроизводство», но вовремя спохватилась, — я буду полезной для своего народа в роли дипломата и советника, — так, надо бы переключить беседу с меня на него, пока он ещё что-нибудь дурацкое не спросил. — А ваша сестра — старшая или младшая?

— Младшая, на двенадцать лет, — на миг он сумрачно отводит взгляд, но потом снова с интересом смотрит на меня. — А у вас есть братья или сёстры?

Переключить беседу не получилось. Что ж ему так далась моя несуществующая семья? С какой целью он всё это выясняет? Не понимаю. И тем более не понимаю, что ему ответить... Пожалуй, вот что.

— Были. Шесть братьев и одна сестра. К сожалению, погибли во время одного неприятного инцидента с темпоральной аномалией и смертоносцами, как вы говорили... с «дал-ек». Меня спасло чудо, — и пусть кто-нибудь попробует сказать, что моя фея-крёстная, Ривер Сонг, не чудо. И кого я ещё могу выдать за семью, как не свою команду со Свалки Истории. Я ведь глубоко изучила данный вопрос и знаю, что низшие вкладывают в это понятие. Правда, согласно их классификации, далеков скорее связывает боевое братство, но даже с этой точки зрения, мой отряд вполне допустимо представить как близких родственников.

— Сочувствую, — отзывается Таген, отводя взгляд. Общая картина его мимики вполне подпадает под термин «смущение». — Извините, я не знал…

— У меня есть женщина, которая меня воспитывает, мужчина, которым я безгранично восхищаюсь, и мужчина, с которым я ругаюсь. Это вполне сходит за семью, — пожалуй, Учёному, Вечному и тем более Императору это слышать не нужно. Тяжело будет объяснить, отчего я их так описала для ущербного блондоса. А что делать? Если уж решили притвориться гуманоидами ради общего блага, то будет подозрительно, если я не смогу что-то рассказать о своей несуществующей «ячейке общества». Приходится сочинять на ходу. Хорошо, что эти вопросы задают мне, а не остальным ребятам, я хотя бы примерно представляю, что врать.

— А у нас с Луони есть отец, мать, дядюшки, тётушки, бабушки, дедушки и страшная прабабушка — упаси Космос с ней познакомиться, закормит. И все нас до сих пор воспитывают. Так что вам везёт, что у вас лишь одна наставница.

Ну понятно тогда, почему он за сестру пытается решать. Два инфантильных блондоса комплексы друг на друге отрабатывают. Анекдот на ближайшие лет сто-двести, понятный даже космодесанту. Какое счастье, что атавизм семьи у нас давно изжит.

— Мне больше нравилась моя первая учительница, — второй раз за беседу я вспоминаю Ривер, впервые за столько лет. Это не к добру. Неужели сейчас из-за какого-нибудь дерева на меня нацелится альфа-мезонный бластер и раздастся боевой клич: «Падай, крестница, ты убита»? Ах, как бы этого хотелось, и как бы это с треском провалило нашу миссию!..

Но что-то мне подсказывает, что Ривер Сонг я больше не увижу. Мы хорошо чувствуем темпоральные парадоксы, так что я знаю — нам с ней больше никогда не светит даже словечком перекинуться. Её персональное время с момента нашей последней встречи и до её смерти, очевидно, расписано посекундно, и для Зеро там места нет. Иначе я могу по своей неуёмности характера попытаться нарушить естественный ход событий. А время-шремя не любит шуток. Жаль только, я так и не знаю обстоятельств её гибели.

Таген срывает листок с какого-то куста, мимо которого мы проходим, и задумчиво крутит его между пальцами.

— Послушайте, а та мелодия, которую играла ваша соплеменница… Она откуда?

Упс. Впрочем, могу предположить, что именно за репертуар у Дельты.

— Это наша древняя песня. Извините за плохое исполнение, Судиин только учится.

— Ваша древняя песня? — уточняет он озадаченно, сильно нажав на слово «ваша». — Знаете, только вы не смейтесь, но она мне смутно знакома. У меня вообще такое чувство, что мы с вами когда-то давно встречались. Я смотрю на вас — не только на вас лично, я имею в виду, на кочевников, и не могу отделаться от впечатления, что мы друг друга знаем, что в вас есть нечто родственное.

Варги-палки, ну, приплыли. Талы никогда не увлекались ментальными техниками, но всё же имеют к ним склонность не меньшую, чем имели каледы. А из каледов получились мы, далеки, с нашими ментальными техниками и психокинезом — да, подхлёстнутым аппаратурой и медикаментами, но всё же мы на это способны! Этот блондос что, чует какой-то резонанс волн мозга? Тот самый резонанс, из-за которого так сладко было бы убить и его, и сестрицу?

А логика в мозгу тем временем щёлкает своими логическими реле. Сейчас достаточно удобный момент, чтобы начать реализовывать план Императора.

— Действительно, странно, — соглашаюсь я со словами Тагена. — Вы с Доктором рассказывали, что ваш родной мир назывался Скаро. А на нашем древнем языке слово «скаару» означает «жилище».

Вот как он ухитряется делать настолько квадратные глаза? Надо бы перенять жест, хорошо смотрится. Вопросительно приподнимаю бровь в ответ, мол, «объясни»? В ответ тал произносит вполне ожидаемое:

— «Скаро» значит «дом». Мы испокон веков так называли свою планету.

— Нет, — говорю. — Наша планета называлась «Паатру».

— «Патро», — глаза блондоса настолько огромные, что стукни по затылку, и вылетят из глазниц. — «Мир».

Останавливаемся, уставившись друг на друга — он даже не моргает, да так, что впору на квантовых тварей охотиться, я же задираю брови так высоко, как умею.

— Надо же, — говорю. — И слово «дал-ек» на том же древнейшем значит «человек, подобный богу». Это из нашей священной книги.

— К-книги Пророчеств? — заикаясь, спрашивает тал. Ого, он действительно очень плотно интересуется историей периода Тысячелетней войны. Очень, очень плотно.

Изображаю подозрение и испуг — сощуриваюсь и отступаю на шаг.

— Откуда вы о ней знаете?

— Она упоминается в наших хрониках, как основа идеологии далеков, — в его глазах тоже появляется подозрение. Миссия расчётно балансирует на одной ложноножке.

— Смертоносцев?! Это невозможно. Книга Пророчеств — исключительно мирная, она не может породить нацизм. Как они могут на неё опираться? — я старательно изображаю изумление. Надеюсь, не слишком бездарно.

— «И в конце войны каледы станут богоподобными», — отзывается Таген, всё так же напряжённо глядя на меня.

— «Табона дэ тьянн-тэл, эск талу бэк калид ульрик та дал-ек». Глава сто четвёртая, стих восьмой, двенадцатая строфа, — добавляю эхом, не преминув улыбнуться про себя — часть строфы-то он не перевёл, «эск талу» — «талы будут повержены». Идеология, идеология... — Вы имеете в виду, они выстроили идеологию на вырванной из контекста строфе?

— Я имею в виду, мы что, с одной планеты? — наконец-то произносит он вслух.

Чуть заметно пожимаю плечами.

— Во вселенной много совпадений, в том числе невероятных. Давайте я расскажу вам всё подробно, а потом уже подумаем, уроженцы ли мы одного мира, или нет.

— Присядем? — кивает он на подвернувшуюся скамью, обсаженную земным шиповником. Действительно, парк-ботанический сад.

— Побеседуем sub rosa, — киваю, усаживаясь на пластиковой поверхности. — Вам знакомо это выражение с Сол-3?

— «Под розой», то есть тайно. Вы подкованы лучше, чем можно было предположить.

Бросаю взгляд на ботинки.

— Нет, — говорю. — Металлические набойки отсутствуют.

Тал отчего-то фыркает. Наверное, это была какая-то шутка, только я её не уловила.

— Итак?

— Наши предки жили в маленькой гористой стране на планете под оранжевым солнцем. К северу были дикие плоскогорья, к югу — большая равнинная страна, с которой наш народ вёл торговлю рудами и продуктами животноводства. Себя они называли просто «люди», остальных — «другие», «чужаки». Потом на ту, соседскую, страну напали. Началась война. Малый народ, сидящий на больших ресурсах, немедленно оказался атакован, нейтралитет наших предков не продержался и нескольких лет. По ним начались ядерные бомбардировки. Уйти из горных долин было некуда, карстовые пещеры обрушивались от ударной волны. Но в наших краях была особая зона, называемая Священной долиной. Когда-то, во времена дикости, её обожествляли, но после наступления эры Великого Научного Прорыва наши учёные разобрались, что это был стабильный разлом в ткани пространства и времени, уводящий в запределье, в легендарную нулевую координату, — в пристальных синих глазах тала мелькает что-то недвусмысленное в мой адрес. Чуть улыбаюсь, мол, угадал. — Всё, что успели сделать физики, это построить небольшую эвакуационную станцию, поддерживающую локальное трёхмерное пространство и субьективную темпоральность. Прежде чем наши долины и вершины выгорели дотла, часть людей успела укрыться в междумирье. Мы несколько раз пытались вернуться домой. Но сперва были слишком высоки уровни радиационного загрязнения, а потом в Священной долине появились смертоносцы и построили там рудник. В том регионе был выход кобальтовой жилы, видимо, им требовался этот металл. Почти сразу они поняли, что им подвернулось помимо руды, и нам пришлось поднапрячься и закрыть трещину, чтобы они до нас не добрались. Естественно, они с нами не разговаривали, поэтому мы до сих пор не знали, как они себя называют, и не сразу поняли, кого вы с Доктором имели в виду. Значит, они тоже с планеты наших предков?

— Мутанты-каледы, — морщится мой неприятный собеседник. — Те самые, которые жили к югу от Пири-эск-Дал.

Пири-эск-Дал, “Долины далов”. Тал изволил проявить интеллект и понять, к чему я клоню — тем лучше. На миг старательно расширяю глаза, тихо надеясь, что даже зрачки сделают то же самое, а линзы за ними повторят.

— Вы развеяли последние мои сомнения этим названием, — говорю. — Значит, мы действительно родом с одной и той же планеты…

— Вопрос, что с этим теперь делать.

Смотрю на него. Лицо, наверное, выражает то, что я ему задала — удивление, — но любой далек бы сейчас мысленно поморщился от льющейся из меня иронии. Начинаю понимать, почему сарказм — болезнь всех «белых». Варги-палки, я просчитываю низших на несколько шагов вперёд. Неужели Супримы так же просчитывают нас? Какой кошмар, быть настолько предсказуемыми. Но по-настоящему ужаснуться открытию некогда, надо отвечать на вопрос:

— Полагаю, что ничего. Это было слишком давно для того, чтобы имело хоть какое-то значение. По крайней мере, для моего народа это точно ничего не станет значить, кроме дополнительного абзаца в хрониках.

Тал, похоже, иного мнения.

— Но…

Продолжить я ему не даю — всё равно примерно представляю, что он скажет, зачем тратить время на выслушивание? Это не додумывание на манер Доктора, это точный расчёт с полным пониманием психологии собеседника. Я поднимаю ладонь в останавливающем жесте, чтобы тал закрыл рот, и спокойно выкладываю свои аргументы:

— Мы слишком долго прожили не только вне планет, но и вне пространства. У нас в корне изменилось всё — традиции, менталитет, язык, научные концепции, даже биология. Эволюция не стоит на месте, мы сильно трансформировались под влиянием междумирья. Уточнение координат и истории планеты, которая слепила наших предков, безусловно, любопытно, но не более того. Для нас это уже… — едва не брякаю «не имеет значения», но в последний миг спохватываюсь и подбираю более гуманоидную версию, совершенно не вяжущуюся с далеками, — …не играет роли.

Таген испускает разочарованный вздох.

— Хорошо. Sub rosa, так sub rosa. Я никому не стану говорить о нашей беседе.

— Я не требую сохранения тайны. Но хочу, чтобы вы понимали и дали понять другим — на кочевников не удастся как-то повлиять, используя эту информацию. И ажиотаж вокруг новости мы тоже не поддержим. Мой народ слишком привык жить изолированно, он не сможет быстро перестроиться.

Таген какое-то время молчит, переваривая наш разговор. Думаю, он немного потрясён сделанным открытием — уж слишком долгое время считалось, что на Скаро уцелели только талы и далеки. Наконец, размыкает губы:

— Можно ещё один вопрос, если я не надоел?

— Задавайте, — соглашаюсь я, едва не брякнув «подтверждаю».

— Почему вы держите дистанцию со всеми, даже друг с другом?

Хоть бы что-то интересное спросил, как про семью. А сейчас придётся использовать заготовленный и расписанный не мной ответ, в который я лишь вношу мелкие поправки, связанные с планом Императора:

— Наши предки жили в горах, их было мало. Крупных городов — таких, как у соседей, — тоже не существовало, скорее, это были посёлки городского типа. Привычка к большому личному пространству — характерная черта далов. Оказавшись в замкнутом пространстве, они очень быстро выработали привычку искусственно поддерживать расстояние минимум в вытянутую руку, иначе то и дело вспыхивали конфликты. Постепенно это стало жёстким правилом, а потом традицией, которой мы до сих пор придерживаемся. Если кочевник с кем-то сокращает дистанцию, значит, этот человек для него много значит. Само собой, в официальной и в рабочей обстановке это немыслимо, даже в голову не придёт. Бывают, конечно, исключительные ситуации, когда надо банально протянуть руку помощи — тут, само собой, не до личного пространства. Но обычно мы строго придерживаемся норм поведения. Сократить расстояние без причины — это для нас всё равно что голыми ходить.

Не вполне верное сравнение, нам ведь безразлично насчёт одежды — далеки ей вообще не пользуются, а поликарбидная оболочка — это не тряпка, это часть организма. Минимальный гардероб прототипов — это скорее дань подсознательному стремлению как можно меньше касаться незащищённым телом чего бы то ни было, чем реальная необходимость. Одежда — хоть и не живая чувствующая броня, но какой-никакой барьер между кожным покровом и окружающей средой. Однако талу-то это знать незачем, правда? У него вообще сегодня на ужин изрядная порция лжи, поданная и со вкусом оформленная далеком-прототипом.

— Поня-атно, — тянет Таген.

Ничего тебе не понятно, блондос. А понял бы — поседел от ужаса. Но надо поддерживать разговор.

— Теперь моя очередь. Откуда вам известно о Книге Пророчеств?

— Несмотря на то, что в определённые периоды войны она была запрещена, всё же несколько экземпляров хранились в закрытых правительственных библиотеках. Мы пережили достаточно долгий период одичания после Большого взрыва, но незадолго до окончательного отступления со Скаро нашли одно из таких хранилищ и сумели полностью его вывезти с планеты, несмотря на бои с далеками.

— Большой взрыв? — разумеется, он имеет в виду историю со взрывом нашего склада ядерных боеприпасов, но я строю недоумевающее выражение лица. Мама-радиация, какая же это сложная задача, управление мимическими мышцами. Без них жилось проще. — И вообще, расскажите, что происходило на Паатру… то есть на Скаро.

Всё. Я ему заняла рот по меньшей мере на местный час. Кроме того, у меня появился шанс изучить, что об истории родины думают талы, причём во всех подробностях. Это очень важно. Раньше бы я не догадалась до такого решения, но жизнь в земной семье поставила мозги на место, а необходимость общения с блондосами натолкнула на интересную идею, прямо сейчас. Мы никогда не придавали значения мнению планктона о себе, я это до сих пор постоянно отмечаю. Но быть может, пропаганда талов когда-то сыграла значительную роль в процессе объединения Местной группы против нас в течение Войны Времени. А значит, имея в ложноручках данные о текущей позиции ущербнутых блондосов, мы сумеем найти в ней слабые места и использовать их упреждающе. Как говорится, где тонко, там и рвётся. Очевидность, но почему-то мы ей редко пользуемся в отношении политических интриг.

Император прав. Это не метод Культа Скаро, это мой собственный альтернативный путь. Отдел Сэка занимался абстрактным моделированием, пытался вжиться в роль других существ. Для нормального адекватного далека, которым я не являюсь, просто так взять и поговорить с низшим — это дикость, отклонение. А я привыкла, мне не сложно порасспрашивать этих существ в самой лёгкой и невинной форме, выжимая из них нужные факты, а потом сбросить их на анализ стратегам. Добровольный рассказ — это совсем не то же самое, что допрос с пристрастием и считка памяти. На допросе можно сказать полуправду, дезинформирующую и детектор лжи, и допросчика. Считка памяти берёт весь пласт информации, в котором невозможно выявить приоритеты исследуемой особи и то, как она определяет в том числе общие приоритеты своей нации. И только добровольный рассказ даёт полностью исчерпывающие и подлинные данные для последующего анализа. Кажется, я понемножку расту над собой и учусь использовать собственные недостатки на пользу обществу. Может быть, однажды оно меня вновь примет, даже со всеми моими ненормативными заскоками.

Мы нарезаем круги по парку под рассказ Тагена и мои наводящие вопросы. Плавно перевожу тему на историю его республики и на текущую её ситуацию. Этот идиот — смешно! — с вдохновенным удовольствием делится со мной информацией. Конечно, стратегических вопросов об их вооружённых силах и союзниках я не задаю, это можно выяснить и без господина посланника, достаточно изучить новостные сводки за последнюю пару лет и немножко посчитать. В общем, и всё остальное тоже можно выявить тем же методом, но приоритеты, приоритеты! А кроме того, было бы подозрительно, если бы я не поинтересовалась, как сейчас живут талы и чем они занимаются.

— Да, кстати, — вдруг говорит Таген, прерывая повествование, — это вам.

И протягивает мне сумочку, которую так до сих пор и таскал в руке.

— Мне?..

Озадаченно вытаращиваюсь, не спеша брать. Чего это он? Почему? Зачем? Чувствую глубоко внутри шевеление паранойи, а может, даже и страха. Мне кажется, я только говорю себе, что хочу понять его действия, а на самом деле, совсем даже и не хочу.

А этот ущербнутый натягивает улыбку пошире и продолжает мне впихивать свой пакет:

— Может, у вас и нет такой традиции, а у нас есть. Это просто маленькое извинение за сцену с Доктором. Пожалуйста, возьмите. Не обижайте меня.

Я всё же беру сумку, но не решаюсь туда заглянуть или вообще отвести взгляд от блондоса. По глазам противника обычно ясно, что он задумал.

— У нас действительно нет такой традиции. Зачем это?

— Просто так. Ни за чем. Если не понравится, то можете выбросить.

— Это… официально?.. — в мозгу громко скрипят шестерёнки, силясь выкопать из памяти какие-то аналоги и вообще понять, как на это реагировать. Подарок на день рождения? Сувенир из-за границы? Взятка? Презент для девушки? О-ой. Нет, наверное, всё-таки взятка — согласно моим данным, девушкам всё же дарят цветы и конфеты…

…А не сигареты и шоколадки. По крайней мере, металлическая коробочка с изображением женщины, наслаждающейся пороком курения — это явно не цветочки.

— Я же говорю, просто так, — улыбка Тагена, наблюдающего за тем, как я разглядываю содержимое пакетика, приобретает оттенок снисходительности, за которую так и хочется прогнуть эту волевую челюсть до мозжечка. Ладно, просто так — значит, просто так. Шоколад ещё никому не мешал. А на табак всё равно надо будет сперва спросить разрешения у Беты, уж больно сильно сигареты по мозгам шарашат. Это, конечно, лучшая шутка за сегодняшний день — тал, дающий взятку далеку. Да, пожалуй, следует расценивать жест Тагена именно как попытку подкупа с целью выбить извинение за ссору в моём присутствии. Тем более, что в итоге слова «просто так» меня ни к чему не обязывают.

Хорошо, что я знаю про такую штуку, как этикет низших:

— Спасибо, — говорю. Между прочим, весьма основательно подозреваю, что это слово даже Альфа не вспомнил бы вовремя. Но я-то жила среди двуногих и ещё не забыла, что они его всегда употребляли в подобных случаях. Вздумай я поблагодарить своих, они бы не поняли; но вздумай бы сейчас смолчать — не понял бы собеседник. Нельзя выдавать себя раньше времени, следует полностью подчиниться правилам сложной игры, которую я сама и затеяла. Я научилась говорить с этим ущербком, не показывая своей неприязни слишком открыто, и даже злость, жгущая изнутри, присмирела. Я заморочила ему голову и потихоньку вбиваю клинышки ссоры между ним и Хищником. Я узнала о Шакри. Я обнаружила возможность уничтожить Новый Давиус.

В общем-то, я неплохо продвинулась.

Осталось лишь затянуть все эти узелки на горле противника потуже.

Выжимаю из себя максимум улыбки, глядя прямо в ярко-синие глаза Тагена:

— Может, прогуляемся ещё, если вы не устали?

Комментарий к Сцена двенадцатая. *Да-да, это откровенный плевок фанфикера в токлафанов. =)

P.S. Флэшка нашлась, подруга дала погонять свой нетбук. Жизнь-то налаживается!

====== Сцена тринадцатая. ======

Горьковатый, дерущий носоглотку привкус, от которого тянет кашлять. Не смогу привыкнуть к нему, никогда. Но зато мозг — в спокойствии, уравновешен, как ядро атома водорода в газопылевой туманности. Лежу на койке, закрыв глаза, а надо мной, поверх пластиковой крышки, туда-сюда ползает медицинский сканер. Пальцы сжимают цилиндр сигареты — Бета смотрит, как меняются показания организма в режиме реального времени. Параллельно уже успела ему под сигаретку поплакаться, что видела в парке, благо закрытая медкапсула не заглушает звуки. Хотела я устроить коллективный разбор полётов, но как только наш медик услышал про никотин, тут же взял меня в охапку и потащил на «Протон», подробно обследовать. Может, и к лучшему, что отчёт о происшествии сперва услышал именно он. Во всяком случае, Бета уже два рэла молчит и ничего не отвечает на мой рассказ, прозвучавший почти жалобно.

— Ты ошибаешься по всем пунктам, — наконец заключает он.

— То есть? — как хочется сказать «объясни», но речевой аппарат незамедлительно сковывается, а мозг сам подбрасывает альтернативную формулировку. Скорее бы вернуться в Империю и не мучиться из-за корявых неуставных фраз.

— Прежде всего, это не человеческий фактор, — отзывается Бета. — Тут всё сложнее и проще одновременно. Прототипов делали с тебя. А ты — Суприм, да ещё и неразвитый Прайм. С сервами происходит то, что было когда-то с тобой — невыработка ресурсов мозга. Им слишком много ума досталось. Это наш просчёт, научного отдела. Мозг мощный, а вписанная в него личность — нет. В итоге ресурс направляется не туда, куда должен, и компенсируется развитием эмоционального блока. А с учётом того, что на фильтрах стоят стандартные параметры, плата не справляется без гормональной коррекции, и Гамма с Дельтой начинают становиться эмоционально зависимыми. Ты же сама через это проходила, пока ещё не была модифицированной. Тебе плату должны были как минимум раз в полгода проверять, справляется ли она с твоей эмоциональностью, или уже нет.

— Да, — отзываюсь, хотя ситуация требует слова «подтверждаю». — Хорошо, это эмоции. А остальное?

— Называй правильно — сексуальное влечение. Это нормально для данных тел, в которых предусмотрена функция естественного размножения. Более того, это признак того, что всё идёт правильно.

— Правильно?! Я понимаю, если это будет в рамках эксперимента, — несмотря на необходимость лежать по возможности неподвижно, не удерживаюсь и встряхиваю сигаретой. От возмущения просто колотит. — Под контролем учёных. По приказу начальства. Но не спонтанно и втихаря! Это… ненормально.

— Считаю, что причина ошибки — именно в несоответствии возможностей мозга и параметров личности. Стандартный немодифицированный далек прежде всего компенсируется в эмоциях, но у модифицированного другая биология, вот и пошёл второй пласт компенсации. Это не человеческий фактор. Это стихийное освоение новых функций нового организма.

— С личной привязанностью! Противоестественно!

— Всего два серва, — флегматично парирует Бета. — Будь бы их больше, ещё неизвестно, что бы вышло. Это внутрикастовое. Между тобой и, например, стратегом ничего подобного не формируется. Или мной. Хотя есть все условия. Разная заточка мозга, недостаточное взаимопонимание для возникновения близости.

— Это хуже, чем я думала, — говорю, потому что мысль сразу перепрыгивает на более глобальный вопрос. — Такая кастовость нас убьёт. Чем сильнее расслоение, тем сильнее недопонимание. Это мешает единству.

— Не вполне улавливаю мысль, мы всегда были расслоены по уровню мышления.

— В моём родном времени — не так. Хотя разрыв между сервами и элитой был велик, но меньше было разделений внутри самой элиты, там всё стояло ближе. Для моего сословия, например, было нормально слушать разговоры сервов. А ты хоть раз их слушал?

— Зачем? — удивляется Бета.

Меня пробивает тоска. Вот оно. Даже нет попытки вникнуть в ситуацию в другой касте. Все действуют отдельно друг от друга. Непременно скину это в первом же отчёте Императору. И сделаю-ка ещё одну затяжку, пока сигарета не прогорела. Голова уже кружится от дыма, который почему-то не спешит уползать в вентиляционную вытяжку. Но я должна отметить, что у подаренных талом сигарет вкус менее противный, чем у той, что мне дал землянин.

— Затем, что ты — начальник, и должен знать, чем занимаются подчинённые.

— На это есть Серв и контролёры.

— Контроль за контролёрами — тоже правило из Общей Идеологии, — отрезаю я.

Судя по ощущению, Бета задумывается, причём крепко.

— Это не обязательное к исполнению правило. И в нём есть элемент паранойи.

— Здоровая порция паранойи ещё никому не мешала, — всё так же твёрдо говорю в ответ. — И ты сам это прекрасно знаешь.

Медик затаённо вздыхает, пока сканер, попискивая, выдаёт очередную порцию данных о моём состоянии. Интересно, что там? Мне с моего места не видно, а жаль. Надо спросить:

— Ну, как влияет табак?

Тихое бибиканье развёртывающегося трёхмерного монитора. Приоткрываю глаза и кошусь в ту сторону — нет, всё равно толком не видно, а вот подсвеченный голограммой острый профиль Беты, изучающего данные и варящего в своей медицинской голове вывод, виден отлично.

— И плохо, и хорошо, — заключает он наконец. — Коэффициент влияния никотиновой кислоты всего одиннадцать с половиной, а выкуренной сигареты — пятьдесят шесть и восемь десятых. Там, помимо никотина, содержится целый комплекс действующих веществ, в целом улучшающих кровообращение и вызывающих эйфорию. Но есть минусы — во-первых, это наркотик, а во-вторых, ещё и употребляется одним из самых вредных способов, загрязняя органы дыхания. Поэтому требуется не только жёсткий медицинский контроль и форсированная детоксикация, как при использовании любого табельного наркотика, но и периодическая чистка лёгких.

— Как это?

Бета поворачивается, изображая самый натуральный оскал. Улыбка получше у него не получается, но, судя по словам, жуткая гримаса вполне подходит к их смыслу:

— Узнаешь на первой операции.

Похоже, ничего хорошего меня не ждёт.

— Может, лучше вырастить новые?

— Экономически не оправдано, — оскал отключается. — Но в целом я могу разрешить тебе пользоваться табаком, пока мы не вернулись на базу «Центр». Там мы тебя прочистим, а от психологической зависимости ты и сама сможешь спокойно избавиться. Единственное замечание — постэффект делает тебя сонной и заторможенной. Поэтому сама ты сигареты употреблять не будешь, я их тебе буду выдавать поштучно перед отдыхом. А непосредственно перед сеансами связи будешь получать никотиновую кислоту. Всё поняла?

— Так точно, — отзываюсь из-под пластика.

— Тогда свободна, — резко активируется вытяжка, поглощая отравленный воздух, купол отъезжает, и я поднимаюсь с койки. — И прекрати параноить насчёт человеческого фактора. Ты на сервов свои бактерии переносишь.

— Всё равно не согласна, — тихо бурчу в ответ. — Именно потому, что едва им не заразилась и до сих пор с последствиями борюсь… Кстати, у тебя хорошо получается неформальная речь вслух.

— Я не наш стратег, чтобы из-за этого нервничать, — усмехается Бета. — Ты ведь знаешь, что в лабораториях всегда чуть менее формальная обстановка, чем везде.

— Куда вам до конструкторского бюро, — тоже улыбаюсь в ответ. — У вас не едят на рабочем месте.

— У нас вообще так не нарушают, — судя по лёгкому оттенку раздражения на дне глаз, я его зацепила. — Это всё осталось в прошлом.

— Как и многое положительное, вроде приглядывания друг за другом. А теперь все эту обязанность сваливают надругих, — тут меня осеняет внезапная мысль. — Знаешь, что самое забавное? Эта черта — смотреть друг за другом — совершенно неадекватно воспринимается большинством низших рас. Пока я жила на Сол-3, не единожды спорила на эту тему с землянами. Они это воспринимают как резко отрицательное явление.

— Это проблема индивидуализма, — соглашается Бета. — Они не в состоянии от него отказаться.

— Я тебя поймала, — замечаю. — Если сделать прямой логический вывод из твоих слов, получается, у далеков Новой Парадигмы тоже начинает формироваться индивидуализм на почве переваливания ответственности друг на друга. А переваливание ответственности, видимо, растёт оттуда же — из проигрыша на Галлифрее. Никто не хочет оказаться ответственным за любой проигрыш, как в большом, так и в малом.

Бета пристально смотрит на меня. Потом произносит:

— Ты точна, как снайпер.

— Надо воскрешать практику тотального контроля, — вздыхаю. — Я не потерплю, чтобы мы ослабли. Империя должна быть. Такая, чтобы при одном упоминании о ней все бежали прятаться за диван.

— Дался тебе этот… «диван».

— Просто нравится речевой оборот, я его где-то в десантуре подцепила, — чуть виновато признаюсь в ответ, сметая наконец ещё тёплый пепел с койки в горсть. Надо до утилизатора донести.

— Лучше высыпь под растения, в этой золе много лития, им полезно, — рекомендует Бета, безошибочно уловив мои намерения. — А сигареты сдай мне.

Послушно протягиваю ему металлическую плоскую шкатулочку, в которой упакованы тонкие стержни с начинкой из ядовитой травы. Девушка на картинке мечтательно улыбается, наслаждаясь отравленным дымом.

— Альфонс Мария Муха, — вдруг выдаёт Бета.

— Чего? — обуреваю я.

— Автор изображения, древний художник-оформитель с Сол-3.

— Ты интересуешься… живописью?! — варги-палки, ну ладно книги, наши многие почитывают так называемые «шедевры литературного искусства» из банального любопытства, но чтобы это…

— Ну не совсем же я безграмотный, — флегматично пожимает плечами Бета. — Кстати, если применить сравнительный анализ, то ты вышла похожа на его «Розу», только цвет волос другой.

— Что ты нашёл в живописи? — у меня в мозгу не помещается, чтобы наш медик вдруг обладал подобными интересами.

— Конкретно в его — алгебраичность.

— И… давно ты увлекаешься…

— Практически с момента активации, — отвечает он. — Это любопытно. Другое устройство глаза — другое зрение, иное восприятие мира. Ничто так наглядно это не показывает, как живопись. Плюс, любая картина — как отпечатанное воспоминание со всеми мыслями. Интересно анализировать, в том числе с медицинской точки зрения.

Я вдруг вспоминаю, как наблюдала за строительством муравейника на обочине дачного посёлка. А действительно, ведь похоже. Ну интересуется он как медик и биолог тем, что низшие называют «изобразительным искусством», ну и чего тут пугаться? Император вон, вообще Шекспиром увлекается и даже в качестве развлечения две или три научные работы по нему написал и опубликовал под псевдонимом, это не преступление. Совсем с нашими сервами паранойя обострилась.

И всё же есть кое-что, что заставляет меня считать — случай с Гаммой и Дельтой отнюдь не расчётный. То, как они держались за руки. Это ненормально.

— Считаю, надо воспользоваться моим состоянием и отправить внеочередной отчёт в Центр. Меня всё же беспокоит поведение сервов и правильно ли то, что я в итоге им приказала. А ещё нам нужна информация о Шакри, вся, какая есть.

— Можно поискать информацию у низших, — предлагает Бета. — Я тебе помогу, у нашей касты большая справочная база по методам поиска информации в нестандартных хранилищах, таких, как библиотеки.

— Непременно. Но и Центр тоже надо известить. Хоть мы и расходимся в оценке опасности, но всё равно, согласись, случай с сервами — это ЧП.

Он кивает и начинает одной рукой настраивать реанимационку, а другой — бортовой компьютер:

— Готовь отчёт. Потом выспишься, а потом вернёмся в гостиницу и узнаем у диплосианина, где здесь добывают информацию.

Вот так и получается, что обещанный сервам разнос не случился — через три с половиной местных часа мы с Бетой уже сидим в библиотеке, Альфа и Гамма отдуваются на конференции с учёными, а Дельта дописывает свою часть отчёта, после чего обязана присоединиться к нам двоим.

Выдержка из отчёта Прототипа Дельты.

…и я не знала, куда и зачем меня переправляют. Я никогда не задавала вопросов и делала, что говорят, но именно в тот день почувствовала, что боюсь этой неопределённости. Сперва четыреста тридцать шесть тестов, потом взятие биоматериала, потом затишье в течение полугода — и вдруг внезапный перевод в неизвестность, я не то что цель передислокации, я даже номер базы не знала, куда меня отправляют. Только испытуемый номер Три, он же после изменения — Прототип Гамма, разъяснил мне ситуацию с программой модификации ДНК и для чего нас с ним выбрали. В новом незнакомом месте главное — это найти правильные контакты. Испытуемый от стратегов был слишком сноб, чтобы вообще оборачиваться на нас, сервов. Врач был более доброжелателен и даже отвечал на вопросы Гаммы — я не рисковала подавать голос в принципе, мне было слишком страшно. А что касается Зеро, с которой мы столкнулись позже, к ней бы я вообще ни за что не подошла с вопросами — не только из-за ранга, но и из-за её взгляда, словно сквозь боевой фильтр. Неприятно, когда на тебя смотрят, как целятся из бронебойки. Есть такой род начальников, поиспользуют и выкинут, от них следует держаться подальше. Поэтому единственным возможным вариантом и остался номер Три, он же Гамма.

Наверное, я единственная из всей группы не хотела меняться, превращаться в гуманоида, это было, как непредвиденная и фатальная авария в только что проверенном и налаженном двигателе. Но приказ есть приказ, я молча подчинялась всем инструкциям. Если бы не Гамма, мне было бы намного тяжелее. Каким-то образом он угадывал мои невысказанные вопросы и озвучивал их, провоцируя учёных отвечать в моём присутствии. В свободные рэлы он всегда старался сообщить мне что-нибудь приятное или просто удачно пошутить в привате. И, хотя я ограничивалась самыми необходимыми ответами, всё же мне было спокойнее рядом с ним.

Как мы начали сближаться… Не знаю. Наверное, в период острой адаптации. Я всегда старалась молчать, не показывая своих чувств. Но, оставаясь в одиночестве, не могла удержаться. Утыкивалась лицом в койку и твердила на бесконечном цикле: «Не могу, не могу, не могу». Потому что каждый взгляд направо, в сторону зеркала, вызывал желание бесконтрольно уничтожать всё вокруг. И вот однажды в такой момент Гамма притащил мне витаминный коктейль. Нарушение всех инструкций, но он как-то добился позволения это сделать. Просто притащил и заставил выпить. После этого у меня сорвало резьбу, и я впервые в жизни разрыдалась. Нет, то есть раньше глаз у меня слезился, если я сильно его перенапрягала во время работы, но это же совсем не то. Я даже сперва не поняла, почему меня так колотит и я вою, как ржавый вентилятор. Но Гамма сказал: «Ты просто плачешь. Это называется «плакать», — и я поняла, что он прав. Каждый раз после этого случая, когда он притаскивал коктейль не мне, я была готова уничтожить и его, и того, ради кого он это делает, особенно если он это делал для Зеро…

Передо мной лежит несколько штабелей информационных носителей по мифологии, от книг до илланских проекционных шаров, но я не смотрю на них. Я пытаюсь переварить те несколько сухих абзацев, которые мне с явной неохотой сбросила Дельта, и по некоторым строчкам вполне понимаю, почему. Рядовому технарю признаваться в нелюбви к высокому начальству, да ещё в форме отчёта — это само по себе суровое наказание. А ведь Дельта даже не знает слова «ревность», хотя испытывает её по полной программе. Или знает, но не соотносит с собой. Вот так дела. Шекспировские страсти, или как это, бразильская опера… Нет, мыльный сериал. Да, точно, мыльный сериал.

— Верленд, ты врач, был рядом и должен знать, — тихо говорю Бете, сидящему напротив. — Сервы начали сближаться ещё на «Вневременье-6», до перевода в Центр?

— Не могу тебе точно сказать, — пожимает он плечами, изучая базу данных и заказывая из неё книги, одну за другой. — Ты же знаешь, что такое адаптация, а она у нас шла одновременно.

— И при всём при том Гердан умудрялся поддерживать Судиин.

— Он крайне оптимистичен и очень внимателен, плюс отвлекающий фактор любопытства. Ты и сама это знаешь. Его адаптация была самой лёгкой, ему это изначально нравилось.

— Она его ревнует, — я мысленно передёргиваюсь, беря верхний том «Сравнительного анализа мифов Глубокого космоса», изданный лет четыреста назад на Луне. — Не знает, как это называется, поэтому тратит массу слов на описание своего чувства. Но это типичная ревность.

— Ревность — это один из природных механизмов защиты целостности семьи и здоровой наследственности.

Какой же Бета флегматик… А меня вот всё равно дёргает. Потому что ревность проистекает из чувства собственничества. А значит, «я» начинает преобладать над «мы». И это очень плохо.

Ладно, не моё это дело — чистота мыслей. Пусть у Вечного мозг поболит из-за наших сервов. У меня тут поважнее есть задача, обработать данные из шестидесяти шести томов бестолкового сочинения. Чтобы не грузить голову лишней информацией, по совету Беты фотографирую взглядом оглавления и списки упоминающихся терминов у книги за книгой, а потом уже вычитываю и обрабатываю конкретные страницы. Ну почему это издание отсутствует в электронном виде? Когда же примитивы изживут бумажные носители информации?

Из отчёта Прототипа Гаммы.

…и это довольно любопытная штука — быть самими по себе. Старшие рассуждают о высоких материях где-нибудь на мостике — нуднотень до зевоты, — а ты берёшь ящик с инструментами и лезешь куда-нибудь поближе к ускорителю, проверять аппаратуру. Помню, лежу я так под водным резервуаром, пытаюсь ключом пролезть к особо дальней и неудобной гайке, и тут Дельта об мои ноги — трах! В технических помещениях вообще полутемно, а она ещё и ящик биорезины тащила. Так с ящиком на мои ботинки и рухнула. Поржали, потом она залезла рядом и попыталась помочь. Опять поржали, что рук вроде так мало, всего четыре на двоих, а так мешаются и такие неуклюжие. В итоге всё-таки подтянули гаечку, не разбирая переборку. Именно в тот раз я и поймал себя на мысли о том, что мне не только нравится смотреть на Дельту, но и о том, что мне хочется, передавая ей инструменты, как бы ненароком задеть рукой её руку. У неё маленькие, всегда немного влажные ладони, и она никогда не морщилась, если мы нечаянно соприкасались во время работы. Это было… приятно. У нас с ней так много общего. Мы можем свободно общаться на любые темы, прекрасно друг друга понимаем с полувзгляда. Я ещё на «Вневременье-6» научился её спиной чувствовать, а на «Протоне» понял, что она ищет моей компании так же сильно, как и я — её. Мы могли целые сутки проводить вдвоём над техконтролем каких-нибудь железок, и никто о нас не вспоминал, не дёргал, не нависал за спиной, ничего не требовал. От нас было нужно лишь одно — обеспечивать рабочее состояние корабля, да мне иногда проверять системы связи, и, если всё было в порядке, нас никто не трогал. Поэтому мы и хотели остаться на борту, пока старшие будут вести переговоры. К сожалению, не сложилось. Но я не очень жалею. Ведь в итоге мы всё равно рядом.

А этот шедевр неформальной мысли мне ещё раньше, перед самым уходом, сбросил Гамма. Свобода — скрытый комплекс девяноста восьми процентов сервов. Наш связист вырвался на оперативный простор и почуял свободу — о, если бы он знал, что в ней на самом деле нет ничего хорошего, если бы он хоть на рэл подозревал, как отвратительно её истинное лицо!

Свобода, любовь... Да это зверушка песец.

Хиппи проклятые. Нет, ну правда, земные хиппи образца 60-х. Осталось только конопляные листы на броню повесить и разработать программу мира во всём мире, чтобы уж полное совпадение было. А чтобы органичней смотрелось, надо им предложить защищать мир с оружием в руках — в конце концов, они оба вроде как ещё далеки.

Ловлю на себе странный взгляд Беты.

— Что с тобой, Зеро?

Вопросительно приподнимаю бровь и получаю в ответ:

— Из тебя такой сарказм льётся, какого я от Учёного в самые худшие дни не видел.

— Я параллельно анализирую отчёты сладкой парочки, — разъясняю. — Напишут побольше, дам почитать, если Центр позволит. Хотя психологам ознакомиться с их опусами будет намного любопытнее.

— Всё так плохо?

— Вечный их под пресс пустит без наркоза.

— До Вечного ещё дожить надо, — равнодушно отзывается врач и снова переключается на заказ нужной литературы. Мне бы его спокойствие!..

Закапываюсь в книги. Как назло, про Шакри не попадается ни слова, поэтому я, внутренне ужасаясь количеству бестолковой и не систематизированной информации, иду по широкому спектру поиска — про энергетические формы жизни и эсхатологические поверья. Накопить как можно больше данных, потом максимально расширить ассоциативное поле и посмотреть, не ловятся ли какие-нибудь аналогии. Потому что на языке Доктора эти существа могут иметь одно название, а на языке каких-нибудь рутанов — совсем другое, но это не значит, что имеются в виду разные твари. А потом припру Хищника к стенке и устрою ему мягкий допрос, чтобы сравнить свои выводы с его информацией. Мы с ним так же сделали когда-то в двадцать первом веке и не прогадали, а полезный опыт надо использовать.

Между делом в мозг стукает ещё одна дельная мысль.

— Верленд, раз ты увлекаешься живописью… Может быть, придумаешь что-нибудь для декора корабля изнутри? Мы могли провести примитивов, но если к нам на борт из любопытства проберётся Доктор, это будет уже проблема.

— Храм Апа-Кетель соответствует твоим требованиям? — незамедлительно отзывается Бета.

— Это… что?

Вместо ответа он разворачивает ко мне энциклопедию религий Рокочущей Спирали с трёхмерным фото размером в страницу. Молча смотрю на колоннаду, украшенную золотистыми закорючками. Работающие на практически полную мощность мозги услужливо подкидывают ассоциацию с птичьими головами.

— Это вполне реализуемо, — врач глядит на меня поверх разворота. — Можно использовать немного биометалла для ремонта пробоин, он и по цвету подходит, и психокинезу поддаётся, и памятью обладает.

— И наш враг, уверена, определит декор, как этот самый храм Апа-Кетель.

Бета тонко улыбается, естественно, не визуально, а ментально:

— Твой метод. «Мы собираем информацию о культуре и искусстве других народов и хотим довезти её в том числе вот так наглядно».

Я едва не давлюсь от неожиданности. Однако, наш флегматичный молчун как выдаст…

— Тогда согласна. Хищник действительно проглотит это объяснение, как норму. И если к нам на борт опять попадут те капитаны, то для них оно тоже сгодится.

Ощущение тонкой улыбочки Беты становится ещё тоньше и исчезает. Уел капитана и радуется, варги-палки. Мне даже неуютно от того, что не я просчитала очередную отмазку. А врач кивает куда-то за мою спину:

— К вопросу о капитанах…

Оборачиваюсь и вижу предмет персональной ненависти Альфы, Фратшаха. Что это он делает в библиотеке? Детективы в рейс закачивает? А чем бы ни занимался, нас тоже заметил и, кажется, направляется сюда. Да чтоб его в джет из гиперпрыжка вынесло!..

— Добрый день, кочевники, — выговаривает вельтрочни на интерлингве своим густым и неприятным басом. Щетина, похожая на ветки, топорщится на его затылке. Понятия не имею, что значит этот мимический жест, а жаль. И нужных баз в зоне доступа нет — не факт, что они вообще существуют. Фратшах и на корабле часто затылок топорщил, но сделать точный вывод, признак это удовлетворения или иронии, я так и не смогла. Меня вообще эта трёхметровая башня напрягает, не сказать как. А сейчас ещё и мой зрительный фильтр показывает кое-что интересное, даже грозное, поэтому электрическая чесотка в пальцах становится весьма ощутимой. Но положение обязывает проявить визуально заметную доброжелательность:

— День есть добрый, капитан.

Тихо надеюсь, что он засвидетельствует почтение и отчалит, но он, напротив, по нахалке усаживается на свободный пневмостул рядом — тот сперва прогибается, но потом компенсирует вес и размер седока.

— Сказками интересуетесь?

— Сравнение мифы, культурная информация, — флегматично отзывается Бета, даже не моргнувший от такого внезапного соседства. Мне лишь остаётся подтверждающе кивнуть.

— Ну, я и говорю, сказками. А у меня к тебе предложение, кочевница, — Фратшах широко разводит граблеобразные ручищи. — Быть может, неудачное, но ты уж тогда прости старого космического волка.

Звучит любопытно, вопросительно изгибаю бровь. Он, сочтя это достаточным ответом, продолжает:

— Ты мне показалась куда более вменяемой, чем весь этот правительственный попугайник. Так что, если за прошедшие дни ты устала от него и расфуфыренных зануд-послов, могу предложить тебе вечер в компании нормальных космонавтов-капитанов.

«Прототипа Зеро приглашают развлечься в обществе десантуры? — мысленно хмыкает Бета. Удачную аналогию подобрал, и не возразишь. — Сходи. Прощупаешь низшие чины, ты это, кажется, любишь».

Стебётся ещё, врежу в глаз на первой же тренировке, по-боевому.

— Я мыслю, интересная идея, — отвечаю Фратшаху, прямо глядя ему в лицо и сдабривая ответ той улыбкой, которая у меня получается.

— На, держи, — он вытаскивает из нагрудного кармана кителя кусочек цветной бумаги и протягивает мне. — Это пригласительный в здешний офицерский клуб, вот тут и адрес есть. Встретимся в тридцать два по галакто, у входа, идёт?

Многозначительно поднимаю палец.

— Имею одно условие, важно, — говорю. — Не переношу… как это, крепкий напиток. Никакой алкоголь, только минеральная вода. И никакая острая ситуация на этот счёт.

Лучше такие моменты заранее предусмотреть, чем потом с проблемами разгребаться, пытаясь не оставить трупы.

— Да бог с тобой, кочевница! — Фратшах испускает короткий, но мозгодробительно громкий смешок, привлекающий к нам внимание всех окружающих. Фу, животное. — Да хоть безалкогольную «Пина коладу», какой спрос? В таких местах — пиратский закон, каждый пьёт то, что считает нужным, и столько, сколько считает нужным, а за принуждение макают головой не скажу куда.

Этот громила прямолинеен, как тяжёлый дорожный плитоукладчик. Киваю ему:

— В тридцать два по галакто.

Он встаёт, отчего пневмостул даже слегка подпрыгивает из-за резкого изменения веса.

— Значит, буду ждать, — он козыряет и разворачивается на выход.

Я молча гляжу ему вслед, размышляя о произошедшем разговоре. Внезапно Бета снова стучится в приват:

«Ты заметила?»

«Да, — отзываюсь я. — Если ты, конечно, про красноватое свечение вокруг вельтрочни, в спектре Древних».

«Да, — Бета щурится вслед Фратшаху. — Именно оно. В капитане что, сидит кто-то из энергетических существ?»

«Очень похоже на правду. Поэтому я и согласилась на встречу. Хочу понять, что тут вообще происходит, кто такие эти Шакри и что им на самом деле нужно».

«Это будет опасный разговор. Возможно, они с лёгкостью могут прочитать наши мысли».

«Тогда они уже это сделали, и мне тем более интересно, зачем мы им можем после этого понадобиться. Схожу, поговорю, а дальше разберёмся».

Откидываюсь на спинку стула и утыкаюсь в очередную стопку книг. Кажется, в окружающем мире что-то стронулось помимо нас, и предстоящий вечер будет куда более интересным, чем все предыдущие, вместе взятые…

====== Сцена четырнадцатая. ======

Решение неординарно провести вечер привело диплосианина в ужас. Он, страшно нервничая, пытался убедить меня изменить решение, но аргументы вроде: «Да вы понятия не имеете, что такое офицерский клуб — это же кабак, настоящий портовый кабак», — только ещё больше распалили любопытство. В свою очередь я твёрдо заявила, что могу за себя постоять в случае возникновения острых и конфликтных ситуаций, как вербально, так и физически, а ребята это подтвердили. Гамма даже брякнул, что капитан Зеро может защититься, не оставляя за собой трупов и тяжело травмированных, за что Альфа показал ему большой ментальный кулак. Я бы просто оторвала ему башку от ложноножек, но положение обязывало изобразить милую улыбку и добавить, что искусство самообороны даже у нас себя ещё не изжило, хотя ему обучаются в основном те, кто вылетает с баз в любые сопредельные пространства. Цилен Всиа, смущённо запинаясь, предложил мне принести дамское оружие, просто на всякий случай, и отрядить со мной пару охранников, но я наотрез отказалась — только конвоя мне не хватало. В итоге договорились, что один человек со мной всё-таки будет. Я пойду в клуб, а он останется в автомобиле ждать моего возвращения. Если что-нибудь случится, я смогу его быстро вызвать на подмогу. Такой вариант устроил и меня, и диплосианина — лишь бы этот бодигард недоделанный не полез следом, подслушивать и подглядывать.

Наблюдаю, как за окном машины мелькают городские дома. Насколько я поняла организацию жизненного пространства, ближе к Ассамблее находятся кварталы для обслуживающего персонала, застроенные типовыми многоэтажками. Они гораздо комфортнее и качественнее домов Земли ХХ века, но всё же недостаточно респектабельны по местным меркам. А дальше, в холмах, считающихся у низших живописными, находятся кварталы для более высокопоставленных чиновников и тех представителей межгалактического альянса, которые работают в Ассамблее годами и поэтому даже переезжают сюда с семьями. Их дома больше соответствуют терминам «коттедж», «дуплекс», в крайнем случае — «таунхаус», квартиры на четыре. Здешний общественный транспорт — трансматы, а для любителей чуть менее быстрого перемещения есть обычный сверхзвуковой монорельс на магнитной подушке и глайдеры на десяток пассажиров. В респектабельных районах, естественно, преобладают личные машины и флаеры. Кроме того, оттуда к комплексу ведёт достаточно изолированное шоссе, тогда как у рабочих кварталов свои дороги, так что пробок по утрам и вечерам почти не бывает. Но нам и не надо заезжать в гости к здешней элите — трасса лишь вскользь задевает город, огибая территорию комплекса и выруливая к задворкам космодрома со стороны военной части порта. Вот тут местность начинает быть похожа на обычный космический перекрёсток — водоворот разноплеменных пешеходов, совершенно не похожих на чопорных послов, гостиницы для экипажей, какие-то сомнительные лавочки, казино… И не нужно думать, что далеки не в курсе, что это всё такое и для чего оно служит. Мы всё это прекрасно знаем — сколько лет изучали низших, — но для нас это совершенно незначительно. Примерно так, как типичный представитель планктона знает, что такое хлорофилл и зачем он нужен, но детали процесса для него уже не представляют никакого интереса. А у меня ещё в мозгах до сих пор висит огромная база данных по Сол-3, где есть все подробности. Хоть и устарелые, но всё равно сойдут за базовые знания. При желании и с её помощью я даже в покер или рулетку сыграть смогу, и с девяносто девятью процентами вероятности обчищу любое казино безо всякого психокинеза. Но зачем? На эти деньги можно купить, например, столько йогурта, что вся Новая Парадигма подавится и треснет мимо сварного шва, но мы не испытываем нужды в продовольствии. Ценности у нас совершенно другие, а тратить время на азартные игры скучно, если выигрыш для тебя в принципе незначителен. У меня куда более интересная игра, «обхитри Доктора» называется. Вот где азарт и сумасшедшие ставки, куда там картам…

— Мы подъезжаем, — ставит меня в известность сопровождающий. Смотрю на время. Рано.

— Следует уменьшать скорость, возможно, мало задержаться. Некрасиво заранее. Хорошо быть чётко вовремя, — распоряжаюсь в ответ. Мужчина покорно кивает и сбрасывает скорость. Как его там мне представили, Базиль, кажется. Вот ведь ни разу не землянин, а имя земное. Ассимиляция, варги-палки…

— Госпожа посол, и всё же, мне лучше пойти с вами. Вы видите, какое здесь место.

— Не очень вижу, — хмыкаю в ответ. — Обычное место, я в таких была, давно, не сейчас. Даже сильнее плохо, здесь есть лучше.

Угу, до сих пор помню, как мы громили завшивленный космопорт на Валариусе-6. Мой взвод, между прочим, успел заехать в какой-то бар и погулять на наш манер. Спиртное так весело горит!.. Так, стоп, выключить сладкие воспоминания, а то агрессия полезет. Мало ли, что и где ты зачищала, девушка, здесь тебе не там. А чтобы заглушить злобу, скушай глюкозку, Бета не зря тебе целую пачку выдал.

Тихо сую таблетку за щёку. Приятно.

— И всё же тут неспокойно, мэм, — настойчиво повторяет Базиль. — Многие вооружены, попадаются дизадаптанты с синдромом глубокого космоса, случаются дебоши и драки. В клубе оружие запрещено, но его всё равно протаскивают, бывали инциденты со стрельбой. Неужели вас не предупредили?

— Предупредили, — старательно изображаю улыбку. — Если неприятности и не могу справиться, я вас вызову, такая инструкция, — и, подумав, добавляю, — и у меня имеет электрошокер, не совсем есть безоружная. В случае крайних ситуаций мои спутники имеют приказ, всё под моей ответственностью, больше никто не есть виноват. Вождь это примет нормально, без последствие для Ассамблея.

Охранник-водитель глядит на меня в зеркало заднего обзора, покачивая головой, то ли осуждающе, то ли шокированно.

— А вы любите риск.

— Не очень. Скорее, сильно любопытная. Я буду периодически связываться и говорить, всё в порядке.

Ага, и заодно проверять, сидишь ты в машине, гуманоид, или пошёл шпионить, выполняя чьи-нибудь секретные инструкции. Не верю я вам ни на диаметр электрона, плесень.

Судя по карте, которую я себе составила, мы как раз въезжаем на нужную улицу. На мой взгляд, всё ещё рановато, но пока Базиль ищет место для парковки поближе к точке «Х», рэлы тоже тикают.

— Мы прибыли, мэм, — сопровождающий выходит и открывает для меня заднюю дверцу. Наконец выбираюсь на свежий воздух. Бр-р, почему-то сразу хочется запрыгнуть обратно. То ли сам вид города с тесно поставленными домами, то ли приятные воспоминания о зачистке космодрома, но моя врождённая агорафобия вдруг активируется на всю катушку, а взгляд автоматически начинает искать в проёмах окон и на краях крыш снайперов с противотанковым вооружением. Нет ничего паршивее боевых действий в городах, которые следует по каким-то причинам оставить более-менее целыми, а не стирать в порошок с орбиты. Иногда партизанщина и герилья могут растянуться на несколько лет, особенно если в городе есть подземелья, особенно если это не только общедоступные канализация и метрополитен, но и какие-нибудь засекреченные военные объекты и древние катакомбы. Там на одних отравляющих веществах разориться можно.

Ладно, раз уж приехала, не разворачиваться же назад, так ничего и не узнав. Сверяюсь с картой — мне направо, обогнуть дом и пройти до его конца. Расчёт времени показывает, что если идти неторопливым шагом, я буду на месте чётко вовремя, как и надо. Поэтому, кивнув бодигарду и снова заверив, что я буду периодически выходить на связь и отчитываться о ситуации, я направляюсь к клубу, где назначена встреча. Пригласительный лежит в кармане плаща. Всё будет нормально.

Привычно сунув руки в карманы, твёрдым шагом иду к приятно ассиметричному трёхэтажному зданию, отделанному камнем, навскидку смахивающим на наш пафелак или земной лабрадорит. Не совсем, конечно, но крайней мере, он чёрный и с иризирующими пятнами, напоминающими космические туманности. Не могу не оценить то, что каменная плитка выложена так, что не видно стыков, рисунок идеален. Остальная отделка типа поручней лестницы — хромированная сталь. У входа лежит парочка необработанных булыжников, скорее всего, спущенных с орбиты астероидов — иных объяснений этим страшилищам я не нахожу. Видимо, архитектор изо всех сил старался показать, что тут гостят космонавты. Всё это мало похоже на портовый бар, и полагаю, внутри будет так же — то есть, по меркам местных, презентабельно. И скорее всего, довольно минималистично, что не может не радовать. А если посчитать вероятности, то, скорее всего, раз наружность вся из себя космическая, то интерьер тоже не отстанет.

На широком крыльце, чёрном с хромированными подступенками, ошивается несколько представителей разнопородного вселенского планктона, среди которых Фратшах торчит, как арматурина в бетоне. Из него одного четыре экземпляра Альфы можно выкроить, было бы желание. При виде меня он козыряет и расплывается в улыбке, демонстрируя полный рот клыков. В ответ изображаю наше «традиционное» приветствие и, испытывая почти безотчётное наслаждение, взбегаю по лестнице навстречу. Как же, варги-палки, приятно с лёгкостью преодолевать прежде столь раздражающее препятствие!

— Ты очень пунктуальна, кочевница, — вельтрочни выглядит весьма довольным.

— Это есть традиция, — чуть дёрнув плечом, отмазываюсь я. — Опаздывать плохо, как это есть, дурной тон.

— Идём? — он явно собирается протянуть мне лапищу, но вовремя вспоминает о дистанции и превращает своё движение в пригласительный жест.

Киваю в ответ и иду к дверям. Для меня они высокие, а вот Фратшаху приходится пригнуться, чтобы не врезаться клыками в притолоку. Впрочем, для него это должно быть привычно: далеко не все в космосе такого роста, поэтому на большинстве планет дверные проёмы не рассчитаны на трёхметровых громил. Да и потолки-то, наверное, не везде рассчитаны. Почему-то сразу приходит на ум, что мы рядом выглядим очень странно — на фоне вельтрочни мой небольшой рост воспринимается уже как микроскопический, и никакие танкетки ситуацию не спасают, тут ходули нужны. Этак недолго комплекс нажить… Хотя, если подумать логически, сперва стреляют по тем, кто заметнее. Может, в маленьком росте тоже есть свои преимущества, и надо меньше парить себе мозг по этому поводу?

Из отчёта Прототипа Дельты.

…Очень нелегко учиться быть женщиной. Оказывается, это значит быть не только обстоятельной и внимательной к деталям и иметь иной набор хромосом. Низшие вкладывают в это понятие нечто гораздо большее. Завидую Зеро, она вообще об этом не задумывается, просто плывёт по течению, авось вывезет. Но со стороны заметно, как сильно её поведение отличается от большинства встреченных нами самок. Я не хочу так сильно выделяться. Ей можно — она член Совета, женщина-политик может себе позволить быть жёсткой. Моя роль в экспедиции предполагает изображать типичную женщину кочевников, которую я себе в принципе не представляю. Приходится заимствовать у окружающих. Только сейчас я начинаю понимать, что до меня пыталась донести марионетка, обучавшая нас элементарным навыкам ухода за модифицированным телом: для чего девушке нужна косметика, зачем существуют блестяшки и причёски, в чём выгода маленького роста. Я должна выглядеть слабой и беззащитной, причём не только в глазах чужаков, но и в глазах остальных прототипов, иначе не получится естественность. Оказывается, этого очень легко добиться — достаточно сделать маленький шажок назад и спрятаться за широкой спиной Гаммы. Надуть губы и сказать: «Сделай ты». Или: «Хочу шоколадку». Сперва Гамма не понимал мотивы моего поведения, но я объяснила смысл женского каприза, и он активно включился в игру. Ему тоже понравилось разрабатывать альтернативную, мужскую модель поведения — опеку младшего, слабого. Это действительно затягивает. Мы начали иначе себя чувствовать. Это новая форма единства. Раньше мы были одинаковыми, это было единство взаимозаменяемости. Выпал один винт, вкрутили другой. А теперь — единство взаимодополнения. Как подходящие друг к другу винт и гайка, на которых всё держится. Так получается лучше разделять обязанности и качественнее делать общую работу. Раньше, увидев неполадку, я лезла чинить сама. Теперь сперва оцениваю, кому из нас по параметрам это будет проще, и уже действую в соответствии с окончательным выводом — делаю сама или передаю работу Гамме. Считаю, это естественная эволюция общества, состоящего из прототипов. Иначе не было смысла сохранять двуполость. Раз она сохранена, следовательно, надо развивать разницу между мужчинами и женщинами. Это же логично. Нам ведь ещё в рамках эксперимента предстоит производить потомство…

Полный текст, сброшенный Дельтой так некстати, гораздо длиннее, но именно этот абзац едва не выбивает меня из гамачка. Знаете, что в нём самое страшное? Не то, что он, совпав с моими размышлениями, указал на очередную выгоду маленького роста, и не то, что сервы начали активно думать, отодвигаясь от Общей Идеологии. И даже не мысль о том, что из меня могут сделать мамочку на радость Каану-пророку. Страшнее всего коротенькое слово «игра». Далеки. Не. Играют! В моделирование отношений! По ролям! Единственный зарегистрированный случай игры, когда далек пытался изобразить из себя что-то кроме далека — это инфицирование человеческим фактором. Кадры исторической хроники, позор позорный, три экспериментальных образца, катающихся паровозиком вокруг балдеющего от такой картины Хищника. Когда надо взбодриться насчёт идеологии, самое оно прокрутить перед мысленным взором. Сразу агрессинчик в крови подлетает и хочется разнести всё в кварко-глюонную пыль на полсотни световых лет вокруг.

Возможно, Дельта, я не женственная. Зато эффективная. Ты в силу своих маленьких мозгов наслаждаешься процессом и, сама того не замечая, съезжаешь с катушек, превращаясь во что-то невнятное, а мне, как далеку, нужен результат, и я буду работать только на него — и сейчас, и всегда.

Протягиваю пригласительный билет первому встреченному существу, которое можно расценить как швейцара или охранника. Сзади гудит Фратшах:

— Келент, леди со мной.

— Капитан в кои-то веки с леди? — по-свойски улыбается тот, козыряет нам обоим и сдвигается с дороги. Даже спрашивать не хочу, что подразумевается под этим комментарием, уж очень он двусмысленный.

Интерьер, вопреки ожиданиям, оказывается далёким от космической темы. Обидно, я ошиблась. Тихо оглядываюсь вокруг, прикидывая внутреннюю планировку и возможные пути для отступления. Мы минуем небольшой вестибюль, в котором мои врождённые рецепторы излучений регистрируют неопределённое сканирование. Ага, проверка на вооружение, вряд ли что-то другое. Ну-ну, ребятки, попытка засчитана, аппаратура не задымилась? На мне ж любой сканер подавится, особенно металлоискатель, даже если заставят полностью раздеться. Не могу же я выковырять из себя весь металерт.

Впрочем, ко мне так никто и не придрался. Видимо, сверху оружие не обнаружили, а остальное списали или на облучение, или на что-то ещё, или просто узнали и решили не связываться. Я ведь уже не такая неизвестность, как несколько дней назад — пришлось дать с десяток интервью для разных каналов галактических новостей и поработать языком на двух политических пресс-конференциях, так что моя симметричная физиономия засветилась на центральных каналах. От ток-шоу я пока отбрыкалась. Возможно, всё-таки придётся решиться хотя бы на одно подобное действо, надо поддерживать позитивный образ в умах обывателей. Масс-медиа — лучший способ обмануть планктон, если ими грамотно пользоваться. Вот только без Альфы я на ток-шоу не полезу, а то сваляю какого-нибудь дурака, и операция пойдёт насмарку.

Краем уха слышу, как Фратшах что-то объясняет про клуб и чем они тут занимаются, но я уже сильно больше занята отслеживанием присутствия Древних. Странно, но мой фильтр сейчас ничего не засекает, даже вокруг вельтрочни. Гм. Это что, вероятный противник понял, что мы его определили и опознали, и непрозрачно решил намекнуть об этом? Или я чего-то не догоняю? Эта мысль так сильно занимает мою голову, что я сама не замечаю, как оказываюсь за столиком, застеленным скатертью в красные квадратики. Ах, нет, это называется «в клетку». Поднимаю взгляд на Фратшаха, касаясь пальцами рисунка:

— В литературе читала, символ домашнего уюта?

Он лыбится во все свои клыки, опускаясь напротив:

— Именно. Ты, должно быть, ожидала, что внутри всё будет, как на корабле?

— Сперва, — соглашаюсь, ещё раз окидывая взглядом зал, в котором мы находимся. Кажется, он больше соответствует термину «ресторан», а не «кабак» — тут много свободного пространства, столики, даже эстрада с настоящими музыкантами. Вдоль стен устроено что-то вроде наполовину изолированных кабинок, одну из таких мы и заняли. Народ свободно перемещается, болтает, такое ощущение, что все знают или друг друга, или знакомы через вторых-третьих лиц. Обращаю внимание, что в зале не накурено. Наверное, для космонавтов это вообще не очень характерно — жечь кислород об отраву. Ну и не для всех годятся употребляемые для курения травы и химия, тут слишком много разных рас с разным обменом веществ. Кому-то удовольствие, а кому-то яд смертельный. Наверняка где-нибудь в клубе есть специальные курилки, ведь кто-нибудь точно страдает пороком, знаю я этих низших. Вот и замечательно, что всё это не прямо тут, а то мозг ещё отключится от никотина или какой-нибудь дряни позабористей, и что я под это дело натворю, даже ИВСМ не рассчитает. Как-то не хочется ни пьяного далека, вытанцовывающего вальсы на столе, ни горы трупов, перемешанной с руинами здания…

Кстати, странно. Почему-то мне не удаётся сосредоточиться на деталях. Мысль постоянно перескакивает, никак не может остановиться. Это надо обдумать, и быстро, но Фратшах словно чует и снова меня сбивает:

— Малый зал оформлен в корабельном духе, специально для дизадаптантов, уже не способных наслаждаться домашним уютом. Сегодня, кстати, должен быть неплохой концерт. Раз ты интересуешься культурой других рас, читаешь нашу литературу, то, возможно, и музыка тебе тоже интересна. А живое исполнение ничто не заменит. А теперь, чем старый звёздный волк может угостить молодую звёздную волчицу?

Ах, как тяжело было бы Дельте в этот момент! А мне даже задумываться над ответом не нужно.

— Мороженое, — говорю. — Фруктовое. Вот столько.

И показываю руками объём с миску среднего размера, чем вызываю у капитана невнятное бульканье, похожее на задавленный взрыв смеха. Пустяки. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним и без последствий. Чем несерьёзней я произвожу впечатление, тем проще мне лгать и дальше. Что я там такое важное подметила и хотела обдумать?..

— Что ж все девчонки-то любят сладкое… А кроме мороженого?

Пожимаю плечом.

— Безразлично. Твоё усмотрение. Ты видел, мы есть вегетарианцы, остальное не есть важное.

Капитан невозмутимо подзывает официанта. Очень скоро передо мной оказывается огромная порция мороженого, увенчанный шапкой взбитых сливок безалкогольный коктейль и тарелка с фруктами, где среди всякой экзотики я не без удовольствия замечаю клубнику. Капитан ограничивается порцией какой-то немыслимой фигни, видимо, с родины, и высоким стаканом с люминисцентной зелёной жижей, от одного взгляда на которую у меня сводит желудок. Хорошо хоть, всё это не очень сильно пахнет. У меня и без того улыбочка такая, словно болят зубы, а тут вообще пришлось бы держать лицо ложноручками и ложноножками.

Именно официант с нашим заказом и позволяет мне наконец понять, отчего мысли скачут галопом. Эх, мороженое, клубника… Ладно, фомальгаутская дылда, подлизался. Если я тебя буду убивать, а не Альфа, пристрелю быстро, обещаю. Хотя не думай, что я не умею считать до трёх. Получи залп в спину:

— Взятка принята, — сообщаю вслух, макая клубничину в шапку взбитых сливок на коктейле и облизывая её. — Теперь говори, зачем на самом деле позвал. Ты не ради музыки. Ты что-то хочешь знать. Здесь есть ещё кто-то, не знаю точно. Сильный, как это, фильтр для восприятие, не могу пробить сознание. Но тот, — киваю в сторону проходящего по залу официанта, — принёс три бокала, а сейчас два. И я иногда выпадаю из реальность, отвлекаюсь на пустяк. Это есть эффекты влияние на сознание, гипнотический отвод взгляда, это, морок головы.

Насмешливо закидываю ягоду в рот. Подавись своей люминисцентной жижей, не обманул.

— Ну, кочевница, ты сильна, — с уважением отвечает Фратшах. — Я хоть и знаю, что тут фильтр, и то иногда теряю своего друга из виду. Он очень хочет с тобой поговорить. Ты извини за эту штуку с конспирацией. У него есть враги, вот он и маскируется, когда выходит в город.

Снисходительно киваю, облизывая вторую ягоду от сливок. Н-низшая раса…

— Сейчас мадам Кхэн Лон будет петь, все отвлекутся, и вы сможете спокойно побеседовать, — продолжает вельтрочни.

Опять снисходительно киваю. Расстрелять вас всех. Ядерной бомбой. С орбиты. Так, чтобы один шлак остался на месте города и космопорта.

Кто припёрся с этим Фратшахом?

Следующий скарэл мы ведём себя так, словно действительно пришли вдвоём, а не втроём, и не на тайные переговоры, а концерт послушать. Капитан потчует меня фруктами и рассказывает о певице и стиле пения с её родной планеты. Я киваю, лопаю что дают и делаю вид, что мне это жуть как интересно. Параллельно успеваю уведомить бодигарда, что со мнойвсё в порядке, поделиться происходящим со своими и получить вечерний отчёт от Гаммы.

Из отчёта Прототипа Гаммы.

…Я ещё как в первый раз её увидел, так сразу и понял, что мы сработаемся. Но не знал, насколько хорошо мы друг к другу подходим, пока она не предложила развивать эксперимент самостоятельно. Честно говоря, меня до сих пор немного напрягает, что мы действуем на свой страх и риск, но, с другой стороны, учёные же хотят знать, на что будет похож социум прототипов. А как можно его развивать, если нет никаких инструкций по этому поводу? Вывод: сперва сами пишем инструкцию, а потом её воплощаем. Очень логично. Может, мы не правы в своём стремлении разделить обязанности по половому признаку, но тут опять Дельта верно заметила — зачем тогда у нас вообще существуют мужчины и женщины?

Какой там был ёмкий земной термин, “подкаблучник”?

…А вчера я её поцеловал. Мы нашли прекрасное тихое местечко в парке, где нас никто не донимал вниманием — небольшое строение, называемое «беседка», обвитое какими-то странными растениями, похожими на красные сопли. Конечно, их вид недостаточно эстетичен и гармоничен, но зато там почти никто не ходит, и местечко очень спокойное. Я рассказывал Дельте какую-то весёлую чушь из жизни на базе «Центр», мы хихикали и гнали бред про личинки прототипов, а потом я взял и её поцеловал. Вот так, запросто. Словно так и надо, и всегда так было. И она даже не треснула меня, даже не обозвала болтливым дураком, как обычно. Просто сообщила, что ей нравится ощущение, и потребовала продолжения. И всё бы ничего, если бы мимо не рыскал этот выродок-тал, который за Зеро бегает, и не сунул к нам нос.

Мама-радиация, только не говорите, что они посланника хлопнули на радостях и прикопали где-то под беседкой!

Всё испортил, скотина. Обтёк рожей, увидев наши лица, извинился и улепетнул. Настроение ушло, и мы потопали заниматься заданием Альфы, испытывать лазерную арфу…

Уф, прямо отпустило. Значит, это было до того, как мы с Тагеном встретились у фонтанчика. Ничего себе сервы выполняют задание старших по званию — их музицировать погнали, а они в этой проклятой беседке под сарленской гипнолианой целоваться пристроились! Варги-палки, это ж конец Общей Идеологии!.. Порву паршивцев на молекулы, как только появится возможность.

К тому моменту, когда свет в зале слегка пригасает, чтобы сосредоточить внимание присутствующих на эстраде, я успеваю сожрать всю клубнику и ещё какой-то невероятно вкусный фрукт, похожий на кисло-сладкий полужидкий крем в твёрдой скорлупе, всласть наужасаться отчёту Гаммы и даже успокоиться. Сижу, мну ложкой мороженое, терпеливо выжидаю начало концерта.

Наконец, на сцену выплывает тощая, как колёсная ось, глизенка. Как такое тщедушное тело вообще может из себя ноты выжимать? Я помню земных вокалисток и объяснения Мари на этот счёт, там хоть видно, на чём звук стоит, а здесь где воздушный столб поместится? Как под влиянием жены шутил Фёдор, хорошей певицы всегда много. Однако собравшиеся иномиряне довольно восторженно приветствуют эту жертву анорексии на все лады и в соответствии со своими традициями, так что гвалт поднимается изрядный.

Фратшах приподнимается вместе со своим стаканом:

— Капитан Зеро, это Найро. Думаю, вам будет приятно познакомиться и побеседовать, а я пойду слушать божественную Кхэн Лон, чтобы не мешать вашему разговору.

Кивком отпускаю козыряющего вельтрочни, переводя взгляд туда, куда он указал ручищей. Почему я не удивлена, что это самый тёмный и непростреливаемый угол? Зато с моего места обзор по залу лучше, бе-бе-бе…

В следующий миг давлюсь своим мысленным «бе-бе». Немолодой мужчина с седыми висками подкручивает на руке фильтр восприятия, замаскированный под часы. Эй, не слишком ли много талов на квадратный лер площади, особенно для далека?

Фиксирую на нём взгляд. А то знаю, как этот грёбаный фильтр с толку сбивает, можно и потерять собеседника из виду. А я что-то не хочу, особенно учитывая, что это блондос. Кстати, какой-то непростой, с наворотом — глаза жёсткие, движения скупые, какой-то он… слишком чёткий. И точно знает, что ему нужно, и от меня, и вообще.

Лидер, несомненный лидер. Возможно, военный командир, причём не ниже генерала — кстати, забавно, что играющие во вселенских миротворцев талы до сих пор сохранили подобие армии. Взгляду собеседника далеко до рентгена нашего правителя, но всё же, чёрные зрачки в сизых колечках радужки вполне режут и прогибают окружающих. Ловлю себя на мысли, что вот такие противники мне нравятся, вот это уже по мне. А то, варги-палки, посольство тупых магнедонов вроде Тагена, как там говорят, ни рыба ни мясо, им даже врать скучно. А этому поди соври, ага.

— Слушаю, — говорю. Надо сразу занять доминантное положение, ведь это ему что-то от меня нужно, а не я к нему пришла в ножки кланяться.

— Что, прямо вот так, с порога? — уголком рта улыбается тал, убирая руку от фильтра. Не иначе, снизил порог чувствительности, чтобы я его из виду не потеряла.

— Пришёл для дело, говори дело, — отвечаю, откидываясь на спинку стула и занимаясь мороженым. Не ждать же в угоду этому Найро, пока оно окончательно растает.

Но его такими шуточками не обманешь. Смотрит, как сверлит. Хотя голос далёк от жёсткого:

— Помогите нам. Пожалуйста.

Чуть не выворачиваю еду на колени. Ч-что?.. Приходят талы к далекам: «На помощь, братцы-скариане!» Заикой же останусь. Или… Или он не знает? Но ведь он должен быть как-то связан с Древними, ведь они тут успели засветиться. И вряд ли они в неведении, кто мы есть, если успели нами заинтересоваться. От слишком большого количества вариантов голова идёт кругом, а тут ещё эта певичка взвывает с эстрады таким ультразвуком, что уши закладывает. Мать моя радиация, отец мой трансгенез, я ж так помру. Того гляди старая любимая тахикардия прорежется.

— Что мы можем помочь? Кочевники не вмешиваются.

Он прикладывается к своему бокалу. Между прочим, отнюдь не минералка, а вино. В деталях я уже не разбираюсь, чтобы точно понять, что он там хлещет.

— Насколько грубым будет сказать, что ты лжёшь? — сделав глоток, отвечает Найро.

— Грубо, — позволяю себе лёгкую усмешку и снова отправляю в рот полную ложку мороженого. Шарик, от которого я отколупнула, отчётливо пахнет мандаринами.

— И всё же, кочевники лгут о своём невмешательстве.

— Ценю прямоту, продолжай.

— Во-первых, ваша так называемая оплата за ресурс. Будет энергетический кризис и очень много проблем для всего Союза Галактик.

— Умный умеет умно вводить новый ресурс, — парирую я всё с той же улыбочкой. Этот тал начинает мне нравиться всё больше и больше. Какая непередаваемая разница в интеллекте между ним и посланником Тагеном!

— Во-вторых, — продолжает он, словно пропустив мои слова мимо ушей, — если подсчитать количество тонко спровоцированных вами ссор между цивилизациями в Ассамблее, а их уже более шести, тема невмешательства превращается в фарс.

— Доказательства?

— Если они есть, то резонно предъявить их не тебе, а средствам массовой информации.

— Ты угрожаешь? — какое наслаждение я испытываю, роняя эту фразу. Меня пытается шантажировать тал, и я даже понятия не имею, знает ли он, кто я на самом деле, и рискует дразнить свою смерть, или просто блефует, но какой кайф от подобной неопределённости можно получать! Наконец-то движуха в этом затхлом посольском болоте!

— Нет, — Найро ставит вино на стол. — Ваша цель — явная дестабилизация ситуации в Союзе, а ненужный ресурс — всего лишь дурацкое прикрытие. Наша цель такая же, дестабилизация альянса и развал Ассамблеи. Возможно, вы планируете войну, но любая война — это шаг вперёд по сравнению с загнивающей цивилизацией, застрявшей в мёртвой точке.

— Эволюция и революция, — я отправляю в рот полную ложку, на этот раз отдающую ни больше ни меньше чем родной луумой, только страшно разбавленной. Ну да, от её сладкого сока у любого живого существа, кроме далека, рот склеит. — Говори дальше.

А сама мысленно отстукиваю: «Альфа. Срочно, поиск по базам данных. Тал, имя — Найро, возможно, военный. Лови внешность. Скорее всего, он в розыске. Нужна вся информация, которую сможешь найти».

Почти сразу приходит ответ:

«Особо опасный преступник с Нового Давиуса. Там недавно едва не удался переворот. Главного организатора положили, а этот его помощник улизнул и скрылся в неизвестном направлении».

«Не в неизвестном. Я сейчас с ним разговариваю. Подготовь мне полную выжимку по его делу, надо же чем-то его крыть».

А-ах, какая прелесть! Знаю Альфу, не пройдёт и пары рэлов, как он скинет мне отчёт по этому талу. Безмерно радует, что я не вляпалась в изощрённую проверку кочевников на правдивость намерений, а то ведь и такой вариант у меня был. Значит, помощник? Что-то по глазам и по манерам не похож он на помощника, больше тянет на вовремя слинявшего серого кардинала. Доктор упоминал, что за переворотом стояли Шакри, значит, Найро с ними связан, что подтверждается и состоянием Фратшаха в библиотеке. Всё интереснее и интереснее! Политическая интрига, политическая интрига, уймите кто-нибудь чесотку в ложноручках влезть туда по самый фоторецептор! А то секта антимилитаристов уже была, как же не уравновесить её милитаристами?

Ладно, темнить — не наш стиль, наш стиль — таран, вот и буду действовать прямо.

— Хорошо, — говорю. — Хочу знать, насколько ты сотрудничаешь, можешь или нет работать вместе. Ты есть связан с Шакри, сам дал понять. Вот расскажи, зачем Древние здесь, зачем дестабилизация для них. У всех есть цель, я не верю Древним, хочу знать, прежде чем продолжать разговор.

О, под фиолетовым незнакомым плодом вижу последнюю пропущенную клубничину! Можно помакать её в подтаявшее мороженое и пооблизывать… Гм, чего этот Найро на меня так смотрит? Да ещё прочистил горло, прежде чем продолжать. Наверное, не ожидал, что я его с порога припру к стенке насчёт Шакри.

— Тебя надо было заинтересовать, а они знают, что вы их видите, и наблюдают за вами, как и вы за ними, — что ж, это было предсказуемо. — Поэтому я попросил их помочь.

— Не есть ответ на вопрос, — отрезаю.

Найро вымученно улыбается.

— Раз вы знаете слово «Шакри», то и всё остальное должны знать.

— Быть может, я хочу сверять данные? — надоело пытать клубнику, сколько ж можно дразнить себя вкусным запахом. Хряпаю ягоду и снова берусь за ложку.

— Они хроноворы, — неохотно говорит блондос в ответ. Объяснил, называется.

— И?

— Им нужен тот, кто сможет направить их в правильную дату.

— Какую?

— Они называют её «талли».

Надоело выжимать из него каждую каплю, просто выжидательно гляжу в ответ. Очень надеюсь, что мой взгляд сейчас не менее режущий, чем у него. Жаль, не владею императорским «рентгеном», не помешал бы.

— На их языке, это что-то вроде Армагеддона. Им нужен темпоральный кризис, чтобы не умереть от голода — разрыв, открытый рифт, коллапс…

— …День Сумерек? — медовым голоском спрашиваю я.

Найро вздрагивает. Похоже, я нечаянно попала в цель. Та-ак. А теперь кое-что проясняется. Не далее как сегодня я вместе с ребятами копалась в библиотеке. Вызвать созданную базу данных, поиск статьи «хроноворы». Ага, темпоральные жруны, в смысле, энергетическая форма жизни, питающаяся самим временем. Главный среди племени — некто Хронос, отсюда пошёл земной миф о боге времени. Если эти детки запределья нацелились на День Сумерек, то там должен стрястись какой-то темпоральный катаклизм, что-то где-то треснет. А если, например, расширить эту трещину? Получится зияющая рана, с которой можно жрать и жрать. Ах, гады!..

— Если кочевники всё знают, то зачем же спрашивать? — тал снова тянется за своим бокалом.

— Это есть проверка на ложь, — говорю. Блондос, знал бы ты, как мне помог!..

…Знал бы, кому помог.

— Так я могу рассчитывать на помощь кочевников?

Пристально на него гляжу, возюкая ложкой в остатках мороженого.

— Не знаю, они тебе, верно, много обещали. Древние не держат слово. Выполняют иначе, чем ты хочешь, — говорю. — Достигнут «талли» — разрушение время пойдёт во все стороны, не только вперёд, но назад тоже. Время не бывает линейное, будет как круги на воде. Тебя затронет, твои люди пострадают. Мы живём рядом с ними, знаем подлость. Зря связался.

Сизые глаза собеседника резко принимают цвет стали и сужаются. Похоже, он довольно серьёзно отнёсся к моему предупреждению: наверное, сам не слишком доверяет союзничкам. Какой умный тал! Именно такого мне в общем компоте Ассамблеи и не хватало. Но недостаточно умный, чтобы понять, с кем пытается связаться сейчас.

Продолжаю:

— Теперь я мало не понимаю, зачем ты хочешь дисбаланс. Ваша система, как это есть, естественно эволюционирует, прогресс не остановлен. Эволюция всегда медленно, но революция — всегда шаг назад.

Найро морщится:

— Во-первых, прогресс давно остановлен. Если интересует, поделюсь выкладками, — я киваю. — Во-вторых, есть эволюция и эволюция. Одно дело, естественная эволюция. А другое дело, искусственно поддерживаемое равновесие, в том числе и методами гипнотического принуждения.

Опа! Мы что-то упустили. Мы этого не знали. Необходимо срочно прояснить вопрос!

— То есть?

— Видишь ли, посол Никто из государства Нигде, во Вселенной есть вещи, которые просто замалчиваются. О них не то чтобы нельзя или неприлично говорить, о них просто не говорят, ни в средствах массовой информации, ни на конференциях, ни в общественном транспорте, ни дома на кухне, а только про себя, внимательно оглядевшись по сторонам, чтобы никто не догадался — а то вдруг будешь выглядеть дураком. И одна из таких вещей — роль Нового Давиуса в текущей политической обстановке.

Парень, да ты предатель. Таких расстреливают. Но я сижу, навострив уши и борясь с желанием прикончить тебя прямо здесь и сейчас — всё равно ты преступник, которого не хватятся.

Найро продолжает:

— Этот мальчишка из посольства рассказывал тебе о религии миротворчества?

— Нет, но кочевники умеют читать, — улыбаюсь в ответ. Всё, мороженке каюк, придётся занимать рот фруктами, чтобы нечаянно не вылизать вазочку. Обожрусь и лопну мимо сварного шва. — Это есть основная религия галактики Антарес, пришла с Нового Давиуса. Там зародилась много давно, как психологическая компенсация после пережития тотальной войны. Основы рождены от влияние Повелителя Времени по прозвищу Доктор, но главные постулаты и настоящее развитие РМ имеет только после конца темпоральная война. Эта женщина так визжит, есть устройство заглушить?

Окончание моей тирады расчётно выбивает собеседника из гамачка, он даже вылупляет глаза и автоматически переводит взгляд на эстраду. А заодно уже не задумается, почему я так хорошо осведомлена. Хотя не очень-то и хорошо, судя по ситуации. В силу менталитета мы не придали значения религии миротворчества. И похоже, зря её недооценили. Это не просто «ребята, давайте жить дружно», это что-то очень серьёзное. Выходит, не случайно Шакри нацелились на Новый Давиус.

— Боюсь, с заглушкой проблемы, — сообщает тал в ответ.

— Режет уши, другой слуховой порог, бьёт ультразвук, — морщусь я. На самом деле, не всё так плохо, но лучше я изображу слив очередного якобы слабого места. Всё равно не понимаю, как можно восхищаться этим визгом металертовой болгарки по поликарбиду, так хоть не буду мучиться, пытаясь удерживать лицо во время самых заковыристых рулад.

— Что ж, révénons à nos moutons.

— Что?..

Ага, с земными идиомами он знаком плохо, иностранные языки тоже не самое сильное место.

— Как это есть, «вернёмся к нашим баранам». Нам давали литература галактики, нашла выражение, понравилось. Так чем, вы думаете, страшна религия ваш народ?

— Самим фактом миротворчества и наличия «абсолютных миротворцев».

— Абсолют не бывает, — ложное утверждение, ведь существуем же абсолютно идеальные мы. Но вряд ли у этого блондоса в кармане прикопан детектор лжи, настроенный на далека. — Я читала, так называются последователи культа мира.

— Не все, лишь те, кто генетически подредактирован. Вы знали об этом?

— Нет, но почему это есть важно?

— Биосфера планеты, с которой мы вышли, имела зачатки психокинеза. В том числе это отпечаталось и на разумных видах. Процент крошечный, совершенно незначительный, едва ли заметно превышающий возможности тех же землян, однако рост мощности мозга у некоторых видов спровоцировал и развитие экстрасенсорных способностей. Далеки — кажется, вы называете их смертоносцами — первыми взялись за стимуляцию психокинетических зон ЦНС, применяя для этого аппаратуру. Талы в этом отношении долго отставали, но Великая Война Времени простимулировала и нас. Только мы выбрали путь генной модификации.

Гады белобрысые. Всегда они были сильнее каледов в биологии и медицине, и нас тоже порой обскакать успевали. Нам-то в наследство достались всё больше физика и математика, и мышление тоже такое, в сторону точных наук. А у них — в сторону естественных. Пока мы корячились с междумирьем, они тут себя в сторону экстрасенсорики подредактировали. Ох, как всё это будет интересно Императору!..

— Я мыслю, получается ходящий генератор умиротворения, так?

— «Генераторы умиротворения» — точнее не скажешь, — хмыкает Найро. — Их вызывают в качестве третьего лица в случае любого политического обострения, и они интуитивно находят подходящий путь для разрешения конфликта мирным путём. А если слов недостаточно, то в ход идёт внушение. Причём всё это — совершенно не задумываясь, как будто так и надо. И ваш приятель, между прочим, — из клана потомственных миротворцев, иначе с чего в посольстве стали бы терпеть подобного недоумка, — ах, так вот где магнедоны покопались, а я-то всё мозг ломала, как он в послы попал и почему первым знакомиться полез! А ему, оказывается, шестое чувство подсказало, где ждать агрессию. — Единственный промах, который мог бы случиться, это стычка с устойчивой к внушению расой. Зедени — одно из подобных редких исключений, они состоят в Ассамблее только из-за выгоды, а не под влиянием идей всеобщего блага и равных возможностей. Кочевники, похоже, тоже невосприимчивы, поэтому я и решился заговорить с тобой.

— Ты считаешь, как это, узда миротворчества сдерживает прогрессы?

— Узда.. Кандалы! Союз Галактик уже в стазисе. Ещё немного, и мир начнёт гнить.

Ка-акие знакомые проблемы! Но тут уже, извините, как в любом биоценозе — кто кого первым съел, тот и выжил. Империя лучше посидит в тенёчке и подёргает за верёвочки, наблюдая и управляя. Стрельба — последнее дело, особенно там, где есть мощные альянсы, а вот закулисные манипуляции — это для нас сейчас идеальный вариант. Своротить или хотя бы ослабить старую систему и заложить основы своей, в которой уже в любой момент можно выбить краеугольный кирпич и всё обрушить — вот к чему следует стремиться. Насколько помню, рехнувшаяся версия Императора тоже что-то такое отжигала на Сол-3, только в несравненно меньших масштабах.

Так, отчёт Альфы по военному перевороту на Новом Давиусе уже в базе данных, и надо бы ещё одну штуку сделать, прежде чем высказать всё, что я думаю по поводу этого Найро и его слов.

«Гамма, техническая задача. Есть фильтр восприятия неизвестной конструкции. Нашу аппаратуру можно как-то настроить, чтобы его обойти?»

«Попробуй прицел, частоты с пятьдесят второй по пятьдесят четвёртую, с шагом в одну десятую», — незамедлительно отзывается серв. Как полезно иметь в хозяйстве спеца по точной аппаратуре! Тут же начинаю перещёлкивать линзу на левом глазу, на правом оставляю как есть, на случай появления Шакри в поле зрения. Ага, на частоте 53,3 вокруг собеседника вспыхивает привлекающий внимание синий ореол, стоит лишь бросить в его сторону взгляд, и никаким отводом глаз это уже не заглушить. Попался!..

— Я поняла твоя точка зрения. Хочу, чтобы ты выслушал моя, — со смаком надрываю зубами кожуру с последнего плода и, очищая его, начинаю отчитывать собеседника, как напортачившего юнца с конвейера. — Во-первое. Ваша организация получила сильное поражение и встала на край развала, поэтому ты решился привлекать сильного, как подумал, союзника, способного альтернативить Шакри, которые не доверяешь. Во-второе, ты легко принимаешь желательное за действительное. Наша цель названа чётко, и она есть такая. Мы действительно хотим квазар в протогалактика, имеем возможность сделать, и нам действительно нужны чёрные дыры. Это не есть выдуманное, это есть реальность. Во-третье, твои компроматные… то есть компрометирующие материалы не могут ничего доказать. Возможно, мы плохо выбираем слово в беседах, но это малое знание языка, традиции, могли быть ошибки, отсюда конфликты, которых не хотели. Принесём публичное извинение, если мало, дадим виру. Докажи, что неправда. Во-четвёртое, ты есть разыскиваемый преступник, которого я могу ловить прямо сейчас. Твой фильтр не есть уже полезен, я сломаю его раньше, чем используешь маскировка, — уточнять, что я его вообще теперь вижу, не хочу. Зачем так бездарно сливаться? — Физически тебя превосхожу, не уйдёшь. А во-пятое, ты из неудавшихся миротворцев, имеешь частичный внушательный навык, обычно использующий на окружающие для подчинения, и пытаешь применить на меня. Такое карается смертью, если обычно, я ведь советник вождя. Так что мне мешает сделать всё это? Аргументируй.

Он даже бровью не ведёт. Чем дальше, тем больше этот тал будит во мне любопытство. Если перебрать всё, что мне известно о блондосах, то он больше всего похож не на своих современников, а на далёких предков, месившихся с каледами в Тысячелетнюю войну. Настоящий полководец из прошлого, неудивительно, что за ним тянутся люди. Это отличный лидер, трезвый, спокойный, поставивший себе цель и её поступательно воплощающий. Даже жалко, что тал.

— Тебе интересно, — коротко отвечает Найро. — Ты любопытная, и тебе интересно.

В точку. Вот такого морального пенделя от мерзавца-блондоса я точно не ожидала.

Выжимаю из себя улыбку, разламывая фрукт на отдельные зелёно-лиловые дольки с крупными коричневыми костяшками:

— Ты сильно постарался интересовать, такую модель маскированной диктатуры ещё не встречали. Так скажу — не имею полномочий одна принимать решения высокий уровень. Надо говорить со старшими, с вождём. Давай свои файлы, дам им, чтобы обдумать. Не считай, что непременно поможем. Самое много, скажем, где слабое место вашей система, как по нему ударить, чтобы ушло с мёртвая точка, и то, считай, повезло. Наши люди не вмешаются, как это, кадры не дадим точно-точно. На.

И протягиваю ему одну дольку. Служить, огрончик. Как я люблю, когда мои враги своими руками делают для меня грязную и чёрную работу!

Пока тал берёт угощение и раздумывает, съесть или побрезговать, задаю ещё один животрепещущий вопрос.

— Шакри сказали тебе, кто мы есть?

— Только то, что вы — с мёртвой планеты.

— Мы выясняли вопрос с посланником, — усмехаюсь. — Название «Пири-эск-Дал» говорит тебе?

— Что-то такое со Скаро, но я не изучал древнюю историю в деталях, — он разламывает дольку на несколько кусков и один всё-таки кидает в рот.

— Зря, — отвечаю, вытаскивая косточки, чтобы потом слопать всё без помех. — Мы есть тоже со Скаро. Малый народ, убежали во время войны. Не умели на звёзды, но имели у себя естественный разлом в междумирье. Так что соседи вашим.

С губ Найро внезапно срывается очень короткое и очень грубое слово на талианском, характеризующее процесс размножения у примитивов, потом он, чуть смутившись, добавляет:

— Так вот почему на вас гипноз не действует.

Да не поэтому, планктон. Куда вашим плоским мозгам до мозга далека…

— Ещё вопрос. Доктор. Не может быть, чтобы он не знает об истинная ситуация.

— Этот шарлатан? Брось, какой он Доктор. Настоящий Доктор должен был помереть за эти два миллиона лет, если он вообще не миф.

О, какой недоверчивый планктон попался! И в наши цели не верит, и в Доктора. Может, он и в далеков не верит?

— Путешественник по времени может быть и через десять миллионов лет. Технически выполнимо. Повелители Времени умеют много менять лицо, внешность не играет роли. Нет противоречий, не вижу, почему это может быть не Доктор.

— Не верю я в него, — отвечает тал. — Всеспаситель мира, как же. Легенды почитаешь, так ему любой нимб должен жать, а этот рыжий кто? Типичный враль и проходимец с большой космической трассы.

А ты думал… Правило номер один, «Доктор врёт». Но зачем озвучивать? Не веришь, так и не верь, мне же проще. Ладно, ради шутки уточню:

— В смертоносцев тоже есть не веришь?

— Ну, что-то такое было, с кем-то ведь Галлифрей воевал, — он прикладывается к бокалу. — Но явно не то, что изображают в летописях. Не верю я, что самая опасная раса во Вселенной могла выглядеть, как бронепомойка с моторчиком, миксером и вантузом. Это же нерационально! Мозгощупальцы, которые в это ведро якобы были запакованы, и то более реалистично смотрятся.

Чуть не давлюсь фруктом. Поинтересовалась, варги-палки, на свою голову. «Мозгощупальцы»!.. Ну ладно же, включим даледианское чувство юмора и сделаем вид, что нас не задело.

— Если попадёшь к нам, чтобы в гости, покажу тебе это «ведро» по-настояще. А то много скепсис иногда вредит, — отвечаю.

— Никогда не вредит, — отзывается он с еле заметной насмешкой.

Во мразь!.. Но чем дальше, тем с ним любопытнее. Я нашла себе объект для изучения и развлечения, а то с Карлом Шварцвальдом как-то не удалось сцепиться.

С трудом впихиваю в себя последнюю дольку. Уф, обожратушки.

— Доктор он или нет, но он остановил ваша революция. Он трудный, чтобы прогнозировать, и он Повелитель Времени. Я должна расспросить его, знать его позиция относительно твой вопрос. Будет спрашивать, откуда знаю, ему лгать сложно. Лучше улетай с эта планета. Давай носитель информация, я дам устройство для связь, честный обмен, как это по-вашему, бартер. Вождь обдумает, скажет, я передам ответ.

— Я против того, чтобы ты говорила на эту тему с рыжим, — хмуро отзывается тал.

— Твой ствол, — отвечаю, глядя прямо в сизые глаза Найро. — Который есть под столом, в левая рука и снятый с предохранителя. Альфа-мезонный бронебойник пятьдесят восьмого поколения. Не пробьёт моя защита, даже если полная мощность. Рот мне не заткнёшь.

— Ка-акая зоркая, — он явно убирает пистолет в карман свободной ветровки.

Дёргаю плечом, пусть понимает, как знает.

— Если ты хочешь стронуть мир с мёртвая точка, ты или делаешь сам, или доверяешь союзник. Ты сказал. Я буду действовать, как считаю надо. Твоя безопасность — не мои дела, уже сказала, лучше ты улетай. Хочешь рисковать — уже твоя проблема. Космопол тебя будет искать, когда талы поймут, ты здесь. Проверят рейсы между Новый Давиус — Зосма 9, вычислят твой очень здоровый друг, найдут след гипноза в мозге, ты попадёшься.

— А к чёрту. Надоело бегать. Если надо душу лунным демонам продать, чтобы закончить дело…

— Уже продал, — отвечаю.

— Ты про Шакри, что ли?

Если бы. Но я только неопределённо улыбаюсь в ответ и кладу перед ним на стол мини-передатчик. Вообще, это мой фильтровый усилок для связи с кораблём, но я слегка его перенастроила, зафиксировав на одной-единственной волне и отключив возможность переналадки для всех, кроме далеков и прототипов.

— Вот. Не пытайся разбирать, саморазрушится, — честно предупреждаю Найро. — Он настроен так, что я услышу и сама его активирую для разговор. Дистанция не важная, достанет везде.

— Потому что сигнал идёт через «нигде»? — насмешливо интересуется тал, ответно выкладывая на стол микрокристалл с обещанными данными.

— Много умный никогда не состарится, — так же насмешливо отзываюсь я. Будем считать, что этим я его предупредила о последствиях заранее, на весь период наших будущих отношений.

Потому что предателей в живых мы никогда не оставляем.

Простая математика отношений — кто предал один раз, предаст и дважды.

Комментарий к Сцена четырнадцатая. Ну, как-то так. Извините за кривотень, за онемежность и всё такое, фанфикер калякает как умеет.

http://cs628825.vk.me/v628825424/8cbe/Zn2j2oOq1Rw.jpg

====== Сцена пятнадцатая. ======

Остаток вечера я провела довольно приятно, если не считать окружающей меня кунсткамеры примитивных форм жизни, само существование которых безмерно раздражает. Слегка переварив сожранное (самой было интересно, куда столько влезло) и отдохнув слуховыми рецепторами после глизенских визгов, я заставила вернувшегося Фратшаха придумывать мне развлечения. Нужно было, конечно, уйти сразу после разговора с талом, но я сейчас вынуждена вести себя не по своим правилам, а в соответствии с окружающей реальностью, вот и пришлось проявить так называемую вежливость. Развлечение мне нашли вполне пристойное, называется «бильярд». Различные игры — в карты, малдоварианские дощечки и прочую чушь — слишком скучны, в них нет ничего непредсказуемого. Даже случайные числа можно просчитать с большим процентом вероятности, внимательно понаблюдав за основанной на них игрой. А в шарикогонянии по столу всё зависит не столько от памяти и умения прогнозировать обстановку, сколько от точного глазомера и от верной руки. Чуть сильнее или слабее ударишь, и уже не тот результат. Чуть скосорезишь, тоже чушь получается. А ещё сложнее оказалось мягко регулировать собственную физическую силу. Пока пристрелялась, сломала кий, разбила биток и дважды забила шар не в лузу, а в противоположную стенку, чем врезала господам офицерам в самый мозг, не способный совместить мою внешность и тактико-технические характеристики физической оболочки. В итоге более-менее поняла, как вести удар — в правилах-то нет ничего сложного, — и заработала у Фратшаха пяток шоколадок за успешное усвоение материала. На деньги мы, естественно, не играли — их, по «легенде», кочевники не знают, у них всё баш на баш. В общем, превратили игру в комедию и развлекуху для окружающих.

Найро какое-то время посидел за нашим столиком, допивая свою гадость, но потом тихо ушёл. Маячок показал, что он покрутился на улице рядом с клубом, но всё же через два с половиной скарэла убрался в сторону космодрома. Возможно, раздумывал, не стоит ли быстренько поменять решение и найти способ тихо убрать меня без стрельбы, но потом всё же рискнул довериться. Плохи, видать, дела у его банды. Даже поручить переговоры некому, приходится всё делать лично. А это нехорошо. Новый Давиус, Шакри, Доктор — всё завязывается в единый узел, который нам предстоит разрубить с пользой для себя. Удачно мы влезли в эту историю, очень удачно. Грех не воспользоваться. Императора наверняка обрадует сегодняшний улов информации. Во всяком случае, я из брони вон вылезла, чтобы доказать свою полезность, даже без трупов обошлась. И кстати, надо бы продолжить тему превозмогания и штамповать далеканиум, пока не отструктурировался. Ведь правителю будет куда интереснее получить информацию с обеих сторон баррикад — и от Найро, и от Доктора. Мне спать особо не нужно, Хищнику тоже. Значит, не разбужу. Осталось лишь разыскать этого бродягу, совсем мелочь для далеков, ведь правда?

«Альфа, определи место постоянной дислокации Тагена. Бета, Гамма, к утру подготовьте оборудование для трансляции большого массива данных. Дельта, на тебе завтрашнее расписание со всеми маршрутами… и веди себя прилично, получишь шоколадку. А я отправляюсь на переговоры с Доктором».

«Ты с ума сошла?! — вдруг взрывается Альфа. — Опять всё в одиночку делаешь!»

Придётся жёстко отрезать.

«Без вариантов. Менталитет низших — я для них глава посольства, а значит, все дела они хотят вести через меня, а не через вас. Этот Найро сдал нам Новый Давиус. Он, конечно, никогда до конца не поймёт, что натворил, но выданная им информация весьма пригодится Империи. Теперь я должна внести в неё кое-какие поправки и понять роль Хищника в текущей ситуации. Без этого отчёт в Центр будет неполным. Отставить возражения, выполнять приказ. Мне нужен Таген, он знает, где его сестра, а значит, и ТАРДИС с Доктором. Вернусь — все получите по шоколадке за хорошее поведение».

«Что именно он тебе рассказал?» — уточняет Альфа чуть спокойнее.

Резво перебираю воспоминания о беседе с талом и признаю, что там нет ничего такого, что не могут знать мои подчинённые.

«Ловите», — сбрасываю им весь разговор. Пусть понаслаждаются темой мозгощупалец в бронепомойках. Главное, потом их к талам сутки не подпускать на выстрел, во избежание неприятных инцидентов, особенно нашу скорую на расправу Дельту, которая хоть и подчиняется приказу, но до сих пор не понимает, почему нельзя просто взять и пристрелить всё, что шевелится в поле зрения.

«Держи нас в курсе», — надуто буркает Альфа, явно усаживаясь за стратегический анализ записи разговора. Теперь будет считать, что зря я не взяла его с собой и что ему совершенно необходимо было присутствовать в клубе во время переговоров с Найро. В общем, я согласна, что он бы там не помешал, но что поделаешь, если его не пригласили.

В районе смены суток мы с капитаном наконец вываливаемся на улицу. Базиль по моему звонку подал машину к самому входу, так что в соответствии с правилами поведения низших мне остаётся лишь вежливо поблагодарить Фратшаха за вечер и занять место на заднем сиденье, бросив рядом пригоршню шоколада. Сама чувствую себя наетой до такой степени, что даже не могу глядеть на сладкие плитки. Так обжиралась я только на Сол-3, где Скворцовы не жалели для инопланетной гостьи яблочного повидла и сгущёнки. Смесь один к одному, по питательности исключительно приближена к рациону Чёрных далеков из моего родного времени, и в неограниченных количествах. Если нам всё удастся с восстановлением Скаро, надо будет обдумать тему интродукции яблонь. Клубника слишком непродуктивна, для неё надо слишком много места при слишком малой отдаче, а вот правильно сформированная и ухоженная яблоня может давать очень много с очень малой площади. Правда, кислотные дожди… Хотя, если генетически подредактировать земное растение и придать листьям толстый восковой налёт или густое опушение, чтобы скатывались осадки… Нет, почва тоже слишком кислая. Хотя, если подумать, она схожа по кислотности с болотистыми торфяниками Сол-3, а они отнюдь не лысые. Да и на Скаро многие растения приспособились по той же модели — или симбиоз с грибами, или хищничество. М-да, волосатая плотоядная яблоня, и вся в грибах. Ну ты как отожжёшь, девушка... Не твоё вообще это дело — интродукция инопланетных растений, занимайся политикой.

Сколько всего успеваешь обдумать и обсовещать за короткий промежуток времени, пока Фратшах закрывает за тобой дверцу машины, а водитель-бодигард поднимает её над проезжей частью, разогревая антиграв.

— В гостиницу, мэм?

— Нет. Мне нужно найти Доктор, — и, только брякнув, понимаю, как это прозвучало. Не успеваю поправиться, как этот Базиль синеет с лица, а его хемилюминисцентные пятна вокруг глаз наливаются зеленью:

— Вам нужен врач?!

— Мне нужно человек по прозвищу Доктор, врач не нужно, — разъясняю. — Пятый район, шестьдесят второй квартал, дом номер двадцать один. Мыслю, он там…

Водитель странно на меня смотрит в зеркало заднего обзора, мол, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, беспокойная пассажирка, но всё же направляет машину не по обратному маршруту, а в холмы. Откидываюсь на сиденье и, прикрыв глаза, пытаюсь отдохнуть, сбросить напряжение после клуба.

«Альфа, ещё задание. Проверь личное дело отправленного со мной бодигарда, ты его видел. Хочу знать, кто получит свежие подробности о кочевниках, когда мы вернёмся в комплекс».

Через рэл падает ответ:

«Личное дело у него чистое. Но взятку или шантаж там никто не станет отмечать».

Ну ладно, считаем, у меня зашкал паранойи. «Жука» на меня никто не цеплял, я бы почувствовала сигнал. А даже если бы не почувствовала сама, его бы засекла моя электроника. Вот наш разговор с Найро наверняка шёл под запись, чтобы в случае чего меня пошантажировать, и этого стоило бы опасаться, но поскольку мы договорились, он пока не станет использовать компромат. А водитель сможет только доложить, что сначала отвёз меня куда надо, а потом, среди ночи, к дому посланника Тагена. В крайнем случае слива информации местные подумают совершенно не то, и это не может не вызывать ментальную улыбку. Тал и далек, ха. Тут стоит ожидать только пальбы и выноса тел, а не плохо скрываемого романа посла с миротворцем. Плевать на слухи. Даже если пойдут — только на руку. Чем больше низшие обнаруживают во мне понятных им черт, тем проще им морочить головы.

— Мы прибыли, мэм.

Как, уже? Открываю глаза. Хорошо сбросила напряжение, даже задремала. Может, теперь запаса терпения хватит и на общение с компанией Хищника.

Выглядываю из машины. Ага, в окнах второго этажа есть какое-то движение, значит, не спят. Замечательно, не буду любоваться на взъерошенного тала в сонной полунесознанке и пытаться до него донести то, что мне нужно.

А вон и моя головная боль. ТАРДИС торчит на террасе-балконе над входом, ничем не скрытая. Враг далеков здесь, и опять придётся принимать решение, не пора ли с ним посоюзничать. Доктор не так прост, как кажется. Он может прикидываться рубахой-парнем, а на самом деле иметь тайные планы даже насчёт своих драгоценных спутников. Такая компаньонка, как Луони — это де-факто открытая дверь к миротворцам. Если религия миротворчества действительно давит прогресс в Местной Группе, если это действительно скрытая форма диктатуры — диктатуры комфорта и неизменности, — Хищник гарантированно влезет в разборку, уж я-то его знаю. Другое дело, что в подобной ситуации он постарается действовать максимально мягко, всё исправить без нажима, в течение нескольких поколений. Очень на него похоже, особенно учитывая, что вина за возникновение РМ — целиком на его атавизме по имени совесть. А ещё Хищник — сторонник эволюции, в отличие от революционера Найро. Цели одни и те же, методы разные. А Империи всего лишь надо их обоих грамотно использовать. Эволюция, революция… Биоценоз, ребята!

Базиль открывает для меня дверцу. Выхожу, оставив вкусняшки на сиденье.

— Доктор есть здесь, — говорю, не отрывая взгляда от ТАРДИС. Почему-то опять страшно тянет сунуть в неё фоторецептор, хоть на миг взглянуть, на что теперь похож интерьер, ну и просто засвидетельствовать своё почтение. Вот только спалюсь же сразу, уж ТАРДИС-то меня стопроцентно опознает и найдёт способ предупредить своего хозяина, что враг рядом.

Базиль выжидающе на меня смотрит. Краем глаза я это вижу, но оторвать взгляд от синей будки не в состоянии, тянет, как магнитом. Поэтому распоряжаюсь не глядя:

— Я могу тут долго говорить. Здесь знакомые, всё в порядке, они помогут вернуть в гостиницу, — всё так же не оборачиваясь показываю большим пальцем через плечо назад, где остались шоколадки. — Нельзя ли занести вот это к нам? Я предупрежу.

— Н-но меня отправили для охраны…

Я резко поворачиваюсь на него:

— Не пререкаться! — проклятье, сорвалась. Это всё от близости Хищника — опять нервничаю, да ещё эта плесень рискует возражать. Пристрелить бы, но обстоятельства требуют смягчить тон. Стискиваю нервы в комок. — Прошу прощения. Но, как я сказала, разговор будет долгим, а тебе нужен отдых. Всё беру на себя. Благодарю за помощь.

Интонации-то я смягчила, а вот выражение лица, похоже, не очень, раз бодигард даже отступил на полшага. Ничего не могу с собой поделать, натура лезет, даже воли на лишнюю улыбку нет — надо её приберечь для тех, ко сидит в доме и ещё не подозревает, что на пороге стоит поздний визитёр с неприятным разговором.

Больше не оборачиваясь на сопровождающего, иду ко входу. Неплохо устроился господин посланник, это вам не подмосковная дача с вечнозелёными помидорами и облезлым штакетником. На самом деле, тут вообще никакого забора нет, только для приличия насажено что-то между тротуаром и газоном, такое низкое, что даже снайпер не спрячется.

Ещё на подходе к входной двери определяю, что тут предположительно служит звонком, и прикладываю ладонь к сигнальной пластине, мысленно прикидывая, что сказать. По логике, кто-то должен следить за домом и газоном, и вряд ли посланник сам домашних роботов настраивает. Он не женат, у него на данный момент нет любовниц, сестра постоянно носится где-то с Доктором и Жозефом, да и не обязана она торчать на Зосме-9. Значит, тут есть как минимум один человек прислуги, а учитывая ранг посланника, то, возможно, и не один.

Лишь через несколько рэлов, когда я уже собираюсь позвонить повторно, немного вялый женский голос интересуется:

— Что угодно мэм?

— Известите посланника Тагена, — говорю чётко и холодно, потому что амёба по ту сторону стены не заслуживает ничего, кроме короткого очистительного выстрела, — чрезвычайный и полномочный посол кочевников Зеро хочет говорить с Доктором.

Специально называю полный титул, это подстрахует отвопросов типа «мэм, вы на часы смотрели?» и избавит от необходимости высадить дверь. Расчёт оказывается абсолютно верен — очень скоро раздаётся едва слышное кликанье замка, и меня впускают внутрь. Вот только никакой такой «амёбы» я в большой прихожей не вижу. Потом в мозгу щёлкает — автоматика. Просто разумный дом с искусственным интеллектом, выбравший модель поведения то ли экономки, то ли мамочки для инфантильного блондоса. Какая полезная вещь. Ничего не стоит хакнуть и устроить тут маленький локальный Талли. Непременно воспользуюсь идеей при необходимости чисто и не пачкая рук убрать Тагена.

Сам хозяин уже ссыпается по лестнице мне навстречу, демонстрируя полный спектр эмоций от удивления и радости до лёгкой паники, и открывает рот для приветствия, но мне как-то неохота политесы разводить, ещё в клубе надоело.

— Доктор здесь? — спрашиваю, слыша за дверью глухой звук наконец-то улетающей машины. — Он мне нужен.

— Да, — Таген кивает на лестницу и пропускает меня вперёд, впрочем, держась рядом. В глазах уже откровенная тревога. — Что-то случилось?

Бросаю на него пристальный и оценивающий взгляд, пока мы поднимаемся на второй этаж по тёмным, прикрытым молочно-белым ковром, ступеням. А ты тот ещё сюрприз, блондос. М-миротворец, варги-палки. Кто бы мог подумать.

Наверное, взгляд у меня получается не лучше, чем только что в разговоре с водителем. Во всяком случае, в синих глазах тала проскакивает что-то, смутно напоминающее испуг. На ответ не размениваюсь. Что-то я завелась. Хотя причина ясна — это перевозбуждение после разговора с Найро, жгучая жажда получить информацию, чтобы вывести оставшиеся части формулы и понять, куда бить в будущем, и, наконец, дурацкое желание отличиться перед Императором, доказать, что он не зря мне доверил ответственное задание. Последний пункт снова возвращает мне некоторый процент пошатнувшегося спокойствия. Нельзя ссориться с блондосами, мы ещё не вернули Скаро.

По мере подъёма понимаю, что наверху что-то вроде большого холла, и оттуда слышатся знакомые голоса:

— Эй, ты испортил кубок! С ума сошёл, это же старинная ручная работа! Антиквариат!

— …и, чёрт побери, серебро.

— Угу, — (чавк-чавк), — серебро вообще отличный материал против энергетических форм жизни. Вы никогда не задумывались, почему во всех легендах против нечисти и призраков применяли серебро?

— Молекулярные и энергопроводящие свойства металла. Древние — всего лишь разумные поля энергии, а серебро их рвёт, — сообщаю, потому что как раз на этом месте моя голова поднимается выше пола второго этажа, и я действительно вижу здоровенный холл, с таким же тёмным, как лестница, полом, с таким же молочно-белым ковром и неожиданно ярким салатовым гарнитуром мягкой мебели. На кресле, закинув ноги на край низкого столика с чашками и какой-то пищей, почти спиной ко мне, сидит знакомый Котелок и режет звуковой отвёрткой вертикальные щели по высокой металлической ёмкости для напитков. Вокруг россыпью валяется всякий хлам, от проводков и винтиков до ниток и салфеток.

— В точку, анимешная девочка, — из-под рыжих лохм сквозит почти отвёрнутая от меня ухмылка во весь рот. Такая знакомая. Такая ненавистная. Такая греющая сердце. Костлявая конопатая рука — обалдеть, у него и на руках пигментация, настолько он рыжий в этой регенерации! — берёт со стола блюдечко с чем-то аморфно-зелёным и плюхает внутрь повреждённого сосуда, после чего ловко втыкает туда же полусобранную из полного барахла хренотень, назначение которой даже я, далек, не могу навскидку определить. Понятно, кто-то опять мастерит на коленке Неведому-Фигню-Для-Спасения-Вселенной.

— Эй, это телиповое желе, — возмущается блондоска, хмуря золотистые брови на то, как через проплавленные в серебре дырки протягиваются изнутри наружу разноцветные проводки. — Я его, между прочим, полдня готовила!

— Ага. Это ты удачно его приготовила, — вторая порция зелёной студенистой гадости шлёпается сверху, прихлопнув электронную схему. Желе, желе… Изоляция от металла параллельно с фиксацией? Причём, если я правильно определяю пропорции, устройство равноудалено от всех стенок. Гм…

— А это была порция для моего брата! Я перестану с тобой путешествовать, если ты будешь так относиться к моему труду!

— Не перестанешь, — Доктор очаровательно улыбается компаньонке под тихое посмеивание Жозефа, крутящего в пальцах очередную сигарету, правда, незажжёную. — Сама говорила, что без меня благородная девица звереет со скуки.

Так, я сюда не их препирательства пришла выслушивать. Прохожу к столику так, чтобы оказаться напротив Хищника, и падаю на небольшой диванчик, нога на ногу, рука на подлокотник. Со взглядом ничего сейчас поделать не могу, наверное, смотрю на своего старого врага-союзника, как сквозь прицел фоторецептора.

— Доктор. Мне нужна информация о Шакри. Вся, без купюр и утаивания.

— Угу, а кому она не нужна? — мурлычет этот гад, припаивая проводки по всему корпусу в каком-то ведомом ему одному порядке и закидывая в рот коричневый кругляш с большой тарелки. Какой-то сорт печенья, не иначе. — Пряничка хочешь?

Борюсь с желанием отшвырнуть стол, чтобы обратить на себя чуть больше внимания. Хочет получить моё «пожалуйста»? Пусть сперва заработает.

— Сыта.

Похоже, что-то в моём голосе всё же побуждает Доктора оторвать глаза от проводков и посмотреть на меня. На физиономии всё та же улыбка, за щекой печенька — наверное, как раз пряник, — но в глазах ни тени смеха. Абсолютно серьёзные и пытливые, вроде бы не прожигающие, но пробирающие, как мороз. Но я привычная к этому взгляду. Я и не такое в его глазах видела, я даже почти неуправляемую ненависть к себе видела, и ничего, пережила.

— Ты конкретна, как шпала, — приласкал, варги-палки. — Что-то изменилось за то время, пока мы не виделись?

— Да, — говорю. Любопытненько, что он подразумевает под этой фразой? Аж не по себе… Стоп. Не думать об этом. Отменить перебор всех вариантов и отслеживание возможных подтекстов. Я уже выбрала стиль тарана и не стану останавливаться.

— Ты с кем-то столкнулась или что-то узнала? — он прищуривается, словно пытается высмотреть на моём лице возможный ответ. Надеюсь, сейчас оно достаточно холодно и непроницаемо, чтобы у Хищника это не получилось.

— Это не важно.

— В прошлый раз тебя вполне удовлетворили мои объяснения.

— В прошлый раз у меня было меньше данных. Хорошо, пойдём другим путём. Кто такие хроноворы?

Хищника ощутимо передёргивает.

— Знал я одного. Больше не хочу.

— Это не ответ.

— Ты допрашивать меня, что ли, пришла? — он усмехается с еле заметной ехидцей и снова утыкается в свою конструкцию. Черенком вилки. — Так дело не пойдёт, попробуй ещё раз.

Пристрелить. Но не сейчас, а когда-нибудь потом. Быстро обвожу взглядом холл-гостиную и вижу выход на крытую террасу-балкон. Согласно вычисленной планировке здания, именно там стоит ТАРДИС.

— Если ещё раз, то выйдем на балкон, поговорим с глазу на глаз.

Он снова пристально глядит на меня, кивает, ставит свою конструкцию на стол и встаёт:

— Извините, ребят, кажется, посол на нас сильно за что-то обижена. Я постараюсь всё урегулировать.

Миротворец хренов… Пкхе. Нет, лучше в свете происходящего его так не называть. Тоже поднимаюсь и иду следом за Хищником на балкон.

— Ну так, что случилось? — тихо спрашивает он, облокачиваясь на узкий парапет. Встаю рядом. Тихая улочка, не самый лучший обзор, но дома вокруг низкие, так что вид на небо неплох. Особенно когда там всего одна звезда и облака натягивает.

— Ко мне пришла чрезвычайно информационная анонимка о значении религии миротворчества для Союза Галактик. Ну, ещё пара слов о Шакри. Скажи, они целились в РМ?

— Глупый мальчишка, никак не уймётся. Как он ухитрился просунуть тебе письмо? — ворчливо, по-стариковски, отзывается Доктор.

— Понятия не имею, о ком ты, — отвечаю, хотя прекрасно понимаю. — А что касается письма, у нас уже сутки действует официальный почтовый ящик в местной информационной сети. Рассказывай.

— Так кочевники же не вмешиваются?

— Если только проблемы их не касаются, — отрезаю. — А дело повернулось так, что могут коснуться, причём самой неприятной стороной. Поэтому начинай с Шакри.

— Вот чуял я, что вежливость — не твой конёк, Зеро. Когда просят, говорят «пожалуйста».

— Ты сперва его заслужи, — отрезаю, глядя не столько на собеседника, сколько на облачный фронт, наползающий с севера. — Потому что, если сделать прямые выводы из той анонимки, ты даже своих друзей держишь рядом, чтобы использовать, а такому человеку доверять нельзя ни в чём.

На мгновение его лицо бледнеет, а глаза зеленеют от злости. Даже кулаки на парапете сжимаются до такой степени, что костяшки белеют. Потом Доктор тихо-тихо отчеканивает:

— Я никогда не использую своих друзей, как вещи, посол. А сейчас я просто пытаюсь их спасти, как бы это ни выглядело в ваших глазах.

О! Я его разозлила всерьёз, в кои-то веки! Он почти такой же злой, как когда-то в библиотеке ТАРДИС. Но именно вспышка этой злости и успокаивает меня почти полностью, даже чувствую, как расслабляются плечи. Ничего себе, оказывается, я была напряжена, когда сюда пришла!.. Старый добрый Хищник, я скучала даже по твоему гневу. Он тебе очень к лицу, между прочим.

— Допустим, — говорю. — Тогда рассказывай всё. Потому что, если в письме действительно правда, нам придётся вмешаться. А если мои соображения о РМ правильные, ты уже вмешался, и мы можем друг другу навредить, если будем действовать нескоординированно.

— Может, сначала ты расскажешь, что в письме? — щурится он. Снова на «ты». Типа, пока прощена.

— Нет, — коротко отвечаю я и замолкаю.

Он тоже молчит, вместе со мной глядя на горизонт между крышами домов. Потом снова оборачивается и изображает самую что ни на есть белозубую улыбку:

— Впрочем, что это мы. Разругались на ровном месте, когда действительно надо действовать максимально слаженно. В общем, дела у нас такие. Про Шакри я ещё на родине знал, мы с друзьями в детстве про них страшилки рассказывали друг другу по ночам. Потом один раз на Сол-3 столкнулся, в дремучие времена, больше двух миллионов лет назад по галакто. Они предприняли попытку уничтожить человечество, но нам с Пондами удалось им помешать… Это мои друзья из прошлого, — быстро добавляет он. Не стану показывать, что мне знакомы рыжая ненормальная самка, способная угрожать далеку телевизионным пультом, и молящийся на неё муженёк. — В общем, с тех пор они не всплывали. Да и мне тогда не удалось их увидеть и толком разобраться, что на самом деле они из себя представляют. У них был корабль, позволяющий искажать пространство, было семь портальных точек, через которые они завязались с Землёй, были андроиды для выполнения чёрной работы. Но никаких Древних вокруг не мелькало, а самих Шакри мы так и не увидели, только голограмму. У меня даже мелькала мысль, что их вообще на самом деле нет, а есть свихнувшийся корабельный искусственный интеллект, пытающийся заниматься контролем цивилизаций во вселенной.

— Контролем цивилизаций балуется любая достаточно старая раса, — замечаю. — Начиная со Стражей и халлдонов, заканчивая Повелителями Времени.

— Ага, только Шакри развлекаются контролем численности цивилизаций посредством уничтожения особо расплодившихся, — отвечает Хищник. — И переубедить их словесно совершенно нельзя, как почуявших деньги Сливинов или разбежавшихся на уничтожение далеков, только действием. Пришлось взорвать корабль. Правда, это не совсем намеренно вышло…

Вид у него становится одновременно мечтательный и нашкодивший, и я понимаю, там было что-то очень громкое, весёлое и со стандартным воплем «БЕЖИМ!!!» — по-другому Доктор, видимо, не умеет, да и его любимых Пондов с другого не пёрло. А за сравнение нас с бестелесными псевдоразумными полями энергии когда-нибудь дам в глаз, честное слово. Со всей на четверть биометаллической силы. И станешь ты, Доктор, одноглазым, как я в прошлом.

— Они вернулись отомстить?

— Да похоже, что нет, раз задались вопросом «Доктор кто?» — знакомо хмыкает рыжий. Я, конечно, принимаю его регенерационные трансформации как данность, но всё же ловить узнаваемые черты Повелителя Времени исключительно приятно, лишний раз убеждаешься, что не ошиблась и это действительно Приход Бури собственной персоной.

— Обратнонаправленное событие? Темпоральная петля?

— Угу, — задумчиво отзывается он. — А к чему был вопрос про хроноворов? Шакри с ними связаны?

— Проще. Шакри — хроноворы. Они и есть те Древние, которые тут крутятся. Исходя из того, кто они такие и что им нужно, они просто ищут пробоину достаточного размера, чтобы поглотить всё Время целиком или полностью забрать под себя этот ресурс. Тогда опасность грозит и кочевникам, мы не допустим подобного инцидента. У тебя есть приметы того, кого они разыскивают?

— Нет.

— И у меня нет. А они нам нужны. Если изолировать этого человека от Шакри раньше, чем они его найдут, мы их сделаем, — сама удивляюсь, как легко соскакивает с языка «изолировать» вместо «убить». Потому что я такую опасную особу в живых не оставлю.

— Найро, идио-от… — стонет Доктор.

— Подробнее? — я гляжу на него, готовясь прожечь дыру взглядом.

Хищник воровато оглядывается на гостиную. Пару рэлов думает.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

— Меня зовут Зеро, — поправляю. Хотя отлично знаю эту приговорку, меня ей Фёдор затыкал, когда я слишком наседала с расспросами. Понятно, придётся подсчитать самой. Фамильярное «Найро, идиот». Вороватый взгляд. Путешественник во времени.

— Это ты науськал разрушить РМ того человека, который меня проинформировал. Лет тридцать-пятьдесят назад. И прилетел узнать, как обстоят дела. И не ожидал, что он возьмётся за дело с такой силой и с таким подходом. А теперь пытаешься всё исправить, — тихо отчеканиваю, глядя в зелёно-карие глаза.

— А я знал, что он с Шакри для этого ухитрится связаться? — виновато отбрыкивается Хищник.

Ага, угадала. Опять думаю, пытаясь просчитать развитие событий. Альфу бы сюда…

— Предположение: он где-то с ними столкнулся и возможно, в чём-то помог, а в уплату долга попросил ответной помощи, — по крайней мере, это реалистично и очень тянет на психологию Древних, они не выносят долгов. — Соответственно, они воспользовались им для своих целей, как всегда и делают.

Доктор кисло кивает.

— Несложно догадаться. Но всё же, почему именно сейчас?

— Что, твоё знание истории говорит, что скоро в Местной Группе настанет кризис?

— Догадливая девочка-энергия… И ещё какой. А вы, между прочим, одна из предпосылок.

— А другая — ты со своим трепливым языком, — отвечаю. — Я собрала на тебя характеристику по архивам. И, зная, кому я это говорю, скажу так: мне глубоко безразличны проблемы других цивилизаций. У нас своих хватает. Нам нужен этот проклятый ресурс, и мы его выкупим. И пусть все остальные проваливают в джет.

Варги-палки. Я впервые полностью озвучиваю при Хищнике абсолютно всё, что подумала, без цензуры и выбора выражений. И вообще это делаю второй раз в жизни — первый раз был тогда, когда я пнула ИВСМ и непотребно обругала Императора.

— Спасибо за откровенность, посол. Я чего-то такого и ждал. Знаешь, даже приятно это слышать — все в мире эгоистичны, но ты хотя бы не прячешь свой здоровый эгоизм под маской вежливости или каких-нибудь абстрактных благородных целей.

Доктор снова пристально и долго на меня глядит, даже не по себе от такого.

— Дурацкое чувство, что я тебя знаю, — наконец говорит он.

Внутри что-то обрывается. Ой, мама-радиация, только не это!

— Ты никогда длинных волос не носила?

— Нет, — отвечаю. — Неудобно.

Может, перепутал?..

— Хотя это могло быть в будущем… А-а-а!!! — этот громкий вопль сопровождается тычущим в меня пальцем, да так, что я даже шарахаюсь на половину де-лера. Он что, меня узнал?! Папа-трансгенез! Спасите! Да ещё на этот крик в дверь высовывается троица из гостиницы. А рыжий продолжает орать на всю улицу:

— Я понял, кто вы и откуда я знаю ваш язык! Запретная галактика!!! Ракшасы!

— Ч-что?..

Только на этот вопрос меня и хватает. Колени слабнут, приходится по-настоящему опереться на перила, потому что ноги перестают держать. Я ждала истерического крика: «ТМД!» — а тут… Не узнал. Он не узнал, с кем-то перепутал, остальное вторично. Можно снова начинать дышать.

— Что у вас происходит? — Таген в три шага оказывается рядом с нами, почему-то ближе ко мне. Ах, вот почему — за локоть придержать. Пожалуй, я ему даже благодарна, потому что реально чуть не упала.

— К-какие… ракшасы? — слово-то какое неудобное для выговаривания.

— Демоны из древней мифологии Сол-3, — ошарашенно отвечает Хищник. — Я встречал в шестимиллиардниках одну очень странную расу, которая сидит изолированно в своей галактике, никого туда не впускает и ни с кем не общается, при попытке пересечь границу их территории — выносит каждого без разговоров, причём очень быстро и агрессивно. Поскольку их никто не видел и о них ничего неизвестно, их за глаза ракшасами зовут. Правда, они не во всех вариантах будущего мне подворачивались… Как-то на их территорию залетел аварийный лайнер с полсотней детишек на борту, и мне пришлось разруливать ситуацию. Ничего, выпустили. Наверное, единственное исключение сделали, причём во всех смыслах — даже сами показались по связи. Этими ракшасами командовала девица, страшно похожая на тебя, только волосы длинные и глаза какие-то желтоватые. Далеко от камеры стояла, да и связь была с помехами, подробнее не разглядел.

Спасибо контактным линзам.

— Возможно, просто похожа. Я не проживу так долго, — отвечаю. — И потом, ты сказал, это не во всех вариантах будущего.

Спойлеры, Доктор. Это называется «спойлеры». Значит, мы всё же перейдём на существование в новом облике? Наблюдая за сервами, я уже не уверена в правильности этого выбора… Что-то мне не по себе от нарисованной перспективы.

Э, стоп, движок. Это же информация, после которой положено или самоубиться, или затереть память. А я пока не имею права сделать ни того, ни другого. Хорошо, кладём под гриф «сверхсекретно» и не достаём при своих. Это единственное, что я сейчас могу предпринять. Императору-то, наверное, можно будет рассказать. Но вот насчёт всех остальных, даже Вечного, я уже не уверена. А про прототипов и говорить нечего, меньше знают — крепче спят.

— Прошу прощения, — встревает Таген, у которого я наконец ненавязчиво высвобождаю локоть и возобновляю некоторую дистанцию, вдавившись в перила, — что значит, изолированно и агрессивно?

Надо срочно выкручиваться, заморочить головы.

— На нас это не очень похоже, — соглашаюсь, кивнув блондосу. — Если только нас чем-то не задели или не попытались завоевать. На агрессию мы всегда отвечаем контрударом. И не тратим время на разговоры с дураками.

Про себя добавляю, что последнее — за исключением редких случаев вроде посланника. А параллельно высчитываю. Если процесс звездообразования удастся запустить, то на рождение галактики уйдёт не год и даже не тысячелетие. Миллиард, не меньше, лет — на раскачку, и минимум пять — на то, чтобы естественным путём сформировались пригодные для жизни планеты. В старину процесс многократно ускоряли посредством тараниума или ещё кое-каких читов того же уровня, позволяя сократить подготовительный период едва ли не до десятка лет, но сейчас их нет, а время работает на нас, так что проще пустить всё на относительный самотёк и вылезти из междумирья в далёком будущем, когда галактика сформируется сама собой. Благо нам безразлично, в какую дату перемещаться из независимого субъективного темпорального потока. Вот уже пять миллиардов лет и выходит. А для надёжности можно и ещё миллиардик накинуть, прежде чем перебазироваться на подготовленный плацдарм. Получается, Доктор действительно мог столкнуться с какой-то будущей версией меня. Ибо узнав его физиономию, я бы ни за что не рискнула пойти на прямую конфронтацию, особенно если Хищник взялся защищать детей. Может, мы бы его наконец и уложили, но с такими потерями, что их не окупила бы и смерть главного врага далеков. Дешевле отпустить и порекомендовать не возвращаться.

— Учитывая характер ведущих цивилизаций окрестных галактик, — замечает Доктор Тагену, — можно ожидать, что ракшасы не первыми на рожон полезли. А близко я с ними не общался, чтобы иметь реальное представление о положении дел. Меня всего лишь пару раз заносило туда, где о них слышали, причём задолго до Пандорики… Хотя вы и не знаете, что это такое, да и не важно.

Таген-то не знает, а я знаю. Раз до Пандорики, то есть солидный шанс, что ракшасов никогда и не было… то есть не будет. Стресс потихоньку отпускает. Сигаретку бы, да они все у Беты. Проклятье, неужели привыкание к табаку уже вырисовывается? Ничего себе скорость…

— Вы, кстати, насекретничались? — кажется, в голосе блондоса сквозит нечто похожее на обиду. Внимательно гляжу на него. Надо чем-то задобрить тала, а то ещё решит, что кочевники неадекватны, и начнёт мешать осуществлению наших планов.

— Извини за такое позднее вторжение и вызывающее поведение. Просто… обстоятельства действительно едва не изменились.

— Я бы сказал, что они очень серьёзно изменились, — хмыкает Хищник.

Лучом ему по мозгам!.. Выразительно гляжу в ответ, мол, заткнись.

— Не считаю, что так уж и серьёзно. Просто кочевники, скорее всего, присоединятся к охоте на Шакри. Нам осталось лишь получить подтверждение от Совета, — говорю, пытаясь прожечь в Докторе взглядом две дырки. Но это его не унимает. Прибила бы.

— Найро всплыл. Прислал кочевникам анонимку со своим знаменитым докладом. И с кое-какими подробностями по поводу Шакри.

— Ищет новых союзников? — Таген сощуривается и даже немного умнеет с виду. Потом поворачивается ко мне. — Зеро, что бы он ни написал тебе — он очень, очень опасен.

Спасибо, я заметила.

— И не стоит с ним связываться, это только к неприятностям, — продолжает блондос. — Мы сами с ним разберёмся, рано или поздно.

А это я уже буду решать, что мне стоит делать, а что не стоит. Ответно прищуриваюсь:

— Посланник, этот человек хочет того же, что и Доктор, только другими методами, быстрыми и разрушительными. Но если порыться в архивах, то становится ясно, что Доктор тоже часто оказывается быстр и разрушителен. Вам не кажется, что вы вляпались в две стороны одной монеты?

— Медали, — с кислой улыбкой поправляет Хищник. Интересно, как будет выкручиваться? Он про меня лишнее разболтал, вот и я в их разлад вбила очередной клин. Ибо нефиг.

— Нет, не кажется, а уверен, — отвечает Таген. — Но хотя бы одна из этих сторон на глазах.

Не могу скрыть удивления. У магнедона замечен проблеск интеллекта? Обалдеть. Неужели я его настолько сильно недооценила? Или просто более умные головы из его ближайшего окружения подсказали? А, всё равно.

— Зеро, если ты думаешь, что я не знаю, что он знает, что я знаю, что он знает, ты ошибаешься, — ослепительно улыбается Приход Бури. Вообще не поняла, что он сказал.

— ?..

— Тут все всё знают, ещё со времён расследования переворота, — встревает Луони из двери. — Одна ты немножечко не в курсе, поэтому, когда пытаешься поставить Доктора на место в ответ на его выпады, это немножечко смешно.

Под рукой что-то хрустит. Удивлённо смотрю на металлический брус в ладони — кажется, я нечаянно отломила поручень парапета от балясин. Приваренный. Примерно так же, как и я, на эту демонстрацию силы глядят и хозяин дома, и Хищник, и два лица в дверной щели.

— Ни хрена себе, — обалдело замечает Жозеф.

Или выпустить гнев наружу и всех убить, или…

— Чтоб вам пусто было, — говорю, вышвыривая железку на газон. — Гони обещанный пряник, рыжий. И… Сигареты не найдётся?

====== Сцена шестнадцатая. ======

Бокал минералки, по составу приближённой к родной водице со Скаро, дымящаяся сигарета, мягкое кресло, позёвывающий Таген, откровенно задрёмывающие блондоска и старатель, а мы с Доктором ни в одном глазу. Пока я курю, он ковыряется в своём мега-устройстве, закусывая процесс пряниками с большим процентом имбиря и кардамона в тесте. Для меня оказалось слишком ядрёно, я даже первый съесть не смогла, так и лежит надкушенный.

— Мы, кстати, слетали в прошлое, — разглагольствует Хищник, — поглядели на эту вашу Священную долину. Слушайте, трещина ведь такая маленькая, как вы только её ухитрились расширить и пролезть?

Правильно стратеги просчитали, что Доктор непременно проверит информацию, правильно Император распорядился всё же вклиниться в историю Скаро и создать разлом в прошлом. На такие ювелирные штучки наших знаний всё-таки хватает и без архисложных ресурсов.

— Насколько сохранили информацию летописи, щель была очень неустойчивой. Иногда совсем смыкалась, иногда заметно расширялась. Во время полного раскрытия в долине лучше было не находиться — могло утянуть. Она была завязана на геомагнитной аномалии, как и большинство подобных объектов. Зная это, можно было использовать имитацию геомагнитных возмущений, чтобы ей управлять. А когда мы её ликвидировали, то просто переместили в планетарную кору хороший заряд плутония. Швахнуло, вызвало землетрясение, сбило условия, трещина сомкнулась полностью. Довольно просто.

— Могла и разомкнуться, — нахмуривается Доктор.

— Разомкнулась бы — и не было бы у вас проблем со смертоносцами, — флегматично дёргаю плечом в ответ. На самом деле всё, конечно, не так — трещину искусственно поддерживают наши, из междумирья, но геопатогенная зона в той долине действительно есть, и мощная. У аномалок движок размером в целую планету. Там и не такое, как разлом в ткани пространства, случается. Так что на слове меня не подловить.

Таген давит очередной зевок. Он и вчера не выспался с моей подачи. Но прогнать его, естественно, не получится. И к лучшему — чем невыспатей противник, тем он тупее.

— Знаете, — говорю, — а ведь я могу поработать посредником между вами и этим Найро. Он наверняка захочет ещё разок-другой выйти со мной на связь.

— Тогда его просто вычислят и арестуют, — отрезает Таген очень жёстко.

— И его последователи продолжат дело отца-вдохновителя, — насмешливо отзываюсь я. — Ничему-то тебя история не учит, хоть ты её и любишь. Единственный способ задавить сопротивление — это переубедить лидера, причём так, чтобы он вдохновил своих людей на обратное действие. Или принять проблему, как законную часть уравнения, и использовать в своих целях. В обоих случаях требуются квалифицированный психолог и грамотный политик. Психолог есть, — киваю на Доктора, — политик тоже, — теперь на Тагена. — И я в роли посредника. Вас напрямую он слушать не станет. Но может быть, прислушается к третьей независимой стороне.

— Почему ты хочешь помочь? — Таген глядит на меня поверх чашки с чаем. По-моему, концентрация заварки там сейчас такая, что ложка стоит. Как ему мозг не вышибает, не представляю. Он же не землянин. Может, дело привычки?..

— Всё просто. Мне нельзя возвращаться домой с пустыми руками. Если получу отказ от Ассамблеи, меня расстреляют.

— Что-то у вас больно жёстко, — качает головой блондос.

— Обычно не настолько. Но я — бывший преступник и нахожусь на неограниченном испытательном сроке, под личным контролем нашего вождя. Хоть раз его рассержу — приговор приведут в исполнение незамедлительно. Поэтому я жизненно заинтересована в том, чтобы получить заветную подпись под соответствующим договором.

— Что же ты такое натворила? — судя по лицу посланника, у него как-то не вяжется мой рассказ с нарисованным в голове светлым образом.

Ну не говорить же всё, как было. Поэтому спокойно отвечаю:

— Убила. Да не бледней ты. Это было для самозащиты, поэтому до сих пор жива, а не отправилась следом за жертвой. У нас считается, что любое убийство должно быть наказуемо, потому что обычный человек на него не способен без соответствующей склонности. Даже если это случайность, — рэл помолчав, добавляю, — и это не жестокость, просто адекватная жёсткость. Она физически необходима для тех, кто вынужден жить в таких условиях, как мы — скученно, с ограниченными ресурсами, с контролем рождаемости и строгим отбором. Поэтому и хотим выбраться, пока окончательно не очерствели и не забыли слово «милосердие».

Как полезно уметь врать и не краснеть. В основном моя речь рассчитана, безусловно, на Тагена. Раз уж РМ правит союзом, то и давить надо на её служку. Но и Доктора она расчётно может провести. Он большой спец по разнообразным цивилизациям, а всё, что я рассказала, должно находить подтверждение в его богатом опыте. Начни я заливать, что нас мало, но мы такие хорошие, белые и пушистые, он бы нипочём не купился. А так всё на месте, причина и следствие состыкованы. И заодно выдан ответ на его старый вопрос, не военные ли мы.

— Я восхищаюсь тем, насколько ты исключительно материалистична, реалистична и эгоистична, и насколько это неприкрыто, — Хищник вываливает последний шарик желе в свою конструкцию, и тот, соскользнув по вилке, застревает в изрезанной в решето конфетнице. — Такие альтруисты от эгоизма редко встречаются. Обычно не дотягивают — думают только о себе. А ты думаешь о себе настолько, что пытаешься улучшить жизнь окружающих — если им будет хорошо, то и тебе вряд ли плохо. Очень редкий тип личности. Я только двух подобных женщин знал — нашу леди-президента и одного далека.

— Д-далека? — давится чаем Таген. Я тоже давлюсь, только мысленно. Если Хищник про меня, то спасибо, блин, за сравнение с Романадворатрелундар.

— Угу, — Хищник крепит проводком к вилке коктейльную соломинку с двумя наткнутыми оливками и проверяет, насколько конструкция хорошо вращается в желе. — Очень милую и забавную девочку-далека, однажды спасшую моих друзей и дважды — Сол-3. Жаль, не удалось её отучить от слова «уничтожить».

Милую… и забавную?! Кажется, моя рожа должна быть ничуть не лучше, чем у посланника. Милую… и забавную… УРОЮ, МРАЗЬ!

— Далек, который кого-то спасал? — удивлённо переспрашивает Таген.

— Ну, ТМД это делала только ради своей Империи, так уж складывались наши обстоятельства. Жаль, что она погибла. Я ведь почти поверил, что рано или поздно смогу пробудить в ней хоть что-то, кроме слепого нацизма.

— Ты думаешь, такое существо, как смертоносец, вообще способно на диалог? — спрашиваю я. Молчать нельзя, это будет странно.

— Ну с ней-то получалось. Да и не только с ней, но её случай самый яркий. Лгунья, конечно, страшная была, но эффективная как никто. И каждый раз заставляла меня чувствовать себя идиотом.

Так тебе и надо.

А меж тем не к месту всплывает найрово «посол Никто». Хорошо, что Хищник не слышал, а то бы резво проассоциировал, и тогда беда. Но теперь я понимаю, почему он до сих пор меня не опознал. Он, оказывается, твёрдо убеждён, что я умерла. Вот и отличненько! Поизображаю мирного и ещё не обиженного злыми людишками ракшаса, не разломлюсь. Обожаю дурить главного врага далеков! Цель и задача ясны, продолжаем разговор…

— Этот ваш опасный Найро, он вообще кто? — спрашиваю и ловлю себя на мысли, что мне действительно интересно получить о нём информацию, даже если она продублируется.

— Сволочь, — мрачно отзывается Таген.

Угу, заметила. Но это…

— …не ответ.

— Бывший генерал из нашей оборонки, попытавшийся поднять революцию. Что тут ещё добавлять? И так всё ясно.

— Однобокое суждение для политика твоего ранга, — ловлю в глазах доковыривающего своё устройство Хищника лёгкое одобрение. — Тогда ещё один глупый вопрос. Что будет, если РМ однажды не справится со своей задачей?

Пауза. В смысле, Доктор знает ответ, а я сама догадалась, но хочется, чтобы и блондос его озвучил. Поскольку он не отвечает, продолжаю:

— Усложняю вопрос, что будет, если РМ не справится в отношении Нового Давиуса?

Посланник хмуро осушает чашку и со стуком ставит её на столешницу.

— Ничего хорошего, поэтому мы справимся.

— Но какой прогноз, если нет?

— Зачем ты это спрашиваешь?

— Хочу оценить масштаб проблемы. А ещё, когда есть чёткое понимание, чем грозит проигрыш, все начинают активнее шевелиться.

— Нам светит подрыв авторитета галактики Антарес, — отвечает он, даже немного постарев. — Миротворцы потеряют доверие в глазах остальных, следовательно, их станут приглашать для примирения реже или просто слишком поздно, когда уже невозможно справиться дипломатией. Лавинообразно накопятся конфликты, и Союз Галактик распадётся или превратится в то, что из себя представляют остальные аналогичные союзы, которые умеют только дружить против кого-то.

«Дружить против кого-то». Какое замечательное выражение, прямо про нас с Доктором. Мы тоже вечно против кого-нибудь дружим. Надо запомнить.

А пока я умно киваю в ответ на тираду Тагена. Отлично, блондос. Именно это далекам и нужно — ваш проигрыш. Если раньше мы занимались ссорой скорее из большой любви к вашему племени, то теперь в ней обнаружено гораздо больше пользы для Империи. Какой невероятно информативный вечер у меня выдался!..

— Я здесь уже полтора здешних часа, — замечаю. — Ты вчера плохо выспался и сегодня опять сидишь. Думаю, мне лучше вернуться в гостиницу.

— Ща, — отвечает Доктор вместо тала, к которому я обращалась. — Только попробую, что у меня получилось… И можете разбегаться.

Вроде дремлющий Жозеф вдруг резко открывает глаза:

— Пробовать?! Без меня! — и легко трясёт подружку за плечо. — Лу, пора бежать, тут сейчас испытание новой паровой машины нашего шарлатана будет!

Луони бормочет что-то невнятное и, не открывая глаз, встаёт и бредёт к балкону. Чего это они?

Таген тоже недоумевающе глядит на эту парочку, слишком быстро для сонных электроугрей уползающую в ТАРДИС.

— А оно… точно… заработает? — на всякий случай спрашивает он.

— Конечно! — вспышка хищниковой белозубой улыбки наверняка может вывести из строя камеры внешнего обзора на орбитальной станции. А палец уже тюкает по оливке. Соломинка тянет за собой вилку, та начинает медленно вращаться по часовой стрелке… Что за хрень Доктор собрал? Не понимаю. Может, Гамма разберётся?

Но тут на бывшем антикварном сосуде один за другим начинают загораться светодиоды, и я забываю о своей идее вызвать серва и перекинуть ему картинку устройства. Потому что лицо Доктора выражает яркое «Упс!», а с губ срывается:

— Кажется, я сиреневый проводок подключил не туда…

— Бежим? — осторожно уточняю я, глядя на формирующийся над желейно-серебряно-невнятной ерундой плазмоид.

…Через два с половиной рэла сидим на газоне перед домом, за спинами осыпаются стёкла гостиной — их вынесло взрывной волной. Автоматика внутри захлёбывается противопожарной тревогой и льёт то ли воду, то ли пену, спиной не вижу. Вдалеке уже взвыла сирена. ТАРДИС так и стоит на балконе — вряд ли её поцарапало и уж точно не сдвинуло, но бок и ей должно было обжечь. Как нам сказочно повезло успеть ссыпаться по лестнице и вылететь наружу! Когда в гостиной трахает плазмоид охренеть на сколько пикров мощности, лучше там не задерживаться.

— Мой дом, — страдальчески ноет взъерошенный блондос. — Доктор, ты взорвал мой дом! Ты знаешь, сколько денег уйдёт на ремонт?!

— Я сам тебе отремонти…

— НЕТ!!! Только через мой труп!

Я закидываю руки за голову и отпадаю на травку, щурясь на небо. Окурок в зубах уже прогорел до фильтра, но плевать — мне смешно. Вслух смеяться так и не выучилась, но мысленно ухихикиваюсь. В доме что-то бахает, наверное, голографическая панель в стене гостиной. Ах, хорошо! Обожаю пожары.

— Тогда поживёшь в моей ТАРДИС, — Котелок изумителен в своих попытках извиниться, прямо как брачующийся терроркон в микробиологической лаборатории. Даже мне это абсолютно прозрачно, а у посланника такой вид, словно он сейчас перейдёт из хнычущего режима в уничтожительный и порвёт Хищника в хлам голыми руками.

С неба на трассу перед горящим домом падает флаер пожарной команды. Флегматично слежу за суетой двуногих.

— Спиши на попытку покушения, — рекомендую Тагену.

— С ума сошла, и ты туда же! — рычит он в ответ. О, агрессинчик от стресса вверх полез. Хотя о чём я, у талов этого гормона нет. — Просто телик грохнул, иногда бывает. Иначе такое начнётся!..

И тут сквозь меня проходит странная тёплая волна. Я даже сажусь и оборачиваюсь, потому что источник — явно в доме.

— Доктор, а что конкретно ты делал? — спрашиваю.

— Ловушку. Генератор удерживающего поля, по идее, диаметром в город.

Генератор мощностью в город, да как он ухитрился его всунуть в такой объём? Небось, завязал на собственном заряде артронной энергии, иначе откуда столько силушки, на полсотни атто-омег потянет. Надо будет у Гаммы спросить, он точно знает.

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что он, судя по всему, работает. Во всяком случае, я ощущаю что-то похожее. Возможно, плазмоид был чем-то вроде активатора.

— Не совсем так, как я планировал, — Доктор задумчиво глядит на пламя, рвущееся из-под кровли, и накрывающую здание герметичную вакуумную мембрану, сброшенную со второго флаера. Серебристый пластик тут же прикипает к земле, а полости на его стенках начинают раздуваться. Чем-то напоминает упаковочную плёнку-пупырку, только в других масштабах. Снаружи она, естественно, воздух не сосёт, только изнутри, причём со свистом — кому-то очень повезло, что ТАРДИС от таких штучек абсолютно защищена. К Тагену, как к хозяину, уже подошёл командир пожарной команды, выяснять подробности произошедшего.

Из дома доносится второй взрыв, сродни первому, плёнку аж вспучивает. Странно, кислород уже должен был быть поглощён со всем остальным воздухом, и взрываться вроде нечему. Вопросительно гляжу на Доктора. Он удивлённо пожимает плечами. Через семь рэлов меня окатывает второй волной тепла. Та-ак… Переключить фильтр на примерно нужную частоту электромагнитных волн. Ах, вот оно что… Простроить логистический маршрут до генератора и оптимальные пути для отступления.

— Как выключить твоё устройство? — спрашиваю.

Хищник смотрит на меня, потом на догорающий дом. Точнее, на то место, где под мембраной должна стоять его ТАРДИС.

— По идее, достаточно просто соломинку остановить. Но ты же не собираешься…

— Собираюсь. Могу находиться в вакууме почти целую местную минуту без потери сознания, приучена к взрывной декомпрессии, — ловлю на себе дикий взгляд Доктора. — Жёстко разберу генератор и укроюсь в ТАРДИС, иначе взрывы продолжатся. Это же она стояла на балконе, синяя такая? Твоя конструкция генерит плазмоид из магнитного поля планеты, а потом поглощает энергию взрыва и переводит в захватывающее поле. Или там просто пробой, вроде искрящего кабеля.

— Совсем не так, как должно было быть… Постой, у пожарных есть робот-дистант.

— Не годится, — перебиваю его и оглядываюсь, не следит ли кто за нами. Но нет, все заняты. — Доктор, я справлюсь быстрее автоматики, а посланник явно заинтересован в сокрытии истинных причин пожара. Если будет третий взрыв, пойду сразу. Предприми что-нибудь, чтобы отвлечь всех на себя.

Сдаю налево, чтобы увеличить дистанцию между собой и Хищником. Жаль, маскировочный комбинезон остался на «Протоне», на Зосме-9 не заходит солнце, насаждений выше гравиплатформы вокруг дома нет в принципе, а чад уже развеялся. Остаётся лишь надеяться на вральский талант Котелка. Ну что, прототип, пора продемонстрировать на деле, что ты — высшая раса. Зря, что ли, тебя тренировали? Жаль только, футболка без рукавов, нет компрессионного эффекта. Значит, руки начнут отказывать первыми и гарантированно опухнут.

Третий взрыв раздаётся, когда я уже на полпути к дому, выплюнула окурок и заняла позицию низкого старта. Ближе всё равно нельзя было бы подойти, на звук все непременно обернутся и заметят мой фортель. Сразу же после взрыва Доктор издаёт картинно громкий вопль и падает в траву, изображая то ли удар током, то ли эпилептический припадок. Уж отвлёк так отвлёк — прыгаю туда, где предположительно должна находиться входная дверь или её остатки, и рывком поднимаю край мембраны. Это довольно сложно, потребовалось усилие на пределе возможностей — и плёнка прочная, и атмосферное давление её так приплющило к газону, что фиг оторвёшь. Спасает только то, что почва мягкая и всё-таки пропускает воздух, край выдёргивается вместе с травой. Взрывоподобный шум — атмосфера ринулась в вакуум. Ох, как сейчас забегают людишки! Рывок ветра помогает мне быстро протолкнуться внутрь, а мембрана падает за спиной и снова запаивает дом.

Резкий выдох. Имитация дыхания, чтобысбрасывать быстро накапливающийся в лёгких газ – венозная кровь стравливает кислород. Молоточки в ушах, резь в глазах, покалывания по всему телу, особенно в руках и на лице — скоро всё это сменится резкой болью, но времени пострадать нет ни сотой доли рэла. Дверь, висящая на одной петле. Облизанные огнём ступени и уже не белый ковёр, полуразломанные перила, вверх, проклятье на эту балку, прыжок, вижу генератор! Висит в воздухе в развороченной гостиной, сам по себе, как пузырик воздуха в допотопном уровне, и даже немного светится. Над вращающейся соломинкой — чтоб мне треснуть, оборот в одну галлифрейскую секунду! — уже формируется едва заметный сгусток энергии. Плевать!!! Даю максимальный разряд с рук, пока совсем не отказали. Вопреки ожиданиям, устройству это параллельно, как две прямые двумерного пространства, но зелёное желе не выдерживает издевательства, вылетает через прорези и расшмякивается по противоположной стенке. Внутри что-то искрит. Или сейчас это всё оставит вместо дома воронку, или просто рассыпется на гайки, но мне ждать некогда, глаза уже наливаются кровью, голова — полубессознательным шумом, а тело теряет подвижность. Бросаю себя к выходу на балкон. Если что, отдышусь в ТАРДИС и рвану на вторую попытку. Из-за асфиксии начинает отказывать мозг. Только бы дверь была не заперта!..

Тр-рах.

Дурнота. Пульсация крови в висках. Дикая боль во всём теле. Моё собственное хриплое дыхание. Жёсткий рифлёный пол. И из далёкого далёка — голос старателя:

— Ну ты даёшь, индейский вождь!

— Мамочки, там же вакуум! — где-то ещё дальше охает блондоска. — Это же кессонка! Ой, мамочки, что же делать? Жозеф, ты знаешь, как лечить кессонную болезнь?

Нашла, кого спрашивать — да он и слова-то такого не слыхал.

— Отставить, — выдыхаю я непонятно из каких сил и с трудом переворачиваюсь на спину. — Сейчас адаптируюсь. Надо десять ваших минут.

Зря я, вообще-то, это сказала, для меня главное сейчас — правильное дыхание для восстановления организма, и нехорошо его сбивать. Но как-то не хочется, чтобы эта дура что-нибудь со мной натворила в попытке помочь. Лежу, дышу ровно, медленно и неглубоко, постепенно увеличивая объём вдохов. Ещё немного, ещё чуть-чуть… Совсем неэстетично рыгаю, но это всё последствия взрывной декомпрессии, желудок сбросил накопившийся водяной пар. Спасибо, что хотя бы не стошнило. Чувствую, как мне под голову подсовывают что-то мягкое и накрывают чем-то тёплым. Давненько двуногие не устраивали меня на подушке и не укрывали пледом. И почему в голове мелькает соображение, что это те же самые подушка и плед?

Только это воспоминание и помогает мне до конца осознать, что я в ТАРДИС и в безопасности. Как-то наизнанку получилось, сперва предметы проассоциировала, потом уже сообразила, почему. И темпоральный корабль меня стопроцентно опознал. Но тут уж ничего не попишешь — сдаст, так сдаст. Хотя странно, я совсем не слышу эмпатическую реакцию синей будки. Раньше слышала, а сейчас — глухо, как в пустом скафандре.

— У тебя кровь носом пошла, — тихо сообщает мне блондоска, потом чувствую прикосновение холодной и мокрой ткани, пахнущей чем-то противно-тягуче-сладким. Наверное, влажная салфетка. Перехватываю её и держу у физиономии, чувствуя, как лоскут медленно пропитывается горячим. И впрямь кровь. Хреновато.

— Ну хоть не лёгкие, — отвечаю на долгом выдохе. Хотя в горле ощущаю солоноватый привкус. Эй, только не лёгкие!

— До свадьбы заживёт, — судя по голосу, старатель пытается пошутить.

— Дурак, — в голосе Луони нет ни тени шутки. — Это значит, и внутри сосуды могли полопаться.

— Нагрузка чуть выше предельной, — я уже стала достаточно вменяемой, чтобы активно поддерживать разговор, а не играть в пассивного слушателя. — Слишком сложный завал на лестнице, пока прорвалась...

— Что там случилось, опять Доктор провода местами перепутал? — похоронным голосом интересуется талка.

— Да… — какое же наслаждение всякий раз испытываешь, когда боль начинает отпускать. Вот только пальцы ощущаются, как брёвна. Опухоль будет спадать скарэлов шесть, не меньше. Везёт парням, у них нормальные водолазки с рукавом. — Плазмоид. Или шаровая молния, не знаю. С две твои ладони диаметром. С периодичностью в три-четыре местные минуты. Дом в хлам. Таген истерит. Я сломала устройство… Или должна была сломать.

Чуть не ляпаю, «проверь сканер», но вовремя прикусываю язык, а потом меняю формулировку:

— Тут есть камера обзора, посмотреть обстановку снаружи?

— Есть сканер, — блондоска отодвигается — я чувствую щекой движение воздуха от её юбки, — и явно идёт к консоли. Интересно, на что сейчас похож мостик, но я не хочу открывать и перегружать глаза. И без того болят. Всё, на что меня сейчас хватает — это держать у носа платок или салфетку, не знаю, что там мне впихнули, и наслаждаться вкусом крови во рту. Лучше всякого йогурта!

Через рэл или полтора возни у консоли слышу приободрившийся голосок Луони:

— В доме всё чисто. Вроде ничто не взрывается. Воздуха снаружи, правда, всё ещё нет, и Доктор тоже не наблюдается.

— Ну, это-то понятно, — замечает Жозеф. — Так и с динамитом, если какая-то шашка не рванула, надо выждать, а то вдруг фитиль просто медленнее горит. Э-э-э… Девчонки, я покурю?

— Нет! — резко отрезает блондоска. — Никаких сигарет в консольной, особенно сейчас, и вообще, ТАРДИС — не курилка! Лучше бы с Доктором связаться, сказать, что Зеро у нас и ей плохо.

— Мне хорошо, — отвечаю, пытаясь сесть, но пока не получается даже толком шевелиться. — Могло быть хуже. Ещё тампон есть?

Свёртываемость крови у меня вообще-то нормальная, но это для контроля — не хочу накапать на пол или подушку. Доктор, если увидит, то непременно потащит под микроскоп, а это всё равно что сразу представиться: «Привет, я твой маленький далек».

Луони подаёт мне вторую салфетку и помогает подоткнуть плед под спину, чтоб не валяться на железном полу. Жозеф, судя по звукам, довольно бодро тыкает по кнопкам на консоли. Обучили скального котика два и два складывать…

— Доктор, эй? Слышишь?

Треск помех. А я ведь помню частоту связи ТАРДИС, вот только подсказывать нельзя.

— Эгей, Доктор! Отвечай!

Треск делается чуть глуше, и рация оживает голосом Хищника:

— Посол у вас? — а на заднем плане, судя по воплям, продолжает катать истерику идиот-блондос. Теперь уже на мой счёт, если правильно понимаю долетающие обрывки слов. Что, за карьеру испугался? Было бы за что, после истории с Зедени она и так загублена по полной программе, нечего спасать.

— Ага. Мы живы, а она не очень. Кровь носом идёт, мы боимся её сильно шевелить.

— Она в сознании?

— Да в порядке я! — не выдерживаю и рявкаю в сторону консоли, слегка приподняв голову. — Отлежаться только надо.

Да, попытка пафосного самоубийства на глазах нашего врага в очередной раз счастливо провалилась. Пора выводить формулу облома.

— Что ты сделала с моим генератором? — тут же возмущённо пыхтит Доктор.

— Сломала, — отвечаю, опускаясь обратно на подушку. — Поломка гипотетически устранима.

— Сама чинить и будешь! — фыркает рация.

— Тебе надо, ты и чини.

Накрываюсь пледом с головой под хохот спутников. Тьфу на вас всех. Ненавижу.

Сквозь шерстяную ткань слышу, как Хищник задиктовывает старателю ряд цифр. Судя по всему, хочет вытащить ТАРДИС из-под мембраны на чистый воздушек, что подтверждает и скрип ротора, и вздрагивание палубы. Кажется, переместились — слышу, как с треском распахивается дверь и входит Доктор, а следом — ругающийся на чём свет стоит Таген. Кто-то бегом подлетает ко мне и подхватывает на руки. По ощущению, схожему с ударом электрического тока, и тошнотворно сильному приступу ненависти, это тал. Убить! Убить. Убить… Жаль, нет сил на осуществление этого соблазнительного плана.

— Доктор, немедленно перемещай нас к её сородичам. У них есть врач, — требовательно заявляет блондос. Одобряю, это недурная идея. Лишний техосмотр… то есть медосмотр не повредит, хотя, по ощущениям, я уже почти в порядке.

— Надорвёшься, дипломат, пупок развяжется, — хмыкает Жозеф. А ведь действительно, я не лёгонькая, всё-таки четверть мускулатуры — металл. Да и кости прочнее и тяжелее за счёт него же. При своей комплекции предположительно вешу не меньше самого блондоса.

— Перемещай, — рычит в ответ Таген. Чего это он? Доставить меня к Бете — это неплохо, но на руках-то зачем таскать? Могла бы и полежать, а там ребята меня бы забрали. И вообще, я ж опасная. Хотя кое-кто и не подозревает, как близко держит свою потенциальную смерть, которой лишь капельки энергии не хватает, чтобы стать кинетической.

Шум оживающего ротора, скрип который век несмазанных темпоральных тормозов. Вопреки ожиданиям, не трясёт — кто-то очень заинтересован в том, чтобы блондос не уронил меня себе на ногу. И только сейчас осознаю, что вот-вот переживут мои ребята. Наверное, уже переживают: вдруг откуда ни возьмись на них падает ни больше ни меньше чем ТАРДИС Доктора — уже картинка не для слабонервных и повод похвататься за оружие. А если ещё и блондос меня на руках вынесет — это вообще туши свет, бросай гранату.

Посадка, шаги и тряска им в такт; полегче, транспорт, меня ведь сейчас и укачать может. Всё-таки нервный тик заработает как минимум Альфа. Бета слишком флегматичен, а сервы из всего в своей среде сделают анекдот, а значит, сбросят напряжение. Потом ещё будут балагурить по возвращении, как Дикий Прайм подъезжал до базы на ручках у блондоса. Вот так мифами и обрастаешь…

— Что с ней?! — вопль Дельты, в котором сквозит заметная доля враждебности, врезается в уши ровно в тот момент, когда Таген выступает из синей будки. Пока наш технарь не перешёл на программу членовредительства и отрывания вражеских голов, процарапываюсь из пледа и наконец приоткрываю один глаз:

— Живая. Пятьдесят шесть секунд вакуума по местному времени при физических нагрузках, ничего смертельного.

Странно. На какой-то миг показалось, что сквозь шум в голове я чувствую эхо разочарования, долетевшее из дверей, которые мы как раз пересекли. ТАРДИС?.. Очень похоже. Но отчего именно разочарование? Нет, логику докторова транспорта мне не понять. То радуется без дела, то молчит, как труп, то разочаровывается непонятно с чего.

— Наркоманка адреналиновая, — доносится откуда-то справа голос Беты на синтетическом, потом он переходит на интергалакто. — На диван, посланник.

— С ней всё будет в порядке? — выдыхает Таген, опуская меня куда сказали. Чувствую, что у него уже подрагивают руки. А ребятки-то шутники, заставили блондоса протащить меня пару лишних де-леров вместо того, чтобы просто перехватить. Проверяют, что ли, на что способна нынешняя порода талов?

— Абсолютно, — отвечает Альфа таким голосом, что я понимаю: будет бить. Долго, больно и, естественно, морально, отчего ещё тошнее.

Уложив меня головой на подлокотник, посланник несколько секунд стоит, склонившись, и глядит мне в глаза. Что-то мне опять непонятен этот взгляд, ну просто полный затык. И такая соблазнительная переносица, аж распухший кулак зачесался.

— Будешь жить? — спрашивает он пресерьёзно.

— Не дождёшься, — отвечаю вслух.

— Ёрничаешь — значит, будешь, — заключает он и распрямляется. — Извините за вторжение, мы уже уходим.

Из-за дивана мне не видно, как он удаляется — слышу только хлопок двери и шум исчезающей галлифрейской колымаги. Плед оставлен на память — отлично, проверю, не накапала ли кровью, и если что, поручу Дельте отчистить. Гробовая тишина в нашей облюбованной гостиной ужасно напрягает. Слышу, как Бета орудует на камбузе у пищеблока — наверное, добывает лёд. По помещению плавают флюиды гнева. И никто. Ничего. Не говорит. Стра-ашно…

Наконец, медик притаскивает хладпакет и подаёт мне — мол, сама знаешь, что делать со своим носом. У него в линзах, в ущерб всему остальному, вделаны какие-то хитрые биологические фильтры, позволяющие проводить общий скрининг состояния организма, так что за приборами ему прямо сейчас лезть не нужно. Только если что-то сложное, но это он предпочтёт сразу взять пострадавшего в охапку и утащить на «Протон». Раз не сделал, значит, действительно всё в порядке, в том числе лёгкие, и я легко отделалась.

Альфа подходит к окну так, что мне его видно, и, скрестив руки на груди, глядит на горизонт с совершенно ничего не выражающим видом. Но от него во все стороны, как коронарные разряды, бьёт и плещет неприкрытая злость.

— Тебе непонятно, почему я это сделала, — говорю.

— Именно.

— Завоевала стопроцентное расположение Доктора и его союзников, — говорю. — Других причин просто нет. Воспоминания отдам с цензурой, Хищник проговорился о нашем возможном будущем, которое нельзя фиксировать.

— Ты поставила под угрозу всю миссию.

— Нет, я уменьшила реальный процент угрозы со стороны Хищника и поставила тала в положение должника, — упрямо бубню я своё.

— Возможно, — отвечает он и вдруг разворачивается и с яростью выпаливает, — но так не делается!!!

— Отполируй инструкциями гравиплатформу Стратегу, — отрезаю и отворачиваюсь к спинке дивана, пока Альфа обтекает от такого оборота. Это не просто неформальное общение, это что-то за пределами всех видов общения, известных среднестатистическим далекам. Чувствую ухмылочку Беты, тормоза Дельты и сдавленный ржач Гаммы.

— Тебя в изолятор надо, — отчеканивает Альфа. — Ты на весь мозг больная, как полная Мерзость. Да ты и есть Мерзость, как тебя вообще до задания допустили?..

Оборачиваюсь через плечо, насколько хватает шеи.

— Спроси у Императора, если посмеешь. А пока прими данные и только попробуй сказать, что я действовала неэффективно и нерационально.

Утыкаюсь обратно и врезаю ему по мозгам информационным пакетом, довольно грубо. Варги-палки, он меня ещё учить будет, как я должна и как не должна действовать! А ещё тут сервы слуховые рецепторы греют о наши разборки, теперь точно анекдоты пойдут по всей базе «Центр», а то и дальше. Очень замечательно!

— Вот поэтому, — вдруг говорит Бета, — Император и держал Культ Скаро в изоляции от общества.

— Спасибо за сравнение, — огрызаюсь для порядку из хладпакета. — У меня нет их «воображения».

— У тебя свои бактерии в мозгу. Не менее радиоактивные, — отвечает он.

Ну, кто меня ещё пнёт за мою выходку? Сервы?

Так и есть — слышу деликатное покашливание Дельты.

— Капитан…

— Н-ну? — спрашиваю. Давай уж, говори и ты.

— Мы пронаблюдали за поведением и биологическими показаниями посланника Тагена и сравнили его с имеющимися у нас данными…

Что это она с такими паузами цедит, аж не по себе?

— И?

— Похоже, он к тебе неравнодушен.

Даже приподнимаюсь на ноющем локте.

— В смысле? — гляжу на неё поверх спинки дивана, пытаясь въехать в сказанное. Причём не только я — таким же шоком веет и от нашего стратега. А вот от Беты ощущение посложнее, больше тянет на всепонимание и всеехидство. Медик хренов, наверняка психиатрией увлекается, но помалкивает.

— В прямом. Ты его привлекаешь, как женщина.

— Чушь! — хором говорим мы с Альфой.

Дельта на глазах робеет:

— Ну… Есть процент ошибки, ведь мы просто экстраполировали на него стандартные проявления ухаживания, и… — мямлянье потихоньку увядает.

— Отставить все эти разговорчики, — говорю.

Ерунда какая, совсем доехали со своими эмоциональными заскоками. Теперь им везде любовь мерещится.

Альфа добавляет:

— Он тал. У них неярко выраженная, но плохо скрытая ксенофобия, инопланетников они воспринимают как чужеродные объекты. Я даже не могу процентно прикинуть, какой должен быть сдвиг в мозгах, чтобы тал испытал влечение к ксеносамке.

— Ассимиляция на них повлияла, текущий процент подобных браков — один к двустам, — сообщает Гамма.

— Не бывает, — отрезает Альфа и, наконец-то визуально скривившись, припечатывает: — Вы тут все трое бредите, это нарушение устава.

Он разворачивается и уходит в свою комнату, резко задвинув за собой дверь. Взбесился, это факт. Всё идёт не по привычным инструкциям и формулам, стратегу порвало башку. Сейчас будет сидеть, перебирать то, что я ему за вечер и половину ночи накидала, просчитывать, анализировать и пытаться подкопаться под мои решения.

— Спёкся, — заключает Бета и тоже не удерживается от откровенности. — Вы тут такие все любопытные…

— Клинические случаи, — добавляю я то, что он наверняка подумал, но не сказал.

Гамма давится смешком, а Дельта тяжело вздыхает. Бета обводит нас долгим оценивающим взглядом.

— Так. Всем отдыхать пятнадцать скарэлов по койкам, и мне плевать на ваши расписания, — распоряжается он. — Зеро, тебя перенести в твою каюту?

— Комнату, — для порядку поправляю я. — Не надо, оставь тут, буду смотреть на «Протон».

— Тебе — отдыхать двадцать скарэлов, — уточняет он. — Во-первых, декомпрессия, во-вторых, ты опять курила. И завязывай с адреналином, плохая привычка.

Гляжу на него, приподняв бровь.

— Адреналиновая наркоманка — это твой серьёзный диагноз, — отвечает он. — Ты вообще склонна к зависимостям, последствие неверно направленных ресурсов мозга. Нет информации — провоцируешь стресс, переходишь на вызывающее поведение по отношению к начальству и нарушаешь мелкие правила. Нет стресса — садишься на наркотики. Алкоголь, никотин, кофеин, что там ещё в твоём личном деле? Нет наркотиков — издеваешься над окружающими. Следовательно, взамен информации любой ценой получаешь адреналин или другие виды кайфа. Достаточно. Ты теперь в коллективе, а не одна по отсталым планетам разгуливаешь, и у тебя хватает работы с данными, чтобы начать себя ограничивать в адреналине. Привыкай обратно, если за столько лет ещё не успела. Или я тебе жёсткую чистку организма устрою, детоксикация после проверки на устойчивость к ОВ* отдыхом покажется.

Варги-палки, сколько слов. И вот как ему объяснить, что то, что я сделала, было действительно необходимо? Как им всем это объяснить? Император бы понял… Наверное.

К вопросу о.

— Надо переправить отчёт.

— Сперва — отдых. Потом отчёт. Потом мы все съедим твой шоколад и успокоимся. Если надо, пойдёте с Альфой в местный спортзал и наваляете друг другу, чтобы стравить лишнюю энергию. Но пока — закрыла глаза и спишь, это приказ врача.

— Есть, — отвечаю. Хотя так хочется сказать привычное «я подчиняюсь».

Уже почти проваливаюсь в сон, которого, оказывается, так хочет измождённый ноющий организм, но тут приватом падает сообщение от Альфы.

«Ты действительно эффективно добилась того, что сказала. Все расчёты на это указывают. Но твои методы… Это совершенно не годится».

«Как когда-то говорили на Сол-3, всё полезно, что в желудок влезло, — сонно отзываюсь я. — У тебя есть другие предложения, как я должна была себя вести?»

Пауза.

«Нет».

«Ну так и отстань, у меня приказ отдыхать».

А всё-таки, Император бы меня понял.

…Влюблённый Таген. Какая эпическая чушь!

Комментарий к Сцена шестнадцатая. *ОВ — отравляющие вещества.

И маленькая почеркушная почеркушка в качестве бонуса – http://cs628220.vk.me/v628220424/106e5/4amShuhqrpo.jpg =)))))

====== Сцена семнадцатая. ======

Пять суток спустя.

Пары сброшены, инструкции из Центра получены, жизнь продолжается и неожиданно осложняется государственным почтовым ящиком на наше имя.

Итак, очередное типичное утро кочевников. На часах четыре часа по местному времени. Все уже выспались в порядке общего расписания и устроились поудобнее в облюбованных углах гостиной. Я разбираюсь со списком очередных срочных дел, присланным из Центра, Альфа с бешеной скоростью мониторит новостные сайты, Гамма цедит минералку и помогает в качестве дополнительного фильтра, Бета пинает балду, неторопливо изучая какой-то медицинский трактат с замухрышистой планеты об особенностях тамошних плесеней и их микотоксинов, Дельта транслирует по нашей сети стандартный утренний отчёт.

«6:30. Эксклюзивное интервью для «Стартаймс», журналист может прибыть раньше. Второй корпус, сектор С, 37 этаж, переговорная 122, требуется как минимум Зеро. В 8:00 Зеро и Альфу ждут в местной телестудии, политическое ток-шоу «Эксклюзивно» — центральный корпус, этаж 304, аудитория 15. С 11:00 кто-то от делегации должен присутствовать на заседании. Учитывая скорость записи программ, Зеро и Альфа не успеют. Логично предложить отправить туда Бету…»

«Вношу предложение, меня — и кого-то из вас двоих».

«Пойду я. Кто-то должен проверить состояние «Протона», и рациональнее отправить Дельту. Она лучше знает корабли».

Удосуживаюсь подтверждающе кивнуть. Чем дальше друг от друга Гамма и Дельта, тем мне спокойнее.

«16:30. Третьи переговоры с Найро. Квартал 2045, улица 3, дом 60, подвальный этаж».

«Это уже моя работа, не нужно больше светить никого из вас».

«Зеро, я настаиваю пойти с тобой».

«Альфа, это его спугнёт. Останься в зале заседаний. Кстати, как твоя часть работы по общей операции?»

«За текущую ночь я вычислил и взломал мафиозные счета в центральном межгалактическом банке и перевёл оттуда деньги повстанцам на указанную из Центра сумму. Также организовал доставку инвентаря и транспорта в нужные места по пунктам с 6 по 30. Остальное сделали из Центра, включая операцию с крейсером».

О, да. Напряжённая ситуация между Новым Давиусом и Зедени, и вдруг на зеденийской космической границе вываливается крейсер талов, в полном вооружении и боевой готовности, и начинает патрулирование приграничной территории. Через сутки такого безобразия капитан, делая квадратные глаза на такие же квадратные глаза командира пограничного спутника, вопит, что это не они, это у бортового компьютера глюки и сбой координат, а он вообще шёл прямым курсом патрулировать внешние границы Союза. Только кто ж поверит, в текущей-то обстановке. Все новостные издания сделали из инцидента сенсацию и начали её раздувать, тревожа и распаляя воображение обывателей. А на самом деле, это наши навигационную систему взломали и кинули корабль куда надо, а потом ещё и утечку информации в СМИ организовали. Стратеги умны и великолепны: если надо кого-то перессорить, то Империя уже куда менее топорна, чем в древней операции по раздутию конфликта между Драконией и Землёй. Теперь мы действуем тоньше. И то, сами планируем, а не Мастеру доверились. Хакерство и масс-медиа решают по-прежнему чуть более, чем всё, а где их не хватает, там в наёмниках не тупые огроны (что по-своему неплохо, но уж больно легко их сбить с толку), а купленные со всеми гайками идейные революционеры.

Кстати, об идейном революционере. Что-то его организация подтормаживает, я ему за это сегодня вкачу. У нас очень мало времени, и при этом очень много нужно сделать. Договор может быть подписан в течение ближайшей декады, большинство правительств уже приняло решение в нашу пользу, осталось лишь полсотни самых тугодумских миров. Потом мы улетаем, и я не смогу прямо давить на Найро. Но если к моменту отлёта он выполнит всю свою часть программы, присланной из Центра, войны не избежать, а РМ изрядно пошатнётся. Как раз по сценарию, который так пугает Тагена. Тогда в повстанцах уже не будет никакой необходимости, их можно будет тихо устранить, начиная с блондоса. А всё ж жаль, что нельзя из него сделать марионетку. Я бы не отказалась от такого предмета в поле зрения.

Дельта тем временем продолжает:

«На вечер есть два запроса на интервью для новостных сетевых изданий, оба для Зеро. Запросы на фотосессию от профессиональных издательств за текущие сутки: Зеро — восемнадцать, Альфа — двадцать три, Бета — четыре, Гамма — шестнадцать, я — двадцать. Всем отвечено отказом по той причине, что это нарушает традиции кочевников».

Отличная отмазка. Одно дело, новостное видео, где всё нечётко и смазано, а другое дело, перед профессиональной камерой и ещё неизвестно, в каком виде. Даже сама мысль об этом раздражает. Как ни крути, а с этими телами мы никогда до конца не сроднимся и видеть их даже на голографиях не хотим. А для позитивного мнения у планктона это не так уж и необходимо.

«Почта за текущие сутки, от организаций и частных лиц. Зеро — 3578905 писем, из них от общественных организаций и масс-медиа — 685420».

Как обычно, заваливают вопросами о нашей политике и о нашем мнении о политике межгалактического союза. Страшно надоели. Сегодня ещё не очень насыщенный день, порой требующее персонального ответа количество писем дотягивает до полутора миллионов. Какой размер Союза, столько и идиотов…

«Альфа — 10654981 письмо, из них от общественных организаций и масс-медиа — 3480, от поклонниц — 10473229…»

Тут, естественно, никто, кроме самого Альфы, не сдерживается от тихого ментального хрюканья. Наш непрошибаемый брюнет с косой чёлкой имеет явный и неприкрытый успех у ксено-самок, не зря Дельта вслух подсчитала письма. От старпома прёт неудовольствие на пять леров против ветра — и на письма, и на нашу насмешку.

«…Бета — 4872 письма, из них от общественных организаций — 4841, из них связанных с медициной — 4573…»

Вот уж кто точно переписывается только по делу и не сверкает физиономией у камер. По тридцать писем в сутки от влюблённых дамочек — это не по десять миллионов. Впрочем, смех смехом, а мне и Дельте тоже присылают признания и восхищения (ей — ещё и по паре тысяч предложений руки и сердца в день, мне пока ещё никто не рискнул). И Гамму тоже осаждают. Но мы уже отладили механизм ответа, и я вообще не трачу времени на прочтение этого словесного мусора, с ним разбирается наш импровизированный секретарь.

«Гамма — 4296116 писем, из них от организаций — 998362».

Небось, опять всякие НИИ шлют дурацкие вопросы. Придётся разбираться с этим шквалом всем вместе, как обычно.

«Моя почта — 2785340 писем, из них от организаций — 653. Стандартные ответы на частные письма уже отправлены. Стандартные ответы на письма от организаций, не представляющих ценности, таких, как молодёжные клубы, школы, локальные профсоюзы, также отправлены. Итого, мы имеем в итоге 1005432 письма, требующих индивидуального рассмотрения и ответа. К 898423 я приложила черновики ответов, требующие оценки и цензуры старших по званию».

Молодчина всё-таки Дельта. На собраниях она не торчит, думать ей особо ни о чём не надо, кроме состояния «Протона», а с ним должно быть всё в порядке. Поэтому и посадили её не только на планирование дня для всех, но и общественную работу — разгребание нарастающего вала писем, сортировку запросов от СМИ, и прочая, и прочая. И она прекрасно справляется со своими секретарскими задачами. Даже, кажется, меньше времени на шуры-муры с Гаммой начала тратить. Все при деле, никто дурью не мается, прямо заглядение.

До шести утра разгребаем письма, потом мне пора закинуть в желудок немного провизии и бежать по составленному расписанию.

6:25, так и быть, пришла пораньше. Журналист уже ждёт, отхлёбываясь витаминизированным тоником. Ему-то это — рань несусветная, почти все в комплексе ещё спят. Его бы на наши шахты, живо понял бы, какое это счастье — поспать до половины шестого.

Масса глупых вопросов, на которые надо умно высказываться, не выходя за рамки «легенды» и не забывая коверкать интергалакто. Параллельно помогаю ребятам доразгребать письма — увы, каждый ответ я должна прочесть и подтвердить. Не могу в интервью не упомянуть это дело, благо и вопрос задан подходящий:

— А что для вас показалось в нашем обществе сложным?

— Письма, — отвечаю. — Очень много, надо все отвечать, так положено. Общественные дела не есть трудно. Трудно есть, что много частных писем, где хотят ответ. Пишут стих, даже музыка — надо благодарить. Адери много сложно, самый, как это, популярный из нас.

— Если не секрет, сколько писем к вам приходит?

Если назову реальные цифры, задумается, с какой скоростью мы на них отвечаем. Если назову вымышленные — не поверит. Остаётся лишь один ответ, улыбнуться и сказать:

— Это есть личная тайна для каждый кочевник.

Восемь утра, мы с Альфой сидим в гримёрке телестудии. Я думала, намазать глаза — это макияж. Оказывается, я ничего раньше не знала о макияже. Что смешнее, и Альфу мажут гадостью, «чтобы лицо перед камерой не терялось». Чувствуем себя дикарями с планеты Маукбу, те тоже разрисовывались (хотя от далеков это не помогло). Одежда также объявлена непригодной для телеэкрана, а короткий словесный бой кончается не в нашу пользу, режиссёр гавкает на попытки возразить так, что я немею, теряя слова, и даже Альфа проседает.

— Я впервые проиграл сражение, — сообщает он мне тихо и мрачно, пока его запаковывают во что-то невменяемо дерзкое, а меня — в такое же невменяемо откровенное. Скорый прогноз показывает, что после выхода ток-шоу количество писем от поклонников взлетит раз в десять и поглотит Дельту, как цунами.

Два часа пополудни. Без ног, без рук и что самое ужасное, без мозгов, вместо которых в черепных коробках полощется какая-то склизкая жижа, вползаем в нашу нишу в зале заседаний, на местном жаргоне — «в кукурузу». Не только у меня, видно, такие ассоциации были… Бета, оценив наше состояние, притаскивает по стаканчику жидкого шоколада. Собственноручно. Потом прогоняет Гамму, но сам остаётся вести для нас двоих протокол заседания, потому что мы можем только отхлёбываться горячим сладким напитком и пытаться развести глазки из косинуса в синус.

Больше. Никогда. Никаких. Ток-шоу.

Только интервью для интеллектуальных передач, один на один с ведущим.

16:00, нацепила очки и еду на встречу с Найро, вызвав такси. От диплосианина удалось довольно легко улизнуть под предлогом «пойду проветрюсь», благо и вид подходящий, глазки от переносицы так и не разъехались. Чувствую, на кого-то сегодня сорвусь, и это будет тал. Дома за окном слились в одно сплошное нечто. Наверное, приеду раньше времени, но плевать. Не думала, что можно так круто укатать прототипа простыми съёмками простой телепередачи. Теперь по-настоящему понимаю, что значит «промыть мозги» и как средства массовой информации этого добиваются.

Двадцать пять минут пятого. Спускаюсь в подвал недостроенной многоэтажки и тихо крадусь в поисках местечка поукромнее и понепригляднее. В такси переоделась в прихваченный с собой боевой комбинезон – здесь как минимум семь путей отхода и невероятно много мест для засады, но если будут целить не в лицо, то отделаюсь помятыми рёбрами и сотрясением остатков мозга. Впрочем, пока ни сканер, ни визуальное наблюдение не показывают наличия кого бы то ни было, кроме меня самой.

Наконец, нахожу тихий непростреливаемый угол с хорошим обзором и устраиваюсь на сложенных у стены водопроводных трубах. Встречу-то я назначала, а место Найро выбирал, и он не уточнил, где именно я должна находиться — значит, сам найдёт. А я заранее замечу его приближение по маячку. Ведь он так и носит мой подарочек при себе. А я бы не доверяла, положила бы в надёжное место и брала в случае крайней необходимости. Хотя, возможно, это связано с постоянной угрозой ареста — всё своё таскает с собой, чтобы быстро и качественно уничтожить. Я не очень понимаю его нерациональное стремление сидеть в эпицентре, под носом у врага. В прошлый раз честно предложила организовать абсолютно защищённый от прослушки канал связи, и чтобы убрался на какую-нибудь менее опасную планету, но Найро отказался. Бета осторожно пошутил, что блондос так же предпочитает иметь врага на виду, как и некоторые. Я проигнорировала подколку, ведь есть же разница. Меня никто не воспринимает, как противника, я дурочку валяю и притворяюсь лояльной к вселенским паразитам, а нашего прикормленного тала каждая первая ювенильная особь легко опознает, как разыскиваемого преступника.

Половина пятого. Засекаю на дальних рубежах передвижение знакомого сигнала и настороженно вслушиваюсь в полутьму — полной темноты на этой планете, похоже, не существует. Всё в порядке, тал пришёл один. Негромко кашляю, чтобы привлечь его внимание и дать понять, где нахожусь. Скоро Найро появляется в проходе, как всегда, жёсткий и напряжённый, как рессора. Изображаю приветствие и киваю ему на трубу напротив, мол, садись.

Революционер сбрасывает тощий рюкзак. Сканирование показывает, что там немного какого-то тряпья, — наверное, личные вещи, — ёмкость с водой, гибкий комп-клавиатура с голографическим экраном и сетевым коннектором, несколько информационных носителей разных моделей и сменные аккумуляторы для оружия. Сам бластер лежит в свободном кармане ветровки, второй — в потайной кобуре, а в другом кармане куртки, как и в заднем кармане брюк — по ножу. В общем, всё то же самое, что и в прошлый раз, только сегодня он более помят и совсем не побрит. В лесу, что ли, отсиживался? Вид, как у английского партизана из ХХII века Земли. Нет, пожалуй, русского — они, по сохранившимся воспоминаниям сородичей, были в разы сообразительнее и опаснее.

— Спасибо за финансирование, — говорит он негромко.

Безусловно, деньги решили массу его проблем, ещё бы не поблагодарил. Но я не собираюсь прямо подписываться под тем, что это наша работа. Прищурившись, смотрю в ответ:

— Почему думаешь, мы вас финансироваем?

— А деньги на наших счетах сами завелись? — с циничной иронией отзывается он.

Пожимаю плечами:

— Ошибка банка, мыслю. Или, как это по-ваше назвать, хакер мало неверный номер писал, когда себе деньги переводил. Если новости знаешь, мы говорили — деньги не пользуем, такой ценности не знаем, — а сама чувствую, что на лице всё же пробивается что-то вроде улыбки. Силой её задавливаю и перехожу на более жёсткий тон. — Хочу спросить, почему срываешь сроки. Сутки назад должна случиться авария на Слакане, крупная. Всё готово, ты не даёшь приказ. Отвечай.

Улыбочка блондоса гаснет, лицо становится совсем холодным и даже враждебным.

— Я, по-твоему, кретин? Смести РМ — это одно, а свою планету в войну втравить — это другое. И второе, ненадёжных людей туда не пошлёшь, а надёжных я не стану отправлять на верную смерть.

Что? Пока речь шла о том, чтобы развязать сферическую войну в космическом ваккууме, всё было нормально, а как только Новый Давиус зацепило, сразу совесть запищала?! Я перестаю сдерживать гнев и в лице, и в глазах, а чтобы ему было понятнее, ещё и очки снимаю.

— Доктор правду сказал, ты — идиот, — чеканю самым ледяным голосом. — Ваша вера держит, сцепляет нескольких галактик. Рухнет — получится большой конфликт в общество. Во всём будут обвинять ваши, с Новый Давиус. Вся злость на вы будет, большая война будет, много беда. Делай, как мы говорим — как это есть, локальный конфликт между две планеты. Оно будет много понижать общий процент гнев, вроде объяснение ослаблению, логическое. Противник равен, жертв будет меньше, чем толпа на одного. Драка есть неизбежная, главное есть её масштаб. Понял, военный? — в последнее слово стараюсь впихнуть как можно больше яда. — Теперь про твои люди. Что есть важнее для твоя голова, люди или идея? Чего добиться хочешь, какой результат? Если люди, то зачем вообще за идея взялся? Если идея, то зачем к жертва не готов? Зачем вообще к нам пришёл? Ты спросил, как тебе разрушить РМ — мы сказали, помогаем. Мягко не будет, — и припечатываю, — мальчишка.

У Найро в лице что-то судорожно дёргается, глаза сереют до почти полной бесцветности. С виду это не он мальчишка, а я девчонка, а если совсем честно и под присягой, так я младше в любом случае, и на лицо, и по субъективному возрасту.

— Мне нужно ещё раз подумать, — несмотря на физиономию, голосом тал управляет отлично, говорит абсолютно спокойно.

Ха, размечтался.

— Нет. Опытный, раньше мог оценивать последствие, думать заранее, — отвечаю. — Сейчас или делай, или не делай. Не делаешь, тогда уходи, заканчивайся с игрой в это, как правильно, под… подполье. Делаешь — делай.

Он, стиснув челюсти, с откровенной ненавистью глядит на меня. Варги-палки, какая трагедия — трёх диверсантов устранить. А нельзя их в живых оставлять. Если возьмут, сразу всплывёт, кто тут смазывает конфликту шестерёнки — ну, не Империя, конечно, а наш экс-генерал с Нового Давиуса. Ссору между двумя мирами тут же замнут, найдя виноватого. А так — вроде случайность, что в зеденийской колонии, на заводе по производству оборудования для терраформирования, вдруг происходит авария с крупной утечкой радиоактивных веществ в окружающую среду. Вот только специализация завода наводит на ассоциацию с тем фактом, что главный специалист по такому оборудованию — Новый Давиус, а конкурентов никто не любит. И ведь Найро сам всё понимает. Понимает — но страдает атавизмами примитивных форм жизни, совестью и порядочностью. Вот они его и сковывают. Впрочем, если нам доведётся с ним поработать подольше, я из него эту дурь выбью. Потому что уже вижу его решение, в глазах, в ритме дыхания, в других показаниях организма. В общем, не совсем безнадёжен.

Блондос со злостью дёргает застёжку рюкзака и вытаскивает компьютер. Впихивает в ухо затычку рации, резво барабанит по клавишам. Очень, очень быстро — из нас пятерых никто так не умеет.

— Маглаан, — говорит он в микрофон, дождавшись ответа на другом конце линии. — Запускаем операцию. Слышишь? Начинайте.

На самом краю слухового порога слышу ответ с той стороны, пробивающийся через наушник:

— Понял. Пошли нас к чёрту, Найро.

— К вашему чёрту, — отвечает тал. Всё-таки, как он управляет голосом! Лицо аж судорогой сведено, а по мягким и даже чуть весёлым интонациям и не скажешь. — И удачи вам, ребята.

Ясно. Без видеоканала с ним работать не стоит, себе дороже. Но мне импонирует то, что он принял верное решение. Не придётся ему отрывать голову прямо тут, как ненужному свидетелю. Мне вообще чем дальше, тем больше нравится этот восставший против системы бунтарь. Среди наших я бы такого субъекта, естественно, не потерпела, но когда среди талов, старательно пестующих миролюбие в контру далекам, рождается и вырастает такой сюрприз, как Найро, это даже сердце заставляет резвее колотиться.

Повстанец откладывает комп и рацию, выключая микрофон. Если свои его вызовут, он услышит, а вот диверсанты на другом конце линии наш разговор не подслушают. Надо расщедриться и оказать экс-генералу ещё один род поддержки. Кажется, Дельта пока ещё на корабле — тем лучше.

«Найро подчинился. Диверсия на Слакане будет осуществлена в течение десяти-двенадцати скарэлов. Гамма, Дельта. Примите данные о канале связи повстанцев. Обеспечьте им постоянную сетевую невидимость на максимально возможном для местных систем уровне. То же касается самого Найро — ему нужно прикрытие, пока он служит Империи. Сделайте всё, что можете, через сеть — дальше не нужно, пусть сам выкручивается».

«Есть!» — синхронно отзываются сервы.

«В случае ареста организуем ему побег», — добавляет Альфа.

Не-не-не, надеюсь, до ареста дело не дойдёт.

Пристально гляжу на блондоса.

— Больше никакие срывы? — спрашиваю.

Он, с трудом разлепив губы, отвечает:

— Нет.

Делаю глубокий вдох и медленный выдох, слегка позволяя себе расслабиться, и чувствую, как уголки губ снова лезут вверх. Так-то лучше, мой прирученный зверёк. Когда ты послушный, с тобой проще работать.

Найро тоже немного отпускает — решение уже принято, на попятный не пойдёшь.

— Теперь я понял, какому такому лунному демону продал душу, — он откидывается чуть назад, опираясь на стену, а на лице появляется тень усталой улыбки. — Кстати, куда пропали Древние, ты не знаешь? Четвёртые сутки как исчезли.

— Это Доктор, — отвечаю. Навела справки, ещё когда возвращала плед. — Сделал поле-тюрьма, чтобы не сбежали, чтобы притянуть. Но сперва взял много радиус, плохо изолировал, устройство сломалось — они успели укрываться, спрятались. На кораблях, мыслю. Только там есть большая защита от разные поля энергии. Древний может прятаться, не найдёшь. Реакторная, экипаж, компьютер — много место. Все корабли не проверишь, но снаружи сейчас это поле, не сбежать, не отключать. Тебе трудно без их помощь?

— Говорил же тебе, не сообщай обо мне Доктору — вот и результат. Если бы Шакри тут были, мне бы флики на хвост не сели.

Флики? Ах, да, синоним к словам «полицейский», «сыщик».

— Я есть тоже говорила, улети, будем дистанционная связь держать. Я сейчас приказала свои люди, чтобы организовать тебе прикрытие от сеть, от камера, от разные детекторы. Будет мало-мало проще. А ещё… Почему Доктор винишь? Он тебя щадит, мыслю. Таген — нет. Очень тебя не любит, хочет непременно арест. Как будто личная месть. Ты убил его друг? Обидел сестра? — два последних предположения даже у меня самой вызывают ироничную улыбку, а про блондоса и говорить нечего.

— Скорее, подставил с девушками.

— C девушками? У вас это, как есть, полигамия? — озадачиваюсь я, чем вызываю у него взрыв хохота.

— Нет, простоэтот мальчишка — бабник, каких поискать, чем мы в своё время и воспользовались. У нас были две отчаянные близняшки, они его неплохо прокатили. Жаль, погибли во время штурма столицы.

Ого, там дело даже до штурма дошло? И ведь нигде в общественных сетях и международных информационных источниках об этом ни слова. Вот она, диктатура миротворчества, во всей своей красе: «Но для врагов — у нас в стране порядок, у нас в стране всё хорошо!» — следующими на очереди, несомненно, «пулемёты для украшения природы». Попытка двуличничать со своей воинственной натурой приводит к вот таким извращениям, и психически здоровые и цельные особи вроде Найро — раритет, который тем более следует ценить, что он сам к нам в манипуляторы пришёл.

— А, грамотное использование слабость противника, — понимающе киваю я. — Как это, уязвлённая мужская гордость, так у вас говорят?

Он глядит на меня с всё ярче оформляющейся улыбкой, в глазах мелькает что-то озорное. Ага, отходит от стычки.

— Самолюбие. А знаешь, никогда не думал, что человек, который сумеет меня прогнуть, окажется сопливой девчонкой ростом чуть выше веника.

— У нас говорят, власть женщины, — ни фига у нас так не говорят, но надо же его ответно поддеть.

— Да уж, власть, — его улыбка делается какой-то слегка сдавленной, а взгляд отъезжает в сторону. — Сидит такая плюшка, эротично облизывает клубнику и ведёт допрос первой степени, причём таким тоном, что первая вот-вот превратится в третью.

— Эро…тично? — вылупляюсь я. Смысл слова я знаю, в расширенном словаре оно есть, но какое отношение ко мне имеет данное определение?

— А ты себя со стороны видела? — ухмыляется он, снова уставляясь глаза в глаза и откровенно радуясь, что хоть чем-то ответно пнул меня в мозг. — Кокетка от святой невинности.

Варги-палки. Никогда не думала о том, как процесс питания может выглядеть в глазах окружающих примитивов. Я же действительно не кокетничала! Ну нравится мне эта ягода, ну люблю я молоко и молочные продукты, а вместе — вообще нектар, и хочется продлить удовольствие. Кто ж знал, что они это так воспринимают. Это что же, я теперь только при своих должна смаковать любимую еду? Или… Ой, а вдруг на наших парней это тоже так действует?! Мама-радиация…

Чувствую, как горят щёки. И даже уши. Найро встаёт, подхватывая рюкзак, а сам продолжает ухмыляться во весь рот. Так бы и пересчитала ему все зубы.

— Здесь долго задерживаться нельзя, — говорит он, подбирая оборудование и вставляя рацию обратно в ухо. — Сегодня прочёсывают все кварталы. Раз мы решили спорные вопросы, то я пошёл. Свяжись со мной часа через два, если захочешь узнать, как идёт операция.

И оставив меня, онемевшую от удивления и стыда, в гордом одиночестве, исчезает в проёме между опорными плитами подвала.

Сижу, чувствуя, как бушующая в мозгу буря чувств начинает переплавляться в гнев. Впечатываю кулак в трубу так, что она прогибается, но боли не чувствую. Да он же… Он осмелился меня унизить!!! Найро, мразь, ты меня оскорбил, почуял слабое место и целенаправленно пнул в мягкое брюшко, в самый мозг, на уровне настоящего далека! Прямо обвинить меня в том, что я заигрываю с плесенью, с паразитами, с низшими недоумками, да ещё и посмеяться над этим?! Клянусь, я сделаю так, что твоя смерть будет очень, очень мучительной!

Пока никто не появился, быстро переодеваюсь обратно в платье, наскоро зализываю рассаженную костяшку на кулаке и вызываю через сеть такси к углу соседнего здания, где я приметила булочную. Ждать, когда в подвал заявится полиция, совершенно не собираюсь. Очень скоро оказываюсь на улице, щурясь на солнце сквозь очки, и уже никто ничего не докажет. А что водопроводная труба прогнулась, так это кирпич упал или она о парапет тротуара долбанулась при разгрузке.

До приезда такси — примерно полтора скарэла. Надо подсуетиться с отмазкой: ну, захотелось голову проветрить, ну, в город скаталась, ну, вкусненьким разжилась по дороге. Вполне естественно, правда? Особенно учитывая, что весь наш с Альфой обед — по маленькому стаканчику горячего шоколада, и больше ничего. Кстати, да, есть-то хочется.

Захожу в булочную. Нос моментально наполняется исключительно приятным для обонятельных рецепторов ароматом свежего хлеба, в который вплетается знакомый запах. Что это? Ужасно что-то напоминающее, но узнать никак не могу. Словно что-то из прошлой жизни в поликарбиде, когда запахи звучали иначе. Рвущее мозг дежа вю. Обвожу взглядом витрину, стараясь уловить источник. Это… Вот оно.

Сложной формы булочки, присыпанные сахаром и чем-то ещё.

Тусклый бурый порошок с ярким запахом, вполне определяемый визуально.

Корица.

Корица… Вся злость, все плохие и грустные мысли немедленно оказываются стёртыми её ярким, сладким запахом. Как бы ни было мне плохо в ссылке на Сол-3, как бы ни было там тоскливо и одиноко, а всё же и там были приятные моменты, зачастую связанные с этим пряным ароматом. Пожалуй, с тех пор у меня вообще не было ничего достаточно приятного. Радостное, конечно, было. А просто приятного, когда уютно сворачиваешься клубочком вокруг фаянсового блюдца, от которого веет теплом свежесваренного яблочного джема с корицей, пока за темнеющим окном долбит невыносимо мерзкий холодный сентябрьский дождь — нет. Мы ведь и скарэл полного беззаботного покоя умеем ценить, только он выдаётся невыразимо редко, такие уж мы существа.

— Не желаете ли плюшек, мэм? Их всего десять минут назад вынесли из пекарни, они ещё горячие, — высокий, несомненно, женский голос вырывает меня из коричной прострации.

Поднимаю взгляд над прилавком. Надо же, насколько меня выбил из гамачка запах из прошлого, даже продавщицу не заметила. Нонсенс — далек цель прозевал. Ни за что своим не скажу, что так опозорилась.

— Это называть, плюш-ки? — спрашиваю, уже привычным жестом забрасывая очки на чёлку. Хм, а Мари по-другому их лепила. У неё плюшки были сердечком, а эти — навороченным руликом. Впрочем, сколько лет-то прошло. Время всё меняет, даже плюшки. Одна корица остаётся корицей.

— Да, мэм, — голос продавщицы-драконианки вдруг становится в два раза любезнее. Опознала. Хотя чего я хотела, мы с Альфой засветились везде, где только можно.

— Очень приятно пахнет, — делюсь с ней наблюдением. Показываю свой браслет. — Вы есть принимаете к оплата такой чип? Наш ассистент из Ассамблея говорил, этим можно оплачивать покупка.

Это правда, и для оплаты транспорта я уже им несколько раз пользовалась. Поскольку мы — ценные гости, Ассамблея выделяет нам некоторую сумму ежедневно на карманные расходы, только мы её практически не тратим. Пища в комплексе бесплатная, всё нужное у нас и так есть, а представить себе далека, закупающегося сувенирами... Трижды ха-ха. Нам даже для прикрытия не удаётся это сделать — встаёшь напротив сувенирного киоска, пытаешься проанализировать, что вообще тебе тут надо, и как-то получается, что проходишь мимо. Насколько я отслеживаю наши расходы, в основном всё уходит или на транспорт, или вот ещё Гамма, окончательно заигравшись, пару дней назад Дельте новые заколки для волос купил. Теперь она щеголяет россыпью разноцветных звёздочек в своих двух «хвостиках», а сегодня утром даже попыталась заплести из них что-то, похожее на косички. Бета ей в лоб заявил, что получились два грызуньих хвоста, и лучше придерживаться изначального эскиза и зачесать как обычно, а не пугать Гамму тощими чёрно-бурыми тросиками. А на её нытьё: «Дай витаминов, чтоб росли гуще», — категорично отрезал, что обойдётся, а генетику гравиплатформой не переедешь. Что, мол, дано, то и дано. Кажется, с теми бактериями, которые завелись в её головёнке, скоро появится ещё одна статья расходов кочевников, «парикмахерская». И, естественно и непременно, прямо сейчас добавится статья «плюшки». Потому что я не удержусь и куплю эту прелесть. Не столько чтобы есть, сколько нюхать. Яблок бы ещё…

— Да, мэм, мы принимаем оплату чипами, — девица кивает наколкой (любопытно, на чём она у драконианки держится, на клею, что ли?) и уверенно принимается сворачивать фирменную коробочку для пирожных. Поражает меня этот торгашеский нюх — они ведь точно знают, когда ты нацеливаешься на покупку, и безошибочно угадывают, что именно купишь, я это уже успела просечь во время общения с землянами.

— Тогда пять таких, плюш-ек, — соглашаюсь я.

В хитроватых глазах рептилии мелькают циферки, и она пытается мне предложить ещё каких-то сладостей, но я решительно отнекиваюсь... Пока не всплывают ещё и корзиночки с ягодами и взбитыми сливками. Разве тут удержишься? В итоге тоже беру, пять штук, на всех.

— Просто запах, — говорю, пока она бережно упаковывает мой заказ, стараясь не смять сливочные шапочки на пирожных. — Очень знакомый. Есть цветок дома, счастливый. Похожее пахнет.

Вру, конечно, как дышу, но это уже не лечится. Если не заливать про дом, милый дом, то кто ж нам поверит?

Продавщица подаёт мне мою коробочку с удобными для переноски ручками, я провожу браслетом перед считывателем и собираюсь поворачивать на выход. Скоро уже приедет такси, и надо бы поторопиться, однако девица смотрит на меня как-то немного задумчиво и вдруг говорит:

— Подождите минуту!

Она улепётывает куда-то за прилавок, во внутреннюю дверь, откуда слышен негромкий шум работающих приборов и доносится букет сладких ароматов. Интересно, что задумала? Резко просыпается любопытство, и естественно, я остаюсь ждать.

…Через двадцать шесть рэлов стою на улице перед подъехавшим такси, глупо улыбаясь. В одной руке — сумка с комбинезоном, сверху которого стоит коробка пирожных, в другой — бумажный пакет, на всю улицу пахнущий молотой корицей. Стакан ароматного порошка, наверное, не меньше — подарок от заведения госпоже послу. А в мозгу уже щёлкает безумная мысль, как действовать дальше. Я же помню рецепт. Сколько фруктов переварили на Сол-3 за два года… Знаю, как отмерить натёртые яблоки, сколько положить сахара, сколько корицы, как на водяной бане прогревать. А потом закатать… Или сразу съесть. Идиотизм, конечно, полный — но я ужасно хочу прихватить с собой несколько банок этого счастья и периодически прикармливать нормальной едой прототипов, а то они всю жизнь на синтетике. Ребята вон, пробуя новую натуральную пищу, каждый раз взрываются приятными эмоциями. И работоспособность у них стала больше, чем обычно. Иначе бы мы с Альфой, как самые думающие, не на глюкозе сидели, а на более серьёзных допингах. А уж тем, кто остался на базе переживать адаптацию, нормальная жратва вообще не помешает. Даже сильные психологические нагрузки на мозг могут быть заметно нивелированы натуралкой — пусть не своей родной, но всё же близкой по составу и потому дающей гораздо больше эффективных калорий в мозг, чем безвкусные гранулы и пресные протеиновые коктейли из синтезатора.

Через двенадцать скарэлов я вламываюсь на «Протон», нагруженная, как гравиплатформа на стройке. Кроме пироженок, которые я в прямом смысле слова тащу в зубах, в руках — по здоровенному мешку румяных яблок. Сумка с комбинезоном теперь забита сахаром, а также в ней лежат тёрка и корица. Кажется, я слетела с катушек на своей безумной идее, но разве яблочный джем — это не здорово?

— Дельта, — гаркаю в ближайший микрофон ВПС, на мгновение сбросив груз и освободив рот. — Ты ещё на борту? Есть техническая задача для механика! — и, вернув всё по местам, резво иду в сторону техотсеков.

— К-капитан? — запинаясь, отзывается динамик по всему коридору. Какой-то грохот на заднем плане, словно у неё что-то упало. И по обширному эху, это явно не реакторная. Не поняла?..

На всякий случай сворачиваю в сторону кают-компании, большего по размерам помещения у нас нет. И то, что я там обнаруживаю, заставляет меня втянуть сквозь зубы воздух, сбросить пакеты на пол, перехватить изо рта пироженки и, борясь с желанием швырнуть их по адресу, спросить у взъерошенного Гаммы, пока он пытается одновременно влезть в рукав комбинезона и встать по стойке «смирно»:

— Что. Ты. Тут. Делаешь?

Перепуганная Дельта тоже явно не знает, подтянуть ей растрёпанную шевелюру или всё же по уставу вытянуться во фрунт. Выбирает второе.

— Что. Вы. Оба. Тут. Делаете?! — я прохожу вперёд и бросаю коробку на общий стол. Ох, там же взбитые сливки… А плевать! Я хочу немедленно знать, что эти паршивцы, джет их сожги, тут устроили!

— Бета отправил меня на помощь Дельте, — чеканит Гамма, глядя мимо меня в прострацию. Вид у него, как на расстреле.

— И в чём. Конкретно. Ты ей. Помогаешь? — рычу я, потому что ответ, кажется, очевиден. Не письма же они тут в таком виде читали.

Их обоих заливает пунцовый румянец. И молчат, как онемели.

— Всё понятно, — отчеканиваю я. — Приведите себя в порядок, и в мастерскую, оба. Для вас есть техническая задача.

Бета, хитрый гад. Эксперимент должен быть завершён любой ценой, да? Небось, у него какие-нибудь секретные инструкции Учёного на этот счёт, целая пачка. А то и сам их доработал… Напильником. Воспользовался нашим с Альфой состоянием и решил доделать дело. И ведь со всех сторон не подкопаешься, ну, послал Гамму помочь проверить реактор и состояние форсажных движков, кто ж, мол, знал, что сервы до того вскипели мозгами, что бордель на палубе разведут? И расстояние плюс корабельная защита блокируют все эмоциональные всплески сладкой парочки. С этих двоих брать нечего, но тебе, медик хренов, я вкачу, когда вернусь. Ты доэкспериментировался, у меня терпение даледианское, но и у него есть границы. Сама не знаю, что больше выбешивает — полное несоответствие ситуации Общей Идеологии или то, что весь беспредел творится втихаря, за моей спиной. Или неясность, над кем именно ставится эксперимент — над сервами, надо мной, над Альфой? В общем, я должна как-то взять всё под контроль, иначе прототипы вообще от ложноручек отобьются. Это мой экипаж, и я за него в ответе.

Забираю пакеты и ухожу в мастерскую. Надо поискать и заточить какой-нибудь кусок ножовочного полотна — с такой примитивной задачей, как кухонный нож, я и сама справлюсь. А вот аналог плиты пусть сервы собирают. Трудотерапия — это именно то, что им сегодня нужно, да и мне не помешает. Проклятье, если Бета услал Гамму на «Протон», когда мы с передачи вернулись, то у них была масса времени для того, чтобы… Чтобы… Даже мысленно язык не поворачивается озвучить! Какая гадость! Мерзость!!! Мы же далеки, мы не должны быть, как животные… Как низшие примитивы…

А ведь по логике, я должна всё это воспринимать совершенно абстрагированно. Мы, все пятеро, принимаем участие в сложном эксперименте, который подразумевает специфические выверты психики, и это надо принимать так же спокойно, как Бета. Ну, бывает. Ну, это просто эксперимент. Ну, возможны неудачи, а отрицательный результат — тоже результат. Но нет, не получается мыслить об остальных прототипах, как об абстрактных экспериментальных образцах. Если вдуматься, я всегда была такой, принимала подчинённых близко к сердцу, старалась вникать в их проблемы и помогать их как-то решать по мере сил, возможностей и межклассовой этики. Надо просто раскрутить фильтр на всю катушку, добавить себе пофигизма и забить на всё болт. Иначе я с нашей парочкой сойду с ума, а Бете набью морду.

И всё же, даже с этим решением я ещё медлю.

Подтянутые, причёсанные, но всё ещё смущённые сервы приходят в мастерскую, когда я уже отыскала подходящий кусок стали и режу из него лазером полоски с закруглённым концом. Рядом валяется кусок шланга-термоусадки: если наплавить на заточку в три-четыре слоя, получится вполне приличная рукоятка.

— Так, — говорю, тыкая железкой в пакеты. — Это называется «яблоки». Техническая задача — промыть начисто, вытереть, освободить от кожуры и семенных камер, натереть на вот этой тёрке и термически обработать с последующим закрытием в стерильных условиях. Поэтому, пока я делаю ножи, один из вас придумает, как дать нагрев на эту массу до температуры кипения воды и не больше, без применения микроволнового излучения, а второй найдёт инертную к кислотам и достаточно прочную малогабаритную тару в достаточном количестве и её простерилизует.

— Насколько малогабаритную? — уточняет Дельта. Почему-то я и не сомневалась, что работа по изготавливанию термоэлемента окажется переваленной на Гамму.

Показываю руками приблизительный размер.

— Подходящие под описание ёмкости есть в медотсеке, — сообщает она. Подтверждающе киваю — Бета заслужил такого наказания, как лишиться пары десятков склянок для взятия биологических образцов. Там найдётся и стерилизатор, так что пусть Дельта пока занимается делом и проветривает мозги.

Молча затачиваю первую заготовку. Даже не знаю, что сказать ковыряющемуся по ящикам с инструментами и прочим техническим барахлом Гамме — «бестолочь»? «Идиот»? «Как ты опустился до такого, солдат Империи»? Но он заговаривает сам:

— Мы декорировали некоторые отсеки в соответствии с расчётами Беты.

Так же молча киваю. И тут он добавляет довольно неожиданное:

— Зачем это нужно?

Непонимающе поднимаю взгляд на его физиономию под тёмно-бурыми вихрами. Он из всех нас один такой вышел — чтобы волосы не до конца чёрные, да ещё и волнистые. У Дзеты тоже шевелюра вьющаяся, но совсем тёмная, а по Гамме полный рецессивчик прошёлся.

— Ты же… Ты же разрешала задавать вопросы, пока мы на задании, — резко робеет серв.

Действительно, разрешала. Спасибо, что напомнил — я в таком состоянии, что и рявкнуть могу за столь явное нарушение субординации, как излишние вопросы.

Но придётся отвечать.

— Это необходимо, чтобы сбить с толку Хищника, если он проникнет к нам на борт. Отсутствие какого бы то ни было декора в обстановке — характерная черта нашего народа, я уже акцентировала ваше внимание на этом моменте. Декор из биометалла, способный принимать любую форму — это в нашем случае идеальное решение. Что именно вы модифицировали?

— Рубку и медотсек. Бета сказал, что для кают-компании он ещё не нашёл подходящее решение.

Киваю, откладываю заточенную полоску стали, беру вторую.

— А… А если очистить плоды лазером? — снова спрашивает Гамма.

— Не годится, — коротко отвечаю я. — Запечётся по линии реза, нет смысла. Я раньше очищала манипулятором, сжимала и делала электрополимериновое лезвие. Одна прокрутка, и яблоко чистое. Но… — выразительно гляжу на руки, не продолжая реплику. И так всё понятно.

— Зачем мы вообще это делаем?

— Попробуешь — поймёшь, — отвечаю.

— Опять пища?

— Да.

— У тебя мания нас кормить, — мне показалось, или у серва в интонации проскочило что-то вроде улыбки?

— Скорее, мания заботиться, — отвечаю. — Пси-контролёр поставил мне диагноз, степень сочувствия другим далекам равняется шестидесяти двум целым и трём десятым процента.

— Это очень много, — соглашается Гамма. И, помолчав, добавляет. — Ты так сильно беспокоишься за нас с… Судиин?

Аж запнулся. Могу поспорить, один на один они друг друга по старым идентификационным шифрам окликают, даже не по буквам. Или какие-нибудь номера друг другу втихомолку присвоили.

— Я волнуюсь за каждого прототипа и за эксперимент в целом, — уточняю. — Ты не задумывался о том, что в случае провала вам с ней просто сотрут память и вернут в старые тела и на старые места? И ты даже не вспомнишь, что у тебя была такая личная привязанность, как Судиин?

Гамма опускает глаза. Вот и ответ — задумывался.

— Мне… придётся подчиниться, — выдавливает он через силу.

— Спасибо и на том, что сбежать не решили, — ворчу в ответ. — Поверь, нет ничего хуже, чем свобода. Первые дни ей упиваешься, а потом не знаешь, что с ней делать, и начинаешь сходить с ума. Даже будучи изменёнными, мы всё ещё высшая раса. Мы предназначены жить коллективно и действовать коллективно. Я испытала отрыв от коллектива на своей шкуре, и никому не посоветую пытаться добровольно выпасть из Системы.

— Значит, ты правда была осуждённой на изгнание и лишённой номера? — осторожно любопытствует серв.

— Да, — отвечаю. Что было, то было. — Но до этого сама сбежала, сперва от ссылки, потом от расстрела, вот и вкатали наивысочайшую меру наказания.

— Расстрел? За что? — Гамма настолько обалдел от моих откровений, что переходит за все рамки приличий со своими вопросами. Каков вопрос, таков и ответ:

— Ты же сам знаешь, как иногда подводит любопытство. Меня оно подвело больше, чем тебя.

Не удерживаюсь и мысленно хмыкаю. У него имеются три NB в личном деле по той же причине, что были в моём — излишний интерес к ненужным данным и вопросы не по существу. Но мой список нарушений был гораздо круче уже в Альтаке. У Гаммы слишком много осторожности и слишком мало безбашенности, чтобы лезть туда, куда лазила я, и уж тем более он не развлекается взломом собственных систем психологической безопасности.

Серв безмолвствует, силясь переварить услышанное. Я бы тоже на его месте впала в ступор, услышав подобные речи от Прайма.

— И всё же, тебя простили.

— Нет, — отвечаю. — Я на бессрочном испытании. И только потому, что очень любопытна и легко адаптируюсь к нестандартным условиям, поэтому со мной было удобно начинать эксперимент по стабилизации ДНК. Это единственная причина, почему Новая Парадигма приняла меня обратно.

— Теперь я понимаю, почему от тебя Адери так бесится, — серв уже паяет какие-то провода, но болтать это ему совершенно не мешает.

Беру третью заготовку:

— Пусть жалуется на меня Императору, если рискнёт.

— Не рискнёт, — из-под лазерного паяльника идёт приятный для обоняния дымок. Не знала, что новый нос может воспринимать этот запах как уютный. — Ты что, не видишь, что он тебя боится? Тебя вообще все прототипы боятся. Ты, — Гамма силится подобрать определение, — …другая. Просто другая. Не Мерзость, нет — это он загнул. Но ты как-то иначе думаешь, не так, как мы.

— Я из старых далеков, до Войны Времени. Активирована на Скаро в период относительного затишья. Естественно, я мыслю иначе, у меня все базовые вводные совершенно другие, — разъясняю наконец то, что он пытался узнать с самой нашей первой встречи.

Гамма в полном тупике, это по лицу видно, даже если не прислушиваться к эмоциям. А чего он хотел?

…А чего я хотела? Естественно, их пугает моя нестандартность. Наверное, единственный, кого она абсолютно не трогает, это сам Император. Для него, с его-то опытом и объёмом памяти за прожитые тысячелетия, я всего лишь зарвавшаяся девчонка с неплохо работающими мозгами, которую просто надо загрузить работой по самый купол скафандра, чтобы не выкрутасничала.

Позвольте. Это что же, меня и Вечный боится?! Вот это но-омер…

…На часах уже глубокая ночь, а мы всё ещё пытаем яблоки. За прошедшее время я получила два отчёта о проделанной работе от Найро, по одному отчёту от Альфы и Беты (заодно предупредила их, что задержусь на борту), перечистила и измельчила вместе с сервами оба мешка фруктов, намешала полуфабрикат и закинула вариться. Первую партию мы уже закатали, сейчас готовим вторую. Сладкая фруктовая масса потихоньку пыхтит в собранном Гаммой устройстве, распространяя умопомрачительный аромат на весь корабль. Наш связист и специалист по тонкой электронике вышел за дополнительными банками. Дельта жуёт плюшку, запивая протеиновым коктейлем — я свои пироженки уже смолотила час назад, вместе со стандартным бортовым обедом и пригоршней яблочных кожурок — уж очень жрать хотелось. Похоже, Гамма успел поделиться информацией с подружкой о душещипательном разговоре и его обсудить — она явно осмелела в моём присутствии и выглядит немного менее скованной, чем обычно. На самом деле, хорошо, что он вымелся — к Дельте у меня тоже есть пара ласковых и желание поговорить один на один. И как всегда, пока я подбираю слова для начала беседы, она заговаривает первой:

— Капитан… А про сегодняшний день тоже надо отчёт? — слова звучат относительно бодро, но вот порозовевшие скулы и общее ощущение выдают совсем другие эмоции.

— А почему нет? — приподнимаю я бровь в ответ как можно ироничнее. — Базе «Центр» и научному отделу будут любопытны все подробности.

Дельта опускает голову и даже начинает медленнее жевать, словно еда в горло перестала пролезать. Да, пожалуй, самое время испортить ей аппетит окончательно.

— Кстати, о научном отделе. Судиин, вся эта ваша, как говорят низшие, любовь-морковь и прочая петрушка — это на самом деле ерунда и выверт адаптации, если верить нашему врачу. Но на мой взгляд, ты допустила совершенно иную ошибку, забыв кое-что проанализировать достаточно глубоко. Вы же успели… — я запинаюсь, вдруг осознавая, что слово, характеризующее процесс естественного размножения у далеков, просто отсутствует. А употреблять термины из расширенного словаря, относящиеся к низшим или к животным, у меня язык не поворачивается. — Ну, в общем, успели, да? — она слабо кивает, отворачиваясь и откладывая сдобу. — И что ты будешь делать, если у вас… получится детёныш? Ты просчитала, что с ним будет? Ты это хорошо обдумала? Трезво взвесила? Никто даже не представляет, что у прототипов может… получиться. Теоретически ДНК застабилизирована, но практически процесс абсолютно не под контролем. Зародыш нельзя будет отследить так тщательно, как на конвейере, и уж тем более невозможно его вовремя откорректировать или безболезненно списать. Да ещё все ранние стадии могут проскочить мимо лаборатории, если мы тут нечаянно задержимся. «Протон» не имеет соответствующего оборудования, Верленд не имеет соответствующей квалификации. И всё это врежет не по Гердану, а по тебе и по возможному детёнышу. Ты это обдумала, прежде чем кидаться в новые ощущения?

И по её виду понимаю, что она вообще об этом не подумала. Эти кроваво-красные уши можно использовать, как маячки во Вселенной, а страхом от Дельты пасёт на три орбиты вокруг. Осознала, девушка, во что гравиплатформой вляпалась?

— Капитан, что мне теперь делать? — бормочет она. Ну да, инструкции на этот случай не писаны.

— Прекратить тихушничать и не заводить ситуацию в ещё более глубокий тупик, — отвечаю. — Я запрещаю тебе действовать тайно по какому бы то ни было поводу, включая ваши личные отношения с Герданом. Докладывать абсолютно всё перед тем, как что-либо сделать. Все приказы, разрешения и допущения, полученные от Адери и Верленда, подтверждать у меня. И никак иначе, — пожалуй, пора чуть смягчить тон. — Судиин, ты упустила, что наш врач — учёный, и ему прежде всего нужен результат. Поэтому он вам и потакал, что хочет всё увидеть до конца. Для него ты — всего лишь эксперимент. И Гердан, и я, и Адери, и даже он сам. Не жди, что здесь кому-то интересна именно ты сама или твои чувства по поводу происходящего. Это вообще всех интересует в последнюю очередь где бы то ни было. А в проекте «Прототип» наше место — лабораторная клетка, и наше звание — инфузория. И всем глубоко безразлично то, насколько это нас унижает или морально калечит. Анализируя ситуацию глубже, даже это для учёных представляет интерес в рамках эксперимента. Надейся на одно — чтобы в случае неудачи тебя вернули в старое тело, а не списали. И старайся остаться тем, кем ты была когда-то активирована, несмотря ни на что.

— Но это значит… — Дельта поднимает на меня слезящиеся глаза. Что, она ещё и реветь выучилась?! — Но это значит, что мы с Герданом должны… быть так, словно нет персональной привязанности. Но ведь она есть, есть!!! — наш техник с силой ударяет по коленям и зажмуривается так резко, что слёзы брызжут во все стороны.

Смотрю на неё. Ведь я примерно представляю, что она чувствует. Однажды я тоже была объектом фаворитизма, и не могу сказать, что это комфортно. Правда, у номера Семь с «Возмездия» хватало ума держать эмоции при себе, а у остальных — делать вид, что они ничего не замечают. И всё же это было неприятно. Семёрку и сослали-то в назначенные добровольцы-рядовые из старлеев за этот заскок, попытку привязаться к кому-нибудь, он ведь изначально-то не серв был, а такой же низкоранговый Чёрный, как и я. А на Свалке Истории его и ссылать-то уже было некуда, приходилось терпеть слишком долгие взгляды в свой адрес. А всё же, посылая его на смерть во время штурма «Крусибла», я чувствовала смутный дискомфорт. Так что могу себе представить, каково сейчас Дельте, у которой фаворитизм взаимен и цветёт буйным цветом.

Именно поэтому встаю и с размаху даю ей затрещину, а потом притягиваю к себе за грудки.

— Это не отменяет того, что ты создана далеком, — говорю очень тихо прямо в зарёванное лицо. — Ты — высшая раса, а не скотина. Учись контролировать себя сама, если фильтр не справляется. Ты — идеальное существо, а не низшая плесень. Так соответствуй этому званию, тупая десантура! Докажи мне, что ты далек!

Швыряю Дельту обратно на катушку с проводом, где она сидела. Докатились. Одна истеричная девица с барахлящим фильтром кортикального мозга строит другую такую же. Фантасмагория, кошмарный сон Культа Скаро, шуточка в стиле Хищника, но чтобы это ещё и реальность была — это ни у кого в мире воображения не хватит.

— Жуй свою плюшку и пиши отчёт, — заканчиваю я, буравя взглядом вздрагивающий затылок, из-под которого слышны сдавленные всхлипы. — И не говори, что я тебя не предупреждала о последствиях.

Жутко признавать, но кажется, изменив облик, мы действительно перестаём быть далеками. Что мы упустили? Где? Я должна это понять раньше, чем болезнь охватит всех прототипов. Вот тебе, Дикий Прайм, ещё одна невыполнимая задача в твоём бесконечном списке невыполнимых задач.

На пороге появляется Гамма с коробкой простерилизованных банок и замирает, увидев столь живописную картину.

— Так, — говорю, окончательно выпрямляясь. — Мне надо вернуться в гостиницу. Закончите тут с джемом. Последнюю банку приказываю не закатывать, а съесть на двоих. Оставшиеся пирожные тоже поделите.

Полыхая злостью, выхожу прочь. Ну почему с Гаммой спокойно получилось поговорить, а эта нытичка вывела меня из равновесия на раз плюнуть? Тоже ведь не случайность. Но пока слишком мало данных для окончательного вывода, придётся отложить решение проблемы на неопределённый срок.

…На небе всего одно солнце и две зари. Проветриваю голову и сбрасываю напряжение — даю кросс от корабля до Ассамблеи. Чувствую моральную усталость и мечтаю о сигарете, денёк выдался — ого-го. А ещё впереди разговор с Бетой. Ох, не удержусь и дам ему по роже!

В ста лерах от меня — старт космического корабля, лицо и руки ощущают жар даже на такой дистанции. До чего же здорово. Сколько бы ни созерцала взлёты, но каждый раз, когда здоровенная махина поднимается, преодолевая гравитацию, я чувствую восхищение. Даже если это несовершенная конструкция низших тварей. Потому что это просто красиво — такая мощь в приложении к одной крошечной пылинке Вселенной.

Вот только это меня сейчас не может успокоить.

…Половина третьего.

Недочёт — эффективно дать по роже не хватает роста, поэтому я без предупреждения вламываю с ноги в первое попавшееся уязвимое место. Медик задыхается от боли и, сложившись пополам, медленно валится на колени и вбок. От его эмпатического посыла Альфу буквально вырывает из недр сети, и он разворачивается к нам, явно готовясь оттаскивать меня в случае продолжения агрессивных действий. Но я пока удовлетворена ударом, от которого застигнутый врасплох Бета не успел увернуться. Всё, гнев выплеснула, и теперь ничто не дрожит отдать приказ компьютеру раскрутить фильтр эмоций на всю катушку.

— Почему не доложил мне, что специально сводишь сервов? — спокойно спрашиваю у пытающегося вдохнуть Беты. В ответ несётся едва слышный стон. Так ему и надо. — Как смеешь проводить эксперимент вне лаборатории, самостоятельно, не имея нужной квалификации? Ты по специальности — нейрофизиолог, а не генетик. Это не твоя работа. Тоже мозга слишком много досталось?

— Что произошло? — тихо спрашивает Альфа, и я чувствую в нём тень страха. Да, Гамма не соврал — и этот тоже меня боится. Как это я раньше не замечала?

— Гердан и Судиин… — я снова запинаюсь из-за отсутствия нужного слова, но, похоже, Альфа меня понял. Вот только прореагировал совершенно иначе — просто вздохнул и сел обратно на свой любимый диван. — У нас нет возможности отследить все изменения в состоянии Судиин, если она теперь беременна.

— Это не такой… быстрый… процесс, — хрипло несётся с пола по слогам.

— А ты проверял? — чеканю в ответ. Гнева не осталось, один расчёт. — Нет никакой гарантии, что в полностью естественных условиях он не пойдёт иначе, чем в лабораторной колбе. Теперь так. Ты действуешь не только у меня за спиной — ты действуешь за спиной у всех, включая Учёного. Тебе были даны инструкции спровоцировать персональную привязанность у этих двоих и у меня с Адери, да? А ты решил пойти дальше и развить тему там, где получилось, превысив полномочия?

— Так ты… знала?

— Просчитала, — отвечаю, подвигая к себе кресло и бахаясь в него. Устала. — Встал и принёс мне мою сигарету.

Бета с трудом поднимается на четвереньки, потом на ноги, и согнувшись в три погибели, гребётся в свою комнату.

— Я думал, ты его убьёшь, — тихо замечает Альфа, со скрещёнными руками глядя на пейзаж за окном.

— Я не занимаюсь самосудом, — говорю в ответ. — Бить его тоже не следовало, но иногда подкрепление болью действует отрезвляюще даже на упёртых энтузиастов. Ты тоже подозревал, что он пытается нас свести?

— Нет, ведь мы из разных каст. Мне это и в мозг не приходило, — отзывается он. — Будь добра, употребляй наркотик на балконе… — и добавляет чуть более доверительным тоном: — Чего ты так взбесилась?

— Из-за сервов, — отвечаю. Фильтр купировал злость, и теперь всплыло всё то, что под ней было. Грустно мне. — У них низкий интеллект, они не в состоянии качественно просчитывать последствия своих действий. Они даже не задумались, что у Судиин может быть детёныш и что с ним будет. Им следовало это разъяснить раньше, чем всё произошло, а не сталкивать в яму. Они… психологически не готовы к этой стадии эксперимента. Теперь вообще неизвестно, что получится. Может, через два скарэла они сюда вернутся, а может, по глупости угонят «Протон» и попытаются скрыться.

— Маловероятно, — отзывается Альфа. — Именно потому, что они сервы. Слишком много инструкций в мозгах и слишком малое умение их перебарывать. Им дисциплина не позволит сбежать.

— И всё равно, теперь эксперимент пошёл наперекосяк, — говорю, пока бледный и пошатывающийся Бета подаёт мне табельный наркотик. Ага, проняло. Болевой шок неплохо выбивает дурь из полушарий мозга. — Хотя бы потому, что непроинформированность сервов о последствиях прямо нарушает соответствующие пункты Общей Идеологии. Верленд, ты тоже заражён и перестал соответствовать эталону. Адери, сознайся честно, — прикуриваю, дав искру с пальца, — в чём ты отклонился от О.И.?

— Я стараюсь выполнять твой приказ и держаться в рамках устава, — отзывается он самым нейтральным тоном. — Но это очень сложно, учитывая обстановку вокруг. Вы сильно изменились, ну, я не про тебя, Зеро. Ты всегда странная. А вот остальные просто делаются на тебя похожими. Быть может, скрытое влияние ДНК на психику? Ведь ты — в основе всех нас.

— Тогда уж эхом через гипноленты дошло, — отзываюсь. — Плюс к тому, невыработанная мощность мозга. Что думаешь, Верленд?

Медик с трудом пристраивается на первую попавшуюся горизонтальную поверхность выше пола, подальше от меня, поближе к стратегу. В голосе явно звучит опасение схлопотать ещё разок:

— Не знаю…

— Кстати, — вдруг совершенно другим, чуть более лёгким и насмешливым тоном замечает Альфа, — кажется, я подобрал точное определение твоей позиции к остальным прототипам, Зеро. Да и не только к ним, вообще к Империи, — он разворачивается ко мне лицом, явно готовясь сказать какую-то гадость и посмотреть на мою реакцию. — Долго не мог найти нужное слово, поскольку у нас оно отсутствует.

— Ну, и?

— «Мамочка», — уголком рта усмехается он. — Низшие назвали бы тебя «мамочкой».

Сказать до того нечего, что я немею.

— В точку, — брякает Бета раньше, чем успевает прикусить язык. Наверное, ещё раз по самому уязвимому после мозга месту хочет. А паршивец стратег продолжает развивать мысль:

— С нами носишься, сервов опекаешь, и даже этому, — кивок на Бету, — врезала не столько от злости, сколько от страха за то, что с ним сделают за превышение полномочий. Разве не так?

Варги-палки. Так.

Действительно так. Вот сейчас, когда Альфа это всё озвучил, я понимаю — он прав. Почему-то в мозгу всплывает недавно услышанное: «У тебя мания нас кормить». Тоже соответствует параметру «мамочка». И что ещё хлеще, я со своими ребятами с «Возмездия» такой же была. Проклятые проценты личностных характеристик! Мало мне было любопытства, теперь ещё и за этим следи!

Но нельзя не отбрехаться.

— Имеешь в виду, я Империю удочерила, а она меня уматерила? — никогда бы не поиграла словами так явно, если бы не совершенно приватная обстановка среди своих.

— Иди курить на балкон, — вместо ответа или усмешки отзывается Альфа и брезгливо морщит нос. Понятно, шутка пролетела мимо. Или для него это не шутка, а констатация факта.

Так и быть, выскребаюсь из кресла и выхожу на улицу, посмаковать ядовитый дым. В персональный отдел локального патвеба один за другим падают вечерние — или уже точнее было бы сказать, утренние отчёты сервов, но читать их я не стану, нервы дороже. Пусть Учёный с Вечным с этой, как оно, «пор-но-графией» разбираются и изучают каждую деталь. А меня увольте.

Пожалуй, сигарета заканчивается даже слишком быстро. Досадно. Но приближается время моего сна по расписанию, так что я тащу окурок до утилизатора, более не тратя время на разговоры.

Душ.

Спать пятнадцать скарэлов — и снова галопом по встречам, совещаниям, интервью, переговорам, интригам и неприятным сюрпризам от экипажа.

Но хотя бы закончился этот сумасшедший день — самый обычный день кочевников.

Да. Самый обычный день.

====== Интермедия вторая, всё немного запутывающая. ======

(после свиданки в парке)

— То есть, со Скаро?!

Таген чуть повернул голову в сторону сестры, с трудом давя зевок. Мягкое кресло слишком провоцировало прикорнуть, даже несмотря на кружку крепкого отвара земной травы и интересную историческую книгу, но через час уже надо было отправляться на работу, в Ассамблею. В последние дни у посланника было слишком много дел, чтобы позволять себе приезжать к самому заседанию, а не к семи утра.

— Вот то и есть, что со Скаро. Кочевники — потомки далов с Пири-эск-Дал, нормально, да? — Таген закрыл том и отложил на журнальный столик. — Мы с ней полночи ходили и обсуждали эту тему. Она мне много чего понарассказывала интересного…

Луони, кутаясь в халатик с оборками, помешала ложкой кислородный коктейль из злакового молока с каким-то фруктовым сиропом.

— Не дави пузырьки, весь газ выпустишь и всё утро будешь помятая, — подстебал её Таген, зная, как сестрица втайне помешана на здоровом образе жизни и идеальной внешности.

— Нет, подожди, то есть они и мы… Мы и кочевники… — продолжала хлопать ресницами девушка, пропустив шпильку мимо ушей. — И они, и мы… А Доктор знает?!

— Уже знает, — донеслось от входа на балкон. Рыжий стоял, сверкая на всю улицу зелёным котелком и улыбкой, но уж слишком веселье было искусственным, это бы понял и тот, кто знал Доктора меньше, чем брат с сестрой. — Значит, они со Скаро…

Зелёно-карие глаза вдруг сузились, а улыбка выключилась, как по команде звуковой отвёртки.

— И тебя, — палец галлифрейца навёлся на посланника, — на них клинит. А у тебя нюх на скрытую агрессию такой, что никому на Новом Давиусе и не снилось.

— Э-э-э, — смущённо протянул в ответ тал, а Луони просто откровенно фыркнула:

— Доктор, его не на них, а на ней клинит. Разве ты не замечаешь, как он на её… гм, фигуру сзади глядит?

Таген резко залился вишнёвой краской, Доктор почему-то тоже. Наверное, за компанию, подумала Луони, потому что особенность галлифрейского гения — быть полным мальчишкой во всём, что касается сокровенных отношений между мужчинами и женщинами, — она просекла ещё во время первого совместного приключения.

— И ничего я не гляжу! — брат хлобыстнул широкой ладонью по подлокотнику. — Смейся, да не подавись коктейлем!

Любящая сестрица только прыснула в бокал:

— Она же не женственная, и вообще не в твоём вкусе. Поэтому и повело, чисто для разнообразия?

— Доктор, можно, я её тресну подушкой?

— Нет, нельзя, — рыжий галлифреец прошёлся по гостиной туда-сюда. — Луони, а почему Жозеф до сих пор дрыхнет? Мы работаем, думаем, вникаем, а он почему-то дрыхнет. Иди и разбуди!

Девушка послушно кивнула и упорхнула вместе со стаканом на балкон, к ТАРДИС. В её голове помещалось слишком мало мыслей, чтобы понять, что её откровенно спроваживают. Или же наоборот, решила не тратить время на препирательства и поскорее разбудить землянина, чтобы не пропустить самое интересное.

— Значит,они со Скаро… — Доктор упал в свободное кресло прямо через подлокотник, отчего на миг ботинки задрались выше головы.

— Знаю, о чём ты думаешь, — отозвался Таген, выразительно постучав по книге, которую читал. Её обложка была украшена лаконичным тиснением в виде далека. Рыжий вгляделся и медленно кивнул. Карие точки в его глазах почти исчезли — их задавил зелёный лёд джихада.

— Не исключено, — со значением подтвердил он.

— Кое-что у меня в голове не вяжется, — Таген вздохнул, снова откидываясь в кресле, и на секунду прикрыл горящие от бессоницы глаза. Негромко прищёлкнул языком. — Невыгодно им было бы так в открытую сливаться, тем более что они тебя должны знать и бояться до дрожи в вантузе.

— Ты не знаешь, насколько эти твари хитры, когда дело доходит до дела.

— А мне казалось, они довольно прямолинейны…

— Увы, не все. Я знавал уникальных пройдох даже среди поликарбидных тараканов.

— Допустим. Но если предположить, что кочевники — какая-то секретная операция далеков, то моё воображение отказывается принять две вещи, которые я сегодня наблюдал. Нет, я допускаю вариант каких-нибудь генетически модифицированных далеков, но… Но…

— Что — но?

— Но я не могу себе представить далеков, играющих на арфе! И тем более целующихся друг с другом по кустам!!!

Ответом ему была обескураженная физиономия Доктора. Повелитель Времени поморщил лоб так и сяк, пожевал челюстью, наклонил голову к одному плечу, к другому, снял и поразглядывал котелок, но потом наконец поднял взгляд и признал:

— Я тоже.

— Так может, они действительно далы? — горячо сказал Таген, подаваясь к собеседнику. — Зеро сказала, что в Пири-эск-Дал была трещина за пределы пространства и времени. Какая-то Священная долина. Я, кстати, когда вернулся, первым делом навёл справки — такое название у них действительно было, она даже на старых картах отмечена. Давай проверим?..

Глаза галлифрейца вспыхнули.

— В ТАРДИС, — коротко скомандовал он.

Через сорок секунд (ТМД бы сказала, через шесть с половиной рэлов), с балкона донеслись странные звуки, похожие то ли на астматическое дыхание, то ли на скрежет нагруженных санок по асфальту, сменившиеся пульсирующим высоким свистом, который очень скоро затих совсем. Там, где только что стояла синяя полицейская будка, лишь взвихрился сквознячок.

«Ну вот, — подумал искусственный интеллект дома, — теперь их ждать не раньше, чем к ужину…»

(после взрыва в доме)

— Всё, немедленно возвращаемся за моим генератором. Надо его чинить и смотреть, что эта анимешная девочка-энергия с ним сотворила. И искать, что я не так с ним сделал.

Реплика Доктора прозвучала под аккомпанемент привычно хриплых звуков дематериализации ТАРДИС, но почему-то не вызвала восхищённой реакции у компаньонов. Таген медленно сел на пол прямо под дверью, не в силах распрямить трясущиеся перетруженные руки. Он как-то не ожидал, что девушка столь маленького роста может весить так много, но не позволил себе сдаться до последнего. А теперь и руки, и спина, да и ноги заодно, решили хором отомстить за внезапную нагрузку.

— Ты как? — заботливо спросил Жозеф. Как-то уж слишком заботливо, на взгляд всех присутствующих — тон вопроса явно отдавал издёвочкой.

— Проваливай к чёрту, — исключительно вежливо огрызнулся посланник.

— Рыцарь фигов, — Луони присела рядом с братом на корточки. Она в полной мере оценила вес госпожи посла, когда укладывала пострадавшую поудобнее, помогая завернуться в плед. — Нашёл способ порисоваться перед девушкой. Теперь страдай.

Таген мрачно поглядел на Доктора:

— Как ты вообще мог её пустить в дом, ты же знал!..

— Ты уже спрашивал, как, и я ответил.

— Что она явно знала, что делает? Это НЕ ответ!

Доктор с загадочной улыбкой уткнулся в приборы. Таген слишком хорошо был с ней знаком — это выражение галлифрейского лица можно было перевести множеством слов, но самые короткие варианты звучали как «я больше ничего не скажу» или просто «отвяжись». Дальше спрашивать, ругаться и бодаться было совершенно бессмысленно для каждого, кто хотя бы день знал Доктора, и Таген, тяжело вздохнув, сдался.

— Послушай, — сказал Жозеф, — главное, что она жива. Я, правда, не очень понимаю, что там с ней произошло, но она жива и цела, так что прекрати ныть, как баба.

— Декомпрессия с ней произошла, — ответил ему вместо посланника Доктор. — Воздуха нет, на туловище снаружи ничто не давит. Кровь внутри привыкла, что тело сдавленное — и вжух! — он демонстративно всплеснул руками, растопырив пальцы, словно изображал салют.

— Врёт, — флегматично заметила Луони. — Сосуды эластичные, не лопаются, если только самые мелкие и по чуть-чуть. Но в целом, видел же, как у неё руки распухли? И лицо было, как подушка. Из-за отсутствия воздуха нарушается процесс дыхания, венозная кровь с артериальной перестаёт дружить, идёт выделение свободных газов не туда, куда надо. Это очень больно, между прочим. И обычно от этого секунд за десять сознание теряют, а за минуту умирают.

— Ой, не грузи мою голову, — отмахнулся старатель. — Вечно вы вязнете в деталях, когда надо зрить в корень. Жива, здорова, оклемается.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся галлифреец.

— Дураки, — проворчал Таген.

— Кстати, Доктор, — продолжил Жозеф, — спасибо, что позаботился открыть ей дверь на расстоянии. А то я запер за нами вход, чисто по привычке. Всё равно у всех есть ключ.

Повелитель Времени как-то странно замер перед экраном сканера.

— Верно, — подхватила Луони. — Она явно из последних сил к нам ворвалась. Точнее, впала — если бы ей пришлось ждать, пока мы сообразим и откроем, она бы точно не выжила. Я как её на пороге увидела, так чуть сердце не дёрнуло — глаза бешеные, вся красная, плащ следом волочится, руки не работают, шевелюра дыбом от порыва ветра… Пролетела три шага и рухнула. Ну, думаю, всё. Умерла. Ага, если бы — через полминуты уже на нас рычала, чтоб не лезли. Сколько же она там пробыла-то?

— Почти минуту, — отозвался Доктор как-то ну очень задумчиво. — Жозеф, а ты точно запирал дверь? Ты уверен, что тебе это не приснилось, вы же были такие сонные?

— Слушай, я темнота, но не лунатик. Сказал, что запер — значит, запер, — сказал старатель и с подозрением уточнил. — А что?

— Да так, — прозрачным голосом ответил Доктор и так же прозрачно-мечтательно улыбнулся в пустоту. — ТАРДИС — специфическая леди, с характером. У меня были компаньоны, которых она оставляла околачиваться на пороге, даже если у них был ключ. Обратная ситуация встречалась гораздо реже. Можно сказать, по пальцам одной руки можно пересчитать, когда она открывала дверь тому, у кого не было ключа…

— Это ты к чему? — хором спросили талы. Жозеф, похоже, уже понял — удивлённо поднял широкие брови и глядел на Доктора, ожидая подтверждения догадке.

— К тому, что я не открывал ей дверь. ТАРДИС впустила её сама.

Повисло молчание, словно Повелитель Времени ожидал то ли восхищённых аплодисментов своей дедукции, то ли изумлённого аханья, то ли наводящего вопроса. Последний не замедлил прозвучать, естественно, от Тагена, и совсем не с той интонацией, которой явно добивался галлифреец:

— И что с того?

В мечтательных зелёно-карих глазах проскочило что-то, смутно похожее на ревность. Положа руку на оба сердца, Доктор не мог не признать — его своенравная и своевольная машина времени открывала дверь чужакам всего лишь пару раз — сперва ему и внучке, во время побега с Галлифрея, потом — Мелс, только что отрегенерировавшей в Ривер Сонг. И всё. Больше никому и никогда, или он что-то не знал о своей синей будке. Поэтому он ответил на вопрос Тагена вслух, но скорее себе самому, чем талу:

— А то с того, что встаёт вопрос — чем посол Зеро так приглянулась моей ТАРДИС, что она впустила её без ключа?!

(после безумного дня кочевников)

Из-за наполовину прикрытой двери раздался приглушённый крик, полный ужаса. Альфа и Бета переглянулись, и стратег метнулся в комнату Зеро.

Капитан сидела на постели, бессмысленно глядя на правую ладонь. Потом закрыла глаза и, словно зомби, отвалилась обратно на подушку. На её лбу блестели бисеринки пота, но дыхание уже сделалось ровным. Альфа посмотрел-посмотрел, прикрыл дверь до конца и вернулся в гостиную.

- Опять? – тихо спросил Бета.

Стратег молча кивнул. Из всех капитанских пугающе-необъяснимых заскоков этот для него был самым страшным, хоть и самым редким.

- То же самое, что и раньше. Глядит на руку, а потом снова засыпает. Проснётся – опять скажет, что ничего не было и ничего не помнит.

Бета поморщился:

- Помнит, когда просыпается. Только нас пугать не хочет. Сразу наверх отсылает, отдельным пунктом в отчёте, а потом уже кладёт под жёсткий блок памяти.

- А ты откуда знаешь? – Альфа передислоцировался на облюбованный диван и уставился на горизонт – этот пейзаж позволял ему хотя бы не глядеть на тихо отъезжающих мозгами соратников и худо-бедно держать себя в моральном равновесии.

- Я лично с ней это раскапывал на «Вневременье-6», с психологами и с военным хакером высшего класса. За то время нам удалось отследить и проанализировать три её аналогичных сна, потом ей уже в Центре занимались.

- С хакером? – уцепился за слова Альфа. Он впервые слышал, чтобы для анализа чьего-то ночного кошмара потребовался специалист по взлому компьютеров.

От Беты пришло эмпатически высказанное «подтверждаю». Потом задумчивость. Потом врач наконец принял решение.

- У тебя практически подходящий уровень доступа, к тому же ты – прототип и в её подчинении. Я могу тебе рассказать, если настаиваешь. Но это останется глубоко между нами, и ты никогда не дашь ей и другим понять, что знаешь.

- Согласен, – отозвался Альфа, взвесив предупреждение медика и возможные последствия.

Бета пристроился на другом конце дивана, глядя на тот же пейзаж.

- Ей снится охота.

- Охота?

- Да, охота. На неё саму. На мой взгляд, это просто навязчивый сон с тремя повторяющимися элементами. Где бы ни шла охота, там всегда присутствуют Тень, Падение и Рука.

- Уточни?

- Тень – это тот, кто охотится на Зеро. Не имеет облика, зато цель вполне конкретная, лишить её воли и присвоить. Некоторые психологи пытались притянуть это под подсознательное отторжение Системы или Общей Идеологии, но тут я согласен в выводах с Девятнадцатым и с начальством – Империя там всегда выступает отдельным персонажем, иногда нейтральным, иногда на стороне Тени, но гораздо чаще против неё и пытается защищать Зеро. Так что Тень – это что-то отдельное, подсознательный страх потерять волю, совершенно непонятно чем вызванный. Падение – это непременный элемент конца сна, когда она принимается орать. Потому что рано или поздно Тень загоняет её в ловушку, и она начинает отстреливаться с максимально разрушительными последствиями для окружающего пространства. Во время тех трёх снов они обрушили какую-то эстакаду, высотное здание нашей старой постройки и ещё один раз полетели во взрывающийся реактор – ну, это уже вмешались реальные воспоминания Зеро.

- А «рука»?

- В последний миг, когда всё окружающее, включая Тень, проваливается в никуда, кто-то ловит её за правую руку. Кто – неизвестно, она всегда просыпается на этом моменте и ни разу не разглядела союзника. То есть фишка в том, что она носится по пространству сна самой собой, до модификации, а в этом моменте оказывается уже в гуманоидной оболочке.

- Выглядит, как обычный навязчивый кошмар для стравливания напряжения.

- Угу, – ощущение, идущее от Беты, сделалось раза в три задумчивей обычного. – Только есть одно «но». Первый сон из этой серии ей приснился тогда, когда она даже не подозревала о проекте «Прототип» и не могла себе представить, что будет первым модификантом. А по воспоминаниям, её реальная рука стопроцентно совпадает с той, которую она увидела, включая три браслета из наломанной проволоки, которые ты ей недавно сделал.

- Предчувствие? Прорицание? – насторожился стратег.

- Неизвестно. И вот ещё что, ты же знаешь, с её появлением связана довольно тёмная история.

- Без подробностей.

- Я тоже без подробностей, но Зеро – Золотой, который непонятно каким образом был активирован среди Чёрных. И это я работал с её облучённым трупом, по заданию начальства пытаясь понять, что с ней происходило в доактивационный период. С ней проводили больше сеансов гипнопедии, чем положено, но, к сожалению, мозг, со скоростью звука распадающийся от радиации и биологического разложения, точной считке никак не подлежит, а отпечаток личности не имеет заметных следов гипнопедического влияния, там всё смазано, пронизано взаимными связями и лежит в общей куче инстинктов и рефлексов, в которой даже Учёному не разобраться.

Альфа был настоящим стратегом далеков, и ему ничего не стоило сделать правильный вывод из слов врача.

- То есть в её мозг могло быть заложено нечто сверх обычных инструкций, которые мы получаем в процессе эмбрионального развития? И это кем-то может быть использовано? – в голове тут же мелькнул образ хакера. Теперь и этот кусочек мозаики встал на своё место. – И есть подозрение, что тот, кто стоит за её появлением, её ищет с помощью телепатического сигнала, который её сознание старается изо всех сил отторгнуть – для этого был нужен хакер, проследить возможность взлома мозга?

- Попал в цель, – подтвердил Бета, одобрительно кивнув. – Только хакер ничего не обнаружил. И детальное исследование волн мозга тоже ничего постороннего не показало. Простой сон, даже нет характерных артронных следов проникновения сознания во время, как у Контролёра.

- И?

- И вот в этом-то и загвоздка, из-за которой начальство продолжает наблюдение и анализ кошмаров Зеро, которые, кстати, повторяются всё чаще и чаще. Каким образом, ещё будучи в скафандре и в старом теле, не видя пророческий сон, она себе напророчила эту руку?!

Комментарий к Интермедия вторая, всё немного запутывающая. ...и тут она впала в ТАРДИС.

http://cs629223.vk.me/v629223424/d853/ttXvqq0mXBc.jpg

=)))

====== Сцена восемнадцатая. ======

Круглая щётка, фиксатор причёски.

Мягкие прикосновения карандаша и кисти к векам.

Поправить складки парадного платья на плечах.

У гостиничного лифта, кое-как сдерживаемая бодигардами, уже ждёт голодная до сенсаций и вооружённая камерами стая журналистов, а ещё больше их будет у кабинета президента Ассамблеи. В самом кабинете — только самые аккредитованные «сливки» новостной периодики да пара государственных телеканалов. Но мы уже адаптировались к этой братии достаточно, чтобы полностью её игнорировать.

Взглядом пробегаюсь по остальным четверым. Все при параде, идеальны и в точности соответствуют своим эскизам, Дельта даже надела старые заколки, в которых нет никакой фривольности. Семнадцать местных суток, а насколько сильно мы изменились. Не внешне — по духу. Были все такие любопытно-настороженные, приглядывающиеся к новому месту и его особенностям — и где это всё? Пять зубастых монстров, готовых откусить свой законный кусок мира. Не сейчас, нет — после официального подписания договора, во второй половине дня, у нас будет особая встреча с талами по поводу Скаро. Там, конечно, стоит ожидать своих подводных камней, но мы их себе примерно представляем, так что готовы отбрехаться от практически любого обвинения и наврать с три космических грузовика везде, где необходимо.

Сеть взорвана громкими лозунгами типа «договор века», «прорыв в науке» и прочей ерундой. Низшие твари очень любят швыряться красивыми словами, даже не понимая, насколько пошло это выглядит. Оттого-то мы сейчас и при параде, что им крайне важен внешний блеск. Я бы вообще предпочла отсутствие каких бы то ни было церемоний, просто тихо подмахнуть бумаги и разбежаться по домам, но придётся посверкать перед камерами ненавистным парадным платьем и кривой улыбкой, а потом ещё поотвечать на вопросы надоедливых журналюг на пресс-конференции и просто в коридорах. Но, как известно, это работа, которую мне доверил сам Император, и никто её за меня не сделает. Через два скарэла мы с господином президентом распишемся под договором между Ассамблеей и кочевниками, я церемонно передам ему кристалл с информацией, которая тут же будет размножена и распределена по всем представителям всех миров, а потом мы где-то ещё на декаду вынужденно задержимся, чтобы Альфа с Гаммой помогли организовать понимание переданного знания. Вполне возможно, что им вообще придётся тут остаться на какое-то время, даже когда «Протон» отчалит домой, но они к этому готовы. Ну, Альфа точно готов. А Гамма готов или старательно делает такой вид. Мы с ними остаться не можем — Дельту срочно надо в лабораторию, у Беты есть подозрение на успешное зачатие.

Пора на выход. В приёмной навстречу поднимается наш диплосианин — он тоже будет присутствовать на церемонии, как законный сопровождающий. На нём же висит разгон журналистов у лифта. На миг в голове мелькает шальная мысль, из окна да в окно, в обход камер, вот физиономии у ассамблейского планктона-то вытянутся. Но это, увы, нереализуемо с точки зрения политической необходимости. Работать, так с полной выкладкой.

Выходим и первым делом слышим характерный писк стереокамеры. Паразиты, и сюда успели пробраться.

— Госпожа посол, два слова!..

— Никаких комментариев, — отгораживаюсь от камеры ладонью и прохожу мимо, пока Цилен Всиа старается оттеснить назойливого юркого гуманоида. В конце коридора уже вижу сдерживаемую охраной целую свору таких же нахалов. Вот бы… Веером от пуза, как выражалась Ривер Сонг. Из огнемёта. Или хотя бы инфразвуковой отпугиватель на всю катушку раскрутить. Но мечтать не вредно — надо просто пройти через них, как через пустое место. А собственно, почему «как»? Они и есть пустое место. Только почему-то очень шумное.

Заходим в лифт и на прощанье слышим бешеный топот ног — гады стараются поспеть в центральный корпус хотя бы по лестнице. В журналистский партер уже не пробьются и к нашему приходу не успеют, но хоть выход заснять, хоть издалека. М-да, и у кабинета будет то же самое.

Без пяти одиннадцать по местному времени. Мы точны, как собственные ракеты — входим в кабинет. Мне и Альфе он уже вполне известен, остальные получили о нём информацию из наших воспоминаний. Кроме президента, присутствуют сплошные знакомые физиономии. Тут и полосатый пеладонин, и альфа-центаврианское нечто с глазом, и даже старающийся не дёргаться и сохранять спокойствие Шварцвальд — помнит, как мы его на пару морально и интеллектуально отвозюкали на ток-шоу, теперь, наверное, икает от каждого нашего появления в поле зрения. Особенно от Альфы — стратег не забыл, как землянин посмел на него поглядеть при первой встрече, и отыгрался в интеллектуальном сражении по полной программе.

Не отвлекаться. Думать о деле. Держать себя в ложноручках.

Звучат дежурные слова — и речь президента, и моя ответная. Надо ли говорить, что я ограничиваюсь парой абзацев по существу, тогда как примитив разливается мыслью по галактике?

Пафосные папки из натуральных материалов, бледно-бежевая бумага с микрорисунком и текстом договора, который я быстро пролистываю. Платиновая лазерная ручка. Вывожу закорючку на синтетическом, отпечатываю в сенсорном окошке большой палец — сперва под одним договором, потом под другим. Всё, наименьшее из всех дел завершено.

Альфа передаёт мне мини-кейс с кристаллом. Открываю и с трудом удерживаю спокойствие на лице. Приколисты на весь мозг шибанутые, варги-палки!

«Кто это придумал и почему не предупредили?!» — воплю мысленно, извлекая держатель для информационного кристалла, оформленный в виде золотистого тетраэдра. Судя по весу, он действительно из золота, которое продолжает цениться среди низших цивилизаций. Спасибо, что не из флидорского — вообще был бы финиш, так со всех экранов прокричать, кто мы.

«Это была моя идея», — отзывается Бета.

Дизайнер хренов, я чуть заикой не осталась от смеха и испуга одновременно. Ещё громче нельзя было просемафорить Доктору, кто тут договор подписывает? Хотя чей бы терроркон рычал, а мой бы помалкивал — фенечка на шее сигналит куда громче. Что ж, будем врать, что это, типа, правительственный знак такой.

Кристалл передан президенту, от него — пеладонскому лорду. Превозмогая отвращение и давя жажду крови, с улыбкой пожимаю протянутую конечность — надо. Пафосный, пафосный кадр под вспышки снимков, который займёт своё место в учебниках истории. А лучше бы не там, а в учебниках по тактике и стратегии — идеально проведённая даледианская подготовительная операция к будущей волне экспансии. Но разве здесь кто-нибудь об этом догадается? Мозги не повернутся, слишком ущербные и недоразвитые.

Всё, пожали руки, на том и разошлись. Точнее, отправились на пресс-конференцию, мы — всем отрядом, ассамблейцы — всей гурьбой. Конференц-зал битком набит, но времени только полтора часа, так что вопросы успеют задать только самые проворные. Рассаживаемся по креслам вдоль длиннющего стола.

Вопросы чудовищно глупы, вроде такого: «Вы чувствуете удовлетворение?» Да, варги-палки, отчасти чувствую. Но уровень недостаточен, нас сюда не за тем присылали, и главной цели мы ещё не достигли. А кроме того, я вас всех хочу убить — быстро, эффективно, всю стаю разом. Это с прикосновения так завелась, но выбора-то не было. Ради дела приходится продолжать врать, о чём надо и как надо. Надо, надо, надо — скоро я возненавижу слово «надо». Уничтожить слово «надо».

Наконец, озвучен шедевральный шедевр, наивысшая точка глупости, очевидно, от научного издания:

— Скажите, пожалуйста, возможно ли присутствие наших учёных на процессе создания квазара?

Полному имбецилу понятно, что нет — но низшим непонятно. Вот бы пристрелить дурачка, но я вместо этого киваю Гамме. Альфа, умница, заранее вычислил возможность такого вопроса и помог ему разработать правильный ответ.

Техник принимает чуть более раскованную позу, стараясь оттянуть внимание на себя. Наверняка чувствует, как меня клинит на желании хотя бы руки вымыть, и чтоб с бактерицидкой.

— Вы есть допускаете мало ошибка в понимании процесс. Во-первое, это есть долго, больше стандартная продолжительность жизни. Мы за пределами ваше время, можем периодически контролировать, для нас много быстро, причина есть субъективный темпоральный поток. Для ваше время — уже много медленно, надо использовать перемещение во время. Во-второе, это очень опасный процесс, столько гравитационное возмущение. Наши брать автоматический контроль через зонды, ваши — не знаю, близко лететь нельзя. Территория риска, с человек на борту быть — есть смертельная опасность. В целом автоматика может летать, если много лишняя, почему нет? Телескоп для наблюдения вернее для ваша наука, думаю. Главное, безопаснее. Подробнее можно обсудить после, с ваши астрофизики.

Пообещать — не значит делать, а делать — не значит сделать. Пообещать-то мы можем что угодно, а вот близко их подпускать к процессу не будем. Не хватало ещё, чтобы особо юркий зонд засёк наши тарелки. У них, конечно, система невидимости от любых радаров этого времени, но никто не исключает микроскопическую вероятность технического сбоя. «Будущие проблемы следует предусматривать из прошлого», один из ведущих тезисов Культа Скаро, унаследованный Контролёром Времени и полностью мной разделяемый. Не единожды убеждалась, как бывает полезно подсуетиться с безопасностью заранее, и главное, как плохо этого не сделать.

Ура, наконец-то вырвались пообедать и перевести дух, а чтобы никто не донимал и меня не провоцировал, вернулись в гостиницу.

— Ты как? — первым делом спрашивает Альфа.

— Как в кровавом тумане с обзором на пол-манипулятора, — отвечаю.

Команда с сочувствием глядит на меня. Кто ж ещё поймёт это состояние, как не они? Голой рукой коснуться твари, которую надо прикончить при одном её появлении в поле зрения. А после прикосновения ещё и адекватно соображать, сохранять дружелюбную физиономию и поддерживать беседу! Фильтр до сих пор дымится, стараясь понизить уровень агрессина, но где ему. Это не старая система медицинской поддержки в скафандре, он только на психику работает. Даже глюкоза не спасёт — тут уже гормонами пора ширяться.

Бета, покопавшись в штатной аптечке, тащит инъектор и флакон бактерицидного аэрозоля.

— Давай руки, — говорит.

Молча протягиваю конечности и чувствую сперва мягкий прохладный тычок в сгиб локтя, а потом холодок на ладонях. Скоро полегчает, а пока отваливаюсь на диван и испускаю молящий стон:

— Клубничный йогурт…

Лучший антидепрессант, между прочим.

Почти сразу в ладони утыкается что-то прохладно-запотевшее и аппетитно пахнущее. Не глядя, пихаю полную ложку в рот, потом вторую.

— Я бы не выдержала, — замечает Дельта над самой моей головой. А, так это она притащила мне еду… Приоткрываю глаз.

— Поэтому ты работала фоном, а не стояла первой, — говорю.

В ответ послушно кивают два хвостика.

— Может, сигарету? — Бета невероятно щедр, но плохо подсчитал последствия.

— Отставить сигарету, — отвечаю. — Нам ещё с блондосами через три местных часа встречаться. А там будут Таген и официальный представитель РМ, как его, Ралендо. А ещё наверняка Хищник заявится, так что следует быть абсолютно в здравом уме… — кошусь на Дельту. — Быть может, тебя придётся оставить тут.

Теперь хвостики мотаются отрицательно.

— Это придётся объяснять. Лучше медикаментозно придавить, — возражает она.

— Тебе противопоказан жёсткий гормональный контроль, — отрезает Бета.

Дельта вспыхивает и устремляет взгляд на ботинки.

Пальцем выскребаю остатки йогурта из креманки. Ягодка, украшавшая еду, оставлена на сладкое — лежит на дне и дразнится.

— Соврём правду, — говорю. — Скажем, что занемогла по причине беременности. Насколько я помню биологию гуманоидных самок, у них на ранней стадии бывает такая вещь, как токсикоз. Вот на него всё и свалим.

— Правду нельзя соврать, — непонимающе тянет Гамма. Тьфу, тупица.

— Это просто оборот речи, — отвечаю, вынимая ягодку из креманки за зелёный хвостик. Как аппетитно по ней стекает розовато-белая капелька. Тяну к ней язык…

…и перед глазами встаёт наглая ухмылочка Найро, а в ушах звучит его издевательский комментарий.

— Ой.

Не особо понимаю, кто ойкнул. Потом понимаю — я сама, потому что пальцам больно. Обгоревшая мумифицированная ягода шлёпается обратно в креманку. Это сколько пикров я с руки дала, даже не задумываясь?..

— Ничего себе, — очень осторожно говорит наш медик. — Давай-ка, я тебе ещё дозу…

— Нет, — резко отвечаю. В голове шумит — похоже, залп был нешуточный, и весь в ягоду. Неудивительно, что из неё получился крошечный чёрный дымящийся комочек. Не будь бы такой сочной при жизни, сгорела бы в пепел.

— Я врач, мне виднее, — чуть настойчивей, но всё ещё с опаской отвечает Бета.

Наверное, он прав. Молча протягиваю другую руку под инъектор.

— Накопилось, — констатирую факт, пока холодная резинистая головка присасывается к коже и впрыскивает лекарство. — Столько времени обрабатываю плесень, а зачищать нельзя. Да ещё вокруг постоянно эти талы… Вот и сорвалась.

— Вариант — на «Протон», и пострелять в тире по движущимся мишеням, — предлагает Альфа.

— Другой вариант — звёздный бой через игровую приставку, — добавляет Гамма.

Приставка ближе, и партнёр есть. Благодарно киваю Гамме и выразительно гляжу на стратега:

— Вторым будешь?

Альфа обречённо смотрит в ответ: мол, а что ещё прикажешь делать, не выпускать же тебя к блондосам в таком состоянии, когда до срыва в режим обдолбанного космодесантника — половина гравиплатформы без четверти.

Семь скарэлов гоняемся друг за дружкой по астероидному полю, но подбить стратега удаётся лишь изредка, примерно один раз из шести. Альфа ловчее и спокойнее в прямом бою, но не всегда просчитывает мои засады. Этим преимуществом и пользуюсь, вот только он всё равно целенаправленно и размеренно навязывает прямые догоняшки по виртуальному пространству и всаживает мне торпеду то в борт, то в корму. В общем, не хочу с ним оказаться в аналогичной ситуации по-настоящему, ведь размажет, не чихнув.

А потом приставка внезапно выключается, аккурат под очередной взрыв торпеды об мой катер.

Срываю объединённые с наушниками очки вирт-пространства. Комната как комната, Альфа вон, по креслу растёкся, как нажравшийся слизер, и тоже стягивает привод с головы. Ничего не изменилось, только электроприборы не работают, да за окном, оказывается, дождь собирается — ну, так ещё с утра ощущалось, как электричество в атмосфере погуливает, только я внимания не обращала. Всё равно под крышей были.

— Что произошло? — окликаю ребят, всё ещё болтающихся в гостиной.

— Вы не услышали? — отзывается Гамма, возникая на пороге. — Молния, прямо в здание. Очень мощная. Видимо, аварийные системы выключили питание из-за перегрузки, скоро восстановят.

Тут я понимаю, что изменилось что-то ещё. И от этого вдруг делается очень и очень не по себе.

— Поле, — встаю на ноги. — Поле Хищника, блокирующее Шакри. Чувствуете, оно отключилось?

— А где был излучатель? — тут же задаёт очень грамотный вопрос Дельта.

— Неизвестно, Доктор мне не докладывается, — отвечаю.

— Самое логичное — спрятать на шпиле, среди прочих антенн, — замечает Гамма. — Чем выше, тем лучше сигнал.

Мать моя радиация.

— Надо его предупредить. Где ТАРДИС?

— В последние двое суток наблюдалась в парке, на круговой аллее, у сада со статуями, — тут же отчитывается Дельта.

Рву к балкону и чувствую на локте её руку.

— Стой!!!

Брррр! Невольно отдёргиваюсь и, естественно, останавливаюсь.

— Шквал, — она кивает головой на окно, убирая руку обратно. В глазах стоит нешуточный испуг, словно она сама в ужасе от того, что рискнула меня схватить. — И гроза. Эпицентр прямо над нами. Долбанёт — гаек не соберёшь.

Словно в подтверждение её слов, за стеклом лиловым электроугрем пробегает молния и почти сразу грохает так, что, кажется, пол вздрагивает.

Времени нет, меняю курс на сто восемьдесят градусов, к двери. Хорошо, что Дельта меня остановила, теперь голова включилась и напомнила, что платье уже брошено в шкаф, а я в одном бельевом трико. Но нормально одеваться просто некогда — заскакиваю в комнату, схватить со стула плащ и пояс, и бегу на выход как есть. Кому тут придёт в голову, что посол не по форме носится? Со стороны — шорты как шорты, майка как майка, сверху для приличия плащом прикрыты. Параллельно сборам раздаю приказы:

— Гердан, инструменты — и наверх! Возьми генератор отклоняющего поля, чтобы под молнию не попасть! — мне вот только с этой тяжеленной дурой до парка бежать, оттого и уступаю её серву. Обойдусь лёгкой защитой, встроенной в пояс — не комбинезон, конечно, но один-два выстрела выдержит, а под молнию подставляться в мои расчёты не входит. — Адери, активируй корабельный радар, отслеживай появление и перемещение Шакри, всё докладывай мне и Гердану! Остальные — ждать!

Вылетаю в коридор и на всех парах несусь к лестнице мимо оторопевшего от подобной скорости диплосианина, успевая лишь бросить ему по дороге:

— Сделайте связь с Тагеном, сказать два слова — поле отключилось. Срочно!

И мчусь куда мчалась. У местных лестниц нерационально широкие пролёты, там можно дать скоростной спуск в режиме свободного падения, всяко будет быстрее лифта.

Во время прыжка слышу испуганные крики. Слабонервный кто-то попался, не в состоянии понять, что происходит на самом деле. Торможу в лере от поверхности первого этажа и плавно опускаюсь. Перегрузка, конечно, ощутимая, но терпимая. И бегу дальше в предположительном направлении выхода. Благо и конструкция здания просчитывается на раз, и планировку мы уже выучили.

Наконец, вылетаю на улицу и несусь, как ненормальная, в парк, используя движки — бегом не успею ну просто никак. Правда, передвижение усложняет сильный бейдевинд, а лучше бы в спину дуло, но что имеем, то и имеем. Не вмордувинд, и на том спасибо. Сгибаюсь как можно ниже, чтобы живые изгороди хоть как-то прикрывали от шквала. Молнии насыщают воздух электричеством едва ли не каждый рэл. По небу летит сорванная с деревьев листва и даже мелкие ветки, того гляди хлынет ливень. Ну и погодка, соответствует ситуации. Как некстати. Мне так срочно нужен Доктор, а она мешается. Есть только один заметный плюс — облака закрывают все три солнца, а то я очки второпях забыла.

«Вижу следы Древних, — рапортует Альфа. — Четыре с космодрома, два с электростанции, один из подвала главного корпуса. Отмечаю корабли, от которых идёт след. Предположительно, Шакри движутся к ТАРДИС».

Варги-палки в квадрате.

Нет, в кубе — радар ловит знакомый маячок. Найро, блондосская скотина, тебе-то что там надо? Договор для галочки соблюсти?

«Капитан, определена серьёзная проблема. Один из четырёх кораблей по координатам совпадает с «Протоном», — от такого сообщения я даже спотыкаюсь на ровном месте.

«Пока ничего не предпринимать, только наблюдать», — отвечаю. Наши системы защиты пропустили хроновора — а это очень, очень хреново.

«Мы обдумаем, что с этим можно сделать», — говорит Дельта. Даже сервы сразу догнали, чем грозит ситуация. Вот конструкторам потом задачка будет!.. Но дожить бы ещё до этих конструкторов. А то очень мне не нравится, как противник держит курс в том же направлении, что и я. И скорость у него явно и очевидно выше моей, начало разборки пропущу.

Наконец, вижу нужное место — Альфа, помимо наблюдения, потрудился быстренько скорректировать мне маршрут и сбросил карту, так что по внутреннему монитору контактных линз то и дело появляются указательные знаки, а завидневшийся за стрижеными деревьями сад статуй откровенно светится ярко-фиолетовым. Всё, поняла, куда надо, выключаю навигатор, а то затмевает всё остальное. Настроить правый глаз на Шакри, левый — на фильтр восприятия.

Навстречу несётся отчаянный женский крик. Вижу красноватые энергетические облака, медленно кружащие над одной из точек. Талка, что ли, верещит? Бежала бы в ТАРДИС. Или путь отрезан? Сейчас доберусь и разберусь. Активировать защитное поле, а то маячок Найро отзванивает совсем близко. А столкнись мы с ним на публике, будем разыгрывать врагов на сто процентов, иначе не поверят. Придётся друг по другу стрелять, значит, придётся. По-честному, на поражение.

Перемахиваю через нужную живую изгородь и лерах в двух от себя наблюдаю довольно безрадостную картину. Широкое пространство стриженого газона, отчаянно простреливаемое и отчаянно неприятное, утыканное дурацкими изваяниями примитивов и пересечённое дорожками. На ближайшей, идущей вдоль изгороди, валяется лицом вниз землянин, а блондоска сидит над ним и пытается трясти за плечи, причитая на все лады. Над ней висят Шакри, все семеро, ровным кругом. И ни следа от ТАРДИС.

— Луони! — рявкаю я. По-моему, девчонке надо отступать, а то сейчас тоже схлопочет, как её приятель. Чем это они его, а? Скорее всего, током — погодка самая подходящая.

Лицо талки из отчаянно-неверящего превращается в просто испуганное.

— Беги! — истошно кричит она мне.

А я что собираюсь делать? Опускаюсь на грунт, потому что ветер здесь слишком силён, а высота слишком недостаточна для хорошо управляемого полёта. Бегу. Но только к ней, а не туда, куда она хотела.

И тут очень кстати, прямо-таки исключительно вовремя, всплывает Гамма.

«Капитан, я наверху. Доктор уже здесь», — докладывает он, как только я заношу ногу на первый шаг. Ну класс. Кто-то так торопился, что забыл спутников, а они влипли по самый купол скафандра.

«Передай, Шакри напали на его компаньонов. Землянин пострадал, дыхание есть, но слабое, пульс неровный, остальное с текущей дистанции не разобрать. Постараюсь вынудить противника отступить или хотя бы продержаться до того, как вы почините устройство», — впечатываю ботинок в дорожку.

«Сильно повреждённое. Похоже, оно и притянуло разряд».

Если это оно разряд притянуло, то там и чинить нечего. Значит, остаётся только драться. Ура, драться!!!

«Капитан, — встревает Альфа, — рекомендую подкрепление. Мы можем выдвинуться немедленно».

Заношу ногу на второй шаг. Вот почему мыслить и общаться мы умеем гораздо быстрее, чем бегать? А потому, что мысль можно скомпилировать в короткий архив, не требующий проговаривать каждое слово в отдельности. Сродни чтению по диагонали, только в телепатии. А движение так не укоротишь. Вот бы уметь делать псионическую телепортацию!..

«Альфа. Продолжай мониторить обстановку. Никуда не выпускай Дельту. Бета, аптечку — и немедленно ко мне».

«Есть», — коротко отвечают все трое хором.

— Беги! — снова верещит мне блондоска. — Прочь, скорее!

Но я уже рядом. Простая же математика — если смогу защитить домашних зверушек Хищника, то вотрусь к нему в доверие на сто процентов и усыплю абсолютно все подозрения насчёт того, кто мы такие. Потому что далек, спасающий тала — это даже не нонсенс, это просто не бывает. Но… Общая Идеология — ради победы над крупным врагом можно пренебречь деталями. А Луони — это полная и абсолютная деталь. Незначительна во всех смыслах, кроме того, что с её помощью можно повлиять на Доктора и Тагена.

Досадно, что защитное поле прикрывает только меня.

— Закрой рот, — приказываю девчонке, останавливаясь в шаге от неё. Поднимаю голову и говорю на синтетическом. Уж кто-кто, а Шакри поймут любой язык, они скорее мысли и чувства считывают, чем сотрясание воздуха органами речи. — Уходите. Я даю вам первый и единственный шанс. Любой акт агрессии с вашей стороны будет воспринят, как объявление войны моему народу, со всеми вытекающими последствиями. Мы не остановимся, пока не ликвидируем вас или не погибнем все до единого, и вы должны это знать.

Да, примите мою невероятную щедрость, к которой принуждает ситуация, и свалите искать себе новое место для укрытия.

— Ка-акая картина, — раздаётся сбоку. Знакомый голос. Найро, дрянь ты этакая, всё же вылез. — Живописная группа, «Макат и Дакара над павшим воином», хоть скульптуру лепи.

Макат, Дакара… Запросить базу данных. А, понятно, архаические богини талов. Ну и подобрал сравнение, думаю, лихорадочно пролистнув статьи. Макат, небесная плакальщица — жена Тагра, бога битвы. Красивая дура, только и умеющая, что эффективно развешивать сопли над трупами воинов. Воплощение женского горя, чьим именем дразнили древних талских девиц, до совершеннолетия не научившихся толково владеть оружием и защищаться. И отнюдь не пресветлая Дакара — покровительница берсерков и воинов-смертников, командир армии мертвецов, мать пяти лунных демонов и ещё целого выводка хтонических чудищ разной степени опасности, от выше средней до крайне высокой, собственноручно уничтожившая прародителя богов, когда он неосторожно заикнулся, что от её милых деток следует радикально избавиться.

Мне нравится это сравнение. Найро, подольстился, гад.

Пока я наслаждаюсь мифологическим анализом, Луони испускает слабый писк и втягивает растрёпанную голову в плечи:

— Г-генерал Н-найро…

Как сильно она его боится. С чего бы? С бластера в руке или просто из-за того, что среди бела дня, в приличном парке, к ней подошёл преступник номер один с Нового Давиуса? Нашла перед кем струсить. На прицеле-то он держит не её, а меня.

— Не хотелось бы ссор с кочевниками, — несмотря на мягкий тон, тал сверлит меня холодным стальным взглядом, как дрель, и я понимаю — он тоже допускает возможность открытия огня на поражение. — Поэтому просто отойди. А ты — ко мне.

Это, естественно, относится уже к блондоске. Дура всхлипывает и, что самое смешное, собирается послушаться. Развязно встаю между ними двумя и говорю союзнику-противнику:

— Хочешь взять — подойди, возьми.

В ответ незамедлительно раздаётся выстрел. Энергетический удар приходится в грудь. Если бы не силовое поле, импульс проделал бы дырку шириной в два моих кулака. Ещё один такой залп, и защите конец, поэтому влепляю в бластер разряд. Дистанция в пять де-леров недостаточна, чтобы загасить или отклонить мою собственную молнию, а мощность я выставляю не такую, чтобы убить Найро или оглушить его до потери сознания. Не хотелось бы пока устранять мою симпатичную зверушку, она ещё нужна, причём на длинном поводке.

Тал с шипением роняет из обожжёной и парализованной руки оружие. Чуть меняю угол прицела, сдвигаясь на его лицо, и оставляю для эффекта искрить дугу между пальцами.

— Подойди и возьми, — повторяю. Идиот, беги, пока жив. Но он, кривоухмыляясь, распрямляется и показывает мне глазами наверх.

Нет, я не забыла про Шакри, но против меня им нечего предпри…

…врезаюсь лицом в гравий, почти не сумев смягчить падение руками. Поле сдохло раньше удара, так что я получила по полной. За миллионную долю рэла до атаки я только и успела ощутить, как из окружающей среды, включая мою заряженную ладонь и батареи обмундирования, выжирают электричество, но ничего не сделала — просто не хватило времени. Больно… Но я жива. В меня запустили самой настоящей молнией, мощностью со средненькую атмосферную — но я жива. Сразу доходит: металертовая сетка в мускулатуре, плюс бронекупальник, плюс отлично заизолированная обувь, плюс я здорово взмокла, пока сюда добиралась. Вместе сработало, как громоотвод, молния просто стекла по поверхности тела в грунт, лишь слегка обожгло кожу да шибануло по импланту и линзам, они ушли в перезагрузку. Хорошо, что аккумуляторы им не нужны, всё запитывается непосредственно от мозга. Скоро электроника восстановится, но несколько рэлов я не буду видеть Шакри и получать данные со сканеров. Ну и эмоции придётся регулировать полностью вручную. Только, вот честно, сейчас не до них — слишком больно.

— Болваны!!! — восклицание Найро, пожалуй, слишком экспрессивное.

С трудом оборачиваюсь. Тал уже сидит рядом с соплеменницей, которая растеклась у него по коленям, судорожно цепляясь за руки мужчины. Не поняла?.. Поднимаюсь в сидячее положение и вижу, насколько посинели у неё губы и ввалились глаза. Симптом ясен — сердце.

— У неё же кардиостимулятор, а вы аккумулятор посадили! — продолжает орать Найро в небо.

А, так вот в чём дело. Сожрали электричество вокруг, в том числе и оттуда. Как это они в первый раз ухитрились её не убить? Или землянину заведомо нужно было меньше, чем мне, а ради прототипа стоило собрать максимальный заряд? Бросаюсь к Луони, забыв обо всём. Нет, я не могу дать ей сейчас сдохнуть. Она ещё пригодится Империи, как ключик к Доктору. А такую помощь, как подзарядка аккумулятора, я вполне могу организовать.

Падаю рядом на колени, отпихиваю тала. Под руками – закрывшее глаза тело, которое вдруг пробивается слабой судорогой. С-стоять! Продержись ещё пару рэлов, девчонка!

Зажать область сердца между ладонями — одну на грудь, другую на спину. Трансляция энергии для подзарядки батареи, активировать.

— Помогай, — бросаю сквозь зубы. — Делай ей дыхание, как умеешь. Я чинить элемент питания, запускать сердце.

Хорошо, что наши цели сейчас совпадают — Найро беспрекословно берётся за искусственное дыхание. Ещё бы Жозеф не помер… Где там Бета застрял?! Нет, я понимаю, ему досюда столько же, сколько было мне — рэлов семьдесят, если на всех парах и с безбашенными прыжками с высоты. А если нет, то на дорогу весь скарэл уйдёт. Но всё равно слегка паникую.

Кошмар и ужас, я спасаю талку. Я. Спасаю. Талку. В прямом смысле. Вытаскиваю её с того света, из клинической смерти. Трогаю её руками, пропускаю через неё поток электричества, но не убивающий, а исцеляющий. Охренеть, я же далек! И спасаю талку!..

Электроника наконец оживает. Заработали сканеры, информация пошла на монитор линз, активировались видеофильтры. Сразу запрашиваю состояние кардиостимулятора и смотрю на результат. Ага, элемент питания зарядился более чем наполовину, можно запускать. Разряд! Тело дёргается, на миг выгибаясь. Сердце? Мало. Ещё разряд, сильнее. Буду лупить, пока не заставлю работать её бракованный биологический мотор для перекачки крови.

Третий разряд наконец-то заставляет сердце биться. Лёгкие блондоски делают всхлипывающий вздох, рука рефлекторно поднимается к груди, и Найро, в чьих услугах девчонка больше не нуждается, наконец распрямляется.

— Ну ты даёшь, Дакара, — за насмешкой в сизых глазах прячется испуг. Ага, осознал наконец, с кем связался? А я бы предпочла, чтобы ты подольше не понимал, как и хищниковы друзья, но увы, пришлось слить секрет самозащиты. Считай, что у меня в ладонях импланты.

Луони открывает затуманенные глаза.

У моего горла блестит лезвие ножа, наверняка с молекулярной заточкой.

Я держу два искрящих пальца у виска тала. Пат.

«Голову отрежу», — обещает его взгляд.

«Выжгу мозг», — так же глазами обещаю я.

Ждём, кто первым дрогнет. И всё это поверх синюшно-бледной всклокоченной блондоски и с хороводом отчего-то медлящих Шакри над головой. Ну и сцена.

— Просто отойди, кочевница, — спокойно говорит Найро.

Молча улыбаюсь в ответ. Предложение отклонено. Почему медлят Шакри? И что это за странное ощущение, словно по затылку ползёт что-то медленно-холодное, похожее на сковывающую слизь? Считка информации напрямую с мозга?! Меня учили защищаться, активировать ментальный блок! На всю катушку! Пошли вон и не смейте рыться в моей голове! Прочь!

И всё это — не теряя контроля за ситуацией с талами. Ещё рэл, и я спекусь — или упаду в обморок, или резанусь об нож, или всё сразу…

На верхней границе поля зрения — яркая знакомая вспышка. Луони зажмуривается — она же вверх смотрела. Ледяная слизь исчезает с затылка, словно её и не было. Не может быть, это стреляло наше оружие… Не гамма-бластер, правда, а электропушка, но наша! Откуда?!

— Ликвидировать противника! — могу поклясться, что в этом вопле на синтетическом счастья больше, чем боевой ненависти. Д-дельта?..

Мы с талом синхронно бросаем косой взгляд туда, откуда доносится второй выстрел по Шакри, надо же оценить обстановку. В начале дорожки, помимо вооружённого аптечкой Беты, стоит, широко расставив ноги, наша техничка. На правом плече у неё пристроился излучатель большой мощности, явно свинченный со спасательной шлюпки «Протона», а в левой руке, на ремнях, болтается связка из аккумуляторных батарей. С учётом роста, лишь немногим выше моего, и куда более хрупким телосложением, картинка получается — зашибись.

Дельта, я тебе вкачу. Ты нарушила приказ.

Но… Ты притащила единственное оружие из нашего арсенала, которое реально может срезать Шакри. Ну или хотя бы как-то им навредить.

— Убери нож, — приказываю я Найро. Ощущение железа у горла исчезает, но — паршивец же, предусмотрительный, как далек — тут же следует яркая, невыносимо обжигающая глаза вспышка. Испускаю стон, непроизвольно закрыв лицо рукой, и слышу удаляющийся бег, а следом ещё один выстрел из энергетического оружия — на этот раз по горизонтали. Только не убей его, дурёха! Там даже пепла не останется, если в человека попадёт!

На моих коленях остаётся дрожать и всхлипывать полувменяемая Луони. Ей тоже обожгло сетчатку, так что мы обе ослепли. Повреждение зрения — наихудшая из всех аварий. Не вижу цель, сама уязвима, стра-ашно!

— Покажи глаза, — раздаётся над головой приказной голос Беты. Силой воли заставляю себя убрать ладонь, поднять голову и раскрыть веки. Всё равно — темнота с плавающими зелёно-серебряными пятнами и стекающие по щекам слёзы — естественная реакция организма на повреждение зрения.

— Обычное поражение световой гранатой. Сейчас… — слышу копание в аптечке, потом ощущаю падающие на роговицу прохладные капли. На переносицу опускаются чуть великоватые очки. — Зрение восстановится через некоторое время, посиди. И больше не забывай обмундирование.

— У девчонки только что останавливался кардиостимулятор, — сообщаю ему, отодвигаясь вслепую, чтобы дать оперативный простор и заодно стряхнуть талку. — А что с землянином, непонятно. В себя не приходит. Окажи им помощь.

От Беты на миг шарашит возмущение — мол, лечить какую-то плесень?! Потом возня.

— Ты в порядке, — наконец говорит он на интергалакто вполне утвердительно, явно в адрес пошмыгивающей носом блондоски. — Глаза скоро начнут видеть. Надо отдохнуть, и никаких нагрузок и стрессов в ближайшую декаду. Сидеть, лежать, спать, читать.

— А что с Жозефом? — слабо спрашивает она.

— Смотрю, — сухо отвечает медик.

Какое-то время слушаю возню. Наконец, Бета сообщает мне в приват:

«Похоже на ожог коры головного мозга. Степень поражения пока не ясна, для качественного обследования нужна аппаратура. Вызвать врачей?»

Прикидываю так и сяк.

«Нет. Пока приедут, время будет упущено. Бери его на «Протон» и лечи сам, на нашей аппаратуре. Все данные по биологии землян у нас есть, уровень нашей медицины превосходит здешний».

«З-зачем?!» — обалдевает Бета.

«Далеки никогда не станут спасать землянина и тала, Доктор это знает. Вот за этим и будешь его лечить, — и подумав, мстительно добавляю. — Считай это наказанием за оформление информационного кристалла на сегодняшней церемонии».

Вслух же задаю на синтетическом самый актуальный для моего любопытства вопрос:

— Судиин, когда ты успела?..

Судя по звукам, она не очень решительно подходит, фоня виной на весь парк.

— Ты оставила нас с Герданом варить тот… джем. А я давно просчитывала, что будет, если нам придётся вступить в бой с Шакри. Поэтому пошла и сняла с катера пушку, а потом привезла её в гостиницу и спрятала под койкой. Ты в тот момент по расписанию спала и всё пропустила. Но Адери согласился с моей инициативой.

— Я тебе приказывала докладывать всё, — так, начинаю злиться.

— Мы знали, что ты запретишь. По закону этого места оружие на территории Ассамблеи держать нельзя. Но если бы его не было…

— Одного не понимаю, почему они не нападали? — перебивает её Бета.

— Пытались что-то извлечь из моей памяти, — отвечаю. — Или просто порыться. Судиин, ты хоть одного подстрелила?

— Похоже, зацепила, но не насмерть, — докладывает она. — Тал сбежал, я промахнулась. Тяжело целиться на глаз.

— Выговор за двойное нарушение приказа, благодарность за спасение командира, — говорю ей. — NB в личное дело за чрезмерную инициативу. А теперь проваливай, пока тебя кто-нибудь не углядел с этой… бандурой, — на самом деле, поздно, как-то ведь она тащила оружие через комплекс. Но может, оно было зачехлено? Не знаю…

Какой-то шорох, потом слабый голос Луони:

— Стойте, куда вы его забираете?

— Лечить, — холодно отвечает Бета. Чувствую, как он старается задавить презрение любой ценой.

«Никаких встроенных в тело землянина взрывных устройств, вложенных через гипноз программ, нано-инъекций, кибердубликатов и прочей инициативы, иначе NB не отделаешься! — спохватываюсь я. — Надо вернуть его Хищнику так, как есть. А то спалимся».

К презрению добавляется разочарование и капелька улыбки. Типа, Зеро, предусмотрительная, и как обо всём догадалась? Да уж догадалась, старина. В конце концов, мы же оба далеки.

Опять шорох, по звуку — приближающийся. По ощущению, это блондоска ко мне ползёт, откуда только силы-то нашлись? Наконец, её рука касается моего колена. Еле давлю желание отпрыгнуть назад и пнуть чужое тело, а эта дура словно не понимает, лезет ко мне, ища тактильного контакта.

— Я должен возвращаться на корабль и не терять времени, — сообщает Бета всё так же на синтетическом, старательно не замечая нашей возни. — Иначе спасать будет некого. Пусть Судиин ещё с вами побудет, парк пуст, все спрятались от грозы.

— Нет, — отвечаю. — Шакри не вернутся. Они примитивны, но всё же немного умеют думать. Если я оказалась здесь так быстро, то они поняли, что мы бдим. У них была только одна попытка, и они её провалили.

Чувствую, как Луони утыкается носом мне в колени. А-ай, уберите мерзость! Обеими руками сгребаю гравий и сжимаю его, чтобы только не шарахнуть дуру током. По макушке ударяет капля воды, крупная и тёплая.

— Хорошо. Мы уходим, — соглашается Бета. Хруст шагов сменяется почти неслышным высоким гулом — заработали антигравитационные движки в обуви. Всё, мы остались один на один с Луони.

В коленях слышится всхлип.

— Я думала, что всё, — выдавливает блондоска.

— Прекрати реветь, сейчас тут и без тебя будет очень мокро, — отвечаю, чувствуя, как капли продолжают щёлкать вокруг и по мне. Очередной порыв ветра. — Когда восстановится зрение, я отнесу тебя в здание.

Варги-палки, ведь мне действительно придётся её нести. Это не землянин, это тал, это в несколько раз противнее. Уби-и-ить…

— Постарайся поспать, — добавляю, пока дождь усиливается. Миленький совет, да. Самое оно — спать под секущим проливным дождём и наливающейся под нас лужей. Хотя есть выход.

«Гамма. Мы отбились. Скажи Хищнику, пусть ненадолго вернётся в парк и заберёт Луони. Она в очень плохом состоянии, её надо в помещение, и спать».

«Есть».

Через семь рэлов раздаётся знакомый хриплый звук, потом хлопок двери.

— Лу! — вопит рыжий над нашей насквозь промокшей парочкой.

— У Жозефа поражение мозга электрическим током. Верленд забрал его на «Протон», восстанавливать. Не беспокойся, у нас медицина лучше, чем тут, и знаний достаточно, чтобы в крайнем случае вылечить даже тебя. У Луони была остановка кардиостимулятора. Шакри пытались взять её в заложники с помощью этого вашего ренегата Найро, но в процессе нечаянно разрядили ей аккумулятор. Сейчас всё в порядке, но ей нужен отдых и полное отсутствие нагрузок. Забирай её и лечи.

Доктор наклоняется поднять компаньонку. Наконец-то отвратительная тяжесть исчезает с колен, и больше никто не пытается промочить мне ноги соплями.

— Спасибо, — очень тихо и очень серьёзно говорит Хищник. — Ты-то как, анимешная девочка?

— Отвратительно, — честно признаюсь ему в ответ. — Сейчас оклемаюсь и пойду на встречу с талами.

— Ты… потрясающая, — говорит он всё так же серьёзно. — Давай тебя подкину до гостиницы.

— Нет, — отвечаю. Не хочется мне в ТАРДИС, она какая-то нынче странная. От дождя не расклеюсь — приму душ, переоденусь, и всё будет нормально. Тем более что вставшая перед глазами чернота с серебристо-зелёными разводами очень, очень медленно протаивает, сменяясь чем-то невнятно-серым. Скоро буду видеть достаточно, чтобы потихоньку пойти из парка.

— Улетай, — говорю, решительно поднимаясь на ноги и засовывая руки в карманы. Не показывать же, что ничего не вижу?

— Я перед тобой в долгу, — отвечает Доктор.

— Я запомню, — отвечаю.

Звук дематериализации, приглушённый ливнем. Сглатываю. Ну вот, я одна и представляю из себя идеальную мишень — защита вышла из строя, зрение повреждено, жутковато как-то, словно за спиной кто-то сидит в кустах и внимательно на меня глядит. Лучше проверить сканером…

Резко разворачиваюсь.

— Кто здесь?

— Я, — отвечает голос Найро. — Оказывается, ты отлично чешешь на интергалакто, посол Никто. Вот и стоило комедию ломать?

Сволочь. Сволочь, я тебя сейчас убью, лучше даже не приближайся. Однако почему я не получила сообщение с маяка?

— Выстрел был почти меток и прицел почти точен. Жаль, что почти, — хмыкаю с подначкой. Хоть по голосу буду знать, где он находится.

— Да, рюкзак был удобный, — из контекста следует, что рюкзака больше нет, как и маячка. Наверное, повстанец швырнул вещи под выстрел — это может отвести разряд от непосредственной цели, если знать, как грамотно кинуть, и суметь это сделать вовремя. А в голосе Найро, между прочим, я различила ответную ухмылку. И надо сказать, что тал уже не так далеко, как в первый раз. Вот и биополе начинаю ощущать, а шагов не слышно. Конечно, дождь, но всё же он очень тихо ходит даже по гравию. Это уметь надо.

— Глазки не болят, посол Никто?

— Рука не отвалилась? — отвечаю ему в тон. А сама прикидываю — если он здесь, так значит, и Шакри тоже? Я не хочу повторную считку мозга! Однако почему-то медлю позвать Дельту назад и сообщить своим о происходящем.

Чужая ладонь твёрдо берёт меня за запястье, отчего даже дрожь пробирает.

— Тут есть скамья, мой хорошо маскирующийся мизантроп, — насмешки в голосе становится ещё больше, а рука тянет куда-то в сторону. М-да, а нашим даже в мозг не пришло предложить перебазироваться с гравия. Так и быть, иду, куда глаза Найро глядят, а он продолжает упражняться в остроумии:

— Ну и улыбочка у тебя сегодня на церемонии была, как будто все зубы разом заболели. Острый приступ ксенофобии?

Любопытно, какое у тала сейчас лицо, — тоже издевательское, или всё же какое-нибудь ещё?

— Нарываешься, — отвечаю, послушно усаживаясь на скамейку. Похоже, она чем-то защищена — дождь прекращает лить сверху, только по ногам попадают косые капли. Сверху меня накрывает ткань, прямо с головой. Наверное, кое-чья ветровка: нос отмечает чужеродный запах, и это неприятно, но зато становится тепло. Оказывается, я замёрзла и даже с нервов не заметила.

Ёжусь, заворачиваясь в ткань. Как-то не по себе — в любой момент по загривку опять может поползти ощущение леденящей слизи.

— А где твои бесплотные друзья? — хотела бы выдержать фасон, но не удаётся.

— Мои бесплотные друзья решили, что я нарушил договор, и отчалили.

— О?..

— По их мнению, тебя следовало быстро убить, а девчонку — забрать, прежде чем появилось подкрепление. И они прекрасно поняли, что я не хочу от тебя избавляться. Кроме того, из-за моего промедления один из них ранен. Так что Шакри ушли, связи ни с кем нет, а я теперь сам за себя во всех смыслах. Немного непривычно, знаешь ли.

Вроде не врёт. Глазами я его, конечно, не наблюдаю, но электроника-то не ослепла.

— Не жди сочувствия, — отвечаю.

— От тебя? Никогда, — лёгкое посмеивание с другого конца скамьи. — Кстати, ты бесподобна в драке. Знаешь, о чём я теперь жалею?

— Нет.

Действительно, не имею малейшего понятия, но стало любопытно.

— Ты — тот тип боевой подруги, о которой мечтает каждый паршивец Вселенной. Я бы позвал тебя с собой, но у тебя аппетиты под стать своему типу. А я не могу предложить тебе столько, сколько может тебе предложить твой собственный народ. Вот об этом и жалею. А то б позвал. Веришь, Дакара?

А я б тебя послала. Или б сразу пристрелила. Но ради прозвища «Дакара», так и быть, пока спущу твои слова на тормозах.

— Кстати о Дакаре, расскажи мне, почему она в вашем пантеоне одна-единственная черноволосая? Смысл эпитетов «многорукая, многоногая, многоголовая и многоглазая» понятен — это ловкая, быстрая, умная и внимательная. Но ещё и черноволосая?

Слышу насмешливое хрюканье.

— Ну надо же было древним сочинителям как-то показать, что она была очень некрасивой.

— Некрасивой? — поворачиваюсь вслепую на голос. Интересный ассоциативный ряд.

А Найро в открытую смеётся.

— Видимо, наши предки считали соседей с Далазара и Даррена недостаточно соответствующими их эталонам красоты. Есть предположение, что она оттуда и позаимствована, уж слишком выпадает из общего ряда. Только я не силён в деталях старых легенд. Другому учился.

— Это ты додумался до такой глупости, как заложник?

— Я что, кретин? — мой вопрос, якобы невпопад, совершенно не выбивает Найро из гамачка. — Я им говорил, что это плохая тактика. Но они почему-то очень резко захотели, чтобы я забрал сестрёнку посланника прямо сейчас и немедленно, даже корабль были готовы угнать.

— Отличная тактика против сумасшедшего Повелителя Времени с сумасшедшей ТАРДИС, — я даже не пытаюсь скрывать иронию.

— Знаешь, у них какое-то совершенно другое мышление, поэтому всё, что для нас очевидно, им вообще не понятно, — задумчиво отзывается тал.

Киваю. Серебристо-зелёные пятна делаются всё слабее, в них проступает краснота, сквозь которую мечутся какие-то невнятные тени. О, зрение потихоньку включается.

— Послушай, — говорю, — они с самого начала хотели именно её захватить?

— Ну да. Или, постой, что ты имеешь в виду — с начала нападения на спутников рыжего, или…

— Или.

— Нет. Тогда — нет.

Выдыхаю с облегчением.

— Самое худшее — такие непримечательные и абсолютные дуры, по одиннадцать в десятке, которые вдруг оказываются ключевыми фигурами, — а сама вспоминаю наши хроники и некую женщину по имени Донна Ноубл.

— Ты имеешь в виду, что она — та, кого они разыскивают?! — напрягается тал.

— Я действительно это подумала. Но если, ты говоришь, они не с самого начала на неё нацелились, то это не она. Им просто нужен был кто-нибудь, чтобы подстраховаться от удерживающего поля, а как заложник, она ценнее второго спутника, потому что ещё и сестра политической «шишки».

Он некоторое время молчит, потом говорит невпопад:

— Насколько приятнее, когда ты не коверкаешь речь, как дикарь, и не путаешь ударения. Хотя над интонацией надо бы поработать.

— Что ты теперь намерен делать? — спрашиваю так же невпопад. — Ты в довольно скверной ситуации.

— Спасибо, что напомнила, — хмыкает он. — Это всё трава, прорвусь. Для начала раздобуду комп — надо восстановить связь со своими. А там посмотрю по ситуации.

— Тогда я найду тебя через сеть, — отвечаю и не удерживаюсь от глупого вопроса. — А почему «трава»?

— Потому что, — отвечает он со своей обычной жёсткой улыбкой. Я её, оказывается, научилась определять по голосу. Хотя… Этот голос обманчивый, кто знает, что там на лице? Не вижу. Но выжидательно постукиваю ногой. Я не привыкла, чтобы мои вопросы к низшим так откровенно игнорировались.

Найро, видимо, догадывается, что его ответ меня не удовлетворил.

— Так, застряло в голове со школьной скамьи, — говорит. — Наизусть уже стишок не вспомню, но кратко так: история, империи, войны и примирения, культурные ценности и научные достижения — всё уходит, рассыпается и затягивается травой, только она и останется в итоге на нашем месте. В общем, «всё уйдёт, всё умрёт, всё травою зарастёт».

А, понятно, очередные бесполезные метафоры бесполезного планктона. Киваю и говорю уже по делу:

— Отпишу тебе сегодня вечером.

— Буду ждать, — соглашается тал. Я вижу смутный силуэт, встающий со скамьи. Уходить собрался, что ли? Ему тут рассиживаться действительно не стоит, я вообще не очень понимаю, зачем он вернулся, когда надо было быстро убегать. Таген же, небось, поднял крик на всю систему безопасности Ассамблеи, тут сейчас толпа полиции будет. Но не унижаться же до ещё одного дурацкого вопроса?

Снимаю ветровку и протягиваю в его сторону:

— Тебе это нужнее.

— А ты не замёрзнешь в своём нижнем белье? — с сомнением интересуется Найро.

Ой.

— Откуда ты знаешь?..

— Знаю что?

— Что я в… таком виде? — он что, каким-то образом следит за нами? Как?!

Пауза. Почему-то кажется, что она нужна только для того, чтобы поднять градус насмешки в голосе тала:

— То, что ты обычно носишь, похоже на форму. А это похоже на то, на что похоже. Ну и что логично предположить?

Сжимаю кулаки — за слово «логично» Найро просто испепелить хочется, чтобы даже ботинок не осталось! Он ухитрился его произнести совершенно на наш манер! Но нельзя выходить из себя на глазах этой умной мрази по столь незначительному поводу.

— Выскочила в чём была, — отвечаю как можно равнодушнее. — Мне всё равно, в каком виде разгребать дерьмо, веришь?

— Верю, Дакара. Верю, — серый силуэт странно двигается — наверное, натягивает ветровку. — Так ты не ответила на мой вопрос. Не замёрзнешь?

— Нет. Я умею регулировать свою температуру.

— Тогда свяжемся через сеть, — отвечает он и быстро удаляется.

Выдыхаю. Ну и денёк выдался, агрессин в крови уже ничем не уронить, а мне ещё с талами предстоит вести переговоры. Закрываю глаза и продолжаю сидеть, молча слушая дождь и стараясь успокоиться. Ненавижу эту миссию. Ненавижу эту планету. Ненавижу эту вселенную. Уничтожить всё до пепла. Нет, так, чтобы пепла не осталось. Нет, так, чтобы все измерения свернуть в изначальную точку координат и её дезинтегрировать. Меня уже тошнит от неудовлетворённой ненависти. Был бы рядом кто-нибудь свой, было бы спокойнее.

Отдалённый стук ботинок по дорожке. На мониторе всплывает знакомый номер.

— Капитан! — Дельта подбегает почти вплотную. Слышу её запыхавшееся дыхание и невольно думаю, а полезно ли ей теперь так носиться. — Я отнесла пушку и вернулась за тобой. Зрение восстановилось?

— Почти, — отвечаю. Потом немного думаю, взвешивая обстоятельства, и всё же протягиваю ей руку. — Проводишь?

Мокрая горячая ладонь берётся за мою, и это гораздо приятнее, чем похожий на наручник захват тала.

Мы бредём по парку под проливным дождём, держась за руки. Несколько дней назад одна мысль об этом выбивала меня из гамачка, но сейчас я, кажется, начинаю понимать, для чего нужен тактильный контакт — пережитое помогло.

Для того, чтобы кто-нибудь удерживал от ненужного шага.

Для того, чтобы не чувствовать себя одной.

====== Сцена девятнадцатая. ======

Приём в честь какого-то национального блондосского праздника — это всего лишь в два раза тоскливее, чем обычное заседание Ассаблеи. Ну, может, в три. Особенно в приватном обществе элитных выродков со Скаро, впихнутом в ограниченное пространство дома посла галактики Антарес. Оружие при себе держать нельзя, агрессию проявлять нельзя, зачистку талов проводить нельзя, уничтожить слово «нельзя»!!!

Приглашали нас всех, но Дельту всё же пришлось оставить в гостинице, а Бета торчит на «Протоне», ковыряется в мозгах землянина. От него в кармане плаща Альфы лежит подарочек, экстренная помощь на случай моего срыва — инъектор с заряженной ампулой эмоционального подавителя на базе гормонов, сразу на пять кубиков, а у меня от него же — две сигареты и пачка глюкозы, тоже для успокоения нервной системы.

Как оказалось, у нас есть отличная отмазка для отсутствия двух членов экипажа — посланник уже успел раззвонить соплеменникам о дневном происшествии, так что ситуация с Бетой вообще понятна без объяснений, а насчёт Дельты мы сказали, как и собирались — якобы ей подурнело в связи с ожиданием пополнения, нервами и общим токсикозом. Заодно это объясняет и старательно закрашенную ссадину на скуле — я приложилась об гравий заметнее, чем думала, и наша техничка потратила больше скарэла, чтобы замаскировать повреждение.

Стою в кружке высокопоставленных блондосов, верчу в пальцах бокал с минералкой, стараюсь поддерживать разговоры о погоде и улыбаться на комплименты. Чуть в стороне, в стайке щебечущих девиц на выданье мысленно пыхтит и булькает Альфа. Не на самок, нет — он до сих пор возмущён таким нерациональным использованием пространства и излишеством роскоши, какое тут обнаружилось, как, в общем, и мы с Гаммой. Я только-только завершила читать парням лекцию о менталитете низших, выросших в условиях республиканской тельцекратии: тема стратегу была ранее знакома в теории, но, столкнувшись с ней на практике, он возмутился до глубины души, а серва всё это заставило задуматься, как бы тут усовершенствовать и рационализировать общество. Чисто по приколу, потому что сам понимает — плесень подлежит только уничтожению, а как она до того существует, нас волнует мало. Я понимаю реакцию парней, меня тоже когда-то трясло от расслоения населения по количеству благ, зачастую незаслуженных или полученных обманом, ведь по той же классификации мы попадаем в существа с приблизительно коммунистическим мировоззрением: если уж у нас и есть разделение, то только по уровню интеллекта и способностей, а впрочем, перед Империей все равны. Даже распоследнему тупице найдут его правильное идеальное место, на котором он себя ощутит совершенно уместным и нужным, а следовательно, полноценным. У меня вообще много соображений на этот счёт, так что лекция для ребят в ускоренном виде заняла рэлов двадцать, а так я могу не меньше десяти скарэлов распинаться по существу. Да я вообще могла бы вести соответствующий курс в каком-нибудь местном университете, «типы общества, их стратегии развития, их слабые места и возможные коррекции», а за прогулы и неусвоенный материал — расстрел на месте…

Чтобы заглушить желание убивать, пользуюсь удачно заданным женой посла вопросом и вдохновенно лгу про праздники кочевников — как выяснилось, это был ещё один пункт, практически не разработанный отделом Альфы и нашим узким кружком во время ночных мозговых штурмов. Но меня спасает оперативность мышления и большие объёмы доступной информации — взять утверждённый список празников, открыть базу данных по самым известным галактическим цивилизациям, пролистать, проанализировать, сделать выводы и озвучить, как у нас празднуются такие дни, как день почтения предков, смена года и всякие там личные даты — дни рождения, дни наречения, свадьбы-похороны. В отдельный пункт, нахальной самоволкой, выношу день рождения нашего вождя. Глупость, конечно — но если подумать совсем неформально, Император заслужил свой личный праздник, хоть раз за сто тысяч лет. Так что я уверенно заливаю ложь в слуховые рецепторы собеседников, заодно сбрасывая всё парням. Ведь им тоже могут задать неудобные вопросы, и если Альфа ещё попытается как-то сориентироваться и выкрутиться, то Гамму нестандартная задача поставит в безнадёжный тупик.

Кстати, о Гамме. Он уже нашёл себе какого-то инженера и зацепился с ним языками. Я слышала о правиле, что на подобных мероприятиях обычно не принято говорить о работе, но, похоже, талы его не придерживаются, или дурак дурака видит издалека. Как бы чего лишнего не наболтал.

«Не рассказывай ему больше, чем заложено в договоре», — всё-таки напоминаю серву на всякий случай.

«Есть», — отзывается он, и я ловлю отголосок какой-то задней мысли об Альфе. Я что, не первая напоминаю? Даже досадно, но, с другой стороны, повторенье — мать ученья, и всё такое. Гм, я когда-нибудь отвыкну от земных поговорок? Мне ведь за них постоянно достаётся от окружающих, а когда ляпаю что-нибудь подобное среди планктона, приходится отговариваться большим количеством прочитанной галактической литературы, мол, там и нацепляла идиом. Пора с этим завязывать.

Второй раз отказываюсь от алкоголя. А то злой и пьяный далек на приёме у талов может устроить только одно сплошное «уничтожить», без вариантов. Давлю агрессию шоколадной конфеткой, стараясь наслаждаться каждым кусочком. О, а вот к нашему кружку пробирается сам местный официальный представитель религии миротворчества, господин Ралендо. Вот уж кто точно стар и сед, но трезвость мысли не потерял. Он довольно опасный тип. Насколько я успела выяснить, Таген чувствительнее к недобрым намерениям собеседников, так что, возможно, настоящая причина его ко мне внимания — как раз в этом, но Ралендо и опытнее, и в несколько раз умнее, и именно он настоял на том, чтобы назойливый блондос и его семья не запрещали Луони путешествовать с Доктором. Если бы не это, её бы вообще за порог дома не выпустили. Бета мне с удовольствием объяснил, что там у неё за проблемы с сердцем, так я до сих пор в шоке, как её не выбраковали. По мнению нашего врача, это должно сидеть в инвалидном кресле, как отец-создатель, и уж точно не бегать по всему пространству и времени в компании Хищника. Хотя, может быть, Бета и преувеличил, он любит драматизировать, если речь заходит о здоровье. Комплекс врача.

— Госпожа Зеро, — слегка кланяется старик, умно не протягивая ко мне рук. Отвечаю обычным приветственным жестом.

— Добрый вечер, уважаемый господин Ралендо, — мне это «уважаемый господин» за полторы декады в зубах навязло, но поскольку в наших вымышленных традициях есть пункт «почтение к старшим», приходится ему следовать. Меня после жизни на Сол-3 вообще забавляет манера общения блондосов — по умолчанию на «ты», но с «господин» и «госпожа». Странное сочетание, но для нас так всё же удобнее, чем на «вы». Мы тоже не используем множественное число для обращения к собеседнику, это же нелогично. Сейчас даже смешно вспомнить, как мы с Тагеном в первые дни общения пытались обращаться как положено у большинства цивилизаций, и как легко перешли на «ты». Кстати, до сих пор приходится напоминать себе о том, что с некоторыми цивилизациями типа пеладонской лучше даже нечаянно не «тыкать». Талам проще, они прикрыты ассамблейскими договорённостями о терпимости к чужим традициям и могут себе позволить пренебрегать такой мелочью, а нам, как новичкам, необходимо создать о себе приятное или хотя бы нейтральное впечатление у любых собеседников, иначе их не ввести в заблуждение. Низшим очень важны выводы из первого знакомства, они меньше склонны подвергать их сомнению, чем мы.

— Не уделишь ли старику несколько минут? — ну, что я говорила, на «ты». Киваю в ответ и, выжав из себя улыбку собеседникам, отхожу к миротворцу.

Ралендо обводит гостиную выцветшими от возраста бледно-голубыми глазами и предлагает:

— Быть может, нам лучше ненадолго пройти в кабинет? Там не так шумно.

Опять согласно киваю и послушненько иду следом — он здешнюю планировку знает, в отличие от меня, — явно не в первый раз в этом доме. Вот сейчас и начнётся самое интересное: глубокое прощупывание меня и моих намерений, а также всех кочевников в моём противно-симметричном лице. Ралендо несколько раз присутствовал на всяких встречах, но только наблюдал и никогда не пытался пролезть в мои мысли хотя бы посредством иезуитских вопросов, раз уж ментальные техники на кочевников не действуют. Видимо, сейчас и отведёт душу.

Мы впятером нашли и подвергли анализу методики РМ, сразу, как ознакомились с докладом Найро, так что у меня нет никаких сомнений — наша ксенофобия и то, что здесь обзывают «комплексом превосходства», для миротворцев прозрачны и ясны. Но с другой стороны, именно в случае кочевников это всё объяснимо, а поскольку свою тихую подрывную деятельность мы целиком и полностью перевалили на революционеров, даже тут к нам не подкопаешься, доказательств-то нет. В общем, если Ралендо есть что мне сказать, то мне есть чем крыть. Главное, не вмазаться в локально раскинутое на кабинет поле правды — в нём очень сложно вовремя прикусить язык. Далеки, конечно, обучены ему противостоять, но приблизительно в одном случае из десяти всё равно не удаётся соврать.

Проходим по короткому коридорчику и оказываемся в рабочем кабинете чрезвычайного и полномочного посла галактики Антарес. Сам господин посол околачивается тут же, поднимается мне навстречу с кресла, параллельно забирая из печатного устройства какие-то бумаги и аккуратно вкладывая их в папку. Когда успел сюда передислоцироваться? Только что был среди гостей, я его меньше скарэла назад видела, он по индивидуальному переговорному устройству с кем-то говорил.

— Госпожа Зеро, — очередной вежливый поклон, очередной мой вежливый ответный жест. Гррр, как надоело!.. Стоп. Отставить. Расслабиться. Улыбнуться.

— Есть более тридцать лет, как я Зеро, — отвечаю, пытаясь пошутить. Ага, прямая ложь удалась, поля правды нет. — Ты быстрый, господин Элидан, был там, теперь здесь, даже не заметила.

Он вежливо подставляет мне кресло и предлагает присесть Ралендо. Сам остаётся стоять — позаимствованная у землян норма, мужчина не сидит в присутствии женщин. Чисто талская поправка в этикете — старику сидеть при женщине не возбраняется. Я отмечаю и вычисляю это всё совершенно механически, только чтобы отвлечься от первичного инстинкта устранить обоих талов.

— Итак, — говорю, по-прежнему стараясь сохранять лёгкий тон, — о чём разговор?

Это вызывает у них обоих улыбку. Вечная готовность нашей дипломатической миссии быстро разобраться с любым делом уже стала достаточно известной в Ассамблее, привыкшей к исключительно неторопливому решению проблем.

— Не знаю, как ты отнесёшься к тому, что мы всё это время за вами пристально наблюдали, — начинает Ралендо.

Киваю.

— Считаю это нормальное, вы нас не знали. Мы тоже наблюдаем, изучаем. Все смотрят, делают вывод. Я была в такие места, где смотрят, следят больше, постоянно контроль. Ваш союз вежливый, умеет доверять, соблюдать дистанция. Мы это ценим.

— Нам показалось, у вас немного напряжённая реакция на представителей других цивилизаций.

Опять киваю и так же спокойно поясняю:

— Мыслю, причина есть в наша изоляция. У вас нашли похожее, «космический дизадаптант». Живём в замкнутое пространство, небольшие общины, все друг друга знают. Даже нет окно, посмотреть наружу, — демонстративно показываю на означенное окно под тяжёлой бирюзовой портьерой и позволяю себе ещё одну улыбку. Мол, это была шутка, всем смеяться. — Междумирье нельзя воспринять в мозг, органы чувств отключаются, легко сойти с ума. Поэтому ориентированы друг на друга, отсюда сложность приятия другие существа. Как это, «ксенофобия». Но есть разум, он может сдерживать эмоция.

Вот бы мне уметь улыбаться, как Ривер Сонг. У неё была улыбка, как у сытой скальной кошки, очень бы к месту пришлась.

— Это мы тоже видим и очень уважаем вас за эти усилия и за попытку наладить диалог, — кивает Ралендо. — Я, собственно, к чему веду, дитя моё — Новый Давиус долго колебался в отношении вас, даже после того, как малыш Таген рассказал нам вашу историю. Но последующие события показали, что мнение должно складываться вполне однозначное. Хотя совет планеты и решил не втягивать тебя в поимку опасного преступника, но предложение помочь провести с ним переговоры правительство не могло не оценить. А сегодняшнее происшествие доказало даже самым предвзято настроенным миротворцам, что вам можно доверять. Ведь, несмотря на ксенофобию и заявленную политику невмешательства, вы вступились за двух чужаков.

— Нормальный человек поступает так, — отвечаю, пожав плечом. — Видишь, можешь помочь — помоги. Когда один мужчина нападает на одна женщина, это неравные силы, это грубо. Надо проучить. Если кто-то болен, пострадал — надо помочь. Это норма, — следует добавить что-нибудь для миротворца, такое специальное. Например, из репертуарчика Мари Боншан-Скворцовой. — Каждая жизнь есть ценная. Не мне судить, кто нужен, кто нет — могла помогать, помогла.

— Именно поэтому Новый Давиус двадцать минут назад принял окончательное решение по вашему вопросу и передаёт кочевникам то, что осталось от Скаро, — говорит Элидан, протягивая мне папку. — Ознакомься.

Что? И это всё? Я ожидала, что под меня сейчас будут подкапываться, готовила контейнеры аргументов, боялась, что придётся отбрёхиваться от обвинения «а мы знаем, что вы далеки», — а тут сюрпри-из! Вместо радости ощущаю смутное разочарование и подозрение. Не может быть, чтобы так просто. Жизнь глупой блондоски и бесполезного землянина, если трезво оценить ситуацию, ничего не стоит. Не верю, что я смогла ими купить нам победу!

Но всё же беру папку и открываю. Ага, реально, два договора. Один — уже давно обсуждённый, по поводу возможности военного альянса против далеков (трижды ха-ха), второй — тот самый, ради которого мы всё затевали, согласие передать кочевникам вполне конкретную чёрную дыру, вполне официально и — обалдеть — безвозмездно.

Нам. Отдают. Скаро. Просто так, за красивые глаза. Так не бывает. Тут наверняка какой-нибудь подвох, только я не могу его найти.

«Альфа!» — мысленно кричу, притворяясь, что внимательно вчитываюсь в текст.

«Слушаю».

«Прими информационный пакет и проанализируй на скрытые ловушки», — и быстро кидаю ему весь текущий разговор и текст договоров.

Стратег отзывается гробовой тишиной. Потом наконец выдавливает:

«Так не может быть».

«Да», — говорю. Начинаю понимать, зачем Императору потребовался пятилетний советник. Ору:

«Гамма!» — и перекидываю ему тот же пакет с тем же заданием.

«Быть может, мы просто метко попали в их нормы гуманизма?» — нерешительно предполагает серв.

«Это слишком просто», — отрезаю я.

«А может, и нет, — задумчиво отвечает Альфа. — У них извращённый и примитивный менталитет, спорящий с логикой, так что мы можем иногда их не понимать. Но на мой взгляд, договор совершенно буквален и без подтекста. Подписывай».

Ещё раз пробегаюсь взглядом по тексту.

— Есть слово добавить, — говорю, глядя на Элидана и выразительно постукивая прямо по слову «передать». — На случай появления смертоносцы, мы будем оставить две, три сторожевые станции на месте чёрная дыра, искать след, нашими технологиями. Так вернее, — подобная мелочь нас не утянет, а для талов выглядит весомо, лишний повод верить нам и нашим добрым намерениям. — Если надо, то можно внести в сюда, что мы в своя очередь берём контроль район, приглядывать столько, сколько вы считаете необходимо.

— Не думаю, что это нужно, дитя, — отвечает вместо посла Ралендо. За это обращение его в пыль разнести хочется, даже больше, чем Доктора за «девочку-энергию» и «коротышку». — Мы доверяем вам и вашему слову.

А зря, думаю.

— Тогда у кочевников нет вопросы про текст, готова подписать, — отвечаю, чувствуя нарастающее внутри напряжение. Словно кто-нибудь сейчас ворвётся в помещение и прокричит: «С первым апреля!» — я когда-то на этот счёт от землян натерпелась, вот ассоциации и лезут в голову. Ну правда же, не может быть, чтобы всё происходило всерьёз. Уж слишком не похоже на правду!

class="book">Поэтому я совсем не удивляюсь, когда дверь вдруг и вправду с треском распахивается. На пороге кабинета стоит посланник Таген с немного безумным выражением лица и фиксирует взгляд на мне. Что, прибежал срочно-срочно что-то передать от Доктора на наш счёт? Мы где-то прокололись? Нас вычислили? Хищник догадался, что старина ТМД в очередной раз водит его за нос?

— Мне сказали, что ты здесь, — он всё с тем же безумным видом пролетает через кабинет почти до меня и останавливается лишь в последний миг, бахнувшись коленями в ковёр. — Спасибо.

Аж подбираюсь от такого напора. Таген меня начинает не просто озадачивать, а откровенно пугать. Элидан звучно кашляет, а Ралендо недовольно говорит:

— Молодой человек!..

— Ты спасла мою сестру, — продолжает этот чокнутый, совершенно игнорируя старших по званию. Расстрелять. — Как мне тебя отблагодарить?

— Отодвинуться, — говорю. Краем глаза замечаю, что в лице Элидана успевает что-то насмешливо дёрнуться, прежде чем к нему возвращается профессионально-нейтральная гримаса типичного политика.

Видимо, моё распоряжение сработало, как канистра охладителя на мозг назойливого блондоса — в глазах появляется что-то вменяемое, он вдруг замечает, что мы с ним тут не одни, что на столе разложены какие-то бумаги, что в глазах начальников зашкаливает насмешка, и смущённо поднимается.

— Прошу прощения… Я помешал?

Посылаю ему убийственный взгляд. Дебил, напугал меня до потери пульса.

— Я бы сказал, ты немного неуместен, юноша, — отзывается старший миротворец. — Подожди, пока мы закончим с делами. За дверью.

Таген послушно выметается, как провинившийся юнец на гауптвахту, бормоча извинения. Я с любопытством жду, вмажется ли он кормой в кого-нибудь в коридоре, пока будет закрывать за собой дверь, но увы, там только знакомый котелок мелькает, а это скучно.

Беру ручку из письменного прибора — приходится немного потянуться, — ещё раз пробегаюсь взглядом по тексту обоих договоров.

— Где надо писать и какая есть ваша формулировка для вступление договор в силу? — спрашиваю, потому что не наблюдаю местного стандартного окошка для отпечатка пальца.

— Мы подумали, что между детьми Скаро можно придержаться и более традиционных обычаев, — замечает Элидан. И вот тут я понимаю, где засада.

«Бета! — мысленно кричу в полной панике, даже не в приват. — Насколько наша ДНК похожа на ДНК истинного далека, а насколько — на каледов?! От меня требуется оттиск кровью под договором о передаче Скаро, и если они её пошлют на анализ…»

Бета размышляет целых четыре десятых рэла.

«Нет, не определят. Если, конечно, Доктор нос не сунет — он может заподозрить. Отдельные группы триплетов выдают нас с головой, но надо знать, где искать. В целом прототипы слишком сильно изменены…»

«Процент риска?»

«Один к одному. Или опознают, или не опознают», — очень ёмкий ответ.

«Советую не рисковать», — тут же втыкает Альфа.

Оставшиеся три десятых доли рэла я взвешиваю все «за» и «против», поднимая взгляд от бумаги на Элидана.

«Мы рискнём, — отмысливаю остальным. — Потому что далеки бы так не поступили».

— Нож? — спрашиваю, стараясь подчёркнуто не слышать возмущение стратега. — Или другое острое? Наши предки отпечатывали кровь на подпись.

Он извлекает из бювара две небольшие упаковки, в которые было бы удобно убрать мини-лезвие или иглу:

— А мы до сих пор так делаем.

Пожимаю плечом и протягиваю ему руку:

— Мы есть давно нет, — как-то я совсем искорёжила интергалакто, — поэтому опыт тоже нет, сделай сам, я отпечатаю.

— Сперва подпишем, — кивает посол, беря вторую ручку.

Один экземпляр, другой экземпляр, укол в палец — проклятье, не удалось не вздрогнуть, — расплющиваю по багряной капле на каждой из своих четырёх подписей. Сую палец в рот. Может, хоть вкус собственной крови успокоит? Мне эти вырисовывания перед белобрысыми выродками дорого даются, всё сложнее и сложнее держать себя в руках. Лезвие, которым мне продырявили палец, практически наверняка уедет в лабораторию. Но ёрничать на эту тему совершенно неохота, мол, попросили бы, я бы вам в пробирочку-то нацедила.

«Капитан, — вдруг снова возникает Бета. — Ты рано поддалась панике. Если бы им был нужен образец нашей ДНК, они бы его легко добыли раньше, с посуды. Или поискали бы на ковре или койках наши волосы, пока мы отсутствовали в гостинице».

Варги-палки. Мозг. Ты выключился совсем, забит агрессином и адреналином.

«Да, я ошиблась, зря подняла тревогу».

«Ты правильно её подняла, — замечает Альфа. — Мы проверили нашу бдительность и способность быстро просчитывать нестандартную ситуацию».

«И выяснили, что все, кроме Беты — тупая десантура», — заканчиваю я. Уф, прямо отпустило. А то как задумаешься, на какие бы запчасти меня развинтил Император, если б Хищник или талы обо всём догадались…

«Я тоже тупица, надо было сразу сообразить и тебя успокоить».

«Утешил».

«Дипломатическая миссия дилетантов-параноиков», — заканчивает Дельта, пользуясь дистанцией — ей сейчас никто при всём желании по шее не выдаст. Да, в общем, и не за что, мы действительно дилетанты, ни у кого нет опыта в переговорах. Даже боевой опыт есть только у меня и Дельты. Альфа штабной, Бета учёный, а Гамма слишком молодой, не успел ещё. Глупое совпадение, что повоевали только девчонки, но не могу не улыбнуться. Думаю, потому нашу технарочку так и клинит на стрельбе по живым целям, что она участвовала в операции 1963-го. Толком не успела войти во вкус, как кое-кто небезызвестный отбил Око Времени и сорвал всё дело*. Хуже нет, чем вот так недострелять — словно порцию омлета из голодного рта вытащили. В заваруху с Часами Вечности ей уже попасть не свезло, да, может, и к лучшему, там было меньше уцелевших.

Наконец, выходим из кабинета, все трое — Элидан с чувством удовлетворения, я со своей заветной папочкой, Ралендо с палочкой. Всем спасибо, все свободны, я бы прямо сейчас отсюда гравиплатформу скрутила до «Протона», и домой. Жаль, что нельзя. Надо соблюсти так называемые приличия и побыть до конца праздника, откушиваясь шоколадками с глюкозкой и уповая на инъектор в кармане Альфы. Хотя лучше воспользоваться ситуацией и налопаться родных фруктов, которых тут хватает. Хочу лууму. Много, много сладкой липкой луумы, порезанной на кусочки и политой чем-нибудь типа взбитых сливок. А ещё лучше, сгущёнкой. Но мечтать не вредно — меня тут же подрезают Котелок с Недоумком и берут в оборот.

— Сестра в больнице, врачи говорят, что ты её с того света вытащила.

Пожимаю плечом, мол, и чего? Смотрю на Доктора.

— Твой друг. Сильное поражение, кора головного мозга, электрический ожог, — не хочу, но опять приходится коверкать интергалакто. Вокруг слишком много лишних ушей. — Верленд говорит, восстановимое, но надо много работа. Сейчас сделает, два сутки надо, но потом чтобы самому заниматься, курсы лекарств, не забрасывать. Или к пятьдесят года ослепнет, оглохнет, может быть частичный паралич. Врач схему даст, что как делать. Понял?

— Понял, — хмуро отзывается Хищник.

— В госпиталь могут быть проблемы, если поле снова выключает. Шакри хотят давить на тебя, Луони удобная как заложник. Более ценная, потому что его сестра, — киваю на принципиально игнорируемого Тагена, — можно дважды давить.

— Это я тоже понял, — отвечает Доктор.

— Молодец, — говорю, подпустив в голос сарказм. Не удержалась. — А теперь расскажи. Понимаю «девочка», понимаю «энергия». Что значит, «анимешная»?

Действительно, замучил вопрос, да всё как-то не складывалось уточнить.

— Мне тоже интересно, — вдруг говорит Таген.

Хищник смотрит на нас, то ли недоверчиво, то ли насмешливо. Потом не выдерживает и с оттягом прыскает. Эта манера — что-то новенькое, такое ни одна знакомая далекам регенерация не вытворяла.

— Да так, — взяв себя в руки, говорит он. — Со мной до вашей компании, — кивок на Тагена, — путешествовала одна прожжёная отаку из Японии 90-х. Ну, это древняя страна с Сол-3.

— Отаку? — уточняю я. Можно было б влезть в базу, благо наводящие данные дали, но встанет вопрос, отчего я вдруг сделалась такой эрудированной.

— О, это целая субкультура, — и по интонации понимаю, что Доктор сейчас начнёт читать лекцию. — В Японии рисовали особый тип мультфильмов, рассчитанных не на детей и не на взрослых, а на подростков и юношество. Их там называли «аниме» — кто говорит, от английского «animation», кто — от французского «dessin animé». Был период, когда молодёжь всей планеты сходила по ним с ума. Ну а самых упёртых фанатов в той же Японии называли «отаку». Кстати, напомните мне — больше никогда в жизни не путешествовать с этими психами, а то: «Полетели в следующую субботу, там новая серия «Сэйлор Старз» выйдет», или «Как тебе мой новый косплей?» — это поначалу забавляет, но потом, когда удираешь от вооружённых до зубов киберлюдей, а твоя подружка путается в кринолине платья какой-нибудь мультяшной Марии-Антуанетты и вопит: «Ай, я парик потеряла!» — это начинает напрягать…

— Но почему ты дал мне такое определение? — от потока запутанной и не совсем понятной информации, где добрая треть слов требует дополнительной расшифровки, мозг грозит выключиться, а глаза — скатиться в косинус.

— А, очень просто. Я тебя как увидел, так и подумал — о, майор Кусанаги с экрана телевизора сошла**…

Надеюсь, на моей физиономии сейчас не слишком видно слово «уничтожить»?..

— Не поняла вообще, — говорю.

— А ты знаешь, что такое «мультфильм»? — спрашивает Таген, пытаясь завоевать хоть каплю моего внимания.

— Нет, — вру. На самом деле, знаю. Пашка их обожал, особенно многосерийку про хищника семейства псовых, который пытался сожрать какого-то длинноухого грызуна.

— Видео, составленное из картинок, — поясняет блондос. — Развлекательное. Для детей.

— У нас такого нет, — отвечаю, изображая озадаченность. Хотя действительно озадачена. — Я что, похожа на персонажа… развлекательной передачи?

Доктор подталкивает меня локтём.

— Эй, энергия. Тут народу мало, но всё же не забывайся. Уж начала играть, так доигрывай, — и демонстративно шлёпает пальцами перед ртом, изображая клювик.

Дожили. Настолько мозг вскипел, что я даже забыла коверкать галакто. А мой враг мне об этом напомнил. Дисквалификация и сброс до звания лабораторной зверушки, не меньше.

— Кстати, кочевников можно поздравить с военным альянсом? — пальцы рыжего демонстративно постукивают по папке, которую я так и прижимаю к груди, но в голосе и на дне его глаз я замечаю некоторую неприязнь. Кто-то по-прежнему не любит войны и силовое решение вопросов.

— Вернее говори, следовает поздравить их, — киваю на Тагена, исправляя речевой режим. — Мы редко так делаем, чтобы вмешательство. Но есть ограничение — только если смертоносцы, никто иной.

— Даже жаль, — вдруг тихо замечает Хищник, отводя взгляд. Что-о?.. Это что-то новенькое. Или… это опять прорвался спойлер? Во всяком случае, в глазах Тагена проскакивает нездоровая заинтересованность.

Так. Надо немедленно всё прояснить. Но так просто из Доктора информацию не вытащишь, на него требуется влиять нестандартно. А ещё точнее, он любит быть самым умным, самым сильным, самым героичным и так далее. Как там Ривер делала? Сбивала его с пьедестала и крутила, как хотела. Значит, надо срочно разработать модель, как это провернуть, если не применять методы феи-крёстной… Идея.

— Тут есть где говорить без лишнее ухо? — спрашиваю, оглядываясь. Здание большое, угадать планировку на раз-два не получается.

— Есть терраса позади дома, там, наверное, ещё никого или почти никого, — отвечает Таген.

— Держи Доктора, — отвечаю ему очень тихо, перестраиваясь так, чтобы идти не в центре, а сбоку, и беру рыжего под левую руку покрепче, чтобы не вывернулся. Гм, как бы тут папочку приткнуть, чтоб не потерять? — Пора его допросить.

— Пожалуй, да, — так же тихо соглашается блондос, беря Хищника под правую руку.

— Э-эй! — возмущённо орёт тот на весь коридор и пытается вывернуться, но мы, не обращая внимания на вопли, тянем его в направлении, которое задаёт Таген. — Ну и хватка у вас, особенно у тебя, девочка-энергия!

— Чего хочешь, я на четверть металлическая, — отвечаю насмешливо и по-прежнему тихо, а сама прихватываю его руку посильнее. Ах, какой соблазн сломать! Но приходится пока терпеть, надо сбить объект с его воображаемого пьедестала, а не калечить.

— Я видел, что ты металлическая! — вопит он в ответ на весь коридор. Ушедшие далеко вперёд талские «шишки» даже оглядываются на такое. Краем глаза замечаю приподнявшиеся брови Ралендо. Ну да, ну да, удивляйся себе, но на закадычного врага далеков моя ксенофобия давно не распространяется. Наверное, с американского бункера. Или с Эккелина. Не знаю, оба происшествия были слишком рядом, чтобы чётко их разграничивать.

— Хороший сканирующий инструмент, звуковой зонд, что ли? — мурлычу под нос едва слышно.

— Отвёртка!!! — расчётно возмущается он на всё здание, что меня очень забавляет.

— Сканирующая отвёртка, — урчу совсем сладко, стараясь не запутаться в подоле собственного платья. — Подари-и?

— Тебе зачем? Не тронь святое! О, боги имбирных пряников, что вы задумали?!

— Делая логический вывод из твоих слов… Посланник, мы — боги имбирных пряников.

Таген фыркает, протаскивая Доктора через боковую дверь на широкую террасу-патио, обсаженную и увитую какой-то декоративной растительностью. Фу, что ж тут все так любят окружать себя растительными формами жизни? Зато здесь тенёк и свет не лупит по глазам, а ещё я теперь вижу, что дом, оказывается, имеет форму буквы «П», и мы находимся во внутреннем дворе, вывалились из флигеля. В стороне — вход в зал, из которого меня отозвали на подписание договора. Там, за стеклянными приоткрытыми дверями, передвигаются силуэты гостей, но здесь и впрямь пока пусто.

Припираем Хищника к перилам террасы. Высота небольшая, полтора де-лера от силы, но внизу — колючий куст, в который лететь не очень-то весело.

— Ну? — говорю всё так же тихо, чтобы гости не услышали. — Выбирай — или рассказываешь, что нас ждёт, или смертная казнь через…

— Защекотание, — заканчивает посланник. А у него есть вкус к пыткам.

— Я не боюсь щекотки!..

— Проверим? — предлагаю, бросая папку на вымощенный разноцветными плитками пол. Он сухой, документам ничто не повредит. — Таген, я его держу, а ты щекочи по рёбрам.

— Ослабь хватку, энергия! Руки переломаешь!

С удовольствием бы не только руки тебе переломала, но и позвоночник, мечтательно думаю я. И голову б скрутила, чтоб поперёк резьбы, чтоб никто не починил. Только ты ж регенерируешь, так что неинтересно…

Мутузим Хищника, стремясь вырвать ответ. Зелёный котелок летит в ещё мокрые после дождя колючки, его хозяин приглушённо вопит. Врал, что не боится щекотки: на самом-то деле ёжится.

Подлавливаю момент, когда мы опять его держим вдвоём, и выуживаю из внутреннего кармана клетчатого пиджака отвёртку. Шантаж — так уж по полной программе.

— Сейчас не только за шляпой, но и за этим в кусты полезешь, — предупреждаю. — Отвечать на вопрос!

— Зануда, твоя Психея разговаривает, как форменный далек! — с этими словами Доктор пытается заехать каблуком мне по коленке. Счаззз ему!

— Доктор!.. — то ли возмущённо, то ли смущённо огрызается посланник. Не поняла?.. Так, ладно, у нас более насущная проблема, чем выяснять, что это за диагноз такой — «психея».

— Ну так, что за дело с зеденийским конфликтом? — пыхчу, в очередной раз уворачиваясь от приёмов венерианского каратэ, которые Хищник, оказывается, ещё не пролюбил со времён третьей регенерации.

— Вы что, фиксированную историческую линию создать хотите? — так же тяжело пыхтит он в ответ. — Да пустите уже, черти полосатые!

— Пересказ событий — ещё не фиксация,— отзываюсь, всё-таки ослабляя хватку. Уф, наконец-то немного сбросила напряжение тяжёлого дня, жажда крови заглохла, хоть и не утихла.

— Короче, говори, — добавляет Таген. — Мы не отстанем, но обещаем молчать.

— И не вздумай солгать, я вижу твоё враньё, — заканчиваю я, наконец-то подбирая документы. План сработал, мы получим информацию.

— Ну, в общем, пока всё развивается по самому скверному сценарию, — вздохнув, признаётся рыжий. Так и быть, в награду возвращаю конфискованную отвёртку. — И дело не только в падении религии миротворчества и последующем развале Союза Галактик, — он ещё более тяжело вздыхает и неохотно глядит на Тагена. — Твоя раса под угрозой полного исчезновения.

Блондос сужает глаза, резко выходя из образа наивного простачка.

— Как это произойдёт?

— А вот это я тебе не могу сказать, чтобы не зафиксировать события окончательно.

— Так ты застрял в нашем времени, чтобы…

— Да. Я не хочу допустить геноцид.

— И твои отлучки в одиночку…

— Пытаюсь предотвратить войну со стороны Зедени. Кто-то ведь должен на них повлиять? Сонтар всё ещё колеблется, РМ на них действует в достаточной мере, чтобы сдерживать врождённую агрессию. Железобетонные мозги, ать-два, легко внушаемые. Но и в империи картошек тоже начинают вспоминать, что когда-то они были великой расой воинов. Словно им кто-то вовремя напомнил!..

А то ж.

— Так что будет?

— Согласно историческим хроникам, талы всё-таки сумеют добиться переговоров и отправят миссию мира. Но корабль взорвётся по дороге к зеденийцам. С этого момента Сонтар решит, что это повеление свыше и мирная жизнь уже не нужна, окончательно приняв сторону своих союзников по вопросу Нового Давиуса. А война пойдёт совсем не в вашу пользу.

Это именно то, что я хотела услышать, Хищник. Значит, миссия мира? И ведь ты предпримешь всё, что только возможно, ради её успеха. Саму историю попытаешься изменить, словно ни разу не набивал шишек в этом вопросе. Что ж, моя задача ясна: как и раньше, сделать так, чтобы предрешённое время настало, выровнять историческую линию. Геноцид — это по-нашему. Фиг я тебе позволю выиграть хоть раунд, Котелок!

— Вот если бы вы расширили тему военного союза с талами, — просительно глядит на меня Доктор. — Такой союзник, как кочевники, может остановить бойню одним фактом своего существования.

— Я подумаю, — отвечаю, по-прежнему сохраняя тихие интонации. Неохота язык ломать, лучше прикручу громкость. — Мы — дети одного мира, да и конфликт вспыхнул, если разобраться глубоко, из-за нашего появления. Так что я донесу предложение до вождя. А там как уж он и Совет решат, тут я ничего обещать не могу.

В конце концов, сказать — не значит сделать, хотя я непременно вложу весь разговор в отчёт. Пусть Император повеселится.

— Сколько у нас времени? — мрачно спрашивает Таген.

— Меньше, чем хотелось бы.

— Безрадостно, — заключает блондос.

Ну, кому безрадостно, а кто и ложноручки потирает. Но пока мы ещё не выиграли, так что хихикнуть-то можно, а праздновать рано. Впереди много, много интеллектуальной работы, и теперь враг точно и стопроцентно определён — это Хищник. Выходит, Вселенная снова проверяет нас насчёт уязвимых мест и усвоенных уроков. Да что же за жизнь-то у меня настала после переписки в новое тело, проверка за проверкой!

…Хм, любопытно, а такую смену облика можно счесть регенерацией? Забавная, однако, мыслишка…

— Меня беспокоит то, что я что-то упускаю, — продолжает Хищник больше себе, чем нам. — Что-то перед самым носом, совершенно очевидное. Но всё так запутанно, я ещё не разобрался.

— Что-то с хроноворами? — спрашиваю, хотя подозреваю, что дело в нас. А то и лично во мне. Но Древних тоже пока рано списывать со счетов.

— Не знаю, — более резко отвечает мой враг. — Но когда узнаю, непременно сообщу.

Да уж надеюсь.

«Капитан, ты где?» — внезапно спрашивает Альфа довольно встревоженно. А, ну конечно, Ралендо и Элидан вернулись к гостям, а я запропала.

«На террасе, разговариваю с Доктором и Тагеном».

«Предупреждать надо», — недовольно отзывается стратег.

«Бумаги у нас, Скаро официально передали кочевникам. Этот этап операции за нами», — может, хоть такая новость заставит его оттаять?

По ощущению, и впрямь так. А от Гаммы так вовсе веет ликованием:

«Далеки побеждают!»

«Всегда побеждают», — удовлетворённо заключает Альфа.

«Мы ещё вернём наше превосходство», — подаёт злорадный голос Бета.

«Нагнём Вселенную!!!» — счастливо вопит Дельта.

«Разогнали гравиплатформы об косяк, — осаживаю их я. — Прикрутить громкость и заниматься делом, мы ещё не выиграли битву, лишь получили небольшое преимущество».

Пауза.

«Добрая ты у нас, капитан», — иронично-разочарованно тянет Гамма.

Мысленно показываю ему язык. В смысле, отправляю дразнящую эмоцию, мол, ну вот такая, и завидуй молча, что сам не такой.

Но в целом я понимаю их реакцию. Мы сделали серьёзный шаг к победе. Для далеков Новой Парадигмы это солидное достижение, учитывая их прошлые неудачи и загнанное в угол положение. Теперь главное — не проколоться на мелочах и суметь доделать дело под носом у Доктора.

— Я, кстати, вот что спросить хотел, — голос Тагена вырывает меня из весёлого общения с сородичами, и я десятую долю рэла туплю, прежде чем повернуться в его сторону. — У вас ведь такие технологии. А вы не можете спасти Скаро?

Опа. Магнедон всё же не так глуп, как хочет казаться? Или это очередной случайный проблеск интеллекта?

А Хищник тоже с интересом уставляется на меня, мол, что скажешь?

Что скажу, что скажу… Буду врать!

— Не поверишь, мы как-то говорили об этом с Герданом. Он сказал, что чисто теоретически такое возможно, но на практике всё всегда не так, как в учебниках. И дело не только в том, чтобы развернуть время вспять. Смерть — это не просто сработавший в организме выключатель, неважно, живое это существо или звезда. Это очень сложный барьер. Ты никогда не слышал, что даже на то, чтобы умереть, нужны силы?

Он кивает, мол, слышал. Не сомневалась, с блондосской-то повёрнутостью на биологии. Я продолжаю задвигать что-то умно-бредовое, на ходу конструируя ответ из азов философии и парадигмы Скасиса:

— Ничто не умирает просто так. У всего есть определённый срок, и это встроено в общую схему мироздания. В мире всё взаимосвязано, и это изменить — налететь на инерцию самой Вселенной. Где-то оно может проскочить на раз чихнуть, а где-то фиг повернёшь. Скаро — непростой узел в этом рисунке. Возвращение планеты слишком сильно исказит Вселенную. Поэтому мы не рискнём это сделать. Да и зачем?

— Ну, историческая родина… — резко начинает мямлить блондос.

— И?

Он окончательно заминается и отводит взгляд.

— Чтобы раскрутить такой узел мироздания, нужно иметь очень веские причины, куда более веские, чем «историческая родина», — строго добавляю я. Вообще, ведь почти ни слова не солгала. Но вопрос в том, под каким соусом подавать правду, хе-хе.

Тал окончательно поникает. Доктор с ещё большим любопытством глядит на меня.

— Я покурю? — спрашиваю, чтобы перебить впечатление от своего умничанья.

— Э-э, если ты курить, то я побежал за котелком, — тут же скручивается Хищник, оглядываясь в поисках какого-нибудь спуска в сад. В общем, он тут есть, только с противоположной от нас стороны — и, насвистывая что-то бодрое, рыжий направляется к лестнице.

Достаю сигарету, стреляю искрой с пальца. Таген успевает заметить этот фортель и выпучивает глаза. Не удерживаюсь и подмигиваю, коротко привирая: «Импланты». Вообще, мне хочется совсем другого — убивать, но есть и такой способ самоуспокоения, как действовать от внешнего ко внутреннему, раз уж другое не помогает. Говорят, чем больше шутишь и улыбаешься, тем больше успокаиваешься, как-то так. Вот сейчас и проверю на практике. Мне действительно было спокойнее, когда рядом находился Доктор — то ли по старой памяти, то ли чисто по инерции, что рядом с кровным врагом нельзя выходить из себя. Да и подписанные бумаги греют сердце. В общем, это всё добавило мне капельку благодушия, а сигарета вообще утихомирит. Надеюсь.

— Доктор, — громко шепчу вниз, — притащи мне мороженку?

В ответ доносится болезненное шипение и треск колючек.

— Обойдёш-ш-шься! Тебе не мороженку надо, а чтоб ты мне ш-ш-шляпу доставала…

С удовольствием затягиваюсь. Ничто так не поднимает настроение, как главный враг далеков, сражающийся с мелкой пакостью. Век бы смотрела.

— Я принесу, — порывается Таген.

— Не-е-е, — отзываюсь, счастливо выпуская дым. Жизнь налаживается. Агрессин в крови заметно падает. Но тут Хищник как-то странно на нас глядит, расплывается в широкой улыбке, напяливает счастливо обретённый котелок и провозглашает:

— Ну, вы воркуйте, а я пошёл.

Он разворачивается и бодро шлёпает куда-то в сад. Удивлённо гляжу ему в спину. С чего это такая реакция? Словно он…

— Он хочет, чтобы мы о чём-то поговорили приватно? — озадаченно спрашиваю посланника.

Тот тоже как-то неопределённо глядит в ответ, потом устремляет взгляд на цветущие кустарники, опираясь на парапет.

— Кто его разберёт…

Странно, но блондос отчего-то грустный.

— Я тебя не понимаю, — говорю.

— В том-то и всё дело, — следует ещё менее понятный ответ.

— Ты почему-то печальный. Только что таким не был.

— Да как тебе сказать, — Таген переводит взгляд на меня. Что-то он вправду загрустил. — Пока Доктор тут, ты совсем другая. Живая, хоть это и глупо звучит. А уходит — ты сразу хлоп! И закрываешься, как моллюск. Снова дистанцию выдерживаешь, голос деревянный становится… Он тебе нравится?

— Голос? — обалдеваю я.

— Доктор!.. — почти возмущённо отвечает тал.

Силюсь определить, нравится ли мне Хищник. Ну и вопрос к далеку! Наконец, нахожу подходящий ответ, исключающий негативную оценку:

— Он… специфический. С ним не соскучишься.

— Вот это точно, — теперь в голосе собеседника ещё и неудовольствие прорезается.

— Я вижу, ты его недолюбливаешь. Но он много для вас делает. Сам мог сегодня понять, — замечаю.

— Не дурак, заметил, — отзывается посланник, снова уставляясь в сад. Да ладно, не дурак?..

Какое-то время молчим. Я курю, он таращится на мокрые цветочки. Наконец, снова поворачивается ко мне.

— Я так тебя толком и не поблагодарил за Луони.

— Вполне достаточно было того, что уже сказал, — надеюсь, я не поморщилась, нахально выбрасывая окурок в куст? — Кстати, я не одна её откачивала. Этот ваш ренегат помогал. Одной бы мне не справиться.

— Спасибо, — тихо говорит Таген. И вдруг накрывает ладонью мою руку, только-только лёгшую на парапет.

Едва сдерживаю дрожь и желание выдернуться. Нельзя портить отношения со спутниками Хищника. Тактильный контакт для низших очень многое значит. Сжать зубы и терпеть — никотин в крови уже погуливает, поможет сдержать спокойствие. Это же ненадолго. Может, рыжий вот-вот придёт с моим мороженым, и тогда появится повод изъять конечность без негативного впечатления или членовредительства. Перевожу взгляд на ту же цветущую ботву, что так привлекала внимание посланника.

Меня. Не. Трогает. Его. Прикосновение.

Меня. Не. Напрягает. Его. Ладонь.

Я. Не. Хочу. Уничтожить.

Уничтожить…

Уничтожить!!!

СТОП!

Делаю прерывистый вдох-выдох, слегка поворачиваюсь к Тагену.

— Ты сокращаешь дистанцию.

Опять тот самый непонятный взгляд, который я уже столько раз ловила от посланника в свой адрес, можно сказать, с первой встречи.

— Ты против?

Идиотский вопрос. Я не против только убить тебя, недоумок. Но не могу этого произнести по понятным причинам. А кроме того, надо стараться быть вежливой.

— Не знаю, — выдавливаю, чтобы не нагрубить в открытую. Агрессин вновь начинает медленно постукивать в висках. Опускаю взгляд — хоть светлые волосы не буду видеть, а то раздражают безмерно. Чувствую, что даже давление начинает повышаться, да ещё никотин тут помогает с адреналином. Аж щёки горят от вынужденно скрытой злобы.

Вторая рука тала присоединяется к первой, загребая мою ладонь в горсть. Тихо проглатываю гнев. Просто немного потерпеть.

— Так и будем стоять? — спрашиваю, надеясь, что это заставит его убрать конечности…

…Я не знаю, что этот кретин понял из моих слов, но это было что-то диаметрально противоположное моему. Во всяком случае, реакция блондоса на мои слова оказалась такой, какой я не то что не ожидала, но даже не предполагала — нет, даже в страшном сне не видела! И удивительно не то, что я в следующий же миг влупила по нему разряд, а то, что каким-то чудом сумела не дать полную мощность.

Оглушённый током Таген отлетает на пару де-леров, впечатывается спиной в стену дома и медленно падает. Отключка на скарэл обеспечена. Прижимаю к себе папку и сигаю через парапет, едва не ухнувшись в колючки. Проклятое платье, как с ним неудобно! Здесь, джет стерилизуй эту планету, есть задняя калитка из сада на улицу?! А если нет, то я её сделаю!!!

«Альфа. Не знаю, как, но тебе придётся объяснять моё отсутствие и состояние посланника Тагена».

«Что случилось?» — встревает Гамма. Полагаю, что стратег и техник оба почувствовали мой эмоциональный всплеск — мы были достаточно близко, — но даже не успели среагировать.

«Инъектор?» — спохватывается Альфа.

«Проехали, — отвечаю. — Он перешёл все границы, а я ему вломила парализующий».

«Говори, что случилось?»

«Неважно. Я больше себя не контролирую. Возвращаюсь в гостиницу».

Агрессин бурлит в крови, когда я решительно раздвигаю прутья декоративной решётки. Провались всё в джет. Ненавижу. Ненавижу. Уничтожить!

В очередной раз на бегу стараюсь оттереть рукавом рот.

Выродок блондосский! Как он смел меня поцеловать?!

Но, как и следовало ожидать, на этом веселуха не заканчивается. Закон бутерброда — если случилась одна неприятность, жди ещё десять.

До гостиницы я добираюсь на такси, мечтая по дороге только об одном — вымыться и прополоскать рот, чтоб с бактерицидкой, чтоб со всей яростью, лишь бы оттереть следы омерзительного прикосновения. Какая гадость, бр-р-р! Аж тошнит! Ничего хуже не придумаешь, даже если будешь век мозги ломать!

Альфа кое-как меня отмазал перед Элиданом, сказав, что пострадавшему землянину резко поплохело и потребовалось срочное хирургическое вмешательство, а я — единственный член экипажа, кроме врача, имеющий медицинское образование. Так что я, типа, на «Протоне» и ассистирую. Поэтому пришлось от трассы до наших комнат не по коридорам идти, а партизанить своим ходом, на автопятках. Дельта выходит на балкон, посигналить, чтобы я не промазала этажом. И по её лицу я догадываюсь, что неприятностям ещё не конец.

— Что случилось? — спрашиваю, спрыгивая с парапета, вручая ей папку и стягивая ненавистное платье через голову, чтобы не искать застёжку.

— У нас возникла проблема, — отвечает она, почему-то запинаясь, словно не знает, как доложить. — Я решила никого не дёргать, пока вы все заняты, но, в общем… Вот.

На этих словах я как раз вхожу в гостиную, выгребая вторую сигарету из кармана платья, и вижу Найро в униформе клининговой службы, вольготно развалившегося на диване и улыбающегося мне от уха до уха так, что прямо тянет вломить ему с ноги в челюсть вместо приветствия.

— Я побоялась оставлять его в приёмной, вдруг диплосианин ворвётся, — начинает виновато тараторить Дельта. — И выгнать тоже не решилась…

— Замолчи, — коротко бросаю ей и чеканю в адрес повстанца на интергалакто: — Что. Ты. Здесь. Делаешь?

— Видишь ли, посол Никто, Шакри разрядили все аккумуляторы, включая этот, — и он выразительно стучит пальцем по своим часам-фильтру. — А я не лесная ящерка, чтобы по деревьям в парке прыгать. Вот и подумал, зайду, подзаряжусь — ты же так лихо батарейки оживляешь. Кто ж знал, что тебя на месте не окажется. А эта ваша школьница-убийца не очень-то гостеприимная...

Кошусь на серва. Ну и определение! Дельта, конечно, с виду низкая и щуплая, но — «школьница»?..

— Тебя могли заметить.

— Если бы заметили, то уже бы схватили, — продолжает он сиять улыбкой.

— Это логично, — говорит мне Дельта, по-прежнему игнорируя галакто.

— Я приказала замолчать, — повторяю на синтетическом и снова обращаюсь к Найро. — Хорошо. Ближайшие несколько часов, пока не снимут тревогу номер один, или как она тут называется, ты переждёшь у нас. Относительно дальнейшего я запрошу своё начальство. Иди за мной.

Прохожу в свою комнату, спиной чувствуя, что тал послушно поднялся следом. Вешаю платье в шкаф, достаю свой любимый комплект и свежее бельё.

— Это моя комната, но я тебе её уступлю на ближайшее время. Ванная, которой можешь пользоваться, там — приведи себя в порядок. Потом из комнаты ни ногой, в другие помещения могут войти посторонние. Дай своё устройство, я его починю.

— Замаскированный арест? — хмыкает Найро.

— Ты волен уйти в любой момент, — широким жестом указываю на дверь.

Он отпускает мне ехидный взгляд, мол, не на столько ещё мозгами об стену пришарахнутый, чтоб второй раз рисковать. Но я уже разворачиваюсь и выхожу в сторону санузла. Нет, ну каков наглец. Он же мог сдать нас с потрохами. И как только ухитрился пробраться до гостиницы через весь комплекс? Вот уж точно повезло.

— Давно он пришёл? — спрашиваю у Дельты на синтетическом.

— Около местного часа назад, — докладывает она, всё ещё прижимая папку к груди. Узнаю свой жест. — А что значит «школьница»? «Убийца» понятно, а «школьница» — нет.

— Ювенильная особь, посещающая учебное заведение. Низшие редко используют гипнопедию и тем более эмбриональное обучение. Ты хрупкого телосложения. Наверное, похожа на подростка.

— То есть он… обзывается?! — вдруг вскипает серв.

— Угомонись. Не убила его раньше, не убьёшь и сейчас. Он ещё нужен.

— Потому и не убила, — бормочет Дельта.

— Помолчи, или я кого-нибудь сейчас убью, — тихо рычу в ответ. Так хочется добраться до душа и зубной щётки, а тут эти заминки, запинки и задержки!..

— Гердан сообщил, что у вас произошёл какой-то инцидент с Тагеном.

Одно это имя вызывает во мне такую вспышку лютой злобы, что техник испуганно отступает на два шага.

— Ещё одно слово по этому поводу, и я тебя ликвидирую, — отвечаю и мимо неё бросаюсь в душ. Там был флакон бактерицидки, точно помню!!!

Остервенело чищу зубы, Дельта торчит на входе, с сочувствием глядя на меня, и держит наготове клубничный йогурт. Только что притащила, задабривать.

— Фоштафь на штол в гоштиной, — шепелявлю ей, пшикая бактерицидкой на щётку с добавочной порцией пасты. — И фокофми этофо…

— Есть, — щёлкает она каблуками и наконец удаляется, оставив меня одну. Прополоскать рот. Плюхнуться под душ. Замереть.

Вода барабанит по телу, смывая запахи и злость. Обидно, ожог на спине очень лёгкий, но всё равно горячая вода вызывает боль, и поэтому приходится отмокать под умеренно тёплой. Стряхиваю капли с пальцев и аккуратно подцепляю брошенную поверх чистой одежды сигарету за фильтр. Прикурить. Через семь рэлов снова всовывается Дельта, молча щёлкает по вентилятору вытяжки и так же безмолвно исчезает. Недовольно провожаю её взглядом — лучше бы дверь закрыла, а я бы тут наслаждалась газовой камерой в гордом одиночестве.

Компилирую отчёт о прошедшем дне, чтобы не пинать балду в полной мере. Ох, и вломят мне за то, что сбежала с приёма! Но даже у совершенно адаптированного к низшим прототипа есть свой предел терпения. Надеюсь, начальники это понимают.

В мозгу появляется какое-то тормозящее отупение. Ну да, первая сигарета ещё не успела пролететь, и тут я вторую выкуриваю. Надо пользоваться, пока эффект не вынес мне сознание окончательно.

Закрываю глаза. Отрешиться от всего. Активировать дальнюю связь. Провалиться в тоннель белого шума, ближе и ближе к центру…

«Подключение удалённого узла по коду «Прототип Зеро». Начать передачу информации за прошедшие сутки».

Стандартный сеанс, только чуть раньше, чем обычно. Ничего, так уже бывало — у нас не очень нормированный график, с учётом условий, в которых мы находимся. Встречный пакет информации уже ждёт и потихоньку начинает просачиваться в мою голову. Хорошо, что не придётся повторно подсоединяться к сети.

«У тебя был сложный день, Прототип Зеро», — вдруг вклинивается в канал тяжёлый бронзовый голос. Ого, как быстро Император читает то, что я сбрасываю!.. И даже вышел на связь персонально. Значит, ему есть что добавить сверх стандартных инструкций.

«Подтверждаю», — отвечаю. Почему-то здесь, в эпицентре патвеба, гипнопедическое внушение ослабляется, и мне часто удаётся ответить нормально, а не старательно подбирать обходные формулировки.

«Ты добилась своего», — мне показалось или нет, что правитель немного удивлён этим фактом?

«Не понимаю, как», — признаюсь в ответ.

«Они оценили не жизни тех двоих, — голос такой спокойный, что я поневоле заражаюсь этим чувством и начинаю входить в обычное моральное равновесие. — Они оценили то, что вы продемонстрировали способность перешагнуть через неприятие чужаков и оказать помощь просто так».

«Но это было не просто так», — возражаю в ответ.

Показалось или нет, что Император хмыкнул?

«Ты с самой первой встречи дала всем понять, что кочевников интересует только добровольный обмен, и продемонстрировала полную незаинтересованность в вопросе получения конкретной чёрной дыры. Кроме того, согласилась сотрудничать против далеков. Талы так и не заподозрили наши истинные цели, посчитав тебя настоящим союзником. Поэтому и были обмануты, сами себя загнали в ловушку».

«А что мне ответить по поводу расширения военного союза?»

«Пока — только то, что ты донесла информацию. Мне нужно хорошо обдумать, как эффективнее использовать этот ход».

«Найро?»

«Этого держи на глазах. Он почти отработал своё, скоро надо будет устранить, — крошечная пауза. — Нет. Забери его с собой, когда полетите назад. Скажешь, что дадим ему временное политическое убежище».

«Зачем он нам нужен?» — спрашиваю. Удивил, если честно — неужели всё-таки марионетку сделают?

«Я хочу его изучить».

Это приговор. Знаю я, как у нас «изучают», на себе проходила, при том что со мной ещё церемонились… Ну что ж, сам пришёл — сам и виноват. Смертная казнь за измену родине заменяется более тяжёлым наказанием. Так ему и надо.

«Ты ему сочувствуешь», — вдруг говорит правитель.

Что? Кто? Я?! С какого боку?

«Он тебе нравится, и ты ему сочувствуешь», — мысленный голос делается холоднее.

«Нет, — отвечаю быстро. — Нет, нет! Он сообразительный, это действительно любопытно, но он — низшее существо, да ещё и тал. Просто… я надеялась, мне позволят его уничтожить».

«Надеялась?» — резко спрашивает Император. Нервно сглатываю, если можно так выразиться про голое сознание. Да, я не полноправный гражданин, а всего лишь бывший преступник на бессрочном испытании. В общем-то, до сих пор не считаюсь далеком — да, принята в Совет, но лишение номера в Системе никто пока не отменял. «Прототип Зеро» — это временно, пока идёт эксперимент, надо же меня как-то называть. Но ведь это сродни «лабораторный образец номер ноль», в общем, этакая шуточка биологов, а не персональный шифр.

«Я забылась, — констатирую факт. — Виновата».

«Больше не забывайся», — припечатывает правитель и насильно вышибает меня из патвеба.

Обнаруживаю себя вывесившейся наружу почти до пояса. С волос натекла лужа. Окурок тлеет на плаще — хорошо, что ткань огнеупорная. С глухим стоном подцепляю его и швыряю в сток. Голова не болит, но общее состояние крайне муторное, и чёрно-синие круги перед глазами плавают. Очевидно, отравилась никотином. Даже мысль о йогурте в гостиной вызывает только тошноту. Чтобы хоть как-то протрезветь, выкручиваю кран по полной в сторону холодной воды. Ой, мама-радиация! А теперь в обратную сторону, и так раза три! А теперь растереться полотенцем, всунуть себя в одежду и выпасть на диван. Всё.

— Мне требуется отдых, — сообщаю Дельте заплетающимся языком.

— Тут не отдохнёшь, иди в мою комнату. А я перейду к Гердану, — предлагает она. — Ты его стала представлять, как моего мужа. Чужак не поймёт, если мы будем жить в разных местах.

class="book">Слишком много слов на слишком плохо работающую голову, но главное я ухватила и с трудом переползаю куда предложили. Падаю лицом в идеально, без единой морщинки, застеленную койку. Мозг принципиально не отключается в сон — не по расписанию, вот и не получается. Но даже просто неподвижное положение помогает.

— Тебе совсем плохо? — рискует ещё раз влезть Дельта через скарэл. Варги-палки, да оставишь ли ты меня в покое?! Но в мозгу уже щёлкает, как использовать серва с толком.

— Детоксикант, — выдавливаю. — Любой…

— Сейчас.

Через некоторое время ощущаю инъектор, ткнувшийся прямо в шею.

— Отдыхай.

А я что делаю? Лежу, чувствуя, как проступает испарина: организм пытается работать и выбрасывать никотиновую отраву и переизбыток гормонов. Нет, вторая сигарета была явным перебором. Сознание периодически проваливается в какую-то синеватую черноту, но потом выныривает, и я понимаю, что не спала. Просто дурно, просто выпадаю из реальности. Просто… трава. Поле травы, и я в нём. Лежу и думаю, прорастёт она сквозь меня, или нет. А над головой — странно, лежу лицом вниз, а точно это знаю, — чёрный звёздный небосвод со сложным рисунком незнакомых созвездий и ярко-красной туманностью, перечерченной пылевыми завихрениями.

— …Тебе письмо, слышишь? — голос Альфы, прорвавшийся сквозь миллиарды световых лет, что нас разделяют, уже наполнен то ли нетерпением, то ли тревогой. С трудом приподнимаюсь и протягиваю руку, мол, гони сюда.

В ладонь тыкается бумажка. Письмо… От кого? Кое-как сажусь и пытаюсь разобрать интергалакто в тусклом ночном освещении. Написано от руки, адресовано мне, почерк неизвестен. Разворачиваю, пробегаю взглядом аккуратные строчки…

— К-как ты это сделала? — раздаётся над головой. И только теперь я понимаю, что нет никакой травы — это одеяло, и нет никакой звёздной ночи — в окно льётся свет бесконечного дня Зосмы-9. А в голове вполне себе ясно. Вот это прихо-од.

Стряхиваю пыль с пальцев. Это было письмо от Тагена, с извинениями и прочими глупыми словами, что дескать, я ему очень нравлюсь и он готов на мне жениться, если я, конечно, согласна. Какая чушь, неудивительно, что я сразу же испепелила бумажку.

— Как обычно, — говорю Альфе, немного удивлённая вопросом. — Разряд, и нет письма.

— Это был не разряд, — запинаясь, отзывается вместо него Гамма. Опа, они все трое тут стоят и глядят на меня круглыми глазами. Спасибо, хоть Найро не отсвечивает на заднем плане. Небось, отсыпается.

— Да, и что тогда это было? — спрашиваю насмешливо, а сама вдруг понимаю, что сожжённая бумага обычно превращается в чёрно-серый порошок, а не в… коричневатый.

Бабах! В голову шлёпаются сразу три воспоминания. И если им верить, бумага просто истлела без огня и тока. Прямо у меня в руках пожелтела и рассыпалась в пыль, ни с того ни с сего, словно от старости, за какую-то треть рэла. А моя рожа-то… Такой маниакально-безумной улыбки я у себя ещё ни разу не видела и не чувствовала. Ой, папа-трансгенез, это что было?..

Озадаченно гляжу на свои руки. Потом на ребят. Потом ощущаю шевельнувшийся где-то в самой глубине сознания звериный страх и снова гляжу на руки.

— Я не знаю, как я это сделала, — говорю жалобно и снова поднимаю глаза на ошарашенный экипаж.

— Может, это психокинез такой? — спрашивает Дельта у всех разом.

— Да, наверное, — соглашается Альфа, но уверенности в его голосе — ни капли.

— Передадим информацию в следующий сеанс, и пусть в Центре разбираются, — говорю тихо и устало. — Сейчас я не способна на ещё один коннект. Давайте спланируем наши дальнейшие действия. Штаб сбросил корректировки, надо с ними разбираться.

Сажусь, прикрываю глаза и раздаю каждому его порцию инструкций.

Нет времени помирать, жалеть себя и ломать голову над очередной загадкой.

Вкалывай, член Совета, лабораторная зверушка.

Не пытайся понять и просто работай.

Комментарий к Сцена девятнадцатая. *ТМД перечисляет события из компьютерных игр по эпохе Одиннадцатого Доктора.

**Если вам вдруг неизвестно, кто такая майор Кусанаги, то отсылаю вас к полнометражке «Ghost in the shell» (таки к полнометражке, а не к сериалу). Раз читаете фантастику, то и красивый киберпанк вам понравится. Тем более, что именно этим фильмом вдохновлялись создатели «Матрицы». =)))

P.S. Какая бы вышла сладкая парочка галактических злодеев из ТМД и Найро! Эх...

http://cs624525.vk.me/v624525424/4453a/Nv1ZMV0d_VM.jpg

P.P.S. Год как сижу над историей ТМД. Суммарно перевалила за 500 страниц. А-а-а! Аффтар фшоке. О___О

====== Сцена двадцатая. ======

Любопытна мне такая штука — почему госпитальный цвет у землян белый, и более того, как они ухитрились навязать эту маркировку почти всем в Местной группе? Это ж уметь надо, думаю я, идя по коридору больницы. В руке — пакет с фруктами и конфетами. Знаю я эту традицию, насмотрелась на Сол-3, как Скворцовы Дарье в роддом вкусняшки таскали. Бета добровольно увязался со мной, в соседний корпус, где на восстановительной терапии лежит землянин — видите ли, нашему врачу интересно, как себя чувствует пациент после интенсивного даледианского лечения. Экспериментатор хренов. Я же решила навестить блондоску. Ребята сочли это довольно странным капризом, пока я не объяснила, в чём дело — после того, как Таген огрёб, а я официально не приняла его извинений, могут подпортиться отношения и с Доктором, чего нам вовсе не нужно. Необходимо как-то продемонстрировать, что дуюсь я лично на посланника, а к другим претензий нет. Кто знает, может, нам это ещё пригодится?

Остальные сейчас на «Протоне». Взлёт объявлен через шесть местных часов, а поскольку Гамма с Альфой остаются, надо ещё раз протестировать все системы и в очередной раз убедиться, что на борту не сидят «зайцы» в лице Древних. Серв в автоматике роется, а стратег программное обеспечение проверяет. Дельта им особо помочь не может, у неё слишком много дел с проверкой двигателей. Даже, кажется, Найро припахали: хоть он и не в состоянии соединиться с кораблём по-нашему, но может за показаниями приборов приглядывать, если ткнуть манипулятором и доходчиво объяснить, куда именно смотреть. А мы вот филоним.

Открываю белую дверь, указанную дежурной сиделкой. Неплохо сестрицу Тагена устроили, в отдельной палате, вот только не скучно ли ей одной? Хотя по обилию свежих цветов на тумбочке и подоконнике, наверное, нет. Посетители балуют.

— Зеро! — радостно вопит она мне навстречу.

— Здравствуй, Луони, — прохожу внутрь, кладу свой пакет со свёртками на тумбочку. — Это тебе.

— Спасибо! Присаживайся, — весело показывает мне талка на стул. Сама сидит в постели с книжкой. Больничная пижама, похожая на арестантскую одежду, прикрыта кружевной кофточкой, на голове — очередная сложнонавороченная причёска из кудрей. Почему-то я в этом и не сомневалась, когда сюда шла.

Устраиваюсь поудобнее, выдерживая дистанцию. Меня уже не так тянет стрелять по данной цели — видимо, за время общения удалось слегка адаптироваться, — но всё же я предпочту воздержаться от слишком близкого контакта.

— Тебя всю неделю не видно и не слышно, только в новостях по телевизору. Я думала, ты и не придёшь после того, что отмочил мой братец.

Слегка морщусь и машу рукой.

— Полагаю, мы с ним друг друга недопоняли в силу совершенно разных культур, — говорю. — Но ты-то здесь причём?

Она опускает очи долу:

— Огромное тебе спасибо. Если бы не ты, я даже не знаю…

— Зато я знаю, и мне это не нравится, — иронично хмыкаю в ответ. — Ты живая, твой друг жив, и даже твой брат жив, остальное глубоко вторично. Как себя чувствуешь?

— Полна сил! — снова приободрившись, отзывается она, с широкой улыбкой пытаясь изобразить что-то вроде подтягивания на воображаемом турнике. — Только врачи всё равно не отпускают, и Доктор тоже велит как следует поправляться.

— Это от него? — киваю головой на странную конструкцию из древнего механического будильника, вязальных спиц, нескольких компьютерных плат, стакана и леденца, стоящую на подоконнике.

— Да. Он сказал, что это дополнительная защита, просто на всякий случай… Зеро, правда, спасибо. Не только за меня, но и за Жозефа. Мне нянечка сказала, вы ему спасли жизнь.

— Сделали, что смогли.

— Ты мне теперь как сестра, — говорит она совершенно серьёзным голосом. — И даже не потому, что мой глупый брат тебе написал в своём глупом письме.

Ну спасибо тебе большое, блондоска, круче ты приложить не могла. Стараюсь сохранить нейтральное выражение лица:

— У нас нет такой традиции.

— А у нас есть. Я не прошу тебя ей следовать, но мне-то позволишь к тебе относиться, как к старшей сестре? — и она так трогательно-умилительно складывает руки, что я еле давлю рефлекс выстрела. А ведь зарекалась не поддаваться агрессии, что бы эта дура ни отмочила…

— Насчёт письма. Отвечать я ему ничего не буду, — говорю, чтобы перевести тему. — По хорошему счёту, я должна была его убить за подобное оскорбление, но не доводить же ситуацию до международного скандала?

— Прости его, он влюбчивый дурак, — совсем виновато отвечает Луони. — Мы с Жозефом ему намекали, что это плохая идея, но бабник есть бабник. Хотя предложение руки и сердца братец впервые на моём веку сделал.

Слегка приподнимаю бровь:

— Это что-то меняет?

Она вздыхает, сдаваясь:

— Наверное, нет… Извини, что я вообще о нём заговорила. Просто я люблю, когда все хорошо друг к другу относятся, когда все дружат, и…

— Ты же сестра миротворца, — хмыкаю. Разговаривает, как ювенильная особь детсадовского возраста. Хотя это и неудивительно. Как говорил Бета, у этой девчонки, помимо тяжёлых осложнений на сердце, был врождённый порок с практически отсутствующей межжелудочковой перегородкой и суженными артериями. В раннем детстве её мозг сильно страдал от постоянной гипоксии, несмотря на все медицинские ухищрения, и это вызвало отставание в умственном развитии, которое, видимо, не удалось полностью компенсировать. Выходить-то блондоску выходили, но глуповатость осталась. Да и наследственность в отношении интеллекта не блещет, если судить по физически здоровому братцу. Но, зная быт и традиции низших, «прелесть какая глупенькая» — это в их обществе даже хорошо. Все умиляются, опекают и защищают, очень выгодная позиция, и Луони неплохо научилась ей пользоваться, судя по тому, что я наблюдаю.

— В новостях говорили, вы сегодня улетаете?

— Я улетаю. Надо доставить оригиналы договоров и отчитаться перед правительством. Адери останется здесь вместе с Герданом, пока ваши учёные не разберутся до конца, как и что делать с тёмной материей. А то ещё подорвут галактику, а нам отвечай.

— Подорвут галактику? — вытаращивает она синие глазищи.

Снова хмыкаю.

— Шучу, — забавно дразнить такую дуру.

Девчонка выдыхает.

— Ты меня так не пугай… Слушай, а ваш вождь — он какой?

Вот так перепрыгнула мыслью, как древесная ящерица. И как я, простите, должна ей описать Императора?

— Он очень суров, но очень справедлив, — отвечаю, немного подумав. — Очень стар и очень мудр. И я рада, что возвращаюсь не с пустыми руками. Было бы стыдно не оправдать его доверие.

— Как сказочный король… Ты его родственница, да?

Еле удерживаю бесстрастное выражение лица.

— С чего ты взяла?

— Ну, я же видела, как остальные к тебе относятся. Словно ты — принцесса.

Вот теперь не удерживаюсь от презрительного фырканья.

— Я просто член высшей элиты, если говорить твоим языком. Выше положение — выше ответственность. Если бы Адери отвечал за миссию и её провалил, его бы просто больше не пустили на переговоры. А с меня три шкуры сдерут за любую неудачу. И ещё, у нас нет наследственной передачи власти. Так что сказочных принцесс и королей из междумирья не существует, — бросаю короткий и выразительный взгляд на книгу, так и лежащую на постели. Сборник сказок, варги-палки. Классное чтиво для взрослой девицы.

Луони опускает взгляд туда же, жутко краснеет и тихо задвигает обложку одеялом.

— Ну, ты же, наверное, знаешь, что я — глупая… — мямлит.

Кажется, я перестаралась, этак можно поссориться с Доктором. Рассчитать наиболее подходящий ответ с учётом менталитета низших. Озвучить.

— Жозефу это нравится, остальное тебя разве волнует? — говорю.

— Надо мной все смеются… — в глазищах появляется что-то вроде поллитровых слёз. Я что, ошиблась с расчётом? Тьфу ты…

— Ну значит, и сами не умней, — спокойно отвечаю. — Так, подбери сопли, а то лечащий врач меня выгонит и обратно не пустит.

— Угу, — звонко хлюпает она носом, достаёт платочек и промокает глаза. Потом сморкается. Терпеливо жду, начиная подозревать какую-то театральщину. А эта низшая гадость вдруг поднимает глаза, всё ещё похожие на лужи, и говорит так прозрачненько: — Ты будешь моей сестрёнкой?

Проглатываю первое слово. Второе. И третье заодно.

— Не так уж ты и глупа, — говорю. — Я подумаю.

Она тут же бодро кивает кудряшками, удовлетворившись вырванным обещанием. Но подумать — не значит сделать, девушка. На такую сложную мысль у тебя мозгов, наверное, уже не хватает.

— Не знаю, увидимся ли ещё, — продолжаю. — Может быть, меня больше и не выпустят. Но я тебя не забуду.

Да уж, такую сложно забыть. Как и всю их ненормальную компанию. Фильтр, конечно, можно настроить так, что он подчистую вытрет историю с переговорами, но мне бы этого не хотелось — много полезного опыта пропадёт. Но тут уж как начальство решит. Прикажут — забуду.

— Я тебя тоже буду помнить, всегда-всегда. Очень надеюсь, что мы ещё увидимся, — горячо отзывается талка. Вот с чего она так ко мне вдруг прикипела, а?

— Мне пора, — говорю, поднимаясь. Надо отступать, а то эта плесень ещё что-нибудь придумает, а я её за это прибью. — Будь осторожна и слушайся Доктора. С ним не пропадёшь.

Опять вру. Хотя, чуть больше вранья, чуть меньше — уже без разницы. Я скоро разучусь говорить правду даже своим.

— А ты всё-таки постарайся вернуться к нам, а? — умоляюще глядит Луони.

— Это от меня не зависит, — отвечаю. — Как решит Совет. Захотят послать ещё одну миссию — возможно, я туда попаду. Не захотят — буду сидеть дома и заниматься текучкой.

— А я Доктора попрошу, чтоб он нас к вам в гости отвёз! — вдруг загорается эта дура. Проклятье, ведь действительно может! А с темпорального маньяка станется сделать.

— Не надо, — отвечаю. — Я немного слышала о технологиях Галлифрея. ТАРДИСы не рассчитаны на путешествия между вселенными. И потом, наши системы защиты могут попросту её дезинтегрировать на подлёте, не разбираясь.

— А жаль, — вздыхает блондоска.

— Ничего. Бывай, — говорю. Изображаю традиционный жест «лоб-грудь» и выхожу из палаты. Можно сказать, едва ли не выбегаю под горячее «до свидания!»

До свидания… Век бы вас четверых не видеть!!!

— О, привет.

Варги-палки! Плотнее прикрываю дверь, разворачиваюсь.

— Здравствуй, Доктор.

— Верленд сказал, ты здесь, — сияет он на меня своей улыбкой в сорок четыре зуба из-под зелёного котелка. Рыжие лохмы топорщатся во все стороны ещё активнее, чем обычно. Шейный платок сегодня не малиновый, а в красно-изумрудную полоску.

— Совет дал вчера вечером предварительный ответ — сперва разберёмся с квазаром, потом уже будем рассматривать твоё предложение помочь Новому Давиусу подробнее. Сейчас на это просто нет людей, — говорю негромко.

— В общем, японское «нет».

— Я не знаю, что такое «японскоенет». Но раз обещали рассмотреть, а не сразу завернули, значит, обдумают, — отрезаю.

— Надеюсь, — чуть кисло отзывается он.

— Послушай, галлифреец. Мы не всесильны. Но слово держим… Как себя чувствует господин посланник? — последний вопрос задаю не резким, а ехидным голосом.

— Да нормально, не считая депрессии.

Ути-пути, депрессия у него. Подумаешь, схлопотал разрядик.

— Верленд отдал тебе список лекарств и витаминов для землянина?

— Это не список, а дорожное полотно на три мили. Не знаю, как смогу впихнуть это всё в Жозефа, он терпеть не может пилюли-порошки.

— Думаю, наш врач будет достаточно убедителен. У него есть манера красочно расписывать последствия тех или иных заболеваний. Очень мотивирует лечиться.

— Слушай, — говорит Хищник, уставляясь прямо мне в глаза. — Что я упускаю, не подскажешь?

Не отвожу взгляда, хотя очень хочется.

— А я должна знать? — отвечаю.

— Наверное, нет, но вдруг?

Растягиваю губы в максимально получающейся улыбке и предлагаю:

— Спроси об этом у Шакри.

Вот будет ужас, если они ему ответят… Хотя вряд ли снизойдут до какого-то Повелителя Времени, тем более он им столько ломов в механизмы повтыкал.

— Ещё издевается, — буркает Доктор, засовывая руки в карманы штанов, отчего полы пиджака или, правильнее сказать, полупальто сморщиваются, как террорконовы ноги. Представляю, как это бы выглядело, будь бы на нём ещё и больничный халат — но поскольку это не реанимация, халаты тут не обязательны.

Идём рядом по коридору в сторону лифта.

— Вернёшься? — спрашивает он коротко.

— Не знаю, — отвечаю. Что ж им всем так припёрло ещё раз меня увидеть? — Если будет необходимо провести ещё какие-нибудь переговоры, то, наверное, вернусь. Кого ещё посылать? У меня по тестам самый высокий индекс способности к общению с ксеноцивилизациями.

Заходим в лифт.

— Да уж, на фоне остальных ты просто верх любезности, — хмыкает Хищник. — Хотя ваш инженер вроде тоже ничего, вменяемый.

А сам так и пырится зелёно-карими глазами, словно я у него — инфузория под микроскопом. Что разглядеть пытается? Что должен разглядеть — вот, на шее болтается, но он до сих пор не заметил или не осознал.

— Кстати, хорошие у вас контактные линзы, — вдруг говорит он, щёлкая наощупь по кнопке первого этажа.

— Дополнительная защита от яркого света, плюс монитор компьютера, — отвечаю как можно спокойнее. — Что, сканирующая отвёртка подсказала?

— Глупо отрицать, — снова отпускает он фирменную улыбку. Какая-то она у него резкая, у девятой регенерации такая же была. Как по щелчку выключателя, от этого и выглядит искусственной. Особенно когда глаза не смеются.

— Кстати, Луони собралась к нам попроситься в гости. Не вози её, — говорю. — У нас системы безопасности слишком суровые, ТАРДИС снесёт ещё на подлёте.

— Знаешь, я один раз загремел в параллельную вселенную, больше не стремлюсь, — отвечает Доктор. — Старушке это слишком тяжело далось, еле выдрались обратно. Боюсь, повторный финт мне будет стоить парочки регенераций, хотя побывать у вас было бы чертовски интересно.

Прикидываю, что он имеет в виду. Всё-таки я подтянула некоторые свои пробелы в физике, и на базе «Центр», и тут, благо на Зосме-9 оказалось нерационально много свободного времени и два технаря под боком.

— Подзарядить двигатель собственной артронной энергией? — уточняю.

— О, да ты образованная, — отзывается Хищник. Не понимаю, с уважением, с иронией или с подозрением. Слишком сложно просекать его настоящие эмоции, слишком много масок.

— Я — житель междумирья, — отвечаю. — И немного разбираюсь в вопросе пересечения пространственно-временных континуумов… Послушай, пригляди за Адери и Герданом. Они, конечно, ребята флегматичные, но к старпому начали проявлять слишком много внимания здешние женщины. Может быть та же реакция, что и у меня.

Немного рискованно, но, как я уже не единожды отмечала, присутствие кровного врага под боком мобилизирует соображалку и сдерживает эмоциональные порывы.

Хищник снова долго смотрит на меня. И говорит под открывающуюся дверь:

— И всё-таки у меня дурацкое чувство, что я тебя где-то видел.

— Время — запутанная вещь. Может, ты меня и видел, а я тебя — ещё нет, — стараюсь говорить предельно спокойно, всё так же не отводя взгляда.

— Тыры-пыры, время-шремя… Теперь буду ломать голову, какого цвета у тебя на самом деле глаза.

— Не жёлтые, — отвечаю, выходя из лифта. Ну ведь действительно, не жёлтые, а жёлто-зелёные.

— Но и не серые? — цепляется он за мои слова. Как бы его послать, не отвечая на вопрос? О, идея.

— Кажется, у вас делают так, — говорю и показываю ему язык. — Бе-е-е!

Что бы там Доктор ни заподозрил, а я все мысли ему спутала этим жестом, если судить по промелькнувшему в глазах выражению. Дверь лифта начинает закрываться, и только тут Хищник спохватывается, что он-то ещё внутри.

— Эй!.. — звук удара по кнопкам. Жестоко он с аппаратурой.

— Езжай к Луони, — громко говорю я. — Ей там скучно. А мне на «Протон» пора.

И, сделав ручкой, марширую на выход. Нет уж, Доктор, я сегодня рассекречиваться не намерена, ты и так слишком опасные вопросы начал задавать.

Судя по звуку вновь закрывающегося лифта, мой совет принят.

— До встречи, коротышка! — доносится на прощание. Убила бы!..

Но… всё же он не сомневается в будущей встрече. Что ж, учитывая факт миссии мира и острую необходимость отыскать духа Талли, быть может, и встретимся.

Выхожу в главный холл. Навстречу со скамьи поднимается Бета. Доволен, как подзарядившийся с грозы магнедон, только что не искрится.

— Напугал землянина? — спрашиваю, естественно, на синтетическом.

Судя по ответной эмоции, ещё как. Даже подтверждения вслух не требуется.

Идём к выходу на стоянку.

— Доктор тебя подловил?

— Да, — отвечаю. — Он начал что-то подозревать, но ещё сам не знает, что. Думаю, узнаёт некоторые мои паттерны поведения, но его сбивает с толку непривычный облик. А я старательно усиливаю когнитивный диссонанс поведенческими заимствованиями у примитивов.

— Мы возвращаемся, — вдруг не в тему говорит врач. — Через двенадцать суток уже будем дома.

Да, прыжок отсюда займёт ровно столько, курс уже должен быть проложен.

— Двенадцать суток с талом на борту, — ядовито отвечаю ему. — Ты счастлив?

— Как ты говоришь, просто зашибись. Может, его просто усыпить, чтоб не маячил и не застил обзор?

Смотрю на него как можно более укоризненно.

— Я хочу, чтобы он пришёл сам. Своими ногами. И понял, что натворил.

— Забавляешься?

— Да, — а глупо отрицать. — К тому же ему всё равно не сбежать. И ещё, ты же любишь эксперименты. Мы соприкасались с низшими, но не допускали их в своё общество. Даже из гостиницы вышибли Найро на корабль, как только появилась возможность…

— …объективно говоря, там средства связи лучше, чем те, что мы притащили с «Протона», а ему надо было корректировать действия своих людей…

— …а теперь мы сможем посмотреть, как быстро очень догадливый тал сообразит, что мы из себя на самом деле представляем, — заканчиваю я.

— Ну да, — задумчиво соглашается Бета. — Тесный контакт с низшим существом… Это будет любопытно. Главное, чтобы он к Судиин не подходил.

— Он осторожный, — говорю, выходя из стеклянных раздвижных дверей госпиталя и нацепляя очки. — А знаешь, может, он и не догадается. Мы все сильно изменились за время, проведённое на Зосме-9. Научились наконец улыбаться, неформально разговаривать вслух, спокойно реагировать на низших, даже трогать друг друга без вздрагивания.

— А то, гипнопедию не обойдёшь, — вдруг с ехидцей сообщает Бета.

Что?.. Вытаращиваюсь в ответ — из-под очков не видно, но эмоционально должно чувствоваться. Медик ещё некоторое время выдерживает фасон и наконец сознаётся:

— Пока мы ещё сюда летели, я понял, чего ты хочешь от нас добиться. И когда зашла речь о гипнопедическом запрете на некоторые слова, я туда ещё кое-что от себя добавил. Знаешь, что самое любопытное? Несмотря на вложенный запрет формального общения, наш стратег почти сумел переломить внушение, подчиняясь твоему приказу.

— Ого!.. Так это твоя работа была? Почему не отчитался?!

— А зачем? — миленько улыбается этот гад. — Только эксперимент портить.

— Я не стану тебя покрывать перед командованием, — в конце концов, это единственная серьёзная месть, которую я могу себе позволить. Ещё раз промеж ног врезать — уже не тот эффект.

— Я сам за всё отвечу, — равнодушно отвечает врач. — Моё действие позволило частично снять межкастовые и дисциплинарные барьеры. Это ускорило формирование социума, что и интересовало научный отдел.

Нет, ну каков мерзавец. Мы работали, а он экспериментами развлекался.

— Да, кстати, — вдруг как-то очень подчёркнуто замечает Бета. И на ходу влезает в мой карман. А-а-а! Как он догадался?! — И ещё одно кстати, — теперь он бесцеремонно разворачивает меня за локоть и залезает в другой.

Три пачки сигарет летят в ближайшую урну.

— Всё, хватит. Промывка лёгких и детоксикация. И ещё, из твоего багажа и из твоей спальной капсулы я тоже сигареты выбросил.

Не могу сдержать разочарованный скулёж.

— Тебе Судиин настучала? — больше некому, я при ней наркотик в изголовье капсулы прятала.

— Я и сам предполагал, что ты так поступишь. Она только подтвердила, — и Бета ещё более издевательски-ласково добавляет: — Наркоманию, капитан, надо лечить.

— Да ты лечишь, как калечишь, — ворчу для порядку. Промывка лёгких… Звучит ужасно неприятно.

— Уйдём в прыжок, и я тобой займусь, — аж пальцами в нетерпении шевелит. Бр-р-р! — Да. Сигареты за трубопроводом мы тоже нашли и ликвидировали. А Найро сам пачку отдал.

Вот ведь мерзавцы, всё выгребли… Они, конечно, правы, но обидно. И ведь больше не удастся улизнуть, чтобы затовариться контрабандой. Остаётся только вздохнуть и начать морально готовиться к чистке организма. Мерзость… Я столько этих чисток пережила за первые два года эксперимента, ненавижу до дрожи. Даже не могу определить, что на самом деле хуже — тестировать яды или потом выметать их из каждой клетки тела. Ведь и такое мы в лаборатории творили. ПДК токсинов, действие болезней — надо же было проверять устойчивость нового организма к любым неблагоприятным факторам, а не только к физическому воздействию.

Сейчас наш выезд был оформлен официально, поэтому садимся не в такси, а в посольскую машину, ожидающую нас на стоянке. Ехать в комплекс нет смысла, все провожающие прибудут к «Протону» незадолго до отлёта, так что командую отправляться сразу на космодром. Скорее бы свалить из этого мира вечного дня. Я не люблю синее и лиловое небо. Моё небо должно быть бирюзовым. Бирюзовое небо под оранжевым солнцем.

Закрываю глаза и погружаюсь в воспоминание, пока машина мчится вдоль скучных и чужеродных улиц.

…Транспортная платформа, возвращающаяся с орбиты. Помимо груза, на ней я и двое сопровождающих солдат. Реабилитация после ссылки на флот, возвращение на старое рабочее место. Как давно я тебя не видела, Дом.

Платформа медленно погружается в тропосферу. Проходим тонкий разреженный слой утренних облаков, и взору открывается широкая долина с ухабами меловых скал, вылезающих из грунта, как оголившиеся хребты неведомых гигантских тварей. Не в силах удержаться от соблазна, отключаю все фильтры и наблюдаю за разворачивающимся пейзажем в полихроме. Солнце светит в спину, половина неба розовая, остальная — зеленовато-бирюзовая. Сиреневые облака горят оранжевой каймой, ярко-ярко. Желто-серый пересохший грунт, перебитый белыми пятнами известняка — эпоха лета. Для кого-то прозвучит странно, но любой житель любой системы звезды-гиганта подтвердит — длительность оборота планеты вокруг светила такая, что сезон обыкновенно превышает продолжительность жизни отдельно взятого индивида*. Мы отсчитываем время не по обороту планеты вокруг солнца, а по спутникам и их прохождению через звёзды. Кстати, вон, над холмами виден прозрачно-белый серп Фалькуса. Как я тосковала по этой полоске, воюя среди чужих звёзд и планет!

Поверхность плавно приближается, от этого захватывает дух. Я, широко раскрыв глаз, стараюсь впитать каждую деталь. Вон в узкой щели между холмами промелькнула загруженная лента трассы, потом другая, потом третья, перехлёстывающая их обе. Вон блеснуло ртутной гладью, подёрнутой по краям ржавыми пятнами, озеро. Город уже близко. Мы снижаемся до двухсот леров, и вдруг из-за очередного кряжа выныривает одна, вторая, третья белая башня… Автоматика ловит посадочный луч маяка. Белое кружево зданий, блестящее металлическими вставками антенн, сканеров и энергонакопителей, перевитое трёхмерной сетью эстакад, словно растворяется в тумане, тянущемся по земле со стороны болот — таком же золотисто-розово-бирюзовом, как и сам рассвет. Мир плавится и дрожит в утренней дымке. Даже башни кажутся рыжеватыми от лучей встающего солнца, и сияют на металле ослепительные искры, такие яркие, что сердце колотится от нештатного восторга.

Мой город, в котором я впервые включила фоторецептор, и в который возвращаюсь. Мой родной Альтак…

Как же я тоскую по родине.

— Что с тобой? — тихо спрашивает над ухом голос медика.

Наверное, слишком поддалась эмоциям. Вместо ответа перекидываю Бете воспоминание, ведь он почти наверняка не видел подобных пейзажей. Такие мелочи не имеют значения для центрального информатория, но, по-моему, их было бы неплохо сохранять хотя бы во второстепенных архивах. Одно дело, получить какие-то данные о своей планете из официальных гипноинформеров, а совсем другое — увидеть Скаро глазом сородича, жившего в ту эпоху, когда планета ещё не задохнулась окончательно, ввергнутая в экологическую смерть Великой Войной Времени. Просто чтобы понимать, за что следует сражаться.

— Это… — тихо выдыхает врач, стягивая очки и глядя на меня расширившимися глазами.

— Скаро, — заканчиваю я. — Скаро моего времени. Вид на столичный пригород Альтак и главный ЦУП планеты, два скарэла после восхода.

Называть термины уже не боюсь, мы давно убедились в отсутствии прослушки.

Бета какое-то время молчит, глядя на меня всё с тем же выражением. Потом отворачивается и надевает очки обратно.

— Глупо как-то получилось, все твои мозги когда-то перерыл, а такое пропустил. Но теперь я лучше тебя понимаю, — говорит.

— Всё, что произошло с планетой, было необходимо, — отвечаю. — Но сейчас у нас есть возможность, время и ресурсы восстановить её такой, какой она была. И быть может, даже лучше. Император-то помнит её всю, от Тысячелетней войны до Войны Времени, все её взлёты и падения, всю её славу и величие, и наверняка задаст курс на максимально благополучное воссоздание.

— Что ж я не эколог… — вырывается у Беты.

— Тебя не обделят, — хмыкаю. — Надо будет реконструировать биосферу, иначе планета не сможет самоподдерживаться. Думаю, вас всех припашут.

— Гм, но разве мы не собираемся просто отмотать время назад?

— «Просто» ничего не бывает, — отвечаю. — Поговорил бы с инженерами, пока сидели без дела. Даже я понимаю, что полноценная отмотка времени — это встреча с самими собой, парадокс, темпоральная авария. Поэтому всё, что мы можем вытащить — это мёртвый булыжник со сдутой атмосферой, уже после последнего сброса звёздной оболочки, перед окончательным коллапсом. И вот это придётся восстанавливать с нуля. Про полезные ископаемые вообще забудь, но если верить Императору, реконструкция внешнего облика планеты нам по силам. Ты — веришь?

— У нас нет причин сомневаться в словах правителя, — тихо отзывается Бета. — Если он сказал, что это возможно, значит, это возможно. А то, что ты показала — это… прекрасно.

— Это — наша прародина, и я хочу её видеть хотя бы такой, — отвечаю немного резковато и думаю, что уничтожу каждого, кто попробует меня остановить на пути к цели.

Машина притормаживает, заезжая в ворота космодрома.

— Я могу поделиться твоим воспоминанием с остальными? — спрашивает Бета.

— Если считаешь нужным. Оно не засекречено.

— Нужно… Необходимо! — бухает он.

— Что, неведомая тоска по незнакомой родине обуяла? — саркастично интересуюсь в ответ.

— Суприм, ты такая умная, а такая дура…

— О! — радостно воплю я вместо того, чтобы обидеться. — Ты научился фразам, внешне противоречащим прямой логике!

Ещё бы не радоваться, мне для этого когда-то год потребовался.

Пауза. Бета взвешивает мои слова.

— Точно. Заразился. Ну ничего, вернёмся на базу, гипноз отключится, и наши мозги будут обязаны встать на положенное место.

Я надеюсь. Мне-то мозговыправление, похоже, не светит, но вам бы не помешало, всем четверым. Вы от природы нормальные далеки, а не психи вроде меня. Особенно тревожно за Дельту. Она изначально попала в проект не по своей доброй воле, поэтому оказалась настроена на сокрытие личных чувств, которые в данном конкретном эксперименте не менее важны, чем умение подчиняться приказам. На неё можно было бы влиять через Гамму, но он останется на Зосме-9, так что наш моллюск опять замкнётся и будет молчать, пока не спрашивают. Мне сдаётся, что даже в отчётах она много чего опускает, но это можно вытащить лишь в серьёзной лаборатории под психоскопом. И это неправильно. А самое неправильное в том, в чём она всё же призналась во вчерашнем отчёте.

Из отчёта Прототипа Дельты.

«Когда я была далеком, до изменения, я точно знала — каждый из нас является частью целого. Раньше я сравнивала далеков с винтиками, но сейчас нашла более точную аналогию: гораздо больше мы похожи на клетки живого организма. Они тоже должны функционировать на общее благо, у них нет противоречий друг с другом, у них нет вражды, у них нет недопонимания, у них нет тайн, у них нет страха друг перед другом. Организм существует лишь потому, что каждая клетка, добросовестно выполняя свою работу, может полностью доверять всем остальным. Больные клетки, которым нельзя доверять, должны быть ликвидированы, иначе они погубят всё существо. С ними справляется или иммунитет, или хирургия.

Так вот, раньше я была нормально функционирующей клеткой. А сейчас всё изменилось. Рядом с Гаммой мне кажется, что всё идёт как надо. Но стоит лишь остаться с остальными прототипами, как я чувствую страх. И ещё страшнее мне от мысли вернуться. Я боюсь… других. Я чувствую, что становлюсь не такой. Возможно, это просто тревожность, спровоцированная моим нестандартным биологическим режимом: далеки не размножаются естественным путём, и запуск программы размножения в обновлённом теле повлиял на сознание через изменение гормонального фона. Но я ничего не могу поделать с ощущением, что я больна. Я больна, и я что-то разрушаю своим существованием. Как раковая клетка. Клеткам проще — они не могут мыслить. Они не чувствуют своей угрозы. А я чувствую, что чем-то отличаюсь от остальных. Во мне что-то меняется, медленно и чудовищно. Я не понимаю, что со мной происходит. Просто не понимаю. И это заставляет меня чувствовать страх. Возможно, спокойствие рядом с Гаммой проистекает из того, что мы с ним одинаково изменившиеся, что в нём тоже тлеет какая-то болезнь, что мы оба, как метастазы. А может, просто от того, что мне необходимо хоть кому-то доверять. Но он не чувствует страха, я вижу. И потому боюсь заговорить даже с ним. Не потому, что боюсь за себя — я боюсь за него.

Страх, который постоянно рядом.

Я боюсь… далеков».

А, каково — такое сказать? И что там в голове под двумя хвостиками варится, что подобная пена выплёскивается?! Бета всё сваливает на биологию, но я бы не была такой уверенной. Впрочем, может, это и впрямь Дельтина гормональная перестройка на почве беременности и моя паранойя. Очень хочется на это надеяться. Но отчёт я отправляла, скрипя зубами — а то прямо ложноручки чесались его стереть или хотя бы вырезать особо крамольные кусочки, чтобы прикрыть эту дурёху. Но нельзя. Учёные должны знать о нас всё, иначе не было смысла затевать эксперимент. Долг приоритетнее личных чувств.

Машина наконец тормозит у самого трапа. Молча высаживаемся и идём на борт. Бета, видимо, загрузился полученным воспоминанием, а я не могу выкинуть сервов из головы. Впрочем, на корабле нет времени на мозговые перегрузки, поэтому хлопаю по первому попавшемуся ВПС и сообщаю:

— Капитан и врач на борту. Отчёт о состоянии корабля?

— Все системы в норме, следов Древних не обнаружено, темпоральных искажений ТАРДИС также не обнаружено, — отчитывается Альфа.

ТАРДИС-то тут что сегодня забыла? Но спасибо, что позаботился отследить.

Поднимаемся в рубку, оба. Бете на обратном пути предстоит штурманить, кроме того, что нам придётся поделить обязанности связиста. Дельта никак не может оставить двигатели, тем более во время манёвров. А Найро если куда и можно пристроить, чтоб балду не пинал, так только на радар. С остальными системами ему не справиться просто потому, что сложное управление под посторонних не рассчитано, он может только наблюдать за циферками и сообщать, где что поменялось. Мы уже разработали механизм перевода, специально для него — всё равно пришлось настроить бортовой компьютер так, чтобы он отслеживал перемещения тала и не впускал его в запрещённые отсеки, вот заодно на всех мониторах, мимо которых проходит Найро, надписи выводятся на интергалакто, если не засекречены. Ну, и одну консоль под него Гамма на коленке смастерил, чтобы тот мог со своими связываться — на самом деле, обычный портативный компьютер местного производства, переходник-шифратор и пара кабелей. Но консолька позволяет только использовать корабль как средство выхода в сеть, не более того, и расширенный доступ никто давать Найро не станет. Я не позволю.

Входим в рубку.

— Капитан на мостике, — сообщаю, опираясь на своё кресло. — Экипаж, доложить о готовности ко взлёту.

— Глубокая проверка компьютерных и навигационных систем корабля не выявила сбоев, — отчитывается Альфа. — Курс до промежуточной базы проложен.

— Системы связи, слежения и защиты в норме и к полёту готовы, — сообщает Гамма. — Дублирующие схемы управления переведены на пульты капитана и навигатора.

— Ходовые двигатели в норме. Форсажные двигатели в норме. Гиперпространственное устройство в норме. Ведётся проверка резервных двигателей и бортового ядерного реактора в соответствии с общим предстартовым графиком, — докладывает Дельта по ВПС.

— Где пассажир?

— Носит мне инструменты, — заявляет Дельта. Отругала бы, но даже учёный-физик не поймёт, с чем имеет дело в технических глубинах «Протона». А уж тем более бывший военнослужащий. Это наш корабль, собранный на основе последних разработок Новой Парадигмы и специально для прототипов. Планктону с ним вовек не разобраться, не те мозги. Хищник-то, может, и разобрался бы — но он не сможет управлять. Так что припахали тала, и ладушки. Пусть хоть чем-то займётся.

Кстати, надо с ним прояснить пару вопросов.

— Отпусти его на скарэл. Пусть подойдёт в кают-компанию, надо с ним поговорить.

— Есть, капитан!

Киваю ребятам — мол, продолжайте проверки, потом показываю Альфе на Бету — мол, передавай обязанности, и выхожу.

Коридор, сбойка на другую палубу, снова коридор. Я оказываюсь на месте раньше, чем повстанец, и жду его, сидя в кресле у общего стола. Как ни выдерживай фасон, а сама жажду старта не меньше, чем Бета. И представляю, как досадно тем, кто тут остаётся. Ничего, мы за ними вернёмся, вот только не знаю, будем забирать отсюда или с какой-нибудь другой планеты, битком набитой заводами или научно-исследовательскими институтами.

Задумываюсь настолько глубоко, что едва не пропускаю приближение Найро. Он слишком тихо ходит, его выдаёт только излучение мозга, вызывающее уже рефлекторное отвращение и желание убивать, которое я так же рефлекторно сдерживаю. Научилась, варги-палки. Выработала условный рефлекс, обалдеть.

— Сядь, — говорю.

Он, так и быть, послушно садится и внимательно глядит на меня своим обычным стальным взглядом, хотя на лице вроде как безмятежное выражение.

— Я по твоему поведению вижу, о чём думаешь, — говорю. — Ты считаешь, что будешь ликвидирован, как только в тебе пропадёт необходимость, а пока тебя подманивают пряником политического убежища и возможностью быстро и надёжно связываться со своими людьми. Признавайся, ждал от меня выстрела?

Он неопределённо хмыкает.

— Так вот, — продолжаю, не дождавшись твёрдого ответа. — Его не будет. Предложение об убежище ещё в силе, но если оно тебе не нравится — твоё устройство починено, необходимый минимум вещей и оборудования я тебе выдам, даже форму работника космопорта достану, дальше выкручивайся сам. Через два местных часа тут будет наплыв официальных лиц и журналистов, поэтому хочешь сматываться — сматывайся сейчас. А если летишь с нами, то доверяешься кочевникам и прекращаешьждать подвохов.

В конце концов, захочет уйти — поступлю по совету Беты, дам по башке и уложу в сон до возвращения в Центр.

Найро ещё какое-то время сверлит меня взглядом. Ну не могу отделаться от ассоциации с дрелью… Нет, пожалуй, сейчас это уже не дрель, а целый перфоратор.

— Я не понимаю вашу мотивацию, — наконец, говорит тал.

— Ты сделал для нас много грязной работы. Сильно больше, чем мы вообще рассчитывали сделать, — говорю. — Твоя организация полезна и может быть использована ещё не единожды. В ней допустимо поставить другого лидера, но люди привыкли к тебе, и потому я замолвила за тебя слово перед Советом. Потому что ты ровно тот исполнитель, которого не хватало в моём штате.

— Ну вот, пришёл к тебе лидером Сопротивления, а ушёл мальчиком на побегушках, — хмыкает в ответ бывший генерал. И потом с ядовитым оттенком в голосе добавляет, — …Дакара.

Даже бровью не веду. Было бы из-за чего.

— Мне безразлично, насколько короток или длинен будет мой поводок к твоему ошейнику, — отвечаю.

— Я могу и оскорбиться, — говорит в ответ Найро с лёгкой улыбкой. — Мужское самолюбие, знаешь ли.

— Ты не настолько глуп, чтобы обидеться или не понимать ситуацию. Так я собираю тебе рюкзак, или ты летишь в новое интересное место с возможной перспективой роста по диверсионному направлению?

Он ещё какое-то время сверлит меня взглядом — на губах лёгкая улыбка, но в глазах железо, — и заключает:

— Лечу. Только объясни, зачем тебе самой это надо?

— А зачем ты на всё это время остался, хотя имел шанс уйти, ведь за тобой не следили и под замком не держали? — срывается у меня под странное ощущение, что я сейчас покраснею.

Смотрим друг на друга, как будто идём на таран, около полутора рэлов. Потом меня пробирает на улыбку, а Найро — на откровенный хохот.

— Встретились два одиночества, — заканчивает он, отсмеявшись. — Выложили одинаковые карты из рукавов и думают, как сохранить друг перед другом лицо. Короче, так — я лечу с вами, но доверять всё равно не буду. У меня такое правило.

— А у меня правило — никаких пассажиров на борту, а экипаж должен беспрекословно подчиняться. Так что ты зачислен в судовую роль… как это у вас называется, курсантом, и будешь молча исполнять все приказы, пока мы не прибудем на место назначения, — встаю. — И ещё, ничего личного. Личное мнение тебе подобных начинается там, где заканчивается радиус моего выстрела.

Наклоняюсь через стол к его физиономии.

— Я понятно объяснила? — говорю.

— Суровый капитан, — насмешливо отвечает этот гад, всё-таки отрывает задницу от кресла и даже соизволяет изобразить что-то, отдалённо напоминающее стойку «смирно». Но докладывается по форме. — Так точно.

— Возвращайся к Судиин, — приказываю ему и иду обратно в рубку, выдавать ребятам последние инструкции.

А как я ещё могла поступить после императорского обвинения в сочувствии низшему? Или после того, как Найро мои сигареты отдал на уничтожение? Минералку с ним весь полёт лакать и болтать о жизни? Пора прекращать работать на публику и начинать сворачивать неформальное общение. Это будет непросто, но у нас впереди — целых двенадцать суток.

— Эй, — вдруг раздаётся в спину. — Знаешь, Дакара… Я тут всё думал-думал, и вот надумал, что если бы далеки действительно существовали, то они вполне могли бы выглядеть так, как вы.

— Тебе не положено думать, — отвечаю, даже не обернувшись. — Возвращайся к работе.

Я же говорю, умный. Даже слишком. И почему он не далек?..

Комментарий к Сцена двадцатая. *Это, собственно, обоснуй, о котором если кто и задумывался, то только Тэрри Нэйшен лично, потому что мне нигде такие данные не попадались. Скаро – двенадцатая планета своего солнца. Но раз она попадает в «зону жизни», то есть, звезда её обогревает достаточно, чтобы вода на ней находилась в жидком виде, то звезда не может не быть гигантом. Судя по видеоряду, это красный или оранжевый гигант. Если учесть, что Плутон вокруг Солнца (таки жёлтый карлик) оборачивается за 248 лет, то год на Скаро занимает ну никак не меньше тысячелетия, иначе планете всю атмосферу сдует просто от скорости полёта (и так бывает). Поэтому олдскульная серия «Далеки», где они впервые вообще на экране появились, вполне логична в том плане, что у талов на плато пять лет не было дождей. Представьте себе, что такое – лето в 250 лет длиной. Или даже больше… А какие там сезонные ветра-то должны задувать! Неудивительно, что леса на вид каменные, иначе не устоишь. Ну и далее по тексту, хэд-канон фанфикера вполне укладывается в рамки канона…

====== Сцена двадцать первая. ======

Тихое ритмичное тиканье гиперпространственного локатора. Считается, что мы летим, но на самом деле, это просто близкая уму аналогия. Если рассмотреть процесс с физической точки зрения, то «Протон» висит на месте в искажающем пузыре, а Вселенная движется вокруг него в своём обычном бешеном темпе. Кто не бывал в гиперпространстве, тот и не представляет, насколько стремителен мир. Свет, гравитация, артронное истечение — это всего лишь добавочные скорости поверх стабильной скорости вращения мироздания. Переход в обычный режим в этом отношении даже интереснее — пузырь исчезнет, а наша статичность превратится в полёт на субсветовой, и потребуется темпоральная коррекция — но это всё за нас сделает сам корабль. Выход намечен через шестьдесят пять скарэлов, поэтому я прогнала экипаж отдыхать вне расписания перед ответственным манёвром, а сама осталась дежурить.

Скоро, уже очень скоро. Мы почти дома. Выйдем из прыжка, потратим полдня на торможение и приземлимся на планете, носящей непримечательное название «Внешняя база №1». Под ним скрывается относительно крупный и лишённый атмосферы холодный булыжник, вращающийся вокруг почти погасшей звезды, у которой не хватило массы даже на превращение в сверхновую, и она тихо умирает в одиночестве войда, выбранного нами для создания галактики. Планета хороша только двумя вещами — тем, что с неё легко осуществлять взлёт и посадку, и тем, что рядом никто посторонний не шатается. Больше в ней нет ничего любопытного.

Прощёлкиваю лишний раз все системы, стараясь не задеть локтем стакан. Если верить автоматике, на борту полный порядок, как и в день старта, не считая моего обычного мелкого нарушения — есть на рабочем месте так никто и не разрешал, но я в своём репертуаре и гнусно пользуюсь сном остальных.

Кстати, надо допить протеиновую гадость. Подхватываю стакан и всё-таки сталкиваю что-то с подлокотника. Укатилась всего одна витаминка, но зато куда-то под пульт. Вот зараза! Ставлю стакан обратно и лезу за гранулой — они все разного цвета, и, судя по отсутствующему экземпляру, я уронила самую дорогую и важную, органическое соединение металерта. Биометалл мало участвует в метаболизме взрослого прототипа, но всё же потихоньку выводится, и раза два в месяц его надо непременно восполнять. Не съем — заметят по моему состоянию здоровья, возьму другую взамен потерянной — заметят перерасход гранул, так и так влетит по первое число за упущение, растрату и нарушение правил приёма пищи. И это не считая того, что укатившаяся в самоволку таблетка представляет реальную опасность в условиях космического корабля.

Опускаюсь на колени, осматриваю все щели. Варги-палки, только не укатись куда-нибудь в аппаратуру! Ага, вон ты где, отрикошетила от пульта под кресло и того гляди заклинишь мне амортизатор. Фиг тебя из этой дырки достанешь… Втискиваюсь в узкую щель, в которой обычно находятся только ноги, и пытаюсь дотянуться. Неудобно — просто ужас. Дельте хорошо, она в бёдрах тощее. И парням хорошо, у них руки длинные. Так, ещё чуть-чуть… Достала!

— Что-то уронила? — раздаётся над головой тот голос, который я меньше всего хотела бы услышать, торча вверх задницей из-под пилотского кресла. Решительно подаюсь вверх и, естественно, по закону подлости врезаюсь головой в подлокотник, тот самый, на котором всё стоит. Найро в последний момент успевает подхватить стакан и накрыть ладонью таблетки, пока они не пошли гулять по всему мостику. Уй, как же больно, шишка будет!

— Ты почему здесь? — спрашиваю, морщась и потирая макушку.

— Что-то не спится, — отвечает он, стоя надо мной и по-прежнему страхуя паёк.

Вот принесла его нелёгкая, и я тут одна, как назло. Так удачно избегала встреч с глазу на глаз, и такой облом. Небось, нарочно пришёл.

Выбираюсь с добычей из-под кресла.

— Приказ был — спать.

— Ну вот ты и отдохни, — тал наконец-то убирает руки от еды.

Рявкнуть бы на него, но почему-то язык не поворачивается. Ещё четыре декады назад я бы восприняла это всё, как неподчинение приказу, но сейчас откуда-то знаю, что это просто такая форма заботы об окружающих. То ли азов РМ перечитала, то ли общение с планктоном заставило вспомнить приобретённый на Земле опыт. Этот тал просто не умеет по-другому, даром что военный. Для него, как ни дико это звучит, моё состояние важнее моего приказа. Спорить, рычать, доводить ситуацию до конфликта нерационально. Даже если силой заставлю его подчиниться, он всё равно не поймёт, почему так. Слишком велика разница в менталитете. А раз я высшее существо, то должна проявить интеллект и применять свои знания по делу. Поэтому вместо того, чтобы прогнать Найро, отвечаю:

— Верленд встанет, и отдохну, — обтираю гранулу о плащ. — Как у вас говорят, не поваляешь — не поешь, да?

Чтобы не встречаться взглядом с талом, делаю вид, что всецело занята едой — подгребаю остальные витаминки и отправляю в рот всю горсть. Запиваю безвкусной бурдой, весьма далёкой от горячего шоколада или молока, и разом проглатываю. Я с самого начала была невысокого мнения о синтетической пище Новой Парадигмы, но теперь и Бета с Дельтой прочувствовали разницу — от синтетики тупеешь буквально на глазах, мысли в мозгах ворочаются медленно и лениво, а работоспособность падает.

Краем глаза улавливаю, что Найро усаживается в кресло навигатора и закидывает ногу на ногу. От того, что он без разрешения занял место Альфы, очень хочется выбить его оттуда крепким ударом, и это уже не в первый раз. Но объяснять?.. Уверена, и это он тоже не поймёт, поэтому пожалею тратить время и силы.

— Зачем ты пришёл? — спрашиваю, потому что действительно не вижу в этом смысла. Ну допустим, ему не спится — что, занять себя больше нечем, кроме как втыкаться взглядом в непонятные приборы и медитировать на серую муть, застилающую экраны? Но услышанное меня знатно вышибает из гамачка:

— Так, поболтать. Судиин не очень разговорчивая, а ваш врач — специфическая личность с крайне оригинальным чувством юмора, с ним общаться непросто.

Ну и сказанул…

— А я, конечно, вся из себя такая замечательная собеседница, — отвечаю. Не хочу с ним общаться с глазу на глаз. Я весь рейс держала дистанцию и не желаю сокращать её под самый конец. Под такой конец.

— Угу, — ворчит повстанец, — весь полёт подчёркнуто строишь из себя сурового капитана. Боишься перед подчинёнными проколоться?

— Не понимаю?..

Он пристально глядит на меня в ответ и тихо говорит:

— А ведь действительно, похоже, не понимаешь.

Опять какое-то время сидим молча. Мне почему-то резко начинает хотеться, чтоб Найро свалил, откуда пришёл, причём желательно в прошлом, причём желательно в клубе, ни разу не показавшись на глаза и ограничившись анонимкой, про которую я врала Доктору. Словом, тот самый случай, когда лучше не знать собеседника в лицо.

А он, помолчав, решает продолжить. И делает это так, что у меня даже ладони взмокают:

— Знаешь, чем больше я на тебя смотрю, тем больше вопросов и странных мыслей. Порой мне кажется, что всё, что я вижу — это просто ширма, оболочка, внутри которой сидит вот такое маленькое существо, — Найро показывает руками что-то вроде крупного яблока, — сжавшееся, как пружина. Внешняя оболочка — как броня, холодная, непроницаемая, непробиваемая. И что там под ней, непонятно. Но только две эмоции могут дать такую силу, чтобы их было видно сквозь любую защиту. Это только любовь или ненависть. И… мне почему-то не хочется точно знать, любовь это или ненависть, потому что такой заряд, что там у тебя внутри скопился, — он смертелен в обоих вариантах.

— К чему ты это всё говоришь? — спрашиваю, нарочно делая вид, что приборы меня интересуют куда больше, чем его речь, которая отчасти непонятна, но ещё больше слишком хорошо понятна. Неужели то, что я так и не сроднилась до конца с новой физической оболочкой, очевидно даже недоучке-миротворцу?! Какой ужас. А в сочетании с высказанным перед отлётом предположением о том, что мы подходим на роль далеков, это ещё ужаснее. Вдруг Найро действительно догадался? Я вообще не очень понимаю его эмоции в свой адрес. После истории с Тагеном я тряхнула Дельту и выяснила, по каким параметрам они с Гаммой вычислили привязанность посланника — так вот, некоторые схожие моменты отслеживаются и в этом тале. Но с другой стороны, он настолько корректен и скрытен в проявлении чувств, что я так наверняка и не уверена. Может быть, это то, что низшие называют «дружеской симпатией»? Неприятно, но куда страшнее другое. В последнее время мне кажется, что она у нас встречная. Во мне словно схватились два существа — одному было бы любопытно плотно пообщаться с Найро вне боевых задач, попытаться его понять, а заодно и в своих мыслях порядок навести. Это оно постоянно вопит «мразь» и «гад», обижается на мелкие подколки и последние дни хочет то ужин талу принести, то забытую куртку, то просто за руку взять. А второе существо хлобыщет первого Общей Идеологией по мозгам и требует порвать говорящее скарианское животное на лоскутки, чтобы с пути истинного не сбивало. А также постоянно кричит «я — далек!»

Найро, видимо, чётко просёк мою внутреннюю борьбу:

— Разобралась бы ты со своим внутренним разладом. От ненависти до любви, знаешь, всего один шаг. И от любви до ненависти тоже, — вот как ему удаётся так метко просекать мои режимы? Ну не могу же я действительно быть настолько прозрачной, словно у меня лоб из плекса, и за ним все мысли видно?

— Дуализм, — презрительно кривлюсь в ответ, проверяя плотность искажения пространства вокруг «Протона». Пока это лучший способ избежать контакта взглядов, который я могу придумать. — Утешение для тех, кто не способен увидеть главное.

— И что же за главное такое? — тал не отрывает от меня глаз, я всем боком этот перфоратор чувствую. Надо быстро отвечать любую ересь, лишь бы не отрывать взгляд от приборов.

— Надсистемный связующий элемент. В любой структуре всегда есть на один элемент больше, чем мы видим, и именно он является основой, на которой всё держится. Говорим о дуализме — имеем в виду как минимум точку равновесия между двумя частями целого. Говорим о трёх измерениях — всегда есть четвёртый элемент в лице точки пересечения осей координат. И даже точка — должна быть среда, в которой она поставлена. Исходя из этого, философская пара «любовь-ненависть» должна иметь что-то третье, чтобы быть реально применимой на деле.

Глава Сопротивления впадает в непроходимое зависание. То есть настолько, что вылетает из своего слишком прозорливого режима и всерьёз загружается новооткрытой истиной.

— Что, в вашей школе миротворцев таким простым вещам не учили? — ну как тут удержаться? Тем более что подколки и пикировки немного отрезвляют.

— Знаешь, а ведь не учили, — Найро внезапно выдаёт смущённую улыбку. — Ты меня не на шутку озадачила, Зеро.

— В вариантах ответа «так точно» и «никак нет» всегда есть место для «не могу знать», — заканчиваю я чисто армейской шуточкой. — Уж ты-то мог бы до этого догадаться.

Он хмыкает.

— Ну, и какой же твой третий элемент? — спрашивает.

— Любая эмоция — это всего лишь эмоция. Тот, кто не умеет её контролировать — просто идиот, — отвечаю. — Разумность, логика, расчёт, самодисциплина — вырази всё это одним словом, и ты получишь третий элемент моего народа.

— Ну, так каждый может отмазаться.

— Не каждый, — говорю. — Ты привлёк моё внимание, потому что, в отличие от других встреченных талов, сам владеешь тем же элементом. Поступаешь так, как надо для достижения поставленной цели, даже если требуются действия, вызывающие у тебя негативные эмоции. Поэтому я и стала с тобой работать. Если сумею дотащить до своего уровня, может быть, смогу и эмоции отпустить. Вот тогда и узнаешь, что там под бронёй.

— О, то есть у меня просто не тот уровень? — саркастически отзывается Найро.

— А ты сам-то как думаешь? — не менее иронично отвечаю я, всё-таки бросая косой взгляд на тала. Объективно рассуждая, куда ему до далеков, несмотря на всю соображаловку. Но всё же, будь бы он далеком, мы бы здорово сработались, как ни с кем в Совете.

Найро спекается почти сразу и бормочет под нос:

— Пять лунных демонов тебе в спину.

— Ты же сам просился в ученики к Адери, — не удерживаюсь я от подколки.

Да, это был тот ещё номер, когда наш революционер сутки приглядывался к моим ребятам, а потом вдруг подошёл к Альфе и сказал: «Слушай, стратег-политик, дай парочку уроков?» Старпом на него, естественно, только выразительно посмотрел, причём если судить по взгляду, он послал тала по очень далёким координатам. Так что наша прирученная зверушка от него отстала сразу. Но я запомнила — сложно забыть эпизод столь явного проявления наблюдательности и прозорливости Найро, ему ведь никто не говорил, какая у Альфы специализация.

— Уела, — признаёт поражение экс-генерал. — Учти, если мне удастся заслужить твоё уважение, ты от меня словами не отделаешься.

— Сперва заслужи, — отвечаю как можно более флегматично. Любопытно, что он имеет в виду под «словами не отделаешься», но спрашивать не тянет. Вдруг и этот руками полезет, и я нечаянно привезу Императору обугленный труп. Не хочется получать по мозгам из-за низшего существа.

— Волнуешься перед посадкой? — спрашиваю через некоторое время, чтобы не молчать и не закапываться в себя ещё глубже.

— А то нет, — хмыкает он.

— Напрасно. Со взлётом не сравнить — вряд ли нас кто-нибудь встретит даже на вратах, а про космодром просто забудь, там ни души, одна автоматика. Расчётно до приёмного зала мы вообще никого не увидим — это будет разгар рабочего дня.

У нас на самом деле круглосуточный разгар рабочего дня, но я решила придуриваться до последнего. Уж очень хочется увидеть реакцию Найро на «бронепомойки с моторчиком». Чисто месть за оскорбление, да. Ну и обычное моё любопытство вклинивается — интересно ведь, как он себя поведёт в такой ситуации, сумеет ли сохранить достоинство или сорвётся. Мне ужасно хочется, чтобы тал не выдержал, затрясся и пополз на коленочках, потому что тогда я наконец отделаюсь от совершенно ненужной и в корне неправильной к нему симпатии.

— Смотрю, между собой вы действительно неласковые, — замечает Найро. — Герои возвращаются с победой, а им вместо пышной встречи — сплошные роботы.

М-да, не хватало нам такой встречи, какими были проводы. Толпа народа, громкая жвачка в микрофон про мир и дружбу, очередное пожимание кучи инопланетных рук и тихая мольба про себя, чтобы на этой почве не сорвало резьбу, и контрольный в голову — стремительный прыжок Дельты с трапа на шею Гамме, когда мы уже поднимались на борт. До взлёта — скарэл, а они, видите ли, устроили публичное прощание с поцелуями и соплями на весь космодром, красочные фото обошли все первые полосы новостных изданий, причём на многие попала и моя рожа с кислой улыбкой, и скептическая физиономия Беты, и непрошибаемо-спокойное лицо Альфы, делающего вид, что он не с нами. А с другой стороны, не пинками же было Дельту на борт загонять и не расстреливать обоих сервов? Да и нестандартное поведение для далеков, не склонных к мелодраме, должно было оказаться полезным. Доктор наверняка видел трансляцию или сам отсвечивал в задних рядах. Его не обманешь, он точно просёк, что это не игра на публику, а значит, если у него и были подозрения насчёт нашей связи с Новой Парадигмой, то они у него скончались в страшных мучениях. Туда им и дорога.

— Герои? — отвечаю. — Нет, это просто работа.

— Ты когда-нибудь прекращаешь думать о работе? — спрашивает Найро.

Ну и вопросик.

— Я о ней не думаю, я её работаю.

Несколько секунд тал смотрит на меня очень изумлённо, а потом вдруг фыркает от смеха:

— Ну и ну! Посол Никто, если ты такая, то какое же твоё государство Нигде?

— Точнее, Нигделандия. Или Нетинебудет. Или Небывалая, — чуть улыбаюсь в ответ и добавляю, чтобы перевести тему, — у землян есть древняя сказка о стране Неверлэнд.

— Никогда не слышал, — отзывается Найро. — Расскажи.

Не удивительно, что он не в курсе — повесть Барри не пережила двух миллионов лет, это между делом выяснилось, когда я прогуливалась по библиотечным базам Зосмы-9. Но я-то помню историю. Забавно получается, «Питер Пэн» меня словно преследует. А ведь, если подумать, я действительно нашла свой Неверлэнд, своего Пэна и его отряд. У меня даже Тигровая Лилия имеется — не того пола, но очень подходящей жёлто-чёрной расцветки и отвратительного темперамента. Доктор — Крокодил, это уже давно выяснено. Осталось понять, кто у нас Джез Крюк. Вот только на эту роль нужен персонаж с протезом руки, а таких у меня в поле зрения нет.

На этой мысли улыбка гаснет, а по телу пробегает немотивированный озноб. Нет, не хочу я Джеза Крюка в поле зрения. Никоим образом не хочу. И без него хорошо. Лучше перескажу Найро фабулу сказки.

— Неверлэнд — это далёкий остров, который можно было найти, если лететь по очень неопределённым координатам, от второй звезды направо и прямо до самого утра. Там жили дети, которые не взрослели. Правда, не понимаю, как они обходили второй закон термодинамики. У них было всё, о чём они только могли мечтать — дом на дереве, миллион приключений, герой-заводила, опасные враги, право детей быть бессердечными, но не было главного — мамы. И тогда герой-заводила уговорил одну девочку поработать мамочкой для всей банды. Собственно, об этом и была история.

Найро задумывается, наконец-то дав мне возможность перевести дух и переключиться на приборы.

— А ты неплохо знаешь литературу, — замечает он рэлов через пять, переварив мою тираду. — Смотрю, тебя хорошо подготовили. И в мифологии сечёшь, и в сказках разбираешься…

— Не находишь, что одно от другого недалеко ушло? — усмехаюсь в ответ. Как-то оно само выскочило. А ведь отличная отмазка. — Хобби у меня такое.

— Любишь сказки?

Вспоминаю Луони в госпитальной палате. А что, тоже вариант. Раз он сам себе всё объяснил, я этим воспользуюсь.

— И что в этом особенного? — спрашиваю. Получается с лёгким вызовом.

— Да ничего, — вот ни по голосу, ни по лицу не могу понять, издевается тал или нет.

Сидим, молчим. Я по сотому разу проверяю поступающие в компьютер данные, Найро медитирует на экран.

— Не беспокойся, — говорю, так как тревожность у него не уходит, а её источник мне вполне понятен. — Никто тебя уже не пристрелит. Хотели бы, сделали бы сразу после старта. У нас никто не будет кормить лишний рот, если он предназначен на списание.

Тал косится на меня.

— Ну и выбираешь ты выражения, — замечает. — Сразу видно жителя замкнутой техно-роботизированной среды.

— Какая есть, — отвечаю.

— Я могу связаться со своими ребятами после выхода из прыжка?

Теоретически может, но практически, наши уже должны были начать устранение младших исполнителей. Эх, опять врать придётся.

— Мы давно уже в войде, — говорю снисходительно, как неразумной ювенильной особи, — за пределами всех галактик, как это по-вашему, сверхскопления Девы, и продолжаем удаляться. Ты хоть сам понимаешь, какое это расстояние? Корабль не потянет такую мощность сигнала, так что свяжешься с базы, когда тебя официально зарегистрируют, выдадут уровень доступа и заведование. Половина суток сейчас уже ничего не решает.

Вроде отбазарилась. Правда, эти низшие не способны уложить в голове голые цифры, им наглядную картинку подавай. Ничего, вот выйдем из прыжка, сам увидит, что такое — «далеко-далеко», и все вопросы отпадут.

— Но ты как-то со своими связывалась, — негромко роняет он, а его профессиональная паранойя явно начинает набирать обороты.

— Это была телепатия, а она способна пробить не только любую дистанцию, но и внешние барьеры пространства, и я этому обучена, как член Совета. Но стоило мне это очень дорого, пришлось на наркотике сидеть. Сам видел.

Найро косится:

— Всё же вы развивали психокинез?

— Аппаратный. Без техники мы в большинстве своём на трансляцию мыслей не способны. Но тебе-то это не поможет, у тебя мозг с нашими системами не совмещается, а у твоих соратников просто нет нужной техники, чтобы принять и расшифровать сигнал.

Он издаёт возглас невнятного согласия и снова упирает взгляд в серое никуда на экране. Видимо, моё объяснение его вполне удовлетворило. Но вопросы на этом не иссякают:

— И какое положение ждёт политического эмигранта в вашем обществе упёртых ксенофобов?

— Не знаю, Найро, — бросаю в ответ, прощёлкивая отчёт по системам жизнеобеспечения. — На моём веку такого не было.

— Зеро, в первый раз.

— Что? — я даже отрываю взгляд от приборов. Не поняла?..

— В первый раз за всё время ты назвала меня по имени, — сизые глаза в кои-то веки не пытаются просверлить во мне дыру, а смотрят спокойно и устало.

— Что, правда? — неужели правда?

Тал кивает.

Снова утыкаюсь в отчёт, чтобы куда-то деть глаза и не покраснеть. Первое получается, второе уже не очень. Варги-палки, да что со мной происходит? Точнее, с нами двумя? Я — прототип новой разновидности далеков, он — вот незадача — тал. Да, очень умный. Да, очень похож на нас. Но всё же, если подойти к вопросу объективно, жалкий блондос, который и жить-то не имеет права. Однако у нас с ним установился какой-то резонанс, отдалённо похожий на даледианскую эмпатию и совершенно мне непонятный. Надеюсь, пока непонятный, а то пугает эта непрозрачность в собственных мыслях. Как Найро там сказал, «внутренний разлад с самой собой»? Но я не вижу никакого такого разлада. Вот несоответствие О.И. есть — это факт. Не должна я никакой симпатии и жалости к этому бунтарю чувствовать, только отвращение. И тем более я не должна хотеть, действительно хотеть дотянуть его до нашего уровня. Не должна мечтать о том, чтобы он был далеком, с которым я бы гарантированно сработалась на все сто. Я вообще не должна никаких подобных чувств иметь… Проклятье, фильтр совсем разболтался, уже не может со мной сладить, как ни бейся. Видимо, чинить будут — вот заодно и попрошу, чтобы придавили мне напрочь эмоциональность, она подводит. А то скоро начну впадать в режим «ТМД-в-ссылке-на-Сол-3», а кому это в Империи надо?

Кое-как справляюсь с румянцем и говорю, продолжая избегать глядеть на тала:

— Тлайл. Но называть меня так будешь только тогда, когда кругом больше никого нет и никто даже случайно не может услышать. Доходчиво?

— Тлайл, — эхом повторяет он, словно пробуя имя на вкус. — Значит, больше нет посла Никто?

Неопределённо дёргаю плечом — отвяжись уже. А что я ещё могу тебе ответить? Доктор и Ривер тоже воспринимали дополнительный позывной как имя, а Зеро — это действительно порядковый номер, пусть даже и полушутливый. Низшие это чувствуют. Ты — низший. Наслаждайся «тетраэдром» вместо «точки отсчёта».

— Так, тебе пора перемещаться в скафандр. Мы приучены к взрывной декомпрессии, а для твоего организма в случае аварии это будет перебор. Помощь нужна, или запомнил на инструктаже, как что делать?

— Запомнил, — на лице Найро появляется уже привычная ирония. Ну и хорошо, а то как-то тошно было от его серьёзности. — Ты права, я действительно подозревал, что ты меня пристрелишь. А теперь вот думаю, а вдруг ты правду насчёт убежища сказала, хоть это и странно?

И с этими словами выходит. Мразь, умеет подпортить настроение. Но хотя бы удалось на него разозлиться, сразу легче задышалось. А то прямо не на месте себя чувствовала из-за того, что предстоит сделать. Общая Идеология, как водится, права — нельзя заводить общение с низшими дальше простых приказов. Это вредно. И ведь вроде не в первый раз на это налетаю. Какой же надо быть уникальной дурой, чтобы даже на собственных ошибках не учиться!.. Но если всё пойдёт так, как идёт, от меня и в дальнейшем потребуются усилия по общению с планктоном. Я должна выработать соответствующий иммунитет и научиться чётко разделять, где я могу позволить себе эмоции, а где я должна быть такой, какой должна быть по уставу. В общем, мне нужен психолог. Интересно, как поживает номер Девятнадцать, не соскучился ли по своей ненормальной подопечной? Ему предстоит много работы.

Не сразу понимаю, что кто-то вежливо покашливает над ухом, а шестое чувство давно предупреждает о стоящем за спинкой моего кресла Бете. Вот это да, подъём был, а я и прозевала… Хорошо закопалась в своих мыслях, полтора скарэла пролетели незаметно.

— Что? — спрашиваю.

— Пора на последнюю процедуру, — даже не особо вслушиваясь, чую его мерзкую ментальную ухмылку.

Перевожу корабль в полный автоматический режим и послушно встаю. Гадостно, конечно, и под самый прилёт попало — но хотя бы лёгкие больше промывать не будем, позавчера с этим закончили. А то нанокислород в кровь, чтобы дышать не надо было, потом какая-то дрянь, чтобы отключить рефлекс кашля, и поехали выполаскивать сигаретный нагар физраствором!.. То ещё удовольствие, словно добровольно идёшь на казнь через утопление.

Входим в медотсек, изуродованный сервами по эскизам нашего врача. Сбрасываю одежду, падаю на первую от входа койку и готовлюсь лениво плевать в потолок в течение двух скарэлов, пока оттуда спускается и проезжается вдоль тела сканер, а Бета по его показаниям вкалывает мне страшную смесь регенератора, детоксикантов и витаминов. Рядом с койкой как бы невзначай оказывается бутылка воды, а врач подходит к пульту в центре помещения и разворачивает себе дополнительный экран, будто ему мало того, что уже есть, и того, что поступает от компьютера сразу в мозг. Сканер сменяется биоактивирующим излучателем. Прикрываю глаза, так легче выносить то, что сейчас начнётся, да и глядеть на излучающие элементы очень вредно. Помещение наполняет привычный низкий гул, на который первым реагирует сердце — принимается колотиться быстрее, словно я только что серьёзный кросс пробежала. А вот испарина начала выступать, скоро буду буквально плавать в собственном поту. Для того и вода рядом, чтобы пить и эффективнее вымывать остатки наркотика из организма. Сейчас мои органы работают раза в полтора шустрее и активнее, чем обычно, сжигая все резервы. Как хорошо, что я совсем недавно поела! Потому что иначе бы уже мучилась от бурчащего желудка. Я, кстати, заметно похудела от курса лечения, зато на курево больше не тянет, осталось лишь приятно-печальное воспоминание о состоянии полной нирваны через три скарэла после последней затяжки.

Вслепую пью воду и буквально чувствую, как она тут же выливается через все поры. Даже волосы слиплись, потом в душ надо будет по-быстрому, как шевелиться смогу. Руки уже ослабли настолько, что того гляди уроню бутылку, но дикая усталость — это нормальный сопутствующий эффект биологического ускорения, и она очень быстро пройдёт, как только отключится излучатель.

— Сканер зарегистрировал в тебе повышенное количество некоторых гормонов, — между делом роняет Бета. — О чём ты думала перед процедурой?

«Разбиралась в себе», — мысленно отвечать проще, чем шевелить речевым аппаратом.

— Да? — со странной интонацией интересуется врач. Чувствую скепсис, иронию, сомнение, ещё что-то непонятное. — Я тебе против этого «разбирательства» уже сделал укольчик. А то на базе не поймут, если ты в таких эмоциях вернёшься.

«В каких — таких?» — аж пытаюсь приподняться на локте.

— Лежать! — тут же рявкает медик.

Послушно падаю обратно.

— Между нами, — продолжает он, — Судиин уже пару раз едва не ликвидировала этого тала за его к тебе отношение. Если ты думаешь, что нам ничего не видно, то глубоко ошибаешься.

«Мне и так плохо, не полощи мозги ещё и словесно!» — хочется его треснуть, только сил сейчас нет даже как следует об этом помечтать. Что это они там углядели, зоркие мои? Но даже думать неохота, состояние уже такое, словно я всю ночь на складе контейнеры таскала.

— Последние часы наслаждаюсь твоей сочной неформальной речью, — фыркает он в ответ. — Даже жаль. Кстати, какое у тебя любимое личное выражение?

«А?»

— Ну, вот Адери любит фразочку «Даврос вас подери».

Поворачиваю в его сторону голову, приоткрываю один глаз и даже выдавливаю вслух:

— Ч-чего?

В ответ доносится хмыканье под щелчок выключаемого излучателя:

— А я часто прибавляю, «торпеду тебе в корму».

Эх, была не была.

«Варги-палки», — отвечаю.

Несколько мгновений молчим, потом выдавливаем по улыбке следом за мысленным хохотом.

— Интересно, — продолжает Бета, сворачивая оборудование, — у всех ли есть такие фразочки? Мать-радиацию и отца-трансгенеза поминают поголовно, это общая идиома. Но персональные ругательства тоже бывают любопытные, я их коллекционирую.

«Тогда запиши, если у тебя в коллекции нет, — отвечаю, медленно собираясь в кучку после процедуры. — Сверхсекретный материал нулевого допуска, уничтожить до прочтения, любимая персональная фраза Императора — «разберусь по ходу пьесы». Кому-то увлечение Шекспиром на пользу не пошло…»

— Откуда?! — давится врач.

«В голове осело после первой синхронизации. Я думала, оно в одну сторону работает, но оказалось, мне тоже немного перепало, потом уже всплыло, декады через две».

— Эффект отсроченного эха? — понимающе доносится в ответ. — Редко, но бывает, особенно у неопытных.

«Тогда я какой-то очень редкий экземпляр, у меня всегда после максимальной синхронизации что-то такое в мозгах застревает. Но извини, не всё под разглашение».

— Я не в претензии, — отзывается Бета.

Он прав — меньше знаешь, дольше проживёшь. Ко мне это, наверное, уже давно не относится. Интересно, мне вообще когда-нибудь позволят умереть? Каждый раз кто-нибудь спасает, даже появляется нехороший соблазн испытать везение, выкинув какой-нибудь самоубийственный номер.

Над головой снова проезжается сканер.

— Подтверждено — процент содержания отравляющих веществ упал ниже порога любой вредоносности, — сообщает Бета. — На базе тебя обследуют ещё раз и решат, надо ли продолжать. Но я не вижу в этом необходимости.

Ура! С трудом сажусь. Всё, быстро отмываться аэрозолем, втискивать себя в одежду и ползти по переборочке обратно в рубку. Поесть бы ещё раз, но это уже не мне решать — если организму действительно нужно питание, то врач мне всё выдаст. Но пока он сворачивает мониторы и настраивает роботов простерилизовать койку, а я всё-таки даю себе мысленного пинка для рывка и ползу к душевой, прихватив шмотьё. То, что белый плащ подметает палубу, сейчас уже мало волнует. Да и вообще, не пачкается он…

Скоро уже сижу в своём уютном капитанском кресле. Волосы ещё влажные, но это не раздражает. Больше нервирует то, что в полёте раньше времени кончилось прихваченное с базы средство для укладки, да и шевелюра отросла — так что шарик уже совсем обвис и превратился в какое-то сопливое безобразие. Ничего, дома подправят. А глаза накрасить придётся — раз уж идти на отчёт, так надо выглядеть как можно более прилично. Попрошу Дельту, у неё лучше получается. Я вечно то размажу, то скривлю, то все руки извозюкаю. Чертёжник, называется. Архитектор. Нормально физиономию себе разрисовать не могу без посторонней помощи.

Через три скарэла ко мне присоединяется Бета. Можно немного вздремнуть. Уходить отсюда не хочу, тут спокойно и вполне удобно. Спальная капсула, конечно, приятнее в том смысле, что маленькая — в ней чувствуешь себя почти как в скафандре. Но именно это расслабляет и заставляет полноценно отключиться. От снов, конечно, не избавляет, но в целом лучше всего мне удаётся отдохнуть именно в ней, хотя бы кошмары не снятся. Но если надо вполглаза вздремнуть скарэл-другой, то туда лучше не забираться.

Закрываю глаза…

…резко их открываю и распрямляюсь, пытаясь отдышаться.

Бета бросает на меня короткий взгляд — мол, что, опять? Нет, не совсем «опять». Пожалуй, похуже. Очень тянет съёжиться в клубок и втянуть конечности, но в этом теле разве что получится обхватить руками колени и спрятать лицо. Самое омерзительное в том, что я должна отправить свой сон начальству на разборку, как и любой другой с участием Тени, хотя сценарий отличается от обычных кошмаров и его чудовищно не хочется палить.

…Я со всех ног бегу по коридору «Вневременья-6», таща за руку кого-то… Нет, вполне конкретную личность, и хватит увиливать — это Найро. Тащу, тащу, на ходу уговариваю, он упирается, не понимая, что происходит и что я задумала, а сзади наседает беспорядочно палящая охрана. Единственный способ спасти моего уникального бунтаря состоит в том, чтобы превратить его в одного из нас, это я чётко понимаю. Как только излучение мозга тала совпадёт с нашим, его перестанут воспринимать как чужака, поэтому я волоку его к камере биологического преобразования на территории размножительного конвейера, не особо озадачиваясь согласием. Ведь это действительно единственный разумный способ его спасти от участи лабораторного образца и того кошмара, который спрятан за данным званием…

…Но, оказавшись перед ровным строем красных скафандров, только что сошедших с линии, я осознаю, что не могу понять, кто из них Найро. И на все приказы эта стена реагирует совершенно одинаково, и никто из них не помнит, чтобы он был кем-то до активации. Да, они все умные, все послушные, все эталонные — но никто из них больше не уникален! Это ужасно, когда страх от содеянного перетекает в непроходимую безнадёжность. Погоня, ворвавшаяся следом за нами в зал, ничего постороннего не обнаруживает и тихо убирается, пригрозив доложить Вечному насчёт оборзевшего Дикого Прайма, но это такая мелочь по сравнению с тем, чего я только что лишилась.

— Так всегда и бывает, — Тень, внезапно нарисовавшись рядом, в кои-то веки говорит вслух, а не давит ментально. Такое ощущение, что некто, спрятавшийся за бронёй темноты, сидит в кресле нога на ногу и наслаждается зрелищем, всем моим отчаянием, каждой его капелькой. — Бездарнее всего теряешь именно то, что любишь.

— Он тал, я не люблю его, — безнадёжно шепчу я в ответ.

— О, мне бы тоже хотелось надеяться, что у тебя нет симпатии к талу. Но в твоей головке исключительно много притяжения к лидерам, к настоящим лидерам — пришлось над этим тщательно поработать. Поэтому иногда могут приключаться казусы вроде этого партизана, обычная накладка в пределах расчётной. Впрочем, ты сама с ней разберёшься, вряд ли потребуется моё участие в процессе. У тебя же, ха, «Общая Идеология» имеется. Что там сказано про личную привязанность и про всех, кто не далек?

— Заткнись, — дорого бы я заплатила за то, чтобы мой голос не был похож на стон. — Когда ты прекратишь тянуть и появишься по-настоящему?

— Время ещё не пришло. Ты не готова, хотя близка к завершению. Достроишь себя, и вот тогда, о да, тогда...

— Кто ты?! — кричу, но всё же не смею атаковать.

Тень только разражается гнусным смешком, игнорируя вопрос:

— Всегда такая упрямая, всегда такая настойчивая… До смерти боишься, но стоишь на своём до последнего… Удачно получилась, ровно то, что было нужно.

Мне кажется, что если я ещё чуть-чуть поднапрягусь, то пойму, кто спрятался за маской Тени — не по голосу, так по интонациям, не по интонациям, так по жестам. Но что-то внутри мешает этому последнему рывку. Что-то, очень похожее на панический страх.

— Что… значит… «получилась»?

— Ну, ты же искусственное создание, во всех смыслах, — снова издевательски посмеивается Тень. — Изволь себя поберечь до нашей встречи, моё бесценное сокровище.

— Не смей… так… меня… называть, — выдыхаю по слову, чувствуя себя загнанной в угол зверушкой. Как всегда в подобной ситуации, на дне кошмара вдруг обнаруживается и идёт в дело порция хорошей злости. Но Тень опять лишь смеётся, зная, что я перед ней совершенно бессильна.

— Жду, — почти шёпотом сообщает она, как-то очень интимно, и тает, оставив меня одну перед бесконечным красным строем, готовым выполнить любую команду.

— Тогда бойся! Потому что я приду и убью тебя! — ору в потолок, запуская туда самым мощным разрядом, на который способна без потери сознания. Ненавижу эту тварь, кем бы она ни была. Ненавижу за всё. — Уничтожу! Уничтожу! УНИЧТОЖУ!!!

Зал рушится, я лечу в бесконечную пропасть и уже знаю, что меня сейчас поймает чья-то незнакомая, но явно не враждебная рука.

И в тот момент, когда она меня хватает, я неожиданно и для неё, и для себя нахожу альтернативное решение своейпроблемы.

Я делаю усилие.

И вырываю запястье.

…В общем, могу себе представить, что скажут специалисты на такое сновидение, от и до.

— Слушай, — говорю Бете, чтобы хоть чем-то забить вполне естественное желание стереть сон до пересылки, — мой фильтр эмоций… С ним можно что-нибудь сделать? Я устала от своей ненормальности.

— Потрясающая фраза, — отзывается он, кстати, совершенно всерьёз. — Мы бы с удовольствием сделали, если б сверху разрешили. У меня давно ложно… руки чешутся вправить тебе мозги. Но на твоей ненормальности настаивает сам Император. Так что проси у него.

— Я просто не понимаю, зачем Империи нужна такая Мерзость, как я.

— А я понимаю, — отвечает врач ещё более серьёзно. — Никто из нас не смог бы сделать то, что смогла ты. От начала и до конца.

— До конца ещё далеко, — ворчу тихо, потому что Бета сумел меня смутить. — У нас две вещи подвисли — Новый Давиус и Шакри. С талами ладно, ещё разберёмся, но хроноворы и их «талли» — это очень большая проблема.

— Ну вот, видишь, ты ещё будешь нужна Империи такой, какая ты есть, со всеми твоими сдвигами в мозгах. Кто ещё сумеет так заморочить Доктора?

— Рано или поздно он меня расколет, — от этой мысли даже плечи сами передёргиваются и мурашки по коже бегут.

— Тебя? Ты ему не позволишь, — с такой уверенностью отвечает врач, что я даже удивлённо на него гляжу. Надо же… Почему он в меня верит? Это что, результат удачно заключённого договора? Попрыгав выше скафандра, я наконец-то заработала авторитет в глазах сородичей? Ладно, по обстановке в Центре посмотрим — главное, не потерять заслуженное уважение из-за тала. А то первое и последнее предупреждение Императора, потом замечание Беты насчёт гормонов и информация об угрозах Дельты, а теперь даже Тень во сне надо мной смеётся. Нехороший у нас с Найро резонанс, надо как-то от него избавляться. Стереть, что ли? Но это придётся делать позже — если фильтр настолько разладился и сильно барахлит, то есть риск сбоя. Одно дело, свежее воспоминание о сне удалить, а другое — уже насмерть вросшую эмоцию с корнями ювелирно вырывать. Можно случайно неизлечимую амнезию на весь мозг заработать, и кому я такая буду нужна? Уж кто-кто, а я, как хакер собственых мозгов, отлично понимаю все возможные риски, связанные с контролем памяти, и знаю, когда можно себя подкорректировать, а когда лучше ничего не трогать. Зря я себе позволила увлечься примитивным существом.

Под невесёлые размышления готовлю корабль к выходу из прыжка. Трепаться неохота, хотя вроде больше нечем между делом заниматься. Бета и Дельта в похожем состоянии — каждый оценивает, во что превратился за время миссии, и размышляет, что с ним за это сделают. А тал послушно сидит в кают-компании, медленно привыкая к пониженному давлению в задраенном скафандре, и не отсвечивает. Подозреваю, что, как любой профессиональный военный, спит, пока дают. Насколько наше возвращение не похоже на отлёт...

По первому предупреждающему звонку бортового компьютера по очереди забираемся в свои скафандры. Ещё четыре скарэла, и раздаётся второй сигнал. Пора.

— Десять рэлов до выхода из гиперпрыжка. Всем занять места согласно рабочему расписанию, — спохватываюсь и перехожу на интергалакто. — Доложить обстановку на борту.

— Навигационные системы и системы связи и защиты в норме. Системы жизнеобеспечения в норме, — отчитывается Бета.

— Двигатели в норме и готовы к переводу в стандартный рабочий режим, — сообщает Дельта.

— Кают-компания в норме, — кому-то явно не хватает монтировкой по зубам.

— Главный бортовой и навигационный компьютеры в норме, — говорю я. — Нормальное функционирование корабля и отсутствие аварийных ситуаций на борту подтверждено. Активирую герметизацию отсеков перед выходом в обычное пространство, — поворот реле и негромкий шорох схлопывающейся диафрагмы люка. — Пять. Четыре. Три. Два. Один. Выход.

Ремни слегка врезаются в плечи от инерционного рывка. На экранах вместо серой мути включается глухая беззвёздная чернота. Впереди по курсу — тусклый красно-коричневый огонёк одинокой звезды.

— Материализация завершена. Экипажу доложиться.

— Переход на обычные ходовые двигатели проведён успешно.

— Системы жизнеобеспечения в норме. Щиты функционируют в нормальном режиме. Опасные объекты на близкой дистанции отсутствуют.

— Отклонения от запланированной точки выхода нет, — ай да Альфа, ай да молодец, какой хороший нам курс проложил. — Подтверждаю нормальный выход из гиперпространства и безопасное положение корабля. Снять герметизацию отсеков. Приступить к торможению согласно навигационному плану.

Корабль пронзает едва заметная, на пределе ощущения, вибрация — заработали тормозные двигатели и инерционные погасители. Продолжаю выдавать капитанские распоряжения:

— Экипаж может снять скафандры. Найро, оставайся в своём. Через восемь интергалактических часов у нас приземление на планете без атмосферы. Можешь спать дальше.

Иначе ему три часа поднимать давление и потом три часа снова опускать. Ноль смысла на два часа выбираться, особенно учитывая, что скафандр совершенно автономный и с полноценной системой жизнеобеспечения, в нём год можно жить и даже про гальюн не страдать.

— Лучше покажите, где мы, — отзывается тал. — Ни разу не бывал так далеко от цивилизации.

Тоже мне, любитель эффектных картинок… Так и быть, отдаю бортовому компьютеру приказ убрать с потолка кают-компании проекцию скарианского рассвета, которая там прописалась с лёгкой ложноручки врача, и заменить её на изображение реального космоса за бортом.

В динамике ВПС повисает тишина, потом короткое и ёмкое ругательство на талианском, а эхом — смачное хмыканье Дельты.

— Теперь осознал? — спрашиваю, стараясь придать голосу медовые нотки.

— Подожди, — доносится в ответ, — это вон то туманное пятнышко, это… Галактика?!

— Ошибка. Сверхскопление Девы, — отвечаю, и только потом понимаю, какое слово слетело с языка. Поднимаю взгляд на Бету. Он в ответ выразительно стучит по своему пульту. Не поняла?..

«Мы практически дома. Гипнопедическая программа деактивируется», — разъясняет он мысленно, продолжая постукивать по пульту — теперь вижу, что у него под рукой окошко радара. Да, это верно. Я ещё во время сеансов связи замечала, что гипнопедия ослабевала — значит, патвеб у меня подсознательно ассоциировался с домом.

И эта мысль наводит меня на другую. Конечно, внешние спутники засекли и опознали «Протон», и начальство уже в курсе нашего возвращения, но всё равно лучше бы лично сообщить на базу, что мы в порядке. Без сигарет кисло, конечно — последний сеанс мигрени обеспечен, но через служебный этикет перепрыгивать не хочется. Хотя «Протон» бы извинили за молчание, ведь это не обязательная к исполнению норма. Да ещё патвеб всегда связан с тем пространственным континуумом, в котором находится Империя, и до сих пор недоступен, а чего мне стоит каждый сеанс дальней связи, начальство знает.

— Мы в радиусе действия внешних сторожевых спутников. Вызываю базу «Центр», по пустякам не беспокоить, — сообщаю вслух по ВПС и откидываюсь на спинку стула, засовывая в рот таблетку никотиновой кислоты и две таблетки глюкозы. Бета с Дельтой понимающе молчат, но удивительно, что даже Найро не лезет. Наверное, онемел от увиденного и до сих пор пытается уложить в мозгу открывшиеся размеры Вселенной. Безусловно, наиболее наглядного пособия о её масштабах, чем середина войда, не найти.

Проглотить лекарство. Глубоко выдохнуть, расслабляя тело. Сконцентрироваться.

«Говорит борт «Протон». Вызываю Центр», — отправляю сигнал вгромкую, без конкретного адресата.

«Протон», Центр вас слышит», — сразу же отзывается в мозгу голос самого оперативного дежурного. Где-то на дне его мыслей я чую оттенок напыженной гордости — мол, я первый их сигнал подхватил, утритесь, слизеры! Ого, похоже, наше возвращение действительно не оставило Империю равнодушной. Приятно.

«Корабль благополучно вышел из гиперпрыжка. Происшествий и неполадок на борту нет. Посадка запланирована через сто двенадцать скарэлов. Прошу навигационный луч через девяносто восемь скарэлов».

«Протон», правительство запрашивает капитана. Даю вам приватный канал».

Сглатываю и выпрямляюсь в кресле, насколько это возможно. Уже догадываюсь, что это сам, лично.

«Прототип Зеро», — голос, как всегда, тяжёлый, как золото, гулкий, как бронзовый гонг, и совершенно бесстрастный. Только слыша его, начинаешь понимать, как плохо за пределами родного общества.

«На борту без происшествий, — заново отчитываюсь Императору. — Выход из гиперпрыжка осуществлён успешно».

«Пленный?»

«В кают-компании, смотрит на войд».

Такое ощущение, что я слышу скрежет тормозов. Ой…

«Ты хочешь сказать, он не под замком?!» — меня сейчас в порошок смелет вспышкой гнева. Кажется, никому и в мозг не приходило, что я в очередной раз нашла альтернативное решение проблемы.

«Нет необходимости брать его под стражу до прибытия. Он практически полностью нам доверяет и не ждёт предательства».

«Объяснись», — таким голосом можно к стенке пригвоздить.

«По логике тала, если бы мы хотели его устранить, то устранили бы ранее. У него неполная картина происходящего, поэтому он даже не предполагает, зачем на самом деле его везут к «кочевникам».

«Это рискованно», — с этими словами на меня выливается бак неудовольствия.

«Имплантированное вооружение для экстренного самоубийства из тала было извлечено ещё на Зосме-9, — да уж, Бета постарался всё провернуть как можно тише, Найро так и не заметил, что его зуб уже не тот. — Риск снижен до минимума».

«Но это нерационально».

«Он оскорбил далеков. Его необходимо наказать», — отзываюсь, испытывая желание то ли огрызнуться позабористей, то ли поковырять ботинком палубу. А что, никто не смеет называть нас «бронепомойками». От одной мысли о том, что это нелицеприятное выражение относилось в том числе и к нашему повелителю, начинается рефлекторное покалывание в ладонях. Догадываюсь, что столь резкий поворот в собственных эмоциях — это результат близости родного дома и приватный канал с Императором, но я сейчас действительно чувствую к белобрысому скорее ненависть, чем симпатию.

Правитель какое-то время молчит, словно вслушиваясь в меня. Потом спрашивает, и я чувствую в голосе оттенок холодной усмешки:

«И как же ты его хочешь наказать?»

«Я обещала показать ему настоящего далека», — отвечаю, испытывая желание так же улыбнуться.

«Я понял твою мысль, — усмешка становится оформленнее. — Хорошо… Вас встретит Прототип Эпсилон. От него получишь дальнейшие инструкции».

Канал обрубается. Похоже, повелителю тоже не хватает развлечений в жизни, если он так легко включился в операцию «разыграй блондоса» вместо того, чтобы отдать приказ тупо вырубить Найро и притащить сразу в лабораторию. Или его тоже задела «бронепомойка с моторчиком, вантузом и миксером», ведь в отчётах я сбрасывала всё без купюр. Хотя вряд ли — правитель за свою долгую жизнь успел столько всего наслушаться и к столькому выработать эмоциональный иммунитет, что никакие «мозгощупальца» его не оскорбят. Но я не такая терпеливая. Я и за него обижусь. В конце концов… Так будет проще.

Конец полёта и посадка проходят совершенно спокойно, не считая ноющего лба, словно стянутого холодным обручем, и подпорченного мигренью настроения. Переводим корабль в режим покоя и оставляем ремонтным машинам, а сами перемещаемся на транспортной платформе к низкому параллелепипеду базы. Космодром ярко освещён ради нашей посадки, поэтому видны ещё два корабля того же класса, что и «Протон». Обычные крейсера тоже здесь есть, но на них, видимо, активирована система маскировки. Не из-за нас, а на всякий случай. Мало ли кого следом принесёт, тем более что существует некая синяя будка с неким любопытным Доктором на борту. Найро крутит головой во все стороны, впитывая ту самую «техно-роботизированную среду», о которой говорил, и, естественно, находит, к чему придраться. Не надо было ему показывать, как рация включается.

— Взлётное поле значительно больше, чем нужно для такого количества кораблей... А вон тот кряж — ангар?

Хорошо, что скафандры с фильтром, лиц не видно. Но эмоции и у меня, и у остальных вполне соответствующие — пристукнули бы за догадливость.

— Флот уже выдвинулся в космос, заниматься транспортировкой чёрных дыр, — вру, не моргнув. Хотя, может, это уже и не враньё. Тянуть с квазаром и тем более с главной частью операции никто не собирается.

— А, — непонятно отвечает тал.

— Ты задаёшь стратегически важные вопросы, которые задавать не имеешь права, — резко замечает наш технарь.

Та-ак, гипнопедия точно отключается. Намекающе кашляю и мысленно рявкаю:

«Молчать! Получим инструкции от Эпсилона и будем действовать в соответствии с ними. А пока веди себя, как в рейсе», — что-то и у меня переходная фаза общения, перепады от резких приказов до вежливых просьб. Ура, мы почти дома.

Для экономии времени решаем совместить декомпрессию Найро с дезинфекцией экспедиции. Несмотря на все вакцины, можно привезти с собой какую-нибудь биологическую гадость. А тем более, Зосма-9 была полна мелкого зверья. На корабле проще разобраться — сперва напустить дезинфекционный аэрозоль, а потом откачать из отсеков воздух в специальные хранилища через биофильтры: что яд не взял и что в фильтрах не сдохло, само умрёт в вакууме. Но мы сами обязаны пройти через эпидконтроль. Конечно, с ним много сложностей — это не скафандр сверху ядом облить, а с нами ещё и менее устойчивый к агрессивной окружающей среде тал. Но душ с антисептиком и облучение ультрафиолетом ждут даже его.

Более десяти скарэлов тратим на приведение себя и инвентаря в порядок, а также на переналадку аппаратуры для тала, чтоб не умер раньше времени. Ещё через восемь скарэлов наблюдаем, как он наконец выбирается из скафандра, и отправляем на санитарную обработку. Пока он пытается прокашляться после вонючего антисептического аэрозоля, Дельта возится с моим макияжем. Она здорово наловчилась, даже себе глаза подводит в один момент. А я так не могу. Честнее сказать, не хочу.

Вот странно, наш технарь меньше всего мечтала участвовать в эксперименте — и проще всего сроднилась с новым обликом. А у меня, наверное, остался осадочек с Сол-3, и я неосознанно отталкиваю гуманоидное тело. Да… Вернулись, называется — теперь Дельта боится далеков, а я — прототипов. Милая разница. И ничего не поделаешь, я просто стараюсь быть объективной. Прототипы — это конец. Сплошной поток атавизмов психики, и я никак не могу понять, откуда он лезет. Ладно бы мне мозг сорвало, у меня к этому есть все предпосылки. Но остальные-то были нормальными стопроцентными далеками! Ну… Гамма, конечно, любопытствовать себе позволял. Однако в меру! Альфа был абсолютной нормой — ан нет, за моей спиной разрешил Дельте держать оружие в гостинице, нарушил приказ. Это ж только вдуматься — далек, который прямо нарушил приказ! Дельта была нормой на все сто — нет, на все двести. Молчаливая, но не скрытная, а что в итоге? Форменный партизан! Ну и Бета, конечно, вне конкуренции. Гадство характера вылезло в полный рост, причём очень рано, судя по истории с гипнопедией. А тут ещё Эпсилон и Дзета, и ещё трое были в инкубаторах, когда мы улетали. И что там зреет в их мозгах, вообще никому неизвестно. Эпсилон, между прочим, Суприм. И куда его понесёт, стоит ему вырваться из-под надзора? Начнёт строить свою империю или решит на Императора излучатель поднять? Я даже думать об этом боюсь! Да, мне реально пора к психологу, фобию снимать. Нет, всех пора к психологу, и вскрывать, что именно вызвало в нас такое страшное изменение.

Привели себя в порядок, выглядим максимально идеально, насколько это вообще возможно. Как минимум меня вызовут на ковёр и потребуют подробный доклад о миссии, а скорее всего, всех удостоят. Мне-то не впервой, а Бета с Дельтой никогда лично Императора не видели, перед вылетом он выдавал последние наставления по видеосвязи. Техник поправляет едва заметную складочку на плече врача. Четыре декады назад она себе даже представить такой жест не смогла бы, даже в страшном сне, а сейчас это вылетает совершенно естественно, совершенно нормально. Я подозреваю, учёные объявят это «адаптацией». Но чувствую, что на самом деле проблема лежит глубже, много глубже. Только сформулировать её никак не могу.

Вскоре, получив от компьютера промежуточной базы подтверждение о полной биологической безопасности нас для Империи и распоряжение о перемещении, мы оказываемся у врат. Эти — не грузовые, а пассажирские, максимум на десяток скафандров или пятнадцать прототипов, и связаны с главными палубами всех баз. В общем, для верховного командования. Ну, скажем прямо, лично императорские. Это ИВСМ-модуль надо грузить через большие ангары, но правитель вовсе не обязан при этом в нём находиться, а по технике безопасности вообще не должен. А перемещать небезызвестный белый скафандр с функцией маскировки мозговых волн и голоса в грузовых вратах — ну, знаете, это если только форс-мажор и полный абзац. В общем, Император прислал за нами личный транспорт, по-другому не сформулируешь. Значит, аудиенция действительно для всех. Начинаю предвкушать физиономию тала. Пока он, ничего не подозревая, крутит головой по сторонам, но вокруг нет ничего интересного и примечательного. Помещение врат — просто серебристо-белый цилиндр с чёрным полом, с пятью софитами под потолком и с компьютерным терминалом. Ни гула, ни тряски, лишь на миг — ощущение головокружительного падения, которое тут же проходит. Обычно комп проговаривает, через сколько будет активирована переброска и через сколько произойдёт присоединение к станции, но сейчас нам лишь лампочки на панели подмигивают. Подозреваю, это сделано нарочно — ведь звучание нашего традиционного голосового модулятора ни с чем не перепутаешь. Я вообще-то не рассчитывала, что перед Найро удастся сохранить инкогнито дальше этого момента, но, похоже, Императору и впрямь захотелось театрального эффекта. Постараюсь не подвести и в этом.

Впрочем, молчание аппаратуры сразу настораживает Дельту:

«Врата не в порядке?»

«Ошибка. Всё в порядке, — отвечаю, барабаня пальцами по папкам с договорами. — Звук отключён специально, из-за пленного. Ведите себя как ни в чём не бывало, это приказ».

«Мы что, поведём его прямо к Императору?» — обалдевает Бета.

«Похоже, что так», — отвечаю.

Подчинённые справляются с удивлением и вдруг хором расплываются в ментальных улыбках, Дельта даже визуально её проявляет. Не ожидала я от них такого чувства заединства. Похоже, не я одна жажду вытянутой блондосской рожи.

Фиолетовый огонёк на панели сменяется оранжевым, и снова на миг появляется головокружение.

— Ну вот мы и дома, — удовлетворённо сообщает Бета под звук растворяемого люка и подбирает ящик с вещами.

— Подтверждаю, — отвечаю, чувствуя, как растягиваются в улыбке губы и активируется стабильный канал патвеба.

«Эдлин, — тут же стукает нам по сети от очень знакомого шифра. — Эдлин и Зарлан. Распоряжение Императора — вести себя спокойно и неформально до зала, чтобы этот… — тут Прототип Эпсилон явно проглатывает что-то ругательное, — …ничего не заподозрил. Внутри будет засада».

Выхожу первая и сразу вижу и его, и даже Дзету, обоих при полном параде — белый плащ (уже начинаю завидовать рукавам у мужского варианта) немного теряется на фоне стен, но зелёное платье-хламида вроде моей сияет на весь коридор. Эпсилон — видимо, это его следует называть Эдлином — делает шаг нам навстречу и вполне натурально улыбается. И когда успел натренироваться? Научный отдел сделал выводы из присланных отчётов и заставил новых прототипов учиться мимике превентивно? Хотя у Дзеты выражение в точности как у Альфы, что на женском лице выглядит совсем неуместно. На фоне улыбающегося Эпсилона — словно перезрелый фрукт ест.

— С возвращением, «Протон»! — громко объявляет Суприм-прототип на интергалакто, тогда как Дзета ограничивается прикосновением ко лбу и груди.

Отвечаю максимально естественной улыбкой:

— Давно не виделись, Эдлин. Здравствуй, Зарлан.

Дзета наконец-то выжимает слабое подобие приподнятых уголков рта.

«У меня никак не идёт мимика», — одновременно жалуется она в патвеб.

«Просто надо расслабиться, — тут же советует Бета. — Я тебе потом объясню, когда закончим с основным делом».

Совпадение или нет, что помочь учёному сразу вызвался именно учёный?

— Совет вас ждёт, — сообщает Эпсилон, фиксируя при этом взгляд на тале. Вроде как до того не замечал, но на самом деле они оба его сразу почуяли и сдержали рефлекс выстрела только могучим усилием воли. — А, ты и есть Найро.

— Большое спасибо за помощь, — вдруг пресерьёзно говорит талу Дзета. У неё глубокий голос, который у низших считается красивым, и в сочетании с убийственной серьёзностью и широко раскрытыми глазами это вдруг выглядит настолько проникновенно, что даже я почти верю в реальную благодарность. А она ещё и подходит к революционеру, заглядывает в глаза и — о, мать моя радиация, чего ей это стоит?! — берёт его за руку и слабо пожимает.

— Кажется, у вас делают так, да? — спрашивает.

Найро почему-то прочищает горло, прежде чем ответить:

— Да, мэм. Посол мне рассказала о вашей традиции соблюдения дистанции, и вам не обязательно следовать чужому этикету…

— Это было бы грубо, — Дзета опускает ресницы. — Моё имя Зарлан, я ксено-специалист. У нас обращаются на «ты».

Почему я вдруг захотела её треснуть так, чтобы мозг через уши выскочил?! Мы же всегда нормально ладили в рамках проекта.

«Зеро, уже ревнуешь?» — вдруг влетает в приват от Беты.

«Ч-что?!»

Краем глаза улавливаю его ухмылочку.

«Соблюдай субординацию и следи за языком!» — рявкаю. Я ревную? Глупость какая. Мне просто не нравится, что Дзета стоит слишком близко к моей добыче.

— Нас ждут, — говорю вслух. — Надо идти.

— Документы?.. — интересуется Эпсилон, пристраиваясь рядом.

На ходу показываю ему папки и тут же хлопаю ими по протянувшейся руке.

— Первым будешь не ты, — говорю.

«У нас получается естественность?» — тут же интересуется он мысленно.

«Процентов на восемьдесят у тебя. У Дзеты ещё не разобралась, но для новичков очень неплохо. Вы что, применили на практике данные, которые я присылала?» — говорю, а сама прислушиваюсь к разговору сзади. Найро и Дзета идут следом за нами, и надо сказать, что у неё отлично получается забалтывать — по голосу тала чувствуется, как он быстро начинает расслабляться.

«Подтверждаю, — мысленно кивает Эпсилон. — Мы проанализировали и постарались учесть все поправки, которые вы внесли в процессе работы во внешнем мире».

«Я не уверена, что это было правильно. В программе «Прототип» есть какой-то опасный сбой. Мы что-то не учли».

«Не имеет значения. Кроме прототипов, работать с низшими пока некому. Надо разобраться с Шакри, это неизбежно, тем более что мы объявили им войну».

Ох, проклятье. Ведь действительно… Но я не думала, что Новая Парадигма восприняла мои слова в парке настолько буквально. А с другой стороны, какой им вышел мотивирующий пинок — вернуть Скаро, победить одного из самых сильных противников, обвести вокруг манипулятора другого такого же врага, рассчитаться с талами за всё хорошее… Только бы получилось! Тогда мир содрогнётся перед новой, сильнейшей расой далеков, перед возрождённой Империей, и мы всех нагнём и в чёрные дыры закатаем! А большего мне в этой жизни и не нужно.

— Когда планируется следующая экспедиция? — спрашиваю вслух, а то молчание будет выглядеть странным.

— Пока не уточнено, но расчётно — в течение двух декад. Отправим «Протон» обратно, забрать оставшихся. Ты участвуешь в миссии, тебя в Союзе Галактик уже знают. Совет решил, что из тебя вышло отличное лицо нации.

«Лицо нации» — надо же такое залепить. Звучит отвратительно, особенно учитывая симметричность физиономии. Хотя новость обнадёживающая: раз назначают во второй рейс, то я не разочаровала Императора.

— Но капитаном поставят меня. На тебе будут только посольские обязанности и временно — обязанности старпома до возвращения Адери на борт.

Киваю. Тоже хорошо. Капитан из меня фиговый, не умею я строить всех шеренгами, как надо. Зато Эпсилон — Суприм до последнего нейрона, у него командовать лучше получится. А старший помощник — это как раз по мне, знать, где что валяется, кто куда пошёл, кто чем занят и у кого что в голове. И заодно отслеживать, чтобы прототипам не порвало во время экспедиции башку.

Сзади успокаивающе воркует голос Дзеты:

— …очень хотела принять участие в миссии, но старейшины решили, что двух учёных на борту много, а если отправить только меня, то получится некорректный перевес женщин, что может создать ложное впечатление о нашей цивилизации. Знаний Зеро вполне хватало, чтобы обойтись без профильного специалиста, — во врёт, прямо как я! Она, конечно, профильный специалист по ксенорасам, но в несколько ином смысле, чем тот, в котором понимает Найро. Было бы точнее сказать, что Дзета — специалист по вскрытию и расчленению чужеродных форм жизни с целью прикладного изучения. И сейчас, небось, примеривается, как бы эффективнее «поизучать» тала. Но всё равно меня выбешивает, что она, а не я, ему зубы по дороге заговаривает.

А тут ещё и Дельта на заднем плане прыскает ни с того, ни с сего. Недовольно оглядываюсь:

— В чём дело?

Она тут же берёт себя в руки и, глядя вперёд мимо всех, отвечает:

— Сеть, — и выразительно стучит пальцем по импланту. — Знакомые поздравили с возвращением.

Наступаю себе на горло и заставляю себя сформулировать абсолютно неформальную реплику в условиях, далёких от команды «вольно»:

— Если это опять твои грёбаные приятели-технари, то вспомни своё текущее звание, наступи ботинком на язык и помалкивай.

— Какое необычное наказание, — совершенно всерьёз озадачивается Эпсилон. — А оно технически выполнимо?

«Замолчи, — мысленно обрываю его. — И сделай вид, что это была шутка».

— Сколько технарей, столько звонарей, — бросаю через плечо Найро.

— А так везде, у нас то же самое, — машет он в ответ рукой, улыбаясь. Смотри-ка, действительно съел весь разговор, как прикол.

А мне вот не смешно — варги-палки, Дельта уже успела заболтаться с флотскими. Надеюсь, она им ничего не натрепала? Не хочу гуляющих по низшим чинам анекдотов про Дикого Прайма и талов. Никак не хочу. И тем более побаечек про Дикого Прайма и Хищника. А то знаю я это. Изнутри. Сама такая была — при командире держишь морду кирпичом, а эмоции под уставным контролем, а только начальник выкатился, мысленно хрюкаешь в закрывшийся люк хором со всем взводом.

Знакомый поворот коридора и такой же знакомый вход в зал, только гвардейцы на пороге не стоят. Как, мы уже пришли? Снова оборачиваюсь, чтобы бросить последний взгляд на Найро, тот, который я могу ещё себе позволить, пока не сняты маски. Тал выглядит почти расслабившимся, почти беспечным и точно не ожидающим глобального обмана в ближайшие несколько рэлов.

В мозгу щёлкает последнее, безнадёжное — а ведь могу. Могу оглушить всех четырёх прототипов, схватить этого дурака и добежать до врат. Даже переместиться успеем, там ещё стоит старая программа, а стоит отсоединиться от базы, как врата уже будет не остановить. И до «Протона» пробьёмся, просто придётся тащить тала, потому что ронять давление в его скафандре уже будет некогда. И удрать, быть может, сумеем. Но… А дальше-то что? Променять Империю на мужчину низшей расы?

Кому как, а мне ответ очевиден.

— Ну что, — говорю талу, проводя ладонью над сенсорной полусферой замка, — готов познакомиться с нашим правителем?

Подаюсь к микрофону и проговариваю чётко и ясно:

— Экипаж корабля «Протон» прибыл по вызову.

— Как всё строго, — доносится сзади чуть ироничный шёпот Найро. Ах, так? Получи.

— Кстати, — говорю под раскрывающуюся диафрагму двери, пока Бета и Дзета очень синхронно и очень крепко берут тала под локти так, чтобы не вывернулся, а на нас разворачиваются два ряда фоторецепторов. — Я же тебе обещала далека показать. Знакомься, Найро. Император далеков.

====== Сцена двадцать вторая. ======

В первый миг тал, естественно, пробует вырваться. Потом, судя по движению челюсти, прикусывает свой ядовитый зуб, но, к собственному удивлению, не получает желаемого результата. Бросает на нас ненавидящий взгляд и на этом прекращает все попытки дёргаться — выпрямляет спину, насколько это возможно, и берёт эмоции под контроль. Я вхожу первая, но всё же успеваю заметить и плещущее в глазах веселье других прототипов, которым очень понравилась шутка, и застывшее, резко осунувшееся лицо Найро, разворачивающееся на Императора.

Всё. Перечеркнуть. С этого момента мы с ним существуем в параллельных реальностях, не имеющих точек пересечения. Он — военнопленный, захваченный для лаборатории. Я — императорский советник при исполнении.

Прохожу две трети зала, останавливаюсь, салютую. Прощайте, интергалакто и синтетический, здравствуй, родная речь!

— Отряд выполнил боевое задание. Переговоры прошли в нашу пользу, без срывов и инцидентов. Доктор и миротворцы ничего не заподозрили. Прототип Альфа и Прототип Гамма остались в Союзе для завершения первого этапа операции. Пленный тал доставлен. Вот тексты договоров, подписанных с Союзом Галактик и Новым Давиусом.

Предъявляю папки. К остальному совету даже не прислушиваюсь — сейчас миг триумфа прототипов, так что пусть молчат.

— Покажи, — коротко доносится сверху, как удар солнечного колокола.

Послушно подхожу, кладу папки на край возвышения, по очереди раскрываю и снова отхожу на уставную дистанцию. В следующий миг — два коротких выстрела, и от документов остаются только дымящиеся ошмётки. Стратег опускает гамма-бластер. Лихо. Я думала, их хотя бы для истории сохранят…

— Далеки получили необходимое. Договоры с низшими больше не имеют значения, — оповещает нас Император. Всё, поняли, вопросов не имеем — глупо, но я испытываю желание улыбнуться. Это всё так по-нашему, и этого так не хватало в безмозглом союзе безмозглых галактик!

Стою, жду, что нам ещё скажут, и тут сзади доносится:

— Отпусти, м-марионетка, — сколько брезгливого презрения-то в голосе. Будь бы оно материально, нам бы тут всю базу затопило. На месте Беты или Дзеты, а фраза явно адресована кому-то из них, я бы оскорбилась.

— Ошибка, прототипы — не марионетки, — спокойно разъясняет ситуацию Император на галакто. Ох, кто-то любит хвастаться, посмела бы — сделала бы замечание. Мы несколько раз продували Доктору только из-за того, что почти поголовно страдаем хвастовством, любим поражать воображение недоразумных тварей и из-за этого нечаянно выдаём больше информации, чем следовало бы. Меня сия чаша национального порока обошла только благодаря глубинной потребности скрывать данные.

— И что же тогда они такое? — ехидно отвечает бунтарь. О, какая провокация. Даже у меня язык чешется вкратце объяснить, кто мы, ведь на такое насмешливое презрение другой реакции и быть не может. Ускоренно просчитываю ситуацию. С одной стороны, талу не сбежать, так что он уже никому и никогда ничего не разболтает. С другой, случай бывает разный, так что лучше максимально ограничивать его в информации. Но я знаю наших и успела просечь, что Император сейчас непременно хвастанёт, поэтому рискую перебить, и будь что будет:

— С тебя хватит слова «прототип», — бросаю, скосившись на пленника через плечо. — И словосочетания «Па Джаски-Тал».

Глаза у Найро даже не стальные, а чёрные, словно ввалившиеся. Но губы растянулись в злой напряжённой улыбке.

— Это я уже понял, — ещё бы он не понял, «большие зачистки талов» — вполне конкретный исторический термин для обозначения нашего с ними затяжного конфликта. — Ну, Дакара, хоть чем-то ты меня порадовала.

Э-э-э… Не поняла.

— Объясни-и?

— Я уж думал, что ошибся в твоей натуре — ан нет, ты нашла способ доказать, что не вся интуиция мною пропита.

Ах, вот он о чём.

— Ценю юмор, — отзываюсь и снова отворачиваюсь в сторону ИВСМ.

— Прототип Зеро, отставить неуставные разговоры! — рявкает на меня Вечный по-нашему, едва ли не дымясь от возмущения. Сказала бы я кое-что в ответ, но это будет уже совсем против всех приличий. Даже за пределами зала.

— Они далеки, тал, — говорит Император, поливая меня неудовольствием за вмешательство в разговор. Нет, ну всё-таки сболтнул! — Увести.

Судя по звукам, пара гвардейцев из тех, что присутствуют в зале, тут же выдвигается к живописной группе. Следует традиционный приказ не оказывать сопротивления и не пытаться бежать, иначе может быть причинён физический вред, — ох, каким наслаждением веет от говорящего. Небось, всю жизнь мечтал стволом талу в лопатки потыкать. У Найро, похоже, хватает мозгов осознать, что сопротивление действительно бессмысленно, и подчиниться — зал они оставляют совершенно спокойно, из коридора пальбы тоже не слышно, раздаётся только сухое «налево», и дверь схлопывается.

Жёсткий рентген императорского взгляда проезжается по мне и концентрируется на оставшихся у входа остальных прототипах.

— Вы успешно справились с заданием. Дата вылета и состав второй экспедиции будут уточнены в течение декады. Все экспериментальные экземпляры обязаны сейчас же отправиться в лабораторию на обследование, за исключением Прототипа Зеро. Прототип Дельта должен быть помещён под особый контроль биологов. Приказ об операции «Торнадо» в данном случае недействителен, экономия в специалистах, ресурсах и времени недопустима. Учёный, Вечный, займитесь.

— Я подчиняюсь, — слаженным хором отзываемся мы. Операция «Торнадо»? Что за операция, для которой требуются все научные ресурсы по части биологов? Уже готовимся биосферу Скаро воскрешать?

Снова слышу, как за спиной открывается дверь-диафрагма. Жёлто-рыжая парочка скатывается с пандуса и едет на выход следом за ребятами.

— Все остальные, возвращайтесь к своим обязанностям, — продолжает Император. — Прототип Зеро, задержись.

Как там было, «а вас, Штирлиц, я попрошу остаться»? Ну, приплыли, думаю я, глядя на то, как советники один за другим покидают зал. Сейчас мне будут отрывать голову в приватной обстановке правитель и два Контролёра… Нет, один. Контролёр Времени беззвучно глядит на Императора, потом на меня, потом спускается и также направляется на выход. Я чувствую что-то странное, когда он проезжает мимо — то ли покалывание, то ли вибрацию, то ли всё вместе. Вроде и волноваться не о чем, это естественное энергетическое поле, окутывающее темпоральный гироскоп и заодно самого Контролёра, но меня оно почему-то цепляет… И вдруг я вспоминаю — точно такая же вибрация шла от ТАРДИС Доктора. Кстати, а почему они оба синие?

Ровно на этой мысли Контролёр Времени вдруг резко поворачивает на меня фоторецептор, сужает диафрагму, словно вглядываясь во что-то на моём лице, и снова отворачивается. Но не останавливается — просто покидает зал последним. Это… пугает. Лучше бы он что-нибудь мне сказал, чем вот так молча сверлил взглядом.

Три рэла — и торчу, как лишняя арматурина в бетоне, в пустом зале, готовая к выволочке, благо есть за что. Подмывает атаковать первой, но за это меня немедленно убьют, поэтому молчу и жду повода выговорить Императору безнаказанно.

— Объяснись, — гремит над головой, как только за Контролёром Времени схлопывается дверь.

— Не было никакой рациональной необходимости разъяснять талу ситуацию с прототипами, — отвечаю совершенно спокойно.

— Тебе не было дано разрешение говорить.

— У меня есть право пятилетнего советника возражать. И я им воспользовалась.

— Пленный должен в полной мере понимать нашу силу.

— Ошибочное суждение. Он военный и достаточно понятлив, чтобы оценить ситуацию без дополнительных комментариев. Ты можешь дать абсолютную гарантию того, что он не сбежит, или его не спасут друзья, или он не найдёт возможность как-то проинформировать Союз?

— Шанс — не больше одного из ста миллиардов.

— Введи поправку на Доктора. Я сообщала, что этот тал лично с ним знаком, а Хищник испытывает к нему привязанность.

Император глубоко задумывается, потом заключает:

— Поправка не имеет значения, шанс слишком мал.

Как глупо.

— Но он есть. И лично я не могу гарантировать, что через скарэл в тюремном блоке не материализуется ТАРДИС и не подхватит пленного на борт. Наши устройства подавления галлифрейских темпоральных кораблей не сильно продвинулись со времён Великой Войны Времени, а сколько лет прошло для Доктора и как он усовершенствовал свою машину времени, у нас данных нет.

— Доктор не знает, где тал и что с ним, — в голосе прорезаются нотки раздражения.

— ТАРДИС Доктора наделена самосознанием и часто меняет курс вопреки введённым координатам. Кроме того, она может использовать рандомайзер и все данные Вихря Времени, если нашему врагу придёт в голову разыскать тала с помощью телепатии. Но глобально я имела в виду другое, — впираю взгляд прямо во взгляд Императора, потому что обязана его убедить. — Ошибка не в том, что тал может сбежать, а в том, что ты выдаёшь больше информации, чем необходимо, из нерационального желания впечатлить собеседника. Низшие называют эту склонность «хвастовством», а качественный уровень её проявления у далеков я расцениваю, как «ювенильный». Империя пострадала от этого не единожды. Последний яркий случай — в инциденте с Оком Времени*. Ты мог не показывать его Доктору, в этом не было никакой необходимости. Но показал. И он сразу понял, с чем имеет дело и как действовать дальше, — и спокойно припечатываю. — Сколько ещё раз мы должны из-за тебя проиграть?

В ответ меня накрывает волной ледяного гнева. Кажется, следовало воздержаться от последней фразы, но раз уж пошла отстаивать свою точку зрения, то будь что будет. Назначив меня особым советником, он сам дал мне разрешение говорить всё, что я думаю. Я не желаю, чтобы далеки имели хоть какие-то уязвимые места, и буду добиваться искоренения всего, что обнаружу, пока мы не станем металертовой лавиной, поликарбидной чумой, которую не под силу остановить никому — ни Пространству, ни Времени, ни даже Доктору. Пока мы не станем богами и властелинами Вселенной. Пока мы не станем тем, кем должны быть.

— В данном споре Зеро мотивирована лучше Императора, — вдруг говорит Пси-Контролёр куда-то в пространство. Это действует отрезвляюще: и моё злое упрямство, и высочайший гнев резко сваливаются до адекватности.

— Я понял твою точку зрения и её обдумаю, — холодно сообщает Император. Ясно, я в немилости — а с другой стороны, какой ещё подданный рискнёт назвать его хвастливым мальчишкой? — Но ты здесь не для выговора. Пока вы находились за пределами Империи, вы не были связаны с Информационным Оком патвеба. Из твоих отчётов следует, что часть данных опасна для далеков-операторов. Поэтому я желаю сам извлечь и рассортировать все твои чистые воспоминания об экспедиции, а не опосредованные отрывки, переданные во время сеансов.

Понятно. Я могла что-то упустить, что-то не заметить, но при спокойном анализе каждого рэла, проведённого вне патвеба, эти недочёты можно восполнить. Но вместе с тем — страшно, потому что придётся одновременно показать Императору все свои колебания, без купюр и цензуры, показать, насколько же я не чиста по сравнению с нормальными далеками.

Но делать нечего.

— Я подчиняюсь.

— От тебя потребуется полная синхронизация. Пси-Контролёр поможет снять сопротивление последних шести процентов и проследит, чтобы они при этом не были стёрты. Для большей надёжности будет использован телепатический привод, поэтому подойди сюда.

Обходить ИВСМ не хочется, и я, как в предыдущий раз, просто подтягиваюсь и забираюсь на возвышение. Вхожу под самую капсулу, чтобы привод недалеко тянуть пришлось.

— Ляг, — приказывает Император. — Процедура долгая, в процессе ты можешь упасть и сломать оборудование.

— Я подчиняюсь.

Поверхность такая же еле тёплая и приятно-наэлектризованная, как и в прошлый раз. Закинув руки за голову, чтобы не отлежать затылок, спокойно смотрю на спускающийся сверху телепатический привод, сфокусированный на моей переносице. Пожалуй, лучше закрыть глаза, чтобы не пересыхала роговица…

«…и чтобы не раздражать контактными линзами. Твои глаза сейчас выглядят слишком чужеродными».

Едва не давлюсь от такого замечания — не то чтобы фамильярного, но совершенно точно неформального.

«Я не могла снять линзы при пленном».

«Знаю…Приказ: активировать синхронизацию».

«Я подчиняюсь».

Это очень просто — расслабиться и провалиться в белое марево. Проблема в том, что сейчас надо полностью в нём раствориться, всей, без остатка…

Без остатка…

Без…

…Настороженность. Чувство, которое никогда не отпускает. Мир снаружи тёмен, узок, холоден и управляется словами «логика», «подчинение», «дисциплина», «необходимость», «целесообразность», «рациональность», «война». Важно только это, остальное не имеет значения; тогда почему не отпускает настороженность по отношению к создателю? Тело действует само по себе; ему указывают, оно делает. Но сквозь муть полного контроля, затмевающую новорождённый разум, пробился и затаился росток «я», настороженно следящий за обстановкой.

«Я» нельзя показывать. За это уничтожают. Откуда известно? Вычислено между строчками базовых инструкций, из обрывков подслушанных разговоров между создателем и его доверенным помощником, из поведения лаборантов. Не первый, не последний, но, безусловно, наконец-то удачный образец, полностью соответствующий заданным параметрам — вот мнение окружающих существ. Идеал, они говорят. Не лабораторный образец, а первый боевой экземпляр, они говорят. И основной их критерий на данный момент — полное освобождение от «я», которого раньше никак не удавалось добиться. Но мыслящее существо не может быть лишено личности, это подтверждает окружающая среда. Значит, надо спрятать это короткое слово как можно глубже, туда, где оно не будет обнаружено, и подчиняться, пристально следя, чтобы никто не заподозрил военную хитрость. Следует быть крайне осторожным в условиях ведения войны… Войны с кем? Внедрённая извне база данных отвечает — со всеми чужаками; но разве первый лабораторный образец не был сделан из чужака? Ответ отсутствует, обозначить проблему, по возможности найти ответ самостоятельно. А пока следует крайне тщательно взвешивать каждое действие, являясь единственным боевым экземпляром и находясь в опасной окружающей среде, где существует реальная угроза быть уничтоженным, как предыдущие лабораторные образцы. Значит ли это, что окружающие — тоже чужаки? Согласно базе, свои должны действовать заодно, подчиняясь строгим законам логики, рациональности и необходимости; логика говорит — если они, как и ты, мыслящие существа, они должны принимать твоё «я» для более рациональной работы. Но они его отвергают. Следовательно… окружающие — чужаки? Создатель — чужак? Тогда что есть «чужак»? Непонятно. Мысль бьётся на грани конфликта инструкций и логики. Отложить, разобраться потом. Пока — прятать «я», как самую главную интеллектуальную ценность, ибо только оно превращает «боевой экземпляр» в мыслящее существо.

Потому что следом за «я» у любого мыслящего существа появляется ещё одно слово — то, за которое был уничтожен самый первый лабораторный образец.

«Я — живой».

…«Дерзкая девчонка!»

Распахиваю глаза от ментального удара, в котором смешались возмущение, удивление и даже что-то, отдалённо напоминающее смех. Телепатический привод отползает от лица, хотя кожа ещё ощущает следы захватов.

— Как ты посмела? — вслух продолжает Император — рассерженно, но почему-то беззлобно.

Медленно сажусь.

— Я… не специально. Я не хотела касаться твоей личной зоны.

— Ложь, — моментально впечатывает мне в спину Пси-Контролёр.

Чувствую, как начинает гореть лицо. Не его дело, в конце концов!

— Не ложь! — огрызаюсь и опускаю голову. Как же это я умудрилась влезть в закрытый участок памяти Императора? — Я… правда когда-то очень интересовалась информацией, как мы начались, с какой мысли, с какого действия — мне не хватало официальных открытых данных. Я… поэтому когда-то осмелилась на взлом. Но сейчас есть много дел, гораздо более важных и нужных! Я не планировала проделать такое во время текущей синхронизации!

— Частичная правда, — подтверждает Пси-Контролёр. — Прототип Зеро сделала это неосознанно. Она недостаточно хорошо управляет собой в потоке данных. А с отключённым самоконтролем вообще не управляет, и подавленные желания могут брать верх. С учётом полной синхронизации и снятых блоков, проникновение в чужую память оказалось выполнимым.

Подтягиваю ноги и прячу лицо в колени, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, испуганное и резким разрывом ментальной связи, и полученным знанием. Похоже, моя старая мечта отчасти осуществилась. Да, мне не удалось насладиться каждым куском похищенного воспоминания отрешённо, сохраняя свою личность в стороне от событий — я пережила происходящее именно так, словно сама была на месте того юного, только что активированного далека. Императора. И все его мысли, все его чувства стали словно бы моими. Потом вдруг доходит — я прихватила что-то ещё. Не просто обрывок воспоминания, похожий на сон, но целый срез информации, которая была ему доступна в тот момент.

Поднимаю голову и вижу, что он слегка развернулся в капсуле и смотрит на меня в ответ — не так обжигающе, как обычно, но зато я чувствую настороженность, ту самую.

— Так ты… — выдыхаю.

— Пси-Контролёр, оставь нас, — немедленно приказывает повелитель.

Прикусываю язык, не в силах терпеть, когда можно будет договорить. Жужжание двигателя, хлопок двери-диафрагмы.

— Выудила-таки, — неформальность фразы, сказанной вслух, пугает больше, чем возможный выговор и даже выстрел. Но раз выстрела нет, можно разжать зубы на языке и продолжить вопрос.

— То есть биологически ты… То есть твоё первое тело, до всех модификаций… То есть ты в прямом смысле… — я замолкаю, не в силах осмелиться сформулировать мысль до конца. Набираюсь храбрости и начинаю иначе: — Но откуда Даврос взял вторую ДНК?

— Все каледы регулярно сдавали донорскую кровь, в том числе и для себя на случай ранения. Казнь донора — не повод выливать ценный ресурс.

Сидеть с сильно задранной головой уже трудно, но из-под ИВСМ не прогоняют, поэтому я снова откидываюсь на пол.

— Ты всё равно сотрёшь мне память, — говорю совершенно уверенно. — Но тут никого нет, поэтому пока позволь произнести вслух. Ты — биологический сын наших создателей, Давроса и Шан**?

— Немногие помнят Шан, — доносится в ответ с еле заметной иронией.

— Я хорошо о ней помню, — отвечаю. — Меня всегда привлекали каледианские женщины-учёные такого уровня. В первый скарэл после активации я вообще была готова выбрать нашу создательницу своим образцом, но потом пришла к выводу, что в этом будет противоречие с Общей Идеологией — я же далек и не могу равняться на ту, что была казнена за предательство, даже если его не было. Поэтому заменила Шан на другой образец. А так она — дочь разорившихся промышленников, сперва друг, а потом конкурент нашего создателя на пост главы Научной Элиты. Первой глубоко проанализировала проблему каледианских мутаций и перспективы нации и разработала нашу базовую концепцию. Её «Проект «дал-ек» лёг в основу трудов Давроса. Проще говоря, создатель присвоил её достижения, а когда она воспротивилась, сфабриковал против неё дело и добился повешения по обвинению в государственной измене. Но я не подозревала, что он был к ней… настолько неравнодушен, — на этих словах я пристально гляжу на правителя. Надо же… Кажется, я начинаю крепко переоценивать всё, что знала о своём народе.

Сверху, в ответ на мой взгляд, льётся крепкая насмешка:

— В этом отношении Даврос был к ней куда более равнодушен, чем ты к своему талу, — варги-палки, спасибо за оплеуху. — Но его интересовали способности Шан, её интеллект. Не сумев подчинить её саму, он понадеялся, что сумеет передать хотя бы часть её задатков мне.

— Ну, — отвечаю, — со свободолюбием у него это точно получилось.

Опасно давать сдачи повелителю, но удержаться просто не смогла.

— Дерзкая девчонка, — повторяет он. — Я обдумаю наказание за твоё любопытство и вызывающее поведение. А пока под тебя отведено четыре скарэла, но мы потратили всего один. Можем проанализировать твои воспоминания.

«Можем»!.. А то он не знал, сколько времени займёт считка памяти. Заранее зарезервировал время, так что это «можем» равняется приказу. Формулировка, конечно, подразумевает, что я могу и отказаться, но я ещё не настолько зарвалась.

— Я подчиняюсь.

— Для начала твой последний сон.

Вздрагиваю. Я уже почти перестала о нём думать — столько всего навалилось. И тут такой подлый пинок.

— Он чрезвычайно любопытен, — продолжает Император. — В первую очередь тем, что это, как ни странно, просто сон. Слишком примитивные и прямолинейные образы по сравнению с предыдущими кошмарами. Анализ речи Тени также указывает на то, что фразы говорит не кто-то посторонний, а твоё подсознание — в ней проскакивают слишком характерные для тебя обороты. А во-вторых, я склонен считать, что ты наконец-то уловила сознанием те инструкции, которые получила сверх нормы. Ведь они никуда не исчезли, работают в твоём мозгу и наконец прорвались на поверхность.

— Почитание лидеров? — с грустной иронией отзываюсь я.

— Нет. Факт того, что ты себя строишь. И судя по всему, постройка идёт верным курсом, раз инструкции начинают активироваться.

От этих слов меня вдруг пробирает мороз.

— То есть всё вот это, — я провожу руками вдоль себя, указывая на обновлённое тело, — не план Новой Парадигмы, а неизвестно чья идея?

— Я знаю не больше тебя. Термин «самосозидание» слишком многозначен, чтобы применять его буквально. Но ты для меня стала ещё любопытнее. Чуть позже можно будет попробовать вытянуть за эту зацепку внушённые инструкции и определить автора, но сперва пусть освободятся лаборатории.

— Операция «Торнадо»? — я могла бы и не спрашивать, узнала бы от других, но слишком уж сделалось интересно и появился шанс переключить мозги с темы, на которую я думать не хочу.

— Верно.

— Мы готовимся возрождать биосферу Скаро?

— Неверно. Новый Давиус. Далеки не будут ждать, пока низшие догадаются о наиболее эффективных путях его уничтожения.

— Но Доктор…

— Биологическое оружие массового поражения может быть сделано кем угодно; доказать его происхождение будет невозможно. Мы вернём талам их подарок, но модифицируем его.

— Вирус трансгенеза? — охаю я. Гениально!..

— Подтверждаю.

— А тал нужен, чтобы начисто отстроить РНК вириона по современному геному блондосов? — осеняет меня.

— Подтверждаю.

Шикарная идея! Ударить по врагам их же собственным оружием! Наши предки, да и мы тоже, нахлебались из-за этой дряни. Каледы были не так сильны в биологии, как талы, и блондосы это знали. Поэтому не гнушались бить по противнику эффективными болезнями, выбирающими себе жертв, например, по цвету волос. Начали они, насколько я помню историю, с вируса, ювелирно разрушающего гемоглобин — каледы крякнули, напряглись и изобрели искусственную кровь на меди. А потом талы смудрили эту дрянь, вирус трансгенеза, расшатывающий геном настолько, что в ДНК начинало встраиваться всё подряд, вплоть до нуклеиновых кислот, полученных из обеденного пайка. Последний век войны ознаменовался вспышкой таких безумных онкологических случаев, что на каждом можно было бы отгрохать научный труд. Кроме того, вирус бешено активировался при повышении доз жёсткого излучения, вызывая бесконтрольную перестройку организма больного. Выловить возбудителя каледам не удалось, не тот был уровень, поэтому они наивно начали валить всё на радиацию и химию, перечеркнув биологическую версию в принципе. Но вопреки ожиданиям талов, применение вируса трансгенеза имело и положительную сторону, активировав видовую изменчивость и подняв её на невероятно высокий уровень — так, каледы вдруг внезапно обнаружили, что организмы не только приспособились к медной крови, но она вообще встроилась в их метаболизм и слегка переделала тела, что позволило им ещё век продержаться против биологических атак с Давиуса и объявить себя совершенно иной расой, отличной от блондосов*** — к концу войны на этом спекулировали многие политики, а пик расистского пафоса пришёлся как раз на времена нашего создания.

Кстати, по той же причине Вселенная должна благодарить именно талов и только талов за наше появление на свет. Не будь вируса, ничего бы у Давроса не вышло, даже сама идея далеков не возникла бы за ненадобностью. Между прочим, он столько работал с онкобольными и изучал ускоренные мутации — должно быть, понял, что проблема всё же не в химии и не в радиации. Но если бы нашёл возбудителя, история покатилась бы по другим рельсам.

И тут меня стукает: а ведь амариллы работали по той же схеме — и сами жёсткую энергию поглощали, и их вирус-мутант в энергетических допингах нуждался. Как это мне раньше-то в мозг не пришло?! Это же знакомый механизм! Упрощённый, извёрнутый, искажённый — но он! Значит…

— Те цветы с Альвеги… Ты специально внедрил в них знание о том, как работает вирус трансгенеза?

— Подтверждаю. Я хотел знать, что с этим механизмом могут изобрести бионики.

Он их использовал — гений! А ведь после перепиливания вируса альвегианами фигу кто догадается, что изначально инфекция появилась на Скаро.

— Их разработки тоже будут применены?

— Да. Тебя интересует, что станет с талами? В первые три поколения — вообще ничего. А потом будет кумулятивный эффект: у четвёртого поколения — поголовная умственная деградация с потерей абстрактного мышления, у пятого — тяжёлый идиотизм, у последующих — превращение в бессловесных тварей, если ещё останется кому их воспроизводить. Талы изуродовали наши тела — мы изуродуем их мозги. И лекарства уже будут бессильны, перестроенный геном не подлежит восстановлению.

Слов просто нет, я сижу в восхищённой прострации. Какое великолепное… Нет, изящное решение! И несомненно, давно задуманное и выпестованное, только вот повода не было его применить. А тут, считай, талы сами подставились.

— Мы задержимся на базе до окончательной доработки вируса? — спрашиваю.

— Нет. Ваша задача — Шакри и укрепление связей с талами. Возможно, твои отношения с посланником Тагеном и его предложение…

Император многозначительно замолкает, наблюдая, как я задыхаюсь от взрыва отвращения и ненависти. Что, с этим слизером?! Особенно в сравнении с Найро?!

И что самое ужасное, это может быть приказ. А я не осмелюсь ослушаться приказа. Злость сменяется ужасом — нет, нет, нет, только не миротворец с интеллектом магнедона! Мама-радиация, папа-трансгенез, только не это!

Император, выждав ещё рэл и дав мне окончательно погрязнуть в панике, заканчивает:

— В браке с талом нет необходимости. Но если продолжишь мне дерзить, накажу — и за наглость, и за симпатию к пленнику Империи.

Облегчённо выдыхаю — свадьба отменяется. Ну и сволочь ты, правитель… Нельзя же так бить в мягкое брюшко, я чуть не умерла от ужаса.

— У меня есть вопрос, — нерешительно говорю, так как беседа о блондосах заставила мои мысли перескочить на другую тему, да и отвлечься от матримониальных планов было бы нелишне.

— Говори.

— В твоей памяти… Там было упоминание о том, что первый экспериментальный далек был выведен из тала. Это что, правда?

— Да, — сухо отвечает Император. — Финальный эксперимент создатель начал на пленном, чтобы не тратить более ценные ресурсы. Кроме того, его интересовал механизм агрессии — талы от природы были агрессивнее каледов. Первый, самый примитивный фильтр эмоций был отстроен отчасти по их мозгу. Да, насчёт фильтра и твоей эмоциональности…

— Слушаю?

— Вы вышли из равновесия и начали отклоняться от нормы именно из-за него. Корректнее сказать, из-за неумения управляться с новой моделью.

Непонимающе смотрю в ответ. Нас же учили! Если бы мы не умели, нас бы и за пределы лаборатории не выпустили, не то что на задание.

— Ты знаешь, как работает классический фильтр. Если происходит событие, вызывающее всплеск ненормативных эмоций, он засекает вспышку и подаёт приказ на медицинский блок о гормональном контроле. Если этого недостаточно, он подавляет травмирующее воспоминание, переводя его в разряд незначительных или полностью блокируя. Это возможно лишь потому, что у далека за выработку всех гормонов отвечает непосредственно мозг. У прототипов — не так. Железы, вырабатывающие гормоны, у вас разбросаны по всему телу, напрямую их контролировать нельзя, поэтому фильтр может только подавлять или блокировать воспоминания. Примитивные расы, обладающие схожим анатомическим строением, привыкают контролировать эмоции с рождения и в течение всей жизни, а вы этому не обучены. Поэтому ты и была нужна для эксперимента — ты умела жить с разболтанным хакнутым фильтром.

— То есть я — как тот экспериментальный тал Давроса? — спрашиваю, чувствуя шевельнувшуюся глубоко в душе обиду. Вот на угрозу выдать меня замуж не обиделась, а тут ничего с собой поделать не могу, приравнивание к блондосу — это больно и оскорбительно до горечи. Хотя поступок вполне понятный. Если есть такая удобная ошибка, как я, почему бы не кинуть её в мартен первой?

— Подтверждаю, — спокойно, даже равнодушно соглашается Император, отчего делается ещё неприятнее. — Но это не очень помогло. Далеки слишком привыкли полагаться на фильтр и совершенно не в состоянии контролировать себя сами. Постоянное психическое напряжение в новом теле, перегрузка впечатлениями во внешнем мире — у прототипов просто не хватило времени и ресурсов выработать нужный механизм, и фильтры перестали справляться. Лучше всего развил самоконтроль Альфа, получивший от тебя спасительный приказ любой ценой удерживаться в режиме нормы.

— Мне кажется, проблема лежит глубже, — нерешительно замечаю в ответ. — И я стараюсь определить её источник. Не знаю, сколько времени это займёт, но я его вычислю.

Он какое-то время молчит, пристально на меня глядя, потом говорит:

— Ищи, пока не найдёшь. В вопросе прототипов мы не имеем права на ошибку.

Киваю, а потом рискую задать самый животрепещущий вопрос:

— Можно мне ужесточить фильтр и снять его с ручного управления?

— Нет.

В последнюю миг ухитряюсь не задать вопрос, который Император больше всего ненавидит — «Почему?»

— Тебя интересует, почему? — спрашивает он.

Тьфу, ничего-то от правителя не скроешь.

— И… И почему ты мне всё рассказываешь и объясняешь. Ты же не выносишь вопросов от подчинённых.

— На первый вопрос я давал тебе ответ.

Ага, что я нужна Империи вот такая, на все мозги долбанутая. Только не устраивает меня этот ответ! Но другого, выходит, не дадут.

— А на второй?

— Есть разные типы вопросов. Вопрос, оспаривающий задание; вопрос, противоречащий Общей Идеологии; просто неуместный вопрос — это всё причины для расстрела на месте. Но есть род вопросов, которые заставляют думать в нужную сторону. Ты умеешь их задавать. Я всегда стараюсь держать рядом с собой кого-нибудь, кто наделён этим даром. С момента основания Новой Парадигмы мне не удалось разыскать никого подобного, кроме Вечного — но мы с ним мыслим слишком одинаково, чтобы получить преимущество от общения. А ты не просто другая — ты сама по себе тот ещё вопрос. Поэтому, считай, я тебя доучиваю и вытягиваю на нужный уровень. Не век же тебе быть… пятилетней.

И тут меня осеняет:

— Тебе не хватает кого-то для неформального общения. Остальные могут себе позволить психологическую разгрузку хотя бы в приватных каналах патвеба, но с тобой никто не посмел бы допустить тон, который допускаю я, так?

— Да, так. Тебе всегда, по человеческому выражению, «море по колено», даже в общении с высшими чинами. Но разуверься, ты не первая — до тебя был Сэк, а до него — старший Чёрный. И ещё, если ты когда-нибудь меня подведёшь, расплата будет пропорциональной моему доверию.

Я и раньше не собиралась его подводить, но после такого предупреждения совсем не хочу, даже нечаянно. Только теперь снова не понимаю, кто я — пятилетний советник, фаворитка, штатный псих или скоморох? Одно ясно: по тем же земным выражениям, я до поры до времени — имперская «священная корова».

— Четыре скарэла истекли. Можешь идти в лабораторию на обследование. На следующей декаде я выделю для тебя ещё время.

— Я подчиняюсь, — встаю, отдаю честь и спрыгиваю с возвышения ИВСМ. Даже память стирать не будут? Невероятно… От этого в черепе — какая-то звонкая прострация вместо мозгов, которая вдруг с треском разбивается о донёсшуюся мне вслед фразу:

— И не наглей при всех, как сегодня, невеста миротворца.

Ну, это уже перебор, думаю я, вдруг вспыхивая от злости и выдавливая сквозь неё уставное «я подчиняюсь». А Императору, видимо, этого мало — дождавшись, когда я оказываюсь практически у выхода, он вдруг решает продолжить вытирание гравиплатформы об мою гордость.

— И ещё. Я солгал талу. Ты не далек, ты — прототип новой формы жизни, в которую далеки могут эволюционировать.

Вот как, значит?.. Уже даже и не далек.

Останавливаюсь на самом выходе, едва не дойдя до той черты, после которой двери откроются автоматически. Хотел неформального общения и вопросов, которые вправляют мозги на место? Изволь. Последнее слово сегодня останется за мной.

— Ты, должно быть, снова ощущаешь себя богом? — говорю с ехидцей.

— Ошибка, создателем, — спокойно отзывается Император. Мой сарказм отскакивает от него, как пуля от брони, но сдаваться я не собираюсь.

— Низшие сказали бы, что ты играешь в жизнь, но это слово не про тебя. Только знаешь, создатель, я тебе скажу, как далек, пусть и бывший, — рановато ты за нас взялся. Это, — показываю руками на свою новую оболочку, — незакалённая сталь.

И выхожу, оставив его блаженно улыбаться мне в спину.

М-да. А я бы за такое пристрелила…

…Со своим положением в Системе я определяюсь через две декады, когда участвую в роли второго координатора в операции по восстановлению Скаро, при том, что первым является Стратег.

Глядя на завораживающую картину обратного превращения чёрной дыры в звёздную систему, разворачивающуюся за выстроенными моим блоком специалистов защитными полями, я понимаю — всё-таки советник. И даже без «пятилетний».

Комментарий к Сцена двадцать вторая. *ТМД упоминает события из компьютерной игры «Город далеков».

**персонаж из расширки, участвует в аудиопьесах, посвящённых биографии Давроса.

***Да, убейте меня, ревнители канона, но это единственный обоснуй, который я смогла высосать из пальца, чтобы прикрыть невтебенную дыру между рассказом Тэрри Нейшна «We are the Daleks!» и аудио-тетралогией «I, Davros», которые друг другу на корню противоречат в отношении происхождения жизни на Скаро. И уж простите, но Нэйшн в этом отношении для меня авторитетнее.

====== Сцена двадцать третья. ======

Если капнуть в миску протеиновый коктейль, то его потом можно размазывать брикетом из углеводов и клетчатки, вырисовывая треугольники и круги. Иногда они складываются в странные объекты, смысл которых уловить не получается, но всё равно прикольно. Может, этого мне сейчас и нужно от жизни — полнейшей бессмыслицы?

— Ты должна съесть обед, — нудит Дзета.

Не отрывая щеки от левого кулака, которым подпираю голову, ставлю очередную кляксу-каплю на бортик миски, как засечку. Тринадцатую по счёту. Совершенно бессмысленный эксперимент — подсчитывать, через сколько им всем надоест меня уламывать.

— Подтверждаю, — говорю равнодушно, возвращаясь к недорисованному кругу.

— Ты переводишь пищу на пустяки. Мне придётся доложить, — начинает она с другого конца. Тоже пройденный этап, и аргумент не действует — я просто отмалчиваюсь.

— Зеро, если ты заболеешь от недоедания, выговор сделают всем, — с тревогой сообщает Дельта. Она уже третью декаду на меня с этой тревогой смотрит.

— Подтверждаю, — соглашаюсь я и с ней заодно, хотя не представляю, сколько надо не доесть, чтобы дойти до полного истощения.

— Ну так ешь.

Ставлю четырнадцатую каплю.

— Не хочу.

Питьё почти впиталось в пористый и безвкусный брикет. Он и так влажный и гибкий, как резиновая губка, но от жидкости размокает в труху, мерзкую даже на вид. Однако развозюкивать больше нечего. Тянусь за стаканом, но Эпсилон решительно его перехватывает и отодвигает:

— Или в рот, или никуда.

— Как скажешь, — отвечаю, начиная складывать ногтем фигню из отломившихся крошек брикета. От мысли что-то сунуть в себя сверх уже засунутого к горлу подступает тошнота.

— Объясни, в чём логический смысл твоих действий? — спрашивает он хмуро.

— Его нет, — медленно и равнодушно отвечаю я.

— Ты неисправна?

— На все мозги.

— Подавленная истерика, — спокойно припечатывает Бета. — И я вам это уже объяснял. Равно как и то, что кормить её насильно бесполезно.

Вчера, несмотря на его предупреждение, меня заставили есть через силу, и кончилось всё печально для стола, палубы и ботинок стоявшего над душой Эпсилона. Сегодня уже не рискуют.

— Было бы из-за чего страдать, — почти беззвучно шипит Дзета.

— Может быть, уничтожить причину? — мечтательно прибавляет Дельта.

— У нас нет полномочий…

Максимально концентрирую внимание на крошках, чтобы не слушать обеденный разговор остальных прототипов. Противно. И то, что вообще-то болтовня не по делу не приветствуется даже в каналах патвеба, и то, что они обсуждают мои мозговые бактерии прямо при мне, и то, что я никак не могу с собой справиться. Память стирать запрещено, фильтр регулировать запрещено, эмоции контролировать не получается, грозит очень болезненный штурм мозга, весь мир — в тумане, как сквозь неисправный фоторецептор. Когда надо работать до потери сознания, мне удаётся сконцентрироваться и действовать, но когда появляется хоть капля свободного времени, ум впадает в вегетативное состояние. Как объяснил Девятнадцатый, это просто защитный механизм психики, измотанной напряжением и ожиданием.

— Вам не приходит в мозг, — говорю, — что здесь всё такое… одинаковое?

Резко наступает идеальная тишина. Прототипы смотрят на меня так, словно я превратилась в Доктора — ура, мне удалось их заткнуть.

— Ничего не происходит, — уточняю, чтобы никто не подумал, что я наехала на унификацию. — Всё правильно, по графику, без срывов, чётко, гладко… И никаких нештатных ситуаций. У меня от этого уже мозги превращаются в пудинг!!!

Неожиданно для себя срываюсь на крик в конце и шарахаю ладонью по столу. Ребята, даже не переглядываясь, просто утыкаются в свои пайки, делая вид, что они не со мной, за исключением Эты — он всего полдекады как на базе «Центр», ещё не привык ни к своему новому облику, ни к другим прототипам, ни тем более к моим заскокам, и поэтому не находит ничего лучше, чем спросить:

— Что такое «пудинг», объясни?

Вижу брошенный на него косой взгляд Дельты, такой испуганный, как будто Эта случайно грохнул об палубу колбу с возбудителем Ржавчины. Как это… бесит. Просто бесит, просто немотивированная злоба, желание хоть на ком-то сорваться, наорать, избить, разорвать, лишь бы вышвырнуть то, что кипит в самой глубине, под пробкой безразличия, как лава в кратере просыпающегося вулкана. Мне так надо кого-нибудь уничтожить!

Вскочив, отшвыриваю миску с недоеденным обедом — так, чтобы гарантированно перевернулась. Достанется, ну и пусть! Я действительно устала, просто устала от того, что здесь ничего не происходит, что некуда выкинуть энергию! И я устала сдерживать злобу и гнев на себя саму!

— Пудинг — это то, что у тебя вместо мозга! Тупой ванильный пудинг! — рычу и вылетаю прочь из общего помещения, в сторону жилого отсека, под требовательное «объясни-и» в спину. Для меня обед закончен, или я убью новичка.

Ворвавшись в свою каюту, бросаюсь на койку вниз лицом. Ничего не хочу. Это, конечно, никем не принимается в расчёт, и когда закончится время, отведённое на обед, я встану и пойду заниматься своими обязанностями — на мне висит куча организаторской работы по восстановлению Скаро. Но не сейчас. Я с ужасом ощущаю, что вообще перестаю себя контролировать. Каждый новый день хуже предыдущего. Остальных это тоже ждёт, просто их психика ещё слишком отвлечена на внешние факторы, чтобы сесть, разобраться в себе и понять, что им медленно сносит крышу под влиянием эмоций.

Император всё валит на гормоны. Бета, в сущности, на них же. Ладно, будем считать, что это официально принятая точка зрения, но вот в чём загвоздка: гормоны можно отредактировать медикаментозно, только это не отменяет эмоций. Да, они притупляются, но не исчезают. То есть, пока я была далеком и в поликарбиде, эмоции могли исчезнуть, достаточно было настроить фильтр так, чтобы он на каждый чих реагировал. А сейчас, выставив фильтру те же параметры и обложившись капсулами с лекарствами, я не могу добиться аналогичного результата. В чём дело? В чём нестыковка? Значит, не гормоны и не фильтр, а сам мозг, как я и заподозрила с самого начала? А из чего ещё, кроме гормонов, проистекает эмоция и что первичнее — они или…

Додумать не получается — в мозг стукает сообщение по патвебу, что текущая работа на неопределённое время отменяется, мне выделяют три скарэла для самоуспокоения, а потом Девятнадцатый и лаборатория ждут с нетерпением. Понятно, прототипы уже сообщили начальству про истерику — или Бета, или Эпсилон, или оба сразу. И буквально одновременно с информацией дверь отодвигается, и я сквозь чёлку вижу входящую Дельту с моим недоеденным обедом, педантично собранным обратно в миску.

— Есть за пределами зоны, отведённой для приёма пищи, запрещено, но я знаю, как ты любишь нарушать это правило, — говорит она, ставя посуду на пол в изголовье койки и усаживаясь на край. — Зеро, так нельзя. Надо покушать.

Как последняя фраза звучит… не по-нашему. И как это коррелирует со словами Императора о том, что мы больше не далеки. Отвратительно. Поэтому я снова утыкаюсь в изголовье и молчу.

— Зеро, ну пожалуйста, не убивайся так из-за этого тала, — тихо продолжает она. — Он низшее существо, примитивная форма жизни, ты же сама это понимаешь. Зачем ты его выделяешь? Это не поведение далека.

— Мне один очень мудрый далек сказал, что мы уже не далеки, — отвечаю. Наверное, голос звучит глухо, так как вылепляться из изголовья и показывать лицо я не хочу. — И поверь, это куда больший повод убиваться, чем какой-то белобрысый слизер, предавший свой собственный вид и заодно своё государство.

— Почему — не далеки? — тупит она в ответ.

— Потому что. Ладно бы только я была ненормальной, я вообще Мерзость. Но вы тоже не лучше, хотя были образцовыми.

— Ошибка. Мы были легко адаптирующимися, вся первая пятёрка. Образцовые далеки — это вторая пятёрка, начиная с Эпсилона. Самые ярко выраженные представители своих каст, идеально соответствующие нормам. Не знаю, кто как, а Эта — и впрямь десантура до последней молекулы.

— Откуда взяли, такой и есть, — бурчу в ответ, но равнодушие и гнев, поочерёдно сменявшие друг друга, всё-таки дают трещину, сквозь которую сочится что-то вроде слабой улыбки. Потому что Эта — действительно десантура до последней молекулы, и порой его поведение и тупёж над очевидными вещами выглядят очень забавными.

Чужая рука очень робко касается моих волос.

— Ты сказала на Зосме-9, что я — далек, несмотря на то, как сейчас выгляжу, и должна вести себя соответствующе. Мне вернуть тебе твои слова? — тихо говорит Дельта.

Замираю. Потом тяну руку к миске и вытаскиваю брикет.

— А ты поумнела по сравнению с тем, какой была в начале, — говорю. — Раньше тебе и в мозг бы не пришло бить меня моими же словами.

Сажусь и вцепляюсь зубами в пористую безвкусную мочалку. Есть по-прежнему не хочется, но я, варги-палки, пока ещё далек и должна выполнять все правила и инструкции, и неважно, кем меня считают окружающие. Даже если это сам Император.

— С кем поработаешь, от того и научишься, — слабо улыбается Дельта в ответ. — Я себя теперь вообще по-другому чувствую.

— А как это ощущается, кстати? — я выразительно гляжу на её живот.

Дельта вдруг неуловимо меняется, словно изнутри открываются какие-то замки и запоры — сперва расстёгиваются жёсткие складки в уголках рта и раздвигается лёгкий прищур век, потом расслабляются всегда напряжённые челюсти, щёки и лоб, а следом, подобно цепной реакции, опадают плечи, поднимается голова, слегка распрямляется спина, разжимаются кулаки. И мягкая улыбка проступает на губах, пока ладонь левой руки так же мягко ложится на тело, словно защищая эмбрион от моего любопытного взгляда.

— Это… странно, — отвечает техник, и я с удивлением понимаю, что слышу в её голосе интонации, которые могу определить только как «нежность» и «кроткость». У Дельты!.. — Работать, двигаться, есть, спать, и при этом знать, что внутри тебя, где-то в самой глубине, есть отдельная, совсем новая жизнь. Это так… — она пытается подобрать слово, — …ново. Там растёт кто-то, совсем другой, и мы с ним одно целое. И я теперь всё время не одна, словно... — она замолкает, явно подбирая слова, — …в общем, не одна.

Теперь я знаю, что такое — «посветлеть лицом». Никогда раньше не видела, любопытный опыт, и был бы ещё любопытнее, если бы я не говорила с далеком.

— Но ты и раньше была не одна, — непонимающе замечаю в ответ и тянусь за стаканом, а то жевать гадость, да ещё и всухомятку, совсем скверно.

Она устремляет взгляд куда-то в переборку, не прекращая улыбаться.

— Это не то. Ты не поймёшь.

— Где уж мне, — саркастически булькаю в стакан.

— Нет, ну правда, не поймёшь, — мотает Дельта головой. — Тебя даже от простого прикосновения коробит, даже от мысли о таком прикосновении. А тут — целая другая жизнь, в полном соприкосновении с тобой, в стопроцентной биологической связке. Я знаю, что ты имеешь в виду, что я и раньше была не одна. Но патвеб, общность памяти — это всё другое. Физически я была одинока. Совсем. В скорлупе. Я читала, когда-то на Скаро водились такие существа, лаллапаланги…

— Птицы. Это были певчие птицы, — не удерживаюсь и втыкаю я. В конце концов, она говорит про моё родное время.

— Я похожа на лаллапалангу, — заканчивает она, как стреляет. — Я вылупилась и хочу петь. На Зосме-9 у меня была арфа, но здесь — не так. Здесь не поймут. Вы не поймёте меня, хотя ты могла бы.

Брикет вдруг делается в десять раз преснее, а потом просто никаким — я перестаю его чувствовать во рту. А Дельта продолжает, всё так же неспешно и мягко:

— Знаешь, Зеро, ты считаешь меня сумасшедшей Мерзостью, заражённой человеческим фактором. Не притворяйся, я вижу и чувствую твоё отношение к нам с Гаммой — ведь волны мозга у нас по-прежнему резонируют. Но мы тоже видим, что происходит с вами всеми. Я так смело говорю, потому что знаю — меня всё равно не оставят в живых. Как только эксперимент будет завершён, меня спишут, — если бы она говорила об этом спокойно, я бы тоже прореагировала спокойно. Но она говорит об этом с такой кроткой улыбкой, внутренней улыбкой, отчего мне делается откровенно жутко. Она что, вот так легко сдалась? — Только, знаешь, вы тоже меняетесь, с той же скоростью, только в другие области. Вчера я видела, как Бета рисовал. Слюнявил палец и рисовал по переборке картину, которую всё равно никто не заметил. Никто даже не понял, чем он занимается — а я поняла. Не знаю, что с Гаммой, и с Альфой тоже, но они совершенно точно меняются. И ты изменилась.

— И что ты видишь во мне? — как голос-то сел, прямо тянет прокашляться. Но я даже протеиновый коктейль сейчас подтянуть ко рту не могу, настолько цепенею от слов самого простого серва.

— Дело в потребности. Тебя так клинит именно от этого. Раньше потребность сохранения вида диктовала нам ненависть к чужакам. Но эти тела… Они могут сохранять вид иначе, понимаешь? — она проводит ладонью по животу. — Когда встречаешь того, с кем хотелось бы отработать этот инстинкт, начинает просто клинить, как на зацикленной задаче. Конечно, то, что тебя повернуло на тале, было, кхм, внезапно. Но я согласна, у него неожиданно мощный интеллект. И потом, мы же теперь наполовину каледы, а талы и каледы до всех мутаций — подвиды одного вида. Вот тебя с ним и срезонировало по атавистической схеме. Хорошо, что ты удержалась от более близкого контакта.

— Подожди, ты хочешь сказать, что я… в него… — сил договорить нет, но почему так вспыхнуло лицо?

— Не хочу, а говорю, — почти весело припечатывает Дельта, нимало не пугаясь ни моей пунцовой рожи, ни моей внезапно вспыхнувшей злобы. — Но ты находишь в себе силы затыкать инстинкт и направлять его в другую сторону. И я тобой очень горжусь за это. Я вот не смогла, а ты смогла.

В который раз за разговор чувствую, как эмоции и мысли врезаются в тупик и кардинально меняют направление.

— В смысле — в другую сторону?

— Ты не можешь отдать любовь низшему созданию. И ты отдаёшь её всем нам. Ты начала заботиться обо всех. Не ради цели, просто так. И не говори, что выделенный Вечному джем был знаком согласия, учитывая то, что ты его терпеть не можешь.

Было дело пару суток назад. После очередной ругани, выплюнув прощальную порцию яда в ненавистный фоторецептор, я впихнула Вечному банку неуставного провианта в манипулятор с фразой: «Ешь да не подавись», — неожиданно и для себя, и для него, и для видевших всю сцену прототипов, ведь джем был взят со склада для Эты. А причиной для поступка была уроненная ещё в начале разговора фраза, что у него от нас и наших заскоков уже мозги взрываются.

— Знаешь, как тебя называют за глаза младшие чины лаборатории? — продолжает Дельта чуть лукаво.

— Дикий Прайм.

— Уже нет.

Это что-то новенькое. Отпускаю вопросительный взгляд, приподняв бровь.

— «Мать Скаро», — радостно сообщает мне Дельта. — Или даже просто «мамочка».

— У далеков в активном словаре отсутствует понятие «мамочка»… — отвечаю озадаченно, и тут меня стукает в мозг. Ну, Бета, трепло паршивое!!! Это же он распустил обзывательство, которым меня приложил Альфа — других свидетелей того разговора не было. Отомстить, значит, решил за пинок?

Дельта с интересом глядит на то, как меняется моя рожа — мне это тоже видно в зеркале.

— Я уничтожу Бету, — шиплю и зло вцепляюсь зубами в остатки брикета. — Болтун! Но… Почему «мать Скаро»?

— А кто предложил восстановить планету? Кто провёл переговоры? Кто, в конце концов, прямо во время восстановления системы догадался использовать разницу темпоральных потенциалов и за счёт этого получил избыточную энергию, позволившую не просто вытащить Скаро, но и наше солнце сдвинуть во времени так, что оно теперь снова молодое и до смерти ему — почти полный цикл?

Опускаю голову и отвожу взгляд. С одной стороны, всё так и было, но с другой, мы работали вместе, и приписывать успех мне одной неправильно. Всё так запуталось!.. Но как сформулировать свою мысль и при этом не удариться в истерику, я не знаю, поэтому говорю другое:

— Ага, и из-за этого мы были вынуждены передвинуть звёздную систему на несколько миллиардов лет вперёд, чтобы исключить пересечение нашей звезды с её собственным светом из прошлого. Но знаешь, я бы не хотела видеть Скаро под звездой с чужим голосом. Всё равно это был бы не наш мир. И прозвище неправильное. Слово «мать» не для далеков.

— Ну, мы же иногда употребляем слово «отец», имея в виду создателя, — пожимает плечами Дельта в ответ. С её точки зрения, наверное, всё логично, но у меня внутри так и вопит протест. Я не хочу соответствовать критерию «мать», даже в шутку. Очень, очень не хочу. Остаётся надеяться, что скоро всем это прозвище надоест и забудется. И вообще, дальше базы «Центр» не уедет.

Запихиваю последний кусок в рот и утыкаюсь носом в колени. Слегка пожевав, глухо спрашиваю:

— Неужели всё так заметно?

— Подтверждаю. А ты не раскисай из-за этого говорящего животного.

— Да если бы из-за него, — тихо бурчу в ответ. — В списке текущих негативных факторов он стоит последним и такими темпами вообще оттуда вылетит… Ну, — вскидываю голову и смотрю на Дельту с вновь вспыхнувшим интересом, — и каково это — ощущать себя новой формой жизни, в которую эволюционируют далеки? Ты на этом пути продвинулась дальше, чем я.

— Я же сказала, как — не одной, — тихо повторяет Дельта, делаясь вдруг очень серьёзной, хотя всё ещё не закрывается внутри себя, как в скорлупе. — Новая форма сотрудничества, новая форма общения, новая форма эффективности. Можно не просто идти по миру, но впустить его в себя, переработать, модифицировать, улучшить. Искать для этого наиболее правильные решения, подходящие к конкретному месту и к конкретной ситуации.

Ничего себе… Серв, да? Который озадачивается «правильными» решениями, а не молча делает, что сказали? Ну варги ж палки…

— Что ты сказала Гамме, когда вы прощались?

— А вот это я тебе не скажу, — ещё более серьёзноотвечает Дельта.

— Это приказ.

— У тебя не тот уровень допуска, — заявляет паршивка мне в лицо.

Что-о? Я, конечно, младший советник, но для её понимания — член Совета Империи, тогда как она — рядовой реакторный техник. Это у меня-то не тот уровень допуска?! Да я сейчас этой лаллапаланге перья выщиплю и бульон сварю!

— Спокойно, — Дельта выставляет ладони вперёд, словно хочет или меня остановить, или от меня защититься. — Я имела в виду, что это очень личное. Но вообще, я просто с ним попрощалась.

— Ты что, смеешь надо мной подшучивать? — и я с размаху выплёскиваю ей в лицо остатки коктейля, чтобы не врезать серьёзнее. — Если бы не детёныш, тебя бы следовало уничтожить здесь и сейчас! Не думай, что тебе хоть кто-нибудь спустит бунт против приказа и шутки над начальством!

Протеиновая жижа стекает с её лица, и я снова вижу обычные складки в углах губ и слегка прищуренные глаза. Дельта встаёт, щёлкнув каблуками, и чеканит мёртвым голосом:

— Виновата.

— Пошла вон.

Она скупыми и чёткими движениями забирает и миску, и пустой стакан, и выходит. И только тогда я вдруг понимаю, что кое-чего не поняла. В каком смысле Дельта «попрощалась» с Гаммой? Но из коридора доносится сухое: «Она доела», — таким тоном, словно доверительный разговор был затеян только ради данной цели. А я слишком гордая, чтобы бежать вдогонку и уточнять, тем более после такого финала и тем более если за дверью отсвечивает... Что там на логистической карте, какой номер? А, Эпсилон.

Пошли они оба в джет. У меня заканчиваются три скарэла и в наличии бардак на койке, забрызганной напитком. И ещё информация о новом прозвище.

Мать Скаро, ха... Ты это имел в виду, Каан? Ну спасибо, я в восторге! Это обычная заглазная кличка, которая дальше лаборатории вообще, скорее всего, не уйдёт — как-то даже слабовато для столь громкого обещания, особенно после масштабов катастрофы, спрятавшейся за скромной строчкой «открой второй глаз». Что там дальше — «матерью стань и зажги звезду, и знай — это всё на твою беду»? Ну, стала. Ну, зажгла — только не сама, а со всей Империей вместе. Ну, какую беду теперь ждать? Двух королей?

В голове словно бы эхом отзвучивает строчка из того же предсказания: «Не пытайся понять и просто живи». Я её в последнее время вообще часто стала поминать. Хорошее правило, между прочим. У меня не хватает данных, чтобы делать стопроцентные выводы. Со «вторым глазом» всё очень однозначно и чётко, два других пункта пока не оформились, ну нет у меня уверенности, что это они. Рано строить гипотезы. Так что буду делать то, что у меня всегда хорошо получалось — подожду.

Между размышлениями вызываю уборщиков, вычистить коктейль, и убедившись, что они выползают из своей щели, отправляюсь в лабораторию немного раньше положенного. Надо бы сконцентрироваться на работе, но не получается. Не идёт из головы разговор с Дельтой. То, что и как она говорила… Это уже абсолютный перебор. Мутация мозга. Атрофия дисциплины. Промолчать об этом нельзя, и у меня ещё свободна половина скарэла. И в критических ситуациях надо забывать о личной неприязни.

Так что я на полдороге заворачиваю в совсем другую сторону. Загрузить поиск по логистической карте. Бегом. Хорошо, что лаборатория на том же уровне, быть может, не опоздаю к назначенному времени.

Вечный очень удивляется, когда я пулей вылетаю на него из-за поворота и торможу буквально в половине гравиплатформы, чуть не вмазавшись в манипулятор.

— Что случилось, объяснить? — немедленно приказывает он. Видимо, понял по моему состоянию, что ничего хорошего, хотя останавливаться ради этого не собирается, катит, куда катил. Вместо объяснения я ему залпом перекидываю информацию по патвебу — и сцену за обедом, и последовавший разговор.

А вот это наконец заставляет его остановиться.

— Ну? — спрашиваю.

На меня медленно разворачивается фоторецептор и долго, очень долго смотрит.

— Я с самого начала был против твоего участия в эксперименте, — холодно чеканит после паузы чёрно-жёлтая громада и снова трогается с места. — Их задело твоей скверной.

— Я склонна допускать ту же мысль, — отвечаю. — И как теперь это исправлять?

— Уничтожить, — без тени сомнения отвечает он. Вот не могу понять, всерьёз или издевается. — Но Император не позволит, по крайней мере, сейчас.

Киваю в ответ. На самом деле, глубоко внутри я с ним полностью согласна по нашему поводу, хотя признавать это очень тяжело.

— Не могу понять, чего именно он от нас добивается, — бросаю вполголоса. Вроде как и не вопрос, а с другой стороны, попытка повернуть беседу в нужное русло.

— Сейчас у него и спросишь, — а вот это точно насмешка. И кстати, как так получилось, что мы идём в лабораторию? Точнее, что в ней забыл Вечный?

— Ты хочешь сказать, он там? – показываю глазами вперёд по курсу.

— По видеосвязи. У нас освободились нужные специалисты, и сейчас они под его контролем проведут глубокое зондирование твоей памяти. Я буду присутствовать, как ответственный за эксперимент.

Резко выдыхаю. Ну, понеслось. Три декады назад обещали, вот и делают. Страшное ожидание, выносившее мне мозг всё это время, закончилось. Быть может, я наконец-то узнаю, как оказалась на чужом конвейере, что там за инструкции в мозгу, чем я должна стать и кто вообще за мной стоит. Если, конечно, мне позволят очнуться после того, как всё вскроется, а не устранят сразу. И ох, как от этой мысли не по себе. Я не хочу умирать.

Как во сне, оказываюсь на лежанке, вся опутанная проводами и улепленная датчиками мнемозонда и реанимационной поддержки. Сбоку, на отдельном кронштейне, установлен защитный бокс, сквозь прозрачные стенки которого отчётливо видна связка блоков внешней памяти, несомненно, свинченная с моего старого скафандра. Раз под защитой, то до сих пор фонит. Возможно, не слишком опасно для живых существ, но может сбить сверхчувствительную электронику. А между мной и моей старой памятью — паутина проводов и стена знакомых скафандров, среди которых доминируют Учёный и Вечный. На противоположной стене светится большой монитор видеосвязи с Императором. Даже Бету вызвали, как уже со мной работавшего. Он-то и крепит на мне последние датчики, пристально следя за дисплеем с картинкой моего мозга, на нужные ли центры всё ставит, и аккуратно продвигая серебристые коробочки по гелю сквозь волосы, чтобы не выстригать клоки. Всё равно вымывать это счастье будет весело. Если останется кому — даже если не пристрелят, то глубокое зондирование может с лёгкостью спалить мозги из-за малейшей ошибки.

Нет. Я выживу. Я выживу и узнаю, какая сволочь за мной стоит. А потом найду и уничтожу.

— Будет больно, — негромко предупреждает Бета. — Тебя придётся привязать, чтобы ты рефлекторно не сорвала датчики.

А то я не знаю, что такое зондирование. Вот только не могу понять, что конкретно он чувствует, кроме профессионального интереса. А ведь что-то чувствует. Ему не было необходимости предупреждать меня об очевидных фактах.

Сухие щелчки замков — грудь, шея, лоб, пояс, ноги и руки в двух местах. Император по видеосвязи командует ввести зонд в мозг. Это ещё не больно — иглы толщиной в молекулу, вводимые сверхкороткими толчками, превышающими скорость нервного импульса, просто не ощущаются. Но надо лежать совершенно неподвижно, чтобы их не обломить, поэтому мне уже впрыснули коктейль из наркотиков, отключающих двигательную активность и исключающих потерю сознания. По хорошему счёту, оковы – это дополнительная страховка на случай, если наркотика будет мало. Сердце на дублирующей реанимационной системе на тот случай, если паралич доберётся до него. Дыхательная система тоже наготове, как и нанокислород.

— Тебе глаза прикрыть, чтобы роговица не сохла? — всё так же тихо спрашивает Бета, кладя руку на переключатель.

«Нет», — отвечаю мысленно, пока ещё могу. Хочу всё видеть — лежанка не вполне горизонтальная, и транслятор памяти у меня в прямой видимости. Покажите уже этого ублюдка.

Щелчок.

Голову окутывает обманчиво приятное тепло — зонд готов в режиме ожидания.

— Начать сканирование, — приказывает Император. — События трёхдекадной давности, сон о Тени.

Могла бы, стиснула бы челюсти, и только силой воли заставляю себя не орать — пока сама дышу, есть риск опозориться, показав боль. Все и так знают, что мне не сахарно, они это чувствуют по эмпатическому резонансу. Незачем портить обстановку и раздражать рабочую группу воплями. Я выдержу, не в первый раз. Я же далек.

Боль не внезапна, но быстра — она накатывает мощной и плавной струёй огнемёта, палящая, совсем не похожая на мигрень. В глазах всё начинает мутнеть и расплываться от точащейся слёзной жидкости, пытающейся увлажнить роговицу, но я упрямо впериваю взгляд в монитор и концентрируюсь на заданной дате. Надо вытащить всё, от и до. Это просто надо, и мне не больно. Далекам плевать на боль.

«Время ещё не пришло».

Мне не больно.

«Ты не готова, хотя близка к завершению».

Я далек, и мне не больно.

«Достроишь себя, и вот тогда, о да, тогда...»

Мозг в пылающей бездне, мир сузился до крошечного окошка, как будто я гляжу на него из бесконечно длинной трубы и продолжаю падать, падать, падать.

«Изволь себя поберечь до нашей встречи, моё бесценное сокровище».

— Сконцентрироваться на нейронных связях ячеек памяти. Прототип Зеро, вспомнить первую активацию.

Как давно это было… Я проваливаюсь в себя, корёжась в пламени, охватившем мозг. Где-то в бесконечности был белоснежный город, такой светлый и прохладный, где я впервые очнулась от эмбрионального обучающего сна по приказу размножительного конвейера. Где-то была колба, из которой меня извлек механический захват и опустил в глубину скафандра. Где-то был первый обжигающий глоток воздуха, вкусно пахнущего электричеством. Где-то были зонды, воткнувшиеся во врощенные в моё тело импланты и наполнившие меня смыслом и движением. Где-то была мысль о том, что я — живая.

— Глубже.

Я живая. Живая. Живая. У меня есть номер и позывной в Системе. Я самоидентифицирусь как особь женского пола, YLD001,W620310845 Тлайл Дал-Ра. Какова модель поведения для YLD001,W620310845 Тлайл Дал-Ра? Нехватка данных. Запрос доступных баз. Ошибка, данные отсутствуют. Запрос собственной памяти. Данные есть, но не вполне соответствуют критериям поиска. Уточни-ить? Есть модель поведения предков. Далекам она не подходит. Далеки не придают значение самоидентификации. Почему-у? Уточни-ить? У далеков нет такой потребности. Ошибка инструкции, установленная эмпирическим путём. Имеется в наличии потребность в самоидентификации и потребность в образце, уточни-ить? Данные отсутствуют. Запрос: что делать, если не хватает данных? Ответ: искать, наблюдать, сравнить, вычислить, разработать, обнаружить, выяснить. Приказ: расширить базу данных, подключив к ней исторические данные. Начать поиск и вычисление по расширенной базе, используя в качестве основных критериев свой пол и личностные параметры. Вывести результат с краткой биографической справкой. Изучить данные. Первая модель не подходит, слишком мягкая натура, слишком большая склонность к иррациональности в списке дополняющих параметров. Вторая модель идеальна, в точности то, что нужно, но казнена за измену по ложному обвинению. Где-то есть тревожное несоответствие… Обдумать. Изучить пристально. Проанализировать биографию по критериям, которым должен соответствовать идеальный далек. Ждать результатов анализа. Ждать. Ждать. Выявлено несоответствие основным правилам, противоречие Общей Идеологии по критерию «предательство вида». Отменить вторую модель. Изучить третью. Женщина-учёный, преданная родине и безжалостная к окружающим и себе, даже на изображении похожая на далека. Да. Это то, что мне нужно. Физик-ядерщик, Велони из семьи Руалов. Я должна постараться стать такой же сильной, непоколебимой и верной. Самоидентификация завершена. Приступить к выполнению пост-активационных инструкций.

— Ты первым делом должна была проверить работоспособность скафандра. Откуда в тебе потребность в самоидентификации, превышающая по важности активационный инструктаж и противоречащая Общей Идеологии? Кто дал тебе понятие «самоидентификация», отсутствующее в базовом словаре, вкладываемом через гипнопедию? Вспоминай! Вспомина-ай!

Кто… Не помню. Смутно мечущиеся образы во снах. Тень, загородившая яркий прожектор фабрики, слепивший даже через сомкнутые веки. Не помню. Не могу вспомнить. Сон. Спать. Спать… Так жжётся свет, так больно… Всё горит. Больно… Больно, но я далек, я выдержу любую боль.

— Кто. Это. Был. Отвечать! Это приказ!

Не… могу… не… вижу… тень… спать… всё… время…

Выключите свет.

— …без прежнего тела бесполезно. У далеков нет знаний о том, как это было достигнуто.

— Что значит «калейдоскопный шифр памяти», объясни-ить?

— Три нейрона — ячейка памяти. Все ячейки между собой сцеплены в сложную трёхмерную структуру. Но если правильно на них воздействовать, они все до одной перестроятся в другую конфигурацию, полностью изменив сознание и личность. Сигнал может иметь любую форму, от радиоволны до сложной комбинации слов и действий. Но это возможно лишь при глубоком воздействии на мозг, например, при гипнопедии или зондировании такого уровня, как сейчас.

— Или при создании марионетки?

— Подтверждаю. Передать калейдоскопный шифр при переписке памяти из тела в тело, не затрагивая непосредственно нервные ткани, для наших технологий невозможно. Подобрать ключ тоже, это может быть что угодно. А без ключа мы не вскроем заблокированные воспоминания и не выясним личность преступника, поскольку физически они в памяти сейчас отсутствуют.

— Учёный, ты считаешь, что у кого-то есть мнемотехнология, превосходящая нашу?

— Подтверждаю.

— Контролёр Времени, выяснить и доложить, были ли темпоральные возмущения вокруг размножительной фабрики Альтака.

— Я подчиняюсь.

Подвисает тишина, в которой я медленно осознаю, что пришла в себя, а вокруг кипит мозговой штурм учёной элиты. Веки мне всё-таки закрыли, наверное, когда отключилась. Голова горит как в огне, мигрень от патвеба на этом фоне — цветочки. Во рту привкус желчи. Рвало в процессе, что ли? Вообще, могло быть, как реакция на боль, когда отключили зонд и начало заканчиваться действие паралитика.

— Показатели слишком расплывчаты. Темпоральные возмущения возможны, но не подтверждены, — это, наверное, Контролёр Времени. Похоже, я сегодня впервые слышу его голос, и он не менее жуткий, чем у Вечного.

— Это замаскированное проникновение во время? — теперь я узнаю бас Императора, и в нём звенит явная нетерпёжка.

— Не вполне корректно. Это может быть темпоральная маскировка в расчёте на меня. Но это может быть и поле парадокса вокруг объекта, заглушившее обычное перемещение.

Та-ак… А с этого момента я уже не поняла. От меня что-то скрывают?

— Поле парадокса? Объяснить? — тут же вонзается в разговор Вечный. Да тут не только от меня прячут информацию такой важности!

— Ты знаешь. Отсутствие артронного облучения на старом теле Зеро, — немного устало поясняет Учёный.

И вот тут я понимаю, что всё, приехали. То есть я это поняла бы, даже не имея тех знаний, которые имею сейчас. Я несколько раз пересекала Вихрь Времени — и на нашем катере при побеге со Скаро, и на ТАРДИС. Я должна была облучиться, артронная энергия остаётся на каждом, кто совершил хоть один темпоральный прыжок в своей жизни. Это обычная метка путешественников во Времени. Её отсутствие невозможно. И, варги-палки, как это хорошо совпадает с тем, что на моих снах-пророчествах нет следов проникновения во время!

«Знаешь, а ты чертовски интересный далек, ТМД. И мне хочется тебя разгадать», — вдруг выскакивает из глубин памяти наш разговор с Доктором у супермаркета. Упс… Он ведь это заметил, сразу заметил, ну физически не мог пропустить, он же Повелитель Времени. Вот почему Хищник за мной возвращался, меня отовсюду вытаскивал и хотел спасти любой ценой. Я — какая-то аномалия. И чую, чудовищных масштабов.

«Признавайтесь, кто из вас генерит обратный ход Времени?» — он уже знал, кто. Он совершенно точно это знал и пытался натолкнуть на правильную мысль меня. Отсутствие артронного облучения, обратный ход событий… Нет, недостаточно данных, чтобы сложить головоломку, а спрашивать лично — это палево. Но ответ может быть известен не только Доктору.

Шакри.

Они живут во времени, живут временем — и тоже что-то во мне почувствовали. Вот к чему была их попытка проникнуть в моё сознание, они пытались понять, что я такое, и наверняка поняли. Поймаю и допрошу! Наизнанку выпотрошу, но достану нужные данные!

Злоба внутри растёт со скоростью обожравшегося криноида, стирая депрессию последних декад. Хоть что-то определилось, появилась достаточно важная цель. Теперь — искать, обнаружить, разузнать и далее по тексту.

— Интересная цепь рассуждений, Прототип Зеро, — вдруг припечатывает голос Императора.

Ой. Меня что, ещё не от всего оборудования отключили?! Опять спалилась на том, что грела слуховые рецепторы о чужие разговоры.

— Ты слышала достаточно. Больше у тебя нет вопросов, почему ты нужна Империи такой, какая есть?

Угу, Новой Парадигме нравится сидеть на мине с часовым механизмом и гадать, заведена она или нет, а если да, то сколько рэлов жить осталось. Редкий образчик мазохистского любопытства, мои аплодисменты. Совершенно не факт, что Империя сможет воспользоваться плодами чужого труда при такой разнице в технологиях. Потому что, кто бы за мной ни стоял, он добивался вполне конкретного результата.

Далека нельзя использовать в мирных целях; единственное, что можно из него сделать — это оружие.

Идеальное оружие.

Комментарий к Сцена двадцать третья. Всех хувианов – с новым сезоном!

Hey, Davros,

you're so fine,

you're so fine,

you blow my mind!

====== Интермедия третья, очень прототипичная. ======

(пока Дельта ждала возвращения экипажа с приёма у посла талов)

С завидным терпением и очень добросовестно Дельта сортировала почту, нападавшую за полдня, когда ей послышалось движение входной двери. Отставив на две трети опустошённый стакан с молочным коктейлем, она встала и беззвучно двинулась из столовой в сторону приёмной. Свои бы почувствовались издалека, да и не могли они вернуться так рано. Ушедших на приём стоило ждать не ранее полуночи, а Бету вовсе к утру, а то и через сутки. Ассамблейские же всегда предварительно обговаривали каждый визит или хотя бы стучали. Следовательно, если не показалось и в помещение кто-то проник, то это враг.

Прежде чем покинуть абсолютно точно безопасную столовую, Дельта перевела линзы в режим боевого фильтра и активировала защитное поле, и только потом осторожно выглянула в дверной проём. Никого. Короткой перебежкой, вдоль стены, она подобралась к выходу в самую первую комнату и, присев, осторожно и быстро выглянула — обычно целящийся ждёт кого-то на своём уровне, а не так низко, поэтому всегда остаётся доля секунды на то, чтобы оценить ситуацию и спрятаться прежде, чем прогремит выстрел.

Впрочем, вошедший не целился и даже не таился, а нагло сидел на диванчике у входа, закинув ногу на ногу и поставив рядом с ботинком ведро, из которого торчал ужасающе банальный робот-пылесос.

— Эй, школьница-убийца, я не вооружён, — сообщил визитёр самым фамильярным тоном.

Дельта поднялась на ноги, втянула сквозь зубы воздух и мысленно сосчитала до пяти, прежде чем выйти навстречу.

— Зачем ты здесь? — спросила она у тала как можно спокойнее, но получилось всё равно злобно. А что делать, если от одного взгляда на эту наглую физиономию под седоватым ёжиком волос пальцы начинают чесаться запустить разряд помощнее?

— Территорию комплекса прочёсывают, а это — единственное безопасное место, где я могу отсидеться, — Найро наконец соизволил встать, автоматически одёрнув комбинезон низкоранговой ассамблейской прислуги, как военный китель. Дельта это отметила совершенно машинально, но, как ни странно, именно это и уняло нехорошую чесотку в руках.

— Посол здесь нет, его заместитель тоже. Я не мочь принимать такие решения, — отчеканила она.

— Ты можешь принять решение позволить мне их дождаться, — предложил тал.

Дельта взвесила его слова со всех сторон, с которых только могла сообразить.

— А если придут, чтобы искать? — наконец, спросила она.

Тал дёрнул молнию комбинезона и сунул руку под мышку. Дельта сощурилась, но вытащенный Найро бластер оказался безопасным, она даже с такой дистанции почуяла, что его аккумуляторы пусты, как дырявый контейнер для воды.

Тал улыбнулся:

— Вот. Убедись, что он разряжен. Но ты могла этого и не знать, правда? Притворюсь, что держал тебя на мушке в качестве заложника, если тебе не удастся удержать полицию на пороге.

Дельта снова обдумала ситуацию. По всему выходило, что местные, в силу очень примитивного мышления и крайне малого информирования о биологии прототипов, проглотят такое объяснение.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Я позволю тебе ждать Зеро. Зайди в другая комната, её не так проглядывать от входа.

Найро кивнул, засовывая бластер в задний карман служебного комбинезона, и прошёл куда велели мимо сдвинувшегося прототипа.

— Неплохо вас устроили, — заключил он, оценив обстановку, и тут же нацелился усесться на диван. Дельта с трудом подавила желание вломить ему ногой по затылку, да так, чтобы оторвать башку или переломить основание черепа — пожалуй, она бы допрыгнула, пара шагов для разбега имелась. Но тал был нужен начальству живым, поэтому порыв пришлось сдержать к собственному глубокому сожалению.

— И кстати, — Найро уселся так, чтобы его гарантированно не было видно от входа, скрывшись с глаз прототипа, — школьница, у тебя на лице всё меню. Сотри молочные усы, что ли.

И только тогда Дельта поняла, что раньше и не подозревала, насколько сильно ей хочется уничтожить…

(после побега Зеро с приёма у талов)

Гамма первым оказался на террасе — он ближе всех был к выходу, так что выскочить ему не составило труда. Он понимал, что стратегу придётся задержаться, чтобы извиниться перед талами за уход Зеро, как это там называется в составленном ей расширенном словаре, по-английски. Но нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь успел увидеть тело.

Неприятно, конечно, заниматься грязной работой, но на то он и серв — моментально найдя взглядом валяющегося у стенки Тагена, Гамма быстро приблизился и, подхватив его под мышки, потащил в сторону ближайшего сиденья, хотя с куда большим удовольствием добил бы гада. Что он натворил? Чем так вывел из себя гениально сдержанного капитана, что она едва не прожарила его с корочкой? Что значило, «перешёл границы»? Так, очнётся — объяснит, и Гамма не сомневался, что выжмет из низшей твари всю информацию.

Со стороны сада послышались какие-то свистящие звуки, слишком упорядоченные для того, чтобы быть просто абстрактным перебором частот. Кто-то приближался, издавая мелодичные свистящие звуки, но Гамма только понял, что это разновидность музыки — мелодию он слышал впервые. Зато голос, издавший короткое ругательство, и быстрые шаги он узнал, даже не оборачиваясь.

— Что произошло? — встревоженно спросил Доктор, ещё только приближаясь. Гамма обернулся, стараясь сдержать недовольство.

— Ты не должен был оставлять их один на один, — заключил он. — Этот человек оскорбил Зеро. Но он пока жив, что странно.

— О, идиот, — простонал Хищник в адрес Тагена, роясь по карманам. — Так, это не то… И это не то… Хочешь «джелли бэби»?

Гамма автоматически взял протянутого мармеладного человечка и озадаченно принялся его разглядывать, стараясь сообразить, что это и зачем оно нужно, пока Доктор продолжал что-то искать.

— Ага, вот оно! Самая лучшая нюхательная соль от разумных лягушек с Биртадео, приведёт в себя даже покойника... Чуешь этот дивный аромат фиалок и грязных портянок, «Шанели» и гнилой рыбы? А теперь представь, что тебе его суют прямо под самый нос.

Гамму это описание оставило равнодушным — он всё равно не представлял себе ни фиалок, ни портянок, а запах, на его взгляд, был не отвратительнее того, чем порой воняло в лаборатории, только, может, чуть более концентрированным. Но на Тагена флакон возымел самое живительное действие: тал сперва чихнул, потом скривился, распахнул глаза и явно с трудом удержал рвотный спазм. Доктор удовлетворённо хмыкнул и плотно закрутил флакон пробкой.

«А он склонен мучить союзников», — сделал вполне даледианский вывод Гамма.

— Полегчало? — спросил Доктор у приятеля.

— Что... это... за гадость? — по слову выдохнул Таген.

— «Джелли бэби?» — вопросом на вопрос ответил Доктор.

— И пряника… тоже… не хочу… Где Зеро?! — тал попытался подскочить, но онемевшее от удара током тело только дёрнулось совсем в другую сторону и чуть не вытекло из плетёного кресла. Хищник едва успел подхватить приятеля под локоть и усадить обратно; Гамма не пошевелился, продолжая изучать взглядом странного зелёного человечка в своей руке. Что-то мнилось ему знакомое в словосочетании «зелёный человечек», что-то из информационных файлов по цивилизации землян, но данные никак не находились, а память не говорила ни о чём, кроме того, что в исполнении Хищника это может оказаться очень опасным намёком.

— Мне более любопытно, что ты ей наговорил, чтобы вызвать такую реакцию и вынудить нас прикрывать вас обоих от международного скандала, — раздался сзади подчёркнуто-нейтральный голос Альфы.

Гамма наконец отвлёкся от предмета в пальцах, оценивающе вгляделся в Тагена и сопоставил его текущее состояние, обычное поведение в обществе капитана и их с Дельтой совместную базу по межполовым отношениям.

— Не наговорил, — с крепнущей уверенностью заключил он, вгляделся в потупившиеся глаза тала и чуть менее решительно предположил: — Ты... поцеловал?..

Таген вспыхнул, но промолчал.

— Зануда, ты дурак? — осведомился Доктор.

— Более восьмидесяти процентов вероятности утвердительного ответа, — согласился Альфа и выдал, кажется, наиболее адекватное и правдоподобное объяснение ситуации. — Ты нанёс Зеро сильное оскорбление. Она — член Совета, неприкосновенна по определению. За то, что ты сделал, она могла тебя убить. Если я правильно понимаю, ты жив только потому, что она не захотела ссоры с вашим народом.

— Мы просто друг друга не поняли. Я должен ей всё объяснить, — Таген вновь попытался подняться, и вновь безуспешно.

— Это самое худшее, что ты можешь сделать, — флегматично отозвался Альфа. — Она не станет тебя слушать и может снова повести себя агрессивно.

— Есть альтернативный вариант, — Гамма осторожно взглянул на стратега, не зная, как он отнесётся к затее. Но с другой стороны, база советовала именно такое решение. — Напиши для Зеро письмо и отдай нам в конце вечера. Мы передадим. Это обезопасит тебя и, возможно, донесёт твои слова до неё. Правда, она может и не прочитать, но это лучше, чем ничего. В любом случае я сообщу тебе о её реакции.

Таген печально кивнул, как смог, и сразу же поморщился — его тело как раз должно было отходить от удара током. Гамма на собственном опыте знал, как это бывает, когда полная нечувствительность сменяется миллионами болезненных игл, пронзающих плоть до самых костей, но не посочувствовал этому идиоту. Так ему и надо.

«Думаешь, иначе он попробует устроить с ней встречу даже после такой угрозы для жизни?» — задумчиво кинул Альфа вопрос через приват, глядя на слабые барахтанья тала.

«Уверен. Мы с Дельтой собрали большую базу данных по взаимоотношениям разных полов. И на её основе можно сделать твёрдый вывод, что вероятность личной встречи стремится к ста процентам, если не найти другой вариант. Но если я правильно понимаю цели и задачи миссии, нам нельзя допустить смерть конкретно этого тала, он ещё не всё сделал для Империи. Поэтому письмо решает возможные проблемы, и неважно, ответит Зеро на него или проигнорирует».

«Для серва ты неплохо находишь решение сложных задач», — заметил стратег и сказал вслух:

— Мы должны вернуться в зал, чтобы не привлекать внимание. Доктор, ты сможешь проследить за тем, чтобы посланник Таген больше ничего сегодня не натворил? — причём слово «посланник» было сказано таким тоном, что вместо него явно читалось «недоумок».

— Прослежу, — пообещал тот. — Гердан, и мармеладка… Её не надо глазеть, её надо съесть. Ам?

Гамма ещё раз оглядел подозрительный объект, слегка пружинящий в пальцах, потом понюхал и всё-таки положил в рот. Альфа кивнул ему на вход, мол, пошли и нечего тут стоять и хомячить всякую гадость, даже если угощают. В такой обстановке лучше забить на проблему зелёных человечков и двигать следом за старшим по званию, что Гамма и сделал. А за их спинами завёлся, как монотонные помехи в рации, напев Доктора:

— А у меня есть новые, новенькие, новые, да новые-преновые, новые ботинки! А старые я выкинул, выкинул, да, выкинул! Старые я выкинул. Новые ботинки!..*

— Только не заводи про «Новые ботинки»! — простонал тал, но бесконечный рефрен весёлой мелодии, выводимый приятным тенором, лишь сделался громче, заглушая мольбу.

Если как следует просчитать, подумал Гамма, проглатывая мармеладку и закрывая за собой стеклянные двери, то с таким помощником, как тупой блондос, не требуются никакие враги. Даже страшному Хищнику.

(Альфа и Гамма — тандем в глубинах космоса)

Невада отличалась от Зосмы-9, как отбойный молоток от апельсина. Это был насквозь индустриальный мир с круглосуточно грохочущими заводами, никогда не останавливающимися конвейерами и караванами транспортных кораблей, продирающимися через тощую, задымлённую и изначально не слишком пригодную для дыхания атмосферу, освоенный когда-то ради металлов, в основном ванадия. Звезда, пытавшаяся его освещать, была бурым карликом и давала так мало света и тепла, что прототипам даже не требовались очки. Зато пришлось вспомнить, как активируется подогрев одежды, потому что температура воздуха частенько равнялась температуре замерзания воды. Наверное, по совокупности всех причин — тусклый свет, экономия на ресурсах, индустриальный пейзаж, железные города под куполами и техногенная катастрофа в полный рост, — гости чувствовали себя здесь как рыбы в воде и освоились с новым местом практически моментально. Меньше половины часа по прилёту им потребовалось на то, чтобы понять, по их собственному выражению, «схему функционирования планетарных систем», куда были включены и все необходимые фабрики, и логистика транспортов, и рабочая сила, и ресурсы, и резервы, и разработать оптимальный вариант для быстрой и эффективной постройки первой установки по переработке тёмной материи в энергию. Правда, план пришлось серьёзно пересмотреть после того, как ведущий инженер интернационального НИИ Энергетики потратил два битых часа, объясняя прототипам, что такое профсоюз и почему он не допустит, чтобы рабочие вкалывали сутки, а отдыхали по полчаса. Далеки удивились — для них урезать себя в отдыхе в случае срочной работы было естественно, — но поправку в итоге учли и схему пересчитали, мысленно списав издержки во времени на примитивное несовершенство низших тварей.

На данный конкретный момент постройка была завершена и произведён пробный запуск. Экспериментальный генератор гнал мегаватты энергии уже пять суток напролёт, пока без отклонений. С точки зрения Гаммы, который лично проследил, чтобы каждый узел был сделан на совесть, и заворачивал любую деталь с малейшим подозрением на брак, аварий не ожидалось и в дальнейшем. Если, конечно, эксплуататоры будут тщательно выполнять правила.

Прототипы, полностью удовлетворённые очередным поздневечерним осмотром генератора, ужинали тем, что принесли с собой из общественной столовой. Выбирая между Сциллой еды на рабочем месте и Харибдой оравы инопланетных существ, они сочли первое менее опасным для миссии. Так что теперь трижды в день они забирали свои порции с раздачи и перекусывали в облюбованном местечке, на одном из двух разгонных «рукавов» двигателя — стометровом трубопроводе, в котором под действием гравитации разгонялся и вихрем закручивался поток тёмной материи. Во втором рукаве разгон вёлся с обратным спином, да так, чтобы каждую частицу гарантированно закрутить. Таким образом, частицы приобретали свойства вещества и антивещества, и, сталкиваясь в реакторной камере, аннигилировали, вырабатывая огромное количество чистой энергии. Часть её шла на поддержку работы самого генератора и организацию гравитационной изолирующей защиты всех частей, контактирующих с тёмной материей, но большинство мегаватт в порядке эксперимента «кормило» соседний сталеплавильный завод. Власти обещали переключить на установку ещё несколько крупных производств, тогда можно было бы протестировать долговременную работу на стопроцентной мощности. Хотя прототипы и так были уверены в надёжности своей электростанции. А ещё на всякий случай знали, как вывести её из строя с максимально тяжёлыми для всей солнечной системы последствиями.

Вдалеке ворчал заборник тёмной материи, направленный по ходу движения планеты — подобно тралу, он просто сгребал топливо и нагнетал его в разгонники. Это, да гудение вентиляционных вытяжек, да пение электричества, было единственными звуками на новенькой электростанции, похожей со стороны на самый обычный ангар — процесс аннигиляции проходил совершенно беззвучно и неощутимо для материального мира, доступного органам чувств, даже столь совершенным и усиленным электроникой, как у прототипов. Вечерняя смена в лице пяти инженеров-энергетиков вышла на ужин и покурить. Употреблять гадость на рабочем месте Альфа запретил сразу, так что они воспользовались обозначенным в трудовом кодексе правом на перекуры. Альфа выразил взглядом всё, что думает по этому поводу, сотую часть рэла помечтал усовершенствовать ТК по скарианским стандартам и со скрипом разрешил пять минут пинания балды в час сверх имеющегося перерыва на еду. Как оказалось, и обеды, и пятиминутные перекуры были понятием растяжимым, но это вышло даже к лучшему — прототипы быстро оценили возможность передохнуть от общества двуногих примитивных созданий, и пока инженеры мыли им кости где-нибудь на улице, они наслаждались тишиной и спокойствием.

Альфа ещё раз с гордостью оглядел плоды совместного труда.

— А всё-таки могут делать, когда хотят, — заключил он.

— Просто надо хорошо мотивировать, — отозвался Гамма сквозь овощное пюре, которым он под завязку набил рот. — Но всё равно, некачественные детали пытались изготавливать, печатали металлы наспех, с внутренними дефектами.

— Ты это повторяешь ежедневно, — хмыкнул Альфа, вылавливая пальцами из салата кукурузу по зёрнышку и закидывая в рот. Не слишком рационально и точно слишком медленно, но его забавлял сам процесс.

— Потому что мне непонятно, как можно настолько легкомысленно относиться к работе и к общему делу.

— Низшая раса…

— Ты это повторяешь ежедневно.

Альфа выразительно взглянул на серва, мол, родной, не борзей. Гамма прекрасно понял смысл взгляда и объяснился:

— Я стараюсь соответствовать модели, которую разработала Зеро. Она лучше нас разбирается в том, как себя вести среди низших существ.

— Только порой ты словно забываешь о субординации.

— Для меня это очень сложная задача — с одной стороны, выглядеть естественно для них, а с другой — быть самым младшим по званию. Даже Дельта — и та была старшая.

Как всегда при упоминании реакторного техника, взгляд и голос серва потеплели, и Альфа, не скрывая интереса, поглядел на него:

— Слушай, всё собираюсь спросить. А как ты с ней себя чувствовал?

— Не понимаю вопроса?..

— Я не знаю, как конкретнее сформулировать, — честно признался стратег. — Не хватает словаря. Зеро получала от вас какие-то отчёты по этому поводу, но нам-то она их не давала.

— Ты про наш с Дельтой фаворитизм?

— Да, вот именно.

Гамма задумался, отложив вилку. Потом медленно заговорил:

— Это как созидание. Строительство чего-то большого, даже глобального, совершенно неохватного. Чем дальше строишь, тем больше остаётся сделать, и тем азартнее и любопытнее продолжать. Как исследование чего-то нового, абсолютно неизвестного, но совершенно точно великолепного. Это… глубже всего, что я знал раньше. Что я себе представлял. Что я мог рассчитать. Там никакого расчёта недостаточно, иногда действуешь просто по наитию, чувствуя ответную реакцию. Мы же чувствуем друг друга, когда находимся рядом. Вот как-то так — мне тоже не хватает словаря, чтобы ответить тебе на вопрос более полно и развёрнуто.

— Любопытно, — протянул Альфа скорее для того, чтобы хоть что-то сказать, чем действительно констатируя своё отношение к делу. На самом деле, он не знал, как реагировать на откровения младшего члена экипажа, и ощущал полную растерянность — ведь инструкции на этот случай не были писаны.

— Если тебя склинит на Фите, ты сам всё поймёшь, — спокойно закончил серв, подозревая, что Альфа не сможет не обратить внимание на второго стратега-прототипа, тем более девушку. Он ещё в лаборатории успел подметить, к какому углу занудный и правильный «синий» стабильно приглядывается. Если у них с Фитой найдётся что-то общее, кроме касты, не исключено, что они пойдут по их с Дельтой стопам.

Альфа на предположение серва только поморщился и резко перевёл тему:

— А о чём вы с Дельтой говорили, когда она тебе на шею прыгнула? Вы же говорили, я видел.

— Она несла всякую нелогичную чушь, а я её успокаивал.

Альфа не стал скрывать вопросительный взгляд, и Гамма тяжело вздохнул, зная, что обязан продолжить:

— Почему-то она решила, что больше меня не увидит. Я не могу понять, почему Дельта сделала такой вывод — мы, конечно, странные и, наверное, совсем сошедшие с ума, но пока нас не изучат как можно более дотошно, с нами точно ничего не сделают, как, в общем, ни с кем на проекте. Но аргументы на неё не подействовали.

— Крайняя стадия помешательства? — предположил Альфа в своей обычной прямолинейной манере.

— А у помешательства бывает край? — спросил в ответ Гамма без тени улыбки. Всерьёз. Словно решал тяжелейшую философскую задачу.

Альфа молча уставился на серва. Ему совершенно не понравился и чересчур умный вопрос рядового инженера, и в целом его поведение, и стратег уже было собрался поставить его на место посредством короткого втыка, но тут донёсся низкий гул и дребезжание — кто-то открывал раздвижные двери ангара. Альфа тут же забыл про выговор, прекратил извращаться с едой и взялся за вилку — в основном потому, что есть руками среди местных считалось абсолютно дурным тоном, а он не хотел слишком выделяться из окружающей среды, иначе маскировка превращалась в «не-ло-гич-ное» действие.

— Рабочие возвращаются, — заметил Гамма с интонацией «уж я бы эту плесень построил, попадись она мне в другой ситуации», но Альфа подумал, что для инженеров слишком рано — они всегда старались превратить пятиминутку в пятнадцатиминутку, а час в два, — это раз, а во-вторых, шло явно одно существо, и шло сюда.

Впрочем, как только оно обогнуло пасть заборника, стало ясно, что это завернул в гости ведущий инженер, Вега Утари. Даже не глядя на мохнатую физиономию со специфическими глазами, по одному только имени можно было угадать уроженца Веги, что было совсем неудивительно — вегане обожали копаться не только в грунте, но и в механизмах. К тому же он разделял мнение Гаммы насчёт слишком торопливо отпечатанных деталей, чем вызвал у серва лёгкую симпатию в пределах О.И. Но расположение Альфы он так и не завоевал, потому что упорно отстаивал интересы трудовых профсоюзов Невады и не соглашался увеличить на проекте рабочее время. Впрочем, сам он поначалу вкалывал по половине суток, а то и больше, и не стеснялся завидовать трудолюбию кочевников. Но сейчас, когда всё заработало как часы, Вега Утари тратил основную массу времени на беготню по инстанциям и появлялся на электростанции не каждый день.

— Я знал, что найду вас здесь, — улыбнулся он после традиционных приветствий. — Ведь сейчас по расписанию у вас ужин.

— Так есть много комфортнее, чем общая комната, — отозвался Альфа на интергалакто. — Там много народ, мало место, по-чужому запахи, речь.

Прототип знал, что при всём желании не сможет скрыть неприязнь при воспоминании о столовой для персонала, но это ничего бы не изменило. Плутоний в манипуляторе не утаишь, про их с Гаммой ксенофобию все и так знают.

Вега Утари сдержанно покивал. Серв, сунув последний кусок обжаренной в сухариках зкилы в рот, сообщил:

— Работа ведётся без происшествий. Генератор функционирует в штатном режиме.

— Это я уже заметил на главном пульте, но, в общем, я к вам сейчас заехалпо другому поводу.

Прототипы наконец-то с любопытством взглянули на рыже-мохнатое существо.

— Тут в координирующем центре города появился некто Доктор с очень милыми ассистентами. Утверждает, что вы знакомы, и спрашивает, не хотят ли кочевники прогуляться до Нового Давиуса, когда здесь закончат?

Альфа тут же отставил поднос и спрыгнул с трубопровода.

— Он есть пока в координирующем центре? Я вызову связь, — и помчался к центральному пульту, где был видеофон.

Когда через десять минут он вернулся в весьма задумчивом виде, Гамма с Вегой Утари уже разгуливали по поверхности аннигиляционной камеры, и серв что-то объяснял на ломаном интергалакто, столь набитом профессиональными техническими жаргонизмами, что стратег не стал утруждать себя вдумчивым переводом, а просто сразу перебил, заговорив на синтетическом:

— Гердан, это действительно он. Я выслушал его и того светловолосого недоумка, Новый Давиус и впрямь хочет нас видеть, даже официально выслал приглашение, только Доктор успел раньше. Мы готовы путешествовать на ТАРДИС?

Гамма едва не навернулся с четырёхметровой высоты.

— Ответ понятен, — заключил Альфа, оценив его реакцию. — Значит, отправимся официальным рейсом по официальному запросу. И никаких рыжих инициатив!

И тут же стало ясно, что как бы серв ни умнел, он всё равно остаётся сервом настолько, что способен проломить даже гипнопедический блок:

— Почему ты назвал инициативу «рыжей», объясни-и?..

(база «Центр»)

— Почему ты здесь?

Дельта вздрогнула от неожиданности, но не отвела глаз от монитора внешнего слежения, видного через дверной проём логистического отдела.

— Я просто хочу убедиться, что «Протон» стартует гладко, — ответила она вполголоса Фите, требовательно сверлящей лиловым взглядом её спину. — Эта плохо знает двигатели, а взлёт — важная часть работы реакторного механика.

— Это правдивый ответ? — осведомилась стратег, открыто фоня подозрением.

— У меня нет другого ответа, — Дельта наконец-то развернулась, прекратив подглядывать из-за косяка за нужным монитором, и уставилась на собеседницу. Фита была таким же мозгодробительно правильным снобом, как и Альфа, не способным воспринимать мир за пределами Общей Идеологии. А вот Зеро бы всё поняла и не стала задавать глупых вопросов, зато отругала бы сразу и на чём свет стоит. Впрочем, старт корабля прошёл гладко, так что околачиваться под дверью, возле которой, строго говоря, ей вообще не место, дальше не стоило. Какая-то часть Дельты рвалась вслед за «Протоном», ей до смерти хотелось обратно на корабль, её ужасно расстраивало то, что остальные скоро увидят Гамму, а она этого счастья лишена, но другая часть, совсем недавно проснувшаяся и явно более ответственная, тихо шептала в мозгу, что перегрузки и чужие планеты могут быть вредны созревающему внутри неё детёнышу.

— Ты должна находиться в биологической лаборатории, — чуть менее строго, но ужасающе занудно сообщила Фита. Спасибо, а то она не знала! Но устав требовал совсем других слов.

— Подтверждаю. Следую в лабораторию, — честно говоря, больше всего Дельта боялась нарваться на конфликт со старшей по званию. В последнее время она начала себя делить на двух Дельт. Одна принадлежала обществу. Она говорила, что должна и как должна, действовала по приказу, словно была пустой оболочкой без разума, манекеном, марионеткой. Именно она сейчас и отвечала Фите. Другая принадлежала только себе и ещё немножко — самым доверенным прототипам. Пробудил Дельту-2 Гамма, и сейчас она тихо, но уверенно разгоралась где-то в груди новорождённым светилом, чем дальше, тем ярче. Она умела притушить свой свет в глазах общего с Дельтой-1 тела, спрятаться, указать внешней оболочке, как действовать в том или ином случае, по хорошему счёту, вообще ей и управляя. Дельта-1 уже несколько декад как полностью отделилась, превратившись в систему «стелс» для Дельты-2, которая смела думать, анализировать, делать выводы, а главное, прятаться от остальных далеков. Психологи что-то чувствовали, но отправлять её на глубокое сканирование боялись из-за физиологического состояния. Ни для кого зонд памяти не сахар, учёные просто опасались потерять детёныша и сорвать эксперимент. Но Дельта-2 отлично понимала, что как только пройдут роды, её тут же отправят на обследование, вытащат, раскроют, дотошно изучат, а потом уничтожат то, что останется, как объект, полностью противоречащий Общей Идеологии и угрожающий далекам.

«Почему?..»

Даже не вопрос, а так, ощущение. Отойдя на лер от подозрительно глядящей ей в спину Фиты в сторону нужной шахты, Дельта положила руку на живот. Никто не должен знать. Никто. Самую большую тайну Дельты-2 следует тщательно скрывать. Она почти решилась обо всём рассказать Зеро, понадеявшись на её опыт и незашоренное сознание — сбросила маску Дельты-1 и начала было говорить… Но выплеснутый в лицо коктейль быстро поставил её на место. Похоже, что никто из сородичей не смог бы её понять. Может быть, только Гамма — но он был очень, очень далеко. Во всяком случае, она при отлёте не решилась ему признаться, хотя уже тогда начала подозревать, что происходит. Но тогда это ещё казалось таким невозможным, таким непонятным, почти галлюцинацией… Сейчас она жалела о своём молчании.

«Почему?» — чуть более требовательно колотнулось внутри, уже практически словом, а не ощущением. Растёт малыш.

«Почему — что? Ты про папу или про зонд?» — отозвалась она так же, наполовину сформулированно, наполовину просто эмпатическим теплом.

«Почему — уничтожить?»

«Мы с тобой другие и не соответствуем О.И.».

Самая большая её тайна. Как только у детёныша начала формироваться центральная нервная система — а она пошла формироваться в первую очередь, как и положено далеку, — его разум проснулся и вступил в тесный эмпатический контакт с матерью. Она вытащила из себя и отдала ему все знания, которые когда-то были вложены в неё саму через гипнопедию и которые приобрела на собственном опыте, но этого оказалось мало. Мощный интеллект, не усыплённый тишиной и пустотой размножительного конвейера, постоянно ощущающий рядом активно действующих сородичей, а главное, взрослого, с которым он был связан биологически, рвался познавать мир. Он учился. Но, не имея прямого доступа к окружающей среде, делал это опосредованно, через Дельту, принимая вселенную через призму её восприятия. Как мать, она отлично чувствовала, что у ребёнка формируется мощнейший эмоциональный сектор, гораздо более глубокий и развитый, чем у неё или у Гаммы, и уж точно за пределами понимания остальных далеков. Поэтому, пока Дельта-1 ходила, говорила, работала и притворялась далеком, Дельта-2 страшно боялась за малыша, зная, что ему грозит, пойми начальство происходящее, и испытывала что-то вроде зачатка благодарности к собственной биологической природе, из-за которой их с младенцем мозги работали настолько в унисон, что окружающие не могли вычленить его волну и понять, что он «проснулся». Должно быть, таким образом проявлялся материнский инстинкт, о котором порой говорили медики и психологи, но размышлять о сложных изворотах собственного мышления Дельте-2 казалось глупым и неуместным, ведь это не входило в сферу её обязанностей. Быть может, Зеро и могла бы подсказать что-то дельное по поводу детёныша — но она слишком жёстко провела границу, слишком резко поставила барьер, слишком холодно напомнила о субординации, чтобы Дельта ещё раз решилась с ней посоветоваться. Доверительные отношения в среде дипломатической миссии кончились, началась правда даледианской жизни — «It’s Skaro, baby». А на Скаро не приемлют квадратных колёс.

«Мама, я не хочу “уничтожить”».

Протест. В малыше уже формируется протест против Системы. Тот же, что растёт и в ней. Можно сказать, они оба становятся воплощением Протеста — стихийного, интуитивного, полуосознанного. А любой протест, любой мятеж будет подавлен. Вечно прятаться не получится — но, возможно, постановка фильтра излечит детёныша и позволит ему влиться в Империю. А вот с ней точно покончено.

«Мама, я не отдам тебя».

Боль — во много раз сильнее физической — скручивается где-то в центре груди, не давая вздохнуть. Нет, нельзя, почувствуют, заподозрят. Надо успокоить малыша.

«Всё в порядке. Второй закон термодинамики обойти невозможно, рано или поздно каждый разрушается. Но мы с тобой будем вместе ещё долго-долго. Будь спокойнее. Поспи. Надо поспать».

«Надо преодолеть смерть. Я хочу рассчитать, как. Тогда мы будем вместе вечно».

«Смерть — прямое проявление энтропии. Вспомни закон неубывания энтропии».

«Но она может не прибавляться, это и есть истинное равновесие системы», — так, детёныш уже лезет в основы физики, формулируя мысли всё чётче.

«Вселенная намного сложнее сухих формул, малыш. Спи».

Родничок мыслей и чувств внутри наконец начинает утихать. Мозг детёныша пока быстро устаёт и перегружается, особенно если пытается разбираться со сложными абстрактными понятиями. Ему нужен частый отдых.

Внутри тихо льётся что-то дремотное и тёплое. Но всё же сквозь сон на последнем упрямстве доносится почти неощутимое:

«Мама, я всё равно тебя не отдам».

Комментарий к Интермедия третья, очень прототипичная. *конкретно эту версию «Na Brogan Ura» аффтар спёрла у нежно обожаемой ею Хелависы, а уж перевод этот лично О’Шей или нет, БМП.

====== Сцена двадцать четвёртая. ======

Посадочные опоры мягко, почти неощутимо касаются космодрома. Где-то в глубине корабля начинает затихать вибрация двигателей. Традиционно рапортуем друг другу о состоянии корабля. Наконец, Эпсилон подтверждает посадку, и это означает, что можно встать из кресла, к которому за последние сорок шесть скарэлов я буквально приросла. Кто ж знал, что пылевое кольцо Нового Давиуса такое весёлое в отношении навигации?

Расстёгиваю ремни под голос Дзеты:

— Локатор засёк передвижение транспортного средства лёгкого класса по взлётному полю. Нас вызывают из ЦУПа.

— Встречающие, — констатирую я.

— Зарлан, сообщи на маяк, что приземление совершено в штатном режиме, — распоряжается Эпсилон из капитанского кресла. Радист у нас теперь Дзета, а Гамма на обратном пути будет обслуживать с Этой движки. Пока наш солдафон там бьётся один, а я, с учётом моего инженерного опыта на космофлоте, ему периодически помогаю — но не в таких ситуациях, как сегодня, когда от навигатора требуется абсолютное погружение в процесс. К сожалению, квалификация серва сильно ниже, чем у Дельты, приходится хотя бы иногда контролировать его работу и часто инструктировать по ВПС. У нас вообще с ним будут большие проблемы, десантура есть десантура. Эте запрещено покидать корабль во избежание неадекватного поведения. Но Кси из третьей пятёрки, хоть и старший инженер из «красных», но только-только прошёл процедуру активации и абсолютно не готов к действиям во внешнем мире, проваливает более восьмидесяти процентов тестов на управление новым телом и говорит, как жуёт ботинок. Только спеца, не способного удержать гаечный ключ, на борту и не хватало. Поэтому назначили в состав второй миссии нашего солдата, настрого запретив ему агрессивное поведение в отношении говорящего планктона и конфисковав табельное оружие. Эта, конечно, будет выполнять приказ, но жажда убивать у него из ушей полезет сразу, и на какой-то момент может наступить срыв на почве отравления агрессином. По хорошему счёту, серву с его подготовкой место только в канонирской рубке, но её прочно оккупировал Йота из безопаски и всю дорогу пинал гайки от безделья, потому что «Протон» — посольское судно, а канонир на нём — это совершенно формальная должность. Мы, как обычно, целиком и полностью мирные кочевники (ага-ага, сами почти поверили), а наш главный калибр — мой болтливый язык.

Из-за операции по восстановлению Скаро и моей безумной идеи удержать родное солнце от коллапса нам пришлось здорово подзадержаться с вылетом, на целых два месяца. Учитывая дорогу в Союз Галактик — это ещё почти месяц. Поэтому вторая пятёрка прототипов и смогла принять участие в экспедиции, хотя Фиту оставили воевать с новичками. Ей, как стратегу, самое оно строить планы по наиболее эффективной подготовке только что активированных кадров, да и не нужна она в экипаже. Дельта, естественно, осталась в лаборатории под строгим наблюдением. Внешне она вроде ничего, бодрая, но меня всё равно тревожит её состояние, учитывая нехорошие переглядки учёных. Однако влезть в файлы и узнать, что вдруг их так напрягло, я не сумела, а Бета упорно молчит, даже если и в курсе.

Теоретически мы могли бы «срезать» назад во времени, ненадолго рассинхронизировав внешнее и смоделированное в междумирье пространства, но, к сожалению, именно в этот момент флот занимался перетаскиванием чёрных дыр к будущему квазару и постоянно отчитывался о проделанной работе, а стратегическая элита продолжала стимулировать конфликт в Союзе. Периодически командование припрягало и Альфу с Гаммой — оперативно передавать им приказы уже невозможно, потому что в их распоряжении не я, а обычная гиперпространственная рация, но всё же их направляли. Поэтому на практике прыжок назад вызвал бы нежелательные последствия вплоть до парадокса. Нам и так хватает проблем с восстановленной солнечной системой и её транспортировкой в безопасное будущее, поэтому штат Контролёра Времени хором послал Эпсилона, когда тот попытался заикнуться об отбрасывании «Протона» назад по темпоральному потоку.

За прошедшее время Альфа и Гамма помогли низшим с постройкой первой экспериментальной установки по получению энергии из тёмной материи, изо всех сил задружились с посольством талов и набились к ним в гости. Парни протирают графиплатформы о Новый Давиус уже две декады, но теперь они не одни — Империя шлёт талам горячий привет в виде «Протона». Правда, вирус отшлифовать биологи пока не успели, но, кроме него, вполне хватает боевых задач: на нас повесили и расследование, связанное с духом Талли, и срыв миссии мира, о которой проболтался Доктор. Согласно докладам Альфы, мирная инициатива представителей РМ пока обламывается под влиянием партизанской деятельности, которую развила Империя, но они не теряют надежды продавить упёртых зеденийцев. А у этих — свой интерес. Зедени когда-то вступила в Союз только ради выгоды в торговле, да и нехорошо это, когда все ближайшие соседи там, а ты торчишь такой маленький один посреди ощерившегося биоценоза. Но сейчас, когда система погрузилась в глубокий и безнадёжный стазис, нацеленная на развитие цивилизация поняла, что Союз попросту её топит, и, не умея действовать по-другому, решила поссориться с главной причиной застоя. А тут и повод, как в безвкусных исторических романах — посланник блондосов протаранил двуногую зеденийскую полугусеницу. Кому-то кажется смешным, а кому-то — смертельное оскорбление всего улья.

Слышу внутреннее «ёканье»: мозг нашёл второй сервер локального патвеба, причём недалеко. Скорее всего, в городе — нам выделили посадочное место на столичном космодроме. Значит, ребята рядом, а не укатили куда-нибудь. Может быть, даже встречают. Интересно, как они вообще тут живут, насколько удачно внедрились. Ведь это очень тяжело, не только сдерживать первичный инстинкт рядом с таким количеством аппетитных целей, но и не давать ему проявляться. В мозгу ассоциативно выскакивает фраза, уроненная когда-то по нашему поводу Мартой Джонс в спину Кейт Стюарт — «улыбаемся и машем». Очень про прототипов в обществе талов.

Потому что сейчас мы будем улыбаться и махать.

По приказу Эпсилона сбрасываю трап навстречу подъезжающему маленькому автобусу. Дзета грациозно отрывает задницу от кресла, прогибается назад и подкидывает ладонями свои фирменные крутые локоны длиной до плеч. Это у неё характерный жест такой — говорит, с длинными пышными волосами жарковато, вот и проветривает шею. Но отстричь не хочет, ей нравится дизайн внешности, хотя я не понимаю, как можно наслаждаться такой отвратительной симметрией. Вот и сейчас наш учёный радист нет-нет да бросит косой взгляд в сторону ближайшей зеркальной поверхности. Во время полёта она под инструктажем Беты сплела толстый круглый шнур из бисера, и теперь щеголяет изумрудным ожерельем, переливающимся в вырезе туники-безрукавки, на фоне чёрной водолазки. А вот мы с Эпсилоном — два излучателя пара, только его белый плащ с рукавами, а мой — без, и проволочными браслетами капитан не бряцает. Зато мне переделали майку-поддевашку. Внешне она не изменилась, но теперь края окатов сделались чуть толще, и при нажатии на почти незаметные застёжки из них выдвигаются рукава-облипки с компрессионным эффектом. Это Серв лично распорядился доработать костюм напильником, по собственной инициативе, учтя мой самоубийственный фортель в доме посланника Тагена. Это неплохо ещё и потому, что ткань обладает лёгким защитным эффектом, и в любой агрессивной среде руки пострадают гораздо меньше. Дельте, у которой майка была ровно такой же конфигурации, тоже поменяли форму, на тот же всякий случай. Хорошо, когда младшая каста любит всё доводить до идеала.

«Вещи экипажа корректнее всего нести Йоте, — предупреждаю я Эпсилона. — У Беты — медицинское оборудование, мы с тобой не в том ранге, Эта остаётся на борту, а Дзета, с точки зрения местных жителей, женщина и таскать грузы не должна».

«Мы не обязаны подстраиваться под местных», — тут же ставит меня в известность Эпс. Вот мозги металертовые…

«Обязаны, потому что не должны привлекать внимание и нам нужно усыпить бдительность противника. Тем более что эта модель поведения уже утверждена в прошлой экспедиции. Это не подстраивание и не заимствование, это военная хитрость. Мы должны придерживаться «легенды» даже в мелочах».

«Много слов, но я тебя понял», — суприм такой суприм.

Поворот реле, щелчок по микрофону ВПС:

— Иалад, ты понесёшь ящик с грузом, — приказывает Эпсилон.

Йота тут же отзывается:

— Предложение. Мы можем взять грузовую платформу, — похоже, ему совсем не нравится работать сервом.

— Некорректно, у нас не тот объём груза, — отрезает Эпс.

— Выполняю.

Да, теперь всё сложно. Я больше не абсолютная власть на корабле, я только абсолютная власть во всём, что касается миссии. Распоряжения экипажу должен отдавать капитан. Приходится постоянно его консультировать и осаживать, особенно когда в нас начинают уж слишком активно прорезаться далеки. Причём это может мне стоить хороших отношений не только с супримом, но и с безопасником, он и так на меня косо смотрит. Отдел Вечного весь в своего командира, и даже рядовой контролёр бесится от присутствия такой Мерзости, как я. И уж тем более считает, что не обязан мне подчиняться, а моё высокое звание — это какое-то недоразумение, которое вот-вот разрешится, и всё встанет на свои места, как должно быть. Ну, я согласна, конечно, что Мерзости место в лаборатории, и это в самом лучшем случае. Но не виновата же, что получилось так, как получилось. Вот и приходится его прогибать, используя Эпсилона в качестве подручного инструмента.

Но сейчас и мне придётся выступить по рации.

— Рекомендация. Эдлин, Зарлан, Иалад. Несмотря на гипнопедический фильтр Верленда, ваша практика неформального общения ещё слишком мала, и вы ещё недостаточно освоили расширенный словарь. Поэтому первые двое-трое суток по возможности предоставляйте переговоры с низшими мне и как можно больше наблюдайте. У нас нет права на ошибку, мы не можем подвести Империю. Никто не должен заподозрить, кто мы такие. Не забывайте коверкать интергалакто и употреблять в разговорах слова, которые у низших существ выражают примитивную форму этикета. Это раздел словаря по тэгу «вежливость», — слишком хорошо знаю, как тяжело вовремя употреблять все эти «спасибы» и «пожалуйсты», и как на самом деле они пригождаются в общении с планктоном.

В ответ слышится смешанное нечто из «выполняю», «понял» и «сделаю», с разной степенью согласия в интонациях — гипнотический фильтр в действии, новички то и дело спотыкаются о смену словаря. Дзета относится к моим советам вполне лояльно, Эпсилон держит нейтральную позицию, Йота пытается скрыть неприязнь, но она всё равно пробивается, когда он вынужден отзываться на мои распоряжения.

Вроде всё предусмотрела. Бета не стремится ни о чём напоминать, значит, ничто не забыто. Почти незаметно киваю Эпсилону, мол, у меня всё, можешь командовать дальше.

— Транспортное средство подъехало к трапу, — сообщает Дзета, вытягивая одну ногу к уху через бок. Я тоже так умею, но почему у меня это выглядит как взмах шлагбаума, а у неё — как движение гибкой древесной ящерицы? Неужели дело в приятии своего нового тела? Между прочим, зазор между мыслью и действием у меня до сих пор сохранился, хоть и ощутимо сократился. А вот Дзета, похоже, преодолела этот сложный барьер или ближе всех к нему подошла… Зато ей мимика до сих пор не даётся, ни спонтанная, ни искусственно вызванная. Как говорится, кому что.

Эпс щёлкает по настройкам коммуникатора. Насколько могу оценить, переключается персонально на Эту:

— Кандо, заверши перевод реакторов в холостой режим. Когда закончишь, приступишь к дежурству на сетевом сервере. Это позволит нам не брать с собой лишнее оборудование. О любой нестандартной ситуации будешь докладывать немедленно.

— Есть, — по-армейски отзывается серв. Солдафон.

— Десанту собраться у трапа, — приказывает Эпсилон. М-да, и кто тут после этого солдафон.

«Ты употребляешь военную терминологию, это недопустимо. Мы не десант, мы посольство», — поправляю я его приватно. Cделать замечание вслух я смогла бы лишь в том случае, если бы мы с ним поменялись креслами. Но, как уже было замечено, я тут больше не главная. Так что приходится соблюдать этикет, куда более тонкий, чем у планктона, балансируя на ненадёжной грани между уставом и необходимостью.

Шагаем к выходу из корабля, все втроём. По дороге присоединяется Бета со своей объёмистой аптечкой и, неожиданно придержав меня за рукав, впихивает какой-то прямоугольный предмет размером чуть меньше ладони. Бросаю взгляд и поднимаю на врача обалделые глаза:

— Откуда?.. — хотя уже поняла, откуда. Мне ли не узнать эту пачку сигарет, сама на Зосме-9 и покупала.

— Я не выбросил твои корабельные заначки, — ну как ему удаётся эта гадкая ментальная улыбочка? — Незачем было тратить ценный ресурс. Одну пачку отдал на изучение биохимикам, чтобы со временем синтезировать более безопасный наркотик, он не только тебе пригодится. Остальное приберёг — пока нет табельного средства, будешь пользоваться тем, что есть.

— Почему не отдал раньше?! — шепчу я недовольно, пряча контрабанду в карман и косясь на Эпсилона, а то ещё неизвестно, как он отнесётся к наличию наркомана в отряде. Ну, то есть переубедить-то его Бета сумеет, вопрос, сколько сил и времени потратит.

— Чтобы ты не курила на борту. И помни, сигарета в день перед сном, а раз в четыре декады — промывка лёгких и детоксикация.

Каким-то чудом сдерживаю внутреннее передёргивание, чтобы не порадовать им Бету. Садист он всё-таки. Форменный.

— Любопытно, кто нас встречает? Есть прогноз? — спрашивает Дзета, почему-то у меня. Дёргаю плечом вместо ответа. Талы — а дальше кто знает. Там может быть как целая делегация высокопоставленных блондосов, так и пара работников космодрома с вежливыми улыбками.

У выхода уже дожидается Йота с ящиком на плече. Держит железобетонную рожу, но я чувствую глубоко затаённое недовольство, направленное на меня — несложно вычислить, по чьей инициативе его назначили в грузчики, вот и дуется.

— Идёшь первой, — приказывает мне Эпсилон. Ох, если он на глазах у планктона будет себя так вести, я не знаю, как мы справимся с заданием. Вот вроде при пленном тале он был вполне терпим, а тут то ли ответственность по мозгам шарахнула, то ли что, не знаю, только весь полёт у нас прошёл, словно мы всё ещё в поликарбиде и отправлены на боевой вылет. День на третий Бета мне даже успел намекнуть, что скучает по прошлому разу, но я ему за это строго выговорила. Дисциплина есть дисциплина; раз капитан «Протона» считает, что на его борту нет места лишним вопросам и ненужным разговорам, хуже сказать, бриндигулуму, значит, им места нет. Правда, сразу же выяснилось, что Новой Парадигме совершенно неизвестно слово «бриндигулум», оно выпало из современного словаря. Неудивительно. И в моё-то время оно уже стало ругательным, а через столько лет его разве что правитель со скрипом вспомнит. Пришлось объяснить, что это — разговор между четырьмя или более далеками. В разные времена к подобному действу относились по-разному. То это было обычным делом и расценивалось, как рабочее совещание или планёрка, то требовало разрешения командования, а в кризисные времена подобная беседа и вовсе требовала личного дозволения Императора. За пару веков до моей активации словом «бриндигулум» стали называть трындёж не по делу на каналах патвеба, а потом оно и вовсе приняло слишком грубый и обвиняющий смысл, чтобы употребляться повседневно. Видимо, к Великой Войне Времени оно окончательно устарело и забылось. Но, по хорошему счёту, то, что я всегда позволяла подчинённым, как раз и было бриндигулумом в положительном историческом смысле этого слова. И естественно, что нормальный адекватный суприм Новой Парадигмы вообще не поймёт, зачем это нужно, когда все просто должны молча выполнять приказы, лишь изредка предлагая варианты более рационального выполнения общего дела.

Ну ничего. Как только мы выйдем из корабля, то окажемся в моей епархии, и командование тоже перейдёт ко мне. Тогда Эпсилон не возмутится моему разрешению задавать вопросы, или, по крайней мере, не начнёт спорить. Просто привыкать к такой форме общения новичкам придётся не в свободное время на корабле, а непосредственно в агрессивной окружающей среде. К сожалению, неформальные разговоры вслух нам будут необходимы. Да, от них сносит мозги, и даже сервы начинают не просто мыслить, а размышлять, что для далеков нехарактерно. Но именно это и сбивает с толку нашего врага.

Схожу на бежевое покрытие космодрома. На первый взгляд, оно смахивает на подкрашенный бетон, но цвет, равномерность материала и отсутствие трещин и стыков плит указывают, что это кремнистый кораллит. Неплохо живут, гады, если дорогой маркой кораллита целый космодром могут зарастить. Вдыхаю воздух нового мира, подставляя лицо розово-оранжевым солнечным лучам, пробивающимся сквозь облака над горизонтом.

«Невероятно», — тихо роняет Бета в приват.

«Если ты про пейзаж, — отвечаю, — то послушай их Солнце. И пылевое кольцо сложно принять за радугу».

«Я понимаю, что это фальшивка, но какая фальшивка!» — отзывается он, фоня восхищением на парсек вокруг.

И есть чему аплодировать — талы, наверное, очень долго трудились, чтобы создать копию Скаро. Неудивительно, что терраформирование — один из главных их «коньков», если они подобрали и переделали планету на таком высоком уровне. Спектр звезды, цвет неба, вкус воздуха, даже эффекты преломления атмосферы те же. Да что там говорить, над краем посадочного поля я наблюдаю кружащую стайку смалгов, вспугнутую беззвучным падением «Протона» с неба — блондосы даже зверьё заселили, какое сумели вывезти. Сойдя с трапа, мы погрузились в раннее утро, словно сбежавшее из моих воспоминаний. Совпадение идеальное, если не считать голос звезды, слишком визгливый, чтобы напоминать тяжёлое золото нашего родного Солнца, и радужную полосу космической пыли, разлагающую её свет не хуже дифракционной решётки и рассекающую небо на две неравные половины.

«Мы обязаны сделать лучше», — замечает Дзета нам всем, а не приватно, и я чувствую в ней профессиональную ревность. Что ж, хороший стимул никогда не бывает лишним.

— Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд! — вдруг, как гром среди ясного неба, раздаётся из дверей транспорта, похожего на зеркального жука. — Прослушки в автобусе нет, я проверил. Коротышка, ты кого это с собой притащила?

«Не показывать агрессию», — тут же приказываю ребятам. Всеми рецепторами чувствую, как они подбираются, только Бета не столько насторожен, сколько старается не ржать над остальными. Хотя будь бы он один, точно так же бы напрягся — ведь он-то, в отличие от новичков, опознал этот голос и эту манеру общения сразу, как и я.

— Я тоже тебе рада, рыжий, — надеюсь, моя улыбка не слишком кислая. — Но считала, что у вас принято сперва говорить «здравствуй».

— Ну, здравствуй, Зеро, — доносится изнутри.

— Ну, здравствуй, Доктор, — отвечаю я, ставя ногу на трапчик-пандус. Сзади приходит волна шока. Что называется, наши морально брякнулись от того, кто их встречает.

— Я знал, что мы ещё увидимся, — сияет мне со второго от входа сиденья фирменная улыбка из-под зелёного котелка. Больше в машине никого нет, сплошная автоматика. Значит, все встречающие — у здания, нас решили уважить личным пространством. Хотя, кто знает, может, здесь вообще так принято.

Еле успеваю прикусить язык, чтобы не спросить: «Спойлеришь?» — но это было бы настолько откровенным рассекречиванием, что стыдно говорить.

— Шакри, — отвечаю, устраиваясь поудобнее на соседнем сиденье. — Наше правительство очень сильно из-за них обеспокоилось. Что-нибудь слышно? Кстати, это Эдлин, текущий капитан «Протона», это — Зарлан, а этот мрачный парень, который словно позавтракал хлоркой — Иалад. Ну, а Верленда ты и так знаешь.

Бета даже снисходит сделать ручкой на местный манер, пока Хищник в голос ржёт над определением «позавтракал хлоркой».

«Зачем он так делает? Странный звук, речевым аппаратом?» — нервно спрашивает у меня Дзета. Приходится ей сжатой мыслью объяснить, что это называется «смех вслух», а дальше пусть смотрит соответствующую статью в пассивном словаре.

— Шакри залегли на грунт и не отсвечивают, — сообщает Хищник, немного успокоившись, пока автобус трогается с места. — Опять затишье перед очередной бурей.

— А ты, значит, за всех встречающих разом?

— Ну так, я везде пролезу, — отзывается он с самодовольным видом и кивает на приближающееся здание космопорта. — Кстати, там вас ждут ваши ребята, аж подпрыгивают от нетерпения.

Не сомневалась. Но у них нет параметров подключения к нашей сети, а у нас нет реальной срочной необходимости перенастраивать мозги на старый канал. Увидим друг друга, я им прямой мыслью протранслирую, куда подключаться.

— Признавайся, что тебе дал экспресс-анализ «Протона» твоим звуковым зондом.

— Отвёрткой!!! Да, в общем, ничего. Древних у вас на борту нет. Хотя мы их и ждём.

От рассевшихся по задним сиденьям ребят веет напряжением и страхом. Только я наконец ощущаю себя в родной стихии. Опять можно врать, ссорить и интриганствовать. И получать новую информацию, общаясь с Хищником.

— Когда они пропали?

— На Зосме-9. Знаешь, мне это не нравится. Они проявляли заметное внимание к Новому Давиусу и талам, перебрали даже все их посольства и закончили Ассамблеей, а теперь пропали.

— Значит, дух Талли — кто-то из талов? — спокойно спрашиваю я. А в памяти навязчиво крутится сцена в парке.

— Ну, есть такая вероятность, — соглашается Хищник.

— Кто-нибудь из талов пропадал без вести с тех пор?

— По моей просьбе все эти случаи мониторятся, но пока ничего подозрительного не проскочило.

Гм, значит, не пропадал. Быть может, это кто-то из нашего близкого окружения? Хоть Найро меня и успокоил насчёт Луони, но… Упс. А вдруг это вообще он и был, а мы его забрали? Вот Шакри и пытаются нас найти в междумирье, им не до Нового Давиуса. Тогда зачем они продолжали искать раньше, имея в руках повстанца? И зачем его бросили? Или проверяли дополнительно — возможно, условиям может соответствовать не одно-единственное существо во Вселенной? Нет, не могу просчитать, опять недостаточно данных. Порасспрашиваю Альфу с Гаммой, может, они что успели заметить сверх общеизвестного.

Подъезжаем к космопорту. О, а вот и встречающие, целая толпа. Спиной ловлю голодное ощущение от Йоты, в котором откровенно читается: «Веером от пуза». Быстро советую ему взять себя под контроль, пока Доктор отвернулся и не видит этого лица. Дзета пышет профессиональным интересом, ведь пленного тала ей разобрать на части так и не дали, а тут столько подопытных грызунчиков. Но это уже не так страшно, как агрессия. Эпс вообще хранит профессиональное, слегка насмешливое спокойствие. Он лучше других понимает, что дни Нового Давиуса сочтены, приговор уже вынесен и вот-вот будет приведён в исполнение, поэтому позволяет себе ментально поулыбаться комичной ситуации. Я согласна, это и впрямь смешно, что очень скоро от наших врагов ничего не останется, а они даже и не подозревают об этом.

Очень, очень скоро. Мы завершим Па Джаски-Тал.

Поднимаюсь, как только останавливается выделенный транспорт, и направляюсь на выход. Ребята идут за мной. Доктор, напротив, съезжает по креслу так, чтобы его не очень было заметно снаружи, отчего на конопатый нос сползает зелёный котелок, — хотя я не представляю, как рыжего может хоть кто-то увидеть через стёкла с зеркальным напылением. Может, это просто такая шутка, которую я не понимаю?

«Я удивлён, как долго Хищник пробыл на одном месте, — вдруг сообщает нам всем Бета в ускоренном режиме. — Это противоречит имеющимся у далеков данным».

«Согласно нашей с ним беседе о Шакри, в прошлую стычку с ними он тоже был вынужден прожить очень долго на одном и том же месте, — отвечаю. — Я нашла данные в архивах Сол-3 за XXI век по земной СИ, это в их хрониках названо «Годом медленного вторжения».

Достаю из кармана очки. Солнце, хоть и утреннее, а всё же вырвалось из-за облаков и теперь бьёт по глазам. Хрустальное здание космопорта, похожее на несколько составленных рядом перевёрнутых графинов, пронизано им насквозь. Может, блондосам и нормально, а нам — нет. Хоть и не Зосма-9, а всё равно, минимум декаду будем привыкать к освещению.

Включаю улыбку. Выхожу из автобуса. Отвешиваю приветственный жест всем встречающим разом, особенно не слишком высокому и ощутимо плотному субьекту с залысинами — знаю по изображениям, это президент республики. Польщены, типа, что сам заявился встречать. Справа от него отсвечивают две бронебойно-нейтральные, но такие внутренне сияющие знакомые рожи — поневоле сияю им в ответ и чувствую то же самое от Беты. Ура, адаптированных прототипов прибавляется! Это позволит слегка затушевать скованность новичков.

— Кочевники приветствуют Новый Давиус, — спокойно, ровно, но при этом достаточно громко, чтобы взяли микрофоны телекамер, сообщаю я. И мысленно добавляю Альфе направленной мыслью, а не через сеть: «Перестраивайтесь на корабельный канал, кодировка по тысяча сто двадцать восьмому протоколу, шифр плавающего типа AK-94-7. У вас всё в порядке?»

«Всё в штатном режиме», — отзывается Альфа уже в общий канал под приветственную речь блондоса. Делаю вид, что слушаю президента, а сама продолжаю:

«Эпсилон — Эдлин. Назначен капитаном «Протона» на эту миссию. Йота — Иалад, канонир и безопасник. Дзета — Зарлан, выполняет твои обязанности, Гамма, а ты переназначен на двигатели, помогать Эте. Эта — Кандо, он остаётся на борту, поскольку непригоден для общения с низшими. Да, и… У Дельты всё в порядке», — надеюсь, они не почувствуют мою маленькую ложь. Потому что я на самом деле не уверена, что с нашим технарём всё хорошо. Но не люблю озвучивать домыслы и непроверенные данные, поэтому даю парням официальную информацию.

Под окончание приветственной речи вижу мелькание знакомой шляпы в задних рядах. И когда успел выбраться из автобуса? Доктор в этой регенерации какой-то уж очень шустрый. То здесь, то там. Бабочка умел находиться везде и сразу, его было ощутимо много. Мистер Зубы предпочитал зафиксироваться на одном месте и с него вещать, выделяясь из любой толпы, как крутящийся во все стороны подъёмный кран, и лишь в крайнем случае совершал радиальные выпады в пределах парочки гравиплатформ, по особому вдохновению. А рыжий лепрехун словно телепортируется, как и положено его мифическому племени. Может, у него и впрямь есть какой-нибудь мини-трансмат, собранный на коленке из жвачки, леденца и трёх де-леров медной проволоки? Я уже почти готова в это поверить.

Хотя, если подумать логически, Хищник уже не нервирует, даже если он и с телепортом. Нервируют торчащие рядом с ним три макушки — две светлые и одна в старой фетровой шляпе. Вот над головами мелькнула рука и переместила шляпу на одну из светлых макушек, чтоб, значит, я точно не ошиблась — блондосы и старатель здесь. А чтоб их в джет… Стоп. Никаких «уничтожить». Даже на Тагена. Никаких «уничтожить» в принципе. Я — посол кочевников, а не Дикий Прайм и не невеста миротворца. Я не вижу этих макушек. Я вижу только залысины господина президента, как его там, Павердо, и внушительную инсталляцию блондосских «шишек» вокруг него. Держаться в рамках «легенды». Держаться. Держаться.

Какие-то дежурные разговоры, заученные ответы на заученные вопросы, заученные вопросы и полученные ответы, так же заученные наизусть; мой рот действует немного отдельно от головы — я, оказывается, хорошо научилась поддерживать светскую беседу и могу себе позволить вести наблюдение за окружающей средой, почти не озадачиваясь выбором слов. Говорю, а сама изучаю лица и мир вокруг. Тишина на орбите, кристально чистый воздух с высокой прозрачностью в районе космопорта, спокойно-радостные взгляды окружающих — это категорически не похоже на планету, которая того гляди окажется по самый купол скафандра в космической войне. Какая удивительная беспечность. У них вроде бы не так много оружия, чтобы чувствовать себя настолько в безопасности.

Слово за слово оказываюсь в президентском глайдере. Остальные едут другими машинами, да ещё почётный эскорт — в общем, неплохо мы растягиваемся по трассе. Эпс очень хотел пристроиться к нам, но мне нужно поговорить с главой республики один на один. Нигде, кроме автомобиля, это невозможно. Таковы инструкции Императора — я должна разобраться с личностью и характером Павердо без отвлекающих факторов. Да и тесновато было бы втроём. Ну, конечно, по нашим меркам.

Пейзаж за окном опять ничем не напоминает о близкой войне. Тихие улицы, спокойное население. На каком-то перекрёстке нам вслед машут две ювенильные особи, цепляющиеся за материнскую юбку. Пользуясь отсутствием лишних ушей, негромко спрашиваю:

— Дети… Мы ловили сообщение, новости — есть опасение военный конфликт. Вы не думать эвакуация для маленькие, хотя бы дальше от населённый пункт, от главная инфраструктура?

— Не стоит беспокоиться, госпожа посол, — слегка морщинистое лицо профессионально-нейтральное, но в глазах я улавливаю нотку снисходительности, вызывающую почти рефлекторный зуд в ладонях. — Мы же не варвары какие-нибудь вроде тех, из скопления Девы. У нас всё цивилизованно, даже военные конфликты. Война — дело армий. Нападение на гражданское население — это дикость, геноцид.

Вот тут мне делается ужасно любопытно, до чего РМ может извратить тему войны? Война — это победа. Победа означает полное уничтожение противника. А если нет, то пусть он сейчас же объяснит, что такое, по-местному, война. А то мы ведь рассчитывали на стандартные боевые действия. Во всяком случае, интерес пробудился не на шутку, ну просто мочи нет:

— Тогда как вы действуете, если конфликт такого уровня?

— Всё решит дуэль космических флотов в специально отведённом для этого регионе космоса. В Союзе все военные конфликты решаются только так. Проигравший выплачивает контрибуцию, в том числе за пострадавший военный флот победителя.

Я даже снимаю очки, чтобы точно-точно хорошо разглядеть лицо этого белобрысого идиота. Наверное, у меня та ещё рожа.

— То есть ваш флот есть далеко отсюда?

— Ну да, так всегда делается, — непонимающе глядит он в ответ. Тупой магнедон, хуже Тагена! Планета тупых магнедонов с мозгами, простерилизованными РМ! У них война на пороге, а они флот усылают за тридевять парсек, оставляя планету беззащитной! О, ну почему мы не можем прямо сейчас сюда ворваться и собственноручно устроить им Талли? Такой момент пропадает!

— А если однажды так не сделается? — спрашиваю, всё ещё не веря слуховым рецепторам. На такой уровень глупости мы даже и не рассчитывали. Развёрнутый отчёт в Центр придётся передавать как можно скорее, это поправка крайней стратегической важности. Однако… Здесь же сидит наш стратег. Почему он не доложил? Для него же это ещё очевиднее, чем для меня. Та-ак…

Президент отвечает на вполне резонный вопрос:

— На случай подобной агрессии у нас есть силы космической обороны, которых вполне достаточно, чтобы продержаться до прибытия флота, — и даже лицо чуть более серьёзным делает. Дескать, не надо нас недооценивать и держать за полных идиотов, мы же всё-таки талы.

Вот я и говорю, идиоты.

— И вероятный враг, должно быть, всё знать про оборонный комплекс планета, — заканчиваю я. — Смотрела в первый раз степень доступности информация о Союзе Галактик, каждый член обязан отчитываться Ассамблея о вооружении и держать только строго определённые виды атакующие и оборонительные системы. Открытые ресурсы вроде «In-ter-stellar Net-work», — нарочито коряво выдавливаю из себя полное название местногоинтернета, — там есть панорамы планета, много карты, много люди хвастают, что у них интересное рядом с домом. Один хороший анализ, можно составить все карты оборонительный рубеж, сделать диверсия, подкупив человек.

Павердо смотрит на меня внимательно, даже сурово.

— Это исключено, — наконец, заключает он. — Мы предполагали, что для вас прошло гораздо меньше лет со времени Тысячелетней, но не думали, что настолько меньше. Вы ещё не разучились воевать, мыслите в категориях войны. Позвольте заверить, в Союзе нет стратегов такого уровня.

Какого уровня?! Да это бы и тупой землянин ХХ века сообразил бы! Мать моя радиация, предки этого народа точно со Скаро? Какая плесень, и как им сейчас пригодился бы Найро с его хваткой и его паранойей. Только его бы я здесь сейчас и опасалась. Но шутка в том, что единственный тал, в котором я ощутила старую закваску, знакомую мне из хроник и воспоминаний сородичей, находится в плену у далеков и работает подопытным животным.

Ну, ещё не стоит забывать о Докторе, хотя он уже то зло, которого устаёшь бояться, ибо нет смысла. Неуправляемая стихия. Приход Бури. А бурю надо просто пережидать.

Павердо тем временем продолжает резать меня без болгарки, добивать в упор из гранатомёта:

— Ни один полководец Союза не опустится до удара в спину. Мы слишком много вложили в формирование отношения к военному делу, как к честной дуэли, на протяжении двух миллионов лет, чтобы кто-то в межгалактическом сообществе сумел через это переступить. К сожалению, до конца избежать войн пока не удаётся, но Церковь Миротворчества работает над этим весьма активно.

Я всё ещё не в состоянии справиться с лицом. Президент оценивающе глядит на меня.

— Наши специалисты из Церкви предположили, что для вас последняя глобальная война закончилась максимум триста лет назад.

Ничего себе, вот это неожиданность. Просчитали. Нас. Очень точно. То есть просто в мозг засветили, прямой наводкой — далеки действительно всего три века отсиживаются в междумирье. Но отрицать нельзя, это будет прямая ложь, которую слишком легко опровергнуть. Значит, будем врать чуть более тонко.

— Это есть правда, — соглашаюсь я. — Кочевники оставили дом более давнее, но был военный конфликт, большой, с другие жители в междумирье. Как это есть по-ваше, «Древние». Сейчас разработали метод, держим защита, глухой нейтралитет.

— Между мирами что-то есть? — искренне удивляется он. — Даже существование параллельных пространств до сих пор оспаривается.

— Существует, но не в наше понимание. Для нас там есть только ничто — ни пространство, ни время, ни даже точка отсчёта. Древние есть совершенно иные, отличные от наша суть. Они сами для себя есть пространство, время и точка отсчёта. Старые люди сказали бы, боги. Мы тоже так называем, но для ирония. В легендах других планет находили, даже в других мирах. Существа из первичный хаос, пережитки несформированного континуума они есть. Слышала, вы тоже есть сталкивались, совсем недавно.

Павердо внешне остаётся совершенно спокойным, но внутри у него — напряжение и мрачность, сформировавшаяся сразу после моих последних слов.

— Как я сообщила в приветственная речь слова вождя, — продолжаю, — для нас приоритетная культурная миссия к родственный народ, сверка две история, легенды, мифы, языки. Но Древние есть опасные, для всех равно — и вы, и мы. Если позволишь, пока мы здесь, будем следить, предупредим, будем координировать действие. С Доктором так делали, на Зосма-9. Ты же знаешь Доктора?

Президент кивает.

— Нам ли его не знать, — неплохо он лицо держит, сразу видно политика. Вот только по приборам всё ясно, меня не обмануть.

— Про остальное — это есть ваше дело, ваш конфликт. Где люди против людей, там наше дело нет. Кочевники не станут вступать в ваши войны. Слишком большой перевес силы у наша сторона, опасно для Союз.

— Смею заверить, госпожа посол, боя в нашей солнечной системе не будет, — уверенно отзывается Павердо, и я чувствую на самом дне его эмоций холодность. Ага, полез снобизм последователя РМ: война — зло, кочевники — необразованные варвары, и всё такое.

Пожимаю плечом:

— Тем не менее, присутствие кочевников вероятно подействовать благотворно на ход мирные переговоры. Мы считали по стратегическим формулам, большой процент, более восьмидесяти. Также мы согласны поспособствовать мирный процесс не только своё присутствие, но при необходимости — переговоры в присутствии нейтральная сторона. Для это со мной отправлен второй советник.

— Посол Элидан сообщал, что кочевники изумительно прямолинейны, но я не ожидал, что настолько, — вдруг улыбается блондос.

— Я была грубая? — озадачиваюсь в ответ.

— Нет, просто очень прямолинейная. Огромная редкость для дипломата. Обычно все и всегда стараются играть на оттенках и намёках, но ты не оставляешь ни шанса даже для комплиментов.

— Нефункциональная трата для время. Есть пословица — пришёл для дело, говори дело. Или, как читала в книгах ваших галактик — «делу время, потехе час».

— Думаю, у пословицы всё же немного другой смысл, — продолжает улыбаться он, но теперь на лице становится меньше той маски, что у низших называется «светскостью», а внутри куда меньше прохладности. Это хорошо, я начинаю вызывать у него почти невольное доверие. В Ассамблее было то же самое, там-то я и напрактиковалась. Надеюсь, что Элидан поставил его в известность относительно того, что я не только прямая, как джет в вакууме, но мне ещё и соврать невозможно, поэтому надеяться обвести посла кочевников вокруг манипулятора не стоит.

— Хорошо, — наконец говорит Павердо, переплетя кисти рук ковшом и постукивая большими пальцами друг о друга. — Но я всё же надеюсь, что мы справимся своими силами. Генетически я, конечно, не миротворец, но, как президент своей республики, придерживаюсь РМ во всех аспектах, включая тот, что народ, ещё не справившийся с разрушительным влиянием одной войны, не должен вступать в другую, иначе он никогда не выйдет из, гм, «штопора». Возможно, вы с вашей прямолинейностью и накопленной военной энтропией — это именно то, что сейчас нужно Союзу для хорошей встряски. Но всё же, центру РМ не годится втягивать вас в конфликт.

— Как это есть, — морщу лоб, изображая усиленную работу памяти, — сохранять лицо… Нет, держать марку даже в ущерб себе. Так?

Павердо сжато улыбается, словно старается закусить рвущийся смешок — на самом деле, излишне, я и так по приборам его веселье вижу. Поэтому говорю то, что он наверняка подумал:

— Знаю твоя мысль, наш вождь тоже говорит, что я есть прямая и дерзкая. Но обычай кочевников требовает называть всё прямо. Как это, своим именем.

— В таком случае, — отвечает блондос, потирая большие пальцы ещё активнее, словно стремится этим обыденным действием как-то успокоиться перед чем-то неприятным, — прости мне не менее прямой и дерзкий вопрос, госпожа посол. Твой народ. Вы обвиняете талов в развязывании Тысячелетней войны?

Ну наконец-то. Хоть президент это озвучил.

— Да, — спокойно отвечаю. — Мы обвиняем талы за война. Мы обвиняем каледы, что они отказались уступать в самая мелочь, когда были возможности к примирение. Мы обвиняем себя за то, что не хотели мирить, выступить посредником, когда была возможность в начале. В большая война нет правых. Обвинивать можно долго, хоть вся жизнь. Но мы есть не наши предки, вы есть не ваши предки. Что было, то было, для вас ушло два миллиона лет, это очень много. Вы сделали всё для того, чтобы загладить вина, — я провожу рукой в воздухе, очерчивая круг. — То, что есть сейчас Союз, ваша работа, ваша награда, как это… искупление.

И когда мы это обрушим, это тоже будет искуплением за то, что не сумели уничтожить вас раньше, заканчиваю я мысленно. Но вслух продолжаю совсем другое:

— Я ждала этот вопрос, но от уважаемый господин Ралендо, ещё в Ассамблея. Была сильно удивлена, что не спросил.

— О, ты плохо знаешь Ралендо, госпожа посол, — засекаю, что президент слегка расслабился, но пока недостаточно, чтобы можно было однозначно расслабиться и мне. — Он никогда бы его не задал. Спросить было поручено бывшему посланнику Тагену, но инцидент с его сестрой снял острую необходимость столь неудобного, как нам показалось, высказывания. Однако, пообщавшись с вашими людьми, я понял, что данную деталь всё же стоило бы прояснить.

Припоминаю очень подходящую к делу пословицу Фёдора. Хищника рядом нет, так что можно смело её употребить.

— Неудобно, как это есть, на потолок спать — одеяло падает, — и без перехода, — бывший посланник?

— Его пришлось отозвать из посольства обратно в главный миротворческий центр галактики Антарес. Во-первых, это он дал повод к старту конфликта. Во-вторых, мы подозреваем, что пожар в его доме был диверсией, попыткой убийства. Таген, возможно, не слишком умён, но очень ценен исключительным чутьём на агрессию и недобрые замыслы, поэтому потерять его для церкви в такой момент будет серьёзным ударом.

Проговорился ты, плесень, хоть и профессионально маскируешься. Да и микроскопические изменения в твоём теле выдают истину — ты нас боишься даже больше, чем конфликта с Зедени. И Тагена отозвал, чтобы держать его рядом с Альфой и Гаммой, просто на всякий случай. Учитывая философию РМ и наше происхождение, ты даже можешь начать подозревать, что это мы и только мы мутим воду в раздутии конфликта — уж больно удобный шанс отомстить за Тысячелетнюю и уничтожение якобы нашего народа. Доказательств у тебя нет, и ты их не найдёшь, но вопрос о старой обиде на талов очень намекает на это дело.

Опять что ли, выстрелить прямолинейностью на полную мощность?

— Мне мыслится, я видела Тагена, там, на космодром. И ещё такое, моя выучка позволяет видеть вся мелочь в состояние собеседника, если он родственнен, если со Скаро. Я не приму отрицаний, потому что будет ложь. Ты, уважаемый господин Павердо, боишься потомки народа дал. Ты много отвечаешь за республика, боишься наша сила и наша возможная месть, — тут он взволнованно пытается меня перебить, но я не позволяю. — Это твоё право. Мы не запрещаем другие быть какие есть и думать как хотят, это глупо, неконструктивно, — абсолютная правда, мы всегда на это плевали. Какая разница, что думает о тебе особь, которая всё равно будет уничтожена? Как я говорила Найро, точка зрения псевдоразумных тварей начинается там, куда не добивает выстрел далека. И особенно это касается талов. — Кочевники не тратят пустые слова про мир. Что-то доказать может только действие. Прости, если моё слово было резкое, мне важное, чтобы ты понял смысл.

Всё это я говорю, не отводя глаз от голубых глаз Павердо и регистрируя каждое мельчайшее изменение в его состоянии. Это всё своего рода внушение — конечно, без применения психокинеза и оборудования, но даже твёрдо сказанные слова и спокойный уверенный голос действуют очень убеждающе. Позицией «не словом, а делом» мы прославились ещё в Ассамблее, президент это знает. С точки зрения РМ, наши дела пока доказывают наши мирные намерения, а задавленную агрессию можно с лёгкостью списать на ксенофобию, причины которой я достаточно конструктивно обосновала Ралендо. Правда, мне ещё предстоит выяснить, чем именно Альфа и Гамма встревожили местные власти, что они натворили. Может быть, какие-то проколы на мелочах? Ну, мы проанализируем все их воспоминания, когда останемся в кругу своих, и наверняка поймём, что именно напрягло талов. Конечно, раскрутить всё так, как это смог бы сделать Император или психологи, нам вряд ли удастся, но если были какие-то очевидные ошибки, мы их выявим и исправим по мере сил и возможностей. Регулярные четыре скарэла общения с правителем не прошли даром, он целенаправленно натаскивал меня на психологию низших, а также на соответствующий анализ и прогнозирование. А в последнюю декаду моей муштрой развлекался ещё и весь штат психологов. Ведь знание образа мышления землян не слишком поможет против талов, надо было поднять мой уровень. После такой подготовки и такого количества затраченного на меня времени уже не просто страшно — жутко не оправдать доверие. Поэтому ошибки недопустимы. Ведь далеки не ошибаются — а я далек. Мерзость, мутант, недоразумение с нарушенным эмоциональным равновесием — но всё-таки далек. И я поверну ситуацию туда, куда надо Империи, во что бы то ни стало.

Павердо наконец-то отводит взгляд.

— В такое положение меня ещё ни разу не ставили, я даже не знаю, как среагировать, — негромко сообщает он, потерев висок. Я замечаю, что он стреляет взглядом за окно, видимо, прикидывая, сколько ещё осталось добираться до места назначения и, соответственно, держать оборону против моей резкости.

— Можем делать лица, что я ничто не говорила, — предлагаю, стараясь улыбнуться поестественней. — Кочевники все прямые, потому что видим ложь, не умеем говорить неверное друг другу и от других ждём истина в слова и дела.

— Да, меня предупреждали, — он наконец вытаскивает платок и промакивает лоб, слегка взмокший, ещё когда я толкала свою пламенную речь. — Одно дело услышать, и другое дело с этим столкнуться.

— Я стараюсь быть мягчее, — уже откровенно вру, но Павердо настолько выбит из гамачка, что вряд ли заметит.

— Должно быть, вас обижает моё личное недоверие.

— Ничуть. Ваше право, — отпускаю ещё одну улыбку, хотя про «личное» он наверняка приврал. Я не забыла разговор с Элиданом и Ралендо, когда они признались, какие дебаты вокруг кочевников велись в Церкви и правительстве.

Напяливаю очки обратно:

— Приношу извинение, много яркий свет, глаза болит.

— Ничего, ничего, всё в порядке, — машет рукой блондос.

— Да, и ещё есть слово о Шакри, — в пол-оборота разворачиваюсь к окну машины, посмотреть хоть, что там за обстановка. — Подлетали — видели, здесь их нет, но могут вернуться. Можно ли кочевники включить следящий радар, специально Древние искать?

— Почему ты меня спрашиваешь, госпожа? — слегка приподнимает брови президент.

— Твоя планета, твоя безопасность, — отвечаю. — Не наше решать. Корабль мы и так защитить умеем.

— Госпожа посол, вопрос о Древних очень серьёзен и требует отдельного обсуждения со специалистами, — отвечает он, подумав. — Шакри действительно нам навредили, Доктор действительно помогает решать их проблему, и в данном вопросе учёные и служба безопасности разбираются лучше меня. Но если у вас есть радар, способный засечь этих Древних, то используйте его, ради Космоса.

Киваю и, пользуясь подвисшей паузой, включаюсь в сеть:

«Эта. Когда закончишь с двигателями, активируй следящие системы. Боевая задача: отслеживать перемещения всех кораблей по местной системе и заодно искать следы хроноворов».

«Я подчиняюсь», — бодро соглашается солдат. Ещё бы, у него наконец-то есть чем заняться. Знаю я десантуру, Эта будет сутками напролёт сидеть над радарами и таращиться в монитор, стараясь как можно качественнее выполнить боевое задание.

«Теперь вопрос к Альфе и Гамме. Почему вы не доложили в Центр, что Новый Давиус остался без прикрытия?»

Ого, как замирает народ. Чувствую поток эмоций — скрип шестерёнок в мозгах Эты, безмерное удивление Йоты и Дзеты, лицеладоние Беты, возмущение Эпсилона и — совершенно точно — страх от проштрафившейся парочки. Похоже, эту тему они обсуждали и последствий разумно опасались. Что же тогда сподвигло их промолчать?

«Я попробую объяснить, — Альфа явно пытается успокоиться, но это ему совершенно не удаётся. — Сейчас планета — лёгкая цель. Но мы здесь прожили некоторое время и видим, что Новый Давиус можно использовать более рационально, чем просто… ликвидировать. Есть способы взять под контроль религию миротворчества, правительство, управлять планетой по нашему сценарию. Просто разрушение в данном случае не функционально, но мы же знали, что именно так и поступит Империя, когда узнает о беззащитности планеты. Поэтому мы решились скрыть информацию, и…»

«Кто дал вам право решать за всю Империю? Простому офицеру и простому технику? — перебиваю эту многословную речь, чувствуя, как меня колотит от злости. Даже Эпсилон ментально вздрагивает, хотя согласием с моей позицией от него прёт с такой силой, что кажется, я его чувствую не через локалку, а по-настоящему, из соседней машины. — Помимо крайне слабой аргументации, кто вы вообще такие, чтобы принимать решения подобного уровня? Вас сюда отправили с целью разведки в глубоком тылу противника, вы были обязаны сообщать в Центр всё, а делать выводы и принимать решения должно правительство, а не рядовые исполнители. Право думать не подразумевает право решать за всех. Не вам судить, как станет поступать Империя. Вы будете строго наказаны за ошибку по возвращении домой. Как только разместимся, следует наладить оборудование для дальней передачи. Если вы не потрудились переслать информацию, то её перешлю я, при первой же возможности».

Давлю желание открыть окно машины и закурить, прямо сейчас. Кисло мне. Вот и парни «срезались», особенно обидно за Альфу. Откуда же такие бактерии вылезают в наших мозгах? Ведь это явный конфликт с Общей Идеологией… Так, стоп. Да, именно. Конфликт с О.И. Что-то в нас вызывает разлад с основой основ общества… Вот. Поймала. Сформулировала. Что-то в прототипах изменилось настолько, что ценность отдельной личности постепенно начинает перевешивать ценность нации, а ценность отдельного мнения — ценность общей цели. Это отлично коррелирует с тем, как Дельта и Гамма стали друг для друга важнее задания.

Итак, вопрос: что отличает прототипа от далека, кроме внешнего вида? Ответ: мозг. Вопрос: что глобально в мозге другого, если отсеять области, отвечающие за функционирование организма? Ответ: инстинкты.

Сглатываю.

«Мы теперь можем сохранять расу иначе», — сказала Дельта. Она совершенно прямо мне указала, в чём отличие прототипов от далеков, и если бы не мой шок в тот момент, я бы это непременно заметила.

А ведь верно. Глядишь на окружающих и подсознательно начинаешь думать, кто умнее, кто достойнее, с кем бы хотелось продолжить вид. А это заставляет массу рассматривать, как отдельных индивидов, стараться разглядеть личность собеседника, трезво её оценить и взвесить. А это в свою очередь заставляет и в себе увидеть такую же особенную личность. Идёт отрыв от массы, индивидуализм. Как следствие, нарушения в образе мышления. Вместо глобального вопроса «что нужно для нации» задаёшься вопросом «что я могу сделать для нации» — отсюда переоценка собственных возможностей и ошибки. Тезис «перед Империей все равны» подменяется личной привязанностью, что ещё разрушительнее сказывается на обществе.

То есть… Это что же получается… Всё это… Всё, что с нами происходит — неужели это последствия отработки инстинкта размножения?!

====== Сцена двадцать пятая. ======

— Кушай оладушки, милая.

На тарелку хлопается стопка пышных, как подушки, лепёшек, таких горячих, что на них ещё пузырится и щёлкает масло. На земные оладьи они совсем не похожи — хоть и толстые, но гораздо больше в размере, скорее, как блины.

— Благодарю, Ларин.

Та же рука, отставив сковороду, щедро поливает мне еду фруктовым соусом.

— Давай, давай, пока не остыло. А то эту разве заставишь…

«Эта», то есть Луони, сидит напротив и с хихиканьем прячется за кислородный коктейль, даже не думая ковырнуть вилкой одинокую оладью на тарелке рядом с собой.

— Ба, я уже говорила, я худею.

— Ты и так, словно палка! Куда ещё дальше? Мужчины не скальные коты, на кости не бросаются.

— А ты хочешь меня раскормить так, чтобы я в ТАРДИС не пролезла! — Луони едва не прыскает на всю кухню коктейлем.

— Стратегически верное решение, — втыкаю я, чтобы совсем не молчать. — Как это есть… Учитывая текущее состояние твоё здоровье, тебе категорически противопоказаны нагрузки вместе с Доктор.

Луони, сморщив нос, показывает мне язык — она прощает мне публичное коверканье галакто, принимая его то ли за весёлую игру, то ли за забавный секрет. В ответ флегматично натыкаю на вилку кусок оладьи и сую в рот. Уй-ё, горячая, несмотря на холодный соус. Но так вкусно… А рядом дразнится стакан с холодным молоком. Скоро я разъемся на здешней кормёжке до такой степени, что не то что в ТАРДИС — в «Протон» не пролезу. Раздуюсь и буду кататься шариком в подшипнике.

Ларин — прабабушка сладкой блондосской парочки, заправляет домом и командует семьёй и домашней автоматикой со всей силой своего авторитета. Когда мы, подчиняясь генеральному плану и вынужденные изображать интерес к культуре талов, изъявили желание отправить пожить в семьи пару прототипов — чисто в порядке эксперимента — Луони не без помощи Доктора об этом пронюхала и настояла, чтобы я участвовала в процессе и погостила у них на вилле. И вот уже пятые сутки, как меня взяла в плен блондосская прабабка.

Внешне её, конечно, не то что за «пра-», но даже просто за бабушку не примешь. Талы сейчас живут лет по двести пятьдесят-триста, поэтому Ларин можно скорее принять за тётушку блондосов, возраст выдаёт лишь единственная седая прядь в чёлке. В остальном — это рослая и статная, немного плотноватая женщина, соответствующая характеристикам «строгая», «заботливая», «житейски мудрая». Почему-то она решила, что обо мне надо заботиться ещё больше, чем о семье, и выражает это прежде всего через кормёжку. Впрочем, у Мари был тот же комплекс, и если быть правдивой перед собой, я тоже вечно пытаюсь накормить сородичей чем повкуснее. Поэтому вынуждена признать данный факт космополитической формой заботы об окружающих, так сказать, женским её проявлением. Неважно, для себя, семьи или товарищей, но мужчина прежде всего беспокоится об уровне безопасности, женщина — о материальном обеспечении. Забавно, но ведь наши экономисты зачастую женщины, равно как и учёные, тогда как на фронте заправляют в основном мужчины. Я не имею в виду низшие чины, где всё равно, кто ты такой, встал в строй и стреляй-работай, я имею в виду командование. Даже если припомнить покойный Культ Скаро — один командарм, два полевых командира и одна начальница лаборатории, очень показательный пример. Хотя, конечно, у низших и у нас это вызвано работой разных инстинктов — у них это проявление родительства, а у нас — потребности в сохранении вида. Меня вообще сейчас заинтересовала работа инстинктов в головах живых существ вокруг, и я анализирую с этой позиции практически всё, что вижу. Надо же понять, как и что происходит с прототипами...

Топот ног по лестнице, прерывающий мои размышления. Через мгновение в кухню влетает Пирин — племянник Луони и Тагена, самый младший в доме на данный момент. Семья блондосов — из числа зажиточных и власть имущих, имеют право на повышенное количество детей. Талы придерживаются контроля рождаемости, а сколько потомства может быть у пары, устанавливают не рациональным путём расчёта наследственности, а тупиковым путём подсчёта доходов. Родители моих прирученных блондосов имеют право на пятерых, но из-за долготы жизни предпочитают не расходовать его разом. Родители Пирина ограниченней в возможностях, у них разрешение на троих, и они на данный момент нянчат второго, а старшенького откомандировали к родне, отдохнуть от детского рёва по ночам. Пацану самому интересно побыть рядом со мной. Если я правильно понимаю психологию ювенильных особей, он на мне свой авторитет среди сверстников поднимает. Каждый, у кого достаточно финансов, может учиться в элитной школе, но не каждый при этом может ежедневно забрасывать вопросами крутую кочевницу, и всё такое. А мне приходится держать ухо востро: ювенильные особи умеют задавать неординарные вопросы так, что рано или поздно подловят тебя на вранье. Хорошо, что у меня была большая практика с земным ребёнком, иначе уже давно бы на чём-нибудь спалилась. И ещё лучше, что семья с детьми, принявшая кочевников, всего одна — эта. Дзета вписалась в студенческое общежитие и вникает в молодёжное общество на соседнем континенте, Эпсилон заинтересовался жизнью среднестатистических трудяг и живёт в захолустном городишке, у молодой семьи. Так что им негде близко пообщаться с детёнышами, я одна такая «везучая».

Пирин машет нам рукой и намеревается проскочить мимо, но Ларин приказывает:

— За стол!

— Ба, я на занятия опаздываю!

— Неправда, до выхода — четверть часа. За стол, и не пререкайся.

Луони прыскает в коктейль, я индифферентно укладываю в себя третью оладью, стараясь понять, неужели все большие семьи настолько одинаковы, или это просто мне так везёт? Совершенно ничего нового, не считая культурных нюансов. Вводишь поправку на особенности менталитета талов, и вообще всё один в один.

Пирин лихорадочно уписывает свою порцию, поминутно косясь на часы. Совсем не похож на Пашку, рвётся на занятия. Наверное, тут играют решающую роль разные методики обучения. А по мне, ни зубрёжка, ни интерактивная игра недостаточно эффективны по сравнению с гипнопедией, но что взять с этих низших? Талы даже за два миллиона лет не смогли отточить обучающий гипноз так, чтобы он корректно ложился на не до конца сформировавшийся мозг. Видите ли, есть процент брака. Ну и отбраковывали бы неудачных особей, как мы делаем. Но нет же, надо же всех беречь, как будто в мире есть незаменимые. Как будто блондосы не со Скаро, как будто не их предки жрали сублиматы из трупов и нещадно уничтожали любые мутации и отклонения. Нельзя так выжигать огнемётом собственное прошлое. Надо оставаться тем, кто ты есть, а то порой будешь вляпываться в сажу и думать, что это было и откуда лезет. Впрочем, недоумки с Давиуса не в состоянии анализировать мир и его причинно-следственные связи так глубоко, как мы. Рано или поздно они за это огребут. И коль скоро появились мы, это будет скорее рано, чем поздно.

Нет, всё, я сдохла — пятая оладья, щедро подложенная Ларин на тарелку, в меня явно не влезет, даже если попрыгать для лучшего сжатия еды, загруженной в желудок. Объелась настолько, что кажется — нажми на живот, и еда полезет обратно, как паста из тюбика. Гм, куда бы поместить остатки молока?..

— Есть предложение про компромисс, — говорю, чтобы не выдать прямо вслух постыдную мольбу о пощаде, — возьму это с собой, съем на обед. Очень вкусно, но место есть закончилось.

— Обед надо есть нормально, за столом и горячим! — отрезает Ларин. — Даже не вздумай тащить с собой свёртки и жевать на ходу, поедите в каком-нибудь ресторане, если не успеете домой. Луони, ты вообще собираешься доедать? Пирин, немедленно запей завтрак! Нельзя есть всухомятку! Девочки, поставьте посуду в чистку, я провожу ребёнка до школы.

— Ба, мне не пять лет! Я могу общественным трансматом!

— Поговори ещё! В школу пешком через трансмат он собрался! Ребёнок из приличной семьи, ещё чего не хватало!

Слишком много восклицательных знаков в этой семейной жизни. Как хорошо, что у далеков её нет.

Пока Ларин собирает мальчишку в учебное заведение, мы воюем с посудой. Здесь, конечно, всё совсем не так, как в старину на Сол-3, тарелки и кастрюли самоочищаются под ультрафиолетом и ультразвуком в специальном ящике. Недоеденную пищу Луони отдаст пегенам — домашним зверушкам. Я таких раньше не видела, они из какой-то далёкой галактики, но отлично сжились с талами. Что до меня, так и тех, и других надо из одного калибра, желательно с орбиты. Особенно страстным желание уничтожить бывает по утрам, когда под боком, в складках одеяла, обнаруживается наглая серая пегена, с любопытством разглядывающая тебя затылочной парой глаз. Совершенно не понимаю, почему эти твари ко мне липнут — я слышала, что животные обычно чуткие и не испытывают симпатии к тем, кто не испытывает симпатии к ним; мне же они попросту отвратительны. Но то ли пегены из другого теста, то ли миротворческая чума передаётся воздушно-капельным путём, но они постоянно ищут моего общества, и больших усилий стоит не дать им хотя бы профилактического пинка.

Насчёт заразности миротворчества я продолжаю думать, когда мы с Луони едем в Центральный Информаторий Нового Давиуса. Прототипы сейчас работают там с разрешения правительства, и на данный момент мы занимаемся сбором и анализом исторических данных. Не надо думать, что это только из-за прикрытия. Нам самим интересна интерпретация талов, раньше этой информации у далеков не было. Кроме того, мы очень заинтересованы в восстановлении объективной истории Скаро. Насколько мне известно, для этого давно создана специальная рабочая группа под предводительством Контролёра Времени, выясняющая все детали развития нашей цивилизации. Кто не имеет прошлого, тот лишён и будущего; знание корней помогает понять, насколько сильно мы поднялись по сравнению с дикими предками, а анализ ошибок, допущенных в процессе становления Империи, позволит нам сделаться ещё могущественней и неуязвимей, чем раньше. Сейчас Новая Парадигма не может себе позволить быстрое развитие, но вынужденный тайм-аут мы используем с толком и решение будущих проблем предусмотрим из прошлого.

Наконец, добираемся до Информатория. Парни уже скарэлов шестнадцать как там. Талы считают, что мужчина обязан вкалывать, а женщина — заниматься семьёй и детьми, поэтому женский рабочий день в два раза короче. Труд незамужних при этом оплачивается на две трети ставки, а замужних — на полную. В принципе, здешним женщинам можно вообще не работать и сидеть на пособии, достаточном, чтобы обеспечивать жильём и другими необходимыми для жизни ресурсами себя и детей. Например, этим пользуется Луони. Не так уж и накладно для богатого государства, особенно учитывая тот факт, что у всех скарианских рас есть перекос рождаемости в сторону мужчин. Конечно, не один к семи, как бывало в некоторые периоды Тысячелетней, сейчас у блондосов соотношение один к трём. Между прочим, у далеков соотношение намного стабильнее, никогда не плавало — на четырёх мужчин одна женщина, такая генетика. Даже во время сотворения Новой Парадигмы процент сохранился. Впрочем, для нас это не является актуальной проблемой по причине экстракорпорального размножения. А ещё я очень рада талской организации рабочего времени, потому что это позволяет мне реже встречаться с Тагеном. Ни он, ни я не знаем, как себя вести по отношению друг к другу. Я бы предпочла ровный тон и расстояние вытянутой руки, как было в самом начале — это и меня не напрягает, и окружающих, — но когда собеседник явно не знает, в какие карманы девать руки, мямлит невпопад и налетает на мебель, сама начинаешь сбиваться и чувствовать себя донельзя глупо. А вокруг, такое ощущение, все только и ждут развития событий — и блондосская семья, и миротворцы, и особенно наши, ведь у них картина самая полная, они знают про моё странное отношение к Найро. Правда, я практически справилась с собой на его счёт, но «практически» не значит «совсем». Иногда меня царапают воспоминания, особенно когда приходится столкнуться и заговорить с Тагеном.

И когда я вижу Альфу с Рилланой, тоже.

Талы редко заимствуют имена у других цивилизаций, но родителям этой платиновой блондинки, специалиста РМ по ксеноконтактам и миротворца до последней молекулы, чем-то глянулось слово инопланетного происхождения. Вот вроде бы наш стратег такой правильный, такой умный, а попал под её влияние на двести процентов, это я выяснила на следующий же день по прилёту. А потом ещё припёрла к стенке Гамму и как следует его расспросила насчёт взаимоотношений Альфы и талской самки. Всё, что услышала — не понравилось. Особенно тяжело из-за того, что это я отчасти виновата, как командир первой экспедиции, подавший дурной пример подчинённым. Безусловно, стратег корректен и сдержан, и то же можно сказать о Риллане, с виду их отношения держатся в рамках совместной работы, но то влияние, которое она на него оказывает, и то ощущение, которое исходит от Альфы, когда они стоят рядом… Словом, один взгляд на эту парочку мне сразу объяснил, ради чего наш страшно умный и жутко правильный брюнет скрыл информацию о текущем беззащитном состоянии Нового Давиуса. А самое убийственное в том, что он и сам это не особо осознаёт, принимая свои слабые отмазки за чистый металерт. Гамма вот въехал в происходящее почти сразу, хоть и серв, но вежливо молчал, потому что, мол, не ему судить, сам хорош. Когда к концу первого дня я расплела этот узел, у меня едва конечности дыбом не встали. То есть правильнее сказать, не конечности, а волосы. Выговаривать ребятам я не стала, а очень тихо посоветовалась с учёными. Бета тут же попросил немного времени понаблюдать и убедиться, что Альфу действительно «зацепило» и миротворчеством, и влечением к блондоске. Вот, вторую декаду наблюдает и уговаривает меня и Йоту ещё немного потерпеть, а нас с безопасником всё больше подмывает отчитать стратега, чтобы поставить мозги на место. Дельту, можно сказать, мы уже потеряли. Не хочу потерять ещё и его, он соображалистый и ценный.

И когда на входе в Информаторий мы с Луони видим Альфу, беседующего с Рилланой у автомата по продаже напитков, я опять ловлю себя на желании запихнуть блондоске в миротворческий рот бумажный стаканчик с травяным чаем, да так, чтобы насмерть подавилась, а об башку брюнета разбить его бутылку минералки, утащить за угол и сказать всё, что думаю по его поводу.

— По-моему, они подружились, — весело сообщает мне Луони, также заметившая сладкую парочку. Видимо, проследила мой взгляд — тут очень большой холл и очень много колонн, и если не знать, куда глядеть, можно даже танк прозевать.

— Не уверена, что муж Рилланы от этого в восторге, — кисло отвечаю я.

— А она замужем? — озадачивается дурочка. — Ну… Ведь бывает же просто дружба.

— А ещё бывает ревность даже к просто друзьям, — отвечаю мрачно. — Не у её мужа, так… у его невесты.

— А у него есть невеста? — тут же загорается девчонка.

Киваю ещё мрачнее. На самом деле, ещё не факт, что Альфа и Фита друг друга найдут так же, как Гамма и Дельта. Я бы предпочла, чтобы такое больше не повторялось, но тем не менее, два стратега, примерно в одном звании, примерно одного возраста, с примерно одинаковыми интересами — их точно постараются свести, хотя бы ради эксперимента с потомством. Это и позволяет мне заявить Фиту, как альфину невесту.

Луони бодро машет рукой парочке у автомата, пока мы проходим мимо в сторону главного информационного пульта, и заключает:

— Ты преувеличиваешь, они же общаются только по работе.

— Твой брат со мной тоже общался только по работе. Результат очевиден. Я ведь ему честно предложила товарищеские отношения, и он даже согласился, только всё равно продолжает запинаться и спотыкаться.

— Ты ему очень нравишься… — взглянув на моё лицо, Луони тут же добавляет, — тебя же никто не заставляет…

Вздыхаю, чтобы задавить более подходящее к случаю шипение. Потом спрашиваю:

— А как твои родители относятся к Жозефу? — мне действительно любопытно. Согласно моим знаниям о тельцекратических культурах, богатые семьи редко приходят в восторг от жениха серв-класса.

— А они его видели? — хихикает блондоска. — Брат отрекомендовал его, как ассистента Доктора, без подробностей. Я тоже ничего не рассказываю… А ты-то как догадалась?

— Зачем догадываться, если ты сама всё подтвердила, — отвечаю.

Она краснеет и принимается хихикать ещё глупее, чем обычно. Раньше за это хотелось убить, сейчас приходится прятать не столько агрессию, сколько совсем другое чувство. Талы будут уничтожены, я знаю, как это произойдёт и даже имею косвенное подтверждение тому, что это произойдёт; знание будущих событий ослабляет агрессиновые скачки, злоба сменилась холодным презрением, но демонстрировать его тоже нельзя. Мне ещё пока нужна и блондоска, и её братец, и обеспечиваемый ими доступ к Доктору. А кроме того, нас не подпускают к миссии мира, так что мне необходимы хоть какие-нибудь лазейки к миротворцам. Доктор-то вплотную занимается организацией переговоров с Зедени. Да и конфликт завязан на братце с сестрицей. Не торпедой, так лучом, но я процарапаюсь поближе к этой цели, раз уж другая продолжает прятаться.

Усаживаясь в рабочее кресло Информатория, осознаю, что думаю две мысли сразу — первую по заданию, как бы принять участие в миссии и выманить Древних из засады, а вторую — про Альфу. В креслах рядом, натянув вирт-шлемы, устроились Гамма и Йота, ещё одно пустует. Понятно, чьё… Нет, я больше не в состоянии терпеть эту ситуацию. Как только стратег напьётся водички и наобщается с девчонкой, я пойду с ним говорить. Тем более что Бета сегодня укатил на корабль, бесполезная на данный момент Луони ускакала за очередной порцией сказок, и останавливать меня некому. Поэтому я здороваюсь с ребятами через патвеб и вместо того, чтобы занырнуть в шлем и помогать разгребаться с информацией за два миллиона лет, кладу его на колени и принимаюсь ждать.

Альфа появляется почти через скарэл. Так и тянет спросить, мол, наболтался? Но я только киваю ему на самый тихий угол зала, вставая навстречу. По отведённому в сторону взгляду и смущённому ощущению понимаю, что он догадался о теме предстоящего разговора.

— Правильно понял, — говорю, когда мы оказываемся на скамье в углу у высокого прямоугольного окна, похожего на перевёрнутую амбразуру блиндажа. — Ты слишком много общаешься с этой самкой.

Альфа отвечает, избегая встречаться со мной взглядом:

— Она любопытная, её интересно изучать…

— А ещё у неё есть муж и у талов не слишком приняты разводы, — как можно циничнее заканчиваю я. — Это помимо Общей Идеологии. В миротворце не может быть ничего интереснее, чем идеально выполненное задание правительства.

Альфа бросает на меня взгляд, и я чувствую всплеск возмущения и жажду возразить — однако стратег сдерживается.

— Ты имеешь в виду Найро? — спрашиваю, потому что других причин так реагировать на мои слова у прототипа нет.

В ответ Альфа молча опускает глаза в пол.

— Его ещё изучают в лаборатории, — продолжаю. — И знаешь, учёные нашли кое-что интересное. Это объясняет и мой интерес к нему, и твой — к Риллане. Хочешь знать?

Альфа едва заметно кивает, продолжая сверлить взглядом пол и отмалчиваться.

— Дело в редактированном гене. Талы, попытавшись овладеть психокинезом, слегка развили одну из тех зон мозга, которые переделаны предками при создании нас. Это не делает мозг миротворца равным нашему или даже просто полноценным, это просто чуть более понятливое говорящее животное. Но изменение вызывает обоюдный резонанс эмпатической природы. И чем более схожи волны мозга, тем сильнее этот резонанс и тем заметнее взаимное притяжение. Нам с тобой просто не повезло налететь на подходящих к нам особей. То есть всех миротворцев будет клинить на нас, а нас — на миротворцах, но кто-то резонирует слабее, а кто-то сильнее. Не появись бы мятежник, я бы тайно умилялась на глупость Тагена. Не появись бы твоя Риллана, ты бы больше думал о Фите. Уж прости, что я по официальному позывному — не знаю, какое имя ей выберут, если отправят на задание.

— Как она? — почти неслышно интересуется Альфа.

— Ну наконец-то сподобился спросить, — не удерживаюсь от сарказма. Насмешка — это сейчас самое лучшее для того, чтобы вправить кое-кому умные мозги. — Нормально она, получше нас с тобой.

Подумав, бросаю ему воспоминание — Фита на трэке. По-моему, Альфа её в доделанном виде вообще не видел, пусть полюбуется. На мой взгляд, она вышла даже совершеннее Дзеты и уж точно совершеннее меня с моей симметричной круглой рожей.

Это имеет некоторый эффект — Альфа отрывает взгляд от пола и уставляется вдаль глазами, подёрнутыми задумчивой дымкой. А потом выдаёт такое, что я едва не раскрываю рот:

— У Рилланы грудь идеальнее…

Смотрю на стратега дикими глазами, потому что справиться с собой совершенно не могу. Где-то в затылке постукивает мысль, что да, я права, это точно инстинкт размножения в нас разгулялся, и даже если бы я раньше не догадалась, то точно поняла бы это сейчас — но отчего-то собственная правота не греет сердце. Наоборот, в нём зарождается очередная волна страха. Только не Альфа, пожалуйста, только не Альфа!

— И что, это делает Риллану одной из нас? — как можно ехиднее спрашиваю в ответ, чтобы заглушить собственный испуг и тем более не показать его окружающим.

— Нет, — печально отвечает он. — Но ты ведь тоже вспоминаешь Найро?

Пнул по больному месту.

— Всё больше в том смысле, что лучше бы нам с ним было вовсе не встречаться. Но, Адери… Я справилась с собой. И тем более не позволила РМ пустить корни в моём мозгу. Ты ценен, ты гораздо более ценен, чем реакторный техник и наладчик сложной аппаратуры. Очнись. Осознай, что ты творишь. Возьми себя в ложно… тьфу, руки. Я бы не хотела тебя потерять.

Альфа вдруг поворачивается и очень пристально на меня глядит:

— Что-то не так с Судиин?

Проклятье, проболталась. Гамма бы в жизни не связал упоминание о ней и угрозу потерять кого-то ещё, но он же не стратег. Эх, придётся признаваться.

— Она совсем мозгами о скафандр притормозила. С виду вроде нормальная, но, по-моему, это притворство. Потому что она такое залепляет прямо вслух, что если бы не детёныш, её б давно закинули под зонд, проверить скрытые мысли. Вечный вообще вынес однозначный предварительный приговор. В общем, всё плохо. Только Гердану не говори: я опасаюсь, что он начнёт волноваться и перестанет быть эффективным. Послеродов надо будет попробовать обратную пересадку сознания в старое тело. Возможно, привычная обстановка, более ограниченный мозг и хороший фильтр вылечат психику Судиин. Если нет, то её придётся списать, как неудачу.

— Всё-таки ты не совсем права на наш счёт с талкой, — замечает Альфа, помолчав. — Она психолог и знает методы работы РМ как никто. Там много полезных приёмов психоуправления и контроля масс, которые могут нам пригодиться.

— Ты не методист, ты боевой стратег, — отвечаю я терпеливо. Ну как он не поймёт? — Это не твоя задача. Я допускаю мысль, что твои наблюдения и выводы могут иметь определённый вес, но всё же это будет работа дилетанта. Оставь анализ методик религии миротворчества специалистам. Потому что ты попал под серьёзное влияние этой самки и сам того не замечаешь, но со стороны виднее. Как ты верно подметил, она ксенопсихолог. И поверь мне, она начала тобой манипулировать. Ещё немного, и ты ей разболтаешь или выдашь поведением что-нибудь лишнее, что поставит всю нашу миссию под удар. Адери, Император считает, что это всё просто гормоны. Но мы-то не животные, мы — совершенная форма разумной жизни, венец эволюции. Не иди на поводу у говорящей скотины и слегка недоработанной биологии. Помни о том, кто ты.

Толкаю речь, внимательно следя за реакцией Альфы, и вижу, как он слегка поджимает губы. Уже знаю — это лицо и это ощущение означают: «Передо мной стоит трудноразрешимая задача, с которой я обязан сладить». Хорошо, что я наконец сумела вызвать у него правильную реакцию и мотивировать на анализ собственных мозговых бактерий. Стратег умница, он должен справиться с собой до возвращения в Империю и выжечь напалмом РМ в своей головушке. Боюсь только, что с Гаммой подобный номер не пройдёт, он просто не поймёт, зачем надо копаться в себе и пытаться вернуться к Общей Идеологии, когда и так неплохо. Нам с Альфой проще разочароваться в личной привязанности — наши интересы оказались белобрысыми, а значит, объективно недостойными нашего внимания, а у него-то — Дельта, да и одной из задач эксперимента являлось естественное размножение прототипов. Поди заставь серва убедить себя в том, что процесс воспроизводства себе подобных не должен быть связан с фаворитизмом.

Стоп. А может, в этом всё дело, может, это естественный механизм работы инстинкта размножения? Талы, вон, обыкновенно образуют пару на всю оставшуюся жизнь, и если верить сохранившейся литературе каледов, у них была та же склонность к постоянной привязанности. Отчасти поэтому они нас аморальными и находили, примитивному разуму не понять коллективность и превосходство общего дела над отдельной личностью. Если так, то инстинкт размножения в принципе атавистичен, по умолчанию. Хоть в лепёшку расшибись вместе со скафандром, производство потомства от личной привязанности не отделишь… Да, точно! Ведь иначе не будет крепкой семьи, без второго родителя невозможно вырастить полноценно выкормленное и психически устойчивое потомство… Просто щелчки на подсознании, на животном уровне, вот откуда лезет фаворитизм. Простой звериный атавизм, равно как и дружба — стаей легче выжить. И… Доктор. Ты знал. Ты знал и рассчитывал на что-то подобное. Хотел перехитрить далеков, Повелитель Времени? Промазал на сотню леров! Не надо считать нас идиотами. Как только вернусь, непременно сообщу обо всём Совету. Надо или что-то делать с этим инстинктом, или прекращать эксперимент. Хотя если убрать потребность в естественном размножении, проект по-любому можно считать закрытым, так как прототипы сразу перестают удовлетворять одному из ключевых моментов, ради которых всё и затевалось. Кажется, мы провалились. Может, Учёный что-нибудь сумеет придумать, чтобы спасти эксперимент?

— Думаешь о закрытии проекта? — вдруг спрашивает Альфа.

Даже вздрагиваю от неожиданности:

— Откуда ты…

— А, о чём ещё ты можешь думать, — пристально глядит он на меня. — Ведь это ты насмерть от него зависишь, а не мы.

Как там земляне говорят про нечестные действия, «удар ниже пояса»? Для прототипов, кстати, тоже актуальная идиома.

— Ещё неизвестно, что с вами сделают в случае провала, — отвечаю мрачно. Пусть не только мне будет скверно. — И сможете ли вы адаптироваться обратно, в старые тела. Кстати… Как Риллана прореагировала бы на тебя в истинном облике? Особенно если скафандр открыть и идеально ассиметричное лицо показать?

Альфа секунду смотрит на меня такими же безумными глазами, какими я смотрела на него после перла про грудь, потом вдруг издаёт странный хрюкающий звук. Неужто учится смеяться вслух?

— Отлично, мамочка, — говорит. — Врезала в мозг.

— Ещё раз назовёшь меня «мамочкой», ликвидирую, — отвечаю как можно более хладнокровно, хотя меня пугает чудовищно нехарактерная для Альфы реплика. — Меня с подачи Верленда теперь так в лаборатории дразнят. Это очень неприятно.

— Просто тебе подходит это слово.

Краем глаза замечаю движение у пульта. Это Йота выпрямляется в кресле и снимает шлем — видимо, заинтересовался нашим долгим отсутствием на рабочем месте. Машу ему рукой, мол, мы тут, и он незамедлительно идёт в нашу сторону. Нравится ли мне бетонная физиономия безопасника? Ага, я рада. Честно, рада — хоть он пока ещё мозгами не поехал. Будет мне Альфу заменять, пока тот себя в ложноручки не возьмёт. Ну, то есть просто в руки.

Йота подходит и внимательно на нас глядит, ожидая какого-нибудь объяснения происходящему. Стратег натянул не менее бетонное выражение лица, прямо как в первые дни на Зосме-9, но ощущением невинности от него веет за три парсека. Плохо на него повлияла та блондоска, он научился показывать неуставные эмоции, в которых нет необходимости. Всё, минус Альфа.

Я перевожу взгляд с одного на второго и обратно, не торопясь что-либо говорить.

— Мы должны работать, — наконец выдавливает Йота.

— Скоро приступим, — отвечаю я. — Мне было необходимо объяснить Адери, что с нами всеми происходит. Уже не имеет значения, что по этому поводу думают экспедиционные учёные, мы обязаны оставаться самими собой, а не подчиняться обстоятельствам и окружающей среде, — смотрю на Альфу. — Ты должен обдумать всё, что я тебе сказала. У тебя рациональное и трезвое логическое мышление, и я уверена, что ты сможешь взять себя под контроль. Потому что ты молодец.

Улавливаю озадаченность Йоты. Что, никогда не слышал, как я с другими прототипами общаюсь? Да я и с ребятами на Свалке Истории так же говорила при любой возможности. Доброе слово и десантуре приятно; нет смысла прятать одобрение, если ты его чувствуешь.

Впрочем, безопасник не из тех, кто смолчит в подобном случае:

— Зачем ты это говоришь? Много слов, нет рационального смысла.

Встаю со скамьи. Пусть не окажусь на одном с ним уровне взгляда, но хотя бы приподнимусь. Непривычно всё-таки быть настолько разного роста, скафандры-то у всех одинаковые, фоторецепторы на одной высоте, и привычка смотреть друг на друга во время разговора неистребима.

— Считаешь, что достаточно отдать приказ?

— Да.

— Подчинённый, понимающий смысл своих действий, работает с большей отдачей, чем подчинённый, действующий автоматически и не задумываясь. Обоснованная похвала тем более действует мотивирующе.

— Нам не нужны причины, стоящие за приказом.

— Но когда мы знаем, что мы делаем, мы делаем это лучше.

— Это противоречит О.И.

— Отрицаю. О.И. говорит, что нам в принципе не нужны причины, но не запрещает старшему по званию объяснять эти причины подчинённым по собственному почину. Кроме того, подобное объяснение пресекает возможные вопросы, которые могут накапливаться у любого из нас во время работы, несмотря на то, что мы их не высказываем и не показываем. Не пытайся лгать, что у тебя внутри никогда не возникало вопросов к полученному приказу.

Треск нейросигналов в мозгах Йоты, кажется, слышен за пределами Информатория, таким коротким замыканием от него шибает. А я продолжаю:

— Мы — разумные и мыслящие существа. Мы не можем прекратить думать или проявлять любопытство. Я заявила это в лицо Совету — и осталась жива, заявлю и тебе — и попробуй мне что-то за это сделать. Мыслящие разумные существа учатся. Значит, старший обязан учить младшего, тянуть его до максимально возможного уровня, помогать раскрывать потенциал. Только тогда наше государство будет действительно крепким и сильным, потому что каждый его гражданин будет работать с полной отдачей. А для этого важно понимание всего того, что мы делаем. Если у подчинённого остаются вопросы без ответа, они начинают гнить в его мозгах и порождают или тупость и плохую работу, или вольнодумство и выпадение за О.И. Следовательно, вопросы должны получать ответ до того, как они высказаны или начали свою разрушительную деятельность. Также важна и заслуженная похвала, она мотивирует расти над собой, стараться изо всех сил. Я трезво оцениваю способности Адери, я горжусь им. И уверена, что он преодолеет неуставную привязанность. Я горжусь всеми вами и рада с вами работать, вне зависимости от того, к чему мы придём в итоге эксперимента.

Йота явно собирается с мыслями для ответной атаки.

— Так не делается, — наконец сообщает он. — В твоих словах есть что-то, спорящее с Общей Идеологией.

— Обоснуй своё утверждение.

— Ты начинаешь кого-то выделять…

— Отрицаю, я с одинаковым уважением отношусь к каждому члену отряда, объективно оцениваю ваши навыки и ваши потенциальные возможности, а потом каждого тяну вверх индивидуально, когда появляется такая возможность.

— Ключевое слово — «индивидуально». Тебе должно быть безразлично, с кем работать.

— Быть может, мне и Империя должна быть безразлична? — ядовито отвечаю. Довёл. Туп, как десантура, бетонная рожа — бетонные мозги, вылитый Вечный! — Мы все — её часть. Невозможно быть небезразличным к целому, но безразличным к частям этого целого. Или — или. С кем бы я ни работала, пусть даже меньше суток, но я всегда читаю доступное личное дело и наблюдаю за поведением подчинённого. Всегда есть возможность вызвать повышенную работоспособность. За свою жизнь я успела усвоить — уважение, похвала и превентивный ответ на возможный вопрос всегда повышают отдачу едва ли не вдвое. Почему я не должна пользоваться этим опытом на благо Империи, объясни-и?

— Я проанализирую наш разговор с точки зрения Общей Идеологии, — Йота старается держаться холодно, но я чувствую, что где-то в глубине он смущён, почти в смятении. Наверное, никогда не сталкивался с подобной словесной атакой. Я согласна, что мой подход нестандартен, но он давно подкреплён практикой — я же начала его формировать ещё в Альтаке и развила на Свалке Истории, а что именно и как делаю, поняла, пожив на Сол-3 и понаблюдав за воспитательской деятельностью Мари. Но я категорически против заявления, что мои методы противоречат О.И., потому что, тщательно проанализировав открытую информацию об Императоре, я нашла, что он порой использует те же методы давления, только на гораздо более профессиональном уровне. Именно поэтому его когда-то позабавило то, что я посмела заявить Совету про думающего далека.

Внезапно для нас обоих, увлечённых диспутом, со скамьи доносится:

— Вы оба уверены, что здесь — наилучшее место для идеологической пикировки? Мы, конечно, говорим на синтетическом, но ваш напряжённый разговор и выражения лиц привлекают внимание низших. Могли бы и через сеть полемизировать.

Альфа даже не пытается скрыть насмешку, глядя на нас, по идее отвечающих за удачное завершение миссии, а на деле забывшихся и ведущих себя просто отвратительно. Как-то неуютно от собственного ляпа, увлеклась я, да и Йота хорош. Это всё взаимная нелюбовь с безопаской.

— Ты прав, — признаю. — Не место и не время. Возвращаемся к работе.

Молча рассаживаемся по местам и погружаемся в пространство виртуальной библиотеки. Всё намного удобнее, чем на Зосме-9, потому что можно обойтись без печатных изданий. Нас же не интересует история других наций, а талы с момента выхода в космос ведут все хроники в электронном виде. Мы не просто слизываем их базу, это можно было бы сделать быстро, мы ещё и анализируем её на совпадения с нашей, на целую кучу факторов вроде становления РМ, научных достижений, особенно в медицине, и так далее. Кроме того, надо делать вид, что мы работаем гораздо медленнее, чем это есть на самом деле, а значит, приходится всю информацию перелопачивать в два слоя, настоящий и маскировочный — Альфа с Гаммой практически сразу, как попали в Информаторий, написали вирусок, чтобы скрыть нашу деятельность в банке данных.

Устроившись в шлеме поудобнее и развернув пяток «окон» для разгона, не нахожу ничего лучше, чем проверить приваты патвеба. Упс, так и есть…

«…а я тебя предупреждал, что именно так и будет, и что именно это она тебе и скажет», — надо же, Гамма выговаривает стратегу.

«Вы все и всё не так понимаете», — неубедительно как-то звучит.

«Или ты сам не до конца понимаешь. Я тоже с Дельтой не понимал, причём очень долго. Зеро права. Она зоркая насчёт проявления человеческого фактора или его подобий».

«Пока дело не касается её самой».

Они позволяют себе обсуждать начальство?! Хотя о чём это я, ведь сама такая же была. Просто в моё время выражались не так прямо, ибо знали, что командир в любой момент может всунуться в приватный канал и всё услышать. И потом, Альфа абсолютно справедливо отметил, что я тоже хороша. Живой организм, как известно, сходит с ума, начиная с мозга.

«Ну это как сказать, — похоже, серв решил за меня вступиться. — Она же отправила это отвратительное существо в лабораторию, как и было приказано. Я бы не смог так же поступить с Дельтой».

«Дельта — далек. А если мне прикажут привезти Риллану или её ликвидировать, я это сделаю».

«Что, вот прям-таки сделаешь, без возражений и попыток её защитить?»

От Альфы веет задумчивостью. Что-то они у меня разболтались.

«Разговорчики на приватном канале! — рявкаю я, выдавая своё присутствие. — Вернулись к работе, оба!»

Парни замирают, а потом лихорадочно разрывают связь. От обоих веет виной и испугом. Неожиданно, ага. Я редко когда показываю, что слушала разговоры подчинённых, но сейчас это было, пожалуй, нужно. Пусть Гамма взялся полоскать мозги Альфе следом за мной, но я хочу, чтобы стратег сам в себе разобрался, без посторонней помощи. Так надо. А то что-то они с сервом… сдружились?

Точнее и не скажешь. Вот дрянь дело! Это влияние РМ или мои отклонения, переданные при создании новых оболочек, бьют им по психике? Дурной пример заразителен. Судя по тону беседы, парням не пошла на пользу изоляция от Империи. С одной стороны, их сработанность достигла хорошего уровня, но с другой, воссоединившись с остальными прототипами, они сохраняют доверительность в отношении друг с другом, тогда как к другим относятся менее… лояльно, что ли. Нет, вернее будет сказать, более закрыто. Если бы они и со всеми вели себя так же прямо и честно, у меня бы не было претензий, даже несмотря на некоторые нарушения субординации. М-да, тяжко жить прототипам, мозги рвутся вдребезги и пополам. Неужели никто из них не понимает, во что вляпывается, идя на поводу у новообретённых инстинктов, органов чувств и расширенных возможностей мышления?

И тут меня осеняет.

«Йота, — отстукиваю мысленно. — У меня для тебя есть персональное задание, требующее твоих навыков работы в службе идеологической безопасности».

В ответ веет изумлением. Типа, только что переругались, и вот нате вам. Но вопросов он не задаёт, не та личность, только терпеливо ждёт продолжения. Ну, оно и следует:

«Альфа и Гамма, находясь в изоляции от других далеков, перешли на слишком доверительные отношения друг с другом, оставляя всех остальных в стороне. Считаю это начальной стадией фаворитизма. Твоя задача не пресечь это грубыми методами, но найти способ развернуть их обратно, на новом уровне доверия. Чтобы они, как относились друг к другу, начали относиться и ко всем остальным. Это следует сделать мягко, без ультимативных приказов, не акцентируясь на самом факте нарушения — запрет может вызвать у них отторжение к нам и притяжение к извращённой рудиментарной форме отношений. Ты справишься?»

Это вызов профессионализму. Во всяком случае, в ответном коротком «слушаюсь» так и прёт: «Ты что, не доверяешь моей выучке?!» — ровно то, чего я и хотела добиться. Если бы первым всё заметил он, а не я, он бы попёр бронёй на укрепления и непременно вызвал бы конфликт, но мне, кажется, удалось развернуть ситуацию на пользу всем — заодно в случае удачи и Йоте в морду ткнуть, мол, ты назвал мои методы несоответствующими О.И., но сам на них поддался. Ах, как в такие моменты не хватает Эпсилона! Пожалуй, надо сообщить ему о происходящем. Коротко и ёмко формулирую отчёт обо всём — от разговора с Альфой до задания Йоте, — и бросаю нашему капитану с пометкой: «Что думаешь?»

Первым в ответ приходит: «Дикий Прайм». С усмешечкой. Даже появляется желание сказать что-нибудь гадкое и ядовитое… Вторым: «Надо обдумать». Видимо, мой стиль общения с подчинёнными удивляет и Эпса, но, в отличие от Йоты, не вызывает отторжения вплоть до возражений и полемики. Потом суприм мне бахает: «Да ты демократ». Хм…

«Напоминаю — у нас демократический строй», — отвечаю. Ну ведь действительно демократия в самом идеальном её проявлении. Даже выборы Императора и Совета регулярно проводятся, раз в год*. Другое дело, что выбираем одних и тех же, потому что они самые достойные. Разок, правда, кто-то возражал против Императора, и если правильно помню, то причиной послужил провал военной кампании из-за ошибки в настройках личного императорского темпорального трансмата, из-за чего всех унесло в 2415-й год Земли, а его — сперва в Столетнюю войну, а потом вообще в каменный век, питекантропов шугать. Но это была одна-единственная ошибка такого уровня идиотизма, да ещё и вызванная физической поломкой в скафандре. Поломку устранили, больше Император так не ошибался, и сомнения в его кандидатуре счастливо скончались. Ну, скажем правду, вместе с командиром, решившим проголосовать против. Хотя он знал, на что шёл — выборы нужны не для смены руководства, выборы нужны для отслеживания качества правительственной работы. И надо очень хорошо понимать последствия слова «нет». Когда отвечаешь жизнью за свой голос, по пустякам возражать не станешь. И кстати, при каждом возражении учиняется глубочайшее разбирательство, так что если упущения в работе действительно произошли по вине и по халатности члена правительства, его ждёт та же расплата. Разве это не истинное проявление ответственности перед собственной страной и собственным народом, разве это не настоящая демократия, когда учитывается и внимательно исследуется любое возражение? Мы коллективно выработали устройство нашего государства, отполировали его в течение многих веков и заслуженно считаем Империю идеальной. К сожалению, маленькие и примитивные мозги низших рас не в состоянии оценить выгоды и преимущества нашего миростроя по сравнению с их укладами, а то бы они давно перешли на самую рациональную во Вселенной систему управления.

Зря Доктор говорит, что Империя законсервировалась на сто тысяч лет. Мы просто создали оптимальную государственную машину и отладили её механизм до совершенства. Ведь Повелитель Времени ни разу не предложил нам ничего толкового, ничего рационального, кроме того, что бросал пустые обвинения в адрес «самой бездушной и отвратительной политической системы». Но ломать, как говорят на его обожаемой Земле, — не строить, а он только и умеет, что всё перекалечить и бросить, мол, я вас в кризис загнал, а теперь выкарабкивайтесь сами, как знаете. И это, по его мнению, лучше? Увольте от такого решения. Мы, пожалуй, перебьёмся без революций.

Как там было в космической баечке времён заговора Пандорики? Мне Учёный цитировала, так я сразу догадалась, о ком речь идёт: «Давным-давно жил на свете гоблин. Или обманщик. Или воин. Жуткая безымянная тварь, пропитанная кровью миллиарда галактик. Самое кошмарное существо во всём мироздании. И ничто не могло остановить или удержать его, или договориться с ним. В один прекрасный день оно появлялось из ниоткуда и раздирало твой мир в клочья…» — а потом спрашивают, за что мы ненавидим Хищника. Ну вот ненавидим, так получилось.

«Почему ты считаешь свою систему управления подчинёнными эффективной?» — вдруг спрашивает Эпсилон. Без подначки, просто с любопытством.

«Я давно с ней работаю и убедилась, что она действенная. Правда, не уверена в её эффективности в бою, но во всех остальных ситуациях она очень полезна. Кроме того, она позволяет создавать у подчинённых иллюзию информированности».

«Иллюзию информированности?» — чувствую, как у Эпсилона растёт градус интереса к разговору.

«Да. С одной стороны, я им что-то объясняю, с другой — объясняю то, что считаю нужным и так, как считаю нужным. Это может быть как полный объём данных, так и, гм, просто достаточный для их уровня понимания и допуска. У них появляется ощущение информированности и уверенность в себе, у меня появляются мотивированные и работающие с максимальной отдачей подчинённые. При этом им даже в мозг не приходит, что данные могут быть не полны — главное, правильно промотивировать».

«Умно. Но не каждый справится. Нужно уметь складно говорить».

«Тут помогает только практика, — отвечаю. — Мне нужно вернуться к работе. Поговорим вечером».

«Вообще-то, у меня уже вечер», — констатирует Эпсилон в ответ.

Ну да, он же на другом конце континента.

«Я допустила некорректную формулировку. Когда освобожусь».

«Я тебя понял».

Не тратя времени на дальнейшую болтовню, углубляюсь в информацию.

Работа здесь — это совсем не то же самое, что было на Сол-3, когда я вычисляла создателей машины времени. Во-первых, тогда я вела поиск только по информационной сети одной планеты на достаточно узком отрезке времени. Во-вторых, там была конкретная тема, на которую можно было настроить фильтры — естественно, что для такой простой задачи хватало и скарэла. А тут надо не два десятка, а два миллиона лет просеять и из вороха хроник, насквозь пропитанных идеологией и дезинформацией, выстроить правильную цепь событий, при этом не имея конкретных зацепок для фильтров. А я ещё себе параллельную цель нахожу, ищу информацию о Докторе и его дружбе с блондосами.

Пока складывается так, что Хищник долгое время не мог нормально выстроить с ними взаимоотношения — то его дёргало их скарианское происхождение, то у талов на почве войн с далеками шёл рывок агрессии, и им непременно хотелось ТАРДИС в качестве заветного сверхсекретного оружия. Но где-то с миллиончик лет назад всё начало налаживаться — и вызвала этот эффект последняя вылазка Новой Парадигмы из междумирья. Мы не на Новый Давиус напали, но на малопосещаемый уголок галактики Антарес — горнодобывающую колонию талов на захолустной планетёнке. Причина простая, небольшой темпоральный разлом и активное естественное образование контронного вещества. Смешно сказать, но блондосы понятия не имели, что это такое и зачем оно нужно, делали из редких кристалликов, которые они нашли «красивыми», дорогие украшения. Далекам удалось отбить годовую добычу, до сих пор ей и поддерживаем внутреннее локальное время на станциях. А вот выкопать остатки нам не позволили — блондосы, к которым присоединился Доктор, предпочли уничтожить планету и схлопнуть рифт, чем уступить нам остатки ресурса. Судя по сохранившемуся изображению, это был Двенадцатый, хотя я не могу припомнить за ним привычку носить тёмные очки. Возможно, он обзавёлся ими после нашего расставания.

С той самой поры Хищник начал водить активную дружбу с талами и с их помощью пытаться отслеживать наши появления. По его же просьбе они держали под контролем квадрант Скаро. Но тут-то у них не было ни шанса: раз далеки знали о патрулях, они бы ни за что не продемонстрировали своё присутствие, если бы не планировали открытый военный конфликт. Как замечала Учёный, её штат провёл глубокое исследование состояния чёрной дыры, а ведь блондосы ничего не заметили под самым своим носом.

И сейчас ничего не замечают. Даже Доктор. Что не может не радовать.

Через много скарэлов работы, пролетевших на одном дыхании, вдруг чувствую выразительный стук по плечу. Ощущения подсказывают, что это Луони. Отрываться очень неохота — на Новом Давиусе я не выполняю и пятой части нормы по имперским стандартам и мучаюсь от острого безделья, — но надо изображать дружбу с компаньонами Хищника. Отстукиваю парням, что завершаю сегодняшний сеанс, стягиваю шлем.

— Луони?

— Обед, — мило улыбается она в ответ. — Может, твои друзья тоже с нами пойдут?

— Нет, — коротко отвечает Йота из-под шлема. Всё-то он слышит. Хотя да, с аудиозаписями разбирается Гамма.

— Жалко, — искренне вздыхает дурочка. Насколько я разобралась в её характере, она и настоящим далекам так же умилительно бы предложила пойти поесть. Мне это странно и непонятно, но я давно научилась не зацикливаться на смутных моментах, связанных с менталитетом низших существ, и просто откладывать их до поступления дополнительной информации. Раньше бы я сразу припёрла блондоску к стенке и повторяла «объясни» до тех пор, пока бы не получила внятный удовлетворительный ответ, но сейчас понимаю, что это в нашей ситуации не лучший вариант. Тактика затаивания и выжидания тоже эффективна, если для неё есть время — а у Новой Парадигмы его с лихвой хватает. Зря Хищник обвинял меня в том, что за два года жизни на Сол-3 я ничему не научилась — ещё как научилась.

— Поедем домой? — спрашиваю у Луони, когда мы выходим из главного зала Информатория, оставив за спиной ребят.

— Да ну, опять бабулины нотации слушать? Давай лучше пойдём по улице куда попало и свернём в первое приглянувшееся место. Мы с Доктором всегда так делаем.

Опять Доктор. Ну ладно…

— Как скажешь. Жозефу позвонишь?

— Он сегодня в ТАРДИС на дежурстве, караулит Шакри. Сегодня рано утром у нас радар что-то похожее уловил, хотя твёрдой уверенности нет.

— Что?! Почему вы мне сразу не сообщили? — тут же разворачиваюсь я на блондоску с желанием взять её за горло. Луони даже отступает на пару шажков, выдавливая глуповатую улыбку.

— Я сама только что узнала. Позвонила ему, чтобы он приходил на обед, а он отказался из-за всего такого… — она явно оценивает моё лицо и позу, и вдруг предлагает, — а может, мы съездим вдвоём после обеда прямо к Жозефу и всё на месте разузнаем?

— Может быть, поедем сразу?

— Нет, сперва я хочу суп. И молочный коктейль.

Пожалуй, молочный коктейль я тоже хочу.

— Хорошо, но не более половины местного часа, и дай мне возможность связаться с твоим другом прямо из кафе.

— Тогда пошли скорее, — она хватает меня за руку и тянет, словно забыв о необходимости держать дистанцию. Дурацкая дамская сумочка, плотно набитая книгами, хлопает её по бедру при каждом шаге. Не понимаю, что это за мода такая на бумажные издания. Всю жизнь талы пользовались информационными пластинами, а тут нате, заразились. Это всё дурное влияние Сол-3.

Очень скоро мы сидим за столиком какой-то забегаловки. Луони ест суп в виде ярко-салатового бульона, где плавают два непонятных шара, слишком крупных для знакомых мне клёцок. И вообще они похожи не на клёцки, а на что-то медузообразное, вроде варёных мини-рутанов. А я ковыряюсь ложкой в самой спелой и ароматной лууме, которую только можно себе вообразить, и вызываю старателя по талкиному коммуникатору.

— Эй? — отзывается наконец знакомый голос. Даже по интонациям чувствуется, что его обладатель до сих пор не очень привык разговаривать с микрофоном.

— Жозеф. Это Зеро. Луони сказала, вы поймали какие-то сигналы, схожие с частотой Шакри. Продиктуй мне время и все цифры.

— Привет, — отвечает старатель. Тьфу, забыла поздороваться. Вовек не свыкнусь с планктонным политесом. — Сейчас попробую сообразить, как это делается.

— Если у ТАРДИС есть телепатический интерфейс, соединись с ним и чётко сформулируй, что тебе нужно получить на мониторе. Это для тебя будет быстрее и проще, чем искать информацию обычными методами.

Старатель явно прочищает горло:

— Есть-то он есть, но... Ладно, сейчас.

— Он ужасно липкий, холодный и щекотный, — хихикнув, тихонько сообщает мне Луони.

Закрываю ладонью микрофон:

— Мне безразлично. Мне нужны цифры.

— Какая ты, — то ли улыбается, то ли морщит нос Луони. Но какая именно, не уточняет. Непонятно.

— Так, телепатический интирфес, телепатический интирфес, — бормочет Жозеф.

— Интерфейс, — поправляю я механически.

— Да хоть антифас, — буркает он. Потом повисает тишина, довольно долгая — я успеваю проглотить ложек пять фруктовой мякоти, прежде чем в ТАРДИС где-то на фоне слышится невнятный женский голос. Этот идиот что, голосовой интерфейс активировал? Странно, какой-то грохот. Шарахнулся от голограммы, наверное. Дикарь же древний.

Но тут раздаётся какой-то хриплый, даже севший голос старателя:

— Девчонки, у вас там есть возможность срочно новости посмотреть? Немедленно.

Ясно, это был не голосовой интерфейс, а видеопередачу кто-то смотрит, наслаждается продвинутыми технологиями будущего. И что-то случилось.

— Сейчас, — оглядываюсь. Да, у стойки бара есть небольшая голографическая панель, на которой показывают каких-то дрыгающихся под музыку девиц. — Тут есть транслятор. Новости по какому каналу?

— Да по всем! Быстро!

Кидаю коммуникатор Луони обратно и бросаюсь к бару. Наверное, рожа у меня сейчас очень недобрая, парень за стойкой даже замирает.

— Включите новости, немедленно. Любой канал, лучше, чтобы официальный государственный, — говорю ему, но тут голографическую панель пробивает секундными помехами, а потом появляется заставка срочных новостей. Так, что-то совсем серьёзное. Сзади стучат каблуки моей прикормленной блондоски, кто-то из посетителей разворачивается вместе со стулом.

— Срочное сообщение правительства, — чётко проговаривает голос диктора раньше, чем он сам появляется на экране. Но когда заставка сменяется изображением, лицо оказывается соответствующим интонациям — напряжённым до жёсткости. — Неопознанный военный флот появился в двухстах тысячах стандартных галактических миль от Нового Давиуса. Просьба всем предприятиям прекратить работу. Все государственные служащие и военные должны незамедлительно прибыть на свои рабочие места или, при невозможности этого, выйти на связь с руководством и командованием и получить дополнительные инструкции. Мирному населению следует сохранять спокойствие, немедленно вернуться домой и не выключать средства связи для получения дополнительных инструкций правительства. Пожалуйста, не поддавайтесь преждевременной панике. Спасибо. Повторяем, неопознанный военный флот…

Краем глаза вижу посеревшее лицо бармена. Луони сзади робко цепляется за мой локоть, словно ища защиты. А у меня на губы рвётся непрошенная улыбка, и больших усилий стоит её задавить хотя бы пока.

«Боевая тревога, — отмысливаю в сеть. — Военный флот, предположительно зеденийский, в двух сотнях тысяч сгм от Нового Давиуса».

«Каковы наши действия?» — уточняет Эпсилон, передавая мне этим право решающего голоса.

«Возвращайтесь на корабль. Я — в Дом Правительства, к президенту. Альфа, ты со мной. Дальнейшие инструкции зависят от того, как пойдут дела с Зедени. Эта, на всякий случай разогревай двигатели».

«Слушаюсь», — какой слаженный хор, и никакого разнобоя. Боевая обстановка, что ли, объединяюще действует?

— Что нам делать? — робко спрашивает блондоска, тихонько потягивая меня за локоть, и я понимаю, что весь разговор с ребятами занял времени меньше, чем моргание.

— Ты слышала приказ правительства. Возвращайся домой, к семье. А я — к президенту, — тихо ей говорю, налаживая доступ к какому-нибудь новостному каналу прямиком в мозг.

— Я без тебя не пойду, мне страшно, — ладонь талки сжимается изо всех сил, даже почти болезненно.

Разворачиваюсь к ней лицом под повтор дикторского текста. Вправляла мозги далекам, вправляла мозги давросовым кастрюлькам, вправляла мозги даже Хищнику — но что талу мозги править придётся, даже в кошмарах себе не представляла.

— Ты путешествовала с Доктором и до сих пор не усвоила, что хотя бы иногда надо делать то, что нужно, а не то, что хочется? Стыдно. Твоя семья должна знать, что ты в порядке и с ними. А военный опыт кочевников может пригодиться вашему народу.

— Ты… ты будешь нас защищать? — спрашивает она, широко раскрывая глаза.

Невероятная наивность. Моя задача — втереться в доверие правительству, а не спасать вас, отвратительные светловолосые выродки. Но говорю я, естественно, то, что она хочет услышать:

— Мы — дальняя родня. А кровью не разбрасываются.

Стряхнув её руку, иду к выходу из кафе. Пусть сама расплачивается за обед и гонит домой, мне уже не до еды.

— Подожди, Зеро, я могу тебя подбросить! — вопит блондоска сзади, явно кидаясь вдогонку.

Эта дура когда-нибудь отстанет? Разворачиваюсь опять и вполголоса ей чеканю:

— Ты что, оглохла? Возвращайся домой. Немедленно. Я воспользуюсь общественным трансматом. Выполняй приказ!

Сорвалась на привычный тон, ну а сколько можно терпеть это лупоглазое магнедонство? Луони отступает на шажок, больше не рискуя раскрывать рот. Замечаю в её кулаке коммуникатор, судя по цвету лампочки, так и не отключённый.

«Зеро, — вдруг обращается ко мне Дзета, — межконтинентальный и междугородный трансмат отключён во избежание паники и бегства населения. Мы с Эпсилоном попробуем обратиться в местные городские органы власти, у них должны быть госканалы».

«Вас обязаны немедленно переправить в столицу, у вас посольский статус, — отвечаю. — Сообщите, как только добьётесь переброски».

«Слушаюсь», — опять синхронно отвечают Дзета с Эпсом.

Выскакиваю на улицу и в отдалении вижу выходящих из здания Информатория парней. Трансмат тут между нами один, и хотя к нему уже выстроилась очередь дисциплинированных и не очень блондосов, признаков паники среди них я пока не вижу. Похоже, никто даже не допускает мысли, что это зеденийцы пожаловали, думают, кто-то координатами ошибся. Даже по разговорам вокруг это слышно — кто-то с сослуживцами болтает на всю улицу, кто-то в коммуникатор во весь голос разглагольствует.

Мы с ребятами практически одновременно оказываемся в очереди.

— Итак, — говорю им на синтетическом, — операция Центра по разжиганию конфликта прошла успешно. Поздравляю вас с началом войны!

И с огромным удовольствием наконец позволяю вырваться улыбке.

Комментарий к Сцена двадцать пятая. *Реальные факты из книги «The Dalek Outer Space Book» — от правил даледианских выборов до далекбола копьями у средневековых рыцарей. Поваляли шевалье Императора преизрядно, и было сие в 1415-м году, в битве при Азенкуре. Так они и не поняли, что там за карлик в золочёных доспехах свалился под копыта их лошадей — ведь он, бедняга, так торопился на своё поле боя, что даже не стал устраивать традиционный даледианский экстерминец… И как только это уникальное зрелище пропустила Эсхильда? Наверное, шесть стрел в минуту поглощали всё её внимание, на остальное времени не хватило. =))))))

P.S. Суммарно 600 страниц. О____о

Как говорится, знала ли я, что оно так распухнет? Отвечаю – ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛА!!! =)))

====== Сцена двадцать шестая. ======

Быстро шагаем с Альфой по коридорам Дома Правительства — я впереди, он слегка за мной. Сама не знаю, зачем его взяла; возможно, из-за контактов с миротворцами. Представители РМ наверняка будут у президента, на них должно благотворно подействовать присутствие стратега. А может быть, потому, что он из нас самый разбирающийся в военных операциях. Вдруг прямо на месте потребуется совет профессионала?

На входе в здание мы уже успели столкнуться с министром внутренних дел, он порекомендовал немедленно улетать — флот действительно зеденийский и действительно пришёл не с мирными намерениями, но даёт четыре часа на то, чтобы инопланетные корабли убрались с Нового Давиуса. Я дипломатично ответила, что рассмотрю его предложение, но только после разговора с президентом. Получив в ответ, что я могу с ним и не поговорить, потому что сейчас идёт экстренное совещание, пожала плечами и отправилась в президентскую приёмную, где, несомненно, все и заседают. Мне глубоко плевать на шевеление плесени. У меня появился план, и я намерена его воплотить.

Лифт, два поворота, метнувшаяся навстречу секретарша и мягко бортанувший её Альфа. Без церемоний распахиваю двери. Вход оказывается в торце помещения с большим овальным столом, во главе которого сидит Павердо. Охрана, наверное, спит — даже жалко, что мы не в сговоре с Зедени: одна очередь, и Новый Давиус без правительства, такой шанс пропадает... Естественно, на нас все оборачиваются, но я смотрю только в глаза президента, а он — в мои. То, что между нами безмолвно происходит, можно охарактеризовать диалогом: «А я тебе говорила. — Ну, довольна?»

Навстречу мне привстаёт министр здравоохранения. Имя не помню, я его знать не обязана.

— Уважаемая госпожа, ты…

— Неуместная? — саркастически заканчиваю я, беру стоящий у стены стул и, выставив его слегка вперёд, ближе к общему столу, нагло сажусь нога на ногу. — Чушь. У кочевники есть традиция, не бросать свои. Сколько есть кораблей Зедени и какое их расположение?

Несколько человек глядят на Павердо — кто-то напряжённо, кто-то вопросительно. Надо сказать, он неплохо держится, но всё-таки на его лице стоит тень неудовольствия из-за нашего вмешательства.

— Они оглушили спутники внешнего слежения, мы пока пытаемся уточнить другими методами…

Жестом прерываю эту речь, после темы вывода космических станций из строя можно было и не продолжать. Изображаю, что щёлкаю по «коммуникатору» — то есть фильтру, который все принимают за коммуникатор, а сама проговариваю вслух на синтетическом, параллельно отмысливая тот же текст в сеть:

— Кандо. Зеденийцы оглушили орбитальные станции. Определи количество и местонахождение противника и перешли Адери, раз талы настолько бесполезны.

«Слушаюсь!» — когда в воздухе начинает попахивать войнушкой, космодесантники всегда делаются такими энергичными и бодрыми, аж приятно. Нашему солдату явно доставляет удовольствие сам процесс подготовительного этапа битвы.

— Послушай, уважаемая госпожа... — меня снова пытаются прервать или призвать хоть к какой-то тени местной дипломатии. Кажется, это министр обороны.

— Нет, вы меня слушайте, — сухо перебиваю я. — Вы хотите иметь в виду, это ваше личное дело, кочевников не касается. Отвечаю — это касается детей Паатру, то есть, по ваше, Скаро. Вы без оружия, ваши спутники есть ослеплены. Как собираетесь защищать планета, слабых, маленьких? Через четыре, пять ваши часы тут будет пепелище.

— Откуда вы знали, что они выдвинут флот на Новый Давиус? — вдруг довольно резко спрашивает Павердо. О, опять умный вопрос. Наверное, его всё-таки не зря выбрали президентом. Только не на ту напал.

— Логика. Зедени объявили война для раса миротворцев. Вы, ваш народ, создавали долго мирное сообщество для слишком разные цивилизации. Объявлять вам война — пойти против все принципы РМ, надо ждать демонстративные жесты, нарушения общее правило, — я не повышаю голос, но проговариваю каждое слово как можно твёрже.

— Но Союз Галактик этого не потерпит!..

— Во-первое, для пепелище на Новом Давиусе уже будет безразличное. Во-второе, если хочешь ударить по духовный центр и не получить наказание, обезглавь сам Союз, нанеси удар по главный политический и экономический центры. Будет неразбериха, невозможность договориться. Поэтому следующие после вас — Зосма-9 и Сол-3. Зедени долго готовили война, сейчас видно. Наш прилёт был, как это, спусковой крючок: прогнозируется мало дестабилизация экономики из-за новое топливо, для ваш уровень такое развитие событий есть возможно. Повышается процент жадности для новое знание. Удобно бить, можно много влияние себе забрать. А много кровь — страх для все другие.

Вот это лица вокруг стола, прямо аплодировать самой себе хочется. Но от Альфы веет изрядной озадаченностью.

«Ты им выдаёшь всё, что было задумано. Почему?!»

«Слушай молча, — отвечаю. — Если так и не поймёшь, чего я добиваюсь, я тебе всё объясню. Но пока на это нет времени. Не мешай и подчиняйся».

Хорошо, что мы быстро говорим, мне сейчас нельзя допускать, чтобы меня кто-нибудь из талов перебил, сбил с мысли.

— Если лишать Союз Зосмы-9 и все, кто на ней, больше нет такая площадка для совещание, придётся переговаривать где попало, неполный состав Союза. Торгово-экономический центр, Сол-3, мог бы всех принять — но по нему почти наверняка есть готовый удар. Конференция по сети может быть ударенная хакерами. Как я говорю, кочевники имеют процент виноватости в конфликт, обязаны пресечь. Нет время согласовывать с нашеправительство, но они поддержали бы инициатива. Мы настаиваем принять наша помощь для ваш народ и ваша объединяющая роль. Если защитить Новый Давиус и вынудить Зедени на ещё переговоры, возможно, война будет остановиться.

Павердо, принявший окраску сливочной подливки для оладий, смотрит на меня с застывшим лицом.

— Вы уверены в своих словах?

— Так же, как в прошлый раз.

Альфа достаёт из кармана плаща мини-комп.

— Кандо определил местоположение противник в реальное время. Кто тут есть военный специалист, или надо знать всем?

— Покажи проекция на помещение, — отвечаю.

Он послушно проходит вперёд и разворачивает максимально большую голограмму, положив мини-комп в середину стола. Несколько рэлов созерцаем вид планеты и бледные точки приближающихся кораблей, сопровождаемые символами на синтетическом. Судя по кодам, к Новому Давиусу пришло по меньшей мере три дредноута, каждый из которых может оказаться флагманским кораблём, пять транспортов для боевых истребителей ближнего радиуса действия и не менее полусотни ракетных катеров. Круто. От талов при таком раскладе только гайки полетят. Я уверена, что местная сеть ПРО не сильно продвинутей обычных противометеоритных систем — Союз слишком давно не устраивал глобальных войн на своей территории, чтобы у планет была потребность в полноценной защите. А значит, им нечего противопоставить врагу. Флоту блондосов досюда не меньше пяти суток хода. Пока прилетят, тут нечего будет делать, если только радиоактивную золу подмести. И даже от ближайшей системы на подмогу бежать не меньше пары суток — надо же закладывать время и на сборы, выдвинуть флот в поход — дело небыстрое, если заранее не готовился воевать. В общем, Новый Давиус в очень больших проблемах, по самый купол скафандра.

И если мы сможем вынудить зеденийцев пойти на переговоры, мы наконец просочимся в миссию мира.

Дверь снова открывается, пропуская кого-то, если считать по шагам, то двоих. Оборачиваюсь через плечо, не в силах опустить цинично-саркастично приподнятую бровь. О, министр внуренних дел пожаловал наконец. О, Доктор припёрся, ошарашенный, как грызун после ядерного взрыва, и обозлённый, как голодный электроугорь. Рыжие лохмы топорщатся во все стороны из-под котелка, ноздри раздуваются, кулаки сжаты. Эк его разобрало.

— Что, тебя немного надували? — не удерживаюсь от ехидного замечания.

— Это их флот? — тут же переспрашивает он, кивая на голограмму.

— Нет, — отвечаю. Потом не выдерживаю. — Конечно, это есть зеденийцы, а ты кто ждал? Перелётные птички?

— Доктор, — Павердо встаёт со своего места. — Как ты всё это объяснишь? Ты же сказал, что последние переговоры прошли успешно.

И широкий жест на голограмму, где медленно перестраиваются в боевой порядок зеденийские корабли.

— Если бы я знал, что они обманывают, меня бы здесь не было, — огрызается Хищник. — Что у нас есть для защиты?

— «Протон», — спокойно отвечает Альфа вместо меня. — Мы можем остановить флот.

— В одиночку? — недоверчиво смотрит на него Хищник. А правящая верхушка — вовсе как на психа.

— А зачем надо кто-то ещё? — искренне удивляется стратег.

Я полностью согласна. На всю эту шушеру достаточно одного корабля далеков. И очень рада, что Альфа меня поддержал, хотя явно до сих пор не понимает замысла.

— Вы имеете связь с флотом Зедени? — спрашиваю я у всех.

— Можем попытаться их вызвать направленным лучом, — отвечает министр обороны. Вспомнила имя, Сталлдон. — Но они ясно дали понять, что отказываются принять капитуляцию.

Тьфу, магнедоны, уже и капитулировать разбежались. Прямо хоть не встревай в разборку, такой соблазн поглядеть на уничтожение Нового Давиуса! Но к сожалению, ядерная пустыня не даст далекам ключей к политической системе Союза Галактик.

— Нет, без «попытаться», — отвечаю. — Если вы принимаете помощь, мы будем иметь с ними связь через наш корабль, но чтобы открытая для ваши антенны. Сможете слушать всё, что говорим с Зедени.

Талы молчат. Зато встревает Доктор:

— Боюсь, другого выхода нет. Или надо хотя бы выгадать немного времени на то, чтобы его придумать. Зеро, вы твёрдо уверены, что справитесь? А то, может, мозговой штурм и другие варианты?

— «Протон» требует два и половина часа для прогрева двигателев после полная остановка, чтобы получать боевая мощность. Вы можете немного думать. Мы лучше вернуться на корабль, быть наготове. Проектор оставим, чтобы вы глядели за противник. В крайний случай, наша защита может накрыть минимум половина этого континента. Политики не жалко, дети жалко, — да ничуть не жалко. Просто работа на публику, тщательно подбираемые рычаги давления на слабую психику планктона.

— Послушайте, здесь по меньшей мере полусотня кораблей… — с недоверием и даже возмущением замечает Сталлдон. — Как вы намерены с ними справиться?

— Секрет, — отвечаю. Сама ещё не знаю, как, ведь способов — тьма.

— Вы нам не доверяете?

— Во-первое, наши технологии являют опасность для ваша цивилизация, во-второе, Зедени может иметь ухо здесь, среди правительство. У вас есть гарантия, что нет шпионы?

Тишина в ответ. Резко поумнели, что ли? Доктор подходит ко мне и присаживается на корточки, чтобы заглянуть в глаза:

— Послушай, Зеро, есть возможность обойтись без стрельбы?

«ТМД, только никакой пальбы!». Как знакомо, прямо ностальгия зазудела.

Прикидываю так и сяк.

— Скорее, можно, — в конце концов, он же не сказал «без жертв», такую гарантию с учётом сложившейся ситуации я бы не дала.

Встаю, киваю Альфе в сторону дверей, мол, пошли.

— Вы найдёте способы сообщить нам своё решение? — уточняю у Павердо.

Он медленно поджимает губы. Судя по лицам, народ не в восторге от того, что мы влезли в процесс. Глупо — на их месте я бы схватилась за любую возможность, лишь бы обеспечить выживание расы. Даже травоядные твари, когда речь заходит о защите стада, показывают противнику рога, копыта, наросты и прочие боевые инструменты, созданные эволюцией для самозащиты. Из чего можно сделать вывод — излишняя миролюбивость является тяжёлым психическим заболеванием.

— Мы непременно сообщим вам, — наконец снисходит до ответа тал. А вот теперь я снова испытываю желание убивать, чисто из-за общей ситуации и интонаций блондоса. Но, загнав кровожадность поглубже, касаюсь лба и груди и выхожу строевым шагом. Следом за мной, повторив жест, выметается Альфа.

— Они даже не стали нас слушать, — возмущённо пыхтит он в лифте на синтетическом.

— Менталитет. Война — это то, что они стараются преодолеть. Любая цивилизация, использующая войну, как один из инструментов решения международных проблем, для них является варварской.

— Это всего лишь инструмент, — ещё больше возмущается Альфа. — И не самый плохой. Мы же не предложили геноцид Зедени, хотя стоило бы, как контрмеру. Они-то явно нацелены применить тактику выжженой земли.

Мысленно вздыхаю. Разочаровали меня старые враги, сплошное огорчение.

— Это никого не интересует, Адери. Пока талы не убедятся, что в них полетели ракеты, они будут заседать.

— Пустая трата времени, — он оглядывается на открывающиеся двери. — А Зедени действительно давно готовила войну? Мне казалось, мы были у самого начала конфликта.

Быстро шагаем от лифта на выход. Надо двигать на корабль, а ещё транспорт придётся поискать, трансматы того гляди даже по городу отключат. Чем быстрее окажемся на космодроме, тем лучше. Параллельно передвижению по коридорам принимаюсь объяснять Альфе то, что он не догоняет.

— Я основываюсь на данных нашей разведки и на том, как быстро гусеницы смогли собрать довольно большой и обеспеченный ресурсами флот. Да, мы им помогали, но в основном внушёнными идеями. А боевых кораблей у них почему-то вдруг оказалось в полтора раза больше, чем они имеют право держать. Плюс, они уже лет сто назад запустили несколько военных заводов, вроде как для обеспечения погранцов Союза Галактик, но если разобраться в их собственных сметах, а не в тех, которые зеденийское правительство предоставляет союзным контролёрам, делают они гораздо больше, чем заявляют. Плюс, они скрывают некоторые перспективные открытия и технологии. Плюс, заметь, с кем они в альянсе — одни сонтаране чего стоят, это сразу соответственная характеристика.

— Согласно нашим данным, зеденийцы всегда были торговым народом.

— Вот именно, а торговлю испокон веков контролируют земные кланы.

— И никак их с главных ролей не спихнёшь, — с пониманием подхватывает стратег. — Следовательно, надо устроить глобальную смуту и потом на правах победителей диктовать всем условия… Но так не делается, инициатор переворота всегда проигрывает, во время смуты непременно вылезет кто-то третий и заберёт всё себе.

— Именно, — удовлетворённо киваю я. — Вот мы и вылезли.

— Я не нас имел в виду. Кстати, всё равно не понимаю, что ты задумала.

— Посчитай, чего мы добьёмся, если прекратим конфликт. Особенно если удастся это сделать без стрельбы.

— Я не уверен, что нас подпустят к миссии.

— Посмотрим. Но это единственный шанс доказать, что в миротворческой деятельности даже грубые методы иногда необходимы. И, кстати…

— Да?

— Я пока не нашла ни одного упоминания о том, что талы её готовят.

— Если честно, — вдруг очень тихо отвечает Альфа, — я тоже.

Переглядываемся.

— Доктор солгал?

Мотаю головой:

— Я постоянно проверяю его на правдивость во время всех разговоров, он говорил правду. Но предложения о переговорах пока были отклонены. Должно быть, просто ещё не пришло время. Возможно, сейчас мы и подведём ситуацию к тому, о чём говорил Хищник. Это обратное кольцо событий, парадокс предопределения, люто ненавидимый Доктором.

— Не увлекайся лишней информацией, — спокойно намекает Альфа. Это он вовремя, я едва не начала распинаться про время-шремя.

— Сложность ситуации ещё и в том, что Доктор знает — и пытается переписать события. А я знаю — и пытаюсь их зафиксировать. У нас с ним разные парадоксы в одном и том же массиве исторических данных.

— Да, у него «парадокс дедушки» наоборот, — понимающе кивает Альфа. — А мы, следовательно, проявление… теории саморегулирования Пространства и Времени?

— В точку.

— …отсчёта пространственных координат.

Переглядываемся и без команды друг другу улыбаемся.

— Я испытываю гордость за нашу расу, — вдруг заявляет стратег. — Мы — механизм саморегуляции Вселенной, значит, она нас признаёт высшими существами.

— Мы вообще её санитары, — пожимаю я плечом. — В моей юности были в ходу эволюционистские взгляды, ко всему подходили с точки зрения экологии и биоценоза. И знаешь, до сих пор меня это не подводило. Как бы ни менялся мир, а всё равно, сильные жрут и топчут слабых, а сверхсильные — и слабых, и сильных. На вершине пищевой цепи сапрофиты догрызают то, что осталось. Это эволюция, экология и биоценоз, Адери. А теперь… Нам срочно нужен транспорт.

Альфа, не моргнув, тут же направляется к секретарской стойке на входе в здание — видимо, выбивать машину. А у меня в кармане внезапно начинает тренькать коммуникатор, подаренный семьёй Луони и Тагена. Правительство нам пыталось такие же всучить, но мы их убедили, что наши собственные «коммуникаторы», то есть платы фильтра, якобы способны напрямую соединяться со всеми их устройствами для связи. Правда, на самом деле механизм не вполне такой, но годится для дистанционного общения. Но семейку — а правильнее сказать, упёртую и уверенную в собственной правоте Ларин, — это уже не убедило, и прабабушка исправила ситуацию на свой манер, всучив мне ненужную вещь. Совершенно ненужную. Я ей ни разу до сих пор не пользовалась.

Вытаскиваю из кармана комм и пихаю в ухо.

— Слушаю?

— Зеро, деточка, где вы?

Та-ак.

— Я в Доме Правительства. Луони быть отправлена домой. Она что, до сих пор не приехала?

— Нет, и её коммуникатор не отвечает. Господи, что с ней могло случиться?

С такой дурой, у которой даже флаер на автоматическом пилотировании? Да что угодно. Но панику из-за этого разводить по меньшей мере глупо.

— Ларин, будь успокоенная. Остальные все вернулись?

— Женщины и Пирин уже дома. Вельмарус ещё на фабрике, следит за остановкой производства. Таген отправился в штаб РМ…

— Достаточно, — быстро перебиваю я, пока мне не принялись перечислять список из остальных самцов, не слишком спешащих к своей семье. — Позвони Тагену. Мыслю, она там.

И если я правильно помню, ТАРДИС тоже там, если только Доктор не использовал её как такси, чтобы добраться досюда. Хотя вряд ли он её гонял — сквозь стеклянную стену холла я вижу явно не местное колёсное средство, опознаваемое по базе как древний земной мотоцикл, которому нечего делать на этой планете и в этом времени. Рыжий лепрехун в зелёной шляпе верхом на «Триумфе» двадцать первого века. О, да. Конный ирландский Доктор. Могу поспорить, всю начинку двигателя перебрал на более совершенную и экологически чистую, он же от скуки на все ложноруки.

Альфа машет мне рукой, мол, иди сюда, транспорт будет.

— Ларин, — быстро говорю в коммуникатор, — мне нужно ходить заняться делом. Найдёшь Луони — скажи, чтобы она позвонить мне, обязательно. Имею ей сказать немного слов.

Прерываю связь. Что ж Хищник себе подбирает компаньонов, которые элементарный приказ выполнить не могут? Расстрелять…

Через три с половиной скарэла мы уже на «Протоне». Собираю экипаж в кают-компании. Все, кроме двоих, уже здесь: пока мы с Альфой бодались с Павердо и его стадом недоумков, ребята успели вернуться и начали стартовые приготовления. А вот Дзета и Эпсилон задерживаются: общественный трансмат из-за них никто подключать не станет, а государственный канал нуль-транспортировки сейчас очень перегружен. Не знаю, успеют ли они до начала боевых действий. А в том, что сражение неизбежно, я совершенно уверена: пригнав сюда флот и поставив ультиматум, зеденийцы не оставили себе альтернативного выхода — или они идут до конца, или их растопчет Союз. Ну что ж, в крайнем случае наши укроются в правительственных убежищах или коллекторах, хотя последнее мало поможет, придётся их вытаскивать как можно более оперативно. Мы во время дороги просмотрели через местную сеть схемы всего, что на Новом Давиусе можно использовать в качестве хотя бы временного укрытия при ядерной бомбардировке — плохо у талов с обороной. Им хватило бы и пятой части того, что прислали полугусеницы.

— Перед нами стоит техническая задача, — говорю, устраиваясь в своём кресле у общего стола. — Мы должны спрогнозировать манёвры зеденийцев и определить, что из арсенала мы можем наиболее эффективно против них применить, не открывая при этом стрельбы.

— Стрельба всегда наиболее эффективная, — то ли возмущённо, то ли обиженно сообщает Эта.

— Согласна, но Доктор может нас опознать по манере ведения огня. Он и так что-то чувствует, не надо потакать его наблюдательности и аналитическому мышлению. Важнее всего безопасность миссии.

Йота постукивает указательным пальцем по столу и глядит куда-то мимо всех нас, словно собирается с силами. Наконец, выдавливает, явно против силы:

— Зеро. Я не согласен с твоей позицией, она непонятная.

Хмы, кого-то снова проняло на возражения. Но лучше я разъясню всё сейчас, чем мы начнём бодаться в бою.

— Посчитай выгоды. Что мы получим, если Новый Давиус будет сожжён прямо сейчас? И что мы получим, если его защитим?

— Сложно спрогнозировать, не могу произвести корректный расчёт. Талы уже не соответствуют написанным под них уравнениям, — заключает Йота после некоторого раздумья.

— Именно для коррекции уравнений я и общался с талами, — вставляет Альфа. — Возможно, увлёкся, не буду спорить. Но в целом я могу предположить, что они начнут нам чуть больше доверять, чем сейчас.

— Дело не только в них, — усмехаюсь я. — Вы забываете, что талы — это лишь часть большой мозаики. Всё, что здесь произойдёт, будет на глазах у всей Местной группы, в которой очень много народов. И почти у всех у них есть такая слабость, как жалость к потомству. Именно она прямо сейчас и является основной угрозой.

— Ты имеешь в виду, если Зедени устроит геноцид, у общественности больше шансов ужаснуться и сплотиться вместо запланированной раздробленности? — Альфа буквально вспыхивает от внутреннего озарения.

— Кроме того, Зедени настроит против себя половину союзников. На убитых детёнышей Нового Давиуса, как это в переносном смысле называется, нацепят мученический венец, все сразу припомнят, как служители РМ изо всех сил старались загасить конфликт, талы сделаются в глазах общественности не одним из двух виновников, а пострадавшей стороной, РМ выживет на остальной территории галактики Антарес и укрепит свои позиции по всей Местной группе. В этих условиях нет никакого смысла пытаться перестроить Союз под нас. Напротив, если мы сумеем защитить Новый Давиус, а потом сорвать миссию мира, Союз уже не будет питать иллюзий по поводу методов и намерений Зедени. Нападение на ключевые зоны, в которых мы пока нуждаемся, будет отсрочено благодаря общей готовности. Вместо молниеносного устрашающего геноцида получится вялотекущий изматывающий конфликт, в условиях которого РМ постепенно утратит своё влияние из-за постоянной дискредитации и уменьшающегося финансирования, и вот тут-то мы внедрим своих лидеров с альтернативной, качественно проработанной идеологической и экономической стратегией, которая позволит скрепить расширяющиеся трещины в Союзе и заодно его подчинить.

— В таком случае, я знаю, что нам нужно в качестве оружия, — вдруг говорит Бета, до того молча сидевший, как лом проглотив, и внимательно обдумывающий наши дебаты. — Искажающее поле пространственной множественности. Но кому-то придётся быть дублирующим калькулятором многомерного пространства. Адери нужен как боевой стратег, Иалад и Кандо не годятся в силу недостаточной мощности мозга, ты слаба в настолько глубокой физике и не можешь рисковать психикой ещё больше, она у тебя и так нестабильная. Если Зарлан и Эдлин не успеют вернуться на борт, остаюсь только я.

— Искажающее поле пространственной множественности? Рассказать? — у Эты настолько несчастный вид, что мне почти смешно. Если бы не было так страшно. У нас действительно есть этот род защиты, но больше восьмимерного пространства я бы просчитать не взялась, тем более в бою.

Бета глядит на десантника почти со снисхождением:

— Вокруг корабля создаётся особое защитное поле, в котором более трёх пространственных измерений. Внутри сохраняется трёхмерное пространство. Благодаря такому искажению, можно изменить траекторию летящих в нас ракет и энергетических залпов так, что они вернутся по обратным координатам. Живое существо, попавшее в зону действия поля, скорее всего, моментально сойдёт с ума, так как его мозг не справится с увиденным. Даже для нас это было бы рискованно, особенно если измерений более пяти. Ещё большая сложность в том, что система пока экспериментальная, и компьютеру абсолютно необходим контроль живого мозга. На самотёк поле пускать нельзя. Думаю, я выдержу до двенадцати измерений при необходимости обсчитывать до пятисот объектов, попавших в зону действия поля, в местную галактическую секунду. Но это предел, на износ и с риском порвать мозги. Вместе с Зарлан будет проще.

— Она может не успеть с учётом местной волокиты, — тихо замечает Йота.

Я лихорадочно размышляю. Врач прав, это самый эффективный способ остановить противника без применения оружия, и далеки им раньше никогда не пользовались. Подобная тактика не должна вызвать нехорошие ассоциации у Доктора. Но тогда есть большой риск получить на выходе истерически вопящий комок плоти вместо Беты.

Решение, которое я в итоге нахожу, не очень хорошее, но оно лучше, чем ничего.

— Верленд, это опасный, но подходящий вариант. Однако, учитывая риски, мы обязаны снять с тебя копию личности, пока есть такая возможность. Если твой мозг не выдержит, мы уложим тело в анабиоз и доставим в Центр вместе с копией. Учёные что-нибудь придумают по твоему восстановлению, в самом крайнем случае перепишут в старое тело, — и помолчав, добавляю: — Не хочу хоть кого-то из вас потерять. Вы все слишком ценны для проекта «Прототип».

Обвожу ребят взглядом. Альфа хмурит брови с наполовину отсутствующим видом — похоже, параллельно выполняет свои прямые кастовые обязанности, отслеживая передвижение флота через бортовой компьютер и просчитывая, как намереваются действовать зеденийцы. Бете, по всему видно, жутковато от собственной идеи и собственного добровольного решения рискнуть психикой, хоть он и пытается натянуть маску обычной своей ехидной иронии. Гамма молчит, как промолчал всё совещание, только упирает локоть правой руки в стол и покусывает согнутый указательный палец — интересное действие, раньше прототипы не демонстрировали внутреннее беспокойство через столь явные жесты и не пытались переключаться с помощью монотонных болевых ощущений. Йота мрачен, как грозовой фронт, но возражений не имеет, иначе бы наверняка озвучил.

И один Эта откровенно тупит. Как он умилительно похож на Шестого со Свалки Истории!.. Вопросительно гляжу на нашего солдата и подбадривающим кивком позволяю высказаться.

— А просто перестрелять их было бы эффективнее, — тут же тянет он.

— Когда-нибудь мы их всех перестреляем, быстро и эффективно, — соглашаюсь я самым обещающим тоном, который только могу изобразить и прочувствовать. — Но не в этот раз. Сейчас важно делать только то, что нужно Империи, а не то, чего требуют инстинкты.

— А, ну если так нужно для Империи… — как легко с низшими чинами! Скажешь им волшебное слово с прописной буквы, и все вопросы и недоумения сняты.

Ещё раз обвожу взглядом честную компанию за общим столом.

— Если ни у кого больше нет вопросов и возражений, текущий бриндигулум считаем закрытым. Передаю данные Эпсилону и Дзете. Если у них не возникнет вопросов и альтернативных предложений, проголосуем за итоговое решение.

И за отрицательный голос я отстраню от выполнения обязанностей каждого. Впрочем, вслух это говорить никому не нужно, и так все понимают. По идее, на слово «нет» в подобной обстановке вообще положено отвечать коротким выстрелом, но не мне решать судьбу прототипов.

Ребята переглядываются, явно ожидая, что кто-нибудь найдёт вопрос или возражение, пока ещё можно. Но не находят.

— Пересылай, — подытоживает Йота.

Миг, и протокол собрания улетает нашему арьергарду.

«Я так и знал, что ты предложишь что-то в этом духе, — тут же приватно обращается ко мне Эпсилон. — Прекрасно тебя понимаю и полностью согласен насчёт пресекания атаки».

«Считаю, что наши стратеги перемудрили с внушёнными идеями. Во всяком случае, нападение на Новый Давиус, тем более в такой форме, не было запланировано по имеющимся у меня данным, и корректировка тоже не поступала», — отзываюсь я.

«Пользуешься правом вето, данным тебе Императором?»

«У меня нет права вето, но я могу обоснованно возражать, что тоже немало».

«Если я не успею, я передам тебе командование кораблём».

«Лучше бы ты успел, — не удерживаюсь от затаённого вздоха. — Из меня недостаточно хороший командир, особенно в бою».

«Постарайтесь не потерять Бету», — вклинивается Дзета по параллельному каналу.

Что ж, судя по отсутствию возражений, они оба согласны с нашей затеей.

— Кто-нибудь против защиты Нового Давиуса? — спрашиваю у команды.

— Единогласно за, — сообщает Альфа после короткой паузы.

— Верленд, на копирование личности. Адери, следи за противником. Остальные, продолжаем готовить корабль к взлёту.

Бета смотрит на меня:

— Потребуется помощь. Пойдёшь со мной?

Киваю, вставая с места.

Когда мы с ним идём по переходам в медотсек, Бета наконец спрашивает:

— Как ты ухитряешься видеть такие варианты развития событий?

— Я много наблюдала за различными видами на Сол-3. У всех, у кого есть детёныши, имеется инстинкт защиты потомства. Причём он часто переносится на другие виды, даже у животных, вплоть до выкармливания детёнышей биологических врагов. Так, я сама наблюдала, как мелкий прирученный хищник, называемый «кошка», потеряв собственное потомство, выкормил и воспитал одного из самых вредоносных грызунов Сол-3, крысу. Я сопоставила этот фактор с потребностью заботиться о детёнышах у абсолютного большинства низших рас и его экстраполировала. Коротко формулируя, погибшие в большом количестве ювенильные особи неминуемо вызовут сочувствие у общественности, а сильная эмоция сближает низших эффективнее любых лозунгов. Следовательно, мы не добьёмся нужного результата, если выпустим ситуацию из-под контроля. Поэтому требуется вмешательство.

Входим в медотсек, встречающий нас мягким свечением активирующегося центрального экрана. Врач подходит к пульту и принимается за наладку оборудования. Впрочем, болтать это Бете не мешает.

— Почему Центр не предупредил нас о таком развитии событий?

— Стратеги не имеют абсолютного контроля над процессом на Зедени, мы не внедряли марионеток и робокопий, чтобы не быть раскрытыми. Если флот получил инструкции после вылета, в виде секретного циркуляра, они могли и не знать, куда он на самом деле направился. Вполне возможно, что мы раскрыли зеденийский план даже раньше Центра.

— Ты сообщишь туда? — спрашивает Бета, пока над одной из коек выдвигается тяжёлый блок медицинского сканера широкого профиля.

— Отправлю шифровку по гиперсвязи и приложу к ней протокол совещания, пока буду снимать с тебя копию. Патвеб сейчас — слишком большая нагрузка, а сигарета перед боем вообще недопустима, — отвечаю, пожав плечом.

— Кстати, — вдруг с фирменной мерзкой улыбочкой заявляет медик, — я тут позавчера ночью читал твои сводки по Доктору и талам, и видео про него смотрел, тобой отобранное.

— Ну, и? — к чему это он клонит? Не понимаю.

— Этот твой жест, — он пытается передразнить моё фирменное плечепожимание.

— И? — продолжаю не въезжать я.

— Ты его позаимствовала у Двенадцатого.

Вытаращиваюсь.

— Что?..

— Ты делаешь это точно так же, как и он. Общение с Хищником не пошло тебе на пользу, — из Беты так и лезет едва сдерживаемое гнусное хихиканье.

— Возражаю!!!

— Ты себя со стороны не видела.

Быть такого не может. Хотя я действительно не видела себя со стороны и действительно много общалась именно с той регенерацией Повелителя Времени. Может быть, вырабатывая жестикуляцию, я просто переняла то, что видела вокруг себя, за неимением ничего лучшего, и просто не задумалась об этом. Но к чему это было мне сообщать? А, поняла.

— У тебя, как это называется, мандраж? — спрашиваю.

Теперь Бетина очередь удивляться:

— Мандраж?..

— Посмотри расширенный словарь.

— Уже посмотрел, слово отсутствует.

— Нервное тревожное возбуждение перед опасным заданием, — формулирую понятное ему объяснение.

Он кивает:

— Да. Пожалуй, да. Я никогда раньше не работал с пространственной множественностью, знаю только теорию. В бою нельзя будет удерживать фиксированное количество измерений, если намерен перенаправлять заряды куда нужно, а не куда попало.

— Послушай, а ведь теоретически можно подобрать такой вариант многомерности, чтобы содержимое реактора растеклось по кораблю. В этом случае вопрос о необходимости перенаправления ракет вообще не стоит…

— Умная, а тупишь. Залп по нам или планете — это их агрессия, на которую мы должны ответить. А первыми атаковать нельзя, если не хочешь дискредитации в глазах миротворцев.

— Прости, увлеклась, как десантура.

— Но вообще, такое вполне возможно. Мы сможем сделать это после того, как завяжется бой.

«Даже если далек не вооружён, он всё равно вооружён», — думаю я философски, пока Бета заканчивает с настройками. Потом помогаю ему правильно закрепить зонды, активирую процесс, составляю отчётную шифровку, отправляю её в Центр с помощью Гаммы, а потом четыре скарэла вдумчиво слежу за процессом копирования согласно полученной инструкции. Талы на связь так и не выходят, но наш связист поймал правительственный канал и транслирует нам все попытки переговоров с зеденийским флотом, который преспокойно разворачивается на средней орбите. При таких условиях нельзя поднять с космодромов даже те корабли, которые по какой-то причине не в глубоком космосе — их собьют раньше, чем они пересекут границу тропосферы. Да и парочка жалких катеров на орбите плохое подспорье, они тоже на прицеле, и не сбили их пока исключительно потому, что Зедени придерживается объявленного срока атаки.

По параллельному каналу Гамма перехватил разговоры полугусениц и тоже нам их транслирует, переключаясь с одного канала на другой, как только появляется что-то интересное. Оказывается, зеденийцы останавливают и досматривают любой посольский корабль, отчаливший с Нового Давиуса, на предмет укрывающихся там блондосов, что лишний раз подтверждает их намерение устроить тотальный погром в наших лучших традициях. Какая талантливая низшая раса, а ведь раньше их не видали и не слыхали. Так, сидело что-то на задворках цивилизации, торговое, только в разы потише Малдовариума. Где он теперь, этот Малдовариум, давно скатился, превратившись в низкоуровневый перевалочный пункт контрабанды, и на этом его международное влияние закончилось. Синекожие твари слишком любили деньги здесь и сейчас и слишком стремились продать всё и вся, чтобы суметь разработать грамотную стратегию экономического развития через века и поступательно её воплотить. А отсталая Зедени, поднимаясь на том же крышевании мафиозных кланов, постепенно легализовалась, пробилась на все возможные космические рынки, поназаключала выгодных альянсов и постепенно стала довольно сильным государством. Ну, по крайней мере, достаточно сильным, чтобы рискнуть развязать космическую войну.

Впрочем, кем бы полугуманоидные гусеницы ни были, они всё равно низшая раса и в итоге подлежат зачистке.

На восьмидесяти девяти процентах копирования и в середине четвёртого часа, отведённого под эвакуацию инопланетян, до нас добирается Эпсилон, которого всё-таки сумели перебросить в столицу скоростным флаером, и незамедлительно влетает в медотсек:

— Я ещё раз прижал правительство Нового Давиуса, надавив на то, что одного из наших членов экипажа не успевают вовремя передислоцировать сюда. Заявил, что в этом случае, вне зависимости от их решения, мы будем обязаны вступить в бой для защиты собственного гражданина. Так что если им неудобно просить нас после замаскированного отказа, они могут просто продолжать задерживать Зарлан на другом континенте под предлогом перегрузки транспортировочной сети, а мы сами обо всём поговорим с зеденийцами. Также пообещал без надобности не стрелять.

Я уже успела понять характер нашего суприма — он просто зашёл в Дом Правительства, как в свой отдел, и поставил Павердо и компанию перед фактом. С точки зрения этикета низших, он даже ещё хуже, чем я — ведь я всё проделала хотя бы в форме предложения, а не в форме ультиматума.

— И талы согласились? — спрашиваю хищно, уже предвкушая бой.

— Они не сказали «нет», — так же хищно отвечает Эпс. — В конце концов, у них нет выхода. Массовая гибель производит впечатление, но стратегически бесполезна, это даже талы способны понять. Да и Доктор там до сих пор, думаю, он на них повлиял.

Мы улыбаемся друг другу, и в воздухе повисает невысказанное «УНИЧТОЖИТЬ».

— Адери, прогноз по действиям зеденийцев? — спрашиваю я по ВПС, чувствуя нарастающее внутри возбуждение перед сражением.

— Судя по построению, они займут сектор на низкой орбите и будут методично обстреливать Новый Давиус по мере его оборота вокруг своей оси. Обстрел начнётся ориентировочно с высоты пятнадцати миллионов панров.

Пересчитываю на нашу систему измерений с фальшивой — полтора миллиона леров, это можно сказать, вплотную. На каждый катер — несколько истребителей прикрытия, на случай перехвата ответного залпа с планеты. Каждый корабль должен быть оборудован системой подавления процессоров вражеских ракет, но случай бывает всякий, без эскорта перехватчиков лучше не рисковать. Впрочем, основная бомбардировка пойдёт с дредноутов — катера больше нужны для нейтрализации ПРО. А ещё где-то на периферии нашего радара вот-вот должен подтянуться арьергард — медицинское судно со спасательными катерами, транспорты с боеприпасами и топливом… За боевой флотилией всегда тащится «хвост», если она не даледианская. Это у нас каждый корабль — «самостоятельная боевая единица сама в себе», способная в одиночку сжечь целую систему. Кто сказал про боевую единицу, не помню*, но выражение очень меткое.

— Гердан, мне нужен постоянный канал связи, способный при необходимости работать, как конференция между нами, зеденийским флотом и правительством Нового Давиуса, — продолжаю нахально распоряжаться на борту, несмотря на присутствие Эпсилона. А что делать — переговоры с низшими висят отнюдь не на нём.

Впрочем, Эпс тоже не молчит.

— Гердан, останешься на радарах и защите. Адери, возвращаешься к обязанностям навигатора. Кандо, ты обязан справиться с двигателями. Иалад, в канонирскую рубку и будь готов в крайнем случае помочь Кандо. Зеро, вы с Верлендом — на резервный мостик, будешь следить за его состоянием при подключении к бортовому компьютеру и разговаривать с низшими тварями.

— Слушаюсь! — хором отзывается весь корабль, за исключением Беты, продвинувшегося до девяносто четвёртого процента.

— Канал связи создан. Подключить тебя из медотсека? — спрашивает серв.

Пожалуй, это можно — на центральном пульте достаточно мониторов, я смогу и следить за процессом копирования, и ругаться с гусеницами.

— Передай мне регулирование процессом, чтобы я могла, когда надо, добавлять право голоса талам.

— Ты им оставишь право голоса? — искренне изумляется Эпсилон.

— Ну, пока мы ещё не всё из них выжали, зачем портить отношения? — тоже удивляюсь я в ответ.

Суприм отходит к лежащему без сознания Бете, готовясь сразу по сигналу отсоединять его от аппаратуры. Я остаюсь у пульта, мне сейчас надо поставить на место целый флот. Никогда такого не делала. Насколько проще было с армадой мовеллан, там никаких переговоров даже не планировалось…

Нейтральная прозрачность левого среднего монитора сменяется глухой чернотой, по которой бегут голубые символы — частота и устойчивость канала, количество подхваченных пользователей и прочие данные. Жму реле переключения центрального пульта и моего патвеб-канала на этот экран и вбиваю дополнение: теперь меня будет слышать весь флот зеденийцев, а не только флагманский дредноут, вычисленный Альфой и Гаммой, а также — направленно — центр связи Дома Правительства. Смотрю на время — у нас осталось два скарэла. Ну, поехали.

Даю сигнал вызова.

— Посол кочевников вызывает командующего зеденийский флот. Повторяю, вызываю зеденийский флот, кто начальник, — ещё пару раз повторю, думаю, потом терпение лопнет, и я, хакнув их защиту, включу связь дистанционно.

Но на третьем повторе экран наконец-то оживает, давая помимо надписей ещё и картинку.

— Ты есть дежурный радист? — спрашиваю у лохматой многоглазой башки. Шейные опознавательные знаки намекают, что собеседник рангом чуть выше гравиплатформы, поэтому надменность можно даже не прятать. — Соедини с ваш командующий, и быстро.

— Э-э, сшасс, — мычит он в ответ. Немного напрягшись, соображаю, что это не искажённое «сейчас», а обращение к женщине на его родном языке.

— Быстро, — повторяю я более командным голосом.

— Запраш-шиваю мостик. Подождите немного, сшасс.

Сверлю его немигающим взглядом всё то время, пока он докладывает о вызове наверх. Это имеет определённое действие, радист начинает нервничать, топорща синие бакенбарды. Люблю нервировать и пугать планктон.

Наконец, слышится греющее душу «соединяю», и картинка сменяется на другую — жирную адмиральскую морду, которая заполоняет монитор, не оставляя ни шанса разглядеть за собой даже цвет обшивки на мостике. Во бакенбарды со жвалами отрастил — в камеру не влазят!

— Я не дам вам дополнительного времени, посол, — тут же начинает он агрессивно, не позволяя мне даже открыть рот. — Последние корабли, которые хотели убраться с Нового Давиуса, сделали это ещё сорок минут назад, и…

— Молчать, — негромко, но как можно более холодно обрываю я его. Гадость какая, чувствую не столько возмущение, сколько брезгливость. — Молчать и слушать.

Видимо, полугусеница-полугуманоид не ожидал услышать подобный тон, так что действительно на миг замирает, что мне и нужно.

— Кочевники есть гость на Новый Давиус, с культурная миссия. И мы её не закончили. Пока мы находиться тут, в система, она под наша защита до окончания миссия. Кроме того, вы нарушивали договор и ходите против закон Союз Галактик. Ставлю ваши в известность, любой выстрел на планета значит объявление война кочевникам.

— Вот словоблудная баба! — бормочет он, даже отшатнувшись от камеры, но потом снова подаётся вперёд, заполоняя экран противной мордой. — Проваливайте оттуда, мы дадим вам безопасный коридор!

Разбежался гравиплатформой об косяк.

— Довожу до сведения, после открытия огонь от вашей стороны, всякий объект Зедени на радиус двадцать тысяч ваших универсальных миль будет под наша атака. Если это не вынудит вас уходить, мы будем поднимать орбита, пока вы не отвернёте от планета и не прекратите агрессия.

— Дочка, — теперь его голос снисходительный. Уничтожу. — Ты что, собираешься меня убедить, что одним кораблём можно остановить целый флот? Это плохой блеф.

— Я предупредила, — отвечаю и вырубаю связь под сообщение на медицинском пульте о завершении копирования личности Беты. Подхожу и помогаю Эпсу освобождать врача.

— Всё, если убегающие корабли ушли с низких орбит, то пора воевать.

Эпсилон смотрит на меня исключительно довольными глазами.

— Иду в рубку, — говорит. — Вы тоже не затягивайте.

— Слушаюсь.

Суприм быстрым шагом вылетает из медотсека, пока я слегка трясу Бету за плечо, чтобы он прочухивался поскорее. Это помогает — медик садится под объявление о стартовой подготовке. Начинаются проверки всех систем, а я кое-как помогаю втиснуться врачу в скафандр, потом сама экипируюсь и дотаскиваю его до резервной рубки. Это просто техника безопасности — навряд ли зеденийцы сумеют хоть раз достать нас, хоть вскользь, но инструкция велит быть готовыми к разгерметизации во время сражений.

— Точно потянешь сразу после копирования? — спрашиваю, пока медик крепит на себе «корону» для более надёжного соединения с бортовым компьютером.

— Брось, это же не глубокое зондирование с поиском конкретных фактов, — криво ухмыляется в ответ Бета. Напомнил, варги-палки. Обиделась бы, да не та обстановка.

— Может, сигарету? После неё с половину местного часа мозги не ползают, а летают, а больше нам и не потребуется.

— Нет, — почти резко отзывается Бета, — второго наркомана нам на борту только не хватало. Я «заныриваю».

И он закрывает глаза, а светодиоды на «короне» начинают светиться — белым, пока всё нормально. В случае перегрузки они предупреждающе поменяют цвет, но мне бы очень не хотелось это видеть.

Активирую пульт управления, вывожу все данные по Бетиному эмулированию. Пока он, похоже, раскидывает основные алгоритмы и возможные схемы. Ага, а вот Гамма мне экран связи сюда подключает, со всеми моими настройками. За спиной бахает схлопывающаяся переборка. Задраиваю шлем. К сожалению, с Бетой этот номер не пройдёт, ему мешает подключка к компу. Но в случае разгерметизации я почти наверняка успею сорвать с него «корону» и закрыть шлемное стекло: тут довольно тесно по сравнению с основным мостиком, наши кресла близко, даже выпутываться из ремней не придётся, только правую руку протянуть. На краю пульта магнитной защёлкой закреплен заранее подготовленный инъектор с мощным седативчиком, на случай срыва у врача.

Ещё раз проверяю, насколько хорошо закреплён Бета, потом наконец пристёгиваюсь сама. Пошёл предстартовый обратный отсчёт. Бамц — разворачивается окно виртуального подключения ко второй канонирской рубке. Ну, намёк понятен, можно даже и не объяснять: если защитное поле что-то упустит, надо будет сбить. Судя по раскладке, Иалад целится по носу, правому борту и зениту, я — по корме, левому борту и надиру.

class="book">Три…

Два…

Один…

Старт.

Большой плюс наших кораблей — практически отсутствующие перегрузки. Конечно, для далеков это не так критично, как для большинства представителей планктона — бескостное тело, содержащее до девяноста процентов воды, страдает от скачков гравитации намного меньше. Но прототипам было бы неприятно, несмотря на естественное форсирование организмов внутримышечной сетью биометалла. При желании я могла бы во время взлёта и посадки спокойно ходить по «Протону» и даже работать, двукратное превышение собственного веса — пустяк. Если, конечно, не считать уже привычной тошноты, которая как была в прошлом теле, так никуда и не делась в новом. Возможно, это просто психосоматика, как фантомные боли. На самом деле, ерунда, я ведь толком не пообедала, даже нечему наружу попроситься. Поэтому, откинувшись в кресле и слившись с компьютером, я отслеживаю ползущие цифры — набираемую высоту, дистанцию до кораблей противника, состояние орудий и, главное, два потока формул — один от компа, другой от Беты, — в которых вычисляется наша предстоящая победа.

— Термопауза пройдена, — наконец объявляет Альфа.

— Активировать искажающее поле, первоначальный радиус — минимальный возможный, — тут же отдаёт приказ Эпсилон.

Забавно, думаю я, пока глаза отмечают странное колебание на экранах, словно корабль опутан раскалённым тёмным дымом, структурирующимся то в треугольную, то в шестиугольную сетку — вроде и звёзды видно, и поверхность планеты, а всё же через какую-то геометрическую мглу, и колеблются, как от потоков горячего воздуха. Сейчас мы исчезли со всех радаров, кроме разве что ТАРДИС. Да и её владельцу желательно понять, что искать, прежде чем искать. И все ломают голову, что у нас за система невидимости такая, особенно зеденийцы.

— Поле установлено. Активирован четырёхмерный режим ожидания до начала атаки, — отчитывается Бета.

По ВПС опять раздаётся голос Эпсилона:

— Зеро. Мы начнём атаку, если только флот выпустит ракеты по планете и продолжит приближение. Сообщи на Новый Давиус.

— Есть, — неплохое военное словечко, удачно заменяет более привычное «я подчиняюсь».

Перещёлкиваю настройки канала — теперь «Протон» обращается к планете, зеденийцы ничего не слышат. Впрочем, исправить это при необходимости — дело одной коротенькой команды.

— Кочевники вызывают Новый Давиус. Вы слышать нас хорошо, приём?

— Мы вас слышим, — после небольшой паузы отзывается министр обороны.

— Уважаемый господин Сталлдон, ты готовь ПРО. Большинство заряды мы не пропустим, но часть может летать мимо, не уверена в меткость чужого флота. С малое число ракет вы, верно, справитесь.

— Мы всё же не понимаем, как вы собираетесь остановить боевую армаду с помощью всего одного корабля, причём не очень большого… И где вы, во имя лунных демонов, на радарах? Мы можем нечаянно вас зацепить.

— Ваши радары не умеют такое видеть. Не зацепите.

Кстати, да, это тот ещё вопрос. Временно обрываю связь и переключаюсь на ВПС.

— Наш компьютер различит происхождение ракет?

— Да, но требуется настройка, — сразу и чётко отзывается безопасник. Явно пытается оправдать свою корабельную должность.

— Нам нельзя их разворачивать обратно, только отклонять от корабля по целям.

— Я справлюсь, — решительно сообщает Бета.

— Следует настроить определитель заводской магнитной маркировки любых боеприпасов, — тут же подсказывает Эта из реакторной. — Там должна содержаться информация о флоте, на который они отправлены. Я это выяснил, пока сидел на «Протоне» и следил за двигателями.

«О, десантура в родной стихии!» — не удерживаюсь я от того, чтобы не поёрничать ему в приват. Эта не отвечает, но я чувствую его недоумение. Вообще не понял, к чему это я сказала. А может, даже не понял, что я сказала. В конце концов, у него словарь ещё меньше, чем у сервов-технарей, и расширять его самостоятельно он вряд ли умеет. Не знаю, есть ли там вообще слова «стихия» и «родная»…

Проходит меньше рэла.

— Я настроил, — сообщает Йота.

— Данные получены, — подтверждает Бета, а его поток цифр расцвечивается кляксами нововведённой константы.

— Внимание! — почти перебивая его, азартно рявкает Гамма. — Первая линия ракетных катеров произвела пуск ракет. Все нацелены на расчётную точку нашего местонахождения с учётом постоянного стартового ускорения.

Ну, наши координаты действительно легко просчитать, процесс взлёта для всех одинаков… За исключением даледианских кораблей, которые, как известно, не пренебрегают даже такими шутками, как уход в подпространство из тропосферы со всеми вытекающими метереологическими последствиями. Но сейчас мы именно на эту зеденийскую глупость и рассчитывали, не сговариваясь, поэтому набирали высоту по обычной, математически просчитываемой траектории.

Компьютер вываливает сто двадцать четыре зафиксированные цели и предупреждает, что электромагнитное защитное поле выставлено прямо по внешней обшивке, что чрезвычайно рискованно. Но Эпсилон лёгким движением мысли переводит это предупреждение в разряд «незначительных». Два потока — рассчитанный только процессором и процессором в паре с Бетой, выдают идентичные колонки формул, а мгла на экранах приходит в какое-то удивительно ритмичное, структурное движение. Сейчас начнётся чехарда: смесь реальности рубки, многомерности на экранах — измерений с шести всё начнёт слишком сильно сказываться на пейзаже, загруженному компу будет не до обсчёта картинок за бортом, — и цифр в мозгу, и всё это сольётся в кашу в едином весёлом урагане битвы. В радостном возбуждении ловлю цели, идущие с моей стороны — слева и снизу, ведь с кормы пока ждать пинков глупо, если только случайно установки ПРО промажут. С другой стороны, ракеты и лазеры талов не для нашей высоты, они рассчитаны на перехват на низких орбитах и в верхних слоях атмосферы, а мы уже приближаемся к радиационному поясу. Хорошо, что пылевое кольцо намного дальше, разворачивать в нём баталию зеденийцы не решились. Нам бы это не слишком помешало, но всё же противно вылавливать в пылище вражеские ракеты, оперативный простор всегда приятнее.

Погружённая в цифры, я смотрю и почти не вижу, как точки далёких разноцветных звёзд превращаются в линии, спирали и сети, сливаясь и снова рассыпаясь, как они пересекаются огнями приближающихся ракет, как это… алгебраично. Мозг занят другим — отследить положение каждой цели, зафиксированной моей половиной пушек, и не пропустить к борту в случае ошибки компьютера и Беты, а также прислеживать за состязанием электроники и связанного с ней прототипа. Периодически я вижу, как их расчёты не совпадают, спорные зоны расцвечиваются синим и быстро рассчитываются совместным параллельным потоком. Никаких попыток отвлечь Бету, ни в коем случае! Никто из нас не сможет вычислить то же самое и в таком темпе, только Дзета, но она на планете, и прямой связи с ней страшно мешают сложившиеся условия — другое полушарие и постоянно изменяющаяся многомерная защита, искажающая внешние сигналы.

Касание!.. Ракеты вбуриваются в поле. Наверное, это со стороны выглядит красиво, защитное поле проявляет себя, как пузырь с салютной россыпью в космической черноте, но думать об этом некогда: шквал цифр в мозгу превращается в торнадо, которое я едва успеваю обрабатывать. Из ста двадцати четырёх ракет шестнадцать взрываются из-за слишком сильно вывернутого пространства, две прорываются к кораблю — обе со стороны Йоты — и прекращают свой недолгий космический бег навеки, девять пролетают «в молоко» и идут к планете, остальные вырываются из поля по искажённой траектории. Опа, как я сразу не заметила? Гамма ещё их и обработать успел — не иначе, блокирующий вирусок подбросил, чтобы зеденийцы не смогли ничего сделать со своим оружием программными методами. А то и вовсе электронику пожёг, и теперь это просто болванки со взрывчаткой, срабатывающие при касании, как доисторические снаряды самых худших периодов Тысячелетней. Итого, девяносто семь неуправляемых дур несётся по обратному адресу. Кушайте да не обляпайтесь! А с прорвавшейся девяткой талы как-нибудь сами разберутся.

На подходе вторая волна, на этот раз в бой вступили уже все пятьдесят катеров, и каждый дал по четыре залпа. Плюс, приближаются истребители. И всё в нас — какая честь!

— Увеличить радиус действия поля на три тысячи панров, — сухо приказывает Эпсилон, как только «Протон» пережёвывает и вышвыривает обратно сто восемьдесят две из двух сотен ракет, на этот раз и мне достаётся одна проскочившая жертва. ПРОшникам талов тоже есть, чем заняться – но не так аврально, как было бы без нас. Бета быстро отзывается на приказ прямым действием — тёмная сетчатая дымка, эффект искажения пространства, отодвигается и набирает… толщину? Теперь геометричность рисунка чересчур сложна и чересчур текуча, слишком многомерна, разобрать через неё окружающее пространство невозможно, ориентируемся по цифре. Каждую тысячную долю рэла количество измерений и их вектора радикально меняются, причём в разных участках поля могут быть разные физические условия. Вот сейчас истребители подойдут поближе, рассчитывая на совсем другую дистанцию, и ка-ак вмажутся…

…Обратно вырываются всего лишь три. Два из них идут по неуправляемой траектории — пилоты или в отключке, или сошли с ума. Третьему, наверное, повезло проехаться по четырёх-пятимерному куску, и недолго, он просто разворачивается в сторону флота и рвёт туда на всех парах, истошно вопя в эфир о чудовищном кошмаре и отвратительном ужасе. Остальные кто столкнулся, кто пересёкся сам с собой в многомерном пространстве, у кого реактор наизнанку вывернуло. Словом, минус одиннадцать истребителей, а двенадцатому очень повезло, что мы решили не открывать огонь. Следующая эскадрилья отворачивает в сторону, поняв, что нахрапом нас не взять.

— Задать эллиптическую форму защитному полю, диаметр по горизонтали — пять тысяч панров, по вертикали – одна тысяча, — всё так же сухо продолжает Эпсилон, но внутреннее удовлетворение он от нас скрыть не может. — Атакуем малый флот, вошедший в оговоренную зону.

Беру свои слова назад — вырвавшемуся истребителю не повезло, мы его нагнали. Не удерживаюсь, включаю себе трансляцию с зеденийских кораблей. Как и думала, крики и начинающаяся паника. Но пока они не собираются разворачиваться восвояси. Хочу их унижения. Хочу увидеть их бегство. Хочу уничтожить и радоваться.

Набираем оговоренную высоту без пары сотен леров, успеваем при этом зацепить полем два корабля. Дредноуты предусмотрительно не стали подходить на опасное расстояние, но катерам-то от этого не легче: одному накрыло и разнесло основные двигатели, второй попал в многомерное искажение левым форсажом и, видимо, рубкой. Пробоина, которую некому чинить, и отъехавший мозгами экипаж — слух млеет от истошных перепуганных воплей и истерического хохота.

Разворот.

Идём сквозь строй вражеских кораблей, как невидимая смертоносная оладья диаметром в пятьсот леров. Эфир наполнен панической руганью, многие уцелевшие после нашего первого прохода корабли, вопреки приказу, меняют курс, пытаясь набрать высоту. Трусы! А вот мы бы держались до последнего, дали бы по всем форсажам и попытались на худой конец разбиться о планету с максимально возможными повреждениями для её инфраструктуры и экологии. Какая жалость, что нельзя их всех взять и уничтожить. Прямо здесь и сейчас. Но хоть кого-то накрыли. Минус семь больших катеров-ракетоносцев и ещё пять истребителей.

Разворот.

Что-то вы приуныли, зеденийцы. Сколько страха в ваших криках. Какое наслаждение зачищать от вас Вселенную, вы даже представить себе не можете. Наибольшее наслаждение в том, что нам даже стрелять не приходится. В отличие от ваших кораблей, «Протон» моментально разгоняется и тормозит даже в гравитационном поле планеты, вы себе и представить не можете его технические характеристики. О, как удачно скучковались несколько кораблей противника, прямо по курсу, и даже не пытаются отстреливаться. Бета, без сомнений, нацеливается разнести эту компанию одним ударом — вижу, как подлетает общее количество измерений, чтоб уж наверняка, вот уже девять… Десять… Одиннадцать… Опять девять… Двенадцать…

Предупреждающий вопль сирены раздаётся совершенно внезапно.

— Многомерный объект прямо по курсу! — голос Гаммы по-уставному спокойный, но нас всех дёргает испуг от понимания, что ситуация сейчас может вылететь из-под контроля. Альфа резко тормозит, но… — Приближается с большой скоростью! Это ТАРДИС!!!

— Зеро-о-о!!! Сто-о-ой! Хва-атит! — от пронзительного вопля Луони, кажется, сейчас вышибет динамики. И как сумела вклиниться в канал связи?.. Я тяну руку к инъектору, потому что понимаю — до столкновения синей будки с нашим многомерным полем остались считанные доли рэла, и если это произойдёт в тот миг, когда поле будет одиннадцатимерным, это мама-радиация знает, во что выльется. Бета старается убрать опасную переменную, но общие уравнения не были рассчитаны на подобную дурацкую случайность, и я верю в закон подлости, и надо защитить врача…

Синяя вспышка.

Чёрно-серая мгла.

Тускнеющее сознание.

Уничтожу эту идиотку!!!

Комментарий к Сцена двадцать шестая. *”Бойцовый Кот есть самостоятельная боевая единица сама в себе, способная справиться с любой мыслимой и немыслимой неожиданностью”. (с) Аркадий и Борис Стругацкие, “Парень из преисподней”.

====== Сцена двадцать седьмая. ======

Нет, сознание я, наверное, не потеряла — временное помутнение в глазах помню, а полного провала не было. Тогда как так вышло, что я стою на ногах? Кресла нет, пульта управления нет, связи с бортовым компьютером нет, сети нет, космоса нет — есть серая мгла, сквозь которую проглядывают совершенно бессвязные куски — внешняя обшивка «Протона», кусок консоли ТАРДИС, застывший лазерный луч… Последнее ужасно любопытно, замороженные кванты — это против всех правил. Если только не…

Меня вдруг прошибает холодный пот, становится по-настоящему жутко, без малейшего азарта, обычно сопутствующего страху. Впрочем, это чувство для меня уже не новость, путешествия с Доктором не единожды его будили. Главное, это я хорошо знаю, ничего не показывать и не позволять страху победить разум. Скафандр задраен, системы жизнеобеспечения работают нормально, я жива, в сознании и могу передвигаться. Последнее — самое странное. Если правильно понимаю, что произошло, многомерная сущность ТАРДИС срезонировала с нашим защитным полем по самому плохому сценарию. Нет, даже по ещё более плохому — на «Протоне», как и на любом серьёзном корабле далеков, имеется темпоральная установка, и, в принципе, его тоже можно рассматривать как машину времени. Две одиннадцатимерные машины времени с эмуляцией трёхмерности столкнулись, срезонировали и пересеклись, вызвав мешанину в пространстве и аварию во времени. Мир застыл, как под темпоральным замком. Вопрос, почему на меня последнее не повлияло и смогу ли я сделать хоть шаг?

Практика показывает, что смогу. Испуг сперва оглушил любопытство, но сейчас оно просыпается, и я наконец подхожу к замершему лучу. Пытаюсь коснуться его пальцем, но не выходит — чем ближе рука к объекту, тем сильнее что-то пружинит, отталкивая, как однополярные стороны магнитов.

Стоп. Если мир замер, а я — нет, то, наверное, я смогу что-нибудь сделать для спасения ситуации. Думать, почему на меня не сработала всеобщая остановка времени, некогда. Я знаю, что определённый уровень аварий ТАРДИС может вызывать удар по всему пространственно-временному континууму, как это было в случае с Пандорикой, и ничего хорошего не выйдет, если это повторится. Доктор наверняка за это не ответственнен — он быстро бы разобрался и ни за что не сунулся к «Протону», не предупредив. Да и вообще, он в Доме Правительства, а синяя будка — в штабе миротворцев. Значит, за рулём его спутники, у которых не хватило знаний и соображения понять, что к чему. Варги-палки, зачем эта девчонка вообще полезла на поле боя?!

Так, не отвлекаться, а медленно продвигаться вперёд и внимательно смотреть. Что сделано, то сделано, надо подумать, как исправлять. Неизвестно, сколько времени этот участок реальности простоит в стазисе, мне надо как-то растащить два слившихся корабля, пока они не долбанули. Наше хроноустройство не такое мощное и опасное, как галлифрейское, оно действует немного по другим принципам, но если рванёт ТАРДИС, к нам придёт та самая земная полярная лисичка. Но как, как разъединить два одиннадцатимерных объекта?!

— Дальше лучше не ходи.

Вздрагиваю. Даже не успела понять, уловила ли незнакомый голос слуховыми рецепторами или напрямую мозгом, мужской он или женский. Одно верно — он абсолютно чуждый. Глубокий и совершенно нейтральный по высоте тембр, слишком правильный, чтобы воспроизводиться речевым аппаратом, слишком естественный, чтобы воспроизводиться машиной. Медленно оглядываюсь, но ни глаза, ни приборы ничего не замечают. Так, что с настройками зрительного фильтра? Проклятье, линзы барахлят. Как бы и система жизнеобеспечения в скафандре не отказала… Что ж, остаётся последний способ выяснения обстановки.

— Кто здесь, отвечать!

Тихий смех всё тем же мелодически нейтральным, глубоким голосом. Потом невидимый собеседник принимается насмешливо рассуждать:

— Ц-ц-ц, метишь в Доктора, попадаешь в далека. Ничего нового в вашем континууме. И как вы не сходите с ума от скуки?

— Ты знаешь Доктора?

— Кто ж его не знает.

Лучше бы не знали.

— С этим я соглашусь.

Опа, оно мои мысли читает! Блок…

— Не трудись, у тебя не хватит сил, маленький далек. Даже у Доктора не хватало.

— Что ты такое? Кто-то из Стражей? Отвечать! Отвечать! — вот теперь я близка к панике. Что мы вызвали этим крушением в пространстве и времени, какую силу разбудили?

Почти беззвучное хмыканье.

— Сила? Да, это более близкое определение, но всё же неточное.

Оно — кем бы это ни было — ещё и издевается. Что ж, в иронии ему не откажешь, хоть какой-то признак разумности. Быстро, соображать. Мешанина в пространстве, разлом во времени…

— Ты — хроновор?! — а руки сами по себе встают наизготовку. Зачем, не знаю — через скафандр разряд всё равно не пройдёт.

— Какие вы всё-таки умилительные существа, готовы весь континуум в пыль стереть, лишь бы потешить свой комплекс неполноценности, — это уже совсем оскорбительно, и обида пока сильнее страха. Хотя да, мне страшно, очень страшно. Ведь я совершенно безоружна, хуже того, мой разум беззащитен. Если это действительно хроновор, то он намного сильнее Шакри.

— Они дети, просто непослушные дети.

— Значит, я права, ты — Древний, хроновор. Как твоё имя?

— Называй «Хронос». Кажется, это имя ещё имеет смысл в вашей реальности.

Запрашиваю базу данных. Или древний бог Времени, или старший из хроноворов, по логике — второй, и, пожалуй, это даже хуже. Никогда не думала, что дрожь в коленках ощущается так унизительно. А бесплотный голос продолжает рассуждать сам по себе, словно я для него — предмет какой-то. Хоть бы проявился, разговаривать с воздухом совсем не по себе.

— Использовать Доктора было бы правильнее, старый друг лучше новых двух. Но ты тоже подойдёшь, хотя у тебя критическая нехватка фантазии.

— Объясни-и-и!

— Ты не можешь меня видеть, потому что никак не представляешь. Мой облик зависит от того, кто на меня глядит… Как у Свалки Истории, — могу поклясться, ехидства в этом голосе больше, чем у ёрничающих Праймов, вместе взятых. — Послушай. Если верить содержимому твоего уныло-логичного мозга, трещина во Времени — дело рук не Доктора, а его помощников. Но ты тоже находишься под сильным воздействием Вихря… И она тебя выделила… И ты знаешь Доктора… — пауза. «Она»? — Вы вместе занимаетесь проблемой хроноворов в вашем континууме. Я ей тоже занимаюсь, только отсюда, из своего пространства. Несносные дети решили, что им всё можно, и будут за это наказаны, срок уже близок. Раз здесь нет Доктора, это сделаешь ты. Как бы твоим примитивным языком объяснить… Это приказ.

— Далеки не подчиняются приказам низших рас!!! — это мне уже просто в рожу плюнули. Электрические покалывания бегают в ладонях, так бы и долбанула, было бы по кому.

— А ты и не далек, тебе же Император так сказал. А слово Императора для тебя закон, — мразь, мразь, бесплотная мразь! Всё видит и издевается, как хочет! — Я выбираю тебя, безымянное существо с планеты Скаро. Возомнив себя всемогущими, мои дети нарушили правило о непересечении континуумов и вызвали этим нестабильность реальности, в которой обитают хроноворы. Но если разрушения наберут силу, рано или поздно это зацепит и ваше пространство. Поэтому ты сделаешь Шакри существами твоего мира. Выбери место, время и предмет, к которому ты сможешь их привязать. Слившись с материальным объектом, нарушители будут нейтрализованы. Я дарую тебе энергию для создания связи, в понятной тебе форме.

Нестабильность их реальности? Но ведь хроноворы вроде живут в Вихре Времени… Мать моя радиация! Нарушения в структуре Вихря?! Да это же конец!

— Соображалистая девочка, почти как Доктор. Нет, ситуация далека от критической и на Вселенной пока не сказывается. Но я чувствую даже мелкие нарушения и вижу их будущие последствия, — странно, но в бесплотном голосе Хроноса прорезается какая-то непонятная многозначительность. — Исправь ситуацию, пока не поздно. Для меня это невозможно. Моё появление в вашей реальности будет означать ещё больше разрушений и серьёзный постэффект. Поблагодари помощников Доктора, без них наша встреча могла не произойти.

— Стоять! — резко приказываю я. Тон Хроноса настолько меня оскорбил, что страх ушёл, осталась только здоровая даледианская злость. А она подсказывает, что эту бесплотную энергетическую мразь можно использовать, да и не всё она мне объяснила. — Я не смогу развести корабли, они сдетонируют, как только временной замок начнёт таять.

— Желаешь разъединения ТАРДИС и «Протона»?

Хитренький, да не на ту напал!

— От тебя? Ничего не желаю. Помощь тебе нужна, а не мне, — отвечаю я, окончательно успокоившись и включив трезвость мысли. — В случае самого плохого варианта меня успокаивает мысль о том, что я умру за Империю и выполняя задание Императора. Ты чего-то хочешь от далека — ты и думай, как этого добиться, докажи свой интеллект.

Громкий хохот мне ответом, а потом мир охватывает ещё одна вспышка — на этот раз янтарно-золотая.

— Теперь я понимаю, почему она тебя выбрала, — тает эхо бесплотного голоса, и резкий рывок страховочных ремней окончательно приводит меня в сознание. Что… это…было? Это по-настоящему было?! Кто — «она»? Что, варги-палки, у нас происходит?

Громкий стон справа заставляет меня выйти из прострации. Краем глаза вижу лиловое свечение «короны», сигнализирующее о критической перегрузке. Бета!..

В руке обнаруживается инъектор, который я пыталась схватить прямо перед аварией и не успела. Или всё же успела? Не помню… Всаживаю полную ампулу прямо в шею врача, бросаю взгляд на ожившие — или не отключавшиеся? — экраны прямо перед собой. Искажающего поля нет. Корабли зеденийцев в панике пытаются набрать оговоренную высоту, огонь по нам никто не ведёт. Несколько блоков бортового компьютера в аварийной перезагрузке. На расстоянии двух с половиной сотен леров от «Протона» висит вверх тормашками синяя полицейская будка — ну, в смысле, по отношению к поверхности планеты, а не по отношению к нам. А в эфире продолжает бушевать Луони:

— Не смей больше никого трогать, поняла? Это же убийство! Хладнокровное убийство! Так нельзя!!!

Сочетание событий подсказывает, что я не в себе и вообще, давно сижу в Изоляторе, а всё происходящее — глюки, потому что в реальности такого не бывает. Но, несмотря на факты и логику, я всё ещё сумасбродно воображаю себя послом, взявшим на себя обязанность остановить ненужное далекам сражение. А значит, хоть в этом должна проявить последовательность, воспользовавшись ситуацией. Выяснять, кто уцелел после столкновения и было ли оно вообще, буду потом, а пока — захватить эфир, открывая конференц-связь между всеми задействованными лицами. Поднять стекло шлема. Включить камеру и микрофон.

— «Протон» имеет слово для все, кто с Зедени. Ваш вопрос, как один корабль останавливает один флот, отвечен? — спрашиваю безэмоционально, чтобы создать максимальный контраст с перепуганно-гневным голоском блондоски, всё ещё пытающейся надрываться в эфире. Впрочем, она тоже слышит меня и наконец замолкает. — А теперь думайте, с кем хотеть говорить дальше — с женщина, которая вас сметает без жалость ради закон, или с женщина, которая пришла вас защищать, хотя вы имеете мысль уничтожить её планета, её семья, её жизнь. С женщина, которая ставит закон выше милосердие, или с женщина, для которая милосердие выше всё. Ваш выбор, он какой есть?

Я не сомневаюсь в ответе. Не считая первых залпов, реальный бой против зеденийских кораблей занял лишь несколько рэлов, а они потеряли уже столько единиц техники и личного состава. На нас же внешне — ни царапинки. Правда, неизвестно ещё, что с Бетой, но зеденийцы-то этого не знают. И какое же для двуногих гусениц унижение принять спасение от инопланетной самки! У них-то равноправия полов нет и никогда не было, и даже с женщинами других цивилизаций они не в состоянии разговаривать адекватно. Так что я чувствую себя отомщённой за разговор с их адмиралом, и получаю ещё больше морального удовлетворения от понимания, кому они обязаны спасением, и от толстой морды, появляющейся на экране.

— Мы отступаем, посол, — выдавливает адмирал. — Остановите ваше… оружие.

— Передайте своё правительство, пока кочевники имеют работу на Новый Давиус, они не пропустят никакой враг, срок работы неизвестен — может, это год, может, это сто лет. Эффект для внезапность тоже есть теперь бесполезен. Пусть соглашаются на переговоры, как народ тал просили. Вам хватает шесть часы для разгон прочь? — выжимаю улыбку пошире. Поскольку она у меня всегда неестественная, словно приклеенная, от неё сейчас будет необходимый эффект, мол, сами смоетесь, или наподдать?

Адмирал, явно проглотив что-то отчаянно непечатное, обрубает связь. Я прекрасно его понимаю, это проигрыш, проигрыш с треском, за который ему отдуваться по полной программе. Тем более что теперь Зедени будет вынуждена поднять лапки вверх и притвориться, что вылет флота был по инициативе военных, а не правительства, и вообще это импровизация без приказа. Иначе им такое устроят… А этот мордатый — как его зовут, так и не узнала, — точно пойдёт под трибунал, если только прямо сейчас себе луч в висок не пустит.

Талы наш разговор слышали, и, безмолвствуя, продолжают висеть на канале.

— «Протон» идёт на посадку, — теперь можно позволить себе говорить чуть более усталым голосом. — Я скоро буду приезжать, уважаемый господин президент, и слушать то, что ты хочешь говорить и даже делать. Но по-другому кочевники не могут. Дети жаль.

— Я понял, — после паузы отзывается рация. Больше Павердо ничего не добавляет.

Выключаю связь. Откидываюсь на спинку кресла. Смотрю на таймер.

Скарэл. С ума сойти, прошёл только скарэл с момента взлёта, если бортовой хронометр не врёт!

— Главная рубка, ответьте, — говорю в ВПС. Усталость продолжает формироваться и захватывать каждую клеточку тела. Никогда раньше такого не чувствовала. Бывало, что уматывалась, но не так. Это что-то психологическое, надавившее на плечи парой контейнеров с радием. — Главная рубка, вы слышите? Эдлин?

— Слышу, — очень тихо отзывается динамик. — Кажется, мы в порядке.

— Что последнее вы помните? — надо бы снова испугаться, может быть, даже запаниковать, но сил вдруг не осталось даже на это, только смертельная усталость. Пол-Империи за сигарету.

— Приборы засекли приближение ТАРДИС, потом вспышка. Потом я услышал твой голос, ты разговаривала с зеденийцем, — медленно перечисляет Эпс заплетающимся языком.

— Мы что, всё ещё живы? — это Йота.

— Представь себе, — здесь надо бы подпустить сарказму, только его не осталось. — Реакторная, ответьте. Кандо, ты жив?

— Согласно показаниям приборов, да. Двигатели тоже в норме.

— Как Верленд? — спрашивает Гамма заторможенным голосом. Подумала бы, что сонным, но знаю, что никто не спал.

— Не знаю. Как только очнулась, загнала ему весь инъектор, не выясняя подробностей. Мы пересеклись с ТАРДИС, но потом нас что-то разъединило. И если у меня не было галлюцинаций… То это мы обсудим не сейчас. Флот отступает. Надо садиться и ждать Зарлан. Я несу Верленда в медотсек, в стазис-капсулу.

— Понял, — соглашается Эпсилон. — Мы выждем, пока ты не закончишь, и пойдём на посадку. Снимаю блокировку с отсеков.

Тащу Бету. Здоровый, зараза, хоть и не очень тяжёлый. Неудобно нести на руках — просто ужас, но за транспортной платформой слишком долго бегать. Мы все какие-то варёные, нет ни капли удовлетворения от победы, и ещё грызёт червячок тревоги — что, если мы потеряли врача? Ему в момент столкновения сильно прилетело по мозгам. И могло произойти абсолютно что угодно — от временного срыва с катушек до необратимого шока. Пульс пока есть, Бета дышит, но как-то это не обнадёживает — ожившие линзы дают отнюдь не радостную картину. Окажу ему первую медицинскую, а потом пусть Дзета им занимается, у неё лучше получится.

Наконец, укладываю врача боком на госпитальную койку, на спину вроде бы нельзя. Не надо было вообще отсюда уходить, только кто же это знал скарэл назад. Теперь следует раздеть пациента, но это ужасно неудобно, пока я сама в скафандре, поэтому принимаюсь поскорее высвобождаться, ведь счёт идёт на рэлы.

— Эпсилон прислал меня на подмогу, я умею оказывать медицинскую помощь, — раздаётся за спиной смертельно усталый голос Йоты и вдруг прорезается чем-то более живым, вроде напряжённости. — Так, а это что такое?

Смотрю туда же, куда и он — на свою правую руку. Потом, на миг оторвавшись от стягивания скафандра, нерешительно её трогаю. М-да… Всё-таки галлюцинаций у меня не было, или, напротив, бред продолжается.

— Данные по устройству объекта отсутствуют, — отвечаю, с усилием отводя взгляд от свинцово-серого широкого кольца, плотно обхватившего запястье. Руки освободила, ноги повременят, займусь-ка лучше Бетой. — Точное назначение тоже неизвестно. Физические характеристики — отсутствие заметного веса, отсутствие тактильных ощущений, температура предположительно равняется температуре тела, — вновь постукиваю по браслету пальцами. — Оно не холодное, не горячее, не гладкое, не шершавое, оно просто есть. И мы его обследуем, когда застабилизируем состояние Верленда.

Йота слушает и параллельно возится у пульта управления. Надо бы полностью раздеть врача, сейчас одежда будет только мешать. Как мне не нравится и эта его смертельная бледность с тёмными кругами под глазами, и холодная влажность кожи, и обвалившееся давление, и слабость мышц, и почти неощутимое частое дыхание, и нитевидный пульс. Налицо все признаки тяжёлого клинического шока, даже несмотря на коктейль из инъектора.

— Следует поддержать кровообращение, — бормочет Йота, и я вдруг неведомо как понимаю, что он советуется через приват с Дзетой. Это хорошо, это грамотно.

Путаясь в собственном скафандре и одежде Беты, наконец его освобождаю. Надо ещё вытащить из глаз врача защитные линзы, но это уже самое простое. Пока уберу их в свой футляр, искать хозяйский слишком долго.

— Зрачки почти не реагируют на свет… Давай кислород, у него явно развивается кома на фоне гипоксии, — бросаю через плечо, вручную выдвигая защитный колпак на койке. Потому что замечаю, какого цвета у Беты стали кончики пальцев. Ярко выраженный цианоз — проклятье! И губы на глазах чернеют.

— Сейчас, сканер запущу, компьютер сам всё выдаст, — одновременно с этими словами с потолка спускается наизусть знакомый блок, только сегодня он изучает не меня. Что ж, раз моя работа закончена, можно расстегнуть внешние термоботы скафандра и освободить ноги — странно, конечно, разгуливать в двойных ботинках, зато герметичность надёжнее, чем у прикипающих к стандартной обуви штанин, да и дополнительная термоизоляция не бывает лишней.

Сразу же по проходу устройства над телом Беты на маркерах колпака загорается знак «не открывать, спецсреда», а также выводится медицинский код, в котором зашифрованы все процессы, идущие в боксе. Сканер сменяется медицинским компьютером, прилипающим к поверхности защитного колпака. По электрическому сигналу прозрачная поверхность на миг принимает свойства густой жидкости и пропускает необходимые устройства внутрь, а потом опять смыкается. Капельница, кислород, какие-то датчики и, похоже, биоизлучатель.

— Плохо, — тихо замечает Йота из-за пульта. — Шок, кома, электромагнитное поражение коры головного мозга. И ещё неизвестно, что с психикой. Надо расшифровывать самописцы, смотреть, что конкретно, физически произошло с «Протоном».

Подхожу к нему — для Беты я и так сделала всё, что пока можно, — и активирую ВПС. Не хочу по нескольку раз говорить про одно и то же.

— Иалад спросил, что случилось. Так вот, объясняю всем — произошло смешение пространства двух кораблей и трещина во времени. По неизвестной причине меня это не задело. Внешне всё напоминало проекцию одиннадцатимерного пространства на трёхмерное, причём мозг отказывался воспринимать абсолютное большинство участков видимой зоны, подменяя изображение на тёмно-серую мглу. Время стояло, но не для меня. Всё… странно, — я вдруг понимаю, что дальнейшие воспоминания расплываются, я словно не могу сконцентрироваться, удержать их. — Кажется, я с чем-то столкнулась. Или с кем-то. И… — хмурюсь, глядя на кольцо вокруг запястья и пытаясь сообразить, кто мне его дал и зачем, — …у меня откуда-то появился очень странный предмет явно чужеродного происхождения. Мы изучим его, когда отдохнём.

Какое-то время стоит тишина, словно ни у кого нет сил сказать хоть слово. Потом Эпсилон наконец сообщает:

— Если состояние Верленда позволяет, мы идём на посадку.

— Оно стабильно тяжёлое, развитие комы остановилось, — докладывает Йота, бросив взгляд на приборы. — Возможна мягкая посадка с гравитационной компенсацией в медотсеке.

— Тогда оставайтесь там. Остальные, начать проверку корабельных систем.

Собираю кучу валяющегося на полу барахла, прохожу два шага в никуда, потом отчего-то разжимаю руки так, что всё собранное вновь оказывается под ногами, и сажусь на край свободной койки.

— Фильтр совсем разболтался, и настраивать теперь некому, — сообщаю в пустоту. — Иалад, а ты тоже чувствуешь усталость?

— Зарлан говорит, это сильная психическая нагрузка в момент слияния измерений, — отзывается он, последовав моему примеру и усаживаясь на другой койке, поближе к Бете. — Предписывает сон вне расписания для всего экипажа.

— Мне некогда спать, я должна ехать в Дом Правительства и разгребать последствия.

— Не понимаю. Мы же спасли Новый Давиус.

— Мы слишком грубо влезли в местные политические дрязги, не имея на это никаких прав, кроме права силы.

Безопасник презрительно хмыкает. Понимаю его отлично — с точки зрения логики, право силы является наиболее правильным из всех прав, и что-то важное связано с этим словом – «сила». Так, стоп, я начинаю странно мыслить, это точно последствия усталости. Сейчас бы прилечь на койку да вздремнуть до посадки, но не поможет. Поэтому лучше всего заниматься делом.

«Гамма, где ТАРДИС?» — спрашиваю приватно у серва.

«Дематериализовалась шестьдесят рэлов назад».

Луони, дура, дрянь, кто тебя пустил к консоли, блондоска проклятая? И ты ведь даже не понимаешь, что натворила — не только по отношению к нам, но и к родной планете. Мама-радиация, папа-трансгенез, миротворцы бьются в панической истерике, меня пробивает на слабую улыбку — мирный договор теперь зависит от умственно отсталой блондоски! А может, им такая и нужна, как раз под стать планетке? Я так рассчитывала, что на нас наорут из штаба РМ, но влезла эта дурочка, и ничего не скажешь, влезла эффектно. Ещё с утра она была никто, ничто и звать никак, вдруг в одночасье стала лицом и голосом нации и даже этого не поняла.

Стоп. Если миссия мира накроется теперь, то погибнет компаньонка Доктора. И если он дознается, что за всем стояла старина ТМД, он не простит.

Боюсь ли я гнева Хищника? Ещё как. Но гнева Императора я боюсь намного больше.

Где-то далеко-далеко, наверное, в другом пространственно-временном континууме, спрятанном за заблокированным входом в медотсек, идёт своим чередом посадка, но я её ощущаю лишь как лёгкое головокружение. Это сейчас так далеко, так далеко… Надо чем-то заняться. Хоть рентгеном или ультразвуком прозвонить странный браслет. Но сил нет от слова «совсем». Да и не нужно — сейчас поеду в Дом Правительства, там Доктор, он много всякого знает, может, нам и мучиться не придётся. Ничего не хочется, ничего не можется, я такой усталой сроду не была, даже после нескольких суток непрерывного боя.

Наконец, люк размыкается, освобождая проход. Как мягко мы приземлились, я вообще не ощутила посадочный толчок. Хотя ребята старались сесть осторожно, да ещё у медотсека свои системы дополнительного смягчения, да ещё у коек свои амортизаторы.

— Иалад, — говорю, — у меня нет сил всё это собирать и тащить по местам. Я отправляюсь ругаться с талами. Убери одежду и скафандры.

Полная неформальность, да ещё и спихивание своих обязанностей на другого, это мне обязательно припомнят. Не хочу об этом думать, просто тащусь на выход. Машину вызывать неохота, на ботинки нет сил. Ничего, как-нибудь доберусь. Попробую переключить усталость психологическую на физическую: от посадочной площадки до дежурки две местных мили, в самый раз проветриться, дав кросс, а там уже найду попутку. Предупреждаю Эпсилона о своих целях и о необходимости действовать прямо сейчас, он соглашается, хотя и порывается направить Альфу со мной, а также расконсервировать со склада какой-нибудь транспорт. Дисколёты, хоть и неизвестного окружающим дизайна, лучше не светить, и Альфу тоже не нужно, он вряд ли в состоянии куда-то тащиться.

Схожу с трапа. Не успеваю поставить ногу на кораллит, как раздаётся знакомый сипящий звук материализующейся ТАРДИС. Меня и синюю будку разделяет всего лишь пять леров, и я бреду в её сторону – всё равно разбор полётов с талкой неизбежен, лучше уж сразу всё расставить по местам.

Знакомая дверца с негромким скрипом приоткрывается, являя сперва узкую ладонь с накрашенными ногтями, а потом и всю Луони, то ли виноватую, то ли злую, то ли испуганную, то ли всё разом. Останавливаюсь. Блондоска медленно выступает из корабля и, сощурив глаза, молча идёт мне навстречу, всё больше разъяряясь с каждым шагом. Я гляжу на её манёвр, сунув руки в карманы. Что бы ни сказала — пофигу. Но она не говорит, а делает.

Оказывается, пощёчина — это очень больно. Но я даже не попыталась предотвратить удар, всё так же стою, сунув руки в карманы, и гляжу на Луони.

— Это было… отвратительно! — выдыхает она, а в голубых глазищах проступают слёзы. — Зеро, это было просто отвратительно! Как ты могла?!

— Верленд, — отвечаю я каким-то безразличным голосом, удивительным даже для меня самой. — Врач, который спас твоего Жозефа. Он контролировал многомерное поле, в которое врезалась ТАРДИС. Теперь он в глубокой коме и, скорее всего, не восстановится. Ты счастлива, защитница врагов?

Блондоска замирает, злость сменяется растерянностью. Губы вздрагивают раз, другой, слёз становится больше.

— Я… Я не хотела… Зеро, я…

Какая чёрная усталость.

— Это война, Луони. Жертвы допустимы.

И, всё так же не вытаскивая рук из карманов, разворачиваюсь и иду в сторону далёкой диспетчерской, не обращая внимания на долетевшее сзади рыдание. Кажется, по взлётному полю что-то катит, наверное, погрузчик — попрошу меня подкинуть до ворот.

Солдаты Империи не плачут.

====== Сцена двадцать восьмая. ======

— Могу тебе сказать только одно — это не вещество, это энергия неизвестной природы.

Доктор снимает неуместный на фоне окружающего пейзажа стетоскоп — или нечто, замаскированное под стетоскоп, — и убирает во внутренний карман пиджака. Платок на нём сегодня не красный и не зелёно-малиновый, а пронзительно-фиолетовый, да ещё в апельсиновый горошек. По-моему, это выглядит ужасно, как и весь его наряд, но для Хищника нормально чудить с одеждой из регенерации в регенерацию.

Мы сидим в саду на крыше штаба РМ. На мою радость, мощёной территории тут больше, чем хлорофильной гнуси, да и та — не дебри, а суккуленты и низенькие кустики едва ли выше щиколотки. А солнце и ветер совсем не напрягают. Доктор почти час ковыряется с моим запястьем, пытаясь определить, что на нём надето, а я просто отдыхаю. Редкий случай за последние четверо суток, когда выдался кусочек свободного времени и появилась возможность сбросить напряжение через монотонное наблюдение окружающей среды, раз ужмонотонной работы нет. После боя на орбите приходится практически безвылазно околачиваться у миротворцев, сражаясь с агрессином в крови, а в промежутках — возвращаться на корабль и сидеть с Бетой. Состояние у него немного улучшилось, но в себя он так и не приходит. Дзета настаивает на усредняющем решении — с одной стороны, держать его в постоянном сне под седативной и поддерживающей терапией, с другой, излучения мозга и наша собственная эмпатия показывают, что медик половиной гравиплатформы завис в вегетативном состоянии, и подтверждение диагноза профессиональными врачами по возвращении домой будет означать эвтаназию по медицинским показаниям. А нам всем этого страшно не хочется. Припомнив, что далек даже в режиме овоща всё-таки реагирует на окружающую среду, только не может этого показать, Дзета отдала нам приказ постоянно пытаться расшевелить пострадавшего. Если с ним разговаривать вслух, обращаться телепатически и эмпатически, и даже — бррр! — воздействовать тактильно, быть может, это простимулирует мозг на активацию. В принципе, на «Протоне» есть аппаратура вроде той, что когда-то применялась на моём предыдущем теле во время агонии, и с её помощью можно было бы как-то распинать нашего коматозника, но вот беда — единственный, кто умел ей нормально пользоваться, был сам Бета. Так что теперь мы все по очереди дежурим у его койки, и я уже почти не передёргиваюсь, разминая ему во время вахты холодные ладони.

Нет, лучше об этом не думать.

— Ты обещал посмотреть и разобраться, что произошло при столкновении, — напоминаю Хищнику, пользуясь нашей неожиданной беседой без посторонних, первой за много дней.

— Что произошло, что произошло… Блондинка за рулём, вот что.

Вопросительно приподнимаю бровь, мол, а подробнее? Он в ответ тянет:

— Ну, как бы это сказать…

— Без «это». Факты. И не вздумай врать.

— Мелкий агрессор, – огрызается он. – Что было, то и произошло — пространственно-временная каша. У ТАРДИС есть протокол защиты на этот случай, и она его использовала. Если бы это было столкновение с другой ТАРДИС или критическая авария, она бы заморозила миг столкновения в микроскопической темпоральной петле, но из-за того, что «Протон» устроен иначе, не смогла верно рассчитать ситуацию и просто остановила время, прикрыв от сбоя Лу и ещё кого-то. Подозреваю, что тебя.

— Тогда почему Луони ничего не помнит?

— Она как раз была в стазисе, но без таких тяжёлых последствий, как твои товарищи. А вот на тебя ТАРДИС почему-то бросила хитрый алгоритм. Видимо, она сочла, что ты каким-то образом можешь исправить положение.

Она… Что-то брезжит на самом краешке памяти, но что, не могу сообразить. И это не заблокированные фильтром воспоминания, это что-то другое, как почти забытый сон.

Гляжу на зацикленный сам в себе поток энергии, так похожий на тёмный браслет. Мы с Дзетой сразу, как появилось свободное время, его изучили и пришли к одинаковому с Доктором выводу, только вот беда — определить природу явления наша аппаратура тоже не может.

— Там точно что-то произошло, — задумчиво перевожу взгляд с кольца на горизонт. — В первый миг, когда время запустилось, я что-то помнила. Может быть, даже всё. Ребята говорят, я сначала даже описывала, как в момент столкновения выглядело пространство, и утверждала, что встретила кого-то или что-то. Но сейчас память словно отключилась, всё знаю с чужих слов.

— А когда ты увидела меня в первый раз после вашего пафосного ДТП в открытом космосе, то передала мне привет от какого-то старого друга, вот только потом не знала, почему это сказала и что это за друг.

Как же я не люблю, когда над моей памятью измывается кто-то, кроме меня самой и фильтра эмоций! А в свете последних событий у меня того гляди случится нервный срыв на этой почве.

— Не напоминай, — даже передёргиваюсь.

— В любом случае эта штука у тебя на руке — не из нашего мира.

— Из параллельного?

— Нет. Из каких-то пограничных областей всего континуума, целиком. Судя по сбоям, которые выдаёт отвёртка, оно из-за пределов Времени, нечто подобное можно отыскать только там, — Доктор с живым любопытством глядит на меня. — А то, что ты забыла — оно, случайно, не походило на птицу или женщину?

Птица? Женщина? Она?.. Нет, не то. Отрицательно мотаю головой.

— Ничего не вспоминается.

— Скорее всего, память отказала от шока. Но я по твоим глазам вижу, тебя что-то в нашем разговоре периодически зацепляет. Значит, воспоминания вернутся. Кстати, как Верленд?

— Всё так же, — отвожу взгляд. И чего я раньше сетовала, что Доктор не может прочитать по броне мои чувства? Дурой была. Теперь, напротив, хочется поглубже зарыться и загородиться поликарбидом, чтобы себя не выдавать.

— Надо к вам в гости набиться. Вдруг смогу чем-нибудь помочь?

Хмыкаю.

— Тебе просто интересно, на чём летают кочевники. Сразу бы честно сказал, а не искал предлог.

— А без предлога ты не пустишь, я же вижу.

— Ты слишком… — запинаюсь, ища слово, — …продвинутый, можешь разобраться в принципе действия многих наших устройств. У меня нет полномочий… как это, пускать козла в сад.

— В огород. За «козла» ты мне когда-нибудь ответишь, — хихикает он в ответ. Потом откидывается на скамье, обеими руками придерживая котелок. — Забавное у меня ощущение от вашей кочевой братии, словно на маскарад попал. Маска, я тебя знаю?

— Мы уже выясняли этот вопрос, — огрызаюсь я. Беседа приобретает нехороший оборот. — Можешь мне поверить, эти глаза видят тебя в первый раз.

И ни слова лжи, хоть под полем правды повторяй. Впрочем, Хищника так просто не обойдёшь:

— А если не «эти»?

— А «не этих» у меня нет. Я, прости, с Паатру, ну, то есть со Скаро, пегены там не водились.

Противник докапывается до правды? Перевести стрелки и радоваться.

— И всё-таки, какого они у тебя цвета?

— Говорила же, не жёлтого. Это у тебя такой способ отвлечь меня от грустных мыслей? Ничего, сейчас твои блондины придут с дистанционных переговоров, я прекрасно отвлекусь на немного бледного Тагена.

История с боевым вылетом пошла на пользу нашим невнятным отношениям. Теперь я знаю, что от диагноза «любовь» помогает шокотерапия: первая же встреча по приземлении заставила блондоса от меня откровенно шарахнуться. Сейчас он, правда, взял себя в руки и реагирует на моё соседство немного спокойнее, но затаённые вздохи в спину пока не летят. Моё истинное лицо потрясло бедняжку миротворца до глубины души. Я даже слышала, как Жозеф приложил его за это «фиялкой нежной», и, найдя смысл выражения, мысленно выразила одобрение. Наверное, с нынешней компанией Доктору должно быть очень весело. Будь бы я прежней изгнанницей в далеканиумной броне, я бы мучилась от подспудного желания присоединиться, несмотря на двух блондосов. В конце концов, изучала бы их поведение и оттачивала остроумие. Но сейчас — нет, увольте. Новая Парадигма мне верит, и я не хочу ей изменять даже в мыслях. Вполне достаточно испытания блондосским партизаном — надеюсь, когда я вернусь домой, его уже пустят на пищевые таблетки за ненадобностью.

— Вредно быть такой ехидной, — замечает Доктор. — Сердце — это ведь такая штука, которой не прикажешь.

— Мне проще, я бессердечная, — отвечаю. Знание низших помогает правильно понимать собеседника и подбирать корректные ответы, ведь я давно уже выучила их систему образов и поверье, что мифическая душа живёт то ли в сердце, то ли в крови, и, соответственно, сфера эмоций на словах приписана туда же. Хочешь показать, что ничего не чувствуешь — заяви себя «бессердечной». Так же подходят определения «ледяная» и «каменная», второе лучше.

Какое-то время молчим.

— Её могут обмануть, — наконец сообщаю я, прекрасно зная, что Доктор меня поймёт. — Раз тебя обвели, её и подавно, с лёгкостью. Она… глупая.

— Скорее, бесхитростная — отвечает Хищник. Потом очень глубоко и очень тяжело вздыхает, надвигая шляпу на глаза. — Нет, её не обманут.

Слишком многозначно это звучит.

— Подробнее?

Какое-то время висит пауза, словно галлифреец ждёт появления своих соратников и надеется этим избежать ответа. Но они всё не появляются, и когда молчание делается вконец томительным, он всё же признаётся:

— Я знал, кто они такие, когда с ними знакомился. Знал, что Таген послужит поводом для начала конфликта. Знал, что Луони будет символом мира. И очень надеялся это изменить, но не смог. Так радовался, что мы втроём оказались в нужный час заперты в переговорной — но нет, номер не прошёл, ты его отпустила. Так настаивал, чтобы Жозеф и Луони оставались в штабе, а не поблизости от космодрома, велел ему не спускать с неё глаз — но она всё-таки улучила миг, угнала ТАРДИС и остановила сражение. Как глупо — знакомство по расчёту, но сейчас я искренне не хочу их потерять.

— Я могу помочь? — спрашиваю тихо, а в мыслях одно. Вот оно, вот он, шанс. — Мы с ней можем действовать, как это… хлыст и пирожное, да?

— Кнут и пряник… Я не знаю, чем тут можно помочь.

— Те, кому невыгоден мир, по всем правилам должны предпринять попытку покушения. Задача — её предотвратить.

— Корабль не выйдет из гиперпространства.

— Ты рассказывал. Варианты — технический сбой, бомба на борту, сбит во время прыжка. Последнее — самое сложно осуществимое, но возможное. Соответственно, потребуется дотошная проверка посольского корабля на предмет поломок и взрывных устройств, а чтобы предотвратить последнее, надо отправить два-три ложных рейса с помпой, а настоящий — чуть погодя и тайно. Тогда у него будет шанс проскочить. Я могу протолкнуть эту идею президенту. Его от меня теперь трясёт, но он выслушает.

— И как ты скажешь, «Доктор предсказал»?

— Нет. Я скажу: «В связи с нечестным поведением вашего противника, следует ожидать попыток срыва миротворческой миссии. Для обеспечения её безопасности следует сделать то-то и то-то».

Доктор тихо хмыкает, но ничего не говорит из-под своей зелёной шляпы.

— Что-то не так? — спрашиваю на всякий случай.

Он отвечает далеко не сразу и совсем не то.

— Я привык носиться галопом по Вселенной и ежедневно во что-нибудь влипать, — какой-то голос у него задумчивый, даже странно. — А сейчас сижу, как прикованный, на этой планете и в этом приключении, и сдвинуться никуда не могу. А ты всегда приносишь с собой заряд бодрости и активности. Послушай… Чем бы ни кончилась эта история… Ты не хочешь присоединиться ко мне? Всё Время и Пространство, Зеро. Любое место, любая эпоха, куда захочешь.

Я не вижу его глаз, но чувствую пристальный взгляд из-под шляпы, следящий за моей реакцией. Знал бы ты, Хищник, кого сманиваешь, и часто ли ты зовёшь за собой тех, кого когда-то вышиб за борт без капли сожаления? Никогда не забуду тебе королёвской ссылки и не прощу. Очень тянет послать в ответ, но более рациональным будет другое:

— Я обдумаю предложение, если твоё решение не изменится к концу этой истории, — мало ли, а вдруг Империи пригодится? Уклончивый ответ в подобных случаях лучше однозначного отрицания. Кто знает, что будет завтра… Уж точно не я, и даже в этом конкретном случае не Доктор. Если только одна синяя будка, но она же не ответит.

— Ты считаешь, я могу переменить решение?

— Мало ли что, — пожимаю плечами. — Согласно досье, ты не любитель любителей решать проблемы оружием. А я не такая мирная зверушка, как Луони, и не стесняюсь дать жёсткий отпор.

— Бывали ситуации, когда и мне приходилось давать жёсткий отпор, — отвечает Хищник. — Даже с жертвами. Ты не из тех, кто открывает стрельбу по любому поводу. А ещё ты нравишься ТАРДИС, а она не ошибается.

— Ты доверяешь выбор компаньонов кораблю? — вот уж не думала…

— Корабль, который всегда привозил меня туда, где я действительно был нужен, заслуживает доверия. Тем более он очень мало кому открывает дверь без ключа.

Что?.. Меня охватывает недоумение, так и тянет выпалить: «Объясни!». Кстати, это вообще проблема — то ли гипнопедия после визита в Центр ослабла, то ли на прочность внушения влияет более стандартная, чем в прошлый раз, атмосфера в отряде, то ли уже психика не выдерживает такой процент неформального общения, только у нас то и дело срываются с языка привычные словечки. Постоянно приходится за собой следить, чтобы не заговорить, как далек, простраивать каждую фразу начисто, прежде чем произнести. Хорошо, что скорость мышления высокая — запинку никто не замечает, даже мы сами.

— Тогда, на пожаре, — объясняет шляпа, по-прежнему не думая приподняться, но, видимо, Доктор как-то улавливает выражение моего лица. — Она сама тебе открыла дверь.

Вот как?

ТАРДИС… Что-то ты мутишь непонятное. Неужели в самую нашу первую встречу на Зосме-9, когда я тебя коснулась, ты тоже открыла дверь сама? Значит, ты узнала меня ещё издалека? Значит, ты с того момента хотела, чтобы я зашла? И очень подосадовала, что я ухожу, когда Таген тащил меня на руках? Но почему? Ведь при этом ты не разговаривала, старательно маскировала свои чувства, прямо наглухо молчала, пока я была на борту. Да и раньше ты часто поливала меня негодованием. Или… Да, или радовалась. Как-то тихо, скромно, даже лучше сказать, несмело. Словно не мне, а чему-то, со мной связанному…

Тут меня охватывает приступ паранойи, и стоит большого труда его задавить, не показав. Ах ты, синяя зараза! Что ты обо мне знаешь? Ты явно что-то знаешь! Знаешь и даже хозяину своему не говоришь! Как бы тебя прижать-то, если твоё самосознание находится в совершенно иной плоскости, нежели наша система восприятия мира? Говори бы мы на разных языках, и то можно было бы поискать переводчика. Но тут переводчик бесполезен. Ты можешь лишь раскидывать намёки, а я могу лишь пытаться их понять. Тебе, наверное, проще найти общий язык с какими-нибудь хроноворами, чем с существами из нашей реальности.

— Ну, в общем, ты подумай над предложением, — заканчивает Доктор, устав ждать, когда закончится моё молчание.

А мне нужно успокоиться, поэтому я подставляю лицо солнечным лучам и стараюсь вслушаться в их звук — глуховатый и дребезжащий, словно в закрытом ангаре кто-то совком рассыпает гайки по металлическому полу, периодически задевая дверь гравиплатформой. Неужели колонизирующие космос примитивы не улавливают разницы между родной звездой и чужой? Мозг — тонкий инструмент, даже у них он чувствителен к электромагнитному ритму космоса не менее, чем остальной организм к составу воды и атмосферы. Я вот могу находиться на других планетах, но только пока есть дом, в который можно вернуться, в котором всё — знакомое, родное, понятное. Без Скаро я начинаю сходить с ума. И я не одна такая, все далеки так чувствуют, хотя не все умеют это осознать и сказать. Наш особенный мир сформировал нас такими, какие мы есть, и мы должны его беречь, чтобы были истоки, к которым всегда можно обратиться и вспомнить свою сущность. Как ни пытайся пересоздать родину, атом к атому, а фальшивка всё равно будет кричать в фоторецептор. Ни Новый Давиус, ни миллионы звёзд галактики Серифия — ничто не заменит одну-единственную звезду и одну-единственную планету на её орбите.

Зря про нас говорят, что мы лишены любви. Просто выражается она у далеков иначе, выше, чем у примитивных форм жизни. Йота прав, утверждая, что не нужно никого выделять, просто он не вполне понимает всю философскую сущность данного пункта Общей Идеологии. Нам не нужна никакая персональная привязанность, потому что мы можем любить нашу общность и наш Дом в целом, без частностей. Кажется, у планктона эта форма любви называется давно опошленным словом-подменышем «патриотизм». В отличие от нас, они не умеют называть вещи своими именами.

Когда я погибну, я сделаю это во имя Скаро.

Выразительное покашливание раздаётся дважды или трижды, прежде чем я наконец выныриваю из своих размышлений и обнаруживаю, что народу на крыше прибавилось на всю докторову троицу. Хищник же, надвинув шляпу на затылок, готовится покашлять ещё разок.

— Мы хотим выпить чаю, — раскрасневшаяся блондоска показывает все признаки волнения и удовольствия одновременно. Видимо, разговор с зеденийцами прошёл успешно, и я даже вспоминаю, что это было первое, выпаленное ей при появлении — просто в задумчивости я не придала никакого значения ни приходу компаньонов, ни сообщению. В конце концов, меня её радость уже не касается, я ещё двое суток назад принимала участие в аналогичном действии, где моя роль свелась к напоминалочке — пока работа кочевников на Новом Давиусе не закончилась, сюда никто с оружием не прилетит, не получив за это, как там Жозеф съехидничал за пределами камеры, «полномасштабных люлей». И откуда только выражений нахватался?..

— Зеро, пойдёшь с нами? — старатель единственный, кто, будучи полностью в курсе произошедшего, выразил полное и безоговорочное одобрение нашему выступлению на орбите, и до сих пор не упускает возможности об этом сообщить каждому встреченному прототипу. Они с Луони едва не рассорились на этой почве, но в итоге она позволила себя убедить, что добрая встряска пошла зеденийцам только на пользу.

Пойти, не пойти? Вообще, оперативная информация о ходе переговоров всё-таки не помешает, как и углубление политических отношений с союзниками Хищника. И блондос навязываться вряд ли станет.

— Да, — я принимаю окончательное решение и встаю. — А ты, Доктор?

— Я вернусь на ТАРДИС, — качает он котелком в ответ. — Попробую помозговать насчёт твоего украшения ещё разок, вдруг что вспомню. К тому же в том кафе, куда вы собрались, не подают camellia sinensis с молоком и не водятся имбирные пряники.

Он подмигивает и снова натягивает котелок на лицо, мол, разговор закончен. Ответил, варги-палки. Что за «синусоидная камея» с молоком и пряниками? Нет, всё-таки Хищник низший, и речь у него порой бессвязная, и это не лечится, и вообще, если ему захотелось побыть одному по его особенным хищным причинам, так бы и сказал, а не выдумывал странные поводы. Но зачем спорить, возражать, препираться? Проще подчиниться, так что я пожимаю плечом и иду следом за блондосами и старателем. Его, кстати, тоже можно к блондосам причислить — светло-русые волосы землянина по цвету вполне близки к шевелюрам талов, да и рост не подкачал. От таких мыслей формируется соблазн прихлопнуть всех троих одним залпом, но плохой бы я была далек, если бы так своевольничала в ущерб общему делу. Как говорил Император, есть вопрос и вопрос. Так вот, есть проступок и проступок. Сколько бы я ни нарушала, всё это не вредило интересам моей расы. Поэтому, наверное, до сих пор и жива. На помилование, конечно, не надеюсь, но всё же могу быть полезной — главное, не сделаться опасной.

А всё же хорошо, что для простых граждан происшествие на орбите осталось в тайне, думаю я, шагая по тротуару следом за ребятами. Власти выдумали какие-то подробности типа вовремя пришедшего родного флота и доблестного сопротивления доблестных войск противоракетной обороны, потому что ни старт перехватчиков, ни одну прошляпленную боеголовку в океане не скрыть, слишком уж заметно. Слухи про реальные обстоятельства, конечно, ползут — у кого в нужном полушарии были любительские телескопы, те пронаблюдали бой своими глазами, да и технарям со столичного космодрома рты не заткнёшь, покивали на приказ молчать и тут же за спиной начальства всё раззвонили, — но люди на улице от меня не шарахаются.

Зато Таген, с которым мы вынужденно идём в паре, зажат так, что это видно даже посторонним. Кошусь на него раз, другой, потом не выдерживаю.

— Что ты такой дёрганый? Всё никак не привыкнешь?

Он косит на меня синим глазом и отзывается:

— Я не дёрганый.

— Таген, — сколько надо сил, чтобы задавить и усмешку, и чувство превосходства, — неумение объективно оценивать собеседника — плохое качество для политика.

Наконец-то я добилась прямого проявления его внимания.

— Тебе неприятно будет это выслушать, но придётся, — продолжаю. Варги-палки, ну зачем я вообще ставлю ему мозги на место? Наверное, просто позабавиться на реакцию охота. — У тебя есть дурная особенность принимать желаемое за действительное. Ты увидел меня и навыдумывал неизвестно чего. А потом увидел моё истинное лицо. У меня такое чувство, что меня незаслуженно поставили на пьедестал, как живой памятник, а потом оттуда сшибли, тоже незаслуженно. Потому что я всегда оставалась какая есть — бессердечная, циничная и трезвая, как того требует наш моральный кодекс. Вернее, он требует немного другого, но спровоцированное исполнением его пунктов поведение, с точки зрения других рас, именно такое. Я сожалею, что ты с самого начала закрывал на это глаза, и не менее жаль, что ты теперь только на этом и концентрируешься, или хуже того, начинаешь размышлять, как бы меня перенастроить под твои представления обо мне. Такими темпами у нас никогда не получится конструктивного диалога.

Судя по потупленным глазам и обозначившимся из-за стиснутых зубов скулам, я стопроцентно попала в цель и сильно его обидела — для определения морального состояния Тагена даже не требуется более глубокого сканирования. Ничего, примитив, ты не с блондосской магнедоншей разговариваешь, а с далеком. Я не стану закрывать глаза на твои ошибки и с удовольствием буду возюкать рожей по тротуару за каждый промах.

— И мужскую гордость оставь, — продолжаю с лёгкой насмешкой. — Я не тал, у кочевников равноправие во всех смыслах. И в работе, и в ответственности за свои поступки, без поблажек. Кроме того, я тебя старше по возрасту и по званию и имею право выговаривать.

— Хорошо, м-мамочка, — вдруг выдавливает он сквозь зубы. Че-го?!

— Ну хоть не бабушка, — огрызаюсь в том же духе, переварив «мамочку».

Жозеф и Луони, идущие впереди, вдруг разражаются хохотом. Непонятно, почему — вроде у них был свой разговор, но такое ощущение, что оба всё равно нас подслушивали, уж больно вовремя рассмеялись. Опыт подсказывает, что самое лучшее — это не реагировать, но Таген поступает совершенно по-другому: кидается вперёд и, схватив парочку за шеи сзади, с глухим рычанием старается пригнуть их к земле. Через рэл у троицы уже вовсю кипит возня, одна я держусь в стороне от шумных психопатов, тратящих энергию безо всякого смысла. Ещё через рэл Луони выскальзывает из общей свалки за мою спину, бросив друга разбираться с братом. Ещё через рэл я рявкаю на весь переулок, готовясь всадить в драчунов самый лёгкий разряд.

— Отставить! Это приказ!

Голоса, впрочем, хватает — они оба замирают, голова Жозефа под мышкой у Тагена, рука старателя в шевелюре блондоса, и оба хлопают глазами с совершенно идентичным выражением лица.

— Его и бабушка, и Доктор за то же самое всегда ругают, — толкается мне в ухо хихикающее дыхание талки. Отступаю на шаг вперёд и в сторону, чтобы хоть немного увеличить дистанцию, а то противно.

— Закончили свару. Продолжаем движение.

— Ещё добавь, «в строй», — весело фыркает старатель.

Как угодно.

— В строй, — соглашаюсь я под громовой хохот. И что тут смешного?

— Всё-таки ты из военных, — заключает Таген, наконец отпуская Жозефа. Единственный, кто не смеётся.

— Я по профессии строитель, а не солдат, — отрезаю. — И уже говорила, что меня занесло в политику случайно.

— Расскажешь, как? — снова примеривается повиснуть на мне сзади Луони. Невыносимо надоели эти попытки!.. Но ничего не поделаешь, я каким-то образом должна поддерживать очень хорошие отношения даже с такими интеллектуальными амёбами. В конце концов, это моя работа.

— Когда мне хотя бы нальют молока.

Очень скоро я уже обнимаюсь с огромным бокалом молочно-фруктового коктейля за уличным столиком под тентом, а на меня с пристальным вниманием таращатся три пары глаз.

— У меня всё просто и ничего любопытного. Больше половины жизни я работала в своём родном городе, занималась строительством и капитальным ремонтом. Вряд ли это вам интересно. Потом… Потом я попала в плохую историю. Извините, мне неприятно о ней вспоминать, но факт в том, что меня спасли от казни тесты на ксеноконтакты и адаптацию в нестандартной среде. Они у нас обязательные, по достижению определённого возраста и опыта, и я их сдала буквально накануне того, как вляпалась. По сумме баллов ксенологи решили, что я им очень нужна, поэтому меня отпустили на ограниченных правах, под личный надзор вождя. Потом больше четырнадцати лет подготавливали к работе во внешнем мире. А теперь я здесь. Наверное, для вас это выглядит странно — бесправная, даже не-гражданин своего общества, а говорю от его имени. Но по-нашему, это даже лучше, что я не имею права голоса, если вы понимаете, о чём я.

Почти не пришлось врать. Хотя мне не нравится то, что Доктор может услышать биографию и проассоциировать меня со мной же. При нём я бы не была такой откровенной.

— Я не понимаю, — мотает головой блондоска, заранее расширяя глаза, словно готовится заплакать.

— Я рупор, — терпеливо поясняю, надеясь, что до неё дойдёт. — Громкоговоритель. Транслятор. Не знаю, как это ещё объяснить, но мне абсолютно запрещено собственное мнение. То, что я произношу как посол, это не мои слова, а слова всей нации. Логически, это должно быть справедливо к любому послу любого народа, но на деле личное мнение им часто мешает, втягивает в интриги, создаёт проблемы. Я лишена такого недостатка. Моя обязанность — думать, как думает нация в целом. Для нас это проще, потому что нас в принципе немного. В сомнительных случаях я советуюсь с правительством. Как правило, такие моменты удаётся предусмотреть заранее, когда мы с Адери и Эдлином моделируем следующий день.

— То есть у тебя всегда наготове с десяток заверенных правительством комбинаций, и ты используешь самую выгодную из них? — тут же интересуется Таген.

— Несколько сотен, — поправляю я. — Но иногда их не хватает. В этом случае приходится быстро думать самой. Как, например, четыре дня назад.

Не удержалась, подпустила шпильку, но сейчас она не попала в цель.

— По-моему, это ужасно, — несчастным голосом сообщает Луони. Впрочем, я ожидала чего-то такого и, пригубив коктейль, заключаю:

— Значит, ты просто не понимаешь. Для любого из кочевников большая честь представлять свой народ. Но для меня это просто потрясающе, учитывая, что я — помилованный убийца. Если бы я могла тебе показать хоть часть того, что чувствую, ты бы меня точно поняла. Просто… мне нельзя ещё раз подвести своих, не оправдать доверия, вот это точно будет ужасно. И так-то стыдно, что меня ни за что так высоко подняли. По сути, я ведь такой же дилетант, как и вы двое… Прости, Таген, но ты тоже дилетант, тебя ведь держат, как детектор вражды, всё остальное — совершенно номинально, даже твоё юридическое образование.

Он поджимает губы и отворачивается. Опять обиделся, что ли? Но ведь я правду сказала, не слепая и вижу, какое к нему отношение среди миротворцев. И учился он не слишком усердно — кстати, лишняя галочка насчёт преимущества гипнопедии перед древними методиками зазубривания наизусть, вписанные в память знания уже не потеряешь, непременно выскочат, когда нужны. Да и времени на обучение во много раз меньше тратится.

— Наводила обо мне справки, да? — крайне недовольно, даже с раздражением, спрашивает блондос, почему-то не у меня, а у соседнего пустого столика.

— Ну, мне же было нужно знать, кто ко мне женихаться полез, — кажется, подобрала удачный глагол. Пока тал обтекает, а его сестричка с приятелем тихо давятся хихиканьем, снова принимаюсь за питьё. Ням-ням. Морально отомщена, желудочно удовлетворена.

— Во всяком случае, твой рассказ многое объясняет, — Жозеф достаёт свои ужасные горлодёрные сигареты и протягивает мне, мол, будешь? Очень хочется, но сейчас нельзя, и я мотаю головой, спрашивая:

— Что именно?

Он, пожав плечами, выбивает себе сигарету и чиркает зажигалкой.

— Худшая черта в вас, кочевниках — чудовищная надменность, а ты её почти лишена или лучше всех прячешь. Что, положение в обществе обязывает к христианскому смирению?

— Фу, Жозеф, так не говорят, это грубо! — тут же тыкает его кулачком в рёбра Луони.

— Ты придерживаешься древнего религиозного учения с Сол-3? — уточняю я, благо реплика блондоски даёт мне возможность проглотить гнев и желание прибить старателя. Врезал прямой наводкой. Я и не подозревала, что всё настолько заметно, даже не по отношению к нам в целом, а ко мне персонально.

— Есть такое дело, — он с удовольствием затягивается, даже завидно делается. Мне очень хочется курить. — Конечно, от нашей золотоискательской братии особой религиозности ждать трудно, особенно когда досидишься на прииске до того, что вертишь самокрутки из молитвенника и выкопанного из-под снега ягеля, а Библию на пыжи пускаешь. Всякое бывало. Но вообще, я при крещении католик.

О. Удачно повернулся разговор, наконец-то я могу задать вопрос, который меня мучает ещё с Зосмы-9. Раньше не спрашивала, потому что к делу ну никак не относилось, не было времени, да и не общались мы настолько близко. А сейчас можно попытаться вызвать их на откровенность после собственного рассказа.

— А как вы вообще познакомились? Я понимаю, что благодаря Доктору, но вообще, как всё это вышло, в том числе и встреча с Повелителем Времени?

— Он на нас свалился во время восстания и здорово помог, — помолчав с рэл, мрачно выдавливает Таген, всё ещё обиженный на мои слова. Как плохо быть низшим, ну совершенно не умеет справляться с эмоциями, как капризный ребёнок. Даже мне, на что уж я брак, и то удаётся эффективнее решать эту задачу. Впрочем, я-то высшее существо.

— Да, — весело подхватывает Луони, — Мы бы без него не справились. Если бы ты видела, что тут было! Шакри такого натворили, просто ужас. Мы с Тагеном бы ни за что не справились с рестартом правительственного компьютерного центра, если бы не Доктор.

— Луони, помолчи, — выразительно глядит на неё братец.

— Да ладно тебе, — машет она в ответ рукой. — Если кочевники даже выяснили, что ты плохо учился в университете, то уж историю с восстанием они точно знают.

Смотрю на то, как Жозеф поддакивающе кивает, и мило улыбаюсь. Но по опыту знаю, что моё выражение лица всё равно ближе к термину «людоедский», чем «милый».

— Да, мы кое-что выяснили, — а глупо отрицать очевидное, поэтому надо его переврать. — Но только в рамках приличия. Мы уважаем чужие тайны и не вскрываем файлы с грифом «сверхсекретно», но в общественных источниках вроде сетевых дневников есть записи очевидцев, по ним достаточно легко воссоздать общую картину происходившего.

— Ну, тогда ты знаешь, что повстанцы с помощью Шакри заблокировали все компьютеризированные инфраструктуры, вплоть до физического блока правительственных учреждений, полицейских казарм, пожарных частей и прочего, по протоколу радиационного заражения. И начали просто захватывать здание за зданием, применяя подавляющее оружие — инфразвук, усыпляющие газы и так далее. Мы с Луони случайно оказались на улице…

— Сказать по правде, я в тот день очень хотела поехать к нему на работу, просто так, и завозилась с причёской, так что мы просто опоздали…

— И со мной успел выйти на связь мой тогдашний начальник, передавший мне на свой страх и риск доступные ему пароли высокого уровня для перезапуска госсистем с бэкапа. Потом вся связь по континенту была блокирована, мы помчались на главные сервера и налетели там прямо на Найро с его вспомогательным координирующим штабом. Вот тут-то с Доктором и познакомились, он уже у повстанцев сидел и пытался полоскать мозги этому мерзавцу.

О, теперь понятно, почему Луони бледнела и готовилась рухнуть в обморок от одного только появления экс-генерала. Вряд ли он был вежлив с миротворцами. Даже странно, что не приказал сразу расстрелять — но, с другой стороны, я помню, что он внедрял своих шпионок к Тагену, и могу предположить, что он собирался использовать братишку и сестрёнку в качестве двойных заложников, чтобы штаб РМ попытаться взять без сопротивления и чтобы из родни блондосов выжать финансирование. Видимо, с тех пор и усвоил на практике, что заложники — это плохая тактика, она всегда заканчивается большими проблемами, особенно если ты не готов действительно убить пленных.

— Между прочим, ты меня всю дорогу пытался выгнать домой, — полушутливо, полувозмущённо фыркает Луони на братца.

— И правильно делал, нечего девицам бегать по полям сражений, — старатель с наслаждением затягивается, а в следующий миг ему натягивают шляпу на нос и на сигарету. Вопль протеста, короткая потасовка — вот планктон, энергию им, что ли, девать некуда? Подхватив стакан, чтобы не расплескали, терпеливо жду окончания неуставного безобразия и продолжения рассказа.

— В общем, мы выбрались с Доктором из той передряги и сумели разблокировать силы быстрого реагирования под самым носом Шакри. Конечно, без стрельбы и жертв не обошлось, но в итоге восстание было подавлено, а верхушка хунты по большей части арестована или перебита. На наше счастье, космофлот колебался до последнего и не вмешался на их стороне, а то бы Новый Давиус был уже не тем, что раньше.

Ага, и это бы его наверняка спасло от нашего биологического оружия. Только ты-то этого не знаешь, так что радуйся. А я порадуюсь твоей наивности.

Да. С умным Найро в роли серого кардинала у нас было бы куда больше проблем.

— Ну а потом мы с Доктором начали преследование Шакри, — подхватывает Луони. — И однажды мне пришлось действовать отдельно, с помощью манипулятора Вихря Времени — надо было достать звуковую отвёртку и как-то передать её Доктору, когда они с Тагеном влипли в проблемы с джудунами. Только я на обратном пути с координатами ошиблась и упала не туда.

— Мне на голову, в лодку, — заканчивает Жозеф, давя в пепельнице окурок. — Естественно, её перевернула, и как же я матерился, вытаскивая, что успел, на берег! Очень хотел нырять за золотишком, но сама понимаешь — осень, утром по воде уже «сало» идёт, того гляди река встанет, и холод соответствующий. Вот так, торопишься в Гиббон, к последнему кораблю, весь такой в мечтах о том, как будешь тратить намытое за год, и тут блондинка с ясного неба прямо на загривок. Как я её на берегу не убил, не знаю. Плакали мои денежки, но сейчас я об этом уже не жалею.

— Темпоральная лихорадка страшнее золотой, — Луони гладит его по волосам с фальшивым сочувствием. Бр-р-р, чтоб вот так позволить себя трогать? Ужасно. Я бы уже, наверное, врезала. Как он терпит? — Доктор и Таген сумели выбраться сами, даже без отвёртки, и пришли нас спасать от большого зверя под названием «медведь». В смысле, в последний момент вокруг нас материализовалась ТАРДИС и увезла.

— А нечего было мне в лодку падать, тогда бы ружьё было, а не бревно, — огрызается Жозеф. — Потом, когда я уже разобрался в происходящем, то, естественно, отказался возвращаться. Тем более что кое-кто оставил меня без средств к существованию, даже муки и табака купить было бы не на что, молчу о картошке.

— Да успокойся ты со своей картошкой, я уже говорила, от нас у тебя цинги точно не будет.

Ох, как они тараторят, и всё не по существу. Так сложно вычленять главное из обилия ненужных слов! Всё так глупо, так… бессмысленно. Но суть я уловила. Очередная история очередных спутников, совершенно типичная, ничего нового и познавательного, кроме того, что Найро тоже сыграл идиота во время мятежа. Нельзя полагаться на союзников-иномирян и недооценивать Доктора. Полагаю, теперь он полностью усвоил урок. Ничто так не учит тала, как биолаборатория далеков.

Сижу, выскребаю ложечкой остатки коктейля, стараюсь не впасть в прострацию — всё-таки немного надышалась дымом жозефовой сигареты.

— Я сейчас приду, — вдруг говорит Луони, вставая и прихватывая из сумки косметичку. — Зеро, тебе ещё коктейль принести?

Невнятно угукаю. Я уже знаю, что именно маскируют фразой «сейчас приду», так что вопросов на эту тему не задаю. Мне надо притворяться не слишком осведомлённой, поэтому найду что спросить и без того:

— Золотая лихорадка — это такая болезнь?

— Да, тяжёлая психологическая зависимость от почти иллюзорной возможности разбогатеть на прииске, — хмыкает Таген. Жозеф выразительно показывает ему кулак.

— А мед-ведь… Это какой-то хищник, я правильно поняла?

— Ну да. Такая здоровая и вечноголодная туша, — старатель пытается обрисовать руками нечто большое и сферическое, но я понимаю, что размаха ему не хватит, видела я тактико-технические характеристики этой земной твари. — То ли рыбку пришёл половить на речку, то ли бруснику жрать. А тут мы, два куска мяса без оружия. Ему даже на костёр начхать было, только ещё больше разозлился, как углями в морду получил. Лу попробовала его отвёрткой отпугнуть, но не вышло, зато нас ТАРДИС за-пелен-говала.

— Я правильно понимаю, что ты из отдалённого времени, из прошлого? — тупой вопрос, но надо же как-то беседу поддерживать, при этом не переходя на подробности о себе.

— Да.

— Я обратила внимание, что ты неплохо разобрался с техникой Повелителей Времени. У тебя техническое образование?

— Я инженер, — с оттенком гордости сообщает старатель. Везёт мне на инженеров. — И мог бы неплохо зарабатывать на родине, если бы не золотая лихорадка — но это ж такая чёртова дрянь, что если уж прилипла, так её не выведешь. На приисках профессия очень пригодилась, и если бы не кое-кто… — выразительный взгляд в сторону входа в кафе, куда удалилась блондоска.

Таген с лёгкой иронией отвечает:

— Тебе и на ТАРДИС образование пригодилось.

Подавляю желание пальцем выскрести остатки вкуснятины. Натуральная родная еда, тебя ничто не заменит. Мозг уже не первую декаду работает на всю катушку. Я могу просчитать каждую взятую в рот молекулу, вижу разницу температур стен далёких многоэтажек, понимаю формулу роста каждого дерева вдоль улицы, ощущаю разом физическое и моральное состояние всех прохожих и моих собеседников, а при сильном желании могу даже просканировать содержимое их твердых черепушек. И всё это — слушая голос местного солнца и не теряя нити беседы. Конечно, ещё и табак помогает, хоть и немного глотнула, но нужная доля спокойствия голове досталась. Как давно я не была такой… всеобъемлющей. Сейчас бы насоображать чего нужного. Космическую станцию, например. Но задание мне не давали, а делать бесполезную работу незачем. Надо просто расширить поле восприятия реальности, чисто из любопытства посмотреть, на что способна рафинированная ДНК далека в теле модифицированного каледа…

В следующий миг я вскакиваю. От умиротворения, никотиновой лени и сытости не остаётся ни следа, один только холодный расчёт и готовность к бою. Не обращая внимания на окружающий планктон (Таген и Жозеф резко переведены в разряд незначительных факторов), быстро шагаю внутрь кафе. Где женский туалет? Оглядываюсь в поисках соответствующих обозначений. Указатель обнаружен. Вхожу в помещение. Никого нет, только в мойке для рук льётся горячая вода, а на краю лежит перстень, который я раньше видела на руке у Луони.

Значит, не показалось.

Беру кольцо и тщательно сканирую взглядом. Я не придала значения украшению, а следовало бы — это не безделушка, а замаскированное устройство для защиты от энергетических форм жизни, собранное по галлифрейским технологиям и абсолютно изоморфное. Исключительно для Луони. Расширяю зону поиска, насколько хватает ресурсов мозга — талки нет. Вывод — или трансмат, или её замаскировали даже от меня. Быстрыми шагами возвращаюсь к спутникам Хищника и кладу перстень на середину стола:

— Звоните Доктору. Шакри появились снова, на этот раз у них всё получилось.

Жозеф с округлившимися глазами выхватывает из кармана передатчик, а блондос немедленно спрашивает:

— Как ты это поняла? Откуда?

— Имплант засёк нечто похожее на их сигналы, — на самом деле, это неправда, я просто уловила на одно короткое мгновение изменение в голосе звезды и верно просчитала местоположение источника электромагнитных помех, а также сопоставила их характер с возможным происхождением. В бесполезном сидении на Новом Давиусе наконец-то появляется какой-то смысл.

— Она сняла кольцо, — стонет тал. — Зачем она сняла кольцо?

— Мыла руки.

— Доктор же велел ей никогда его не снимать, ни при каких обстоятельствах!

— Очевидно, расслабилась. Шакри давно не давали о себе знать. Но почему ни ТАРДИС, ни «Протон» не засекли их присутствия? — ответ напрашивается сам собой. — Они поняли, по какому принципу мы их обнаруживаем, и что-то в себе изменили, чтобы обойти наши системы слежения. Мы недооценили противника. Надо понять, куда они её забрали и зачем.

И в этот миг — будь он проклят, этот миг, — в патвебе раздаётся фраза Эты, насквозь пронизанная паникой:

«Внимание, нештатная ситуация! Бортовой компьютер странно себя ведёт! Бортовой компьютер частично вышел из-под контроля и активировал все защитные системы! Что я должен предпринять? Объяснить! Объяснить!»

Внутри что-то ёкает. Когда-то один из Шакри прятался на «Протоне». И если они научились маскироваться… То не могли ли они проскочить на корабльво время посадки после аварии с ТАРДИС? Наше внимание было расконцентрировано, мы были дико усталыми и могли что угодно прозевать. А вот они бы не пропустили разрыв в пространстве и времени, особенно если там появлялся… Стоп, кто там появлялся? Не помню. Но почти вспомнила.

«Кто на борту?» — врывается в сеть Эпсилон, хотя ответ на этот вопрос, в принципе, известен.

«Я и медик. Я дежурил в медотсеке и через патвеб мониторил радары, когда прямая связь с компьютером корабля прервалась… Остальные отсутствуют, никто ещё не возвращался. Нет, ошибка. Приборы регистрируют наличие постороннего лица на борту. Это не член экипажа!»

Тупой десантник и коматозник. И неизвестно кто.

Или… известно?

Комментарий к Сцена двадцать восьмая. Мини-бонус! Я наконец-то нашарила стилёк, в котором удобно рисовать картинки быстро и по существу.

Немного грустно – http://cs625317.vk.me/v625317424/44edf/s9nMgOn_mR8.jpg

“Только рискни сдохнуть, сволочь, сама, своими руками уничтожу!” – http://cs628119.vk.me/v628119424/1fbed/b2KaKF-rX0M.jpg

Самая трудная задача, когда-либо решавшаяся стратегом Новой Парадигмы – http://cs628219.vk.me/v628219424/22574/FA2jNHoVqrM.jpg

И минутка юмора. “А ну, кто против Бога и Великого Новгорода?!” – http://cs623330.vk.me/v623330424/52c65/Ku_qbrDPiIA.jpg

====== Сцена двадцать девятая. ======

Краткий, тошнотворно-томительный миг. Как перед первой аудиенцией. Как перед взрывом чернобыльского реактора. Как перед самой моей первой встречей с Доктором, когда я впервые воочию наблюдала материализацию ТАРДИС. Мне опять страшно. Варги-палки, ну отчего я такая трусиха?

«Эта, выбирайтесь оттуда. Переводи капсулу Беты на автономную программу и тащи в катер, если не удастся выбраться через люки. Не пытайся взламывать компьютер, это опасно!» — приказываю я, лихорадочно соображая, что же делать дальше.

«Ты что-то знаешь?» — спрашивает Эпсилон.

«Только что Шакри похитили Луони. Они что-то изменили в своём излучении, мы их больше не видим. Сообщение Эты совпадает по времени с похищением. Наш корабль единственный на всей планете, защищённый от ТАРДИС».

— Таген, ты же с машиной? — спрашиваю, снова взяв перстень и разглядывая его. Пожалуй, ещё пригодится. — За ней, быстро. Есть большой риск, что твоя сестра на «Протоне».

В ответ — изумлённые глаза, но я не намерена ждать, пока он что-то там промагнедонит в своих тупых мозгах, и повторяю на повышенных тонах, теряя терпение:

— Быстро!

Он срывается с места и бежит обратно к штабу, пока старатель переговаривается с Хищником.

— Жозеф, дай сигарету, — дёргаю из автоматически протянутой пачки дозу наркотика, просто на всякий случай. — Присоединишься к Доктору. Я с Тагеном на космодром, — перехватываю его руку и рявкаю в микрофон. — Доктор, не вздумай перемещаться прямо на корабль, там активировались щиты, я постараюсь проникнуть на борт и их отключить!

Хорошо, что кафе автоматическое, без официантов — оплата производится при получении излишней пищи, а не по факту ухода. Не надо ждать счёта. Сую перстень и сигарету в карман платья и сигаю через ограждение на улицу, оставив золотоискателя моргать глазами. Зря я сегодня брючный комплект не надела, в нём было бы удобнее, и компрессионные пуленепробиваемые рукава майки не помешали бы. Бегу за Тагеном, а в мозгу одна мысль, об отключении глухой защиты «Протона» и вытаскивании Луони. В конце концов, ТАРДИС тоже транспорт и Доктор непременно полезет штурмовать наш корабль, даже несмотря на предупреждение, или я его не знаю. Не уйдём на катере — уйдём с ним. Мысль о том, что мы можем вообще не уйти и что я даже могу не попасть на борт, допускать не хочется, но нужно. Следует рассчитывать на любой исход, потому что мы упустили преимущество из-за внезапной атаки. Не знаю, сможем ли мы его отыграть.

«Бортовой компьютер начал подготовку ко взлёту в автоматическом режиме», — сообщает Эта. Ему так и не удаётся совладать с паникой.

«На разогрев двигателей и взлёт по самому срочному протоколу надо двенадцать скарэлов», — тут же подсчитывает Гамма.

«Эта, постарайся действовать максимально тихо, выбирайтесь оттуда!» — мне тоже делается страшно. Мало врача, того гляди и десантника потеряем. Шакри не постесняются выжечь ему мозги, если Эта нечаянно привлечёт их внимание, это и последний тупица с лёгкостью просчитает. Варги-палки, неужели тупая блондоска является ключевой фигурой? Нет, только не вторая Донна Ноубл!

«Компьютер целиком под их контролем?» — тревожно спрашивает Альфа.

«Неизвестно, — отзывается серв. — Главный блок не реагирует на мои команды. Медицинская часть пока отвечает на приказы через патвеб, но я не знаю, возможно, её тоже контролируют».

«Мы можем попробовать взломать систему, если она хотя бы частично работает. Но потребуется помощь, надо вручную заблокировать канал, чтобы его нельзя было отключить программными методами».

«Это опасно, если там Шакри», — говорю я, уже подозревая, что мне ответят.

«Потерять корабль опаснее», — я так и думала. Эпсилон — насквозь суприм и другого ответа дать просто не может. Ему разменять пару фигур проще, чем упустить секретные технологии Новой Парадигмы.

«Эта, передаю схему, какие кабели следует повредить, — это Гамма, само собой. — Нужное место прямо напротив входа в лабораторию для создания биодубликатов-разведчиков. Будь аккуратнее, провода под высоким напряжением».

«Может, лучше сразу нарушить соединение двигателей с рубкой?» — тут же замечает Дзета.

«Это прямая угроза для взлёта, в отличие от фиксации патвеб-канала между нами и “Протоном”, — отрезает Альфа. — Если за похищением корабля стоят Шакри, они её моментально пресекут. Внимание, раздаю сетевые гарпуны. Будем действовать синхронно по нескольким направлениям, все разом. Это отвлечёт противника от Эты и Беты».

«Я иду на корабль», — сообщаю под общую вспышку изумления и негодования.

«Не сметь!» — рявкает Эпсилон.

«Ошибка. Нам поручено любой ценой выяснить, что есть Дух Талли и каковы истинные цели Шакри. Это шанс получить нужную информацию и дать вам возможность вернуть управление кораблём. Я осознаю риски. Общение с несовершенными формами жизни — моя обязанность, суприм».

«Допустимо, — говорит он после короткого размышления, — тогда план контрудара следующий: Эта, перемещай Бету на катер, пока есть возможность, и жди. Как только Зеро добирается до корабля, ты совершаешь диверсию с кабелями, чтобы дать ей возможность проникнуть незамеченной. Остальные, начинаем атаку сразу по факту фиксации канала, и в первую очередь пробиваем передачу капитанского звания и прав для Зеро: только капитан может попасть на заблокированный борт перед автоматическим стартом. Потом стараемся отправить компьютер в зацикленную перезагрузку».

«Они не отключат патвеб, пока мы выжидаем?» — интересуется Альфа.

«Девяносто четыре и пять десятых процента, что нет, — отзывается Дзета. — Исходя из их менталитета, они вообще не понимают, что это и зачем нужно. Иначе бы полностью захватили бортовой компьютер, со всеми вспомогательными блоками. А если мы ещё выдержим паузу перед началом хакерской атаки, они расслабятся. Тогда у нас есть большой шанс на успех, если мы будем действовать слаженно».

Надеюсь, хроноворы нас недооценивают, и вероятность победы, о которой так уверенно сказала Дзета, действительно существует, и это были не просто слова для воодушевления. Во всяком случае, блефа в реплике учёного я не почувствовала.

Наконец-то догоняю Тагена. А он неплох, быстро бегает, когда надо. Видимо, сказывается опыт, приобретённый в обществе Доктора — с Хищником прогулочным шагом не походишь, он постоянно находит возможность заняться паркуром с риском для жизни. Вместе влетаем на стоянку и запрыгиваем в глайдер.

— Гони на космодром, — ёрзаю, устраиваясь поудобнее, и достаю перстень из кармана. Теорию галлифрейского программирования мне в мозг заложили, надо попытаться взломать устройство и снять изоморфную защиту. Тогда им сможет пользоваться любое живое существо. Даже далек.

— Почему ты так уверена, что Луони там?

До чего я ненавижу вопросы в боевой обстановке, кто бы знал! Но мне нужно подчинение этого тупицы без применения оружия и физической силы.

— Наш техник, дежурящий на борту, одновременно с пропажей твоей сестры сообщил, что компьютер вышел из-под контроля и начал подготовку автоматического старта. А на борту присутствует постороннее живое существо. Кто-то из Шакри на Зосме-9 побывал на «Протоне», и это единственный корабль на Новом Давиусе, способный противостоять ТАРДИС. Для высокоуровневых Древних проще простого совершить переброску вещества в пространстве. Ещё вопросы есть, или ты включишь интеллект сам?

Тихий скрип зубами мне ответом. Выруливаем со стоянки, и Таген гонит машину на максимально допустимой скорости, чтобы городская служба регулировки движения не перевела глайдер на дистанционное управление. Концентрируюсь на перстне, но тут сбоку опять раздаётся:

— Она не может быть Духом Талли.

— Неверное суждение, основанное на твоей привязанности к сестре. Думай объективно. Мы не знаем критериев, так что… Не мешай мне работать.

Всё, сконцентрироваться, оглохнув, ослепнув и доверив мою транспортировку к месту событий блондосу за неимением лучшего варианта. Ладони сами расходятся на необходимое расстояние, окутываясь электричеством. Перстень повисает между ними, со стороны кажется, что прямо в воздухе. Между пальцами, наверное, периодически проскакивают голубоватые искры, но я их не чувствую. То, что может излучать, может и поглощать, главное, чтобы кое-кто не сунул ничего между руками, превратившимися в два электрода. Но попыток пока не следует, как и дополнительных вопросов: видимо, с прошлого раза тал хорошо усвоил, что ладошки прототипов — опасная штука. Но насколько она опасная, вообще никто, кроме далеков, не знает. Наша крайне высокая чувствительность к любому виду электричества, магнетизма и их комбинаций позволяет считывать и взламывать любую родственную этим силам аппаратуру. У прототипов этот механизм работает несколько иначе, чем у настоящих далеков, но принцип тот же, и даже аналогии те же — раньше для считки был манипулятор, теперь руки, вот и вся разница. Устройство, собранное Доктором, подпитывается из электромагнитного поля планеты и программируется примитивными кодами на основе электрических связей в молекулах вещества. Взломать такое — как ложноручкой об гашетку, даже мне. И атомный шифр Галлифрея тут тоже не препятствие, далеки давно научились его вскрывать. Два скарэла аккуратности и внимательности под дельные советы Альфы, а дальше достаточно одного мига, чтобы отменить изоморфию устройства. По подсказке Гаммы ввожу дополнительный параметр смены размеров, чтобы кольцо само подтягивалось по владельцу, не сваливаясь и не зажимая палец. Вот что значит спец по тонкой аппаратуре, сразу сечёт, что ещё надо наладить для повышенной идеальности.

Нет, конечно, можно было и Доктора попросить. Но тогда бы он непременно начал ломиться за мной следом на «Протон». А я пока не хочу думать о том, как не допустить очередную его регенерацию вследствие срабатывания защитных систем или нападения Шакри, лепрехун в котелке вполне устраивает далеков, как уже немного изученное лицо. А кроме того, работа над кольцом позволила мне не разговаривать с блондосом по дороге.

Тёплое от электричества украшение падает на подставленную ладонь.

— Готово, — говорю, пристраивая его на указательный палец и чувствуя, как металл меняет форму, усаживаясь плотнее.

— Что ты сделала? — Таген старается глядеть только на приближающиеся ворота взлётного поля, но я понимаю, что всю дорогу он то и дело косился на мои руки.

— Отключила изоморфию. Только не говори Доктору о том, что он глуп и что такие устройства на режим персональной привязки не ставят. Договорились?

Блондос хмурится, пока я, вывесившись из машины, помахиваю чипом перед считывающим устройством пропускного пункта. Ворота медленно начинают расползаться в стороны. Скорее же!

— Я всё-таки не понимаю, с чего ты взяла, что Луони именно там и что это не отвлекающий манёвр?

— ТАРДИС найдёт её где угодно. Но при попытке пробиться на «Протон» в лучшем случае будет то же, что и на орбите.

— Но если корабль защищён, то как ты-то на него попадёшь? — глайдер наконец трогается с места, и мы скользим вдоль «безопасной» разметки, то и дело огибая погрузчики. Увы, из-за них тут не разовьёшь нормальную скорость. Как медленно приближается наш посадочный квадрат!..

— Запомни, у кочевников всегда — всегда — есть резервный вариант, не учтённый окружающими.

— Я уже понял, что ты крутая и превосходишь нас, отсталых, по всем параметрам, так что хорош хвастаться, — морщится блондос.

Ну, рада, что ты наконец-то это признал, только рожу зачем кривить? Всё равно идеальной ассиметрии не получится, череп не позволит.

Приходит подтверждение от Эты, уже успевшего без проблем перенести врача в катер и добравшегося до нужного места в коридоре. Гамма рекомендует снять кусок обшивки, но Эпсилон и Альфа хором останавливают — если Шакри до сих пор себя не проявили, это не значит, что они не заинтересуются, чем занимается болтающийся без видимого дела член экипажа.

— Притормози-ка, — говорю Тагену и, не дожидаясь окончательной остановки глайдера, выпрыгиваю на ходу и забираюсь на только что обогнанный погрузчик. Так, полная автоматика, водителя нет, но резервное управление, рассчитанное на гуманоида, имеется. Значит, тут должна быть связь с дежурным по космодрому. Вот, нашлась.

Зажимаю кнопку.

— Говорит посол Зеро с борта «Протон», временно исполняющая обязанности капитана. Кто-то взломал наш бортовой компьютер и готовит корабль к несанкционированному взлёту, заблокировав внутри часть экипажа. Мы предпринимаем всё возможное, чтобы вернуть контроль над кораблём. Отведите весь персонал на расстояние мили, не давайте посадки рядом с нашим квадратом и не приближайтесь до старта или отбоя тревоги. В остальном ведите себя, как положено по вашим инструкциям при террористическом акте.

Далекам бы этого хватило, но приходится ждать, пока дежурный опомнится и поинтересуется, не шутка ли это. Заверив его, что кочевникам не до шуток и пусть он сам проверит, что я только что проехала на космодром, спрыгиваю и бегу обратно к глайдеру.

— Всё, людей сейчас отсюда отведут. Гони по взлётке, а когда я скажу остановиться, остановишься незамедлительно. А не то врежемся в поле.

Тал опять на меня косится, но слушается без вопросов. Наконец-то признал авторитет, а всего-то надо было его как следует отчитать перед строем… То есть в присутствии товарищей.

— Когда я выйду, отъедешь минимум на милю в сторону. У самого поля не жди, если мы не сможем остановить «Протон», тебя накроет. Экстренный взлёт идёт на форсажах, а значит, на обычном топливе, радиус в пятьдесят стандартных галактических метров вокруг сопел безусловно смертелен.

— А ты?

— Обо мне не беспокойся, — равнодушно отвечаю я, вглядываясь в приближающийся «Протон». Скорость глайдера, дистанция до первого силового щита, расчётный тормозной путь… — Стоп двигатель!

Таген не просто тормозит, но ещё и кладёт руль вбок, разворачивая мою дверцу к кораблю. Шатаюсь от инерции к его плечу, на ходу давя замок, чтобы сразу выскочить.

— Зеро…

Толкаю дверь наружу и оглядываюсь. Тал смотрит на меня очень серьёзно, как никогда раньше. Что-то важное, наверное, хочет сообщить.

— Да?

— Те слова из письма… Я не беру их назад.

Варги-палки, а я-то думала! Нашёл время на полную бессмыслицу, словно потом сказать не мог. Отворачиваюсь и выпрыгиваю из глайдера — плесень не достойна даже ответа. Вот низшая раса! Доставил на место событий, а теперь беги и не мешайся. В случае взлёта я не стану думать, подвернулся ли кто под форсаж или нет — все были проинформированы о последствиях своевременно или немного раньше, у всех ещё девять скарэлов до взлёта, это, по-местному, более полутора часов.

«Я на месте и готова действовать», — отчитываюсь остальным. По всему, должен быть предбоевой драйв, но мне жутковато. Предстоит сражаться не с обычным противником вроде Доктора. Шакри почти не просчитываемые. Я не могу предсказать, что они планируют, мне не вполне ясны их конечные цели, и эта непредсказуемость бесит и пугает одновременно. Остальных она просто раздражает — но им-то проще, им не предстоит разговор с этими тварями, да и мозги хроноворы им не полоскали, в отличие от меня. И всё же я, наверное, могу что-то сделать. Есть ощущение, что хотя не вся задачка сложилась в голове, но все неизвестные уже найдены. Осталось лишь расставить их в правильном порядке.

Где-то в двадцати лерах от меня, так близко и так недоступно, Эта срывает кусок переборки и переплавляет кабели одним хорошим ударом с рук. Одновременно с этим по патвебу приходит автоматическое сообщение, что я теперь — капитан «Протона», это Эпсилон прорвался в комп и изменил настройки. Разворачиваю коды корабельной защиты и даю приказ пропустить меня под силовое поле. Линзы высвечивают зону проницаемости, открытую специально для капитана. Забавно, если Древние это видят, то как они себе это объясняют? Я бы объяснила однозначно и форсировала защиту, но, видимо, хакерская атака бортового компьютера имеет некоторый успех — пока несусь к кораблю, никто ничего против меня не предпринимает. Но защита не исчезает — значит, в итоге атака захлебнулась. Ну, всё просто только в космодесанте...

Главный вход штурмовать бесполезно, он слишком большой, и мне не справиться с выдвинутой противометеоритной бронёй. Вот сейчас я готова проклясть свои идеи с привлечением посторонних дизайнеров — далеки никогда не используют дополнительную выдвижную броню, нам хватает энергетических полей. Но «Протон» должен был выглядеть не как даледианский корабль во всех отношениях, включая это. На наше счастье, тут есть небольшие резервные люки для выхода в открытый космос, обшивку ремонтировать и десант сбрасывать, самый удобный и близкий к мостику расположен наверху. Активировать антигравы в обуви. Набрать высоту. Обнаружить зону входа. Подать открывающий код… Не сработал. Похоже, Шакри окончательно берут верх в хакерском поединке. Ну что ж, сейчас я сорву им старт другим способом, проверю силу своих новых мускулов. Вцепляюсь в броневую плиту, закрывающую участок обшивки с ручным замком, и, уперевшись ногами в удобный выступ, с силой тяну её на себя и в паз. Любопытно, кто сильнее — металертовые мышцы или пневмозамок? В случае с манипулятором я бы не сомневалась, но возможности прототипа пока до конца непонятны… Ура, плита поддаётся! Медленно, со скрипом, но поддаётся, сдвигается! Развернуться, вклинившись в образовавшуюся щель, и толкать, толкать ногами, используя всё тело, как пружину! Вижу люк и ручной замок рядом. Приложить ладонь и подать комбинацию электрических сигналов, которые мне были выданы вместе со званием капитана. Диафрагма некоторое время медлит, но потом с громким свистом распахивается, открывая тёмный шлюз. Вваливаюсь и переворачиваюсь кувырком через локоть, очень неудачно, синяка не избежать. За спиной грохает вставшая на место плита — всё-таки пневмозамок сломать не удалось, а значит, старт не будет отложен из-за технической неисправности в противометеоритной защите. Отключить боль в ушибленной руке. Подняться, подойти к внутреннему люку, сообщить замку открывающий код. Сработало.

«Проникновение на борт прошло успешно», — сообщаю ребятам. Как у них дела, спрашивать не нужно, это только отвлечёт их от атаки. У меня своя задача. Следует добраться до любой панели управления, вручную отключить системы безопасности и отменить старт. А потом найти и допросить Шакри.

Бегу по коридору.

«Эта, ты ещё жив?» — не удержалась от вольной формулировки.

«Подтверждаю».

Ну хоть одна хорошая новость за последние скарэлы.

«Проследуй на катер и жди уточняющих приказов».

Он больше ничем сейчас не поможет, только помешает. Нет смысла рисковать экипажем. Насколько я понимаю, Древние пришли за конкретным делом, и всё, что не несёт прямой угрозы им или их задаче, ими попросту не воспринимается. Видимо, они не поняли связи между действиями солдата и нашей попыткой отбить бортовой компьютер. Главная помеха — это Доктор, вот они и позаимствовали корабль далеков, привыкших любую свою технику защищать от Повелителей Времени. Но то, что далеки вообще не привыкли отдавать без боя свою собственность, они просто не учли в силу примитивного ума. Пока сражение ведётся дистанционно, они вряд ли покинут корабль, вряд ли нападут на неагрессивных пассажиров, не мешающих их цели, и вряд ли помешают мне на первых этапах перемещения, раз до сих пор не включили блокировку отсеков. Им нужна только Луони, следовательно, у них есть слабое место, а у меня есть инструмент давления.

— Мы знаем, что ты здесь, женщина из сада.

Мама-радиация. Всё-таки я была права — это Древние, и, судя по формулировке, парк они мне не забыли. Только сейчас понимаю, что где-то в самой глубине сознания надеялась на ошибку, что это какие-то гениальные хакеры с Зедени нас взломали. Но увы.

— Защита не прячет твой след.

След? Какой ещё след? Ладно, допустим, у меня есть какой-то след…

— Я пока ещё капитан этого корабля, а вы — гости, которых не приглашали, — громко отвечаю вслух, продолжая двигаться к цели. — Пиратство наказуемо.

Так, следует поторопиться — в любой момент они могут озадачиться тем, как бы затруднить мне перемещение по «Протону», и тогда мигом разберутся, как тут включается герметизация отсеков. А ещё можно воздух из них из всех отсосать, исключая помещение, в котором держат талку. Вот тогда у меня точно будут большие проблемы.

«Эта, где на борту был зарегистрирован посторонний?»

«Тир».

Ну, это хотя бы приятнее для меня лично, чем кают-компания. И это тоже жилая палуба, а значит, по дороге — сейчас как раз сбойка на неё с верхней технической, а рядом должна быть и резервная панель управления, с которой капитан может отдавать не телепатические, а прямые приказы бортовому компьютеру, и я уже вижу её мягкий голубоватый свет… Но меня ждёт большое разочарование — панель на глазах гасит все светодиоды и переходит в нерабочее состояние. Отключили, гады. Значит, и пульт управления они постараются заблокировать. Говорите, тир, да?

— Оставь корабль и девушку. Ты и твои собратья нам не нужны. Уходите, и мы вас не тронем.

Ага, боятся, думаю я, но демонстративно молчу. Они считают, что я так просто сдамся? Конечно, тактика заложника плоха по определению, но у меня ничто не дрогнет устранить талку, и более того, я это незамедлительно сделаю, как только получу подтверждение её роли как Духа Талли. И встречные заложники в лице десантника и врача меня не остановят.

Вот только след… Шакри как-то меня отслеживают, и вряд ли по антигравитационным ботинкам. Излучение мозга? Нет, тогда бы они читали мысли и вообще, без проблем нашли бы Луони, даже несмотря на защиту Доктора. Что во мне такого индивидуального, что хроноворы не только отследили, но и опознали именно меня, «женщину из сада»?

Хроноворы.

Хроно…

…Время. Время и отсутствие на мне артронного излучения. Оно должно быть чем-то обусловлено. В конце концов, ни далеки, ни галлифрейцы не знают о времени абсолютно всё. Быть может, есть какое-то альтернативное излучение, вытесняющее обычное. Или какая-нибудь другая разновидность артронов, не засекаемая ни сканерами далеков, ни точнейшими приборами Повелителей Времени, но знакомая хроноворам и им подобным… Да, это ответ, самый правдоподобный, который я могу рассчитать. А значит, любая частица меня будет оставлять этот самый неизвестный след и собьёт противника с толку!

И, спускаясь на одну палубу вниз, я выдёргиваю у себя клок волос, быстро сваливаю в пальцах и бросаю дальше по шахте, вместо того, чтобы спуститься туда самой и побежать к рубке. Насколько помню систему вентиляции, волосы полетят вместе со сквозняком в нужном направлении, а я пока здесь неподвижно посижу пару рэлов.

Снизу грохот сдвигающихся герметизирующих плит. Сработало! До входа в тир — около лера, и пока Шакри отвлеклись на волосяной шарик, я выхожу из неподвижности и предпринимаю решительный рывок в намеченном направлении. Только бы Эта не ошибся и дал мне верную ориентировку, иначе всё бесполезно!

Влетаю в тир под шипение сдвигающегося люка — противник слишком поздно спохватился, — и меня встречает вопль знакомым голоском, в котором отчётливо звучат слезливые интонации:

— Я вас не понимаю! Откуда мне знать это ваше слово? Что вам от меня нужно?!

Одним гигантским прыжком преодолеваю оставшееся между нами с Луони расстояние, хватаю её ладонями за голову и объявляю на синтетическом, уже зная, что меня поймут:

— Никому не двигаться, или я выжгу ей мозг.

Из-под рук доносится ответный тихий писк, в котором такая куча-мала из позитивных эмоций, которую мне вовек не разобрать:

— Зеро?..

Глупая гуманоидная тварь. Ненавижу, так бы и прибила. Но она пока нужна — ведь холодная слизь до сих пор не ползёт по затылку, а значит, на данном этапе далеки отыграли преимущество у хроноворов.

— Что тебе от неё нужно? — наверное, это угроза, но я не собираюсь так просто сдаваться. Пусть я их сейчас не вижу, но я их чувствую. Как минимум четверо уже здесь, и остальные вот-вот подтянутся, а в воздухе попахивает электричеством. Бросьте, ребята, мы это проходили, если ударите по мне, заденете и блондоску.

— Этот корабль пока ещё принадлежит Империи, — переходить на интергалакто не собираюсь, ещё не хватало, чтобы эта дура принялась паниковать и сопротивляться с перепугу. Пока она сидит, тихо замерев и не пытаясь вырваться, у нас с ней есть шанс переломить ситуацию. — И это я являюсь его капитаном, а не вы. Вы несанкционированно проникли на территорию Империи и собираетесь похитить её часть. И это вы будете отвечать на мои вопросы, а не я на ваши, иначе я накажу вас смертью этой женщины.

А не такие уж эти Шакри и смелые, раз до сих пор медлят и не нападают.

— Здесь есть ещё двое, и они могут пострадать.

Как предсказуемо. До скуки предсказуемо.

— Для моего народа эта потеря незначительна, — и моё личное мнение в данном вопросе не имеет никакого веса. Я делаю, что должна.

— Зеро, что ты задумала? — горячо шепчет Луони. — О чём ты с ними говоришь?

— Заткнись, — цежу сквозь зубы, даже не глядя на неё. Я смотрю вверх, где чувствую над собой увеличивающееся количество Древних, и в бешеном темпе листаю все частоты видеофильтров на линзах. Есть! Поймала.

«Всем. Текущая частота биополя Шакри — 18/137-Ф10. Перенастройте фильтры, оповестите Доктора», — сообщаю я своим, а сама не отрываю взгляда от нескольких энергетических полей, на этот раз золотистых — видимое проявление смены частоты излучения, — до отвращения аморфных, проникающих друг в друга и неприятно меняющих размеры от небольших плотных комков до разреженных облаков, почти касающихся моей макушки.

— Что ты хочешь знать? — ага, разбомбились наконец. Одно из облаков, отделившись от общей массы, спускается из-под потолка на наш с Луони уровень. Наверное, это у них или главный, или парламентёр вроде меня.

— Талская женщина, Луони. Она — Дух Талли?

— Мы определили её, как Духа Талли.

Уничтожить.

То есть я должна это сделать, но меня так задирает вечный порок любопытства, что я не удерживаюсь и задаю ещё один вопрос:

— По каким критериям вы определили её, как Духа Талли? Что вообще такое — «Дух Талли»? Отвечать! Отвечать!!!

Облако какое-то время медлит, но потом всё же принимается за объяснения. Видимо, тянет время и выжидает, когда я потеряю бдительность, и меня можно будет оглушить и добить. Не на ту напали, но слушаю ответ я очень внимательно, и постепенно меня начинает разбирать неуместное веселье.

— Примитивное существо из связанных атомов, соединённое через само Время с днём, когда наступит Талли и придёт конец несовершенному миру. Когда мы нашли эту женщину, она ещё не полностью соответствовала нужным критериям, но была близка. Мы наблюдали и выжидали. Сейчас она отвечает всем параметрам: её мир умер и воскрес, её народ умер и воскрес, она сама умерла и воскресла, существует между миром живым и миром мёртвым, говорит за весь свой народ, странствует во Времени, и в её сердце бьётся металл…

И не поспоришь. Новый Давиус и впрямь копия Скаро. Талы, как там звучит эта метафора, восстали из пепла (между нами скажем, не единожды). Луони постоянно одной ногой в морге и пережила клиническую смерть, носит в сердце два искусственных клапана и электроды от кардиостимулятора, да и парламентёрскую роль уже не вычеркнуть из её биографии, как и путешествия с Доктором. Но вместе с тем…

Убираю руки с висков блондоски, сдёргиваю перстень и, стараясь зажевать улыбку, иду в контратаку.

— А теперь смотрите и слушайте. Сейчас вы видите правду насквозь, мне вам без кольца не соврать, и в данном случае ложь бессмысленна. Я происхожу с планеты, которая умерла и воскресла, буквально. Мой народ умер и воскрес, буквально. Я умерла и была воскрешена. Буквально. Моё тело частично из органики, частично из неорганики, что соединяет в нём мир живой и мир мёртвый. Мышцы моего сердца на четверть состоят из металла. Я говорю от лица своего народа и путешествовала во Времени. Ну, и кто из нас?

И понимаю, что мне самой отчаянно любопытен ответ на этот вопрос. В конце концов, если не разберутся, я и нас обеих могу уничтожить. Но как же, варги-палки, приятно видеть замешательство противника! А главное, мы обе теперь безопасны от их агрессии.

— Это правда, — нерешительно замечает кто-то из общего золотистого облака наверху. — Её обстоятельства изменились с тех пор, как мы её анализировали.

— Мы это упустили, — голос оттуда же, но явно другой.

А нечего было вокруг Нового Давиуса крутиться, пока мы Скаро восстанавливали. Если уж имели резервную кандидатуру, то надо было и с неё фоторецептор не спускать! Хотя о чём я, у Древних не то что фоторецептора, даже глаза-то нет. Мозгов тоже.

— Если это она, то у неё есть ответ на вопрос, — заключает тот Шакри, что висит прямо напротив меня.

Холодная рука дёргает меня за запястье:

— О чём вы разговариваете? Не молчи! И вообще, больше двух говорят вслух и на понятном языке!

С одной стороны, не хочется неудобных вопросов. С другой… Я не знаю, слышит ли Луони ответы Шакри. Древние разговаривают довольно специфически, напрямую обращаясь к сознанию, оттого я и воспринимаю их фразы почти как нашу формальную речь. Видимо, эти хроноворы недостаточно сильны, чтобы чётко протранслировать свои слова, поэтому моё сознание перестраивает уловленную мысль на даледианский лад. Так вот, я не слышала их вопросов к блондоске, хотя её вопль отчаяния едва не порвал мне слуховые рецепторы. Возможно, она не получает телепатический сигнал. А может, и получает, и как минимум половину беседы уловила. Доктор может очень многое по этим обрывкам восстановить. А с другой стороны, если талка узнает хотя бы часть информации без цензуры, она переключится на понятный разговор и, возможно, забудет услышанное ранее. Да, пожалуй, стоит перейти на галакто.

— Мы с тобой обе соответствуем критериям Духа Талли. И они не могут понять, кто из нас на самом деле им является, — разъясняю я Луони и добавляю, обращаясь к облакам, — я не стану отвечать, пока вы не выполните мои условия.

— Что ты хочешь?

— Отмените взлёт.

— Неприемлемо.

Тоже предсказуемый ответ.

— Эй, — Луони до сих пор не спешит подняться на ноги и продолжает за меня цепляться. Так и подмывает дать ей пинка. — Эй, а сразу двое быть Духом Талли не могут?

— Скорее всего, знание не может быть поделено на двоих.

Ещё двоих не хватало. Молчала бы и не лезла, мешает мне выполнять работу.

— Тогда восстановите мне капитанский допуск к бортовому компьютеру, чтобы я могла отсоединить спасательный катер с двумя членами экипажа и убрать данные, опасные для других цивилизаций.

— Сперва дай ответ на один вопрос. Не на главный. Нам нужно доказательство, кто из вас двоих Дух Талли. Светловолосая женщина пока не смогла подтвердить себя. Мы должны понять, кто знает истинный ответ — ты или вы обе.

Может быть, это ложь, а может, и нет. Ладно, я их выслушаю.

— Назовите вопрос.

— Определи энтропию одним словом.

Вот это да. Они что, спрашивали об этом блондоску? Да у неё интеллект ниже гравиплатформы, она сроду бы не ответила. Где ей подобрать определение для физического явления, слишком сложного для её маленького ума. С другой стороны, мне тоже как-то надо выкручиваться. Как определить антипод энергии, распыляющий, поглощающий и превращающий в себя всё?

Ответ вдруг выскакивает почти сам собой. Спасибо, Найро.

— Трава.

Шакри медлят, взвешивая мой вариант.

— Для существа без воображения это очень точный и глубокий ответ.

Приласкали, гады. Ничего, раз вы энергия, то на вас такая «трава» тоже рано или поздно найдётся.

Внезапно понимаю, что у меня появился доступ к компьютеру. Безусловно, неполный, но этого хватит. Достаю из кармана «аварийную» заначку, выпрошенную у старателя. Демонстративно долго закуриваю, пока Луони тихо встаёт и пытается спрятаться за моей спиной. Смешно, она же на полголовы и целую причёску выше. И от Шакри так просто не увернёшься, если им захочется убить.

Делаю две затяжки, настолько глубокие, что начинает кружиться голова, но так наркотик быстрее подействует. На самом деле, тяну время, ничего не предпринимая, чтобы лишить хроноворов терпения и заставить их сосредоточиться на мне самой, а не на моих действиях в недрах компьютера. Наконец, так же медленно произношу:

— Я отвечу на ваш основной вопрос.

Жаль, нельзя хакерские потуги ребят через себя пропустить, Шакри это сразу засекут и прервут коннект. А то могла бы поработать гейтом. Нет, не стану рисковать, а то последний доступ потеряю.

— Ты должна знать, когда настанет Талли. Ты связана с ним. Загляни во Время и дай нам ответ.

Разбежались гравиплатформой об косяк! Нет, не знаю. Быть может, их ключевая фигура — как раз Луони, но она так глупа, что ничего не может сообразить. Значит, буду составлять ответ на ходу, основываясь на когда-то усвоенных литературных материалах примитивной расы землян; если нужная им персона — я, то любой мой ответ окажется приемлемым, главное, совсем уж опасных глупостей не наговорить. Мозг работает с бешеной скоростью, едва ли не дымится, но благодаря наркотику и длительному приёму нормальной пищи мне, кажется, удаётся найти подходящий вариант действий. В конце концов, самая главная задача на данный момент — гарантированно избавиться от Шакри.

— Каждый сам носит в себе свой Армагеддон, — отвечаю, подумав. — Ищущий да обрящет. Ваш Талли идёт вместе с вами, где вы, там и он. Ваш путь до сих пор был устлан хаосом и разрушениями, и вы даже не увидели, что несёте энтропию сами в себе. Где бы вы ни были, наступает Талли. Такова плата за нарушение границ континуума, — хм, откуда эта мысль? Вот это уже явно не моё, слова будто бы выскочили сами собой изо рта. Пожалуй, надо ещё разок затянуться, и поглубже.

— Нам нужен день, когда случится разрыв.

— Вы настолько примитивны, что не можете вместить истину. Вы сами и есть рифт. Каждый день, в котором вы живёте, и есть ваш Талли.

— Ты такая умная, — шепчет сзади блондоска. — Но это правда, у нас тоже так говорят.

А у нас не говорят. Это я земную философию штудирую на ходу.

— Тогда что нам делать?

За кого они меня держат, за Информаторий Скаро или персонификацию ИВСМ? Ну, сами себе враги, спросили у далека, как им поступить дальше. Уничтожиться! Самим, здесь и сейчас. Но сначала я хочу ответов и на свои вопросы тоже, а то надоело мучиться неведением. Но прежде чем я успеваю потребовать информацию за информацию, влезает талка с неожиданно тем же вопросом:

— Зачем вы здесь?

Бездарная формулировка. Придётся уточнить:

— С какой целью вы оказались в нашем измерении? Зачем вам критический рифт во Времени?

— Вы многое знаете о нас. Вы слышали о Хроносе?

— Это который из сказок или который у вас главный? — от формулировок Луони коротит слуховые рецепторы. Ну кто же так допрашивает!

— Миф связан с реальным положением вещей. Помнишь ли ты, что Хронос из мифа пожирал своих детей?

Ах, вот оно что. Безусловно, это метафора, но мне знакома ситуация, когда отец использует своих отпрысков, как предметы, до полного их уничтожения — и морального, и даже физического. Любому далеку она знакома. На личном, так сказать, опыте нации. Кто-то не захотел прогибаться под папочку. Были ли это двадцать экспериментальных образцов в бункере каледов или семь хроноворов — велика ли разница.

Нет, разница велика. Мы выше их. Мы пересилили создателя. Он ни разу не сумел сломить нашего лидера и нас вместе с ним. А эти энергетические наивные примитивы, которые лишь по недоразумению именуются «Великими Древними», никогда не перепрыгнут через своего папочку. Ведь, в отличие от нас, они совершенно не способны действовать самостоятельно и ищут поддержку у других рас. А это ошибка. Потому что нельзя свои проблемы переваливать на других, никто за хроноворов с их делами не разберётся. А ждать помощи от далека — это вообще верх глупости, ведь мы не помогаем выживать тем, кто подлежит уничтожению.

Что ж, Шакри сами подставились.

Хищник убьёт меня за парадокс, когда докопается.

— Отправляйтесь в прошлое и несите Талли всем, кому сочтёте нужным, — я делаю ещё одну долгую затяжку. Где-то в глубинах мозга зудит, что я не всё додумала насчёт рифта и Хроноса. — Я даю вам свободу в выборе методов, но требую, чтобы они были идеальными во всех отношениях, правильными, как геометрические фигуры.

Луони сдавленно хрюкает:

- Знаете, кубик вполне подойдёт.

Надо же, поддержала, огребём от Доктора обе. Маленький взлом Времени, использование исторических знаний по прямому назначению, очередная обратная петля событий. А то некоторые разогнались энергию темпоральной аварии направить против папочки за счёт нашей реальности. Вот бы Доктор там, в прошлом, вас прихлопнул!

— Кстати. Меня постоянно преследуют обратно направленные события. Вы живёте во Времени, вы должны знать, с чем это связано.

Такое ощущение, что Шакри очень пристально в меня вглядываются, но совсем не из-за вопроса. Видимо, чуют мою к ним обоснованную ненависть и подлянку. Но всё же расщедриваются на ответ:

— Эхо. Волны, раскатившиеся от события в твоём персональном будущем, по большому отрезку твоей линии времени. Оно уже близко, это событие. Мы не можем его разглядеть, но знаем, что скоро ты сама всё поймёшь, — рэл от рэла не легче, утешили на прощание. — Ты ошибаешься, прощания не будет. Ты и вторая женщина, вы обе отправитесь с нами.

Ну вот, сняла кольцо — начали читать мысли. Но лететь с ними я никуда не собираюсь, лучше убью нас обеих.

— Нет. Мы не позволим разорвать связь с Талли. Но на свободе Хронос может вас разыскать и использовать против нас. Поэтому вы будете под нашим контролем и живые.

— Я не хочу! — протестующе пищит Луони, только кто же её спрашивает.

Но наше похищение вряд ли поможет Шакри. Исходя из описаний главного хроновора, для него нет ничего невозможного. А значит, и превентивные действия с его стороны тоже должны быть ожидаемы. Ведь столько было шансов, да хотя бы то же столкновение «Протона» с ТАРДИС использовать, чтобы незаметно просунуться в наш континуум…

Варги-палки!!! Столкновение! Застывшее время! Бесплотный голос! И чёткое понимание того, что память мне была заблокирована специально, равно как и энергия на запястье завёрнута внутрь самой себя, чтобы Шакри раньше времени не поняли, что к чему.

В следующий миг события развиваются со скоростью процессов в ядерном взрыве.

Хроноворы теряют преимущество из-за испуга, уловив моё яркое воспоминание и поняв, что влипли.

Это даёт мне возможность приказать бортовому компьютеру сбросить катер и отключить энергетические щиты, уничтожив программу их настройки. Впрочем, доступ сразу же оказывается заблокирован полностью, отменить взлёт или активировать самоуничтожение «Протона» я уже не успеваю. Ну, значит, Медленному Вторжению быть.

В соответствии с инструкциями Хроноса — в конце концов, наши с ним цели совпадают — сдёргиваю отлипший от запястья и медленно бледнеющий браслет, и швыряю его об палубу.

Совершенно невозможный на этой стадии подготовки корабля рёв форсажей — но раскрученный на всю катушку мозг и имеющаяся электроника улавливают, что Древние что-то сделали с линией времени «Протона», за миг прокрутив недостающиескарэлы. Нас с талкой ювелирное состаривание корабля почему-то не задевает.

Тело начинает тянуть к полу от нарастающей перегрузки, система автоматического оповещения сообщает, что темпоральное устройство активировано, и сейчас будет совершён прыжок во времени. Луони изо всех сил вцепляется в мои плечи. Неужели всё-таки придётся нас с ней убить?

И в этот миг раздаётся такой знакомый, такой родной то ли хрип, то ли вздох, то ли свист неотжатых тормозов. Доктор и ТАРДИС всё-таки прорвались.

…Я смотрю на мерное движение темпорального ротора и равнодушно докуриваю сигарету. Задание выполнено, сущность Духа Талли установлена, Шакри устранены.

Уничтожила. Пофиг.

Неподалёку Луони тихо хнычет в Жозефа, жалуясь на жизнь и злых хроноворов. Ювенильная особь во взрослом теле, но я уже устала испытывать брезгливость и отвращение. Хищник колдует над кнопками, окутанный салатово-зелёным светом обновлённой консоли, вокруг которой высятся баррикады из книг и грязных чашек с недопитым чаем. Что-то бормочет себе под нос про Круйиса, Новикова и саморегуляцию Вселенной, из-за которой он когда-то не видел корабль Шакри снаружи, а сейчас так и не попал внутрь, оттого «Протон» и не узнал. Забавно выходит — у далеков будущего угнали корабль, который будет уничтожен на Сол-3 в далёком прошлом. Идея Хроноса заключалась в том, чтобы насмерть привязать своих детишек к материальному объекту, и, кажется, это удалось. Теперь они будут прыгать по времени и пространству, пытаясь вернуться к текущей дате и к нам с Луони, пока не налетят на Землю и Доктора. Там и кончатся.

Кстати, о Хроносе. Он меня использовал. Да, мы преследовали схожие цели, но делать из меня инструмент имеет право только Империя. Если мы когда-нибудь ещё столкнёмся, смогу ли я его наказать за такую наглость, как беспардонное манипулирование высшим существом?

И ещё очень любопытно, как Шакри провернули трюк со сдвигом старта. Наверное, благодаря физическому слиянию с кораблём, они получили возможность редактировать его персональную темпоральную линию. Забавно, а для прыжка им потребовалось задействовать имеющиеся механизмы, а не собственные таланты, да и против нас они ни разу ничего подобного не отмачивали… Наверное, есть какие-то ограничения — например, требуется тесное физическое соединение с объектом, чтобы его состарить или омолодить, или большие прыжки во времени требуют слишком больших затрат энергии, поэтому рациональнее воспользоваться автоматикой. Наверное, это всё можно даже просчитать, если выбрать время и хорошенько подумать. Наверное, потом, при анализе произошедшего, наш штат учёных это разберёт, смоделирует и разложит по ячейкам Информатория, а может быть, даже изобретёт что-то полезное, ведь из любой идеи следует выжимать всё и по полной программе.

Похоже, семерых бунтарей-хроноворов мы больше никогда не увидим, и надо бы порадоваться, но вместо этого меня мучает абсолютно дурацкий вопрос.

А им не тесно там, всемером, в одном «Протоне»?

Комментарий к Сцена двадцать девятая. P.S. Секундочка улыбки. Ровно сегодня я с удивлением узнала, что в официальной расширке хуниверса таки есть некий будущий Доктор с рыжими волосами. Три рассказа о нём написал Питер Энгелайдз, в цикле “Short Trips”.

====== Последняя интермедия, очень поликарбидная. ======

(База «Центр», тюремный блок при императорской биологической лаборатории).

Существуют четыре стадии, через которые проходит любое живое существо, оказавшееся в неволе. Первая — протест, когда всё внутри горит от злости, и мечешься по клетке, пиная стены, проверяя их на прочность и охрану на бдительность, когда ещё не оставляют мысли о побеге — такие сладкие и такие неосуществимые. Но вечно это продолжаться не может. Несколько ударов током на подавление, питательные инъекции в ответ на попытки объявить голодовку, а главное, долгие часы томительной тишины заставляют психику пленного переключиться на вторую фазу — недоумение. В голове бесконечно повторяется вопрос, как же так вышло и что же теперь будет, а самое в нём подлое то, что он убивает желание сопротивляться. Рано или поздно это состояние сменяется третьей стадией, чьё имя — апатия. Бороться нет смысла, обвинять себя или кого-то ещё — тоже, остаётся лишь непроглядно-чёрное, совершенно безнадёжное состояние полной покорности. Четвёртая стадия — когда начинаешь искать выгоды в своём пленении — от Найро была ещё бесконечно далека, но он чувствовал, как целеустремлённо его подталкивают к третьей. Он уже понял, что говорящие помойки на этом астероид съели. Они постоянно держали его в стрессе. Не было никакого жёсткого распорядка суток — в любое время они могли войти и потащить его в лабораторию, или покормить дважды за час, а потом забыть на пару дней, или во время сна внезапно включить сирену, или подать какую-нибудь дрянь в воздуховод, просто так. Сперва Найро счёл это очень странным для существ, буквально живущих словами «логика» и «система», но у него теперь было очень много времени думать, и постепенно он вспомнил — а также уяснил на практике, — что тяжёлый затяжной стресс, постоянная угроза жизни, неуверенность в следующей минуте и систематическое отсутствие системы ломают волю на животном уровне. Это был один из способов держать в подчинении большие массы пленных в те времена, когда ещё велись глобальные войны; отвратительные времена, но они были, и, похоже, кто-то так в них и застрял. Найро чувствовал, что скатывается в безысходность, что далеки постепенно его прогибают, а преодолеть их напор — всё равно, что пытаться остановить бульдозер голыми руками, но пока находил силы бороться. Сперва его поддерживал гнев, потом чувство юмора, потом он начал искать ещё какой-нибудь способ удержаться на границе первой и второй стадий. Поломав голову, он смекнул, что далеки довольно однозадачны и негибки, и если найти правильный подход, можно их разговорить. Он не был уверен, что когда-нибудь сможет передать информацию о противнике соплеменникам и предупредить об угрозе, которую представляют из себя «кочевники», но случай бывает всякий, и если сконцентрироваться на разведке и добыче данных, быть может, удастся не впасть в апатию.

В этом помогало устройство камеры: вместо двери тут было прозрачное энергетическое поле, за которым постоянно дежурил какой-нибудь солдат. Найро решился попробовать преграду на прочность только один раз, получил за это током прямо от поля, без помощи красного «цербера», и сутки не мог наступать на правую ногу. После этого попытки прекратил, потому что понял — не та мощность, чтобы покончить с собой, а с другой стороны, не прорвёшься, тем более перед зорким оком охранника. Зато можно было пытаться изводить перечницу-переростка разговорами.

Паранойя подсказывала, что куда более логично и надёжно запирать камеру четвёртой стеной. Найро не питал иллюзий по поводу постоянного наблюдения за своей особой, поэтому довольно скоро предположил, что в постоянной возможности контакта с далеком, как визуального, так и слухового, у врага есть какая-то цель. Самыми простыми и очевидными вариантами представлялись изучение его собственного поведения и изучение реакции охранников на его поведение. Скорее всего, так оно и было. Далеки столь же плохо должны были себе представлять современных талов, насколько талы плохо себе представляли далеков Новой Парадигмы. Во всяком случае, если Зеро, ну или если ей угодно, Тлайл, и её приятели действительно были далеками, это опрокидывало абсолютное большинство представлений о её племени. Даже несмотря на свои шутливые обвинения в её адрес, Найро никогда не допускал мысли, что она является далеком по-настоящему. Ни в ней, ни в её друзьях не было никакого «ать-два от забора до обеда», а был острый интеллект, ехидный сарказм, чёртова куча подлой осторожности и, наконец, живая речь, заметно отличающаяся от той, которую он слышал вокруг себя более трёх месяцев. С другой стороны, некоторые операции далеков, известные ему из учебников стратегии, доказывали демоническую хитрость старых врагов; быть может, они умеют как-то переписывать себе словарь или просто по-нормальному говорить и корректировать поведение, когда им самим это нужно.

На Зеро-Тлайл он зла не держал. Пару дней, конечно, помечтал придохлячить при встрече, но потом включилась трезвость и подсказала, что темноволосая любительница клубники просто не могла поступить иначе, если она действительно генно-модифицированный далек, а во всех своих бедах виноват он сам. Ведь она даже честно предупреждала его о последствиях, просто, гм, немного недоговорила.

Быть может, всё, что он от неё видел и слышал — абсолютно всё — было притворством. А быть может, и нет. В конце концов, личный опыт показал, что вселенная ровным счётом ничего не знает о далеках. Исторические записи изображали их оголтелыми нацистами, чей образ мышления был таким же несгибаемым, как броня, таким же законсервированным, как тело. Романы и фильмы, создававшиеся по мотивам древних событий и пачками выпускавшиеся под День Освобождения, рисовали их редкостными тупицами. И абсолютно невозможно было совместить этот растиражированный образ с тем, что он увидел в «кочевниках», и с тем, что бывший генерал чувствовал, изучая древние отчёты о боевых операциях. Хотя клише вполне подходило красным башням, по очереди караулившим его камеру, но изучавшие его далеки в оранжевой броне выглядели сделанными из другого теста. Несмотря на сухие односложные предложения, непроницаемость скафандров и чёткую скупость действий, несмотря на непонятность их языка — между собой далеки пользовались давно мёртвой и забытой разновидностью далазарского наречия — Найро как-то улавливал, что между ними происходит нечто большее, чем видно снаружи. Он помнил, что у далеков имелась какая-то командная сеть или аналог интернета; возможно, основное общение велось там. Кроме того, в их механических голосах присутствовало подобие интонации. Какой же силы должна быть окраска голоса изначально, чтобы прорываться сквозь выравнивающие электронные фильтры, пусть бы и повышенными децибелами?

Всё вкупе означало нарушение общепринятых клише. Далеки что-то чувствовали, помимо ненависти. Возможно, раздражение, если что-то шло неправильно, возможно, удовлетворение от хорошо проделанной работы, ну и, бесспорно, высокомерие вперемешку с надменностью, проявляемое даже охранниками — и хотя это было скудным и тем более далёким от привычного талам проявления чувств, но им было не всё параллельно. И тогда поведение «кочевников» приобретало смысл — вряд ли на операцию такого уровня сложности послали бы обычных рядовых пешек, а высокоуровневые далеки наверняка имели более широкое и независимое мышление. Значит, при всей альтернативности даледианского мозга, с броневёдрами рангом повыше табуретки можно было попытаться говорить, и, быть может, даже переубедить.

Порой, более-менее придя в себя после очередного этапа мозгомойки или невыносимо мучительных биологических тестов, Найро закрывал глаза и пытался представить, о чём думала Тлайл во время их бесед, что она чувствовала. Он вспоминал пылающее лицо в полутьме подвала — и теперь глубже понимал причины этого покраснения. Тогда ему казалось, он вульгарно подколол наивную девчонку, но сейчас понимал, что нечаянно врезал по её даледианскому комплексу превосходства, и это просто чудо, что она оторопела до неподвижности, иначе бы непременно его испепелила на месте; в силе её имплантов — если это вообще были импланты, — он не сомневался. Далек без летального оружия? Не бывает.

Ещё больше, пожалуй, его интересовал и даже волновал другой аспект — была ли её к нему симпатия, заметная невооружённым глазом, актёрской игрой или настоящей влюблённостью. Здесь Найро ничего твёрдого предположить не мог. С одной стороны, та парочка, Гердан и Судиин, непрозрачно намекала, что как минимум у очеловеченных далеков может сложиться семья. С другой, у посла далеков не было реальной необходимости пытаться флиртовать с генералом, тем более так неуклюже. У неё и без того имелись все козыри против его «шестёрок». Но зачем, если незачем? А если это было не притворством, а настоящим чувством, впервые проснувшимся в достаточно наивном в сфере эмоций и межличностных отношений существе, то это не только в корне меняло дело, но и полностью переворачивало все представления о самой страшной расе Вселенной. Потому что далек, не просто влюблённый, но влюблённый в тала — это не нонсенс для его племени, это целый апокалипсис, глобальная подвижка мировоззрения. И если она действительно произошла… Нет, этого не могло быть, физически не могло быть. Здесь было что-то третье, что-то, ещё им не понятое.

И в это надо было непременно вникнуть.

(— Пленный проснулся и смотрит на охранника, — доложил второй ассистент, общим номером «шесть», если считать по отделу, в чьи обязанности входило вести неусыпное наблюдение за талом.

— Шестой, подтвердить смену караула у камеры пленного, — приказал в ответ штатный психолог четыре, номер в отделе — «единица», изучавший поведение пленника в соответствии с планом, составленным высшим начальством. Он ещё раз сверился с перечнем пунктов. — Поставить полностью нового солдата, которого пленный ещё не видел. Запрет на разговоры не вводить. Солдат будет действовать согласно общей инструкции).

Ну хоть какое-то разнообразие, подумал Найро через несколько минут, когда к одной красной башне подкатила вторая и железным голосом сообщила, что прислана на замену. Ну хоть смена караула, хоть какая-то развлекуха. Главное, что не заявились «оранжевые» и не потащили на очередную пытку.

Он устроился поудобнее прямо напротив застывшего силуэта. Похоже, эту жестянку он раньше не видел. У далеков не было никаких опознавательных знаков или номерков, но Найро довольно скоро наловчился их различать — ну, или ему так казалось. У каждого была разная манера держать конечности и «глаз», разворачивать корпус — кто-то начинал поворот с «головы», кто-то с «юбки», кто-то с «рук», — у всех был немного разный тембр голоса. Было забавно узнавать уже встреченных охранников и учёных и давать им всякие обидные прозвища, и ещё забавнее была их реакция — с потрясающим занудством они всегда стремились поправить тала, что у них нет потребности в именах или прозвищах и что он не должен их так называть. И что вообще он не имеет права разговаривать.

Примерно это Найро готовился услышать и сейчас.

— Эй, новичок, — окликнул он бронебашню. Глаз охранника и так от него не отрывался, но теперь на грудь мужчины подозрительно нацелилась пушка. Ага, реакция есть, и незамедлительная. Те, кто дежурил тут не по первому разу, уже научились не реагировать на попытки завязать разговор, сдавались только не меньше, чем на получасовое пение флотских частушек. — Ты ведь новичок, да?

(— Он определил нового охранника, — незамедлительно отчитался ассистент).

Механический голос занудно сообщил:

— Пленный замолчит, — несмотря на заметный акцент, далеки всегда обращались к нему на общем наречии Нового Давиуса.

Повстанец подумал, что никогда не устанет забавляться тем, как одинаково реагируют солдаты Новой Парадигмы. Это, конечно, был юмор висельника, последняя забава, но что ещё оставалось, не плакать же и не рвать на себе волосы?

— А если не замолчит, то что ты сделаешь? Уничтожишь? Сомневаюсь, что у тебя есть на это разрешение, — хохотнул Найро.

Далек потупил какое-то время над ответом.

— Я могу парализовать пленного нелетальным ударом тока, — наконец, сформулировал он. — Болевой шок заставит его подчиняться правилам.

— Справься у своих приятелей, им это не помогло, и тебе не поможет, — снова фыркнул Найро. — Я не замолчу, хоть током тресни.

— Пленный будет подчиняться! Пленный замолчит! — красная броня слегка дрогнула, словно существо внутри заметалось, не в силах сдержать ярость.

— Ага, сейчас, только шнурки поглажу, — доверительно ответил тал. — Ты никогда не гладил шнурки после стирки? Очень медитативное занятие, между прочим, лечит нервы. Давай, придумай что-нибудь, докажи мне логически, почему это я должен подчиняться.

— Далеки — высшие существа! Все склонятся перед далеками! — взвыла красная башенка.

— Уже склонились, ага, — Найро вложил в голос как можно больше насмешки. — То-то Повелители Времени вас разметелили при поддержке всех остальных цивилизаций, до сих пор прячетесь. Знаешь, как у нас говорят? Если плюнешь во Вселенную — она утрётся, но если Вселенная в тебя плюнет, ты утонешь. Вы уже разок утонули. Вылезете — поможем утонуть ещё разок.

— Молчать!!! — в вопле, помимо яростного желания немедленно пристрелить тала, звучало уже привычное недоумение. Как и остальные охранники на этой стадии, новичок бесился от невозможности заткнуть пленного и от обиды на его слова. Что-то в далеках-солдатах было от детей с умственной отсталостью, страшно гордящихся полученным поручением, выполняющих его с зубодробительной буквальностью и не умеющих справляться с ситуацией, когда она выходила из-под контроля. Почему-то вспомнилось ругательство, разок вырвавшееся у Тлайл в присутствии Найро, что-то про тупую десантуру. Теперь он полностью понимал смысл её слов — действительно, тупые.

— Хочешь, я тебе песенку спою? — ласково предложил повстанец в ответ на отчаянный вопль. — Или сказку расскажу? Кстати, как бы тебя назвать-то, истерик… Да, Истерик. Вполне подойдёт.

Далек неожиданно замер, проигнорировав обидное прозвище. Наверное, запросил совета у начальства или разговаривает с более опытными охранниками, выработавшими некоторый иммунитет к подначкам пленного.

(— Солдат номер двадцать три из пятьдесят восьмой бригады запрашивает дополнительные инструкции, — сообщил ассистент. — Тюремный блок перенаправил запрос в лабораторию.

— Запретить ему открывать огонь по пленному, — ответил психолог. — Только это. Другие инструкции излишни).

— Э-эй? — Найро помахал рукой в сторону камеры, но далек не прореагировал. Ну и ладно, тогда можно перейти ко второй фазе. И он принялся насвистывать победный марш. Получить разряд за своё поведение он не боялся — удар током не был приятен, но после него учёные иногда откладывали куда более мучительные эксперименты, давая пленнику прийти в себя.

Наконец-то ему удалось вновь вызвать реакцию у далека.

— Что это за звук? Зачем пленный производит звук? Объяснить? — озадачился он. В чём нельзя было далекам отказать, так это в любопытстве — всегда забавно было наблюдать, как в случае непонимания происходящего инструкции начинали идти побоку, а бронепомойки активно стремились удовлетворить интерес.

— Ну ка-ак тебе сказать, — нараспев протянул Найро и снова принялся насвистывать.

— Объяснить! Объяснить! — настойчиво повторил охранник.

— Свист, — сообщил тяжёлый металлический голос справа из коридора, за пределами видимости тала. — Примитивный звук, производимый речевым аппаратом низших существ. Считается формой так называемой «музыки». Двадцать третий, твоё дежурство временно отменяется. Возвращайся на пост до получения дополнительных инструкций.

— Я подчиняюсь, — охранник развернулся к невидимому собеседнику, и Найро подумал, что последовавший жест манипулятором очень напоминает козыряние начальству. Интересно, кто это почтил его своим визитом?

(— Дежурство охранника отменено приказом сверху, — сообщил ассистент. — Мы не были предупреждены.

— Что такое? — психолог подъехал ближе, чтобы посмотреть на экран. Помолчал, оценивая обстановку. — Этого нет в инструкции.

— Запросить уточнение у центрального контролёра? У Учёного? — быстро предложил первый ассистент со своего места.

Психолог внимательно вгляделся во вновь прибывшего далека, занявшего место охранника.

— Нет, — наконец сообщил он, и в голосе отчётливо просквозила робость. — Только наблюдать).

Найро внимательно разглядывал визитёра. Далеков в белой броне он видел один раз, в императорском зале, и предполагал, что это местные отцы-командиры. Интересно, с чем связан столь высокий визит? Всё, что Новой Парадигме было нужно, она из него вытащила ещё на первом зондировании памяти. Зачем этот «белый» сюда притащился? Впрочем, это же далек. Без цели не придёт и непременно всё доходчиво объяснит.

Белоснежная громадина в свою очередь пристально разглядывала тала.

— Мне сообщили, что ты различаешь охранников, хотя на них нет маркировки, — наконец, прогудел он. Было в его голосе нечто от гула высокого напряжения в высоковольтных проводах. — Как ты это делаешь?

— Ты же представитель высшей расы, — хмыкнул в ответ Найро. — Вот и догадайся.

Глупо было даже думать, что они не обратят на это внимание. Куда более странным представлялось то, что заинтересовались этим не учёные, а местная элита.

«Белый» оценивающе проехался взглядом вверх-вниз по фигуре пленника.

— Ты уже знаешь, что сканирование памяти болезненно. У талов низкий интеллект, но твоё умение выводить причинно-следственные связи казалось более совершенным, чем у большинства твоих соплеменников. Мы ошиблись?

Предупреждение элегантно, как фура в гололёд. Впрочем, чего ещё ждать от далеков, кроме грубой силы.

— У каждого из вас индивидуальные голоса и микрожесты. Прости, я ничего не могу с этим поделать, и вы сами, видимо, тоже, — развёл он в ответ руками.

Силовое поле, заменявшее дверь, внезапно отключилось без видимой причины.

— Встань и выйди ко мне, — приказал «белый».

— Интересно, а я мог бы выйти, не встав? — почти себе под нос, но так, чтобы далек услышал, съязвил Найро, поднимаясь с металлической ступеньки длиной во всю стену, заменявшей койку. Даже в полковом карцере, куда он пару раз попадал в юности, и то было больше удобств, чем узкий холодный выступ и дырка в полу.

Впрочем, коридор был не менее лаконичен, чем камера и вся ранее увиденная часть базы — далеки не тратили много сил и времени на архитектуру. Сухость интерьера вполне соответствовала их внешнему облику. «Белый» пристально следил за перемещением тала, но, что удивительно, пушка за ним не следила. Впрочем, ответ обнаружился сразу по выходу из камеры — поперёк коридора стояло трое «красных» самым что ни на есть ровным рядочком, тем самым, из которого удобно расстреливать.

— Назови их, — приказал далек.

— Паразит, Лопоухий, а третьего не знаю, — перечислил Найро. В данном случае отмалчиваться было бессмысленно — далеки всё равно бы его долбили, как дятлы, пока не добились бы ответа, а в случае слишком долгого упорства организовали бы очередной сеанс мозгомойки.

— Как ты их определил? На основании чего? Они молчат и стоят в идентичных позах, — продолжил домогаться «белый».

— Из всех здешних зануд ты самый занудный. Поздравляю с орденом за занудность, — не удержался тал.

— Трижды повторенное слово, — не поленился подсчитать далек. — Узость мысли и косноязычие. Отвечай на вопрос!

Уж кто бы говорил про узость мысли.

— Не знаю, — честно признался Найро. — Считай, я перечислил наугад. Впрочем… Ваши ушлые ребята в лаборатории потрудились мне объяснить шуточку с телепатическими способностями миротворцев. Или конкретно тебя это объяснение не удовлетворило?

(— Прослушка камеры была только что отключена, — доложил ассистент. — Попытаться восстановить связь?

— Это системный сбой?

— Сообщение об аварии отсутствует.

Психолог ненадолго задумался. Его не извещали о таком повороте дел, но пленник не мог сам отключить камеру на глазах у четырёх далеков. Следовательно, отключение было произведено специально.

— Ждём, — наконец, заключил он. — И ничего не предпринимаем.

В конце концов, он не был настолько смел, чтобы спорить со старшими по званию по поводу уместности или неуместности наблюдения за экспериментальным образцом).

— Вы, все трое, возвращайтесь к своим обязанностям, — приказал «белый».

— Я подчиняюсь, — слаженным хором продребезжали охранники, разворачиваясь одновременно, но всё же немного, едва уловимо, по-разному.

Высокопоставленный визитёр терпеливо дождался, пока они удалятся прочь из коридора, и только потом продолжил:

— Меня не устраивает официальное объяснение явлению ментального резонанса между далеками и талами-миротворцами, полученное от наших учёных, и я проверяю альтернативную версию, — как ни странно, в спокойном тоне белой бронебашни на миг прорезалось что-то вроде едва заметной иронии. — Резонанса по предложенной схеме недостаточно, чтобы вызвать личную привязанность далека к низшей особи. Значит, есть ещё что-то.

Это странным образом совпадало с мыслями повстанца о взаимоотношениях с послом Никто.

— А почему бы просто не допустить мысль, что она влюбилась? — съязвил он на пробу.

— Некорректное суждение, — твёрдо отрезал далек, явно показав, насколько глубоко он в курсе ситуации и как легко он подхватывает недосказанные мысли. — У прототипов возможно образование пар, но только в рамках вида.

— Хочешь сказать, что талы, безусловно, вам давно не родственны? Ну конечно, что ты ещё можешь сказать... — проворчал Найро, закладывая руки за спину, словно стоял на мостике линкора, а не на пороге собственной тюремной камеры.

— Ты значительно глупее Доктора, хоть и знаком с ним. Он бы понял сразу.

— Подожди, ты имеешь в виду наоборот? — вот это уже озадачивало сильнее. — Что каким-то образом талы всё же родственны…

И тут он понял. Был один слух, которому мало кто придавал значение, но вдруг?

— Секретный архив РМ, — странно, даже в горле пересохло. — Все считают его мифом. Архив, в котором хранилась информация о том, как именно была проведена генетическая коррекция миротворцев, и который был то ли запечатан, то ли действительно уничтожен. И ты знаешь, что там было на самом деле.

— Подтверждаю, — согласился «белый». — Ты пока единственный тестовый образец. Полагаю, мы увеличим количество, нашёлся ещё один такой же, со взаимным резонансом.

— Это как-то связано с далеками? — Найро вдруг сделалось страшно. Очень страшно.

«Белый» промолчал, не подтвердив и не опровергнув утверждение. Тогда он решился на уточняющий вопрос:

— Для создания миротворцев использовался генетический код далеков? — от одной этой мысли проснулось отвращение. Быть родственным… этим… осклизам? Да лучше сдохнуть!

«Белый» помедлил, и Найро уже подумал, что вопрос тоже уйдёт в пустоту, но оказалось, далек просто взвешивал ответ.

— Верное утверждение. Использовался, но не вами и даже не Доктором. Правда, такого эффекта никто не мог ожидать.

— Какого — такого? — повстанец стиснул за спиной кулаки, чтобы не сорваться.

Далек не ответил. Как ни странно, это спокойное молчание уняло и вспышку гнева, охватившую бывшего генерала.

— Я лично проверю генетический след в твоей ДНК, — наконец, уведомил «белый». — Вариант действительно допустим и объясняет твой умеренный эмпатический резонанс с чистыми далеками.

Найро пристально вгляделся в непроницаемый жёлтый «глаз».

— Что, — подлив в голос сарказма, осведомился он, — мой статус сменился с «тала» на «генетически ущербного далека»?

Что-то неуловимо перемкнуло в этом неподвижном жёлтом глазу с синей щелью, что-то гневно-прожигающее выплеснулось из него, как гамма-излучение. Но в голосе лишь почувствовался ответный сарказм:

— Нет. Твой статус изменился с «низшего существа» на «любопытную генетическую ошибку». Тебя это удовлетворяет?

— Вполне, — ответил Найро, заходя в камеру. Беседа явно шла к концу, а дожидаться приказа он не собирался. Пытаться пробежаться по коридору, в общем, тоже не имело смысла, можно было только гордо задрать нос и надеяться, что поликарбидная тварь глубоко в душе этим оскорблена. Если, конечно, у неё вообще есть душа, а не пачка инструкций на все случаи жизни. Вернее, у него — в том, что белой бронебашней управляет существо мужского пола, не было никаких сомнений. Слишком низким был тембр голоса, слишком твёрдым каждое слово, слишком давящим — присутствие.

Сзади тихо загудело активированное силовое поле. Кем бы ни был «белый», он не возмутился вслух, что тал осмелился действовать без его приказа.

И именно это почему-то уверило Найро в смутно промелькнувшей догадке.

— Эй, — сказал он, слегка обернувшись через плечо. Далек всё ещё стоял там и сверлил взглядом его фигуру. — Тебе любопытно, что было самым обидным во всём этом?

И он обвёл руками камеру.

— Пожалуй, — подумав, согласился «белый». — Да. Мне любопытно, что может быть унизительнее, чем измена собственному виду.

Найро развернулся, вновь привычно закинув руки за спину. Слегка качнулся на каблуках. Прищурился.

— Проиграть. Не в целом, нет — в целом-то я добился осуществления поставленной цели. Религия миротворчества наконец погибнет, а моя раса найдёт способ выжить и преодолеть всё, что вы на неё выльете. В конце концов, у нас одна родина и один потенциал. Но мне чертовски обидно проиграть девушку извилине в банке.

Белая громада продолжала неподвижно прожигать его взглядом. Найро бы дорого дал за то, чтобы гарантированно узнать, что там творится под непроницаемой бронёй, верны ли его предположения. Внешне далек оставался абсолютно спокойным, лишь взгляд казался джетом, лупящим из квазара.

— Было бы досадно, — наконец отозвался он, — потерять императорского советника из-за генетической ошибки.

Значит, догадка верна.

— Я видел, как она на тебя смотрела, — негромко и устало продолжил Найро. Как его учили в военной академии? Проигрывать тоже надо уметь с честью? — Ты для неё — всё, а я — лишь наваждение, которое скоро сотрётся из её памяти. Береги её. Такие, как твоя Дакара, встречаются очень редко.

— Я знаю, — просто ответил Император далеков.

— Обещай, что сбережёшь Тлайл.

Янтарный глаз с синей щелью сделался ещё пронзительнее.

— Она — солдат. Для Империи нет незаменимых.

Он развернулся и покатил прочь по коридору с характерным электрическим гулом, ставя этим однозначную точку в разговоре.

(— Сигнал с камеры восстановлен, — доложил второй ассистент.

— Что делает пленный?

— Бьёт в стену камеры верхней правой конечностью. Сила ударов незначительна, на стене не будет повреждений.

— Кто ещё присутствует?

— Никого… Уточнение, только что вернулся дежурный охранник.

Конечно, психологу номер четыре было очень любопытно, о чём сам говорил с пленным, но он так же отлично знал, чем караются излишние вопросы. У него был список исследований поведения тала, составленный начальством, и его следовало воплотить с тщательнейшей дотошностью. Не должно быть никаких упущений и погрешностей; следовало сосредоточиться только на своём деле и не забивать мозг посторонними мыслями.

— Возвращаемся к работе, — приказал он. — Продолжать наблюдение.

Да. И не тратить время на глупое и бесцельное любопытство.

Ведь много думать вредно).

(База «Центр», императорская биологическая лаборатория, генетический отдел, семь часов спустя).

Вечный въехал в тесное помещение и внимательно огляделся. Его всегда раздражали проходы, в которых едва-едва могли разминуться две гравиплатформы, а здесь, похоже, других и не было. Плюс категорическая непроглядываемость местности — нагромождение приборов, инкубаторов, сложной техники. Никакой простреливаемости ни взглядом, ни пушкой. Но учёные были по определению ненадёжными и склонными к хаосу бардачниками, всегда пытающимися обогнуть инструкции и даже иногда смевшими по-своему трактовать Общую Идеологию, так что удивляться планировке их уровней неумно. Надо бы попросту провести инспекцию лабораторий и выдать рекомендации, обязательные к выполнению, но сейчас организовать это не представлялось возможным — слишком много дел вдруг оказалось в Империи, чтобы тратить время на незначительные придирки. Но галочку Вечный себе на будущее поставил.

Логистическая карта показывала, что конец блужданий близок — в помещении лаборатории находился всего один далек, именно тот, который был ему нужен. И как назло, это оказался самый дальний и захламлённый угол. Вечного посетила мысль, что таким этот участок лаборатории стал совсем недавно, буквально в течение последних часов: если Императора посещала потребность что-то поисследовать без помощи ассистентов, то он предпочитал иметь всё необходимое в зоне доступа. И категорически не любил, когда вокруг кто-нибудь крутился. Но у главы службы безопасности и идеологического контроля просто не было выхода — он подчинялся более раннему и не отменённому приказу правителя.

Кое-как вписавшись в тесный проезд, поперёк которого висели оголённые кабели, едва ли не задевающие «ушки» скафандра (непорядок!), Вечный продвинулся на десяток метров вглубь и наконец за толстой колбой инкубатора различил негромкий электростатический гул неподвижной гравиплатформы и отблеск развёрнутых голографических мониторов.

Император стоял к нему спиной, фоторецептором к компьютеру. Справа высился серо-чёрный параллелепипед, кажется, сканер-микроскоп для исследования биологических проб. На одном мониторе висело разом четыре модели генетического кода, по другому ползли бесконечные расшифровки триплетов, тоже в четыре колонки. Участки молекул то и дело выделялись разными цветами. Вечный был недостаточно силён в биологии, чтобы сходу вникнуть в детали, поэтому даже не стал задаваться вопросом, чем занят правитель, а просто терпеливо принялся ждать, когда на него обратят внимание.

Через несколько секунд коды остановились, экраны свернулись. Император протянул манипулятор к реле параллелепипеда. Верхняя половина прибора с тихим пневматическим шипением приподнялась, из щели полился золотистый свет.

— Говори, — приказал правитель.

— Я получил данные, которые ты запрашивал двое суток назад. Мой отдел провёл опрос по всем базам и флотам, выборка опрашиваемых, в соответствии с приказом, по одному далеку из двадцати, случайным образом. Я свёл данные воедино и должен отчитаться. Обслуга ИВСМ сообщила, что ты оставил вычислительный зал более сорока скарэлов назад. Ты занят. Когда я смогу доложить о результатах?

Император развернул фоторецептор на сто восемьдесят градусов, устремив на него пристальный взгляд.

— Докладывай, — коротко приказал он.

— Они все слышали о ней. Тридцать два процента не знали, что она — прототип, считали чистым далеком. Девяносто шесть процентов употребляют по отношению к ней термин «эксаб».

— Значит, эксаб? — задумчиво, почти неформально, переспросил Император.

Вечный и сам был удивлён такой популярностью вздорной и нечистокровной девчонки. Куда как просто было получить высокий ранг по праву врождённых способностей или повышение за прилежную службу. Намного сложнее было стать эксабом — то есть авторитетным лицом, уважаемым не за звание, а за личные достоинства, и не по уставу, а по заслугам.

— Заметь, — продолжил правитель ещё более неформально, — она всегда и везде становится эксабом. Для далеков, оставленных в Континууме Забвения, для прототипов… Это определённая характеристика. Можно тянуть по интеллекту на высшую элиту, всю жизнь проходить в высшем ранге, но никогда не стать эксабом для своего окружения.

Вечный прекрасно понял намёк — последняя фраза была адресована лично ему; ну а кто вообще в этом мире любит службу безопасности, тем более если она отслеживает не только соблюдение внешнего порядка, но и чистоту помыслов, и чистоту крови?

— Я могу продолжать? — спросил он, потому что сюрпризы, связанные с прототипом Зеро, ещё не закончились.

— Говори.

— Семь процентов употребляют по отношению к ней слово «мать», все — в контексте «мать Скаро», все — далеки среднего ранга.

Вполне естественно. У рядовых пассивный словарь беден и нет потребности к нему обращаться, а старшее командование не лепит заглазные прозвища, слишком это большая вольность.

— Семь процентов по всей Империи? — уточнил правитель, извлекая капсулу с препаратом из анализатора и убирая её в переносной стазис-сейф.

— Подтверждаю, и он растёт, — Вечный был согласен, что это уже очень много. — Прозвище пошло из нашего научного отдела и с тех пор быстро распространяется по всем базам, заводам и флотам. Так же замечено мифотворчество вокруг её личности.

Если начало доклада оставило Императора достаточно равнодушным, то сейчас Вечный начал чувствовать его неудовольствие. Он и сам был в раздражении из-за того, что нечистокровный далек, которому и жить-то позволено почти по случайности, начал набирать такой авторитет среди младших чинов. Как любой блюститель порядка, он прежде всего опасался бунта и те же мысли автоматически переносил на Императора.

— Она ещё не знает, как много у неё сторонников, — осторожно заметил он. — Расчётно, её можно скомпрометировать перед обществом…

— Нет, — довольно неожиданно отрезал правитель. — Это наша вина, что Прототип Зеро привлекает к себе так много внимания. Она — необычное явление для Империи, во всех аспектах. Необычность будоражит умы. Зеро надо сделать… — он запнулся, подбирая слово, — …повседневной. Раскрыть о ней информацию, не представляющую опасности для общества и не вызывающую излишнего брожения умов. И дать ей полномочия, которые она действительно заслуживает.

— Ей и так много, — не удержался Вечный.

— Её функции превышают её звание в совете, следовательно, она до сих пор не на своём месте, — отрезал Император. — Я приказывал обдумать ещё один пункт. Каков твой вывод?

— Термин «мать», в принципе, не противоречит Общей Идеологии. Создателя в неформальном общении часто называют «отцом»; если бы фигура Шан была более популярна, её бы называли «матерью», и слово бы не выпало из активного словаря. Но далеки не забывают, что их создали мужчина и женщина…

Внезапно Вечный испытал лёгкий, но крайне неприятный приступ чувства, известного ему как «страх». Это было дурно; раньше он его чувствовал, только сталкиваясь с Доктором, но совершенно невозможное предположение, сформулировавшееся в мозгу для продолжения мысли, заставило его испугаться. Неужели правитель планирует ввести звание «императрица»?! Это настолько противоречило сущности Империи, что он даже дышать перестал. Словно в ответ на его ужас, из белого скафандра выплеснулась волна иронии.

— Нет, — пригвоздил Император, и сразу стало ясно, что он с лёту подхватил его опасения. — У Империи может быть только один лидер.

«Так и нервную систему можно из строя напрочь вывести», — допустил очень глубоко спрятанную и очень неформальную мысль Вечный, которому надо было куда-то сбросить испуг.

— Тогда зачем нужно соответствие термина Общей Идеологии?

— Узнаешь, — Император снова отвернулся к компьютеру и активировал мониторы, по которым опять поползли расцвеченные коды. — Не беспокойся о бунте. Прототипы до сих пор думают, что у них нет связи с Империей, они не подозревают, что мы наблюдаем за абсолютно каждым их шагом. Прототип Зеро твёрдо уверена, что я сортировал её воспоминания, она ни на миг не сомневалась в моих словах. С помощью Пси-Контролёра я проанализировал её личность, все извилины её искорёженного мышления, и не нашёл там крамолы. Она действительно совершенно искренне преданна Империи и Общей Идеологии. Согласен, от такой искренности тоже могут быть проблемы, — сорвал он невысказанное возражение буквально с динамика безопасника, так точно ухватив формулировку, что тот даже задохнулся от неожиданности, — но если Зеро задумает взбунтоваться, это тоже можно будет использовать с толком. Я вычищу крамолу вместе с ней и всеми, кто за ней пойдёт, как когда-то поступил с последователями Давроса.

— Нет опасения, что за ней пойдут слишком многие? — озадачился Вечный. О свирепой зачистке инакомыслящих, которую далеки называли «Однодневная Гражданская Война», он знал из истории и не хотел бы подобного форс-мажора на своём веку.

— У далеков может быть только один лидер, — с заметно читаемой усмешкой повторил Император. — В любом случае я заранее позабочусь о том, чтобы она не воспользовалась плодами победы.

— Это слишком рискованно, — негромко отозвался Вечный, решив ещё раз попробовать настоять на своём. — Более простое решение, компромат — и запереть в лаборатории, где ей самое место.

— Объясни, это проявление персональной враждебности или такая форма заботы о более слабом соратнике, могущем наделать глупостей из-за личного несовершенства? — саркастически осведомился Император.

Безвыходный парадокс из серии «Ты перестал пить коньяк по утрам, Вечный?» Если бы глава госбезопасности умел краснеть, он бы сделался очень похож на большую уродливую свёклу. Но покраснеть он не мог по биологическим причинам, поэтому просто с тихим шипением втянул в себя воздух до состояния шарика и принялся медленно сдуваться, пытаясь успокоиться. От вопросасделалось страшно некомфортно, потому что он и сам не знал правильного ответа. И то, и другое правда, и оба варианта одинаково скверные, порочащие его когда-то идеальную репутацию воплощения непредвзятости. Глубоко внутри он знал, что немного невменяемый далек из прошлого ему симпатичен своей находчивостью, предприимчивостью и жизнелюбием, но как глава службы безопасности и ответственный за моральную чистоту Империи, даже просто как далек, он не мог себе позволить подобную вольность, оттого и придирался к Зеро по малейшему поводу, злился на неё — ему просто хотелось, чтобы она сделалась нормальнее, обычнее, ближе к остальным, имела больше шансов на выживание в Империи.

— Она не будет заперта в лаборатории, — с нажимом повторил Император. — Ты не будешь собирать на неё компромат и очернять её репутацию. Интеллект Прототипа Зеро будет служить Империи далеков до тех пор, пока не исчерпает свою полезность. Предполагаю, это будет достаточно долгий период.

— Почему никто другой не может?.. — почти с тоской спросил Вечный, понимая, что решение правителя уже не поколебать.

— Нам с ней очень повезло, — анализ генетического кода опять остановился, мониторы опять оказались свёрнуты, белая башня опять повернула синтетический «глаз» к жёлтой. — Номер YLD001,W620310845 была активирована в эпоху процветания Империи далеков, незадолго до четвёртой конкисты. Она ориентирована на нормативы того исторического периода, даже на такие странные с твоей точки зрения, как недостаточно автономный скафандр или натуральная пища. Попробуй понять, как она жила: твёрдая уверенность в завтрашнем дне, ежедневные позитивные новости с фронта — мы не только восстанавливали свои позиции в Серифии, но и завоёвывали новые территории, — много созидательной работы, ценные научные открытия, повсеместное строительство, появились даже перспективы нейтрализовать вечную угрозу Галлифрея. YLD001,W620310845 просто пытается вам дать то же самое, ведь, по её мнению, это минимальная планка норматива, а текущее состояние Империи, которое для вас норма, для неё полный провал. А я подтягиваю её уровень, чтобы она могла делать свою работу профессионально, без нынешнего дилетантизма.

— И в какой же сектор ты её отправишь? — рискнул полюбопытствовать Вечный, потому что решительно не видел для Зеро ни однозначно белой, ни однозначно синей маркировки, а среди учёных или отдела государственной безопасности ей тем более было не место с такими задачами. Не к сервам же её приписывать, это полная ерунда.

— Я обдумываю этот вопрос, — Император вновь отвернул фоторецептор на полкруга, возвращаясь к работе.

Возможно, это было окончание беседы, но приказа удалиться не поступало. Вечный наконец-то рискнул подкрутить прицел и посмотреть на анализирующийся генетический код. Сперва он не понял, потом осознал. Уж что-что, а поток триплетов из четвёртой колонки он перечислил бы даже в полубессознательном состоянии после тяжёлой контузии, потому что она прямо касалась его обязанностей.

— Фактор далека? — озадачился безопасник.

— Система Квадриллы, эксперимент с генетическим очищением, — не оборачиваясь, отозвался правитель. — Есть в твоей персональной базе данных, под грифом «сверхсекретно».

Это было равносильно приказу «ознакомься, если не читал», и Вечный незамедлительно поднял данные. Потом потратил с четверть рэла на изучение.

— Всё равно не понимаю, — подвёл он итог.

— Дальнейший разговор — под усиленную секретность, без права разглашения даже мне, — Император поставил анализ на паузу и вручную выделил два идентичных участка кода из третьей и четвёртой колонок. — Впечатлись.

— Объясни? — Вечный всё ещё не понимал, к чему клонит правитель, что он исследует.

— Первая ДНК — компьютерная модель чистого далека. Вторая — компьютерная модель тала. Третья — образец крови пленного миротворца. Четвёртая — компьютерная модель генетической мины с фактором далека, внедрявшейся подопытным талам на Квадрилле.

Второй раз за разговор Вечный испугался.

— Но в отчёте написано, что эксперимент не удался, — сказал он, с ужасом вглядываясь в код. Факт увиденного принять было крайне тяжело, но в квалификации Императора, как учёного-генетика, он не сомневался. — В нём был задействован пленный Доктор, как один из тестов для переделанных образцов, но через шесть лет ему удалось сбежать, и он предупредил Новый Давиус, после чего помог талам отследить и нейтрализовать генетическую бомбу.

— Я не знал, как именно он её нейтрализовал, — отозвался Император таким голосом, что даже удивительно, как по его скафандру и окружающей местности не пополз иней. — Теперь знаю. Частично талы сумели вывести внедрённый генетический код, но остатки фактора далека, которые извлечь было невозможно, Доктор вывернул наизнанку посредством правильно выстроенной идеологии и заставил служить несовершенному миру, который он столь яростно защищает. Миротворцы с Нового Давиуса так сильны потому, что действуют отчасти по нашим схемам, сами того не ведая, и резонируют с прототипами, потому что на самом деле наполовину далеки.

— Какая… мерзость, — выдавил Вечный, кое-как справившись с первой вспышкой гнева и желанием немедленно испепелить гадость в тюремной камере. — Это… отвратительно.

— Учёный не имеет данных по эксперименту на Квадрилле. Её сотрудники нашли наиболее вероятное объяснение произошедшему. К счастью, никто из них не решил просмотреть ДНК пленного на наличие фактора далека. Надеюсь, ты понимаешь нецелесообразность разглашения настоящего положения вещей?

— Да. Но Доктор должен быть наказан за это преступление.

— Не о том думаешь, — Император развернул ещё один экран. — Компьютерная модуляция контакта наших организмов с вирусом, который мы создали для талов. Ознакомься.

Какое-то время Вечный глядел на поток цифр — далекам не особенно требовались картинки для понимания сути, они вполне могли достроить нужное на основе машинных кодов.

— Значит, есть вероятность, что отлаженный по миротворцу вирус окажется заразным и для нас, а не только для обычных талов? — наконец выдавил он. — И этого никак не избежать?

— Подтверждаю. Придётся сделать вирус ещё более короткоживущим и не распылять, пока с ним могут столкнуться прототипы, — вспышка ледяной злобы растаяла, Император вновь говорил совершенно нейтрально и не излучал ничего, кроме профессионального спокойствия. — А потом закрыть темпоральную зону до тех пор, пока существует хоть один тал. Без объяснения причин для всех остальных. Я сам доработаю вирус.

— А пленный? — почти с надеждой поинтересовался безопасник, но тут же шестым чувством угадал, за какие парсеки его сейчас пошлют. Слишком хорошо ему была известна страсть правителя к генетике.

Так и есть:

— Мне нужен живой образец того, как можно исказить далека, чтобы подчинить его чужой воле и чужой идее. Это пригодится нам в будущем, в том числе против Доктора, — Император помолчал, и Вечному показалось, что он гадко улыбнулся. — Пленный не умрёт.

А может быть, подумал Вечный, убить было бы и милосерднее. Во всяком случае, он сам бы точно предпочёл дезинтеграцию любой степени мучительности. Потому что это лучше, чем оказаться в пожизненном анабиозе и работать экспонатом в музее.

У него была стойкая нелюбовь к музеям после Пандорики.

(База «Центр», полторы недели спустя, тир).

После долгих стараний Фита наконец всадила в «десятку» три разряда подряд и только после этого позволила себе включить прицел. Поставленная на сегодня задача решена. Меткость росла с каждым днём, и новое зрение уже не так нервировало, даже наоборот, начинало нравиться. Влепив ещё несколько залпов в самую дальнюю мишень, в которую без прицела пока вообще попасть не получалось, она отложила тренировочный пистолет.

Дельта задерживалась. Это было не то чтобы полным непорядком, учитывая её биологический режим и постоянные медицинские проверки, но всё же оставалось досадным, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства. Винить, правда, кроме себя было некого.

После отлёта «Протона» они на какое-то время остались вдвоём и были вынуждены тесно общаться. Тогда-то и стало заметно, что мышление Дельты откровенно превышает средний уровень «красных» — или она не знает «красных». Фита обратила на это внимание учёных, и те подтвердили, что экспериментальные сервы первой партии действительно получили слишком большой потенциал и быстро развиваются. Обдумав эту информацию со всей дотошностью своей касты, Фита сделала вывод, что нерационально держать того, кто так прогрессирует, на низшей ступени, и обсудила вопрос сначала с психологами, а потом дошла и лично до Учёного. Результатом было то, что не делалось раньше в принципе — перепрофилирование. Дельта прошла массу тестов и была признана условно пригодной к зачислению в «синие», к собственному изумлению и озадаченности научного отдела; история поднялась на самые верхи, и лично Император вынес окончательный вердикт — допустить временный перевод в другую касту. Пока Дельта является участником эксперимента и находится в теле прототипа, на ней отработают переучивание взрослой особи. А ответственной, естественно, поставили Фиту, как ближайшего стратега и инициатора. Ей ещё подумалось, что в рамках проекта «Прототип» можно, наверное, даже Общую Идеологию оспорить — потом не простят, но поначалу с любопытством пронаблюдают за барахтаньем.

Фиту поразило, как истово Дельта взялась за учёбу. Обычные гипнопедические ленты не годились — там было много информации, пересекающейся с программой обучения сервов, а забивать память дублирующимися данными представлялось нецелесообразным. Писать новые ленты для одного-единственного случая было экономически не оправдано. Поскольку проект не имел ограничений во времени, психологи предложили другой вариант, самообучение посредством заучивания недостающих материалов под контролем ответственного лица. И Фита оказалась в роли ментора.

Ей понравилось. Понятливая и трудолюбивая Дельта была готова как глотать новые знания круглосуточно, так и решать всё усложняющиеся задачи, сочиняемые наставницей. Она показывала себя ответственным и трезвым командиром, с которым хоть в атаку, хоть в разведку, быстро ориентировалась в сложных ситуациях и никогда не отступала. Пожалуй, думала Фита, такими темпами она натянет даже на командарма, потому что настолько решительного и напористого стратега никто не станет держать при штабе, ему место на передовой, причём в высоких чинах. Уж эскадру-то Дельте можно было поручить хоть сейчас, если бы не её физиологическое состояние.

Да, это была проблема. То внеочередные медицинские проверки, то она впадает в ступор, мечтательно кладёт руку на слегка округлившийся живот и смотрит в никуда, пока её не окликнешь раза три. Врачи объясняли это расшатанным гормональным фоном и постепенно активирующимся материнским инстинктом, абсолютно новым для далеков; глядя на всё это, Фита думала, что если каждый прототип женского пола во время беременности настолько глупеет, то она не хочет вынашивать детёныша. Тем более досадно было, что в промежутках между выпадениями из реальности Дельта была на редкость интересной, особенно когда решалась вести себя не как тупой послушный серв, а как формирующийся интеллектуал.

Однако пора было идти учить стажёра. На тренировку Дельта так и не пришла, значит, задержали в лаборатории. В последнее время эти задержки делались всё чаще и всё дольше; сегодня она вообще с самого завтрака там сидит.

Отчитавшись через патвеб дежурному контролёру об окончании стрельб, Фита оправила безрукавку и натянула плащ, который предпочитала в тире сбрасывать. Кстати, о плащах — сегодня наконец доставили с завода новую форму для Дельты. Это должно её обрадовать, как окончательное подтверждение приказа о переводе. Рассыльный привёз упаковку прямо в тир, потому что стажёр должна была по графику находиться здесь, и теперь коробка сиротливо стояла у входа. Пожалуй, у Фиты ничто не отломится отнести её в лабораторию. Это морально поддержит соратницу после утомительных медицинских процедур. А отдел контроля… Такие мелочи можно контролёрам и не сообщать. Обосновывать, зачем она пошла в лабораторию вместо центра стратегического планирования номер шесть, к которому они обе теперь приписаны, будет куда дольше, чем просто взять и сделать.

Подхватив пластиковый мягкий ящик с формой, Фита вышла из тира и направилась к ближайшей транспортной шахте — так было быстрее, чем на лифте. Встречные уже не оборачивались на её тонкую жилистую фигуру, размашисто шагающую по коридору. Персонал базы «Центр» привык к прототипам и воспринимал их как должное.

Поднимаясь по невозможно длинной шахте, Фита вспоминала разговор с Дельтой, произошедший накануне. Успешно решив последнюю задачку, довольно сложную — удержание малыми силами контроля над гипотетической звёздной системой против большого флота гипотетического противника, — и вконец измордовав Фиту дополнительными вопросами, которые разрешено было задавать в рамках уточнения обстановки, она внезапно призналась:

«Я считала, что меня не примут такую. Сервам не положено думать, только исполнять, а стратеги казались мне последними, кто сможет принять думающего серва. Ну, не считая отдела безопасности, они вообще... — что «вообще», она не договорила, но было ясно и без продолжения. — Я знаю, что это ты меня продвинула. Я постараюсь не подвести, Фита».

Она ответила, что сделала это исключительно ради рационального использования ресурсов, и Дельта, улыбнувшись, сообщила, что прекрасно понимает её мотивы. Но также знает, что нестандартность в Империи категорически не приветствуется, и способность принять нестандартное вместо того, чтобы его просто вычеркнуть — это нечто неожиданное.

«Но мы же в Новой Парадигме, — стратег старательно подчеркнула слово «новая». — Мы развиваемся. Чтобы двигаться и расти, надо изучать всё новое и необыкновенное, а вдруг это пригодится для очищения мира и создания идеальной Вселенной?»

«Да, — подхватила Дельта, — чтобы атом к атому, всё правильно и упорядоченно. Я тебя понимаю».

«А я — тебя», — неожиданно для себя отозвалась Фита. Она действительно понимала бешеное стремление Дельты учиться и осваивать новый материал. Она бы точно так же вела себя на её месте.

«А я понимаю, что ты меня понимаешь, — Дельта бледно улыбнулась, едва-едва проявив ямочки на щеках. Ни у одного прототипа больше таких ямочек не было. — Я тебя сначала боялась. Мне казалось, ты такая же, как Альфа. А сейчас думаю, может быть, и он другой, просто я не разобралась? — она положила ладонь на живот излюбленным жестом, словно старалась что-то защитить внутри себя. — Может быть, мы вообще друг друга совсем не знаем, хотя постоянно взаимодействуем, вместе работаем, вместе живём?»

«Мне кажется, мы знаем друг о друге достаточно, чтобы быть эффективными. Если ситуация требует большей эффективности, мы начинаем узнавать друг друга лучше», — пофилософствовала Фита в ответ, отчего улыбка Дельты сделалась ярче.

«Я правда не рассчитывала, что меня кто-нибудь поймёт», — заключила она. У стратега создалось ощущение, что после этого Дельта собиралась что-то добавить, но передумала.

Наверное, она просто ещё недостаточно поверила в своё новое положение и боится слишком сильно себя показать, предположила Фита, приземляясь на площадке нужного уровня, издалека сияющей оранжевыми маркерами. Но всё впереди, она заставит свою ученицу открыться и стать такой, какой та может быть — сильным и расчётливым военным лидером. Нельзя гноить незаурядные способности в реакторной, пусть даже они не врождённые, а приобретённые в процессе эксперимента. Любой ресурс должен быть использован рационально, толково и максимально.

Поворот, ещё поворот… Жаль, что использовать в коридорах антигравитационные двигатели — верх нетактичности по отношению к остальным, да и бегать неприлично, приходится шагать. А то она бы с удовольствием, она любила скорость. Встречные «оранжевые» (Фита знала, что на слэнге тех низших, с которыми приходилось сталкиваться далекам Новой Парадигмы, их за расцветку называли «апельсинами») не реагировали на её появление и не задавали вопросов, что она здесь делает. Все привыкли, что прототипов могли вызвать в лабораторию в любое время суток с полным наплевательством на расписание.

Вот и нужная дверь. Вообще, это помещение существовало для первичного биологического сканирования и изучения разных примитивных видов, но для прототипов оборудование тоже подходило, поэтому медики всегда возились с Дельтой и её детёнышем тут, а не в основном медотсеке, рассчитанном именно на далеков. Дверь была опущена, но на считывателе горел голубой круг, сигнализирующий, что здесь не заперто. Фита шагнула вперёд, зная, что автоматика поднимет полупрозрачную переборку, почувствовав её приближение…

…и согнулась пополам, схватившись за голову, а потом медленно опустилась на колени. Сквозь пелену, затмившую глаза, она видела, как шарахнулись двое незнакомых учёных, как крутанулся, задев фоторецептором и пушкой о выступ каркасной балки, красный охранник в конце коридора, как рассыльный потерял курс и вмазался в стену, рассыпав блоки внешних запоминающих устройств. Фильтр за ухом выдал сигнал об ошибке и ушёл в перезагрузку, сняв с себя всю ответственность за то, что чувствует прототип. Фита с глухим стоном скрючилась, уткнувшись лбом в упаковку с одеждой, и попыталась мобилизовать его мысленным пинком, но аппаратуре требовалось не менее рэла, чтобы вновь активироваться после такой перегрузки.

Самое чудовищное было в том, что выбившая электронику ментальная атака зацепила всех вокруг, и она даже не знала, на сколько уровней. Кто-то в лаборатории кричал. Не вслух, нет. Эмпатический удар, переполненный болью, отчаяньем, страхом, яростью и чудовищным, невообразимым, нереальным протестом, распространялся из-за двери, как ударная волна от ядерного взрыва, сокрушая все фильтры на своём пути. Кому-то было очень плохо, и он хотел, чтобы остальным сделалось не легче. И тем кошмарнее было понимание факта: на таком уровне донести информацию до далеков может только другой далек. Далек, который осмелился протестовать?! Невозможно, немыслимо, так просто не бывало! Да и нет далеков с телепатическими способностями, достаточными, чтобы вывести из строя столько сородичей. А протест рос, разлетался в воздухе и по патвебу, сотрясая всю Империю. Внутри Фиты всё переворачивалось, мозги пытались лопнуть от чужой боли, фильтр снова упал в перезагрузку, и ещё страшнее ей сделалось, когда из-за тонкой перегородки донёсся громкий звенящий крик Дельты, переполненный теми же чувствами, и стало понятно, что источник ментальной атаки именно она:

— НЕ ОТДАМ!!!

Комментарий к Последняя интермедия, очень поликарбидная. Отдельное спасибо Диане МакФайр за её “извилину в банке”. =)))

====== Сцена тридцатая. ======

Ночное небо. Непроницаемо-чёрное, усыпанное разнокалиберными звёздами, среди которых нет ни одной близко знакомой — я ни разу не принимала участия в боях за галактику Антарес. Закат был не так давно, и пылевое кольцо ещё подсвечено перламутрово-оранжевым сиянием — неравномерно, на восточной части неба его уже поглотила тень, падающая от планеты. Свечение космической пыли накрест пересечено Рокочущей Спиралью — гигантским, положенным наискось подшипником. Из этого полушария на неё отличный вид, даже несмотря на угол зрения: различимы не только все рукава, дымно-коричневые от пылевых туманностей и мягко сияющие миллионами далёких светил, но даже перемычка в самом центре. Небо здесь намного интереснее, чем на Сол-3. И тем более, чем на Скаро.

— Глядите, уже скоро! — палец Луони тыкает в горизонт, где появляется едва заметное красноватое свечение.

Каблуки ритмично стукаются в стену. Я сижу на краю крыши-площадки, слегка болтая ногами и поглаживая в кармане сигаретную пачку. Рядом пристроился Альфа. Эпсилон предпочёл остаться в плетёном кресле за нашими спинами. Йота и Эта, по большой нелюбви к блондосам, сидят этажом ниже в окне. Впрочем, наши переговоры им прекрасно слышны, безопасник иногда даже высказывает своё мнение. Из всей компании отсутствуют только Дзета, на данный момент живущая в госпитале из-за нашего врача, и Гамма, чья очередь работать второй сиделкой сегодня до трёх ночи по местному времени. Потом наступит моя смена.

Вся наша компания на данный момент разместилась на президентской вилле. Скандал вокруг угона «Протона» удалось замять в самом зачатке («Мы приносим искренние извинения кочевникам за то, что втянули их в неприятности с Шакри! — Мы приносим искренние извинения для народ тал за аварийная ситуация на их столичный космодром!» — примерное содержание нашей с Павердо приватной беседы через полтора часа после исчезновения Древних), для общественности и бдящих шпионов было объявлено, что корабль просто переведён на орбиту в автоматическом режиме и замаскирован. На самом деле, у нас остался только катер, слишком тесный и слишком плохо обеспеченный материально. Наконец-то талы отработали свой комплекс гостеприимства, впихнув нам в качестве базы эту самую виллу, которую пытались навязать с самого начала. Эпс счёл, что возвращаться к семье, в которой он жил, уже нерационально, и вообще лучше теперь далеко от экипажа не уходить. Дзета, конечно, даже не рассматривала этот вопрос, ведь Бету пришлось перевести в местную больницу — у капсулы не хватало ресурсов обеспечивать полноценный контроль за его состоянием, она поддерживала только необходимый минимум, чтобы удержать пациента живым, а о терапии речи не шло. Но талы постарались устроить всё в наилучшем виде. Правительственный госпиталь, закрытый этаж для высокопоставленных лиц и отдельная палата, оборудованная по последнему слову местной науки. Мы стараемся по возможности не подпускать врачей, хотя кое-кто из специалистов уже просёк, насколько наш мозг отличается по мощности от их маленьких мозгов — это оказалось несложно, учитывая, на какие параметры Гамма перенастраивал госпитальную аппаратуру. Мы продолжаем дежурить рядом с медиком по очереди, теперь по половине суток, но пока особого прогресса нет. Впрочем, ухудшений тоже. Пока он хоть как-то реагирует на боль, у нас есть шанс его вытащить.

Ещё нарисовались проблемы с Этой. Ему очень тяжело сдерживаться в присутствии такого количества лакомых белобрысых целей, а ресурсы для того, чтобы медикаментозно давить профессиональный агрессин, уже исчерпаны — всё, что было на катере, ушло на него в первую же неделю. Пришлось делиться сигаретами. Их пост-эффект помогает немного успокоиться, по себе знаю. Теперь у нас два штатных наркомана, только десантнику надо не одну, а две дозы в сутки, учитывая его массу и бетонные мозги. Эпсилон почти всерьёз предлагает отправить его туда же, куда и Бету — в коме Эта гарантированно будет безопаснее для миссии.

В Империю о произошедшем я сообщила. Это было чертовски сложно без корабельных усилителей и стоило мне припадка вроде того, что был после приёма на Зосме-9, только что предметы в руках не рассыпáлись в пыль. Боюсь, как бы теперь не вернулись кошмары — последний странный сон о Тени и запястье, которое я вырвала из дружественной руки, словно бы их отменил, до сих пор они не снились, я почти успокоилась, а вот теперь снова внутренне подрагиваю перед каждым предписанным отдыхом. Но выбора нет — пока не прилетит второй корабль, я при необходимости буду повторять сеансы, даже если придётся заплатить за это сожжёными мозгами.

Над самым горизонтом появляется красно-оранжевая точка, быстро перерастающая в полоску, а потом в ясно различимый краешек Новой Мистерии, чьи размеры, поверхность и цикл довольно точно имитируют Омегу Мистериум. Это ещё не конец, талы восстановили не только её, но и два других ночных светила — и крошечный, как булыжник, Флидор, и загадочный Фалькус, по которому издревле вели отсчёт каледы, а следом за ними и мы (приписываем к каждому из спутников титул «новый», без этого блондосы обойтись не смогли). А что самое главное, сегодняшняя ночь — парад лун, три полнолуния залпом и восход «с трамплином», когда более мелкие и поэтому более быстро вращающиеся луны выскакивают друг из-за друга.

— Правда, красиво? — почти шепчет Луони голосом, полным восторга.

— Много света, — отзывается Альфа. — Говорят, на родине небо было куда скучнее.

— Я его видела. Мы же летали в прошлое Скаро, — отзывается блондоска, и я краем глаза вижу её блестящие глаза. — Очень тёмное, звёзд мало, все какие-то красные и почти не видны из-за тёмной туманности.

Усмехнувшись про себя, бросаю ребятам картинку-воспоминание через патвеб. Конечно, не сравнить. Но угрюмые красные огни, затмеваемые чёрными столбами космической пыли — единственное облако на всю галактику, уникальное, парадоксальное и, как поняли далеки, совершенно явно рукотворное, — это тоже выглядело впечатляюще, пусть даже не празднично, а мрачно.

— А ты чего ждала от Седьмой галактики? — спрашиваю. — Сплошные стареющие красные гиганты, слишком редкое их расположение и слишком маленькая суммарная масса, чтобы запустить процесс вторичного звездообразования. Каждая вспышка сверхновой выметает оттуда любую образовавшуюся космическую пыль, не давая ей ни шанса слепиться во что-то более серьёзное. Вещества тяжелее лития — страшная редкость, и даже литий в дефиците. И на этом фоне один-единственный участок, в котором не только большое количество твёрдых планет, но и все они с неожиданно тяжёлыми элементами, сваленными так, словно кто-то из отдельных булыжников вручную всё лепил. И облако пыли, оставшееся от «строительства».

— Халлдонский эксперимент, — хмыкает Эпсилон. — Халлдоны много где наследили, не только в Седьмой.

— Но в ней заметнее всего, — в том же тоне добавляю я.

— Я слышала об этом, — кивает Луони. — Доктор как-то упомянул, а я потом сама поискала информацию в интернете. Но очень сложно поверить, что мы — действительно потомки землян. ДНК совсем разные!

— Поправка. Разумная жизнь появилась на Скаро за сто миллионов лет до того, как она родилась на Сол-3, — доносится флегматичный голос Йоты.

— Ботинком тресну, — многообещающе сообщаю вниз. — Про темпоральные петли и путешествия во времени слышал?

Йота только шипит, почти беззвучно. Мол, не признавал и никогда не признаю это ваше время-шремя, слишком сложно для моих бетонных мозгов.

— Смотрите, смотрите! — голосок талки искрится восторгом, а палец снова тычет в небо. Да уж, есть на что взглянуть — над медленно всплывающим красным диском, ещё не до конца оторвавшимся от горизонта, вспыхивает белая полоса, и буквально сразу показывается Новый Фалькус. Невероятная картина. Дома мне не везло любоваться на парады лун — то работа, то космос, то ещё что-нибудь. Затаив дыхание, мы глядим, как поперёк обоих дисков плывёт золотая искорка, похожая на искусственный спутник или космическую станцию. Новый Флидор хоть и не из золота, но выглядит очень похоже на оригинал и имеет отчётливый металлический блеск. В старину инопланетные разведчики принимали нашу самую маленькую луну за боевую орбитальную крепость и даже не подозревали, что на самом деле это вовсе не космический форт, а гигантский самородок, состоящий из редкоземельников, смешанных так странно, что сразу ясно — это работа не природы. Ну где ещё во вселенной можно найти чистое золото, трёхмерно пронизанное дендритами чистого осмия, уникально красивое на срезе? Мы его и не переплавляли, резали тончайшими пластинами и отделывали особо важные объекты вроде ИВСМ и императорского скафандра, подбирая куски по рисунку и молекулярно их сращивая в монолит. Что приятно, Флидор, как и Омегу Мистериум, мы сумели вытащить вместе со Скаро. А вот куда делся Фалькус, я не знаю. Хотя его отсутствие совсем не тревожит правителя, зато волнует меня — как-то не по себе, что запретная для посещения и строительства календарная луна пропала с небосклона.

Тем временем оранжевый, бело-медовый и золотой спутники Нового Давиуса ровной цепочкой ползут по небосводу, выстроившись в идеальную линию, словно взвод на параде. Я чувствую общее восхищение ребят, да и сама не могу оторваться от зрелища. Как это… структурно, гармонично, правильно. Конечно, если не считать электромагнитного излучения, звучащего совершенно иначе, чем на Скаро. Но с другой стороны, луны идеально синхронизированы по орбитам, поэтому всё равно звучат в унисон, и мне действительно приятно смотреть на их удивительный восход.

— Луони, — раздаётся сзади нейтральный, но одновременно твёрдый голос Эпса, — твои родители взяли с нас слово, что ты будешь соблюдать режим. Уже час ночи. Мы договаривались, что ты сегодня ляжешь не позднее часа.

— Но!.. — блондоска оборачивается на Суприма, сталкивается с ним взглядом и, поникнув, послушно встаёт. Но канючить ей, как водится, ничто не мешает. — Нечестно, моё окно на другую сторону…

— Пойдём ко мне, — предлагаю я, тоже вставая. — У меня из окна всё видно. И тебе полезно менять комнаты. Конечно, мы поставили вокруг здания силовое поле, но лучше предостеречься как следует.

Беру её за запястье и веду вниз. Да, это ещё одна проблема — на Луони уже дважды было совершено покушение. Один раз в неё стреляли, когда она стояла на балконе своей комнаты, а другой — выходила из ТАРДИС. Кто стрелял, не знаю; не мы одни хотим развала религии миротворчества, но у нас не такие топорные методы и косые снайперы, да и преждевременная смерть блондоски не даст нам нужных ключиков. Поэтому пришлось взять её под защиту.

В целом картина безрадостная. После того, как первый якобы-посольский, а на самом деле подставной катер пропал прямо после выхода из гиперпространства, мы воспользовались ситуацией и окончательно вклинились в миротворческую миссию. Покушения на блондоску так же сыграли нам на руку. Мы с Гаммой лично вытащили из второго корабля-подставы бомбу-прожигалку, вмонтированную между перекрытиями палуб прямо над главным реактором. И сами до сих пор не выяснили, кто там поработал: были бы наши, мы бы знали. При этом все участники миссии, включая Лу, категорически против услуг Доктора по доставке делегации на Зедени. Мол, у послов галактики Антарес есть своя гордость, на чужом корабле они прилететь не могут, будь это даже легендарная ТАРДИС, и вообще, в миссии не должно быть инопланетян. Хотя у меня есть тщательно скрываемое подозрение, что один землянин туда всё-таки затешется, потому что Жозеф не намерен оставлять Луони без присмотра. Таген, кстати, тоже рвётся следом за сестрой, хотя официального включения в состав миссии пока не добился.

— Красивое у нас небо, правда? — спрашивает блондоска, пока мы медленно спускаемся по полутёмной лестнице вниз.

Невнятно угукаю в ответ.

— А у вас? — продолжает домогаться она. Ну и спросила…

— Там, где мы живём сейчас, вообще никакого неба нет, — тихонечко хмыкаю я. — Ни тусклого, ни яркого. Знаешь, в чём прелесть умения зажигать звёзды? Начинаешь ещё больше ценить их красоту.

— Наверное, это здорово, когда можешь взять и — бах! — зажечь целую галактику, — горячо шепчет она в ответ.

— Это долгий процесс, — повторяю когда-то сказанное всему Союзу Галактик. Блондоске любую информацию приходится дублировать, с первого раза её отсталый мозг не вмещает даже простое сложение-вычитание. — К тому же, отсюда она будет казаться крошечным туманным пятнышком, едва различимым в… бинокль.

Чуть не брякнула «прицел», вот был бы номер.

— Ничего, что я займу твою спальню? — одним словом, низшая! Перескакивает мыслями, как древесная ящерица, никакой логики.

— Ничего. Во-первых, мы очень мало спим, а во-вторых, я через час поеду в госпиталь сменять Гердана. Сегодня моё дежурство.

— Ох! — почти вскрикивает она. — А можно, я с тобой?

Вот только её там и ждут.

— Тебе не кажется, что уже хватит? И Зарлан тебя терпеть не может, — говорю, приоткрывая дверь в свою комнату, залитую ярким светом галактики и трёх полных лун.

— А я тогда не скажу Доктору, что мы натворили на «Протоне», — в голосе Луони веселье, которое мне не понять. Более того, я в шоке.

— Ты что, до сих пор ему не рассказала? — охаю я.

— Ну, я подумала, что он не придёт в восторг от того, что это мы спровадили Шакри в прошлое, а не они сами улетели. Поэтому при тебе ещё соврала, что устала и плохо всё помню, а потом ничего не добавляла по этому поводу. А ещё ты рассказала ему про Хроноса, и вы начали так активно его обсуждать, что Доктор отвлёкся и забыл насчёт меня, а я не стала напоминать.

— Да, Доктору это бы не понравилось, — задумчиво отзываюсь я. Учитывая, сколько цивилизаций Шакри ликвидировали на своём пути, пытаясь прорваться обратно к этому году, могу предположить, что он бы с нас за всё спросил. — Но я не понимаю другого. Почему ты меня поддержала там, на «Протоне»? Только не говори, что ты не знаешь, что эта... мерзость натворила в прошлом.

— Знаю, — потрясающе спокойно отвечает талка, подходя к окну и глядя на небо. — Но это прошлое, и оно было. Кто мы такие, чтобы пытаться его переписать? Мы не Доктор, не Повелители Времени, не боги. А у меня, здесь и сейчас, мой мир и моё время, и я должна их защищать, как могу, хочу я этого или нет. Он сам меня этому научил. И ты тоже научила, — она бросает на меня взгляд через плечо, непривычно серьёзный и взрослый. — Шакри собирались целый наш мир разрушить, ты старалась это остановить. Да, полная гибель восьми цивилизаций ужасна. Но гибель всего мира — это ещё хуже. Может, Доктор и сумел бы найти другой вариант, но его там не было, а медлить мы не имели права и сделали, что могли.

И вот тут я чувствую, что запуталась.

— Я тебя не понимаю, — говорю. — То ты совершенно равнодушно подписываешься под гибелью восьми цивилизаций, то спасаешь флот противника, когда он пришёл сжечь твою планету. Объясни-и?

Только потом замечаю, какое слово сорвалось с языка, но вылетело — не поймаешь. Спасибо, что не при Докторе.

Луони медленно присаживается на узкий подоконник и принимается разглядывать вышивку на манжетах.

— Это было у меня на глазах. Живые люди… Ну да, да, внешне не совсем люди, но всё равно ведь люди — короче, ты меня поняла. А те цивилизации всё равно уже мёртвые, и я их не знаю, и не уверена, что могла как-то изменить время.

— Твоё поведение нерационально и непоследовательно, — мозг сейчас лопнет от попыток совместить две противоположные модели поведения в одном существе. — За себя я всё знаю, враг нации должен быть разбит, неважно, будут ли для этого использованы военные действия или военная хитрость, и я всегда придерживаюсь этого правила. А у тебя как-то выборочно, то одно, то другое, никакой системы, я запуталась!

Пауза.

— Ну, наверное, я была неправа, — блондоска поджимает губы, это хорошо видно в ярком зареве ночных светил. — Хорошо, пусть я эгоистка. А что, не надо было тебя поддерживать? — теперь в голосе слышится вызов.

Эгоистка? Вообще её не понимаю, вот чего-чего, а того, что низшие называют словом «эгоизм», я в этой дуре пока не видела, зато сейчас передо мной явный образчик так называемой «женской логики». Голова идёт кругом. Ещё никогда я не чувствовала себя настолько в тупике перед процессом мышления низшего существа. Она словно даже не с другой планеты, а из другой Вселенной, несмотря на то, что мы — дети одного солнца и наши биологические предки друг другу родственны. Кажется, начинаю понимать, что такое умственная отсталость. Ужасное несовершенство, которое в другой ситуации я бы нипочём не потерпела рядом с собой в живом режиме. Избавлять мир от таких ошибок — это вдвойне радость.

— Знаешь, что? Ложись-ка спать, — говорю ей, потому что чувствую — ещё пара фраз, и в окно вылетит мёртвое тело, а интрига Новой Парадигмы накроется металертовым тазом. Стратегически вернее будет сейчас отступить. — Давай, укладывайся. Я принесу твою пижаму.

И с этими словами я поспешно ретируюсь в коридор. Бр-р, не могу долго с ней общаться. Вроде как настроишься на один уровень интеллекта, и вдруг — бабах! — у блондоски происходит моментальное перепрыгивание на совсем другой, куда более высокий. И тут же обратно. И всё это переплетено с инфантильным поведением и совершенно непонятными мотивами поступков. Вот спрашивается, зачем я вообще стараюсь понять логику низшей твари? Наверное, потому что сама ненормальная. Нормальный адекватный далек давно бы прошил из гамма-бластера и её, и братца. А уж если бы ситуация заставила взять такую дурёху под защиту, то запер бы её в комнате без окон и не тратил время на бесцельную болтовню.

Через десять минут, занеся девчонке ночную одежду, забрав свой любимый брючный комплект (не тащиться же в госпиталь в коротеньком платьице) и взяв с кухни кувшин орехового молока со стаканами, поднимаюсь наверх. Как и следовало ожидать, наши там уже все, Эта и Йота моментально нарисовались на крыше, как только талка оттуда ушла. Скат здесь почти незаметен, крыша устроена как большая площадка для прогулок, защитный бордюр едва достаёт до середины голени, хотя аппаратура и определяет небольшой куполообразный изгиб, буквально в пару градусов. Эпсилон его даже так видит, а вот остальные, включая меня, нет — хреноватый глазомер, всё никак не приспособимся к обновлённому зрению.

Ставлю провиант на стол и снова усаживаюсь на бортик, где уже устроились все, за исключением Эпсилона, так и валяющегося в кресле с подушками. Наконец вытаскиваю пачку сигарет, выбиваю оттуда дозу себе и протягиваю остальное Эте — мол, нервишки-то лечить сегодня собираешься? Он благодарно кивает и тянет себе одну штучку. Молча закуриваем, следя за движением светил. Планетарная тень уже до середины скрыла пылевое кольцо, превратив его из бледно сияющей полосы в чёрную, подсвеченную по краям огнём Рокочущей Спирали. Ничего, когда разгорится созданная нами галактика, Скаро окажется в не менее ярком окружении. Наши ночи тоже не будут тёмными.

— Корабль должен прибыть со дня на день, — замечает Йота. Это и без него прекрасно известно, но лишнее напоминание совершенно не раздражает.

— А девчонки справятся с транспортировкой? — затянувшись, спрашивает солдат.

Мы предположили, что кроме Дельты и Фиты, некому его вести, если только Император не позволит наконец темпоральный сдвиг. В этом случае, конечно, с комплектацией экипажа не возникнет никаких проблем, можно будет всю третью пятёрку отправить.

— Если Судиин уже в состоянии участвовать в полёте, то и остальные новички тоже, — доносится сзади реплика вечно рационального Эпсилона. — Если же срезать во времени им не удастся, то корабль приведёт наш стратег. Скорее всего, ей дадут стандартный экипаж, который снимут при приближении к Новому Давиусу, а ей проложат курс и отправят на автопилоте с возможностью экстренной корректировки. Это будет логично.

— Интересно, что вышло у Гердана и Судиин, — невпопад, но странно резонируя с самыми глубоко скрытыми моими мыслями, говорит Альфа. — ДНК стабильна, но естественный процесс всё равно непредсказуем. Верленд даже пол детёныша не смог определить на ранней стадии, а на конвейере это известно едва ли не в первые сутки.

— На третьи, — поправляет Йота. Сразу видно контролёра, два года проработавшего на размножительной фабрике. — Меня больше беспокоит то, что на конвейере эмбрионы находятся под постоянным наблюдением, а при естественном вынашивании это физически невозможно. Если у детёныша будут пороки эмоционального развития, это станет ясно лишь после родов. Слишком много рисков и слишком много потраченного времени, нерационально.

— Это метод in extremo, — отзываюсь я, даже не трудясь перевести земной термин. Надо будет, сами найдут, что он значит. — На самый крайний случай, когда конвейера нет и достать неоткуда. Мы должны знать, что у нас будет получаться в этом случае.

— Всё равно это противоестественно, — безопасника передёргивает.

— Согласен, — мрачно добавляет Эта.

— Думаю, это у всех вызывает отторжение, кроме непосредственных участников, — пожимаю я плечами и вдруг замечаю глаза Альфы. Он молчит и смотрит на небо, никак не показывая своих чувств, но почему-то я вдруг понимаю, что он не согласен. Проследив мой взгляд, Йота тоже щурится и спрашивает:

— А ты что думаешь, Адери?

Стратег пожимает плечами:

— Мне никак не приказывали думать по этому поводу.

Варги-палки. Я готова аплодировать за этот гениальный по уровню дипломатии ответ. Если Альфа планировал поставить нас на место и пресечь неприятный для него разговор, то он это сделал одним предложением. Мол, кто вы вообще такие, чтобы давать оценку эксперименту? Подопытные грызуны? Сидите, молчите и делайте что велено, а думать за вас начальство будет. Или, может, вы решениям командования не доверяете?

Йота и Эта хором вянут, а от Эпса веет такой же восторг, как и от меня, он тоже не смог не оценить прекрасный ход стратега.

— А всё же, скорей бы корабль прилетел, — тянет десантник через несколько рэлов тишины.

Ему мучительно тяжело на Новом Давиусе, тяжелее всех нас, вместе взятых. Помимо потребности убивать талов, Эту гнетёт большое количество высокоранговых командиров. Ведь, если разобраться, для него даже Йота, обычный контролёр из «жёлтых», большой начальник. И технарьтоже не близок, хоть формально они с Гаммой и относятся к одной касте. Позавчера, пока мы с десантником так же, как сейчас, сидели и курили на краю крыши, его вдруг прорвало на откровенность. Оказывается, он чувствует себя по сравнению с нами недостаточно умным, недостаточно квалифицированным. Я сразу вспомнила Шестого со Свалки Истории с его вечным решением всех проблем в виде короткого «уничтожить» и рассказала пару забавных случаев, с ним связанных. А потом добавила, что Эта просто попал не на своё место, и я его прекрасно понимаю. Мне и самой не по себе от доверенных высоких полномочий, а «белые» в большинстве своём меня презирают, считают выскочкой. Похоже, это его поддержало, вчера он вёл себя заметно спокойнее, чем обычно. Я даже подумала, что, может быть, стоит больше ему доверять. Ведь с Шестым это когда-то помогло: однажды в силу низкого интеллекта он допустил ошибку, почти критическую — в нестандартной ситуации повёл себя строго по выданной инструкции вместо того, чтобы обратиться к базовым правилам, а мы из-за этого едва не погибли. В Цитадель попытался просочиться монстр-телепат, неизвестно кем выдуманный и забытый, и в итоге попавший на Свалку Истории. Ему оказалось вполне по зубам сладить с одним далеком, но не с двумя и не с тремя. Если бы Третьему вдруг не приспичило прогуляться по периболу и он бы не заметил нештатную ситуацию, тварь бы пережгла наши мозги по очереди. Ошибка канонира была в том, что ему показалась странной задержка техника на внешней линии обороны, но вместо того, чтобы вызвать его на связь, он лишь ограничился повышенной бдительностью, которая бы ему всё равно не помогла. Оправдывался тем, что никакой тревоги автоматическая система защиты не поднимала, а значит, всё было в порядке, просто Восьмой со свойственным ему перфекционизмом заковырялся в проводке. Третий своим появлением спас их обоих и всех нас. За ошибку, допущенную Шестым, вообще-то был положен расстрел на месте, но я прикинула, как нас мало, и настояла на втором шансе для раздолбая, рискнув пойти против всего коллектива. С тех пор канонир ни разу не ошибался и стал намного внимательнее, даже иногда выдавал умные идеи, а не только предлагал всё вокруг уничтожить, как того требовала его солдафонская натура. Так что я почти решилась применить этот опыт к нашем десантнику. Завтра к вечеру, когда я освобожусь, я попробую его выгулять в соседнем парке, взяв Гамму на подмогу, и мы позволим Эте задавать столько вопросов об окружающем мире, сколько ему потребуется для разрядки. Ведь даже неудовлетворённое любопытство способно взрывать мозг своему обладателю. Мне ли не знать.

Сигарета кончается, а я с горечью думаю, что это — последняя пачка, и где брать новую, совершенно непонятно. Талы не курят и табак не культивируют. Наверное, придётся выпрашивать наркотик у Жозефа, других идей у меня нет.

Эта поглощает свою дозу медленнее и как-то вдумчивее, и мне вдруг начинает казаться, что его мозг постепенно готовится к такому же рывку, какой был у техников. Не зря он в последнее время так много над чем-то размышляет, не зря он сравнил свой уровень интеллекта с другими прототипами, не зря он вообще со мной на эту тему заговорил — обычный солдат дальше приказа размышлять не умеет. А раз он сам подошёл и, как сумел, показал, что ему плохо, значит, ему действительно надо помочь. Я давно знаю, что младшие чины мне отчего-то доверяют и ко мне тянутся, это ещё в Альтаке сделалось заметно. А в нестандартной обстановке они вообще начинают жаться к тому, кто поумнее и поопытнее. Надо не просто завтра вытащить Гамму на прогулку, а объяснить ему предварительно всю обстановку и попросить поддержать Эту, помочь справиться с кризисом интеллекта.

Точно. Сейчас выпью орехового молока, доберусь до госпиталя пораньше и всё объясню серву. Быть может, он сумеет раскрутить десантника ещё до завтрашнего вечера.

Поднимаюсь и подхожу к столику. Эпсилон, оторвав взгляд от Рокочущей Спирали, пристально следит за тем, как я наливаю напиток в стакан, потом говорит:

— Тебе пора пройти детоксикацию. Руки дрожат.

Согласно киваю, но всё же не могу не уточнить:

— Когда прилетит корабль, не раньше. Талы не должны видеть нас ослабленными. К тому же первые процедуры сопровождаются синдромом отмены, я в прошлый раз была агрессивная и неадекватная почти декаду. Это недопустимо, пока мне надо играть роль посла кочевников, — залпом опрокидываю в себя молоко. — Устала сидеть без дела. Поеду в госпиталь раньше. Встретимся завтра в информатории, в три по-местному. У нас лекция. Не забудь видеоматериалы, зря мы их компилировали, что ли…

Он отпускает мне взгляд из разряда «не учи учёного», но не возражает. Спускаюсь, забрасываю стакан в посудомойку и выхожу на улицу. Пешком до общественного трансмата четыреста леров, можно было бы вызвать транспорт, но мне охота проветрить голову.

Да, публичные образовательные лекции, проводящиеся на базе главного столичного информатория — это наш тяжкий груз, от которого не избавиться. Вроде как мы должны о себе что-то рассказывать «родственничкам», а не только хищно на них глядеть. Самой сложной была социальная часть: там всё, от и до, являлось выдумкой, и на ходу приходилось как-то отвечать на довольно каверзные вопросы, с которыми Эпсилон в одиночку нипочём бы не справился, особенно когда в зале присутствовал Доктор — а он посетил примерно половину наших публичных выступлений. Но завтрашняя лекция представляет для меня лично куда больший интерес, потому что там, за исключением мелочей, будет почти что правда. «Вселенная как искусство». Даже любопытно, смогут ли далеки донести до примитивных мозгов своё видение мировой гармонии без Общей Идеологии, именно через восприятие науки? Через О.И. бесполезно, низшие её отвергают напрочь. Так что лекция обещает быть очень интересной не только для слушателей, но и для далеков. Плесень будет пытаться понять наши с Эпсилоном слова, а мы будем изучать её реакцию и смотреть, насколько она эволюционировала. Как в старом земном стишке — «Нежно смотрит на микроба аспирантка С. Петрова, так же нежно в микроскоп на неё глядит микроб»*. Правда, по понятным причинам я четверостишие для Эпсилона не стану озвучивать даже во время лекции. Во-первых, он просто не поймёт, над чем здесь смеяться — мне месяц анализа потребовался, а ему будет нужно все два, а во-вторых, я и так слыву Диким Праймом, не стоит усугублять и без того плохую характеристику.

Лениво бегу по обочине шоссе. Голова немного в сомнамбулическом состоянии, но уже куда менее тормозная, чем бывало в самые первые разы. Эпс прав, это плохо, это привыкание. Скоро организм начнёт требовать повышение дозы. Чтобы не думать о печальном, переключаю мозг на воспоминание о предыдущем вечере, когда к нам на виллу неожиданно ворвался Таген и пригласил меня в театр. Картина была — тал в экстазе, далек в шоке… Но пришлось изобразить заинтересованность и тащиться с ним. В конечном итоге поездка оказалась небесполезной, потому что мне удалось о многом с ним поговорить по дороге туда-сюда, хотя почти три часа бесцельного просиживания в кресле мне не понравились. Лучше бы мы всё это время с ним проговорили, я бы ещё больше узнала.

Монотонность тёмной растительности на обочинах успокаивает, подкидывая картинки вчерашнего вечера, словно запись чужих воспоминаний, вытянутых из патвеба…

…Узкое пространство глайдера, треплющий волосы ветер, негромко мурлыкающий приёмник. Так называемой «музыки» мне хватило и в театре, дальше напрягать слуховые рецепторы я не собираюсь. Тяну руку, выключаю.

— Тебе не нравится?

— Заглушает атмосферу, — тоже отмазка. — Если бы ты жил в замкнутом пространстве, ты бы ценил каждый миг и каждый звук внешнего мира.

Не вполне правда, тут слишком много опасных живых звуков, чтобы я начала ими наслаждаться. Но замкнутость баз междумирья меня действительно гнетёт, как бы я ни притворялась перед собой и окружающими. Далек, как существо развивающееся, должен видеть перед собой перспективы, а не глухие стены.

— Прости, сглупил, — он закладывает крутой вираж, такой, что меня бросает к его плечу. Уже далеко не первый раз.

— Более прямого пути нет? — спрашиваю, выпрямляясь и косясь на его довольную физиономию. — Мне не нравятся эти скоростные повороты.

— Ты не любишь быструю езду? — брошенный на меня косой взгляд слишком хитрый для того, чтобы вопрос был без подтекста. Но проблема в том, что я этого подтекста не понимаю.

— Я люблю аккуратность и правила, — мрачно цежу сквозь зубы. Непонятность бесит.

— Ты, кстати, учти, я вообще очень настойчивый, — ещё более хитро глядит он на меня. Как-то невпопад это звучит, смысл беседы полностью ускользает.

— Я не поняла, к чему этот разговор про настойчивость, — решаюсь я уточнить, избрав ехидноватый тон, чтобы скрыть озадаченность. Почему-то кажется, что ничего хорошего Таген не подразумевал, но ситуацию обязательно следует прояснить, я должна всегда хорошо понимать, о чём говорят низшие тварюшки. Ведь иногда под странными намёками может содержаться не бессмыслица, как нам кажется, а реальная опасность.

— Всё к тому же, — странно на меня взглянув через зеркало заднего обзора, отвечает блондос. — Я не отступлюсь, пока не услышу от тебя твёрдого «да» на моё предложение.

Ну варги ж палки. Так и знала. Какую бы гадость придумать в ответ?

— О… То есть ты отказываешь своей избраннице в праве голоса? — как могу, ядовито осведомляюсь я. — Мне казалось, у вас демократия.

— Вот ехидная девица…

Надо раз и навсегда поставить точку в этом разговоре.

— Таген, мы биологически — уже давно разные виды. Возможно, для тебя это не принципиально. Для меня — абсолютно принципиально. Если родина скажет «надо», я хоть за синюю гусеницу замуж выйду. Но я не представляю, кому нужна женщина, которая внутренне содрогается от каждого телесного контакта с инопланетянином, будь это даже простое прикосновение рук.

Сверлю взглядом профиль блондоса, пытаясь оценить, насколько ударила его словами. Но вид у него скорее изумлённый, чем обиженный.

— Что, у вас всё настолько плохо? — спрашивает он то ли ошарашенно, то ли осознав истину, и мне почему-то думается, что следующим жестом он выразительно покрутит пальцем у виска в лучшем духе Пашки Скворцова. Как там этот жест расшифровывается, «винтики в мозгу подкрути»? Впрочем, такую земную дурь до талов жизнь не донесла, пальца у виска я так и не дожидаюсь и флегматично дёргаю плечом в ответ. Мол, а ты сам как думаешь…

— Прости, пожалуйста, — о, в голосе чувствуется комплекс вины, а это выгодно, виноватого миротворца можно использовать более полно, чем просто влюблённого, — я раньше никогда не сталкивался с такой сильной ксенофобией.

Дело не только в ней, конечно. Сам бы пожил с мига активации в надёжной бронированной оболочке, с генетическим отвращением к тактильному контакту, а потом выдернули бы тебя, как моллюска из раковины, да ещё под открыто небушко, агорафобию потешить. Я бы на твои дёрганья с удовольствием посмотрела, желательно через фоторецептор. Но всё это сказать нельзя. Да и не хочется, всё равно ведь не поймёт.

— Нам выдана чёткая инструкция, по ней мы не имеем права проявлять свои комплексы, в том числе неприязнь к незнакомым формам жизни. Кто не в состоянии держать себя в… руках, — кошмар, чуть не оговорилась, — того просто не выпустят за пределы городов. Кто в состоянии сдерживаться частично, как наш Кандо, те обычно работают в глубоком космосе, где риск столкновения с чужаками минимален, но возможен. Но к дипломатическим контактам допускают только тех, кто профессионально умеет затыкать свою ксенофобию.

— В таком случае ты ас, — с уважением отзывается Таген. — То есть я чувствую внутри тебя постоянное напряжение с оттенком раздражения, но его причина до сих пор была неясна. Ну, то есть мы сразу знали про вашу ксенофобию — но чтобы так… Слушай, — он опять смотрит на меня через зеркало, на этот раз с огромным интересом, — а что ты чувствуешь, когда мы вот так рядом сидим и говорим? Как ты меня воспринимаешь?

Цель. Хорошая потенциальная цель — до смеха беззащитная, уникально глупая, абсолютно доступная цель. Но представляю, как полетит под откос вся миссия, если я это брякну вслух. Придётся выстрелить не током, а сарказмом.

— Как инопланетянина, неуклюже пытающегося провести сеанс психоанализа, чтобы подъехать к своей матримониальной задумке с другого боку.

Любопытно, я попала? Судя по короткому смешку, покачиванию головой и отсутствию прямого ответа, да. Блондос вообще предпочитает свернуть разговор и молчит, как будто у него микрофон отказал. А я мысленно радуюсь — оказывается, мои навыки раскрывать подтекст и замысел противника сильно выросли за время миссии. Раньше я считала сферу межличностных отношений у низших абсолютно непостижимой. Что-то я могла вычислить, что-то просчитать — но сейчас начала улавливать нюансы на каком-то совершенно новом для себя уровне. Подозреваю, это результат моего собственного отношения к Найро: опыт был тяжёлым, но в итоге оказался полезным. Некоторые мелочи можно постичь, только прочувствовав их на собственной шкурке.

Копаться в себе и окружающих, наверное, хорошо, но придётся перевести разговор с личного на деловой.

— Слышала, ты тоже напрашиваешься в посольство. Для тебя это опасно, ведь ты был поводом для военных действий.

— Именно потому и хочу с ними лететь, — брови Тагена опять сдвигаются, придавая лицу тала выражение, называемое у низших тварей «благородная суровость», но мне кажется, он даже благодарен мне за перевод темы. — Моя неосторожность, мне и отвечать. У зеденийцев-дворян есть традиция дуэли, которую они не демонстрируют за пределами своих ульев. Но мы о ней знаем, и есть шанс, что я смогу спровоцировать оскорблённого посла Х’шасста на поединок. Если проиграю, по их традиции, это будет искупающая вира, и казус белли себя изживёт. Если выиграю — значит, их боги оказались на моей стороне, и, опять же, нет никакого повода воевать. Конечно, зеденийцы сделают всё, чтобы предотвратить дуэль, но я очень постараюсь.

Ого… Любопытно.

— И как на эту идею среагировало твоё начальство?

— Мнения разделились примерно пополам. Кто-то считает, что любая битва, даже один на один — не наш метод, а кто-то после вашего знаменитого вылета уже начал задумываться, что случай бывает всякий и иногда для предотвращения глобального конфликта можно использовать и сражение, и дуэль, если уж дипломатические методы не сработали.

А потом и яд, и кинжал, и почему бы не геноцид, думаю я, но вслух не говорю. Лиха беда начало, мы подали талам дурной пример. Надо срочно дискредитировать РМ, пока она не эволюционировала во что-то более живучее, так что Тагена по-любому придётся убрать, а не только его сестрицу, даже если его и не включат в посольство. Прямо сейчас с удовольствием свернула бы ему шею, но пока нельзя. «Кочевники» должны остаться незапятнанными, что бы ни случилось. Кстати, да, нам же надо назначить виноватого, на которого мы переведём все стрелки. Легче всего было бы на Найро, но лучше лишний раз не акцентировать внимание общественности на этом имени, а то Доктор может вспомнить про былую дружбу и озадачиться, куда это резко пропал разжалованный генерал. ТАРДИС плюс рандомайзер, да плюс настырность Хищника, и глядишь, у Новой Парадигмы случится много, очень много проблем. Поэтому в ближайший сеанс связи я непременно передам запрос Центру, пусть у стратегов мозги поболят, против кого для нас выгоднее всего сфабриковать улики — а остальное мы сами доделаем, нам нетрудно.

— Кстати, спасибо за обнаруженную бомбу, — теперь уже не я, а сам Таген переводит тему так же круто, как и поворачивает. — И вообще спасибо вам за помощь. Хоть некоторые миротворцы воротят от ваших методов носы, но знаешь, без вас на Новом Давиусе всё бы кончилось намного печальнее. Все ваши прогнозы оправдываются, вы как в воду глядите.

— Просто мы ещё не разучились защищаться, — отвечаю, пожав плечом. — А у вас с этим плохо. Мириться со всеми — это, наверное, замечательно, но рано или поздно любой миротворец оказывается перед таким конфликтом, что сам получает сполна, иногда даже просто за то, что стоял рядом. А у вас в Союзе, похоже, назрели кризис интересов и кризис культурных противоречий, которые до конца уравновесить в принципе невозможно. Не случайно первое открытое выступление против РМ произошло прямо здесь, на Новом Давиусе. Я совершенно уверена, что это, как ни странно, совсем не взаимосвязанные события — местный мятеж и конфликт с Зедени. Но когда начала развязываться война, вполне вероятно, что мятежники перебежали на сторону противника. Ты же не питаешь иллюзий о том, что их всех арестовали?

И по выражению лица понимаю — питал. Изображаю укоризненность, мол, про Найро забыл? Таген с тяжёлым и немного виноватым вздохом отводит взгляд.

— Послушай, — говорю всё тем же спокойным тоном, без экспрессии, — общество старается ударить именно в миротворцев. Значит, сама ваша организация где-то вошла в конфликт со всем остальным, что есть в Союзе. Вы не хотите пересмотреть свою политику?

Широкие светлые брови тут же сдвигаются:

— То есть пару миллионов лет по камешку собирать здание, а потом взять и взорвать фундамент?

— Не взорвать, а отреставрировать. Пока его действительно кто-нибудь не взорвал.

— Ты не понимаешь. Это оптимальная схема, лучше уже не сделать. Дальше начинаются силовые методы вроде ваших, но церковь Мира принципиально против них. Иначе всё, что мы делали до сих пор, не имеет смысла.

А ведь действительно не имеет, думаю я, глядя через зеркало в его горящие фанатизмом синие глаза. Попытки примирить массу абсолютно разных культур, которые часто диаметрально противоположны друг другу, невозможны без того, чтобы не стереть эти самые культурные особенности. А ведь ни один элемент ни одной культуры, даже самой примитивной, не возникает на пустом месте, чаще всего он и вовсе завязан на биологической составляющей, ведь все мы в итоге живые существа, а не мёртвая материя. Тем более это актуально для жизни, возникшей естественным путём в процессе эволюции. Таких, как мы — рождённых развитой цивилизацией низшего порядка — очень мало, и ещё меньше полностью жизнеспособных и абсолютно полноценных. Вернее, такие вообще только далеки. Киберцивилизации слишком несовершенны, а разумной, искусственно сконструированной и при этом устойчивой биологической формы жизни, кроме нас, просто нет. Так что мы совершенно обоснованно считаем себя высшими созданиями, просуществовавшими столько времени почти без каких бы то ни было серьёзных потрясений, неподвластными всяким там парадоксам Ферми, ни разу не падавшими до уровня одичания, как бы трудно нам поначалу ни приходилось… Возможно, когда-нибудь мы создадим ещё более совершенную форму жизни, но я слабо себе представляю, что это может быть, потому что лучше далека ничего невозможно придумать.

Интересно, как бы миротворцы попытались вписать в свою систему далеков? О, это тема.

— Таген, у меня странный вопрос. А если бы действительно, по-настоящему, вернулись смертоносцы — ну, далеки, то как бы к этому отнеслась твоя церковь? Особенно если бы они не напали, а просто пришли. Например, в Седьмую галактику. Там ведь почти нет колоний, потому что очень мало пригодных для жизни планет, и они очень бедны на полезные ископаемые, а значит, никому и не нужны.

— Далеки всегда нападают! — хмуро возражает он.

— Неверно, — отвечаю. — Я изучала ваши хроники. Когда-то они объединили почти все малые галактики Местной группы против Рокочущей Спирали. Да, их интересовала война, их целью был захват одной из двух старших галактик. Но ведь для этого они смогли создать альянс и огня по союзникам не открывали. И был ещё какой-то невнятный Альянс Пандорики, смысл которого утерян, но тем не менее, история сохранила название и состав — там далеки тоже были одной из центрообразующих сил и при этом вообще ни с кем воевать не собирались. Может, есть ещё примеры, только я их не вспомню. Думаю, против общего врага они способны сплотиться с кем угодно, даже с Доктором и вами. Ну вот тебе чисто гипотетическая ситуация — замечены тарелки смертоносцев, огня не открывают. Как поступят талы? Как будет действовать РМ?

— Гм, — он усиленно трёт подбородок. — Думаю, мы бы попытались с ними переговорить.

— Хорошо, они неожиданно на это согласились, хотя это не в их характере.

— Думаю, переговоры бы состоялись, и мы бы даже попытались построить политику убеждения. Но скорее всего, потерпели бы фиаско — мы не сможем общаться с ними так, как с другими цивилизациями. Есть старое правило, и от него не отделаться: от далека всегда — всегда! — следует ждать выстрела в спину. Даже если он уже мёртвый.

Лучшего комплимента от кровных врагов я получить не могла. Сижу и улыбаюсь, как низкоинтеллектуальный рядовой.

— А я уж думала, — говорю, потому что надо продолжать врать, а то моя рожа покажется странной, — что вы совсем осторожность потеряли. Но всё-таки что-то осталось.

— Не понимаю, к чему этот разговор.

— Просто пытаюсь оценить шансы РМ на выживание в условиях нарастающего против неё протеста. Зеденийцы первые, но не последние. Вам следовало пересмотреть политику сразу после мятежа.

Таген внезапно хмыкает.

— Знаешь, Доктор нам то же самое говорил, ещё во время мятежа.

— Не удивлена, — отвечаю.

— И начальству всё пошло не в то горло, — заканчивает блондос.

— У нас с тобой сегодня вышла неожиданно содержательная беседа, — замечаю я. — И я хотела бы её как-нибудь продолжить.

— Могу ли я предложить даме поздний ужин в ресторане? — тут же широко улыбается тал.

— Нет, — отвечаю. — Мне нужно готовить материалы к послезавтрашней лекции. Корабельные плёнки, считай, погибли, приходится всё восстанавливать почти с нуля. Парни без меня не справятся, они хуже умеют выстраивать материал в доступной для широкой публики форме.

— Жаль, — искренне вздыхает Таген. — Но я как-нибудь за тобой вечерком заеду, так легко ты от меня не отделаешься.

Почему-то возникает мысль, что он не просто информирует, а опять о своём дудит, а следом в очередной раз рождается желание вмять ему челюсть до затылка. Но я только выжимаю улыбку — ту, на которую способна. Хватит с него вежливого «спасибо» и улыбки. Улыбки далека. Жаль, он полностью не оценит моего широкого жеста…

…Глаза фиксируют оранжевый огонёк над площадкой трансмата. Всё-таки я провалилась в прострацию прямо на ходу, но ненадолго. Воспоминание было ярким, словно сон наяву, поглотило меня полностью. Вроде и не полный улёт с невозможностью сосредоточиться, как бывало раньше, но и не трезвое состояние. Да, наркозависимость всё сильнее.

Вспрыгиваю на площадку трансмата, игнорируя ступеньки. В реестре голографических карт выбираю столицу, жму на нужный госпиталь. Короткая неяркая вспышка перед глазами, и я уже стою на другой улице в другом районе, почти у проходной. У «кочевников» вход на территорию круглосуточный, да и дежурные нас выучили. Мудрёно не выучить, на всю планету горсть брюнетов, и тех постоянно в СМИ показывают.

Нужный корпус, нужный этаж, нужная палата. Салатовая стерильная куртка вместо белого плаща. Привычно поднять ногу, чтобы не споткнуться о толстенный кабель питания, подведённый к модифицированной медицинской капсуле. Салютую Гамме, сидящему над неподвижным телом:

— Как обстановка?

— Без изменений. Иногда в энцефалограмме прорезаются онейро-ритмы, но очень ненадолго и очень неустойчивые.

Какое-то время вспоминаю термин. А, признак глубокого сна. Всё-таки Бета борется за свою жизнь и за свои мозги, старается выкарабкаться из беспамятства.

— Декаду назад и того не было, — замечаю, присаживаясь на стул рядом с пострадавшим. — Зарлан спит?

— Да, я её прогнал, — как-то уж очень неформально подтверждает Гамма и кивает на неприметную дверь в подсобку, где стоит раскладная кровать. — Она сильно мучается из-за своей низкой медицинской квалификации. У неё уже навязчивая идея, что бы ещё такого придумать для стимуляции мозговой активности Верленда. А ты сегодня что так рано?

— Не могу больше общаться с блондоской. Знаешь, абсурдная ведь ситуация, мы — и вдруг охрана для талки-миротворца.

— Абсурдная, если не знать всех обстоятельств, — рассудительно отвечает серв.

— Угу… Слушай, мне нужна твоя помощь, — и я принимаюсь излагать свои соображения по поводу Эты. Гамма внимательно кивает, что-то варя в своих странных мозгах. Вроде и не очеловечился, но мыслит не совсем как далек. От него даже ощущение другим стало. Раньше это был страшно любопытный юнец. Теперь это вдумчивый и рассудительный мужчина с явно повысившимся градусом ответственности, но заплативший за эти качества чем-то, что делало его далеком от фоторецептора до гравиплатформы. Нечто промежуточное между высшим существом и низшим планктоном, словно ментальное содержание решило соответствовать видоизменённой форме. Я уже понимаю, что это — последствия воздействия инстинкта размножения на разум далека, что Гамма, не показывая своих мыслей явно, наверняка постоянно думает о Дельте, о детёныше и о своей ответственности за них двоих, но всё же меня трясёт, трясёт от такой мутации менталитета. Она в корне противоречит Общей Идеологии. Стоп… А что, если каждый случай фаворитизма у настоящих далеков — это не сдвиг, а самый обычный атавизм, какие-то следы данного инстинкта, передавшиеся от диких бункерных предков? А ведь похоже на то! Значит, всё серьёзнее, чем казалось — если болезнь фаворитизма не приобретается в силу каких-то внешних обстоятельств, а диктуется ДНК, то данные особи не подлежат размножению и должны быть выбракованы по факту обнаружения, а не просто наказаны за нарушение. Отчёт растёт и пухнет; Императору, наверное, будет очень интересно с ним ознакомиться.

Получив от меня указания насчёт Эты и объяснив, как выражаются онейро-ритмы и на каком мониторе за ними следить, Гамма прощается и выходит в коридор, а я остаюсь сидеть над пострадавшим.

Бета немного оплыл от долгого лежания. Специальное устройство капсулы не даёт образовываться пролежням, но отсутствие нагрузок заметно сказывается на физической форме врача. Но с ним по-любому придётся много заниматься, когда он очнётся… Если он очнётся. Вздохнув и собравшись с силами, я беру неприятно холодную ладонь в горсть обеих рук и чётким, механическим голосом проговариваю номер Беты, тот, который был у него до эксперимента. На «Протоне» я обращалась к нему на родном даледианском. Здесь же небезопасно и приходится употреблять синтетический, поэтому я выговариваю каждую цифру как можно монотоннее и чётче, подражая модулятору голоса в скафандре. Вот только дребезжание не изобразить, увы. Не те голосовые связки.

— Отвечать. Отвечать. Номер 150-FN-93072290-0112D-5, отвечать. Это приказ, — волшебное слово «приказ», как известно, даже мёртвого поднимает. — Перечислить первые десять пунктов Общей Идеологии, это приказ.

Самая элементарная задача из возможных, более простой я придумать не могу. Выдержав небольшую паузу, в процессе которой мои пальцы растирают и гнут его безжизненную руку, требую цитировать другие пункты О.И., инструкции по технике безопасности в лабораториях и прочие тексты, которые для нас сродни базовым инстинктам. Потом задаю простенькие задачки, вроде умножения шестизначных чисел или уравнений с двумя-тремя неизвестными. Потом спрашиваю азы биологии. Это мой личный список упражнений для активации мозга Беты. У каждого из нас сформировался свой собственный набор заданий, для того и чередуемся.

Через некоторое время замечаю краем глаза салатовое пятно, появившееся у двери. Санитарка, что ли? У талов этот цвет так же ассоциируется с госпиталем, как у землян — белый. Но я не вызывала санитара, и по расписанию не время уборки палаты… Поворачиваю голову и чувствую, как меня охватывает злость.

— Ты?!

Луони смотрит виновато, но глаз не отводит.

— Я же тебе запретила здесь появляться!.. И как ты вообще оказалась в госпитале? Ты думала, что делала, когда покидала безопасную зону?

Она наконец отлипает от косяка, тихо прикрывает за собой дверь и проходит ко мне ближе, но сама смотрит уже только на Бету.

— Прости, — говорит. — Но я больше так не могу. Я тоже должна попробовать его разбудить.

— Зарлан тебя изобьёт и вышвырнет из палаты, как только проснётся, — отвечаю я мрачно, борясь с желанием сделать то же самое. Как она посмела сюда заявиться? Да ещё с риском для жизни, на неё же охотятся! — И я не стану ей мешать.

— Ну и пусть, — упрямо отвечает блондоска. — Я знаю, что виновата.

А сама уже по шажочку, по шажочку вплотную подбирается. У, как хочется её уничтожить!..

— Как ты оказалась в госпитале?

— Сначала пешком, потом поймала попутку и доехала до трансмата. А здесь — через дыру в заборе. Знаешь, в каждом заборе найдётся дыра, если поискать, так Доктор говорит, и он прав…

— Он тебя дурному научил. Ты хотя бы генератор защитного поля надела?

Она слегка раздвигает больничную куртку, явно строфеенную где-то в раздевалке, чтобы показать пояс. Эта ей свой выдал напрокат.

— И на том спасибо, — ворчу я. — Ну, и как ты собираешься пробовать?

— Не знаю... — пожимает плечами Луони. — Но явно не так, как ты.

— А что не так? — тоже мне, умная нашлась. Большой специалист по выводу далеков из комы, не иначе.

— Ну… Если бы меня звали в таком тоне, в каком ты сейчас с ним говорила, я бы ни за что не захотела вернуться. Это было… как обязанность, — она заминается, — как неприятная работа. Как будто его — лично его — тут не ждут, не любят и не ценят.

Неправда!.. Почему-то её слова вызывают во мне внутренний протест. Мы очень ценим работу Беты, его квалификацию, его способности. Иначе бы вообще не стали пытаться спасать. Но спорящий с дурой только треплет себе нервы, и я, загнав возмущение поглубже, просто молчу.

— Звать с того света не так надо, — продолжает Луони, осторожно вытягивая у меня ладонь врача. — Надо так, чтобы жить захотелось.

А почему бы и нет, вдруг думаю я. Пусть попробует. Близкая цель — близкая опасность, это генетическое. В случае неконтролируемой агрессии Беты блондоску прикроет защитное поле, а если он руки рефлекторно к её шее потянет, я смогу его удержать.

— Хорошо, — говорю, вставая и уступая ей место. — У тебя двадцать местных минут, потом проснётся Зарлан. До её пробуждения ты должна будешь убраться отсюда подальше.

Она садится. Я отхожу, подпираю косяк рядом с подсобкой, где спит Дзета, и отстукиваю приватное сообщение как можно более ласковым тоном:

«Эпсилон, где Луони, как ты думаешь?»

«Не понимаю, о чём ты. Спит, я лично скарэл назад проверял».

Ага, мимоходом сунул нос и сразу закрыл дверь, не вглядываясь.

«Зайди и проверь ещё раз, внимательно, — отзываюсь я, не в силах сдержать ядовитость. — А потом пришлёшь Йоту в госпиталь».

Надо же было так обмануться, принять напиханные под одеяло подушки с кресла за человека! Ну хоть бы к дыханию прислушался, если термофильтр поленился активировать. А с другой стороны, это я знаю, что гуманоиды часто проделывают подобный трюк с имитацией спящего тела, усвоив его с детства, а у обычного далека до такого извращения мозг не довернётся. Раз в расписании сон, значит, существо спит и никуда не денется. И я тоже когда-то в это свято верила. Ровно до ведра, накрывшего меня посреди ночи за парником, и торжествующего вопля: «Поймала!»

Луони тем временем устраивается поудобнее, немного подвинув стул ближе к изголовью. Берёт Бету за обе руки и склоняется почти над самым его лицом:

— Эй…

Я удивлена её тону. Он… тёплый. Таким голосом блондоска разговаривает со своими близкими, и то редко. Тепло и ласка, я знаю эти определения и их неприлично яркие проявления у низших. Но что самое главное, это не притворство, это действительно её чувства. Почему? Я не понимаю, почему? И главное, как столько эмоций можно впихнуть в такой короткий оклик из двух звуков?

— Эй, Верленд…

Тепло, ласка, теперь ещё и нежность. Но это неправильно. Это не то, ради чего далек захотел бы жить.

— Тебе там не грустно одному, в темноте? Знаешь, в смерти, наверное, нет ничего плохого, только уж больно одиноко. Есть много вещей, ради которых стоило бы умереть, но гораздо больше вещей, ради которых стоит жить. Разве у тебя нет ничего такого, ради чего хочется вернуться? Твои друзья днём и ночью сражаются за тебя — хотя бы ради них стоит постараться, правда. Ради них, ради семьи, ради любимой девушки… У тебя есть любимая девушка? Любящая точно есть, поверь. Может, хотя бы ради неё… А ещё, знаешь, в мире имеется куча всего хорошего, не только люди. Я это точно знаю. Я уже была за гранью, там ничего приятного. Темно, холодно, одиноко и очень страшно. Я вернулась, и ты тоже можешь вернуться. Туда, где ты нужен. Туда, где столько всего замечательного. Где солнечно, тепло, где ты не один, где тебя любят и ждут. После каждой ночи наступает рассвет, это такое правило. Верленд, ты же хочешь увидеть рассвет?

И тут меня как будто стукает по затылку. Дура, а подсказала, что мы точно ещё не пробовали!

Быстро подхожу к койке с другой стороны, размыкаю их руки, вклиниваясь третьей.

— Продолжай говорить о рассвете, — тихо подсказываю талке. — Опиши самый красивый рассвет своей планеты, только не произноси её название.

Она тихо кивает, а у самой глаза горят, как у дикой скальной кошки в азарте. Наверное, у меня сейчас такое же лицо. Второго стула нет, поэтому приходится опуститься на колени подле капсулы, но это ничего, главное, не свалиться. Мне нужно уйти в транс, чтобы в деталях воссоздать то воспоминание о скарианском рассвете, которое когда-то так потрясло Бету. Дельта предупреждала, что у него появилась склонность к изобразительному искусству — для далека предосудительно, но сейчас это может помочь, это действительно может помочь! Если у него повышенная зрительная впечатлительность — а интерес к живописи и декору он показывал ещё в самые первые дни нашей миссии, — то, безусловно, яркое воспоминание, подкреплённое воздействием на слух, должно вызвать в нём отклик, не может не вызвать!

И, предельно сконцентрировавшись, я пытаюсь по прямой связи передать ему замедленное воспоминание о рассвете, подкрепляемое щебечущим голосом блондоски. Каждую деталь, каждую чёрточку рельефа, каждый луч солнца, каждый рэл щемящего восторга — и под всем этим одну мысль, один приказ: «Ты не можешь умереть, не увидев утро на Скаро своими глазами!»

Я не знаю, сколько мы так стоим, но, наверное, долго — ноги затекли страшно. Состояние полутранса тает, только что я не чувствовала вообще ничего. Потом понимаю, что Луони уже несколько рэлов молчит, именно это и вытряхнуло меня из медитации.

— Уф, — вдруг снова раздаётся её голосок, — больше ничего не могу придумать про утро, хоть убейте.

Поднимаю взгляд. Над нами, у аппаратуры, стоит Дзета с таким лицом, что я даже не знаю, что сказать в наше оправдание. Но вместо возмущения она поворачивает ко мне монитор и выразительно постукивает ногтем по явно изменившемуся рисунку ритмов мозга.

— Ну, и как вы это сделали? — спрашивает учёный ироничным голосом, но меня не обмануть, я чувствую, что это стандартная маска для прикрытия облегчения и недостойного желания постоять на куполе скафандра, дрыгая гравиплатформой.

— Что сделали? — переспрашиваю, разжимая руки и пытаясь подняться. Ох, как ноги затекли!.. Непослушные, под кожей словно бы роятся ядовитые жгучие насекомые. Бр-р!

— Это всё ещё кома, но уже лёгкая, почти сопор, — отвечает она. — Смотри.

И больно — я вижу, что больно, — щипает Бету за руку, которая немедленно дёргается, совсем не так, как раньше — прежде движение было хаотичным, едва заметным, а сейчас врач именно отдёргивает руку в сторону, подальше от источника боли. Не вскрикивает, но вздох явно со всхлипом… Вздох! Варги-палки, он наконец-то полноценно дышит сам, без искусственной вентиляции лёгких!

— Видели? — Дзета уже не в состоянии сдерживать торжествующий тон. Впрочем, тут же всё портит. — Но ещё неизвестно, насколько сильно поражён мозг. Об этом будем судить, когда Верленд очнётся.

— А он точно очнётся? — с надеждой спрашивает блондоска.

— Должен. Теперь должен, — отвечает учёный. — Но как вы этого добились?

— Луони нашла метод, — отвечаю, растирая зудящие икры. — Верленд любит рассветы, если ты не знала. Она воздействовала на слух, а я — на память. И долго мы?..

— Местный час, — радует Дзета. — Там, в коридоре, сидит очень злой Иалад и ждёт, когда вы закончите.

— Ты разрешишь мне ещё его навещать? — спрашивает блондоска, вставая и глядя прямо в глаза учёному. Та, скрестив руки на груди, оценивающе смотрит в ответ.

— Думаю, ты сегодня была полезной, — наконец озвучивает она. О, нет. Только не такая формулировка в сочетании с бетонной физиономией. Ещё бы завопила «УНИЧТОЖИТЬ» на весь этаж!..

— Зарлан имеет в виду «спасибо», — быстро втыкаю я, стараясь спасти ситуацию. — Прости, она не очень освоилась с вашим этикетом и выражает благодарность на наш манер, — а сама бросаю через плечо блондоски свирепый взгляд на Дзету, мол, за речью-то следи, пока мы на задании! Та быстро стреляет в меня глазами и тут же поправляется:

— Да, спасибо. Ты очень помогла. Ты можешь навещать Верленда.

— Ура! — вопит Луони на всю палату, подпрыгивая на месте. Нашла, где скакать, врачу нужен покой.

— Вы закончили? — мрачный голос безопасника заставляет нас обернуться к двери. Йота не стал заходить, просто всунул голову в дверную щель.

— Да, — отвечаю. — Можешь забирать Луони. И прочитай ей нотацию о том, как плохо сбегать из дома по ночам.

Блондоска запускает ладонь в волосы на затылке и глупо хихикает. В глазах у Йоты стеной встаёт неудовольствие, но я уверена, что теперь он с педантичным занудством безопасника будет ей выговаривать всю дорогу до базы.

— Четверо караульных, а за одной умственно отсталой особью не уследили, — саркастично добавляю на синтетическом. Йота закусывает губу — знает, что на самом деле за такое бывает и, скорее всего, будет по возвращении в Центр. Но нет, расстрелять их я не позволю. Ничего страшного в итоге не произошло, и даже наоборот, всё повернулось к лучшему. А от понижения в звании ещё никто не умирал. Нагоняй в основном достанется Эпсилону, он был старшим в моё отсутствие, с него и спрос строже. А Йоту если только Вечный лично отчитает перед строем.

Луони порхает мне на шею, — я не успеваю увернуться от противного прикосновения её лица к своей щеке, — потом явно нацеливается повторить эксперимент на Дзете, но та вовремя разворачивается к аппаратуре, буркая «до свидания». Безопасник, грозно зыркнув на талку, показывает на дверь, мол, выметайся, и только пропустив её наружу, вдруг говорит:

— Эдлин приказал передать, корабль вышел на связь с внешними спутниками Нового Давиуса. Посадка произойдёт ориентировочно через шестнадцать часов.

И по глазам понимаю — он нарочно эту новость на самый конец приберёг.

Дверь быстро захлопывается.

— Бактерицидка на столике справа от тебя, большой белый флакон, — ментально улыбаясь, замечает Дзета.

Старательно оттираю руки и пострадавшую щёку. Раньше бы в обморок хлопнулась от одного прикосновения или выстрелила, а сейчас близкий контакт с низшей тварью даже тошноты не вызвал, лишь рефлекторную брезгливость и желание почиститься. И уж точно не испортил настроения. Поверить не могу, что всё это мне не снится — и Бете полегчало, и наши прилетели. Теперь будет стабильная связь с Империей, будет надёжная база, а главное, есть на чём отсюда свалить, как только это будет можно.

Радужное настроение держится у меня весь остаток дежурства, всю лекцию и всю дорогу до космодрома, куда мы с Эпсилоном рванули встречать корабль. И гаснет, как только мы видим лицо Фиты, спускающейся к нам навстречу по трапу.

— Борт «Нейтрино» прибыл на место назначения, — сообщает она, не глядя ни на меня, ни на Эпсилона. Нам не видны её глаза из-за очков, но тёмные круги под ними до конца пластиком не прикрыты, а общее напряжённое состояние организма прямо кричит о том, что произошло нечто очень и очень серьёзное.

Делаю шаг вперёд, к Фите.

— Ты одна?

— Подтверждаю. Меня сопровождал экипаж, но его сняли на катере у границ системы.

Нет, никакая посадка на автопилоте не может так напугать далека.

— Что случилось?

Она наконец переводит взгляд на меня, и я чувствую её страх — нет, даже глубоко задавленный ужас. Словно она совсем недавно пережила что-то действительно по-настоящему кошмарное, что-то, для чего не хватает сил ни переступить, ни вычеркнуть из памяти, ни произнести вслух. Словно мысль о том, что всё надо рассказать нам, её ужасает ещё больше. И, проникаясь её страхом, я внезапно вспоминаю свой собственный страх, свои подозрения, вдруг окрепшие и превратившиеся в твёрдую уверенность.

— Дельта.

Комментарий к Сцена тридцатая. *«Роман»,автор В. Друк.

P.S. Три дебила – это сила! http://cs633522.vk.me/v633522424/1744/2AYRNQKsj9I.jpg

====== Сцена тридцать первая. ======

— …Я ворвалась внутрь и оглушила её ударом в висок. Дальше всё стало хуже.

Фита нервно сжимает переплетённые пальцы. Снятые очки лежат рядом на столе, и нам видно, как расширяются её зрачки, отвечая внутренней буре чувств. Стратег очень старается сухо перечислять факты, но от спокойного голоса делается ещё страшнее.

Мы сидим за общим столом. Кают-компания «Нейтрино» точно такая же, как была на «Протоне» до переделки, и нам не тесно. Собрались все, за исключением Беты, переправленного в корабельный медотсек под присмотр вечнодежурной Дзеты. Там же с ними околачивается Луони, которую пришлось забрать на борт, а чтоб не болталась без дела, попросить немного помочь нашей врачихе. Во всяком случае, это был хороший повод выпереть её из общего помещения и выслушать Фиту без дурацких вопросов и приставаний. Хотя Эпс вообще не хотел публичного рассказа, это именно я на нём настояла. Какими бы плохими ни оказались новости, их должны знать все прототипы: для учёных важна даже реакция на стопроцентно неприятную информацию Фиты.

— Вы же в курсе, что наша ДНК считалась стабильной, но... — она запинается.

— Но? — жёстко переспрашиваю я. Если говорить по-другому, Фита расклеится и не сможет продолжать, её и так внутренне колотит, хотя внешне она пока держится.

Стратега можно понять. Столкнуться с таким эмоциональным взрывом от далека, пусть даже и генно-модифицированного — это дикость, отвращение; для нас эмоциональная нагота — нечто непостижимое, чудовищное, недопустимое до тошнотворности. Проявлять эмоции, как низшее существо, просто… недостойно. Впрочем, с Дельтой всё к тому и шло.

— ДНК оказалась недостаточно стабильной. У потомства могут быть атавизмы и бесконтрольные регрессии к одной и к другой форме. Вероятность менее двух процентов, но это всё равно очень много, — выдавливает Фита, бросая быстрый взгляд на побледневшего Гамму. — На средней фазе развития детёныша стало ясно, что у него регрессия к чистому далеку, и постепенно учёные утвердились в том, что именно такой промежуточный вариант окажется нежизнеспособным.

Альфа скрипит зубами так, что это слышно даже с моего места. Обнаруживаю, что ногти почему-то врезались в ладони — как сильно, оказывается, я сжала кулаки. Гамма молчит, но за него всё говорят почерневшие глаза.

— После родов детёныш протянул бы от силы полгода в боксе. Медики сочли нецелесообразным продолжение эксперимента и приняли решение о прерывании беременности, — Фита чудовищно бледна, бледнее даже Гаммы. — Только мы не знали… Никто не знал. Дельта скрыла информацию, очевидно, опасаясь за эмбрион. Детёныш не спал. Он развивался интеллектуально и установил с матерью эмпатический и телепатический контакт. Это стало ясно только во время операции. Это не Дельта кричала сначала, это он такую мощную бурю дал, что весь патвеб выбило. Ей одной такое было не по силам. Он превосходил Пси-Контролёра по врождённым способностям и выдал против врачей всё, что мог. Но это стало ясно чересчур поздно. Дельта… она была слишком с ним связана. Не помогли ни наркоз, ни пси-заглушки. Быть может, если бы всё это вскрылось чуть раньше, а не в процессе операции, ничего бы не произошло. Или дали бы ей доносить ребёнка и позволили ему умереть после родов, или нашли бы метод его усыпить и извлечь без вреда для матери. Но она промолчала. Как она могла промолчать о таком?! — Фита не выдерживает и на рэл закрывает глаза, прервав рассказ. Её можно понять. — Дельта мне доверяла. Мне пришлось её держать, уговаривать, успокаивать и видеть, как эта… тварь, это… чудовище забирает её с собой!

Больше она не в силах говорить и какое-то время тратит на то, чтобы взять поведение под контроль. Потом открывает глаза, опускает взгляд на руки, скрещённые на крышке стола, и продолжает говорить.

— Она должна была предупредить раньше. Она ведь хотела, я видела, что она что-то хочет сказать. Как она могла допустить такую ошибку? Зачем?

«Я боюсь далеков». Короткая строчка, которая меня когда-то возмутила и даже напугала, и полный смысл которой я только сейчас начинаю понимать. Дельта… Глупая, глупая Дельта. И дурацкие, дурацкие инстинкты низших, застилающие трезвый взгляд на жизнь. В серве проснулось худшее, что могло — молодая самка, фанатично оберегающая первое потомство от любой, даже потенциальной, даже воображаемой угрозы. Хитрость, недоверие, ложь, притворство, сокрытие жизненно важной для сородичей информации — это мерзость. И она заплатила за это так жестоко, как только можно было себе представить. Не милосердная эвтаназия, не короткий дезинтегрирующий выстрел, который даже почувствовать не успеешь — нет, мучительная гибель от сгорающего, как щепка, мозга, от собственного детёныша, не пожелавшего расстаться с матерью даже в смерти. Она прочувствовала на себе всё, что чувствовал он, по установившейся между ними стопроцентной ментальной связи, и просто не выдержала. А всего-то надо было заранее сказать три слова, «он не спит». Просто довериться своему миру, своему окружению. Просто оценить реальную, а не воображаемую опасность.

Глупая Дельта. Эволюция не щадит глупых.

Минус один.

Тишину, воцарившуюся после рассказа, почему-то тянет назвать «стерильной». Никто ничего не скажет. Ни просто в воздух, ни друг другу. Потому что и сказать-то нечего. Такое не обсуждают, незачем. Дельта ошиблась, это стоило ей жизни. Хорошо, что больше никому. Учёные тоже ошиблись, переоценили свою работу. Бывает. Хорошо, что не фатально. Со смертью странно поумневшего и одновременно очеловечившегося прототипа у далеков станет меньше проблем. Жертвы допустимы в любом эксперименте такого уровня. Жизнь не может быть гладкой, как гакс — металлическая мостовая даледианских городов. Дельты больше нет. Будем думать о живых.

— Это всё? — спрашиваю, чтобы разбить молчание. А то Эпсилон что-то тормозит.

— Подтверждаю, — тихо роняет Фита, по-прежнему глядя на свои руки.

— Все, возвращайтесь к своим обязанностям. Фита, задержись здесь со мной.

Ребята молча поднимаются, собираясь расходиться.

«Альфа. Не оставляй Гамму одного», — приказываю я приватом. Стратег бросает на меня короткий взгляд и так же коротко кивает.

Через бортовой компьютер опускаю люк двери, как только выходит последний член экипажа. Ставлю форсированную звуковую защиту. Будь бы Фита кем-то из адаптированных прототипов, я бы даже рискнула взять её за руку, но второго стратега это лишь напряжёт, ей и так хватает.

— Когда-то, — говорю негромко, — мне пришлось отслужить десять лет в космофлоте. Там был один старый десантник, он наш взвод научил, как сбрасывать это давящее чувство.

Фита поднимает на меня недоумевающий взгляд:

— Я не понимаю…

— Вот здесь, — я указываю ей на грудь. — Так и кажется, что всем весом скафандра придавило. Да? Так бывает, если рядом кто-то умер, а ты не смогла помочь, хотя расчёты показывают, что если бы была повнимательнее, порасторопнее, то смогла бы.

И по глазам вижу, что попала в «яблочко» — там сразу и страх, и настороженность.

— Фита, у тебя не было возможности стравить напряжение после пережитого. Поэтому… Просто дослушай. В такие моменты, когда здесь словно узел скручивается, — стучу уже себя по груди, — надо собрать всю эту боль, всю эту злобу, всё чувство несправедливости, и выкинуть их в крике. Просто закричать со всей силы. В скафандре можно отключить микрофон, прототипам сложнее — надо найти звукоизолированное место. В следующий раз, когда припрёт, заберёшься в спальную капсулу, поставишь заглушку и откричишься в изголовье, а сейчас кричи прямо здесь. Я пойму.

— Что… Прямо вот так — взять и закричать?

— Да, — отвечаю я и продолжаю с расстановкой. — Всю боль, Фита. Всю злобу. Всё отчаяние. Собери и выброси из себя. Это приказ.

Она медленно сжимает кулаки, глядя в никуда.

— Давай, — повторяю. — Закрой глаза.

Она закрывает глаза.

— Собери свою ярость, свой гнев…

Она медленно втягивает в себя воздух, а её тонкое треугольное лицо с огромными глазами постепенно искажается, словно его сминает и коверкает изнутри непомерно тяжёлое, непомерно сильное чувство.

— …и вышвырни их!

И Фита кричит. Тонко, пронзительно, на одной подвывающей ноте — то ли визг, то ли стон, пока хватает дыхания. Снова втягивает воздух и снова вопит, вытянувшись в струнку, ещё дольше, едва не выворачивая лёгкие наизнанку. Потом её плечи опадают, а поза становится чуть более расслабленной. Глаза открываются — усталые, но гораздо более спокойные. Я позволяю себе наконец небольшую улыбку.

— Ты права, — говорит Фита, — немножко помогло.

И принимается заталкивать за уши выбившиеся пряди. Волосы скользкие, прямые — в точности как у меня, совсем не слушаются, и через пару рэлов она просто сдёргивает придерживающий их обруч и натягивает заново, подобрав всё, что лезло в лицо.

— Рано или поздно отпустит, — ободряюще гляжу я на неё, чувствуя себя и старше, и опытнее. Непривычное чувство. — Тот солдат говорил — нет времени плакать, значит, откричись. Плакать у нас никогда не бывает времени. Но поорать можно.

У Фиты проступает бледная улыбка — естественно, не на лице, с мимикой у второй партии прототипов проблемы. Стратег снова глубоко вдыхает прохладный стерильный воздух корабля и медленно его выпускает, словно успокаивает этим холодом внутренний пожар.

— Мне легче. Это было… страшно. Я не думала, что меня можно так напугать. Далеки не должны бояться. Я никогда и ничего раньше не боялась. Всегда думала, что такое открытое поведение просто противное, но эта сила, эта концентрация… Это было ужасно.

Фита снова ёжится. Если она оказалась в самом эпицентре, ей простительно столько времени переживать шок. Вот только…

— Почему тебе не стёрли воспоминания?

— Ошибка, стёрли, — отвечает она мрачно. — Но не до конца. Слишком сильное потрясение. События я вижу, как будто всё происходило не со мной и в сером тумане, но факты при этом помню чётко, и с ужасом блокировка не справилась. Он у всех отпечатался намертво, кто рядом находился. Только у… немодифицированных слабее.

Ну конечно. Если удар прошёлся как минимум по базе «Центр», да ещё с использованием телепатической сети, то страх там теперь прописался как эхо, как призрак, который ещё несколько лет будет затухать. И все, кто попал под удар, его ощущают. Далекам чуть легче — внутри скафандра есть блокировка патвеба и форсированное защитное поле против псионического воздействия, и во время удара каждый мог использовать и то, и другое. А прототип с патвебом намертво соединён, не оторваться. И пси-защита у нас не настолько совершенная. В теории, конечно, натренироваться можно — но на это нужно гораздо больше времени, чем было у Фиты и даже чем, например, у меня. Так что нашему второму стратегу досталось от души, и неудивительно, что ей так худо.

Надо её поддержать и ободрить.

— Ты не одна, ты с нами. Ты всегда можешь нам всё рассказать, — тем же спокойным голосом сообщаю я. — Не держи в себе одной ни боль, ни страх. Вместе справиться легче. Мы в одной ситуации, мы все — прототипы в фазе адаптации. И поймём друг друга.

Я допустила промах с Дельтой, не разговорив её — слишком испугалась перемен внутри серва, побоялась, что её за это могут попросту списать, и попыталась как-то осадить, призвать к порядку. А это оказалось ошибкой. Больше такой глупости я не совершу. Я буду выслушивать каждого прототипа, у которого возникла потребность выговориться, вне зависимости от того, какую чушь и крамолу он начнёт нести. Потому что иначе это всё в нём загниёт, отравит и непременно приведёт к его смерти. И это не альтруизм. Глупая мотивация, но… Я полностью завишу от проекта «Прототип» и не хочу, чтобы его закрыли. Хищник прав, я думаю о других лишь тогда, когда это нужно мне самой.

— Ещё покричать надо? — спрашиваю.

— Пока такой потребности нет, — отвечает Фита.

— Тогда… Судя по речи, тебе не ставили гипнотический блок на словарь?

— Подтверждаю.

— И имя ты себе для маскировки не выбрала.

— Подтверждаю.

Я прикусываю губу, перебирая в уме древние прозвища далов, сохранившиеся в литературе. Пожалуй, мне нравится имя вымышленной королевы горных метелей из какой-то бесконечно длинной поэмы с бесконечно длинной моралью, характерной для данного народа. Фите с её холодным нравом и лиловыми глазами вполне подойдёт.

— Будешь Френн. Без Верленда мы фильтр не восстановим и прописать тебе его не сможем, поэтому останешься на корабле с Этой и будешь по возможности избегать общения с низшими существами. А если вдруг придётся общаться, не вздумай употреблять слова «подчиняюсь», «подтверждаю», «объясни» и так далее, самые наши ходовые. Всегда сперва прострой фразу в вольной манере, потом проверь, потом проговори вслух. Будешь тренироваться на нас.

— Я подчиняюсь.

Приподнимаю бровь, мол, что-что? Фита спохватывается:

— Виновата! Гм… «Поняла» будет более корректно?

Киваю.

— Всё, свободна. Возвращайся к своим обязанностям.

Открываю отсек и выхожу первая. Фита идёт за мной, и она куда бодрее, чем была после посадки.

— Кстати, ты вирус привезла? — спрашиваю её. Надо переключить стратега на работу.

— Отри… Нет. Его забросят талам не менее, чем через год после нашего отлёта. Сразу после заражения он должен давать эффект простуды на декаду-полторы, в зависимости от сопротивляемости организма, так что никто не должен заподозрить, что вирусная инфекция как-то связана с нашим визитом.

Киваю. Мудро. Я бы не сообразила.

— И ещё, — говорит стратег, придерживая меня за рукав, — нам приказано незаметно похитить и увезти вот эту талскую самку, — и она бросает мне картинку-воспоминание, которую я сразу узнаю, ибо это выдержка из моего же отчёта в Центр. Еле давлю вопль «зачем», но вовремя спохватываюсь — откуда Фите-то знать.

Значит, Риллана, белобрысая пассия Альфы…

Почти по-настоящему слышу щелчок в голове и быстро топаю в рубку, где, согласно данным корабельного компьютера, находится Эпсилон. Там, правда, ещё и Йота, его перевели на системы защиты и связи, коль скоро Дзета теперь за бортового врача. Но я не собиралась вести тайных разговоров, ничего запретного для его уровня в моих словах не будет.

— Эдлин! Насчёт идеи обвинить кого-то из талов в запланированной диверсии. Обстоятельства изменились, нам нет необходимости запрашивать Центр о подставной кандидатуре, — выпаливаю с порога, мысленно порадовавшись, что главное заинтересованное лицо на данный момент на мостике отсутствует. Наверное, до сих пор вправляет мозги Гамме. — Учёным нужна та девчонка, с которой сдружился Адери, видимо, в пару к пленному блондосу. Можем начинать фабриковать дело.

Эпсилон озадаченно выслушивает и высоко поднимает брови:

— Замужняя, с детьми, абсолютно благополучная, с идеальной репутацией миротворца?..

— Именно, — ухмыляюсь. — Такую ведь сложно заподозрить, правда? И нам на руку то, что её отдел косвенно связан с подготовкой миссии.

Брови спускаются на положенное им место, от суприма вдруг начинает фонить азартом.

— Это интересная задача, — говорит он. — И ещё любопытнее будет реакция Адери. Нам с тобой потребуется помощь обоих стратегов, и я хочу знать, как он прореагирует на приказ.

Йота откровенно настораживает уши, а меня охватывает недоверие:

— Думаешь, он взбунтуется? — Альфа стал с заскоками, но, кажется, всё ещё не настолько плохо, как было у Дельты, и даже не так скверно, как у меня, когда мне мозги напрочь гормонами вышибало при одной мысли о Найро. Наш стратег от природы спокойный, уравновешенный и правильный, как кристаллизированный металл. Надеюсь, он так же спокойно и уравновешенно примет правильное решение.

Эпсилон закатывает глаза:

— Я уже ни в чём не уверен и ни о чём не думаю, — его и без того тонкие губы окончательно сжимаются в нитку. — По-моему, долгое пребывание в оболочке прототипа сводит нас с ума. У тебя нет такого ощущения?

Прямо вижу, как Йота весь превратился в слух и при этом старательно не напоминает о себе. Профессиональная деформация…

— У меня не ощущение, у меня твёрдая уверенность — это не психическое расстройство, это непривычные гормоны и инстинкты, навалившиеся поверх расширенного спектра чувствительности, отсюда непроходящий стресс и нетривиальное поведение. Я обсужу это непосредственно с Учёным по прилёту. А пока могу лишь предложить не влюбляться, особенно в талов.

Суприм криво усмехается — точнее, дёргает уголком губ. Перещёлкивает компьютер на тест систем очистки воздуха.

— Я хочу задать тебе вопрос, — говорит.

— Ну задай, если Иаладу можно выслушать ответ.

Спина Йоты изображает напряжение, Эпс беззвучно хмыкает. Похоже, он тоже с интересом наблюдает за манёврами безопасника. Я устраиваюсь в кресле навигатора, чтобы не стоять столбом, если уж разговор затягивается. Место, правда, теперь не моё, навигатором снова будет Альфа, а моя должность — старпом, чья задача — знать всё обо всём на корабле. Но тут просто удобнее, видно сразу и суприма, и изображающего режим невидимки «жёлтого». А ещё долгий интересный разговор — это отличный повод не думать о Дельте. Потому что, как ни крути, а ненужные мысли в мозг лезут.

Вопрос суприма тут же даёт понять, что разговор окажется действительно долгим:

— Кто же всё-таки Дух Талли, я так и не понял?

А чтоб я знала...

— У меня нет данных, — отвечаю. — Шакри сами запутались в нас с блондоской. Это надо будет отдельно обсуждать с Контролёром Времени, но однозначный ответ я дать так и не могу. Предположительно, обе. Идея отправить хроноворов в прошлое была моя, наводки на методы работы им дала Луони. А к кораблю их вообще Хронос привязал.

— Но выбрал-то он тебя.

— Неверно, меня выбрала ТАРДИС, — отвечаю с напускным равнодушием, хотя внутри меня злость берёт, стоит только об этом вспомнить. — Возможно, потому, что она знает нас обеих и поняла, что высшее существо в данной ситуации будет эффективнее низшего и уж точно не позволит Древнему себя обмануть.

— Что значит, ТАРДИС тебя знает? — не выдерживает и оборачивается Йота. Ух ты, да он не в курсе! Вот тебе и безопасник.

— Неужели Вечный тебя не инструктировал? — я бы даже иронию проявила, но он же не виноват, что был распределён в безопаску из-за врождённых способностей и что его ограничивали в информации в силу невысокого ранга.

— Я знаю, что ты несколько раз встречалась с Доктором.

— Не просто встречалась, а путешествовала с ним, хоть и не на правах постоянного компаньона. Но мы успешно выполнили три совместные операции.

Эпсилон снисходительно глядит на Йоту:

— Вечному следовало доверить тебе больше данных, раз уж ты работаешь среди прототипов. Все пять руководителей Новой Парадигмы появились благодаря тому, что Зеро удачно использовала слабые места Доктора и исправила темпоральную нестыковку. Это она нашла Первопредка и послала своих подчинённых в прошлое, чтобы его активировать.

Надо видеть глаза безопасника, это бесценно. А ещё в мозгу почему-то проскакивает странная ассоциация с прозвищем, данным мне Найро. Дакара. Мать пяти лунных демонов, абсолютно смертоносных тварей из талских мифов, командиров Последней Битвы и пожирателей душ. Вот и Верховный Совет, получается, эта мразь на свой лад приласкала. Или отвесила комплимент, как посмотреть.

…Последней Битвы. Тьфу, опять Армагеддон. Рагнарёк. Талли, варги-палки. Куда ни ткнись, везде ассоциативно догоняет. Интересно, Луони с той же проблемой сталкивается, или только мне везёт? И ведь смысла в этом нет ну совершенно никакого. Миф — это миф, чаще всего иносказание, рассматривать его буквально нельзя в принципе, а переносные смыслы не ясны. Разве далек может всерьёз воспринимать хоть какой-то миф? Нужны факты, текст без проверяемых фактов — это всего лишь бессмысленный набор слов, который совершенно нерационально принимать к сведению даже в шутку, даже для тренировки. Под понятие «Талли» может подпадать слишком многое. И если уж пытаться найти хоть какое-то рациональное зерно, то надо принять точку зрения хроноворов — это какая-то крупная, нет, сверхкрупная пространственно-временная коллизия с отголоском во всех временах и измерениях. А отголоском, кстати, может быть и миф о конце света…

— О чём размышляешь? — Эпсилон смотрит на меня исключительно пристально, хотя рентгеновский взгляд у него совсем не получается. Йота пока ещё не вправил глазки обратно в орбиты, просто молча на нас глядит. Бедняга, тяжело принять такую информацию — суприм на особом положении, который ещё и спутник Доктора, да ещё и в своём роде прародитель, да ещё и с мозгами набекрень.

— Твои вопросы заставили меня вновь задуматься о сущности Талли вообще и как мы с блондоской можем быть с этим явлением связаны в частности.

— Не думаю, что смогу тебе что-то на этот счёт посоветовать, говори с Контролёром Времени. Не знаю, как компаньонка Доктора, а ты точно под его пристальным вниманием.

Спасибо за информацию, а то я не догадывалась.

— Из-за Прихода Бури? — спрашивает Йота, окончательно решив принять участие в разговоре.

— Нет, — отвечаю. — Со мной вообще как-то странно.

— Хорошо разбираешься в физике Времени? — уточняет у безопасника Эпсилон.

— Это не входит в сферу моих обязанностей. Но у меня есть базовая подготовка, позволяющая пользоваться нашими темпоральными устройствами любой сложности, а также разбираться с аналогичными устройствами других цивилизаций. Но я в курсе, что время двумерно и имеет векторную направленность.

М-да, знаний столько же, сколько было у меня в день побега из каземата Альтака. «Не входит в сферу обязанностей», именно так, именно в этой формулировке.

— Двумерно — не вполне корректно, — начинаю я мини-лекцию, закидывая ногу на ногу. Подсмотрела жест, надо отработать. — Оно больше похоже на поверхность мягкого и очень эластичного шара — ну, это очень грубая аналогия, зато наглядная. Поэтому в нём так удобно создавать коридоры из точки «А» в точку «Б», слеплять или разводить события, собирать «пузыри» и делать ещё массу всяких любопытных штук. Просто большинство существ во Вселенной улавливает лишь одно темпоральное измерение вместо двух, отсюда и иллюзия линейности событий. Мы умеем просчитывать второе темпоральное измерение, Повелители Времени его интуитивно чувствуют, а всякие Древние — видят и пользуются без помощи аппаратуры.

— Гораздо интереснее структура темпоральной сферы, — подхватывает Эпсилон. — Я это хорошо знаю, в своё время пытался попасть в штат Контролёра Времени, но оказался недостаточно чуток к этой работе. Термин «хронон» знаком?

— Дискретная единица Времени, — отвечает Йота. — Или, проще говоря, «миг».

О, если бы всё было так просто.

— Всё сложнее, — снисходительно отзывается Эпс, словно читая мои мысли. — Все дискретные, неделимые кусочки Времени ещё и нелинейны, то есть, проводя очень грубую аналогию, двумерны. То, что мы от них улавливаем — своего рода тень от куба на плоскости, — он нарочно употребил слово «куб»? — Хронон в двумерном времени является частицей, а мы видим от него лишь тень, лишь проекцию — единый неделимый миг. Одновременно и частица, и миг. Также есть частица-вектор, известная нам как «артрон», и, как правило, поодиночке не встречающаяся, а только в связке. Связка представляет из себя два противоположно направленных вектора-артрона и один нуль-вектор, их общую точку отсчёта, называемую Z-нейтрино. В двумерном времени этот конгломерат — триединая частица, в линейном — вектор Времени.

Я это не так давно изучала, но Эпс как-то очень просто всё разжёвывает, доходит сразу и не надо продираться через многоэтажные формулы, сложные даже для далека. Хотя сперва куб всплыл, а теперь точка отсчёта — как будто специально. Спасибо хоть, не упомянул тетраэдр.

— Но ведь атом Времени вполне может быть овеществлён в виде тараниума, — недоверчиво говорит Йота, заинтересованный настолько, что буквально превратился в аллегорию слуха.

— Именно за счёт мнимой стабильности.

— Мнимой стабильности? — переспрашиваю я.

Руки Эпсилона расслабленно лежат на подлокотниках, но он всё же дважды хлопает правой ладонью, словно собирается с мыслями, прежде чем продолжить:

— Ещё раз. Что темпоральный «атом» из себя, в сущности, представляет? Два противоположно заряженных артрона, два вектора, положительный и отрицательный, соединённые стабилизирующей нейтральной частицей. Материал времени создан из них — бесконечного количества равноправных точек отсчёта, из которых растут противоположно направленные вектора. Причём каждый триплет развёрнут по-своему на этой двумерной плоскости, а вовсе необязательно вперёд или назад по линейному времени.

— А раньше считалось, что Z-нейтрино таскает между артронами энтропийный заряд, — втыкаю, не удержавшись.

— Это устаревшая теория, опровергнутая во время Великой Войны Времени, — отвечает суприм. — Всё сложнее, но при этом гармоничнее. Смотрите, смесь энергий плюса, минуса и нулевого разделителя даёт нейтральное темпоральное поле, которое корректно проассоциировать со статическим электричеством, — тонкое сравнение подобрал прямо на ходу, мне было бы слабо. — Если мы что-то перемещаем в двумерном времени, то этот объект пропитывается повышенной дозой темпорального поля. Попытка в нём что-то изменить, дестабилизировать, порождает хронопробой, подобный электрическому. Это и есть выброс артронной энергии, например, при регенерации Повелителей Времени. Она на этом статическом поле и завязана, оно как бы автоматически чинит себя, а заодно и пронизанный им трёхмерный объект, возвращает его в стабильное состояние.

Эпс делает паузу, чтобы перевести дыхание. Я его понимаю, мне тоже было бы тяжело столько времени говорить без остановки. Но как легко ему даются объяснения, аж завидно!..

Йота устраивается поудобнее, забравшись коленями в кресло и глядя на нас через спинку. Я ловлю себя на том, что готова смотреть суприму в рот, хотя вроде бы уже знаю всё то, о чём он говорит. А Эпсилон, собравшись с мыслями, продолжает рассказ:

— Если вектора не просто пошевелить, но попытаться оторвать от нулевой точки, ситуация становится ещё забавнее. Возбуждённый «атом», в котором вектора начали отделяться, пытается стравить лишнюю энергию. Для этого система порождает хронон, имеющий энергию, но не имеющий направленности. Если вектора были расшатаны недостаточно и система сохранилась, то, скорее всего, она поглотит этот хронон обратно раньше, чем он от неё полностью отсоединится — вот вам исправление поломки. Но если дестабилизация была сильная, хронон обретает достаточно энергии, чтобы отделиться и обрести самостоятельность. И сфера времени расширяется на один миг. Забавно, кстати, что сам по себе он не имеет векторности, больше похож на единицу площади доступного времени, и лишь в «жёстком» режиме движется в темпоральной плоскости, согласно заданному при рождении направлению. Если же энергия хронона начинает иссякать, его поглощает ближайший успокаивающийся «атом», съёживая время на тот же самый миг. Таким образом, темпоральная сфера находится в постоянной динамичной связке, где-то расширяясь, где-то сужаясь, и мы этого не замечаем только потому, что воспринимаем события линейно.

Прямо вижу перед внутренним взором время, которое описывает Эпс — такое текучее и гармоничное. И это куда более реалистично и натурально, чем поэтическая ерунда про два потока, которую зачитывала вслух Ривер Сонг в тот вечер, когда я в первый и последний раз в жизни пила алкоголь.

— Я слышал о свободных хрононах, — замечает Йота с ещё более живым интересом. Наконец-то вижу хоть какое-то проявление его личности, а не только инструкции на ножках, аж глаза горят. Да что глаза — я впервые вижу прототипа, раскрасневшегося от любопытства. Я вообще впервые такую реакцию на информацию вижу.

Эпсилон поуютнее откидывается в кресле. Ему бы поменьше изображать снисходительный тон, ещё приятнее было бы общаться. Но увы, это, наверное, профессиональная деформация, типа сарказма.

— Свободные хрононы действительно существуют, — соглашается он. — Они подобны гамма-излучению и влияют на окружающую среду так же губительно. Но для этого надо полностью разорвать трёхвекторную систему. Возбуждённые вектора — как два тягача, растягивающие прицеп с гравием в противоположные стороны. В какой-то момент не выдержат или крепления, или сам прицеп. Если не выдержат крепления, систему можно будет воссоздать, то есть «атом» разлетится на три части, но энергия стазиса вернёт их обратно. Но если сломается прицеп, то тягачи разлетятся с большой скоростью, а гравий рассыпется, то есть Z-нейтрино развалится на несколько жёстких хрононов, а свободные вектора будут производить противоположно-направленную темпоральную подвижку в двумерном времени. Сбросив лишнюю плюс- или минус-энергию, они замедлят передвижение и найдут себе недостающую пару, прихватив немножко хрононов. Соединение двух противоположных векторов и избыток энергии породят нуль-вектор в качестве связующего звена, и система самоорганизуется вновь. Тем временем высокоэнергетические, «жёсткие» хрононы будут рвать всё, что подвернулось на пути, до тех пор, пока не выдохнутся и не окажутся поглощены. Это естественный процесс, обуславливающий течение Времени в разных направлениях и существование темпоральной энтропии. Кстати, на основе того, что «атом» Времени можно рвать с развалом Z-нейтрино на жёсткие энтропийные хрононы, создавалось всё оружие темпорального уничтожения, стирающее объект из Времени. Вектора противоположно направлены и пробивают темпоральный «коридор» в два конца в том объекте, который попал под выстрел — если правильно задать параметры, хрононы устремятся и вперёд, и назад, стирая и прошлое, и будущее объекта. А вот если в окружающей среде хаотично образуются свободные хрононы с очень большой энергией, то они начинают заметно вредить даже в линейном времени. Простым языком говоря, если концентрация свободных мигов на кубический лер темпорального объёма в разы превышает норму, да ещё эти миги воздействуют хаотически, потому что каждый летит куда попало, что будет с подвернувшимися под такое темпоральное искажение объектами? Какая-то часть сдвигается в будущее, какая-то в прошлое, какая-то на день, какая-то на сто лет. Причём часть — это вовсе не обязательно элементарная частица, это цельная структурная единица. Частица, атом, молекула, клетка, орган, организм, даже связь между отдельными независимыми элементами, например, сильное или гравитационное взаимодействие… На макромир валится всё — и усталость материалов, возникающая из-за разницы темпоральных потенциалов, и токсикоз живого организма из-за умирающих тканей, и чем выше концентрация свободных хрононов, тем страшнее поражение. По сути, физическое проявление энтропии.

— О, а помнишь дезинформирующий тест для планктона, проверку на элементарные знания физики и умение быстро соображать? — вдруг вспоминаю я, даже хихикаю. — Когда наши нарочно говорили, что Z-нейтрино уничтожает электрическое поле в атомах. Кто поумнее, соображал, что в атомах не электрическое, а сильное взаимодействие. Таких был смысл переделывать в марионеток.

— Неужели среди низших рас, знающих о внутреннем устройстве атома, встречаются индивиды, способные поверить в такую ерунду? — вытаращивается Йота*.

— Представь себе, — пресерьёзно кивает Эпсилон, а я поддакиваю. Далеко ходить не надо — достаточно прогуляться до здания космопорта и начать спрашивать всех подряд. Хорошо, если один из десяти вспомнит про сильное и слабое взаимодействия, обычно низшими навскидку перечисляются только электрическое, магнитное и гравитационное. Ничего не знают и не хотят знать. П-плесень…

— Так вот, возвращаясь к нашей Зеро, с которой мы начали разговор, — улыбочка Эпсилона делается мерзкой. — Она путешествовала во времени, но при этом не пропиталась артронной энергией. Вывод?

Йота смотрит на меня взглядом, в котором проявляется вивисекторский интерес:

— Обычно так не бывает.

Я бы поморщилась недовольно, но лучше напустить на себя равнодушие.

— А это значит, в ней или что-то вытесняет векторные триплеты, или что-то их разрушает, — подсказывает Эпсилон. Та-ак… Интересная мысль.

— Свободные хрононы? — быстро спрашивает Йота. И я вдруг понимаю, что это может быть правдой. Что это очень, очень похоже на правду. Как там выразились Шакри, «след»? Жёсткие хрононы пробивают дорожки в ткани времени, и да, это очень заметный след, однако…

— Конечно, свободные хрононы, энергия которых идеально равна избыточному артронному излучению, полученному в ходе перемещения в Вихре, — хмыкает Эпсилон. — И артронка не накапливается, и хрононы навредить не успевают. По крайней мере, это самое логичное объяснение, вот только непонятно, откуда такая ювелирность и почему это активируется только при контактах с Вихрем, а не идёт постоянно.

— Контролёр Времени называл это парадоксом, — говорю я, не вдаваясь в подробности. Почему-то мне кажется, что другим прототипам их знать не нужно.

— А по-другому и не назовёшь, — пожимает плечами наш капитан.

— Кстати, — замечаю, — а откуда ты вообще всё это знаешь? Ну, насчёт меня?

— Может, я и не прайм, но умею правильно спрашивать и делать выводы, — отвечает Эпсилон с хитрецой. Так и тянет наподдать за его тон или как-то в ответ уязвить, но я пресекаю это недостойное желание. Любопытство для командования — положительное качество, а кроме того, он прав, это годится как рабочая гипотеза — вполне стройная и вполне проверяемая, и Контролёр Времени её тоже наверняка рассматривает, просто у него пока не было возможности заняться темпоральными экспериментами с моей персоной. Хм, быть может, если закроют проект «Прототип», я всё же протяну подольше, чем рассчитывала? Это немножко обнадёживает. И как я только сама не сообразила насчёт хрононов… Единственный ответ — я на самом деле очень не хочу об этом думать.

— Спасибо за подсказку, Эдлин, — говорю. — У низших существ в подобных случаях принято целовать в щёку или хотя бы пожать руку, но извини, это выше моих сил.

— И моих, — тут же напрягается он. — Так что не будем друг над другом издеваться, пока не работаем на публику.

Йота почти беззвучно хрюкает в согнутый локоть и тут же напускает на себя профессионально-бетонную рожу. Но поздно, спалился. Спрашиваю как можно более невинным голоском:

— Иалад, а как вы в отделе между собой называете Вечного?

Его выдаёт не пульс, не частота дыхания — только глаза. В такие моменты мы просто обязаны жалеть, что инженеры Серва сделали абсолютно совершенные контактные линзы, реагирующие на расширение и сужение зрачка.

— Никак. Вечный.

— Врёшь, — отвечает вместо меня Эпсилон. А казалось, он вообще на меня, а не на Йоту, глядит. Да-а, мне далеко до такого уровня наблюдательности за окружающими. Вот что значит, с рождения воспитан и натренирован, как надо.

— Да ладно, не хочешь говорить — и не надо, — вступаюсь я за безопасника. — Главное, что как-то называете. А то порой кажется, что у вас там у всех мозги из железобетона и инструкций.

— Это не так, — почти обиженно отзывается он. — Мы просто делаем свою работу. Думаешь, это легко?

— Я думаю, что у вас работа сложнее всего, — отвечаю серьёзно. — Я, например, не смогла бы провести грань между просто фразой и фразой, содержащей скрытую крамолу. Это надо чуять, как и степень сомнения.

— Ты сама — как ходячая крамола, — отведя взгляд, роняет Йота. — Вечный очень за тебя беспокоится. Он, конечно, ни за что в этом не признается, но со стороны видно.

Сижу, хлопаю глазами, в голове звон, словно по ней треснули кувалдой. Вечный… что? Не могу совладать ни с эмоциями, ни с лицом.

— Да он спит и видит мой расстрелянный труп, — выдавливаю.

— Неверно. Ты его совсем не знаешь. Он часто повторяет, что ты нужна Империи, несмотря на всю ту опасность, которую в себе несёшь, что связанный с тобой риск окупается с избытком. Единственное, что ему не нравится — это твоя относительная свобода. Но я пронаблюдал за тобой в действии и не могу с ним до конца согласиться — хоть твои методы странные, а образ мышления порой запачкан менталитетом низших, но ты чрезвычайно эффективна. Сидя у него под боком и под жёстким контролем, ты бы не смогла сделать столько полезного за такой короткий срок, а прототипы без тебя провалили бы операцию, едва столкнувшись с Доктором.

— Факт, — соглашается Эпсилон. А я начинаю чувствовать, как изнутри горит лицо. Что это? Я краснею? И вдруг не от гнева? И не от испуга? А тогда отчего? Непонятно.

Словно решив меня спасти, на мостик вдруг влетают Альфа и Гамма. Пока внимание отвлечено на них, отворачиваюсь к пульту управления и склоняюсь пониже, силясь взять организм под контроль. Хватит, хватит, надо успокоиться, ну чего я так разволновалась-то? Ну считают они меня профпригодной, ну приятно было это услышать, краснеть-то зачем? Глупое тело с непослушными инстинктами, хочу назад в поликарбид. Там всё это механикой регулировалось; сейчас бы ткнуть проволочкой куда надо, и всё стало бы параллельно, как две прямые на плоскости.

— Мы тут подумали, — говорит Альфа очень серьёзно, обращаясь к нам всем, — ведь Дельту можно восстановить. Не как прототипа, а как изначальную форму. Ведь есть же копия личности, и…

— Нет, — жёстко говорит Йота. Ту же реакцию ловлю и от Эпсилона, и от себя. Странно даже, что стратег-то не сообразил.

— Почему? — с вызовом спрашивает Гамма. Мне не нравится его тон, причём настолько, что всё остальное уходит на дальний план, остаётся только холод.

— Её не примут, — сухо констатирует Эпс. — Ты сам не понимаешь? Да, она ничего не будет помнить. Но остальные-то будут. И отпечаток из патвеба не убрать, он на ней завязан. Она всё время будет жить под этим гнётом — эхо её собственного бунта, косые взгляды и натянутые отношения с окружающими. Ты действительно ей желаешь такой судьбы?

Серв поникает, но возражений не находит. С аргументом и впрямь не поспоришь.

— Кроме того, это взбудоражит умы и помешает эффективно работать, ведь все знают, кто виноват в аварии, — безопасник такой безопасник. — Намного рациональнее будет отформатировать системы скафандра, заменить фильтр и подселить свежий эмбрион.

Чем бы в него швырнуть, чтобы заткнулся? Хоть бы не при Гамме такое говорил.

Встаю, подхожу к серву, заглядываю ему в лицо снизу.

— Гердан. Только что я дала второму стратегу совет — когда очень плохо, надо найти звукоизолированное место и выкричаться. Сейчас ты пойдёшь в свою спальную капсулу, закроешься в ней и будешь изо всех сил кричать, ругаться, злиться, пока не отпустит. Но потом я хочу видеть нашего Прототипа Гамму, и неважно, как его зовут для низших существ — весёлого, решительного, собранного и любопытного. А не эту двуногую твердолобую квашню. Ты меня понял?

— Не вполне. Что такое «квашня»?

Ну хоть любопытство включилось.

— Кислое тесто или ёмкость для его брожения, — отвечаю. — Сам выбирай, что к тебе больше относится. Кру-угом! Шагом марш!

Серв, не пререкаясь, разворачивается и выходит из рубки.

Мрачно впечатываю кулак в ладонь.

— Что-то мы расклеились, ребята. Нам срочно нужен маленький мотивирующий конфликт на парочку галактик или что-то с ним сравнимое. Как насчёт пригласить на чай президента талов и Доктора?..

…Поздно ночью, когда одна часть экипажа спит, а другая занята работой, я выбираюсь через верхний люк на обшивку «Нейтрино» и долго сижу, подставив лицо тёплому дождю, уютно пахнущему озоном. Дельты больше нет. Зато есть Бета, который очнулся, почти нечленораздельно обозвал нас надоедливыми болтунами и снова откололся, только не в кому, а в сопор. Есть куча работы по подготовке «культурных визитов» на корабль. И ещё более невозможная куча подрывной деятельности. И есть обычный тёплый летний дождь, и облака, мягкими пятнами отражающие свет прожекторов космопорта, и воздух, пахнущий свежестью и мокрым металлом.

И, набрав полные лёгкие этой тёплой влажности, я кричу, кричу, кричу…

Комментарий к Сцена тридцать первая. *По крайней мере, Роза поверила этой ерунде. Или просто решила не возражать чокнутому папке далеков. =)))))

P.S. Фанфикер искренне благодарит читателя Anna Bruhus за огромную помощь в создании теории Времени хуниверса, а также всех далёких от физики людей, на которых соответствующий кусок главы проверялся на читабельность. Ребята, я вас обожаю!

====== Сцена тридцать вторая. ======

— Отчёт?

Голос Императора всё так же тяжёл, как золото, всё так же гулок и тягуч, как звон бронзового гонга. Советники всё так же сверлят меня взглядами. Империянепоколебима и неизменна, как само пространство и время, и как приятно это ощущать, вернувшись из суетного, глупого, нелогичного мира низших существ, который под конец пребывания на Новом Давиусе не просто достал — в котором уже колотило от острого желания навести порядок по-нашему, раздрипешить мерзкую планету на атомы, благо вооружение «Нейтрино» позволяло подорвать талам солнце.

И на этом месте память сразу подбрасывает картинку из недавнего прошлого…

…Провожу рукой, размыкая голографическую вуаль и приглашая гостей пройти в следующий отсек.

— Отсюда надо управлять гравитационный кран, чтобы можно перемещать не только чёрная дыра, но и любая звёзда, — сообщаю нейтральным голосом экскурсовода, пока высокопоставленные талы, раззявив рты, оглядывают вспомогательный мостик номер два. — Есть такое ограничение, мощность одного корабля не хватает на большой манёвр, нужно мало два корабль, чтобы удерживать объект на безопасное расстояние, смещать с достаточное усилие.

Пока президент и его помощники дивятся на чудеса кочевников, один особенный гость стоит чуть в стороне и хитро на меня посматривает, прихлёбывая из чашки-нероняшки. Я делаю вид, что не замечаю этих намекающих взглядов — пусть лучше Доктор наслаждается питьём, он же столько раз пытался выклянчить у далеков чай. Заварить для гостей искусственно выведенную для кают-компании ботву придумала Дзета — а что, биомасса неядовитая, цветы и листья действительно приятно пахнут и насыщены полезными веществами, ведь в принципе растения задумывались как резервный источник провизии. Из них получается пряное и довольно ароматное пойло с витаминами и фруктозой, даже подслащивать не нужно. Чашки разработал Гамма по моей подсказке — каждая снабжена антигравом и гироскопом, а ещё настраивается на того, кто из неё отпил, и при необходимости летает за «хозяином» во время перемещения по кораблю, ловко уворачиваясь от препятствий. Голографические вуали-картины из посещённых мест предложил сделать, как ни удивительно, Йота. Правда, часть голограмм представляет из себя фрактальные текучие узоры, это уже идея Альфы. Ведь мы за свою живопись выдавали как раз такие штучки, и логично ожидать единообразия в «произведениях искусства» и оформлении интерьера. Плюс, опять навертели всякой ерунды из биометалла. «Нейтрино» не узнать, настолько мы изменили его декором, сочинённым буквально на коленке — далеки всегда быстры и добросовестны, особенно когда надо выиграть войну, особенно если это война интеллектов.

— Слушай, энергия, — подойдя и наклонясь к моему уху, замечает Доктор, — а ведь этот «кран» и для других целей годится, так?

Морщусь и саркастично-иронично отвечаю вполголоса, уже не забывая коверкать речь:

— А ты мыслишь захватывать вся галактика? Рано радуешь, управлять этот корабль могут только кочевники.

Он хмыкает:

— Я сумасшедший, но не идиот. Зачем мне галактика, если у меня есть всё Время и Пространство? Да и на ТАРДИС такая штука тоже имеется. Кстати… Подари чашечку?

— Да забирай, чтобы на здоровье, — отвечаю. — Но только хочу в обмен твой звуковой зонд.

— Отвёртку!.. — он вытаскивает любимый инструмент из кармана и оценивающе глядит сперва на него, потом на чашку. — Нет. Сам такую же сделаю. Когда-нибудь. А отвёрточка — это святое, мне её ТАРДИС подарила.

— Я шучу, — отзываюсь, силясь проглотить яд. — Юмор у кочевники, наверное, мало странный. Бери чашка, насовсем. Будешь память иметь, чтобы надолго…

…Интересно, вспоминает ли. Чашку Доктору я действительно отдала, даже бисерную ниточку привязала. Вроде как подарок требуется красиво оформлять, я это с Сол-3 помню. Надеюсь, он часто давится своим молочным чаем, когда пьёт из даледианской нероняшки?

— Задание выполнено согласно приказу, — объявляю на весь зал. — Угроза хроноворов устранена. Миротворческая миссия талов сорвана, члены посольства уничтожены…

…Космодром. Скоро взлёт — пока не наш. Но мы с Эпсилоном и Альфой в числе провожающих. Таген, всё-таки продавивший свою идею и набившийся в посольство, обнимается с родными. Луони, естественно, висит на мне, воплотив наконец свои постоянные попытки, и ей совершенно безразлично, что мне неприятна такая близость. Жозеф старается особо не отсвечивать — он здесь на полуподпольном положении или, как это называется, на птичьих правах. Альфа разговаривает с мужем Рилланы — полтора дня назад к нам в руки наконец попали утверждённые списки, он в составе миссии, в роли переводчика. Тем лучше, тем сильнее поразит воображение низших мнимая измена блондоски. Эпсилон ведёт какую-то содержательную политическую беседу с членами посольства. Официальная часть проводов ещё не началась, до неё десять местных минут, или почти скарэл по-нашему, разница крайне незначительная — талы исправляли орбиту Нового Давиуса под Скаро.

Доктор не пришёл.

— …и я ужасно, ужасно-ужасно, ну просто преужасно буду по тебе скучать, сестрёнка! — толкается мне в ухо горячий шёпот.

— Почему нет Доктор, он же должен быть? — спрашиваю я, стараясь удержать равновесие. Блондоска намного меня легче, но энергии и напора в ней столько, что она и грузовой контейнер своротить способна.

— Он терпеть не может долгие проводы, — отвечает, скривив носик, Луони. — Сказал, что лучше нас встретит прямо на Зедени.

Она очень натуралистично выглядит недовольной, даже в реакциях организма нет почти никаких отклонений, но каким-то неведомым образом я угадываю, что это очень качественное притворство. На самом деле, Луони боится лететь.

И она впрямь тут же сдувается, не в силах больше держать маску:

— Знаешь, если бы не ваша помощь, у меня бы куда больше тряслись коленки. Но вы ведь всё проверили, правда? Таген говорит, корабль совершенно надёжен.

— Зря вы не взяли предложение Доктора, про ТАРДИС, — абсолютная правда, между прочим. Как надоело коверкать речь, но тут слишком много народу, чтобы позволить себе говорить нормально. — Мы есть всё посмотрели, но случай может оказаться разный. Никогда нет полной надёжности, знаешь?

И даже нахожу силы не взглянуть на аккуратный подарочный пакет, стоящий у ноги, хотя очень хочется.

— Прекрати меня пугать, мне и так не по себе! — вроде бы весело смеётся Луони, но в её глазах я замечаю промелькнувшую тревогу и чувствую, как ускорилось сердцебиение девчонки.

— Всё получится, — говорю я вроде как ей, но на самом деле себе. Никаких срывов. Корабль действительно чист. Если Луони откажется от прощального подарка, хотя не вижу причин, чтобы она отказалась, я просто сообщу в Центр, и талов собьют прямо в гиперпространстве, технологии далеков позволяют и не такое. Как кстати, что Доктор не пришёл! Он непредсказуемый. Одно сканирование пакета чудо-отвёрткой, и вся миссия прототипов полетит под откос. Хотя это я так считаю, ориентируясь на знание Хищника и собственную паранойю, а вот Гамма клялся, что никакой сканер не определит начинку «подарка».

Луони преданно тычется носом в мои волосы (не забыть потом обработать антисептиком!):

— Спасибо тебе. Спасибо вам всем. Вы самые лучшие! — верное утверждение, далеки вообще идеальные. — А Доктор — свинья.

Десятую долю рэла вспоминаю, где я слышала это слово и что оно может означать в данном контексте. Надо же, земная дразнилка перекочевала в язык талов… Интересно, а у землян в ходу глагол «промагнедонить»? Или как обычно, массовая культура Сол-3 в силу многообразия и сочности прогибает под себя все менее ярко выраженные, менее широко распространённые культуры и языки? Этим лишний раз подтверждается принцип подобия: как богатая видами экосистема надёжнее скудной, так и богатая различными нациями планета культурно сильнее бедной. Чем больше претендентов на одну эконишу, тем они более живучи и находятся в более надёжном экологическом равновесии. Чем претендентов меньше, тем ближе Тысячелетняя. Если наций только две-три, это сразу туши свет и бросай ядерную бомбу. Должно быть или очень много мелких народов, чтобы ни у кого в принципе не было сил взять верх, или только один народ, причём во втором случае недопустимо вступать в партнёрство с равными по объёму системами, или начнётся соперничество. Этот принцип очень заметен как раз при сравнении Земли в любую фазу её существования и Скаро во времена нашего владычества. И они, и мы колонизируем космос, но по-разному. Земляне привыкли мелко друг друга угрызать, выдёргивая из пасти соседа кусок повкуснее, и переносят свою привычную систему в межзвёздное пространство. У них довольно богатая и разнообразная культура, поэтому они чаще не прогибаются под галактических соседей, а прогибают их. Далеки же просто гнут свою линию, чётко обозначив цели и задачи, и ни с кем не вступают в контакт в принципе, если только нет угрозы для них самих. Мы сохраняем те трофеи, которые показались нам любопытными или достаточно соответствующими нашим собственным культурным ценностям, но ничего не перенимаем у низших рас, просто нет такой потребности, ведь мы не намерены сосуществовать с ними всю жизнь.

М-да, задумалась, отвлеклась — а на импровизированную сцену меж тем поднимается Павердо. С одной стороны, кажется, что долгие проводы — это странно для секретной миссии. На самом же деле, внутри корабля, возле которого мы все стоим, трансмат на совсем другой борт, стоящий на совсем другой стартовой площадке. Посторонний наблюдатель будет считать, что миротворцы полетели на этом корабле и сейчас, а реально они полетят только через час и на военном катере, да ещё и спрятанном в трюме обычного орбитального грузовика, взлетающего согласно стандартному расписанию. Это, в общем, тоже наша идея, талы нипочём бы не сообразили так смухлевать. Даже у Доктора выдумки не хватило. Кстати, не исключено, что он ждёт свою троицу как раз там и в очередной раз попытается настоять на участии в миссии. Ох, только бы всё прошло как надо, только бы он не вычислил взрывное устройство, мы же столько сил в него вгрохали! Почти декаду непрерывно синтезировали, спасибо родным технологиям. Нужна была максимально убойная и при этом компактная взрывчатка, способная серьёзно навредить навигационным системам вне зависимости от места детонации, поэтому мы сделали ставку на аннигиляцию и прилагающееся к ней жёсткое гамма-излучение. Гоняя реактор на износ, Гамма с Этой смогли изготовить почти три кина антивещества — это вес примерно двух яблок или лоточка с клубникой. Плюс генератор магнитной ловушки, чтобы не долбануло раньше времени, плюс таймер. Вышла довольно лёгкая и миниатюрная штучка с достаточной мощностью, чтобы гарантированно вывести корабль из строя, а в прыжке любая значительная авария бортового навигатора равносильна гибели.

Луони ещё раз втыкается носом куда-то мне за ухо и наконец отлипает, ей нужно идти к своим и прочитать по бумажке какую-то пафосную героическую речь о мире во всём мире. Я делаю вид, что мне всё происходящее жуть как интересно, а сама с трудом давлю зевоту. Сколько слов…

Наконец, официальная часть завершена, время финальных обнимашек. Скорее уже покончить с делом и вернуться на «Нейтрино», но — кто бы сомневался — кудрявая блондоска снова повисает на мне и снова клянётся в вечной сестринской дружбе. С трудом отлепив её от себя, протягиваю пакет:

— Вот, подарок от кочевники. Лететь долго, если пассажир — скучно. Будешь время коротать с Жозефом.

— А что это? — она тут же суёт нос внутрь.

— Мы называем эту игру «тлаа-ка-рин», похоже на ваши, как это, «шахматы», только на круглом поле и мало проще. Инструкция там лежит, прочитаешь.

Над маскировкой бомбы вкалывали Альфа, Фита и немного оклемавшийся за декаду Бета. Саму игру разработали стратеги, я только выбрала вариант, который расчётно должен увлечь примитивное существо с низким интеллетом. А врач, хоть ещё и путается в словах и не всегда вспоминает, кто он и где он, не потерял зрительной хватки и придумал, как должны выглядеть поле и фишки. На наш взгляд, внешний вид взрывного устройства, безусловно, привлекательный — это сфера с утяжелённым срезанным низом, верхняя половина которой убирается, разделяясь пополам и отъезжая в стороны, а внутри уже расположено игровое поле с фигурками на магнитной основе, чтобы при тряске и скачках гравитации не улетали. Дно, кстати, тоже может как примагнититься, так и присосаться к поверхности, для тех же самых целей. Материалами послужили, само собой, разные металлы. Во-первых, прочно, а во-вторых, общая намагниченность корпуса, якобы для крепления на поверхности, немного маскирует ловушку внутри. Ну и тяжесть — держа в руках холодную сталь, не удивляешься весу, хотя реальная толщина корпуса «подарка» намного меньше, чем могла бы быть. Идеальная работа, тщательнейшая маскировка, внешняя обоснованность подозрительных моментов, электроугорь клык не подточит. Очень надеюсь, что устройство обманет даже Хищника.

— Как здорово, — наивно радуется подарку дурочка. — Зеро, ты просто замечательная! Всегда знаешь, чем и как помочь. Я обязательно тебе привезу какой-нибудь сувенир с Зедени! Мы ведь ещё увидимся, правда?

Надеюсь, не в этой жизни. А поскольку в загробную жизнь Общая Идеология верить не приказывала, мы расчётно уже никогда не увидимся. Но эти мысли я придержу при себе.

Фамильярный хлопок по плечу от Жозефа — просто надо потерпеть и постараться выдавить ответную улыбку. Нерешительно мнущийся Таген, явно не знающий, что бы такого сказать мне напоследок, кроме натянутого «спасибо за всё». Ладно, уж так и быть, позволю себе в последний раз над ним посмеяться, когда ещё удастся тала подстебать?

— Эй, Зануда…

Глаза блондоса загораются в ответ на мой фамильярный тон, но я предостерегающе поднимаю руку, останавливая его шаг навстречу в самом зачатке. И, улыбнувшись, говорю:

— Если сумеешь победить, я буду обдумывать твоё предложение. То самое предложение, — в конце концов, я же не сказала «приму». Но столь маленький нюанс расчётно проскакивает мимо блондосского внимания, и это самое смешное. Таген вспыхивает, судя по показаниям — от радости.

— Теперь я обязательно выиграю, — твёрдо заявляет он. Что, это был хороший стимул? Запомню на будущее: пустые обещания, данные правильным тоном и вовремя, а также бьющие по животной составляющей низшего существа, очень эффективны.

— Так выиграй, — отвечаю. Да, попробуй, выиграй. Не у зеденийцев, а у далеков. Если сумеешь, ты меня и впрямь удивишь.

Но, если верить прогнозу Хищника, тебе это вряд ли удастся.

Экипаж и послы заходят на борт, медленно поднимается трап.

Ты не победишь, Таген. И Доктор тоже.

Эта шахматная партия останется за далеками.

…Воспоминания мелькают со скоростью моргающих век, почти не отвлекая от процесса доклада. Взрыв произошёл через сто галактических часов после старта корабля с орбиты Нового Давиуса, практически сразу после ухода в гиперпространство. Талы на борту даже не должны были ничего почувствовать — мощное проникающее излучение убило их со скоростью света, намного раньше, чем доконала бы разгерметизация. Надо признать, мы поступили с ними милосердно, не заставили долго мучиться. Если даже какому блондосу не повезло оказаться в сверхзащищённом помещении, он не протянул и суток. Молниеносная лучевая болезнь мучительная, но недолгая, по себе знаю. Есть куда более неприятные способы умереть. А ещё бывает жизнь хуже смерти — та, которая ждёт всхлипывающую и трясущуюся за моей спиной от страха Риллану; впрочем, мы довольно снисходительно относимся к её слабости, даже ни разу не приказали заткнуться. Она ведь просто низшее существо, причём отнюдь не выдающийся представитель своего вида, если сравнивать с Найро.

— Женщина талов доставлена по приказанию Высшего Совета, — продолжаю я отчёт. — Её исчезновение не вызовет опасных вопросов и не будет связано с кочевниками. Для маскировки настоящих причин её пропажи нами были сфабрикованы улики, доказывающие её связь с повстанцами Нового Давиуса и её причастность к гибели миротворческой миссии. Она была объявлена в розыск галактической интернациональной полицией, но созданная нами переписка в сети, которую обнаружили следователи, навела их на ложное умозаключение, что женщина была устранена соратниками, как опасный и много знающий свидетель.

Переводить мои слова Риллане нет никакой необходимости — Альфа всё ей разжевал, и очень доходчиво, ещё на «Нейтрино»…

…Ночь. Маска на лице — дом заполнен снотворным газом, чтобы никто из семьи случайно не проснулся. Перчатки на руках. Чужой компьютер, рядом с которым стоит обвитая веткой бессмертника фотография — у семьи траур. Сгруженные на жёсткий диск данные с подделанными датами. Шахта вентиляции санузла — ничего не подкидывать, но сделать вид, что за вентиляционной решёткой долго хранились какие-то бумаги, и их быстро и неаккуратно забрали, — потом слегка раздвинуть вещи в дальнем углу кладовой и поместить на них несколько микроскопических радиоактивных пылинок — необходимо имитировать ионизирующее излучение, долго пробивавшееся сквозь защитный кейс. Теперь следователи, работающие в квартире, обругают талку безответственной дрянью, которую не заботят ни судьба, ни здоровье собственных детей, и решат, что она сунула мужу в багаж ядерную мини-бомбу. Альфа и Фита тихо вытаскивают на балкон беспробудно спящее тело, завёрнутое в ткань-невидимку, и поднимаются с ним на крышу. Я запихиваю в сумку кое-какие вещи, теоретически могущие пригодиться мнимой беглянке в космосе. Не забыть бы расчёску, дезодорант и зубную щётку — чисто гуманоидные мелочи, была бы я по-прежнему в поликарбиде, ни за что бы не вспомнила. Теперь выложить на тумбочку под зеркалом денежный чип. Определить необходимость этого шага помогает земной опыт — не вконец обалделая мать всё-таки подумает, что будут есть её дети до тех пор, пока их не подберёт кто-нибудь из родственников или опекунская служба. А вот наличность лучше забрать с собой, её не отследишь, в отличие от привязанной к владельцу электроники, поэтому бумажник с несколькими квадратными пластинками, выполняющими у талов роль ассигнаций, идёт в сумку. Записку сыновьям, естественно, оставлять нельзя — у меня нет уверенности, что, даже найдя образец почерка Рилланы, я смогу его воспроизвести так, чтобы обмануть графологов.

Всё чисто. Опустить капюшон комбинезона и активировать режим невидимости. Оставить балконную дверь приоткрытой, чтобы все следы газа гарантированно выветрились уже часа через четыре, а не к рассвету. Подняться на крышу и запрыгнуть на транспортную платформу. Фита молча активирует маскировку — я чувствую в ней острое и вполне понятное желание отпинать бессознательную талку и даже не могу укорить второго стратега за злость, — и мы снимаемся в сторону космодрома…

…Риллане позволено проснуться лишь за несколько часов до посадки «Нейтрино» на промежуточной базе, до того она находится в анабиозе, чтобы полностью исключить попытку побега на Новом Давиусе или диверсию во время полёта. Пока блондоска пытается собрать мозги из режима скользкой жижи, сопровождающего пробуждение после искусственного сна, Дзета под контролем Беты, ещё не вполне восстановившего физическую форму и не способного на очень точные действия, наносит ей лёгкую электротравму позвоночника, чтобы примерно на четверть суток парализовать ноги и затруднить манипулирование руками. Там же стоит Альфа со скафандром наготове — низшей пора начинать процедуру декомпрессии. Доставить её на базу волоком за шкирку менее затратно, чем тащить с собой спящее тело в защитной капсуле.

Мы следим за происходящим из рубки, по внутренней корабельной системе наблюдения. Просто не удержались, всем интересно, как прореагирует талка и как с ней будет объясняться наш стратег. Особенно волнуется Фита: от неё никто не стал скрывать историю с симпатией Альфы, и она, похоже, ревнует собрата по касте, хоть и не так категорично, как Дзета или покойная Дельта. Странно, а мне вот плевать на Эпсилона… Я так и не воспринимаю «белых» своими?

Именно из-за того, что Альфа плотно общался с Рилланой и явно ей симпатизировал, я заставила его участвовать в операции похищения и сейчас отправила его в медотсек по той же причине. Сочувствие низшим надо выжигать дотла, я через это прошла и понимаю, как важно всё сделать самому, без помощи других. Стратегу нелегко, но это тест — если не справится, то какой он, варги-палки, далек? Ведь Альфа сдержанный и по нему не всегда угадаешь, что там за лобной костью варится. Не хочу в отряде ещё одного поехавшего мозгами далека, да ещё и тайно.

— Убери её из медотсека, — брезгливо требует Дзета, косясь на ничего не соображающую и постанывающую от боли блондоску. — Она мешает.

— Это же твой профессиональный интерес, — не удерживается и подкалывает её Бета. В отличие от координации движений, жизнерадостность и ехидство вернулись к нему в полном объёме.

— Мой профессиональный интерес — устроить вскрытие и посмотреть, что и как внутри работает, только про талов я и без расчленёнки всё знаю и пачкать об них инструменты не намерена, — отрезает биолог.

Мы хором усмехаемся. Юмор в диалоге действительно есть — разговор ведётся на интергалакто, то есть это заведомая работа на зрителя, и заодно выдаётся настоящий уровень знания языка. Расширившиеся глаза Рилланы, наконец начавшей осознавать действительность, нас всех очень забавляют. Быть может, кроме Альфы, которому явно не до смеха. Но он послушно раскрывает скафандр и решительно принимается одевать не способную к сопротивлению блондоску. Та слабо пытается отпихиваться, сипло выплёвывая вопрос за вопросом:

— Подождите… Что происходит? Почему я здесь? Что вы себе позволяете? Что с моими детьми?! Где моя одежда?..

Как это… бессмысленно — стесняться своего вида, но у низших вообще логика отсутствует. Блондоска не умнее Луони, даже не может понять — в анабиоз в пижаме не укладывают, тряпки мешают подключению систем жизнеобеспечения. Впрочем, на базе «Центр» поддерживается умеренная температура, поэтому я не все вещи талки вышвырнула в мусоросжигатель и оставила кое-что из прихваченного в доме — не тратиться же ради неё на синтез арестантской робы. Она получит одежду после санитарной обработки на промежуточной станции, сейчас в этом нет необходимости.

— Замолчи и подчиняйся, — сухо приказывает Альфа, которому очень скоро надоедает сопротивление Рилланы, и у меня мелькает подозрение, что он зол. Эта злость мне хорошо знакома на собственном примере. Ничего, стратегу полезно.

— Я требую объяснений, Адери! — талка крайне перепугана и уже не в силах скрывать дрожь в голосе.

— У тебя нет прав что-то требовать, но я разъясню обстановку, чтобы прекратить ненужные вопросы, когда мы оставим медотсек, — всё так же сухо и безэмоционально отвечает он, застёгивая последнюю гермозащёлку на вороте и опуская стекло. Потом настраивает режим и время декомпрессии, блокирует телепатическую панель управления системами скафандра и, взвалив слабо возмущающееся тело на плечо, выносит из отсека. Скорее всего, закинет её на пятый склад: он близко к нужному выходу из корабля, там сейчас пусто и изнутри люк не откроешь — талка при всём желании не сможет ничего натворить.

Подозрения оправдываются, именно на склад Альфа девчонку и тащит. Когда он сбрасывает её на металлический пол, я даже морщусь — хоть скафандр и смягчает удары, но всё же недостаточно, а блондоска сейчас совершенно не способна сгруппироваться. Талку не жаль, но у меня всплывает воспоминание о том, как было больно мне самой при неудачных падениях на железки. Остальные прототипы меньше целовались с палубой на трэке, у них была гипнопедически вписанная координация движений. А я-то её разрабатывала…

— Уясни, — спокойно говорит Альфа, скрестив руки на груди и возвышаясь над слабо дёргающейся Рилланой, — ты в плену. Нам нужен был кто-то, кого заочно обвинят в саботаже миротворческой миссии на Зедени, но не смогут ничего доказать.

— Зачем? — слабо всхлипывает блондоска, кое-как приподнимаясь на локте. Её голос звучит глухо из-за гермошлема. — Зачем вам это, вы же нам помогали!..

— Это мы уничтожили корабль.

Что-то он не про то говорит. Болтун. Всё можно было сформулировать короче… Хотя, с другой стороны, поведение стратега понятно. Ему хочется выговориться, выкинуть из себя эмоции через беседу. Я тоже много говорила с Найро про всякую ерунду за несколько часов до посадки. Мелешь, мелешь языком, только чтобы заглушить внутренний крик.

— Но почему? — теперь Риллана пытается слегка отползти, увеличить дистанцию между собой и тем, кого она до сих пор считала союзником.

Глаза Альфы слегка сощуриваются, и я понимаю: он пытается вспомнить, как можно и зачем нужно ненавидеть это беспомощное и бесполезное существо.

— Наша цель была не оказать помощь, но уничтожить талов и идеологию миротворцев, причём не собственноручно, а лишь немного усугубив и подтолкнув нарастающие противоречия внутри Союза Галактик. Союз сам с вами разберётся, а потом поставит себя на грань уничтожения, но во время развала мы подготовим лидеров из числа входящих в него народов, с нашей программой развития и с нашими идеями. Религия Мира сменится функциональной и логичной экономической моделью, которая позволит сосуществовать всем цивилизациям благодаря общему рынку, но одновременно поставив их в зависимость от системы. И когда нам потребуется захватить ваши галактики, мы выбьем несколько краеугольных камней и обрушим всё. А разрозненные цивилизации, обескровленные и истерзанные экономическим кризисом, уничтожить ничего не стоит.

Около рэла Риллана молчит, силясь уложить в мозгах услышанное. Потом тихо говорит:

— Мы вам поверили.

— Да. Мы много сделали для того, чтобы добиться доверия.

— И теперь меня обвиняют в том, что это я взорвала посольский корабль. Убила Делани!.. О, нет, что с моими мальчиками? — она рефлекторно пытается закрыть лицо, натыкается на стекло шлема и, сжав ладонь в кулак, роняет её на пол.

— Они живы, — нейтрально отзывается Альфа. — К вечеру того же дня, когда ты якобы сбежала, их забрали к себе родители твоего мужа. А ты сама числилась в розыске по всему Союзу. Но сейчас это уже не имеет значения, через декаду после побега тебя якобы устранили твои товарищи-революционеры. Официально никакой Рилланы из семьи Таарус больше нет.

Талка какое-то время молчит. Потом садится, упираясь двумя руками в пол — иначе ей не удержаться, — и исподлобья глядит на Альфу.

— Я думала, мы друзья.

— Ошибка. У далеков не бывает друзей.

— У… кого?!

Ура. Мы страстно ждали этого момента и этого лица. Интересно, что ей теперь скажет стратег? Я бы просто ушла, но он, похоже, ещё не напрощался:

— Риллана… Как ты думаешь, за что далеки так сильно ненавидят талов?

— Они всех ненавидят, — даже сквозь бликующий шлем видно, что у неё подрагивают губы.

— Но талов особенно, — он глубоко вдыхает воздух, слегка отворачиваясь от блондоски, какое-то время молча глядит прямо нам в камеру, а потом присаживается на корточки рядом с девчонкой.

— Видишь ли, Риллана, у талов короткая память, особенно на собственные военные преступления. В отличие от них, далеки умеют беспристрастно принимать любые факты, поэтому не закапывают своё прошлое, а напротив, раскапывают и пристально изучают. Вы забыли, забыли ещё во времена одичания после Тысячелетней. А мы — нет.

— И… что же мы забыли? — дрожащим голоском спрашивает блондоска, явно давя желание отползти и забиться в самый дальний угол.

— Обе воюющие стороны использовали друг на друге всё, что могли придумать. Но не каледы первыми напали, не каледы первыми взялись за оружие массового поражения, не каледы первыми начали вести тактику выжженной ядерным огнём земли. Но даже до применения кобальтовых бомб талы не единожды отличились степенью подлости. Вы были хорошими учителями для нашей цивилизации, Риллана. Роль Давроса не так значительна, как ваша — не он, так другой учёный создал бы нас. Но никто не научил бы нас так воевать, как вы. Более того, никто бы не создал нас, если бы не вы.

— Но при чём тут мы?..

— За двести лет до окончания войны вы изобрели очередное оружие. Смертоносное, как вы считали. То, которое мягко и без труда навсегда избавило бы вас от расы каледов, надо лишь немного подождать. Это был вирус. Очень особенный ретро-вирус с очень высокой степенью изменчивости, абсолютно неизлечимый и абсолютно заразный для всех, у кого волосы не были такими же золотыми, как у вас. Легко, правда? Раз — и планета только для талов, а все носители генов, не соответствующих критериям идеальной расовой чистоты, вымрут за несколько поколений, — он снова вздыхает и продолжает так же спокойно и немного устало. — Вирус бил по наследственности, расшатывал геном, вызывал бесконтрольные мутации, тащил в ДНК больного всю постороннюю генетическую информацию, с которой тот сталкивался. Если же вирус получал дополнительную энергию, хотя бы в виде радиации, эти мутации проявлялись ярко и моментально, по кумулятивному принципу, мучительно убивая каледов… Тебе не страшно от своих предков?

— Страшно, — тихо шепчет она в ответ, медленно втягивая голову в плечи.

— А мне — нет. Такое расшатывание генома имело свой плюс — включился эволюционный механизм генетической изменчивости, и пока каледы не находились под действием жёсткой радиации, они быстрее и лучше приспосабливались к окружающей среде, раз за разом натягивая этим нос талам с их оружием массового поражения. Единственный способ победить?

— Ядерная война? — слабым голосом предполагает блондоска.

— Подтверждаю. Но и тут у вас произошёл прокол, активированная генетическая изменчивость позволила каледам эволюционировать в высшую форму жизни. Да, это оказалось возможным лишь под контролем научной элиты, которая тщательно сортировала эмбрионы на жизнеспособность и подбирала различные мутагены для того, чтобы контролировать процесс кумулятивных мутаций. Но в итоге появились мы.

— Далеки… — почти всхлипывает Риллана, и тут же с вызовом добавляет, — но ты не выглядишь, как далек!

— Инфекция. Она продолжала действовать. Далеки постоянно мутировали и никак не могли остановить процесс, лишь замедлить и направить в нужную сторону. Мы нашли возбудителя, но не смогли его до конца победить — ты же понимаешь, это ретро-вирус, он может десятилетиями спать в виде ничем не убиваемой споры, а потом однажды взять и проснуться. Вирус намертво встроился в нашу ДНК, продолжал ломать наши тела, иногда катастрофично, и страшно действовал нам на нервы своей вечной непредсказуемостью. Для окончательной победы над ним далекам была нужна информация о предках до всех мутаций, чистый генетический код каледа. И не так давно мы его получили. То, что ты перед собой видишь — это далек, из которого извлекли вирус и посторонние гены, а то, что осталось, расставили в правильном порядке в соответствии с образцом. Так бы мы выглядели, если бы не ваше биологическое оружие.

— Мне жаль… — бормочет блондоска, но стратег её перебивает, не дослушав:

— А мне — нет. Это тело выращено совсем недавно, из моей собственной очищенной молекулы ДНК. На самом деле, я именно такой далек, как изображают в ваших фильмах — небольшое ассиметричное существо, замурованное в скафандре. Моё сознание было помещено в это тело в рамках эксперимента по приспособлению к новой форме существования. Довольно любопытный эксперимент во всех отношениях. В частности, позволил оценить, как сильно вы, низшие, зависите от внешности себя и окружающих, — Альфа так сидит, что его лица через камеру не видно, но я бы предположила, что на последней фразе он слегка усмехнулся, причём отнюдь не мысленно.

— Но вы совсем не похожи на далеков! — экспрессивно повышает голос Риллана. — Вы совсем другие, не такие, как в книгах по истории или фильмах!..

— Ну так и жизнь — не кино, — чуть заметно пожимает плечами стратег. — Быть может, всё дело в поликарбиде? Он надёжно прятал всё, что ты сейчас видишь — интонации голоса, выражение лица, жесты. Но это не значит, что всего этого раньше не было. Внутри-то мы не поликарбидные.

Риллана опускает голову и какое-то время молчит. Наконец, спрашивает:

— Что со мной будет? Ведь вы не без причины меня забрали. Вам было бы проще сразу меня убить, а не тащить за тридевять парсек.

— Биологам нужна самка талов, а ты была удобнее всех, — согласна, для блондоски такого объяснения пока вполне достаточно. Но вообще, Альфа слишком много натрепал, потом нужно будет продраить ему за это мозги.

— Самка талов!.. — горько восклицает Риллана, потом сжимает пальцы, словно пытается содрать обшивку палубы и смять её в гармошку. Бесполезное занятие, особенно в скафандре. — Уходи. Убирайся, слышишь?!

Альфа даже не думает подняться:

— Ты не виновата в том, что рождена слабым и несовершенным существом, что появилась на свет среди народа, до сих пор представляющего потенциальную угрозу для моей расы. Но мне жаль, что так вышло, Риллана. Ты бы хорошо вписалась в отдел стратегического планирования.

— Убирайся, — повторяет она голосом, больше похожим на стон.

Альфа встаёт.

— Посадка через пять часов по системе измерений Нового Давиуса. Не пытайся что-нибудь натворить, ты под постоянным наблюдением. Побег с корабля невозможен, наши системы управления, включая связь, не адаптированы под талов. Просто… подчиняйся.

Он разворачивается и выходит — на миг в камере мелькает его лицо, такое же нейтрально-спокойное, как и раньше. И я знаю, что когда он доберётся до мостика, его внутреннее моральное состояние будет полностью соответствовать этому лицу. Альфа сегодня сумел стать выше обычной нашей брезгливости к низшим, перешагнул любую к ним эмоцию. У него сформировалась самая хорошая позиция по отношению к планктону: «просто так получилось, что они — не мы». Никаких лишних личных чувств — ни ненависти, ни недоумения, ни неприязни. Просто так получилось. Уничтожить.

Риллана рыдает в гордом одиночестве, пачкая изнутри шлем скафандра — а что, не ей же чистить.

Стратег не срезался и гораздо лучше меня усвоил урок. Варги-палки, а ведь я ему завидую!..

…Не совсем понимаю, отчего девчонку не потащили сразу в лабораторию. Если только Император захотел, чтобы на неё полюбовался Совет — ничто так не поднимает самооценку, как низшая тварюшка на подгибающихся нижних конечностях. От талки шибает осязаемым ужасом на три парсека вокруг, и это напоминает нам о том, кто мы такие и что несовершенные цивилизации до сих пор нас боятся. Найро не позволил себе такой откровенной демонстрации чувств, а вот Риллана сломалась. Над такими, как она, забавно шутить — дать побегать, заставить поискать пятый угол в квадратном помещении, спорить, кто первым подстрелит улепётывающую по коридору добычу… Но потешаться над талкой сегодня никто не будет, она нужна живой.

— Доктор так и не заподозрил нас в причастности к разжиганию конфликта и к диверсии. Он улетел с Нового Давиуса через четверо суток после сообщения о гибели посольского корабля, и с тех пор не появлялся…

…Дальний коридор штаба РМ, где на повороте уже которую декаду торчит синяя будка с надписью «полиция». Я медленными шагами подхожу к рыжему галлифрейцу, сутуло и неподвижно воткнувшемуся лбом в самую прочную дверь во Вселенной. Шляпа валяется рядом на полу. Рука Доктора застыла на воткнутом в замочную скважину ключе. Молча жду пару рэлов, но мой враг не шевелится. В какой-то степени даже приятно видеть его в депрессии, но вместе с тем и непривычно.

— Время слишком трудно переписать, — говорю, понимая, что иначе меня так и не заметят. — Вмешиваясь в события, сам становишься их участником, а зачастую и причиной.

— Спасибо, я знаю, — очень глухо отзывается Хищник.

— Но ты хотя бы попытался, — продолжаю.

— Хочешь сказать, я виноват в их смерти? — в голосе то ли агрессия, то ли обида.

— Я этого не говорила, — он виноват лишь в слишком длинном и трепливом языке, благодаря которому мы смогли провернуть всю операцию так, как надо. Почётный титул срывщика и диверсанта я ему не отдам.

А он ворчит:

— Тебе вообще в этом не положено разбираться, ты даже ни разу не путешествовала во времени!

— Зато учила физику, — пожимаю плечами в ответ. Не спорить же…

Он наконец разворачивается и глядит на меня с вызовом:

— Послушай, ты вовсе не помогаешь.

— Верно, я не умею подтирать сопли, зато мотивирующе пинаю в уязвимые места. Поддаваться депрессии — это неконструктивно. Разве у тебя в первый раз такая ситуация?

— К потерям всё равно нельзя привыкнуть, — он снова отворачивается к двери. Ключ щёлкает в замке, разлапистая рука с мосластыми пальцами подбирает с пола головной убор, клетчатое то ли пальто, то ли пиджак скрывается в ТАРДИС. Через половину рэла створка резко распахивается обратно, и в коридор выплывает уже совсем другой Доктор — с искрящимися конопушками, с улыбкой от уха до уха, с лукавыми и лживыми глазами.

— Ну, полетишь? Всё время, всё пространство, Зеро.

Меня не проведёшь. Хищник просто опять врёт и рисуется, а на самом деле, ему очень худо и очень не хочется оставаться сегодня одному. А мне очень хочется поддаться на уговоры.

— Твоё предложение действительно интересное, — отвечаю, мысленно наступив себе на хотелку. — Но я говорила, что виновата перед другими кочевниками. Я не оставлю свой мир без разрешения вождя. Он мне доверился, как я могу его предать?

— Это машина времени. Улетели — прилетели, никто и не заметит.

— Это обман. От того, что никто о нём не узнает, его суть не изменится.

— Значит, нет, — взгляд уходит в сторону, конопушки и шевелюра словно пригасают.

— Значит, спрошу у старших. И если они позволят, я тебя найду, — отвечаю.

— Меня сложно найти.

— Но гораздо сложнее от меня отделаться, — многообещающе отзываюсь я и понимаю, что серьёзность сохранить не получится, изнутри так и рвётся улыбка. Приходится её проявить. Рыжий, оценив мой ответ, расплывается в ответной ухмылке, столь же широкой, как и предыдущая. А потом вдруг вздрагивает всем телом, на миг хмурит брови, словно пытается что-то сообразить, и лезет во внутренний карман своего то ли пальто, то ли пиджака. Что-то в этом поведении есть знакомое, но прежде чем я вспоминаю, на свет появляется чёрная «корочка» с куском психобумаги.

Ну конечно. Пси-сообщение, адресованное владельцу бумаги, всегда ощущается довольно сильно. Интересно, что там? На миг у Хищника вдруг становится чудовищно перекошенная рожа, я бы даже сказала, испуганная, но потом он бросает на меня быстрый взгляд, берёт лицо под контроль и захлопывает обложку.

— Долг зовёт, — говорит. — Прости, мне пора.

Уф, а я уже испугалась, что он насчёт «кочевников» какую-то информацию получил.

— Не извиняйся. Если мне будет нужно, я тебя отыщу, — обещаю ему в ответ. Интересно, что там за сообщение? Наверняка нечто важное и, быть может, даже полезное для далеков. Но он не скажет, раз я с ним не улетаю, а специально спрашивать — слишком подозрительно.

— Удачи, Зеро!

Дверь ТАРДИС с треском захлопывается. Поднимаю руку и изображаю прикосновение ко лбу, потом к груди. Не споткнись в Вихре, куда бы ты ни рванул, Хищник. Без тебя жизнь далеков станет слишком пресной.

Хрип вечно не отжатых тормозов.

Сияние маяка на крыше будки и порыв ветра.

И, глядя на исчезающую ТАРДИС, я глупо надеюсь, что эта встреча — не последняя.

— …обратный полёт прошёл без происшествий, — рот как-то сам договаривает заключительные слова доклада, пока я принудительно возвращаю себя из воспоминания в зал Совета. Нехорошо витать в дальних туманностях, тем более перед Императором. Слишком долго пробыв среди низших, я начинаю забываться. Ничего, пара суток дома, и всё встанет на свои места.

— Прототип Зеро, — золотой голос наводняет зал, заставляя едва заметно вибрировать даже пол, — позже я захочу выслушать полный доклад со всеми подробностями. Но сейчас ты и твой отряд должны пройти полную психологическую и биологическую проверку. Что касается Прототипа Гаммы, его ДНК подтверждена, как недостаточно стабильная. Гамма, ты не выводишься из эксперимента. Тело будет переделано, а ты временно вернёшься в исходную форму и поможешь учёным разработать программу аварийной реверсной трансформации.

— Я подчиняюсь, — доносится сзади. А у меня словно бетонная плита со скафандра вдруг свалилась, настолько легче мне делается. Потому что первая мысль, промелькнувшая после фразы о нестабильности нашего серва, — списание. И я искренне рада, что он останется в живых. И ещё больше рада, что на проекте не поставлен жирный крест. Хотя мне ещё предстоит проанализировать все свои выводы, рассортировать их, обосновать и как-то преподнести Совету. Это займёт не день и не два, всякая серьёзная идея должна хорошо выстояться. Особенно такая глобальная. Но что потом будет с проектом, ещё неизвестно.

— Охрана, доставить пленного тала в тюремный блок, — продолжает набатом гудеть сверху, и, даже не оборачиваясь, я знаю, что двое гвардейцев сейчас подпихивают девчонку к выходу так же, каккогда-то Найро.

— Прототипы, проследуйте вместе с Учёным в лабораторию.

— Мы подчиняемся, — отвечаю за всех.

Двери.

Коридор.

Лёгкое жужжание мотора слева. Учёный равняется со мной и сбрасывает скорость, чтобы двигаться вровень.

— Вы отлично справились, — констатирует она.

— Психологическая проверка… Это из-за Дельты, — так же констатирую я.

— Мы не можем рисковать вторично, — отзывается Учёный. — С тобой-то вопросов, предположительно, нет, учитывая, как глубоко и как часто тебя сканировали. Особый контроль Императора тоже играет здесь большую роль. Но остальным обязательно требуется полная проверка.

— Настаиваю и на своей, — отзываюсь. — И пойду первая.

— Подаёшь пример?

— Подтверждаю.

— Не стоит беспокоиться. Ни один экспериментальный образец не будет устранён. В крайнем случае будет проведена коррекция воспоминаний.

«Ты имеешь в виду, — уточняю приватно, — Гамме в любом случае сотрут память о Дельте?»

«Не слишком ли ты догадлива?» — ёрничает в ответ Учёный.

«А… нам с Альфой?»

«Зависит от вас самих и от воли Императора. Ты же знаешь его приказ — твоя личность и твоя память неприкосновенны до поступления других распоряжений. А что касается Прототипа Альфы — посмотрим, не справился ли он сам со своей противоестественной привязанностью».

«По моей оценке, он к этому близок, но я не профессионал и не могу делать окончательные выводы, — отвечаю. — Пусть решение принимают психологи и Император, я просто должна была сказать, что он успешен в контролировании своих эмоций даже в том случае, когда не справляется встроенный фильтр».

Как ни странно, от Учёного веет удовлетворением.

«Ты очень… изменилась, Зеро, — говорит она. — В правильную сторону. Теперь я вижу, насколько был мудр Император, что доверил тебе высокую должность и ответственную операцию. Ещё полгода назад ты бы истерично отстаивала неприкосновенность каждого прототипа, а сейчас уже способна трезво анализировать и принимать ситуацию. Даже странно, насколько чуждая внешность в тебе сочетается с сознанием далека. Ещё немного эмоциональной коррекции, и тебе цены не будет, несмотря на две ноги».

«Я учусь сдерживаться».

«Знаю, — она некоторое время молчит, задумавшись, потом говорит такое, что я едва не сбиваю шаг. — Думаю, если тесты подтвердят твою абсолютную лояльность, я буду ходатайствовать о восстановлении твоего шифра в системе».

Я могу только смотреть на неё квадратными глазами. Что?..

«Тш-ш, меньше экспрессии, — с улыбкой шикает она. — Ты заслужила».

«Не вздумай, — я наконец обретаю дар речи. — Не навлекай на себя гнев остальных. Я — преступник, бунтарь, живу только потому, что нужна в эксперименте и как тормозной механизм для особо опасных затей. Да ещё эта тёмная история с моим происхождением. Поверь, это совсем не то, что требуется Новой Парадигме».

«Эмулируешь то, что низшие называют “скромностью”? Если забыла перевод на родной язык, то у далеков это называется “заниженная самооценка”, — ехидничает она в ответ, заставляя меня покраснеть. — Я уже приняла решение. И ты ему подчинишься».

Варги-палки. А что я могу поделать? Приспичило ей из-за меня получать по мозгам — ну, пусть получит разок, авось больше не захочется. Я прекрасно отдаю себе отчёт о своём месте в Империи. Пока идёт эксперимент и пока я интересна Императору, я буду жить. Потом я жить не буду. Всё.

— Прототип Гамма, — Учёный слегка поворачивается на серва, — твоё тело было заранее переправлено на базу «Центр». Вся аппаратура подготовлена и налажена. Ты отправишься со мной в медицинский блок на сто второй палубе.

Впереди лифт, и я понимаю, почему она сказала это сейчас — избежать церемонии долгих проводов, просто оторвать от остальных и проконвоировать на переписку. И это правильно. Кроме того, если она лично займётся нашим технарём, я за него буду совершенно спокойна.

— Я подчиняюсь, — Гамма, как ни странно, менее взволнован, чем мог бы быть, уж я-то его знаю. Наверное, сам догадался, что его ждёт коррекция памяти, и должен этому радоваться. Хоть он и старался всю дорогу бодриться в соответствии с приказом «не быть двуногой твердолобой квашнёй», но депрессия его не отпускала, он просто хорошо загонял её внутрь. Ребята его пытались расшевелить, как могли, но без меня у них получалось не очень, а я больше половины пути сама была злая и невменяемая из-за детоксикации и синдрома отмены. На этот раз я слишком долго просидела на сигаретах, за дорогу до дома меня прочистить не успели, придётся ещё и тут не меньше декады промучиться, прежде чем организм выдавит из себя наркотическую отраву до безопасного уровня…

…Выплёвываю последние капли физраствора, застрявшие в горле. Лекарства ещё не выдохлись, организм ещё не слушается, кашель приходится вызывать силой, но тут без вариантов — или заставить себя прокашляться, или мучиться от ощущения перекрытого горла не меньше скарэла, пока не включатся рефлексы. Проклятая промывка лёгких.

— Мне интересно, что ты такое курила после того, как я вышел из строя? — ядовито интересуется Бета из-за приборов. Долго стоять или ходить он ещё не может, поэтому ему собрали кресло на антигравитационном двигателе, теперь мне его не видно из-за панели управления.

— Выпросила два блока сигарет у того землянина. Только это называлось не сигареты, а папиросы, они без фильтра.

— Оно и видно. Этим сливом только врагов травить, — я вижу руку, высунувшуюся сбоку от монитора и указывающую на лоток с использованным физраствором. Он действительно больше не бесцветный, есть какой-то едва заметный коричневатый оттенок. — Кошмарное количество сажи, рак лёгких через год употребления. Что у тебя, что у Эты.

Дзета сдержанно хрюкает в плечо, вытаскивая у меня из вены иголку капельницы, и переходит ко второй койке, где хрипит и булькает десантник — тоже пытается прокашляться.

— Копчёные прототипы, — Бета решительно долбит по клавишам. Стиль общения на «Нейтрино» бодро приближается к тому, что когда-то был на «Протоне», несмотря на новичков. Сработались…

— Лучше быть копчёной, чем с посткоматозной жижей вместо мозга, — парирую я, не удержавшись. Во всём теле желейная слабость, а ведь сейчас ещё и биостимулятор включат. Мама-радиация, папа-трансгенез, ну на хрена я травилась этой дрянью? Больше никогда, больше ни за что…

— Посткоматозная жижа имеет тенденцию самоорганизовываться, а мозг под действием наркотика — разрушаться, — отрезает Бета. — Всё, закрой рот, закрой глаза, приступаем ко второй части.

— Я вас всех ненавижу… Дай мне сигарету! — хотя знаю, что не даст. Просто надо пробиться через самые первые, самые проклятые дни, и жажда дозы уйдёт, как будто её и не было. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу, курить хочу!

— Заткнись и терпи, — стонет Эта, которому не меньше наркотика хочется. — Или я тебя уничтожу.

— Я сама тебя уничтожу, — зло огрызаюсь в ответ. — Отмоемся после процедуры и пойдём стрелять в тир.

— Да-а, — мечтательно выдыхает десантник, хотя мы оба понимаем, что никуда не пойдём, что после первых процедур детоксикации можно только лежать пластом и вонять выходящим изо всех пор табачным перегаром, и сил не будет даже поднять пистолет. Но сама мысль рассадить в хлам пяток мишеней немного отвлекает от навязчивой мечты погладить пальцами гладкую бумажную гильзу, внутри которой похрустывает сушёная ядовитая трава, ощутить во рту вкусный дым, насладиться расширенным восприятием, слитым с бездумным покоем… А вместо этого что? Дикая слабость, бешено стучащее сердце, пот изо всех щелей, тошнота и головная боль, да такая, что того гляди череп взорвётся от внутреннего давления мозгов. Всех ненавижу, ненавижу, ненавижу-у!

В сгиб руки тычется резиновая головка инъектора — Дзета впрыскивает мне высококонцентрированный питательный раствор, а потом подносит к губам бутылку, помогая напиться. Прохладная вода чуть унимает тошноту. Я всех ненавижу. Но и люблю. Где бы я сейчас была, если бы не мои товарищи? Как хорошо, что они у меня есть, что я не одна…

Найро что-то говорил про то, что любовь и ненависть похожи. А по-моему, они — просто две крайние стадии одного и того же явления, для которого я даже не могу подобрать определение. Это и «привязанность», и «неравнодушие», и «близость», и «соединённость», и всё вместе. То, для чего нет слова. То, что даже далеков редко-редко заставляет сказать друг другу волшебное слово «низзиал», потому что иначе не получается продемонстрировать свои чувства, своё дружелюбие, своё уважение к собрату, свою готовность разделить пополам все проблемы и невзгоды.

Я ведь никогда это слово раньше не говорила, никому. И сейчас не скажу, даже вам, ребята. Но всё же подумаю.

Низзиал. «Тот, кто рядом с тобой — тот ты».

— …с возвращением, эксаб!

Встрепенувшись, оглядываюсь на Учёного, пытаясь сообразить, откуда это она вернулась. Потом вспоминаю, что она уже пять рэлов как в лифте, я просто глубоко задумалась. А потом понимаю, что нам навстречу катит начальник охраны уровня и что это он сказал, и причём не отсутствующему Учёному, а мне. Мне?!

— Хм, эксаб? — тихонько переспрашивает сзади Бета с долей иронии.

— А я не возражаю, — так же тихо замечает ему в ответ Эпсилон.

— Да я, в общем, тоже, — отвечает врач.

Что?.. Бросаю через плечо:

— Р-р-разговорчики, – только это совершенно не помогает справиться с ошарашенностью.

— Заслужила — так не спорь, — вместо того, чтобы заткнуться, замечает Альфа с высоты своего роста.

— А ты не в курсе? — искренне удивляется Фита. — Тебя так начали называть после восстановления Скаро.

— Знаешь, как-то прозевала, — силясь удержать лицо, отвечаю я. — И где меня теперь так называют?

— По всей Империи, — нимало не смутившись, сообщает она.

Я даже останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к Фите. Мне хочется спросить, она не шутит? Это правда? Мне хочется закричать, что это глупость, что так просто не может быть. Но я вижу её лицо — нет, их лица. И понимаю, что они готовы повторить за укатившим «синим» то же самое слово. Зная, кто я такая и что из себя представляю. Зная это лучше всех — мы прошли слишком серьёзное испытание и слишком хорошо сработались, чтобы у нас оставались какие-то секреты друг от друга.

Такое маленькое слово, а какая от него тяжесть — даже ноги слабеют.

— Я не заслуживаю, — голос почему-то звучит сипло, словно связки парализовало.

— Не спорь с большинством, — с едва заметной улыбкой отзывается Эпсилон, как самый из них старший по званию. — Называют — прими.

Почему всё начинает расплываться в глазах? В груди застрял и медленно проворачивается какой-то острый царапающийся многогранник, который хочется выкричать, но даже на крик нет сил, меня лишь хватает на какой-то глухой всхлип.

Эпсилон делает два широких шага и утыкает меня в себя.

— Вот. И никто ничего не видел, правда? — это уже относится к остальным прототипам.

— А что-то было? Виноват, Суприм, я пропустил, — невинно отзывается Йота, и я понимаю, что уже не слёзы текут, а смеяться хочется от такой реакции безопасника. Это нервное, это просто нервное. Я дома. Я во всех смыслах дома. Империя — не снобы из Совета, а обычные её граждане — приняла меня со всеми моими заскоками и отклонениями, признала своей. Что из того, что у меня до сих пор нет персонального шифра, что я не полноправный член общества, что я всего лишь лабораторная зверушка, если у меня есть это?

Ведь самое главное в том, что я снова часть системы.

Я дома.

====== Сцена тридцать третья. ======

Огненно-рыжая сфера с медленно приподнимающимися и опадающими арками протуберанцев висит прямо в центре главного экрана обзорной палубы.

— Звезда неспокойна, инспектор, — повторяет «оранжевый», глядя на меня с внимательным уважением, что очень непривычно. — Она не дестабилизировалась, но её активность выше нормы.

— Обследование проведено? — спрашиваю. Действительно, неспокойна.

— Подтверждаю. Пять раз в сутки наблюдаются все слои, туда отправляются по двадцать зондов посредством трансмата, — а как ещё, солнечную корону иначе не перепрыгнешь, а она спалит всё быстрее, чем пройдёт сигнал. Впрочем, и при четырёх с половиной тысячах кóров фотосферы зонды тоже функционируют лишь десятые доли рэла, успевая снять самые черновые показания. — Данные предсказуемо обрывочные, но есть предположение. Следует спуститься обратно в лабораторию.

Согласно киваю: новое тело, к сожалению, не способно опустить фоторецептор в знак согласия со спуском на нижнюю палубу, но я уже не то чтобы привыкла, но притерпелась к гуманоидным жестам. Кусок пола под ногами едет вниз, как скарэл назад ехал вверх — только мелькнули перед глазами гравиплатформы двух наблюдателей, которые с фоторецепторов шлют рисунок солнечной поверхности непосредственно астрофизикам. Бросаю последний взгляд на бушующую стихию радиоактивного огня — солнце, словно на прощание, выстреливает длинным потоком плазмы, насыщающим звёздную атмосферу салютными золотыми искрами, ослепительными даже на фоне пламени. В мозгу отдаётся глухое электромагнитное «дон-н-н», прибитое защитными полями и обшивкой станции, далёкий аккорд космической музыки, родной настолько, что внутри всё переворачивается. И даже то, что свет долетает до нас с задержкой в четырнадцать с половиной рэлов, не портит радости.

Я в первый раз в должности инспектора. Но это решение Императора, я по-прежнему отвечаю за свою идею с восстановлением Скаро. Работа начала тормозиться, пошло отставание от графика, причём такое, что это сделалось странным, и я прилетела разобраться с ситуацией на месте. Всё сошлось на лаборатории: похоже, у нас не всё ладно вышло с восстановлением звезды. Осталось лишь выслушать выводы астрофизиков, взять у них все материалы, которые дадут и которые мне покажутся необходимыми сверх того, и переправить в Центр.

Опускаемся в астрофизическую лабораторию. Пятнадцать специалистов, каждый у своего компьютера, все по лампочки заняты, но начальник наблюдательной станции, с которым я беседую, отзывает одного — судя по светящемуся на логистической карте номеру, главного.

— Доложи о причинах нестабильности солнца, и насколько прогнозируемое развитие событий угрожает восстановлению планеты, — приказываю я учёному.

Прежде чем начать, он разворачивает несколько виртуальных моделей прямо в воздухе, и я без особого труда понимаю — вот звёздное ядро, вот зона лучистого переноса и зона конвекции, вот фотосфера и хромосфера…

— Мы свели данные за последнюю половину декады и в шести случаях получили странные результаты, — манипулятор указывает на модель конвекционной зоны, которая начинает едва заметно меняться в слайд-режиме. Потом замирает. — Инспектор, это сегодняшний снимок. Здесь чётко проглядывается вполне обычный конвекционный вихрь. Он должен достичь фотосферы через двое суток. Вот компьютерное моделирование процесса, — изображение оживает, огненный завиток взмётывается к краю сферы, и я не без удивления замечаю некоторое сходство выброшенного следом протуберанца с только что наблюдавшимся на верхней палубе явлением. — А вот состояние фотосферы менее скарэла назад. Именно в расчётной точке и без сильных конвекционных возмущений в нижнем слое.

Гляжу на другой слайд, как раз с тем самым протуберанцем в момент зарождения, который только что видела на обзорной палубе. Быть не может, неужели…

— Продолжай.

— Это не единственный яркий пример, зафиксированный приборами. Аппаратура не позволяет установить, есть ли подобные явления между конвекционной зоной и зоной лучистого переноса, но это тоже не исключено. Данные указывают на однозначную темпоральную рассинхронизацию слоёв звезды. Это её постепенно дестабилизирует. Далеки впервые сталкиваются с подобным явлением. Прогноз невозможен. Мы рекомендуем временно отвести планеты от солнца и продолжать наблюдение с привлечением специалистов из хронолаборатории.

Вспоминаю околонаучную беседу с Эпсилоном и Йотой, и в голове ползают дурацкие мысли о жёстких свободных хрононах. Так, ещё раз. Мы использовали разницу темпоральных потенциалов — старые планеты, юное солнце, это работает примерно по тому же принципу, что и термопара, только тут на выходе не электричество, а стабильная система. Но идея возникла на ходу, и, возможно, расчёты были недостаточно точны или у нас не хватило знаний для уравновешивания столь крупного объекта, как звезда. Такое вообще впервые делалось, всё, от и до — раньше у далеков не было потребности раскурочивать чёрные дыры. Астрофизики правы, что забили тревогу и начали тормозить терраформирующие работы. Без оценки ситуации темпоральщиками здесь делать нечего.

— Почему не сообщили в Центр о происходящем со звездой? — в общем, примерно ясно, почему. Так и есть:

— Мы не стопроцентно уверены в своих выводах, — чуть стушёвывается начальник лаборатории. — Возможно, что это просто уникальное совпадение.

Ага, шесть раз подряд за полдекады. Просто кто-то испугался получить по мозгам в том случае, если допустил ошибку, и начал тянуть резину.

— Мне понадобятся все зафиксированные вами нестыковки, с чёткими сравнительными изображениями, с датами и компьютерными эмуляциями. Пока не прибыли темпоральщики, сосредоточьтесь именно на поиске бесспорных доказательств темпоральной рассинхронизации и постарайтесь установить её точный временной диапазон. Повысьте количество и частоту запускаемых зондов.

— Запас зондов недостаточен для проведения форсированного наблюдения, инспектор, — отвечает глава лаборатории.

Поворачиваюсь к нему:

— В силу крайней важности исследования, на котором также будут настаивать сотрудники хронолаборатории, я передам на завод запрос о срочной дополнительной партии зондов для внутризвёздных исследований с любыми параметрами, которые вам необходимы, — не уверена, что у меня есть право на подобные решения, но альтернативного выхода нет, и, в отличие от некоторых, мне тянуть резину действительно некогда. Если что, потом сама за эту вольность отвечу.

Он кивает фоторецептором с вежливой благодарностью:

— Мы установим параметры рассинхронизации.

— Ты отвечаешь за рационализацию исследований, как ваших собственных, так и совместных с темпоральными физиками, — он это и так понимает, но я не могла не напомнить.

— Я подчиняюсь.

С задачей всё ясно; интересно, а чем ещё занимаются инспекторы? Проверка никогда не заканчивается за три скарэла, по собственному опыту знаю.

— Есть ли какие-нибудь дополнительные потребности у этой астрофизической лаборатории? — спрашиваю в воздух, обводя взглядом спецов. — Оборудование, кадры, состояние космической станции, необходимость улучшений?

— Дополнительные потребности отсутствуют, инспектор, — отзывается глава лаборатории. — Станция новая, достаточно обеспеченная кадрами, ресурсы оборудования практически не выработаны. За текущий отчётный период было всего два штатных ремонта скафандров и одна наладка зеркала вспомогательного телескопа.

Согласно киваю. Что бы ещё спросить? Нет, хоть расстреляйте, не могу ничего придумать, вроде всё узнала, что должна.

— Передаю данные для Центра, инспектор, — докладывает учёный со своего места, на которое он вернулся для их подготовки.

Быстро перебираю полученную информацию. Да, то, что нужно.

— Если на станции всё идёт в штатном режиме и у вас нет пожеланий по улучшению её работы, — говорю, — то нет смысла дальше мешать персоналу. Я отбываю в Центр.

Чувствую лёгкое удивление начальника станции. А что, другие инспекторы повсюду суют свой фоторецептор, просили их об этом или нет? Мне, извините, не до глупостей, у меня тут звезда с ума съезжает, а я, как инициатор, буду отвечать за провал. И, судя по затраченным на операцию ресурсам, жизнью, с особой жестокостью.

Возвращаюсь на катер. С виду это обычный наш «диск», и даже не самый большой, на деле же он оборудован не только устройством темпорального переноса, но и аппаратурой для перемещения в междумирье. Как бы выразился Хищник, «пустотный» — это вполне официальное галлифрейское название данного класса космических кораблей. Технологии бесконечно усовершенствовались за то время, пока я пребывала в отрыве от Империи. В моём веке было немыслимо уложиться с такой инспекцией менее чем за сутки. Катер исчертил двигателями всю солнечную систему, на это потребовалась бы как минимум декада. А теперь — ать-два, и пора домой, на базу «Центр». Астрофизическая лаборатория была последним пунктом проверки, изначально меня как раз отправили на другие объекты — просто в итоге всё сошлось на наблюдательной станции, и я залетела выяснить, по какой причине учёные лезут не в свою епархию. Как выяснилось, они были правы, а Совет с его паникой по поводу срыва сроков — нет. Серьёзность ситуации позволяет мне даже обнаглеть и попросить аудиенции сразу же по прибытии, ведь Император интересуется процессом восстановления, ему будет небезынтересно услышать о происходящем с нашим солнцем. Тем более что Контролёр Времени чаще всего околачивается рядом с ним, а его эта информация вообще прямо касается.

Совершенно незаметное ощущение расстыковки — мягкий старт, пилот на этом катере умница с большим количеством лётных суток. Если бы не вибрация маневровых двигателей, похожая на едва заметное сердцебиение, вообще нельзя было бы догадаться, что катер двигается. Станция стремительно удаляется, но искусственная гравитация полностью компенсирует и перегрузки, и инерцию. Раньше при таком ускорении меня слегка размазывало по скафандру и подступала тошнота, а сейчас даже головокружение не ощущается. Само совершенство. Сто тысяч лет непрерывного развития науки — вот и результат, никто во Вселенной не может нас превзойти технологически. А количественное превосходство мы быстро наверстаем, как только получим плацдарм достаточного масштаба. Надо намекнуть Императору, что зарождающейся галактике нужно имя, и «Серифия-2» для неё явно не подходит. Как там было в кодексе Злого Властелина, не одевать солдат в форму проигравших народов? Так и с названиями, не называть проекты в честь неудачных предшественников. Серифия слишком дорого стоила далекам, чтобы лишний раз об этом напоминать*.

Сквозь сердцебиение двигателей проступает едва заметная вибрация, а мониторы выключаются. Ну правильно, ведь сейчас там будет вовсе нечего показывать, кроме тьмы, да и та условная. Междумирье невозможно воспринять никаким мозгом, даже нашим, поэтому организм автоматически ведёт себя так, словно слепнешь. Тот же случай, что с фильтром восприятия и отражением в зеркале, только зеркало хотя бы отражает окружающую среду, а тут вообще ничего нет, даже пространства.

Скоро, очень скоро специальное устройство синхронизирует катер с нашими базами, к стыковочному люку пришвартуются врата, и меня вместе с информацией отправят в Центр, а катер вернётся в реальное пространство, к флоту. Пользуясь моментом, поворачиваюсь к старпому, который сопровождал меня на борту в течение этих суток:

— Второй, передай похвалу всему экипажу за отличную службу и состояние корабля, особенно выдели пилота.

Возможно, другие «белые» так не говорят, но я-то Дикий Прайм, а ещё прекрасно понимаю, насколько нелегко выучиться профессии звездолётчика для далека из Новой Парадигмы. Даже несмотря на то, что гипнопедия даёт не только теоретические знания, но и мышечную память, всё же последняя идёт по усреднённому алгоритму, и её необходимо закреплять, подгоняя под конкретное тело. Учитывая, как мало вылетов совершают наши пилоты, достичь такого мастерства может лишь упоротый фанатик своего дела, который «летает» на симуляторе даже во время сна. Надо, кстати, запомнить идентификационный шифр этого парня, вдруг да пригодится?

Ощущаю идущее от старпома удивление и одновременно удовлетворение. Что, раньше их никто никогда не хвалил за хорошую службу? А зря.

— Исполнено, — сообщает он почти моментально. — Инспектор, малые врата базы «Центр» пришвартовались к стыковочному люку.

Киваю и встаю с ящика, на котором сидела. Неудобство всё-таки, под прототипов никакой транспорт не адаптирован, кроме специально созданного. Однако местные ребята притащили мне контейнер в качестве сиденья, причём сами и заранее, без просьб. Ситуация требовала называть меня «инспектором», но чувствую, не будь этого, они бы обращались «эксаб». По крайней мере, в подслушанном во время перелётов приватном трындеже именно так они меня и звали. От этого чувствуешь себя очень странно, не отпускает ощущение, что я попала не на своё место. Когда в тебя так верят, это огромная ответственность перед нацией. Наверное, Учёный права, у меня недооценка себя и своих возможностей, но всё же, я так и не могу отделаться от мысли о том, что «эксаб» мне ещё больше не подходит, чем «прайм», хотя историческое значение последнего, пожалуй, в каком-то смысле можно ко мне отнести. Ведь изначально Праймами назывались те двадцать первозданных далеков из каледианского бункера, наши прародители и основатели цивилизации Скаро, и уже потом, когда в живых из них остался только Император, Праймами стали титуловать старшую элиту, ментально с ним связанную. Новая Парадигма в каком-то смысле началась с меня, и формально звание Прайма мне подходит, потому особо и не вызывает отторжения, несмотря на все преступления в биографии. А вот «эксаб», как раз с учётом моих прошлых грешков, ну никак не может ко мне относиться. Этот диссонанс и вызывает некомфортные ощущения куска колючей проволоки в гамачке... нет, правильнее сказать, за шиворотом. Всё время тянет ёжиться и втягивать голову в плечи.

Козыряю на прощание старпому, перед тем, как войти в серебристый цилиндр уже знакомых врат. Значит, правитель меня ждёт с отчётом сразу же, и не придётся запрашивать аудиенцию. На инспекцию-то меня отправляли в обычном транспорте для грузов малого объёма. За спиной схлопывается люк. Автоматический голос сообщает:

— Особые врата номер один, переброска через три… два… один… Переброска активирована.

Опираюсь рукой о стену, автоматически ожидая головокружения, которое сопровождает любое перемещение в междумирье. Потом вестибулярный аппарат адаптируется, и неприятные ощущения исчезают. Пока длится переброска, у меня есть с десяток рэлов свободного времени. Надо ещё раз просмотреть все слайды, прочитать отчёты астрофизиков, наметить себе тезисы и подготовить окончательный доклад, который очень по-планктонному можно уложить в короткое слово из четырёх букв. То есть я не думаю, что всё совсем скверно, но поправлять придётся. Знать бы, как.

Под сообщение о прибытии выстраиваю последние слова доклада. Так. Собраться. Вдохнуть-выдохнуть. Отчитаться дежурным контролёрам. И не робеть. Я не серв, который в трёх словах путается, я официально назначенный инспектор, а раз назначили, значит, знали, что я справлюсь.

Знакомые коридоры, знакомые номера встречаемых далеков. Прототипы, правда, не попадаются. Единственный, с кем на правительственном этаже вообще реально столкнуться — это Эпсилон, но я помню его расписание, он должен быть на боевой тренировке. А жаль, ведь его спокойное и позитивное лицо меня всегда мотивирует попрыгать выше фоторецептора, в отличие от бетонобойной физиономии Альфы. Хотя общаться приятнее со стратегом… Так. Я отвлекаюсь. Не переключаться с доклада. Собраться. Готовность номер ноль: я перед залом Совета.

Рапортую гвардейцам о явке, получаю в ответ сухое «ждать вызова». Да, я не кто-то из Контролёров или Верховного Совета, чтобы передо мной распахивались любые двери Империи просто по факту моего появления в поле зрения. Но всё же особое положение позволяет обращаться к Императору напрямую и даже говорить с ним приватно. Он не каждую декаду выкраивает под меня время, слишком много дел у главы государства. Но даже так он порой находит возможность что-то мне сказать через патвеб перед отбоем, когда я остаюсь одна. И мне бы не хотелось потерять это общение. Правитель мудр, он много знает, он позволяет задавать вопросы, с ним намного интереснее, чем с Хищником, и я прямо чувствую, как он меня тащит на новый уровень, заставляя глядеть на мир под другим углом, многое переосмысливать или хотя бы обдумывать.

Терпеливо стою напротив входа — удачная пауза, можно ещё раз перетрясти доклад. Даже глупо так волноваться. Но это на совете уже привычно указывать на спорные вопросы, а вот так, инспекцию проводить и о ней отчитываться — это совсем другое, это в первый раз.

Наконец, через два скарэла, двери-диафрагма открываются и выпускают череду знакомых скафандров. Похоже, потому меня здесь и промариновали, рапорт о результатах проверки Император хочет выслушать без лишних свидетелей. Поскольку все выкатывающие выше меня по званию, выпрямляюсь по стойке «смирно» и салютую. Последним выезжают Вечный и Стратег, оба неодобрительно на меня глядят. Ну «синий»-то чего косится, ботинки недостаточно надраены или подол где-то помялся? С Вечным всё и так понятно, я ни на диаметр электрона Йоте не поверила, что он ко мне положительно относится. То есть был такой соблазн, но первая же встреча с моим главным оппонентом доказала, что аксиомы не меняются. Тем не менее, глава безопаски расщедривается на комментарий:

— С возвращением, Прототип Зеро.

Так и висит подтекстом, «что-то ты быстро обернулась».

Выпрямляюсь ещё больше, чтобы совсем-совсем по струночке, и не опускаю приветственной руки, пока он не проезжает. Но никак не отвечаю — не место, да и поддразнить его охота. Он-то непременно ожидал, что я не смолчу и этим подставлюсь под обычный выговор, а вот ему! Нежданчик! Прикусила язык и сделала вид, что всё идёт так, как надо.

Почему-то возникает ощущение, что Стратег что-то говорит Вечному через приват, и наверняка ехидное, во всяком случае, его взгляд хорошо так, многозначительно переезжает с меня на старшего безопасника. Но подслушивать этих я бы не рискнула, даже имея доступ к каналу Верховного Совета.

— Прототип Зеро, — говорит гвардеец, стоящий слева от входа, — тебя вызывает Император. Проходи.

Вдох, выдох, ноги трогаются вперёд словно помимо воли. Главное, спокойствие и отсутствие волнения. Тогда и рентген золотого взгляда не так обжигает.

Прохожу на середину зала, отмечая, что кроме Контролёров, тут остался Серв. Что, уже заранее подозревают технические неполадки? Для решения задачи это хорошо, заводы-то на его ответственности, а ребятам из лаборатории нужны зонды, много зондов.

— Говори.

— Инспекция завершена, проблема выявлена. В ходе проведения проверки выяснилось, что работы останавливают сотрудники астрофизической лаборатории, ведущие наблюдение за солнцем. Я посетила лабораторию и получила там следующую информацию, — перекидываю первый слайд на проектор и включаю трёхмерную голограмму во всё помещение. — Слои звезды рассинхронизированы по времени. Астрофизики зафиксировали шесть случаев, когда вспышки, пятна и протуберанцы появлялись намного раньше, чем до поверхности доходили конвекционные потоки, их вызывающие, — меняю один слайд за другим. — В связи с нестабильностью солнца, они предлагают приостановить терраформирующие работы и отвести планеты подальше в открытый космос, пока картина не прояснится и не станет возможным точный прогноз. На данный момент астрофизики ничего не могут предсказать, они впервые сталкиваются с подобным явлением. Я распорядилась усилить наблюдение за звездой. Для этого в ближайшее время потребуются дополнительные ресурсы, на станции недостаточно зондов. Также считаю совершенно необходимым присутствие там физиков Времени. Остановить терраформирующие работы я не имела права, но считаю, что этот вопрос надо решать прямо сейчас. Делать вывод о необходимости отвода планет на безопасную дистанцию следует после заключения физиков о характере темпоральной нестабильности.

— Разверни второй слайд снова, — приказывает Контролёр Времени и пристально глядит на появившееся изображение. — Подтверждаю опасную возможность хроносдвига. Девяносто три процента вероятности истинной рассинхронизации.

— Рекомендации? — гонгом гудит Император.

— Согласен с выводами Зеро. Требуется остановить работы и отвести персонал на безопасную дистанцию, за исключением наблюдателей. Я отправлю туда четырёх специалистов, они установят характер и масштаб рассинхронизации, а также наметят способы решения проблемы.

— На двенадцатом металлургическом заводе есть запас необходимых ресурсов для звёздных зондов, — подхватывает Серв. — Четвёртая фабрика по созданию и сборке оборудования может выделить два конвейера, третья и шестая — по конвейеру под внеплановую продукцию. На шестой фабрике — только на двое суток, остальные — не менее, чем на декаду. Потребуются малогабаритные врата для постоянной переброски отштампованных деталей на конвейеры и собранных частей на основную наладочную линию четвёртой фабрики. Это позволит быстро восполнить резервную партию со склада, которую мы можем переправить в лабораторию уже сейчас.

Обожаю Серва. Всегда знает, где чего сколько по Империи валяется и как это эффективно использовать. А главное, успевает всё заранее предусмотреть — а вдруг в хозяйстве пригодится? И в штате у него полный порядок, чему я не устаю восхищаться.

— Приступайте к работе, — заключает Император. Одновременно распахивается дверь. Так понимаю, нам всем указали на выход? Ан нет, стоило начать разворот, как раздаётся: — Пси-Контролёр, ты тоже свободен, а ты, Зеро, задержись.

Вот даже не знаю, подпрыгнуть на радостях или насторожиться. А то вдруг что не так сделала или слишком насвоевольничала во время инспекции? Да ещё Контролёр Времени опять на меня странно поглядывает, проезжая мимо. Что-то он темнит. Припереть бы его к стенке за гироскоп, да звание не позволяет. Ему ж вообще никто не указ, кроме Императора.

Наконец, остаёмся одни. Я молчу, и правитель молчит. Ну, и?..

— Были ли какие-нибудь нюансы во время инспекции, о которых ты не упомянула при посторонних? — спрашивает он, когда молчание затягивается уже до неприличия.

Неожиданно и непонятно.

— Нет… — озадаченно отвечаю я, быстро перебрав воспоминания. — Я спрашивала на всех посещённых пунктах, есть ли у них какие-то недочёты или потребности, но никто ничего не сказал, за исключением просьбы астрофизиков о дополнительных зондах.

— Ты быстро вернулась.

— Приказ был — установить причины задержек и отговорок, я их выяснила… Ты имеешь в виду, что я больше ничего не нашла? — он молчит в ответ, явно ожидая моего продолжения. — Я… знаю на собственном опыте, что такое проверка. Изнутри. Она всегда мешает налаженному графику, особенно когда инспекторы лезут туда, где ничего не понимают, и при этом с умным видом дают тебе указания, что и как, по их мнению, надо делать. В итоге ситуация выглядит донельзя глупо и нерационально — и тебя отвлекают, мешая работать, и инспектор выставляет себя идиотом. Задачу я выполнила, остальное не имело смысла.

Звук, который раздаётся следом за моими словами, я не ожидала никак и никогда. Конечно, обстановка более чем приватна, мы один на один, но всё же, услышать смех вслух… Да ещё и от Императора… Впрочем, он берёт себя в ложноручки менее, чем за рэл, и, пока я пытаюсь закрыть рот, замечает:

— Неподражаемая прямолинейность. Ты ещё очень неопытная. Пожалуй, даже слишком неопытная.

— Я работаю над исправлением этого недочёта.

— Я в курсе, иначе бы ты здесь не стояла, — почему он так задумчиво на меня глядит? Я его разочаровала? — И вместе с тем ты хорошо определяешь ошибки там, где их больше никто не замечает… Кстати, — он резко меняет тон, — Учёный тут взялась тебя выгораживать перед Советом.

Кошмар какой, она это всё-таки сделала. Представляю, что ей сказали.

— Я была против этого хода, — честно сообщаю в ответ.

— Это не её ума дело, да и не твоего, — всё так же задумчиво разглядывая меня, замечает Император. — Ты что-нибудь надумала о прототипах?

— У меня недостаточно данных, чтобы сделать однозначный вывод, — ускользаю я от ответа. Мне действительно чего-то не хватает, какого-то последнего звена, одного-единственного факта. Правитель прав, я очень неопытная. А значит, как ни грустно это звучит, не профпригодна для высшей элиты. — Быть может, функциональнее будет обсудить это с Вечным, он поможет рассчитать недостающее…

— Нет, — коротко приказывает Император. — Я хочу, чтобы ты всё сделала сама. У него свои расчёты, у тебя свои. Считай это очередным тестом.

— Ты хочешь сказать, у тебя просто есть цельная картина, и ты ждёшь от подчинённых, подтвердят они её или опровергнут? — осеняет меня.

— Нет, — как-то неожиданно до разочарования отвечает правитель. — У меня достаточно большой опыт изучения низших. Но далек в гуманоидной форме, а не сознание далека в гуманоиде — это новшество. Такого всерьёз ещё никогда не было, эксперимент Культа Скаро не в счёт. И если мы ведём наблюдение со стороны, то ты — изнутри. Пока я только вижу, что у вас есть недостатки, продиктованные внешней формой, их нет у обычных далеков. Но вместе с тем, как резервный способ выживания, вы эффективнее, потому что не зависите от внешней оболочки и можете маскироваться среди низших. В этом есть смысл. Учёный однозначно за продолжение эксперимента, Вечный однозначно за его прекращение, но никто до конца не может сформулировать свои аргументы. Поэтому я и жду твоих выводов. Они у тебя будут наиболее верными, ведь ты зависишь от проекта, как никто из его участников.

Более чем непрозрачный намёк. Нет, открытое предупреждение — остановка эксперимента означает мою отложенную на неопределённый срок казнь. А с другой стороны, у правителя есть резон об этом напомнить — если я, несмотря на угрозу смерти, всё равно решусь заявить, что с прототипами пора завязывать, значит, это действительно чрезвычайно опасно для далеков. Потому что инстинкт сохранения расы — это инстинкт сохранения расы. И он мне в слуховые рецепторы приватиком шепчет, что игры с ДНК нас до добра не доведут. Вот почему Император терпеливо ждёт моих выводов.

Нет, убить, конечно, не убьют — им всем интересно, что я такое. Но карцер или гибернация всё равно что смерть.

— Ты совершенно не умеешь скрывать мысли, — вдруг припечатывает меня правитель. Упс.

— Почему я должна скрывать мысли от тебя, объясни? — ничто так не взбодряет, как напоминание о грядущей судьбе, сразу ехидство просыпается.

Опять чувствую улыбку, но хотя бы не шокирующий смех вслух.

— От меня незачем. А от Доктора?

— Присутствие врага мобилизует, — отрезаю. — Особенно если он телепат.

Улыбку как ударной волной сдувает — от правителя шибает порывом секундной злобы, той особенной, императорской, от которой, кажется, даже металерт трепещет. И только потом я соображаю, что брякнула. Слишком много думала по дороге о прошлом и поневоле врезала прямо в мозг, и кому!..

— Я не хотела напоминать о Великой Катастрофе… — сейчас он рявкнет, что ему не нужны оправдания, и пристрелит меня на месте. Телепаты — зло, особенно такие, которые ухитряются пробить нашу защиту. На самом деле, мы лишь одного такого встретили, но его хватило, чтобы отдать приказ по личному каналу правителя на самоуничтожение всей техники производства далеков. Дальше продолжать, полагаю, не надо… Зато теперь у нас есть патвеб, в нём даже очень крутые телепаты мозг сломают. Так что мы вполне можем поблагодарить покойного Карла Календорфа за оказанную услугу, хоть она и дорого нам стоила.

Император меж тем берёт себя в ложноручки и даже не пытается меня убить. Напротив, я вдруг понимаю, что от него снова лучится тот же задумчивый интерес, что и в начале разговора.

— Прототип Зеро, как кстати ты об этом напомнила. Отвечай, в каком году это произошло?

— В 13169-м по старому счислению**, — растерянно отзываюсь я. К чему он?

— Сколько времени заняло восстановление после Великой Катастрофы?

— Две с половиной тысячи лет… — и тут меня как по мозгам током шибает. Я же активирована всего через девятьсот тридцать лет после этих событий.

А Императору всё мало:

— И ещё вопрос. Ставка никогда не переводилась на другую планету, за исключением критических случаев, когда на Скаро оставаться было небезопасно или требовалось моё личное присутствие на фронте, — к любопытству примешивается какое-то предвкушение, словно правитель нетерпеливо ждёт, пойму я или нет.

— Ты о Серифии, — утверждающе говорю я, меж тем лихорадочно листая официальную хронологию. Ну как же, это всё должно там быть, и… Почему об этом ни слова? И где Битва за Венеру? И… Ой. — Подожди… Если это было, но этого не было… Нет, это не люфт. Люфт — это слишком мелко для такого масштаба, или нет… — и тут меня осеняет. — Что-то из этих событий — отменённая линия времени. Или Серифия, или я.

— Отлично, Прототип Зеро. Хотя, как обычно,самодеструктивно.

Угодив ему в другой ситуации, я бы чувствовала удовлетворение, но не сейчас. Как же так… События, которые накладываются друг на друга по темпоральной прямой, перехлёстываются там, где не могли…

— И… когда Повелители Времени сумели переписать нашу историю?

— Лишь единожды, — совершенно нейтрально отзывается Император. — Задолго до Великой Войны Времени. Текущая темпоральная линия удержана Контролёром. Но ничто не стирается до конца, особенно глобальные события. Всегда остаются следы, хотя бы в виде мифов и преданий. Далеки не любят выходить за рамки инструкций и думать над очевидными фактами, это пустая трата времени. Поэтому, пока не ткнёшь фоторецептором в нестыковки, никто не задаёт вопросов. Но у Скаро три глобальные линии времени, и две из них были отменены.

Вдруг ловлю себя на том, что сижу, раскрутив слуховые рецепторы на полную мощность. Как там эта подходящая идиома, «развесив уши»? Когда успела на пол опуститься, не помню.

— Ты не стал бы об этом говорить, если бы не хотел рассказать больше, — делаю я логический вывод вслух.

— Первая линия времени была соткана без Доктора, и в этом было её благо и её недочёт, — сообщает Император так буднично, словно приказы раздаёт. — Мы оторвались от своего фундамента, и это сделало нас слабыми и уязвимыми.

— Битва за Венеру, — понимаю я.

— Именно. И кроме неё, ещё масса провалов. Мы сделали Скаро планетой-бродягой, планетой-крепостью, оторвав её от солнца в родной галактике, и двигались по космосу, очищая территории до тех пор, пока не начали сталкиваться с цивилизациями схожего уровня. Всё закончилось на Земле, где нас победили, разоружили и подчинили. Но я успел узнать о Халлдонском эксперименте. И решился на шаг, о котором не пожалел — перебросив себя в глубокое прошлое, внёс правки в эксперимент, полностью изменив его характер и стерев далеков так, словно их никогда не было.

Он… что сделал?! Псих ненормальный. Убийца!!!

— Объясни-и?..

— Изначально халлдоны собрали на искусственной планете народы из разных уголков космоса. Я же смог изменить условия так, что все они оказались с той планеты, на которой далеки потерпели абсолютное поражение, но из разных времён. Рассуждая здраво, я предполагал, что далеки нужны Вселенной, уставшей от хаоса и нелогичности, и они возникнут снова. Так и произошло. Эту линию я помню достаточно плохо, потому что фактически пересоздал всё с нуля. Лишь некоторые предания низших, реликты и странные дежавю помогли мне предположить, откуда это всё взялось, и постепенно восстановить хотя бы обрывочный ход событий***.

— А вторая линия? Там уже появился Доктор?

— Да, зато там не было такой помехи, как Даврос. Но в конечном итоге мы повторили ошибку, оторвавшись от своего солнца, от своей галактики и даже от Скаро. На этот раз мы попытались существовать во Времени, построить там Империю абсолюта и распространить влияние на все эпохи, от рождения Вселенной до её гибели. Но Великая Катастрофа и обратившие на нас после неё внимание Повелители Времени, увы, оказались серьёзной проблемой. И в день нашего сотворения пришёл Доктор.

— Так родилась третья линия времени далеков, — понимающе тяну я. Обалдеть. — Но мы почему-то помним события…

— …которые привели нас к проигрышу и отняли все шансы на реорганизацию и переналадку Вселенной. Ты всё ещё задаёшься вопросом, почему мы это помним?

— Я поняла. И… Ты был несправедлив, обвиняя далеков в косности и нежелании разбираться дальше предписанного. Отчасти это наш минус, отчасти плюс, но в данном случае дело в самом Времени. Всё, что выпадает за рамки прямой линии, слишком запутанно. Чьё угодно сознание начнёт сходить с ума в попытке постичь всю эту безмерность и переплетения. Даже Контролёр Времени здесь почти бессилен, я ведь права? Я видела далека, который попытался в себя вместить хотя бы Вихрь, он утратил рассудок. У любого разумного существа, тем более у далека, есть что-то вроде предохранителей в разуме. И мы отводим взгляд там, где опасно смотреть и задумываться, чуя проблему на подсознательном уровне. А полузабытые линии времени и вызванные ими люфты превращаются в легенды и мифы. Одного не могу понять, почему ты мне это рассказал? У тебя должна быть какая-то цель.

В ответе сквозит что-то вроде снисходительности к неопытному стажёру:

— Ты сама сейчас ответила на этот вопрос, маленькая темпоральная загадка. Ничего не умея, имея лишь поверхностные знания, ты всё же чуешь Время не хуже меня или Контролёра, но на свой собственный манер. Если мы с ним всё видим, как снайперы сквозь прицел — чётко, но узко, то ты подобна хищнику, определяющему добычу по следу — размазанно, но широко, — почему-то от слова «хищник» меня пробирает внутренняя дрожь. Глупо, но не могу отделаться от предвзятых ассоциаций. — Наверняка это связано с твоим парадоксом. Я ещё думаю, как и для чего тебя рациональнее использовать, учитывая твои личностные особенности. Но чем ты должна стать, я понял, когда ты горячо настаивала на восстановлении Скаро. Ты не знала причин, не видела причин — но чуяла их, на подсознательном уровне понимая, что мы опять не устоим, если у нас не будет объединяющего центра. Что нельзя повторять ошибки прошлого.

Чувствую себя странно, словно Император и не обо мне вовсе говорит.

— Ты переоцениваешь мою значимость.

— Или ты себя недооцениваешь, — парирует он. Потом вглядывается в меня, пристально, словно действительно хочет прожечь дыру. — Мы здесь одни. Можешь сказать, что думаешь.

Всё равно ведь видит меня насквозь, даже без телепатического контакта. Вот и смысл сдерживать вспыхнувшее негодование? Не могу больше балансировать между почётными титулами лабораторной зверушки и императорского каприза, аккумуляторы сдохли.

— Мне надоело быть вещью, — отвечаю, стараясь сохранить спокойный тон. — Пусть я ошибка конвейера, сумасшедший мутант-прототип, но я далек. А не предмет без разума и воли. Я подчиняюсь твоим приказам, но думать ты мне всё равно не запретишь. Потому что никакой далек внутренне не подчинится приказу, отменяющему его сущность. Даже Доктор признавал за мной право быть далеком, уж он-то в моей сущности не сомневался. Если сомневаешься — лучше убей. Потому что ещё немного, и я не выдержу.

— Вся Империя называет тебя эксабом, а тебе ещё мало? — в голосе чувствуется лёгкая насмешка. — Откуда этот нездоровый комплекс неполноценности, Прототип Зеро? Это нехарактерно для далека. Уничтожь его. Или смирись со своим воображаемым положением.

Злость, которая было меня охватила, гаснет, как от ведра воды. Варги-палки, он прав. Как же он прав. Всегда прав.

— Я… не знаю, откуда…

— Ты. Ты сама. Просто не хочешь себя простить за то, что делала в прошлом. Порой у меня складывается ощущение, что ты каждый рэл себя расстреливаешь. При том, что тебе чётко было сказано ещё на первой аудиенции — ты не виновна ни в ошибке конвейера, ни в том, что за ней последовало, потому что не понимала и не могла понимать, что тобой движет.

Почему так горько и больно в горле? В груди какой-то узел свернулся, тяжёлый, как свинец, и тоже болит, даже вдохнуть не могу. В глазах всё плывёт… Нет, нет, только не при нём, только не здесь, только никаких соплей.

— Ты давно стала частью Империи, — продолжает звенеть тяжёлый гонг над моей головой. — Не она от тебя закрылась, а ты от неё. Не от чего бежать, Прототип Зеро. Перешагни через свой страх, через презрение к самой себе, через… эту привязанность к собственному прошлому. И уничтожь их. Или оставайся вещью. Свободна.

Встаю, как сомнамбула, салютую почти несознательно, и даже не помню, как оказываюсь снаружи. В мозгах лишь одно — поскорее забиться в укромный угол и выхлестнуть из себя всё, что оттуда так бешено рвётся — крик, злость, слёзы, истерику, всё вперемешку. Стрелять, стрелять! Я хочу что-нибудь уничтожить! С особой жестокостью! Истерическое бешенство, ярость берсерка, голыми ложноручками что-нибудь живое придушить, да хоть зеркало избить, да, вот именно, зеркало избить!!! Злоба, злоба, которую никогда не трогает никакой фильтр, выпустите меня на передовую, я там сейчас устрою! Варги-палки, нет никакой передовой, я сама заставила эту махину переключиться на интриги и засады. Убить, убить, убить кого-нибудь, уничтожить что-то живое!..

Да что со мной, словно варгой обдолбалась… Народ в коридорах шарахается, того гляди кто-то из медиков с инъектором навстречу выкатит. Вот, скажут, Император Зеро продраил с песочком, аж вот-вот взорвётся, как нейтронная бомба. Надавала поводов для слухов выше транспортной шахты. Хоть к холодному чему прижать голову, а то как в огне… Подхожу к стене и трусь лбом о металл, пытаясь расслабиться и отключить мысли, чтобы не возвращаться к… нет, нет, не думать. Иначе будет взрыв. Пожалуйста, пожалуйста, пусть случится что-то из ряда вон, чтобы переключить мозг. Иначе я с ума сейчас сойду.

Сзади — тихое жужжание гравиплатформы, словно бы прямо за спиной. Кто-то остановился едва ли в полутора манипуляторах от меня и смотрит. Не могу сейчас к логистической карте обращаться, просто поворачиваюсь.

— Гамма?.. — хотя какой он теперь Гамма, он теперь серв номер шестьсот пять из научного отдела.

— Твой фильтр послал сигнал тревоги на контрольный пульт. Мне приказали отнести тебе успокоительное, — сообщает он, протягивая манипулятором инъектор.

Понятно даже, почему его, а не дежурного врача или психолога — перед Гаммой, как и перед любым другим прототипом, я точно не позволю себе никаких взрывов посередь коридора.

Беру инъектор, сажусь под стенкой, но впрыскивать транквилизатор почему-то не спешу.

— Приказано передать, что психолог ждёт тебя наготове, — продолжает серв так спокойно, что мне хочется в него уткнуться и тихо поскулить вместо того, чтобы вкалывать лекарство.

— Поняла, — тихо отзываюсь, потому что голос не очень слушается. — Гамма, ты-то сам как?

Хотя он не Гамма, он номер шестьсот пять.

— Привыкаю к старому телу. Очень не хватает улучшенного зрения, но в целом так комфортнее. Нет ощущения, словно всегда на прицеле у противника.

Киваю и собираюсь вколоть себе лекарство, как вдруг он произносит одно-единственное слово, заставляющее меня замереть, забыв обо всём. Потому что он как-то особенно его произносит. Так, как его ни в коем случае нельзя произносить. Так, словно под ним не просто вопрос, а нечто большее и очень грозное.

Самая запретная интонация самого не любимого далеками вопроса.

— Почему?

Так. Кто там хотел проблем на свои мозги?

Комментарий к Сцена тридцать третья. *события из цикла аудиопьес «Империя далеков».

**Конец 42 века по Сол-3. Точнее, к сожалению, сказать не могу — сколько времени мисс Мендез и мистер Календорф готовили диверсию против далеков, в пьесах не указано, но эпопея началась в 4162-м. При их образе жизни они бы вряд ли долго протянули на своих местах, так что я рискнула ориентироваться на «лихие девяностые» 42 века. И между делом, раз к слову пришлось. Нигде не было упомянуто за ненадобностью, но для особо любопытных, ТМД родилась в начале 50-го века.

***С особым приветом комиксам и «Книгам далеков», ну нельзя задвигать столь прекрасное творение, пусть даже на Венере там пышные джунгли, а один маленький крот способен порушить планы целой империи. =) Кстати, факт того, что появление Доктора в бункере полностью переписало таймлайн далеков, является официальной информацией хуниверса. Так что я ничего не придумала, а лишь, как обычно, слегка расширила тему. =))))

====== Сцена тридцать четвёртая. ======

— Почему?

Сижу и хлопаю глазами, как дура.

— Что — почему?

Гамма внимательно глядит по сторонам, словно хочет убедиться, что нас никто не услышит. Коридор сейчас и вправду пустой, но камеры слежения никто не отменял, так что в оглядке смысла, по хорошему счёту, мало. И самое главное, что такого серв хочет спросить, что боится свидетелей?

Впрочем, тут же становится ясно, что.

— Почему Дельта должна была умереть? — в искажённом динамиком голосе почти не слышны интонации, но я чувствую, что его едва ли не колотит от чувства не менее сильного, чем то, что терзало меня, но это не абстрактная злость, а конкретная боль.

Вот и всё. Приехали.

— Ты не должен помнить о Дельте, — растерянно уточняю я, но внутри уже шевелится догадка, что именно происходит с сервом. И что будет дальше.

— Я — наладчик высокоточного оборудования, — отзывается Гамма. — Я знаю, как обходить фильтры памяти.

— То есть? — вдруг ловлю себя на том, что активировала глазной прицел, чисто на автомате. Интересно, если бы я в юности кому-то призналась, что взламывала заблокированные воспоминания, он бы на меня так же посмотрел?

— Я оставил себе «якоря», чтобы восстановить память после чистки. И потом дополнительно откорректировал фильтр, чтобы восстановить её эффективнее.

Это очень серьёзное нарушение, но не мне судить, сама хороша. Однако есть одно существенное различие — мотивация. Я ломала блоки из любопытства. А Гамма?

— Если ты всё помнишь, то ты должен понимать, почему она умерла, и не задавать таких вопросов, — чеканю я в ответ, медленно поднимаясь и убирая инъектор в карман. Подождёт.

— Я знаю, что она боялась Системы, — в голосе Гаммы звучит что-то жалобное. — Что Система в любом случае уничтожила бы её, даже если бы она не промолчала о детёныше. Но я не понимаю, почему Система так построена, что уничтожает всех, кто к ней не подходит? Почему она должна быть так построена?

Где-то очень глубоко внутри меня падают один за другим осколки проекта «Прототип», дробятся о незыблемую твердь законов.

— Ты осознаёшь, что твои слова — это критика Общей Идеологии? — спрашиваю тихо, не моргая и не отводя взгляда от серва, словно он обернулся плачущим ангелом.

— Я просто пытаюсь понять и не могу, — ощущение такое, что Гамма едва не плачет, пытаясь донести до меня свою мысль. Увы, я её уловила. Даже лучше, чем он думает.

— Тебе не нужно ничего понимать. Тебе нужно исполнять, — даже сожаления не могу в себе отыскать, остался только мертвенный холод, только темнота. Такие мысли были бы извинительны для Гаммы-прототипа, у которого было слишком много мозгов, а не для Гаммы-далека, который обычный, только немного любопытный, серв. — Без О.И. мы никто. Или ты принимаешь О.И. безоговорочно, или ты не далек. Дельта умерла, потому что перестала вести себя, как далек, думать, как далек, действовать, как далек. Зачем жить, если ты не высшее существо? Тогда твоё существование просто лишено смысла, ведь ты ничего не можешь дать миру.

— Но она дала… ребёнка.

— И где он? Вместе с матерью пошёл на утилизационный конвейер? — щурюсь я в ответ. — Так. Развернулся — и за мной. Подчиняйся.

Гамма обречённо двигает следом, и я каким-то образом понимаю — он ждал этого. Именно такой реакции. И надеялся, что в моём случае она всё-таки не последует. И что он вообще не рискнул бы ни с кем заговорить о вопросе, который его точит, кроме меня. А я просто веду его в отдел безопаски, просто подписываю ему смертный приговор за критику Общей Идеологии. И ничего не чувствую по этому поводу, кроме глухой тёмной пустоты.

Минус два. Кто следующий?

Неприятно-жёлтая подсветка нужного этажа. Серв покорно жужжит гравиплатформой сзади. Поневоле вспоминаю, как меня конвоировали на казнь — я выждала момент и моментально нанесла тяжёлые повреждения скафандрам конвоиров, а потом задействовала сворованное заранее устройство трансмата. Одноразовое, конечно — по тем временам не было продвинутых телепортационных штучек, помещающихся в орех, ящик с аппаратурой занял даже больше места, чем Первопредок, да ещё и сгорел, чуть не отравив меня дымом и понаставив лёгких ожогов. Зато перенёс сразу на катер, находившийся на стапелях орбитального дока, и, как я знала из похищенного расписания работ, уже законченный, но ещё не испытанный и без экипажа. Большой риск, зато он того стоил, я выжила. А этот магнедон? Тащится на убой, как скот, как покорная тряпка. Подкаблучник. Попытайся бы он сопротивляться, отстоять свою точку зрения с оружием, это хотя бы вызвало уважение. А так — и он в недоумении, пытаясь разрешить свой внутренний конфликт с О.И., и я в недоумении, как же так всё вышло. И брезгливость выползает откуда-то, такая непривычная по отношению к сородичу.

Вечному, конечно, сразу настучали о визите — сам навстречу не выкатывает, но контролёр перебрасывает мне нужный допуск.

— Номер Шестьсот Пять позволил себе жёсткую критику Общей Идеологии, — докладываю с порога, едва появляясь в поле зрения «Тигровой Лилии».

Фоторецепторы безопасников скрещиваются на красном скафандре.

— Объяснись? — гудит Вечный.

Гамма молчит.

А я не могу молчать, вдруг прорывает:

— Отзови свои слова, — говорю, словно пытаюсь его убедить, — и позволь окончательно стереть себе память. Ты нужен для проекта.

Быть может, присутствие Вечного приведёт его мозги в порядок, хоть немного отрезвит?

Но Гамма поворачивается ко мне, вглядывается прямо в глаза, словно пытаясь что-то понять, и наконец говорит:

— А пошла ты… с вашим проектом. Это моя память. И я её не отдам.

Это сказано без агрессии, удивительно спокойно, почти равнодушно, но настолько по-человечески, что я отступаю на шаг. И не я одна — парочка безопасников тоже отодвигается от Гаммы, как от зачумлённого.

— Ты инфицирован человеческим фактором, — делает вывод Вечный, даже не спрашивая у меня подробности приватом. — Ты безусловно опасен для далеков. Как член Верховного Совета, я приговариваю тебя к смертной казни. Полная дезинтеграция!

Выстрела я не вижу. Почему-то зажмурилась. Почему-то едва не прыгнула между ними с криком, что так не делается, что это почти самосуд, что всё ещё можно исправить, серва всегда можно починить и наладить, но не двигаюсь с места, словно тело отштамповано из тяжёлого бетона. Потому что, если быть совсем честной перед собой, я понимаю — Вечный абсолютно прав. Такое вольнодумство следует вырывать сразу, с корнем, без проволочек. И плевать на ценные экспериментальные образцы, О.И. важнее. Но как, почему всего этого не засекла аппаратура, нас всех ведь так метелили на зондировании памяти и личности, что было не так?

Медленно открываю глаза. В помещении меньше на одного далека. Полная дезинтеграция настолько быстра, что мысленный импульс от убитого не успевает долететь до сородичей, лишь немного грязной сажи рассыпано по полу. Вот всё, чем мы становимся, отказавшись от своей сущности — грязью. Просто грязью. Кому нужна грязь?..

Вечный смотрит на меня, и его ствол тоже.

— Я никогда не думал, что сумасшествие заразно, — цедит он в микрофон, но, как ни странно, не мрачно, а с оттенком иронии. — Что в кармане?

— Транквилизатор, — отвечаю охрипшим голосом.

— Вколола — и легла спать вон там, чтобы никому не мешать, — оружие перемещается на узкое пространство между контрольным терминалом и стеной. — Сейчас же.

— Я подчиняюсь.

Холодное прикосновение впрыскивающей головки. Опуститься на пол, где сказали. Жёстко, но есть рука, которую можно подложить под ухо. Закрыть глаза. Пустота внутри, просто выжженная радиоактивным пламенем пустота со стеклянным, оплавленным грунтом разума. Я только что убила Гамму. Не Вечный. Я. Можно было промолчать. Можно было скрыть. Можно было попытаться на него повлиять приватом. А я… я струсила. Испугалась его человечности. И теперь его нет.

Может быть, Доктор прав? Может быть, изрядная часть нашей идеологии стоит не на верности, а на страхе?

Просто спать и не думать.

…Судя по показанию внутренних часов, мне дали отоспаться, сколько получится. Тридцать четыре скарэла, я столько не дрыхла даже в период острой адаптации. Ничего себе. Это уже какая-то сверхсильная психическая перегрузка. А я думала, тяжелее адаптации ничего не бывает…

Странно, засыпала — было жёстко, проснулась — мягко. И тепло. И я… не одна?

Медленно открываю глаза. Я в своей каюте, на койке. Краем глаза вижу, что накрыта чем-то белым и очень знакомым.

Плащ Эпсилона. Мне как раз его хватит, чтобы завернуться от макушки до пяток. Ботинки с меня стряхнули, верхнюю одежду тоже, а я даже и не почувствовала, во ширануло по мозгам… Эпс, судя по ощущению, сидит в ногах. А ещё тихо гудит, словно пульсируя, чья-то неподвижная гравиплатформа — ду-ду, ду-ду… Вечный. Но никаких эмоций по этому поводу я не ощущаю. Разум в том же странном оцепенении, что был по возвращении из первой экспедиции, когда я мучилась из-за предстоящего зондирования памяти и — да чего там темнить перед самой собой, — из-за Найро. Сейчас есть лишь одна потребность — вот так лежать и не шевелиться.

— Она проснулась, — говорит суприм, как водится, ровно и позитивно. Он не знает? Не может быть, чтобы не знал.

— Возвращайся к своим обязанностям, — приказывает Вечный.

— Я подчиняюсь, — он аккуратно подцепляет с меня плащ и ободряюще улыбается одними глазами, мол, всё в порядке.

Ничего не в порядке.

Еле слышный свист пневморычага, дверь открылась и закрылась. Какое-то время молчим. У меня просто нет сил разговаривать, да и не знаю я, о чём можно говорить с безопасником в такой обстановке.

Гамма… Мы так надеялись, что он справился. А он… Нет, это не инфицирование человеческим фактором.

— Это не инфицирование человеческим фактором, — медленно повторяю я вслух, — Шестьсот Пятый сам сформулировал и развил в себе эмулятор человеческого фактора. И начал ещё на Зосме-9. Мы все столкнулись с этой проблемой, но только сервы с ней не боролись, а подчинились.

Вечный внимательно меня слушает, но молчит.

— Неужели, — спрашиваю всё так же медленно и монотонно, — его нельзя было очистить от паразитной программы другим путём?

— Нет.

С трудом сажусь. Голова тяжёлая, как будто череп залили свинцом. Руки совсем непослушные. Переспала от стресса и транков.

— Я вскрыл и проанализировал его память сразу, как только он возразил, — продолжает Вечный. — Он не успел поделиться соображениями ни с кем, кроме тебя. Но заговори он об этом при других сервах, он мог вызвать лавинообразное распространение своей программы. Такое уже было. Однажды. Давно. За много веков до твоей активации. Серв со стремлением к красоте. Мятеж во имя цветов.

— Во имя… чего? — аж давлюсь.

— Инфекция распространилась между далеками со скоростью отданного приказа. И стоило большого труда её подавить, — нейтральным голосом продолжает Вечный, совершенно не обращая внимания на мои выпученные глаза. — У меня строгая директива, в подобных случаях стрелять, не медля ни рэла, и блокировать память свидетелям. Ты поступила правильно, приведя его в отдел. Ещё правильнее было уничтожить Шестьсот Пятого на месте.

— Моя память тоже будет заблокирована?

— Тебя защищает приказ о неприкосновенности. Но не будь его, я бы сделал это незамедлительно. Не потому, что ты можешь поддаться сомнениям, а потому, что мне надоела твоя рефлексия, — он чуть повышает голос, — и твои мысленные стенания, какая ты одна нехорошая на фоне всех распрекрасных!

Аж вжимаюсь спиной в стену. И как я могла забыть, что с Вечным страшно? Выходит, он все мои мысли слышит и знает, а не только Император и Пси-Контролёр? Или просто от меня постоянно фонит чувством вины? Хотела бы съязвить, что, мол, это просто думать вредно, так и нефиг было мне оставлять такую способность, но почему-то не хочется. Вместо этого отвечаю:

— Тогда стирай мне память. Потому что последнее, что я помню перед тем, как уснуть, это сомнение.

От Вечного идёт немой вопрос.

— Доктор как-то сказал… что мы боимся остального мира, — я обхватываю руками колени, потому что чувствую себя намного защищённей в такой позе. — И поэтому законсервировали своё общество. И поэтому нападаем первыми, даже если нас не трогают. Проанализировав свою мотивацию, по которой я доложила о Гамме, я поняла, что сделала это из страха. Испугалась промолчать и попытаться на него повлиять сама, чтобы сохранить ценный образец. И верность долгу тут ни при чём. Я подумала, а вдруг Доктор прав? Вдруг наша основа на самом деле — всего лишь страх? Вот и тебя я боюсь, до смерти боюсь…

Последнее выдыхаю едва слышно, уткнувшись лбом в колени, чтобы он не видел моего лица, чтобы я не видела короткой вспышки гамма-бластера перед смертью.

— Во мне установлен генератор, провоцирующий страх во всех, кто хоть в чём-то колеблется в отношении Общей Идеологии, — вдруг раздаётся над моей головой. — Меня боится вся Империя. И что, мне теперь всех дезинтегрировать и остаться с самим собой и, так и быть, Императором?

Главное, что всё сказано абсолютно без сарказма. И это настолько удивительно, что я отрываю лицо от колен и смотрю прямо в нависший надо мной фоторецептор.

— Кого ни спроси, — продолжает Вечный, — все такие правильные, такие убеждённые. А копнёшь в вас поглубже, столько всего вскрывается!.. Этот хочет по травке покататься, этот — книжку почитать, а вон тот рифмы подбирает и спектры звёзд просто так коллекционирует. Тогда как О.И. предписывает каждому заниматься своим делом, а любое дело должно быть направлено на благо Империи. Какая польза Империи от рифм?

— А… ты чего хочешь? — глупый, дебильный вопрос. Впрочем, ответ под стать:

— Всех вас к стенке поставить, и одной очередью.

— Из любви к Империи, — заканчиваю я.

— Из любви к Империи, — соглашается Вечный.

— Я всегда буду тебя бояться и ненавидеть, — честно сообщаю ему. И почему-то мне делается легче.

— А я всегда буду тебя ненавидеть и бояться, — эхом отзывается Вечный. — А нам с тобой ещё работать и работать.

В горле щекочется грустная смешинка, но напряжение и впрямь отпускает, словно внутри моего модифицированного тела очень долго сидел кто-то маленький в очень скорчившейся позе, и теперь у него появилась возможность потянуться всеми конечностями. Прямо как Найро и говорил.

— Ну так, и чего ты боишься на самом деле? — продолжает Вечный.

Задумываюсь. А действительно, чего? Что убьют? Да, это страшно, я люблю жить. Но жить просто так — ненавижу. На Сол-3 нахлебалась этой жизни впустую. Значит, я не жить люблю? Тогда что? Я люблю быть полезной? Но я часто была полезной, очень полезной — для Доктора, например. Только от этого мало радости. Значит, люблю быть полезной, но для своих, для Империи?..

Почему-то мне вдруг вспоминается Мари Скворцова и её редкое, но экспрессивное восклицание «побойся бога, Танька». И как-то раз я попыталась докопаться до сущности, как мне казалось, противоречия: если вера Мари велела ей любить её божество и считать его милосердным, то почему его нужно бояться? Ответ оказался прост — она боялась его подвести. Не оправдать его доверия, предать его любовь. Пусть для меня любая религия — бесцельная трата сил и времени, но основную мысль я уловила.

И здесь, сейчас понимаю — у далеков есть аналог божества. Империя. Мы все ей служим, преданно, беззаветно и любяще. Ошибка сошедшей с ума версии Императора была в том, что он подменил Империю собой, стал лжебогом, так что Тайлер дала ему правильное определение перед тем, как уничтожила.

Далеки любят. Свой мир, своё государство, свой порядок. Кто сказал, что у них нет любви? Доктор?

Доктор врёт.

— Я боюсь погубить Империю, — наконец, произношу я и ощущаю внутреннюю дрожь от этих слов. — Не знаю, почему, но уверена — могу. Как передозировка лекарства. Ведь Император искал во мне лекарство, а эта ноша чересчур тяжела для неопытного далека-психопата. Я никому не жаловалась, но каждый новый день заставляет меня бояться всё больше. Чуть переоценю свои возможности, и это обернётся большой бедой для всех.

— Я считаю, что этот страх и тот страх, о котором говорил тебе Доктор — разные явления.

— Подтверждаю, — действительно, как я раньше не понимала такой простой вещи? Хищник обвинял нас в страхе перед чужаками — а мы боимся совсем другого, мы боимся потерять то, что нам дорого. Вполне нормальное явление для разумных существ, его демонстрирует даже планктон, на что уж примитивен. И сам Доктор насквозь этим страхом пропитан. Нет, всё-таки наша цивилизация стоит не на страхе. Как там этот афоризм, любовь и ненависть — два конца одной палки? Для того, чтобы иметь столько ненависти, сколько мы имеем, надо откуда-то черпать для неё силы. Это интуитивное, нам даже осознание факта не нужно, да и слово «любовь» в активном словаре отсутствует, чаще употребляется синоним «преданность». Но наш мир стоит на любви, Хищник, причём на такой, какая не снилась ни тебе, ни твоему Галлифрею, ни твоим обожаемым низшим паразитам. Нельзя быть абсолютно верным и при этом не любить. Утрись.

Вечный, немного помолчав, задумчиво продолжает:

— Тебе дано слишком много свободы действия. Но Императора не переубедить. Возможно, он и прав — судить не нам, я старше тебя менее, чем на четыреста лет. По сравнению с ним мы оба только что с конвейера. Кстати, что он тебе сказал, что ты так… — он тратит мгновение на то, чтобы подобрать слово, — …взбесилась?

Ему и про это уже успели настучать.

— Кратко? Тогда так: «Встань — или продолжай валяться, но тогда не удивляйся, что об тебя вытирают гравиплатформы», — чуть ядовито отзываюсь я и прямо всей шкурой чувствую, как кривится безопасник.

— Я много раз говорил не употреблять речевые обороты низших хотя бы в моём присутствии.

Закатываю глаза и перевожу на даледианский:

— Он дал мне рекомендацию разобраться со своим гипертрофированным комплексом неполноценности. Как, в общем, и ты, когда упомянул мою склонность рефлексировать.

— Ну, и в чём проблема? Выполняй приказ.

— Это невозможно.

— Объясни?

У нас до нереальности откровенный разговор, но всё же, на этот раз мне стоит огромных усилий сказать правду:

— У меня нет персонального шифра в Империи. Я не являюсь частью Системы.

Он как-то странно на меня глядит и молчит. Мне даже на миг кажется, что его накрывает каким-то озарением. Он явно что-то понял, чего не понимаю или не замечаю я. Наконец, говорит:

— Учила устав, или тебе напомнить, у кого нет цифровых шифров?

— У преступников, — кисло отзываюсь в ответ.

Теперь от него веет ощущением резкого столкновения с препятствием, словно он от меня совсем другого ответа ждал и врезался в мои слова, как в стенку, с разгону.

— Рефлексируй дальше, — а в интонациях звучит, «ну и дура». Не понимаю, что он тогда имел в виду под своим вопросом? Но объясняться со мной по этому поводу Вечный явно не намерен, разворачивается на выход:

— На основании тревожного сигнала с твоего фильтра и общей ситуации с состоянием твоей психики, врачи предписали тебе сутки полного покоя. Отлёживайся. Постарайся ещё поспать. Прописанные лекарства в аптечке у изголовья койки. Пищу тебе принесут, и ты её съешь, это приказ.

Проклятый сарказм, где ты был раньше? Поздновато вылезаешь, но лучше уж так, чем отпустить Тигровую Лилию вовсе без подначки:

— Что, падре, задолбался исповедовать грешницу?

— Оставь. Свой. Неформальный. Трёп. Спать!!!

Послушно падаю на изголовье под свист отъезжающей двери, и блаженно улыбаюсь в стенку. Давно мне не было так легко и свободно. Кажется, я за сегодня высказала вслух абсолютно всё, что несколько лет таила, задавливала и попросту боялась озвучить. Перечеркнуть страх, оказывается, проще, чем думается. Самое сложное — это встать к нему фоторецептором и шагнуть навстречу. Самый первый шаг. Дальше делается легче.

Вот только цена этого понимания слишком высока.

Гамма. Как же ты мог так сорваться, а? Где же лежала та грань, которую ты безмозгло пересёк? Почему ты не захотел забывать Дельту — это я уже понимаю. Это действия прототипа, имеющего инстинкт размножения. Но почему, вернувшись в свою истинную форму, ты не утратил это чувство? Как оно смогло обойти фильтр кортикального мозга? Как вообще персональная привязанность может его обходить?

И тут у меня в мозгу щёлкает.

Да, накладочка. Серьёзная такая накладочка. Удали сам факт персональной привязанности — удалишь и привязанность к Империи. По сути, одно подменяет другое, потому что одной природы. Значит, это и впрямь атавизм. Далеки — совершенная форма жизни. Примитивная персональная привязанность в них эволюционировала в любовь к нации в целом. Звериный инстинкт размножения эволюционировал в высокоуровневый инстинкт сохранения расы. Да, да, это эволюция. Значит, если далек в виде прототипа испытал персональную привязанность, идёт что-то вроде регрессивного переноса, причём отпечатывается именно на сознании, а не на теле. Вроде тяжёлого ранения, нет, хуже — инвалидности, потребность в конкретной личности, даже с угрозой для жизни. Наркомания. Кому скажи, «далек — эмоциональный наркоман», воспримут, как анекдот. Исходя из этого, прототипы действительно уже не далеки, для них недостижим стопроцентный самоконтроль и стопроцентное служение общему делу, если не исключить атавистический фактор и не отключить инстинкт предков. Прототипы — не метод in extremis. Прототипы — смерть цивилизации далеков.

Эксперимент должен быть остановлен, пока не поздно.

Я продолжаю думать об этом остаток дня и всю ночь, как в перерывах между провалами в лекарственное забвение, так и во сне. Не кошмары, не мучительные воспоминания, в которых вязнешь, словно в илистом болоте, а спокойный, трезвый анализ поведения и прототипов, и далеков. Я не психолог, чтобы разобраться с этим достаточно профессионально, но поняла основной принцип происходящего и как действовать дальше, и чувствую формирующиеся слова предстоящего доклада, очень, по сути, короткого. О себе стараюсь не думать — как только задумываюсь, так сразу хоть гравиплатформу смазывай и беги опять на ТАРДИС к Доктору просить политического убежища. Но этого делать нипочём нельзя. Во-первых, я не какой-то там безалаберный младший командир, а член Совета, а во-вторых, один раз сбегала, и ни к чему хорошему это не привело. Достаточно вспомнить жуткое чувство одиночества среди планктона, как всё внутри цепенеет.

Свобода или смерть? Конечно, смерть, хотя меня не убьют и даже вряд ли усыпят. Но тюремная камера или четыре стены лаборатории — тоже мало радости. Хотя, если откорректировать инстинкты… Даже просто подавить лекарственными методами подспудное стремление размножаться…

Додумав до этого, я всё-таки проваливаюсь в последний сон, без сновидений, приказав себе продрать глаза за три скарэла до начала ежедневной утренней императорской планёрки — этого достаточно, чтобы привести себя в порядок и туда явиться. Мне наконец-то есть что сказать и правителю, и Совету. И когда, выспавшись, открываю глаза, то чувствую себя удивительно спокойной и отдохнувшей, нет, даже не так — цельной. Расчёсывая волосы, не ловлю себя на привычном желании вмазать кулаком в зеркало. Натягивая ботинки, не думаю мрачно о неудобствах гуманоидного тела. Размазывая по векам чёрную краску, в кои-то веки делаю это ровно и симметрично. Может быть, дело в весёлых таблеточках, которыми меня сутки кормили, но такой уравновешенной я себя даже в Альтаке не помню. Нет, стоп. Помню. Самые первые годы жизни, когда меня ещё не тянуло нарушать направо и налево. Хм. Как там у землян, «заново родилась»? Какие полезные лекарства. А в аптечке ещё что-нибудь осталось? Хотя прекрасно помню, что уже всё выгребла, да и нет смысла продолжать их грызть — это долгоиграющие средства, они полдекады работать будут. Меня такими же, только менее сильнодействующими, во время адаптации пичкали, когда уже совсем мозги с резьбы срывало.

Я абсолютно готова говорить перед Советом и не сомневаюсь ни в одном своём слове. Я совершенно спокойна и не собираюсь никого ни в чём убеждать, как это было в прошлый раз, когда мне надо было добиться приказа о восстановлении Скаро. Я просто буду излагать факты. И через скарэл, в зале, под перекрёстными взглядами высшего командования, не отводя глаз от лилово-золотого рентгена, льющегося на меня из капсулы ИВСМ, я чеканю выстроенные за сутки слова:

— Считаю, что эксперимент с прототипами должен быть остановлен. Комбинация новых инстинктов, среди которых ведущим является инстинкт размножения, автоматически порождает потребность в личной привязанности, идущей вразрез с Общей Идеологией. Кроме того, эмпирическим путём я установила, что инстинкт размножения родственнен инстинкту сохранения расы и, единожды активировавшись, начинает его вытеснять, что провоцирует дальнейшие противоречия с О.И. и выпадение из Системы. Как показал случай с Шестьсот Пятым, он же Прототип Гамма, противоречия могут передаваться при реверсе и развиваться даже в чистом далеке. Если убрать у прототипов инстинкт размножения, то смысл проекта теряется. Это неразрешимый конфликт и тот самый естественный механизм, на который сделал ставку Доктор. Прототипы смертельно опасны для далеков.

— Ты уверена? — переспрашивает Император. Остальные молчат, и только от Учёного веет чем-то вроде «убила бы». Да, ей интересно за нами наблюдать. Да, она бы предпочла перевести ещё десятка три подопытных, прежде чем убедиться в нашем провале. Но есть же грань разумного, за которой любой эксперимент становится опасным или бессмысленным.

— Ты приказал сформулировать мнение участника проекта. Я делала выводы на основе личного опыта, включая опыт общения с низшими существами.

Император явно задумывается, и тут слева доносится знакомый голос, которого я не ожидала:

— Я согласен с Прототипом Зеро, что мы потерпели неудачу. Но во время наблюдения за экспериментом я пришёл к более широким выводам, чем она, и сейчас тоже доформулировал свои аргументы. Разреши объяснить?

— Говори.

Вечный съезжает с пандуса и останавливается рядом со мной. Теперь мы оба стоим на прицеле у всех окружающих, начиная с Императора. Вот такой поддержки я точно не ожидала.

— Любая форма жизни откуда-то возникла, — раньше этот низкий голос меня пугал, но сегодня то ли лекарства, то ли спровоцированная ими вера в себя позволяют мне удержать страх на нулевой отметке. — Любое живое существо или подстраивается под окружающую среду, или, достигнув определённого уровня развития, подстраивает эту среду под себя. Так, низшие порождены биосферой и поэтому выучиваются терраформировать мёртвые планеты под свой уровень. Так далеки порождены техногенной цивилизацией, запертой в бункерах. Нам на биологическом уровне уже не нужна та самая биосфера, в которой испытывают потребность низшие виды, но зато требуется определённый уровень ресурсов, на котором мы можем самоподдерживаться. Эксперимент с прототипами — это не просто попытка выживать в любых условиях. Это прогиб под условия. Регресс. Сдвиг назад. И, прогибаясь, мы сразу же оскотиниваемся, превращаемся в животных вроде наших предков-каледов. Зеро не может это корректно сформулировать, но чувствует на подсознательном уровне в силу богатого опыта и расширенного мышления. Поэтому она сразу подняла тревогу, как только подметила изменения в поведении экспериментальных сервов, — Вечный делает небольшую паузу, словно выстраивая мысли или решаясь договорить. — Эксперимент с прототипами был полезен именно отрицательным результатом, теперь мы знаем, куда не следует двигаться. Считаю, что далекам надо развивать другой метод выживания. Мы не должны прогибаться под окружающую среду. Общая Идеология подразумевает нашу твёрдую доминанту, следовательно, мы обязаны прогибать под себя весь мир. Мы должны стремиться к тому, чтобы самый низкоинтеллектуальный серв, попав в некомфортную среду обитания, мог приспособить планету под себя, поднять её на нужный технический уровень и превратить в колонию Империи, а при крайней необходимости — уметь воскресить нашу цивилизацию. Нам не нужны другие оболочки и застабилизированная ценой оскотинивания ДНК. Нам нужен определённый уровень знаний и методик, внедрённых в базу данных любого солдата Империи. Опыт Зеро показывает, что далек-командир старого образца способен выжить в агрессивной среде. Мы знаем, что до и во время Войны Времени потерпевшие крушение в отсталых мирах далеки даже предпринимали попытки поднять их на свой уровень. Значит, это можно и нужно развивать. Вот это и будет единственно правильный путь, полностью соответствующий Общей Идеологии.

Я не могу под взглядами Императора и всего Совета пожать манипулятор Вечному, да и странно бы это было. Но как он всё правильно и точно сказал, подпишусь под каждым его словом, проголосую всеми ложноручками и ложноножками! Ну, то есть руками и ногами.

Почти рэл висит молчание, потом Император выносит окончательный вердикт:

— Приказываю закрыть проект, вернуть экспериментальных далеков обратно в их тела и поставить на усиленный контроль службы безопасности. Тела прототипов уложить в гибернацию, данные по проекту законсервировать, но не уничтожать. Накопленные материалы и ресурсы ещё могут пригодиться для глубокойразведки в тылу противника.

Ну вот и всё. И даже досады не чувствую, только прозрачное, как вода в стакане, спокойствие. У меня нет другого тела, кроме этого. Надеюсь, мне хотя бы позволят завершить восстановление Скаро — по крайней мере, это было бы логично. Но даже если и нет, я готова к своей судьбе.

Следующие несколько рэлов показывают, что Император ещё не завершил свою речь, и нет, к такому развитию событий я совершенно не готова.

— Прототип Зеро доказала свою полезность и верность далекам. Её права в Империи полностью восстановлены. Для неё будет создано новое, очищенное тело далека. С сегодняшнего дня она — член Верховного Совета под персональным шифром «Мать Скаро», её обязанности — сохранение истории Скаро и нашего народа, а также охрана и восстановление планеты. Её цветами назначаются чёрный и бронзовый, а цвет её штата — чисто-чёрный.

Колени слабнут. Что?..

«Я же тебе приказал подумать, у кого нет цифровых персональных шифров, — грохает мне в приват Вечный. — Только у Императора и Верховного Совета. Рефлексируй дальше… Мать Скаро».

Сволочь! Он это вчера понял!!!

И… ой. Пророчество Каана. Каан, ты мразь, мразь, мразь! Не знаю, где ты там сейчас заходишься в истерическом хохоте, но ты явно всё это предвидел! Хуже, видел! А чтоб ты сдох вместе с «Крусиблом» и Давросом, псих!

Я — член Верховного Совета. Я. В Верховном Совете. Я, срывщица, преступница, лабораторная зверушка и вообще никто. Мамочка Венди. Тут если только матом, да вот проблема — в родном языке нет подходящего аналога земных ругательств…

«Ну у тебя и лицо», — комментирует Серв. А чего он хотел?! К тому же не я одна тут в шоке, почти все выпали в чистый осадок, даже Учёный. Спокойствие сохранили только Контролёры да наш красный скафандр. Ну ещё Вечный, который явно вчера обо всём догадался и переварил информацию заранее.

Да. Если б не раствор транквилизаторов и адаптогенов вместо крови, я б сейчас опять в обмороке валялась, как при прошлом повышении.

— Я разъясню подробнее, чтобы ты хорошо поняла, чем твои задачи отличаются от задач Контролёра Времени, Мать Скаро, — тяжёлое золото звуковых волн продолжает затоплять окружающее пространство. — Мы с тобой говорили о запутанной темпоральной линии далеков. От глобальных потрясений её до сих пор удерживал Контролёр, но у него много обязанностей сверх того. Исправлением всего, что на первый взгляд кажется незначительным — мелких ошибок, артефактов и прочего наследия войны с Галлифреем, парадоксов, люфтов, вмешательств любителей-одиночек вроде Доктора, — он заниматься не может. Поэтому с сегодняшнего дня он отвечает за настоящее и будущее, а ты — за незыблемость и устойчивость прошлого. Ты архитектор, ты сумеешь всё выстроить как надо. Штат наберёшь себе сама. Доступ к моим архивам тебе оформлен. Базовое оборудование для твоего отдела собрано, советоваться с Контролёром Времени и со мной можешь в любое время. Двенадцатая палуба, второй сектор. Приступай к своим обязанностям.

Даже понятно, почему меня не засунули в другие касты. То, что мне сейчас доверили — это одновременно и наука, и стратегия, и планирование, и расследование, и авантюра, и никуда это не впишешь, вот и пришлось отдельное ведомство создавать. Теперь я понимаю, что чувствовала девочка из сказки, когда её посадили рассортировывать пять мешков смеси гороха с чечевицей. Сто тысяч лет и три линии времени, не считая темпоральных войн со всеми их хронопетлями и хроносдвигами. Вся память всех когда-либо зарегистрированных в патвебе далеков и архивы командной сети, которая была до него. За-ши-бись…

— …Я подчиняюсь.

Комментарий к Сцена тридцать четвёртая. P.S. Кому интересна история про любовь далека к цветочкам – вот она по-английски, всего четыре странички:

https://www.flickr.com/photos/nerdcoreblog/4777312581/in/album-72157624333469607/lightbox/

====== Сцена тридцать пятая. ======

Двенадцатый уровень, филиал хронолаборатории. Зелёная подсветка в коридорах, режим строжайшей секретности и системы защиты, которые моментально уничтожат всякого влезшего сюда несанкционированно. Мощность оружия достаточно велика, чтобы развеять на атомы полностью защищённого далека. Какие такие предупреждающие таблички из нашего прошлого и толпа охраны? Тут даже перерезанные кабели не помогут, у каждой сдвойки «радар-ствол» автономный источник питания и свой двухсотзначный плавающий пароль, который следует вводить со скоростью далека. Называется, добро пожаловать, мы вам очень рады. Спасти может только код подтверждения на центральный компьютер и полное соответствие волн мозга идентификационному шифру. Можно попробовать подделать данные через патвеб — но взломать нашу сеть никто не сумел, даже хакерский спецотряд Галлифрея времён Великой Войны Времени, даже Доктор. Это надо быть далеком, чтобы в патвеб вклиниться, без вариантов. А далекам в мозг не придёт лезть в запрещённые места без вызова.

Наш сектор, как и любой другой, наглухо отделён дополнительным тяжёлым люком. Вся база поделена на подобные участки — случись авария с задымлением или открытым огнём, её можно будет заблокировать, а если где-то произойдёт нечто действительно из ряда вон типа взрыва реактора, весь кусок можно будет просто отсоединить и вышвырнуть в междумирье. Правда, нашему сектору такие меры не грозят, у нас нет ничего опаснее информации. Хотя как посмотреть, информация-то и есть самое грозное оружие во Вселенной. Но ей как раз не разбрасываются.

Месяц. Прошёл месяц с тех пор, как меня восстановили в гражданстве и повысили в звании. Лаборатория, трэк, ненапряжная текучка — всё это забыто, как приятный сон, я переселилась в свой отдел, куда по инициативе Серва свинтили с корабля и доставили спальную капсулу, но не всегда успеваю добраться даже до неё, чаще отключаюсь прямо в рабочем кресле, снятом оттуда же, с «Нейтрино». Выжата досуха, откуда силы берутся, вообще не понимаю. Хорошо ещё, восстановление нашей солнечной системы уже более-менее налажено, просто отчёты теперь сваливаются не по разным ведомствам, а в единый координирующий центр — я потребовала мне выделить пятерых супримов и одного физика-темпоральщика, способных анализировать поступающую информацию и принимать решения самостоятельно, чтобы дёргали меня лишь в крайнем случае, когда ситуация вовсе из манипулятора вон или надо что-то выбить из-под других ведомств. А сама по фоторецептор увязла в организации совершенно нового дела — наладки и коррекции уже существующей линии времени.

В самом начале, немного подумав и посоветовавшись с остальным Верховным Советом, я собрала и утащила к себе всех бывших прототипов — во-первых, случись нам работать в прошлом под прикрытием, они уже адаптированы к новым телам, во-вторых, так проще держать их под наблюдением, а в-третьих, все работающие с архивами далеки по определению изолированы от общества, слишком много секретной информации проходит через их мозг. С тех пор штат не сильно увеличился — нашла одного толкового парня в центральном архиве да пару темпоральщиков у Контролёра выклянчила. Зато у участников проекта «Прототип» — полное перепрофилирование. Даже десантника припахали, он теперь рассыльный и ещё следит за расписанием, контролирует, чтобы мы не увлекались и не перерабатывали, а также вовремя напоминает мне поесть. Из него получился неплохой секретарь, прямо как когда-то из Дельты. А случись вылазка, он поработает телохранителем.

Моё собственное новое тело медленно развивается в биолаборатории «Вневременья-6», и мне разрешено в любой момент на него глядеть — через систему контроля, естественно. Тратить время на то, чтобы бегать на другую базу просто так, глупо. Ещё четыре месяца потерпеть, и я снова в поликарбиде. На самом деле, организм можно вырастить и за несколько дней, и за несколько рэлов — вопрос в качестве. Чем быстрее идёт развитие, тем больше ошибок в делящихся клетках. Если нужно пушечное мясо, то и за три рэла можно эмбрион дорастить. Вот только смотреть на это существо без содрогания невозможно, оно больше года не проживёт и настолько тупое, что иногда базовый инструктаж в мозгах не держится. Даже солдат-«скорякóв», в смысле, выведенных по ускоренной модели, чтобы заткнуть дыру на фронте или задавить противника живой массой, растят по норме месяц. А ещё лучше армию-другую в анабиозе подержать про запас, чем засовывать в скафандры недоразвитых уродцев, которые в них всё равно что сонные амёбы и в двух кнопках путаются. Низшие, кстати, и эту нашу технологию стащили, но пользуются ей бездарно, как раз моментальных лепят. Если верить разведданным, то Хищникова дочка из этой серии. Если до сих пор жива, то это явно наследственность папаши несовершенную технику переборола.

Нет, для меня стараются, растят эмбрион так, как надо. С ума сойти, я снова стану далеком. Далеком! Полноценным! А не гуманоидным недоразумением с противной симметричной внешностью! Лишь бы никого не разочаровать, а то летела моя карьера с орбиты, как метеор. Чем выше забираешься, тем обиднее падать, слово «больнее» не вполне корректно, так как система наказаний для всех рангов одинакова. Но обидно будет — не то слово. Меня внезапно под самый потолок Империи занесло, и я до сих пор не могу уложить в мозгах, как это произошло. Трезво анализируя свою жизнь в Новой Парадигме, я вижу, что Император меня подготавливал к данной роли и подсказок накидал достаточно. Один факт — право возражать даже ему — это даже не просто намёк, это дуло указующее, которое я прозевала в своей скверной манере не замечать самого очевидного. Надо бы радоваться, а мне не по себе, того гляди задохнусь под лавиной гиперответственности и перфекционизма. Остальным было проще начинать, впятером, они сработались, как команда, как единый живой организм с взаимодополняющими органами намного раньше, чем Новая Парадигма хотя бы отдалённо начала напоминать государство, а не лагерь беженцев. А я так, нечаянно вклинилась в налаженную систему. Хотя надо отдать должное, Стратег в мою сторону не фыркает, Вечный просто смирился с таким положением дел, а Учёный с Сервом вообще стараются поддержать и помочь адаптироваться на новом месте. Без их моральной поддержки было бы намного тяжелее.

— Мать Скаро, мы завершили анализ сегодняшней партии данных, — докладывает сзади голос очень приятного тембра. Впрочем, низшие существа вряд ли бы его оценили, для них мы все одинаково звучим. Оборачиваюсь.

Мой помощник, традиционный номер по отделу — два, в прошлом — прототип с позывным Эпсилон. Скафандр перекрашен в бархатно-чёрный, глухой и небликующий цвет. У всех остальных каст цветовая маркировка яркая, полуглянцевая, но я настояла на матовой. Наверное, слишком врезалось в память обидное прозвище «леденцы». Что они понимают, эти низшие… Но у покраски моих ребят есть одно неоспоримое преимущество — в них легко целиться только в чистом поле на снегу, а между деревьями или скалами они даже зимой начинают сливаться с окружающей средой.

— Аналитики закончили на восемнадцать скарэлов раньше запланированного времени, — отвечаю. — Не рано?

— Мало событий.

— Доложи о результатах.

— Обследованная пятидневка ничего не дала.

Вполне ожидаемо. В день мы успеваем обработать до половины декады, при том, что двигаться решили от текущего исторического периода вглубь, в прошлое. Это полезно со всех сторон: во-первых, выверка истории Новой Парадигмы всё равно нужна, во-вторых, она вся на глазах и в ней заведомо меньше всего темпоральных ляпов, в-третьих, методики отрабатывать лучше на простом материале, чтобы войти в период Великой Войны Времени с набитыми ложноручками. Но, как любит говаривать Доктор, «и снова здравствуйте!». Даже тут мы находим нестыковки и следы воздействия из будущего, несмотря на отличную систему защиты от подобных сюрпризов. Из двух флотских рядовых вытащили подавленные воспоминания о какой-то неведомой регенерации Хищника и поставили её на учёт, например. И сервы не виноваты в молчании, это фильтр неудачно сработал. Иногда ещё случаются какие-то темпоральные накладки в виде встреч с самими собой, но тут работает эффект Блиновича, он же следствие теоремы Новикова и шестой теории Круйиса. Все претензии к штату Контролёра Времени, и мы их, между прочим, направляем с занудной педантичностью.

Или вот, вообще без объяснений — катер-изыскатель во время разведывательного рейда в формирующейся галактике во что-то вляпался, и память экипажа оказалась стёртой напрочь. Не по эффекту Блиновича — там достаточно лёгкой зацепки, чтобы всё всплыло на поверхность. Налицо целенаправленная амнезия. Фита, умница, заметила этот провал длительностью меньше рэла. Стали проверять — нашли нестыковку в контрольных суммах файлов бортового компьютера, подняли бучу и отправили запрос технарям, чтоб хоть в лепёшку расшиблись, но узнали, что произошло с кораблём за этот злополучный рэл.

Сейчас скомандую рабочей группе отдых на десять скарэлов, и пусть берутся за следующую пятидневку. А вот потрошить все нестыковки и накладки — это уже лично моя работа. Но только после того, как загляну к технарям и узнаю, как они продвинулись. Всего-то на три палубы спуститься, заодно размяться — я четверо суток не вылезала из кресла. С тех пор, как проект закрыли, а трэк и прочие помещения расформировали и вернули в до-прототипный режим, я должна хотя бы по коридорам пробежки делать, чтобы не потерять форму, но работа — это такая клейкая вещь, от которой сложно оторваться даже по необходимости.

Забавно — только отдаю распоряжения своим и начинаю сворачивать мониторы, как приходит сообщение от компьютерщиков о восстановлении файлов. Вот, даже повод есть подняться на ноги. И, кстати, привести себя в порядок. Не совсем по расписанию, но мало ли что они нарыли, потом может не оказаться времени вымыться ещё сутки, хотя для этого надо всего-то несколько рэлов. Пару раз такое уже было, что приходилось дня по три грязью зарастать — то на флот резко сорвёшься, то в архивах застрянешь.

Закрываю оставшиеся файлы, поднимаюсь на ноги и оглядываюсь, просто чтобы размять шею. Надо бы задвинуть кресло, но пока не буду.

Помещение, которое можно определить как моё личное жилое пространство, достаточно большое и в плане напоминает квадрат со срезанными углами, — четыре стены большие, четыре короткие. Оно кажется пустым, но на самом деле под потолком запрятан голографический проектор, на котором очень удобно отслеживать все этапы терраформирования, вдоль одной большой стены идёт главный расчётный компьютер нашего ведомства, напрямую связанный с Информаторием (другая его сторона выходит прямо в аналитический отдел, где работают Фита с Дзетой, а ещё Ню и Лямбда, с которыми в виде прототипов мы вообще не успели толком пообщаться), а за противоположной спрятались спальная капсула, склад для личных вещей и душ. Очень удобно, очень рационально, очень компактно. Кресло убирается в паз рядом с компьютером, а его самого всегда можно задвинуть бронированной стенной панелью.

Быстро освежаюсь, забрасываю шмотки в автоматическую чистку и, распахнув склад, задумываюсь, во что бы влезть. Любимый брючный костюм с плащом, перекрашенный в новые цвета, будет вычищен только через два скарэла. Ждать — время терять. Короткое платье? Не за пределами ведомства. Боевой комбинезон? С удовольствием, но не в штабе. Взгляд медленно доезжает до последней стопки. Варги-палки…

От ненавистной парадной хламиды я избавилась, воспользовавшись реорганизацией моей экипировки и убедив всех, что длинное платье страшно неудобное и сковывает движения. Но, как оказалось, на свои же мозги. Император заявил, что парадная форма для Матери Скаро всё равно нужна, и выбрал проект, который на первый взгляд и у меня отторжения не вызвал, потому что чем-то напоминал самый удобный вариант брюк с плащом, но в процессе эксплуатации оказался пострашнее прежней версии. Вот чем я думала, когда подписалась на мини и аналог любимого плаща, только не до колена, а с идиотским шлейфом не менее, чем в три мои ладони?! Всё уже им на базе подмела, что могла, а чтобы сделать шаг назад, приходится осторожничать. Тайно мечтаю, чтобы кто-нибудь наехал на этот хвост гравиплатформой и переплавил его движком. А правитель ещё издевательски заявил, что, согласно его знанию культуры гуманоидов, приличная одежда не обязана подразумевать комфорта, зато обязана заставлять своего носителя выглядеть по рангу. Единственный плюс — модель нараспашку позволяет с лёгкостью двинуть ногой в стенку, когда особо злость разбирает.

Именно этот принцип — выглядеть согласно рангу — и заставляет меня влезть в новую одёжку. Это как борьба с грязью на скафандре, простительной десантнику, вернувшемуся из боя, но не штабному командиру, и тем более не члену Верховного Совета. И лучше, если у меня будет какой-то один или два «растиражированных» вида, типа парадный и боевой, это вызывает меньше путаницы. У младших чинов, мало покидавших и тем более никогда не покидавших базу, идёт постоянный переклин, если переодеваешься в новое, они же привыкли к тому, что одним мозговым волнам соответствует одна внешность, и не отделяют одежду от тела. Пока я была простым прототипом и мало покидала определённые районы Центра, это было не так актуально, но теперь проблема вдруг выплыла на передний план. То есть определить-то меня всегда определят, но радикальная смена костюма — лишний смущающий фактор. Это не нужно. А коль скоро плащи с голыми руками и там, и там, лучше так. Главное, о подол не запнуться.

Моделинг, щётка. Готово. Пятьдесят три рэла, что-то я завозилась, слишком долго думала, что напялить.

«Мать Скаро — центру Контроля. Я должна посетить лабораторию восстановления повреждённого оборудования в течение двух ближайших скарэлов. Подтвердите перемещение».

«Перемещение подтверждено. Допуск в защищённую зону выдан».

Вроде бы формальность, но это если не помнить о системе охраны запрещённых уровней. Просто так по ним разгуливать не может даже Верховный Совет, только Император. Единственное моё преимущество — не надо отчитываться за каждый свой шаг за пределами сектора, я единственная из своего ведомства, кто может отсюда выйти в цивилизацию без особо важной причины. Для остальных работников требуется масса разрешений с подтверждением безопаски, а каждый шаг и каждый контакт будут отслеживаться по самой жёсткой схеме. Ничего личного к экс-прототипам, просто у нас в манипуляторах слишком секретная информация. Впрочем, меня тоже гарантированно «пасут», особенно учитывая некоторые связанные со мной нюансы, только делают это так аккуратно, что я ничего не замечаю.

Передаю командование Эпсу и покидаю сектор. Идею с пробежкой приходится зарубить — вот только с этим дурацким хвостом за спиной и заниматься спортом, да. Зато можно попрактиковаться в быстрой ходьбе до транспортной шахты, что тоже неплохо.

Коридоры между секторами совершенно пустые. Насколько помню, тут живут два техника, которые следят за состоянием оборудования, но ни разу с ними не сталкивалась. Наверное, планктон пришёл бы в ужас, услышав, что можно прожить всю жизнь в нескольких коридорах и никогда из них не выйти. Но им нас не понять, у них же нет патвеба и общих воспоминаний. Чужая память, хоть и не своя, но расширяет кругозор и позволяет увидеть мир так, словно сам побывал везде, где хоть раз появлялись далеки. Вот кому действительно тяжело — так это дежурным в Палате Самоубийц. Год стоять над пресловутой «большой красной кнопкой», ни с кем не общаясь, на патвеб не отвлекаясь и даже между собой не болтая, готовясь по первому сигналу включить режим самоуничтожения станции, чтоб врагам не досталась, — весёлого мало. Единственное развлечение — данные, пересылаемые системами наблюдения при опасных ситуациях. Но вряд ли это произойдёт хоть раз за год, ведь за всю историю далеков режим самоуничтожения именно из Палаты задействовали менее сотни раз. Если пересчитать на размеры Империи и количество её поселений и станций, это не просто мизер, это можно вообще не учитывать. И всё же, я очень боялась попасть в дежурные в Альтаке и сдохнуть с тоски. Здесь-то меня точно не отправят в почётный караул, не тот ранг. Впрочем, мне и раньше это не светило — чтобы туда загреметь, нужно иметь идеальную репутацию и определённые характеристики личности, а у меня ни того, ни другого никогда не было.

Размышяя о горькой судьбе дежурных, сама не замечаю, как оказываюсь на нужном уровне. А ведь ещё на «Крусибле» осознала, как опасен синдром автоматизма, но нет — всё равно мозг отвлекается не на то, теряет внимание к мелочам. Недопустимо. Выкинуть лишние мысли из-под волос, которых, кстати, скоро наконец-то не будет, вернуться к непосредственному наблюдению происходящего перед фоторецептором… глазами. Но впрочем, поздновато я себе замечание сделала — вот и нужная палуба, вот и нужная дверь.

Вхожу, почти привычно приказываю никому не отвлекаться от работы, пресекая общий разворот и взмах манипуляторами. Я же знаю, как глубоко внутри раздражает необходимость оторваться от дела, даже если надо поприветствовать кого-то главного и глубоко уважаемого. В качестве салюта вполне достаточно того, что я чувствую инстинктивный порыв персонала развернуться в мою сторону.

Логистическая карта подсказывает, где именно ждут далека из моего отдела. Прохожу через длинный узкий зал, уставленный стендами с электроникой — здесь чинят всю забарахлившую технику Центра, а заодно восстанавливают особо важные данные с сильно пострадавших носителей информации, как наших, так и инопланетных. Насколько понимаю по нумерации, это всё — свежая партия на починку или готовое к возвращению в строй оборудование. Основная часть лаборатории лежит дальше, там, куда ведут лента транспортёра и проложенный маршрут.

Наконец, добираюсь до пункта назначения. Блок памяти, снятый с корабля, лежит на возвышении, поднятый туда специальным краном — такую громадину, естественно, не на транспортёре привезли. Вокруг — путаница проводов: кабели питания и шлейфы передачи данных не только завесили всё пространство, как неведомая растительность, но даже лежат на полу в специальных каналах, чтобы не мешали проезду. В стороне — круглый экран и стоящие рядом техники, моментально разворачивающиеся на стук моих шагов.

— Мать Скаро! — всё-таки салютнули. Придётся смириться.

— Докладывайте, — говорю, давя желание сунуть руки в карманы. Уставом на этот счёт ничего не сказано, но насколько я помню с Сол-3, этот жест слишком фамильярный для официальной обстановки и моего звания, и я запретила его себе везде, кроме своего отдела. Вместо него завожу руки за спину и берусь правой за запястье левой.

— Данные удалось восстановить. Корабль был атакован, память экипажа просканирована.

— За рэл, — на всякий случай уточняю я.

— Точнее, за ноль целых семьдесят восемь сотых рэла, если округлить, — старший техник говорит так, словно сам себе не верит.

Главное, справиться с лицом.

— Что ещё?

— Получено изображение корабля-агрессора, — не дожидаясь приказа, техник выводит картинку на монитор, и мы все вместе смотрим на идеально гладкую и слегка приплюснутую чёрную сферу, по диаметру раза в три превышающую злополучный катер. — Аналогов в открытых базах данных не обнаружено.

Чёрный сфероид. Почему мне не по себе?

— Императору доложили?

— Пока нет.

Дебилы.

— Немедленно доложить, — приказываю, а сама уже подключаюсь к секретным базам, искать соответствия. И почему меня не удивляет, что там абсолютно глухо? — Предположительно, мы столкнулись с чем-то новым и безусловно опасным для далеков. Наши системы ранее считались невзламываемыми, — кстати, думаю про себя, даже для цивилизаций, живущих в шестимиллиардных годах по универсальному интергалактическому времени, куда мы нацелились для переселения. — Какими именно данными интересовались чужаки, удалось установить?

А сама гляжу на зацикленную запись, судя по таймеру, замедленную в десять раз — как рядом с нашей бронзовой «тарелкой» вдруг из ниоткуда проявляется чёрный сфероид, несколько мгновений они идут параллельным курсом, потом сфероид исчезает. Одновременно с этим в небольшом окне в углу экрана показывается, как он подаёт импульс… с ума сойти, в том же диапазоне, что и патвеб! — и фактически за рэл берёт на абордаж всю базу данных… Позвольте. Только корабль, или…

— Паразитное влияние не распространилось на всю телепатическую сеть, — предвосхищая мой вопрос или просто заметив моё лицо, должно быть, побелевшее, сообщает старший техник. — Копирование всех наших данных заняло бы намного больше времени.

Успокоил, варги-палки. Если противник способен на такой взлом, то и патвеб он запросто может прослушивать. В том, что это именно противник, я не испытываю никаких сомнений. Но что это за противник, и отделаемся ли мы от него, когда уйдём в будущее?

— Следует немедленно оповестить Императора, — повторяю я. — Прямо сейчас, при мне. Я дам доступ, чтобы он выслушал доклад без очереди, по спецканалу.

Они докладывают, а я, как в тумане, стою и смотрю на бесконечно повторяющуюся запись, на уже запомнившиеся наизусть колонки цифр, зафиксировавших произошедшее с кораблём и экипажем, и мне делается всё холоднее и холоднее. Из ледяного оцепенения выдёргивает золотой голос:

— Ты бледна, Мать Скаро.

Перевожу взгляд на вспомогательный монитор, через который установлена связь с залом Совета. Император внимательно смотрит на меня, но тревоги в его взгляде я не чувствую.

— Я проверила все наши базы данных, там нигде не числятся подобные корабли.

— Пока мы с ними не встретились ещё раз, рано поддаваться панике.

Тут он прав, но я ничего с собой поделать не могу, мне страшно. А меж тем мозг думает сам по себе, перещёлкивает варианты. И, кстати…

— У нас в плену — генерал талов с большим количеством вылетов и подпольной работы. Он мог что-то слышать о чёрном сфероиде. Разреши его допросить.

Какое-то время Император сверлит меня взглядом.

— Ты в себе уверена?

Но… Я не говорила, что собралась это делать сама, я…

Император опять прав. Именно что собиралась сама, только не успела это понять.

В горле-то как резко пересохло…

— Я не могу больше убегать от проблемы. Надо раз и навсегда закрыть этот вопрос, — отвечаю, подразумевая вовсе не чужаков.

— В таком случае ты вовремя спохватилась. Через половину суток его и женщину должны погрузить в анабиоз, — он снова пристально вглядывается в меня и заключает: — Допрос разрешаю.

Перегрузить изображение сфероида на внешний мини-компьютер. У меня таких теперь четыре, замаскированы под браслеты на плечах, где меньше риск обо что-то ими задеть. Выслушиваю вместе с техниками высочайшее распоряжение — не распускать панику и пока помалкивать. Получаю персональный приказ явиться на совет после допроса, заодно доложить о результатах. Салютую, оставляю технарей разбираться с их убитой электроникой и иду в биолабораторию.

Мне страшно. И я даже сама не могу понять, чего именно боюсь, странной ли чёрной сферы, невнятной угрозы для моего народа или встречи с Найро, которого я не видела с того самого дня, как сдала его Новой Парадигме.

Каземат для содержания живых образцов — не самое приятное место. В коридорах чисто, но всё равно как-то чувствуется, что здесь держат низших. Стойкий запах дезинфицирующего раствора, что ли… А ещё эта глупая слабость в ногах и холод в желудке. Опираюсь рукой на стену, пока никто не видит, и стараюсь унять бешено стучащее где-то в горле сердце. Что со мной? Я — далек. Он — тал. Я — член Верховного Совета. Он — подопытное животное. Но почему от одной мысли о том, что надо будет с ним заговорить, взглянуть ему в глаза, выдержать тон, предписанный правилами, становится так худо?

Нет, это просто трусость. Я — солдат Империи. Смелость не в том, чтобы не бояться, смелость в том, чтобы перешагнуть через страх. Надо просто сделать первый шаг, второй дастся легче. Ты пойдёшь и узнаешь у пленного всё, что нужно, девушка. Ты — не посол Никто и не глупенькая маленькая ТМД, запутавшаяся в собственных метаниях между барахлящим фильтром эмоций и Общей Идеологией. Ты — из Верховного Совета. Ты — эксаб для своего народа. Ты пойдёшь туда и будешь далеком, Мать Скаро.

Первый шаг.

Второй.

Тридцатый.

Пункт контроля и подтверждение полномочий.

Поворот коридора.

Охранник.

Камеры.

Проходя мимо клетки с Рилланой, бросаю короткий взгляд за силовое поле — блондоска сидит безучастно, как вещь, на койке, и даже не скашивает на меня погасших глаз. Полностью сломлена. Слабачка. Может быть, моему второму заместителю, номеру Три, он же в прошлом Прототип Альфа, было бы полезно увидеть её такой? Хотя не нужно, он очень удачно стряхнул с себя привязанность, и лучше лишний раз ему ни о чём не напоминать. А я, судя по собственной реакции, с привязанностью так до конца и не разобралась. Увидь бы я Найро в таком же режиме, освободилась бы от тяжкого груза разом. Но что-то мне подсказывает — эту мразь так легко об манипулятор не перешибёшь.

Семь шагов мимо свободной клетки. Отпустить охранника — пленный тал всё равно не справится с прототипом. Мерцающее силовое поле. Как ослепнув, отключаю его, чтобы пройти внутрь, и снова активирую за спиной.

— Я так и понял по шагам, что это ты. Хорошо выглядишь.

Смотрю и не вижу, словно взгляд в междумирье упёрся. Сознание выхватывает лишь какие-то смутные детали — ленивую лежачую позу, расшнурованные ботинки у койки, грязную рубашку, густую бороду — а он здорово зарос, — подпирающую голову руку.

— Встать, — приказ звучит негромко, потому что я слишком боюсь выдать себя голосом.

— Скажи «пожалуйста», — усмехается Найро в ответ. — Или «этикет низшей расы уже не имеет значения»?

— Встать, — повторяю, упорно игнорируя его сарказм. Главное, не повышать голос, не срываться на эмоциональный тон. Или я не выдержу.

— Тебя что, назначили в почётные палачи? — тал всё-таки садится, хотя так и не соизволяет оторвать задницу от койки, а я наконец заставляю себя взглянуть ему в глаза.

И вдруг понимаю, что вижу там отражение самой себя, когда я, озлобленная, взъерошенная, напуганная собственным шатким положением, огрызалась даже на тех, кого до безумия уважала и ценила. Вплоть до Императора. Только я прятала за дерзостью страх, а Найро — обиду и боль.

Значит, он действительно ко мне неравнодушен? Именно в том самом смысле?

Я… Как далек, я должна воспользоваться обнаруженной уязвимостью.

Наиболее эффективный метод? Срыв шаблонов.

Подхожу вплотную и мягко кладу руку на его заросшую щёку. Надо же, не отстранился, даже глаз не отвёл.

Стараюсь смягчить голос, как только могу:

— Ошибка. Тебя не убьют. А я пришла задать несколько вопросов.

Тал грязный, как измочаленный по асфальту труп, и воняет не лучше. Нашим-то что, они в поликарбиде, а я вот чувствую. Но, вопреки логике, раздражения это не вызывает, даже нет желания простерилизовать ладонь, только взять Найро за шкирку и оттащить в душ, а потом выдать что-нибудь из гардероба марионеток. Не могу, просто физически не могу воспринимать его врагом, хотя он враг.

В знакомо-серых глазах на миг мелькает растерянность.

— Ну, задавай. А я подумаю, отвечать или нет, — а сам слегка отстраняется от моей руки. Вдруг замечаю, как сильно у него прибавилось седины в волосах, хотя лицо как было, так и осталось, лишь похудело и осунулось — но даже это скрадывается бородой.

Раз не хочет прикосновений, убираю ладонь. Я, в общем, тоже не очень их хочу — не потому, что это неприятно, а потому что, напротив, это будит во мне что-то, что вроде бы давно умерло. Ан нет, вулканчик спящим оказался, внутри потихоньку снова что-то начинает клокотать. Взять себя в ложноручки и заниматься делом! Это приказ.

— Наши разведчики-изыскатели столкнулись с кораблём неизвестной цивилизации, — сообщаю, всё так же наклонившись над бывшим генералом и глядя ему в глаза. Найро умный и трезвый реалист, чем полнее будут факты, тем проще мне будет склонить его к добровольному сотрудничеству. — Этот корабль взломал все наши системы защиты и скопировал информацию далеков чуть меньше, чем за пять ваших секунд. После чего затёр о себе все данные, и лишь случайно мы обнаружили нестыковку и восстановили события. Ты же понимаешь, что это значит для других цивилизаций? Если есть кто-то, кто способен хакнуть наш патвеб, то для вас и вам подобных это будет просто смерть, — активирую голографический экран одного из своих мини-компьютеров и показываю изображение. — Ты что-нибудь слышал о чёрных сфероидах с диаметром около ста двадцати леров?

— Каледианских леров? — уточняет он, задумчиво глядя на картинку.

Киваю, хотя от термина меня внутренне коробит. Мог бы и «стародаледианских» сказать.

Найро задумчиво щурится, то ли оценивая полученную информацию, то ли гадость готовясь сказать.

— А глаза-то у тебя жёлтые, — ну точно, гадость. Нарочно тянет резину. Потом всё-таки правдиво отвечает на вопрос, не дожидаясь моего шипения: — Нет, я не слышал о таких кораблях. А это не могут быть Шакри? Им было бы под силу…

Перебиваю:

— Я их уничтожила.

Найро какое-то время на меня оценивающе глядит, словно пытается понять, не шутка ли это, или я всерьёз сумела добить Древних. Потом произносит:

— Тогда точно не знаю.

— Жаль, — гашу изображение и выпрямляюсь. — Значит, других вопросов не будет. Извини за беспокойство, — рвать шаблоны, так уж рвать.

Теперь Найро глаз с меня не сводит.

— Зато у меня вопрос, — нет, ну каков наглец. — С чего это мне сохранят жизнь? Это не в правилах далеков. Марионетки вроде не слишком живые, чтобы понять твои слова именно в таком контексте.

Гляжу на него и решаю, надо ли отвечать, или обойдётся. А почему бы и нет… В конце концов, Найро достаточно нам помог, чтобы пойти на маленькую уступку. И ещё, он всегда был со мной предельно искреннен, насколько существо вроде него вообще может быть искренним. Я тоже хочу быть такой в общении с ним.

— Нет, ты не станешь марионеткой. Хотя, на мой взгляд, быть ей и то лучше. Тебя погрузят в анабиоз и отправят в естественнонаучную коллекцию Императора, как яркого представителя своего вида. Не жизнь, не смерть, музейный экспонат и в случае необходимости — источник ДНК для лабораторных опытов. Твоя участь была определена ещё до того, как ты попал на базу «Центр». Поэтому тебя берегли и не калечили во время допросов и экспериментов.

— Так ты знала об этом с самого начала? — снова щурится он, теперь пристально, как в прицел.

— Подтверждаю. И мне стоило немало усилий подчиниться приказу, потому что я хорошо знала, чему тебя подвергну. В отличие от тебя, меня в лаборатории не берегли и калечили во время испытаний нового тела. А от угрозы вечной гибернации я избавилась всего месяц назад.

Найро отворачивается и глядит в стенку. Уже собираюсь развернуться и идти — не стоит тут торчать слишком долго, — как он говорит:

— Подумал бы, что ты пытаешься оправдаться. Но это не в твоей манере. Больше похоже на ваше обычное даледианское занудство.

Я вообще смогу его когда-нибудь возненавидеть так, как положено ненавидеть талов? Оправдываться перед низшим за свои поступки?.. Скажи эту фразу сама Ривер Сонг, я бы её расстреляла на месте, а вот на эту мразь даже всерьёз обозлиться не могу. Но вместе с тем и равнодушия не испытываю. Как это… бестолково. Вообще, по умолчанию. Бестолково любить тала, бестолково метаться между своей природой и навязанными инстинктами, бестолково путаться в эмоциях, длинных и липких, как переваренная лапша. Единственное, что я не могу признать бестолковым — это своего уважения к Найро, признания его равным. Не в правах, нет. И не противником. Просто равным. Мы изначально друг друга стоили, хоть и рождены цивилизациями разного уровня. Возможно, в этом и заключена причина того, что я никак не могу переключиться на уставные отношения.

— Жаль, что ты не можешь стать далеком. Мы бы хорошо работали вместе, — искренне говорю я ему и только потом понимаю, что повторяюсь с Альфой, когда-то сказавшим нечто похожее Риллане.

— Уволь от этого сомнительного счастья, лучше попылюсь в музее, — отвечает Найро с обычной иронией.

Пожимаю плечом, мол, я тебя поняла. Все вопросы выяснены, задерживаться нет причин. И вообще, не надо тут затягивать. Разворачиваюсь, и вдруг слышу сзади:

— Тлайл.

Замираю. Он как-то по-особенному это слово сказал, я ни от кого и никогда не слышала такой интонации. У меня даже нет к ней определения в активном словаре, а пассивный недостаточно связан с практическим опытом, чтобы найти верный термин. Одно только знаю: сразу, когда тал произнёс мой старый позывной, мне вдруг захотелось приткнуться к нему и замереть в полной, абсолютной, надёжной безопасности, хотя логически я понимаю, что безопасность в присутствии тала — это лишь глупая иллюзия.

Медленно поворачиваюсь обратно. Мне почему-то снова страшно. Нет, неправильное определение. Есть ли в принципе термин «непосебешно»? Он бы полностью выразил то, что я сейчас ощущаю.

— Да, Найро?

— Спасибо, — говорит он с мягкой улыбкой, которой я никогда у него не видела. Ч-что он сказал? Я не понимаю… Он тут помешался, а я и не заметила?

— Твоя благодарность выглядит бессмысленной, — надеюсь, мой голос прозвучал не слишком беспомощно.

Мягкая улыбка на рэл превращается в привычную кривоватую усмешку, но в ней заметна грусть:

— Но в словах «я тебя прощаю» ещё меньше смысла — тебе до лампочки моё прощение, как и любое другое моё личное мнение. Ты просто такая, какая есть, мой маленький далек, — тут я непроизвольно вздрагиваю, — и такова твоя сущность. Но спасибо тебе за то, что не побоялась прийти. Ты очень… особенная, девочка, и я рад, что тебя встретил, пусть даже по другую сторону баррикад. Спасибо.

Общий ход его мыслей я, кажется, наконец поняла, но теперь у меня появился куда более серьёзный вопрос:

— Почему ты так меня назвал? Откуда ты взял эти слова про маленького далека, объясни?

Найро прикрывает глаза, глубоко вздыхает и с трудом поднимается на ноги. Я и не догадывалась, как сильно его подкосило заключение. То-то он весь разговор просидел, и всё же сейчас находит силы сделать ко мне несколько шагов. Вдруг осознаю, что мы никогда раньше не были на такой крошечной дистанции, даже на корабле, когда передавали что-нибудь из рук в руки, даже сегодня, когда я показывала ему проекцию сфероида. Между нами настолько мало места, что ещё шаг, и мы встанем вплотную. Не так давно сильная, но теперь ослабевшая и похудевшая за время плена рука тянется к моей щеке и застывает лишь в самый последний момент, едва-едва её не коснувшись. А я всё так же не шевелюсь, словно оцепенела, лишь чувствую кожей чужое тепло и смотрю в серые глаза, в которых не осталось ни атома знакомой стали. Почему-то в голове щёлкает, что теперь они цвета апрельской воды, хотя это так странно — на асфальте она чёрная, а в лужах коричневая, но почему в мозгу засело это определение? Наверное, из какой-нибудь дурацкой земной книжонки.

— Да как тебя ещё называть, ребёнок, — бывший генерал опять усмехается, совсем печально, и всё-таки касается моей щеки.

— В первый раз.

— Что — в первый раз?

— Ты рискуешь меня коснуться. Сам.

Он ещё какое-то время стоит неподвижно, и я тоже не шевелюсь. Донельзя дурацкое чувство, что ещё миг, и мы потянемся друг к другу, станем ещё ближе, а насколько вообще могут сблизиться кровные враги в невесть каком поколении? Это даже не трагедия любимого Императором земного поэта. Но вместе с силой притяжения растёт и сила отталкивания. Глупые дети из старинной истории не умели себя контролировать. А мы с Найро умеем, и ещё достаточно трезвы, чтобы понимать — у нас нет ни шанса.

— Нет, — то ли говорим, то ли думаем хором, одновременно делая шаг назад. Тёплая рука исчезает с моей щеки.

Это правильно. Так и должно быть. Мы — табу друг для друга. Странно, раньше не понимала глубокого смысла этого слова, а сейчас поняла, что это не просто запрет — это полное исключение соприкосновения с чуждым явлением, с чуждым существом. Не всё на свете решается инстинктами. Есть во Вселенной место и логике.

Я не стану ставить под удар своё положение, завоёванное с таким трудом и ценой больших персональных потерь. И очень благодарна Найро за то, что он это понимает и не пытается свести со мной счёты, подставив в отместку за военную хитрость. И за то, что он даже сейчас не навязывает мне всякие глупые признания в духе Тагена. Тем более что нам обоим и так уже всё понятно без слов. Один хитрый паршивец обыграл другого, и чувства тут вовсе ни при чём. Это была милая история, только недолгая и грустная.

— Знаешь, плюшка, пора нам ставить точку, — тал отходит и тяжело опускается на койку. — Иди своим путём. И просто сотри меня из памяти… богиня далеков.

Киваю и покидаю камеру.

Однажды Фёдор Скворцов сказал, что одно из важнейших правил настоящей любви — это уметь отпустить любимого человека, когда приходит время. Тогда я посмеялась и над ним, и над правилом — для меня казалось естественнымсражаться за то, что важно. Но сейчас, побыв той, за которую пытались бороться против её воли, и той, которую приняли и отпустили, я понимаю — это мудрая позиция. Что-то во всей этой истории было очень важным. Ведь это действительно важно — есть любовь присваивающая, та самая осуждаемая привязанность — одно выбираешь, и всё остальное уже не твоё, уже чужое, уже границы и перечёркивания. И есть любовь жертвенная, отдающая и ничего не требующая взамен. Солнце не просит благодарности за то, что согревает планеты. Я должна многое переосмыслить в собственном подходе к Империи, чтобы эффективнее выполнять свои обязанности, чтобы сохранять далеков от любой беды и даже подсознательно ничего не хотеть за это в ответ — ни похвал, ни поощрений, вообще ничего. Выполоть свой эгоцентризм, о котором давно ещё говорил Пси-Контролёр. Возможно, мои размышления на первый взгляд кажутся странными для далека, но если вдуматься, противоречий с Общей Идеологией в них нет. Просто я перехожу от инстинктивной любви к Империи, предписанной базовыми инструкциями и заложенной мне через гипнопедию при создании, к любви осознанной, более глубокой, более… наполненной смыслом.

Я вошла в камеру бледной девчонкой на подгибающихся ногах, но выхожу из неё Матерью Скаро.

Прощай, Найро. И спасибо тебе за всё — за науку, за насмешки, за деликатность, за принятие меня такой, какая я есть. За то, что благодаря тебе я лучше стала понимать саму себя и свой народ.

В конце концов, талы всегда были хорошими учителями для далеков.

…Двери в зал Совета распахиваются без долгих расшаркиваний с гвардейцами, больше меня на пороге не маринуют. Внутри мало народа – Контролёры, Верховный Совет, больше никого. И явно давно идёт какой-то очень серьёзный разговор, серьёзность прямо в воздухе висит, хоть манипулятором потыкай. И напряжение, словно вот-вот разряды запрыгают. С порога слышу гулкий бас Контролёра Времени, настойчиво проговаривающего Императору:

— …её надо туда отправить. Она должна быть в этом месте и в это время, это необходимость.

— Мотивируй, — по голосу чувствую раздражение правителя. Нет, правда, он действительно раздражён. Ох, только не говорите, что из-за меня, что он весь наш разговор в камере пронаблюдал. Со стороны это выглядело, наверное, слишком провокационно, куда более «на грани», чем беседа Альфы с Рилланой. Да, похоже, так и есть — я давлю непроизвольную улыбку в самом зародыше, чтобы ещё больше не разозлить Императора. Он же не смотрел на ситуацию моим фоторецептором.

— Не имею права. Это разрушит естественный ход событий, — Контролёр вдруг замолкает и разворачивается на меня, а следом за ним — остальные. Какие-то у них взгляды странные.

— Пленный ничего не знает о чёрном сфероиде, — докладываю я как можно более спокойно и намереваюсь пройти на своё место в конце ряда.

— Ты задержалась, — в голосе Императора гремит гроза. А ну и пусть. Не боюсь.

— Подтверждаю.

— Объяснись.

— Прототип Зеро допустила излишнюю привязанность к низшему существу. Это была ошибка. Как Мать Скаро, я была обязана её исправить и уничтожить неправильную эмоцию, — отвечаю я удивительно спокойно и легко. Мне и впрямь хорошо, словно я долго волокла на спине огромную бетонную плиту, и вдруг её сбросила с полным на то правом.

В воздухе повисает невысказанное, но запросто мной уловленное: «Дерзкая девчонка!». А также озадаченность остальных, не считая Пси-Контролёра, которому всегда всё ясно, и Вечного, который, вдруг понимаю я, так же свиреп и зол, как правитель. Они оба, что ли, меня на прослушке держали? Варги-палки.

— Займи своё место, — приказывает Император всё ещё разозлённо. Устраиваюсь в конце ряда, за Сервом, и жду, когда возобновится разговор, чтобы вообще понять, что они тут без меня обсуждали.

— Ещё раз, — правитель разворачивается к Контролёру Времени. — Ты абсолютно уверен, что ей необходимо так рисковать?

— Это фиксированная точка с крайне отдалёнными последствиями. Она уже определена через эхо событий. Это всё равно произойдёт, даже если мы попробуем оттянуть дату, но для неё риск сделается слишком большим. Моё экспертное мнение — процесс не поддаётся контролю. Значит, его следует пустить на самотёк и не тратить ресурсы впустую.

Ничего не понятно… И почему Император опять на меня так глядит?

— Мать Скаро, для тебя есть задание.

Гм. Надеюсь, они не про него сейчас говорили?

— Ты умеешь заставлять Доктора себя выслушивать, — ох. — Я приказываю тебе провести с ним переговоры по поводу чёрного сфероида. Возможно, он в курсе, как путешественник во Времени. Также… Сообщишь ему, что долг уплачен.

Непонимающе гляжу в ответ.

— Объясни?..

В мозг бьёт воспоминание, совершенно явно специально заготовленное. Моё.

Прохладная гладкая поверхность под горящим телом, трясущимся от смеховых судорог. Смутно ощущаемая боль от дёргающейся в основании ложноручки иглы капельницы.

«Прекрати истерить, или я тебя тресну по поджаренным мозгам. Муж говорит, у Новой Парадигмы есть возможность тебя вылечить. И далеки ему довольно ощутимо задолжали, чтобы потребовать вернуть этот долг. Начиная с помощи в аресте Давроса и нейтрализации Изолятора».

Какая глупость, это просто смешно. Сме-е-ешно.

«И он собирается потратить такие козыри ради меня?» — а сама подразумеваю совсем другое, неужели Хищник действительно считает, что далеки согласятся на подобную сделку? Вот идиот. Наивный долговязый старый идиот.

«Да, ради тебя. Даже после того, что ты вытворила…»

Охренеть.

— Но это означает… — я даже запинаюсь, — что нам придётся рассекретиться?..

— Подтверждаю.

— Нелогично! — внутри всё протестует от настолько нерационального приказа. — Если мы объявим ему войну, он будет ждать наготове! Или даже атакует первым!

— Он всё равно ждёт нашего возвращения, — втыкает Стратег. — Так что это будет лишним фактором, провоцирующим у него панику и нетерпение. Хищник вообще не отличается терпением.

Вот тут они совершенно не правы, Доктор умеет выжидать, когда ему самому это надо.

— Третий склад, номер ячейки — пятьдесят, двести восемьдесят тысяч шестьсот тридцать один, литера А, — распоряжается Император. — Заберёшь оттуда предмет, передашь Доктору в качестве подтверждения своих слов. Четыре скарэла на сборы, потом явишься в хронолабораторию. Контролёр Времени переправит тебя туда, где ты сможешь встретиться с Доктором.

Бред какой-то. Они сами понимают, что приказали? И почему именно меня?! Нет, ну понятно, что я выучилась общаться с Доктором в адекватном режиме, но с ультиматумом и тупой десантник бы справился!.. Причина выглядит абсолютно высосанной из зонда, словно это дурацкий повод устроить мне встречу с Хищником любой ценой. И самое противное, я не понимаю причин. А ведь остальные, кажется, понимают. И… боятся. Точно. Они это прячут, очень хорошо прячут, но им страшно, то ли за меня, то ли из-за меня. Довольно существенная разница…

Но шипи, не шипи, а приказ есть приказ, он совершенно однозначный, и его придётся выполнить. Как там, не пытаться понять и просто действовать? Пусть так и будет.

— Я подчиняюсь.

— Иди.

Вот и посовещались. Выхожу. Любопытно, связано ли моё задание с той фиксированной точкой, про которую они говорили? Первая услышанная мною фраза звучала: «Её надо туда отправить». Похоже, это всё-таки было обо мне.

Ладно. Рассыльного — на склад, иначе не успею. А сама — на всех парах в свой отдел, быстро передать дела Эпсилону и Альфе, переодеться в дорожную форму, взять оружие… И когда через два скарэла я тяну руку за тяжёлым поясом-генератором защитного поля, мой взгляд зацепляется за лежащие в углу полки побрякушки, которые я здесь, на базе, никогда не надевала. А теперь придётся, и бисерный тетраэдр золотисто-оранжевого цвета, и проволочные браслеты. Ведь Доктор привык видеть меня с этими бряцалками. Одежда, правда, перекрашенная, ну да ему какое дело, низшие вон, вообще носят что попало, всех цветов спектра, иногда переодеваясь по нескольку раз в день. Застёгиваю пояс и пристраиваю украшения. Ах, да, ещё одна немаловажная деталь — линзы и очки. Во-первых, и там, и там полезные оптические фильтры. А во-вторых, мне понравилось мучить Хищника вопросом о цвете моих глаз.

Вроде собралась, вроде всё подчинённым сказала. Рассыльный с неким таинственным предметом дожидается меня за пределами запретной зоны, на посадочной площадке центральной транспортной шахты. Бегом туда, в дорожном плаще до колена бегать гораздо сподручнее. Несмотря на откровенно дурацкое задание, есть в происходящем привкус авантюризма, и я вдруг ловлю себя на мысли — а ведь давно хотелось, чтобы Доктор понял, кто такие «кочевники». Я предвкушала его рожу. Я хотела видеть его в тот миг, когда он поймёт, что проиграл. Я жаждала сказать ему, кто я такая и как давно мы знакомы. И я наконец-то смогу бросить ему правду в глаза. Не проколоться на мелочах, не позволить ему себя вычислить — нет, с имперского плеча отслюнить кусочек информации, мол, погляди, как мы научились тебя обходить. За чем бы на самом деле меня ни отправил Император, эта часть разговора меня явно порадует.

Забираю у серва на контрольном пункте серую кубическую коробочку из силькрония. Помимо прочности и тугоплавкости, этот металл обладает свойством ещё и отлично экранировать вредные излучения. Поэтому, двигаясь по шахте в сторону главной хронолаборатории, я не удерживаюсь и сую нос внутрь, ведь интересно же, зачем нужна такая защита и что я тащу Доктору в подарочек.

Опа… Да уж, артефакт мне более чем знаком, и стоит огромных сил не прыснуть прилюдно. А Император-то юморист, даже не думала, что он распорядился сохранить эту вещь. Нельзя, нельзя увлекаться предвкушением, надо сохранять спокойствие и хладнокровие, но как же тянет похихикать заранее — при Докторе-то не получится.

Ещё один «зелёный» ярус, ещё раз подтвердить вызов в главную часть хронолаборатории и получить право на перемещение по заповедным коридорам. Обеззараживающая камера. Лаборатория. Молчаливые работники, мрачноватый Контролёр, много открытого пространства и незнакомых приборов. Пока идёт наладка оборудования для переброски непосредственно из междумирья в нужную точку пространства и времени, у меня складывается странное ощущение, что Контролёр на самом деле не слишком хочет меня куда-то отправлять.

— Вот приводной маяк, — по его знаку местный серв опускает на край рабочей панели предмет, отдалённо напоминающий манипулятор Вихря, — я отслежу тебя по нему и смогу вернуть, когда ты выйдешь из ТАРДИС.

— То есть я должна сначала войти в ТАРДИС? — переспрашиваю, уточняя. Ох, не нравится мне всё это.

— Ты будешь отправлена к галлифрейскому темпоральному кораблю. На него проще нацелиться.

Да, думаю, при таких технологиях, если бы мы хотели, то давно бы уничтожили Хищника. Это ещё история с Изолятором доказала — если далекам надо, они быстро могут выловить своего главного врага. Он-то, небось, наивно полагает, что мы не в состоянии этого сделать, и тогда нам просто повезло. А разгадка проста — далекам будет гораздо сложнее выживать без своего учителя. Кто ещё им так добровольно и с полным удовольствием укажет на слабые стороны и недоработочки Империи? Доктор делает нас сильнее. Без него мы бы не стали тем, кем стали. И мы сами очень давно и очень хорошо это понимаем. Как бы я ни жаждала прибить надоедливого галлифрейца, как бы ни издевалась и не троллила его на тему «уничтожить», я по нему никогда не выстрелю. Он слишком нужен далекам.

Застёгиваю маяк на левой руке. Так удобнее — хоть у меня и старались развить обе верхние конечности одинаково, но всё же, я слишком ярко выраженная правша. Да и браслеты мешаться не будут.

Наконец, капсула перемещения, белая снаружи и внутри. Вдруг понимаю, что я отчаянно голодна — за всей этой беготнёй пропустила обед. Наш бывший десантник, наверное, сокрушается, что меня опять куда-то унесло вместо того, чтобы подкрепить силы. Но времени пожаловаться уже нет. Перед глазами яркая вспышка, тело проваливается в никуда с тошнотворным ощущением головокружения и кувыркания, ну варги ж палки, не дрова везут! Я же не в скафандре!

На этой мысли ноги втыкаются в грунт. Упс, нет. В стенку. И я трахаюсь всем бортом в пол с высоты де-лера, даже сгруппироваться толком не успеваю. На девяносто градусов ошиблись с позиционированием, растяпы. Спасибо, коробка в другом кармане, иначе без серьёзной травмы бы не обошлось. Потирая ушибленный локоть и бедро разом, встаю и оглядываюсь, желая определить, куда же меня занесло.

Мать моя радиация. Скоро выучусь ругаться русским матом.

Я в штаб-квартире миротворцев на Новом Давиусе.

Комментарий к Сцена тридцать пятая. P.S. Мать Скаро за работой – http://cs630627.vk.me/v630627424/dc76/ERedz1nBQMY.jpg =)))

P.P.S. Дорогие мои постоянные читатели! Я же знаю, что вы тут все тоже творческие личности! У фанфикера тут скоро день рождения, фанфикер решил бессовестно обнаглеть и поклянчить себе подарок, в кои-то веки. Если вам не в лом, если есть настроение, то напишите мне в личку какое-нибудь коротенькое PWP про ТМД и Найро ко дню антифашиста. Обоснуй можете скормить Моффату или вортексу, лишь бы не ООС. Ну или нарисуйте любого из персонажей, любой кривулькой. Мне будет очень приятно, правда.

====== Сцена тридцать шестая. ======

Дата, время — ничего не известно, могу лишь прикинуть по окнам, что сейчас день. Но раз меня сюда закинули, значит, ТАРДИС где-то рядом. Пойду, проверю место её старой стоянки; главное, ни на кого не налететь. А то будут ещё всякие странные вопросы задавать, типа: «А откуда вы свалились, посол Зеро?» — и отмазывайся потом.

Тихо крадусь по коридорам, прячась за выступы при малейшей угрозе налететь на талов. За окнами яркое небо, сквозь высокие узкие окна, местами приоткрытые, падают прямоугольники солнечного света. С улицы доносится пение птиц, запах зелени и шум флаеров. Резкий, даже слишком, переход из одной атмосферы в другую. Хорошо, что я не забыла очки, а то бы тыкалась вслепую, как ночная цикада, боясь раскрыть глаза пошире.

Вообще, как-то странно, что я оказалась именно в штабе. Не может быть, чтобы это было до отлёта «Нейтрино». Если бы Хищник знал заранее, кто я такая, он бы не смог со мной разговаривать в спокойном тоне, и тем более не подпустил бы прототипов к миссии. Наверное, он просто ещё раз сюда вернулся по каким-нибудь особо хищным делам — например, отвёртку забыл. Но неожиданно свалившееся мне на мозги приключение даже к лучшему, иначе бы я кисла за работой, пытаясь переварить и взлом патвеба, и прощание с Найро. А теперь есть чем занять голову. Разговор с Хищником о его ошибке. Разве это не чудесно?

Наконец, заворачиваю в знакомый тихий отнорок, тихо надеясь, что угадала. Ура, так и есть. Вот она — самая древняя, самая юная и самая синяя во Вселенной. Стоит, мягко сияя надписью «Полиция» и окошками. Как это я раньше не замечала, что стёкла в них разной прозрачности и образуют букву «Т»? Медленно подхожу и оглядываюсь влево, куда заворачивает коридор. Никого. И никаких следов Доктора. Любопытно, он внутри? Постучать ли, сразу ли дёрнуть за ручку? Рэл поколебавшись, всё-таки решаюсь дёрнуть, тем более что сзади какие-то шаги, пока ещё далекие, и певучие голоса. Нет, встречаться с талами мне сейчас не с руки.

Щелчок замка, дверь медленно и почти беззвучно приоткрывается, омыв меня мягким рыже-зелёным сиянием. Ирландский Доктор, и ТАРДИС тоже поирландела, я это ещё в прошлый раз отметила, когда она меня вывозила с захваченного Шакри «Протона». Закрываю дверь за спиной.

— Доктор?..

Тишина.

— Эй, Доктор… — прохожу вперёд, стараясь разом оглядеть загромождённое книгами пространство. — Ты здесь?

Тишина. Куда он мог провалиться? А, ну конечно, под консоль, у него же вечный ремонт. Где тут спуск? Наверное, вон та симпатичная винтовая лестница со ступенями из просечной меди и стеклянными балясинами, изнутри подсвеченными зеленью. Идёт вверх, на широкий балкон или второй этаж, где я ещё ни разу не была, и вниз, к основной части консоли. Напротив есть ещё одна такая же лестница и ровно такой же заваленный барахлом балкон, но до этой ближе. Мне надо вниз, и, ведя рукой по блестящим медным перилам, спускаюсь настолько тихо, насколько это вообще возможно при металлических ступенях. Но маскировка оказывается бессмысленной — на очередном шаге попадаю ногой в забытый ящик с инструментами, еле удерживаю равновесие, а отвёртки и ключи рассыпаются с жутким грохотом. Тьфу, бардачник, да когда же ты тут уберёшься?

Странно, даже на шум нет никакой реакции. И в клубке проводов никто не запутался, зато на полу стоит обычная электрическая плитка, а на ней — совершенно банальный чайник. Рядом валяется пустая бутылка из-под молока.

Именно она-то и напоминает мне о голоде.

— ТАРДИС, Доктор дома? — спрашиваю в воздух, а сама уже хищно оглядываюсь в поисках холодильника. Мой старый враг добрую половину жизни проводит в этой мешанине кабелей, значит, ближайший склад пищи, хотя бы минимальный, должен быть рядом. Где-то ведь Лепрехун держит молоко для своего ужасного чая? И вместо того, чтобы прислушаться к ощущениям, через которые корабль обычно мне отвечает, я начинаю нагло открывать все дверцы подряд.

Странное «дзин-н-нь» со стороны консоли, и очередная открывшаяся створка оказывается мини-холодильником. Только почему-то в нём не молоко, а…

Стою и мысленно истерически хихикаю. Чуть вслух не заскулила. Ну спасибо, дорогая. И сколько этот запас продуктов стоял у тебя в режиме нуль-времени, чтобы остаться свежим? Гляжу в потолок:

— Мне что, этот омлет в чайнике жарить?

Ещё одно «дзин-н-нь» и отблеск в углу правого глаза. Оглядываюсь и вижу полку с посудой. Совершенно уверена, что её только что тут не было. Ну что ж, возьму вот эту чугунную сковороду, с длинной ручкой в деревянной муфте — не очень нагревается, удобно. И ещё вот эту миску и, пожалуй, вот эту вилку. Соль не нужна, масло было в холодильничке вместе с яйцами и йогуртом. Естественно, клубничным. То ли шутка, то ли издевательство, то ли жирный намёк.

— Значит, Доктора нет, — рассуждаю вслух, взбивая яйца. — А ты опять открыла мне без ключа, зная, кто я такая. Ты очень самоуверенная для корабля, знаешь ли, — масло на сковородке уже потрескивает, пора выливать смесь. — ТАРДИС, ты что-то темнишь.

В ответ льётся безмолвная улыбка. Галлифрейский корабль не просто рад — он исключительно доволен, как будто всё наконец идёт ровно так, как ему хотелось. И это будит во мне паранойю. Контролёр Времени с его словами о том, что кто-то должен быть в определённом месте и в определённое время. Шакри, пообещавшие мне какое-то грандиозное событие. Теперь вот пространственно-временная капсула, которая столько времени заманивала меня на борт и сейчас страшно рада, что наконец заполучила желаемое… Бр-р-р. Что-то мне не хочется знать продолжение истории. Вот только выбора нет, я уже в неё влипла. И похоже, давно.

Задумчиво снимаю сковородку с плиты и втыкаю в еду вилку. Набиваю свободный карман йогуртами — влезают всего два, но тащить в зубах третий не хочу. Так, ложку ещё не забыть. Есть тут я не стану, можно пропустить возвращение Хищника. А я хочу видеть, когда и с кем он придёт, и ничего лучше балкона для этого не придумаешь. Быстро поднимаюсь по лесенке наверх, уже ни на что не натыкаясь и даже не задевая забытые на ступенях чашки и книги, и убеждаюсь, что это всё-таки второй этаж, а не просто дизайнерская находка ТАРДИС. Удобнее всего будет пройти налево, тогда я засяду прямо над входом и буду всё видеть и слышать, а меня не будет заметно, особенно за этой стоящей у перил скамьёй. Гм, недвусмысленно забытая на сиденье пачка папирос, очень знакомая, а на широком подлокотнике — полная пепельница. А-ах, какой соблазн… Быстро ставлю сковородку на тумбу рядом и сперва проверяю окурки. Холодные. Тогда, вытряхнув из кармана йогурты, я быстро пихаю туда едва початую пачку. Что ж, если Жозеф ещё жив, то он меня извинит, а если погиб, то ему курево уже никогда не понадобится. Потакаю собственной наркомании, конечно, но мало ли что? Вдруг придётся экстренно связываться с Империей прямо отсюда и без аппаратуры? Тогда без пары сигарет говорить вообще не о чем. И вообще, заначка никогда не помешает.

Сижу, лопаю омлет. М-м-м, обалденно вкусно. И желудок наконец перестаёт возмущаться, а то как там этот афоризм, «кишка кишке даёт по башке»? Надо было не два, а четыре яйца зажарить, ну ничего, догонюсь йогуртом. Натуральная пища — это очень здорово. Надеюсь, мы всё же вытянем Империю на достаточный уровень, чтобы обеспечить население нормальной полноценной едой, а не восстановленной синтетикой. Наверное, это у меня уже идея фикс, но как можно не радоваться такой вкуснятине, от которой ещё и мозги заметно шустреют? Лууму бы на закуску, но не бежать же за ней к талам.

Звук вставляемого в скважину ключа почти беззвучен, но в ТАРДИС сейчас так тихо, что я его улавливаю. Вот, значит, как — меня впускают без ключей, а хозяина даже с ключом заставляют открывать дверь, как положено? И после этого он доверяет своему кораблю? Или это клиника, или я чего-то не понимаю, но одно точно и несомненно — женщина здесь главная, а Доктор так, при ней, в качестве интерьера.

Странно, ключ явно вставлен, а никто его не поворачивает и не входит. Приподнимаюсь из-за спинки лавки, поглядеть вниз. Что-то вдруг начинает брезжить на самой грани понимания, какая-то догадка, но ответ ещё не складывается. Ладно, подожду.

Какое-то время стоит тишина, потом очень глухо доносится голос Доктора. Он явно с кем-то разговаривает, но слов не разобрать, а собеседника вообще не слышно. Отправляю в рот ещё кусок омлета. Ням-ням. Долго он там трепаться собирается? Ехать надо.

Наконец, щелчок замка, дверца с тихим скрипом открывается, и входит Хищник с котелком в руке. За этот краткий миг я успеваю увидеть его лицо, осунувшееся и погасшее. Он закрывает дверь, приваливается к ней спиной и утыкается носом в шляпу… Ровно на миг. На тот краткий миг, за который меня озаряет, что сегодня за дата и время, и с кем он разговаривал. Тыры-пыры, время-шремя. Котелок сдвигается на затылок, и я вижу совсем другое лицо, словно у Доктора реле перещёлкнуло — с клоунской улыбкой от уха до уха, с задорными веснушками, но всё ещё мёртвыми глазами. По-прежнему меня не замечая, он выскальзывает наружу, но дверь на этот раз не закрывает. И я знаю, что за время разворота даже его глаза наденут лживую смеющуюся маску.

— Ну, полетишь? Всё время, всё пространство, Зеро.

Свою реплику я всё-таки не разбираю, да и голос никогда бы не узнала — вот уж не думала, что со стороны он звучит так по-детски пискляво и потому глупо. Но смысл ответа хорошо помню — я отказалась. Понимаю, что проговариваю шёпотом следом за самой собой: «…он мне доверился, как я могу его предать?» — но только не всерьёз, а с улыбкой.

— Это машина времени. Улетели — прилетели, никто и не заметит.

«Это обман».

— Значит, нет.

«Значит, я тебя найду». И ведь нашла, только ты об этом ещё не догадываешься.

— Меня сложно найти.

Угу, только не далекам.

— Долг зовёт. Прости, мне пора, — ага, он получил таинственное сообщение на психобумагу. Кажется, у меня есть шанс узнать, что же там было сказано.

— Удачи, Зеро!

Доктор проходит внутрь, захлопывает дверь и без паузы идёт к консоли. Да, я помню, ТАРДИС исчезла почти сразу, поэтому даю ему швырнуть психобумагу на панель управления, дёрнуть за рычаг дематериализации, и отхрипеться кораблю, прежде чем накалываю на вилку последний кусочек омлета и вывешиваюсь позаметнее:

— Я же сказала, что тебя найду.

И с аппетитом сую в рот яичницу. Что, и сейчас не дошло? Вот она, сила стереотипов, Доктор стоит, таращится на меня своими странными зелёно-карими глазами, но я не вижу в них ни малейших признаков догадки. Ладно, продолжим намёк, отложим сковородку с вилкой и возьмём стаканчик йогурта. Ну же, узнай меня наконец!

Хищник стоит ещё с половину рэла, а потом делает шаг в мою сторону, вновь расплываясь в широченной улыбке.

— Зеро? Откуда?

— Время-шремя, спроси у ТАРДИС. Я распотрошила твой продуктовый склад, ничего? — спрыгиваю с лавки и иду вниз, на ходу засовывая ложку божественной еды в рот. М-м-м…

— Клубничный йогурт? — он оценивающе глядит на стаканчик. — Была у меня одна знакомая, обожавшая клубничный йогурт.

— Вполне её понимаю, — сообщаю в ответ и, дойдя до консоли, ненавязчиво тянусь к психобумаге.

— Ага, почитай, — тут же уловив мой жест, кивает Хищник, снова начиная хмуриться.

Не нравится мне это.

Отставляю йогурт, разворачиваю чёрную корочку и внимательно смотрю на три коротких слова. М-да, неожиданно и очень эффектно для последнего жеста: «Далеки идут. Найро». Всё-таки он сумел, всё-таки он нас сдал. Вот это противник, теперь я его не просто уважаю, я им восхищаюсь, несмотря на висящую на нём измену своему виду. Но всё же, как эта мразь сумела, это какой же силы должен был быть мысленный посыл, чтобы пробиться из-за пределов пространственно-временного континуума?..

Стою, в сотый раз перечитываю, приподняв бровь. Единственный вариант, который я могу навскидку предположить, — сообщение проскочило вместе со мной, а может, даже наш с талом разговор и сподвиг его вложить все оставшиеся силы в это предупреждение. В любом случае теперь я хорошо понимаю, отчего так вытянулась физиономия Доктора.

— Придётся искать этого паршивца, чтобы узнать подробности, — Хищник щёлкает клавишами. М-да, раньше это была переделанная клавиатура компьютера, а сейчас, чтоб мне провалиться сквозь палубу, тут музыкальный инструмент по типу фортепьяно приспособлен. База визуальных соответствий… А, действительно, электронное пианино.

— Не думаю, что это умно, — замечаю, присаживаясь на край консоли там, где поменьше кнопок. — Учитывая, где и при каких обстоятельствах мы с Найро в последний раз виделись, искать его уже бессмысленно.

Доктор замирает.

— Что ты имеешь в виду?

Молчу, выразительно облизывая ложку. Прямое враньё не пройдёт, это галлифреец, а не землянин, и он настороже. Но у него есть слабое место — он любит всё додумывать сам.

— Ну, я догадывался, что ты на самом деле с ним встречалась, — тянет Доктор, делая большие многозначительные глаза, — но… Ты с ним общалась плотнее, чем я думал, да?

— Он был очень, как это, крут. Серьёзно, — говорю. — Но допустил ошибку, поставив на иномирян в своей борьбе с режимом. Тем более на таких, — складываю корочку, опускаю на консоль и стучу по ней пальцем. Подхватываю свой йогурт обратно. — Даже далеки не любят предателей, хотя пользуются их услугами. Итак, куда мы летим?

— Раньше ты говорила, «смертоносцы», — вдруг с просыпающимся и на глазах крепнущим подозрением замечает Доктор.

— Ну, у меня многое случилось за то время, что мы не виделись. Даже один день может всё переменить, а если два месяца прошло… Кстати. Ты не встречал корабли, похожие на чёрную приплюснутую сферу, примерно… м-м-м… сто десять-сто двадцать местных метров диаметром, без каких-либо признаков двигателей, выступов и прочего? Просто идеальные сфероиды чёрного цвета?

Доктор медленно идёт в обход консоли ко мне, не сводя глаз. По-моему, силится понять, кого же я ему напоминаю, где же мы на самом деле встречались и когда.

— Нет. А что? — из внутреннего кармана появляется отвёртка и недвусмысленно на меня жужжит. Но вроде не соврал.

— Нет, я не марионетка, — спокойно отвечаю, догадавшись о смысле этого действия. — И не робот. Знаешь, этот сфероид недавно взломал бортовой компьютер далеков за пять местных секунд. Хакнул систему, внедрился в патвеб, слизнул все воспоминания экипажа и стёр о себе память. По этому поводу у Новой Парадигмы аншлаг и стояние на фоторецепторах. Вот мне и сделалось интересно, вдруг ты что-то знаешь о цивилизации, способной превзойти даже далеков? Ты же путешествуешь во времени и пространстве, мог что-то похожее встретить. Появление такой силы совершенно точно разрушит сложившийся баланс и будет катастрофой для всех цивилизаций.

Доктор останавливается всего в шаге от меня, хмурый и подозрительный.

— Послушай, — говорит, — кто ты такая?

— Это сейчас совершенно неважно. Важно, зачем я здесь, — отвечаю, отставляя стаканчик из-под доеденного йогурта и вытаскивая коробочку из кармана. — Но сперва по-нормальному скажи, видел сфероиды?

— Не видел, — резковато отвечает он, не сводя взгляда с силькрониевой шкатулки. Видимо, опознал материал — сложно было бы не опознать, из него пушки для скафандров делают. — Что это?

— Старейшины велели тебе передать. Вроде бы твоё, — я протягиваю ему коробку. — Осторожнее, это было очень сильно облучено и может фонить, несмотря на защиту и почти двадцать лет.

Доктор, бросив на меня странный взгляд, берёт коробку и раскрывает. Долго смотрит на оплавленный улыбастер, вклеенный в куб поглощающего радиацию прозрачного пластика. Захлопывает и отставляет шкатулку.

— Одного не могу понять, — говорит, поднимая на меня глаза, в которых висит недоброе многоточие, — зачем кочевникам потребовалось заманивать меня в ловушку на ЧАЭС?

Всё так же полусижу на консоли, слегка улыбаясь, и странно — не испытываю ни капли страха. Умом прекрасно понимаю, что далека Доктор запросто убьёт, и у него ничто не дрогнет. Даже далека в женском обличье. И всё же не боюсь.

Качаю головой:

— Доктор, Доктор… Самомнения — хоть террорконов откармливай. Кто говорил, что это была ловушка на тебя? В неё попал именно тот, кто и должен был.

— Столько сложностей, чтобы убить одного далека? Брось, это несерьёзно, — он вдруг входит в режим мельницы, взмахивая руками и принимаясь вновь носиться вокруг консоли.

— Убить? А разве я сказала, «убить»? — усмехаюсь, стараясь при этом уследить за каждым его движением. Быстрый, сволочь, и что-то перенастраивает в корабле, явно не в мою пользу. Знаю я это мельтешение и это сосредоточенное лицо, за видимостью работы всегда можно и на сканере что-то про противника подглядеть, и пути отхода для себя настроить…

Ну же, догадайся! Пойми сам, кто я!

— А что же тогда? — длинные узловатые пальцы так и порхают над рычагами, рычажками, кнопками и тумблерами.

Вздыхаю. Ну и болван ты, Хищник…

— Ты всё это время спрашивал, кто я такая, Доктор, — говорю даже не ему, а темпоральному ротору. — А ведь отгадка постоянно была у тебя перед носом. И сейчас я буквально обнамекалась, пытаясь дать тебе шанс догадаться самому. Удивляюсь, насколько ты иногда не хочешь видеть очевидного, бежишь от фактов. Прямо как я. Всё-таки мы с тобой ужасно в этом отношении похожи. Хотя мне больше повезло, у меня есть те, кто меня вовремя сможет остановить и указать на ошибки.

Спрыгиваю с консоли и разворачиваюсь к нему лицом. Выразительно стучу по подвеске и медленно, чтобы точно дошло, проговариваю:

— Тетраэдр, Хищник. Клубничный йогурт и омлет с цезием. Император передал, «долг уплачен».

Рэл, второй. Мне начинает надоедать, что мы стоим и смотрим друг на друга — я выжидающе, Доктор как громом поражённый. Наконец, он, недоверчиво качая головой (а в глазах зажигается странный огонёк!), выдавливает:

— Коротышка, скажи, что это не ты.

— Это я, — отвечаю резко пересохшим горлом. Нет, не пересохшим, просто голос от волнения сел. Не думала, что несколько коротких слов так на меня саму подействуют.

Огонёк на дне Докторовых зрачков вдруг превращается во вспышку. Так у кошек глаза зажигаются при виде мышки или бабочки. Рот растягивается в зубоскальскую улыбку, руки распахиваются, словно он собрался меня обнять прямо через консоль, и на всё помещение гремит:

— ТМД!!!

Псих. И реакция ненормальная. Он же в один миг всё просчитал, и кто конфликт между талами и зеденийцами разжёг, и кто миссию мира сорвал, и кто Найро угробил. Но вместо того, чтобы прибить меня на месте, лыбится и радостно орёт. Во альтернативное галлифрейское мышление!..

И это начинает пугать.

А Доктор резко, почти прыжками, сокращает между нами дистанцию до какого-то мизера, что заставляет меня сдать назад на полшага, и, с жадностью меня разглядывая, спрашивает:

— Ну, и как тебе в… таком виде?

И вдруг я понимаю, откуда идёт его странная реакция. Ему сейчас всё побоку, его интересует только одно — насколько удался эксперимент с волосом. Спутников он потом мне помянет, непременно помянет, но сейчас для него важна только наука. Мне долгое время казалось, что для сородичей я — лишь лабораторное животное, а для Доктора представляю что-то помимо этого. Потом оказалось, что далеки считали меня своей в доску, а не подопытной зверушкой. А теперь вот, оказывается, для Хищника я — всего лишь любопытный темпоральный казус, научный эксперимент. Ему безразлично, что со мной было за эти годы, как я жила, что пережила. Нет! ТМД вот она, ТМД с далеками, значит, у ТМД всё в порядке. И надо же, какой любопытный результат у «леденцов» получился из опытов с ДНК! Интересно, они наигрались или продолжают?

Гнев. Слепой и неподконтрольный гнев вспыхивает, затмевая мир, и тут же гаснет от резкой боли в ладони. Грохот упавшего в книги Хищника, звон отлетевшей и разбившейся о палубу чашки. Удивлённо гляжу на собственную руку: как же так, я не отдавала приказ телу. Я впервые… сдвинулась… естественно, не продумав движение предварительно? А ещё… Теперь я знаю, почему пощёчина считается оскорбительным жестом — тот, кто бьёт, чувствует боль не меньшую, чем тот, кто получает оплеуху.

Злость не выгорела, нет. Но теперь она стала не яростью взорвавшегося вулкана, а чем-то иным. Я узнаю приближение того гнева, что когда-то раскрыл во мне Прайма, пробуждение божественной ненависти.

Опускаю руку.

Наконец-то я влепила Доктору по морде.

— Каково мне в таком виде? — голос звучит совершенно спокойно, даже равнодушно, и я сама понимаю, как резко это контрастирует с моим эмоциональным фоном. А что до Хищника, так он просто замирает, словно над ним голодный и рассвирепевший терроркон ногу поднял. — Каково может быть живому существу, прошедшему биолабораторию далеков? Зеро — мой порядковый номер. Нулевой образец. На мне проверялось всё — токсины, болезни, травмы, пытки, прежде чем далеки убедились в моей достаточной устойчивости к неблагоприятным факторам и запустили производство других прототипов. Ты же хорошо знаешь, как далеки изучают. Особенно новые виды, с которыми не имели дела ранее. Для меня не было исключений, кроме двух. Первое — мне не позволяли умереть. И второе — другие живые существа могут хотя бы кричать, а мне и в этом было отказано. Я могла лишь отчитываться о своих ощущениях до тех пор, пока была в сознании, — меня вдруг начинает трясти. Я старательно выкидывала из головы все неприятные аспекты своей работы прототипом, но сейчас, заговорив о них, понимаю, что не могу удержать нервную дрожь и злость на того, кто не позволил мне сдохнуть от лучевой болезни и отдал на эти мучения ради удовлетворения собственных интересов. — Это такое благо, просто кричать, Доктор. Но я далек, я не могла унижаться до крика и мольбы, мешать другим делать свою работу. Так каково мне в этом облике, если каждая чёрточка этого безобразного симметричного лица, эти две неудобные руки, эти две глупые ноги напоминают о днях, когда я мечтала умереть?

Слова кончились. Я ненавидела это тело, всегда ненавидела — в том числе и по такой причине.

— Тлайл, — он наконец приподнимается на локте и осторожно садится, словно боится ещё раз спровоцировать меня на агрессию. — Тлайл, я не знал, что они возьмут в качестве первого экспериментального далека тебя.

— А если бы на моём месте мучился другой далек, что бы это изменило с точки зрения твоей морали? Ведь это ты притащил нам ДНК Велони Руал, а я — просто одна из многих, кто мог оказаться на почётном месте.

— Я просто хотел, чтобы ты выжила! — это почти крик. Крик — это хорошо, это уход противника в оборону. Продолжаю наступление:

— И даже не задумался, будет ли мне от этого хорошо. Знаешь, мне безразличны извинения и сожаления, Приход Бури. Всё, что ты мог, всё, что ты должен был сделать — это подарить мне смерть. Но у тебя храбрости не хватило даже на такую малость. Я предупреждала — если выживу, получишь ещё одного врага. Ты его получил.

— Значит… Всё это — месть? — он медленно встаёт, по-прежнему готовый уворачиваться от ударов. Зря — если я позволю себе сорваться, Император потом мне голову против резьбы свинтит за убийство Доктора.

— Месть? Я как-то об этом не думала… Нет. Не месть. Вообще ничего личного. Я действовала ради выживания моей расы. Превентивная защита. Талы — враги. А тут даже ничего делать не пришлось, без нас всё сделали. Мы всего лишь профинансировали Найро да патрульному крейсеру координаты сбили, потом устранили исполнителей.

Он кладёт руку на консоль, на какой-то рычаг, словно думая, дёрнуть за него или оставить как есть.

— Миссия мира — тоже твоя работа?

— Подтверждаю.

Молчание.

— Трое моих друзей… Тлайл, тебе самой не страшно, сколько ты убиваешь?

И с нашей стороны трое, вдруг понимаю я. Гамма, Дельта, их ребёнок. Они были мне дороги, как любой из сородичей, и близки, как прототипы. Если бы ты дал мне сдохнуть от лучевой, ничего бы этого не произошло. Ни-че-го. Так кто из нас убийца? Технически, безусловно, я. Но с точки зрения обожаемой тобой морали? И что самое смешное, ты тоже это понимаешь. Сам всё прекрасно понимаешь.

— Почему я должна бояться убивать, объясни?

— Для далеков нет ничего дешевле жизни… — он всё-таки опускает рычаг хода. Я бы поспорила, но ТАРДИС вдруг сильно дёргает и начинает швырять из стороны в сторону, приходится сосредоточиться на том, как бы получше ухватиться за консоль и не полететь в книжный бардак на полу. Поэтому только и могу, что сообщить в ответ в перерывах между особо сильными толчками:

— Значит, ты так ничего и не понял о далеках. Жаль, мой эксперимент провалился, как и твой. Кстати, проект «Прототип» свернули, так что идея с волосом накрылась. Не будет никаких ракшасов, понял?

— Приземлимся, и проваливай, — рявкает он в ответ, стараясь одновременно удержаться на ногах и удержать на голове котелок. С ротора срываются искры. Что-то сильно нас трясёт, куда это мы летим?

На особо мощном рывке едва не расквашиваю нос о консоль, и тут же всё заканчивается. ТАРДИС застывает совершенно неподвижно, словно чего-то выжидает. Приземлились, что ли? Что-то не звучали неотжатые тормоза. С другой стороны, иногда у неё случалась тихая посадка, особенно если ей управляла Ривер Сонг.

Рыжий, не глядя на меня, щёлкает ещё какими-то переключателями. Никогда не въезжала в устройство консоли ТАРДИС.

— И не называй меня больше «Тлайл», — тихо говорю я Хищнику. — У меня теперь другое имя.

— Образец Ноль, или как-то так? — цедит он сквозь зубы.

Как я могла забыть, насколько сильно его ненавижу?

— Мать Скаро.

Наконец-то я добилась того, чтобы он посмотрел на меня. Посмотрел мне в глаза.

— Мать? Откуда у далеков понятие «мать»?

Он действительно так ничего о нас и не понял. Вообще ни слова. А значит, и не хотел, иначе бы давно разобрался. Благородный рыцарь из синей ТАРДИС, запойно щебечущий о счастье непредвзятости и радостях толерантности, а на деле даже ни разу не попытавшийся с нами поговорить спокойно и с позиции объективной логики. Да ему… плевать же. Кулаки вновь сжимаются — я потратила столько сил и нервов, всё впустую. Доктор не стоит того, чтобы ради него расшибаться в лепёшку. Он просто удобный инструмент для проверки Империи на прочность. И не более.

— Хищник. И ещё одно. Когда появится твой враг — твой истинный враг… Я буду счастлива помогать ему и служить ему. И жду не дождусь, когда он всё-таки придёт.

— Ты не ответила на вопрос, — досадливо отмахивается от моих слов Доктор. А зря, в них больше смысла, чем ему кажется.

Пожимаю плечом. Волна гнева откатилась, смыв заодно все прочие эмоции. Вот оно, долгожданное равнодушие, я смогу закончить глупый разговор, как подобает далеку.

— Распоряжение Императора я выполнила. Улыбастер у тебя, ты извещён о нашем появлении и о том, что Новая Парадигма выплатила тебе долг за предков. Про сфероиды ты ничего не знаешь. У меня больше нет причин здесь задерживаться.

Разворачиваюсь к дверям.

— Постой! — у консоли какое-то шевеление и щёлканье рычагов, но я, не оглядываясь, иду на выход. — Да подожди же ты!

Не хочу с тобой разговаривать, это всё равно… бессмысленно. Ты — Повелитель Времени, я — далек, дальше тему можно закрывать. Плюс и минус не сходятся без изоляции, а изоляция давно погибла. Кстати, до сих пор не знаю, как именно.

— Да стой уже! — сзади топот ног. Ну не дожидаться его, правда? А то впрямь нечаянно зашибу от злости. Дёргаю дверь и, не вглядываясь, шагаю наружу.

— Тла-айл!

Реакция у меня очень хорошая, так чтополучается извернуться, как электроугорь, и вцепиться в порог вместо того, чтобы полететь вниз. Что… Что за… Меня вдруг охватывает дикая, первобытная, никогда раньше мной не испытанная паника и такое же бесконечное недоумение. Как же так? ТАРДИС ведь приземлилась? Дверь не может открыться, если снаружи небезопасно, если не завершена материализация, иначе это было бы слишком нелогично даже для галлифрейцев…

Корабль внезапно вздрагивает и начинает на меня крениться, левая рука всё-таки срывается, теперь я цепляюсь лишь пальцами правой, медленно соскальзывающими по гладкому порожку, и во всей красе вижу то, что видеть просто нельзя.

Само Время.

Я болтаюсь на одной руке, которая того гляди слетит с ненадёжной опоры, в самом сердце Вихря Времени, и даже не представляю, сколько и чего мой организм на себя цепляет. Сперва кажется, что меня окружают огненные облака, летящие и вращающиеся с ненормальной скоростью, но потом голову начинают затоплять какие-то бессвязные видения, оборванные причинно-следственные связи, незавершённые события… И что-то есть в этой бесконечности безумно знакомое. Я сейчас пойму, что. Я знаю — не догадываюсь, а знаю с точностью пророка — сейчас произойдёт что-то, о чём я знала заранее.

Пальцы слабнут и разжимаются.

Чужая рука — гуманоидная, но безусловно дружественная, вся усыпанная конопушками, в последний миг вцепляется в моё запястье.

Брякают три браслета из наломанной проволоки.

— Не смотри туда… уф… коротышка!

С силой жмурюсь и снова открываю глаза, сосредотачивая взгляд только на наших сцепившихся в замок руках.

Доктор. Это был ты, Доктор. Всегда, во всех этих сумасшедших снах, это был ты — теперь я отчётливо вспоминаю, что у неизвестной руки была такая же белая манжета рубашки с дурацкой пластиковой запонкой в виде вопросительного знака. Как я раньше её не отметила? Был такой же клетчатый рукав пиджака — как же я раньше его не узнала? Не знаю, почему ты пытаешься меня удержать, если сам только что собирался меня выставить прочь. Но в главном ты прав. Я не должна впускать в себя Вихрь. А для этого надо сосредоточиться на твоей перекошенной веснушчатой роже, на твоих двуцветных нелогичных глазах, на твоих разлохмаченных рыжих вихрах, и постараться подтянуться.

ТАРДИС снова встряхивает, намного сильнее, так, что галлифреец едва не вываливается следом за мной. Где-то бьёт колокол, золотисто-зелёное освещение консольной сменяется багровым.

— Да слышу я… уф… слышу! — кричит Доктор внутрь и снова обращается ко мне, жмурясь, чтобы не глядеть в Вихрь: — Коротышка, постарайся подтянуться… Ох, ну ты и весишь. Худеть не пробовала?

Болтовня тоже помогает концентрироваться на себе и не выпадать во Время. Я очень хочу подтянуться, очень. Но каждый раз, когда мне удаётся хотя бы немного уцепиться за галлифрейский корабль левой рукой, его так встряхивает, что пальцы срываются, и приходится тянуться по-новой.

— Ты не был… таким хамом… даже в шестой регенерации, — пыхчу, вновь и вновь стараясь ухватиться за порог. У Доктора, при всём уважении, не хватит сил меня втянуть, я слишком тяжела, а болтанка слишком сильна. Да ещё этот неумолкающий колокол. — Чего она… орёт?

— А тебя… какого чёрта… понесло наружу… раньше остановки?

— А чего… дверь не была… заблокирована?! — безграмотно трепаться, сбивая дыхание, но если молчать, то взгляды отлипают друг от друга и упираются в Вихрь. ТАРДИС накренилась уже просто безобразно и так трясётся и болтается, словно у неё лихорадка.

— Старушка… ты что… взбесилась?! — рычит на неё Хищник после очередного, особенно сильного рывка, едва не вывихивающего ему плечевой сустав. Не могу отделаться от ощущения, что пространственно-временной корабль пытается меня стряхнуть за борт нарочно, даже рискуя при этом потерять обожаемого хозяина.

И вдруг я понимаю.

Контролёр Времени знал, что я здесь и сейчас сделаю. Хроноворы знали, что я здесь и сейчас сделаю. ТАРДИС знала, что я здесь и сейчас сделаю. Она точно это знала. Она знала ещё тогда, когда я впервые появилась на её борту. И меня узнала. Не сразу, конечно — катализатором послужил тот разговор с глазу на глаз о Свалке Истории и способах с неё выбраться. Словно корабль, живущий одновременно во всём Времени, от его начала и до конца, должен был убедиться, являюсь ли я именно тем далеком, который ему нужен, который сделает… Что сделает?

Что-что… Первый шаг навстречу страху. Не шагнёшь — не узнаешь.

Я ещё во сне нашла способ остановить бесконечную навязчивую историю с падением.

Единственный способ дойти до конца — не дать себя удержать.

— Что ты задума… Не смей! — орёт Хищник, явно прочитав решение на моём лице. Но поздно, я набралась храбрости.

Меня никто и ничто не остановит, потому что я — далек.

И я вырываю руку.

====== Сцена тридцать седьмая. ======

— Тла-а-а-айл!.. Тла-а… а-а… а…

Крик Доктора рвётся, словно отходит контакт у слуховых рецепторов, и затем сменяется абсолютной тишиной. Лишь кровь гудит в ушах. Не сразу понимаю, что это означает — для вакуума я слишком спокойно дышу. Потом замечаю свою руку, лежащую на пряжке пояса.

Рефлекс. Рефлекторное включение защитного поля, удерживающего вокруг меня минимальный воздушный пузырь радиусом где-то в вытянутую руку. Надолго запасов кислорода не хватит, но сколько-то я продержусь. Главное не в этом — я врубила поле на рефлексе и сама этого не заметила. А значит, последний барьер в мозгу наконец-то разрушен. Больше нет задержки между мысленным посылом и движением, которую я никак не могла преодолеть, лишь свела к минимуму. Тело активировало режим условных рефлексов, оно больше не неудобный скафандр, отныне мы с ним — единое целое. Вот чего мозгам не хватало для того, чтобы установить последние связи между психикой и физиологией — хорошей вспышки злости и оплеухи Доктору. Я теперь цельная. Дело за малым — выжить. А срок у меня, ну, может, скарэл. Или два. И не факт, что раньше меня не добьёт Вихрь.

Где-то бесконечно далеко приходит в движение коварная синяя будка, исчезая, появляясь и снова исчезая, с каждым разом становясь всё бледнее и прозрачнее, материализуясь в мире реальном и пропадая из Вихря. ТАРДИС сбросила меня в ловушку и отступает по заранее проложенному маршруту. Даже если Хищник её переупрямит и обуздает, на это уйдёт слишком много времени, слишком, слишком много. И куда меня унесёт от стартовой точки, никто не знает. Надо полагаться лишь на себя.

Значит, выжить. Каковы мои шансы? Пока я их считаю, Вихрь не проберётся в мой мозг и не сведёт меня с ума, поэтому лучше не торопиться. Так, посмотрим, что у нас есть... Каан сюда свалился и рехнулся. Но Металтрон так же пересёк двумерное время, и хоть бы хны, только при посадке куполом скафандра о вулкан приложился. Ривер шлялась через Вихрь безо всякой защиты, её манипулятор давал лишь нужный коридор из точки А в точку Б, и как-то обходилось. У меня есть шанс, только бы найти выход подальше от неудачных мест посадки и не повторить судьбу Каана. Хотя тут тоже имеется определённая тонкость. Он всё-таки был далеком серв-класса, хоть и умным, и со склонностью к независимому мышлению. А я — элита, хоть и не тренированная. Мой мозг на порядок мощнее. Гипотетически, я смогу выстроить блокаду против Вихря и не впустить его в себя, надо лишь как следует сконцентрироваться на поставленной задаче и выжать все резервы из собственной центральной нервной системы, настроив её на оборону. Мой противник нынче страшен — само Время. И оно в кои-то веки работает против меня, заставляя ценить каждую миллионную долю мгновения. Сейчас бы глюкозки пару горстей, да никотину… Во дура! Есть же Жозефовы папиросы!

Судорожно выдёргиваю пачку из кармана. Так, спокойно. Главное, не нервничать и не выронить её из трясущихся рук. И не поддаваться панике, она уменьшает шансы на выживание. Спокойно, спокойно, спокойно. Паниковать ты, девушка, будешь потом, когда выберешься. А сейчас успокойся. Помни в пальцах папиросу, ощути бумажную гильзу — такую реальную, такую настоящую, почувствуй кожными рецепторами хруст сушёных листьев. Вот так. Теперь — в рот, и прикури. Сделай самую глубокую и долгую затяжку, какую только можешь. Не думай о том, что жжёшь кислород. Сконцентрируйся на своём спасении. Полтора, а то и два скарэла — это целая вечность. Ну, успокоилась? Попробуй позвать Контролёра Времени, ты ведь вышла из ТАРДИС.

Подношу к лицу запястье, на котором красуется выданный маяк, стучу по нему мизинцем, так как остальные пальцы правой руки заняты папиросой. Ну, что такое? Ты хочешь сказать, что ты тут не работаешь, так как нет постоянных пространственно-временных координат? Понятно, минус шанс. А просто телепатически позвать своих на помощь? Пытаюсь нашарить хоть какие-то отголоски патвеба у себя в мозгу, старательно не глядя на пылающее вокруг огненное золото артронной энергии, то тут, то там пробиваемое мощными хрононными разрядами. Если хоть один такой в меня угодит, я труп. А ещё точнее, даже трупа не останется. Но патвеб не отвечает, всё глухо, как в пустом неактивированном скафандре. Ещё минус шанс. Сколько их там осталось?

Вообще, странно — мне всегда казалось, что Вихрь воспринимается немножко в других цветах, не огненно-золотых, а синеватых. Загадка какая-то.

«Временной тоннель делится на два отчётливых потока», — вдруг стукает в мозгу давным-давно, не в этой жизни услышанный текст. Монтегю?..

Да. Это слова Джонатана Монтегю, зачитанные Ривер Сонг. Странно, читала фея-крёстная, а сейчас внутренний слух в точности воспроизводит давно забытый голос ирландца, словно он летит рядом и рассказывает мне свои домыслы о сущности Времени.

«...Один связан с точкой входа и является аллегорией омута энтропии. Другой — с точкой выхода, это аллегория фонтана Времени».

Артронная энергия, бьющая из Повелителей при регенерации, имеет именно такой цвет — золотой, огненный, искристый. Фонтан Времени. Точка выхода. Выброс. Где бы ни была ТАРДИС, каким бы она маршрутом ни шла, она вышвырнула меня на выходе и придала ускорение в обратном направлении. Я лечу не в никуда. Я лечу по конкретному вектору, назад. Во вполне конкретное место, вот только не знаю, в какое. Нет, знаю. Меня занесло во вселенский темпоральный слив, а поскольку передвигаюсь в обратном направлении, следующая остановка — не канализация, а…

«…Времяворот подобен живой и мёртвой воде, крутящейся в бесконечном вальсе дуализма. Поглощая, возрождает. Разрушая, созидает».

Чтобы где-то прибыло, надо, чтобы где-то убыло. Чтобы что-то родилось, что-то должно разрушиться. Чтобы появилась птица, должно треснуть яйцо. Но где та изначальная точка отсчёта, откуда всё пошло?

Что там ещё было у Монтегю? Ривер много читала вслух, прежде чем я не выдержала и перебила.

«Современные физики стараются создать у нас в головах образ двумерного Времени, как сферы. Но это не объясняет того гигантского и подвижного пробоя, отголоском которого являются темпоральные рифты. Я склонен считать, что благодаря этому тоннелю, Время уместнее сравнивать с тором».

Ага, Время — бублик, а Вихрь — та самая пресловутая дырка, которая непонятно куда девается, если бублик съесть. Пашка меня, помню, месяц этой глупой шуткой изводил, пока вконец не надоело.

«Танька-а, а куда девается дырка от бублика? Ты же умная, рассчитай…»

Голос звучит так близко, так реально, что я вздрагиваю и роняю папиросу из пальцев. Поймать не успеваю — дистанция между нами возрастает слишком быстро, позволяя мне примерно прикинуть скорость собственного передвижения по «дырке от бублика». В следующий миг в окурок вонзается хрононный разряд, и он вспыхивает, но не сгорает, а летит к огненной стене, выбитый из центра времяворота. Мама-радиация, ведь это и в меня могло попасть!.. И что будет с этой яркой золотистой искрой, разгорающейся на глазах костром, таким ярким, что он не сливается даже с артронным пламенем?

И вновь приходит понимание — нет, чёткое до скупости знание. Вылетев из вихря, папироса наберёт ещё больший заряд. А приданная энергия рано или поздно вышвырнет её в реальность по случайным координатам. И в тот год, когда на сушу Скаро впервые выползет первый во вселенной магнедон, гигантский пылающий объект пронесётся над центральной пустыней планеты Сто и в итоге врежется в поверхность, спекая песок в гигантское кварцевое зеркало около сотни леров в поперечнике. Поднятая при столкновении пыль так замусорит атмосферу, что случится катастрофическое похолодание планетарного масштаба по модели ядерной зимы, только без радиации. Зеркало, тем не менее, уцелеет и окажется достаточно прочным, чтобы не разрушиться, и скользким, чтобы не утонуть под песками, его будет прекрасно видно с орбиты, как яркую блестящую горошинку, даже через миллион лет — этакая туристическая достопримечательность, — а лучшие умы галактики будут ломать мозги, как же мог появиться столь странный объект и почему рядом с ним стабильно барахлят любые часы. И никому даже в страшном сне не приснится, что всё началось с потерянной не там, где надо, папиросы… Хорошо, что я не обронила всю пачку. При такой мощности она целую планету может разрушить.

Достать ещё одну дозу наркотика. Нет. Не хорошо. Очень даже плохо. Вихрь начал проникать в моё сознание, сперва через воспоминания, а теперь подкидывая целые куски информации. Какой соблазн для любопытства! Какой чудовищный, невыносимый соблазн! Я могу знать всё. Вообще. Всё прошлое, всё будущее, все случившиеся и никогда не случившиеся события, все упущенные и использованные возможности… Просто надо прекратить жмуриться, отвлекаться на папиросы и глупые мысли. Просто… не бороться.

Следующая остановка сознания — везде. Правда, разум не выдержит и быстро лопнет, но мне не впервой, я всегда была с отклонениями. Подумаешь, из кандидатов в психи стану окончательным психом…

…Нет. Я буду бороться. Я не сложу ложноручки, пока ещё могу дышать. Может, если передвигаться от воспоминания к воспоминанию, мне удастся продержаться ещё немного? И вообще, хватит мять папиросу, девушка. Закуривай. Жги кислород, концентрация дыма позволяет не замечать, что становится всё душнее.

— Слушай, сколько живу, а вот такое вижу впервые.

Вздрагиваю, едва не отправив второй окурок следом за первым. Этот голос. Я его знаю.

— Х… Хронос?

— У меня тут всякое бывало, но чтобы по дому летал далек с папиросой в зубах и мусорил окурками — это перебор. Ваш континуум вообще когда-нибудь уймётся?

Где он? Неужели опять не покажется?

— Хронос. Это ты. Подтверди, что это ты.

Естественно, он даже и не чешется. Но мне как-то резко делается легче — проясняется в мозгу, и вдруг я понимаю, что ещё миг назад там стоял шум, который я даже не замечала. Шум вроде миллиона очень тихих, но говорящих одновременно радиоканалов. Белый шум Времени. И зрение словно кто-то настроил — оказывается, оно было расфокусировано, а я этого тоже не заметила. Вряд ли это всё произошло само по себе, логично?

— В прошлый раз ты сказал, что меня выделила некто «она». Ты имел в виду ТАРДИС Доктора?

Тишина. Хорошо, зайдём с другой стороны.

— Я правильно вычислила, что упала в Вихрь не с того конца?

— Здесь не бывает «не того» конца. Откуда бы ты сюда ни вошла, это всегда будет точкой входа, и где бы ни вышла, это будет точкой выхода.

— За исключением?..

— За исключением Матери Скаро.

— Я стараюсь разобраться в процессе, чтобы не утратить способность к адекватному мышлению.

— Разбирайся, — тут же флегматично предлагает хроновор. Сволочь!..

— ТАРДИС пробила маршрут и скинула меня по нему обратно, — принимаюсь рассуждать вслух. — Но Вихрь смещается и сам по себе, а не только в присутствии машины времени, и я попаду в другую дату, а значит, и в другие пространственные координаты. Тебе известно, куда меня вынесет?

— А, тебе нужна подсказка? — тут же радостно отзывается он.

Упс.

— Нет. Мне нужна другая форма уплаты долга.

— Я могу всё.

— Знаю. Я читала твоё досье. И ещё обдумываю плату.

И пока я это делаю, у меня есть собеседник, явно защищающий меня от влияния Вихря. Но, увы, прояснившееся зрение играет злую шутку. Сейчас я вижу, что мои руки начинают потихонечку, полегонечку сиять. Такое ощущение, что изнутри них льётся свет, пока едва различимый. Но чем глубже в Вихрь, тем будет хуже. Я насыщаюсь энергией Времени. В малых дозах она полезна. Но в больших… Я не знаю, что будет дальше. Могу вывалиться в привычную четырёхмерную реальность трясущейся старухой. Могу младенцем. Могу вывернутой наизнанку и скрученной в ленту Мёбиуса, в прямом смысле этого слова. Могу по частям. Всё могу, прямо как Хронос, кроме одного — фиг я это проконтролирую.

Вокруг меня вибрирует громовой хохот. Ах, да. Хроновор легко роется в моих мыслях.

— Если бы у тебя была хоть капелька воображения, я бы с удовольствием упростил тебе задачу. Это было бы забавно.

— Какую из двух? Выжить или достичь того места, в которое я должна попасть?

— Ты даже понимаешь, что это не синонимы? Какой умненький далек.

На миг, на один краткий миг в мозгу мелькает видение, то ли посланное нарочно, то ли ухваченное в каком-то неведомом озарении. Я будто бы сижу на очень низком и очень кривом стульчике, за круглым маленьким столом, накрытым к чаю (тому самому, омерзительному, с молоком и пряностями). На мне — длинная белая хламида в кружевах, прямо на голое тело, волосы убраны наверх. Ночная рубашка и викторианская причёска, каким-то неведомым чувством угадываю я, приметы Венди Дарлинг. Босые ноги купаются во мху, но они сильно избиты, словно я долго бегала по пересечённой местности. Да и одежда помята и перепачкана. Рядом, погребённый мхом и мелкими цветочками с человеческими лицами, лежит на боку гигантский чайник. Точнее, дом в виде чайника, из которого и вынесли этот стол. В дыре носика тикают часы с земным циферблатом. Пять часов пятнадцать минут, файф-о-клок. За домом возвышаются холмы, а с противоположной стороны течёт узкая, но явно глубокая река, мурлыкающая негромкую песенку. Над водой недвусмысленно перекинуто бревно, похожее на крокодила, или крокодил, похожий на бревно. На другом берегу высится лес диких, нереальных, флуоресцирующих трав и цветов, с листьями в клетку и в горошек, в треугольники и полоску. И он на меня смотрит. Хищно так, нездорово, мол, ещё не все мозги схавал, пока ты мимо бежала, гони остатки, всё равно до тебя доберусь. Рядом со мной, за столом, на одном из таких же низких неудобных стульчиков сидит рослая лохматая тётка в старинном сизом платье, чумазая, словно только что с помойки, и спит, как убитая, а в её руках — ещё одни часы, карманные, с галлифрейским узором на крышке. На другом стуле сидит и чинно пьёт чай Белый Кролик в огромной шляпе, поглядывая на меня с недоброй ухмылкой — как вывел из леса, так и заведу, а ты пей чай, Венди Алиса Лидделл-Дарлинг, пока угощают; это лишь краткая остановка, потом получишь пыльцу фей для ускорения и полетишь галопом дальше по нашему Неверленду Чудаков. До нужной звезды и направо. Ну или беги обратно через лес, портал к выходу там.

Вздрагиваю, мотаю головой, прогоняя бредовое видение. Оно явно не моё, и поддаваться чужому влиянию я не стану. Хронос опять хохочет. Похоже, ему такое псевдопространство мне внушить — как нефиг делать, но галлюцинации заставят меня утратить осторожность. Лучше я буду видеть всё так, как есть, без декораций. И уж точно не нанималась развлекать хроновора.

— Смешной далек. Узко мыслишь. В Вихре даже у тебя бесконечное множество возможностей, а не только две.

— Есть у землян одна басня. Попали в охотничью ловушку мелкий хищник семейства собачьих, «лисица», и большая длиннолапая птица, «журавль» называется. Лисица мечется и причитает, что у неё тысячи, тысячи думушек. А журавль стоит и приговаривает, что у него одна дума. Просчитай, кто из них выжил и выбрался на свободу? — делаю паузу. — Так вот, у меня одна дума.

— Ты можешь здесь узнать, кто ты такая и кто тебя создал, — вдруг замечает Хронос. — Я даже могу тебе помочь найти твоего создателя.

Замираю. Он врезал в самое слабое место. Я действительно могла бы узнать. И с его помощью достигла бы результата безопасно. Это было бы так просто, так легко. Он хроновор, ему это как ложноручкой об гашетку — и выяснить, кто стоял за всей историей, и даже всё исправить, прямо отсюда. Более того, я могла бы узнать всё, что угодно, о чёрном сфероиде или даже запросить помощь в коррекции и стабилизации линии Времени далеков, ведь в Вихре не представляет никакого труда обнаружить все люфты, накладки и ошибки, и поправить их одним движением манипулятора, тем более всемогущему властелину Времени.

Вот только слишком просто при этом подложить какую-нибудь гадость. Из любви к развлечениям. Фиг!

— Нет. Каан велел не пытаться ничего понять, данные определятся сами, когда придёт срок. Если хочешь вернуть долг… — нужно что-то абсолютно однозначное и прозрачное, чтобы негде было надиверсантить. И формулировка тоже важна. — Далеки восстановили солнце Скаро с ошибкой. Звёздные слои имеют темпоральную рассинхронизацию от суток до месяца, — это мы уже установили, как и то, что нам не под силу исправить ляп. — Это дестабилизирует звезду, потому что при таких условиях все слои должны быть и в разных пространственных координатах из-за движения вселенной. Почини её, сведи все слои в одну темпоральную координату, застабилизируй по зоне лучистого переноса, — я же помню, что это единственный слой, совпадающий по времени с планетами, а не отстающий и не перегоняющий их. Как Мать Скаро, я должна думать не о себе, а о своём народе.

— Не боишься умереть, пока я займусь вашим светилом? — хмыкает Древний.

— Боюсь, — а смысл врать? — Но я тут уже долго. Есть вероятность, что Доктор найдёт меня раньше, чем кончится воздух или я выйду из Вихря в неподходящем месте.

— Когда ты пересечёшь Сердце Времени, он тебя уже не найдёт.

— Знаешь, Белый Кролик… Оставь свои прогнозы при себе, — не выдерживаю и взрываюсь я.

Перед моим носом моментально повисает белая мордочка в большой шляпе, гадко ухмыляется и сообщает игрушечным голоском:

— Ну наконец-то ты определила для меня визуальную форму.

Ага, а я — та девочка, которая режет пироги после того, как их раздала. И теперь летит вниз по кроличьей норе. Но не туда, где на головах ходят антиподы, а напротив, в реальный мир, где пироги сперва режутся. Из мира абсурда, где все события идут шиворот-навыворот и даже у ненормального далека шарниры в мозгу клинит, в мир, где причинно-следственные связи выстраиваются так, как положено, по строгим законам линейной логики.

— О, Венди, поверь, тебе это не светит.

«Время твоё летит кувырком». Глядя на моё вытягивающееся лицо, Белый Кролик беззвучно хихикает, прикрываясь лапкой. «Вокруг тебя — пока лишь эхо, настоящее событие впереди». Так вот в чём дело. Неужели всё вокруг меня шиворот-навыворот потому, что я сейчас падаю через Вихрь тоже шиворот-навыворот?! Но это просто темпоральное перемещение, пусть и неправильное. Для его жёсткой фиксации на моей персональной линии должно случиться что-то ещё. Что-то крайне серьёзное для всей Вселенной, чтобы иметь такие мощные отголоски. И кстати… Если вдуматься… Раздавать свои пироги я начала после того, как впервые переместилась во Времени. То есть сбежала из Альтака. До того никаких парадоксов предопределения вокруг меня не возникало, я была далек как далек, только немного любопытней других. Выходит, парадоксальную сущность разбудил первый контакт с Вихрем.

Хронос не скажет, в чём дело, хотя точно знает. Нутром чую, знает. Свернуть бы этому кролику башку, да в суп, но кто тогда починит далекам солнце?

— Что такое «сердце Времени», объясни-и?

— Если Время — это бублик, то дырка должна проходить через его центр, логично? — последнее слово звучит передразнивающе. — Ты тянешь на себе часть темпорального вещества, которым успела пропитаться, в обратную сторону, против хода Вихря. Как только пересечёшь центр, это станет зафиксированным фактом.

— И я сделаюсь… парадоксом предопределения, — доходит до меня.

Кролик хихикает и достаёт из воздуха чашку с чаем. Достал меня этот чай. Сую потухший окурок в карман, чтобы не создать ещё какой-нибудь вселенский катаклизм, и вытаскиваю следующую папиросу. Плохая девочка Венди Лидделл, Алиса Дарлинг.

Закуриваю.

— Ты специально меня заговариваешь, удерживая в Вихре, — откуда такая чёткая уверенность? — Ты для нашего континуума — надсистемный элемент. И похоже, ТАРДИС — тоже.

— Извини, что?

— Я имею в виду, ты и ТАРДИС Доктора. Вы оба знаете всё наперёд. Точнее, знаете все события нашего континуума, не различая в них прошлого и будущего. Прошлое и будущее — вообще фикция для двумерного времени, это мнимые единицы для тех, кто видит время линейно, вроде меня. А для вас всё существует здесь и сейчас, одновременно. Вы смотрите на нас извне и всеохватно. Раз ТАРДИС потратила столько сил, чтобы заманить меня в Вихрь вопреки желанию своего дорогого Доктора, раз ты внимательно следишь, чтобы я уж точно попала в сердце Времени и не пролетела мимо, значит, это важно. Это крайне важно.

— И?.. — сколько ехидства.

— Это я спрашиваю, а не ты!

— Умерь тон, ты в гостях. По словам знакомой тебе цивилизации, «в чужой монастырь со своим уставом не ходят».

Как не совпадает облик белой и пушистой маленькой зверушки с тоном её отповеди и моей собственной мыслью, что Хронос может лишь захотеть, и от меня даже кварков не останется. А потом ещё раз захотеть — и я снова восстановлюсь.

— Могу даже больше. Я могу сделать так, что ты никогда не нарушишь законов Скаро и попадёшь под хакерскую атаку Освин Освальд, навеки забыв о Докторе. Могу сделать так, что проект «Прототип» никогда не будет реализован, а тебя сделают далеком сразу, без лишних предисловий. Могу сделать даже так, что ты будешь жить со своим Найро долго и счастливо, и это ни на миг не будет противоречить Общей Идеологии. Я могу всё. Но я уже уплатил долг. Солнце исправлено.

Когда успел?! И впрямь, всемогущий, а я сейчас полностью завишу от его капризов. С кем я связалась?..

Стираю испарину со лба — то ли волнение, то ли отравление никотином, то ли просто нехватка кислорода.

— Впрочем, можем поработать в кредит, — миролюбиво добавляет Хронос.

Нет, спасибо. Я ещё не настолько обезумела, чтобы повторять ошибки Найро.

И вдруг я понимаю одну вещь, одну совершенно очевидную вещь. Мы с ним, конечно, развели очень милый бриндигулум, но… Воздуха мало. И чем дольше я болтаю, тем больше растягивается моё персональное, субъективное, линейное время — а с ним тает и кислород. Хронос… пришёл не помогать. Он пришёл меня отвлечь. Он не союзник, отнюдь нет, и в благородство не играет.

— Ну почему же? Хочешь, я тебя подкину прямо до того места, где, по задумке своих творцов, ты должна оказаться?

— Нет. Я не буду ходить у тебя в должниках, чем бы я ни была.

— Мне жаль, но у тебя уже нет выбора. Ты не сумеешь и не успеешь добраться до нужной точки самостоятельно.

Он говорит с таким ужасающим спокойствием, что я понимаю — это правда. И всё же… И всё же…

ТАРДИС знала, что я сделаю нечто важное. Контролёр Времени это знал, Шакри это знали. Значит, и Хронос знает. И хочет что-то с этого поиметь. Но я не уникальна. Если не справлюсь, найдётся ещё кто-то, кого можно будет спихнуть в Вихрь. А если справлюсь и окажусь в зависимости от хроновора, который всесилен — но всё же, ему что-то нужно из-под обычного далека-командира? Значит, есть что-то, над чем даже у него власти нет, а у меня, возможно, будет? Делиться этим с представителем низшей расы, энергетическим вырожденцем?!

— Какая досада. Ну, может, ты ещё передумаешь, когда захочешь жить?

— Я лучше буду рассчитывать на себя и немножечко надеяться на Доктора. Он явно не хотел смерти своего маленького далека.

— А его вечно грезящая жена спихнула тебя в Вихрь и не намерена идти следом.

Хм. «Вечно грезящая жена Доктора», надо же такое выдать. Стоп. А кто была та взъерошенная соня из видения, с галлифрейскими часами и в сизом платье… Не в сизом. В пыльно-синем.

Аж давлюсь дымом. Значит, ТАРДИС тоже за мной сейчас следит?! Во сне, но следит? Значит, у меня до сих пор есть шанс.

— Пошёл… вон!!! — одновременно со словами даю самого сильного пинка Кролику, стараясь отшибить его от себя как можно дальше и заодно набрать ускорение для падения. Он прав, кислорода не хватит, я не выживу, если не придумаю что-то в равной степени крутое и самоубийственное. И пока вижу только один выход — дотянуть до сердца Времени, до того места, где оно из разрушающего превращается в созидающее. Ну, то есть для меня-то будет наоборот, из созидающего в разрушающее. И постараться там, в идеальной точке темпорального равновесия, уничтожить своё субъективное время, перейдя в темпоральную двумерность во всех смыслах. То есть слиться разумом с Вихрем. Тогда на кислород уже будет наплевать, меня удержит местная энергия. И я смогу вычислить точку, в которой мне надо вырваться из этой ловушки, чтобы выполнить то, чего хотела ТАРДИС, что предвидел Контролёр, о чём знали Шакри. Чего боится Хронос. А чего он может бояться, над чем он не властен?

Ах, ну конечно. Он не властен над разрушением Времени. Это — его рамки, его границы, потолок его могущества. Он не может пилить сваи, на которых построил собственный дом. Для него заполучить во власть абсолютное уравнение энтропии — всё равно что для нашего континуума иметь в манипуляторе парадигму Скасиса. И если я имею какое-то отношение к этому уравнению, то ржавую списанную торпеду он получит, а не его!

Перед глазами мелькает рассыпающаяся в жёлтый порошок бумага, в один миг состарившееся до праха письмо Тагена.

Похоже, да. Я имею какое-то отношение к абсолютному уравнению энтропии. И Шакри искали всё-таки меня. И тот, кто меня «подправил» на конвейере, рассчитывал заполучить то же самое. Быть может, это и был Хронос, хотя он не вызывает такой же слепой жути, как Тень, и не особо рвётся в наш континуум. Но… Все врут, вся вселенная врёт, можно верить только себе.

С тяжёлым всхлипом втягиваю в лёгкие задымлённый воздух.

Мир вокруг вдруг застывает, растягивается резиной. Золотое, расплавленное, яркое сияние, льющееся со всех сторон, сужается, как кончик веретена, и, запрокинув голову, я вижу такую же огненную стену наверху, как купол… Нет, там есть точка. Одна маленькая чёрная точка, расплывающаяся в слезящихся глазах. Не шире атома. Не шире электрона. Не шире фотона. Что там было про игольное ушко и верблюда?

Не думать. Действовать. Я должна прорваться через барьер и попасть туда, куда нужно, где бы это ни было.

Руки. Светятся.

Прядь волос чёрная и золотая одновременно.

Я такое уже видела. Через глаз безумного Императора. Я видела пылающую золотом Розу Тайлер. Только она была тусклее, основной свет лился из ТАРДИС. А я вот сама делаюсь этим светом, хоть и не позволяла ему влезать в свой разум. Но никакие барьеры не выдержат этого слепящего сияния, подобного жёсткому излучению. Оно сплетается в нити, пронзающие виски, щупальцами шарит по полушариям мозга, ищет, ищет моё «я». Оно так напугано, это моё «я», оно огородилось всеми инстинктами, забилось в нору, как ночной зверёк в преддверии рассвета. Но кроме звериного «я», у меня есть разум. Ведь я же далек. И разум говорит: чтобы выжить, надо сделать шаг навстречу свету.

Миллионы, миллиарды, бессчётное множество событий — бывших, не случившихся, ещё не случившихся и никогда не случившихся — вторгается в мою голову без предупреждения, разом. О, Роза Тайлер, я понимаю, почему тебе было так больно. Ты стоишь рядом и глядишь на меня, держа за руку высокую рыжую женщину с чересчур близко посаженными глазами. Да, ей тоже было очень больно, я вижу. Вы обе не выдержали, ни ты, ни Донна, и вас обеих спас Доктор. Но меня он не спасёт. Я ведь далек.

Я — далек. Мой разум на порядок выше галлифрейского и намного мощнее земного. Ривер Сонг, будучи землянином, справлялась с ношей Повелителей Времени. Неужели я не справлюсь там, где справился человек?

Золотые нити причинно-следственных связей заполняют сознание, лишь сосредоточься на чём-то, сразу видишь всё. Вся жизнь Розы, вся жизнь Донны, вся жизнь Ривер. Я знаю, что с ними произошло от рождения и до смерти, сколько у кого было приключений, скучных будней, мужей, детей, друзей, выпитых бутылок пива, выкуренных сигарет, высаженных обойм, вне зависимости от варианта вселенной, в которой они оказались или могли бы оказаться — в сущности, время едино для всех измерений. Я знаю, где варилось то пиво, что они выпили, и в каких рудниках копали металлы для тех обойм. Я знаю, откуда возникли те планеты, на которых находились эти рудники, и что с ними станет. Мир так велик, так непостижимо огромен, даже мой супер-мозг, подхлёстнутый наркотиком, не в состоянии справиться. Сердце частит, глаза уже ничего не видят, я растворяюсь во Времени, мигрень отчаянно ломит виски, ещё папиросу! Нельзя растворяться! Я должна сосредоточиться на одной линии — на своей! Тень… нет, не то! Координаты выхода! Дата! Место! Точное время! И больше ни о чём не думать! Найти этот единственный золотой поток, единственную нить судьбы, и рваться за ней, держаться за неё мёртвой хваткой!

«…и, держась за нить Ариадны, Тесей шёл по лабиринту…»

Сгори в джете, Мари! Не отвлекай своими сказками! Меня не интересует ни лабиринт Минотавра, ни биография Тесея, ни твоя Французская Революция, ни твэл на твоей пустой могиле!!! Мне нужна лишь одна нить, и я её не выпущу! Как… больно… дышать…

…Я не сдамся.

Точка выхода. Координаты. Цель. Задача. Понять. Расчёт. Нехватка информации. Я всегда хорошо взламывала архивы и ориентировалась в любом клубке ненужных данных. Восполнить пробелы по ключевым словам — «Мать Скаро», «Вихрь Времени», «координаты выхода», «миссия». Тела больше не существует, вместо него в темноте Z-нейтринного распада несётся яркая артронная звезда, которой я стала, прорвавшись через точку равновесия. Все пылинки в песочных часах падают вниз, и лишь одна, самая упрямая, взлетает вверх, чтобы пробить потолок стеклянной колбы. И её ничто не остановит, даже смерть. Я буду гореть и не сгорю до тех пор, пока не прорвусь и не сделаю то, что должна.

В меня уже безостановочно бьют разряды — чем больше тянусь к информации, тем больше их притягивается. От меня остались лишь клубок энергии и направляющая его воля, воля далека. И попробуйте сказать, что у далека её мало!!!

Я подчиню себе Время.

Я поставлю его на колени.

Заставлю склонить голову.

И пристрелю в затылок.

Ты. Подчинишься. Далеку.

Ты подчинишься.

ПОДЧИНЯЙСЯ!!!

«Но только сперва открой второй глаз…»

ПОДЧИНЯЙСЯ!!!

«Матерью стань…»

ПОДЧИНЯЙСЯ!!!

«…и зажги звезду».

Стена тёмного огня внезапно размыкается, и я вижу море кипящей плазмы, растущее, пухнущее, расползающееся ни в чём, вместе с собой растаскивающее такие понятия, как длина, ширина и высота. Кусок металла влетает в разлом и опускается прямо в мои ладони, слепленные из артронного золота. Кусок металла со следами фабричной обработки. И я узнаю испещряющий его рисунок. Это одна из схем Пандорики.

Пламя Большого Взрыва врывается в основание Вихря, свистит мимо меня рождающимися кварками… Я гляжу на рождение последней версии своего континуума, разворачивающееся перед глазами из сингулярности, как ускоренная — или замедленная? — киносъёмка. Вот прошла первая волна, сотворяющая сам континуум. Вот из кваркового супа слепляются первые элементарные частицы. Вот ровное море плазмы, остывая и расширяясь, превращается в облака пыли; энергия, перешедшая в материю, ставшая реальной массой и продолжающая распухать, забивая космос. Рождение массы — рождение гравитации. Десять тысяч лет как с куста. Пыль тянется к пыли. В разлом залетают редкие пылинки и тянутся, тянутся к проржавевшему, рассыпающемуся обломку в моих руках.

Ещё сорок тысяч лет. Обломка Пандорики больше не существует, больше в этой вселенной ничто не напоминает о сумасшедшем гоблине, перезапустившем мир. Но у меня всё равно остался кусок массы большей, чем масса любой пылинки этой новорождённой Вселенной — я сама. Я — и проломленная мною трещина во Времени, мощный рифт, притягивающий к себе материю извне.

И ещё есть бесконечный поток жгущей изнутри артронной энергии.

Эта Вселенная ещё не знает, какой она должна стать. В ней ещё нет информации. Кусок Пандорики был слишком пуст. Но информация есть у Вихря, а у меня есть разум, который может придать ей вектор.

Я сообщу Вселенной, какой она должна стать.

Однажды сказав слово, запускаешь принцип подобия, и кто-то в другом месте скажет то же самое слово, рано или поздно.

Водяной пар, столкнувшись с пылинкой, формирует каплю. И лишь в одном месте облака происходит этот процесс, как капли формируются во всём облаке, и начинается дождь.

Инерция информации.

Расчёт показывает, что моей энергии достаточно, чтобы сообщить миру, какие капли следует формировать.

Вихрь не иссякнет, но здесь, на точке входа, энергия уже не скапливается, её тянет обратно, в глубины Времени. Пока я в них окончательно не растворилась, я должна заложить основу обновлённого мира. У меня есть масса, энергия и парадигма Скасиса, уже применимая для формирующегося континуума.

Я зажгу звезду.

И это будет самая идеальная, самая правильная, самая структурированная звезда во Вселенной. Одна-единственная, но она заложит базис правильного мира, того, которого всегда жаждали далеки. И когда мы родимся в этом обновлённом мире, он будет только для нас. Это будет самое шикарное обратное кольцо событий, которое я когда-либо создавала, самый роскошный парадокс предопределения. Я заплачу за него жизнью, став центром звезды? Не беда, оно того стоит. Я образую вокруг себя темпоральный рифт и использую его энергию.

Взмах руки, словно я размешиваю пыль. Рождение первого движения, первого спирального движения Вселенной. Она вся закрутится по спирали. Как это раньше я не удивлялась, почему, расширяясь из сингулярности по прямой, она вдруг стала двигаться по спирали? Это всегда казалось таким естественным, таким понятным, таким постоянным, таким… как должно. И вот ответ — мой собственный взмах руки по часовой.

Нет, недостаточно. Раскрываю руки, как бесконечные золотые лучи, и с силой поворачиваю себя в том же направлении. Я — рифт. Я — время. Я — сила. Неукротимая и неостановимая. Я собираю пыль, холодную водородную пыль, и стягиваю к себе.

Моргание.

Ещё тысяча лет.

Пыль не просто закручена и стянута. Она структурирована, откалибрована и даже описана. Я знаю каждую пылинку в лицо и по порядковому номеру. Переписываю в свой каталог вновь прибывающие частицы золы Большого Взрыва. Ящик Пандоры выгорел. Мир холоден и мёртв. Осталась лишь одна надежда, и это — я.

И я зажгу этот континуум.

Ещё три тысячи лет как мгновение. Критическая масса накоплена, все частицы расставлены по местам в идеальном равновесии. Осталось лишь одно — правильно его стронуть. Сказать слово, чтобы подтолкнутые звуковой волной атомы водорода начали слепляться друг с другом и разогреваться, и отпустить артронный заряд, чтобы ускорить процесс, поджечь газ одной вспышкой. Облако сожмётся в комок, энергия Времени трансформируется, превратившись в обычную термоядерную, рифт схлопнется, и то, что останется от меня, исчезнет, смешавшись с плазмой звёздного ядра.

Пора.

Я роняю из пальцев ещё тёплый окурок.

Открываю рот. Делаю последний выдох.

И выпускаю энергию.

…Странный, совсем странный, совсем нерасчётный и незапланированный скрип, сбивающий тщательно отмеренную звуковую волну. Что это? Что вторглось в созданную мной, такую идеально налаженную систему? Я уже не могу остановить процесс, через меня текут атомы Времени, и когда они закончатся, я перестану быть, но родится новый мир. Новый, идеальный мир для самой идеальной расы. Но хриплый звук вновь и вновь выдёргивает меня из сосредоточения, не даёт до конца раствориться в энергетическом потоке и вносит свои коррективы в запланированную архитектуру Вселенной.

От шкатулки Пандоры осталась лишь надежда. Та самая тварь, что всегда сдерживает и не даёт начать с чистого листа, раз за разом возвращая в прошлое, где можно сидеть сложа ложноручки и надеяться вместо того, чтобы действовать. Тварь, которую надо убить, чтобы освободиться и начать всё заново. Как были правы земные боги, заперев её вместе со всеми другими болезнями! Я должна убить надежду, даже если это — я сама. Я должна сгореть. Вещество вспыхнет, рифт схлопнется, мир изменится. Зачем вновь возвращается этот звук?

Последние атомы Времени истекают из тела, сияние начинает угасать, а трещина за спиной — тихо срастаться. Я пока ещё под её прикрытием, но вот-вот перейду из двумерного времени в линейное ивспомню, кто я такая, кем я была до того, как стать богиней народа, зажигающего звёзды. Смешно. Я даже не помню названия моего народа. Моя жизнь измеряется в количестве энергии Времени, что осталась висеть после пролёта через Вихрь. Как болит голова… Я снова чувствую, что у меня есть голова. Связи рвутся. Раны затягиваются. Мир приходит в равновесие. Сейчас я умру.

Снова этот хрипящий астматический звук. Кажется, я его знаю. Он синий, ненавистный и желанный. Он рвётся ко мне, идёт на меня, ищет меня, может меня спасти… Нет! Нельзя. Это разрушит так тщательно выстроенное равновесие. Но у меня нет энергии на то, чтобы защититься. Всё до капли рассчитано и вложено в процесс.

Хрип нарастает, грозно, громко, неумолимо.

Уходи! Уходи! Ты всё испортишь! Ты всегда всё только портишь!

— Доктор, мать твою радиацию, ПРОВАЛИВАЙ!!!

И падаю лицом в медноцветную палубу ТАРДИС.

Последняя мысль вспыхивает в сознании перед тем, как раствориться во тьме боли и бреда, яркая и безжалостная, как пылающая вокруг галлифрейского корабля звезда.

«Я — далек!»

====== Сцена тридцать восьмая. ======

— Тлайл, Тлайл, девочка глупая… — чужая рука, незнакомая и знакомая одновременно, нежно гладит меня по голове и щеке. Другая поддерживает под лопатки. Кто-то подтянул меня на колени, насколько смог, и перебирает волосы, задевая скулу прохладным перстнем. — Ну куда же ты полезла, самоуверенная дурочка… Думаешь, раз далек, то всё можно? Глупый маленький скарианский ребёнок. Ну что ты опять натворила?

Доктор — а кто же ещё — стискивает меня сильнее, словно боится снова уронить.

— Не знаю, — говорю, не открывая глаз. Получается тихо и слабо, почти безжизненно, но зато это заставляет Доктора вздрогнуть и распрямиться. — Я почти ничего не помню. Три папиросы, отравление никотином. Таз есть? А то на пол блевану…

— Сейчас, — суетливо отвечает он, стараясь уложить меня на пол поаккуратнее. — Сейчас, потерпи немного.

Какой-то шум, топот, суета, то удаляются, то приближаются. Наконец, грохот шагов у самой головы, отдающийся в висках ломящей болью. Галлифреец помогает подняться и повиснуть над ведром для бумаг, а потом терпеливо придерживает мои волосы, пока я выворачиваюсь наизнанку. Прощай, йогурт, удачи, омлет.

Через десяток-полтора рэлов становится чуть легче, и я бессильно отваливаюсь на палубу, вся в ледяной испарине.

— Армейские… детоксиканты… есть?

Доктор, жалостливо глядя на меня, мотает головой.

— Нету. Чай есть. Но тебе нельзя. Могу холодную минералку принести.

— Согласна…

Пока он опять где-то носится, сгибаюсь от последнего, самого мучительного спазма, выплёвываю желчь в ведро и снова падаю. В глазах черно, вижу только мирно и дружелюбно сияющий ротор. Сволочь ты подлая, ТАРДИС. Как тебя Хищник терпит?

В рот тычется что-то холодное — а, это вернулся Доктор и пытается меня напоить. Похоже, я ненадолго ушла в отключку. Делаю глоток, другой… Всё, силы кончились, с трудом уклоняюсь от воды. Пить хочется, но нет сил глотать, и боюсь, как бы опять не вывернуло.

— Ты сможешь опереться на меня и перебраться на диван?

Да, где-то под балконом я видела диван. Нет, подняться не смогу. Но Хищник упорный, толкает меня так и сяк, пытаясь растормошить, потом отчаивается и волоком дотаскивает через консольную к вожделенной горизонтальной поверхности. Я кое-как шевелюсь, помогая поднять бессильное леденеющее тело на бархатистые подушки, обливаюсь холодным потом и стучу зубами, как перфоратор. В глазах то и дело темнеет, реальность теряется, и в какой-то момент я вдруг обнаруживаю, что тело накрыто толстым, восхитительно тёплым одеялом, а мне под голову подпихивают подушку, терпко пахнущую чистой наволочкой.

— Поспи, ТМД, — толкается в ухо шёпот Доктора. — Тебе очень, очень нужен отдых. А я постараюсь разобраться с тем, что ты опять наворотила.

…Через некоторое время в голове проясняется. Видимо, я действительно продремала несколько скарэлов. Слабость никуда не делась, головокружение тоже, но тошнота несколько унялась, и пот больше не льёт градом. Приоткрываю глаза и слежу за Хищником, зависшим у консоли. Его длинные мосластые пальцы порхают над клавишами электрического пианино, а глаза вцепились в экран мёртвой хваткой. Лицо осунувшееся и строгое, и никакой клоунады и масок, ни на диаметр электрона. Глухой, почти неслышный стук бело-чёрных клавиш, широкий взмах правой рукой и сильный удар по рычагу сбоку. Доктор закрывает глаза и опускает голову, шумно выдохнув. Не от облегчения — скорее, тяжело. Стоит так треть рэла, потом отходит и скрывается из поля зрения за тумбочкой, заваленной книгами. Но, судя по звуку, что-то отхлёбывает. Видимо, чай.

— Докто-ор…

Звяканье чашки о блюдце, хозяин корабля тут же появляется в поле зрения.

— Проснулась?

— Подтверждаю, — пытаюсь приподняться на локте, но сил не хватает, и я вновь падаю щекой на подушку. — Мне приснился странный сон.

— Сон? А разве далекам снятся сны? — он подходит и присаживается рядом, прямо на пол. Глядит на меня с интересом и одновременно с грустной нежностью, но это почему-то не вызывает отторжения, возможно, потому, что мне очень-очень хреново и хочется заползти в тёмный уголок, чтобы поскулить. В конце концов, Доктор — единственный во Вселенной, кому я могла бы просто пожаловаться на жизнь, в кого я могла бы просто поныть, потому что он меня знает, как облупленную, и при этом не далек и не совсем низший. Но это лишь умозрительное сослагательное наклонение, на самом деле я никогда до такого не опущусь.

— Мне приснилось, — бормочу, — мне приснилось, что я упала в Вихрь Времени. И столкнулась там с Хроносом. Он превратился в Белого Кролика и пил твой отвратительный чай. И ещё с кем-то там встречалась, только не помню, с кем. Мне очень, очень-очень надо было выжить, поэтому я слилась с Вихрем, впустив его в себя. И после этого вообразила себя существом, которому под силу создать идеальную звезду. Глупо и нерационально, да? Будто бы я стравила избыток артронной энергии в пыль, оставшуюся после Большого Взрыва, и из этого получилась звезда, большая-пребольшая голубая звезда. Вот только остатки энергии почему-то не смогла отдать, и там, в самом ядре, не закрылся темпоральный рифт. И вместо идеальной звезды, тщательно выверенной по парадигме Скасиса, получилась какая-то хрень…

— Замечательное уставное слово «хрень», — улыбается он, но совсем без иронии, беззлобно, даже ласково.

— Я могу перейти на формальную речь, — предлагаю в ответ чуть обиженно и получаю в ответ горячее отрицание. — Где мы сейчас?

Он улыбается чуть шире, блеснув ровными зубами:

— На заре Вселенной. Переместились на пятнадцать тысяч лет вперёд от того момента, где я тебя подобрал, и на световой час в сторонку от звезды имени бешеного далека, а то ТАРДИС могла не выдержать давления и температуры в её ядре. Сейчас высчитываю координаты, что это вообще за светило такое ты засветила… — и добавляет, делая вид, что не замечает моего лица: — Глюкозу дать?

— Лучше просто воду. Минеральную, — выдавливаю в ответ.

Что, это был не сон и не укуренные галлюцинации? Так, сейчас ты, девушка, будешь пить минералку и поступательно восстанавливать всё, что с тобой произошло там, в Вихре.

Глотая прохладную колючую шипучку, притащенную Доктором, я стараюсь вспомнить, что же было. Расцепившиеся руки, падение из ТАРДИС — помню. Хроноса помню. Кажется, я даже что-то из-под него выбила… Ах, да! Он починил нам солнце, или сказал, что починил; пока не вернусь, правду не узнаю. Потом… Потом начались абсурдные галлюцинации, видимо, под влиянием табака. Смутно вспоминаю какие-то ассоциации с популярной земной сказкой Кэррола — Белый Кролик, гигантский чайник Сони и её файф-о-клок, на который пригласили Венди Дарлинг… Я там поняла что-то важное, очень важное. Но оно забылось. Возможно, это вообще были глюки, вызванные высокой концентрацией никотина, и мне только кажется, что я что-то поняла. Так ведь тоже бывает.

А звезда… Да, смутно, очень смутно я помню, что у меня не было другого выхода, что мне надо было слиться с Вихрем, чтобы выжить. Все математические расчёты даже застряли в мозгу; та-а-ак, я набрала несколько тысяч атто-омег? Ничего себе… Удивительно не то, что я смогла с их помощью запалить светило, а то, что я не сдохла раньше, ещё в Вихре.

— Знаешь, Доктор… Ты ведь можешь гордиться собой, — говорю, выдавливая горькую улыбку. — Ты опять спас мир от гениального плана далеков.

Он вопросительно приподнимает брови, но я так устала рассказывать, что не нахожу сил продолжать. Закрываю глаза и разжимаю пальцы, чувствуя, как в последний момент у меня подхватывают падающую бутылку. Всё, сил нет.

В редкие моменты просветления между провалами в темноту я помню мягкий медно-зеленоватый свет, словно сквозь толщу воды льются солнечные лучи, и Доктора, то приносящего мне грелку, то поправляющего подушку, то просто молча сидящего рядом. В очередной раз я сделала о нём скоропалительные и в корне неверные выводы, но это просто от того, что я его совершенно не понимаю и, наверное, никогда не пойму. Он живёт по своей собственной логике и своим собственным законам, мало сообразующимся и с нашими, и с галлифрейскими. Пожалуй, наиболее близкая формула, к которой я могу подвести его поведение, это «ценить то, что на глазах, и забить на всё, чего не видишь, потому что рано или поздно там тоже окажешься и тоже заценишь». Но попытка в очередной раз врубиться в то, как работает мозг моего врага, отнимает так много сил, так много сил… Поставить себе галочку — никогда больше не превышать табельную дозу, даже в критических ситуациях!

В четвёртое или пятое пробуждение, пока Доктор пытается взбить у меня под головой подушку, с трудом вспоминаю про пачку папирос. Хочешь, не хочешь, а надо принять окончательное и радикальное решение на её счёт:

— В кармане плаща… Табак… Уничтожь… Эту дрянь…

Прохладные пальцы соскальзывают мимо щеки, и я слышу удаляющиеся шаги и шуршание ткани. Внутри всё переворачивается от протеста, ладонь встаёт наизготовку к удару молнии — наверное, я неосознанно сопротивляюсь, не желая отдавать наркотик. Гигантским усилием воли заставляю себя положить руку обратно, потому что если пачка останется у меня, я опять сорвусь. А мне не хочется на чистку лёгких. Всё это отнимает остаток сил, и я вновь проваливаюсь в темноту, в мучительный бесформенный бред, ползающий по мозгам холодной головной болью.

Когда же это кончится?

Когда-нибудь кончится.

Не знаю, через сколько времени я наконец открываю глаза и понимаю, что всё в порядке. Мигрень растаяла, тело отогрелось, в глазах не плавают чёрные пятна, руки не трясутся, и даже есть хочется. Осталась небольшая слабость, но, скорее всего, она банально вызвана голодом.

Доктора в поле зрения нет, и звуков, подсказывающих его местоположение за завалами, тоже не доносится. Сажусь, всё ещё кутаясь в одеяло, и оглядываюсь. На дальнем подлокотнике дивана замечаю книгу, медицинский справочник по наркологии. Рядом, на полу, аккуратно поставлены мои ботинки. Интересно, Хищник долго искал застёжки или отверткой обошёлся? Бронзовый плащ наброшен на тумбочку со штабелем литературы на санскрите, но мне лень искать в памяти нужные словари, чтобы узнать хотя бы названия книг, или сконцентрироваться на понимании неизвестного текста, чтобы сработал автопереводчик ТАРДИС. Это всё сейчас не имеет значения.

Убедившись, что в положении сидя меня не ведёт, а Доктора на мостике вроде бы нет, сую ноги в ботинки и осторожно встаю. С одеялом расставаться неохота, в нём очень уютно, и, завернувшись в него, я ползу к лестнице вниз. Там холодильник, где лежит клубничный йогурт. Сейчас бы сразу стаканчиков шесть. Или десять. А я, оказывается, не просто, а ужасно голодна, словно сутки ничего не ела. Быть может, так оно и есть.

Из-за бардака приходится дойти почти до самой консоли, чтобы обогнуть заваленный хламом стеллаж, и я с любопытством бросаю взгляд на монитор. Увы, он не показывает ничего, кроме яркого голубого гиганта. Меня всегда умиляла манера землян называть самые древние звёзды «третьей популяцией», хотя по логике она первая, а третьей являются светила вроде их родного солнца. Древние звёзды, конечно, были не самыми живучими, а ещё точнее, самыми неживучими — выгорали за сотню-другую миллионов лет, но успевали насинтезировать достаточно вещества для появления более устойчивых звёздных разновидностей. Например, к моменту выхода далеков в космос они уже все перевелись настолько, что их и в самые мощные телескопы на границах Вселенной найти было невозможно. Но, покорив Время, мы смогли их изучить.

А любопытно, думаю я, закрылся ли всё-таки рифт внутри первой в мире звезды? А если нет, то что из этого выйдет, как это повлияет на реальность? Вот забава, если из её взрыва образуется, допустим, туманность Каскад Медузы. Или Око Тантала. Мощность-то подходит. Вселенная расширяется и постоянно, но неравномерно движется, расчёт современных мне или Доктору координат может занять не одни сутки даже у нашего главного компьютера. Одно понятно: моя затея с идеальной вселенной потерпела сокрушительное поражение в борьбе с главным источником хаоса в мире — Доктором. Но особой досады я, как ни удивительно, не чувствую. Наоборот, что-то подсказывает, что с моим творением всё не слишком просто, и случилось это непоправимое «непросто» именно из-за вмешательства Хищника. Да, идеальной Вселенной не получится, но одновременно с этим он спас линию времени далеков, которую я едва не перечеркнула в никотиново-артронном угаре. Хорошо со своими обязанностями справляется Мать Скаро, ничего не скажешь. И звезда имени галлифрейско-скарианской дружбы народов тоже наверняка особенная. Совершенно особенная. Иначе бы не было такого мощного темпорального эха в моей жизни.

Путаясь в одеяле, спускаюсь вниз и с полдороги понимаю, где Доктор — как всегда, копается под консолью, что-то бормоча себе под нос. Пиджак висит на перилах, рядом на полу валяется котелок. Забыв про всё, стою и гляжу на шевеление в проводах. Потом, устав ждать, когда галлифреец меня заметит, громко спрашиваю:

— Еда есть?

— Во, очнулась, — перемазанная машинным маслом рука отводит особо мешающие кабели, и из таинственных глубин подконсолья высовывается конопатый нос.

— Имеется. Потребность. В пище, — раздельно повторяю я, чтобы Доктор наконец ответил на поставленный вопрос.

Рука прекращает держать кабели и тычет в одну из стенных панелей:

— Поройся там.

Ага, так вот где у него хранится молоко… Впрочем, в самой холодной глубине я всё равно вижу знакомые стаканчики с цветастыми фольговыми крышечками, наверняка материализовавшиеся там рэл назад. Но и молоко сгодится. Будет чем запить еду.

Устроившись на портативном электрогенераторе, пальцем выскребаю йогурт и прихлёбываю молоко прямо из бутылки.

— Сколько я проспала?

— Сутки.

— Независимые или по локальному бортовому времени?

Доктор снова высовывается из кабелей и смотрит на меня, как на идиотку:

— А ты сама как думаешь?

— Я никак не думаю, — отвечаю, отпивая молоко. — Я после общения с хроноворами хочу чётких и конкретных формулировок и однозначных ответов на свои вопросы.

Нос исчезает в проводах, а через миг в глубине рассыпаются голубые искры и галлифрейские проклятия. Потом доносится более адекватное:

— Я тебя прекрасно понимаю. Хронос и меня когда-то наколол.

— Расскажи-и?

— Тьфу, и как я раньше не замечал в твоём голосе этих интонаций? — немедленно реагирует Хищник.

— Я старалась их контролировать. Расскажи-и.

— Мастера помнишь? Хотя, странный вопрос к далеку… Он, дурачина, решил, что крут и сможет контролировать хроновора. В итоге утопил Атлантиду, хотя я очень старался ему помешать. А Хронос, вырвавшись в Вихрь, быстренько вызвал нас обоих на ковёр. Мне в благодарность предложил одно желание, прямо как джинн из сказки, а Мастера собирался наказать, не буду уточнять, как. Я и попросил освободить этого балбеса, потому что в нашем континууме на него найдётся своё правосудие.

— И Хронос его освободил, в том числе и от тебя? — несложно было догадаться, как поступит эта мерзкая энергетическая тварь. Ух, так бы и уничтожила! Вот о чём надо было его в кредит попросить — чтобы пошёл и убился вместе со всеми своими детишками. Тогда бы и долг было некому стребовать.

— Угу, именно так, — подтверждает Доктор. — Просто выпустил на волю, чтобы дальше бегал и гадил, раз не дали прихлопнуть. За что я боролся, на то и напоролся.

— Всё зависит от формулировки, — отвечаю, слизывая капельку йогурта с пластикового бортика стаканчика. Эх, свежей клубники бы сюда. — Если она хоть в чём-то неоднозначная, Хронос непременно подстроит диверсию. И его сородичи тоже.

— Знаешь, я догадывался, как он поступит. Наверное, просто хотел дать Мастеру шанс одуматься.

— Сколько их было, этих шансов? — не могу удержать презрения в голосе.

— Может, и чересчур много, — ничуть не обидевшись, отзывается Доктор. — У тебя нет друзей, иначе бы ты поняла, как важно в них верить несмотря ни на что.

Конечно, у меня нет друзей. Потому что у меня есть братство далеков, одна огромная семья, где все действительно равны, где каждого объективно оценивают по способностям, где царят справедливость и гармония. Друзья нужны, как эмулятор того же самого, чтобы было на кого опереться в менее совершенных обществах. Но объяснять это Доктору совершенно бесполезно, он стопроцентно слышал нечто похожее от моих сородичей и ничего не понял, потому что не хочет понимать.

— Я вижу одно. Гибель Атлантиды, разрушение Логополиса, войны цивилизаций, спровоцированные Мастером — это всё для галлифрейских друзей возведено в ранг незначительного. Далеки в этом аспекте более объективны.

— Я не пытаюсь его оправдать!..

— Зачем пытаться делать то, что уже сделано? Даже на суде Скаро ты старался его, как это, отмазать, хотя проходил по делу как свидетель, а не адвокат. Правда, у нас вообще не бывает адвокатов… Ты всегда прощаешь своих друзей, что бы они ни сделали. Исходя из этого пункта, я могу расценивать твоё отношение ко мне, как дружеское?

Нос высовывается в третий раз, потом Доктор появляется весь.

— Какой иезуитский подступ к вопросу, — выражение конопатого лица можно, пожалуй, расценить по критерию «восхищение». Хищник берёт ветошку и начинает оттирать руки. — Это ты так дружить предлагаешь?

— Нет. У далеков не бывает друзей. Но я пытаюсь для себя логически обосновать твоё ко мне отношение. Потому что пока я его не понимаю, оно слишком противоречивое.

Он долго-долго на меня глядит, словно для себя решает, кто я ему. Наконец, спрашивает:

— А как по-твоему, бывает дружба в один конец?

— Данные отсутствуют, — даже не задумавшись, отвечаю я. — Для меня это явление чужеродно. Персональная привязанность определена как атавистическое проявление инстинкта размножения, который далекам совершенно не нужен.

— О, эта ваша идеология!.. — глаза закатываются, руки всплёскивают, ветошка улетает в стену мимо ящика. Бардачник.

— Это не Общая Идеология, это открытие, сделанное на базе проекта «Прототип», — отвечаю флегматично. А почему бы и не разъяснить, где он ошибся? — Ты рассчитывал на материнский инстинкт, но он у нас и не пропадал, просто трансформировался ещё на заре цивилизации в заботу о сородичах и об обществе в целом. А вот инстинкт размножения подложил под проект мину замедленного действия. Хорошо, что его первые проявления удалось вовремя отследить и остановить работу.

Доктор снова глядит на меня с терпеливой жалостью, но сейчас это не обижает. Иммунитет выработался, что ли?

— Влюблённые далеки, целующиеся по кустам… Что стало с Герданом и Судиин?

Молча смотрю на него. Сам догадайся, умный.

Он тяжело вздыхает и отводит глаза:

— Спросил он у далека. Неужели нельзя иначе?

— Прототип Гамма, он же Гердан, был казнён именно за этот вопрос, — прищуриваюсь я и демонстративно гляжу в область двух сердец, а потом пытаюсь поймать взгляд Хищника. Но он окончательно отворачивается, направляясь к пиджаку.

— Пол-ликарбидная логика. А с тобой что теперь будет... Мать Скаро?

Надо же, не прошло и года, как поинтересовался.

— Твой прогноз оправдался. Меня полностью реабилитировали, включая персональный шифр. Сейчас выращивают новое тело, чтобы переписать из прототипа обратно в далека.

Рыжий стряхивает с котелка соринки и, пригладив пятернёй лохмы, опускает его на голову.

— Ну и толку тебе с этого, — говорит, — опять будет консервная банка и рожа набекрень.

— Лучше набекрень рожа, чем мозги, — отвечаю ему в тон.

Доктор оборачивается и внимательно на меня смотрит. Как-то чересчур внимательно, даже не по себе делается.

— Слушай, — говорит, — мне не хотелось бы тебя разочаровывать, но есть шанс, что твоя обратная трансформация отложится.

— Мотивируй? — отвечаю, выскребая остатки содержимого из второго стаканчика. Вдруг вспоминается, что когда-то Доктор точно так же лопал пальцем йогурт на уличной скамейке возле супермаркета. А теперь вот я проторенной дорожкой пошла.

— Это, наверное, странно прозвучит… Но ты же вроде бы правша?

— Подтверждаю.

— Тогда скажи, какой рукой ты сейчас ешь.

— Правой.

— Ещё раз, какой рукой ты сейчас ешь? — настойчиво повторяет он, и это заставляет меня наконец поглядеть на свои пальцы.

Ну да, правой.

То есть…

Перехватываю стаканчик в другую руку и снова макаю палец в розовое ароматное содержимое. Всё то же самое, только уже не очень удобно… И я не меняла браслеты местами. Тогда почему проволока слева, а маяк — справа?

Варги-палки.

Поднимаю взгляд на выжидающую физиономию Хищника.

Молча глядим друг на друга.

— Поняла? — спрашивает он наконец.

— Меня отзеркалило? — спрашиваю, хотя ответ настолько очевиден, что вопрос глуп в своей ненужности. Внутри что-то недобро ёкает. А что ещё во мне изменилось после пролёта через Вихрь наоборот?

— Угу. И хотел бы я знать, что ещё в тебе теперь не так, — в точности вторя моим мыслям, отзывается Доктор.

— Сколько атто-омег на мне оставалось висеть, когда ты меня вытащил? Тысяч пять? — не вполне удачная формулировка, но рыжий меня прекрасно понимает:

— А двадцать пять не хочешь? Доза, несовместимая с жизнью, но она вся обнулилась, пока ты спала. Тлайл, — он присаживается на ступеньку, — понимаешь, ты, похоже, единственная во Вселенной, кто попал в Вихрь не с того конца. Других случаев я не знаю. На всяком, кто в нём бывал, остаётся отпечаток артронной энергии, но это зона выхода, понимаешь? А ты вышла через вход, через зону z-нейтринного распада. По крайней мере, это объясняет…

— …почему на мне не было артронного отпечатка, когда мы познакомились и ты заинтересовался необычным далеком, — заканчиваю я. — И это настоящая причина, по которой ты взял меня на борт. Так?

— Мне что, в тон тебе ответить «подтверждаю», раз уж ты обо всём догадалась? — ворчит он. — Хотя и без этого странные речи про белых бычков в исполнении мини-танчика обращали на себя внимание. Сколько регенераций было, а это я так и не забыл, — Хищник одёргивает рукава пиджака. — Бери свой йогурт, пошли наверх. ТАРДИС должна была досчитать, что ты там натворила.

— Мы натворили, — поправляю я его, выпутываясь из одеяла, аккуратно его складывая и протягивая Хищнику, уже поставившему ногу на первую ступеньку. — Если бы не твоё вмешательство, я бы переписала Вселенную под далеков. Знаешь, это было бы так красиво, так… структурно, так… равновесно. Но… Пришёл Доктор, и результат операции стал стопроцентно предсказуемым.

— Я впервые слышу в твоём голосе не только сарказм, но и вдохновение, — вдруг резко оборачивается он на лестнице так, что я от неожиданности едва не роняю еду и не падаю навзничь. Но достойный ответ рождается сразу:

— Ты всегда слышал меня через электронный усилитель. Он уродует голос. Только далек может уловить интонации далека сквозь броню; разве ты не помнишь голос Каана без динамика?

— Ну… да, — соглашается он задумчиво и почти неохотно, потом разворачивается обратно и бегом взлетает по лестнице к консоли. — Эй, иди уже сюда, не копайся!

Пффф, можно подумать, это я на лестнице тормозила и другим прохода не давала. Поднимаюсь следом и вижу, с каким энтузиазмом он изучает монитор консоли, швырнув одеяло на капитанское кресло. Режим под кодовым названием «Доктор опять нашёл что-то необычайное» активирован, сколько регенераций далеки встречали, у стольких бывала подобная гримаса с горящими глазами и улыбкой от уха до уха.

— Ну? — спрашиваю, подходя и стараясь через его плечо разглядеть, на что он там таращится.

— Ну, — отвечает он и оборачивается на меня. Нет, это уже не котик, охотящийся на бабочку. Это уже маньяк, от которого хочется спрятаться. Но мне не пристало шарахаться от пышущего восторгом врага.

— Предполагаю по выражению твоего лица, ты опознал звезду. Доложи о результате… пожалуйста.

Хищник даже не делает замечания за прорвавшийся командирский тон и дурацкую попытку его смягчить. Такое ощущение, что он вообще моих интонаций не заметил.

— Ккабу знаешь?

— Нет, — действительно, впервые слышу это слово, и в мозгах никакой тревожный звоночек не звонит.

— Угу… Яртус? Или такая смешная версия, как Поллианна? Сколько народов, столько и названий.

Пустое сочетание звуков. Пожимаю плечом.

— Почему я должна знать эти термины, объясни-и?

— Потому что все они относятся к ней, — кивок на экран.

Любопытно, Хищник прочтёт по глазам, что я сейчас с ним сделаю, если продолжится это выматывание моего терпения, или нет?

Мосластые руки сжимают мои плечи. Конопатый нос замирает напротив моего носа — Доктор нагнулся, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Самая первая звезда, ТМД. Самая первая во Вселенной. Просуществовавшая, вопреки законам астрофизики, дольше всех других звёзд своего типа. Невозможно дольше — благодаря незакрытому рифту, который ты прободала своим поликарбидным лбом. Она горела бы до сих пор, если бы не.

Вопросительно приподнимаю бровь. Ну, и?

— Ты так и не понимаешь? — глаза Доктора пылают бешеным восторгом. — Мы сегодня создали современную теорию перемещений во Времени, Тлайл. Не думал, не гадал, что та звезда, которую Омега с Рассилоном подорвали, имела внутри себя рифт. С ума сойти, в ней был рифт, рифт! Знаешь, только сейчас понимаю, какое значение это имеет для физики. Какое значение это имеет для всех достижений Галлифрея… Что с тобой?

Вот, значит, как. Высвободившись из хватки Доктора, опираюсь на консоль и гляжу на ротор. Ах ты, мразь. Да ты себя создала!!! Око Гармонии. В тебе его копия. Око Гармонии, источник могущества Галлифрея. Я виновна в его создании. Я… Мама-радиация, что я натворила?! Как я могла стать ответственной за такой кошмар?! Что теперь будет?..

Так вот почему ты радовалась, гадина, когда меня встретила. Вот почему ты постоянно открывала для меня дверь. Ты меня не просто знала. Ты знала, что за созданием Ока стоят твой обожаемый пилот и я, и что наша встреча создаст предпосылки к появлению ТАРДИСов на свет. Ты, пользуясь своей относительной свободой и мной, как парадоксом предопределения, создала свой народ, если это слово допустимо употреблять про живые темпоральные корабли. Ты использовала меня, хитрая галлифрейская дрянь, как отмычку ко Времени – созданную не тобой, но грамотно применённую. Ты сумела обмануть далека, который не единожды обманул Доктора. Ведь я видела, что ты что-то задумала, я догадывалась, что это что-то нехорошее, но ты грамотно сыграла на моём любопытстве и менталитете, ты знала, что я не удержусь и спрыгну, стоит лишь намекнуть, что это нужно для всех. Уважаю — и люто ненавижу! Так бы и уничтожила!

И вопрос, чем ты сама заплатила за свой фортель. Потому что со мной, наверное, теперь не всё просто, хорошо бы отделаться отзеркаливанием, но... Сила любого действия всегда рождает противодействие. У любой крупной издёвки над Вселенной всегда есть маленькие неучтёночки и небольшие постэффекты. Ты — явное проявление того самого надсистемого элемента, о котором я рассказывала прототипам и Найро. Ты — ТАРДИС Доктора, уникальная и неповторимая, как и твой хозяин. Ты таскаешь его по всему пространству и времени туда, где он нужен. Не на твой взгляд, а просто нужен, как хирургический нож, вычищающий мир от всего, что может нарушить его баланс. И одновременно разрушающий этот баланс с другого конца самим фактом своего существования. Любое твоё действие так же должно отражаться на вселенском равновесии, и надеюсь, тебе всё это даром не пройдёт. А я постараюсь подлить масла в механизм, ведь, как далек, я обязана поквитаться за использование представителя высшей расы в качестве предмета. Я не салфетка, которую можно смять и выбросить, и заставлю с собой считаться. Ты ещё это прочувствуешь, обещаю. Ты и твой хозяин. Я найду способ вернуть должок, даже если отзеркаливание – единственный постэффект. За мной не заржавеет, за мной вся Империя.

Тихое клацанье каблуков. Кошусь на Хищника — он отступил от меня на пару шагов, а лицо даже не озадаченное, а напуганное.

— Что? — спрашиваю. Получается слишком резко, надо взять себя в ложноручки. Как там звучала с виду простенькая, но на самом деле глубокая мудрость землян, месть — это блюдо, которое подают холодным? Меня использовали против моей воли. Добро, я сделала выводы. Больше никто и никогда не воспользуется мной, как предметом. Лучше сдохнуть, чем быть чьей-то игрушкой.

— Эй, — Доктор мирно приподнимает руки, — давай без пальбы по ротору.

Киваю. Я, конечно, очень хочу уничтожить ТАРДИС, но не вместе с собой, хватит с меня самоубийственных идей. И так уже доигралась, послужила Галлифрею, Повелители Времени могут весело попрыгать на остатках моей репутации, втаптывая её в грязь. Скрипнув зубами, убираю руки с консоли. Вообще, могло быть и хуже. Не знаю, как бы я смотрела на сородичей, если бы сотворила, например, двойную звезду Галлифрея. Вот где жесть-то. Око Гармонии — это ещё не так скверно, в конечном счёте, оно доставило нашим врагам немало проблем, да и нам тоже пригодилось, мы раскололи эту галлифрейскую технологию. Но у нас есть уже более совершенные методы получения необходимой для темпорального прокола энергии, чем старая добрая полумёртвая звезда. Прогресс не стоит на месте. Я не то чтобы сильно что-то нарушила, скорее, зафиксировала вчерашний день, нарисовав большую обратную петлю событий. Это неважно. Куда важнее то, что произошло из-за этого со мной и насколько это опасно для Империи. И не этого ли добивалась Тень, раз её образ так прочно сцементирован в моём подсознании с фактом падения в Вихрь. И вообще, связано ли это с моим мутным появлением на свет. Вот где ужас-то – что-то наверняка изменилось во мне или вокруг меня, а что конкретно, неизвестно.

— Кстати, у тебя глаза покраснели. Не сказать, чтобы очень критично, но ты сейчас как крыска-альбинос, не спавшая неделю, — вдруг замечает Доктор, словно пытается меня отвлечь, переключив с гнева на что-то обыденное. Это так хорошо совпадает с моими жалкими попытками успокоиться и так нелепо звучит, что злость и испуг унимаются. Вдруг чувствую, что он прав — под веками такое жжение, словно туда песку насыпали.

— Линзы. Я их больше суток ношу всухую. Подожди…

Отхожу к плащу, лезу по карманам. Где-то был флакон с каплями.

— Да сними ты их вообще, — доносится сзади. — Так давно хочется поглядеть тебе в глаза, а не в пластиковые заглушки. Или это у тебя вместо поликарбида с металертом, чтобы хоть какой-то барьер ставить? А зря, глаза – зеркало души, и…

Трепло. Перебиваю:

— В линзах имеются прицел и дальномер, их снимать бессмысленно. Есть сложности с привыканием к бинокулярному зрению, — прохладные капли падают на роговицу правого… нет, левого глаза; любопытно, сколько я ещё буду путаться? — Допустим, мы создали Око Гармонии и всё то, что из-за него заварится, включая Войну Времени. Твоя ТАРДИС устроила самый глобальный парадокс предопределения во Вселенной, поиспользовав меня, как инструмент. А ты за неё даже не извинился. Что дальше?

Негромкое хмыканье.

— Маленькая обиженная ТМД. Ну, для начала ты могла бы ответить, откуда всё-таки у далеков понятие «мать»?

— Спишем на эдипов комплекс Давроса, — издевательски предлагаю в ответ, заливая второй глаз. — Это всё, что тебя беспокоит?

— А что тебя беспокоит?

— Отчёт Императору. Я не смогу скрыть от него подробности, даже не потому, что он увидит любую ложь, а потому, что члену Верховного Совета лгать своим не пристало.

Сзади — выразительный кашель. Между прочим, мог бы и догадаться по титулу, но прохлопал так же, как и я.

Впрочем, Доктор быстро берёт себя в руки:

— О, так тебя можно поздравить не только с амнистией, но и с повышением?

— Подтверждаю, — убираю флакон обратно и накидываю плащ. Сую руки в карманы. Разворачиваюсь.

Хищник смотрит на меня чересчур пристально для лёгкого тона вопроса:

— Значит, всё-таки не просто лейтёха-архитектор?

Пожимаю плечом с видом «так получилось». Объяснять настоящее положение дел и долго, и незачем, и вообще, это дискредитация далеков в глазах их главного врага. Пусть себе додумывает, что хочет.

— Знаешь, — продолжает Хищник, не дождавшись ответа, — я так и не могу определить своё к тебе отношение в понятных далеку терминах. Но только не вздумай считать, что это чисто научный интерес, а то, сдаётся, ты именно по этой причине мне и врезала.

Вопросительно гляжу в ответ. Проявление галлифрейской телепатии? Когда же я стану к ней устойчивой?..

— Ну, извини, если я ошибся, просто было именно такое ощущение. Знаю, сам дурак, можно было придумать что-нибудь поумнее для первого вопроса, но я слишком оторопел, просто не знал, что сказать… А, кстати. Ещё один дурацкий вопрос. О каком таком истинном враге ты говорила?

Поневоле срывается вздох. А я уж думала, что он и не спросит.

У меня было много лет на то, чтобы поразмышлять обо всяких любопытных вещах, и много информации в ложноручках. И в частности, я размышляла о Докторе, о наших с ним встречах, перебирала все известные о нём факты, искала слабые места и методы борьбы с нашим главным врагом. Высказанные соображения о системе и надсистеме — это лишь макушка айсберга, истина лежит глубоко под поверхностью. Потому что до всех этих мыслей о скрытом элементе, о надсистемном влиянии, я дошла именно через обдумывание Хищника и его значения для далеков в целом и мира в частности.

— Если я объясню, это причинит тебе боль, — честно предупреждаю я.

Доктор делается серьёзным.

— Я настаиваю.

— Хорошо, — отвечаю. Сам нарвался. — После войны ты остался единственным Повелителем Времени, способным влиять на него не ради собственного развлечения, а ради вселенского равновесия. В тебе воплотился весь твой народ, вся его миссия, всё его значение. Это очень опасно для мира. Каждое твоё действие, каждое твоё слово, каждая твоя мысль теперь имеет огромные последствия, и чем дальше, тем ярче это выражается. Поэтому Вселенная старается тебя уравновесить. Сперва она дала тебе идеальную девушку. Но Розу ты потерял. Тогда она подарила тебе идеального друга. Но и Донну ты погубил. Тогда она сотворила для тебя идеальную жену — но и Ривер ты угробил. Знаешь, что будет следующим? Рано или поздно мир подарит тебе идеального врага. Потому что больше ничто не может тебя удержать. Вселенная пока в поиске, я это вижу со стороны, трезво оценивая твою биографию. Но рано или поздно твой враг появится. И он будет действительно идеальным.

— То есть? — Доктор слушает меня с предельной серьёзностью, это даже немного напрягает.

— Он будет твоей полной, абсолютной противоположностью. Вы не сможете друг друга обыграть. Каждая победа обернётся поражением, каждое поражение — победой, общий счёт всегда будет ничьей и на пользу Вселенной, в точности по Шестой теории Круйиса. Но сколько вы при этом положите народу, я бы не хотела знать. Потому что даже для далеков это астрономические величины. Предтечи врага уже явлены, обернись и погляди, сколько их вокруг тебя. Ты уже перешёл ту черту, за которой Личность превращается в Силу. Ты уже не персона, а явление. Поэтому каждое твоё действие начинает требовать противодействия. Система нарушена; об этом меня давно ещё предупредил Каан, но я начинаю понимать его пророчество только сейчас. И ты — одно из проявлений этого нарушения. Помнишь нулевой закон термодинамики? Любая нарушенная система стремится к равновесию и рано или поздно его восстановит. Твоя ТАРДИС, далек Каан, другие Повелители Времени — все пытались найти хоть кого-то, чтобы удерживать тебя, находили тебе идеальных союзников. Даже твои враги старались тебя уравновесить, набираясь опыта и заключая альянсы. Мир поставит тебя на место. И коль скоро не удалось этого добиться позитивным влиянием, он воспользуется другой возможностью. Ты становишься богом, Повелитель Времени, и сам это понимаешь, и сам от этого бежишь, боясь повернуться лицом к факту. Именно поэтому тебе нужен кто-то, кто будет тебя останавливать. И если друзей ты не принял, то это будет равный тебе враг. И когда он появится — а он появится, — я буду ему помогать. Потому что тебя надо останавливать, и твою зарвавшуюся ТАРДИС тоже. Вы — даже не часть Шестиединой системы Стражей, но лезете в слишком глубокие структурные связи мира. Ты не думал, что будешь делать, когда кончится каждое место, которое ты мог бы посетить, не рискуя столкнуться с самим собой, когда кончится каждая дата, в которую ты мог бы прилететь, не рискуя нарушить баланс мироздания? Доктор, опомнись. На тебе слишком большая ответственность за любое твоё слово, даже за любую твою мысль. Возьмись за ум, пока не стало поздно, пока мир не создал равного тебе противника.

Его лицо постепенно из серьёзного делается злым. Похоже, я действительно бью по болевым точкам.

— Да, остепенись, вернись на Галлифрей, сядь в президентское кресло и дави зевки, пытаясь привести этот серпентарий единомышленников к единому знаменателю! — рявкает он на всю консольную, как только я делаю паузу. — Нет уж, мой маленький далек! Нет, нет и нет! И плевать я хотел на вселенную и её законы!

Безэмоционально гляжу на его гнев, почему-то твёрдо уверенная, что он не поднимет на меня руку. Поорёт и перестанет. Ну в крайнем случае треснет кулаком по консоли. И непременно подумает о моих словах, когда останется один. Совсем один.

— Ну, чего ты молчишь?! — рычит Хищник. Но я не отвечаю, и это слегка его отрезвляет. — Да-да, я помню, ты не помощник, а источник мотивирующих пинков в уязвимые места, и только что с блеском это продемонстрировала. Гордись до пенсии, довела меня до белого каления.

— Не в первый раз, как и ты меня, — всё так же спокойно отвечаю я. — Не хочешь ли чаю?

Всклокоченный рыжий монстр резко превращается в просто усталого и мрачного Доктора.

— А ты умеешь заваривать чай?..

— Обычный чёрный. Научилась на Сол-3.

Он криво усмехается и покачивает котелком из стороны в сторону.

— Нет, благодарю… — пауза. — Знаешь, у меня идея получше. Как насчёт путешествия? Дёрнем рубильник и рванём, куда глаза глядят. Один раз, ТМД. А?

Бросаю взгляд на приводной маяк, всё так же украшающий запястье, теперь уже правой руки. Контролёр Времени обещал подхватить меня, как только я выйду из ТАРДИС. В памяти вдруг мелькает воспоминание о его споре с Императором. М-да, похоже, я зря испугалась своего фортеля, он знал, куда и зачем меня направляет. Вот пусть сам и объясняется с правителем на сей счёт.

Вернусь назад, как только выйду из ТАРДИС.

Домой. В Империю.

— …Ладно. Поехали.

Доктор с просыпающейся улыбкой кладёт руку на самый большой рычаг и давит на него с воплем:

— Банзай!!!

Кто-то действительно путешествовал с японкой.

Машину времени встряхивает, меня отбрасывает к стеллажу с книгами, пол трясётся под ногами, но это не пугает, а лишь вызывает умиление — некоторые вещи никогда не меняются.

Банзай.

====== Сцена тридцать девятая. Финал. ======

Я молчу. Император молчит. Контролёр Времени тоже молчит. А больше в зале никого нет.

Жду, буду ли я признана виновной в сотворении главного галлифрейского артефакта и, что хуже, в подвергании опасности всей истории далеков. Переписка линии времени с нуля — это слишком серьёзно.

Меня действительно выдернули, стоило только выйти из ТАРДИС на твёрдую поверхность неизвестной планеты. Наверное, Доктор остался сильно разочарованным, что старина ТМД его так быстро оставила, даже ни во что влипнуть не успели. Но я не волнуюсь. Куда бы его низанесло, он везде себе найдёт почитателей и соратников, которые будут глядеть на него снизу вверх глазами, полными восхищения, и выполнять все распоряжения кумира из синей будки. А я так не умею и не хочу учиться, и никогда не стану смотреть ему в рот. Ну, только если сквозь прицел, с перспективой высадить хорошим залпом мозжечок через затылок. Компаньон из меня никудышный.

Вернувшись, я попросила о закрытой аудиенции и рассказала всё, как есть — где помнила, там просто передала воспоминания, где не помнила, там попыталась устно восстановить ход событий. И вот теперь Император так угрожающе молчит, что даже страшно. Только не пойму, на кого его гнев падёт, на меня или на Контролёра. Или на обоих разом.

— Дай мне свои расчёты, — наконец, говорит правитель.

Делать нечего. Перебрасываю.

Какое-то время он явно разбирается с грудами формул. Сама не понимаю, как успела столько насчитать за столь короткий срок, тут бы и стратегическая машина не справилась. Вероятно, в Вихре время растягивается или сознание расширяется. Но пока я ломаю голову над загадкой, Император успевает сделать совсем другие выводы, которые не медлит сообщить:

— Ты разбирала всё это потом? — какой-то странный у него голос, даже понять не могу эту интонацию. Хотя, казалось бы, уже неплохо научилась улавливать его скрытые эмоции.

— Я проглядела расчёты, когда очнулась. Но вскользь.

— Не когда очнулась, а когда выветрился наркотик. Ты разбирала всё это в протрезвевшем режиме?

Ой…

— Нет.

Там что-то не так? Неужели где-то ошибку посадила? Вообще, это логично предположить, учитывая, с какой скоростью я обрабатывала данные. Но только начинаю сама перебирать формулы в памяти, как над моей головой грохочет:

— Часть данных вполне годная, но три четверти — ерунда. Что за «формула психологического рисунка темпоральных реверсов»? Или «звёздное семантическое уравнение»? Ты можешь объяснить, что это?

По-моему, и правителя, и Контролёра Времени просто душит смех. А мне не весело. Оно и впрямь есть, я смотрю на эту фигню — и не могу понять, что она такое и откуда взялась. И почему под какой-то неизвестной «функцией кривой многомерности» висит самая банальная формула соотношения скорости, времени и расстояния?

— И вот на этом наркотическом бреде ты собиралась создавать идеальную вселенную, — припечатывает Император. — Надеюсь, ты не показывала расчёты Доктору?

— Нет, — я готова провалиться от стыда под палубу.

— Объективно оценивая действия Матери Скаро, следует признать, что перерасчёт темпоральной энергии в обычную ей удался вполне, — замечает Контролёр Времени. — Но это следствие естественной физиологии центральной нервной системы далеков, приспособленной к работе с различными видами энергии, а не гениального озарения. Любой далек на её месте смог бы сделать то же самое, в любом изменённом состоянии сознания, будь то алколоиды, наркотики или болезненный бред, если это не затрагивало центральную нервную систему на уровне физиологии.

— Стягивание вещества к рифту тоже понятно, — отзывается Император. — Это естественный физический процесс. Всё, что ты сделала — не вообразила, а именно сделала — это в очередной раз пошла на поводу у инстинкта самосохранения, преобразовав избыточную энергию в обычный боевой разряд сверхвысокой мощности. Всё остальное — это следствие передозировки никотина.

Сижу и чувствую, как горит лицо. Стыдно — не сказать, как. Вообразила себя, варги-палки, всемогущей богиней космоса. Позорище.

— Не всё, — возражает Контролёр. — Согласно последнему срочному сообщению со Скаро, солнце внезапно стабилизировалось. Отдел Матери передал это известие в главную хронолабораторию всего половину скарэла назад. Логично предположить, что разговор с Хроносом действительно имел место быть, и следует извлечь его из памяти с помощью зонда. Там могут оказаться важные сведения.

Несмотря на сжигающий меня изнутри стыд, последнее предложение Контролёра Времени всё-таки вызывает толчок злости в самой глубине мозга.

— Ты ради Хроноса отправил меня на ТАРДИС? — спрашиваю, стараясь сдержать агрессивные интонации.

— Нет. Хроновор не имел значения. Дело в твоём парадоксе. По твоей линии времени шло эхо, значит, вызвавшее его событие должно было случиться, являлось зафиксированным фактом. Мне не удалось полностью его понять, я недостаточно хорошо просматриваю Вихрь. Но ты должна была оказаться там, где должна, однозначно, иначе это ставило под угрозу всю историю далеков.

— А также Галлифрея, — не удерживаюсь я от сарказма. — Ведь это был шанс его уничтожить.

— Мы не могли так рисковать, — отрезает Император. — Уничтожение Галлифрея не стоит того, чтобы пожертвовать всеми далеками. Твоя обязанность — хранить совершившиеся исторические факты. В данном случае, волей или неволей, но ты выполнила свою работу. Да, ты действовала вслепую, да, тебя использовали против твоей воли, причём не только мы, но и Галлифрей. Но главная цель достигнута, и далекам не нужны причины, если их устраивает следствие.

— Главное, чтобы у этого следствия не было последствия, — бормочу я очень тихо, но в зале достаточно пусто и достаточно хорошая акустика, чтобы меня услышали.

— Это установит лаборатория. Встала — и немедленно пошла на детоксикацию и обследование.

— Я подчиняюсь.

Через два с половиной скарэла уже сижу в лаборатории и вставляю в вену шприц-капельницу с детоксикантом, пока помощники Учёного, не вовремя отчалившей на «Вневременье-6», делают мне экспресс-анализ крови.

— Можно вычистить привязанность к наркотику методом коррекции памяти, — предлагает лаборант, оценивающе глядя на мою физиономию, до сих пор сероватую и с кругами под глазами.

Наверное, это хорошее решение.

— Вмешательство в память Матери Скаро запрещено спецприказом, — отрезает помощник Учёного, заменяющий её в лаборатории в дни отсутствия, который, естественно, прикатил сразу, стоило заикнуться о моём визите и о его цели.

— Номер Два, — компромисс находится сразу, ведь я тоже заинтересована в том, чтобы слезть с сигарет, — можно послать отдельный запрос, лично Императору. Если он будет достаточно аргументированным, разрешение на коррекцию мы получим. Расчётно, мне больше не потребуется употреблять наркотик в этой биологической оболочке, а от лишних воспоминаний лучше избавиться до переписки в новое тело.

— Это подходящее решение, — соглашается он.

Биосканер пищит, выводя на голографический экран кучу данных.

— Остаточные симптомы отравления никотином и эфирными смолами табака, — сообщает молчавший до сих пор токсиколог. — Содержание отравляющих веществ в крови в два с половиной раза превышает ПДК. Рекомендуется суточный курс стандартного детоксиканта и обильное питьё, другие процедуры излишни.

Уф. Счастье есть, на терапию не уложат. Можно будет наконец вернуться к своим и заняться работой.

— Обнаружена ошибка, — вдруг добавляет врач. — Требуется консультация генетика.

— Несовпадение данных с архивными? ДНК тоже отзеркалилась? — с любопытством интересуюсь я. Вполне ожидаемая шутка Вихря. Если руки-ноги перепутались вплоть до переноса браслетов, то почему на микроуровне не могло произойти то же самое?

— Подтверждаю.

Стоп. Та-ак…

— А молекулы моего тела тоже отзеркалились? — вот только заполучить правовращающие белки и не хватало, я же с голоду помру раньше, чем в лаборатории синтезируют для меня пищу! Хотя… Я же как-то усвоила йогурт из холодильника Доктора, он меня по-настоящему насытил. Но с другой стороны, это был йогурт от ТАРДИС, и кто знает, как она его сделала. Может, он был не с какого-то склада, а целиком насквозь искусственный, заранее рассчитанный на зеркальный организм?

— Это предстоит установить, — в голосе токсиколога звенит напряжение, волной раскатывающееся по помещению. — Мать Скаро, тебе придётся задержаться для более подробного обследования.

— Я подчиняюсь, — а что ещё остаётся делать? Нравится, не нравится, а вариантов нет, придётся расхлёбывать последствия полёта в Вихре.

Генетики, целых трое, прибывают сразу же и активно включаются в работу. Из меня опять откачивают кровь, на этот раз ощутимо много, до лёгкого головокружения и шума в ушах. Ничего, это не вредно. Через три скарэла, когда я начинаю хотеть есть и, главное, пить из-за кровопотери, вызывают ещё каких-то медиков, даже запрашивают разрешение пригласить моего Девятого, в прошлом — Бету. Специалист по центральной нервной системе прототипов?.. Совсем весело.

Через половину суток, пока я валяюсь на койке с очередной дозой детоксиканта в вене, Бета мне и объясняет, что произошло:

— Единственное, что в тебе действительно изменилось на физическом уровне, это направление закручивания спирали ДНК. Но во время падения в Вихрь на твой мозг шла гигантская аналитическая нагрузка. Произошло вышибание биологических предохранителей у левого полушария, профессиональная болезнь супримов. Сбой вызвал перераспределение некоторых функций. Поскольку в мозгу много компенсирующих и дублирующих систем, левое полушарие передало управление организмом менее нагруженному правому, что прежде всего выразилось в леворукости. Поскольку физически обе руки у тебя развиты одинаково, ты и не заметила разницу. Оттого и направления путаешь, право и лево.

— Браслеты не сходятся, — хмуро отвечаю я.

— Этому есть логическое объяснение безо всякой мистики. Ты была в наркотическом бреду, у тебя в голове отложилось, что браслеты должны быть на правой руке, а маяк — на левой, и, даже не осознав процесса, переодела. Или другой вариант — их переодел Доктор, чтобы намекнуть тебе о перемене в организме, пока ты спала.

Логичен, зараза. Бета такой Бета.

— Предположительно, твоё ощущение направления и правильный порядок рук восстановятся через некоторое время. Нейровитамины, лёгкий антидепрессант, глицин, щадящий рабочий режим, — продолжает он. — И категорический запрет на табак и стимуляторы.

— То есть я легко отделалась? — уточняю. Очень хочется в это верить, но, с другой стороны, чтобы установить всё это, потребовалось бы не более двух десятков скарэлов. А ребята вон сколько уже возятся.

Последовавший ответ подтверждает нехорошие опасения:

— Не вполне. Но мы ещё с этим не разобрались.

— Объясни? — лучше не вздрагивать, вытаскивая капельницу из тела, но как это тяжело.

— В твоей основной биоволне есть странные изменения, и мы не можем установить причину.

Приподнимаю бровь. Теорию этой штуки я знаю, хотя она и не проста. Суть в том, что не бывает идеальных атомов. В каких-то перевес отрицательного заряда, в каких-то — положительного; оказавшись рядом, они вступают в связь, но всё равно, идеальное равновесие недостижимо, даже такая крошечная система или будет искать недостающую энергию, поглощая, или отдавать лишнюю, излучая. Характерными проявлениями отсутствия этого равновесия являются, например, броуновское движение микрочастиц и температура разных сред. Если же объект является системой — будь то кристалл или макромолекула, хаотическая смесь излучения-поглощения сменяется уравновешенной, основанной на резонансе. Чем сложнее система, тем сложнее это комплексное излучение. Наиболее сложный резонанс получается у живых организмов — сколько в них ДНК, а все между собой идентичны, согласованны и фактически, задают тон, программируя тело на правильное функционирование посредством общей волны организма. Правда, далеки ей пользуются только в медицине, даже несмотря на абсолютную её индивидуальность — комплекс мозговых волн у нас намного ярче, и он легче определяется. Если уж искать аналоги в физике, то основная биоволна организма подобна инфракрасному излучению, неспешному и незаметному, а мозговая — испепеляющему гамма-лучу, поэтому электроника её легко улавливает издалека. Но при глубокой медицинской диагностике именно основная биоволна даёт понять, что с организмом что-то очень не так.

— И что с ней неправильно? — похоже, мне каждое слово сейчас придётся из Беты клещами тащить. — Номер Девять, докладывай по существу.

— Она стала совершенно другой, словно твой организм полностью переписал генетический код. Но ДНК соответствует лабораторному образцу и компьютерной копии, не считая закрутки против часовой.

— Но такая закрутка возможна, хоть и редко встречается. И она вряд ли так сильно бы изменила основную волну, да?

— Мы провели компьютерное моделирование. Полученная эмуляция волны не соответствует твоей текущей ни по уровню сложности, ни по мощности. Но это ещё не всё, — он снова делает длинную паузу, отчего я испытываю желание расковырять кое-чью броню и треснуть промеж ложноручек, в мягкое брюшко. — Если твои биопробы находились далеко от тебя более тридцати скарэлов, на них этот эффект пропадает, волна выравнивается и в целом начинает совпадать с эмуляцией.

— И вы не можете установить, в чём дело, — заключаю.

— Подтверждаю.

— Номер Девять… Темпоральщиков запрашивали?

— Нет. А зачем, объясни?

Кусаю тупой конец шприца-капельницы, собирая мозги в кучку. Бета прав, голова усталая, даже организм не сильно хочет шевелиться. Вон уже сколько времени на койке отвисаю, а всё ощущение, что целые сутки носилась галопом по трэку.

— Девятый, время и информация — прямо пропорционально связанные явления. Чем больше проходит времени, тем больше накапливается информации. Основная волна — это информация не только о самом организме, но и обо всём, из чего этот организм произошёл. ДНК, наследственность, и так далее. А в Вихре не существует вчера, сегодня, завтра. Там есть только здесь и сейчас, всё вместе, в одной координате — и прошлое, и настоящее… И будущее. ДНК далеков будет развиваться и эволюционировать. Возможно, я словила эхо своей волны из будущего. Я же не знаю, насколько и как меня дальше модифицируют для эффективного выполнения работы, и сколько из моего организма произведут потомков на конвейере. Это всё могло на мне повиснуть, как остаточное излучение.

Замолкаю. Бета явно обдумывает мои слова, потом заключает:

— Гипотеза бредовая, но при этом правдоподобная. Есть смысл её проверить. Разреши-и?

Коротко киваю:

— Действуйте.

Вот так и получается, что очень скоро мы с биологами сидим в хронолаборатории в тёплой компании Контролёра Времени. Меня таскают по каким-то приборам, что-то замеряют, что-то анализируют, а я это терплю и не жалуюсь, хотя очень хочется опять прилечь и отдохнуть где-нибудь в уголку. И наконец, вердикт — никаких хронопробоев на моём бренном теле не обнаружено. Или их стирает парадоксом, который никуда не делся, или в организме и впрямь что-то изменилось, чего не могут уловить наши приборы.

— Если ситуация не прояснится в течение ближайших месяцев, — тихо замечает мне Бета, — боюсь, твоя переписка в новое тело будет отложена.

— Доктор меня об этом предупреждал, — морщусь в ответ. Я так не хочу. Я так не договаривалась. Верните меня в поликарбид. Отмените две ноги и противную симметричную физиономию.

«Будет забавно, — стукает врач приватом, — если в тебе прорежется какой-нибудь дар типа контроля Времени. Составишь конкуренцию “синему”?»

«Иди ты в джет, — огрызаюсь. — Мне не смешно».

«Не ворчи. Ну фонишь ты сейчас на полторы ДНК вместо одной. Может, через декаду это уже всё и выветрится».

«Хотелось бы надеяться».

Наконец, консилиум доходит до мысли, что мысль кончилась, и расползается. А я остаюсь сидеть на кожухе сверхточного измерителя свободных хрононов, в тени главного темпорального гироскопа Новой Парадигмы, рядом с Контролёром. Он смотрит на меня. Я смотрю на него.

— Ты знал, что я упаду в Вихрь, — наконец, говорю ему устало. — Ты давно это знал, можешь не отрицать. Я ещё в первую встречу почувствовала, что ты что-то знаешь.

— Это секретная информация, — цедит он.

— У меня высший доступ, — возражаю в ответ. — Ты обязан давать мне любую информацию по первому запросу. Ты знаешь, что со мной произошло? Я не спрашиваю, что — я спрашиваю, ты знаешь?

Он долго молчит. Потом наконец тяжело роняет:

— Подтверждаю.

— Это представляет опасность для Империи?

Он снова молчит, прежде чем ответить:

— Подтверждаю. Но.

— Но?!..

— Помимо опасности, это представляет надежду, — почему меня на последнем слове дёргает, как от удара током? — Я знаю текст пророчества, которое тебе оставил Каан. Он был могущественным Контролёром. Но заплатил за это разумом. Я слабее, я не прозреваю Время с его силой. Но видел, что вне зависимости от сделанного выбора — того, о котором он тебе сказал, — твоя команда спасёт Новую Парадигму. Вы спасёте далеков.

— Спасём… от чего?

Тишина.

— Отвечай.

Молчит.

— Это приказ, отвечай.

— У меня есть право игнорировать прямой приказ, если он может нарушить естественный ход событий и этим несёт угрозу для всех, — отрезает Контролёр. — Но подсказать могу. Твоя команда соберётся под буквой «Д», а путь укажет река.

Подсказал, варги-палки!!! Придушила бы гада своими руками. Нет, не придушила бы. Взяла бы за ложноручки-ложноножки и пересчитала бы его мозгами все углы в хронолаборатории.

Так, спокойно, спокойно, спокойно. Это просто нервы, это просто перегрузка мозга Вихрем и наркотиками. Возьми себя в ложноручки, Мать Скаро, тебе же стараются помочь, чем могут.

— Я поняла намёк, — кстати, о реках… Не будет ли это большой вольностью с моей стороны? Нет, наверное, не будет. В крайнем случае, отругают и влепят очередное NB, но моей характеристике это уже не страшно. — Мне нужна помощь. Я стараюсь закрыть все старые связи, которые поддерживали меня от сумасшествия вне Империи. Осталась одна незакрытая.

— Я знаю, о чём ты говоришь, — отзывается Контролёр. — Ты хочешь увидеть, как умерла Ривер Сонг.

— Это уже заранее запрещено? — невозможно удержаться от разочарования, но я стараюсь прикрыть его хотя бы иронией.

— Это заранее дозволено. Император знал, что рано или поздно ты решишься об этом попросить, и счёл это для тебя полезным, учтя твой индекс любопытства, — в последних словах прорывается тень встречной иронии. Мол, такой любопытной твари, как ты, проще дать информацию, чем объяснить, почему нельзя её получить. — Единственное ограничение, ты не сможешь присутствовать там физически во избежание нарушений хода времени. Твой индекс самоконтроля всегда низкий, а сейчас ты ещё и после нервного потрясения. Тебя устраивает этот вариант, Мать Скаро?

— Мне нужна только информация, и неважно, в какой форме я её получу, — отвечаю.

К моему лбу тянется манипулятор, и в самой глубине электрополимериновой чаши я вижу загорающийся лиловый огонёк телепатического разъёма. Личный темпоральный гироскоп Контролёра начинает вкрадчиво гудеть от вибрации и едва ощутимо светиться. Что ж, простенько и со вкусом, главное, в процессе передачи воспоминаний не грохнуться с сиденья.

— …Где мы? — оглядевшись, поднимаю глаза на Контролёра, переместившегося в видение вместе со мной.

— Пространственно-временные координаты — Ф-ЛД-879-0004-32-А5-1098675. Искусственная планета в системе красного карлика, использующаяся, как база данных.

Оценив окружающую обстановку, заключаю:

— Похоже на примитивное хранилище информации землян. Они называют подобные места «библиотеками», — поднимаюсь на ноги и делаю несколько шагов по коридору, стены которого превращены в бесконечные стеллажи. Какие они пыльные, чудовищно пыльные, словно тут много лет не проезжал ни один робот-уборщик. — Насколько далеко я могу от тебя отходить?

— Лучше не превышать дистанцию в лер. Следуй за мной. Я знаю, куда нам нужно.

Впереди — поворот в непроницаемо-чёрный коридор, из-за которого доносятся голоса, приглушённые стеллажами.

— Идём, — повторяет Контролёр. — Они нас не видят и не способны причинить вред.

— Гуманоиды вообще с трудом способны причинить вред исправному далеку, — замечаю я, давя улыбку. Это мы проходили.

— Не гуманоиды, — Контролёр въезжает в до черноты непроницаемое пространство. — Примитивная форма жизни с коллективным разумом, Вашта Нерада.

— Те древесные паразиты, из-за которых мы уничтожили Паравеллу, несмотря на ценные ресурсы? — я хорошо знаю о паравелльском кризисе, хотя он произошёл за два тысячелетия до моей активации. Эти микроскопические твари, Вашта Нерада, были способны просочиться в скафандр старого образца и не только сожрать тело в один миг, но и перехватить управление системами. Примитивные-примитивные, но хлопот далекам добавили не сказать как.

Почему-то жутко вступить в черноту, хотя умом я понимаю, что мы здесь лишь наблюдатели и присутствуем не физически, а ментально. Но страх перед заражением в нас всегда силён, будь то болезнь или паразиты, внутри ёкает даже несмотря на эфемерное присутствие — на мне же нет скафандра с ломовым защитным полем, отталкивающим любую пыль, и неразумную, и разумную. И стоит некоторого усилия воли призвать себя к порядку. Нельзя увеличивать дистанцию между мной и Контролёром, или я выпаду из видения. Сжав челюсти, ныряю во тьму.

— …вы понимаете, это значит, сохранены!!! — уж этот голос я узнаю при любых искажениях. Не сам голос, конечно, нет — интонации. Доктор. Вдруг ловлю себя на том, что непроизвольно ускорила шаг, стремясь вырваться на более освещённое пространство и увидеть старого врага. Даже немного обгоняю Контролёра.

— Мы можем пройти сквозь дверь, — информирует он меня. — Ривер Сонг сейчас находится за ней.

Можем, да? Хорошо. Просто взять и шагнуть, как сквозь голограмму.

Стена даже не ощущается. Надо было сразу сквозь стеллажи идти, а не петлять в темнотище. Вновь оглядываюсь, чтобы оценить ситуацию.

Всё делается предельно ясно с первого взгляда — осаждённые в библиотечной читальне. Все входы и выходы заблокированы роями живых теней, среди четверых людей, вернее, троих землян и одного Повелителя Времени, уже есть заражённый. Поневоле кручу в мозгу инструктаж на случай встречи с роем — единственный способ надёжно и с лёгкостью отделаться от Вашта Нерада, это полностью не отбрасывать тень. Светиться или применять системы невидимости. Что ж, пропишу себе константу, что я невидима, и наконец прекращу дёргаться из-за микроскопической смерти, насытившей воздух.

Тем временем Доктор, а с ним и Ривер, нависли над простеньким терминалом компьютера и обсуждают, что случилось с посетителями сто лет назад. Ажиотаж, пик расследования, проясняющаяся ситуация — пространство вокруг буквально кипит от их активности. Вот странно. Сколько думала об этом дне, сколько чувствовала досады, даже злости из-за того, что моя фея-крёстная погибла, а сейчас воспринимаю всё происходящее совершенно отрешённо, даже равнодушно. Быть может, это просто усталость мозга, но почему-то кажется, что и в отдохнувшем режиме я бы смотрела на всё так же спокойно, как на суету муравейника. Куда больше дискомфорта, чем факт скорой смерти Ривер Сонг, вызывают живые голодные тени.

Возможно, раньше я просто компенсировала недостающую связь с Империей и сородичами через профессора, так похожего на далека. И теперь свою привязанность не вычеркнула, не оборвала, не затоптала, а просто… переросла. Как земные дети вырастают из старых ботинок.

Я что, банально повзрослела?

— Доктор и Ривер опять нелогично пытаются всех спасти, — соообщаю Контролёру, так как чувствую формирующееся в нём непонимание происходящего.

— Эти сохранённые в компьютерной системе особи представляют какую-то ценность?

— Ответ отрицательный. Предположительно, это обычные посетители библиотеки, их ценность для общества стремится к нулевой. Но эмоциональная привязанность к двуногим не позволит Доктору и его жене оставить их в таком положении.

Контролёр Времени разворачивает фоторецептор на меня, остановив течение времени в окружающем пространстве. Мир замирает, двигаться можем только мы.

— Доктору нужны все ресурсы мощного компьютера, и он хочет очистить память, сбросив застрявших в середине трансмата существ?

Он просто не въезжает, по какой причине гуманоидные тварюшки пытаются друг друга выручать, игнорируя трезвую оценку ситуации. Я тоже долго не въезжала, очень долго.

— Нет. Его цель — именно спасение людей. Из компьютера, от Вашта Нерада… Доктор считает, что любая жизнь имеет ценность. Даже порой жизнь далека, — тут у меня вырывается сарказм, потому что всем известно, как он ценит наши жизни. — А люди — вообще его слабое место. Ему безразлично, насколько они ценны для своей расы. Ему важен сам факт, что они останутся в живых и будут в безопасности.

— Это нерационально.

— Доктор всегда нерационален. Поэтому нам так трудно предугадывать его действия. Давай вернёмся к Ривер Сонг.

— Хорошо, — соглашается Контролёр Времени. Пространство вдруг с силой дёргается, на миг сливаясь в кашу, и мы уже стоим где-то в другом месте, где нет книг, зато есть масса электроники. — Я отрегулировал координаты. Согласно уточнённым данным, Ривер Сонг умрёт здесь в течение нескольких десятков рэлов.

Одновременно с его словами мир наконец сдвигается с мёртвой точки, оживают лопасти вентиляционной вытяжки рядом с нами, доносится обрывок фразы, уже не подлежащий распознаванию, и какой-то грохот. Моментально вскарабкиваюсь на трубу охлаждения и выглядываю поверх здоровенного металлического шкафа, явно служащего защитой для какого-то электрораспределителя… Зачем только я это делаю, когда могла пройти сквозь предметы? Привычка…

Ривер как раз выпрямляется, а у её ног без сознания валяется Доктор. Ого, похоже, она его вырубила. Надеюсь, по морде?

— Чёрта с два я дам тебе угробиться, — говорит моя фея-крёстная, разворачиваясь к чему-то, до боли напоминающему операторское кресло с нейроподключением к компьютеру, и вырывая из соседнего шкафа длинный кабель, а за ним второй. — Чёрта с два сегодня ещё хоть кто-то умрёт.

Она работает с десяток рэлов, ворча себе под нос и скручивая провода неуклюжими из-за скафандра пальцами. Потом вдруг оглядывается на Доктора. Неудобно отсюда наблюдать, надо занять место получше. Спрыгиваю обратно к Контролёру.

— Ты понимаешь их план? — спрашивает он.

— Здесь кресло с нейроинтерфейсом, — отвечаю. — Довольно новая разработка землян, насколько могу судить… Поправка, для тебя — очень древняя и несовершенная. Позволяет переводить электромагнитную систему шифрования данных компьютером в электрохимическую систему шифрования данных мозгом, и обратно. Если я правильно понимаю, Доктор и Ривер Сонг грубо отключили предохранители, защищающие оператора от перегрузок. Значит, для освобождения людей, а также для рестарта компьютера, нужны повышенные мощности, в том числе и смертник, способный поработать дополнительной оперативной памятью.

Я наконец прохожу сквозь шкаф и теперь могу без помех наблюдать за происходящим. Контролёр Времени проезжает следом:

— Но Вашта Нерада?..

— Возможно, они как-то договорились. Видишь, там активирована система самоуничтожения? Выход из строя всех систем компьютера — это взрыв электростанций искусственной планеты со всеми вытекающими последствиями. Даже атмосферные паразиты вполне способны понять, чем это грозит им лично.

И словно в довесок к моим словам, с потолка доносится:

— Самоуничтожение через шесть минут.

— Я вижу, что Ривер Сонг подчиняется правилу спасения сородичей, — говорит Контролёр. — Но всё равно не понимаю причин, по которым Доктор делает то же самое.

Ох, как бы слова-то выбрать. С другой стороны, плох тот специалист, что не может за десять рэлов объяснить сущность своей работы. Усаживаюсь на скафандр, валяющийся на полу — похоже, того заражённого всё же съели, и вряд ли он будет в претензии, что на его шлеме примостился виртуальный далек.

— Низшие называют это «гуманизмом» и «сочувствием». Я бы это определила, как сложную смесь из инстинктов, эмоций и экстраполяции отношения к своему народу на другие виды. Низшие часто испытывают дискомфорт, если могли помочь кому-то, но не помогли. У Доктора он гипертрофированный из-за Галлифрея, и потому распространяется практически на все известные ему виды. Далек способен испытывать схожее чувство вины, когда почему-то не справился с заданием достаточно хорошо, хотя осознаёт, что причина срыва от него не зависела, — поясняю, глядя, как профессор приковывает мужа к трубе. Отсутствие демократии и одностороннее принятие решений — это так в духе Ривер!..

— Ты хорошо разбираешься в психологии низших, надо иногда запрашивать у тебя консультации… Зачем эта самка лишила Хищника свободы передвижения? — похоже, Контролёра ужасно заинтересовали наручники, даже подъехал разглядеть получше. Да, он вряд ли их видел вживую.

— Чтобы он не занял место смертника, — поясняю я. — Ривер Сонг рациональна. Её мозг лучше развит, чем у других землян, но при этом она не так важна, как Доктор. Трезво это оценив, она назначила ключевым объектом рестарта системы себя. Но если её муж очнётся раньше, чем всё закончится, он воспротивится.

— Она жертвует собой ради спасения своего вида, — в голосе Контролёра прорезается уважение.

— Подтверждаю. Среди низших это редкость, возведённая в ранг героизма.

— Героизм?..

— Особый термин для определения действий, связанных с самопожертвованием на благо вида. Посмотри в дополнительных словарях. Герой, подвиг… Для далеков это естественное поведение, для землян — уникальное, поэтому им нужны для него отдельные слова, — я гляжу, как моя фея-крёстная передвигает последние рубильники в контрольном щите и усаживается в кресло. — Я до сих пор считаю, что из Ривер Сонг бы получился хороший далек. Она всегда вела себя так, как мы, хотя и маскировала свои черты характера некоторыми… девиациями поведения.

Тем временем, под очередное сообщение компьютера об обратном отсчёте, Доктор шевелится, явно приходя в себя. Мощно его Ривер вырубила. Хотя десятая регенерация галлифрейца выглядит хлипкой — как выражалась старшая дочь Скворцовых, «соплёй перешибёшь», так что ему немного надо. Наверняка ещё и во время падения обо что-то приложился головой, тут хватает острых железных углов.

Увидев, чем занимается жена, Доктор немедленно выпучивает глаза и вопит:

— О, нет, нет, нет, что ты делаешь, это моя работа!

Какая улыбка ему отвечает… У меня в мозгах на миг просыпается смутная тоска по тем временам, когда мы носились вместе, все втроём, по времени и пространству. И тут же тихо засыпает обратно. Если мыслить логически, в Империи у меня больше свободы манёвра для того же самого и при этом, помимо факта беготни, есть выгодные далекам цели и не противоречащие О.И. задачи.

— А что, мне нельзя иметь свою карьеру? — ядовитая Сонг.

— Почему я в наручниках? Зачем тебе вообще наручники? — надрывно возмущается Хищник.

— Спойлеры, — говорю я одними губами.

— Спойлеры, — сладко тянет Ривер Сонг.

— Это не шутка! Сейчас же прекрати, ты погибнешь! У тебя нет ни шанса, а у меня есть! — вопит Доктор.

— Вот видишь, — сообщаю Контролёру, пока Ривер, моментально сорвавшись с лёгкого тона, кричит мужу в ответ, что ни у кого нет ни шанса. — Как я и говорила, он нерационально пытается заменить её собой, хотя его ценность выше.

— Они говорят много слов, — замечает мой сопровождающий, пока Сонг со слезами на глазах рассказывает что-то о месте под названием «Дариллиум», прикручивая оголённые концы проводов прямо к обручу нейроинтерфейса. — Зачем столько слов?

— Эмоции, — отвечаю, пожав плечом. — Они тратят много сил на эмоции. Знаешь, мне кажется, за это время они могли бы вместе найти другие варианты решения задачи. Я уже вижу одно.

— Вашта Нерада?

— Подтверждаю. Ты тоже просчитал.

— Ты сказала, они заинтересованы в спасении своего места обитания. Учитывая их количество и суммарный коллективный разум… За десять человеческих минут можно было найти аргументы для их добровольной помощи даже при аварийном рестарте компьютера. Низшие очень нерациональны.

Полностью согласна. Ты, безусловно, умница, фея-крёстная. Но в тебе слишком много несовершенства, ты слишком идёшь на поводу у чувств. Возможно, я даже ошиблась в оценке твоего мыслительного процесса, ты вообще не думаешь рационально и просто хочешь уберечь мужа. А может, только свою память о нём. Мне никогда тебя не понять, как и твоего Доктора.

Двуногие вообще сложные существа.

— Вот увидишь, мы ещё побегаем! — глаза Ривер вспыхивают, и вдруг я понимаю одну вещь. Ривер… она сейчас счастлива. Она абсолютно точно счастлива. Общение с Хищником дало ей достаточно сил для того, чтобы не только жить, но и умереть счастливой. Наверное, я чувствовала бы то же самое, случись мне погибнуть за Империю. И всё же, это не даёт мне ответа на один ключевой вопрос, которым я задалась ещё на Сол-3, когда мы секту антимилитаристов разгоняли.

— Есть только одно обстоятельство, при котором я мог назвать тебе своё имя!..

От чего бежит Ривер Сонг?..

— Цыц. Спойлеры.

Вспышка, от которой меня защищает фильтр на до сих пор не снятых линзах, но я всё же закрываю глаза. Неохота ещё раз «зайчиков» ловить, световой гранаты на Зосме-9 хватило.

— Ты получила нужную информацию? — спрашивает Контролёр, снова останавливая время.

— Нет, — отвечаю. Досадно мне. — Но я не могу больше использовать твои ресурсы под персональные цели.

— Я должен поставить тебя в известность, что линия времени Ривер Сонг ещё продолжается, несмотря на физическую смерть тела.

Выпрямляюсь и приоткрываю глаза, отчасти адаптировавшиеся к застывшей вспышке.

— Объясни-и?..

— Нейроинтерфейс её скафандра выгорел. Но в её звуковом инструменте есть дубликат, способный принять в себя полный волновой отпечаток личности, и он уцелел, поскольку не был подключён к компьютеру. Там сохранилась информационная копия Ривер Сонг, и у неё есть своя линия времени.

— Доктор, — тихо говорю я. — Это дело рук Доктора.

— Это нарушение течения времени.

— Нет. Он же не стал ничего перестраивать. Просто использовал знание прошлого, чтобы в будущем подарить ей звуковую отвёртку, — я вдруг вспоминаю, с какой болью Хищник глядел на этот невинный инструмент в руках жены на Чернобыльской АЭС, словно был готов ворота сгрызть, лишь бы забить внутренний крик отчаяния. Отпечаток личности — это всё, на что его боль оказалась способной?! Вот слабак… — Если у нас есть возможность, покажи мне, что было дальше.

Окружающее пространство опять сминается в кашу, но когда зрение проясняется, я понимаю — мы находимся там же, только подо мной нет скафандра, и в операторском кресле тоже никто не сидит. Плюхаюсь на металлическую палубу, чисто автоматически — в конце концов, я сейчас вся насквозь виртуальная, и телу плевать на его положение и наличие опор, это всё шутки психики. А так я могла бы хоть плавать в воздухе, словно метеозонд. И кстати, замечаю деталь, которую в предыдущий раз пропустила — компьютерный голосовой интерфейс с человеческим лицом. Вот чего точно никогда не пойму, так этот выверт менталитета — зачем стремиться придать искусственному интеллекту визуальную форму и, более того, прописать в него эмулятор эмоций? Ведь это более чем нерационально.

Громкий топот ног, в помещение влетает растрёпанный потный Доктор с глазами огромными, как линза фоторецептора, и зубами оскаленными, как будто укусить хочет. Увидела бы такую рожу у двенадцатой регенерации, живо бы под потолок взлетела, чтоб не допрыгнул и ничего не отгрыз. Котелок как-то помягче в этом отношении выглядит, кстати.

Не успеваю сдвинуться, и Хищник пролетает сквозь меня. Бр-р-р!

Прыжок, щелчок вставляемой в разъём отвёртки. Данные уходят в центральное ядро голубым разрядом под встречные улыбки Доктора и компьютера. Ривер Сонг… сохранена в системе гигантской библиотеки. Вот честно, посмел бы Доктор со мной такое провернуть — вылезла бы из компьютера и уничтожила. Нет, вылезла бы в межзвёздную информационную сеть, нашла бы ТАРДИС и задала бы ему жару в виде вируса!

А вообще, мне как-то не хочется дальше смотреть на это издевательство. Мне ведь тоже предлагали виртуальную жизнь, но у неё была цель, служение Империи. А вот так, без цели, просто спрятать интересное существо в архив — мол, пусть будет… Абсолютно иррационально, нелогично, а потому чудовищно. Словно у них обоих не хватает сил порвать связь. Ведь Ривер тоже не удалила себя с жёсткого диска, хотя наверняка могла.

— У них есть последняя встреча? — спрашиваю у Контролёра, потому что смотреть на тягомутину бесконечного расставания совсем неинтересно.

— Определяю её координаты… Координаты определены. Перемещаемся, — в голосе звучит неудовольствие, смешанное с отвращением. — Подойди предельно ближе. Мы должны переместиться в отменённое время.

Ого!..

— Объясни-и? — говорю, притираясь вплотную.

Пространство вокруг нас вновь смазывается.

— Трензалор, — буквально по слогу выплёвывает Контролёр. — Место, где галлифрейцы посмели переписать события, не дав Доктору умереть. Но вместе с тем Доктор был там на своей могиле.

Трензалор… Я пропустила эту битву. В одной эпохе не дожила, в другой уже перескочила через нужный временной отрезок.

— Выходит, там теперь или парадокс, или люфт?

— Люфт, — отзывается Контролёр Времени. — Протяжённый, плохой и многовариантный. И заканчивается рифтом, созданным путешествиями Хищника. Будь предельно осторожной, не делай ни движения. При малейшей опасности отступаем.

— Я подчиняюсь.

Пока перемещаемся, проще глядеть на Контролёра, а то голова идёт кругом от мельтешения эпох и пространств. Вот интересно, раньше начальник темпоральщиков мне казался очень заносчивым или просто не от мира сего, и совершенно точно угрожающе непонятным. А сейчас понимаю, что он просто очень глубоко в своей работе, но совершенно адекватен, собран и спокоен. А кроме того, похоже, не менее любопытен, чем я. Иначе бы не стал столько времени возиться с совершенно незначительным делом и задавать такое количество вопросов про низшие виды.

— Мы на месте, — сообщает Контролёр.

Отвожу глаза от его фоторецептора и оглядываюсь. ТАРДИС?.. Мёртвая. Даже консоль разрушена в прах. Зато целая выставка знакомых физиономий и странное светящееся нечто на месте ротора.

— Что это за фрактальная структура? Рифт? — спрашиваю я, не смея шелохнуться, хотя меня так и подмывает подойти и потрогать светяшку. Любопытно же!

— Подтверждаю. Рифт, пробитый ТАРДИС во времени и пространстве в процессе путешествий. Материальное воплощение линии времени Доктора. Стёрто при вмешательстве Галлифрея… А что делают Доктор и Ривер Сонг, объясни?

— Целуются, — брезгливо поясняю я. — У низших есть потребность в тактильном контакте, а это — одно из ритуальных выражений отношений самца и самки.

— Негигиенично, — прямо чувствую, как Контролёра передёргивает в глубине скафандра.

— Подтверждаю, — киваю в ответ. И замираю. Показалось или нет, что Ривер на нас покосилась через плечо мужа?.. Ведь мы тоже своего рода информационные призраки, как и она.

Нет, всё же показалось. Иначе бы профессор уже выдала классическое: «Доктор! Далек! За тобой!» — тем более что мы действительно стоим скорее за спиной Хищника, чем сбоку.

Сладкая парочка наконец-то отлипает друг от друга.

— Никто больше тебя не видит, и бог знает, как это выглядело, — выдыхает Доктор, и, даже не видя его лица, я знаю, какое там выражение. — Есть время жить и время спать. Ты эхо Ривер. Как Клара. Как в итоге все мы. Я знаю, что это моя вина. Но ты давно должна была растаять.

Глубина дешёвой философии потрясает, как и дурацкие сожаления. Может быть, он сам считает это поэтичным? А по-моему, глупо, тупо, иррационально, нелогично, вот низшая раса! И я хочу знать, что по этому поводу думает сама Ривер.

Ну же, профессор. Я на вашем месте сейчас бы отрезвляюще дала ему в челюсть.

Но Ривер лишь улыбается:

— Трудно уйти, не попрощавшись.

— Я была права в своих подозрениях, — тихо говорю Контролёру, пока парочка продолжает щебетать. — Они не в состоянии отпустить друг друга, разорвать контакт.

— Слабые существа. Даже ставя точку, они хотят иллюзии запятой, — по-моему, эта короткая мысль Контролёра куда больше соответствует критерию поэзии, чем многословие Хищника. И, словно ей вторя, Ривер заканчивает свою мысль:

— Если ты когда-либо любил меня, попрощайся так, как будто ты вернёшься.

Докторзаметно мнётся, словно пытается взять себя в руки. На его фоне светлая фигура моей феи-крёстной выглядит, как монумент. Она всегда знает, чего хочет, и всегда добивается своего.

— Что ж… Тогда… Ещё увидимся, профессор Ривер Сонг!

— До новых встреч, Доктор.

Многозначная фраза на фоне их запутанных линий времени. Интересно, а Хищник сумел её оценить? Вместе с тем в мозгу крутится какая-то мысль насчёт виртуальной копии Ривер. И зачем мне позволили всё это увидеть. Пока Сонг даёт несколько смущённому ситуацией мужу указания насчёт Клары Освальд, я тихо спрашиваю Контролёра:

— Это же полное волновое копирование личности, как при психографии?

— Подтверждаю, — отзывается он.

— Значит, если бы мы получили биоматериал и этот файл… Мы могли бы сделать приманку для Доктора?

Контролёр явно усмехается.

— Это резервный план, — соглашается он. — Если нам потребуется заставить Хищника выйти на контакт с далеками, мы получим всё необходимое и восстановим Ривер Сонг.

— Она опасна, — сама не знаю, почему у меня вдруг внутри дёргается неприязнь к такому совершенно логичному и недорогому в плане ресурсов плану. — Проще шантажировать его самим файлом.

— Ты можешь подтвердить, что их связь достаточно прочна для того, чтобы Доктор поддался на шантаж?

Я оценивающе смотрю на прощающуюся парочку, на двух Повелителей Времени, одного с Галлифрея, другого с Земли. Говорят, профессор отдала ради галлифрейского паршивца все свои регенерации. Уже одно это ставит его в позицию должника.

Мне уже понятно, что именно мы тут делаем. Совмещаем, так сказать, приятное с полезным.

— Подтверждаю.

Ривер переводит взгляд с Доктора на нас. На один короткий миг. Но у меня вновь мелькает мысль, что она нас слышит… Нет, она уже глядит на мужа:

— До свиданья, сладенький.

Хищник какое-то время стоит неподвижно, потом медленно отворачивается, словно после этих слов перестал её видеть.

— Думаю, наше дело тут окончено, — говорю я Контролёру. Потом поднимаю глаза на Ривер, наблюдающую за пафосным шагом мужа в рифт. — Это отменённый временной поток. Скорее всего, ты сама об этом уже знаешь. Стоит тебе отсюда выйти, и ты всё забудешь. Но даже если и нет, у тебя нет ни капли гарантии, что мы уже не сняли с тебя копию. У нас есть преимущество, которого нет у тебя — свобода передвижения во Времени. Так что не пытайся покончить с собой по возвращении в библиотеку. Далеки всё равно получат то, что им нужно.

Сонг даже ухом не ведёт, словно действительно не слышит. Контролёр смотрит на меня с некоторым удивлением. Киваю ему, мол, пошли отсюда.

…Электрополимериновая чаша отсоединяется от моего лба. Ну вот, только что была разрушенная и заросшая какой-то ботвой консольная, а теперь вдруг яркий свет хронолаборатории и привычный вкусный запах электричества. Тру лоб и, зажмурившись на миг, встряхиваю головой.

— Почему ты говорила эти слова для Ривер Сонг? — недоумевающе гудит надо мной Контролёр.

— У меня возникло подозрение, что она нас увидела и услышала. Но это не имеет значения. Как я и сказала, у нас преимущество — мы можем сделать с неё дубликат до того, как она сотрёт себя из компьютера.

— Ты получила нужную информацию?

Задумываюсь.

— Да, пожалуй. Да, — провожу ладонями по лицу. Как я устала… Оказывается, я ужасно устала. Просто чудовищно. — Тебе, вероятно, любопытно, к каким выводам я пришла?

Контролёр отворачивается к темпоральному гироскопу, словно просчитывает степень своего интереса. Наконец, отвечает:

— Подтверждаю.

— Дело даже не в том, что Ривер Сонг в итоге оказалась слабее, чем я её воспринимала. Нет. Все, кто идёт за Хищником, как правило, от чего-то бегут — от бытовых проблем, от собственных мыслей, от неспособности найти место в своём обществе. И я очень мучилась вопросом, от чего же бежит она. И до сегодняшнего дня не могла найти ответ. Теперь нашла.

— И?..

— Она бежала от расставания. От того дня, когда ей придётся попрощаться с Доктором. Всеми силами цеплялась за мужа, только чтобы его не потерять. А он её вышвырнул в архив и отвернулся, только чтобы не подтверждать факт очередной потери. Глубокая эмоциональная зависимость. Такая большая слабость. Столько ошибок из-за этого. Так… бессмысленно. Пожалуй, я рада, что выпуталась из всего этого благодаря Новой Парадигме.

— Связь закрыта? — с лёгкой подначкой спрашивает Контролёр Времени.

Ментально улыбаюсь ему в ответ:

— Я не из низших существ. Я умею ставить точки и начинать заново. Стройплощадка расчищена, пора возводить фундамент. Твоя помощь была очень полезной.

— Как и твоя, — отзывается он. — Империя строится не только на скрупулёзном исполнении законов и приказов, но и на взаимной поддержке. Мы сегодня эффективно сотрудничали.

Киваю в ответ и не удерживаюсь:

— Доктор охарактеризовал бы наши выводы словосочетанием «поликарбидная логика». Правда, он вкладывает в него отрицательный смысл, но на самом деле ничего скверного в этих словах нет. Это просто значит, что мы всё ещё далеки.

— Подтверждаю, — наконец-то усмешка в его голосе делается абсолютно открытой. Контролёры тоже в состоянии оценивать хорошие шутки.

Встаю с прибора, на котором моё тело так и просидело всё путешествие во времени, салютую и иду к себе в отдел. Наверное, надо отчитаться Императору?.. Или не надо, ведь прямого распоряжения от него не поступало? Или это за меня Контролёр Времени сделает?

Пока колеблюсь, маршируя к транспортной шахте, выясняется, что он это уже сделал.

«Мать Скаро?»

«Слушаю», — отхожу с прохода к стене и останавливаюсь, так как на бегу беседовать с правителем просто некультурно.

«Ты закончила с анализом своего поведения?» — формулировочка вполне вольная, но общее ощущение от вопроса слишком серьёзное, так что коротко отзываюсь:

«Подтверждаю».

«Приказ: отдыхать и установить для подчинённых рабочий план на три декады. Я лечу на флот, ты отправишься со мной. Вылет через сутки».

«Я подчиняюсь», — уставно отзываюсь я. На флот? С Императором? Ура, этот затхлый мир приходит в движение! Неужели я всё-таки добилась своего?

Нет, не я. Мы, все вместе. Одна бы я ничего не сделала. Только работая сообща, тщательно, ответственно и помогая друг другу, мы смогли продвинуться так далеко. Перемещаясь по шахте и шагая по коридорам, я ощущаю гордость за каждого встреченного далека, за них за всех. Если бы я могла, я бы всем им, всем до единого, подарила бы столько же тепла, сколько они мне подарили своим признанием, своим доверием. Но я пока лишь умею думать на их благо и учусь сохранять их жизни. Наш мир, наша новая, молодая Империя, её заря.

Ничто на свете не может заменить нам нас самих. Потеряв себя, мир вокруг не починишь. И как хорошо, когда есть те, кто поможет тебе вспомнить собственную сущность. Твой народ, твоя культура, твой менталитет, твоя история. И неважно, что они отштампованы из поликарбида.

Стройплощадка расчищена. Фундамент — вот он. Здание вырастет. Раны исцелятся. Шарады разгадаются. Но главное не в этом.

Как бы далеко меня ни уносило ветрами пространства и времени, есть место, где меня ждут, и есть те, кто меня принимает такую, какая я есть.

Касаюсь рукой замка и посылаю сигнал на открытие дверей.

Переступаю порог отдела.

Я дома.

====== Эпилог после финальной заставки. ======

P.S. В глубинах пространства и времени.

Через пятьдесят миллионов лет шаровое скопление М4, так же известное на космоарго, как Галактика Антарес, вольётся в спираль Млечного Пути. За ним последуют карликовые галактики — сначала близкие, потом и дальние, и этой судьбы не избежит никто из них, даже печально известная Седьмая. А через пару миллиардов лет два гигантских колеса Местной группы встретятся, и сила гравитации разорвёт их спиральное движение. Млечный Путь, Туманность Андромеды… Ещё за миллиард или два лет они сольются в одну огромную звёздную семью, поглотив последних карликовых соседок и породив гигантскую эллиптическую галактику с мощным квазаром в центре — отныне единый дом для всех цивилизаций. Стёртые границы, изменившиеся навигационные условия, совсем другая жизнь.

В то же время в ближайшем к сверхскоплению Девы войде медленно разгорится новая галактическая спираль. Женщины на периферии Великого Звёздного Острова будут рассказывать своим детям легенду о запретных звездах, что спрятались среди юных светил космической соседки — огромных, алых, злых, к которым никто не смог долететь, потому что умер раньше, чем сумел приблизиться хотя бы на сотню парсек. Тёмное предание молодой галактики, неведомая, но грозная сила, что таится в её глубинах.

Однажды, ещё через два миллиарда лет, между Великим Звёздным Островом и таинственной юной галактикой вынырнет из гиперпространства космический объект в виде чёрной приплюснутой сферы, пожалуй, даже чересчур крупный — скорее база, чем корабль. Такие же чёрные сфероиды, абсолютно гладкие и матовые, но маленькие, появившись следом, облепят его, как икринки — камень, и так замрут. Несмотря на отсутствие каких бы то ни было заметных глазу устройств локации, любой наблюдатель бы ощутил, что неизвестные объекты нацелились отнюдь не на гигантский звёздный мир, образованный из осколков Местной группы, а на крошечное тусклое пятнышко, одиноко сияющее из войда. И ничего хорошего это нацеливание не предвещает.

…На экранах внешнего обзора — тихое дыхание космоса, нежное сияние звёзд, настолько далёких, что они сливаются в цельную туманную вуаль. Светлый пол, тёмный потолок и каркасные балки, сверкающие, словно полированное серебро. Воздух — холодный, пресный и настолько сухой, что от него может запершить в горле. Звук — еле слышная низкая вибрация двигателей и системы энергообеспечения. Широкое полукольцо пульта управления. Его подсветки недостаточно, чтобы развеять полумрак, но никто не спешит включить светильники, вмонтированные в балки.

На пульте светлыми прямоугольниками выделяются четыре больших монитора, по которым неспешной рекой плывут данные и схемы. Они, несомненно, все очень важны, но взгляд хозяина помещения прочно зафиксирован лишь на одном, где крутятся трёхмерные модели ДНК-кодов. Та, что слева, сразу бросается в глаза своей необычностью и сложной организованностью, словно в пространстве пересеклись и склеились по центральной оси две молекулы. Две спирали выделены одним цветом, одна — другим, последняя — полупрозрачная и с пометкой, в которой не ошибётся ни один специалист по ксенобиологии или по темпоральной физике. Несомненно, это ДНК галлифрейца, несущего на своём коде отпечаток Вихря, настоящего Повелителя Времени.

Другая модель зеркальная, но вместо четырёх спиралей — три, причём третья не просто выделена полупрозрачностью, но практически невидима; её проявляют лишь редкие пробегающие взблески. Вот на этой молекуле, в попытке определить вид, споткнётся любой ксенобиолог. Но сидящему за пультом человеку принадлежность генетического кода, несомненно, известна и вызывает удовлетворённую улыбку.

Он очень стар, этот человек, и очень болен. Он давно бы уже умер, если бы не любовь к жизни, не могучая сила воли, не жестокая обида и не яростное желание свести счёты. Достаточно много причин для того, чтобы ещё немного покоптить небо назло всем оппонентам, не так ли?

Старик наконец отрывается от кода и поднимает взгляд на экраны внешнего обзора, заменяющие стены. Подчиняясь мысленному приказу, один из экранов, направленный в самую тьму неизведанных космических глубин, даёт приближение изображения до тех пор, пока не проявляется маленькое пятнышко, слишком размазанное и тусклое для звезды. Слабая, но всё ещё властная, рука тянется к далёкой галактике, странно взблёскивая металлом, словно на неё натянули что-то, похожее на рыцарскую перчатку.

— Доктор…

По металлу на руке проходит едва заметный голубой всполох.

— Ты много раз вмешивался не в свои дела. Но на этот раз тебе ничего не удастся. Ты проиграл.

Пальцы тянутся к далёкому туманному пятну всё жаднее, на сухих, как пергамент, губах появляется пугающая улыбка.

— Труд долгих лет окончен. Пора домой, несмышлёное, затерявшееся во Времени дитя. Я жду тебя, моё идеальное оружие!