Мой Советский Союз \ Танец белых журавлей [Муин Бсису] (fb2) читать постранично, страница - 5

большую эмоциональную радость общения с большим художником, но имеют и немалую познавательную ценность. Вот короткая встреча с учеными Сибирского отделения Академии наук СССР. И мы видим не просто добросовестного фиксатора, а публициста-поэта, который, впервые познакомившись на деле с лазером, сравнивает, например, лазерный луч с хором из атомов: «В этом хоре атомы поют не вразноголосицу, как в электрической лампе, а повинуясь дирижерской палочке». Такое запоминается.

Есть у нас в народе выражение: «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Два совершенно разных литератора — Александр Гёб и Муин Бсису — назвали имена советских людей, с которыми встречались, с которыми сдружились. Назвали откровенно, без оглядки. Писатели не лукавили, а говорили, что было на душе.

Узнаем ли мы в людях, повстречавшихся иностранным писателям, самих себя? Интересно ли нам это узнавание? Интересны ли нам авторы сборника? Интересны ли мы для зарубежных литераторов? Я, пожалуй, не стану отвечать на эти вопросы. Пусть это сделают сами читатели.

Виктор Ильин

МУИН БСИСУ Мой Советский Союз

Издательство «Прогресс», Москва, 1984

Перевод с арабского С. Иванова

Посвящаю Владимиру Ильичу Ленину — герою и знамени всех угнетенных.

Мой Советский Союз

«Москва» — царапали мы гвоздем на стенах тюремных камер. «Советский Союз» — писали мы пуговицами от рубашек.

И представлялось, что письмена, начертанные нами, как яркие бабочки, слетали с мрачных стен и, улетев, трепетали над полями и городами мира и возвращались к нам, покрытые именами друзей и ароматами всех языков. Так раздвигалась и исчезала перед нашим взором стена тюремной камеры.

Тюремная камера — зеркальный сколок, отражающий многострадальную судьбу Родины. Но в сердцах наших, исхлестанных плетками, изборожденных пытками, живет несгибаемая верность делу Палестинской коммунистической партии.

Я пишу эту книгу «Мой Советский Союз», находясь в осажденном Бейруте. В руках его — винтовка. На мешках с песком, уложенных на баррикадах, начертано слово «Москва».

Пишущая машинка стала тоже оружием. Из букв складываются могучие слова «Советский Союз». Эти буквы величаво шествуют по земле, увенчанные цветами.

До сих пор на дверях и стенах тюремных камер, раскиданных по белу свету, простреленная рука бойца пишет слова «Советский Союз», рисует символ коммунистической партии.

Я чувствую, что на лежащий передо мной лист бумаги падает тень всех моих старых и молодых товарищей по заключению. В их честь пишу я книгу «Мой Советский Союз».

Я пишу во славу тех неизвестных, имена которых никогда не услышит читатель, никогда не наберет типографский рабочий. Я пишу эту книгу во имя величия тех неизвестных, имена которых никогда не будут выбиты на надгробном камне их неизвестной могилы.

Они проходят сейчас предо мною длинными рядами, возникнув из чрева тюремных камер, с мест казни. Они приходят сейчас ко мне такими же, как погибли, в тот самый момент, когда сразил их враг. Каждый из них сам написал свою книгу-судьбу, ту, которая была у него. Я пишу эту книгу во славу их имен, для тех, кто был ими рожден, для тех старых и молодых товарищей, которые все еще томятся в тюремных застенках.

Я хочу, чтобы советские люди, люди нового мира, прочли, как дороги они мне и что они значат для палестинского поэта…

Я хочу встретиться с глазами Москвы и сказать ей:

— Никогда не предам я эти глаза!

Что для меня Советский Союз? Что я для него?

Недавно Союз писателей СССР пригласил меня посетить город-герой Волгоград. Один мой советский друг в Бейруте сказал мне:

— Ты поднимешься на Мамаев курган — курган павших героев, где камни и земля до сих пор пахнут кровью.

Мне надо было подняться на Мамаев курган, неся с собой то, что достойно имени Волгограда.

— Палестинская земля…

Эту горсть земли дал мне Бейрут. Он рассек штыком мешок с песком на своих баррикадах и одарил меня горстью земли.

Когда рассыпалась эта горсть земли на Мамаевом кургане, я почувствовал, что принесенный палестинцем песок с баррикад Бейрута, смешавшийся с воздухом Волгограда, дал первые зернышки, первые ростки моей книги о советской земле.

Я вновь и вновь поднимаюсь на Мамаев курган. Я хочу, чтобы эта книга была достойна горсти песка с баррикад Бейрута. Горсточка земли — сестра жизни, сестра капельки воды, сестра листика бумаги, сестра строки книги поэта…

Что для меня Советский Союз? Что я для него?

В Таганроге я побывал в гимназии, где учился Антон Чехов. Мне разрешили посидеть за деревянной партой, где сидел он. Мне дали кусочек мела, и на черной классной доске я начертал слово «Палестина».

Учился ли я писать в том классе, где учился Антон Чехов, где висит черная доска, на которой писал он?

Каким будет мой Советский Союз?

Каким буду я для него?

В Душанбе, где собрались писатели и поэты из многих стран, чтобы