Святая Катерина (СИ) [tapatunya] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
========== 1 ==========
— Я тебя никому не отдам. Ты только мой, — ждановские воркования с любимым рабочим столом были прерваны шорохом со стороны каморки.
Катерина смотрела участливо и с пониманием.
Господи, с кем только она его не застукивала за всё время, но со столом — впервые.
Впрочем, Пушкарева уже кажется ко всему привыкла, потому что лишь невозмутимо уведомила шефа о том, что у них запланированы встречи в «Тканях мира», «Радуге» и «Макротекстиле». При мысли о Нестеровой Жданов немедленно воспрял духом и велел Кате собираться.
Однако их намерения были прерваны Малиновским, который вбежал в кабинет с совершенно диким видом. По невнятному бульканью и безумным глазам Жданов немедленно заподозрил неладное и попросил Катерину подождать его на ресепшн.
Она лишь вскинула брови, и коридоры Зималетто поглотили её. Бермудский треугольник из сплетен всегда был начеку и жадно тянул свои щупальца к его Катерине, чтобы затащить её в курилку.
— Что? — спросил Жданов у Малиновского.
Роман залпом выпил воды из графина и выдавил:
— Палыч, она же беременна!
Кажется, деликатное состояние Виктории совершенно лишило Малиновского разума, потому что это обстоятельство они выяснили еще вчера и не было никакой необходимости для столь затейливого перфоманса поутру.
— Смирись, — Жданов погладил Малиновского по голове почти с той же нежностью, что и стол. — Виктория и её ребенок — это реальность, с которой…
— Еще и Вика тоже! — Роман вылетел на новый виток отчаяния и схватился за волосы.
— Что значит — тоже? — озадачился Жданов. — А можно озвучить все варианты?
Малиновский затанцевал, являя собой картину типичного зималеттовского сумасшедшего: сначала он округлил пальцы и приложил их глазам, потом изобразил большие зубы, потом замахал обеими руками в сторону пустой каморки.
— Ну, а Катя-то тут при чем? — спросил Жданов благодушно.
— А я тебе о чем! — возмутился Ромка. — Беременна твоя Пушкарева, всё, каюк! — и он почему-то чиркнул рукой по горлу.
— Моя Пушкарева, — наставительно сообщил Жданов, посмеиваясь, — без распоряжения начальства такими глупостями не занимается. Окстись, Малина, тебе уже повсюду беременные мерещатся.
— Да я сам своими собственными ушами, — для наглядности Малиновский так сильно дернул себя за эти самые уши, что на глазах у него выступили слезы, — слышал, как женсовет об этом в курилке трещал.
И с чувством выполненного долга он рухнул в кресло, впав в анабиоз.
— Рома, Рома, — вздохнул Жданов и подцепил свой пиджак с вешалки, — займись уже делом. Мы с Катериной погнали по поставщикам. Между прочим, нам предстоит встреча с Натали Нестеровой.
— Нестеровой? — встрепенулся Ромка и тут же потух: — не о том ты, Палыч, думаешь. Ты же находишься в оккупации! На тебя же беременные секретарши со всех сторон наступают! Это же экспансия, Жданов!
— Это, мой друг, шизофрения.
Самая обычная Пушкарева ждала его возле лифта.
Серая беретка с розовой помпошкой, серый шарфик.
Коричневая шинелька бедного гимназиста.
Никакой беременности на её сосредоточенном лице не было заметно.
Все-таки, Ромка совсем сбрендил.
— Готовы, Катенька?
Она усердно закивала.
Слишком бледненькая, быть может?
И под глазами какие-то тени.
Совсем он Пушкареву загонял, а ведь обещал себе поменьше её эксплуатировать — после того, как услышал мнение её отца по поводу его руководящих способностей в ту ночь, когда сидел в шкафу Катерины.
— Кать, вы хорошо себя чувствуете? — спросил он.
Она вскинула на него испуганный взгляд, и этот взгляд поразил Жданова куда больше, чем давешнее представление Малиновского.
— Катя?
— Со мной все в порядке, Андрей Павлович, — твердо отчеканила она.
И в обморок она недавно падала прямо в президентском кабинете — Жданов еще тогда зачем-то с искусственным дыханием к ней полез, а потом едва не оторвал пуговицы на её блузке, вместе с воротником.
— Катя, а вы точно от меня ничего не скрываете?
Она ощутимо заволновалась, и Жданов еще ближе к ней придвинулся, хотя куда уж ближе в одном-то лифте.
— Посмотрите мне в глаза, Екатерина Валерьевна!
— Да я никогда, — замотала она головой, — только про Колю сразу не сказала, потому что случая не было… Ну про то, что он в Никамоде работает. А больше — ничего.
Господи, ну для чего он третирует бедную Пушкареву, тиран и деспот.
Лифт тихо звякнул, открывая двери.
Жданов подхватил Катю под локоть, увлекая к своей машине.
Они же вчера целый день провели вместе с её отцом — пока к нотариусу съездили, пока в налоговую, пока машину толкали. И ни о чем таком Пушкарев не сказал, а он не был похож на человека, умеющего молчать.
В машине Пушкарева потянула носом.
— Химией пахнет, — заметила она.
— Ну, только что из сервиса, — кивнул Жданов удовлетворенно, — или наливайку залили или елочку новую повесили. Вам не нравится, Катя?
Она пожала плечами.
Он принюхался, но никаких особых запахов не ощутил.
Шизофрения Малиновского модифицировалась в паранойю Жданова.
Нет, так и спятить недолго.
Чтобы быть беременным, нужно заниматься сексом, а ничто в Кате не предвещало подобного развития событий.
Ну не святая же она Катерина, с которой случилось непорочное зачатие.
В последнее было поверить куда легче, чем в то, что Пушкарева взяла и залетела, как нормальная женщина.
И вообще, беременеть команды не было!
Выбросив лишние мысли из головы, Жданов понесся в новый день, переговоры и флирт с Нестеровой.
Правда, флирт получился какой-то вялый, для галочки. Пушкарева сражалась за свою двухпроцентную скидку и шестиэтапные выплаты с куда большим пылом.
Его личный умненький бульдожка.
Поскольку Роман явно был в худшем из своих состояний, то мириться с Юлианой Жданов тоже поехал с Катериной — выставит девочку на передний флаг, пусть на неё падет первый гнев Виноградовой, а когда та немного успокоится, то появится и сам Жданов в броне своего обаяния. Блестящий план.
— Вы главное выглядите как можно более жалостливо, — наставлял он её в приемной, — чтобы у Юлианы сердце дрогнуло при виде вас. Впрочем, сильно стараться вам не придется… Катя, вы что, совсем не спите?
Она мрачно вручила ему беретку и отправилась на передовую помирать смертью храбрых, а Жданов остался кокетничать с секретаршей.
Прошло довольно много времени, но Катерина не спешила звать на помощь.
Неужели Юлиана окончательно сломила её боевой дух?
Жданов осторожно заглянул в кабинет.
Пушкарева пила чай и закусывала сушками.
Подперев рукою щеку, Юлиана задумчиво на неё взирала.
— Новая коллекция, — талдычила Катерина, — в этот раз по-настоящему приличная. С хорошими тканями, вы понимаете. У нас даже будет бюджет на продвижение. Так что вы уж простите Андрея Палыча ради меня, а то ведь никакого сладу с ним нет, когда он не в духе.
— Катенька, а хотите шоколадку? — ответила Юлиана.
Пушкарева закивала.
Виноградова встала и достала коробку конфет из сейфа. Налила своей гостье еще чая.
— А вы так и работаете в кладовке? — спросила она.
Катерина понуро вздохнула и пожаловалась шепотом:
— Однажды я в ней даже ночевала, меня Андрей Палыч там забыл.
— Господи, Катюша, но ведь крепостное право отменили в 1861 году, — возмутилась Юлиана. — Вам просто никто об этом не сообщил, да? Я бы вашему Жданову лично голову открутила.
Пушкарева округлила глаза. Кажется, она и сама сообразила, что перегнула палку, и эффект получился прямо противоположным.
— А можно мне еще чаю? — смешалась она, усиленно соображая, как теперь вывернуться. — Даже не представляю, как мы без вас обойдемся. Наверное, мне придется уволиться и искать работу дворником.
Уволиться?
От возмущения Жданов едва не вломился в кабинет, чтобы быстро всем объяснить, что никто никуда увольняться не будет. Будут рожать… то есть, страдать на рабочем месте без увольнительных.
— Не преувеличивайте, — засмеялась Юлиана, — я вас спасу от столь печальной участи. Не нужно вам в дворники, вы приходите за работой сразу ко мне.
Этого уже нельзя было стерпеть.
— Добрый день, Юлиана, — загрохотал Жданов, — как же вы среди бела дня переманиваете моих лучших сотрудников?
Катя подскочила и приложила палец к губам, призывая его не метать громы и молнии, а проявить такт и понимание.
Жданов и сам помнил, что приехал сюда очаровывать и обаевывать, и попытался взять в себя в руки.
— Вы же меня грабите, буквально, Юлианочка, — рык вышел куда приличнее.
Виноградова засмеялась.
— Вы посмотрите, какой собственник, — воскликнула она, — ты прибежал сюда меня уговаривать вернуться или Катеньку от соблазнов спасать?
— И то, и другое, — Жданов нервно вручил ей букет цветов и обратился к Пушкаревой: — Екатерина Валерьевна, вы сюда приехали чаи гонять?
Она виновато отодвинула от себя чашку.
— Ну всё, всё, — вмешалась Юлиана, — Андрюша, на твоем самом ценном сотруднике и без того лица нет. Ты бы её кормил иногда, что ли.
— Обещаю кормить и выгуливать, — согласился Жданов.
— На поводке, чтобы не сбежала, — как бы между прочим пробормотала Пушкарева.
Её собеседники, однако, эти слова услышали и обратили на Катерину одинаково озадаченные взоры.
— Ну пожалуйста, — Пушкарева улыбнулась Юлиане, — согласитесь с предложением Андрея Павловича.
— А он, мне, Катенька, еще ничего и не предлагал.
— У вас чересчур убедительно получается изображать из себя жертву моей тирании, — проворчал Жданов, когда они возвращались в компанию.
У него было прекрасное настроение, сделка с «Макротестилем», встреча с Нестеровой и сотрудничество с Юлианой будоражили кровь.
— Я всего лишь следовала вашим инструкциям, — напомнила она спокойно.
— Это вы молодец, — одобрил он, — давайте и дальше без всякой самодеятельности.
— Какой самодеятельности? — уточнила она бдительно.
— Любой самодеятельности, — повелел Жданов с улыбкой. Да нет, Малиновский что-то не так подслушал. Катя с ним никогда так не поступит.
Кира и Клочкова чирикали в президентской приемной, когда Жданов и Катя вернулись.
— Тебе Нестерова звонила, — обвиняющим голосом сообщила Вика.
Как будто ему звонил серийный убийца с предложением в следующий раз пойти на дело вместе.
А Кира подошла к жениху и выдернула из торчащую из кармана его пальто беретку с помпошкой.
— Ну вы совсем уже, — сказала она.
Катерину снова захватил в плен женсовет, который носился по коридорам и постоянно трындел о липосакции. Жданов злился на них всех: он же велел Катерине сидеть возле телефона и ждать звонка из «Макротестиля», но нет! Она же понеслась в пампасы!
Когда раздался звонок в Катиной каморке, он злобно вскочил со своего места и рванул трубку с аппарата.
— Пушкарева, — услышал он в трубке срывающийся в фальцет юношеский голос, — так что ты решила-то?
Какой-то лукавый черт дернул в эту секунду Жданова под руку.
— Мм? — невнятно пробормотал он как можно тоньше.
— Ну с легендой для ребенка! Как мы объясним его появление Валерию Сергеевичу? Вряд ли он поверит в непорочное зачатие, хотя лично я бы…
Жданов тихо опустил трубку.
Кажется, никогда в своей жизни он не чувствовал себя настолько преданным.
========== 2 ==========
Хлопнула дверь в его кабинет, мягко протопотали Катины ботинки, и Пушкарева появилась в своей каморке.
Оторопела, застав здесь Жданова, по-прежнему обнимающего телефонный аппарат.
Он еще сумел отстраненно подумать о том, что она сочтет его офисным фетишистом, прежде чем спросить напрямик:
— Катя, вы ждете ребенка?
У Пушкаревой по лицу разлился такой ужас, что иного ответа и не нужно было.
— Откуда вы знаете? — хватаясь рукой за горло, сипло спросила она.
— Откуда я знаю? Да женсовет эту новость на юбках по всей компании разнес, — загрохотал Жданов, не слыша и не понимая себя.
— Как женсовет?! Но откуда они…
Однако ему не было никакого дела до миграции слухов в Зималетто.
— Как вы могли так со мной поступить, Катя? — кричал он. — Вы же меня предали! Подставили! Я же рассчитывал на вас, а вы… вы… Вы обо мне подумали?
Он задыхался, и слов у него не хватало. Однако они нашлись у Пушкаревой.
— Простите, — вытолкнула она их из себя с нескрываемой насмешкой, — что я не подумала о вас. Мне жаль, что я не согласовала это событие с вашим рабочим расписанием.
— Какое к черту рабочее расписание, — крикнул он, не собираясь смягчаться из-за её взволнованно подрагивающих губ и прерывистого голоса. — У нас ненормированный график!
Жданов вручил ей телефон и выбежал из каморки, где было слишком тесно для полноценного скандала, ему требовался простор.
— Когда вы собирались мне об этом сказать, Катя? — крикнул он.
Пушкарева недоверчиво застыла на пороге, словно была готова в любой момент скрыться в каморке и запереться изнутри.
— Никогда, — ответила она.
От изумления Жданов даже вопить перестал.
— Как это? — спросил он.
— А вы бы все равно не заметили, — объяснила Катерина, очерчивая рукой арбуз возле своего живота. — Даже если у меня вырастет четыре ноги, вы не обратите на это внимания.
— Что за глупости, Катя! — рявкнул он, и тут его осенило, что вопить и топать ногами на беременную женщину — чересчур даже для него.
Катя с достоинством поправила очки и, верно оценив смену его настроения, сделала несколько маленьких шагов вперед.
— Ну и что мы будем теперь делать? — растерянно спросил Жданов и сел на стол.
Катя осторожно пристроилась рядом.
— Даже не знаю, — вздохнула она. — Папе как-то надо сказать, а как ему скажешь, когда…
И она махнула рукой.
— А откуда вообще это взялось? — мрачно озадачился Жданов и следом за Пушкаревой изобразил арбуз у её живота. Катя посмотрела на него длинным, пронзительным взглядом. Ну чисто рентген.
— Аист принес, — наконец проговорила она с усмешкой.
— Аист, — повторил он. — Конечно. А этот аист не мог повременить до тех пор, пока Зималетто не выйдет из залога? Что мне теперь делать с Никамодой? Боже, Катя, как это все невовремя, — снова начал закипать он. — Что вообще за муха вас укусила? Как вы могли проявить такую безответственность, когда только от вас зависит такая огромная компания, как наша? А вы не можете это всё отложить на год или два?
— Законсервировать, — поддакнула Пушкарева.
— Именно, — обрадовался Жданов, но тут же прикусил язык, — что я несу! Катя, вы всадили нож мне в самое сердце и провернули его три раза.
— Как это происходит, — заинтересовалась Катя, глядя на него как на насекомое под стеклом, — что вы способны переживать только о себе?
Жданов поперхнулся.
— Как ваше здоровье, Катя? — немедленно опроверг он это дикое обвинение.
— Прекрасно, Андрей Павлович, — ответила она вежливо.
— А кто у нас аист? — новая ужасная мысль пригвоздила его к столу. — Зорькин?
Господи, если этот неведомый тип даже будучи в друзьях Катерины внушал страх и трепет, то повышение в мужья грозило компании бедствиями и сотрясениями.
Эта парочка же все Зималетто на памперсы растранжирит!
А еще говорят у беременных гормональные срывы, и всякое такое. Как можно доверять финансы столь неустойчивой конструкции — Пушкарева, Зорькин и эмбрион, к которому Жданов уже сейчас ощущал непреодолимую неприязнь?
Теперь же Пушкарева будет думать только о нем, а не о своем президенте!
— Андрей Палыч, — прервала Пушкарева его погружение в хоррор, — мы можем переписать Никамоду хоть на кого. Например, на… — и она замолчала, задумавшись.
— Вот именно, — буркнул Жданов, — где я найду еще одного человека, которому буду абсолютно доверять?
— Вы же меня в предатели только что записали, — напомнила она ехидно.
Эмбрион уже сейчас отвратительно влиял на её характер, а что будет дальше?
— Господи, за что! — простонал Жданов.
— Да-да, — кивнула Катя, — это же вы у вас самые большие сложности.
— А у вас сплошь радостные хлопоты, — огрызнулся он, — Катя, постарайтесь, чтобы подготовка к вашей свадьбе не срывала наш рабочий процесс. И никакого медового месяца!
— Медового месяца не будет, — неохотно призналась она.
— Это же просто отлично, Катя, — обрадовался Жданов. — Хоть одна хорошая новость!
— Да и свадьба под вопросом, — она задумчиво покачала ногами, — Зорькина жалко, понимаете? Он хороший и такого не заслужил.
Это было загадочно. Ни одна беременная женщина, на памяти Жданова, так искренне не жалела своего халеля.
— Вы не говорите пока никому, — попросила Катя.
— Так женсовет…
— С женсоветом я разберусь, — заверила его Пушкарева.
Они снова замолчали.
Жданов внезапно задумался о том, что у Катерины был секс.
Это уже вообще ни в какие ворота не лезло.
Как это вообще возможно — любовь с Пушкаревой? Может, она в бане это подхватила?
Из глубин отчаяния его вырвал звонок телефона.
Катя бросилась в свою каморку, чтобы ответить.
Спустя минуту она снова появилась перед ним.
— Представители «Макротекстиля» уже здесь, — бодро сказала она и выглядела при этом такой энергичной, что Жданов даже понадеялся, что этот кошмар рассосется сам собой.
— Во-о-от, — распластавшись на стойке бара, Малиновский помахал ему стаканом. — Теперь ты меня понимаешь. У меня беременна Клочкова, у тебя — Пушкарева.
— И не говори, — согласился с ним Жданов, разглядывая, как красиво огоньки кабака отражаются в виски. — Тьфу на тебя, — опомнился он. — Она не у меня беременна, она сама по себе беременна.
— Сами собой девушки не беременеют.
— А моя Пушкарева смогла, — заупрямился Жданов. — Как представлю её в постели с каким-то мужланом… Гадость какая.
— Стоп-стоп-стоп, Палыч, — подскочил Малиновский, — Ты вот сейчас о чем вообще думаешь? Что за порнографические картинки в твоей голове? Ты бы лучше подумал о том, что Зорькин-то оказался куда пронырливее, чем мы думали. Не оценили мы, Жданыч, масштаб его гения. Не уберег ты Катюшку, Палыч. И как нам теперь оградить Никомоду от его загребущих ручонок?
— И главное, она меня еще обвинила в эгоизме! — припомнил Жданов свои обиды. — А сама!
— Тебя? В эгоизме? — не поверила Малиновский. — Нет, Никамоду надо забирать у Пушкаревой, переписать на кого-нибудь морально устойчивого.
— Ага, — согласился Жданов. — На кого, например?
— Мда, — после затяжного молчания резюмировал Роман.
На следующий день, ожидая Пушкареву в машине перед банком «Ллойд Морис», Жданов изо всех сил надеялся, что у Кати все получится. Иной надежды выпустить коллекцию у них не было.
И когда она вышла на крыльцо с постной физиономией, его сердце рухнуло вниз, чтобы тут же восстать, стоило Кате вскинуть вверх большой палец.
И кружа её посреди улицы, Жданов понял, что некому ему будет заменить такую вот Катерину, хоть всю землю три раза обойди.
Смутился, поставил её перед собой. Катя с той же неловкостью отодвинулась.
— Простите, — сказал Жданов, — вам, наверное, вредно.
Она даже не сразу поняла, о чем он говорит.
— Это вы вчера по этому поводу так… — Катя повертела рукой в воздухе, — напились?
— С горя, — подхватив её под локоть, Жданов направился к машине, — некоторые удары судьбы сложно пережить без терапевтической дозы виски.
— Андрей Павлович, — Катя остановилась, — я буду работать еще лучше, чем раньше. Вы не беспокойтесь, пожалуйста.
— Надеюсь, — также серьезно ответил он, равнодушный к её личный проблемам и погруженный исключительно в заботы о компании.
— Моя беременность никак вас не потревожит.
Он не будет её спрашивать про то, что там с Зорькиным и что там с папой.
— Как там дела с Зорькиным? — заводя двигатель, спросил Жданов.
— Мы решили и дальше оставаться друзьями, — немедленно ответила Пушкарева, словно бы и сама все время думала об этом.
— Как это? — не понял Жданов.
— Ну как Виктория с Романом Дмитриевичем, — туманно ответила она, — примерно.
— Он отказался на вас жениться? Хотите, я набью ему морду? — немедленно вспыхнул Жданов, мысленно начиная просчитывать свои выгоды. Пушкарева и Зорькин сейчас поругаются, и Катя прибежит к Жданову за утешением. И тогда этот её Николай перестанет оказывать на его честную и преданную Пушкареву дурное влияние. И Жданов начнет спокойно спать по ночам, не опасаясь того, что Катя преподнесет его компанию своему жениху на блюдечке с голубой каемочкой.
Если Катерина планирует превращаться в мать-одиночку, то нужно поднять ей зарплату и дать каких-то бонусов, обложить её нянями со всех сторон, колыбельку там в кладовке поставить, может быть. Главное — не снижать продуктивность пушкаревского труда.
— Не надо бить Коле морду… Я сама отказываюсь на нем жениться, — ответила Катя.
— Смело, — одобрил Жданов. — Вы принимаете витамины, правда? Нам необходимо как следует питать ваш мозг микроэлементами и минералами.
— Мой мозг, — ответила Катя, — в полном порядке. Не переживайте так сильно за свою компанию, Андрей Павлович, на вас смотреть больно.
— А вы научились язвить, Катя, — поморщился Жданов.
— Просто я потеряла свои розовые очки.
— Виноват Зорькин, а вы срываетесь на всех мужчинах? Несправедливо, Катюш.
— Вы так уверены в своей невиновности, Андрей Павлович? — усмехнулась она, и увидев его непонимание, поспешно пояснила: — В кармическом смысле.
Банки-кредиторы палили в этот день по Пушкаревой мелкой шрапнелью, и Жданова тошнило от её бесконечных оправданий и заверений.
Чтобы не слушать больше этого кошмара, Жданов вслед за Малиновским покинул свой кабинет, оставив Пушкареву держать удар в одиночку. Однако в приемной напоролся на Клочкову, которая стонала, хватаясь за живот. Вокруг неё хлопотали Кира и Юлиана. Малиновский покачнулся и под крик «Куда же вы, папаша» убежал прочь.
А Жданов еще немного посмотрел на цирк с Викторией и вернулся в свой кабинет.
Сквозь открытую дверь было слышно, как Пушкарева уговаривает своего Зорькина отправиться вечером вместе с ней к адвокатам.
Подавив раздражение, — она что, не может одна разобраться с этими Филиным и Рулиным, для чего ей эта группа поддержки? — Жданов снова задумался над тем, какие у них с этим Зорькиным непонятные отношения.
Никто не будет просить о помощи мужчину, который только что бросил тебя беременной.
Что-то было глубоко неправильное во всей этой истории.
========== 3 ==========
И в этот вечер Жданов не смог вовремя расстаться с бутылкой, правда припадал к утешению уже не в кабаке, а дома у Киры. Меланхолично играя стаканом, он таращился в телевизор. Там рассказывали страшное:
— Первый триместр беременности является для многих непростым в психологическом плане. Не для всех женщин беременность желанна. Порой будущей маме требуется время и силы принять свое новое состояние. Но даже если беременность является запланированной, женщину накрывает шквал эмоций. Ведь это означает грядущие перемены — во внешнем облике, в самочувствии, на работе, в партнерских отношениях.
— Андрей, — Кира отобрала у него стакан и выключила телевизор, — беременность Вики оказывает не только на Романа пагубное влияние, но и на тебя тоже?
— Странно, — ответил Жданов, перегибаясь через спинку дивана и наливая себе виски в другой стакан, — что тебя нисколько не волнует беременность твоей лучшей подруги.
Они все еще вяло ругались из-за встречи с Изотовой возле лифта.
Шквал эмоций! У Пушкаревой?
За что ему это?
— По какому поводу такое мрачное настроение? — спросила Кира, не поддаваясь на провокации.
Андрей попытался ей объяснить, какая огромная ответственность на нем лежит, но дорогая невеста не прониклась:
— А на что ты рассчитывал, когда брался за руководство Зималетто? Или ты что-то от меня скрываешь?
— Что ты хочешь услышать? — с досадой спросил Жданов. — Что я переспал со всеми моделями Зималетто, и теперь меня мучает совесть?
Кира заявила, что не хочет ссориться и унесла бутылку, а Жданов снова включил телевизор.
— В первые месяцы беременности самочувствие женщины зачастую остается неизменным. Однако некоторые отмечают тошноту, повышенную утомляемость, пищевые причуды, ноющие боли внизу живота…
Посмотрев на часы, он задумался о том, победила ли Пушкарева уже адвокатов или все еще сражается с ними.
Хорошо, все-таки, что она работает не на тяжелом производстве, а в легкой промышленности, и повышенная утомляемость ей не грозит.
Пригорюнившись, Жданов сидел в своем кабинете, подперев щеку рукой, и печалился.
Пришла Катя, задумчиво остановилась у входа, разглядывая его скорбную фигуру:
— Простите, что опоздала, — сказала осторожно, — я была у нотариуса с адвокатами… Андрей Павлович, у вас все в порядке?
— Да. То есть, нет, — меланхолично ответил Жданов, пусто глядя в невидимую точку перед собой. — Нет, у меня не все в порядке. И вы первый человек, который должен это понимать.
— Я понимаю, — проговорила Пушкарева тихо.
— Катенька, я совсем перестал спать. Наши дела не выходят у меня из головы. Я всю ночь ворочаюсь, а засыпаю под утро. И звонит будильник. И так каждый день.
Катя с сочувственной улыбкой присела возле него на корточки.
— Знаете, Андрей Палыч, есть такие подушечки с лавандой, если положить их в постель, то они успокаивают. Я вам принесу.
— Подушечки? Нет, не надо. Я думаю, что Кире не очень понравится, если она найдет в своей постели такие подушечки, — все так же отрешенно отозвался Жданов и перевел наконец взгляд на Пушкареву, которая снизу вверх смотрела на него. Её глаза светились нежностью.
Гимназическое пальтишко, дурацкий вязаный красный воротничок, приглаженные волосы. Показалось, или действительно за толстыми линзами очков веки были припухшими?
— Вы плакали, Катя? — спросил Жданов.
Она повела плечами:
— Ну что вы. Разве у меня есть повод для расстройства? Я могу плакать только от жалости к вам.
Её язвительность росла прямо на глазах.
— Рассказывайте, — велел он, сползая с кресла и усаживая Катерину на это место для страданий. Возможно, ему станет легче, если он отвлечется на пушкаревские несчастья. — Что у вас — шквал эмоций или тяжесть внизу живота?
Она округлила глаза и попыталась вскочить, но Жданов положил тяжелые ладони на её плечи.
Катя немедленно замолчала, словно партизан на допросе.
— А этот ваш аист? — мрачно разглядывая её, спросил Жданов.
— А он-то тут при чем, — уныло ответила она.
— Как это — не при чем?
— Вот так.
Вообще, этого следовало ожидать — дураков связывать свою жизнь с неформатной Катериной нет.
— Вы все еще сердитесь на меня? — спросила Пушкарева и вдруг взяла его за руку. — Меньше всего я хотела причинять вам дополнительные хлопоты.
— Совсем вы обо мне, Катя, не думаете, — немедленно пожаловался он, по-детски обрадовавшись тому, что она осознает всю степень своей вины перед ним. Жданов присел на корточки возле неё, как это только что делала Катя, и погладил большим пальцем её ладонь в своей. — Катя, пообещайте мне, что я смогу всегда вам доверять.
— Обещаю, — серьезно проговорила она.
— И что ваша личная жизнь никоим образом не повлияет на наши дела.
— Моя личная жизнь? — горечь затронула её губы. — Вся моя личная жизнь протекает исключительно в этом кабинете.
— И это прекрасно, — одобрил такое служебное рвение Жданов. — Как там все прошло с адвокатами?..
— Нормально, — с запинкой ответила Пушкарева, не сразу сообразив, что пятиминутка страданий завершена, и пора возвращаться к делу.
Она высвободила свою руку и вскочила.
В её каморке зазвонил телефон.
— Идите, — великодушно отпустил её Жданов, надеясь лишь на то, что это не очередной банк.
Она что-то ответила и снова выглянула в его кабинет, так и не сняв пальто:
— Андрей Павлович, — спросила она с непонятной улыбкой, — а откуда вы вообще узнали про шквал эмоций и все такое?
— Из телевизора, — буркнул он.
— Вы смотрите передачи про беременных?
— Да потому что в этой конторе куда не плюнь! — взорвался он.
Катя поспешно скрылась у себя.
Там что-то грохнуло.
Он довел Пушкареву до обморока?
Одним прыжком достигнув каморки, Жданов обнаружил Катерину, стоявшую на лесенке и пытавшуюся дотянуться до какой-то папки. Другая папка валялась на полу.
— Вы с ума сошли? — окончательно рассвирепел он, более всего сердясь на себя за неуместные прыжки по кабинету. Схватив Пушкареву за талию, он поставил её на пол и сам полез на лесенку.
— Что вы делаете? — изумилась она.
— Какую папку вам достать?
— Вон ту синюю, — скомандовала она, отдуваясь. — Жарко что-то.
— Вам жарко, потому что вы все еще в пальто, — подсказал Жданов, спускаясь.
— И правда, — фыркнула она.
— Уже началось, да? — встревожился он. — Забывчивость, рассеянность… Вы купили витамины для мозга?
— Я купила витамины для ребенка, — ответила Катя с гримаской, — он находится немного ниже.
— Как жалко, что вы не слон, — искренне вздохнул Жданов, протягивая ей одну папку и поднимая другую.
— Что? — переспросила она оторопело.
— У слонов беременность длится двадцать два месяца. За это время мы бы уже точно рассчитались с долгами, — пояснил Жданов.
— Вы так говорите, — возмутилась Пушкарева, — как будто я это сделала вам назло!
— А разве нет? Почему вы мне не позвонили, не посоветовались, прежде чем… Слушайте, а есть такой сериал, где героиню-девственницу заразили ребенком в больнице. С вами наверное тоже самое произошло, правда, Катя?
— А про сериал-то откуда вы знаете? — быстро спросила она. — Вы что, целыми вечерами телевизор смотрите?
— Действительно, откуда я про него знаю? — тоже удивился он. — В моей жизни происходит какая-то чертовщина, Катя. Да еще вы такие коленца выкидываете.
— Андрей Павлович, — сказала вдруг Катя, — сходите вы лучше прогуляйтесь. Свежий воздух весьма полезен в вашем состоянии.
— А вы правы, — согласился Жданов, — я пойду, погуляю, — и он отправился к Малине.
У Романа на столе лежал журнал «Ваши дети».
— Сговорились? — простонал Жданов.
— Думаешь? — рассеянно отозвался Малиновский. — Твои секретарши сговорились и оптово залетели на счет «три»?
— Пушкарева не секретарша, — обиделся Жданов. — И вообще это твоя Вика залетела, а Катя просто слишком доверчива и не опытна.
— Дать журнальчик почитать? — сердобольно предложил Малиновский.
А потом в «Вестнике регистрации юридических лиц» было опубликовано сообщение о закладной Зималетто, и, как будто этого было мало, Пушкарева уведомила его о том, что к ним едет чиновник из антимонопольной службы. Разумеется, Жданов сделал ей мягкое внушение, от которого прибежал Малиновский, закрыл Пушкареву грудью и сообщил, что Ждановский крик разносится на всю компанию.
— Не обижай её, Жданов, не обижай, — сердито сказал Роман, когда Катя нырнула к себе, — а то она обидится или разозлится, — и добавил уничижительно-презрительно: — Директор.
Вот прям обидно от такого стало, но мириться все равно пришлось идти.
А Пушкарева опять залезла под самый потолок, вызвав очередную волну начальственного гнева.
Переломает себе шею, а работать кто будет?
— Да что же это такое, — прорычал Жданов, в очередной раз сдирая её с лесенки, — в вас Маугли проснулся? Катя, я запрещаю вам эту производственную акробатику! И вообще!
Она стояла, обхватив руками толстые папки, и смотрела на него со странной смесью понимания и любопытства.
— Что же, — спросила Катерина, — мне каждый раз Федора вызывать, когда понадобится что-то достать?
— А почему сразу Федора?
— А где я вам еще мужчину в Зималетто найду? — ехидно ответила она вопросом на вопрос.
— Ну знаете, — рассвирепел Жданов, — а не пошли бы вы прямо в банк! Собирайтесь, Екатерина Валерьевна, я жду вас внизу!
И ушел, глубоко оскорбленный, и только потом вспомнил, что вроде как собирался с Пушкаревой мириться, а не ругаться заново.
Так, в растрепанных чувствах, они и провели встречу в «Атлантик-банке», где Катя сражалась как лев, защищая интересы компании.
— Спасибо, — сказал ей Жданов, когда они выпали из кабинета Шнайдерова выжатыми, как лимон. — И простите меня, Кать. Я не должен был на вас кричать.
— Я понимаю, — ответила она мягко, подумала и добавила: — вы в последнее время просто сам не свой, Андрей Павлович. Эмоционально неустойчивы.
— Катя, я проживаю сейчас очень трудные времена, — напомнил он ей, — и вам прекрасно об этом известно. Вы знаете обо мне больше, чем моя невеста или родители.
— Вы тоже обо мне больше, чем мои родители, — вздохнула она и остановилась, не дойдя нескольких шагов до его машины.
— Ну что опять? — раздраженно спросил Жданов.
— А можно я отлучусь на полчасика? — спросила Пушкарева. — А потом вернусь в Зималетто своим ходом.
— Нет, — отрезал Жданов. — Куда вы собрались в рабочее время?
— В поликлинику, — проговорила она смущенно и опустила голову.
Жданов замер, разглядывая её понурую, несчастную фигурку.
— Вы боитесь, Катя? — вдруг осенило его.
Она молча кивнула.
— Я отвезу вас, — решил Жданов, — где там это ваша поликлиника находится?
— Вы вовсе не обязаны…
— Ну не Федора же вам звать, — запихивая её в машину, хмыкнул он.
В дороге он спросил, как Кате удалось заткнуть рот всему женсовету разом, потому что слухи о её положении все еще не достигли ушей Киры, а это было похоже на чудо.
Катя вдруг развеселилась.
— Это безумное совпадение, Андрей Павлович, — сказала она. — Оказалось, что девочкам было скучно, и они гадали на меня на картах — без меня, потому что в последнее время я только и бегаю туда-сюда, а до Ромашки никак не добегу. И карты показали Амуре, что меня ждет беременность, большая любовь и много денег. Вот это они и обсуждали, когда Малиновский их услышал. А о настоящей беременности девочки ничего и не знают.
— Вот только большой любви нам только и не хватало, — закатил глаза Жданов. — И так живем, как в дурдоме.
Он высадил Пушкареву у какого-то задрипанного здания и собирался уже уехать, когда заметил, что она оставила свою беретку на сидении.
Холодно ведь на улице.
Схватив беретку, Жданов вошел под вывеску «женская консультация», пугливо озираясь по сторонам. Наступит конец света, если Кире донесут о том, по каким злачным местам шляется её жених.
Внутри было так облезло и убого, что ему показалось, будто он очутился в вытрезвителе.
Пушкарева стояла в очереди в регистратуру, упорно глядя себе под ноги.
— Катя, — он ухватил её за локоть, — что мы делаем в этом ужасном месте?
Она вскинула на него глаза.
— Я пытаюсь встать на учет, а что вы здесь делаете — науке не известно.
— А ничего поприличнее вы не нашли?
— Я отношусь сюда по прописке, — объяснила она рассудительно. — Это бесплатное отделение по месту жительства.
Жданов попытался вспомнить, какую зарплату ей платит, не вспомнил, велел Пушкаревой стоять на месте и не двигаться, а сам поймал пробегавшую мимо медсестричку, выведывая у неё о приличных частных медицинских центрах поблизости.
— Да не волнуйтесь вы так, папаша, — засмеялась медсестра, — у нас очень хорошие врачи. Но если вам так хочется потратить деньги, то я напишу несколько адресов.
— Какой я вам папаша, — пробормотал Жданов растерянно.
— Эти сумасшедшие молодые отцы, — снова засмеялась она, что-то быстро чиркнула на бумажке и вручила ему. — Не переживайте, всё будет хорошо. Вы первого ребенка ждете, да?
— Я? — поразился Жданов.
Что за день-то такой!
========== 4 ==========
— Ну ты даешь, Жданов, — восхитился Малиновский, — и правда молодой папаша на выгуле! Как, говоришь, медицинский центр называется, куда ты Пушкареву пристроил? Я Клочкову туда отправлю.
Жданов ответил. Он твердо решил игнорировать все насмешки боевого товарища, потому что не было такой колкости, которую он сам себе еще не успел сказать.
Сейчас он ехал домой, где его уже давно ждали родители и Воропаевы, и четыре пропущенных звонках от Киры намекали на то, что вечер перестал быть томным.
— Зато пока ты куковал в женской консультации, Изотова шастала по компании и рыскала повсюду плотоядным взглядом, — сообщил Малиновский. — Так что Пушкарева опять спасла тебя от от скандала с Кирой, зато лишила Лерочкиного сладкого общества.
— Да не до Изотовой ведь сейчас, — прорычал Жданов, — да я на женщин вообще больше смотреть не могу! Знаешь, сколько я их сегодня перевидал! И все разной степени беременности! Это же можно монахом просто стать. Потерять всякое вдохновение.
— А глюки тебя уже посещали? — поинтересовался Малиновский. — Ну как будто Пушкарева с младенцем на руках тебя повсюду преследует?
— Сплюнь, — отозвался Жданов. — Вот только глюков мне до полного счастья и не хватало.
— Крепкие у тебя нервы, Палыч, — позавидовал Малиновский.
Пришел на работу — запряги Пушкареву.
Этот метод управления Жданова еще ни разу не подводил.
Катерина почему-то не обрадовалась задаче сваять очередной радужный отчет и чтобы к обеду, и даже как-то нервно задергала глазами, но Жданову было не до её капризов.
Привычно не обнаружив на рабочем месте Клочкову, он отправился за помощью к женсовету — нужно было организовать фуршет для акционеров.
Прискакала Вика, заливаясь воплем о том, что опоздала из-за сдачи анализов, что из неё выкачали три литра крови, и она едва держится на ногах от голода.
Посоветовав ей в следующий раз заниматься всем этим в нерабочее время, Жданов рявкнул еще что-то суровое, чтобы никто не думал, что его волнуют всякие там беременности, после чего отправился в буфет и купил там несколько пирожков.
— Что это? — изумилась Пушкарева, поднимая голову от компьютера.
— А вы как думаете? — неловко развел руками Жданов, разглядывая стену над её головой.
Ему почему-то было стыдно за себя сейчас.
Чуждая ему сентиментальность жала в плечах, как пиджак не по размеру.
День выдался, что надо, они с Пушкаревой прыгали туда-сюда, как зайчики на батарейках. Провели совет директоров, встретили и проводили адвокатов вместе с антимонопольщиком, выдали их всех оптом за страховщиков, пережили закрытую презентацию коллекции. Потом играли в кошки-мышки с Изотовой, выстояли в скандале с Кирой.
И — чтобы Пушкарева не расслаблялась — под занавес вместе с Малиновским устроили ей форменный допрос по поводу её Зорькина, который половину дня бесцеремонно названивал в Зималетто.
— Да уж, — мрачно заметил Роман, когда Пушкарева ушла домой. — Срубили нашу Катеньку под самый корешок.
— Думаешь дровосека зовут Коленькой? — еще более мрачно отозвался Жданов.
— А что, есть другие варианты? — нервноогрызнулся Малиновский, — я как-то не заметил, чтобы за нашим ходячим калькулятором стояла очередь из пылких поклонников.
— А я как-то не заметил, чтобы она готовилась к свадьбе.
— А как ты должен был это заметить? Она же не Кира, чтобы трещать об этом событии на каждом углу.
— Да нет, — отмахнулся Жданов. — Не стала бы она бегать одна по женским консультациям, если бы Зорькин приложил к этому делу руку.
— Руку? — заржал Ромку. — Я подарю тебе атлас по анатомии за первый класс.
— Ну посуди сам, — эта тема настолько раздражала, что виски словно бы сам выпрыгнул из стола, — будь Зорькин отцом этого несчастного ребенка, то ничто не мешало бы Пушкаревой выйти за него замуж. Но замуж она не собирается.
— Может, и собирается. Просто не доложила об этом по уставу.
— Не собирается, — возразил Жданов из чистого упрямства. — Она только что пообещала не обманывать меня, ты сам слышал!
— А мы все такие доверчивые, — протянул Малиновский насмешливо.
— Катя остается с Зорькиным друзьями. И я не знаю ни одну женщину, продолжавшую дружить с мужчиной, который сделал её ребенка и отказался жениться. Нет, лично я настаиваю на версии с непорочным зачатием. Иных вариантов быть не может.
— У тебя голова не болит? — скептически уточнил Малиновский. — Ты так прочно засунул её в песок, что на поверхности торчат одни страусиные ноги.
Казалось, весь мир сговорился, чтобы вывести Жданова из душевного равновесия.
Мало было ему подозрительного Малиновского, так еще и Кира требовала скальпа Пушкаревой. Или Изотовой.
Ему очень хотелось отдать ей свой собственный скальп — пусть дорогая невеста повесит на стену и любуется, а под землей поди тихо и спокойно.
— Да ты меня скоро в постели будешь Катей называть, — зарядила Кира и вовсе несусветное.
— То есть, ты полагаешь, что я на неё запал?
— Нет? По крайней мере жить без неё ты уже не можешь.
— Работать! Работать я без неё не могу! Не мыслю себе! — вспылил Жданов, и настроение его испортилось окончательно.
А придется.
Придется тебе, Жданов, учиться работать без Пушкаревой.
Какой-то непонятный младенец украдет у тебя Катерину, и ведь с ним даже не повоюешь.
Нельзя воевать с младенцами, это даже Жданов понимал.
Страшная картина предстала перед его мысленным взором: разрывающиеся телефоны, завалы из бумаг, заполонившие собой все углы его кабинета, прыгающие из окна цифры, кривые сметы, кредиторы с пулеметами и Жданов в каске.
— И что с твоим лицом? — спросила Кира.
А утром Пушкарева опоздала.
Жданов и так был на неё зол, как тысяча чертей, и теперь даже обрадовался, что у него появился такой прекрасный повод поорать в свое удовольствие.
О, он орал так страстно, что даже Кира удивилась.
— Да вы должны были вообще ночевать на рабочем месте!
Катерина, однако, не дрогнула.
— Ночевать? Я уже как-то ночевала на рабочем месте, — быстро взглянула на Киру и поправилась: — Я как-то ночевала на рабочем месте, когда у нас был аврал.… А сегодня с бумагами всё в порядке и отчёты на месте. Да, я опоздала — можно меня простить? Я опоздала первый раз в жизни, и, несмотря на это, пришла раньше вашего секретаря.
Получив такую отповедь, Жданов и вовсе пришел в неистовство.
Что он за руководитель такой бездарный, если его даже собственные пушкаревы не боятся.
— А у Катеньки-то скоро день рождения, — безмятежный, как белоснежный парусник в штормовом море, Малиновский вплыл в его кабинет.
— Что это? Её личное дело?
Катя и Кира только что покинули Жданова, чтобы разобраться со счетами за ресторан. Или убить друг друга.
— Лучше, — засиял улыбкой Малиновский. — Её медицинская карта.
— Что?
— Это ты молодец, что в частный медцентр её оформил, очень дальновидно. В обычной поликлинике мы вряд ли смогли бы так быстро подкупить медсестру.
У Жданова потемнело в глазах.
— Ты выкрал медицинскую карту Пушкаревой? — спросил он так тихо, что Ромка чутко дернул ухом, но грядущую опасность не смог оценить в полной мере.
— Не выкрал, а выкупил, — поправил он, — между прочим, это обошлось мне в кругленькую сумму. Во народ пошел!
— Зачем, Рома? — так же тихо спросил Жданов.
— Да потому что тут должны быть данные об отце её ребенка. Год рождения, вес, рост, генетические заболевания… А главное — если повезет, — еще и имя.
И Малиновский снова опустил глаза на карту.
Перегнувшись через стол, Жданов вырвал у него папку. На него как будто помутнение нашло. Красным заревом заволокло все вокруг.
Он еще со вчера был не вменяем, а сейчас и вовсе разума лишился.
— Ты с ума сошел? — загрохотал он, с трудом разрывая толстые листы. — Ты хоть подумал о том, что с нами будет, если Катя об этом узнает?
— Ну как она об этом узнает, Палыч, — отступил назад Малиновский.
— Подслушает, например, — раздался за их спинами невыразительный голос.
Жданов похолодел.
Приплыли, твою мать.
Пушкарева подошла к нему, выдернула у него из рук остатки своей карты. Она была бледна, решительна, смертельно оскорблена.
Малиновский отмер.
— Катенька, мы же за вас волнуемся, — пролепетал он.
— Еще один шаг в сторону неприкосновенности моей личной жизни, — все также невыразительно произнесла Катя, — и я от вашего Зималетто камня на камне не оставлю. Вот только попробуйте еще раз сунуть нос в мои дела, — продолжала она, и её голос прервался, — и я… и я… Я же живой человек! — вдруг закричала она хрипло. — Я живой человек, а не активы компании! Как вы смеете, как вы можете относиться ко мне, как к вещи… Как к этому вот столу… Да даже стол вы цените больше!
— Катя, — Жданову стало страшно за неё. Она казалось все бледнее и бледнее.
Малиновский пытался что-то сказать, но всякая прыткость слетела с него, будто её ветром сдуло.
— Выметайся отсюда, — велел ему Жданов, опасаясь, что Кате станет еще хуже.
Ромка помедлил и послушался.
Катя рванула розовый бантик на своей блузке.
— Да что это такое, — задыхающимся голосом произнесла она, — да что вы за люди такие.
Жданов подхватил её, и она замотала головой, не желая его помощи.
— Кать, я же порвал карту, — сказал он, — я же здесь вообще ни при чем.
Она вскинула на него усталое лицо.
— Скажи мне, кто твой друг, — произнесла утомленно.
— Ну я же не могу отвечать за все, что делает Роман.
Жданов предавал сейчас лучшего друга и спешил откреститься от него.
Это было отвратительно и очень по-детски, но что еще оставалось делать?
Бушующий ураган Катрина в его руках жаждал крови и мести.
Он усадил Пушкареву в кресло, принес ей воды.
— Катя, давайте поговорим завтра, — попросил он, стараясь говорить спокойно, — сегодня не лучший день для нервных срывов.
— Это у меня нервный срыв? — она даже рассмеялась от его наглости.
— Нет, у меня, — ответил он на полном серьезе. — Я не смогу открыть показ, когда вы в таком состоянии.
Она опустила голову, глядя на порванную карту. Вздохнула и выдохнула несколько раз.
— И что вы предлагаете сделать с моим состоянием? — спросила Катя сердито.
Жданов посмотрел на часы.
— У нас еще есть время. Давайте уедем из компании ненадолго. Успокоимся. Оба. Вы должны знать, что я потрясен произошедшим не меньше вас. У меня тоже земля из-под ног только что ушла.
Катя всхлипнула и вытерла глаза ладонью.
— Если мы оба уедем из компании в день показа хотя бы на час, здесь наступит конец света.
— А если не уедем — то закончимся мы, — откликнулся Жданов, метнулся в каморку и вернулся с её пальто в руках. — Ну же, Катя, нам нужно поговорить.
— Мне нужно уволиться, — отозвалась она уныло, — потому что работать с людьми, которые мне не доверяют, нет смысла. Но сейчас я не могу себе такого позволить. В финансовом смысле.
— Выходит, что мне повезло, — с кривой усмешкой проговорил он.
========== 5 ==========
У Жданова была очень скудная фантазия, и барышень он привык возить или в мотель, или в клуб. Куда везти несчастную и сердитую Пушкареву, он никак не мог сообразить.
— Катенька, хотите в ресторан? — спросил безнадежно, не рассчитывая на её согласие.
— Хочу, — к его удивлению просто согласилась она, — ужасно хочется утку в апельсинах. Вот она у меня прямо с утра в голове вертится. Так бывает, что ты до смерти хочешь того, чего ни разу не пробовал?
Кажется, Катина глубокая обида временно спряталась в завихрениях её беременного организма, и эта её прихоть вызывала досаду и раздражение. Именно чего-то такого Жданов с ужасом и ждал после того, как с трудом переварил новость о её состоянии.
Сейчас она будет, подобно Клочковой, требовать преференций?
Тем не менее, он покорно свернул в сторону ближайшего ресторана, где могли в это время суток подать эту дурацкую утку, — «Ришелье».
Пушкарева вдруг по-детски шмыгнула носом:
— Что вы искали в моей медицинской карте?
— Сведения о вашем любовнике, — резко ответил Жданов.
Ну вот, он сказал это вслух.
У Кати был любовник, и теперь она ждет от него ребенка.
Версию со святым духом, как это ни прискорбно, следует отбросить как несостоятельную.
— Для чего вам это понадобилось? — спросила Пушкарева.
И снова Жданов позорно слил боевого товарища:
— Видите ли, Катя, — осторожно сказал он, — Роман Дмитриевич очень переживает, что вы можете попасть под влияние человека, чьи моральные ценности окажутся не столь безупречны, как ваши.
— Роман Дмитриевич считает, что это ребенок Зорькина? — быстро уточнила Пушкарева, и стало понятно, что она и сама прекрасно понимала, откуда ветер дует, и теперь просто проверяла Жданова на вшивость.
А он-то думал, что Пушкарева размякла в своих мечтах об утке и апельсинах. Вечно от этих умных женщин одни проблемы.
— Влюбленные беременные женщины способны на любое безумство, — пожал он плечами.
Катя посмотрела на него с непонятной усмешкой, которая в последнее время частенько кривила её губы.
— Знаете, а вы правы, — жестко и хрипло признала она, — вы как всегда правы, Андрей Павлович, — она отрывисто рассмеялась. — Ну и что вы будете со мной делать? Какие репрессии мне положены за то, что я влюбилась? Какое наказание вы с Романом Дмитриевичем мне назначите?
В ней почти плескалась ненависть, и повернув голову, Жданов вдруг подумал, что она почти прекрасна в эту минуту — со своими косичками, в нелепой беретке, с безжалостным прищуром и кривым ртом. Прекрасна не как модель, красавица с картинки, а как бесстрашная маленькая воительница.
Они уже припарковались возле ресторана, но оба не спешили выходить из машины.
— Да бог с вами, — стушевался он, — вы вольны, конечно, устраивать свою жизнь, как угодно… Кать, вы действительно влюблены? — перебил он себя, не веря в такой поворот событий. Как это могло случиться, что его девочка из каморки в кого-то там влюбилась?
— А что написано на этот счет в моей медицинской карте? — с вызовом ответила она.
— Кать, — вздохнул он расстроенно, поняв, что эта невозможная Пушкарева за считанные минуты воздвигла между ними такую стену, через которую ему в жизни не перебраться.
Но тут она придвинулась ближе и заглянула в его лицо.
— У меня только один вопрос, — спросила тихо, — вы специально меня в частный медицинский центр пристроили, чтобы получить мою карту?
— Нет, — собственный голос показался чужим, — я действительно не планировал ничего этого.
Она кивнула.
— Я хочу вас попросить о том же, о чем вы вчера просили меня, — выпалила она, снова становясь девочкой с косичками, а не бесстрашной воительницей.
— Я никогда не буду вас обманывать, Катя, — торжественно провозгласил Жданов, не зная, плакать ему или смеяться от этой мизансцены.
Господи, как она может быть такой умной и доверчивой одновременно?
Но она поверила — его Катя Пушкарева всегда ему верила.
И прям даже захотелось действительно не никогда в жизни её не обманывать.
Хотя с другой стороны, Пушкарева — не Кира, она и без того знала о нем почти все. Глупо было бы вдруг ни с того ни с сего начать врать ей.
— Ну и гадость эта ваша утка, — вынесла вердикт Пушкарева, — и чего она ко мне с самого утра прицепилась? Да вы закусывайте, Андрей Павлович.
Он сделал большой глоток виски и мотнул головой.
Наконец-то безумный мир вокруг него стал немного спокойнее.
— Катя, — он почти вплотную придвинулся к ней, — да не ешьте вы это, если вам не нравится, — он с раздражением отодвинул тарелку.
— Нельзя выбрасывать еду, — слабо возразила она.
— Просто закажите что-нибудь другое… Катя, у меня для вас поручение.
— Какое? — она даже выпрямилась от служебного рвения.
— Вы должны повысить Катерине Пушкаревой зарплату. Вдвое.
— Денег нет, — возразила она сурово.
— Ну вы найдите где-нибудь. Кто у нас в Зималетто занимается финансами?
— Все равно нет, — неподкупно замотала головой Пушкарева.
— Ну какая же вы скучная, — расстроился Жданов и налил себе еще выпить. — Нету у вас сердца, Екатерина Валерьевна.
— Сердце есть, а денег нету.
— Кать, ну я не знаю. Вычтите эту сумму из моей зарплаты, что ли.
— С ума сошли? — она даже подпрыгнула от возмущения. — Оказаться на вашем содержании?
— С вами совершенно невозможно иметь дело, — Жданов недовольно подцепил кусочек её утки, задумчиво прожевал, кивнул сам себе и подвинул ей свою рыбу. — Тогда повысьте зарплату президенту Никамоды.
— Я подумаю над вашим предложением, — ответила Пушкарева.
— Подумайте, подумайте, — у Жданова зазвонил телефон, он глянул в монитор и вздохнул: — Юлиана. Сейчас будет меня ругать, что я до сих пор не в отеле. Поедете со мной, Кать?
— Чтобы у Милко истерика случилась? Это не эстетично, чтобы здесь быть! — передразнила она с югославским акцентом. — Вы испортили мое настроение, мою жизнь! Вы отравили мой вкус… вкус хороший у этой рыбы.
Он засмеялся.
— Действительно, истерики перед показом нам вовсе ни к чему. А вечером? Вы приедете?
— Нет уж, показы не для меня. Вы же помните мою славяночку с выходом.
— Да уж, такое забудешь. Что же, в таком случае я отвезу вас в компанию и мы простимся до завтра, Катя.
— Постарайтесь больше не пить, Андрей Павлович, — предупредила она.
Он легкомысленно пожал плечами.
— Даже не знаю, на что я способен без вашего присмотра, Катя.
— Ну, вы и под моим присмотром прекрасно справляетесь, — она кивнула на его стакан.
Он отсалютовал ей.
— Стресс-то какой, Катенька, живу как на вулкане!
— Это еще ничего, — успокоила она, — это еще цветочки.
— Что вы имеете в виду? — Жданов даже протрезвел от того, каким зловещим стал её голос.
— Я вас отучу совать свои носы в личные дела персонала, — Пушкарева кровожадно воткнула вилку в рыбу, — вот увидите.
Господи помилуй, да они с Малиновским породили монстра.
Однако, как ни старался Жданов напиться, Изотова его опередила, едва не сорвав показ.
В целом, он даже обрадовался, — хотела дорогая невеста увольнения Изотовой, так получите, распишитесь. Кира, и без того пребывающая в самом скандальном из своих настроений, впрочем, снова осталась не довольной. К тому же, ей кто-то уже успел доложить о том, что Жданов обедал Пушкареву в «Ришелье». И это вызвало новый виток разбирательств — как он смеет водить свою неформатную секретаршу в приличные места. Жданов стискивал зубы и обещал себе, что сегодня никого не убьет.
Малиновский, казалось, совершенно забыл об утреннем инциденте с картой, погруженный в свои переживания о беременности Клочковой. Жданов позавидовал кратковременности его памяти: не надо было так сильно обижать Пушкареву, державшую в своих крохотных ручках их компанию. И хотя она вроде как оттаяла, но на полное прощения рассчитывать не приходилось.
Ждановские мысли так прочно крутились вокруг Пушкаревой, что он даже не понял, о чем толкует ему Федор — какой женсовет, в каком составе, почему на улице.
Тогда Федор перешел на доступный для понимания шефа язык:
— Катя! То есть, Катерина Валерьевна! А с ней девчонки! Мерзнут!
— Уууу, — протянул Малиновский и растворился в толпе, а Жданов отправился спасать женсовет и провожать их на показ.
— Что случилось? — шепнул он Пушкаревой на ушко, улучив момент. — Вы же не собирались приходить?
— Это все девочки, — прошептала она в ответ, — примчались спасать Малиновского, а меня взяли для надежности.
— От чего спасать?
Пушкарева пожала плечами, явно не желая вдаваться в подробности.
— Очень великодушно с вашей стороны оказать услугу Роману Дмитриевичу, — попытался подлизаться Жданов, но был награжден таким ледяным взглядом, что едва не провалился под землю.
Дорогая невеста наградила его точно таким же — она была в ярости от явления женсовета.
Не желая, чтобы Кира размазала Пушкареву по стенке, а у неё явно были именно такие намерения, Жданов подхватил свою помощницу под руку и потащил по залу, знакомя со всеми без разбора.
Он был твердо намерен добиться того, чтобы Пушкарева окончательно сменила гнев на милость. Ни к чему ему мятежи в собственной каморке.
Судьба остальных секретарш Жданова мало волновала — чтобы они ни затеяли, дополнительная выволочка этим дамочкам явно не помешает.
— Что вы прилипли друг к другу, как Штепсель и Тарапунька? — съязвил Воропаев, когда они пересеклись с ним в зале.
— Сам же понимаешь, что здесь много деловых партнеров… Впрочем, не понимаешь, ты же никогда не управлял Зималетто, — не остался Жданов в долгу.
Катя все время пыталась сбежать от него, но он цепко держал её за острый локоток.
— Андрей Павлович, — наконец взмолилась она, — я очень устала. Мне нужно идти.
— Конечно, Катя, — устыдился он и начал что-то мямлить о том вкладе, который она внесла в создание этой коллекции: — Катя, вы замечательный, мудрый и очень храбрый человечек, — слова сами лились из него, даже несмотря на то, что Катя явно смущалась все сильнее: — Что я могу для вас сделать?
Она кивнула в ту сторону, где женсовет стоял навытяжку перед Кирой:
— Спасите девочек от Киры Юрьевны, — попросила Катя и свинтила, наконец, с показа.
Безумный вечер закончился еще более безумно: Малиновский вдруг выяснил, что беременность Клочковой оказалась липовой, и принялся бурно радоваться.
Глядя на друга, Жданов вздыхал и мечтал — вот бы и с Пушкаревой оказалось все точно также. Вот бы она завтра пришла на работу и сообщила ему, что все это — лишь затянувшийся розыгрыш.
— И о ком ты сейчас мечтаешь? — едко спросила Кира.
— Прости? — он вздрогнул и пришел в себя.
— У тебя такое выражение лица бывает только тогда, когда ты влюбляешься. Поэтому Изотова напилась? Ты завел себе новую пассию?
Нет, Жданов, ты не будешь кричать.
По крайней мере, не сейчас.
По крайней мере, не на показе.
Ночь предстояла длинная, и у него заранее начинала болеть голова и барабанные перепонки.
========== 6 ==========
— Ну какая нормальная женщина так бы прикрывала своего шефа, с таким энтузиазмом! — Кира даже пальто не потрудилась снять, прежде чем на него наброситься. Они так и ругались, стоя в спальне в верхней одежде. — И как будто мало того, что ты притащил её на показ вместе со сворой её подружек! Так ведь ты еще привел её в «Ришелье», и меня завалили насмешками о том, что мой жених стал извращенцем!
Вот. Точно. Любовник Пушкаревой был извращенцем.
Или слепцом.
Или он двадцать лет провел в одиночной камере.
Каким мужчиной надо быть, чтобы позариться на Катерину?
Жданов пытался представить себе этого мифического персонажа, но у него не получалось. Решительно, Пушкарева могла возбудить кого-то только в комплекте с Зималетто.
Но ведь… Она же не вчера забеременела? Наверняка уже прошло какое-то время?
Могло ли это значить, что все произошло до создания Никамоды?
И как это понимать?
Господи, да у него сейчас взорвется голова!
Кира, наконец, осознала, что ругается сама с собой.
— Андрей, ты вообще слушаешь меня? — притормозила она, глубоко оскорбленная отсутствием всякой реакции с его стороны.
— Да, дорогая, ты как всегда права, — рассеянно ответил Жданов и поцеловал её в щеку.
Показалось, что она его ударит. Но Кира только опустилась на кровать, закрыв лицо руками.
На работу они, конечно, опоздали на целых полчаса.
Сложно не опоздать, когда едва не до утра выясняешь отношения.
На ресепшн имитировали бурную деятельность Шура с Амурой, но Жданов первым взглядом охватил Пушкареву, которая безуспешно пыталась спрятать за спиной пальто и сумку. Он отвел от неё глаза:
— А где Маша?
— Опаздывает, — ответила Амура.
У Жданова трещала голова, и очень хотелось устроить им всем тут разнос.
Совсем уже от рук отбились.
И только испуганная Катерина остановила его от массовых расстрелов.
— Шура, передайте Федору, чтобы он зашел ко мне, — сухо велел Жданов и направился к себе, даже не взглянув на Пушкареву.
Клочковой тоже на месте не оказалось.
— Какой-то день опозданий, — пробормотал Жданов и не успел устроиться в своем кресле и пожелать доброго утра столу, как вошла Пушкарева. Кивнула с улыбкой.
— А с каких пор, Катенька, — с обманчивой мягкостью заговорил он, — вы позволяете себе опаздывать на работу?
— Я…
— Вы решили, что у вас теперь есть веское оправдание? Ну так вот — я не позволю вам никаких поблажек, потому что…
— Андрей Павлович, чтобы вы не волновались, я переоформила кое-что, и отныне право подписи документов Никамоды принадлежит только мне, — выпалила Пушкарева скороговоркой.
До него не сразу дошел смысл сказанного.
Как же его бесит эта ситуация!
— Ну идите к себе, Катя, — раздраженно ответил Жданов, — хватит уже выгуливать свое пальто по компании. А потом принесите мне аспирин и чай с лимоном. Только быстро, Катя, не позволяйте проглотить себя женсовету.
Она кивнула и бросилась исполнять его поручение.
А Жданов позвонил Малиновскому.
— Нет уж, лучше ты ко мне, — сходу отверг его приглашение Роман, — я в ваш кабинет больше и носа не суну.
В их кабинет?
Жданов как-то привык считать кабинет своим собственным.
— Встретил я вчера на показе Катюшеньку, Катю нашу нежную, так она на меня так посмотрела, что я едва собственное имя не забыл!
— К черту лирику… что ты успел прочесть в карте?
— Ах вот как мы теперь заговорили! — воскликнул Роман. — А вчера, когда ты со зверской физиономией эту карту рвал собственными руками, ты иное рычал!
— Вчера — это было вчера. Ты хотя бы срок беременности успел прочитать?
— Жданушка, Жданушка, а почему у твоей секретарши такие большие уши?
— Понял. Иду.
— Короче, Палыч, прочитать я толком ничего не успел — ты хоть представляешь, какой у этих врачей почерк? Но могу сказать наверняка: Пушкарева беременна.
— Тоже мне откровение, — фыркнул Жданов.
— Не скажи, — протянул Ромка, — иногда знаешь как бывает?
— И весь этот сыр-бор ради такой скудной информации? Вы меня разочаровываете, агент Малиновский.
— Да ладно, что ты, — благодушно отозвался он, — попросим карту еще раз, всего делов! Но, Андрей Павлович, как доктор, я диагностирую вам раздвоение личности. Кажется, еще вчера вы гневались и кричали на Малиновского. А сегодня? Умоляете Малиновского совершить рецидив.
— Считай, что я высунул голову из песка, — буркнул Жданов. — Мне этот мужик всю ночь снился!
Ромка, уже взявшийся за телефон, замер.
— Какие такие мужики тебе по ночам начали сниться? — спросил он с подозрением. — Опять в «Голубой огонек» без меня бегал, противный?
— Ну этот, — неохотно признался Жданов, — который Пушкареву мою испортил.
Малиновский, высоко вскинув брови, пробормотал:
— Вот сейчас ты меня реально пугаешь, — и все-таки набрал номер, застрекотал в трубку: — Варенька, а это Роман, да. Нам бы опять… Что? — его лицо вытянулось. — Как? Когда?
Он опустил трубку и потрясенно проговорил, невидящими глазами уставившись прямо перед собой:
— Адвокаты Пушкаревой прислали претензионное письмо.
— Что? — Жданову показалось, что он ослышался.
— Она подает на клинику в суд за разглашение её персональных данных.
— Как?
— Когда она только успела и как посмела! — Малиновский вскочил. — Адвокаты Пушкаревой! Да это это же те самые, которых я лично ей посоветовал! А теперь она… против меня… моими собственными адвокатами… Слушай, это же страшная женщина.
— Ну, а чего ты ожидал, Ромка? — спросил Жданов, ощущая даже какую-то гордость сквозь растерянность.
— Вот такого я точно не ожидал, — Малиновский похлопал себя по карманам, нервно закурил. — Ну что ты сидишь! Иди, укрощай своего терминатора! Пусть отзывает свои претензии, а не то я… я… А что я? Я же как лучше хотел. Я же для тебя старался!
— Старался-старался, пока не перестарался, — осознать произошедшее никак не получалось. А с другой стороны — это же была Пушкарева, которая добивалась скидок и выгодных условий для Зималетто с безжалостностью Яка-истребителя. Просто никогда прежде не поворачивалась этой стороной к Жданову и Малиновскому.
Она что, своих адвокатов в пять утра разбудила? А ведь еще успела отозвать право подписи у Зорькина — и все это опоздав всего лишь на тридцать минут?
— Андрюха, ты заснул, что ли, — одернул его Ромка. — Не время спать! Время спасать верного друга!
— Ну я пойду, — с интонациями Милко отозвался Жданов, — спасу.
На его столе сиротливо лежала таблетка аспирина, стояли стакан воды и остывший чай с лимоном.
Пушкаревой в кабинете не наблюдалось.
— Виктория! — рявкнул Жданов, возвращаясь в приемную. — Где Катя?
— Так она шляется, где попало, а мне об этом не докладывает, — ответила Клочкова, но как-то неубедительно. Она что-то сосредоточенно печатала на компьютере — необычное занятие. Жданов даже не подозревал, что его секретарша умеет пользоваться клавиатурой.
— Вика! Если ты мне не скажешь, где Катя, я тебя немедленно отправлю в Милан без всякого самолета.
Клочкова забегала глазами.
— Так её Кира вроде вызывала… Кажется.
Жданов рванул в сторону кабинета дорогой невесты.
Что-то ему подсказывало, что вряд ли Кира и Катя сейчас мило сплетничают за чашечкой кофе.
Перед дверью он остановился, прислушиваясь. Надо же было хотя бы понять, в чем суть сегодняшних претензий к Пушкаревой.
— Поэтому, Катя, — донесся голос Киры, — я прошу вас впредь не забывать своего места…
— Место помощника возле своего президента, — объявил Жданов, входя. Он даже не собирался скрывать того, что подслушивал.
— А что ты на это скажешь? — и Кира протянула ему журнал с фотоотчетом со вчерашней презентации.
Пушкарева во всем своем великолепии — косички, бантики, испуганный вид — на фоне улыбающегося Жданова выглядела карикатурно.
— А что я могу сказать? Президент Зималетто и его помощник, всё верно написано, — ему было некогда разбираться с очередными капризами. — Извини, Катя мне срочно нужна сейчас.
— Ну конечно! Как пережить разлуку в десять минут! — фыркнула Кира.
Жданов привычно подхватил Катерину за руку и потянул за собой.
Ей приходилось довольно резво перебирать ногами, чтобы успеть за ним.
Затащив Пушкареву в кабинет, Жданов усадил её в кресло и навис сверху, внимательно разглядывая. Упрямо закушенная губа, взгляд исподлобья.
Все понятно, ушла в глухую оборону.
Ждет, когда шеф начнет орать.
А вот он возьмет и не начнет!
Съела, Пушкарева?
— А скажите мне, Катя, — начал он вполне спокойно, — как это вам в голову пришло потащить Малиновского в суд?
— А ему даже полезно, — ответила она, вжимаясь в кресло. — Пять минут позора и штраф сделают Романа Дмитриевича лучше.
— Может, мы простим поганца на первый раз?
— Не думайте, что это приносит мне удовольствие, — признала Катя, опуская голову. Её нервные пальчики крутили пуговицу на длинном рубище, в которое она сегодня была обернута. — Но ведь он не оставил мне никакого выбора.
— Может, я все-таки смогу призвать вас к милосердию, Катенька? — самым медовым голосом мурлыкнул Жданов.
Она вскинула на него совершенно несчастные глаза и выдавила из себя, запинаясь:
— А это вас не касается. Вы вчера сами сказали, что не имеете к краже карты никакого отношения. Поэтому, если Роману Дмитриевичу что-то от меня нужно — пусть приходит сам, а не посылает гонцов.
— А он вас боится, Катя, — объяснил Жданов. — И я, кажется, тоже.
Совершенно неожиданно её глаза наполнились слезами.
— Я же всегда за вас… все ради вас… — пролепетала Пушкарева, и её губы задрожали.
— О, господи, — испугался Жданов. — Да и черт с ним, Малиновским, вы только не плачьте.
Вместо ответа она притянула его ближе к себе, ухватив за пиджак, и уткнулась лицом в тонкую ткань серо-розового джемпера.
— Ыыыыы, — раздалось из Пушкаревой.
— Катя, я все понял, — Жданов покрутил руками в воздухе, раздумывая, как получше их применить, и положил ладони на вздрагивающие плечи, — Малиновский первый начал. Вы ни в чем не виноваты. Ну перестаньте вы реветь, — прикрикнул он. — Что это за детский сад!
Она притихла, но даже не думала отодвигаться. Так и сидела, шмыгая носом в его живот.
Жданов осторожно погладил её плечи — какие узкие, трогательные, теплые.
— Кать, — шепнул он, — а отец вашего ребенка… вы любили его?
Она даже дернулась от такого вопроса, отпрянула, и он заторопился:
— Простите, Кать, это совершенно не мое дело… к тому же вы не из тех девушек, кто встречается с кем-то без любви… но что случилось? Вы расстались?
— Это была случайность, — медленно ответила она, — даже с такими, как я, иногда такое бывает.
— То есть, никакой большой любви?
— По крайней мере, взаимной, — она усмехнулась, вытерла слезы, выпрямилась. — Я отзову свою претензию, если Роман Дмитриевич будет держаться от меня подальше.
— Я не позволю никому вас обидеть, — в порыве благодарности пообещал Жданов.
Пушкарева посмотрела на него насмешливо:
— Не давайте обещаний, которые не сможете исполнить.
========== 7 ==========
Примирения с Кирой в последнее время требовали едва не больше усилий, чем ссоры, и уже с утра Жданов ощущал себя усталым, как будто вечером.
Любовь окрыляет, говорите вы?
Ну-ну, попробовали вы сами жить на американских горках.
Скандал — секс — скандал — секс.
Сплошная рутина, и никакой радости.
— П-с-с-с, — вдруг раздалось шипение над его ухом, будто из резиновой грелки кто-то выпускал воздух. Малиновский выскочил из-за угла, как чертик из табакерки, и, схватив Жданова за рукав пальто, потащил за собой.
— Это еще что за конспирация?
Ромка плотно закрыл двери в свой кабинет.
— А ты как думал! — отдуваясь, ответил он. — Я же, практически, ушел в партизаны.
— Пушкарева все-таки пустила под откос поезд под названием «Малиновский»?
— Но врагу не сдается наш гордый Варяг! Алекс — Юстасу: Андрей, твоя Пушкарева — иностранный агент!
— Неожиданно, — лениво согласился Жданов, — объясняй.
— Ну посуди сам, она вышла сегодня из дома в шесть утра…
— Стоп, — прервал его Жданов, подавшись вперед. — А эти дровишки откуда? Ты за ней следишь?
— Не виновен, ваша честь, — вскинул руки Малиновский. — Следит за ней частный детектив, а я здесь и вовсе не при чем.
— Рома, ты спятил? — грустно спросил Жданов. — Тебе мало истории с медицинской картой? Ты решил раздраконить Пушкареву окончательно, чтобы она и вовсе стерла нас с лица земли?
— Спокойно, я все придумал, — заверил его этот интриган и параноик, — ты будешь хорошим полицейским, а я плохим. И в чьи объятия побежит Катенька за утешением, если я её опять обижу?
— У меня только два вопроса, — поднял руку Жданов, — почему тебя так и тянет обидеть Катеньку и зачем она мне в моих объятиях?
— Вот смотрю я на тебя, Андрюша, — огорченно вздохнул Малиновский, — и поражаюсь твоей бесчувственности.
— Это я-то бесчувственный?
— В твоей каморке сидит беременная, брошенная каким-то мерзавцем женщина, которая наверняка сделает все возможное, чтобы вернуть себе любимого. Но что может предложить этому неизвестному герою Пушкарева? Пушкарева, которая встает в шесть утра и едет на работу на троллейбусе…
— Да почему в шесть утра-то? — припомнил Жданов начало разговора.
— Это еще не самое странное. Она вышла из подъезда, прошла одну остановку пешком, села в троллейбус, но на следующей остановке снова вышла, прошла одну остановку пешком, села в троллейбус и снова из него вышла. Точно тебе говорю, заметала следы!
— Да, это загадочно, — согласился Жданов.
— Андрюшенька, мон ами, — взмолился Малиновский, — я тебя умоляю, прояви ты человеческую заботу о нашем ангеле на сносях. Я не знаю, плюшевую игрушку ей подари, открытку с аистом! Завали её шоколадками!
— Чтобы она вдобавок еще и диабет подцепила?
— Ну не знаю, скармливай ей бананы гроздьями, мартышких их любят.
— Рома!
— А что? В них гормон счастья. Словом, сделай так, чтобы она не чувствовала себя одинокой и не начала покупать себе друзей.
— Задачу понял, — буркнул Жданов, — разрешите выполнять?
— Шагом марш, ага.
— И отзови детектива, Ромка. Это может обернуться огромными проблемами.
— А что делать? — горестно отозвался Малиновский. — Что еще делать, спрашиваю я тебя?
— Катя! — в своем кабинете Жданов швырнул пальто на кресло и рывком открыл дверь в каморку. — Ка…
Она спала, положив голову на стопку бумаг. Очки съехали набок, обнажая детскую безмятежную мордашку, рот был едва приоткрыт, и Жданова вдруг скрутил острый приступ совести.
Для чего они с Малиновским лезут к этой девочке?
У неё и без них забот хватает.
Осторожно отступив назад, он повесил свое пальто на место и уселся в кресло, борясь с непривычными угрызениями внутри себя.
Дверь в его кабинет с грохотом распахнулась, и ворвалась Клочкова.
— Андрей! Сколько еще ты будешь морить меня голодом? Почему до сих пор нет зарплаты?
Будто какая-то неведомая сила подбросила Жданова в воздух. Он замахал руками, призывая Клочкову заткнуться, подскочил к ней и принялся молча выталкивать из кабинета.
— Ты с ума сошел? — извиваясь, как змея, Виктория зачем-то хваталась за дверные косяки.
— Никогда больше не входи без стука в мой кабинет, — прошипел он яростно.
Сколько раз он ей такое говорил?
Клочкова, конечно, это наказание за все его прегрешения.
Наконец, избавившись от этой кары божьей, Жданов обернулся и увидел Пушкареву, которая сонно моргала на пороге своей каморки.
— Что? — пробормотала она растерянно.
Еще не остывший от безмолвной схватки с Клочковой, Жданов воскликнул с язвительностью, которую вовсе не планировал выпускать на волю:
— Ну простите, Екатерина Валерьевна, что мы вас разбудили. Я давно думаю, что рабочий день начинается для моих сотрудников невыносимо рано. Может, вам будет удобнее приходить к полудню?
Она заморгала еще интенсивнее:
— Простите, Андрей Павлович, я пришла очень давно, но потом что-то случилось… Я на одну минутку закрыла глаза, и…
— И заснули, — с холодной любезной подсказал Жданов. — Я жду ваших объяснений, Катя.
Она молчала, удрученная.
— Этого больше не повторится, — наконец, произнесла она.
Пушкарева вдруг так остро напомнила себя саму полугодовой давности — в самый первый её день в компании, когда она по ошибке вышла на подиум, а потом затаилась в своей каморке, готовая ко всему, что от этого дежавю Жданову совсем поплохело.
— Идите сюда, — он взял её за руку и усадил на диван. — Рассказывайте — подробно и спокойно. В конце концов, я не только ваш работодатель…
А кто еще? Соучастник? Напарник по экономическим махинациям?
— Товарищ, — твердо определился Жданов.
— По партии, — почти серьезно кивнула Пушкарева.
Нет, она точно уже была не той испуганной Клавой.
Прикидывалась просто.
— Ну это из-за того, о чем вы не любите говорить, — пояснила Катя неохотно.
— О чем я не люблю говорить? — озадачился Жданов.
Она опустила глаза, показывая куда-то в область своего живота.
Ах, об этом.
И Жданов немедленно ощутил приступ желчи. Ну почему все их разговоры то и дело вращаются вокруг этой напасти? А нельзя это все выключить до тех пор, пока Пушкарева не станет снова образцовым сотрудником?
— Вот, именно такое выражение лица у вас появляется каждый раз, стоит упомянуть мое… положение, — она и сама произносила это слово неловко и неуверенно, без всякой бравады, с которой размахивала своим состоянием Клочкова. — Я пришла очень рано и заснула на рабочем месте потому, что у меня начался токсикоз. Мне становится плохо в троллейбусе, приходится то и дело выскакивать, чтобы подышать. Вот я и вышла сегодня с запасом, к тому же в шесть утра народа поменьше. Вы ведь так сердились за мое недавнее опоздание, — и она украдкой зевнула.
Жданов смотрел на неё с глубокой задумчивостью.
Иностранный агент?
Страшно далеки они с Малиновским от некоторых особенностей женской физиологии.
— Катя, — строго спросил он, — а скажите мне, повысили ли вы директору Никамоды зарплату, как я вас просил?
— Почти, — ответила она уклончиво.
Кажется, денежные вопросы смущали её еще больше, чем разговоры о беременности. Что за дикая Пушкарева ему досталась, как она вообще умудрилась залететь, если всего стесняется? От случайного чиха? Мысль, безусловно, была свежей.
— Тогда включите туда представительские расходы, — велел он, — на такси.
— Мне не надо, — тут же отказалась она.
— А мне — надо, — отрезал Жданов. — Катя, я вас очень прошу, не принуждайте меня заезжать за вами по утрам.
Пушкарева шокированно уставилась на него.
— Нет-нет, не нужно… Мне вообще ничего не нужно. И заезжать не нужно, и такси не нужно, я как-то вызвала, а там так одеколоном пахло, — она чуть наклонилась вперед, — ну прямо как от вас.
От неожиданности Жданов отпрянул от неё, чувствуя себя какой-то помесью отвергнутого лузера и блохастой собачки. Пушкареву что, и от него тошнит?
Вряд ли какой-то московский таксист благоухал столь же дорого, как и президент модного дома, но эту девицу такие мелочи не беспокоили. Одеколон, и все тут.
— Я пойду, — Катя встала, направляясь к себе в каморку. — Надо посмотреть, что у нас с поступлениями от продаж, банками, зарплатами, — и она снова зевнула. — Андрей Павлович, а вам на днях кто-то из моделей приносил печеньки, испеченные с любовью и страстью. Ну помните, вы меня еще к Светлане за какой-то глупостью выставили… А эти печеньки еще живы?
— Я вас вовсе не выставлял, а отправил по неотложному делу, — Жданов постарался вспомнить, где те дурацкие печеньки, не вспомнил, рассердился. — Да ну бросьте, Катя, какие к черту печеньки! Этимодели совершенно ничего не смыслят в выпечке. Иначе бы они не были моделями… Еще отравят вас или, что куда хуже, приворожат. Что вы будете делать, если воспылаете страстью к модели?
— Попрошу у вас совета, как охомутать её, — ответила Пушкарева без раздумий.
Жданов рассмеялся.
— Кать, ну закажите себе еды какой-нибудь и начните уже работать. В конторе черт знает что происходит, пока вы решаете вопросы демографии.
Она улыбнулась.
— Я сделаю заказ от вашего имени, да? Чтобы никто не удивлялся, с чего бы мне вдруг трапезничать на рабочем месте приспичило?
— Да хоть от имени королевы английской, — отмахнулся Жданов, — только включите уже компьютер!
— Андрюша, — Кира пришла столь томной и игривой, что Жданов ощутил нечто вроде профессиональной гордости: что-то, а их примирения все еще проходят на достойном уровне. — А меня посетила отличная идея.
— Мне начинать бояться? — сразу занервничал Жданов.
— Нет-нет, тебе понравится, — заверила его невеста.
— Правда? — довольно кисло уточнил он.
— Ну разумеется! Давай во время новогодних каникул сделаем ремонт в твоем кабинете.
— Денег нет, — по-пушкаревски категорично ответил Жданов.
— Не беспокойся об этом, — улыбнулась Кира, — я оплачу из собственных средств. Сделаю подарок успешному президенту — отзывы на показ просто отличные.
— Ну и с чего такая щедрость? Тебе не хватает Моссада, который стучит из моей приемной, ты решила еще и жучков сюда понаставить?
— Ну что у тебя за мысли, — укорила его Кира, — мы просто обновим цвет стен, сменим мебель, расширим пространство, снесем кладовку…
— Снесем кладовку вместе с Катей? — со злым весельем спросил Жданов. — Пустим Катю под бульдозер?
— Ну что ты, Катя уважаемый и важный человек в Зималетто, который присутствует на показах наравне с акционерами…
— И Клочковой, — подсказал Жданов.
— И друзьями акционеров. Она не может больше находится в этой коробке, — и Кира рывком распахнула дверь. — Ей необходим собственный кабинет.
Катя вскинула голову от компьютера.
— Доброе утро, — пробормотала она, проглатывая оливку.
— Андрей, — спросила Кира так, будто Пушкаревой тут не было, — а почему твоя помощница ест на рабочем месте?
— Позволю себе смелое предположение, — процедил Жданов, — Катя ест, потому что проголодалась.
— Объясни своей помощнице, что надо как-то соотносить рабочий график со своими потребностями.
— Кира Юрьевна, — сказала вдруг Пушкарева. — Я сижу прямо перед вами.
— Прекрасно. Катя, вы ведь хотите новый кабинет?
— Нет, — сказали Жданов и Пушкарева одновременно, и ужас в их голосах был одинаковым.
========== 8 ==========
Кира одарила Жданова уничижительным взглядом, но из двух противников выбрала того, на кого её зуб вырос больше.
— Я вас не понимаю, Катя, — развернувшись к жениху спиной, проговорила она довольно спокойно, — какие у вас могут быть причины, чтобы оставаться в кладовке?
— Ну, это удобно, — пояснила Катя растерянно, — и Андрей Палыч всегда под рукой…
Жданов едва не застонал.
Это же надо было такое ляпнуть!
— Значит, удобно, когда под рукой президент компании, — повторила Кира, словно не могла с первого раза поверить в такую наглость. — Катя, а вы не слишком много на себя берете?
— Любимая, — поспешил вмешаться Жданов, — но это и правда удобно. Иначе мы бы половину рабочего дня проводили, бегая из кабинета в кабинет.
Мда. Судя по тому, как резко развернулась к нему Кира, получилось только хуже.
— Допустим, я могу понять, что тебя полностью устраивает твоя верная помощница, сидящая в будке, но, Андрей, тебе не кажется, что держать Катю в темном, затхлом помещении, в котором нет ни света, ни свежего воздуха — просто нарушение трудового законодательства…
Жданов не смотрел сейчас на Киру, весь сосредоточившись на том, как Катя ошарашенно кивает в такт её словам, и глаза у неё становятся квадратными.
— Кира, — он вскочил и приобнял невесту за плечи, мягко направляясь с ней к двери. — Ты потрясающе все придумала, — приговаривал он, — мы… — нет, никаких «мы» про них с Пушкаревой, если он планирует и дальше оставаться в живых. — Я обязательно это обдумаю, — он несколько раз поцеловал Киру в щеки, лоб и куда дотянулся, да и выставил её в приемную.
Пушкарева меж тем, глубоко потрясенная, так и стояла, шевеля губами и будто бы повторяя про себя слова Киры.
— Катя, — Жданов помахал перед её лицом рукой, — Екатерина Валерьевна!
Она крупно вздрогнула и прижала крохотные кулачки к груди.
— Мне действительно надо переехать в другой кабинет? — спросила трагически.
Он уже начал немножко понимать, как работают мозги у новой Пушкаревой и честно попытался сообразить, что к чему.
Итак, Жданов, предположим, что ты беременная женщина.
И теперь тебе нужно решить: остаться в прекрасной кладовке со всеми удобствами и личным президентом под рукой или переехать в ужасный просторный кабинет, где придется куковать в одиночестве.
Кажется, выбор очевиден?
Вчера.
Но сегодня все было куда сложнее.
Что там Кира говорила про затхлость и свежий воздух?
— Теперь кладовка вам вредна, да? — озарило его.
— Мне? — Катя расстроенно покачала головой. — Мне она очень полезна! А вот ребенку, возможно, не передалась моя страсть к пыли.
Жданов задумчиво почесал подбородок.
Вот черт!
— Может, нам выгнать Клочкову из приемной? Впрочем, нет, это место вам не подходит ни по статусу, ни по повышенной проходимости. Здесь хотя бы я защищаю вас грудью от несанкционированных вторжений женсовета. Отдать вам конференц-зал? Но там тоже нет окон, а для вашего фотосинтеза, кажется, нужен солнечный свет. Да и опять же — я голос сорву, пока до вас докричусь.
— Не сорвете, — хмыкнула Пушкарева, — вы каждый день его тренируете.
— Катя, ну я же уже извинился за то, что накричал вас из-за антимонопольщиков, — обиделся Жданов.
Но тут Шура вызвала Пушкареву на срочное заседание женсовета, и она сквозь землю провалилась.
Кажется, там что-то случилось с чьим-то мобильником, но Кира сказала, что разрулила ситуацию, и Жданов уже не очень вникал.
Ужинали при свечах: у Киры случился приступ романтического настроения. Разговор вертелся вокруг свадьбы, и, меланхолично гоняя по тарелке еду, Жданов задавался вопросом, у всех ли женихов обсуждение бракосочетания вызывает такую скуку.
Ближе к десяти позвонил Малиновский, и это было довольно неожиданно, потому что Ромка не часто беспокоил Жданова в такое время, если знал, что у того семейный вечер. Не хотел попадаться Кире под горячую руку.
— Явка провалена, — грустно сообщил Роман.
— Какая явка? — не понял Жданов, отводя глаза от мигом поскучневшей невесты. Неужели они о чем-то договаривались с Малиновским на сегодня, а он забыл?
— Наш Шерлок Холмс не оправдал ожиданий и обнаружил себя.
У Жданова похолодело в груди.
Не хватало еще, чтобы Катя, не до конца отошедшая от истории с медкартой, узнала про частного детектива.
Покосившись на Киру, которая вроде не смотрела в его сторону, но явно вострила уши, Жданов попытался выразиться цензурно:
— Рома, дорогой, разве мы не отказались от этого проекта?
Кира, удивленная злостью в его голосе, вскинула брови.
— Ну, вот и отказались. Но есть и хорошие новости: объект не понял, что субъект за ней следил. Или субъект за объектом… Короче, Пушкарева решила, что случайный добрый самаритянин оказал помощь деве в беде…
— Стоп, — очень спокойно прервал Ромку Жданов. — Вот с этого места подробнее.
— Да нет никаких подробностей! Ничего нового мы о мифическом возлюбленном твоей железной Кэт до сих пор и не выяснили.
— Малиновский, — зарычал Жданов, уже не думая о сложной мимике Киры.
Рычать фамилию без единой рычащей буквы было сложно, но у него получилось.
— А! Ты об этом. Да фигня какая-то, поскользнулась, упала, на ровном месте перепугалась. А детектив оказался джентльменом, представляешь? Повез её в больничку. Говорит, всё в порядке. Уже дрыхнет поди без задних ног. Устроила переполох на ровном месте! Не замечал прежде за Пушкаревой такого паникерства, мне-то казалось, что у неё нервы, как канаты. Слушай, а может она это специально организовала? Ну обнаружила спежку и того…
Малиновский чирикал и чирикал, Кира хмурилась и хмурилась, а Жданов просто сидел, смотрел, дышал.
Самый обычный вечер.
Кира любила вставать рано, неторопливо пила кофе, принимала душ, наносила макияж, листала журналы и настраивалась на день грядущий.
Жданов обычно вставал в последнюю минуту — побриться, сполоснуться, перехватить какой-нибудь вредный бутерброд на лету.
Поэтому Кира изрядно удивилась, когда взъерошенный Жданов, зверски зевая, вскочил ни свет ни заря.
— Что случилось? — потягиваясь на очередных атласных простынях, спросила она.
— Мне надо позвонить, — слепо нашаривая мобильник, сонно пробормотал Жданов.
— Сейчас? Андрей, а тебе не кажется, что даже Пушкарева имеет право на сон?
— С чего ты взяла, что я звоню Кате?
— А кому ты еще можешь звонить в шесть утра? — фыркнула Кира и пошла в душ.
— Андрей Палыч? — хрипло и напуганно прозвучало возле его уха. — Что-то случилось?
— У меня нет, — уведомил её Жданов. — А у вас?
— И у меня нет, — с недоумением ответила Пушкарева.
— И это прекрасно, — мрачно объявил Жданов. Она что, вообще ничего ему не рассказывает? Как-то нечестно выходит, Катенька, про его-то жизнь она знала абсолютно всё. Вот он тоже заведет от неё секреты, посмотрим, как ей это понравится.
— Андрей Павлович, — напомнила о себе Пушкарева, — вы там заснули?
— Кать, я заеду за вами в семь тридцать.
Её молчание было глубоким, как Марианская впадина. Жданов действительно успел задремать.
— Вы не должны ко мне относиться иначе, только потому, что я… ну, изменилась.
— Почему? — прямо спросил Жданов. — Кать, давайте не будем спорить в такую дикую рань. Я надеюсь еще поспать часок.
— Спокойной ночи, — пожелала она с непонятными интонациями и отключилась.
— Что такое? — Кира, наводящая последние штрихи своей нордической красоты повернулась к Жданову, который придирчиво нюхал флакон со своей туалетной водой. — Твоей новой пассии не нравится аромат?
— Её от него тошнит, — буркнул он, моментально пришедший в раздражение от бесконечных ревнивых упреков и мифических любовниц.
Кира сердито бросила тушь на стол и вышла из комнаты.
— Я не смогу тебя подвести сегодня на работу, — крикнул он ей вслед.
— Срочные дела с Пушкаревой? — закричала Кира в ответ. — Может, она и жить будет вместе с нами?
— А что, мы уже живем вместе?
Кира появилась на пороге.
— А ты не заметил?
Черт, надо почаще оставаться дома.
— Катя, вы не думаете, что проводить с одним и тем же человеком все свои дни и все свои ночи — это может свести с ума любого?
Пушкарева, часто дышащая в едва приоткрытое окно, уточнила:
— С одним и тем же человеком? Вы о Кире Юрьевне говорите?
— Ну это же невозможно! Мы вместе обедаем и ужинаем, вместе работаем и вместе спим.
— Ну тут ничего не поделать, — рассудительно ответила Пушкарева.
— А вы как провели вечер?
— Обычно, — удивилась она.
— Так и не признались своему отцу в грехопадении?
— Это невозможно, — сразу расстроилась Катя. — Я не представляю, что делать. Может, мне устроить себе фиктивный брак? Найму актера, представлю, как своего жениха, а потом он р-р-раз, и все.
— Муж?
— Умер. Летчик-испытатель.
Жданов расхохотался.
— Капитан дальнего плавания, — предложил он свою версию.
— Космонавт.
— Разведчик.
— Футболист.
— Почему футболист? — сбился он.
— Потому что от них папа ожидает любой подлости. Ой, смотрите, Клочкова!
Жданов посмотрел. Клочкова. Заглохла посреди улицы на своем красном драндулете.
— Придется спасать, — вздохнул он. — Какой ни есть, а он родня.
— К тому же мы действительно задерживаем зарплату, — согласилась с ним Катя. — Сотрудники в бедственном положении.
— Задерживаем, — Жданов нашел, где свернуть и поехал обратно, к Клочковой. — Катя, скажите мне, что мы со всем справимся.
— Обязательно, — уверенно сказала Пушкарева. — У Зималетто все будет хорошо, у вас с Кирой Юрьевной все будет хорошо, и у нас с ребенком все будет хорошо.
Прозвучало неожиданно горько.
========== 9 ==========
Пока они спасали злополучную Клочкову, у которой посреди дороги закончился бензин, прошло немало времени, и все оно было занято бесконечными жалобами на задержку зарплаты.
— Вот свяжись с Клочковой, — буркнул Жданов, входя в свой кабинет, — и сам начнешь на работу опаздывать!
Катя озабоченно хмурилась.
— Девочки говорят, что скоро в Зималетто каннибализм начнется, — сказала она, кусая губы. — Может, мне пригласить их на обед, пока они правда кого-нибудь не съели?
— Ну хоть вы не нагнетайте, Катя, — прикрикнул Жданов раздраженно, — господи, не могу поверить! Впервые со дня создания компании мы не платим людям вовремя.
Он уронил лоб на стол, совершенно расстроенный.
— Кать, — позвал заунывно, — а вы не могли бы перечислить некоторую сумму на счёт моих родителей?
— Могла бы, — согласилась она, — но вы уверены, что это нужно делать прямо сейчас?
— Мне бы не хотелось привлекать внимания акционеров к нашей ситуации.
Катя молча пошла в каморку.
— Кать, — снова позвал Жданов, не поднимая головы. — А вы подняли свою зарплату в Никамоде?
Она замялась и вдруг порывисто села напротив него.
— Андрей Павлович, — затараторила скороговоркой, — а давайте лучше Коле зарплату повысим. Он ведь зарабатывает тысячи, а получает копейки.
— Зорькину? Вашему финансовому гению? А сколько он сейчас получает? — спросил Жданов все так же уныло.
Пушкарева ответила.
Он поднял голову и изумленно уставился на неё.
— А что, такие зарплаты бывают? Он же работает за еду!
— Ну нет, — засмеялась Пушкарева, — еду он добывает на нашей кухне.
Подперев щеку рукой, Жданов уставился на неё.
— Значит, Зорькин ваш друг детства? И он постоянно ошивается в вашем доме? Ваши родители к нему замечательно относятся и кормят котлетками? — Катя согласно кивала на каждый вопрос. Пушистая помпошка на дурацком берете, который так ей не шел, болталась вверх-вниз. — И он не отец вашего ребенка?
Тут она вспыхнула и замотала головой.
— Он же как брат, — сказала она с упреком.
— Ну идите тогда к себе, — махнул рукой в сторону кладовки Жданов.
Пушкарева послушно встала и побрела в указанном направлении. Длинный шарф волочился за ней.
— Кать, — снова позвал Жданов, опять опуская лоб на прохладную столешницу, — вызовите мне Горенко… Бабенко? Как зовут начальника нашей хозяйственной службы?
— Ткаченко.
— Вот, его.
— Хорошо, Андрей Павлович.
— Кать.
— Да, Андрей Павлович? — в её голосе слышалась улыбка.
— И скажите женсовету, что я вас всех сегодня приглашаю на обед. В рамках предотвращения голодных бунтов в стенах Зималетто.
— Вы ведете на обед женсовет? В Ромашку? — с запинкой спросила она. Кажется, она была потрясена.
— Кать, ну не издевайтесь надо мной, — снова рассердился Жданов. — Выберите что-нибудь приличное, на ваш вкус.
— Ришелье?
— Катя! — заорал он. — Ну вы же умная женщина, ну решите этот вопрос самостоятельно!
Она не дрогнула. Стянула с себя беретик только.
— А что? — спросила бесстрашно. — Я вам тут мешаю себя жалеть?
Он замахал на неё руками: ну сгинь уже, нечистая сила.
— Кать, — позвал он, когда шарфик почти исчез в недрах кладовки.
Пушкарева выглянула оттуда с поистине бесконечным терпением.
— Да, Андрей Павлович?
— Кать, а мы Малиновского прощать будем?
Её мордашка исчезла.
— Ни за что! — раздалось оттуда.
Жданов встал и поплелся в кладовку. Помог Пушкаревой снять её пальто, сел с ним в обнимку на табуреточку.
— Кать, ну мне трудно, когда двое самых близких мне людей на ножах. Ромка же не со зла. Он просто волнуется.
Катя включила компьютер и уставилась в монитор.
— Вы сами навязали мне вашу Никамоду, — сказала она отрывисто, — мне она и даром не нужна. А если в довесок к ней прилагается еще и бесконечная подозрительность и контроль за моей жизнью — то забирайте свои игрушки, я с вами больше не играю. И вообще, пусть господин Малиновский сам таскает такую тяжесть, как Никамода, и ходит под угрозой следствия.
— Понятно, — вздохнул Жданов. — Малиновский остается в опале. Но мы можем соблюдать хотя бы видимость мира?
— Видимость? Мы — можем, — сухо ответила Пушкарева. — Я же не неврастеническая барышня.
— Кать.
Она уже подняла трубку и сказала в нее:
— Михалмихалыч, это Пушкарева. Зайдите пожалуйста в кабинет президента.
— Кать, — повторил Жданов, когда она положила трубку.
Она мученически вздохнула: ну и долго вы мне мешать работать будете? — говорил её взгляд.
— Понял, — отступил Жданов, — я сам найду Федора и отправлю его за персиками. Что-то так персиков захотелось.
— Андрей Павлович, — окликнула его Пушкарева, когда он уже почти покинул её каморку. — Попросите еще и груш тогда.
Ткаченко пришел, когда Федор, малость обалдевший от такого задания, уже покидал кабинет.
— Иван Иванович! — приветствовал его Жданов.
— Михаил Михайлович, — поправил его тот.
— И это просто отлично. Михаил Михайлович, нам снести вот эту стену.
— Снести стену? — почесал затылок Ткаченко.
— Снести стену? — повторила Пушкарева, выскакивая из каморки.
— Ой, — испугался Ткаченко, не ожидавший такого явления.
— Здрасти, — сказала Катя.
— Все бы вам ломать, — проворчал Ткаченко, — люди специально эту стену воздвигали, старались. Как сейчас помню, пришел ко мне Павел Олегович, да и сказал: только ты мне, Михалыч, можешь помочь…
— Стену сносить будем? — почти ласково спросил Жданов.
— Не будем, — уперся тот, — потом придет новый президент, и что? Заново ставить?
— Я вам покажу нового президента, — осерчал Жданов. — Посмотрите на этого человека, Михалмихалыч, — он схватил Пушкареву за узкие плечи и поставил её перед Ткаченко.
— Господи помилуй, — вырвалось у завхоза.
— Вот именно, — поддержал его Жданов. — Личико бледное, губки синенькие.
— Ну знаете ли, — возмутилась Пушкарева и попыталась сбросить со своих плеч тяжелые ладони.
— А все почему? — напирал Жданов.
— Почему?
— Потому что вы отказываетесь сносить стену! — завопил он.
— Да что её сносить-то, это гипсокартон, — подал назад Михалмихалыч. — Раз такое дело… Два раза плюнул, три раза дунул, и готово.
— Вот дуйте и плюйте. Только дверь оставьте.
— Как это? — обалдел Ткаченко.
— Очень просто, — Жданов неохотно выпустил Катю. У неё были теплые округлые плечи, хотя казалось, что остренькие. — Вот этот кусок стены, где дверь, оставьте на месте.
— Зачем? — хором спросили Пушкарева и Ткаченко.
— Ну чтобы у Екатерины Валерьевны всегда была возможность ею хлопнуть.
Он едва не расхохотался, увидев лицо Кати — смесь изумления, оскорбленного достоинства и веселья.
— Серьезно, Кать. Эта дверь будет как бы разделителем между моим и вашим кабинетом. Вы будете в неё входить и выходить, её открывать и закрывать…
Ткаченко крякнул.
— Во дурдом, — резюмировал он.
Михалмихалыч обещал все сделать от обеда и до рассвета, Катя уткнулась в свои бумажки, и, помаявшись от безделья, Жданов отправился к Малиновскому.
— Хочешь персик? — предложил он, входя в его кабинет.
— Персик? — задумчиво переспросил Ромка, что-то чиркая на листочке.
— Или грушу?
— Жданыч, а на солененькое тебя не тянет?
— Кстати, мы с тобой обедаем сегодня в «Карамели».
— А, нас тянет на сладкое!
— Вместе с женсоветом.
— О как, — Малиновский поднял на него глаза. — Ты нашел себе новых друзей, да?
— Просто небольшое извинение за задержку зарплаты, — Жданов откусил персик и бросил Роману грушу.
— Демократичный вы наш! — восхитился тот. — Кстати, как там наша мымра?
— Застряла сегодня посреди дороги, потому что у неё кончился бензин.
— Пушкарева работает на бензине? — обрадовался Малиновский. — А я думал — на батарейках!
— А при чем тут Пушкарева? — не понял Жданов.
— А что, у тебя завелась еще одна мымра?
— Ты бы, мой друг, сменил риторику.
Малиновский покрутил в руках грушу и засунул её зачем-то в карман.
— А то что? — спросил он. — Тоже подашь на меня в суд? Я вообще не понимаю, почему ты так расслаблен. Компания принадлежит…
Жданов встал и направился к выходу.
— Ты заберешь Ольгу Вячеславовну, Шуру и Амуру. Я Катю, Светлану, Татьяну и Машу.
— А без Маши никак?
— Без Маши никак.
— Палыч, Палыч, а Кира знает, что ты везешь женсовет в «Карамель»?
— Как тебе сказать, — замялся он.
— Могу предложить тебе политическое убежище под моим столом, — посмеиваясь, сказал Малиновский. — Ты ведь помнишь, что было, когда ты провел женсовет на показ?
— Глупости всё это, — подумав, решил Жданов. — Я имею право пригласить сотрудников на обед. В этом нет ничего предосудительного.
— Ну все, Новосельцев, ваше дело труба.
«Карамель» была известна на всю Москву своими десертами, и Катя, часто планирующая деловые встречи Жданова, назначала там обычно переговоры с партнерами-женщинами.
Он редко здесь бывал: модели не жаловали сладкое, да и сам он его не любил. Но сейчас, глядя на то, как Пушкарева упоенно разделывается с «Анной Павловой», облизывая ложечку едва не со сладострастием, ему вдруг тоже захотелось безе.
Он сглотнул и перехватил смеющийся взгляд Малиновского.
Ромка блистал на этом обеде, включив дежурное обаяние. Сыпал шутками и комплиментами, и осторожно подкатывал к Кате. Она была доброжелательна и вежлива, но держалась отстраненно.
Впрочем, женсовет был таким шумным и говорливым, что вряд ли у Пушкаревой был шанс вести себя иначе.
Жданова раздражал этот бесконечный стрекот и хохот, но винить было некого. Он сам на это подписался. Зачем-то.
Зачем?
— Андрей Павлович, — обратилась к нему Амура. — А давайте я вам погадаю… ну в знак благодарности за то, что вы нас привезли в такое чудесное место.
— А давайте, — подхватил Малиновский. — А то у Андрея Павловича будущее столь не определенно. На вас вся надежда, Амурочка.
— Не надо, — сказали Жданов и почему-то Катя.
— А вот и надо, — не унимался Ромка.
— Надо-надо, — замитинговали девицы, и Жданов равнодушно пожал плечами. Чем бы женсовет не тешился…
— Ой, — сказала Амура, посмотрев на карты, — вас ждет такое! Да у вас вся жизнь перевернется.
Ну точно попрут из президентов.
— Закончится что-то большое и начнется нечто новое, прекрасное. Но тут кочки-кочки, препятствия и все такое. А потом большое человеческое счастье.
Счастье так счастье.
— Катя, подождите минутку, — попросил он, когда девочки выпадали из его машины на стоянке Зималетто.
Она послушно осталась сидеть на своем месте.
Дождавшись, пока женсовет отойдет подальше, он напомнил:
— Кать, у нас в кабинете сейчас штатный дурдом. Было бы неразумно сейчас туда возвращаться.
— Проедемся по банкам?
— Лучше, — хмыкнул он, снова заводя машину, — прогуляем школу.
Он забыл мобильник в своем кабинете.
Вот оно счастье.
========== 10 ==========
— Мы кого-то ждем? — спросила Пушкарева через пять минут. Они все еще торчали на стоянке Зималетто.
— Малиновского, — ответил Жданов, — он ставит машину на подземный паркинг.
— Конечно, — пробормотала она удрученно.
В принципе, исполнять политическое завещание Малиновского и окружать Пушкареву вниманием было не так уж и сложно, как Жданову поначалу показалось. Она была неприхотливой, как сорняк, и никаких диких прихотей не выказывала. Вот и сейчас предпочла молча замкнуться в себе, не возражая против неприятной ей компании.
— Катя, — произнес Жданов, — а наберите пожалуйста этого вашего Зорькина. Пора познакомиться с нашим финансовым директором лично. Устроим выездное совещание, раз уж из нашего кабинета нас временно изгнали.
— И куда его пригласить? — спросила Пушкарева после паузы.
— В… Впрочем, где он сейчас территориально?
— В моей спальне.
— Простите? — опешил Жданов.
Катя усмехнулась.
— Ну или в офисе Никамоды, если вам так угодно. Это, впрочем, одно и то же.
К счастью, в этот момент Малиновский открыл заднюю дверь и плюхнулся на сиденье, давая Жданову прийти в себя от таких новостей.
— Вперед, мой женераль, — провозгласил он.
— Дай Кате свой телефон, — ответил Жданов, — ей позвонить нужно.
Ромка послушался — что удивительно — молча.
Жданов тронулся, рассеянно слушая, как Пушкарева препирается по телефону — «мам, ну какие еще перья, дай Колю, пожалуйста. Ах, павлиньи перья, это, конечно, все меняет. Да, к ужину буду дома, а можно теперь с Колей поговорить».
От этой бессмыслицы у Жданова моментально свело зубы. Наконец, Пушкарева прорвалась к своему Зорькину:
— Коля, Коленька… нет, не кружилась… Коля! Нет, не падала. Коля, да послушай ты меня… господи, да всё со мной в порядке. Что ты купил? Акупунктурный браслет? А что это такое? В каком журнале? Коля! Сосредоточься! Мы за тобой заедем через полчаса, ты, пожалуйста будь готов. Ага. Всегда. Мы — это Андрей Павлович и Роман Дмитриевич. Тот самый, да. Они хотят познакомиться с таким финансовым гением, как ты. Нет, галстук не нужен. Пирожки тоже, мы же не на пикник едем. Все, Коля, я позвоню, когда тебе нужно будет выйти.
По мере её болтовни, настроение Жданова все быстрее падало вниз.
Он вдруг понял, что это для него Пушкарева неприхотлива, как сорняк. А вот для всяких зорькиных она трепетная роза, вокруг которой надо хлопотать и о которой надо волноваться.
Акупунктурный, мать его, браслет. Знать бы еще, что это вообще такое.
Николай Зорькин, так сильно взволновавший сердца зималеттовских великих комбинаторов, оказался щупленьким цыпленком, действительно похожим на Пушкареву как брат-близнец. Он был неловким и странным, точно так же, как неловкой и странной была Пушкарева.
— Здрасти, здрасти, — пробормотал Зорькин, вползая на заднее сиденье рядом с Малиновским.
Катя развернулась, заглядывая назад.
Берет с помпошкой залихватски съехал на бок.
— Это Николай Зорькин, — зачем-то объявила она, как будто были другие варианты. — Коль, рядом с тобой Роман Дмитриевич Малиновский.
— Угм, — неодобрительно буркнул Зорькин, который очевидно был в курсе истории с медкартой и не обладал сдержанностью своей подруги. — Взяточник и проныра?
— Да, — отозвался Малиновский, ошарашенный такой хамской прямолинейностью, — именно так меня и называют в кругу друзей.
— Ну, Андрей Палыч за рулем, — продолжила знакомство Пушкарева.
— Здрасти, — снова сказал Зорькин.
Жданов даже обрадовался, что его миновали емкие характеристики этого цыпленка. А потом обиделся — Пушкарева про него вообще ничего не рассказывала?
Интересно, что он мог бы услышать про себя?
Человек, который называл Катю Клавой, например.
Или начальник, который забыл свою секретаршу на всю ночь в кладовке.
Или тот тип, который то и дело орет на неё.
— А куда мы едем? — спросил Зорькин.
— В клуб, — ответил Жданов. — Поговорим в спокойной обстановке. Вы играете в бильярд, Николай?..
— Антонович, — быстро подсказала Пушкарева.
— Спасибо, Екатерина Валерьевна, — вежливо поблагодарил он её.
— Да я чемпион по бильярду, — заявил Зорькин. — Правда, я играл в него только на компьютере.
— Какая прелесть, — не удержался Малиновский.
— А зачем мы туда едем? — не унимался Зорькин.
— Познакомиться, обсудить стратегию взаимодействия наших фирм и еще ряд вопросов.
— В клубе?
— Вы что-то имеете против? — с трудом сдерживая раздражение, процедил Жданов.
— Нет-нет, я только за, — поспешно согласился Зорькин.
— Кать, позвоните в клуб и скажите, чтобы нам подготовили домик.
Пушкарева, все еще державшая мобильник Малиновского в руках, спросила:
— Роман Дмитриевич, а как записан этот клуб в вашем телефоне?
— Клуб, — ответил он с недоумением, — «Лошади и кони».
— А у Андрея Павловича как «Овсов, банк», — весело сообщила Пушкарева. — Лошадиная фамилия! Алло? Приемная господина Жданова, — затараторила она в трубку, — нам нужно подготовить домик… что? Андрей Павлович, домик для веселья или размышлений?
— Второе.
— Для размышлений. Мы будем…
— Через полчаса.
— Через полчаса. Кого? Андрей Палыч, нам Вася нужен?
— Пока не знаю.
— Мы пока не знаем. Держите Васю наготове, — распорядилась Пушкарева и завершила звонок. — А кто это?
— Лучший банщик Москвы. Вы париться любите?
— Ей нельзя, — вмешался Зорькин. — Вы нас в сауну, что ли везете? Ну и нравы в этой вашей Зималетте! Пушкарева, выходим, а то как мне потом Валерию Сергеевичу в глаза смотреть? Хотя уж смотри не смотри…
— Это клуб, — пояснил Малиновский, — там есть сауна, но в неё можно не ходить. Там есть бильярд, но в него можно не играть. Там есть спортзал, но в него…
— А горки там есть? — перебил его Зорькин с важным видом, — очень я люблю на ватрушках кататься…
— Екатерина Валерьевна, — спросил Малиновский, не слушая его, — а как в телефоне Андрея Павловича записан, например, Синицкий?
— Цыганов, «Инфестфондкапитал», — ответила та, не задумываясь. — Ну цыгане, медведи, ассоциации.
— А ночной клуб «Бабочка»?
— Газманов, менеджер.
— Потрясающе, — пробормотал Малиновский. — Жданов, а код от твоего сейфа она тоже знает?
— Если бы у меня был сейф, — ответил тот, посмеиваясь, — то Катя, конечно же, знала бы код от него.
— И как это все в вашей голове только умещается, Катенька, — подивился Ромка.
— А она очень умная, — встрял Зорькин, — Кать, а дай мне свою руку?
— Опять предложение будешь делать? — спросила она весело.
И оба захихикали.
Жданова мороз продрал по коже от этих ужасных звуков.
Господи, мало ему одной Пушкаревой!
Так их теперь двое!
Катя снова закрутилась на сиденье, чтобы протянуть руку назад. Её локоть заехал Жданову по уху.
— Браслет верности? — заинтересовался Малиновский.
Зорькин не счел его достойным ответа.
— Катя, да сядьте вы уже нормально, — прикрикнул Жданов.
— Простите, — пробормотала она.
— Значит, Николай Антонович, вы сделали Екатерине Валерьевне предложение, а она вас отвергла? — Малиновского не так-то просто было игнорировать.
— А вы пишете её биографию?
— А вам есть что скрывать?
— А вы слышали про неприкосновенность частной жизни?
— Они сейчас подерутся, — сказала Пушкарева. — Коля, не обижай Романа Дмитриевича.
— Малиновский, отстань от Николая Антоновича, — велел Жданов.
— Пушкарева, не отрабатывай на мне свои педагогические приемы, — снова разворчался Зорькин и опять полез цепляться к Малине: — а я, между прочим, был против того, чтобы Катька претензионное письмо забирала!
— Да, я так сразу и подумал, как вас увидел. — откликнулся Малиновский. — У вас на лице написано: Зорькин против.
Пушкарева снова закрутилась на сиденье, заглядывая назад:
— Коля, ну что ты хочешь от Романа Дмитриевича? Он честных людей только в кино видел, да и то в детстве.
Жданов закатил глаза. Рядом с Зорькиным его Пушкарева тоже становилась невыносимой.
Клуб «Лошади и кони» находился почти за МКАДом и занимал просторную территорию бывшего пионерского лагеря.
— Андрей Павлович! — расплылся в улыбке охранник на въезде, — ваш любимый домик номер семнадцать, ключи в двери.
Жданов уверенно въехал на внутреннюю территорию.
Они остановились возле деревянного двухэтажного коттеджа.
— Выгружаемся, — скомандовал Жданов.
— Пушкарева, дыши полным ртом, — велел Зорькин. — Смотри, тут сосновый бор. Только в обморок не хлопнись от переизбытка кислорода — после твоей кладовки немудрено.
У Жданова даже кулаки зачесались.
Спокойно, — сказал он себе, — Пушкарева терпеть не может твоего лучшего друга, а тебе неприятен её. По нулям.
Малиновский в шутливом легком поклоне открыл перед ними дверь.
— Зималетто приветствует Никамоду, — объявил он.
Войдя внутрь, Жданов стянул с Пушкаревой пальто, скинул свое и привычно рухнул в удобное кресло у камина.
Зорькин и Катя оглядывались по сторонам с видом людей, попавших на вражескую территорию.
Диваны, бильярдный стол, бар, наполненный алкоголем, шкаф с книгами, — благочинность и респектабельность. Зорькин, то ли с разочарованием, то ли с облегчением заключил:
— И никакого порока. А что на втором этаже?
— Несколько спален и ванных комнат.
— Значит, это домик для размышлений? А что в том, который для развлечений?
— Джакузи и шест для стриптиза.
Зорькин взволнованно вспыхнул — типичный, вечно озабоченный ботаник.
Жданову сложно было представить, какой мужчина мог бы понравиться Пушкаревой и какому могла понравиться она, но в Николае еще так мало было от мужчины и так много от цыпленка, что все подозрения в его коварстве и лицемерии показались сейчас смешными.
— Николай Антонович, да вы присаживайтесь, — предложил он. — Хотите выпить?
— Да, — сказал Зорькин.
— Нет, — сказала Пушкарева и пояснила: — Коля плохо переносит алкоголь.
— Значит, много наливать не будем, — усмехнулся Малиновский, — я Николая Антоновича и трезвого-то боюсь.
— Ну перестаньте уже, — взмолился Жданов, принимая из рук Романа рокс с виски. — Катенька, сока, чая, воды?
Она замотала головой, отказываясь от всего сразу и осторожно села в кресло рядом с ним, сдвинув носки ботинок.
— Первым делом мне хотелось бы обсудить ваши зарплаты, — начал Жданов.
— Так их уже понижать-то некуда, — испугался Зорькин.
— Зато повышать есть куда. Дело в том, Николай Антонович, что я уже несколько раз просил Екатерину Валерьевну повысить самой себе зарплату, но до сих пор это так и не было сделано. Также мне хотелось бы увеличить и вашу зарплату тоже — скажем, пока вдвое. Пожалуйста, проследите за этим.
Зорькин молча сделал большой глоток виски, и у него сморщилось лицо, как у младенца, которому вместо молока дали горькую воду.
— Он проследит, — усмехнулась Катя.
— А мне бы хотелось узнать, как именно вы добиваетесь того, что денег на счетах Никамоды становится все больше.
— А если Зималетто перестанет залезать в карман Никамоды, их станет еще больше, — со слезами на глазах отозвался Зорькин. Он дышал с открытым ртом.
— К сожалению, мы пока не можем себе это позволить. Но если у вас есть предложение, как выстроить финансовые отношения между компаниями эффективнее, я готов их выслушать.
— О, у меня полно предложений, — оживился Зорькин.
========== 11 ==========
— Понимаете, — разглагольствовал Зорькин, — чем больше вы вытаскиваете из Никамоды, тем меньше в итоге Никамода зарабатывает.
— Понимаю, — согласился Жданов, — но чем мне платить зарплаты?
— Все эти костыли временное решение. Зималетто нужен качественный прорыв. Дополнительные доходы без расходов, понимаете? Катька, скажи им!
— Говорю, — согласилась она.
— Доходы без расходов — это свежо, — обрадовался Малиновский. — Лично я очень такое одобряю, хоть и не представляю.
Жданова ужасно раздражало, что Зорькин так много знал о финансовом состоянии компании, а особенно о той её части, о которой Пушкарева обещала никому не рассказывать.
Это было неприятным открытием — что и у его Катерины оказался довольно длинный язык.
А он-то считал, что его тайны в пушкаревских руках находились в полной безопасности.
В итоге, она знала о нем всё — но это вовсе не значило, что Жданов хотел бы, чтобы это всё знал еще и Зорькин.
И пока тот разглагольствовал о правительственных субсидиях, госпрограммах и льготных системах кредитования, Пушкарева то и дело бросала озабоченные взгляды на своего шефа, и это самым злорадным образом грело его душу. Конечно, Катенька, вы виноваты, причем виноваты дважды — с учетом этой крайне несвоевременной беременности — вот теперь и терзайтесь беспокойством. Видите же, что шеф хмур и печален, и все это по вашей милости!
— Жданов, ты лицо попроще сделай, — посоветовал Малиновский, — а то выглядишь как Иван Грозный на канале Дисней.
И утащил Зорькина в сауну.
Чтобы напоить окончательно и выяснить все секреты этой сладкой парочки.
А Жданов остался, почти трезвый и оскорбленный.
— Андрей Павлович, а можно мне домой поехать? — спросила Пушкарева. — А то рабочий день уже закончился. А Зорькина я могу вам оставить в качестве заложника.
Так вот о чем она беспокоилась, а вовсе не о душевном равновесии Жданова!
— Нельзя, — отрезал он. — Катя, вы ничего не хотите мне объяснить?
— Вы злитесь на меня? — наконец, догадалась она. — Из-за Коли?
— А вы как думаете? — со всей возможной язвительностью, спросил Жданов. — Кажется, мы договаривались об абсолютной конфиденциальности.
Она молчала, опустив глаза.
И это тихое упрямство стало последней каплей в чаше ждановского терпения. Ему захотелось вытряхнуть из неё раскаяние любой ценой.
— Катя, вы понимаете, что подорвали мое доверие?
— Коля принес вам много денег, — произнесла Пушкарева тихо, — и он может быть очень полезен…
— Однако это не повод посвящать его во все нюансы наших финансовых взаимоотношений, — повысил голос Жданов.
— Я рискую ради вас всем, что у меня есть, — тоже закричала вдруг Катя, — и если для вас кажется диким, что у меня есть человек, всего один человек в целом мире, который выслушает меня и поймет, и поможет советом и будет рядом, даже когда я нарушаю закон, то вам придется с этим смириться! — и две крупные слезинки прокрались из-под очков на её щеки и устремились к подбородку.
— У меня, кажется, тоже есть уши! — продолжал неистовствовать Жданов, решительно не обращая внимания на эти слезы. О, он знал им цену — все женщины применяют это оружие, когда виноваты. — Однако вы не спешите мне хоть что-то объяснить!
— Что вам объяснить? — вдруг испугалась она.
Откуда вообще взялся этот внезапный ребенок, например.
Но он не мог задавать ей подобных вопросов.
Это было совершенно не его дело, вот что бесило сильнее всего.
Пушкарева решительно стерла свои две слезинки и вдруг сделала вот что: пересела со своего кресла на подлокотник кресла Жданова и положила руку ему на плечо.
— Пожалуйста, не переживайте из-за Зорькина. Ему просто некому рассказать о наших махинациях, кроме меня. Мы с ним разговариваем только друг с другом, — и она усмехнулась.
Запрокинув к ней голову, Жданов пытался поймать выражение её глаз, но очки бликовали в отблесках огня в камине.
— Что я буду делать, когда вы уйдете в декрет, Катя? — спросил он.
— Ну до этого еще полгода, — утешила она его, — к тому времени Зималетто как раз должна выйти из кризиса.
— Я спрашиваю не о Зималетто, — ответил он устало и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
— Я найду на время своего отсутствия хорошего помощника, — успокаивающе проговорила Пушкарева и сжала его плечо чуть сильнее.
— Не хочу другого помощника, — раскапризничался Жданов, купаясь в её сочувствии, — я открою ясли в Зималетто, вот увидите. Будете сдавать своего ребенка при входе Потапкину!
— Нет незаменимых людей, — ответила Катя тихо. — К тому же, к тому времени вы уже будете женаты…
— Катя, ну при чем тут это!
— И, возможно, вы с Кирой Юрьевной будете ждать своего собственного ребенка.
Он крупно вздрогнул и выпрямился.
— Что еще за кошмары на ночь?
— Разве вы не хотите ребенка? Разве люди женятся не для того, чтобы растить детей?
— Это немножко сложно, Катя, — ответил Жданов, морщась, — возможно, когда-нибудь, через несколько лет, когда мы перестанем ссориться с утра до вечера.
— Вы же знаете, что нужно сделать, чтобы эти ссоры прекратились, — вздохнула она и тут же спохватилась: — Простите, Андрей Павлович. Вы вовсе не нуждаетесь в моих советах. Я позволила себе лишнее.
— Не извиняйтесь, Катя, — отмахнулся Жданов. — Наверное, я кажусь вам ужасным бабником?
— А вы, разумеетесь, им не являетесь, — кивнула она, пряча улыбку.
Встала, прошлась по комнате, разминая ноги. Посмотрела на часы.
— Пойдемте на ужин, Катя, — предложил Жданов, — здесь отличный ресторан. У них есть собственные пруды с зеркальными карпами, и они изумительно их готовят.
— А Коля?
— Я думаю, они с Малиновским взрослые мальчики.
— Зорькин и Роман Дмитриевич? Взрослые? — с сомнением переспросила она, но на карпов все-таки согласилась.
Возвращались уже совсем поздно, и Зорькин оправдывался по своему мобильнику:
— Валерий Сергеевич, Катя со мной, не волнуйтесь. Скоро она будет дома…
Хмель почти выветрился из него под воздействием веников великого Василия, и он говорил почти четко. Пушкарев что-то клокотал и клокотал в трубку, а Зорькин его все успокаивал и успокаивал.
Это могло длиться вечно.
У Пушкаревой были какие-то дикие отношения с родителями, но, кажется, её устраивала эта туго натянутая пуповина.
Высадив их возле Катиного подъезда, Жданов отвез Малиновского, который уже почти спал, и поехал к себе.
Ему не хотелось, чтобы Кира думала, что они и вправду живут вместе.
Ему нужно чаще ночевать в собственной постели.
Он набрал невесту с домашнего телефона:
— Привет, любимая. Не разбудил?
— А ты думаешь, что я могу спать? — со слезами в голосе ответила она. — Ты оставил невнятное сообщение про какое-то выездное совещание, ты бросил свой телефон на столе, ты разнес свой кабинет, ты целый вечер шлялся неизвестно где, ты… почему ты поехал к себе?
— Потому что я тут живу.
— Это все, что ты можешь сказать? Я с ума сходила от беспокойства, я не знала, где тебя искать, Малиновский не брал трубку!
— Зачем тебе понадобилось меня искать? Ты же знала, что я с Ромкой и Катей.
— Целый вечер? Ты на часы глядел?
Жданов вдруг ощутил себя Зорькиным, оправдывающимся перед сердитым Пушкаревым, и это сходство было так отвратительно, так жалко!
— Любимая, давай поговорим завтра, — сказал он и повесил трубку. И даже шнур телефона из розетки выдернул.
Перед сном Жданов так и сяк крутил предложения Зорькина по госпрограмам и субсидированиям, что вдруг отчетливо понял, что им надо обсудить это еще раз, в более деловой обстановке.
Пушкарева права — от этого цыпленка мог быть толк.
Возможно, именно ему придется заменить Катю через полгода. Не самая дикая мысль, если приглядеться к ней поближе.
Ну вдруг Пушкарева откажется отдавать своего ребенка Потапкину. Он слышал, что молодые матери бывают неоправданно привязаны к своему потомству.
Спал Жданов так крепко, что опоздал на работу.
Когда он появился там наконец, то Зималетто штормило.
Потапкин предложил уходить сразу огородами, Федор — ключи от своего мотоцикла, Мария — валерьянку, а Клочкова с такой поспешностью схватилась за телефон, что можно было не сомневаться в скором явлении Киры.
Пройдя этот кордон из собственных подчиненных, Жданов наконец очутился в своем кабинете и обомлел.
Без стены он казался куда просторнее, а Катино место — со стеллажами и рабочим столом, выкрашенное в тот же цвет, что и остальной кабинет, казалось необыкновенно уместным.
— Доброе утро, — сказал он, удовлетворенный увиденным.
Она вынырнула из-за компьютера и указала на дверь, которая очаровательной бессмыслицей торчала сама по себе вместе с остатком стены.
— Простите, — спохватился Жданов, подошел к этой двери, коротко постучался и, приоткрыв её, вошел. — Доброе утро, Катенька.
— Доброе утро, Андрей Павлович, — она одарила его ослепительной улыбкой, состоящей из брекетов и благодарности. — У меня отличные новости, кажется мы сможем выплатить зарплату пораньше. Я готовлю ведомости вам на подпись. Ваш сотовый разрядился, и я поставила его на зарядку.
— Катя, пусть Зорькин подробнее подготовит свои предложения, хорошо? Мы рассмотрим их.
Тут она и вовсе просияла.
— Вы не пожалеете, Андрей Павлович, — пылко заверила она.
— Как вы добрались сегодня до работы, Катя? Я проспал все на свете, как школьник, и забыл, что вы временно не можете пользоваться общественным транспортом.
— Все в порядке, — заверила она его, — я вовсе не жду, что вы будете выступать в качестве моего шофера.
— Не шофера, — заметил он, невольно улыбаясь в ответ на исходящее от неё сияние. — Возможно, я бы назвал себя вашим другом.
Она мучительно покраснела и торжественно кивнула.
— Спасибо, Андрей Павлович, — господи боже, неужели снова слезы? Второй день подряд? Найти бы того мерзавца, который испортил ему ценного сотрудника и оторвать ему ноги. — Я так вам признательна. За все. Вы такой добрый, — зашмыгало носом это чудо-юдо, — такой заботливый, такой внимательный…
— Катя, не смейте реветь! — прикрикнул он.
— Не будууууууу…
— Катя, ну что мне с вами делать? — Жданов присел возле неё на корточки, взял её за руки, — я рассержусь, если вы будете себя так вести.
— Я не будуууууу…
— А что тут происходит? — ледяной голос.
А вот и Кира.
Жданов пружинисто поднялся, вышел через дверь и только после этого посмотрел на невесту.
Плохо.
Все очень плохо.
Она смотрела на исчезнувшую стену словно на место преступления.
— Значит, так ты решил вопрос с отдельным кабинетом для Пушкаревой? Андрей, ты в своем уме? Во что ты превратил кабинет президента! Это же уродство и безобразие!
Определенно, она имела в виду Пушкареву, и та тоже отчетливо это поняла.
— Простите, — воскликнула Катя и опрометью бросилась вон, ушибившись коленом о красное кресло.
Кира посторонилась, пропуская её.
— Итак, вчера ты отправился с этим… с этой…
— С Катей, — подсказал Жданов. Он снял пальто и пристроил его на вешалку, после чего сел в свое кресло, надеясь, что стол послужит ему надежной защитой в случае метания тяжелых предметов.
— В этот твой лошадиный клуб, и половина Москвы видела, как вы там ужинали и мило чирикали!
— Прям уж половина Москвы? — усомнился Жданов. — Всего-то парочка бездельников.
— Без всякого Малиновского!
— Он был занят. Кира, я поужинал своей помощницей в ресторане. Мы обсуждали дела. Я не пил, не кутил, никому не изменял. Почему ты так злишься?
— Допустим. Допустим, что ты теперь появляешься со своей неформатной Пушкаревой в приличных местах…
— Ну, если бы я появлялся с ней в неприличных местах, ты бы рассердилась еще сильнее.
— Ты ломаешь эту стену, демонстративно забываешь мобильник, ночуешь дома…
— Я по-прежнему не вижу состава преступлений ни в одном из этих поступков.
Кира прошлась по кабинету, пытаясь успокоиться и не срываться в крик.
— Издеваешься?
— Ты надо мной, — возразил Жданов. — Кира, тебе не кажется, что это скандал ради скандала? Вид спорта какой-то, а не нормальные человеческие отношения.
Она остановилась. Посмотрела на него внимательным взглядом.
— Почему ты опоздал на работу?
— Проспал.
— Почему ты ночью выключил телефон?
— Не хотел ругаться с тобой до утра.
— Почему ты не приехал ко мне вчера?
— Не хотел ругаться с тобой до утра. Кира, ты не видишь, к чему ты сводишь любое наше общения?
— Значит, это я виновата?
— Лично я ничего плохого не сделал. Аб-со-лют-но, — с удовольствием пропел Жданов, крутясь в кресле.
— Поклянись, — она стремительно приблизилась, обхватила ладонями его лицо, вглядываясь в глаза.
— Клянусь, — с совершенно чистой совестью ответил Жданов.
Кира крепко поцеловала его в губы.
— И ты мне еще не объяснил вчерашний обед с женсоветом, — произнесла она с укоризной.
— Господи, Кира, — простонал Жданов, — ну почему ты не пошла в прокуроры?
Она растрепала ему волосы.
— Ты такой напряженный… Пообедаем сегодня вместе?
— Чтобы ты меня весь обед пилила? Я боюсь несварения, Кира.
Она отстранилась.
— И что это значит?
— Что я не могу дышать, — честно ответил Жданов. — У меня от тебя приступ клаустрофобии, любимая!
Кира горько засмеялась, запрокинув голову.
— А от твоей Пушкаревой, которую ты повсюду таскаешь за собой, с который ты вместе с утра до вечера и ради которой ты даже снес эту стену, у тебя нет приступа клаустрофобии? С ней ты чирикаешь?
— С Катей я работаю, — спокойно ответил Жданов. Он вообще был очень спокоен весь этот разговор, хотя еще вчера уже разошелся бы в крик, пух и прах. Но образ Зорькина с телефоном продолжал маячить на периферии сознания, и Жданов точно знал, что не хочет превратиться вот в такое вот вечно оправдывающееся существо. Где-то надо остановиться, выдохнуть и начать все сначала. — Кира, давай отойдем друг от друга, пожалуйста, хотя бы на шаг. Я не могу проводить все свое время в скандалах.
— Ты пытаешься обидеть меня, Андрей? — серьезно спросила Кира.
— Я пытаюсь… — он замялся, подбирая слова, — я предлагаю тебе подумать, почему тебя раздражают абсолютно все мои поступки.
— Потому что они все связаны с Пушкаревой, — отчеканила она. — Неужели ты сам не видишь, какое крошечное место я занимаю в твоей жизни?
С этими словами Кира развернулась и ушла.
Слава богу.
Жданов показал ей язык и отправился к Малиновскому — выяснять, что удалось разведать у Зорькина во время пыток вениками.
========== 12 ==========
В кабинете Малиновского обнаружилась Екатерина Пушкарева, которая стояла, гордо расправив плечи и сердито сузив глаза.
— Катенька? — удивился Жданов. — Что вы тут делаете?
— Катенька изволят надо мной издеваться, — пожаловался Малиновский с нервной иронией.
— Я принесла Роману Дмитриевичу свою новую медицинскую карту, — уведомила Пушкарева, — чтобы он с ней внимательно ознакомился и не тратил лишних денег на подкуп медперсонала.
— Какая забота о финансовом благосостоянии Малиновского, — умилился Жданов.
Катя скупо улыбнулась и ушла к себе.
— Вот сколько злопамятности в человеке, — посетовал Ромка ей вслед. — Между прочим, наш конфидент Зорькин, кажется, и сам понятия не имеет, от кого залетела его прекрасная подружка. Ну или он лучший тайный агент в мире.
— Как мне это все надоело, Ромка, — вздохнул Жданов. — Кира еще эта!
— Опять поругались?
— Вдрызг.
— Так этим надо пользоваться, — возликовал Малиновский, — Андрюха, а поехали вечером в «Аквамарин», Синицкий устраивает какую-то вечеринку.
— А поехали, — согласился Жданов, — тряхнем стариной.
Как назло, именно в этот день в Зималетто недобрым ветром занесло Воропаева, который шнырял туда-сюда, поливая все вокруг ядом. Исчезновение стены произвело на него самое тягостное впечатление.
— Ты испортил мой будущий кабинет, — возмутился Воропаев, — экий мерзкий теперь отсюда открывается вид!
Пушкарева спряталась за монитором.
— Меня только одно удивляет, Екатерина Валерьевна, — продолжал наседать он, — как это вы еще не вытеснили Андрюшу из кресла президента, потому что кабинета вы его уже лишили.
— Не мешай Кате работать, — встрял Жданов между ними.
— А если бы твоя Пушкарева работала, как следует, я бы уже получил свои выплаты. Где деньги, Жданов?
— Проценты акционерам будут выплачены после выдачи зарплаты сотрудникам и погашения кредитов, — ответила Катя спокойно.
— Моя семья вложила в Зималетто большие деньги не для того, чтобы вы тут стены ломали и устанавливали свои правила!
— Катя здесь совершенно не при чем, — рассвирепел Жданов.
— А с каких пор ты превратился в наседку?
— Завтра! — выкрикнула Катя, вскакивая. Кажется, она на полном серьезе испугалась драки. — Вы получите свои деньги завтра, Александр Юрьевич, — добавила тише.
— Ты когда будешь уходить… нет, когда ты будешь вылетать отсюда, Жданов, то не забудь заделать эту дыру снова, — процедил Воропаев. — Лучше, если ты и свою секретаршу внутри замуруешь.
— Катя мой помощник, — ответил Жданов, искусственно улыбаясь, — а еще одно слово в её адрес — и я повышу её до вице-президента.
Вскинув брови, Воропаев задумчиво посмотрел на него — как на клоуна. Потом подошел к Кате, оперся на её стол, низко склонился, разглядывая в упор.
— Всё-таки, вы очень необычная девушка, Катя, — медленно проговорил он, — и это отнюдь не комплимент.
— Хватит, — Жданов оттащил его в сторону, — ты уже перевыполнил норматив по злоязычию. Можешь теперь расслабиться.
— Да не трогаю я твою Пушкареву, не трогаю, — Воропаев вскинул вверх руки, — не надо так дергать мою рубашку, пуговицы оторвешь.
— Сам оторву — сам и пришью.
— Все, я уже ухожу.
— Всего доброго, — зло попрощался Жданов. Наверняка это мерзавец теперь потащится к Кире и там выслушает новую пачку претензий на её нерадивого жениха. — Кать, ну не обращайте вы на него внимания.
Но Пушкарева думала совсем о другом.
— Андрей Павлович, — медленно начала она, — нам нужен какой-то дополнительный план. У меня никак не выходит из головы тот факт, что в «Вестнике регистрации юридических лиц» была информация о залоге. И шанс, что эта информация дойдет до Александра Юрьевича, очень велик.
— Катя, не начинайте, — взмолился Жданов, — я не в состоянии сейчас думать еще и об этом.
— А вы все-таки подумайте, потому что закон подлости работает без сбоев.
— Вы сегодня все сговорились да? — взорвался Жданов. — Каждый мечтает испортить мне настроение!
Пушкарева не дрогнула.
— Вы пока покричите, — деловито сказала она, — потом подпишите эти ведомости, а потом подумайте.
— А потом я поеду в «Аквамарин» и не стану ни о чем думать.
Она пожала плечами, протянула ему документы и вернулась к своим делам.
Потом приходили модели, — тоже хотели денег. Они вились вокруг Жданова и кружились, и это было бы весьма приятно, если бы Катя не мешала им своей бесконечной трепотней с банками. Наверное, он действительно погорячился со сносом стены — её телефонные звонки отвлекали его. Жданову хотелось снова окунуться в тот беззаботный мир красивых женщин и неприхотливых удовольствий, в котором все было так легко и просто. И он уже почти пригласил девочек составить им компанию в «Аквамарине», но тут у Пушкаревой что-то с грохотом упало со стола.
Чеееерт.
Твоя доброта, Жданов, тебя погубит.
Надо было оставить твою лягушонку в её коробчонке.
Теперь мало того, что над тобой потешаются все, кому лень, так и личной жизни совсем не осталось.
Проводив девочек, Жданов задумчиво вошел к Пушкаревой через дверь-саму-по-себе и присел на краешек её стола.
— Вы специально это уронили, Катя.
Она подняла на него невинный взгляд.
— О чем вы говорите? — спросила с притворным удивлением.
Он покачал головой.
— Вы, к счастью, совсем не умеете врать. В чем дело, Катя?
— Мне бы не хотелось быть свидетелем очередного скандала с Кирой Юрьевной, — призналась она неохотно. — Этот «Аквамарин» и без того дорого вам обойдется.
Это разозлило его. Теперь она играет на стороне его невесты? Пушкарева должна быть всегда на одной стороне — на ждановской. И если он решил заигрывать с моделями, пусть сидит тихо и не бросается папками.
— Звоните папе, Катя, — велел он сердито, — вечером вы идете со мной.
— Что? — переспросила она изумленно.
— Это деловой вечер, Катя, и вы, как мой помощник, обязаны быть возле меня.
— Деловой вечер? В «Аквамарине»? Андрей Павлович, но Синицкий у нас в списке «разврат и отвага».
— Вот и будете меня отважно спасать от разврата, раз уж добровольно взялись за это дело, — огрызнулся он, — звоните, Катя, звоните!
Не спуская с него настороженного взгляда, Пушкарева потянулась к телефону, но её рука застыла в воздухе.
— Это наказание, да? — спросила она подозрительно.
Жданов расхохотался.
— Вы смотрите на меня с таким ужасом, как будто я тащу вас в какое-то злачное место, а не в приличный клуб, где вы сможете приятно провести вечер, наслаждаясь вкусной едой и персиковым соком.
— Вы же знаете, что такие места не для меня. Все будут глазеть меня, как на обезьянку, все будут глазеть на вас, вам будет неловко, мне будет неловко, в итоге вы сбежите охмурять моделей, а я буду подпирать собой стену и мечтать провалиться сквозь землю.
— Ах вот какого вы обо мне мнения? — Жданов сам схватил трубку с аппарата и всучил её Пушкаревой, — какой там у вас был домашний номер, диктуйте, — и поскольку Пушкарева продолжала насупленно молчать, заявил: — я от вас целый вечер ни на шаг не отойду, довольны? Говорите уже номер, Катя, вы и так целый день испытываете мое терпение. А впрочем, давайте сюда трубку, я сам поговорю с вашим отцом.
— Ну тогда и номер сами ищите, — открестилась Катерина от участия в этой затее.
— Нет, Катя, вы совершенно невыносимы. Если вы будете также плохо себя вести и дальше, то я отправлю вас в приемную к Клочковой!
Она откинулась на стуле, скрестив руки на груди.
— Невыносимы, — повторил Жданов, поражаясь такому неразумному поведению, и набрал её домашний номер по памяти.
— Я с Пушкаревой никуда не пойду, — Малиновский от ужаса забегал по кабинету. — Ты совсем спятил? От нас же все шарахаться будут.
— Да я и сам не понял, как её пригласил, — покаялся Жданов. — Затмение какое-то нашло.
— Помутнение. Шел бы ты к психиатру, мой дорогой друг.
— А главное, знаешь, что мне заявил её отец? Чтобы я получше следил за Катериной, потому что такая молодая и невинная девушка, как Катюша, на каждом шагу подвергается соблазнам!
Малиновский даже перестал бегать, округлив рот.
— Я не знаю, Андрюха, от чего сейчас падать в обморок. От слова «невинная» или от слова «соблазн».
— Прикинь? — заржал Жданов. — Невинная соблазнительница Пушкарева, а ты с ней идти никуда не хочешь.
— Ой, Андрюш, ты кого хочешь уговоришь, — ломливым голосом прописной кокетки воскликнул Малиновский.
Синицкий всегда был извращенцем, но чтобы настолько!
Он как вцепился в Пушкареву с порога, так и не выпускал из её своих цепких лапок.
— Какая экзотика, Жданов, — шепнул он ему на ухо, — она так безобразна, что даже красива! Это же почти Отто Дикс!
Катя, услышавшая его последние слова, спросила глуховатым голосом, который у неё появлялся в минуты волнения:
— Страшная, как война, занимавшая центральное место в творчестве этого художника, или вы вспомнили про семь смертных грехов?
— Я вспомнил про портрет Сильвии фон Харден, — не смутился Синицкий и широким жестом пригласил Пушкареву за столик.
И тогда она вдруг улыбнулась.
— У вас интересный взгляд на вещи.
— Не замечал прежде за Синицким тягу к интеллектуальным беседам, — заметил Малиновский, наблюдая за тем, как эта парочка погрузилась в психологизм эпохи и самовыражении с помощью внешней атрибутики.
Пушкарева, неожиданно раскрепостившись, ни с того ни с сего заговорила о том, что во время её стажировки в Германии она была в доме-музее Дикса и там с ней приключилась забавная история. Она в красках описывала собственное смущение, когда что-то там перепутала в немецком языке и сказала вместо экспрессионизма про экзорцизм, а её похвалили за глубокое понимание картины.
— Оказывается, — закончила Катя, — Дикс и сам называл искусство экзорцизмом. Поэтому моя оплошность сошла за точку зрения.
Синицкий внимал ей с редким для этого циника и бабника вниманием, и в его глазах пробегали лукавые искры.
— Что он задумал? — нахмурился Жданов.
— Ой, да расслабься ты, — посоветовал Малиновский, — лично я считаю, что мы очень удачно пристроили наше чучелко, и теперь можем с легким сердцем отправиться на вечерний клев. С твоей стороны было мудро взять с собой Пушкареву в качестве прикрытия — завтра ты выставишь её перед собой как щит. Ну когда Кира придет тебя убивать. А теперь…
Синицкий откинул назад свой хвостик и склонился еще ближе к Кате, о чем-то энергично разглагольствуя. Катя засмеялась.
Но даже её скобки не напугали этого прохвоста.
Нет, здесь определенно было что-то нечисто.
Уцепив стакан с виски, Жданов сел рядом с Пушкаревой.
— Значит, Андрюша, это и есть твоя помощница, о которой болтает вся Москва? — подмигнул ему Синицкий.
— Как это — вся Москва? — растерялась Пушкарева.
— Катя, вы не из тех женщин, кто останется без внимания.
— И это отнюдь не комплимент, — ответила она ему словами Воропаева.
Синицкий не бросился её переубеждать, зато напомнил с улыбкой:
— Мы же уже определились с тем, что все зависит от точки зрения. Взять хотя бы мой маленький рост — вы даже представить не можете, сколько насмешек я из-за него пережил в школе.
— Почему же не могу? Легко представляю.
— Это же просто отлично, — неизвестно чему обрадовался Синицкий, — это значит, что мы с вами пережили уникальный опыт, который этим господам, — и он кивнул на Жданова, — совершенно неведом.
— А ты не сравнивай себя с Катей, — саркастически вмешался он. — Катя умный и честный человек, а ты пройдоха.
— Однако между нами куда большего общего, чем между вами, — возразил Синицкий.
Это уже, конечно, ни в какие ворота не лезло.
— Да ты даже представить себе не можешь, сколько всего общего между мной и моей Катей, — попытался было объяснить Жданов, но от негодования слова плохо его слушались.
— Кроме работы? — подначил Синицкий. — Какая у неё любимая книга?
— Налоговый кодекс!
Эти двое обменялись смеющимися, понимающими взглядами, словно действительно были знакомы сто лет и многое друг о друге знали.
«Это же всего лишь Жданов, — говорили их взгляды, — мужлан и невежа, чего вообще от него можно ожидать».
— Андрей Павлович, — тем не менее сказала Катя дипломатично, — действительно заботливый шеф.
— Представляю себе, — пробормотал Синицкий. — Катя, а хотите канапе с креветками? Они сегодня удались.
И так далее.
Вечер получился столь отвратительным, что Жданов почти напился, и только мысль о том, что ему еще сдавать Валерию Сергеевичу Пушкареву под роспись его невинную дочь остановила его от полного андеграунда.
========== 13 ==========
И лишь на следующий день, терпеливо ожидая Пушкареву, Жданов осознал, чего ему смутно не хватало с вчерашнего вечера.
Ни одного звонка от Киры — ни на мобильник, ни на домашний.
Кажется, в этот раз она действительно обиделась, а это значило, что ему придется извиняться и мириться, и покупать цветы, и давать какие-то обещания, и слушать упреки, и все как обычно, по накатанной.
Но, может быть, чуть позже?
Имеет он право прожить хоть несколько дней, как нормальный человек, без ругани и скандалов?
Наконец, Катя спустилась вниз и села к нему в машину. Она была бледной, а над верхней губой выступали капельки пота.
— Вам плохо? — встревожился он.
Она попыталась улыбнуться, но получилось так себе.
— Не очень хорошо, — призналась Пушкарева, — но это только по утрам. Скоро пройдет. Простите.
— За что простить, Катенька? — с досадой спросил Жданов. — За то, что вы живой человек? Вы… может, мы можем что-то сделать, чтобы стало лучше?
— Я бы хотела прогуляться немного, — опустив голову произнесла Пушкарева.
Как будто она у него золотые горы просила!
Ну не совсем же он бесчувственный тиран, чтобы она так сильно стеснялась говорить о своих желаниях! С Синицким она так себя не вела — капризничала, как миленькая.
— Катя, — трогаясь с места, спросил Жданов, — а что мне надо сделать, чтобы вы меньше видели во мне начальника и больше человека?
— Уволить меня, — приоткрывая окно и высовывая туда нос, ответила Пушкарева без запинки.
— Не дождетесь, — отрезал он. — А есть еще варианты?
— Андрей Павлович, видеть в начальнике человека не входит в мои должностные обязанности.
Ах вот вы в каком с утра настроении, Екатерина Валерьевна?
Между прочим, в его обязанности тоже не входила развозка служащих и их выгул в парке.
Но прежде, чем Жданов взрастил в себе эту мысль, Пушкарева сказала:
— Простите, Андрей Павлович. Меня Коля с утра расстроил. Он вчера выпил лишнего, а теперь по его мобильнику какая-то непонятная девушка отвечает.
Это было уже что-то.
Она ему действительно о чем-то рассказывала.
— А Зорькин — молодец, — удивился Жданов и тут же насторожился. — Кать, вы что, ревнуете его?
— А вы ревнуете Малиновского?
— Понял.
Заснеженный парк «Красная пресня» ранним будничным утром был совершенно пуст. Катя дышала открытым ртом, как собака, и ловила языком снежинки.
Жданов брел за ней, вспоминая, как мантру, свое обещание Малиновскому заботиться о душевном равновесии Пушкаревой.
— Вам лучше? — спросил он, проявляя заботу.
Если он будет внимательным и добрым начальником, Катя ни за что не отдаст его компанию в руки какого-то анонимного проходимца. «Руки прочь от Зималетто, — скажет Пушкарева ему, — она другому отдана и будет век ему верна».
— Еще пять минуточек, — попросила она. — Забавно, как все меняется, когда с тобой происходит такое.
Её рука неосознанно легла на живот.
— Вам не страшно? — вырвалось у Жданова, хоть он вовсе не хотел обсуждать столь раздражающую его тему.
— Страшно, — светло улыбнулась Катя, и он вдруг замер, любуясь этим светом, смягчившим её черты и подарившим нежнейшую из улыбок, — но я счастлива. У меня появится человек, который будет любить меня всем сердцем и который никогда не будет меня стыдиться. Он, ну или она, не будет думать «эта страшная Пушкарева», ну, а я… я подарю ему всю свою жизнь.
В мечтательности её глаз было что-то столь пронзительное, что у Жданова заныло в груди. Так бывает, когда смотришь на великое произведение искусства, и от невозможности его постижения становится больно.
Катино стремление к любви, не прикрытое обычной броней её сдержанности, ранило.
— Ну, а его отец? — спросил Жданов, протягивая ей руку, чтобы она не поскользнулась на скользком участке. — Ваша любовь к нему была столь же велика? Впрочем, зачем я спрашиваю. Вы бы никогда не были с мужчиной, которого не любите, правда?
— Это неважно, — ответила она. — Моя любовь к мужчине — невостребованный товар. Наверное, я просто не создана для такой любви, о которой грезила по ночам.
— Что же это за любовь, Катя?
Она засмеялась, скрывая неловкость.
— Андрей Павлович, это так стыдно, говорить про такое вслух, — призналась Пушкарева.
— Кать, ну вы же со мной разговариваете, а не с кем-нибудь.
Она бросила на него быстрый взгляд, покраснела и проговорила с мучительной неуклюжестью:
— С вами невозможно говорить об этом не потому, что вы посторонний мне человек, а потому, что вы в любви ничего не смыслите.
— Это я-то? — уязвлено спросил он, поражаясь тому, когда этот мир спятил окончательно. Синий чулок Пушкарева считает себя большим знатоком во взаимоотношении полов, чем самый известный ценитель женщин столицы?
— Давайте наоборот, — предложила Катя, — сначала вы дайте ответ на собственный вопрос. Что такое любовь, Андрей Павлович?
— Ревность, — ответил он, пожимая плечами, — страсть, вспышка, несвобода, узы, ссоры и примирения, власть, давление, удовольствие, азарт, погоня, ложь. Катя, любовь — это множество проблем. Так что, я аплодирую вам за то, что вы оставили себе только плод. По крайней мере, никто не будет с утра до вечера выносить вам мозг.
— Мой мозг — собственность компании «Зималетто», не так ли? — усмехнулась Пушкарева. — Давайте уже пойдем к машине, пока наше опоздание не стало слишком очевидным.
И уже открывая перед ней дверь, Жданов напомнил:
— Вы мне так и не ответили, Катенька.
— Нежность, — ответила она, глядя ему прямо в глаза, — доверие, готовность пожертвовать чем угодно ради счастья любимого.
В горле у него пересохло. Но он нашел в себе силы на насмешливое:
— Оставьте такую любовь монахиням. Любовь эгоистична, а вовсе не жертвенна. Она как голодный языческий божок, требующая все новых и новых подношений.
— Андрей Павлович, — фыркнула Пушкарева и села в машину, — вы как слепец, который утверждает, что деревья вовсе не зеленые.
— А они и не зеленые, — крикнул Жданов, обходя капот, — посмотрите вокруг, все черно-белое. Вы глядите на мир сквозь розовые очки, Катя.
— Ну и пусть, — пожала она плечами, — это лучше, чем быть циничным и не доверять никому вокруг.
— Ну ведь иначе вас обманут, Катя.
— Но ведь ложь бывает и во спасение, правда?
— Истинная, — согласился Жданов. — Именно поэтому я все время вру Кире.
Приехав в Зималетто, Жданов первым делом направился на производство, к Ромке.
— Как мне надоело ублажать Пушкареву, — пожаловался он, все еще ощущая себя не в своей тарелке и не зная, как избавиться от этого неудобного ощущения, — мы ведем какие-то сентиментальные беседы о великом, как два ученика воскресной школы.
— Ну поговори с ней о бухучете, — пожал плечами Малиновский, — о подгузниках. О чуде материнства. О набухании в груди.
— Фу, — передернуло Жданова. — Уж лучше о любви.
— Вы беседуете с ней о любви? — расхохотался Ромка. — Жданов, ты ступаешь скользкую тропинку. Некрасивая мать-одиночка способна втюриться в кого угодно.
— Что значит в кого угодно? Я, между прочим, не самая плохая кандидатура.
— Самовыдвигаешься?
Так, смеясь и дурачась, они и провели утро, а когда Жданов поднялся наверх, то в его кресле восседала злая, как черт, Кира.
— Катенька, вы можете быть свободны, — сказала она, как только он вошел в кабинет.
Пушкарева бросила на него несчастный взгляд и вскочила.
— Катенька, — положив ей руку на плечо воскликнул Жданов, — находится на своем рабочем месте. А тебе, любимая, пора отвыкать превращать Зималетто в поле боя.
— Ах так, в таком случае потрудись мне объяснить, почему ты провел целый вечер в «Аквамарине» вместе с… Екатериной Валерьевной.
Та попыталась дернуться и сбежать, но Жданов крепко держал её за узкое плечо.
— Начинается! — заорал он.
— Продолжается! — закричала Кира.
— Разве тебе не доложили, что с нами был еще и Синицкий, и мы обсуждали дела?
— Да какие у тебя с Синицким могут быть дела!
— Хорошо, хорошо. Что, по-твоему, случилось вчера в «Аквамарине»?
— А я объясню. Ты засветился там для отвода глаз, а потом поехал к любовнице!
— К какой еще любовнице, Кира!
— Вот это я у тебя хотела выяснить!
Кира так яростно обмахивалась каким-то случайным схваченным со стола листочком, как будто это она стояла в пальто, а не раскочегаренный Жданов. Да от него уже прикуривать можно!
— Ты наплел мне с три короба о том, что мой контроль тебя душит, чтобы спокойно бегать по бабам!.. Что это?
— Не знаю, листок какой-то, — устало ответил он. Катя снова дернулась, и он ослабил хватку. Зачем он вообще остановил бедную девочку? Надеялся, что при свидетеле Кира будет меньше кричать?
— Твои уста — два лепестка граната, но в них пчела услады не найдет. Я жадно выпила когда-то их пряный хмель, их крепкий мед… Что это?
Огромные глаза Пушкаревой смотрели так виновато, что сомневаться в авторстве этого послания не приходилось. Господи, что нашло на эту особу?
— Кира, я не знаю, — хмуро разглядывая Катю, сказал Жданов. — Дай сюда.
— Она же подписалась, кто это такая — Лохвицкая?
— Кира, давай успокоимся. Я ничего об этом не знаю.
— Зато я знаю! — и дорогая невеста вылетела вон, напоследок так хлопнув дверью, что Пушкарева крупно вздрогнула.
— Ну и что это было, Катя? — мрачно спросил он.
Она рухнула в кресло и пролепетала:
— Я просто хотела вам напомнить, что любовь — это не только скандалы и ссоры, что в ней много прекрасного…
— Что? Катя, Вы… Вы что… Вы не понимаете? Кира и так готова меня разорвать, а тут ещё какие-то стихи! — зарычал Жданов. Вот как он сейчас умудрился так огрести на совершенно ровном месте?
— Я все объясню Кире Юрьевне, — вскочила Пушкарева.
— Сидеть, — скомандовал Жданов. — Что вы ей объясните? Что у нас философский диспут о смысле любви? Да ни один нормальный человек в это не поверит, Катя! Это же какой-то бред! Вы хотите, чтобы Кира меня прикончила?
Она побледнела.
— Вот поэтому вы не должны больше подвозить меня по утрам. У меня сбивается дистанция. Вы начальник. Я ваша подчиненная. Никаких совместных прогулок. Простите меня.
И Катя выбежала из кабинета.
Малиновский разговаривал по телефону, когда к нему ввалился Жданов.
— Работа кипит? Хорошо тебе, — буркнул он.
— А ты что не весел, что головушку повесил? Кирюшка атаковала?
— Угм. Меня Катя бросила.
— Как бросила? — не врубился Ромка. — Куда бросила? В терновый куст?
— Она отказалась быть моей подопечной! Не хочет, чтобы я её выгуливал и возил! — взорвался Жданов.
— Рвется с поводка, — задумчиво покачал головой боевой товарищ. — Может, ей корм поменять?
— Какой еще корм, — сбился Жданов. — Да это все Кира виновата! Нет, ты только подумай, я её везде беру с собой, в клуб, в ресторан, в Лошадей этих…
— Киру?
— Катю!
— Да, вина Киры очевидна, — отозвался Малиновский со странными интонациями. — Андрюх, ты сейчас от чего с ума сходишь?
— А кто её просил устраивать скандал? Бумаги без спроса хватать?
— Катю?
— Киру!
— Я запутался, — объявил Малиновский. — А ты?
— А я — нет. Вот скажи мне, разве в наше время бывает бескорыстная любовь? Мы что, в рыцарском романе?
Ромка ничего не ответил, разглядывая Жданова с интересом доктора, повстречавшего неведомую ему раньше болезнь.
По крайней мере, они дали людям зарплату.
Размышляя о плачевных делах фирмы, Жданов ехал домой.
Точно домой.
Совершенно уверенно.
Он и сам не понял, как оказался у дома Пушкаревой.
Она унеслась совершенно расстроенной, целый день ругалась с Зорькиным по телефону, а под конец еще и нарвалась на хамство Милко.
Но это же был не повод, чтобы ехать к ней?
Чувствуя себя распоследним идиотом, Жданов набрал её номер. Конечно, нарвался на Пушкарева-папу, но стойко перенес это испытание.
Ну вот зачем он попросил Катю спуститься?
Что он собирается ей сказать?
Что у него партийное задание и миссия провалена?
Услышать её извинения?
Точно, он приехал, чтобы дать ей возможность попросить прощения.
Стихи о любви! В зоне обитания Киры!
Катя выскочила из подъезда, села в машину.
— Что-то случилось? — спросила она встревоженно.
— Случилось! — начал Жданов обвиняющим тоном и мягко выдохнул: — мне совершенно не по себе, когда мы с вами ругаемся, Катя. Это… я не знаю, как объяснить, но это неправильно.
— Мне тоже не по себе, — торопливо подхватила она, оборачиваясь к нему всем корпусом. Её лицо было взволнованным. — В желудке как будто ежик появляется.
— А мне кажется, что у меня… Катя, я так не могу, давайте отъедем. Ваш отец не отходит от окна. Я как будто под конвоем!
Он остановил машину в соседнем дворике. Откинулся назад.
— Кать, это совершенно неправильно. Кира… Кира следит за мной двадцать четыре часа в сутки, и вы лучше, чем кто-либо, об этом осведомлены. Хотя я уже сам не помню, когда в последний раз ей изменял!
— В ту ночь, когда я ночевала в своей каморке, — поспешно ответила Катя.
Жданов изумился. Она что, ведет учет его похождениям?
Между прочим, чуть раньше была еще одна ночь с Изотовой, о которой Катя не знала, поскольку они с Лерой случайно пересеклись в баре. Что-то выпили, и вдруг наступило утро. Такого со Ждановым не случалось со студенческих времен, и Ромка потом долго потешался, что Лера накапала в виски каких-то психотропов, поскольку без боя он не давался.
Это было печально похоже на правду, и Жданов постарался забыть произошедшее как можно быстрее.
— Неважно, — поспешил он сменить тему, — вы только не подставляйте меня так больше, хорошо? А то я на вас сначала ору, а потом страдаю.
Катя с готовностью закивала.
— Я просто хотела… ну, не знаю. Меня раззадорил наш утренний спор, и я хотела что-то вам доказать. Наверное, здравый смысл пал под натисков гормонов, — она смешно сморщила носик и тоже откинулась назад. Теперь он видел её лицо совсем рядом, нежный профиль, бантик на шее, чуть растрепавшийся из косичек пушок волос.
— Кать, — бархатно произнес Жданов, — а я ведь так и не дочитал то стихотворение. Там было что-то про гранат?
— Что-то было, — улыбнулась она.
— А вы не могли бы мне прочитать это?
— Сейчас? — испугалась она. — Вслух?
— Кать, — все также обволакивая её своим голосом, настаивал Жданов. Ему действительно было интересно, что она будет делать, — но ведь вы для меня писали? А послание не достигло адресата.
— Никогда в жизни не читала мужчине стихов, — пролопотала она.
Она вдруг увидела в начальнике-самодуре мужчину?
Тренькнула тревожная сигналка внутри: что там Малина говорил про скользкую тропинку? Пора подавать назад. Да в общем, Жданову и не интересны были никакие стихи, он просто дразнил Пушкареву, но её губы уже шевельнулись, и Катин глуховатый, низкий голос заполнил собой крохотное пространство машины:
Катя говорила медленно, её голос подрагивал, он то опускался совсем низко, то становился выше, и в этом голосе было столько глубин и затаенной страсти, что сначала у Жданова перехватило дыхание, а потом…
А потом у него самым постыдным образом случилась эрекция.
Твою же мать!
От стихов?!
Ладно, у Пушкаревой гормоны, а у тебя-то какое оправдание?
Обалдевший от такого поворота событий, Жданов бессмысленно продолжал таращиться на Пушкареву, боясь пошевелиться.
И тут в окошко постучали.
— Глядите! Кикимора мужика где-то мужика подцепила! Денег накопила объявление в газете нашла? Нет, не накопила — миллион выиграла! — завопили снаружи какие-то дикие рожи.
Жданов даже обрадовался.
Слава богу! Мордобой!
Все лучше, чем то, что происходило внутри этой чертовой машины!
========== 14 ==========
В полном коматозе Жданов ехал к Кире.
Он не создан для одинокой постели — несколько ночей воздержания, и посмотрите, что его организм выкаблучивает!
Это же просто уму непостижимо!
Нет, Кира ему жизненно необходима — без неё он готов…
Что-что он был готов сотворить с Пушкаревой?
Забыть этот постыдный момент и не вспоминать.
Вообще не думать о Пушкаревой.
Никогда.
Ни за что.
Набухание груди. Токсикоз. Скобы на зубах. Белые носочки над штиблетами!
Черт.
У Киры он появился в таком перевозбуждении, что принялся буйно размахивать руками и ногами и едва не сорвал поясницу.
Банда вымогателей, — фонтанировал он, — они специально на дороге такое устраивают! Он сейчас все подробно расскажет!
Кира прикладывала ему лед к боевым ранам, пока он разносил её косметичку:
— Я иду в левом ряду, всякий снег на обочине… И тут меня обходит красная помада, в смысле иномарка, подрезает и становится буквально в метре от меня. Хорошо, что у меня сногсшибательная реакция, я тут же притормозил. Выходят такие бравые парни, они специально подставляются, ты понимаешь?
Кира все делала, как надо, охала и ахала, то пугалась за него, то называла суперменом, а он ей объяснял, что была настоящая борьба за чистую идею.
Жданов все никак не мог успокоиться, ему срочно требовалось чем-то перебить произошедший с ним конфуз, заменить чужими запахами и прикосновениями, и Кира засмеялась, когда он наконец опрокинул её на простыни и стал целовать короткими жадными поцелуями. Возможно, он давно не был столь пылким, а может, что-то иное было в нем этим вечером, потому что она вспыхнула очень быстро, словно поддавшись невероятной энергии, переполняющей Жданова.
Как же она сказала?
«Ну, зачем вы только ввязались в эту драку? Я уже давно привыкла не реагировать на эти насмешки! Не обращать внимания.»
И снова, как в ту минуту, ярость сжимала горло: его вообще бесит, как Катя к этому относится. Её унижают, все кому не лень, а она молчит. Что же он ей ответил? Что-то в том духе, что не собирается спокойно стоять и смотреть, как обижают дорогих ему людей.
Все верно. Не собирается, и Катя дорогой для него человек.
Почему же у неё слезы появились на глазах?
Её никто не защищал разве? Но ведь и Зорькин вступался. И Пушкарев-папа за дочку кого угодно разорвет в клочья.
Откуда же эти слезы?
Почему Катя у него такая рёва и смиренно терпит все насмешки?
— Андрей, — Кира обхватила его лицо ладонями, — ты все еще здесь?
— Прости, любимая, — и Жданов снова потянулся к невесте с поцелуями, выбрасывая ненужные мысли из головы.
Привыкла она не обращать внимания на насмешки!
Придется теперь отвыкать, Катенька!
— Ты издеваешься? — резко оттолкнув его, спросила Кира.
Жданов вздохнул.
Это женщина все время чем-то недовольна!
Утром он как раз ломал голову над тем, как объяснить Кире, с какого перепуга ему надо забрать из дома Пушкареву, как она сама и позвонила.
Отпрашивалась до обеда.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Жданов.
— Конечно. Просто у меня дела.
— Ка… — нет, это не его дело. Он не будет спрашивать. — Какие дела, Катя?
— Личные, — с запинкой ответила Пушкарева.
— Андрюш, это случайно не Катя звонит? — на удивление мирно спросила Кира. — Напомни ей, что надо перечислить деньги Александру.
— Кать, — начал было Жданов, но она ответила, что все слышала и все помнит. — Ну отлично, тогда встречаемся возле банка. Хотя нет, я заберу вас. Буду у вас через двадцать минут.
— Не нужно вам приезжать, — возразила Пушкарева несчастным голосом.
— Вот и договорились, — заключил Жданов и повесил трубку.
Кира бросила косметику, которой пыталась загримировать его героические ссадины и вышла из комнаты.
Пританцовывая на морозе, Пушкарева уже ждала его от подъезда, когда он подъехал.
— Вам не нужно было, — снова начала она свою волынку, — у меня действительно личное дело.
— Вам в больницу нужно, да?
Поскольку Катя разговаривала с ним через приоткрытую дверь машины, но внутрь не садилась, Жданову тоже пришлось выйти на улицу.
— Почти, — ответила она и смутилась.
Покраснела вся, и отнюдь не от холода.
Жданов молча разглядывал её. Зеленый беретик, уже без помпошки — сколько у неё вообще подобных головных уборов? Короткий кружевной же шарфик, коричневая шинелька.
Круглые очки, тонкое лицо, прямой нос, четко очерченные губы, слегка выступающая вперед челюсть.
Да, не Клаудия Шиффер, но вовсе и не такая уж кикимора, над которой потешались вчерашние идиоты. У Кристины Воропаевой, между прочим, внешность тоже была специфическая, но она при этом считалась красоткой.
Нет, здесь нечто совсем иное.
— Садитесь уже в машину, Кать, — сказал он, сообразив, что они слишком долго молча стоят друг напротив друга. — Так куда вам нужно?
— Тут недалеко, — совершенно убитым писклявым голосом — не чета вчерашнему — ответила она и, решившись, выдала: — я к стилисту хотела.
— Зачем?
Да, глупый вопрос.
Ответ, как говорится, налицо.
Но он уже был задан, и Катя уже на него отвечала:
— Для того, чтобы вам больше не говорили, что вы повсюду свою ручную обезьянку таскаете. Чтобы вам не стыдно было за то, какая у вас нелепая помощница.
Как будто она его ударила! Ледяной россыпью эти слова вонзились в Жданова.
Спокойно, вот сейчас спокойно.
Ты потом на неё наорешь. Два раза. А то и три.
Сейчас попробуй побыть человеком, а не людоедом.
— Катя, — медленно заговорил Жданов и взял её за руку, — вы не понимаете. Вы же ни на кого не похожи, Кать, просто уникальный человек. Мне действительно очень приятно, что вы так стараетесь быть хорошим помощником, но поверьте, что мне это не нужно. Разумеется, — спохватился он, — я отвезу вас хоть к стилисту, хоть к черту лысому, просто хотел, чтобы вы знали, что ради меня ничего делать не нужно.
Она ошарашенно кивнула и уткнулась лбом ему в грудь. Руки Жданова взлетели вверх сами по себе, застыли в воздухе, а потом бережно легли на Катину спину.
— Вы самый лучший начальник в мире, — послышалось невнятное.
Вот она заладила — начальник да начальник!
А Жданов, между прочим, личность!
— Кать, — сказал он зеленому беретику, — я Кире Юрьевне сказал, что мы с вами едем в банк. А мы в банк не едем. К стилисту, как я понимаю, тоже. Может, вы куда-нибудь хотите?
— Ну что вы, — пробубнила беретка. — Вы вовсе не обязаны…
— Катя, я вас поставлю в угол!
Она подняла голову, и её глаза сияли как два фонаря.
Никогда в жизни Жданов не видел Пушкареву такой счастливой.
Даже в тот день, когда подарил ей букетик.
Улыбаясь от уха до уха она спросила:
— Куда я хочу?
— Повелевайте, Катенька, — разухарился Жданов.
— Пойдемте в кино, — попросила она и зажмурилась от собственного нахальства. Ожидала отказа.
— На «Хроники Нарнии»? — припомнил Жданов афиши, которые ему попадались на глаза.
— На «Кинг-Конга», — ответила она и приоткрыла один глаз.
Лукавая, расслабленная, какая-то домашняя Пушкарева.
Жданов молча подал ей руку и повел к машине.
Кинг-Конг?
Это у его помощницы такая ирония?
— Я чувствую себя ужасно виноватой, — сказала Пушкарева уже в лифте, — никогда в жизни не прогуливала работу.
— Подумайте о том, сколько вечеров вы провели в Зималетто и отключите уже свою совесть, — посоветовал Жданов.
Она благодарно кивнула, и они вышли.
Тропинкина вместе с ребенком что-то рисовала на ресепшене, и Жданов даже запнулся от того, что филиал детского сада в Зималетто развивается на глазах.
— Маша? — подошла к ним Пушкарева. — Почему ты с Егором?
— Катька, да ты же ничего не знаешь, — воскликнула Мария. — Меня же сначала уволили, а потом не уволили! Федька перед Кирой Юрьевной такую речь толкнул! Кира Юрьевна — святая, она меня простила. А еще нас с Егором родители из дома выставили, и мы теперь бездомные. Ох, Катька, и тяжело одной воспитывать сына. Никому-то мы не нужны, живем, как две былинки на ветру.
Пушкарева рассеянно взъерошила волосы мальчику.
— Но ведь все равно счастье, что он есть, правда? — спросила она.
— Кать, ты что, расстроилась? — всполошилась Тропинкина. — Да на тебе лица нет!
Жданов шагнул вперед, и только сейчас Мария его заметила:
— Ой, здрасти, Андрей Павлович. А вы тоже здесь? Ну да, — тут же объяснила она себе, — где же вам быть, если Катя здесь…
Жданов взял мальчишку на руки:
— Ты кто? Как зовут, чем занимаешься?
— Егор. Рисую трактор, — отрапортовал тот, и из общего веселья совершенно выпадало Катино белое лицо. Она смотрела на шефа с Егором на руках, как на привидение.
— Люблю детей, — растерянно пробормотал Жданов и поставил мальчика на пол. — Катя, вам плохо?
Она невидяще помотала головой и слепо пошла к себе.
— Совсем заработалась, — осуждающе заключила Тропинкина.
В приемной Пушкареву уже окружил женсовет. Девицы клохтали и волновались, и очевидно делали Кате еще хуже, потому что она пятилась от их заботы, пока не уткнулась спиной в Жданова.
— Позже, девочки, — распорядился он, обхватил свою помощницу за плечи и уволок в безопасность кабинета. Усадил в кресло, налил ей воды. Пришлось почти насильно поить Пушкареву — она мало реагировала на внешние раздражители.
— Ну что, на вас Кинг-Конг так подействовал?
Катя рванула бантик с груди.
— Просто… воздуха не хватает. В этих кинотеатрах всегда такая плохая вентиляция.
Жданов помахал вокруг неё какой-то папкой.
Пушкарева медленно розовела.
— Простите, нашло что-то…
Жданов присел возле ней и принялся тянуть вниз шинельку.
В дверь просунулась голова Малиновского.
— Явились? — спросил он сварливо. Коленопреклоненный шеф не произвел на него ни малейшего впечатления. — И где вы ходите все утро? Вся компания на мне! Ого. — это он разглядел физиономию Жданова. — А ты знаешь, у Киры неплохо поставлен удар. Если я не ошибаюсь, это хук справа?
Глаза Пушкаревой приобрели осмысленность.
— Здравствуйте, Роман Дмитриевич.
— Здравствуйте, Екатерина Валерьевна. Вам идет Жданов у ваших ног. Выглядит мило.
— Я пойду к себе, — слабо произнесла Катя.
Жданов покачал головой.
— Сидите уже, — сказал он резко. — Куда к себе? Вы и так вполне у себя. Ромка, принеси Кате горячего чая с сахаром.
Голова Малиновского исчезла с невнятным ворчанием.
— Я уволю Тропинкину, — пообещал Жданов, — если она будет и дальше вас расстраивать. Никакая вы не былинка, Катя. Вы кремень.
— Да Машу уже увольняли сегодня, — улыбнулась она. — Не помогает.
От облегчения он разулыбался тоже — ну вот же, нормальная Пушкарева. Шутит.
Она легко прикоснулась к его синяку.
— Болит? — спросила сочувственно.
Он потерся лбом об эту крошечную руку.
— Нет. Вы сейчас беспокоитесь обо мне?
— Я всегда о вас беспокоюсь.
Когда вернулся Малиновский, они так и таращились друг на друга. Как потом заметил Ромка, с трепещущей на ветру нежностью.
========== 15 ==========
Зорькин прислал целый ворох каких-то предложений, в которых Жданов ничего не понял. Да и не было у него времени во все это вникать — то Воропаев по фирме шастал, то женсовет атаковал Пушкареву, то Клочкова требовала денег, то Малиновский потешался над синяками и ссадинами.
— Жданов, — говорил он, — ты бы проявил какую-то умеренность, что ли. Вчера ты ради Пушкаревой в драку ввязался, сегодня на колени перед ней пал. Тут любое женское сердце дрогнет, не то что некрасивой Ж. Не хватало нам еще, чтобы Пушкарева в тебя окончательно втюрилась!
— Что значит — окончательно?
— Ну она явно пребывает в восхищении и офигении от такого рыцарства. Не усугубляй, Андрюха, Кирой прошу.
— Не говори чушь, Малиновский. Беременные женщины не думают о всяких глупостях.
— Ага. И питаются пыльцой и фиалками.
Что касается Киры, то она была удивительно благодушна и даже посмеивалась над тем, почему все Зималетто считает, что это она Жданова приложила.
Благодарный за такое миролюбие, он пообещал приехать к ней вечером и назначил встречу с Зорькиным. Пусть он ему на пальцах объяснит, что к чему.
Однако Пушкарева, которая весь день была в нервном и каком-то болезненном состоянии, самым неожиданным образом ехать с ним отказалась, заявив, что у неё какие-то дела дома, и это сбило Жданова с толку. Какие еще дела, когда он весь радеет о работе, а она не хочет помогать.
Размышляя об этом, Жданов понял, что ему неинтересно ехать на встречу без Кати, и уже по дороге в ресторан позвонил Зорькину, чтобы перенести мероприятие на более удобное для Пушкаревой время.
— Николай? Это Жданов. Вы уже выехали?
— Андрей Павлович, я не смогу сегодня, — полузадушенным голосом сообщил Зорькин, звучащий словно из-под одеяла. — У нас тут война и немцы.
— Что происходит?
— Катя признается родителям. Иван Грозный убивает сына. То есть, Валерий Сергеевич — дочь.
— Это все твой Жданов виноват, — донесся разгоряченный голос Пушкарева-папы.
— Почему Жданов-то? — обалдел Жданов.
— А потому что Катька кроме работы никуда не ходит. Значит, разврат случился в Зималетто, — пояснил Зорькин. — Я пойду, ладно?
— Стоять, — велел Жданов. — Трубку не бросать. Как там Катя?
— Как Зоя Космодемьянская.
— С ней же… Отец же её не ударит?
— Ну вы вообще уж, — возмутился Зорькин. — О, подождите-ка, — он помолчал, прислушиваясь. — Валерий Сергеевич собирается оторвать голову лично вам. Не уберегли Катюшу!
Жданов выдохнул.
Вот еще не хватало.
— Он вам доверил невинную, честную девушку, — транслировал Зорькин, — в мире моды никаких моральных устоев. Вы несете ответственность за разложение коллектива.
— Всего коллектива? Я один? — усомнился Жданов. Он припарковался и закрыл глаза, прислушиваясь к далеким голосам в трубке Зорькина.
— Ну все, — наконец, доложил тот, — львица бросилась на защиту котенка.
— Елена Санна вступилась за Катю?
— Катя вступилась за Жданова! Если папа хотя бы близко подойдет к её шефу… Да она… она не потерпит! Она… уйдет из дома в одних тапочках! Катька, да стой ты! Черт! Она реально умчалась в ночь! Чокнутая! Где мои ботинки?..
— Я внизу, — ответил Жданов. — Ловлю.
Он вышел из машины и направился к подъезду, скидывая на ходу пальто.
Зареванная Пушкарева выскочила на улицу, вскрикнула, когда на неё обрушился Жданов со своим черным пальто.
— В машину, быстро, — скомандовал он, и Катя, слишком шокированная его явлением, послушалась.
— Николай, скажите Пушкаревым, что Катя со мной. Я её верну, когда все успокоятся.
— Да как я им это объясню-то, — взвыл Зорькин, — если я сам ничего не понял! А вы главный по разврату!
— Ну вы, говорят, гений.
Вернувшись за руль, Жданов первым делом отъехал на несколько кварталов. Еще не хватало и правда огрести от Валерия Сергеевича, и только потом повернулся к Пушкаревой.
Мрачно-спокойная, каменная, она сидела, сжав руки на коленях. Пальто было ей велико, и она в нем утопала. Жданов нагнулся ниже и посмотрел на её ноги — действительно, в тапочках.
— Ну что за безответственность, Катя, — удивился он. — Разве вам можно в вашем состоянии… в таком виде? Куда вы вообще бежали?
— Да к Колиным родителям, — ответила она поразительно хладнокровно, — они через подъезд живут. Попросила бы политического убежища до утра, а там папа хоть чуть-чуть бы успокоился. А вы зачем стояли с пальто наготове возле подъезда?
— Мимо проходил, — хмыкнул Жданов. — Куда вас отвезти? Хотите провести ночь в гостинице? В номере люкс, Катя.
— В тапочках? — усомнилась она.
Жданов огляделся по сторонам, ориентируясь в узких улочках, проехал еще пару кварталов и остановился возле бутика.
— Подождите меня в машине пять минут, — попросил он, — я вернусь, и мы с вами где-нибудь поужинаем и все решим. Какой у вас размер ноги? Тридцать шестой?
— С половиной, — ответила Катя, кажется, уже ничему не удивляясь. Или у неё не было сил, которые можно было потратить на удивление. Все ушли на защиту Жданова от её папы.
Что за человек!
О чем она вообще думает?
Жданов вошел в бутик под настойчивую трель мобильника. Как ни странно, это была не Кира.
— Да, Николай?
— Я сказал Пушкаревым, что Катя у меня дома, — сообщил Зорькин.
— Понял, — ответил Жданов, подумал и отключил звук. Он быстро сделал покупки — что там долго размусоливать, как будто он не знал стиль Пушкаревой, как облупленный, — и вернулся в машину.
— Ботинки, — отчитался он, протягивая ей пакеты, — пальто. Я даже беретку купил, всё, как вы любите. Костюм на завтра я кину пока на заднее сиденье, ладно? Вы сможете обуться в машине? Давайте я отодвину вам кресло.
— Ничего не понимаю, — пробормотала она, проводя рукой по лбу, — что сейчас происходит?
— Ну, если вы хотите идти в ресторан в тапочках, а завтра в таком виде шлепать на работу, то я вовсе не против, вы не подумайте. Но ведь холодно же.
Катя сунула нос в пакет и достала оттуда обувь.
— Ой, на мои похожи, — обрадовалась она. Нырнув вниз, она запыхтела, натягивая ботинки. — Как раз, — прозвучал её приглушенный голос.
Дождавшись, пока она выпрямится, Жданов тронулся с места.
— Куда бы нам поехать? — задумался он.
— Вам не обязательно никуда ехать, — ответила Катя, — просто верните меня, где взяли. Я у Зорькиных переночую.
— Ну вот еще, что я зря ботинки покупал! Хотите в ресторан, Катя?
— Совершенно не хочу.
— А может отвезти вас снова в тот лошадиный клуб? Вам же там понравилось?
— Так далеко, — возразила она неуверенно.
— И это просто отлично, — обрадовался он, — там вы и переночуете. Позвоните им, — и он бросил ей свой мобильник.
Она на мгновение зависла.
— Овсов же, — напомнила сама себе и принялась листать его записную книжку.
Прислушиваясь к её разговору, Жданов поражался тому, как деловито звучит её голос.
— Я верну вам деньги, — договорив, проговорила она, — за одежду и за домик.
— Катя, Катя, Катя, — вздохнул Жданов. — В ваших крохотных ручках сейчас находится вся моя компания, а мы будем сводить счеты из-за тряпок? Вы мне очень помогаете, я вам помогаю, это нормальные товарищеские отношения. Мы же с вами команда, Катя.
Она улыбнулась.
— Команда, — повторила Катя с детским удовольствием, — как здорово.
— Вы выглядите… нормально, — не удержался он. — Разве вам не хочется сейчас порыдать или чего-нибудь в этом духе?
— Если честно, мне стало лучше после того, как я призналась родителям. Тяжело было носить такую тайну в себе. Они, конечно, будут очень переживать и расстраиваться, но потом очень-очень полюбят внука. И все у нас будет хорошо. Дружная семья Пушкаревых против всего мира. Надо просто подождать, пока папа осознает, что его маленькая дочь выросла и готовится стать мамой.
— Вы уверены, что они вас поддержат?
— Конечно. Это же малыш, величайший дар.
Жданов покосился на неё. Нет, она не кривила душой.
Не считала себя жертвой. Не страдала от несправедливости судьбы. Не боялась будущего.
Она была умиротворена и нацелена внутрь себя, очкарик-мадонна с нелепыми косичками, в которой сейчас было так много женщины и так мало калькулятора.
От такой Пушкаревой у него мурашки появлялись.
Она притягивала к себе и отталкивала одновременно, ранила и согревала своей беззащитностью и открытостью.
Жданов редко встречал женщин, которые бы не играли и не рисовались, в которых было бы столько искренности и смелости, и с которыми было бы так просто и невыносимо одновременно.
Они подъехали наконец к клубу, въехали на территорию, остановились около домика. Катя все еще была в пальто Жданова, и он крикнул, забирая пакет с заднего сиденья:
— Да идите уже так, Катя.
Внутри он прошелся по комнатам, задумчиво включая свет.
— Спальни наверху, кнопки связи с администрацией на обоих этажах. Я попрошу здешний персонал обеспечить вас с утра приличной машиной. Вы ведь не боитесь здесь оставаться одной?
— Ну я же не маленькая, — Катя выбралась из его пальто и протянула его Жданову, — спасибо за все, Андрей Павлович.
— Вы со мной прощаетесь?
— Вам пора, — ответила Пушкарева с легкой улыбкой.
— А ужин? — обиделся Жданов.
— Поужинаете с невестой.
Она выглядела нормально, и ему действительно было пора. Но все равно от того, что Пушкарева его так неблагодарно и бессердечно выставляла, было неприятно. Ей что, сложно поужинать в приятной компании?
Верно расценив выражение его лица, Катя чуть тронула его за рукав.
— У меня был очень сложный вечер, Андрей Павлович. Если честно, я не в состоянии сейчас вести светские беседы.
Она проводит его — и разревется, отчетливо понял Жданов.
— Кать, если вы не хотите выходить, то можете заказать ужин прямо в домик.
— Я так и сделаю. До завтра, Андрей Павлович, — она протянула ему свою ладошку.
— До завтра, Катя.
Тянуть было вроде больше незачем, и он все-таки вышел на улицу, сел в машину и поехал к Кире.
— Оценил? — спросила она с гордостью, целуя его на пороге. — Я не звонила тебе целый вечер!
— Правда? — Жданов похлопал себя по карманам.
— Я решила поработать над доверием, а ты даже этого не заметил?
— Кажется, мой телефон остался у Кати, — рассеянно ответил он.
— У Кати Пушкаревой? Твой телефон?
— Кира, что в этом такого? Она звонила по делам и забыла мне его вернуть.
— Все у Пушкаревой! Твой телефон! Твое время! Она имеет доступ ко всем твоим контактам!
— Любимая, не заводись, — попросил Жданов, все еще надеясь на спокойный вечер. — Я заберу телефон завтра.
Он же приехал — достаточно рано. Трезвый. От Пушкаревой, а не какой-то там модели.
— Кира, давай поужинаем, — попросил Жданов, — я ужасно голодный.
Она молча зазвенела тарелками, но внутреннее кипение прорывалось наружу.
— Я не понимаю, — снова завелась Кира, — почему эта женщина занимает столько места в твоей жизни. Андрей, это же совершенно ненормально. Ты как безумный носишься со своей Пушкаревой по всей Москве, и я уже устала от звонков знакомых, которые спрашивают, что это за чучело…
— Ну если бы Катя была девяносто-шестьдесят-девяносто, тебе бы легче было? — спросил Жданов, тоже начиная закипать.
— При чем тут вообще её внешность? — закричала Кира.
— Вот и мне интересно, при чем тут её внешность. Но ты, кажется, не упускаешь возможности проехаться по этому поводу.
— Андрей, у неё твой мобильник! А меня ты даже близко к нему не подпускаешь!
— Да потому что Катя, в отличии от тебя, не выискивает в нем следы моих несуществующих измен!
— Да потому что она тебя прикрывает! Андрей, ей еще не надоело тебе свечку держать?
— Понятно, — сказал Жданов, схватил свое пальто с вешалки и рванул к выходу.
— И куда ты сейчас пошел?
— Туда, где смогу спокойно поужинать!
— А я все поняла, — захохотала Кира, — ты специально устроил это представление с якобы забытым у Пушкаревой мобильником, чтобы оскорбленно хлопнуть дверью и провести спокойно ночь без моих звонков!
— Кира, что за бред? Спасибо за ужин, любимая! Я так рад, что у нас с тобой теплые и душевные отношения!
Так и лег спать, демонстративно, с злополучным пальто в обнимку, сердитым и голодным.
Всем этим женщинам назло.
Утром Жданов был подчеркнуто холоден с Кирой и уехал на работу, даже не дождавшись её.
Катя уже была в кабинете, деловито щелкала мышкой, сводя какие-то таблицы. Костюм, который он ей купил — все тот же пиджак, которые она обожала и длинная юбка — был похож на все остальные наряды и ладно сидел на Пушкаревой.
— Катя, раздобудьте мне еды, — приказал он, падая в свое кресло. — И закажите литр кофе. Я умираю.
Катя молча схватилась за телефон.
— В такую рань, — сделав заказ, сказала она, — работает только столовка на производстве. Все ваши любимые рестораны еще не открылись. Уж простите, но завтракать придется творожной запеканкой, как в детском садике.
— Кира закатила мне скандал, — не слушая её, пожаловался Жданов. — Господи, Катя, может мне вообще жениться не надо?
Подперев рукой щеку, она смотрела на него с сочувствием и мягкой симпатией.
— Это из-за вашего мобильника, да? Я так и подумала, что вам достанется, когда нашла его в кармане. Нужно было сказать, что забыли его в машине.
— Катя, вы меня врать, что ли, учите? — изумился Жданов. — Вы-то хоть выспались?
Пушкарева широко улыбнулась.
— Как медведь, — сообщила она, — я позвонила утром родителям, и они спросили меня, завтракала ли я. Мама даже предложила привезти мне сырников на работу.
— Надо было соглашаться, Кать, — простонал Жданов. — Ваш шеф умирает от голода.
В эту минуту забежала официанточка снизу и принялась хлопотать над президентом компании. Она хихикала и кокетничала, юная, хорошенькая, смешливая девчушка, и Катя снова вернулась к своим графикам, пытаясь слиться с интерьером.
========== 16 ==========
— Катенька, вы сегодня неуловимо иначе выглядите, — заметил Малиновский, услужливо помогая надеть ей пальто. Жданов посмотрел на Пушкареву — Катя как Катя. Карамельного цвета пальто из мягкого кашемира было вполне в духе её любимых шинелек, просто чуть-чуть нежнее. Оно хорошо контрастировало с темно-зеленой длинной юбкой и такого же цвета береткой, выполненной небрежной крупной вязкой.
Хорошая такая Пушкарева, только слегка напряженная от любезностей Малиновского.
— Ну, мы идем наконец? — спросил Жданов.
Дверь открылась, и вошла Кира.
— Андрюш, я хотела тебя позвать на обед, — сказала она почти ласково. Бросила пренебрежительный взгляд на Пушкареву, и её брови с недоумением сдвинулись.
— Прости, мы обедаем с Катей и Романом, — сухо уведомил невесту Жданов, все еще не оттаявший после вечернего скандала, — у нас деловая встреча.
— Ну разумеется, — моментально согласилась Кира и выскочила из кабинета.
— Катенька, вы заметили, как похолодало вокруг? — спросил Малиновский. — Подернулась морозным узором физиономия нашего президента. Андрюша, ты на новогодних утренниках снежинками не наряжался?
Пушкарева оглянулась на Романа, и её лицо озарила улыбка.
— Не знаю, как насчет снежинок, но образ Чио-Чио-сан у Андрея Павловича получился ошеломиссимо.
— Ох, не сыпьте мне соль на сахар. Никогда не прощу себе отсутствия в тот вечер в Москве. Скажите, Катя, а из Андрюши получилась просто красивая женщина или очень красивая?
— Сложно было разглядеть за блестками и пудрой, Роман Дмитриевич.
Жданов вздохнул.
Если эти двое найдут общий язык — хана ему.
Зорькин ждал их возле входа в ресторан.
— Ну, Катерина, ты и обрушила вчера бомбу, — сказал он вместо здрасти. — Водородную! Надо было издалека начинать — пестики там, тычинки.
— Как там дома? — спросила его Пушкарева встревоженно.
— Валерий Сергеевич еще рвется кого-нибудь убить, а Елена Санна вяжет пинетки.
Малиновский крутил головой, переводя взгляд с одного на другого.
— Я один ничего не понимаю? — спросил он, и тут до Жданова дошло, что он так и не рассказал Роману о вчерашних злоключениях. Вместо того, чтобы изливать душу лучшему другу, он все утро изводил Пушкареву жалобами на свою жизнь — невеста стерва, а компания заложена. Катя не была расположена пылать сочувствием и отвечала ему ехидными репликами, от которых удивительным образом улучшалось настроение.
Нет, все-таки, без перегородки его кабинет стал гораздо лучше.
Не успели они расположиться за столиком и сделать заказ, как к ним подошли Кира и Клочкова.
— Какое совпадение, — воскликнула Кира, глядя на папку с документами, лежавшую возле Зорькина. — И вы здесь. Не помешаем?
И они без лишних церемоний уселись за их столик.
Малиновский послал Жданову многозначительный взгляд.
Тот ответил ему страдальческим.
Пушкарева опустила вниз глаза, внимательно разглядывая салфетку.
А Зорькин с беззастенчивым восторгом уставился на Клочкову.
Так вот какого сорта девиц вы предпочитаете, Николай Антонович?
— Это Николай Зорькин, финансовый консультант, — заговорил Жданов, — он дает нам некоторые рекомендации по государственному субсидированию. Кира, моя невеста, и Клочкова, моя секретарша.
— Виктория, специалист по связям с общественностью, — машинально поправила его Клочкова, жадно припадая к меню.
— Москва такая крохотная, — заметил Малиновский насмешливо, — очень сложно не столкнуться лбами над одной тарелкой.
— Ну, не так уж и много заведений, куда ходят люди нашего круга, — беззаботно воскликнула Кира.
Зорькин перестал топорщиться на Клочкову и насупился.
— А вы какие, титулованные, потомственные или столбовые? — брякнул он.
— Простите?
— Ну дворяне, — пояснил Зорькин свою мысль.
Нет, Жданову определенно нравился это тип. Он говорил то, о чем Пушкарева молчала.
Кира выразительно оглядела дешевый наряд Зорькина и весь его непритязательный внешний вид и не сочла нужным отвечать.
— Николай Антонович, — предложил Жданов, полностью игнорируя тот факт, что Кира и Виктория пытаются сделать заказ, — вы можете ввести нас в курс дела? Судя по всему, нашим дамам не терпится погрузиться в завораживающий мир экономики. Тем более, что Виктория Аркадьевна закончила два курса МГИМО и сможет вас поправить, если вы ошибетесь.
— Медиум велл, — говорила в этот момент Клочкова.
— Андрюша, — улыбнулась Кира, — ну может мы сначала спокойно пообедаем?
Господи, дай же ему терпения!
— Кирюша, — улыбаясь доброй крокодильей улыбкой, начал Жданов, твердо намеренный поставить дорогую невесту раз и навсегда на место, но тут его кто-то пнул под столом. От изумления он сбился и, повернув голову, увидел, как Катя аккуратно разглаживает салфетку плавными движениями. Так она могла бы гладить его по рукаву, успокаивая. Завороженный движениями тонких пальцев, он произнес куда мягче, чем планировал: — К сожалению, у Николая Антоновича не так много времени, чтобы его бездарно тратить.
— Что? Да, — Зорькин встрепенулся, — конечно. Ни одной свободной минуты.
И он затараторил содержимое своей папки, бойко рассыпая постановлениями, параграфами, налоговыми льготами, рефинансированием, процентными ставками и прочей тарабарщиной. Слушать его было приятно хотя бы потому, что лицо Киры становилось все более и более кислым.
В те минуты, когда Зорькин замолкал, чтобы схватить со своей тарелки кусочек еды, в разговор вступала Пушкарева, таким образом эта парочка так плотно заполнила собой все время, что никто другой и слова не успевал вставить.
Клочкова погрузилась в радости чревоугодия, а Кира изнывала.
Кто знает, чего она ожидала, последовав за ними в ресторан. Что Жданов прямо тут, на столе, разложит любовницу, а то и двух?
Киру клинило так капитально, что это всерьез начинало тревожить. Даже во времена Лариных-Изотовых она не вела себя столь параноидально, как сейчас, когда он был совершенно чист.
Мрачно разглядывая Киру, Жданов кивнул официанту на Катин пустой стакан, и тот быстро принес еще один персиковый сок. Пушкарева сделала большой глоток и облизнула пересохшие губы. Она снова едва заметно бледнела, и Жданов подцепил с края своей тарелки с салатом из телятины и груши свежие листики мяты и положил их на Катину тарелку.
Она немедленно закинула листики в рот и принялась медленно жевать. Зорькин подсунул подруге апельсинку и снова ринулся в гущу цифр и терминов.
— Катя, вы что, больны? — резко перебила его Кира.
Пушкарева так растерялась, что на это было больно смотреть.
— Авитаминоз, — жизнерадостно объявил Малиновский и, в свою очередь, пополнил Катину тарелку сладким перчиком.
— Пушкарева и три мушкетера, — также резко сказала Кира. — Катя, вы думаете, что это внимание и дорогой ресторан, и дорогие бренды на вас как-то изменят тот факт, что вы простая наемная служащая?
— Дорогие бренды? — переспросила Пушкарева озадаченно.
— А что плохого в том, чтобы быть наемным служащим? — нахохленным воробьем-забиякой встрял Зорькин. — Не велика заслуга родиться акционером.
При всем восторге перед Клочковой, он, кажется, не испытывал ни малейшего пиетета перед Кирой — она-то не была ему ни начальником, никем. Совершенно посторонняя, высокомерная женщина, цепляющаяся на ровном месте к его подруге.
Робость забавно перемежалась в Зорькине с дерзостью, и было видно, что он привык защищать Катю от всевозможных насмешек, и это давно не вызывает в нем яростного протеста, а просто включает привычный режим «сам дурак».
Такой вшитый в сознание инстинкт.
Кира посмотрела на Жданова, явно ожидая, что он поставит выскочку на место, но тот только пожал плечами. Его и самого временами забавлял снобизм Воропаевых, невесть откуда проросший в российских реалиях. Можно было подумать, что у каждого из них было по замку в предместьях Лондона и длинная череда предков-аристократов в анамнезе.
— Спасибо, Николай Антонович, за столь подробную консультацию, — сказал Жданов, не желая влезать в затеянную Кирой свару, — дальнейшую реализацию ваших предложений возьмет на себя Екатерина Валерьевна. Я даю ей полный карт-бланш в этом вопросе. Если все это выгорит, вы оба получите солидный бонус.
Зорькин расцвел от удовольствия, а Катя серьезно кивнула.
— Мы все сделаем, Андрей Павлович.
— Не забывайте, Екатерина Валерьевна, что за каждый свой шаг вы будете отчитываться не только перед Андреем Павловичем, но и советом акционеров, — произнесла Кира.
Как же она иногда похожа на своего братца!
— Ничего подобного, — возразил Жданов, совершенно выведенный из себя, — Катя отчитывается исключительно передо мной, а я — перед советом директоров.
— Дорогой, тебе не надоело со мной спорить? — воскликнула Кира, которая тоже была уже на грани.
— Надоело, — ответил он так жестко, что Кира сразу замолчала.
Малиновский, конечно, распереживался из-за того, что затянувшаяся ссора с Кирой может привести к отмене свадьбы и потере воропаевской лояльности на следующем совете акционеров, который предстоял быть не просто сложным, а очень сложным. Но Жданов от него отмахивался: у него еще будет время на перемирие, например, во время новогодних каникул, а пока ему нужна передышка.
— Мне надоело, что она набрасывается на Катю безо всякого повода.
— Так уж и без повода? — усомнился Малиновский. — Жданов, я конечно сам просил тебя позаботиться о Пушкаревой, но даже с моей точки зрения ты перебарщиваешь. Заставь дурака богу молиться…
— Что значит — перебарщиваю?
— Ну для начала тебе надо перестать подвозить её по утрам. Все Зималетто уже вам косточки перемывает.
— Перестану, как только у Кати закончится токсикоз.
— Ну ты только послушай себя, — взвыл Малиновский с отчаянием. — Ты хоть представляешь себе, как это выглядит со стороны?
— Как? — с искренним интересом спросил Жданов.
— Знаешь, что самое лучшее в Пушкаревой? Что ни одна, самая смелая фантазия не сможет приписать тебе с ней интрижку. Поэтому сотрудники считают, что ты её эксплуатируешь с утра до вечера. Эксплуатируешь на завтрак, обед и ужин. Вот почему Пушкарева такая бледная и замученная!
— И это прекрасно, — благодушно отозвался Жданов. — Пусть лучше я буду эксплуататором, чем станет известно, что Зималетто принадлежит Пушкаревой. В конце концов, все, что я делаю — это исключительно ради компании. Не думаешь же ты, что мне доставляет удовольствие думать о таких вещах, как токсикоз? Да мне эта её беременность поперек горла! Кстати! Знаешь, что заявил её отец? Что отец этого ребенка из Зималетто. Мол, кроме работы Пушкарева и не видела ничего.
— Из Зималетто? — поразился Малиновский и задумался. — Потапкин? — наконец, выдал он.
— Фу, — содрогнулся Жданов.
— Федор? Урядов? Иван Васильевич?
— Ну хватит говорить глупости, — разозлился Жданов. — Катя бы и близко не подошла ни к кому из них.
— Ты говоришь о Пушкаревой так, будто у неё есть выбор! — фыркнул Малиновский. — Кто на неё внимание обратит, тому она и рада. А представляешь, если она тайная любовница Милко — он же у нас в компании главный извращенец!
— Ну, Пушкарева, конечно, не совсем женщина, но и с мужчиной её перепутать сложно, — забраковал Жданов кандидатуру Милко.
— Знаешь, на тебя не угодишь. Ты капризнее беременной женщины.
— Да нет у Пушкаревой никаких капризов, — пожаловался Жданов. — Корпеет над своими бумажками, хоть бы ананасов каких попросила!
— Какое коварство! Палыч, уйми свою непонятную тягу к благотворительности и иди уже мириться с Кирой.
— Послал так послал, — ухмыльнулся Жданов.
Так и прошло несколько дней — в пространных спорах с Малиновским, натянутых отношениях с Кирой и рабочей рутине.
— Почему вы вздыхаете, Катя? — спросил Жданов как-то вечером, когда пора было уже собираться домой, но Пушкарева все тянула, хоть у неё и не было срочной работы.
Она снова вздохнула и выключила, наконец, компьютер.
— Как представлю себе очередной допрос, который мне папа каждый вечер устраивает, — уныло ответила она, — так и начинаю мечтать о том, чтобы рабочий день длился все двадцать четыре часа.
Катя встала и неохотно натянула пальто. Жданов помедлил, мысленно сцепившись с голосом Малиновского в своей голове, и пришел к консенсусу: сейчас он поедет с Пушкаревой, а Роману об этом ничего не скажет. Сколько можно слушать его стенания!
— Катя, а хотите мы с вами куда-нибудь поедем?
Её лицо осветилось недоверчивой радостью.
— А можно? — спросила она.
— Нужно, — заверил её Жданов.
— Только не в один из ваших любимых дорогих ресторанов, — зачастила Катя, — мне надоело, что на нас все таращатся, и надо постоянно иметь напыщенный вид. Пожалуйста-пожалуйста, Андрей Павлович!
В последнее время Пушкарева редко была такой ребячливой и веселой, и Жданов смотрел на неё с некоторой оторопью, не зная, как себя вести. Он даже начал жалеть, что вообще затеял все это, но отступать было некуда.
— Конечно, Катя, — ответил он растерянно, — я могу себе позволить пригласить вас в дешевое кафе.
Весь вечер Пушкарева болтала без умолку, а Жданов разглядывал её и думал: Потапкин? Федор? Урядов?
Да не может такого быть!
Может, стоит прямо у неё спросить — пока у Кати такое разговорчивое настроение?
— Что с вами, Андрей Павлович? Вы на меня так смотрите…
Он взял её за руку.
— Кать, а вы совсем злитесь на отца своего ребенка?
Вся беззаботность слетела с неё в один миг. Она моментально превратилась в напуганного зверька, пригнувшего уши.
— Уже поздно, Андрей Павлович, — пробормотала Катя, вскакивая. Но поскольку Жданов все еще держал её за руку, то у неё получилось сделать только один шаг, а потом Пушкарева потеряла равновесие и приземлилась прямо ему на колени. От неожиданности оба крупно вздрогнули, и Катя попыталась сбежать, но руки Жданова сами собой её удержали. Он чувствовал, что если надавить чуть посильнее, не дать Кате улизнуть сейчас, то она скажет ему правду. Не сможет не сказать. Особенно когда они так неприлично близко друг к другу, и эта близость явно сбивает Катерину с толку и лишает трезвомыслия.
Она еще раз трепыхнулась и притихла, тараща круглые настороженные глаза.
— Кать, — мягко проговорил Жданов, прямо перед его лицом трепетали оборки её блузки, и он невольно потрогал невинный школьный бантик возле нежной шеи, — вы же знаете, что можете рассказать мне, что угодно? Что я всегда на вашей стороне и искренне переживаю за вас? Кать… если я могу для вас хоть что-то сделать…
— Вы так много для меня уже делаете, — прерывисто выдохнула она, — так много-много делаете, что когда я думаю о вас, у меня словно… такое чувство — накатывает волна, волна, волна.
Она попыталась изобразить эту волну, но быстро приняла свое поражение и просто прильнула к обалдевшему Жданову.
Множество самых разных мыслей разбежалось во все стороны — слава богу, Катя отказалась от дорогого ресторана, вот было бы шоу! Что это это за эмоциональный порыв? Сколько вообще самых разных чувств скрывается в одной компактной Пушкаревой? И почему во всем этой практически неприличной близости, которую Жданов никак не планировал, было столько естественности?
Наверное, никогда в жизни он не ощущал себя настолько растроганным.
Благодарность Кати была горячей и искренней, и она была приятна Жданову — хоть он и прыгал вокруг неё исключительно ради компании, но ведь прыгал же! Ловил в одних тапочках у подъезда! Каждое утро вставал на полчаса раньше, чтобы заехать за ней! Старался кричать на Катю не чаще раза в день, что плохо удавалось. Вытащил её из каморки! Обедал в ресторанах!
Конечно, ей было за что его благодарить, и слегка укачивая Пушкареву в своих объятиях, Жданов и позабыл, что собирался её пытать и допрашивать. А потом вспомнил, что именно так и ведет себя с неё Пушкарев-папа, и решил пожалеть девочку.
— Кать, скажите мне только одну вещь… Это ведь не Потапкин?
Почему-то Потапкина было бы сложнее всех пережить, хотя Урядов не лучше, а про Федора и говорить нечего.
Катя вскинула раскрасневшееся лицо и покачала головой.
— Это никто, Андрей Павлович. Святой дух!
— Хотите покататься по ночному городу, Кать? — сдался он. — Я иногда люблю без всякой цели колесить по улицам.
Она кивнула, выпрямилась, огляделась по сторонам и засмеялась.
Прижала к груди его руку.
— Вы очень хороший человек, — сказала застенчиво, — самый лучший.
Вот что было особо хорошо в Кате — она всегда была права.
Этой ночью Пушкарева расшалилась настолько, что даже высунулась в люк на крыше машины, крича на всю Москву: «Я не хочу, чтобы этот вечер не заканчивался никогда-а-а-а!»
Ему пришлось спускать её вниз, пока она не разбудила всех собак в округе.
— Да что с вами сегодня такое? В ваш сок попала водка?
— Не знаю… гормоны?
Улыбаясь, он остановил машину возле её подъезда.
— Катя, вы маленькая мошенница и все списываете на гормоны.
— Ну у меня и правда гормоны. Хорошее настроение. Как будто… крохотный праздник посреди мрачной рутины, понимаете?
— Пожалуй, — согласился Жданов. — Кать, ну, надеюсь, что ваш папа уже лег спать и не будет уже терзать вас расспросами.
Она быстро посмотрела на часы и улыбнулась.
— Он меня не будет ругать, не сегодня, — и выпорхнула из машины, помчалась к подъезду, постоянно оглядываясь. Она даже едва не влетела в дерево.
Ну и что это было?
Велел же тебе Малиновский: Жданов, остановись. А ты что делаешь?
========== 17 ==========
— Я вот думаю, может быть в чай что-нибудь подмешать?..
— В смысле? — не понял Малиновский.
— Ну такое успокаивающее пыл средство, — туманно объяснил Жданов.
Этим утром Пушкарева позвонила ему с утра и сообщила, что доберется сама. И вот — где-то болталась, хотя рабочий день уже семь минут как начался.
Поскольку Кира подкарулила его ночью в собственной постели, у Жданова не было возможности объяснить Кате по телефону, что она не права и он все равно её заберет, и пришлось только буркнуть что-то согласное. Кира и без того выразила явное неудовольствие от того, что служащие беспокоят руководство в такую рань.
Теперь они с Ромкой были вдвоем в кабинете, и требовалось очень много сил, чтобы не смотреть посекундно на часы.
Может, ей нужно анализы было сдать?
Или снова стало плохо? По утрам Катя частенько бывала в довольно плачевном состоянии. Однажды ему пришлось останавливаться под кирпичом, потому что ей потребовалось срочно выскочить из машины, и дело закончилось штрафом.
Малиновский перестал бесцельно слоняться по кабинету и уставился на своего президента.
— Теперь тебе понадобился бром, чтобы справиться с собственной невестой? А как же традиционная терапия?
— Ну ты представляешь — я вчера возвращаюсь домой глубокой ночью, а Кира лежит в моей постели! Как ни в чем не бывало!
— О как, — оживился Роман, — и откуда же ты вчера вернулся глубокой ночью таким уставшим, что Кира не вызвала в тебе ответной страсти? Как зовут эту причину? Беленькая, рыженькая?
Жданов предпочел не отвечать на всякие дурацкие вопросы, продолжая размышлять о наболевшем.
— Ну надо что-то решать! Как ты думаешь, один раз в две недели будет достаточно?
— Позвольте узнать, вы о сексе? — заинтересовался Малиновский.
— Я о Кире! Я чаще, чем один раз в две недели спать с ней просто не могу, понимаешь? Обрыдло!
— Дважды в месяц? Конечно, это как получка с авансом. Охладит любого, — пробормотал Ромка удрученно. — Андрюх, ты совсем спятил так обращаться с собственной невестой? Шляешься черт знает где по ночам, откатываешь обязательную программу без всякого энтузиазма, я уж не говорю о произвольной, ходишь повсюду с такой кислой физиономией, как будто это у тебя токсикоз, и это не…
Какой-то шум из коридора отвлек его от чтения нотаций.
Заскучавший было Жданов встрепенулся.
Он был рад любой возможности избежать заунывных напевов Романа: Кира, свадьба, совет директорв.
Как будто барабаны били прямо в его голове.
Как будто он и сам не знал, что нельзя плохо вести себя с Кирой.
Как будто над всеми их ссорами не нависала зловещая тень её братца.
Ромка был прав, и тем особенно неприятен.
Вакханалия в коридоре имела под собой вполне конкретную причину: день рождения Пушкаревой.
— С днем рождения, Катюша, поздравляем тебя! — пел коллектив.
Раскрасневшаяся, смущенная, в своих косичках и очочках, Катя напоминала именинницу на утреннике в детском саду. Она была еще в пальто, и кажется едва вышла из лифта, когда женсовет выскочил из засады. Кто-то швырнул в неё букетом, как гранатой, и Катя довольно ловко его поймала.
По крайней мере, этим утром её лицо не отливало тем нежным зеленым цветом, к которому Жданов уже почти даже привык.
— Открыточку, — провозгласил Федор и едва не пришмякнул Пушкареву сверху картиной. — Счастья, жениха хорошего!
Они что, совсем озверели? Еще не хватало, чтобы она тяжести по Зималетто таскала, как будто мало было ловли букетов.
— Оставайтесь такой, какая вы есть, доброй, умной и хорошей, — тараторил Потапкин.
Жданов, который уже был готов отобрать у Пушкаревой картину и всех тут разогнать, притормозил.
Потапкин? Федор?
Крики «поздравляем» и попытка троекратного «ура» смялись при приближении Жданова.
— Простите, — сказал он, добавляя бархата в свой голос, хотя, конечно, хотелось рычать, — я не знал. Поздравляю, — и поцеловал Катю в щеку. — Я думаю, надо торт организовать, как-то отметить это событие, — предложил Жданов, пережив скептическое поздравление Киры и Милко.
Зря он это: при упоминании торта Катю ощутимо перекосило.
— А мы уже обо всем позаботились, — заверили Таня с Амурой, — всё будет проведено на высшем уровне — праздничный пирог, подарки.
Лицо Пушкаревой становилось все зеленее.
Черт, еще не хватало, чтобы ей стало плохо прям здесь.
Облепили Катю со всех сторон, нелюди! Сами потом будут её водичкой опрыскивать!
— Никаких пирогов, — являя чудеса логики, сообщил Жданов резко, — у Кати сегодня уже назначен деловой обед. И вообще весь день забит под завязку, так что постарайтесь не сильно задерживать Катерину.
— Андрей Павлович, — с упреком начала было Таня, но он уже развернулся и направился к себе. Очень хотелось унести с собой картину, но коллектив, который и без того смотрел волком, вряд ли бы понял, если бы президент начал отбирать подарки у своих подчиненных.
— Черт, только этого не хватало! Оказывается, у таких, как Пушкарева, тоже бывают дни рождения! Кто бы мог подумать, а? — влетев в свой кабинет, в сердцах сказал Жданов.
— А что, а что ты думал, что у «таких» только один праздник: сдача квартального отчета? — рассудительно ответил Ромка. — Прекрасно! Прекрасно. Какой же ты жестокосердный, ты невнимательный начальник. У твоей помощницы праздник, а ты даже не удосужился ее поздравить.
— Да я не знал! Она мне слова не сказала, хотя мы до часу ночи не расставались, — рявкнул Жданов.
— А надо было читать по глазам, по улыбке, а еще лучше по личному делу, которое, между прочим, несложно взять в отделе кадров… — тут до Малиновского дошло. — Что ты делал до часу ночи с Пушкаревой? С Пушкаревой?! Ты от неё, что ли, к Кире приехал весь такой утомленный нарзаном?
От ответа его спас звонок телефона на Катином столе.
— Пушкарева, — буркнул Жданов, срывая трубку.
— А вот и нет, — ответили ему, — вы не Пушкарева, вы Жданов. Перепутали?
— Зорькин?
— Я! — молодцевато ответила трубка.
— Вы, наверное, звоните, чтобы поздравить Катю? Её пока поглотил спрут под названием женсовет. Кстати, Николай Антонович, а что лучше подарить Пушкаревой?
— Командировочное удостоверение, — быстро ответил Зорькин.
— В Тамбов? — от неожиданности брякнул Жданов.
— Ну что же сразу в Тамбов, широка страна моя родная, можно и в Тулу, тоже на букву «т» начинается. Тут у нас такая похоронная атмосфера, что у Катьки уже нервы сдают. Валерий Сергеевич, конечно, пытается не наседать, но из него выходят лишь вздохи!
Дверь открылась, и картина, пошатываясь, засеменила по кабинету. Катю за ней почти не было видно.
— О господи, — вздохнул Малиновский. — Катенька, ну верните вы экспонат в Третьяковку! Что ж вы делаете?
— Здравствуйте, Роман Дмитриевич, — пропыхтела картина.
— Я пойду… посмотрю… последние… отчеты о продажах, — слинял Малиновский, начертав в воздухе нечто угрожающее. Оно означало примерно следующее: помни о Кире, а за ночи с Пушкаревой ты передо мной еще ответишь.
— Перезвоните, — сообщил Жданов Зорькину и подхватил пошатывающуся картину, желая облегчить Пушкаревой ношу. Она продолжала стойко за неё цепляться, и теперь они вдвоем держались за раму.
— Катя, а почему о вашем дне рождения я узнаю последним? — получилось слишком сурово, но она сама была виновата. Предупреждать же надо!
— Андрей Палыч, последней узнала Кира Юрьевна, — выглянула из-за букета Катя. На её волосах были пушистые шарики мимозы. — Вы знаете, Андрей Павлович, у вас столько дел, а тут еще я с этим днем рождения.
— Катя, я чувствую себя идиотом. Какие дела? О каких делах еще могут идти речь?
— Перестаньте. Этот день для меня совершенно… ни к чему все эти поздравления.
Улыбаясь, Жданов пытался собирал цветочки с косичек.
— Катя, я должен был подготовиться, — мягко заметил он.
— Это совершенная ерунда. Ой, — картина начала заваливаться набок вместе с Катей, и Жданов перехватил их обеих поудобнее.
— А для меня нет.
— А для меня — да.
— Кать, — поставив картину на пол, возмутился Жданов, — что вы со мной постоянно спорите?! Я это я, вы это вы. Вам это понятно?! — Пушкарева притихла, смотрела виновато, и он устыдился своего рычания. — Простите, вырвалось.
Катя робко улыбнулась и подняла руку, чтобы стряхнуть мимозу с его волос.
— Я не хотел на вас кричать. Просто я очень расстроен, — попытался объясниться он.
— Простите, пожалуйста, — произнесла она почти нежно.
— Это вы меня простите. У вас такой день, а я как упырь какой-то.
— Совершенно обыкновенный день. Я никогда не отмечаю его.
— Просто я начинаю нервничать, когда… если вы что-то скрываете от меня, — признался Жданов. — Да отдайте уже это произведение искусства, — он все-таки отобрал у неё картину и пристроил её к стене. Потом забрал букет и положил на стол. — Идите сюда, — усадив Катю на стул, он принялся аккуратно освобождать её волосы от цветов.
— Я сказала вам, что это не важно, не для того, чтобы успокоить вашу совесть, — ответила Пушкарева, вертя головой. — А потому, что для меня эта дата действительно не имеет никакого значения. С чего тогда ей иметь значение для вас?
— Как это она не имеет для вас значения? — удивился Жданов. Присев на корточки, он взял Катю за руки, заглядывая ей в глаза. — Поясните, а то я ничего не понимаю.
— Андрей Павлович, когда у людей день рождения, они устраивают праздник. Они приглашают домой друзей. Но… мне никогда не хотелось устраивать ничего подобного. Единственный раз я праздновала день рождения ради своих родителей, это было на моё пятнадцатилетие. Мама предложила пригласить моих одноклассников, напекла пирожков, накрыла на стол. Колька повесил шарики. И никто не пришел. Никто из всего класса, — она говорила спокойно, ни на что не жалуясь, а просто объясняла ему, как он того и просил. — Поэтому больше я никогда не устраивала праздников на свой день рождения. Так что не беспокойтесь, Андрей Павлович.
Он задумчиво разглядывал её.
— Почему вас не любили в школе, Катя?
— Некрасивая зануда-отличница, — пожала она плечами, — я не прогуливала уроки, не курила за гаражами, не подлизывалась к главарям класса. У меня всегда были выучены все уроки, учителя ставили меня в пример. Да вы бы тоже не любили меня, если бы учились вместе со мной. Вы-то, наверное, были самым популярным мальчиком в школе.
Он засмеялся.
— Катя, хотите в Тамбов?
— В Тамбов? Вы меня в ссылку, что ли, отправляете?
— В командировку, — пояснил Жданов. — Срочную.
— Но у нас нет никаких дел в Тамбове, — с недоумением ответила Катя.
— Вот так раз! В таком случае мы, конечно, туда не поедем.
— Мы?
— Мы поедем в Тулу. Тоже на «т» начинается.
Она смотрела на него изумленно и доверчиво, как любопытный заяц.
========== 18 ==========
Уже в пальто, Жданов сидел возле входа и терпеливо ждал, пока Пушкарева в десятый раз объяснит своему отцу, что график командировок составляется без учета дней рождения сотрудников, что поездка была давно запланирована, что она забыла предупредить заранее, потому что у неё голова от всего кругом.
Дверь приоткрылась и появились головы Шуры и Амуры. Оглядевшись по сторонам, они не обнаружили начальства и предприняли партизанскую попытку просочиться к столу Пушкаревой.
Когда Жданов их окликнул, девицы подскочили на месте.
— А мы вот Катю хотели пригласить на обед, — объяснили они.
— Папа, мы отметим мой день рождения позже, — устало сказала Катя в трубку.
У неё был такой замученный вид, что обед с женсоветом запросто мог её доконать.
— Не получится, — терпеливо сказал Жданов, — я же вам уже объяснил.
— Но мы думали, что вы передумаете… Сегодня ведь такой день…
— День — рабочий, — гаркнул Жданов.
Девицы, пылая социалистическим негодованием, попятились к двери.
— Амура, — попросил он, — вы часика через три сообщите Кире Юрьевне, пожалуйста, что мы с Екатериной Валерьевной поехали в Тулу поглядеть помещения под производство, хорошо? Вернемся завтра. Ну и забронируйте нам приличную гостиницу.
— Как в Тулу? — изумилась Амура.
— Почему завтра? — изумилась Шура. — Это же близко совсем. Вжух туда, вжух обратно.
— А напомните мне, — повысил голос Жданов, — с каких пор я обязан отчитываться перед собственным секретариатом?
— Так ведь день рождения у человека…
— Да ведь это всего лишь день рождения, а не конец света, — с отчаянием выкрикнула Пушкарева, — мама, ну объясни ты ему! — и шмякнула трубку на аппарат.
— Понятно, — сказала Амура.
— Ясно, — сказала Шура.
И их обеих унесло ветром из кабинета.
— Да что же такое, — пробормотала Пушкарева растерянно и расстроенно.
— Катя, вы в порядке? — Жданов подошел ближе.
— Я что-то… не пойму, — Катя слепо притянула к себе лацкан его пальто и попыталась вытереть им глаза сквозь очки.
Жданову пришлось привстать на цыпочки и, удерживая равновесие, — балерина здесь не он — опереться рукой об стену за её спиной.
Балансируя таким образом, он подождал, пока она вдоволь изъелозит и изомнет дорогую ткань. Он только надеялся, что сможет избежать сморкания.
И Пушкарева оправдала его надежды: сморкаться в него она не стала, но зачем-то прижалась щекой к измочаленному лацкану, да так и замерла.
— Катя, что за чудачества?
— Ну постойте вы немного спокойно, — попросила она. — Вам что, трудно?
Непросто было чувствовать себя идиотом, но Жданов с этим справился.
Постоял.
Подождал.
Наконец, Катя громко вздохнула и выпустила его пальто из своих кулачков.
— Спасибо, — поблагодарил Жданов и попытался привести себя в порядок. — Вы готовы ехать?
— Андрей Павлович, — Катя застенчиво облизнула губы. — У меня к вам огромная просьба.
— Вещайте, — великодушно позволил Жданов.
— Вы не могли бы и дальше держать женсовет подальше от меня?
— Что? — переспросил он, решив, что ослышался.
— Я еще не готова всем признаться, а у девочек не зрение, а рентген. Вы поэтому… ну я не знаю, будьте со мной построже, что ли. Рявкайте на меня при всех — мол, Пушкарева, хватит болтать, марш работать, за что я вам зарплату плачу, да я вас уволю, и все такое. Чтобы я по струнке ходила!
— Катя, вы с ума сошли? Не собираюсь я на вас рявкать при всем Зималетто.
— То есть, в своем кабинете — отлично рявкаете, а как при людях, так сразу приступ ложной скромности?
— Не говорите глупостей, — рявкнул Жданов, — я на вас вообще никогда не рявкаю! А теперь быстрее заворачивайтесь в свое пальто, пока нас никто не остановил. Бегом, Катенька, бегом, помните, нам угрожает торт!
— Фу, — воскликнула она, морщась. — Это такая гадость. Не напоминайте даже.
— Вы не против пообедать в Туле? Мне очень хочется побыстрее покинуть Москву.
— Вы прям как француз, Андрей Павлович.
Осмотр заброшенного производства, который Жданов придумал просто так, для отмазки, неожиданно заинтересовал Пушкареву.
Она с самым сосредоточенным видом бродила из помещения в помещение и задавала миллион вопросов — стоимость коммуналки, налоги, износ здания, потом где-то откопала калькулятор и уселась считать. Потом отобрала мобильник у Жданова и принялась звонить Зорькину.
— Кать, чем вы занимаетесь в собственный день рождения? — заскучал Жданов.
— Да, Коля, я пришлю тебе техническую документацию, — завершила она беседу.
Ему едва удалось вытащить её из гулких цехов.
— Катя, у вас такой залихватский вид, как будто мы действительно собираемся покупать эти площади.
— Ну что вы, — ответила она задумчиво, — у Зималетто нет таких денег. А вот у Никамоды есть.
— И что Никамода собирается делать с этой жестянкой? — удивился Жданов. — Кажется, вы не собирались ничего производить.
— Никамода нет, а вот Зималетто — да.
— Кать, ну пойдемте уже на ужин!
— Конечно, — она ухватилась за владельца здания и потащила его за собой, чтобы весь вечер пытать про налоговые льготы и стоимость земли в Туле.
— Что это, Катя? — закричал Жданов в отчаянии, глядя на мигающую пошлыми лампочками вывеску «Radison».
— Наш отель, — ответила она с неуместным весельем, — хотя вернее сказать: наш мотель.
— Это бордель, а не мотель, — возмутился он.
Катя засмеялась.
— Понимаете, Андрей Павлович, — объяснила она, — секретариат в любой непонятной ситуации заказывает Radisson, вот Амура и заказала по протоколу.
— Но это черт знает что такое, но не Radisson, Катя, — завопил Жданов.
— Это Radison, — и она снова захихикала, — только с одной буквой «s».
Жданов моргнул, соображая.
— Адидас и Абидас, — сказал он наконец. — Черт. Катя, садитесь в машину, мы здесь не останемся.
— Да какая разница, где провести одну ночь, — произнесла Пушкарева умоляюще. Кажется, она едва на ногах держалась.
— Что же, давайте попробуем рискнуть здоровьем, — раздраженно буркнул Жданов, сверх нормы сердитый на всё на свете. Мало того, что весь ужин Катя говорила о какой-то нудятине, так Амура еще определила их в пошлый дешевый мотель, куда даже приличной любовницы не привести, не говоря уж о ценных сотрудниках.
Пушкарева, несколько оробевшая, спряталась за его спиной.
На ресепшен их ждал еще один неприятный сюрприз:
— Жданов Андрей Павлович, номер люкс, — кивнула администратор, — Пушкарева Екатерина Валерьевна, койко-место в номере типа «хостел».
— Койко-место? — переспросил Жданов. — Мы сдаем Пушкареву Екатерину Валерьевну в хоспис?
— Хостел, — ответила администратор невозмутимо, — это было указано при бронировании.
Ну конечно, мелочный мстительный привет от Киры.
— Ну так разместите Екатерину Валерьевну в другой люкс, — нетерпеливо потребовал Жданов.
— У нас только одни люкс.
— Какие приличные гостиницы есть поблизости?
Катя тронула его за рукав.
— Мне смертельно надо прилечь, — прошептала она.
— Ах, черт, давайте ваш единственный люкс.
В номере Катя слепо сбросила пальто и сразу упала в кресло перед телевизором.
Жданов достал из бара бутылку минералки, отвинтил крышку и протянул Пушкаревой.
— Н-не надо, — пролепетала она, — это какая-то странная слабость. Прежде у меня такой не случалось.
Бродя по номеру, он хмыкнул.
У Пушкаревой даже недомогания были классифицированы и подшиты в нужные папки.
— Я не поняла, что это было с койко-местом, — сказала вдруг Катя.
— Действительно не поняли?
— Но это так по-детски, — пробормотала она недоуменно.
Жданов отпил из бутылки, глядя на неё. Ему вдруг стало интересно, а как бы Катя изводила своих соперниц, случись они у неё благодаря какому-нибудь чуду.
— Вы же спите на ходу, Катя. Эта ваша слабость называется недосып. Я выйду на полчаса, а вы примите душ и ложитесь в постель.
— В какую постель? — уточнила она, встревожившись. — На койко-место?
— Вот в эту самую постель, — он указал на двуспальную кровать, покрытую дешевым синтетическим покрывалом с оборками. На холодной серо-голубой ткани были нарисованы вазоны, очевидно, номер претендовал на античный стиль. Слава богу, обошлось без алого алькова, а то разные Жданов извращения в подобных люксах видел.
Катя немедленно отвела глаза от кровати и с большим интересом принялась разглядывать дешевую репродукцию какого-то греческого пейзажа с арками и статуей.
Уши её полыхали.
— А вы?
— И я в неё лягу, — сказал Жданов, страдая всем своим телом, — это двуспальная кровать, Катя. Вы с одной стороны, я с другой. Как два пионера в пионерлагере. Между нами мы положим горн.
— Какой горн?
— Можно меч, как в рыцарском романе. В вашей сумочке есть меч, Катя?
— Там и горна нету.
— Безобразие, — осудил Жданов, цепляясь за бред, который нес, как за алое знамя.
Господи, как он оказался внутри такой нелепой ситуации?
Зачем ему делить постель с Пушкаревой, если можно оставить её здесь, сесть в машину и найти себе куда более приличное пристанище на ночь?
Этот же вопрос читался на бледненьком Катином лице, но она не задала его вслух.
И правильно сделала, можно подумать, что у него целые карманы готовых ответов!
— Ну я пошел, — сбежал Жданов из неловкой невыносимости, захватившей этот дурацкий пошлый номер с ужасающей лепниной и позолоченными вензелями.
Внизу в баре он заказал виски, бессмысленно таращась на дно стакана.
Жданов ощущал разочарование: ему хотелось привезти Катю в Тулу, где их никто не знал и никто бы не тревожил, и долго гулять с ней среди заснеженных елочек, а потом неторопливо ужинать со свечами или чем-то таким. На деле же они перехватили какой-то еды по дороге сюда, провели половину дня на заброшенных складах, устали, запылились, а потом еще два часа разговаривали про налоги.
Разве день рождения у человека должен быть таким?
Он ведь даже подарка не успел купить!
Его разрывало от желания устроить что-то праздничное для Катерины и сомнениями из-за её усталости. Не потащишь же эту женщину в клуб! И не купишь ей шампанского.
Дальше ждановская фантазия иссякала, и рука сама тянулась к телефону — позвонить Малиновскому и спросить совета. Останавливало лишь смутное подозрения, что лучший друг не оценит его метаний и скажет что-то такое, отчего и без того паршивое настроение испортится окончательно.
Но сколько ни страдай, а делать все равно что-то надо.
Когда Жданов, спустя довольно долгое время, вернулся в номер, Катя уже дремала со включенным телевизором, натянув покрывало до самых ушей. Кажется, она так и не решилась забраться под одеяло. Выглядывали рукава оранжевой пижамы, влажные косички были переплетены по-новому, а круглые очки сверкали каким-то особо неприступным блеском.
Увидев, что у Жданова в руках тарелка с чем-то съедобным, во что воткнута горящая праздничная свечка, Катя быстро села, и мультяшный мышонок на её животе выглянул наружу.
— Что это? — спросила она.
Жданов оперся коленом на кровать подле неё и поднес свечку ближе.
— Загадывайте желание, Катя.
Она взметнула на него изумленные глаза с влажными ресницами, зажмурилась и приняла почти молитвенный вид. Мечтательная улыбка тронула уголки её губ, а ладони сами собой соединились в «намасте».
Потом она аккуратно задула свечу и дернула носом.
— Что это у вас вместо торта?
— Пудинг из лосося и форели, Катя. У нас же эта неделя — рыбная?
— У нас? — переспросила Пушкарева тонким голосом. Вот бы она снова хныкать не начала! У него уже не хватало сил на вечно хлюпающую носом помощницу.
— И у меня есть безалкогольный брют, — Жданов вручил ей тарелку и нырнул в бумажный пакет, который притащил с собой.
— Безалкогольное шампанское это лимонад? — Катя с таким интересом тоже пыталась заглянуть в пакет, что даже забыла стесняться постели и пижамы.
Жданов извлек бутылку и поставил её на столик, аккуратно повесил свое пальто, подумал, и пиджак тоже снял. Катя не спускала с него глаз.
Она же не ожидала, что он на неё набросится в порыве страсти?
В последнее время её мозги малость размякли, конечно, но не до такой же степени.
Он еще не настолько озверел от Киры, чтобы набрасываться на неформатных и беременных пушкаревых.
И снова привычное гадание царапнуло затылок: Потапкин? Федор? Кто был тот неведомый герой, забивший мяч в ворота Катерины?
Что он чувствовал, целуя эти скобки и что он обнаружил, развернув бабушкины наряды?
Разлив шипучий напиток по бокалам, Жданов вернулся к Кате и протянул ей один из них.
— Поздравляю вас, Катя, — он старался, чтобы его голос не звучал с неестественной торжественностью, какая бывала на скучных юбилеях. Надо добавить теплоты и доброты, велел он себе и растянул губы в улыбке. — Я очень счастлив, что вы однажды пришли в Зималетто. Даже не знаю, как я бы справился со всем без вашей помощи. И вы должны знать, что я очень ценю вашу помощь и то, на что вы пошли ради спасения компании. Вы удивительно верный, умный и честный человечек, Катя, и мне бы хотелось, чтобы вы всегда могли рассчитывать на меня также, как и я на вас.
Уф.
Вроде получилось, как надо. Душевно и по делу.
Они чокнулись и сделали по глотку приторно сладкого, сильно газированного напитка.
Мда.
Это вам не виски.
— Спасибо, — ответила Катя, с детским удовольствием выпив эту гадость. — Я вам так благодарна, что вы со мной в этот день… Это такой подарок… правда, спасибо вам.
— Кстати о подарках, — оживился Жданов и снова нырнул в пакет. В магазин с белецким кружевом, расположенным прямо напротив гостиницы, он заглянул ради Милко — тот обожал всевозможные традиционные промыслы. Но бело-серая пелерина с фантазийной картиной подводного мира словно сама просилась: «купи меня». Стоила она каких-то диких денег, и продавщица объяснила, что это авторская работа, победившая на международном конкурсе. Почти произведение искусства, а может и не «почти».
Торжественно накинув на оранжевую пижаму Пушкаревой эту пелерину, Жданов прикрыл один глаз, оценивая увиденное, удовлетворенно кивнул и отмахнулся от благодарного лепетания.
— Катя, я в душ, — объявил он, украдкой зевая и сочтя торжественную часть закрытой.
Она кивнула и зарылась лицом в пелерину.
Федор, который собирал ему вещи в дорогу, как обычно ориентировался на вкус Киры Юрьевны и заботливо упаковал брендовые декоративные шмотки, абсолютно неуместные в этом клоповнике. Вздохнув над несоответствием внутреннего и внешнего и пожалев, что у него нет удобной и со всех сторон приличной оранжевой пижамы, Жданов натянул слаксы и джемпер и покинул ванную.
Катя дремала, обнимая пелерину, как плюшевого мишку. Телевизор что-то тихо бормотал, верхний свет был погашен, и только прикроватные светильники освещали комнату, ставшую вдруг не такой неприятной, как раньше.
Жданов осторожно лег со своей стороны, выключив светильники и оставив телевизор, и разноцветные пятна замельтешили по комнате.
Вопрос, который мучил его с того момента, когда он решил ехать в Тулу, а может быть и раньше, не оставлял в покое. Что, черт возьми, он вообще творит?
Каким образом он оказался в одной постели с Пушкаревой, и почему это не кажется таким диким, как должно казаться?
— А хотите я кое в чем признаюсь? — вдруг спросила Катя, по-прежнему не открывая глаз. — Только вы обещайте, что не рассердитесь.
— Что за детский сад, — вздохнул Жданов, — я никогда на вас не сержусь, и тем более не стану этого делать в такой день.
— Ну да, — пробормотала она, — никогда.
— Вы можете признаваться совершенно спокойно, обещаю не ставить вас в угол.
— Я специально сказала на ресепшен, что мне нужно прилечь, чтобы мы не уехали отсюда.
Бог знает, что он ожидал услышать. Возможно, одну из фамилий, наконец, Федор или Потапкин, но не такое безыскусное откровение.
— Почему? — спросил Жданов, ошарашенно рассматривая спокойное лицо, которое без очков выглядело невинным и милым, и только трепет ресниц выдавал смятение.
— Если бы мы уехали в другую гостиницу, — сказала Катя, — то там было бы два люкса. А мне хотелось побыть сегодня с вами вдвоем. Не в том смысле…
— Я понял, — быстро сказал Жданов, — в каком смысле.
Он действительно понимал.
Катино коварство не вызвало в нем негодования, а только мирная теплота, похожая на парное молоко, разлилась в груди.
Когда они оставались вдвоем, мир начинался казаться довольно симпатичной штукой.
Между ними не было соперничества, непонимания, споров или секретов…
Впрочем, один огромный-огромный секрет Катя все-таки хранила в себе.
— Расскажите мне, пожалуйста, — попросил Жданов, и она, умница, сразу поняла, о чем он просит.
— Вам так важно это знать? — спросила она, мигом расстроившись и зарывшись носом в пелерину. — От этого зависят наши отношения?
— Нет, Кать, нет, — воскликнул Жданов, ругая себя ослом. Зачем он лезет к ней с расспросами, как будто не видит, что они каждый раз причиняют ей боль? — Простите, это совершенно бестактный вопрос. Я сам не понимаю, зачем я вам его задал. Всё, простите, ничего не отвечайте.
Катя молчала так долго, что он решил, что она заснула.
— Этот человек…
— Кто он? — жадно спросил Жданов и снова попытался одернуть себя. — Простите, я не имею никакого права задавать вам такие вопросы.
— Он благородный, умный, он звезда, а я… — Катя говорила совсем тихо и словно бы самой себе. — Он не видит во мне женщину. Просто однажды он был очень расстроен, я оказалась рядом. А любовь она… она не всегда взаимна, и он ведь совсем не должен меня любить, потому что я этого очень хочу, — печальный изгиб губ, горькая усмешка над собой, над судьбой.
— Он просто идиот, — с чувством произнес Жданов. — Идиот, который не видит, какой вы удивительный человек.
— Вы так думаете? — она приоткрыла глаза, глядя на него с ласковой иронией.
— Уверен, — заверил её он.
Разные чувства бушевали в его голове. Он был возмущен — Катя действительно влюблена в какого-то придурка! Ему было жаль её — глупая девица, которая втюрилась в очередного прохвоста или мажора. Звезда, ну надо же! Как пить дать — беззаботный циник, переспавший с Пушкаревой и даже не вспомнивший об этом наутро.
— Катя, давайте забудем об этом мерзавце, — повелел Жданов, не выносивший, чтобы мысли его помощницы были заняты посторонними вещами. Он едва привык считаться с тем, что теперь она больше всего на свете заботится о крошечном эмбрионе внутри неё. Но делить её с каким-то там прохвостом?
— Давайте, — легко согласилась Катя. — И как это сделать? Клин клином?
— Что? — обалдел Жданов. — Никаких клиньев, вы вообще… в вашем положении… Работа — вот лучшее лекарство.
Теперь она уже откровенно смеялась.
— Андрей Павлович, вы тиран, деспот и эксплуататор! А беременность влюбленности не помеха. Вот возьму и правда начну строить глазки Потапкину!
Этого еще не хватало. Потапкин и так был не семи пядей во лбу, а домогательства такой женщины, как Пушкарева, могли и вовсе его заикой сделать.
Катя меж тем, совсем расшалившись, перевернулась на спину и уставилась в потолок.
— Вы подали прекрасную мысль, Андрей Павлович. Я-то ведь как рассуждала? Не везет в любви — так и нечего пытаться. Такому страшилищу, как я, не нужно даже и мечтать о взаимности. Но может быть мне просто надо выкинуть… как вы сказали?.. этого идиота и мерзавца из головы и найти себе нового.
— Тоже идиота? — буркнул Жданов. — Катя, ну вы же серьезный человек, а рассуждаете, ну как моделька какая-то!
— Спасибо за комплимент, — захихикала она.
— А это вовсе не комплимент. И перестаньте хихикать!
Приподнявшись на локте, она удивленно заглянула в его лицо.
— Вы действительно злитесь? Почему?
— Терпеть не могу, когда умные женщины говорят глупости!
Пальчиком она попыталась придать его губам форму улыбки. Жданов вздрогнул от неожиданности этого легкого прикосновения.
— Если бы я была умной женщиной, — назидательно сказала Катя, — то не лежала бы сейчас в одной постели с почти женатым начальником и не готовилась бы стать матерью-одиночкой.
— Зачем вы напомнили мне про эту женитьбу, — простонал Жданов и накрыл её ладонью свои глаза, — я как подумаю о свадьбе с Кирой, так мне хочется удавиться!
— Ну так не женитесь, — спокойно ответила она. — Можно подумать, что у нас средневековье.
— Если бы все было так просто!
— Тогда не жалуйтесь.
Такая безжалостность была неприятна.
Он тут носится с ней, а она что? Даже пожалеть его не может?
Катя отдернула его ладонь и наклонилась ниже, глаза в глаза. Её дыхание коснулось его щеки, когда она спросила:
— Отчего вам так плохо, Андрей Павлович?
— Не знаю. Но я чувствую себя пленником, которого со связанными руками ведут на эшафот. И я все время жду, что кто-то из толпы крикнет: это ошибка! Этот мужчина не заслуживает виселицы!
— Кто-то из толпы, — задумчиво повторила Катя. — Кто-то незаметный. Как бы ваше лекарство не оказалось ядом.
— О чем вы говорите?
— Ни о чем, — ответила она и вернулась головой на подушку. Сладко вздохнула.
— А хорошо, правда?
— Правда, — озадаченно отозвался Жданов.
Непонятно, нелогично, глупо, но — хорошо.
========== 19 ==========
— Жданов, но она же тебя хомутает!
— Я разве лошадь?
В оранжевом свитере с ромбами Малиновский был похож на лыжника-фантаста.
Ужасно возмущенного к тому же.
История про их пионерскую ночевку что-то взорвала в Ромкиной голове, и теперь его раздирало на части от желания уберечь Жданова от цепких когтей Пушкаревой.
Такая трактовка пронзала до глубин души. Ну он же все понятно объяснил: про то, что Кате просто хотелось побыть вдвоем, что это было тепло и невинно, и что они всего лишь шушукались до поздней ночи, как школьники в летнем лагере.
Но, кажется, чем больше он плутал в словах, тем больше у Малиновского глаза на лоб лезли.
— Еще немного — и ты будешь бегать за памперсами для чужого ребенка и тайком от жены гулять с коляской, — зашипел Ромка, — ты вообще соображаешь, что делаешь? Беременные они же все как пиявки, только и думают, к кому присосаться.
— Пиявка твоя Клочкова, — отразил удар Жданов. — А моя Пушкарева приличная женщина.
— Моя Клочкова идиотка, а твоя Пушкарева с этой её детской непосредственностью уже и под одеяло к тебе пробралась. Ах, я такая наивная, такая несчастная, пастушка с овечками на зеленом лугу, только этот луг — трясина.
— Образно, — оценил Жданов. — Тебе бы сценарии для фильмов ужасов писать. Катя просто… ну как тебе объяснить-то? Смешная и трогательная женщина…
— Ты в Пушкаревой женщину разглядел?
Он поморщился, испытав вдруг острый приступ тошноты от этого разговора. Жданову не хотелось вслушиваться в слова лучшего друга и в то же время он не мог от них отмахнуться.
Итак ведь было понятно, что с ним что-то неладное. Прав Ромка, ненормально так носиться со своей секретаршей, и ладно бы еще хоть красоткой она была какой-нибудь.
— Знаешь… знаешь, что меня настораживает? — продолжал Малиновский едва не с ужасом. — Ты говоришь о Пушкаревой с таким упоением, словно о любимой женщине.
— Так и есть, Малиновский, — медленно изадумчиво отозвался Жданов. — Я действительно испытываю к ней очень нежные чувства, как к родному человеку, который всегда рядом, который никогда не бросит, не предаст, придет на выручку в сложную минуту.
Когда он думал о Кате, становилось легче. Что за чертовщина?
— Тебе нужно отдохнуть, — решил Малиновский, тоже не нашедший вразумительных объяснений. — И всё пройдет. Я уверен! Конечно!
— А вот я не уверен. Новый год на носу, пора подводить итоги, и не только на работе.
— Ну, здесь-то у нас уже всё в порядке.
— Ну конечно, конечно, всё в порядке. Вот только в личной жизни полный разлад, — а вот при мыслях о Кире становилось хуже.
— Но ведь с Кирой мириться-то надо, — напомнил Ромка о президентском долге перед Зималетто.
— Надо, — неохотно согласился Жданов. — С Кирой мириться надо. Я ведь её еще не видел, как приехал.
— А они вчера с Клочковой рано уехали из компании, — сообщил Малиновский. — Пришлось сажать Шуру на телефон в твоей приемной. Тылы остались оголены!
— Этого еще не хватало! И куда их унесло?
— Да кто же их знает.
В его кабинете Кира стояла перед столом Кати, а та показывала на документы и спокойно объясняла:
— Это очень выгодная сделка для Зималетто, Кира Юрьевна…
— Катя, но вы же не предлагаете на полном серьезе нам перенести производство в Подмосковье! — с неприязнью отвечала Кира.
— Не предлагаю. Но это хорошее приобретение. Если все пойдет удачно, мы сможем со временем открыть в Туле производство аксессуаров.
— Какое смелое предложение! Однако вы здесь вовсе не для того, чтобы размышлять над развитием компании, для этого есть совет директоров.
— Привет, любимая, — вмешался Жданов.
Кира стремительно оглянулась. У неё были тени под глазами, как будто она плохо спала.
— А давно ли мы устраиваем сотрудников в номерах хостельного типа? — спросил он и прикусил язык, вспомнив, что намеревался мириться.
— Но ведь ты сам настаивал на экономии! — возразила Кира. — Да и Екатерина Валерьевна во время подготовки к последнему показу чахла над каждой копейкой.
— Кирюш, ты у меня такая красивая, когда не злишься, — с тоской проговорил Жданов, — а мы можем поговорить в твоем кабинете?
— Ну вот, тебя уже и из собственного кабинета выставили. Была у зайки избушка лубяная, а у лисы ледяная…
Он подхватил Киру под локоть и увлек за собой.
— Почему ты бесконечно цепляешься к Пушкаревой?
— Потому что меня бесит эта женщина! Она с такой уверенностью рассуждает о производстве аксессуаров, как будто здесь полная хозяйка!
— Виктория! — притормозил Жданов, уже почти покинув приемную. — Через час я жду от тебя объяснительную записку о причине твоего вчерашнего отсутствия на рабочем месте.
— Андрюш, — бросилась на защиту обомлевшей Клочковой Кира, — это я её попросила пройтись со мной по магазинам.
— В таком случае зарплата за это время будет выплачена из твоего личного кармана, а Виктория получит выговор.
— Что за мелочный деспотизм? — презрительно сощурилась Кира. — Андрей, я тебя не узнаю в последнее время.
— А ты считаешь нормальным выдергивать сотрудников с рабочего места только потому, что тебе захотелось новых шмоток?
— Ну ты же где-то шляешься со своей Пушкаревой в рабочее время!
— При чем здесь вообще Катя? — завопил Жданов, плюнув на все свои благие намерения.
Кира вспыхнула, развернулась и помчалась к себе.
Клочкова вскочила и поспешила за ней, по пути снеся со стола свою сумочку.
— Ой!
Виктория присела на корточки, собирая свой хлам, и какой-то смутно знакомый квиток привлек внимание Жданова. Наклонившись, он выхватил его буквально из рук Клочковой.
Талончик на платную парковку у тульского «Рэдисона».
Дата — вчерашняя.
Красное марево заволокло все вокруг.
Не видя ничего перед собой, Жданов рванул к кабинету Киры.
Она подпрыгнула в кресле, когда он с силой грохнул кулаком по столу, пригвождая к нему талончик.
— Ты совсем… как же можно так низко… Кира!
Язык тяжело ворочался во рту, а тошнота вызывала какие-то рези в области желудка.
— Андрей, что с тобой?
— Что ты ожидала увидеть, Кира? — наконец, он вспомнил, как разговаривать.
— Андрей, а что я должна была думать? Ты отдаляешься от меня! Мы не спим вместе! Не разговариваем. Ты как будто на другой планете, Андрей. Послушай, — тональность сменилась, и теперь Кира прильнула к нему с объятиями, — прости меня. Ты действительно провел все время, осматривая здание и у тебя был деловой ужин. Я только не поняла, почему ты остался в этой дурацкой гостинице и не нашел нормальную.
— Потому что я устал, — равнодушно ответил Жданов. Ему даже хотелось, чтобы Кира узнала сейчас, что Катя провела всю ночь в его номере, возненавидела бы его, и все бы закончилось.
— И к тебе никто не приезжал этой ночью…
— Ты расспрашивала портье? — Катя так и осталась зарегистрированной на своём койко-месте, а уж что там и как, мало кого волновало.
— Андрюш, но это всего лишь глупая женская ревность.
Всего лишь.
Он кивнул, выпутываясь из её объятий.
— Послушай, — да Малиновский ведь убьет его! — давай проведем новогодние каникулы порознь. Мне надо… отдохнуть.
— Андрюш, — она снова обвила его руками за шею. — Я обещаю тебе, у нас всё будет хорошо. Всё наладится. Честное слово, вот увидишь. В новом году Кира Воропаева превратится в совершенно другого человека. Ты сам в этом убедишься.
Он молчал, разом возненавидев всех их — Малиновского с его циничными измышлениями, Киру с её дикой ревностью, да и саму Пушкареву со всеми проблемами, которая она ему принесла.
— Конечно, — сказал Жданов, — все наладится.
И он вышел из её кабинета, чтобы забрать свое пальто, сесть в машину и поехать в аэропорт.
Да пошли они все к дьяволу.
========== 20 ==========
Катя купила ему билеты на Мальдивы, и целых три дня Жданов лежал в полном одиночестве на белом песочке да гонял крабов по берегу. Лениво рассматривал красоток в бикини и выбирал, за кем бы ему приударить. Но даже приударять за красотками ему было лень.
Потом ему стало скучно, и он полетел-таки в Лондон, чтобы успокоить родителей и Киру.
Кира прекрасно понимала, что переборщила со слежкой и допросом портье, поэтому вела себя так мирно и спокойно, что Жданов даже умудрился получить какое-то удовольствие от пребывания в Лондоне.
Москва и Пушкарева ушли на дальний план, и сейчас он и сам удивлялся странностям своего поведения, и даже отчасти соглашался и с Малиной, и с Кирой. Действительно, не обязательно было так плотно приближаться к Кате, со стороны это должно быть казалось отчасти ненормальным.
Изнутри…
Изнутри это было само собой разумеющимся.
Когда тебе встречается человек, который абсолютно тебя понимает, принимает и ни за что не осуждает, то это ведь естественно — с ним общаться?
Но Ромка был прав — Катя могла все не так понять и теперь смотреть на Жданова с определенными надеждами, которые он никогда не сможет оправдать.
Пообещав себе вернуть их отношения в более-менее рабочее русло, он наконец ощутил, что готов возвращаться в Москву.
Малиновский был свеж и бодр, и видно было, что лишние думы не терзали его светлую голову во время его итальянских каникул.
— А что родители, ты им уже признался, что у нас… всё плохо? — первым делом спросил он, устроившись в кресле для посетителей.
Жданов, мрачно рассматривающий пустое пушкаревское рабочее место, ответил:
— Чтобы их удар хватил? Хорошенький подарок на Новый год.
— Ладно, скоро всё изменится. Коллекция продается великолепно. На ура! Кстати, последний рывок — и мы выберемся, если, конечно, секретное оружие не подкачает.
И он тоже озадаченно посмотрел на Катин стол, словно бы только сейчас заметил её отсутствие.
— Секретное оружие изволит где-то шляться, — пожал плечами Жданов.
— Ой, ой, а что это мы так расстроились-то? — заухмылялся Малиновский. — Признайся, ты скучал по ней, да?
— Мне просто не нравится, когда сотрудники моей компании проводят рабочее время в курилках.
— Ой, ой, бровки наморщил, глазки сверкают. Шеф карающий да и только. Как бы Пушкарева не родила с перепуга.
— Малиновский, ну ты соображаешь вообще, что ты несешь!
— Не всегда, — честно и беззаботно отозвался тот. — Не гневайся, всемогущий!
Дверь открылась, и вошла Катя.
Жданову казалось, что беременные женщины должны круглеть, но Катя почему-то похудела, однако выглядела умиротворенной и довольной.
Оранжевое платишко, серый кургузый пиджачок, неизменная тощенькая косичка.
— Доброе утро, — с ясной улыбкой произнесла она.
Памятуя о том, что теперь он будет соблюдать рабочую стандартную дистанцию, Жданов попенял ей приветливо, но с некоторой официальностью в голосе:
— Где вы ходите, Катенька? Ну, я надеюсь вы хорошо отдохнули и готовы приступить к работе?
— Конечно, — ответила она с крошкой удивления во взгляде. — Я уже посмотрела отчеты, за последние две недели наши продажи очень выросли.
— Отлично. Но у нас есть проблема, которую можете решить только вы, — самым директорским голосом произнес Жданов.
Улыбка покинула Катино лицо, как испуганная птичка.
— Что вы имеете в виду?
— Катя, ну надо составить отчёт для ближайшего Совета акционеров, — перехватил мяч Малина, — с несуществующими данными.
— Я что, должна опять подготовить липовый отчет для акционеров? — её голос охрип, и у Жданова выступили мурашки на коже.
— Со слегка видоизмененными, а не липовыми данными, — уточнил он. — В последний раз.
— Я займусь этим, — расстроенно пообещала Катя и села за свой стол, спрятавшись от них за монитором.
И у Жданова тоже немедленно испортилось настроение.
Совещание началось с традиционного Милко:
— Куколка моя, может ты быстренько сбегаешь и позовешь Киру? — обратился он к Кате. — Только одна нога здесь…
— Милко, не хами! — перебил его Жданов.
— А что? А что я сказал? Разве эта красотка у нас не для побегушки? — ненатурально удивился тот.
— Милко!
Но Катя сказала что-то успокаивающее и пошла за Кирой.
— М-да, Милко, — покачала головой Юлиана. — Единственное, что осталось у тебя от мужчины — это шовинизм по отношению к женщине.
— Что же, главное событие наступившего года — собрание акционеров, — начал было Жданов совещание, но Кристина его перебила:
— Ты чё, заработался дядька? Ну, собрание — это ерунда. Самое главное — это ваша с Кирой свадьба.
— Еще же не скоро, — попытался увильнуть от этой темы Жданов.
— Как это «нескоро», когда всего через два месяца, — обиделась Кира. — Ты что, забыл?
Господи, два месяца!
Уму непостижимо, как быстро его жизнь летит под откос.
Да он даже жить еще не начинал, а тут вдруг и закончит.
Пусть на гранитном памятнике напишут: «Он жил и умер во имя Зималетто».
— Андрюша, — позвала его Кристина, — ты что, заснул?
— Вечным сном, — мрачно буркнул он.
Малиновский — предатель — бурно включился в обсуждение подготовки к свадьбе. Он радовался как дитя тому, что Жданов с Кирой снова вместе.
Катя что-то рисовала в своем блокноте, опустив голову. У неё было простое и уверенное лицо человека, который все в своей жизни делает правильно.
Он даже позавидовал этой простоте — вот Пушкарева, живет себе и крепко спит по ночам. Смотрит в будущее без страха, а в прошлое без упрека. И никакие сомнения её не терзают.
А он тут как уж на раскаленной сковородке.
День понесся по нарастающей. Приехал Сашка, Милко провел закрытый показ своей новой коллекции, от обилия будущих родственников у Жданова разболелась голова. Ему казалось, что он задыхается.
Свадьба которая до этого маячила каким-то будущим смутным событием, вдруг начала приобретать пугающе четкие очертания.
— Катя, когда моя жизнь превратилась в кошмар?
Она, сосредоточенно работающая над отчетами отделов, подняла голову.
— По какому поводу сегодня наша греческая трагедия? — спросила чуть хрипловато.
Когда её голос становился таким, что-то переворачивалось в груди Жданова. Появлялось некое тягучее ощущение.
— Расскажите мне, как вы провели каникулы, — попросил он только для того, чтобы продлить эти интонации, но Катя уже стряхнула их и ответила обычно:
— Нормально. В бесконечных разговорах с родителями о том, как нам жить дальше.
— Ваш отец перестал сердиться?
— Скорее, он разочарован, — в голосе Кати не было печали. Она по-прежнему производила впечатление человека, который свободно смотрит вперед.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Гораздо лучше.
Больше вроде говорить было не о чем, но тут она произнесла со странной усмешкой:
— Вы женитесь, Андрей Павлович.
— Катя, женюсь. Женюсь, Кать, — подтвердил он, прислонившись лбом к столу. — А ведь когда-то мне казалось, что я действительно люблю Киру.
— Вы действительно любите Киру, — ответила она мягко, — просто капризничаете, как упрямый ребенок. Что именно вас так пугает в предстоящем событии?
— То, что Кира поехала за нами в Тулу, а потом допрашивала портье о том, кто приходил в мой номер.
Катя порозовела.
— Она…
— Нет-нет, за внутренними перемещениями постояльцев администраторы не следили. Но вы только представьте!
— Андрей Павлович, — спросила Катя, моментально успокоившись, — а вы когда-нибудь ревновали?
Снова эта завораживающая хрипотца!
— Ревновали так сильно, что вам нечем было дышать? Что у вас даже кости ломило от безнадежности и отчаяния? Ревновали так, что вам хотелось бы умереть в эту самую минуту?
— О чем вы говорите? — спросил он непослушными губами.
— О том, что Киру Юрьевну так легко понять, — ответила она грустно. — Андрей Павлович, я хотела извиниться за то, что сделала в Туле. Мне не следовало забывать свое место.
И хотя он думал о том же самом и пришел точно к такому же выводу, но все равно возразил:
— Какое еще место, Катя? Что за глупости?
Она потянулась и выключила компьютер:
— Я пойду домой. Общий отчет по отделам закончу утром.
— Я отвезу вас, — не веря себе, сказал Жданов.
Нет, ну ты вообще нормальный?
— Ни к чему, — ответила она невозмутимо. — Я действительно хорошо себя чувствую.
— Но ведь и я, Катя, не Скорая помощь…
Он схватил с вешалки её пальто — старенькое, не то, которое он ей покупал, — и помог Кате надеть его.
— Мне почему-то не по себе, — признался он в её воротник, — да еще эта свадьба! Да еще вы как будто совсем чужая.
— Я не своя и не чужая, я нейтральная, — напомнила она, — наемный сотрудник Зималетто.
— Но ведь…
Она так резко повернулась к нему, что её тощая косичка мазнула его по лицу. Круглые очки оказались перед самым его носом.
— Не надо меня отвозить, — твердо произнесла Катя. — Ни к чему злить Киру Юрьевну перед свадьбой. Это ведь самое счастливое время в жизни женщины — быть невестой. Шить себе свадебное платье. Планировать медовый месяц. Представлять, какой будет ваша семейная жизнь. Не лишайте её всего этого. А вы перестаньте драматизировать. Вас ждет счастливое будущее.
С этими словами она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку невинным утешительным поцелуем. Однако Жданов все еще пытался что-то ей объяснить, поэтому повернул голову, и поцелуй пришелся на его губы.
Самое мощное ощущение дежавю накрыло его с головой.
Он готов был поклясться, что за мгновение до прикосновения её губ знал, какими они будут на вкус, ощупь и запах.
— Простите, — сказала Катя и выскочила за дверь, а Жданов остался стоять возле её стола оглушенный и ничего не понимающий.
========== 21 ==========
Под веселую трескотню Киры — приглашения на свадьбу, медовый месяц, покупка квартиры — Жданов молча лежал на кровати и разглядывал потолок.
Хороший такой потолок, вполне себе белый.
Катины губы, сухие, прохладные, быстрые. На нижней вертикальная складка, по которой, наверное, так приятно проводить языком. Если положить руку на тонкое горло, то можно будет ощутить, как по нему ходит вверх-вниз взволнованный шарик. Катя целуется пылко и горько, и её поцелуи пахнут вареньем и солью.
Почему он представляет себе всё это так ярко? Придумал вот только что для себя? Ну нельзя же всерьез поверить, что они действительно целовались — например, в прошлых жизнях.
Она всего лишь пыталась чмокнуть его в щеку, нечто между дружеским благословением: иди и женись; и приободрением: все наладится.
Катя точно не имела в виду ничего пылкого, и ждановским фантазиям не из-за чего было разгуливаться, однако они разгулялись, и теперь его снедало любопытство и жгучее желание узнать, действительно ли её поцелуи такие, какими он себе их придумал.
Это были тайные, стыдные мысли, о которых немыслимо было рассказать даже Малиновскому — если все это озвучить в слова, то получится либо какая-то пошлятина, либо бред сумасшедшего.
Надо просто сосредоточиться на том, что говорит Кира.
Кира всегда прибивает к земле.
Рабочее утро началось с шокирующего события: Клочкова пришла на работу вовремя.
— Хорошо вам, богатым, спится на сытый желудок, а вот я никак заснуть не смогла, — огрызнулась Виктория в ответ на всеобщее изумление.
Ах, что бы ты, Клочкова, знала про бессонные ночи!
Катя была погружена в какие-то расчеты и рассеянно поздоровалась, когда они с Малиновским ввалились в кабинет.
— Катюш, а вы уже сходили к Ольге Вячеславовне, предупредили ее о том, что надо обсчитать новую коллекцию? — с порога спросил Жданов, которого как-то сразу разозлил её спокойный вид, как будто ничего не произошло. Он тут всю ночь не спал, а она, видите ли, считает с утра пораньше! Катя неохотно отвела взгляд от монитора.
— Я планировала позвонить… — начала она, нахмурилась, внимательнее рассматривая шефа, и тут же поправилась: — уже иду, Андрей Павлович.
— Идите, Катюш.
Едва за Пушкаревой закрылась дверь, как Малиновский спросил:
— Слушай, Жданыч, а признайся — ты сколько раз за день называешь её «Катенька»?
— Катенька?
— Катенька.
— Столько, сколько нужно. Quantum satis. Между прочим, — самым беззаботным голосом произнес Жданов, не в силах пережить такое потрясение самостоятельно, — мы с ней вчера поцеловались.
— Ну, этого и следовало ожидать… — тут до Малиновского дошло, и он натурально подпрыгнул на месте. — Что? Как? Зачем?
— Случайно.
— Прямо по-настоящему? Она на тебя набросилась, да? Господи, Жданов, но ты выглядишь как живой!
— Это был случайный мимолетный поцелуй. Секундное прикосновение.
Малиновский рухнул в кресло напротив и во все глаза уставился на друга.
— Обычный чмок? И что? Она превратилась в лягушку?
— Понимаешь, — Жданов протер лицо, собираясь с мыслями, — это было словно… как будто… похоже на… ну ты понял, да?
— У тебя шок, — кивнул Малиновский, — твой эстетический вкус оскорблен. Тебе нужна немедленная реанимация. Я сейчас же соберу экстренную команду девочек, будем тебя возвращать к жизни.
— Какие еще девочки! Кира и так не верит, что у меня нет другой женщины. Я почти уже привык к тому, что мы постоянно втроём: я, Кира и её вымышленная соперница.
— А по-моему, впятером. Ещё я и Пушкарёва.
— Ну Катя-то тут при чем!
— А зачем ты её целуешь?
— Ну… в общем… это она меня.
— А Пушкарева молодец, — с непонятными интонациями протянул Ромка. — Нет, я понимаю, что тебя Кира довела до ручки, но ты выбрал довольно экзотический способ самоуничтожения.
— Кира… С Кирой все настолько плохо, что я даже не могу заставить себя… это просто каторга какая-то. Я физически не могу, понимаешь?
— Надеюсь, что нет, — осторожно ответил Малиновский. — Это ведь не то, о чем я подумал?
— Мы живем как соседи по коммунальной квартире.
— Нет, ну ты меня пугаешь! Ты сначала без наркоза целуешься с Пушкарёвой, потом не можешь заниматься любовью с собственной невестой, — произнес Ромка потрясенно. — Но с этим надо что-то делать.
И когда он это произнес, Жданов вдруг абсолютно четко понял, что ему нужно делать.
Надо просто еще раз поцеловать Пушкареву, понять, что все не так, как он вообразил, и выкинуть эту историю из головы раз и навсегда.
Легко сказать — поцеловать Пушкареву. Как будто она только и ждет того, чтобы Жданов на неё напрыгнул со своими экспериментами. Да она вообще ни о чем, кроме своего ребенка думать не может. К тому же Катерина еще и влюблена в какого-то крокодила! И как ей объяснить, что ему по делу надо, без всякого романтического контекста? И ведь даже не напоить человека.
— Андрюха, — позвал его Малиновский. — У тебя на лице какое-то сложное противостояние отваги и слабоумия. Ну не молчи. Это бессовестно. Скажи, что с тобой происходит?
— Мне самому интересно было бы это узнать, — отозвался Жданов. — Кстати, Ромка, ты можешь объяснить мне, откуда в кармане моего пиджака фотография Волочковой?
— А это я тебе подсунул, — оживился Малиновский, — для вдохновения. Ты с таким зверским выражением лица в последнее время смотришь на Кирюшку, что тебе явно не хватает витаминов и чего-то прекрасного в организме.
— С ума сошел… А если Кира найдет?
— Отдавай тогда обратно.
— Ни за что, — Жданов высоко поднял фотографию, спасая её от цепких лапок Романа, — Это моя Анастасия… волшебная, очаровательная, великолепнейшая…
Катя стояла в дверях и, вскинув брови, смотрела на разошедшегося Жданова.
Он криво улыбнулся.
— Катенька?
— Ольга Вячеславовна уже ждет нас в конференц-зале, — сообщила она сухо. Выглядела расстроенной — наверняка Милко снова нахамил ей, или что-то еще гадкое приключилось в мастерской.
Все-таки, Жданов, ты скотина — отправил девочку на растерзание этого гламурного бандерлога.
Катя что-то говорила о «Макротекстиле» и «Ланмаре», а Жданов смотрел на её деловитое лицо и представлял себе, как заявит ей вечером: «Екатерина Валерьевна, а вы не могли бы сделать для меня кое-что еще?». «Конечно, Андрей Павлович, все, что вам угодно», — ответит она. Тогда он попросит её закрыть глаза и… Что она сделает? Хлопнется в обморок? Залепит пощечину? Ответит на поцелуй? Вызовет санитаров?
А если пообещать ей премию за переработку?
— Андрей Павлович, к вам Анастасия Волочкова, — вдруг сказала Катя. Оказывается, она разговаривала по телефону.
Как же выбросить из головы эту дичь?
А если её пригласить на ужин и там…
Сделать вид, что напился, а потом все списать на алкоголь.
Это уже было похоже на план.
Только надо кафе какое-то попроще найти.
— Волочкова! — повторил Малиновский, пихнув его под локоть.
— Кто? — обомлел Жданов. — Анастасия?
— Она идет в ваш кабинет, — уведомила его Катя равнодушно.
— В наш, — отозвался он, вскакивая. — Он у нас с вами общий, Катя. За мной, Екатерина Валерьевна.
— А я? — жалобно спросил Ромка.
— А вы с Ольгой Вячеславовной продолжите.
— Без Кати нет смысла продолжать, — заметила та.
Жданов на секунду завис, задумавшись о том, кто главный в доме, а потом положил руки Кате на плечи, слегка потянув её вверх.
Черт, теперь и её плечи казались ему очень знакомыми!
И…
И её грудь так удобно могла бы лечь в его ладонь!
Это уже похоже на порнографический бред.
— Вы так покраснели, Андрей Павлович, — удивилась Катя, послушно встав. — На вас так обсуждение тканей действует или визит госпожи Волочковой?
Волочкова же!
Как он мог забыть о богине снова?
Оказалось, что богиня спустилась с Олимпа по вполне прозаической причине — ей нужно было взять взаймы Милко.
— Господи, ну почему же я не Милко! — вырвалось у Жданова, но он тут же спохватился: — Только в смысле таланта.
— Андрей, вы же обещали выполнить любую мою просьбу, — ответила Волочкова.
Она была ослепительна. Возможно, самое прекрасное создание, которое Жданов встречал в своей жизни.
Катя на её фоне выглядела столь карикатурно, что ему даже захотелось зажмуриться от такого контраста.
Жданову стало неприятно он недавних своих размышлений.
Анастасия явилась ему словно ангел, указывая путь.
— Кофе? — предложила Катя, заметив, что шеф на паузе.
— Воду без газа, — ответила Волочкова.
Пушкарева улыбнулась и перевела вопросительный взгляд на Жданова.
— Воду с лимоном, Кать… А впрочем, где снова шляется Клочкова?
— Я в состоянии принести два стакана воды, — пожала плечами Пушкарева и направилась к выходу. В её походке было что-то сомнамбулическое. Она вообще выглядела как механическая кукла.
Но она не успела принести напитки — потому что прежде ворвалась Кира, и как раз в тот момент, когда Жданов целовал божественную руку.
Ну хоть бы раз драгоценная невеста обошлась без сцен!
Наговорив всяких глупостей, Кира унеслась прочь.
— Я все понимаю, потому что видела у Милко свадебное платье Киры, и мне понятно её желание оберегать свою территорию, — попыталась сгладить неловкость Волочкова.
— То-то я чувствую, что вокруг меня колючая проволока! — пожаловался Жданов.
Дверь снова распахнулась, и вошла Амура с подносом.
— Вода без газа, вода с лимоном, — объявила она, жадно глазея на балерину. Вот-вот броситься за автографом.
— А где Катя? — не понял Жданов.
— Катя? А у неё косичка расплелась, — заявила Амура.
Что за дурдом!
Тем не менее, они все же досчитали коллекцию, Юлиана принесла приглашки на какую-то дурацкую выставку, а заодно и отчитала Жданова за плохо развитую духовность. Потом Кира сообщила о том, что ей позвонили из Праги, им готовы предоставить помещение для магазина. И велела Кате заказать им билеты.
Напрасно Жданов делал своей помощнице большие глаза — она полностью проигнорировала начальственные сигналы бедствия и объявила Кире, что у него нет никаких срочных дел.
Придется лететь! С Кирой! В Прагу!
Вот ведь тоска смертная.
— Катя, ну вы с ума сошли, — обрушился он на неё, едва закрыв за Кирой дверь, — почему вы не сказали, что у меня срочные дела в Москве?
— Потому что нам очень важен этот магазин, — невозмутимо сказала она, щелкая мышкой.
— Нет, вы в последнее время меня решительно не понимаете. Нам нужно более тщательно поработать над условными сигналами.
— Нам нужно работать, Андрей Павлович, — ответила она укоризненно.
— Что вы мне зубы заговариваете! Так и скажите, что я вам тут надоел и вы мечтаете выпроводить меня из города.
— Что? — спросила она и засмеялась. — Андрей Павлович, вас Кира Юрьевна покусала?
Он и сам понял, что ляпнул глупость и засмеялся тоже.
— Простите, Катя, я что-то…
Усевшись на её стол, Жданов вздохнул.
— Нервы у меня в последнее время очень расшатались. Я ведь живой человек.
— Нервы? — повторила Пушкарева, глядя на него без всякого сочувствия. — Но у меня для ваших нервов новое испытание — вот смета расходов по новой коллекции.
Жданов взглянул на цифры, и земля ушла из-под его ног.
— Это не опечатка? Стоимость новой коллекции поднялась на десять процентов по сравнению с предыдущей? Катя, где мне взять эти деньги?
Она даже не поморщилась от его разъяренного крика.
— Есть несколько вариантов, — принялась она объяснять спокойно. — Психолог. Валерьянка. Физические нагрузки.
— Вы издеваетесь? — изумился Жданов.
— Расшатанные нервы, Андрей Павлович, надо лечить, — сказала Катя назидательно. — А если вы будете и дальше так вопить, то мой ребенок сразу родится футбольным болельщиком, — она задумалась. Улыбнулась самой себе.
И этой улыбки все героические планы, за которые ему совсем недавно было так стыдно перед самим собой, снова угнездились на своем законном месте.
— Что же, Катюш, вы разумеется правы. Будем лечить мои нервы искусством. Художественная терапия. Вы же на выставку хотите? Собирайтесь, я вас отвезу.
========== 22 ==========
— А куда мы едем?
Жданов ждал этого вопроса куда раньше, но Катя была слишком увлечена рассуждениями об экспортной госпрограмме, которая может позволить Зималетто принять участие в крупной выставке в Милане с пятидесятипроцентным субсидированием. Смогут ли они так хитро подготовить пакет документов, чтобы информация о залоге не нашла свое отражение, — вот что волновало в этот вечер Катерину.
Кажется, её голова была забита полнейшей чепухой.
Пока Жданов на полном серьезе прикидывал степень постигшего его сумасшествия, Катя даже не догадывалась, что находится в одной машине с человеком, у которого крыша набекрень. С человеком, который всю дорогу думал о том, сколько алкоголя будет прилично выпить, чтобы ни с того ни с сего полезть с поцелуями к ни в чем не виноватой беременной помощнице.
Это клиника.
Она ведь ему даже не нравилась.
— Кать, а вы правда хотите на эту выставку современного искусства? — осторожно спросил Жданов.
— Дело вовсе не в моих желаниях, — ответила она обстоятельно, — просто я читала, что ребенку надо расти в окружении всего прекрасного…
— Он же ничего не видит! — поразился Жданов.
— Но я-то вижу, — возразила Катя, — а у нас с малышом тесная связь. Он видит, что я вижу и чувствует, что я чувствую.
От такого заявления Жданов едва не въехал в машину перед ним.
Это что же, ему их двоих целовать придется?
Немыслимо!
Спокойно, спокойно.
— Андрей Павлович, — обеспокоенно заметила Катя, — выставка совсем в другой стороне.
— Я знаю. Мне нужно кое-куда заехать по дороге.
— Куда? — удивилась она.
— К Малиновскому, — брякнул Жданов и сообразил, что действительно ехал в сторону квартиры Романа. Сам собой.
— Зачем?
Господи, ну почему у этой женщины вечно столько вопросов!
Забрать коллекцию марок?
Позаимствовать пластинку лютневой музыки XVIII века?
Жданова неистово тянуло в эту знакомую квартиру потому, что там он точно придет в себя. Эти стены помнят столько любовных сражений, что наваждение Жданова сразу пройдет. Он мигом вспомнит, каких женщин ему целовать нравится, а каких — не следует.
И все закончится, падет перед воспоминаниями о прекрасном.
— Кое-зачем, — невнятно пробормотал он.
— А Роман Дмитриевич нас ждет? — спросила Катя осторожно.
Ах, черт.
— Минутку, Кать, сейчас выясним.
Жданов набрал номер Малиновского.
— Радость моя, ты где?
— Радость твоя? — ехидно отозвался тот. — Ты меня опять с Пушкаревой перепутал? Сколько раз тебе говорить: в очках и косичках — Катя. Красавец-блондин с обаятельной улыбкой — Малиновский.
— А мы с Екатериной Валерьевной едем к тебе, — благодушно сообщил Жданов, пропустив мимо ушей эту трескотню.
— Куда ко мне? — всполошился Роман немедленно. — Ко мне — ко мне? Ты спятил? Прекратите это делать немедленно!
— Ну, мы подождем, пока ты вернешься, — продолжал Жданов также невозмутимо.
— Нет, ну ты нормальный? Зачем ты вообще тащишь ЭТО в мое уютное гнездышко? Что ты собираешься там делать? Не оскверняй мою обитель!
— Ну вот и договорились, — подмигнул Кате Жданов.
— Я домой не приду, — заявил Малиновский нервно. — Я вообще сожгу эту нехорошую квартиру!
— И это просто отлично, Ромка, — одобрил этот план Жданов.
— Чистое постельное белье, прости господи, где обычно, — вздохнул Малиновский. В прежние времена они довольно часто обменивались друг с другом квартирами, и Ромка однажды даже сломал Жданову кофейный столик, дрогнувший под напором обнаженной ламбады. Поэтому совесть от столь грубого вторжения Жданова не мучила, а Малиновский не сопротивлялся такой татаромонгольщине всерьез.
— Что за намеки, — оскорбился Жданов и отключился.
— Андрей Павлович, — немедленно заговорила Катя, — я не хочу к Роману Дмитриевичу, я хочу на выставку!
— На выставку ведь можно и позже, Кать, когда этот женсовет не будет там шастать. Вы сами просили меня держать вас от него подальше. Я лично вас отвезу туда завтра.
— Завтра вы летите в Прагу.
— А сегодня мы собираем совещание!
— Какое совещание?
— Рабочее! По этим вашим госпрограммам, — твердо объявил Жданов.
— Ночью? На квартире у Малиновского?
— Конспирация, Катенька, прежде всего.
Она замолчала, осмысливая услышанное.
— Ну не съем же я вас, — рассердился Жданов.
Можно подумать, что ему одному это все нужно, а она тут и вовсе не при чем!
У Малиновского Катя неохотно рассталась со своим пальтишком и села, поминутно оглядываясь, на краешек стула.
— А где Роман Дмитриевич? — спросила строго.
— А где-то шляется, — ответил Жданов, жадно припадая к виски. Залпом осушив добрую половину стакана, он налил себе еще и сел рядом с Катей. Она дернула носом.
И как в таких условиях напиваться?
— Давайте я вас буду кормить, — придумал Жданов, что делать дальше, сбежал на кухню и там налил себе еще. — У Малиновского, конечно, с едой всегда негусто было, но какой-нибудь бутерброд мы сумеем соорудить, — крикнул он.
— Бутерброд, бутерброд, не ходи из ворот, — пробормотала Катя. — Андрей Павлович, а что вообще происходит? Почему вы меня все время пытаетесь накормить?
— Разве не так ведут себя заботливые начальники, когда их подчиненные беременеют?
— Нет, — отозвалась она, — так, как вы, себя вообще никто не ведет.
Жданов заглянул в холодильник.
— Взбитые сливки? Клубника?
— Я думаю, этот декор используется вообще не для еды, — ответила Катя натянуто. — А вы хорошо ориентируетесь в этой квартире. Уже бывали здесь?
— Ну да. Иногда я приходил с компанией, конечно. Но уже долгое время я не был здесь. Есть яйца, Кать, хотите глазунью?
— Да ничего я не хочу, — с досадой воскликнула она, — вы такой странный в последнее время, Андрей Павлович. У вас что-то случилось?
— Случилось, — хмуро ответил Жданов, захлопывая дверцу холодильника. — Случилось, Кать. Есть кое-что, отчего мне не по себе…
Прошелестели её шаги, и она появилась на кухне, прислонилась плечом к косяку, внимательно глядя на него.
— Знаете, — произнесла она задумчиво, — я тоже за вас волнуюсь. Вы сегодня не загорелись от Волочковой. При виде красивой женщины у вас обычно глаза вспыхивают, как фонари. А сегодня этого не случилось. У вас депрессия? Может, вам витаминов надо попить?
— Витаминов? — переспросил Жданов и налил себе еще виски.
— Если бы я не знала ваше расписание лучше своего собственного, я бы решила, что вы влюбились.
— Ну хоть вы не начинайте, Катя, — взмолился он, — как будто мне мало Киры! Почему у женщин, даже самых лучших, вечно какие-то романтические бредни в голове?
— Ну нет так нет, — проговорила Катя успокаивающе. — И все-таки, зачем мы здесь, Андрей Павлович?
— Потому что завтра я улетаю в эту дурацкую Прагу, и мне захотелось побыть с вами наедине сегодня.
— Для чего?
— Хороший вопрос, Катенька, — кивнул Жданов. — Но из нас двоих вы самая умная, поэтому ответьте на него сами.
Отсалютовав ей стаканом, он прошел мимо неё, мимолетно коснувшись её плеча, и рухнул на диван в гостиной, запрокинув голову к потолку.
— Скажите мне, — попросил он, — зачем я вас сюда заманил сегодня?
Она села возле него, подогнув ноги.
— Наверное, по той же причине, по которой я соврала в Тульской гостинице, чтобы побыть с вами, — произнесла Катя тихо, её голос снова обрел ту самую хрипотцу, которая завораживала Жданова, и от которой с ним случился та странная неловкость в машине. Он мог слушать этот низкий, будто бы шершавый, голос вечность.
— И что это за причина? — глядя на неё снизу вверх, спросил Жданов.
— Мы же соучастники по разного рода махинациям, отчеты вот липовые рисуем, — усмехнулась она, — и хорошо знаем друг друга…
— Ошибаетесь. Это вы меня знаете, как облупленного. А я обычно понятия не имею, о чем вы думаете. Иногда мне кажется, что вы можете затевать убийство и сводить баланс с одинаковым выражением лица.
— Никому в действительности не интересно, о чем я думаю, — пожала плечами Катя. — Но если вы беспокоитесь, то заверяю вас, что никакого убийства я не планирую.
— О чем вы сейчас думаете, Катя? — спросил её Жданов.
— О том, что у вас усталый вид, — сказала она печально, — вы плохо спите и все время дергаетесь изо всего. Послушайте, может, пора вам рассказать родителям про Никамоду?
— Давайте не будем сегодня говорить об этом, — попросил он, — когда я слышу про Никамоду, меня тянет напиться. Это странно, Катя, но рядом с вами мне становится легче. Вы почти также хороши, как и виски.
Она смешливо округлила глаза.
— Я буду писать эту характеристику в своем резюме.
— В каком еще резюме! Вам никогда в жизни больше не понадобится резюме! Вы будете вечно прикованы к галерам Зималетто!
— Меня выгонят из Зималетто поганой метлой, как только станет известно о наших высокохудожественных отчетах для советов директоров, — жестко сказала Катя. — Это вам такое простят, а мне — ни за что.
— Не говорите так, — прервал её Жданов. — Ничего такого не случится.
— Хорошо бы продержаться еще полгода, — протянула Катя, погруженная в собственные размышления. — Я смогу скопить хоть каких-то денег и, когда с Никамодой будет покончено, начну новую жизнь.
Эти слова так рассердили Жданова, что он выпрямился и, потянувшись вперед, плеснул себе еще выпить.
Новую жизнь она начнет!
Без Зималетто!
Без Жданова!
Это женское непостоянство — сегодня они в одной каморке сидят, завтра в другой.
Ну это мы еще посмотрим.
Решимость, которая изрядно поколебалась в ходе этой мирной беседы, вновь укрепилась от такого ужасного поворота в разговоре.
Ему просто надо кое-что проверить, а потом пусть катится, раз ей так не терпится от него сбежать.
— Кать, — быстро сказал Жданов, — вы только не подумайте ничего лишнего и ничего личного… Я просто… мне надо…
— Что? — моргнула она.
Не давая себе времени подумать, опомниться, посоветоваться со здравым смыслом, Жданов поставил стакан, быстро обхватил ладонями Катино лицо и стремительно поцеловал её.
Она было дернулась, но он был начеку и не позволил ей отстраниться. Катя сжала губы, не жалея отвечать на такой разбойный поцелуй, и тогда он провел языком по вертикальной трещинке, и тут его железная Пушкарева дрогнула, как-то вдруг перестала изображать крепость в осаде, всхлипнула и судорожно, сильно вцепилась в его запястья. Её губы разомкнулись, и Жданов наконец-то поцеловал Катю, как и хотел. В этом чувственном поцелуе открывались такие глубины, что голова пошла кругом. Он и позабыл, что планировал какие-то там исследования, и просто погружался в это сумасшествие с упоением и лихим торжеством.
Нежность подкатывала к горлу и перемешивалась с неизведанной прежде остротой восприятия, как будто обнажив все дремавшие прежде чувства и ощущения. Как будто он всю жизнь провел под глухим покрывалом, и вот это покрывало былосорвано, и все стало непереносимо ярким.
Жданов целовал Катю Пушкареву и всё никак не мог остановиться, насытиться, оторваться от неё. Он то вторгался в её рот, сплетаясь языками, то покрывал её губы и лицо короткими быстрыми поцелуями. Убедившись в том, что она не пытается отстраниться, а, наоборот, льнет к нему все сильнее, Жданов перестал её удерживать, и его руки сжимали воротничок её блузки, гладили плечи, не решаясь коснуться груди, но блуждая вокруг. И только когда его губы скользнули вниз по её шее, а пальцы дернули завязки на воротнике, Катя крупно вздрогнула и пришла в себя. Он физически ощутил, как рассудительность возвращается к ней, и она ускользает, каменеет, отталкивает его.
Пытаясь научиться дышать заново, Жданов еще тянулся к ней, не желая поверить, что она бросит его сейчас, пылающего, раскаленного, но Пушкарева была неумолима.
Выбравшись из его рук, она поспешно отстранилась.
— Простите, — воскликнула Катя расстроенно, — я не должна была… Что вы-то делаете! — вдруг вскричала она. — Что это на вас нашло?
Её руки бессмыссленно приглаживали дурацкую прическу, поправляли беспорядок в одежде.
Жданов медленно возвращался в эту реальность.
Ему казалось, что он умер, и теперь придется восстанавливать себя заново по молекулам.
Это же обычный поцелуй, Жданов!
Тысячи их было на твоей памяти.
Что же пошло не так?
Почему сейчас кажется, будто катком по тебе проехали?
Он пытался вспомнить — ему же надо было что-то проверить.
Но что?
Не удержавшись, он очертил пальцем контур её губ, погладил её по щеке.
— Простите, — сказал хрипло, не слыша себя. — Я не очень понял, что сейчас случилось. Что-то нашло вдруг.
— Нашло, — повторила она, и в её голосе проскользнул холодок злости. — Вы думаете, что можете целовать меня, когда вам вздумается, а наутро делать вид, что ничего странного не произошло. А я… я же не мячик, чтобы меня кидать туда-сюда.
— Прости, — повторил он, не очень понимая, о чем она говорит. — Я… Кать, я наверное сейчас кажусь тебе полной скотиной… Но это было прекрасно.
Её взгляд смягчился.
— Не надо больше этого, — тепло сказала она. — Ни вам, ни мне сейчас ни к чему ваши нервные срывы.
— Нервные срывы? — обиделся Жданов.
— Алкоголь, стресс, квартира Малиновского… Это же у вас просто рефлекс сработал, — вдруг осенило её, и Катя вскочила на ноги. — Попадаете в эту квартиру — и набрасываетесь с поцелуями на кого попало. Нам надо немедленно уезжать отсюда, — и она метнулась к своему пальто.
— А то что? — хмуро спросил Жданов, с ужасом понимая, как близко он был к этому «что». И как болезненно во всем тело отзывалось то, что ничего не случилось.
— Так, Жданов, немедленно объясни мне, какие безобразия ты вчера учинил в моей квартире, — Малиновский был так взвинчен, что набросился на Жданова прямо в лифте.
Жданов многозначительно кашлянул, намекая на то, что вокруг слишком много разных ушей.
Ромка язык прикусил.
— Ничего плохого в твоей квартире не случилось, — прошипел Жданов ему на ухо.
— Это смотря, что ты имеешь в виду под плохим, а что — под хорошим, — зашептал в ответ Ромка, — у тебя в последнее время понятия добра и зла сильно перемешались. Я тебе напоминаю: Пушкарева — это зло. Кира — это добро.
— Иди к черту, — умиротворенно посоветовал Жданов. Неожиданно для себя он отлично выспался, и впервые за долгое время никакие терзания не мешали его крепкому сну.
— Слушай, ну ты мне теперь должен… Угостишь сегодня ужином в Праге. И учти: в хорошем ресторане!
— Понятно, почему ты вечно голодный… с таким-то пустым холодильником!
— Ой, можно подумааать! — манерно протянул Малиновский.
На ресепшен злая, как черт, Кира метала гром и молнии из-за отсутствия Тропинкиной на рабочем месте.
Новый день начинался как обычно.
Никаких катаклизмов не предвещалось.
========== 23 ==========
Трусливо увильнув от президентских обязанностей и оставив Киру самостоятельно восстанавливать трудовую дисциплину, Жданов, как колобок, сбежал и от Малиновского. Однако в приемной им овладела вдруг странная нерешительность.
Там, за дверью была Катя, и как себя вести с ней теперь, он так и не придумал.
Развалившись в кресле Клочковой, Жданов глубокомысленно уставился в потолок.
Как она сказала?
Что он не может её целовать, когда ему вздумается, а наутро делать вид, что ничего странного не произошло.
Почему Катя решила, что именно так он и поступит? С ней уже поступали так раньше? Или этот мерзавец, сделавший ей ребенка, наутро притворился, что знать Пушкареву не знает?
У Жданова даже кулаки зачесались от желания съездить кому-нибудь по морде.
Как только Катя умудрилась связаться с таким ничтожным типом?
Представив себе, как какой-то придурок целует Пушкареву и совершает с ней всякие непотребства, Жданов заскрежетал зубами. Карандаш сломался в его пальцах.
— Нет, ну зачем сразу угрожать-то, — опасливо сказала Клочкова, бочком просачиваясь в приемную. — Не так уж сильно я и опоздала.
— А ты вообще молчи, — рявкнул на неё Жданов, рывком встал с кресла и открыл дверь в свой кабинет.
Пушкарева, стоявшая у окна, подпрыгнула и нервно оглянулась.
— Андрей Павлович? — удивилась она, словно не ожидала его здесь увидеть.
Осторожно прикрыв за собой дверь, Жданов сделал несколько шагов вперед.
— Доброе утро, Катенька, — сказал он, подумал и осторожно прикоснулся губами к её щеке.
Катя взглянула на него изумленно и накрыла ладошкой место поцелуя. Нахмурилась.
— Как спалось? — продолжил он светским тоном.
— Нормально, — ответила она, — Андрей Павлович, вам не нужно… так уж сильно проявлять заботу. Всё в порядке. Я не жду от вас чего-то… внештатного. Я не знаю, что на вас вчера нашло, и не хочу об этом думать, потому что ваши поступки часто сбивают меня с толка. А я не хочу никуда сбиваться. Поэтому… вы… я… Я уже позвонила в банк. Обо всем договорилась. Нам дают кредит, но только половину той суммы, которую мы запрашивали.
— Как половину? — спросил Жданов расстроенно.
Он тут голову ломает, как себя вести, а Катя уже все решила за них обоих! Вернулась, как ни в чем не бывало, к обычному стилю поведению «президент и его помощница». Не то чтобы он был против, но нельзя же принимать такие решения в одностороннем порядке.
— И это еще не всё. Они просят для предоставления кредита еще одно долговое обязательство для Никамоды.
— Ладно, Катя, подготовьте документы, я всё подпишу, — сухо ответил Жданов, обидевшись на весь свет.
Пушкареву хоть целуй, хоть не целуй, ей всё одно.
Могла бы хоть сделать вид, что волнуется.
Даже если он набросится на неё прямо здесь с пылкими поцелуями, Катя все равно продолжит говорить про кредиты и банки.
Вообще, он не привык, чтобы женщины так равнодушно относились к нему.
И, кажется, не заслужил такого холодного обращения.
Неужели её сердце даже не дрогнуло вчера? Это только Жданова сотрясло до основания, а Катя осталась непоколебимой?
Еще несколько минут назад он думал, что эта история уже закончилась, он хотел поцеловать Катю и поцеловал её, так и не разобравшись в том, почему у него всякий раз появлялось ощущение этого необъяснимого дежавю.
Жданов был человеком действия, размышления о непостижимых загадках бытия не привлекали его. Убедившись, что эту тайну ему не постичь, он был решительно настроен закопать её поглубже и больше никогда к ней не возвращаться.
Однако сейчас ему хотелось вытряхнуть Пушкареву из панциря её невозмутимости — просто из духа противоречия.
— Кать, — он взял её за руку и прижал ладонь к своей груди, туда, где предположительно у него могло было быть сердце, — ну, я надеюсь в моё отсутствие здесь всё будет хорошо?
Она немедленно отвела глаза и отвердела лицом. Пролепетала так тихо, что он едва расслышал:
— Я буду скучать.
Ага, значит, и у его железной Кэт есть совесть!
Это открытие воодушевило Жданова, и он поцеловал её запястье, а потом вернул её руку на место — к своей груди.
— Я тоже, — сказал он и понял, что говорит искренно. Несколько дней в Праге вместе с Кирой ужасали его. Ему хотелось остаться здесь, с Катей, слушать, как она шуршит бумажками и стремительно клацает по клавиатуре, и чтобы все от них отстали и не дергали эту несчастную дверь через каждую минуту.
— Кать, — Жданов улыбнулся, добавляя в свой голос бархата и вообще изо всех сил излучая свое хваленое обаяние. Должно же на эту женщину хоть что-то подействовать! — Я вчера… вы знаете, спустя долгое время спал сном младенца. Я чувствовал какое-то удивительное умиротворение, как будто наконец все делаю правильно. Вы понимаете?
— Нет, — Катя совсем опустила голову, разглядывая свои ботинки.
— Не понимаете. Я всё на свете проспал, Кать, и даже вещи не успел собрать, — сдался Жданов. — Вы не могли бы позвать Федора, ну и попросить его, чтобы он сгонял ко мне домой, ну и покидал там в чемоданчик кое-какие вещички.
— Конечно, — Катя воспряла духом от того, что их разговор снова стал нормальным и снова попыталась отобрать руку. Жданов перехватил её покрепче и приблизился еще немного. Теперь он ощущал, как Катино дыхание касается его подбородка.
— А, нет! Лучше позовите его ко мне, я ему сам всё объясню.
— Хорошо, как только он появится, — с готовностью кивнула Катя.
— А его ещё нет?
— Нет. Как только он появится, я его позову…
— Феди нет, Маши нет… Они что, вместе что ли, Кать? — и когда она улыбнулась, Жданов тоже улыбнулся в ответ: — Бардак, какой-то.
Её улыбка была так близко, что он не смог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней губами. И Катя не стала в этот раз уклоняться, позволила себя целовать, и целовала его в ответ невесомыми утренними поцелуями.
И хоть её губы пахли прохладой и свежестью горного ручья, Жданов почувствовал, как что-то тяжелое, жаркое, порочное ворочается в его груди, как будто там разводили свои костры черти.
Мрачно таращась на прогноз погоды, Жданов мысленно навлекал на Москву штормовой ветер, нулевую видимость и обледенение взлетных полос.
Шансов избежать поездки в Прагу не намечалось.
Катя все утро висела на телефоне, разговаривая с банками, и Жданову было скучно.
Зашла Кира, чтобы спросить, какие у него планы перед поездкой, и он, печально предчувствуя обед с дорогой невестой, попытался прикрыться тем, что ждет Федора с чемоданом.
— Катенька, а наши билеты у вас? Во сколько вылет, вы не помните? — спросил он, дождавшись, пока она положит трубку.
— Андрей Павлович, — расстроенно ответила Катя, — у нас проблемы. Банк отказывает в отсрочке, и со мной там общаться не желают, им нужен исключительно президент… Это срочно. Видимо, придется отложить поездку.
Ох, сколько сил понадобилось, чтобы не подпрыгнуть в победном «йес».
Каким взглядом его полоснула Кира! Как он только в живых остался!
— Что? — переспросила она.
— Кир, подожди. Кать, а нельзя как-нибудь отложить встречу до следующей недели? Я вернусь в Москву и все решу, — произнес Жданов, мысленно повторяя: «скажи нет, скажи нет».
И умница Катя его не подвела:
— Проблему нужно решить до конца этой недели. Иначе наши счета будут заморожены, и все операции будут приостановлены.
— То есть, выпуск коллекции откладывается на неопределенное время, — возликовал Жданов.
— То есть, да. Нет. Ну чтобы этого не произошло, вы должны лично встретиться с кредитным комитетом банка.
— Кира, ну ты сама все слышала, — пожал он плечами, истово надеясь, что не выглядит сейчас школьником, у которого заболела училка.
И Кира ожидаемо бомбанула.
И Жданов с удовольствием включился в разразившийся скандал, вопя не хуже дорогой невесты.
Ему было очень весело.
Он даже Алину Кабаеву в пылу этого скандала не заметил.
Кира с Малиновским улетели.
А Жданов остался в Москве с Катей.
Прекрасный расклад.
Из банка он вернулся в прекрасном настроении, дежурно попенял Пушкаревой за то, что она не смогла удержать Кабаеву до его присутствия. Катя была какой-то бледной, наверное, снова токсикоз начался. Это мимолетно расстроило Жданова: он-то думал, что эти неприятности они оставили в прошлом. Теперь опять таскать с собой бумажные пакетики на всякий случай и перестать пользоваться парфюмом. Вечно с этими беременными какие-то хлопоты.
Позвонил из Праги Ромка и сказал, что оставил некое загадочное послание у себя на столе.
Удивившись, что Малиновского внезапно постигла тяга к эпистолярному жанру, Жданов отправился читать.
«Спасти рядового Жданова, — было написано на конверте. — Инструкция по изволению из цепких рук Пушкаревой Е.В.»
Поморщившись, Жданов вскрыл конверт.
«Мой дорогой друг и президент, поскольку ты с детства страдаешь редкой формой склероза, я снова решил прийти тебе на помощь. Ты слишком рьяно принялся воплощать в жизнь план по укрощению нашего монстра, за что тебе от лица трудового коллектива огромное спасибо. В некотором смысле ты даже герой, потому что обволакивать вниманием такую женщину, как Пушкарева, нормальный мужчина может только под наркозом. Но, несмотря на все твои заслуги, я вынужден выступить с некоторой критикой. Поскольку меня не будет рядом, чтобы напоминать тебе об обязанностях президента, я спешу напомнить, что не страшилой единой жив Андрей Жданов. Наша мисс Железные Зубы взяла тебя в оборот, и я могу понять ту жалость, которая переполняет тебя с головой. Бедная, страшная мать-одиночка, которая мужественно преодолевает жизненные сложности… Даже у меня сейчас упала скупая мужская слеза, прости за неровный почерк.
Но жалость должна иметь свои границы, Жданов.
Чем ближе ты становишься к Пушкаревой, тем дальше становишься от Киры.
Я и сам в шоке от того, что между этими событиями есть прямая взаимосвязь, но она налицо.
Катя, конечно, не женщина, и Кире она не соперница, но лучше поостеречься.
Кира — это все твои мечты в одном флаконе. Это твой пост президента, это Зималетто, это перспективы и длинная счастливая жизнь.
Потеряв Киру, ты потерпишь такое сокрушительное фиаско, что даже твоя терминаторша не сможет тебе помочь.
Она разрушает твою жизнь, а ты не замечаешь этого, предаваясь благотворительности.
Ты не можешь остаться ни с чем из-за личных проблем своей секретарши.
Это так нелепо, что я не нахожу слов. А со мной такое редко случается.
Пушкарева — это зубастая хищница, которая притворяется безобидным карасиком.
Она уже забралась под твое одеяло в Туле, и кто знает, на что еще готова эта девица, чтобы не покупать памперсы в одиночку.
Парадокс ситуации в том, что мы вынуждены терпеть её ухищрения. Тебе придется и дальше делать вид, что тебе есть дело до этого зубастика.
Держи Пушкареву на расстоянии вытянутой руки, как верную собаку. Не нервируй лишний раз из-за неё Киру. Кира — женщина твоей жизни, а Катя — это лужа на дороге.
Нужен баланс! Не забывай, что не только коварный Николай Зорькин (который оказался не таким уж коварным), но и неведомый осеменитель может окрутить Пушкарева в два счета. И если мы совершим неверный шаг, тогда «Зималетто» уплывет к нему, а мы с тобой пойдем побираться.
Как только мы вырвемся из ямы, расплатимся с долгами и вернем компанию, твои мучения закончатся, и ты смело сможешь послать Пушкареву куда подальше, а пока придется пострадать. Таков страшный оскал бизнеса. Извини за невольный каламбур. Жму твою мужественную руку, твой верный оруженосец. Удачи».
Вот и не лень же ему было писать столько чуши сразу!
Порвав дурацкое письмо, Жданов помотал головой, избавляясь от чувства гадливости, и направился в свой кабинет.
Он вспомнил утренние Катины легкие поцелуи, и светлая радость клубочком свернулась в его груди.
========== 24 ==========
В кабинете Кати уже не было.
Жданов посмотрел на часы, на пустую вешалку без гимназического пальтишка и ничего не понял.
Может, Пушкарева собиралась в какую-нибудь налоговую, а он забыл?
— Виктория, — выглянул он в приемную, — а где Катерина?
— А они с Юлианой куда-то унеслись как на пожар, — ответила Вика равнодушно.
Вот тебе раз.
Вечером, уже собираясь домой, Жданов, вдруг разволновавшись, позвонил Кате на домашний. Никто из Пушкаревых не соизволил подойти к телефону, и это было совсем загадочно.
Тогда он набрал Зорькина, но и Николай его проигнорировал.
У самой Кати с мобильником были довольно сложные отношения — по большей части он лежал в ящике её рабочего стола.
Совсем встревожившись, он дозвонился наконец до Юлианы.
— Милая, — спросил он как можно небрежнее, — а куда ты утащила мою Пушкареву?
— Катю? — странным голосом ответила та. — Ей стало нехорошо, и я отвезла её домой.
— Тошнота? — со знанием дела уточнил Жданов.
— Да просто давление упало. Ничего такого. Выпьет крепкого чая с сахаром, и станет лучше.
Давление.
С такой напастью ему еще сталкиваться не приходилось.
Жданов полез в интернет и прочитал там, что низкое давление на ранних сроках беременности — это штука неприятная и даже опасная. Причиной могут стать проблемы с сердечно-сосудистой системой, пониженный уровень сахара в крови, дефицит витаминов, стресс и общая психоэмоциональная истощенность.
Вряд ли его поцелуи могли вызвать у Катьки такой сильной стресс, что она даже с работы ушла пораньше, не уведомив его. Других причин нервничать у неё вроде не было — не мог же её так сильно расстроить его скандал с Кирой.
Мрачно зацепив глазами строчку, что беременным женщинам с низким давлением нужно спать по десять часов в день (десять! это где же взять столько времени на сон!) Жданов выключил компьютер и пошел на поиски женсовета.
Девицы уже собирались уходить и что-то бурно обсуждали на ресепшен.
До него донеслись слова «Катька партизан» и «ни слова из неё не вытащить».
— Вот-вот, — поддакнул он, — Пушкарева даже мне ничего не сказала!
Амура и Пончева подпрыгнули и обернулись. Тропинкина ойкнула.
— Даже вам? — пролепетала Татьяна.
— Она после обеда с Кирой Юрьевной сама не своя была, — попыталась объяснить молчаливость подруги Амура.
Обед с Кирой Юрьевной?
Этого только не хватало!
Да что они все лезут к Кате — Кира эта, Малиновский с его уничижительными репликами про лужу на дороге, Воропаев в каждый свой визит не может удержаться от гадостей в её адрес, придурки из её двора, которым он тогда мало навалял, надо было больше.
Какой-то мировой заговор просто.
Зазвонил мобильник, и Жданов увидел на табло имя Зорькина.
— Да, Николай Антонович?
— Звонили, Андрей Павлович? — как-то удрученно спросил финансовый директор.
— Я, собственно, хотел узнать, как там Екатерина Валерьевна, — отойдя от женсовета подальше, признался Жданов. — Она хорошо себя чувствует?
— Еще как, — пробормотал Зорькин, — гвозди бы делать из этих людей, Андрей Павлович. С Екатериной Валерьевной все настолько в порядке, что у нас тут как бы помолвка.
— Что у вас там? — тупо переспросил Жданов.
— Мы с Екатериной Валерьевной обручаемся, — терпеливо пояснил Зорькин.
— Как обручаетесь?
— Обыкновенно. Теть Лена пирожки печет, дядь Валера самогонку охлаждает.
— Ну она же не собиралась за вас замуж! Вы же эти самые… друзья детства!
— Мы — они, — согласился с ним Зорькин, — друзья. И женимся по-дружески. Катька вдруг взяла и согласилась.
— Почему? — Жданов все никак не мог сообразить, что именно сейчас происходит. Помолвка, обручение, женитьба. Слова-то какие!
— Поумнела, наверное, — задумчиво протянул Зорькин. — Ну тяжело же одной ребенка тащить. А тут я есть, поддержка и опора.
— Но это же не ваш ребенок! — закричал вдруг Жданов, напугав какого-то мужика с портфелем. Тот шарахнулся в сторону и посмотрел на него с осуждением.
— А какая разница? — удивился Зорькин. — Катька-то родной человек, и ребенок родным будет. Андрей Павлович, вы чего кричите-то?
— Да потому что неправильно это все, Николай.
— Кто его знает, как правильно, — вздохнул тот философски и попрощался.
А Жданов удержался и не швырнул телефон об стену.
Словно во сне, он спустился вниз и сел в машину.
— Андрей Павлович! — бросился к нему Потапкин. — Вы куда без пальто! Холодно же!
— На Кудыкину гору, — буркнул Жданов мрачно, завел мотор и задумался.
А правда, куда?
Домой?
Метаться между четырех стен и злобно напиваться?
Рассердившись на весь мир, Жданов поехал в аэропорт и уже через несколько часов приземлился в Праге.
Ему хотелось поотрывать головы и Кире, и Малиновскому.
С учетом того, что в Праге было на час меньше, чем в Москве, Жданов приехал к отелю, где остановились Кира и Ромка, около полуночи.
Первым делом он заглянул в бар, и действительно обнаружил там Малиновского, охмуряющего белокурую чешку.
— Привет, Ромио, — мрачно обронил он, бесцеремонно плюхаясь в кресло.
Малиновский вытаращил глаза.
— Жданов, ты откуда? Да еще без пальто! Телепорт?
— Аэрофлот, — все так же мрачно процедил Жданов.
Чешка все правильно поняла и деликатно испарилась.
— Что случилось? — проводив её глазами, в которых плескалось сожаление, спросил Ромка.
— Катя выходит за Зорькина, — объявил Жданов и налил себе выпить.
Ромка изумился еще больше.
— И откуда такой трагизм во взоре? Это же просто отличная новость!
— И что в ней отличного?
— Что теперь наша Пушкарева перестанет изображать из себя страдалицу и станет благополучной замужней женщиной, ожидающей своего первенца. Выпьем за это!
Жданов и выпил, проигнорировав протянутый бокал.
Ромка, вскинув брови, смотрел на него изучающе.
— Ты чего примчался-то среди ночи? — спросил он спокойно.
— Что это был за пасквиль? Ты можешь мне объяснить, откуда столько ненависти к Кате?
— Могу, — Ромка утащил с тарелки кусок сыра и подвинул блюдо поближе к Жданову. — Ты закусывай, дорогой друг. Давай начнем с того, что такие, как Пушкарева, просто так не беременеют.
— Такие как Пушкарева?
— Да брось. У неё же каждый ход на сто шагов вперед рассчитан. Катя хладнокровная и умная, и в её случайный залет лично я не верю.
— И во что ты веришь?
— Что она пыталась захомутать какого-то мужика, но тот оказался умнее и вовремя от неё слинял. Тогда Пушкарева принялась за тебя.
— В матримониальном плане? За меня? С ума сошел?
— Ты, мой юный падаван, наивен и добр. Но вспомни мнимую беременность Клочковой, какой фарс она разыграла. Мне же этот ребенок по ночам в кошмарах снился, я же ей даже жениться предлагал! — голос Малиновского сорвался, и обида в нем прозвучала вполне настоящая.
Для Жданова вся история с беременностью Клочковой уже давно ушла в прошлое, да и тогда она не казалась ему чем-то серьезным. Он думал, что Ромка уже и позабыл этот эпизод в своей жизни, и то, что это до сих пор его гложет, стало откровением.
С Малиновским всегда так, с ходу и не разберешь, где он серьезен, а где, как обычно, просто придуривается.
Но, кажется, сейчас он был искренен.
— Оказалось, что ребенка, во-первых, нет и не было, а, во-вторых, он мог быть и от Воропаева. Пятьдесят на пятьдесят, понимаешь, Жданов? А я-то уши развесил! Нет, теперь я точно знаю, что женщины используют свою беременность как оружие против мужчин. Они нами так манипулируют.
— Но Катя не Клочкова, — напомнил Жданов.
— Она умнее, и это больше всего пугает. Это ведь даже не твой ребенок, Палыч, а ты Пушкареву в больницу сопровождал, по утрам на работу возил, у тебя даже бумажные пакеты при себе. Согласись, у меня был нешуточный повод для тревоги, учитывая, что Кира вообще нервная, а по отношению к Пушкаревой еще и бешеная. Видишь ли в чем дело, Андрюха, мне нравится работать в Зималетто и меньше всего на свете мне хочется быть изгнанным из компании с позором. А если ты так и дальше будешь себя вести, то Киру, а вместе с ней и компанию, мы потеряем. Но теперь, слава богу, это все закончится. Счастья новобрачным, и все такое.
— Обжегшись на Клочковой, ты дуешь на Пушкареву, — резюмировал услышанное Жданов. — Вот уж не думал, что ты так близко к сердцу принял своего несуществующего ребенка.
— Конечно, Малиновский же бревно бесчувственное. Это у вас, ждановых, тонкая душевная организация!
— В любом случае, срываться на Кате нечестно.
— Как же ты мне надоел, — проговорил Малиновский почти с отвращением, — со своей Пушкаревой. Ты же как зомби: Катя, Катя, Катя! Рассказать тебе, почему тебя так припекает?
— Расскажи, — лениво согласился Жданов, наливая себе еще.
— Ты знаешь, что Пушкарева для Киры как красная тряпка, вот и машешь этой тряпкой перед носом у невесты, надеясь, что Кира сорвется и пошлет тебя куда подальше, а ты вроде как будешь и не виноват. Не изменял? Не изменял. Ничего плохого не делал? Не делал. С Катей у вас нежные рабочие отношения, придраться тут не к чему. Кира сама виновата, что тебя бросила, а ты весь в белом пальто. Это инфантилизм, дорогой мой.
— Какой я, оказывается, коварный тип, — восхитился собой Жданов.
— Ты просто до одури боишься брака с Кирой, — пожал плечами Малиновский, — вот и юлишь изо всех сил, надеясь отвертеться. Но тут у тебя нет выбора, только полный вперед. Благополучие обеих семей, Ждановых и Воропаевых, зависят от этого союза.
— И твое тоже, — ехидно заметил Жданов.
— И мое тоже, равно как и благополучие мелких акционеров, которых я представляю, а также других работников компании.
— Я чувствую себя просто агнцем на заклание.
— У каждого свой путь самурая, — произнес Ромка почти с сочувствием. — Ты ведь тоже используешь Пушкареву, чтобы досадить Кире, так что не тебе мне читать морали. Во всей нашей дружной компашке нет ни одного приличного человека. Разве что вот Зорькин, который жертвует собой во имя великой дружбы. И я искренне надеюсь, что в его мотивах нет стремления прибрать к рукам Зималетто.
— Так ведь и с ума сойти можно, если во всех видеть только плохое, — грустно заметил Жданов.
— Я только один раз расслабился и позволил себя обвести вокруг пальца. И все закончилось плохо. Больше таких слабостей я не позволю ни мне, ни тебе. Даже если ты будешь злиться. Давай постараемся очень осторожно выпутаться изо всего этого дерьма, и не потерять ни президентский пост, ни Зималетто.
— Но ведь Катя выходит замуж за Зорькина! — повторил Жданов угрюмо.
— Ну и пусть себе выходит. Хотя любопытно, что она согласилась на этот брак. Значит, все её расчеты лопнули, и она осталась ни с чем. Зорькин — это почти акт отчаяния. Всего лишь синица в руках.
— Знаешь, у нас с тобой две разные Пушкаревы. Твоя Пушкарева — расчетливая стерва, а моя Пушкарева — нежная и доверчивая девочка.
— Истина где-то рядом, — хмыкнул Ромка, — где-то между. Ладно, Жданов, давай заключать мир. Я не буду больше нападать на Катю, а ты не будешь больше доводить Киру.
— Она сама прекрасно доводится, — возмутился Жданов. — Самодостаточный человек.
— Ой, не сваливай с больной голову на здоровую. Тоже мне, ангел с крылышками!
— Ну я полетел, — кивнул Жданов, изображая пальцами трепетание.
— Куда? — оторопел Ромка.
— В Москву. У меня там куча дел. Не говори Кире, что я прилетал.
— Во псих. В следующий раз просто позвони! Ты же умеешь пользоваться телефоном?
Жданов даже успел заехать домой переодеться, и только глянув напоследок на себя перед зеркалом, осознал, как торжественно выглядит: черный новый костюм, белая рубашка и черный галстук.
Покачав головой, он чихнул и помчался к машине.
В самолете ему удалось совсем немного поспать, но дремоты не было ни в одном глазу.
В кабинете Катя стояла возле его пальто и задумчиво на него взирала.
— Доброе утро, — сказал Жданов, — ааапчхи!
— Что с вами? Вы простыли?
— Слетал в Прагу без пальто… апчхи!
— Как — без пальто?
— Да не до того мне было, Кать.
— Как в Прагу?
— Обычно в Прагу. Мне надо было быстренько убить Малиновского.
— Убили? — спросила она с интересом.
— Не добил, — с прискорбием признал Жданов. — А вы-то как? Давление нормализовалось под звуки вальса Мендельсона?
— Вот Коля трепло, — возмутилась Катя.
Жданов подошел к ней и, приподняв её лицо за подбородок, принялся разглядывать.
— Вы не бледная и не зеленая, — заключил он. — Выглядите хорошо. Выспались?
— Более-менее, — увернулась она и отошла на несколько метров назад.
— Катя, с завтрашнего дня я запрещаю вам появляться на работе раньше десяти утра, — объявил Жданов. — Вам нужно много спать!
— Не придумывайте, — отмахнулась она. — Как вы это объясните коллективу?
— Плевал я на коллектив!.. Вы на полном серьезе собрались замуж за Зорькина?
— Думаю, да, — ответила Катя.
— Но вы же его не любите!
— Ну вы же знаете, что можно планировать свадьбу без всякой любви, — ответила она с усмешкой.
— Но вас-то никто не заставляет, в то время как у меня, кажется, просто нет другого выхода. Малиновский мне полночи доказывал, что я просто обязан жениться во имя всеобщего благополучия.
Она как-то странно на него посмотрела и села на свое рабочее место.
— У каждого свои причины, Андрей Павлович.
— Катя, я почему-то уверен, что вы совершаете ошибку.
— Слава богу, это совершенно не ваше дело, — едко проговорила она.
Он помолчал, покачиваясь с пяток на носочки.
— Если вы хорошо себя чувствуете, то поедете со мной вечером на вечеринку к Волочковой?
Катя выглянула из-за монитора:
— Ой, а можно я возьму с собой Колю? — спросила она простодушно.
— Катя, ну это рабочее мероприятие, — начал был Жданов и понял, что сейчас она откажется. — Черт с вами, берите своего Зорькина. Когда именно у вас свадьба?
— Мы решили дождаться рождения ребенка.
От облегчения Жданов рассмеялся и тут же расчихался.
Когда еще этот ребенок родится!
— Кать, а что от вас хотела вчера Кира Юрьевна?
— Она просто волнуется, — нейтрально произнесла Катя.
— Она просто пытала вас, чтобы выяснить, кто моя любовница. Обманывать нехорошо, Катя.
— Ну вот видите, вы и сами все знаете, — кивнула она. — Я сказала, что все будет нормально, и Кире Юрьевне не о чем беспокоиться.
— Вы так думаете? — раздраженно огрызнулся Жданов. — Мне надоело, что все знают, как именно мне следует поступать!
Катя не ответила. Холодная, равнодушная, она клацала мышкой, не отводя взгляда от монитора.
Казалось, между ними пролегло бескрайнее минное поле.
По счастью, пришла за образцами тканей для пресс-релиза Юлиана, а потом представители Макротекстиля, и можно было отвлечься.
Обедать Катя отправилась с Зорькиным, чем изрядно попортила аппетит Жданову. У него этот Зорькин со вчерашнего дня костью в горле торчал.
Пришлось довольствоваться обществом Юлианы.
После обеда Жданов самым постыдным образом заснул в своем кресле.
Ему снилась Катя в свадебном платье и с огромным пухлощеким бутузом на руках.
— Согласны ли вы, младенец Пушкарев стать младенцем Зорькиным? — спрашивала акушерка в кружевном чепчике.
— Нет, — трубно взревел младенец, — я не согласен.
И Жданов понял, что это вопит он сам.
Крупно вздрогнув, он вскинул голову.
За окном уже было темно, а Катя стояла возле его стола, с любопытством взирая на Жданова.
— Что, ваша свадьба приснилась? — спросила она насмешливо.
— Нет, ваша, — пробормотал он, широко зевнув. — Кошмары замучили, Кать!
— Конечно, будут сниться кошмары, если всю ночь летать туда-сюда. Для чего вы на самом деле рванули в Прагу?
— Мне стало плохо после разговора с Зорькиным. Ваша свадьба выбила меня из колеи.
— Я вас не понимаю, — сообщила Пушкарева растерянно. — Совсем-совсем не понимаю.
— Да я и сам не очень, — признал Жданов, нацепляя на нос очки. — Одно могу сказать наверняка: от этой вашей помолвки у меня начинается токсикоз! Ааапчхи!
— Вам не надо на вечеринку к Волочковой. Вам нам надо в кровать и молока с медом. Ну или морса. Или грелку. Вы заболеете, если будете так носиться повсюду.
— Ну хоть вы мною не командуйте! Сколько времени? Нам пора?
— Пора, — ответила она. — Я как раз хотела вас будить — Коля ждет внизу.
Господи, за что ему все это?
Зорькин, в новом щегольском костюме, выглядывающим из-за распахнутого нового пальто, развеселил Жданова.
Хороши они с ним сегодня на пару — оба нарядились!
И только Пушкаревой с её косичками и блузкой с оборками, и кирпичного цвета пиджачком было все нипочем.
— Все-таки, хорошая у вас тачка, — вздохнул Зорькин, устраиваясь на заднем сиденье.
Жданов удержал на языке резкость, сглотнул её и ответил спокойно:
— Да, неплохая.
— А Катька на троллейбусе катается, — протянул этот гаденыш как бы про себя.
Вот бы никого не убить сегодня!
— Как только дела Зималетто наладятся, мы подумаем о транспортном средстве для Екатерины Валерьевны, — процедил он, выруливая с паркинга.
— К тому времени ей нужно будет только одно транспортное средство — детская коляска.
— Примериваете на себя роль папаши? — злобно обронил Жданов.
— Ага, — беззаботно отозвался Зорькин, — Кать, а давай, если будет девочка, назовем её Викой?
— Ни за что, — быстро отказалась она. — Наш Коля, — пояснила она Жданову, — беззаветно влюблен в Клочкову.
— У вас, Николай Антонович, тонкий вкус, — ухмыльнулся Жданов. — А что вы будете делать, если Виктория Аркадьевна ответит вам взаимностью?
— Радоваться! — провозгласил Зорькин.
— При живой-то жене?
— У нас будет свободный брак, — неуверенно протянул Зорькин. — Да ведь, Кать?
Она съежилась и показалась в эту минуту совсем маленькой и несчастненькой. Покосившись на неё, Жданов решил сменить тему.
— А что, Николай Антонович, вы являетесь поклонником творчества Волочковой? — спросил он.
— Разве существует на свете мужчина, равнодушный к её чарам?
Потенциальный бабник, — мысленно опознал в Зорькине своего собрата Жданов.
Намучается с ним Катерина! Зачем её вообще понесло в этот нелепый брак?
Нелепые браки — это какое-то общее у них с Катей проклятие.
Вздохнув, Жданов преисполнился жалостью и к себе, и к ней.
Бедные они несчастные.
Все-то у них через пень-колоду.
========== 25 ==========
Жданов так и не придумал, как представлять Зорькина людям, поэтому ограничился уже проверенным «финансовым консультантом».
Финансовые консультанты мало кого интересовали, и про Зорькина тут же все забывали.
Катя, меж тем, расчирикалась с Доминик на бойком французском, и Жданов прям заслушался.
— Катя, — сказал он, когда Зорькин увязался за Волочковой в гримерку, а Доминик их оставила, — а скажите мне что-нибудь на немецком.
Его распирало от того, какая у него крутая помощница.
— На немецком? — задумалась она, усмехнулась и скороговоркой затараторила: — Aufrichtig, möchte schon wieder fort: in diesen Mauern, diesen Hallen will es mir keineswegs gefallen. Es ist ein gar beschränkter Raum, man sieht nichts Grünes, keinen Baum, und in den Sälen, auf den Bänken, vergeht mir Hören, Sehn und Denken.
— Кать, — с улыбкой произнес Жданов, — у меня такое ощущение, что вы сейчас меня как следует обругали.
— Скажу со всею прямотой: мне хочется уже домой. От здешних тесных помещений на мысль находит помраченье. Кругом ни травки, ни куста, лишь сумрак, шум и духота. От грохота аудиторий я глохну и с собой в раздоре, — перевела она с усмешкой. — «Фауст», Гете.
Жданов расхохотался.
— Упрек заслуженный, признаю, — склонил он голову, — но вам придется еще немного потерпеть. Раз уж я так удачно забыл мобильник в машине, и сегодня свободный мужчина. Давайте попробуем… — он перехватил одну из ассистенток Волочковой и попросил у неё: — Девушка, милая, а можно нам горячего сладкого чая? У моей помощницы пониженное давление. Кать, смотрите, — обернулся он снова к Пушкаревой, — разведка прибыла.
И кивнул на Клочкову, входящую в зал.
Катя, несколько заторможенно посмотрела в указанном направлении.
— Андрей Павлович, — проговорила она медленно, — следить за моим здоровьем теперь забота Зорькина. Вы уже можете расслабиться.
— И где ваш Зорькин? — хмыкнул он, и тот, как назло, появился в этот момент. Выпрыгнул из-за кулис пунцовый и смущенный, с видом человека, изгнанного из женской бани. Неловко поправил ворот рубашки, пытаясь придать себе солидный вид, и увидел Клочкову. Глаза его вспыхнули, а лицо стало еще более взволнованным.
Ууу, как все запущенно.
— Коля, — дернула его за рукав Катя. Зорькин с трудом сфокусировался на ней, но его глаза так и косили в сторону Клочковой.
Жданову захотелось дать ему щелбан по лбу.
Увидев, что Клочкова направляется прямиком к ним, Катя, быстро извинившись, утащила Зорькина в какой-то угол. Спасать своего жениха от его пылкой влюбленности.
Пока он разбирался с Клочковой, пока его то и дело отвлекали, Пушкарева уже как ни в чем не бывало завела знакомство с Танечкой Лазаревой и теперь разгуливала с ней по залу, опять потеряв где-то своего нерадивого жениха.
Жданов, ловко лавируя в толпе, пробрался к ним, вручив Кате едва теплый чай.
— Добрый вечер, — лучезарно улыбнулся он Лазаревой, — а мы с вами уже знакомы.
— Вы Андрей Жданов, — кивнула Лазарева, — Катюшин шеф. У вас изумительно деликатная помощница.
— Сам выбирал, — похвастался Жданов и спросил у Кати: — Устали? Осталось недолго, а потом я отвезу вас домой. Вместе с вашим женихом, — предупреждающе добавил он. Что ему делать, если эта парочка идет в комплекте? — У Кати очаровательный жених, — сообщил он Лазаревой, — правда, немножко неуловимый.
Лазарева ничего не ответила, задумчиво глядя на чай в Катиных руках.
А Пушкарева вдруг отколола вот какую штуку — она вернула Жданову чашку со словами:
— Уже все остыло, Андрей Павлович, — и, подхватив Лазареву под руку, почесала с ней куда-то в стороны сцены.
Обалдев от такой неблагодарности, Жданов даже не нашел в себе сил разозлиться.
Зорькин обнаружился только в конце вечера, он методично наворачивал круги вокруг Клочковой, бросая в трубку мобильника отрывочные фразы: нефтяная скважина, купить несколько экземпляров из ювелирной серии «Анастасия». И все в таком духе.
— Катька, — умоляюще сказал он, — давай останемся на фуршет.
— Екатерине Валерьевне, — строго сказал Жданов, — противопоказано ложится спать после полуночи.
И он повез свою детсадовскую команду домой. В голове его зрел коварный план.
Пушкарева неожиданно решила воспользоваться начальственным позволением приходить на работу к десяти утра, хотя еще накануне возражала против таких преференций.
Мрачно хмурясь, Жданов услышал сквозь приоткрытую дверь, как Клочкова налетела на Катю в приемной:
— Ой, кто это изволил явиться на работу! Пушкарева, ты вообще на часы смотрела?
— Мне Андрей Павлович согласовал гибкий рабочий график, — невозмутимо ответила Катя.
— И с чего это такие поблажки?
— С того, что яценный сотрудник компании, — заявила Пушкарева и добавила, пока Клочкова, кажется, задыхалась от негодования: — Принеси мне чая, Вика.
— Ты, Пушкарева, с дуба рухнула?!
— С одной ложкой сахара, пожалуйста.
Катя, наконец, появилась в кабинете, а вслед за ней влетела и Клочкова.
— Андрей, — завопила она, — ты даже не представляешь, как распоясалась твоя секретарша! Она меня попросила такое… такое!
— Ну принеси Екатерине Валерьевне чая, — мирно посоветовал Жданов.
Клочкова, едва не лопнув от несправедливости судьбы, улетела вон.
— Доброе утро, — как ни в чем не бывало, пропела Катя.
— Доброе, — осторожно ответил Жданов, силясь понять, что именно происходит. Он встал из-за стола и подошел к Кате, а она самым небрежным жестом сбросила ему на руки свое пальто.
— Я тут подумала, — заметила она буднично и нырнула в пакет, который принесла с собой, — что хорошо бы вам купить Зорькину машину.
— Мне? — поразился Жданов. — Зорькину?
— Ну не лично вам, конечно, — Катя достала из пакета колонки и принялась подключать их к своему компьютеру. — Мы просто возьмем кредит на Никамоду, и автомобиль будет числиться как активы компании. А то мне в моем положении трудно пользоваться общественным транспортом, теперь Коля меня будет возить.
— Клочкову он будет возить, — буркнул Жданов сердито.
— Ну и меня тоже, — возразила Катя, включила компьютер и снова закопошилась в своей сумочке, что-то там отыскивая. — Но вы не переживайте, мы сами всем займемся. Ваше участие в покупке машины не понадобится, — она вытащила диск и воткнула его в дисковод. Щелкнула мышка. По кабинету разлилась классическая музыка.
— А это что? — едва сдерживая себя, процедил Жданов.
— Моцарт. Очень полезно для внутриутробного развития малыша.
— Катя, у меня такое ощущение, что вы забеременели только вчера! Что… что с вами случилось?
— Я побывала на курсах молодых родителей, — безмятежно ответила Катя, будто и не замечала, какие тучи сгущаются над её головой, — и там узнала, что сейчас нет ничего важнее моего малыша.
— Да вас там как будто подменили! — заорал Жданов. — Вы ведете себя… как Клочкова!
— Как вам не стыдно кричать на беременную женщину! — ужаснулась Катя.
Жданов попытался взять себя в руки.
Такая беспардонность, граничащая с наглостью, не могла вырасти в Пушкаревой за одну ночь.
Должна была быть какая-то причина.
Катя поглядывала на него с интересом, словно выжидая, как Жданов поведет себя дальше.
Он длинно выдохнул и навис над её столом.
Ладно, Пушкарева, поиграем.
— Покупайте свою машину, — согласился он, — только при одном условии: вы летите со мной в Милан.
— В какой Милан? — удивилась она.
— Утром звонили из минэкономразвития. Мы попали под программу субсидирования, и в августе Зималетто выступит на международном показе.
Катя просияла так ярко, что он мигом ей все простил.
— А это значит, что на следующей неделе представители Зималетто должны прилететь в Милан, чтобы подписать все бумаги и уточнить условия участия.
— Я не знаю, — пролепетала она, — можно ли мне сейчас летать. Мне надо проконсультироваться с доктором.
— Ну так запишите нас на прием сегодня же, — распорядился Жданов, — я поеду с вами. Хочу убедиться, что вы не попытаетесь избежать поездки в Италию, прикрываясь своим младенцем. Кстати, о младенце. Ему обязательно слушать музыку так громко или можно убавить звук?
Под тяжестью его взгляда Катя протянула руку и выкрутила громкость на самый минимум.
Малиновский и Кира вернулись из Праги, и Жданов немедленно насел на лучшего друга.
— Ты у нас, мой дорогой, великий специалист по моделям!
— Это я, — согласился Ромка вальяжно.
— Найди мне такую, чтобы была красивой и не падкой на деньги.
— Красивой и не падкой на деньги? — озадачился Малиновский. — Да еще и моделью? Да я бы давно женился, если бы встретил такую. Но мне нравится направление твоих мыслей. Решил встряхнуться?
— Мне надо занять кем-то Зорькина.
Малиновский закашлялся.
— Мы теперь сводни? — уточнил он.
— Зорькин влюблен в Клочкову, но эта девушка опустошит наши бюджета до дна. Нужна такая же, только с перламутровыми пуговицами.
— Но зачем?.. Подожди, не смотри на меня как Ленин на буржуазию. Ты хочешь подсунуть Зорькину приличную модель, чтобы он бросил Пушкареву, и она снова осталась одна со своим ребенком? Это бесчеловечно, Жданов. Если твое доброе отношение к этой женщине заключается в том, чтобы и дальше тешить собственный эгоизм, то у меня для тебя новость. Я добрее тебя.
— Да ей от него одно беспокойство!
— Это уж не тебе решать, — заметил Малиновский спокойно.
— Нет от тебя, Ромка, никакой пользы, — разозлился Жданов.
— Зато и вреда тоже нет, — развел он руками.
Завернув в кабинет с Кирой, чтобы с ней поздороваться, Жданов получил подарок за хорошее поведение на вечеринке у Волочковой и ощутил себя песиком, которого дрессируют.
Катя собиралась на обед. С Зорькиным.
Опять!
Гордости у неё никакой не было — так носиться со своим пустоголовым женихом.
— Когда у нас прием у врача? — спросил её Жданов.
— В шесть, — ответила она неуверенно. — Андрей Павлович, вам вовсе не обязательно…
— Обязательно, — возразил он. — Раз уж я терплю вашего Моцарта…
— Он не мой. Он принадлежит всему миру.
— То и вы потерпите меня, — завершил свою мысль Жданов.
Катя, уже стоявшая в пальто у двери, неуверенно замялась.
— Может, вам слетать в Милан с Романом Дмитриевичем или Кирой Юрьевной?
— Вот ведь какое дело, — объяснил Жданов. — Я хочу лететь только с вами.
— Почему? — совсем растерявшись, спросила Катя.
— А у меня от вас зависимость. Пушкаревомания. Обострение.
— Ну ничего, — пробормотала Катя, — от этой зависимости я вас мигом излечу. Глазом не успеете моргнуть, как не захотите меня больше видеть.
И она выскочила за дверь.
Жданов почесал макушку.
И почему ему досталась такая чокнутая помощница?
========== 26 ==========
— Явились? — крохотная старушка-доктор посмотрела на Жданова с нежностью Бабы-Яги, встречающей доброго молодца, годящегося в суп.
— Явился, — признался он, едва удержавшись от просьбы не сажать его в печь.
Катя сначала яростно противилась желанию Жданова зайти в кабинет вместе с ней, а потом вдруг сдалась. «Делайте, что хотите, — проворчала она, — в конце-то концов!»
Но её раздражение витало в воздухе.
— Вас что-то беспокоит, деточка? — спросила старушка, листая Катину карту. Карта успела стать куда более пухлой, обрасти результатами анализов и обследований. Когда Пушкарева только все успевает.
— Андрей Павлович, — сказала Катя и указала на Жданова, чтобы всем стало понятно, кто здесь кто, — мой начальник.
Старушка оставила в покое карту и уставилась на Пушкареву, подперев рукой щеку, словно собираясь послушать сказку на ночь.
— Начальник, — повторила она с удовольствием. — С начальниками пока в этот кабинет не приходили.
— Дело в том, — объяснил Жданов, — что Екатерине Валерьевне предстоит полет на самолете в Милан.
— Но если нельзя, — торопливо вмешалась Катя, — то нельзя.
— Ну да, — согласился Жданов, — если нам нельзя, то мы никуда не полетим.
— А взвешиваться вы тоже вдвоем будете? — заинтересовалась старушка и позвала медсестру, с которой Катя и ушла за ширму. Спустя короткое время медсестра принесла листочек с цифрами и, взяв со стола старинный тонометр, снова ушла.
— Деточка, вы плохо набираете вес, — сказала старушка озабоченно.
— И давление у неё низковато, — наябедничала из-за ширмы медсестра.
— Вы хорошо питаетесь?
— Не всегда, — ответил Жданов. — Утренняя тошнота уже почти прошла, но аппетита до обеда все равно нет. Обедает Катя нормально… обычно. А на ужин у неё родительские наставления, от которых кусок в горло не лезет.
— Наставления исключить, гранат и печень добавить, гемоглобин у вас тоже низкий, — сообщила старушка Жданову. — А вот моча в норме.
Он промолчал, не зная, следует ли проявлять бурную радость по этому поводу.
— Гуляете каждый день?
— Совсем не гуляем, — раскаялся Жданов.
— Гулять два раза в день, — строго сказала старушка. — Днем и перед сном.
— Как — днем? — растерялся он.
— Ногами, — объяснила старушка. — На УЗИ идете?
— Я?
— Ну вы же начальник XXI века, без вас, кажется, на УЗИ никак не обойтись. Деточка, вы не против?
— Пусть уж, — раздался из-за ширмы голос Пушкаревой, — все равно же просочится.
Жданов вовсе не уверен был, что хочет куда-нибудь просачиваться, чего он там на этом УЗИ не видел, но деваться теперь было уже некуда, и он поплелся вслед за докторшей.
Катя лежала на кушетке, её пиджак был сброшен, блузка задрана, а юбка приспущена. Почему-то её по-зимнему бледный живот поразил Жданова, и лишь потом он заметил едва заметную округлость. На фоне впалых ребер она смотрелась так неуместно и чужеродно, что невозможно было отвести от этого зрелища глаз.
Старушка меж тем намазала Катю гелем и принялась водить по её животу датчиком, называя какие-то цифры медсестре. На мониторе что-то двигалось и менялось, но как Жданов ни приглядывался, ребенка он так и не разглядел. Вроде пару раз мелькнуло нечто, похожее на голову, но почему оно так огромно?
Но Пушкарева смотрела на монитор такими сияющими от счастья глазами, что Жданову стало больно глотать, как при ангине.
Катя оглянулась на него, ища то ли поддержки, то ли желая в чем-то убедиться, и он неосознанно стиснул её руку, чтобы она не сочла его бесчувственным бревном.
— Первый триместр подходит к концу, — сказала старушка, — у вас все хорошо. Плод развивается как по учебнику. Пальчики все на месте, носик хороший. Дальше ребенок будет расти куда интенсивнее. Скоро утренняя тошнота должна совсем прекратиться, и перепады настроения уже не будут такими сильными.
Ага. Значит, теперь Пушкарева станет такой же спокойной и рассудительной, как и раньше?
С другой стороны — если бы Жданов растил внутри себя человека, то от его перепадов настроения компания вообще бы ходила ходуном. А Катя молодец, пару раз всплакнула, один раз взбрыкнула, вот и все.
Правда, решение выйти замуж за Зорькина вряд ли имело что-то общее со здравым смыслом.
Налицо нервный срыв.
— Завтра сдадите кровь из вены, и если все будет нормально, то летите, хоть в Милан, хоть в Антарктиду, — заключила старушка, и медсестра принялась протирать салфеткой бледный Катин живот.
Вышли из больницы притихшие. Пушкарева, погруженная внутрь себя, легко согласилась на ужин, но когда Жданов предложил ей свою руку, чтобы поддержать на гололеде, остановилась.
Сняв варежку, Катя положила теплую ладошку на щеку Жданова и улыбнулась.
— Растет! — произнесла она потрясенно и вдруг нырнула к нему в объятия, не в силах справиться в одиночку с переполняющими её эмоциями.
Жданов бережно прижал к себе Катю, запрокинув лицо навстречу крупным хлопьям снега. Его накрыло остро-сладкой нежностью, отчего во рту словно появился привкус шампанского.
Именно здесь, на узкой московской улочке, с крепко прижимающейся к нему Катей Пушкаревой, жизнь была прекрасной.
Катя вскинула голову и сама потянулась к нему, и Жданов поймал губами её губы, с радостью ощущая, как они охотно раскрываются навстречу ему. Они целовались на улице, как подростки, а снегопад все усиливался, и очки очень мешались, и Жданов снял их, сначала свои, а потом Катины, и все было так ново и захватывающе, как бывает только в шестнадцать лет.
Но кто-то из прохожих крикнул «снимите номер», и хоть мысль сама по себе была неплоха, но пришлось им отлепиться друг от друга. Катя близоруко прищурилась, беззащитная без своих круглых очков, которые у неё были вместо забрала, и тогда Жданов еще несколько раз быстро поцеловал её в холодный нос и щеки.
— Ты же совсем замерзла, — спохватился он и потащил её к машине.
За ужином Катя снова впала в глубокую задумчивость, и Жданов не удержался от ехидного:
— О женихе своем задумались, Екатерина Валерьевна?
— Мы оформили машину в обед, — ответила невпопад.
Про машину ему было не интересно, куда больше настораживали сурово сведенные брови и поджатые губы.
— Ну что случилось, Катюш?
— Мне кажется, что я не должна лететь с вами в Милан, — проговорила она неохотно. — Это слишком… Это будет слишком для Киры Юрьевны. Да и Роман Дмитриевич не одобрит.
— А при чем тут вообще Малиновский? — удивился Жданов и тут же переполошился: — Он с вами разговаривал, да? Сказал что-то плохое?
Катя покачала головой.
— Ну что вы, — с усмешкой произнесла она, — разве Роман Дмитриевич может мне сказать что-то плохое? Он ведь прекрасно помнит, в чьих руках компания.
Жданову не понравилась неприкрытая злость в её голосе, как не понравилась и эта усмешка.
Эти губы, который совсем недавно были такими сладкими и горячими, не должны были так язвительно изгибаться. Кате совсем не подходила колкая едкость, она делала её старше и некрасивее.
— Кать, не думайте ни о ком, — попросил Жданов, — ну их всех к черту.
— Даже вашу невесту?
— С Кирой я разберусь, — отмахнулся он.
— Очередной скандал?
— Катя, мы с вами летим в Милан по служебной необходимости, — теряя терпение, начал было Жданов, — и Кира Юрьевна должна это понимать…
Катя наклонилась к нему ближе, и её голос упал до хрипловатого шепота:
— А целовались мы с вами на улице тоже по служебной необходимости?
От этих интонаций Жданов весь покрылся мурашками.
Снимите номер! Вот что нужно было сделать!
Он мотнул головой, пытаясь ухватиться за нить беседы.
— Нет, — также тихо ответил он, — целовались мы с вами, потому что это очень приятно. Мне очень нравится целовать вас, Катя.
Её глаза были совсем близко, и в них что-то переливалось и мерцало.
— Андрей… Павлович, — произнесла она своим невозможным низким голосом. — Вы действительно не знаете, от кого я жду ребенка?
От изумления он моргнул. Меньше всего он ожидал сейчас такого дурацкого вопроса.
— А откуда я могу знать, если вы мне ничего не рассказываете? — с некоторой обидой отозвался он.
Катя смотрела на него так долго, что у Жданова даже уши вспыхнули.
— Ладно, — сказала Пушкарева и отодвинулась, — ну и что мы будем с этим делать?
— С чем? — не понял Жданов.
— С нашими поцелуями, — ответила она и спряталась за меню. — Вы почти женаты, я жду ребенка от анонима, а мы такими глупостями занимаемся.
Жданов отогнул ламинат меню, чтобы взглянуть на её лицо.
Покраснела.
Вот то-то же.
Нет, Катюша, ты еще не в той весовой категории, чтобы между рыбой и десертом говорить о поцелуях.
— Предлагаю сходить на свидание, — мягко предложил он.
— Я хочу чизкейк, — ответила она. — Нет, «Красный бархат»… Нет, шоколадный брауни.
Жданов засмеялся и заказал все три десерта.
Все равно Катя отщипнет по крохотному кусочку, а потом начнет засыпать на ходу.
А им еще гулять!
— Вам не кажется, — дождавшись, пока официант отойдет от них, спросила Катя, — что в нашей ситуации говорить о свиданиях аморально и цинично?
— Ну ведь я еще не женат, Катенька, — браво улыбнулся Жданов, — и вдруг мне повезет, и Кира меня бросит.
— Я бы на вашем месте не рассчитывала. Кира Юрьевна очень любит вас.
— Да, не повезло.
Катя рассердилась.
— Вы не должны так отзываться о своей невесте, — воскликнула она яростно. — Это не хорошо, Андрей Павлович. Не по-мужски. Имейте хоть какое-то уважение!
— Ну вы же знаете, в какой я ситуации, — попытался оправдаться Жданов. — Налево пойдешь — компанию потеряешь, направо пойдешь — свободы лишишься. Прямо пойдешь — от собственной помощницы огребешь. Ну и что мне делать, Катенька?
— А я откуда знаю? — фыркнула она. — У меня, знаете ли, своих забот полон рот.
— Поэтому давайте просто слетаем в Милан, — мирно сказал Жданов. — Отнесемся к этому как к отпуску. А дальше видно будет.
— Как же я устала, — вдруг вырвалось у Кати, — я ведь сто раз обещала себе держаться от вас подальше! А что в итоге?
— Но почему — подальше? — удивился Жданов. — Что я вам плохого сделал?
— Да потому что, — сказала она с досадой, — у вас свадьба на носу!
Жданов замолчал, глядя на то, как перед Катей выставляют десерты.
Она пыталась держаться от него подальше, потому что у него свадьба на носу?
Пушкарева что, на полном серьезе думает, что может повлиять на его отношения с Кирой?
Что если она начнет держаться поближе, то он сразу забьет на невесту, компанию и свое светлое будущее?
Да какая необъяснимая самоуверенность!
Ни одна из самых красивых моделей никогда даже не пыталась как-то всерьез вписаться в жизнь Жданова, а Катя убеждена, что стоит ей поманить его пальцем, как он сразу все побросает и побежит следом, теряя тапки.
Катя мирно перепробовала все десерты, зевнула и сказала:
— Нам пора по домам, Андрей Павлович. Поздно уже.
Вот пусть с ней Зорькин гуляет!
А Жданов больше не будет прыгать вокруг, как зайчик.
Катя облизнула ложечку и спросила с видом человека, который знает, что совершает глупость, но любопытство сильнее его.
— И как вы представляете себе наше свидание? В какой-нибудь крохотной забегаловке, где нас никто не узнает? Я буду рассказывать вам о том, как развивается мой ребенок, а вы оглядываться по сторонам, чтобы нас не заметили ваши знакомые. Мне кажется, это будет довольно скучное мероприятие. Я бы пошла с вами в элитный клуб, но вряд ли смогу пройти фейс-контроль, — и она хихикнула.
— Забудьте, — резко бросил Жданов, — я предложил глупость.
Катя кивнула.
— Давайте постараемся вести впредь как взрослые люди, — сказала она со вздохом. — Я тоже хороша. Беременность плохо влияет на мою силу воли. Так хочется… кого-нибудь обнять. Это что-то психосоматическое. Я постараюсь использовать для этого кого-то более подходящего.
Это Зорькина, что ли?
Жданов мрачно попросил счет.
Он злился и жалел Катерину одновременно.
Наверное, грустно, когда тебя некому обнять.
========== 27 ==========
Утром по дороге на работу Жданову под колеса так и лезла какая-то сияющая малолитражка, такая крохотная, что у водителя наверняка колени зажимали уши. Только этим можно было объяснить то, что это милипизерка так и путалась перед ним, то подрезая, то вдруг прыгая вперед, то сбавляя ход.
Господи, кто вообще выпускает таких блох на дорогу!
К его удивлению, двухдверная азиатская пузотерка лихо притормозила перед Зималетто, и оттуда выбралась малость очумелая Пушкарева.
Это еще что за номер?
Даже не удосужившись запереть собственную машину, Жданов выскочил на улицу и заглянул на место водителя.
Зорькин!
— Екатерина Валерьевна, — рявкнул Жданов, — вы что вытворяете?
Она задрала нос.
— Вы сами мне разрешили купить машину!
— Машину, а не этот гробик на колесах.
— Ну мы же с Зорькиным люди второго класса, вот и машина у нас соответствующая.
— Это еще откуда взялось? — изумился Жданов и постучал в стекло Зорькину: — В каких ритуальных услугах вы купили это, с позволения сказать, транспортное средство?
Зорькин растерянно ответил.
— Возвращаемся в салон, — скомандовал Жданов, ухватил слабо сопротивляющуюся Пушкареву за локоть и потащил к своей машине.
— Андрей Павлович, вы не с той ноги, что ли встали? — возмущалась Катя.
Сказал бы он ей, с какой ноги он встал — очередная ночевка у Киры принесла головную боль и острое чувство какой-то недосказанности. Хорошо хоть обошлось без скандалов, но Жданов так маялся, так маялся, что быстренько притворился спящим, пока Кира принимала душ, а потом половину ночи слушал, как она вздыхает и ворочается.
Как они умудрились стать такими далекими друг для друга?
С утра он рванул на работу очень рано, отговорившись какими-то делами.
И как оказалось — приехал как раз вовремя.
— Что еще за люди второго класса? — спросил он, плюхаясь на водительское сидение, — в Зималетто появилась кастовая система? Или вы мне пытаетесь таким образом что-то сказать? В таком случае, у меня плохая новость: я не понимаю ваших аллюзий.
— Мы просто купили машину, которая подходит таким ботаникам, как мы, — пожала плечами Катя, — не понимаю, почему вы так гневаетесь.
— Потому что это безответственность и какая-то непонятная для меня эскапада.
— Да вас-то это как касается, — вдруг глухо выкрикнула Катя.
— Как вы можете быть так безжалостны к невинному человеку!
— Да я вам вообще ничего не сделала!
— Я говорю не о себе, а вашем ребенке, — заорал Жданов, — вы видели, какой он крошечный? А вы раскатываете в своей коробчонке…
— Ваша лягушонка, — кивнула Катя.
Жданов не выдержал и захохотал.
— Лягушонка в коробчонке, вот самое верное для вас определение. Катя, ну вы же серьезный человек! О чем вы вообще думаете?
— Нам сказали, что это очень безопасный автомобиль, — произнесла она холодно.
— А вы и уши развесили!
— Андрей Павлович, перестаньте меня оскорблять.
— А я вас еще и отшлепаю, если вы будете себя так вести. Ну что вы хотели кому доказать?
Она молчала, отвернувшись к окну.
— А Зорькину вашему я вообще голову оторву. Он-то куда смотрел?
— Андрей Павлович, это совершенно не ваше дело.
— Очень даже мое! Представляете, как хлопотно искать себе нового помощника? Собеседования эти… брр.
— Вам все равно придется этим заняться, — напомнила Катя, повернувшись наконец к нему. Она была бледной, и это встревожило Жданова. От злости? От расстройства?
— Даже не напоминайте, — попытавшись взять себя в руки, сказал он. — Я вообще не представляю, как буду справляться без вас. Слушайте, а пусть ваш Зорькин идет в декрет, он все равно из дома работает.
— Какая свежая мысль, — усмехнулась Катя, — мы с Колей обсудим такой вариант. По законодательству отец ребенка действительно может оформить отпуск по уходу…
От этих слов в груди Жданова похолодело.
— Но он же не отец, — проговорил он уныло.
— А по документам им станет.
— Что за бред! Ваш ребенок не может родиться Зорькиным.
— Ну хотите я запишу его Ждановым, — предложила Катя вкрадчиво.
— Вы сегодня совершенно невыносимы, — заявил он, притормаживая у салона. — Вперед, купим вам самую большую и надежную машину, которую только найдем.
Спустя полтора часа, когда они поднимались на свой этаж в лифте, Катина бледность переросла почти в белость.
Она была притихшей и почему-то расстроенной, как будто покупка огромного немецкого внедорожника удручила её.
— Вам плохо?
Катя поморщилась.
— Я же с утра пол-литра крови сдала, — объяснила она, — на голодный желудок. Вот слабость и накатила.
— Почему вы сразу не сказали? Мы бы позавтракали где-нибудь.
— Как-то не до того было.
— Вы меня с ума сведете, — озабоченно сказал Жданов, — сможете до кабинета самостоятельно добраться? Я пока раздобуду вам еды.
— Ну я же не умирающая, — кивнула она.
Убедившись, что Катя шагает довольно ровно, Жданов заглянул в секретариат и отобрал у Пончевой бутерброд и йогурт, чем поверг её в шок и трепет.
А в его собственной приемной в это время развернулись военные действия.
— И по какому праву вы позволяете себе опаздывать на работу, — говорила Кира.
— А она уже не первый день приходит, когда ей вздумается, — вторила ей Клочкова.
Катя держала оборону, прямая, молчаливая, строгая и смертельно бледная.
Она не пыталась что-то объяснить, то ли понимая, что её объяснения никому не нужны, а то ли экономя силы.
— Андрей, — воскликнула Кира, — знаешь ли ты, что пока ты отсутствуешь, твоя помощница…
— Катя, идите в кабинет, — сказал Жданов, — я быстро.
— Андрей, ты не можешь ей бесконечно потакать, — сказала Кира, а Клочкова вдруг преградила Кате дорогу, не желая, чтобы та слишком быстро сбежала от головомойки.
Пушкарева покачнулась.
Чертовы курицы!
Подхватив её за плечи, Жданов таким взглядом одарил Клочкову, что она ойкнула и отскочила в сторону. Толкнув дверь, он осторожно усадил Катю на диван и налил ей воды.
Она сделала несколько жадных глотков и подняла на Жданова благодарный взгляд.
— А что… Катя, вам плохо?
Кира стояла в дверях, подрастеряв всю свою воинственность.
— Низкое давление, — объяснил Жданов.
— В последнее время у Кати частые проблемы со здоровьем, — заметила Кира.
— Мы обсудим с тобой это позже, — сказал он, надеясь, что дорогая невеста все поймет правильно и оставит их уже в покое.
— А Екатерине Валерьевне просто нужен отпуск, — вместо этого объявила она. — Андрюша, почему бы тебе просто не дать девушке отдохнуть?
— Поговорите об этом со своей подругой Викторией, — обманчиво тихо предложил Жданов.
Кира услышала в этом тихом голосе раскаты грома, но не сдвинулась с места.
— Может, врача вызвать?
— Кира, мы с Катей сами разберемся, кого нам вызвать, а кого… наоборот, — он все еще не кричал только потому, что на Катю плохо влияли скандалы над её головой.
Кира помедлила еще несколько секунд, а потом бросила на Катин стол каталог с рекламой недвижимости, развернулась и вышла вон.
Жданов, наконец, достал из кармана добытый разбоем бутерброд и протянул его Кате.
Она молча кивнула и впилась в него зубами.
Некоторое время Пушкарева просто медленно жевала, а Жданов медленно дышал. Потом он вытащил из другой кармана питьевой йогурт и открыл его.
— Лучше?
Она кивнула.
Может ему, как Пончевой, пора начинать носить с собой еду?
Не успели они с Катей отойти от всех этих забот и взяться, наконец, за работу, как заявился Сашенька Воропаев.
И сразу к столу Пушкаревой шмыгнул.
— Ваяете отчет, Екатерина Валерьевна? — спросил он. — Можно пожелание?
— Разумеется, — спокойно ответила Катя, уже вполне вернувшая себе боевой дух.
— Хотелось бы увидеть настоящие цифры, а не фальшивку. Хорошо?
— Вот вы не поверите, я как раз собиралась подделывать документы. Вы так вовремя зашли! — усмехнулась она.
Жданов, играя мячиком, бдительно наблюдал за пикировкой, но пока, кажется, его вмешательство не требовалось. Пушкарева наконец нашла себе мишень, чтобы излить накопившееся за утро раздражение. Воропаев, в общем, сам виноват.
— А вы изменились, Катя, — протянул Александр.
— Да? А я вот в зеркало сегодня утром посмотрелась — ничего не заметила. Уверяю вас, все та же Пушкарева! К вашим услугам.
— Та же, да не та. Вы стали увереннее в себе. На вас так подействовало то, что Жданов извлек вас из кладовки?
— А на вас так акции влияют? — спросила Катя и встала из-за стола. Воропаев вдруг схватил её за руку, и это уже ни в какие ворота не лезло.
— Сашенька, — напомнил о себе Жданов, — а почему у нас такие длинные ручки?
Он подошел к ним, и Воропаев демонстративно выпустил Катю и тут же цапнул оставленный Кирой каталог.
— Катя, что я вижу? Дела в Зималетто идут настолько хорошо, что вы покупаете себе квартиру?
— Дела в Зималетто действительно идут хорошо, — ровно ответила Катя. — А этот каталог Киры Юрьевны. Ваша сестра скоро выходит замуж, слышали, может, об этом?
И она ушла из кабинета.
— Распустил ты, Жданов, свой персонал, — заметил Воропаев. — Что она себе позволяет?
— На себя посмотри, — мрачно ответил тот. — Ты уже не то что сам распустился, но еще и руки начал распускать.
— Ой, какие мы грозные, — восхитился Воропаев. — Ухожу, ухожу, пока ты не лопнул от злости. И куда только Кира смотрит…
Полянский, с которым у них был назначен обед, обрадовался Кате, как родной.
— Екатерина Валерьевна, — с места в карьер начал он, — я еще раз подумал про лизинг, который мы с вами уже обсуждали…
— Может, сначала закажем? — прервал его прыть Жданов.
— Мне лангустов, — равнодушно сказала Катя и снова повернулась к Полянскому: — так вы обдумали мое предложение?..
Лангустов?
С утра, значит, мы были ботаниками второго класса, а теперь, не моргнув глазом, заказываем самые дорогие блюда? Эко вас колбасит, Катенька.
— Значит, лизинг вы уже обсудили, — кисло заметил Малиновский.
Жданов попытался припомнить, когда Катя встречалась с Полянским, но не смог.
А эти двое меж тем погрузились в свои расчеты с таким азартом, как будто обсуждали бог весть что интересное.
— Жданов, — зашептал Малиновский, прикрываясь меню, — а когда Пушкарева успела провести предварительные переговоры?
— Когда надо, — невежливо ответил Жданов, потому что и сам не знал ответа на этот вопрос.
— А не слишком ли много воли… — начал было Ромка, все правильно оценивший, как Катя вдруг сказала:
— После выставки в Милане наши позиции на рынке только укрепятся.
— У вас будет выставка в Милане? — заинтересовался Полянский.
— В августе. На следующей неделе мы с Андреем Павловичем летим туда, чтобы утрясти технические детали.
Малиновский прищурился.
— Нам подтвердили субсидирование? — спросил он.
— Забыл тебе сказать, — виновато ответил Жданов. Он и правда забыл! Без всякого подвоха! Но Ромка, кажется, в это не поверил.
— И вы летите туда вдвоем? — холодно уточнил он.
Полянский с недоумением посмотрел на него.
— Для вас это новость?
— Представьте себе, да, — Малиновский отбросил меню. — Что-то у меня аппетит пропал. Прошу меня извинить, я думаю, вы прекрасно пообедаете без моего участия.
И удалился.
Катя посмотрела ему вслед. И Жданов с прискорбием вынужден был признать, что у неё был вполне довольный собой вид.
========== 28 ==========
В Зималетто Жданов, не раздеваясь, направился в кабинет Малиновского.
Ромка сидел за своим столом и сосредоточенно раскрашивал раскраску.
— Я тебя в упор не вижу и не слышу, — сообщил он, как только Жданов переступил через порог. — У меня раскраска-антистресс, так что изыди, сатана.
— Ну прости, — сказал Жданов, падая на стул, — я правда замотался. Я больше так не буду.
— Дожили! Я узнаю новости о делах компании от Пушкаревой! А мой собственный друг и президент…
— Ну хочешь, я тебе цветов подарю?
— Хочу, — заявил Ромка и поднял голову, — хочу, чтобы ты мне объяснил внятно и на пальцах, чего ты вообще добиваешься. Хочешь отмены свадьбы?
— Хочу, — закивал Жданов. — Но как-то так, чтобы Кира меня сама бросила, а потом еще и осталась виноватой.
— Отдел научной фантастики этажом ниже. У нас тут вот, — и Малиновский бросил еще одну раскраску.
Жданов вздохнул и послушно взялся за карандаши.
— А от Пушкаревой ты чего хочешь? — спросил Ромка.
— Ты не поверишь.
— Я уже готов поверить во все, — Малиновский передал Жданову зеленый карандаш и забрал у него красный, — ты её хочешь, Палыч, так сильно хочешь, что даже не понимаешь, как сильно обижаешь Киру. Ты вообще никого, кроме Пушкаревой, не замечаешь. И это я говорю не про секс, а про Пушкареву вообще.
Жданов задумчиво грыз карандаш, прислушиваясь к себе.
Низкий голос с хрипотцой, нежность губ, крохотная ладошка на его щеке, подрагивающие плечи, шарик на горле, который поднимается вверх-вниз.
— Я хочу Пушкареву? — повторил он медленно.
— С добрым утром, — насмешливо фыркнул Малиновский. — Слушай, я пытался. Я называл её лужей и собачкой. Я делал всё, чтобы ты взглянул на эту женщину под другим углом. И я складываю оружие. У меня только один вопрос: что с этим всем ты намерен делать дальше?
— Кате нельзя писать этот отчет, — пробормотал Жданов и зажмурился, ожидая гневного нагоняя. Но Ромка молчал, сосредоточившись на разукрашивании цветочка. — Не в её состоянии заниматься фальсификацией документов.
— А с её положением что ты намерен делать? — терпеливо спросил Малиновский. — У неё же скоро живот вырастет. Может, ты извращенец?
— Может, и извращенец, — покладисто согласился Жданов. — Все просто на самом деле: с Катей мне хорошо, а без Кати плохо. Я даже сейчас волнуюсь, что её кто-то там без меня обижает.
— Может, у тебя материнский инстинкт проснулся? Ну чисто за компанию с Пушкаревой?
— Почему материнский? — удивился Жданов.
— Ну очевидно, что не отцовский.
— Логично, — согласился Жданов и отодвинул от себя раскраску. — Ромка, что-то надо делать с Кирой, пока ситуация не вышла из-под контроля.
— Горе ты мое, — закатил глаза Малиновский. — Ну так ведь все у нас хорошо было! Компания в залоге, мы на грани банкротства, отчеты у нас липовые, а положение шаткое. А теперь ты решил похерить наше благополучие. Ладно, давай так. Ты говорил, что тебя тошнило недавно?
— Заразился от Пушкаревой токсикозом.
— Фу! Никогда больше не говори такое вслух. Даже слышать не хочу о таком непотребстве. Сейчас ты пойдешь и поскандалишь с Кирой.
— Так сразу, без прелюдий? — уточнил Жданов.
— Она ведь тоже еще не знает о Милане? Вот и скажи ей, а дальше скандал вспыхнет сам собой. Тут тебе становится плохо…
— Инфаркт микарда? Вот такой рубец?
— Скажем, что язва обострилась.
Тут до него дошло, что Малиновский совсем не шутит.
Кажется, пока Жданов бегал за Пушкаревой, Ромка строил вполне себе конкретные планы интриг.
— Язва?
— Приезжает Вадька Саморуков, ну помнишь, мы с ним у Синицы…
— Помню.
— На скорой, и все дела. Кладет тебя в больницу и заявляет Кире, что тебе вредны такие стрессы, как свадьба. Требуется, короче, отложить по медицинским показаниям.
Жданов от души расхохотался.
— Малина, ты голова, — сказал он с нежностью. — И Кира меня по стенке размажет за то, что подготовка к свадьбе для меня стресс, а не радость.
— Даже Кира не будет скандалить с человеком, угодившем из-за неё на больничную койку.
— Но ведь это непорядочно, — слабо возразил Жданов.
— А крутить шашни с беременной черт знает от кого секретаршей под носом у невесты порядочно?
— Да не кручу я никаких шашней… И Зорькин еще этот…
— Жданыч, а помнишь ты хотел занять Зорькина прекрасной нежадной моделькой? Мне тут на ум пришла Полечка Цветаева. Дочь миллионера, учится на экономфаке, красавица необыкновенная. Я с ней созвонился — она готова обсудить с Зималетто условия показа в Милане. Снарядим Зорькина не деловую встречу? Он же у нас курирует этот проект.
— И что ты с тобой случилось, что ты перестал все время спорить со мной? — спросил Жданов, растроганно прижимая раскраску к груди.
— Я с тобой смирился, — буркнул Ромка, — решил, что с психами лучше не спорить. Сил моих нет смотреть, какими глазами ты пожираешь Пушкареву. Это же порно какое-то. Но помни, Золушка, когда твоя карета превратится в тыкву, не говори потом, что Малиновский тебя не предупреждал!
Никак не решаясь на предложенный Малиной «язва-план», Жданов бесцельно послонялся по компании и решил проверить, как там Катя. В приемной, конечно, никого не было, а из его кабинета раздавались рыдания. Однако они явно принадлежали не Пушкаревой.
Заглянув в едва приоткрытую дверь, он увидел Катю, уютно положившую голову на пышную грудь Тропинкиной. Маша упоенно рыдала, укачивая Катьку в своих объятиях:
— Ой, да все они козлы, натворят дел и в кусты! Я вон тоже своего одна воспитываю, ничего, Катюха, прорвемся! Слушай, а твой козел тоже тебе сказал: «не дай бог увижу свою фамилию в документах», как мой?
Неведомый пушкаревский козел страх как интересовал Жданова, поэтому он весь превратился в Большой Ух.
— Ну, — сказала Катя, — он просто делает вид, что это его вообще не касается.
Жданова даже перекосило всего — вот гад!
— Вот гад! — взрыднула Тропинкина. — Еще небось требует доказать, что это его ребенок?
— Да ничего он не требует, — Катя выпрямилась и вытерла слезы, с начала свои, а потом принялась вытирать слезы Маши. — Просто мы с ребенком сами по себе, а он сам по себе.
— Женат? — ахнула Тропинкина.
Пушкарева неопределенно пожала плечами.
— Ой, Катька! Ну и черт с ним. У меня Егорка тоже отца не знает, и ничего. Не так уж и часто он спрашивает про него.
— Маш, ты только не говори пока никому, — попросила Катя. — Это ведь только ты пока знаешь.
— Ну ребенка в животе не утаишь, — всхлипнула Маша снова. — А если Жданов узнает, что ты беременна! — вдруг ахнула она. — Ох, и рассердится же он.
— Жданов знает, — с сухой горечью усмехнулась Катя.
— Ну надо же, — покачала головой Машка. — Знает и не вопит. Так вот для кого он бутерброд у Татьяны отжал, — осенило её. — С ума сойти, какая забота.
— Да он просто совесть свою этой заботой успокаивает, — объяснила Катя, чем поставила в тупик и Жданова, и Тропинкину.
— Какую совесть? — озвучила его вопрос Маша.
Катя вздрогнула, словно проснувшись.
— Ну ты же знаешь, что мне приходится часто задерживаться сверхурочно, — быстро сказала она. — Документы всякие… сложные составлять.
Ах вот в чем дело.
Катя сердится из-за липового отчета.
Что же, её можно понять. Жданов действительно угрызался из-за того, что заставляет её этим заниматься.
— Ладно, Маш, давай работать, — произнесла Катя мягко, — все у нас будет хорошо, да?
— Да, — пылко воскликнула Тропинкина и снова утопила Пушкареву в своих объятиях.
Жданов торопливо вышел из приемной, пока его не поймали с поличным.
Ему было так плохо, что он мало видел перед собой. Значит, нечистая совесть — это всё, что вы разглядели, Екатерина Валерьевна? А как же вы классифицировали наши поцелуи?
Он набрал Ромку.
— Я пошел к Кире, — сказал хрипло.
— Уже? — всполошился Малиновский. — Что ж ты такой резкий-то! Ну ты там кричи громче, важно, чтобы я вызвал Скорую, а не Кира.
— Понял. Кричать громче. Это я могу.
В целом, это был хороший план, если бы не одно большое «но»: они своей самодеятельностью чуть не угробили Катерину.
Почему-то Жданов даже не мог предположить, как страшно она перепугается.
Если бы знал, то, конечно, предупредил бы заранее.
Все прошло, как по маслу: он сказал Кире, что они с Пушкаревой летят вдвоем в Милан, Кира ожидаемо взбеленилась, Жданов тоже развопился, а потом согнулся пополам, имитируя острый приступ боли. Прибежал Малиновский, позвонил Саморукову, и Жданова очень красиво на носилках унесли в карету Скорой помощи.
В больничке ему выдали комфортабельную палатку, и он с чувством внезапно наступивших каникул послушно переоделся в пижаму и улегся в кровать, включив телевизор. Киру ему обещали до утра не пускать, и он предвкушал целый вечер безделья и покоя, однако уже через пятнадцать минут дверь приоткрылась и появился нос Малиновского:
— Да смотрите же, — зашептал он, — жив и здоров! А я вам о чем говорил? Жданов, к тебе пациент, — и он втолкнул в палату Пушкареву, а самсмылся.
Катя была в такой ярости, что у него натурально заболело где-то в животе.
— Нет, ну вы вообще нормальный, — закричала она, сквозь слезы, — Скорая! Носилки! Это же надо быть таким идиотом! Вы хоть представляете, что я… как я! Да я вас вообще ненавижу!
Жданов уже подлетел к ней, прижимая к себе яростное, вырывающееся тело, и Катя так крутила головой, что слезинки так и брызгали во все стороны.
— Прости, — шептал он, пытаясь поцеловать её лицо, — я действительно идиот!
— Еще какой! А если бы… Ладно хоть Малиновский меня увидел и сразу бросился успокаивать. Испугался, что я в обморок хлопнусь!
Катя за него испугалась! Она едва в обморок не хлопнулась!
От переизбытка чувств Жданов уже не понимал, куда её целует — его губами попадались ухо, щека, шея, плечо, лоб. Катя вдруг обмякла, перестав сопротивляться, и слабо ударила его ладонью по груди.
— Дурак, — выдохнула она обессиленно.
Подхватив её на руки, Жданов осторожно усадил на кровать и любовно пригладил косички. Он вдруг понял, что они с Катериной остались вдвоем в самом безопасном месте Москвы, и у них еще вся ночь впереди.
— Кать, я только позвоню родителям, — сказал он покаянно, — вдруг они тоже испугались!
— Вдруг, — передразнила она, — звоните быстрее, пока они еще не прыгнули в самолет.
Мама, действительно, была страшно встревожена переполошным звонком Киры, и ему пришлось ей доказывать, что ничего страшного с ним не приключилось. Просто нервы.
— Но Кира сказала, что ты в интенсивной терапии!
— Я просто хочу выспаться в тишине, — ответил он, подмигивая Кате.
Она была такой нахохленной, что не миновать ему нового нагоняя.
— Ну и в чем смысл этой дикой выходки? — спросила она, когда он повесил трубку.
— Пытаюсь избежать свадьбы по медицинским показаниям, — объяснил Жданов, приседая на корточки и стягивая с Кати ботинки с надетыми поверх бахилами.
Она была слишком возмущена, чтобы обратить внимание на его возню.
— Что за детский сад! Если вы хотите отменить свадьбу, то скажите об этом Кире Юрьевне прямо!
— И тогда прибежит Сашка за своим куском Зималетто, чтобы выяснить, что никакого Зималетто вообще нет. Нет, тут нужна гибкость.
— Это не гибкость, это подлость, — Катя с удовольствием поболтала ногами.
— А что прикажете делать? Жениться? Нет уж, я лучше буду подлым, но свободным.
— Бедная Кира Юрьевна, — сказала Катя. — Угораздило же её влюбиться в такого человека, как вы.
— Какого — такого? — уточнил Жданов, решив быть великодушным и не напоминать некоторым, как они только что тут рыдали из «такого человека».
— Бабник, — начала загибать пальцы Катя, — обманщик, интриган, трус…
— А трус почему? — заинтересовался он.
— Потому что боитесь рассказать Совету директоров правду! Манипулятор! Объяснить почему?
— Потому что пользуюсь вашей добротой и заставляю вас писать липовый отчет?
Она кивнула.
Жданов снова взялся за телефон:
— Ромка, — сказал он, — раз уж ты взялся сегодня быть доброй феей, закажи нам сюда вкусный ужин… Лангустов, Катенька?
— Гречки, — ответила она, — с молоком.
— Она издевается? — спросил Малиновский.
— Весьма вероятно, — согласился Жданов, — но придется исполнять. Сам понимаешь…
— Вот почему беременна Пушкарева, а бегать за гречкой приходится Малиновскому? — задался риторическим вопросом Ромка и отключился.
— А почему это я должна ужинать здесь? — спохватилась Пушкарева. — У меня между прочим есть собственный жених на крутой машине. Вот пусть Коля меня и ужинает!
— Ой, что-то желудок опять заболел, — застонал Жданов, укладываясь за спиной Пушкаревой, — бедный я, одинокий страдалец…
— Ну хватит, — сказала она, — тоже мне страдалец. Господи, вы хоть Кире Юрьевне позвоните, она же места себе не находит! А если она решит, что вы из-за неё заболели? — всполошилась Катя, поворачиваясь к нему. — Вот ужас!
Вообще-то Жданову очень нравилась идея с виноватой Кирой, но сейчас он отвел глаза.
— Катя, Катя, — он притянул её к себе, прижимая её голову к своей груди. — Вы не могли бы поменьше думать о Кире и побольше обо мне? Вы сегодня безжалостны ко мне.
— Позвоните Кире Юрьевне, — ответила она сердито. — Что вы вообще творите!
— Звоню, — сдался Жданов. Надо было выбросить вообще телефон нафик. — Ну что ты, — сказал он Кире, — никакой интенсивной терапии. Я тут лампочки глотаю и сдаю всякие другие неприятные анализы. Утром поговорим, когда будут результаты обследования, да?
Катя повернулась и обняла его за талию. Дождалась, пока он договорит.
— Вы правда пытаетесь отменить свадьбу? — спросила она, легонько двигая собачку на замке его пижамы вверх и вниз. — На самом деле? Это не очередное сотрясание воздуха?
— Пытаюсь. Но кажется у меня получается какая-то цыганочка с выходом. Вас вот на ровном месте напугал.
— И что вы будете делать, расставшись с Кирой? — продолжала свои расспросы Пушкарева. Её тонкие пальчики продолжали крутить собачку.
— Если вы спрашиваете, начну ли я на радостях снова гоняться за моделями, то ответ отрицательный. Я думаю… — он поцеловал её ладошку, — что нам с вами еще долго придется скрываться. Ребенок, Кира, ни к чему вам такие волнения.
Катя вскочила.
— Я не понимаю… вы… это какой-то план? Вы хотите свести меня с ума? Что значит — скрываться?
— Ну, не афишировать наши отношения…
— Еще одно слово — и я вас ударю, — предупредила Катя и принялась обуваться. — У меня нет сил участвовать в ваших играх, Андрей Павлович. Я понимаю, что вы можете себе позволить не взрослеть, но у меня нет такой возможности.
Вот такой реакции он точно не ожидал!
Ударить его? За что?
— Вы с Романом Дмитриевичем можете продолжать забавляться чужими жизнями, — продолжала Катя, — но меня в это не вмешивайте.
— Да что с вами такое? — разозлился Жданов. — При чем тут вообще Малиновский?
— При всем, — ответила она, застегнула ботинки и выпрямилась. — Неведомый осеменитель, говорите? Сколько вы думаете у меня любовников?
О чем она вообще толкует?
— Катя, вы должны мне нормально все объяснить, — начал было Жданов, но она только схватила свою сумку и унеслась, хлопнув дверью.
Про осеменителя было откуда-то смутно знакомо, но откуда?
И… она сказала — любовники? Во множественном числе? Господи, он одного-то еле пережил, а тут их еще и несколько.
Жданов злобно швырнул подушкой вслед Кате. Пусть срывает бешенство гормонов на своем Зорькине!
И уже глубокой ночью, измученно ворочаясь без всякого сна, Жданов вспомнил, что про неведомого осеменителя писал Ромка в своей дурацкой инструкции, и сел на кровати, мгновенно покрывшись ледяным потом.
========== 29 ==========
Жданову очень хотелось среди ночи позвонить Кате и как следует её отчихвостить за то, что она читает всякую дрянь, но он держался. Правда, из последних сил. А тут еще пришлось потратить целое утро на Киру и продолжение затеянной Малиновским мистификации.
— Смотрите, какая у нас удручающая картина, — Вадька Саморуков в белом халате указывал на результат какого-то обследования на светящемся табло.
Жданов честно уставился на черно-белое изображение.
Кира, расстроенная, подтянутая, смотрела только на Саморукова.
— Что с Андреем? — спросила она.
— Язва желудка на так называемой нервной почве. Обострение происходит из-за сильного стресса. Что вызвало приступ?
— Мы просто разговаривали… — начала было Кира, но под взглядом Вадьки поправилась: — если честно, на слегка повышенных тонах.
— Ругались, в общем, — перевел Саморуков. — А Андрей не страдал в последнее время нарушениями сна, беспокойным сном с пробуждениями, кошмарами? Может быть, ослабление потенции?
Кира вспыхнула и молча кивнула.
— Ну вот, — удовлетворенно пожал плечами Вадька, — длительность стрессового фактора превышает ресурсы организма. Неудивительно, что застарелый гастрит превратился в язву. Приступ мы, конечно, блокировали, но психотерапия при психосоматике желудка и кишечника состоит в том, чтобы отключить стрессовый режим организма.
— Что это значит? — резко спросила Кира.
— Что необходимо максимально удалить все стрессовые факторы. Дисфункциональные отношения, конфликты…
— Мы сейчас на приеме у гастроэнтеролога или психотерапевта? — Кира пыталась говорить с улыбкой, но её голос стал похож на несмазанную телегу.
— А у него тут всё в куче, — добродушно ответил Вадька, — таблетки я выпишу, диету назначу, но если Андрюха будет так дергаться, то скоро снова здесь окажется.
— У нас свадьба на носу, — вмешался Жданов, — конечно, я нервничаю.
— Если нервничаешь — то никакой свадьбы. Я тебе как доктор запрещаю.
— Да как вы смеете! — воскликнула Кира.
— А вам все равно за какого Жданова выходить замуж: живого или мертвого? — с интересом спросил её Вадька.
— То есть, вы предлагаете отложить свадьбу?
— Настоятельно советую — на полгода как минимум. И никаких больше разговоров на повышенных тонах, у Андрюхи от этого эрозивно-язвенные поражения появляются. На эндоскопии отлично видно повреждение слизистой оболочки желудка.
И Вадька с умным видом ткнул куда-то на снимок. Судя по всему, дела у истинного владельца этого обследования, были так себе.
Кира, побежденная такими железными аргументами, молча кивнула.
— Что же, лечение я назначаю амбулаторное, — продолжал Саморуков, — повторный визит через месяц, ну или в случае очередного приступа — звоните немедленно.
— Приступа больше не будет, — холодно сказала Кира, вставая.
В машине она только спросила:
— Неужели я так сильно на тебя давлю?
Жданов неопределенно пожал плечами.
— Я же не виноват, — пробормотал он, — что так случилось.
— Конечно, ты не виноват, — вздохнула она, — просто ты даже заболел из-за предстоящей свадьбы. Уму непостижимо! Как будто тебя кто-то силой заставляет!
Вместо ответа Жданов застонал и схватился за пресс.
И Кира замолчала.
Катя сосредоточенно щелкала мышкой, когда он вошел в кабинет. Глянула на него мельком.
— Вас уже выписали? — спросила она без всякой приветливости в голосе. — Какими стремительными темпами продвигается ваше оздоровление. Чудо медицины просто.
— Свадьба отложена на полгода, — сообщил Жданов главные новости дня.
— Вот как? К сожалению, я вряд ли смогу на ней присутствовать.
— Да и я, надеюсь, тоже. Катя, нам нужно поговорить.
— Мне нужно закончить отчет, — отрезала она. — Билеты в Милан я заказала, вылетаем завтра после обеда. Возвращаемся накануне показа и совета директоров, у меня осталось катастрофически мало времени. И я надеюсь, что наша поездка пройдет исключительно в деловом русле.
Жданов оторопел.
Вот так отворот поворот!
— И все-таки сегодня вечером я везу вас домой, — сглотнув, возразил он. — И мы поговорим.
— Я бы с удовольствием, но мы с девочками договорились, — рассеянно ответила Катя. — Едем в ресторан. Пора мне признаться в своем положении.
— На джипе?
— Ну не на лыжах же… Да вы не волнуйтесь, когда обратно поедем, я за руль не сяду, нас Коля заберет.
Пока Жданов от возмущения хватал ртом воздух, позвонил Милко в очередной истерике:
— Это преступники! Закройщики! Это не закройщики, это лесорубы! Они портят ткани!
Пообещав Милко скоро прийти, Жданов снова навис над Катей:
— И все-таки, Катя, нам нужно поговорить! Я везу вас домой.
— Я не могу, я подругам обещала, — ответила броненосец Пушкарева. — Да и потом, о чем нам с вами говорить? Мы вчера все обсудили.
— Вчера вы нашипели на меня, как бродячая кошка, и унеслись в туман. Отмените встречу с подругами, это действительно важно.
— Отчет, — проговорила она отстраненно, — вот что действительно важно.
Упрямством этой женщины можно было дробить камни.
Когда Жданов, наконец, вырвался от Милко и обсудил с Малиновским его предстоящий ужин на троих: Ромка, Зорькин, Полечка, Ромку через полчаса исключить, Катя уже собиралась сбегать и договаривалась с Машей по телефону:
— Да, Маш, уже едем. Нет, меня не надо ждать полгода! Я уже иду.
— Катя, вы не можете уехать, — господи, ему что, по сто раз нужно повторять такие простые вещи? С чего она вообще так уперлась?
— Да вы что, все, сговорились, что ли? — вырвалось у Кати. — Вы что, тоже за безопасность боитесь? Или что папа на гауптвахту посадит? Так папа со мной даже не разговаривает почти!
Сговорились? С кем интересно они сговорились?
Почему она вчера сказала «любовники» во множественном числе?
Почему он вообще ничего не знает о Пушкаревой?
Катя попыталась проскочить мимо, но он преградил ей дорогу.
Все было как в тумане.
Как она вообще пережила все те гадости, которые Малиновский насочинял?
Жданов взял её за руку.
— Кать, мы должны провести этот вечер вместе.
— Я не могу отменить встречу. Мы договорились с девочками, меня ждут.
Как сменить этот режим заезженной пластинки?
— Меня не нужно везти никуда вести, я на машине, — привела какой-то совершенно бестолковый довод Катя.
— Да и я не извозчик, я живой человек. И я просто хочу провести вечер с вами.
— Я обещала…
— К черту обещания!
Молодец, Жданов. Орать на беременных женщин — этому тебя мама в детстве учила?
— Простите… Катя, неужели вам так сложно уделить мне несколько часов? Или встреча с подругами — важнее? Или вы избегаете меня? Катя, ну что происходит?
— Я просто не хочу, чтобы у вас были проблемы с Кирой Юрьевной.
Еще один дурацкий довод. Что она еще придумает?
— Кира Юрьевна — это мои проблемы, и я их уже решил, — с нажимом сообщил Жданов. Да он даже в больнице всю ночь провел, чтобы всё решить. А ей хоть бы хны. — Или это несущественно? Катя, вам на меня совсем наплевать? — снова крик. Катя съежилась. — Простите, — опомнился он. — Простите, Кать, я очень много хотел вам сказать, но я не могу здесь разговаривать.
Он повернул её к себе, сжал плечи, заглядывая в её лицо. Попытался быть мягким:
— Давайте поедем куда-нибудь, спокойно поговорим.
— Хорошо, — дрогнула она, — я отменю встречу.
— Спасибо, Кать, — только и сказал Жданов.
Катя взялась за телефон, чтобы позвонить Тропинкиной, а он стоял рядом, боясь отойти хоть на шаг, а то снова сбежит.
Заглянул Малиновский.
— Я поехал на деловой ужин с Зорькиным, — сказал он, — а вы куда?
— А мы просто на ужин, — сообщил Жданов.
— Только не суйтесь в какой-нибудь Лиссабон, — посоветовал Ромка, — вам там проходу не дадут, да еще и Кире доложат.
— Хочу в Лиссабон, — немедленно заявила Катя.
Жданов наградил друга злобным взглядом — ну зачем он ей подсказывает!
Ромка наградил его невинным ответным взглядом — он разве виноват, что у этой Пушкаревой шарики за ролики поехали?
Катя выбрала столик в самом центре и сразу уткнулась в меню.
Что у нас сегодня? Лангусты или гречка?
— Я хочу устриц, — заявила она.
— Нельзя, — быстро ответил Жданов.
— Вам денег, что ли, жалко? — удивилась она.
Вот балда!
— Устрицы вам можно будет только во втором триместре, — ответил Жданов спокойно, — а у нас еще первый толком не закончился. Да и вообще… давайте такие эксперименты отложим.
Катя уставилась на него с презрением.
— Вы читали список запрещенных при беременности продуктов? — усмехнулась она. — Какая забота о чужом ребенке! Я потрясена.
— Я забочусь о вас.
Ну как она ничего не понимает?
— Обо мне? — Катя прищурилась. — Тоже не стоит, — она отбросила меню. — Сделайте заказ сами, раз такой умный.
Жданов подумал и заказал им обоим индейку с овощами. Не зря же он все утро слушал рассуждения о правильном питании.
— Кать, почему вы меня обманываете? — спросил он.
Пушкарева, со скучающим видом глазеющая по сторонам, резко развернулась к нему.
— Что? — хрипло спросила она.
— Почему вы мне не сказали, что видели дурацкую инструкцию Малиновского?
— Ах это, — она ощутимо расслабилась. — Я такие гадости обсуждать не намерена. У Романа Дмитриевича нет таланта к эпистолярному жанру.
— Кать, он просто пытался… охладить мой пыл, — Жданов с прошлой ночи готовил эту речь, и теперь слова из него полились потоком. — Ромка… он просто напугался, что моя… привязанность к вам… приведет к разрыву с Кирой, а это прямо повлияет на компанию. Он… В конце концов, это письмо вообще не для вас предназначалось, а для меня. Ну Ромка хотел, чтобы я… остыл, понимаете?
— Забота Романа Дмитриевича о компании сквозила в каждой строчке, — с кривой улыбкой согласилась Катя. — А вам обязательно было рассказывать ему о Туле?
— А вы Зорькину об этом не рассказали? — быстро спросил он.
— Я почему-то думала, что это личное, — едко обронила она.
— Простите, — выдохнул Жданов. — Я иногда полный кретин.
— Значит, Малиновский все о вас знает? Всё-всё?
— Да бог с ним, с Малиновским. Я просто хочу, чтобы вы забыли об…
— Жданов, Жданов, ты ли это?
Он пытался вспомнить, как зовут эту девицу. Оля? Лена? Ира? Рыжая, грудь, ногти, ресницы. Господи, ну никаких опознавательных знаков.
— Привет, — сказал он, глядя на Катю. Та откинулась на спинке стула, собираясь сполна насладиться шоу.
— Ты как Летучий голландец, то появляешься, то исчезаешь.
Ну пусть будет Леночкой, что ли.
— Понимаешь, я просто, — Жданов попытался встать, чтобы отвести липучку подальше от Пушкаревой, а то уж очень злорадно у неё глаза блестели.
Но незванная гостья опустила руку ему на плеча, принуждая остаться на месте.
— Ты говорят жениться собрался? — её грудь так и скакала перед его носом, и он отодвинулся.
— Говорят.
— Ты не можешь так со мной поступить. Брось ее и женись на мне!
— Да, кстати, познакомься — Екатерина Пушкарева.
Катя улыбалась с видом человека, который вынужден смотреть на какое-то крайне отвратительное зрелище, но деваться ему некуда. Ну принесла же нелегкая!
— А я Леночка, — угадал! Нет, опыт не пропьешь! — Кстати, Андрей я придумала такую мизансцену, может, пойдем, попробуем? Кстати, я вам не мешаю? — вдруг кокетливо заинтересовалась она.
— Нет ну что вы, очень даже помогаете, — заверила её Пушкарева.
Зря она это сделала, потому что Леночка мигом подтащила к их столику свой стул.
— А, мы тут с Катей обсуждали кои-какие важные дела, — толсто намекнул Жданов.
Леночка даже вняла и оставила их наконец в покое, предупредив напоследок:
— Не позвонишь — найду и съем.
— Я чувствую себя колобком, — неловко произнес Жданов, ерзая под откровенно насмешливым взглядом. — Кать, да я даже имени её не сразу вспомнил!
— А у вас память вообще не слишком длинная, да? — заметила она.
Им принесли заказ, и Катя с удовольствием занялась индейкой, решив, кажется, отложить все сложные темы на потом.
Аппетита у Жданова не было, он страдал из-за того, что Пушкарева решила стать такой холодной и равнодушной — и это после того, как он отложил свадьбу!
Могла бы и похвалить за подобную инициативу.
— Кать, я никогда не заботился о вас из-за компании, — сказал он.
Она довольно равнодушно приняла эту информацию.
К ним подошла еще одна девица, закрыла ему глаза ладонью, расцеловала.
А ведь говорил им Ромка — не езжайте в Лиссабон.
Так ведь нет, потянуло её.
Жданова очень нервировала Катина замкнутость.
Ну нормальная женщина за такую инструкцию пощечину бы хоть залепила.
Раскричалась бы.
Но нет. Ест и молчит.
Ну допустим, ей все равно, что думает про неё Малиновский.
Но ведь Жданов…
— Кать, я вам совсем безразличен?
— Не совсем, — ответила она невозмутимо. — Иногда вы действительно очень заботливы, Андрей Павлович. Чисто по-человечески…
— По-человечески? — рассердился он. — Я, в конце концов, еще и мужчина.
— В конце концов… вытрите помаду, — посоветовала Катя ехидно. — Кажется, здесь половина бара уже убедилась в вашей мужской составляющей.
— Катя, все эти женщины не имеют никакого значения.
— Ага, — поддакнула она. — Выбросить и забыть.
— Катя, я никак не могу взять в толк, за что именно вы на меня сердитесь. Я думал — из-за отчета, но вы его пишете. Из-за инструкции? Но вам плевать на неё. Я ничего не понимаю! Вы ведете себя так, будто я в чем-то провинился. Скажите мне, в чем, и я исправлю свои ошибки.
— Исправите свои ошибки? — переспросила Катя. — А разве не проще сделать вид, что их и не было?
— Катя, мне надоели твои головоломки, — рявкнул Жданов.
— Не смей на меня орать! — тоже повысила она голос, и что-то мокрое попало ему на лицо.
Вода.
Она плеснула ему водой в лицо.
Черт, ладно хоть не кипятком.
— Катя, — вытирая себя салфеткой, заговорил Жданов, — я не могу понять, почему мы не можем быть с вами вместе. Я отложил свадьбу, а потом и вовсе её отменю. Это из-за того, что я сказал вам вчера про то, что нам нужно будет скрываться? Вы поэтому так расстроились? Разве не очевидно, что сейчас не время заявлять о нас с вами открыто?
— О нас с вами? — она придвинулась ближе, схватив его за руку. — О чем ты говоришь? Пары случайных поцелуев тебе хватило, чтобы захотеть быть вместе со мной? Ты думаешь, что в это возможно поверить?
— Ну вот такой я идиот, что мне хватило. Ты разве сама не видишь, что со мной происходит?
— Тогда докажи, — яростно зашептала она. — Тогда поцелуй меня прямо здесь. Поцелуй меня в этом ресторане, где все тебя знают. Уверяю, что все мои сомнения сразу развеются.
Катя, Катя.
Почему тебе так хочется разрушить его жизнь?
Этот поцелуй разорвет компанию в клочья.
— Пожалуйста, не просите меня, Катя, не могу я этого сделать. Здесь — не могу!
— Ну вот и ответ, — засмеялась она и отодвинулась. — Так к чему все это, Андрей Павлович? Все эти ваши разговоры о нас с вами… Я все время думаю и никак не могу найти причину. Всю голову уже сломала.
— Почему вы просто не можете принять то, что вы… я… да не знаю я, Кать. Почему я не могу хотеть быть вместе с вами?
— Разве это обычно происходит не из-за любви? — спросила она. — А я ничего такого от вас не слышала. Одна забота о ребенке.
Ну вот они и вернулись к тому, с чего начали.
— Кажется, вы и ребенок сейчас — одно целое.
— Вот как. В таком случае, нам с ребенком пора домой. Спасибо за столь насыщенный вечер, Андрей Павлович.
Она вскочила и помчалась к выходу.
Жданов махнул официантам — после разберемся и рванул за ней.
Хорошо, что его тут хорошо знали.
Он догнал Катю уже на улице — ну куда она так несется, поскользнется же.
— Катя, подождите. Катя! — он поймал её за плечи, развернул к себе. — Я правда не знаю, любовь ли это… Я так часто говорил о любви, что это слово утратило для меня всякий смысл. Я… Кире говорил о любви, а теперь даже разговаривать с ней не могу. Я… я понимаю, что вы хотите услышать от меня.
— Да ничего я не хочу, — закричала она прямо в его лицо. — Я с ума схожу, потому что не могу понять, чего вы добиваетесь! Вы говорите, что не знаете, от кого мой ребенок, но заботитесь о нем изо всех сил! Значит, он важен для вас?
— Ты важна для меня, — тише, Жданов, не надо так кричать. Тебя же половина Москвы слышит. — Я не знаю, люблю ли я тебя, но я дышать без тебя не могу! Катя, Кать, Катя.
Он обрушился на неё с поцелуем, и она тоже целовала его так, как будто они находились на краю пропасти. Вцепившись в её воротник как за последнюю надежду, Жданов ощущал себя в эпицентре бури — штормило и сотрясалось все вокруг.
Целовать Пушкареву.
Он добрался губами до её шеи, ему хотелось разорвать её пальто, утащить Катю куда-нибудь в надежное место и там целовать везде, куда он дотянется.
— Андрей, — длинно, низко выдохнула она, и кровь огнем полыхнула в его жилах. — Нам надо остановиться.
Он не сразу услышал её, понял, согласился. Пытался еще доцеловать, дообнимать, но она уже отталкивалась от него.
И он смирился.
— Хорошо. Я отвезу вас домой.
Сегодня он отступит.
Но завтра, в Милане, она никуда от него не денется.
Он сорвет с неё не только одежду, но и все её недосказанности, которые стоят между ними высокой стеной.
Он доберется до самой сути Кати Пушкаревой, и не будет никого, кто ему помешает.
========== 30 ==========
— Нет, ну, слушай, Жданов. Я тебе, конечно, сочувствую. Представляю, как все на тебя смотрели. Там много народу было?
Было еще так рано, что в Зималетто пока даже Пушкарева не явилась. Малиновский, бодрый и благоухающий, как весенняя роза, смотрел на Жданова с веселым сочувствием. Сам-то он изрядно повеселился накануне в Ришелье, наблюдая за тем, как Зорькин изображал из себя светского льва.
— Народу? Более, чем достаточно. Мы сели в центре зала… Ну буквально, как на ладони. И, в довершение ко всему, вдруг, откуда не возьмись, появилась Елена Шестикова, — отчитался Жданов.
— Прекрасно! — протянул Малиновский.
— Ну да, она буквально подсела к нам на столик, минут десять болтала всякую чушь. Знаешь, так бестактно, ну видит, что я пришел с человеком, что у нас какая то беседа.
При воспоминании об этом, возмущение сново заклокотало в горле.
— Жданов, да тебе бежать оттуда надо было, — воскликнул Малиновский, — да ты понимаешь, что мы вот сейчас тут сидим, а твое рандеву сейчас, с подробностями да с дурацкими комментариями, уже по всем каналам показывают. Стопроцентный скандал.
— Я очень надеюсь, что она пришла туда просто отдохнуть, — неуверенно ответил Жданов.
— Может быть, только я очень сильно в этом сомневаюсь. И что было дальше?
— Дальше Пушкарева на меня обиделась за то, что я забочусь о её ребенке!
— Сильно, — оценил Малиновский. — Чем обосновала?
— Ничем.
— Логично. Жданов, а ты вот вообще думал хоть на секунду, что будет дальше? Нет, я понимаю, — заторопился Малиновский, увидев, как Жданов вскинулся. — Тебе пока думать нечем. Ну то есть, не понимаю, конечно, но допустим. Допустим, у тебя какой-то бзик. А дальше-то что? У Пушкаревой растет живот, Кира бродит вокруг тебя кругами, Шестиковы всякие на вас таращатся, слухи, сплетни, ты такой президент модного дома, а она такая беременная Пушкарева с брекетами и косичками. Если ты и дальше будешь с ней появляться во всех известных ресторанах Москвы, то однажды какой-нибудь умник может решить, что это ты папаша. Ужас, скандал, конец репутации.
— Кошмар, — добродушно согласился с ним Жданов. В предчувствии Милана ничто не могло поколебать его прекрасного настроения.
— Как-то я не слышу сейчас нужного градуса драматизма в твоем голосе, — обиделся Малиновский. — Что за нездоровый пофигизм?
— А я устал думать о том, что обо мне подумают, — объявил Жданов. — Сплетничающая Москва? Да тьфу на неё! Я президент модного дома? В таком случае, Пушкарева войдет в моду.
— Горжусь, — Ромка даже не поленился встать и поклонился. — Идущий на смерть приветствует нас. Аве, Цезарь. Слабоумие и отвага. Пафос и саморазрушение. Ты стихов еще писать не начал, бродя призрачной вздыхающей тенью под луной?
— Кстати о стихах, Катя просила передать тебе, что у тебя нет таланта к эпистолярному жанру, — подначил его Жданов.
— Ну художника обидеть каждый может… Стой, — Малиновский подпрыгнул. — Ты что, дал ей прочитать инструкцию?
— Я? Да я лучше бы съел её, чем отдал Кате. Нет, Екатерина Валерьевна у нас барышня самодостаточная. Она в инструкцию нос сунула без посторонней помощи.
— Хана мне, — поник Ромка. — А она ничего не говорила о том, что снова подаст иск? Ну помнишь тот, про персональные данные? Или что наймет киллера? Или вырвет грешный мой язык, и празднословный, и лукавый, перстами легкими как сон?
— Я защищал тебя, как лев. То есть, грудью.
— Твоя грудь, Андрюха, ненадежный щит, — расстроился Малиновский.
Простучали по приемной каблучки, и Катя вошла в кабинет. Оторопело остановилась.
— А что вы тут делаете? — спросила она. — Я опоздала?
— Вы вовремя, как обычно, — ответил Жданов. — У нас с Малиновским просто крохотное совещание перед нашим отъездом.
— Делитесь подробностями вчерашнего вечера? — хмыкнула Пушкарева и прошла к своему стола. — Докладываю: у моего жениха теперь новый объект пылкой страсти. Некая модель по имени Полина Цветаева, на встречу с которой Роман Дмитриевич пригласил Колю без всякого нормального повода. Моя обостренная интуиция чует подвох.
Малиновский вскочил и помог ей снять пальто, а потом отодвинул стул.
— Как вы себя чувствуете, Катенька? — спросил он.
— Лаять пока не тянет, — ответила она с ядовитой улыбкой, — лужей растекаться тоже. С вашей точки зрения, я чувствую себя атипично.
Ромка как то нервно дернул шеей, как будто его кто-то душил, и трусливо сбежал из кабинета.
— А где ваш чемодан? — встревоженно спросил Жданов. — Вы приехали без него? Вы не можете отменить поездку.
— Мой чемодан в багажнике того танка, который вы зачем-то нам купили. Коля отвезет нас в аэропорт.
— Кать, соберите совещание.
— Хорошо, — кивнула она. — Андрей Павлович, ваш отчет готов.
Она сказала это так грустно, что у него сжалось сердце.
— Ну хоть несколько дней поживем спокойно, без тирана и деспота, а также его безобразной тени, — обрадовался Милко. Выставка в Милане приводила его в восторг, однако вникать в технические детали подготовки ему не очень хотелось. — А Лера-то, — воскликнул он, обращаясь к Кире. Кажется, он продолжал начатый до совещания разговор. — Вот это скандал!
— Лера? — заинтересовался Малиновский.
— Изотова, — охотно откликнулся Милко, — то, что она устроила на моем показе — это, оказывается, еще цветочки. Ягодки случились у Зары, — и он расхохотался.
Жданову было не очень интересно, что там опять устроила Изотова, но он решил не перебивать Милко, потому что все равно совещания проходили по одинаковому сценарию. Пока все не наболтаются всласть, к делам не перейдут.
— Понимаешь, — теперь Милко повернулся к Малиновскому, — Лерочка нашла идеальную для себя диету: виски вперемешку с экстези.
— Рецепт не нов, — кивнул Малиновский.
— Но Лера у нас щедрая душа и любит, чтобы все вокруг были такими добрыми, такими расслабленными…
— Не может быть, — развеселился Ромка. — И с кем же она поделилась добротой?
— Кинула пару таблеток в бокал инвестора, — сообщила Кира с явным удовольствием. Позор женщины, которую она когда-то считала соперницей, переполнял её искрящейся радостью. — А он, оказывается, не любит диеты, — и она засмеялась.
— Кукареку! — тоже засмеялся Милко. — Серьезный человек в дорогом костюме изображал из себя курицу на пышном приеме. Он был таким зажатым, — запищал Милко, видимо, изображая Изотову, — я хотела, чтобы он чуть-чуть расслабился и развеселился.
— Лера несет добро в этот мир, — покачал головой Малиновский. — Добро бывает с кулаками, а бывает с колесами. Жданов, хорошо, что тебя она не пыталась развеселить, а то бы ты опять в Питере оказался.
— В каком Питере? — не поняла Кира.
— Ромка, эта давняя история. И вообще у нас совещание посвящено не Изотовой, — попытался было уклониться от этой темы Жданов, но когда ему удавалось удержать Ромку!
— Это было на первом курсе, — сообщил он Кире. — Мы с Андрюхой в ту ночь тоже экспериментировали с добром. И ведь главное — Жданчик был как огурец. Это меня понесло в дебри экзистенциального кризиса, а он шутил, обхаживал девочек, и вообще бодрился. А на следующий день мне звонит в ужасе — Ромка, Ромка, где я, где я. Проснулся, а тут Питер. А ведь человек купил билет, прошел досмотр, сел на борт, снял номер в гостинице, и никто ничего не понял. А Жданов оказывается был в полном коматозе. Вот такая ирония судьбы — абсолютная непереносимость добра. До сих не помнит, как до Питера долетел…
— Андрюша, — сказала Кира с притворным возмущением, — какое темное у тебя, оказывается, прошлое!
— Ну если с моим пришлым разобрались… Катя?
Она смотрела на Малиновского с потусторонним ужасом, как будто тот был привидением. Наверное, Катя и на первом курсе не творила всяких глупостей, но для чего так ужасаться-то?
— Посмотрите, до чего вы довели мне Катерину своими дурацкими разговорами, — огорчился Жданов. — Друзья, давайте ближе к делу.
— Мне надо… — Катя вскочила. — Мне надо позвонить в банк.
— У нас, кажется, совещание, — сказала Кира.
— Ничего, я пока еще в состоянии провести совещание самостоятельно, — возразил Жданов. — Идите, Катя.
Она кивнула и умчалась.
Когда он вернулся в их кабинет, Пушкарева крутила в руках сотовый телефон. Жданов даже не сразу его узнал — это был его собственный мобильник с черным и белым списками номеров разных моделек. Он не видел его уже несколько месяцев, для чего он понадобился Кате?
— Андрей, — она вскочила, вся взбудораженная и переполошная, — Павлович. Нам надо поговорить.
— Поговорим, — согласился Жданов, — в самолете. Кать, нам пора в аэропорт.
— Нельзя в самолете, — она была так взволнована, что он даже испугался за неё.
— Ну значит поговорим в Милане. Всё, Катя, собирайтесь.
— Так рано еще!
— Мы пообедаем где-нибудь по дороге. Ну же, Катя, вы никогда не были копушей!
Она пометалась глазами и сникла.
— Конечно. Позже поговорим.
— Ну вот и умница.
Перекидывая саквояж из своего багажника в багажник Зорькина, Жданов увидел, что Катин баул едва не вдвое меньше его собственного. Почему у неё так мало вещей?
— Ты чего, Пушкарева, — спросил Зорькин, — такая взбултыхнутая? Боишься летать?
— Ага, — отозвалась она, забираясь на заднее сидение, — боюсь самолетов до смерти.
— Смотрите, чтобы она не оторвала вам руку, — посоветовал Зорькин. — Лучше было бы взять место на другом конце салона… или в другом самолете.
Жданов летать любил и не понимал, как можно опасаться такого прекрасного времяпровождения. Оказывается, Катя тоже чего-то боится. А казалась такой непобедимой.
— Обещаю, что мы приземлимся в целости и сохранности, — попытался успокоить её Жданов.
— Будете сидеть в креслах прям как живые? — хмыкнул Зорькин. Что за болван!
— Николай, как прошел вчера ваш ужин? Цветаева согласилась нас представлять в Милане? — быстро перевел Жданов тему, пока Катя окончательно не сдрейфила.
Зорькин зарделся.
— Придется провести еще несколько встреч, чтобы обсудить условия, — чопорно произнес он.
— Ага, — поддакнула Катя. — Для этого тебе новый парфюм понадобился? Я даже с заднего сиденья его ощущаю.
— Тебя же больше не тошнит? — забеспокоился Зорькин.
— Тошнит, — сказала Катя мрачно, — кто бы мог представить, что под твоим свитером с жирафом таится такой бабник!
— Мы расстались с жирафом, — ответил Зорькин. — Чего и тебе советую. Андрей Павлович, ну скажите ей, чтобы она тоже свой гардероб обновила. А то неловко в приличном обществе появиться!
От такого заявления у Жданова глаза на лоб полезли. Желторотику Зорькину, на котором дорогой костюм сидел как на корове седло, стало неловко появляться в обществе Пушкаревой?
Ему хватило показа у Волочковой и одного ужина с моделькой?
Серьезно?
— Катя, вы точно хотите за него замуж? — уточнил он, оборачиваясь.
— Что? — вздрогнула она, уже успев унестись в свои мысли. — Ну вы, знаете, тоже вчера чуть шею не свернули, оглядываясь по сторонам от страха встретить очередных знакомых.
Это было так несправедливо, что у Жданова даже слова не сразу нашлись.
— Я просто не хотел, чтобы нам снова помешали.
— И целовать вы меня при всех отказались!
Зорькин икнул.
— Кать, может, мы не будем обсуждать это при вашем так называемом женихе? — сердито спросил Жданов, не понимая, отчего Пушкарева вдруг на ровном месте стала такой невменяемой. У него складывалось ощущение, что она вообще плохо понимает, что происходит, время от времени выдавая случайные фразы.
— А я вас не осуждаю, — заверил его Зорькин. — Целоваться прилюдно вообще не прилично.
Нет, эти двое были кем угодно, но не будущими супругами.
За обедом Зорькин вдруг вспомнил, что он финансовый консультант и вновь начал сыпать цифрами, планами и предложениями. Катя вяло ковырялась в своей тарелке, не спеша вступать в беседу и бросая на Жданова длинные взгляды-рентгены.
В ожидании посадки она невпопад вдруг сказала:
— Хотите посмотреть отчет, Андрей Павлович?
— А вы взяли его с собой? — неприятно поразился он.
— Конечно. Мы должны готовиться к совету директоров.
— Будь он неладен, — вздохнул Жданов. — Кать, а о чем вы хотели со мной поговорить?
— Не здесь, — ответила она несчастно, и вид у неё при этом был самый что ни на есть трагичный.
— Кать, — Жданов взял её за руку, при этом очень стараясь не глазеть по сторонам. Наверняка и тут тоже где-то затаились его знакомые, готовые немедля нестись к Кире и докладывать что он снова, выражаясь языком Шестиковой, нежничал со своей секретаршей. — Кать, давайте пока забудем об этом отчете и обо всем Зималетто. У нас с вами впереди два прекрасных дня, которые мы проведем в свое удовольствие.
Она затравленно на него посмотрела и сжала его руку.
— Да, — вдруг сказала Катя с непонятным отчаянием. — Мы обо все забудем на эти два дня.
— Прекрасное решение, — одобрил он.
В самолете он спросил её, зачем она вообще затеяла этот цирк со свадьбой, если любому дураку ясно, что они с Зорькиным просто друзья.
— Вы так боитесь своего будущего?
— Дело не в моем будущем, — ответила Катя. Она так сильно вцепилась в подлокотник, что пальцы у неё побелели. Самолет медленно выруливал на взлетную полосу. — Свадьба — это чтобы вы от меня отстали.
— Я вам так неприятен?
Катя не отводила глаз от иллюминатора и ответила нервно:
— Дело не в этом… Просто в инструкции Роман Дмитриевич довольно ясно изложил, что я порчу ваше светлое будущее. А мне бы не хотелось действительно стать кочкой на вашей дороге…
— Катя!
Самолет замер, а потом начал стремительно разгоняться. Пушкарева откинулась на спинку кресла и зажмурилась.
Жданов снова взял её за руку.
— Почувствуйте, — зашептал он ей на ухо, — это. Мы несемся все быстрее и быстрее, и уже нет ничего, что бы остановило этот разгон. Толчок — точка невозврата — полет. Все остается внизу. Свобода. Я обожаю этот момент, Катя. Кать… Кать, вы понимаете, что мы с вами тоже уже преодолели свою точку невозврата? Никакого моего светлого будущего… в его прежней редакции… уже нет. Мы с вами в свободном полете.
Катя приоткрыла глаза, в который страх перемежался с лихорадочными хмельными искорками.
Их слегка тряхнуло, но она даже не заметила этого.
— Если бы вы знали, — прошептала Катя в ответ, — что со мной происходит, когда вы говорите такие слова. Как будто все в груди переворачивается… Как будто я канатаходец, и внизу пропасть. Мне хочется кричать и смеяться, и плакать одновременно, броситься к вам на шею, целовать вас. Но я молчу, застываю, отталкиваю вас… Я так хотела нас защитить — вас отменя, себя от вас. Как будто ты смотришь, как на тебя надвигается ураган, но не в силах пошевелиться. Не в силах бежать, спасаться. Все, что ты можешь — это просто ждать, когда тебя накроет ударной волной.
Жданов опешил.
Он и не догадывался, какие страсти бушуют в его крохотной Пушкаревой.
— Скажи мне, — она повернула к нему пылающее лицо с пересохшими от волнениями губами, — сможешь ли ты пережить потерю Зималетто?
— Я не понимаю, — растерялся Жданов. — О чем ты говоришь?
— От том, что с тобой будет, если ты потеряешь, все что тебе так дорого.
— Кать, а это обязательное условие? Я действительно должен что-то потерять?
— Даже у вас, Андрей Павлович, — ответила она с горькой усмешкой, — не получится удержать все сразу. От чего-то придется отказаться. Вопрос только в том — от чего.
— В таком случае, — Жданов не понимал ни слова, но почему-то чувствовал, что Катька сейчас принимает какое-то действительно важное решение. — Позволь мне выбирать самому.
Она торжественно кивнула, словно они подписывали важный договор.
— Хорошо, — сказала Катя, — мы вернемся в Москву, и ты выберешь сам.
========== 31 ==========
Боявшаяся летать Пушкарева мирно проспала на плече Жданова остаток полета и даже не проснулась при посадке. Пришлось ему — крайне неохотно — её будить.
Катя сонно терла глаза, потягивалась и вертелась на месте, зевая.
В такси она прилипла к окну, разглядывая Милан, и они договорились отправиться гулять и ужинать сразу после того, как покидают свои вещи в гостиничных номерах.
Их разместили на одном этаже, очень рядом, и Жданов почти забывал дышать, думая о том, как постучится в её дверь ночью.
Откроет ли ему Катя?
И что она ему позволит и что не позволит?
В итоге он так разволновался, что, когда позвонила Кира, то и дело заикался, и она немедленно заподозрила, что он уже наклюкался.
Он не стал её разубеждать — все деловые встречи были назначены на утро, и этим вечером Жданов был волен делать всё, что ему угодно.
Но напиваться точно не входило в его планы.
В ожидании Кати он мерил ногами гостиничный холл, то и дело поглядывая в сторону лифтов.
А вдруг ей станет плохо? А если она слишком устала? А если решит запереться в номере до завтра?
И как ему тогда жить?
Множество разных «если» едва не разорвали Жданова в клочья, и стоило Кате все-таки появиться, так он на радостях сграбастал её в медвежьи объятия.
— Ой, — пискнула Пушкарева. — Что это с вами?
— Ничего, — ответил Жданов и поцеловал её — сначала просто в макушку, потом в щеку, потом в губы. — Пойдем?
Она кивнула, так внимательно его разглядывая, что он снова несколько раз её чмокнул куда попало.
Можно было — целовать Катю у всех на глазах — и не бояться при этом явления Воропаева, требовавшего свои акции.
Можно было взять её за руку и так идти по улице, не опасаясь нарваться на кого-то из знакомых.
Можно было купить ей розу у уличной торговки и без всякой на то нужды то и дело поправлять косички, прикасаться к её плечам и рукам.
Катя словно бы опьянела от итальянского воздуха, смеялась и болтала, и её глаза блестели из-под очков. Она и сама все время прижималась к Жданову, а на Пьяцца дель Дуомо и вовсе бросилась ему на шею, и он едва не закружил её в уже густых сумерках, но вспомнил о ребенке и просто обнял в ответ.
Эта новая, незнакомая почти смешливая и свободная Катя ему ужасно нравилась — нравилось, что она не уворачивалась от поцелуев, а целовалась охотно и с удовольствием. Нравилось, что она как-то сама собой перешла на «ты» и называла его просто Андреем, и это получалось у неё так нежно и естественно, что было непонятно, как он мог так долго терпеть надоевшего «Павловича».
— Кать, — спросил Жданов, когда ужинали в крохотном рестораничке — всего-то на несколько столов, полумрак, невероятно вкусная паста, — а хочешь завтра пройтись по магазинам? Милан — столица мирового шоппинга.
Она сразу погрустнела.
— Это обязательно?
— Ты же знаешь, что нет. Явка сугубо добровольная, — он поцеловал её ладошку, потом перевернул руку и пощекотал языком тонкое запястье, пытаясь заставить Катю перестать хмуриться. — Как же хорошо, — вырвалось у Жданова, когда она улыбнулась. — Катька, давай после совета директоров махнем куда-нибудь в отпуск?
— Мы с тобой? Вдвоем? Есть и менее экзотические способы парного самоубийства.
— Да уж… Если нас с тобой не расстреляют на совете. Знаешь, Кать, мне кажется вся моя жизнь делится на два этапа: до совета и после него.
— Совершенно непонятно, почему ты думаешь, что самое важное — пережить совет. Если наши махинации всплывут, ничто не помешает собрать внеочередное собрание акционеров и лишить тебя кресла президента досрочно. Поэтому после совета не получится расслабиться и почивать на лаврах.
— Все равно, — возразил Жданов, — сейчас для меня самое главное — продержаться до окончания совета директоров без всяких катаклизмов.
— Что же, будем к этому стремиться, — кивнула Катя. — Но помни про Вестник регистрации юридических лиц и будь готов ко всему.
— Скажем, что это опечатка, — отмахнулся он легкомысленно, — и что мы уже судимся с министерством юстиции. Самое главное, чтобы не выплыли отношения между Никамодой и Зималетто. Ну и наши с тобой, конечно. Два секретных альянса.
— А какие у нас с тобой отношения? — шепнула Катя, розовея.
— Тайный роман? — предположил он, придвигаясь ближе. Их столик стоял в полутемной нише, на столе горели свечи, играла тихая музыка и атмосфера для романтических перешептываний была самая подходящая.
— Кто же заводит тайные романы с беременными женщинами, — улыбнулась Катя, и её губы едва коснулись его.
— Ты не просто беременная женщина, ты моя Катя Пушкарева. И я никому тебя не отдам.
— А помнится, вы такие же слова и столу своему говорили, — засмеялась она, от волнения сбиваясь на «вы».
— Я и его никому не отдам, — он поймал легчайшим поцелуем её улыбку. — Я получу и тебя, и президентский пост. Вот увидишь, что все рано или поздно наладится.
— И ты готов о нас всем рассказать? — спросила она недоверчиво.
— Да, — без колебаний ответил Жданов. — Сразу же после совета директоров я объявлю об окончательной отмене свадьбы, и у нас все с тобой будет по-другому, Кать.
— После совета…
— Кать, это самый удобный момент. Совсем недолго осталось, правда, — рьяно заверил он её.
Она опустила глаза.
— После совета директоров. Всё — после совета. На самом деле, я и сама не хочу пока… переносить наши отношения в публичное русло. Все так призрачно, так непонятно.
— Что же тут непонятного, Кать, — Жданов положил руку ей на шею, притягивая её ближе к себе. Прикоснулся своим лбом к её лбу. — Ты и я. Это… Я хочу… впрочем, ты и сама знаешь, чего я хочу. Давай вернемся в гостиницу?
— Ты хочешь меня? — спросила она отважно. — Именно меня?
— До безумия, — выдохнул он. — Ты разве не видишь, что со мной происходит?
— Мне просто сложно в это поверить, — призналась она, и голос её подрагивал, и руки тоже дрожали, — что я действительно нравлюсь тебе. Я каждый день смотрю в зеркало, и я знаю, каких женщин ты любишь…
— Кать, — он мягко провел пальцем по линии её бровей, очертил скулы, — я тоже каждый день смотрю на тебя и что-то смутно помню про что, что раньше мне нравились эти модели. Ни одна из них, Кать, красивая, замечательная, длинноногая… Да что я тебе объясняю то, что и сам себе объяснить не могу, — рассердился он вдруг на собственное косноязычие и её недоверие. — Я хочу быть с тобой, и точка. Мне теперь диссертацию на эту тему писать? Объяснительную?
Она засмеялась возмущению в его голосе.
— Давайте вернемся в отель, Андрей Павлович, — сказала Катя и покраснела так густо, что поневоле ответила на все сомнения, терзающие Жданова.
От того, как они целовались в такси, он едва не взорвался прямо там.
А потом, стоя под прохладными струями воды в своем номере, все представлял, что же он скажет, когда постучит в её дверь, а она эту дверь откроет.
Но стоило ему увидеть Катю — с влажными волосами и в белом гостиничном халате, босую, трепещущую, все заготовленные слова выветрились из его головы, и он просто молча сделал шаг вперед, и Катя обвила его руками за шею, и он подхватил её на руки.
Торжествующий, лихорадочно возбужденный, Жданов целовал её слепо и жадно, и ему казалось, что он уже знает — каково это заниматься с Катей любовью. Словно каким-то обостренным наитием он узнавал её в каждом прикосновении, и было даже больно от того, какая она была знакомая на ощупь, и запах её кожи, перемешанный с гелем для душа, и роскошная грудь, которую было преступлением так тщательно прятать, и все еще тонкая талия с пышными бедрами — всё это Жданов как будто уже гладил и целовал. Он бережно прикоснулся губами к нежному округлому животику, и снова возвращался в беззащитности бледных ключиц, и нежности груди, и к шарику на горле, и как хорошо, что от халата было так легко избавиться — не то что от её обычной одежды с миллионами крохотных пуговиц и длинными, путающимися в руках юбками.
И Катина нежность, которую не спутаешь ни с чьей другой, в которой он утопал и которая острыми иголками покалывала все его тело — нежность до слез, до мурашек, до всхлипа, была такой долгожданной и в то же время ожидаемой. Как будто именно к этому он все время неосознанно стремился, которую искал и по которой скучал. Как будто он откуда-то знал, что стоит начать целовать Катю — и он погрузится в сладострастное, глубоко чувственное удовольствие, которое ни с кем и никогда не испытывал.
Может потому, что никогда и ни к кому не испытывал такой… любви?
Про любовь мелькнуло и пропало, и Жданов сосредоточился на том, чтобы не смять Катерину ураганом своих страстей, войти в неё медленно и плавно, как можно мягче, и она подалась навстречу ему, сладкая, влажная, доверчивая. И они как-то сразу нашли общий ритм, единые, знакомые друг другу до каждой клеточки и каждой мысли, два человека, которые никогда не уставали друг от друга и которым всегда было вместе лучше, чем по отдельности.
И как Жданов ни пытался остановить, замедлить эти минуты абсолютного счастья, но острая вспышка слишком быстро пронзила его насквозь.
И вместе с оргазмом на него хлынули воспоминания о том, что всё это уже было — капельки соленого пота под его губами, горячая Катя в его руках, обнаженная, дрожащая, прижимающая к нему так плотно, что нечем и незачем было дышать.
И мир сузился, схлопнулся до одной-единственной ночи, воспоминания о которой вдруг явились необратимо и отчетливо.
Жизнь вздрогнула, остановилась, покачнулась и перевернулась вверх тормашками.
========== 32 ==========
Никогда прежде Жданову не нужно было столько силы воли, чтобы совладать с собой.
Очень хотелось разнести все к чертям — и очень страшно было даже пошевелиться. Казалось, что одного лишнего вздоха будет достаточно, чтобы разрушить все до основания и никогда ничего не вернуть.
Но и переживать сотрясавшую его до основания бурю в молчании и неподвижности было невозможно.
Как будто он вот-вот взорвется, разлетится на тысячи осколков.
«Когда вы собирались мне об этом сказать, Катя? — Никогда».
Никогда, твою мать! А если бы он не вспомнил?
— Катя, а вы… а ты ничего не хочешь мне сказать?
— Я люблю тебя, — сонно пробормотала Пушкарева, целуя его в плечо.
— Я тебя тоже, — отрешенно ответил Жданов.
Она очень устала сегодня и уже проваливалась в сон, а он ощущал что-то до боли похожее на ненависть. На страх. На растерянность.
У него будет ребенок.
Его ребенок.
Сомнений не было никаких — «Неведомый осеменитель, говорите? Сколько вы думаете у меня любовников?»
Она что, думала, что он отказывается от отцовства специально?
Да какого она вообще о нем мнения — даже Малиновский был согласен признать ребенка Клочковой, а Жданов кто? Монстр бесчувственный?
«Я тебя люблю», — сказала Пушкарева, и тысячи острых игл пронзили его затылок.
Разве могут быть такое огромное предательство и любовь одновременно?
Господи.
Он просто не о том думает.
Ребенок.
Ждановский ребенок, который, конечно, все изменит до неузнаваемости.
Прощай, Зималетто! Воропаев камня на камне не оставит от компании.
Почему Катя молчала так долго? Она действительно собиралась и дальше издеваться над Ждановым — растить у него под носом его собственного наследника и даже не обмолвиться об этом?
Требовалось очень много усилий, чтобы не сбросить с себя Катины руки, не оттолкнуть её, посапывающую у него на груди, и не начать её трясти изо всех сил, пока она не ответит на все его вопросы.
Но внутри этой лживой женщины — его ребенок.
И с этим надо было считаться.
Он станет отцом, вот что.
Маленькие ножки, маленькие ручки. Коляска. Памперсы.
Крохотный человечек, за жизнь и благополучие которого Жданов будет нести ответственность до конца своих дней.
Он навсегда свяжет его с Пушкаревой.
Ребенок, которого у Жданова едва не украли.
Он осторожно встал, не в силах оставаться в этой расхристанной кровати, там, где он был так счастлив всего несколько минут назад.
Нашел в мини-баре выпивку, сделал несколько крупных глотков.
Как же все произошло тогда?
Он встретил Леру в баре, и они выпили. Изотова уже была не трезва и очень настойчива в своих любовных притязаниях. Жданов, в общем, был не против, но почувствовал себя странно. Все двоилось в глазах, и мысли были бессвязные, обрывочные. И тогда он позвонил Пушкаревой, как позвонил ей после Голубого огонька и как звонил всякий раз, когда нуждался в помощи. Почему-то мысль о Ромке даже не пришла ему тогда в голову. Он хотел видеть Пушкареву, и всё тут.
Сказал, что она нужна ему и продиктовал адрес. В том густом мареве, в котором он пребывал, ему и дела никакого не было, что уже поздно и что Катя, наверное, спала без задних ног.
Она приехала как всегда быстро — четкая и покорная Пушкарева. Из-под пальто торчала оранжевая пижама. Наверное, решила, что ему совсем плохо. Жданов ей так обрадовался, что даже взбодрился. Оторвал от себя Изотову и попросил Катю отвезти его домой.
Ох, как она рассердилась!
Как Катька ругалась в такси — говорила о том, что он не должен её использовать, чтобы избавляться от своих девиц. Что никакая голова у него не кружится, и он просто симулянт. А он дышал на её ладони и шептал о том, что это такое счастье — когда у него есть кто-то столь надежный, как Катя. Заманил её к себе в квартиру под дурацким предлогом. Избавил от пальто — боже, как отчаянно она за это пальто сражалась!
И снова говорил о том, как благодарен ей, как ценит её, как ему повезло с ней. Катька слушала и все ниже опускала голову. Жданов поднял её лицо за подбородок — чтобы увидеть её глаза. Но увидел лишь влажные губы, и поцеловал их, не смог удержаться. Чертова Лера с её таблетками.
Катя вскочила и бросилась бежать — кажется, даже без пальто.
«Пожалуйста, — крикнул Жданов ей вслед. — Только одну эту ночь. Ты так нужна мне. Жизненно необходима».
И тогда она остановилась.
Очень медленно вернулась к нему.
Мятежный, непокорный взгляд на мрачном лице так поразил его, что она даже показалась ему красивой. Гордая, смелая Пушкарева.
«Одну ночь, — повторила она с каким-то исступлением отчаяния, — а завтра мы оба сделаем вид, что ничего не было».
«Как ты захочешь, — ответил он, покорно, — как ты захочешь».
А дальше… дальше все было так хорошо, что это хорошо крепко засело глубоко в нем. Он не вспомнил ничего наутро, удивился бардаку на кровати, решил, что все-таки была Лера, но его так и тянуло потом все время к Кате. Он ведь переспал с Лерой еще один раз, и его постигло жестокое разочарование. Ничего общего с тем хорошо, которого он ждал.
Хорошо было этой ночью, с Катей.
С Катей, которая так страшно его обманывала.
И его неконтакт с Кирой, кажется, тоже объяснялся так просто.
Что она подумала, когда он кричал на неё: «Как вы могли так со мной поступить, Катя? Вы же меня предали! Подставили! Я же рассчитывал на вас, а вы… вы… Вы обо мне подумали?»
Что он обвиняет её в том, что она забеременела специально? Что он злится из-за это? Что он не хочет ребенка? Что опасается давления?
Бедная Катька!
Как наверное ей больно было.
Глупая Катя. Разве непонятно было, что он бы никогда… Если бы только…
Когда она поняла, что он ничего не помнит? Этим утром? Когда читала инструкцию? Раньше? Позже?
Она просила сделать вид, что той ночи не было — и он продолжал притворяться, несмотря на очень важные изменения?
Так она про него думала?
«Как это происходит, — спросила она однажды, — что вы способны переживать только о себе?»
Жданов едва не зарычал от умственного перенапряжения, но Катя пошевелилась, и он замер. Убедился, что она крепко спит, прежде, чем открыть новую крохотную бутылочку.
Любовь, заверяла его Пушкарева, это готовность пожертвовать чем угодно ради счастья любимого.
Она думала, что он знает о ребенке и не хочет его, и не стала навязываться — чтобы не мешать свадьбе и не лишать Жданова поста президента?
Нет, это бред.
Никто не способен на такое радикальное самопожертвование и понимание. Это надо быть святой, чтобы поступить так.
А еще она собралась замуж! Дать ребенку Жданова фамилию «Зорькин»!
Новая волна ярости сбила ему дыхание.
Немыслимая жестокость!
Катя, Катя, за что же ты меня так ненавидишь?
Как можно целовать того, о ком так ужасно ты думаешь?
Но теперь-то она должна понимать, что он просто не помнит!
Почему она продолжает молчать?
У неё был весь сегодняшний вечер, чтобы все рассказать.
«Завтра, — мрачно сказал себе Жданов, — она все расскажет завтра. Иначе я окончательно её возненавижу».
Он допил свою маленькую бутылочку и подошел к кровати, разглядывая спящую Пушкареву.
В её животе — его ребенок.
Жданову даже захотелось подвинуть одеяло, чтобы полюбоваться на этот живот и попытаться осознать свое внезапное отцовство, которое никак не помещалось в его голове.
Но он не стал этого делать, а просто так и стоял, молча таращась на Катю.
Утром они оба проспали и помчались на встречу, даже не успев толком позавтракать.
Жданов ухватил со шведского стола пару бананов и какие-то тарталетки, чтобы накормить ими Катю в такси.
У неё было прекрасное настроение, но его молчаливость и холодность сбивали её с толку. И Катя вскоре притихла, бросая на него вопросительные взгляды.
Однако ничто не могло сбить с толку работающую Пушкареву, и, несмотря на свою озабоченность, она провела переговоры как всегда блестяще, влезла во все детали, выбила для них хорошее время для показа, сторговалась об обложке в каталогах и вообще вела себя как обычно.
Деловой обед перетек в сиесту, во время которых итальянцев бесполезно было тревожить, и они освободились достаточно рано.
— Что будем делать? — спросил Катю Жданов.
— Гулять, — ответила она уверенно, и они отправились бродить по Миланским улочкам без всякой определенной цели. Светило солнце, и было тепло, но Катя то и дело ежилась.
— Что с вами? — спросила она наконец, когда они плелись по кварталу Брера, разглядывая выставленные на продажу сувениры, книги и картины. — Вы кажетесь расстроенным.
— Мне просто очень не хочется возвращаться в Москву, — придумал Жданов, — да еще совет этот.
— Мы справимся, — пробормотала Катя неуверенно. — Хотите, мы с вами пройдемся по отчету?
— Меньше всего на свете, — содрогнулся Жданов. — Кать, а вы не устали? Может, вернемся в гостиницу?
Столь оживленное место вряд ли подходило для важных бесед, может, Катя поэтому молчит?
— Не хочу, — заупрямилась она, а потом поникла: — впрочем, если вы хотите вернуться в гостиницу… Вам наверное надоело болтаться по городу? Вы ведь сто раз бывали в Милане, это я здесь впервые… Но вы можете вернуться без меня, — добавила она. — Нам ведь не обязательно все время проводить время?
— Еще как обязательно, — рассердился Жданов, у которого сердце оборвалось при одной только мысли, что Катя будет бродить в чужой стране одна-одинешенька.
Она казалась такой непонимающей и встревоженной, что Жданов не выдержал, увлек её в какую-то нишу, за прилавок, где долго целовал, ненавидя себя за слабость и не в состоянии остановиться.
Пусть она все расскажет — сама! Пусть всё объяснит.
И тогда они со всем разберутся.
Они придумают, что делать дальше.
Но её молчание разливалось ядом по его венам, и припухшие нежные губы казались отравленными, и немело в груди от злости и обиды. Пальцы дрожали от желания стиснуть её плечи сильнее. Заставить её говорить.
Но Катя молчала.
Молчала она и ночью, когда он снова пришел к ней в комнату, потому не мог не прийти.
Он убеждал себя, что просто дает ей еще один шанс, что идет для разговора, но все его поводы разбились о её колени, выглядывающие из халата. О влажность теплой после душа кожи. От дрожи её низкого голоса.
— Андрей, — никогда прежде собственное имя не кипятило кровь.
А потом он опять лежал без сна, мучимый раздирающей болью в груди.
Утром будет самолет. Днем будет Москва. Вечером будет ужин с родителями.
Послезавтра будет показ. После-послезавтра — совет.
Он не сможет в таком состоянии ничего.
Все увидят, что Жданов на последнем издыхании.
Что его что-то жрет изнутри.
Какого черта Катя вытворяет?
========== 33 ==========
— Да потому что это мой ребенок, понимаешь, мой!
— Андрюха, ты не кричи так громко, а? — Малиновский, почти испуганный, бросился к шкафу за виски. — Щас все Зималетто услышит. Ты объясни мне нормально, — откуда еще взялся твой ребенок? Кира тоже беременна? Лера? Кто?
— Катя! — завопил Жданов. — Катя Пушкарева ждет моего ребенка!
Малиновский, который необычайно стремительно уже успел плеснуть в стакан вискаря, от неожиданности сам и выпил его залпом.
— В смысле? — пробормотал он, дыша с открытым ртом.
— И она продолжает молчать, — Жданов отобрал у него бутылку и отхлебнул прямо из горла. — И собирается сделать его Зорькиным! И смотрит, главное, на меня такими честными глазами! Моя Катя Пушкарева меня обманывает, понимаешь?
— Нет, — ответил Малиновский. — Андрюша, ты главное перестань так вопить, ладно? Ты что хочешь сказать — что ты сделал ребенка Пушкаревой? Как это… как это вообще возможно, Жданов? — закричал он.
И этот крик неожиданно отрезвил, заставил успокоиться.
— Это было в конце октября… нет, в начале ноября. Да не помню я. Я вообще об этом до вчерашнего дня не помнил ничего!
— Как можно забыть о ночи с Пушкаревой? Это про красотку какую-то можно, а про этот ужас нельзя!
Жданов вспомнил прошлую ночь, и кровь бросилась ему в лицо.
То, что происходило с ними в Милане было вовсе не ужасом.
Ужасом было Катино упорное молчание.
— Лера подсыпала мне свои известные на всю Москву колеса, — объяснил он, морщась. — Мне поплохело, и я позвонил Кате, чтобы она отвезла меня домой.
— Скорая помощь имени Пушкаревой, — все еще ошалелый Малиновский взял у Жданова бутылку и разлил виски по стаканам. — И что? Она воспользовалась твоим невменяемым состоянием, коварно соблазнила тебя, а теперь требует денег?
— Нет, нет и нет, — рассердился Жданов. — Ты совсем не слышишь, что я тебе говорю? Это я почти набросился на Катю.
— Эко тебя торкнуло.
— Да не торкало меня, — снова завопил он. — Просто… просто мне было плохо. А рядом с Катей становилось легче. Как-то спокойнее, понимаешь? Я просто хотел, чтобы она осталась подольше… Но я же не умею с женщинами по-другому общаться!
— Ладно. Допустим. Лерины таблетки отрубили в тебе любовь к прекрасному, и ты возжелал Пушкареву. Допустим, вы переспали. Допустим, ты об этом забыл, с тобой такое уже случалось. Но почему Пушкарева так долго молчала?
— И молчит до сих пор. Как рыба об лед!
— И с чего ты вдруг решил, что это твой ребенок?
— Потому что я вспомнил наконец про ту ночь, и паззл у меня сложился, — объяснил Жданов раздраженно. Ромка сегодня прям очень медленно соображал.
— И что же вернуло воспоминания? — заинтересовался вдруг Малиновский. — Про Питер ты до сих пор не вспомнил.
— Назовем это чудом, — уклонился Жданов от ответа.
— Чудо-юдо, — задумчиво повторил Малиновский и почесал макушку, — и что теперь?
— Теперь я жду, когда она мне признается в том, что это мой ребенок.
— Слушай, но если она так упорно молчит, может, ей не в чем признаваться? Может, этот ребенок действительно левый?
— Контрафактный, как узбекские ткани! Малиновский, не говори ерунды.
— Давай мыслить логично. Почему женщина модификации Пушкарева не признается богатому, успешному, красивому начальнику в том, что она от него залетела? Что делает в такой ситуации стандартная секретарша? Немедленно уведомляет о своем положении. Что делает Пушкарева? Скрывает факт отцовства. Причины?
— Ромка, — жалобно проговорил Жданов, — может, она меня просто не любит?
— А при чем тут вообще любовь? — удивился Малиновский. — Слушай, а чего ты её не припрешь к стенке?
— Потому что, — нахохлившись, Жданов сложил руки на груди, молча уставившись в потолок, — Катя — человек, которому я доверил компанию своего отца. Свою жизнь! Я ей верил больше чем себе! И я думал… что могу рассчитывать на взаимность.
— А она знает, что ты сначала не помнил, а потом вспомнил? — перебил его Малиновский.
— Я понятия не имею о чем она знает, а о чем нет. Я совершенно запутался, Ромка. Мне одновременно хочется расцеловать её и придушить!
— Так, придушить — это понятно. А целовать-то зачем?
— Затем, — Жданов протянул руку и Малиновский вставил в неё стакан, — что у нас с Катей роман.
— Спятил? — скорбно спросил Ромка. — Одноразовый секс под веществами я могу понять. Но роман? Впрочем, к этому всё и шло, — махнул он безнадежно рукой. — Ты перестал интересоваться красивыми женщинами. Говоришь, что не любишь Киру, а еще недавно любил. У тебя глаз не горит! Эта страшила изменила твой взгляд на жизнь. Жданов, ты стал извращенцем.
— Это неправда. Оставь меня в покое, я устал, — и Жданов без сил уронил голову на стол, прижавшись щекой к твердому дереву.
— Я тебя только об одном прошу, — Ромка опустился рядом с ним на корточки, заглядывая ему прямо прямо в глаза. — Дотяни до совета директоров без срывов. Пару дней, Андрюха, без глупостей.
— Что ты считаешь глупостями? — Жданов зажмурился, чтобы не видеть Ромкиного серьезного и озабоченного лица.
— Просто держись от Пушкаревой подальше. Вы во всем разберетесь после совета.
Легко сказать! У Жданова разве вместо сердца камень?
Малиновский помолчал, а потом вдруг заговорил совсем другим тоном, манерно растягивая слова и кривляясь:
— Молодой человек, ну вот скажите мне как психологу, ну вот такая ситуация вдруг возникнет. Вот, например, приходит сюда Пушкарева. Она такая не одна приходит. Она вся такая с Кирой Юрьевной приходит. Ну, приходит, и вдруг они такое начинают делать! Вдруг они, вдруг так соблазняют тебя. Так все… на тебя кидаются…
И Малиновский, войдя в образ, даже по коленке Жданова погладил. Он неожиданности тот открыл глаза, и увидел на носу Ромки свои очки.
— Вот вы мне как психологу просто сейчас ответьте. Вот вы кому скорей сдадитесь? Вот просто так.
Неожиданно для себя Жданов заржал.
— Так, все, Малиновский! — взмолился он сквозь гогот.
— Ну пожалуйста, мне как психологу интересно, — не унимался Ромка.
— Ну Малиновский! Хреновый из тебя психолог, я тебе по-русски сказал: Катя ждет моего ребенка. Какая теперь к черту Кира.
— Не вздумай ляпнуть такое при людях! — посоветовал Ромка, снова становясь серьезнее. — А ты… ты совсем не боишься этого внезапного отцовства? Прощай жизнь, здравствуйте ужасы алиментов.
— Какие еще алименты? — дернулся Жданов. — Спятил совсем? Ты думаешь, я позволю своему ребенку стать Зорькиным? Разумеется, и он, и Пушкарева станут Ждановыми!
— Ты… ты… ты… — Малиновский схватился за сердце. — Господи, да у меня же инфаркт! Ты жениться собрался? На Пушкаревой?
— Само собой разумеется, — удивился Жданов. — А ты думал, что я позволю ей отойти от меня хоть на шаг?
— Капец, — резюмировал Малиновский. — Капец Зималетто, тебе, Жданов, и всему живому на этой планете. Кира организует ядерный взрыв. А что сделает Александр! Как-то сразу в Сибирь захотелось… Андрюх, ну ты хоть тест ДНК сначала сделай, прежде чем пускать всю свою жизнь под откос!
— Иди к черту, Ромка, — и Жданов снова потянулся к бутылке.
Вскоре приехал отец, и они отправились с ним на экскурсию по предприятию.
В мастерской Милко Жданов и сам не понял, как так получилось, что все куда-то делись, а он остался один в окружении моделей. Они вились и ласкались, и спрашивали его о свадьбе, и было так сладостно окунуться в тот прежний, беззаботный мир, в котором Пушкарева не торчала в его голове ржавым гвоздем.
— Я все тот же Андрей Жданов! Нежный, милый! Да, пожалуйста, я весь ваш, девчонки, — заверял он их, безнадежно понимая, что всё это ложь.
Тот да не тот.
— Мама звонит, — раздался бесстрастный голос Пушкаревой.
Жданов едва не застонал от досады. Это же надо было ей появиться именно в этот момент.
— Простите, — сказала она с самой крохотной долей ехидства, увидев его растерянный взгляд.
— Кать, — Жданов вскочил с подиума и, ухватив её за локоть, увлек к кулисам, — Ну, не обращайте внимания… ну, девчонки просто… Кать, вы действительно не устали после перелета? Вы не хотите домой?
— Мешаю? — спросила она куда более ехидно.
— Я просто переживаю, — ответил он.
Катя указала глазами на телефон и проговорила одними губами:
— Мама.
— Если вы почувствуете слабость, то я немедленно отвезу вас домой, — шепнул он ей на ухо.
Катя дернула носом, посмотрела на него удивленно и ничего не сказала.
Под руку с ней он и вернулся в свой кабинет.
Пока Жданов разговаривал с мамой, у Пушкаревой на столе зазвонил телефон.
— Коля, — обрадовалась она, разговаривая тихо-тихо, чтобы не мешать шефу. Ему приходилось прислушиваться, чтобы услышать, что именно она там говорит: — Колька, Милан такой красивый! Я тебе галстук привезла, вечером отдам. Малыш в порядке, я себя отлично чувствую. Что папа? Ну, Коленька, мы же с тобой уже это обсуждали! Мы… все как-нибудь образуется, вот увидишь.
— Андрюш, ты какой-то рассеянный, — сказала в трубку мама.
— Мне пора, — быстро сказал он, закипая от этого Катиного чириканья. При живом Жданове нежничать с Зорькиным!
— Нет, я совсем не устала. Я спала в самолете, представляешь? Вот такое вот… — Пушкарева осеклась и подняла взгляд на нависающего над ней Жданова. Округлила удивленно глаза при виде выражения его лица.
— Коль, я тебе перезвоню, — сказала она, положила трубку, взяла со стола свой мобильник и, не сводя глаз со звереющего Жданова, выскользнула в конференц-зал. Чтобы дальше общаться со своим Зорькиным!
В другой комнате!
Чтобы им никто не мешал!
Чертыхнувшись, Жданов рванул к бутылке.
Только он удобно устроился в обнимку с виски, как появился Малиновский.
— У-у-у… — оценил он происходящее.
— Чего тебе надобно, старче? — и Жданов влил в себя еще одну щедрую порцию.
— Рыбка моя золотая… С какой радости мы опять наклюкиваемся? — кисло уточнил Ромка.
— А я еще не пил… — объявил Жданов. — Оставь меня, старушка, я сейчас в печали.
— Ой да ладно, помоложе некоторых выглядим, — кокетливо оскорбился Малиновский.
— Да ничего особенного. Просто Катенька… поговорила с Коленькой…
— Да что вы говорите? И о чем?
— Да так. Пустяки. Сказала, что галстук ему купила. Что вечером покажет.
— Угу.
— Потом еще парочку ласковых… А главное: он спрашивает её, как малыш! Какое ему дело до моего малыша? Какого черта он ведет себя как папаша?
— Ты стаканчик мне отдай, надо трезво оценивать ситуацию, — попросил Малиновский.
— Не-е-ет, — захихикал Жданов, защищая руками бутылку.
— Отдай!
— Прости, трезвый я сейчас ничего не смогу… Вот. Так что ты иди, Ромка, к себе. Не мешай мне страдать, — и Жданов с большим удовольствием выпил снова.
Вернувшись, Катя выключила компьютер и стала кидать какие-то вещи в сумку.
— Андрей Павлович, — сказала она, — раз уж вы разрешили мне уйти пораньше, я, пожалуй, действительно пойду. Что-то у Кольки там с папой случилось…
Жданов рванул к ней так быстро, что мир вокруг покачнулся. Черт, ну что же этот мир такой нестабильный!
— Куда, Катюш? — спросил он, преграждая ей дорогу с улыбкой, которая разъедала губы. — Ведь вы никуда не спешили еще пять минут назад. До этого звонка.
— Я просто устала, — она пыталась говорить мягко и спокойно, как говорят с пьяными или маленькими детьми. Но ведь Жданов не был ни тем, ни другим! — Отпустите! Меня ведь ждут.
Катя попыталась обойти его, но он не позволил ей ускользнуть. Притянул к себе, обнял, как в танце, и даже слегка покачнулся в такт барабанов, звучавших в его голове.
— Да? Кто? Неужто наш великий и несравненный Николя Зорькин?
Катя вздрогнула и посмотрела испуганно, встревоженно.
— Я действительно устала, Андрей, — глухо сказала она, поддаваясь ритму странного танца, с податливостью, разжегшей пожар внизу его живота.
— Катюш, — прошептал он, распаляясь от её дыхания на своих губах, — однако вы не устали издеваться надо мной. У вас как-то на это хватает сил.
— О чем ты говоришь? — спросила она. — Ты изменился в последние дни. Что с тобой, Андрей?
На её запрокинутом к нему лице играли сложные тени.
Неужели она действительно не понимает?
Не видит, что медленно убивает его своей ложью?
— Что со мной? — повторил он, не слыша себя за грохотом пульса. — А как ты думаешь?
— Мы поговорим, — сказала она успокаивающе. — Но чуть позже. Не здесь. Мне надо идти.
— Ты останешься здесь, Катя. Со мной. Потому что я очень хочу с тобой поговорить, — взмолился Жданов, не представляя себе, как сможет выпустить её из рук.
— Нас могут услышать, — и Катя снова попыталась его оттолкнуть. На этот раз он позволил ей это, и даже сам отступил назад.
Раскинул руки — вот он я, весь перед тобой.
— А пускай слышат, Катюш, — ярость взметнулась под потолок и обрушилась на них вниз. — Мне плевать! Я сошел с ума, а сумасшедший человек может позволит себе делать все, что ему вздумается! Я хочу… — он потянул за её смешной шарф, и завороженная его неистовством Катя, словно на веревочке, шагнула к нему — наконец-то! Жданов ухватил её за шею, припадая с поцелуем, и Катя ответила с таким отчаянием, как будто стояла на краю пропасти.
Она целовалась сейчас, как будто с кем-то воевала, как будто его, Жданова, отвоевывала, и её ладони стискивались в кулачки на её спине, а у губ был привкус слез.
Хлопнула дверь, но даже тогда Жданов не сразу смог оторваться от Кати.
— Нас видели, — испуганно сказала Катя.
— Кто? — удивился он, пытаясь сфокусироваться, но все было так расплывчато. Так непонятно.
Она бросила на него растерянный взгляд, подхватила свою сумку и отскочила в сторону — очень вовремя, потому что вошли отец и Кира. Извинившись, Катя все же умчалась.
От Жданова.
К Зорькину.
За красной пеленой было плохо понятно, что говорит отец.
Слишком поздно?
Да щас!
Распаленный, неудовлетворенный, взбудораженный Жданов отвечал невпопад, мечтая, чтобы все они провалились сквозь землю.
Малиновский известие о хлопнувшей двери принял как-то совсем плохо.
— Нет, ну как так можно-то вообще? А если бы!
— Можно… Нужно было, — устало объяснил Жданов, не понимая из-за чего вся эта паника. Все равно скоро всё откроется, какая уж теперь разница, когда и как.
— Да кто бы там ни был, — продолжал кипятиться Малиновский. — Кто бы там ни был! Главное — что это не Кира, не Вика и не Маргарита. А вот, если бы это были они, вот тогда все! Андрюш, я тебя умоляю, ты можешь посмотреть реальности в глаза? Просто в глаза вот так вот взглянуть? У тебя еще на одну проблему стало больше! И на какую проблему.
— Если бы на одну, Малиновский…
— Ты можешь забыть о Пушкаревой? Я тебя просто прошу об этом! Как друг. По-человечески. Сейчас можно подумать только о совете директоров. Это сейчас главное. А ты должен сохранять присутствие духа, а не вот это…
И он невнятно замычал, кого-то там изображая.
— Послушай меня, головой я все прекрасно понимаю. Но не получается у меня… Ну не получается у меня ничего, Малиновский.
И Жданов без всяких сил уронил голову на стол.
— Ну что, Катенька, поговорим? Не хочешь? Ну и правильно, а что просто так то разговаривать? Щас выпьем, поговорим по душам… А?
Беретка, забытая Катей, кивнула и покачала головой, согласно движению руки Жданова. Он чокнулся с этой береткой.
— Не хочешь. Ну ладно… Не уважаешь? Я тебя не понимаю, Кать. Ты не хочешь меня? Я не достоин быть отцом твоего ребенка? Ты хочешь спрятать его от меня? Что мне делать, Катюш? Я не знаю… Заставить тебя? Кать, молчишь? Почему ты молчишь, Катя? Неужели этот Зорькин будет для тебя лучше, чем я? Я не могу в это поверить. Кать, верни мне мою Пушкареву, которая мне никогда не врала. Кать, пожалуйста…
Вздохнув, Жданов сложил беретку в карман, ну куда она помчалась с голыми ушами, зима же, и, пошатываясь вывалился из кабинета.
В коридоре он встретил Юлиану, которая сказала о том, что Олечке Вячеславовне стало плохо, и что все поехали к ней. Катя тоже?
А ведь как она спешила домой!
Что же, у Жданова наметилась вполне четкая цель.
Надо же отдать человеку головной убор, пока у неё окончательно в голове все не промерзло.
========== 34 ==========
В лифте Жданов вспомнил другой лифт — в котором они с Катей целовались в Миланском отеле, а следом хлынули воспоминания о сегодняшнем утре, которое, казалось, было уже сто лет назад. Безжалостная февральская Москва смяла под своими подошвами солнечную европейскую беззаботность.
Этим далеким сегодняшним утром Жданов проснулся в одной постели с Катей — теплой и сонной, смущающейся и трогательной. Он вспомнил, как долго и лениво целовал её пальчики и плечи, спину и руки, грудь и шею — просто так целовал, без ослепляющей вспышки страсти, приключившейся с ним ночью. Никак не мог оторваться от её гладкой кожи и родного запаха, и бормотал что-то путанно-нежное, и дышал в ямку у неё на ключице, и не было ему, до конца не проснувшемуся, в те минуты никакого дела до того, честна ли с ним Катя или нет.
А потом они поняли, что опаздывают, вскочили, как ошпаренные, хаотично бросая вещи в чемоданы, и доцеловывались уже в лифте, а потом в такси, а в самолете он спросил, отменит ли она теперь эту нелепую свадьбу с Зорькиным. А Катя ответила, что они обсудят это все чуть позже, и это её неизменное «позже» взорвалось у него в голове, в клочья разнеся все нежности.
Катя тут же заснула у него на плече, а Жданов пялился на равнодушные к нему облака и чувствовал себя неумолимо одиноким.
Стоя на обочине и время от времени помахивая рукой, чтобы поймать такси, Жданов безнадежно листал телефонную книжку — номера Ольги Вячеславовны там не было. Тогда он вспомнил про Милко. Буквы прыгали перед его носом.
Он не будет больше тянуть и заставит её позабыть о всех её «позже».
Катя и ребенок принадлежат ему, и он прямо сегодня заберет их к себе домой.
Преисполнившись самыми решительными намерениями, Жданов услышал в трубке:
— Да, мой пупсик, мой сладкий пупсик?
— Какой пупсик? — возопил Жданов. — Ты что, с ума сошел? Ольгу давай!
Милко полопотал какие-то угрозы и передал наконец трубку. Осведомившись о здоровье Ольги Вячеславовны, Жданов взял быка за рога:
— А Катя-то там? Да Пушкарева, конечно, Пушкарева. Вы что, знаете еще одну Катю, что ли?
Не с первой попытки открыв дверцу такси, которая так и норовила увернуться из его рук, он плюхнулся на сиденье.
Екатерина Жданова, вот как скоро будут её называть.
Жданова!
Не Зорькина!
Это он молодец, что ждет Катю у подъезда. Проще будет чемодан из багажника изъять.
И ведь, главное, она ему что сказала? Что ей срочно домой надо. А сама что? Поехала навещать больную коллегу!
Снова вранье!
Но он положит этому конец.
Решительно и беспрторо… бесвопорно… бес-по-во-рот-но, вот!
Слово-то какое, трудное.
Распаляя себя все больше и больше, он совершенно беспричинно нахамил позвонившей Кире, которая ждала его на ужин с его же собственными родителями.
А он им Пушкареву туда, привезет, вот.
Здравствуйте, я ваша Катя.
Ношу ребенка для вашего мальчика.
Хотя нет, родители им сегодня ни к чему.
Они останутся только вдвоем, чтобы было так же сладко, как было в Милане.
Хватит тайн, Екатерина Валерьевна!
В общем, он смутно понимал, что происходило в квартире Ольги Вясеч… Вячесл… Ольги, короче. Оказалось, что там целый рассадник сотрудников — не только Пушкарева, но еще и весь женсовет.
— Ой, как вас тут много, — удивился Жданов. — Катенька! И вы здесь? Очень хорошо!
Она смотрела на него квадратными глазами, как будто он вел себя странно. А он не вел! Он был как обычно!
— А ты что, к Пушкаревой приехал? — спросил Милко.
— Да, к Пушкаревой приехал, — объявил Жданов, поймал её сердитый и строгий взгляд и поправился: — господи, что я говорю! Я же к Ольге Вячеславовне приехал!
И пока он проявлял свой президентский долг, справляясь о самочувствии сотрудников, Пушкарева тихо слиняла.
Не тут-то было!
Врешь, не уйдешь!
Он поймал её уже возле того джипа, который он выбрал для неё.
— Катя! Катя, подождите! Ну Катя! Я никуда вас не отпущу, сегодня вы поедете со мной! Я вас забираю к себе! Я тебя не оставлю, ты слышишь!
— Так, по-моему, он пьяный, — сказал кто-то совсем рядом, и между Пушкаревой и Жданов вырос Зорькин.
Кто пьяный? Где?
— Андрей, — попыталась успокоить его Катя, — что ты творишь? У тебя ужин с родителями!
Но Зорькин отодвинул её себе за спину и произнес напряженным, высоким голосом:
— Жданов, ты спятил? Катьке нельзя волноваться! Как ты себя ведешь с беременной женщиной!
— Да тебе-то какое дело, — закричал Жданов, — до её беременности! Тебя это совершенно не касается!
— А тебя, значит, касается? Зашаталось твое кресло, Жданов, вспомнил перед советом про Катьку?
— Коля, — попыталась было снова вмешаться Катя. — Подожди. Я поговорю…
— Да не будешь ты с ним разговаривать, — отрезал Зорькин. — Иди в машину! Ты думаешь, он почему суетится? Потому что как только вскроются все его махинации, ты останешься единственным человеком, от которого будет зависеть и компания, и его место в ней.
— Да какая компания? — завопил Жданов, возмущенный не столько ересью, которую нес Зорькин, а тем, что он говорил о нем так, будто его тут не стояло.
— Коля, — воскликнула Катя, — давай поговорим дома.
Дома? Ах, они поговорят дома?
— Катя, ты поедешь со мной!
— Да никуда она не поедет с таким пьяным животным!
— Коля, — Катя едва не плакала, — перестань.
— Оставь Пушкареву в покое, ты понял, — храбрым воробьем напрыгивал на него Зорькин.
— Да ты сам оставь её в покое, понял! Катенька, поддержите, пожалуйста, — и он вручил ей свои очки. — Катя моя, ты понял!
Наутро, вспоминая ту минуту, когда Жданов первый раз ударил Зорькина, он готов был убить себя за такое скотство.
Но в этот вечер он бил даже не Зорькина, а упорное нежелание Кати нормально с ним поговорить.
Почему она ускользает от него?
Прячется за этого смешного дрыща, нелепого в дорогом пальто и возле дорогой машины.
А ведь Жданов!
Хотел!
Просто!
Забрать!
Катю!
Бац!
Пощечина, не сильная, но до одури обидная, отрезвила Жданова.
Прочистила мозги в одну секунду осознания: Катя ударила его.
Она смотрела на него потрясенно, до смерти расстроенно, едва не плача.
Сзади набросился Федор, но Жданов стряхнул его с себя — да отвяжись ты!
Подошел Милко, чтобы сообщить, что драться в костюме от Джорджио — это варварство.
Но он видел только то, как Катя заботливо отряхивает Зорькина, вытирает ему разбитую губу белым платком, надевает на него очки. Наконец, она подняла с земли шарф Жданова и протянула ему, посмотрев прямо в глаза. И на её лице были сострадание, грусть и тревога, от которых стало совсем тошно. День, начавшийся так прекрасно, завершался самым диким образом.
— Знаешь, Жданов, — сказал Милко, — я был гораздо лучшего мнения о тебе. Иногда ты даже похож на очень приличного человека, — Катя села в машину к Зорькину, — может быть потому, что ты носишь очень дорогие костюмы. Но, пойми, одежда — это еще не все. Нужно, чтобы у тебя было что-то здесь и здесь, а у тебя там пусто.
Жданов не смотрел на Милко и понятия не имел, о каком «здесь» тот говорил. Сквозь лобовое стекло он смотрел только на Катю, а она смотрела на него.
Ни у одной беременной женщины в мире не должно было быть таких больных глаз.
И, когда машина с Катей уехала, Жданов зачерпнул рукой в перчатке горсть снега и протер им лицо.
Стоя в полном одиночестве посреди отвратительного февраля, он думал о том, что все его обиды и страхи, и ревность, и терзания не имеют никакого значения по сравнению с тем новым, что пришло в его жизнь.
Что впервые за все годы его существования мир перестал крутиться вокруг Жданова, и теперь пришла пора думать не о своих переживаниях — а о крохотной бесстрашной девочке, которая сегодня ударила его по щеке — и этим причинила себе куда больше боли, чем ему.
Что центр вселенной Жданова сместился и спрятался внутри Кати Пушкаревой.
И что вовсе не себя ему нужно защищать.
Крутилась детская каруселька под ним, крутилось вместе с нею небо.
Огромное и равнодушное.
— Да, Жданов, ты её ревнуешь, и как же сильно ты её ревнуешь…
Но это сейчас было совершенно неважно.
— Какой-то ты сегодня как Наполеон после Ватерлоо, — заметил Ромка, когда они вышли из лифта Зималетто.
— Угадал, — с мрачной торжественностью подтвердил Жданов, — дал бой и потерпел поражение.
— Ну вы даете господин президент… А подробнее? — перебирая корреспонденцию на ресепшен, осведомился Ромка.
— Да! Побоище не хуже Куликовской битвы! — захлебывающаяся от восторга Света спиной выскочила из лифта, за ней следовали такие же взбудораженные Шура с Амурой. — Так Жданов-то оказывается такой зверюга!
Ромка едва портфель от такого не уронил. Девицы уставились на начальников во все глаза.
— Ой, — затароторила Света, — а передача вчера была жуткая! Оказалось, что Жданов был главным Сталинским палачом!
Дождавшись, пока сплетницы уберутся вон, Малиновский повернулся к Жданову, изображая, что курит трубку.
— Поздравляю, — с грузинским акцентом процедил он. — Поздравляю, товарищ Жданов, вы вошли в историю. Думайте теперь, как из неё выйти.
Катя вошла в кабинет, приблизилась к столу и только потом увидела Жданова, сидевшего на диванчике за дверью.
— Привет, — сказал он, прилежно сложив руки меж колен.
— Доброе утро, — сухо сказала Катя, всем своим видом демонстрируя холодность и презрение. Но, бросив на Жданова мимолетный взгляд, она кинула свою сумку и подлетела к нему. Повернула лицо к окну, чтобы разглядеть след от пощечины. Жалобно дрогнули её губы.
— Ого! Прости, — сказала она, — я не знала, как тебя остановить. Федору ведь тоже досталось, не только Коле!
— Я заслужил. Это ты меня прости, Кать, — он перехватил её руку, поднес к губам, — мне очень стыдно. Я вел себя, как последняя скотина. Но я могу искупить свою вину, а главное, объяснить, почему я это сделал.
— Почему? — быстро спросила она. — Я всю ночь не спала, всё никак не ме могу понять, что с тобой такое.
Ну вот! А ей надо спать по десять часов. Скотина и есть!
— Вчера я не помнил себя от ревности, со мной такое впервые в жизни. Это ревность. Сумасшедшая ревность
— Кого? К кому? — не поняла Катя, и это её изумление было таким славным, что Жданов от облегчения рассмеялся и быстро осыпал короткими поцелуями её лицо.
— Тебя! Ко всем! Я хочу, чтобы ты была рядом все время. А ты уехала к Зорькину. Галстук ему купила. Вечер собралась с ним проводить!
Катя моргала в такт его словам. Потом неуверенно улыбнулась.
— Ты ревнуешь? Меня?
— Еще как, — заверил её Жданов.
— Бедный, — сказала Катя, — совсем распереживался из-за этого совета.
— К бизнесу это не имеет ни малейшего отношения, — рассердился Жданов, припомнив все обидные слова, сказанные вчера Зорькиным. Он что, внушает это Кате изо дня в день? Почему?
Она встала и принялась принялась разматывать свой шарф. Жданов с готовностью принял её пальто, погладил плечи, локти, поцеловал в ухо.
— Кстати, — напомнила Катя, — до показа нам надо пройтись по докладу. Почему вы до сих пор не прочли его, Андрей Павлович?
— Кстати, о показе. Ты идешь со мной.
— Я там буду нужна? — деловито спросила Катя, включая компьютер.
— Очень.
— Только не нападай больше на Колю, — вдруг сказала Катя, выглядывая из-за монитора. — Он мой лучший друг, и я даже тебе не позволю его обижать.
— Я больше не буду, — пообещал Жданов, стоя перед её столом, как школьник, навытяжку. — Прошу тебя, не вини меня за то, что я вчера сделал. Я и сам не понимаю, что со мной произошло. Я потерял равновесие.
Дверь открылась, и вошла Кира.
— Доброе утро, — сказала она с вызовом.
— Привет, — рассеянно ответил Жданов, не сводя с Кати глаз.
— Доброе утро, — ответила Пушкарева, утыкаясь взглядом в монитор.
— Как ты себя чувствуешь? — подходя ближе, спросила Кира.
— Хорошо, спасибо, — отчитался Жданов.
— Что с лицом?
— Подрался.
— Опять подстава на дороге? Ты хоть помнишь, с кем дрался?
Катя высунула один внимательный глаз из-за монитора.
— Да, конечно, — по-прежнему не поворачиваясь к Кире, отчеканил Жданов. — Это был Николай Зорькин, Катин… лучший друг.
Он никогда в жизни не сможет назвать этого щегла её женихом!
У него просто язык отсохнет.
— А причину драки ты тоже помнишь? — не унималась Кира.
— Разумеется. Я был пьян, и излишне грубо требовал, чтобы Катя поехала со мной. Даже собирался увезти Катерину в офис, — он говорил почти правду, и в этом был какой-то горделивый вызов и — неожиданно — удовольствие.
— В офис? Посреди ночи?
— Ну ты сама понимаешь, совет директоров на носу, я был излишне настойчив, а Николай не хотел её отпускать с пьяным начальником.
— А потом он тебя?..
— Нет, это я на него набросился. Ну, к счастью нас растащили.
— Ну что же. Это уже становится традицией, Жданов. Ты сначала напиваешься, а потом ищешь приключений на свою голову. Поздравляю тебя, — и Кира направилась к выходу.
— Ты знаешь, я решил твердо пересмотреть свое поведение, — сообщил Жданов Кате. — Вот и сейчас я пришел сюда, чтобы извиниться перед Катей и перед Зорькиным.
— А ты бы встал на колени, было бы убедительней, — посоветовала Кира и вышла вон.
— Я все правильно сказал? — спросил Жданов.
— Дурак, — сказала Катя ни с того ни с сего и улыбнулась. — Для чего ты злишь Киру Юрьевну перед советом?
— Да потому что мне надоело все время бояться совета, — объяснил Жданов. — Я чувствую себя земляным червяком!
Она засмеялась и, вскочив со стула, расцеловала Жданова в обе щеки.
— Ты мой бунтарь! — объявила она.
— Кать, мы можем сегодня поужинать вместе? После показа?
Она вздохнула.
— Ужинать я буду на работе, — сказала грустно. — За время нашего отсутствия накопилось множество бумаг. И я бы хотела еще раз пройтись по отчетам перед советом.
— Никаких ужинов на работе! Отдыхать, гулять, спать.
— После совета директоров, — ответила Катя. — Ты помнишь? Всё после совета директоров.
— Как мне всё это надоело, — вырвалось у Жданова.
После обеда пришли родители, и отец неожиданно шагнул к столу Катерины.
— Катенька, здравствуйте. От Андрея я все равно ничего не добьюсь, поэтому скажите честно, как наши дела?
Жданов поспешил было к ним, пока Катька не начала каяться — такое у неё стало виноватое лицо.
— Так, не мешай секретничать, — заметил его маневр отец.
— Катя, предупреждаю: он очень, очень хитрый, — попытался отвлечь внимание на себя Жданов.
— Президент, иди, поговори с мамой…
— Павел Олегович, отчет еще не совсем готов и цифры я вам прямо сейчас не скажу, но… — начала оправдываться Катя.
— Катя, вы знаете, я редко говорю такие слова, но должен признаться. Пока наше предприятие в ваших руках — я спокоен.
Контрольный.
В голову.
На Катю стало страшно смотреть.
— Спасибо, — выдавила она из себя, бледнея.
Завтра, — стиснув зубы, напомнил себе Жданов, — завтра все это закончится.
========== 35 ==========
— Андрюша, — мама воспользовалась тем, что в конференц-зале каким-то чудом находились одни Ждановы, и сразу принялась выполнять свой родительский долг. — Мы за тебя так волнуемся! Ты же хорошо себя чувствуешь, да?
— Просто небольшое недомогание на нервной почве, — объяснил он, чувствуя вину перед родителями за все это представление. — У меня аллергия на Киру!
— Что ты говоришь, — ужаснулась мама.
Отец молчал, постукивая пальцами по столу.
— Я говорю, что не собираюсь жениться на Кире, — объяснил Жданов. — Пока свадьба отложена, но я намерен её отменить.
— Андрей! — ахнула мама и беспомощно посмотрела на папу. — Паша, ну скажи ты ему.
— А что я должен сказать? — грустно ответил папа. — Андрей уже, кажется, вырос из моих советов. Я только об одном прошу — не обижай Киру.
— Я постараюсь, — ответил Жданов серьезно. Ему действительно не хотелось никого обижать. Кира ведь не виновата, что с ним приключилась Катя.
— Нет, я не могу понять, чего тебе не хватает! — расстроено воскликнула мама. — Умная, красивая, ты в неё сто лет как влюблен!
— Был, — лаконично поправил он маму.
— Это какое-то ребячество! Должна же быть хоть какая-то причина…
— Что-то Катя задерживается, — рассеянно пробормотал Жданов, — я же просил её поприсутствовать…
— Андрей!
— Мам, я сейчас, — он чмокнул её в щеку и встал. Порывисто шагнул в свой кабинет и замер на пороге, остолбенев от хлестких слов Киры:
— А понять вы сможете, понять, Катя, что ни при каких обстоятельствах вы не имеете права ударить президента компании и вашего работодателя! Вы ведете себя, как хозяйка, а вы здесь никто! Вам это понятно?
— Да, — почти крикнула в ответ Катя. Они были так поглощены друг другом, что не видели Жданова, а тот словно окаменел от бешенства.
— Вы ударили его при всех, — продолжала отчитывать Катю Кира, и никогда прежде он не видел, чтобы она вела себя столь отвратительно. — И теперь на каждом углу будут говорить, что Андрея Жданова ударила его собственная помощница! Вы ведете себя по-хамски с руководством, вы портите людям репутацию и думаете, что вам все дозволено…
— Достаточно, — сказал Жданов и сам себя испугался. — Кира, выйди, пожалуйста вон, иначе я за себя не ручаюсь.
Она обернулась к нему, бледнея от ярости и бессилия.
— Андрей, как акционер я не могу позволить, чтобы репутация… — начала было она, но Жданов не дал ей договорить.
— Катя, — проговорил он, и от сдерживаемого крика его губы дрожали, — может поступать со мной так, как ей заблагорассудится. И это никого из вас не касается. Это понятно, Кира? — все-таки он повысил голос, и бывшая невеста отшатнулась.
— Понятно, — крикнула она в ответ. — Ты все время ее защищаешь, а она тобой манипулирует! Мало того, что она дала тебе пощечину при всех, так ты снова на её стороне! Прекрасно!
— Ну, честно говоря, она правильно сделала, что дала мне пощечину, — вспомнив вчерашнее выражение Катькиного лица, Жданов совладал с собой. И теперь говорил медленно и тихо. — Катя, если хочешь знать, этой пощечиной оказала мне услугу.
— Услугу? — фыркнула Кира. — Интересно. А какие еще услуги тебе оказывает Катя? А я ничему не удивлюсь, Андрей!
Ну невыносимо же!
— Сейчас, — прорычал Жданов, — меня останавливает лишь то, что я пять минут назад пообещал отцу не ругаться с тобой из-за отмены свадьбы.
— Отмены? — переспросила Кира и поднесла руку к губам.
— Ты все слышала, — ответил он, ощущая нечто вроде удовлетворения.
Наверное, он был плохим человеком, но пролитая кровь снизила градус сотрясавшей его злобы. Услуги! Катя! Оказывает! Привыкла Кира к своим дешевым подругам!
И ему действительно было плевать сейчас, как она проголосует завтра.
Малиновский его прибьет за такую несдержанность, ведь стоило подождать всего один день.
Но Жданов не ощущал даже тени раскаянья.
Кира глянула на него диким, пустым взглядом и молча вышла.
За все время этой перепалки Катя даже не пошевелилась. Неподвижная, как статуя, она упорно смотрела прямо перед собой.
Жданов посмотрел на пушкаревскую прямую спину и вдруг принял решение.
— Кать, — велел он, стараясь говорить спокойно, — давай-ка ты на завтра возьмешь выходной. Я… сам представлю доклад.
— Да ты его даже не открывал! — ответила она устало.
— Я очень способный, — Жданов подошел к ней и положил руки на её окаменелые плечи. — Ты даже не представляешь себе, на какие подвиги я способен. Я, например, умею читать и знаю цифры.
Она посмотрела на него и слабо улыбнулась.
— Нет уж, — за бликами её очков мелькнула нежность, — я вас, Андрей Павлович, одного не брошу. Как президента компании и своего работодателя, чью репутацию я подмочила.
Что за стойкость храброго оловянного солдатика!
— Сама подмочила — сама и восстановишь. Как честная женщина, — он легко коснулся губами её щек и лба. — Кать, прости. Кажется, мне вообще не стоит отходить на тебя ни на шаг. Ты как?
— Нормально, — ответила она, подумав. — Кира Юрьевна тоже права. Особенно… после Милана. Я во всем перед ней виновата.
— Глупости, — рассердился Жданов. — Если уж искать виноватых, то ты здесь вовсе не при чем. Не ты же встречалась с Кирой. Всё, Катюш, не расстраивайся. Я больше никому не позволю тебя обижать. Сейчас мы пойдем в конференц-зал, а потом на показ…
— Но у меня куча дел, — слабо возразила она.
— Плевать, — отмахнулся Жданов. — Кстати, родителям я тоже сказал об отмене свадьбы.
Катя прерывисто вздохнула.
— Что будет, если завтра Воропаев решит продать свою долю акций?
— Папа ему не позволит, — с уверенностью, которой он вовсе не чувствовал, ответил Жданов.
— Коля прав, — задумчиво сказала Катя, и в грудь Жданова от этих слов воткнулась ледяная игла, — если все пойдет наперекосяк, решения придется принимать мне, как владелице Никамоды.
— Катя!
— Не кричи, — нахмурилась она, сосредоточенно кусая губы.
— Так, — сказал Жданов и схватил с вешалки её пальто. — До показа у нас есть пара часов. Давай скатаемся к нотариусу и оформим генеральную доверенность на управление Никамодой на меня. Выведем тебя из-под удара. Звони своему Зорькину, пусть везет документы.
— И что нам это даст? — Катя не пошевелилась.
— По крайней мере, им не в чем будет тебя обвинить.
— И что нам это даст?
— Катя, считай что это моя начальственная придурь, — он натянул на неё пальто, накинул свое и за руку потянул её к двери. — Я же у нас всеми признанный тиран и деспот… Вика! Скажи всем, что мы с Катей уехали на час-другой.
— Так ведь Воропаев приехал…
— Ну так предложи ему кофе!
— Ты это… прости, — от неловкости Жданов почти выронил портфель с документами, который ему протягивал Зорькин, — я вчера выпил лишнего, ну и в общем. Вспылил.
Катя с таким вниманием разглядывала план эвакуации, вывешенный на стену в коридоре, что можно было не сомневаться в том, что она подслушивает.
— А вы бы, товарищ Жданов, валерьянку принимали, — с достоинством поправляя очки, ответствовал Зорькин.
— Обязательно воспользуюсь вашим мудрым советом, Николай Антонович, — смиренно склонил голову Жданов. Он оглянулся на Катю и оттащил Зорькина в уголок. — Слушай, уговори Катю не приходить завтра на совет, меня она не слушает. Беспокойно мне.
— Я все равно приду, — сообщила плану эвакуации Катя, — можете не шушукаться.
И Жданов с Зорькиным синхронно закатили глаза.
На показе Жданов не терял Катю из поля зрения ни на минуту и даже на подиум попытался вместе с ней подняться, но Пушкарева уперлась упрямым осликом, и ему пришлось выпустить её локоть из своих пальцев.
Точно. Рано Катерине пока на подиум. Не поймут.
— Добрый вечер! Говорят, женщины всех времен соглашаются с утверждением: нечего носить. Зималетто утверждает обратное! Носить есть что! Сегодня наш гениальный дизайнер, известный всем Милко сотворил чудо. От женщин, одетых в его одежду невозможно оторвать глаз. Итак — новая коллекция Зималетто!
Буквально слетев вниз, Жданов спросил у отца:
— Ну, как сказал?
— Сказал хорошо, посмотрим, как сделал.
Рассмеявшись, Жданов повернулся к Кате:
— Устала?
Она покачала головой.
— Все в порядке.
— Не проголодалась? Слушай, давай дождемся окончания показа и свинтим отсюда, — и наткнулся на внимательный отцовский взгляд, снова улыбнулся ему и перевел взор на моделей.
У него было отличное настроение.
Показ ожидаемо был великолепным, родители были довольны, Юлиана одобрительно покачивала головой, Воропаева с кем-то увлеченно трепался, а Кира тихо напивалась в баре и никого не беспокоила.
Все было хорошо.
— Все отлично. Правда, отлично. Появилась надежда на новые контракты, на возможность расплатиться с долгами, так что… у нас всё, Кать, получится.
Подперев рукой щеку, она смотрела на него с легкой улыбкой.
— Что? — забеспокоился Жданов. — Почему ты не ешь?
— Ты как будто светишься сейчас, — сказала Катя. — Ты такой… такой Андрей Жданов.
Они ужинали в очередном ресторане, и при мысли о том, что придется Катьку везти домой, легкая тень накрывала безоблачный ждановский триумф.
— Ты тоже очень похожа на Екатерину Пушкареву, — ответил он, улыбаясь. — Будущая Екатерина Жданова.
— Что? — Катя выпрямилась, глядя на него с изумлением.
— Прости, — он легко поцеловал её руку. — Я знаю, что дурак, и так предложения не делают. Я исправлюсь в самое ближайшее время.
— Предложение? — повторила она с недоверием.
— Кать, — Жданов подвинулся ближе. — Катюш, завтра в это время все будет закончено. Совет пройдет, и у меня будут развязаны руки. И тогда, — он погладил её ладонь, — тогда у нас с тобой все будет иначе, правда?
— Ты… — она облизнула пересохшие губы, — хочешь жениться на мне, несмотря на… несмотря ни на что? На мне?
— Ты говоришь об этом с таким потрясением, как будто я собрался лететь на луну, — с нежностью упрекнул её Жданов. — Кать, ты была права — отчет придется представлять Екатерине Валерьевне Пушкаревой. Потому что шеф влюбился и потерял остатки разума.
Она смотрела на него завороженная, покоренная, восхищенная. И это пробуждало в Жданове неведомые доселе чувства.
Что-то очень-очень теплое.
— Кать, ты самый близкий, самый родной мне человек в целом мире, — продолжал Жданов, увлеченный непривычными ощущениями, — я даже не представлял раньше, что можно быть к кому-то так близко. Я всегда тебе верил, больше, чем кому бы то ни было.
Катя вскочила.
— Мне пора, — смятенно воскликнула она. — Мне надо домой. Я очень устала.
— Конечно, — согласился с ней Жданов, мрачнея. — Вам надо домой, Катя.
Кажется, и сегодня Пушкарева продолжит свои игры в молчанку.
Ослепший и оглохший от поцелуев, которые с прощального чмока в щечку затянулись на добрых полчаса, Жданов сидел в машине под Катиными окнами и бесцельно следил за работой дворников.
Вправо — боль и обида. Влево — тепло, растекающееся по груди парным молоком. Вправо — Катино вранье. Влево — будущий маленький Жданов, крохотные ручки, крохотные ножки. Вправо — страхи и беспокойства. Что день грядущий нам готовит? Влево — Катька на его стороне, а значит, нестрашно. Вправо — страшно за Катьку. Влево — он никому не позволит.
Что его — то его.
— Ты влюбился, — сообщил он сам себе без всякого удивления. — Жданов, ты первый раз в жизни влюбился! Отлично! По уши. В Катю Пушкареву.
И засмеялся от очевидности происходящего.
========== 36 ==========
— Добрый день, Катенька! Вы видели, какое солнце сегодня на улице! Катюш! Катя! Катюш, вы сегодня замечательны! Ну просто обворожительны! Ну потрясающи!
Катя, еще в пальто, стояла спиной к дверям и смотрела на него как на сумасшедшего.
Не в силах оставаться неподвижным, он схватил её в охапку, легко покружил по комнате, вспомнил про ребенка и поставил на место, выглянул в приемную, обнаружил отсутствие Клочковой, вернулся и расцеловал. Стянул с неё пальто, поправил оборки на блузке, пригладил воздушные волосы, выбившиеся из тугого узла и снова поцеловал.
— Андрей, — выдохнула ошалела от этих нежностей Катя, — что с тобой?
— Я люблю тебя, — объявил он с превеликим удовольствием. — И я счастлив.
Катя порывисто, как ребенок, бросилась к нему на грудь. Обхватила крохотными ладошками его плечи, прижалась, вздохнула и отпрянула. Едва сдерживая сияющую улыбку, напустила на себя строгий вид, но уголки её губ сами собой тянулись вверх.
— Вы хоть доклад прочитали, Андрей Павлович?
— Прочитал. Все равно не мог уснуть — всю ночь мечтал о вас, Екатерина Валерьевна.
Катя смущенно вспыхнула и спряталась за монитором.
— Мне надо подготовиться к совету, — раздалось оттуда. — Идите прогуляйтесь, вы мне мешаете.
Вот так Жданова и выставили из кабинета.
— Да, Малиновский, будет скандал. Даже будут жертвы! Но ты не представляешь, какое это счастье!
— А я видел, между прочим, сегодня Кирюшу. Скажем прямо — она в похмелье и ярости. Так что на твоем месте я бы запасся бронежилетом и каской.
— Да черт с ней, с Кирюшой. Сейчас главное — это Катюша.
— Выходилааа песнюю завоодилааа, — затянул Малиновский. — Жданов, ты мне надоел! Я не знаю, кем ты себя чувствуешь последнее время, но выглядишь ты как персонаж из книги «Идиот» под редакцией нашего курьера — Федора Михайловича Короткова. Жданов, послушай меня в последний раз. Твоя жизнь — это Зималетто. Впрочем, как и Кирина, и Сашкина, и твоих родителей. Они, между прочим, отчисления получают. А ты что, в одночасье хочешь, ради своей прихоти, все финансовое благополучие под откос пустить? Прекрасно! А чем они жить-то будут? В дворники пойдут?
— Если бы у меня была возможность прожить эту жизнь хотя бы дважды, я бы принес себя в жертву! Но знать, что совершаешь ошибку, и не пытаться её исправить — это глупо! Поэтому я вчера всем сообщил об отмене свадьбы, — безмятежно ответил Жданов, полностью довольный собой.
— Всем — это кому? — насторожился Малиновский. — Тебе и твоим множественным личностям?
— Всем — это родителям и Кире.
— Во дурак-то! — схватился за голову Ромка.
Не в силах оставаться на месте, Жданов сорвался с кресла и рванул в сторону комнаты с ксероксом. Вдруг испугался, что папки окажутся слишком тяжелыми для Кати.
— Андрей… Павлович? — удивилась она.
Он забрал стопку бумаг из её рук.
— Кать, а когда станет известно пол ребенка? — спросил он. — Ну в смысле, девочка это мальчик. Ужасно любопытно.
Катя бросила на него изумленный взгляд.
— Вам любопытно? — спросила она.
— Ну разумеется. А над именем вы уже…
— Вот вы где, — заглянула Кира. Она плохо выглядела — бледная, темные круги под глазами, голос на грани нервного срыва. — Акционеры собираются в конференц-зале, вы изволите появиться?
— Конечно, Кира, — с готовностью подтвердил Жданов. — Вот сейчас допечатаем отчеты и придем.
— И с каких пор президент компании стоит за ксероксом? — прищурилась она. — Ты теперь всю работу за Пушкареву будешь выполнять?
— А что, — воодушевился он, — я могу.
— Как долго ты будешь продолжать этот цирк?
Жданов демонстративно принялся раскладывать бумаги по папкам.
— Андрей Павлович просто волнуется перед показом, — объяснила Катя.
— А я, кажется, вас ни о чем не спрашивала, — высокомерно обронила Кира.
— Кира! — возмутился Жданов.
— Не смей на меня орать из-за Пушкаревой, — выпалила та и унеслась прочь.
— Извините, Катя, не в себе человек, — посетовал Жданов.
— Разумеется, не в себе. Вы вчера отменили её свадьбу! Вы хоть представляете себе, как это больно? — обрушилась на него Пушкарева. — Вы должны поговорить с Кирой Юрьевной. Как-то успокоить её.
— Как? — кротко спросил Жданов.
Катя только вздохнула.
— Ну что посмотрим, что вы там сочинили на пару с нашим общим другом, — приветствовал их Александр.
— Все хорошо, не сомневайся, — заверил его Жданов, раздавая папки. — С сочинениями у меня всегда было все в порядке.
— Так, не превращайте собрания в петушиные бои, — вмешался отец.
Клочкова принесла остывший кофе, и все с удовольствием на неё нарычали за это.
Катя, очень спокойная, собранная, бросала быстрые взгляды на собравшихся, словно пытаясь понять, чего от кого ждать.
Жданов подмигнул ей, пытаясь подбодрить, и улыбнулся как можно беззаботнее.
— Приступим? — предложил он, желая быстрее закончить этот совет.
Акционеры потянулись к папкам. Некоторое время царило молчание, потом Воропаев отбросил от себя отчет, встал и зааплодировал.
— Блестяще, Андрюша, — провозгласил он, — впрочем, мои похвалы не по адресу, — и он повернулся к Пушкаревой. — Изумительная подделка, Екатерина Валерьевна. Очень правдоподобная. Я бы даже смог поверить, если бы не это, — и он бросил на стол «Вестник регистрации юридических лиц».
Выражение Катиного лица не изменилось, лишь спина стала еще более прямой, да кровь отхлынула от лица.
— Что это? — спросил отец.
— Это, — торжествующе протянул Сашка, — вся правда о настоящем состоянии компании. Можете не тратить время на чтение отчета — он все равно липовый.
— Что ты говоришь, — рассердилась мама, а отец распахнул журнал по заботливо приклеенной закладке.
— Катенька, — чужим, неестественным голосом произнес Жданов, у которого сердце, кажется, совершенно перестало биться. — Вы можете быть свободны. У вас еще полно дел.
— Что? — изумилась Кира.
Воропаев, коршуном круживший вокруг стола, опустил ладонь на плечо Кате.
— Катенька, — издевательски прокаркал он, — не может быть свободна. Ей еще предстоит дать нам отчет о ваших махинациях.
Эта рука на Катином плече заставила ждановское сердце биться заново.
— Руку убрал, — процедил он.
Катя дернула плечом, скидывая с себя чужую ладонь. Жданов наконец перевел взгляд на отца.
— Ты заложил Зималетто? — спросил тот очень спокойным, очень серьезным голосом. — Компания заложена, а члены совета акционеров не знают об этом?
— Я все объясню, — быстро сказал Жданов, мучительно соображая, как увести отсюда Катьку.
— Не трудись, — вмешался Воропаев, — я сам объясню. Поскольку мне небезразлична судьба компании, нашего общего дела и, в частности, моего капитала. Так вот, я навел некоторые справки и выяснил, что всеми любимый Андрей Жданов заложил Зималетто. И заложил очень сомнительной организации под названием Никамода.
— Паш, тебе плохо? Воды! — всполошилась мама.
— Нет, все в порядке, — медленно отозвался отец, — пусть Андрей объяснит.
— Ну Андрей! Что ж ты молчишь! Что происходит, наконец! Это правда? Что это за Никамода? Что ты молчишь?
— Владелицей Никамоды является — тадам! — наша верная помощница, наш серый кардинал, Екатерина Валерьевна Пушкарева, — злорадно провозгласил Воропаев.
— И генеральная доверенность на управление Никамода оформлена — тадам! — на Андрея Жданова, — вмешался Жданов. — Катя, принесите доверенность.
Хоть бы она додумалась не возвращаться!
Катя не пошевелилась.
— Ты развалил такую большую компанию, за такой короткий срок. Жалкий, бездарный неудачник! Простите, Павел Олегович, — продолжал надрываться Воропаев.
— Если бы ты потрудился бы вникнуть в документы…
— Все, во что было нужно вникнуть — я уже вникнул. Вот документы, отражающие ваши махинации. Зачитать?
— Довольно, — тяжело проговорил отец, — Ответь мне на один вопрос: ты потерял компанию?
— Нет, не потерял, но в настоящий момент компания Зималетто принадлежит Никамоде. Но это только формально, — Жданов и сам понимал, что сейчас никто не сможет даже услышать его, не то что понять.
— Как ты мог? — выкрикнула Кира. — Андрей! Как ты мог отдать нашу компанию в руки чужого человека? Катя, что вы с ним сделали? Катя!
У Кати что-то сломалось в лице, и тогда Жданов действительно испугался. Больше, чем когда Воропаев кинул «Вестник» на стол.
— Катя, — сказал он с нажимом. — Немедленно уходите отсюда. Идите домой.
— Катя никуда не пойдет, — отозвался отец, — пока нам все не объяснит.
Её губы белели на глазах, а черты лица становились все резче. Лед разливался по ждановской груди.
— Катя, — не слыша себя отчеканил Жданов, — ждет твоего внука, папа. И если с этим ребенком что-то случится…
Поднялся какой-то гвалт, но он видел только потемневшие, огромные глаза, в которых сверкнуло что-то острое, как лезвие ножа.
Её губы шевельнулись, и слова терялись в общем хоре голосов, но Жданов услышал:
— Когда ты узнал?..
— В Милане, — ответил он. Сейчас казалось, что кроме них двоих нет никого в этом помещении. А может быть и в целом мире не было.
— Значит, вчера… когда ты предлагал… это все из-за ребенка?
— Катя!
Она замотала головой, не желая его слышать. Слепо встала и вдруг пошатнулась, заваливаясь в руки Малиновского, который был ближе всех.
И вот тогда Жданов понял, что значит — настоящий ужас.
Скорая, услышав, что плохо беременной, приехала в какие-то рекордные десять минут, подхватила белую Катю и поглотила в свои недра.
Жданов, который не мог вообще ничего, молча следил за её габаритными огнями, пока Малиновский вел машину. Они ехали следом, потому что Катя оттолкнула его от себя, когда он пытался помочь ей сесть в Скорую.
— Я умру, — сказал он вдруг, — если с ними что-то случится.
— Ничего не случится, — затараторил Малиновский. — Сейчас медицина знаешь какая? Они мигом Пушкареву на ноги поставят. Она просто перенервничала, Жданов, просто нервы. Даже у меня сердце прихватило! Что уж говорить о Пушкаревой. Она у нас, конечно, железная леди, но ведь тоже живой человек. Жданов, да не трясись ты! Пушкаревы просто так не сдаются!
А он даже не понимал, что говорит Ромка.
Слова сливались в какой-то однотонный мерный звук.
В приемный покой их не пустили, велели ждать. Ждать Жданов был не в стоянии, поэтому он хватал за руки всех, кто был хоть немного похож на медиков, и заверял их, что Кате нужна лучшая палата, лучшие лекарства, лучшие врачи. Наконец, одна из медсестер сжалилась над ним и пообещала узнать, что там с Пушкаревой.
Вернулась она через несколько минут, которые показались ему вечностью.
— Все в порядке, — сказала медсестра с улыбкой. — Матка немного в тонусе, давление подскочило. Сейчас положим вашу Пушкареву под магнезию, и будет как новенькая.
От облегчения у Жданова ноги подкосились. Он буквально рухнул на шаткий больничный стульчик.
— Все в порядке? — переспросил он. — И с ребенком?
— И с ребенком, и с мамочкой. Её сейчас в отделение поднимут, полежит у нас с недельку.
— У неё обычно низкое давление, — пробормотал Жданов.
— Ну, а сейчас высокое, — терпеливо объяснила медсестра. — Идите в кассу, раз решили платную палату оформлять. И привезите мамочке халат, ночнушку и тапочки.
— Понял, — сказал Ромка, — касса, тапочки. Я пошел.
— Я могу увидеть Катю? — спросил Жданов. — Я заплачу!
Медсестра рассмеялась.
— Увидите, — пообещала она, — дайте хоть оформить человека!
И Жданов остался один. Телефон в его кармане разрывался, и он взял трубку.
— Как Катя? — спросил отец.
— Её положили на сохранение, — голос дрогнул, и что-то перехватило горло, как в детстве, когда он поверял родителям все свои беды, и становилось легче.
— Когда ты сможешь вернуться в компанию? — сухо спросил папа.
— Не знаю. Я не могу сейчас ни о чем думать, кроме Кати.
— Ты понимаешь, что ты нам очень многое должен объяснить?
— А ты понимаешь, что моя любимая женщина сейчас в больнице? — закричал Жданов.
Отец помолчал.
— Ну хорошо, — сказал он наконец, — мы поговорим, когда ты успокоишься.
Уже знакомая медсестра, решившая сегодня быть доброй феей, снова появилась — с бахилами и белым халатом.
— Сдавайте свое пальто в гардероб, папочка, — распорядилась она, — и облачайтесь.
У Жданова дрожали руки, и он никак не мог попасть в рукава, и тогда медсестра просто накинула халат на его плечи.
Они поднялись по лестнице, прошли узким коридором.
— Только не болтайтесь по отделению, — наставляла его медсестра, — у нас тут мужчины не водятся. Разве что по пожарной лестнице просочиться какой-нибудь неугомонный супруг… Но для платников другие условия. Сюда.
Палата была крохотная, но Жданов видел только Катю — она уже была под капельницей, накрыта пестреньким одеялом, а на белой подушке прямо возле её лица был напечатан черный больничный штамп.
— Катя!
Она смотрела на него серьезно и грустно, и от этого взгляда становилось не по себе.
========== 37 ==========
— Катя… Катюш, — Жданов, неловкий, как слон, в этой крошечной палате, шагнул вперед и остановился, боясь прикоснуться к ней, чтобы не потревожить систему, прикрепленную к её руке. — Как вы?
— Нормально, — ответила она беспокойно, — дай мне твой телефон.
Он растерянно протянул ей мобильник, уверенный, что она хочет позвонить родным. Катя, знакомая с его телефоном лучше, чем с собственным, быстро пролистала список контактов и набрала какой-то номер.
— Павел Олегович? Это Пушкарева.
— Кать, —взмолился Жданов, — это подождет.
Она сверкнула на него глазами.
— Ничего не подождет, я не успокоюсь, пока все не объясню… Слышите, Павел Олегович? Мне нужно вам все рассказать… Нормально я себя чувствую. Вы можете меня выслушать? Спасибо. Это началось из-за самого первого бизнес-плана, который я написала для Андрея Павловича. Уже тогда было понятно, что мы не сможем расширить производство без сокращения расходов. И мы решили сэкономить на тканях…
Жданов слушал её спокойный, бесцветный голос, возвращаясь вместе с этим голосом в ту осень, когда жизнь еще казалась такой легкой, и когда он еще мог спокойно спать по ночам.
Пустая, скучная жизнь.
Её голос успокаивал его и обжигал глаза слезами.
Как так получилось, что Катька даже на больничной койке решает проблемы?
Почему эта крошечная невыносимо упрямая девочка такая бесстрашная?
— Коллекция провалилась, и мы скрыли масштабы этого провала от акционеров. В поисках решения мы пытались найти самые лучшие ткани по самой дешевой цене. И заказали их в Узбекистане. Ткани оказались контрафактными. Мы потеряли деньги. Вот тогда и появилась Никамода — как костыль для Зималетто… Я понимаю и признаю всю неэтичность нашего поведения, Павел Олегович, но сейчас у меня нет сил на раскаяние. Я просто передаю вам всю информацию для того, чтобы вы могли принять верное решение. Никамода была создана и поглотила Зималетто. Мы будем вынуждены оставаться в этой ситуации еще минимум полгода. Да хоть сто юристов, Павел Олегович! Менять руководство Зималето сейчас — неразумно. Выгонять меня на улицу неразумно тоже, наши банковские взаимоотношения завязаны на моей персоне, какой бы неприятной она вам не казалась. Поэтому я предлагаю вернуться к переизбранию президента через полгода. Ну, если вам конечно не безразлична судьба компании… Нет, это не наглость, это здравый смысл. Сейчас у меня на реверансы здоровья не хватает. Это всё, что я хотела вам сказать. Думаю, что юристы повторят вам то же самое. Но решение, конечно, за вами, я готова положить на стол заявление в любую минуту. Как наемный служащий Зималетто я подчинюсь вашему решению, как владелица Никамоды — буду настаивать на том, чтобы Андрей Павлович остался на своем посту. Исключительно в интересах компании. Да, много ошибок, но на ошибках учатся. До свидания.
Она нажала отбой и длинно выдохнула. Слабо улыбнулась.
— Как гора с плеч свалилась, — произнесла она тихо.
— У меня тоже, — признался потрясенный Жданов и осторожно пристроил себя на колченогий больничный табурет. — Кать, я страшно испугался.
Она прикрыла глаза ресницами.
— С вашим ребенком, Андрей Павлович, все в порядке, — сообщила она едко.
— Ах вот как, Екатерина Валерьевна, — немедленно рассердился он, так зацепила его эта едкость, — теперь это мой ребенок. Еще недавно он был ребенком какого-то придурка-мимокрокодила! Ты пыталась сделать моего ребенка Зорькиным!
— Не кричите, вы все-таки в больнице, — осадила его Катя, — а я все-таки пациент. Совести у вас нет.
— Кать, — Жданов сбавил обороты и придвинулся ближе. — Почему ты мне не сказала?
— Я пыталась! Перед поездкой в Милан, когда поняла, что ты на полном серьезе ничего не помнишь. Но тогда не было времени, рассказать тебе в самолете — значит, вызвать бурю на весь салон. А потом, в Милане, помнишь, что ты сказал?
— Что я сказал? — испугался Жданов. Очевидно, очередную глупость он сказал, а Катька приняла всерьез!
— Ты сказал, что главное для тебя — продержаться до окончания совета директоров без всяких катаклизмов. И я решила, что расскажу тебе после совета. Не стану обрушивать на тебя такую бомбу перед таким важным событием.
— Что? — ему показалось, что он оглох. Значит, все то время, пока он метался, не помня себя от подозрений, обиды и злости, Катька просто напросто продолжала исполнять его пожелания?
Господи, какой же он идиот!
В палату вошла медсестра.
— Ваш друг передал пакет с вещами, — сказала она, подкрутила капельницу и вышла.
Жданов потянул за торчащий из пакета шелковый пояс и извлек на свет божий полупрозрачный пеньюар.
— Роман Дмитриевич рехнулся, — сказала Катя. — Мне нужна ситцевая ночнушка и махровый халат, а не вот это все!
— Я скажу, — Жданов взял телефон из её руки и вышел на лестницу. Ему нужно было успокоиться.
Руки тряслись, когда он поднес телефон к уху.
— Ситцевый халат и махровая ночнушка, Рома, — сказал он.
— А, — насмешливо отозвался Малиновский. — Пациент скорее жив, чем мертв, раз капризничает. Значит, Кате лучше?
— Настолько лучше, что она позвонила моему отцу и распорядилась не лишать меня президентства, а то хуже будет.
— Узнаю нашу Катеньку, — расхохотался Малиновский. — Слушай, Жданов, женись, я тебя благословляю. С такой женой тебе сам черт будет не страшен.
— Тебя забыли спросить! И принеси мне что-нибудь из одежды тоже, я останусь пока здесь.
— Надолго?
— Пока не выгонят.
— Ну-ну. По крайней мере, после того, как меня уволят из акционеров, я смогу работать курьером.
Сделав еще несколько глубоких вздохов, Жданов вернулся в палату.
Катя задумчиво следила глазами за медленными капельками в капельнице.
— Кать, ты чего-нибудь хочешь? Воды? Еды? Мандаринов?
— Ну, воды мне точно не хочется, — фыркнула она.
— Мы можем поговорить? Ты не устала? Не слишком слаба?
— Андрей, я сделала, все что могла. Теперь остается ждать, что решит Павел Олегович.
— Да не об этом, — он вернулся на свой табурет, — а о ребенке. С самого начала.
— С самого начала? — она вздохнула. — Однажды в один московский модный дом пришла неформатная Клава, которую удобно расположили в каморке.
Он засмеялся, вскочил, обошел кровать и присел с той стороны, где не было системы.
— Можно, Кать? Мне тяжело быть далеко от тебя.
— Андрей, сейчас нет смысла притворяться. Твой ребенок никуда от тебя не денется. Можешь не напрягаться с романтикой.
— Идите к черту, Екатерина Валерьевна, — выдохнул он страдальчески и осторожно пристроился на краешке узкой кровати, уложил её голову на свое плечо. — Я затащил вас в постель еще до того, как узнал о собственном отцовстве. Потому что умирал от желания, а не потому, что строил какие-то там козни. Вам придется смириться с этим, Катя. Я, Андрей Жданов, люблю именно тебя. Отдельно тебя, отдельно ребенка и отдельно вас вместе. Вот такой я любвеобильный.
Она подняла на него недоверчивый взгляд.
— Я… в это сложно поверить. Я ведь мечтала об этом с самого начала.
— С какого самого начала? С той ноябрьской ночи?
— С того дня, когда я едва не провалила показ, появившись на подиуме, а ты меня не уволил.
— Послушай, но ведь это было сразу после того, как ты пришла в Зималетто. Кать, ты что, влюбилась в меня уже тогда? — поразился Жданов.
— Возможно, — ответила она уклончиво.
— Но ведь ты… прятала моих любовниц от моей невесты.
— Все для вас, Андрей Павлович, — пробормотала она. — Всегда все для вас.
Он нежно поцеловал её веки.
— Святая Катерина! — прошептал с любовью.
— Ты позвонил в ту ночь, и я тайком сбежала от дома. Думала, снова застану тебя в женском платье или что-то в этом роде.
— Какая прекрасная у меня репутация!
— Я приехала в бар, ты был с Изотовой, но сразу бросился ко мне. Катенька, Катюш, как я рад вас видеть, вы моя спасительница. Мой верный Санчо Панса…
— Надо было мне по морде, — заметил Жданов с сожалением.
— Ты попросил проводить тебя домой, и я удивилась. Ты ведь нормально выглядел! Не шатался, язык не заплетался. Взгляд вот только… но ведь я не специалист в таких делах. В такси ты продолжал шептать всякие глупости и грел дыханием мои ладони. Потом попросил подняться, сказал, что тебе надо передать мне какие-то документы на утро. Я удивилась — какие еще документы, но ты был так настойчив. Глупая, наивная Пушкарева. А потом, когда ты сказал, что я нужна тебе… Я подумала: ведь можно украсть для меня одну ночь. Никому же хуже не будет. Всего одна короткая ночь… — голос Кати дрогнул. — Ты был так нежен.
Слава богу, хоть на это у него ума хватило!
— Мы договорились сделать вид, как будто ничего не было, — продолжала Катя. — И знаешь, у тебя наутро отлично это получилось. Ты пришел раздраженным, у тебя болела голова, и ты даже прикрикнул на меня несколько раз. Тогда я подумала, что ты был куда более пьян, чем мне показалось, а я-то ничего не поняла! Раскатала губу, подумала, что действительно тебе немного нравилась… В общем, я прорыдала несколько ночей подряд, а потом сцепила зубы и велела себе жить так, будто ничего не произошло.
— Мне так жаль, — прошептал Жданов, страдая вместе с ней.
— Потом, через пару недель это свидание с Изотовой, когда ты забыл меня в кладовке. Мне казалось, что ниже падать уже некуда, но я упала.
— Изотова была из-за тебя, — произнес Жданов, не уверенный, что это хорошее оправдание. — Я, конечно, подозревал, что она меня чем-то опоила, но меня это мало волновало. Я пытался поймать те ощущения, которые очень смутно помнил. Но ничего у меня не вышло. Лера не была тобой.
— Прошло еще несколько недель, — продолжала Катя тихо, — однажды я пришла домой, а мама смотрела сериал. Главная героиня вдруг выяснила, что беременна! И тут я вспомнила, что пропустила свой цикл. Ты себе не представляешь, какой длинной была моя ночь! Я уговаривала себя, что забеременеть из-за одной случайности — слишком по-сериальному. Что в реальной жизни так не бывает. Что это было бы слишком мелодраматично. Но с утра я купила тест, и увидела две полоски. Две полоски! Ребенок Андрея Жданова! Мое личное сокровище! Я плакала и смеялась в кабинке Зималетто, было раннее утро, и никого еще не было.
— И, разумеется, ты не пришла со своими полосками ко мне. Почему, Катя? — обида все-таки дрожала на кончике его языка.
— Ты собирался жениться. Тебе нужна была компания. И тут какой-то ребенок от какой-то секретарши!
— Какой-то? Моей секретарши!
— Мне надо было подумать, — произнесла Катя. — Наверное, я бы тебе сказала, но ты узнал сам и закатил настоящую истерику. Ты кричал про предательство, что я не имела права так с тобой поступать, ты… ты все время спрашивал про отца, как будто снова и снова пытаясь убедиться, что я не сделаю тебя причастным к этому ребенку.
От ужаса Жданов даже застонал.
Каким козлом он выглядел в глазах Кати!
— Я действительно был расстроен, — сказал он хрипло. — Моя Катя Пушкарева беременеет черт знает от кого!
— Я же не знала, что ты не помнишь… Но я не сердилась на тебя, — добавила она торопливо. — Я пыталась все время понять, что для тебя ребенок — это угроза всем твоим планам, надеждам, мечтам. Что ты его не планировал. Что нельзя взять и лишить тебя всего из-за того, что так получилось. Но потом вы выкрали мою карту, чтобы убедиться, что я нигде не указала имя отца, и это меня выбило из колеи.
— Ромка выкрал твою карту, чтобы узнать имя отца. Он боялся, что ты отдашь ему Зималетто, — объяснил Жданов.
— Да, именно так вы тогда все и объяснили, и я подумала, что ты даже Малиновскому ничего не рассказал. В то же время ты постоянно заботился о ребенке, следил за моим питанием и режимом дня, и мне казалось, что несмотря на твое яростное отрицание, ты все-таки беспокоишься о малыше.
— Я всегда беспокоился о тебе, — сказал Жданов мрачно.
Катя переглотнула.
— Невероятно, — прошептала она. — Потом мы поехали в Тулу, и ты рассказал о нашей ночи Роману Дмитриевичу. И я окончательно запуталась после инструкции. Если даже Малиновский не знает, кто отец, то может ли такое быть, что и ты сомневаешься? Почему ты сомневаешься? Потому что считаешь, что у меня был другой или потому… что ты не помнишь? В такую дичь я не могла поверить. Я… сходила с ума. Иногда мне хотелось исчезнуть из твоей жизни, чтобы не быть лужей под колесами, а иногда мне хотелось причинить тебе боль. Я придумала эту свадьбу с Колей, чтобы оттолкнуть тебя, но и разозлить тоже. Я говорила себе, что ты сам себя наказываешь, отказываясь от ребенка, и мне становилось жаль тебя. Я… меня швыряло из эмоции в эмоцию, и я барахталась, пытаясь не сорваться ни в слезы, ни в истерику. Мне хотелось кричать: посмотри же на меня! Во мне твой ребенок! Почему ты отворачиваешься от него. Но мне также хотелось, чтобы ты отвернулся и был всегда счастлив той жизнью, которую ты для себя выбрал.
— Какой кошмар, — содрогнулся Жданов. — Я был бы всю жизнь несчастен без тебя, и даже не понимал бы этого.
— Значит, ты вспомнил в Милане? — спросила Катя взволнованно.
— В тот самый момент, когда мы занимались любовью. Наша предыдущая ночь ясно встала перед глазами.
— И ты промолчал, потому что не знал, что делать?
— Потому что я хотел, чтобы ты сама мне сказала! — прорычал он. — Я чуть не задушил тебя от злости! Я… слишком привык доверять тебе, Катя. Твоя ложь разрывала меня на куски. И в то же время я был дико счастлив. Мой собственный ребенок! Никакого левого мужика у тебя не было! Ты моя! Только моя. Всегда моя.
— Ты узнал, что ребенок твой и немедленно возжелал жениться на мне, — медленно протянул Катя. — Вот откуда отказ от свадьбы с Кирой.
— Ты говоришь так, — обиделся он, — как будто жениться на матери своего ребенка — преступление. Я бы все равно на тебе женился, — подумав, честно добавил он, — просто мне бы понадобилось куда больше времени. Я иногда ужасно туго соображаю, но это всего лишь потому, что никогда прежде не испытывал ни к кому ничего подобного. Ты как будто моя рука или нога. Часть меня.
— Андрей, тебе надо успокоиться и подумать обо всем трезво.
— Я не могу думать трезво! И вообще… почему ты меня все время стараешься охладить?
— Позови медсестру, — сказала Катька устало, — у меня капельница заканчивается.
========== 38 ==========
После того, как Кате убрали капельницу, она сходила в душ, который располагался прямо при палате, завернулась в огромную фланелевую ночнушку, притащенную Малиновским, с явным удовольствием забралась на узкую больничную койку и немедленно заснула.
Жданов тоже принял душ, переоделся в домашние брюки и блейзер, полюбовался спящей Катериной — какой же усталой, крохотной и бледной она была, помаялся и вышел в коридор.
Близился вечер, а значит, пора было сообщать плохие новости Пушкаревым.
Катя, которая всегда переживала о том, что отец будет волноваться, до сих пор не позвонила родителям, и это наводило на самые нерадостные размышления.
До сих пор Жданов мало интересовался тем, что происходило с Катей дома. Ему не хотелось вникать в сложные семейные взаимоотношения. Но ей-то было дело до его сложных семейных взаимоотношений, раз она даже с больничной койки первым делом позвонила его отцу!
Долг пора было отдавать, и Жданов понятия не имел, как объяснить всю эту ситуацию Валерию Сергеевичу. Извините, я был под наркотой, поэтому не помнил, как переспал с вашей дочерью?
Трибунал.
Тем не менее, деваться было некуда.
Домашний телефон Пушкаревых он помнил наизусть, как номер скорой или полиции. К счастью, трубку взяла Катина мама.
— Елена Санна, это Жданов. Вы только не волнуйтесь, с Катей абсолютно все в порядке. Нет никакой угрозы ни для неё, ни для ребенка. Просто она очень устала… Елена Санна, Катю положили на сохранение. Она сейчас спит.
— Господи! А ведь я говорила, что этим все и закончится! — воскликнула Елена Санна испуганно. — В какой больнице Катюша?
Жданов ответил.
— Но к ней сейчас не пускают, — соврал он, понятия не имея, пускают или нет. Ему почему-то казалось, что Кате нужен отдых и от родных тоже. — Но я могу передать трубку её лечащему врачу, она вам подробно все объяснит.
— Как не пускают? Валер, Катя в больнице! Господи, капли…
Вызов прервался.
Жданов покрутил телефон в руке и пошел искать ординаторскую.
Среди женщин разной степени беременности, сновавших по отделению, он выглядел чужеродно.
Как крейсер Варяг среди белых парусников.
Сухонькая старушка Баба-Яга встретила его с традиционным гостеприимством.
— А, чокнутый папаша, — воскликнула она. — А я думала — кто это тут переполошил всю больницу. А это широко известный в узких кругах начальник Пушкаревой.
— Начальник и отец, — гордо объявил Жданов и вдруг взволновался: — А мне наверное тоже нужно сдать какие-нибудь анализы? Ну с генетической точки зрения.
— Я бы вас самого сдала на анализы, — хмыкнула старушенция. — С антропологической точки зрения. Но хватит с вас того, что вы отремонтируете нам сестринский пост. Краска, линолеум, потолки бы обновить… Да я вам составлю смету вашего добровольного пожертвования акушерскому отделению.
Жданов кивнул, согласный на все, лишь бы его не выставили вон.
— А вы можете с Катиными родителями поговорить? Ну чтобы они сами не волновались и Катю не волновали.
— И плафоны нужны, — вздохнула старушка, протягивая руку к телефону.
Жданов снова торопливо набрал знакомый номер.
— Валерий Сергеевич? Я передаю трубку врачу.
— Нормально все с Пушкаревой. Переутомление. Нервы. Стресс, — сухо протараторила баба Яга. — Полный покой, никаких посетителей до завтра, как минимум. Да не нужны ей котлеты, у нас тут нормальное питание! И компота не надо, пациентке надо просто поспать. Капельницы ставим, расслабляющие. Завтра сдаст все анализы, подержим у себя с недельку и вернем вам, как новенькую. Не беспокойтесь ни о чем, ваши Пушкаревы в надежных руках.
И она повесила трубку. Уставилась на Жданова с явной симпатией.
— Спасибо, — он расцеловал старушку, чем извлек из недр её сухонького тела весьма юное хихиканье.
Катя проснулась уже глубоким вечером.
Порывисто села.
— Папа! Мама! — в ужасе воскликнула она.
— Миссия выполнена, — отчитался Жданов и рассказал про звонок доктора.
Катя с облегчением выдохнула.
— Я голодная, как волк, — призналась она.
— Ага, — он достал тщательно завернутые в газету и теплую шаль котлеты. — Елена Санна умудрилась все же передать тебе домашней еды.
— Ты виделся с ними? — встрепенулась Катя.
— Не решился пока. Я же не знаю, что говорить. Кать, как мы теперь будем объяснять твоим родителям, почему я сразу на тебе не женился?
Катя сосредоточенно жевала, задумчиво его разглядывая. Пожала плечами.
— Сам решай этот вопрос, — ответила она, наконец. Подцепила пухлую картофелину из контейнера. — Мне врач запретил много думать.
От неожиданности Жданов едва не подпрыгнул.
Вот это поворот!
Его героическая Катька не бросилась, в очередной раз, спасать свое непутевое руководство?
Расхохотавшись, Жданов наклонился и поцеловал её в обе щеки.
— Это за что? — деловито спросила Катя, протягивая ему кусочек котлеты на вилке.
— За всё, — сообщил Жданов.
Катя кивнула, принимая это объяснение.
— На УЗИ сказали, что может быть мальчик, но может быть и девочка, — сообщила она. — Про девочку я вообще не думала! А если она будет похожа на меня?
Жданов сгреб Катьку вместе с котлетой на вилке охапку и уселся с ней на кровать, устроив Пушкареву на своих коленях.
— Значит, она будет самой лучшей девочкой в мире, — ответил он нежно. — Кать, ты единственная и неповторимая. И я люблю тебя… кажется, даже больше, чем себя.
Вот так открытие.
Она икнула и неуверенно улыбнулась.
— Но может быть и мальчик, — повторила она. — Да точно мальчик, такой же красивый и порывистый, как ты.
— Будет у нас и девочка, и мальчик, — пообещал он, улыбаясь. — Вопрос только в очередности.
Она взъерошила его волосы, стянула очки.
— Мы действительно поженимся, Андрей? Ужасно выходить замуж из-за ребенка.
— Мы действительно поженимся, — он прижал её к себе, чмокнул в макушку. — И совсем не из-за ребенка. Хоть лично я считаю, что мой ребенок стоит того, чтобы десять раз жениться.
— Интересно, — задумалась Катя, — удастся ли нам придумать такое женское имя, с обладательницей которого ты бы не спал.
— Кать, — возмутился он, — что за глупости в твоей голове! Не такой же я был и бабник!
— Такой-такой, — вздохнула она. — Мне ли не знать, если весь твой гарем проходил передо мной. Зарина, Джамиля, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай…
— Ни одной Гюльчатай у меня точно не было! И вообще я больше не буду, — покаялся Жданов. — Я ведь почему раньше бабником был? Потому что у меня Пушкаревой не было. А теперь всё, как отрезало!
Безо всякого стука вошла медсестра, и Катя торопливо вскочила на ноги.
— Утром кровь, моча и температура, — оставляя направления, сообщила медсестра, покачав головой. — Пушкарева, на голодный желудок кровь. Отец ребенка тоже должен сдать анализы на резус-принадлежность.
— Я сдам. Я отец, — проговорил Жданов.
Медсестра засмеялась и вышла.
— Ты всем подряд сообщаешь, что отец? — спросила Катя.
— А что? Если это мой ребенок!
— Папа от тебя мокрого места не оставит, — заметила она.
— Все будет хорошо, Кать, — бодро заверил её Жданов.
Что они, с Пушкаревым общего языка не найдут, как отец с отцом?
Утром Катя его безжалостно выставила в компанию, и зевая во все глотку, он отправился на растерзание акционерам. Кто придумал, что градусники нужно приносить в шесть утра? Заехал домой, чтобы переодеться и побриться, заодно покидал в сумку кое-какие вещи, чтобы вечером сразу рвануть в больницу. Потом помчался в ювелирный, где мучительных двадцать минут ждал открытия магазина. Купив Катьке самое дорогое кольцо, он наконец направился в Зималетто.
— Андрей Палыч! — бросилась к нему Тропинкина. — Как там наша Катя?
— Нормально. А здесь что?
— Ваш папа вас ждет в кабинете, а Катин папа вас ждет в конференц-зале. Вы к какому папе пойдете первому?
Вот так дилемма!
Валерий Сергеевич, взволнованный, подтянутый, мерил шагами небольшое помещение, не в силах остановиться.
— Андрей Павлович, — приветствовал он его, — я бы сам не пришел, да вот мать волнуется! Сами знаете этих женщин. Вы мне объясните подробно, что вчера с Катериной нашей случилось? Почему вы звонили из больницы?
Ах, как хотелось ответить, что звонил, потому что заботливый начальник.
Но сколько не откладывай этот разговор, он все равно состоится.
— Валерий Сергеевич, да вы присаживайтесь. Катя себя хорошо чувствует, правда. А звонил я вам из больницы… потому что это я отец её ребенка. Но мы скоро поженимся, — торопливо добавил он, как будто это все решало.
— Не понял, — сказал Пушкарев.
Вариант «просто так получилось» вряд ли бы прокатил.
— Мы с Катей любим друг друга, ждем ребенка и собираемся пожениться.
Жданову очень хотелось повторить про женитьбу еще раз десять, но он не успел.
Потому что дверь открылась, и вошел его отец.
Пушкарев меж тем опустился на стул, встал с него и снова сел.
— Опять не понял, — повторил он, — так это вы совратили мою Катерину? Я знал, что эти ночные бдения до добра не доведут! Что ты сделал с моей дочерью?
— А это Валерий Сергеевич Пушкарев, — сказал отцу Жданов.
Папа, мрачный, осунувшийся, сделал несколько шагов вперед.
— Прекрасно, — сухо сказал он, — это очень кстати. Наши дети натворили в компании таких дел!
— Ты говоришь о матери своего внука, — прикрикнул Жданов, теряя терпение. Отец действительно собирается добивать потрясенного Пушкарева?
— Да что вы заладили про свою компанию, — рассердился Валерий Сергеевич. — Мой ребенок ждет ребенка от вашего ребенка! Вот в чем проблема!
— Это не проблема, — запротестовал Жданов. — Это великая радость!
Оба отца уставились на него, как на таракана.
Он непроизвольно попятился.
— Но мы же поженимся!
— А как же Кира, на которой ты тоже собирался жениться? — печально спросил отец. — Мало того, что ты обманывал акционеров, так и собственную невесту.
— Да что же это такое-то, — охнул Пушкарев. — Значит, ты и мою Катю обманом соблазнил? А теперь говоришь о женитьбе? За кто за тебя такого вообще пойдет!
— Минуточку, — отозвался отец. — Давайте успокоимся. В Зималетто сейчас крупные неприятности, и я предлагаю отложить выяснение отношений до лучших времен.
— Плевал я на ваше Зималетто, — отмахнулся Пушкарев. — Моя дочь попала на больничную койку из-за вашего Зималетто, и вот этого вот… Да я на пушечный выстрел ей не позволю! Да она даже близко больше ни к компании, ни к этому вот человеку не подойдет.
— Совершенно с вами согласен, — кивнул отец, — компания вынуждена отказаться от услуг Екатерины Пушкаревой.
— Ну это не тебе решать, — отмер Жданов, совершенно расстроенный тем, какой поворот принял разговор. — Валерий Сергеевич, вы езжайте к Кате, вас к ней пропустят. А я потом к вам заеду, и мы поговорим.
— Я вынужден отказаться от вашего предложения, — с достоинством ответил Валерий Сергеевич. — Не вижу, о чем нам с вами разговаривать. Мы и без вас сможем позаботиться о нашем ребенке.
— Он такой же наш, как и ваш, — напомнил отец.
— Опомнились! — фыркнул Пушкарев и ушел, печатая шаг.
— Пап, ну вот зачем ты, — упрекнул Жданов отца. — Ты не видел, что у нас был важный разговор?
— Сейчас важнее всего компания, — резко отозвался тот, — через час состоится собрание акционеров. Ты готов к объяснениям?
— Как пионер, — буркнул Жданов раздраженно.
— Надеюсь, ты понимаешь, что с президентским креслом тебе придется проститься.
— Пап, прости, — Жданов вздохнул. — Я признаю свою вину перед акционерами и дам любые объяснения, какие вам будут угодны. Но покидать свой пост не намерен — с генеральной доверенностью на Никамоду я могу себе позволить такое непослушание.
— Андрей, — нахмурился отец, — мне не нравится твое поведение. Что ты творишь?
— Работаю над ошибками, — ответил Жданов. — Ты прости меня, пап, но мне Катька запретила увольняться. Кажется, я твердо намерен стать подкаблучником, — он озадаченно почесал макушку, пожал плечами и пошел звонить Елене Санне.
========== 39 ==========
— Елена Санна, это Жданов. Я еду к вам, вы собирайтесь пожалуйста, я отвезу вас к Кате, — звонил Жданов уже из машины.
У него катастрофически не хватало ни на что времени.
— Я объясню все по дороге. Нет, ничего не случилось. Да я вас сам отвезу!
Кажется, к концу дня у него мозоль на языке образуется. Целоваться Катьке с ним будет неудобно.
Пушкарева-мама ждала его возле подъезда, прижимая к груди очередную закутанную кастрюльку.
Жданов вышел из машины, помог ей сесть, но кастрюльку из рук так и не смог забрать.
Пахло вареной курицей.
— Елена Санна, — начал он, прекрасно понимая, что такие разговоры не ведутся на ходу.
До начала собрания оставалось двадцать шесть минут.
— Вы простите, что я вас так резко сорвал…
— Ну что вы, мы же к Катеньке едем.
— Просто… к ней еще Валерий Сергеевич поехал, и я думаю, что он в своем самом боевом настроении. Как бы не расстроил нам Катю.
— Валера? — удивилась Пушкарева-мама. — Он же на рынок поехал, рыбы свежей купить Катюше.
— В Зималетто он поехал, — сказал Жданов, — и мы с ним не очень хорошо поговорили.
— О чем? — ахнула Елена Санна.
Фух! Разбег, шасси отрыв от земли, полет.
— О том, что мы с Катей любим друг друга и ждем ребенка.
— Вот как, — только и сказала Елена Санна.
Он повернулся к ней — она выглядела спокойно и задумчиво.
— Вы знали? — осторожно спросил Жданов.
— Догадывалась. Кого еще Катюша могла так защищать? Отец ведь из неё всю душу вынул — кто этот подлец и сволочь. А она молчит, как партизан, только глазами сверкает. А у неё ведь только Андрей Павлович в голове, это без всяких объяснений понятно было.
— Один я дурак ничего не замечал, — вздохнул Жданов. — Но я обязательно все исправлю. Теперь все будет хорошо, Елена Санна, я обещаю вам. Катя будет очень счастлива рядом со мной.
— Ну-ну, — с ноткой недоверия прохладно отозвалась она. — Посмотрим.
— Смотрите, — кивнул Жданов, — только сейчас Катю прикройте. А то я только вечером к ней приехать смогу.
— Ну-ну, — снова повторила Елена Санна.
На собрание Жданов опоздал, но там и без него не скучали.
Юристы Зималетто, юристы Никамоды, взбешенный Сашка, белая Кира, удивительно тихий Малиновский, растерянная мама, ледяно-спокойный папа.
— Добрый день, — сказал Жданов, осторожно пристраиваясь в кресло.
— А вот и герой дня!
— Андрей, где ты был?
— Так ты намерен нам что-то объяснить?
— И до каких пор ты будешь вести себя так, будто тебе все нипочем?
— Как ты мог так врать нам, Андрей?
— Я прошу прощения за то, что обманывал акционеров, — начал Жданов, и на него обрушился новый шквал.
— Ну мы же не в детском садике!
— Почему ты это делал?
— Как ты мог доверять Пушкаревой?
— Я совершил много ошибок, — стиснув зубы, продолжал Жданов, — но эти ошибки стали для меня бесценным опытом. Поэтому я не намерен отказываться от поста президента. По сути, в данный момент нам с Катей принадлежит Зималетто, и не думаю, что сейчас разногласия по этому вопрос уместны. Мы вернемся к этой теме через полгода, когда компания выйдет из долгов. Мы эту кашу заварили, мы её и расхлебаем. Просто не мешайте нам.
Малиновский от такой наглости вытаращил глаза.
— Ну мне же семью кормить, — сквозь невообразимый шум, который поднялся после его заявления, пояснил ему Жданов.
Но мама услышала.
— О какой семье ты говоришь, Андрей? — спросила она. — Посмотри, до чего ты довел Киру!
— И мне очень жаль, — он нашел взглядом потухший, прозрачный от горя взгляд бывшей невесты. — Прости меня, Кира, — искренне произнес Жданов, — и я сожалею, что ты об этом узнала таким образом…
Воропаев бросился к нему с кулаками, и собрание окончательно превратилось в какой-то цирк.
— Мам, — прикладывая к разбитой губе пакетик мороженого из бара, Жданов пытался утешить родителей, — ну взгляни на это иначе. У тебя будет внук.
— Внук, — повторила она безутешно. — От этой странной девочки! Ты не обязан жениться из-за ребенка. Мы будем заботимся о нем, конечно же, но брак — это не обязательное условие.
— Конечно, — хмыкнул Жданов. — Алименты и папа выходного дня? Щас! Эта парочка — Катя и ребенок — нужны мне дома каждый день.
— Ты любишь её? — изумилась мама.
Отец неожиданно усмехнулся.
— А ты не видишь? — спросил он. — Наш сын совершенно потерял голову. Начальник и его секретарша! Какая банальная история.
— Ну простите, что не принцесса Монако, — обиделся Жданов. — Но Катя — это даже больше, чем любимая женщина. Это часть меня самого.
— Тем не менее, ты ведешь себя неподобающе. Ты не можешь делать в компании все, что тебе хочется.
— Я знаю, — вздохнул Жданов. — Но еще я знаю, что сейчас нельзя менять президента и оставлять банки без взаимодействия с Катей. Это действительно не моя прихоть, а необходимость исправить содеянное.
— А ты не думал, как это расценивают Воропаевы? Они вправе считать это захватом компании. Александр грозит обратиться в прокуратуру.
— Ну он же не дурак рубить сук, на котором сидит. Что он будет делать без своих дивидендов?
— А Кира? — спросила мама.
— А Катя? — спросил Жданов.
— Ты думаешь, я позволю вам с Пушкаревой и дальше руководить компанией? — спросил отец.
И такая дребедень — целый день.
То тюлень нападет, то олень.
В больницу Жданов приехал после семи.
В палате Кати не было, только Спок одиноко лежал на её кровати.
— У Пушкаревой посетитель, — объяснили на посту. — Целый день шастают!
Жданов помчался в приемный покой.
Разница между ними бросалась в глаза — Катя, трогательная в своем цветастом халате и смешных тапочках, и Кира, изящная, стильная, похожая на мраморную статую.
Обе они были бледны и серьезны, у обеих на глазах блестели слезы.
Жданов запнулся, не решаясь ворваться в этот крохотный женский мир, но тут Кира повернула голову и увидела его. Её губы задрожали, и она поспешно встала. Сумочка выпала из её рук, и Катя бросилась поднимать её, виноватый воробушек.
У Жданов так сильно и больно сжалось сердце, что перехватило дыхание.
Он заставил себя двигаться и подошел к ним.
— Кира?
— Я уже ухожу, — быстро сказала она и буквально бросилась прочь, ничего не видя перед собой.
Закусив губу, Катя смотрела ей вслед.
— Пойдем, — вздохнул Жданов и взял её за руку, — ну вот ты совсем замерзла, горе мое.
— Что с твоим лицом? — спросила она встревоженно.
— Воропаев, — коротко ответил он.
В палате он усадил её на койку, подвинув Спока, и сел на колченогую табуретку рядом, сжав обеими лапищами холодные ладошки.
— Расстроила тебя Кира?
— Сначала был папа, — проговорила Катя несчастным голосом и шмыгнула носом. — Очень сердитый. Сказал, чтобы я держалась от тебя подальше и что лучше быть матерью-одиночкой, чем такой муж. Что ты ему наговорил? Не мог сказать, что благородно берешь меня в жены вместе с прицепом?
— С каким прицепом? — не понял Жданов.
— Ну, ребенком.
— Мой ребенок не какой-то там прицеп! — возопил он.
— Чокнутый, — покачала головой Катя. — Потом была мама. Сказала, что ты тоже не внушаешь ей доверия, но раз уж мне кол на голове теши, то она попробует смягчить папу.
— Почему это я не внушаю ей доверия?
— Потому что я нахожусь уже во втором триместре, а ты только сейчас опомнился.
— Допустим, — мрачно буркнул Жданов, не найдясь с ответом.
— Потом приходила Маргарита Рудольфовна…
— Мама? — поразился он.
— Принесла ананас, но врач мне его запретила. Говорит, что при тонусе матки нельзя, — Катя сморщила нос. — Я отдала его медсестрам.
— Что тебе сказала мама?
— Ничего. Спросила, как я себя чувствую, какой срок и все такое. Сказала, что я не внушаю ей доверия, но раз уж тебе кол на голове теши, то она попробует смягчить твоего папу.
Жданов поневоле рассмеялся.
— Потом пришла Кира Юрьевна… — голос у Кати дрогнул и задрожал. — Спросила, как давно все началось и не стыдно ли мне смотреть на себя в зеркало. Я сказала, что стыдно.
— Катя! — страдая, воскликнул Жданов, но она замотала косичками.
— Подожди, не перебивай, — попросила Катя, — я сказала, что мы с тобой… ну случайно переспали. Что ты был пьян, расстроен, и я тобой воспользовалась. А потом появился ребенок, и ты очень страдал от того, что вынужден отказаться от свадьбы с Кирой — ну как честный человек.
— Катя, ну ведь это все неправда!
— А Кире и не нужна правда, — возразила Катя живо, — ей нужно за что-то ухватиться. И уж лучше я буду коварной разлучницей, чем Кира — брошенной женщиной.
— Что за приступ самопожертвования, — расстроился Жданов.
— А ты как? — спросила Катя, заглядывая в его лицо. Он бодро улыбнулся, разбитая губа засаднила.
— Я отказался покидать пост президента, — отчитался он.
— Молодец, — одобрила Катя. — Отдадим им компанию через полгода, когда она будет свободна от долгов.
— Там посмотрим, — ушел от ответа Жданов, не понимая, с чего это он должен будет отказываться от Зималетто. — Но пока папа и Сашка твердо намерены выставить меня вон.
Катю тоже планировали выгнать на улицу, но он решил не говорить об этом.
Катя осторожно потрогала пальчиком его губу.
— Бедненький, — протянула она жалостливо.
— Я привез нам ужин, — вскочил он. — К черту всех, давай кутить.
— Андрей, — она удержала его, — а тебе совсем не стыдно? Ну перед Кирой, перед акционерами, перед родителями… — её голос становился все тише и тише.
— Совсем, — твердо сказал Жданов. — Потому что все это того стоит. Ты того стоишь.
Катя прерывисто вздохнула и бросилась к нему на шею, словно желая спрятаться от всего мира.
========== 40 ==========
— Я с самого детства обожаю спать в новых местах, — тихий Катькин голос, доносившийся с соседней кровати, был похож на шелест ветра. — Мы раньше часто переезжали, и это было приключением.
— Вы, Екатерина Валерьевна, авантюристка, — мурлыкнул Жданов, довольно удобно пристроив себя на узкой и жесткой больничной кушетке.
— Еще какая, раз связалась с вами, Андрей Павлович. Андрей, а когда ты… ну…
— Влюбился в тебя? — умиротворенно догадался он. — Когда ты на поле футбольное поле верхом на Федоре ворвалась? Когда бизнес-план принесла? Или когда меня в шкафу своем прятала?
— Что ты выдумываешь, — с досадой проворчала она.
А он и не выдумывал. Теперь ему казалось, что Катя всегда была в его мыслях — едва не с первого дня. Того самого, когда она пришла на собеседование в белых своих носочках.
Он действительно довольно быстро привык к её неформатности, незаменимости и тихой поддержке.
Но ведь любовь — это не вопрос комфорта?
— Теперь я о вас заботиться буду, — провозгласил Жданов, преисполнившись разного рода сожалений за то, как бездарно он шпынял Катьку все это время.
Она помолчала.
— Андрей, а нам обязательно… обязательно нужно жениться? — спросила едва слышно.
От потрясения он подскочил на кушетке, которая жалобно скрипнула.
— Обязательно! — рявкнул Жданов. — Кать, ну что это такое?
— У тебя просто временное помутнение из-за того, что ты внезапно узнал о ребенке…
— Опять ты за старое? — он прислонился затылком к стене, ощущая свое бессилие. — Нет у меня никакого помутнения.
— Может, мне уйти из компании? Ты подумаешь, все тщательно взвесишь…
— Да не собираюсь я ничего взвешивать! Кать, ты же не овощи на базаре. Кстати, я тебе кольцо купил, — Жданов хлопнул себя по лбу. — Совсем замотался, представляешь?
Это визит Киры так его расстроил, а больше того — готовность, с которой Катя бросила поднимать её сумочку.
Он встал и нашел свой пиджак. Сквозь матовые окошки под потолком из коридора в палату падал неяркий свет.
Катя тоже села на своей кушетке, близоруко щурясь.
— Кать, — Жданов торжественно шлепнулся на одно колено. — Катюш, ну я тебя очень прошу — проживи свою жизнь вместе со мной. Ну чтобы долго и счастливо, и умерли в один день. Я… — господи, ну кто делает предложения в пижаме. Катя сейчас обидится и будет права. Надо, наверное, смокинг и ресторан, и красивое платье, и скрипачей. — Я не могу без тебя жить.
Она всхлипнула и протянула ему руку. Кольцо едва не упало, но он все-таки бережно натянул его на тонкий пальчик. Нырнул к Катьке под одеяло, дыша ей в шею.
— И чего ты у меня такая рева? — спросил невнятно.
Она дрыгнула ногой.
— Это все ребенок…
— Он бы все равно был моим, даже если бы и не был моим, — зачем-то сказал Жданов, хотя это уже было совершенно неважно. — Даже если ты и отказываешься в это верить. Но мы будем работать над твоей самооценкой. Никто на свете больше не обидит тебя, Кать.
— Мне все равно, — ответила она, прижимаясь к нему, — до всех остальных.
— И это правильно. И перестань каяться перед Кирой, я просто не могу на это смотреть!
Она лишь вздохнула.
Катю выписали через неделю, как и обещали.
Женсовет, уже наслышанный и о её беременности, и о будущей свадьбе, и о, собственно, отце ребенка, встречал Катю тихим ликованием. Но без лишнего шума — чтобы не нервировать, стало быть, Киру Юрьевну.
Родители улетели в Лондон, крайне недовольные нежеланием их сына с позором покидать компанию. Они обвиняли Ждановав том, что он разрушил многолетний союз с Воропаевыми, и теперь придется склеивать былую привязанность по кусочкам.
Юристы пришли к согласию — необходимо всячески затягивать процесс Зималетто против Никамоды и не делать сейчас резких движений и кардинальных кадровых ротаций.
На ждановской повестке дня остро стояли поиск нового жилья и примирение с Пушкаревым-папой, который категорически был против «такого нелепого брака». Но мама сказала, что иногда по вечерам ему звонит Жданов-папа, и они часами придумывают имена для внука или внучки.
Милко каждый день грозился уволиться и не работать на побегушках у Пушкаревой, а потом принес эскиз свадебного платья.
Кира несколько раз пыталась отговорить Жданова от женитьбы, а потом устало и трагически смирилась. Против влюбленного, счастливого и преисполненного отцовскими чувствами Жданова, у неё мало было аргументов.
К Москве, меж тем, тихо подкрадывалась весна.
— Он её бросил, представляешь? — сердитая Катя так резко стягивала с себя шарф, что окончательно в нем запуталась.
— Кто кого? Да стой ты смирно, — Жданов принялся выпутывать её.
— Коля Полю. Видите ли, она недостаточно стерва для нашего ловеласа. Скромная, умная, милая девочка… так нет, нашего Колю тянет на алчных идиоток…
— Опять Клочкова?
— Нечто вроде, — Катя раздраженно фыркнула.
На этой неделю её все раздражало.
— Кать, может тебе уволиться? — мирно предложил Жданов, извлекая её из пальто. И понял, что попал. За круглыми очками глаза хищно прищурились.
— Прости? — спросила Катя высоким голосом.
— Ну, побольше отдыхать, пинетки там вязать, ходить на курсы для беременных, гулять, спать… Ты же вчера опять едва не до ночи здесь засиделась!
— Нет, вот ты скажи прямо — я тебе здесь мешаю?
— Ты мне здесь помогаешь. Слушай, поехали в отпуск?
— Не время отдыхать, — Катя выскользнула из его рук и включила компьютер. Задумчиво вгрызлась зубами в ручку. Жданов осторожно подсунул ей очередной каталог с недвижимостью. Она скосила глаза.
— Андрей, ну это же какое-то футбольное поле, а не квартира!
Он перелистнул страницу.
— Ну давай купим однушку в Бирюлево! Или комнату в коммуналке. Кать, просто выбери что-нибудь, — взмолился Жданов.
— Они все очень огромные и дорогие, — сказала она жалобно.
— Ну в таком случае, я перееду к тебе. Буду жить в твоем шкафу!
Пушкарева захихикала.
— Представляю, как вы с папой в одинаковых трениках кричите по вечерам на футболистов в телевизоре, а мама кормит вас котлетами.
— Кать, нам жить где-то надо? — терпеливо спросил Жданов. У него вообще терпение росло не по дням, а по часам. Синхронно с Катиным животиком.
— Допустим, — осторожно согласилась она.
— А квартиру покупать будем?
— Выбери тогда сам, — попросила она смущенно. — А то на меня какой-то паралич находит.
— Моя решительная Пушкарева и такая нерешительная? — умилился Жданов. — Ох, я и выберу!
— Только без зеркал на потолке, как в прошлый раз.
— Нормальные были зеркала, эротические, — обиделся он.
— Очень подходящие для семьи с ребенком.
— Семья с ребенком, — завороженно повторил Жданов и засмеялся.
Жизнь была чудо как хороша.
Последние комментарии
12 часов 43 минут назад
16 часов 58 минут назад
19 часов 16 минут назад
21 часов 6 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад