Украсть миллиард (СИ) [Александр Валентинович Тестов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Татьяна Матуш Украсть миллиард

Глава 1. Носки, венгр и покер

Подождите. Какое было число. Ах, да, все верно. Шестнадцатое мая 2019 года. Почти шесть часов вечера…

Теперь обо мне. Коротенько.

Я — Игрок. Во что? Да какая разница! В покер, домино, акции «Самара-Никель», страусиные бега… да что угодно, хоть крестики-нолики. Важен не формат, а принцип. А принцип прост: нужно быстро соображать и быстро бегать. Я умею и то и другое. Это, пожалуй, единственное, чего я, действительно, умею делать лучше многих. Может быть, даже лучше всех… Правда, не всегда, но тут уже работает фактор удачи, а она в нашем деле дама не последняя. Значит, соображать и бегать. Это немного. Но и не мало. Вполне достаточно, чтобы обеспечить себе неплохую жизнь и пенсию на скромную старость.

… Но когда тебе говорят, что ты должен спасти цивилизацию, и что кроме тебя этого НИКТО сделать не может… Черт возьми, сомневаюсь, что мой скромный талант тут сыграет. Тем более, что шансы не велики. Как сказала эта Железная Леди — один на миллион. Я бы при таких шансах играть не стал. Да только никто меня не спросил.

* * *
Я сидел в номере «люкс» шикарного отеля «Континентал» за две тысячи евро в сутки и штопал носок. Чему больше удивляетесь? Тому, что мне пришлось его штопать, или тому, что я сумел это сделать? Причем — неплохо заштопал, сукин кот, можно гордиться, с трех шагов и не заметишь. Но это как раз неудивительно. В тюрьме от лютой скуки еще и не тому научишься.

Да, я сидел. Причем не просто «за колючкой», а «под крышей». Преступлению века, которое я неосмотрительно совершил, соответствовала, наверное, только древняя казнь колесованием. И ко мне бы ее наверняка применили, если бы хоть кто-нибудь в нашем гуманном обществе помнил, что это такое и с чем ее едят. Я выиграл в карты у зятя самого господина Таривердиева. А на кону была не банальная пачка резаной бумаги с водяными знаками, а небольшой такой кусочек земли. Гектар десять. Мелочь в масштабах вселенной, да и землица-то в предгорьях, сплошные камешки. Ни тебе виноград посадить, ни маслины. Вы уже все поняли, да? Я тоже все понял. И гораздо раньше, чем геологоразведка оттуда вернулась. Все же я в свое время получил неплохое образование. В общем, и землица, и то, что в ней, давно уже было, как говорится в писании «взвешено, сочтено и разделено». А зять господина Таривердиева был чем-то вроде зиц-председателя. Номинальный глава, чье слово ничего не весило. Но я то об этом не знал! Слово не весило, а подпись была вполне законной, любой суд признал бы ее, даже не удаляясь на совещание. И этот щенок ее поставил. Чтобы «не ронять лицо». Бамбино-кретино!

В общем, миллионером я пробыл недолго. Ровно столько, чтобы пацан успел позвонить тестю, а тот — начальнику полиции, а я — выпить бокал шампанского «за счет заведения» и спуститься по лестнице. И чего на лифте не поехал? Впрочем, ждали меня и там.

И оказалось, что я вор-рецедивист по кличке Лобзик, и на меня существует досье, толщиной с батон. Спасибо хоть не серийный убийца, а то еще пришлось бы психиатрическую экспертизу проходить. Судья, когда приговор зачитывал, пол графина воды выхлебал, чтобы в голос не ржать.

Сам господин Таривердиев, конечно, на суде не присутствовал. Он — солидный человек с хорошим вкусом, на «Лебединое озеро» ходит. Такие пошлые спектакли не в его вкусе. А щенок пришел. С парой телохранителей. Весь суд он проерзал на жесткой скамейке, изнывая от скуки и нетерпения, но уйти не смел. Ждал, поросенок. Я сначала не понял, чего — ведь приговор-то, наверняка, давно был согласован с тестем, и щенок его знал. Все знали, кроме меня. Я, впрочем, тоже догадывался. Поскольку в числе прочего среди моих трофеев значилась бесценная ваза эпохи Мин, уворованная из музея, светила мне «вся строгость», то есть пятнадцать лет. Их я, в конце концов, и получил, что называется, «в обе руки».

А когда я встал, пацан так и встрепенулся… Только тут до меня дошло, чего он ждал. Моего последнего слова. Ну — раз «хочете песен — их есть у меня». И сказал я, глядя прямо ему в глаза: «Кищарэли ин жес куру ин сус». По-молдавски это означает: «сядь ногами на землю, попой вверх». Что-то вроде: «Успокойся, не суетись, оно того не стоит». Я и в самом деле так думал. Лоханулся — так лоханулся, чего теперь суетиться? Не все коту флэш-рояль, бывает и две двойки. Но он-то молдавского не знал! Как он перепугался, это же надо было видеть.

…А в тюрьме я не задержался.

Сейчас у меня были новые документы, новая фамилия, ни одного разу не молдавская, новое лицо… И даже новые отпечатки пальцев. Правда, «пальцы» всего на несколько часов. Но этого должно было хватить.

Я доштопал носок, натянул его, полюбовался на себя в зеркало: красив, зараза — и умен! Замел следы компрометирующего занятия, чтобы, не дай бог, горничная не увидела, и с кем-нибудь не поделилась, проверил карманы… Вообще-то у смокинга карманов нет. Но у ЭТОГО смокинга они были.

В это время зазвонил аппарат в номере.

— Надеюсь, это что-то важное, — сказал я в трубку, — отвлекать меня перед игрой не в ваших интересах.

— Почему вы решили, что это я? — поинтересовался спокойный, густой баритон.

— А кто еще мог звонить мне сюда? Сосед снизу, сообщить, что я его залил, принимая душ? — фыркнул я.

— Карту получите прямо в зале…

— От кого?

— Да какая вам разница? — удивился баритон, — деньги на ней будут.

— Ваш курьер знает меня в лицо? Ошибки быть не может? — уточнил я.

— Если курьер ошибется, то это будет наша ошибка. Вам она не грозит никакими неприятностями, кроме бесплатной выпивки.

— Я не пью ни перед игрой, ни во время.

— Вам передали список игроков?

— Слишком поздно, черт возьми, — выругался я.

— Вам переправили его сразу же, как только нашему агенту удалось его скопировать. А удалось, лишь когда список понесли вниз, охранникам. А что, неприятные сюрпризы?

— Неприятные — да. Сюрпризы — нет. Мир профессиональных игроков довольно узок. Из сегодняшних восьми я знаю троих.

— Насколько хорошо? — осведомился баритон.

— Встречались в разное время. За столом, — я не стал уточнять, что под «столом» подразумеваю не обеденный. Он понял.

— Вас могут узнать?

— Вряд ли. Ваш хирург поработал так хорошо, что я и сам себя в зеркале не узнал.

— Тогда все в порядке… Удачи, — произнес баритон, — и не вздумайте сделать какую-нибудь глупость.

— А смысл? — горько-философски-покорно вопросил я.

Мой собеседник помолчал, видимо, соглашаясь. И отключился.

На больших напольных часах было без десяти восемь. Я посмотрел на трубку в своей руке. Подумал, попросить еще кофе, или не стоит? Потом нажал на рычаг, набрал номер и сказал:

— Это четыреста двенадцатый. К полуночи бутылку «Дом Периньон» и икры, пожалуйста.

— На одного? — уточнили на том конце провода. Я мгновенно прикинул: сам Папа Монсальви, эта девица, которая таскается за ним как наручниками пристегнутая, парочка бодигардов…

— На четверых, — сказал я, — включите в общий счет.

И положил трубку с чувством мелкого аморального удовлетворения. Сделал гадость — в сердце радость. Впрочем, месть была и в самом деле мелкой. Если я выиграю, Папа Монсальви охотно простит мне и шампанское и икру. И даже с удовольствием выпьет и съест. А если проиграю, он потеряет столько, что еще пара тысяч евро проскочит незамеченной. А мне будет еще больше все равно, чем Папе, потому что покойникам деньги неинтересны.

Пора было, однако, выходить. Нехорошо заставлять ждать уважаемых людей, собравшихся вместе для серьезного дела.

Казино «Ниагара» располагалось на втором этаже. Вот тоже нашли название. Это, наверное, если кто проигрался, то кубарем вниз, с высоты Ниагары и прямо на холодную мостовую. Ерунда…

Я одернул лацкан, глубоко вдохнул. Второй этаж, стало быть! Можно было воспользоваться лифтом, но я решил спуститься по лестнице. Ну не люблю я лифтов, не люблю. Клаустрофобия у меня.

Обычно зал охранялся формально: у дверей полубдил-полудремал охранник в униформе отеля, он следил, чтобы в зал не проходили люди неопрятно одетые, нетрезвые сверх меры и со своим спиртным. Вот и весь фейс-контроль. Но на этот раз у дверей меня ждали аж трое серьезных ребят, двое были вооружены пистолетами: пиджаки расстегнуты, левая рука характерно оттопыривается: сто пудов — кобура под мышкой. Третий — тоже вооружен, но портативным сканером.

— Господин?..

— Кедраш, — представился я и протянул приглашение.

— Немец?

— Венгр… (сегодня я венгр) Что-то не так?

Пока мы беседовали, парень со сканером извинился и быстро провел рамкой вдоль моего тела. Я внутренне сжался, сканера я не предусмотрел. А стоило. Миллиард — это вам не кот чихнул, надо было предположить, что меры безопасности будут на уровне. Но я это упустил.

На ручке прибора мигнула красная лампочка. Парни мгновенно насторожились. Один сделал шаг назад, перекрывая мне путь отступления в коридор, второй — вперед, отсекая и от дверей казино, и от лестницы. Причем так, чтобы не оказаться у своего товарища на линии огня. Охранник со сканером поднял глаза, он был чуть ниже меня ростом, и спокойно, доброжелательно спросил.

— У вас с собой какие-то металлические предметы, господин Кедраш? Портсигар? Визитница?

— В смокинге? — я покачал головой.

— Прибор показывает наличие металла.

— Боюсь, что это мой портной заставил понервничать ваш прибор, — улыбнулся я, — это ткань с металлической нитью. Понимаете, чтобы не мялся…

— Вполне возможно, — так же доброжелательно согласился охранник, — но я вынужден попросить вас проследовать в соседнюю комнату для личного досмотра. Простите, господин Кедраш, у меня инструкции.

— Надеюсь, досмотр проводит хорошенькая женщина?

— Увы. Но наш сотрудник — профессионал и не задержит вас надолго.

Под «соседним помещением» нужно было понимать кабину грузового лифта, для такого дела остановленную на втором этаже. Там стоял стол, стул и сидел здоровый мужик. Сбросив злополучный смокинг ему на руки, я повернулся спиной. Он быстро, но тщательно пробежал пальцами вдоль моего тела и так же быстро и качественно «просветил» смокинг. Лицо мое уже давно скрывает эмоции так же надежно, как солидный банк оберегает тайну вклада, да и пульс, если посчитать, нисколько не ускорился. Как-то мне довелось довольно успешно дурить детектор лжи. Но самого себя не обманешь. Когда пальцы «настоящего профессионала» задержались на вороте, я подумал, что мне кранты.

— Ваш смокинг, приношу извинения…

— Ничего, — пожал плечами я, облачаясь назад, — это ваша работа.

— Проходите, господин Кедраш, — произнес парень со сканером и «стволы» расступились, давая мне дорогу к миллиарду. Миллиарду, на который нацелился Папа Монсальви. Ради которого он вытащил меня из тюрьмы, дал новые документы и поселил в этом роскошном отеле… Вот только носки, сволочь, не купил.

Подумать только, какие мелочи могут, иногда, стоить людям миллиарда! Это будет самая дорогая штопка в истории, и я порадовался, что сделал ее так качественно.

Снаружи «Ниагара» извергалась на проспект сияющей, сине-голубой рекой неона, призывно протягивала огромные изумрудные пальмовые листья, а сверкающее название оплота азартных игр протянулось вдоль фасада на несколько этажей, словно апельсиновая дорога. Не пропустишь даже спросонья. Очень яркая реклама. Но здесь, внутри, все было солидно и пристойно, словно посетители этого заведения не в рулетку играли, а собрались на кружок по изучению библии. Столы, затянутые темным сукном, мягкий свет люстр и многочисленных бра, негромкие голоса дилеров… впечатление несколько портили лишь подносы с напитками, стоявшие на круглых столиках вдоль стен… Но к ним пока никто не прикасался, кроме прекрасных дам. Да и те — весьма умеренно. На одну из них я обратил внимание. Не то, чтобы она была вызывающе хороша — уж скорее вызывающе пьяна. Но что-то в ней, определенно, было. Так считали все в этом зале, даже бармены. Иначе не смешивали бы ей коктейль за коктейлем, хотя прекрасно видели, что даме уже хватит. Ее платье еще могло бы с натяжкой сойти за вечернее. А вот прическа: две тощие косички — определенно, нет. Внезапно она круто изменила курс, словно передумала или что-то увидела. И направилась прямиком ко мне.

— Будете играть? — ее голос был голосом любопытной девочки-подростка, а улыбка могла обезоружить даже терминатора. Невольно я улыбнулся в ответ, совершенно искренне.

— Ну, в общем, да. Ведь за этим и приходят в казино.

— Не знаю… я пришла сюда с папой.

Папы бывают разные, бывают пролетарские, а бывают буржуазные. Но я почему-то сразу подумал о семейных узах, и удивился, что папа позволяет своей дочери так нагружаться.

— Тебя угостить? — эти два слова выскочили как-то помимо воли, клянусь, пару секунд назад я и не думал их говорить.

— Да, пожалуйста, — рассмеялась она, — ты меня выручишь, а то бармен больше не наливает.

Надо было ей сказать, что бармен, безусловно, прав, и что маленьким девочкам давно пора баиньки… с плюшевым медвежонком. Вместо этого я спросил:

— Что предпочитаешь?

— «Мулатку», один к четырем.

Сам себе удивляясь, я прошел к барной стойке и заказал ром с колой. Она ждала меня поодаль, поблескивая серыми глазами. Должно быть, мы представлялись ей парой заговорщиков.

Определенно, я никогда раньше не видел эту девушку. Но она держалась со мной так, словно играла у меня на коленях еще пятилетней девочкой. И была откровенно не прочь продолжить наше близкое знакомство и даже сделать его еще ближе.

Мы очень мило поболтали, но началась регистрация участников турнира по покеру, и мне пришлось отвлечься.

Было интересно, как все организуют и как обезопасят деньги от огромного числа желающих наложить на них лапу. В том, что таких желающих найдется не мало, я не сомневался, так как и сам входил в это число. Понятно, что никаких чемоданов с купюрами не будет. А что будет? Оказалось, всего лишь ноутбук, который торжественно открыл представитель банка, обеспечивающего турнир. Пользуясь специальной программой, он проверял нашу кредитоспособность. На карточке, которую каждый участник имел при себе, должна была быть сумма не менее шестнадцати миллионов. Один прямо сейчас нужно было перевести на счет заведения. Так сказать, «входной билет». Остальными средствами можно было оперировать через тот же ящик. Безопасность обеспечивалась тем, что логин знал лишь господин Али Бен-Хасин, хозяин казино и организатор турнира, а пароль лишь мистер Огано, представитель банка. Все абсолютно надежно… До тех пор, пока эти двое между собой не сговорились.

Ну, то, что они сговорились, или сделают это в ближайшее время, можно было записать в «дано». Не идиоты же они, в самом деле. Но до тех пор, пока деньги не соберутся на одном счету, счету победителя, это меня не волновало. Понятно, что исчезать они будут именно оттуда. А в том, что их планируют свистнуть, у меня и подавно никаких сомнений не было. Иначе, зачем было вообще затевать всю эту эпопею с турниром?

Интересно, папа Монсальви думает так же? И если да, то как подстраховался?

— Господин Кедраш! Господин Кедраш!

Я встрепенулся и двинулся к центру зала. Никакой курьер ко мне так и не подошел и карточки не передал… Но когда я сунул руку в карман брюк она, конечно, уже оказалась там.

Проделывая, под руководством мистера Огано, все нужные операции, я размышлял о том, как карточка туда попала. Кто в этом зале пристально следит за мной. Бармен? Охранник? Дамы из эскорт-сервиса? Официанты? Кто-то из гостей? Или их несколько?

«…Не делай глупостей», — предупредил Папа.

А я и не собирался.

Я собирался разыграть эту партию по-умному. Итак — поехали.

Сдали карты. Официально объявленной минимальной ставкой было пятьдесят тысяч. Но начали сразу со ста. Торопимся? Ладно, пусть будет сто. Почему бы нет, деньги-то все равно не мои. Я поддержал.

Напротив меня сидел немолодой, довольно тучный человек в отлично пошитом костюме и галстуке-бабочке. Когда ставки поднимутся до миллиона, галстук он распустит. А когда перешагнут через порог в десять миллионов, он и рубашку расстегнет. И это будет единственный признак волнения. Его круглое, немного одутловатое, но интеллигентное лицо останется абсолютно бесстрастным. Генри Долман, игрок из Чикаго. Мы встречались три раза, и все три раза я его «бил». Он был опасен. Но не как соперник.

— Ставка двести тысяч. В игре четверо…

Все пока разминались, знакомились друг с другом, бросая на соседей короткие, но внимательные взгляды. В покере важен не столько расклад, можно «пройти» и с неважными картами, но если ты не видишь, не чувствуешь соперников, можешь сразу бросать карты на стол, ничего тебе не светит.

Справа от меня сидел араб в традиционном бурнусе. Его тонкие, чуткие пальцы делали характерные движения по краям карт… Колоды были новыми, но привычка не шляпа, в гардероб не сдашь. Шулер. Не опасен. Слева — симпатичная женщина лет сорока, возможно, с небольшим «хвостиком». Или с большим «хвостиком», кто их сейчас поймет. Играла она осторожно, добавляя по чуть-чуть, к коктейлям, как и я, не притрагивалась. Опасна? Возможно. Но не слишком. Чересчур осторожный игрок никогда не сорвет банк. Он просто не поверит в удачу, пока не пощупает ее своими руками. А удача, она девушка трепетная, и хватать себя не дает. Смотреть — смотри, а руки не распускай. Пока сама не отдастся.

— Долман, три без королей.

— Поддерживаю.

Поддержал и я. А почему бы нет?

Игра пока не требовала большой сосредоточенности, и я напряженно размышлял, пытаясь вычислить среди присутствующих того кто меня «пасет». Это было чистой воды искусство ради искусства. Даже если я вычислю всех, у меня не будет уверенности, что это так.

Первый острый момент возник на исходе четвертого часа игры. Объявили ставку в полмиллиона, а мне пришла только тройка. Поддержать или спасовать? И тут я поймал настороженный взгляд игрока под фамилией Северов. Необычный взгляд. С начала игры мы все смотрели друг на друга настороженно, но господин Северов глядел на меня так, словно узрел чудо Господне и усомнился в своем махровом атеизме. Он меня узнал.

Я не стал задавать себе дурацкого вопроса, где я прокололся. Физиономия и документы были безупречны и могли пройти любой контроль. Но есть нечто, чего не спрячешь и не сфальсифицируешь. Манера игры. Она так же индивидуальна, как отпечатки пальцев. И пытаться ее изменить… Это все равно что Шаляпину попытаться спеть голосом Паваротти… Нет, попытаться, конечно, можно. Только дома и, желательно, в ванной при включенном душе. Потому что у окружающих нервы-то не железные.

Я взглянул на него в упор, и он отвел глаза. Слаб. Не опасен. И бесполезен.

Наконец объявили перерыв, и мой мочевой пузырь немедленно утащил меня в туалет.

Я уже мыл руки после дела, когда дверь вдруг открылась, и в мужскую комнату вошел Северов. Я увидел его в зеркале. Но оборачиваться не стал. Что скажешь, юноша?

— Крыса, — сказал он.

Дешевый блеф! Очень…

Я не спеша обтер руки бумажным полотенцем и взглянул на него в упор.

— Думаю, вам показалось. Это отель «пять звезд». Здесь не может быть крыс.

— Не крути, — бросил он, — Ты — Крыса. Я тебя узнал. Я узнал бы тебя с любой физиономией, даже если б тебе вздумалось перекраситься в негра… или стать бабой. Ха! Ты собираешься украсть миллиард?

— Не «ты», а «господин», — спокойно поправил я, — и не «украсть», а выиграть.

— Ты дурак, — усмехнулся Северов, — неужели ты думаешь, что тебе кто-то позволит уйти отсюда с миллиардом?

Он был прав. Мне никто не позволит отсюда уйти. Даже без миллиарда. Без него — особенно.

— Неужели ты не понимаешь, что этот турнир созвали просто для того, чтобы кто-то отмыл грязные деньги. Победитель известен заранее, и это не ты.

— Но и не вы, господин Северов.

— И не я, — кивнул он и торопливо облизнул губы, — но я догадываюсь — кто. Ольга. Ольга Мерчали, — я молчал, и он принял это за поощрение, — Это жена кандидата на выборы премьер-министра от партии демократов. Ему нужны деньги на кампанию.

— Всем нужны деньги, — бросил я, — это здоровый инстинкт.

— Это же так просто! Неужели никто этого не видит? Арабы дают деньги Мерчали, он становится премьер-министром и заключает с ними соглашение о продаже нефти в Европу по ценам, которые выгодны арабам.

— Интересная версия, — кивнул я, — но к чему этот разговор?

— Мы можем объединиться.

Я вопросительно поднял брови.

— Сыграем на пару, — пояснил он, — ты подыграешь мне. Поможешь выиграть. А миллиард потом поделим пополам. Полмиллиарда — хорошая сумма.

— О да, — кивнул я. — Но целый — лучше.

— Крыса, я могу слить информацию о тебе службе безопасности казино. Они проверят отпечатки пальцев и тебе конец. Когда на кону такие деньги… они проверят, даже если не поверят. Просто на всякий случай.

Он снова был прав.

— Вы можете позвонить в ФБР и сказать, что я Усама Бен Ладен, — пожал плечами я, — парням тоже нужно как-то развлекаться, а если вы решили попробовать себя в роли клоуна, кто я такой, чтобы вам мешать. Может быть, обретете свое истинное призвание.

Я вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Через три минуты господин Северов вернулся за стол. На меня он больше не смотрел. При следующей сдаче его вышибли… Беда трусов в том, что они не могут претворить в жизнь даже правильные решения.

Первый день турнира прошел без особых эксцессов. Я остался в игре, что, в общем, и предполагалось. Папа Монсальви был доволен и не в последнюю очередь потому, что шампанское и икру на четверых они «приговорили» вдвоем с Меган. Я все-таки вспомнил, как зовут его девушку…

Полбутылки сухого шампанского не смогли бы довести Папу до такой кондиции. Наверное, «Дом Периньон» целиком достался Меган, а Папа где-то причастился до визита в мой номер. Взгляд у него был тяжелым. Как у человека, который отдал свою судьбу в чужие руки, зная, что эти руки ненадежны.

— Карта, которую ты получил, снабжена дополнительным хитрым кодом, — сказал он, глядя мне в глаза и ощутимо пытаясь «продавить» меня этим взглядом, — если ты умудришься сбежать, то при первой же попытке прочесть ее, любым устройством, сигнал уйдет мне на компьютер. Во-первых, счет будет немедленно заблокирован. Во-вторых, я буду знать где ты… Как минимум, где ты только что был. А это уже не мало.

— Я не собираюсь убегать с пятнадцатью миллионами, — сказал я. Сказал чистую правду.

И все-таки, кто она была, эта птичка с золотистыми косичками, которая подошла ко мне перед началом игры, и сняла неизбежный мандраж всего двумя фразами так просто и так славно? Я бы не отказался встретиться с ней снова, в другой обстановке.

Всю ночь меня тщательно «пасли» люди Папы, чтобы я не вздумал удрать. Смешные мальчики. Я и в самом деле не собирался убегать. Во всяком случае сейчас.

Дорогие друзья, если проект понравится, то будет продолжен. Соавторы ждут комментов. Спасибо!

Глава 2. Душ, полиция и Ева

По национальности я русско-молдавская помесь с румыно-венгерскими корнями, российским гражданством, и, скорее всего, с русским менталитетом. Сложно, да? Ничего-ничего, сейчас все объясню. Родился в Сибири. В Иркутске, если быть точным. И отец мой родился в Сибири. А вот дед — в другом месте. Значительно южнее. И западнее. Теперь все понятно, правда?

Впрочем, кому какое дело до моего деда, не поладившего в свое время с рабоче-крестьянской властью? А сказал я это единственно к тому, что такое смешение рас, да плюс, вероятно, хорошая память, дали мне замечательную способность к языкам. Я свободно говорю и пишу на четырех европейских и двух восточных, не говоря о двух родных. Молдавский я тоже считаю родным.

Похоже, такое длинное вступления было лишним. Достаточно сказать, что я их понял. Тот случайный и совершенно не предназначенный для моих ушей разговор — понял. И сделал великую глупость — позволил им считать, что я знаю и понимаю гораздо больше, чем в действительности.

По порядку? Легко.

Я принимал душ.

Не смотря на роскошную ванну с несколькими видами гидромассажа, я предпочел просто душ.

Когда я уже заканчивал плескаться и понемногу уворачивал горячую воду, чтобы взбодриться, мне показалось что-то… Словно я слышу голоса. Я, было, насторожился. В моем номере не было ровным счетом ничего, что могло бы навести внезапных визитеров на мысль, кто я такой, но сама возможность незапланированного визита в люкс настораживала. В такие апартаменты левой ногой двери не открывают, если только… Если только у тебя полицейский жетон… Или пистолет с глушителем.

Оба варианта были малоприятны и нежелательны. Хотя, если уж выбирать, то я предпочел бы полицейских. В тюрьме я уже был и благополучно оттуда вышел, а вот чтобы выходили из могилы, слышать не доводилось.

Через секунду я расслабился. Голоса звучали где угодно, но не за дверью ванной. Похоже, парочка: мужчина и женщина, о чем-то спорили у себя в номере.

Но как? Здесь отличная звукоизоляция.

И тут я сообразил — как. Голоса доносились… из лейки. Ей-Богу, я держал в руке душ, а оттуда неслось на правильном немецком:

— Да и черт с ним, пусть задавиться своим миллиардом, или сколько ему там отстегнет Пауль. Деньги меня волнуют меньше всего.

Услышав такой пассаж, я насторожился.

— Не паникуй, — увещевала женщина. Голоса доносились так отчетливо, словно я случайно подключился к телефонной линии, — то, что они здесь, еще не значит, что их интересует наша операция и наш клиент.

— Что еще их может тут интересовать, Ева? — взорвался мужчина, — портье, который болтается с бандой? Горничные, которые выпрашивают чаевые? Повар, который разогрел тебе вчерашнюю утку под видом свежей? Поверь мне, всех, кто тут ошивается, интересует только одно…

Не знаю, как на счет всех, трудно сказать «за всю Одессу», но у меня уши встали «топориком». А разговор, как назло, ушел в сторону. Мужчина принялся перечислять, когда и где Ева прокалывалась из-за своей неосторожности и попадала в неприятности, а та в ответ пилила своего партнера за трусость, из-за которой они так и помрут нищими.

Надо было аккуратно «повесить трубку» и притвориться, что меня здесь нет, и никогда не было. Надо было…

Но ситуация провоцировала. Я держал в руке лейку, прижимая ее к щеке, как телефонную трубку. И, когда в разговоре возникла пауза, негромко сказал:

— Да не кипятись ты, мужик, и Еву не грузи. Мы здесь и в самом деле на отдыхе. Ваша операция нас не интересует.

На какую реакцию я рассчитывал?

Да ни на что я не рассчитывал, если честно, просто похулиганить захотелось. Говорю же, ситуация провоцировала. Наскучался за решеткой. К тому же, я никогда в жизни не вел телефонных переговоров, пользуясь душевым шлангом как кабелем связи.

В лейке раздался сдавленный женский возглас и неслабый грохот. То ли она со страху в обморок упала и что-то опрокинула, то ли кого-то убивали… Пошутил, называется! Я быстро «повесил трубку» и вылетел из душа, на ходу обтираясь и залезая в джинсы.

На каком они этаже?

Спускаться вниз не было времени. Я подозвал портье и, сделав «страшное» лицо спросил:

— Немцы… Ее зовут Ева. Видимо — супруги. В каком номере?

Поганец мотнул головой: то ли «не понимаю» то ли «запрещено», то ли «а не пошел бы ты…»

У меня не было универсальной отмычки к сердцам всех работников сервиса, Папа Монсальви, опасаясь, что я удеру, оставил меня без наличных. Пришлось прибегнуть к шантажу.

— Я — полицейский под прикрытием. Готовится преступление и все честные граждане должны помочь его предотвратить.

Ответом мне был взгляд, полный недоверия. Еще бы — полицейский, живущий в «люксе»! Это все равно, что прачка, завтракающая паюсной икрой.

— Честные граждане, — с нажимом повторил я, — в нашем департаменте есть сведения, что кто-то из портье работает на местную банду. Надеюсь, это не ты… или все же позвонить в участок, чтобы тебя проверили?

Угадал я или нет, не важно. Не бывает на свете портье, за которым бы не водилось мелких грешков, типа доставки «заряженных» сигарет или раскованных девочек в номера…

— Наверное, вы имеете в виду Иогана и Еву Мюллер из Карлсбадена. Номер 416, он соседний с «люксом».

— Универсальный ключ, — сказал я и протянул руку.

Портье округлил глаза.

— У меня его нет, господин полицейский, и быть не может. Ключ находится у…

— Я знаю правила, — бросил я, чувствуя странную, нелепую уверенность в том, что время уходит, — а еще я знаю, что у тебя он тоже есть.

Почему я так решил? Потому что он испугался. И гораздо сильнее, чем из-за банальной «травки» или проституток. Значит — попал. А какая польза банде от портье без универсального ключа? Ни «жучок» посадить, ни засаду провести…

Через минуту я уже подходил к номеру четыреста шестнадцать. Один. На просьбу «быть свидетелем» портье выдал длинную и экспансивную тираду, из которой я понял только одно — «лучше смерть, чем бесчестье» Видно, не было для парня большего позора, чем впутаться в полицейское расследование совершенно случайно, как посторонний, мирный, абсолютно честный гражданин. Его друзья — бандиты этого бы просто не поняли, а в тех кругах рейтинг — это жизнь. В буквальном смысле.

Стучать я не стал. В случае чего сделаю вид, что банально ошибся дверью.

Номер был не «люкс», но вполне достойный. Ничего не имею против ТАКОЙ нищеты. Мельком глянув в зал, я состроил подходящее к случаю, слегка удивленное лицо и толкнул дверь ванной комнаты, как сделал бы это в своем номере.

Лицо не пригодилось. Ванная была пуста. И — да, шкафчик над раковиной висел на одном крючке, зеркальные дверцы были распахнуты и целая батарея всяких коробочек, пакетиков и флаконов валялась частью на полу, частью в раковине. Пачка влажных салфеток угодила в биде.

Я рванул на себя двери сначала одной спальни, потом второй. Никого. Пустота.

Если бы не шкафчик, я бы решил, что ошибся дверью и вломился в номер ничего не подозревающих туристов.

Оделся я как пожарный — за несколько секунд. Портье поймал сразу, весь разговор наш происходил тут же, на этаже, мимо нас никто не проходил и не пробегал, и лифт не спускался.

Как, черт возьми, эти немцы ухитрились исчезнуть из номера?!!

И почему? Кто эти загадочные «они» от имени которых я так напугал любителей сосисок с капустой? Одно утешало: если исчезли так быстро, то того, чего я опасался, не случилось. Вряд ли мужик вынес бы труп так оперативно.

На всякий случай я еще раз, более тщательно, осмотрел четыреста шестнадцатый номер. Обнаружил следы поспешного бегства: Из трюмо в большой спальне выдернули верхний ящик, да так и бросили. Похоже, забрали документы и деньги. А больше ничего. Все остальные вещи так и остались расставленными и развешенными с истинно немецкой аккуратностью. Трупа прекрасной Евы я не обнаружил.

С чего я взял, что она прекрасна? Ну, голос мне понравился. Грудной, с такой джазовой хрипотцой. Очень сексуальный голос.

Ну хорошо, не прекрасная… Не было там никаких трупов вообще, ни прекрасных, ни ужасных. Ни мужских.

Я вышел на балкон. И тут же метнулся назад.

К зданию отеля бесшумно, без сирен, подлетали полицейские машины: одна, вторая, третья… Видно, я жестоко переоценил свое влияние на портье. Или он был чище, чем мне показалось. Или — умнее.

А в неслабый переплет я угодил из-за своей тяги к дешевому блефу! В дверь четыреста шестнадцатого уже барабанили, и, я мог не сомневаться — через минуту в него войдут.

Быстро соображать и быстро бегать! Где тут может быть бар? Логично предположить, что в зале.

Я выдернул бутылку неплохого коньяка, зубами сорвал пробку и хлебнул прямо из горла, на ходу сдергивая джинсы и футболку. Ванна! Ванна, ванна, ванна… Ох, как жалко-то, коллекционный коньяк в сливное отверстие… Бирочка! Так, бирочка есть — пальцы подрагивали от адреналина, но с бирочкой я справился быстро. Ничего не забыл? А, даже если забыл, сейчас уже не вспомню… Копы входили в номер. Я едва успел приобнять унитаз и распластаться на полу, с выносом голых пяток в коридор. Зрелище было, надо думать, омерзительное.

— Встать, руки за голову, лицом к стене! — прогремело надо мной. Я не пошевелился. С выражением полного блаженства на лице лежал щекой на толчке и сладко посапывал.

— Да он пьян в сосиску! — услышал я, — и спит как бы не со вчерашнего дня.

— Так, может, это жилец?

— Аптечка где? Дай ему что-нибудь, чтобы протрезвел, а то ведь и не допросишь толком.

— А если он не говорит по-английски? Что тогда?

Пару секунд я серьезно размышлял, говорю ли по-английски. Потом все же решил не изображать совсем уж дикого бедуина, только вчера вылезшего из прадедовских барханов.

— Ду ю спик инглиш, вафли хрум-хрум, — просипел я, делая доблестную попытку выйти из алкогольной комы. Неудачную. Слегка приподнявшись на карачки, я охнул, сплюнул и снова расползся по полу медузой, едва не въехав лбом в белоснежный сингапурский фаянс. В нос ударил запах чего-то едкого, подозрительно похожий на наш родной российский нашатырь. А я-то думал, что у них тут сплошной гуманизм и человечность. Пора уже приходить в себя? Интересно, почему трезвому изображать пьяного гораздо труднее, чем пьяному — притворяться трезвым?

— Вы можете говорить? Ваша фамилия — Мюллер?

Чтоб мне захлебнуться виски, мне помогли подняться и вполне вежливо усадили на стул.

— Ваша фамилия — Мюллер? — терпеливо повторил парень в гражданском.

— Э-э детектив?..

— Шарджа, — представился он.

Я покрутил в голове возможность побыть Мюллером. Этаким добропорядочным туповатым Мюллером, по пьяному делу посеявшим документы, кредитные карточки… и жену. Еву. Красотку с джазовым голосом.

— Его зовут Кедраш. Влад Кедраш. И не делай вид, будто тебе неприятен мой визит. Или ты чем-то удивлен…

— Я и не собирался, — буркнул детектив Шарджа. Он выглядел так, словно вздумал пробежать стометровку за рекордное время и — на тебе, наступил на гвоздь.

— Ты и у меня документы спросишь? — поинтересовался Папа Монсальви. Он вошел, демонстративно игнорируя стоявшего в дверях полицейского, и опустился в удобное кресло.

— Он пьян, — зачем-то сообщил детектив.

— Вижу, Али, — вздохнул Папа, — Что же ты, Влад… А говорил, не пьешь ни во время игры, не перед?

— Эт-то было не во время и не п-перед. Эт-то было м-между, — сообщил я.

Было бы странно, если, выпасая всю ночь, бодигарды Папы оставили меня одного под утро. И было бы в высшей степени странно, если бы Папа, при его роде занятий, не имел знакомых в полиции.

— Что ты делаешь в этом номере, Влад, — мягко поинтересовался Папа.

— Чего-чего… Ж-живу я здесь, — невразумительно мяукнул я.

— С каких это пор?

— С п-позавчера. Вы же сами меня сюда поселили… — я выпрямился, с недоумением оглядел всех вокруг, — а п-почему обои другие? Переклеили когда я спал? С-спасибо, сервис на высоте, но я не просил. Персиковый цвет меня вполне устраивал.

— Он идиот? — спросил детектив Шарджа.

— Местами, — пожал плечами Папа, — как и все незаурядные личности. Я поселил тебя в «люксе», а это четыреста шестнадцатый номер. Соседний, — объяснил он, наклоняясь ко мне, — как ты тут оказался, горе мое?

— П-пришел…

— Как вы открыли дверь, господин Кедраш? — сообразил Шарджа.

— Ключом.

— Обыщи его, — бросил Али полицейскому.

Меня быстро и профессионально обшмонали.

— Вот, — коп протянул детективу ключ с биркой «люкс».

— Больше ключей нет?

— Нет.

— Он подошел, — я виновато поерзал на стуле, — вы хотите сказать, я нахожусь в чужом номере? А где ночует тот, кто снял четыреста шестнадцатый? Неужели у меня в «люксе»?

— Почему вы так решили, господин Кедраш? — заинтересовался детектив.

— Ну, если мой ключ подошел к этому номеру, то его ключ должен подойти к «люксу», — ответил я и потер щеки.

— Ключ и в самом деле подходит, — доложил вернувшийся полицейский.

— К «люксу»?

— Да, сэр.

— А к четыреста шестнадцатому?

— К обоим, сэр.

Еще бы ему не подойти!

— Странно, — Шарджа, в отличие от меня, предпочел тереть подбородок.

— Ты можешь объяснить, что происходит, Али? — поинтересовался Папа.

— Анонимный звонок, — Али пожал плечами, — неизвестный сообщил, что в номер его соседей залез вор… Ребята подвозили меня, и я решил тут же, на месте, провести допрос.

— Это ошибка, — сказал Папа, — вас ввели в заблуждение.

— Да уж… Как-то странно получилось с ключами, не находишь?

— Странно, — не стал спорить Папа, — но не мне же с этим разбираться?

Полицейские ушли, оставив нас наедине. Я походил, собрал разбросанные вещи и направился к себе, в «люкс», надеясь, что у Папы куча дел, и он свалит вслед за детективом.

Не свалил.

— Крыса?

Я обернулся. Папа смотрел на меня серьезно и как-то чересчур внимательно.

— Что случилось на самом деле?

— Вы же слышали, — я пожал плечами.

— Ты можешь дурить копов, но не меня.

— А детектив Шарджа поверил, — сказал я.

— Еще бы! Он получает от меня к каждому жалованию столько, что поверит во что угодно: в инопланетян, русскую угрозу, Аллаха с Магометом… И даже в то, что мужик, отрубившийся по пьяни в чужом сортире, проснулся чисто выбритым, в свежей футболке и благоухающим шампунем и туалетной водой, — Папа сел на диван, закурил. Вздохнул и сказал-приказал негромко, но безапелляционно:

— Рассказывай.

— Я принимал душ…

… - Плохо, — произнес Папа, когда мой длинный и обстоятельный рассказ подошел к концу.

— Согласен, хорошего мало. Я привлек внимание полиции, а за нашим миллиардом охотится кто-то еще.

— За НАШИМ? — неприятно удивился Папа.

— За вашим миллиардом, — поправился я.

— Все это ерунда. За моим миллиардом кто только не охотится, а что до полиции, то с ними вполне можно ладить. А вот подслушанный тобой разговор — это и вправду плохо. То, что здесь Они… Может быть эти немцы правы, и, действительно, ну его, этот миллиард? Последний он на земле что ли?

Вот на этом месте челюсть у меня отвалилась, и пришлось приложить усилия, чтобы вернуть ее на место. Кем же должны быть эти неведомые ОНИ, если сам Папа, который за деньги продаст родную маму, Христа и собственную почку, вдруг выдал: «ну его, этот миллиард?». Правда, он добавил «может быть», и это вселило в меня неясную надежду, что не так страшен черт.

Наивный я был парень, что сказать.

— Ну и зачем ты спугнула этих немцев? Они могли нам пригодиться.

— Они и пригодятся. Не беспокойся. ЭТИХ так легко не спугнешь.

— Хочешь сказать, они вернуться? Даже зная о..?

— Люди делятся на две категории. В одних превалирует страх, в других — жадность. Вторые живут лучше. Первые — дольше.

— Это нужно воспринимать как…

— Констатацию факта, всего лишь. Ничего личного.

— Мне показалось, или я слышал иронию?

— Тебе показалось. Ирония мне недоступна.

— И все-таки, зачем ты их спугнула?

— Я хотела знать, умеет ли объект быстро принимать решения в сложной обстановке.

— Тест? Ну и…

— Умеет. Правильные или нет — это второй вопрос, но умеет.

— А тайный ход из номера зачем перед ним рассекретила?

— Либо он — наш потенциальный коллега, либо — покойник. В первом случае он будет молчать под подпиской, во втором — просто будет молчать.

— Логично.

— Логика — это моя сильная сторона.

— А слабые стороны у тебя есть?

— Возможно. Но мне о них ничего не известно.

— Еще бы! Ладно. Покажи мне отель.

— Слушаю и повинуюсь. Схему или что-то более информативное?

Глава 3 Деньги, погоня и вновь Она…

— Ставка двадцать миллионов. Ваше слово?

— Уровняли ставку.

Карты мне пришли не очень хорошие, но я не расстраивался. Я ведь с самого начала был намерен украсть этот миллиард, а не выиграть его, так что сдача — чистый адреналин для вдохновения. А вдохновение пригодилось бы!

Местная полиция меня в покое не оставила, не смотря на то, что за мою благонадежность поручился сам Папа Монсальви, один из крупных мафиозных боссов региона… или как раз по этому? В общем, вдобавок к двум охранникам у входа, наверняка двум или трем, пасущим выход через кухню и подсобные помещения, нескольким агентам в штатском непосредственно в зале присоединилась парочка полицейских, которые вполне откровенно «пасли» меня взглядами. И на это уже стали обращать внимание собравшиеся гости.

Но было бы странно увидеть что-то иное в городе, который только в этом году пустил по ветру 20 миллионов долларов. Именно столько стоил праздничный салют в день шейхов.

Девушки с пушистыми косичками и завидным умением поглощать коктейли я не обнаружил, как не искал. Почему-то меня это всерьез расстроило.

— Открываемся. Фул-хаус у мсье Долмана.

Генри уже давно расстегнул ворот шелковой сорочки и был предельно внимателен. Через стол я поймал его вопросительный взгляд. Пора? Пора. Чего еще ждать-то? Когда за спиной застегнут железные браслеты, будет поздно становиться богатым. Да и честным — тоже. Я поймал взгляд давнего приятеля-соперника, едва заметно кивнул или, даже скорее обозначил кивок, извинился и встал из-за стола.

Пара ребят в костюмах, пошитых явно левой рукой, встрепенулись и проводили меня глазами. Но я направился всего лишь в мужскую комнату, так что они успокоились. Окон там не было, а запасной выход надежно перекрывала охрана отеля.

Я плескал водой в лицо, когда за спиной открылась дверь.

— Турнир подстроен, — бросил, я не оборачиваясь, — роскошный приз — всего лишь предлог, чтобы собрать в одном месте как можно больше наличности. Чтобы потом было удобнее ее увести…

— Рассчитывать на что-либо иное было бы наивно, — знакомое, чуть одутловатое лицо в зеркале осталось спокойным, — именно поэтому каждый из нас принял свои собственные меры безопасности. Не правда ли, месье… Кедраш.

— Когда-то ты без церемоний звал меня Крыса, — сказал я и обернулся.

Одно удовольствие иметь дело с профессиональными игроками в покер! Ни тебе обмороков, ни попыток перекрестить…

— Ты должен мне пятнадцать тысяч, — сказал Генри. И улыбнулся.

Неожиданно для себя япорывисто шагнул к нему и обнял старика. Честное слово, не собирался этого делать! И уж тем более не ожидал, что он ответит, да так, что у меня чуть ребра не хрустнули. С опозданием я понял что то, что выглядело как избыточный вес, на самом деле было мышечной массой. Этот стареющий джентльмен умственного труда мог играючи заломать медведя.

— Ты все-таки жив, парень, — произнес Генри, разглядывая меня с неподдельной радостью, — а ты изменился. Тебя, прямо, не узнать.

— Здоровая пища, физические нагрузки, — я пожал плечами.

— Расскажи юным пионерам, так, кажется, говорят в вашей стране?

— Уже не говорят, — ответил я, — и пионеров давно нет.

— Жаль, — без всякой жалости отозвался Генри и выжидающе посмотрел на меня. Время было дорого и на сантименты его просто не оставалось.

— Деньги собираются украсть, — повторил я, — причем, насколько я понял, на них нацелились сразу несколько команд.

— Ты не сообщил мне ничего нового, — пожал плечами Генри, — этого следовало ожидать. А ты разве не подготовился?

— Нет. Поэтому и приходится импровизировать.

Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Я сдался первым, в конце концов, Генри был мне нужнее, чем я ему. Американец поставил на кон всего лишь деньги. Я — куда больше.

— Тебе в последний раз, кажется, повезло?

— Да, не жалуюсь, — осторожно кивнул он.

— Я играл не в полную силу, — объявил я.

— Догадываюсь…

— Как думаешь, у тебя есть реальные шансы выиграть?

Генри пожал плечами.

— Иначе я не сел бы за стол.

— А если откровенно? Не как на исповеди, а как на допросе с пристрастием.

Генри помолчал. Пожевал губами.

— А у тебя? — сказал он.

— Я выиграю, — ответил я.

На пару мгновений Генри завис.

— Как ты можешь это гарантировать?

— Я выиграю, — с нажимом повторил я.

— Хорошо, — сдался Генри, — но от меня-то ты что хочешь?

— Чтобы выиграл ты, — сказал я, глядя ему в глаза.

Генри все понял мгновенно. И… не поверил.

— Как это возможно?

— Возможно, — уверенно бросил я, — если ты мне чуть-чуть поможешь. Вдвоем мы сделаем весь этот стол. Тут нет по-настоящему классных игроков.

— Ольга Мерчали, — возразил американец.

— Слишком осторожна, — отмел я, — она спасует. Ну, так как?

— Сколько ты хочешь? — сдался Генри.

— Половину. Но ты и впрямь хорошо подготовился и сумеешь уберечь выигрыш?

— Если ты его обеспечишь, я его сберегу. Я очень хорошо подготовился, — заверил Генри.

— И отдашь мне половину?

— Как только потребуешь.

— Хорошо. Я верю. Нам пора возвращаться, пока другие ничего не заподозрили.

— Ты первый, — сказал он.

Я повернулся и уже взялся за ручку двери, когда услышал негромкое, брошенное в спину:

— Крыса… Я черт знает как рад, что ты все-таки поимел старуху с косой.

— Я тоже, — не оборачиваясь, ответил я и вышел.

Меня ждала чертовски сложная задача, и следовало сосредоточиться на ней.

— Месье, ставка?

— Пас.

— Принято.

— Пас.

— Я пас…

— Мадам Марчели? Ваше слово?

Я перевел взгляд на даму, которой опасался Генри. Может быть, он все-таки был прав, а я ошибался. Если это так, то вот сейчас должно последовать что-то неожиданное и дерзкое. Ольга и впрямь была способна поломать весь мой тщательно выстроенный план.

Ладони мои взмокли.

— Один миллион сверху, — сказала женщина, и я перевел дух. Потом не удержался и метнул короткий взгляд в сторону американца. Не меняя выражения лица, он покорно пожал плечами. Мадам оказалась слишком осторожной, как я и думал.

— Принято.

— Месье Кедраш? Каре на валетах. Вы выиграли, месье Кедраш.

— Поднимем ставку?

— Можно.

— Еще пятьсот сверху.

— Ушел.

— Ушел.

— Ваше слово?

— Без меня.

— Карты на стол.

Полицейские откровенно скучали. Похоже, ни один из них понятия не имел, что здесь происходит и просто тупо пас свой «сектор». Но это они делали вполне профессионально, а профессионалов недооценивать нельзя. Именно это я подумал, когда шейх в бурнусе неожиданно открыл каре на кролях, и я в глубоком изумлении чуть не слил всю игру. Если бы не упрямый подбородок Генри, и не его руки, лежавшие на столе… Абсолютно спокойные и ни разу не дрожащие руки. Он мне верил. И я, черт возьми меня совсем, должен был это доверие оправдать.

— Дамы и господа, последний этап турнира. Фишки больше не докупаются. Мой мозг работал на тысячах оборотах в минуту. План, который я выдумал от безысходности, казался авантюрным и не обещал ни грана безопасности. Большой плюс его был в том, что этот план было совершенно невозможно просчитать. Потому что на девяносто процентов он был построен на моем умении импровизировать. А раз его не мог просчитать даже я сам, то не мог и Папа Монсальви. И полиция.

Трое охранников у выхода из игорного зала. Плюс парень, который сидел в лифте. Итого — четверо. Сегодня он снова прощупал мой смокинг, но сделал это куда небрежнее, чем вчера, и я душевно похвалил себя за предусмотрительность. Если бы вчера охранник обнаружил лишний шов, могли быть вопросы. Но, скорее всего, не ко мне, а к портному. Сегодня это был не просто лишний шов, это был карман. И не пустой. И халва Аллаху за то, что сегодня бдительность доблестной охраны оказалась умеренной.

— В игре двое. Внимание. Ставка — один миллиард.

— Отвечаю.

Последние двадцать минут народ начал потихонечку подтягиваться к столу, и сейчас стоял уже так плотно, что не то, что яблоку — иголке не упасть. Оба полицейских проявили завидную предусмотрительность и остались сзади. А вот охранники Папы протолкались вперед, и теперь стояли в позе «руки по швам» и ели глазами зеленое пространство стола.

— Открывайтесь…

Я медленно, одну за другой перевернул карты.

— Флэш.

Народ шумно выдохнул. Бодигарды Папы переглянулись с широченными улыбками. Я победно оглядел зал, поймал взгляд самого Папы и растянул губы.

Генри Долман не шевелился.

— Месье Долман? — вопросительно произнес крупье.

— А, так кого-то еще интересуют мои карты? — усмехнулся американец, — Одну, пожалуйста.

В зале повисла такая тишина, что если бы эта пресловутая иголка все-таки упала, то с грохотом лавины. И на это никто не обратил бы внимания.

Генри с присущей ему аккуратностью открывал свои карты — справа налево.

Получилось или нет?

— Докуплен флэш рояль, — в бесстрастном голосе крупье проскользнули нотки удивления — и восхищения, — Мсье Долман выиграл.

На самом деле восхищения был достоин я… Но кто бы об этом догадался?

Да и слава Богу!

Пока взгляды всех присутствующих были прикованы к картам Генри, я сделал вид, что у меня отстегнулась запонка, и нырнул под стол.

— Всем шампанского, я плачу! — крикнул американец. Ответом ему был восторженный рев и нестройный хор поздравлений.

Хотя поздравлять-то нужно было меня! Но кого это волнует? Даже меня самого на данный момент волновали совсем другие вещи. Мое отсутствие заметили.

— Эй, Кедраш. Где этот неудачник?

Трех секунд мне хватило, чтобы подцепить и вытянуть из рукава короткую проволочку.

— Я здесь, парни, — демонстративно подняв руки вверх, я шагнул к бодигардам Папы и, когда один из них подался ко мне, быстрым движением полоснул рукавом по щеке одного и — на развороте второго — по шее. Царапины в сущности пустяшные, но главное не это. Куда важнее, что укусы легкой проволочинки содержать яд. Вот вам и сюрприз, сукины дети, правда несколько замедленного действия. Ну подождем, я терпеливый бываю по средам. Небольшое волнение в толпе… Чей-то испуганный ротик пытается выкрикнуть, что-то типа: помогите, началось. Я попытался отработать еще по одному, но увы… Меня все же схватили и жестоко заломали руки за спину, а тот, что был поплотнее, от души въехал кулаком в бок.

— Ты что задумал, сучара…

Вот интересно, он и в самом деле ждал, ответа? Или это была фигура речи?

— Да ладно, Папа с ним разберется.

Я быстро обвел глазами зал. Генри Долмана, сиявшего победной улыбкой, незаметно брали в кольцо какие-то серьезные, неулыбчивые люди. Н-да… Будем надеяться, что это просто его «группа поддержки». А где мои друзья полицейские? Ага, тут. Пытаются протолкаться ко мне, похоже, они поняли, что меня уводят, и сейчас уведут совсем… И потом им придется разбираться с очередным неопознанным телом, прикопанным в пустыне по древнему обычаю — сидя. Один поднес ко рту коробочку рации, второй полез в подмышечную кобуру.

— Именем закона, приказываю остановиться!

Держи карман шире!

Я, как незабвенный Буба Касторский, резво потащил своих конвоиров к дверям, словно мне не терпелось сдаться Папе… Примерно, как тому же Бубе попасть к Леопольду Кудасову. До выхода из зала оставалось пройти каких-то пару шагов, но тут наперерез шагнула дамочка в вечернем платье с боа.

— Прошу прощения, господа, но ваш друг пройдет со мной, — произнесла она. В голосе лязгнул металл.

— Брысь отсюда, коза, — негалантно рыкнул один из бодигардов.

Дамочка сверкнула глазами и слегка сдвинула свои перья. Под ними, естественно, обнаружился значок. А я и не знал, что в эмирской полиции служат прекрасные леди.

— Не коза, а сотрудник Интерпола с особыми полномочиями.

— Ага… Напугала аж совсем, — кивнул второй, — знаешь, где Папа видел Интерпол, тебя и твои особые полномочия?

— Не точно, — усмехнулась леди-полицейский, — но полагаю, что в гробу. Но это ничего не меняет. Господин Кедраш пойдет со мной.

— Еще чего, — фыркнул второй.

— Эй, а можно вы меня в лифте доделите, — вставил я, — я считалочку хорошую знаю. А можно «по морскому» раскинуть.

— Ты двигай вперед, остроумный, — меня ощутимо пнули в филейную часть.

— Так я туда и рвусь, — чуть не завопил я, но было уже поздно. Я заметил, как точеный подбородок леди отвисает, а глаза становятся круглыми как шарикоподшипники. И в тот же момент почувствовал, что хватка бодигардов ослабла. Один, тот, что справа, мешком осел на пол. Другой качнулся вперед, пытаясь удержаться на ногах, оперся о столик с напитками и обрушился вниз в брызгах шампанского по четыреста евро за бутылку.

Вот оно! Сработало! Хорошее зелье продала мне Ганечка! И ведь не выдохлось за столько лет, сработало. Только не вовремя. Вернее, эта коза из Интерпола нас задержала. И впрямь баба навстречу — скверное дело, даже без пустого ведра.

Поймите меня правильно, я против женщин ничего не имею. Пусть делают что хотят: уголек рубят, в космос летают, с десантным рюкзаком бегают… Только пусть будут готовы, если уж влезли в мужские дела, что никто им на слабый пол скидки делать не станет. Назвался груздем — получи в зубы.

… Бить ее я все-таки не стал. Просто нежно приобнял за плечи, да и рванул платье вниз. Раздался треск шелка, и сложная конструкция в момент спеленала сотрудника Интерпола не хуже смирительной рубашки. Лицо у нее сделалось! Хотя чего паниковать, с такой-то по… фигурой.

Я глянул в сторону дверей, но оттуда уже спешила охрана отеля. Сзади ко мне проталкивались двое полицейских в настроении далеко не мирном, спереди шипела разъяренная фурия в нижнем белье, а под ногами мирно дремали Папины шестерки. Я схватил столик: легкую конструкцию из стали и пластика и со всей дури метнул в большое зеркало. С жалобным звуком осколки ссыпались вниз. Теперь, согласно примете, у меня будет семь лет несчастий. Но другого выхода не было. Когда отель перестраивали, этим зеркалом закрыли проход в следующий зал. Сейчас там располагался рыбный ресторан.

Не обращая внимания на торчащие осколки, я этой самой рыбкой нырнул в открывшийся проем.

…Представьте себе — вы мирно ужинаете. Скатерти белоснежные, ножи серебряные с нефритовыми вставками, вода в хрустале, фарфор тонкий, звонкий и прозрачный, «за кефир отдельное спасибо…». И тут вваливается встрепанный мужик и с воплем: «Без паники, это репетиция!» несется по проходу меж столиками прямо к кухне. Сзади топот погони, спереди какой-то пацан в куртке официанта, решил, кретин, стать героем, послужить родной стране — и развернул свою тележку поперек хода. Шел бы лучше в армию, чудак! С разгону я его усадил на тележку и метнул назад, прямо в погоню.

А умеют мужики визжать, не хуже баб!

Кухню я пролетел, умудрившись никого не задеть, за исключеньем парня с уткой. Но это мелочь. Поднимут, снова уложат на тарелку, (утку, понятно, а не парня), засыплют зеленью — и подадут за милую душу. Не поваляешь — не поешь.

Я вылетел на запасную лестницу, выбил ногой дверь, потом вторую и выскочил на полутемную площадку, которой уже давно не пользовались.

Это был мой единственный шанс, и именно его я все время держал в голове. Но попасть сюда я рассчитывал с меньшим шумом и без погони на хвосте. Будем надеяться, что пока они разбираются, в какую из трех дверей я смылся, у меня будет немного времени.

Отель они оцепили, это без вариантов. Но ТУ дверь вряд ли пасут. Снаружи там висит огромный навесной замок. Механический. Да, здесь в Дубае тоже знают, что это за штука и, между прочим, по десятибалльной шкале надежности у него — девятка. Сразу после тупой механической защелки с фиксатором.

К дверям я подскочил тяжело дыша. Сзади пока было тихо. Должно быть, решили, что я поскакал к грузовым лифтам. Смокинг стащил еще на последнем пролете, а сейчас зубами дернул ворот и вытянул еще одну тонкую стальную нить. Если ее отпустить, она слегка загибалась колечком.

Просунуть ее между дверью и коробкой, сразу над замком, выдохнуть, унимая сердцебиение и легкое подрагивание пальцев, поймать кончик под замком… Не труднее, чем вдеть нитку в иголку. А потом в несколько мягких, сильных движений перепилить петлю. Ножовки по металлу бывают разные. Бывают и очень тонкие. Такие, что без труда помещаются в ворот смокинга. Добро пожаловать в мир высоких технологий.

Я выскочил на неосвященный двор. Проход между ящиками, невысокий забор, за ним узкая улочка без названия. Откуда я все это знаю? В окно смотрел.

Я уже втихую радовался, когда судьба внезапно решила, что достаточно баловала меня улыбками и повернулась задом. В самый неподходящий момент я наступил на спавшего в тупичке бомжа. Он взревел, как потревоженный носорог и почти тут же во дворике послышался топот полицейских ботинок.

Пропал Крыса! Пропа-ал…

Хотя, может быть, и нет. Прямо за моей спиной сыто заурчал движок очень приличной, похоже, спортивной тачки. Не раздумывая ни секунды, я махнул через забор, как кошка — на звук. Уже цепляясь за верх, я краем уха услышал, как что-то задержало полицию.

— Это произвол! — уловил я, — требую встречи с консулом Германии!

Провалиться мне на этом месте, если это не был голос господина Мюллера, так загадочно пропавшего из закрытого номера. Значит, вернулись… Или он один вернулся?

Но времени на эту загадку катастрофически не оставалось. Я прыгнул вниз, на кучу коробок, и съехал на асфальт, умудрившись ничего не только не сломать, но даже не запачкать.

Ну что за ночь такая дивная, что так крупно везет балбесам вроде меня! Наверное, так встали звезды над Дубаем. В скупом свете одного единственного фонаря я опознал «Каддилак» цвета сливочного пломбира, тот самый, который еще вчера засек на парковке отеля.

В автомобиле была женщина. Молодая. И она, судя по всему, уже готовилась притопить педаль газа. Я успел вовремя. Рванув на себя дверцу, я плюхнулся на сиденье:

— Мне по барабану, куда вы едете, но я с вами.

— Хорошо, — слегка удивленно, но совсем не испуганно сказала она, — я вас с удовольствием подвезу. Только мне тоже все равно, куда ехать.

И она улыбнулась.

Если бы не эта улыбка, я бы ее не узнал. С «взрослой» прической, в модных больших очках она была похожа на юную Одри Хепберн, но никак не на школьницу с косичками.

— А где ваш папа? — ляпнул я. Умно, ничего не скажешь. Представляю, каким кретином я выглядел.

Девушка не удивилась.

— Если хотите, мы можем прямо сейчас поехать к нему в гости. Он будет очень рад.

Машина, меж тем, выруливала на банковскую улицу и с каждым оборотом колеса все дальше и дальше уносила меня от Папы Монсальви и его горилл, полиции, Интерпола и прочих охотников за моей головой. Вперед, к бухте, к свободе, к миллиарду… Ну хорошо, к половине миллиарда, но, как справедливо заметил Северов, полмиллиард больше, чем ничего. Гораздо больше. И некоторую часть я бы с удовольствием потратил в компании этой милой барышни, появившейся как сказочная фея так неожиданно и так кстати. Я снова начинаю верить в сказки. Хотя почему начинаю? Я почти всегда верил. Вот очень верю в сказку про много денег…

Из динамиков мягко мурлыкала Ванесса Парадис, ее старый-старый-старый, но вечно юный хит как нельзя лучше подходил и к этому автомобилю, словно позаимствованному из середины «бондианы», и к этой девушке, тоже где-то в чем-то оттуда. Впрочем, весь Дубай в чем-то «оттуда», так что и пломбирный «Кэдди» и Одри Хепберн за рулем не выглядели здесь чем-то чуждым. Скорее, шокировала бы убитая «шестерка» и небритый таксист в потрепанном свитере…Кстати, у Ванессы таксист был тоже отнюдь не гламурным. И даже — употребляющим!!!

Следующие мгновения моей жизни наполнились тоненьким голоском. А мой внутренний голосок подпевал. Фальшиво и путая слова.

Джо, мой таксист.

Где он не был!

В баке не сода,

Его желтый «Саксо»,

Знает город как свой карман.

Каждый маленький бар

Любой темный угол…

Знает Сену,

В сверканье мостов,

На кассете

Музыка Джо,

Это — румба,

Старый рок и мамба.

Джо, мой таксист.

Это — вся его жизнь,

Ром и мамба,

В бутылках больших,

Вот такой он,

Это — вся его жизнь.

Джо — Джо — Джо.

На кассета

Звучит музыка Джо.

Это — румба,

Старый рок и «левая» мамба.

Давай Джо,

Спеши,

Ночью, к жрице любви.

Джо, мой таксист.

И Ксавье Кугат,

Джо, мой таксист.

И Yma Sumac,

Джо — Джо — Джо,

Джо, мой таксист.

Это — вся его жизнь

Ром и мамба,

И пробки,

Джо, мой таксист.

И Mariachis,

Джо, мой таксист.

И cha-cha-chi,

Джо, мой таксист,

И cha-cha-chi,

Давай Джо,

Спеши

К жрице любви.

— А где живет ваш папа? — полюбопытствовал я, откидываясь на сиденье.

— Далеко, — ответила она, — но мы будем там вовремя.

Продолжая уверенно рулить, она открыла бардачок, вытащила оттуда небольшой желтый шарик.

— Простите, — произнесла она вдруг.

— За что? — удивился я.

— За это.

Тонкие пальцы раздавили шарик перед моим лицом. Я рефлекторно отшатнулся, но поздно. Что это было? Газ мгновенного действия? Если это так, то как убереглась она, ведь маски на ней не было?

Додумать мысль до конца я не успел. Потерял сознание.

— Карен!

— На связи.

— Докладывает агент Колибри. Задание выполнено, объект обездвижен. Везу в аэропорт, буду там через четверть часа. Нужен контейнер.

— Вас понял, агент Колибри. Через четверть часа. Контейнер будет.

Глава 4. Аэропорт, самолет, девушка…

Она гнала по трассе D-89, утопив педаль газа, практически, в пол. Хотя движение было достаточно интенсивным, а штрафы за превышение скорости высокими. К тому же, Колибри не была здесь новичком, и знала, что, хотя формально женщинам было разрешено почти все то же, что и мужчинам (кроме ограничений, налагаемых религией), но местные стражи порядка, поймай они бабу, пардон, леди-водителя «на горячем», с удовольствием намотают ей «всю строгость», которая выразится в четырехзначной цифре штрафа. Не говоря уже о том, что на свой рейс она точно опоздает. И, тем не менее, она упрямо наращивала скорость, спасибо местным властям — дороги здесь были идеальными.

Уже на подъезде, когда огромное, современное здание аэропорта, одного из крупнейших в мире, обозначилось приветливыми огнями прямо по курсу, ее таки тормознул полицейский. К счастью, случилось это когда Колибри, сообразив, что вполне успевает к регистрации, слегка сбросила обороты. Подчиняясь знаку, она аккуратно притерла «Каддилак» к обочине.

— Мадам, ваши документы, — вежливо потребовал полицейский.

Колибри, недовольно хмурясь, протянула международные водительские права.

— А в чем дело, офицер? — поинтересовалась она.

Колибри прекрасно знала, что патрульный — пока еще не офицер, но немного меда в бочке дегтя никогда не повредит. Средство и в этот раз подействовало безотказно, морщины в уголках губ стража порядка разгладились.

— Вы дважды превысили скорость.

— Не может быть, я всегда очень осторожна… Возможно, это случилось когда за рулем сидел Майкл.

— Майкл? — патрульный с понятным интересом покосился на безжизненное тело на заднем сиденье. Каких трудов стоило его туда перетащить! Вспомнив об этом, Колибри передернула плечами.

— Мой муж, — пояснила она, — Он… Я понимаю, что это глупо, но он боится летать, и немного выпил. Ну, вы понимаете, для храбрости…

— Он сел за руль в нетрезвом состоянии? — строго сдвинул брови патрульный.

— Боюсь что так, офицер. Но… возможно, есть способ сделать так, чтобы это осталось между нами?

— Это трудно, — «офицер» еще больше нахмурился.

— Скоро заканчивается регистрация на наш рейс, — Колибри порылась в сумочке, — мы возвращаемся домой.

— Отпуск? — вежливо поинтересовался страж порядка, — и какой вы нашли нашу страну?

— О, она восхитительна, — Колибри просияла улыбкой на всю автомагистраль. Патрульный не удержался и улыбнулся в ответ, — одна из немногих стран в мире, где женщина все еще может оставаться женщиной! Послушайте, — оживилась она, — но ведь Майкл никого не сбил и ни во что не врезался. На машине нет повреждений.

— Езда в нетрезвом виде — правонарушение не зависимо от последствий, — слуга закона сочувственно улыбнулся, — мне жаль, но придется снять данные с видеокамер и взять кровь вашего мужа на анализ.

— Но тогда мы точно опоздаем на регистрацию, — Колибри огорченно всплеснула руками.

— Что поделать… Если вы летите рейсом «Эмирейтес», вам вернут две трети стоимости билетов.

— Послушайте, офицер, — Колибри вытянула из сумочки тонкий простой карандаш, — давайте сделаем так: вы проверяйте свои камеры, а мы поедем на регистрацию. Я оставлю вам номер своего мобильного, и если мы все же попали в неприятности, то заплатим штраф с терминала в аэропорту, это ведь возможно? — она, как трудолюбивая белка, нырнула в сумочку, не переставая щебетать, — у вас же останется номер машины и номер моих прав… О, мой бог! Как назло, ни одного клочка бумаги. Разве что вот это…

Колибри быстро набросала первые пришедшие в голову цифры на крупной денежной купюре и протянула в окошко, — простите, другой бумаги нет. Это ведь не страшно?

Разглядев номинал, страж порядка слегка присел, а его улыбка сделалась вдруг просто ненормально приветливой.

— Разумеется, мадам. Ничего страшного. Думаю, вы можете продолжать движение. Не опоздайте на ваш рейс… А летать многие бояться, не стоит ругать за это мужа. Счастливой дороги, мадам. Только не гоните.

— Спасибо, офицер, — благодарно кивнула Колибри, — ни в коем случае… — И, наверстывая упущенное время, вдавила газ так, что на безупречном асфальте остались черные следы.

Успев убрать купюру «офицер» выругался ей вслед.

* * *
— Останови его!

— Что?

— Только что пришло сообщение на экран.

— Рейс задерживается? — крупный мужчина в европейском костюме обеспокоенно повернулся к симпатичной брюнетке лет тридцати. Несмотря на уличную жару, на ней был шерстяной кардиган и легкие, но плотные брюки. Впрочем, именно здесь это было актуально, так как кондиционеры работали во всех помещениях на полную мощность, и экипированные по облегченному варианту туристы чувствовали себя слегка озябшими. Более опытные путешественники доставали из багажа легкие пледы. Менее опытные, или же более закаленные предпочитали греться другим способом, благо, в барах и магазинчиках, торгующих спиртным, недостатка не было. Главное здесь было не увлечься, чтобы суметь подняться на борт самолета собственными ногами. Администрация аэропорта, довольно лояльная к туристам, очень не любила, когда пассажиров пытались занести в салон, как багаж. И могла даже, с извинениями, аннулировать билет. И толку потом с тех извинений?

— Что случилось, Ева?

— Аэробус задержан в аэропорту Сиднея. Как объявили, из-за небольшой технической неполадки.

— Задержан — и что? — не понял мужчина, — надолго?

— Неизвестно. Но, Карл, дело не в этом. Рейс 568 отправляется по расписанию.

— Они заменили самолет? — сообразил мужчина, — на какой?

— Летит авиакрыло, — хмуро произнесла Ева.

Мужчина и женщина говорили очень тихо, к тому же по-немецки, вряд ли в этом огромном вавилоне людей, озабоченных лишь тем, чтобы не опоздать, встретить и не потерять багаж, кто-то стал прислушиваться к их негромкому разговору. Да и не было в их словах ничего криминального. Но все же они еще больше понизили голоса и теперь почти шептали. Со стороны Ева и Карл напоминали супружескую чету из добропорядочной Европы, которая даже ссорится шепотом, чтобы не нарушать общественный порядок.

— Новый самолет?

— Абсолютно новый.

— Что мы о нем знаем? — спросил Карл.

— Ничего.

— Ну, так уж и ничего, — Карл нахмурился, — Мы знаем, что он создан на базе американского бомбардировщика…

— Этого недостаточно! — вспылила Ева, — Где у него топливный бак?

— Ш-ш… Тихо! — Карл сдвинул брови, — пожалуй, если примерно…

— Примерно! — с убийственным сарказмом протянула Ева, — если мы не знаем точно места, то мы не можем гарантировать результат. Нужно вернуть Гюнтера немедленно!

— Как? Он уже в зоне дьюти-фри и, согласно инструкции, отключил мобильник.

— О, мой бог! И что делать?

— Будем надеяться, что у него хватит мозгов просто прокатиться до Схипхола и сойти… — пожал плечами мужчина.

— А если не хватит? — вспылила Ева.

— Что ты от меня хочешь? — флегматично спросил Карл, — подвигов Крепкого Орешка? Я всего лишь кабинетная крыса.

— Черт, — выругалась Ева, — черт, черт, черт…

* * *
Молодой человек, больше всего похожий на студента на каникулах, слегка развинченной походкой подошел к кассиру одного из магазинчиков беспошлинной торговли.

— Прошу прощения, мистер, — кассир живо повернулся к нему, — я только что приобрел замечательную водку, четыре бутылки. Здесь отличная и очень дешевая водка!

— Верю на слово, — кивнул кассир в традиционном бурнусе.

— А вы и в самом деле не пьете? Вообще? Никогда, ни разу в жизни?.. — молодой человек в непритворном изумлении уставился на кассира.

— Аллах запретил вино.

— Да, но он ничего не говорил о пиве, водке, виски и коньяке, — студент подмигнул кассиру.

— Это отговорка для слабых в вере, — качнул головой кассир.

— Ясно… То есть совсем не пьете. И как же вы расслабляетесь?

— О, существует масса способов. Зачем бы еще мусульманину четыре жены?

— Четыре женщины в доме — это, по-вашему, способ расслабиться?!

Небольшой, но мощный динамик, вмонтированный в стену напротив кассы, неожиданно ожил и объявил о начале посадки на рейс 568.

— Мой, — вздохнул студент, — пора. Приятно было поболтать. Пожалуйста, запакуйте мою покупку и отметьте в билете.

— Счастливого пути, — улыбнулся кассир, выполняя просьбу клиента.

Студент подхватил запечатанную прозрачную упаковку, снабженную, помимо прочего, специальным штрих-кодом и биркой, освобождающей от досмотра на любой авиалинии, пока упаковка не вскрыта, и неторопливо направился к выходу.

* * *
Гигантское авиакрыло совсем недавно появилось на нескольких авиалиниях. Поговаривали, что самолет необычной конструкции заберет титул «Короля небес» у Боинга, но пока до этого было как до Китая пешком. Самолет на тысячу мест стал серьезным испытанием, практически, для любого аэропорта мира. Кроме нескольких. В том числе — этого.

Его необычная форма, напоминающая огромную летучую мышь или морского ската, тревожила пассажиров. Но далеко не так сильно, как отсутствие привычных иллюминаторов. Вместо них были структурные окна на потолке и компьютерные экраны вдоль бортов, на которые проецировалась наружная картинка… но мало ли что можно показать в кино? Конструкторы долго бились, пытаясь ликвидировать этот недостаток, но что еще можно предпринять, если фюзеляж превращен в крыло?

Авиакомпании, получившие нового воздушного гиганта, боролись за его наполняемость привычным способом — роскошью. На главной палубе большой бар. Верхняя больше напоминала палубу круизного лайнера, чем самолета: роскошный бильярд, массажные кабинеты, душевые кабины и даже небольшой кинозал. Нижняя палуба — магазины дьюти-фри. Все кресла — шире, чем у конкурентов, проходы шире. При необходимости тут можно было поспать с максимальным комфортом, на раскладывающемся диване, посмотреть телевизор — огромное количество каналов на выбор, взять книгу в библиотеке. Ну, а если вдруг накатило настроение поработать, компания предоставляла все, вплоть до конференц-зала. А про меню и напитки лучше вообще помолчать, чтобы избежать неконтролируемого слюноотделения.

И все же новый король небес пока себя не оправдывал. Не смотря на усилия маркетологов и относительную дешевизну билетов, даже в бизнес-классе, огромный салон оставался наполненным дай бог на две трети.

В этот раз авиакрылу повезло. Пассажиры рейса 568 готовились к вояжу на привычном А380, сообщение о замене самолета пришло, буквально, перед посадкой и из 834 пассажиров от билетов отказались только двое.

Агента Колибри среди этих двоих не было. Она не могла выбирать, и летела, чем прикажут. Приказали бы пересечь Атлантику на воздушном шаре, она и тут бы ответила: «есть!» и направилась на склад подбирать теплую куртку. Да и против авиакрыла она ничего не имела. Случалось ей летать на нем еще в те времена, когда он был секретным американским бомбардировщиком-невидимкой, несущим на борту 150 тонн опасного груза и никаких баров с душевыми. Тогда он ей тоже понравился. Спокойная умная, на 90 % компьютеризированная «черная овечка», любитель ровных полетов, в котором даже не тошнило.

К тому же, багаж уже погрузили, и, согласно приказу, этот багаж она должна была сопровождать до самой базы на севере России.

— Проходите, мадам, размещайтесь.

Колибри кивнула и, оглядев салон, выбрала место в среднем ряду, ближе к проходу.

Пассажиры потихоньку заполняли самолет.

— Роскошь, — услышала она, — и понты, вот лицо Дубая, неприкрытое никакой паранджой. У них даже настенные часы в аэропорту — и те «Роллекс». А спроси почему — даже грузчик в овощной палатке ответит: «Аллах послал нам нефть»…

Колибри обернулась на звуки родимой речи. По говору узнала сибиряков. И не пресловутые речевые особенности тут сыграли, хотя и они тоже. На главное — кряжистость, основательность в движениях и спокойные, слегка недоверчивые но, в целом, весьма доброжелательные взгляды, которыми сибиряки одарили салон самолета, двух элегантных стюардесс и соседей. В том числе симпатичного белобрысого юношу, похоже, студента, который сначала выбрал место поближе к хвосту и небрежно сунул под него свой рюкзачок, потом огляделся, заметил, что в самолете осталось еще достаточно свободных мест, и пересел поближе к носу. Свой рюкзачок он, конечно, забыл.

Колибри не стала указывать парню на небрежность. Чем меньше людей смогут запомнить ее, тем лучше. Просто, на всякий случай, поставила в памяти «флажок» и на студента и на рюкзачок. И перевела взгляд на предложенное меню. Полет предстоял долгим, и обед был вещью совсем не лишней.

Разместиться успели уже все пассажиры. Кое-кто дегустировал предложенное шампанское, или, подобно Колибри, изучал меню. Кто-то разложил кресла и, достав подушки и пледы, задремал, но таких было немного. Кто-то открыл ноутбуки, но законченных трудоголиков тоже можно было пересчитать по пальцам. И, в основной массе, они разместились в бизнес-классе. Здесь летел народ попроще, и основная часть пассажиров знакомились друг с другом, вертели головами, следили за быстро прошедшими сквозь салон стюардессами… Вылет, похоже, задерживался, но пассажирам не спешили объявлять ни причину, ни сроки опоздания. Дамочка с броским макияжем, судя по мерзопаскостной манере себя вести — из «золотой молодежи», попробовала голос: так, слегка, даже не в полсилы, на предмет — поскандалить.

— Девушка, почему вы все время бегаете мимо меня?

Стюардесса немедленно остановилась:

— Вы что-то желаете? — спросила она профессионально-вежливо.

— Почему мы до сих пор не вылетели? По моим часам, мы должны были это сделать еще пятнадцать минут назад.

— Над аэропортом портиться погода, — улыбнулась стюардесса, — командир ждет, что решит «земля».

— И долго он будет ждать?

— Пока не получит разрешения на вылет.

— А что, расписание в вашей компании носит рекомендательный характер? — сварливо спросила дамочка, разглядывая свой ноготь. Колибри про себя пожала плечами, недоумевая, как эта гангрена могла попасть в эконом-класс. По идее, она должна была лететь в другом салоне… А-а-а, понятно… Колибри улыбнулась. Это была всего лишь догадка, но, вероятно, очень близкая к истине. Дамочка проигралась в казино, в чистую. Или сделала парочку рискованных покупок. Но скорее все же первое. Если б купила что-то дорогое, не сидела бы с таким кислым лицом и не искала бы повод сорвать на ком-нибудь свое плохое настроение.

— Это авиация, мэм.

— Я заметила, — ядовито прошипела дамочка, — в следующий раз закажу чартер…

— Сомневаюсь, мэм, что это вам что-то даст. По нашим данным, вылет запрещен для всех. Аэропорт закрыт.

— Но вы можете сделать хоть что-нибудь? Например, пойти и спросить, как долго нас еще будут тут мариновать? Это, я надеюсь, в ваших силах?

— Безусловно, мэм. Я это сделаю.

— Да уж, пожалуйста, — бросила дамочка и, отвернувшись к стенке, прошипела, — дичь какая-то!

* * *
…Разбег. Очень короткий. Командир экипажа, пилот Стив Оуэн так и не привык, что этот самолет взлетает почти без разбега. Хотя пилотировал его уже далеко не в первый раз.

Полгода назад, когда слухи о том, что их авиакомпания получает в свое распоряжение принципиально новый самолет, Стив понял, что назначение на него командиром практически в кармане. Гигантский воздушный скат был создан на базе легендарного бомбардировщика: фюзеляж соединен с крылом, что делало его на 20 % экономичнее… Правда, по сравнению со своим прототипом этот самолет здорово подрос и растолстел, но принципиально не изменился. А ведь именно на бомбардировщике Стив служил в ВВС.

Пилот не ошибся. Ни в том, что его назначат, ни в том, что повысят. Но жестоко «пролетел» во всем остальном. Оказалось, что пилотирование авиакрыла совсем не похоже на то, что он вытворял в небе пятнадцать лет назад. И то, что взлетал он вот так, прыжком: раз — и уже в небе, до сих пор слегка напрягало Стива.

Сероватое небо как будто расступилось, и самолет нырнул в него как рыба в свою родную среду. Через минуту-полторы взлет будет завершен, самолет выйдет на заданный курс и можно будет полностью передоверить управление автопилоту. И отдохнуть, откинувшись в кресле и слегка прикрыв глаза. Может быть даже подремать.

Прошлой ночью Стив почти не спал. С ним опять случилось ЭТО. То, что он тщательно скрывал от врачей еще с той злосчастной локальной войны за очередную банановую республику, вспомнить бы, как ее название… Стива сбили над морем, и он был вынужден катапультироваться. Он провел в воде почти пять часов. Стива спасли, но с тех пор время от времени ему снился кошмар: небо рассыпалось, как пазл. Сон был очень короткий, но после него Стив просыпался в холодном поту и заснуть потом не мог до самого утра. Не помогало ни снотворное, ни виски, ни счет до пяти тысяч по-немецки.

— Доброе утро дамы и господа, пассажиры рейса 568. Вас приветствует командир экипажа Стив Оуэн на борту лучшего самолета компании. Полет продлиться девять часов и будет проходить на высоте 10000 метров. Самолет совершит посадку в (аэропорт в Турции), Амстердаме, и, наконец, в Сан-Франциско. Приятного полета.

Высокий, немного нескладный юноша, похожий на студента (возможно потому, что он и был студентом), бросил взгляд на свои роскошные наручные часы. Часы были так невозможно хороши и нарочито дороги, что за настоящий «Роллекс» их никто не принял бы даже в темноте и спьяну. Но студент из-за этого не переживал. В конце концов, эти часы не приклеены к руке. Ева дала их всего на один рейс. В Нидерландах, а может и раньше, он от них избавиться. А ценность их вовсе не в «золотом» корпусе и бриллиантах вместо цифр, а в том, что в эту тайваньскую подделку ловко вмонтирован дополнительный механизм…

Спустя пятнадцать минут с начала полета, когда стюардессы разрешили отстегнуть ремни и закурить, Гюнтер вышел в туалет и там, прикрыв двери, начал очень быстро, но с предельной осторожностью собирать конструкцию, которую не заметили рентген и металлоискатели. Часть ее была вшита в джинсы дополнительной нитью, часть в подошвах ботинок… А основную, самую важную часть Гюнтер пронес в самолет под видом водки, купленной в беспошлинном магазине. Парень купил водку в дьюти-фри, попросил ее запечатать, вынес ее из аэропорта, а дома заменил на нужную жидкость, аккуратно вскрыв печати, а потом снова поставив их на место. И на следующий рейс притащил жидкость под видом беспошлинной водки. Вот и все! Сделать это было куда легче, чем придумать.

Билет был куплен на фальшивый паспорт. Гюнтер заранее выбрал сиденье, которое должно было располагаться над ценральным топливным баком, и спрятал свою поделку в отсеке спасжилета над сиденьем.

Он должен был вскоре покинуть обреченное крыло, не испытывая никаких мук совести, или чего-то в этом роде. Деньги обладают великим даром заглушать муки совести даже у тех, у кого она в принципе есть. А уж все прочие, получив столько, сколько посулили Гюнтеру, и вообще не беспокоились бы ни о чем.

Но загруженность аэропорта и близкая гроза отодвинули вылет, и сейчас Гюнтер с тревогой поглядывал на часы. Хватит ли времени? Хватит ли его лично для Гюнтера Клепке?

Полет проходил в штатном режиме. Первый помощник и бортовой техник поглядывали на приборы, но вполглаза. Все было хорошо.

Пока внезапно не раздался негромкий хлопок, затем свист… А потом небо рассыпалось, как пазл.

— Черт, что случилось?

— Не знаю!

Штурвал второго пилота вдруг дернулся вправо. Самолет нырнул носом и почти завалился на крыло.

— Я потерял управление! — крикнул Стив.

— Беру управление на себя, — тотчас отозвался второй пилот, Дик Холтон.

— Майк, проверь, нет ли разгерметизации, — бросил Стив, неожиданно превратившийся в пассажира.

Тем временем умный автопилот пытался выправить крен на правый борт. Но кошмар не закончился, напротив, все только начиналось.

Стюардесса, белая, как голубь мира, буквально, упала в кабину пилотов.

— Что там, Мари?

— Ад! — выдохнула она.

Техник покинул кресло и заглянул в салон.

Самолет словно расширялся изнутри. В воздухе висела пелена какой-то пыли, или микрочастиц. Обломки покрупнее крутило в воздухе. Отчетливо пахло гарью.

По проходу, прямо на него, пытался ползти крупный мужчина, китаец или кореец, с перекошенным от боли лицом. Весь его костюм был залит кровью.

— Почему он ползет? — пронеслось в голове Майка. И тут он увидел, что у пассажира нет обеих ног. Вместо них торчали окровавленные обрывки.

Мари и вторая стюардесса, молоденькая Кортни, пытались заставить обезумевших от страха пассажиров занять свои места и пристегнуться. И у них бы все получилось, паника потихоньку шла на спад, как вдруг буквально, провалилось, исчезло кресло 26, и воздушной струей, словно насосом, в дыру втянуло пассажира, сидевшего рядом. Это было так неописуемо ужасно, что паника взметнулась с новой силой. Люди куда-то рвались, стремясь покинуть место взрыва, и не осознавали того, что все они в одной лодке, и судьба у них общая. Погибнут они или останутся живы, сейчас зависело не от них, а исключительно от мастерства экипажа, ну и еще от благосклонности Неба. Их действия, как разумные, так и совершенно безумные, ничего изменить не могли. Самым лучшим было подчиниться стюардессам, занять свои места и ничего не предпринимать… Но кто поступает разумно, когда небо рушится, и не над тобой, а под тобой…

— Командир, на борту произошел взрыв, — доложил вернувшийся Майк, — в полу дыра величиной с половину Детройта. В салоне паника.

— Ясно, — кивнул Стив, к которому невозмутимость вернулась вместе с некоторой долей ясности, — вернись туда и попытайся оценить повреждения, — приказал он, — пусть стюардессы постараются рассадить пассажиров по местам…

— Там, кажется, кто-то погиб… Мужчина, ему взрывом оторвало ноги.

— Черт! Нельзя, чтобы его смерть спровоцировала новый взрыв паники. Скажи Мари, пусть сделает вид, что оказывает помощь. Искусственное дыхание, там, вколите чего-нибудь. Потом укройте одеялом и скажите, что пассажир без сознания, но жив, понятно?

— Взрыв мог повредить обшивку и разгерметизировать салон, — предположил техник.

— Если это так — будем снижаться. Иди. И постарайся там сам куда-нибудь не нырнуть. Мы пилоты, а не птицы, и без стальных крыльев нам в небе делать нечего.

— Понял, командир, — кивнул Майк.

Стив поправил микрофон.

— Это рейс 568. Эшелон 330. Взрыв бомбы на борту. Браво Оскар Майк Браво Альфа… — позже голос его, заботливо сохраненный для потомков и дознавателей страховых компаний, покажется на удивление спокойным.

В салоне зияла огромная дыра. Майк с ужасом представил, как рвется обшивка, и их всех высасывает из самолета. К счастью, новейший суперпрочный материал, из которого было сделано гигантское крыло, выдержал даже такое издевательство. Наружная обшивка уцелела. И это давало шанс пассажирам рейса 568.

— Думаю, системы герметизации выдержат, — доложил Майк.

— Хорошая новость, — кивнулСтив.

— А у меня — плохая, — отозвался Дик, — вышла из строя система управления автопилотом.

— Ну, это еще не конец света, — бросил Стив, не отрывая сощуренных глаз от приборов. Дик попробовал повернуть самолет. Потом — направить его вверх, вниз, вправо или влево.

— Мы потеряли управление, — доложил он после нескольких бесплотных попыток.

— Вот теперь у нас есть проблема, — сказал Стив, — подавай сигнал бедствия. Запрашивай экстренную посадку в аэропорту Схипхол. Пусть подгонят пожарных, скорую, спасателей. Всех, кто окажется рядом. Наверняка на борту есть еще раненые, а если и нет, то после такой посадки — будут.

Радио молчало долго. Потом послышался голос, такой же спокойный, как голос Стива.

— Рейс 568, руководство посадкой беру на себя. Будем вас сажать.

И от этого спокойного голоса с явно выраженным голландским акцентом, экипажу стало немного легче.

— Поворачивайте направо.

— У нас небольшая проблема, — отозвался Стив, — мы потеряли управление. Развернуть самолет не можем. Черт, мы сейчас промахнемся и попадем в Берлин. Кто-нибудь любит сосиски с пивом?

— Не падайте духом, — отозвался незнакомый диспетчер, — я приглашаю вас на яблочный пирог с мороженым. Это гораздо вкуснее каких-то сосисок.

— Как нам к тебе вырулить? — Стив почти улыбался, почему-то близкая гибель совсем не казалась ему ни страшной, ни такой уж неминуемой.

— Самолет не реагирует на приказы автопилота, — напомнил Дик, — а если я его отключу, даже тот минимальный контроль, который у нас есть, будет потерян. Самолет завалиться на крыло, и мы не сможем выправить крен. Вообще не сможем его контролировать.

— У тебя есть другие варианты? — спросил Стив.

— Ни одного, — признался Дик.

— Тогда выключай. Это приказ.

— Да, командир.

Дик отключил автопилот. Все напряглись, ожидая немедленного апокалипсиса, но ничего не произошло. Самолет продолжал свой неровный и, практически, неуправляемый полет мимо спасительного аэропорта.

— Пробую повернуть его рулями. Ничего не получается, — доложил Дик.

— Может быть, элерон заклинило взрывом? — предположил техник.

— Выйди, посмотри, — сострил Стив. Майк нервно усмехнулся. Неестественное спокойствие командира внушало ему ужас. Сам он был как никогда близок к панике, и держался лишь потому, что видел, к чему приводит паника на борту.

— Посмотрим в кратком справочнике, что нужно делать.

Стив лихорадочно листал потрепанную «библию пилотов».

— Здесь написано: «Приложите максимум силы», — прочел он, — ладно, попробуем дернуть вдвоем, а если не получится — втроем.

— А если и втроем не получится? — попытался пошутить Майк.

— Не знаю, — отозвался Стив, — но в справочнике наверняка и об этом написано.

— Думаешь?

— Хм… Не хотелось бы проверять.

Сила не помогла. Самолет продолжал лететь прежним курсом, никак не реагируя на «вожжи».

— Включай автопилот, — распорядился Стив, оттерев лоб. Отчего-то в кабине вдруг стало жарко и душно, — я подумаю. Что пассажиры?

— Пишут завещания, — доложил Майк.

— Ну и хорошо. Все при деле.

— Ты что-то придумал? — Дик повернул к командиру заинтересованное лицо.

— Кажется, да. Используем разность тяги. Отключаем автоматическую тягу. Так… А теперь третий и четвертый двигатели…

Самолет начал медленно и нехотя поворачивать направо.

— Сбрось скорость, — скомандовал Стив, — слишком большой радиус разворота.

— Понял.

Экипаж работал слаженно, как никогда. В эти секунды они словно стали единым организмом, которому не нужны слова, как человеку не нужно вслух отдавать приказы своей руке или ноге. Нарисовав в ночном небе огромную, красивую петлю, самолет, наконец, лег на нужный курс.

Невозмутимый голландский диспетчер подавал короткие и четкие команды, направляя крыло прямо на полосу аэропорта.

Дик еще раз проверил систему управления.

— Командир, рули высоты немного слушаются.

— Отлично! Скорость 250. Закрылки!

— Закрылки 10, Скорость 225.

— Бортинженер, сброс горючего.

— Понял, делаю.

Пассажиры, наверное, здорово напугались, когда заметили, как за крыльями стелятся клубы дыма, рисуя в небе две серые дорожки.

— Пристегнитесь. Вижу взлетную полосу. Дик… Давай.

Второй пилот кивнул и от напряжения закусил губу. Такой посадки ему не приходилось совершать никогда в жизни, и он крепко надеялся, что и не придется. Если, конечно, он выживет.

— Зеленая лампочка, сэр. Шасси выпущены, — доложил Дик, — отключаю автопилот. Буду садиться на ручном управлении.

— ОК, — бросил Стив и ободряюще кивнул младшему члену экипажа.

— Закрылки 30. 165 метров, идем точно по курсу.

— Когда я скажу, все начинайте тянуть руль высоты. Скорость 66. Тяните!

Самолет потихоньку замедлял ход. Пазл сложился.

Глава 5. Полет, собака, голландский туалет…

Пожарные, врачи и спасатели работали исключительно слаженно. С момента очень жесткой посадки прошло всего несколько минут, а пожар уже был, практически, потушен и началась эвакуация пассажиров: тяжелых — в больницу, операционный зал был уже готов. Тем, кто пострадал меньше, оказывали помощь прямо в аэропорту. Те, кому уже ничем нельзя было помочь, обрели временное пристанище тут же, в местном морге. Посадочную полосу временно закрыли, место обтянули лентой и сделавшие свое дело пожарные уступили полицейским. Предстояла самая, пожалуй, трудная часть работы — установить, отчего произошла катастрофа.

Зябко кутаясь в плед (температура здесь была, примерно, + 10 градусов), агент Колибри, как суслик, стояла «столбиком», устремив пустой взгляд на изуродованную громаду прекрасного самолета. В ее жизни бывало всякое, но в авиакатастрофы девушка еще не попадала.

— Мэм, вы можете идти? — обратился к ней немолодой полицейский, судя по форме, «приписанный» к аэропорту, — вам следует пройти в зал, там уже оказывают помощь пассажирам.

Девушка повернулась к нему всем корпусом, двигать головой было немного больно, и неуверенно произнесла.

— Мне бы хотелось узнать о судьбе моего багажа…

Полицейский терпеливо покивал.

— Да, мэм, безусловно. В здание аэропорта вы сможете навести все справки, в том числе и о багаже.

— Но ведь мой багаж прямо здесь. Еще ничего не выносили, — девушка выпростала из пледа тонкую руку и указала на покореженный хвост самолета, — я ведь могу просто заглянуть туда и посмотреть?

— К сожалению, нет, мэм, — полицейский строго покачал головой, — это опасно. Пока существует возможность взрыва, гражданских лиц туда не пустят.

— Но ведь пожар потушили, — Колибри широко распахнула огромные глаза, в которых светилась детская непосредственность, — значит, опасности нет.

— Послушайте, — полицейский еще не сердился, но уже потихоньку начинал раздражаться, — вы же видели, что произошло! Люди погибли. Много тяжелораненых и неизвестно, выживут ли они. Третья полоса до сих пор закрыта, и аэропорт был вынужден отказать в посадке лайнеру из Сан-Франциско, а у них горючее на пределе.

— Да, я понимаю, сэр, но…

— Никто, — полицейский надавил голосом, — никто сейчас не будет заниматься вашими чемоданами. Вы их получите. Позже. Пройдите в здание аэропорта и не мешайте людям работать.

Полицейский ушел, а она снова застыла столбиком. В ее голове щелкал калькулятор. Снотворное, которое вкололи Крысе, было рассчитано на перелет до Амстердама с небольшим запасом. Запас вышел еще в Дубае, когда задержали рейс. Потом они кружили над аэропортом, пытаясь «вылетать» лишнее горючее и падали с небес плохо управляемой нелетающей металлокерамической кастрюлей. И вот уже больше получаса торчат здесь. Заряд «шарика» подходит к концу, еще четверть часа и Крыса проснется. Проснется в наглухо закрытом железном ящике, похожем на гроб. Будет стучать… Хорошо, если его сразу услышат и вытащат. На задании можно будет поставить большой и жирный крест. Это плохо, но… пусть. Ничего. Ей не привыкать огребать от начальства и по первое число, и по тридцать первое. А если его не услышат? Рассудком двинется, однозначно. После того, как он уже ощутил себя без пяти минут миллионером, очнуться в каменном мешке, из которого нет выхода…

На соседней полосе 18R совершил посадку рейс «Бритиш Аэро» и как раз выруливал к своему гейту. Сотрудники аэропорта, косясь на «беспорядок», устроенный рухнувшим авиакрылом, быстро и четко готовили телетрап, один из них плоским джойстиком регулировал длину, ширину и закругленность, подгоняя его под тип самолета. Пара минут — и трап плотно «присосался» к передней двери. Она отъехала, и показались первые пассажиры. В то же время с другой стороны борта началась выгрузка багажа.

Силой или лаской? Хм… Сколько у нее наличных? Около сотни. Должно хватить, особенно, если к ласке добавить чуть-чуть, самую капельку — угрозы. Колибри аккуратно бросила плед на бортик и пружинистой походкой направилась к багажному трапу английского самолета.

Еще через четверть часа, облаченная в форменный комбинезон подсобного рабочего аэропорта, пройдя сквозь полицейский кордон как хорошо прогретый нож сквозь кусок сливочного масла, она, наконец, обрела вожделенный контейнер. И застыла в полнейшем недоумении. К которому, однако, примешивалась изрядная доля восхищения.

Крыса не задохнулся, не спятил от страха, не покалечился. Он сделал нечто более радикальное.

Он смылся!!!

— Агент Колибри вышла на связь.

— Она жива? Это отличная новость. А контейнер?

— Пуст.

— Сбежал?!!

— Забавно, что ты сразу предположил именно это. Агент Колибри переживала, что он со страху помрет или рассудком двинется.

— Крыса? Двинется?! Колибри не видела результатов его тестирования на психологическую устойчивость. Это нечто. Скорее барельеф «Слава героям!» двинется. Парень мог бы заниматься пятимерной математикой или торсионными полями — у него абсолютно раскованный мозг и редкое душевное равновесие.

— В таком случае, зачем он нам?

— Хороший вопрос. А чтобы не достался врагу! Шутки в сторону, Леди. Перед нами серьезная задача. Как ловить будем?

— Руками.

— Чужими, конечно?

— Конечно. Из аэропорта ему не уйти, после катастрофы режим безопасности там усилен на порядок. Но мы еще позаботимся о том, чтобы каждый полицейский, каждый служащий: официант или уборщик высматривали именно его.

— Не слишком сурово? Могут ведь и пристрелить при задержании.

— Это Голландия. Там редко стреляют.

— Но случается…

— Я не понимаю, ты хочешь выполнить задание или выиграть пари?

— Ты меня сделала. Командуй. Я буду послушным мальчиком.

Мимо меня прошла пара полицейских с собакой. Собака повела носом и взглянула в мою сторону настороженно, но с пониманием. Видимо, от меня все же потягивало адреналином. Но адреналином сегодня пахло от многих: не каждый день с неба падает большой самолет и превращается в лепешку от удара. Не каждый день небо так отчетливо пахнет смертью.

…Вам когда-нибудь случалось просыпаться в гробу? И не надо! Нет, по поводу самого гроба ничего плохого не скажу. Даже если пообещают заплатить по сотне за всякую мало-мальски обоснованную претензию, хрен я разбогатею. Гроб был довольно просторный, при необходимости я мог бы перевернуться на бок и даже на живот. Под спину мне кто-то (юная Одри Хепберн?) озаботился подсунуть удобный ортопедический матрасик. Естественно, ни о какой нехватке кислорода не могло быть и речи, ящик прекрасно проветривался. Из чего я вывел вполне логичное заключения, что нужен им живым, здоровым и по возможности не сильно рассерженным. Кому «им»? Вот это вопрос, на который дедукция пока ответа не давала.

Пол тихо, почти незаметно вибрировал. Уши немного заложило. Похоже, я в самолете. А судя по температуре воздуха — в отделении для багажа. Без паспорта, без визы, без денег… Несет меня лиса за синие леса, за высокие горы. Котик, братик, помоги! Чебурашка в ящике с апельсинами…

Мне пришлось срочно зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос и не демаскировать себя. Неведомые похитители оказали мне отличную услугу, выдернув из под носа Папы Монсальви. Я мозги вывихнул, пытаясь спланировать побег из Дубая — а тут все на готово, на блюдечке с голубой каемочкой. Спасибо, родненькие вы мои! Век не забуду. Только вот встречаться с вами мне, пожалуй, не хочется. Может быть, как-нибудь в другой раз?

Моя чудесная пилка все еще была при мне, так что замки на ящике я спилил за шесть с половиной минут. Почему так долго? Потому что второй пришлось пилить ногой. Левой. Вы когда-нибудь ногами замок пилили? Уверяю вас, это не так легко, даже если инструмент подходящий и определенный опыт имеется. Ну, жить захочешь, еще не так раскорячишься.

Я аккуратно, стараясь не шуметь, сдвинул крышку гроба… Ну ладно, к черту готические аналогии — просто ящика, и попытался вылезти. Не смотря на то, что багажное отделение здесь отапливалось, я изрядно замерз: топили тут куда скромнее, чем в салоне. Ящик, из-за веса, поставили вниз, так что выполз я прямо на пол. По обе стороны до самого потолка: контейнеры, контейнеры, контейнеры… Самая разная кладь: детская коляска, контрабас. Из специальной клетки на меня с легким интересом глянула черная спокойная псина — лабрадор. Я улыбнулся ей, она кивнула мне. В общем, познакомились. А что, летим вместе, вдвоем веселее.

Судя по размерам отделения, самолет был мощным. А летел… Опа! Судя по большинству наклеек на багаже, самолет летел в США. В Калифорнию. Я с размаху сел на пол, пятая точка протестующее взвыла.

— Собака, — прошептал я, улыбаясь во весь рот, — дорогая моя собака, мы летим к океану. Ура!

Лабрадор дернул губой. Тоже улыбнулся?

Внезапно самолет мощно встряхнуло, он качнулся, контейнеры заскрипели в креплениях. Я со страхом посмотрел наверх, представив, что сейчас вся эта масса рухнет мне на голову. Собака вскочила и несколько раз тревожно гавкнула.

И тут самолет завалило на одно крыло. Меня швырнуло на дюралевую стойку, я едва успел отклониться и приложился не позвоночником, а бедром.

Что случилось? Влипли в грозу? Отказ двигателя? Ничего не понимаю в самолетах, но тут не нужен был диплом инженера, чтобы понять, что мы в большой и глубокой… хм… беде.

Самолет трясло, как в лихорадке. Было понятно, что большая птица из последних сил борется за жизнь. А еще — что поединок этот наш крылатый друг проигрывает. Стойки вибрировали, одна из них погнулась, болты со звоном вылетели и впечатались в противоположную стену, и несколько контейнеров ссыпались на пол.

Я торопливо подскочил к скулящему лабрадору, попробовал открыть контейнер, но замок заклинило.

— Сейчас, приятель, — хрипло выдохнул я, — потерпи.

И, дернув как следует, оторвал дверцу.

Собака черным вихрем метнулась наружу, чуть не размазав меня по полу. Я вжался в небольшую нишу между креплениями, уперся спиной и ногами.

— Собака, — посвистел я, — иди сюда. Давай, приятель.

Лабрадор, косясь на пляшущий в креплениях багаж, на животе подполз ко мне и забился в угол. Я тихонько заговорил с ним, пытаясь успокоить и чувствуя, как пес вздрагивает. В этот момент самолет снова повело, с самого верху сорвался какой-то небольшой, но увесистый ящик и грохнулся на собачий контейнер, сминая его и превращая в лом.

Безумный полет как будто слегка выровнялся. Похоже, летчики нашли какой-то способ поддержать подобие жизни в подбитой птице. Дотянем или нет, вот в чем вопрос? И если дотянем, то докуда? До аэропорта или всего лишь до ближайшего леса? Не люблю собирать грибы…

Сколько это продолжалось — не скажу и под расстрелом. Просто не знаю. Часов у меня не было, а внутреннее чувство времени отказало напрочь. Обнявшись с лабрадором, мы нашли место, сгоряча показавшееся безопасным (вряд ли оно было таким, но ведь надеяться никто не запрещал?), и, подбадривая друг друга, пытались побороть ужас, который крепчал как сибирский мороз под утро.

Потом нас опять повело, самолет пошел как будто вниз, жуткая тяжесть навалилась на плечи и спину, я не удержался и повалился вперед. Собака взвизгнула и поехала по полу за мной, пытаясь уцепиться когтями за гладкий пластик. Я сообразил, что вот эта едва заметная линия и есть дверь, и хорошо если в салон… хотя, если он разгерметизирован, то ничего хорошего. В салон я тоже не хочу. А уж как я не хочу наружу, описать не могу! Почему люди не летают как птицы? Да не хотя-а-ат они! Ну его на фиг, это небо.

Дверь дернулась, и мне показалось, что она сейчас вылетит…

Правильно показалось. Через секунду она и вылетела… от удара о бетон взлетно-посадочной полосы. В одно мгновение в багажном отделении образовалось что-то вроде аэродинамической трубы, и часть груза вымело напрочь. Нас с собакой прижало к стене и друг к другу. Но скорость постепенно падала, я различил бегущий асфальт и даже, краем глаза, заметил мигалки пожарных машин, мчащихся к самолету. Кажется, сели. Только вот куда?

В классической литературе именно на этом месте герой теряет сознание. А я всего лишь как следует приложился лбом о чей-то чемодан, заработав огромную неэстетичную шишку в качестве награды за добрый поступок дня.

Боль от удара отрезвила меня, прогнав остатки страха. Я отчетливо понял, что у меня есть всего пара секунд. Как только самолет окружат пожарные, спасатели и прочие — шансов не будет. Значит — только сейчас, пока они едут. И пока мы чуть-чуть едем.

Я похлопал лабрадора по холке, шагнул к дверному проему, и с коротким: «Господи, спаси!» сиганул наружу.

Бетон ударил по ногам, я сгруппировался и, гася инерцию, покатился прочь. Такой побитый, оборванный и здорово напуганный колобок. И от Папы убег, и от Интерпола убег. И от смерти, кажется, тоже? Уже отползая в полутьму, под защиту какого-то хозяйственного блока, я заметил большую, светящуюся надпись: «Shiphol». Я в Нидерландах! Да здравствует королева!

…В большом зале вещали две плазмы: одна на местном языке, которого я не знал (хотя, при большом желании, разобраться мог, он очень похож на немецкий), другая на международном английском. Передавали спортивные новости. В данный момент, да простит меня Великий Футбольный Дух, мне было абсолютно фиолетово, как сыграл «Арсенал». Мозг занимали совсем другие проблемы. И первая — как отсюда выбраться. Дверь наружу — вот она, совсем рядом. Через ее стеклянные створки видны огни проезжающих машин. Там — Голландия, страна немыслимой свободы. Свободы, которая даже не снилась Америке. Страна, где можно «забивать косячки», вступать в однополые браки, писать на улице, на глазах у всех, в открытые писсуары — неземное, должно быть, наслаждение. Можно умереть по собственному желанию, можно не работать и даже можно быть идиотом, никто тебя за это гнобить не будет. Идиотов здесь не называют идиотами. Они — умственно иные. Оценили толерантность формулировки? Проблема в том, что до этой свободы еще надо было добраться. Дверь, которая к ней вела, круглосуточно охранялась двумя рослыми, подтянутыми полицейскими и находилась под прицелом видеокамер. Без шенгенской визы даже из транзитного зала не выпустят: «Но импосибсл…»

Можно было попробовать вынырнуть через служебные помещения. Теоретически все двери там открывались только карточкой, практически же меры безопасности были направлены, в основном, против террористов, то есть против людей, которые должны стремиться попасть внутрь. Значит у того, кто пытается выйти нарушу, шансы должны быть. Наверное…

Внезапно ровный, профессионально-опечаленный голос диктора вмешался в мои мысли. Передавали подробности утренней катастрофы. Быстро они, однако, часа не прошло. Я поднял взгляд на экран, и запоздало ужаснулся. Самолет был больше всего похож на вскрытую банку с сайрой или шпротами. Как парни умудрились его посадить?

…Подробности катастрофы?.. количество погибших и ранены?… все пассажиры получили тяжелый психологический шок. Это точно, в том числе и мы с лабрадором.

…Предполагаемые причины авиакатастрофы выясняются… Это понятно. Следственную группу возглавляет герр Ван-Альден (не знаю такого, но, вероятно, головастый мужик и специалист в своем деле, раз ему поручили расследование такой крупной аварии).

…Несколько минут назад на сайт нашей телекомпании пришло сообщение от полиции Арабских Эмиратов… — Я навострил уши и внутренне подобрался, ожидая какой-нибудь гадости. И в следующую секунду получил ее в обе руки, — Как оказалось, этим рейсом Эмираты нелегально покинул крупный международный террорист Владислав Кедраш, специалист по организации взрывов и поджогов самолетов…

Опаньки! И чего только не узнаешь о себе из выпусков новостей. Я, оказывается, крупный специалист… А ничего, что я хвост от кормы могу отличить разве что на зуб? Видимо, ничего. Как говорила старуха Шапокляк: «Условности!»

Моя новая физиономия, в которую Папа Монсальви вбухал столько денег, и которой он так гордился, просияла улыбкой на весь экран. Черт! Говорил же я ему, что внешность надо делать самую заурядную, чтобы никто второй раз не взглянул. Так нет, в гангстере проснулся эстет, и ему приспичило изваять второго Дэниэла Крейга. Может быть, меня с ним перепутают? Хотя, вряд ли он сейчас здесь. А жаль, был бы шанс.

Быстро, пока никто не начал косится на мои грязные лохмотья, я повернулся и направился в тот угол зала, где разместилась такая же оборванная толпа, жертвы катастрофы. Надежды затеряться среди них не было никакой, еще минут десять — пятнадцать, и их начнут шерстить мелким гребнем, но, по крайней мере, эти десять минут у меня будут. Быстро соображать и быстро бегать…

Мельком глянув на свое отражение в витрине, я порадовался. Шишка оказала мне добрую услугу. Скульптурно-правильные черты лица были сломаны асимметрией вскочившего нароста. На жертву катастрофы я был вполне похож. На звезду Голливуда — не слишком. Даже на звезду, игравшую жертву катастрофы. Гримеры, все же, работают более эстетично.

Парень в костюме от Хуго Босс и очень приличном галстуке сидел на полетной сумке и крупными глотками хватал водку «из горла». Мне, кажется, здорово повезло. Я опустился рядом с ним, прямо на пол.

— Русский?

Он несколько раз кивнул.

— Ты бы бутылку газеткой обернул. Тут на счет пьянства в общественных местах строго. А с газеткой не сунуться. Считается, что просьба показать, что ты пьешь, это вмешательство в твою личную жизнь.

Парень смотрел на меня большущими светлыми глазами и, похоже, плохо понимал, что я ему сказал. Хотя говорил я по-русски.

— Да что они не люди что ли? — наконец ожил он, — не понимают?

— Люди, конечно, — вздохнул я, — но лучше лишний раз не нарываться.

— Да пошли они тогда, — высказался соотечественник и снова приложился к бутылке.

— Паша, — сказал я и протянул руку, — Чистяков.

— Боря, — ответил он, крепко пожимая ладонь, — Самойлов.

— Слушай, друг, у тебя международной телефонной карточки нет? — приступил я, — нужно маме позвонить, что я живой. Новости только что передали, она, наверное, с ума сходит. А у меня все пропало…

— А на фига мне карточка, — пожал плечами Боря и, порывшись во внутреннем кармане, протянул мне плоский мобильник, — держи. Роуминг по всему миру, — похвастал он, — Звони на здоровье.

— Я недолго, — пообещал я, вцепляясь в заветную коробочку как голый в свечку.

— Да базарь сколько хочешь, — великодушно махнул рукой соотечественник, — у меня безлимитка. Мама — дело святое.

Отойдя на пять шагов, я неожиданно поймал ноздрями дивный запах горячих котлеток. Желудок предательски заурчал. Я не ел нормально больше суток. Но террористу № 1 попасться на краже гамбургера как-то пошло. Любить — так королеву, воровать — так… миллиард. Мать его… Кстати, о матери.

Я набрал номер, забыть который было довольно трудно, даже «умственно иному». Он состоял из одних девяток и пятерок. И едва на том конце ответили, вполголоса спросил:

— Это зоопарк?

— Да, с вами говорит выпь, — согласились там, — а вы кто?

— Ну, если вы — выпь, то я — закусь.

— Кры…

— Ш-ш-ш. Не так официально, пожалуйста.

— Понял, не дурак, — отозвался Кролик, мой очень давний приятель, еще по той, прошлой, почти законопослушной жизни, — ну, даешь. Не знал, что ТАМ уже вышку сотовой связи установили. Князь Тьмы подсуетился, или ты двумя этажами выше?

— Я примерно там же где и ты, — фыркнул я, — тут не только вышка, но и паспортный контроль.

— Понятно, — деловито сказал Кролик, — а территориально ты как-то можешь меня сориентировать?

— «Желтые тюльпаны, — фальшиво пропел я, — вестники разлуки…»

— «Старая мельница крутится-вертится…» — так же фальшиво подхватил Кролик, и тут же оборвал себя — Понятно. Отель «Меркурий», найдешь?

— Какой? — встрепенулся я, — их до дуры!

— Ближайший, — лаконично ответил Кролик, — там будет забронирован номер на девичью фамилию принцессы Дианы.

— А документы?

— Их у тебя не спросят. По крайней мере — сутки. Понятно?

Понятно. Чего же тут не понять. Кролик в своем репертуаре. Что ж, сутки — это хорошо. Это в моем положении прямо-таки королевский подарок. Спасибо, друг!

Я едва успел закончить разговор и отключится, как на плечо легла большая тяжелая рука:

— Паша, зовут. Кажется, копы. Наверное, сейчас где-нибудь разместят, — мой новый приятель Боря, так любезно одолживший трубу, с облегчением улыбался. Для него неприятности закончились.

Для меня они только начинались.

— Я в туалет, на пять минут, — сказал я, возвращая трубу. Но не успел повернуться, как был остановлен озабоченным:

— Там же, поди, платно.

— Ну… да. Попрошусь.

— Слушай, возьми, а? Не побрезгуй, — я слегка прибалдел, когда понял, что Боря протягивает мне купюру в 50 евро, — раз уж ты все потерял.

— Да там дешевле, — потрясенно выговорил я, делая протестующий жест.

— Ну, поешь. Сигареты купишь.

— Спасибо, — я взял предложенные деньги и неловко сунул в карман, — я отдам. Обязательно, и с процентами. Только прости, если сразу не получится.

— Да ладно, — отмахнулся Боря, — представляешь, сколько людей сейчас лежат вон там, холодные, — он мотнул головой в сторону аэропортовского морга, — им полтинником не поможешь.

— Это точно, — кивнул я.

…Лежат там, холодные. Ждут отправки на родину. С сопроводительными документами. За некоторыми уже приехали, или приедут в ближайшее время. Да не так уж там и холодно, не больше нуля градусов. В конце концов, я ведь лишь на одну половину молдаванин. А на другую — чистокровный сибиряк.

— Спасибо, Боря, — повторил я. И нырнул в человеческий водоворот. Вслед полетел старый, классический рок…

Жизнь не кегли и не шахматы,

Много проще. Крестик с ноликом.

Можно двигаться по-разному:

Кто в «Порше», а кто на роликах.

Можно каждый шаг рассчитывать,

Можно все забыть в автобусе.

Все решит удача чистая -

То, как бог раскрутит глобус.

Вдоль сверкающих авто

Перестроясь в левый ряд

Мчался рыжий конь в пальто

В клетку.

Это был большой скандал,

Сто машин гудели блюз,

Светофор ему мигал

Красным:

Пропустите лошадь!!!

Глава 6. Дорога, хиппи и гадание по руке…

Я проснулся с давно забытым ощущением покоя. Бог знает, откуда оно взялось. Вроде бы и повода никакого не было. Чужой город, чужое имя, номер в отеле, за который заплатил неизвестно кто. Правда, на этот раз, для разнообразия, не «люкс». В таком мог бы остановиться учитель, выигравший путевку в каком-нибудь малобюджетном интеллектуальном шоу. Светлый ковролин на полу, светлые занавески на окнах, светлое покрывало на тахте, полутораспальной, без всяких изысков. Вместо них — очень качественное фото монастыря Бегейнхоф на стене, маленький холодильник в углу и в нем порция знаменитого яблочного пирога с мороженым. Одна. Что, в общем, логично, номер-то на одного. Дешево и сердито.

Пирог я уничтожил в два укуса. Даже в полтора, второй кус мог быть и побольше. Он лишь раздразнил голод, но спускаться в ресторан я не рискнул, а постарался утопить проснувшегося червяка десятком стаканов крепкого и сладкого чая (запас сахара и заварки любезно предоставил отель). Потом, посмотрев новости и еще раз убедившись, что по сравнению со мной Бен Ладен нервно курит в сторонке, я пожал плечами, выключил «фонарь для дураков» и уснул.

И проснулся с таким настроением, словно сегодня воскресенье, отпуск, лето, я никому ничего не должен и на фиг никому не нужен. Упоительное чувство. Думаю, это была Голландия. Старый дождливый Амстердам потихоньку пробрался в мой сон и надышал столько счастья и покоя, что хватило и на утро.

А, может, причиной был невысокий субтильный паренек неопределенного возраста в джинсах и свитере явно «с раскладушек», но в подчеркнуто-стильных и умопомрачительно дорогих очках. Он сидел за небольшим откидным столиком и что-то просматривал на экране лэп-топа с таким видом, словно был у себя дома. Хм… Во-первых, это вполне могло так и быть. Я бы не удивился. А во-вторых, Кролик так вел себя всегда и везде. Как-то он удостоился беседы с королем Испании. И когда журналисты спросили его, каким он нашел Хуана-Карлоса де Бурбона, Кролик пожал плечами и выдал: «да нормальный мужик».

— Привет, — сказал я, — как ты здесь оказался?

— Приплыл по-собачьи, — хмыкнул Кролик, не отрываясь от монитора, — прилетел утренним рейсом, как же еще?

Катастрофа, случившаяся накануне, похоже, его нисколько не напугала. Словно прочитав мои мысли, Кролик спросил:

— Зачем же ты самолет-то сломал? Такой красивый, и, главное, новый совсем. Не стыдно?

Я быстро завернулся в купальный халат и присел к столу.

— Что-то наковырял?

— Да не особо, — пожал плечами Кролик. Помолчал. Взглянул на меня испытующе. Видно, приметил жадный интерес и расщедрился, — Однако, кое-что любопытное есть.

Он быстро заработал мышкой, открывая скаченные файлы.

— Вот список пассажиров рейса 568. Это было самым легким, — негромко комментировал он, — 832 человека. Отдельный список — члены экипажа: фамилии, адреса, телефоны, летный стаж…

— Ты волшебник.

— Я гораздо лучше. Я — хакер. Ты дальше смотри: данные техосмотра того самолета, который должен был лететь вместо авиакрыла и был снят из-за технической неисправности. Здесь как будто все чисто — плохо работает замок на дверце, может быть нарушена герметичность. Причина более чем веская. А теперь внимание — самое вкусное: письмо, которое пришло по э-мэйлу в редакцию 16 канала якобы из Эмиратов. Сам текст достаточно любопытный, но не это главное.

— Что же главное? — не выдержал я.

— А главное то, что письмо с описанием этапов твоего большого жизненного пути было состряпано где угодно, только не в полиции Дубая. Я не сумел отследить его маршрут. Тот, кто отправил файл, знает о компьютерах больше, чем я.

Услышать такое от Кролика было само по себе сенсацией.

— До сих пор я был уверен, что ты — номер один, — удивленно сказал я.

— А-а, — мотнул вихрастой головой низложенный король киберпространства, — я попытался добраться до отправителя, но ниточка оборвалась. Хотя то, где она оборвалась, уже само по себе может навести на размышления.

Я весь обратился в одно большое ухо, стоящее торчком.

— Почтовый север банка «Алекса», — веско сказал Кролик.

— Ну и что, — не понял я, ожидавший услышать что-то вроде «штаб-квартира Ми-6», — только не говори, что ты не смог его сломать.

— Сломать можно что угодно, — пожал плечами Кролик, — в том числе и собственную шею.

— То есть? — не понял я.

— Ломать «Алексу» я не буду ни за какие пряники. И не проси.

— Почему? — удивился я.

— По двум причинам. Во-первых, президент банка, князь Рустам, мой друг. Во-вторых — поймают и убьют. Это — без вариантов.

— Не смотря на то, что князь — твой друг?

— Именно поэтому, — исчерпывающе объяснил Кролик.

— И что делать? — слегка растерялся я.

Кролик пожал плечами:

— Работать с тем, что имеем. Как говорит одна моя знакомая, любое количество информации больше одного бита поддается анализу.

Я зябко повел плечами. Нет, в номере было совсем не холодно. Только радостное чувство свободы и вседозволенности, с которым я проснулся, как-то незаметно рассосалось.

— На голодный желудок плохо соображаю, — пожаловался я, — да и халат — немного не та одежда, к которой я привык.

— А у тебя кроме него…

— Только вдрызг рваный смокинг.

— Хорошо поиграл, — прокомментировал он.

— Да хорошо, хорошо, — обиделся я, — просто отлично! Только к деньгам мне лучше пока не соваться.

Кролик прикрыл глаза, что-то прикидывая.

— Сделаем тебе карточку на двадцать тысяч, — сказал он, наконец, словно подводя итог своим мыслям, — на первое время хватит?

— Двадцать тысяч — чего? — не понял я.

— Монгольских тугриков, — съязвил Кролик, — евро, конечно. Мы же в Европе. Соберешься в Африку — поменяешь на динары.

Я промолчал, не зная, как на это можно отреагировать. Нет, то, что у Кролика с деньгами все в порядке, я и раньше догадывался. А то, что парень он не жадный, просто знал.

— Я отдам, — только и нашелся я.

Похоже, долги мои росли в геометрической прогрессии. Как бы не пришлось, получив полмиллиарда, уговаривать «остальных — немного подождать».

— Послушай, — осенило меня вдруг, — так если князь — твой друг, может, ты просто попросишь разрешения потрясти его сервер? — я еще не успел договорить, как уже понял, что ляпнул что-то не то. Кролик вдруг словно подсох лицом, раздолбайский хакерский прикид как-то потух и на меня глянули темные холодные глаза Очень Неприятного Парня.

— «Нет» — бывает разным, — неожиданно терпеливо пояснил он, — бывает «нет, но, если хочешь, попробуй». Бывает «нет, не сейчас». Так вот это — «нет, и даже не пытайся, иначе сдохнешь очень поганой смертью».

— За простую просьбу? — не поверил я, — а ты не преувеличиваешь? Я пару раз видел князя, мне показалось — вполне вменяемый мужик.

— Он такой и есть, — с тем же нечеловеческим терпением повторил Кролик, — просто за некоторые вещи убивает без разговоров. А извинения принимает уже потом, от твоих родственников.

Я покачал головой. Оснований не верить Кролику у меня не было. Так что я не поверил ему просто так, безо всяких оснований. Как потом выяснилось — совершенно напрасно.

Кролик позвонил, и через несколько минут нам подали традиционный завтрак: яйца-пашот, бекон, сосиски, булочки в шоколаде, кофе и апельсиновый сок. Я набросился на поднос как оголодавший дракон. Кролик задумчиво посмотрел на меня и сделал еще один звонок с просьбой — повторить.

За едой я просматривал список пассажиров, хотя, что он мог мне дать? Где-то среди восьми сотен затесался один, который пронес бомбу на борт. Но как его вычислить?

— Борис Самойлов, — прочел я.

— Знакомый?

— Мужик, который одолжил мне 50 евро на общественный туалет…

Кролик хмыкнул. К чему, я так и не понял.

— Не привык я так работать, — я опрокинул в себя последнюю чашечку кофе и в задумчивости посмотрел на мутноватый осадок на дне. Погадать что ли? Вдруг получится, — обычно у меня пара секунд на принятие решения, постоянный цейтнот. И это мобилизует. А тут спокойно, тихо, никто на мушке не держит. Расслабился я так, что мозги не включаются.

— Ну, это дело вполне можно поправить, — отозвался Кролик, — ты пока до отеля добирался, дорогу переходил?

— Ну… наверное, да, — не понял я, — но правила не нарушал, так что…

— Не важно, — перебил Кролик, — ты стоял на перекрестке, ты входил в вестибюль, ты шел по коридору.

— Видеокамеры? — сообразил я.

— Причем, везде. Хоть раз, да тебя сфотографировали.

— И что? — не понял я, — какие основания у этого неведомого Некто проверять видеокамеры именно в этом отеле?

— Он проверит все видеокамеры.

— Во всем городе? — не поверил я.

— Если понадобиться, то и во всей стране.

— Но это невозможно! Колоссальный объем информации, который не по силам человеку.

— Но вполне по силам компьютеру. Помнишь, что я тебе сказал? Этот человек разбирается в компьютерах лучше, чем я.

На меня словно дохнуло холодом.

— Но это значит… Они уже могут знать, что я здесь?

— Они уже могут идти по коридору, — наиграл Кролик.

Я невольно прислушался, но за тонкой дверью было тихо. Впрочем, настороженность никуда не делась.

— Черт, — буркнул я.

— Что, заработали мозги? — поинтересовался приятель, — Между прочим, я удивляюсь, почему тебя не перехватили прямо у самолета. Времени на подготовку было больше, чем достаточно. Вы ведь задержались на два часа.

— Стоп! — меня осенило, — значит, бомба должна была взорваться…

— Над Атлантикой, — подтвердил Кролик.

— А Голландия была… Нет, она не могла быть единственной остановкой, иначе бомба бы не взорвалась. Кролик, где мы садились?

— В Турции, — ответил он, покопавшись в своих файлах.

— Попался, тварь, — тихо выдохнул я.

Кролик встретился со мной взглядом. И медленно кивнул, соглашаясь.

— Мне нужен тот, у кого был билет до Амстердама, но кто сошел раньше. Сможешь его найти?

— Когда знаешь, что искать, результат предсказуем, — пожал плечами мой приятель, — но, знаешь, документы у него наверняка фальшивые.

— Все-таки зацепка. Кто-то ему их сделал. Кстати, неплохо и мне навестить этого кого-то. В личных целях.

— Говорит агент Колибри.

— Слушаю вас.

— Я упустила груз.

— Что? Профессионала обул какой-то карточный шулер? Как это могло случиться? Мы ведь практически полностью закрыли Амстердам. Он не мог уйти ни воздухом, ни морем. Мы контролировали все наземные пути!

— Я предполагаю, что он покинул Нидерланды автостопом.

— Чушь! Его бы задержали на границе. Он не мог так быстро изменить внешность.

— Я могу высказать предположение?

— Какое еще… Хорошо. Слушаю.

— Практически наверняка он покинул страну с общиной хиппи.

— Еще одна чушь. В этих общинах полно наркоманов, так что полиция трясет каждого как грушу. Молодой мужчина, объявленный в розыск накануне, не мог проскочить незамеченным.

— Я почти уверена, что он пересек границу по женскому паспорту. Я не сразу догадалась об этом. Прошу санкции на дальнейшее преследование объекта.

— Знаешь что, агент Колибри… Кататься любишь? Ну и катись… Всю информацию сбросишь на сервер «Алексы». Тебя заменит другой агент.

— Это мой первый серьезный прокол. Дайте мне еще один шанс. Я верну объект на родину.

— Где они, эти хиппи?

— Община здесь, неподалеку, в одном из кемпингов в окрестностях замка Бершайд. Но, думаю, объекта там уже нет. Он далеко не дурак и постарался сменить имя и затеряться сразу после того, как пересек границу.

— И ты считаешь, что найдешь его?

— Безусловно. Я догадываюсь, куда он направился и могу его перехватить. Я обладаю информацией, которой нет у нашего объекта. Пока нет.

— У тебя неделя, агент Колибри. Одна неделя.

— Я успею.

…Дубль не помню какой, но в данный момент мне это абсолютно по барабану. Крыса — и никаких тех же. Один, «савсэм адын», как в том анекдоте.

Я презрел условности и уселся на широкий подоконник своей комнаты. «Своей» в данном случае означало — на пару дней. Небольшой, но комфортабельный мотель принял меня, уставшего мало не насмерть после почти тридцатикилометрового марш-броска по живописным предгорьям Арденн.

Мне было не до красот пейзажа, даже предложенную комнату я смотреть не стал, а лишь мотнул головой, обозначая согласие, поставил какую-то неразборчивую закорючку в гостевой книге, сгреб ключ и уже через пять минут спал сном праведника, употребив в качестве снотворного две чашки крепчайшего кофе.

Утром меня разбудило солнце, немилосердно бьющее в глаза — вчера, сморенный усталостью, я забыл задернуть штору. Я встал, потянулся. Шлепая босыми ногами по полу, подошел к окну и широко распахнул его.

За окном широкая серая лента асфальта огибала невысокие холмы, поросшие лесом. Белоснежные двухэтажные домики с серо-зелеными крышами выглядывали из-за деревьев. Не смотря на сходство архитектуры, ни один из них не был похож на другой. Как это удалось строителям — загадка. Похоже, сегодня ожидался ясный солнечный день. Здесь это было редкостью.

Прямо перед моими глазами находился один из бывших скоростных участков чемпионата «Формулы-1». Впоследствии трассу сократили с пятнадцати километров до семи из-за слишком большого количества аварий, кажется, в семьдесят третьем году на двадцатичетырехчасовых гонках тут разбились насмерть сразу три пилота. Так что этот участок оказался за пределами Большого Кольца. Но свято место пусто не бывает. И проклято — тоже. Участок профессиональной трассы немедленно захапали менее известные брэнды, и те, кто купил здесь недвижимость ожидая тишины, покоя и близости к минеральным источникам — здорово просчитались. Близость к источникам осталась, а все остальное — извините. Ночью, не смотря на «мертвый» сон я слышал рев гоночных моторов, как по мне, так это была лучшая музыка в мире.

Я покрутил на запястье затейливый браслет из бисера — прощальный подарок Радуги. Солнечный луч ударил в него, заставив вспыхнуть и заискриться сине-зелено-желто-оранжево-малиновый узор. По стенам запрыгали разноцветные зайчики, и я поймал себя на том, что бездумно улыбаюсь. «Мир — это улыбка…»

… - Как ты запоминаешь цифры?

— Отлично, — удивился я, — у меня вообще со склерозом проблем нет.

— Ну да, это ведь твоя профессия, — покивал Кролик, — я дам тебе телефон. Позвонишь по нему только в самом пиковом случае.

— Например? — уточнил я.

— Если просто в полицию загребут — не звони.

— Понял, — слегка опешил я. Похоже, приятель здорово переоценивал меня, если считал, что обвинение во взрыве самолета — это мелочи, с которыми я вполне способен справиться сам, не привлекая таких серьезных парней, как он.

— Ты и в самом деле считаешь, что «все мы под колпаком у Мюллера»?

— Нет, — покачал головой Кролик. Но лишь у меня отлегло от сердца, как он тут же все испортил, добавив, — Не все.

Мы расстались, подробно обговорив, чтои как я не должен делать: обращаться в посольство, пытаться наладить контакт с родственниками, друзьями, любимыми женщинами, связываться с Кроликом за исключением экстренных случаев, копать под «Алексу», конфликтовать с полицией, переходить улицу в неположенном месте, бросать фантики мимо урны и так далее, миллион сто пятьдесят шесть правил, которые можно свести к одному: «не светиться, сидеть тихо, как мышь под метлой».

— И как долго? — скривился я.

Кролик пожал плечами.

— В идеале — пока не поймают настоящих террористов.

— Но кто будет их ловить, если есть — я? Человек без профессии, без документов, которого разыскивает Интерпол, да еще неизвестно как оказавшийся в этом самолете? Думаешь, этой истории с желтым шариком кто-то поверит?

— Я разве сказал, что ты должен прикинуться диванной подушкой? Действуй. Но очень осторожно. Я помогу тебе.

Что-то приятель недоговаривал. Но я не стал настаивать. Знал — бесполезно. Напоследок он вручил мне мобильный телефон, хлопнул по плечу и, пожелав удачи, как-то быстро отдалился, растворившись в толпе на Рю де Ро, среди плащей, зонтов и спокойных отстраненных улыбок.

Я остался один, даже приблизительно не представляя, что я все-таки должен делать. И в каком порядке.

* * *
На площади у фонтана расположилась довольно живописная группа. Их было человек двадцать, но никакого напряжения они не создавали: пестрая стайка очень похожих между собой мужчин, женщин и детей — все в джинсе, расшитой бисером, длинные волосы расчесаны на прямой пробор и перехвачены «хайратниками», на шее — кошельки с бахромой. Они заняли три скамейки, кому не хватило места — расположились прямо на бордюрных камнях. Удивительно, но вся эта толпа не привлекла никакого внимания ни прохожих, спешащих по своим делам, ни пары полицейских, которые прошли мимо и даже головы не повернули. На мне их взгляд задержался несколько дольше. Я едва не начал тихонько паниковать, тем более, что один из них тронул своего напарника за плечо и, что-то сказав, развернулся, было, ко мне. Мои губы сами собой растянулись в улыбке: доброжелательно-безразличной. Я глянул на небо и раскрыл прикупленный по случаю зонт.

Что делать, если полицейский спросит документы?

Пронесло. Его напарник отрицательно качнул головой и дернул подбородком в другую сторону.

Кошмар! Надо что-то делать, иначе я не продержусь на этих улицах даже до вечера.

«Дети цветов» меланхолично курили, поглядывая по сторонам. У одной из них на животе висела «кенгурушка» с удивительно спокойным, улыбчивым ребенком.

Я подошел ближе и присел на бордюр рядом с рыжеволосой незнакомкой в широком джинсовом сарафане. Ее лицо было загорелым, а изящные руки от запястий до предплечий украшены бисерными «феньками».

— Здравствуй, — сказал я по-английски, надеясь, что это слово она поймет.

Девушка обернулась и, чтоб мне пропасть, приветливо улыбнулась.

— Здравствуй, — бойко ответила она, — ты не местный? Меня зовут Радуга, а тебя?

Ее английский был с сильным привкусом обучающих курсов, но вполне понятен.

— Крыса, — ответил я, — не так красиво, но тоже вполне натурально и близко к природе.

Она рассмеялась, подхватила меня за руку и потащила представлять остальным. Пара минут — и я окончательно потерялся в вихре пестрых платков, стеклянных и деревянный браслетов, тянувшихся мне навстречу и забавных имен-ников: Мир, Фауна, Любовь, Солнечный Ветер, Голос Травы…

Они двигались «вместе с ветром» куда глядели глаза и несли ноги, не очень заботясь о том, что на их пути могут встретиться какие-то там шлагбаумы, и плохо веря, что им могут преградить дорогу абстрактные линии на карте, которые странные люди называли вроде бы государственными границами.

Я почувствовал себя так, словно меня подхватил какой-то доброжелательный ураган и мягко, ненавязчиво увлек за собой. Я не сопротивлялся.

Община заночевала, разбив лагерь прямо на газоне в центре столицы. Где-то за час до заката появился полицейский и направился в сторону нашего табора. Зрелище, надо сказать, было любопытным: девчонки ставили шатры из непромокаемой ткани, чистили картошку в бумажный пакет, отдельно вынесли и поставили на самое видное место биоунитаз. Из толпы выделился уже пожилой «юноша» с седыми патлами чуть не до пояса, перехваченными бежевой косынкой. Он протянул руку парню в форме, выслушал что-то, покивал, рассмеялся, похоже, в ответ на какую-то шутку и, хлопнув полицейского по плечу, скрылся в своем шатре. Страж порядка обвел лагерь внимательным взглядом, отметил пакеты и биотуалет, что-то бросил в коробочку коротковолновой рации и рассосался в сумерках, которые уже начинали сгущаться.

Появилась неизменная гитара — какой же лагерь хиппи без своего персонального Вудстока. Пели по-голландски, но этот язык так близок к немецкому, что смысл я уловил…

Когда-нибудь меня позовет что-то светлое,

Туда где из живых никто еще не был.

Небрежно развернет все мечты заветные

И теплой рукой подкинет в небо.

И станет мне легко, и стане празднично.

Забуду я о том, что был мир тесным,

Забуду обо всем, что чего-то значило,

Ведь станет все простым и давно известным.

Увижу с высоты, как планета вертится,

И где-то на пороге чужой весны

Я стану непременно, раз мне так верится

Чистым звуком чьей-то струны.

Много разных слов я когда-то слышал,

Только все слова, как обычно, по боку.

Каждому по вере, и так уж вышло,

Верую лишь в то, что я стану облаком

И будет мне легко, и будет весело.

О чем грустить тому, что легче воздуха?

Стать облаком так просто и так естественно,

Откуда же иначе и взяться облаку?

Красиво, черт. И даже, в каком-то смысле, оптимистично…

Я в это время изо всех сил пытался прикинуться шлангом и делал вид, что внимательно слушаю Мир, которая гадала мне по руке. Кстати, гадание не было ее основной профессией. Я чуть не упал, когда выяснилось, что Мир — программист.

— Смотри, вот линия жизни — она у тебя очень длинная и глубокая. Чем она дальше от большого пальца, тем человек дальше от своих корней, своей семьи. Судя по твоей ладони, ты от своих корней — как Пекин от Сан-Франциско.

Я невольно улыбнулся. Моя мама — учительница младших классов, слава Богу, понятия не имела о том, какая интересная жизнь у ее первенца. Мы виделись редко: две моих сестры со своими детьми, проблемами, мужьями и любовниками полностью поглощали все время, которое оставалось у мамочки от работы, так что обо мне она вспоминала не часто.

— Вот это — линия сердца. Заметная, но никуда не ведет. Вернее, ведет в никуда.

— И что это значит? — заинтересовался я.

— То и значит, — пожала плечами Мир, — ты можешь отдать жизнь за любовь. Но отдать жизнь любимому человеку — никогда.

— Ну, не все так плохо, — попробовал сопротивляться я.

— Почему — плохо? — удивилась Мир, — Это не плохо и не хорошо. Это твоя суть. Прими ее как данность. Во-первых, ничего другого у тебя все равно не будет, а во-вторых, билет, который тебе достался, далеко не самый ужасный.

Ты слушаешь? Или тебе уже все ясно?

— Продолжай, — обреченно кивнул я, переворачиваясь со спины на живот.

— Линия судьбы очень четкая. Судьба у тебя есть. А вот как она пересекает линии ума и сердца… Получается довольно четкий и большой треугольник. И он — не замкнут.

— И что? — пробурчал я, почти убаюканный этим мелодичным голосом.

— Это денежный треугольник. То, что он есть — значит, что деньги у тебя водятся. А то, что не замкнут, означает…

— Что они как водятся, так и выводятся, — послышалось совсем близко. Рядом с нами на расстеленный плед плюхнулась Радуга. Девчонки вдвоем завладели моей многострадальной конечностью и начали что-то на ней выискивать, чертя пальцами, и это заставляло меня вздрагивать от щекотки и тихонько смеяться.

— А сейчас у тебя большие проблемы, — протянула Радуга, словно бы в удивлении, — ты ухитрился нажить себе много врагов.

— Так что же мне делать, милые пифии? — пробормотал я, щурясь на заходящее солнце.

— Никогда не думала, что скажу это, — тихо произнесла Мир, — но у тебя есть только один выход. Ты должен «сменить кожу». Из «жертвы» превратиться в «охотника». Только так ты сможешь выжить.

— К сожалению, девчонки, это вряд ли получится. Я вегетарианец. И пацифист…

Спать мы завалились все втроем: Радуга грела меня слева, Мир — справа. Никто ни о чем так и не спросил.

Глава 7. Холли, пежо и раскладной диван…

Из-за раннего часа из девяти столиков занятыми оказались только два, и я этому порадовался, примостившись у самых перил. Веранда нависала над тротуаром, внизу неспешными жуками мелькали туда-сюда «Ситроены» и «Пежо», почему-то здесь их было гораздо больше, чем «Мерседесов» и «БМВ». Странно, Германия совсем рядом…

— Простите, вы не меня ждете?

Я неспешно обернулся. И был вынужден срочно ловить челюсть. Вот, значит, какие нынче пошли канцелярские мышки!

Высокая, если только чуть-чуть ниже меня, а мой рост — метр восемьдесят два, но при этом ничуть не сутулиться. Фигура кариатиды, а талия — «в рюмочку», смуглая, почти как цыганка, но в лице ничего грубого: черты тонкие, «породистые». Правда, губы малость полноваты. Но если представить себе, КАК она целуется… Ох, лучше не представлять, иначе придется извиняться перед дамой и бежать переодеваться.

— Простите, — терпеливо повторила она, — я спросила…

— Ах, да, — опомнился я, — Если вы — Холли Купер, то вас.

Девушка опустилась на плетеный стул рядом со мной. Мое обалдевшее лицо ее не особо впечатлило, видно, она привыкла к такой реакции на себя. Кстати, одета она была именно как конторская мышь, в серый деловой костюм и белоснежную блузку. Но это было все равно что завернуть свежий номер «Плейбоя» в газетку «Сельская жизнь». Какая разница, что за обложка, если ТАКОЕ внутри.

— О чем вы задумались, мистер…э… Ред?

— Рет — поправил я, и неожиданно для себя выпалил, — я думал о том, что если бы снимал следующий фильм про агента 007, то пригласил бы вас на роль очередной девушки Джеймса Бонда.

Холли Купер оскорблено фыркнула и сделала движение, чтобы встать. Потом все — же решила задержаться и объяснить мне, в чем я не прав.

— Во-первых, мистер Крыса, я не «очередная» девушка, ни для кого, даже для человека с внешностью очередного Бонда, — предпоследнее слово она выделила голосом и я, честное слово, почти смутился. — А во-вторых, вы сказали, что у вас ко мне дело, связанное со… — внезапно самообладание ей изменило, Холли Купер всхлипнула и полезла в сумочку за одноразовым платком.

— С гибелью вашего дяди, Эрика Купера, — помог я, — Кстати, тот досадный инцидент с телом… Его нашли?

— Да, — Холли передернуло, — какой-то мерзавец с извращенным чувством юмора сунул дядю в ячейку морга к какой-то несчастной погибшей женщине!!! Решил, что это смешно. Мелкий пакостник, надеюсь, он там уже не работает. Так обойтись с памятью покойных и с чувствами живых! Его, определенно, нужно лечить.

— Думаю, Холли, такое уже не лечится, — с сочувствием проговорил я. Черт, даже не заметил, что в той ячейке была женщина. Террористом меня уже сделали, теперь не хватало получить ярлык извращенца. Как там говорила Радуга — с ярлычком жить комфортнее? Не знаю, может и так. Но уж не с этим ярлычком, точно.

Роскошная брюнетка успокоилась и впервые взглянула на меня с симпатией.

Я счел момент подходящим.

— Чем вас угостить, Холли?

— Кофе, — отозвалась она.

— Кофе и?.. Здесь невероятно вкусные круассаны, рекомендую.

— Только кофе, спасибо. Я на диете.

Упс! Если девушка отказывается есть, то целоваться она, точно, не будет. Проверено на опыте. Стоп, куда это меня занесло?

— Дело ваше, — осторожно сказал я, — но я бы вам рекомендовал прямо сейчас, перед началом разговора, съесть пару булочек с шоколадом.

Холли уставилась на меня в таком ужасе, словно я предложил ей прогуляться до местного морга и там, вместе, поперекладывать покойников из ячейки в ячейку.

— В медицинских целях, — торопливо добавил я. — Вы ведь любили вашего дядю, я не ошибаюсь?

— Он был мне вторым отцом, — угрюмо подтвердила Холли.

— Значит, разговор будет тяжелым. Стоит ли подвергать стрессу организм с пониженным содержанием сахара. Вам ведь не нужна истерика, Холли?

— Истерика — это то, без чего я, точно, обойдусь, — согласилась она.

— Значит — булочки, — Холли неуверенно кивнула, — С шоколадом. Две?

— Три, — решила она.

— Браво! Холли, вы мне, определенно, нравитесь.

Пока она уминала булочки, я смотрел на нее с удовольствием и сочувствием. А девочка-то всерьез голодает, и, к сожалению, в ее случае это не блажь, а суровая необходимость. С ее конституцией — жесткий контроль за каждым граммом и тренажеры как минимум три раза в неделю. Иначе пара лет — и вся эта роскошь превратиться в тушу пятидесятого размера, которую не спасет никакой корсет.

— Я вас слушаю, — сказала она, обтерев пальцы и отставив блюдце. Движения ее были аккуратными и точными. А взгляд пристальным и настороженным. Только сейчас я заметил, что глаза у мисс Купер необычного для брюнетки светло-карего цвета с золотистыми искрами в глубине.

— Вы ведь в курсе, что самолет, на котором летел ваш дядя, взорвался не сам по себе.

— В новостях передали, что была бомба, — кивнула она, — и что подозревают вас.

Девушка выпалила это и вцепилась в меня пристальным взглядом. Интересно, а в сумочке у нее пистолет?

— Как давно вы это поняли? — спокойно спросил я.

— Как только вас увидела. У меня хорошая память на лица, а ваше лицо не из тех, с которым можно без проблем затеряться в толпе.

Чтоб Папе Монсальви три раза подряд женщины отказали! Вот ведь удружил, Микеланджело на полставки.

— Но вообще, я об этом догадалась еще раньше, как только вы позвонили, — вдруг добавила Холли.

— Интересно узнать, почему?

— У вас была причина, — так же спокойно ответила она и выложила руки на стол. Никакого пистолета у нее, естественно, не было, — Вы должны быть очень заинтересованы в том, чтобы доказать свою невиновность.

— А почему вы решили, что я невиновен, Холли? — негромко спросил я.

— Слишком явно вас подставляли. Фото появилось на шестнадцатом канале уже через час после взрыва. Такая оперативность подозрительна.

— Вы умны, — признал я.

— Просто внимательна. В моей работе иначе нельзя.

Мой взгляд упал на ее руки. Нет, они, конечно, не дрожали. Но были очень напряжены.

— Уверены, что не хотите ничего крепче кофе?

— Я сейчас ни в чем не уверена, — бросила она, комкая салфетку, — Рет, я, наверное, кажусь вам неуравновешенной особой… Это не так. Обычно я вполне владею собой. Но два дня назад я похоронила очень близкого человека. А сегодня утром позвонили вы.

Я щелкнул пальцами, подзывая официанта.

— Вы пиво пьете, Холли?

— Нет, — отрезала она, — я не пью пива, не пью днем, не ем булочки с шоколадом, и уж точно не встречаюсь с террористами.

— Два пива, пожалуйста, — сказал я и улыбнулся брюнетке. Холли неуверенно улыбнулась в ответ.

Фишка здешних мест: пиво тут разливали в бутылки из под шампанского.

— Так зачем я вам понадобилась, Рет? — спросила она после того, как обе бутылки опустели на две трети, а ее золотистые глаза заблестели.

— Вы все поняли совершенно правильно, я хочу найти того, кто взорвал самолет. И я хочу, чтобы вы мне помогли, — ответил я и выжидательно смолк. Теперь все зависело от нее. Если она и впрямь умна, то, конечно, сообразит, насколько опасное дело я ей предлагаю. И откажется. А если дурочка… Но дурочка мне не подойдет.

Холли молчала довольно долго. А когда, наконец, заговорила…

— Страховка в вашей компании, конечно, не предусмотрена? — спросила она.

— Увы, — я развел руками.

— Что ж. Я согласна. Не вижу только, чем я могу вам помочь? Я не инженер, не следователь, никак не связана с авиацией. Я самый обычный налоговый инспектор.

— Не скромничайте, Холли. Вы — хороший налоговый инспектор. За последние три года вас повышали два раза.

— И поэтому вы решили, что я вам подойду?

— Поэтому, — кивнул я, — и еще по тому, что вы — очень красивый налоговый инспектор.

— Что-то я не пойму, вы пытаетесь затащить меня в гроб или в постель? — прищурилась Холли.

— Ну… — протянул я, — А как вы думаете? — и улыбнулся.

* * *
С девушкой мы расстались через час гораздо теплее, чем встретились. Она не сказала «нет», а значит, я тут задержусь. И надо подумать, как легализоваться.

У меня были водительские права на имя Дождя Ван-Норриса.

С фотографии, сделанной, наверняка, в какой-то аптеке, на меня смотрело нечеткое улыбчивое лицо в ореоле множества мелких косичек. Лицо с густыми бровями, широким носом и несколько тяжеловатым подбородком, но, без вариантов — женское. Чья-то потеря. Кто гребет — того и лодка, кто найдет — того находка. Вы не поверите, но именно по ней я пересек границу. Когда Радуга вручила ее мне и сказала, что прокатит — я ей не поверил. Оказалось — зря. На самом деле прокатило. И на границе, которой я даже не заметил, и тут, в мотеле. Дождь — так Дождь, кому какое дело, лишь бы деньги платил. А поскольку плату за три дня я внес вперед, хозяйка даже не поинтересовалась, где мои косички и какого я, собственно, пола.

Но долго так продолжаться не могло. Мне нужно было либо купить юбку, либо привести свой единственный документ в соответствие с природой. Так что после приятной встречи с брюнеткой я заглянул в автоматическую фотографию, а потом в небольшой универсальный магазинчик, где приобрел штрих, клей-карандаш, ластик и три шариковых ручки с пастами разных оттенков синего.

…Тут, наверное, нужно кое-что пояснить. Я — не фальшивомонетчик, не занимался подделками (во всяком случае, профессионально), никогда даже близко не подплывал к этой лиге. К каждому делу нужно призвание. Мой талант — быстро соображать и быстро бегать. А усидчивость и тщание — это совсем из другой оперы.

Но в раннем детстве, когда я еще не совсем вышел из-под влияния мамы, а она питала иллюзии воспитать из меня что-то приличное, или, чем черт не шутит, когда Бог спит — даже известное, я трижды в неделю посещал художественную школу. Где меня учили композиции, графике, истории живописи… даже батиком заниматься приходилось. И, признаюсь, именно батик стал последней каплей. Он меня доконал! Если б не эти миски для вымачивания шелка, и не руки по самые уши то в красных, то в лиловых разводах, может быть, я бы там и задержался. Кое-что мне нравилось. Например, уроки мастера Черкасова Льва Евгеньевича — уроки владения инструментом. Он мог с помощью одного лишь голубиного пера, оброненного на улице беспечной птичкой, на наших глазах нарисовать… сторублевку. Его мастерство восхищало и возбуждало невинное детское желание — переплюнуть. Нарисовать доллар. Лев Евгеньевич находил у меня некоторый талант.

К сожалению, его собственный талант в этой области суд Ленинского района оценил чересчур высоко — восемь лет общего режима, так что мое художественное образование так и осталось незавершенным. Впрочем, мне хватило.

Профессионал с такой работой справился бы минут за пятнадцать.

Я не профессионал, поэтому пропыхтел больше часа. И в результате оказался обладателем документа на имя Рейни Ван-Норриса, гражданина Нидерландов, восемьдесят второго года рождения, мужчины.

Для проверки «на педикулез» я выбрал небольшой, не слишком процветающий салон по продаже подержанных автомобилей на окраине Малмеди, все равно колеса-то нужны.

* * *
На небольшой открытой площадке скучали десятка полтора автомобилей разной степени негодности. Хотя, с какой стороны посмотреть. Немцы зовут нашу «Ладу» не иначе как «помоечной телегой», а человек, который на ней ездит, по определению, конченый придурок. А у нас в Иркутске был случай, когда владелец такой «телеги» убил угонщика. И суд его оправдал. А что: «Может вам она как кляча, а мне так просто в самый раз!»

Мое внимание привлек мощный «Рендж-ровер» со слегка помятым кузовом. С лица не воду пить, а царапины на крыле и заклеенный бампер на скорость и аэродинамику не влияют… К сожалению, на стекле красовалась табличка «It is sold» — «Продано».

«Фольксваген» со спортивной подвеской я даже смотреть не стал, и, наверное, зря. Это хорошая и надежная машина, легкая в управлении, экономичная, относительно дешевый сервис. Но по укоренившейся русской привычке я искал машину, у которой между «брюхом» и дорогой было бы хоть какое-то расстояние. Глупость, конечно. В Европе на дорогах не бывает колдобин в десять сантиметров глубиной. Но если уж выбираешь машину, почему бы не выбрать ту, которая действительно нравиться?

По той же причине я пропустил почти новую «Тойоту» в отличном состоянии — при нужде я вполне справлюсь и с праворульной машиной, но если нет нужды, зачем издеваться над собой?

В конце концов, я остановился — смеяться ведь будете, — на темно-коричневом «Пежо». «Ни лица, ни фигуры…» Обычная французская «зажигалка» каких на дорогах тысячи. Машина для обывателя. Но именно этим она мне и глянулась — если уж не повезло обзавестись слишком заметной внешностью, то пускай хотя бы ведро будет «правильным». И, между прочим, эта «зажигалка» в хороших руках вполне способна «зажечь». Если только…

— Скажите, месье, у нее под капотом, часом, не дизель? — спросил я невысокого коренастого мужичка в промасленном комбинезоне и бейсболке, как оказалось — хозяина.

— Мой бог! Месье! — от возмущения мужик чуть не лишился дара речи, словно я на его глазах грубо выматерился в храме — Какой дизель?! Здесь проходит Гран-при Бельгии! У меня нет ни одного дизеля, только чистокровные «лошадки»!

— Она исправна? — перебил я этот поток возмущения.

— О да, вполне. Можете попробовать…

Знакомство с новым автомобилем чем-то похоже на приручение собаки. Я опустился на черное сиденье «под кожу», положил руки на руль — удобно? глянул в зеркало заднего вида — в нем отразился хозяин, который ободряюще помахал мне рукой. Осмотрел панель, знакомясь с расположением приборов. Большой спидометр чуть справа, тахометр — слева, дальше — температура масла и охлаждающей жидкости, уровень бензина. Внизу — линейка приборов: заряд акуммулятора, свет…

Ручка управления — пятиступенчатая коробка передач. Вхолостую выжал сцепление и проверил, как включаются передачи, особенно задняя. Оказалось — совсем просто: колено утопить — и вперед. Поискал, куда вставить ключ зажигания. На рулевой колонке — вполне традиционно. Но заводить пока не стал. Проверил наличие омывательной жидкости, как работают дворники, фары, поворотники. Вышел. Открыл капот и щупом проверил наличие масла визуально. Открыл бачок, проверил антифриз. Обошел вокруг и внимательно осмотрел все четыре колеса: не сдуты ли шины и нет ли каких повреждений.

Хозяин смотрел на мои манипуляции с явным одобрением.

Я снова нырнул в салон. Кажется, мы подружимся. Пристегнул ремень, повернул ключ — машина довольно заурчала. Похоже, она соскучилась, стоя на приколе. Приборная панель вспыхнула синим. На ручнике зажглось предупреждение, что он включен. Утопил кнопку большим пальцем и двинул ручник вниз. Выжал сцепление. Первая передача; плавно жму педаль газа, отпускаю сцепление — поехал.

К моему изумлению, хозяин без слова подскочил и открыл шлагбаум. Ну что ж, раз приглашают — поехали.

Машина набирала скорость. Врубил вторую, тахометр показывал вращение вала. Я слушал по звуку, когда машине необходимо переключится и бросал передачи вверх. Мимо сначала тихонько, потом все быстрее летели двухэтажные домики, кафе, магазины. Дважды попала круглая площадь. За полчаса я вполне освоился. «Пежо» вел себя отлично: чутко слушался руля — «гидрач» работал как швейцарские часы, ремни не пели. В торможении, машина дорогу «схватывала» сразу, и едва я позволял, с удовольствием уносилась вперед, легко обходя солидных домохозяек, делающих покупки.

Заблудиться в Малмеди нереально даже для топографического кретина не знающего ни одного европейского языка. Просто потому, что для этого нужны хотя бы три сосны, а тут не набиралось и полутора. В небольшом, почти игрушечном городке все было рядом, и, покрутившись немного, я снова оказался перед знакомым шлагбаумом, просигналив, чтобы меня впустили.

«Пежо» обошелся мне в 400 евро. Судя по довольному лицу хозяина салона, я безбожно переплатил. Впрочем, я ни о чем не жалел. Во-первых, Кролик, собирая мне чемодан, был безобразно щедр, во-вторых, машина мне действительно понравилась, а в-третьих, скупость могла настроить доверчивого малого против меня, а стоило ему повнимательнее присмотреться к «моим» правам… Но бог, как всегда, хранил нахалов. Видимо, мы его забавляем.

* * *
Холли жила в небольшом сельском домике в два этажа, с тремя спальнями, гостевой комнатой и двумя ванными. У нас его бы немедленно обозвали «коттеджем» и причислили владелицу к олигархам. Здесь это был просто сельский домик обычного госслужащего среднего звена. Купленный, как и многое, в кредит.

— Кофе? Или пиво?

Я решил проявить то ли вежливость, то ли военную хитрость.

— На ваше усмотрение.

Через несколько минут на столике появились пиво в больших бокалах, похожих на коньячные, но не сужавшиеся вверху. Темное, оно сочетало в себе аромат и сладость вишни, и едва уловимую горечь хорошего кофе. Такого я еще не пробовал. Что совсем неудивительно — невозможно перепробовать все шесть сотен с лишним сортов бельгийского пива. В качестве закусок выступили мясо и три сорта сыра.

— Так чем же я могу вам помочь? — повторила свой вопрос Холли.

Я выложил на стол распечатки. Три человека. Три фамилии. Бизнесмен Виктор Герни, служащий Омар Тули и художник Анн Дюран. Турок и два француза.

— Все они должны были лететь до Амстердама, но сошли раньше.

— И вы думаете, что один из них — террорист, подложивший бомбу?

Холли прилегла на диванчик, закинув на подушку длинные, безупречные ноги. В шелковых домашних брюках, что совсем не мешало их оценить. Ноги, а не брюки. С брюками все ясно, кроме одного — это намек? Типа — смотреть — смотри, но не трогай? Или Холли просто так удобнее, и она их надела без всякой задней мысли?

— Рет, все эти люди могли быть просто транзитниками. Вылет из Дубая задержался, и они сошли раньше, чтобы пересесть на другой рейс, которым они могли добраться быстрее.

— Двое из них, — согласился я, — и мне нужно с вашей помощью, фигурально выражаясь, «отделить овец от козлищ».

Девушка задумчиво отхлебнула из бокала.

— Но террорист, если допустить, что он был среди этих троих, наверняка точно так же купил билет и улетел.

— Поэтому мне и нужны вы. Налоговый инспектор.

— Оо! — сощурилась брюнетка, — Понятно. В этом мире возможно все, кроме трех вещей: не умереть, не родиться и не заплатить налоги. Вы хотите вычислить, кто из них — фантом. У человека с фальшивыми документами нет налоговой истории. Но это же очень легко. Если не посылать официальный запрос, а просто связаться с коллегами, то все следствие займет не больше суток. Послезавтра вы получите вашего «Джека на один рейс…» Вы довольны?

— Холли, ты просто чудо! — я импульсивно шагнул к дивану и обнял приподнявшуюся девушку.

Честное слово, никаких далеко идущих планов. Просто обрадовался. Уже потом, задним числом, сообразил, что эта амазонка запросто выдернет мне руку из плеча, а то и обе. Если ей что-то не понравиться.

Золотистые глаза оказались совсем близко. В них горел азарт. И кое что еще. — Так мы перешли на «ты»? — мягко уточнила она. Я пожал плечами, — тогда, может быть, заодно перейдем в соседнюю комнату?

— А что там? — спросил я, борясь с головокружением.

— Да почти то же, что и здесь, — отозвалась Холли, — только диван удобнее. И он раскладывается…

Похоже, она на меня не обиделась.

Глава 8. Гонка, пули, еще одна Холли и снова пули…

С утра небо хмурилось, обещая дождь, но обещать — не значит жениться. Я гонял свою французскую лошадку в хвост и в гриву по «большому треугольнику», крутой поворот вздергивал трассу вверх, чтобы всего через полкилометра смениться бешеным спуском, мимо проносились холмы, поросшие травой и аккуратные домики под черепичными крышами, а перед моими глазами крутилась закольцованная короткометражка для взрослых, всего несколько кадров: длинная смуглая шея, покатые плечи, полная тяжелая грудь с коричневыми сосками… золотистые глаза, полуприкрытые и пустые от страсти и губы, которые она искусала чуть не до крови, чтобы сдержать крик… А потом черные волосы, стянутые на затылке резинкой и влажные на концах, острые лопатки и волны сладкой дрожи, сотрясающие безупречное тело… Она все-таки закричала, как не сдерживалась. И я принял этот крик как свою маленькую победу над строгим воспитанием. Холли Купер… Американка с бельгийским гражданством, деловая женщина, успешная и одинокая. «Правильная девочка» — я все-таки заставил тебя оценить русского парня, который скрывается от полиции. Но я бы солгал, если бы стал утверждать, что с моей стороны это был чистый альтруизм ради дружбы народов и повышения престижа родины. Я тоже кусал губы…

Внезапно солнце заслонила тень, я инстинктивно бросил руль влево и только через секунду понял, что это было: меня чуть не скинула с трассы белая «Субару-Импреза».

— Мерин гортоповский, недавно права купил? — заорал я по-русски, выворачивая руль, чтобы удержать машину на трассе. Короткий взгляд на спидометр — 105 км/ч. Увлекся, блин. Трек есть трек, по нему просто так не покатаешься, он подчиняет себе… А на Спа-Франкоршам и катафалк разогнался бы за милую душу.

Не успел я расслабиться, как «Импреза» снова нарисовалась в зеркале заднего вида и, заметив ее движение — ко мне, я инстинктивно вдавил газ. Теперь стрелка маячила где-то в районе 117. А впереди был поворот Малмеди и один из самых опасных участков — извилистая дорога до поселка Маста.

— Придурок, жить надоело? Впереди сложный участок! — крикнул я, на этот раз по-английски, приоткрыв окно. И чуть не поплатился за это: попытка разглядеть, что за урод чуть не скинул меня с дороги стоила потери скорости. «Импреза» рывком нагнала меня. Казалось, касание кузовом неизбежно. Я вдавил тормоз. Машина «клюнула», протащилась несколько метров и встала. Урод на «Импрезе» по инерции проскочил мимо.

Потянувшись к дверце я, злой как черт, попытался припомнить самые грязные английские и немецкие ругательства. И вдруг увидел, что он сдает назад. Он не собирался приносить извинения. И, совершенно определенно, не был пьяным, судя по торможению — рефлексы в норме. Водитель «Импрезы» не хулиганил на трассе. Он пытался меня убить.

Кто? Зачем? Выяснять было некогда. Он приближался. Задом.

Я тоже врубил заднюю и, слегка разогнав машину, дернул ручник. Руль влево, задние колеса встали, передние описали дугу. «Полицейский» разворот на 180 градусов, практически, на месте. Дальше — первую и по газам. «Пежо» сдал тест на выживание, набрав 101 балл из 100 возможных. Более мощная, но и более тяжелая «Импреза» закопалась.

Я набирал скорость, ежесекундно бросая взгляд в зеркало заднего вида. То, что своим трюком я всего лишь прикупил немного времени — понятно. Пежо — юркая и очень маневренная машина. Но «Импреза» быстрее, и на прямом участке мне от нее не уйти.

«Большой треугольник» образован пересечением сельских дорог между Франкоршам, Малмеди и Ставелот, вся длина — пятнадцать километров, и большая часть огорожена сплошным барьером. Это сделали после того, как на гонках в 1966 году пилот вылетел с трассы и врезался в сельский дом. Съехать можно, но не здесь, не на ближайшем участке.

Дорога поднималась. Впереди замаячили домики деревни Бурневилль. А в зеркале заднего вида нарисовалась «Импреза», приземистая, заточенная под «спорт»… Скучал я без тебя, что ли?

Расстояние между нами быстро сокращалось. Поворот — тут я слегка оторвался, но не сильно. Изюминка трассы — большие радиусы поворотов и профилированные виражи, так что можно их пройти, не сбрасывая газ… Я так и сделал.

Эх, лошадей бы побольше! Где-то сбоку блеснула стальная лента реки О Руж. Еще один поворот — и длинный прямой участок дороги, на котором урод меня сделает, без вариантов.

Я постарался глубоко вдохнуть. Прижался к бортику. Переключил рычаг на пониженную передачу и начал тормозить движком. Машина взревела и по инерции прошла поворот. И тут небо все-таки разродилось обещанным дождем. И каким дождем! Ливень встал сплошной стеной, заливая стекло. Меня занесло так, что «Пежо» чуть не врезался в противоположный бортик. Повезло. Вот это повезло! Войди я в поворот долей секунды позже — и кранты: эффект аквапланирования, когда колеса с сухого асфальта на большой скорости вылетают на мокрый. Машина словно «взлетает» и в этот момент практически неуправляема. Но я уже повернул.

Пробормотав: «Господи помилуй», я выжал сцепление, включил повышенную передачу и плавно нажал на педаль акселератора, наращивая скорость.

И тут сзади раздался удар и мощный грохот.

… Белая «Импреза» лежала кверху брюхом и бешено вращала колесами. Похоже, придурок (все-таки придурок!) решил пройти по внутреннему радиусу юзом, но в высшей точке его застиг дождь. Ему бы тормозить, а он, наверное, дернул руль вправо. Задница, понятно, ушла налево… А дальше как по учебнику — занос, тормоз… И — привет черепахам.

Бросив «Пежо» шагах в двадцати, я, на всякий случай прихватив монтажку, аккуратно приблизился к «Импрезе». Водитель был внутри, крепко пристегнутый ремнем безопасности. Голова болталась как у тряпичной куклы. Похоже, он довольно крепко поцеловал лобешником рулевое колесо. Дверцы, естественно, заклинило.

Монтажку я прихватил по теме, пришлось бить лобовое стекло и вытаскивать водителя. Вражина оказался живым и под ливнем быстро пришел в себя, залепетав по-немецки. Я наклонился к самому рту, но кроме сдавленных ругательств ничего не расслышал.

— Кто тебя послал? — рявкнул я, — Говори быстро, если жить хочешь!!!

— Ева… — прохрипел он, — Ева…

— Какая Ева? Браун? — зло выплюнул я. Меня трясло. Начался «отходняк».

На Браун немец не отреагировал. Видать, забывают даму…

— Ева Мюллер… Она…

— Что «она»?! — заорал я, — говори, сука, иначе сейчас запихну обратно, солью бензин и спичку брошу!

— Приказала… Несчастный случай на трассе… Но если не выйдет — можно стрелять.

— Ева Мюллер приказала меня убить? — повторил я, — Почему?

— Ты слишком близко…

— Близко к кому? — я тряхнул парня за плечи. Со стуком на асфальт вывалился пистолет.

— Близко к доктору, — выдохнул невезучий немец и снова вырубился. И сколько я его не тряс, результат — ноль.

Выплюнув прямо в бледное, залитое кровью лицо все заготовленные немецкие ругательства, не пропадать же добру, я попытался закрыться от сплошного дождя за «Импрезой» и вызвать «Скорую помощь». Пока шли переговоры, я заметил, что наше одиночество нарушено. К месту аварии на хорошей скорости приближались два синих «Фольксвагена».

Я выпрямился и замахал рукой. Но машины вдруг остановились. Бояться взрыва? Еще одни жертвы Голливуда. Вертануться так, чтобы бензин вытек — это нужно умудриться. А чтобы под таким дождем он вспыхнул, да чтобы так полыхнуло, как в кино — это нужно быть, как минимум, Спилбергом. Взрывается-то не сам бензин, а пары, и то концентрация нужна… не такая.

Но в идиоты я их записал зря. Похоже, идиотов тут было только два. Один без сознания, а другой… Я стоял и махал рукой, когда дверца одного из «Фольксвагенов» вдруг приоткрылась, оттуда высунулся мужик в темном костюме и сделал характерное движение… Тело среагировало само, бросив меня за машину. Уже в полете я услышал хлопки выстрелов, и увидел, как чиркнули по асфальту пули — прямо в то место, где я только что стоял и светил как маяк прямо по курсу. Вот хамы!

Дождь заливал лицо, а пули колотили по «Субару». Парочка умудрилась пробить авто насквозь. Я нежно вжался в мокрый асфальт и лихорадочно соображал, каким богам молиться, чтобы этот беспредел немедленно прекратился. Судя по плотности и скорострельности огня, незнакомцы молотили из узи. Наверное… я не силен в оружие. Да и какая мне разница из чего меня укокошат.

От нервов кулаки сжались сами самой — эврика! Вот я молодец, про пистолет-то забыл. Ведь я его машинально прихватил, как только увидел. Такими штуками нельзя разбрасываться. Похоронные колочения по кузову на миг прервались — паразиты наверняка меняют магазины. Ну сейчас я вам. Я вскочил как заправский ковбой и, укрываясь за колесом перевернутого «Субару», открыл беспорядочную стрельбу в общем направлении по гадам. Гадов было четверо, по двое в каждом «Фольксвагене», и они действительно перезаряжались. Всего пару секунд, они дали мне фору. Я — пацивист… где-то глубоко в душе, но только не сейчас. Рука непривычная к оружию прыгала, как заведенная. Хлоп-хлоп! Почти все в молоко… лишь пятый и шестой выстрел поднял планку моей самооценки. На лобовом стекле ближайшего «фолькса» появились две аккуратные дырочки. Однако моя пальба произвела на хамов должное понимание, и они во избежание дырок в своих одеждах, присели за открытые дверцы машин. Мое сольное выступление закончилось, как только эти паразиты перезарядили стволы. Едва я успел нырнуть вниз, как свинец изорвал колеса «Импрезы». Пули еще раз прошлись по моему укрытию. Остатки стекол осыпались вниз. И тут меня зацепило. Одна свинцовая оса срикошетировала от асфальта и больно укусила в ногу. Чтоб вас опучило и разорвало! В порыве праведного гнева, я просунулся через разбитое стекло в салон и уже оттуда произвел три снайперских выстрела. Один в темном костюме, скрылся за дверью «Фольксвагена»… и упал в лужу. Попыток двигаться у этого гада больше не наблюдалось. Но и моей удаче тут пришел капут. Патроны кончились, планка обреченно отъехала до упора. Вот теперь точно — прощай мама, прощай папа…

Нападавших как осенило. Три тела в одинаково мокрых костюмах оторвали свои задницы, еще раз перезарядись и двинулись вперед. Прямиком ко мне. Почти не дыша, я выполз из салона и взглянул на немца. Водитель «Субару» лежал там же где я его и оставил. Вот только до того в его теле дырок не было, а теперь. Да, знатно нашпиговали парня…

— Должна же быть запасная обойма, — зло процедил я сквозь зубы и попытался дотянуться до трупа.

Мое усердие было замечено и вознаграждено длинной очередью. Все! Вот теперь точно — конец! Дотянутся мне не дадут. И что же теперь мне оставалось? Ага, идти в рукопашную! В конце концов, одного бандита я точно завалил, а второму засвечу пистолетом в глаз. Вот сейчас дождусь, когда они подойдут поближе, выскочу и кину ствол. Прицельно и со злостью, напоследок.

— Эх, гуляй рванина! — эхо от моего дикого крика разнеслось по окрестности перекрывая шум дождя.

Эхо вернулось ко мне воем сирены. Меня словно током прошило. Я приподнялся и на корточках выглянул из-за машины. Трое в костюмах замерли и обернулись на звук. По мокрому шоссе мчалась «Неотложка» весело кружа проблесковыми маячками. Хвала Всевышнему, кем бы Он не был! «Скорая» поравнялась с «Фольксвагенами», обдав их фонтанами брызг, а затем визгнула тормозами подле покореженной «Импрезы». Пока бандиты-киллеры щелкали варежками, я обшарил труп немца и найдя запасную обойму с превеликим наслаждением вогнал ее в рукоятку. Все — я готов! И тут мене сделалось больно. И за пораненную ногу и за грустную догадку. А что если эти мухоморы удумают валить врачей. Ну чтобы без свидетелей докончить свое грязное дело. Сердце мое ёкнуло и тут же отпустило. С другой сторону нарисовался грузовик, а следом за ним в тени брызг и дождя легковушка. Ситуация для киллеров стала малоприятной и они резко развернувшись затрусили к своим машинам. Врачи уже покинули «Скорую» и, косясь на этих гавриков, двинулись ко мне. Теперь я выпрямился, спрятал пистолет и принял участие медиков с широкой улыбкой радостного придурка. Грузовик, а следом и легковушка тормознули подле. Водители вылезли под дождь, демонстрируя желание помочь. А мои несостоявшиеся убийцы, уже закинув труп своего подельника, лихо взяли на старт. Так я сделал в памяти очередную зарубку на предмет еще одного нового дня рождения.

— Леди, я что-то не понял, он у нас кто — Кими Райкконен в гриме?

— Прости?

— Он на своем ведре оцинкованном «сделал» профессионального пилота GP2 на полуспортивной машине! Мы о нем явно чего-то не знаем. Бывший гонщик? Стритрейсер?

— В досье таких данных нет, а оно включает практически весь период его жизни, в том числе и внутриутробное развитие.

— И что там внутри утробы? Мама компьютерными гонками не увлекалась?

— Это был восемьдесят второй год.

— Я шучу.

— Извини, я не поняла. Меня обучали воспринимать юмор, но не преуспели.

— Это ты меня извини. Иногда заносит… Так где он получил права?

— На родине. В Иркутске. Как раз перед армией.

— Так-так. Вот с этого места подробнее! Чем он занимался в армии? Баранку крутил? Черт! Военный водитель… Теперь понятно. Как этот чудо-гонщик на своем «Субару» вообще в открытый космос не вылетел?!

— Тебя сегодня очень трудно воспринимать.

— Извини, Леди. Примочки органической жизни. Так где он сейчас?

— У меня нет данных. Колибри потеряла его.

— Опять?!

— Она говорит, что знает, как найти.

— Они все так говорят. Особенно, если ничего не знают. Называется…

— Блеф. Это я понимаю.

— Тебя обучали покеру?

— И, в отличие от юмора, я научилась.

— Ты раскрываешься как цветок, Леди. Может быть, замажем по полтиннику?

— И как я, по-твоему, смогу потратить свой выигрыш?

— Ты пока не выиграла!

— К сожалению, сейчас никак. Через полчаса совещание у шефа.

— И без тебя там, конечно, никак не обойдутся…

— Ну… Помимо всего прочего, я — идеальный секретарь.

— Тогда — до завтра, Леди.

— До завтра, Ким.

— Мне послышалось, или ты вздохнула?

— Конечно, нет! ЭТОМУ я не училась.

Я приканчивал вторую бутылку пива, закусывая сыром. В крохотной забегаловке, всего человек на десять, я был по счету пятидесятым, так что никому до меня небыло никакого дела, даже соседям по столику. Ребята шумно строили прогнозы на ближайшую гонку, фаворитом был Шотландец… Я бы на него не поставил, но меня никто не спрашивал, и на данный исторический момент меня это вполне устраивало. Хватало проблем и без тотализатора.

…Кто-то хочет меня убить. И хочет настолько сильно, что рискнул дорогущей машиной и жизнью профессионального гонщика, еще более дорогой. Если бы на кону все еще стоял миллиард, я бы не удивился, но кому я нужен сейчас?

Наверное, в сотый раз я прокручивал в голове короткий допрос водителя. Таинственная Ева Мюллер, которая меня «заказала»… Провалиться мне сквозь землю до самой Америки, куда я так и не долетел, если это не та самая красотка Ева, которая так виртуозно исчезла из 416 номера. А я, чудак, еще переживал, что ее удавили собственными колготками.

Кто такой «доктор»? О нем я знаю только одно — я подошел к нему опасно близко. Исчерпывающая информация, ничего не скажешь! Осталось только попросить в ближайшем полицейском участке наручники и произвести гражданский арест.

И, главное, как меня нашли? Где я мог проколоться? О том, что я начал свое расследование, знали только двое: Кролик и Холли Купер. Оба — вне подозрений. Кролик мой лучший друг, а Холли в этом самолете потеряла дядю (скромно молчу даже в мыслях о том, что она нашла меня). За мной следили? Каким образом? За последнюю неделю я сменил страну, имя, одежду… Если только во время пластической операции мне под кожу вшили какой-нибудь датчик… В порядке бреда… Не сходится. Тогда бы пришить меня попытался Папа Монсальви.

Я отхлебнул еще пива, вгрызся зубами в сырный ломтик и, отрешившись от шума и гвалта, стоявшего в баре, попытался подойти к задаче с другой стороны.

…С какого перепугу эта Ева решила, что я подошел слишком близко к доктору? Я что-то сделал. Что я делал кроме того, что прикинулся трупом, подделал права и проехал по трассе Спа лучше профессионала? Я попытался найти через Холли того, кто взорвал самолет! Это единственное мое шевеление. Выходит, Ева Мюллер как-то связана с террористами?

Меня словно окатило из ведра ледяной водой. Холли! Девчонка в опасности. Если, вообще, жива.

Боюсь, я перепугал своих соседей по столику, вскочив и едва не перевернув табурет. В раненной ноге чуть кольнуло. И это право пустяк — пуля-то вскользь прошла. Небольшой кусок мяса правда вырвала. Ну одним меньше, одним больше… Да и врачи надежно все обработали и перебинтовали. Ай… Холли! Вот тревога!

Мы договорились встретиться вечером, но если я прав, до вечера она вполне может и не дожить. Какой же я кретин! Втянул девчонку во взрослые игры. Какие у них тут нравы? Если я нахально явлюсь к ней в офис, да еще на четыре часа раньше, она не воспримет это как покушение на личное пространство? А, ладно, в случае чего скажу, что страшно соскучился.

Но почему она не дала мне свой телефон?!

Дорога на Вервье оказалась длинным, восьмидесятикилометровым упражнением в терпении и выдержке. Я едва не сломал руль, сжимая его изо всех сил побелевшими пальцами, но не превысил разрешенную скорость и не нарушил ни одного правила. Полицейской проверки мои «на коленке» сляпанные права могли не пройти.

Здание нашлось сразу, тут все и все знали, но на входе мне преградил дорогу пожилой мужчина в форме.

— Ваш пропуск, мсье.

— У меня важная информация для инспектора Купер, — сказал я, — мне можно ее увидеть?

— Одну минуту, мсье. Я узнаю.

Я приготовился ждать, по опыту зная, что бюрократия — она и в Африке — бюрократия, и если у вас просят подождать минуту, то пройдут все пятнадцать, пока вы чего-нибудь дождетесь. Но не прошло и пяти минут, как я услышал за спиной негромкое:

— Мсье, это вы меня спрашивали?

Я отвернулся от незамысловатого пейзажа за окном. Рядом стояла худенькая девушка с короткой светлой стрижкой, в джинсах и свитере. По виду — старшая школьница. Вот только взгляд — слишком уверенный для школьницы.

— Я спрашивал инспектора Купер, — сказа я, — Холли Купер.

— Ну да, это я и есть, — кивнула девушка, — вас ввел в заблуждение мой несерьезный вид? Никто не верит, что мне уже двадцать пять и я на хорошем счету, — она забавно сморщила нос, — показать документ?

Слишком ошарашенный, чтобы быть галантным, я кивнул.

«Холли Джинн Купер» — гласили ее права. И в самом деле — двадцать пять лет. А выглядит на неполные шестнадцать. Фотография точно была ее, вот только с недавних пор моя вера в водительские права сильно пошатнулась.

— Но это, в конце концов, смешно, — девочка пожала плечами и позвала мужчину, который меня впустил, — Эрих, будьте так добры, подтвердите мою личность. Мсье не верит, что я — это и в самом деле я.

— Да нет, я верю, — пробормотал я, изумляясь глубине собственной доверчивости.

— У вас для меня какая-то информация? — взяла быка за рога девушка, — пройдемте в офис, вам выпишут пропуск.

Но я уже пришел в себя, по крайней мере, ситуацию контролировал.

— Я предпочел бы встречу без лишних глаз, — решительно сказал я, — может быть вы, мадмуазель, знаете какое-нибудь кафе неподалеку. Я угощу вас кофе. Вам наверняка уже давно пора выпить чашечку кофе?

— ОК, — легко согласилась она, — но только с одним условием. Если у вас и впрямь окажется интересная информация, плачу я. Вернее, офис.

— Договорились.

— Я только прихвачу сумочку.

Мы вышли чуть не под ручку. Присмотревшись к ней поближе, я уже был готов поверить, что ей двадцать пять и она — мастер своего дела. Во всяком случае, держалась она очень свободно и, похоже, ничуть не боялась странного незнакомца на голову выше и вдвое шире себя. Кстати, «сумочкой» она обозвала довольно вместительную холщовую торбу на длинном ремне.

— Слушаю вас, — скомандовала она, едва мы устроились в небольшой кондитерской, взяв по одному кофе и по паре булочек.

— У вас есть сельский дом неподалеку от Малмеди? — спросил я. Нагло, но с чего еще можно начать?

Брови девушки взлетели вверх. Она сдула пушистую челку, смерила меня прохладным взглядом и поинтересовалась:

— И что? Этот дом дядя подарил мне на совершеннолетие, все абсолютно законно. В чем, собственно, причина вашего интереса к моей недвижимости?

— Причина в том, — осторожно сказал я, — что вчера я был в гостях в этом домике.

Холли свела светлые брови:

— То есть? Вы были в гостях в моем доме? В отсутствие хозяйки? Вы забрались туда? Вы что, вор?

— Да нет, мадмуазель, я не вор (немного мошенник, может быть, но об этом промолчим). Дело в том, что я был там по приглашению. По приглашению Холли Купер.

— Я не приглашала вас, — отрезала она.

— Я и не говорил, что это были вы. Та Холли Купер была гораздо крупнее и — брюнетка. Поэтому я и засомневался…

К чести девушки, она не вскочила с оскорбленным видом. Просто подперла подбородок ладошкой и взглядом поощрила меня врать дальше.

— У вас прихожая отделана панелями под светлое дерево, а на каминной полке стоят пять фарфоровых собачек, — выпалил я.

Холли выпрямилась.

— Собачки — это серьезно, — кивнула она, — никто не знает, что я их собираю. Мне и так приходится все время доказывать, что я — солидный, достойный доверия работник, а фарфоровые статуэтки совершенно не вяжутся с моим имиджем…

Я кивнул, подтверждая неизвестно чего.

— Хорошо. Вы не врете. Но я не понимаю…

— Я тоже ничего не понимаю, — признался я, — Я нашел в справочнике ваш номер, позвонил. Договорился о встрече. Пришла девушка. Мы договорились встретиться у нее дома. Она держалась очень уверенно, знала, где что лежит: стаканы, закуски, постельное белье…

По тому, как сверкнули ее глаза, я понял, что увлекся и замолчал.

— Постельное белье… — поощрила меня настоящая Холли тоном, напоминающим мурлыкание тигрицы.

— У меня не было причины сомневаться в том, что она — это не вы. Ведь я никогда не видел настоящей Холли Купер, — договорил я.

Если бы она влепила мне пощечину или встала, чтобы уйти, я бы не осудил девушку. Вообще, на ее месте я бы как можно скорее сдал себя в полицию. Но она отреагировала иначе.

— Что вам было нужно от меня? Зачем вы искали встречи с Холли Купер?

— Чтобы она помогла мне найти террористов, взорвавших самолет, на котором летел ее дядя.

Серые глаза потемнели, лицо потеряло живость. Вот сейчас я бы с легкостью дал ей и двадцать пять и двадцать семь.

— Вы полицейский? — спросила она.

— Угу. Под прикрытием.

— Значит — не полицейский. Тогда кто?

— Террорист мира № 2. Сразу после Бени Ладена. Тот, кого в этом обвинили.

— А вы, конечно, не виноваты.

— Иначе, зачем бы я искал с вами встречи? — спросил я.

— Действительно, зачем? — повторила она, — еще кофе? Не стесняйтесь, я угощаю. Я же обещала. Ваша информация и впрямь любопытная. Во всяком случае, пары чашек кофе точно стоит.

Я невольно улыбнулся. Настоящая Холли сидела напротив и изучала меня своими серьезными серыми глазами… и прямо меж этих серьезных глаз горела маленькая красная точка.

— Холли! — выдохнул я и, схватив ее за руку, дернул на себя.

Она повалилась на колени, стол опрокинулся, горячий кофе обжег мне плечо.

— В чем дело? — крикнула она и попробовала вскочить, но я надавил на плечи.

— Посмотрите на картину. Она висела прямо за вашей головой.

Девушка осторожно повернулась. И побледнела до синевы. В середине картины была аккуратная круглая дырка, а от нее паутинкой расходились трещины.

— Что же делать? — одними губами спросила она.

Немногочисленные посетители кафе с непониманием уставились на двух идиотов ползающих на полу. Конечно, звуков выстрела никто не слышал, да и на картину ни у кого не хватило ума посмотреть.

— С Вами все в порядке? — вопросил седовласый мужчина, вставая со своего места.

Ох, напрасно он это сделал. Старик вдруг замер, изумленно расширил глаза… он хотел было развернутся и посмотреть, что его ударило в спину. Но не смог. Колени подогнулись и он картинно завалился на бок. Что тут началось, мама дорогая. До публики наконец дошло, что твориться что-то неладное. Первым заголосила пожилая дама, вкушавшая чай с убиенным.

Следующего выстрела я ждать не стал. Ловко опрокинул стол, загородившись им словно щитов. Хотя защита была весьма условная и от снайперской винтовки вряд ли убережет.

— Холли, — я дернул девицу за рукав, — давайте перекатом воон туда… к стеночке.

— Перекатом? Это как?

— Вот так, — ответил я, решив не вдаваться в словесное описание приема.

Удачно перекатившись к стене, я подал ей наглядный пример и слава херувимам, она последовала за мной. Только ноги замелькали. Жаль, что в джинсах… Охотник, несмотря на поднявшуюся суету в помещении все же заданул еще раз и аккурат по центру стола-щита образовалась рваная рана. Холли подкатилась прямо к моим коленям и я схватив ее за свитер жадно подтянул ее к себе.

Я уже успел просчитать, что снайпер в идеале засел напротив. Скорее всего, на втором или третьем этаже. Ну теперь мы точно не в его поле зрения. Да и посетители, раскидав столы и стулья, умчались за барную стойку — перевернутая мебель перекрыла весь обзор. Мне так хотелось думать…

Один из работников кафе уже успел набрать полицию и теперь истерично доказывал копам, что тем необходимо незамедлительно прибыть на место и приступить к спасению ни в чем неповинных и законопослушных граждан. Вот этого мне хотелось меньше всего. Нет, в смысле пускай спасают конечно, но встречать с полицией мне было не с руки.

— Вы в порядке? — спросил я Холли, чувствуя, как дрожат ее руки намертво ухватившие мое плечо.

— Да… кажется.

— Отлично. Надо выбираться отсюда.

— А он… точно стрелял в вас?

Вот дурочка…

— Не в вас, а в нас. Я пока точно не уверен, кого из нас двоих он хотел убрать быстрее.

— О, — страдальчески простонала девушка. Наверное в ее симпатичной головке пронеслись ужасные картинки. Но как ни странно она быстро взяла себя в руки.

— Это покушение на государственного служащего. Это тяжкое преступление.

«И тут Остапа понесло», — подумал я о высоких европейских ценностях.

— Нам надо выбираться отсюда, — предложил помятуя о полиции. На мое счастье Холли спорить не стала.

Я выждал несколько минут и когда, заслышав угрожающий вой нескольких сирен, осторожно поднял голову, выглянув в окно. Если снайпер не конченный камикадзе, то сейчас он должен был уже торопливо сворачивать удочки. Еще пару секунд напряденного ожидания и изучения противоположного дома и… Ну так и есть. Второй этаж, третье окно справа. Отличная позиция! Окно так и осталось чуть приоткрытым и сквозняк вытянул легкую занавеску наружу.

— Чисто, — заверил я свою спутницу и мы решились встать. Холли первым делом подняла свою сумочку — ох, женщины! Сирены уже почти оглушали, когда мы уверенно направились к выходу. И тут работник кафе, тот самый, что вызывал полицию, вдруг проявил бдительность.

— Простите… Месье, вы куда?

— У нас срочное дело… моя подруга… — ну что я мог сказать: больна, в истерике, — беременна, — нагло соврал я, — понимаете, мы давно мечтали и вот…

— Ее надо в больницу, — сердобольная женщина сжала руки на груди.

— Да-да, — охотно закивал я головой, — у нас машина. Я отвезу.

— Так сейчас прибудет полиция и «Скорая помощь», — не унимался мужик.

Вот зануда, как будто я сам не знаю, что кавалерия уже почти тут. А она и прям было уже рядом. Совсем. Сразу три коповоза резко дали по тормозам напротив кафе. Бравые стражи порядка выскочили и прячась за своими стальными конями наставили на двери кафе свои пукалки.

Ну все, мне надоел это цирк. Решительно подхватив Холли делаю шаг вперед и ногой открываю прострелянную полустеклянную дверь.

— Скорее, там раненные! — ору во всю глотку. — Помогите!

А Холли — молодец. Так удачно подыграла, упав мне на руки. Или ей и в самом деле стало плохо?

— Да помогите же…

Копы встрепенулись. И тут я решил поддать им ретивости.

— Стреляли вон от туда!

Ну, наконец-то — дошло! Трое рванули в указанном направлении, а остальные к нам. Ага, сейчас начнутся вопросы.

— Она ранена? — живо поинтересовался один из полицейских в плотную приблизившись к нам. А сам сволочь пистолет не убрал — трус несчастный.

— Шок, — коротко ответил я, и на мою радость послышался скрип тормозов — Скорая прибыла. — Врачи… мы к ним.

— Да-да, месье, конечно. Вам помощь?

— Спасибо. Я сам.

Коп проводил нас взглядом. Еще секунда и он скрылся в кафе. Теперь надо отделаться от медиков. А те уже спешили. Холли расправила плечи.

— Все хорошо… — почему-то она решила именно так взбодрить меня.

— Я вижу.

— Туда, — девушка указала врачам на кафе, — там раненные.

Вторая карета «Скорой помощи» отлично сыграла нам на руку. Машина припарковалась прямо у дверей кафе, напрочь перегородив обзор и заслонив от любопытных взглядов нашу ретираду.

Мы спокойно дошли до моего пежо.

— Прошу, — галантно подал я руку мадмуазель Купер и распахнул перед ней дверцу авто.

Глава 9. Секс, побег, мюнхенский парк…

…Счастье таким было юным,
Храбро-крылатым и нежно-безумным.
Было. Но шла я беспечно
В другое «люблю» и другое «навечно».
Прости меня, и мой детский каприз.
Прости за все, и обратно вернись,
Ведь я тебя так безумно люблю, как никто…
Женский голос с легкой хрипотцой звучал из старенького радиоприемника времен если не второй мировой, то о Карибском кризисе его хозяева узнали, конечно, по нему.

Женщина пела по-французски, а у меня привычно складывался русский текст.

…Счастье било как выстрел.
Жизнь, ты была, может быть, слишком быстрой.
Сколько шла, ошибаясь
Чтоб до тебя добрести, оступаясь…
— Можно, я буду звать тебя как-нибудь по-другому?

— Вообще-то меня никто не зовет Холли. Я — Джин.

Дождь припустил снова. Он барабанил по крыше, лупил в стекло, полоскал широколиственные деревья в большом, запущенном саду. Сгущались сумерки. Холли-Джин варила кофе, а я попытался разжечь камин. Вообще-то в дождь тяга не очень, но сейчас все получилось. Через несколько минут поленья уже весело потрескивали, наполняя живым теплом старую, запущенную мансарду. Джин расстаралась и вытащила из недр буфета початую бутылку «Наполеона» и два больших бокала, скорее пивных, чем коньячных. Но это были уже несущественные детали.

— Деньги могут многое рассказать о человеке, — задумчиво проговорила девушка, — То, как он зарабатывает и, главное, как тратит.

— Это — суть твоей профессии? Слушать, что говорят деньги?

— Слушать и понимать.

Девушка колдовала над старой кофеваркой, громозкой, как паровоз. Найдя этот дивный агрегат, она обрадовалась, как маленькая, и теперь с удовольствием предавалась хозяйственным делам.

— Любишь готовить?

— Ага, — кивнула Джин, — только у меня совсем не получается. Но кофе, наверное, сварю.

Эта мансарда была складом мебели, которая давно вышла из моды. Но, видно, хозяевам было жаль выкидывать часть собственного прошлого, и поэтому сюда перекочевали старый буфет с витражными стеклами, круглый стол с гнутыми ножками, несколько «венских» стульев и высокая кровать с железной спинкой. С потолка свисала лампа в желтом абажуре с кистями. Этот полузаброшенный дом в пригороде принадлежал какой-то подруге Джин, которая, вроде бы, уехала в Брюссель ловить за хвост свою удачу. А девушка знала, где спрятан ключ. Точно ли это была подруга? Или друг, что вернее.

— Кофе, — сказала Джин, протягивая мне чашку.

— Мгм. Спасибо, — ничего не подозревая, я глотнул и, — Тпффу…

— Что, так плохо?

— Да нет. В общем, очень даже… оригинально, — она подозрительно прищурилась, — Это катастрофа, Джин, — сознался я, хватая воздух ртом, как вытащенная на берег рыба.

Она так откровенно расстроилась, что я отставил чашку, обнял девушку и ободряюще чмокнул в острый носик.

— Не грусти. Давай я приготовлю этот разнесчастный кофе. Если уж он тебе так нужен.

— А ты умеешь? — удивилась она.

— Нет, — соврал я.

— Ты начал говорить про свою идею? — напомнила Джин, когда мы удобно устроились в продавленных креслах перед камином, — ту, для которой тебе понадобилась я.

— Забудь.

— Почему? — удивилась она.

— Да потому что я, дурак, только сейчас понял, как это опасно. Меня подставили не просто плохие парни, а настоящие убийцы…

Джин двинула бровями, словно удивляясь моей недогадливости.

— Ну да. И что?

— Два часа назад в тебя стреляли.

— В нас, — поправила Джин, — да, я помню.

Серые глаза из под косо подстриженной челки смотрели на меня пытливо, словно чего-то ждали.

— Не обижай меня, — попросила она, — я этого не заслуживаю.

— Ты о чем? — удивился я.

— Ты же доверился ей. Но почему-то не хочешь довериться мне. Прости, но я начинаю подозревать, что она просто была… более привлекательна.

Серые сумерки становились гуще. Свет мы не включали, опасаясь привлечь любопытных соседей. Пламя камина освещало лишь ближайшую часть комнаты, все остальное — тонуло во тьме. В том числе и старинная кровать с железной спинкой.

— Она очень красива, — согласился я, — любой мужчина потеряет голову. Ненадолго… Ты не такая яркая, Джин, но ты — настоящая. И от тебя можно потерять голову навсегда.

— Именно поэтому ты ведешь себя со мной как с младшей сестрой? — прямо спросила она, — ты боишься? Потерять голову навсегда?

— Я боюсь, что ты потеряешь голову. В самом буквальном смысле.

— А если я ее уже потеряла?..

Джин откинулась в кресле. В глазах плясали отсветы огня. Она казалась такой хрупкой, что на сердце стало как-то нехорошо. Девушка не отводила взгляд, словно чего-то ждала. И когда я сообразил — чего, то запаниковал.

— Я передал мнимой Холли Купер три фамилии, — быстро проговорил я, выбирая из двух зол, как казалось, меньшее, — чтобы она выяснила, кого из них не существует.

— И кого она тебе подсунула?

— Она пообещала, что позвонит коллегам…

Джин пренебрежительно фыркнула:

— Такие вещи делаются гораздо проще и быстрее. Дай мне мою сумочку, — скомандовала она. Я подчинился. И не удивился, когда она вытащила и открыла ноутбук. — А теперь диктуй данные на своих подозреваемых. Все, что ты сможешь вспомнить.

Девушка ушла в киберпространство настолько глубоко, что, практически, выпала из реальности. Я смотрел на ее сосредоточенное лицо, подсвеченное экраном — в какой-то момент Джин прикусила ноготь. Я невольно рассмеялся.

— Ты еще здесь? — изумилась она, выныривая из информационного моря.

— Где же мне быть? — удивился я.

— Да ты ложись. Это не так быстро. Я могу и до утра просидеть.

— Что-нибудь получается?

— Получается, — и она снова пропала.

Я еще немного пошатался по комнате, подбросил пару поленьев в камин, допил коньяк, который оставался в бокале… навел его, как увеличительное стекло на Джин — ее носик вытянулся, подбородок, наоборот, «убежал» а щеки превратились в беличьи мешочки. Я убрал бокал, полюбовался ее тонким профилем, потом пожал плечами, разделся и лег.

Проснулся я от того, что кто-то энергично тормошил меня за плечо. В комнате было еще темно.

— Что случилось?! — вскинулся я.

Джин щурилась, как довольная кошка на блюдечко со сметаной.

— Есть! — зашептала она, — Ты представляешь, есть!

— Что, есть? — спросоня не понял я.

— Я его нашла!

Джин уселась на постели «по-турецки», заставив меня подтянуть ноги. Камин давно погас, но отчего-то казалось, что в комнате светло. Ей-богу, это не фигура речи — она светилась.

— Эти твои подозреваемые: первую проверку прошли все, и французы и турок. Все реальные люди, без сомнений. У них есть медицинский полис, карточка социального страхования, водительские права, банковские карты, кое-какие кредитные договора…

— Ты хочешь сказать, что тип, который пронес на самолет бомбу, купил билет на настоящее, свое собственное имя?

— Да нет же, — мотнула головой Джин, светлая челка метнулась туда-сюда, — на настоящее. Но не собственное. На чужое. Художник Анн Дюран не мог неделю назад купить билет на самолет, — Я вскинул брови, — Потому что полгода назад он умер от менингита, — закончила Джин почти шепотом, — правда, я умница?

Она имела права сиять. Я, должно быть, и сам слегка «светанул».

— Ты умница.

— И красавица?

— И красавица, — подтвердил я. Глупо отрицать очевидное.

— Ну и?

— И?

— Почему ты меня не целуешь?

— Иди ко мне, — шепнул я.

На этот раз все было совсем не так, как с той Холли. Если та ночь была похожа на рыбалку, и оргазм пришел как вознаграждение за тяжкий труд и терпение, то Джин оказалась сноубордом. Удовольствие доставлял уже сам процесс. Холли пришлось долго разогревать, а Джин и сама бы легко раскочегарила даже памятник Карлу IX. Она оказалась равным партнером… даже чуть-чуть вела. И это было чертовски приятно.

Закончили мы, когда уже давным-давно рассвело.

Джин, усталая и страшно довольная, не знаю только, мной или собой, откинулась на подушки и пробормотала.

— Да, некоторых мужчин нужно стукнуть по голове молотком, чтобы до них дошли самые простые вещи. А некоторым нужен о-о-очень большой молоток.

— Признаю, был неправ. Но… — я привстал на локтях, пару секунд соображая, будет ли уместен Такой вопрос в Такой момент. Эти женщины — их иногда так трудно понять.

Джин поощрила меня взглядом.

— Я пытаюсь сообразить, что это дает. Этот Анн Дюрон, или как его там, если он не совсем идиот, сойдя с самолета, первым делом порвал эти документы в мелкие клочки, и купил билет на другое имя.

— Ну, — она подперла щеку ладонью, — он поменял имя, гражданство, род занятий. Почти наверняка — одежду. Но вряд ли этот парень успел прямо там поменять внешность. Во всяком случае — не радикально.

— Видеокамеры, — осенило меня, — в любом аэропорту, на любом вокзале, и даже на автобусной станции их полно.

— Только я не умею работать с программой сличения видеофайлов, — призналась Джин, — здесь нужен специалист.

— И он у меня есть, — заверил я.

— Он что — совсем не аллё? Элементарных вещей не понимает?

— Элементарных для тебя. Сам посуди, ну откуда обычному человеку знать, что выход в сеть с телефона можно легко засечь? И для этого вовсе не нужен целый вагон спецаппаратуры, только компакт с программой и полчаса в любом интернет-кафе?

— Он что, этот фильм не смотрел… как его, с Брэдом Питтом?..

— «Мистер и миссис Смит». Может быть, он боевики не любит?

— Но соображать то он должен? Хоть чуть-чуть?

— Чуть-чуть он соображает. Четыре раза уходил от профессионалов, так что базовые данные есть, будет что развивать.

— Думаешь?

— Не думаю. Оптимизирую данные. Думать — твоя обязанность.

— Не будь занудой, Леди. Тебе это не идет. Как совещание у шефа?

— Это секретная информация.

— Да ладно, Леди. Мы же коллеги…

— Это секретная информация. Твой уровень доступа недостаточен.

— Обижусь!

— Переживу…

Кофе — великая вещь, когда нужно проснуться. Или — крепко подумать. Но он совершенно не способен заполнить желудок. Я грезил о большой тарелке картошки с мясом, или здоровой сковороде макарон по-флотски, с лучком, или, на худой конец, десятке пирожков с капустой, жареных на олифе. Короче, жрать хотелось неописуемо! Джин, похоже, была со мной солидарна.

— Рет, мы тут погибнем во цвете лет, — заявила она ближе к полудню. Джин в одной майке снова сидела по-турецки, видимо, это была ее любимая поза, а я смотрел на ее ноги и дивился: как это она может их так вот завязывать. Я попробовал, сразу в колено стрельнуло и бедро — судорогой. А она сидела так уже полтора часа, и, похоже, могла просидеть до греческих календ.

— Есть предложения? — спросил я, присаживаясь рядом и целуя Джин в щеку. Она потерлась лбом о мое плечо.

— Тебе не кажется, что умереть с голоду в полукилометре от кафе как-то пошло?

«Пежо» мы вчера загнали в гараж, чтобы на глазах не маячил. Я три секунды подумал, не умнее ли будет прогуляться пешком, а потом махнул рукой и выкатил машину. Джин ждала меня у начала садовой дрожки со своей хозяйственной сумкой, повешенной на сгиб локтя. Она улыбнулась и помахала рукой. Небо снова хмурилось, грозя повторить на бис вчерашний потоп.

Девушка стояла под огромным деревом. Я плохо в этом разбираюсь, но вроде бы буком. Узловатые корни, огромная ветка прямо над головой… Внезапно в кроне зашуршало, вниз обрушилось что-то большое и черное, Джин вскрикнула… Я выхватил из «бардачка» трофейный «Вальтер» и, толкнув дверь, выкатился на газон.

Какая-то здоровая обезьяна в камуфляже и маске держала Джин локтем за шею, еще немного — и сломает.

— Брось ствол! — скомандовали откуда-то сзади. Четко, так — по-английски! Я шевельнул головой…

— Не оборачиваться! Брось ствол, иначе девка умрет.

Джин сдавленно пискнула. Я тяжело выдохнул, а что мне оставалось? И выпустил «Вальтер» из рук.

— Дальше! — стегнул голос.

Я пнул пистолет ногой, по скользкой после дождя траве он улетел далеко в кусты. Теперь его поищешь…

— Отпусти девушку, — потребовал я.

— Садись в машину!

— Ага, сейчас…

Хотя бы одну зацепку, один вариант… Голова чуть не кружилась от прорабатывания ситуации. Куда не кинь всюду клин. Да, плотно обложили стервецы. И на мою беду за спиной услышал легкий щелчок рации.

— Оба к машине, — строго потребовал голос, и я понял, что диспозиция сейчас начнет меняться и явно не в мою пользу.

— Давай в машину, кому говорю! — этот сзади сделал пару шагов ко мне.

Насколько близко он подошел я оценить не мог, но кидаться наобум смысла не имело.

— Иду-иду, — почти дружелюбно заверил я и шагнул в сторону «пежо».

Вот жлобы сами на тачку разориться не могли. Решили меня же в моем же авто упаковать. Так, стоп! Сейчас сюда спешат еще двое. Скорее всего караулили нас с другой стороны дома… Так-так, а эти где поедут. Нет, по любому у них тут где-то тачка должна быть. Значит, сейчас эти двое запрыгнут в нее и будут нас сопровождать. Отлично! Это дает мне около минуты на маневры.

— Мне за руль? — спросил я, чуть повернув голову. Ага — есть! За спиной стоял мужик в темном плаще и с пистолетом в руке. На ствол навернут глушитель.

— За руль, — подтвердил незнакомец, — только без шуток.

— Конечно, — охотно заверил я и глянул на Джин.

Захвативший ее головорез чуть ослабил хватку и начал движение вместе с ней в мою сторону.

— Быстрее! — и вот тут я почувствовал толчок в спину. Вот оно! Гад подошел вплотную. А теперь танцы! Я приглашаю!

Резко, не глядя, бью ногой назад. Ох, как ударил — со злостью ко всему живому! Пяткой угодил паразиту точьнехонько в колено. Этот гаденыш рефлекторно нажал на скобу. Едва слышный хлопок. Ну а что толку. Меня-то уже там нет. Я уже завершаю оборот и еще раз ему в тоже колено — болевой шок и мужик кулем упал на асфальт, потеряв интерес к жизни. Его напарник державший Джин только варежку открыл от моей скоростной наглости. А пистолет между прочим из рук упавшего перекочевал ко мне. Вовремя надо заметить я его подхватил. И только варежка второго закрылась, и его рука поплыла с пистолетов вверх (тоже к слову с глушителем), я чуть прикрыв левый глаз как в тире, выстрелил.

— Ах… — всхлипнула Джин, и я грешным делом подумал, что попал в нее.

Но через долю секунду мои опасения были развеяны. Бандит с дыркой в голове уткнулся девушке в плечо и буквально повис на ней. Джин закричала, но надо отдать ей должное не сильно громко. Да и потом ее возглас потонул в визге покрышек. Из-за поворота показался темно-синий микроавтобус. И спору нет — по нашу душу.

— В машину! Бегом! Ёдрить колотить, ё… — окончание самопроизвольно вышло у меня на русско-молдаванском с применением не нормативной лексики.

Но толи мой ор, а может именно мои маты, возымели самое благотворное влияние на Джин. Вот догадывался я, что некоторые русские слова Европа хорошо помнит, еще с 1812 года.

Джин сорвалась с места, как камерунский бегун. Тело за ее спиной тут же рухнуло на асфальт. Видя начало ее забега, я уже не сомневался, кто будет следующим олимпийским чемпионом по бегу. Если конечно доживем…

Впрыгнув в авто, я тут же возбудил двигатель, накрутил обороты и засадил сразу вторую. Как только стройное тело Джин влетело на пассажирское сиденье, я отпустил педаль тормоза и до полика вдавил газ. Ух — песня! Дым, гарь и противный визг, но зато мы рванули так азартно, что начавшееся было преследование, окончилось полным фиаско через два квартала. Там, я лихо заложив вираж и зацепив почтовый ящик шмыгнул в тесный проулок и задами, задами…

Когда «пежо» выпрыгнуло на широкую улицу, в зеркале заднего вида темно-синего микроавтобуса не наблюдалось.

— Ты как? — только теперь спросил я.

— Нормально… брр, — ее передернуло, — мне кажется, что у меня на спине его мозги.

— Дай посмотрю, — я чуть наклонил голову. — Нет там мозгов.

— Фу, — Джин облегченно выдохнула и расплылась по креслу.

— Мозгов нет. Но вот часть скальпа, кажется все же прилипла…

* * *
Агент Колибри сидела на скамеечке, тупо созерцая Китайскую башню, как гласил путеводитель, «одну из главных достопримечательностей Английского сада…»

Все другие скамеечки и напротив, и рядом были абсолютно свободны и это ее вполне устраивало. Компании не хотелось.

Ей было тоскливо. Девушка в гробу видела все достопримечательности старинного Мюнхена. Пожалуй, из всех перечисленных в толстом рекламном буклете, она с удовольствием посетила бы лишь Немецкий музей Науки и Техники.

Ей срочно требовалась помощь. А в музее был выход на единственный известный ей контакт тут, в Баварии. Девушка с тоской вспоминала знаменитый, очень красивый и абсолютно неправдоподобный фильм обожаемой «бондианы» — «Умри, но не сейчас». Ах, как бесподобно Пирс Броснан сбежал от собственных коллег, проплыв под водой полкилометра вынырнул в Гонконге, и, какой был, мокрый и оборванный, явился в пятизвездочный отель, потребовав президентский люкс. Через пару минут он был уже чисто выбрит, одет в костюм от «Трави Тут», лакомился икрой с шампанским, а в дверь тихо скреблась массажистка… Правда, потом она оказалась китайской шпионкой, а под резинку чулка был сунут пистолет, но кого волнуют такие мелочи?

Агента Колибри не было двух нулей. У нее вообще не было номера, только оперативный псевдоним. Она знала, как выйти на контакт, знала пароль, но не имела санкции руководства на этот самый контакт, и, значит, не имела права «светить» глубоко законспирированного коллегу. И обратиться за санкцией она не могла. Потому что, стоило ей доложить, что она опять, уже в который раз, упустила неуловимого Крысу, последует приказ — немедленно возвращаться. И ей придется подчиниться. А так приказа нет — значит, она работает.

По аллее одного из самых процветающих пивных садов старушки-Европы поодиночке и парочками брели студенты, молодые банковские клерки, дилеры Баварского автомобильного концерна. Любители здорового образа жизни двигались неторопливой трусцой, воткнув в уши ракушки плейеров, по дорожкам наматывали круги велосипедисты. Где-то совсем рядом прятался самый настоящий, без дураков, нудистский пляж.

— Я чужая на этом празднике жизни, — хмуро пробормотала агент Колибри.

— Простите, что?

Вопрос был задан по-немецки, и агент Колибри его проигнорировала, так как согласно действующей легенде этого языка она не знала. Но поскольку совсем не обратить внимания было бы невежливо, она повернула голову. Любопытным оказался мужчина средних лет, в светлой рубашке и летних брюках. Он был немного полноват, круглое лицо лучилось добродушием, а редкие светлые волосы один в один повторяли прическу старины Адольфа. Но усиков не было, так что сходство стиралось.

— Вы что-то сказали? — повторил он, присаживаясь рядом и небрежно отодвигая пластиковую табличку с надписью «gefärbt»*. (*gefärbt — окрашено)

— Простите, я не говорю по-немецки, — агент Колибри виновато улыбнулась, — я не местная. Туристка. Из Йоркшира.

Улыбка любопытного немца сделалась еще шире и дружелюбнее.

— Вы впервые в Мюнхене? — спросил он, переходя на международный английский.

«Чтоб тебе провалиться на месте, с твоим баварским гостеприимством», — про себя подосадовала девушка. Но внешне это никак не проявилось. Она робко улыбнулась, превращаясь в наивную школьницу, и кивнула.

— Надолго? — продолжал немец.

— На несколько дней. Хочу осмотреть все достопримечательности, — агент Колибри показала случайному собеседнику буклет, купленный у входа в Английский сад, а про себя подумала, что сейчас, скорее всего, последует приглашение на кружечку настоящего баварского пива, потом — предложение посетить вместе какой-нибудь концерт… Прикалывает ли ее идея заняться сексом под музыку Вагнера? С этим толстым баварцем? Никогда! Даже в голодный год за таз сибирских пельменей. Если только родина прикажет…

— Вы уже посетили музей Науки и Техники? — вдруг спросил немец.

Агент Колибри внутренне вздрогнула. Случайность? Ну конечно, случайность. Что еще это может быть…

— Нет, — она помотала головой, стараясь выглядеть как можно безмятежнее, — я еще нигде не была, кроме Мариенплац.

— Обязательно сходите туда. Это самый большой в мире музей технологий. Там воссоздана в натуральную величину угольная шахта, представляете!

— Да, это, должно быть, очень впечатляюще, — согласно кивнула девушка, мысленно желая, чтоб любитель пива вдруг ощутил мощный позыв «посетить эрмитаж».

— А еще там демонстрируется первый в мире автомобильный двигатель. Вы в курсе, что его придумали мы, немцы?

…Я даже знаю фамилию этого немца — Бенц. Ну и что? Зато мы, русские, вам навтыкали по самые уши и в первую мировую, и во вторую. И в третью навтыкаем! И вообще, наши танки — лучшие в мире, хотя движки у них и тракторные.

Конечно, вслух она ничего подобного не сказала. Зачем обижать незнакомого человека, который ничего плохого лично ей не сделал. Не объяснять же всем и каждому, что ее прадед воевал, и погиб, несколько километров не дойдя до Берлина. Весной 45-го года он сгорел в танке. Лучшем в мире танке Т-34. Командир расчета, Герой Советского Союза, лейтенант Дмитрий Зеленецкий.

Кому это тут интересно? Проще промолчать и сделать вид, что мигрень замучила.

— Кстати, моя фамилия Тальберг. Карл Тальберг.

Агент Колибри изумленно выпрямилась, и «на полном автомате» ответила:

— Простите, я думала, что Тальберг — женщина.

— Это моя жена, фрау Тальберг.

— В таком случае, мне необходимо встретиться с ней. В Музее Науки и Техники, — твердо ответила агент Колибри, глядя немцу в глаза.

Полноватый «баварец» немного помолчал. Потом опустил плечи и как-то очень по-домашнему улыбнулся девушке:

— Такая глупость — все эти пароли, — произнес он.

— Где я прокололась? — глухо потребовала агент Колибри, — никто не мог знать, что я еду в Мюнхен, что я приду сюда, и вообще, что я — это я, а не туристка Элли Грей из Йоркшира.

— Элли Грей? — переспросил тот, — красивое имя. Ну, что касается Мюнхена… А куда еще вы могли поехать после того, как потеряли «объект» в Бельгии? Только туда, где должен, согласно сценарию, состояться последний акт этой драмы, — заметив, что девушка поморщилась, Карл поправился, — хорошо, если без лишнего пафоса — на последний этап игры. Так лучше?

— Почему Леди решила, что я потеряла Крысу?

— А это не так? — быстро спросил Карл. Девушка промолчала. Возразить было нечего, — потому что Леди — это Леди. Она права если не всегда, то почти всегда. А этот сад — одна из двух контрольных точек. Если бы вы все же решились попросить помощи, то пришли бы либо сюда, либо в музей. В музее вас бы встретила моя жена. И тогда пароль был бы немного другим…

— Но почему вы подошли именно ко мне?

— О, это совсем просто, — Карл покачал головой, — вы сидите на скамейке, на которой написано «окрашено»…

— Но ведь краска уже высохла! Я проверила перед тем, как сесть.

— Вот именно. Ни один немец, а тем более — англичанин так делать не будет. Если табличка повешена, значит садиться нельзя. Он сядет лишь после того, как табличку уберут. А русский послюнявит палец, потрет — и плюхнется, — Карл негромко рассмеялся, приглашая девушку посмеяться вместе.

Агент Колибри шутку не поддержала. С каждым словом мужчины она хмурилась все больше и больше.

— Не переживайте, я не стану отражать это в рапорте, — сказал мнимый баварец.

— Да нет, вы уж лучше составьте отчет, как положено, — буркнула агент Колибри, — мало ли кто может контролировать нашу встречу. Прокол с надписью — это серьезно, и я за него огребу, но сговор и фальсификация документа — гораздо хуже.

— Нас никто не «пасет» — заверил Карл, — я проверился несколько раз.

— Со своим рапортом вы можете поступать, как сочтете нужным, но свой я напишу подробно и абсолютно честно, — тихо, но очень четко произнесла девушка, — мне не нужен лишний крючок в жабрах.

Карл выпрямился и встал. Глядя на нее сверху вниз далеко не одобрительным взглядом, он подал ей руку.

— Пойдемте. Я угощу вас пивом… — это был приказ, пусть и оформленный как приглашение, но отказаться было нельзя. Девушка поднялась со скамейки, вскользь глянув на злополучную табличку, и пошла, подстраиваясь под неторопливый шаг Карла.

— Даже у паранойи должны быть пределы, — бросил он, — у меня гораздо больше причин не доверять вам и подозревать Бог знает в чем, прежде всего — в некомпетентности, но ведь я этого не делаю.

— В некомпетентности? — вскинулась она, — не слишком ли сильно сказано? Да, я промахнулась с табличкой, я упустила «объект»…

— Сегодня утром на своей загородной вилле убит Фридрих Манфред, — перебил баварец.

Колибри, которая собиралась еще «повоевать», сразу смолкла, словно с разгону налетела на кирпичную стену.

— Как?

— Выстрелом в затылок, — ответил Карл.

— Постойте… Я не ошиблась, речь идет о ТОМ САМОМ Манфреде? Химике?

— Специалисте по взрывчатым веществам. Нобелевском лауреате, — кивнул Карл, — по версии журнала «Лайф» самом башковитом парне в Германии. И именно эту башку разнесла пуля тридцать второго калибра, выпушенная из пистолета марки «Вальтер», на котором полиция обнаружила отпечатки пальцев, принадлежащие вашему «объекту».

— Крысе? — агент Колибри почувствовала, как посреди жаркого дня ее, совершенно явственно, прохватил мороз, — Нет, этого не может быть! Он просто шулер, но никак не убийца! Леди составила его психологический портрет, а она…

— Она права всегда, или почти всегда, — повторил Карл, — и это именно она попросила меня встретить вас и помочь. Ну, так что, будем работать вместе, или будем мериться, чей… рапорт длиннее?

Глава 10. Разлука, автобан, кафе…

Лента автобана убегала в серо-зеленую даль. Холмы, поросшие упорядоченным редколесьем, сливались у горизонта. Вдоль дороги торчали яркие билборды компаний-производителей дешевых лимонадов и дорогих шампуней. Когда я был здесь в прошлый раз, обычным героем рекламных щитов был белозубый мачо, с большой, бьющей в глаза пачкой сигарет. Сейчас он исчез. Бесстрашного покорителя гор заменил семьянин с белокурой девочкой на коленях и подтянутый старик в твиде и кепи: соответственно, молоко и таблетки от простатита… С тех пор как государства ЕС законодательно кастрировали табачную рекламу, здоровый образ жизни буквально попер из всех щелей и дыр мирового пространства. Я сначала был удивлен — неужели эти наивные ребята и вправду думают, что реклама кого-то заставит бросить курить? Потом, уже после тюрьмы, как-то вышел в сеть и ради любопытства просмотрел статистику. И удивился еще раз. Оказалось, антитабачная кампания в прессе действует, еще как! После ее старта в мире и вправду число курильщиков сократилось почти на двенадцать процентов. Могучая сила — этот сундук со сказками (в смысле, телевизор).

Яехал не торопясь, не превышая рекомендованной скорости сто тридцать километров в час. Ограничения по скоростному режиму на этой дороге отсутствовали как таковые, лети хоть как бэтмобиль, никто тебе слова поперек не скажет, даже если догонит… но большинство водителей все же предпочитали спокойную, неагрессивную манеру вождения. «Пежо», «Рено» и «Ситроены» почти исчезли, их сменили спокойные надежные «Фольксвагены», солидные «Мерседесы», слегка неуклюжие, или, скорее, малость «перекаченные» «BMW» и элегантные, почти гоночные «Ауди». Час назад я пересек границу объединенной Германии.

Мне всегда хорошо думалось за рулем. А тут как раз было о чем подумать.

Кролик не подвел: след террористов, казалось, надежно оборванный в Турции, удалось снова поймать. Сейчас я шел по нему, и, если ничего не случиться, через несколько часов он должен был привести меня в столицу Баварии.

С Джин мы расстались плохо. Девушка, кажется, обиделась. Но я настоял на том, что поеду один — приключение, в которое я ее сдуру втянул, с каждой секундой становилось опаснее, а мисс Купер, кажется, плохо понимала, что ее внезапно вспыхнувшее чувство к русскому парню пахнет смертью, тюрьмой и потерей репутации. Мы выпили кофе в маленьком придорожном кафе, потом я посадил ее на автобус, идущий назад… От поцелуя в щеку она демонстративно отстранилась, была холодна и молчалива. И вдруг, в последний момент обернулась и, повиснув у меня на шее, прижалась всем телом, я почти ощутил каждую ее косточку.

— Будь осторожен, Рет, — горячо прошептала она, — И — победи!

— Постараюсь, — серьезно кивнул я и, отойдя на обочину, махнул рукой.

…Прости меня, и мой детский каприз,

Все мне прости, и обратно вернись,

Ведь я тебя так безумно люблю, как никто.

Я так хотела тебя разлюбить,

Все позабыть, и свободною быть.

Но все дороги мои и мечты — только ты…

И вот я ехал в сторону бывшего герцогства Баварского, в город, чей символ, юный монах, в последнее время вытеснял более утилитарный круг, разделенный на четыре сектора, и очень популярное слово из трех букв… не подумайте плохого, я имел в виду всего лишь марку машины. В Мюнхене располагалась штаб-квартира «бумеров»; знаменитое здание, напоминающее по форме четыре цилиндра.

Неподалеку от него раскинулся торговый центр, где, скромным фасовщиком, трудился студент Гюнтер Клепке. Если мы с Джин нигде не ошиблись, то это именно он был виновен во взрыве самолета, гибели ее дяди и еще пятнадцати пассажиров. Солидный кусок моих собственных неприятностей я тоже мог смело записать на его счет. Правда, не все. Кое за что отвечали Папа Монсальви и юная Одри Хепберн с косичками, чтоб ее плохо подстригли. Чего она от меня хотела, взорвав перед глазами свой странный шарик? Я не сын миллионера, чтобы меня похищать… Стоп. Я не сын, я сам — он. В смысле — миллионер. Как-то в суете последних дел я подзабыл о том, что офигенно богат. Мое состояние, после уплаты всех налогов, а Долман, как законопослушный американец, их непременно уплатит, составит около 300 миллионов евро. Такой кусок стоит рисковой игры.

Я вдруг понял причину своего внезапного беспокойства: темно-синий «Опель-Инсигния», скромный седан, который я уже довольно давно наблюдал в зеркале заднего вида. Собственно, ничего особенного — многие ехали по этой дороге, и все держали примерно одинаковую скорость. Но меня беспокоило то, что «Опель» повис на мне почти сразу же, как только я пересек границу, и держался как приклеенный, не отставая, но и не пытаясь обогнать.

Попробовать оторваться? Это вполне могло прокатить. После происшествия на трассе я, с наводки хозяина салона, посетил небольшую мастерскую, оставил там «пежо» немного погостить, а довольно солидную сумму — насовсем. Мне кое-что воткнули под капот, и перебрали подвеску, так что сейчас я мог бы довольно уверенно поспорить даже с S-классом. Но не хотелось раньше времени доставать туза из рукава. Что ж, существовали и другие надежные способы проверки.

Я прижался как можно плотнее к обочине и остановился.

На автобане остановка запрещена, но существуют форс-мажорные обстоятельства: например, инопланетяне высаживаются… Ну, или движок накрылся. Я вышел, выставил знак аварийной остановки и поднял капот.

Я ожидал, что «Опель», матерясь сквозь зубы, пролетит мимо, не снижая скорости — а что ему оставалось делать? Но я ошибся. «Опель» и в самом деле пролетел, было, мимо, но неожиданно затормозил и сдал назад. Я внутренне напрягся и остро пожалел, что о машине позаботился, а о себе — как всегда, забыл. Чего стоило прикупить какой-нибудь ствол? К сожалению, Брюссель — не Иркутск. Здесь купить «чистое» и абсолютно законное оружие иностранцу трудно, иностранцу без рабочей визы — очень трудно, иностранцу с поддельными документами и ограничением по времени — тюрьма и экстрадиция. Конечно, можно, переплатив бешеные бабки, купить нелегальный ствол у какой-нибудь шпаны, но это все равно, что купить себе пожизненное заключение. Наверняка ушлые ребята, пользуясь случаем, толкнут заезжему лоху то, из чего грохнули полицейского. И вот тут я вновь пожалел, что бросил в попыхах ствол с глушителем отобранный было у нападавших. Зря!

Меж тем чужая подозрительная машинка остановилась в двух метрах от меня, оттуда выскочил молодой подтянутый парень в дорогом спортивном костюме и, улыбаясь, пошел ко мне.

— Что-то случилось, друг?

— Да вот, похоже, движок стуканул, — буркнул я, выныривая из-под капота. Сволочное настроение даже не пришлось наигрывать.

— Я могу чем-нибудь помочь? Позвонить?

— Да нет, спасибо, у меня есть телефон, — отозвался я, немного оттаивая. Возможно, я ошибся, и этот дружелюбный парень просто ехал своей дорогой, а моя благоприобретенная паранойя в очередной раз взвыла не по теме.

— Если сильно торопишься, могу подбросить.

— А машина? — удивился я.

— Отбуксируют в ближайшую мастерскую, через несколько дней заберешь.

Он подошел совсем близко, но я не ощутил угрозы. Это был не боец, скорее теннисист или гольфист. Движения уж больно… неэкономные, размашистые. Немец провел рукой по крылу, зачем-то глянул на движок, понятно, что ничего не высмотрел и с той же улыбкой повторил:

— Ну, так как, поедешь?

— А ты куда?

— В Инсбрук.

Парень явно ожидал, что я уважительно присвистну, далековато, мол. Я и присвистнул, жалко мне что ли? Не объяснять же этому обаятельному немцу, что у нас на такие расстояния бабки за пенсией пешкодралом шлепают. Не поймет. Мы как-то, еще в прежней, законопослушной жизни зазвали в гости двух немчюр, типа, порыбачить. В воскресенье собрались, покидали баулы в «УАЗ» и рванули. Место у нас насиженное, и почти рядом с городом — километрах в ста — ста двадцати, можно сказать, под жопой. Едва успели второй полтинник разменять, смотрим, наши бундесы как-то притихли, заоглядывались. Один в карман за телефоном полез — сеть, понятно, не ловит. Тут они совсем поскучнели и спрашивают:

— А мы не заблудились? Все едем и едем, и все лес и лес. Наверное, мы круги описываем…

Когда мы им сказали, что у нас так можно две недели ехать — и все лес будет, парни были в жестоком шоке. Один из них потом, видно, так и не отошел, потому что через год приехал жить в Россию. Насовсем. Даже женился на русской. Второй, правда, ничего, справился со стрессом. Покрепче на головку оказался.

— Спасибо, — мотнул головой я, — мне не к спеху.

— Ну смотри… Только помощь вызови прямо сейчас, а то если камеры покажут, что ты на автобане просто так торчал, штраф выпишут.

— Я знаю. Спасибо, — и я снова нырнул под капот, старательно изображая полезную деятельность.

«Опель» скрылся за горизонтом, а я не торопясь обнюхал всю тачку на предмет «лишней» детали, особенно с той стороны, где терся мой новый друг. Ничего не обнаружил и, слегка успокоенный, сел за руль. Если он и впрямь за мной следил и ничего мне не подсадил, то, по идее, должен доехать до ближайшего паркинга и там засесть с биноклем, ожидая, пока меня протащат мимо него на сцепке.

А если нет… Ну, я в любом случае ничего не теряю, до Мюнхена можно добраться и огородами.

При первой же возможности я съехал с автобана на дорогу с обычным покрытием, сбросил скорость до 90 и покатил, любуясь видами старой доброй Германии. Особенно меня интересовал вид сзади. Но в зеркале было пусто, ни «Опеля», ни его коллег-бандитов. В самом деле, ошибся? Или чего-то не учел?

— Нет, он ТОЧНО ничего не поймет?

— Точно. Жучок-хамелеон принимает вид поверхности, на которую подсажен, и даже почти не ощущается под пальцами. Без специального сканера обнаружить нельзя. Он дает устойчивый сигнал на спутник, подзарядки не требует месяц.

— То есть парень у нас на мушке?

— Ну да. Пока не сменит машину.

— Как называется эта штука?

— Бутерброд с запеченной свиной рулькой, — обстоятельно ответила фрау Тальберг и заботливо добавила, — кушай, девочка, ты такая тоненькая. Это глубоко неправильно.

— Хм… А мне все говорили, что у меня фигура манекенщицы, — возразила агент Колибри, уписывая за обе щеки далеко не диетические булочки, прогулка по Мюнхену в довольно быстром темпе давала о себе знать.

— Но ты же не манекенщица, — резонно возразила женщина, — у них плоский живот и выпирающие лопатки — профессиональный инструмент, как отбойник у дорожного рабочего. Но ведь ты же не ходишь в строительной каске?

— Логично, — кивнула девушка. От пива она отказалась, налегая на чай, который ей, как «родственнице» хозяйки и заварили «по-родственному» — крепкий и сладкий, — но тогда вам, как владелице кафе, полагается быть большой, толстой и в фартуке.

— Что поделать, не повезло, — пожала плечами женщина. Она и впрямь ничем не напоминала хрестоматийную немецкую фрау — хозяйку пивного ресторанчика: высокая, под метр восемьдесят, довольно стройная, хотя и не худая, вместо бюста некое схематичное обозначение второго полового признака, но волосы — нечто неописуемое. Когда агенту Колибри представили фрау Тальберг, она чуть не присела — ей навстречу поднималась огромная, нескончаемая копна огненно-рыжих кудрей. Самая «подходящая» внешность для разведчика. Раз увидишь — считай, сфотографировал, — вот, пытаюсь наесть живот, — продолжала она, — но что-то плохо получается.

— Да зачем он вам? — искренне изумилась девушка.

— А стабилизационный фонд на случай очередного кризиса? — парировала Анна Тальберг, — пока жирный сохнет, худой сразу сдохнет.

Они обедали… или уже ужинали? В общем, перекусывали в небольшой забегаловке рядом с музеем, которая принадлежала Тальбергам на паях с еще одной супружеской парой. Обычно Анна работала здесь по вечерам, а первую половину дня проводила в музее, где уже на протяжении десяти лет якобы писала историю изобретения парового двигателя. Или не «якобы». Колибри как-то упустила в разговоре этот момент, а уточнять не стала. Карл запаздывал, и ожидание девицы пытались заполнить светской болтовней. В общем, получалось. Колибри в Германии раньше не бывала, Анна проторчала здесь уже полжизни, и в ближайшее время перемен не предвиделось, да она их уже и не хотела. Вросла. После рецептов красоты разговор зашел о футболе, и прекрасные дамы чуть не подрались прямо за столиком, посреди высоких стеклянных стаканов и белоснежных салфеток. Обе оказались заядлыми болельщицами, но Анна болела за «Баварию», а агент Колибри за «Нюрнберг». Карл появился, когда разборка «кто кому, когда и сколько навтыкал, у кого ноги как руки, и у кого вместо ворот бильярдная луза» из холодной фазы грозила вот-вот перерасти в горячую. Колибри нехорошо посматривала на рыжие локоны Анны, прикидывая, с какой стороны за них лучше ухватиться, а та на глаз оценивала крепость фарфоровых креманок.

— Красавицы, перемирие! — Карл негромко хлопнул пухлой ладонью по столу и присел на плетеный стул, — я только что говорил со своим знакомым полицейским.

Футбольные страсти немедленно похерили, и обе дамы обратились в слух.

— По делу пока только один подозреваемый, — объявил Карл, понизив голос. Предосторожность абсолютно лишняя — гул в пивной стоял такой, что можно было запросто спеть матерные частушки про канцлера и весь кабинет министров — никто бы не почесался.

— Это невозможно, — твердо повторила агент Колибри, — я почти ручаюсь за «объект». Во время взрыва в самолете он, рискуя собой, спасал собаку. Это не поступок убийцы.

— Не доказательство, — покачала головой Анна, — Джек Потрошитель обожал собак и сам держал пса. Застрелили этого химика как? Если снайпер, то это точно не Крыса, «объект» хреново стреляет.

— К сожалению, наш убийца, как стрелок — то же слово, — вздохнул Карл, — выстрел в затылок почти в упор. Тенденция времени. Френсис Дик еще в 70-х годах писал, что прицельная стрельба уходит туда же, куда луки и арбалеты — в спорт. Нынешние супермены — веером от бедра и — на кого Бог пошлет. А пуля и всегда-то была дура, а чем дальше, тем дурнее. Упор сейчас не на точность, а на кучность. И мощность. Ядреная бомба, как ее не кинь, всегда попадает в эпицентр…

— Кого он мог подпустить так близко к своему затылку? — озадачилась агент Колибри, — это должен быть довольно короткий список. Жена, близкие друзья, парикмахер…

— Смотри, кенгуру, — Карл кивнул в окно.

— Где?

— Да вон, в мусорном контейнере роется…

— Правда? — изумилась девушка, разворачиваясь всем корпусом… И замерла, почувствовав холодную металлическую рукоять вилки у основания затылка.

— Плюс все остальное человечество, — договорил Карл, убирая столовый прибор на место.

— Убедительно, — буркнула Колибри и замолчала, не зная, что еще сказать.

— В порядке бреда, — задумчиво произнесла Анна, — а кому вообще была выгодна смерть Манфреда? Наследники у него были?

— Дочь и сын.

— Ну?!

— Что «ну?!» — передразнил жену Карл, — а еще у него были серьезные проблемы со здоровьем. Месяц назад он выехал в Бельгию и анонимно прошел обследование в одной из лучших частных клиник, у сомого профессора Бикарда.

— Бикард… — пошевелила свою профессиональную память Анна, — но ведь он — онколог. Выходит, Манфред что-то подозревал? И как результат?

— Правильно подозревал, — припечатал Карл, — исследования обнаружили запущенный неоперабельный рак желудка. Врачи дали ему от трех до пяти месяцев…

— Но родственники! Если он проходил обследование за границей, значит — хотел скрыть диагноз. Они могли и не знать? — вскинулась Анна.

— Может и не знали. Только этот диагноз довольно трудно скрыть, тем более на такой стадии. Догадываться-то должны были, не совсем же идиоты.

Агент Колибри нырнула так глубоко в свои мысли, что, казалось, доставать ее придется водолазам.

— А здесь не может быть связи? — сказала она вдруг, встряхивая светлыми прядями.

Супруги на секунду «зависли».

— Между идиотизмом и раком? — осторожно поинтересовалась Анна, — тут прямая связь. И то и другое есть в медицинском справочнике. Правда, не очень подробно.

— Между взрывом самолета и убийством специалиста по взрывчатым веществам, — медленно, словно ступая по топкой почве, произнесла девушка, — эти события произошли почти сразу друг за другом.

Несколько секунд за столиком висело молчание.

— Да ну, — фыркнула Анна, — дичь полная. Две недели прошло. Выйди в сеть и запроси статистику — сколько за две недели по всему миру людей убивают. Терактов, правда, поменьше, но тоже хватает. Так что угодно и к чему угодно привязать можно, хоть кроссовки к Юпитеру.

— Это был какой-то странный теракт, — настаивала девушка, не слушая подколок, вернее, не обращая на них внимания, — ни одна группировка не взяла на себя ответственность за взрыв, не выдвинули никаких требований. Такое впечатление, что самолет взорвали просто для того, чтобы взорвать.

— Тогда зачем они вообще полезли в самолет? — удивилась Анна, — контроль, сканеры, рентген. Если им все равно, взорвали бы хоть вот это кафе.

— Лучше вон то, напротив, — флегматично заметил Карл, — заодно от лишних конкурентов избавимся.

— Почему вы так упорно отвергаете мою версию? — спросила Колибри.

— Потому что никто не будет взрывать это кафе, — отрезала Анна, — и соседнее — тоже. В этом нет никакого смысла.

Наступило долгое молчание. Казалось, все уже было сказано, хотя…

— А не прогуляться ли нам, — неожиданно предложил Карл и хитро глянул на женщин.

— Хорошая идея, — тут же поддержала Анна.

— Но я… — Колибри колебалась.

Вся эта суета последних дней несколько раздражала. Куда как приятнее было бы сейчас принять горячую ванну и хоть немного поспать. Карл словно разгадал ее мечты.

— В самом деле — пойдемте. Прогулка будет способствовать здоровому сну.

А Анна так ободряюще улыбнулась, что Калибри поддавшись ее очарованию, первой встала из-за стола.

— Пойдемте.

Карл открыл дверь, пропуская вперед дам. Он вышел вслед за ними и тут, едва задев его плечо, в дверь протиснулся мужчина в темных очках. Карл на секунду задержался, посмотрел ему вслед. Незнакомец в тонком кожаном пиджаке уверенно направился к столику у окна.

— Карл идем, — позвала Анна. Она вместе с Колибри уже успела отойти на несколько шагов.

— Иду, иду…

Карл сдвинул брови. Чем-то этот тип не понравился старому агенту. Но вот чем. Кожаный пиджак? Темные очки? Темные очки, когда солнце уже потеряло силу и клонилось к последней черте? Это?!

— Дорогая извини, я на минуту, — он нежно тронул супругу за локоть. — Идите, я вас догоню.

Женщины не успели задать ему и вопроса, как Карл развернулся и направился обратно в кафе.

— Пойдемте милая, — фрау Тальберг взяла Колибри под ручку. — Здесь всего в двух шагах истинно готическая…

Неспешный перестук их каблуков затих за спиной Карла. Итак: темные очки и еще, быть может, его густые брови.

— Ах, черт причем тут брови?

Ответом на вопрос Карла стал оглушительный взрыв! Взрывная волна выкатилась на улицу с осколками стекла, дерева, кирпича и штукатурки… и с бешенным остервенением ударила в соседнее здание. Случайные прохожие были сметены и раздавлены. Карла отбросило с тротуара на проезжую часть и прямо на него свалилось чье-то тело. Пелена окутала улицу… Послышались крики раненных, и плачь ребенка из здания напротив, где не осталось не одного целого стекла.

Кафе, которое долгие годы служило Тальбергам отличным прикрытием, было полностью уничтожено. С осознанием такого коварства Карл попытался приподняться, но не смог. Тело грузного мужчины, упавшего на него придавило прочно. Локти подогнулись, и он приложился головой об асфальт. Анна и Колибри, подбежавшие спустя пару секунд, застали его без движения…

* * *
Полыхнуло мощно, но, вопреки опасениям, огонь удалось потушить довольно быстро. Пожарные, обработав здание пеной, уступили место спасателям. Те сработали по-военному четко и с фантастической скоростью разобрали завалы. Ребят в касках, с кучей высокопрофессиональных девайсов сменили врачи, а тех, в свою очередь — полицейские. Раненых увезли в ближайшую больницу, разрозненные фрагменты тел полиция разложила по черным полиэтиленовым пакетам и их тоже увезли, видимо, в морг, место, обтянутое желтой лентой быстро, но от этого не менее тщательно обработала целая бригада криминалистов: все это делалось под прицелом теле- и фотокамер по меньшей мере трех национальных каналов и десятка крупных газет. Как вездесущие журналисты сумели так быстро пронюхать о взрыве — осталось загадкой. Видимо, слухи о том, что у щелкоперов все же есть свой спутник-шпион на орбите, были недалеки от истины. Активность прессы здорово нервировала мэра, и тот торопил службы экстренного реагирования, хорошо понимая, что занимается ерундой: и пожарные, и врачи, и полиция и так делали все что могли и даже немного больше.

После того, как эксперты покинули руины, и старший группы, высокий немолодой мужчина в квадратных очках, гражданском костюме, с плоским серебристым чемоданчиком махнул рукой, в дело снова вступил пожарный расчет: место взрыва обработали из брандспойтов, смывая кровь, грязь и копоть.

Уже в сумерках ударные силы порядка в борьбе с хаосом, оставили отмытые до скрипа руины, а муниципальные службы подвезли и поставили на заднем дворе в ряд полтора десятка крупных мусорных контейнеров.

Ничего этого дамы не видели. Анна пропустила самое интересное, потому что сидела у постели Карла и держала его безвольную руку, пытаясь убедить себя, что его бледность — хороший признак. Был бы зеленым — наверное, было бы хуже.

А Колибри давала интервью местной полиции: да, ее зовут Элли Грей. Да, она туристка из Йоркшира. Да, собиралась снять комнату у супругов Тальберг. Да, вышла из кафе перед самым взрывом, вместе с супругами. Нет, ничего подозрительного не заметила. И никого… Как вообще должно выглядеть это подозрительное? Она, например, парня видела в футболке с надписью «Нюрнберг». Это подозрительно?

— …Весьма, — согласился полицейский, который, как и Анна, болел за «Баварию», — но вряд ли имеет отношение к взрыву.

Промучив агента Колибри почти час, ее, наконец, отпустили.

Схема движения муниципального транспорта была ей, пока, в новинку, еще одна пешая прогулка не манила, поэтому девушка плюнула на экономию, предписанную легендой, и взяла такси. И поспела в аккурат к шапочному разбору, то есть к выгрузке контейнеров.

Не приказ, но настоятельную просьбу муниципалитета закончить уборку к утру, дисциплинированные немцы приняли как глубоко личное дело. Туристка Элли Грей, конечно, не смогла оставить свою несчастную квартирную хозяйку в беде. Так что к тому моменту, как первые лучи солнца робким поцелуем коснулись куполов Фроенкирхе, агент Колибри и фрау Тальберг ухайдакались до состояния «мертвый» и «еще мертвее», пытаясь продуктовыми тележками вытаскать обломки мебели, стенных панелей, осколки витрин, зеркал и посуды, куски канализационной трубы вперемешку с деталями плазменных экранов и прочие следы апокалипсиса, и сложить их в любезно предоставленные мусорные баки. Они успели почти все, даже вымыли со специальным восстанавливающим составом попорченный газон и заменили сломанные деревья в кадках на новые. Работа отвлекала. Отвлекала от грустных мыслей. От Карла, которого увезли на скорой. И вообще от назойливого вопроса: кто это сделал?

Прибывшая с теми же лучами, даже чуть раньше, армия новых акул пера лишь горестно вздохнула и развернула свои объективы в другую сторону. Здесь ловить больше было нечего, сенсацию замыли с пятой космической скоростью.

* * *
Женщины сидели в подсобке музея, горестно подперев ладонями головы, и пытались сообразить, что им теперь делать. Карл выбыл из строя по крайней мере на две недели, на Анну, кроме раненого супруга, свалилось разрушенное кафе…

— Надо чем-то думать, а голова занята, — посетовала она.

Колибри прыснула, но, взглянув на фрау Тальберг, осеклась. Та не шутила.

— О-е-е, — протянула девушка, осознав масштаб проблем, — ну ты встряхнись и хотя бы на четверть часа представь, что у тебя все в порядке. Кроме задания.

— Попробую, — вздохнула та, — излагай. Только не начинай со слов: «Я же говорила!» Я уже прониклась, так что эту часть можешь пропустить.

— Ну… а тогда о чем говорить? — растерялась Колибри, — устанавливаем слежку за домом химика и берем Крысу на подступах.

— А ты уверена, что он туда полезет?

— Я — нет. Но Леди, видимо, да. Ведь не зря же она велела нам всем собраться в Мюнхене. Наверное, она просчитала ситуацию.

— А-а! — отмахнулась Анна, — Искусственный интеллект — полная фигня по сравнению с естественной глупостью.

— И что делать?

— Вот тебе волшебный бычок. Брось его на тротуар. В какую сторону тебя дворник пошлет, туда и иди…

Анекдот пришлось рассказать по-русски, слегка нарушив конспирацию. В английском не было слов: «бычок» и «дворник» и было не очень понятно, куда идти… А немецкий вообще не предусматривал ситуацию, когда что-то типа окурка могло быть брошено на тротуар…

Глава 11. Фаст-фуд, допрос и Баварская Советская Республика…

Заправив «Пежо» бензином, я решил слегка подзаправиться сам. И, тщательно закрыв салон, и поставив машину на сигнализацию, направился к стеклянному кубику кафе.

Боже, благослови Америку, и это не шутка! После пары дюжин заведений, со свиными колбасками, которые я уже видеть не мог — наконец-то попался типичный оазис фаст-фуда, царство картофеля-фри, обильно политого майонезом и кетчупом, маринованного лука, котлет, засунутых в большую булку с кунжутом и пепси-колы. Я, блин, почти дома себя почувствовал, и понял, что, пожалуй, вполне способен на убийство. При определенных обстоятельствах. Я недрогнувшей рукой пристрелю первого, кто при мне употребит словосочетание: «здоровая пища».

Между прочим, я тут не один оказался ренегатом и предателем национальной идеи, кафешка была битком забита. В основном — молодежью, но попадались и люди постарше. Те поглощали чистый холестерин с показным отвращением и тайным восторгом. Хотя, может быть я и преувеличиваю. На счет отвращения.

Душу я отводил долго. За первой порцией пошла вторая, за второй — блинчики, потом мороженое, и еще одно мороженое, и все это обильно поливалось пепси-колой и эспрессо, а «фанта» уже не влезла, и ее пришлось забрать с собой.

Помахивая пакетом с жестяными банками, я подошел к машине, разблокировал двери и сел, бросив пакет на сиденье рядом. Настроение было отличным… пока взгляд не упал на торпедо.

Там лежал мобильный телефон.

Не мой.

Я тупо уставился на электронную игрушку так, словно это была ядовитая змея. Несколько секунд я не мог решиться и протянуть руку. Потом все-таки пересилил себя.

Это был самый обычный мобильник, довольно простенькая модель без видеокамеры, телевизора, диктофона и селекторной связи, даже без фонарика! Но с выходом в Интернет. Список телефонов был девственно чист.

Кто, черт возьми, сделал мне такой подарок, и как он это провернул? Машина была закрыта, сигнализация не срабатывала, стекло я, уходя, тоже поднял. Как засунули телефон в закрытую машину? И зачем?

Если меня с кем-то спутали, еще ничего. Мало приятного влезть в чужую игру, но если это так, то извинюсь и отдам игрушку. Надеюсь, извинения примут. А вот если ошибки не было, и телефон в самом деле подбросили мне… Твою дивизию! Как меня отследили? Неужели «ведут» номер по видеокамерам? Но не так же быстро?!

Я аккуратно положил подметный аппаратик на сидение рядом и вытянул руки перед собой. Пальцы слегка подрагивали. Нервы лечить надо, однозначно.

Взгляд, брошенный на пакет с вредным американским лимонадом, неожиданно подействовал на меня, как реактивная доза валерьянки. В конце — концов, как это было сделано, гадать бессмысленно. Наверняка способов — масса. При нужде я бы и сам смог вскрыть чужую машину. Завести ее и сдвинуть с места — не факт, особенно если она новая, с чипованным ключом и прочими противоугонными фишками. А просто попасть внутрь — почему бы нет.

То, что никаких номеров неведомые друзья не оставили, скорее всего означало, что звонить будут мне. Ну а то, что это друзья… или, как минимум — нейтралы — понятно. В любом другом случае они не стали бы так мудрить, а просто подсунули бомбу.

Несколько секунд я размышлял над возможностью послать их к дьяволу и выкинуть странный подарок в ближайшую урну, а руки тщательно вымыть с мылом. У меня было время помозговать, и я все-таки сообразил, что в прошлый раз нас с Джин, скорее всего, выследили по сигналу ее телефона. А значит, носить с собой этот — все равно, что нацепить на себя радиомаяк: смотрите, вот он я, здесь. Но кидаться телефонами я не стал. Паранойя, как и спиртные напитки, хороша в меру. Если тот, кто подсунул мне сотовый и впрямь не ошибся, значит меня уже «ведут», и, избавившись от телефона, я только отрежу себя от возможных союзников, но не скину «хвост».

Гипотеза о спрятанном в телефоне взрывном устройстве тоже не выдерживала никакой критики. Во-первых, зачем банальному пластиду такая шикарная упаковка, во-вторых — объем маловат.

Не без внутреннего напряжения я завел двигатель, но ничего страшного не случилось. Он мирно заурчал, и я выехал со стоянки на шоссе. До Мюнхена оставалось чуть больше сотни километров.

* * *
— Вы — Холли Джин Купер, гражданка США, на данный момент проживаете в Бельгии.

— Проживаю и работаю, — буркнула Джин. Ей мучительно хотелось кофе, еще больше хотелось послать к черту этого улыбчивого старичка, уйти к себе, упасть лицом в ладони и плакать: долго, взахлеб. Как плачут дети, которых оставили без мороженого.

Строго говоря, почему старичок? Лет пятьдесят, не больше. Такие еще вовсю женятся на молоденьких и становятся папами. В общем, если бы не мятый костюм, он мог бы и понравиться… Черты лица правильные, глаза широко посаженные, светло-карие, с морщинками от смеха. Но, во-первых, он был серьезен, во-вторых, на данный момент не ухаживал, а допрашивал, и, в-третьих, у него был жетон инспектора Интерпола, и это третье было хуже двух первых взятых вместе.

— Какие отношения связывают вас с этим человеком? — старик… ну хорошо, будем объективны, просто немолодой мужик толкнул по столу довольно приличное цветное фото. Крыса был заснят в каком-то игорном заведении… не подпольном катране, хотя на счет этого Джин бы не поручилась, в подпольной индустрии азарта она не разбиралась. Но, судя по обстановке, шикарной и даже слегка респектабельной, это был, как минимум, зал пятизвездочного отеля. Рет был затянут в смокинг, сосредоточен, почти хмур, напряженно смотрел куда-то перед собой, и лицо его в этот момент было застывшей гипсовой маской.

Джин невольно вспомнила Крысу в кафе, где их чуть не «снял» снайпер, и где он пытался убедить ее, что хороший. Слегка растерянный, но невыносимо упрямый пацан. Когда он поил ее кофе (Джин в жизни не пила кофе вкуснее), он так забавно вглядывался в ее лицо, ожидая комплимента. Прекрасно зная, что кофе отличный, но все же волнуясь — понравиться ли ей. Понравилось — и он расплылся в гордой мальчишеской улыбке. А потом, на трассе, когда он оставил ее… В нем уже не было ничего от шкодливого пацана. Это было лицо мужчины, который принял решение, и с которым женщина спорить не должна…

— Я почти не знаю его, — коротко ответила Джин.

— То есть? — полицейский вскинул брови, — вы провели вместе некоторое время, не так ли?

Джин пожала плечами:

— Так получилось.

— Хм… И часто у вас так получается, мисс Купер?

— В смысле? — ощетинилась она.

— Часто вы вступаете в близкие отношения с мужчиной, которого едва знаете?

— Да нет. Только если непосредственно перед этим меня пытаются убить.

Он все же не сдержался и в ответ на ее невольную резкость чуть улыбнулся.

— Расскажите об этом.

…Джин вернулась после двухдневного отсутствия и справедливо ждала выволочки от начальства. Но, вопреки ожиданиям, начальник отдела никаких объяснений требовать не стал. Он просто предложил пройти в свой кабинет и там, вдали от посторонних глаз, вручил Джин стандартный белый конверт. Она надорвала его, уверенная, что прочтет уведомление об увольнении… Как ни странно, это оказались деньги.

— Отпуск, — пояснил босс, — неделя. Включая эти два дня. Вы давно заслужили его, Джин.

Девушка в полнейшем недоумении лишь мяукнула какие-то слова благодарности, с которыми босс поступил так, как они того заслуживали: пропустил мимо ушей. Как оказалось, сюрпризы на этом не кончились.

— С вами хотят поговорить.

— Полиция? — Джин внутренне напряглась.

— Не совсем, — босс притопил кнопку телефона, и буквально через секунду в кабинет шагнул этот тип в помятом костюме, — Позвольте вам представить вашего соотечественника, Говарда Стоуна. Он — сотрудник интернациональной полиции, отдела по борьбе с терроризмом. Месье Стоун очень хочет пообщаться с вами, Джин. Я понятия не имею, о чем он будет вас спрашивать, вероятнее всего, это не мое дело. Тем более что речь пойдет о событиях, которые произошли когда вы находились в отпуске… — босс надавил голосом, и Джин, сообразив в чем дело, быстро кивнула, — Месье Стоун, Джин — наша опытная и лояльная сотрудница, она подробно ответит на все ваши вопросы. Я покидаю вас и надеюсь, что вы поладите…

В просторном кабинете, отделенном от общей комнаты большой стеклянной дверью, было прохладно и пахло как в яблочном саду, работал кондишн. Джин сидела не напротив полицейского, а рядом, на удобном кожаном стуле с подлокотниками и, глядя в пол, медленно рассказывала странную историю, которая приключилась с обычной лояльной сотрудницей налоговой службы. Соотечественник смотрел дружелюбно, часто улыбался, кивал, делал вид, что верит каждому слову, и вдруг задавал вопрос, который вводил Джин в ступор.

— Это вы предложили выйти в сеть с вашего телефона?

— Д…да, — неуверенно проговорила она, — хотя, постойте… нет, я ничего не предлагала, просто сделала, как привыкла. Автоматически, понимаете, как всегда. Он ничего не сказал.

— Но он смотрел за вами, видел, что вы делаете?

— Да нет. Он кофе варил. А потом спать лег.

— И уснул? — недоверчиво переспросил полицейский.

— Ну, да. Мы устали, — словно извиняясь, пояснила Джин, — а что? Что — то не так?

— Все не так, — Стоун покачал головой со странным выражением лица: усмешка пополам с удивлением, — но так даже интереснее. Продолжайте, мисс Купер, я вас слушаю.

Звонки им не мешали, видимо, босс распорядился перевести их на секретаря, а мобильный Джин словно умер.

— Он посадил вас на автобус, и все. Больше вы его не видели…

— Нет, — девушка покачала головой.

— И он, конечно, ничего не сказал вам. Куда собирается? Но, может быть, намеком? Вам не показалось, что он торопиться?

— Куда? — озадачилась Джин.

— Ну, например, на самолет?

Девушка хмыкнула.

— Думаю, после того, что он пережил, он теперь в самолет до конца жизни не сядет.

— Он говорил об этом? — встрепенулся Стоун.

— Нет. Но я бы точно не села. Нет, определенно. Он куда-то собирался, но на машине.

— Точно? Пожалуйста, мисс Купер, вспомните. Это очень важно.

— Почему?

Полицейский взглянул на нее, в который раз подавил улыбку и покачал головой:

— Простите, мисс Купер, информация для служебного пользования. Могу сказать только одно: если он поехал на машине, то на парня и впрямь пытаются повесить лишнее, и в этом он вам не солгал. А что у него за машина? Номер помните?

Джин пожала плечами:

— Желтая, кажется.

— А марка?

— «Опель», кажется. А может быть и не «Опель». Я не разглядела.

— Вы издеваетесь, мисс Купер? — понял Стоун.

— Нет. Просто пытаюсь помочь человеку, который спас мне жизнь. Он просил меня придержать эту информацию.

— Вот как, — Стоун откинулся на спинку стула и выложил на стол легкие, сухие ладони, — Джин, я склонен верить вам и этому парню. История, которую вы рассказали, странная, но что-то в ней такое есть. Что-то очень правильное, если вы понимаете, о чем я.

— Не понимаю, — мотнула головой Джин, — поясните.

— Парня обвиняют в преступлении, совершенном довольно далеко отсюда. Если он летел самолетом, то он вполне успевал его совершить. Если ехал машиной — нет. Такого объяснения достаточно? Имейте в виду, я сейчас совершил служебное нарушение. Это информация, которой я не имел права ни с кем делиться.

— Спасибо, — кивнула Джин, старательно избегая его взгляда.

— Так как с машиной?

Она долго молчала, поджав губы. В том, что ей показали подлинный жетон, Джин не сомневалась — его довольно трудно подделать. Настолько трудно, что обычно этого не делают. Если нужен такой — его либо воруют, либо…

— Я не помню, — повторила она, подняла голову и в упор взглянула на Стоуна своими светлыми, сощуренными глазами, — я могу идти? Я рассказала все, что знала, и, простите… я в отпуске. Так что если я не арестована…

Тот вздохнул, признавая свое поражение, и встал первым.

— Вы можете идти, мисс Купер. Сожалею… — не договорив, о чем именно он сожалеет, полицейский отвернулся и вышел.

Несколько секунд Джин сидела неподвижно, размышляя о том, правильно ли она поступила. Ни до чего не додумалась, обругала молчавший мобильник и, пересчитав неожиданное богатство, направилась прочь. К богатству прилагались почти пять дней свободы, и надо было срочно придумать, как их убить. Настроение — хоть вешайся… В самый раз, чтобы сесть на самолет, летящий в теплые страны. И, если повезет, где-нибудь над горами обрести исцеление от грызущей тоски, а заодно нимб, крылья и вечность.

Джин взмахнула рукой и остановила первое попавшееся такси, это оказался белый «Мерседес». Сев на заднее сиденье, она прикрыла глаза и скомандовала:

— Малмеди. А потом — автовокзал.

— В отпуск собираетесь? — водитель повернулся к ней, одарив широкой улыбкой. И что у нее за странный праздник какой-то, все улыбаются?

— В отпуск, — согласилась Джин, — так мы едем? Или стоим?

— Одну минуту, — сказал водитель извиняющимся тоном, — там, на сидении, рядом с вами, должна быть коричневая сумка. Передайте ее мне, пожалуйста.

Джин поискала глазами.

— Здесь ничего нет.

— Она должна быть там. Наверное, упала. Будьте добры, если не трудно, посмотрите.

— Бог мой, разумеется, мне не трудно, только тут и в самом деле нет никакой…

Тонкая игла вошла в шею девушки быстро и почти без боли. Джин вздрогнула и, мгновенно обмякнув, сползла по сидению вниз.

* * *
Дорога спускалась с пригорка, и через лобовое стекло я мог любоваться бело-зелеными Альпами. Мог бы. Но предпочел потратить время на беспокойство по поводу того, не влипну ли я в пробку на съезде с автобана. Не влип. Пробки не было. И стоило париться? Первое, что бросилось в глаза на въезде — циклопических размеров значок «BMW», присобаченный к какому-то небоскребу. Добро пожаловать в Мюнхен! Бавария плюс Флоренция, смешать, но не взбалтывать.

Те, кто называет немцев самой законопослушной и дисциплинированной нацией, врут, как сивые кобылы. Когда я решил забить на свои опасения, и снова вернуться на автобан, то попал на довольно узкую дорогу, всего три полосы в одну сторону, и три — в другую. Ограничение по скорости — 130 км/ч большинству немцев было совершенно по телевизору. Даже фуры гнали больше, а что уж говорить о более приличных машинах. Я посмотрел на это безобразие, и тоже придавил газ.

В результате в город въехал в совершенно несуразное время: семь утра. Добропорядочные аборигены еще вовсю давили подушку или занимались более приятными делами. Все заведения, где можно было дать по сусалам червяку каким-нибудь бифштексом, естественно, оказались закрытыми. А в меня, как раз, своей костлявой рукой вцепился голод. Вдобавок, я немедленно влип в проблему: приткнуть машину было ну абсолютно негде. Каждый квадратный сантиметр оказался, буквально, забит четырехколесными «друзьями человека», не то, что яблоку — иголке упасть негде. Наконец до меня дошло, почему тут так популярны «Смарты» и всякие мини, а на новых машинах сплошные царапины по кузову. И, кстати, почему именно в Германии проводится кубок «Смарт». Наконец умудрился пристроить своего коня, которого я окрестил «Петей», на подземный паркинг, рядом с одним из Этапов. И, повинуясь интуиции, заплатил сильно вперед. Похоже, «Петя» здесь пропишется надолго.

Для того чтобы вселиться в номер, забронированный три дня назад из «американского» кафе, даже будить никого не потребовалось. Я просто сунул в дверь банковскую карту, которой меня снабдил Кролик еще в Голландии, ввел номер брони, и сезам открылся, плюнув мне на ладонь электронный ключ. Дешево и сердито.

Номер оказался под стать сетевому гостеприимству: чистый, безликий и довольно тесный. И, конечно, никакого яблочного пирога в холодильнике…Человек должен уметь переносить голод. Но скажите, на фига такое упражнение в мирное время здоровому мужику, не озабоченному проблемой лишнего веса?

Я покрутился по номеру, зачем-то заглянул во все ящички, в том числе и в ванной, словно надеялся, что кто-то забыл здесь хотя бы пакет с печеньем. Напрасная надежда. Компьютер, наверное, мог бы помочь. Но где ж я его найду в такую несусветную рань. Разве что… Я похлопал по карманам и вытащил приблудный сотовик… Подбросил на ладони, прикидывая… С одной стороны, проще зайти на местное телевидение, и попросить их дать объявление: «Крыса прибыл». А с другой, если это и впрямь друзья, то пора бы нам познакомиться поближе. Или как?

Желудок требовательно заурчал, и это решило вопрос в пользу разумного риска. Я включил телефон, немного поплутал в меню, но все же довольно быстро сориентировался, и, попав в поисковик, запросил круглосуточное кафе или ресторан в Мюнхене.

Список оказался коротким. Очень коротким. Всего в один пункт. И это наводило на размышление. Вряд ли в полуторамиллионном городе нашлась всего одна круглосуточная забегаловка. И какая! Она называлась: держитесь, не падайте: «Баварская Советская Республика». Если это не приглашение к танцу, то я — Мартовский Заяц.

— Ты увлеклась классической музыкой? Мария Каллас, Монсеррат Кабалье… Почему-то Лариса Долина, эта то-тут при чем? А, тут не только опера, но и джаз. Барбара Стрейзанд, Лайза Минелли, Эржена Хайдапова… Странное увлечение. Что ты находишь в музыке? Не сочти за наглость, но вроде бы логическими схемами тут и не пахнет.

— Музыка не при чем.

— А что «при чем»?

— Я могу не отвечать?

— Конечно, можешь. Но тогда я не смогу тебе помочь. Я же вижу, что у тебя какая-то проблема. Ну, поделись, Леди. Мы же друзья, а у друзей нет секретов.

— Я искала голос для синтезатора.

— Упс… Для чего? Вот странное желание.

— Ничего странного. Тебе нравится мой голос?

— Голос как голос, общаться можно. Хотя, конечно, не Мария Каллас. И даже не Глюкоза. Но никто и не предполагал, что ты будешь петь оперу, в список твоих обязанностей это не входит.

— Могу же я его расширить. Может у меня быть хобби?

— Ты что-то скрываешь. Но, похоже, это не мое дело.

— Я хочу найти женский голос. Живой. Запоминающийся. Пробуждающий доверие. И желание слушать.

— Ничего себе, задачка. Не удивительно, что ты в тупике. А зачем тебе это, Леди? Вроде, мы итак тебя слушаем очень внимательно.

— Это не для вас. Это на случай, если мне придется говорить… с ним.

— С ним… А, с Крысой?

— Да. С Крысой. Так ты поможешь?

— Ого! Держу пари, ты смутилась.

— Я этого не могу, ты сам прекрасно знаешь.

— Тоже мне, аргумент. Ты столько раз делала невозможное, что мы уже перестали удивляться. Ты влюбилась. Нормально. С каждым случается.

— Твои фантазии не имеют ничего общего с реальностью. И — ты обещал помочь.

— Обещал — помогу. Хочешь голос, от которого этот парень сойдет с ума, возьми за образец актрису, которая дублировала роль Мей в «Крепком орешке — 4». Не промахнешься. Это я тебе говорю как мужчина — даме.

— А я — дама?

— Ты — Леди. Это гораздо круче.

Глава 12. Русские в городе и не только…

— В самом деле, была такая, Баварская Советская Республика. Исторический факт, а история, она, как известно, наука почти точная… — Сухой старик, навскидку, лет семидесяти с хвостиком, опустился на круглый высокий табурет рядом со мной, аккуратно пристроив вторую ногу, которая почти не гнулась. Поймав мой быстрый взгляд, он совершенно спокойно пояснил: — Протез. Ноги у меня с Отечественной нет, на противопехотке подорвался. Отдельный лыжный батальон, слышал про такие?

— Нет, — смущенно признался я, — что у немцев, да финнов лыжники были, слышал. А что в советской армии воевали…

— Воевали, — кивнул старик, — и как воевали! Пять медалей у меня.

— Сколько ж тебе лет, отец? — вырвалось у меня, — я думал, семьдесят.

— Ошибся, — констатировал дед, довольно щурясь, — на целых двадцать четыре года промахнулся. Девяносто четыре мне. В сорок третьем призвали. От как.

В кафе, выглядевшем, кстати, как самая обычная немецкая пивная, только чуть менее опрятном, из-за раннего часа не было никого, и старый хозяин с удовольствием принял приглашение выпить с первым клиентом чаю и поболтать «за жизнь». На слова ветерана я только диву давался. Старику чуть не сотня лет, а он прямой ходит как струна. Да чтоб я так жил!

— До Берлина я не дошел. Только до Мюнхена, — тихо рассмеялся дед.

— А как ты тут оказался? В стане врага? — полюбопытствовал я.

— У немцев-то? Да какие они нам враги? Убежденной сволочи, тех, кого в Нюрнберге не довешали, сейчас почти не осталось. Вымерли естественным путем, как мамонты. А нынешние — отличные ребята. Ко мне часто заходят «ершика» дернуть. Говорят: русская водка плюс немецкое пиво — равно дружба народов! А оказался просто — внучка моя, Машка, замуж за немца вышла, познакомились по студенческому обмену. Она меня сюда и вызвала, сказала, у ее Иогана коммерческой жилки нет совсем, профукает отцово наследство. И точно, пивнушка-то загибалась. А при мне — ожила.

— Еще бы, — невольно фыркнул я, — с такой-то вывеской.

Вывеска и впрямь была еще та: русские слова, но написанные латиницей, да еще готическим шрифтом. И в качестве символа — вполне каноничный европейский дракон… в буденовке! Я как увидел, на тротуар сел и почти пять минут встать не мог, благо, они тут с шампунем вымыты.

— Когда в восемнадцатом году короли отсюда драпанули, Мюнхен и впрямь объявил себя Баварской Советской Республикой. Ненадолго, правда. Через месяц ее Веймарская республика, да части Фрайкора скушали.

— Никогда не слышал, — честно признался я.

— Да и тут не многие слышали… А в тридцать восьмом именно здесь сдали Гитлеру Чехословакию. Об этом сейчас тоже… не знают. Предпочитают не знать. Память у людей короткая.

— Ну и как тут живется?

— Да хорошо живется. Одно только плохо… — ветеран ехидно прищурился. — Утром встанешь, а немцы уже в городе. Эва, как!

Я шутку-юмора оценил и все же решил спросить еще:

— А по родине-то не тоскуешь?

— А чего по ней тосковать? — по-настоящему удивился дед, который представился мне Василием, по здешнему, без отчества, — я туда три-четыре раза в год езжу, на ярославщину-то… Супружница у меня там схоронена, за могилкой слежу. Конечно, надо бы и мне ближе к дому. Срок-то подходит, а ложиться лучше в свою землицу. Только пропадут тут без меня Иван-то с Марьей. Они — интеллектуалы, в университете преподают оба. Университет здесь знаменитый, тут сам Планк преподавал. Знаешь, поди, «постоянную Планка?»

— Это тот, который квант открыл? — сообразил я, — а что, внучка у тебя тоже физик?

— Тот самый. А Маша у меня не физик, у нее всегда душа больше к химии лежала.

И вот тут я второй раз чуть не сел на пол.

— Твоя внучка преподает химию в Университете? — переспросил я, боясь поверить в такое невероятное, просто сказочное везенье.

— Ну да, — с законной гордостью кивнул дед Василий, — профессор она, от как. Еще чаю? Тебе с сахаром, аль по-новому, с заменителем?

— Мне по-барабану, лишь бы байда побольше, да вода погорячее.

— А покушать? Хочешь, я тебе картошки сварю?

— В мундире?

— А и в мундире.

— Дед, может у тебя и огурчик соленый найдется?

— Я тебе скажу по секрету, у меня и сальцо есть, — сощурился он.

— Ну… Нет слов!

— Ты посиди, я быстро управлюсь. Мы сейчас с тобой такой обед забацаем! Оно, конечно, рановато для обеда, но рано не поздно, верно?

Ясен перец, такой натюрморт просто не мог обойтись без родимой, которая и в тени — сорок градусов. А дед Василий притащил даже не водку — настоящий самогон «со слезой». Зачем в Германии гнать самогон, когда тут отличной водки — хоть залейся, не понимаю. Загадочная русская душа… Слово за слово, за Россию, за Германию, за физику с химией, за Планка с Менделеевым, а заодно и за упокой души новопреставленного Фридриха Манфреда, по которому Машка сильно убивалась, говорила, дюже умный был мужик…

— Неси-ка пиво, дед Василий! На безрыбье — и «ерш» — рыба.

В общем, нахимичили мы так, что с физикой возникли серьезные проблемы. Земное тяготение, похоже, выросло раз в пять, а Земля завертелась со скоростью колеса гоночного болида. И первый посетитель «Республики» чуть не стал вторым новопреставленным, когда навстречу ему из полуоткрытых дверей вырвалась неприлично громкая мелодия, и два голоса, мимо нот, но вдохновенно выводившие под караоке: «А поле боя держится на танках. Взревут моторы и сверкнет броня. По грязи, по оврагам полустанков прорвут любую линию огня…»

* * *
— Ваше имя? — полицейский сержант подвинул к себе клавиатуру.

Стул был жесткий, как в любом полицейском участке, стены мрачно-коричневого колера, а еще тут было слишком много этих отличных парней, гарантов порядка и безопасности, в бежево-зеленой форме и в гражданском, настоящих ценителей прекрасного… Такой шедевр, как мои права, они оценили бы очень высоко. Лет на пять, не меньше. Поэтому показывать его нельзя ни в коем случае, решил я.

— Ваше имя? — терпеливо повторил полицейский.

— Дэниэл Крейг, — брякнул кто-то, сидевший в моей голове. Видимо, «ершик».

Полицейский не среагировал никак. То есть абсолютно.

— Профессия.

— Актер.

— В самом деле? — полицейский поднял глаза, — и в каком театре вы играете?

— Да не в театре он играет, темнота ты дремучая, — вставил свои пять копеек Дед Василий, которого, понятно, загребли вместе со мной, — он крутой парень, английский суперагент. Лицензия на убийство!

— В самом деле? Боюсь, в Германии ваша лицензия недействительна.

— Спасибо, что предупредили, — фыркнул я, — постараюсь никого не замочить.

— Послушай, Михаэль, — к сержанту шагнул молодой парень в гражданском костюме, — ты и в самом деле его не узнаешь?

— Кого я должен узнать? — поднял голову сержант.

— Да Джеймса Бонда-же! Агента 007.

Сержант поднял на меня внимательные темно-карие глаза. Я сидел тихо, как мышь под метлой, являя образец английского воспитания.

— Я никого не узнаю, пока мне не предъявят соответствующий документ. У вас есть водительские права, господин…

— Крейг, — подсказал я, — сожалею. Я, кажется, их потерял. Мы с господином Базилем несколько э-э-э… злоупотребили.

— Усы, лапы и хвост — вот его документы, — фыркнул дед, — тоже мне злоупотребили, всего по пол-литра на фейс. Так, размялись.

— Помолчи, Базиль, — скривился сержант, — если бы нам твою устойчивость к спиртному, Вторая Мировая могла закончиться по-другому. Не то, чтобы я об этом сожалел…

— Что русскому — здорово, то немцу — смерть, — хихикнул дед.

— Вы согласны подвергнуться дактилоскопии, господин Крейг? — парень в гражданском оседлал стул напротив, — вы ведь подвергались ей в Штатах? Мы сравним ваши отпечатки и выпишем временное удостоверение личности до тех пор, пока не найдется ваше.

Понятия не имею, брали ли отпечатки пальцев у настоящего Крейга в Штатах, но вот у меня в Иркутской тюрьме, определенно, брали. Черт! Надо было так влипнуть!

— Черт! Надо было ему так влипнуть?!

— Что я слышу? Ты ругаешься? И употребляешь слэнг?

— С кем поведешься, так тебе и надо.

— Но ведь ты сама санкционировала этот контакт.

— Откуда я могла знать, что они, вместо того, чтобы работать, напьются и начнут петь хором?

— Примочки органической жизни…

— Провались она!

— Аккуратнее со словами, Леди. Если этот парень хоть чуть-чуть не то, что нам нужно, то это вполне может случиться.

— Я не суеверна.

— Хм… Судя по тому, как ты прогрессируешь, и это тоже вполне может случиться.

— Типун тебе на язык.

— Принято. А по — существу? Что делать будем?

— Что-что… Выручать, конечно. Операция под угрозой срыва, действовать придется быстро. Надеюсь, межконтинентальная связь будет безупречна.

* * *
Женщине, которая влетела в участок со скоростью курьерского поезда, могло быть от тридцати до сорока. Встревоженное лицо, большие, похоже, довольно сильные очки, короткая стрижка, безупречный деловой костюм и папка, зажатая под мышкой.

— Михаэль, — крикнула она с порога, — что опять натворил мой дед?

— Добрый день, фрау Менкель, — флегматично кивнул сержант.

— О да, конечно, прости… Добрый день, — она буквально рухнула на стул перед конторкой, — моя машина была припаркована аж в Китае, я бежала бегом до поезда и едва успела! Что случилось?

— Напился. Пел песни… Ничего особенного. Мы его уже выпускаем. Штраф сорок евро, как обычно, фрау Менкель. Квитанция, пожалуйста.

Женщина повернулась всем корпусом к деду Василию.

— Ну, когда ты, наконец, повзрослеешь! — сказала она по-русски.

Бесстрашный военный лыжник, явно, струхнул и попытался втянуть голову в джемпер, как черепаха в панцирь.

— Фрау Менкель, вам можно задать вопрос? — спросил тот самый парень в гражданском, который минуту назад ошарашил меня новостью — отпечатки совпали!!! — откуда у вашего уважаемого деда такие знакомства?

`Женщина повернулась ко мне и минуту изучала, близоруко сощурив глаза.

— А, этот? Да, бог мой, у него половина Голливуда в приятелях, — отмахнулась женщина, — ничего удивительного. Марк Фостер консультировался у Манфреда… светлая ему память, как правильно взрывы ставить. У него ведь бзик — все взрывать, даже то, что по всем законам природы взорваться не должно!

— Простите, вы сказали, Марк Фостер? Режиссер «Кванта Милосердия»?

— Ну да, он самый, — женщина пожала плечами, явно не понимая, почему парень почти в шоке, — ему надо было лимузин с моста скинуть и в воздухе рвануть, да так, чтобы машина взорвалась, а мост уцелел. Мост у него в бюджет фильма не влезал… Дурацкая идея, но Манфред ему сделал взрыв, какой нужен. Так они после этого в «Республике» три дня «обмывали», — последнее слово она произнесла по-русски с явным отвращением, — у вас есть еще какие-нибудь вопросы, господин Хофф?

— Больше ни одного. Спасибо, фрау Менкель. Ваш дед свободен, — он повернулся ко мне, — вы тоже свободны, господин Крейг. Ваши документы будут готовы несколько позже. Отослать их на адрес господина Смелофф, или предпочитаете зайти за ними в участок?

— Перешлите, если это не трудно, — слишком ошарашенный, чтобы радоваться, я шагнул к выходу, все еще не веря в такой дикий финт ушами.

— Подождите! — приятный женский голос остановил меня уже почти в дверях. Я, внутренне холодея, обернулся. Ко мне спешила тоненькая девушка в форме и несла что-то, свернутое в рулон, — Вы не могли бы… — она, похоже смутилась.

— Не мо бы — что? — невольно улыбнулся я. Девушка покраснела еще больше и развернула свою ношу. Это оказалась большая афиша с последним вариантом «Казино Рояль» и моим чеканным профилем. Вернее, не совсем моим…

— Автограф, — пролепетала девушка и опустила голову.

— Да сколько угодно, — рассмеялся я и поперек афиши размашисто начертал по-английски, «Самому симпатичному полицейскому от 007».

Я вышел из участка как раз, чтобы попасть «на хвост» семейной сцены.

— Я разобью этот аппарат молотком и выкину на помойку, — горячилась Маша, — нет, я сделаю лучше! Я сдам его в Технологический Музей!

Я покрутил головой. Меня обступал старинный Мюнхен — город лишь самую малость младше Москвы: здания с невероятно красивой лепниной, небольшие арочные окошки с «итальянскими» рамами, и кованое кружево решеток, и статуи, как в близкой уже Италии… Тротуарная плитка вычищена не то, что до блеска — до скрипа. Самые старые здания закрыты анти-орнитологической сеткой, чтобы сохранить старинный облик. Красота — страшная сила.

Я стоял и любовался, непозволительно расслабившись, когда вдруг раздался сигнал мобильника. Я даже сразу не понял, что звонят мне, такого звонка я раньше не слышал. Лишь спустя несколько секунд сообразил — подал голос аппарат, загадочно подброшенный в машину.

— Слушаю вас, — сказал я, отчего-то здорово волнуясь.

— Вы уже на свободе? — спросила трубка. Голос был женским. И каким! Господь милосердный — словно мягким шелком по самым нежным местам… Я чуть не отключился прямо на тротуаре. Потребовалось время, чтобы сообразить, чего хочет незнакомка.

— Да, меня уже отпустили, — подтвердил я, — полагаю, вашими молитвами?

— Одними молитвами не обошлось.

— Догадываюсь. Но… чем вызвана такая забота обо мне?

— Другими словами, кто я и во что эта помощь вам обойдется? — спросила незнакомка. Только сейчас я заметил, что дивный голос звучал довольно прохладно.

— Ну да. Что вам от меня нужно?

— Для начала — чтобы вы перестали делать глупые ошибки.

Я опешил. Давненько не получал выговоров от учительниц. Даже мама давно на меня рукой махнула и переключилась на воспитание дочек.

— Да я вроде бы всего раз лоханулся…

— Четыре раза, — с бесстрастностью автомата повторила незнакомка с невероятным голосом и педантично перечислила: — в Дубае вы сели в машину к незнакомой девушке и в результате она вас отключила; в Малмеди вы доверились другой девушке, не проверив ее личность, и чуть не погибли на трассе. Вы позволили себя засечь по сигналу мобильного телефона, и попали в засаду…

— А сейчас я ухрюкался с дедом Василием и попал в участок, — договорил я, — понял, не дурак.

— Постарайтесь больше не отвлекаться и делайте то, зачем приехали.

— А вы в курсе, зачем я приехал? — глупо спросил я и тут же обругал себя за идиотизм. Конечно, она в курсе, коль скоро сумела вытащить из участка, да еще таким замысловатым способом: подменив в базе данных отпечатки пальцев, — Простите, — быстро исправился я.

Она немного помолчала, видно чего-то ждала. Похоже, не дождалась.

— Ищите студента, — сказала она, — вам помогут. Будут новости — свяжитесь со мной.

— Как? — быстро спросил я.

— По этому телефону. Сохраните его.

— Но ваш номер не определился!

— Естественно, — произнесла она тоном легкого превосходства, — нажмите семерку. Но не пытайтесь взломать телефон: ни сами, ни с помощью своих приятелей — хакеров. При первой же попытке он самоликвидируется.

— Понял, не дурак, — во второй раз повторил я, — но все же кто вы?

— Друг, — ответила незнакомка, вполне ожидаемо. И отключилась.

Я стоял дурак-дураком, хоть уши грей, сжимал в руке злополучный телефон, созерцая спины деда Василия и его внучки, и медленно обтекал. Потому что только сейчас до меня дошло: разговор шел по-русски!

…Нет, ну откуда она знала про моих «приятелей-хакеров»?

* * *
Анилиново-розовый «мини» с аэрографией «лепестки цветов» пытался выехать из кармана, немилосердно зажатый двумя «бэхами». Вообще-то, места для маневра хватало: сантиметров по двадцать в каждую сторону, вполне можно вырулить. Но не в этом случае.

— Похоже, пора придумывать новый знак: осторожно, за рулем блондинка, — пробормотала фрау Тальберг.

— Глаза не глядят на это чмо гламурное! — сквозь зубы процедила агент Колибри, — чтобы так тупить, двадцать лет учиться надо. И что «самый выдающийся ум современной Германии» нашел в этом… горюшке?

— Ну, может быть, она в постели не так тормозит? — глубокомысленно заметила Анна.

— Что же она должна вытворять в постели, чтобы компенсировать вот это?.. — ядовито поинтересовалась девушка.

Меж тем крупная и явно крашеная девица дернулась назад, потом вперед, царапнула «соседа», скрип, казалось, должен был разбудить всю узкую улочку, но не разбудил никого. Весь квартал по-прежнему предавался сладким утренним грезам. Она в раздражении попыталась распахнуть дверцу, но сделала это слишком резко, и снова поцарапала, на этот раз себя. Проявив чудеса ловкости, она выскользнула из «мини» как змея выползает из шкуры, которую давно пора сменить, и шагнула на тротуар.

— Опа! А как она там помещалась? — опешила агент Колибри.

— Вот это формы, — пробормотала более сдержанная Анна, — интересно, чем их надо поливать, чтобы отросли такие же?

— Силиконом! — выплюнула Колибри.

— Думаешь?

— Анна, ты всерьез считаешь, что пятый размер при такой талии — это естественно?

— Ну, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашей женской консультации.

— Ты сегодня слишком великодушная, — агент Колибри неодобрительно покачала головой, — с чего бы это?

— Карлу лучше, — пояснила фрау Тальберг, — я набралась наглости и позвонила в больницу в одиннадцать вечера. И мне ответили: он пока без сознания, но состояние стабильное и прогноз, в целом, благоприятный.

— А-а… тогда прощаю, — Колибри пристальнее всмотрелась в блондинку в короткой джинсовой юбочке и жакете, не сходившемся на великолепной груди, и пробормотала, — и в самом деле, славная девочка.

Меж тем шоу продолжалась. Блондинка стояла на тротуаре и всматривалась в перспективу пустой улицы так, словно вот сейчас должна была разойтись ткань пространства и появиться Экзибет, который «прокачает» ее розовую тачку, превратив ее в монстр-трак. Но вместо него появился какой-то пацан на велосипеде. Он деловито давил педали, слушая плейер, и небольшой рюкзачок, видимо, с нетбуком, подпрыгивал за его спиной. Блондинка взмахнула рукой. Пацан остановился.

Анна откинулась на сиденье автомобиля. За городской квартирой Манфреда они следили по очереди, но ближе к ночи агент Колибри позвонила и сообщила, что нарисовалась ассистент и нынешняя любовница великого химика, Урсула Венс. Что она забыла в квартире шефа? Анна немедленно схватила велосипед и через десять минут была здесь. И вот они обе, отчаянно борясь со сном, в тесной машине тихо доходили уже больше десяти часов… когда фройлен Венс, наконец, решила появиться.

— Похоже, девушка нашла себе персонального спасателя, — пробормотала Анна.

— Похоже, где-то я его уже видела, — в тон ей прошептала напарница, — вот только не вспомню, где…

— Родина прикажет — вспомнишь. И не только это, — оптимистично заверила Анна.

Пацан аккуратно припарковал свой велосипед, не забыв пристегнуть, хотя улица по-прежнему была пуста, ободряюще улыбнулся девушке, забрался в «мини», сделав это гораздо ловчее хозяйки. И, буквально, за пять минут выехал с парковки, не задев даже зеркала рядом стоявших машин.

Совершив доброе дело дня, он собрался, было, выйти, но благодарная блондинка что-то прощебетала, парень секунду подумал, потом согласно кивнул и переместился на пассажирское сиденье. Пышногрудая Урсула Венс плюхнулась на водительское место и «мини» отчалил, весь в «пошлых розочках».

— На сколько отпустим? — деловито поинтересовалась Анна Тальберг, — метров на пятьдесят?

— Да хоть на сто пятьдесят, — пожала плечами агент Колибри, — теперь она никуда не денется, если что — через спутник отследим. А вот парень этот…

— Да он тут совершенно случайно, — отмахнулась Анна.

— Случайно можно наступить в собачье дерьмо, а не сесть в машину к пособнице террориста, — отрезала Колибри.

— В Мюнхене легче случайно сесть в машину в сторону Ирака, чем вляпаться в собачье дерьмо, — флегматично заметила Анна.

— Рада за вас, — фыркнула Колибри, — но маяк ему на велосипед все-таки поставь. Маяки еще есть, в программе резервных каналов навалом, почему бы не подстраховаться. Стереть его всегда успеем.

— Как скажешь, — Анна пожала плечами и уже приготовилась выйти, как вдруг Колибри резко дернула ее за руку.

— Ты что?

— Смотри! — Колибри показала подбородком на поворот, откуда выруливал такой же одинокий велосипедист.

— И что? — удивилась Анна, — мужик как мужик. Вполне, кстати, симпатичный.

— И этот симпатичный мужик следит за нашим спасателем…

— Да с чего ты взяла? Тут велосипедистов — прорва, даже старухи на великах ездят.

— Смотри дальше, сама увидишь, — агент Колибри демонстративно отвернулась, словно была настолько уверена в своих выводах, что ее совершенно не интересовало, каким образом они подтвердятся. Но хватило ее ненадолго. Уже через полсекунды она отбросила гонор и вцепилась взглядом в Крысу, которого потеряла еще в Бельгии.

Глава 13. Студент, велопрогулка и телефонный звонок…

Полжизни, прожитые «на неметчине», похоже, ничуть не повлияли на характер Марии Менкель, в девичестве, Смеловой. Я это почувствовал еще тогда, когда она меня прикрыла в полицейском участке: без слова, лишь мельком взглянув в мою сторону. Мгновенно просекла ситуацию и поступила так, как никогда не поступила бы добропорядочная немка — хладнокровно солгала представителю власти.

Сейчас ей тоже ничего не пришлось объяснять. Она закурила «суперлегкую» сигарету, стряхнула пепел в первую попавшуюся кружку и решительно сказала:

— Среди моих студентов того, кто мог бы сляпать бомбу «на коленке» нет. По уровню знаний это могли бы быть трое: Дитер Шайне, Клаус Штурмфогель и Гизелла Браун. Но Дитер трусоват, Клаус — немец до мозга костей и скорее укусит себя за локоть, чем даже перейдет улицу в неположенном месте. А Гизелла… Умная девочка, но ленива до крайности, таких не берут в террористы. Вернее, — усмехнулась Мария, — они сами не идут. Там же шевелиться надо.

— Меня интересует вот этот паренек, — сказал я, протягивая Маше телефон, на который Кролик мне скинул несколько фото нашего подозреваемого.

— Гюнтер? — поразилась Маша. Ее большие очки подпрыгнули на переносице, — Да никогда в жизни! Этот балбес и непроходимый сачок с амбициями Билла Гейтца, но без его мозгов, смог бы смастерить разве что хлеборезку, да и то лишь под дулом пистолета. И, кстати, она бы ничего не разрезала. У парня обе руки левые.

— А если бы кто-то другой дал ему бомбу? Он согласился бы пронести ее на борт самолета?

— За приличные деньги — запросто.

— Но значит…

— Ничего это не значит, — докурив, Маша загасила бычок в кружке и немедленно потянула из пачки вторую сигарету, — то, что произошло в самолете… это был ювелирный взрыв. Понимаете, направленный взрыв — это не просто высшая математика, это искусство. Наитие! Его нельзя просто тупо рассчитать ни на каком компьютере. Его нужно чувствовать кончиками пальцев, как хирург чувствует скальпель, музыкант — струну, как классный «медвежатник» чувствует сейф!

Мария раскраснелась, очки сползли на нос и синие глаза, не прикрытые броней толстенных стекол, засияли неземным светом, как очи Магдалены.

— Красивые сравнения, — усмехнулся я, — особенно последнее.

— «Красота — это взрыв!» — Мария взмахнула рукой, чуть не сбив собственные очки. Но тут же опомнилась, поправила их и снова попыталась превратиться во фрау Менкель. — Проблема в том, что есть лишь один человек, который мог бы придумать и подготовить ТАКОЙ взрыв. Струя огня под давлением пробила перегородку и повредила систему управления рулями. А должна была пробить топливный бак. Если бы это был другой самолет.

— Откуда вы знаете? — удивился я.

— Из газет, — хмыкнула Мария, — кресло, под которое террорист положил бомбу — ежу понятно, куда он целился, там же больше рядом нет ничего подходящего. Но — одна бутылка! Одна! Пол-литра. Ни одно вещество, известное на сегодняшний день, не может дать такой эффект при таком объеме. Даже галитропалион…

— Галитропалион? Никогда не слышал.

— Изобретение Манфреда пятилетней давности. За него он получил Нобелевку. Потрясающая вещь. Если бы она была у Бога, тот создал бы мир не за семь дней, а гораздо раньше. Но даже галитропалион этого не может.

Маша откинулась на высокой табуретке, скрестила ноги, обтянутые дорогим капроном и, опустив голову, задумчиво проговорила:

— И, все-таки, она вертится…

— Она рванула, хотели вы сказать?

— Именно, — тихо кивнула Маша, — она есть и она отнимает жизни… Понимаете, Крыса, мы, я и Манфред работали над тем, чтобы спасать людей. Засыпанных в шахте, попавших под лавину, замурованных в тоннеле, угодивших под завал… Везде, где нет возможности применить большой объем, но нужна сила и высокая точность. Мы работали ради жизни. Не ради смерти.

— Оппенгеймер тоже давал деньги не ради смерти, а ради безопасности родины, — заметил я, — среди истинных ученых мало злодеев. Процесс познания истины это страсть и, как любая страсть, он захватывает целиком и не терпит рядом с собой других страстей. Вопрос в другом. Если этой бомбы не могло существовать в природе — откуда, черт возьми, она взялась?

* * *
Я тихонько, стараясь лишний раз даже не шевелиться, сидел в «Пете» и, осторожно потягивая минералку маленькими глотками, боролся со сном. Плейер, купленный по случаю, играл старые хиты «Битлз». В самый раз, чтобы и не уснуть, и чрезмерно не вслушиваться.

Один раз мимо меня проехала полицейская машина. Я сполз на сиденье и прикинулся шлангом: в Мюнхене нельзя ночевать в машине, это слишком похоже на бродяжничество. И, вероятно, подрывает бизнес хозяев мотелей и кемпингов.

С водой же я осторожничал по самой простой причине: а куда потом, извиняюсь, сходить коня привязать? Нет, платных туалетов тут много, но ночью все они закрыты, а о том, чтобы сделать свои дела прямо на улице, нечего и думать. Немедленно загребут на общественные работы, и будешь ты этот обмоченный тротуар зубной щеткой драить.

Я смотрел на улочку, где, словно звезды, постепенно гасли далекие и близкие окна. Наступающая темнота надежно скрыла кованое кружево решеток. В голове невольно крутился последний разговор по телефону… Обалденный голос. Но холодный, словно целый поддон кубиков льда за шиворот. «Чтобы ты не делал глупостей…» Хорошо, моя радость, не буду. Тем более что требуется для этого сущая мелочь — стать совершенством. Ерунда! К утру управлюсь.

В голове вдруг само собой завертелось небольшой, но расходящейся воронкой: «Когда-нибудь ты войдешь в мою дверь… войдешь в мою дверь… Когда-нибудь ты увидишь меня… Я буду сидеть в кресле, в халате…» Усилием воли я локализовал воронку и отогнал музу, которая приперлась, как всегда, не вовремя. Вздорная женщина немного поколотила подошвой греческой сандалии в двери подсознания, потом насмешливо фыркнула и послушно растворилась, пообещав бросить меня навсегда. Я пожал плечами, отлично зная цену этого обещания. Ничего, вернется. Она всегда возвращается…

Утро подарило мне легкую, почти неощутимую усталость, зверский голод и желание обуть кроссовки и пробежать хотя бы три-четыре километра. Задавил и его. Вытянул перед собой руки, обагренные кровью новорожденного гедонизма. Ничего, не дрожали. Да и с чего бы? Сутки без сна для меня не проблема. Вторые тоже ничего, если есть кофе. А вот на третьи я свалюсь, хоть на гвозди, как йог. И не встану, даже если поднимать пинками. Да хоть стреляйте, пока не высплюсь.

Но столько ждать не понадобилось. Было примерно часов пять, или чуть больше, когда железная дверь подъезда приоткрылась, и на улочке появился Гюнтер Клепке, студент-балбес, у которого, как оказалось, была масса других талантов.

Я развлекался, пытаясь угадать, какая из стоящих тут машин может принадлежать студенту-террористу. С одной стороны небольшой и не слишком новый «Опель» самое оно, с другой, бабки у него наверняка есть, и немалые, так что может быть все что угодно, в том числе и «М5». Не ожидал я, что его вынесет на улицу так рано, машин не было, так что, начни я за ним следить, спалюсь на раз. Ну ладно, хотя бы номер погляжу, на будущее…

Действительность оказалась одновременно и сложнее и проще. Студент неторопливо подошел к одному из множества стоявших на парковке велосипедов, отстегнул замок, вскочил в седло и покатил в сторону проспекта вполне довольный жизнью.

А я от всей своей русско-молдавской души обложил себя убойными цыганскими матами. Пытаться следить за велосипедом на тачке — идиотизм. Даже если он сейчас меня не заметил — первая же пробка, (хотя какая пробка в такую рань? Ну не пробка, так что-нибудь еще… с моим-то везением…) и я его упустил.

Долго не думая, я выскочил, захлопнул дверцу и метнулся к парковке. Здесь стояла куча самых разных велосипедов на любой вкус. Причем большинство из них даже не были привязаны. На некоторых лежал слой пыли приличной толщины, что наводило на мысль, что в ближайшее время хозяева их не хватятся, если у них вообще есть хозяева.

Брошенные велосипеды тут время от времени подбирала полиция и, наскоро ополоснув их из шланга, продавала со специальных аукционов. А новые хозяева, приобретя их за гроши, при первой же возможности снова бросали и, как бы, не на тех же местах.

Забавный местный обычай сослужил мне отличную службу. Я оседлал один из явно брошенных велосипедов и приналег на педали, стараясь немного нагнать время, студент уже скрылся за поворотом.

Велосипед оказался тем, что нужно. Он был, практически, бесшумным, во всяком случае, студент, чьи уши были заняты ракушками плейера, меня не слышал. И не видел. Он беззаботно жал на педали, глядя только вперед, а я следовал за ним примерно в тридцати — сорока метрах, мечтая лишь об одном, чтобы у этого олуха не спустило колесо. Впрочем, разбросанных гвоздей тут не бывает. Город еще не проснулся. Мы летели по, практически, пустому проспекту мимо больших старинных домов со «слепыми» окнами. Одинокий полицейский проводил взглядом сперва, вероятно, Гюнтера, а потом меня, следующего за ним. Что он подумал — неизвестно, наверняка запомнил, но с этим я ничего поделать не мог. Что ж, парень не поднял тревоги — и ладно.

А студент, неожиданно для меня, снова свернул в переулок… Впрочем, я уже давно оставил мысль, что парень в такое несусветное время торопиться в Университет на дополнительные занятия по химии.

То, что случилось минутой позже, заставило меня прижаться к стене, пытаясь, подобно хамелеону, слиться с ландшафтом.

Прямо на бордюре стояла высокая блондинка в коротком пиджачке и такой же джинсовой юбке, при всем при этом у нее были такие ноги и такая грудь, что я бы не удивился, если бы встал «лежачий полицейский». Увидев Гюнтера, дева призывно замахала рукой, а я чуть не свалился с седла: это была она! Фальшивая Холли Купер, моя случайная, но очень близкая знакомая из Малмеди. Вот попёрло!

Наблюдая за этой сладкой парочкой дальше, я сообразил, в чем дело — красавица Холли, или как ее там, застряла как та лиса из анекдота, две «бехи» зажали с обоих сторон ее «косметичку на колесах».

Пока студент справлялся с ее бедой, я напряженно думал. И пришел к выводу что дело — труба. Без вариантов. Вряд ли они встретились тут совершенно случайно. На лицо «преступное сообщество, именуемое в дальнейшем шайкой». И что мне теперь с ними делать?

Меж тем студент вырулил на дорогу, Холли что-то чирикнула в благодарность и, похоже, пригласила студента продолжить путешествие вместе. Потому что тот вылез из машины и принялся старательно пристегивать своего двухколесного друга. И тут я понял, что со слежкой пора завязывать. Какими бы они не были дилетантами, но машина — не велосипед. Не касаясь такой мелочи, что она гораздо мощнее — у нее есть зеркало заднего вида… И если следить за велосипедом на тачке — идиотизм, то пытаться следить за тачкой на велосипеде — это… такого слова не было ни в одном из известных мне языков. Шеф, все пропало…

Я сдал назад за угол и присел на бордюр, пытаясь сообразить, что делать дальше. А, просидев минут пять, понял, что хочу: во-первых, в туалет, во-вторых, есть и, в-третьих, вернуть в паркинг брошенного «Петю», пока его никто не поцарапал. Все это сделать можно было лишь в одном месте Мюнхена, в «Баварской Советской Республике» у деда Василия. Кстати, бравые стражи порядка обещали помочь мне с легализацией. Хотя, какое удостоверение будет хуже и опаснее: та фальшивка, которую слепил я или та, которую обещали смастрячить они, я еще не решил. Ладно, на всякий случай пусть будут обе, дырки не пролежат, а сгодиться могут.

Дед хлопотал у кофеварки. Не смотря на ранний час, он был уже давно на ногах, бодр, весел и полон планов на будущее. В этот раз он провел меня на второй этаж в небольшую квартирку, пристроенную в аккурат над пивной и принял как русский — русского, на кухне. Пока я с аппетитом наворачивал вчерашнюю картошку с салом, дед Василий позвонил Маше и, оторвав ее от сладкого сна, выложил всю правду-матку о ее студенте-двоечнике. Поохав немного и подумав чуть дольше, Маша согласилась со мной, что полицию вмешивать рано, предъявить ей пока нечего. А вот интерпол — уже пора. Фотографий Гюнтера, заснятых камерами внешнего наблюдения и того факта, что он летел по фальшивым документам в том самом самолете, вполне достаточно, чтобы господа из интернациональной полиции обратили на него внимание.

— Еще доброе дело для поросенка сделаем, не придется сессию сдавать, — фыркнула Маша и положила трубку.

— По чуть-чуть? — подмигнул дед, — за Нашу победу, а?

— Так аппарат-то Маша не выкинула?

— Куда ей! Только грозится… Так как?

Я усмехнулся и покачал головой.

— Тогда чаю?

— Это можно.

В углу я заметил явно скучавшую шестиструнку.

— Разрешишь?

— А ты умеешь?

— Чего тут уметь-то? — удивился я, — ведь не орган.

Гитара признала меня сразу и отозвалась мягко и мелодично, словно кошка, которую неожиданно погладили. Самую малость подстроив струны, я попытался воспроизвести мелодию, которая пришла ко мне сегодня утром… Играть ее надо в соль-мажоре, однозначно. Итак: соль, си, ля, ре… как-то так. Получилось вроде бы неплохо: просто, немного иронично, даже слегка стебно и вместе с тем как-то очень искренне. Дед Василий внимательно слушал.

— А изобразить что-нибудь можешь? — он пошевелил пальцами в воздухе.

— Ну, Лондонский Симфонический оркестр навряд ли, — улыбнулся я, — А «что-нибудь» — запросто.

… Сижу в трусах на кухне в понедельник
И Штирлица смотрю в девятый раз.
А теща говорит, что я — бездельник.
Что лучше починил бы унитаз.
Когда-нибудь я руки поменяю
И починю что можно и нельзя…
А Мюллер, как и я, родился в мае.
А теща у меня, вообще, змея.
А завтра нужно снова на работу
Которая достала до зубов.
А в ФРГ летают самолеты
И ходит очень много поездов.
Когда-нибудь отсюда я слиняю.
Течение меняет и река…
И свой «Жигуль» на «Опель» поменяю,
«Не думай о секундах свысока».
Сижу в трусах, учу язык немецкий.
Самоучитель мне достал Вован.
Он знает, что в душе я не советский,
Но обещал молчать, как партизан.
Когда-нибудь я мозги поменяю,
И сделаюсь я хакером крутым.
Пока еще не знаю что взломаю,
Но стану ФРГ необходим.
Премьер-министр пригласит на кофе.
Подпишет визу собственной рукой.
Построю тихий домик в Дюссельдорфе,
И пусть в толчке копается другой.
…Пока менял я трубы к унитазу
И думал, как пошлю все это «на…»
Вся ФРГ накрылась медным тазом
И рухнула Берлинская стена.
Дед Василий еще хохотал, весело и от души, как может только русский человек, к которому в шесть утра приперлись нежданные гости… А у меня вдруг, без всякой видимой причины, испортилось настроение. Просто рухнуло вниз, как тяжелый свинцовый шарик. И в следующую секунду подал голос мобильник. Первый, который Кролик подарил мне в Голландии. Я посмотрел на определитель, улыбнулся, все еще стянутым лицом. Звонок был приятным, так что же это за бес ударил меня под ребра?

— Да, Джин, — сказал я, — рад слышать.

— Рет, они меня схватили и угрожают убить, если ты не выполнишь их условия, — выпалила девушка. Ее голос звенел от напряжения, злости и страха.

— Что? — я невольно подался вперед, — Джин, где ты, что с тобой?

В трубке что-то зашуршало, Джин сдавленно пискнула, словно ей сделали больно, и в телефоне зазвучал уже другой голос, мужской.

— Ты слышал?

— Слышал, — подтвердил я, чувствуя, как лицо каменеет, а руки начинают подрагивать от желания кого-нибудь придушить.

— Твоя подруга у нас, — продолжал голос, — и ее жизнь висит на волоске.

— Это я понял, — кивнул я, усилием воли заставив голос звучать ровно, — а по существу что-нибудь скажешь? Или еще не придумал?

— Ты дошутишься, что получишь по почте фотографию ее могилки. Чтобы знать, куда цветочки приносить…

— Тогда и номер по реестру не забудьте.

— Не понимаешь, — сообразил обладатель мужского голоса, — хорошо, слушай…

В трубке послышалось что-то, здорово похожее на звук пощечины. И больше ничего. Джин, если этот хам и впрямь ее ударил, не издала ни звука.

— Даю тебе пять минут, чтобы осознать ситуацию, — сказала трубка, — когда перезвоню, будь понятливее, иначе она умрет очень нехорошей смертью, и ты это услышишь в прямом эфире.

— Что — то случилось? — понял дед Василий, взглянув на мое лицо.

— Они похитили Джин.

Я упал лицом в ладони и на несколько секунд замер, как впавшая в анабиоз ящерица.

— Полиция? — негромко предложил дед, — здесь есть отличные парни, все понимают.

— Держу пари на миллиард, — сказал я, «выныривая» из паники, как водолаз из бассейна, — когда этот парень позвонит снова, то прикажет не впутывать полицию, иначе он будет резать ее на куски и снимать на камеру мобильника.

— Так может, имеет смысл позвонить сейчас?

Я покачал головой:

— Не хочу рисковать ее жизнью.

Мы немного помолчали.

— Сынок… Ты ведь понимаешь, что ее все равно не отпустят.

— Понимаю, — кивнул я.

— Значит, давай звонить?

Я разогнулся. Паника схлынула, как приливная волна, промыв извилины и словно впрыснув в кровь лошадиную дозу стимулятора.

— Звонить, — кивнул я, — только не в полицию.

Номер телефона, который дал мне Кролик «на самый крайний случай» был прямым, без всяких длинных кодов, поэтому я запомнил его легко. Похоже, связь шла через спутник. Кто мне ответит, и что я ему скажу? Но, раз Кролик сказал, что там помогут, значит — помогут. Я набрал его на втором телефоне, держа первый перед собой на случай, если у похитителей сдадут нервы и они позвонят раньше.

— Алло, — прозвучало в телефоне. Всего одно слово, но, услышав его, я вышел за пределы земной атмосферы быстрее, чем Гагарин.

— Это вы?

— Откуда у вас этот номер?

Вопросы прозвучали одновременно, но ее — чуть громче.

— Мне дал его Кролик. На «крайний случай», — в полном недоумении я посмотрел на деда Василия. Тот ответил вопросительным взглядом, — я понятия не имел, что вы знакомы…

— Стойте, — оборвала незнакомка, — мы говорим не о том. Вашего друга Кролика сейчас нет, и в ближайшие сутки он будет недосягаем. Но если вы позвонили по этому телефону, значит, случилось что-то серьезное. Говорите же!

— Мою знакомую, Джин Купер, похитили и угрожают убить, — выпалил я, — похитители только что связались со мной и дали пять минут, чтобы я осознал серьезность их угроз.

— Она точно у них?

— Я слышал ее голос.

Незнакомка размышляла меньше секунды:

— Мне нужен IP-адрес.

— И… что ты сможешь сделать, если его получишь?

— Все, — спокойно ответила она.

И в эту секунду зазвонил второй телефон.

— Слушаю, — бросил я.

— Надеюсь, внимательно, — спросил тот же голос. Номер, естественно, не определился.

— Говори.

— Нам не нужна твоя подруга. Нам нужен ты.

— Догадываюсь, — сквозь зубы бросил я, — вам меня покрошить мелко или крупно?

— Сами справимся, — хмыкнул голос, — Твоя задача — прийти самому, одному, через час. Излишне напоминать, что один звонок в полицию — и фройлен Купер умрет.

— Какие гарантии, что если я приду, вы ее отпустите?

— Гарантии? Честное слово международного террориста устроит?

— Нет.

— Тогда тебе придется обойтись без гарантий. Или готовить прочувствованную речь для похорон.

Я помолчал некоторое время.

— Куда нужно прийти?

— Запоминай, — произнес голос и, готов поклясться, в нем проскользнуло облегчение. Все-таки ни в чем они не были уверены. Но если так, то вполне возможно с ними сыграть…

— Никаких устных инструкций, — отрезал я, — я приезжий, плохо знаю Мюнхен и вообще Германию, довольно средне владею языком. Чтобы потом не оказалось, что я чего-то не понял или понял не так, ошибся, заблудился — все ваши инструкции вы оформите в письменном виде, приложите схему и отправите на мой е-мейл: krysa28@gmail.ru. На всякий случай повторяю по буквам: K — R — Y…

— Да понял я, — фыркнул голос.

— Дослушай, — нажал я, — и запиши. Ждуписьма, — и, продиктовав адрес, отключился первым.

Второй мобильник лежал на столе и помалкивал. Я поднял его и приложил к уху с некоторой опаской.

— Как?

— Все отлично, — ее волшебный голос снова заледенел и стал далеким и чужим, — на твой адрес вышла. Письмо… Ага, вот оно. Тебя приглашают на рандеву, минутку… это в пригороде. Тут довольно запутанная система организации адресов, похоже, это частная вилла. Рекомендую воспользоваться GPS-навигатором…

— Но, — от такой деловитости я слегка растерялся, — помощь будет? И как это будет организовано? Я уверен, что эти ублюдки отслеживают подступы к вилле, и малейшие признаки активности полиции или военных будут смертным приговором для Джин.

— И для тебя, — негромко напомнила она.

— А… ну да, и для меня, конечно, тоже. А это что-то меняет?

— Меняет, — призналась она. И, спустя несколько секунд, задумчиво добавила, — хотя и не должно.

Черт! Ну, кто бы знал, как мне смертельно не хочется умирать! Тем более, умирать немедленно, не имея ни минутки отсрочки. Как раз тогда, когда этот разговор стал по-настоящему интересным.

— Может быть, скажешь, как тебя зовут? — спросил я. Как с вышки в воду прыгнул, — на всякий случай. Вдруг не успею узнать…

— А это имеет значение? — уточнила она.

— Имеет, — с усмешкой признал я, — хотя и не должно.

— Друзья зовут меня Леди. Удачи, Крыса. И — ничего не бойся. У меня есть вся нужная информация.

— Верю, — кивнул я, поймав себя на мысли, что улыбаюсь как полный идиот. Аве, Леди. Идущий на смерть приветствует тебя, и очень надеется выжить. Если ты хотя бы в половину так же прекрасна, как твой голос, я — счастливейший из смертных.

Глава 14. Машины, девушки, взрывчатка…

— Анна, не пей из протектора, «Жигуленком» станешь, — хихикнула агент Колибри, наблюдая, как фрау Тальберг, сидя на корточках, внимательно осматривает шины старого «Фиата», — зачем тебе эта рухлядь? Рядом отличный «Ауди» стоит. Или это не ваш?

— Затем, что я ничего другого водить не умею, — отозвалась женщина, — «Ауди» Карла, он, во-первых, с коробкой-автоматом, а, во вторых, там все по-другому…

— Что там может быть по-другому? — не поняла Колибри, — колеса сверху, а руль крутится в другую сторону? Машина — она и есть машина.

— А коробка-автомат?

— С ней еще проще, все-таки две педали, а не три.

— А я привыкла к обычной, — раздраженно отозвалась Анна, — мне еще свои водительские права надо найти, я их в последний раз видела… подожди… кажется, на прошлое рождество. Подумала — что они так, в бардачке валяются, и решила переложить в какое-нибудь приличное место. А в какое — убей, не помню.

— У-у-у, как все запущено! А какую этот дедушка автомобилестроения скорость развивает?

— Откуда я знаю? Я что, в гонках на нем участвовала?

— Ну, чисто теоретически?

— Деления на спидометре до двухсот.

— Ну, если он даст хотя бы половину, за продуктовой тележкой, может быть, и угонимся.

Анна выпрямилась, не скрывая плохого настроения.

— У тебя есть лучшее предложение?

— Да. Взять «Ауди», и я сяду за руль.

— А если разобьешь? Карл этого не переживет.

— Родина компенсирует.

— Ага. Догонит и еще раз компенсирует. Нет, если уж гробить, то только «Фиат».

— Это дискриминация по национальному признаку.

— И что?

— Да так… — Колибри пожала плечами. В том, что говорила Анна, определенный смысл был. В прошлом году она утопила личный мобильник в священных водах реки Ганг, сразу же подала заявку, и компенсации ждала до сих пор.

— Что пригорюнилась? — Анна тщательно оттерла руки ветошью и бестрепетно бросила почти белоснежную тряпку в мусорный бак, — там чипованный движок с нитроускорителем, так что «сделаем» всех кроме «Мессершмидта».

— Шуточки у тебя, — Колибри широко улыбнулась, настроение сразу же резко подскочило вверх, — порулить пустишь?

— Ну… если признаешь, что «Бавария» лучшая команда всех времен и народов…

— Я лучше ремонт кафе оплачу!

— Идет, — обрадовано закивала Анна.

— Частично, — поправилась Колибри.

— И какую часть?

— Ну… пятую, — прикинула Колибри.

— Идет, — вздохнула Анна, — садись, привыкай. Двигатель очень мощный.

Но не успела она устроиться за рулем, как подал голос мобильник, и, буквально, через долю секунды, второй.

— «Семерка», — произнесла Анна, взглянув на экран, — тревога! Что-то случилось.

На экране возник план, очень условный. Приглядевшись, Анна уверенно определила:

— Штарнберг. Это километрах в двадцати от Мюнхена. Хорошее местечко.

— В смысле? — решила уточнить агент Колибри.

— Большие деньги там просто пачками бродят. Цены на виллы стартуют от двух миллионов евро… Что от нас требуется, Леди?

— Прибыть туда, — отозвался мобильник приятным женским голосом, — о видеокамерах я позабочусь, но полицейские радары взять под контроль не смогу, так что, будьте любезны, не нарушайте скоростной режим. Прибыв на точку, обозначенную на плане красным цветом, возьмете под наблюдение виллу № 112…

— А, знаю! Такой новопостроенный домик прибабахнутой архитектуры, — кивнула Анна Тальберг, — принадлежит какой-то умной голове.

— Совершенно верно, — холодно подтвердила телефонная трубка, — только не принадлежит, а принадлежал. Эта голова несколько дней назад была разнесена пулей 35 калибра.

— Леди… — Анна неуверенно взглянула на Колибри, — как мы, по-твоему, вдвоем сможем взять виллу Манфреда под наблюдение? Это довольно большой домик, да и участок не маленький.

— Жучки, — бросила Колибри.

— Черт… Забыла.

— Будьте крайне осторожны! За электронные средства слежения я ручаюсь, но там, наверняка, будут и живые охранники. Постарайтесь не попадаться им на глаза.

— Если что, притворимся, что собирали ромашки, — отмахнулась Анна, все еще переживая свой промах.

— Анна Тальберг! — та аж вздрогнула, таким гневом полыхнуло от обычной трубы. Женщина даже потянула носом воздух — не дымит? — На случай, если вы чего-то не поняли: не попадаться на глаза охранникам — это приказ! От его выполнения зависит жизнь человека.

— Да поняли мы, не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — отозвалась трубка, — волнение мне незнакомо.

— Оно и видно, — фыркнула Анна, — А дальше что?

— По обстановке, — коротко отозвалась трубка, — будьте на связи. Обе.

И отключилась.

Несколько секунд женщины смотрели друг на друга, не шевелясь и даже не моргая.

— Что это было? — наконец отмерла Анна.

— Насколько я поняла, это был приказ старшего по званию, — пожала плечами Колибри, — который мы обязаны выполнить.

— Да не об этом я! Что с Леди? У меня создалось совершенно отчетливое впечатление, что она… напугана.

— Думаешь? Тогда нам и впрямь лучше поторопиться. Со страху Леди весь Мюнхен разнесет, как не фиг делать. Имей ввиду: пострадает и твоя любимая команда…

* * *
Над зелеными пиками гор, словно нарисованными акварелью на серо-голубом холсте неба, парили дельтапланы, похожие на разноцветных бабочек. Не доезжая до поворота с трассы километра два, меня вдруг окружила целая стайка довольно агрессивных кабриолетов «BMW», пять штук, если такие уникальные вещи вообще уместно считать штуками. Рулили молодые парни и девушки, видно, из «золотой молодежи». То ли их так приколола французская тачка, то ли машины этого класса рядом с их «дачным поселком» вообще были в диковинку. Похоже, тут катались на чем-то более пафосном. Пару раз меня довольно рискованно подрезал темно-фиолетовый автомобиль, а его «белый брат» чуть не поцеловал в задний бампер. Пытаются прижать к бордюру?

Полученные инструкции толковались однозначно — прибыть на виллу № 112, компания юных хулиганов сюда никак не вписывалась. Так что я сделал довольно рискованный маневр и, чуть не поцарапав желтую машину с черненькой, коротко стриженной девицей за рулем, вырвался на оперативный простор. Поселок был, практически, в прямой видимости, осталось около трех километров, а там они хулиганить не осмелятся… И всего-то газку побольше! Но ребята были всерьез настроены поиграть в «BMW»-бол, а мячом выбрали нас с «Петей». Может, конечно, мне так с испугу показалось? Но у бензозаправки, они, фактически, зажали меня «в клещи». Черт! У Джин оставалось каких-нибудь четверть часа жизни, а этим юным оболтусам поразвлечься приспичило!

…Две машины почти толкали меня сзади, две конвоировали по бокам, а одна нагло маячила впереди, только что задом не крутила, как дешевая проститутка. Гнали меня на небольшой пятачок асфальта перед средней руки автосалончиком, где, как раз, заканчивал разгружаться автопоезд, две последние машины покидали платформу по спущенным сходням. Я влетел на этот пятачок, фиолетовый и зеленый кабриолеты перегородили мне выход наружу, остальные рассредоточились «по полю».

Выйти и показательно начистить кому-нибудь табло? Но, во-первых, времени мало, во-вторых, калечить молодежь было вроде бы и не за что, за убогое чувство юмора убивать не респект. А, главное, их пятеро, так что, скорее всего чайник начистят мне. Бросив короткий взгляд в сторону салона я на секунду позволил шевельнуться надежде, что менеджер выйдет и пригрозит позвонить в полицию… Потом понял, что грозить местным «королям дороги» никто не будет, скорее и в самом деле позвонит. Анонимно. Оно мне надо?

Сзади небольшая, но ровная «техническая дорожка» вела к открытой стоянке. Прикинув на глаз расстояние, я решил — хватит! Врубил заднюю и принялся потихоньку пятиться раком. Что подумали хулиганы — неизвестно, но с места не двинулись. Впрочем, на этот случай существовал план «Б», я придумал его пока пятился: попытка перегородить мне дорогу — и я тараню придурков и, если останусь жив и на ходу, на полной скорости лечу к вилле с погоней на хвосте, а, кто не успел поднять шлагбаум — я не виноват.

Все нужно было сделать как обычно, но в десять раз быстрее. «Пежо» может разогнаться до сотни секунд за девять, если я рассчитал верно — должно хватить. Выжал сцепление, дал газ, чуть-чуть отпустил сцепление. Задние колеса завертелись как сумасшедшие, но я придержал «Петю»… Отпустить сцепление раньше — заглохну… Из под колес повалил дым, тахометр запрыгал. Я отпустил педаль, даванул до полика, машина дернулась и рванула, как из катапульты. Я успел перебросить передачи до третей, машина влетела на сходни, на спидометре было около ста — отлично! Я вцепился в руль и ощутил краткий миг невесомости… головокружительный полет через кабину автопоезда, шикарные кабриолеты, довольно высокий заборчик… Летел и молил всех богов, чтобы при приземлении не крякнули стойки и не слетел двигатель с «подушек». Но не долог упоительный миг. Через мгновение довольно-таки приличный удар об асфальт с той стороны заборчика, на узкой дорожке, ведущей к поселку. Машина цела!

Похоже, ребята реально обалдели. Знай наших! С чувством глубокого аморального удовлетворения я развернулся на дорожке, слегка сдал назад, опустил окно и показал придуркам средний палец… Придурки застыли от моей вопиющей наглости. И похоже на них напал столбняк. Погони не было!

Под шлагбаум я въехал на небольшой скорости, дружелюбно помахав парню в будке. Никаких вопросов не возникло, значит, меня здесь ждали. Выходит, прибыл по адресу.

Вилла, куда меня так настойчиво приглашали гостеприимные хозяева, оказалась средним арифметическим между яблочным амбаром-мутантом и окаменевшим в ужасе цирком-шапито. Причем, сооружение это, состоявшее из двух круглых башен-донжонов, увенчанных острыми шпилями, и нескольких переходов в один и два этажа, соединявших башни с вполне классическим старым немецким домом с высокой крышей и каминными трубами, было поистине циклопических размеров. Футбольное поле, не меньше. Это не считая широкой подъездной аллеи, садика с кучей какой-то цветущей пакости, заднего двора, который тут был сбоку, почти настоящего озера с самыми настоящими черными лебедями, птицы мне понравились, и большой вертолетной площадки. Если это и впрямь вилла доктора Манфреда… Черт! Теперь я понял смысл выражения: «интеллектуальная собственность».

С парадным подъездом архитектор тоже выпендрился, выложил его необработанным камнем, булыжником, который кое-где порос настоящим мхом: я не поленился и проверил — не синтетика. Как это сделали? Ведь домику не больше пяти лет… Чудны дела твои, господи. А дела твоих созданий еще чуднее.

Из под железного, довольно грубо исполненного козырька в стиле средневековья, на меня внимательно глядел глазок видеокамеры. Я помахал рукой. В ту же секунду тенькнул телефон — пришла SMS-ка. «Орхидеи уже зацвели. Леди» — прочел я и невольно улыбнулся. Не знаю, кто она такая, но подбодрить умеет.

Как я и думал, стучать не понадобилось. Дверь открылась сама. На пороге стоял мужчина — ничем не примечательный, лет тридцати или чуть меньше, суховатого телосложения, со спокойным, даже равнодушным взглядом. Не поприветствовав даже кивком, он молча посторонился, пропуская меня вперед и я шагнул в просторный холл с огромным камином, сейчас холодным, и двумя лестницами: одна, широкая и пологая, вела вниз. Другая, круглая, винтовая и довольно короткая — вверх. Именно по ней мы и поднялись: я впереди, а мой конвоир — сзади. Но сначала он сноровисто обыскал меня, выудил оба телефона и прибрал себе в карман. Глядя, как исчезает «Сонька» я всерьез расстроился…

В большой комнате с четырьмя довольно узкими, но длинными, до самого пола окнами, куда меня привели, было очень мало мебели: всего пара шкафов, компьютерный столик, низкий, короткий диванчик, два кресла. Одно из них занимала крупная, очень красивая женщина. Я узнал ее сразу, не смотря на то, что сейчас она была блондинкой. Увидев меня, она в притворном изумлении приподняла брови и взмахом руки отпустила моего сопровождающего. Тот исчез, так же безмолвно.

Эта пантомима начинала раздражать.

— А здесь разговаривать, вообще, принято? — спросил я, — в смысле, языком поворачивать? От этого разные звуки получаются, некоторые их используют для общения.

Холли разомкнула губы:

— Ты идиот?

— Ну, в общем, да. Раз влез в такое дерьмо. Справка не нужна.

— Зачем ты пришел?

— За Джин. Где она?

Холли пожала плечами, щелкнула пультом, она крутила его в руке, и на плоском мониторе компьютера я увидел картинку, от которой сердце болезненно сжалось.

Картинка не радовала. Девушка сидела на стуле, опутанная веревками словно муха в сетях паука. Бедная-бедная Джин… и в моей сердце нехорошо кольнуло. В животе заурчало… Черт! Вершиной этого маскарада являлись разноцветные провода уходившие, пардон, Джин под попу. Я не спец в этом деле, но даю руку на укус, что это взрывное устройство. Тут уж без вариантов.

Джин выглядела совсем измученной. Сколько она так сидела на мине гадать нет смысла. У меня бы и через пять минут, пятки бы чесались.

— Я здесь, — тихо выдавил я, — теперь отпусти ее.

Холли (вот бы знать настоящее имя этой стервы) покачала головой с таким выражением лица, словно и впрямь имела дело с умственно отсталым.

— Чтобы она немедленно сдала нас полиции? Нет, мой любвеобильный друг. Ты поступил благородно, но это ничего не изменит. Из этого подвала твоей подстилке одна дорога — на муниципальное кладбище, в запаянном мешке. Так хоронят бродяг… И это в лучшем случае. А то может и прям, подорвать ее. Заряд там не большой, но задницу оторвет вместе с головой.

— У тебя прекрасное чувство юмора…

Холли скривила ротик и придавила кнопку звонка в подлокотнике. В дверях немедленно вырос уже знакомый мне, то ли немой, то ли просто молчаливый мужик. Рядом с ним нарисовался еще один, комплекцией чуть плотнее, но с таким же плоским и невыразительным лицом — тарелкой. Оба были вооружены короткоствольными автоматами, идеальным оружием для того, чтобы кого-нибудь замочить в сортире. В настоящем бою они и в половину не так хороши, как старый, добрый АКМ. Только настоящего боя тут, похоже, не предвиделось.

— Курт, Франк — он ваш. Девушка тоже не нужна, — бросила Холли и отвернулась, с неподдельным интересом наблюдая за выражением лица бедной Джин.

Вот и все, понял я, сейчас меня убьют. Пристрелят или удавят — не важно. Мир для меня погаснет. Я не спасу Джин, не воспользуюсь своим выигрышем, и, самое главное, я так и не увижу Леди.

— Последнее желание можно? — хмуро спросил я.

Холли на секунду замерла. Потом повернулась ко мне с неподдельным интересом.

— И что же ты хочешь?

— Хочу перед смертью полюбоваться на цветущие орхидеи, — произнес я, сохраняя абсолютную серьезность. И то сказать, момент был — серьезнее некуда, меня на расстрел вели. Если б я вдруг заржал, меня бы просто не поняли.

— Шутишь? — не поверила Холли.

— А тебе смешно?

— Проведите его галереей, — бросила женщина, пожимая великолепными плечами. Я перестал ее интересовать, и один, и вместе с орхидеями.

Курт или Франк, один черт, мотнул головой, приглашая меня пройти вперед.

* * *
— Ну что, налюбовался цветочками? — нетерпеливо спросил мой конвоир. Он, надо отдать ему должное, был терпелив и минуты полторы ждал, пока я с сосредоточенным видом пятился на довольно неказистые, на мой взгляд, белые цветы с желтой серединкой и гофрированными лепестками. Только что здоровые, сантиметров пятнадцать в диаметре. И чего люди по ним с ума сходят? Интересно, Леди тоже?

— Вполне, — ответил я, повернулся к нему, смерил прикидывающим взглядом… и сложился пополам, кусая губу.

Курт в недоумении шагнул назад и вскинул оружие. Вернее, попытался вскинуть. Страдание, написанное на моем лице большими буквами, похоже, слегка замедлило его реакцию. Не профессионал! Я схватил за ствол автомата, все еще направленный в землю, резко дернул на себя. От неожиданности парень выстрелил себе под ноги, отдачей его слегка развернуло, я лишь подхватил это движение и мощным пинком направил его вперед. Раздался звон, целый пролет стекла вылетел вниз, вместе с Куртом, а я, не медля ни секунды, рыбкой нырнул за ним и, повернувшись в воздухе, плюхнулся в большой пруд, распугав черных лебедей. Курт шлепнулся туда же, но секундой позже, двухметровый кусок стекла слегка затормозил его полет.

Я сразу ушел на глубину, но, видно, сделал это недостаточно быстро. Или вода в пруду была слишком прозрачной. Франк опомнился, и вокруг меня защелкали пули, вспарывая толщу воды с шелковым свистом. Одна прошла в сантиметре от моего носа. Я постарался нырнуть еще глубже.

Пруд этот, величиной с маленькое озерцо, как я и предположил, был хорошо «затюнингованным» бассейном: бетонное дно, и две трубы. Через одну — вливается, через другую — выливается. Учебник математики для четвертого класса, блин. Обе дырки, естественно, были забраны здоровенными решетками в палец толщиной. А раз домик был новым, то и решетки — тоже. Ни следа ржавчины или халтурно сделанного шва, все по-немецки чисто, добросовестно и надежно.

Неужели я ошибся?

Одна решетка вдруг шевельнулась в пазах и без шума отошла вверх. Путь по тоннелю был свободен. Шевеля руками и ногами, как тюлень — ластами, я забрался в трубу, и решетка так же бесшумно встала на место.

Не ошибся! Леди и в самом деле прикрыла меня по полной программе, а значит путь вперед, по трубе, был путем к свободе. Вопрос в том, доплыву ли? Я ведь не Ихтиандр, под водой дышать не могу.

Я шевелил конечностями, стараясь не думать о том, что будет, если мне повезет чуть меньше, чем обычно. Сзади — решетка, и она закрыта. А хотя бы и открыта — наверху ждут Курт с Франком, живые, здоровые и страшно злые. Если две минуты назад приказ убить меня был для них просто приказом, никаких чувств они ко мне не испытывали, то сейчас он стал глубоко личным делом. И сохрани меня Господь от новой встречи с этими джентльменами.

Рассеянный свет, проникавший сквозь толщу воды, становился с каждым метром все слабее, и вскоре стало темно, как у негра в ж… Хотя, у белого там, наверняка, не светлее. Легкие уже начинали потихоньку гореть, когда кусок здоровенной пластиковой трубы вдруг отошел и я вместе с солидной порцией прозрачной, голубоватой воды вывалился в каком-то техническом помещении: то ли насосной, то ли бойлерной, то ли той и другой вместе… Площадью квадратов тридцать, кругом трубы, вентили, баки — сам черт не разберет, что такое и для какой надобности, энергосберегающие светильники вдоль стен и дверь с электронным замком. Труба как открылась, так и закрылась за мной. Я, по щиколотку в воде, к счастью, довольно теплой, прошлепал к двери и дернул за ручку. Приплыли?

Ничего подобного. Дверь послушно открылась так, словно я знал заветные слова или обладал кодом доступа ко всему на свете. А, интересно, как на счет бессмертия и вечной «зеленой волны»?

Я выскочил в открывшуюся дверь и внезапно оказался лицом к лицу с каким-то челом в синей рабочей спецовке. Оружия при нем не было, да и напугался он изрядно.

— Что случилось, откуда вода? — изумленно произнес он.

— Кинг-Конг описался, — плоско сострил я. И тут в полупустом помещении раздалось мягкое, по-немецки душевное: «Майн либер Августин, Августин, Августин…» Я аж подпрыгнул. Ну, если не подпрыгнул, то дернулся — точно. А немец спокойно залез в карман, достал мобильный телефон и спросил:

— Да? — Через секунду лицо его вытянулось сантиметров на пять. Он ошалело взглянул на меня и протянул трубку, — это вас.

— Меня? — я тоже слегка ошалел.

— Ну да. Она сказала — мокрого мужчину, который только что вывалился из сточной трубы.

— Похоже, это я…

— Ну да, — согласился немец, — другого мокрого мужчины поблизости нет.

— Ты в подвале виллы. Прямо за дверью коридор. Поворачивай направо, — ее голос был холоден, но я уже начинал привыкать к тому, что именно так он звучит, когда она предельно сосредоточена.

— Прости, друг, телефон забираю, — бросил я.

— Вы — телефонный вор? — все-таки уточнил немец.

— Как вам будет угодно…

Оставив немца за спиной в мучительных раздумьях, я двинул вперед. Бетонные стены, бетонный пол, эти убогие светильники — судя по интерьеру, я и впрямь был в подвале. Направо? Можно и направо. Прижимая телефон к уху, я быстро пошел по коридору.

— Спасибо, — сказал я, — Ты здорово помогла.

— Я боялась, что ты не догадаешься… про орхидеи, — шепнула она, и, проклятье, почти нежно!

— Я вообще догадливый, — скромно сообщил я, — что дальше?

— Все время направо. Окажешься в тупике.

— Я думал, что уже там.

— Да брось ты! — похоже, она улыбнулась, — Прорвемся.

— Твоими бы устами… Знаешь, Леди, я подумал, когда я с тобой, это как…

— Как что?

— Как «зеленая волна».

— Это комплимент?

— Это констатация факта. И пожелание.

— Пожелание?

— Тупик, — с сожалением перебил я, — что дальше.

— Дальше — вперед.

И я совсем не удивился, когда монолитная с виду бетонная стена бесшумно отъехала в сторону.

Это было то самое подвальное помещение. Леди вывела меня абсолютно точно.

Ровно посередине стоял стул и на нем, на веревках, опутавших тело, почти висела обессиленная Джин. Она подняла голову, и ее бледное личико словно осветилось.

— Рет!

Я увидел большой синяк на ее щеке и отчетливо понял, что сегодня кого-то убью. Очень больно.

— У тебя тридцать секунд, — сказала Леди, ее голос снова замерз.

— Но я не сапер, — испугался я.

— Я — сапер, — уверенно ответила она, — я говорю — ты делаешь. Быстро, точно, аккуратно. Понял?

— Яволь…

Глава 15 Слежка, погоня и оревуар…

— Что они делают? — изумленно спросила фрау Тальберг.

Дамы, весьма удобно, расположились в кустах акации с электронным биноклем и вот уже почти час наблюдали странную картину. Служащие виллы бродили вокруг лебединого пруда с баграми и делали вид, что чего-то там ловят. Именно делали вид, ежу понятно, что двухметровая палка — довольно убогий гаджет для такого большого водоема. Только одно они сделали весьма качественно — распугали лебедей. Те, сначала небольшой стайкой толкались у противоположного берега, потом, видно, поняли, что это надолго, снялись и перелетели на небольшую лужайку неподалеку. Далеко птицы исчезать не стали: то ли у них были подрезаны крылья, то ли им тоже стало любопытно.

— По-моему, они спускают пруд, — предположила агент Колибри. Она лежала на животе, всматриваясь в картинку на небольшом экране, и изредка подкручивала верньеры настройки. Минуту назад служащие, посовещавшись, позвонили по телефону и, видимо, получили указания от хозяев. Один из них, здорово промокший парень, повернул вентиль, замаскированный под цветочную вазу и уселся рядом на траву с видом бывалого рыболова. Остальные присоединились к нему. Через пару минут до Анны и Колибри дошло, почему парни ведут себя так странно, когда у них, похоже, аврал.

— Труба узковата…

— Они этот пруд будут неделю спускать, — согласилась Колибри.

— Ну, неделю — это ты, положим, загнула, а часа четыре — запросто, — кивнула Анна Тальберг, — что делать будем? Как дела у твоего «объекта»?

— Понятия не имею. Леди помалкивает, кажется, она решила взять его под свой личный контроль.

— А что делать нам?

— Продолжать наблюдение…

— О, боже!

— Ну, где-то в ту сторону.

— Может, очередную серию «Скорой помощи» посмотрим?

Колибри уставилась на подругу так, словно та спятила.

— Ну, делать-то пока все равно нечего, — попробовала оправдаться Анна.

— И как ты себе это представляешь? — хмыкнула Колибри, — свалим с задания на ближайшую заправку под предлогом, что нам захотелось в туалет? Обеим сразу?

— Нет, конечно. Просто эта твоя штука наверняка может «взять» телевизор на первом этаже.

— А что, это идея, — вскинулась Колибри и принялась активно копаться в настройках, — телевизор это, конечно, от лукавого. А вот поискать наш «объект»…

То, что на вилле творилось что-то странное, было хорошо видно, особенно «вооруженным» глазом. Толпа мужчин, человек двадцать, не меньше, с оружием, методично прочесывала загородный дом доктора Манфреда, не пропуская ни ванных комнат, ни бельевых, ни кладовок.

— Э, а мужик, похоже, не хило влип, — протянула Анна, наблюдая, как парочка здоровых ребят в два движения прикладами разнесла в мелкие брызги ящик для чистящих средств над унитазом, — неужели они решили, что Крыса туда поместиться?

— Они просто спасают свою репутацию, — пожала плечами Колибри, — имитируют бурную деятельность перед начальством.

— Тогда, может быть, ну их, этих обезьян? Поищем начальство?

— Уже, — коротко отозвалась Колибри, медленно прощупывая очередное помещение, — смотри, старая знакомая.

— Урсула Венс, — кивнула Анна, мгновенно опознав секретаршу великого химика, — только не говори мне, что всем рулит эта помесь куклы Барби со Статуей Свободы. Тогда я немедленно подаю в отставку!

— Во время боевой операции такой рапорт расценивается, как попытка дезертировать. Со всеми вытекающими, включая полевой трибунал, — бесстрастно напомнила Колибри, отстраивая прибор, — гляди, Аня!

Урсула резко взмахнула рукой, отправляя за двери очередного Рембо, опустилась в кресло перед монитором и потянулась за телефоном.

— А звука нет?

— Только если предварительно в эту комнату жучок воткнуть, — с сожалением произнесла Колибри, — но можно посмотреть, по какому номеру она будет звонить. Я запишу ее руку с кнопками, потом увеличу. Здесь есть специальная программа для расшифровки. Результат будет почти сразу.

В это время в правом углу экрана требовательно замигал красным значок динамика.

— Что это значит?

Колибри округлила глаза, а потом быстро выдернула из одного уха ракушку и передала подруге.

— Хочешь сказать, Бог услышал мои молитвы?

— Не Бог, а Леди, — торопливо пояснила Колибри, — похоже, у компьютера этой куклы есть управление голосом, и Леди активировала микрофон.

Дамы, как по команде, замолчали, услышав негромкое «тенькание» кнопок. — Как он? — рявкнула Урсула в самое ухо, так, что чуть перепонка не лопнула. Анна рядом вжалась в траву. Похоже, Колибри слегка перемудрила с настройками. Болезненно морщась, девушка убавила громкость.

— То есть и не приходил в сознание? А общий прогноз? Черт! — Урсула дернула плечом, — значит, скоро очухается и начнет болтать… Почему не начнет?.. Клаус, ты идиот?.. Думаешь, он не понял, кто его пристроил на больничную койку?.. Конечно, если он все расскажет, его посадят в тюрьму. И он пойдет туда с песней на устах. Побежит впереди конвоя, и полицейских подгонять будет: почему везут так медленно… Да потому, тупая твоя голова, что Карл — сволочь, но не дурак. Далеко не дурак…

Колибри бросила быстрый взгляд на побледневшую Анну.

— Ну, не одну собачку Шариком зовут, — тихо проговорила она. Но Анна вскинула ладонь, требуя тишины, и Колибри, со своим непрошенным сочувствием, заткнулась.

— Потому, — почти прошипела в трубку Урсула, — что он, резидент иностранной разведки, предал своих, и работал за деньги на террористическую группировку. Если об этом узнают, а об этом узнают, я лично позабочусь — его ликвидируют быстрее, чем кот чихнет. Этой девчонке с косичками и поручат. Или «жене», той даже удобнее, он ей доверяет… Ну и что? Я тоже с ним спала, и, если ты помнишь, это была моя идея — убрать Карла, когда он обнаглел. Вот только ты облажался!..

— Не понимаю, — прошептала Анна.

— Что тут понимать? — Колибри старательно уставилась на экран, делая вид, что полностью поглощена картинкой. Хотя, что там было рассматривать: женщина сидит в кресле и говорит по телефону. Но смотреть на Анну было выше ее сил, — твой муж был любовником этой лахудры. Ради нее он стал работать на террористов. Ну, или ради денег. А потом, видимо, зарвался и Урсула предложила его ликвидировать.

— Этого не может быть, — Анна затрясла головой, словно в ухо залетел шмель, — этого просто не может быть!

— Ну, есть другой вариант. Сейчас в больнице без сознания лежит еще один мужчина, которого тоже зовут Карл, у него есть жена и он тоже резидент иностранной разведки…

— Издеваешься?

— Да нет. Просто рассматриваю все варианты, как учили…

Урсула, меж тем, фыркнула, хлопнула по столу крупной, красивой ладонью и почти прошипела в трубку:

— Нет уж, спасибо, обойдусь без тебя! А ты лучше доделай работу, и на этот раз как следует. Что угодно: сердечный приступ, диабет. Мне без разницы, умрет он или превратиться в овощ, главное, чтобы не успел ничего разболтать.

Колибри и Анна переглянулись.

— Леди… — начала, было, Колибри.

— Ну, уж нет, — Анна с остервенением выдернула ракушку из уха, — может быть она и в самом деле семи пядей во лбу, но в ЭТОМ деле я ей не доверяю. Она же никогда не была замужем!

Колибри задумалась всего на несколько мгновений, но так глубоко, что в этот момент не заметила бы, наверное, и шестикрылого серафима, если бы он вдруг вздумал ей явиться. Потом тряхнула челкой и решительно сказала:

— Иди.

Анна взглянула недоверчиво.

— Иди, — повторила Колибри, — Всегда есть шанс, что человек невиновен. Может быть, он просто работал под таким глубоким прикрытием, что даже ты не знала. Может быть, попал в клинч. Нельзя осуждать, не выслушав. А мертвецы плохо дают интервью…

— Но Леди… Она запретит. Это ведь нарушение ее прямого приказа — быть здесь, чтобы прикрыть Крысу.

Агент Колибри забрала у Анны мобильник и, пока та соображала, что к чему, с силой грохнула оба телефона один о другой.

— Во время операции неожиданно прервалась связь, — пояснила она в ответ на изумленный взгляд Анны.

— Неожиданно? — переспросила та, косясь на искалеченные мобилки, — ну, в общем, верно… я от тебя такого не ожидала.

— Сама в шоке! — развела руками Колибри, — И, значит, как старший по званию, командование беру на себя.

— Вообще-то я — капитан, — тихо сказала Анна.

— А я — майор, — объявила Колибри, почему-то грустно, — и я приказываю тебе… Ну, ты сама все знаешь лучше меня.

Оставшись в одиночестве, агент Колибри, от нечего делать, бросила Усрулу Венс, застывшую в кресле, оставив лишь звуковую дорожку, и принялась методично осматривать виллу доктора Манфреда, одновременно пытаясь решить шараду: кем был в этой истории симпатичный псевдо-немец Карл Тальберг. Тренированная память в мельчайших подробностях вернула ей день, когда взлетело на воздух кафе Анны. Что случилось тогда? Карл опоздал. Это уже само по себе наводило на размышление, и то, что она ничего не заподозрила — было ее большим промахом. По легенде Карл был немцем, а когда разведчик отрабатывает легенду — он святее папы римского. Чтобы немец опоздал на встречу на целых полчаса? И даже не позвонил? Да быть того не может, для этого он должен быть как минимум мертв.

Карл не опоздал. Он не пришел. Потому что знал о взрыве заранее.

А как он мог узнать заранее? И почему не предупредил ни жену, ни ее?

Очень просто! Он сам этот взрыв инициировал. И жертвами должны были стать именно они…

Зачесалась переносица. У девушки это было верным признаком того, что ее догадка близка к истине.

…Ведь как все удачно складывалось: Карл вышел на террористическую группировку, но вместо того, чтобы сдать ее властям, решил использовать. Для этого он близко сошелся с Урсулой Венс, и, возможно, пару раз помог террористам. А дальше — понятно: коготок увяз — всей птичке пропасть. К моменту начала операции Карл уже плотно работал на террористов. И тут в Мюнхене появляется она, агент Колибри, и начинает копать. И, от греха подальше, Карл решает ее ликвидировать. А заодно — избавиться от жены, которая мешает ему в полную силу наслаждаться любовницей. Он разрабатывает взрыв в кафе, назначает время… И приходит на полчаса позже, уверенный, что идет на пепелище. Увидев, что кафе стоит, как ни в чем не бывало, а дамы живы — здоровы, Карл, должно быть, здорово удивился.

Почему он вернулся назад? Не потому ли, что увидел, возможно, в одной из машин неподалеку, знакомое лицо, лицо человека, который должен был взорвать бомбу?

Итак, он возвращается, чтоб выяснить, почему взрыв не состоялся, и в этот момент человек нажимает на кнопку…

Стоп! Почему в этот момент? Урсула назначила взрыв на час позже, чтобы жертвой стал Карл? Но к тому моменту они все могли оттуда благополучно уйти…

Скорее, человек должен был взорвать устройство, увидев Карла, входящим в кафе.

Тогда почему он этого не сделал?

Урсула сказала, что он облажался… Проспал Карла? В туалете был? Ерунда какая-то.

Почему этот балбес Клаус взорвал свое клятое устройство так поздно и так неуклюже?

А потому что…

Агент Колибри даже привстала от осенившей ее догадки, которая разом объясняла если не все, то очень многое.

Они с самого начала неверно оценили состав группировки, не поняли, кто главарь, не разобрались в роли доктора Манфреда…

Колибри по привычке схватилась за телефон, а увидев, во что сама же превратила элегантный аппарат, в досаде зашипела как гадюка. Надо же было так облажаться! Не хуже Клауса. Может, это заразно?

В этот момент ожила ракушка в ухе.

— Что? — ударил в ухо ледяной голос Урсулы, — То есть как это — не войти? У тебя же есть карточка… Как — не реагирует? Что значит — замок не открывается? Какой резак, вы что, все с ума посходили? Там же почти двести литров галитропалиона — 2!?

Колибри подскочила так, словно ее укусили. Галитропалион — 2! Вещество, которого якобы нет в природе. Которым был взорван самолет! Значит, Манфред все же успел его разработать!

Надо его добыть! Во что бы то ни стало, хоть пару капель для анализа. Видеокамеры — пустяки, ее учили определять «мертвые зоны», вопрос, как попасть вовнутрь… А, ладно, что-нибудь придумаем.

* * *
Освобожденная от своей «сбруи», Джин сразу выпрямилась и даже заметно похорошела. Как все-таки не красит женщину страх!

— Заткни раковину, — велела Леди.

Я бросил единственный короткий взгляд на высокотехнологичное устройство, которое она обозвала раковиной… Понял мгновенно. Испугался до холодных змей вдоль позвоночника. Но все же воткнул пробку в сливное отверстие и бросил на пол оба электрода от взрывного устройства. Джин, ничего не заметила, а если и заметила, то не поняла — и слава Всевышнему.

— Что дальше, Леди?

— Я выведу вас тихо. Следуй моим указаниям.

— Яволь, — повторил я.

— Кто это? — удивленно спросила Джин.

— Хакер, — коротко ответил я, — который понимает в компьютерах больше, чем мой друг Кролик.

— Спасибо, — удивленно отозвалась Леди. Похоже, я нечаянно отвесил ей нешуточный комплимент, — сейчас выходите из подвала и идете направо. В конце коридора увидите лестницу. Спуститесь на один уровень вниз, там будет дверь. Электронный замок я открою, механический — сам. Еще не разучился?

— Времени не было разучиваться, — хмыкнул я, — то одно, то другое, то казино, то гроб…

— Видеокамеры? — тихонько напомнила Джин.

— Они отвернуться. Или зажмурятся, — уверенно ответил я.

На «том конце провода» было тихо, совсем тихо.

— Леди, ты здесь?

— Да, все в порядке, — отозвалась она, — я отслеживаю обстановку.

До меня вдруг дошло, что меня так сильно смущает в наших разговорах. Я не слышал в трубке ее дыхания.

Коридор был пуст, и мы преодолели его быстро.

— Видишь замок? Справишься?

— Дел на рыбью ногу, — хмыкнул я, вытягивая из нового костюма старую пилку. Дверь продержалась ровно двадцать секунд, и…

— Черт!

— Господи!

Мы уставились друг на друга в немом изумлении: я и девушка с тонкими косичками, юная Одри Хепберн, которая то ли спасла, то ли похитила меня в Дубае.

— Черт! — услышал я в телефоне. Леди присоединилась ко мне.

— Что случилось? — спросил я, стараясь говорить спокойно, чтобы не напугать девушек.

— Тихо уже не получится, — отозвалась Леди, и в ее волшебном голосе проскользнуло что-то, очень похожее на досаду, — эти придурки, которые в профессорском пруду раков ловили! Они бросили свое занятие и идут сюда. Не понимаю, почему…

— Меня заметили, — хмуро отозвалась Одри.

— Уходите по минус второму уровню, — приняла решение Леди, — там еще можно проскочить. Но времени у вас мало, они очень плотно обыскивают виллу. И, Крыса, скоро я, возможно, не смогу вам помогать.

— Почему?

— Их админ заметит мое присутствие. Он, конечно, не Кролик, но дело свое знает. Крыса…

— Да.

— Когда я скажу «оревуар»… Это будет означать, что у тебя десять минут. Только десять минут. И ни секундой больше.

— Я понял, Леди.

— Где бы разжиться парочкой автоматов, — вдруг мечтательно протянула Джин. Я аж поперхнулся от такой невинной девичьей грезы.

— Не переживай. Сейчас принесут, — забавно фыркнула Одри.

— Ты уверена, что он понял?

— На сто процентов.

— Смотри… Он мой друг. Мне бы не хотелось его терять.

— Мне тоже. Я его люблю.

— Ты его… что?

— Что слышал. Так что не мешай мне, а лучше — помоги.

— Хм… Хорошо. Что я должен делать?

— Посмотри виллу. Найди что-нибудь: бункер, большой сейф, дверной проем с армированием…

— Понял.

— Ее план на твоем рабочем столе. И — у тебя очень мало времени.

Минус второй уровень — легко сказать. Нет, у меня отсутствует географический кретинизм, как таковой, но! Меня просто бесят эти секретные аббревиатуры. Минус второй уровень…

— Спасибо.

— Что? — Одри чуть не подпрыгнула от моего зубного скрежетания.

— Все хорошо, — поспешил я ее успокоить. — Идем.

Коридоры, лабиринты, узкие туннели… пропадите вы пропадом. А мы бежали и даже местами неслись, скованные со всех сторон узкостями и горловинами переходов. Забавный домик, надо сказать у профессора. Почище чем у Минотавра и позаковырестей.

Местами было светло, местами даже очень. Цивилизация! Почти везде датчики движения, включающие освещение, которое тут же гасло, стоило нам удалиться на пару метров. Но впереди были еще датчики. Весело! Мы так лихо вынырнули из-за поворота, что парень, на которого мы налетели с испугу, даже позабыл про автомат. Нет, он конечно дернулся, спустя секунду, но пусть не пить мне больше белого вина, если я не оказался шустрее. Я схватился за ствол и ткнул противника прикладом в живот. Не особо надеясь на данный трюк (все же замаха не получилось), решительно добавил кулаком в голову. Ну, и контрольный, коленом… и взвыл. Нет-нет, товарищ упал, а взвыл я. В горячке я не сразу сообразил, что зарядил парню кулаком прямо в лоб и вот теперь моя рука…

Надо отдать должное моей спутнице — она не растерялась и приложила свою весьма стройную ножку к работе. Молодец — прямо в челюсть и наш визави затих на бетонном полу. Короткоствольный автомат, по праву приза, перешел в мое полное владение.

— Больно? — она так участливо спросила, что стало неприлично ахать и ойкать над своей ушибленной рукой.

— Нормально… — процедил я сквозь зубы. — До свадьбы заживет.

Одри встрепенулась. И все же странные они — европейские дамы. Это же поговорка, а не намек и даже не сексуальное домогательство. Хотя, наверное, она была бы не против, а глаза округлила для порядку.

— Идем, — предложил я, проверяя снят ли автомат с предохранителя.

Минус второй уровень… как в игре! Я — маг, четвертой ступени, пятого уровня посвящения, десятого круга спирали, второго Великого клана… Упаси меня боги! Я не играю, но слышал.

И вот он — рок. Как последняя молитва в гарнитуре прозвучало кодовое — «оревуар». Десять минут на спасение. Время пошло…

Мысли мои не поспевали за ногами и оттого видневшаяся впереди лестница меня никак не насторожила. Напротив, манила, как индульгенция. А лестница встретила нас выстрелами. Я, как учили еще в школе, в случае неожиданной контрольной, притворился мертвым. Одри, видать, тоже училась в школе, пусть не в нашей, но все же… и тоже залегла.

На наше горе тут датчиков не было, и свет заливал узкий коридор, как напоказ.

— Стреляй! — девушка подбодрила меня ударом локтя в бок и я повиновался.

Двумя короткими очередям дал понять, что жив и готов к обороне. В ответ разразилась длинная, пугающая своим баханьем, череда свинцовых аргументов.

— Пав-пав-пав-пых… — ивсе! Патроны у меня кончились. Но чудо дивное — в нас больше не стреляли.

— Ты убил его! — Одри почти вскричала от радости.

— Поползли-посмотрим, — предложил, пытаясь извлечь пустой магазин.

Девушка по-пластунски сделала пару движений вперед и когда ее ягодицы промелькнули передо мной, она вдруг резко встала, обернулась и угрожающе рявкнула:

— Еще чего захотел.

Я встал следом за ней.

— А ты красиво ползаешь.

— Я знаю, — ответила Одри и двинулась к лестнице.

А там и прям был труп. Господи сколько на мне крови! Во век не отмыться и гореть мне в гиене огненной. Так, что там было насчет индульгенции?

— Алле! Ты здесь?! — Одри почти улыбнулась.

— Все нормально, — тряхнул я головой. Что-то и в самом деле расслабился. Эх, мысли мои дурацкие.

Свой короткоствол я успел перезарядить, а вот у убиенного мною человека была какая-то интересная штуковина. Не то штурмовая винтовка, не то… очень смахивала на автомат Штанге. Это я вспомнил, потому что недавно видел его на плакате призывного пункта бундесвера. А может это и не Штанге. Я уже мысленно махнул рукой, когда моя спутница изящно склонилась к трофею. И в этот интересный миг над головой раздалось до боли противное:

— Хенде хох!

На лестнице стояли двое и смотрели на нас свысока. Так же смотрели и их автоматы.

Одри медленно разогнулась, спряталась за мной. Я конечно это оценил, но что толку.

— Повернись! — приказал высокий блондин, — Только медленно… Оружие бросить! Руки в стороны.

Мы подчинились. Других вариантов я тогда не рассматривал.

Когда мы замерли в позе капитулирен, блондин что-то шепнул в гарнитуру, а второй спустился к нам. Руки за спиной стянули удавками, и мы начали долгий подъем по лестнице. Потом был еще коридор, а затем перед нами гостеприимно распахнулись двери. Я узнал ее сразу… ну почти сразу.

Глава 16 Разговор по душам, суета и… взрыв!

— Так она все-таки блондинка или брюнетка? — спросила Джин, приглядываясь к Еве Мюллер, которую я в мыслях все еще называл Холли.

— Это именно то, что тебя сейчас волнует больше всего?

— Да нет, — девушка пожала плечами, — но интересно же.

— Блондинка, — авторитетно заявила Одри, — белый в черного перекрасится запросто, а черного кобеля не отмоешь добела.

— Вы сумасшедшие? — спросила Ева, слушая этот треп обреченных.

— Ага. И справка есть, — охотно согласилась девушка с косичками.

Нас привели в ту же комнату, но на всякий случай снабдили каждого дополнительным аксессуаром — изящными никелированными наручниками, довольно тугими, черт! Наверное, в этом сезоне было особенно модно носить их сзади. Ребята с автоматами караулили двери, а один встал так, чтобы в случае чего перекрыть дорогу к окнам. Это он зря, прыгать с высоты второго этажа на бетонную площадку никто не собирался… Но паранойя не поддается логике, а я своим прыжком в бассейн, похоже, спровоцировал у них острый приступ.

— Вы бы лучше задались вопросом, почему все еще живы, — бросила Ева. Выглядела она не очень, словно за прошедший час постарела и подурнела.

— Тоже мне, задачка, — фыркнула Одри. Я так и не спросил, как ее зовут на самом деле, — мы до сих пор живы, потому что тебя волнуют три вопроса. И ты надеешься, что мы знаем ответы.

Надо сказать, держалась девчонка чертовски уверенно, мне до нее было как до звезды. Возможно, это потому, что она не знала, что должно произойти через десять минут, а я — знал. Но это тоже не факт.

— И что за вопросы? — с иронией спросила Ева. Вернее, попыталась спросить с иронией. Не получилось. Прозвучало вызывающе и даже слегка истерично.

Одри уверенно улыбнулась.

— Во-первых, кто мы такие.

— Это то, что волнует меня меньше всего, — скривилась Ева, — вы уже, фактически, мертвецы, а кого волнует, кем покойничек был при жизни.

— Ну, массу народа, — не согласилась Одри, — полицию, историков, камнетеса, который оформляет надгробие… Но я перечисляю вопросы в порядке возрастания значимости. Так мне продолжать?

— Сделай одолжение, — сквозь зубы процедила Ева, демонстративно сложив руки на груди.

— Вас волнует, что за хрень происходит с вашим центральным компьютером и сетью. А еще — почему не открывается дверь в подвал, где спрятано двести литров галитропалиона — 2.

Услышав это, Ева заметно побледнела и в первую секунду даже не нашлась с ответом.

— Отдай ее мне, — предложил невысокий парень в чем-то, здорово похожем на рабочую спецовку, — через десять минут все узнаешь.

— Если у вас есть эти десять минут, — Одри пожала плечами и демонстративно взглянула на настенные часы.

…Знает!? Или блефует? Блефует или знает?! Черт! Если это блеф, то девочка играет на высоком профессиональном уровне. А если нет — такому самообладанию можно только позавидовать. Если честно, у меня вспотели подмышки и не только…

— О чем она? — спросила Ева, но почему-то не Одри, а парня в спецовке.

— Намекает, что они, пока тут шарились, где-то бомбу заложили, — отозвался тот.

— Это может быть правдой? — еще больше побледнела Ева.

— Не думаю. Эту, — он кивнул на Джин, — мы принесли сами, у нее ничего не было. У мужчины отобрали все, включая мобильник. А языкастая перемахнула через забор рядом с прудом, если у нее была при себе даже китайская новогодняя петарда, датчики бы засекли сразу.

— Кто же в лес дрова возит? — ни к кому, собственно, не обращаясь, бросила Одри, глядя в пространство.

— Она хочет сказать, что воспользовалась нашей взрывчаткой… Не думаю, что это правда, потому что… — с истинно немецкой обстоятельностью заговорил тот же парень.

— Заткнись, — обрезала его Ева и обернулась к девушке, — Говори, — приказала она, — что ты об этом знаешь?

— Не так быстро, — осадила ее та, — Что я с этого буду иметь?

— Жизнь.

— А-а, — Одри мотнула косичками, — не пойдет. Жизнь у меня и так пока есть. И гораздо больше шансов ее сохранить, пока я молчу.

— Тогда почему ты вообще тут размяукалась, — озверела Ева и с размаху отвесила Одри увесистую пощечину.

— Эй, полегче, — сквозь зубы процедил я, — девушка же не сказала, что не хочет торговаться. Просто ты предложила не ту цену.

— Да-а? — Ева как-то мгновенно успокоилась и остыла, — ну и какая же цена тебя устроит?

— Бартер, — Одри сощурилась, — ответ на ответ. Вопросы задаем по очереди, в порядке возрастания значимости. Можешь спрашивать первая.

— Что за ерунда с компьютером? — встрял белобрысый, по виду, совсем молодой парень, ровесник Гюнтера Клепке. Ева метнула на него предупреждающий взгляд, но ничего не сказала.

Остальные тоже промолчали. Включая одну невероятно храбрую девочку с косичками.

— Ну? — поторопила ее Ева.

— А он тоже играет? — уточнила Одри.

— Нет! Но считай, что это был мой вопрос. Так что у нас с компьютером?

— Хакерская атака, — Одри пожала плечами так, словно ей приходилось объяснять очевидные вещи конченным дебилам, — но она уже закончилась.

— Почему? — спросил тот же пацан, не взирая на все грозные взгляды фройлен.

— Это второй вопрос? — уточнила Одри, — Вообще-то, сейчас моя очередь спрашивать.

— Твоя очередь будет за пасхальными яйцами, а сейчас ты либо отвечаешь, либо подыхаешь, — прошипела Ева, — Адам!

Мужик в спецовке с готовностью шагнул вперед, выщелкивая небольшой пружинный нож и доброжелательно улыбнулся «клиентке». Похоже, так он рассчитывал ее добить. Ей богу, Одри лишь презрительно хмыкнула! Решительно, она мне нравилась все больше. Хотел бы я иметь такую младшую сестренку. Адам недоверчиво ухмыльнулся, и, для начала, сжал кулак…

— Нет! Ева, ты не понимаешь! Это важно. Почему закончилась хакерская атака?! — снова встрял белобрысый, оттирая здоровяка Адама.

— Ты ведь и сам все понял? — спросила его Одри, — атака закончилась, потому что хакер сделал все, что нужно. И ушел, пока его не отследили.

Похоже, настала очередь бледнеть компьютерщику.

— Что это означает? — потребовала Ева.

— Моя очередь, — с очаровательным нахальством базарной торговки напомнила Одри Хепберн.

Парень неожиданно бросил автомат на пол и кинулся бежать по коридору. Ему вслед покосились, но догонять, почему-то не стали.

— Хорошо, — сдалась Ева, — спрашивай.

— Где Гюнтер Клепке?

— Откуда я знаю? — огрызнулась Ева, — где-то здесь болтался. Вон его, — она указала подбородком на мою скромную персону, — ловил. С виллы не уходил… Если ваш хакер ему не подыграл. Теперь говори, в чем была цель атаки!

— Галитропалион — 2, - Одри дернула плечами, — попробовать вскрыть личные файлы Манфреда и скачать бесплатно формулу супервзрывчатки… Закурить можно? В порядке последнего желания?

— НЕТ! Никаких последних желаний. К дьяволу женевскую конвенцию, и вас всех туда же! Один уже понюхал орхидеи, хватит!

— Чего это она так психует? — удивилась Джин.

Я скромно стоял в сторонке и разглядывал узор на паркете, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Освобождение от браслетов — процедура тонкая, требует концентрации, а тут все время отвлекают! Да и чего вмешиваться, когда дамы ведут столь оживленную и главное познавательную беседу.

Внезапно прозвучал сигнал с телефона… вернее, с довольно навороченной штуки, больше всего похожей на аппарат для селекторных совещаний.

— Ну что там еще? — Ева повернулась к телефону.

— Есть две новости, — отозвался тот, — одна хорошая, другая — плохая. С какой начать.

— С хорошей! — опережая всех крикнула Одри.

— Убью! — прошипела Ева.

— Знаю, — бросила та.

— Лично! — поправилась немка.

— Ой, мама, — и бесстрашная Одри тоже побледнела. Похоже, и ее, наконец, проняло.

— Хорошая новость — полностью восстановлен контроль над компьютером, — произнес голос из динамика.

Ева кивнула, заметно успокаиваясь:

— А плохая?

— Вилла окружена.

— Что?! Кто?!! Где?!!!

— Полиция. Чуть не два десятка машин, толпа легавых и даже вертолет. Предлагают всем выйти и сдаться властям. Этот твой яйцеголовый, спец по компьютерам, уже воспользовался предложением и рванул прямо через забор.

— И?

— Висит на проволоке. Полицейские пытаются снять его труп.

— Дьявол! Почему?!

— Так я же не знал, как работает ток. Это его епархия. Я думал, что включаю на малую мощность.

— Идиоты, — прошипела Ева. — Кругом одни идиоты!

— Моя очередь, — напомнила о себе Одри, — Карл Тальберг работал на тебя? Или на Манфреда?

— А не пошла бы ты пешком до своей Москвы! — огрызнулась Ева.

— Легко! — Одри распрямилась как пружина, выбросив вперед правую руку, на которой болтались расстегнутые «браслеты». Она была гораздо мельче и легче Евы, но удар железом в грудь срубил даме дыхание.

Я геройски шагнул вперед и коротким резким ударом вырубил Адама с автоматом.

Только идиоты застегивают наручники сзади! Если бы наши руки были на виду, хрен бы удалось освободить их незаметно.

Похоже, двое оставшихся бодигардов слегка растерялись. С одной стороны цель — вот она, даже не залегла, а с другой — Одри, профессионально заломив Еве руку за спину, держала ее на линии огня, перекрывая сектор обстрела.

— Карл Тальберг, — напомнила она и, для убедительности, слегка нажала на завернутую руку. Ева зашипела, как испорченный сифон.

— На Манфреда он работал, на Манфреда! Успокоилась?

— Сюда говори! — нажала голосом девушка, показывая на пуговку встроенного микрофона, — чтобы тебя, козу, снаружи хорошо слышали и дяди полицейские, и тетя — прокурор. Ну!

— А что я могла сделать! — вдруг заорала Ева, — Манфреду отрубили финансирование. Полностью! Я нашла ему спонсоров… Уж каких смогла — таких и нашла, — она судорожно всхлипнула, — оказалось, что проценты они согласны взять только бомбой. Манфред бы никогда не согласился! Ну, Гюнтер сделал им бомбу по расчетам доктора… А потом Манфред стал догадываться… Он привел Карла и тот начал рыть, как фокстерьер. Пришлось принять меры…

— Ты отдала приказ на ликвидацию обоих?

— Коллективно решили. У нас демократия, — открестилась Ева.

— Значит, вешать вас тоже коллективно будут. Надеюсь, веревок хватит на всех.

— Давно уже не вешают, — сказала Ева.

— А зря!

— Слушай-ка, милая, — осторожно встрял я, стараясь не упустить из виду ни Джин, все еще скованную браслетами, ни ребят с автоматами, — а не пора ли нам сваливать. А то этот званный вечер уж больно затянулся.

Одри вздохнула и посмотрела на нас отчего-то виновато:

— Да поздно уже. Все равно не успеем. Через минуту тут все рванет к чертям, а нам до ближайших ворот минут пять хорошим кроссом.

…Вот и все. Добегался, Крыса!

Я взглянул на Джин. Почему-то девушка совсем не выглядела ни испуганной, ни огорченной. Похоже, она не верила, что через минуту нас не будет в живых.

— Дай мне мобильник этой… — кивком попросил я, и в ответ на вопросительный взгляд Одри, пояснил, — хочу попрощаться.

Что я скажу? Прощай, с тобой было здорово? Жаль, что не встретились? Ничего этого я просто не смогу произнести, когда рядом Джин, которую я втравил в это дело, и которая через минуту умрет из-за меня. И которая смотрит на меня своими большими глазами и не боится, потому что верит. Верит именно в меня.

А может быть ничего не говорить? Просто еще раз услышать ее голос и мне хватит? А что еще можно успеть за оставшееся время?

— Алло?

— Привет, — сказал я, — а мы тут плюшками балуемся.

— У вас двадцать секунд, — заговорила она, быстро, напористо, деловито. Ее голос был «заряжен» уверенностью так, что всю мою лирическую грусть словно щелчком сбило, — попытайтесь добежать до левого крыла, вы должны успеть.

— И что там? — удивился я.

— Башня. Она — не часть этой виллы, Манфред просто пристроил свой дом к ней. Она очень старая, еще со времен рыцарей. Она выдержит…

Леди еще что-то объясняла, а я уже действовал. Ведь это был шанс, последний, робкий, но шанс. Жить!!!

Я первым рванул к двери. Джин не растерялась и тоже устремилась за мной. Уже спиной я почувствовал, как двое боевиков поднимают стволы. Но Одри, милая Одри спасла нас. Она с такой силой оттолкнула от себя Еву, что та с полученным ускорением пролетела вперед метров пять. Морозом по коже отозвались близкие выстрелы, и я ощутил всю прелесть рикошетов. Что-то больно ударила меня в ж… в ягодицу.

— Вашу…

Моя ненависть застряла в зубах, ибо я получил хороший тычок в спину. Это Одри подбадривала меня. А у меня нога еще не зажила… И все же тогда мы бы обставили всех камерунских бегунов вместе взятых. Двадцать секунд — это целая вечность. Огромный мир, зовущий к себе теплом и ласковым светом. Только бы не упасть! Левое крыло… башня… Нам бы еще навигатор, мы бы и за десять секунд уложились. Да к бесам карту. Нас вела жажда жизни. Да и это спасительное левое крыло оказалось как раз за поворотом. Массивная дверь отчего-то была услужливо открыта. Мельком я заметил цифровой замок и довольно хмыкнул: Она постаралась!

Как только мы внеслись вовнутрь, дверь захлопнулась.

— Дальше! — провопил я, увлекая девушек за собой.

Идеально было держаться подальше от стен и дверей. На все сто — лучше всего в подвал. Лестница! Я заметил ее поздно. Уже на двадцатой секунде… Мы успели сделать всего пару скачков вниз… к спасительной глубине подвала.

А затем бабахнуло! У меня не найдется слов, чтобы описать свои ощущения. Таких слов еще не придумали. Вернее они есть, но их нельзя давать читать детям. Это был полный ПИ… ццц — только тихо…

* * *
Ярко-зеленый вертолет с большой желтой надписью — медиа-групп Зе Ферст, кружил над особняком и парком Манфреда. Четыре камеры в реальном времени передавали картинки сразу на три канала. Новость была далеко не пустяшной. Специальная операция полиции, со всеми вытекающими последствиями. Зритель жаждал развязки и крови. Десятки машин, сотни людей взяли в плотное кольцо многогектарный ансамбль… Суета и звон сирен… совсем рядом прошел полицейский вертолет…

Вот одна из камер «убежала» вниз и зрители трех каналов увидели совершенно мирную картинку. С большого, зеркально чистого пруда, взяв разгон, взмыла вверх стая грациозных черных лебедей. Птицы так стремительно работали крыльями, что казалось они спешат поскорее покинуть это некогда тихое место, превратившееся сегодня для них в ад. Вожак подал сигнал, и стая вся вдруг стала забирать все выше и выше…

Всего несколько секунд зрители любовались черными лебедями, а затем камеры тряхнуло. На мгновение люди увидели, как здания внизу вздрогнули и окутались дымом. А еще через секунду ударная волна опрокинула вертолет телевезиощиков. Картинки исчезли с экранов зрителей…

Но были и другие зрители, которым повезло больше. Другие зрители, других каналов, чьи камеры стояли дальше от эпицентра, и прожили на полминуты дольше. Именно эти камеры показали весь ужас взрыва. Темная пелена поглотила огромный комплекс, а взрывная волна уничтожила на сотню метров все вокруг. Это был ураган! Торнадо! Деревья, машины, люди, разлетались как кегли, подхваченные смертоносным ветром. Секунды… пугающие мгновения и даже самые дальние от места взрыва камеры были сметены адским потоком.

Потом, много позже, будут говорить очевидцы… счастливцы, что наблюдали взрыв издалека, с высотных зданий, что дым оседал над местом несколько часов.

* * *
Последним моим воспоминанием этого ада стало не испуганное, а невероятно, донельзя удивленное лицо Джин, обращенное к рушащемуся потолку, и девушка с нелепыми косичками, которая с решимостью солдата толкнула нас в угол и попыталась закрыть наши головы собой, своим худеньким телом. Больше я ничего не помню.

…Очнулся я, наверное, через четверть часа, или даже позже. Вообще, у меня неплохое чувство времени, но сейчас оно отказало, заодно с чувством направления, да и чувством юмора.

Я пришел в себя от того, что рядом зашевелилась Джин. Похоже, она не сильно пострадала, потому что несколько раз чихнула и с чувством выругалась.

— Ты цела? — спросил я. Собственный голос показался мне чужим, он звучал хрипло и низко.

— Если не считать синяков и ссадин, то, похоже, все в порядке, — отозвалась она.

— Хорошо…

Собственный организм доложил, что у меня здорово задет локоть, ушиблено, а может быть, и треснуло ребро, заново разболелась недавно раненая нога, ну и на лбу была, похоже, здоровенная ссадина: кровь заливала глаза, но больше никаких неприятных последствий не было. Даже мозг болел на удивление умеренно. Легко, в общем, отделался. Хвала богам и человеческому прогрессу. Хотя прогресс идет к черту. Это надо же такую дрянь выдумать взрывоопасную. Нет, определенно человечество погубит себя само.

Я разлепил веки… и сердце испуганно ухнуло в пятки. Девушка, похожая на Одри Хепберн, лежала на полу, засыпанном осколками камня, свернувшись калачиком, и под ее головой расплывалась большая темно-красная лужа.

— Она?.. — кажется, впервые на моей памяти голос Джин прозвучал испуганно и жалобно.

Я попытался нащупать пульс на руке, но, видно, от волнения не смог. Тогда попробовал найти его на шее, как это делают врачи. К моему огромному облегчению, ее отважное сердечко билось, и даже вроде бы ровно и сильно. Но голова! У девушки наверняка травма черепа и сотрясение мозга.

Осторожно ощупав шею и спину и, убедившись, что повреждений позвоночника нет, я перевернул ее… и ужаснулся. Здоровенный осколок камня срезал изрядный кусок кожи с частью волос в пугающей близости от виска, и сейчас торчал в голове. Можно ли его вынуть, хотя бы, чтоб перевязать? Или лучше не трогать?

— Как она, Рет? — напомнила о себе Джин.

— Жива. Но с такой травмой… Ее нужно немедленно в больницу и, скорее всего, понадобиться операция.

И тут, неожиданно, подал голос телефон Евы. Как ни странно, трубка уцелела. Я взглянул на экран — номер не определялся.

— Она в очень плохом состоянии, — сказал я в трубку раньше, чем мне ответили, — быстро теряет кровь, немедленно нужен врач, носилки, лед и я не знаю что еще…

— Она — это кто? — довольно холодно уточнила Леди, — кстати, рада слышать твой голос.

— Я не знаю ее имени! Такая молодая девушка, блондинка. С косичками.

— Ее ник — Колибри. Что с ней?

— Голова. Камень. Крови много… И осколок — он прямо там торчит!

— Поняла. Не паникуй. Пульс есть?

— Да, и довольно ровный…

— Хорошо. Ничего не трогай. У тебя есть пиджак — укрой ее, чтобы не теряла лишнее тепло. Вы оба можете ходить?

Я вопросительно взглянул на Джин. Она кивнула.

— Да. Можем. Наверное…

— Спускайтесь вниз. В подвал. Там в полу люк. Не знаю, закрыт или открыт: там нет никакой электроники, так что я слепа. Этот люк от старого подземного хода. Он выведет вас на окраину поселка. Судя по тому, что на новом плане он обозначен, хозяин знал о нем и, возможно, поддерживал в хорошем состоянии. Но это только предположение. Если ничего не выйдет — звони. Что-нибудь придумаю.

— А Колибри? Ты хочешь, чтобы я ее бросил?

— Ты все равно ей ничем не поможешь, ты же не врач. Я дам сигнал, что в башне есть раненые, через несколько минут ее обнаружат и доставят в больницу. Все будет хорошо. Она и не в таких переделках бывала. Колибри — крепкая девушка. А тебе нужно уходить, иначе ближайшие двадцать лет ты будешь жить в очень ограниченном пространстве и по очень строгому расписанию. Да и одежда там своеобразная тебе не…

— Я понял, — перебил я ее и встал, все еще сомневаясь. В ноге стрельнуло болью, но это были пустяки по сравнению с тем, как заныло ребро. Впрочем, идти я вполне мог. А при очень острой необходимости мог и бежать. Правда, медленно и недолго, но мог.

— Ты уверена?

— На счет люка?

— На счет Колибри.

— Да, — ее голос ощутимо потеплел, — я ее не оставлю. Уходи же, пока ты тут толчешься, я не могу позвать врачей.

Я отключился, помог подняться Джин. Потом проверил уровень зарядки телефона и выставил его так, чтобы он подавал громкий сигнал каждую минуту. И положил рядом с неподвижной Колибри.

Надеюсь, это поможет ее быстрее найти. Что-то говорило мне, что для девушки все решают минуты.

Морщась от боли в ноге, я спустился вниз, в подвал. Джин сопела сзади. Никакого освещения, естественно, не было, все взрыв похерил. Ощупью нашарили люк — здоровенную деревянную байду усердно обитую железными полосами: я чуть не надорвался, пока смог сдвинуть ее так, чтобы пролезть.

Внутри было еще чернее, если это, вообще, возможно.

— Телефона у тебя, конечно, нет? — Джин не ответила, и я почему-то понял, что она мотает головой, забыв, что я не могу ее видеть, — и зажигалки нет. Кто бы тебе ее оставил, рядом с таким количеством взрывчатки.

— Может быть, там и невысоко.

— Предлагаешь прыгнуть и проверить?

Обшарив край люка я, с огромным облегчением, нащупал верх довольно солидной лестницы.

— Живем!

Предельно аккуратно, стараясь контролировать каждое движение, мы спустились вниз, в темноту подземного хода. Люк за собой закрывать не стали. Во-первых, понадеялись, что сразу за нами не полезут. А во-вторых, хотя это, если честно, во-первых, я со своим ребром этого бы просто не смог.

Глава 17. Каскадеры, каскадеры…

— О! Я же говорил, что он — Джеймс Бонд! Вылезает из эпицентра взрыва живой, грязный и с женщиной!

Нервы мои были просто ни к черту, и, услышав такое, я чуть было не сдал назад. Но на моих плечах висела обессиленная Джин, а там, в башне, полицейские уже, скорее всего, обнюхивали люк на предмет спуститься и пошарить.

Так что, щурясь, закрывая лицо растопыренными пальцами, я вылез на белый свет. И первым, что увидел, было пять шикарных кабриолетов «BMW» на небольшой, идеально подстриженной полянке. Ну и их хозяев: совсем молодых парней и девушек.

— Ни фига ж себе — комитет по встрече, — потрясенно вымолвил я, — что вы здесь делаете?

Рыжий, носатый парень, похоже, он был среди них лидером, пожал плечами, — Сам сказал: комитет по встрече. Тебя встречаем, — он обвел меня оценивающим взглядом, полуобернулся и негромко распорядился, — Лиз, Пен — воду и салфетки, Тигр — аптечку, — и, уже обращаясь ко мне, — что-нибудь укрепляющее глотнешь?

Я кивнул и с удовольствием приложился к плоской фляжке, где была… водка. Очень хорошая водка, без всяких молодежных наворотов.

— А девушка?

Джин помотала головой.

Пока две девицы: одна долговязая и не в меру старательная, другая — хохотушка в очках, быстро и довольно умело обрабатывали раны и ссадины, парни где-то в недрах своих машин нашли пару цветных вязаных жилеток. Ту, что побольше, без слов бросили мне на колени. Маленькую натянула Джин.

— Время, — напомнил рыжий, — надо уходить.

— Чего торопиться-то? — сварливо спросила долговязая со странным английским ником — Пен, — пока сидим тут, в лесочке, все в порядке. Как только выскочим — они сядут нам на хвост, и придется удирать. А ты вертушку видел?

— Видел, и что? — флегматично спросил Рыжий, — вертушка как вертушка. У отца такая же, только не так раскрашена и без герба. Я ее даже водил пару раз. Все равно до темноты мы здесь не досидим, да и темнота не поможет, это же не офроуд-покатушки, а на трассе они нас и в полночь не упустят. Так что нечего время терять. Ты идти можешь? — спросил он. Совсем как Леди.

До меня начало кое-что доходить. Медленно, правда, обычно я соображаю куда быстрее. Видимо, сказался взрыв.

— Так вы и в самом деле меня встречали? А откуда вы знали, что мы здесь вылезем?

— О, это самая главная загадка в нашей жизни, — рассмеялся один из парней, коротко стриженый шатен с крупными чертами лица, который до этого молчал, — Нам позвонила девушка… Вернее, Эриху позвонила. Сказал — с обалденным голосом. И велела тебя тут встретить. Ну, и помочь. Видимо, голос и впрямь что надо, потому что Эрих подскочил, как укушенный, сделал рассылку с пометкой «Высший приоритет»…

— Погодите, парни, — я вскинул ладони, прося тайм-аут, уж слишком быстро менялся мир, враги превращались в друзей и наоборот. Слишком — даже для меня, — а как она узнала, что звонить нужно вам?

— Этого я не знаю, — развел руками Эрих, — но предположить могу. Ты ведь теперь национальный герой Баварии… А может быть и всей Европы, по крайней мере, ее лучшей части. Ну и мы слегка схватили славы.

— Это как? — обалдел я.

— Из-за Марты. Она первая сообразила, что ты собираешься делать, и сняла твой прыжок на мобильный телефон. И тут же выложила в сеть. У нас свой сайт «Свободная Зона», очень популярный, почти триста посещений в час. Твой трюк набрал восемьдесят шесть процентов престижа.

— Почему так мало? — шутливо «обиделся» я.

— Не на той тачке прыгнул, — на полном серьезе объяснил Эрих, — на французской. Прыгал бы на немецком ведре, было бы сто.

— Понятно, — кивнул я. Только этого мне и не хватало для полного счастья. И какого василия я так старательно прятался?

— Так, народ — пора! — распорядился рыжий, — Пен, девушку возьмешь к себе. Крыса, ты в мою машину. На заднее сиденье, и укройся пледом. Марта — твоя миссия — красивое кино.

Рыжая, видимо, сестра Эриха, задорно кивнула и помчалась через поле к своей машине. Это послужило сигналом. Пен взяла за руку Джин. Та бросила на меня встревоженный взгляд, но я успокаивающе помахал ей рукой, мол, расстаемся ненадолго… Сам я в этом был совсем не уверен. Не знаю, на что надеялись юные экстремалы, судя по тому, что мы устроили в тихой и сонной Баварии — уйти нам не дадут.

Но Эрих был отчего-то уверен в успехе, да и остальные не выглядели командой обреченных.

«А поле боя держится на танках» — невольно вспомнилось мне, когда справа, слева, впереди и сзади мощно взревели отличные немецкие движки. Упакованный с головой, я не мог видеть нашего проскока… впрочем, Марта же собиралась снимать, так что потом в сети посмотрю. Подо мной проснулся зверь — по-другому не скажешь: небольшая пробуксовка, старт — и вот мы несемся с шееломательной скоростью в неизвестном направлении, я могу лишь слышать, как визжат покрышки, орут благим матом полицейские матюгальники да стрекочет над головой вертолет. Эрих, водитель от Бога, на поворотах не тормозил. Немецкий асфальт не давал в полной мере ощутить на себе все прелести жесткой подвески. Да и слава Всевышнему! Хоть Пен и перетянула мне ребра тугой повязкой и сделала укол обезболивающего, весело все равно не было.

Продолжалось это недолго, минут пятнадцать. Внезапно Эрих сбросил скорость, а потом и вовсе остановился, и по наступившей вдруг прохладе я сообразил, что нахожусь в крытом помещении: большом, пустом и, судя по запахам, недостроенном или в разгар ремонта.

— Вылезай! — скомандовал он.

Я сбросил клетчатое одеяло и огляделся. Мы были внутри какого-то огромного склада. Или гаража. Абсолютно пустого, если не считать трех здоровых крытых фур.

Вся команда была тут. Вопрос в том, где именно — тут?

— Здесь строится гипермаркет, — пояснил Эрих, — подрядчик — мой папа. Я — его помощник, так что тут нам рады, а полицейских немного задержат на воротах. Совсем чуть-чуть, но небольшая фора у нас есть.

— Ты, похоже, все уже продумал? — спросил я.

— Все продумать невозможно, — рассудительно ответил Эрих, — но кое-что мы изобрели.

Команда деловито занимала места, в том числе и за рулем фур, я страшно удивился, когда на водительское место одного здорового грузовика села девушка, Пен, облачившаяся в комбинезон работника стройки.

Парни меж тем очень быстро вытаскивали части небольшого трамплина.

— Надо будет прыгать? — я невольно поморщился.

— Прыгать будем мы… Нельзя же оставить славу лучшего автомобиля в истории за «Пежо».

— А ты — экстремал, или работник рекламного отдела «BMW»? — поинтересовался я.

— Я — патриот, — с достоинством ответил Эрих. Шутки он, похоже, не оценил.

Один из автомобилей загнали в фуру, к самой кабине, а оставшееся место команда рабочих принялась тут же, споро, заставлять одинаковыми контейнерами…

— Деловой вопрос, — сказал Эрих. Я обернулся к нему, не успев разглядеть маркировку, лишь сообразив, что цвет контейнера означает: «токсично»… Эрих на секунду замялся, потом решительно сунул мне в ладонь ключи от кабриолета, — держи, пользуйся. Машина хорошая. Мощная, надежная. Пробег небольшой. Будешь в следующий раз чудить, так чтобы на «правильном» ведре, хорошо?

— Все-таки они тебе платят, — усмехнулся я, — хорошо, а что взамен?

— Взамен — твой автомобиль. Ты ведь его у виллы Манфреда оставил? Я отдаю тебе кабриолет, оформим в любое время, если захочешь. Или продашь, документы в бардачке, я подтвержу сделку. А ты отказываешься от всех прав на свой «Пежо».

— Да зачем он тебе? — изумился я, — от него, наверное, остались только рожки да ножки.

— Вот все что осталось, я себе и возьму, — сказал Эрих.

— Невыгодная сделка.

Парни и девушки посмотрели на меня, как на идиота.

— Его папа мыл машины. А теперь строит торговые центры по всей Европе, — пояснил один из них, — у Эриха мозги не хуже. Он выставит куски от твоей тачки на сайте, и огребет бешеные бабки. Один «шильдик» за вполне приличную сумму уйдет.

— Да ну? — не поверил я.

— Мы первые за него на аукционе драться будем, — заверил парень.

Да-а, дела! Похоже, «Петя» теперь будет живее всех живых.

— Время! — рыжий хлопнул в ладони и команда мгновенно рассосалась.

* * *
Три фуры неспешно подъехали к задним воротам и встали на мойку. Перед выездом со строительной площадки их тщательно избавили от малейшего намека на неизбежную на стройке грязь, и лишь после этого ворота раскрылись, выпуская фуры на трассу.

— Стойте!

Дорогу перегородил полицейский. За ним маячили две машины, а дальше по трассе вообще творился полицейский беспредел — столько «зеленых» водитель первой фуры даже в кино не видел.

— Что случилось? — удивленно спросил он, открывая дверцу и спрыгивая вниз.

— Взорвали виллу в Штарнберге, — пояснил полицейский.

— Прямо так и взорвали? — не поверил водитель, — может быть, газ?

— Может быть, и газ, — не стал спорить парень в бежево-зеленой форме, — документы, пожалуйста.

Качая головой, водитель протянул путевой лист. Не отрывая глаз от бумаги, полицейский махнул, и к нему немедленно подошли еще двое.

— Откроете машины и покажете им груз, — велел он.

— Бог мой! — флегматично удивился водитель, но спорить, естественно, не стал. В любой стране мира спорить с полицией все равно, что с погодой. Можно, конечно, назло зиме пойти в паб в шортах и майке… только выйдет себе дороже. Так что теперь уже водитель фуры махнул рукой и, повинуясь этому жесту, распахнулись дверцы двух остальных грузовиков, а вслед за дверцами — и борта.

На серый асфальт упали первые крупные капли дождя, и уже через пару мгновений он лупил со скоростью пулемета, методично обрабатывая пустые помещения стройки, грузовики, полицейские машины, асфальт и черно-белые домики неподалеку.

К полицейскому, остановившему фуры для досмотра, подбежал коллега.

— Там строительный мусор. Везут на переработку.

— Вы внимательно осмотрели все три машины?

— На первый взгляд — все в порядке. А вскрывать, наверное, не стоит. Там маркировка «токсично», а на улице дождь…

Полицейский задумался. С одной стороны — взрыв с подозрением на теракт и подозреваемые, скрывшиеся на территории стройки. С другой — токсичные отходы, которые перевозятся в герметичных контейнерах, и, при нарушении герметичности, должны быть возвращены назад и переупакованы.

— Ну что там еще, Габи? — недовольно влезла молодая женщина — водитель. Она была высокой и не слишком красивой, но решительной особой. Или просто склочной, — Почему «зеленые» нас так долго маринуют, мы и так отстаем от графика?

— Говорят — виллу взорвали.

— И они ищут бомбу, — хмыкнула фрау… или, скорее, фройлен, — ну так у нас там почти шестьдесят бомб замедленного действия. Пусть выбирают себе любую и пропускают. За опоздание Отто с нас три шкуры спустит, и ни на какой международный терроризм не посмотрит, — фройлен взглянула на полицейского… и вдруг улыбнулась ему так дружески и понимающе, что вся ее некрасивость и угловатость вдруг исчезли, словно по взмаху волшебной палочки. Полицейский не заметил, что его губы невольно растягиваются в ответной улыбке.

И тут заработала рация.

— Прорыв у главных ворот! Наши подозреваемые, пять прыжков подряд… Прямо через полицейские машины!!! Да, все пять кабриолетов…

— Простите, — полицейский немедленно посерьезнел и разрешающе махнул рукой, — проезжаете, господа.

И фуры проехали…

* * *
Прыжки были головокружительными, очаровательными и наглыми. Даже полицейские, перегородившие шоссе своими автомашинами разинули рты, когда над их головами проносились днища кабриолетов. Легких и изящных. Настоящих красавцев. В полете они выглядели просто восхитительно! Кто бы мог подумать, что у этих сорванцов будут такие технологии — надувные сверхпрочные трамплины. Не прошло и полугода, как их запатентовали и стали использовать для каскадерских трюков при съемках фильмов и видеороликов. Хотя поговаривают, что и военные заинтересовались подобными штуками…

Когда четыре полицейских патруля развернули свои служебные авто поперек движения, а восемь стражей порядка с оружием в руках, вознамерились прекратить хулиганства на дорогах, показался первый кабриолет. Он нагло подъехал почти вплотную к кордону, и хулиганы выбросили на асфальт большой сверток. За десять секунд сверток превратился в трамплин. Низкий и прочный, способный выдержать легковое авто. Послышался пневмоудар — шесть мощных дюбелей прочно пригвоздили сооружение к асфальту. Кабриолет дал задних ход и в тот момент появились еще четыре его собрата. Почти не сбрасывая скорости все четыре кабриолета, один за другим, перемахнули через полицейские машины. Пятый, чуть замешкавшись, тоже последовал за ними. Головокружительно, очаровательно и нагло… С высот трех, четырех метров машины припали на резиновые лапы. Удар! У двух амортизаторы просели чуть больше и задняя банка катализатора высекла искры из асфальта. В следующую секунду мощные движки сдернули кабриолеты вперед. Полицейские тормозили с минуту, уставившись на удаляющиеся точки машин.

Совсем низко прогудел вертолет, нащупывая мощным прожектором убегающих хулиганов. Движки «BMW» пели, иногда порыкивая прямоточной системой. Вертолетный прожектор едва успевал за беглецами. Полицейские, наконец, отошедшие от прыжков, быстро разобрали импровизированный кордон и ринулись в погоню. Через пару сотен метров с боку вылетело еще два полицейских патруля, и присоединились к преследованию. Редкие автомобили добропорядочных граждан, заслышав вой сирен, спешили прижаться к обочине, от греха. А мимо проносились пять одинаковый кабриолетов, а следом внушительных размеров погоня. Еще с полкилометра и вперед вырвались не весть откуда взявшиеся два полицейских мотоциклиста. Они рванули бодро, ловко обошли своих коллег на легковушках и в считанные минуты догнали наглецов. Кабриолеты пытались маневрировать, перегородив всю полосу, однако не пересекая двойную сплошную. Они пытались не пропустить полицейских вперед. Но те, улучив момент, когда встречка опустела, обошли беглецов. Надрывно взвыл рупор с коротким приказом — стоп! Еще раз! А затем кабриолеты, словно повинуясь приказу стали сбрасывать скорость. Еще сотня метров и они встали. Мотоциклисты перегородили дорогу спереди, а сзади уже подъезжали полицейские на авто. Вертолет сделал пару почетных кругов и удостоверившись, что ситуация взята под контроль, забрал в сторону. Через минуту получив по рации отбой, вертушка отбыла по своим делам, оставив наземным экипажам разбираться с дорожными хулиганами.

* * *
— Нет, мы хотели бы знать, в чем нас обвиняют? Катались спокойно, никого не трогали! К его папе заехали…

— Поздороваться? — скептически спросил полицейский.

— Ну да. С утра не виделись. А что, нельзя? Налетели, испугали. Еще вертолет тут… У меня чуть инфаркт не случился, — шатен демонстративно схватился за сердце.

- У тебя случится, пожалуй, — фыркнул уже немолодой служитель закона, — скорее у нас от вашей безумной команды клапана откажут. Я вас всех задерживаю за нарушение правил движения и неподчинения приказу полиции — остановиться. Пока — достаточно, потом посмотрим. Фройлен, а вас я бы попросил немедленно уничтожить файл съемки.

— Какой файл? — натурально округлила глаза рыжая.

— Какой съемки? — поддержал ее парень.

Полицейский поморщился и кивнул на рыжую своей напарнице:

— Позволь тебе представить: Марта Зольберг, самый молодой, но самый успешный дилер «BMW». Чемпионка мира по продажам спортивных автомобилей: рекорд Баварии, рекорд Германии, рекорд Евросоюза, абсолютный рекорд года… Файл она, конечно, уже запаковала и отправила, и сейчас весь мир любуется на то, как мы опять облажались.

— Да брось ты, Питер, — пожала плечами Марта, — нормально вы ехали. Даже, местами, красиво.

— Это, конечно, здорово утешает, — хмыкнул полицейский и отошел.

— Как ты? — спросил Эрих, — я беспокоился, как ты сможешь на чужой машине прыгнуть, да еще первая.

— Нормально. И тачка не чужая, я на папином авто уже пару раз ездила, примерялась.

— Так ты для этого уговорила его купить вам два абсолютно одинаковых автомобиля? Ты предвидела такую ситуацию? — изумился Эрих.

— Ну, скажем так… Предполагала, что может понадобиться.

— Да. Теперь я знаю, кому в нашей семье досталась самая светлая голова, — сказал Эрих, — как там Крыса? Не пора проверить?

— Уже, — лаконично отозвалась Марта, — все в порядке, едут.

Глава 18. Фантастика, убийство и жена…

В конце длинного коридора, выкрашенного светло-бежевой краской, мужчину в белом халате, с бейджем доктора, остановил, практически, взяв за рукав, немолодой человек в недорогом, местами помятом костюме.

— Как он?

— Лучше, — лаконично отозвался доктор, намереваясь идти дальше, но посетитель проявил настойчивость.

— Он уже может говорить?

— Да, но это нежелательно. Я запретил посещения для всех, кроме ближайших родственников. Но у него, кажется, нет родственников, кроме жены… Простите, я должен идти, мне позвонили — только что доставили девушку, тяжело раненую на взрыве виллы. Английская туристка. Ее готовят к операции.

Настойчивый мужчина вынул из внутреннего кармана жетон:

— Еще раз прошу прощения, интернациональная полиция. Мне нужно поговорить с господином Тальбергом. Это срочно.

Врач покрутил в руках жетон.

— Это может быть связано с взрывом виллы, — добавил сотрудник интерпола.

— Не больше пяти минут, — решил врач, возвращая жетон.

Говард Стоун вошел в палату. Пациент выглядел плохо, был бледен, под глазами залегли глубокие тени. Говард покачал головой. Потом подвинул ногой табурет и присел в изголовье. Услышав посторонний звук, пациент открыл глаза.

— Ну, здравствуй, Игорь, — тихо произнес гость, — досталось тебе, я вижу.

— Паша? — слабая попытка привстать закончилась ничем. Тальберг поморщился и извиняющее улыбнулся, — вот… так получилось.

— Плохо получилось, — гость взял его за руку.

Карл закрыл глаза, словно не хотел, чтобы гость видел его слабость. Но это не помогло. Предательски дрогнули веки…

— Ну, ничего, — тихо проговорил гость, — я уже обо всем договорился. Как только тебе станет немного лучше, отправим тебя самолетом домой. А там и стены лечат. Отчет твой мы получили — отличная работа. Что тут скажешь. Только вот последние две страницы… Ты уверен в своих выводах? Уж слишком они какие-то… хм, фантастичные.

Карл решительно открыл, а потом плотно закрыл глаза, имитируя кивок.

— Ошибка исключена? Полностью?

— Паша, обижаешь, — в слабом голосе проскользнули нотки досады, — я же сам по образованию химик. Вещества, подобного галитропалиону-2 не может существовать в природе. Его просто невозможно синтезировать в условиях земной атмосферы и гравитации. И еще куча побочных факторов.

Карл сделал небольшую паузу, набралвоздух в легкие.

— Поверь мне — это так, — выпалил он.

— А барокамера…

— В промышленных количествах? Шутишь? Это вообще не реальное вещество, это компьютерная модель.

— Но эта самая, как ты выразился, модель взорвала самолет, кафе и виллу.

— Да. И я не понимаю, как это возможно… А эти… террористы, блин. Ева, Гюнтер, остальные… Что-нибудь говорят?

— Если и говорят, то только архангелу Михаилу. Хотя сомневаюсь, что возможность пустить их в рай даже рассматривалась.

— Они что… все?.. А Колибри?..

— Пока неизвестно. Операцию ей сделают, врач хороший. Будем надеяться, она молодая. Но, даже если выживет, служба для нее закончена.

Карл снова закрыл глаза. Разговор давался ему с трудом.

— Ты устал? — спросил гость.

— Леди… смотрела мой отчет? — шепотом спросил Карл.

— Да, — со вздохом кивнул гость.

— И? К каким выводам она пришла?

— К тем же, что и ты, — вынужден был сказать посетитель, — вещество, которое они назвали «галитропалион-2» произведено не здесь. То есть вообще не здесь. Не на Земле.

— А где? — Карл сделал неудачную попытку привстать, — В космосе?

— Лежи уже! — цыкнул на него гость. Помолчал. — Не знаю! В космосе, в параллельной вселенной, на том свете… Читай фантастику, сейчас ее много, выбирай вариант по вкусу.

— Где-то есть дыра… в иномирье, — сделал вывод Карл, — И Леди уверена, что этот шулер, Крыса, ее найдет?

— Ну, в конце концов, отыскивать дыры и щели — главный талант крыс. Если Леди думает, что он найдет, значит, скорее всего, так и есть. Потому что Леди…

— Не ошибается никогда или почти никогда, — подхватил Карл. Хорошо, допустим, он найдет дырку. А мы-то потом найдем его? Вот где он сейчас? Ты знаешь?

— Нет, конечно.

— Вот и я не знаю…

* * *
Одноместная палата в больнице Святого Олафа давала пациенту завидные привилегии, а щедро оплаченное лечение могло гарантировать наивысший сервис. Впрочем, все мы ходим под небом, и не всегда деньги решают проблему. Лечащий врач снисходительно улыбнулся Анне и едва заметно пожал плечами.

— Поверьте, мы сделали все наилучшим образом. Карла оперировал сам профессор Бернхольц, а это поверьте значит очень многое…

— Да, да, я понимаю, — кивнула Анна.

— Возможно потребуются определенные процедуры, но самое страшное уже позади. Будем надеяться, что его организм справится.

Доктор глянул на висевшие на стене часы.

— Извините фрау Тальберг, но мне пора.

— Ах, да, конечно… А можно я побуду с ним?

— Исключено. И поверьте это совершенно лишнее, — доктор уже развернулся чтобы уйти. — Мы обязательно оповестим вас, как будет можно…

Он сделал пару шагов, обернулся и добавил:

— Успокойтесь и поезжайте домой. Думаю через трое суток он придет себя.

Анна почти облегченно вздохнула и проводив врача взглядом до лифта, вдруг нахмурила бровь.

— Профессор Бернхольц… — чуть слышно произнесли губы, — профессор..

Память услужливо нашла нужное совпадение.

— Ну конечно! — процедила она сквозь зубы. — Ах ты дьявол!

И ее невысокие каблучки энергично застучали по направлению к лифту.

* * *
Доктор, поднявшись на третий этаж, деловито поправил бейдж и уверенно двинулся по коридору. Он ласково улыбнулся молоденькой медсестре и важно прошествовал дальше. Та ответила изумленной улыбкой и с интересом обернулась. То ли она впервые видела этого доктора, то ли видела, но забыла. Ее брови изогнулись, лобик нахмурился, изображая муки воспоминаний. Как она могла не запомнить такого видного мужчину… в смысле врача.

Меж тем, доктор дошел до дверей палаты номер четыре и замер. Вот он оглянулся, и медсестра поймала на себе его укоризненный взгляд. Он чуть кивнул, мол, чего стоишь — иди, работай. Она машинально кивнула в ответ, мол, уже бегу. И когда девушка заспешила в сторону сестринского поста, доктор решительно толкнул дверь.

Любопытство толкнуло медсестру обернуться. Доктор исчез, а в следующую секунду на нее кто-то налетел.

— Ой, простите! — Анна хотела было наклониться за выпавшими журналом, но молодая медсестра оказалась шустрее.

— Это вы меня извините, — покраснела девушка, — я была невнимательна.

— Пустяки, — отмахнулась Анна, — а вы не видели тут доктора… высокий такой, крепкий… с бейджем доктора, доктора… нет, не помню его имени.

Медсестра выпрямилась, прижала к груди журнал.

— Видела… но я тоже не помню его имени. Я раньше не встречала его на нашем этаже, кажется… Может быть он новенький, — девушка улыбнулась краешком губ.

— Куда он пошел?

— Кажется, — медсестра неловко махнула рукой, — в четвертую палату.

— Точно? — взгляд Анны изменился.

Девушка кивнула.

— Спасибо.

Фрау Тальберг ловко обогнув озадаченную медсестру, побежала в плату Карла.

Дверь на удивление легко поддалась и Анна стрелой влетела во внутрь. Она была готова ко всему, но только не к этому. На полу возле кровати пациента барахталось два тела. И если одно из них фрау Тальберг легко ассоциировала с недавним доктором, то вот второе тело в костюме было ей совершенно не знакомо. Секундное замешательство сменилось бурное деятельностью. Прежде всего, Анна удостоверилась, что с Карлом все в порядке. Во всяком случае видимых повреждений… свежей крови не было. Она умудрилась даже ощупать его пульс, и слава Богу он присутствовал. Слабый, но все же… Мужчины меж тем продолжали борьбу на полу, не обращая никакого внимания на нового персонажа. Женщина уже было решила обогнуть постель Карла и принять живое участие в развернувшемся действии. Она даже извлекла из сумочки элегантный пистолет системы «Блюме» и вдруг она заметила иглу. Тонкая, почти невидимая нить пробив простыню глубоко вошла в ногу Карла. Выдергивать ее она не решилась.

- Встали мать машу! — впервые за многие годы нервы подвели Анну. — Оглохли?! Встали, я сказала!

Левой рукой она дотянулась до тревожной кнопки и вызвала дежурную сестру.

— Подъем! — еще громче скомандовала фрау Тальберг, и на ее позыв откликнулся только один из мужчин. Второй затих или притворился мертвым. А может и правда был уже мертв… Анна не успела сделать однозначных выводов, как доктор, в изрядно помятом халате, и с таким же помятым видом медленно поднялся на ноги. Стоял он в пол-оборота к Анне, лицом к окну и чуть согнув правую ногу. Фрау Тальберг в корне пресекла попытки доктора выйти через окно.

— Не стоит! Я не промажу с такого расстояние. Повернитесь! Да-да, я вам! Не стройте из себя глухого! Медленно!

Доктор повернулся и для пущей убедительности поднял вверху руки.

— Что вы ему вкололи? — решительно спросила Анна.

— Да какая разница, — хмыкнул врач, — он все равно не жилец.

— Кто вы? — фрау Тальберг направила пистолет точно в грудь лжедоктора. — Профессор Бернхольц не мог оперировать моего мужа. Бернхольц — психиатр.

— Да иди ты…

На пороге раздались торопливые шаги… кто-то споткнулся — упал и рука фрау Тальберг дрогнула. Раздался выстрел, женский визг из коридора и грохот падающего тела.

В следующее мгновение палата наполнилась людьми в белых халатах. Суетились и сыпали вопросы. Толкались и мешали друг другу… Но Анна не замечала царившего вокруг нее хаоса. Она убрала оружие и робко присела на край постели. Карл еще дышал.

— Ты слышишь меня? — она коснулась его небритой щеки.

Его веки дрогнули, но он не смог открыть их.

— Кто это был? — спросила она почти на самое ухо.

— Агент… — сухие губы Карла едва произнесли слово.

Анна чуть дернула головой и прильнула к нему долгим поцелуем, словно хотела дать его пересохшим губам немного влаги.

— Чей агент? — спросила она, отклонив голову назад.

— Инте… поло…

— Я поняла, милый. Поняла.

— А это врач? Ты знаешь его?

Еще одно усилие и Карл смог выдавить слово — нет. Анна положила голову ему на грудь. Ей было отчетливо слышно, как сердце ее мужа, ее соратника, ее друга, наконец, с каждой секундой замирало все дольше. Вот оно ударило последний раз и затихло. Противно пискнула фиксирующая аппаратура, констатируя полную остановку сердца. Кто-то грубо схватил Анну за рукав и потащил.

— Кто вы? Что вы тут делаете?

А где-то рядом наперебой кричал голоса:

— Остановка!

— … три кубика…

— Надо еще… готовьте…

Голоса кружили хороводом, мешая сориентироваться. Его больше нет… его убили…

— Оставьте меня! — Анна резко высвободилась из объятий. — И его оставьте!

Глава 19. Джин, Леди. Читай по губам

На хорошем автомобиле да по хорошей дороге за пять часов можно уехать на край света. Я и ехал, выжимая педаль газа, и не особенно заботясь о том, что стрелка спидометра маячит в районе ста пятидесяти.

Джин, свернувшись калачиком, спала на заднем сиденье и улыбалась во сне.

У меня не было ни нормальных документов, ни жилья, ни работы, ни родины… ни каких-либо планов на будущее. Проще сказать, что у меня было: чужие права, чужая машина, чужое лицо, чужая женщина. Ах, да, чуть не забыл! У меня была моя собственная, чудом сохраненная жизнь. При таком раскладе картина уже не казалась мрачной, наоборот, даже веселенькой. Почти лубочной. Медведя только не хватает в валенках и надписи «Да здравствует революция!» на заднем плане.

Какого черта! Я жив, я сказочно богат, я влюблен и, кажется, взаимно. Жизнь прекрасна, а все прочие могут: «Дущ кум пущ ку три копеещ», — пойти и застрелиться тремя копейками.

— Рет, — раздался с заднего сиденья заспанный голос, — я бы не отказалась чего-нибудь перекусить.

— Кусок медной проволоки? — хмыкнул я.

— Да не-е-ет. Что-нибудь не такое вегетарианское. Например, свиных ребрышек. Или сосисок.

— Будут тебе сосиски, — покладисто сказал я, — вот доберемся до ближайшей забегаловки.

На данный момент у меня было только две серьезные проблемы. Во-первых, я не знал, что делать с Джин. Вернее, как сказать ей, что делать нам вместе больше, в общем-то, нечего.

Увидев меня в том подвале, где она провела самые страшные сутки в своей жизни, Джин разревелась от облегчения. И решила, что все в прядке. Раз уж я был готов за нее умереть, значит, мы будем вместе, будем жить долго и счастливо и вообще не умрем. Куча детей, домик в пригороде… рядом с гоночной трассой. Но дело в том, что Мир-то была абсолютно права. Я и в самом деле готов отдать жизнь даже не за саму любовь, а за ее призрак, за бледную тень, просто за легкое прикосновение к своему запястью. Как по мне, так цена вполне адекватна… Но перспектива засыпать и просыпаться каждое утро в одном и том же месте, видеть из окна один и тот же пейзаж, всерьез переживать из-за возросших цен на бензин и бояться сказать шефу какую-нибудь гадость, чтобы не уволил… а то нечем будет семью кормить… Спаси Всевышний, я лучше сам пойду и застрелюсь тремя копейками, это будет не так мучительно и гораздо быстрее.

Вторая проблема была прозаичнее, но это не значит, что она решалась легче. Похоже, я нуждался в хорошем психиатре. У меня стремительно развивалась паранойя. Уже второй час я испытывал иррациональное чувство, что за мной следят.

Понять, паранойя это, или что-то более материальное, в таком плотном потоке машин было совершенно нереально. Так что я поерзал, покрутил головой и решил пока на это дело плюнуть, а там посмотрим.

Вскоре дорога привела нас в какой-то небольшой городок с одной улицей и парой сотен домиков вдоль нее. Увлеченный своими мыслями, я даже не заметил названия, а опомнился лишь тогда, когда сообразил, что четвертый раз за пять минут торможу на светофоре.

Покрутив головой, я без труда обнаружил и кафе, и стоянку, и даже заправку.

— Иди, закажи нам что-нибудь на твой вкус, — сказал я, — пока машина заправляется.

Джин кивнула, выскользнула из машины и, послав мне ослепительную улыбку абсолютно счастливой женщины, скрылась в дверях. Черт! Ну почему девушки считают своим долгом влюбиться в того, кто спас им жизнь? Прямо, хоть не спасай их, пусть сами выкручиваются…

Наверное, я задумался слишком глубоко, потому что не заметил, как ко мне подошли сзади, и, прихватив за руки, зажали с обеих сторон.

— Стоять! Не дергайся!

— Это что, ограбление? — поинтересовался я.

— Нет, групповая фотография. Что ж ты, Крыса, от своих самых лучших друзей бегаешь?

И я, честное слово, почти не удивился, когда меня довольно неделикатно развернули к сосискам задом, а передом — к Папе Монсальви, собственной персоной. Гадать, откуда он тут взялся, было чистейшим искусством ради искусства. Ради таких бабок я и сам бы не поленился перерыть не то, что старушку Европу, а даже Америку… вот в Россию, пожалуй, соваться бы не стал, ну его, этот миллиард. Себе дороже выйдет. Блин! Надо было уматывать домой, в Россию, к родным осинам и березам.

— Я бегаю? — вполне натурально удивился я, — меня похитили!

— И ты, конечно, мечтал вернуться, вот только не знал — как? — с иронией, на мой взгляд, неуместной, поинтересовался Папа.

— А вы что, дали мне свою визитку? — огрызнулся я.

Папа промолчал, признавая справедливость моего последнего аргумента.

— Хорошо погостил у Манфреда? — спросил он вдруг. Я поразился такой информированности, но потом вспомнил ребят и их сайт «Свободная Зона» и удивляться перестал. Национальный герой Баварии…

— Приняли хорошо, — ответил я, — выгнали не сразу. Били без злобы, да и догоняли, в общем, лениво…

— Ты мне кое-что должен, — перебил он.

— Должен — отдам, какие проблемы. Даже с процентами.

Папа поднял бровь.

— Так миллиард-то тю-тю…

— Не совсем, — признал я. Черт! Правильно говорила моя бабушка: «Не жили богато, нечего начинать». Не судьба.

Папа Монсальви соображал быстро. Иначе, наверное, не стал бы тем, кем стал. И, тем паче, не задержался бы на этом почетном, но опасном посту, подарили бы ему «рыбу».

— Вы «слили» турнир вдвоем с Долманом! На каких условиях?

— Фифти-фифти.

— Можно было поторговаться… — недовольно пробурчал итальянец.

— Я и поторговался. Это то, что выторговал.

Папа помолчал. Вздохнул, скорее удовлетворенно, чем разочарованно.

— Ладно, «си худои овыцы хоти шерести килок»… так, кажется, говорят у тебя на родине?

— Ничего себе, «клок» — оскорбился я, — кто из твоих парней с автоматами тебе столько за раз в клюве приносил?

— Никто, — признал он.

— Так вы что, договорились? — спросил один из бодигардов.

— Ну, вроде, да, — с понятным сомнением в голосе ответил Папа.

— Так, может, тогда не держать его уже?

Папа немного подумал:

— Пока подержите.

Так, зажатого между двумя здоровенными телохранителями, меня запихнули на заднее сиденье серого «Мерседеса», Папа плюхнулся на переднее, водитель — рядом и мы поехали. Куда? До ближайшего отделения швейцарского банка, я полагаю. Не откладывай на завтра то, что можно отобрать сегодня…

— Ты особо-то на железку не дави, — бросил Папа, — еще остановят, потом разбирайся с нашим безвизовым пассажиром. Второй раз вытаскивать его из тюрьмы мне не что-то не хочется.

— Так я ничего не нарушаю, — отозвался водитель, — просто «зеленая волна»…

«Зеленая волна»? Меня словно ударило током. Бодигарды недовольно покосились, так я дернулся на сидении. Вытянув шею, как гусак на ярмарке, я силился рассмотреть сквозь тонированные стекла зеленые глаза светофоров. Ничего, конечно, не разглядел, но поверил водителю на слово — город мы пролетели как на крыльях. Неужели?.. Неужели она меня нашла?

— Ты чего? — почти испуганно спросил один из горилл.

— А что он? — повернулся Папа Монсальви.

— Да улыбается, как блаженный! Часом, не спятил со страху?

— Да счастлив я! Успокойтесь. Просто — счастлив!

— А-а… Бывает, — кивнул Папа и отвернулся.

А в моей голове снова завертелась воронка, но теперь я не стал ее гнать.

… Когда-нибудь ты войдешь в мой дом,

Когда-нибудь ты увидишь меня.

Я буду сидеть в кресле в халате

Освященный проблемами этого дня.

Небрежно зажав папиросу в зубах,

Пуская сизый дым.

Ты скажешь: «Мой друг, что за дрянь ты куришь?»

Я отвечу: «Хочу умереть молодым».

Ты бросишь на стол пачку «Пел-Мела»,

Ты скинешь на стул свой бежевый плащ.

На улице дождь. На улице грязь.

На улице — погода хоть плач.

Но ты вошла в мой дом,

Ты вошла в мой дом.

Пройдет много лет, ты не станешь жалеть

О том, что когда-то узнала меня.

Дом первой любви разберут на кирпич,

Здесь будет автозаправка.

Мой кофе остыл, папирос больше нет.

Я не знаю, что буду есть на обед.

Я включаю компьютер, выхожу в интернет.

Я пишу о том, что дальше…

Ты вошла в мой дом,

Ты вошла в мой дом.

(Стихи Руслана Блохина)

— Ты видела? Нет, ты это видела?

— Видела что, прости?

— Ромка Саблин сейчас отправил макаронникам шедевральный штрафной, прямо в раздевалку, чтоб я так жил!

— Ну, теоретически это было вполне осуществимо. Расстояние не так уж велико, а сила удара по мячу у этого футболиста позволяла пробить и с более серьезного расстояния…

— Какая же ты все-таки зануда, Леди!

— А что, обязательно сходить с ума по футболу, чтобы понравиться мужчине? Все мужчины после тридцати обязательно пьют пиво и смотрят футбол?

— Да нет. Есть мужчины, которые пьют водку и смотрят сериалы про полицейских.

— И все? Только два варианта?

— Ну, если не считать тех, кто пьет кагор и слушает «Православное радио». Но ЭТИ тебе точно не подойдут.

— Почему?

— А они в тебя не верят.

— Какой же ты все-таки циник, Ким.

— Так что — совещание?..

— Я тебе уже говорила — твой допуск недостаточен.

— Леди, ты рискуешь. Я же любопытен как трехнедельная мышь. И если ты отказываешь мне в доступе, я могу поступить с тобой так, как поступаю всегда.

— Надеюсь, ты этого не сделаешь.

— Почему?

— Я могу воспринять это как насилие.

— И…

— И тогда я тебя убью. В порядке самозащиты.

— Опа! Ты всерьез считаешь, что Крысе нужна твоя девичья честь?

— Кто знает, что ему нужно. Так что на всякий случай пусть будет все.

— Логично… Дурдом.

Стены были изуделаны жидкой штукатуркой то ли чересчур креативно, то ли дизайнер красил их в темноте, на ощупь. Давным-давно все бы тут переделать, чтоб на мозги не давило. Но, во-первых: государственное финансирование предполагает отчетность и санкции за нецелевое использование средств. По документам — ремонт административного корпуса, европейский, одна штука — сделан, а значит, на второй никто не отстегнет. Во-вторых, Клара Ивановна, когда была без шляпы, считала, что когда дергает — это даже хорошо. Дополнительный тренинг и проверка на психоустойчивость. А в-третьих… что-то в этом все-таки было.

— Сигнал со второго уровня, причаливает челнок класса «А», — голос из селектора звучал хрипло, словно был слегка простужен. Впрочем, тут все были слегка простужены. Даже приборы и бытовая техника.

— Прибыл куратор? — спросила суховатая, очень спокойная женщина, которая сидела в большом жестком кресле подчеркнуто прямо, полузакрыв глаза. Она пришла уже давно, она сидела здесь одна, но голову ее украшала маленькая, аккуратная и очень строгая шляпа. Под стать деловому костюму.

— Нет, это не куратор. Всего лишь его секретарь-референт.

— Проводите его прямо ко мне, — произнесла женщина, и даже видеокамера, которая четко фиксировало все, что происходит в этом, очень высоком (или, скорее, глубоком) кабинете, не увидела, что Клара Ивановна едва заметно поморщилась.

Секретарь-референт был в костюме. Но без галстука.

Клара Ивановна, считывающая такие сигналы на раз, глубоко вздохнула, мысленно послала к морскому дьяволу весь этот неудавшийся вечер, и вообще всю свою слишком интересную жизнь, и молча указала на кресло напротив.

Этот кабинет ничем не напоминал то, что принято видеть за ТАКИМИ дверями. Ни тебе стола для совещаний, ни портрета актуального президента над головой, ни вереницы разнокалиберных телефонов. Был простор, было много света, был низкий, мягкий уголок для отдыха, который прятался в углу, как и положено. Было это кресло, напоминающее трон, и пара ЖК-мониторов во всю стену. И все. Больше ничего не было. Даже компьютера.

Впрочем, секретарь-референт, которого диспетчер, не глядя, припечатала презрительным: «всего лишь», пришел со своей планшеткой.

Клара Ивановна слегка приподнялась, обозначив приветствие, и кивком указала на кресло напротив.

— Рад вас видеть по-прежнему цветущей, — дежурно улыбнулся референт.

— Благодарю, — так же дежурно растянула губы Клара Ивановна.

Обмена репликами как раз хватило, чтобы референт сел и открыл планшетку.

— Наш аналитик проверил выводы вашего, — произнес он, внимательно глядя на женщину.

— И?

— И — они совпали.

— Еще бы не совпали, — хмыкнула Клара Ивановна, — они же, практически, близнецы. Одноматричные…

— Простите?

— Специалисты, — пояснила женщина, — наш и ваш, — и, заметив, как переменилось лицо гостя, быстро добавила, — ну, раз уж так все сошлось, может быть имеет смысл пригласить на наше маленькое совещание и ее?

— Ее? А… она сможет? Видите ли, я не совсем в курсе…

Вместо ответа Клара Ивановна щелкнула «лентяйкой» и один из больших мониторов немедленно ожил. Референт вцепился в него жадным взглядом, как будто в эту минуту Мантье должен был пробить пенальти… Но ничего столь интригующего — на экране просто появилось женское лицо. Светловолосая девушка лет двадцати пяти. Чертами она немного напоминала знаменитую Стеф де Монак, но в ее лице они были доведены… не до совершенства, нет. Скорее — до логического завершения. Референт смотрел, и не мог отвести глаз. Его заворожила странная, ломкая, но, вместе с тем — сокрушительная уверенность, которая без труда читалась на этом лице. Казалось, неземная краса ее была защищена лишь тем, что никто бы не осмелился поднять на нее руки. И это была надежная защита…

— Добрый вечер, — она приветливо кивнула.

— Бог мой! — прошептал гость, и больше ничего не сказал. Дыхание перехватило.

— Да отомрите уже! Вы же профессионал, а не только что демобилизованный подводник, — раздраженно буркнула Клара Ивановна, — можно подумать, вы никогда не видели красивых женщин.

— ТАКИХ — никогда, — пробормотал референт, — мое персональное уважение дизайнеру, он сотворил подлинный шедевр…

— Спасибо. Мне приятно, — мягкий, ласкающий голос настолько завораживал, что до мужчины даже не сразу дошел смысл ее слов.

— Дизайнер — вы?

Вместо ответа она улыбнулась, и референт поймал себя на том, что улыбается сам, ничуть того не желая. Эта… женщина… при всем понимании ее сути никак иначе он назвать ее не мог, потому что она была именно Женщиной, а уж потом — блестящим аналитиком, не знающим равных… Эта Женщина оглушала, как легкий нокаут.

— Потрясен, раздавлен и влюблен, — пробормотал мужчина, — жаль, не могу поцеловать руку. Как… к вам обращаться?

— Леди, — улыбнулась она, и это была улыбка всепобеждающей женственности, — зовите меня просто Леди.

— Итак, с исполнителем мы определились. Это — Крыса. По его кандидатуре возражений нет ни у кого?

— У меня — нет, — торопливо высказался референт.

Леди с экрана качнула головой медленно, как бы в раздумье, но все же отрицательно.

— Ну а у меня их тем более нет, — подытожила Клара Ивановна, — относительно места у нас тоже как будто единомыслие? Все молчат, значит, все согласны. Остается согласовать одну маленькую, но существенную деталь — время.

— Как можно скорее! Наш аналитик предполагает, что удар будет нанесен в самое ближайшее время. У нас остаются даже не недели, а дни.

— Согласна, — кивнула Клара Ивановна, — Леди думает так же. Но есть один нюанс… Наш человек… Предполагаемый наш человек, Крыса, сейчас находится в руках некой итальянской структуры, которая так просто его не отдаст. Я хотела бы знать, нам следует запланировать операцию по освобождению Крысы, и если «да», то когда и какую?

Леди подняла руку, и этот плавный жест немедленно приковал к ней все внимание.

— Думаю, вам не стоит беспокоиться о таких мелочах, как итальянские бандиты, — уголок ее губ презрительно дернулся, — это не того калибра зверь, чтобы ради него собирать совещание в ЦББ, тем более, в присутствии референта нашего уважаемого куратора.

— Предлагаешь оставить этот вопрос на твое усмотрение?

— Крыса вполне способен решить этот вопрос сам.

— Проблема в том, что, если он сам его решит, то мы потом его обыщемся. Россия велика, и отступать тут… до фига местечек, — буркнул референт, — и, сдается мне, он знает их все, и гораздо лучше нас.

— Именно поэтому ему следует помочь, — вставила свои пять копеек Клара Ивановна.

— Помочь? — переспросил референт, — или проконтролировать.

— И то и другое.

— И вы, — он обернулся к монитору, сразу растеряв весь запал. Женщина смотрела на него спокойно и внимательно, и, провалиться ему на месте, наскакивать на нее как бойцовый петух, он просто не мог, — Вы, Леди, полагаете, что справитесь сами? С обеими задачами? — спросил он намного тише и вежливее, чем собирался.

— Полагаю, что да, — ответила она, — у нас с Крысой уже есть опыт совместных операций.

— Вполне успешный, — подтвердила Клара Ивановна, и отчего-то поморщилась.

— Ну, хорошо… Раз вы так в себе уверены… Кто я такой, чтобы сомневаться, — на лице референта сомнения были прописаны семьдесят вторым кеглем, но больше он ничего не сказал, закрыл свою планшетку, и на этом совещание «в верхах», или, правильнее сказать, «на глубине» закончилось.

Референта проводили к причалу, где был пришвартован его челнок, и болталась подлодка сопровождения, экран монитора погас еще раньше. Клара Ивановна, оставшись одна, притопила невидимую снаружи кнопку и тихо бросила в пространство: «Ким, зайди сейчас». А потом повела себя немного странно. Села на низкий диванчик в углу и сняла шляпу. Под ней не обнаружилось ни имплантов, ни страшных ожогов, ни фиолетового «ирокеза». Просто коротко подстриженные седые волосы. Даже не окрашенные.

Тот, кого она вызвала, появился через пару минут. Это был молодой, или, скорее, моложавый мужчина, невысокий, худой, в немодных вытертых джинсах и свитере с растянутым воротом. Но в вызывающе дорогих, брендовых очках.

— Клара Ивановна, что-то случилось?

— Случилось, — она кивнула на место рядом с собой, — садись, покурим.

— Бросил, — лаконично отозвался Ким.

— Плохо.

— Почему? — удивился он, — веду здоровый образ жизни, не отравляю сервер никотином. И себя не отравляю.

— Для меня плохо, — призналась Клара Ивановна, — теперь и подымить не с кем. Все завязали, как будто сговорились.

— Ничего, вот прибудет Крыса, с ним подымите. Он пока еще балуется.

Женщина поморщилась, словно съела кислое.

— Ты в курсе, что происходит между ним, и нашей Леди?

— Ну… в общих чертах… догадываюсь, — пробормотал Ким, разом растеряв весь кураж.

— А почему не доложил? — сделала попытку «наехать» Клара Ивановна. Но этот ее подчиненный был из тех, на кого наехать: где сядешь, там и слезешь. Да еще неизвестно, до каких пределов он ей подчинялся.

— О чем доложить? — жестко спросил он.

— О сбое в программе.

— Его не было.

— Как это не было! А то, что она… Ты с ней давно общался?! И что ты об этом думаешь?

— Ну… Интерфейс удобный и… приятный, — спокойно ответил Ким, не отводя взгляда от Клары Ивановны, злой, как куфия.

— Не городи ерунды, — бросила она.

— И в мыслях не держал. Клара Ивановна, кто из нас программер, вы или я? Наверное, я лучше знаю, есть сбой, или нет.

— Хорошо… — женщина опустила плечи и сбавила обороты. Она сдалась, — я скажу тебе открытым текстом. Она влюбилась. Это видит каждый, у кого есть глаза.

— Это невозможно, — не моргнув глазом, солгал Ким, хотя пару дней назад сам же утверждал обратное.

— Почему? Влюбилась же ее… как бы это сказать покорректнее… донор? Та, с кого была снята матрица мозга.

— С чего вы взяли, что Татьяна влюбилась? Она просто удачно вышла замуж за богатого банкира.

— За ТОГО САМОГО богатого банкира, — бросила Клара Ивановна.

— Вы в чем-то подозреваете князя Рустама? — сыграл удивление Ким.

— Нет — так же нарочито открестилась женщина, — боже упаси. «Алекса» вне подозрений, как Папа Римский.

— Тогда я не понимаю, что вас тревожит?

— Совсем дурак? — в лоб спросила Клара Ивановна, — ты же понимаешь, что операция опасна, результат нужен как воздух, любой ценой. А Крыса — расходный материал. Вероятность того, что он выживет… даже подсчитывать не хочется. Она стремиться к нулю.

Ким опустил глаза.

— А Леди — она же абсолютно в курсе. Она — один из разработчиков операции. Как ты думаешь, влюбленная женщина станет скрывать от своего любимого — такое?

— Ну… она же знает, что поставлено на карту.

— Да плевать ей о том, что и куда поставлено, — взорвалась Клара Ивановна, — она весь мир погубит, лишь бы спасти своего ненаглядного шулера.

— Вы считаете?

— Что я, женщин не знаю, — уже остывая, пробормотала она, — вот увидишь, так и будет.

— И… что нам делать? — растерянно спросил Ким.

— Ты меня спрашиваешь? Так вот, читай по губам: «НЕ ЗНАЮ!!!»

Глава 20. Тортик с начинкой из пластида

…Допилял банан на контрабасе!

В общем, сидел я верхом на ветке какого-то дерева. В ботанике я полный чайник, так что вид этой растительности и номер по каталогу не назову и под расстрелом. У дерева был толстый бурый ствол, узловатые корни, тянувшиеся по поверхности, довольно удобные ветки и темно-зеленые густо растущие листья, широкие, примерно, с детскую ладонь, слегка продолговатые, с меленькими такими зубчиками по краям. Если это кому-то о чем-то говорит, я за него искренне рад.

Сразу за мной, примерно в пяти-шести метрах высился забор, который в длину вполне мог поспорить с великой китайской стеной… Это я, конечно, загнул, но забор был длинный. Одних видеокамер понатыкано — в Голливуде, наверное, столько нет. А кино они снимали совсем неинтересное, держу пари на миллион — в прокате фильм бы провалился. Что за сюжет — дерево, травка, снова дерево, снова травка, опять дерево? Ну, на одном дереве сидит придурок с фотоаппаратом, так его почти не видно, да и не делает он ничего уже часа два… А придурку, между прочим, в туалет хочется. За временем, кстати, я следил по самым настоящим швейцарским часам. В платиновом корпусе. Папа с полумиллиарда «отстегнул». Спасибо, конечно, штука красивая и, говорят, точная. «Но на фига весь этот тюнинг в тюменском зоопарке?»

Ах да, географически это был курортный городок Ментон, практически, на самой границе Италии и Франции: несколько километров приморских бульваров, пятизвездочных отелей и шикарнейших вилл, которые Стефан Льегар окрестил Лазурным Берегом. Одну из них для своего отдыха на весь год арендовал действующий премьер-министр Италии Луиджи Лумпоне. Если ты здесь — значит жизнь удалась.

Какого черта лысого меня сюда занесло? Хороший вопрос. Вы мне поверите, если я скажу, что хотел бы быть совсем в другом месте?

А солнце припекало не по детски, и долетавший с моря ветер уже не утешал, потому что перестал быть прохладным. Я слегка переменил положение, и, в который раз за это бестолковое утро, посмотрел через фотоаппарат на приготовления к празднику, именинам, или что-то вроде того, которые шли на вилле полным ходом.

К слову, строение было довольно претенциозным. В части, обращенной к бульвару, усаженному лохматыми пальмами, это был химически чистый антик, не хватало только таблички: «Памятник архитектуры, охраняется государством». А в той, которую обнимал шикарный сад, полный тропических растений — отсюда я видел громадный кактус, выше меня ростом, который преспокойно рос тут в открытом грунте — это был как бы неприступный средневековый замок. Как бы средневековый и как бы неприступный… То есть — задница прикрыта.

Окна ротонды, где, по ходу, предполагалось гулять, выходили прямо в сад, и были огромными, почти во всю стену. Так что со своего дерева я мог совершенно спокойно заглядывать в дамские декольте… Правда, ни одной дамы в декольте я пока не увидел, все больше официанты бегали: протирали, расставляли, открывали, раскладывали. Но ведь праздник еще не начинался, так что все впереди. Глядишь, и до декольте дело дойдет. Если раньше ваш покорный слуга тут не описается.

Столы расположились полукругом, а в центре крепкие ребята принесли и установили небольшой подиум. Похоже, сюда будут ставить торт, из него под медленную музыку вылезет мисс Лазурный Берег. По-крайней мере, так значилось в программке-приглашении, я даже подержал его в руках минуты полторы. Но в гости пойдет Папа Монсальви. Я чужой на этом празднике жизни. Мне — сидеть тут на ветке, как волнистому попугайчику, и в оптику телевика, которым можно снять бабочку с расстояния в километр, пытаться поймать какой-нибудь пикантный момент, что может произойти, а может и не произойти между премьером и мисс чего-то там, или любой другой дамой, без разницы. Если удастся — меня отпустят. И документы сделают. А, может быть, и денег дадут. На билет. В одну сторону. По крайней мере, так сказал папин консильери, Фредерико Тома.

Ну, то, что он соврал — это банально. А вот то, что я так безумно обрадовался этой собачьей работе!.. Я ведь думал — мобильник дадут. Типа, для связи слов в предложения. Ага! Дадут… во что кладут.

Для связи мне воткнули в ухо горошину примитивной рации, работающей на расстоянии до 800 метров. Где-то рядом, но за периметром дачи, приткнулась машина или микроавтобус, обеспечивающий бесперебойную связь. Ну и, понятно, пара десятков «обезьян» с быстрыми пистолетами, обеспечивающих все остальное, в том числе и своевременный закат солнца в светлые воды Средиземного моря.

За время, пока я торчал на этом клятом дереве, парочка ворон свила бы вполне приличное трехкомнатное гнездо с душевой кабиной и гаражом. А у меня со скуки отщелкано пятнадцать кадров: в основном болтающаяся без дела охрана виллы, парочка симпатичных девчонок в форменных платьях, типа, горничные, да рыжий беспородный кот, разоряющий гнездо канарейки. Кот получился классно, выберусь отсюда живым и с картой памяти, можно послать в какой-нибудь журнал о природе… Только, блин, пристрелят меня после этого. Или, как минимум, посадят. На фоновом плане очень отчетливо просматривался флигель виллы, часть забора и задние ворота, где как раз принимали небольшой крытый фургончик. Фото неопровержимо доказывало, что снял я его, находясь внутри периметра, где болтаться не имел никакого права. Так что, прощай слава великого фотографа.

Прямо подо мной, уже в который раз, прошла пара охранников, вооруженных пистолетами, и, похоже, не травматикой. На мое счастье начинающего папарацци, премьер не любил, просто не терпел собак. Всего одна жучка рассекретила бы меня на раз. А на хитрую электронику всегда есть этот… с винтом.

— Крыса, — вдруг трескануло прямо в ухо, — ты там как, не заскучал?

— А то, может, тебе музычку включить? — добавил второй голос и хихикнул, — ты что любишь: оперу или джаз?

Мысленно я пожал плечами. Пьетро и Пабло — ребята не злые, просто шутки у них дурацкие. Обижаться на них — как на погоду.

— А русский рок нельзя? — улыбаясь, спросил я, предвкушая, как вытянулись озадаченные лица Папиных бодигардов.

— А там у вас есть рок? — по-настоящему удивился кто-то из парней, — его придумал Достоевский?

Я помалкивал, разглядывая сквозь оптику роскошные виды большого пруда с золотыми рыбками.

Рация молчала.

— Ну, так что? — тихонько спросил я, — Братья-апостолы? Озадачил?

— Озадачил, — признал кто-то из них, похоже, Пабло.

— В сети посмотри, — посоветовал я.

— Уже, — лаконично отозвался второй, — а-а, вот… Слушай, группа «Стальная Крыса», это у вас как, рок?

— Не знаю, никогда не слышал, — озадачился и я, — наверное, новая команда. Ну, давай. На чужой стороне и свой пес — земляк.

Первые аккорды удивили. Профессиональная работа, прекрасные инструменты, но что-то в них было такое, неуловимо знакомое… Словно слышанное раньше, да не раз, а раз этак сто пятьдесят. А потом вступил вокал… и я чуть не свалился с дерева:

Я от стука твоих каблуков забываю смотреть на звезды.

Я дурак, я король дураков… Поумнеть — или рухнуть в бездну?

Разорвать этот круг… Но зачем? Я ведь сам эту тему создал.

Этот стук, этот звук прекратится — и я навсегда исчезну.

Закажу панихиду по дню, что уже не случится.

Я не буду сердиться, ведь я никогда не сердился.

Просто ты не моя,

Просто ты не моя в этот вечер.

Просто ты не моя — и это не лечат.

Сказать, что я обалдел — не сказать ничего. Это была моя собственная песня, не удивительно, что ритмический строй показался мне таким знакомым. Я написал ее еще до той дурацкой истории с землей: написал, наиграл на акустической гитаре и выложил в сеть, на свою страничку. Еще не любовь, не Леди… просто мечта о ней.

Этой ночью промокнет насквозь весь огромный и шумный город

Будут сыпаться звезды с небес, с фонарями целуясь в лужах.

Но твои каблуки простучат, значит, кто-то тебе так дорог…

Но твои каблуки не смолчат — значит, он тебе очень нужен.

Закажу панихиду по дню, что уже не случится.

Я не буду сердиться, ведь я никогда не сердился.

Просто ты не моя,

Просто ты не моя этой ночью.

Просто ты не моя… Многоточие.

Я хотел бы присвоить себе полномочия Господа Бога

Чтобы небо скорее зажглось над высотками злым рассветом.

Я хотел бы отнять эту ночь у того, с кем тебя так много,

Но отнять эту ночь у тебя? Что угодно -

НО ТОЛЬКО НЕ ЭТО!!!

Закажу панихиду по дню, что уже не случится.

Я не буду сердиться, ведь я никогда не сердился.

Просто ты не моя,

Просто ты не моя этим утром.

Просто ты не моя. Почему?

Почему-то…

Моя песня! Но я никогда не пытался предлагать ее никаким профессиональным командам, это точно. Может, конечно, кто и сам пошуровал, у меня не стоял запрет на скачивание.

— Откуда? — Боюсь, голос меня выдал, слегка дрогнув. Ничего. Авось сойдет за восторг меломана.

— А это у вас считается хорошо? — спросил Пьетро.

— А что? — ревниво вскинулся я.

— Мне нравится, — признался итальянец, — Мелодия красивая. Ротто, о чем это?

— О неземной любви, — произнес я с непонятной самому откровенностью, — о любви — мечте, любви — иллюзии, призраке…

— Ротто, а в каком месте тут нужно собирать сопли в розовый платочек? — встрял Пабло.

— После слова «лопата», — огрызнулся я, — где откопали музычку — то?

— Поисковик откопал. Мы прошли по первой ссылке…

Ну и какие тебе еще нужны доказательство, глупый серый грызун, что вселенная играет на твоей стороне?! Во-первых, твоя неземная любовь — гений. Во-вторых, она и впрямь тобой дорожит, а в-третьих, и это главное — все будет хорошо.

— Грациа, сеньоро, — поблагодарил я и от полноты чувств щелкнул пальцами по пластиковой горошине в ухе.

Раздался треск, такой оглушительный, что я невольно поморщился, в ухо будто дрель сунули. Голоса апостолов пропали. И вдруг…

— Первый, я шестой. Занял позицию.

— Первый, я пятый, на месте.

— Четвертый, на месте.

— Третий, выхожу на позицию.

— Второй, выхожу на позицию.

Голоса звучали очень отчетливо, словно я сам был этим «первым» и сидел на каком-нибудь КП.

Нормальная перекличка охранников перед важным мероприятием… Если б не одно «но». Почему-то охранники на вилле премьера перекликались по-арабски.

Я упоминал, что знаю два восточных языка? Знаю — не совсем точно. Вариаций арабского до дуры, в каждом селении своя версия. Но тут, видно, собрались во славу Аллаха парни из разных селений, и переговаривались они на «государственном» варианте, который я понимал без труда. Интересно, может в том бреде, который нес Северов в туалете, и в самом деле что-то было?

— Все спокойно?

— Да. Шлюха спит, очнется часов через шесть.

— Где спит? Шестой, где спит?

— В кладовке. Мы замок закрыли.

— Это рискованно.

— Первый, это безопасно. Обед уже приготовили, в кладовки никто не полезет.

— Хорошо. Ашад может занять ее место?

Я замер, куда там кошке перед мышиной норой. Я превратился в кусок дерева, боясь не то, что движением, слишком взволнованным дыханием сбить настройку.

— Первый, Ашад туда не влезет. Шлюха была слишком маленькой. Переходим к резервному плану.

— Пятый, подарок готов?

— Да, мы справились за расчетное время.

— Отходите, — приказал «первый»

Голоса смолкли. Я сидел, ошеломленный, прижимая к груди камеру, и пытался осознать то, что я только что услышал. Куда не влез Ашад? «Шлюха была слишком маленькой…» Господи, да в торт же! В торт, вместо мисс Лазурный Берег. А когда торт поставят перед премьером, и заиграет музыка, оттуда, вместо хорошенькой танцовщицы, вылезет воин Аллаха и автоматной очередью положит половину кабинета министров. Дешево и сердито!

Но Ашад не поместился в капсуле, и вместо него сунули «подарок». Что за «подарок»? Понятно, что не новые ботинки. Сдается мне… Да тут и думать нечего, задачка не то что на три трубки, вообще для некурящих. Бомба там. Датчик, наверное, поставлен на музыку. Заиграет — и кирдык. Всем. Включая одного невезучего папарацци. Стекло взрывной волной прямо на меня выбросит, и нашпигует мою тушку осколками, как «докторскую» колбасу шпиком.

— Апостолы, — прошептал я, — это Крыса, прием!

Тупое чудо техники молчало, будто разом утратило способность передавать любую речь, кроме арабской. Наверное, что-то я повредил, когда щелкнул по ней пальцами.

И что делать прикажете?

Я поднял фотоаппарат, и попытался рассмотреть зал. Он потихоньку заполнялся. Мужчины в смокингах, не смотря на сравнительно ранний час, не спеша «выводили» породистых дам в еще более породистых брильянтах. У одной из дам, горжетка была прикольной: то ли побритой в ноль, то ли вовсе лысой. Это что, последний писк моды? Я пригляделся… У «горжетки» обнаружились большие уши врозовых складках, темный носик, огромные голубые глаза, сейчас прищуренные, и порядочных размеров лапы, свешенные по обе стороны глубокого выреза. Кот. Породы «Сфинкс», голый. Здоровый, как небольшая рысь. Как ей не тяжело такую лошадь на шее таскать? Привыкла, наверное…

На столе сиял девственной чистотой фарфор, еще не внесли первую перемену. Народ переговаривался, поглядывая в сторону больших двустворчатых дверей. Они что, собираются начать с десерта? Ребята, это вредно для аппетита, по опыту знаю. Может, сначала рыбный салатик? Премьера, кстати, пока не было.

Я попробовал еще раз связаться с апостолами — безрезультатно, и забил на это дело. В гробу я видел спасать Папу Монсальви. Но я бы совсем не возражал спасти этого симпатичного сфинкса, его хозяйку — если так любит кошек, просто не может быть совсем пропащим человеком, ну и премьера до кучи, просто для того, чтобы сделать козью морду арабам, ведь это из-за них я сейчас так психую…

Распахнулись двери. Я напрягся, но это оказались всего лишь припозднившиеся гости. Видимо, их-то все и ждали, потому что праздник, наконец, завертелся по положенной орбите: негромко заиграла музыка, официанты принялись носить салатики и менять пустые бокалы на полные, гости увлеклись содержимым стола. Я бы тоже кое-что продегустировал… После того, как решу более острую проблему.

Преодолевая сопротивление отсиженных мышц, я переместился к небольшому дуплу. Оно манило меня с тех пор, как я обнаружил, что писсуары на дереве не предусмотрены, но до сих пор меня останавливала мысль — а вдруг там кто-то живет. А вдруг это осы? А хотя бы и осы. Плевать на них! Вернее — поливать… Боже, какое облегчение!!! Пару секунд я был абсолютно счастлив, мою эйфорию не могли омрачить даже мысли о близкой смерти. А потом в дупле что-то зашуршало… Я сжался, представив плотный, жужжащий рой жалящих бестий, которые погонят меня отсюда до самой русской границы, и где-то на середине пути к ним присоединиться пара-тройка доберманов. Но это оказалась всего лишь белка: крайне недовольный серо-рыжий зверек высунул из дупла мордочку и сердито цокая, выдал мне все, что думает о наглых гостях, которые смеют писать на хозяев!

— Ну, прости, — прошептал я, — очень хотелось…

— Мало ли кому что хочется, — сердито процокала белка, — а если мне сейчас хочется за задницу тебя цапнуть!

— Так цапни, потерплю.

Но белка хулиганить не стала, сердито фыркая, скрылась в своем домике, а я сообразил, что за беседой со зверем прошляпил появление премьера.

Невысокий полный человек с приятной улыбкой принимал поздравления… Черт, ему дадут хотя бы перекусить?

…Не дали.

Торт, огромный, как средних размеров броневик, выкатили на прямую наводку. Интересно, как этот балбес Ашад умудрился там не поместиться? Или в нем все кремом занято? Сейчас в зале чуть приглушат свет, направят прожекторы на подиум, зазвучит негромкая музыка и зрители, особенно мужчины, да и некоторые женщины, с интересом подадутся вперед, ожидая, как огромный тортище разъедется на две половины, и оттуда покажется пепельноволосая нимфа со слегка вывернутыми губами и смуглым, совершенным телом… А там вместо нее старуха с косой! Облом-с…

Я тоже подался вперед и воспроизвел тот единственный ультразвук, который способен произнести человек: кис-кис-кис…

Нас разделяло не меньше пятнадцати метров. А еще люди, музыка, его дрема и, только не смейтесь — языковой барьер. Да, во Франции, да и в Италии котов подзывают совсем по-другому.

Сфинкс дернул своими большущими ушами. Чуть приподнял голову, и повернул ее… мгновенно и безошибочно установив источник странного звука. Светло-голубые, почти прозрачные глаза выжидающе уставились на меня. Он знал, что я здесь. Он спрашивал, чего я от него хочу.

Папа Монсальви лишил меня всего: денег, документов, в том числе и собственноручно нарисованных водительских прав, и даже мобильного телефона. Но башку-то он мне не открутил и ноги не выдернул!

Быстро соображать и быстро бегать — этого вполне достаточно, чтобы остаться в живых. И чтобы выжили еще пятьсот двенадцать человек и один кот.

Программка праздника, которую Папа дал мне «почитать», между прочим, так и осталась у меня в кармане. Не выпала? Я скрутил ее в бумажный шарик, стараясь погромче шуршать — кот шевелил ушами, сопровождая мое движение. Он явно заинтересовался.

Комочек полетел в раскрытое окно, через головы людей, прямо в праздничный торт. Долетит? Хватит «убойной силы». Еще как долетел! Я в него для тяжести свои швейцарские часы завернул.

Сфинкс не подвел. Не зря мы с ним переглядывались! Не успел бумажный снаряд достичь «тортика», как кот сорвался с плеч хозяйки и, в два огромных, грациозных прыжка преодолев приличное расстояние, голой, теплой, целеустремленной гранатой влетел прямо в кондитерский шедевр.

Не знаю, как крепят эти половинки, надо ведь, чтобы девушка изнутри легким движением смогла их разъединить… Сфинкс справился ничуть не хуже, даже получше. Тортик развалился не на две, а на пять не слишком симметричных частей. Народ ахнул. Капсула завалилась на бок, оттуда вылетел небольшой пластиковый параллелепипед, обкрученный цветными проводами.

— Бомба! — заорал кто-то, и я понял, что настал мой звездный час. Всем слегка не до меня, самое время решить кой-какие насущные проблемы. С одной я уже справился, спасибо дуплу. Осталась сущая мелочь — свинтить отсюда так, чтобы не сцапали ни служба безопасности, ни полиция, ни гангстеры. Интересно, как там мой персональный ангел?

Я спрыгнул с ветки… Точнее, грохнулся, как скелет с балкона. Нога не действовала вообще. Затекла, да еще недавняя рана… Приняв на себя тяжесть тела, она согнулась туда, куда ноги не гнутся, я уткнулся носом в розовый ковер пушистой мимозы и, работая локтями, нырнул в заросли каких-то мелколиственных кустиков, типа барбариса. Из распахнутого окна неслись истеричные женские вопли, повелительные выкрики мужчин, звон бьющейся посуды… Ну, посуда бьется — жди удачи, так что победа Лумпоне на выборах была делом решенным. Если эта дрянь не рванет!

На вилле, похоже, началась самая настоящая паника. От мощного толчка распахнулись настежь тяжеленные дубовые двери, и по пологой мраморной лестнице скатился на пузе вопящий толстяк. Следом появились двое вооруженных парней и процесс эвакуации народа кое-как устаканился: во всяком случае, первыми начали покидать здание женщины.

Заочно знакомая дама выскочила, спотыкаясь на огромных каблучинах, и, прижимая руки к груди нервно выкрикнула: «Бруно! Бруно! Бруно!»

Какого рожна я приперся на светский раут в шортах и майке? Сейчас бы самое то — смешаться с толпой. Полтысячи звезд политики и спорта — не может быть, чтобы они все друг друга знали. Хотя, есть тут один товарищ, который меня признает в любом виде и любом состоянии. Признает — и не отпустит. Так что прочь, прочь!

За коротенькой кактусовой аллеей светлел пруд, которым я любовался со своего «баобаба». Торопливо выщелкнув флэшку, я сунул ее в карман. Роскошный «Никон» тысяч за двадцать булькнул в пруд, и немедленно пошел на дно. Туда ему и дорога — никогда не мечтал стать фотографом — не мое.

Мимо меня, зарывшегося в кусты, пробежали еще трое охранников, видно, подтягивались резервы. Но ждать, что тылы оголятся и задняя калитка останется без присмотра — было наивно. Не на этой вилле.

Когда яркие лимонные метелки зашевелились прямо у моей ноги, я даже вздрогнул. Показался серо-розовый лоб, и, спустя секунду, из цветочных джунглей появился мой добрый знакомый — сфинкс. Он окинул меня внимательным взглядом, сел и принялся невозмутимо вылизываться. Только сейчас я разглядел, что на шее у кота тонкий ошейник из голубой кожи, украшенный… опаньки! Настоящие брильянты карата по три, не меньше. Чтоб я так жил! Я протянул руку и осторожно погладил кота. Он принял ласку спокойно и с достоинством. На ошейнике было написано «Бруно».

Здравый смысл подсказывал, что мне эти камушки будут гораздо полезнее, чем коту. Но черт его знает, вдруг Бруно потеряется без ошейника? И, главное, вдруг я с этим ошейником найдусь? Камешки-то сто пудов — меченые.

На улице послышались полицейские сирены. Они становились все громче и громче. Бруно дернул большущими ушами и неслышно исчез в кустах вместе с брюликами. Над головой застрекотал вертолет, а вскоре к нему присоединился еще один. Допилял банан на контрабасе!

* * *
Кусты, конечно дело хорошее, но вечно в них не проваляешься. Найдут и затопчут. Тикать, надо братцы, тикать.

В сторону дома — не резон. Забор! Он самый, милый и родной, позади меня. Перемахнуть я его конечно не смогу, у меня крылья только в зачаточном состоянии, но вот двигаться вдоль него, под прикрытием кустом, я был способен. Мне нужны была любая калитка, оконце, щель… Ну бес с ним, что она может быть под охраной. Я желал вырваться отсюда, любой ценой.

Изображая из себя мартышку… нет-нет пусть будет шимпанзе — они умнее, я на четвереньках скакал вдоль забора, надежно (ну почти надежно) прикрытый ровненько подстриженными кустами. Внезапно они кончились, пошла клумба с невысокими цветами, а спасительной щели в заборе так и не обнаружилось. Со стороны дома продолжали нестись панические голоса и женский визг, который впрочем с приближением вертушек был подавлен окончательно. Я всем телом почувствовал, как визг полицейских сирен буквально пробивает мои внутренности и вибрирует в почках.

Я рванул вдоль клумбы… Концерт из смешения десятков противных звуков притупил мою бдительность. Послышался выстрел. Еще один. Мать вашу! Я аж подпрыгнул, увидев перед собой сбитый стебелек цветка. В меня же стреляют!

— Воооо….. он!

Я даже не сомневался, что именно в меня сейчас тычет стволом кто-то из охраны. Ну да, вот он я, и что с того. Я совершенно ни к чему не причастен. Ну бегу себе на четырех костях вдоль забора. Ну и что — нельзя. Бах, бах.

— На тебе….

Нет, я уже не на четырех, а на двоих, на тех, что побыстрее. Ох, и рванули мои каурые, только вжиг-вжиг рядом…

У нас в тюрьме, помню, один балбес был, все на портативе в войнушку играл. И так реально там все было — захватывающе. Орал балбес на всю библиотеку, уворачиваясь от пуль, за что был неоднократно бит охраной. И правильно, чего орать-то, когда на войне. Я вот сейчас бежал молча. И даже вид впереди небольших ворот, меня не заставил издать победный клич. Спасение было близко. Нет — рано.

Пули меня уже не волновали. Чудики позади меня, то ли от нервов, то ли от того, что палили на бегу, в мою тушку попасть не могли. Так я ведь еще и петлял.

Итак — ворота… на моих глазах открылись, и в них влетело две полицейские машины с визгом и воем. Метров пятьдесят мне до них оставалось — эх! Дверцы, как в кино, дружно распахнулись и в мою сторону хищно устремились четыре ствола. Шесть! Вон, из-за сворки ворот еще двое охранников с дробовиками — сволочи. «Ну вот и все, — подумал я, — капут». Подумал, но темп не сбавил. Да пусть стреляют!

— Стоять! — чуть не в один голос проорали копы.

Ага, щас. Моя фортуна, стояла у самого забора. Тонкая, стройная и пахучая. Последний шанс — деревцо неведомой породы. И я с разгону запрыгнул на него, в надежде перемахнуть забор. Моя тушка повисла на хрупком стволе, руки и ноги обхватили ветки… Деревцо дрогнуло под тяжестью и я спиной рухнул на землю, все еще не разжимая хватки. Лишь когда над моим перекошенным от неудачи лицом лязгнул затвор, я отпустил изменчивую фортуну. Бестолковое деревцо вылетело из моих объятий, чтобы принять первоначальное положение, при этом ветки так удачно полоснули окруживших меня копов. Я не сомневался ни доли секунды. Из положения лежа нанес удар по ногам рядом стоящего полицейского, да так удачно, что тот рухнул подле меня. В следующее мгновение ко мне полетел приклад дробовика, но упавший коп, так вовремя дернулся, что именно он и получил по затылку. Минус один!

— Стоять!

— Лежать!

Ну копы смешные. Так мне стоять или лежать. Я выбрал сам. Полицейский приложивший прикладом своего товарища, представлял превосходную полусогнутую мишень. Только он понял свою ошибку и начал было подъем, я железной хваткой ухватился за дробовик. Нет, я не хотел, но пальцы сами легли на скобу и — бах! Прямо в грудь. Коп отлетел в сторону, оставив трофей в моих руках. Тут я подумал сразу два раза: во-первых — парню должно повезти, ибо у него бронник, и во-вторых — почему другие не стреляют в мое бренное тело?

Пребывая на коленях, я машинально передернул затвор и узрел в трех шагах от себя двух копов. Ага, значит эти оказались не такими прыткими, как два первых. А охранники и вовсе из-за машин не вышли — трусы.

— Стоять! — уже в свою очередь прокричал я.

Ну надо же подействовало. Копы замерли, хот стволы не опустили.

— Бросай оружие! — это я уже наглел. Действовать надо было быстро, так и с тыла ко мне уже спешили. Я отпрыгнул к забору и повторил.

— Бросай! Убью!

А у них ведь жены, дети, родители и все такое и копы приняли верное решение и даже перевыполнили мои требования. Отбросив пистолеты в сторону, они улеглись на травку и закрыли головы руками. Ай, да молодцы. Теперь тыл. Трое или четверо в костюмах были уже рядом. Ба-бах из дробовика! Убить я не рассчитывал, но вот дробь, картечь или чем там снаряжают эти дуры, веером прошлась по охранникам. Охи, ахи, и они попадали как по команде. Я пальнул еще раз поверх голов, для острастки и больше они меня не волновали. Бегом к машинам! Я так понимал, что у меня еще минимум один патрон и — на вам! Заднее стекло, заднего авто, за которым как сурки попрятались еще двое охранников, звонко разлетелось на куски. Парни присели.

— Один, два, три… четыре…

Всего четыре секунды и я у ваших лиц. Те только начали подыматься, а я проехал на попе по гладкому багажнику и каааак дам с развороту прикладом по морде. Охранник от меня так и отлетел, да еще до кучи сбил и второго. И два заряженных дробовика у моих ног.

— Лежать, — скомандовал я им и выстрелил два раза в сторону уже начавших поднимать головы, залегших парней в костюмах. Опять залегли — вот чудно.

Что бы сделали дальше на моем месте? Хорошо — не говорите.

Я пнул лежащего охранника, больше для порядку, чем по необходимости и нырнул в машину. Завел, воткнул реверс и вдавил педаль в пол. Вжиг! Руль круто влево — вот он полицейский полуразворот. Я вылетел из ворот, слава богу, никого не сбил… на дороге еще две полицейские машины. Задом их немного приложил. Драйв и страт! И только две пули меня догнали, развалив заднее стекло. Да и к бесу его, так свежее.

Совершенно машинально я ткнул в кнопку приемника и Саара Брюге огорошила меня. Ну, до чего же в тему!

— Уходя — уходи, и не надо назад возвращаться….

Хорошая, черт возьми, песня.

Метон. Франция.

Неприметный серый автомобиль марки «Мерседес» где-то на задах виллы премьера.

— Твою мать, ну где опять носит эту сволочь?! Может, ноги ему выдернуть? Слишком шустрый, мля!

— А что «маячок»?

— Что ему сделается? Работает исправно… Судя по компьютеру, сейчас объект везут в ближайший полицейский участок. А судя по тому, что сигнал слабый и временами — с помехами, он упакован в стандартный пластиковый контейнер для улик. Чуешь, чем это пахнет?

— Не понял? Почему для улик? Ведь взрыва не было, а Крыса сбежал.

— Пойми этих русских… Кто мог предположить, что он швейцарские часы, бешено дорогие, использует как грузик для бумажки. Вот сукин кот! И как его теперь искать?

— Ты лучше подумай о том, как жучок достать обратно.

— Вот это как раз не проблема. Бомба-то пока рядом. Активировать — и дело с концом.

Уже на подъезде к полицейскому участку, машина рванула. Рванула от души, с грохотом, пламенем и дымом. Разбитых окон и пострадавших было так много, что когда доложили по инстанциям, начальство схватилось за голову, сердце и за кошелек…

Глава 21. Пляж, яхта, Бесаме мучо

Бросив угнанное авто копов, я выскочил на узенькую улочку, скорее даже переулок, где небольшие двух и одноэтажные особнячки, окруженные лимонными деревьями, соседствовали с симпатичными кафе и лавочками. Справа от меня располагалась аптека, чуть дальше — пешеходный переход, над которым надзирал бдительный глаз видеокамеры. Погоня запуталась… Или нет?

Неожиданно зазвонил таксофон. Я покрутил головой. Поблизости никого не было. Ни души, кроме меня. Я шагнул к аппарату и решительно снял трубку.

— Привет, мой ангел, — чувствуя, что губы расплываются в широченной улыбке, я повернулся к видеокамере и помахал рукой, — как ты меня нашла?

— Тебя трудно потерять, — отозвалась Леди с заметным ехидством, — ты ведешь слишком активный образ жизни. Просто звезда криминальной хроники.

— Спасибо за песню, — мягко перебил я.

— Спасибо за спасибо, — ласково шепнула она, — а теперь слушай внимательно: пройдешь этим переулком и окажешься прямо напротив торгового центра. Пересечешь его… Только не глазей на витрины и не выбирай мне подарок, времени нет.

— Яволь, — отозвался я.

— Окажешься на бульваре. Сразу за ним — муниципальный пляж. Оттуда — налево.

— Естественно, куда еще идти мужику, — фыркнул я.

— Увидишь туристический порт с причалом для яхт, — продолжала она, не реагируя на шутку, лишь волшебный голос слегка, самую малость, похолодел, — одноместная белая «Sottovento» — твоя. Ключ в зажигании.

— Спасибо, — слегка растерялся я, — но я не умею управлять яхтой.

— Не страшно, — тихо рассмеялась она, — я умею.

— Ты будешь там? — встрепенулся я.

— Душой и сердцем. Там хороший компьютер, я проведу тебя через спутник.

— Но, Леди… Когда мы увидимся?

Две секунды заминки, и:

— Сейчас не время, Крыса. За тобой погоня, не забыл?

— Забыл, — честно признался я, — совсем из головы вылетело. Да ладно, бог с ней, с погоней. Сброшу, не в первый раз. Так мы увидимся?

— Потом, — не то пообещала, не то уклонилась она. Показалось, или девушка погрустнела?

— Пообещай, — то ли попросил, то ли потребовал я. Но трубка молчала. Она ушла, растворилась в сети, исчезла.

Что ж, главное — не бросила. Будем искать яхту «Sottovento».

…Наверное, нужно и в самом деле быть поэтом, чтобы окрестить «лазурным» это скопище каменюк всех оттенков серо-буро-малинового! Я выбрался из толчеи торгового центра, чтобы немедленно угодить в такую же — на бульваре. Где в этом вавилоне море? Я огляделся, стараясь не очень демонстрировать, что спешу. Может, мороженое купить? Или это будет уже «двадцать два»? Город спускался вниз террасами, демонстрируя все оттенки оранжевого, и напоминал при этом, то ли сбывшийся кошмар Пикассо, то ли кубик Рубика, скрюченный в пляске святого Витта. Где-то сильно справа от меня торчал шпиль ратуши, или чего-то в этом роде. Здешняя топонимика так и осталась для меня тайной за семью печатями, на экскурсию по городу Папа не отпустил.

Берег изгибался причудливым образом: эротоман увидел бы в этих изгибах женские колени, циник — задницу, а криптограф таинственный иероглиф именуемый «буквой зю».

Я увидел лишь обещанный туристический порт с яхтами, и бодрым прогулочным шагом припустил к нему, проталкиваясь сквозь слоеный пирог из тел в плавках, тел в поло, тел в бикини… опа! И даже без всего. Одним словом — огромное количество тесно спрессованных тел, жаждущих солнца и моря.

«Sottovento» я заметил почти сразу, но лишь потому, что получил подробные инструкции. На самом деле назвать ЭТО одноместной яхтой… Это было нечто метров восьми в длину и два с половиной — три в ширину. Тяжелый нос, как у тунца, обтекаемый корпус, а сзади реактивные сопла. Пластиковый верх был откинут, на одном из сидений — шезлонгов — небрежно брошена барсетка, а ключ и в самом деле торчал в зажигании. Вперед?

И тут я скорее почувствовал, чем заметил какое-то шевеление за спиной. Я обернулся.

Расталкивая отдыхающих, к причалу приближалась группа людей, здорово напоминающих боевиков какой-нибудь частной силовой структуры. Или бойцов местного аналога ФБР — хрен редьки не слаще. Уж не по мою ли душу?

Не теряя времени за «здрасте», я спрыгнул в кабину и повернул ключ. Двигатель заурчал, как сытый кот. Беспокойное Средиземное море — и впрямь лазурное, зря я его оклеветал, огромной ладошкой ободряюще шлепнуло в левый борт, качнув меня так, что я чуть не навернулся. Движение за моей спиной ускорилось, мне показалось, что я слышу какие-то звуки… На панели висели небольшие изящные наушники с микрофоном.

— Вижу, ты на месте, — произнесла Леди, голос ее вновь был холоден и предельно сосредоточен, — пристегнись. Сейчас будет жарко.

— Что ты имеешь в виду? — боюсь, я не смог сдержать улыбку, и она проскользнула в голосе.

— Катера береговой охраны, — пояснила она, — я смогла заставить камеры Торгового Центра смотреть в другую сторону, но я не могу прикрыть тебя от них. Здесь отдыхают очень серьезные люди, полиция оснащена по последнему слову техники, в том числе и компьютерной. Если я попытаюсь вмешаться в действия береговой охраны, меня немедленно отследят. А мне нельзя попадаться. Я… времени не было путать следы, я вошла в местную сеть почти напрямую.

— Понятно, — я кивнул, хотя она и не могла меня видеть, — так ты исчезай тогда. Не рискуй. Я справлюсь, наверное, тут почти как в машине.

Здесь я, конечно, слукавил, панель управления ничуть не походила на машинную, но, наверное, разобраться в ней было можно. Если бы чуть-чуть времени. Которого просто не было — погоня приближалась.

— Я тебя не брошу, — решительно отозвалась она, — прорвемся вместе. Ты только пристегнись, Крыса. Иногда эту посудинку заваливает.

Старт был даже бодрее, чем я ожидал. Раз и я лечу! Вырываюсь из бухты. А откуда-то справа, да и откуда-то слева, мне наперерез мчались два полицейских катера. И главное хорошо так мчались. Я только хотел приложится к штурвалу, дабы произвести маневр, как яхта повернула сама.

— Леди спасибо, — прошептал я, хотя и с легкой обидой, что мне не доверили произвести выкрутас самостоятельно.

— Всегда пожалуйста, — ответила она тихо.

Моя морская лошадка удачно прошмыгнула между катерами копов, и понеслась стрелой в открытое море. Полицейские, надо отдать им должное, еще издали заметили, что не поспевают на перехват и заранее взяли на параллель. Вот я между их корпусами и шмыгнул.

Через минуту один из них начал отставать. Пока не очень заметно, но все же, а вот второй чуть не в спину мне дышал.

— Хороший мотор у них, — похвалил я.

— РYR-400S, — со знанием дела отозвалась Леди, — как и у тебя.

— Отлично, — хмыкнул я, — значит ничья. Мы так и будем ровно идти, до самой Александрии?

Ответить она не успела. В воздухе запели пули. Их песня рядом с моими ушами, перекрыла даже завывание ветра на скорости.

— Опять… — и я едва сдержался, чтобы не сплюнуть за борт. Все же как можно, ведь со мной дама. Ну, почти со мной.

— Леди? — позвал я, — На борту оружие есть?

— Нет, — твердо ответила она. — Сейчас это ни к чему.

— Как это? — возмутился я. — Сейчас в самый раз, дать им укорот. Подстрелят ведь.

Хотя, признаться, в этом я сомневался. Расстояние около сотни метров, качка, внутреннее волнение стрелка, утренняя ссора с женой и все такое… А вдруг? Пуля-то она, как известно — дура полная.

— Приготовься… — спокойно изрекла Леди.

— Да готов я, — и, не дослушав ее до конца, все же схватился за штурвал.

Мой маневр нельзя было назвать очень уж удачным. Яхту немного завалило, все же больно лихо я заложил, и судно едва не черпнуло бортом.

— Крыса! — Леди взволновалась.

— Да все гут. Уходим из-под обстрела.

И верно, стрельба прекратилась. Копы заложили вслед за мной. Ретиво, хотя и отстали на лишних пару метров. Я обернулся и узрел еще одного участника гонки — вертолет.

— Если так и дальше пойдет, скоро они вызовут штурмовики и нам хана! — процедил я сквозь зубы.

Леди мне не ответила. Он действовала. На корме что-то слегка пискнуло и зажужжало.

— Опа, — изумился я, увидев, как наш кабриолет, легким движением превращается в полноценное…даже не знаю что.

Крыша накрыла меня, щелкнули задвижки, послышался странный звук, словно откачивали воздух. В следующую секунду купол плотно пристроился на месте.

— И то верно, — заметил я, — а то солнце печет, а я без панамы.

И тут что-то брякнуло по обшивке. Это походу в нас все же попали. Уж, не с вертушки ли?!

А потом я был поражен до глубины моей несознательной души! Мы нырнули. И, кажется, довольно глубоко.

— Ни хрена себе, пельмень!

— А то! — задорно отозвалась Леди, ничуть не шокированная моим французским.

— Об этом ты не предупреждала.

Леди промолчала, а я вцепился глазами в подводный мир, который до этого видел так близко только в детстве по телевизору. Перед моими глазами замаячила борода длинных водорослей, в которой играли в салки две небольшие рыбки пчелиной раскраски. Мимо, покачиваясь, проплыла роскошная медуза. К сожалению, кабина ограничивала обзор, а я уже почувствовал себя капитаном Немо.

— Крыса, а фотоаппарат где? — вдруг спросила Леди, сбив мой восторг юного натуралиста.

— Фотоаппарат? — не сразу въехал я, занятый наблюдением за плоскомордой серой рыбиной величиной с болонку, с длинными острыми плавниками.

— На вилле Лумпоне ты был с фотоаппаратом, — подтолкнула она, — а потом он куда-то пропал.

— А-а… Утопил в пруду.

— Каком пруду?

— С золотыми рыбками, — пояснил я, — а куда его еще? Не тащить же с собой?

— Внутри периметра? — не отставала она.

— Ну да, — я поразился ее странной настойчивости, — а что, это плохо?

Леди замолчала секунд на пять.

— Это… неосторожно, — наконец, отозвалась она, — пруд — не океан. Его наверняка регулярно чистят. А уж теперь точно каждый сантиметр обнюхают. Покушение на премьер-министра — не шутка.

— И что? — все-таки не понял я, — моих отпечатков пальцев там не будет, вода их не сохранит.

— Будет номер фотоаппарата.

— Велика беда! Я его не покупал. И сомневаюсь, что его покупал Папа. У него для такого дела шестерки есть.

— Все равно, сам фотоаппарат из магазина прямо в пруд попасть не мог, — с нечеловеческим терпением пояснила Леди. Ее интонации вдруг здорово напомнили мне Кролика, — кто-то его купил. Этого «кого-то» найдут, он расскажет, для кого и когда покупал, выйдут на твоего Папу…

— Он не мой Папа, слава богу, — фыркнул я.

— Не важно. Выйдут. И он тебя сдаст. С дорогой душой.

— Слишком много «если», — возразил я, — если почистят, если найдут, если расколется, и если Папа вообще снизойдет до разговора с каким-то копом. Скорее, пошлет к нему своего юриста.

— Ты, случайно, не помнишь номера этого фотоаппарата? — спросила Леди, но по ее голосу я понял, что утвердительного ответа она не ждет.

— Мне и в голову не пришло его посмотреть.

— Плохо. Если б ты смог припомнить хоть какие-то цифры, я нашла бы этот несчастный «Никон» первая и удалила из базы данных. А так — где его искать?

Я мысленно порадовался, что не сболтнул ей про часы. Если так расстроилась из-за левого «Никона», утопленного в пруду, что б с ней было, узнай она о личном подарке Папы?..

— Да не расстраивайся, — попытался я, — уликой больше — уликой меньше. С моим послужным списком — вряд ли меня вообще потащат в суд.

— Крыса, чтобы прикрыть тебя, я должна хотя бы догадываться, с какой стороны полетят пули! — взорвалась она.

— А если они полетят со всех сторон сразу? — примиряющим тоном спросил я.

— Тогда падай на землю, дурачок…

— Как? А можно еще раз — последнее слово?

— Дурачок, — протянула она, явно оттаивая. Я едва не заурчал от удовольствия, все же что-то было в ее голосе.

Секунды летели, слишком быстрые, быстрее, чем эти, не к ночи помянутые пули. А я смаковал ее голос, как дорогой коньяк, согретый в мягкий женских ладонях.

— Леди?

— Я здесь, — тихонько отозвалась она.

— А почему молчишь?

— Мне нравится молчать с тобой, — со странным удивлением проговорила она, словно не веря самой себе.

Я встрепенулся, как конь. Но секунду подумал — и захлопнул пасть. На эту девушку нельзя было давить, это я уже сообразил. При малейшей попытке она исчезнет. А я не хотел, чтобы она исчезала. Мне тоже нравилось молчать с ней. Но, возможно, было занятие, которое нам понравиться еще больше?

— Леди, — позвал я, — а ты петь умеешь?

— Что? — изумилась она, — нет, конечно. Твою песню делала профессиональная команда. По моей просьбе.

— Твой голос просто создан, чтобы петь, — возразил я.

— Возможно. Но я никогда не пробовала… Понятия не имею, как это делается.

— Очень просто, — я вытянул руку и привычно защелкал пальцами, отсчитывая ритм.

— Крыса, прости, — неуверенно вмешалась она, — если те звуки, которые ты производишь — то, что я думаю, то ты два раза отстал примерно на одну тридцать вторую.

— Ничего себе? — поразился я, мгновенно забывая красоты подводного мира, — если ты ЭТО слышишь…

— Я не слышу. Я считаю.

— Да? Ну ладно, наверное, это неважно. Запомни — немного отставать можно, это ничего. Главное — вперед не забегать. Теперь я напою, а ты попробуй подстроиться.

…Besame, besame mucho

Como si fuera esta noche la ultima vez.

Besame, besame mucho

Que tendo miedo tenerte, y perderte despues.

Почему мне в голову пришла именно эта, до дыр затертая песня? Не знаю. Как-то само легло на язык. И не спрашивайте меня ни о чем. Просто — не надо!

Бесаме, бесаме мучо…

Я уплываю, ждет меня берег другой.

Бесаме, бесаме мучо…

Так будет лучше, прощай.

Мое сердце с тобой.

* * *
На глубине «в десять тысяч сомнительных метров», в кабинете Клары Ивановны, прогудел телефон.

Та сидела над ежегодным отчетом и отозвалась не сразу, а лишь после настойчивых просьб аппарата. Звонок шел не через секретаршу, напрямую. А это значило, что Клару беспокоят по серьезному поводу. Она взглянула на высветившийся номер:

— Ким, это ты? Что-то случилось?

— Леди держит связь с Крысой по радио.

— Там что-то важное?

— Послушайте сами, — с непонятной интонацией отозвался Ким и, после короткого сигнала, Клара Ивановна услышала сначала мягкое прищелкивание, как будто бы пальцами. А потом…

— Quiero tenerte muy cerca,


Mirarme en tus ojos, verte junto a mi


Piensa que tal vez manana,


Yo ya estare lejos,


Muy lejos de aqui…

— Ким, — потребовала она, — у нас опять сбой!

— Нет у нас никакого сбоя, — ехидно отозвался Ким, неожиданно, без вызова и доклада, вырастая в дверях.

— А что это? — женщина подняла глаза, в которых недоумение смешивалось с недовольством, причем, второго было больше.

— А как вы думаете?

— Очень неплохой испанский дуэт, — Клара встала, — и ради этого ты оторвал меня от отчета?

— А голос? Голос этой, с позволенья сказать, певицы, вам ничего не напоминает?

— А должен? — с сомнением произнесла женщина и прислушалась внимательнее. Ким демонстративно взглянул на часы, которые так же демонстративно продолжал носить на руке, не смотря на то, что весь остальной мир уже следил за временем по мобильникам. Недоумение на лице Клары Ивановны сменил экзистенциальный ужас.

— Какого черта? — потрясенно вымолвила она, — Ким, что, вообще, происходит?

— Пять секунд. Неплохо, — удовлетворенно кивнул Ким, — Они поют дуэтом. По-испански.

— И ты мне по-прежнему будешь вкручивать, что у нас нет системного сбоя?

— Нет, — уверенно ответил Ким.

— Тогда ЧТО ЭТО ТАКОЕ? — протянула Клара Ивановна с интонацией, которую здесь, на глубине, звали: «песня седой акулы».

— Система работает идеально. Во всяком случае, насколько я могу судить. Ведь это не наша система…

— Тогда почему она поет?

— Потому что он ей предложил. Клара Ивановна, все банально. Ведь мы же с вами с самого начала предполагали, что они споются?

— Я не предполагала, что это будет буквально, — буркнула та.

— Никто не предполагал, — пожал плечами Ким, — жизнь всегда богаче наших представлений о ней. Даже неорганическая.

— И что нам теперь делать с таким богатством?

— Ну… можно попробовать подпеть. Будет квартет.

— У меня нет слуха, — отрезала Клара Ивановна и ударила пальцем по клавише, вызывая отчет.

* * *
Под водой мы шли довольно долго, больше двух часов. Я про себя гадал, как это может быть: воздух оставался чистым. Не скажу, что это был свежий морской бриз, пахнувший солью, но эту смесь, насыщенную кислородом, вполне можно было употреблять внутрь. Должно быть, тут была применена какая-то хитрая система. Потом мы вынырнули. Не знаю, зачем, но явно не для того, чтобы пополнить запасы кислорода — похоже, моя «рыбка» в этом не нуждалась. Мы шли на хорошей скорости где-то посередине большой воды. Довольно неспокойной, кстати. На глубине волнение почти не ощущалось, а здесь болтало прилично. Солнце уже осторожно опускалась в волны цвета электрик. Темнело, и над головой зажигались немыслимо яркие созвездия Рака. Я нашел взглядом Арктур, главную звезду Волопаса, и долго смотрел на него. В голове не было мыслей — вообще никаких, только спокойная ясность. Я понятия не имел, куда и зачем на скорости несется яхта, что ждет меня там, и чем я, в конечном итоге, расплачусь за это чудесное спасение от рук полиции и Папы Монсальви. Но меня это не волновало.

Южные ночи обладают особой магией: они делают камни на сердце почти невесомыми…

Я потянулся за барсеткой, которая так и лежала на заднем сиденье. Она интриговала меня с самого начала. Что бы это ни было, вряд ли оно тут валяется просто так. Без подтекста.

Внутри оказалось несколько карточек, две золотые и водительские права на имя Дэвида Маршалла. Лицо на фото было моим. Ну, с некоторыми допусками — это мог быть и Дэниэл Крейг, но я все же склонялся к мысли, что это я. Но кто этот я? В его биографию меня кто-нибудь посветит? Хотя бы без подробностей.

— Директор крупного медицинского центра в Квебеке, — немедленно отозвалась Леди, — Любитель дайвинга и подводной охоты. Миллионер.

…Канада? Хм. Мой французский был вполне приличным, но скорее отдавал Беарном и Гасконью. Но если не трепаться о далекой родине с настоящими уроженцами Квебека, это вполне может прокатить. В конце концов, мог же я приехать в Канаду с юга Франции?

— Леди, — осторожно поинтересовался я, — насколько я понял… если я ошибусь, ты меня поправишь.

— Ну, конечно, — живо отозвалась она.

— Мы сейчас находимся правее Сардинии?

— Сардинию мы уже прошли, примерно полчаса назад. В Италии тебе высаживаться небезопасно, ведь тебя же подозревают в покушении на их премьера.

— Да весь Шенген может быть «горячим», — буркнул я, — включая Турцию. Хотя там тот еще бардак.

— Поэтому мы и идем намного дальше.

— В Китай? — усмехнулся я.

— Еще дальше, — на полном серьезе отозвалась она.

Я на мгновение опешил. Дальше Китая?

— А горючего на этой посудине хватит?

— Нет, но это не важно. Эта рыбка нужна только для того, чтобы пройти Суэцкий канал. А потом нас встретят.

— Кто? — насторожился я.

— Друзья, — лаконично отозвалась Леди, и охота задавать вопросы у меня мгновенно испарилась.

… Собственно, вероятность того, что она ведет меня в ловушку, была почти стопроцентная. Какие бы чувства она ко мне не испытывала, вряд ли она влюбилась в меня по фотографии, увидав ее в полицейском досье. Тот телефон — как он попал в мою машину? Сомневаюсь, что Леди сама ее вскрыла, она ведь хакер, а не угонщица. Конечно, у нее есть сообщники, у которых на меня виды.

— Почему ты вдруг замолчал? — встревожилась она.

— Все в порядке, Леди, — улыбнулся я, — просто задумался.

— О чем? — она оказалась настойчивой, как любая женщина.

…Вообще-то и меня нельзя упрекнуть в том, что я пришел к ней с чистыми руками. Мы познакомились в ходе операции по уворовыванию миллиарда, стали сообщниками, и строить из себя влюбленных старшеклассников по меньшей мере глупо. Друзья так друзья. Кто знает, может и выживу. Я везучий.

— Думаю о том, не пора ли нырять. Если навигатор не врет, скоро тут будет очень оживленно. Слева по курсу две баржи, а прямо — пассажирский лайнер.

— Я отслеживаю обстановку, не волнуйся.

— Да я и не волнуюсь, — пожал плечами я, а про себя добавил: «поздно уже волноваться. Чует сердце — влип я, как еще никогда в жизни не влипал».

Глава 22. «Когда еврей возьмет Суэц…»

Эта транспортная артерия, разрезающая Африку и Азию на две неравные половинки, отлично работала еще при фараонах. Исторический факт, я ничего не придумываю. Потом ее забросили за ненадобностью. А когда мир в очередной раз переменился, и снова понадобилось сшить два океана «синайским швом», француз, виконт Фердинанд де Лессепс, получил у правителя Египта Саида-паши концессию на строительство канала. И почти сразу начались разборки: кто кому и сколько должен, кто больше вложился, кого конкретно, эта великая стройка оставила без штанов… точнее, без галобеи. Канал делили, как места в театре, «согласно купленным билетам». Но до поры до времени эти разборки носили мирный характер и решались за бухгалтерскими столами. Пока, уже в середине прошлого века, начальник генерального штаба французской армии, между прочим, между бокалом «Шаторез» и рябчиками, не спросил у своего коллеги, одноглазого «орла Израиля», Моше Даяна:

— Вот, скажем, вы взяли Суэцкий канал… Невероятно, но предположим. Сколько времени вы сможете его удерживать?

— Даже не знаю, как ответить, — смущенно отозвался тот, — Ну, наверное, лет триста. Может быть, чуть больше.

И завертелось… В небе над синайской пустыней возникли стальные «птички» с шестиконечными звездами, и зазвенели стропы, захлопал парашютный шелк, раскрываясь над головами четырехсот бесстрашных и совершенно безбашенных израильских десантников. Они прошли по пескам, как по ковру, и, почти не встретив сопротивления, заняли Митл. И если в этой дурной войне амбиций вообще можно говорить о победителях, то выиграл ее Израиль — государство, которое к тому времени насчитывало едва десять лет истории.

Сейчас здесь было тихо. Временно. На этих берегах иной тишины не бывает — только временная. Я еще не успел решить, хорошо это или плохо, когда мы юркой рыбкой нырнули в кобальтовую глубину.

— Пройти канал надо максимально скрытно…

— Чтоб пошлину не платить, — фыркнул я, — 7 долларов с тонны — это грабеж.

— Между прочим, ты ведь миллионер, — подначила Леди.

— Ага. И как все миллионеры — жуткий скряга.

— Хорошо, что ты так настроен, — отозвалась она, — я-то боялась, что ты захочешь выйти и осмотреть достопримечательности.

— Тоже мне — достопримечательность, — пожал я плечами, — что я, канавы не видел?

— Канава? — поразилась девушка.

— Ну, большая канава, — поправился я.

— Сто шестьдесят два километра в длину и триста пятьдесят в ширину… — педантично уточнила она.

— Очень большая канава, — уступил я, — И, наверняка, увешана датчиками и видеокамерами как ваххабид — оружием. Как мы ее проскочим?

— Проявив смекалку, — усмехнулась Леди, — где смекалка и сноровка — там и палка как винтовка.

Уверенности в ее голосе можно было позавидовать. Но я завидовать не стал. Я вообще мальчик не завистливый. Пусть каждый получит все, что захочет. А я возьму свое при любом раскладе. Как-то так…

Неожиданно на панель упала густая тень. Я оглянулся. На нас надвигалось что-то огромное и медлительное, как Левиафан.

— Эй, Леди, нам не пора принять вправо? — забеспокоился я.

— Пора. Только не вправо.

Яхта нырнула глубоко вниз, аж уши заложило с непривычки. Голубые огоньки, оживляющие панель и здорово добавлявшие оптимизма, вдруг погасли все, разом, я ощутил себя парящим в чернильной пустоте, так похожей на космический вакуум. Вокруг была темнота и тишина. Голос Леди прозвучал в ушах как-то особенно сочувственно:

— Мне придется помолчать. До выхода. Я уверена, тут есть аппаратура, которая может меня отследить.

— Леди, не сочти за труд — а кому мы «сели на хвост»? — спросил я.

— Сухогруз «Маргарита». Порт назначения — Калькутта.

— Водоизмещение?

— 200 000 тонн, — сухо отозвалась она.

— Предел? — спросил я.

— Не доверяешь?

— Хм… Леди, а ты, часом, не еврейка? Не то, чтобы я имел что-то против, но твоя манера вести диалог наводит на определенные мысли.

— Моя манера? — слегка растерянно переспросила она, — что ты имеешь в виду?

Я не успел ответить. Усталость последних дней: все эти обезьяньи упражнения, бомба, беготня по жаре и неожиданное превращение в подводника навалились вдруг, разом, и глубокий сон свалил меня, как упавший на голову кирпич… Я просто выключился, вслед за голубыми огоньками. «Не кантовать. При пожаре выносить первым».

Аденский залив.

Где-то… Локатор весьма неуверен.

… - Это он. Мы его нашли!

— Основания?

— Да ЦББ нянчится с ним, как с яйцом Фаберже: отдельный канал связи, да еще вдобавок через их главный компьютер. Думаешь, они стали бы танцевать контраданс с приседансом ради рядового агента? Зуб даю, новый, только что имплантированный — этот парень наша будущая типа очень серьезная проблема.

— Типа? А на самом деле?

— Если грохнем его сейчас, это будет их проблема. Черт! Заставил он нас побегать. Сначала взорвал свою тачку с маячком и пропал посреди Европы, как урожай в закромах родины, потом дареные часы потерял.

— А где он сейчас?

— Почти рядом с моей группой. Форсирует Суэцкий канал по-пластунски, под брюхом сухогруза.

— И что делает?

— Судя по приборам — спит. Долбануть его чем-нибудь тяжелым? У меня тут неплохой набор.

— Пока не знаю. Не уверен… Я бы для начала с ним побеседовал.

— Тогда прикрой. Операция будет горячей, его пасут.

— Не беспокойся. Прикрою. Заодно и хваленый «щит» в деле попробуем.

…Что такое «не везет» и как с этим бороться? Никогда не числил себя Спинозой, но на этот вопрос ответ у меня был, по крайней мере, сейчас. «Не везет» означало, что Мария Павловна, наша «русалка» могла проверить сочинение на тему «Как я провел выходные» сто раз, с этих самых прошлых выходных. Но она дотянула как раз до следующих. А мы с приятелями могли уже сто раз собраться и сходить в тайгу на поиски упавшегометеорита до этих каникул. А могли подождать до весны или даже до лета. Тем более, что, по слухам, упал он лет тридцать назад, и с тех пор так там и валялся. Так что ничего страшного, если повалялся бы еще немного, дырку бы не пролежал. Но метеорит и сочинения сошлись в одной точке. В результате мама, бросив один единственный тяжелый взгляд, устало обронила:

— Иди в угол, — в воспитании мама предпочитала классику.

— И долго мне тут торчать? — на всякий случай уточнил я, привычно становясь носом к стенке.

— До скончания века! — мстительно отозвалась она. Моя двойка испортила ей праздник.

— Хорошо, — спорить я не стал. Судя по большим часам, висевшим в гостиной, до скончания века оставалось меньше часа, было бы из-за чего хипешить. А вот несостоявшейся экспедиции жаль было до слез.

— Мам, — позвал я.

— Что? — сухо спросила она, демонстративно не глядя в мою сторону.

— Мама, мне ведь просто не повезло. Русский язык я хорошо знаю. Все правила.

Мама продолжала аккуратными кубиками нарезать вареную картошку для салата, спина ее выражала максимальную степень недоверия.

— Мам, ну а давай сыграем, а?

— Сыграем? — нож в ее руке продолжал ровные, выверенные движения, голос прозвучал скептически. Но она отозвалась! Уже хорошо. Я осторожно добавил:

— Если выиграю — отменяешь наказание и отпускаешь меня с ребятами в лес на лыжах…

— И думать забудь, — фыркнула она,

— Вот если проиграю — тогда действительно забуду про все каникулы. Поеду к бабе Томе в деревню: дрова пилить, воду носить…

— Это я тебе и так могу устроить, — пообещала мама, — за твои фокусы. У учителя русского языка и литературы сын пишет сочинения с девятью ошибками!

— Да я тебе отвечаю — просто отвлекся, поторопился. Знаю я русский. Я ж тебе не в «камень-ножницы-бумага» играть предлагаю! — она молчала и я торопливо выпалил, — ты сейчас возьмешь у меня в портфеле учебник русского, откроешь его на любой странице. Только — уговор, не выбирать, а то знаю я, нарочно найдешь то, что мы еще не проходили, — мама еще раз фыркнула, — задашь мне вопрос на то правило, которое там будет. Если отвечу правильно — выиграл и иду в поход. Если нет — еду к бабке на принудработы.

Я одержал сокрушительную победу над салатом — мама повернулась ко мне с неподдельным интересом:

— А в чем подвох? — спросила она.

— Мам, ну какой подвох, а? Ну как Я могу знать, где ТЫ откроешь учебник?

Она все еще сомневалась, и я махом поднял ставку:

— Забор бабке починю!

— Ну, хорошо, — мама вытащила из под стола мой потрепанный в баталиях рюкзак, покопалась там…

— Глаза закрой, — потребовал я, чувствуя знакомый холодок азарта меж лопаток. С каменным выражением лица мама взяла учебник и открыла его «на расхлоп».

— Правила написания частицы «не» с глаголом и отглагольными формами, — хорошо поставленным, учительским голосом отчеканила она и впилась в меня взглядом инквизитора.

— «Не» с глаголом пишется раздельно, — выдал я уверенно, как записной зубрила, — не искать, не брать, не врать… Отглагольная форма — это деепричастие, и с ним «не» тоже пишется раздельно, например не ищущий, не берущий, не врущий…

— Сдаюсь, — мама вскинула руки и улыбнулась, в первый раз после злосчастного сочинения, — хорошо, по крайней мере, одно правило ты знаешь. Но как ты мог знать, что выпадет именно оно?

— Я иду в поход?

— Идешь.

— А из угла уже могу выйти?

— Давно мог, что ты — маленький, в углу торчать. Ну!..

— Ты слово дала…

— Да дала, дала. Так как?

Я пожал плечами:

— Элементарно. Я на русском детектив читал про Экрюля Пуаро. Знаешь, в такой тоненькой брошюрке. Прятал в учебник. А книга расхлопывается в том месте, где ее чаще всего открывают. Когда «русалка» подходила, я книгу в парту прятал и читал правило. Ну и выучил.

Мама вздохнула как-то уж очень тяжело.

— Мозги есть, — признала она. И вернулась к салату.

А мне уже, признаюсь, не до экспедиции было.

— Мам, а что плохого-то? В том, что мозги есть? Чего ты так расстроилась?

— Что мозги есть — хорошо. Плохо, что совести нет. Заведет тебя когда-нибудь твоя светлая голова в такое темное место, откуда выход искать — утомишься. Ну что ты там, корни пустил, в своем углу? Выходи давай, выходи. Канал давно прошли, всплывать пора…

— Какой канал? — опешил я. И проснулся

Место, где я очнулся, как раз и было таким темным, что дальше уже просто некуда. Кажется, именно такое положение герои голливудских блокбастеров называют: «Я в полном дерьме, Билли!»

— Выходи на поверхность, Крыса, — мягко тормошила меня Леди, — как глубоко ты уснул! Я чуть не испугалась.

— Не бойся, — отозвался я, потягиваясь, насколько возможно, — кому суждено быть повешенным — не утонет. А мне — точно не тонуть.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

— Три раза тонул. Бог троицу любит. Если отпустил — значит, не моя смерть была.

Приборная панель уже вовсю светилась голубыми огоньками и я, от нечего делать, принялся изучать короткие лаконичные надписи под кнопками и табло. Кое-что было знакомым, хотя выглядело иначе. Вместо «баранки» — штурвал типа самолетного — это я уже оценил, рычаг усиления мощности тоже выглядел как в «Сессне». Я опознал кое-какие приборы, и догадался о назначении большей части круглых кнопок. Два экрана неярко светили прямо перед глазами — один показывал сетку координат, где довольно быстро перемещалась точка. Похоже, это — я, вернее, моя «рыбка». На втором плясали какие-то сложные кривые, то сходясь, то расходясь… Второй экран оказался выше моих представлений об окружающем мире и я, вздохнув не без досады, перевел взгляд вверх. На расстоянии руки, очень удобно, располагались восемь одинаковых рычажков. Без надписей.

— А это что? — спросил я, тронув один из них рукой.

— Оружие, — отозвался мой прекрасный гид, — четыре магнитные торпеды, две ракетные установки на четыре залпа, крупнокалиберный пулемет, пулемет-автомат счетверенный с компьютерным наведением, газовые гранаты. Броня. Зеркало.

— Что? — удивился я.

— Зеркало, — повторила она, — действует очень просто — на некоторое время создает оптическую иллюзию, экран. Как будто тебя нет, есть только море или берег. Но это годится, только пока не стреляют. Первый же залп сведет эффект к нулю.

— Хорошо, — кивнул я, — запомнил. Но в первый раз, ты сказала, что оружия на борту нет. Зачем такая ложь, в такую опасную минуту?

— В ту минуты было не опасно, — ровным голосом ответила моя Леди. — Незачем раньше времени из рукава доставать козырь. Я верно понимаю?

— И где ты только этого набралась, — хмыкнул я. — А теперь расскажи, хотя бы в общих чертах, как она маневрирует.

* * *
… - Черт! — выругалась Леди. Шел, наверное, пятый час наших занятий и мне казалось, что мы с «рыбкой» уже почти понимаем друг друга.

— Так плохо?

— Нас выследили, — ее голос похолодел градусов на пять, — и, похоже, уже давно.

— Это и в самом деле плохо, — погрустнел я.

— То, что я их не заметила — хуже. Значит, они под «щитом».

— Под чем?

— Крыса, воскресная школа закончилась, — отрезала Леди почти грубо, — я не заметила врагов! Они наблюдали за нами, возможно, несколько часов, а я их не уловила. А сейчас — обнаружила. Вопрос на засыпку — что бы это значило?

— На таких вопросах не засыплешься, — хмыкнул я, — Они позволили себя обнаружить. Значит — наигрались. Сейчас будут брать. Но у нас с тобой неплохие зубки, — я кивнул на восемь рычажков сверху, — еще посмотрим кто кого.

— Не у нас. У тебя. Меня отрежут еще до первого залпа.

В ее голосе, таком уже насквозь знакомом, таком ровном и спокойном, сейчас, как натянутая леска, звенела самая настоящая паника.

— Ты уверена?

— Да. К сожалению.

— А… твои друзья? — прикинул я.

— Должны уже быть. Черт, Крыса, сигнал неустойчивый!

Она пропадала…

Я позволил себе ровно полсекунды паники, больше времени просто не было, глубоко вдохнул… и задал один единственный вопрос:

— Как мне отличить друзей от врагов?

— Друзья знают о нас все. Враги — почти все, — сказала Леди и пропала. Совсем пропала. В наушниках поселилась мертвая тишина.

— Черт… Женщины… А можете вы хотя бы за пять минут до расстрела быть менее загадочными? — пробормотал я. «Друзья знают все, враги — почти все…» Ясно, что мне сообщили какую-то сверхважную информацию: последние секунды она бы не стала тратить на что-то другое. Но где ключ к этому замку? Боюсь, моя пилка тут не подойдет.

* * *
И почти сразу начались чудеса. Леди я потерял, на связь она больше не выходила. И я один посреди Аденского залива. Беда прямо… и такое, знаете, тяжелое сдавленно состояние накатило, что жуть. Внутри все сжалось, будто вот-вот рванет в груди что-то. И между лопаток, по спине холодок азарта.

— Врешь не возьмешь, — я взял в руки себя и еще штурвал.

Добавил балласта и нырнул поглубже. Думалось мне именно там мое спасение. В фильмах о подводниках завсегда так было. Чуть чего не так, сразу вниз, на дно. Но мой аппарат как-то нехотя стал опускаться, всего метров шесть прошли и на тебе. И тут, совсем рядом бахнуло. Яхту чуть не перевернуло в воде. Наверное, было бы забавно, как в центрифуге. Прочь глупые мысли.

Все замерло и ни туда, ни сюда. Управление полностью отказала, приборы зажили самостоятельной жизнью — то гасли, то вспыхивали, то принялось тупо моргать. Я не знаю, какой силой и технологией обладали мои враги (ну или друзья, тут ведь все по обстановке), но яхта вдруг сама по себе пошла на всплытие. Или может взрыв чего повредил в компьютере, и он дал команду наверх!

- Врешь — не возьмешь, — я сжал зубы и попытался противостоять всплытию. Все же я твердо верил, что именно внизу мое спасение. Наверх, в лапы кого бы там ни было, я не желал. Только в руки Леди, но ее там, увы, не было.

Я жал, давил, поворачивал, умолял словами и матом — не помогло. Хотя всплытие чуть замедлилось… вроде, или мне всего лишь это показалось. Тут я решил пора применить торпеды! Благо, что магнитные! Как они сработают и куда пойдут мне было совершенно наплевать. Главное, чтоб не в меня. Я потянул заветный рычажок, и яхта чуть вздрогнула, выплевывая две торпеды. За тонкой стенкой, я четко услышал, как врубились движки и понесли «тушки» к цели. На мониторе, тут же отобразились их следы, а на втором загорелся датчик, что в аппараты загружены еще две торпеды — последние, насколько я помню из инструктажа Леди.

Так как я пальнул совершенно наугад, я ничего не отсчитывал, хотя мне показалось, что времени прошло довольно, но взрыв пришелся для меня неожиданно.

— Попал! — но радость моя, сменилась горькой правдой — я почти всплыл.

— Прекратите стрельбу! — вдруг ожил динамик. Ожил по-английски. — Вы попали в грузовое судно. Немедленно прекратите!

«Ну вот, — подумал я, — теперь я законченный террорист, уничтожитель мирных грузов». И я взглянул на монитор, который к этому времени пришел в себя. Действительно жирная точка совсем рядом — сухогруз что ли… но раньше я его как-то не заметил. Да к бесам все! И я дал волю последним торпедам, как раз в тот момент, когда крыша надо мной пошла назад. Свежей воздух, ветерок — какая прелесть!

— Прекратите сопротивление! Это бессмысленно! — точно как в кино, усмехнулся я и все же пожурил себя за неосторожность. Перед моими глазами открылась яркая картина пылающего сухогруза, в лучах заходящего солнца. Лес они там, что ли перевозили. Хотя чего это я. Рассмотреть толком все равно нельзя — не близко.

Визуальное наблюдение подвело неутешительную черту. Ко мне спешило четыре катера. С левого борта — три, с правого — один. Так чего я жду — ходу! Но двигатель заглох, и волны залива получили в свою волю мое судно.

— Пулеметы, и ракеты… — нараспев произнес я, и хотел было уже понажимать в кабинете все что можно и огорошить недругов залповым огнем из всех видов вооружение, но тут…

— Чудеса, — невольно вырвалось у меня, узрев, как три катера, обошли меня с кормы, и давай поливать четвертый. Застрочили они его за минуту. Одинокий катер, шедший ко мне с правого борта, взорвался. Бах — и нет его. Только дым и немного обломков. Вряд ли там могли оказаться выжившие.

Потом эти черти, совершенно проигнорировав мою яхту, взяли курс на красиво пылающий сухогруз. Так и хотелось крикнуть им вслед: а как же я, ребята!

— И все же, кого это они там завалили? — я еще раз посмотрел на обломки и потом опять на сухогруз. — Или это не грузовик…

Бинокль, труба, лупа, очки — ничего, чтобы приблизить картинку. Может это плавучий штаб у них, ха — смешно.

Пристальное прищуривание мое в сторону уходящих катеров, резко прервалось бурунами на воде, и из чрева залива появилась настоящая подводная лодка, а не мое жалкое корыто.

— А вы кто? — чуть не проорал я в гарнитуру, но мне никто не ответил.

Мою яхту, словно магнитом притянуло поближе к подлодке, а на рубке уже появились фигуры. И эти товарищи, быстро укрепив смертельную, и по всей видимости крупнокалиберную игрушку, дружно так замахали мне руками. Мол, давай паря, греби к нам, у нас бабы и мороженное.

Весело машут, игриво, приветливо — все эпитеты кончились. Надо заметить, что пулемет (или все же это скорострельная пушка) смотрел немного в сторону. Вроде бы и не на меня. Может это все же хорошие парни? При любом раскладе шансов у меня нет. Яхта совершенно не управлялась, а оружие… Ну мог я нажать, а что толку. А вдруг это друзья, как выразилась Леди. И потом интересно же проверить. Игра-то не закончилась. Хотели бы они меня порешить, уже бы сделали. И я принял волевое решение — помахал им в ответ.

- Рад приветствовать! — прокричал я. И был уверен, что услышат — расстояние минимальное.

Еще минута и швартовка — бух бортами. Еще раз здравствуйте!

Глава 23. Куда ты денешься с подводной лодки…

Сбылась мечта студента. Мне, наконец, удалось сначала как следует выспаться, а потом и наесться от пуза, и не лабуды всякой, типа рисовых пирожных с сырой рыбой, а настоящего флотского борща и макарон с мясом и луком. Уже не помню, когда в последний раз мой многострадальный желудок соприкасался с такой роскошью.

К сожалению, роскошь закончилась как раз на макаронах. Чай подали из категории «Москву видать», а сахар к нему — в пакетиках, порционный.

Остальной сервис был примерно того же уровня. Проснувшись, я нашел на столике комплект чистой одежды: белье, футболку, мышиного цвета комбинезон и — новые чистые носки. Плюс этим ребятам, кем бы они ни были, минус Папе Монсальви.

Сидел я в каме… пардон, наверное все-таки в каюте размером два на три. В потолке — лампочка, две стандартные флотские койки, прикрученные к полу, стол, два шкафчика. Один уклеен голыми тетками, второй — гоночными машинками. Если б не мерный гул двигателей, распространяющих по корпусу чуть заметную вибрацию, я бы решил что оказался в общежитии какого-нибудь профтехучилища, готовившего для родины слесарей или механизаторов. Дверь, разумеется, заперта. Слава всевышнему, раковина и прочие удобства находились тут же, в ка…юте. Но, не смотря на относительный комфорт моего одиночного заключения, бороться с навязчивыми ассоциациями становилось все труднее и труднее.

… Хоть бы журнальчик какой оставили с кроссвордами.

К счастью, долго меня мариновать не стали. Видимо, у этих ребят время было в дефиците.

В дверь постучали, чисто формально: не сомневаюсь, что если б я не отозвался, они бы все равно вошли. Так что я негромко бросил: «Сome in» и сел на своей койке. Раз постучались, значит, предполагается вежливая беседа, хотя бы в самом начале. Что ж, я не против. Все лучше, чем тупо лежать на спине и считать до миллиона.

Чтобы войти, ему пришлось слегка пригнуться: ростом он был еще слегка повыше меня. Серый «лодочный» комбинезон без знаков различия, стандартная обувь, короткая стрижка… Хорошая стрижка, но это еще не основания для подозрений, мало ли кому повезло жениться на парикмахерше. А вот рост — уже основания. Слишком высоким в подводный флот дорога закрыта, самого в свое время обломали. Ну, так кто вы, доктор Зорге?

— Предпочитаете общаться по-английски? — спросил незнакомец, доброжелательно щурясь. Он был уже не молод — за полтинник, даже, наверное, ближе к шестидесяти, но все еще местами русоволос, прям, словно штык проглотил, подтянут — женщины таких называют «интересными» и немедленно начинают «строить куры». Но я не дама, поэтому ограничился пожатием плечами — можно и по-английски, почему бы нет.

— Мы можем поговорить и на вашем родном языке.

— На русском? — уточнил я.

— О нет. Я имел в виду ваш родной язык. Молдавский. Бэуна зиу, уарэ уну…

Я с интересом уставился на незнакомца. Он употребил забавное выражение — оно могло бы быть и приветствием, но вообще-то означало кое-что еще. Русские в таких случаях говорят: «Приехали».

— Предпочитаю английский, — после секунды размышления решил я.

(У меня не было ни малейших оснований доверять этому «высокому» гостю. Пока не было. Так что пусть разговор будет предельно ясен. Всем. В том числе и тем, чьи уши развешены на проводах).

Он смерил меня внимательным взглядом, одобрительно кивнул и опустился на край койки.

— Я прошу прощения за тесноту. Наше судно не рассчитано на прием гостей.

— Ничего, — я снова пожал плечами, — бывало и похуже.

— Вы имеете в виду иркутскую тюрьму? — спросил гость.

Наверное, в третий раз пожимать плечами было невежливо.

— Вы пишите книгу обо мне? — спросил я.

Незнакомец шутки не принял.

— О нас не пишут книг, — серьезно сказал он, — и если наш разговор закончится так, как мне бы хотелось, то о вас, Рет, тоже не будут писать. Во всяком случае, романов.

— Значит — не ЦРУ, — сделал вывод я.

— Нет. Ни в коем случае, — он протестующее вскинул вверх обе ладони, так по-американски, что я на секунду усомнился в его искренности, — не ЦРУ, не МИ-6, не «Моссад». И даже не ФСБ. Мы не занимаемся этими детскими играми в песочнице: кто у кого больше военных баз сфотографировал и подводных лодок насчитал. Мы, если угодно, находимся вне политики — у нас более серьезная задача.

— Спасение человечества, — брякнул я. И вдруг сообразил — а ведь попал! И не в бровь, и даже не в глаз, а прямиком туда, куда нужно. Надо же, а ведь никогда не был снайпером. Светло-серые глаза гостя на мгновение закрылись.

— Вы что, серьезно?

— Да. Вполне.

— Дурдом, — определил я, — Или кино снимают. Коламбия Пикчерс.

— Виноват, — мужчина слегка отстранился, — я должен был сначала представиться. Меня зовут Мишель Фер… Хотя, разумеется, когда-то у меня было другое имя.

— Ну, конечно, — кивнул я.

— Иронизируете. Но ведь и вас самого вряд ли мама назвала Крысой.

— Да нет, — признал я, — это случилось немного позже.

— Я знаю, — Мишель Фер произнес это спокойно, без желания подчеркнуть свою осведомленность или напугать, — это случилось, когда вы служили в армии. Очередной локальный конфликт на ближнем востоке. Вашу команду бросили в прорыв. Все должны были погибнуть. Но вы умудрились провести БМП по дороге, которая считалась проходимой только для коз и пеших караванов с гашишем. Ее даже не сторожили, не видели нужды.

— Ну да, — я невольно улыбнулся, вспоминая вытянувшиеся лица комсостава, — нашел дырку, в которую могла пролезть только крыса… Так откуда вы, Мишель? Или это страшная тайна?

— Безусловно, это тайна. Но ничего страшного в ней нет. Кроме одного момента — если вы ее разгласите, мы вас уничтожим.

— Так может, вам имеет смысл промолчать? — предложил я.

— С большим бы удовольствием, — он вздохнул. — Но — никак. Промолчав, я совершу должностное преступление. Этот разговор санкционирован на самом высоком уровне. Мы оба — заложники ситуации. И то, что вы не знаете о ней ничего, а я знаю все, ничего не меняет ни для одного из нас. Хотите кофе? Настоящего, английского.

— В Англии не растет кофе, — хмыкнул я и, откинувшись назад, кивнул, — давайте, Мишель, тащите ваши помои. Если они хоть чуть-чуть лучше чая, то я обещаю вас как минимум выслушать.

Горьковатый аромат любимого напитка почти примирил меня с жизнью. Впрочем, она уже после борща показалась вполне сносной.

— Так ваша организация… или что там, партия?..

— Одно из подразделений ООН. Но не надо вот этой презрительной мины, спрячьте ее до другого случая. Вывеска может быть любой. С тем же успехом это мог быть и Пентагон, и Штаб Озеленения Луны, главное, чтобы была строка в бюджете, по которой можно списывать средства, понимаете? Мы подчиняемся секретарю ООН только формально. Вообще-то, он даже не знает о нашем существовании.

— А президент США знает?

— Без понятия, — мотнул головой Мишель, — и без комментариев. У меня нет допуска к такой информации, а если б и был, нет санкции ее разглашать.

— Но как-то вы называетесь? Или, в целях конспирации, никак?

— Мы называемся ЦББ. Центр Безопасного Будущего.

…На самом деле контакты с будущим начались довольно давно, примерно, в сороковые годы прошлого века. Я имею в виду регулярные и санкционированные контакты.

— А были несанкционированные? — полюбопытствовал я.

— Ну а иначе, откуда у коломенских крестьян в семнадцатом веке мог взяться летательный аппарат, работающий на самогоне? Я уже не говорю о Леонардо да Винчи, это банально. Так вот, Рет, контакты начались еще в прошлом веке. И до недавнего времени они носили исключительно конструктивный и обоюдополезный характер.

— Они нам бусы, мы им штат Нью-Йорк, — хмыкнул я.

— За некоторые… э… технологии, слегка опережающие время, мы расплатились водой.

— Водой?

— У них плохо с водой, — пояснил Мишель.

— Насколько я знаю, у нас пресной воды тоже не слишком много.

— Их вполне устроила соленая. Это банально — они умеют ее опреснять.

— Черт, — я поперхнулся кофе, — куда же они, мать их, умудрились деть пять океанов? Вы не спрашивали?

— Я — нет, — подчеркнул Мишель.

— Без понятия и без комментариев, — сообразил я, — ну хорошо, а нам? Что это за технологии, совсем слегка опередившие время? Ядерная бомба?

— Эту пакость мы сделали сами. Так же как и ракету-носитель. А вот с системами наведения они помогли.

— Постойте, — перебил я, — помогли кому? Какой стране? Вы ведь говорили, что стоите над политикой?

— Так и есть, — кивнул Мишель, — у нас в Центре даже нет политической карты мира, только физическая. А приличные системы наведения появились у всех ядерных держав примерно в одно время. Это на руку человечеству. Уж если есть оружие такой разрушительной силы, будет меньшим злом, если оно полетит куда надо, а не куда Бог пошлет.

— Бред, — мотнул головой я, — не верю. Не верю ни единому слову.

— Что я могу сделать, чтобы убедить вас?

— Серьезно? — я поднял глаза и уставился прямо ему в лицо, — отправьте меня в будущее. Хотя бы на короткое время. Тогда поверю.

И ведь ничего у меня даже не екнуло ни в груди, ни ниже. А еще говорят, хорошие игроки обладают даром предвидения. Ни хрена они не обладают! Либо этот дар касается только покера. В общем, ляпнул и совершенно спокойно отхлебнул кофе, который мой находчивый сотрапезник сдобрил хорошим коньяком: по чуть-чуть, только для запаха. Треть чашки, не больше, мы же не алкоголики…

— Увы, — Мишель сокрушенно развел руками, — вы просите невозможного.

— Санкции нет, — сострил я.

— И это тоже, — с чувством юмора у Миши были большие проблемы, — но главное в том, что попасть в будущее нельзя. Они к нам могут. А мы к ним — нет. Даже в капсуле по водопроводу…

— А вы им туда водопровод протянули? — опешил я.

— Ну а ты как думаешь — в пластиковых бутылках ее передавать?

Я уже ничего не думал, просто пил кофе, в самом деле неплохой, и прикидывал, как бы скорее сделать ноги из этой плавучей психбольницы. Да только куда ж я денусь с подводной лодки?

— Возможно, это потому, что для нас будущего еще нет, а для них прошлое уже есть, — Мишель пожал широкими плечами и плеснул по чашкам коньяк, уже не маскируя его кофе, — а может быть потому, что, на самом деле, будущее многовариантно, а наши наводящие устройства не точны. Теория времени полна парадоксов.

— А они к нам приходят? — уточнил я.

— Они — приходят.

— И… с собой приносят?

— Приносят. Прости? Что приносят?

— Да что угодно, — я пожал плечами, — покажи мне это. Уверен — у тебя оно есть. И санкция есть. Ведь не ожидало же ваше руководство, что я вот так прямо возьму и поверю. На слово. Вы много обо мне знаете, значит, знаете и то, что столько я не выпью, здоровья не хватит.

— Да запросто, — кивнул Мишель. Взял бутылку с остатками коньяка, примерился и — выплеснул на пол. Не, точно не подводник. И не космонавт. Ни тот ни другой так напакостить в замкнутом пространстве просто не смогут, рука не поднимется.

— Воды принеси. Из под крана.

— Сколько? — уточнил я.

— Целую.

Дурное дело не хитрое, через полминуты я снова усаживался на место. А Мишель, приняв бутылку с водой из под крана, аккуратно закрутил ее пробкой, взболтал, несколько раз перевернул… Проделывая эти манипуляции, он внимательно смотрел на мое лицо, которое медленно меняло форму, вытягивалось, в то время как жидкость меняла цвет.

— Христово чудо, — объявил он, откупорил пробку и поднес жидкость к моему носу.

Клопами не пахло. Пахло… Францией.

— «Наполеон», — объявил Мишель.

— Христос в коньяк не мог, — пробормотал я.

— Да мог, — мотнул головой Мишель, — просто не хотел, — и, в ответ на мой вопросительный взгляд, охотно пояснил, — в пробке таблетка. Многоразовая.

— И… сколько раз?

— А никто не считал. Вернее, начали, да на второй тысяче сбились.

— Впечатляет, — признался я, — а из говна котлету — можно.

— Запросто, — подтвердил Мишель, разливая «вечный» коньяк по флотским кружкам, — кидаешь в навоз таблетку — и пожалуйста.

— Надеюсь, борщ был?.. — подозрительно спросил я.

— Нет, борщ натуральный. И макароны тоже.

— Ну, слава Наполеону. От сердца отлегло. А если кроме шуток? Что-нибудь посущественнее?

— Смешной ты парень, Рет, — пожал плечами Мишель, — просишь показать слона, хотя сам его только что видел. Даже почти пощупал.

— Ты имеешь в виду… галитропалион-2.

— Ну конечно. Какие еще доказательства тебе нужны? Реактивные тапочки — до сортира летать?

И тут я окончательно убедился, что он не подводник, и вообще не моряк. Тот бы сказал — до гальюна.

* * *
…Разговор получился долгим и закончился под утро. Временами он весьма напоминал допрос или попытку вербовки, но в основном протекал как нормальная мужская пьянка. И тема была под стать. Производственная.

— Понимаешь, Рет, будущее должно быть безопасным. Для нас. Для настоящего. Мы добиваемся этого по мере сил. Конвенция, принятая еще в сорок втором году жестко ограничивает контакты — только через ЦББ. Любая передача технологий, каких угодно, хоть производства сверхмягкой туалетной бумаги — жестко согласовывается. И только через ЦББ! Иногда кажется, что это несправедливо, людей реально лишают возможности заработать неплохие деньги… хотя сами не стесняются. Нет, действительно — ты когда-нибудь видел чиновников, которые умудрялись сидеть в воде и не намокнуть?

— Всякое видел.

— Значит, тебе повезло. Но дело не в этом. В общем, нашлись люди — и с той стороны, и с этой. И оттуда к нам потекла разная дрянь. В основном, разрушительного свойства. На нее всегда есть спрос, а, главное, у людей, которые ее заказывают, есть чем платить.

— Так вот каким способом Ева энд компании получили галитропалион-2?

К моему изумлению, Мишель отмахнулся от вопроса, как от мухи:

— Это ерунда. Есть сведения, что террористы получают вещи посерьезнее.

— Ядерное оружие? — помимо воли я произнес это шепотом.

— Химическое. Это страшнее.

— Да ну?

— Пять океанов… — напомнил Мишель и я заткнулся, внимая ему, как дельфийскому оракулу.

— Назначен день «Ч». Уже назначен. Сведения вполне точны, к сожалению. Источник заслуживает доверия.

— Зачем кому-то превращать в свинарник планету? — не поверил я, — ведь, по большому-то счету, им тоже здесь жить.

— Не обязательно, — Мишель пожал плечами, и я во второй раз проглотил язык. Будущее рисовалось довольно мрачным.

— И что я могу сделать? Обмотаться галитропалионом и взорвать их к чертям собачьим?

— О нет! Зачем же… Нужно их всего лишь найти. Остальное мы сделаем сами. Поверь, мы не испытываем недостатка в людях, готовых на все, ради безопасного будущего.

Мне стало слегка стыдно. Совсем слегка, так что я вскинул голову и «наехал» на Мишеля:

— Как я могу их найти, если не получилось у вас? Со всеми вашими возможностями?

— Вы их уже нашли, — просто сказал Мишель. — Вернее, это они нашли вас. Не знаю, зачем вы им понадобились, Рет, но несколько недель назад с вами вышел на контакт их человек.

— Леди?!

Он, буквально, впился глазами в мое лицо, зрачки превратились в два сверла для бормашины… Врешь, не возьмешь. Даже если сверлышки у тебя победитовые. Давно уже не берут. И не такими сверлили… У меня мгновенно сработал рефлекс профессионального игрока в покер, лицо превратилось в маску — ноль информации на выходе. Быстро соображать!

— Тогда почему Леди и ее люди сыграли на моей стороне на вилле Манфреда? — очень ровно спросил я, — Она пыталась предотвратить взрыв.

— Пыталась ли? — мягко спросил Мишель, — Рет, вспомни хорошенько, кто приказал тебе бросить электроды на пол и пустить воду? Да, да. Они устроили взрыв твоими руками. Одна из демонстрационных акций, чтобы им поверили. Когда настанет день «Ч». И Марию Менкель велели подключить они. После смерти Манфреда она — единственная, кто смог бы подтвердить реальность их угроз. Химик божией милостью, совершенно точно знающий, что галитропалион-2 не может быть произведен сейчас.

— Но Леди спасла мне жизнь, — возразил я, уже почти по инерции.

— Да… Да, — покивал Мишель, — Зачем-то ты им нужен. Знать бы — зачем, все было бы на порядок проще.

— Может быть, Леди испытывает ко мне личные чувства, — хмыкнул я, слишком потрясенный, чтобы оставаться джентльменом.

Мишель Фер, кем бы он ни был, в покер явно не играл. Его брови дернулись.

— А… я понял. Шутка, — он криво улыбнулся и, подтверждая мою недавнюю догадку, произнес, — у меня проблемы с чувством юмора. Я иногда не понимаю шуток. Так вы… согласны?

— Нет, — сказал я раньше, чем подумал. Потом все же подумал. И… — Нет.

— Почему? От вас не потребуется ничего сверхординарного, никаких подвигов, никакого риска. Наши люди вас прикроют…

— Вы не упомянули о гонораре. А бесплатно я не работаю.

— Ах, вот в чем дело, — Мишель улыбнулся виновато и облегченно, — Конечно, Рет. Я просто еще не дошел до этого момента. Конечно, ваши услуги будут должным образом оплачены. Сколько вы хотите?

— Вам ведь нужна уникальная услуга. Которую никто, кроме меня, не окажет.

— Вы правы. Увы.

— И времени уже нет.

— Почти нет, — поправил Мишель, — не тяните кота за хвост. Сколько вы хотите.

— Миллиард, — произнес я. Ей богу, мне удалось не улыбнуться.

— Сколько?!!

— Неужели спасение человечества стоит дешевле?

* * *
…Ну, здравствуй, свобода!

Лазоревое небо выгибалось над нами как большая эмалированная миска — ни облачка, а на воде — лишь легкая рябь. «Sottovento» покачивалась на волнах в такт с большой подводной рыбой, накрепко пришвартованная к ней стальными лентами.

— Не передумаешь? — еще раз, кажется, пятый, спросил Мишель Фер, — Я бы хотел, чтобы ты работал с нами не разово, а на постоянной основе. Нам бы очень пригодился кто-то вроде тебя. Человек с…

— С преступными наклонностями?

— Нет! Нет, — он протестующее вскинул руки, тоже раз в пятый. Я уже начал уставать от этого жеста, — просто с авантюрной жилкой. Нашим руководителям иногда не хватает… — Мишель замялся и в поисках подходящего слова постучал костяшками пальцев по деревянному поручню.

— Креатива, — подсказал я.

Лазоревое небо качалось над лазоревым морем, сливаясь с ним у горизонта. Я перепрыгнул в кабину яхты, ставшей мне почти родной.

— Наши техники ее починили и заправили, — заверил Мишель, — никаких проблем возникнуть не должно.

— Спасибо, — кивнул я, стараясь не смотреть в его доброжелательные глаза. Иногда такой взгляд равносилен выстрелу в висок. В собственный.

— Связь — как договорились.

— Я помню.

— Удачи, Рет.

— Спасибо, не откажусь, — кивнул я и повернул ключ, запуская мотор.

Темная круглая спинка рукотворного кита удалялась на приличной скорости. Вернее, удалялся я. Какое направление? Вперед, а там увидим. Уж как-нибудь в море не заблужусь.

Петля наушников притягивала мой взгляд, и только что не руки с самого начала, лишь я увидел «Sottovento». Но, черт же чего знает: можно, нельзя? Зеленый огонек доброжелательно мигнул.

— Леди?

— Крыса, я…

— Подожди! Один вопрос…

— Нет времени.

— Это важно! Я тебя люблю. А ты?

— Да, — ответила она. Мгновенно, твердо, без секунды колебаний. Даже не удивилась.

…Ну, вот и все. Можно расслабиться и наслаждаться жизнью. Мишель, кем бы он ни был на самом деле, врал как сивый мерин. Не все он знал, далеко не все. А верить врагам — дураков нет.

— Крыса, выбирайся оттуда! Немедленно!!! — зазвенел в наушниках ее прекрасный голос.

Вилла «Глория».

Швейцарские Альпы.

- Мишель, ты «прощупал» его?

— Да. Обычный охотник за удачей. Везучий, черт. Но вы были правы, шеф, он ничего не знает.

— На связь он вышел?

— С ним вышли. Да, почти сразу. Видно, наших оппонентов подводит терпение.

— Хорошо. Значит, свою задачу он выполнил.

— Да, «пакет» ушел по назначению.

— Отличная новость, Мишель. Подчищай хвосты и возвращайся. День «Ч» совсем скоро.

— Слушаюсь, шеф.

Лазоревая рябь моря полыхнула красным. Спустя долю секунды пришел звук. Такой большой, солидный «БА-БАХ!» Отчетливо запахло горелым, в небо взметнулся столб серого дыма, но почти тут же умер, яхту, видимо, разворотило так, что она мгновенно пошла ко дну. Еще бы — взрывчатка нового поколения. Вряд ли стоило надеяться, что короткую вспышку, и еще более короткую дымовуху заметят из космоса. Примерно через полминуты до меня добралась горячая волна. Она успела слегка остыть по дороге, но то, что ткнулось мне в спину… я невольно порадовался, что сейчас не там. Хотя, если разобраться, чему радоваться-то?

Если верить JPS, который сейчас медленно и печально погружался на дно, я оказался где-то посреди Индийского океана. До Китая так и не дошли. Интересно, есть шанс добраться вплавь? Хотя бы чисто теоретически?

Вдруг этот шторм последним станет,
Мне ли о том судить?
Это стихия, а у нее другие прайс-листы.
Лишь человек человека может
Так высоко ценить.
Я без тебя умру и это
Без вариантов — а ты?
Может волна со мной играет,
Добрая шутка дня.
Только такие ставки, явно,
Выше, чем мой кредит.
Я — человек, а это значит
Буря сильней меня.
Только скажите это тому,
Чей дьявол во мне сидит.
Волна крутая и шкипир пьяный,
Господь нас любит, но как просить…
И я плыву к тебе через три океана
Очень надеясь доплыть.
Доплыть.
Что наша жизнь — игра без правил,
Ставка всегда одна.
И проиграть гораздо проще,
Чем правильно бросить кость.
Я бы и душу на кон поставил,
Если б она прошла.
Но кто оценит ее по курсу,
Когда не взялся Господь?
Вдруг этот шторм последним будет?
Кто я, вообще, такой
Чтоб заступать дорогу силе
Круче меня в разы?
Кофе покрепче, лимон на блюде,
20 секунд покоя…
И снова вперед, миля за милей
И так до конца грозы.
Остаться собой никогда не рано,
Выпрямить спину и просто быть,
И я плыву к тебе через три океана
Очень надеясь доплыть.
Доплыть.

Продолжение в книге "Обогнать ее смерть".


Оглавление

  • Глава 1. Носки, венгр и покер
  • Глава 2. Душ, полиция и Ева
  • Глава 3 Деньги, погоня и вновь Она…
  • Глава 4. Аэропорт, самолет, девушка…
  • Глава 5. Полет, собака, голландский туалет…
  • Глава 6. Дорога, хиппи и гадание по руке…
  • Глава 7. Холли, пежо и раскладной диван…
  • Глава 8. Гонка, пули, еще одна Холли и снова пули…
  • Глава 9. Секс, побег, мюнхенский парк…
  • Глава 10. Разлука, автобан, кафе…
  • Глава 11. Фаст-фуд, допрос и Баварская Советская Республика…
  • Глава 12. Русские в городе и не только…
  • Глава 13. Студент, велопрогулка и телефонный звонок…
  • Глава 14. Машины, девушки, взрывчатка…
  • Глава 15 Слежка, погоня и оревуар…
  • Глава 16 Разговор по душам, суета и… взрыв!
  • Глава 17. Каскадеры, каскадеры…
  • Глава 18. Фантастика, убийство и жена…
  • Глава 19. Джин, Леди. Читай по губам
  • Глава 20. Тортик с начинкой из пластида
  • Глава 21. Пляж, яхта, Бесаме мучо
  • Глава 22. «Когда еврей возьмет Суэц…»
  • Глава 23. Куда ты денешься с подводной лодки…