Золото апачей (ЛП) [Joseph Alexander Altsheler] (fb2) читать постранично, страница - 3

спасло его от неминуемой смерти.

   Греймс усмехнулся. Жизнь на колесах не лишила его своеобразного чувства юмора. Человек на земле вздохнул и застонал.

   - Грязный опоссум, - презрительно произнес кондуктор.

   - Отправляемся! - крикнул проводник, раздался звон колокола. Большинство пассажиров стали спешно подниматься в вагоны, но мистер Карлтон, по всей видимости, считая спешку унизительной для своего достоинства, продолжал неторопливо шествовать рядом со своим молодым родственником.

   Чарльз наблюдал за мальчиком, когда тот остановился у входа в вагон и оглянулся на бродягу, все еще неподвижно лежавшего на песке. Он прочитал жалость в его взгляде, и его снова охватило чувство страшного одиночества. "Наверное, я тоже достоин жалости!" - мелькнула мысль. Паровоз свистнул, поезд растворился в темноте.

   - Исчез навсегда, подобно многому, - пробормотал Чарльз, когда красные огни погасли в пустыне. Он снова был один, в полной тишине.

   Чарльз Уэйн уже знал, что такое честолюбие, и хотел бы занять подобающее место в мире, но, поскольку у него не осталось родственников, которые могли бы ему в этом помочь, он и оказался далеко от обитаемого мира, на маленькой станции, затерянной в пустыне, без единого шанса продвижения по общественной лестнице. Впрочем, в его возрасте можно было счесть за счастье получить хотя бы такую должность.

   Он вернулся на станцию и, засветив фонарь, поставил на стол. Он был на грани отчаяния. Пространство между тем, кем он был, и тем, кем он хотел быть, было огромным, как мир, и он ощущал это в полной мере. Вид мальчика, прекрасно одетого, переезжающего из одного большого города в другой, усугубил его одиночество и запустение окружавшего его места.

   - Джим Греймс был прав, - сказал он себе, - эта жизнь в пустыне ни на что не похожа, она заставляет людей становиться иными.

   Эта мысль вернула его к бродяге. Этот человек, насколько он понимал, может быть опасен. Чарльз был мужественным юношей, но, не имея причины для риска, он взял револьвер из стола и вышел в темноту. Он ожидал, что бродяга пришел в себя, что он попросит еды и выпивку, но тот продолжал лежать на песке. Уэйн увидел, что глаза его были мутными, и ему стало жаль этого человека.

   - Вот дьявол! - пробормотал Чарльз. - Он не притворяется.

   Юноша смотрел в лицо старику. Оно было покрыто морщинами, кожа огрубела от ветра и жара пустыни, от нужды и страданий. Тощий и изможденный, он был покрыт ранами. На него было очень неприятно смотреть, но чувство жалости оказалось сильнее отвращения.

   - Вы хотите есть? - спросил он, наклонившись.

   В глазах мужчины вспыхнул страх, когда он увидел приближающееся к нему лицо; он отшатнулся.

   "Возможно, он создал кому-то проблемы", - подумал Чарльз, хорошо знакомый с жизнью в этой дикой местности, но вслух произнес:

   - Я друг, и я хочу помочь вам.

   Мужчина с удивлением взглянул на него, а затем медленно покачал головой, как будто не понимая. Чарльз смотрел на него с недоумением. Он больной, сумасшедший, или то и другое вместе? И что теперь с ним делать? Было жестоко оставить его здесь. Тот мальчик был прав.

   Над пустыней медленно всходила луна. С дальних гор повеяло холодным ветром. Чарльз вздрогнул. Незнакомец начал что-то бормотать.

   - Что? - спросил мальчик.

   Человек стал говорить громче:

   - Пространство, не имеющее края и неизменное... Темные серые равнины, такие причудливые и такие странные!

   - Что? - с раздражением спросил мальчик, поскольку эти слова очень точно передали его собственное восприятие окружающего мира. - Да, они не изменятся ни для вас, ни для меня, ни для кого-либо другого. И этого не следует ожидать.

   Но человек никак не отреагировал на его слова. Он продолжал напевать:

   - Пространство, не имеющее края и неизменное... Темные серые равнины, такие причудливые и такие странные! Лишенные растительности, безжалостные, но прекрасные...

   - Прекратите! - нетерпеливо воскликнул Чарльз. - Скажите мне, кто вы, и как оказались под поездом!

   Ему было холодно и страшно, но это не была боязнь какой-то действительной опасности, - но бесконечной темноты. Ветер стонал в пустыне, ночь становилась все холоднее.

   - Кто я, кто я? - высоким голосом произнес мужчина. - Я не кто иной, как Анания Браун, не кто иной, как бедный Анания Браун.