Секс-символ (СИ) [Darina Naar] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
====== Глава 1. Район, которого нет ======
Буэнос-Айрес с его зданиями во французско-итальянском стиле — латиноамериканский кусочек Европы. Нравы здесь свободнее, чем в странах-соседях, а люди ранимо-ленивые, как породистые коты. Местная архитектура причудливо сочетает изысканные особняки и зеркальные небоскрёбы. Буэнос-Айрес богат на достопримечательности, но главная из них — квартал-невидимка Вижья-31. Не обозначенный на картах, он нелегален и криминален. Вижья, как бородавка на красивом лице, и все от неё шарахаются: портеньос — коренные жители, эмигранты, туристы и даже полиция. Такова Вижья-31 — район, которого нет. Но он есть. И там живут люди. Живут в нищете и ненависти, ненужные ни своей стране, ни друг другу.
Год 2001.
В одном из домов Вижьи, грязном, с потрескавшимся фасадом, где каждая стена имела свой цвет, юноша лет восемнадцати качал на руках младенца. Тот, закутанный в линялые пелёнки, орал сигнализацией. Рядом, на полу, барахталось ещё трое детей. Русоволосая девочка пяти лет, одетая в рваное платье и дырявые башмаки, сосала палец. Малый семи-восьми лет, кудрявый, с измазанным сажей носом, стучал ложкой в алюминиевую кастрюлю. Другой мальчик, совсем маленький, валялся на спине, играя банкой из-под пива.
Старший, пихнув в рот младенца бутылочку с молоком, вышел на порог и крикнул:
— Маркос! Маркос! Ты где шастаешь? Ах, ты, немытая свинья! Ну-ка поди сюда! — окликнул он мальчишку лет четырнадцати, что неподалёку пинал ногами мусор. Худой и нескладный, он был одет в залатанные штаны и безразмерную куртку. Капюшон её, как шлем, закрывал ему голову.
— Вот бездельник! — каркнул старший мальчик. — Толку от тебя нету! Иди-ка, сделай доброе дело, посиди с мальцами, а мне надо уроки сделать, а то в школе преподша мне задаст трёпку. Я ж, в отличие от тебя, человеком хочу стать и даже поступить в университет. Хотя ты, если бы и захотел туда сунуться, тебя бы пинками выгнали. Кому нужны прокажённые? — и он расхохотался. Младенец, выпустив изо рта бутылочку, завыл диким голосом.
Маркос прошёл мимо, невежливо толкнув обидчика локтем.
— Тебе надо ты и сиди с этими вонючками, — выдавил он. — Даже если ты отвалишь мне кучу бабок, я к этим сопливым не подойду!
— Но это наши братья!
— А мне плевать! — отрезал Маркос. — Не я их разводил. Маманя развела, вот пускай и сидит с ними. А я вам не нянька, — сев на стол, Маркос запихнул в рот полусгнившее яблоко и поперхнулся, откусив сразу половину. — Кстати, о мамане. Я её видал. Ошивалась на рынке возле торговца рыбой, клянчила у него бабки на своё пойло. Жду не дождусь, когда она упьётся и сдохнет! И вы с ней вместе.
— Прекрати так разговаривать! — оборвал старший брат. — Лучше иди и поищи мать, раз с детьми сидеть не хочешь. Да попроси у ней денег, а то в холодильнике мышь повесилась, а детей надо чем-то кормить.
— Только этих вонючек надо кормить? Меня ж ведь не обязательно, — проглотив огрызок яблока вместе с черенком, Маркос вышел во двор. Пробежал по узенькой улочке, миновав три-четыре дома, и остановился — далеко идти не пришлось.
Женщина с пропитым лицом и седой паклей на голове, сидя на тротуаре, обнимала столб. Всюду валялись окурки и бутылки. Из окон дома напротив высунулся красноносый мужчина. Увидел Маркоса и гаркнул:
— Ну вот и славно! Наконец-то Бьянку уведут отседова! А-ха-ха-хашеньки! Эй, ты, Проказа, забирай-ка свою мамашу! Я уж видеть не могу ейную рожу! Всё ходит, ходит: налей да налей по дружбе, да по соседству. А она мне ещё с прошлого столетия бабок задолжала. Но я всё жалею её, убогую, то бутылочку, то рюмочку ей поднесу. Вдруг подохнет от недопития.
Маркос не ответил. Схватив нерадивую мамашу под локти, поставил её на ноги. Она шаталась и что-то мычала. Пришлось тащить её на себе. Когда они добрались до дома, Маркос с остервенением впихнул Бьянку в дверь. Она споткнулась о порог и растянулась на полу.
— Вот она, любуйтесь! — перепрыгнув через мамашу, он снова убежал на улицу.
До вечера Маркос бродил по местному рынку, воруя у зазевавшихся продавцов фрукты и овощи, пока один из них не схватил его за руку.
— А-а-а! Пустите!
— А ну-ка, ты, ворюга, отдавай чего украл!
— Ничего я не крал, отвалите!
Торговец, бородатый и толстый, резко сдёрнул с мальчика куртку. Всё, что было под неё напихано, — сливы, персики, киви — упало на дорогу.
— Ах, ты, мелкий гадёныш, да я полицию сейчас вызову!
Маркос хмыкнул. Всем было известно, что полиция в Вижью приедет, только в одном случае — если произойдёт массовое убийство всех жителей сразу.
— Чёрт возьми, да он заразный какой-то! — воскликнул торгаш. Отпустив мальчика, вытер ладони о фартук.
Когда с Маркоса сдёрнули куртку, он остался в майке, и, оказалось, руки его, шея и лицо покрыты чешуйками серого цвета.
— А ну иди отсюда, лишаистый! — завопил торговец, замахиваясь на мальчика пустой корзиной. — Ходят тут всякие, заразу разносят!
Схватив с земли куртку, Маркос пустился наутёк. Болезнь кожи была у него с рождения, и все его боялись, называя Лишаём и Проказой, включая старшего брата Адо. Это была генетическая мутация, одна из тех, что имеют красивые названия. Бьянке говорили это словечко в роддоме, но она не запомнила и даже не попыталась облегчить страдания сына, отведя его к врачу. Зато родила ещё четверых детей от разных любовников.
Стемнело, и Маркос вернулся домой. Спиртным внутри несло, как в злачном кабаке. Мать, которую он оставил на пороге, теперь лежала на диване, издавая свистяще-храпящие звуки.
В другой комнате шумели дети: Мартина — гиперактивная, отстающая в развитии — визжала, будто её резали; семилетний Матео играл в мяч; стук от него бил по барабанным перепонкам, как молоток по железному тазу. Двухлетний Хосе канючил на одной ноте: «Я хосю кулиную ножку-у!». И эти звуки перекрывали вопли шестимесячного Альваро. Проклиная всё на свете, Маркос забился в свою конуру — чуланчик, где умещалась только кровать. Но так и не заснул, до утра затыкая уши пальцами.
На следующий день явился вчерашний торговец и с ним — женщина в серой форме, сотрудник органов опеки.
— Кристина Перальта, — представилась она.
Черкая в блокноте, женщина стала о чём-то расспрашивать Адо и едва протрезвевшую Бьянку. Младших детей закрыли в другой комнате. Слышно отсюда было плохо, поэтому Маркос, прислонив к двери стакан, приложил к нему ухо. Мать что-то невнятно пролепетала, когда Кристина Перальта спросила её, почему дети, дом и она сама в таком плачевном состоянии. Торговец же рассказал, что вчера Маркос воровал на рынке. И тут встрял Адо.
— Знаете, сеньоры, мой брат представляет угрозу для всех. Ни мама, ни я с ним не справляемся. Он ведёт себя ужасно, хамит, ворует, врёт. А у нас в доме — маленькие дети. Он дурно на них влияет. И ещё эта болезнь… Его надо изолировать от нас.
Произошедшее далее Маркос уже не контролировал. Он вывалился из двери и швырнул в Адо стеклянный стакан. Тот чудом не размозжил парню череп, стрелой пролетев мимо его головы.
— Ты чего вытворяешь, урод?! Совсем сдурел?! — гаркнул Адо. Мать, торговец и Кристина Перальта попятились.
Вид у Маркоса был воистину страшен: с косматыми волосами, лицом, покрытым коростой, с дьявольски сверкающими глазами, он напоминал монстра из фильма ужасов. Не владея собой, кинулся на брата. Стал бить его ногами и руками, выкрикивая одну и ту же фразу: «Чтоб ты сдох, сдох, сдох!!!».
— А-а-а! — Маркос взвыл, получив отпор. Адо был выше ростом и выглядел уже сформировавшимся парнем, тогда как Маркос — нескладным подростком. Схватив брата за руки, Адо вывернул их так, что суставы захрустели. Всадил ногти Маркосу в кожу и ободрал ему руку до мяса. Маркос упал на пол. «Чтоб ты сдох! Сдох! Сдох!», — кричал он на автомате, уже теряя сознание.
Маркос пролежал в постели два дня, корчась от боли в руке. Рана кровоточила, а потом стала затягиваться, превращаясь в уродливый рубец. Адо же явился в его каморку, чтобы поиздеваться:
— Ещё раз полезешь махать ручонками, я тебе рожу всю обдеру, — пригрозил он. — Станешь ещё омерзительней, чем сейчас. Тебя надо в зоопарке в клетку посадить с надписью: «Современное Лох-несское чудовище!».
Через пару суток Бьянка, на удивление трезвая, велела Маркосу складывать вещички — завтра его отвезут в приют для сложных подростков. И как она раньше не додумалась его туда сбагрить? Одним ртом меньше. Всё-таки Адо — малый смекалистый, не зря он старшенький и самый здоровый из её детей.
Кристина Перальта, придя на следующий день, с Маркосом обращалась ласково. Даже пообещала, что в приюте его осмотрит врач.
— А вы можете выполнить моё последнее желание перед отъездом? — спросил Маркос.
— Ну, конечно! Чего ты хочешь?
— Я хочу посидеть за рулём вашей машины! Можно?
Женщину такая просьба позабавила.
— Ну конечно! Только это не моя машина, она служебная.
Бьянка и Адо с остальными детьми вышли на порог, чтобы Маркоса проводить, а Кристина Перальта усадила его за руль автомобиля — чёрного, с белой надписью на боку: «Служба опеки».
— Красивая машина, — сказал Маркос жёстко. — Я люблю машины.
— Когда ты вырастешь, обязательно купишь свой автомобиль, — улыбнулась дама из опеки.
— Я не вырасту, — и он нажал на газ.
Маркос неплохо умел водить автомобиль — один из любовников матери научил его управлять своей раздолбанной колымагой. Лихо выкрутил он руль, направив авто во двор, где стояла Бьянка с детьми. Адо оттолкнул мать. Та упала, выронив младенца. Адо выскочил наперерез машине. И Маркос поехал целенаправленно на него.
— Ты чего делаешь?! Тормози! Тормози сейчас же!!!
Чей-то визг. Удар. Ещё удар. Хруст. Скрежет колёс. И всё поплыло перед глазами. А потом темнота. Возможно, навсегда.
Нет. Остался жив. Сотрясение мозга. Очнулся в больнице с решётками на окнах. Про родных не спросил ни разу. А через время полицейские высадили Маркоса у грязно-серого здания с табличкой: «Колония для несовершеннолетних №2».
====== Глава 2. Фантом-убийца ======
Год 2015.
Ветер колыхал французскую косу под шлемом мотоциклистки, что на безумной скорости неслась по Авенида Бельграно, пересекая квартал Монтсеррат. Тёмно-синяя форма со знаками отличия инспектора федеральной полиции Буэнос-Айреса; тонкая талия, затянутая ремнём. Своей шестидесятисантиметровой талией Фернанда Ривас, конечно, гордилась, но больше её впечатляли жетон полицейского, что лежал в кармане её брюк, и пистолет у бедра — лишь месяц назад она вступила в должность.
Окончив год назад университет Федеральной полиции, Фернанда не думала, что её карьера пойдёт в гору так быстро. За одиннадцать месяцев она успела поработать в трёх полицейских подразделениях, и теперь её назначили инспектором вместо Убальдо Линареса, вышедшего на пенсию.
Коллеги-мужчины Фернанду поздравляли. А некоторые и обвиняли в недвусмысленной связи с главным комиссаром Сантосом Гальяно, взявшем её на эту должность. Но были у Фэр и восхищённые поклонники. Например, сержант Бернабэ Кастро — полицейский двадцати восьми лет, который повадился за девушкой волочиться. Берни парень был хоть куда: то поможет сменить лопнувшее колесо на мотоцикле, то стукнет в глаз обидчика, то принесёт кофе или придержит дверь. Но Фернанде он казался непредставительным из-за длинных рыжих волос. А когда снимал форму полицейского, облачаясь в хипповатые джинсы и растянутые футболки, и вовсе смахивал на жителя знаменитых трущоб Ла Бока. Фернанда не видела в Берни ни сексуальности, ни харизмы. Он был прост, как вода из-под крана, а Фэр любила сложные и многогранные натуры.
Ей было двадцать пять. Девушкой она считалась красивой и, несмотря на профессию, женственной, особенно когда надевала платья. Но на противоположный пол она смотрела равнодушно. Хотя комплименты Берни принимала, одаривая его улыбкой, когда не была чересчур занята.
А сегодня проблемы навалились горой, как пачка старых газет. С утра Фернанда разругалась с Маргаритой, своей сестрой. Причиной стала Агустина — семнадцатилетняя дочь Маргариты. Девчонка заявила, что хочет сделать пирсинг на губе. Фернанда её поддержала, а Маргарита рвала и метала, обвиняя сестру в том, что она подбивает ребёнка на глупости. Но, по мнению Фэр, Агустина на звание ребёнка уже не тянула — это была вполне сформировавшаяся девушка.
Агус училась в Высшей Школе изящных искусств на факультете арт-дизайна, и Фернанда этому факту поражалась — уговорить Маргариту платить за такое обучение было трудно. Спасибо тёте Фелисидад! Если б не её дар убеждения и любовь к искусству, пришлось бы Агустине учиться на доктора, как мечтала её мать.
Днём настроение Фэр допортили и на работе. Вступая в должность инспектора полиции, она представляла, как будет восседать в кожаном кресле, попивая кофе и расследуя опасные дела. И да, кресло в её кабинете было из чёрной кожи, с высокой спинкой и удобством VIP-класса, но этим всё и ограничилось. Кофе в буфете варили мерзкий, а опасные дела: грабежи, изнасилования и убийства, конечно, имелись, но пересчитать их можно было по пальцам. В основном Фернанда принимала жалобы от старушек, у которых утащили бельё с балкона, и дамочек, что забыли кошельки в супермаркетах.
А сегодня к обеду явилась Канделария Мендес — мадам, которую полицейские прозвали «Леди Крокодил» за то, что она потеряла домашнего крокодила. Лицезрев даму впервые, Фэр решила: под словом «крокодил» подразумевается нечто другое. Отнюдь. Крокодил оказался настоящим. Выгуливая его на поводке в парке Лесама, женщина привязала его к дереву и села отдохнуть на лавочку. И задремала. А когда очухалась, крокодила и след простыл.
Полдня рыдала она у Фернанды в кабинете, приговаривая, что жить не может без Тото — своего милого крокодильчика. И грозилась всё отделение полиции разгромить, если Тото немедленно не найдут.
Крокодила нашли через два дня в зоопарке. Оказалось, избавиться от него решили соседи безумной мадам — животное держало в страхе целую многоэтажку. Горемыки выследили женщину, когда та выгуливала крокодила, утащили его и сдали в зоопарк. Сотрудники зоопарка прониклись бедой несчастных людей и Тото хозяйке отдавать не спешили, поэтому она выносила мозг Фернанде.
— Немедленно верните мне Тото! — визжала дамочка, размахивая пятнистым ридикюлем. — Если мне не вернут Тото, я обращусь в суд! Я дойду до президента! Вы у меня попляшите!
— Сеньора Мендес, успокойтесь, — обречённо вздохнула Фернанда. — Крокодил ваш в зоопарке в целости и сохранности. Он отлично себя чувствует.
— Он не может отлично себя чувствовать вне дома, — пробухтела сеньора Мендес и хлюпнула носом. — Бедный Тото скучает по своей мамочке.
— Но, сеньора Мендес, чтобы сотрудники зоопарка отдали вам животное, вы должны предоставить документ, где говорится, что вы имеете право содержать крокодила в квартире, — пояснила Фернанда.
— И где ж мне взять такой документ?
— Всё очень просто. Сначала вам нужно собрать подписи с соседей. Они должны согласиться, чтобы в вашей квартире обитал крокодил. Потом надо пройти обследование у психиатра. Он вынесет заключение, что вы вменяемы и можете иметь дело с опасными животными. Затем надо пойти в мэрию и взять там разрешение на проживание крокодила в многоквартирном доме. А после надо пойти в службу по охране животных и получить у них такое же разрешение. А ещё крокодила надо обследовать у ветеринара, сделать ему прививки, как домашнему животному. Вот выполните всё это и заберёте крокодила домой, — закончила Фернанда, удовлетворённо наблюдая, как дёргается светло-карий глаз сеньоры Мендес.
— Вы что издеваетесь?! — возопила та. — Тото живёт со мной уже два года! Это ручной крокодил! Он ростом-то всего полтора метра и носит намордник! Я буду жаловаться!
— Сеньора, всё должно быть по закону, — Фернанда состроила невинное лицо. — Нельзя содержать в квартире опасных животных без разрешения. Это преступление, сеньора Мендес. Если вы хотите вернуть крокодила, начните со сбора подписей с соседей.
— Не думайте, что от меня отделаетесь! — рыкнула дамочка, багровея от злости. — Я получу эти бумажки, заберу Тото, и тогда берегитесь. Мой Тото — ручной крокодильчик, но когда я сниму с него намордник, он сожрёт всех, кто его украл, всех, кто держал его вдали от меня, а закусит вами! Потому что вы — бессердечная! — и она выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.
От посещения сеньоры Мендес у Фэр голова разболелась. Чтобы отвлечься, она включила радио и долго слушала легкомысленные песенки, потягивая буфетную бурду под названием «кофе». Музыку Фернанда любила — та успокаивала, разгружая мозги и баюкая нервы. Приятный мужской голос пел о любви, унося мысли Фэр в розовые страны: «Я буду любить одну тебя, я сделаю тебя счастливой. Капля за каплей я хочу испивать твоё тело. Ты — моя слабость и жизнь моя».
Красивая песня. Но любовь для неё в прошлом. Забыта, как страшный сон, и похоронена. А голос чудесный, мягкий, обволакивающий. Интересно бы увидеть его обладателя. Закрыв глаза, Фернанда плавала в волнах романтики, пока не зазвонил телефон.
Ну вот, будни продолжаются. В трущобах Вижья-31, которых даже полицейские боялись как огня, совершено убийство. Мартина Гарсиа — девушка с заурядной внешностью, потрёпанная жизнью наркоманка. О последнем факте говорили использованные шприцы и упаковки от таблеток, раскиданные по крохотной квартирке-студии с ободранными обоями и сгнившей в пустом холодильнике морковью.
Кто убил эту женщину и зачем? К примеру, наркоторговец за долги — версия логичная, но рисунок преступления совпадал с дюжиной убийств, совершённых в разных районах Байреса за последние три месяца. Схема одна: ванна с ароматной пеной, засыпанная белыми или красными розами; голая жертва, истёкшая кровью от многочисленных проколов на теле, осуществлённых предметом, схожим с иглой или спицей, обмазанной ядом. Этим орудием убийца прокалывал жертвам вены и артерии, и несчастные умирали от кровопотери — яд распространялся по телу, превращая кровь в воду и не давая ей свёртываться.
Маньяк, прозванный копами «Фантом-убийца», был изобретателен и страшно хитёр — он не оставлял ни единой улики. Его не видел никто: ни консьержки, ни соседки, ни камеры наблюдения. Он точно прятался в плащ-невидимку. А жертвами его были люди, никак не связанные между собой — садовник, секретарша, таксист, пианистка, преподаватель астрономии, бизнес-леди… разных полов, возрастов и социального статуса. Как убийца их выбирал, оставалось загадкой. Фернанда днями и ночами ломала мозг, ища ответы, но головоломка не складывалась.
Рабочий день закончился к одиннадцати вечера, и Фэр поспешила домой, оседлав мотоцикл с надписью «Дьявол» на капоте. Скорость — это было единственное, что приводило её в чувства, заставляя сердце биться, а неприятности улетучиваться из головы.
Выехав на улицу Дефенса, Фернанда усекла знакомый силуэт, который нёсся по переходу. На красный свет! Уличные часы, сияя стрелками, показывали четверть двенадцатого. Чего это Агустина тут забыла? Неуловимый убийца орудует прямо под носом, а Маргарите плевать. Как можно отпускать подростка гулять ночью?
— Агус, а почему ты шляешься по улице в такое время? — Фернанда припарковала мотоцикл у обочины. Сняла шлем, хитро взглянув на племянницу. Ярко-голубые глаза её сверкнули, озарив смуглое, скуластое лицо.
— Ой, тётя Фэр! Хорошо, что я тебя встретила! — Агустина быстро залезла на мото. Это была девушка с чуть азиатским типом внешности, одетая в узкие джинсы и белую футболку. — А я ходила к Сэси. Мы клеили макеты, и я не заметила, как время пролетело. А потом мама позвонила и велела домой идти. Ну я и пошла. А тут по ТВ сказали, что этот маньяк опять кого-то грохнул. Я так боюсь! Вдруг он и меня того? А я ещё не дописала портрет Фреда и не надела новые джинсовые шорты, которые ты мне подарила. А ещё мне надо сдать чертежи сеньоре Эрике, а то она скормит мою печень Карлу — своему домашнему скорпиону. Тётя Фэр, а когда маньяка уже поймают? — всё это девчонка протараторила без остановки.
— Поймали бы, если б знали кого ловить, — вздохнула та. — Как же хочется ему или ей шею свернуть! — Фернанда потрясла руками в кожаных перчатках, будто сжимая маньяку горло.
— Это может быть женщина? — искренне удивилась Агустина.
— Никто не знает, женщина это или мужчина. Он или она, или оно не оставляет следов. Эксперты не могут определить его пол. Ну ладно, хорош болтать. Едем домой, а то твоя мать нас обеих расщепит на молекулы, — Фэр протянула Агустине запасной шлем, та его надела. — Держись за меня! — скомандовала она и нажала на газ.
Улица Дефенса, где жили девушки, являлась центром одного из престижных районов Буэнос-Айреса, Сан-Тельмо. Старинные дома, мощёные брусчаткой тротуары и проезжие части, антикварные магазины и магазины дизайнерской обуви и одежды, блошиный рынок и сердце района — Площадь Доррего с её ресторанами и тангеро — танцорами танго. И никаких небоскрёбов — Сан-Тельмо, как дама из девятнадцатого столетия, угодившая в современность.
Фернанда остановила мотоцикл у двухэтажного кирпичного дома. Окна он имел высокие, арочной формы, со ставнями из разноцветной мозаики. На втором этаже — балкон с низкой балюстрадой, заставленный вазами с «петушиными гребнями» — декоративными кустарниками с цветами причудливых форм. На плоских крышах домов-соседей располагались зоны отдыха: у кого шезлонги, у кого кресла и столики, у кого мини-сад, а у кого бассейн. Крышу же дома, где жили Фэр и Агустина, загромождали беговая дорожка и гриль для барбекю.
Кое-как втиснув мотоцикл между припаркованными машинами, Фэр поставила его на сигнализацию, и они с Агустиной зашли в дом.
— Ай! — пискнула девчонка, когда ей на голову приземлилась ярко-голубая мочалка.
Брямс! Фернанда с профессиональной реакцией отпрыгнула — следом прилетел увесистый кусок мыла и смачно шмякнулся на ламинат в гостиной.
Площадка второго этажа была миниатюрной, а вплотную к балюстраде прилегала распахнутая настежь деревянная дверь — вход в ванную. Оттуда раздавались вопли:
— Как ты со мной разговариваешь, Маргарита?! Я в доме самая старшая, а, значит, у меня больше прав! — кричал визгливый женский голосок.
— Тётя Фели, я же просила не трогать мои вещи! — вторил ей другой голос, пониже. — В этом доме ничего нельзя оставить на видном месте! Оглянуться не успеешь, как твоим шампунем помоют вонючую собаку! Вы хоть знаете, сколько он стоит?!
— Не знаю и знать не хочу! Чего это ты делаешь? Оставь мою собаку в покое! Не надо кидать в неё гель для душа! Барби! Барбара Сантойя! Ну-ка стой! Вернись! Я же сейчас упаду в обморок!
Из двери выскочила виновница скандала — крохотная собачка породы пудель. Надрывно тявкая, она побежала по лестнице, семеня лапками. Собака была внезапно розового цвета, и с неё текла мыльная пена, оставляя лужи на ступеньках. Следом из ванной полетели: халат, полотенце, тюбики и баночки с гелями и кремами, с зубной пастой, с шампунями и лаками. В конце вылетел зелёный пластмассовый тазик, наполненный водой, и, перемахнув через балюстраду, свалился Агустине и Фернанде под ноги.
— По-моему тут опасно оставаться, — хмыкнула Фэр, изучив розовую лужу на полу.
— Ну это уж слишком, кидаться в меня тазиком! — возмутилась тётя Фели из ванной. — Ты могла меня убить, Маргарита! А не убить, так покалечить. Теперь я с тобой неделю не буду разговаривать. Барби! Барби, где же ты?! Вот чертовка! Барбара Сантойя, ну-ка немедленно вернись! Мы ещё не закончили водные процедуры и не сделали маникюр! — тётя, наконец, выпрыгнула из двери.
Невысокая, не худая и не полная, она была одета в розовый плюшевый костюмчик, отороченный белым мехом. Шлёпая розовыми тапочками по лужам, прытко сбежала с лестницы и схватила собачку на руки.
— И тебе не стыдно, Барбара Сантойя?! — погрозила она животному пальцем. Подняв полотенце, начала собаку вытирать. — Ведёшь себя, как вульгарная дворняжка. Где ж это видано: не хотеть наводить красоту! Ты же женщина! Здравствуйте, девочки! — переключилась тётя на Фэр и Агустину. — Чего-то вы припозднились. Нельзя гулять в такое время. Тем более сейчас. Мой любимый ведущий новостей на «Телефе», Родольфо Барили, лапуся моя, — она умильно вздохнула, закатывая глаза, — сообщил сегодня, что этот маньяк опять активизировался. Прям хоть из дома не выходи! Но ведь в окно влезет да истыкает своей ядовитой иголкой. Так и придётся прикупить себе участок на Луне. Сейчас это модно, кстати. Однажды мы все переедем на Луну, ой, чувствует моё сердечко. Барбара Сантойя! — визгнула тётя Фели громко, когда Барби отхлестала её хвостом по носу. — Прекрати вырываться, ну что за несносная собака?!
— Тётя Фели, — Фернанда еле сдерживала хохот, — а что вы сделали с Барби? Почему она розовая? Утром она была рыжей.
Тётя глянула на племянницу с укоризной, будто та спросила величайшую глупость.
— Разве ты не знаешь, Фернандита, что рыжий цвет уже неделю как вышел из моды? Негоже это, современной собаке ходить в немодном цвете. А цвет розовой орхидеи — это последний писк. И я люблю всё розовенькое, — она помахала рукой с острыми, выкрашенными гламурно-розовым лаком, ноготками. — Да и как я покажусь соседям на глаза? Они мне скажут: «Ну что ты, Фелисидад Сантойя, совсем рехнулась? Как ты можешь выходить на улицу с отставшей от моды собакой?». И тогда я наверняка упаду в обморок от стыда.
— Но зачем ты кидалась мылом и тазиками, бабушка? Ты нас чуть не убила! — похрюкивала от смеха Агустина.
— И что ж тут слышно весёлого, раз вы обе прям надрываетесь? — набычилась тётя Фели. — Это не я кидалась тазиками, это всё Маргарита. Когда я покрасила Барби и стала отмывать её в этом тазике, — она потыкала ногой в зелёный тазик на полу, — эта сумасшедшая ворвалась в ванную и начала на меня орать. Видите ли, я помыла Барби её шампунем. Ей же невдомёк, что стильные собаки не должны мыться чем попало. Правда, моя дорогая? — тётя Фели чмокнула Барби в нос. — А потом Маргарита стала швырять в нас с Барби разные вещи. И Барби сбежала. Бросила меня на произвол судьбы, наедине с Маргаритой и летающими тазиками. Предательница! — Барби в ответ недовольно чихнула. — И нечего тут чихать! — буркнула тётя Фели. — Я говорю как есть! Барбара Сантойя, я тебя в разведку с собой не возьму!
Тут раздались шаги — высокая женщина, широкоплечая и узкобедрая, спускалась с лестницы. Рыжие волосы её были заколоты крабом, а в ушах болтались жёлтые серьги-кольца.
— Тётя Фели, пойдите прочь! — велела она. — Я должна поговорить с девочками. А вас я видеть не хочу. Я на вас в обиде!
— Ты ещё и воруешь мои идеи, — поцокала языком тётя. — Я ж первая придумала с тобой не разговаривать. Ну всё, ты меня вывела! Учти, Маргарита, я не буду смотреть на тебя целую неделю. А когда ты пройдёшь мимо, я нарочно положу на глаза два кружочка огурца! И всё из-за какого-то шампуня!
— Какого-то? — Маргарита напоминала кипящий чайник. — Вы знаете, сколько он стоит? Я уже давно мечтала его купить! Этим шампунем моет голову сама Сусана Хименес!
— А-а-а… Теперь ясно, почему на её голове такая мочалка, — взмахнув кудряшками, тётя Фели, счастливая тем, что взбесила Маргариту, ушла наверх и унесла закутанную в полотенце Барби.
А Маргарите и повод был не нужен — она психовала из-за любой мелочи. И теперь, мигом забыв про шампунь и тётю, переключилась на Фернанду и Агустину.
— Где это вы шлялись, можно спросить?
— Нельзя! Сначала ответь мне, сестрёнка, — пошла в атаку Фернанда, вспомнив принцип: лучшая защита — это нападение. — Еду я, значит, с работы и вижу, что Агустина одна-одинёшенька бродит по улице. Какого чёрта ты позволила ей шастать одной? Почему не подняла свой зад с дивана и не съездила в Монтсеррат, чтобы забрать дочь от подружки? У тебя же есть машина! Ты разве забыла, что в городе маньяк?
— Ой, ну хватит про маньяков, Фэр! Я уже сыта ими по горло! — Маргарита сразу утихла — не любила, когда ей высказывали обоснованные претензии. — Каждый день в этом доме начинается с разговоров о маньяке и заканчивается им же. Достало, ей богу!
Маргарита плюхнулась на полосатый диванчик, мягкий и жутко неудобный. Схватила со столика первый попавшийся журнал (это оказался «Космополитен») и начала яростно листать страницы. И несколько разорвала.
— Бабушка Фели явно не обрадуется, что ты порвала её любимый «Космо», — неосторожно заметила Агустина.
Маргарита подняла глаза. По её суровому взгляду девчонка определила — надо валить к себе.
— Ну ладно, я устала и хочу спать, — она рванула вверх по лестнице, белые кроссовки замелькали по ступенькам, быстро-быстро.
— Агус от рук совсем отбилась, дерзит направо и налево. Надо бы сводить её к психологу, — вздохнула Маргарита, рассматривая страницу с рекламой элитной помады.
— Зачем?
— Это сейчас модно. Так по телевизору сказали. Все продвинутые мамочки отправляют детей к психологам.
— И превращают их жизнь в ад. Дети должны свои проблемы обсуждать с родителями, а не с чужими людьми. А для этого они должны родителям доверять. А как Агус будет тебе доверять, если ты считаешь её тупой и никчёмной? И только долбишь, долбишь, — Фэр, наконец, высказала всё, что накопилось с утра. Выудив из-под лестницы мохнатую швабру, она стала вытирать лужи на полу.
— Ты будешь меня учить, как воспитывать дочь? — разозлилась Маргарита.
— Да поздно её воспитывать. Воспитывать надо было в детстве. Сейчас она уже взрослая.
Маргарита скептически хмыкнула, выразив несогласие. А Фэр решила оставить её в покое, ибо — бесполезно.
Маргарита была старше Фернанды на пятнадцать лет. Констанса, мать сестёр, — женщина античной внешности, родила Маргариту в восемнадцать лет. Это оказался плод её мимолётного романа с Бруно — репетитором английского. С виду интеллигент, он изменял своей тучной жене направо и налево, и в основном с ученицами. Потом Бруно переехал с семьей в Лиму, а Констанса поняла, что беременна. Она никогда ему не сообщала о рождении дочери, похоронив эту историю навсегда.
Так, Маргарита росла, не зная отца. Когда девочке исполнилось тринадцать, Констанса познакомилась с Рафаэлем Ривасом — перспективным архитектором. Они поженились, а через год родилась и Фернанда.
Семья Ривас была обеспеченной: большой дом, машина, счета в банке, у матери — красивые платья и дорогие украшения; у девочек — современные игрушки, а позже — частная школа и университет. Фернанда не знала недостатка ни в деньгах, ни в любви — баловали её изрядно. Маргарита же ревновала мать к новому мужу и к сестре, закатывая ежедневные истерики. А в двадцать три года выскочила замуж за отца Агустины. Его звали Альфонсо Акоста. Красавчик и бабник, он был карточным игроком и пройдохой. Фернанде тогда едва исполнилось восемь, к избраннику сестры она отнеслась настороженно, а Маргарита выходила замуж уже беременной — Альфонсо уверял, что страшно хочет ребёнка.
Но когда родилась Агустина, он загулял. Не ночевал дома сутками. Являлся и выдумывал нелепейшие оправдания: то его арестовали; то похитили бандиты; то ударили по голове, и он очнулся в лесу, без денег и документов. Оттуда он, несчастный, шёл пешком трое суток.
Маргарита делала вид, что верит в эти россказни, чтобы не рушить брак. Но однажды в их с Альфонсо квартиру явились судебные приставы и описали всё имущество. Оказалось, Альфонсо проиграл в казино огромную сумму и, чтобы расплатиться, заложил квартиру банку.
Пришлось вернуться к родителям. Но Констанса встала на пороге, заявив, что мошенника в дом не пустит. Маргарита с маленькой Агус может остаться у них, а муж её пусть катится.
Альфонсо ушёл, и Маргарита закатила скандал, обвиняя мать в том, что она разрушила её брак. Но та стояла насмерть, как и отец Фернанды, — в их доме карточного игрока не будет. Если Маргарита хочет с ним жить, пусть ищет другое жильё.
Но, пока упрямая Маргарита искала по объявлениям, где снять дом или квартиру, Альфонсо угодил под асфальтоукладочный каток. И умер. Никто так и не узнал, было ли это несчастным случаем или расплатой за очередную авантюру.
Так, Маргарита с Агустиной остались в родительском доме. А пять лет назад произошла новая трагедия. Констанса и Рафаэль отправились в Нью-Йорк, чтобы отметить годовщину свадьбы. Но их самолёт до Нью-Йорка не долетел — у него отказал двигатель, и он рухнул в океан. Все, кто был на борту, погибли.
Общее горе сплотило сестёр — они и теперь ругались по пустякам, но ссоры эти носили бытовой характер и забывались сразу.
Немного позже, к осиротевшей семье присоединилась тётя Фелисидад, сестра Констансы, — овдовев, она переехала из провинции в Байрес вместе с дочерью Вирхинией. И нынче семья Ривас-Акоста-Сантойя состояла из пяти женщин, самоуверенных, со своими характерами и отношением к жизни. В их доме не было мужчин (даже питомица тёти, пуделиха Барби, — и та была женщиной), но это не мешало им строить грандиозные планы на жизнь.
Желудок Фэр настойчиво заворчал, требуя еды. Оставив Маргариту наедине с её журналами, Фернанда ушла в кухню, где совершила ночной налёт на холодильник, уничтожив куриную грудку, греческий салат и три куска пирога. Запила всё клубничным соком и закусила мороженым. После чего, довольная, отправилась к себе в комнату.
Завтра — тяжёлый рабочий день. Точнее вечер. Запланирован рейд в элитный ночной клуб Байреса «Угартэ» — место сбора столичной богемы. Копы время от времени прочёсывали местные клубы и бары, вылавливая всякую шушеру. Но «Угартэ» — крутой клуб, там жёсткий фейсконтроль и требуется наличие приглашения. Придётся изобразить светскую львицу, а о приглашениях позаботится комиссар Гальяно, ведь это его идея. Ещё комиссар велел ей взять с собой компанию, чтобы не вызывать подозрений. Фернанда уже решила — позовёт Агустину, а Маргарите придётся наврать. Скажут, что идут в кино. Иначе сестра обвинит Фэр в развращении «ребёнка». Но одной сопровождающей явно мало. Если начнётся операция по поимке наркодилера, ей придётся оставить Агус одну. Поэтому надо взять кого-то ещё. Кого-то взрослого…
Фэр задумалась. Подруг у неё не было — в женскую дружбу она не верила. Конечно, ни Маргариту, ни тётю Фели брать нельзя — они бестолковые и шумные. Тётя Фели… Ну точно! Надо позвать Вирхинию, дочь тёти. Она — взрослая женщина, врач-гинеколог. Если что, она присмотрит за Агустиной.
Подмигнув своему лохматому отражению в зеркале, Фэр загасила лампу и зарылась в подушку, обнимая голубого плюшевого кролика — подарок папы на Рождество.
====== Глава 3. Не для нежных глаз ======
Проснулась Фернанда от топота наверху. Светодиодные часы, что стояли на тумбочке, пропиликали семь утра.
Ну в самом деле! Сегодня суббота — единственный день, когда можно выспаться. Конечно, в Байресе — городе развлечений, выходные начинались аж с четверга (по североамериканскому календарю). Но, в отличие от гринго, аргентинцы не работали и в воскресенье. Касалось это не всех. Не может же, например, скорая не выехать к больному, потому что суббота и у бригады выходной. Фернанда тоже не брала много выходных — максимум день, а то и полдня. В субботу она обычно спала долго, но прыгающие бегемоты на крыше сегодня этому воспротивились. Пришлось вставать.
Приняв душ и надев джинсы и рубашку с кучей заклепок и эмблем, Фернанда застелила кровать и устремилась на крышу.
На улице Дефенса дома прилегали друг к другу стенами. Чтобы увидеть соседей, не надо было выходить во двор. Достаточно влезть на крышу. И вот уже сосед слева — астроном Эрнесто Лареа, обнимая телескоп, приветливо кивал головой. А соседка справа — донья Раймунда Буэнавентура махала рукой. Эта тучная женщина часами не вылезала из надувного бассейна, мечтая похудеть. Тётя Фели уговаривала её побегать на беговой дорожке, но донья Раймунда уверяла: физическая нагрузка ей не нужна. Спасут её только неподвижное сидение в бассейне и чудодейственные таблетки для похудения — так сказали по телевизору. А телевизор, как известно, — великое изобретение человечества, он никогда не врёт.
Когда Фэр влезла на крышу, то почувствовала себя дурой, по инерции сунув в карман пистолет и жетон. И как не догадалась, что это тётя Фели орудует? Ведь не проходит и дня, чтобы эта женщина чего-нибудь не устроила.
Сейчас тётя, водрузив на столик ноутбук с колонками, занималась танцами. Одета она была в розовый спортивный костюмчик с капюшоном. Барби, такая же розовая, но украшенная множеством хвостиков, с лаем носилась вокруг хозяйки.
— Барбара Сантойя, уйди с глаз моих! Я не виновата, что ты лентяйка и не хочешь танцевать! Иди вон бегай на беговой дорожке! Хоть польза будет, может, похудеешь. А то ты, как Раймунда: не хочу, не буду, — поучала собачку тётя. Та не реагировала на её «полезные» советы, продолжая бесноваться.
Тётя Фели танцевала в стиле реггетон. Правда, её исполнение больше походило на танец парализованного кузнечика. Дрыгая ногами и тряся бедрами, она топала, как подкованная лошадь, и подпевала пуэрториканскому певцу Дэдди Янки. Голоса у тёти не было. Как и слуха. Она просто орала, но так громко, что перекричала музыку и заинтересовала местное население. Редкие в этот час прохожие останавливались у дома и задирали головы, глядя на безумную женщину в розовом, скачущую по крыше. Но тётю Фели это не смущало — она была убеждена, что танцует, как профессиональная танцовщица, а поёт не хуже, чем Монтсеррат Кабалье.
— Тётя Фели! — позвала Фернанда. — Тётя Фели!
— Раз-два, раз-два! Бэйби, пойдём со мной! — заливалась тётя речитативом.
— Гав! Гав-гав! — лаяла Барби в такт.
— Тётя Фели! Тётя Фели!!!
— Давай, детка, давай! Йоу! — не унималась тётя, виляя бёдрами, обтянутыми ярко-розовым трико.
— Гав-гав-гав!!! Гав-гав-гав!!! — Барби носилась по кругу, как хомяк в игрушечном колесе.
Пришлось Фэр похлопать тётю по плечу.
— Тётя Фели!
— Ась? — она обернулась — А, Фернандита, ты чего-то рано встала.
— Когда у тебя над головой прыгает скаковая лошадь, поневоле проснёшься! — крикнула Фэр ей в ухо.
Певец в ноутбуке замолк, и музыка сменилась на лирическую. Убавив громкость, тётя смахнула пот со лба розовым полотенцем с красными сердечками.
— Лошадь? Это ты про меня? — надулась она. — Ну что ты, Фернандита, как я могла тебе помешать? Я всего лишь танцевала и слегка пела. Да я была как мышка, я только пищала. А танцы — это щадящая физическая нагрузка, специально для таких хрупких женщин, как мы с Барби, — и тётя Фели приосанилась, поставив ножки в бело-розовых кедах ёлочкой, будто позировала перед фотографом.
— Тётя, я всё понимаю, но потанцевать можно было и позже. Не в семь же утра! Сегодня ведь суббота! А вы прыгали так, что у меня потолок содрогался.
— Ну что ты, Фернандита! Я ж лёгенькая! Всего семьдесят четыре кило живого веса. А вчера я похудела на двести грамм, пока ругалась с Маргаритой. Здоровая ссора полезна для фигуры, — тётя похлопала себя по животу.
В другое время Фэр бы посмеялась над выходками тёти Фели, но по утрам она жаждала убивать. Поэтому только вздохнула, подавляя раздражение, и спустилась вниз по металлической лесенке, прилегающей к крыше.
Миновав коридор второго этажа, Фернанда без стука вломилась в спальню Агустины — комнату с цветной мебелью и стенами, заклеенными плакатами и постерами. Девчонка ещё спала, лёжа на животе и укрыв голову тёмным одеялом с рисунком в виде черепов. Только ноги в зелёных носках торчали наружу. За них Фэр и ухватилась.
— Агус, подъём! — скомандовала она, выуживая племянницу из-под одеяла.
— Ну-у-у… в чём дело? — недовольно промычала Агустина. — Я хочу спа-а-ать!
— Разве у тебя нет занятий сегодня?
— А я что проспала? Время-то сколько?
— Восьмой час.
— Ну и зачем меня будить в такую рань? — заныла Агустина. — Мне к десяти, мне ж только чертежи сдать сеньоре Эрике. Это туда и обратно. Ехать пятнадцать минут на велике.
— Всё равно вставай. У меня к тебе разговор.
— Да ну, тётя Фэр, давай потом, — Агустина перевернулась на бок, кутаясь в одеяло, как в шубу.
— Потом не получится. Вечером у нас с тобой мероприятие. Мы идём в ночной клуб, — объявила Фернанда хитро.
Агустина открыла один глаз.
— Но мама нас не отпустит! Она же зануда!
— А мы ей скажем, что идём в кино, — подмигнула Фэр.
— А что за клуб?
— «Угартэ».
Агустина открыла второй глаз.
— Да ладно? Он же этот, супер крутой! Туда ж так просто не попасть!
— У меня будут приглашения, — улыбнулась Фернанда. Её забавляла реакция племянницы — заспанное личико той изменилось на глазах (Маргарита не часто позволяла ей развлекаться). — Там будет закрытая вечеринка, день рождения какой-то знаменитости.
Агустина села на кровати, смахивая со лба прилипшие волосы.
— А кого?
— Понятия не имею.
— Но там будет полно звёзд, да, тётя?
— Думаю, да.
Девчонка захлопала в ладоши, подпрыгивая на кровати.
— Это ж круто! Я увижу знаменитостей! Вау! Сэси умрёт от зависти!
— А зачем ей умирать? Позови её с собой.
— А можно?
— Ну, конечно!
— Вот круто! Отпад!
Вскочив на ноги, Агустина попрыгала по комнате. Схватила большой скелет с подставки (пособие по анатомии) и закружилась с ним в импровизированном вальсе. Потом залезла с ногами на подоконник и натыкала в смартфоне номер подруги.
— Алло, Сэси, привет. Это Агус. Да знаю я, что сегодня суббота! Хватит дрыхнуть! У меня новости — крутяк! Слушай…
Фернанда закрыла дверь, оставив Агустину наедине с её подростковой болтовнёй.
Скоро завтрак. Его обычно готовила Маргарита, но иногда помогали и остальные. По утрам за столом собирались все, а обедали и ужинали отдельно друг от друга. У Фернанды график был ненормированный. У Маргариты свободный — она работала маникюршей и ходила по клиентам в определённые часы. Тётя Фели сидела дома, живя на проценты с акций — наследства покойного мужа — и занимаясь собой и Барби, а у Вирхинии бывали ночные дежурства в больнице. Как сегодня. Кстати, она должна уже прийти с работы. Надо сказать ей про клуб.
Но не успела Фэр подойти к комнате Вирхинии, как оттуда раздался визг:
— А-а-а-а-а! Это что тут за разврат?!!! — возопил голос тёти Фели. Она же недавно была на крыше! Раздвоилась что ли?
— Мама, не надо орать, — ответил сиповатый голос Вирхинии. — Нечего было входить без стука.
— Но ты моя дочь, Вирхиния! Я что в комнату к родной дочери должна стучаться?
— Да, сеньора, вы должны стучаться, — пробасил незнакомый мужчина.
Фернанда аж вздрогнула. Кто это? Вирхиния притащила к себе мужчину? И, похоже, тётя Фели их застукала. Вот так да! Почему нельзя было пойти в мотель? Ну сейчас она ей задаст! И Фернанда широко распахнула дверь.
Тётя Фели, вся пунцовая, одной рукой прижимала к себе Барби, а другой закрывала глаза. Вирхиния — пергидрольная блондинка с тонкими губами — стыдливо куталась в простынь. А рядом с ней стоял мужчина, высокий, смуглый и абсолютно голый.
— Прикройтесь немедленно! — кричала тётя Фели. — Это приличный дом! Тут живут одни женщины! Мария Вирхиния Сантойя, да как тебе не стыдно?! Как ты могла привести мужчину к себе в спальню?!
— Мама, мне уже двадцать шесть! Ещё немного и пора заказывать гроб, а ты меня упрекаешь, как маленькую девочку!
На стук двери все трое обернулись. Голый мужчина Фэр не смутил, но показался ей отталкивающим, хоть и был накачен. Похож на секьюрити — стриженый под ноль и с толстой короткой шеей.
— Фернандита, немедленно закрой глаза! — скомандовала тётя Фели. — В нашем доме голый мужчина! Не удивлюсь, если это маньяк из телевизора! О, боже, я же сейчас упаду в обморок!
— Тётя, я что, по-вашему, голых мужчин не видела? — фыркнула Фернанда. — Я работаю инспектором полиции, если вы забыли.
— Караул! И куда бежать приличным женщинам, когда даже дочь и племянница любуются на голых самцов?! Один разврат кругом! Так и придётся переселяться на Луну, — паниковала тётя Фели. — Барбара Сантойя, пойдём отсюда, этот дом превратился в вертеп! И не смотри на этого дегенерата! Это зрелище не для твоих нежных глазок! — прикрыв морду Барби ладонью, тётя Фели зажмурилась и на ощупь вывалилась в коридор.
— Так, ты, одевайся и вон отсюда! А то проведёшь остаток дня в комиссариате за вторжение в частную собственность, — грубо велела Фэр мужчине.
Тот, подняв с пола брюки и ухмыляясь, стал одеваться. Вирхиния, сидя на кровати, насуплено сопела. Когда мужчина собрался, Фернанда выпроводила его, пригрозив: если ещё раз увидит, непременно арестует. И потыкала жетоном ему в нос. Напуганный мужчина убежал, сверкая пятками, а Фэр возвратилась в комнату кузины. Та уже была одета в махровый халат. Сидя в кресле, она дымила сигаретой и хлюпала носом.
— И что это значит, Вирхи? — спросила Фернанда, прикрыв за собой дверь.
— Что значит? — огрызнулась та. — А то, что эта полоумная семейка никогда не даст мне завести ребёнка.
— Чего-чего? Ребёнка? И что ж, это был потенциальный отец? Ну… я не знала, что он твой жених, — смягчилась Фэр. — Но вы могли пойти в мотель или к нему домой. Зачем было приводить его сюда? Как его зовут?
— Допустим, Сезар. И что? Какая разница? — разозлилась Вирхиния. — У нас допрос что ли?
— Это не допрос, Вирхи. Но здесь, кроме тебя, живут и другие люди. Мы все женщины. Поэтому не надо водить мужчин тайком. С женихом принято знакомить всю семью.
— Да не жених он мне! — вознегодовала Вирхиния, размахивая руками. — Я с ним познакомилась два дня назад. Он пришёл в консультацию с беременной женой. А сегодня, когда я вышла с работы, у меня сломался каблук, а он увидел меня и подбросил домой. Просто я ему понравилась.
— И ты потащила его в постель?! — наморщила лоб Фернанда. Она не была ханжой, напротив, ратовала за свободные отношения, но не до такой же степени.
— А что тут такого? — пожала плечами Вирхиния. — Хороших мужчин днём с огнём не сыщешь, а мне уже двадцать шесть. Я почти старуха, а у меня ещё нет ребёнка. Сезар — хороший кандидат на роль отца. Видела, какие у него мускулы? Он же истинный Аполлон! И явно отличный производитель, ведь он уже сделал ребёнка первой жене, а потом сделал и второй. Я вчера её как раз осматривала. Он мог бы осчастливить и меня, сделав и мне качественного ребёнка. Сегодня у меня был великолепный шанс залететь. У меня всё было на мази! Я сказала Сезару, будто принимаю противозачаточные, — Вирхиния захихикала в кулак. — И ещё я приготовила иголку, чтобы проколоть презерватив. И шприц на случай непредвиденных обстоятельств. Через девять месяцев я бы родила, а потом предъявила бы Сезару счёт. Ведь он не из бедных. У него крутая тачка, и он сказал, что живёт в Бельграно. А там жутко дорогие дома и квартиры! Я так долго искала подходящего кандидата на роль папочки, и вот нашла. Но явилась мама и всё испортила. Самое обидное, что до секса у нас не дошло. Мы успели только раздеться. Мама вечно ломает мои планы! Она хочет превратить мою жизнь в ад, ведь женщина без детей — не женщина.
Казалось бы, нечему удивляться, ведь Вирхиния, сколько Фэр её помнила, всегда была со странностями. Да и удивить инспектора полиции — непросто, но Вирхиния умела это мастерски. Лет с четырнадцати она была одержима идеей родить ребёнка. А не осуществилось это до сих пор, потому что Вирхинии никак не попадался нужный человек. Все «экземпляры» и «производители» (так она величала мужской пол) были недостойны носить звание отца её детей. Ведь рожать Вирхиния хотела от принца с голубой кровью, богатого, красивого и здорового аки племенной жеребец.
— В этом году я непременно должна родить — это мой последний шанс! — вопила она истерично. — Ведь всем известно, что после двадцати пяти женщина — неликвидный товар. Я всякий раз с ужасом смотрюсь в зеркало. Того и гляди отовсюду полезут морщины и седые волосы!
— Я не верю, что ты всерьёз это говоришь, — покачала головой Фернанда. — Вирхи, ты же врач! Как ты с людьми работаешь?
— Ни одна клиентка пока не жаловалась, — горделиво вздёрнула Вирхиния нос. — Гинеколог — самая лучшая профессия на свете! Я хотела, чтобы и Агус была гинекологом. И ведь Марго меня поддерживала. Но мама всё испортила. Ты и она изуродуете девчонку. Эта глупая мазня, которой она занимается, никому не нужна. Так и будет всю жизнь одна. А ей уже семнадцать — самое время думать о парнях. Про тебя и говорить нечего. Ты со своими пистолетами и маньяками, Фэр, загубишь себе жизнь. Когда-нибудь тебя убьют, а ты и детей после себя не оставишь. Так и умрёшь несчастной. А тебе гораздо легче родить, чем мне. Я работаю с толпой тёток. У нас в консультации лишь один мужчина. Но он старый и детей уже делать не может. Зачем живёт на свете, непонятно. А ты работаешь в толпе мужчин. На твоём месте я бы уже давно родила от какого-нибудь смазливого полицейского.
Фернанда не знала что ответить, мечтая уже закончить этот нелепый разговор, и на помощь ей, сама того не ведая, пришла Маргарита.
— Ну вы будете завтракать? Уже всё остывает! — воскликнула она, просунув голову в дверь. — Я приготовила омлет и блинчики с мясом.
Через десять минут всё семейство, включая Барби, сидело за столом, уплетая стряпню Маргариты. Готовила она хорошо. Особенно по мнению Фернанды. Сама Фэр кухарничать не умела — максимум могла нарезать салат или разогреть что-то в микроволновке.
Агустина была взволнована; восточные глаза её горели от предвкушения вечера. Она ёрзала на стуле и запихивала в рот еду, не глядя. Зарёванная Вирхиния ничего не ела, капризно расковыривая блинчик на тарелке. Маргарита и тётя не общались друг с другом. Марго смотрела работающий фоном телевизор — в нём симпатичная ведущая читала криминальные сводки. Тётя Фели же сверлила взглядом дочь, кормила Барби из рук и игнорировала племянницу — всё одновременно. Стоило Маргарите мельком глянуть на тётю, как та хватала два кусочка ветчины и демонстративно закрывала ими глаза.
После еды Фэр позвала кузину в клуб. Вирхиния согласилась мигом, хотя раньше утверждала, что клубы, бары и дискотеки не жалует — предпочитает семейные кафе, где бегают дети.
— Не надо так на меня смотреть, — сказала Вирхиния с наигранной трагедией в голосе. — Ночные клубы — это ужасно. Туда ходят только шлюхи, но другого выхода у меня нет. Мне срочно надо искать отца своему ребёночку. А как называется клуб, кстати?
— «Угартэ».
— О! Замечательно! Чудесно! — повеселела Вирхиния. — Это ж один из лучших клубов Байреса! И там полно известных и богатых клиентов. А это шанс отхватить кого-нибудь крутого! — и она побежала наверх — прихорашиваться к вечеру.
— Некоторым не помешал бы хороший психиатр, — подвела итог Фернанда.
====== Глава 4. Секс и гламур ======
Буэнос-Айрес — город, что не спит ни днём, ни ночью, сияя огнями и маня неоновой рекламой ресторанов и клубов, баров и казино. Хотя Сан-Тельмо — район спокойный и размеренный, не чета Палермо Сохо или Пуэрто Мадеро — вот где настоящая ночная жизнь!
Фернанда и Агустина пялились на расцвеченный рекламой город из окон такси, что везло их по Авенида Либертадор. Агустина болтала без умолку. Несколько раз она звонила Сэси, интересуясь, не забыла ли та, что они идут в ночной клуб. Жаловалась на неудобные туфли — высоченные шпильки носить не привыкла, предпочитая обувь спортивную. И смеялась, как ловко они с Фэр обдурили мать, поверх вечерних платьев накинув плащи. Маргарита хоть и была недовольна, что Агустина пошла развлекаться, но поглядеть новый фильм с участием Долорес Фонси разрешила. Вирхиния уехала вперёд, на возмущённые крики тёти Фели объявив: у неё любовное свидание с суперзвездой.
В целом всё прошло гладко, но марафетиться девушкам пришлось в такси — выход при Маргарите и тёте с вечерним макияжем провалил бы всю операцию.
Время близилось к полуночи, а Байрес и не думал спать, охваченный жаждой развлечений. Авенида Либертадор, пронзающая сразу два квартала — Палермо и Бельграно — тянулась длинной, бесконечной лентой, тут и там запруженной автомобилями. Девушки, убаюканные вялым движением такси, свежим воздухом и бубнящим радио, до конца пути накладывали макияж.
Фэр краситься не любила и предпочла блестки. Блестки всюду, на веках и ногтях — изумрудно-зелёные, чуть розоватые на губах и серебристые, едва заметные, на скулах. Агустина же, вырвавшись из-под контроля матери, жирно обвела глаза чёрным и налепила на щёку бабочку из страз.
Через минут сорок таксист притормозил на улице имени Мануэля Угартэ, небольшой, но уютной. А вот и искомое заведение. Одноимённый с улочкой клуб «Угартэ» оказался невысоким зданием из белого кирпича, со стеклянной дверью и неприметной вывеской.
Фернанда еле выкарабкалась из такси — босоножки, прозрачные, как стекло, и с двадцатисантиметровыми шпильками, ограничивали её свободу. Агус в шутку прозвала эти боты «хрустальными туфельками Золушки», будучи недалека от истины, — такие ходули потерять было элементарно.
Агустина озиралась по сторонам, поправляя чёрное платье. Коротенькое, в стразах и оборочках, оно облегало её подростковую фигурку, превращая девушку в статуэтку. Улица была узкая и вся заставленная автомобилями, один шикарнее другого.
— А тачки тут крутые! — не сдержала девчонка восторга, пялясь на ярко-красный Феррари поблизости.
— Ну, наверное, и публика соответственная, хотя по фасаду этого не скажешь, — отозвалась Фэр, нащупывая в сумочке пистолет — своё табельное оружие.
Вирхиния уже была на месте. Начёсанные золотистые волосы, красное мини-платье, чёрные чулки в сетку. Поверх них — босоножки с открытыми пальцами. И сигарета в руках.
— А вон и тётя Вирхиния! — опередила слова Фернанды Агустина, указывая на угол напротив. — Она похожа на путану!
— Агус, прекрати!
— А что тут такого? — ухмыльнулась девчонка. — Я называю хлеб хлебом, а вино вином. Мне уже семнадцать лет, а не семь, как считает мама. И я не собираюсь расхваливать красоту тёти Вирхинии, когда она напялила чулки под босоножки и похожа на провинциальную путану.
Фэр промолчала, решив не поддакивать девчонке. Но Агустина права — вид у кузины тот ещё.
— А, ну наконец-то вы явились! — завопила Вирхиния на всю улицу, когда девушки, перейдя дорогу, окликнули её. Окно соседнего дома резко и возмущённо захлопнулось. — Я уж давно приехала, всё жду и жду. А тут ходят всякие мимо и пялятся, пялятся. Я уж думала, вы меня кинули в этой вонючей дыре. А кто-то говорил, что это элитный ночной клуб! Ну и где он? Что это за притон?
Фэр пожала плечами.
— Комиссар Гальяно уверял, что место пафосное. И мы ещё не были внутри. Может, оно только снаружи неприметное.
— Если снаружи дерьмо, то и внутри — пиши пропала, — безапелляционно подытожила Вирхиния. — А приглашения где?
— У меня в сумке.
— Тогда идёмте внутрь.
— Но ещё должна Сэси прийти! — запротестовала Агустина.
Вирхиния смерила её осуждающим взглядом.
— Глупо, что ты везде таскаешься с подружкой, — покачала она головой. — Пора отойти от детства и заняться своей жизнью. Тебе ведь уже семнадцать, а у тебя ещё нет парня. Всё с подружками бегаешь, а подружка — это враг для личной жизни.
— Поэтому у тебя их и нету, да, тётя? — елейным тоном спросила Агустина, чуть кривя рот, чтобы не рассмеяться.
— Не называй меня тётей! — вскинулась Вирхиния. — От этого я чувствую себя ещё старше и вспоминаю о своём одиночестве.
— Зато ты свободна, — Агус раскинула руки, будто взлетая. — Я пока не думаю о парнях. У нас в группе все парни на одно лицо. Скучные, тупые, как приматы, и взглянуть не на кого.
— В твоём возрасте я тоже так думала, — посетовала Вирхиния, отбрасывая окурок в урну. — Свобода, карьера, путешествия и бла-бла-бла. А теперь, когда я нахожусь на границе со старостью, я понимаю, что была дурой. Давно уже должна была стать мамочкой. Я же с детства об этом мечтала, но откладывала, откладывала… Так что послушайся совета, потом спасибо скажешь: не тяни время. Ликвидируй подружку, найди парня и бегом в роддом, пока не поздно. А то будешь, как я, метаться в надежде успеть в последний вагон. А в мужчинах ум не главное, запомни это, девочка. Главное — материальная обеспеченность и здоровые гены!
— Какая чушь! — отмахнулась Агустина. — Сэси классная, мы дружим с детства. Я не буду отказываться от дружбы ради мальчишек. А становиться матерью мне ещё рано. Я хочу стать художником, объездить весь мир, организовывать выставки своих картин… — она мечтательно закрыла глаза.
— Так и останешься со своими картинками. Посмотрим, как ты запоёшь, когда тебе стукнет тридцать, и ты покроешься морщинами и целлюлитом.
— Нашей директрисе сеньоре Беатрис сорок четыре. У неё нет ни целлюлита, ни морщин. Она сама водит машину, ходит в спортзал и вообще она пример для меня. Я хочу в сорок быть такой же. Кстати, у неё нет ни мужа, ни детей. Морщины — это нервы, а нервы нам портят парни и дети, — добила тётку Агустина.
— Ясное дело, директриса ваша бесплодна и понаделала кучу пластики, — уверенно озвучила диагноз Вирхиния. — Ненавижу людей, которые живут в несоответствии с возрастом! В сорок четыре уже на глаза нельзя людям показываться, а она по спортзалам расхаживает. Прям как мама! Это же ужас! — и Вирхиния отвернулась. Агус тайком показала ей язык.
Пока Вирхиния и Агустина обсуждали столь глобальные вопросы, Фэр связалась по рации с комиссаром Гальяно. Оказалось, он, загримированный под респектабельного джентльмена, уже занял наблюдательный пост в «Угартэ», а другие полицейские, которыми командовал Берни, сидели в кустах неподалёку.
— Ну где же Сэси? — волновалась Агустина, переминаясь с ноги на ногу. — Я сто раз ей звонила и спрашивала, не забыла ли она, что мы идём в клуб. Но она, похоже, забыла. Она вечно всё забывает, как и сеньора Эрика. Прикиньте, мы с ней договорились, что я с утра сдам чертежи. И я, как последняя дура, припёрлась в школу в выходной день, чтобы постоять у закрытой двери. Она так и не явилась. А потом ведь скажет, что я ничего не сдала. Чтоб она села на своего скорпиона!
— А родители Сэси разрешили ей с нами идти? — спросила Фэр.
— А их никто и не спрашивал. Они уехали на уикенд в Мар дель Плата, — хихикнула Агустина. — И Сэси дома одна. Но они бы её отпустили. У Сэси нормальные родители.
Вирхиния бешено вращала глазами, смоля сигарету за сигаретой, пока Агустина набирала номер подруги. Не дозвонилась. Но и пяти минут не прошло, как из-за угла вырулило такси. Из него выбралась юная девушка. Её подстриженные под каре русые волосы были закручены в кудряшки, бедра прикрывала чёрная мини-юбка, а грудь — фиолетовый, расшитый пайетками и стразами топ.
Но Сэси приехала не одна — её сопровождал молодой человек. Высокий, с копной кудрей, в широких штанах на одной подтяжке, он напоминал безумного поэта. А на фоне гламурной Сэси выглядел странновато.
— Приветик всем! — радостно воскликнула Сэси, кидаясь в объятия подруги. — Простите, что задержалась. Тут ко мне Фред зашёл, а я уже выходила, ну я и позвала его с нами. Ничего же страшного? — спросила она у Фернанды. Голосок у Сэси был звонкий и сама она напоминала маленькую юркую птичку.
— Конечно, ничего страшного. Наоборот, это замечательно! Чем больше народу, тем лучше. Здравствуй, Фреди, — Фэр пожала парню руку.
Тот порозовел от смущения. Черты лица у него были правильные, фигура спортивная и, если бы своей застенчивостью он не напоминал девушку-пансионерку, то прослыл бы главным красавцем всей Школы изящных искусств (он учился с Агустиной и Сэси на одном курсе).
Фэр юношу знала хорошо — Фред был частым гостем в их доме. Мальчик скромный, но милый. И родители у него — люди интеллигентные; отец торгует антиквариатом, а мать организовывает выставки именитых художников и скульпторов.
Фернанде Фред нравился, и сегодня он подвернулся кстати. Хорошо, что она взяла у комиссара пару запасных приглашений.
— Фреди, — мягко сказала Фэр, — у меня к тебе просьба. Ты — единственный мужчина среди нас. А значит, самый смелый. Будешь весь вечер опекать девочек. Я тебе доверяю, имей ввиду, — она лукаво ему подмигнула.
Фреду явно польстили такие комплименты — он окончательно превратился в томат. Робких людей необходимо убеждать в их смелости, тогда они чувствуют себя уверенней. Благодаря правильной тактике любым, даже отчаянным трусом, можно манипулировать — Фернанда именно так и считала.
— Конечно, сеньорита Фернанда, со мной вы будете в безопасности, — радостно заверил её Фред.
— Вот и замечательно! Только давай без «сеньорит». Идёмте! — скомандовала Фэр и первой пошла ко входу.
За дверью, что распахнул швейцар — невысокий мужчина в длинном пальто, — оказался холл, просторный, с полом, выложенным мрамором. Внутри стояли два секьюрити, похожие на шкафы, коротко стриженные и одетые в чёрные костюмы. От их суровых взглядов Фернанду перекорёжило. Брр… неприятные типы! Она сунула им пять приглашений. Охранники велели оставить верхнюю одежду в гардеробе и объяснили куда идти.
Чтобы попасть в центральный зал, требовалось спуститься на нулевой этаж по узкой лесенке. Фэр пошла вперёд, и остальные смогли заценить её наряд и фигуру во всей их сногсшибательности.
— А я не знала, что у твоей тёти такая классная фигура! — громко заверещала Сэси.
— Просто она редко носит платья, — ответила Агустина.
— Ну-у, при такой корме я бы постеснялась носить мини, — встряла Вирхиния.
Фернанда только фыркнула, зная, насколько это сияющее изумрудное платье идёт ей.
— Ты просто ей завидуешь, тётя Вирхи! — укусила Агус. — У тебя же талия, как у бревна.
— Зато я выйду замуж и рожу детей! А она будет со своей талией одна, как колючка в пустыне. И будет рыдать в подушку по ночам и завидовать моему счастью, — огрызнулась Вирхиния.
— Ну что, девочки и мальчики, вперёд! — бросила Фернанда через плечо. — Только распрямите спины, улыбайтесь и держите уши и глаза востро. Ничего подозрительного не пить и со странными личностями не общаться!
И все двинулись вперёд, откуда раздавались звуки музыки и веселья. Платье Фэр было коротким, с внушительным декольте, а грудь прикрывал только серебристый лифчик. Неловкое чувство, словно вместе с формой полицейской исчезла и кожа. Девушка была беззащитна, раздета перед всякими тугодумами, хоть в её сумочке лежал пистолет, а поблизости маячили комиссар Гальяно и целый отряд копов. Но Фэр это не успокаивало. Точно вернулась наивная девочка из прошлого, та Фернанда, что умела мечтать, любить и верить людям. Нет-нет, она не будет сейчас это вспоминать!
Встряхнув головой так, что две завлекалки пустились в пляс, Фэр отбросила неприятные думы.
«Угартэ», вопреки простецкому фасаду, внутри оказался красивым. По периметру зала были расставлены прозрачные столики. Их окружали белые кожаные диваны, кресла и пуфы — полукруглые и круглые, с подлокотниками и спинками и без них. Сердцем зала являлась импровизированная сцена — часть танцпола, отгороженная тумбами для гоу-гоу, колонками и софитами. Сейчас на ней прыгало девичье трио. В коротких шортах и блестящих лифах, на огромных платформах, девчонки трясли волосами и бедрами, что-то мурлыкая в микрофоны. Пели они отвратно, но без фонограммы. Им вторил танцпол, заполненный молодыми юношами и девушками, разодетыми в дорогие бренды: Дольче и Габбана, Армани, Версаче и Прада.
— Ну и жарища тут! У них что кондишн сдох? Да ещё и куревом воняет, — Сэси прикрыла рот рукой.
— А? Что-о-о?! Говори громче, ничего ж не слышно! — пыталась переорать музыку Агустина.
— Ну и куда мы тут сядем? — психовала Вирхиния. — Тут всё занято! Где метрдотель?
— Вирхи, уймись! — одёрнула её Фэр. — Это не ресторан. Это ночной клуб, тут нет метрдотеля.
— Ну и дыра! — брезгливо сморщилась Вирхиния. — А в сериалах показывают, что в любом приличном заведении есть метрдотель!
Фернанда озиралась по сторонам, ища человека, который бы им помог. Фред растерянно стоял рядом. Ещё один беспомощный на её голову! К счастью, компанию приметил проходивший мимо официант.
— Я могу вам помочь, сеньоры?
— Да, нам нужен свободный столик! Нас пятеро! — громко крикнула Фэр. Официант махнул рукой, велев следовать за ним.
Место оказалось удачным. Столик находился у лестницы, что вела наверх, в паб. С перил свисали вьющиеся лианы, а в углу журчал фонтан. Танцпол отсюда был виден частично, зато открывался панорамный вид на сцену.
Вдали располагался бар, подсвеченный неоновой лампой, подстать софитам, что меняли цвета с розового на синий, с красного на фиолетовый. Фернанда оценила обстановку положительно. Не сходя с места, она сможет наблюдать и за сценой, и за диджеем, и за барменом.
Диджей — мулат с дредами на голове — сидел на импровизированном балкончике-кране над танцполом, увлечённый сменой и микшированием треков. Бармен, парень накаченный и татуированный, Фернанде визуально не понравился — волосы у него были зелёного цвета. Он смешивал коктейли, жонглируя бутылочками.
Когда Фэр засекла комиссара Гальяно, едва не захохотала в голос. Так она и знала, что этот чудик чего-нибудь отмочит! Котелок, трость, бабочка, доисторический полосатый костюм, явно вытащенный из дедушкиного сундука и погрызанный молью. Подкручивая кончики усов наверх, он воображал себя Эркюлем Пуаро. Это он так не привлекает внимания. Ну и ну!
Фернанду комиссар увидел. Подмигнул и поднял два больших пальца вверх, давая понять: она выглядит клёво. На душе стало легче, и Фэр перевела дух.
Еду компания выбрала лёгкую: салаты, фрукты, канапе — крохотные бутербродики на шпажках — и коктейли. Алкоголь Фэр пить не стала и девочкам запретила. Фред, не склонный к дебошам и распитию спиртного, последовал их примеру. Но, пока все потягивали из трубочек фруктовые и молочные коктейли, Вирхиния, заказав Лонг Айленд [1], сразу же наклюкалась и громко объявила, что хочет танцев и секса.
На сцене артисты сменяли друг к друга, но их имена и песни Фэр не знала. Музыкальные каналы она не смотрела и новинки поп-индустрии не отслеживала, и была разочарована, ожидая встретить знаменитостей покруче. А Вирхиния вообще скуксилась, пыхтя, что среди этих мальчиков ловить ей некого, и заказала ещё пару горячительных коктейлей. Фернанда попыталась её остановить — куда там. Вирхиния не реагировала, вопя, что хочет напиться и сдохнуть. Зато Агустина с Сэси, похоже, знали многих артистов — тут были их кумиры, чью музыку они слушали сутками. Каждый раз, как на сцене появлялся кто-то новый, девчонки взвизгивали от восторга, привлекая внимание соседей по столикам.
Наконец ЭмСи — паренёк в мешковатых джинсах-бэгги с карманами — вызвал на сцену виновника торжества — светловолосого мужчину с густо накрашенными глазами, модной стрижкой а-ля «забыл расчесаться с утра», пирсингом на губе и с длиннющей серьгой в ухе. Рваные джинсы его висели лохмотьями. На голое тело был надет лайкровый чёрный жилет, весь усыпанный стразами Сваровски. Если б ЭмСи не говорил о хозяине вечера в мужском роде, Фэр не поняла бы, какого он пола.
— Давайте ещё раз поприветствуем нашего именинника! — выкрикивал нараспев ЭмСи. — Прошу любить и жаловать: наш дорогой Энеас Арайя!
Раздались овации. Кое-как перемещаясь в космических ботах на здоровенных платформах, Энеас раскланивался и выкрикивал в микрофон жеманным голоском:
— Спасибочки, мои котятки! Спасибочки всем за этот очуменный вечер! Это зашибиссимо!
— Какой отталкивающий тип, — сказал Фред.
— Эх, ты, деревня! — скривилась Агустина. — Ничего ты не понимаешь, Адальфредо Муньос. Это же Энеас Арайя — самый крутой и гламурный стилист всех времён и народов.
— Он такой классный! Сейчас это самый популярный стилист в Байресе, — подтвердила Сэси. — Все, даже именитые звёзды, мечтают попасть в его руки!
— Педик что ли? — выдала Вирхиния, затягиваясь очередной сигаретой.
Фернанда хотела на неё шикнуть, но возглас Вирхинии, похоже, услышали только они с Фредом, что покраснел до корней волос. Агус и Сэси же шушукались, тыча пальцами в сцену.
А Энеас уже сэлфился на фоне прожекторов, талдыча как попугай: «Очуметь, я в ауте!». Притворно закатывал глаза и раздавал воздушные поцелуйчики.
Позже ЭмСи объявил выход группы под названием «Дедушкины пилюли», и на сцену высыпала толпа молодых людей.
«А музыка у этих ребят хорошая», — подумала Фэр. И парни интересные. У солиста приятный баритон, а гитарист отжигает, забирая внимание на себя. И что это за «Дедушкины пилюли»? Кто выдумывает музыкантам их поганенькие названия?
Вирхиния, пьяная в стельку, вылезла из-за стола, приосанилась и, спотыкаясь, двинулась на танцпол. Фернанда махнула на кузину рукой — пусть делает что хочет. Не до неё сейчас. Фэр внимательно следила за действиями бармена, но ничего особого не замечала — он смешивал коктейли, шутил с посетителями, делая незамысловатые трюки с бутылочками.
В конце концов, Фернанда решила прогуляться по залу, чтобы понаблюдать за другими обитателями клуба — дилер может скрываться где угодно. Велев Фреду следить, чтобы Агустина и Сэси ничего не натворили, Фэр втиснулась в ряды танцующих. Наблюдала за ними, выискивая мелкие странности в поведении, но тщетно. Вирхинию она тоже не приметила — та испарилась, как вода на жаре.
— А сейчас на сцене, я не побоюсь этого слова, настоящая звезда, — объявил ЭмСи. — Он прилетел из Амстердама, чтобы завоевать сердца девушек по всей Латинской Америки. Друзья, рыдайте! Нашего именинника спешит поздравить Джерри Анселми!
Толпа грохнула, как снаряд, и Фэр едва не снесло в угол. Безумный рёв танцпола на секунду её дезориентировал. Но, как опытный полицейский, она живо встряхнулась и, распихав всех локтями, выбралась на другой конец зала. Мягкий, ласкающий слух тенор заставил её глянуть на сцену.
«Я знаю каждую твою родинку, знаю, когда ты кокетничаешь и как ты кусаешься. Твои ласки меня заводят. Ещё минута, и я буду любить тебя, я нарисую тебя руками…» — без зазрения совести шпарил певец, аккомпанируя себе на бас-гитаре. За его спиной разместились ударник, клавишник и бэк-вокалисты, но на них Фернанда и не взглянула.
Певец был высок, строен, смугл и затянут в чёрную кожу — обтягивающие всё, что можно и нельзя, брюки и косуху с заклёпками и цепями, надетую на голое тело. На руках — браслеты с шипами и байкерские митенки без пальцев. Иссиня-чёрные волосы, удлиненные на шее, были лихо зачёсаны вверх.
Лицо Фэр не разглядела — отсюда сцену было видно хуже. Вроде на обезьяну не похож. А голос замечательный, приятный и сильный. К тому же, парень пел вживую — не все из выступавших могли этим похвастаться.
Фернанда, разбирающаяся в музыке на уровне «нравится — не нравится», его вокальные данные оценила. Хорошо поёт, что и говорить. Не зря девицы, разомлев, пялятся на сцену и восторженно повизгивают в такт. А когда певец, сев на колени, выдал гитарное соло, почти распластавшись на полу и встряхивая налакированными волосами, Фэр растаяла, как мороженое в микроволновке. Окончив выступление, певец раскланялся. Поздравил именитого стилиста, которого нетрезвый ЭмСи уже величал просто «Эни», и исчез в кулисах. Тут Фэр и очухалась.
Что это было? Этот человек её загипнотизировал? Но она давно решила — романтические чувства для неё под запретом. Мужчины могут одаривать её подарками, делать миллионы комплиментов, но это их проблемы. Она останется глуха. Любви в её жизни места нет. Одного раза хватило, чтобы понять — всё мужики гады, сволочи и мерзавцы. Даже самые красивые, успешные и умные. А уж заглядываться на певца… Фи! Она же не тинейджерка, что ведётся на сладкий голос и смазливую физиономию. Инспектор полиции как-никак. Вот так всегда, убиваешь, убиваешь в себе романтичную натуру, а кто-нибудь — раз, и всё ломает своими дурацкими песенками.
Фернанда вспомнила, что слышала этот голос по радио. Тогда её тоже развезло. А сегодня она увидела обладателя голоса воочию, что усилило эффект. О чём она вообще думает? До лампочки ей, как выглядит какой-то певец. Пусть у него хоть бананы с ушей свисают! Надо заняться делом, ради которого она сюда пришла — ловить наркоторговца. А она засматривается на всяких… в кожаных штанах.
Мысленно двинув певцу в челюсть кулаком, Фэр вернулась к своему столику. Грустная Агустина стеклянным взором изучала содержимое тарелки. Сэси что-то шептала Фреду в ухо, и тот напоминал гранат. А Вирхиния так и исчезла с концами.
— Агус, что с тобой? — с тревогой спросила Фернанда племянницу.
— А? Что? Нет, ничего, тётя, — безразлично пожала та плечами.
— Как это «ничего»? Вид у тебя странный.
— Просто у меня голова разболелась, я устала и хочу домой.
— Тебя никто не обидел? — покосилась Фэр на Сэси с Фредом.
— Нет, тётя. Я же сказала, у меня голова болит. Наверное, от шума и дыма. Я не привыкла по таким местам ходить.
— Это правда, — вздохнула Фернанда, ощутив укол совести.
Агустина не тусовщица и не бывала в злачных местах. Зря она её сюда притащила. А вдруг ей что-то подсыпали в коктейль? Официант или бармен запросто могли это провернуть — у девчонки глаза стеклянные, а речь вялая, хотя обычно она тараторит попугаем.
— Вот что, — решила Фэр, — езжайте-ка вы втроём домой. Фред, бери девчонок и садитесь в такси. Смотри, не брось их на полпути. Они должны прибыть домой в целости и сохранности. Отвечаешь головой! — погрозила она пальцем.
Но Сэси перспектива ухода из клуба не прельстила.
— Как это вы хотите отправить нас домой? — надулась она. — Мы же только пришли! Ещё даже дискотеки не было! А я хочу и концерт посмотреть, и потанцевать.
— Нет-нет, довольно на сегодня! — Фэр, обычно лояльная к чужим желаниям, проявила твёрдость. — Вы несовершеннолетние, и для вас время позднее. Вы только взгляните, час ночи! А мы с Агустиной наврали Маргарите, что идём в кино. Да она нас убьёт! Так что по домам и без разговоров. Агус, если столкнёшься с матерью или тётей Фели, скажешь, что меня вызвали на работу, а ты приехала на такси с Фредом и Сэси, которые тоже были с нами в кино. Понятно?
— Угу.
Подхватив варёную Агустину и недовольную Сэси под локти, Фред увёл их за собой. Фернанда вздохнула с облегчением. Вот дура! Зачем взяла их? Хотела как лучше — и девочек порадовать, и к себе внимания не привлекать. Но тут столько народу, и от цветомузыки так рябит в глазах, что никто ничего не видит.
Меж тем, комиссар Гальяно злостно нарушал свои обязанности: выпивал при исполнении и заигрывал с гламурной блондинкой. Розовое платье, силиконовая грудь, губы уточкой — прямо особа из анекдотов. Ну комиссар даёт на старости лет! А ей тут отдуваться. Придётся ловить бармена на живца — на себя.
Когда Фэр села у барной стойки, ЭмСи объявил, что концерт закончен и начинается дискотека.
— Танцуем, друзья! Танцуем до самого рассвета!
И грянула музыка, от которой у Фернанды всегда закладывало уши и перехватывало дыхание. Долбанное тыц-тыц!
С целью конспирации Фэр заказала Кровавую Мэри. Пить при исполнении нельзя, но она сделает вид. У барной стойки никого не было — наверху находился паб и любители действительно крепкой выпивки тусовались там. А здесь бармен и его сверкающий бар служили декорацией и развлечением для тех, кому было скучно за столиками и на танцполе.
Фернанда так и не видела ничего подозрительного. Похоже, вечер зря потерян. А она рассчитывала, что завтрашнее утро начнётся с поздравлений комиссара Гальяно и присвоения ей какой-нибудь премии за поимку наркодилера. Ага, разбежалась!
— Пусти меня, идиот! Пусти сейчас же! — женский крик вывел Фэр из прострации.
Она мельком глянула на бармена. Тот, вытянув шею, перегнулся через бар и смотрел под лестницу — там находились курилки и туалетные комнаты.
Здоровенный секьюрити вытолкал в зал мужчину и женщину. Мужчина — симпатичный, чернявый и курносый — застегивал на ходу джинсы. Фернанде он был незнаком. Зато в женщине в красном платье она без труда узнала Вирхинию.
— Попрошу на выход! — гремел секьюрити басом.
— А что случилось, Сэмми? — спросил любопытный бармен.
— Да тут посетители пожаловались, что двое закрылись в мужском туалете. Вот я и навожу порядок, — важно сказал Сэмми и, грубо схватив Вирхинию и её спутника под руки, выволок их прочь.
— Ох, уж эти любительницы сладкой жизни и острых ощущений! — хихикнул довольный скандалом бармен. — Впервые что ли? Проникают сюда, ищут богатеньких, а потом прячутся с ними по туалетам.
— Какой ужас! — поморщилась Фернанда.
И почему ей так стыдно? Вроде это кузина напилась в хлам и побежала в туалет с мужчиной, но стыдно почему-то Фэр. Вирхинии нельзя пить, она не умеет себя вести. А ещё врач!
К коктейлю Фернанда не притронулась. Сконфуженная позором Вирхинии, она не заметила, как к барной стойке подсел ещё кто-то. Обратила внимание, лишь когда взглядом зацепилась за чью-то руку. Ладонь закрывала кожаная митенка, а пальцы напоминали гриб под названием «Рука дьявола» [2]. Тонкие, нечеловечески длинные, они гнулись так, будто в них не было костей.
Фэр долго пялилась на эти пальцы, а их обладатель — мужчина болтал по телефону, сидя к ней спиной. Окончив разговор, встряхнул налакированными смоляными волосами, обернулся к бармену и тихо произнёс:
— Воды. Минеральной, без газа. Со льдом и лимоном.
Голос был негромкий, тягучий, немного манерный. Фернанда невольно покрылась мурашками. Переведя взгляд на профиль, тонкий, с немного острым носом, она узнала в нём певца, на которого недавно любовалась. С кожаных штанов его свисали цепи, а косуху он сменил на чёрную рубашку.
— Воды и всё? — удивился бармен. — Мистер Джерри, это несерьёзно! А у нас тут новинка. Коктейль «Зомби» — атас просто, вшторивает аж, искры летят.
— Спасибо, Тос, но я сегодня зомби и без коктейля. Так что не докучай мне. Делай что велят, — мягко, но властно произнёс певец.
— Как хотите, моё дело предложить.
Налив воды в высоченный стакан, Тос плюхнул туда несколько кусочков льда и лимон и подал клиенту.
Некоторое время певец взбалтывал лёд в стакане, давая ему раствориться, и Фэр отвлеклась, жестом велев бармену наклониться к ней.
— Тос, — мило сказала она, — а есть что-нибудь ммм… покрепче?
— Покрепче? — сдвинул тот брови. — Джин-тоник, Джулеп, Лонг Айленд, или вот «Зомби» могу предложить. Неразбавленное я не подаю. В пабе можно текилу или чистый виски заказать, но там даме не место. Пьянчуги разорвут вас на клочки. Да и зачем вам покрепче? Видели же ту особу, что прыгала по туалетам? Эка её развезло! Вот что бывает, когда человек нормы не знает.
— Но, Тос, я имела ввиду другое, — улыбнулась Фернанда, становясь ещё милее.
— Эм-м?
— Ну… витаминки какие-нибудь…
Тос пару секунд пялился на Фэр. Поиграл татуированными мышцами, о чём-то думая. И шепнул девушке в ухо:
— Нет! У нас это запрещено. Хозяин строгий. У нас только алкоголь.
— А если подумать? — не унималась Фернанда, обескураженная таким промахом. Неужели не бармен? Положив подбородок на скрещенные пальцы, она сверкнула голубыми глазами.
— Ни в коем случае! — помотал головой Тос. — Я не торгую ничем запрещённым. У нас уже был прецедент, при другом бармене. Тогда его уволили и клуб чуть не закрыли. А я пришёл на его место, — шёпотом объяснял Тос, косясь на певца, что так и сидел вполоборота, болтая лёд в стакане. — Я криминалом не занимаюсь. У меня жена, дети, мать слепая — всех надо кормить. Я не могу рисковать работой. Сейчас её не так просто найти. Так что вы обратились не по адресу. Я думаю, то, что вы хотите, надо поискать в других заведениях, — победно закончил Тос, явно гордясь собой.
Вот так да! Выходит, чутьё её подвело и она напрасно тут распиналась. Разочарованию Фэр не было предела. Выставила себя наркоманкой перед этим Тосом. Замечательно! Пойти в ночной клуб, нарядившись как кукла, и потерпеть фиаско. А может, она не там ищет? Придётся оставить бармена в покое и последить за кем-то ещё. Диджей, ЭмСи, официанты, секьюрити, посетители клуба…
Вздохнув, Фернанда автоматически перевела взгляд со своего стакана на соседний и… оцепенела. «Рука дьявола» в перчатке небрежно шмякнула в воду несколько таблеток. Белых, круглых и маленьких. Похоже на экстази. Быстро запрокинув стакан, певец осушил его.
Бинго! Искомое сидит у неё под носом и в открытую глотает наркоту. Наглость невероятная! Даже не скрывается.
«Ну, красавчик, ты влип!» — зловеще подумала Фэр, и у неё поднялось настроение. Хотя и досадно было, что тем, кого она искала, оказался именно этот человек. Чересчур глубокие нотки её души он затронул своей песней. Ну что ж, теория её снова оправдалась: все мужчины — гады.
Комментарий к Глава 4. Секс и гламур -------------------------------
[1] Лонг Айленд — алкогольный коктейль: кола, джин, белый ром, водка, текила, сухой ликер и кисло-сладкий микс из лимона и сахара.
[2] Рука дьявола — гриб, который формой похож на длиннющие человеческие пальцы, высовывающиеся из-под земли.
====== Глава 5. Рыба Фугу ======
Певец взгляд Фернанды усёк. Резко поставив стакан (льдинки зазвенели внутри), он надменно вскинул голову.
— А в чём, собственно, дело, мисс? — спросил он лениво, как сонный гепард. — Чем вас так заинтересовала моя персона, что вы пялитесь,будто у меня три глаза и четыре уха, м?
Слово «мисс» Фернанду царапнуло, напомнив ей о чём-то далёком, живущем в прошлом.
— Я видела, как вы пели, — натянула она любезную улыбку. — У вас красивый голос. И вот, пью я себе коктейль, и вдруг вы садитесь рядом. Я и заинтересовалась. Вы должны бы привыкнуть к вниманию.
— Смотря к какому, — хитро склонил он голову на бок. — Порой кидаются на шею или под колеса авто с визгом: «О! Джерри! Джерри, я тебя люблю!», — он негромко рассмеялся. — Или ты выходишь из дома, а у порога спят фанаты. Такое внимание мне знакомо. От него не спрячешься. Поэтому меня удивило и даже насторожило, что вы, сидя рядом, не выпрашиваете автограф или фото. Это странно.
— По-вашему я смахиваю на фанатку? — вспылила Фэр. — Да я вас впервые вижу! Автографы оставьте при себе, я в них не нуждаюсь. Мне понравилось, как вы пели, и я сделала вам комплимент. Вот и всё.
Фернанда мысленно боролась с закипающим гневом. Этот самоуверенный нарцисс начинал её раздражать. Вот бы защёлкнуть наручники на его изнеженных ручках! Мигом бы улетучился весь его пафос. Но нельзя торопиться — она спугнёт более крупную дичь. Неизвестно, откуда красавчик взял наркотики: торгует или купил для себя. Поведение его после приёма таблеток не изменилось, а ведь экстази превращает человека в неандертальца — это всем известно.
— Представляю, как напрягает такая популярность, — изобразила сочувствие Фэр.
— Эм-м… не скажу ни да, ни нет, — молвил он, играя льдом в пустом стакане. — Сначала это, ох, нравится. Поощряет твоё Эго. Приятно, когда тебя боготворят, возносят на пьедестал. Но потом это начинает мешать. Ты живёшь, как в стеклянном кубе. За твоей жизнью, чувствами, ошибками наблюдают круглосуточно. Журналисты охотятся, чтобы взять интервью. Папараццы — в надежде урвать фото поскандальнее. Фанаты — в зависимости от степени их фанатизма, одни за автографами и поцелуями, а другие и за большим, — Джерри театрально распахнул глаза, изумрудно-зелёные, под цвет платья Фернанды.
И девушка подумала: таких глаз в природе не существует. Цвет чересчур редкий, чтобы быть натуральным.
— Кстати, меня зовут Фернанда. Фернанда Ривас, — представилась она.
— Джерри Анселми, — сверкнул он улыбкой профессиональной суперзвезды. На щеках заиграли ямочки, смягчив острое, с выраженными скулами лицо.
— А это псевдоним или настоящее имя? — Фэр старалась быть непосредственной. Но её приёмы потерпели фиаско.
— А это интервью или допрос? — ответил он вопросом на вопрос.
— Ах, нет! Просто я любопытная от природы, — она похлопала глазами, кося под дурочку. — Имя «Джерри» в наших краях не встречается. Ведь это американское имя?
— Вау! А что, в странах третьего мира нынче запрещено носить американские имена? — зубоскалил Джерри, не повышая голоса и на четверть тона. — Надо же, я не жил тут восемь лет и не думал, что всё так плачевно. Раньше можно было именоваться хоть осьминогом.
— Значит, вы аргентинец?
— Допустим. Но я много лет жил в Нидерландах.
— Хм… а почему вернулись?
— А как называется ваша газета, мисс? — парировал он.
Этот неожиданный вопрос поставил Фэр в тупик.
— Я вас не понимаю.
— Понимаете. Думаю, я нарвался на молодую журналистку, падкую до сенсаций, — негромко рассмеялся Джерри.
— С чего вы взяли, что я журналистка? — ухмыльнулась Фернанда. Нет, он её не поймает, кишка тонка.
— А это очевидно. Причём, журналистка неопытная. Видимо, очень хотите популярности. Но ваши потуги косить под случайную собеседницу шиты белыми нитками. Вы ведёте диалог, задавая стандартные вопросы, на которые я отвечал миллион раз, — он мягко улыбнулся, опершись подбородком о ладонь. — Ну признайтесь, я угадал?
— Нет, вы ошиблись, Джерри Анселми, — передразнила его улыбку Фэр. — У вас плохая интуиция. Я не журналистка. Но я прямолинейна и коммуникабельна. Я сразу спрашиваю то, что меня интересует. Не люблю ходить вокруг да около.
— Это ложь. Её я чую за версту. Лгунья вы не очень искусная. Вы предсказуемы, мисс, — поцокал он языком, давая понять, что не верит ни слову. — Я даже знаю, что вы спросите дальше.
— Что же?
— Например. «О, Джерри, а правда ли, жизнь там, в Нидерландах, отличается от жизни здесь, в Аргентине?». Угадал? — изучил он долгим взглядом её лицо.
Фернанда готова была его покусать. Угадал, мерзавец!
— Судя по вашему молчаливому возмущению, я недалёк от истины. Кстати, могу ответить, — продолжил Джерри весело. — Я люблю отвечать на этот вопрос и смотреть, как вытягиваются лица собеседников. Жизнь там и жизнь здесь разнятся, как покои английской королевы и хибара рыбака. Когда я приехал в Амстердам, я попал в иной мир. Здесь тоже цивилизация, чудный город Буэнос-Айрес, красивая архитектура. Смартфоны, компьютеры, роботы и иные достижения технического прогресса, сервис порой не хуже, а иногда и лучше, но… там человек свободен. Никто и ничто не вправе его ограничивать. Свобода передвижения, свобода слова, свобода выбора жизненного пути, религии, политических предпочтений, отсутствие дискриминации, свободомыслие и инакомыслие. В Байресе же люди живут внутри догм и традиций на уровне столетия примерно девятнадцатого. Не скажу, что мне это мешает, да и Аргентина — наиболее толерантная страна из всего континента, но предрассудки никуда не денешь, увы. А голландское представление о морали и нравственности иное. И мне оно ближе. Например, та девушка, что выгнали отсюда за секс в туалете, могла бы и компенсацию с клуба содрать за дурное обращение. Если бы жила в Нидерландах, — Джерри упёрся пальцами в столешницу — они изогнулись так, что Фэр усомнилась, есть ли в них кости. — А находились бы мы сейчас в Амстердаме, вам не пришлось бы шептаться с барменом на предмет «чего-нибудь покрепче». Там вы, сидя в баре, спокойно курили бы марихуану.
Фернанда просто обалдела. Значит, он всё видел! И позор Вирхинии, и её собственный позор. И теперь думает, что она наркоманка. А сам таблетки глотал в открытую! И, похоже, этот мистер-змеиное жало искусен в полемике. Видимо, натаскался на беседах со СМИ. Он положил её на лопатки, даже не повышая голоса. Её! Её, Фернанду Ривас, инспектора полиции! Джерри Анселми — первый мужчина, после диалога с которым она растерялась. А всё от стыда. Он видел, как она опростоволосилась перед Тосом, и теперь ухмыляется, большим пальцем гладя ямочку на подбородке.
— Теперь мне всё ясно, — со злостью сказала Фэр. — А я и думаю, откуда у с виду нормального мужчины пристрастие к таблеточкам. Но вы не учли одну деталь, Джерри Анселми, — тут не Амстердам и торговля наркотическими препаратами у нас запрещена.
На его лице ни мускул не дрогнул, а в глазах, дерзких и ярких, плясали искры. Непонятно, какие эмоции испытывает этот человек: весело ему или грустно, паникует ли он, психует, волнуется. Похоже, ему всё до барабана. Фэр такая непробиваемость взбесила, и она захотела вылить на Джерри коктейль, чтобы вывести его из равновесия.
— Я вас не понял, мисс, — мягко ответил он. — Я ничем не торгую, кроме своего голоса, тела и совести. А вам не рекомендую торговать и этим. Оно того стоит, только если за него уплачена большая цена. И не учите меня жизни. Терпеть не могу нравоучения! Мы с вами находимся по разные стороны баррикад, смею вас заверить.
— Я и не собиралась вас учить. Тратить время на такого, как вы? Увольте!
— А какой я?
Фэр едва не зарычала. И что за манера у него — ставить в тупик? Извивается, как уж на сковородке.
— Ну же, мисс, говорите прямо. Убейте меня словами, я мазохист и жажду мук. Вы же хотите, чтобы во мне проснулась, а-ха-ха-ха, совесть! Так дерзайте. Каков по-вашему Джерри Анселми?
— Наглый самовлюблённый павлин! Да ещё и наркоман! — выпалила Фэр, забыв, что она инспектор полиции. Тос ретировался — нырнув под барную стойку, изобразил, что копается в ящиках с бутылками.
— Мне нравится ход ваших мыслей, продолжайте, — переплетя пальцы, Джерри медленно провёл ими по губам.
— Мерзавец, который считает, что ему всё дозволено, потому что пользуется успехом у женщин. А, может, и не только у женщин! Судя по количеству штукатурки на вашем лице, я бы не удивилась, — тут Фэр умолкла, осознав, что зашла далековато.
— Ммм… а-ха-ха-ха! — Джерри сверкнул зубами, как фотомодель перед объективом камеры. — Знаете, в данном случае я умываю руки. Ваше мнение — только ваше, мисс. Оспаривать его и оправдываться — это унижать себя. Раз вы позволяете себе хамить едва знакомому человеку, вы не стоите ни моих нервов, ни моего времени. Счастливо, — он спрыгнул с барного стула и, вышагивая, как по подиуму, направился на выход.
Фэр хотела его догнать, вытащить пистолет, жетон и арестовать, но не успела — с танцпола раздались крики. Музыка замолкла и народ расступился — некая девушка упала в обморок.
Поискав глазами комиссара, Фернанда увидела: тот спит на столе. Пришлось рассекречиваться. Она выудила из сумочки жетон и ворвалась в толпу, приказав охранникам вызывать скорую. Связалась по рации с Берни, чтобы тот арестовал Джерри Анселми и всех, кто находился в клубе.
Измотанная и злая, Фэр мечтала задержать весь город. Так её взбесило, что какой-то паршивый певец вывел её из себя, вызвал гнев, беспокойство, стыд. Джерри Анселми. Что ж, это имя она запомнит!
Сплюнув от отвращения, Фернанда покинула «Угартэ», где уже орудовали копы, размахивая дубинками и пистолетами. Последнее, что она услышала, — жеманные вопли стилиста Энеаса Арайя:
— Не надо меня лапать! Фу, какой ты грубенький, бугайчик! Это ж Армани! Моя одежда стоит дороже, чем твоя жизнь! И ва-аще где тут камера? Аллё-ё! Приветик! Я помашу ручкой? Что-о? Это не шоу «Скрытая камера»? Ну вот, бугайчик, ты меня расстроил. Наручники? О, май гад! А они хотя бы со стразами?
Уже минут сорок Фэр слушала крики Энеаса Арайя, во весь опор скачущего по её кабинету. Будь неладен этот тип! Чёртов стилист не затыкался, требуя то адвоката, то президента, то кофе и ванну с мятой и мелиссой, а то и цианида, будучи «не в силах выносить такие муки».
— Где это видано, чтобы меня, Энеаса Арайя, лучшего стилиста всей планеты, арестовали на собственном дне рождения! Караульчик! Кошмарчик! Катастрофочка! Яду, яду мне срочно! Я этого не переживу! Я буду жаловаться! Я найду на вас управу! — визжал он, срывая голос.
— Сеньор Арайя, может вы сядете?
— Сесть, милочка, я всегда успею. Где мой адвокатик?
— Я имела ввиду, сядьте в кресло, — обречённо вздохнула Фернанда.
Похоже, выспаться сегодня не получится. Хорошо, что народ из клуба в полицию не повезли — отпустили под подписки о невыезде. Девушка, которая упала в обморок, оказалась светской львицей Сандрой Вэйс. Её доставили в центральную больницу, где врачи живо определили — у пациентки передозировка веществами рода амфетаминов. Получается, в клубе действительно кто-то торговал наркотиками, и Джерри Анселми был не единственный, кто их принимал. Но с него, как с гуся вода. Фернанда была убеждена: он и является наркодилером.
Пока Энеас Арайя бесновался, Джерри, закинув ногу на ногу, сидел в кресле и невозмутимо разглядывал листок с фотороботами преступников. На фоне бешеного стилиста его непробиваемость изумляла.
Энеаса же арестовали по его вине. Если б он не требовал наручников со стразами и лимузин, его бы вызвали повесткой.
— У меня уже причёска повисла! Взгляните что у меня на голове! Это же жуть! Мне пора делать укладочку, а я торчу здесь! Я не могу ходить с такой мочалкой, я же Энеас Арайя! А если меня кто-нибудь увидит? — Энеас схватился за голову, портя причёску окончательно. — Это же катастрофище! Как дальше жить?!
— Сядьте уже, в конце концов! — рявкнула Фернанда.
С кресла Джерри раздался смешок. Мерзкий тип! Ему грозит срок за торговлю наркотиками, а он хихикает.
— Эни, может, ты послушаешь, что предъявит тебе мисс инспектор? — лениво бросил Джерри. — Она ведь дама изобретательная и в высшей степени любезная.
— Ах, лапочка, я, конечно счастлив, что тебя тоже арестовали, — выдал Энеас, косясь на Джерри вполглаза, — но я не понимаю, как можно быть спокойным в комиссариате?! Мы тут сидим, как уголовнички. С маньяками и то лучше обращаются! Это же апокалипсис! А тебе хоть бы что. Детка, это улёт, ты просто космос!
Джерри безразлично пожал плечами.
«Точно этот Энеас какой-то неправильной ориентации», — подумала Фернанда. Она впервые слышала, как мужчина называл другого мужчину «лапочкой» и «деткой». И второй принимал это как данность. Ох, уж этот загадочный мир шоу-бизнеса!
— Я гляжу, вы, сеньор Арайя, решили, что я буду возиться с вами до утра, — отчеканила Фэр. — Если вы не прекратите протирать в моём полу дыры и не сядете в это кресло, — она ткнула пальцем в кресло напротив, — я отправлю вас в камеру.
— О, святые Дольче и Габбана, только не это! Атас! — Энеас мигом рухнул в кресло.— Ах, как я устал! Мой день рождения, начавшийся так шика-а-арно, превратился в жутики! — он обмахивался рукой, как веером. — Мне не хватает воздуха. У меня слишком хрупкий организм, чтобы провести остаток жизни в тюрьме. За что вы так со мной? Что я сделал? Разве быть Энеасом Арайя — преступление? Почему вы хотите запереть меня в тюрьму навсегда?!
— Сеньор Арайя, никто вас не собирается запирать. Вас сюда пригласили, как свидетеля. Но если вы не уймётесь, я вас посажу в камеру. Я гляжу, вы туда рвётесь.
Он вытаращил глаза, серые, как пепел.
— Как свидетеля?
— Именно.
— Ай! Ай, какая прелесть! — из груди стилиста вырвался вздох облегчения, и он подпрыгнул в кресле. — Милашка, что ж ты раньше не сказала? Я ж весь извёлся. Я же чуть все ноготочки себе не обгрыз. Думал ну всё, Энеас Арайя, ты попал, как тараканчик под тапочек.
— Я уже битый час пытаюсь до вас это донести. Если вы не умолкните, я посажу вас в камеру за издевательство над инспектором полиции, — пригрозила Фернанда.
— Ах, ладно, ну всё, молчу! Называй меня просто Эни, милашка! А можно мне водички?
— Можно. Только я вам не милашка! Я инспектор Ривас! И нечего мне тыкать! — в ответ на эту реплику Джерри фыркнул. Раздувая ноздри, Фэр налила воды из графина и протянула её стилисту.
— Водичка у вас — жесть! — заявил Эни, осушив стакан до дна. — Отрава! Поди нефильтрованная.
В конце концов, Фернанда сняла с него показания. Энеас уверял: он ничего о наркотиках не знает и удивился, что Фэр подозревает Джерри.
— Ну что вы, милашка инспектор, вы ошибаетесь! Я знаю Джерри Анселми, я работаю с ним и его командой уже несколько месяцев. И я не замечал, чтобы он принимал что-то такое, плохое. Он даже не курит. И вообще он мяу и я от него тащусь! Я думаю, крошка инспектор, вам надо поискать своего преступничка в другой канавочке. А ещё вам не помешало бы сменить имидж, хотя…
Эту тираду прервал тихий, кошачий хохот Джерри. Фэр еле удержалась, чтобы не стукнуть его.
— Сеньор Арайя, подпишите показания и можете быть свободны, — решила закончить Фернанда с этим шоу. — Если вы нам понадобитесь, мы пришлём повестку.
Радостный Энеас расписался под показаниями, даже их не читая.
— Я правда могу идти домой?
— Вы можете идти домой, сеньор Арайя.
— О, святые Армани и Валентино, спасибиссимо! — возопил он, вскакивая на ноги. И переключился на Джерри. — Надеюсь, детка, мы скоро увидимся. Если тебя не посадят. А если посадят, я буду тебя навещать и делать тебе шикарненькие причёсочки. Счастливенько! Бай-бай!
Поймав суровый взгляд Фернанды, Эни подхватил вещички и ретировался.
— Ну? — переключилась Фэр на Джерри. — Сеньор Анселми, вы будете давать показания или нет?
— Мистер Анселми, если можно, — исправил он вяло. — Ненавижу слово «сеньор»! Я от него отвык и не жажду привыкать обратно, дорогая инспектор… эм-м-м…
— Ривас. Фернанда Ривас.
— У меня плохая память на имена, но ваше я запомню. И не думайте, что раз я певец, то глуп. Я прекрасно знаю свои права. Во-первых, вы не предъявили мне обвинений. Следовательно, держите меня тут незаконно. Во-вторых, я не стану давать показаний без моего адвоката. В-третьих, я имею право на телефонный звонок. Так что? Где мой звонок?
— Сейчас нет, — обескураженно отрезала Фэр.
Она действительно рассчитывала на его юридическую безграмотность. Все эти звёзды шоу-бизнеса не умнее табуретки. Но, похоже, она нарвалась на исключение. Чёрт возьми, так хочется найти его слабое место, сбить с него спесь.
— Что значит нет? Это нарушение моих прав, — Джерри скрестил руки на груди.
— То и значит. Позвоните завтра, когда починят телефон, — выкрутилась Фернанда. — Сегодня это невозможно, у нас обрыв телефонного кабеля.
Джерри закатил глаза, откидываясь на спинку кресла.
— Вы надо мной издеваетесь, мисс? Век у нас двадцать первый! Я и не помню, как выглядит стационарный телефон, и забыл как им пользоваться, — он негромко рассмеялся, давая понять: это шутка. — Верните мои вещи, и я позвоню со своего смартфона.
— Нет, — покачала головой Фэр, — личные вещи вам отдадут, когда вы покинете комиссариат. Но это будет нескоро. Торговля наркотиками — серьезная статья. Это вам не колбасу украсть в супермаркете. Так что вы влипли, Джерри Анселми!
Он так захохотал, что Фэр вздрогнула.
— И что же смешного я сказала?
— Там, в клубе, я решил, что вы недожурналист. А вы, оказывается, недополицеская, — он прищурился, кольнув её взглядом. — Но я не буду оправдываться. У меня презумпция невиновности. Это вы должны доказывать, что я виноват, а я без адвоката и слова скажу. И подожду извинений.
— Мне? Извиняться перед вами? А-ха-ха-ха-ха-ха! Не думайте, что выйдете сухим из воды. Хоть двести адвокатов у вас будет, я поймаю вас, как кошка рыбку.
— Вау! Да вы поэтесса! — Джерри поднялся с кресла. Провёл рукой по волосам, зачесав их назад. Через стол наклонился к Фернанде. — Эта голубоглазая кошка, верно, не разбирается в рыбе, — шепнул он заговорщически. — А рыбка бывает разная. Есть анчоус, есть лосось, а есть рыба Фугу.
— Фугу — это вы что ли? — ухмыльнулась Фэр.
— Не исключено, — сверкнул он улыбкой. — Фугу может стать деликатесом, а может и убить в восьми случаях из десяти. Это как повезёт.
— Вы угрожаете инспектору полиции? — наморщила лоб Фернанда.
— Не угрожаю, констатирую факт. Когда вы прикусите себе язык, жалея обо всём, что мне наговорили, будет поздно. Верю, что по окончании этой нелепой ситуации, я больше вас не увижу. Где там капрал? Я хочу в камеру, вы мне надоели!
— Не волнуйтесь, мы не увидимся раньше, чем лет через пятнадцать. За торговлю наркотиками меньше не дадут! — ужалила Фэр.
Но он уже не слушал — распахнул дверь в поисках ближайшего полицейского.
— Капрал, будь любезен, отведи меня в мои апартаменты. Эта дамочка меня утомила! Но с утра я вернусь и высосу вам мозг, мисс инспектор, имейте ввиду, — бросил он напоследок.
— Поглядим, как ты запоёшь утром, рыба Фугу! — с ехидством сказала Фэр пустому креслу.
====== Глава 6. Кто кого ======
Домой Фэр не поехала, осталась ночевать в комиссариате. Стрелки часов в её кабинете приближались к четырём утра. Погасив свет, она закрылась на ключ и легла на диван, мягкий и удобный, особенно для человека, который устал, как гужевая лошадь.
Уснула Фернанда мигом. Снов не видела, а покой её быстро разрушил настойчивый стук в дверь. Спросонья Фэр решила: она дома и к ней рвётся Маргарита. Или тётя Фели. Или обе сразу. Но это оказался полицейский по фамилии Гонсалес — невысокий, грузный, похожий на пончик на двух коротких ножках. Задирая подбородок, чтобы выглядеть колоритнее, он прошамкал:
— Иншпектор Риваш, там проблема.
— Что случилось, Гонсалес? — подавила зевок Фернанда.
— Предштавляете, там этот чёрт напомаженный концерт даёт.
— В каком смысле?
— В прямом. Он поёт, вешь репертуар за ночь перепел. Никто из охраны и глаз не шомкнул. Уже вошемь утра, а он воет и воет. Иншпектор, шделайте что-нибудь, мы ж на штены лезем! — сложил Гонсалес ладони в молитвенном жесте.
— Что, так плохо поёт?
— Не, поёт хорошо, но ночью шпать надо, а этот воет! А ш других камер народ аплодировал и хотели ещё да ещё. И он пел, не затыкаяшь, как шобака на луну! И не ужинал, и не завтракал. Шказал, что вшякую дрянь не жрёт.
— Ладно, Гонсалес, дай мне полчаса, чтобы проснуться, и веди задержанного ко мне, — распорядилась Фэр обречённо.
— Как шкажите, иншпектор! — с неожиданной проворностью Гонсалес выскочил за дверь.
Через полчаса, Фернанда, приведя себя в боевую готовность, попивала кофе — мерзкую бурду, что притащил заботливый Берни. Заодно и пригласил в кино. Фэр не хотела ехать ни в кино, ни в зоопарк, мечтая лишь о тёплой постельке, а Берни походил на дворнягу, добрую и неказистую. И она вспомнила подкол Джерри о разновидностях рыбы: анчоусы, лосось, Фугу… Смысл в этом есть. Вот Берни явно анчоус — его легко поймать на крючок. Если б она захотела, женила бы его на себе в два счёта. Но любовь, романтика, свидания — ей это не нужно. Сейчас её волнует наркоторговец из клуба, и о маньяке забывать не нужно.
Пока Фернанда пила кофе и болтала с Берни, Гонсалес привёл Джерри Анселми. Берни покорно ушёл, оставив их наедине. Фэр ожидала увидеть Джерри подавленным, как избалованную суперзвезду, что привык к шёлковым простыням и кровати с вибромассажем, а не к койке в камере. Чёрта-с два! Вид у Джерри был такой, словно он сошёл с подиума. Взгляд свежий и ни капли испуга на лице. Он был доволен, как обожравшийся человечинкой тигр.
— Не очень-то вы бодры, мисс инспектор, — саркастически заметил он, усаживаясь в кресло и эффектно закидывая ногу на ногу. — Синяки под глазами, причёска растрепалась. Ай-ай-ай! Плохо спали? Неужто вас замучила совесть?
— Не дождётесь, — хмуро ответила Фэр. — А вы как с курорта!
— Да, наслаждаюсь жизнью.
— В тюремной камере?
— Ну, знаете, я человек азартный. Когда бы я ещё побывал в тюрьме? Вот и хватаю жабу за перепонки, наслаждаясь этим приключением, — улыбнулся он.
— И поэтому мучаете всех? Капрал Гонсалес мне рассказал, что вы не давали охранникам спать всю ночь.
Он пожал плечами.
— Насколько я знаю, петь законом пока не запрещено. И моим соседям по другим апартаментам понравилось. Я могу найти фанатов даже в аду.
— Кстати, мне доложили, что вы и от еды отказались.
— А вы хотите, чтобы я умер от несварения? — закатил глаза Джерри. — Могу вас расстроить, мисс, я берегу себя. Кстати, вы должны мне телефонный звонок. То, что вы вытворяете, мисс инспектор, — это произвол. Давайте по-хорошему: я звоню адвокату и мы расходимся миром. Иначе эта ситуация будет иметь для вас последствия, — он понизил голос до замогильного шёпота, как у персонажа-злодея с театральных подмостков.
Нехотя Фэр сунула ему в руки стационарный телефон, древний, как столетняя черепаха. Джерри с минуту разглядывал это чудо техники. Хмыкнув, стал набирать номер, тыкая на доисторические кнопки.
— А что вы хмыкаете? — возмутилась Фернанда. — Вам ещё и телефон не нравится?
— Это прямо раритет! — пояснил он весело. — Какого он века? Попросите начальство осовременить вам аппаратуру.
Фэр зубами скрипнула, но успокоилась быстро — чувство досады сменилось злорадством. Джерри набирал номер пять раз, но не дозванивался. И она живо выхватила у него трубку.
— Всё, ваш лимит звонков исчерпан!
— Что за хамство?! Я ещё никуда не дозвонился.
— Вы набирали номер пять раз, а тут не телефонная будка. Следующий дозвон — завтра утром! — объявила Фернанда.
Лицо Джерри не изменилось — так и осталось непроницаемым.
— Не очень-то вы дорожите своим креслом, я гляжу, — лениво протянул он.
— Мне плевать на ваши угрозы! Я вас не боюсь. Я инспектор полиции, а вы — всего-навсего глупый певец. И не надо тут права качать! Лучше посотрудничайте со следствием.
— Это каким же образом?
— Всё просто. Вы пишите признательные показания, я закрываю дело, отправляю его в суд, а потом можете вызывать хоть армию адвокатов. Это уже ваши проблемы.
— Хм… какие-какие показания? — Джерри откинулся на спинку кресла, упершись в него затылком.
— Признательные.
— И в чём я должен признаться? Может, в бесконечной любви к вам?
— Не надо ёрничать, — Фэр нервно перебирала кипы бумаг на столе, перекладывая их с места на место. — В клубе я поймала вас с поличным. Я видела, как вы принимали таблетки.
— И что дальше? — он разглядывал свою руку в кожаной митенке. — Вы арестовали меня за приём таблеток? Насколько я помню, это не запрещено даже в такой отсталой стране, как Аргентина.
— Да, но в этой отсталой, как вы выразились, стране, в отличие от ваших распрекрасных и неотсталых Недерландов, запрещена торговля наркотиками.
— А я тут причём?
— Ах, ты, значит, торгуешь наркотой, одна девица из-за тебя чуть не откинулась, и ты ни при чём?! — взбеленилась Фернанда. До чего же лицемерный тип!
— Не помню, чтобы мы переходили на «ты», — безэмоционально молвил Джерри. — Ну ладно. Докажи, что я: а) принимал наркотики и б) что я ими торговал. Это твоя работа, мисс инспектор, — искать доказательства. Вот и ищи, — и он постучал двумя пальцами по столу.
— То есть сотрудничать со следствием ты не желаешь?
— Не-а.
— Значит, адвокату звонить будешь только завтра.
— Потрясающе! — Джерри рассмеялся Фэр в лицо, видя, как наливаются кровью её глаза. — Стало быть, я могу идти в камеру?
— Да, вали. Надеюсь, до завтра я тебя не увижу. Если только ты не решишь написать чистосердечное.
— Мечтать не вредно!
— Посмотрим, как ты запоёшь после нескольких суток в камере, Джерри Анселми, — выцедила Фернанда и улыбнулась, вложив в эту улыбочку всё своё презрение.
— Твои пугалки я в гробу видал, — парировал он. — Пуганный уже.
— Гонсалес! — потеряла терпение Фэр. — Отведи задержанного в камеру.
— Да, иншпектор Риваш.
Джерри дёрнулся, когда Гонсалес взял его за руки.
— Не надо трогать меня, капрал! Сколько раз говорить? Ненавижу, когда меня лапают посторонние! Я помню дорогу и сам дойду.
До обеда Фернанда ползала, как сонная муха. Раскачалась к полудню, когда на неё свалились дела насущные — опрос клиентов «Угартэ», которым разослали повестки. Длиннющая очередь потянулась к Фэр в кабинет, и принимала она её до вечера.
В девять часов Берни повёз Фернанду домой на своём Фиате 1976 года выпуска. Этой колымагой он очень гордился. Фэр же считала сей драндулет насмешкой над современной автопромышленностью. Но одной в такси ей пиликать не хотелось, а мото её отдыхал на парковке.
В доме цунами не наблюдалось. Маргарита готовила ужин, глядя ТВ. Агустина писала картину. Вирхиния не выходила из комнаты, ссылаясь на мигрень (а на деле — была в похмелье и растрёпанных чувствах после изгнания из клуба). Тётя Фели, сидя на полу в гостиной, разрисовывала ковёр. Раньше он был бежевым. Теперь на ярко-розовом фоне его красовались мухоморы. Барби, одетая в кружевной комбинезончик, лаяла на бабочку, к своему несчастью влетевшую в окно. С тётей Фели, конечно, не соскучишься, но за ковёр она убьёт её завтра. А сегодня спать. Спа-ать!
Фэр поднялась с себе, не дожидаясь ужина. Перед тем, как заснуть мёртвым сном, вспомнила о Джерри Анселми. Несмотря на его колкости, в душе Фернанды росло восхищение. Поразительно непробиваемый человек! А может, это видимость, блеф, игра? Он носит маску, чтобы не выдать истинных чувств. Тогда он либо божество, либо чудовище. Так железно держать себя в руках нормальный человек не способен.
Проснулась Фернанда, когда солнце уже било в окно, а на деревьях переругивались маленькие зелёные попугайчики — типичная картина для Байреса. Проклиная себя за то, что не завела будильник, Фэр молниеносно приняла душ, оделась и пулей выскочила из дома, несмотря на протесты тёти Фели.
— Фернандита! Фернандита, погоди! Куда ж ты без завтрака?! — завопила тётя, выбежав на порог. — Я хотела показать тебе ковёр! Думаю, его надо отмыть обратно! — голосила она на всю улицу. — Представь себе, он засох и стал похож на розовую деревяшку! Я когда это увидела, чуть в обморок не упала! А ведь я хотела ещё покрасить холодильник! Ну вот! — всплеснула руками тётя, когда Фэр промчалась мимо неё, вздымая пыль мотоциклом. — Никто на меня не реагирует, будто я полиэтиленовый пакетик! И они думают, что я буду отмывать ковёр сама? Ага, как же, нашли прислугу! Я вызову химчистку на дом!
Влетев в кабинет четверть часа спустя, взмыленная Фэр застукала там Берни, кусающего карандаш.
— Я тебе звоню, звоню, а ты это, пропала, — воскликнул он, выплёвывая карандашные стружки на пол. — Я подумал чего-то случилось, хотел уж это, за тобой наряд высылать.
— Да всё о’кей, Берни, — отмахнулась Фернанда. — Я вчера так устала, что сразу уснула, а будильник не завела.
— Бедняжка, — посочувствовал Берни. — Ну, ты это, отдохнула?
— Да, чувствую себя отлично! — улыбнулась Фэр.
— Так давай это, сходим в кино!
— Ой, Берни, у меня куча дел, — не знала как выкрутиться Фернанда. Ну не хочет она в кино, ей и так хорошо. — Посмотрим, какой сегодня будет день. Если не произойдёт ничего неординарного, то вечером пойдём в кино.
— Ага, ловлю на слове! — у Берни аж лицо порыжело, подстать его волосам. — Может, это, кофе тебе принести?
— Да-а-а! И желательно с булочкой. Я не завтракала. Кстати, а как там наш задержанный?
— Вроде тихий сегодня это, не буянит.
— Замеча-а-ательно! Я же говорила, эта бравада долго не продлится, — потёрла ручки Фэр.
— Но он какой-то это, того, — Берни покрутил пальцем у виска. — Объявил голодовку. Пьёт только воду.
— Это его проблемы! Я, например, голодовку не объявляла и ужасно хочу есть. Так что давай, Берни, будь другом, дуй в буфет и принеси мне кофе, булочку, нет, две булочки, салат, фрукты, шоколадку и ещё пирожное. Со взбитыми сливками. Я сначала позавтракаю, а потом приведёшь ко мне этого нарцисса. Надо снять с него отпечатки пальцев и всё такое… Давай-давай, Берни! Беги в буфет, пока я не умерла с голоду.
Берни ушёл — ему нравилось угождать Фэр, а ей нравилось командовать. Для дружбы тактику он выбрал верную — Фернанда любила тех, кто ей подчинялся. Но любила дружески. Как бы Фэр не хорохорилась, а покладистые мужчины её не привлекали. Она считала себя женщиной сильной, со своим мнением и индивидуальностью, и мужчина, который смог бы претендовать на её сердце, должен был быть сильнее её. Сильнее духом. Вероятно, поэтому Джерри Анселми, что не поддался на её провокации, Фернанду разозлил, ввёл в ступор. Ну ничего. Ещё день-два в камере, и этот изнеженный красавчик будет есть с её рук. Нет мужчины, которого бы она не победила!
Когда с завтраком было покончено, Фернанда велела привести Джерри в кабинет. Теперь он даст признательные показания — она не сомневалась.
Мечтам свойственно сбываться. Но свойственно и не сбываться. Выглядел Джерри бледнее, чем вчера, и щурил глаза, как от яркого света, но силы духа не утратил. Сев в кресло, нетерпеливо постучал пальцами по подлокотникам. Интересно, почему он митенки не снимает? Может, у него что-то с руками?
— Придётся взять у тебя отпечатки пальцев, — объявила Фэр, выуживая из ящика чернильницу и валик. — Дай мне руку.
Джерри странно покосился на канцелярские принадлежности и, не снимая митенки, протянул левую руку.
— Перчатку надо снять, — командным тоном заявила Фернанда.
Он не возражал. Вяло стянул митенку — абсолютно здоровая рука. Измазав Джерри все пальцы чернилами, Фэр приложила каждый к специальному бланку.
— Другую руку, — приказала она сурово.
Он небрежно стянул вторую митенку. Фэр невольно залюбовалась его руками. Нестандартные пальцы, очень длинные и гибкие. Скольким людям она уже снимала отпечатки, но таких пальцев никогда не видела. Иначе бы запомнила.
— Твои преступления легко идентифицировать по рукам, — не удержалась она. — У тебя форма пальцев запоминающаяся.
— И? — ухмыльнулся он лениво. — Это воспринимать как комплимент?
— Воспринимай как хочешь! — вспыхнула Фэр, угрюмо сунув промасленную салфетку Джерри в руки.
— Это что за гадость? — сморщился он.
— Это не гадость, это глицерин, чтобы отмыть руки от чернил.
— О, гхош [1], куда я попал? — закатил Джерри глаза. — Это век как минимум девятнадцатый. Телефон с проводом вместо смартфона, лампочки электрические вместо светодиодных. И отпечатки пальцев во всём цивилизованном мире давно снимают сканером, но в этом лесу ещё пользуются чернилами и глицерином, — Джерри любовно вытирал палец за пальцем, медленно, лениво натягивал митенки, и Фэр всё больше нервничала. А когда он машинально погладил одной рукой другую, расправляя перчатки, она покрылась румянцем, будучи не в силах оторвать взгляд от этих дьявольских пальцев.
— Мне сказали, что ты объявил голодовку, — сменила Фернанда тему, вырвав себя из прострации.
— Бред! Я не занимаюсь ерундой и голодовок не объявлял. Просто мой организм не воспринимает тюремную еду. Я предпочитаю совсем ничего не есть, нежели есть дрянь. У меня аллергия на некачественные продукты.
Фэр приподняла брови.
— Вот как? А на экстази у тебя, Джерри Анселми, аллергии нет, раз ты жрёшь его горстями? — не сдержала она яда.
— Экстази? А-ха-ха-ха! А ты знаешь, что это такое, детка?
— Не надо называть меня «деткой», я инспектор полиции! — скрипнула зубами Фернанда. — Экстази — наркотики амфетаминового ряда. Ты их принимал в клубе. Ими же передозировалась девушка Сандра Вэйс. Тебе о чём-нибудь говорит это имя?
— Сандра Вэйс? — зелёные глаза сверкнули, как у кошки в темноте. — Девушка? А-ха-ха-ха!
— Что смешного я сказала?
— Думаю, как инспектор полиции, детка, ты абсолютно некомпетентна. Выучила пару красивых слов: экстази, амфетамины, и мнишь себя супердетективом? Мисс Марпл, не иначе. И устраиваешь произвол, незаконно удерживая меня здесь. А всё почему? Потому что я поставил тебя на место. Ты привыкла людьми помыкать, но со мной это не канает. Ты хочешь мне отомстить, пользуясь своей должностью. И какой ты профессионал после этого? Ноль без палочки. Ты не удосужилась даже поинтересоваться личностью эм-м… потерпевшей.
Эти слова, произнесённые мягким тоном, на Фернанду воздействовали как пощёчина. Чего добивается этот мерзавец? Она инспектор полиции! Да он должен трястись от одного вида её жетона!
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — раздула ноздри Фэр, в глубине души зная: Джерри прав, она личное дело этой Сандры Вэйс даже не пролистала.
— Сандра Вэйс — не девушка. Это транс, известный в определённых кругах. Он сидит на тяжёлой наркоте. Даже лежал в клинике для наркозависимых. Об этом знают все, включая прессу. Кроме тебя, мисс зверски компетентный инспектор. Поэтому для начала изучи материалы дела. Кстати, ты должна мне телефонный звонок.
Вздохнув, Фэр указала на телефон. Она была сконфужена и неприятно шокирована. Этот мужчина, какой-то певец, несмыслящий ничего в серьёзных делах, усомнился в её компетентности. Но почему никто не сказал ей, что Сандра Вэйс — транс и наркоманка со стажем? Вчера она лично общалась с врачами по телефону. И они называли Сандру Вэйс девушкой. Везде одно надувательство!
Пока Фернанда размышляла, Джерри набирал номер раза три, но не дозванивался. Передумав, набрал другой номер. И — вуаля! — кто-то ответил.
— Не надо кричать, я никуда не пропал, — возразил он на чьи-то упрёки. — Слушай меня, я в полиции. Мне нужен Алвес, а я не дозваниваюсь до него. Найди его и приезжайте вдвоём, — Джерри оторвал трубку от уха, — мисс инспектор, дай адрес этого развесёлого заведения, — Фэр протянула ему визитку с адресом комиссариата, и Джерри продиктовал его в трубку. — И не задерживайся. Я не горю желанием превращаться в труп.
Последнюю фразу Фернанда не поняла. Причём тут труп? Как будто его здесь пытают! Она хотела возмутиться, но и рта открыть не успела, как дверь распахнулась. Из неё выпрыгнула — вот дьявол! — сеньора Мендес, женщина с крокодилом. Одетая в полосатые лосины и пятнистую тунику, она завизжала дурным голосом:
— Это вы виноваты! Вы мне за всё заплатите! Я дойду до президента!
— Сеньора Мендес, здравствуйте, — обречённо поздоровалась Фэр.
— Вы ещё и смеете здороваться? Совести у вас нет! — женщина нервно мяла в руках леопардовую сумочку.
— Что с вами опять случилось, сеньора Мендес?
— И вы ещё спрашиваете? Вы разлучили меня с моим Тото, заставив собирать мерзкие справки! И пока я застряла на сборе подписей от соседей, которые не хотят войти в моё положение, эти отвратительные служители зоопарка подложили мне нет, не свинью, а настоящего хряка! Да я их под суд отдам!
— Я вас не понимаю, сеньора Мендес. С Тото что-то случилось в зоопарке?
— Случилось! Ещё как случилось! — она отшвырнула сумочку в угол. — Нет больше моего Тото, всё! Был да сплыл!
— Он умер? — предположила Фернанда.
— Умер? Да типун вам на язык! — сеньора Мендес постучала кулаком по столу. — Жив, откормлен и брюхат.
— В смысле?
— В прямом. Мой Тото оказался не Тото, а Тата, чёрт его раздери! И теперь он, то есть она, беременна от какого-то безродного крокодила. Я их под суд отдам! Как они это допустили? Развратили моего крокодильчика! А ведь Тото был невинный мальчик!
— Но, сеньора Мендес, — Фэр с трудом сдерживала хохот, — как крокодил может быть беременным? Он же КРОКОДИЛ! Он не…
— Это вы виноваты! — оборвала её сеньора Мендес. — Вы не разрешили мне забрать его домой. Вот, пожалуйста, любуйтесь на свою работу. Я скоро стану бабушкой! А я ещё так молода, так молода!
И тут Фернанда захохотала, как псих на верёвочке, — сказалась нервотрёпка последних дней. Джерри сидел не шевелясь, пока сеньора Мендес не побежала по кабинету, размахивая кулаками. Споткнулась и села к нему на колени.
— Осторожнее, миссис, — поймал её Джерри.
— Ы? — вытаращилась на него дамочка.
— С вами всё в порядке?
— А?
— Может, инспектор Ривас предложила бы вам водички, а то вы разнервничались…
— А-а-а-а-а-а!!! — утробно завопила сеньора Мендес, вмиг забыв о беременном крокодиле. — Я вас знаю! Вы, вы, вы… этот, как его. Вы известный певец! Джерри Анселми, во! — выпалила она.
— Ну да…
— О! Мы с Тото вас обожаем!
— Действительно? — Джерри улыбался, пока сеньора Мендес превращалась в сливу — так синело от воплей её лицо.
— Чтоб меня скейт переехал, если это неправда! Ведь вы дадите мне автограф?
— Ну конечно.
Она залезла в сумочку, выудила здоровенный маркер и блокнот.
— А лучше два. Нет, три. Один для меня, второй для Тото, а третий для моего внука, которого родит Тото.
Джерри левой рукой выводил хвостатые надписи в блокноте, а сеньора Мендес напрочь забыла и о Фернанде, и о том, где находится. Последнее до Фэр дошло, когда тётка, рывком распахнув тунику на груди (пуговицы полетели по углам), гаркнула:
— А ещё вот тут! Специально для меня! Вы такой милый! — она попыталась потрепать его за щёку, но Джерри уклонился от этой фамильярности и лихо разрисовал сеньоре Мендес её морщинистое декольте.
— Теперь я не буду мыться год как минимум! — завопила тётка, прижимая руки к груди.
— Миссис Мендес, очень вас прошу, оставьте меня с инспектором Ривас наедине. У нас с ней важная беседа.
Фэр глазам своим не верила. Какой же лицемерный тип! Только недавно язвил и издевался над ней, а теперь улыбается, сияя фарфоровыми зубами и строя из себя кабальеро.
— О, да, конечно! Ради вас я готова на всё!
— Спасибо, — он поцеловал женщину в щёку.
— Теперь я и умываться не буду. Вообще. Никогда! Даже если Тото родит мне десять внуков, — подняв с пола растерзанную сумочку и прижимая к груди блокнот, тётка попятилась к двери. — До свидания, красавчик! Ах, какой милашка! — и вывалилась в коридор.
— Думаю, она явится опять, когда узнает, что крокодил — это рептилия. И, как рептилия, он не любит беременеть. Предпочитает откладывать яйца, — усмехнулся Джерри.
— Надеюсь, её хватит удар после этой новости, и я больше никогда её не увижу. Но, пожалуй, я должна тебя поблагодарить, Джерри Анселми. Ты избавил меня от этой сумасшедшей, —покосилась на него Фэр.
Джерри вяло улыбнулся, и Фернанда с удивлением заметила, что он как-то бледноват.
— С тобой всё в порядке? Какой-то ты бледный.
— Хм, а тебя это волнует, мисс инспектор? — хмыкнул он насмешливо; на щеках его заиграли ямочки. Фэр про себя отметила — ему идёт улыбка.
— Ну, я не хочу, чтобы ты умер в моём кабинете.
— Вау, какая доброта!
— Зато честно. Может, кофе? — попыталась Фэр смягчить его ехидство.
Правда, он что-то выглядит неважно. Ещё бы, третий день ничего не есть! Фернанда, как любительница вкусно покушать, не представляла, как это возможно.
— Я не пью кофе, — отмахнулся он. — Там кофеин. Кстати, кто-то хотел меня поблагодарить.
— Ни за что! — опять вспылила Фэр. — Я сказала, что должна бы тебя поблагодарить. Но я не хочу и не буду. Неизвестно что хуже: терпеть тебя или эту дуру с крокодилом.
— Я могу позвать её обратно.
— Нет уж, увольте! Терпеть вас двоих в одном кабинете — это чересчур для моей психики.
— Ну-у-у… тогда, пожалуй, я не стану больше травмировать нежную психику инспектора полиции и пойду в свои шикарные апартаменты, — он опять рассмеялся, вставая с кресла. — Когда придёт мой адвокат, я надеюсь, ты меня вызовешь.
Джерри вместе с капралом исчез за дверью. Фэр только плечами пожала. Да пусть делает что хочет! Она ему не нянька. Кофеин, ха! Как наркотики принимать, так это не вредно, а в кофе кофеин, видите ли.
Около семнадцати часов в кабинет ввалились двое.
— Доктор Элио Алвес, адвокат, — представился мужчина в очках без оправы. Пожал Фернанде руку.
Он оказался мастером своего дела, что Фэр оценила. А вот женщина, пришедшая с ним, вызвала чувства противоречивые. Это была девушка с татуировками на руках и волосами, окрашенными в фиолетовый цвет. Уши её, нос, брови и губы украшали серьги всяческих размеров и видов. Широкие джинсы с карманами, боты с заклёпками и тонюсенькая майка-борцовка, что обтягивала маленькую грудь. Под этим антуражем нельзя было понять — красива эта женщина или уродлива. По манерам она была женственна, а голос низкий, ближе к мужскому. Разговаривала отрывисто — рубила слова. Представилась как Марлене Монтанари, директор Джерри.
Пока адвокат изучал дело, Марлене категорично объявила Фернанде: та влипла и с местом своим может прощаться. А ещё потребовала, чтобы её немедленно впустили к Джерри.
— Не положено! — Фэр решила говорить с дамочкой в её манере — сухо и резко. В камеру её не пропустила, но велела Гонсалесу привести Джерри в кабинет.
Он был не слишком жизнерадостен — то ли трёхдневная голодовка, то ли наркотическая ломка давали о себе знать. Но Марлене и адвокату улыбнулся, тепло приветствуя обоих. Фэр испытала непонятную досаду, увидев, как Марлене вокруг него вьётся. Голос её зазвучал нежно, глаза заблестели, и она преобразилась, став почти хорошенькой.
«Директор? Как же!» — мысленно вознегодовала Фернанда. Явно эта девица к нему неравнодушна.
Но ни адвокат, ни Марлене ничего не добились — им пришлось уйти, оставив Джерри в комиссариате. Когда капрал увёл его, Фэр заявила адвокату:
— Принесите мне постановление судьи, заплатите залог, тогда я выпущу вашего клиента. До поры, до времени, конечно. За наркоторговлю светит немалый срок. Думаю, вы в курсе, доктор Алвес?
— Ох, инспектор Ривас, боюсь, тактика ваша не верна, — покачал головой адвокат. — Со мной надо дружить. Марлене, идёмте, — взяв девушку под локоть, он вывел её в коридор.
Что адвокат, что клиенты — одинаковые наглецы. Но она, Фернанда, собьёт с них спесь. Ишь ты, мнят себя властелинами мира! Да, она немного превысила полномочия, но это ради благой цели. А завтра надо сходить в больницу и допросить Сандру Вэйс.
В конце дня Фэр изучила документы Джерри, которые принёс адвокат.
«Джереми Анселми дель Грасса, родился 27 сентября 1987 года в Санта-Фе, Аргентина. Мать — Ана Клара дель Грасса, пуэрториканка. Отец — Луис Рикардо Анселми, аргентинец», — прочитала она.
Удостоверение получено пару месяцев назад. Странно… Может, он менял имя или фамилию? Артисты часто присваивают себе псевдонимы документально.
За суетой Фэр едва вспомнила: Берни приглашал её в кино, и она фактически пообещала, что пойдёт. А так не хочется! Не сбежать ли втихаря? Фернанда уже собралась это провернуть, но манёвр не удался — Берни явился до того, как она успела удрать. Пришлось идти в кино.
Фильм оказался на редкость занудным — мелодрама про супругов, что никак не могли решить: разводиться или жить вместе, и в итоге родили тройню. Фэр с трудом вытерпела до конца сеанса.
— А мне это, понравилось! — удивлённо воскликнул Берни, когда она прямо заявила, что кино было кошмарным. — Я думал, женщины любят это, романтику.
— Не знаю на счёт романтики, но семейные мелодрамы с розовыми соплями я точно не люблю, — огорошила его Фернанда.
— Тогда надо было это, на фильм ужасов идти, — вздохнул Берни.
— Я бы лучше сходила на триллер или психологическую драму.
Разочаровало на этом свидании Фэр не только кино — фильмов много и выбрать наугад что-то стоящее непросто. Но Берни и ухажёром оказался никаким. Фэр ожидала: он поведёт её в ресторан, в бар или в кафе, но он ограничился тем, что, припарковав свою колымагу у Макдональдса, купил гамбургеры и картошку фри. И пиво в соседнем ларьке.
Загрузившись в авто, они поели, и на этой «интересной» ноте свидание окончилось. Фэр была страшна зла, когда её высадили у дома и даже не поцеловали на прощание. А, может, и к лучшему — гамбургеры были с луком. Вот дурачина! Не умеет за девушками ухаживать. И зачем звал на свидание? Да и зачем она пошла?
Свет в доме был погашен, и семейство дрыхло без задних ног. Только в гостиной воняло краской с примесью бензина и скипидара. Фэр вскарабкалась по лестнице, закрылась в спальне и прямо в одежде рухнула в кровать. Ну и денёк!
Комментарий к Глава 6. Кто кого ----------------------------
[1] Gosh (нидерлан.) — Чёрт возьми!
====== Глава 7. Тайны женских сердец ======
Утром Фернанда планировала заехать в центральную больницу, чтобы выяснить состояние Сандры Вэйс. Но планы её сорвал комиссар Сантос Гальяно.
— Ну надо же, объявился! — ехидно заметила она, когда на дисплее мобильника высветилось его имя. Комиссара она не видела со дня вечеринки в «Угартэ».
Взволнованным голосом он сообщил: Фэр должна явиться в комиссариат в ближайшие полчаса, или «полетят головы». Фернанда не успела спросить что-либо ещё — комиссар бросил трубку.
С сожалением она ушла, оставив на тарелке аппетитный заварной бисквит. Но никто из семейства возмущений не высказал. Барби уплетала ветчину, валяя её по полу и урча. Агустина витала в облаках, вздыхая и закатывая глаза. Вирхинии дома не было — пока не вернулась с дежурства. А тётя Фели и Маргарита лаяли друг на друга, как голодные собаки. И всё из-за ковра.
Вчера тётя Фели, как и обещала, вызвала службу химчистки. Она нарядилась в розовое вечернее платье с меховой опушкой, ожидая брутальных мачо в рабочих комбинезонах и с пульверизаторами. Но вместо них явилась хамоватая тётка с каким-то пылесосом. Опрыскала ковёр вонючим растворителем и заявила, что он не подлежит очистке и его проще выкинуть. И ушла, содрав с тёти Фели тридцать долларов.
Дом сотрясся от громов и молний, когда об этом пронюхала Маргарита. Срывая голос, она кричала: тётя Фели транжира и скоро пустит их по миру. Мало того, что испортила дорогой ковёр и ламинат под ним, который тоже стал розовым, так ещё и мошеннице из химчистки денег отвалила.
— Я вам этот ковёр на голову надену! — Маргарита угрожающе трясла кулаком у тёти перед глазом.
— Только попробуй, я живо твою тушку распотрошу и сделаю из неё мясной гуляш! — не осталась в долгу тётя Фели.
— Вы жалкая растратчица и иждивенка! И вы смеете мне угрожать? Да я вам сейчас задам! — схватив две горсти земли из напольного горшка с цветком, Маргарита бросила их в тётю.
Попала, измазав той розовый комбинезончик. Но тётя Фели не была бы тётей Фели, если бы не ответила. С криком: «На абордаж!» она схватила с дивана подушку и стала лупить ей Маргариту, пока та не поскользнулась и не упала.
— А-а-а-а! Моя нога! — взвыла Маргарита, хватаясь за щиколотку. — Старая морщинистая женщина, а туда же — метит в убийцы! Вам, видно, в тюрьму захотелось!
— Это язык у тебя старый и морщинистый! — парировала тётя. — А таких шикарных женщин, как я, надо ещё поискать! — она выпятила грудь колесом. — И среди молодых не найдёшь. Я — единственный экземпляр. Ну что ты стонешь, как порнозвезда?
— Вы сломали мне ногу!
— Прям уж сломала! Нечего было спотыкаться и падать!
Но, к великой досаде тёти Фели, приехавший врач констатировал у Маргариты закрытый перелом голени. Пришлось ехать в клинику и накладывать гипс. И теперь Маргарита строила из себя жертву, эксплуатируя бедную Агустину. Она заставила дочь готовить завтрак и требовала, чтобы её кормили из ложечки. Агус выполняла капризы матери, а Фернанде было недосуг. Она так погрязла в работе, что забыла, какое сейчас время года и день недели, а гипс вообще не заметила.
Номер не прошёл и с тётей Фели. Маргарита страстно желала, чтобы та извинялась и услуживала ей. Но, оказалось, с тётушки где сядешь, там и слезешь. Она не чувствовала вины, а на попытки Маргариты воззвать к её совести, тётя Фели обзывала её «костылём» и угрожающе размахивала бутербродом с колбасой, грозясь запустить им Маргарите в лоб. Занятые разборками, на преждевременный уход Фернанды ни Маргарита, ни тётя внимания не обратили.
По приезду на работу Фэр обнаружила в кабинете толпу. Комиссар Гальяно, сидя в её кресле, нервно курил сигарету за сигаретой. Взволнованный Берни ходил из угла в угол, а адвокат Элио Алвес и Марлене Монтанари расположились на диване.
— Сеньоры, а в чём дело? — возмутилась Фернанда. — Что за сборище в моём кабинете?
Мило улыбаясь, адвокат поздоровался рукопожатием и вручил Фэр бумагу — постановление судьи об освобождении Джерри из-под ареста. Без залога. На основании отсутствия доказательств.
Вот дьявол этот Элио Алвес! Ещё вчера он наведался в больницу и расспросил обо всём Сандру Вэйс, что, наконец, пришла в себя и откровенно созналась: наркотики она купила у человека по имени Гастон Вердэ — ЭмСи, который проводил день рождения Энеаса Арайя.
ЭмСи! Фэр не могла в это поверить. И почему она сваляла такую дуру? Пока выдумывала стратегии по выведению Джерри на чистую воду, ЭмСИ испарился. И он был единственным, кто не явился по повестке. А она и не заметила. И к Сандре Вэйс надо было идти вчера, а она по кино шастала. Ну и овца!
Поджав губы, Фернанда велела Гонсалесу привести Джерри из камеры.
— Увы, инспектор Ривас, это невозможно, — добил её адвокат. — Пока я с утра был у судьи, мне позвонила сеньора Марлене и сказала, что едет сюда вместе со скорой. Мистеру Джерри стало плохо, и его увезли в больницу.
— А этого следовало ожидать, — скривилась Фэр. — У него же самая обычная ломка. Ещё бы, целых три дня не принимать наркоту. Ужас какой!
— Можешь прощаться с этим креслом, — Марлене так зыркнула на Фернанду, что та отшатнулась.
— Тоже хочешь посидеть в камере? — не осталась она в долгу. — Я могу это устроить. За угрозы представителю закона живо схлопочешь срок!
Марлене сжала кулаки. Ещё чуть-чуть и она ударила бы Фэр, но адвокат схватил её за руку.
— Не надо. Идёмте отсюда, Марлене. Не стоит опускаться до их уровня.
Марлене подчинилась, хоть и тряслась от ярости. Когда они с Элио Алвесом ушли, комиссар Гальяно выпроводил и Берни с капралом.
— Ну-с, сеньорита Ривас, что за беспредел вы устроили в моё отсутствие, а? — прогремел он.
— Я? Я устроила? Я охотилась за преступником и почти раскрыла дело. А вы во время рейда, придуманного вами же, напились как свинья!
Комиссар пошёл багровыми пятнами.
— Как ты со мной разговариваешь, девочка? Да ты загордилась! А я тебе говорил, когда ты делала ещё первые шаги в этой профессии: самые сложные испытания для характера человека — слава, власть и богатство. И, если дорвавшись до них, человек останется человеком, честь и хвала ему. Так вот, испытание властью ты не прошла. Быстро же она превратила тебя в мегеру! Ты хоть понимаешь, чего ты натворила, и с кем связалась? Элио Алвес выигрывает самые безнадёжные дела. Даже если бы этот Анселми был убийцей-рецидивистом, Алвес всё равно бы его вытащил. Но ты хотела навесить преступление на невиновного человека, известную личность. А настоящий наркодилер был у тебя под носом. Достаточно было обратить внимание, что Гастон Вердэ не явился по повестке, и взять показания у потерпевшей. Ты же и пальцем не ударила! И не надо меня упрекать за вечер в клубе. Да, я перебрал тогда, я виноват и этого не отрицаю. Я провалил операцию по поимке преступника, но это не давало тебе права вытворять ерунду. В общем так, я тебя временно отстраняю от должности. Сдай табельное оружие и жетон и можешь гулять. Это моё последнее слово. И молись, чтобы Анселми оклемался, иначе нам всем поснимают скальпы, — и комиссар Гальяно ушёл, оставив Фэр в одиночестве.
После разборок с комиссаром Гальяно прошло два дня, а Фэр, погруженная в депрессивно-психозное состояние, и носа из дома не высовывала. Вот так всегда, хочешь как лучше, а выходит кошмар. Если бы Джерри не дерзил, она сразу увидела бы ситуацию иначе.
Гастона Вердэ объявили в розыск, а он как в воду канул. Фернанда была убеждена: если бы за поиск взялась она, наркодилер уже сидел бы за решёткой.
Фэр знала, что Джерри находится в частной клинике. Любопытства ради она звонила туда, но по телефону информацию ей не дали.
Виноватой себя Фернанда не чувствовала. Даже зная, что неправа, она стояла на своём — такова была её натура. Но навестить Джерри она решила. Купит фруктов, прикинется паинькой и сходит в клинику. Заодно выяснит его диагноз, а то эта неизвестность — омерзительнейшее чувство.
Так, после завтрака, где присутствовали лишь Агустина и Вирхиния (Маргарита сидела в комнате, ссылаясь на боль в ноге, а тётя Фели уже вторые сутки осваивала интернет), Фэр, купив в супермаркете груши и манго, отправилась в частную клинику доктора Гильермо Лосада.
VIP-палата №301 — апартаменты для особой категории пациентов. Фернанда немного поболталась по третьему этажу, обдумывая, с какой репликой явиться в палату, а, когда осмелилась и подошла, увидела приоткрытую дверь. Как заправский шпион из фильмов, она сунула туда нос.
— Мэри, прошу тебя, не настаивай, — услышала Фэр мягкий голос Джерри. Ага! Оклемался. — Не нужно ей мстить. Скажи Алвесу, что я категорически против.
— Но она чуть тебя не угробила! Ты хочешь, чтобы этой мерзкой полицайке всё сошло с рук? — вещал голос Марлене Монтанари.
Фэр сжала кулаки. Вот как! Значит, речь идёт о ней.
— А ты мне казалась умнее, — вздохнул Джерри. — Я ожидал, что ты меня поймёшь. Дело не в полицейской. Мне на неё плевать, но если мы устроим шум, представь, что начнётся в прессе!
— Но…
— Давай на этом закончим! — прервал он. — Я благодарен тебе за всё, что ты сделала и делаешь для меня, Мэри. Но забудь эту историю с полицейской, ладно?
— Ты же мог умереть! — негодовала Марлене. — Скажи ему, Гильермо! Хорошо, что скорая приехала вовремя. Ещё пару часов, и наступила бы кома.
— Херман, Марлене права, — молвил незнакомый Фэр третий голос, низкий и хриплый. — Я не знаю, что произошло, но я повторяю — лекарства надо принимать каждые шестнадцать часов. Услышь меня, пожалуйста. И больше не прекращай приём таблеток без моего указания. Или мы вернёмся к тому, с чего начали. Ты ведь этого не хочешь?
— Нет, — тихо согласился Джерри, — но я сам виноват. Надо было поставить инспекторшу в известность, а я…
— Ты слишком гордый, — хмыкнула Марлене. — Будем умирать, но с задранным носом, не так ли? Ты не меняешься.
Он промолчал.
— Вот и чудненько. Думаю, мы поняли друг друга, — голос доктора повеселел. — Пойду я готовить документы на выписку. К вечеру уже будешь дома.
— Гильермо, погоди, я с тобой, — догнала его Марлене.
Фэр успела спрятаться за выступ в стене. Доктор и Марлене вышли в коридор, и теперь она наблюдала их воочию. Поверх эпатажной атрибутики Марлене был накинут медицинский халат. Доктор, тоже в халате, — мужчина лет сорока, с чуть седыми вьющимися волосами и тонкими усиками, был выше собеседницы на голову, а на шее его болтался стетоскоп.
— Гильермо, почему нельзя что-то сделать? — спросила Марлене.
— Я уже сделал всё, что мог, — развёл он руками.
— Но нельзя же сидеть на лекарствах всю жизнь!
— Думаю, можно. Но ты должна его контролировать. Позволь откланяться, у меня масса дел, — пожав Марлене обе руки, доктор устремился вперёд по коридору.
Проводив его взглядом, Марлене вернулась в палату. А Фэр поняла: она туда не войдёт. Зачем? Она узнала, что хотела — Джерри жив и груз ответственности она не несёт. Пусть этот тип горит зелёным пламенем! Из-за него её от должности отстранили, а она тут фруктиков притащила. Да пошёл он!
Пока Фернанда шла обратно, вспомнила, что доктор дважды назвал Джерри Херманом. Всё-таки он менял имя, а, может, и фамилию.
— Надеюсь, я тебя больше не увижу, Джерри Анселми! — в сердцах выплюнула Фернанда, пихнув пакет с фруктами нищенке, что сидела у входа.
Но поход в клинику вернул Фэр настроение. Хотя по приходу домой она чуть не оглохла от визга Маргариты:
— Маньячка! Извращенка! Убийца! Вы хотите моей смерти!
— От маньячки слышу! — отвечала тётя. — Как ты могла? Я же сейчас упаду в обморок! Ты — садистка!
Возмущённо топая, тётя Фели скатилась с лестницы, одной рукой прижимая к себе тявкающую Барби, а в другой неся стеклянную банку с чем-то красно-коричневым внутри.
— Врача мне! Врача! Мне нужен врач! — голосила Маргарита с верхнего этажа. — Я умираю! Меня отравили! Предатели! Иуды!
— Тётя Фели, что случилось? — осторожно поинтересовалась Фэр.
Вздохнув, тётя выпустила Барби бегать по гостиной и водрузила банку на столик.
— Вот, — ткнула она в неё пальцем с длинным ярко-розовым ногтем.
И тут Фернанда охнула — в банке что-то шевелилось. Тараканы! Большие, цвета красной древесины. Вот кого-кого, а тараканов Фэр не любила, поэтому резко отвернулась.
— Тётя Фели, зачем вам целая банка тараканов?
— Ты что, газеты не читаешь, Фернандита? То же мне инспектор полиции, а за модой не следит! — всплеснула руками тётя. — Как можно так отстать от жизни? Это ж последний писк моды — марципановые тараканы!
— В смысле мода? Мода на тараканов? Вы решили развести в доме тараканов? — ужаснулась Фэр, не рискуя смотреть на банку.
— Не совсем, — тётя Фели промокнула лоб розовым платочком. — Зачем мне тараканы, когда у меня есть Барби? Их на руки не возьмёшь, в кровать не положишь, на поводке не выгуляешь. Как питомцы они бесполезны. Но сейчас в тренде духи с запахом марципанов. А их делают из марципановых тараканов. Представь себе, когда они пугаются, они пахнут конфетами. Хочешь понюхать? — воодушевлённо схватив банку с стола, тётя Фели сорвала с неё крышку и пихнула Фернанде под нос.
— НЕТ! Не надо, благодарю! — Фэр так шарахнулась, что зацепилась ногой за ногу и чуть не упала.
— Ну и зря, — насупилась тётя, поставив банку на место. — Так вот, я и купила себе тараканчиков, чтобы смешать из них духи. Собственного производства. А рецепт я нарыла в интернете. Какая полезная штука, этот интернет!
— А что случилось с Маргаритой? — смиренно спросила Фэр. Да-а, с тётей Фели не соскучишься, её деятельная натура не может без приключений.
— Маргарита, ох, уж эта Маргарита! Вечно она всё портит! — цокнула языком тётя. — Принесла я, значит, тараканов домой и засунула в холодильник, чтобы они слегка подмёрзли и ошалели. Так в рецепте сказано. Но там ничего не говорилось, что надо предупреждать об этом членов семьи, у которых нет мозгов. В общем, прихожу я на кухню через три часа, открываю холодильник, глядь — нет моих тараканчиков. Исчезли. Вместе с банкой. Я так и обомлела. И кто позарился только? Воры! Мошенники! Подлецы! Вдруг слышу вопли. Ну и пришла я, значит, на визг в спальню Маргариты. Гляжу, стоит моя баночка у ней на тумбочке, а сама Маргарита со своей костяной ногой сидит на полу и орёт. И плюётся. И тычет пальцем в мою баночку. И кричит: «Смотрите, смотрите, там грибы шевелятся!». Слышала, грибы у ней видите ли шевелятся?! Ишь ты! Грибы. Я и посоветовала ей купить лупу. И сказала, что это не грибы, а мои тараканчики. А она так разоралась, стала кричать, что я хотела её отравить. Ну не дура ли?! Я что ли виновата, что она помыла глаза супом и спутала тараканов с грибами? Я, между прочим, кругленькую сумму за них отвалила в зоомагазине. А Маргарита их покусала. Она откусила одному таракану голову! Но я ей это припомню!
Подхватив банку, тётя гордо удалилась в кухню. Барби, перебирая лапками, побежала за ней. Фернанда только пальцем у виска покрутила. Чем бы тётя не тешилась, лишь бы мозги не ела.
Вообще-то в разборках тёти Фели и Маргариты Фэр сохраняла нейтралитет. Этим двум нечем заняться, у них нет серьёзных дел или обязанностей. Тётя Фели ни дня не работала, а Маргарита разбиралась только в видах пилочек и лаков для ногтей. Их скандалы от безделья, они так развлекаются. Но тётя соображала, как японский робот-шпион, замечая всё. Так, она не спускала глаз с Вирхинии — вечерами та повадилась куда-то исчезать.
Выудить из Вирхинии информацию труда не составило. Она не была скрытной, болтая о личном направо и налево. Поэтому тётя Фели мигом выяснила, что дочь нашла жениха. И ей это не понравилось. Мужененавистницей тётя не была, но, овдовев, решила: мужчины — пройденный этап. И ко всем кавалерам дочери и племянниц она относилась с презрением. Но она быстро расправила пёрышки, узнав, что поклонник Вирхинии — банкир. Он носит дорогие костюмы, швейцарские часы и ездит на Бентли. А зовут его красивым именем Амадо.
— Уж не влюбилась ли ты, кузина? — поинтересовалась Фэр, видя странное выражение на лице Вирхинии, когда та рассказывала о своём банкире. Хотя влюблённые, они другие… у них глаза блестят, а Вирхиния будто что-то прокручивает в мозгу.
— Влюбилась? Я? Бог с тобой, кузина! Любовь — это болезнь, а я хочу быть здоровой и полной сил для рождения ребёночка, — категорично отмела она все догадки. — Но, наверное, я выйду замуж.
— Да ну? Всё так серьезно?
— Серьёзно. Он признался мне в любви, — с постным лицом выдала Вирхиния.
— Ну это же чудесно, Вирхи! Как же ты с ним познакомилась?
— Ну, я пошла в банк, и у меня карточка застряла в банкомате, а он любезно мне помог, — объясняла Вирхиния, сидя перед зеркалом и намазывая на лицо косметическую глину. — Мы разговорились. Оказалось, он работает в этом банке, занимает одну из высоких должностей. Он пригласил меня в кафе и сказал, что я красивая. И названивал мне целую неделю, зазывал во всякие рестораны и клубы. А вчера сказал, что любит меня. Сегодня я опять с ним встречаюсь, — Вирхиния говорила с вялым безразличием, что Фернанду изумляло.
— Вирхи, я тебя не понимаю. Он совсем тебе не нравится, да? — предположила она.
— Не совсем, он милый, но я не влюблена в него. На это у меня нет времени. Мои биологические часики уже стучат в там-там. Амадо вежливый, симпатичный. У него крутая тачка и куча денег, я видела пачки долларов.
— А что тебя смущает? Может, он немолод? Старикан? — выпалила новую догадку Фэр.
— Он, конечно, не мальчик. Он уже пожилой, ему тридцать два, но для мужчины возраст — не главное. Некоторые могут делать детей и в шестьдесят. Но мне нужен самец, понимаешь? Хороший производитель, с хорошей генетикой. А с Амадо у нас ещё не было секса. А ведь прошла уже целая неделя! — Вирхиния поджала губы, будто мужчина, не затащивший её в кровать, нанёс ей смертельное оскорбление. — Это меня и пугает. Мужчина, который тормозит в таких делах, выглядит странно. Вот представь себе, я выйду за него замуж, а он окажется импотентом. Или бесплодным. И что мне тогда делать? Мне такой не нужен. Да и генетика не пойми какая…
— Ты же сказала, что он симпатичный, — перебила Фернанда.
— Ну да, только он хромой.
— Эм-м?
— Нет, он не ходит с палочкой. Я сначала и не заметила, пока он сам не сказал. Якобы у него повреждено колено — в детстве упал с карусели. Но мне это не нравится. Вдруг у него какая-нибудь болезнь? А мне нужны здоровые дети. Те мужчины, которых я встречала до Амадо, были нормальные. А он… не хочу, чтобы у меня родился какой-нибудь даун. Но других кандидатов у меня пока нет.
Фернанда не нашла что возразить. Она и сама не подарок, много глупостей натворила, но мужчин тупыми самцами не считала. Есть среди них и те, кто не ломают и не мучают женщину. Но она их не встречала. А Вирхиния на козлину не нарывалась никогда и взъелась на мужчин ни за что. Хотя она взрослая и сама разберётся. А вот состояние Агустины Фэр тревожило.
Девчонка изменилась с момента посещения «Угартэ». Всегда болтливая, теперь она молчала часами. Перестала ходить в гости к Сэси и приглашать в дом её и Фреда; не рассказывала об учебе и запиралась в комнате на ключ, уверяя, что рисует. Фернанду это волновало, но она считала: в мир подростка насильно лучше не лезть. Если Агустина захочет, она сама расскажет. Всё же человек она творческий — натура тонкая и ранимая.
Но сегодня Фэр забила тревогу, когда ей позвонила сеньора Эрика — куратор и учительница Агустины — и спросила, почему девочка не ходит на занятия уже неделю. Однако Агус уходила каждое утро, якобы на учёбу… Решив девчонку не подставлять, Фернанда наврала куратору, что она лежит с температурой. Маргарите тоже ничего не сказала, дабы избежать цунами.
Фэр стучала к племяннице долго, но та не отзывалась. Дёрнула ручку, и, оказалось, что дверь открыта. Агустина не спала, не мылась в душе, и с ней ничего не случилось. Сидя на полу с мини-мольбертом в руках и наушниками на голове, она рисовала.
В комнате царил бардак: тюбики с краской, кисточки, альбомы, блокноты — всё валялось на полу. Но беспорядок для Агус делом был привычным — прибамбасы для рисования занимали половину комнаты, как и горы одежды на стульях и кровати. Изумляло другое — со стен были содраны все плакаты музыкальных групп, которые Агустина так любила слушать. Теперь вместо них красовались фото другого человека. Целая уйма! Не меньше двух десятков постеров и календарей.
Джерри Анселми! Весь в коже. С гитарой. И с голым торсом, демонстрирующим смуглое тело и выпуклые мышцы, и с бодиартом на лице — эти изображения ярко-зелёными очами глядели отовсюду.
Зараза! Только она подумала, что распрощалась с ним навсегда, и вот на тебе. Теперь всё ясно — Агустина зафанатела. Видимо, произошло это в клубе, когда Джерри выступал на сцене.
Подавляя глухую ярость, Фэр подошла к племяннице, что склонялась над мольбертом. Заглянула через плечо. Понятно. Рисовала она не Фреда (портрет того стоял незаконченный в углу). Рисовала она Джерри Анселми. Походу девчонка в него втюрилась. Гад! Даже сюда влез. Вздумал разбить сердце её племяннице. Не мытьём, так катаньем решил её достать!
====== Глава 8. Ультиматум ======
К изумлению Фэр, Агустина не смутилась, когда её уличили в столь фанатском занятии, как рисование портрета кумира. Напротив, она с воодушевлением поведала: Джерри Анселми супер и она балдеет от него. Но Сэси обвинила её в фанатизме и посоветовала повзрослеть, а от Фреда вообще нет толку. Поэтому она больше с ними не дружит.
— Но я не влюблена в Джерри, — изобразила равнодушие Агустина. — Мне просто нравится, как он поёт. Он клёвый!
— Ага, и поэтому вся твоя комната в его портретах, — скривилась Фернанда, обводя плакаты скептическим взором. Остановилась на одном — где Джерри обнимался с бас-гитарой. Фотошоп и тонна грима на лице. Вот нарцисс! Есть в его внешности что-то странное. Красивый, но эта красота слишком вычурна.
— Ну и что? — доказывала Агус. — Раньше тут были плакаты других людей. А вкусы меняются. Сейчас я считаю крутым Джерри, а потом мне понравится кто-то ещё, — девушка отнекивалась, но по румянцу на её щеках Фэр понимала — она врёт. Втюрилась, это очевидно. В её возрасте многие девушки западают на красавчиков с телеэкрана.
Фернанда надеялась на благоразумие племянницы — та всегда была рассудительной. А если Агустина встретит реального парня и влюбится в него, глупости ветром и сдует. Но эти рассуждения не мешали ей злиться на Джерри. За последние дни её чувства колебались от бешенства до восхищения, от жалости до ненависти. А сейчас она убедилась — её бесит этот тип. Неимоверно бесит. Так бы и выцарапала ему глаза!
В конце беседы Фэр упрекнула племянницу в том, что она прогуливает занятия. Но и этому Агустина нашла объяснение — она поругалась с Сэси и Фредом и не хочет их видеть. А ещё достала её одна девица.
— Что за девица? — насторожилась Фернанда. — У тебя проблемы с одноклассниками?
— Э-э-э… ну в общем да, — созналась Агустина, пряча глаза. — Её зовут Лина, она тупица и не даёт мне прохода.
— Почему?
— Ну, она ревнует ко мне препода, в которого влюблена, — объяснила Агустина сконфуженно. — Она говорит, что я строю ему глазки. Но это не так! Я не виновата, что этот чувак ни одной юбки не пропустит!
— Та-ак! А вот с этого места поподробнее! Это что за препод такой? — раздула ноздри Фернанда. Только этого не хватало, учитель клеится к ученицам!
— Ну, сеньор Иван преподаёт историю искусств. А эта дура Лина в него втюрилась. А ко мне она прицепилась, потому что я два раза ходила к нему на дополнительные занятия, чтобы хвост пересдать.
— В общем так, Агус, завтра ты идёшь в школу! — изобразила Фэр строгую тётушку. — И скажи этой Лине, что у тебя тётя — инспектор полиции. Если она будет цепляться, я ей живо голову откручу. А на преподавателя стоило бы пожаловаться директрисе.
— Да он ко мне не лез! — не согласилась Агустина. — Если я его обвиню, это будет враньё. Я не хочу прослыть врушей и сплетницей. А Лину я когда-нибудь отколочу, — она помахала кулаком в воздухе. — У меня давно руки чешутся повыдергать ей космы.
— И повыдергай, я разрешаю, — улыбнулась Фэр. — Надо уметь защищаться. Никогда не позволяй унижать себя. Ни мужчинам, ни женщинам. Давай сдачи, словами или кулаками — не важно. Не будь страусом, который прячет голову в песок. Такие нападальщики — трусы. Они ищут жертв среди слабых. С теми, кто даёт отпор, они не связываются. Я разрешаю тебе обидчицу отдубасить. А если она поскачет жаловаться, я поговорю с директрисой лично. Но смотри, Агус. Девицу ты можешь поставить на место, но этот преподаватель… он мне не нравится. Слушай, — Фернанда понизила тон до шёпота, — ты неопытна в таких делах. Можешь от страха или неведения наворотить глупостей. Если начнёт к тебе лезть, будет пугать, не бойся. Сразу мне скажи. Поняла?
— Я всё поняла, тётя, — Агустина явно хотела соскочить с неприятной темы. — Но не говори ничего маме и бабушке. Ни о Джерри, ни о сеньоре Иване, ни о Лине. Ты ж их знаешь, они съедят мне мозг.
Фэр взволновала история про преподавателя. Как бы он не испоганил Агустине жизнь! Одно дело влюбиться в певца, звезду экрана, у которого влюблённых фанаток пруд пруди. И другое — когда некий козёл соблазняет учениц на занятиях. Пусть дотронется только до её племянницы, Фернанда живо его кастрирует!
Ужин, однако, отвлёк её от Агустины. Любимый ведущий тёти Родольфо Барили поведал с экрана ТВ: совершено дерзкое убийство. Почерк его совпадает с предыдущими тринадцатью. И снова район Вижья-31. «Фантом» опять активизировался, кокнув пенсионера по имени Анибал Руис. Мужчина, обнажённый, испещрённый ядовитой иглой, утонул в ванной, потеряв море крови. Ничего нового — следов никаких, а рисунок тот же.
Фэр готова была ногами затопать. Ну вот… Вот! Комиссар ничего не делает, расследование увязло, как танк в болоте, а количество жертв всё увеличивается. А она отстранена от должности! Ведя расследование, она чувствовала, что на капельку, но приближается к раскрытию личности убийцы. Если б не Джерри Анселми, она бы сейчас, в эту минуту, изучала место преступления. И, может, напала бы на след маньяка. Гад этот Джерри, всю жизнь ей испортил! Из-за него она сидит у телевизора, как дура.
Ужин прошёл без ругани. Агустина, жалуясь на усталость, к еде не притронулась. Маргариту мучили мигрень и сломанная нога, и она куксилась. Тётя Фели восхищалась своим любимчиком в телевизоре, не замечая Барби, что упорно вонзала зубки в её пушистый розовой тапочек. А Вирхиния ускакала на свидание с банкиром.
Расстроенная тем, что не может найти маньяка сию секунду, Фэр, выкинув из головы имя «Джерри Анселми», легла спать пораньше. Но в шесть утра её разбудила сирена. Точнее ор, активно напоминающий сирену скорой помощи. Раздавался он снизу, из гостиной.
Кое-как продрав глаза, Фернанда приняла душ и наспех оделась, не обратив внимания, что джинсовая рубашка её вывернута наизнанку. Злая, она спустилась на первый этаж, мечтая всех прибить. Не дом, а филиал ада!
В гостиной была толпа: тётя Фели в бледно-розовом пушистом халате и с йогуртом на лице; Маргарита, заспанная, растрёпанная и с загипсованной ногой; донья Раймунда Буэнавентура, их соседка и подружка тёти — очень тучная дама, которая выползала из дома лишь при крайних обстоятельствах. И Вирхиния… с младенцем на руках.
Младенец! Вот, кто огалтело орал! Откуда он взялся в шесть часов утра? И зачем эти сумасшедшие вокруг него бегают и умиляются, не пытаясь его заткнуть?
— Вирхиния, когда это ты успела родить? — съехидничала Фэр, спускаясь по лестнице.
— Не мели чепухи, — пробурчала та. — Это не мой. Это Сандрито, внук доньи Раймунды.
Донья Раймунда закивала круглой, как тыква, головой, пояснив: дети её отправились на уикенд в Анды, скинув ребёнка ей.
— Но Сандрито такой беспокойный. Я не знаю чего делать с ним, — пожаловалась она, раскачиваясь туда-сюда, как дирижабль. — Он орёт и орёт, а я уж отвыкла от младенцев. Всю ночь не спала. Вот и пришла к вам.
— Чтобы мы тоже не спали? — не удержалась Фернанда.
— Фэр, не будь злой! — одёрнула её Маргарита. — Это всего лишь ребёнок.
— А я всего лишь человек, который хотел поспать!
— Я знаю, Вирхиния любит деток, и она врач, — донья Раймунда сделала вид, что не слышала колкостей Фэр. — Я решила, что она успокоит Сандрито.
— Что-то не заметно, чтобы она умела с ним обращаться, — продолжала язвить Фернанда.
Барби, ревниво лая, носилась по гостиной, но тётя Фели не реагировала, нависнув над ребёнком.
— Тётя Фели, уйдите, вы только хуже делаете! — отпихивала её Маргарита. — Он вас боится!
— Боится? С чего вдруг? Я вроде не похожа на Фредди Крюгера, — возмутилась тётя.
— У вас лицо в йогурте!
— Ой, подумаешь! Он же мальчик, пускай с детства привыкает к женщинам, которые следят за собой. Когда вырастет, будет наблюдать жену в таком виде регулярно.
Несмотря на перлы тёти, Фернанду одолевал такой гнев, что ей хотелось вышвырнуть и донью Раймунду, и младенца, и всех, кто умилялся его визгу, в окно.
— Может, вы придумаете что-нибудь? — настаивала она. — Дайте ему соску что ли. Терпеть не могу ор! Особенно детский. Особенно с утра.
— Вот сама бы и успокоила, — шипела Вирхиния, тряся младенца, как мешок с кукурузой — он перешёл на ультразвук.
— Да ладно вам, это ж забавно, когда дети плачут, — встряла Маргарита. — Это значит, что они живы. Наорётся и сам успокоится.
— А можно записать крик на диктофон и использовать как будильник. Самый чудесный звук на свете — это плач ребёночка, — добила Вирхиния.
— Вы все больны, — махнув рукой, Фэр направилась в кухню.
— И куда ты пошла? — крикнула Вирхиния ей в спину. — Ты не видишь, у нас ребёнок? Почему ты его игнорируешь? Какая ты чёрствая, кузина! Смотрите все, она даже не взглянула на Сандрито! А ведь это ребёночек!
— И что, жизнь теперь должна остановиться? — Фернанда вернулась обратно, засунув в рот грушу.
— А тебе не стыдно лопать груши, когда ребёнок плачет? — не унималась Вирхиния.
— Не-а, не стыдно. Я хочу есть. Могу и Сандрито сожрать, чтобы он заткнулся, — зубоскалила Фэр.
Вирхиния глянула на неё с ужасом.
— У меня нет слов! С кем я живу? Ты хуже любого маньяка, кузина! А Сандрито такой хорошенький, не понимаю, как можно ходить мимо и думать о еде. Я как только его увидела, захотела себе такого же. Теперь я буду рыдать, ведь я не беременна, а ты лопаешь груши! Бесстыжая!
— Мне кажется, кому-то нужен врач, — поглумилась Фернанда.
— Конечно, мне нужен, нужен врач! Мне нужен акушер! — каркнула Вирхиния, перевизгивая младенца. — Я не могу принимать роды сама у себя.
— Для начала тебе не помешал бы психиатр, — Фэр доела грушу, и у неё возникло желание бросить черенок Вирхинии в лоб.
— Сама иди к психиатру! Я в нём не нуждаюсь! Это ты больная, сразу видать! Ты мне завидуешь. Но я тебя вылечу! — не успокаивалась Вирхиния. — Ты глянь, какой Сандрито хорошенький! Возьми его на руки, и вся твоя дурь сразу пройдёт. Завтра же поскачешь рожать, — она сунула младенца Фэр в лицо.
— Нет, уж, избавь меня от этой радости! — отшатнулась Фернанда. Вирхинию искажённое лицо кузины огорошило.
— Ты что боишься детей?
Фэр промолчала. Во-первых, её раздражал крик. Во-вторых, объяснения ей давать не хотелось. В-третьих, младенец, весь в слезах и соплях, не показался ей симпатичным.
— Он похож на краснолицую макаку, — объявила Фернанда.
Глаза Вирхинии округлились. Остальные, во главе с доньей Раймундой, тоже застыли в немой сцене. С Вирхинией давно всё ясно. Увы, но в пустой голове мозг не вырастет. Но эта наглая женщина, донья Раймунда! Нахалка, в шесть утра явилась в чужой дом с орущим кульком, чтобы посторонние его успокаивали.
— Шли бы вы, донья Раймунда, домой, — сказала Фэр прямо. — У нас тут не детский сад.
Тётка пошла багровыми пятнами.
— Да ты… да как ты можешь такое говорить? Я же по-соседски! Я же вам хотела радость доставить.
— Вы доставили мне неземную радость, — скривилась Фернанда. — Благодарю покорно, а теперь уходите.
— Кажется, Сандрито надо сменить подгузник! — закудахтала Вирхиния.
— Только не на диване! — тормознула Фэр её попытку пристроить ребёнка на диван. — Я не буду покупать новую мебель! Идите в дом к донье Раймунде и там меняйте подгузники хоть на диване, хоть на кухонном комбайне. Если вы не уйдёте, я вас упеку в тюрьму за вторжение в частную собственность! — встала она в позу.
— Да ты монстр! — пропыхтела Вирхиния. — Сандрито обделался, а тебе жалко диван? Как можно так издеваться над ребёнком?
Фэр демонстративно отвернулась. Поджав губы, донья Раймунда и Вирхиния собрали пелёнки, бутылочки, соски, погремушки и ретировались.
Фернанда уже хотела сбежать без Агустины (накануне они договорилась, что Фэр отвезёт племянницу в школу), но, когда ор прекратился, Агус спустилась по лестнице. Хмурая, кое-как причёсанная, она явно не выспалась, но пересидела нашествие доньи Раймунды в комнате.
— Нашли чем заниматься с утра — чужими детьми. А на своих плевать, — обиженно проворчала Агустина, лавируя мимо родственников.
Маргарита метнула в дочь укоризненный взгляд, а Фэр, схватив племянницу под локоть, вытащила её на улицу.
— Тётя, но я даже не позавтракала! — возмутилась Агустина. — Я не хочу идти в школу голодной. Это не круто!
— А я не хочу слушать рассказы про младенцев! У меня не каменные нервы, — отбрила Фернанда. — Я тоже не завтракала. По дороге заедем в кафе.
— Прикинь, тётя, а у тебя рубашка наизнанку!
— Потом переодену, — лениво отмахнулась Фэр.
Агустина глянула на неё с изумлением, но прикусила язык. Обе девушки взгромоздились на мотоцикл и умчались в горизонт.
Спустя пятнадцать минут, сидя в кафе, Агустина слопала пиццу, запив её молочным коктейлем и закусив меренгой с ананасами. Но Фэр хватило только на бисквитный рулет — настроение её было испорчено. Это теперь на целый день, спасибо хамке донье Раймунде и глупой Вирхинии вместе с их младенцем. Зато Агустине вчерашний разговор пошёл на пользу — она повеселела, в лице Фэр обретя соратницу.
Через час Фернанда высадила племянницу у Высшей Школы изящных искусств. Еле отъехала от двери, продираясь сквозь толпы учеников, шумных, как утки в водоёме. Интересно, что скажет ей комиссар? Выгонит или разрешит вернуться? А, может, его нет в отделении? Эти мысли заставили Фэрповолноваться, когда она стучалась в дверь к комиссару. Тот был на месте, — сидя в своём, обитом деревом кабинете, он попивал кофе и курил сигару.
— Ох, какие люди! Заходи, заходи, — пригласил он Фернанду, убирая со стола ноги в начищенных сапогах.
Фэр села напротив.
— Привет, комиссар. Я пришла, потому что услышала про маньяка. Я думаю, мы должны…
— Мы? А ты забыла, девочка, что ты отстранена и не можешь вмешиваться? — комиссар усмехнулся, хитро сузив глаза.
Фэр это выражение его лица было знакомо, и у неё камень с души свалился. Комиссар уже не сердится. Он добрый, как плюшевый медведь, — покричит и тут же остывает.
— Нет, я не забыла. Я поэтому и пришла. Комиссар… комиссар, миленький, — театрально взмолилась Фернанда, — ведь вы добрый, я знаю…
— Я? Добрый? — брови его подскочили вверх. — Ты меня с кем-то перепутала, девочка! Я самый злющий-презлющий комиссар во всей Галактике! — и задрал нос.
— Нет, вы добрый, и вас любит всё отделение, — подлизалась Фэр.
— Меня любит всё отделение? — растаял комиссар. — Что ж, мне лестно это слышать. За что же меня любят?
— Потому что вы добрый и справедливый.
— А я думал, потому что строгий и жестокий, — ухмыльнулся комиссар.
— Нет, за это никого не любят. Вы хотите казаться строгим и жестоким, но вы добряк. Поэтому помогите мне, комиссар. Неужели из-за глупости вы готовы сломать мне карьеру и лишиться такого ответственного работника, как я? — Фернанда похлопала глазами, выдавливая слезинку.
— Ну-ну… только без слёз! — испугался комиссар. — В случае с Анселми ты не выглядела ответственной, — он изображал строгость, но Фэр видела: он уже сдался и отчаянно барахтается, ища способ, и Фернанду не обидеть, и не выглядеть тюфяком. — Я не хочу ломать тебе карьеру, девочка. Я знаю, ты об этом мечтала. И место инспектора с неба не падает. Некоторые ждут повышения десятилетиями, а тебе повезло. Но ты должна отвечать за свои поступки. Ты почувствовала власть и превысила полномочия. Инспектор полиции не вправе задерживать невиновного без доказательств, нарушать его права и доводить до больницы, потому что человек ей не нравится. Мало ли кто нам не нравится! В этой профессии главное — справедливость и соблюдение законов. Тогда тебя будут уважать и как инспектора, и как человека, понимаешь? Нельзя смешивать закон и личные отношения.
Фэр удручённо кивнула.
— Я понимаю, комиссар. Но я была уверена, что это он торгует наркотиками. Я не думала, что он невиновен. Я видела, как он принимал таблетки в клубе. Я ж не знала, что это не наркотики. Я три дня вытаскивала из него показания, а он язвил. Он сам довёл себя до больницы, а я ловила преступника.
— Но ты не изучила другие варианты, а дело было элементарным, — заспорил комиссар. — Вот ты говоришь: «Хочу ловить маньяка!», а сама с простецким делом не справилась. Ты ж за маньяка примешь любого, кто косо на тебя взглянет. Так не годится, девочка. Ведь существует закон.
— Даже компьютеры ошибаются, а я человек, комиссар, — насупилась Фернанда — сейчас она больше напоминала маленькую девочку, которую отругали за съеденную конфету, чем инспектора федеральной полиции. — Людям свойственно ошибаться.
— Не могу с этим поспорить. Все люди могут ошибаться, но они должны и признавать ошибки.
— И что мне всю жизнь за это расплачиваться? Я хочу вернуться к работе! — негодовала Фэр. За кого комиссар её принимает? Она уже взрослая и умеет анализировать свои поступки, а он её ругает.
— Фернанда Ривас, пойми, я бы с удовольствием тебя восстановил в должности, потому что тут кавардак и у всех дым из ушей, но… не всё зависит от меня. Я тебя наказал, чтобы смягчить гнев потерпевшей стороны. Адвокат Алвес и сеньора Монтанари хотели подать на тебя в суд, а мистер Анселми убедил их этого не делать. Но с условием: ты должна перед ним извиниться.
— Что?! — взъерепенилась Фернанда, тараща глаза. — Извиниться? А не раскатал ли он губы? Почему я должна унижаться?
— Я вижу, родители плохо тебя воспитали, — комиссар, наконец, загасил сигару, которой дымил Фэр в лицо, заставляя её морщить нос, — раз ты считаешь искренние извинения унижением. Анселми не требует извинений публичных. Наоборот, он сказал, будет достаточно, если ты придёшь к нему лично и попросишь прощения.
— Вы с ним разговаривали, комиссар?
— Да, вчера я навестил его. Он уже дома и чувствует себя хорошо. Он не стремится ломать тебе карьеру. Он хочет, чтобы ты признала свою вину. Мне кажется, это справедливо и благородно с его стороны. Он бы мог раздуть скандал в прессе, но поступает по-джентльменски.
Фэр закатила глаза. О, да! Джерри Анселми умеет выставить себя ангелочком и джентльменом, когда ему выгодно. Вспомнить только, как он сюсюкал с сеньорой Мендес.
— Это твой шанс вернуться на работу без скандала, — продолжил комиссар. — Когда мистер Анселми лично скажет мне, что не имеет к тебе претензий, я восстановлю тебя в должности. А пока, увы…
Фернанда ушла в растрёпанных чувствах. Она должна извиняться перед Джерри Анселми! Комиссару кажется это ерундой, а для неё — это апокалипсис. Она предпочла бы суды и разборки, чем произнести короткое «извини». Но комиссар сказал, что иного выхода нет. Ладно, она что-нибудь придумает!
====== Глава 9. Фотосессия ======
Днём, собравшись с духом, Фернанда выпросила у комиссара номер телефона Джерри (под строжайшим запретом не давать его никому и даже не показывать), дёрнула для храбрости рюмку ликера и позвонила. Дважды наткнулась на автоответчик, вся изозлилась, и лишь к трём часам дня негерой её романа соизволил ответить:
— Хэллоу! — по голосу Фэр узнала Джерри, но вздрогнула — он так похож на сволочь Конрада! И тот вечно говорил «хэллоу», строя из себя американца.
— Э-э-э… привет, — робко сказала Фернанда. — Это Джерри?
Он секунду помолчал и вдруг ка-ак рявкнет, у Фэр ухо чуть не выпало:
— Это опять ты?! Идиотка, ещё раз ты позвонишь, и я найму головорезов! Они вычислят твой адрес и сделают из тебя бифштекс, поняла?!
Ошалев, Фэр долго смотрела на телефон, из которого раздавались короткие гудки. Вот так гусь! Это который джентльмен.
Около получаса Фернанда носилась по комнате, мечтая Джерри Анселми четвертовать, а телефон шмякнуть об стену. Но, остыв, решила позвонить ещё. Конечно, это унизительно, но выхода нет — маньяк не дремлет.
— Ну, Джерри Анселми, берегись! Я тебе каждое слово припомню. Сам ты бифштекс! — обозвала Фэр несчастный смартфон, опять набирая номер.
Джерри ответил мигом, но, едва сказав пресловутое «хэллоу», услышал вопль:
— Ты меня достал, Джерри Анселми! Ещё раз ты обзовёшь меня, и я плюну тебе в глаз! Хам!
— Эм-м-м… а кто это?
— Это Фернанда Ривас. Инспектор Ривас! Я, значит, наступаю себе на горло и звоню ему, а он меня посылает. И обзывает бифштексом! Замечательно!
— А, мисс суперкомпетентный инспектор, помню-помню! — обрадовался Джерри. — Это ты мне названиваешь? Ну, извини, я прошу прощения за свою грубость. Это предназначалось не тебе.
Он сказал это так легко, что у Фэр совесть шевельнулась. Вот, даже павлины умеют извиняться, а она нет. Для неё это невыносимо, унизительно, как в лужу упасть.
— И чего ты хочешь, мисс? — голос Джерри зазвучал иначе, чем минуту назад, — тот певучий, бесяще-спокойный тон, каким он говорил с Фэр и в полиции.
Фернанда хотела назвать Джерри двуличным индюком, но передумала. Не растягивать же телефонные переговоры ещё на неделю!
— Дело в том, что я… я говорила с комиссаром, вот. Он сказал, что… в общем, это о том деле… ну… Короче, это не телефонный разговор! Мы не могли бы встретиться? — сложила Фэр более-менее внятную фразу. — Лучше в ближайшее время.
— Ты мне свидание назначаешь? — сострил он.
— Не задирай нос, Джерри Анселми! То, что у тебя смазливая физиономия, не означает, что все женщины мира должны упасть к твоим ногам и биться в конвульсиях. Не обольщайся. Эта встреча будет сугубо деловая.
— Э-м-м… знаешь, у меня плотный график, надо посоветоваться с моим администратором, поискать окно в расписании, — издевательски перечислял он. — А ещё лучше запишись на приём к моему директору, Марлене Монтанари. Ты же имела честь с ней познакомится, мисс? Могу дать телефончик. Все деловые переговоры только через неё. Я сам этим не занимаюсь, я человек творческий, знаешь ли.
— Но это важно!
— Эм-м-м… ну-у, если бы это была личная встреча, я бы ещё поду-у-умал, а так…
— Я же сказала, Джерри Анселми, это важно! Очень важно!
— Важно для кого? — не унимался он.
Фэр готова была покусать телефон. Что за невыносимый тип? Ну нельзя же ёрничать через каждое слово!
— Это важно для меня, — проскрипела Фернанда. — Мы встретимся или нет? И лучше сегодня. Это вопрос жизни и смерти!
— Ну ладно, — смягчился Джерри. — Давай так, сейчас у меня фотосессия. Ты можешь подъехать на студию где-нибудь через час?
— Да-да, могу! Ещё как могу! Говори адрес! — Фэр выхватила из ящика блокнот и ручку. Слава всем богам! Она думала, он станет долго ерепениться то отменяя встречу, то назначая.
«Палермо Голливуд, 1284, арт-студия «Андеграунд» — изучила адрес Фэр.
Целый час она прихорашивалась (даже глаза накрасила). В Палермо Голливуд — съёмочные комплексы и телестудии, рестораны, кафе, отели. Там легко напороться на какого-нибудь режиссёра. Или сценариста. А вдруг она их очарует и попадёт в телевизор? Нет, она не жаждет славы, но… у неё талия шестьдесят сантиметров и лицом она ничего.
И Фернанда нацепила белые шортики и обтягивающую травяно-зелёную майку на одной лямке. На мото так не сядешь, да и Палермо с его подрайонами Фэр знала плохо. Поэтому оставила «Дьявола» дома, сев в такси.
В этой части Палермо зеркальные небоскрёбы перемежались с вычурными зданиями ресторанов и отелей и неказистыми съёмочными комплексами и павильонами, заставленными автобусами и автомобилями.
Такси миновало здание студии «Телефе» с пальмами и вывеской на проходной — тремя кругами: синим, зелёным и красным. Вдали виднелись толпа и операторский кран — там что-то снимали.
Заборы и стены домов в Палермо Голливуд украшали муралес — граффити всяческих видов, от мультяшных карикатур до портретов Че Гевары. Арт-студию «Андеграунд» Фэр нашла быстро — на седьмом этаже одного из зеркальных небоскрёбов. Её никто не остановил, а в холле стоял стол, видимо, для консьержа или охранника (его на месте не было).
Когда, пройдя пару коридоров седьмого этажа, где стены облагородили фотографиями звёзд в исторических костюмах и костюмах-косплеях киношных и книжных персонажей, Фернанда зашла в съёмочный павильон, в лицо ей ударила струя горячего воздуха. За окном стоял январь и солнце палило так, что кожа поджаривалась, как бекон на сковородке. А в этой студии явно спятили — сидят с обогревателем.
Джерри она заметила сразу — он стоял на круглом подиуме и… был обнажён. На первый взгляд. Но Фэр поняла: он не голый — в плавках телесного цвета (специальное бельё, которое использовали для «обнажённых» съёмок). Поэтому и жарил обогреватель — чтобы Джерри не замёрз.
Энеас Арайя, одетый в розовый латексный жилет и джинсы, ползал вокруг Джерри, приклеивая на него серебряные стразы. Самые мелкие были на волосах и левой части лица. Ниспадая вниз, на шею, как капли дождя, они становились крупнее, а ближе к животу и бёдрам превращались в увесистые, похожие на льдинки, камни.
— Очуметь, как симпотненько получается! — жеманно вещал стилист. — Ты просто мяу, я от тебя тащусь! А сейчас, детка, не шевелись, у меня ответственный моментик — самая большущая стразина!
В Фэр опять шевельнулась гомофобка — она подумала нелестно про ориентацию стилиста, одновременно изумляясь поведению Джерри. Пока этот тип его общупывал, расхваливая его фигуру, называя «деткой», «лапочкой» и «красавчиком», Джерри стоял как мумия. С уха его свисала гарнитура — он слушал музыку. И ему было ни жарко, ни холодно, даже когда Энеас, перейдя к наклеиванию страз на бёдра, во всеуслышание завопил:
— Детка, не знаю говорил ли кто-нибудь тебе, но у тебя задница — экстра-класс!
Джерри и бровью не дёрнул. Выдержка железобетонная! Фэр невольно позавидовала: ей бы уметь так держать лицо, а то она вечно срывается, показывая характер в самый неподходящий момент.
Кроме Энеаса тут находилась и Марлене Монтанари. Бегая вокруг мужчин, она давала стилисту советы, чем его бесила.
— Слушай, Марленита, может ты уймёшься уже, а? — не вытерпел Энеас. — Ты же мешаешь мне работать! Как будто сомневаешься в моей компетентности. Куда это годится? Я ведь могу и обидеться. Не люблю, когда мне лезут под локти! Мне нельзя нервничать! Я же криво приклею все стразики!
— А мне не нравятся эти стразы, — пробухтела Марлене. — Это какой-то трэш! Не пойму, чем вам не угодила Ингрид. Она бы сделала шикарный бодипейнтинг, а вы её выгнали.
— Я не хочу, чтобы меня трогали посторонние, — встрял Джерри. — Эни будет достаточно.
— Вместо работы эта Ингрид пялилась на него, открыв рот, — Энеас болтал, не прерывая своей деятельности — он мазал специальным клеем каждую стразину и приклеивал её Джерри на плавки. — И вообще, тут обычный бодиарт не проканает. Когда он залезет в воду, вся трёхчасовая работа смоется к поганеньким чёртикам.
— А у него не будет аллергии на клей? — забеспокоилась Марлене.
— Ты меня обижаешь, малютка. По-твоему Энеас Арайя так никчёмен, что может использовать плохие материалы? Всё это гипоаллергенненько! Да и ради красоты можно пойти на всё. Ну вот, готово! — встав с колен, Эни отряхнул руки и джинсы и отошёл назад, любуясь на свою работу. — Без ложной скромности, хочу заметить, получилось гениальненько! Три часика работы, не разгибая спинки, ножек и ручек, но это зашибиссимо!
Марлене осматривала Джерри заискивающе, а он глядел сквозь людей, как через стекло. Так он смотрел и на Энеаса, который успел общупать его во всех приличных и неприличных местах, и на Марлене, и на фотографа — девушку с длинными белоснежными волосами, целый водопад. Так же безразлично Джерри повёл себя и когда явилась модель — высоченная брюнетка в лифчике и стрингах из страз. Он чмокнул её в щёку, лицом напоминая мумию, восставшую из саркофага.
Ну и секс-символ! Фернанда была обескуражена. Впечатление, что ему всё до лампочки. Неужели он равнодушен к женскому полу? Хотя, судя по виду, он равнодушен и к полу мужскому. Явно любит только себя.
А вот Энеас заставил Фэр в недоумении наморщить лоб — без зазрения совести он поправил модели лифчик, трогая руками её грудь с таким же воодушевлением, с каким до того трогал Джерри за задницу. Кошмар! Эти знаменитости все больные на головы!
Пока устанавливали декорации и настраивали свет, Эни, модель и фотограф успели поругаться, помириться, посэлфиться для соцсетей и теперь бегали в поисках туфель, нужных для съёмки. А Джерри, стоя на месте, невозмутимо попивал воду из бутылки. Марлене что-то шептала ему в ухо, он отвечал кивками.
Фернанду, в конце концов, достало ничегонеделание, и она решила обратить на себя внимание. Помахала руками. Джерри не прореагировал, и, когда Марлене отошла, чтобы переговорить с фотографом, Фэр его окликнула:
— Джерри!
Он обернулся. Приветственно кивнул, не меняя выражения лица. Подозвал ассистента — молодого юношу.
— Сеньорита, мистер Джерри говорит, что вам придётся подождать конца съёмки, — объяснил тот, возникнув около Фернанды. — Он пока не может уделить вам время. Садитесь, — он ткнул пальцем на ряд кресел, расставленных в углу. — Хотите чай, кофе, сок?
— Воды, можно мне воды? Желательно со льдом. Очень жарко, — Фэр обречённо плюхнулась в кресло. Что ж, она подождёт. Её и бульдозером отсюда не сдвинут, пока она не поговорит с Джерри! Глотая воду, принесённую ассистентом, Фернанда всматривалась в происходящее.
Фотосъемка оказалась рекламой парфюма. Как только появилась камера, Джерри вмиг преобразился из флегматичной мумии в обаятельнейшего красавца. Сверкал глазами и готов был партнершу-модель съесть, как эскимо. Та гладила его по груди, изгибаясь как кошка. Он обнимал её за талию, прикасался губами к шее. Стразы фантастически сверкали на них, и оба напоминали марсиан, случайно угодивших на землю. Парочку усадили в прозрачный стеклянный шар, формой повторяющий флакон духов, и стали обливать водой.
— Съешь её, съешь! — вопила блондинка-фотограф, пока Джерри и модель, запрокидывая головы, изображали страсть. — Надо больше секса! Ну что вы, как две амёбы?!
«Порнуха какая-то», — подумала Фэр, но её невольно бросило в жар от этих эротических игрищ.
Тысяча дублей, переделок сценария на ходу, недовольства со стороны фотографа и Марлене, которая и тут вмешивалась, крича, чтобы Джерри не окунали в воду надолго, а то он потеряет голос. А Эни боялся, как бы стразы не отклеились, и бесконечно поправлял грим и причёски Джерри и его партнёрше.
Закончилось всё через два часа, когда Фернанда растеклась от жары по креслу.
— Стоп, снято! Всем спасибо! Вы гениальны! Поработали на славу! — выкрикнула фотограф. И все пошли делать сэлфи.
— Мистер Джерри велел проводить вас в комнату отдыха, — услышала Фэр голос ассистента.
Привели её в небольшое, но уютное помещение, где стояли диван, два кресла и одноногий туалетный столик, а на полу лежал пёстрый ковёр. И — о чудо! — работал кондиционер.
— Мистер Джерри сейчас разгримируется и придёт, — объяснил ассистент. — Может всё-таки кофе?
— Нет, спасибо, — отмахнулась Фернанда, выпроваживая юношу за дверь.
Надо собраться с мыслями. С чего же начать разговор? Но она так ничего и не придумала, хотя Джерри не появлялся ещё с полчаса.
Наконец его статная фигура выросла на пороге, и тут же пахнуло косметическим салоном — приторно-химической смесью из геля-лака-мусса, крема для тела и элитного парфюма. Фэр едва не чихнула. Надо же так надухариться! Все метросексуалы — жуткие нарциссы, и Фернанда удивилась бы, если бы её убедили в ином. Конечно, вторая крайность — брутал, не знающий, что такое дезодорант, тоже малопривлекательна. Но Джерри — настоящий выпендрёжник. Одет он был в рваные до лохмотьев джинсы и белую рубашку, расстёгнутую на груди. Мокрые волосы оставили на ткани капельки, словно он побывал под дождём. Выглядел Джерри замученным и не таким пиратски-смуглым, как раньше.
— Ну наконец-то. А я уж решила, что ты назначил мне встречу, а в каком году она произойдёт, забыл, — съязвила Фэр.
— Ну извини, мисс инспектор, я же тебя предупредил, у меня плотный график. Через два часа мне надо на студию звукозаписи, а до этого желательно заехать домой. Мой кот ещё не научился открывать холодильник. А жаль, — пошутил Джерри.
— У тебя есть кот? — наивно удивилась Фернанда.
— Ну да. А что такого?
— Не думала, что у таких бессердечных людей, как ты, могут быть домашние животные.
— К твоему сведению, я люблю животных. И не тебе, мисс инспектор, говорить о бессердечии. Давай ближе к делу. Зачем ты хотела меня видеть? — Джерри скрестил руки на груди и, запрокинув голову, встал к Фэр вплотную.
Девушка не была маленького роста, выше среднего, но когда твой взгляд упирается собеседнику в плечи, невольно чувствуешь себя по-дурацки. Чтобы увидеть лицо Джерри, Фернанде пришлось смотреть вверх, и у неё заломило шею, а от запаха косметики, которой он благоухал, защекотало в носу. Недовольно морщась, она отодвинулась в угол.
Джерри взглядом изучил её всю, поочерёдно останавливаясь на груди и талии, спустился на бёдра и загорелые ножки. И, судя по лицу, был удовлетворён зрелищем. Чем опять сбил Фэр с толку. На съёмках она наблюдала иную картину: флегматичная статуя, равнодушная ко всему. Ледышка. На тех же съёмках, правда, Джерри нацепил и другую маску, нагло щупая свою партнёршу-модель и изображая страсть. Но Фернанда была убеждена — это игра. А сейчас, откровенно дерзким взглядом он раздел её до гола. Изумрудные чёртики в глазах облапали её на расстоянии, она и ахнуть не успела. Что за мерзкий тип?
— Чего это ты уставился? В лоб хочешь? — не сдержалась она.
Он двусмысленно прищёлкнул языком — по коже Фэр побежали мурашки.
— А ты хамка!
— Ой, кто бы говорил! Не ты ли сегодня обозвал меня идиоткой и гамбургером?
— Бифштексом, — поправил он, сдерживая смешок.
— Всё едино.
— Но сейчас я хотел сделать тебе комплимент, а ты снова мне нахамила. И я передумал, — зубоскалил Джерри. Он забавлялся её медленно закипающей, как вода в чайнике, яростью, чуть приоткрыв рот и демонстрируя жемчужную полоску зубов.
— И что за комплимент?
— Для инспектора полиции ты выглядишь весьма м-м-м… сексапильно в этом наряде. Не видел бы я тебя за твоим дурацким столом, размахивающую своим дурацким значком, не поверил бы, что с такой фигурой можно похоронить себя в комиссариате. И что за олух надоумил тебя пойти туда? Я бы подверг его современной инквизиторской пытке раскалённым утюгом.
Фернанда покраснела. Она злилась на Джерри за его нахальство, но ей было и приятно. Вот Берни не умеет ухаживать. Он никогда не говорил ей красивостей, предпочитая действия: открыть дверь, подкачать лопнувшее колесо, подбросить до дома, угостить кофе. А Конрад, её бывший, любил почесать языком, читая стихи и прочую белиберду, которой задурманивал так, что Фэр теряла нить разговора. А Джерри сделал ей комплимент — сказал, что у неё красивая фигура, просто и прямо, без витиеватости. Но это было как-то… откровенно. Фернанда и не заметила, что трактовала его слова, как попытку флирта.
— Ну что, мы перейдём к делу? — поторопил Джерри, широким жестом предлагая ей сесть в кресло. Сам присел на подоконник. — Зачем ты назначила мне эту встречу, мисс?
Вздохнув, Фэр объяснила: её отстранили от должности инспектора из-за ситуации с наркотиками. На Джерри она не смотрела, изучая отделку ковра. А, подняв глаза, увидела: он смеётся.
— Почему ты ржёшь? Наслаждаешься местью? — горько спросила Фернанда. — Какой же ты гнусный тип!
— А ты считаешь, что отстранять тебя не за что? — скривил он рот.
— Конечно! Я выполняла свою работу — ловила наркодилера. Я была уверена, что это ты. Ты же сам не захотел сотрудничать со следствием.
— Хм… а помнишь, мисс, тогда я сказал, что тебе придётся взять свои слова обратно? Помнишь?
Она сглотнула. Помнит. Говорил, гад.
— Во-о-от, я никогда не бросаю слов на ветер. Ты нарушила мои права, без доказательств продержав меня в полиции трое суток. Из-за тебя я мог умереть.
— Но ты сам виноват! — вспылила Фэр. — Я не знала, что тебе станет плохо без каких-то таблеток. Я не умею читать мысли. Ты должен был поставить меня в известность, но ты этого не сделал из вредности.
Джерри прищурился, подоконник под ним заунывно скрипнул.
— С чего ты взяла, что дело в таблетках?
— Ну… ты же… тебе же стало плохо… а до этого ты принимал таблетки в клубе, я это видела. Я подумала, что это наркотики, и там, в полиции, я решила, что у тебя ломка. Я же не думала, что это лекарства.
— А почему теперь ты решила, что это были лекарства? Кто тебе это сказал? — голос Джерри, до этого тихий и мягкий, зазвучал резко. Фэр этот тон не понравился. — Это конфиденциальная информация, которую знает только мой лечащий врач. И он не вправе выкладывать истории болезней пациентов. Откуда ты узнала?
— Э-э-э… — Фернанда прикусила язык, осознав, что попала впросак. Она же тайком подслушала беседу Джерри с врачом!
— Я это спрашиваю не из праздного любопытства, — пояснил Джерри сурово. — Я хочу знать, кто слил информацию о моём диагнозе, чтобы убрать этого человека из своего окружения. Я не терплю предателей. Неровен час, как эта информация окажется на страницах всех газет. Ну? Кто тебе рассказал о моём диагнозе?
— Я не знаю твоего диагноза! — воскликнула Фэр. — Правда. Я знаю, что тебе стало плохо, потому что ты не принял лекарство. Вот и всё.
— Откуда ты это взяла? — он приблизился вплотную. Вид у Джерри был грозный, и Фернанда испугалась.
— Ну… я… это… — она поняла, что выхода нет — надо признаваться. — Ну, я случайно услышала твой разговор с врачом.
— Услышала? Где это?
— В больнице, когда приходила тебя навестить. Вы были в палате, а я стояла за дверью…
Тут Джерри расхохотался. Столь громко, что на полке задребезжала ваза.
— Ты приходила ко мне в больницу? Зачем?
— Хотела узнать о твоём самочувствии.
— И вздумала шпионить?
— Я не специально, это вышло случайно. Я хотела войти в палату, но услышала разговор и передумала. Я не никому не скажу, честно, — заверила она, взглянув на него одним глазом. Увидела, что он смеётся, и расслабилась.
— Так чего ты хочешь теперь?
— Ну, я говорила с комиссаром и он сказал, что восстановит меня в должности, если ты… в общем, если ты скажешь ему, что не имеешь ко мне претензий. Ведь ты не имеешь их, правда?
— Ещё как имею! — усмехнулся Джерри. По лицу его было видно: он не сердится, скорее забавляется.
— Но я же тебе объяснила, как всё было, — Фэр подавила желание треснуть его по щеке. Неужели, он не видит, как она страдает? Безжалостный тип! — Я не виновата, что ты угодил в больницу. Я тебя, кстати, спрашивала, всё ли с тобой в порядке. Ты гордо промолчал. И что я могла сделать?
— Дело не в этом, — флегматично объяснил он. — История с больницей — это сугубо мои проблемы. Но ты говорила мне гадости, бездоказательно обвиняла в торговле наркотиками, обзывала наркоманом. Это мало того, что оскорбления, так ещё и клевета. И скажи спасибо, что я убедил Алвеса закрыть на это глаза. Он хотел подать на тебя в суд.
— Комиссар мне говорил. А почему ты ему не позволил?
— Наверное, потому что я не такой монстр, каким ты меня считаешь, — улыбнулся Джерри. — Я не собираюсь тебе мстить. Мне невыгодно устраивать шумиху. Я не хочу, чтобы журналисты что-то пронюхали. С прессой я делюсь только тем, что касается моей карьеры. Информацию о моём здоровье и личной жизни я держу при себе. Но комиссар Гальяно ведь сказал тебе, что я жду извинений? Ты прямо здесь и сейчас извинишься за всё, что мне наговорила: за хамство, оскорбления, клевету и прочее, что я вынужден был слушать три дня в комиссариате. И мы закроем эту тему. Я позвоню комиссару и скажу, что вопрос исчерпан. Так что?
Он уставился на Фернанду не мигая, будто хотел приклеить её к стене. Но у Фэр слова застряли в горле. Она понимала, что ведёт себя глупо. Сейчас, сию минуту, она может решить проблему. Но язык сковало. Она и звука не выдавила.
— Ну?
— Я… я… нет, я не буду извиняться! Не буду и всё! — и Фэр отвернулась.
Джерри захихикал.
— Почему? Так сложно признать свою вину? Гордость мешает или бесит, что я усомнился в твоих правоте, компетентности и здравомыслии?
И как у него получается угадывать её мысли? Рентген ходячий, честное слово!
— Для меня сложно. Невозможно! Я не люблю извиняться. Ненавижу! Не хочу и не буду! И ты меня не заставишь, — пропыхтела Фернанда совсем по-детски.
— Ну тогда ты свободна, мисс инспектор. Я тебя насильно не удерживаю, — разочарованно фыркнул Джерри. — Ты сама пришла и теперь компостируешь мне мозг.
— Но мне нужно, чтобы ты сказал комиссару, что не имеешь ко мне претензий, — не сдавалась Фэр.
— А-ха-ха-ха! — Джерри так рассмеялся, что споткнулся, наступив себе на ногу. — О, гхош! Таких наглых людей, как ты, надо ещё поискать!
— Я не наглая. Но я не считаю себя виноватой. Почему я должна извиняться, если я не виновата?! — упрямо доказывала Фернанда. — А ты мужчина и мог бы пойти мне навстречу. Мне надо ловить маньяка, а ты вставляешь мне гвозди в колёса.
— То есть я должен всё проглотить? По-твоему я похож на дебила? — очи его сверкнули ярко, как у рыси. — Из-за тебя я провёл в камере три дня и чуть не умер, а ты хочешь, чтобы я махнул на это рукой? Но я и так сделал тебе одолжение, уговорив Алвеса не давать ход делу.
— То есть ты настолько мелочен, что из-за ерунды хочешь сломать мне карьеру?
— У меня нет такой цели. Но я хочу, чтобы ты научилась отвечать за свои поступки и извиняться, когда ты не права, — он вновь приблизился; чуть сжал её плечи руками.
И мурашки побежали по спине Фэр. Его пальцы с первого момента вызвали в ней смешанные чувства — страх и желание. И ладони у него мягкие… Фернанда попыталась отстраниться — когда некто бесцеремонно вторгался в зону её комфорта, это выбивало её из колеи.
— Я не стану извиняться, — буркнула она, вывернувшись из хватки. — Давай поищем компромисс. Если ты не хочешь проявить благородство, придумай что-нибудь другое, ну, в качестве замены извинениям.
Когда Джерри многозначительно щёлкнул языком, Фэр поняла: она совершила дичайшую глупость. Дала ему карт-бланш, развязала руки. Ясное дело, чего он потребует. Все мужчины одинаковые. И, прежде, чем Джерри успел открыть рот, она выпалила:
— Кстати, натурой я расплачиваться тоже не собираюсь! И в мотель с тобой не поеду, и не мечтай!
Он так заржал, что Фернанда решила — ему станет плохо. Схватился за живот и рухнул в ближайшее кресло.
— И что смешного у нас слышно? — Фэр угрожающе поставила руки в бока.
— Ха-ха-ха-ха! Ой, я не могу… — прохрипел Джерри, смахивая слёзы с глаз. — Я уже не помню, когда в последний раз так смеялся. Ты умеешь поднять настроение.
— По-твоему я клоун? — по-хомячьи надула она щёки.
— Нет, скорее, городская сумасшедшая. Ты меня забавляешь, мисс инспектор. Я и подумать не успел, а ты уже решила, что я потащу тебя в мотель. Нет, я, конечно, мог бы… Только смысл? Чем ты, конкретно ты, можешь меня удивить, как женщина? Ничем. Потому что ты мало отличаешься от других, таких же красивых, фигуристых и большеглазых кукол, которых в моей жизни был целый стадион. Я не получаю удовольствия от посредственного секса. Твои тараканы, обиды, подколы, твой дурацкий характер развлекают меня сильнее, чем-то, что ты можешь предложить мне в постели. Извини, если я тебе разочаровал, но спать вместе мы не будем.
Фэр рот разинула. Каков наглец! Сам просит плату и сам же ей пренебрегает. Она бы, конечно, не согласилась на постель, но это уж слишком — уверять, что она посредственность. Всё ясно. Он импотент.
Видя её молчаливую ярость, Джерри снова расхохотался.
— Вот как?! Ты обиделась? Неужто ты и впрямь ожидала, что я потащу тебя в кровать? Какая наивность! Кроме того, что меня не интересует скучный секс, меня ещё и волнуют вопросы безопасности. С кем попало я не сплю, прости.
— С кем попало? По-твоему я кто попало? — взбеленилась Фернанда.
— Ммм… ну, знаешь ли… сифилис, триппер, СПИД — мне не нравятся эти названия.
Фэр готова была вцепиться ему в физиономию ногтями.
— Как ты смеешь говорить, что у меня СПИД?!
— Я этого не говорил, но мало ли… а я себя берегу, май дарлинг, — он вновь рассмеялся.
Фернанда задыхалась от бешенства. С каким удовольствием она разорвала бы этого типа на клочки, но вынуждена слушать его гадости, потому что у неё выбора нет.
— Но раз ты хочешь компромисса, ты его получишь, — продолжил Джерри, игнорируя её настроение. — Есть у меня одна идея…
— И что же это? — Фэр смерила его уничижительным взглядом.
— Спокойно, ничего криминального. Думаю, это тебе по зубам. Это твоя стезя. Ты полицейская и могла бы стать моим телохранителем.
Фернанда злобно повращала глазами, как сова в потёмках.
— Телохранителем? Ты издеваешься? Я девушка, а не качок. Какой из меня телохранитель? Разве ты не можешь нанять с десяток бравых ребят? Обанкротился и нет денег на охрану?
— А-ха-ха-ха! Не пытайся казаться остроумной, у тебя это плохо выходит, мисс. Бравые, как ты выразилась, ребята привлекут внимание, а толку от них — жаба наплакала. Мне нужен не столько телохранитель, сколько человек, который всюду бы меня сопровождал и помог бы мне изловить одну малопривлекательную личность.
— Минуточку, а вот с этого места поподробнее! Тебя кто-то преследует? — навострила ушки Фэр.
— Это долгая история. Если ты согласишься, я тебе её расскажу. Это и будет наш компромисс. Ты окажешь мне услугу, а я уговорю комиссара восстановить тебя в должности. И мы будем квиты. Ну что, идёт?
Фернанда колебалась. Компромисс хороший. А она была уверена, что Джерри придумает новую гадость, чтобы её унизить. Однако, любопытно. Не ловушка ли это? По нему не поймёшь, блефует он или говорит серьёзно. И она вспомнила, как Джерри обозвал её по телефону, а потом сказал, что предназначались гадости не ей. Может, правда, его достал какой-нибудь телефонный террорист? Знаменитостей часто преследуют психи. Что она потеряет, если согласится ему помочь? Ничего. Сейчас она не занята, а это перекликается с её работой. Зато Джерри останется у неё в долгу.
— Я согласна! — объявила Фэр, протягивая ему руку. Джерри мягко пожал её. — Но я хочу знать все детали. В мельчайших подробностях.
— О’кэй, — он заглянул в свой смартфон — проверил время. — Как я уже сказал, это длинная история. Боюсь, сегодня я не успею её рассказать. Через полтора часа мне надо быть на студии звукозаписи. А я ещё хотел зарулить в Пуэрто Мадеро. Давай так, завтра я тебе позвоню и мы договоримся о встрече. А сейчас поехали, я довезу тебя до дома и поеду работать.
Фернанде ничего не оставалось как согласиться. Теперь она была вынуждена ему подчиняться.
Джерри поболтал по телефону, и они с Фэр покинули арт-студию. Фернанда отметила: он умеет вести себя по-джентльменски. Открыл перед ней дверь, поймал лифт, поддержал под локоть, чтобы она не упала на скользкой плитке в холле.
У входа их ждал красный Феррари. Фэр инстинктивно пришла в восторг — машина была ультра хороша.
— Ты сам водишь автомобиль? — спросила она.
— Разумеется, — Джерри распахнул дверцу.
Фернанда, копируя светскую даму, забралась в салон и утонула в кожаном кресле.
— Да тут можно жить! — не сдержалась она.
Джерри тихонько хихикнул.
— А крыша откидывается?
— Ага, но мы не станем этого делать.
— Почему?
— Потому, — и он нажал на газ.
Авто плавно скользило по асфальту, будто плывя по воздуху, а на деле неслось со скоростью восемьдесят километров в час. Но Фэр этого не ощущала. Не авто, а космический корабль, даже не трясёт. И Джерри водит как асс.
Ехали они молча, Фернанда задремала, и вдруг — шмяк! — в лобовое стекло что-то врезалось.
— Ма-ама! — визгнула Фэр, решив, что они кого-то сбили.
Но это оказались обычные куриные яйца — их бросили в машину. Фернанда услышала топот ног — некто скрылся в подворотне. Ругаясь на чём свет стоит, Джерри припарковался у обочины и вышел, чтобы вытереть стекло.
— Что это такое? Какая наглость! — возмущалась Фэр громко. — Таких шутников надо арестовывать! Были бы у меня жетон и пистолет, я бы им показала! Чёрт возьми!
— А кто-то хотел откинуть верх, — напомнил Джерри, усаживаясь обратно в авто.
— Это что, не впервые?
— Если бы это было впервые, ты думаешь, стал бы я заводить речь о телохранителях? — ответил он вопросом на вопрос.
— Кошмар! Значит, тебя преследует какое-то хулиганьё?
— Ну, можно и так сказать. Издержки популярности, знаешь ли.
— Но… хорошо, что это только яйца. А ведь они могут кинуть и что-то посерьезнее.
— Например, бомбу, — не моргнув глазом предположил Джерри. — Ты ещё не передумала со мной связываться, а, мисс?
Шокированная Фэр промолчала, и Джерри, хихикая, завёл машину. Через десять минут он высадил Фернанду у её дома.
— Сан-Тельмо — красивый район, — сказал Джерри напоследок. — Он напоминает старую Европу.
— В общем так, Джерри Анселми, сегодня я тебя отпускаю, но завтра ты мне всё расскажешь. Пока они бросаются яйцами, но не ровен час, как они пырнут тебя ножом, — заявила Фэр учительским тоном. — А я не горю желанием рассматривать твой труп, хоть ты меня и бесишь. Ты меня в это втянул и не отвертишься. Я очень дотошная, учти, я от тебя не отстану, — она вылезла из авто.
— Ариведерчи! — шутливо крикнул Джерри ей вслед.
Красный Феррари тронулся с места, быстро исчезнув на горизонте. Фэр проводила его взглядом, не сразу заметив: с балкона на неё таращится Вирхиния.
— Вот это ничего себе тачка! — позавидовала она, когда Фернанда обнаружила её присутствие. — Это что за экземпляр тебя привёз?
— Это не экземпляр, это по работе.
— Везёт некоторым, а они этого не ценят. Может махнёмся: ты мне самца на Феррари, а я тебе импотента на Бентли, м? — выпалила Вирхиния на всю улицу. Эрнесто Лареа, сосед слева, упорно вслушивался, изображая, что смотрит в телескоп. — От Амадо толку нет, он не собирается заниматься сексом в ближайшие лет десять, а мне срочно надо рожать. А ты рожать не хочешь. Так что он тебе подойдёт.
Покрутив пальцем у виска, Фэр зашла в дом. Вирхиния стояла на балконе, задумчиво глядя на дорогу.
====== Глава 10. Как снег на голову ======
Терпения дождаться звонка Фернанде не хватило, и на следующее утро она набрала номер Джерри.
— Вы можете оставить сообщение после сигнала, бу-бу-бу, — передразнила она автоответчик, свирепо швырнув телефон на кровать.
Вчерашний инцидент в авто Фэр покоробил, но за себя она переживала больше, чем за Джерри. Они заключили пакт, целью которого была ловля идиота, который Джерри преследовал. И поймать его надо быстро, ведь маньяк не дремлет. Но ей нужны подробности. А их нет. Вчера Джерри торопился и ничего не рассказал, а теперь не берёт трубку. Замкнутый круг.
Отношение Фернанды к Джерри заметно потеплело. Нет, он по-прежнему казался ей наглым, двуличным, высокомерным нарциссом, но что-то необъяснимое родилось в её душе, когда он пошёл навстречу её детскому нежеланию извиняться и предложил компромисс. Симпатия? Уважение? Возможно.
Хладнокровие — качество, которым Фэр мечтала обладать. Для женщины-полицейского оно немаловажно. Вчера, когда в машину полетели яйца, она реально испугалась, а Джерри ещё и шутить изволил. Хотя он певец и ему положено быть капризным истериком, а ей, полицейской, — ледником. Но выходит наоборот. Рядом с Джерри, таким уверенным, лениво-спокойным, Фернанда почувствовала себя хрупкой девушкой.
Но сколько бы она не звонила, Джерри не отвечал. Расстроенная, Фэр шарахалась по дому, не зная куда приткнуться. Скоро она начнёт выть от безделья, как волк на бугре.
Вечером Джерри перезвонил сам — прослушал массу гневных сообщений, что оставила Фернанда на его автоответчике. Своим приятным голосом он воззвал её угомониться, ведь нервы на деревьях не растут. Он артист, у него плотный график: концерты, съёмки, интервью, записи песен, фотосессии. И он не кролик на батарейках — не может бодрствовать сутками.
— Когда у меня будет время, я сам тебе перезвоню, — устало пообещал он в трубку. — Прошу тебя, мисс инспектор, не донимай меня. Я не всегда могу ответить на звонок, а иногда просто не хочу.
— Но ведь мы договорились вчера. Как же этот преследователь? И моя должность… — совсем растерялась Фэр.
— Наш договор в силе. Я всегда держу слово. Просто имей терпение. Извини, я не могу больше говорить. Я тебе перезвоню. Чао!
Фернанда чуть не заплакала от обиды, когда он повесил трубку. Ну почему она вынуждена бегать за ним как собачка? А он посылает её. Обещал вернуть на работу, а сам тормозит. Никогда она его не поймёт!
И Фэр, в растрёпанных чувствах упав в кровать, до рассвета читала электронную книгу, обнимая мягенького голубого кролика. Утром встала разбитая, но с надеждой, что новый день принесёт перемены. Как бы не так! Джерри не звонил, и она готова была плясать с бубном у костра, воскрешая его совесть.
Но Фернанда не одна маялась бездельем — Маргарита ей помогала. Вынужденная сидеть дома, она обленилась так, что перестала даже готовить. Теперь все кухарничали сами — что выуживали из холодильника, то и ели. Нога срасталась медленно, и, целыми днями лёжа на диване, Маргарита щёлкала пультом от телевизора или читала журналы; листала страницы в соцсетях и лузгала то орешки, то семечки. И так с утра до вечера. Вирхиния с Агустиной хором заявили: если дело так пойдёт и дальше, Маргарита скоро не пролезет в дверь — будет кататься как шарик. Та в отместку заказывала по телефону пиццу и поедала её сама, ни с кем не делясь.
Но Агус радовала Фернанду. Девчонка успокоилась, перестала пропускать занятия и безвылазносидеть в комнате. И даже помирилась с Сэси — та приходила уже два раза, и они, чирикая как птички, обсуждали чертежи, музыку, недавно просмотренные фильмы, учителей и одноклассников.
А вот у Вирхинии не всё ладилось — она ходила хмурая. Ни любимая работа, ни свидания с богатым кавалером не прибавляли ей оптимизма. На Амадо она жутко злилась, хотя он тратил на неё деньги, водя по ресторанам и клубам, и даже подарил украшение — серебряный браслетик с топазами.
— На черта мне эти побрякушки? — стервозничала Вирхиния, демонстрируя браслет семейству. — Вместо того, чтобы сделать мне ребёночка, он дарит эту ерунду. Ну не тупица ли? Зла не хватает!
— Ох, и дура же ты! Я вот, как мать этой дылды, — Маргарита ткнула пальцем в Агустину, которая, к счастью, сидела в наушниках, — заявляю, если бы мне сказали сейчас: «Марго, выбери — родить дочь или заполучить банкира, который ездит на Бентли и дарит ювелирку», я бы выбрала второе. Ребёнка обратно не засунешь, так что подумай, кузина, хорошо подумай. Знаешь, мужики ведь сволочи, как узнают, что у тебя есть прицеп, говорят: «Адьёс!» и машут ручкой. Так что не рожай от первого встречного. Вдруг потом найдёшь принца, а он свалит в закат из-за чужого ребёнка. Я вот считаю, что родила рано, выкинула в помойку свою молодость, а ведь я была ого-го! Женщина-огонь! На меня все оглядывались, когда я шла по улице в короткой юбке и с распущенными волосами. Но мне приспичило влюбиться в Альфонсо Акоста и поверить в его россказни. И вот итог, — она опять указала на Агустину. Та, закрыв глаза, мотала головой в такт музыке. — Я тащу это бесполезное ярмо уже семнадцать лет и не знаю, когда ему придёт конец. А она в знак благодарности даже не хочет освоить нормальную профессию, всё картиночки свои рисует да музыку глупую слушает. Таки я запишу её к психологу, не дело это — не оправдывать надежд родной матери, — и Маргарита глубоко вздохнула.
Вирхиния скорчила кислую рожу.
— Тебе легко говорить, ты-то родила молодой, ты состоялась как женщина и теперь рассуждаешь: а вот, а если бы… Но я-то уже всё, последний шанс. Вчера обнаружила морщинку у глаза. Если я не рожу немедленно, мой ребёнок будет меня стесняться и называть бабушкой. Да и зачем жить, если не для рождения детей?
— Есть люди, которые детей иметь не могут. А есть те, которые не хотят, — встряла Фернанда.— И они, представляешь, бывают счастливы, найдя себе массу интересных занятий.
— Будь моя воля, я бы убила всех бесплодных, чтобы место на земле не занимали. А тех, кто здоров, но не хочет, я насильно бы оплодотворила! — не моргнув глазом заявила Вирхиния.
Тётя Фели, вечно сующая нос во все дрязги, в этот раз самоустранилась — ей было некогда. Отведя Барби в салон красоты для собак, она пришла домой в ярости.
— Это не цены, это грабёж! — вещала тётя, бегая по гостиной и систематически натыкаясь на одну и ту же диванную ножку. — Я как увидела их прайс-лист, чуть в обморок не упала. Обдираловка! Обнаглели совсем! Я лучше сама сделаю Барби причёску и маникюр, чем тащить в этот салон столько денег, чтобы какая-то безрукая пигалица поиздевалась над моей малюткой.
Тётя Фели взялась за стрижку Барби сама. И постригла. До этого Барби была пуделем, хоть розовым, но пуделем, но после креативной стрижки тёти Фели она стала похожа на Пинки Пай — розовую пони из мультика. Шерсть у неё сохранилась только на голове и хвосте. Прочее было сострижено под корень и выкрашено в цвет фуксии. Тётю Фели результат обрадовал, но она не успокоилась и накрутила оставшуюся у Барби шерсть на коклюшки.
К вечеру разразилось цунами — Агустина купила дорогой глянцевый журнал. Внушительную часть его страниц занимала фотоссесия, на съёмках которой побывала Фернанда. Джерри, весь в стразах, и один, и с красавицей-моделью рекламировали парфюм под названием «Серебряная кожа».
Выудив издание у Агус из-под подушки, Маргарита закатила сцену. Она отхлестала дочь журналом, доведя до слёз, и долго орала, что вырастила извращенку и распутницу, которая с утра до ночи любуется на голых мужиков.
— Он не голый, — вступилась за племянницу Фэр.
— Я слепая по-твоему? Да ты взгляни! — квакала Маргарита, тыча пальцем в разворот журнала. — Он голый, голый! И не надо защищать эту бесстыжую! Раз она нашла себе кумира-извращенца, то и сама извращенка! Чтобы я больше этой дряни в доме не видела, или я тебя изобью ремнём, поняла?! Идиотка! Всего семнадцать лет, а уже порнухой интересуется! А этого совратителя малолеток надо под суд отдать!
Агустина, вся красная, рыдала в углу. Тётя Фели, прибежавшая на вопли, с Маргаритой была солидарна — она отворачивалась от журнала, закрывая Барби глаза рукой и выкрикивая одно слово: «Срам!».
Фэр выхватила журнал у сестры. Мда… фотошоп — воистину зло. Ощущение, что Джерри прикрывают только стразы. А на нескольких ракурсах у него обнажено бедро. И поди докажи иное. Не признается же она, что была свидетельницей этой съёмки.
— Не вижу ничего страшного, — уверила она Маргариту. — Эти фото не стоят того, чтобы из-за них так орать. Агустина не обязана быть монашкой. Девушкам нравятся красивые мужские тела. Это нормально.
— Ей семнадцать лет! — топнула ногой Маргарита.
— А ты себя вспомни в её возрасте!
— Может, ты прекратишь указывать, как мне воспитывать дочь? — рыкнула Маргарита. — Я — это я, а она — это она. Не для того я рожала её в муках, чтобы она мне перечила! Она должна себя вести, как говорю я! — Маргарита ушла, долбанув дверью.
— Пойду я напою её мятным чайком, а то нервы у ней аж через глаза повылазили. Ох, уж эти детки, развратные и неблагодарные! — тётя Фели с Барби на руках тоже покинула комнату.
Агустина всхлипывала, пряча лицо за волосами.
— Нечего рыдать теперь, ты же сама виновата, — не пожалела её Фернанда. — Кто ж такие журналы на видное место выкладывает?
— Он был под подушкой, — промямлила Агустина, утирая слёзы рукавом.
— Лучше надо было прятать.
— Я же не знала, что мама будет шарить в моей комнате. Я никогда ничего не прятала, но теперь придётся! — Агус явно обиделась не столько из-за унижения, сколько из-за того, что мать рылась в её вещах.
— Это станет тебе уроком. Не реви, ничего уже не исправишь. Такие вещи не хранят в легкодоступных местах. Хорошо, что это журнал, а не контрацептивы или тесты на беременность. Но ты не должна стесняться своих фантазий. Ты живой человек, Агус, взрослая девушка, а не статуя. А мужчина очень красивый. Хотя лучше бы ты засматривалась на реальных парней, чем на картинки из журналов. Но ты ещё встретишь настоящую любовь, — потрепав племянницу по макушке, Фэр ушла.
Журнал взяла с собой, и, отходя ко сну, рассмотрела фото Джерри подробнее. Он правда красив — возникает желание его погладить. Но фантазии фантазиями, а она уже не подросток, чтобы фото вызывали у неё гормональный всплеск. Однако она хотела бы увидеть Джерри ещё, услышать его мягкий голос, его шуточки, подколы… Чудно, они знакомы мало, а он занял её голову в считанные часы. Фернанде было до слёз обидно, что Джерри не звонит. Ему явно на неё плевать. Заснула Фэр, обнимая журнал.
На следующее утро разговоры вертелись вокруг Агустины, которая из спальни выйти не рискнула. Маргарита хотела наказать дочь, лишив её карманных денег, ноутбука, телефона и вообще любых развлечений, включая прослушивание музыки и просмотра ТВ. Фэр настаивала, чтобы сестра прекратила гнобить девчонку за ерунду. Маргарита зубами скрипела, не желая сдаваться.
— Это дурацкая школа её развратила! Надо срочно забирать оттуда документы! — горланила она, размахивая костылём, как копьём. — Надо заставить её учиться в приличном заведении на хорошую профессию, а не картиночки рисовать! И срочно отправить к психологу. Может, её даже уложат в психушку и там подлечат!
— Причём здесь психушка? — только гипс сестры мешал Фернанде её отколотить. — Ты не отличаешь психиатра от психолога, и несёшь бред!
— Это не бред! Только сумасшедшие тайком рассматривают фото голых самцов!
— Разврат! Кругом разврат! — поддакивала тётя Фели. — Вот так пойдёшь по улице средь бела дня, а на тебя нападут маньяки из-за угла! Конец света прямо! Завтра же узнаю в интернете цены на участки на Луне. Надо копить деньги, чтобы свалить туда, когда эта планета окончательно превратится в бордель.
Но тётя Фели, встав на сторону Маргариты, потерпела фиаско, когда пришедшая с работы Вирхиния неожиданно поддержала Фэр и Агустину.
— Агус — взрослая девица, не лезьте к ней! — заявила Вирхиния. — Подумаешь, журнал. Она растёт, у неё гормоны играют. Слышали такое? А даже и было бы ей не семнадцать, а тринадцать и она смотрела бы жёсткое порно, это не вашего ума дело. Как вы осмелились залезть в её вещи? Давайте тогда в каждой комнате обыск устроим! Давай, Марго, к тебе пойдём первой. А то вдруг у тебя в комоде игрушки из секс-шопа. Надо срочно пресечь этот беспредел и рассказать о нём всему кварталу! Ну чего, пошли? Обшарим все комнаты, начиная с маргаритиной!
Естественно никто никуда не пошёл, но Маргарита умолкла, а тётя Фели, в страхе, что и её комнату осмотрят, тоже не пикнула.
Обычно Фэр кузину недолюбливала — они на всё имели противоположную точку зрения, но тут Вирхиния её приятно удивила. Оказывается, и у неё бывают проблески здравомыслия. К сожалению, редко.
После инцидента Маргарита, Вирхиния и Агустина попрятались по комнатам. А Фэр всё ждала чуда — звонка от Джерри, но к обеду перестала. Этот мерзавец её надул! Прикинулся паинькой и навешал ей лапшу на уши. Явно он не собирается оправдывать её перед комиссаром. Он задумал разрушить её карьеру, теперь это очевидно. И она бросила телефон в гостиной — он провалился в диван.
Одна тётя Фели была в ударе — нарядилась в розовую пачку и пуанты и, встав у перил лестницы, как у станка, под вопли телевизора размахивала ножкой. Пока не разбила напольную вазу. Тут её любовь к балету и улетучилась. Собирая осколки, она уверяла: хореография — вымирающий вид искусства, что уничтожает напольные вазы и вазочки. Но после обеда, раздвинув по углам диван, кресла и столик, тётя надела ролики.
— Тётя Фели, почему бы вам не пойти на улицу? — посоветовала Фернанда. — Вы же испортите ламинат! Кто катается на роликах в доме?
— Я! Я катаюсь! Как я могу пойти на улицу, Фернандита, если я и стоять на этих шариках не умею? Меня ж соседи засмеют, когда я шмякнусь носом в асфальт. Сначала я научусь кататься здесь. Но это у меня живо получится, я же талант!
К счастью, и фигурное катание на роликах по гостиной долго не продлилось. Когда тётя врезалась в камин, сломав при падении два ногтя, она сняла ролики, заявив, что это травмоопасный вид спорта — он оставляет людей без маникюра.
Но Фэр рано обрадовалась, решив, что тётя успокоится. К пяти вечера эта неугомонная женщина, приведя в дом подружек, организовала в гостиной фитнес-клуб.
Подружками оказались донья Раймунда, которую Фернанда терпеть не могла после случая с младенцем, и… (Фэр так и обомлела) сеньора Канделария Мендес — женщина с крокодилом. Тётя Фели познакомилась с ней в очереди в супермаркете, и, похоже, они нашли общий язык.
Расстелив на полу коврики, три женщины делали растяжки и качали пресс. Вернее, занималась этим лишь тётя Фели. Донья Канделария, сидя на коврике, громко сетовала: служители зоопарка — свиньи. Мало того, что у неё отобрали Тото и сменили ему пол, так он ещё и яйца отложил в песочек. И самое ужасное — она не стырила ни одного яйца, поэтому внуков ей не видать, как своих ушей. А донья Раймунда, обиженно сопя на «предательницу» тётю Фели, жевала тортик (она ревновала тётю к донье Канделарии).
Видя, что дамам скучно, тётя предложила заняться хатха-йогой и научила всех позе Шавасана, в которой надо было лежать на спине не шевелясь. Даже донье Раймунде эта поза понравилась. Перестав есть, она блаженно растянулась на коврике. Тётя Фели поняла, что перестаралась со сложностью упражнения, когда обе женщины сладко захрапели. Пришлось их будить. Но сдаваться тётя не собиралась — скачала в интернете урок по пол дэнсу — танцам на пилоне. Так как пилона не было, тётя Фели приволокла стремянку. Дамы облачились в лосины и купальники и, водрузив стремянку в центре гостиной, начали вокруг неё извиваться.
— Эротичней, девочки! Эротичней! — подсказывала тётя Фели. — Мы должны быть, как змеи! Гигантские змеи. Эти, как их, анаконды!
Сухопарая донья Канделария поджимала губы — она не соглашалась именоваться анакондой, а безразмерная донья Раймунда заявила, что для анаконды она маловата, поэтому ей надо подкрепиться.
Фернанда, давясь от хохота, наблюдала за ними с площадки второго этажа. Музыка выла на всю катушку, и она не услыхала телефонный звонок. Зато его услыхала тётя Фели.
— Тут в диване что-то звенит! — крикнула она радостно. — Похоже, у нас завелось привидение! Давайте его ловить!
Вспомнив про телефон, Фэр ринулась вниз. Чуть не упала с лестницы и споткнулась о ноги доньи Раймунды, что, сидя возле стремянки, эротично лопала бутерброд с колбасой.
Фернанда долго ковырялась в диване, выуживая телефон, — тот как назло провалился глубоко. Пришлось вывернуть все подушки. На экране настойчиво светилось имя Джерри. Звонит-таки. Вспомнил. Поди хулиганьё дало о себе знать.
— Слушаю! — Фэр укрылась в кухне — подальше от музыки и воплей трёх сумасшедших женщин.
— Хэллоу, мисс инспектор. Узнала?
— Я уж и думать о тебе забыла. У меня, Джерри Анселми, помимо тебя, ещё куча важных дел. С чего мне думать о человеке, который не держит слово? — наврала Фернанда. Но голос звучал так обиженно, что выдал её.
— Ты что обиделась? — удивился Джерри. — Я же тебе сказал, у меня плотный график. Я не всегда могу вырваться, даже если очень хочу. Не надо дуться. Ты сейчас дома?
— Ну да, дома.
— Я стою на светофоре на углу улицы Монтсеррат. Подъеду через пятнадцать минут. Адрес я запомнил — Сан Тельмо, 3947. А на балконе цветут красные гребешки, — и засмеялся.
— Ага, хорошо. ЧТО-О?! — в ужасе каркнула Фэр, но уже раздались гудки.
Через пятнадцать минут… Через пятнадцать минут! Он приедет прямо к ней домой! А она похожа на цыплёнка в своём плюшевом жёлтом костюмчике и с растрёпанными волосами, заколотыми крабом! А в гостиной тётя Фели с чокнутыми подружками! Ну почему именно сейчас? Почему не утром? Почему не вчера? Что за человек? Она ждала этого звонка три дня. Три! А он решил явиться в самый неподходящий момент!
====== Глава 11. План-авантюра ======
Фернанда в панике бегала по кухне, пока не ударилась о холодильник. Взвыла, но зато пришла в себя и помчалась в гостиную.
— Тётя! Тётя Фели! — рявкнула она громко. — Тётя! Вы должны прекратить этот балаган немедленно!
Но тётя не слышала — голос Фэр заглушали крики её подруг. Пока Фернанда болтала с Джерри (не больше пяти минут), дамы выключили музыку, отодвинули стремянку и надели розовые шляпы со страусовыми перьями. И устроили дуэль.
Прыткая донья Канделария и не менее подвижная тётя Фели, бегая по кругу, размахивали деревянными линейками. Донья Раймунда была секундантом сразу обеих. С булкой в зубах она перемещалась от тёти Фели к донье Канделарии и обратно, чавкая и скандируя лозунги: «Давай! Давай! Мочи её! Мочи!».
Барби, тявкая, прыгала по диванам и креслам.
— Тётя Фели! — Фэр не сдавалась — до прихода Джерри надо разогнать этот дурдом. Она подошла к дуэлянткам. — ТЁТЯ ФЕЛИ! Прекратите цирк, я вам говорю! Ведите подруг к себе в комнату, а лучше отправьте их по домам! Сейчас ко мне придёт важный гость!
— Отстань, Фернандита, не видишь, я занята? — среагировала, наконец, тётя. — Мы играем в средневековье. У нас дуэль.
— Тётя Фели, не будьте ребёнком! Я не хочу, чтобы вы меня опозорили! Этот гость важен для меня… — она запнулась, — для моей карьеры.
Но тётя больше не отвечала — донья Канделария переломила её линейку пополам.
— Ну вот, я осталась без оружия! — расстроилась тётя Фели, держа в руках обломки.
— Сдавайся, вражина! Тебе не уйти, я победила! — орала донья Канделария, радостно подпрыгивая.
— Ага, щас! Не собираюсь я сдаваться! Лучше я упаду в обморок на поле боя, но не сдамся! Сейчас будет реванш! — войдя в азарт, тётя Фели шмякнула линейку в угол и пошла на донью Канделарию, как бык на красную тряпку, схватилась за её линейку и потянула на себя.
— Отдай! Это моё оружие!
— Ни за что! — тётя Фели не успокоилась, пока не переломила линейку доньи Канделарии пополам.
— Ничья! У вас ничья! — выкрикнула донья Раймунда, дожёвывая булку. — Давайте закончим и пойдём подкрепимся.
Но тётя Фели упрямилась, желая победить в любом случае, и повалила противницу на пол. Женщины катались клубком, пока не протёрли одеждой всю гостиную.
— С вами с голоду помрёшь, ей богу, — вздохнула донья Раймунда, выуживая из кармана шоколадку.
Однако Фэр твёрдо решила — она сделает всё, чтобы Джерри это безобразие не увидел. Иначе он подумает, что попал в психушку, разозлится на неё и откажется от компромисса.
Вернувшись в кухню, Фернанда выудила из шкафа пластиковое ведро, набрала в него воды и потащила в гостиную.
— Караул! Пожар! Мы горим! Сейчас крыша рухнет! Бегите немедленно! Спасайтесь!!! — закричала она, окатив трёх женщин водой.
— Горим?
— Пожар?
— Ой, мамочки! Я же сейчас упаду в обморок! — подхватив Барби, тётя Фели первая бросилась к входной двери. Её подружки побежали следом, по пути собирая туфли, шарфы и сумочки.
— Кошмар! Горим! Пожар! Ад! Катастрофа! — они высыпали наружу, едва не сорвав дверь с петель.
В гостиной стоял разгром, но, выбирая между собой и чистотой, Фэр выбрала себя. Скажет Джерри, что у них ремонт. И побежала наверх.
Три мокрые дамочки в розовых шляпах с перьями, одетые в лосины и купальники, вывалились из дома, налетев на красный Феррари, что стоял у обочины.
— Эй, миссис, полегче! Вы мне машину поцарапаете! — Джерри выскочил из авто, когда донья Раймунда уперлась животом ему в капот.
— Не кричи на меня, мальчик, — пробухтела та. — Поживи с моё и тогда вякай. Не видишь, я при смерти?
Джерри молча отпихнул увесистую тушку доньи Раймунды. Внимательно осмотрел покрытие автомобиля. Тётка злобно зашипела:
— Как ты смеешь лапать меня, извращенец?!
— Если вы не уймётесь, миссис, вам непременно придёт штраф. Вы хоть знаете, сколько стоит моя машина? И нечего таращить глаза, вы не похожи на сову. Не взлетите даже на метле, — гаденько ухмыльнулся Джерри.
— Да я тебя в полицию сдам! — помахала донья Раймунда кулаком. — Разъездились тут! Уже на улицу не выйдешь, то и дело тебя норовят переехать на крутой тачке. Богатый папаня поди купил её, а он похваляется. Знаем таких, видали! Пойду-ка я домой, надоело мне всё, сил нету! — жалобно кряхтела донья Раймунда на всю улицу (сосед на крыше направил телескоп на неё). — Скоро мой любимый сериал, да и в холодильничке ждёт меня свиная отбивная. Истосковалась поди, моя девочка. А вы, когда пожар потушите, заходите ко мне на чай, — помахав тёте Фели и донье Канделарии рукой, донья Раймунда уковыляла, чпокая шлепанцами и оставляя на тротуаре мокрые следы.
— Фелисидад Сантойя, глянь-ка кого мы встретили! — визгнула донья Канделария, пихнув тётю локтем в бок. — Помнишь, я тебе рассказывала, что познакомилась со звездой в полиции и взяла у него автограф? Точнее автографы. Для себя, для Тото и для детей Тото. Так вот, это он! Разве тебя, красавчик, уже выпустили из тюрьмы?
— Я боюсь, вы меня с кем-то перепутали, миссис, — попытался отмазаться Джерри. Но донью Канделарию было не провести.
— Ты мне зубы-то не заговаривай. Я пока ещё в своём уме, красавчик. У меня даже нет склероза и цистита, как у некоторых в моём возрасте! — оповестила донья Канделария всю улицу.
Встряхнув головой, Джерри закрыл авто с ключа и направился к дому. Но тётя Фели и донья Канделария встали насмерть, окружив его и потребовав автографов и исполнения песни немедленно.
Фэр носилась по комнате, как петарда. Наряжаться глупо и бессмысленно. Во-первых, не успеет, во-вторых, Джерри не должен понять, что она прихорашивалась из-за него. Поэтому она надела джинсы-бэгги, обтягивающую белую футболку и распустила волосы.
Выглянув в окно, Фернанда увидела красный Феррари и Джерри, что стоял на тротуаре. А рядом с ним — двух женщин в розовых шляпах с перьями. Нет, только не это! Фэр так не хотела, чтобы Джерри знакомился с тётей, что аж зубами скрипнула, — ей было стыдно за свою семейку. Она не хочет, чтобы Джерри подумал, что у неё недалёкие родственники. А тётя Фели всё не унимается. Безумная женщина, хоть на цепь её сажай!
Обув балетки, Фернанда устремилась вниз. Придётся спасать Джерри из лапок тёти и доньи Мендес — ещё одной ненормальной. Надо же как они спелись! Нашли друг друга.
Когда Фэр выскочила на улицу, Джерри расписывался маркером у доньи Канделарии на щеке. Тётя Фели тоже получила свою порцию удовольствия — витиеватым почерком Джерри у неё была разрисована вся левая рука.
— Он пришёл ко мне, отвалите от него! — без обиняков заявила Фернанда. Схватив Джерри под локоть, потащила за собой.
— Фернандита, а как там наш пожар? — полюбопытствовала тётя Фели.
— Всё погорело в ноль. Того и гляди крыша обвалится, — и Фэр захлопнула дверь.
— Как же так? — всплеснула руками тётя. — Где ж нам с Барби теперь жить?
— Пойдём ко мне, Фелисидад Сантойя, — вздохнула донья Канделария, хлопая подружку по плечу. — И Барби не забудь. Ты можешь пожить у меня в ванной. Там раньше жил Тото, а теперь местечко пустует.
Тётя Фёли, ахая и охая, прижимала к себе Барби, пока донья Канделария, рассуждая о том, что пожар — вещь полезная для смены интерьера, шлёпала впереди неё по узкому тротуару.
Фернанда быстро провела Джерри мимо гостиной, позвав его на крышу.
— У нас ремонт тут слегка, не обращай внимания, — дала она объяснение вскользь.
Но сдвинутая мебель, стремянка, розовые перья и лужи на полу его не удивили — он сделал вид, что ничего не заметил.
Миновав лестницу и коридор второго этажа, они поднялись на крышу-асотею, которую Фэр, вынужденная сидеть дома, облагородила двумя шезлонгами, стеклянным столиком и цветами в глиняных горшках.
— А тут уютно. Люблю крыши, — сказал Джерри так, будто сообщал прогноз погоды.
— Присаживайся, — Фэр указала ему на шезлонг. — Чай, кофе, сок?
— Минеральную воду без газа.
— Джерри Анселми, и что ты за человек? — не удержалась от ехидства Фернанда. — Какой у тебя рост?
— Сто девяносто четыре.
— Ни черта себе! — выругалась Фэр. — И при таком росте ты пьёшь только воду? Ты же скоро ноги протянешь! Ты вообще употребляешь пищу или ты гуманоид?
Он рассмеялся как-то по-кошачьи.
— Просто я всё подряд не ем.
— Диета… фигура… Да ты нарцисс! — скривилась Фернанда.
— Не только из-за фигуры, — пожал он плечами. — Конечно, я, как публичный человек, слежу за собой. Профессия обязывает. Я посещаю спортзал и соблюдаю спортивный режим питания. Но это временами. Я не ем всё подряд, потому что у меня аллергия, я уже говорил.
— Ладно-ладно, — сдалась Фэр. — Но ты у меня в гостях, Джерри Анселми, поэтому дай мне побыть радушной хозяйкой. Ты пьёшь молоко?
— Да.
— А фрукты ешь?
— Тоже.
— Вот и прекрасно! Значит, я приготовлю нам молочно-фруктовые коктейли, — обрадовалась Фернанда. — И без возражений! Я не хочу, чтобы мои гости пили только воду!
— Как угодно, — закинув ногу на ногу, он обхватил колено скрещёнными пальцами. — Только без сахара. И даже без заменителя.
Мысленно посылая Джерри Анселми и его капризы ко всем чертям, Фэр устремилась в кухню.
Готовила она плохо, но смешать коктейль или нарезать салат — это несложно. Фернанда выудила из холодильника бутылку молока, клубнику, бананы, апельсины и лимоны. Не зная, что из фруктов Джерри любит, решила смешать два коктейля: бананово-клубничный и цитрусовый. Авось угадает. Пока взбалтывала молоко и фрукты в блендере, решила что с Джерри явно не соскучишься — в быту он, похоже, сущая катастрофа. Перелив коктейли в два высоких стакана, Фэр сунула в них трубочки и устремилась обратно наверх.
Джерри всё сидел в шезлонге. Обхватив руками колено и глядя с крыши вниз, он насвистывал песенку.
— Коктейль готов. Я смешала разные, потому что не знаю, какие фрукты ты любишь: клубнику с бананом или апельсины с лимонами.
— Клубнику, на цитрусы у меня аллергия, — сверкнул он улыбкой.
Фэр протянула ему коктейль.
— Ну так что, Джерри Анселми? Ты обещал мне кое-что рассказать, — напомнила она, пристраиваясь в соседний шезлонг. — Я специально привела тебя на крышу, чтобы нам не помешали.
Глядя в одну точку, Джерри поведал историю о преследователе. Им являлась фанатка, у которой поехала крыша. Она писала Джерри письма в соцсетях с признаниями в любви и рассказами о том, как гадалка ей нагадала, что они поженятся и заведут детей. Она раздобыла номер телефона Джерри и названивала ему, уверяя: они предначертаны друг другу судьбой. Он менял сим-карты и блокировал дамочку всюду, но она чудом узнавала его новые номера, регистрировалась в соцтетях под вымышленными именами. И её объяснения в любви, потихоньку сойдя на нет, превратились в угрозы. Она вопила, что покончит с собой, если Джерри немедленно к ней не приедет. Когда и это не подействовало, стала грозить, что убьёт всех, кто его окружает.
— Вот и всё, — закончил Джерри. — Банально, правда? А пару месяцев назад мне прокололи шины, потом изрисовали краской машину так, что пришлось покупать новую. А после и яйца в ход пошли. Меня это уже достало.
— А ты видел её в лицо?
— Издалека, но если увижу, наверное, узнаю. Она довольно приметная.
— А почему ты не обращался в полицию?
— Ничего опасного она пока не сделала, — безэмоционально объяснил Джерри.
— Если она сумасшедшая, от неё можно всего ожидать. Сегодня яйца в машину, а завтра кирпич на голову. С такими вещами не шутят, — укорила Фэр. — Ты какой-то безалаберный, Джерри Анселми. На неё надо завести дело за угрозы и порчу имущества. Скорее всего, она отделается штрафом. Посадить её навряд-ли удастся, хотя у тебя сильный адвокат… Но как её вычислить? — размышляла Фернанда, теребя серёжку в ухе. — Мы не знаем ни её реального имени, ни места проживания. Но можно пробить её страницы в соцсетях по айпи. Если взять разрешение у судьи, информацию о владельце айпи-адреса должен предоставить провайдер. И ещё надо установить прослушку на твой телефон.
Джерри задумчиво потягивал коктейль через трубочку. Когда он его допьёт уже? Фэр свой выпила с полчаса назад, а он всё ковырялся.
— Айпи, прослушка — это всё хорошо, но долго и ненадёжно, — молвил он наконец. — Мы будем ждать её звонка неделями, а то и месяцами. У меня есть другая идея — поймать её на живца.
— Как именно?
— Помнишь, я сказал, что ты нужна мне, как телохранитель? — напомнил Джерри. — Это, конечно, ерунда. Какой из тебя телохранитель? Но из тебя получилась бы хорошая приманка.
— Ничего не понимаю…
— Эта дрянь мне сказала, что если я появлюсь с девушкой, с невестой, она мне отомстит. Дескать, я должен быть только с ней, — он звонко расхохотался. — Ах, она многого обо мне не знает! Но на этом можно сыграть. Мы с тобой появимся вместе на паре мероприятий. Ты девушка красивая, яркая, — Джерри смерил Фэр пронзительным взглядом, от которого у неё мурашки побежали. — Я тебя официально объявлю своей невестой. Не надо смотреть на меня совиными глазами, — пресёк он её вытаращенный взгляд. — Это будет понарошку. Мы устроим шумиху, чтобы об этом везде написали, понимаешь? Она узнает новость и проявит себя: позвонит или явится, чтобы обкидать мою машину ещё чем-нибудь. А ты вызовешь копов. Так мы её и поймаем. Иначе это будет длиться годами.
Фернанда задумалась. Идея разумная, но изображать невесту популярного певца…
— По-моему это рискованно, — заметила Фэр. — А если она взорвёт нас, прирежет или покалечит?
— Ну, а твои коллеги на что? — не моргнул Джерри глазом. — Да, рискованно, но, чтобы избавиться от этой дуры, я готов получить и пулю в живот. Кто не рискует, тот не выигрывает. Я по натуре авантюрист. Однажды ты в этом убедишься, — он многозначительно прищёлкнул языком. — Ну так что? По рукам? — улыбнулся Джерри, вставая с шезлонга и протягивая Фернанде руку.
— По рукам, — она её пожала и, хоть ладонь его закрывала митенка, Фэр ощутила холодок на спине.
— Тогда предлагаю отметить наш тандем! Давай пойдём в ресторан, — выудив телефон из кармана, Джерри глянул на время. — Семь вечера. Самое то.
Фернанда смутилась, но в животе урчало от голода. А Маргарита явно не станет кулинарничать, пока не срастётся нога, и придётся есть полуфабрикаты.
— Ладно, пойдём, — согласилась Фэр. — Всё равно надо обсудить детали, а я хочу есть. Но мне надо привести себя в порядок.
Вместо ответа Джерри изобразил реверанс и сел обратно в шезлонг.
— Если не возражаешь, я подожду тебя здесь, Фернанда Ривас. Тут свежий воздух, птички поют. Не хочу спускаться вниз. Очередную раздачу автографов я сегодня не вынесу, — он вяло улыбнулся. — Ты же не одна живёшь?
— Конечно не одна.
Когда Фэр спустилась вниз, мигом поняла: Джерри был прав, решив остаться на крыше, — гостиной стояли шум и гам, что-то гремело, работал телевизор и раздавались голоса.
Ну вот, они засиделись. И как теперь явиться на глаза родственникам? А минуя гостиную, из дома не выйдешь. Не с крыши же прыгать!
Фернанда хотела одеться быстро, но женское кокетство взяло своё. Поэтому, приняв душ, она надела обтягивающее синее платье-миди и туфли на высоченных шпильках. Волосы собрала в пучок, припудрила нос и подкрасила ресницы, чтобы сделать глаза выразительней.
В таком виде лезть на крышу было нереально — ноги можно сломать. Она позвонила Джерри по телефону, велев ему спускаться. Встретила его в коридоре второго этажа.
— Да ты красавица! — похвалил он, нагло разглядывая её стройную фигурку. — Не буду повторяться, говоря, что не понимаю, кто надоумил тебя податься в копы. По мне, это одна из самых отвратительных профессий. Но в качестве моей пассии на обложке журнала ты будешь в самый раз.
Фэр хотела что-нибудь съязвить, но решила не портить хрупкий мир, воцарившийся между ними. Да и ей было приятно, даже весело в компании Джерри.
Когда они вдвоём вышли в гостиную, семейство уже было в сборе. Маргарита чуть не подавилась попкорном, увидев сестру, спускающуюся со второго этажа с мужчиной. Вирхиния угрюмо рассматривала Джерри с ног до головы. Его ухоженность и фирменные шмотки явно вызвали у неё зависть — кузина отхватила жениха круче, чем она. Тётя Фели нахлобучила здоровенные очки, а шокированная Агустина, открыв рот, вцепилась в спинку кресла, где сидела Маргарита. Понятно, что Джерри она узнала. Пользуясь общим замешательством, Фэр потянула Джерри на выход.
— Идём быстрее! — она вытолкала его за порог.
— Что случилось?
— Ты просто не знаешь мою семейку, — выдохнула Фернанда. — Не хочу тебя с ними знакомить.
— Я и не собирался с ними знакомиться, — фыркнул Джерри презрительно — Фэр это немного обидело. Не такие уж плохие у неё родственники, но они с Джерри не в тех отношениях, чтобы он стал свидетелем их причуд. — Мне достаточно знакомства с тобой, мисс инспектор. Ещё людей, созвучных с твоим характером, моя психика не выдержит. И придётся тебе навещать меня в дурдоме.
Фернанда расхохоталась — ей стали нравиться его шуточки.
— Карета подана. Прошу вас, мисс, в неё присесть. И мы помчимся вдаль на крыльях нашей любви, а-ха-ха!
Он распахнул дверцу авто. Фэр уселась в кожаный красный салон. Джерри — на место водителя. И они тронулись в путь.
Фернанда блаженно утопала в кресле, не зная и не спрашивая, куда он её везёт и чем закончится авантюра, на которую она подписалась, не вспомнив ни про комиссара, ни про свою должность, ни про маньяка. Так было спокойно, будто её, замёрзшую, укутали в тёплую шубу. Тихо играло радио, за окнами мелькали огни и неоновые вывески, и авто плыло по трассе, а Фэр не ощущала его движения, душой паря в невесомости.
====== Глава 12. Айлин ======
Ресторан-Кафе «Кристалл» в Пуэрто Мадеро оказался уютным заведением, утопающим в зелени. К удивлению Фернанды, сели они с Джерри на открытой площадке, что выходила прямо на реку и белоснежный мост Мухер.
— А я думала, знаменитости прячутся в отдельных кабинках, подальше от зевак, — Фэр покоробило, когда люди с соседних столов оглянулись на них.
— Мы здесь не для того, чтобы просто поесть, — сощурил Джерри зелёные очи. — Желательно попасться на глаза папараццы, — он щёлкнул пальцами, подзывая официантку. Та принесла меню, цены в котором Фэр поразили до глубины души.
— Ну и цены тут! Ты не мог выбрать местечко попроще? — шепнула она через стол.
— Ты считаешь меня каким-то беспринципным животным? — рассмеялся Джерри, прикрыв рот папкой с меню. — Я умею быть кабальеро и не настолько мелочен, чтобы приглашать даму в дешёвую забегаловку. Да и отходами я не питаюсь. А здесь готовят чудесно. Ты можешь заказать всё, что хочешь, не глядя на цену. За ужин платить буду я, и это не обсуждается. Надеюсь, ты не страдаешь чрезмерным феминизмом? Я был бы крайне разочарован.
Фэр пожала плечами — ярой феминисткой она не была. Поэтому заказала кучу еды: мясной салат, жареного цыплёнка с гарниром из овощей, десерт — мороженое со взбитыми сливками и коктейль «Блю Гавайи»: ром, блю-кюрасао (голубое вино с острова Кюрасао), смешанные с лимонным и ананасовым соками.
Джерри, хихикая, наблюдал, как она уплетает вкуснотищу, что принесла официантка. И правда, повар у них отменный. Смешки Джерри Фэр не раздражали, скорее забавляли — взгляд у него был говоряще-заинтересованный. Неужели она ему нравится? Поразительно, учитывая, в какой среде он вращается и скольких красивых женщин встречал. И Фернанда подумала: возможно ли завести романтические отношения с таким человеком? Скорее нет, чем да. Он — знаменитость и на людях носит маску. Судя по всему, капризен он до предела. И опять ничего не ест. Заказал себе нечто странное: нарезанный сыр с плесенью и салат из спаржи, брокколи, кукурузы и морской капусты. Без масла и без соли. Закрутил всё в листья салата и ковырял этот импровизированный конвертик уже с полчаса, запивая минеральной водой без газа.
— Ты когда-нибудь питаешься нормально, Джерри Анселми? — укорила Фэр. — Никогда не видела, чтобы мужчина ел одну траву. Так и ноги протянуть недолго.
Джерри многозначительно повёл бровью.
— О, ты многого обо мне не знаешь! — ушёл он от ответа. — Перестань на этом зацикливаться. Какая-то ты помешанная на еде.
— Я не помешанная, — покраснела Фернанда. И правда, какое ей дело? Он ей не родственник, не муж, не жених, даже не друг. Так, случайный знакомый. — Да, я люблю вкусно покушать. Но сейчас я чувствую себя прожорливой гусеницей. На твоём фоне.
— Здоровый аппетит — это супер, — мило улыбнулся он. — Не надо меня стесняться, я не кусаюсь. Расскажи лучше о себе.
Этот вопрос поставил Фэр в тупик. Она не была склонна к самоанализу и не любила откровенничать.
— Не знаю я что рассказывать, — скривилась она. — У меня обычная жизнь, нет в ней ничего особенного. Это у тебя концерты, гастроли, эпатажные люди вокруг.
— Свою жизнь я и правда обыденной не считаю, — подтвердил Джерри. — И я не требую, чтобы ты рассказала всю свою подноготную. Мне это неинтересно. Но удовлетвори моё любопытство, мисс. Почему ты выбрала профессию полицейского? Она и ты никак у меня не ассоциируетесь друг с другом. Сколько я не стараюсь понять, картинка не складывается.
— Не знаю, — Фернанда с аппетитом трескала цыплячье крылышко. — Так повелось. Меня всегда возмущало, когда по телевизору говорили, что преступники гуляют на свободе и никто их не ловит. Возмущало, что гибнут хорошие люди, а мрази живут и здравствуют. Да и в детстве я вечно защищала слабых. Если кого-то обижали, я вступалась.
— Борец за справедливость? — скептически фыркнул он.
— Вроде того.
— Но разве ты не знаешь, мисс инспектор, что справедливость — понятие относительное? То, что кажется справедливым тебе, не всегда справедливо по отношению к другим. И законы тоже несправедливы, ведь их составляли люди. Люди писали и библию, где понятие о справедливости иное. Люди несовершенны и часто ошибаются.
Фэр не любила философские размышления, поэтому промолчала, скрывая вновь появившееся раздражение. Вздумал ей морали читать, сомневается в правильности выбора её профессии. Умник нашёлся.
— А вот ты, Джерри Анселми, почему выбрал профессию певца?
— Потому что люблю петь.
— И с какого момента ты это понял? — Фернанде захотелось его поддеть. — Хотя нет, дай угадаю — ты пел с детства во флакончик от лака для волос.
— Нет, — дразняще прикусил Джерри кончик языка. — Лет примерно эм-м-м… в двадцать.
— А что так поздно?
— Это долгая история. Возможно, когда-нибудь я её тебе расскажу. Поначалу это было вынужденно, а теперь я люблю свою профессию. И не хочу менять её. Она дала мне очень многое, сделала реальным то, о чём я раньше и не мечтал.
Эта речь ничего Фернанде не объяснила. Вот что у него за манера — путать следы? Говорит много и ни о чём, ловко обходя острые углы.
— А почему ты сменил имя? По мне так Херман звучит красивее, — резко переключилась с темы Фэр.
Он сдвинул брови.
— Почему Херман?
— Ну-у… я слышала там, в клинике, как доктор называл тебя Херманом.
— Ах, доктор Гильермо! — закатил глаза Джерри. — Мы были знакомы ещё до того, как я уехал в Нидерланды. Он никак не отвыкнет, так и называет меня старым именем, хотя прошло восемь лет.
— А мне больше нравится Херман.
— Почему?
— Я не люблю американские имена.
— С чего бы это? — лицо Джерри не выражало чувств, и Фэр не могла понять: он правда заинтересован или это галочки ради.
— Просто не люблю и всё, — открутилась она, чувствуя, как к горлу подползает удушье. — Ненавижу Штаты! Ненавижу Нью-Йорк! От них одни неприятности!
— Когда-нибудь ты мне расскажешь, что такое приключилось с тобой в прекрасном городе Нью-Йорке, раз ты ненавидишь его до искр из глаз, — усмехнулся Джерри. — А пока скажи, у тебя есть жених?
— Зачем ты об этом спрашиваешь? — изумилась Фернанда. К чему он клонит? Неужто прощупывает почву? От этих мыслей она покрылась румянцем.
— Ну-у-у… учитывая то, что мы с тобой затеяли, мне не хотелось бы стать причиной ревности какого-нибудь бравого полицейского, — хладнокровно пояснил он.
— Боишься, что тебе разукрасят твоё смазливое личико? — съехидничала Фэр. — Не переживай, красавчик, у меня нет мужа, жениха, бойфренда. Я свободна как ветер!
— Это замечательно, — глаза у Джерри блестели, как капли воды на солнце, но лицо оставалось непроницаемым. — А почему? Я думал, все женщины только и мечтают, что о семье, детях…
— Я — не все! — осклабилась Фернанда. — Я не собираюсь хоронить себя в четырёх стенах, обрастая кастрюлями и детьми с ног до головы. Да я сдохну на третий же день!
Она сказала это с такой яростью, что сама изумилась. Ну вот, всё испортила! Сейчас он обзовёт её дурой и начнёт внушать, как она не права. Зачем она это ляпнула? Знает ведь, что подобная позиция вызывает бешенство у окружающих.
Но Джерри лишь улыбнулся кончиками губ. Фэр наморщила лоб — она впервые видела такую реакцию на заявление о том, что ей не нужна семья.
— Тебя это не смущает? — недоверчиво спросила она.
— Нет. Я толерантен к любым проявлениям личного видения жизни. Да и у каждого своё восприятие слова «семья».
— И какое же восприятие у тебя? — сердце у Фернанды неистово стучало — разговор перешёл на откровенные темы и, оказалось, ей невероятно легко болтать с Джерри.
— Своеобразное, — улыбнулся он.
— А поточнее.
— А зачем тебе это?
— Твои рассуждения вызывают у меня интерес, — призналась Фэр, краснея как томат.
— Не думал, что я столь привлекательная для тебя личность.
— Скорее загадочная, а я люблю загадки.
— И какую из моих загадок ты хочешь разгадать, мисс? — он чуть перегнулся через стол, на Фэр пахнуло дорогим парфюмом — горько-терпкой смесью мускуса и пачули. Сексуальный, дерзкий аромат, от которого голова кружилась.
— Я жеспросила тебя про твоё понимание семьи. Хочу сравнить, насколько оно схоже или несхоже с моим.
— На это могу ответить так: я не семейный человек, — скрестив пальцы, он упёрся в них подбородком, изучающе глядя на Фэр. — Традиционное понимание семьи — куча поколений в одном доме, совместные трапезы, посиделки, сплетни, обсуждения проблем на семейных советах для меня чужды. Я их не понимаю и не принимаю. По мне это сущий ад.
— А как же жена, дети и всё такое?
Он пожал плечами.
— Меня это не интересует.
— В смысле? — внутренне напряглась Фернанда, чувствуя подвох.
— Жёны и дети меня не интересуют. Я чересчур свободолюбив, чтобы посвятить жизнь одному партнёру, одному дому, одному проекту, одним и тем же людям. Я люблю менять обстановку и окружение, мне надоедает однообразие. Я не представляю, как можно десятилетиями жить с одним человеком, спать с одним человеком. Каждый день одна и та же рожа. Это кошмар!
— Но… нельзя всю жизнь быть в одиночестве.
— Ты, мисс инспектор, противоречишь сама себе. Не ты ли мне втирала, что семья тебя не интересует?
— Ну да, — согласилась Фэр. — Но я не отрицаю её существование как таковое. И не отрицаю, что, возможно, пересмотрю свои взгляды. А ты…
— А я не пересмотрю, — отбрил он.
— А если влюбишься?
— Ох, мисс инспектор, ты всё играешь в куклы и веришь в любовь? — по-кошачьи мягко хихикнул он. — Запомни, детка, любви нет. Все друг друга используют для каких-то целей: для секса, для богатства, для славы, для размножения, чтобы угодить обществу или избежать одиночества и так далее. И браки заключаются по этим же причинам. Даже у нас с тобой есть причина, по которой мы сидим здесь и так пространно общаемся, — наш компромисс, взаимовыгода. Ты используешь меня, а я тебя. А со стороны кажется, что у нас романтическое свидание. И так все люди.
Несмотря на разочарование в мужчинах, в душе Фэр жила вера в любовь. Есть же люди, которые находят друг друга и счастливы. Просто ей не повезло. А у Джерри какое-то потребительское отношение к жизни.
— Значит, ты можешь пойти на отношения по расчёту? — спросила она мрачно.
— А ты думаешь, я никогда этого не делал? — добил Джерри. — Я не святой, май дарлинг. Я вообще расчётливый тип и могу пойти на отношения, на секс и даже на брак, если это нужно для чего-то. Смотря для чего. Я умею продавать себя, и голос, и тело — жизнь научила.
— А душу?
— Души нет, — прищёлкнул он языком. — Это бред религиозных фанатиков. У человека есть разум, и чувства идут от мозга. Даже твоя пресловутая любовь — это химическая реакция мозга на выброс допамина и эндорфинов. И какое отношение к этому имеет мистическая душа?
— Ты циник.
— Ай, в этом ты права, мисс! Наверное, я тебя разочаровал таким материальным отношением к жизни, правда? Мне жаль, что я разрушил романтический образ загадочного менестреля, сложившийся в твоей голове.
— Значит, ты ещё и атеист?
— Совершенно верно! Заблуждениями о прекрасном и вечном не страдаю.
Фернанда не была разочарована, напротив, заинтересовалась натурой Джерри ещё больше. Никогда она не сталкивалась с характером столь многогранным и противоречивым, который и бесил, и одновременно притягивал к себе.
Фэр хотела задать ещё вопрос, но её внимание привлекли новые посетители. Женщина, одетая в длинное грязно-серое платье с обтрёпанным подолом. Всклокоченные волосы, под глазом — синяк. Она держала младенца, завернутого с головой в простынь. Рядом шла девочка лет двенадцати, худая и нескладная.
В само здание кафе женщина не вошла, начав ходить вокруг столиков на открытой площадке и клянчить у всех деньги. Кто-то гнал её прочь, кто-то давал ей купюру-другую. Девушка-администратор попыталась было выгнать попрошайку, но та закатила истерику.
— Как вы смеете меня гнать?! У меня дети! — визжала женщина, тыча пальцем в девочку, что стояла позади, и трясла младенца — тот не издавал ни звука.
Фернанда брезгливо за этим наблюдала — она не выносила попрошаек, особенно тех, что прикрывались детьми. Наверняка наглая тварь и их с Джерри столик не обойдёт. И точно! Нахрапом победив администратора, попрошайка, задирая голову и выпячивая младенца, приблизилась к ним.
— Подайте Христа ра-а-ади! — загнусавила она жалобно. — Детей кормить не-е-ечем, голодаем уже неде-е-елю, — и всхлипнула для убедительности.
Фэр открыла было рот, но Джерри жестом остановил её.
— Что-что вы хотите? — переспросил он невинным тоном.
— Подайте Христа ради, кушать нечего, из дома выселяют, а детей кормить надо, их у меня… трое, то есть пятеро… — перечисляла женщина слёзно.
— Ужас какой! — встряхнул Джерри головой. — Зачем же вам столько детей?
— Дети — это главное в жизни, — поучительно изрекла нищенка. — Я выполнила своё женское предназначение и подарила жизнь стольким невинным ангелочкам!
— Правда? И они явно будут вам благодарны, что вы внесли такой значительный вклад в их судьбу, приведя их в этот мир и заставив голодать и побираться, — на лице Джерри ни мускул не дрогнул, и Фэр не поняла — он говорит всерьёз или издевается.
— Подайте нам денежек, сразу видать у вас их много, а мои дети кушать хотят, — гнула своё мать-героиня.
— Я бы объяснил вам значение слова «контрацепция», но, боюсь, вы меня не поймёте, — флегматично продолжил Джерри. — Мне жаль ваших детей. Давайте сделаем так: я не дам вам денег, — он зыркнул на женщину исподлобья, — но я, пожалуй, куплю вам и вашим детям еду. Сейчас позовём официантку и сделаем заказ.
Это оказалось последней каплей — у попрошайки жилка вздулась на шее.
— Мне не нужна еда! Мне нужны деньги! У меня пятеро детей! Пода-а-а-айте на детей! Дети — наше будущее! — визжала она, меняя тон с жалобного на угрожающий.
Но Джерри сдаваться не собирался. Фернанду его поведение забавляло, хотя в его искренность она не верила.
— Значит, вы не голодны, раз отказываетесь от еды, — сделал Джерри вывод. — И детей вам не жаль, раз вы их таскаете по ресторанам, чтобы всех разжалобить. Да и младенец у вас странно спокойный. Можно я его подержу? — Джерри протянул руки к ребёнку в кульке, и Фэр напряглась. Ну вот опять. ОПЯТЬ! Почему все умиляются младенцам?
Но намерений Джерри она не угадала. Нищенка отпрянула, чтобы он не взял ребёнка, но цепкие пальцы его ухватили простынку. Он резко дёрнул, и кулёк полетел на пол, явив своё содержимое — старые газеты и журналы, скрученные в трубочки. Младенца и в помине не было.
— Вот как?! То-то я думаю, странно, что ваш голодный ребёнок не плачет — либо дохлый, либо накаченный. А его и нет вовсе, — зубоскалил Джерри, глядя в упор на разъярённое лицо попрошайки. — Вы мошенница! По вам тюрьма плачет!
В этой ситуации Фэр не понимала одного — зачем Джерри устроил этот цирк. Ведь мог прогнать женщину без шума и пыли. Он же закатил шоу с разоблачениями при всех. Поняв, что потерпела фиаско, нищенка завизжала, вытолкав вперёд старшую девочку и прикрываясь ей, как щитом:
— Да как вы смеете? Вы не видите, у меня ребёнок?! Я мать и женщина! Я должна рожать — это мой священный долг, а из-за таких, как вы, я вынуждена ходить и побираться! Потому что вы не желаете войти в моё положение! Изверги! Ну что ты молчишь, дрянь?! — переключилась она на девочку, которая стояла как истукан. — Почему ты мне не помогаешь, паршивка? Сколько раз я тебя учила, как надо работать? Толку нет от тебя, лишний рот да и всё! — с размаху женщина отвесила девчонке затрещину.
Та зарыдала, прикрывая щёку рукой. И тут Джерри встал. Оттолкнув горе-мамашу от плачущего ребёнка, закрыл девчонку собой.
— А вот за дурное обращение с детьми желательно посидеть в обезьяннике, — сказал он апатично, вынимая телефон из кармана. — Свидетелей тут полно.
Фернанда разозлилась ни на шутку, когда Джерри вызвал полицию. Ну что за бред? Взял и испортил ужин из-за тупой попрошайки и её вонючих отпрысков. Мамаша, правда, хотела ретироваться, но её удержали за руки сотрудники ресторана — администратор и официанты.
И трёх минут не прошло (Фэр удивилась скорости реагирования), как приехала полицейская машина. Джерри объяснил что произошло, а работники ресторана и несколько посетителей уверяли: женщина не впервые здесь околачивается. Та орала, кричала, плакала, путалась в показаниях и клялась, что у неё дома пятеро или семеро, или нет, девять детей. В итоге копы усадили её в авто и забрали в участок.
Девочка в это время пряталась за скамейкой. Когда мамашу увезли, а зеваки разбрелись по своим местам, Джерри выудил её из укрытия, подцепив под локоть.
— Твою мать забрали полицейские, — сказал он, внимательно рассматривая девчонку — та была грязная и одета в обноски на три размера больше неё. — Она плохо себя вела.
— Она мне не мамка, — выдавила девочка угрюмо. — Мачеха. Она заставляет меня клянчить бабки и не даёт жрачку. И бьёт. Не отдавайте меня ей, сразу видать, вы хорошие, — она так вцепилась Джерри в руку, что оставила на ней следы от ноготков.
— Как тебя зовут? — спросил он тихо.
— Айлин.
— А где твои родители? — вмешалась Фэр.
Она не поверила в эту историю, по практике зная, на что способны «дети помойки». Надо держать ухо востро. Пока девчонка будет рассказывать слезливые байки про свою нелёгкую судьбинушку, её сообщники выудят у тебя кошелёк, телефон или машину угонят прямо из-под носа.
— Мамка померла, а папка женился на Рехине, — начала бубнить Айлин. — Он на стройке работал. И однажды на него бревно свалилось и ноги ему перебило. Он живой, но не ходит. Лежит да лежит, а бабок на коляску у нас нету. А Рехина над ним издевается и надо мной. Она водит любовников, пьёт и заставляет меня попрошайничать. А у меня ещё два братика и сестричка, но они не мамкины, Рехина их родила. Так что я их не люблю.
Фернанда, как инспектор полиции, знала истории и похлеще, но Джерри явно это задело.
— Ты есть хочешь? — спросил он девочку.
Та кивнула.
— Тогда садись сюда, — он усадил её за стол и позвал официантку.
Пока они делали заказ, Фэр отходила от нового шока. Поболтав со своим вторым Я, она решила — Джерри устроил показуху в надежде, что о его нереальной доброте пронюхает пресса. А ведь сам не дал ни женщине, ни девочке и гроша. Денег пожалел, но устроил шоу с арестом злобной мачехи и кормёжкой сиротки у всех на виду.
Фернанда испытала ярость, когда официантка притащила поднос с едой, и побирушка стала есть за их столом. Выросшая в обеспеченной семье, с любящими родителями, Фэр не поняла поступка Джерри. Она не верила в его доброту и искренность. Строит из себя святого!
«Я тебе не верю, Джерри Анселми! Ты играешь на публику, носишь маску. Как те звезды, которые занимаются благотворительностью, чтобы о них написали в прессе», — подумала Фернанда, разглядывая лицо Джерри. Он был задумчиво мрачен.
Пока Айлин уплетала курицу, тушёные овощи, фрукты и пирожные, запивая их соком, Джерри отвлёкся на кормёжку зелёных попугаев, что оккупировали их столик и несколько соседних. Фэр психовала из-за девчонки и назойливых птиц. Но Джерри, кажется, это нравилось — он с удовольствием скармливал попугаям остатки своего салата. Те вопили на разные голоса, заглушая друг друга, осыпая стол перьями и переворачивая салфетницы и солонки.
Настроение Фернанды было испорчено в край. Этот человек — идиот. Пригласил даму на ужин, ничего не скажешь! Ей захотелось немедленно уйти.
— Я вижу, наш ужин подошёл к концу, — выдавила она гневно. — Может, ты отвлечёшься от попрошаек и курятника и отвезёшь меня домой?
— Думаю, да, — не стал возражать он. — Но что делать с Айлин?
— Пусть шлёпает домой. Или сдай её в приют, — не моргнула глазом Фэр.
— Приют — это ужасно.
Она закатила глаза. Ему ли, избалованной звезде, рассуждать о приютах?
— Я не хочу в приют, — с набитым ртом прошамкала девочка. — У меня есть дом и папка, за ним надо ухаживать.
— Эту мерзкую женщину, её мачеху, явно сегодня же и отпустят, — скривился Джерри. — И она вернётся домой.
— И меня пришибёт, — вздохнула девочка. — Это уж точно.
— Кто тебе сказал, что она вернётся домой, Джерри Анселми? — рассвирепела Фернанда. — Если на неё заведут дело за жестокое обращение с ребёнком, она сядет надолго.
Он фыркнул пренебрежительно.
— Ой, вот не надо заливать мне про честность нашего правосудия! Не проканает, мисс инспектор, и не пытайся, — лицо его исказила досада, но он мигом взял себя в руки. — Если эту тварь отпустят, она девчонку придушит за то, что та нажаловалась нам. А её отпустят.
— Но ведь это ты виноват, — не смолчала Фэр. — К тебе подошли и попросили денег, а ты пожалел несколько песо и устроил цирк. Мог бы просто дать им денег, и они бы ушли.
— Я не даю попрошайкам деньги. Принципиально, — в глазах его мелькнуло упрямое превосходство.
— Значит, вот она, твоя хвалёная щедрость, — осклабилась Фернанда. — Она шита белыми нитками.
— Думай что хочешь, но я не даю попрошайкам денег, будь то калеки, древние старухи, дети или беременные. Я не делаю исключений. Если человек хочет есть и просит денег на еду, я предлагаю купить ему еды. И я куплю, мне не жалко, и не потому что я такой щедрый. Я считаю, что голод — одна из самых страшных вещей на свете. С иным можно побороться, но голод убивает, он толкает на преступления, он уничтожает человека. И знаешь, сколько из этих, которые просят на еду, соглашаются, чтобы им её купили? Один из ста. Вот этому одному я и помогу. А остальные, значит, не голодны и деньги им нужны не для этого. Действительно голодный человек от еды не откажется, — закончил Джерри, отмахиваясь от попугаев, что уже взгромоздились ему на голову. Залпом осушил стакан с водой.
Эти псевдоморали Фернанду не трогали, будучи ей чужды. Вот что у людей за манера — говорить с уверенностью о вещах, о которых они понятия не имеют? Джерри Анселми, разъезжая на Феррари, нося Прада и Армани, не знает что такое голод. И она, Фэр, не знает. А не знаешь, так и нечего рассуждать, прикрываясь своей философией.
— Я думаю, мы не должны бросать Айлин на произвол судьбы, — пришёл к выводу Джерри.
— Мы?
— Ну да, мы. Послушай, мисс инспектор, — сцепив пальцы в замок, он уложил на них подбородок. Айлин всё продолжала есть, хотя в неё уже не лезло. — Я бы забрал девчонку к себе, но ты сама знаешь, что так нельзя. Та же самая её мачеха запросто обвинит меня в похищении. Девчонка несовершеннолетняя, а я мужчина, и я известный человек и не горю желанием, чтобы моё имя полоскали в грязи. Поэтому я предлагаю тебе взять Айлин к себе. Ты женщина, полицейская, ты можешь приютить её в целях безопасности. Я не хочу потерять её из виду. И я не буду объяснять почему, не жди этого. Просто сделай, как я прошу.
Фернанда рот разинула. Вот так да! Он уже всё решил за неё! Вздумал указывать, что ей делать. С какой стати она должна тащить бродяжку в свой дом?
— Слушай, Джерри Анселми, а меня ты спросить не забыл? — вспыхнула Фэр. Прочитала в его глазах насмешку. — Ты пытаешься изобразить из себя святого за мой счёт. Я по-твоему кто? Благотворительное общество? Нянька? Или у меня дома приют для бродяг? Вот так пустишь кого-нибудь, а потом окажется, что в твоём доме не хватает вещей.
— Я не думаю, что Айлин обворует человека, который хочет ей помочь, правда? — он вопросительно глянул на девчонку — та дожёвывала банан.
— Я не воровка, — мотнула она головой.
— Я не люблю детей и не хочу находиться с ними в одном доме, — процедила Фернанда сквозь зубы.
— Но Айлин — не грудной ребёнок. Ей не нужна нянька, — возразил он. — Ей не надо менять подгузники, кормить из бутылки и слушать её визг. Думаю, она не доставит проблем. Приюти её на эту ночь. Помнишь про наш компромисс? Так вот, пока мы не будем квиты, я иногда буду заставлять тебя делать что-то против воли. Сейчас именно этот случай, извини. За расходы не волнуйся, я всё оплачу. Утром мы с Алвесом приедем и заберём Айлин.
— С твоей стороны это подлый шантаж, — озвучила Фэр свои мысли.
Он улыбнулся.
— Неправда. Это вынужденная мера. Я не такой алогичный, как тебе кажется. Всему есть своё объяснение, но тебя оно не касается.
Крыть Фернанде было нечем и, скрипя сердце, она согласилась. Зачем она уступила Джерри, она и сама не понимала. Ведь ей нисколько не жаль эту девчонку.
Когда Джерри высадил их с Айлин у ворот её дома, Фэр побрезговала взять девчонку за руку, велев ей идти за собой. С Джерри не попрощалась — так разозлилась. Что у него за манера её подставлять? Мало ей снятия с должности, теперь вот это. Да и в глубине души она рассчитывала на иное окончание вечера. Может быть, даже романтическое. И вот итог. Домочадцы явно не обрадуются такому подарочку!
====== Глава 13. С высоты птиц ======
Появление Айлин не принесло ничего, кроме головной боли. На ночь Фернанда уложила девчонку спать в гостевой комнате, пригрозив: если та чего украдёт, отправится в колонию для несовершеннолетних. Айлин ничего не украла и не сбежала — утром Фэр обнаружила её в постели. Но когда о её присутствии узнали Маргарита, тётя Фели и Вирхиния, то хором закатили скандал.
— Да где ж это видано, бродяжка в нашем доме?! — восклицала тётя. — А если она блохастая? Даже у моей Барби нет блох, я всех вывела! А у этой наверняка есть. Скоро мы все чесаться будем!
— Чтобы ноги её тут не было! — вопила Маргарита, размахивая костылём. — Это и мой дом тоже, я имею право голоса!
— Да она же нас обворует! — поддакивала Вирхиния, нервно смоля сигарету за сигаретой. — Мужика тебе надо, кузина, и детей, а то совсем из ума выжила, тащишь в дом кого попало.
— Ты же любишь детей, Вирхи, — напомнила Фэр. — А Айлин — ребёнок.
— Да какой она ребёнок? Фу! — поморщилась Вирхиния. — Поди ещё и заразная. Я люблю грудных детей, они ми-ми-ми, ангелочки. А остальные — это уже не то.
Одна Агустина отмолчалась, бросая на Айлин злобно-презрительные взгляды. Она была не в духе — её шокировало знакомство Джерри с Фернандой. Теперь Агус с тёткой не разговаривала, считая, что та её предала. Масла в огонь подлил и Фред. Когда вчера Фэр и Джерри ушли, он явился к Агустине с цветами и угодил под горячую руку. Взвинченная «вероломством» тётки, Агустина прогнала парня, двинув его букетом по голове.
С утра ей позвонила Сэси и высказала всё, что думает об этом поступке. С её слов, Агустина Фреда обидела так, что он собрался переводиться в другую школу. Но Агустина с криком: «Поделом ему!» бросила трубку и к моменту завтрака была готова запустить и в Фэр, и в Айлин омлетом.
Фернанда, хоть и оправдывалась тем, что Айлин в доме ненадолго, понимала: слова её о помощи ближним звучат, как детский лепет. Это Джерри виноват, подставил её, и она должна выкручиваться и терпеть эту вонючку в доме. Когда все хором заявили, что за стол с Айлин не сядут, Фернанда оставила её завтракать в кухне.
Хотя и сама Айлин овечкой не была. Она отказывалась мыться, причесываться и стричь ногти. Она не хотела есть вилкой и запихивала еду в рот руками. Она сквернословила и портила вещи. Только за один день расколотила три вазы, две тарелки и стакан, вывалила в раковину скраб для лица и разрисовала зеркало красным лаком для ногтей.
Фернанда ждала звонка от Джерри, но тот испарился, и она готова была задушить как его, так и Айлин. Вот мерзавец, подкинул ей эту пакость, чтобы она мучилась!
Вечером к Агустине пришла Сэси. Девчонки, хоть и повздорили с утра, но закрылись в комнате и минут сорок болтали. Вышли весёлые и нарядные — куда-то собрались. Мини-платья в сверкающих пайетках и макияж смоки-айс громко кричали: «Они что-то затеяли!».
— Вы куда это такие расфуфыренные? — сдвинув брови в кучку, Маргарита преградила девчонкам путь костылём.
— Не ругайся, мама, — капризно протянула Агус. — Мы идём развлечься. Не сидеть же в четырёх стенах! Ещё только шесть вечера.
— Я спросила, куда вы идёте? — не сдавалась Маргарита, а Фэр молчала. Её задела обида племянницы, и она решила Агустину игнорировать в воспитательных целях.
— Мы идём на шоу, сеньора Маргарита, — вместо Агустины ответила Сэси.
— На какое шоу? — тон Марго звучал угрожающе. Она привстала с дивана, опираясь на костыль.
— Да не на шоу, а на съёмки шоу, — уточнила Агустина. — Шоу Флор де ла Ви, «Ла Пелу». Ты должна его знать, мама, это клёвое шоу показывают по «Телефе». Флор почти как Сусана Хименес, но круче.
— Только Сусана Хименес не меняла пол, в отличие от некоторых, — не удержалась от сарказма Фернанда.
Агустина яростно зыркнула на тётку, но ничего не сказала.
— А зачем вы туда идёте? — не отставала Маргарита. — Это шоу можно посмотреть и по телевизору.
— По телеку мы посмотрим потом, — елейно прозвенела Агустина. — Там сегодня наш любимый певец даёт интервью, а мы хотим взять у него автографы.
В конце концов, Марго девчонок отпустила, потребовав, чтобы они вернулись не позже одиннадцати. А Фэр была взбешена, сообразив: речь идёт о Джерри. Каков гусь, а! Вчера испортил ужин, свалив на неё заботу об этой Айлин, которая крушит всё вокруг. А сам раздаёт интервью на шоу у транса Флор де ла Ви. И даже не позвонил. Вот каналья!
Остаток вечера Фернанда потратила на борьбу с Айлин — та слопала ароматическую свечку и у неё заболел живот. На расспросы о причинах поступка девчонка уверяла, что свечка пахла клубникой и она решила, будто та съедобная. Фэр уже собралась вызвать врача, хоть ей и претило оплачивать лечение бродяжки, но на помощь пришла тётя Фели.
— Да не надо врачей, — сказала она. — Это ерунда. Я сейчас сварю слабительное, и всё пройдёт само.
И она сварила горючую смесь из каких-то трав. До ночи Айлин обнималась с фарфоровым другом, но зато у неё всё прошло. А Фэр долго смеялась — тётя объяснила, что сварила собачий антиотравин. Им она пичкала Барби, когда та сгрызла флакон пенки для умывания.
Сэси и Агустина вернулись к полуночи, когда канитель с Айлин уже закончилась. Маргарита рвала и метала, грозясь их линчевать за опоздание на целый час. Но Агустина объяснять ничего не стала. Буркнув что-то невразумительное, поднялась к себе и закрылась на ключ. Сэси пришлось всё рассказывать самой.
— Ну, мы опоздали, потому что съёмки затянулись, — девчонка нервно шмыгала носом, видимо, боясь скандала. — А уйти мы не могли. Точнее выйти было можно, но Агус захотела остаться до конца. Потому что там был её любимый певец. Но он пришёл на сорок минут позже, и всё задержалось. А ведущая нас развлекала болтовней, говорила, что он сидит в пробке. Флор де ла Ви такая классная! И не скажешь, что бывший мужчина. А потом пришёл Джерри Анселми. Всё было круто! Но когда он сказал, что у него появилась невеста и скоро он представит её публике, Агустина чуть не разревелась. Я предлагала ей свалить домой, но она упёрлась. И мы высидели до конца. Нет, было очень интересно, но обиды Агус испортили мне настроение. А Джерри такой милый, мне он понравился. Но автографы мы не взяли. Все ждали его у входа, я тоже хотела подождать, но Агус сказала, что ей его автографы не нужны, пусть раздаёт их своей невесте. И мы ушли. Она совсем спятила, втюрилась в него, как дура, и Фреда обидела. С этим надо что-то делать, — вздохнула Сэси, окончив рассказ.
— Во всём виноват этот гад Джерри Анселми! — сделала вывод Фернанда, когда усаживала Сэси в такси.
— Да ни в чём он не виноват, — не согласилась та. — Он известный человек, по виду очень приятный и умный. Мне понравились его рассуждения. Увидите потом это шоу по ТВ. Но он ведь знаменитость, он не знает о существовании Агус, у него таких поклонниц тьма. А она воспринимает его, будто он ей жених и что-то обещал, а потом завёл другую. Мрак. Я ей много раз говорила, чтобы она перестала тупить, но Агус не слушает. А сегодня это превысило пределы. Ей надо мозги вправить, а то останусь я без подруги. А мне этого не хочется, я ведь её люблю.
Когда Фэр вернулась в дом, Вирхиния и тётя Фели жаловались на свою нелёгкую судьбу — Агус и Сэси ушли на съёмки молча, а их не позвали. А ведь они мечтали попасть в телевизор!
— Это несправедливо! — пыхтела тётя, расчёсывая трепыхающуюся Барби деревянным гребешком. — Меня могли бы заметить и пригласить вести какое-нибудь шоу! Ведь таких женщин, как я, днём с огнём не сыщешь! Или я бы получила кучу автографов. Кто знает, кого можно встретить в коридорах «Телефе»? А эти неблагодарные соплячки ушли втихаря и обо мне не подумали.
— Если бы я туда попала, я непременно бы подцепила какого-нибудь продюсера или режиссёра. На худой конец — телезвезду, — бесновалась Вирхиния. — Залетела бы от него и стала бы богатой и знаменитой матерью. Как они могли так со мной обойтись?
Закатив глаза, Фэр поднялась к себе. Она была зла на Джерри и, пока ворочалась, засыпая, придумала как ему отомстить.
С раннего утра вместе с Маргаритой, Вирхинией и тётей Фели они устроили семейный совет, где решили: Айлин должна покинуть их дом. Фернанда позвонила в службу опеки. На вызов инспектора полиции там среагировали молниеносно — приехали через пару часов. Фэр сочинила историю о том, как нашла на улице бездомную девочку и не знает что делать с ней. Хотя Айлин попыталась объяснить, как всё было в реальности, Фернанда убедила службу опеки, что девочка — патологическая лгунья. И ту увезли в неизвестном направлении. Как камень с души! Заодно и Джерри проучит.
Но сладкая месть долго не продлилась. Когда к четырём вечера Джерри, позвонив, сообщил, что они с Алвесом сейчас заедут за Айлин, Фэр впала в панику. Как теперь оправдываться?
К моменту его появления Фернанда решила: надо наврать, что девчонка сбежала. Якобы встали они утром, а её и след простыл. Так она и сделала, впустив мужчин в дом и ожидая, что Джерри, если и разозлится, то не сильно. И была удивлена, когда её чуть не прожёг насквозь его зверский ярко-зелёный взгляд.
— Ты идиотка, — Джерри вложил в это слово всё презрение, на какое был способен. — Я поручил тебе девчонку не для того, чтобы ты её упустила. В очередной раз убеждаюсь, что полицейская из тебя никакая. Идём, Алвес, — Джерри говорил столь ледяным тоном, что Фэр затошнило.
Вместе с Алвесом они ушли не прощаясь.
Да, Фернанда понимала, что поступила неправильно. Но и Джерри тоже хорош — стоит ли злиться из-за малолетней вонючки?
Настроение было безнадёжно испорчено. В глубине души Фернанда чувствовала себя виноватой. Она не хотела ссориться с Джерри, только-только они нашли общий язык, и опять всё сначала.
Через час Фэр попыталась до Джерри дозвониться. Пять раз набирала номер, но нарывалась на автоответчик. Наконец она услышала пресловутое: «Хэллоу». Однако её попытки оправдаться потерпели фиаско — Джерри молча сбросил звонок.
Ну в самом деле, что за характер? Нашёл из-за чего обижаться. Расстроенная Фернанда спустилась вниз. Надо съесть клубничное мороженое, что со вчерашнего дня так соблазнительно лежит в морозилке. Это лучшее лекарство от стресса. Но до кухни она не дошла — из гостиной её окликнула тётя Фели.
— Фернандита, дорогая! Пойди сюда!
Тётя была не одна. Сидя на диване, она пила чай. Напротив неё расположился молодой человек. Он тоже угощался чаем, а рядом с ним, на полу, стояла корзина с лилиями.
— Что случилась, тётя?
— Хочу тебя кое с кем познакомить, Фернандита. Это Амадо — жених моей дочери! — гордо объявила тётя Фели.
Молодой человек чуть привстал, отвешивая полупоклон движением головы. Фэр протянула ему руку.
— Фернанда Ривас.
— Амадо Феррер.
«Симпатичный», — подумала Фернанда и удивилась — по рассказам Вирхинии она представляла его эдаким ботаником, телёнком, которого ведут на бойню.
А он хорош собой! Приятное лицо с удлинённым овалом, карие глаза, античный профиль. Хоть Амадо сидел, но Фэр определила — он высок и широкоплеч. И с виду интеллигентный, вежливый, в дорогом костюме, при швейцарских часах и галстуке. Но, уже слегка отравленная ядом под названием «Джерри Анселми», Фернанда не смогла не сравнить их. Джерри, пожалуй, красивее. Но он — звезда. И этим всё сказано. Представлять его, такого ухоженного и гламурного, сидящим в стоптанных туфлях и растянутом трико и попивающим бульончик на веранде, даже нелепо. Этот человек не для жизни, на него хорошо только любоваться. А вот Амадо — замечательный кандидат в мужья. На месте Вирхинии она бы не сомневалась.
И в любви его Фэр убедилась. Он говорил о Вирхинии с трепетом, а глаза стекленели, как у Монти из мультика «Чип и Дейл» при виде сыра.
Тётя Фели, которая обычно выражала кавалерам Вирхинии своё фи, Амадо была очарована. Особенно его рассказами о работе в банке, солидных счетах и крутом авто. И родители его умерли, никаких родственников больше нет. Это значит, у Вирхинии даже свекрови не будет. Тётя была в экстазе, пока Амадо сожалел о том, как неудачно он зашёл.
— Я же принёс ей цветы, — он указал на корзинку с лилиями, что благоухала на всю гостиную, дурманя мозг. — И я купил ещё один подарок. Я хочу жениться на вашей дочери, сеньора Фелисидад.
Тётя Фели похлопала глазами, млея от радости, что наконец-то Вирхиния будет пристроена.
— О, сеньор Амадо, я буду счастлива иметь такого зятя! — воскликнула она елейным тоном. — Если моя дочка согласна, я тоже за. Вы такой приятный молодой человек! — и тётя кокетливо хихикнула в кулачок.
— Я уже говорил Вирхинии, что люблю её, а сегодня хотел сделать сюрприз. Какая жалость, что её нет дома! — вздохнул Амадо. Голос у него был низковатый и какой-то бесцветный.
— Так вы ей позвоните, — посоветовала тётя. — Телефоны-то для чего изобрели? Хотя они сейчас такие навороченные, уж и не знаешь, телефон это или компьютер.
— Позвоню непременно, сеньора. Но сейчас мне надо уходить, — он глянул на часы. — Время — деньги, они с неба не падают. Я человек деловой. Передайте цветы вашей дочери и скажите, что я её люблю.
Фэр вызвалась Амадо проводить. Он оказался двухметрового роста.
— Вам действительно так нравится моя кузина? — спросила она уже на пороге.
— Я её люблю, — серьёзно ответил он и ушёл тяжело, вперевалку, как-то по-медвежьи.
Тут Фернанда вспомнила о его хромоте. Почти незаметно. Если бы Вирхиния не сказала, Фэр решила бы, что это походка такая.
Но, несмотря на свою «приятность», Амадо у Фернанды чувств, как мужчина, не вызвал. Зато мысль о Джерри навевала дрожь и мурашки.
Он явно обиделся. Но Фэр не считала, что поступила гадко, отдав Айлин службе опеки. Нечего было навязывать ей эту девчонку, Джерри сам виноват. Однако она ощущала потребность с Джерри объясниться. Трубку он не брал, поэтому она пошла в лоб, как танк. Позвонила Берни и уговорила его пробить по базе данных адрес Джерри Анселми.
Получив заветный адресок, Фэр еле дотерпела до следующего утра. В десять часов она нарядилась в косуху и джинсы и, оседлав «Дьявола», помчалась в Пуэрто Мадеро — самую пафосную часть Байреса.
Белоснежный небоскрёб на пересечении улиц Айме Пайне и Асусена Вильяфлор напугал Фернанду. Сорок три этажа! Резной забор, охраняемая парковка, ухоженный газон, камеры видеонаблюдения…
Найдя у двери кнопку, Фэр нажимала на неё, пока из окошечка не высунулась голова консьержа — седого мужчины с ровно подстриженной бородкой. Прямо профессор университета.
— Вы к кому, сеньорита?
— Мне нужен, эээ… сеньор Джерри Анселми из квартиры… — Фернанда глянула в бумажку с адресом, — семьдесят семь.
Консьерж задумался.
— Но мистер Джерри не предупреждал о визите, а кого попало я впустить не могу.
— Я понимаю, но мы с ним друзья, хорошие друзья, — наврала Фэр, и глазом не моргнув.
Консьерж покачал головой.
— Мистер Джерри — человек публичный, сеньорита, а тут вечно пасутся толпы оголтелых девиц. Я уж замучился отгонять их от двери. Откуда мне знать, кто вы такая? Может, вы одна из фанаток.
— Я не фанатка! — рассердилась Фернанда и капризно топнула ногой.
— А почему я должен вам верить? Они все тут ходят и уверяют, что они не фанатки. А когда их не впускаешь, орут под окнами: «Джерри, Джерри!» и ложатся спать у забора. Давайте так, скажите мне своё имя, я ему позвоню и узнаю, примет он вас или нет.
— Меня зовут Фернанда Ривас. Инспектор Ривас.
— Инспектор? Вы из полиции? — нахмурился консьерж.
— Вообще да, но сейчас я не при исполнении. Это личный визит, — открутилась Фэр, вспомнив, что у неё забрали жетон, и припугнуть им консьержа не получится.
Кивнув, консьерж удалился. Минут пять Фернанда стояла у двери, чувствуя себя идиоткой. Теперь она похожа на фанатку, поджидающую кумира у его дома. Вечно этот Джерри Анселми ставит её в неловкое положение!
Наконец голова консьержа высунулась в окно.
— Мистер Джерри сказал, что примет вас, — молвил он более уважительным тоном, чем прежде.
Консьерж открыл стеклянную дверь; за ней оказалась ещё одна, с видеодомофоном.
— Нажмите синюю кнопочку, потом наберите 077 и нажмите зелёную кнопочку, — объяснил он, как пользоваться домофоном.
Фернанда натыкала указанные кнопки, раздался музыкальный звонок.
— Хэллоу, — Джерри ответил также, как по телефону, что Фэр позабавило.
— Привет, это я, Фернанда, — известила она, сдержав смешок.
— Вижу. Проходи, — дверь щёлкнула, и, дёрнув ручку, Фэр вошла в огромный холл.
Пол был устлан плиткой, на которой она подскользнулась. Здесь стояли три белоснежных дивана, а стену украшал огромный телевизор. Углы утопали в вазонах и горшках с цветами. Консьерж любезно проводил Фернанду до лифта.
— Семьдесят седьмая квартира, точнее пентхаус, на сороковом этаже. Тут у нас лифт, а вон там лестница. Некоторые не любят лифты, — он хихикнул. — На тридцать втором этаже, например, живёт депутат, Леопольдо Магальяэс. Ну очень странный человек! Каждый день и вниз, и вверх лезет по лестнице. У меня бы давно ноги отвалились, — кряхтя вещал консьерж, — а этому хоть бы что. Может, и вы такая же? Тоже пойдёте пешком?
— Нет, спасибо, — отказалась Фэр от столь заманчивой перспективы и села в лифт — просторный, с огромными кнопками на панели.
Вышла на этаже номер сорок. Попала в холл, где лежал ковёр и стояли горшки с цветами. Миновав его, упёрлась в огромную чёрную дверь с номером 77. Пентхаус занимал целый этаж и ещё плюс два этажа вверх — полноценный особняк на крыше небоскрёба. Не найдя звонка, Фэр громко постучала.
— Заходи! — крикнул голос из-за двери. — Открыто!
Фернанда робко протиснулась внутрь. Споткнулась на пороге о корзины с цветами. Джерри её не встретил, и она его окликнула:
— Джерри, ты здесь?! Это я!
— Я же сказал, заходи.
Перепрыгнув через цветы и разваленные по прихожей чемоданы, Фэр добралась до гостиной. Зажмурилась — стекло, всюду стекло. Столики, полки, шкафчик-бар с множеством разноцветных бутылочек — всё было стеклянным. Чёрный пол, тоже стеклянный, отражал её испуганное лицо. По центру — красный ковер в форме шкуры. Два дивана и четыре кресла из чёрной кожи. Стены были обиты полупрозрачной мозаикой; к одной из них прилепился камин, где горел искусственный огонь. Ни тебе картин, ни вазочек и статуэток, ни салфеточек — деталей, что облагораживают жилище, — ничего. Из аксессуаров — красно-серебряные жалюзи на окнах и сосуды с ракушками, с цветным песком и камнями.
«Да здесь дура с ума сойдёт! — подумала Фэр. — Интерьерчик — ад!».
Джерри сидел в кресле, закинув ноги на подлокотник, пил молоко и зависал в планшете. Из одежды на нём был белый пушистый халат, что Фернанду возмутило. Какое свинство! Мог бы переодеться к её приходу.
На спинке кресла, у Джерри над головой, расположился здоровенный белоснежный кот. Он мирно дрых и подёргивал хвостом, задевая им лицо хозяина.
— Ты какой-то безалаберный, Джерри Анселми, — начала разговор Фэр. — Почему у тебя дверь открыта?
— Я ждал тебя. Или это не ты трезвонила мне в домофон? С утра пораньше не дала выспаться, — лениво сказал Джерри, даже не взглянув на Фернанду — продолжал тыкать пальцем в планшет.
— А ты не боишься нашествия той дуры, что яйцами бросается?
— Сеньор Феликс, наш консьерж, кого попало не пропустит. Всюду камеры видеонаблюдения и сигнализация. Только я знаю, где нажать заветную кнопочку, чтобы сюда явился наряд охраны, — он улыбался, не меняя позы и не поднимая глаз, и качал ногами, свисающими с подлокотника.
— Может, ты отвлечёшься от гаджета, Джерри Анселми, и мы поговорим? — вспыхнула Фэр.
— Не могу, я немного занят. Отвечаю на почту в фэйсбуке. Иногда нужно снизойти до общения с поклонниками. Им это приятно, они начинают тебя любить с удвоенной силой. Хотя и не стоит баловать их частым проявлением активности, — Джерри говорил это безразличным тоном, словно зачитывая биржевые сводки. — Но ты не нервничай, мисс инспектор, рассказывай зачем пришла. Уши у меня свободны, рот тоже. Я тебя слышу и могу разговаривать, одновременно занимаясь делами. Как ты видишь, сегодня я немного дома, но вечером у меня выступление. Частная закрытая вечеринка. Так что надо отдохнуть, привести себя в порядок, пообщаться с поклонниками и все дела. Ну? Я тебя слушаю.
Фэр бесило это пренебрежение — он относится к ней так, будто она радио, которое сообщает ему новости. Подавив гордость, она начала сбивчиво объяснять:
— Я тебя не понимаю, Джерри Анселми. Я пришла, потому что ты бросил трубку. У нас с тобой договор, мне надо, чтобы меня в должности восстановили. Я согласилась тебе помочь с этой фанаткой, а ты вколачиваешь мне гвозди в колёса. На что ты разозлился, объясни мне? Из-за этой бродяжки? Да чтоб она провалилась! Сбежала и сбежала, и чёрт с ней.
Тут Джерри поднял глаза — зелёные черти в них сверкнули недобро.
— Ненавижу ложь, — выцедил он холодно.
— Что? — не поняла Фернанда.
— Ненавижу ложь и людей, которые нагло врут. Я вижу таких насквозь. Ты меня разочаровала, мисс инспектор. Я думал, ты искренняя, а ты такая же, как многие.
— Но… я не понимаю.
— Я прекрасно знаю, что произошло с Айлин. Алвес пробил по своим каналам, и мы нашли её в одном из приютов. И когда стали выяснять, как она туда попала, вскрылись прелюбопытнейшие подробности. Не догадываешься какие?
Фэр пошла пятнами. Ну вот, приплыли. Допрыгалась. Он всё знает.
— Я просил тебя мне помочь, а ты поспешила сбросить с себя эти обязанности. Как ты ловишь преступников, если и в простом деле на тебя положиться нельзя, м? — ужалил он, обдав её волной высокомерного превосходства.
— Ты обещал забрать девчонку на следующий же день. Но она торчала у меня два дня, а ты раздавал интервью на каких-то ток-шоу, — обиженно сказала Фернанда и ощетинилась, став похожей на ежа. — Ты не подумал обо мне! Я не знаю, чего ты так привязался к этой бродяжке, и знать не хочу, — Фэр переводила стрелки в надежде спастись от гнева. — Ты меня подставил, Джерри Анселми. Во-первых, она жуткая хулиганка и разгромила мне полдома. Во-вторых, никому из членов моей семьи не понравилось её присутствие и мне пришлось оправдываться. И, в-третьих, я тебе говорила, что не люблю детей!
Джерри рассмеялся. Отложил планшет и встал с кресла, потревожив кота. Тот недовольно мяукнул, тряся головой. Ярко-голубыми глазами кот уставился на Фернанду. Взгляд у него был выразительный, как и у хозяина. И вид надменный. Фэр в кошачьих породах не разбиралась, но, судя по выражению его сытой морды, кот знал: за него немало уплачено, и выпячивал свою родословную направо и налево.
— Рехину Руис, мачеху Айлин, отпустили домой в тот же день, — рассказывал Джерри, гуляя босиком по стеклянному полу. Походка мягкая и хищная, как у тигра перед прыжком. Фэр отметила, что у него стройные ноги. Загорелая кожа аж блестит, и волос на теле нет вообще — всё снято подчистую, как у фотомоделей или спортсменов. Вот нарциссище!
— Айлин мы нашли, — продолжил Джерри, не реагируя на откровенные разглядывания. — Потом Алвес наведался к её мачехе и отцу. Они хотят отказаться от девчонки, и если не найдётся ещё родственников, готовых взять её к себе, она отправится в приют насовсем. Алвес сейчас занимается их розыском.
— Я не понимаю, Джерри Анселми, тебе-то что с этого? — изумление Фэр всё росло. Никогда она его не поймёт! — Только не говори, что ты пожалел бедную-несчастную попрошайку и проникся её судьбой. Да в жизни не поверю!
— И правильно сделаешь, — ухмыльнулся он, гладя большим пальцем ямочку на подбородке — от этого жеста у Фернанды уши заложило. — Я циник, ты забыла? И благотворительностью не занимаюсь. В отношении людей точно. Хотя приютам для животных иногда помогаю. А по поводуАйлин я тебе объяснял — на это есть причина, и это не жалость, и не благотворительность. Если Алвес уладит вопрос с её родственниками, Айлин переедет жить ко мне. Не сюда, а в Баррьо Парке. Я там редко бываю, временами. Там большой особняк, зелёная зона и много места; найму нянек, гувернанток и пускай живёт.
Фернанда только лоб наморщила. Для неё было дико, что Джерри собирался устроить — подобрать на улице нищенку, поселить в своём доме и нанять ей гувернанток. В голове не укладывается!
— Ты собираешься её удочерить? — спросила Фэр недоверчиво.
— Нет. Думаю, над ней оформит опеку другой человек. Я не хочу становиться родителем даже формально. Не хочу, чтобы кто-то называл меня папой, — и он скривился, будто съел горсть соли.
— Всё, я запуталась, — обречённо вздохнула Фернанда, плюхаясь в кресло.
Джерри весело рассмеялся.
— Прости, я свинья и не предложил тебе даже выпить. Кофе, чай, сок?
— Сок. Апельсиновый, — кивнула Фэр.
— О’кей.
Джерри с пульта открыл дверь, которую Фернанда поначалу не заметила, и исчез за ней. Фэр осталась наедине с котом. Тот таращился, не издавая ни звука, и шевелил ушами. Взгляд у него был умный, почти человеческий.
— Чего ты так пялишься? — спросила у него Фэр. — Ну да, я незваная гостья, пришла вот к твоему хозяину. Меня Фернанда зовут, — она болтала для себя, кот ведь её не понимал, но зато мысли устаканивались. — А хозяин у тебя странный. Не могу я его понять, как не стараюсь.
«Я тоже», — подумал кот, вращая глазами.
— Не знаю я, как искать к нему подход, он такой непредсказуемый.
«Понимаю», — кот глядел на Фернанду (как ей показалось) сочувственно.
— Иногда я думаю, у него что-то с головой, а иногда он кажется таким интересным человеком, неординарным…
«Это всё нам знакомо», — решил кот и отвернулся, прикрыв морду лапой.
Кот такой же чокнутый, как его хозяин. Фэр глубоко вздохнула, и тут открылась дверь — вернулся Джерри и принёс ей стакан апельсинового сока и бисквиты.
— Извини, повар из меня никудышный! — радостно сообщил он. — Могу только разогреть. Я даже в магазин не хожу, этим занимается Нанси, моя помощница по хозяйству.
— Она тут тоже живёт?
— Нет, она приходящая. Ненавижу посторонних людей в доме! Нанси приходит каждый день, убирается, ходит за покупками и вечером идёт домой. Сегодня у неё выходной.
— Ясно, — Фэр потягивала сок через трубочку, вкусный и явно натуральный, совсем не похожий на магазинный концентрат.
— Но я понимаю, почему ты так сделала с Айлин, — примирительно сказал Джерри. — Я сам нетерпим ко многим вещам, и я знаю, что поставил тебя в неловкое положение. Но ты должна была мне позвонить и сказать об этом. Больше всего я ненавижу ложь. Не стоило выдумывать про побеги и прочее. Надо было сказать мне правду, — он уложил руки Фернанде на плечи.
Она подняла глаза. Джерри больше не сердился. Взгляд его стал мягче, голос замурлыкал, и Фэр ощутила, что подтаивает, как мороженое на солнце.
— Я настаиваю, чтобы ты всегда говорила мне правду, мисс инспектор, — и он улыбнулся, демонстрируя жемчужную полоску зубов.
Фэр кивнула, невольно улыбнувшись в ответ. Шлёп! Это кот спрыгнул с кресла. Он был большой и увесистый, потому прыжок вышел звучный. Кот потянулся, горделиво задирая голову, медленно-медленно приблизился к хозяину. Потерся о его ногу бочком.
— Это Дамас, — представил питомца Джерри. — Он уже четыре года со мной. Я привёз его из Амстердама. У нас взаимопонимание на уровне шестого чувства. Кажется, он проголодался, — подхватив кота на руки, Джерри чмокнул его в морду и унёс в кухню. Вернулся без кота, оставив дверь приоткрытой.
— Раз уж ты пришла, мисс врушка, давай поднимемся на крышу. Я покажу тебе вид отсюда, ты обалдеешь. Я остановил выбор на этой квартире именно из-за вида с крыши.
Они поднялись по стеклянной лесенке, что уходила спиралью вверх. Её Фэр поначалу не заметила, столь она была прозрачна.
Второй этаж — спальня, что начиналась прямо от лестницы: три чёрных стеклянных стены, зеркала и кровать без ножек в японском стиле. На полу — белый ковер и сакура в огромном горшке. Четвёртая стена отсутствовала вместе с балюстрадой — со второго этажа легко было спрыгнуть на первый.
Третий этаж, как во всех пентхаусах, — чердак, где и крыша, и стены состояли из одних окон. Если бы не высота здания, увидеть всё происходящее в комнате смог бы любой прохожий. Но наблюдателями жизни хозяина оставались только птицы.
Здесь находилась домашняя-мини студия. Провода и музыкальные инструменты, куча колонок и микрофонов. Из мебели — пара низеньких пуфов и плетёные качели-гамак.
Через окно в крыше Джерри и Фэр вылезли наверх. Сорок третий этаж. Небольшой балкончик, огороженный металлической балюстрадой. И всё.
Отсюда весь Пуэрто Мадеро был виден, как на ладони: люди-букашки, дома, утопающие в парковой зелени, и река… Сверху она казалась необъятной, а пересекающий её белоснежный мост Мухер напоминал инопланетный объект из фантастических фильмов. А над головой лишь небо — ярко-голубое, как глаза кота по имени Дамас.
У Фэр дыхание спёрло, когда ветер дунул ей в лицо, растрепав волосы. Она боялась упасть — балюстрада была невысокой, а ноги дрожали, но чувство дикого восторга мало-помалу заполняло её грудь.
— Нравится? — вполголоса спросил Джерри.
— Ага, красиво. Только страшновато.
— Ты же инспектор полиции, — захихикал он. — Где твоя храбрость?
— А причём тут моя профессия? — насупилась Фернанда. — Упасть с сорок третьего этажа боится даже инспектор полиции. А ты не боишься?
— Не-а, — безалаберно отмахнулся он. — Ну упаду, ну и что?
— Как это «ну и что»? Разобьёшься!
— Ну разобьюсь, ну и что? Если я упаду, мне будет уже всё равно. Да и жизнь не так ценна, как кажется. Глупо из-за перспективы вдруг упасть не наслаждаться красивым видом.
Фэр ощутила его руку на своей талии. Обнял так, что дух захватило.
— Теперь не упадёшь, — объяснил Джерри свой жест. — А если упадёшь, то вместе падать будет мягче.
Она хохотнула, чувствуя себя неловко, — хватка у Джерри была железная. Так вцепился, что рёбра хрустнули. И ещё спиной Фернанда ощущала его близость, его дыхание на своих волосах, терпкий аромат парфюма… Было и приятно, и страшно — она в его власти. Они на крыше небоскрёба, и Джерри, если захочет, может сделать что угодно. А она не вырвется — бежать тут некуда, только прыгать вниз.
— Не боишься, что я окажусь мстительным убийцей и столкну тебя, мисс злючка? — шепнул Джерри ей в ухо, запустил пальцы в волосы, обхватил ими шею сзади. У Фернанды ноги подкосились от страха, хотя Джерри не причинял боли, а даже наоборот — было чудесно. Но он может толкнуть её в спину; за такую низенькую балюстраду она даже не ухватится.
— Я бы не удивилась! — выпалила Фэр гневно, но голос её дрогнул. — От тебя всего можно ожидать.
— Что, струсила?
— Не на ту напал!
Он рассмеялся и умолк, а Фэр уже мечтала покончить с этой двусмысленной ситуацией. И зачем она сюда полезла? Ещё и трогать себя разрешила. Она украдкой посмотрела на Джерри — отрешённо глядя в горизонт, он летал в неведомых мирах. Так продолжалось минут пятнадцать, у Фернанды тело затекло от его хватки, волнения и страха.
— Джерри… Джерри, — позвала она и повысила голос: — Джерри Анселми, чёрт возьми, давай спустимся отсюда!
— Тебе не нравится?
— Нет, вид красивый, но, я не могу стоять, пялясь в никуда, — вздохнула она. — У меня кружится голова и болит шея.
— Небо как вечность, без начала и конца. В нём есть что-то волшебное, оно меня завораживает. В детстве я мечтал стать перелётной птицей. Или хотя бы пилотом. Но стал птицей певчей, — и расхохотался. — Давай, залезай обратно в квартиру. Не думал, что полицейский инспектор может быть такой трусихой!
— Если будешь издеваться, то полетишь вниз! И твои мозги растекутся по асфальту, — огрызнулась Фернанда.
— А ты невероятно романтична!
— А ты достал меня своими подколами!
Фэр испытала облегчение, когда Джерри помог ей залезть в окно. Она вновь очутилась в комнате-музыкальной студии, обретя почву под ногами. И теперь удивлялась: чего она струсила? Не стал бы он убивать её, это бред. И как ей в голову это пришло? Джерри, хоть и странный, но не маньяк. И личность он публичная. Наверное, у неё мозг отключился из-за его объятий.
Джерри спустился следом, резко захлопнул окно.
— Мне пора уходить, — сказала Фэр. — Я не хочу тебе мешать, да и у меня дела, — наврала она. — Я приходила объясниться из-за Айлин, потому что ты бросил трубку.
— Я её бросил, потому что ты начала врать. А лживых женщин я на дух не выношу, учти, — Джерри сказал это с упрёком, и Фэр покоробило — уже считает её своей собственностью.
Но Джерри не стал её удерживать, и она обиделась. Она ему безразлична. Обув чёрные тапочки-игрушки в виде двух котов, он вышел Фернанду проводить. И тут случилось непредвиденное — лифт отказался работать.
— Похоже, тебе придётся идти пешком, — развёл руками Джерри. — Кажется, лифт где-то застрял.
— Пешком?! — визгнула Фэр истерически; Джерри вытаращил на неё глаза. — Ты предлагаешь мне спускаться пешком с сорок третьего этажа?
— Ну ничего страшного. Я спускался и даже поднимался, было дело. Лифт имеет свойство иногда ломаться, — мягко сказал он.
— Но я не хочу! Я не пойду по лестнице! Ни за что! Лучше выпрыгну в окно! — Фернанда чуть не разревелась, чем Джерри обескуражила ещё больше.
— Ну-ну, только без истерик! Я не лифтёр и не могу починить лифт, — напомнил он, дёргая подбородок пальцами. — Ладно, давай так, я сейчас оденусь и провожу тебя вниз, идёт?
Они вернулись в квартиру. Джерри поднялся на второй этаж, а Фэр осталась в гостиной. Её окончательно добило своеобразие интерьера, когда она поняла: с первого этажа второй видно не меньше, чем со второго первый. Но Джерри или этого не осознавал, или привык к свободе, поэтому, лихо скинув халат, остался голышом. Фернанда отвернулась, чувствуя, как стучит висках, и чуть не наступила на кота.
— Мяу, — осудил её кот.
— Прости, я тебя не видела, — машинально извинилась Фэр.
«Ещё бы, у тебя есть зрелище поинтереснее», — помахал хвостом Дамас.
— Я готов! — провозгласил Джерри, скатываясь с лестницы. На нём были узкие тёмно-зелёные джинсы и белая футболка. — Идём?
— Но я не хочу спускаться по лестнице, с тобой или без тебя, неважно. Не хочу и всё! — упиралась Фернанда.
— Почему?
— Я не люблю лестницы, я их боюсь, — призналась она краснея.
— Какая ты трусиха, однако, а ещё инспектор полиции! Высоты боишься, лестниц боишься… Ты же недавно спускалась сверху, — он ткнул пальцем в стеклянную кручёную лестницу.
— Это другое. Это лестница в квартире. У меня дома тоже есть лестница. Я боюсь именно длинных лестничных пролётов, когда высоко-высоко и много-много ступенек, — объяснила Фэр.
Она понимала, что ведёт себя не как взрослая женщина, много раз выезжавшая в места преступлений и лицезревшая окровавленные трупы, а как пятилетний ребёнок. Но ничего не могла поделать с собой. Лестницы — это была фобия, что преследовала её уже семь лет.
Фернанда встряхнулась, пряча желание разреветься и убить Джерри, — досадно, что он видит её напуганной.
— Не бойся, пойдём, я защищу тебя от лестничных монстров! — зубоскалил Джерри, открывая входную дверь.
А Фэр внезапно захотелось тёплых объятий и чашечку чая, но она промолчала.
«Клоуны», — решил Дамас, облизывая лапу.
====== Глава 14. Как на вручении «Оскара» ======
Отходя ко сну, Фернанда вспоминала безумный день, проведённый с Джерри: их приключения на крыше, свои страхи. Конечно, он не столкнул бы её вниз. Думать так о Джерри было глупо. Но сколько же она натерпелась! Ещё и лифт сломался. Да, Джерри проводил её, но, пока они спускались, пол уходил у Фэр из-под ног, а в районе восемнадцатого этажа она чуть не хлопнулась в обморок. Благо Джерри её поймал. На секунду в его глазах мелькнуло беспокойство (или ей почудилось?), но тут же он нацепил любимую маску и высмеял её за трусость. Фэр захотела стукнуть его кулаком в грудь, стукнуть больно, чтобы он прекратил насмешки. Мерзкий циник! Её страх для него — развлечение. Он не понял, что это серьёзная проблема, фобия. Но, может, и к лучшему.
Когда они вышли на улицу, Джерри помог ей сесть на мотоцикл. Поправил ей волосы и застегнул шлем под подбородком, наклоняясь близко-близко, почти касаясь её лица губами. И вдруг, хохоча, развернулся и ураганом влетел в парадную, не дожидаясь, пока она уедет.
Обиженная на этот выпад, Фернанда так газанула, что придорожные кусты утонули в пыли. Гад и хам! Даже не чмокнул в щёчку на прощание! Даже «пока» не сказал!
Теперь, засыпая, она вспоминала это с детской, капризной обидой. Но злилась больше на себя. И почему ей так важно, что думает этот тип? Почему ей обидно, что он не попрощался и не поцеловал её? Да зачем ей его поцелуи?!
— Пропади ты пропадом, Джерри Анселми! Достал! — пропыхтела Фэр, треснув кулаком несчастного голубого кролика. Когда закончится их договор, она забудет о нём навсегда. Ни за что больше не вспомнит!
В девять утра Фернанду разбудили вопли. Кое-как продрав глаза, она сползла с кровати и прямо в шортах и майке вышла за порог. И не она одна. Маргарита и Агустина, зевая и потягиваясь, стояли у своих дверей. А в коридоре шла кровопролитная война — тётя Фели скандалила с Вирхинией.
— Почему ты никак не образумишься?! — кричала тётя, вырывая у Вирхинии красную шёлковую тряпку. — Такой хороший мужчина, как Амадо, предлагает тебе руку, сердце и свой счёт в банке, а ты опять удумала чего-то!
— Отвали, мама! — огрызалась Вирхиния. Она тянула тряпку на себя и ногой отпихивала Барби, которая лезла в самую гущу событий, хватая Вирхинию зубами за тапочек. — Я тебе уже сказала, пока Амадо не пройдёт проверку, никакой свадьбы не будет!
— Ещё как будет!
— Нет, не будет! Мне не нужен муж-импотент! Мне надо детей рожать срочно! И отдай моё платье, мама, прекрати его рвать!
— Да как же тебе не стыдно? — тётя Фели отпустила тряпку — пресловутое платье. — Нормальные люди сначала играют свадьбу, а потом рожают детей, а у тебя всё наоборот!
— Это моё дело! — не сдавалась Вирхиния. — Сначала он должен сделать мне ребёнка, а потом уже свадьба и все дела. А сегодня твой разлюбезный Амадо пригласил меня на вечеринку. Там будут все сливки общества. Я обязательно туда пойду!
— Нет уж! Только через мой труп! — отдуваясь, тётя схватила Барби в охапку и прижала её к себе. — Не лай, моя козочка. Эта сумасшедшая, что называет себя моей дочерью, и мумию доведёт до истерики. Мозгов у ней нет и всё тут! Поэтому никуда она не пойдёт. За ней глаз да глаз нужен!
— Нет, пойду! Напою Амадо и уложу его в кровать. Посмотрим, на что он годен! А вдруг мне повезёт и на этой вечеринке я найду другого? Рожать детей от инвалида — плохая перспектива!
— Какая же ты непрактичная, Мария Вирхиния Сантойя! — покачала головой тётя Фели, распрямляя кудряшку на хвосте у Барби. — Не знаю, в кого ты уродилась, уж точно не в меня. Не удивлюсь, если однажды выяснится, что тебя в роддоме подменили. В этой жизни сначала надо думать о материальном благополучии. Амадо богат, воспитан, образован, хорош собой и влюблён в тебя. Он будет обеспечивать тебя и носить на руках. Не понимаю, чего тебе не хватает? Ты упускаешь своё счастье!
— Он хромой и импотент! — истошно каркнула Вирхиния. — И вообще, мама, с какой стати я должна отчитываться? Я уже не подросток! Это моя личная жизнь! А если ты влюбилась в Амадо, можешь забрать его себе, не такой уж он ценный экземпляр, — закинув платье на плечо, Вирхиния кинулась к своей двери.
— Нет, ты должна, обязана передо мной отчитываться, Мария Вирхиния Сантойя, потому что я твоя мать! Ты должна меня слушаться! Такого жениха упускать нельзя!
— Хватит капать мне на мозги, мама! — Вирхиния так повисла на открытой двери, что петли скрипнули, грозясь разломиться напополам. — Сегодня я иду с ним на вечеринку, с НИМ, с твоим драгоценным Амадо. Тебе мало?
— Да, мало! Во-первых, ты идёшь туда с целью найти кого получше. И, во-вторых, в таких платьях в публичные места не ходят! Это не платье, это ночнушка! Лучше бы розовенькое надела, — тётя Фели подёргала себя за розовый халатик. — В красном ходят неприличные женщины, а в розовом — все звёзды и светские львицы. К тому же блондинкам розовый к лицу. Ну как тебе ещё внушить, чтобы ты следовала модным тенденциям?
— Никак! — Вирхиния яростно захлопнула дверь. Закрылась на ключ.
Тётя Фели глубоко вздохнула.
— Ну и чего вы уставились? — обратилась она к трём зрительницам. — Цирк закончен, клоуны сдохли, — и ушла вниз по лестнице, унеся с собой Барби и приговаривая: «Ох, уж эти дети, покоя от них нет, а толку никакого. Жаль, что мы живём в двадцать первом веке, а не в пятнадцатом. Как было тогда хорошо — выдали замуж, хочешь — не хочешь, твои проблемы. А тут одни капризы. Мешок с деньгами сам в руки падает, а она нос воротит. Жить не умеет совсем!».
К завтраку Вирхиния не вышла — заявила, что, пока тётя Фели не принесёт ей извинения, желательно в присутствии всего квартала, она не сядет с ней за один стол. Тётя в ответ показала дочери кукиш. Довольная собой, она с аппетитом уплетала блинчики и рассуждала о глупости юного поколения. Маргарита была с тётей солидарна, пройдясь по «лени и неблагодарности» Агустины. Последняя, хмурясь, из еды съела лишь яйцо, сообщив: она на диете из-за жировых складок на всём теле. Агустина была худа как доска, но Фернанда вмешиваться не стала, уверенная, — к вечеру племянница проголодается и накинется на еду ястребом.
Настроение же Фэр с самого утра испортил телевизор. Симпатичная дикторша в нём поведала: знаменитый Фантом-убийца укококошил ещё одну жертву — молодую девушку из благополучного района Бельграно. Рисунок стандартный — жертву истыкали ядовитой иглой и утопили в ванной. Но была и неожиданность — маньяк усложнил схему, отрезав девушке язык, и перед убийством вступил с ней в половую связь. Было ли это изнасилованием или добровольным согласием, экспертами ещё устанавливалось, но комиссар Гальяно поспешил объявить маньяка мужчиной. У Фернанды, однако, осталось сомнение. Не обязательно, что человек, с которым у жертвы был сексуальный контакт, и убийца — одно лицо.
Разглядывая физиономию комиссара на экране, Фэр злилась и на него, и на себя, и на маньяка, но больше всего на Джерри. Это он виноват в том, что убийца ещё на свободе.
— Фернанда! Фернандита! Фернанда Ривас! — лишь с третьего раза Фэр услышала возгласы тёти над ухом. — У тебя в кармане что-то звенит.
И точно. Телефон! На дисплее светилось имя Джерри.
— Алло!
— Хэллоу, мисс инспектор! — услышала она насмешливый возглас в трубку.
— Привет.
— Ты сегодня свободна?
— Ну да…
— Значит, я заеду к полудню. Будь готова.
— Готова к чему? — нахмурилась Фернанда.
— Будем претворять в жизнь наш план, — радостно объяснил он. — Поедем по магазинам.
— По магазинам? Зачем?
— Чтобы купить тебе наряд к вечеру.
— К какому вечеру? — Фэр понимала всё меньше и меньше.
— Вечером мы идём на показ мод.
— К-куда?
— На показ мод. Модельер — моя подруга. Я не могу пропустить это мероприятие.
— А я тут причём?
— Мы же заключили пакт, май дарлинг, ты забыла? Для всех ты — моя невеста, и должна всюду меня сопровождать. Увидимся через три часа, — и в телефоне раздались короткие гудки.
Нет, это не человек. Это пришелец какой-то! Невыносимо непредсказуем.
Через три часа Фернанда уже выходила из красного Феррари на Авенида Санта Фе, где разместились дорогущие бутики. Она была так взбудоражена, что простила Джерри все прегрешения.
— Нужно подобрать что-то необычайно элегантное для сеньориты, — велел Джерри продавщице, усаживаясь в кресло в одном из магазинов дизайнерской одежды и беря стопку журналов.
И начались долгие, бесконечные примерки, которые Фэр всегда на дух не выносила. Но Джерри умудрился раскритиковать каждое из платьев, что ей предложили в бутике. Первым было золотистое мини с корсетом, расшитым пайетками и стразами.
— Безвкусица! — констатировал факт Джерри, когда Фэр предстала перед ним.
Розовое платье с сердцем на груди он назвал проститутским, от чего Фернанда захотела его стукнуть (платье ей понравилось).
Длинное синее платье из органзы с бантом на бедре Фэр показалось очаровательным. И оно подходило под цвет её глаз.
— Такой бант только на шею собаке вешать, — безапелляционно сказал Джерри, отбрасывая в сторону очередной журнал.
После того как Фэр перемерила не менее двадцати платьев (и ни одно Джерри не оценил), она жаждала убивать. Последнее платье, которое она надела, — бежевое в рыжую продольную полоску, тоже было раскритиковано.
— Что за прошлый век?! Здесь явно над нами смеются! — объявил Джерри, вставая с кресла. — Переодевайся, май дарлинг, пойдём в другой магазин.
— Ваш муж невыносим, — не удержалась продавщица, снимая с Фернанды платье в примерочной.
Фэр, решив не вдаваться в детали, молча кивнула. А вдруг продавщица подумает, что она любовница капризного богача? Лучше уж пусть считает, что Джерри её муж.
Следующие магазины постигла та же участь. Измучив толпу раболепствующих перед звездой продавцов, Фернанда и Джерри покинули их без единой покупки.
Только спустя три часа, когда у Фэр глаза на лоб вылезли от количества перемеренных нарядов, Джерри самолично выбрал для неё платье, ткнув пальцем в один из манекенов.
— Давайте примерим вот это.
Платье было из чёрного шёлка. Длиной до пола, со шлейфом, кончик которого цеплялся к браслету на запястье. Но Фэр испытала шок, поняв: платье обнажает всю спину. Юбка начиналась от копчика, а корсаж — две силиконовые чашечки, обтянутые тканью, просто приклеивался к груди. И страховался от падения тонкой цепочкой на шее. Выйдя из примерочной, Фернанда уже не надеялась на благополучный исход, но зелёные очи, наконец, заискрились.
— То что надо!
— Ты хочешь, чтобы я шла в таком виде? Я же почти голая! — возмутилась Фэр.
— Вовсе не голая. Ты — сама элегантность. Тебе идёт чёрное. И мы должны соответствовать друг другу. Мы же пара.
— Но оно длинное, я наступлю на подол и упаду. Я не умею ходить в таких платьях! — упиралась Фернанда, хотя горящий его взгляд её обезоруживал.
— Такие наряды надо уметь носить, — согласился Джерри. — Но это не сложно. Представь, что идёшь по ковровой дорожке на вручении «Оскара».
Посетив обувной бутик, они выбрали бархатные туфельки на высоченных шпильках. В ювелирном салоне Джерри был лаконичен — купил длиннющие бусы из чёрных агатов. Наконец они остановились у дверей из розового стекла с надписью: «Салон красоты Энеаса Арайя».
— А сюда-то зачем? — вознегодовала уставшая как собака Фэр.
— Макияж, маникюр, причёска. Ты думаешь, надела красивое платье и сразу стала принцессой? Как бы не так!
Вот хам! Раздувая ноздри, Фернанда вломилась в салон. Джерри был знаком со всеми: мужчин обнимал, девушек целовал в щёки, а Фэр им не представил, и она ощутила себя бедной родственницей. Ходить за ним хвостом ей претило, поэтому она встала посреди холла и стояла, пока Джерри не позвал её.
— Май дарлинг, ты что там застряла?
— Думаю, уйти мне сразу или сначала треснуть тебя по голове! — не сдержалась она.
Он хихикнул, пропустив Фернанду в зал, увешанный зеркалами.
Энеас Арайя вышел им навстречу. В голубой майке, в джинсах со стразами, весь напудренный и напомаженный, он жеманно раскланялся перед Фэр, а Джерри расцеловал в обе щёки.
Фернанду усадили в кресло, накрыли простынкой и Эни лично занялся её головой, а затем явились ещё два мастера — визажист и маникюрша. Джерри и Энеас исчезли из поля зрения.
Через два часа Фэр была при параде. Волосы выпрямили утюжком, уложили на бок и налакировали так, что они стояли колом. Макияж — смоки-айс: тени цвета угля и едва заметный блеск на губах.
Выйдя в холл, Джерри она не узнала. Волосы его были зачесаны высоко вверх и блестели. Он смерил её оценивающим взглядом.
— Ты очаровательна, мисс инспектор.
— А мне показалось, слишком готично, — вздохнула Фэр. — Я бы губы сделала поярче, а глаза чуть стёрла.
— И стала бы похожа на Мортишу Аддамс, — пошутил Джерри, открывая перед Фернандой дверь.
Фэр ожидала, что скоро окажется дома, и удивилась, осознав, что приехали они в Пуэрто Мадеро — домой к Джерри.
— А зачем ты меня сюда привёз, Джерри Анселми? — испуганно спросила она, узнав белоснежный небоскрёб.
— Чтобы переодеться.
— Я бы могла переодеться у себя дома.
— О, боюсь, моя прелестная мисс инспектор, времени кататься туда-сюда у нас нет. Мне тоже надо переодеться. Я же не поеду в джинсах, на таких вечерах всегда дресс-код. А разъехаться по домам и снова встретиться мы не успеем. Через полтора часа мы должны быть на месте.
— Через полтора часа? Но я устала! — взорвалась Фернанда.
— Устала? От чего? От похода по магазинам? Да ты слабачка! А ещё полицейская, — укусил Джерри.
Сжав зубы, чтобы не плюнуть в него, Фэр вышла из авто в обнимку с кучей пакетов. Лифт уже починили, и он благополучно доставил её и Джерри на сороковой этаж.
— Прошу тебя, мисс инспектор, не стесняйся. Ванная и моя спальня в твоём распоряжении, — любезно сообщил он, проведя Фернанду наверх.
Сам, забрав из шкафа пару вешалок с одеждой, поднялся на третий этаж. Фэр чувствовала себя неуютно в чужом доме, в чужой комнате, а с первого этажа спальня была видна, как на ладони. В любой момент Джерри спустится вниз и увидит, как она переодевается. Пометавшись туда-сюда, Фернанда решила надеть платье в ванной. Там хотя бы дверь есть.
Тысячи полочек и шкафчиков с гелями, шампунями, кремами, маслами, скрабами для лица, тела, головы, ног, рук занимали большую часть ванной. Отдельная полка с парфюмом, где громоздились разномастные флаконы с духами элитных марок. Размером ванная была не меньше спальни. Чёрная плитка и зеркала на стенах и потолке. А главным украшением комнаты являлась роскошная джакузи.
Изучая своё отражение в зеркале, Фэр поправляла макияж и волосы. В поисках расчёски и лака она пошарила по ящикам. Один из них был закрыт на ключ, содержимое другого её покоробило: презервативы всех марок и расцветок, лубриканты, пузырьки с маслом, страусовые перья, меховые наручники и кожаные трусы.
Фернанда резко закрыла ящик. Нет, она не ханжа, но видеть в ванной у холостого мужчины целый секс-шоп ей ещё не приходилось.
Кое-как она надела платье и туфли, вышла в комнату и столкнулась с Джерри лицом к лицу — он уже был в спальне.
— А я тебя потерял. Решил, что ты сбежала, мисс злючка, — весело сказал он, не скрывая восхищения. Заставил её несколько раз повернуться вокруг себя, прожигая взглядом насквозь.
Одет Джерри был экстравагантно. Неклассический фрак с длинными фалдами, стянувший талию; белоснежная рубашка — ворот её и манжеты острыми углами отворачивались на фрак. Рубашка была расстёгнута и обнажала грудь. Узкие брюки по бокам закрывались на молнии. На шее — цепи с черепами. На руках — митенки без пальцев. И туфли на каблуках. Вместе с надранными, как грива льва, волосами Джерри походил на вампира из кинофильма. А ещё говорил про дресс-код. Её нарядил, как на вручение «Оскара», а сам… Глупо ожидать от певца английской элегантности. Аристократом надо родиться, а у Джерри явно мозг набекрень.
— Ты забыла одну деталь, — напомнил он, беря с кровати бусы из агатов. — Повернись-ка.
Фэр послушно развернулась. Джерри надел на неё бусы, зафиксировав их зажимом так, чтобы они свисали на спину. Когда он коснулся её кожи пальцами, Фернанда покрылась мурашками. Джерри поправил ей волосы, платье, проведя рукой по талии и почти достав до копчика. И Фэр окончательно расхотелось куда-то идти. Остаться бы здесь, в этом доме, в компании этого непредсказуемо-очаровательного проходимца. Да, Джерри невыносим, но что-то есть в нём такое… Оно заставляет её трепетать, когда он прикасается или смотрит на неё.
Но идиллия закончилась быстро — поправив на Фернанде наряд, Джерри отошёл, а на лице его и жилка не дрогнула. Фэр решила: он играет в страстного мужчину, в секс-символа, а на деле — замороженная рыба.
— Ну что, идём? А то опоздаем, — поторопил Джерри, видя её замешательство.
На выходе Фернанда дважды запуталась в подоле под тихо-недовольное мяуканье Дамаса. Они сели в уже привычный красный Феррари. Фэр больше не думала, куда они едут, зачем и надо ли ей это. Наверное, надо. Просто так ничего не бывает — Джерри Анселми ворвался в её жизнь неслучайно.
====== Глава 15. Светские львы и львицы ======
Толпу журналистов увидела Фернанда, когда они с Джерри вышли из авто у двухэтажного здания с вывеской: «Дом моды Лали Олмас». Фотографы защёлкали объективами, и пришлось приосаниться.
Пока Фэр дефилировала с Джерри под руку до входа, она ощутила себя голливудской звездой. А вдруг на фото она получится страшной? Или у неё причёска выглядит криво, или платье сейчас свалится, или каблук отломится, или она споткнётся о придорожный камушек? Фернанда миллион раз прокляла себя за то, что согласилась на эту авантюру. Джерри флегматично кивал журналистам, улыбался, заигрывал с камерами, ведя себя, как звезда, привыкшая к вниманию и славе и уставшая от неё.
До входа они добрались благополучно, но внутри их атаковала новая толпа — корреспонденты с диктофонами, микрофонами и блокнотами.
«Кошмар! Зачем я в это ввязалась?» — подумала Фэр, когда ей сунули в лицо микрофон с надписью «9 канал». Джерри широким жестом отстранил от неё микрофоны и чуть притянул её к себе.
— Друзья мои! — провозгласил он. — Мы торопимся, так что все подробности позже. А сейчас я хочу представить вам мою невесту, — он глянул на Фернанду. — Её зовут Джемма.
Чего? Какая ещё Джемма?
Фэр открыла рот, чтобы пресечь это наглое враньё, но вспышки фотокамер её дезориентировали, и она упустила момент. А Джерри продолжил:
— Джемма — итальянка и не говорит по-испански. Поэтому расспрашивать её не нужно, она ничего не понимает.
— А кем работает ваша невеста?
— Она фотомодель! Мирового уровня.
Фернанда похлопала слезившимися от вспышек глазами, а Джерри дёрнул её за собой, начав прорываться сквозь толпу. Она вцепилась руками ему в локоть.
— Мистер Анселми, ещё один вопрос!
— Джерри! Джерри! — вопили журналисты вслед.
— Нет! Всё-всё-всё! Никаких больше вопросов! Я не люблю выставлять напоказ свою личную жизнь, — закончил Джерри холодно.
Миновав журналистов, они прошли за ограждение, где стояла охрана и куда впускали только по приглашениям.
Джерри сунул охраннику в руки два ярких приглашения, и швейцар любезно провёл их через стеклянные двери в центральный зал.
Знаменитостей здесь находилось много — лица из телевизора или с рекламных плакатов, которым были увешаны стенды в городе: актеры, телеведущие, модели и музыканты.
Сели Фэр с Джерри в первом ряду у подиума — длиннющего и матово-золотого, уже освещённого прожекторами.
Гости прибывали и прибывали. Часто подходили к Джерри, обмениваясь любезностями, или кивали издали. Фернанда узнала и Энеаса Арайя. В жёлтых штанах и белом жилете со стразами, он улыбался официально приглашенным фотографам, со всеми сэлфился и раздавал воздушные поцелуи. И всем, всем Джерри представлял Фэр, как Джемму — свою итальянскую невесту.
Спустя минут двадцать заиграла музыка, оповещающая о начале показа. Гости расселись по местам, а на подиум взошла полная дама в чёрном комбинезоне и с бесформенной зелёной кепи на голове. Фэр решила, что это ведущая, но то оказалась сама Лали Олмас, чьё имя красовалось на вывеске.
Когда по подиуму засеменили модели — длинные и нескладные, как жерди, Фернанда зажмурилась от обилия всего блестящего, цветастого и напоминающего то ли скафандры, то ли униформу для санобработки.
— Это жуть! — шепнула она Джерри на ухо, когда появилась модель в платье, похожем на кольчугу. Длиной до пола, оно состояло из металлических колец, что гремели и звенели на разные лады.
— Тебе не нравится? — усмехнулся Джерри, заглянув в её недовольное лицо.
— Нравится? Ты издеваешься?
— Ну, Лали — дама креативная, — объяснил он. — Конечно, эти наряды только для подиума, по улице никто так не пойдёт. Но у Лали свой бутик, и там продаются модели и для ежедневной носки. И от кутюр, и прет-а-порте, в различных ценовых категориях. Лали одевает как богатый, так и средний класс.
Фэр промолчала — эти подробности ей ничего не говорили, но она постеснялась обнаружить своё невежество.
Показ закончился через час. Ни одной модели Фернанда не оценила. Зато Лали искупали в цветах и овациях, а та, растрогавшись, позвала гостей на фуршет в соседний зал.
— Пойдём, я познакомлю тебя с Лали, мы с ней большие друзья, — схватив Фэр за руку, Джерри потащил её за собой. Она чуть не брякнулась, наступив на подол.
— Эй-эй, потише! — возмутилась Фернанда. — Не забывай, у меня длинное платье и высокие каблуки. Я же ногу сломаю!
— Ну прости, мисс капризуля, — он убавил шаг.
Они приблизились к кучке народа, что окружала Лали.
— Лали! Привет, душа моя! — помахав рукой, Джерри влез в толпу и потянул за собой Фэр.
— О, Джерри Анселми! Какими судьбами?! — масляным голоском воскликнула толстушка. Сгрузила цветы на помощника и расцеловала Джерри в обе щеки, оставив на них помаду. — Что-то ты совсем меня забыл, малыш! Когда мы в последний раз виделись?
— Пару месяцев назад.
— Это беспредел! — надула щёки Лали. — И ты даже ни разу не позвонил.
— Ну прости, пончик, я утонул в делах, — Джерри выудил Фэр из-за себя. — Знакомьтесь, это Джемма — моя невеста. А это Лали Олмас — один из лучших модельеров страны и по совместительству моя подруга.
— О которой ты благополучно забыл, — беззлобно упрекнула Лали.
— Здравствуйте, — Фернанда пожала пухлую руку модельерши, всю унизанную браслетами.
— Невеста? — судя по лицу, Лали была поражена. — Да она прехорошенькая! Настоящая красотка! А кто-то меня уверял, что не собирается жениться в ближайшие лет сто.
— Времена меняются, мысли тоже, — ответил Джерри.
Фэр улыбалась, чувствуя себя дурой. К счастью, Лали быстро переключила внимание на журналистов, которые полезли к ней за интервью.
— Сеньора Олмас, позвольте вопрос!
— Сеньора, расскажите о вашей новой коллекции!
— А каковы модные тенденции этого сезона?
— Как вы думаете, насколько европейская фэшн-индустрия отличаются от нашей?
Журналисты так вопили и напирали, что Фернанда не услышала голоса Джерри, хотя он окликнул её трижды. В конце концов, взял за руку и увёл в соседний зал. Но спастись и тут не удалось. Другая кучка фотографов и писак с бейджиками «пресса» ловила всех знаменитостей, что выходили с показа. Фэр ладонью вытерла со щёк Джерри розовую помаду Лали. И им пришлось позировать.
— Журнал «Карас». Джерри, такой вопрос, — как из-под земли выросла растрёпанная девица в красной блузке, — а когда вы планируете свадьбу?
— Пожалуй, через пару месяцев! — улыбаясь во все тридцать два зуба, объявил Джерри. — Я непременно оповещу всех об этом и приглашу СМИ на торжество.
Фотоаппараты опять защёлкали. Фэр до смерти это надоело, но следующий ход Джерри она вновь не угадала.
— Любовь — это самое прекрасное и волнующее чувство на свете. Я не могу жить без любви, тогда я вяну, как цветок в пустыне, — декларировал Джерри.
Вот это двуличие! Сам же ей втирал, что любви не существует, а перед журналистами корчит из себя романтика.
— А где вы познакомились?
— Это была любовь с первого взгляда, как вспышка, раз и всё, — он обернулся к Фэр, дерзко стрельнув глазами. Хвать — прижал к себе, взял её пальцами за подбородок и чуть провёл губами по её губам.
От злости Фернанда щёлкнула зубами, но Джерри дёрнулся и она промазала.
— Только попробуй меня покусать! — шепнул он и нахально поцеловал её вновь.
Фэр солгала бы, сказав, что ей не нравится. Джерри пах дорогим парфюмом и губы у него были мягкие, но холодные. Только Фернанда никогда не целовалась с мужчиной на глазах у толпы. Хотя Джерри и не пытался сделать ей приятно, он целовал её напоказ — чтобы это красиво смотрелось на фотографиях. Держа Фэр чуть на расстоянии, он едва касался её губами, и не было в этих поцелуях и капельки страсти. А после он резко отодвинул её и ещё немного попозировал фотографам, сверкая улыбкой. Идиот! Так хочется стукнуть его коленкой под зад, а неудобно — платье мешает.
Через полчаса гостей сопроводили в зал, где был накрыт шведский стол. Из еды — канапе, тарталетки, пирожные и прочие лёгкие закуски. Изголодавшаяся Фэр накинулась на угощение, как ястреб, набив полный рот — забыла, что у неё крутое платье и она должна ему соответствовать. Но Джерри мигом её построил, отобрав блюдо с пирожными.
— Может, ты успокоишься?
— Не нуди, Джерри Анселми, я сейчас умру с голоду. И всё из-за тебя!
— Из-за меня? — вздёрнул он бровь.
— Да, у меня стресс! Ты обозвал меня Джеммой, поставил на двадцатисантиметровые ходули и вынудил с тобой целоваться! — Фернанда схватила тарелку с шоколадными трубочками и засунула в рот сразу две.
— Если ты будешь есть, как слониха, которую не кормили неделю, завтра об этом напишет вся пресса, — Джерри отобрал у неё и эту тарелку и сунул в руки бокал с шампанским. — Держи. Но пей по глотку. Лучше всего растянуть один бокал надолго — так требуют правила хорошего тона. Не забывай, для всех ты — фотомодель. А фотомодели не едят пирожные.
— Но я хочу есть!
— Дома поешь.
— Но здесь всё так вкусно! Для кого накрывали этот стол, если не для гостей?
— Не для кого, а для чего — для понтов.
Надув щёки, Фэр стала похожа на воздушный шарик.
Гости толпились небольшими кучками-тусовками, обмениваясь фразами и перемещаясь от одного края стола к другому. Ели мало и пили вино и шампанское, смакуя их, как на дегустации.
Подавляя бурчание в животе, Фернанда с Джерри под руку гуляла по залу. Джерри здоровался со всеми, представлял её как Джемму, свою невесту, а она лишь кивала. Шампанское на голодный желудок мало-помалу делало своё гиблое дело, и Фэр хотелось трёх вещей: есть, спать и целоваться. Она не любила незаконченность — раз уж Джерри начал её целовать, так довёл бы дело до конца. А он лишь подразнил. Непруха какая-то! Поцеловали понарошку, еду отобрали, а дурацкие туфли натёрли ноги.
Пока Джерри болтал с неким статным господином, что представился продюсером Тобиасом Прадо, Фэр вертелась туда-сюда, и взгляд её задержался на невысокой блондинке в красном платье. Знакомый силуэт. Это ж Вирхиния! Издали она напоминала пожарную машину, а рядом с ней — Амадо в чёрном костюме с бабочкой.
Они стояли в компании ещё нескольких мужчин, с которыми Вирхиния кокетничала напропалую, почёсывая одной ногой другую и попивая мартини из треугольного бокала. Амадо заметно нервничал, крутил головой и, наконец, встретился взглядом с Фэр. Улыбнулся и кивнул ей.
Фернанда не знала как себя вести — по-хорошему надо им с Джерри подойти и Амадо с Вирхинией поприветствовать, но… она не хотела знакомить Джерри с кузиной. Вирхиния дура и может её опозорить. И та история в туалете «Угартэ» ещё свежа в памяти… Джерри был её свидетелем и может Вирхинию вспомнить.
Пока Фэр размышляла, Джерри успел расцеловать в обе щёки мужеподобную даму. Фернанда узнала в ней телеведущую Флор де ла Ви, на шоу которой Джерри давал интервью. Фи! Она же бывший мужчина! А он с ней обнимается!
— Привет, кузина! — услышала Фэр знакомый голос — Амадо и Вирхиния подошли сами.
Фернанда выдавила улыбку, позволив Амадо поцеловать себе руку.
— Надо же, какими это судьбами ты тут оказалась?! — наигранно всплеснула руками Вирхиния. — Не думала, что мы встретимся в таком гламурном местечке. Ведь это место не для тебя, кузина.
К ним подошёл и Джерри, принеся Фернанде и себе ещё шампанского.
— О, так ты не одна?! — удивилась Вирхиния. — Не хочешь познакомить меня со своим бойфрендом?
— Джереми Анселми дель Грасса, — опередил Джерри, пожав Вирхинии руку.
— Вирхиния Сантойя.
Глядя на умильную физиономию кузины, Фэр взбесилась. Да как она смеет забирать у неё внимание Джерри?! Сама пришла с Амадо, а лезет к чужим кавалерам!
— Амадо Феррер, — представился Амадо, протянув Джерри руку.
И тут возникла пауза. Джерри не спешил отвечать. Просверлил Амадо взглядом фурии, изучив его с ног до головы, и едва пожал ему кончики пальцев.
Реакция Джерри на человека, которого он видел впервые, Фернанду смутила. Повёл себя по-хамски, но нацепил маску ироничного флегматика.
— А как вы сюда попали? — спросила Фэр у Амадо, чтобы сгладить ситуацию. — Сюда же впускают только по приглашениям.
— Жених одной из моделей, что участвовала в показе, — мой коллега, — объяснил Амадо. — Он подарил мне два приглашения. Я не хотел идти, но и не хотел, чтобы они пропали. Поэтому позвал Вирхинию. Женщины любят такие мероприятия, мне же, как человеку бизнеса, далёкому от этой мишуры, они чужды.
Монотонные, хоть и спокойные слова Амадо, вызывали у Фэр чувства странные. Да, эта его серьёзность — качество замечательное. Но какой же он нудный!
— А по-моему тут круто! Полно знаменитостей и так красиво! И шампанское дорогущее! Мне бы хотелось стать звездой, — Вирхиния не сводила с Джерри масляных глазок.
Тот интереса к ней не проявлял, хоть она и лезла из кожи, чтобы его очаровать. Он размышлял о своём, теребя в руках бокал, к содержимому которого не притронулся.
Часть вечера Фернанда провела в компании Амадо и Вирхинии. Джерри периодически отлучался, возвращался и водил знакомить Фэр с разными людьми. Амадо же предложил девушкам сходить прогуляться по парку. Фернанда была бы рада свалить, но Вирхиния упёрлась как баран. Жеманно хныкая, она уговаривала Джерри познакомить её с кем-нибудь известным, например, с Сусаной Хименес. Он отмахивался, уверяя, что Сусаны Хименес здесь нет. Да и вообще все знаменитости — личности специфичные. Но Вирхиния так пыхтела, что Джерри сдался и познакомил её с Энеасом Арайя. Пока Вирхиния донимала того расспросами о том, скольких звёзд он причёсывал, Амадо заскучал. А Джерри был настроен к нему враждебно. Он вёл себя спокойно и холодно, но взгляды бросал пугающие. Фэр ещё не видела Джерри таким, и её это напрягало. Почему он сходу невзлюбил Амадо?
Амадо же сел на своего любимого конька — разговоры о том, как он хочет жениться на Вирхинии и как её любит.
— Ну так сделайте ей предложение как-нибудь по-особенному, — посоветовала Фернанда.
— В смысле?
— Ну… придумайте что-нибудь романтическое. Например, спойте ей серенаду под балконом, — брякнула Фэр первое, что пришло ей на ум.
— Да вы с ума сошли! — Амадо так возмутился, словно она предложила ему выпить у Вирхинии кровь. — Я же буду похож на дурака! А у меня статус! Нет-нет, ни в коем случае! Мой статус не позволяет мне заниматься такими глупостями, я же не какой-нибудь артистишка, я банкир!
— А я артистишка! — объявил Джерри. До этого он молчал, бросая на Амадо колючие взгляды, но тут не удержался. — По-вашему, раз у меня профессия не связана с расчётами и кредитами, я — дурак?
— Да ну что вы! Я не то хотел сказать! — выкрутился Амадо. — Я говорю, для меня это неприемлемо, такое поведение не соответствует моему статусу. Но я же не говорю, что другие не могут этого делать.
Джерри только рассмеялся. Рассмеялся зло, подчёркивая своё превосходство и давая понять: Амадо слишком труслив, чтобы пойти на прямой конфликт.
С Джерри всё ясно — он вечно кусается, но поведения Амадо Фэр не поняла. Замял ли он конфликт в зародыше или не сообразил, что Джерри его провоцировал? Скорее, второе. Нет, Амадо не глуп, а даже умен, но в своей сфере, в сфере цифр и расчётов. А в остальном он медленно соображающий. Или у него чувства юмора нет.
— Пойду-ка я в дамскую комнату, — сказала Фернанда, когда пришла Вирхиния, от которой Эни спасся бегством.
Она не осмелилась уйти раньше из-за поведения Джерри — не хотела оставлять их вдвоём с Амадо, мало ли, ещё подерутся. Но, когда через двадцать минут Фэр вернулась, то нашла одного Амадо. И Вирхиния, и Джерри куда-то делись.
— А где остальные? — удивлённо спросила она.
— Ваш приятель повёл Вирхинию знакомиться с Лали Олмас.
Но ни Вирхиния, ни Джерри не появились и спустя час. Фернанда рассвирепела ни на шутку. Она обошла весь дом моды, но эти двое испарились. Она попыталась до Джерри дозвониться— он не взял трубку.
Фэр и Амадо вышли на улицу и на парковке обнаружили: красного Феррари нет. Джерри уехал молча. Вот дьявол! Сам притащил её сюда и сам же бросил. Непонятно что произошло. Джерри вёл себя с Амадо вызывающе, а потом сбежал. На что он обиделся? Да и Вирхиния исчезла, и сколько Амадо её не вызванивал, она не отвечала.
В конце концов, Амадо, видя нервозное состояние Фернанды, предложил отвезти её домой. Она согласилась. Не на такси же переться! Ну Джерри, ну мерзавец! Она ему это припомнит! По дороге ни Амадо, ни Фэр и словом не обмолвились. Фернанду это устраивало. Как собеседник Амадо был ей неинтересен.
— Фернанда, смотрите, а это не Вирхиния? — спросил он, когда до дома оставалось пару сотен метров.
Фэр подняла глаза. На углу, прямо в клумбе с магнолиями, сидела Вирхиния, злобно размахивая сумочкой вслед удаляющемуся красному Феррари. Машина Джерри! Значит, они уехали вместе!
Амадо припарковал свой Бентли у тротуара, и они с Фэр подбежали к Вирхинии.
— Вирхи, дорогая, что случилось?! — воскликнул Амадо. — Почему ты сидишь в клумбе? Ты же испачкаешься! А мы тебя потеряли! Я тебе звоню, звоню, а ты не отвечаешь…
— Отстань, контуженный! Я не обязана отчитываться! — Вирхиния вылезла из клумбы, поправила платье и, смерив обиженным взглядом Фэр и Амадо, пошла по тротуару к дому.
Распрощавшись с Амадо, Фернанда поспешила за ней. Руки так и чесались дать Вирхинии в лоб. Как она посмела запрыгнуть в авто к Джерри? Сейчас она начистит ей репу!
====== Глава 16. Как и в каждой семье ======
Фэр ворвалась в дом и, скинув туфли, побежала в гостиную. По пути схватила горшок с цветком. Она хотела запустить им в Вирхинию, но уже из холла услышала крики. Замедлив шаг, на цыпочках подкралась ближе и спряталась в нишу, где висели большие часы. И вслушалась — между Вирхинией и тётей Фели шли бои без правил.
— Ты что совсем без мозгов?! — кричала тётя, размахивая мокрым полотенцем. — Ты погляди на себя! Ты куда в таком виде ходила? Бесстыдница! И почему ты вернулась одна, без Амадо?
— Потому что все мужики — козлы! — бегая босиком по ковру, Вирхиния ревела в три ручья. — Никто из них не способен сделать мне ребёнка. Одни импотенты кругом! Это проклятье какое-то!
— Это что ж получается, Амадо тебя обидел, раз ты так ревёшь? — тон тёти подобрел. — Может, он надругался над тобой, ась? Так я ж предупреждала, нельзя идти с мужчиной в таком платье. Ну-ка, живо говори мне правду, Мария Вирхиния Сантойя! Он вёл себя непристойно, да? — тётя Фели подошла к Вирхинии и похлопала её полотенцем по плечу.
— Мама, ну чего ты втираешь мне какой-то прошлый век? И убери от меня эту тряпку, она мокрая и холодная! — разозлилась Вирхиния, отпихивая полотенце. — Пристойно, непристойно… Да этот тюфяк даже целоваться стесняется, боится, как бы про него плохо не подумали. Он точно импотент или девственник! Но к этому я уже привыкла, Амадо тут ни причём. Сегодня я познакомилась с таким мужчиной, таким мужчиной, ты даже не представляешь, мама! — театрально закатив глаза, Вирхиния плюхнулась на диван, отобрала у тёти Фели полотенце и стала им обмахиваться.
— Каким таким мужчиной? — насторожилась тётя. — Ты разве ж не с Амадо была?
— Да, с ним, с ним я была, с Амадо. Вначале. А потом мне было уже не до Амадо. Он такой шикарный, прям красавец-красавец-красавец!
— Кто? Амадо? Ну да, он симпатичный, — согласилась тётя Фели. Села рядом и поболтала ногами в розовых тапочках с голубыми помпонами.
— Мама, ну чего ты тупишь? Причём тут Амадо? Его зовут Джерри и он прям как из кино!
Фернанда сжимала цветочный горшок руками, боясь зацепить головой настенные часы и этим обнаружить своё присутствие — очень хотелось ей узнать, что произошло между Джерри и Вирхинией.
— Так ты чего ж, другого уже нашла? — спросила тётя.
— Разумеется, я же для этого туда и пошла с Амадо, чтобы найти кого-нибудь получше. И нашла. Если б ты его увидела, мама, у тебя бы слюни потекли! Это же просто вау! Вот от кого надо детей рожать! — Вирхиния похлопала в ладоши. — Шикарная генетика, малыш родится красивым! В общем, мама, ты должна это понять и принять: я нашла мужчину, который будет отцом моего ребёночка. Он красив, богат и знаменит.
Фэр сжала кулаки, мечтая сломать кузине челюсть. Вот что она задумала — забеременеть от Джерри. Крыса!
— Погоди-погоди, — помотала головой тётя Фели. — А как же Амадо?
— Пусть катится к чёрту! Он зануда и бесит меня! — заявила Вирхиния грубо.
— Но… Амадо хороший мужчина, — уговаривала тётя, но не так уверенно, как раньше. — Да и он тебя любит.
— Джерри тоже полюбит!
— А у этого Джерри и правда куча денег? — обречённо вздохнула тётя Фели.
— А то! У него крутая тачка, и он весь такой гламурный, красивый, он знаменитость. Он певец. Он обещал меня познакомить с Сусаной Хименес. Когда мы с ним поженимся, обязательно пойдём к ней на шоу. Я могу взять туда и тебя, мама. И ты тоже станешь суперзвездой, — Вирхиния знала куда бить и била, умело манипулируя своей падкой до мишуры матерью.
На лице тёти Фели негодование сменилось мечтательной, детской радостью.
— Правда? Мы станем знаменитыми?! Значит, ты не поменяла шило на мыло?
— Ну, конечно, нет, мама!
— Ладно, ты меня убедила, Мария Вирхиния Сантойя, но с одним условием: когда ты выйдешь за него замуж, я буду ходить с тобой на всякие шоу и вечеринки. Я хочу стать светской львицей!
— Конечно, мама, мы обе станем светскими львицами!
Размахивая руками, тётя попружинила на диване.
— Но есть одно но, — тут же огорчила её Вирхиния. — Джерри тоже странный.
— В каком плане?
— Ну… у нас было с ним кое-что. Почти было, но… можно сказать, и не было.
— Не поняла.
— В общем я попросила его довезти меня до дома. Я хотела его соблазнить в машине, а он достал презерватив и сказал, что без него сексом не занимается. Ты только представь, мама, какая наглость! — надула губы Вирхиния. — Стыдобища! Презервативы используют с проститутками, а делать это с будущей женой — оскорбление. Я это ему и высказала. И что ты думаешь? Он высадил меня прямо на дороге. И ещё сказал, что не собирается лечиться от сифилиса. Нет, ты подумай только, мама! А теперь я не знаю, что мне делать. Ещё одна головная боль! Мне позарез надо, чтобы он стал отцом моего ребёночка.
Фэр села на корточки, поставив цветок на пол, и закрыла рот двумя руками — ей стало смешно, когда она представила, как Джерри выпихивает Вирхинию из авто. Значит, у них ничего не было. Что ж, мозги у него на месте хотя бы в вопросах безопасности. Но всё равно он виноват. Он кинул её и уехал с Вирхинией.
— Ладно, — тётя Фели потрепала дочь по волосам, вставая с дивана. — Не реви. Мы что-нибудь придумаем.
— Да? — с надеждой взглянула на мать Вирхиния.
— Ага, я тебе помогу. Если он правда хороший кандидат в мужья, упускать его нельзя. Но я хочу с ним познакомиться, чтобы быть уверенной, что он лучше Амадо. А то вдруг он мне не понравится! Не хочу падать в обморок на твоей свадьбе. В общем, Мария Вирхиния Сантойя, положись на меня. Ты же знаешь, у меня голова светлая и идей в ней много. Так что я разработаю план и мы будем его внедрять. А там и свадебка не за горами! Всю жизнь мечтала породниться со знаменитостью! — тётя направилась к лестнице и, наконец, заметила сидящую на полу Фернанду.
— Фернандита, а ты чего тут делаешь?
— Отдыхаю, — наврала Фэр, вытягивая ноги. — Знаешь, тётя, пришла вот домой, а дойти до спальни не могу, ноги устали.
Пожав плечами, тётя Фели удалилась наверх с криком:
— Барбара Сантойя, даже не вздумай прятаться! Я уже иду! Сейчас мы будем делать маникюр! И не смей отлынивать, я настроена решительно! Приличные собаки должны всегда хорошо выглядеть!
Фэр ничего не оставалось, как подняться к себе и лечь спать. Диалог Вирхинии и тёти Фели так её позабавил, что у неё весь гнев прошёл.
Но уснуть сразу не удалось. Сначала мешала подушка. Затем — плюшевый кролик. Под одеялом было жарко, а без него — холодно. А ещё будильник на зло тикал слишком громко. И чёрное шёлковое платье, подаренное Джерри и брошенное теперь на пол, неимоверное бесило. Пришлось встать и убрать его в шкаф. Но это не помогло — платье продолжало её раздражать, даже вися в шкафу. Потому что оно было.
Фэр ворочалась с боку на бок, впадая в полудрём каждые пятнадцать минут, и просыпаясь. Вспоминала поцелуи Джерри. Такие же искусственные, как он сам. Отрубилась она к утру и приснился ей кошмар. Сначала Фернанда блуждала по длиннющей винтовой лестнице. Тряслась от страха, но не могла добраться до её конца. И вдруг чья-то рука толкнула её в спину. Крича, она летела. Летела в лестничный просвет, не понимая, что ждёт её внизу: спасение или смерть. И проснулась, сидя на кровати. Как всегда.
Этот сон снился Фэр регулярно. Один и тот же, он напоминал манию преследования, обнаруживая её страх. Иногда во сне появлялся некий персонаж — мужская рука, что толкала её вниз. Иногда она прыгала с лестницы сама. И всегда сон заканчивался одинаково ничем.
Переведя дух и смахнув с лица волосы, Фернанда вылезла из кровати и потопала в душ. Выходить к завтраку и видеть физиономию Вирхинии было выше её сил, и она долго стояла под душем, наслаждаясь прохладой и ловя ртом капельки воды. Но когда в дверь забарабанила тётя Фели, пришлось одеваться и идти в столовую.
Вирхинии там не было. Зато тётя поведала, что у её дочери теперь два жениха и бедняжка страдает, не зная кого выбрать. И посоветовала Агустине тоже влюбиться.
— Вот, например, Фред! Что-то давно он к нам не заглядывает. Куда он делся? Хороший мальчик. Пора тебе его заграбастать, а то сбежит, не ровен час, — укорила она Агустину.
Та что-то буркнула в ответ, а Фэр подумала: надо же как тётю Фели изменила перспектива отхватить богатого мужа, замаячившая перед Вирхинией. В ней проснулась алчность.
— Только через мой труп! — заявила Маргарита строго. — Никаких женихов! Рано ещё. Пусть делом занимается!
Маргарита была в энтузиазме — вчера ей сняли гипс и теперь она ходила без костыля. Уже с утра она пристала к Агустине, пичкая её едой и злобствуя — девчонка не хотела нормально есть уже целую неделю.
— Пока не съешь всё, из-за стола не выйдешь! — Маргарита поставила перед Агус две тарелки: с фруктовым салатом и бутербродом с сыром и ветчиной.
— Я не буду это есть, — наотрез отказалась Агустина. — Я на диете. Я не ем хлеб, сыр, мясо и сладкое — это все калорийное. А у меня жир уже с ушей свисает. Это не круто, я не хочу быть уродиной!
— Чего ты несёшь? Погляди на себя, на кого ты похожа! Кожа и кости! Девушка должна быть аппетитной, а ты пигалица! — негодовала Маргарита. — Немедленно начинай есть! Я всё равно не отстану! Хоть ты и никудышная дочь, но я — твоя мать и не собираюсь смотреть, как ты окочуришься с голоду!
— Я толстая! И есть не буду! Мне надо худеть! — Агустина вышвырнула бутерброд на пол.
— Чаф-чаф-чаф, — Барби тут же сжевала ветчину, а остальное растаскала по ламинату.
Завтрак закончился скандалом: Маргарита наорала на дочь, тётя Фели встала на сторону Маргариты, и Агустина убежала вся в слезах. Фэр вынуждена была доедать завтрак на кухне — после побега Агус тётя и Маргарита разругались из-за Барби, которая с аппетитом вазюкала по полу остатки бутерброда. Они никак не могли договориться, кто будет мыть пол. И решили заставить Агустину, пока она не ушла в школу.
Весь день Фернанда била баклуши, раздражаясь звоном телефона Вирхинии, который та оставила в гостиной. Звонил Амадо. Шестьдесят семь входящих, не считая смс и ммс-сообщений. Чокнутый тип! Неужели он не обиделся на Вирхинию, когда она вчера запрыгнула в машину к другому? У него вообще гордость есть?
Наконец до телефона добралась тётя Фели и втолковала Амадо, что его возлюбленная на работе. Он перестал трезвонить, а к вечеру прислал букет из пятидесяти девяти белых лилий — любимых цветов Вирхинии.
Напевая песенку, тётя Фели расставила цветы по гостиной кучками — в одну вазу они не вошли. Фэр смоталась наверх — она не выносила запах лилий; их аромат вызывал у неё головную боль.
Несколько часов она сидела на крыше, залипнув в планшете: играла в игрушки, листала соцсети и даже смотрела сериал, но настроение не улучшалось. А когда она отыскала в фэйсбуке страничку Джерри, и вовсе чуть не скинула планшет на прохожих.
Обида на Джерри грызла Фэр. Ну с Вирхинии что взять? Ясно же — она дура и слаба на одно место. Обижаться на безмозглость глупо, всё равно кузина неисправима. Да, она могла бы начистить Вирхинии физиономию. Но ведь она, Фэр, не претендует на Джерри, как на мужчину. Она лишь изображала его невесту ради выгоды. И чёрт с ней, с Вирхинией. Хуже, что сам Джерри повёл себя отвратительно — затащил её на показ мод и бросил там. И теперь даже не желает объясниться. Фэр искоса поглядывала на смартфон, но звонков и сообщений от Джерри не было. Видимо, ему не стыдно.
Фернанда чувствовала себя униженной, но её утешало, что Вирхинию Джерри тоже продинамил. Чокнутый тип. Если хотел провести жаркую ночку, почему высадил Вирхинию? А если не хотел, зачем бросил её, Фэр?
Снова Фернанда не понимала логики его поступков. Так непредсказуем, что связываться с ним — опасно для психики. И, кажется, она права, чуя, что в горячего мачо, секс-символа, он играет. В реальности Джерри Анселми — холодильник.
Ужин, к которому явилась и Вирхиния, прошёл в молчании. Фэр не разговаривала с кузиной принципиально, даже «привет» ей не сказала. Маргарита снова пилила Агустину — та получила неуд по истории искусств, и теперь её ждала пересдача, куда она идти не хотела. Маргарита негодовала, грозясь: если дочь не исправит оценку, то пойдёт работать уборщицей.
— Тебе пошли на уступки, неблагодарная! — вопила она. — Я разрешила тебе учиться непонятно на кого, оплачиваю эти глупые рисовалки, а ты отлыниваешь даже от такой халявы! Историю картинок она сдать не может! Спасибо маме и папе, что оставили нам денег на счетах. Только им благодаря мы можем оплачивать твоё обучение и содержать этот дом, а то давно бы умерли с голоду! Ты и твоя бабка мечтаете пустить нас по миру!
— Я-то здесь причём? — насупилась тётя Фели.
— А притом! Это вы меня убедили, что она должна учиться там, где ей нравится. А нравится ей шляться где попало, действовать мне на нервы и разорять всю семью!
Тётя Фели, поджав губы, включила телевизор. Вирхиния была мрачна и раздражена звонками от Амадо — когда он позвонил узнать, понравились ли ей цветы, она вырубила телефон, но затем повеселела — по каналу «Телефе» началось «Ла Пелу», шоу Флор де Ла Ви.
Вчера эта хм… дама показалась Фэр отвратительной, но на экране она выглядела лучше, чем вживую, даже напоминала женщину. Зато гостя её Фернанда узнала ни сразу. А когда узнала, захотела бросить в экран чайником. Джерри Анселми! Ишь ты, павлин! Сидит, закинув ногу на ногу, в белых кожаных штанах и чёрной рубашке, расстёгнутой до живота. Эдакий мачо. Волосы его, лихо зачёсанные наверх, блестели от обилия укладочных средств. Сверкая зубами, Джерри отвечал на вопросы ведущей. Она шутила и кокетничала, что у Фэр вызвало тошноту. Учитывая, что Флор — бывший мужчина, наблюдать за этим было гадко. Но Джерри общался с ней, как с обычной женщиной, сыпя комплиментами по поводу её платья и причёски.
— Мама, это ж ведь он, — подала голос Вирхиния. — Тот самый Джерри, про которого я тебе рассказывала.
— Да ладно? — тётя Фели прибавила громкость. — Так он же это, прям красавец!
— А я о чём говорила?
Агустина хмуро пялилась в экран. Фэр заметила, как она бросила недобрый взгляд на Вирхинию. Маргарита продолжала бубнить, но её никто не слушал — все смотрели телевизор. Сердце Фернанды пропускало глухие удары всякий раз, как холёную физиономию Джерри показывали крупным планом.
— По-моему переборщили с макияжем, — заметила она. — Столько штукатурки, она, того и гляди, посыпется. Он похож на манекен.
Тётя Фели и Вирхиния недовольно зашикали, давая понять, чтобы она умолкла. Интервью Фэр не понравилось. Шоу и есть шоу. Джерри говорил длинно и путано, красивыми литературными фразами, рассуждая о любви, о смысле жизни, о своих принципах и ценностях, которых в реальности у него не было (так казалось Фэр). В общем врал безбожно. Но дамы разомлели. Даже тётя Фели.
— Отличный у меня будущий зять! — воскликнула она, потирая ручки. — Мне нравится! У тебя хороший вкус, дочка!
— Кто-то выжил из ума, раз им мерещится популярный певец в зятьях, — хохотнув, Маргарита принялась убирать со стола — никто не заметил, как ужин закончился.
— Зря смеешься, Марго, ох, зря. Потом не завидуй и не жалуйся, что тебя не пригласили на свадьбу, — парировала Вирхиния.
Маргарита, продолжая хихикать, унесла грязные тарелки в кухню. Агустина пялилась в экран. Глянув на неё, Фэр усекла, что она ревёт. Чокнулась! Дался всем этот Джерри, ей богу! Что они все в нём нашли?
— Да, совсем скоро я женюсь, — на эту фразу Джерри Вирхиния и тётя Фели переглянулись. И обе приосанились.
— Ничего себе! — изумилась Флор де Ла Ви. — А раньше ты говорил, что не создан для брака. Чем же занимается твоя невеста?
— Она фотомодель. Её зовут Джемма, она итальянка, родилась в прекрасном городе Венеции, — сообщил Джерри весело.
— Красивая?
— Безумно! — он улыбнулся во весь рот. — Мы полюбили друг друга с первого взгляда.
— Ох, я бы хотела познакомиться с ней лично! Ты должен в следующий раз привести её с собой на моё шоу, — манерно вещала Флор. — Так хочется увидеть, что за девушка покорила твоё свободолюбивое сердце. Должно быть, это стоило ей немалых усилий!
— А почему он сказал, что его невеста фотомодель по имени Джемма? — стукнула кулаком по столу тётя Фели.
— Откуда я знаю, мама? Эти звёзды такие странные! — фыркнула Вирхиния.
— Ты представилась ему Джеммой или это не про тебя? — не унималась тётя.
— Видимо, не про меня, — взгрустнулось Вирхинии.
— Это интервью снималось раньше, чем ты с ним познакомилась, — сквозь зубы процедила Фэр.
— Вот бабник! Ну ничего, невесту можно и ликвидировать, — успокоительно похлопала дочь по спине тётя. — Я возьмусь за это дело, можешь на меня положиться!
— Для меня любовь — самое главное в жизни, — рассказывал Джерри. — Без любви нельзя жить, но ты это понимаешь, только когда встречаешь ту самую, настоящую любовь. А пока этого не произошло, она кажется мифом, пустым звуком. Поэтому я желаю всем телезрителям встретить свою истинную любовь. А тем, кто встретил, беречь и не отпускать её! — и сверкнул глазами в камеру.
— Ганс Христиан Андерсен местного разлива! — схватив пульт, Фернанда нажала кнопку «выкл».
— Ты зачем выключила? Мы же смотрим! — возмутилась тётя Фели, отбирая у неё пульт и включая телевизор обратно.
— Я не люблю сказки! — Фэр покинула комнату. Если она останется ещё слушать этот бред, она точно разобьёт телевизор.
Ночь Фернанда провела бессонную, так и не дождавшись весточки от Джерри. Но его наштукатуренная физиономия маячила перед глазами, и Фэр решила завтра наведаться к нему. Она не станет требовать объяснений, извинений и устраивать сцены. Швырнет ему в лицо его покупочки из бутика, скажет, что их договор закончен, и уйдёт задрав нос. Да, так и сделает! Хватит терпеть издевательства!
Уснула Фернанда к утру и проспала до полудня. Разбудила её Вирхиния, ворвавшаяся в спальню без спроса.
— Как ты посмела, мерзавка?! Я тебе сейчас волосы повыдергиваю! — она угрожающе размахивала каким-то журналом.
Бросив его в угол, Вирхиния кинулась в драку, упав к кузине на кровать. Но у Фэр реакция была молниеносной. Живо сбросив Вирхинию, она заломила ей руки — приёмы самообороны, которым её учили в Университете федеральной полиции, бесследно не прошли. Вирхиния мигом сдалась.
— Ты чего цирк устраиваешь?! — Фернанда отпустила кузину; та села на пол, упершись спиной в кровать.
— А то, что ты мерзавка! Ты хочешь украсть у меня жениха! — слёзно выпалила она.
— Чего? Какого жениха? — взяв расчёску, Фэр начала причёсывать волосы.
— Такого. Джерри Анселми — мой будущий муж, а ты лезешь к нему, представляешься другим именем и фоткаешься с ним. Вот, полюбуйся! Бесстыжая! — Вирхиния зашвырнула в Фернанду журналом.
Это был «Карас». На глянцевой обложке его красовалось их совместное с Джерри фото, снятое на показе мод. Лицо ей, конечно, отфотошопили, но платье сидело красиво. И с Джерри они смотрелись, как пара из кинофильма.
— А классно я вышла! — сказала Фэр, листая журнал до нужной страницы. — Думала, получусь паршивенько.
— Классно? Это ты называешь классно? Да ты страхолюдина, а ещё лезешь к моему мужу! — Вирхиния хлюпнула носом.
— Какому мужу? Не смеши меня, детка, а то я лопну! — Фернанда открыла страницу со статьей. Ничего нового — слова Джерри журналисты вроде не переврали. Фотографии красивые. Даже те, что с поцелуями. У неё и помада не размазалась.
— Такому! Он мой будущий муж! Ясно? Даже мама уже готовится к свадьбе! А ты хочешь мне помешать. Но ничего не выйдет, так и знай! Он любит меня! — Вирхиния встала и ушла, громко долбанув дверью — похоже, её задели насмешки Фэр.
— Никого он не любит, детка, кроме себя! — гаркнула Фернанда ей вслед. Но Вирхиния, наверное, уже не слышала.
Так как завтрак Фэр проспала, то перекусила на кухне, выслушивая сетования Маргариты. Та, готовя обед, жаловалась на Агустину, что так и сидела на диете и получала неуды в школе. Затем перешла на Барби — бесхозная, она крутилась под ногами, и Маргарита дважды чуть не отдавила ей лапы. Оказалось, тётя Фели и Вирхиния куда-то ушли. Впервые тётя не взяла Барби с собой (обычно она таскала её даже в супермаркет). Фернанде это не понравилось — тётя явно что-то затеяла.
После обеда Фэр занялась упаковкой платья — сложила его в фирменный пакет, к нему присоединила туфли и бусы. Все вернёт. Не нужны ей его подарочки! Она долго обшаривала дом в поисках планшета — тот куда-то запропастился. Нашла его под тахтой в коридоре второго этажа. Включенным. Странно… Во-первых, планшет она всегда выключает. Во-вторых, как он мог оказаться под тахтой? Она тут никогда не сидела! И на экране красовались смачные отпечатки чьих-то пальцев. А вчера она протирала его перед сном. Всё ясно, кто-то лазил в её планшете и кинул его где попало. Но кто? Тётя Фели — исключено, она и ноутбук с трудом освоила. Маргарита? Навряд-ли, та тоже с техникой была на вы, и в гаджеты не лезла, боясь их сломать. Агустина? Возможно. Но зачем? Вирхиния… Тоже возможно. Интересно, что они там искали?
Фэр не успела подумать и сопоставить факты и улики — в пять вечера у неё зазвонил телефон. Неужели Джерри? Она не ожидала от себя такой прыти — вскочила и, перепрыгнув через стул, ринулась к телефону.
Разочарование было так велико, что Фернанда зарычала, прочитав на дисплее имя комиссара Гальяно. Этому-то что надо?
— Алло!
— Фернанда Ривас, добрый вечер! — раскатисто поприветствовал её комиссар.
— Добрый.
— Лукресия Фелисидад Сантойя и Мария Вирхиния Сантойя… тебе о чём-нибудь говорят эти имена? — в лоб спросил он, хотя обычно начинал издалека.
— Ну да, — Фэр сглотнула, вспомнив, что тётя Фели и Вирхиния ушли в обед и не вернулись до сих пор. — Это мои… тётя и кузина. С ними что-то случилось, комиссар? — встревожилась она.
— Случилось! Ещё как случилось! — нервно воскликнул он. — Эти дамы после того, как их арестовали, разгромили мне всё отделение. Немедленно приезжай! И привези их удостоверения личности!
— Как арестовали? — разинула рот Фэр. — За что???
Но комиссар уже повесил трубку.
====== Глава 17. Двойной облом ======
Фэр не сказала Маргарите, что тётя Фели и Вирхиния в полиции, решив сперва выяснить в чём дело. Пошарив в их комнатах, она нашла их удостоверения личностей, оседлала «Дьявола» и рванула в отделение. Хотела ведь Джерри отдать подарочки, но придётся вызволять этих двух идиоток. Что они ещё натворили? Совсем спятили!
У входа в комиссариат она столкнулась с Берни, который так был рад её видеть, что начал заикаться. Попытки Фэр узнать у него о тёте и кузине потерпели фиаско — она и слова не поняла из того, что он наплёл.
В кабинете комиссар находился один. Вытерев платочком лоб, он пожал Фернанде руку и велел ей сесть в кресло. Напоил минеральной водой, объяснив, что разговор будет долгим.
— Так за что арестовали моих родственниц? — она протянула комиссару документы тёти и кузины.
— За вторжение в частную собственность. Спасибо, Гонсалес, — поблагодарил комиссар капрала, что принёс внешний жёсткий диск. — Это записи с камер видеонаблюдения, — объяснил он. — Вот сейчас мы и увидим, что именно натворили эти дамочки, — весело болтал комиссар, подсоединяя жёсткий диск к компьютеру.
— А где они сейчас?
— В камере сидят. Они уже с четырёх часов тут, кудахчут, как надоедливые попугаихи, и требуют встречи с президентом. Я бы их отпустил, потому что они меня допекли, но, во-первых, у них не было документов; во-вторых, они совершили преступление. Ну-ка, сеньорита Ривас, запусти-ка эту адскую машинку, — велел комиссар, когда компьютер завис от его манипуляций. — Никак не могу разобраться чего там к чему. Придумают же!
Когда Фэр компьютер перезагрузила, видео благополучно включилось. Они с комиссаром разместились у монитора и уставились в экран.
Фернанда мигом узнала небоскреб в Пуэрто Мадеро и маячившие рядом с ним фигуры Вирхинии и тёти Фели. Теперь ясно, куда они ходили — домой к Джерри. Где же они адрес раздобыли? Тут её осенило. Пожалуй, это Вирхиния ковырялась в её планшете — там сохранены адреса и телефоны многих людей.
А на мониторе происходило зрелище круче любого блокбастера. Усадив Вирхинию на скамейку и всучив ей баулы с чем-то, тётя Фели постучала в дверь. Консьерж, позёвывая, высунул голову в окно.
— Что вам угодно, сеньора?
— Привет, бамбино! — радостно воскликнула тётя. — Я приехать из Италии, я не местный. Моей дочери муж должна жить здесь, — затараторила она на ломаном языке.
— А, и как зовут вашего зятя?
— Джерри Анселми!
Сеньор Феликс почесал затылок.
— Значит, вы, сеньора, мать жены мистера Джерри?
— Правильно! Мать! Я мать! — закивала тётя Фели.
— Он не говорил, что вы приедете.
Эта фраза поставила тётю в тупик. Но ненадолго.
— А я не предупреждать о приезде! — сообразила она. — Я устраивать сюрприз!
— Понимаю, — сеньор Феликс скептически оглядел её — наряд тёти состоял из пальто с лисьим мехом и соломенной шляпы с цветочками. — Но я не просто так здесь сижу, сеньора. Я не могу впускать кого попало. А вы хотите, чтобы я поверил вам на слово.
— Вы меня обижать! — негодовала тётя Фели, тряся кулачками. — Я разве ж похожа на преступника? Я есть сеньора! Я иметь три виллы в Италии и свой зоопарк! — сочиняла она. — Я приехать к своему зять! Я хочу закатить сюрприз, а вы меня оскорблять! — и тётя обиженно поджала губы.
— Но мистера Джерри сейчас нет. Там только Нанси, его домработница.
— О, прекрасно! Потрясающе! Домработница нам нужна. Будет помогать готовить обед. Открывайте же дверь, а то мне жарко! И я с дороги устать. Поезд из Италии идти долго.
— Поезд? — нахмурился сеньор Феликс. — Не знал, что поезда научились переплывать океан.
Тётя Фели невинно похлопала глазами, сообразив, что допустила ошибку.
— Ах, бамбино! Вы есть дурачок! — кокетливо взмахнула она рукой. — Я шутить! А вы шуток не понимать. На корабле, я плыть на корабле!
Консьерж впустил её в дом, и она потащила Вирхинию и три баула за собой.
— А это ещё кто? — преградил им дорогу сеньор Феликс.
— Как кто? Это моя дочь!
— Ах, значит, у сеньоры есть сестра? Я не знал.
— Теперь ты знать, бамбино!
— А это ваш багаж? — не унимался консьерж, тыча пальцем в баулы. Вирхиния молчала как рыба.
— Ну, а как без багажа? Но половина его оставаться в аэропорту, — тётя Фели прямиком намылилась к лифту. — Скажи мне, бамбино, а этаж какой, я забыть?
— Сороковой. А почему ваш багаж остался в аэропорту? Вы же приплыли на корабле!
— Тьфу, — сплюнула тётя. — Какой ты надоедливый, бамбино! На корабле я доплыть до Уругвая. А оттуда я прилететь на вертолёте. И оставить половину вещей в камере хранения. Они приехать позже.
В эту секунду прибыл лифт и тётя с Вирхинией с грохотом туда загрузились.
— Салют, бамбино! Я обязательно заглянуть к тебе вечерком. Выпить по рюмочке чая! — тётя Фели подмигнула консьержу, и дверь лифта закрылась.
Фэр была возмущена. Вот прошмандовки! Да, с такой бдительностью любые преступники влезут в дом. Этого консьержа надо гнать за профнепригодность. Но Фернанда ошиблась — Джерри не зря говорил, что мимо сеньора Феликса комар не пролетит. Когда лифт уехал наверх, консьерж подбежал к телефону.
— Алло! Мистер Джерри, это Феликс звонит, ваш консьерж. Тут к вам гости. Ваша тёща и её дочь. Что? У вас нет тёщи? Вот клюшка, надула меня! Говорит, из Италии приехала! Ага, ага… Сказать Нанси, чтобы уходила из квартиры и вызвать полицию? О’кей! — сеньор Феликс повесил трубку и набрал другой номер: — Алло, полиция…
Камеры видеонаблюдения стояли во всём доме, на каждой лестничной клетке. Они подробно засняли, как Вирхиния и тётя Фели, покинув лифт, волоком дотащили баулы до входа в квартиру.
— Мама, чего ты туда напихала? — спросила Вирхиния шёпотом.
— Как чего? Продукты! Индейку, фруктики, шашлычок. У нас же ужин знакомства с будущим зятем! Главное, чтобы тесто не убежало. А ещё я взяла пижамы, халаты, тапочки и надувной матрац.
— Зачем?
— Как зачем? А если мы останемся на ночь? Вдруг тут нет ещё одной кровати. Я не хочу спать голая и на полу!
— А как мы попадём в квартиру, мама? У нас же нет ключей!
— Этот тип на входе сказал, что в квартире домработница. Она нам и откроет. Эх, ты, разиня, чем ты слушала?
Не найдя звонка, тётя Фели забарабанила в дверь кулаками. На стук вышла девушка, одетая в джинсы и футболку.
— Здрасти! — кивнула тётя, пальцем запихивая выбившиеся из-под шляпы волосы.
— Здравствуйте, а вы кто?
— Мы приехать из Италии. Я есть мать! То есть тёща сеньора Джерри Анселми. А это моя дочь!
— А… — девушка немного растерялась. — Мистер Джерри не предупредил о вашем приезде. Ну проходите, — она пригласила их внутрь.
В квартире стояла своя система видеонаблюдения и запись оттуда была чётче.
— А вы кто такая? — тётя Фели хмуро оглядела девушку. — Что вы делать в квартире моего зять? Поди вы есть любовница.
— Ну что вы, сеньора! — запротестовала девушка. — Меня зовут Нанси. Я здесь работаю, помогаю мистеру Джерри по хозяйству.
— Стало быть, служанка, — пренебрежительно бросила тётя. Фэр изумил её властный тон. И откуда это взялось? Похоже, тётя насмотрелась сериалов.
— Значит так, служанка. Во-первых, снять с меня пальто, — она разделась, и Нанси, молча повесила пальто на вешалку в прихожей. — Во-вторых, где это видано, чтобы служанка ходить по дому в джинсах? Кто тебя воспитывать? Где есть твоя форма?
— Мистер Джерри против, чтобы я носила форму, — ответила Нанси, поджав губы. — Я не служанка, сеньора. Я помощница по хозяйству.
— Какая разница? — отмахнулась тётя Фели, вплывая в гостиную.
— Мне — никакой, я прихожу сюда работать и получаю зарплату. Это такая же профессия, как и другие. Быть домработницей гораздо честнее, чем воровать, убивать или заниматься проституцией. Но если мистер Джерри услышит от вас слово «служанка», не думаю, что он его оценит.
Фэр хоть и видела Нанси впервые, почувствовала к ней уважение. Молодец, девица! Отпор дать может. И правильно — тётя Фели совсем ополоумела.
— Ну ничего, милочка! Я скоро тут всё поменять! Я смотрю, мой зятёк прислугу распустить. И она обнаглеть!
— Чёрт возьми! — громко выругалась Вирхиния, чуть не наступив на Дамаса. — Лезет тут под ноги!
— Ещё и кошки в доме! Фи! Кошку придётся ликвидировать, иначе она Барби покусать, — брякнула тётя Фели.
В этот момент зазвонил телефон. Нанси взяла трубку, поговорила с минуту.
— Мистер Джерри велел мне сходить магазин и купить его любимый сыр, — сказала Нанси. — Я надеюсь, я вам не нужна и могу отлучиться?
— Иди, Дэнси, иди, не болтайся под ногами, — снисходительно разрешила тётя.
Та нырнула в соседнюю комнату. Вышла быстро, звеня связкой ключей, и покинула квартиру, прихватив с собой и Дамаса.
Чем больше Фэр наблюдала за Нанси, тем сильнее она ей импонировала. Девушка двигалась бесшумно, и в этом было её преимущество — наглые, но безалаберные гости, которые, осматривая интерьер, прикидывали, как они будут здесь жить, не заметили: Нанси что-то подкрутила в замке. Выйдя, заперла квартиру снаружи, нажав на кнопку в ключе. Шустрая девица!
Вирхиния изучала спальню и мылась в джакузи, готовясь к встрече с Джерри, а тётя Фели хозяйничала в кухне. Она готовила индюшку в апельсинах и нанизывала мясо на шампуры. Взбивала сливки и раскатывала тесто, которое всё-таки вылезло из сумки, отчего ту пришлось списать в утиль. А ещё тётя долго возмущалась: почему в доме нет ни одного ножа. Ладно хоть свой притащила.
Пока жарилась индюшка, а в холодильнике охлаждался торт, тётя Фели пошла искать мусорку. Не найдя её, решила выйти из квартиры. Но только она тронула дверь, как раздалась сирена. И погас свет. Визг сигнализации был таким, что тётя отползла в гостиную на корточках.
— Мама, что происходит?! — заорала Вирхиния сверху. — Почему всё орёт и вырубился свет?
— Кажется, мы влипли! Пора нам валить отсюда, пока не приехала полиция.
— Это ещё почему? А как же наш семейный ужин? — Вирхиния на ощупь спустилась по лестнице. Сигнализация заунывно пиликала на все голоса.
— Думаю, никакого ужина не будет. Мы забыли отключить сигнализацию, — вздохнула тётя Фели. — Как я могла так опростоволоситься? Я же столько раз глядела фильмы про шпионов! Всегда надо сначала отключать сигнализацию, а потом приступать к осуществлению планов. Короче, поздравляю тебя, Мария Вирхиния Сантойя! План А с треском провалился.
— А Бэ? — с надеждой спросила Вирхиния.
— Попробуем свалить через крышу! — огорошила её тётя Фели.
— А как же моё замужество?
— Это уже план Цэ! Пошли!
Тётя первая полезла по лестнице на четвереньках, щупая ступеньки руками, но тут включился свет.
Дамы остановились в нерешительности и переглянулись — снаружи кто-то открыл дверь ключом.
— Ну всё, нам крышка! — визгнула тётя. — Надеюсь, мы попадём в одну тюрьму.
— В тюрьму? Но я не хочу в тюрьму! — запаниковала Вирхиния, поправляя на себе полотенце — всё, что было на ней из одежды. — От кого я там буду рожать?
В квартиру вошёл Джерри. Один, без полиции, что тётю Фели крайне обрадовало.
— Здравствуй, дорогой зятёк! — вскрикнула она, когда Джерри оказался в гостиной.
Он не выглядел удивлённым, скорее готовым к бою. Впритык Джерри уставился на женщин. Одна была одета в розовое вечернее платье с пайетками, а другая завернута в банное полотенце.
— Ну? И кто вы такие? — ровным голосом спросил он. — Что вы делаете в моём доме? Кто вам позволил сюда зайти?
— Твоя служанка, — сказала Вирхиния. — Ты разве меня не помнишь, милый? Мы с тобой позавчера так любили друг друга!
— У меня нет служанок! — отрезал он. — Тебя я помню. А это кто? — Джерри ткнул пальцем в тётю Фели.
— Это мама моя, — заискивала Вирхиния, поправляя полотенце,которое так и норовило съехать с груди.
Тётя Фели по-дурацки улыбалась, кивая головой как болванчик.
— А я ж его видала! Он был у нас дома, и я даже взяла у него автограф, — вспомнила она.
— Вам нужны автографы? — притворно-смиренным голосом спросил Джерри. — Сегодня я их не раздаю. Так что можете быть свободны.
— Но мы пришли устроить семейный ужин, — объяснила тётя.
— Замечательно! А я тут причём?
— Ну нам же надо познакомиться!
— Милая дама, и зачем же мне знакомиться с вами, можно спросить?
— Ка-а-ак зачем? — ахнула Вирхиния. — Мы же поженимся. Это логично, что ты должен познакомиться с моей мамой.
— Что-что? Поженимся? — Джерри так расхохотался, что подскользнулся. — Я не пойму, ты или дура, или нахалка, или всё сразу.
— Затёк, ты ещё не мой зять, а уже обзываешь мою дочь! Куда это годится? — взбунтовалась тётя Фели.
— Вы, я гляжу, нисколько не умнее своей дочери, — парировал Джерри.
— Но после того, что было между нами, милый, мы должны создать новую ячейку общества! — жалобно прогнусавила Вирхиния.
— Позволь спросить, что же такого между нами было, — усмехнулся Джерри, — что привело тебя к мысли, будто ты вправе покушаться на мою свободу?
— Позавчера мы любили друг друга, как Ромео и Джульетта! — поведение Вирхинии всё больше Фэр изумляло. Какой же беспардонный человек!
— Да? Милочка, а ты меня спросить не забыла? Любили её. Я тебя лишь подвёз до дома, — Джерри не повышал голоса, но тон был ледяной. Тётя Фели и Вирхиния попятились, когда он, скрестив на груди руки, приблизился к ним. — Может, это я на шею к тебе вешался? Или это я раздевался прямо в машине? Я же тебе объяснил, куда тебе идти. А ты снова ко мне лезешь.
— Но, милый, ты же не отказался меня подвезти, — пролепетала Вирхиния.
— И что? Ты считаешь, это автоматически означает любовь до гроба? И можно бежать знакомиться с мамой? Да ты больна в край! Я бы вам посоветовал, сеньора, — обратился он к тёте Фели, — показать свою дочь врачу. Ей надо кукушку поставить на место.
— А зачем вы посадили её в машину, если не собираетесь жениться? — вознегодовала тётя, сжимая кулачки. — Соблазнил и бросил, так выходит?
— Молчать! — приказал Джерри грубо. Тётя вмиг заткнулась, а Вирхиния вытаращила глаза. — Мне надоело слушать бред. Хочешь узнать, зачем я тебя подвёз? О’кей. Жаждал, чтобы некоторые на своей шкуре ощутили приятность ситуации, которую они сами создали, — Фэр напряглась. — Каково, а? Ты идёшь на мероприятие с женщиной, но вдруг она встречает своих родственников, вынуждает тебя развлекать их весь вечер и ещё заигрывает с неким типом. Этот чванливый банкир, что считает себя уникумом, твой жених, не так ли? Ты пришла с ним, но полезла ко мне. А твоя кузина, придя со мной, полезла к нему. Видно, в вашей семейке так заведено. Интересно, а твоему женишку это понравилось? Или я один такой псих, который не выносит, когда им пренебрегают? Ты думала, я хочу с тобой переспать? Извини, но ты ошиблась, май дарлинг. Я не сплю со шлюхами, а кто ты есть, видно издалека.
Если бы Джерри орал, было бы ясно — он разозлился. Но голос его звучал холодно и ровно, и Фэр не понимала его эмоций. Зато до неё дошло: Джерри, уехав с Вирхинией, отомстил ей и Амадо за задетое самолюбие. Неужели она так глупо себя вела, что ему показалось, будто она кокетничает с Амадо? Но это было не так! Она уделила Амадо внимание из вежливости. Только и всего. Джерри — эгоист, мнит себя королём и считает её своей собственностью, хотя между ними была только пара фальшивых поцелуев.
С монитора в эту секунду раздались крики — тётя и Вирхиния истошно завопили, когда Джерри, схватив их под локти, вышвырнул из квартиры.
— Приятно было познакомиться, до свидания! — и захлопнул дверь им в лица.
Они переглянулись.
— Это облом, — вздохнула Вирхиния, ёжась под мокрым полотенцем.
— Я бы сказала обломинго! — добавила тётя.
Но больше они ничего не успели — их окружили копы.
— Стоять! Вы арестованы за вторжение в частную собственность! Вы можете не давать показаний против себя, — полицейские защёлкнули наручники на запястьях у женщин.
— Это произвол! — орала тётя Фели, пока её вели к лифту. — Я буду жаловаться президенту! Мою дочь соблазнили и кинули! Я пришла требовать справедливости и взывать к совести будущего зятя, но меня арестовали, как будто я преступница! Это беспредел!
Вирхиния рыдала, давя на жалость. Копы не реагировали. У машины тётя Фели попыталась брякнуться в обморок, но её быстро растолкали, сообщив, что притворство её не спасёт — эти уловки полицейские знают наизусть.
Фернанда не знала, смеяться или злиться. Растрёпанная тётя, машущая кулачком из полицейской машины, и Вирхиния в одном полотенце выглядели забавно. Но эти дуры опозорили её на весь комиссариат и главное — перед Джерри. Теперь он убеждён, что у них семейка полоумных.
— Ну, каково зрелище, а? — хихикая, комиссар выключил компьютер.
Фэр промолчала. Тётя и кузина влипли. Влипли крупно — вторглись в чужую квартиру и ещё там хозяйничали. Вирхиния даже в джакузи мылась. Как их отмазывать Фернанда не представляла.
— И что же делать, комиссар? — выдохнула она.
— То, что они совершили, — это серьёзно. Ты сама видела. Только хозяин квартиры может повлиять на ситуацию и не давать ход делу. Или им светит реальный срок.
Замкнутый круг. Снова она в руках у Джерри. Что ж такое-то? Никак этот тип не уйдёт из её жизни. Но оставлять Вирхинию и тётю в беде нельзя. Да, мозгов у них — кот наплакал, но не в тюрьму же их сажать. Проучить и хватит с них. Придётся просить Джерри сменить гнев на милость. И наверняка он потребует что-то взамен…
Тут дверь в кабинет открылась. Вошли четверо: доктор Элио Алвес — адвокат, сеньор Феликс — консьерж, Нанси — домработница Джерри, и сам Джерри. Они поприветствовали комиссара, пожав ему руку.
Фернанда рассвирепела, когда Джерри, бросив на неё высокомерный взгляд, сделал вид, что её здесь нет.
Диалог с ним и его сопровождающими долго не продлился. Они подписали свои показания, а комиссар пояснил, что вызовет их, если будет необходимость. А ещё Джерри принёс вещи тёти Фели и Вирхинии, которые те забыли в его квартире.
— Еду, что они наготовили, я скормил нищим в парке, — зачем-то доложил Джерри. Явно, чтобы похвалиться своей добротой. — Надеюсь, там не было яда. А если был, значит, я правильно сделал, что не накормил этим животных.
— Да ты сама святость, Джерри Анселми! Людей готов оболгать, отравить или упечь за решётку, а над животными трясёшься. Двойные стандарты? — не удержалась Фернанда.
— Да, у меня двойные стандарты, — не стал спорить он. — Животные умнее и добрее многих людей. Правда жизни, увы.
Не прощаясь, Джерри и его свита покинули помещение.
— Думаю, ты понимаешь, сеньорита Ривас, что дело серьёзное, — молвил комиссар, когда дверь закрылась. — Но если ты убедишь Анселми забрать заявление, шанс, что эта история обойдётся без последствий, хороший. Поговори с ним. Сейчас, — подсказал комиссар.
Фэр давно хотела с Джерри объясниться. Пожав комиссару руку, она вылетела из кабинета. Джерри застала на улице у авто. Одного. Свита его, похоже, уехала.
— Джерри! Джерри, погоди!
Он обернулся. Смерил её суровым взглядом. Дождался, когда она подойдёт.
— Чего ты хочешь, мисс инспектор?
— Нам надо поговорить.
— Я считаю, что это бессмысленное занятие.
— А я считаю, что ты упрямее осла! — не сдавалась Фернанда.
— До свидания, мисс бывший инспектор! — Джерри попытался сесть в машину, но Фэр вцепилась ему в локоть.
— Нет уж, Джерри Анселми, раз мы встретились, без объяснений ты не уйдёшь. У меня несколько дней язык чешется! Если ты тронешься с места, я кинусь тебе под колёса и скажу всем, что ты хотел меня убить. И ты окажешься в тюрьме!
— О’кей! — закатил он глаза. — Прошу, — Джерри открыл перед Фэр дверцу авто.
Она молча села внутрь, он — за руль, и они отъехали от комиссариата.
— Я тебя слушаю.
— Ты должен оставить в покое моих тётю и кузину. Они же могут попасть в тюрьму! — взяла Фернанда быка за рога.
— О, гхош! Какая наглость, уму непостижимо! — вскинул он голову. — Да я жажду, чтобы эти две туда попали. Они совершили преступление — проникли в мою квартиру обманом и там хозяйничали. По-твоему оснований требовать для них наказания у меня нет, а, мисс бывший инспектор?
— Есть, — подтвердила Фэр. — Да, они вели себя плохо, они взбалмошные и иногда не думают о последствиях…
— Ничего, посидят в тюрьме и научатся думать.
— Какой ты жестокий, Джерри Анселми! Они лишь чуток похулиганили, никого не убили и ничего не украли.
— И что? — повёл он бровью. — Они вторглись в мой дом, и я хочу, чтобы они были наказаны. Ты же полицейская, мисс бывший инспектор, и должна быть на стороне закона.
— Ты прав, но это моя семья… Они натворили это не со зла, просто они немного чокнутые, — Фернанда покраснела. Наверное, Джерри и её считает ненормальной. — Кстати, ты сам дал Вирхинии повод.
Свернув во двор, Джерри резко остановил авто.
— Вот так новости! Это что же за повод я ей дал, чтобы она влезла в мой дом, и ещё мамашу приволокла?
— Позавчера ты катал её на машине!
— И что? Ты тоже сейчас у меня в машине. Завтра и ты полезешь ко мне в дом?
— Нет, но… но… ты хотел с ней переспать! И она считает, что имеет на тебя права.
— Имеет на меня права? Я разве вещь? — наморщил он лоб. — Я не собирался спать с этой идиоткой! Я высадил её, когда она потребовала, чтобы я немедленно сделал ей ребёнка, — он расхохотался. — Только она адресом ошиблась. На шлюх, которые жаждут залететь от знаменитости, у меня аллергия.
— Но ты её спровоцировал! — Фернанда прекрасно знала Вирхинию — той не нужен повод, чтобы залезть к кому-то в постель, а Джерри посадил её в машину. Вирхиния явно увидела в этом добровольное согласие на отцовство.
— Хм… И чем же я её спровоцировал? — ехидно спросил он.
— Тем, что подвёз. Давай начистоту. Ты меня обидел, когда уехал с Вирхинией. Сам затащил на показ мод и сам же бросил.
— Око за око, зуб за зуб, — Джерри высунулся в окно, рассматривая серенькую птичку, что прыгала на кусте мимозы.
— Ты думаешь, Джерри Анселми, мне было приятно, что ты уехал с моей кузиной?
Он скривил губы.
— Бедняжка, мисс бывший инспектор! Давайте её пожалеем! Она думает, мне понравилось, что она заигрывала с этим тормозом-банкиришкой, а я вынужден был весь вечер развлекать эту полоумную Вирхинию. Ненавижу, когда из меня делают клоуна! Поэтому я уехал и увёз Вирхинию, чтобы она не мешала тебе кокетничать с её женихом. Не сомневаюсь, ты и не заметила моё отсутствие, — он постучал кончиками пальцев по рулю. Лицо его как всегда было непроницаемым.
— Что ты несёшь? Да ты бредишь, Джерри Анселми! — Фэр помотала головой, словно муху отгоняя. — Я тебя искала, раз двадцать звонила, а ты не брал трубку. Ты поступил по-свински! Из-за своего задетого самолюбия! А я ничего плохого не сделала. Подумаешь, с Амадо поболтала. Я на него переключилась, потому что мне надоели твои друзья. Я устала быть манекеном!
— Ах, тебе стало ску-у-учно?! — издевательски протянул он. — Ну и как, ночка с нытиком тебя развеселила? Он умеет удовлетворять женщин или не способен даже на это?
Хлоп! Фэр с размаху шлёпнула Джерри по лицу и визгнула, когда он, вытянув руку, схватил её за шею. Прижал к спинке кресла.
— Никогда! Ты слышишь, никогда не смей поднимать на меня руку! Или я тебя задушу! Ты насквозь лживая, а я ненавижу ложь! Я это уже говорил. Я предупреждал. Так что катись! Пошла вон!
Выскочив из машины, он открыл дверь со стороны Фэр и вытащил девушку наружу. Сел обратно за руль.
— И передай своим родственникам, что они сядут в тюрьму надолго!
Джерри так газанул, что авто завизжало. Резко сдав назад, он рванул прочь. Да что же это? Какой чёрт в него вселился? Фэр оглядела незнакомый двор. Улица Мариано Морено. Ничего себе, куда этот Джерри Анселми её завёз! В другой стороне от дома!
Сев на ближайшую лавку, Фернанда разревелась. Да уж, на инспектора полиции она сейчас никак не похожа. Увидели бы её коллеги! Но Фэр было обидно. Накричал ни за что, схватил за шею и бросил в незнакомом месте.
Фернанда просидела на лавке около получаса. Она не могла успокоиться и даже отдубасила лавочку кулаками. И вдруг раздался визг тормозов. Она невольно подняла голову. Красный Феррари неподалёку развернулся мёртвой петлёй.
====== Глава 18. Алая лента ======
Фэр утёрла слёзы, когда Джерри вышел из авто и направился к ней. Схватив за руку, потащил за собой. Фернанда не возникала — ей польстило, что он вернулся. Да и на такси пиликать не хотелось.
Часть пути они ехали молча. Опухшая от слёз Фэр смотрела в окно.
— Я вернулся, потому что мы заключили договор, — нарушил тишину Джерри. — Или ты передумала возвращаться на работу?
Фернанда промолчала.
— Я с тобой разговариваю, мисс бывший инспектор. Ты меня слышишь? — он вёл себя спокойно, но Фэр решила ему наглядно показать, что обиделась. Вынула из рюкзака скотч и, оторвав полоску, демонстративно заклеила себе рот.
— Ах, вот как? Значит, мисс не хочет разговаривать? — выдавил он саркастически. — Ты меня чуть рогоносцем не выставила! Я объявил тебя невестой, а ты полезла к другому. Скажи спасибо, что об этом пресса не пронюхала. А сегодня твои родственники влезли в мой дом, и ты, вместо извинений, руками машешь, как боксёр на ринге. Интересное кино! Ты забыла кое-что, детка. Я — публичный человек и не желаю краснеть из-за тебя. Наверное, ты привыкла так обращаться с мужчинами: манипулировать, капризничать, врать, наставлять рога и распускать руки, но со мной это не катит. Если хочешь вернуться на работу, научись себя вести.
Фэр кое-как отлепила скотч от лица.
— Я ничего плохого не сделала, — буркнула она. — Я болтала с Амадо, потому что он — жених моей кузины. Они с Вирхинией сами подошли. Не могла же я отвернуться от них. Я ничем тебя не опозорила, Джерри Анселми. Когда ты обнимался и целовался с женщинами, с мужчинами и даже с трансами, я не закатывала тебе сцен. А ты по-моему заигрался. Мы жених и невеста понарошку, я не твоя собственность. Тем более повода я не давала. У меня и в мыслях не было кокетничать с женихом Вирхинии.
— Мерзкий тип! — прошипел Джерри. Такую ненависть из его уст Фэр слышала впервые.
— Так дело в Амадо, да? Не в том, что я кокетничала или не кокетничала. А в том, что это был Амадо! Будь на его месте другой, ты бы не заметил, даже если б я повисла на нём. Так?
Джерри нервно дёрнулся, сильнее вдавив педаль газа, но промолчал. И до Фэр дошло: она попала не в бровь, а в глаз.
— Не понимаю, что тебе сделал Амадо. Он неплохой человек.
— Он меня бесит, ясно?! — из глаз Джерри аж искры летели.
— Ты невыносим, Джерри Анселми! — вздохнула Фернанда. — Я не знаю, как с тобой ладить.
— Я невыносим, когда меня доводят, — мрачно сказал он. — Я могу долго копить эмоции, но если взорвусь, мало не покажется. И если ты ещё раз меня ударишь, останешься без рук. Я — публичный человек и моё лицо — это моя визитная карточка. Никогда больше не смей руками сучить!
— Подумаешь, пощёчина, — отмахнулась Фэр. — Я и ударила легонько.
— Если останутся следы, будешь оплачивать мне пластическую операцию, — добил Джерри.
— Одной больше, одной меньше… Тебе, я так подозреваю, не привыкать, — укусила Фернанда. — Да и шрамы украшают мужчину.
Он зыркнул так, что Фэр вжалась в кресло. Глазами Джерри выразил всё презрение, на какое был способен.
— Ещё слово, и ты пойдёшь пешком, Фернанда Ривас. Не можешь молчать, замотай рот скотчем ещё разок. Когда ты молчишь, выглядишь гораздо умнее.
Остаток пути они не разговаривали, но Джерри прекратил резко тормозить и стартовать на светофорах. Авто поехало мягко, и Фэр поняла, что гнев его утих. Открыла рот она, когда Джерри остановился у её дома.
— Ты успокоился? Может, теперь мы поговорим без оскорблений и упрёков?
— О чём?
— О ситуации с Вирхинией и тётей Фели.
— Я уже всё сказал. Я не хочу забирать заявление, даже не проси.
— Ну, Джерри, я знаю, ты зол на них. Но зачем сажать их тюрьму? Они чокнутые, но они не преступницы, — настойчиво уговаривала Фернанда. — Давай придумаем что-нибудь другое. Ну пожалуйста!
Джерри ухмыльнулся, но по-доброму — снова надел маску учтивого безразличия.
— И что ты предлагаешь, мисс инспектор?
— Ну… может, общественные работы? Да, это бы проучило их. Скажи адвокату, чтобы он настаивал на общественных работах. Пускай пометут улицы. Но тюрьмы они не заслужили, — Фэр говорила елейным голоском, чтобы растопить лёд. Кажется, не зря.
— Эти дуры испортили мне весь день, — вздохнул Джерри. — Звонок сеньора Феликса вытащил меня из студии звукозаписи. Пришлось остановить работу не только мою, но и других людей. Но так уж и быть, — смягчился он, — я пойду тебе навстречу. Но у меня будет условие.
— Какое? — насторожилась Фернанда.
— Хотя жених и невеста мы только понарошку, я предлагаю ненадолго об этом забыть.
— Э-э-э?
— Я хочу с тобой переспать, — выдал он прямо.
— Чего? — обалдела Фэр.
Нет, конечно, мужчины ей говорили: «Ты меня заводишь»; или: «Я тебя хочу»; и даже: «Давай займёмся любовью, крошка». Но чтобы так…
— Чего слышала. Я хочу с тобой переспать, — повторил Джерри. — Несколько часов жаркого секса меня вполне устроят. Потом я уговорю Алвеса заменить тюремное наказание общественными работами.
Фернанда в шоке хлопала глазами.
— Ты же говорил, Джерри Анселми, что секс со мной тебя не интересует. Посредственный секс или как там? Что-то изменилось?
— О, да! Изменилось! Сегодня ты вывела меня на эмоции, а это редко кому удаётся. Можешь собой гордиться, мисс инспектор. И мне стало любопытно: ты умеешь завести мужчину только воплями и пощёчинами или в постели тоже? — он многозначительно прищёлкнул языком.
— Вот твоя натура и вылезла, Джерри Анселми, — разочарованно сказала Фэр. — А я уж начала думать, что ты отличаешься от других мужчин тем, что не тащишь в кровать всё, что шевелится.
— Действительно не тащу, — улыбнулся он хищно. Похоже, ему нравилась двусмысленность этой ситуации. — Только выборочно. Ты — отдельный случай. Но я не настаиваю, я не буду тебя насиловать. Это должно быть добровольно. Я предлагаю сделку. Ты можешь либо согласиться, либо отказаться. Я дам тебе время. Пока думаешь, твои родственнички посидят в камере.
— Шантажист! — Фернанда выскочила из машины и побежала к дому, каблучки застучали по асфальту.
— Как надумаешь, позвони! — крикнул Джерри вслед.
Фэр была в бешенстве. Как он посмел? Как у него язык повернулся такое ляпнуть? Нет, она не ханжа и не наивная девственница, что падает в обморок при слове «секс». У неё есть опыт в отношениях с мужчинами. Конечно, не такой, как у Вирхинии, но всё же. А смутить её вообще сложно. Но Джерри всегда это удаётся. Наглец! Напрямую предложил кровать. Даже не попытался её соблазнить, поцеловать. Мнит себя неотразимым. Но чёрта-с два! Ишь чего захотел.
Фернанда рассказала о проделках тёти и кузины Маргарите с Агустиной. Те раскудахтались о полицейском беспределе и о том, что хозяина квартиры надо самого в тюрьму упечь. В этом Фернанда, злая на Джерри, была с ними солидарна. Однако пыл у всех поугас, когда физиономии тёти Фели и Вирхинии появились крупным планом в вечернем выпуске новостей.
— В дом популярного певца Джерри Анселми сегодня ворвались две незваные гостьи, — болтал с экрана любимый ведущий тёти Родольфо Барили. — Угрожая ножом консьержу, они требовали устроить им личную встречу с певцом. На место происшествия был вызван наряд полиции, который хулиганок задержал. Кто они — неугомонные фанатки или воровки-рецидивистки — следствием пока устанавливается.
Фернанда, Маргарита и Агустина долго сидели, открыв рты и глядя друг на друга, как вороны на заборе.
— А зачем они ножи-то взяли? — шёпотом спросила Маргарита.
— Ну, тётя разделывала индюшку, — объяснила Фэр.
— Но ведь консьерж — не индюшка! Зачем она угрожала ему ножом? Она совсем без мозгов? — не доходило до Маргариты.
— Она и правда без мозгов, но консьержу вроде не угрожала, — сказала Фернанда. — Это журналисты насочиняли для красоты. Надо же так всё переврать!
Фэр была уверена — Джерри сам стукнул прессе. Покривляться на камеру он шанса не упустит. Но ножи-то зачем было приписывать? Агус же была разгневана. Обозвав всех предателями, раз пошли к Джерри без неё, она убежала к себе и закрылась на ключ. Маргарита вопила, что тётя и Вирхиния опасны для общества и надо их оставить в тюрьме, пока они не прирезали ещё кого-нибудь. А Фэр только глаза закатывала. Ну и семейка!
Ночью она заснула быстро, но приснился ей Джерри. Полуголый он лежал на кровати с балдахином и хохотал, уверяя: Фернанда — страшная и фригидная. Повсюду валялись серебряные ножи и соломенные шляпки с цветочками, явно снятые с головы тёти Фели.
Утро хорошего настроения не подарило. Надо же, такая чушь приснилась! Но если вчера она была в ярости, то сегодня Фэр обуял страх. Джерри способен на всё. У него нет морали. А если он и её опозорит на ТВ, как Вирхинию и тётю Фели? Им-то до лампочки, они ещё и обрадуются, что стали знаменитыми, а у неё карьера.
В десять утра позвонила сама тётя Фели. Комиссар Гальяно, которого она достала до печёнок, разрешил ей связаться с семьёй. Тётя жаловалась, что в тюрьме плохо кормят, а в камере нет телевизора. И скандалила, требуя, чтобы её вызволили, иначе она умрёт, ведь в соседних камерах сидят бомжи и проститутки. Они сквернословят и воняют.
Днём Фэр поехала в комиссариат. При встрече Вирхиния хлюпала носом, голося, что Джерри — бессердечный монстр, но она любит его и всё простит. А Фернанда упрекнула её за ковыряние в планшете, но не рассказала о постельном предложении Джерри.
Тётя Фели, лохматая, без макияжа и маникюра, оптимизма не утратила. Спросила о самочувствии Барби и пригрозила: если сегодня их не выпустят, она сделает подкоп в камере. Вчера она уже пыталась распилить решётку пилочкой, но только ногти испортила.
— Мне терять нечего! — декларировала тётя, не реагируя на измученное лицо комиссара. — Я всё равно отсюда выберусь! Живая или мёртвая! Свободу будущей тёще телезвезды! — и топнула ножкой для убедительности.
Фэр было и жаль неугомонных дамочек, и смешно за ними наблюдать.
Вечером комиссар позвонил опять, сообщив: тётя Фели наглым образом попыталась сбежать. Когда им в камеру принесли ужин, она стукнула охранника подносом по голове и добежала аж до самого входа. Одна. Вирхиния дрыхла, и тётя не стала её будить, решив, что сбежать без дочери гораздо проще. Поймали тётю быстро. И теперь над ней висело ещё одно преступление — лёгкие телесные повреждения представителю власти (у побитого ею охранника обнаружили сотрясение мозга). Алвес грозился дать ход и этому делу, и комиссар заверил Фернанду, что единственный выход — полюбовно договориться с Джерри.
Фэр размышляла всю ночь. Сегодня мысль о близости с Джерри уже не казалась ей кощунственной. Ну, а что? Он относится к категории «дорогих» мужчин — красивых, хорошо одетых и вкуснопахнущих. Да и что лукавить, физически он её притягивает. Не такая уж и жертва. Наверняка ей даже понравится. Заодно выяснит, каков этот хвалёный секс-символ в действии. А ещё больше её увлекала мысль утереть нос Вирхинии. Пока та мечтает о детях от Джерри, Фернанда заберёт его себе. Серьёзные отношения ей не нужны, но почему не завести мини-романчик?
Утром Фэр решила Джерри позвонить — в ней ещё горела надежда, что он передумает.
— Ах, ты названиваешь, чтобы меня переубедить, мисс инспектор? — огорошил он сразу. — Да ты трусишь!
Фернанда чуть телефон ядом не заплевала.
— Не смей называть меня трусихой!
— Ты трусиха и есть. Я давно это понял. Высоты боишься, лестниц боишься, секса, оказывается, тоже боишься. Трусишка! Какой из тебя инспектор полиции? Ты и при виде мелкого воришки в обморок шлёпнешься! — и рассмеялся.
Если бы Фэр не была взбешена, она сообразила бы: он дразнит её специально. Но желание доказать, что она не трусиха, оказалось сильнее разума.
— Ладно, Джерри Анселми, твоя взяла! — выпалила Фернанда. — Я согласна на твои условия.
— Вот как? — тон его мгновенно изменился с шутливого на серьёзный.
— А чему ты удивляешься? Ты загнал меня в угол и недоволен?
— Я не загонял тебя в угол. Я предоставил тебе право выбора. За язык я тебя сейчас не тянул. Просто тебя бесит, что я говорю правду в лицо. Ну что ж, о’кей. Я заеду в девять вечера, — сказал Джерри холодно.
— Сегодня?
— Именно.
— Ладно, жду.
Чем ближе был час Икс, тем сильнее Фэр нервничала. Джерри развёл её, как овцу. Взял на слабо. Ну почему, почему она не может себя контролировать? Где бы этому научиться? Из-за своего гнева она вечно попадает в истории. Зря согласилась. Смахивает на проституцию — секс за услугу. Но… с другой стороны что она потеряет? Не девственность точно. Проведёт ночь в объятиях красивого мужчины. А моралью пренебрегать ей не впервой. Зато выручит этих сумасшедших из тюрьмы и утрёт нос Вирхинии. И докажет Джерри, что она не трусиха. Пусть выкусит!
Пошарив в шкафу, Фернанда выбрала чёрное облегающее мини-платье с глубоким декольте. Туфли на высоченных шпильках. И бельё надо подобрать — она должна быть во всеоружии. Покрутившись у зеркала, Фэр остановила выбор на чёрном лифе и кружевных шортиках. Приняла ванну, сделала эпиляцию, надухарилась и в девять часов спустилась вниз.
— И куда ты собралась вечером и в таком виде? — проворчала Маргарита, оглядывая сестру. Сидя в гостиной, вся в бигуди и с маской на лице, она читала журнал.
— Я уже взрослая девочка, Марго. Не надо меня контролировать, — строго ответила Фернанда. — У меня дела.
— Ясно какого свойства эти дела, — хмыкнула Маргарита цинично. — Ты даже не ужинала.
— Поужинать я ещё успею.
Через пять минут подъехал Джерри. Посигналил у входа. Фэр вышла на улицу под хихиканье сестры.
— Я и не сомневалась, что ты идёшь с мужчиной! Не забудь вернуться домой хотя бы утром!
Фернанда не поняла, оценил Джерри её наряд или нет — лицо его было каменным. На комплименты он поскупился — оглядел её, ухмыльнулся и раскрыл дверцу авто, отвесив театральный поклон.
У Фэр зуб на зуб не попадал от страха. Вот она влипла, так влипла! Но надо поучиться хладнокровию у Джерри. Сама виновата, нечего было вестись.
Пока ехали, он не проронил ни фразы. Тихо играло радио, а Фэр пялилась на профиль Джерри — высокомерно-изящный, как у принца с древних фресок.
Так же молча, обогнув спящих у забора девиц (по словам сеньора Феликса, это были неунывающие фанатки), Джерри довёл Фернанду до квартиры. Фэр была изумлена, когда оказалось, что он подготовился: расставил свечи и накрыл ужин в гостиной.
— Присаживайся, — односложно молвил Джерри, указывая на низкий столик.
Фэр села на раскиданные по полу подушки. Джерри зажёг свечи, раскупорил бутылку спиртного.
— Это «Оранж Биттер» — апельсиновый бренди, традиционный голландский напиток, — пояснил он. — Я ещё не привык обратно к местной кухне, поэтому ужин у нас по-голландски. Ты любишь морепродукты?
Фэр кивнула — она любила всякую еду при условии, что та была вкусной. Рассмотрела стол — ничего из ряда вон выходящего. Креветки, моллюски, мидии, устрицы, салат из рыбы-угря. И сырная нарезка — больше десятка различных видов сыра. На десерт был молочный пудинг с миндалём и карамелью и дроп — чёрный мармелад.
Ужинали они под музыку, которую Джерри обозвал как «инди-рок». Фэр не разбиралась в музыкальных направлениях, ей было до лампочки под какое пение есть. Она жутко нервничала. Для чего он тянет время? Быстрее начнут, быстрее закончат. Не хочется, чтобы это длилось всю ночь. Но Джерри не торопился. Он был не такой, как раньше, и выглядел отрешённо-натянутым. Вчера она вывела его на искренние эмоции, а теперь он снова в маске. Нельзя понять, о чём он думает, — это и есть главная опасность.
У Фернанды появилась мысль — хорошо бы его напоить. Он захмелеет, уснёт, а утром ничего не вспомнит. А она насвистит, что у них всё было. Но Джерри к алкоголю едва притронулся.
— Только не говори, что на спиртное у тебя тоже аллергия, — съязвила Фэр. — Почему ты не пьёшь?
— А ты хотела меня напоить, чтобы я вырубился? — мигом разгадал он её план. — Не выйдет, детка. Я не хмелею даже от лошадиной дозы. И вообще алкоголь я не люблю.
Когда музыка сменилась на романтичную, Джерри позвал Фернанду танцевать. И зачем чёрт дёрнул её сюда прийти? Может, стукнуть его по голове вазой и сбежать?
— Расслабься, май дарлинг, ты напряжена. А у нас впереди целая ночь, — зловеще шепнул Джерри, вплотную прижав Фэр к себе. — Не думай, что отделаешься пятнадцатью минутами. Я люблю долгий секс. Уверен, тебе понравится. На твоём месте желает побывать каждая вторая девушка, — он поиграл на её спине кончиками пальцев.
Фэр невольно затрепетала. Пальцы у него мягкие, гибкие, длинные. Он возбуждающе пахнет пачули и мускусом. И у него чудесный ласкающий голос…
Она поддалась, когда Джерри дотронулся губами до её шеи. Чуть прикусил подбородок, ухо, а ладони его скользнули по её плечам, по локтям и до запястий. Фернанда чувствовала, как превращается в расплавленный воск. Даже с Конрадом она такого не испытывала. Хоть и была влюблена в него, но могла себя контролировать и остановиться. С Джерри всё иначе. Но она же не влюблена в него? Не влюблена!
Фэр ждала поцелуев в губы. Настоящих, не таких, как на показе мод. Но Джерри и тут её продинамил. Дотронулся до её губ пальцем, слегка дунув ей на лицо. Схватил за руку и потянул вверх по лестнице. Привёл в спальню. Усадил на японскую кровать без ножек. Фэр уже не волновалась, но дёрнулась, когда на глаза ей упала алая шёлковая лента.
— Ты что делаешь?
— Завязываю тебе глаза. Расслабься, тебе понравится.
— Но я ничего не вижу! — взбунтовалась Фернанда. Она ненавидела чувствовать себя беспомощной, привыкнув контролировать любую, самую патовую ситуацию.
— Я этого и хочу. Я хочу, чтобы ты ловила ощущения не глазами, а кожей. Так приятнее.
Когда Джерри, стянув с неё платье, оставил в её одном белье, уложил на спину и легонько прошёлся языком по губам, Фэр испытала блаженство. Но Джерри медлил. Так и не целовал, лишь баловался, еле касаясь губами, языком и пальцами её щёк, губ, шеи и зоны декольте. Фернанда начала злиться. Ну что за человек? Он специально её дразнит. Вызывает желание, но далеко не заходит, распаляя, доводя до ручки.
Фэр попыталась взять быка за рога — запустила руку ему в волосы. Они оказались очень густыми, толстыми, жёсткими на ощупь. Джерри на миг поддался, уложив голову ей на живот и разрешив себя гладить, как кота по загривку, но стоило Фернанде расстегнуть ему ворот и коснуться груди, как он отпрянул.
— Спокойно, детка, я так не хочу.
— Как так? — не поняла Фэр.
— В этой игре командую я.
Фернанда и ахнуть не успела, как он, подняв её руки над головой, обмотал запястья второй лентой. Совсем легонько. Выпутаться было просто, но Фэр это раззадорило. Она приняла правила игры. Зато Джерри, наконец, поцеловал её так, что в висках застучало. Это было долго и медленно, точно он хотел высосать из неё кровь через рот. И вдруг отстранился. Фэр обиженно запыхтела.
— Хочешь ещё? — почти сев верхом, Джерри наклонился к её уху. — Если б ты не испортила моё впечатление о себе своими выходками, я бы заставил тебя пищать от удовольствия. Но сегодня — это последняя капля. Ты ничем не отличаешься от девиц, которые готовы на всё, стоит их поманить пальцем или немного припугнуть. Иди домой, Фернанда Ривас! Ты мне больше неинтересна, — он резко подался вверх. Фэр услышала шаги. Ушёл… Ушёл!
Она так оцепенела, что с минуту просто лежала на кровати. А затем её охватило бешенство. Быстро размотав руки, Фернанда стащила ленту с глаз. Что это было? Он точно не в себе. Или импотент, или гей, или извращенец. Или всё сразу.
Фэр живо натянула платье, но уйти, не сказав Джерри пару ласковых, не смогла. Поднялась наверх. На третьем этаже его не было, но открытое окно на потолке подсказало Фернанде, где находится её странный недолюбовник. Помявшись, она залезла на крышу. Джерри стоял у края, вплотную к балюстраде, и смотрел вдаль.
— Ты чего встал так близко к краю? Ты же упадёшь! — во весь голос гаркнула Фэр. Он не шелохнулся. — Джерри Анселми, объясни что происходит? Ты сам это затеял. Я тебя просила пожалеть моих родственников, а ты вздумал меня шантажировать. Я тебе уступила, пришла сюда, а ты опять передумал. Чего ты добиваешься?
— Я же тебе сказал, иди домой, — отозвался он тихо. — Продолжения не будет.
— Но почему?
Джерри обернулся. В зелёных глазах мелькнула досада.
— А ты хотела продолжения, Фернанда Ривас? Разве ты пришла не с целью купить свободу своим родственникам? Очередная сделка, за которую ты готова расплатиться натурой. Это тебе ничего не стоит, не так ли? Ты меня разочаровала. Мне казалось, у тебя есть мораль, через которую ты не переступишь. Поэтому мне было интересно за тобой наблюдать. Жаль, но я ошибся. Ты, как и другие, ради выгоды согласна на всё, — он горько усмехнулся. — Даже лечь в постель. И чем ты лучше обычной шлюхи, скажи мне? Она продаётся за деньги, ты — за услуги.
— Заткнись! Не смей меня оскорблять! — Фэр ударила кулаком по стеклянной стене. — А то полетишь с сорок третьего этажа, как кучка хлама. Ты же сам меня позвал!
— Это была проверка. На вшивость. Я хотел убедиться в твоей принципиальности. Убедился. Её у тебя нет. Проверку ты не прошла. Так что, Фернанда Ривас, иди к дьяволу! Оставь меня в покое!
— Так бы и сказал, что женщины тебя не интересуют. Я давно это подозревала! — гневно выпалила Фэр.
Он расхохотался, прямо-таки заржал.
— Мне неинтересно твоё мнение. А с людьми, которые не вызывают во мне интереса, я предпочитаю не общаться. Так что до свидания, мисс бывший инспектор. Несмотря на всё, я рад, что мы встретились. Я убедился, что все люди продаются и покупаются. И исключений нет.
— Видимо, единственное исключение — это ты, неповторимый и неподкупный моралист! — ядовито выплюнула Фернанда.
— Ошибаешься. Я тоже продаюсь. И покупаю. И покупаюсь. Я вообще дерьмо. Не обольщайся на мой счёт.
Фэр была взбешена. Не найдя слов, она ринулась к люку. Каков гад, а! Сам заманил её в ловушку и сам же обиделся. Поди импотент. А строит из себя мачо!
— Катись ты к чёрту, Джерри Анселми! — выкрикнула Фернанда, споткнувшись на пороге о кота. — И ты, зверь, тоже иди к чёрту!
Фэр захлопнула дверь снаружи. Дамас зевнул.
«Всегда одна и та же песня», — подумал он, лениво поведя ушами.
Фернанда провела бессонную ночь: то рыдала, то била кулаками подушку, обзывая Джерри разными словами. Он её унизил. Раскрутил на секс и выгнал. Хорошо, что до главного не дошло. Видеть она его больше не хочет. Никогда!
Но через два дня Фэр позвонил комиссар Гальяно, сообщив, что она может забрать тётю Фели и Вирхинию домой. Судья назначил женщинам наказание — три недели общественных работ. На ином ни Джерри, ни его адвокат не настояли.
====== Глава 19. Фанатка ======
Уже неделю Вирхиния и тётя Фели прятались от соседей — те так и норовили спросить: почему они ходят по улицам с мешками и метёлками. После того, как их физиономии показали в новостях, женщин узнавали и шутили над ними — такие старушки, а ведут себя, как малолетки. И если тётя Фели за слово «старушка» готова была плюнуть в глаз, то Вирхиния лишь уныло вздыхала: «Даже посторонние видят, что я старая, а у меня до сих пор нет детей».
В конце концов, тётя придумала обмотать лицо шарфом, а вскоре её перевели на другую общественную работу — чистить клетки в зоопарке. Вирхиния, оставшаяся мести улицы, обиделась — тётя защищена от зевак, а она, Вирхиния, у всех на виду.
— Но разве не вы мечтали о славе, желали стать знаменитыми? — потешалась довольная Маргарита. — Вот и наслаждайтесь успехом, звёзды экрана!
Агустина ходила мрачнее тучи. Замкнулась в себе, по-прежнему сидела на диете и повторяла как попугай: «Вы все предатели и вам плевать на мои чувства». И с Фэр она общаться не желала. Маргарита сочла, что это от безделья.
— Всё-таки я отведу её к психологу. Мне же хочется быть современной мамочкой, а не отставшей от моды клушей. Психолог — это самый писк.
Маргарита нашла в газете рекламу, где предлагали услуги профессионального частного психолога. Позвонила и записала Агустину на приём.
Фернанда была против психологов, считая их шарлатанами, но как раскачать племянницу не знала. За пару месяцев Агус изменилась в корне, из жизнерадостной девчонки став нелюдимой. Неужели это влюблённость в Джерри виновата? Ох, уж этот тип! И вспоминать мерзко о нём. Хорошо, что тётю с Вирхинией выпустили. Хотя Джерри и отомстил, выставив их на посмешище на ТВ.
Фэр надеялась, что это проучит женщин. И правда, тётя Фели остыла. Четыре часа в день она работала в зоопарке, боясь, как бы львы и тигры не откусили ей пальцы, и ворчала на дочь, требуя, чтобы Вирхиния не связывалась больше с Джерри, а вернулась к Амадо, который сутками обрывал телефон. Да, Амадо не знаменит, но не сажает их в тюрьму, не заставляет чистить клетки и не устраивает шум в СМИ. Фернанда сделала вывод, что разум у тёти изредка включается. Жаль, не всегда.
А вот Вирхинии было что в лоб, что по лбу. Она даже умудрялась раздавать автографы на улице, как будущая супруга Джерри Анселми. Амадо она выгнала, хотя тут Фэр оказалась с ней солидарна — после всех выходок он сделал Вирхинии предложение, вручив букетище лилий и кольцо с бриллиантом. Ну и ну! Неужели ему всё равно, что Вирхиния гоняется за другим?
Фернанду же нагрузили домашними делами — она осталась единственным безработным членом семьи. Маргарита после снятия гипса устроилась маникюршей в салон красоты. Тётя и Вирхиния занимались общественными работами, а Вирхиния ещё и своей основной деятельностью в клинике «Планирования семьи и материнства». Агустина пропадала в школе, и Фэр била баклуши наедине с Барби.
Но хозяйничать она не любила. Вся её готовка ограничивалась разморозкой и разогревом в микроволновке полуфабрикатов, а уборка — подметанием пола и распихиванием вещей по углам, чтобы на дороге не валялись.
А через неделю Фернанду настигло новое шоу. К ней на электронную почту пришло сообщение. Она глазам своим не поверила, увидев — оно от Джерри. Сдуру она дала ему свой е-мейл, когда они договаривались о ловле фанатки на живца.
Фэр хотела удалить сообщение не читая, но любопытство взяло верх. Она ожидала извинений, но в письме было только два слова: «Интересного зрелища!» и какой-то видеофайл. Ну что он ещё придумал?
Кое-как разделавшись с уборкой, Фернанда села за тётин ноутбук и врубила видео. Да так и рот разинула. Обомлела. Остолбенела. Чуть со стула не упала.
На видео Джерри лежал в постели с… Вирхинией. Они были голые и занимались понятно чем. У него в квартире. Какая гадость!
Фэр не стала смотреть эту вакханалию и перемотала к концу. Хотелось зареветь и Джерри убить. Значит, её, Фернанду, он выгнал, а с Вирхинией улёгся, хотя сам же уверял, что не собирается с ней спать. Зачем он это прислал? Хотел доказать, что не гей и не импотент? Странный способ.
— Ну что, довольна? — холодно спросил Джерри Вирхинию, когда всё закончилось.
Вирхиния прикрылась простынкой, а он и не собирался — во весь рост вытянулся на кровати, демонстрируя стройное загорелое тело. Но Фэр была так зла, что её ничуть не торкнуло.
— Это было вау! Супер-супер-супер! — верещала Вирхиния, пытаясь погладить его по груди.
Джерри отодвинул её руку.
— Значит, свободна. Можешь идти домой, — выдал он.
— В смысле? — вылупила глаза Вирхиния.
— В прямом. Ты ради чего сюда пришла, детка? Ради секса. Ты его получила. Теперь иди домой.
— Но… а как же наша свадьба?
Он засмеялся.
— Какая свадьба, детка, очнись?! Хватит мечтать о розовых пони. Ты напрасно считаешь себя опупенной любовницей. В кровати ты — посредственность. Мне было скучно. Таких, как ты, я видел целый вагон. Ихоть бы одна отличилась, — он театрально зевнул.
— То есть как это скучно? — не поняла Вирхиния. — А должно быть весело? Какая разница: скучно, весело? Секс же не для этого. О, я чувствую, что всё свершилось, и скоро у нас будет лялечка!
Тут Джерри начал ржать, прямо загоготал и перевернулся на живот. Фэр решила, что он сейчас задохнётся.
— Знаешь что, — переведя дух, он сел на кровать, — я не люблю глупых женщин, а ты — это нонсенс. Думаю, намеков ты не поймёшь, и я скажу как есть: номер с прокалыванием презервативов у тебя не проканал. Я за этим всегда тщательно слежу. Ни раз уже сталкивался с такими, как ты. Не хочу бегать по венерологам. Кстати, я женат. Да-да, не смотри на меня так. Я женат. Официально. К тому же, я — бисексуал. Но это секрет, понимаешь? Если бы мои поклонницы узнали, что я женат и бисексуален, несчастные влюблённые девочки поскакали бы резать себе вены, — он легонько рассмеялся. — В общем, детка, я всё сказал, теперь ты свободна.
Пока Фэр переваривала новый виток информации, Вирхиния закатила истерику. Стуча ногами, она орала, что её обманули-надули-обесчестили. Но когда ей придёт срок рожать, она предъявит Джерри готового ребёнка, и он не отвертится. Будет содержать её, как миленький. И плевать ей на его жену и ориентацию.
Больше всего Фернанду удивила реакция Джерри — хихикая, он выпроводил Вирхинию за дверь, всучив ей одежду. У него, похоже, и мысли не возникло, что Вирхиния реально могла залететь. Зато эта мысль возникла у Фэр. Она долго ревела, лёжа на столе у ноутбука. До этого, несмотря на злость и обиду, в ней горела надежда: Джерри одумается, извинится, и они смогут общаться хотя бы на приятельском уровне. Но теперь… И как он смеет изображать мачо, таскать к себе женщин (или не только женщин?), имея в ванной целый секс-шоп? А сам женат. Женатый бисексуал! Это не человек, это кадр! Ещё и видео это распрекрасное ей выслал.
От таких новостей у Фэр даже на Вирхинию вся злость пропала. Она дура. Дура полная, но тоже жертва этого дегенерата. С ней, с Фернандой, он хоть не переспал. А Вирхинию поди ещё и обрюхатил. И ведь скажет, что ребёнок не его!
У Фэр возникла мстительная идея — надо это видео отправить его жене. Та явно не догадывается о похождениях муженька. Узнать бы её имя… Может, супруга осталась в Нидерландах, раз он свободно водит любовниц и поди ещё и любовников?
Позвонив Берни, Фернанда упросила его найти в картотеке сведения о супруге Джерри Анселми. Если он думает, что она полюбуется на видео, проглотит и отмолчится, он сильно ошибается.
Фэр действовала инстинктивно, и план в её голове созрел спонтанный. Она поедет к Джерри и выскажет ему всё. Пусть знает, как над ней издеваться! И заодно вернёт подарочки.
Вечером, когда домой явились все, кроме тёти Фели (ей далеко было ехать из зоопарка), Фернанда, оседлав мотоцикл и захватив пакеты с нарядами, отправилась в Пуэрто Мадеро. Если Джерри нет, она его подождёт. Хоть до утра будет караулить. Но ей повезло — в дом и заходить не пришлось. Красный Феррари стоял у входа. Джерри только приехал и парковался.
Разум покинул голову Фэр моментально. Как же он её бесит! Лживый, мстительный извращенец! И Фернанда громко свистнула. Трижды.
Выйдя из машины, Джерри оглянулся. Увидел её, сидящую на мото.
— Это ты мне?
— А кому же ещё?
— А ты хамка, мисс инспектор, — он ехидно поцокал языком. — Воспитанные люди при встрече говорят: «Здравствуйте, как поживаете?» или хотя бы: «Привет, как дела?». Так принято во всём цивилизованном обществе. Но ты, видимо, к цивилизованному обществу не относишься, поэтому здороваешься свистом.
После этой насмешки, произнесённой ровным голосом, Фэр спрыгнула с мотоцикла. Схватив пакеты, ринулась к Джерри.
— А ты не заслуживаешь приветствий! Потому что ты — дерьмо! — задыхаясь выпалила она.
— Странный вывод. Я смотрю, до тебя доходит, как до жирафа, мисс инспектор. То, что я дерьмо, мы выяснили полторы недели назад. До тебя только сейчас это дошло? Досадно, — он наморщил лоб.
— Знаешь что, Джерри Анселми, меня от тебя тошнит! Забери свои подарочки! Давно хотела их вернуть! — Фэр швырнула в него фирменные пакеты. — Подари их своей жене! И не смей мне присылать свои порно-файлы! Катись к чёрту!
Она попыталась уйти.
— Что, видео не понравилось? Какая жалость, а я так старался! Наверное, я не очень телегеничен без грима, — съязвил Джерри. — А что именно тебя не впечатлило, мисс инспектор: то, что я женат или то, что я переспал с Вирхинией? Или тебя не устраивает моя сексуальная ориентация? А не ты ли мне намекала на неё? Как видишь, ты угадала, — бросив пакеты на землю, он догнал Фернанду и схватил её за локоть. Развернул к себе лицом. — Я не привык болтать с чужим затылком! Учись вести себя культурно, мисс инспектор. Когда разговариваешь с человеком, нельзя поворачиваться к нему задом.
— Отвали! — пропыхтела Фэр, вырываясь из его ледяной хватки. — Свою жену учи, как ей себя вести. А мне не указывай!
— Мою жену не надо ничему учить. В отличие от тебя, мисс истеричка, она воспитанный человек, — Джерри взял Фернанду за второй локоть и притянул к себе. Близко-близко, так, что она коснулась бёдрами его бёдер.
— Убери руки! — заорала Фэр не своим голосом.
У него есть жена и он спал с Вирхинией! И смеет её лапать! Но ещё больше Фернанду коробила его бисексуальность. Гомофобка в ней просыпалась частенько, а Джерри… Джерри (стоит ли лукавить?) волновал её как мужчина.
— Я тебя ненавижу, Джерри Анселми! Ненавижу! Чтоб ты провалился! Я больше никогда, никогда не хочу тебя видеть!
— А чего же ты пришла, раз не хочешь никогда-никогда меня видеть? — как тисками он сжимал ей локти.
Ухмылка его Фэр взбесила. И она ударила Джерри кулаком в грудь.
— Ай! — визгнула Фернанда, когда Джерри схватил её за руку. — Пусти, мне больно!
— Я же тебя предупреждал, мисс инспектор, что рукоприкладство не выношу, — он поднёс её ладонь к губам и зубами чуть оттянул на ней кожу. — Я тебя покусаю. Как вампир свою жертву, — и захохотал.
Это уже было откровенное издевательство.
— Чтоб тебя каток переехал! — вырвавшись, Фэр побежала к мотоциклу.
— Эй, осторожно! — крикнул Джерри.
Она повернула голову и… только проморгаться успела — на неё неслась туша. Девица килограмм под двести живого веса. С бейсбольной битой.
Первая мысль Фернанды была: это жена Джерри, которая хочет её смерти. Да нет, бред. Джерри не мог жениться на этом чучеле!
А он уже подскочил к толстухе, закрыв Фэр собой.
— Я жеж предупреждала тебя, любименький, а ты меня не услышал! Так что пеняй на себя! — заорала толстуха на всю улицу. — Со мной шутки плохи! Куда это годится? Это никуда не годится! Я жеж говорила тебе, любименький, ежели ты мне изменишь, я и в аду тебя достану!
Неужто и правда жена? Забыв всё, чему её учили в университете, Фернанда инстинктивно прижалась к Джерри, обхватив его за талию. Он не возражал и напуганным не выглядел. Да и победить сумасшедшую оказалось просто. Когда дамочка, подпрыгивая, подняла биту вверх, Джерри легко вырвал у неё это оружие. Толстуха сразу сникла и захлюпала носом.
— Фернанда Ривас, да ты никак струсила? — шепнул Джерри — Фэр вцепилась в него мёртвой хваткой. — Ну и полицейская!
— Я жеж говорила, — ныла толстуха на одной ноте, — или ты будешь моим, или ничьим, любименький! Я вот уже и платьице себе свадебное прикупила!
— Ты только посмотри, мисс инспектор, кто к нам пожаловал! — зубоскалил Джерри, перекатывая биту в руках. Мы с тобой давно эту красотку ждали. Яйца-то с собой захватила?
— Забыла, — вздохнула толстуха.
— Какая жалость!
Тут до Фэр и дошло. Это ж фанатка! Та самая, что яйцами швырялась. Вот она, вылезла. Клюнула рыбка на наживку — невесту по имени Джемма. Фернанда вздохнула с облегчением — она-то решила, что это жена.
— И тебе не стыдно? — переключилась толстуха на Фэр, размазывая по лицу слёзы и сопли. — Как жеж тебе не стыдно, моделька, уводить у меня любименького? Я жеж его люблю, а ты нашу жизнь разрушила, — скуля, она дёргала себя за волосы. — Он должен любить меня! Так мне гадалка нагадала. А её карты не врут!
Толстуха плюхнулась на газон. Ползая по нему, стала щипать траву и бросать её в Джерри и Фернанду. Она не выглядела агрессивной. Скорее истеричной.
— По-моему у неё не все дома, — шепнула Фэр Джерри на ухо.
— Давай я её заболтаю, а ты вызовешь копов, — ответил он.
Они стояли близко, как парочка влюблённых, и у Фернанды это не вызывало дискомфорта. Ей нравилось прижиматься к нему, ощущать его рядом… Нет, нет! Она не может влюбиться в бисексуала! Да ещё и женатого!
Фэр встряхнулась. Резко расцепив руки, вынула из кармана смартфон. Джерри направился к фанатке, всё сидящей на газоне. Сеньор Феликс, который любил за этим газоном ухаживать, уже таращился из окна. Лицо его выражало недовольство.
— Вы чего там с моим газоном вытворяете, ась? Ну-ка чешите оттуда! — сварливо закричал он.
Но ни Джерри, ни Фэр, ни толстухе было не до него.
— Ну, чего ты ревёшь? Прекрати. Такое поведение не достойно девушки. Слёзы ещё ни одного человека не украсили. Улыбка — вот главное оружие, — болтал Джерри. Девица смотрела на него с разинутым ртом.
Пока он заговаривал ей зубы, Фернанда спряталась за дерево и набрала номер комиссара Гальяно.
Полиция приехала быстро — Фэр наплела комиссару, что девица агрессивная и размахивает битой, хотя бита давно валялась на земле, а Джерри ввёл фанатку в транс. Сидя на газоне, она раскачивалась туда-сюда и подвывала. И осознала, что происходит странное, когда её в наручниках уже запихнули в полицейскую машину.
— Вы предатели! Прелюбодеи! Иуды! — вопила она из авто. — Я ещё вернусь! Я вам покажу!
— Всё оказалось проще, чем мы думали, не так ли? — улыбнулся Джерри.
Фэр угрюмо молчала.
— Испугалась?
— Ещё бы не испугаться, когда на тебя летит такая туша! Да с бейсбольной битой, — пробурчала она.
— В который раз убеждаюсь, что от полицейской у тебя только бравада и самомнение, — снисходительно заметил Джерри, положив ладонь Фернанде на плечо. Она дёрнулась.
— Не трогай меня. Хорошо, что она появилась сейчас. Я рада, всё вовремя, — пробухтела Фэр. — Надеюсь, наш договор завершён и я больше никогда тебя не увижу.
— Ты правда этого хочешь?
— Чего?
— Никогда больше меня не видеть.
Она зыркнула на Джерри исподлобья. Лицо его не выразило эмоций, но в глазах мелькнуло что-то… что-то вроде сожаления.
— А чего ты хотел, Джерри Анселми? После всего, что ты устроил, мы и друзьями быть не можем. Видеть тебя не хочу!
— Что ж, о’кей. Твоя взяла, мисс инспектор. Я внемлю твоим просьбам и доставлю тебе удовольствие больше не видеть мою физиономию, — он легонько постучал пальцем ей по лбу. — Дал бы я тебе щелбана, Фернанда Ривас, но увы…
И он рванул к дому, не прощаясь и не оглядываясь.
Через пару дней выяснилось, что Нина Кинтерос — пресловутая фанатка, давно состоит на лечении у психиатров с диагнозом шизофрения. Но, не принимая лекарств, она делается невменяемой. Адвокат Алвес уверил Фернанду и комиссара, что будет настаивать на принудительном помещении девицы в психушку.
Ещё через день комиссар Гальяно поздравил Фэр с восстановлением в должности и лично пожал ей руку.
— Несмотря на твои ошибки, — сказал он, — я тобой горжусь, Фернанда Ривас. Потому что тебе удалось эту сложную ситуацию преодолеть. Зато ты получила урок. Надеюсь, на всю жизнь. Никогда больше не злоупотребляй властью!
Похлопав Фэр по плечу, он вернул ей жетон и пистолет и даже прослезился. Коллеги тоже поздравляли Фернанду с возвращением. Купили торт и выпили за её здоровье минералки — комиссар не разрешил употреблять на работе. А Берни светился, как луна в полнолуние, и целый день ходил за Фэр хвостом.
Джерри она больше не видела — в комиссариат он не приходил, по телефону не звонил, сообщений не писал, но, когда вечером Фернанда вернулась домой, там её ожидали корзина роз окраса «Синий Дракон» [1] и большая коробка с бантиком.
От роз домочадцы пришли в восторг. Все, кроме тёти Фели. Та вопила, что таких роз не бывает, а, значит, они генетически модифицированы. Поэтому опасны. Тётя запретила Барби даже смотреть на них — мало ли. Фэр насочиняла, что розы от коллег в честь восстановления в должности, и утащила их к себе в комнату. Таких цветов ей никогда не дарили. Ну и пусть они искусственно выведенные и не пахнут, всё равно они прекрасны. Этот подарок характеризовал всю натуру Джерри — он, как эти розы, — красивый и ненастоящий.
В коробке лежали платье, туфли и украшение, которые она ему вернула. К ним прилагалась записка:
«Ты забыла у меня свои вещи, Фернанда Ривас. Подарки назад я не принимаю. Не буду поздравлять тебя с возвращением на работу — по-прежнему считаю, что ты не на своём месте. Но это твои проблемы. Будь счастлива. Спасибо за всё и прощай. Джерри Анселми».
Комментарий к Глава 19. Фанатка -----------------------------------
[1] Синий дракон — редкая разновидность роз, синяя с белыми полосками.
====== Глава 20. Гоночный крокодил ======
Фэр испытывала смешанные чувства: облегчение и горечь. Джерри ворвался в её жизнь, как смерч. Неужели столь же внезапно исчезнет? Она и хотела этого, и сказала ему об этом. Да и связываться с ним — себе дороже. Но сейчас даже как-то пусто…
Берни добавил ей головной боли, выудив информацию из базы данных: в Аргентине никаких браков человек по имени Джереми Анселми дель Грасса не заключал. За ним не числилось недвижимости, счетов в банке, сделок, кредитов. Он будто возник из воздуха и в воздухе этом жил. А ещё раньше он носил другое имя — Херман…
На следующий день, воцарившись в кабинете, Фернанда пила кофе — знакомую бурду из буфета, и занималась делами насущными. Снова потянулась к ней вереница тёток, у которых стащили простыни с балкона; мужчин, получивших штрафы за неправильную парковку; мамочек с младенцами, у которых угнали коляски, оставленные у супермаркета.
После обеда ей принесли новую партию распечаток из базы данных. Старое имя Джерри нигде не фигурировало, и фамилию Фэр не знала. Таких Херманов во всей Аргентине — пруд пруди, можно искать годами. Стоило бы поднять списки людей, покинувших страну восемь лет назад, или пробить данные его родителей, указанных в удостоверении личности. Но проще всего сделать запрос в консульство Нидерландов, старое имя должно остаться в их архиве.
Имя же супруги Фернанда выяснила из нынешней распечатки. И испытала шок.
«Марлене Луиса Монтанари Кортасар, — прочитала она, стекленея. — Брак с Джереми Анселми дель Грасса зарегистрирован 9 февраля 2009 года. Dam, 1012 Amsterdam, Нидерланды».
Ничего себе! Значит, эта Марлене, так называемый директор, на самом деле его жена. Каков лжец!
От злости Фэр кулаки сжала. Час от часу не легче. Достал этот тип!
Фернанда попыталась переключиться с Джерри на маньяка и ей это удалось. Она так увлеклась поиском зацепок, что забыла про время, читая и раскладывая по стопочкам дела жертв.
Впервые загадочный маньяк проявил себя в феврале. За полгода он укокошил пятнадцать человек по одной схеме: жертва, обнажённая, истёкшая кровью, плавала в ванной с розами.
Название яда, что использовал убийца, экспертам установить пока не удалось, но они выяснили, что он относится к антикоагулянтам, уничтожающим в организме витамин К. Фэр долго копалась в интернете, читая про антикоагулянты. Чаще всего они содержатся в крысиной отраве. Но, чтобы получить смертельную дозу, нужно яда огромное количество. Даже если слопать брикет таблеток от крыс, максимум — получишь отравление, столь малый процент яда они содержат. Но антикоагулянты есть и в лекарствах и могут назначаться самым обычным врачом. Например, людям, склонным к сердечно-сосудистым заболеваниям и тромбообразованию. И опять же — если превысить дозу, то смерть не будет мгновенной, лишь с течением времени. Значит, и это не подходит. Надо искать другой яд.
Вздохнув, Фернанда переключилась с ядов на дела жертв. Она сто раз их уже перелопачивала, но мало ли — вдруг что-то упустила. Главный вопрос — по какому принципу маньяк их отбирал, так и был неясен. Всего жертв — пятнадцать. Пятнадцать серых папок с человеческими жизнями, сухо изложенными в паре десятков страниц.
Первой жертвой Фантома-убийцы стал пожилой мужчина Орасио Шейденберг. Обычный, ничем непримечательный человек. Рыжий, веснушчатый, немец по отцу. Он работал садовником, много выпивал и не имел ни жены, ни детей.
Фэр отложила папку в сторону. Взяла следующую.
Вторая жертва — Адриана Вархес, симпатичная молодая блондинка. Работала секретарём в крупной строительной компании. Была любовницей сына финансового директора, так и пробивалась в жизни.
Фэр отбросила и эту папку.
Сесилия Монтерра — следующая жертва. Учительница в музыкальной школе. Незамужняя, без детей. Одевалась на манер хиппи — в бесформенные длинные юбки, мятые блузы, шлёпанцы и множество бус и браслетов. Ученики её любили.
Армандо Лопес — мужчина тридцати восьми лет. Работал таксистом. Имел жену и двоих детей-близнецов. Тоже ничего из ряда вон выходящего.
А вот Дорис де Гарсини — пятая жертва, оказалась женщиной незаурядной. Яркая брюнетка, имела свой бизнес — магазин игрушек. После того, как развелась с мужем, стала открытой лесбиянкой. Длительное время жила с женщиной по имени Марта Санчес. Но потом Марта вышла замуж за мужчину. Видимо, с горя Дорис продала бизнес и торговала иконами, пока её не убили.
«Арчибальдо Бартоломе Веласкес», — прочитала Фернанда имя на следующей папке. Смешной старичок с седой бородкой. Вдовец. Преподавал астрономию в секундарии — обычной средней школе.
Седьмая жертва, в отличие от предыдущих, была неблагополучной. Рената Коста — женщина, отмотавшая пятнадцать лет в тюрьме. Убила пятимесячную дочь, уронив ей на голову молоток. Отсидев, вышла замуж за беспробудного пьяницу и родила от него мальчика. Через три месяца ребёнок внезапно умер от удушья. Мать клялась, что младенца ночью задушила кошка. Но, судимая за аналогичное преступление, она мигом попала под следствие. Сесть во второй раз не успела — её кокнул маньяк.
Если бы за мысли сажали, Фэр оказалась бы в тюрьме. Она не защищала детоубийц, но в чём-то понимала их. Послеродовая депрессия и неоправданные ожидания вкупе с неустойчивой психикой могут довести до ручки. Общество давит на женщину, внушая: она должна обеспечить мир потомством, в этом главное её предназначение, а также счастье. И именно ему благодаря она состоится как женщина. Когда это втирается с детства, навязывается гендерная роль — ты обязана жить по правилам, иначе ты не женщина и порицаешься людьми. А кому нравится быть изгоем? Вирхиния — типичный представитель этого зомбирования, случай тяжёлый и запущенный. И сколько их в мире таких, грезящих о детях с подросткового возраста? Вот она, вся такая романтичная, выходит замуж в белом платье и фате. Через девять месяцев рожает и тут бац — трудности. Оказывается, ребёнок — не заводной пупсик с бантиком, с которым можно поиграть пару часов, выключить из сети и положить в колыбельку. А муж — в лучшем случае бегает по друзьями или пропадает на работе, а в худшем — свалил к другой, не выдержав бессонных ночей, криков и отсутствия секса. И жизнь раскалывается надвое: до и после родов. У женщины, вынужденной отказаться от привычной жизни и посаженной в четырёх стенах с ребёнком, его воплями, подгузниками и кормёжками, наступает психоз. Форму он принимать может различную — от отказа заботиться о ребёнке и ненависти к нему до выброса его в помойку, убийства или самоубийства. Такая женщина воспринимает ребёнка, как препятствие. Ей хочется вернуться к той жизни, которую она вела до родов. А всё могло быть иначе, если бы телевидение и книги рассказывали не о розовых слонах, а о реальности. Если бы женщина имела выбор: рожать или нет, не страшась быть осмеянной. Тогда на несколько искалеченных судеб в мире стало бы меньше.
Фэр понимала этих женщин. Виновато общество, которое вешает макароны на уши, убеждая в счастье материнства тех, кому оно не нужно. Но, с другой стороны, Фернанда удивлялась, как можно наступать на грабли второй, третий, четвёртый раз. Та самая Рената Коста, убив одного ребёнка, отсидела срок, вышла, родила второго и повторила тоже самое. Глупость! Зачем убивать, когда можно не рожать?
Фернанда взяла следующие папки.
Патрисия Леон — бывалая проститутка из трущоб Ла Бока. Имела ребёнка трёх лет, который жил с её матерью за городом.
Пабло Монтефьори — журналист. Мужчина статный, красивый. Работал криминальным корреспондентом, ему отрубили пальцы.
Вивиана Косме — модель нижнего белья. Изящная девушка, что состояла на учёте у психиатра из-за патологического желания похудеть.
Ладислао Солер — молодой скульптор. Волк-одиночка, порвавший связи с семьёй ради искусства.
Ксимена Медина — женщина-бодибилдер, трижды разведённая, владелица спортклуба, мать двоих детей. Эта жертва, весьма благополучная, тоже изумляла Фэр. Как спортсменка могла позволить маньяку себя убить? Неужели он так силён, что даже бодибилдерша с ним не справилась? Но следов борьбы не было, как и в остальных случаях. Фернанда сделала вывод: либо жертвы хорошо знали маньяка, либо он не создавал внешней угрозы.
Тринадцатая папка была о Мартине Гарсиа — недавней жертве, молодой наркоманки из трущобы Вижья-31. Она рано покинула семью, где, кроме неё, было ещё пятеро детей. Старший брат ушёл из дома; средний сидел в тюрьме за убийство младшего, третий брат сменил пол и тоже канул в лету, а мать и четвёртый брат беспробудно пили. Мартина же с пятнадцати лет жила со взрослым мужчиной, вела асоциальный образ жизни — не работала и воровала, чтобы получить деньги на дозу.
Анибал Руис — не менее интересный персонаж. Он был моряком дальнего плаванья, но, угодив в шторм, потерял ногу. Пришлось уйти на пенсию по инвалидности. Жена его бросила — ушла к другому, забрав с собой двоих детей.
Последней на сегодняшний день жертвой являлась Инес Доурадо — эффектная девушка из престижного района Бельграно. Топ-менеджер крупной фирмы по производству мебели. Именно ей благодаря появились зацепки. Во-первых, маньяк отрезал жертве язык. Во-вторых, эксперты определили: за час до смерти Инес вступала в половую связь с мужчиной. Со слов её матери, девушка недавно рассталась с женихом и на мужчин не смотрела. Нового романа у неё не было. По этой причине комиссар Гальяно решил, что маньяк — мужчина, хотя следов изнасилования эксперты не обнаружили.
Сомнения в том, что любовник и маньяк — один человек у Фэр оставались, но возникла и иная версия: убийца жертву не насиловал, значит, они были знакомы. Биологических следов маньяк не оставил. Бывший жених Инес из списка подозреваемых не исключался, но у него было алиби — в момент убийства он находился на работе, что подтверждали четверо его коллег. За ним уже установили слежку, но пока всё было тихо. Парень трудился спасателем на лодочной станции, ведя обычный образ жизни. По будням — работа, встречи с новой пассией вечерами, на выходных — ночные клубы и игра в бильярд. Скорее всего маньяк не он.
В конце концов, Фернанда решила круг знакомых и родственников каждой жертвы проверить на наличие судимых за аналогичные преступления людей или людей, состоящих на учёте в психиатрических клиниках, асоциальных личностей и прочих странных элементов. Хотя маньяк может быть и неприметным.
Она так засиделась в комиссариате, что дежурные копы насильно погнали её домой. Но Фэр соскучилась по работе и уходить не хотела. И не зря — дома стоял дым коромыслом. А всё из-за Агустины.
Из школы девчонка явилась в слезах, заперлась в комнате и открывать никому не желала. Весь ужин Маргарита перекрикивала телевизор, вопя, что взяла отгул в салоне и завтра поведёт Агус к психологу.
— Пусть её напичкают таблетками! — бесилась она. — Или я её побью! Больше так жить невозможно!
Фэр попыталась внушить сестре, что психологи таблетки не используют, но тщетно. Маргарита кричала: если психолог завтра не вылечит «эту бестолочь», она подаст на него в суд.
Ни тётя Фели, ни Вирхиния на визг не реагировали — они обе были рассеянные. Вирхиния ничего не ела, хотя всегда отличалась аппетитом. А тётя вид имела загадочный. Обгладывая куриную ножку, она что-то мурлыкала себе под нос и не замечала клянчившую еду Барби.
«Неужели эти две опять что-то задумали?» — мелькнула у Фэр мысль.
Перед сном она постучалась в комнату Агустины, но реакция была одна:
— Как вы меня все достали! Отвалите уже! Оставьте меня в покое! — крикнула девчонка из-за двери.
— Прекрати так со мной разговаривать, Агус! — строго ответила Фернанда. — Я твоя тётя и старше тебя. Уважай меня!
Агустина что-то тихо проворчала, но дверь не открыла, и Фэр ушла ни с чем. В полночь она занялась тем, что называется «сладкая месть»: нашла страницу Марлене в фэйсбуке и кинула ей в личные сообщения видео, где Джерри кувыркался с Вирхинией.
— Вот так тебе, мерзавец! Кушай, не подавись!
Потирая ручки от предвкушения ссоры Джерри с его женой, Фэр легла спать.
Секрет вздохов Вирхинии раскрылся утром за завтраком. Ликуя, она поведала домочадцам (всем, кроме Агус, которая к завтраку не вышла), что пять дней назад добилась своего — переспала с Джерри Анселми. Получилось это спонтанно. Она пошла к нему домой в надежде, что он соскучился. Просидела у двери до вечера, а когда Джерри явился, то сам затащил её в квартиру. Отправил в душ и уложил в кровать — она и ахнуть не успела. Но зато успела продырявить презервативы, что лежали в ящике ванной. Правда, ничего не вышло — Джерри воспользовался презервативом из кармана. Именно это Вирхинию и расстраивало.
— Представьте себе, с будущей матерью его детей и в презервативе! А ведь наша свадьба не за горами. Ну ничего, учёные выяснили, что презервативы от беременности не предохраняют, так как содержат поры. Я уже чувствую, что беременна. Я запаслась тестами на месяц вперёд! Я их делаю каждый день. Почему ты ржёшь, кузина? Чего смешного? — обиделась Вирхиния, когда Фернанда разразилась хохотом.
— Вирхиния, ты же гинеколог! Что ты несёшь? Поры в презервативах, тесты, когда и недели ещё не прошло…
— Латекс содержит поры и это научно доказанный факт! — задрала нос Вирхиния. — А тесты я делаю заранее, чтобы не упустить момент радости от двух счастливых полосочек. Я же чувствую, во мне зародилась новая жизнь!
— Но зачем связываться с Джерри Анселми? — скривилась Фэр. — Есть же Амадо, который тебя любит. А Джерри Анселми — опасный, непредсказуемый тип. Он женат и бисексуален.
— А ты откуда знаешь?! — вздыбилась Вирхиния.
Фернанда застопорилась, но быстро нашла ответ:
— Он мне сам говорил.
— Ну, с женой можно и развестись, — вмешалась тётя Фели. — Сейчас это даже модно. Хотя с Фернандитой я согласна, этот Джерри опасен. Амадо гораздо безобидней. Он не станет сажать нас в тюрьму. А кто такой этот бе… би.?
— Тётя, вы от жизни отстали! — съязвила Маргарита.
— Не груби мне! — надулась та. — Я приличная женщина, у меня за всю жизнь был только один мужчина — Осмар, мой муж, царствие ему небесное! — она подняла глаза к потолку. — Я не знаю всех этих тонкостей.
— Бисексуалы любят и мужчин, и женщин. И вашим, и нашим, — пояснила Марго. — И это хуже, чем быть открытым геем. Геи хотя бы к женщинам не лезут. А бисексуалы пудрят мозги какой-нибудь дурочке, она думает: «Классный парень!», а потом он оказывается в кровати с другим парнем и заявляет: «Извини, дорогая, но я люблю вас обоих».
— Какая гадость! — тётя сморщилась, как гриб-сморчок. — Барбара Сантойя, ну-ка закрой уши сейчас же! Эти разговоры не для тебя, а то ночью не заснёшь! И зачем он тебе такой нужен, Мария Вирхиния Сантойя, а? — переключилась она на дочь, угрожающе размахивая вафлей. — Ты в своём уме? Нет-нет, мне не нужен зять-извращенец! Только через мой труп!
— А ещё есть мужчины, которые специально говорят женщинам, что они геи или би, — злорадствовала Маргарита — ей нравились вытянувшиеся лица тёти Фели и Вирхинии. — Чтобы посмотреть на их реакцию или отделаться от женщины, которая надоела. Или чтобы она потеряла бдительность, и тогда её легче склеить.
— И откуда у тебя такие познания, Марго? — удивилась Вирхиния.
Маргарита хмыкнула.
— Телевизор — главный и самый надёжный источник информации. Надо смотреть его чаще и тогда будешь в курсе всех событий в мире. В общем, этот твой красавчик мог и наврать, чтобы тебя отпугнуть.
— Это он зря! Мне плевать на его ориентацию. Главное — моя лялечка, — Вирхиния погладила свой живот.
— А я не согласна, — заспорила Фернанда — ей ни разу не пришло в голову, что Джерри мог наврать про бисексуальность. — Ни один гетеросексуальный мужчина не скажет в открытую, что он гей. Особенно женщине, как бы та ему не надоела. Для них признать себя геем — сродни самоубийству.
— Для гомофобов и сексистов, да, — кивнула Маргарита. — Но ты плохо знаешь мужчин, сестрёнка. Есть такие ушлые, о-о-о! Если они без комплексов и не страдают гомофобией, могут годами притворяться геями и дружить с девушками, чтобы этих девушек лапать и клеить. А она попадётся в сети и ещё будет гордиться, что перевоспитала гея.
— Я же сказала, мне плевать на ориентацию, — повторила Вирхиния. — У него шикарные гены! Он такой красавец, к тому же богат и знаменит. Поэтому он обязан сделать мне ребёночка. Жаль, что тесты пока отрицательные. А если я не залетела? Я ж тогда умру! — истерически схватилась она за голову. — Вдруг это был мой единственный шанс?
— Мария Вирхиния Сантойя, ну что ты городишь? — разозлилась тётя Фели. — Это не единственный мужчина в твоей жизни. Ты обязательно ещё встретишь достойного человека, выйдешь замуж и родишь ребёнка.
— Мама, почему ты ничего не понимаешь? Это же мой последний шанс на беременность! — завопила Вирхиния, комкая в руках салфетку. — А вдруг тесты отрицательные из-за того, что я уже слишком старая для материнства? Мне уже целых двадцать шесть! Это катастрофа! Я в шоке! — и она всхлипнула, закрыв лицо мятой салфеткой. — Как же я несчастна! Мне остаётся только уйти в монастырь!
— Хм… — Маргарита убирала тарелки со стола, — как будто на этом Джерри свет клином сошёлся.
— А у меня сошёлся! — визгнула Вирхиния слезливо.
— А если сошёлся, есть масса способов поймать конкретного мужчину. Ими пользовались женщины во все времена и не так глупо, как ты, — укорила дочь тётя Фели, когда Маргарита утащила грязную посуду в кухню.
— О чём ты, мама? — не поняла Вирхиния.
— Можно подумать, все мужчины прям повально растят родных детей, — тётя встала. — Пойду собираться в зоопарк, сегодня там работы целый воз.
Неизвестно, поняла ли Вирхиния намек тёти, но Фэр поняла и была возмущена. Это уже натуральное мошенничество — навязать мужчине чужого ребёнка.
День прошёл уныло и серо. Фернанде осточертело заниматься мелкими делами — паникующие бабки с бельём её утомили. А дело Фантома висело мёртвым грузом. Фэр ковырялась в делах заключённых и выпущенных из тюрьмы убийц и маньяков, пока не услышала за дверью женские вопли.
— Ну-ка пусти, животное! Я сама пойду! Я, между прочим, тётя инспектора полиции!
— А я подруга тёти инспектора полиции! — верещал второй голос, поглуше.
Фэр вжалась в спинку кресла. Может, там откроется портал, и она провалится в волшебный мир, избежав встречи с этими двумя особами — голоса она узнала.
Распахнув дверь, капрал Гонсалес втолкнул в кабинет тётю Фели и её подружку Канделарию Мендес.
— Проштите, иншпектор, — прошепелявил капрал. — Я жнаю, вы прошили ваш не тревожить, но тут чрежвычайное обштоятельштво. У наш тут жадержанные говорят, будто они ваши родштвенницы.
— Приветик, племяшечка! — возликовала тётя Фели, плюхаясь в кресло. Донья Мендес развалилась на диване в углу.
Фернанде оставалось только прижать руку ко лбу.
— А что случилось, Гонсалес? Почему их задержали? — спросила она, пытаясь не выдать раздражение. Опять эти сумасшедшие на её голову свалились!
— Они шовершили попытку похищения, — объявил Гонсалес.
— Похищения чего?
— Ценной рептилии из жоопарка. Крокодила, — пояснил капрал, улыбаясь и демонстрируя щербины в зубах.
— Никого мы не похищали! — не выдержала донья Канделария. — Это у меня, у меня этот чёртов зоопарк похитил Тото, а я хотела его вернуть. И Фелисидад мне помогала, так как работает в зоопарке.
— Я не работаю в зоопарке! — пропыхтела тётя. — Я там временно отбываю наказание.
— Полицию выжвали шотрудники жоопарка, — продолжил капрал, — когда увидели, как эти две тащат крокодила вмеште с клеткой череж жабор.
— А как вы прикажете ещё его тащить? — надулась тётя, почёсывая тыковку одним пальцем. — Без клетки он бы нас сожрал, ведь ты, Канди Мендес, сваляла дуру и не захватила с собой ни намордник, ни поводок.
— Ну я забыла, — покорно вздохнула донья Канделария.
— И как же вы подняли клетку с крокодилом? Она же тяжёлая! — недоумевала Фэр.
— А клетка на колёсиках, — объяснила тётя. — Мы подкатили её к забору, привязали верёвку и стали подтягивать вверх с обратной стороны.
— Это моя идея! — возгордилась донья Канделария. — Я — гений, правда?
— И что было дальше?
— Ну, мы тянули, тянули и вытянули клетку наверх, а потом она зацепилась за забор и открылась! — пожаловалась тётя Фели.
— А я тебе говорила, Фелисидад Сантойя, что надо замки лучше закрывать! — укорила донья Канделария и погрозила тёте пальцем.
— Я не виновата, что ты не умеешь клетки воровать, Канди Мендес! — не осталась в долгу тётя Фели.
— Ну и? — поторопила Фэр. — Что случилось дальше?
— Тото стал падать.
— Прям на нас!
— Мы бросили верёвку!
— И спрятались в кустах! — завопили женщины, перебивая друг друга.
— И где крокодил теперь?
— А мы откуда знаем?
— Шотрудники жоопарка его ищут и нам тоже поручили ишкать, — сказал Гонсалес.
— Он убёг! — выпалила тётя. — После того, как упал с забора.
— Куда?
— Я его не спрашивала! — огрызнулась тётя Фели. — Молча побежал по тротуару в противоположную от наших кустов сторону. Никогда не видела, как бегают крокодилы.
— Я не знала, что Тото умеет так резво бегать, — подтвердила донья Канделария. — Это гоночный крокодил!
— Спасибо, Гонсалес, можете идти. Оставьте меня с задержанными наедине, я разберусь — вздохнула Фернанда.
Капрал откланялся. Когда за ним закрылась дверь, лицо Фэр приобрело суровое выражение.
— Ну и? Чего вы опять вытворяете?
Женщины потупились.
— Я хотела вернуть моего Тото, — буркнула донья Канделария.
— Не могла же я бросить подругу в беде, — оправдалась тётя.
— Вы друг друга стоите. Ну и что мне с вами делать, а?
— Отпусти нас домой, Фернандита. Мы — женщины мирные, — тётя Фели улыбнулась, кося под святошу.
— Мирные?! Вы выпустили крокодила из зоопарка! — Фэр в негодовании шевелила бровями. — А это опасное животное! Вы совершили правонарушение. Нет, по поводу вас, сеньора Мендес, я уже ничему не удивляюсь, но ты, тётя! Ты же на общественных работах. Я еле-еле уговорила Джерри Анселми сжалиться над вами с Вирхинией. Вам нельзя сейчас ничего нарушать. А ты чего творишь? Да ещё и меня позоришь! Зачем ты всем рассказываешь, что мы родственники?
— Ну так это ж правда.
— Правда, но всему комиссариату об этом знать необязательно. Мне здесь ещё работать.
В итоге Фернанда выписала дамам штраф за нарушение общественного порядка, указав в протоколе: якобы они шумели в зоопарке и из-за этого сбежал крокодил. Она отправила их по домам, пригрозив в следующий раз оставить на ночь в камере.
— Да мне не привыкать! — хмыкнула тётя Фели. Но донья Мендес испугалась — она ни разу в полицию не попадала.
Когда Фэр вернулась домой, там опять стоял шум. Нет, ни из-за тёти — о выходке с крокодилом она никому не рассказала. Это Маргарита гоняла по дому Агустину.
— Ты меня достала! Неблагодарная свинья! Идиотка! Позор на мою голову! Я на тебя лучшие годы угробила! Всё, с меня хватит! Я тебе сейчас настучу так, что ты сидеть не сможешь! — орала она и хлестала дочь мокрым полотенцем.
Агус визжала. Тётя Фели хотела за девчонку вступиться, но Маргарита пригрозила, что и ей достанется, и она заглохла.
— А что происходит? — спросила у неё Фэр.
— Да они от психолога пришли, — объяснила тётя. — Марго говорит, Агустина закатила в кабинете у доктора истерику, обозвала его дурными словами и убежала. А Маргарите пришлось раскошелиться. Клиника частная, с неё стрясли кучу денег. Вот она и решила Агустину наказать.
— Я из тебя весь дух вышибу! Мерзавка! Кретинка! Вся в своего папашу! Всю жизнь вы мне испортили! — Маргарита потащила упирающуюся дочь наверх.
Фэр решила вмешаться. Поднялась следом и влетела в комнату племянницы.
— Марго, прекрати! Зачем ты её бьёшь? — Фернанда оттащила сестру от Агустины — та колотила дочь руками, уронив её на кровать.
— Потому что она скотина неблагодарная!
— Нельзя так обращаться с дочерью! Даже если она плохо себя вела, ты не имеешь права её бить!
— Она меня опозорила на всю клинику! Ещё и денег пришлось отвалить. А толку никакого.
— А я тебе говорила, Марго, нечего ходить по этим психологам. Все они шарлатаны.
— Это очень модный доктор с большим опытом. А эта мерзавка обозвала его козлом и орала, что не будет отвечать на его тупые вопросы. Её давно пора в психушку упрятать!
Агус ревела, свернувшись калачиком на кровати. У неё была разбита губа и поцарапаны руки. Фэр вытолкала сестру в коридор.
Ночью она долго не спала, прислушиваясь, не раздаются ли из спальни племянницы рыдания. Всё было тихо. Но утром тётя Фели обнаружила записку: «Пропадите вы все пропадом!».
Девчонки не было. Она сбежала ночью или рано утром, прихватив рюкзак с вещами.
Вирхиния отсыпалась после дежурства и ей было до лампочки, даже если бы у всех отросли щупальца. Маргарита страдала в объятиях тёти Фели, крича, что, когда девчонка найдётся, она её зацелует, а потом убьёт. Или наоборот. А Фэр была зла на Маргариту.
— Если с Агус что-то случится, я тебе руки вырву! — пригрозила она и ушла на работу — начинать поиски племянницы.
====== Глава 21. Бдительность и мнительность ======
Агустина нашлась быстро — Фернанда не успела объявить её в розыск. Маргарите позвонили недовольные родители Фреда, так как Агус пришла к нему ночью и осталась в его комнате. Мать Фреда голосила в трубку: пускай Агустина и не рассчитывает захомутать её сыночка, она живо спихнёт её с лестницы.
— А говорили, что у Фреда интеллигентные родители, — ворчала Маргарита, лавируя около зеркала.
Вместе с тётей Фели, что, наконец, отбыла наказание общественными работами и теперь наслаждалась новым приступом ничегонеделания, они явились в дом Муньос. С порога мать Фреда обозвала Агустину шалашовкой. Маргарита в долгу не осталась, велев тёте натравить на женщину Барби. Но Барби лишь тявкнула и прижалась к груди хозяйки, когда сеньора Муньос замахнулась на неё скрученной в трубочку газетой. На крики в гостиную вышли Фред с Агустиной, и Маргарита не забыла рявкнуть и на них.
— Никаких романов с моей дочерью! — завизжала она на юношу. — Чтобы ноги твоей в моём доме не было!
Фред не выглядел испуганным, больше удивлённым. А Агус молчала как рыба и на мать не смотрела. За что была наказана — по приезду домой Маргарита заперла её в спальне и нажаловалась Фернанде по телефону, требуя, чтобы та «воспитала Агустину», пригрозив ей арестом, пистолетом, маньяком или смертной казнью.
Послав сестру куда подальше, Фэр повесила трубку. Вечером она серьёзно поговорит с Агустиной. Не так глупо и зло, как её мамаша, но делать что-то надо. С девчонкой явно не в порядке. А всё из-за Маргариты. Сестру тоже не помешало бы взбучить. Что она, что Агус, что Вирхиния, что тётя Фели — одинаковы, семейка сумасшедших.
Но днём в планы Фэр нагло вторгся букет бледно-розовых гибискусов, что притащил посыльный. Фернанда была убеждена: цветы от Джерри, хотя к букету не прилагалось ни карточки, ни записки. Она забыла про Агустину, про домашние хлопоты, про беглого крокодила, который висел над ней,как Дамоклов меч, и даже про маньяка.
Джерри снова прислал ей букет. Но зачем? Они же поставили точку в их своеобразных отношениях. Фэр была так взбудоражена, что и про обед не вспомнила. Но мало-помалу возбуждение и недоумение сменились любопытством. Что же ему надо?
Поломав мозг до четырёх часов, Фернанда решила Джерри позвонить, чтобы поблагодарить за цветы. Закрыв дверь кабинета на ключ и вздохнув, как перед прыжком в воду, она набрала номер. Длинные гудки. Не отвечает. Раз. Два. Три. Наверное, занят.
— Хэллоу, — отозвался Джерри раз на пятый, когда Фэр уже хотела выключить трубку.
— Привет, — сказала она робко. — Это… это Фернанда. Фернанда Ривас. Инспектор полиции. Ты меня ещё помнишь?
— Соскучилась?
— Нет, просто ты меня удивил. Я хотела…
— Мне жаль тебя, Фернанда Ривас, — перебил он. — Хоть ты отрицаешь, а мы с тобой похожи. Я знаю, почему ты звонишь. Каждый человек ощущает нехватку родственной души. Ищет её, но не всегда находит, — голос у Джерри был хриплый, и он растягивал слова. — Ты увидела её во мне, но напрасно. Ты ошиблась, мисс. Наше восприятие реальности недолговечно, как туман. Мне жаль, ведь тебя никто не поймёт так, как я. Но меня в твоей жизни больше не будет. Мумии мертвы, как бы их не пытались увековечить.
— Причём тут мумии? — разозлилась Фэр, выходя из оцепенения. — Что за бред ты несёшь, Джерри Анселми?
Он рассмеялся.
— А я всю жизнь мечтал стать мумией, стремился к идеалу. Чтобы не испытывать ненависти, любви, презрения, боли. Лишь покой, полный покой и тишина. Но мумии мертвы, а я хотел быть живой. А живых мумий не существует. Я это понял слишком поздно. Придётся указать в завещании, чтобы меня мумифицировали и надели золотую маску, как на мумию Тутанхамона, который умер в девятнадцать лет. Жаль, я уже пропустил этот возраст.
— Джерри Анселми! Ты пьян или обкурен?! — выкрикнула Фэр. У неё аж мозги закипели. Что за наркоманский бред? — Я звоню, чтобы…
— Не расстраивайся, детка, ладно? — примирительно сказал он. — Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Мы с тобой никогда не поладим, потому что я сложный человек. Просто я хочу, чтобы ты вспоминала обо мне хорошо, а не только всем рассказывала, какая я сволочь.
— Джерри! Заткнись хоть на секунду! Дай мне сказать! — взмолилась Фернанда. Кажется, он и правда обкурился.
— Я устал, я хочу спать… Когда я проснусь, если проснусь, ты всем скажи, что я дерьмо, но не всегда…
— Джерри! Джерри Анселми, чёрт возьми!!! — Фэр чуть телефон не выронила, когда в нём раздались гудки.
Что за ненормальный тип? Сначала присылает ей цветы, такие красивые… (она бросила тоскливый взгляд на гибискусы), а потом несёт чушь. Совсем крыша поехала! Она сама, наступив на гордость, звонит ему, а он… Она сейчас же поедет к нему и потребует объяснений. Если он не желает общаться, зачем присылал цветы? А если это очередной подвох, она стукнет его букетом по физиономии. Хотя нет, букет с собой не возьмёт. Но всё равно стукнет. Тем, что под руку подвернётся.
Оседлав мотоцикл, Фернанда прибыла в Пуэрто Мадеро через двадцать минут. Белый небоскрёб на пересечении улиц Айме Пайне и Асусена Вильяфлор по-прежнему стоял на месте, утопая верхушкой в небесах.
Консьерж, сидя на лавочке у дома, резал луковицу, зажав ногами кастрюлю. Обладая великолепной памятью на лица, девушку он узнал мигом. И на её приветствие объяснил — резать лук его заставила супруга, потому что он сломал её фен, когда пытался его починить. Но впускать Фэр в дом сеньор Феликс заартачился.
— Мистер Джерри у себя и целый день не выходил. Но я должен ему позвонить и спросить, хочет ли он видеть вас.
— Ну так звоните! — поторопила Фернанда.
— Не могу, видите, я занят, лук режу. Скоро Ньевес, моя жена придёт, а я ничего не нарезал. Только и делаю, что слёзы размазываю по физиономии, как старая вдовушка при просмотре телесериала.
— Вы, кстати, на работе, сеньор Феликс, и сначала должны выполнять свои обязанности, — укорила Фэр назидательно.
— Так я и выполняю — не пускаю вас к мистеру Джерри.
— Что значит «не пускаю»? — вспыхнула Фернанда. — Вы консьерж или тюремный надзиратель? Я хочу увидеть Джерри! То есть мистера Анселми. Немедленно! Или я применю силу. У меня и жетон с собой, так что я вас предупредила! — Фэр выудила из кармана жетон и помахала им. — А ещё у меня есть пистолет. В общем, давайте по-хорошему.
— Вот свалилась на мою голову! — вздохнул сеньор Феликс, вставая с лавки и плюхая на неё кастрюлю с недорезанным луком. — Чёрт с вами, пошли. Но сначала я всё равно позвоню. Мне не нужны проблемы. Вы ещё не видели мистера Джерри в гневе!
Но дозвониться до него сеньору Феликсу не удалось. Он набирал номер квартиры по внутреннему телефону четыре раза — трубку никто не брал.
— Это странно, — почесал консьерж свою круглую лысинку.
— Он точно никуда не уходил? Может, вы не заметили?
— Никуда он не выходил! Клянусь своим газоном! — воздел сеньор Феликс руки к потолку. — У меня зоркий глаз, как у ястреба. Я даже сквозь лук всё вижу. Мимо меня и комар не пролетит неубитым, а мистер Джерри на комара не похож. Я его издалека увижу. И узнаю.
— Тогда с ним что-то случилось, — подытожила Фернанда. — Когда я с ним разговаривала по телефону, он показался мне странным. Он был пьян. Или обкурен. Короче, идёмте наверх. У вас есть запасные ключи?
— Есть, у меня от всех квартир есть запасные ключи, — удручённо кивнул сеньор Феликс. — На случай непредвиденных обстоятельств. Но, может, мистер Джерри просто лёг спать, а мы его потревожим? Нехорошо врываться в чужой дом без спроса.
— А если он умер?! Труп в морг отправлять тоже нехорошо? — Фэр невежливо подтолкнула сеньора Феликса к лифту. — Я инспектор полиции! Я могу арестовать вас за неподчинение власти.
— Полицейские должны предоставить ордер, чтобы ворваться в чужое жилище, — привёл последний довод консьерж.
Но Фэр и бровью не дёрнула.
— Вы меня законам будете учить? В случае, как вы выразились, непредвиденных обстоятельств, я могу войти и без ордера. Например, если подозреваю, что человеку угрожает опасность. А с мистером Джерри мы знакомы лично. Если он будет скандалить, я сама с ним разберусь. Идёмте!
— А как же мой лук, сеньорита? Я же оставил его во дворе. Вдруг его украдут? — выкобенивался сеньор Феликс, пока лифт ехал до сорокового этажа.
— Никуда он не денется. Кому нужен ваш лук?
— Ну мало ли. Вдруг кто-то сильно проголодался.
В коридоре и у квартиры было всё тихо. Фернанда постучала кулаками в дверь, но Джерри не ответил. Тогда сеньор Феликс, позвенев связкой, что висела на его поясе, отыскал нужный ключ и открыл замок. К счастью, сигнализация не сработала. Фэр помнила — она хитрая и срабатывает от замка. В тот раз, когда Нанси её включила, тётя Фели и Вирхиния не смогли удрать из квартиры — дверь самозаблокировалась.
— Если он просто спит, он нас убьёт за вторжение, — сказал сеньор Феликс шёпотом.
— Ничего, я скажу, что я вас заставила.
— Ну тогда ладно.
Холл утопал в цветах — корзинах и корзинках, букетах, роскошных и поменьше, а также куче плюшевых зайцев, медведей, обезьян и собак. Фэр чертыхалась, перепрыгивая через цветы, игрушки и валяющиеся на полу лаковые рокерские сапоги.
— Что тут за кошмар?! — вознегодовала она, споткнувшись об обрывки подарочной упаковки. — У него был день рождения?
— Нет, у него вчера концерт был. А это, видать, подарки от поклонников. Целый воз опять притащили, хотя и я, и сеньора Марлене, и Нанси, ему твердим: нельзя тащить этот хлам домой — мало ли чего туда натолкали недруги. В любой игрушке может оказаться взрывчатка, в любом букете — ядовитый цветок, который всех отравит. Я такое в кино видал. Но мистер Джерри вечно подарочки притащит и сгрузит на пороге, мол, поклонников обижать нельзя. Завтра придёт Нанси и, бедняжка, станет это разгребать. Игрушки перекочуют в пакеты и отправятся в приюты, цветы — доживать свой век на крыше, или раздарятся всем женщинам в доме. Меня лично нагружают этой миссией, — болтал сеньор Феликс важно. — Я хожу по квартирам и всем женщинам и девушкам дарю по букетику.
В гостиной горел свет — лампочки под потолком и на стенах. На полу валялась куча одежды. Судя по всему, концертной — кожа, латекс, цепи, заклёпки… На спинке кресла, свесив все четыре лапы, дрых Дамас, а на стеклянной барной стойке громоздились пустые и полупустые бутылки. В пепельнице дымилась сигарета. Он же не курит!
Задрав голову вверх, Фернанда увидела, что Джерри в спальне. Лёжа на животе, он полусвисал с кровати, доставая рукой до пола. Простыни съехали на бок, и Джерри вместе с ними.
— Я же говорил, он спит, — вздохнул сеньор Феликс (он тоже смотрел на Джерри). — Пойдёмте отсюда, а!
Но Фэр отступать не собиралась. Раз уж приехала, она с Джерри поговорит! Пройдясь по гостиной, она выключила часть лампочек, затушила сигарету, подняла одежду и бросила её на диван. Понюхала содержимое бутылок. Дорогой коньяк. И бренди. Поди намешал.
Побухтев про лук и жену, сеньор Феликс ушёл, велев Фернанде разбираться с Джерри самой.
Фэр поднялась по лестнице, но, когда очутилась в спальне, напугалась. Рука Джерри, что свисала на пол, была в крови. Сначала Фернанда решила: его кокнул знаменитый маньяк. Но там другой почерк. Поэтому, вспомнив бред, который Джерри нёс по телефону, она подумала, что он порезал вены.
Приблизившись, Фэр увидела: разрезана у него ладонь, а вокруг валяются осколки стакана и недопитая бутылка бренди. Значит, порезался он случайно. Да и походу был с женщиной — на тумбочки лежали распакованные презервативы.
— Джерри! Джерри Анселми! — сев на корточки, Фернанда похлопала его по спине.
Дышать он дышал и умирать явно не собирался. Но и приходить в себя тоже. В стельку пьян. Очевидно. Но, наступив на упаковку от неких таблеток, Фэр растерялась. Наркота? Хотя… уже был такой прецедент. Тогда она выяснила, что Джерри принимает лекарства, а не наркотики.
Присев на пуф, Фернанда вчиталась в упаковку. В медицинских терминах и названиях она не разбиралась и кроме невыговариваемого словечка «глюкокортикостероиды» ничего внятного не прочла — упаковка была разорвана. Но слово это Фэр не понравилось. Чего это он наелся? Надо позвонить в скорую.
Через пятнадцать минут прикатил врач и констатировал: пациент жить будет, но у него интоксикация — он смешал алкоголь с таблетками.
— Это наркотики? — спросила Фернанда.
— Нет, — ответил доктор, — это лекарственный препарат. Но я не знаю, для чего он предназначен, — он рассматривал упаковку от таблеток. — Ни разу не сталкивался. Скорее всего, это препарат специального назначения. Лучшее, что можно сделать, — разбудить пациента. Не давайте ему спать. И позвоните его лечащему врачу. Я не могу сейчас давать ещё лекарства. Неизвестно, как организм отреагирует на такую горючую смесь.
— Но чего делать-то? — Фэр начала психовать. Ну и доктор! — А если он умрёт?
— Не умрёт. Молодой. Разбудите его, отправьте под душ, напоите зелёным чаем и свяжитесь с врачом, который выписал это лекарство.
И доктор ушёл. Фернанда рассвирепела ни на шутку. Вот откуда ей знать, кто выписал Джерри таблетки? И выписывал ли их кто-нибудь или он сам их себе назначил. Но она вспомнила про доктора Гильермо, приятеля Джерри. Наверное, он должен знать.
Фэр попыталась разбудить Джерри, перевернув его на спину и отколотив по щекам. От хлопков он так побледнел, что она мигом прекратила. Поднять его и допереть до ванной тоже не удалось — слишком он большой.
— Джерри Анселми, проснись, не спи! Слышишь меня?
Он что-то невнятно промычал, но глаза не открыл. Ну хотя бы дышит. Чёртов доктор! Всё, что он сделал, — перемотал Джерри ладонь бинтом. Таких надо лишать врачебной практики!
Фернанда пошарила по тумбочкам, ища записную книжку с телефоном доктора Гильермо, но не нашла. Зато в гостиной отыскала смартфон Джерри. Покопалась в номерах и выудила нужный.
Через полчаса доктор уже был в квартире. Фэр он показался приятным, воспитанным и грамотным. В отличие от умника со скорой. Долго он качал головой, пока она рассказывала что приключилось.
— Ну что за человек? Вечно у него катаклизмы! Кто же запивает стероиды алкоголем? — вздыхал доктор Гильермо. — Не переживайте, он отойдёт, — успокоил он, окончив осмотр. — Это хорошо, что вы вовремя тут оказались. А то наутро он мог бы и не проснуться. А что у него с рукой?
Фэр пожала плечами.
— Порезался, наверное.
Доктор только скривился. Разбинтовав Джерри ладонь, осмотрел её. Намазал какой-то мазью. Забинтовал обратно и надел сверху прозрачную перчатку.
— Давайте-ка оттащим его в душ. Надо его разбудить.
Пришлось поднапрячься. Пока они с врачом запихивали Джерри в круглую душевую кабинку, Фэр прокляла всё на свете. Зачем она сюда припёрлась? Она не собиралась возиться с пьяницей! У неё дома дел выше крыши, например, проблемы с Агустиной. И маньяк бродит по городу. Нет же, приспичило ей связаться с Джерри Анселми.
Когда они втроём оказались в душе, доктор снял с Джерри халат (под ним он оказался абсолютно голым), включил воду и велел Фернанде спуститься вниз и приготовить крепкий чёрный кофе. Ещё и помыкает ей этот докторишка — возмущалась она про себя, ища дверь в кухню. Та оказалась раздвижной и открывалась кнопкой на стене, которую Фэр не сразу увидела. Придумают же!
Кухня была огромной, с белой мебелью и зелёной плиткой на стенах. В углу стояли миски Дамаса, в которые Фернанда естественно вляпалась. Долго она тыкалась по ящикам в поисках кофе, воды и посуды. Надо кроме кофе и еду приготовить — она ведь даже не обедала. И врача накормит, да и Джерри поесть не помешает.
Холодильник был высотой метра три. До верха его Фэр не добралась, но содержимое этой громадины её обескуражило. Сыр. Много сыра. Морепродукты в баночках. Овощи. Зелень. Из фруктов — манго и клубника. И бутылки с минеральной водой без газа. Даже поесть нечего.
В конце концов, Фернанда соорудила бутерброды с сыром и креветками, обнаружив в тостере тосты. Посыпала зеленью. Сыр пришлось брать мягкий, ковырять его вилкой и размазывать по тостам — она не нашла в кухне ни одного ножа. Сварив к этим покоцанным бутербродам чёрный кофе, Фэр приволокла еду в гостиную.
Доктор и Джерри сидели на диване. Джерри был мокрый, измученный, в халате и чёрных ушастых тапочках, но оклемался. Дамас, взгромоздившись на его колени, нежно мурлыкал что-то на своём, кошачьем.
Сидели они в другом конце гостиной, ближе к окну. И говорили тихо. Пока Фернанда ставила еду на стол, она упорно вслушивалась в беседу. И услышала.
— Херман, объясни мне, почему ты такой неосторожный? — бранил его доктор Гильермо. — Вечно ты попадаешь в истории. Скажи спасибо, что у тебя сердце здоровое.
— Гильермо, прошу тебя, хватит читать мне мораль, — отозвался Джерри недовольно. — Я этого не выношу! Подумаешь, выпил бренди…
— Но ты съел упаковку стероидов! Я тебе столько не прописывал!
— Это не так, — вздохнул Джерри вяло. — Это были не те таблетки… обычные транквилизаторы. Штуки две. Я хотел заснуть на пару суток и всего-то. Я устал, из меня выжали все соки.
— Думаю, мне стоит позвонить Марлене, — решил доктор, вынимая из кармана брюк смартфон. — Я её отругаю за то, что она за тобой не смотрит.
— Не надо! — Джерри повысил голос, вырвав у доктора телефон из рук. — Не надо ей звонить. Мэри в Испании.
— Надолго?
— Понятия не имею.
— Когда она вернётся, я с ней поговорю. И ты меня не переубедишь, — твёрдо сказал доктор Гильермо и постучал кулаком по подлокотнику.
— Я не знаю, когда она вернётся. И вернётся ли, — флегматично ответил Джерри.
— То есть? — доктор был немало удивлён. А Фэр навострила уши так, что чуть не уронила тарелку — еле успела поймать.
— Ну, у неё новый роман. Он испанец и увез её в Мадрид на неопределённый срок, — пояснил Джерри.
— Можно подумать, это впервые, — фыркнул доктор.
— Она говорит, что теперь всё серьёзно. Наверное, мы разводимся.
— А этот испанец что говорит?
— Да ничего, она держит его в холодном теле, — Джерри расхохотался, откинув голову на спинку дивана и потревожив Дамаса. Тот мяукнул, призывая хозяина к порядку. — Но варианта как всегда два: или она приедет обратно, или получит развод, — и опять засмеялся, спихивая Дамаса с колен. Тот обиженно помахал хвостом, перемещаясь на подлокотник дивана.
Фэр чуть не захлебнулась собственным ядом. Вот дура, а она думала — не из-за видео ли Джерри так расстроился. Того, что она скинула его жене на почту. А жена, видимо, та ещё. Может, он из-за развода хотел отравиться, а сейчас изображает, что это не так?
— Кто-то просил у меня кофе, а я, кстати, не кухарка, — невежливо вторглась она в беседу двух мужчин.
— Да, спасибо большое, сеньорита, — кивнул доктор вставая.
Джерри бросил на Фернанду испепеляющий взгляд.
— А ты чего тут делаешь, мисс инспектор?
Фэр уже собралась наврать, но доктор поспешил ей на помощь.
— Херман, если бы не эта сеньорита, ты бы уже трогал за нимбы ангелочков в раю.
— Скорее уж чертей за рога в аду, — съязвил Джерри.
— Она спасла тебе жизнь.
— Эх, Фернанда Ривас! Вот что ты за человек? И жить ты мне не даёшь спокойно, и сдохнуть тоже. Я не просил меня спасать. И тем более звать сюда Гильермо. Почему ты всегда и во всё суёшь свой курносый нос? — глаза у Джерри сейчас были болото-зелёные, как дикий мох.
— Херман, не будь злым! — вмешался доктор. Но Фэр уже не слушала — её захлестнул гнев.
— Да, ты прав, Джерри Анселми! Я и сама думаю: почему я такая идиотка? Мне показалось по телефону, что у тебя странный голос. И чего это я попёрлась сюда и вызвала врача?! Надо было бросить тебя в отключке! И поделом! Никто бы не стал тебя оплакивать, если бы ты отбросил копыта! Тем более я! Приятного аппетита!
Схватив свой мини-рюкзачок, Фэр выскочила из квартиры. Ноги её здесь больше не будет! Никогда! И пусть попробует прислать ей цветы ещё раз! Они с жёнушкой стоят друг друга. Скоро у обоих рога в дверь не пролезут.
Фэр вихрем пролетела мимо сеньора Феликса. Тот крикнул вслед:
— Эй, инспектор! Сеньорита инспектор! Вы должны мне помочь! Представьте, мой лук всё-таки утащили! Вместе с кастрюлей! Вот ворюги!
Но голос консьержа утонул в рёве мотоцикла — Фернанда газанула так, что птицы с кустов разлетелись.
Целый час она бездумно каталась по трассе. По десятому кругу объехав Пуэрто Мадеро, она, наконец, сменила направление и вернулась домой. Ещё издали заметила: у забора кто-то маячит. Мужчина! С длинными рыжими волосами.
— Берни, а ты что тут делаешь? — раздражённо поинтересовалась Фэр, спрыгнув с «Дьявола».
— Ты так быстро уехала из комиссариата, что я это… не успел и слова тебе сказать, — он почесал затылок.
— А о чём нам говорить? — не поняла Фернанда.
— Ну… я это… я хотел узнать… Тебе понравилось?
— Что?
— Мой подарок. Цветы то есть. Ну… это, я в общем не умею такие штучки дарить, просто я это, позвонил в цветочный магазин и сказал, чтоб они прислали это, красивый букет. На свой выбор. Надеюсь, он красивый и тебе понравился? А то я это… его не видал даже.
— Так это был ты? Ты прислал мне букет?
— Ну да…
На лице Фернанды отразилась такая досада, что и туповатый Берни её увидел.
— Тебе не понравилось?
Фэр попыталась скрыть разочарование и опустила глаза. Вот дура-то! И с чего она решила, что это Джерри купил букет?
— Понравилось, конечно. Спасибо. Очень красивые цветы.
— Тогда это… я давно хотел тебе сказать, то есть это… предложить, — он почесал нос и вытер его рукавом. — В общем… ну… короче… давай это… встречаться. Будь моей это… девушкой.
Фэр решилась взглянуть на Берни. Он улыбался как-то по-дурацки. Она не знала что сказать и растерялась. С другими мужчинами оно получалось само. Вот Конрад, например, никогда её не спрашивал, хочет она быть его девушкой или нет. Он танцевал на её ушах, лез целоваться, и она не сопротивлялась.
Берни целоваться не лез. Он стоял как бревно и переминался с ноги на ногу, лохматя свои дурацкие волосы.
— Ну так это, чего скажешь? Ты это, хочешь со мной встречаться?
— Эээ… не знаю… это так неожиданно… — промямлила Фернанда. — Я-я-я… Дело в том, что я не готова к серьёзным отношениям.
— А кто ж говорит о серьёзных отношениях? Я ведь тоже их не хочу. Давай это, просто так встречаться, ну там, ходить куда-нибудь, лопать хот-доги, пиццу, зырить бокс по телеку. Я люблю бокс. И всё такое… — чем больше Берни говорил, тем глупее чувствовала себя Фэр. Он, может, и хороший парень, но не её уровня. Они живут в разных мирах, хоть и работают в одном комиссариате.
— Значит ты это, согласна быть моей девушкой?
— Без обязательств? — наморщила Фернанда лоб.
— Ну да.
— И без всяких там: «Ты теперь моя девушка, не ходи туда, не делай то, не надевай это?».
— Так точно!
— Эээ… ну ладно, раз так, я согласна, — выпалила Фэр, увидев: с балкона на них таращится Маргарита. И сама растерялась. Ну и зачем она это ляпнула?
— Клёво! — обрадовался Берни. — Короче это, ладно, до завтра. Пойду я, а то мы тут это, с ребятами договорились в пул поиграть вечерком. И пивка попить. Меня уж они ждут. Увидимся это, завтра короче, малышка, — и он чмокнул её в губы. Легонько. Завёл свою колымагу, Фиат 1976 года, и был таков.
— Ты что, новый роман закрутила? — крикнула Маргарита с балкона.
— А тебе-то что?
— Да ничего! Но вроде у тебя был кто-то покруче. А этот рыжий, лохматый и на раздолбанной таратайке. Тот был лучше!
— Тебя забыла спросить! — огрызнулась Фернанда, ставя свой мото на сигнализацию. — Где Агустина?
— Сидит под замком в своей комнате. Она наказана!
Вздохнув, Фэр зашла в дом. Надо забыть о Джерри, о Берни и вообще обо всём и сосредоточиться на Агус. Вдруг откровенный разговор что-то изменит?
====== Глава 22. Любовники ======
Агустина, однако, с Фэр беседовать не стала. Ни уговоры, ни требования девчонку не трогали.
— Можете заколотить окна и двери, я из дома больше не выйду! — кричала она, топая ногами. — Я тут умру, и вы будете счастливы!
Раньше Фернанда была уверена: истерики Агус из-за влюблённости в Джерри. Она ждала, что племянница одумается, когда чувства остынут. Но теперь Фэр в этом усомнилась. А имеет ли Джерри отношение к происходящему?
Плакаты со стен были сняты, холсты свалены в угол, а мольберт пылился на шкафом — Агустина уже не рисовала и, судя по табелю с баллами, и не училась. Такими темпами её из школы попросят. Неужели она потеряла интерес к профессии? А ведь мечтала стать художницей! Попытки расспросить девчонку об успеваемости тоже не привели ни к чему.
— Пропади пропадом эта школа! — был ответ.
Но на занятия она ходила честно — Фернанда позвонила сеньоре Эрике и та подтвердила, что девочка школу посещает. Но домашние задания не делает и отказывается отвечать, когда её спрашивают. А чтобы успешно закончить год, нужно получить по тринадцати предметам из пятнадцати баллы не ниже семи.
— Агус, давай на чистоту. Объясни мне, почему ты не хочешь учиться? Тебе ведь так нравилось… Что случилось? Может, тебе надоела профессия или сама школа? Или преподаватели, твои одноклассники. Тебя никто не обижает? Ты скажи, я разберусь, — искренне пообещала Фэр. — Можно же и сменить школу.
— Я ненавижу эту школу! Но я не уйду из неё.
— Почему?
— Потому что я должна там остаться. Это моя судьба.
— Какая ещё судьба? Судьбу свою человек строит сам. Что за ерунда?
— Нет, — покачала Агустина головой, — это не ерунда. Так должно быть. За меня всё решено теми, кто понимает лучше.
— Ничего не понимаю, — Фернанда похлопала глазами. Бред сумасшедшей! Неужели у Агус что-то с головой? А вдруг Маргарита права и ей надо к психиатру?
— Любая профессия — это ограничения, — рассуждала Агустина. — А человек должен быть свободным. Вот и всё. Иди отсюда, тётя. Ты меня не понимаешь. Значит, ты — мой враг. А от врагов надо держаться подальше.
Фэр разозлилась и ушла.
Шли дни, недели, у Агустины начались зимние каникулы, перед которыми она завалила почти все тесты, и в сентябре ей грозили либо пересдача, либо исключение из школы. Но ей было до лампочки. Из агрессивно-мрачной она превратилась в абсолютную амёбу. Ползала по дому, как сонная муха. Фернанда решила, что девчонка подсела на наркотики, и повела её к наркологу.
Агустина не сопротивлялась. Анализы на наркотики показали отрицательный результат. Но, осмотрев девушку, доктор посоветовал показать её психиатру. И тут Агустина встала на дыбы.
— Мне нельзя! — вопила она. — Это запрещено! Запрещено излагать свои мысли посторонним!
К психиатру не пошли. Хуже всего, что Маргарита и тётя Фели от ситуации самоустранились. Тётя утверждала, что ей некогда — у неё на попечении Барби и две неразумные подружки: донья Канделария и донья Раймунда. Первая вместо крокодила завела тропического паука, а у второй внук — хуже любого паука. Он ужасно избалован и всегда кричит.
Марго заявила, что умывает руки. Агустина может хоть с крыши прыгать, она и пальцем не ударит. И вообще ей, Маргарите, пора искать себе мужа.
Когда же Фернанда пристала к Вирхинии с разговорами о племяннице, та выдала гениальное: «Ей надо родить и всё пройдёт». И Фэр к Вирхинии больше не обращалась.
Не лучше у Фернанды обстояли дела и с личной жизнью. Берни мигом ей наскучил. Круг его интересов ограничивался просмотром бокса по ТВ, игрой в пул в местном баре и питьём неимоверного количества пива. К любви он относился постольку-поскольку. А Фэр-то думала, что он влюблён в неё! Оказалось, ему было важнее пощеголять ею перед друзьями, почваниться, какой он крутой, раз у него гёрлфренд — инспектор полиции. Они даже целовались редко — Фернанда не хотела, а Берни и не настаивал. Про интим и говорить нечего. Иногда они ходили в кино или поесть пиццы в баре и поболтать с тупыми приятелями Берни. Фэр корила себя за то, что согласилась с ним встречаться. И зачем ей это понадобилось?
В душе она знала ответ — на зло Джерри. Она спасла ему жизнь, а он выгнал её. Фернанда не признавалась себе, но думала о нём чаще, чем о любом другом человеке.
Наступил сентябрь. Тёплый и влажный, он, как замшелый консерватор, не принёс изменений. Встречи с Берни Фэр стали напрягать конкретно — тот намекал на близость и совместное будущее. Когда он озвучил мечту своей жизни в виде съёмной квартиры и трёх детей-погодок, Фернанда всерьёз задумалась о расставании с ним.
А в доме царил бардак! У доньи Канделарии начался ремонт в квартире — приехал её племянник из Мехико и решил жилище облагородить. Разломал всё, включая стены. Соседи её теперь не страдали от крокодила, но выли от шума. Жить в аду ремонта было невозможно, поэтому сердобольная тётя Фели позвала подружку к себе. И донья Канделария переехала вместе с двенадцатью чемоданами, ретро-комодом, любимой подушкой и Стефаном — синим тропическим пауком, живущем в стеклянном мини-террариуме.
Теперь женщины отжигали вдвоём: делали зарядку, смотрели сериалы, нагрызая горы семечек и орехов по всем углам. Террариум с пауком был с доньей Канделарией всегда — и во время еды, и даже в ванной. Её любовь к крокодилам улетучилась. О Тото она не упоминала — мысли её занимал Стефан. Хотя копы Тото изловили, и он вновь поселился в зоопарке.
Тётя Фели губы поджимала, ревнуя подружку к Стефану и требуя, чтобы та уделяла внимание и Барби, ведь собака лучше паука. Но донья Канделария так не считала.
— Ты мыслишь по-дурацки, Канди Мендес, — убеждала её тётя. — Собаки бывают разные. Есть декоративные, как Барби, а есть собаки-охранники и поводыри, и гончие, и охотничьи. А паук чем полезен? Он некрасивый. Им даже не полюбуешься. Сидит себе в аквариуме. Какой с него толк? Никакого!
— Он полезен тем, что он паук. Ты только взгляни, Фелисидад Сантойя, как он шевелит лапами, — доказывала донья Канделария, пихая тёте в лицо террариум. — Это ж грандиозно! А ещё он молчит и не воняет. Его не надо мыть и стричь! И он не разбудит тебя ночью лаем, не станет требовать еду, даже если ты забудешь его покормить. Просто тихо сдохнет. Это ещё более грандиозно!
Тётя Фели только скривилась. Чмокнула Барби в морду и осталась при своём мнении.
Агустина ходила как зомби, не общаясь даже с Сэси (она и Фред давно не приходили в гости). В школе ей пошли навстречу и дали время исправить оценки, но энтузиазма она не проявляла. Зато стала нормально питаться. Даже чересчур. Теперь она жевала целыми днями.
— Ну-ка, прекрати так много жрать! — кричала Маргарита. — Посмотри, тебя же разнесло! Скоро будешь, как воздушный шарик на ножках.
— Марго, но я тоже много ем и пока не превратилась в шарик, — заступилась Фэр. — Это лучше, чем голодать. Надо радоваться, что у Агус, наконец, появился аппетит.
Агустина и правда поправилась, но до воздушного шарика ей было далеко, учитывая её природную худобу. Прибавила она килограмма два-три, что Фернанде даже нравилось. У девчонки появились бёдра и грудь, чего раньше не наблюдалось. Но Агус злилась и на мать, и на тётку — костями ей нравилось греметь больше. Она откровенно считала себя бегемотом, а остановиться не могла, продолжая есть всё подряд.
Единственное хорошее событие, произошедшее с Фэр за эти два месяца, было связано с работой. Появились великолепные новости о маньяке. Обычно невидимка, он совершил, наконец, ошибку. Новой жертвой его стала девушка, прочитав имя которой, Фэр вздрогнула. Сандра Вэйс. В день рейда в клубе «Угартэ» та упала в обморок от передозировки наркотиками. Почерк убийства был тот же. Сеньорита Вэйс плавала в ванной с розами, вся истыканная ядовитой иглой. Но главным было не это. Объявился свидетель, уверявший: он видел, как Сандра покидала «Угартэ» в сопровождении некоего мужчины буквально за час до смерти. Возможно, это и был маньяк.
Фернанда ликовала, учитывая, что свидетелем оказался Тос — зеленоволосый бармен, человек молодой и шустрый. Он подавал Сандре Вэйс и её кавалеру напитки и запомнил их. Теперь можно было составить фоторобот и начать поиски.
Этим Фэр и хотела заняться сегодня, убежав на работу ни свет, ни заря. Тётя Фели и донья Канделария с семи утра буянили: сидя в гостиной на полу, они играли в карты, вопя на весь дом и обвиняя друг друга в шулерстве.
Позавтракав кофе и хот-догами, Фернанда отправилась в «Угартэ», прихватив с собой ноутбук с программой по составлению фотороботов (накануне она позвонила Тосу и договорилась о встрече). «Угартэ» теперь работал и днём — с целью наживы хозяева превращали его в обычное кафе.
Тос был человеком приятным, дружелюбным и Фэр импонировал. Зелёные волосы он побрил и теперь сверкал лысиной. Поприветствовав Фернанду, Тос пояснил: хозяева клуба требуют частой смены имиджа. Бар его пустовал — днём спиртное редко заказывали, а в центральном зале сидело несколько мужчин и женщин в костюмах — офисный планктон, выползший на обед из соседних небоскрёбов. Усадив Фэр в отдельную кабинку, Тос подал ей капучино.
Составление фоторобота заняло часа полтора. Тос утверждал, что помнит мужчину в лицо, но портрет выходил ненатуральным, словно человек был замаскирован. Овал лица небольшой, тонкие брови, хищный нос, усы и борода, прибавлявшие возраст. А ещё — тёмные прямоугольные очки и капюшон.
Маньяк выглядел интеллигентно и немного женственно, что Фернанду заставило усомниться в его ориентации. И Тос уверял: он невысок ростом и субтильного телосложения. Как же он справлялся с жертвами? Может, спутник Сандры Вэйс и маньяк — разные люди?
Тос приготовил ещё по чашке капучино — себе и Фэр, и разговорился, хотя о личном его не спрашивали.
— Я вот думаю подработку себе найти, — сказал он мрачно.
— Плохо платят? — Фернанда одновременно сохраняла в компьютере фоторобот, пила кофе и слушала.
— Нет, неплохо. Просто в моей жизни сейчас кавардак, хоть из дома беги, а детей кормить надо. И мама у меня на шее, а она слепая, ей нужно няньку нанимать. Раньше за ней жена моя глядела. Но эта дрянь свалила из дома. Бросила на меня маму и детей. Поэтому нам нужна нянька, я ж не могу один с ними управиться. Да и работаю я.
— Чем это вы жену довели так, что она сбежала? — спросила Фэр.
— Довели? ДОВЕЛИ?! Она бросила меня, мою маму и детей! Она ничего не делала целыми днями! Она сидела дома, а я работаю, между прочим. Однажды прихожу и вижу пустой шкаф и записку: «Ты, твоя мамаша и твой выводок меня достали. Я хочу жить полноценной жизнью, а не быть нянькой, кухаркой и поломойкой». И мол, это я виноват в её несчастной жизни, и детей она родила для меня. Лентяйка! Кукушка! — вопил Тос, стуча кулаком по столу.
Фернанда молчала, давая ему выплеснуть накипевшее.
— Вы должны мне помочь! — воскликнул Тос, схватив Фэр за руку.
— Это каким же образом?
— Вы же полицейская. Найдите эту ненормальную! Она должна вернуться в семью и выполнять свои обязанности, а не шляться где попало. У неё дети! И моя мама тоже нуждается в уходе.
Тос оказался не такой адекватный, каким Фернанда его представляла. Ей стало жаль его супругу, и она мысленно пожелала, чтобы та не нашлась. Но она полицейская, и это её работа — искать.
— Ладно, — сказала она неохотно. — Приходите в комиссариат, пишите заявление о пропаже жены. Нужны её данные, данные её родственников, друзей. Может, она спряталась у них?
— Да я уж всех обзвонил, — покачал Тос головой. — Нет её нигде.
— Это не значит, что они сказали вам правду. Но, — не удержалась Фэр, — если ваша жена найдётся, не факт, что она вернётся к вам.
— Как это? — не понял Тос. — Вы же полицейская! Вы должны её заставить!
— Что значит заставить? Преступлений она не совершала, а рабство давно отменили. Полиция не может заставить женщину жить с нелюбимым мужчиной. У нас не средневековье, и я не инквизитор. Так что прошу вас умерить пыл. Подозреваю, вы сами во всём виноваты.
— Но у неё дети! Она обязана!
— Ничем она не обязана. Если она не хочет жить с вами и не хочет воспитывать детей, никто её не заставит.
— Тогда вы должны упечь её в тюрьму! — Тос не успокаивался, мучая в ладонях чашку с недопитым капучино.
— Она не нарушала законов. И в тюрьме ей делать нечего.
— Она нарушила закон жизни — бросила свою семью.
— Это не является преступлением.
В конце концов, они условились, что Тос придёт в комиссариат. А когда Фэр с ноутом подмышкой вышла в зал, то остолбенела. У бара сидел Джерри. Одетый в белые джинсы и белую же футболку, он постукивал кончиками пальцев по стойке.
Тос поспешил обслужить клиента, а Фэр не знала что делать: подойти, наплевав на прежнее хамство Джерри, или уйти. Но он вдруг обернулся. Поймал её взгляд и уставился впритык. Лицо его не изменилось ни на йоту — никаких чувств как всегда. Не улыбнулся, не нахмурился, не обрадовался — Фэр не поняла, приятно ему видеть её или нет. Он поманил её пальцем. Пришлось идти.
— Ну здравствуй, Фернанда Ривас, — сказал Джерри апатично. — Какими судьбами ты здесь? Отлыниваешь от работы? Смотри, преступники не дремлют.
— Ошибаешься, Джерри Анселми, — выцедила она с гневом. — Я как раз и выполняю свои обязанности. Это тебе, я смотрю, нечем заняться, — Фэр плюхнулась на соседний барный стул.
— Я и правда свободен сегодня. В кои-то веки! Тебе повезло, мисс инспектор. Могу доводить тебя до бешенства целый день.
— Не дождёшься, — огрызнулась Фернанда.
— Это не значит, май дарлинг, что мне нравится издеваться над тобой. Насмехаются над дурочками, а тебя я таковой не считаю. Ты умна, но заносчива. Тебя никто и никогда не ставил на место. Вот я и пытаюсь. Ведь ты не знаешь реальной жизни.
— Ой, а ты будто знаешь! — Фэр глянула на него исподлобья — настрой у Джерри был задорный.
— Не хочу отвечать на этот вопрос. Спасибо, Тос, — поблагодарил Джерри бармена — тот вручил ему бокал абсента со льдом и лаймом.
— С каких пор ты пьёшь днём? — упрекнула Фернанда. — Ты стал алкоголиком?
— Отнюдь. У меня нет с алкоголем никаких проблем. Но иногда хочется расслабиться. Стрессы подстерегают нас на каждом углу. Тебе тоже не помешает от них избавиться. Это полезно. Выпьешь? Я угощаю.
Джерри был спокоен, не проявлял ни обид, ни агрессии, лишь язвил.
— Спасибо, я не пью на работе, — отказалась Фэр.
— А-ха-ха-ха-ха! — хохоча, он театрально таращил глаза; в них сверкали искорки. — Насмешила. Какая работа днём в баре?
— Это моё дело!
— Иными словами, мисс инспектор, тебе слабо выпить со мной за компанию, — подначивал Джерри.
— Слабо? Это твоей бабушке слабо! — начиная заводиться, Фернанда врезала кулаком по барной стойке. — Я не употребляю на работе!
— Потому что ты трусиха. Боишься выпить и попасться на глаза начальнику. Или усадить в тюрьму не того человека, как уже проделывала со мной. А тогда ты была трезвой. Наверное. Не твоя это профессия, мисс инспектор, ох, не твоя, — и он рассмеялся, попивая абсент крошечными глотками. Ладони его закрывали митенки, на сей раз джинсовые, хотя зной стоял ужасный.
— Ах, так, значит, я трусиха?! — задыхаясь от бешенства, Фэр плюхнула ноут на соседний стул. — То-ос, налей-ка мне чего-нибудь покрепче!
Тос так зыркнул, будто усомнился в её рассудке.
— Но… инспектор, сейчас два часа дня! Вы уверены, что хотите покрепче?
— Абсолютно уверена! Я очень сильная! Я инспектор полиции! Меня даже лошадиная доза не свалит, в отличие от некоторых, — она высокомерно глянула на Джерри — тот хихикал.
— Могу предложить коктейль «Зомби», — сдался Тос. — Вштыривает круто.
— Валяй! — не отказалась Фернанда, видя, что Джерри ржёт во всё горло. — Нечего тут ржать. Даже если я напьюсь, мне не страшен гнев комиссара, учти это. Я очень смелая! — гордо заявила она. — А ты так и не объяснил, что было в тот день, ну… когда я вызвала врача.
— А ты уверена, что хочешь это знать?
— Конечно! Мне любопытно, почему красивый, знаменитый, успешный мужчина вдруг накачивается таблетками. Удивительно, но по статистике благополучные люди чаще совершают самоубийства, чем те, у кого жизнь не сахар.
— Может, они не такие благополучные, как кажется? — ухмыльнулся Джерри, сложил пальцы домиком, и они прогнулись назад, будто в них отсутствовали кости. — Люди носят маски, май дарлинг. И эти маски так прилипают, что неотличимы от истинного лица. А окружающие, глядя на маску, думают, что всё замечательно.
— А это не так? — Фэр любовалась на его профиль, точёный и острый, как у лиса. — Если сравнить твою жизнь и жизнь какого-нибудь бомжа, кому живётся лучше?
Он вяло улыбнулся.
— А что ты знаешь о моей жизни, Фернанда Ривас, чтобы утверждать, будто она шикарна? Она не хуже, чем у бомжа, я согласен. Потому что у меня есть деньги. А мир этот продаётся и покупается. И тот, у кого солидный счёт в банке, миром правит.
— А ты считаешь, за деньги можно купить всё-всё-всё? — прямо спросила Фэр.
— Да, я так считаю. Я реалист. Я гоняюсь за комфортом и материальными благами. За деньги можно купить всё, включая любовь, дружбу и даже здоровье в девяноста пяти процентах случаев. Хотя есть вещь, которую купить нельзя — прибор, что стирает воспоминания.
— Ну, от такого прибора и я бы не отказалась, — улыбнулась Фернанда. На смену гневу мало-помалу приходило успокоение. Джерри умеет довести до бешенства, но может и загипнотизировать своим ленивым спокойствием.
Тос подал коктейль «Зомби». Глотнув его, Фэр чуть не поперхнулась — ей обожгло всё горло.
— Осторожнее, пей через трубочку, — мило объяснил Джерри. — И смотри не напейся. Не хочу отвозить домой хрюшу. Предпочитаю общаться с женщиной.
— По-моему тебе без разницы с кем общаться, с хрюшей или с женщиной, — не осталась в долгу Фернанда. — Ты разговариваешь так, будто даёшь интервью. Ты наболтал кучу всего, но так и не сказал, почему хотел покончить с собой.
— Не собирался я кончать с собой, — ответил он.
— Но ты городил чушь по телефону и слопал упаковку таблеток.
— Я был нетрезв, когда ты позвонила. Я с трудом помню, что говорил. Забудь об этом. И я выпил не упаковку, всего пару таблеток.
— Зачем?
— Хотел расслабиться.Отключиться от реальности. Ты спасла мне жизнь, мисс инспектор, — тон его потеплел. — Но тогда я был не в духе. Не поблагодарил тебя. Извини.
— Хм, не поблагодарил он, — хмыкнула она презрительно. — Ты меня обхамил и выгнал.
— Разве? Я смутно помню этот момент. Прости, если обидел, май дарлинг. Зачем ты приходила?
— Ладно, ты прощён, — у Фэр стучало в висках. Алкоголь расползался по венам, как огонь по сухой листве. — Я приходила, потому что мне не понравился твой голос по телефону.
— Бдительный инспектор полиции?
— Вроде того. Ты расстроился из-за Марлене? — спросила она шёпотом.
— С чего ты так решила?
— Ну… она твоя жена и… короче… — Фернанда покраснела. — Я слышала твой разговор с доктором. Ты сказал, что вы разводитесь. Вот я и подумала, что ты набрался из-за этого.
На щеках Джерри заиграли ямочки, так широко он улыбнулся.
— Ты ошибаешься, Фернанда Ривас. Мы с Мэри, как бы объяснить… — он задумался. — У нас нестандартный, хоть и официальный брак. У нас свободные отношения. Хотя бывал и секс, но мы любим друг друга, как брат и сестра.
— Зачем же было жениться? — изумилась Фэр.
— Это была необходимость. На тот момент. Но сейчас, если Мэри захочет, я дам ей развод, когда она встретит другого человека. К сожалению, с этим проблемы.
— Почему? По-моему она симпатичная…
— Даже красивая, — кивнул Джерри, а Фернанда ощутила внезапный укол ревности. Он считает красивой фиолетововолосую неформалку, увешанную пирсингом? — Мужчин притягивает внешнее, но и отталкивает кое-что. Не все такие, как я.
— Не понимаю. Что с ней не так?
— Я не могу этого рассказать, — заявил Джерри тоном звезды, которой журналист задал неудобный вопрос.
— А я чувствовала себя виноватой в вашей ссоре…
— Почему?
— Ну… — Фэр сама не знала, зачем это объясняет (коктейль развязал ей язык), — помнишь видео, которое ты мне прислал? Ну то, где ты с Вирхинией… Вот, я отправила его твоей жене. Я хотела тебе отомстить, я…
— То-о-ос, ещё по коктейлю! — выпалил Джерри, перебив её. — Относительно видео я знаю. Мэри мне показала твоё сообщение. Мы классно тогда поржали. И вовсе мы не ссорились.
— Поржали? — наморщила лоб Фернанда.
— Да, мы вместе его смотрели и угорали.
— Ну и семейка!
— Ой, кто бы говорил! Твои родственнички похлеще будут, — укусил Джерри. — Да и ты не лучше, ведёшь себя, как малолетка.
— Я не малолетка! — надулась Фэр, скрестив руки на груди.
— Что-то незаметно. Даже пить не умеешь. Вон уже захмелела. Среди бела дня, ай-ай-ай! Да ты пьяница, Фернанда Ривас, а ещё инспектор полиции!
— Ничего я не захмелела! Я могу и десять таких коктейлей выпить!
Фернанда выхватила новую порцию «Зомби» из рук Тоса, выбросила трубочку и осушила бокал залпом.
— Э-эй! Ты поосторожней! — предостерёг её Джерри, но Фэр было наплевать. Она утрёт ему нос. Докажет, что этот дурацкий коктейль не действует на неё.
— Тос, хочу ещё! — потребовала Фернанда.
— Кажется, кто-то скоро захрюкает, — Джерри жестом остановил Тоса, готового смешать очередную порцию. — Нам пора на выход.
— Не-е-е! Не-а… Не хочу я никуда уходить, — когда Джерри привстал, Фэр уцепилась за его руку.
Притянула его к себе. Близко как никогда. У него длинные ресницы оказывается. И губы немного капризные, чуть полные, с фигурным контуром…
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты красавчик, Джерри Анселми? — хихикнула Фернанда. Обычно она не напивалась до поросячьего визга, но «Зомби» превратил её в зомби, вытащив наружу тайные мысли и желания.
— Не всегда, — опять ушёл Джерри от ответа.
В какой момент её увели из «Угартэ», Фэр не помнила. Просто открыла глаза и сообразила, что в объятиях Джерри идёт по улице. И у неё заплетаются ноги. И хочется громко смеяться.
— Ты вкусно пахнешь, — сказала Фернанда сонно.
— А ещё уверяла, что умеешь пить, — отозвался он. Усадил девушку в свой Феррари и нажал на газ.
— Кажется, я забыла в баре ноутбук, — вспомнила Фэр.
— Я его захватил, — Джерри указал на заднюю полку авто.
— А, ну ладно, а то там фоторобот маньяка, — хихикнула Фернанда.
— Ты его уже поймала?
— Пока нет, но поймаю.
— А пока ловишь в свои сети других?
— Почему бы и нет?
Некоторое время Джерри молчал, глядя на дорогу. Фэр любовалась на его профиль. Сейчас ей хотелось вытворить что-нибудь эдакое… Скинув туфлю, она пихнула Джерри ногой в бедро.
— Ты чего творишь?! — возмутился он. — Я веду машину. Если ты будешь мне мешать, мы разобьёмся.
— Остановись!
— Зачем?
— Хочу кое-что сказать.
Он свернул во двор и припарковался в тени под деревьями.
— Чего ты ещё придумала, Фернанда Ривас? — вперил он в неё наигранно-суровый взгляд, хотя чёртики в глазах его выдавали.
— Поцелуй меня.
— Что-что?
— Хочу поцелуев, — капризно сказала Фэр. — Или тебе слабо?
— Вот не надо меня разводить на слабо.
Прикусив кончик языка, Джерри изучил лицо девушки. Задержал взгляд на губах.
— Ну ты же меня разводишь на слабо. Почему я не могу? Лучше скажи, что ты трус, гей или импотент, который женщину даже чмокнуть не хочет.
Фернанда мигом пожалела о своём выпаде, ощутив, как за ней медленно опускается спинка кресла. Она его спровоцировала. Вот дура! Надо было залепить себе рот скотчем. Через минуту с неё уже стащили блузку, уложили на спину и сели верхом.
— Джерри Анселми, сейчас же перестань! Я просила поцелуев, а не раздеваний! Я тебя посажу в тюрьму за изнасилование! — завопила Фэр, когда осталась без лифчика.
Но он её не слушал и она расслабилась под градом поцелуев, что пришлись сначала на лицо, а потом спустились ниже… всё ниже, ниже… и достигли живота. Длинные гибкие пальцы, которые взбудоражили Фэр ещё во время снятия отпечатков… Они добрались до бёдер, стянули брюки, распутали завязки на трусиках… В голове стоял туман, мысли смешались в кучу. Но, несмотря на всё, Фэр смекнула — в губы Джерри её не целует. Гад! Он делает это специально! А она хотела именно поцелуев в губы.
Фернанда привыкла управлять ситуацией, и постель исключением не была. В их паре с Берни руководила она. В паре с Конрадом — в основном тоже она, пока он не проявил свою подлую натуру. Она не позволяла мужчинам верховодить, а тут её взяли и сделали своей. Нагло. Словно она вещь. Ещё и руки связал её же лифчиком. Кошмар! Она стала любовницей женатого мужчины, который, ещё и рассказывал о своей бисексуальности. Среди бела дня в машине. Ну она даёт!
А он ласковый, она и не думала, учитывая его внешнюю холодность и этот заскок с завязыванием рук. А ещё у него чудесный парфюм, ухоженное тело и кожа приятная, мягкая и чуть прохладная. И пальцы… снова пальцы… Они сводили с ума. Они ласкали её спину, грудь, бёдра, ноги… всё тело, будто пальцы скульптора лепили из глины свою Венеру.
Но, несмотря на блаженство, Фэр ощущала себя униженной. Слишком резко он её взял, в машине, как продажную девку. Она этого хотела давно, но представляла иначе. Более романтично. А в губы так и не поцеловал. Ни разу. Зато довёл до райского наслаждения. Такого она даже с Конрадом не испытывала.
Секс был долгим. Бесконечным. Время тянулось и вязло, как смола. И Фернанда устала. Устала и заснула прям в объятиях Джерри.
====== Глава 23. Сюрпризов много не бывает ======
Проснулась Фэр, когда у неё онемело всё тело. Алкоголь выветрился, и сейчас она смогла оценить обстановку. Они по-прежнему находились в авто. Джерри, полуодетый в джинсы, откровенно разглядывал её, пока она спала.
Она же голая! Фернанда возмущённо подтянула колени к груди. На лице Джерри и жилка не дрогнула. Он смотрел на неё в упор. За окнами уже горели фонари, а двери авто были заблокированы. Фэр поискала взглядом ключ. Не нашла. И сбежать захочешь, не вырвешься.
— Чего уставился? — озлобилась она.
— А тебе не нравится, когда мужчины на тебя смотрят?
— Нет, не нравится! Где моя одежда?
Привстав, Джерри дотянулся до приборной панели, где валялись блузка и брюки Фэр. Присвистнул и отдал их ей. Она схватила вещи и начала быстро одеваться, ощущая его дерзкий взгляд.
— То, что произошло, это ужасно, — буркнула Фернанда, застегнув блузку до горла.
— Что ужасного в сексе? Разве тебе не понравилось, детка?
— Ты чудовище! Ты меня почти изнасиловал.
— Что-то я не заметил, чтобы ты сопротивлялась, — ухмыльнулся он. — При изнасиловании обычно кричат, вырываются, а ты просила ещё и ещё.
— Я такого не помню, — скрипнула зубами Фернанда.
— Пить надо меньше.
— Дело не в этом, — пошла она на компромисс, чтобы он прекратил ехидничать. — Мне не нравится, когда со мной обращаются, как с вещью.
— А я люблю, когда мне подчиняются.
— Неужели? — презрительно надула она губы. — А кто мне втирал о толерантности и равноправии?
— Я не отказываюсь от своих слов. Я не сексист и не добиваюсь, чтобы ты чувствовала себя вещью. Я хотел, чтобы ты получила удовольствие.
— Удовольствие? Быть связанной — это удовольствие?
— Ммм… Но если бы я не завязал тебе руки, ты стала бы меня трогать. Непроизвольно.
— Конечно стала бы! — выпалила Фэр, колотя ногой по бардачку. — Что тут такого? Когда занимаются сексом, это нормальное явление.
— Я не люблю, когда меня трогают руками.
— Но почему? Это же приятно!
— Именно поэтому. Это называется впустить кого-то в личную зону комфорта, подпустить слишком близко. А я не хочу.
— Ах, вот как? Значит, заняться сексом — это не близко, а объятия — близко? — Фернанда остервенело подёргала дверцу авто — та не поддавалась. — А я-то думала, что секс — это пик близости между мужчиной и женщиной. Ближе некуда.
— Ты ошибаешься, мисс зазнайка. Секс — это просто секс. Он не всегда предполагает наличие глубоких чувств. Или ты думаешь, что у меня каждый секс по любви? Ты такая наивная, — он рассмеялся, прижимаясь затылком к окну.
— То есть всё, что произошло между нами — это для тебя ничего не значит? Просто секс?! — чуть не подавилась от обиды Фэр. Нормально так, использовал её и теперь до свидания что ли?
— Ничего ты не поняла, Фернанда Ривас!
— Конечно, я ничего не поняла. Объясни мне, тупенькой, что ты пытаешься сказать? — Фэр орала и готова была Джерри отпинать. — Что не испытываешь ко мне чувств, так?
— Не совсем.
— Как это «не совсем»? Значит, что-то испытываешь? — докапывалась Фернанда, понизив голос.
— Я этого не хочу, — ответил Джерри сухо. — Не хочу ничего испытывать. И у меня это получается. Раньше точно получалось и пусть так и будет. Теперь ясно?
— Нет, не ясно!
— Думаю, мы зашли очень далеко. Понимаешь, май дарлинг, когда секс становится чем-то большим, чем просто удовольствие, это плохо. Мы могли бы быть хорошими друзьями, если б не спорили каждую секунду. Мы могли бы быть прекрасными любовниками, потому что подходим друг другу физиологически. Но когда отношения выходят из-под контроля, их надо рвать.
Джерри поднял оба кресла и, сев за руль, завёл авто.
— То есть между нами всё кончено? — не отставала Фернанда.
— Типа того. Думаю, нам надо прекратить отношения, пока они не изломали жизни нам обоим.
— Ты дурак.
— Может быть.
— Ты меня использовал!
— Это не так. Это был порыв. Но ты ведь тоже этого хотела, — вздохнул Джерри.
— Я тебя не понимаю, Джерри Анселми, я отказываюсь понимать этот бред, — едва не всхлипнула Фэр, ощущая, что сейчас разревётся.
Почему он всё усложняет? Впервые за долгое время она осознала, что готова к новым отношениям. Нет, не к той пародии, что была с Берни, а к настоящим отношениям, с поцелуями, объятиями, взаимоподдержкой и чаем в постель.
— Я сложный человек, Фэр, — впервые он назвал её «Фэр», а не «мисс инспектор». — Со мной нельзя жить, со мной нельзя построить отношений. Я не хочу привязывать тебя к себе и привязываться сам. Кроме страданий мы не получим ничего. Тебе нужны страдания? Мне — нет. Я не могу дать тебе то, о чём ты мечтаешь.
— Откуда ты знаешь, о чём я мечтаю? — Фернанда вцепилась ногтями себе в ладонь. Сейчас она расцарапает Джерри физиономию, если он не заткнётся.
— Не знаю, но могу представить. Женщины мечтают об одном: семья, дети, дом и бла-бла-бла. Со мной этого не будет никогда.
Фэр гневно засопела. Ещё и на любимую мозоль наступил. Это мужчины, мужчины повально требуют от женщин кастрюли с едой и толпу детей! Как он смеет утверждать обратное? Да она его убьёт!
— Во-первых, ты никогда не был женщиной и не можешь с такой уверенностью заявлять, о чём мечтает каждая из нас. Во-вторых, Джерри Анселми, я тебе говорила, мне не нужна семья. Не знаю, чем ты слушал, но у меня другие приоритеты в жизни.
— Хочешь скажу прямо? Я тебе не верю, Фернанда Ривас! — глаза его стали светло-зелёными, будто выгорели на солнце. — Ну представь, если у нас сложатся некие отношения, а лет через пять ты заявишь, что тебе нужен выводок детей. И ты будешь меня упрекать, что я сломал тебе жизнь.
— Да что за бред?! — Фэр так долбанула кулаком в стекло, что чуть его не разбила. — Каких ещё детей? Что ты вообще знаешь обо мне, Джерри Анселми, чтобы такое утверждать?
— О тебе — ничего, — согласился он. — Я сужу по моей практике. У меня были дамочки, которые клялись, что им нужен я, а не обручальное кольцо, потомство и счёт в банке. Но когда они понимали, что я не шучу и своих принципов не меняю, и ни шантаж, ни обман, ни вопли, ни дырявые презервативы им не помогут, они и показывали свои истинные лица. Я не верю тебе, Фэр, потому что ты — самая обычная женщина, хоть и чертовски привлекательная. Если тебя это утешит, ты почти единственная, с кем я получил удовольствие от секса. Ты можешь по-праву собой гордиться. И именно поэтому я не хочу продолжать. Если бы ты была кем-то вроде Мэри, я бы остался с тобой навсегда, но… увы.
— Ах, вот как?! — у Фэр-таки полились злые слёзы. — Ты уверял, что любишь её, как сестру! Однако ищешь женщину, похожую на неё. Что такого в ней есть, чего нет во мне?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Такой тип женщины, как Мэри, — единственная, с кем я могу жить.
— Так и живи с ней тогда!
— Увы, мы с ней чересчур много знаем друг о друге, чтобы влюбиться.
— Я тебя ненавижу, Джерри Анселми! — прошипела Фернанда, отворачиваясь к окну.
— Я знаю.
До улицы Дефенса они ехали молча. Фэр бросала на Джерри вопросительные взгляды, но он упрямо смотрел вперёд. Только сейчас она заметила: он без перчаток и у него перебинтована ладонь. Та, которую он порезал два месяца назад. Неужто ещё не зажило? Да быть не может! И во время ласк в авто она ран и бинтов не заметила. Впрочем, ей было не до этого…
Джерри остановился у её дома, и Фернанда вышла на улицу, забрав ноутбук с багажной полки. Она ещё надеялась, что Джерри её окликнет, позовёт обратно и зацелует. Напрасно.
У порога Фэр рискнула обернуться, ощущая спиной тяжёлый взгляд. И впервые прочла эмоцию на его лице — грусть, причины которой оставались загадкой.
— Так-так-так, — Фэр опомниться не успела, как в холле наткнулась на Вирхинию. — И где это ты шастала, кузина?
— Разумеется, на работе, — буркнула Фернанда, проходя в гостиную.
— Не ври! Я звонила в комиссариат, тебя там не было. А потом твой женишок сюда названивал, тоже тебя искал. Эх, смотри в оба, кузина, — со слащаво-снисходительным лицом Вирхиния скрестила руки на груди, демонстрируя превосходство. — Тебе давно пора рожать, ты уже нашла кандидата, а не шевелишься. Ты вызываешь только жалость. На твоём месте я бы уже давно залетела, а ты… Какая ты глупая!
— Можешь забрать Берни себе, — невежливо сказала Фэр. — Зачем он меня искал?
— Потому что ты ушла с работы и пропала, вот и искал. А теперь ты приехала на Феррари. Я ж не дура и не слепая! Я видела в окно, что тебя привёз Джерри Анселми. А он отец ребёночка, который у меня туточки, — Вирхиния погладила живот с таким высокомерием, будто стала чемпионкой мира по подлости.
Ну и денёк! Угораздило же её столкнуться с кузиной! А хотелось закрыться в комнате и мысленно приговорить Джерри Анселми к расстрелу. Не зная, как отделаться от Вирхинии, Фэр начала перебирать кипы журналов, что валялись на банкетке.
— А что, тест был положительным?
— Пока нет, но скоро будет. Я же чувствую, что я уже мать! — ликовала Вирхиния. Фэр она сейчас напомнила пациентку психушки — безумные глаза и глупый вид. — Моя лялечка скоро уже ножками будет шевелить.
— Ты так и не сказала, Вирхи, зачем ты звонила мне на работу, — попыталась сменить тему Фэр.
— А, это… У нас тут такая новость, закачаешься! Агустина в обморок упала, — сообщила Вирхиния, как младенца качая диванную подушку на руках.
— В обморок? — Фернанда отбросила журналы. — Врача вызывали?
— Ну да, он сказал, что она, наверное, беременная.
— Как беременная? — обалдела Фэр. — Она же несовершеннолетняя!
— Чем раньше начнёшь, тем больше детей родишь, — философски изрекла Вирхиния, улыбаясь во весь рот. — Врач велел сделать анализы, но я и без них уверена, что Агус скоро родит лялечку. Это объясняет все её странности. А я тоже должна быть странной, как ещё одна будущая мамочка. Ах, представь, кузина, наш дом будет полон младенцев!
Фэр, не в силах слушать бред, ушла наверх. Но Вирхиния этого не заметила, разглагольствуя о том, как круто быть беременной.
Первым желанием Фернанды было ворваться к племяннице и убить её. Но она одумалась. Убить она всегда успеет. Может ли Агустина вообще быть беременна? Для этого нужно было переспать с парнем…
Тут Фэр вспомнила, откуда она сама пришла и что наделала. Переспала с Джерри. А вдруг она тоже беременна? Хотя нет, у неё стоит спираль и утром она выпила ОК. Но она сваляла дуру, напилась и не помнит, предохранялся Джерри или нет. В этом вопросе Фернанда была истинным параноиком, тщательно следя за контрацепцией. Несмотря на спираль и противозачаточные, она непременно сходит к врачу.
К ужину Агустина не вышла. И к лучшему — Фэр услышала звуки скандала ещё на лестнице. Маргарита визжала так, что содрогался и соседний квартал.
— Мерзавка безмозглая! Так я и знала, что эта идиотка притащит сюрприз! О, уверена, это тот дурачок, Фред Муньос постарался! Ну ничего, завтра же потащу её к гинекологу. И сразу, сразу на аборт! Нельзя время терять! — она стукнула кулаком по столу. — Привет, Фэр.
— Добрый вечер, — сев на место, Фернанда принялась накладывать себе говяжьи рулетики, запечённые с сыром и овощами.
— Да какой он добрый?! — задыхалась от натуги Вирхиния. — Ты слышала, кузина? Нет, ты слышала, что говорит Марго? Аборт! Я даже не могу слово это произносить! Тьфу! Она хочет убить ребёночка! Ни один порядочный гинеколог не станет делать аборт! Это преступление! 1
— Да ну? — многозначительно хмыкнула Фернанда. — Главное — знать, к кому обратиться.
— Тебе ли это говорить? — возмущению Вирхинии не было предела. — Ты же полицейская!
Фэр молча пожала плечами.
— Беременна, так беременна, — поддакивала тётя Фели. — Мы поможем, в конце концов, одним членом семьи больше, одним меньше. Какая разница? Но если вы совершите убийство, я улечу на Луну и вас с собой не возьму!
— Вас ещё забыли спросить! — Маргарита так звякнула тарелкой, что чуть её не разбила. — Агустина — моя дочь! Моя! Я поведу её на аборт и точка! Мы пойдём не в государственную, а в дорогую частную клинику. За деньги всё сделают. Когда это в нашей стране соблюдали законодательство? Вон Фэр знает. А Агустина — несовершеннолетняя. У неё вся жизнь впереди. Я сама жалею, что родила так рано. Хотя мне было двадцать четыре. А ей семнадцать!
— Чем раньше родит первого, тем больше успеет родить ещё, — с умным видом бредила Вирхиния. — Если будет рожать каждый год, к двадцати четырём детишек станет пятеро. Целый детский сад! И всё это в нашем доме! Вообразите только, какая прелесть!
— Вирхиния, что ты несёшь? — ужаснулась Марго. — Ты не в своём уме! Ты помешалась на детях! Фэр, скажи им! Почему они обе против меня?
— Потому что нельзя убивать нерождённых детей, — поучала тётя Фели, размахивая сарделькой.
— Хм… значит, по-вашему убивать можно только рождённых? Аботировать нежеланный зародыш — это плохо, а выбросить уже живого и рождённого в мусорку — это гуманно? — спросила Фернанда в лоб.
— Это лучше, чем убить беззащитную лялечку в домике-животике, — назидательно сказала Вирхиния. — Не нужен пупсёнок, сдай в приют, но зато он будет жив. А аборт — это убийство.
— Как врач ты абсолютно некомпетентна, кузина, — выплюнула Фэр; её уже начало подтрясывать от всеобщей тупости. — Сочувствую твоим пациенткам. Да, я полностью согласна с Марго. Если Агустина беременна, я надеру ей уши и сама потащу её на аборт. И не надо мне тыкать законодательством. Аргентина — не та страна, где его сложно обойти.
— И это говорит полицейская! — закатила глаза Вирхиния.
— Говорю именно как полицейская.
— Что, съели? — победно закончила Маргарита, подняв руку вверх, словно держала в ней кубок. — Хоть Фэр и дурочка, но мы сёстры, и в критической ситуации она всегда меня поддержит, — Марго подошла к Фернанде сзади и обняла её за плечи. — Тем более Агустина — моя дочь, а не ваша, так что её судьбу решаю я.
— Вы маньячки, по вам тюрьма плачет, раз вы любите издеваться над беззащитными детишками! — в негодовании Вирхиния покинула столовую, так и не доужинав.
Тётя Фели поджала губы, скармливая Барби кусочек бекона. Подружка её, донья Канделария, скандал этот не слышала — привыкла ложиться рано и уже дрыхла.
После ужина Фэр вломилась в комнату Агустины с боем — та не желала открывать дверь. Пришлось искать запасной ключ.
— Чего тебе надо, тётя? — вознегодовала Агус, когда Фернанда влетела в её спальню. Девчонка лежала на кровати, и лицо у неё было зарёванное.
— Нам надо поговорить.
— Не о чем нам говорить. Достали морали! Тошнит от них, — зло выдавила Агустина, тычась носом в подушку.
— А может тебя от другого тошнит? Ну-ка, говори мне правду! — Фэр схватила её за капюшон кофты-худи и потянула вверх. Та села на кровати, вращая глазами. — Врач подозревает, что ты беременна. Он ошибается или как?
— Тебя это не касается, тётя!
— Что значит не касается? Ты несовершеннолетняя! Раньше ты мне доверяла. Я полагала, что мы подруги. Но ты изменилась, Агус, стала грубая, нервная, нелюдимая. Я думала, дело во влюблённости в того певца, но, кажется, это не так. Теперь ты падаешь в обморок, врач говорит, что ты беременна… — Фэр села на кровать рядом с племянницей. — Так что? Ты можешь быть беременна или нет?
— Нет, — Агустина помотала головой, закрыв часть лица чёлкой.
— Нет? Точно? — взяв с комода расчёску, Фернанда пригладила девочке волосы. — Агус, ты уже девушка, ты знаешь, что от святого духа нельзя забеременеть. Если у тебя были отношения с каким-то парнем, ну… если дело дошло до… интима, то ты могла залететь. Жаль, что ты не поделилась со мной. Я бы рассказала тебе о контрацепции.
— Ничего у меня ни с кем не было, — пробурчала Агустина.
— А почему врач говорит, что ты беременна?
— Потому что он тупой! — огрызнулась Агустина, закручиваясь в одеяло, как в кокон. — Это тётя Вирхиния мечтает о залётах, а я тут ни причём.
Фернанда не знала кому верить: Агустине или врачу. Да, доктор мог и ошибиться. Но не факт.
— Ну хорошо, допустим, я тебе поверю, и врач ошибается. Но давай, чтобы все успокоились, мы сделаем тест на беременность. А то Вирхиния весь вечер орёт про младенцев и не затыкается.
— Но у меня нет таких тестов, — покраснела Агус.
— Зато у меня есть. Я сейчас принесу. Ну? Сделаем?
Агустина кивнула, и Фэр, воспрянув духом, поспешила к себе. Раз девчонка согласилась на тест, наверное, она не лжёт.
Однако тест показал две полоски.
— Агус, тест положительный, — обомлев, Фернанда внимательно созерцала тест. — Может, ты скажешь правду, наконец?
— Я же сказала, тётя, я не беременна! — слёзно выкрикнула Агустина.
— Но тест положительный.
— Значит, он врёт!
— Получается и тест врёт, и доктор врёт? — раздражённо спросила Фэр. — Или всё-таки врёшь ты, а? И кто же у нас нерадивый папашка? Ему тоже неизвестно слово «контрацепция»? — Фернанда ходила из угла в угол, размахивая коробочкой от теста. Агустина молчала, как партизан перед расстрелом. — Ты понимаешь, что тебе семнадцать лет? Ты понимаешь, что ты сломаешь себе жизнь? Кто отец, я спрашиваю?!
— А зачем тебе это знать, тётя? Какая разница? — брякнула Агус.
— Что значит «какая разница»? А нести ответственность он не должен по-твоему? Не умеет предохраняться, пускай оплачивает аборт!
— Аборт?
— Да, аборт! А ты как думала? И не надейся, что мы с твоей матерью позволим тебе совершить глупость, — открыв шкаф, Фэр стала вешать в него одежду, наваленную кучей на стул. — Но аборт в частной клинике — процедура дорогая, да ещё надо поискать врача. И часть расходов должен оплатить папаша. Ну… так кто у нас отец? С кем у тебя были интимные отношения?
— Э-э-э… ну… э-э-э… — Агустина, поразмышляв минуты две, выдала: — С Фредом! Да, с Фредом. У нас кое-что было, только я не думала, что этим закончится. Но не надо его впутывать, не говори ему ничего, ну пожалуйста, тётя!
— Короче, завтра мы идём к моему гинекологу, доктору Барриосу, — проигнорировала нытье племянницы Фэр.
— Я не пойду к гинекологу-мужчине! — воскликнула Агустина. — Ни за что! Я не хочу!
— Мужчина-гинеколог гораздо лучше, чем женщина. Уверяю тебя, Агус.
— Нет-нет! Я не пойду! Ни за что! — Агустина накрыла голову подушкой.
— Но надо узнать, беременна ты или нет, — настаивала Фернанда. — Что за свинство ты тут развела? — она выгрузила из шкафа пакетики из-под чипсов.
— К мужчине я не пойду. Давай пойдём к тёте Вирхинии! — выпалила Агустина из-под подушки. — Тётя Вирхиния ведь тоже гинеколог. Да, я пойду только к ней! Или ни к кому!
И Фэр уступила, хотя её интуиция сопротивлялась посещению Вирхинии как врача. Доктор Барриос — замечательный гинеколог, адекватный и грамотный специалист, к которому Фернанда ходила уже несколько лет. И он не склонен к нравоучениям.
Но ей пришлось смириться — слово «гинеколог» вызвало у Агустины дикий ужас. Она так вопила, что пойдёт лишь к Вирхинии и стучала кулаком в стену, что Фэр сдалась.
Ночью Фернанда не сомкнула глаз. История с Агустиной её расстроила. Ну что за безответственность? Ох, уж этот Фред, с виду тихоня, а сам обрюхатил девчонку. Все мужики одинаковые. Ну ничего, она ему устроит взбучку! Он не отвертится!
Мысли Фэр вернулись к Джерри. И этот такой же. Задал ей жару в машине и бросил. Как же она ненавидит его, задушила бы! А ведь Джерри создаёт проблемы из ничего. Сам признался, что ему было хорошо, и сам же оттолкнул её. Может, у него был неудачный опыт отношений и он теперь никому не верит? Это бы многое объяснило, но… ещё есть Марлене. Зачем-то он на ней женился. Сказал, что любит, как сестру, но восхищается, как женщиной. Плюс его бисексуальность. Джерри мог и специально наврать, чтобы отпугнуть Вирхинию и Фэр заодно. Но Фернанду это царапало — ей было неприятно осознавать, что ему могут нравиться и мужчины. Хотя после сегодняшнего дикого секса в авто поверить в это нельзя. Чёрт разберёт этого человека!
Уже ни свет, ни заря Фэр была на ногах. Еле дожив до девяти утра, она вытащила Агустину из дома, не дав той позавтракать. На возмущение Маргариты и немой вопрос тёти Фернанда ответила молчанием. А уж сидеть рядом с доньей Канделарией и её пауком, которого она водрузила на стол, Фэр не хотела. Мерзкое насекомое ползало по террариуму, портя аппетит одним своим видом.
В консультацию к Вирхинии они с Агустиной попали быстро — та записала их первыми и сразу вызвала; в очереди им сидеть не пришлось.
Результат осмотра стал неожиданностью — Вирхиния признаков беременности не нашла.
— Но мы вчера сделали тест, и он был положительным, — недоумевала Фернанда, пока Агус одевалась за ширмой.
— Ты сомневаешься в моей компетентности? — разобиделась Вирхиния.
— Но ведь тест был положительным!
— Скорее всего у неё синдром мнимой беременности.
— Это как?
— Ну, это бывает от сильного желания или наоборот нежелания, страха забеременеть. У женщины появляются все признаки беременности, но она не беременна. Это вот тут, в голове, — Вирхиния потыкала в висок пальцем.— По-моему Марго права. Агустине нужен психиатр. Кстати, она не девственница, интимные отношения с кем-то у неё были. И, возможно, из-за этого она и напугалась так, что у неё наступила мнимая беременность. А жаль, я ведь мечтала понянчить её лялечку, — Вирхиния с сожалением покачала головой.
— Я же вам говорила, что не беременна, — буркнула Агустина, выйдя из-за ширмы.
У Фернанды будто камень с души свалился. Как хорошо, что девчонка не залетела! Но эта ситуация послужит уроком и самой Фэр — надо поговорить с Агустиной о контрацепции. Хочет она или нет, а вопрос важный. Маргарита наверняка не станет его решать.
Отвезя Агустину в школу, Фернанда приехала на работу. Там она выслушала крики Берни о собственной беспечности и его волнениях. И комиссар Гальяно добавил, прочитав ей нотацию о том, как дурно она поступила, покинув комиссариат среди рабочего дня. Но он утих, узнав о свидетеле и увидев фоторобот.
Тот мигом был размножен и разослан во все отделения полиции округа. Теперь ловля маньяка — лишь вопрос времени.
К концу дня в кабинет Фэр пожаловал Тос и написал заявление на розыск супруги. Но когда Фернанда увидела фото беглянки, то выпала в осадок.
— Это и есть ваша жена? — наморщила она лоб.
— Да. А что, вы знаете, где она? — удивился Тос её реакции.
— Н-нет…
«Нанси Сабина Диас Коста» — так звучало имя пропавшей. Нанси. Служанка Джерри Анселми. Нет, таких совпадений не бывает. Опять, опять Джерри! Все дороги ведут к нему, какую ни возьми. А, может, неспроста? Вдруг этот ненормальный и есть её судьба?
Комментарий к Глава 23. Сюрпризов много не бывает ------------------------------------
[1] В Аргентине аборты разрешены только по мед. показаниям.
====== Глава 24. Накал чувств ======
Как бы Фэр не претило, а шанса проигнорировать заявление Тоса у неё не было. Да ещё охрану пришлось ему выделить, как важному свидетелю по делу «Фантома-убийцы». Выпроводив Тоса, Фернанда пару часов колебалась: стоит ли позвонить Джерри или наведаться к нему.
В конце концов, она позвонила ему на мобильный. Он не ответил и на десятый раз, и Фэр решила ехать к нему домой. Предъявит жетон, спросит о Нанси. И никаких выяснений отношений. Этот человек для неё умер, как личность, как друг и как мужчина. Его нет.
С этими мыслями Фернанда прибыла в Пуэрто Мадеро. Оставила мото на парковке и выловила сеньора Феликса, громко объявив: визит её сугубо официальный. Помахала жетоном и настояла, чтобы тот оповестил Джерри о её приходе.
— Но мистера Анселми сейчас нет, — развёл руками сеньор Феликс.
Это в планы Фэр не входило.
— Где же он?
— А я почём знаю? Он мне не докладывает куда уходит.
— Ладно, тогда скажите мне, сеньор Феликс, а Нанси, его служанка, дома? — понадеялась Фэр на удачу.
— Нет, сеньорита. Нанси я не видел уже… эм-м-м… дайте подумать… — консьерж закатил глаза, подсчитывая что-то в уме. — Ну да, правильно, с неделю точно, если не больше. Даже и не знаю, куда она делась. Девушка вежливая, старательная, неконфликтная. Вряд-ли он её выгнал, мистер Анселми всегда её хвалил. Если только сама ушла. Но где она ещё найдёт такого лояльного хозяина, как мистер Джерри? Она всегда о нём хорошо отзывалась, а он неплохо ей платил, никогда не обижал и запрещал надевать форму.
— Как жаль, а я надеялась, вы мне поможете, — расстроилась Фернанда. — Дело в том, что… муж Нанси её разыскивает. Он пришёл в комиссариат и написал заявление об её исчезновении. А я увидела её фото и вспомнила, что это служанка мистера Анселми.
— У неё есть муж? — вытаращился сеньор Феликс. — Впервые слышу. Она никогда о нём не говорила.
— Муж и двое детей.
— Надо же, — консьерж и правда был изумлён. — И о детях никогда ни словечка. Иные мамаши только о них и говорят. Я бы и не подумал, что у Нанси есть семья.
Фэр осознала, что попала в тупик: Джерри дома нет, служанки тоже, консьерж вообще не в курсе. Но сам-то Джерри брал девушку на работу, он должен знать о её семейном положении и о побеге от мужа.
— Может, я позвоню мистеру Джерри? — предложил сеньор Феликс, видя её замешательство.
— Да бесполезно, я десять раз уже звонила, — вздохнула Фернанда.
— А я всё равно попробую, — и он набрал номер.
К досаде Фэр Джерри ответил сразу. Неужто специально не брал трубку, когда звонила она? Вот гусь! Сам её соблазнил, сам бросил и теперь корчит неприступного.
Сеньор Феликс попытался Джерри расспросить о Нанси, но тот озадачил его вопросом: а с какой целью консьерж интересуется. Пришлось рассказать, что Нанси ищет Фернанда.
— Ладно, ладно, хорошо, я ей скажу, — покивал сеньор Феликс и записал что-то на бумажку. Повесил трубку.
— Зачем вы ему сказали, что это я ищу Нанси? — вознегодовала Фэр. Она ещё надеялась, что ей удастся найти девушку, минуя Джерри.
— Мистер Джерри — умный человек. Он понял, что я не договариваю. Я никогда не звонил ему, чтобы спросить о прислуге. Он велел вам передать, что ждёт вас через полчаса. Вот здесь, — сеньор Феликс вручил Фэр бумажку с адресом.
— Ждёт меня? — в шоке она перевела взгляд с бумажки на консьержа и обратно.
— Ну да, он сказал, что объяснит вам про Нанси при личной встрече.
— Ладно, спасибо, — это свидание застало Фернанду врасплох. Она ушла, забыв с сеньором Феликсом даже попрощаться. Отъехав за угол, прочла адрес: Парке Норте… Искусственно созданный парк-пляж. Центр развлечений с огромным бассейном, шезлонгами, кафе и магазинами.
Вскоре Фэр, свернув на проспект Рафаэля Облигадо, припарковалась у Парке Норте и, заплатив за вход, прошла за ограду. Джерри назначил встречу у кафе-бара «Амадеос». Фернанда спросила у прохожих про этот бар. Оказалось, до него шлёпать и шлёпать. Она старалась миновать людей и сворачивала в сторону, завидев торговцев хот-догами и мороженым. Чтобы не сверкать формой, она сняла куртку полицейской. В тонкой рубашке было прохладно, но это лучше, чем привлекать внимание. Джерри вечно её подставляет. Надо же, затащил в парк развлечений!
Наконец Фэр увидела вывеску, пестрившую рисунками чая, кофе, мороженого и с надписью: «Кафе-бар «Амадеос».
Она зашла внутрь — ничего особенного. Стандартная пляжная забегаловка с крышей из листьев пальмы и столиками внутри и снаружи. Хозяин кафе занимался приёмкой товара. На вопрос о Джерри, он ткнул пальцем вдаль.
Там находилась толпа с камерами, кранами и осветительными приборами. Стояло ограждение, тянулись провода и всюду кучковались пластиковые стаканчики, пустые кокосы, раскладные стулья и шезлонги. Кажется, здесь шли съёмки. Вот почему Джерри позвал её сюда! Поди придётся ждать часа три, не меньше. Сопя от негодования, Фэр направилась к съёмочной группе.
Джерри стоял босиком у искусственного водоёма-фонтана. Засаженный мхом и обложенный камнями, тот походил на водопад. Из одежды на Джерри были кожаные брюки и прозрачная чёрная рубашка. Грудь его, намазанная маслом и автозагаром, блестела, как кожа змеи. Рядом маячил вездесущий Энеас Арайя. Весь в красном, с банданой на голове, он носился вокруг Джерри, поправляя тому грим, костюм и причёску.
Фернанда добралась до ограждения, но дальше её не пустили. А люди из съёмочной группы о чём-то спорили, махали руками, крича друг на друга. Джерри в разборках не участвовал, своим флегматичным видом давая понять — его это не касается. Вокруг него кудахтали Энеас и невысокая девушка-помощница, что подавала кисточки и спонжи, пудру и масло. Но Фэр он заметил быстро. Помахал ей рукой, не меняя выражения лица. Что-то шепнул на ухо Эни и тот, подскочив как ошпаренный, завопил:
— Аллилуйя! Это ж чудненько! Вы слышите, люди?! — он шмякнул в коробку, что держала помощница, косметические прибамбасы и ринулся к толпе. — Вот, вы говорите, чего теперь делать, раз Глорита обиделась и свалила! У нас есть замена! Это ж Джемма! А она профессиональная супермодель!
Все уставились на Фернанду. Она решила дать стрекача, когда до неё дошло, на что её хотят сподобить. Но было поздно — пять человек с Эни во главе рванули к ней и, схватив под локти, втащили за ограждение.
— Как хорошо, что ты пришла, Джемма, лапочка! — восклицал Энеас громко.
— Но… я…
— Джерри нам рассказывал, что ты — его невеста и профессиональная модель. А у нас тут незадачечка. Мы снимаем клип, а моделька, играющая главную роль, психанула и свалила. Видите ли, ей не понравился образ, который мы сделали. Слишком простенько ей! Капец, я в ауте! Надо было, видно, умазюкать её как на бразильский карнавал! — тараторя, Эни пихнул Фэр к Джерри чуть ли не в объятия.
— Эй, осторожней, не надо меня толкать! — возмутилась она. — Я не модель! И я не Джемма! Я инспе… — она не договорила — чья-то ладонь мягко закрыла ей рот.
Фэр в негодовании дёрнулась, но тщетно — Джерри, зажимая ей рот, привлёк её к себе. И шепнул в ухо:
— Тсс… умолкни. Не надо меня позорить и всех оповещать о наших своеобразных отношениях. Для них ты — моя невеста. Я ещё не объявлял, что расстался с Джеммой. И сегодня тебе придётся мне помочь. Побудешь красивой девушкой из клипа. Тебя загримируют и всё объяснят. Если ты, конечно, хочешь, чтобы мы поговорили о Нанси. Ты ведь за этим пришла? — шёпот звучал так холодно, что Фэр захотела укусить Джерри за палец. Но не стала, ощущая непонятный страх, как тогда, на крыше небоскрёба. — Ну что, договорились?
Фернанда кивнула, не понимая, зачем согласилась. Джерри разжал руки, отпустив её, и громко крикнул съёмочной группе:
— Джемма согласна нам помочь! Иди переодевайся, май дарлинг.
Фэр опомниться не успела, как её окружила толпа, и под предводительством Эни утащила в палатку-гримёрку. Ей сделали лёгкий макияж, завили и распустили волосы и надели белое платье, тонкое, длинное и воздушное. В этом наряде она напоминала большую чайку.
Режиссер оказался приятным человеком — не грубил и не хамил, а спокойно объяснял, что она должна делать. Поначалу снимали, как Фернанда гуляет босиком по искусственно созданному песчаному берегу у искусственного озера, и раздували ей платье ветродуями. Затем её уложили на спину в песок и слегка полили водой. Потом снимали сцены с Джерри, где он открывал рот под фонограмму то лежа, то сидя на песке, то залезая в одежде в фонтан.
В конце концов, Фэр запихнули в фонтан вместе с ним, вынудив изображать страсть. Хотя Джерри не целовал её, лишь делал вид, но обнимал крепко-крепко, заставляя нервничать. Режиссёр требовал больше огня. Энеас вопил о том, какая они красивая пара, но главное — не испортить макияж. Оператор же боялся, как бы камера, висящая на длинном кране-удочке, не упала в воду. Платье у Фэр промокло и прилипло к телу. А вокруг куча народу! Хорошо, что они в воде. От близкого присутствия Джерри, прикосновений его мокрой кожи и волос она распалилась. Хорошо, что он не посторонний. И как это модели и актрисы играют любовь с едва знакомыми партнерами?
Но Джерри был холоден, как айсберг. Ещё холоднее, чем обычно. А она ведь красивая в макияже и в этом платье! Неужели он ничего не испытывает? Он же молодой красивый мужчина, а не бревно, и ведь у них был секс. Она теперь знает, что он далеко не импотент. До чего же странный тип!
Съёмка закончилась через три часа. Джерри и Фернанду отвели сушиться в гримерки. К счастью, в разные.
Фэр переоделась, но время на снятие макияжа и отмывание волос тратить не стала. Макияж был лёгкий — в нём можно идти по городу, а напомаженные волосы она увязала в хвост. Вышла из палатки и огляделась, ища Джерри. Его не было видно, и она спросила у помощника оператора, где его палатка. Та оказалась рядом и отличалась от десятка других лишь жгуче-чёрным цветом.
Фернанда робкопозвала Джерри с улицы. Постучала в ладоши — он не откликнулся. Пришлось ей лезть в палатку самой. Джерри находился там, к счастью, одетый. Он стоял спиной ко входу и болтал по телефону. На появление Фэр не среагировал. Закончил разговор минут десять спустя. Обернулся. Зелёные глаза сверкнули, как у кота в потёмках.
— Прости, я тебя не заметил, мисс инспектор. Чего ты хочешь?
— Я хочу узнать про Нанси, — твердо сказала Фернанда. — Я здесь ради неё, а не ради тебя. Её муженёк написал заявление, и я вынуждена её искать. Ты знаешь, где она?
Джерри фыркнул как-то раздражённо.
— Пфф… Знаю. Но не скажу.
— Почему? — мигом вздыбилась Фэр.
— Нанси не хочет видеть свою семейку. Они её допекли, и она сбежала. Она попросила меня о помощи, и я помог. Никаких преступлений она не совершала. Захотела уйти из дома и ушла. А у нас не средневековье, чтобы принуждать её вернуться. Короче, с полицией по этому вопросу я сотрудничать не буду, — и он скривился, будто съел перец чили.
— Ах, вот как! — ощетинилась Фернанда, ставя руки в бока. — А, может, мне тебя арестовать? Откуда я знаю, что ты говоришь правду? Вдруг ты её похитил и где-то держишь. Или вообще убил. Я не могу заставить её вернуться к мужу. Но он написал заявление, и я не вправе его игнорировать. Моя работа — пропавшего человека найти и дело закрыть. А дальше пусть разбираются сами.
— Она не хочет с ним разбираться. Она всё решила, — Джерри говорил спокойно, не реагируя на возмущения. — И я её прекрасно понимаю. Лучше быть одной, чем жить в дурдоме. И не надо мне втирать про её детей. У них есть отец. А Тоса я прекрасно знаю, он нормален лишь для тех, кто склонен к сексизму и традиционализму. И я на стороне Нанси. Не выношу, когда из молодой красивой девушки делают кухонный комбайн, посудомоечную машину, няньку и инкубатор в одном лице.
— Я вижу, ты в курсе личной жизни своей прислуги, — скрипнула зубами Фэр, ощутив укол ревности. — С чего ты её защищаешь? Может, она твоя любовница?
Он покатился со смеху.
— Ой, не тебе говорить об этом, мисс инспектор! Или ты забыла, как напилась и соблазнила меня?
— Я? Я соблазнила?! — Фэр сжала кулаки — на ладонях остались вмятины. — Ты меня почти изнасиловал!
Он и глазом не моргнул.
— Я тебя не насиловал. Ты сама хотела и не сопротивлялась. Ты меня спровоцировала. И тебе повезло, май дарлинг, что с тобой был я. Мой тебе совет: никогда не провоцируй мужчину на секс. Не все такие добрые, как я. Попадёшь в лапы к извращенцу, мало не покажется.
Грудь Фэр гневно вздымалась. Она хотела запустить в Джерри рюкзачком, но гордость её остановила.
— Кстати, ты была чудо как хороша сегодня, Джемма, — он погладил пальцем ямочку на подбородке. — Я тебе давно говорил, твоё место не в полицейском участке.
— Да иди ты чёрту! — выкрикнула Фернанда. Ринулась к выходу. Сил больше нет!
— Погоди. Стой! Фэр! — Джерри схватил её под локоть.
Сцепив руки у Фернанды на талии, он втянул её вглубь палатки. Там стоял стол. Присев на него, Джерри усадил Фэр к себе на колено и так обнял, что у неё дыхание спёрло. Уткнулся носом ей в ложбинку между плечом и шеей. Молча.
Некоторое время они так сидели. Фернанда чувствовала: он весь напряжён и мышцы у него каменные, а руки ледяные. Но мало-помалу объятия стали нежными и Джерри расслабился.
— Джерри, а что происходит? — спросила она.
Он долго молчал. Фэр решила, что её вопрос так и останется без ответа. Попыталась вырваться. Он удержал её, шепнув:
— Я соскучился… — и потёрся щекой о её плечо.
У Фернанды сердце застучало с новой силой. Ничего себе! Подобная фраза от Джерри — это фактическое признание в любви. Неужто с него спала маска? Или это новая маска, очередная игра с сюрпризом в конце?
А Джерри уткнулся лицом ей в волосы, и Фэр это завело. Бесспорно они притягивают друг друга физически. Они могли бы быть счастливой парой, если бы не его характер. Был бы Джерри менее колюч и более искренен, возможно, она влюбилась бы в него, как когда-то в Конрада. Но… она его не понимает. Абсолютно. А любить непредсказуемого мужчину — это наказание. Сегодня он ласковый, а завтра выкинет её из окна. Кто знает, что стукнет ему в голову?
— Чтоб ты провалилась, Фернанда Ривас! — сбросил её Джерри с небес на землю.
— Чего?
— Ты хочешь испортить мне жизнь. А у меня не получается от тебя избавиться. Иди отсюда! — и он разжал руки.
Ну вот, она была права. Права! Нельзя с ним построить отношений. На одно ласковое слово он выдаёт сотню грубостей.
Фернанда соскочила с его колена. Едва дыша от злости, она разрывалась между двумя желаниями: остаться или сбежать. Уходить не хочется, она не узнала о Нанси. Но и оставаться с Джерри… Сколько же надо нервов иметь!
— Чего ты хочешь, Джерри Анселми? — Фэр перевела дух, а он всё сидел на столе, ничего не предпринимая. — Когда я попыталась уйти, ты начал меня обнимать и сказал, что соскучился. Теперь ты говоришь, чтобы я уходила. Я устала от тебя!
— А, может, я сам устал от себя? — сказал он вяло.
— Мне это ничего не объясняет, — удручённо вздохнула Фернанда. — Думаю, продолжать наши отношения глупо. Мы и дружить не сможем. Ты ведёшь себя, как свинья, что сейчас, что в прошлый раз.
— В прошлый раз ты была пьяна. Я был уверен, что, протрезвев, ты пожалеешь о произошедшем. Ты ведь жалеешь, так?
— Я этого не говорила! — выпалила Фэр. Прикусывать язык было поздно, но очень хотелось.
Джерри просверлил её взглядом, заметно повеселев.
— Выходит, не жалеешь? А я думал, ты прискачешь с воплями, что я тебя, приличную девушку, обесчестил.
— Я, конечно, перебрала тогда, но я всё осознавала, — буркнула Фернанда. — Одно я знаю точно, у тебя настроение меняется через каждую минуту.
— Во мне куча противоречий, увы. Так зачем ты пришла?
— Из-за Нанси, я же сказала.
— Но ты могла объявить её в розыск. Однако пришла ко мне домой. Не найдя меня, заставила сеньора Феликса до меня дозвониться. Я позвал тебя сюда, и ты прибежала. Хотя могла тупо прислать мне повестку. Так чего ты хочешь?
Фэр не знала что ответить и разглядывала свои ботинки. Он прав. Всё в точку. Почему она не объявила Нанси в официальный розыск? Почему не прислала Джерри повестку, а кинулась сама его искать?
Зелёные глаза буравили на ней дыры, и Фернанда, в конце концов, взглянула на Джерри.
— Ты хочешь продолжения того, что было в машине? — спросил он.
Что за дурак? Зачем так прямо?
Спрыгнув со стола, Джерри подошёл близко-близко. Взял Фэр за хвост, чтобы она не могла опустить голову.
— Ну так что? Ты хочешь меня, Фернанда Ривас?
— Разве девушке задают такие вопросы? — вспыхнула Фэр. — Ты хам!
— Я не хам, но я не романтик. Ты ждала, что я буду заливать о любви до гроба? Перестань, это всё чушь, Фэр. Любовь — это реакция мозга на ощущения тела. А тело либо хочет, либо нет. Я называю вещи своими именами. Странно, что инспектора полиции это смущает, — прикусив кончик языка, Джерри смотрел ей в рот.
— Я не смущаюсь… отпусти, ты мне шею свернёшь! — вознегодовала Фернанда, когда Джерри снова потянул её за хвост.
Хихикнув, он оставил её волосы в покое.
— Мы много думаем о том, что было или что будет. Мы думаем о прошлом и будущем. И теряем настоящее. А это неправильно.
Опять в точку. Неужели они и в самом деле похожи? Вспоминая неудачные отношения с Конрадом, она боится повторения, поэтому избегает новых чувств. И, верно, у Джерри та же история. Его мучает прошлое. Но если они одинаковые, почему она его не понимает?
— Мы плохо друг друга знаем, Джерри, — выдавила Фэр, глядя ему в шею и испытывая желание её поцеловать.
— Это к лучшему. Прошлое должно остаться в прошлом. А будущее ещё не наступило, и я устал о нём думать.
— Джерри, я думаю, что…
— Мы слишком, слишком много думаем, — оборвал он. Прижал её к себе так крепко, что у Фэр зазвенело в ушах. Она бёдрами упёрлась ему в бёдра, а щёку уложила на грудь. Почувствовала, как быстро-быстро стучит его сердце. Неужели не врёт?
— А я не знала, что у тебя есть сердце, — съехидничала она, обняв его за талию.
— А я не знал, что ты умеешь не только размахивать пистолетом и жетоном.
Фернанда хотела сказать колкость, но Джерри так ласкал её глазами, что она не стала портить момент.
Секунда, и он коснулся губами её губ. Чуть-чуть. И отстранился, заставив Фэр почти захныкать. Он издевается что ли?
— Я тебя хочу, — шепнул Джерри глухо. — Только не вздумай кусаться.
Поцелуй был долгий, будто Джерри хотел выкачать из Фэр воздух. У неё, похоже, температура повысилась, и она чуть не рухнула, когда он выпустил её из объятий.
— Ну что, поехали? — спросил Джерри властно.
— Куда? — Фернанда глядела на него осоловело.
— В Баррьо Парке. У меня там дом.
— Зачем?
— Ты же хотела найти Нанси. Она сейчас там.
— А почему ты раньше не сказал? — закатила глаза Фернанда.
— Я ей обещал, что её никто не найдёт. Я тебя представлю, как невесту, и ты поболтаешь с ней. Но не вздумай трясти жетоном и говорить, что её муж написал заявление. Поняла?
— Ага, — Фэр вцепилась ему в руку.
Пока они шли до машины, у неё ноги заплетались. Произошло то, чего Фернанда боялась — она влюбилась. Влюбилась от поцелуя. Лучше бы он не целовал её так! Джерри явно её не любит, но он испытывает сексуальное влечение.
Фэр улыбнулась, продолжая цепляться за Джерри; потёрлась головой о его плечо. Он глянул на неё вопросительно и молча обнял, притянув к себе. Сердце у него продолжало отплясывать кан-кан. Нет, всё-таки он что-то чувствует. И это больше, чем просто физика. Вдруг за масками скрывается и не монстр вовсе? В конце концов, Джерри прав — надо жить настоящим. И, может, это настоящее когда-нибудь превратится в будущее.
====== Глава 25. Схожести и различия ======
«Дьявола» Фэр оставила на парковке. Джерри усадил девушку в авто, и они покатили по трассе. Фернанда пребывала в лёгком шоке от перемены в их отношениях. Но, кажется, со стороны Джерри это был лишь порыв. Уже через полчаса он снова надел маску.
Баррьо Парке, один из подрайонов шикарного Палермо, — тихая вип-зона без высоток. Здесь, в зелени садов, вдали от шума и пыли мегаполиса, утопали роскошные особняки истинных хозяев жизни — богачей и знаменитостей.
Джерри остановил авто перед шлагбаумом (район был VIP и на въезде затребовали пропуск). Миновав охрану, красный «Феррари» поехал по улочке. Людей на пути не попалось, только пара роскошных автомобилей. Всюду росли деревья и фигурно постриженные кусты, где жизнерадостно суетились попугайчики и птички-печники, а газон был ровный и зелёный. Фэр решила, что его покрасили. Вычурные белоснежные дворцы с лепниной и колоннами, тёмные каменные замки в английском стиле, коттеджи из металла, стекла и пластика прятались за заборами.
Джерри молчал, как онемев. Фернанда исподлобья разглядывала его изящный, немного лисий профиль. Наконец они подъехали к дому, что скрывался за густыми зарослями цветущих бугенвиллей и пышнокронных орешников. Джерри вяло посигналил, и ворота открылись.
Тут не было ни арок и колонн, ни лепнины и мозаики, ни заросших мхом камней и остроконечных мрачных башенок. Белоснежный современный дом с узким балконом, что спиралью тянулся вокруг фасада, захватывая все три этажа. Окна — зеркальные и размером со стену, а входная дверь сливалась со штукатуркой.
Внутри особняк тоже был белым, из стекла и металла и с необычной мебелью: одноногими стульями; прикрученными к стенам столиками; множеством пуфов, бесформенных кресел-мешков и подушек, раскиданных по полу. На стене висел большой портрет Марлене (это вызвало у Фэр тихий приступ ревности). Сердцем гостиной оказалась прозрачная лестница, уходившая отвесно вверх. Кухня и столовая, внезапно чёрные, спрятались на нулевом этаже, куда открывался вход под лестницей.
На втором этаже располагалось пять спален и кабинет, а с балкона-террасы открывался вид на задний двор. Там находились искусственный пруд, где плавали утки, и небольшой бассейн. Тут же стоял дом прислуги. Двухэтажный, с разноцветными ставнями и голубой крышей, он напоминал домик из рождественской сказки.
На третьем этаже своё место нашли тренажерный зал, музыкальная студия и оранжерея, что выливалась в крышу-асотею (та была заставлена кадками и горшками с растениями).
Жителями «рождественского» домика оказались дон Альберто и донья Нильда, муж и жена. Донья Нильда, невысокая дама, полноватая, с седыми волосами и ямочками на щеках, была экономкой. Большую часть дня она проводила в хозяйском доме, занимаясь стиркой, уборкой и готовкой. А муж её — садовник, дневал и ночевал в саду. Дон Альберто был высок (супруга доходила ему до плеча) и, несмотря на лысину и ревматизм, силен аки бык. Мог запросто утащить на себе лошадь. Он стриг деревья и кусты, следил за газоном и клумбами, чистил пруд и бассейн. Сад под его руководством имел вид не хуже, чем во дворце Президента.
Донья Нильда и дон Альберто людьми оказались приятными. Джерри позвонил им по телефону, и они явились поприветствовать хозяина.
— Вы поди голодные с дороги. Я сейчас живёхонько сварганю чего-нибудь вкусненькое! Чего ж вы не предупредили, что приедете? Ну кто же так делает? Могли бы же хоть позвонить, приехали бы на всё горяченькое, — причитала донья Нильда, напяливая жёлтый фартук.
— Я не собирался сегодня приезжать, донья Нильда, это вышло спонтанно, — мягко объяснил Джерри. — Не надо суетиться. Мы не умрём без ваших вкусностей, тем более я на диете. Давайте без пирожков, тортов и прочих кошмаров.
— На диете, опять на диете… — ворчала донья Нильда, разговаривая сама с собой, но так, чтобы все слышали. — Каждый раз одно и тоже. А мне-то чего делать прикажете? Морковкой его кормить да капустой, так и в кролика недолго превратиться.
— Зато я не на диете! — обрадовала женщину Фэр. — Я люблю покушать и с удовольствием съем пирожки и тортики!
— Ну вот и славно! — донья Нильда, напевая, спустилась на нулевой этаж.
— Смотри, от пирожков доньи Нильды так разнесёт, что будешь кататься, как шарик. И перестанешь мне нравиться. Я не люблю бегемотов, — съязвил Джерри.
Фэр абсолютно не устроил его тон. Опять он ехидничает. Вроде они помирились, но Джерри не унимается. Дон Альберто, что-то рассказывая, увёл его в сад. Одной Фернанде оставаться не улыбалось, идти в кухню помогать донье Нильде — тоже, и она поплелась следом. Что за неуважение, в конце концов? Могли бы позвать её с собой. Джерри считает её пустым местом!
Фэр быстро мужчин нагнала — они не ушли далеко. Обогнув дом, встали между бассейном и прудом с утками. Дон Альберто поведал: в бассейне завелись водяные жуки, пришлось вызывать санэпидемстанцию. Джерри терпеливо изображал, что ему интересно. От рассказов про жуков его спас здоровенный сенбернар. Низко лая, он бросился на Джерри и, облизав ему лицо, чуть не уронил хозяина на землю. Джерри сел на корточки, гладя собаку по загривку.
— Привет, Гуччи, май дарлинг.
— Он по вам скучал, чуть не выл на луну, — пошутил дон Альберто.
Кличка собаки «Гуччи» Фернанду позабавила. Хорошо не «Дольче и Габбана». С виду сенбернар был добродушный, но Фэр к нему не подошла — она боялась больших собак.
Троица вошла в «рождественский» домик. Тут Фернанда и вспомнила о цели своего визита — на диване в гостиной сидела Нанси. Она читала книгу, а на коленях её возлежал, как султан на перине, белоснежный кот Дамас.
— Привет, Нанси! — весело сказал Джерри.
Та, отложив книгу и кота, встала. По-деловому протянула Джерри руку, и тот, пожав её, схватил Дамаса. Расцеловал его в морду. Кот не возражал. Чихнув, забрался к хозяину на плечо и там повис, напоминая меховой воротник.
Фернанду Джерри представил как свою невесту. Ей не терпелось поговорить с Нанси, но совета Джерри она послушалась, решив за девушкой сначала понаблюдать.
— У вас очень красивая невеста, мистер Джерри, — похвалила Нанси, когда Джерри демонстративно обнял Фэр за талию.
— Да и смотримся мы ничего, правда? — он лукаво улыбнулся, когда Фернанда засопела. Вот позёр! Опять работает на публику. На людях Джерри — сама обходительность.
«Как всегда сплошное шоу!» — подумал Дамас, встретившись с Фэр взглядом.
— Знаете, мистер Джерри, я с ней умучилась, сил моих нет, — пожаловалась Нанси. — Она не слушается, она обзывается и хулиганит. А вчера, представьте себе, она слопала тюбик зубной пасты и сказала, что это сделал Дамас. Но Дамас хоть и кот, а гораздо умнее и воспитанней её.
«Как в воду глядит!» — повёл ухом Дамас.
Джерри только скривился.
— Нанси, ну что я сделаю? Это была воля Мэри — взять её сюда. Теперь Мэри уехала и оставила нам этот подарочек. Но официальный опекун она, и я не могу выставить Айлин.
Айлин? Айлин! Фэр сглотнула. Она не ослышалась?
— Но ты, Нанси, можешь отсюда уехать и вернуться домой, — продолжил Джерри. — Я не заставляю тебя с ней нянчиться. В конце концов, доньи Нильды и двух гувернанток достаточно.
— И даже они не справляются, — покачала Нанси головой. — Вы же знаете, мистер Джерри, я не хочу возвращаться домой. Выбирая между этой дикаркой и дураком Тосом с его злобной мамашей и двумя монстрами, я предпочитаю первое. Айлин хотя бы подгузники не надо менять. Но однажды я её отшлепаю. Ремнём!
— Я не возражаю, — отмахнулся Джерри.
«Некоторым и правда поможет только ремень», — мысленно сделал вывод Дамас.
Фернанда едва удержала язык за зубами, так хотелось Джерри обо всём расспросить. Значит, он забрал Айлин к себе и теперь не против, чтобы её воспитывали ремнём. Какое двуличие! Но спрашивать сейчас — при всех показать свою неосведомленность. Но когда они останутся наедине, она устроит ему взбучку. Мог бы и предупредить!
Донья Нильда накрыла обед на заднем дворе. За столом собрались все: Фэр с Джерри, Нанси, дон Альберто, донья Нильда, Айлин и Дамас с Гуччи, которым их миски расставили по газону.
Джерри играл на публику, демонстративно обнимая Фернанду, называя «своей любимой девочкой» и сочиняя небылицы о будущей свадьбе. Конечно, после развода с Марлене. Фэр бесил этот театр, и ей претило обедать с прислугой. Джерри устроил панибратство, а ведь слуги должны знать своё место.
Айлин вела себя тихо, уплетая приготовленные доньей Нильдой вкусности: жареного поросенка, эмпанадас и лимонный торт. Но Фернанду от её присутствия колбасило. Джерри съел только брокколи, а, глядя на Айлин, улыбался и спрашивал, как у неё дела.
— Как в аду! — заявила Айлин. — Эта тупая гувернёрка заставляет меня цуфры учить. А я их ненавижу! Ещё раз я их увижу, и эта дура получит в нос, — и запихала в рот целый пирожок.
Лицо Джерри было непроницаемо, а с губ не сходила улыбка. Но Фэр знала — это лицемерие. Наконец, Айлин, не выдержав роль приличной девочки более двадцати минут, перевернула соусницу, измазавшись в подливке с ног до головы, и Нанси ударила её по затылку.
— Ну зачем ты, Нанси? Не нужно её бить, — сказал Джерри. — Ничего страшного, подумаешь соус. Донья Нильда, повяжи на неё салфетку, а после обеда пусть переоденется.
— Мистер Джерри, по-моему вы слишком добрый, — вздохнула донья Нильда, обматывая Айлин салфеткой до горла. — Надо быть твёрже, или она так всю жизнь и будет дикарь дикарём.
Джерри ухмылялся, пока Айлин размазывала подливку по лицу. Он встретился взглядом с Фэр, и тут она увидела всё, что скрывалось под маской любезности. В глазах его, чистейших изумрудах, полыхала огнём ярость. Джерри был в молчаливом бешенстве. Дай ему волю, он бы удушил Айлин голыми руками. Но маска была сильнее.
Хотя злость его дальше молний в глазах не пошла. Надо отдать ему должное (Фэр импонировало это качество в Джерри) — в руках он держал себя железно. Но его игра на публику и нежелание высказывать истинные чувства — признаки двуличия. Видела ли Фэр его хоть раз настоящим? Или всё это маска под маской?
Найти ответы Фернанде не удалось и после обеда — Джерри потащил её кататься на лошадях. Неподалеку находилась конюшня (там брали коней напрокат). Рядом был и манеж, где инструктор обучал верховой езде и прыжкам через препятствия, но Джерри уговорил Фэр покататься по району. И поцеловал её в губы у конюхов и инструкторов перед носами.
Когда же они остались вдвоём, его влюблённость как ветром сдуло. Он занялся лошадью. Рыжая красавица Пламя оказалась с норовом. Фыркая и брыкаясь, она пыталась Джерри сбросить. Кобыла Фэр, серебристая Нежность, напротив, была послушной и спокойной, и прогулка Фернанде наскучила мигом. Её обижало невнимание Джерри и беспокоили капризы его лошади. А когда Пламя встала на дыбы, и Джерри еле удержался в седле, Фэр взвыла.
— Тебе не нравится наша прогулка?
— Нравится? Как она может нравиться? — покрутила пальцем у виска Фернанда. — Эта дура с копытами тебя убьёт и даже не спросит разрешения! Немедленно возвращаемся обратно! Сдай её в конюшню и скажи там, чтобы её изолировали от общества!
— Ты правда боишься за меня? — спросил Джерри удивлённо. Подъехал ближе и наклонился. Хитринка в его глазах молнией пронзила Фэр.
— Тебе весело, я смотрю, — надулась она. — А я не хочу лицезреть твой труп под копытами лошади.
— Какая глупость! — отмахнулся Джерри. — Кобыла молодая и, вероятно, неопытная. Плоховато объезжена. Но я хороший наездник. Не надо бояться. Я люблю экстрим. Так даже интереснее.
— Кому интересно, а кому скучно и страшно. Раз ты мечтал обуздать дикую лошадь, надо было остаться в манеже. Если она тебя сбросит, я тебя убью!
— Какая же ты истеричка, Фернанда Ривас! — вновь куснул он, не повышая голоса. — Ну ладно, твоя взяла. Поехали назад.
Развернув Пламя, Джерри ускакал вперёд. Фэр пришлось постараться, чтобы заставить сонную Нежность его нагнать.
— Погоди, стой, Джерри! Давай потише, я не люблю быстрые скачки!
— Скорее твоя лошадь не любит, — бросил он через плечо. — Понятно, почему тебе скучно. Эта кобыла спит на ходу.
— Лучше пусть спит, чем взбрыкивает.
Они пустили скакунов шагом по аллейке, усаженной пальмами.
— А почему ты забрал Айлин к себе? — спросила Фернанда.
— Интересно, а кто менее романтик: ты или я? — отшутился Джерри.
— Не поняла…
— Ну, мы катаемся на лошадях. Красивое безлюдное местечко. Романтичный миг, как в фильмах. Нормальная женщина размечталась бы о свадьбе и детях в розовых и голубых колыбельках, а нормальный мужчина признался бы в любви и прочёл стихи Пабло Неруды. Но я терпеть не могу стихи и признания в высоких чувствах, а ты спрашиваешь меня об Айлин. Нашла тему для разговора, — и он рассмеялся, чуть из седла не выпал.
А может, он и не так двуличен? Просто он неласковый, неромантичный, саркастичный, неумеющий выказывать нежные чувства, даже если и испытывает их. И надо с этим смириться. Ведь Фэр и сама не романтик. Ласковой кошечкой её не назовёшь. Да, она страстная, если эту страсть разбудить, но искать подход к мужчинам она не умеет. Не дано ей это. Но почему Джерри всегда заводит пластинку о том, что «нормальным» женщинам нужно то-то и то-то? Словно упрекает её (или себя?) в чём-то.
— Я тебе десять раз говорила, Джерри Анселми, что мне не нужны семья и дети. Я не намерена их обсуждать ни на лошади, ни в саркофаге. Это понятно? — ворчливо заявила Фернанда. Он хохотнул. — И да, я не романтична. У меня профессия такая. Я не собираюсь вешаться к тебе на шею. Ты и сам целуешь меня, только когда смотрит толпа народу. А наедине тебе чихать на меня!
— Ну-ну-ну, полегче, ты что-то разошлась, Фернанда Ривас! — прервал он её жестом. — Что за упрёки? Ненавижу, когда меня пилят. Лучше не начинай с требований и обид, а то наши отношения закончатся за секунду. Ненавижу женщин-пил!
— Я тебя не пилю, я высказала своё мнение. Да, я отношусь к категории «ненормальных» женщин, — Фэр надула щёки.
— А я разве сказал, что это плохо? — скривился он. — Быть ненормальным в обществе, где сами критерии нормальности противоречат здравому смыслу? Я тоже ненормальный. Думаю, мы с тобой очень, очень похожи.
— Похожи? Какой бред!
— Не отнекивайся. Мы одинаковые, поэтому не находим общего языка. Людей раздражает в других то, что присуще им самим.
— Значит, ты считаешь меня похожей на себя? — взбеленилась Фернанда, резко остановив Нежность.
— Абсолютно верно!
— И по-твоему я высокомерная, наглая, двуличная, злая, грубая, неласковая, неромантичная, эгоистичная, ненормальная нарциссиха?
— Какой точный портрет! Мне нравится, продолжай! — Джерри разразился наигранными аплодисментами.
— Ты свинья и хамло! Как ты смеешь меня обзывать?! — в гневе Фэр спрыгнула с лошади.
— Обзывать? — хмыкнул он. — Я тебе слова плохого не сказал! Это ты обозвала меня свиньёй и хамлом.
— Да иди ты к чёрту!
Фернанда побежала по тротуару, шипя от негодования, как кайсака — жёлтая гадюка. Но Джерри мигом догнал её. Схватил под локоть и прижал к дереву.
— Ты забыла одно определение: психованная. В этом разница между нами. Я умею держать себя в руках, а ты нет. Поэтому я тебя ещё не убил. Кому нравится, когда живой сборник собственных недостатков болтается рядом? Но лучше быть ненормальным, эгоистичным и злым, чем прикрываться высокими идеалами и псевдоморалью, придуманными неким дядей.
Джерри поцеловал Фэр в губы. Так вцепился, что у неё мухи перед глазами полетели. Фернанда попыталась вырваться, но какое там — бесполезный трюк. Он целовал её долго, и Фэр решила, что её изнасилуют, не сходя с места. Ан, нет. Отпрянув, Джерри схватил её за руку и поволок обратно.
Кобылы, привязанные к деревьям, спокойно уничтожали траву на газоне. Всадники не сели верхом, а пошли по аллее, ведя лошадей за собой. Фернанда злилась на Джерри за его колкости, но поцелуи завели её. И он прав. Они похожи. Поэтому никогда не поладят.
— Ну что ты молчишь? — разбил Джерри тишину. — Обиделась? Если станешь дуться на правду, мы будем ругаться каждые десять минут. Я тебе говорил, Фэр, что я сложный человек. Я не стану бегать с букетами и петь серенады. Я не герой-любовник из фильмов, увы. Но и ты не романтическая барышня.
— Так чего ты приклеился ко мне? Найди себе безропотную овцу и не порть мне нервы!
— В том-то и дело, май дарлинг, что я не выношу безропотных овец, которые бекают и мекают о свадьбах, детях, еде, сплетничают о подружках и соседях или рассказывают о новых шмотках. Я таких не перевариваю. Мне важна личность. Мне должно быть интересно с человеком.
— Значит, со мной тебе интересно и ты видишь во мне личность? — пыхтела Фэр так, словно надувала воздушный шарик.
— Абсолютно верно!
— Тогда почему ты ёрничаешь и раздуваешь ссоры?
— Не раздуваю, — заспорил он. — Я высказываю своё мнение. А оно тебя бесит. Но я хочу услышать в ответ не крики, а что-то пооригинальнее.
— То есть мне надо согласиться с твоим мнением и принять его, как единственно верное? — скрипнула зубами Фернанда.
— Я такого не говорил. Почему ты всё переворачиваешь? — вздохнул Джерри, подавляя гнев. — Я жду твоего мнения, твоих аргументов, а ты бесишься.
Злобное сопение Фэр вызвало новый приступ хохота у её спутника.
— Ну вот, опять ты надо мной ржёшь! — разгневалась она.
— Потому что ты психуешь, когда я попадаю в точку. Вот объясни, почему тебя бесит, что я угадываю твои мысли?
Фернанда не знала что ответить. Джерри прав. Прав как всегда. Это и раздражает. Он видит её насквозь, а её скрытной натуре это претит.
— Ты не хочешь идти мне навстречу, даже когда я сам предлагаю компромисс, — вздохнул Джерри, проведя рукой по волосам. — Какая ты упёрнутая, Фернанда Ривас! Тебе не нравится, что я вижу твою натуру. Если бы ты ответила мне взаимностью, мы могли бы прожить вместе лет пятьдесят. Но ты не хочешь.
— Ты считаешь, что я не умею любить? Вот какого ты мнения!
— Умение или неумение любить — это другое. Это химия. Я не сомневаюсь, ты можешь полюбить. И даже верю, нечто ты ко мне испытываешь. Влюблённость, страсть… любопытство, быть может. А я говорю о взаимопонимании. Способности понять человека, увидеть то, что у верующих именуется душой.
— Твою душу нельзя увидеть, — возразила Фэр апатично, уже начиная сдаваться — её достал бесполезный спор.
— Можно. Просто ты не хочешь.
— Как, ну как тебя понять, Джерри Анселми? Ты непредсказуем и неуправляем. И я ничего о тебе не знаю. Ты же мне не рассказываешь о себе, — справедливо упрекнула Фернанда.
— А есть смысл рассказывать? — наморщил он лоб. — Ты тоже ничего мне не рассказывала. Парадокс, но при всей нашей схожести, твоя неспособность видеть суть вещей — это и минус, и плюс одновременно. Тебе легче живётся, Фернанда Ривас. За это качество — поверхностное восприятие — я бы многое отдал.
— Значит, ты считаешь меня поверхностной и тупой? — опять загнула Фэр.
— Нет, я считаю тебя глухой, — и он вновь рассмеялся.
Этот мистер-змеиное жало невыносим! Видит он, мол, в людях то, чего она не видит. Фу-ты, ну-ты! Фернанда так рассвирепела, что готова была послать Джерри к чёрту, но в эту секунду они подошли к конюшне.
— Ты мне не ответил на вопрос про Айлин, — сказала Фэр, когда они, сдав лошадей, вернулись к дому.
— Что ты хочешь узнать про Айлин?
— Зачем ты поселил её в доме? Она ведь тебя раздражает. Я это увидела за обедом.
— Надо же! — Фэр заметила удовлетворение на его лице. — Значит, ты можешь понять меня, когда хочешь? Она правда меня бесит. Но забрать её к нам было решением Мэри.
— Она её удочерила?
— Нет, оформила опекунство. Это длинная история. Если вкратце, Айлин приходится Мэри племянницей. Она дочь её родной сестры. Мэри не зналась с семьёй много лет. А когда её сестра умерла, она решила забрать Айлин. В тот ресторан мы ходили не просто так. Я знал, что Рехина Руис, мачеха Айлин, пасётся именно там. И у меня была цель девчонку забрать. Айлин уже не младенец, трудно перевоспитать человека, росшего в гадюшнике. Но теперь Мэри уехала. Если она останется в Испании, она заберёт Айлин. А пока приходится терпеть. Я удовлетворил твоё любопытство?
Фэр кивнула, переваривая информацию, и последовала за Джерри в дом.
— А почему вы не завели собственных детей? — спросила она у порога.
Он обернулся, смерив её насмешливым взглядом, и выдал тоном телезвезды:
— Я не буду отвечать на этот вопрос, переходите к следующему, — и, хихикая, распахнул входную дверь.
====== Глава 26. Инстинкт ======
Поехав с Джерри в Баррьо Парке, Фэр не думала, что он предложит ей остаться на пару дней. Она хотела отказаться, но предлог согласиться подвернулся удачный — Нанси.
Позвонив комиссару, Фернанда насочиняла, что уехала на похороны троюродной бабушки. Позвонив домой, наврала Маргарите, что её отправили в Мар дель Плата по работе. Фэр не задумалась, что обе лжи шиты белыми нитками. Если комиссар позвонит к ней домой, ему поведают — она уехала в командировку по его приказу, а Маргарита удивится смерти несуществующей бабушки. Про Берни Фэр и не вспомнила. После вкусного ужина её волновало другое — они с Джерри будут спать вместе.
Спален в особняке было пять, но донья Нильда застелила им общую кровать, и отнекиваться от совместной ночёвки выглядело бы странным. И ведь они уже занимались сексом, глупо это отрицать.
Стоя под душем, Фернанда воображала, как кладёт голову к Джерри на грудь. Он целует её, ласкает. Такой красивый, приятный… И они засыпают в объятиях друг друга. Картина не вызывала дискомфорта, но Джерри зарубил эти мечты на корню, бесцеремонно в ванную ворвавшись. Запер дверь и влез прямо в душ. Фэр только ойкнула, когда его чувственные пальцы скользнули по её талии, груди, бедрам…
— Ты рехнулся, Джерри Анселми?! Чего ты делаешь в моём душе? — прошипела она, обалдев от такой наглости.
— Хочу тебя.
И почему она не закрыла дверь на защёлку? С Джерри надо держать ухо востро. Но поздно. Её прижали к стене душевой кабинки и покрыли поцелуями.
Неожиданность момента, вода, льющаяся сверху, придавали остроту ощущениям. Держа Фернанду на весу и не давая ей трогать себя руками, Джерри буквально превратил её в раскалённый металл. Она едва не задохнулась от возбуждения, ощущая его губы на своих губах, бёдра на своих бёдрах… Она оказалась в его власти, не смогла вырваться.
Сделав Фэр своей, Джерри молча покинул ванную. Фернанда в ярости побила кулаками стену и пнула пластмассовый тазик, что попался под ноги, когда она вылезла из душа. Этот человек нагло ворвался в её жизнь. Он обращается с ней, как с вещью. Да, Фэр не была против секса, но видела его иначе. Почему Джерри устроил цирк в душе, а не подождал десять минут, пока она выйдет? Он словно боится подпустить её ближе, чем позволяют ему тараканы в голове.
Догадки Фернанды подтвердились быстро. Когда она вернулась в спальню и легла в кровать, заметила, что с Джерри неладно. Он никак не желал ложиться. Сначала обнимался с планшетом, читая почту. На двадцать минут застыл у зеркала, разглядывая себя. А после — окаменел возле Дамаса, развалившегося в кресле, и смотрел, как тот спит.
— Джерри, ты ляжешь или нет? Я хочу спать. Погаси свет, в конце концов! — не выдержала Фэр.
Он лёг. Почему-то в халате. Обнять не обнял, даже не прикоснулся. Поёрзал туда-сюда и вскочил.
— Пойду выпью чаю, — и смотался вниз.
Инстинкт подсказывал Фэр — она может переломить ситуацию. Надо усыпить его бдительность, обезоружить, непредсказуемо напасть из-за угла и соблазнить. Самой. Опыта привораживания мужчин у Фернанды не было, инициативу в сексе она всегда отдавала им, но отступить сейчас — остаться во власти Джерри навсегда.
Он не возвращался, и Фэр решила подготовиться. Сняв пижаму, надела пушистый халат на голое тело. Пооткрывала несколько ящиков — нашла пару пачек вкуснопахнущих презервативов. А сунув нос в выдвижной ящик под кроватью, обнаружила мини секс-шоп, где было много всяких специфических штучек, предназначения которых Фэр не знала и более того — не хотела знать. В её голову опять невольно закралась мысль о бисексуальности Джерри (непонятно зачем подобные приспособления холостому гетеросексуальному мужчине), но она отогнала её, откопав в ящике коробку с наручниками. То, что надо!
Услышав шаги, она пихнула коробку в соседнюю тумбочку, задвинула ящик и погасила лампу. Сделала вид, что спит. Джерри двигался бесшумно, но по аромату мускуса и пачули Фернанда ощущала его присутствие в комнате.
Наконец Джерри лёг в постель. Завернулся в одеяло и замер. Фэр рискнула открыть глаза и так лежала ещё час. Кажется, он уснул.
Сердце стучало даже в горле — она затеяла безумие. Но ведь Джерри любит непредсказуемость! Аккуратно выудив из коробки четыре пары наручников, Фернанда стащила с Джерри одеяло и прицепила ему руки и ноги к кровати. Джерри открыл глаза. Дёрнулся — не тут-то было.
— Что… что происходит?
— А то, что мне надоело быть игрушкой, — заявила Фэр властно. — Ты вытворяешь со мной всё, что хочешь, а я должна это проглатывать, так, выходит? Ты сам начал эту игру. Думал, устроишь мне животный секс на двадцать минут и я успокоюсь? Как бы не так! Ты меня раздразнил.
Сняв халат, она села Джерри на живот.
— Вот так новости! Ты решила меня изнасиловать или что, я не пойму? — хрипло спросил он.
— Ну ты же меня почти изнасиловал в душе. Я решила ответить тебе взаимностью.
— У тебя нет языка? — он говорил резко. — Не могла сказать, что хочешь ещё? К чему наручники?
— Ну ты завязывал мне руки, я тоже хочу. Хочу поменяться ролями, — шепнула Фернанда ему в рот.
Она ощутила, как у него вздымается грудь, провела по ней рукой — кожа покрылась мурашками. Фэр возликовала про себя. Она на верном пути. Сейчас она устроит ему жаркую ночь!
А дальше всё покрыл туман. Обжигая поцелуями его смуглое тело, Фернанда саму себя довела до исступления. Она давно об этом мечтала, ещё с момента, когда он ласкал её, не позволяя трогать себя.
Джерри и сейчас вырывался и сталкивал Фэр, но наручники мешали. Он находился в каком-то злом оцепенении. Ему явно претило быть в роли жертвы, он привык верховодить и психовал от собственной беспомощности.
— Я тебя ненавижу, Фернанда Ривас! Я тебе этого не прощу, — выдавил Джерри, когда её поцелуи спустились на живот.
— Чего ты не простишь? — фыркнула она. — Я тебя хочу. Мне нравится секс с тобой, и я хочу, чтобы у нас были нормальные отношения. Как у пары, у мужчины и женщины, а не как у двух собак.
Тропинка поцелуев, блуждая, окончательно сползла вниз, и Джерри затих, впав в транс. Секс получился фантастическим, и Фернанда решила, что она победила. Испытав почти животное удовольствие, лёжа на его груди, она обвивала Джерри руками, целовала ямочку на подбородке. И всё равно Фэр чего-то не хватило и теперь. Не хватило ответа — Джерри молчал. Фернанду это пугало, и она не спешила расстёгивать наручники, боясь — лишь он обретёт контроль, всё пойдёт прахом.
— Джерри… Джерри… мне так хорошо сейчас… Было бы так всегда, — шепнула она тихонько.
— Сними с меня наручники, — резанул он голосом, как металлом по стеклу.
Фэр зажгла лампу. Не глядя на Джерри, отстегнула наручники и бросила их на пол. Выключила лампу и легла, отвернувшись к стене. Всё бесполезно. Она проиграла. Никогда он не будет принадлежать ей. Он её не любит. В этом вся проблема. Банально и просто.
В конце концов, Фернанда расплакалась. Какая же она дура! И зачем к нему полезла? Она старалась не всхлипывать, чтобы Джерри не услышал. Ещё не хватало разрыдаться на его глазах! Но вдруг ощутила на талии его руки. Прижал к себе. Так близко, что она почувствовала, как выпирают косточки на его бедрах.
Осмелев, Фернанда обвила ногами его ноги. Позволил. Неужели она вытравила его мерзких тараканов, и теперь он — настоящий? Только молчит, как воды в рот набрал. Фэр буквально почуяла: он рядом не только телом, но и чувствами, и мыслями. Сейчас он её. Впервые за всё время их непростых отношений.
— Джерри… Джерри… — позвала она и всхлипнула — слёзы лились сами.
— М? Ты чего ревёшь? Что случилось? — шёпотом спросил он.
— Просто я дура.
— Ты только сейчас это поняла, Фернанда Ривас?
— Я дура, потому что я… я в тебя влюбилась, — вздохнула Фэр робко.
— Нет, ты, похоже, сошла с ума. Или напилась втихаря, пока я не видел.
— Почему?
— Ну-у-у… в здравом уме ты бы это не ляпнула.
— Это всё, что ты можешь ответить? — гневно зашипела Фернанда. — И ещё спрашиваешь, почему я реву?
— Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви?
— Было бы недурно.
Хихикая, Джерри перекатился на спину, увлекая Фэр за собой.
— Я тебя ненавижу! — объявил он.
Она рот разинула, но его закрыли поцелуем.
— Люди ненавидят то, что врывается в их жизнь без спроса, и переворачивает её вверх ногами. Ты меня так заводишь, что я теряю контроль. А это редко кому удаётся. Ты можешь по праву собой гордиться, Фернанда Ривас. Ты лишила меня покоя. Ты не даёшь мне жить. Ты влезла в мою в голову и просверлила там дыру. А сегодня ты меня почти изнасиловала. Ты сумасшедшая. Зачем ты это сделала?
— Потому что ты меня раззадорил, — Фернанде стало смешно. Да, с Джерри не соскучишься. Он даже в постели умудряется её бесить!
— Дурочка… давай спать, уже четыре утра, — ответил он на её смешки.
— Ага…
Фэр так нравилось обвиваться вокруг Джерри, что она улеглась на него, как на перину, буквально разомлев от удовольствия. Хотя главного Джерри не сказал.
Фернанда не верила своему счастью — на следующий день Джерри был ласков и не обижал её ядовитыми комментариями. И даже не отреагировал на скандал между Айлин, Нанси и гувернанткой сеньорой Ньевес, что пыталась заставить девчонку читать.
— Я ненавижу буквы! Они уродливые! Сами их читайте, свиньи!!! Я вас ненавижу!!! — в бешенстве орала Айлин. Она лягалась, плевалась и сквернословила — так ненавидела учиться.
Злая Нанси едва не открутила девчонке ухо. Сеньора Ньевес, худощавая дама лет сорока, чуть не плакала, приговаривая: таких ужасных детей она никогда не видела. Нанси хотела втянуть в конфликт и Джерри, но он отмахнулся:
— Умоляю, Нанси, не порти мне настроение! Отлупи ненормальную ремнём и успокой сеньору Ньевес. Я заплачуей жалованье выше обычного. За нервы. И не доставайте меня сегодня.
А Фэр напрочь забыла, что хотела обсудить с Нанси заявление Тоса. Днём они с Джерри отправились на лошадиные скачки, где Фэр неожиданно выиграла, наугад поставив на коня по имени Атлас. Затем они устроили пикник в саду, купались в бассейне и даже играли в теннис. А вечером Джерри застрял на третьем этаже — в оранжерее. Тут цвели розы: от обычных, что продаются в магазинах, до совсем редких — чёрных, голубых, зелёных, пятнистых и радужных. Джерри любил растения, но лично ими не занимался, уверяя, что боится пораниться. Поэтому о розах заботился дон Альберто, а Джерри любил сидеть в оранжерее, уткнувшись в электронную книгу или планшет, или общаясь то с Дамасом, то с другим питомцем — змеёй по кличке Амару.
Змея была очень красивой, цвета чёрного жемчуга и с ярко-красной головой. Она жила в просторном террариуме, застеленном листьями и хворостом. Джерри наблюдал за Амару и кормил её, пропихивая через отверстие мелких лягушек, мышей и ящериц. В руки он её не брал, чему Фэр обрадовалась — она ненавидела змей. А Амару оказалась ядовитой.
— Зачем ты держишь её в доме? Она же выползет и покусает кого-нибудь! — укорила Фернанда.
— Она не выползет. Террариум надёжно закрывается, — флегматично ответил Джерри, скармливая змее новую порцию лягушек. — Это крайт. Мы с Мэри привезли её из Малайзии.
— Но она же ядовитая!
— Ядовитая, зато красивая. Раз в неделю приходит ветеринар, осматривает Амару и сцеживает у неё яд.
Джерри так любовался питомицей, что Фэр приревновала. Неприятно, когда тебе изменяют со змеёй. Поэтому, схватив Джерри под локоть, она увела его в спальню, подальше от Амару. Учитывая, что та активизировалась к ночи, Джерри мог проторчать у террариума до рассвета. Как Фернанда заметила, он был склонен зависать у объекта, наблюдая за ним часами.
Ночь они снова провели вместе и даже обошлись без связываний — Джерри был ласков как никогда. Надолго ли? Не предскажешь. Но Фэр так увлекли эти игры, что она забыла работу, семью и вообще всё. Её единственной реальностью стал Джерри.
А он, кажется, успокоился, сняв маску неприступной звезды. И Фернанда, счастливая и уверенная в своей победе, расслабилась. И напрасно. Поступки Джерри на следующий день перечеркнули всё.
Утром Фэр проснулась первая и долго Джерри разглядывала. У него были очень густые, словно накрашенные ресницы. Фернанда давно это приметила, но теперь, лежа в его объятиях, увидела, что ресницы растут в два ряда. Это красиво, но ненормально. И Джерри такой ненормальный абсолютно во всём.
Его разбудили её поцелуи и дико взбесило, что Фэр куснула его за ухо.
— Не смей никогда меня кусать! — выпалил Джерри, с силой отпихнув её.
Фернанда обиделась на этот выпад и до полудня с ним не разговаривала — ушла в кабинет-библиотеку, что спряталась на первом этаже. Джерри любил читать, но предпочитал книги электронные. А Фэр обнаружила бумажную литературу по ветеринарии, уходу за растениями, несколько томов о ядовитых змеях, книги о том, как чистить бассейн, избавляться от саранчи и москитов и разжигать костёр без спичек. Одна полка удивила Фернанду содержимым — здесь было собрано мистическо-оккультное чтиво: «Заговоры и проклятия», «Чёрная магия», «Древние колдовские ритуалы», «Заклинания индейцев Майя», «Самые известные колдуны и ведьмы» и прочая ерунда. Среди них затесались «Камасутра» и книга под названием «Всё о тантрическом сексе». Забавная коллекция.
Не найдя что почитать, она вышла из кабинета, решив с Джерри помириться. Обнаружила его на третьем этаже в спортивном зале. Он висел головой вниз, уцепившись ногами за перекладину и раскинув руки, и напоминал летучую мышь.
— Джерри! Джерри! Ты же упадёшь! Нельзя так долго висеть вниз головой, это вредно. Слезай!
— Отвали, я медитирую.
— Почему ты мне хамишь? — топнула ногой Фернанда.
— Потому что не люблю, когда меня достают. И ненавижу, когда меня кусают.
— Ты ещё злишься? — удивилась Фэр.
— Да, злюсь!
— Нашёл из-за чего, из-за ерунды. Я укусила тебя в шутку.
— Мне без разницы в шутку или всерьёз. Меня нельзя кусать, царапать и бить. Ясно?
— Неженка нашёлся, тоже мне! — рассвирепев, Фэр ушла в спальню и плюхнулась на кровать, зарывшись лицом в подушку.
Через минут двадцать Джерри пришёл сам. Молча обнял её, уложив голову к ней на спину. Фернанда обиженно сопела, но ей было приятно. Воспользовавшись моментом, Дамас тоже прыгнул на кровать. Залез к Фэр на голову.
— Окружили со всех сторон, — пробухтела она, поворачиваясь лицом.
— А как ты думала? — сверкнул Джерри улыбкой.
«Мужская солидарность» — решил Дамас, свивая гнездо у Фэр в волосах.
— Давай мириться, — предложил Джерри.
— Я с тобой не ссорилась. Это ты взбесился из-за невинной шутки.
— Меня нельзя кусать, повторяю для глухих. Больше повторять не буду, так что запомни, — «палец дьявола» мягко ткнул её в лоб, губы коснулись губ. — И давай закроем эту тему. Пойду побреюсь, — и ушёл в ванную.
— Джерри, — окликнула его Фернанда.
— А?
— У меня вопрос. Что если я… ну, если я вдруг окажусь беременна? Всё-таки мы с тобой уже столько раз…
Из ванной раздалось хихиканье.
— Нашла что спросить!
— Что это значит? Это не ответ, — вскочив с кровати и спихнув Дамаса, она выросла в дверях.
Джерри, стоя у зеркала, намазывал на лицо какой-то супернавороченный крем для депиляции — бритвой он не брился из-за якобы раздражения на коже.
— А какой ответ, май дарлинг, ты хочешь услышать? — не понял он.
— Например, что делать, если я вдруг залечу?
— Ну, если ты вдруг залетишь, родишь одного, двух, трёх и будет тебе счастье, — не моргнув глазом выдал Джерри.
Фэр так и села. Не найдя слов, молча вернулась в спальню. Вот гад! Выходит, всё, что он плёл, — ложь. А теперь решил, что заполучил её, и можно обрюхатить. Хотя залететь она могла навряд-ли. У неё спираль, да и Джерри предохранялся. В этот раз. Но не исключено, что в следующий он устроит ей «киндер-сюрприз». Ну нет, второй Конрад ей не нужен!
У Джерри челюсть отпала, когда, выйдя из ванной, он увидел: Фернанда оделась и складывает свои расчёски, пудреницы, тушь и прочее в рюкзачок.
— Ты куда это собралась?
— Я еду домой! — твёрдо сказала она.
— С чего вдруг?
— Наши отношения закончены. Мы расстаёмся навсегда, Джерри Анселми! — Фэр говорила жёстко, будто гвозди забивала.
— Это почему?
— У нас с тобой разные понятия об отношениях.
Закинув рюкзак на плечо, Фернанда попыталась выйти из комнаты, но Джерри преградил ей дорогу.
— В чём дело? На что ты обиделась, май дарлинг? Всё же было хорошо.
— Хорошо? По-твоему подвергать меня пыткам — это хорошо? Ты садист!
— Пыткам? Каким пыткам? — рассмеялся Джерри. Чуть приобнял её.
Но Фэр отступать не собиралась — живо его отпихнула:
— Отвали! Между нами всё кончено! Ищи себе другую жертву. Пусть она хоть разорвётся от натуги, рожая тебе десяток отпрысков. Ты получишь от этого удовольствие явно. Ты же садист и любишь издеваться над женщинами. Но над собой я экспериментировать не позволю, до свидания!
Отойдя от двери, Джерри рухнул на кровать и, перекатившись по ней, захохотал как безумный.
— Ах, тебе ещё и весело?! — скрипнула зубами Фернанда. — У меня стресс, а ему весело!
— Ой, какая ты смешная! — простонал Джерри. — Никто ещё мне так не поднимал настроение.
— Ах, вот так? Я почти залетела, и у тебя поднялось от этого настроение? Зря ты не женился на Вирхинии, она бы давно уже родила тройню, — злорадно выпалила Фэр.
— Я не люблю тупых овец. Я переспал с твоей кузиной на зло. Тебе. Ну с чего ты взяла, что залетела? — примирительно сказал Джерри, сев на кровати и утирая слёзы. — Мы же предохранялись.
— Ни одна контрацепция не даёт сто процентов гарантии. А после того, что ты сказал, я больше видеть тебя не хочу.
— А что я сказал?
— Что хочешь, чтобы я родила тебе тройню, — пыхтела Фэр, бегая по комнате туда-сюда.
— Я такого не говорил.
— Нет, ты сказал! Короче, ищи себе инкубатор, а меня оставь в покое. Все мужчины одинаковые! Мало того, что ты шовинист, ты ещё и лжец!
— Какая чушь! — Джерри опять захихикал. — Никогда я не был шовинистом. Зачем всё так переворачивать? Я не говорил, будто хочу, чтобы ты рожала детей от меня. Я имел ввиду, что ты можешь в принципе родить хоть сколько детей. От кого угодно. Но если ты хочешь продолжать отношения со мной, не вздумай ловить меня на залёты. Это чревато. Я ведь могу разозлиться и проучить.
У Фернанды чуть пар не пошёл из ноздрей. Что за бред несёт этот тип? Потребовал от неё детей, а сейчас вопит про намеренные залёты и угрожает.
— Но мне нравится твоя реакция. Она превзошла мои ожидания, — снова подойдя к Фэр, Джерри обнял её.
Она нетерпеливо дёрнулась.
— Ах, тебе нравится?! Я и говорю, ты садист. Тебе в кайф, что я умираю от страха.
— Ну почему? Чего ты боишься?
— Ты тупой что ли, Джерри Анселми? — прошипела она ему в ухо. — Я боюсь беременности! Больше всего на свете! Это катастрофа, худшее, что может случиться со мной. Я тогда выпрыгну в окно. Понятно тебе?
— Успокойся, ладно? — ответил Джерри ровным голосом. Взял её за плечи и встряхнул. — Ты не беременна.
— То, что ты предохранялся, меня не успокаивает. А твоё пренебрежение моим страхом не позволяет тебе доверять, — упрямилась Фэр, уже начиная сдаваться — такими приятными были объятия. — Сегодня ты говоришь, чтобы я успокоилась, а завтра продырявишь презерватив.
— Ну не выдумывай, а то я обижусь. Я никогда такого не сделаю, — он заглянул ей в глаза. — Мне не нужны ни венерические болезни, ни дети, я тебе говорил уже. И если ты залетишь, то пойдёшь на аборт. Даже если придётся тебя связать и вывезти на другой континент!
— Ой, не каркай, а то накличешь беду! Не смей этим шутить, или я тебя убью! — проскрипела Фернанда. — Я боюсь беременности до трясучки. Это фобия. Ясно?
— Ясно, — сдался Джерри, театрально поднимая руки вверх. — Не надо бояться. Я тебе повторяю: ты не залетела. Это невозможно.
— Но…
— И закроем эту тему.
Фэр не поняла, почему он говорит с такой уверенностью, но страх отступил. И её стали занимать своеобразные бытовые привычки Джерри. С вечными диетами и сидением на неких таблетках, она смирилась, но капризы её подбешивали. Кофе он не пьёт, там кофеин. И сахар не ест — это яд. И соль не ест — это ещё хуже. На цитрусы и шоколад у него аллергия, от мучного и сладкого он поправляется, а острое, кислое и газированное — катастрофа для голоса. От мыла — прыщи, от бритвы — раздражение. И вообще никакими колюще-режущими предметами Джерри не пользовался, включая ножи и ножницы, — боялся порезаться.
А ещё он делал маски на лицо и волосы, часами принимал ванну то с солью, то с грязью, то с глиной. Мазался всякими маслами и лосьонами, делал обертывания и даже вызывал на дом маникюршу. Фэр этот зашкаливающий нарциссизм бесил ужасно.
К концу третьего дня пребывания в доме Джерри терпение у Фернанды лопнуло.
Донья Нильда приготовила на ужин разносолы, из которых Джерри съел только три салатных листа и томат, заявив, что от другого покроется сыпью. Фэр, пожав плечами, с радостью навернула курицу, запечённую с лимонами, и пирожные с клубникой.
Они поднялись в спальню, но Джерри, вместо того, чтобы уделить внимание Фернанде, взялся рассматривать себя в большое настенное зеркало.
— Джерри! Может, хватит уже красоваться? Иди ко мне, — позвала его Фэр.
Он не отреагировал, и Фернанде пришлось довольствоваться ласками Дамаса, что взгромоздился на её колени и мурлыкал, требуя почесать его за ушком.
Но, когда Джерри, взяв здоровенную лупу, стал через неё и зеркало разглядывать, не вскочили ли у него прыщи, терпение Фэр закончилось. Спихнув Дамаса с колен, она пошарила по тумбочкам, нашла увесистую статуэтку, размахнулась и запустила ею в зеркало.
Джерри успел отскочить от вихря осколков. С минуту он глядел на пустую раму и засыпанный стекляшками пол. В гнетущей тишине. Потом обернулся:
— Ты что дура?
«Не то слово!» — подумал Дамас, нервно дёргая пушистым хвостом.
— Сам виноват, нечего было полтора часа крутиться у зеркала! — выкрикнула Фэр.
Джерри развернулся и ушёл. Дамас, спрыгнув с дивана, последовал за ним.
Минут двадцать Фернанда сидела, глядя в одну точку. А потом начала реветь и бить кулаками спинку кресла. Вот идиотка, взяла и всё испортила. Теперь Джерри разозлился. И ушёл. Конечно, она была неправа, могла и в голову ему попасть. Но и Джерри вёл себя по-свински. Почему он, вместо того, чтобы быть с ней, любовался собой? Да ещё так долго! Нарцисс чёртов!
Чуть остыв, Фэр спустилась вниз, но не нашла Джерри ни в гостиной, ни в кухне, ни в кабинете. Увидела его в окно. Вышла в сад и подкралась сзади. Сидя на земле под раскидистым орешником, он в упор рассматривал правую руку — с той капала кровь.
— Джерри!
Он вскинул голову.
— Чего ты хочешь?
— Что у тебя с рукой?
— А это по твоей милости.
— Давай поговорим, — попыталась помириться Фернанда. — Я не знала, что ты поранился. Хочешь, я перемотаю тебе руку?
— Нет, спасибо. Я как-нибудь обойдусь без тебя.
Он направился к дому. Фэр кинулась следом.
— Джерри, ну не уходи. Я просто разозлилась, потому что ты не обращал на меня внимания. Вот и разбила зеркало. Ну Джерри…
Молча отпихнув её, он прошёл в дом и спустился в кухню. Фернанда не отставала — пошла за ним. Достав аптечку, он замотал руку бинтом.
— Надо бы чем-то обработать… — робко сказала Фэр.
— Лучше мозги себе обработай, вдруг поумнеешь, — выскочив из кухни, Джерри рванул на третий этаж.
— Если ты думаешь, что я буду извиняться, не дождёшься! Я не буду! — крикнула она ему в спину. — Я не виновата, что у тебя хронический нарциссизм!
Фернанда вернулась в спальню и долго надеялась, что Джерри придёт обратно. Прождала до четырёх утра, когда, наконец, её сморил сон.
Проснулась она около десяти. Постель была не смята. Исчез и Дамас. Осколки зеркала так и валялись на полу.
Фэр обнаружила на тумбочке записку. Хвостатым почерком Джерри там значилось: «Это зашло далеко и перешло все границы. Ты во многом божественна, Фернанда Ривас, но кое в чём просто отвратительна. Мы никогда не поймём друг друга, поэтому нам лучше расстаться. Я так решил. Прощай. Будь счастлива. Джерри».
====== Глава 27. Маска под маской ======
Фэр была вне себя. Да что этот павлин о себе возомнил? Заставил её плясать под свою дудку; три ночи они провели вместе, а теперь он изволил обидеться. И на что? Подумаешь, зеркало разбила. Фернанда жаждала запустить стулом в стену или наорать на кого-нибудь, но, сев на пол, заплакала. Это помогло выплеснуть эмоции. Наревевшись, она приняла душ, оделась и решила ехать домой. А уже на выходе столкнулась с Нанси.
Фэр была так взвинчена, что не стала шифроваться — подозвала Нанси и рассказала: Тос написал заявление на её розыск. Но умолчала, что она инспектор полиции.
Нанси не испугалась и не удивилась.
— Этого следовало ожидать, — сказала она, усадив Фернанду на лавку в саду. — Этот тип способен на всё, чтобы испортить мне жизнь. Как видите, сеньорита, я никуда не пропадала и не убегала. Я ушла сама и искать меня не надо. Так и передайте копам. Пусть Тос своё заявление сожрёт!
— А мне Тос не показался плохим, — выдавила Фэр.
— Он всегда кажется хорошим тем, кто с ним не живёт. Для всех — это я моральный урод, раз посмела бросить его и его детей, — Нанси говорила спокойным, но презрительным тоном. — А то, что он сделал с моей жизнью, никого не волнует.
— Он тебя бил?
— Почти нет. Зато наградил двумя детьми, у меня близняшки. Я еле их доносила, думала помру. Но ему-то что? Представьте, через полгода он заявил, что надо ещё детей. Ему было плевать, что я едва осталась жива. Я и родила их, потому что он просил. Дура. Так и не смогла их полюбить. Я кормила их, мыла, пеленала, гуляла с ними, но я не чувствовала себя матерью. Зато перестала ощущать себя человеком, меня воспринимали только, как приложение к детям. «Нанси, туда не ходи — это опасно для детей»; «Нанси не делай то, ты же беременная». А после родов я стала кормом для этих двух кульков, что орали день и ночь. «Нанси, осторожнее переходи улицу, вдруг тебя собьёт машина, и детей будет нечем кормить»; «Нанси, ты не должна это есть, ты же испортишь молоко и дети умрут с голоду». Лучше бы они и правда умерли. Я просила Тоса нанять няню, чтобы я могла отдохнуть, а он разорался, что я плохая мать и мне надо в психушку. И, представьте, этого ему показалось мало. Через два месяца он притащил в дом свою слепую мамашу. Мне пришлось нянчиться и с ней. Я водила её за руку всюду, я её даже мыла, а она только жаловалась, оскорбляла меня и размахивала своей палкой. В конце концов, я решила сама заработать денег на няню. Нашла объявление в газете и позвонила в агентство по найму. Предложила свою кандидатуру, а потом они мне перезвонили. Так я попала к мистеру Джерри. Он очень хороший, золотой человек. Если бы не он, я бы вышла в окно, — в ответ на эти расхваливания Фэр глаза закатила, знает она об этой «хорошести». — Несколько раз я оставляла детей и свекровь с соседкой, а потом мистер Джерри, узнав о моих проблемах, оплатил моим детям частные ясли и дал денег на сиделку для свекрови. И я вздохнула спокойно. У меня свободный график, а мистер Джерри хорошо платит. Я приходила к нему, когда Тоса не было дома. Муж не знал о моей работе, но однажды его мамаша ему нажаловалась, что я оставляю её с сиделкой, а сама ухожу. Она наплела, что у меня любовник, — Нанси болтала и болтала, не замолкая. Кажется, ей давно хотелось выговориться, а уши Фэр пришлись кстати. — В общем Тос закатил скандал, а когда я ему рассказала, что устроилась на работу, он меня избил. На следующий день я собрала вещи и ушла из дома, пока его не было. Никогда я в этот ад не вернусь! Пусть сами о себе заботятся, — закончила Нанси. — Вот вы, сеньорита Фернанда, тоже считаете, что я не права? Вон донья Нильда обозвала меня кукушкой и сказала, что от таких хороших мужей не уходят. Но она счастлива в браке и ей кажется, что все мужчины такие же, как её супруг.
— Я думаю, ты правильно сделала, что ушла оттуда. Я бы поступила также, — ответила Фэр.
Она понимала Нанси. Хотя Фернанда не любила быть жилеткой, история эта впечатлила её. Уж она-то знает, какими бывают нормальные с виду мужчины.
— Короче, все мужики — идиоты, — сделала вывод Фэр.
— Только не мистер Джерри, — улыбнулась Нанси. — Знаете, сеньорита, мистер Джерри очень закрытый человек. Но если он выбрал вас из миллиона влюблённых в него девушек, это о чём-то говорит. Мой вам совет — не упускайте его. Основная масса мужчин такие, как Тос. Они всем видятся правильными, семейными, дружелюбными. Эдакий идеал абстрактного женского счастья. Но счастье не в этом. Главное — это схожесть мыслей, когда люди думают в одном направлении. Наблюдая за вами с мистером Джерри, я решила, что вы с ним одинаковые. У вас похожие мысли, идеи, желания. А это то, чего не хватает большинству пар.
Фернанда не могла не признать — Нанси умна. Сама она не была склонна к размышлениям о поступках людей и смысле жизни. Это её всегда утомляло, и Фэр поторопилась уйти. Она выяснила что хотела, нашла Нанси и поговорила о заявлении Тоса. Дело можно сдавать в архив. А касаемо Джерри… Ясно ведь — Нанси восхваляет его, потому что он помог ей. Он же не бросал её одну, трижды с ней переспав.
Покинув Баррьо Парке, Фернанда поймала такси и вернулась домой. Там, кроме тёти Фели, её подружки доньи Канделарии и их питомцев — Барби и Стефана — никого не было. Развалившись на диване в гостиной, женщины грызли орешки и смотрели телевизор. При виде Фэр, тётя радостно заголосила: теперь она является владелицей целого участка на Луне.
— У меня есть сертификат, Фернандита! Я его тебе покажу потом. Я же землевладелица, вернее луновладелица! И я гражданка «Межпланетной республики»! У меня даже есть лунный паспорт! — вскочив с дивана и раскидав орехи по полу, тётя Фели закружилась на месте. Схватив Барби на руки, чмокнула её в нос. Та почесала задней лапой за ухом. — Барбара Сантойя, немедленно прекрати чесаться! Кто же чешется, сидя на руках у хозяйки? Придётся тебе посетить курсы хороших манер для собак. Так вот, Фернандита, — вернулась она к луной теме, — участочек мой называется «Розовая дыра». Красивое названьице, правда? Вот есть дыра чёрная, а у меня розовая! Люблю всё розовенькое!
— Ужасное название! — громко завопила донья Канделария, перекрикивая телевизор. — Почему дыра? И почему она розовая? Я ж предлагала тебе, Фелисидад Сантойя, назвать участок Стефаном или Стефанией, как моего паука.
— Ну вот ещё! — топнула ногой тётя Фели. — Глупости какие! Только не хватало мне называть свой прелестный розовый участочек, на котором растут лунные розовые розочки и имеются лунные розовые озёра, в честь каких-то пауков. Ни ума у тебя, ни фантазии, Канди Мендес!
— Амару, — сказала Фэр и отправилась вверх по лестнице.
— Что-что, дорогая? — не поняла тётя.
— Амару. Назвали бы его Амару.
— Почему?
— Не знаю, тётя Фели, просто в голову пришло.
И правда, почему ей вспомнилось это слово? Или имя… Ах, да, так же змею зовут! Змею Джерри.
— Да пропади ты пропадом, Джерри Анселми, вместе со своей змеёй, котом и всем, что с тобой связано! — в сердцах бросила она, захлопывая дверь в комнату. Что за наказание? Чего он лезет в её мысли без спроса?!
Полазив по ящикам, Фернанда нашла пару тестов на беременность и даже не задумалась, что ведёт себя, как Вирхиния.
— Если ты, Джерри Анселми, ещё и вздумал меня обрюхатить, я тебя убью! — разговаривала Фэр сама с собой, ожидая результатов.
Оба теста показали одну полоску, и Фернанда немного успокоилась. Хотя рано радоваться, и суток не прошло с момента их последней близости. Надо будет сделать ещё тесты.
С другой стороны, она сама виновата. Сколько раз она зарекалась не спать с мужчинами? И наступила на те же грабли. Любви ей захотелось. Живут же многие без любви и без секса, и никто не умер. А Джерри, когда Фэр показалось, что она победила его тараканов, решил с ней расстаться. Из-за дурацкого инцидента с зеркалом. Это хамство — разорвать отношения запиской. Нет, нет! Нельзя это так оставлять! Он её унизил. Надо его найти и устроить разборки — пусть оправдывается.
Позвонив в комиссариат, Фернанда упросила ничего не подозревающего Берни узнать местонахождение машины Джерри. Номер его красного Феррари она запомнила наизусть. Да и авто приметное. Через час Берни сообщил адрес: Палермо Голливуд, студия звукозаписи. Могла бы и сама догадаться. И чего она оттуда уехала? Была почти рядом. Надо снова пилить в Палермо.
Перекусив и переодевшись, Фэр сначала отправилась к Парке Норте, где забрала с парковки свой мотоцикл. Оседлав его, поехала в Палермо Голливуд. Миновав несколько съёмочных комплексов и домиков, разрисованных граффити, остановилась у нужного здания, невысокого и неприметного с вывеской: «Студия звукозаписи».
Она показала охраннику жетон, и её пустили внутрь без разговоров. Даже подсказали, в каком павильоне искать Джерри.
Фэр зашла в студию в тот момент, когда Джерри, стоя в наушниках в отдельной кабинке, записывал песню. Звукорежиссёр, сидящий за пультом, зашикал и замахал руками, давая понять, чтобы она вела себя, как мышь.
Фернанда встала у двери, слушая пение. Любовные слова песни лились, как водопад. Голос у Джерри красивый, этого не отнимешь. И поёт он вживую хорошо, попадая во все ноты. Записали его со второго раза — в первый заглючил микрофон. А Фэр так и не поняла, что заставило её разомлеть больше — песня или тембр голоса.
— Спасибо! Записано! — выкрикнул звукорежиссёр, показывая Джерри жестом, что он может выйти.
Джерри увидел Фернанду, когда, сняв наушники, вошёл в зал.
— Ну как? — спросил он.
— Шик! — похвалил звуковик. — Это хитяра! К тебе тут пришли, — указал он кивком на Фэр.
— Ты что здесь делаешь? — недовольно спросил Джерри.
— Надо поговорить, — буркнула Фернанда.
— Отвлекаешь меня от работы. Кике, я выйду на пару минут, — пожав звуковику руку, он вытолкал Фэр наружу. — Чего ты хочешь?
— Мы будем разговаривать, как идиоты, в коридоре? — нашла к чему придраться Фернанда. — Я бы предпочла место поудобнее.
— Тут нет места поудобнее. Можем спуститься в кафе.
— Нет, в кафе люди.
Закатив глаза, Джерри устремился вперёд по коридору. Остановился у окна. Присел на подоконник.
— Ну, говори.
— Мне? Мне говорить?! Это ты должен давать объяснения! — выпалила Фэр с яростью. — Почему ты уехал, оставив мне идиотскую записку? В гробу я её видала!
— Ах, ты пришла разборки устраивать? — разочарованно протянул Джерри. — Но я написал тебе всё, что хотел: мы расстаёмся. Больше мне сказать нечего.
— Значит, тебе сказать нечего, Джерри Анселми?! — топнула она ногой. — У нас всё было хорошо, и вдруг ты передумал и решил расстаться из-за зеркала?
— Не из-за этого. Просто я не вижу смысла друг друга мучить, — лицо его было каменным, а глаза он скосил, глядя в окно на птичку, скачущую по дереву. Но Фэр он показался грустным.
— Ты же говорил, что мы похожи! Это твои слова! Нам же было хорошо, — Фернанда всхлипнула, ощущая себя униженной. Вместо того, чтобы надавать ему оплеух, она ревёт, выпрашивая объяснения.
— Я никогда не отрицал, что мне хорошо с тобой в постели. Тебе, я полагаю, тоже. Но постель — это ещё не всё. Да, секс — важный аспект, но не единственный клей для отношений. Нужно взаимопонимание, которого у нас нет и не будет. Ты не понимаешь меня, мои чувства и настроение, а я не хочу, чтобы ты их понимала, — голос его потеплел. Спрыгнув с подоконника, Джерри приблизился. Погладил Фернанду по щеке тыльной стороной ладони. — Чтобы быть со мной, ты должна мою жизнь узнать и принять её. Но я этого не хочу, Фэр. Я тяжело схожусь с людьми, это здесь, в голове, — он указал себе на висок. — Это последствия моего прошлого, а туда я боюсь тебя впускать. Но и оставить в настоящем у меня не получается. Я пытался, правда. Но я не знаю, как это разграничить. Не знаю, что должно произойти, чтобы всё изменилось.
— Я ничего не понимаю… — пролепетала Фернанда. Джерри запустил пальцы ей в волосы, ероша их на затылке.
— Я знаю. И это к лучшему. Мы расстаёмся. Я так хочу. Просто прими это, Фэр. Так лучше и для тебя, и для меня, — рука его скользнула по её шее, приподняла волосы… Фернанду это сводило с ума. — Пойми одну вещь: Джерри Анселми, которого ты знаешь, его нет. Его не существует, это мираж, фото с обложки, придуманный образ. Ты влюбилась в маску, Фэр. Меня настоящего ты не видела и не увидишь никогда.
— Почему?
— Потому что я не хочу. Когда-то это было фантазией. Один мальчик мечтал, чтобы его любили. Любили все. Смотрели, открыв рты, восхищались, говорили о нём. Мечта сбылась. Но у каждой мечты есть вторая сторона. Называется расплата. Ты чего-то достигаешь в обмен на что-то иное. Я получил любовь, славу, богатство, внешность. Или ты думаешь быть секс-символом для толпы — просто? Нет, май дарлинг, любая красота и слава имеют цену. Я цену за свою маску буду платить до конца жизни. И хуже всего, что я боюсь этой маски лишиться. Иногда она давит, очень сильно, но без неё я — ничто. Без неё Джерри нет. Если бы тебе удалось её сорвать, ты бы осталась ни с чем. Именно поэтому мы должны расстаться. Ты можешь ненавидеть этого Джерри, но я не хочу, чтобы ты возненавидела меня другого. Возненавидела за то, что я перестану быть интересен тебе без личины Джерри Анселми. Так что давай останемся в памяти друг друга, как яркое приключение. Я знаю, ты ничего не поняла, но это не важно.
Он отпустил её волосы и устремился назад по коридору. Фэр бросилась за ним.
— Джерри, погоди! — она схватила его за запястье.
— Ай! — он отдёрнул руку.
— Что? — не поняла Фернанда. Потом вспомнила про зеркало. — Извини, я забыла про твою руку. Ты был у врача? Тебе больно? Я сильно тебя поранила, да?
Он сделал неопределённый жест.
— Фэр, иди домой, прошу тебя.
— Нет, погоди, — не сдавалась она. — Почему ты думаешь, что я ничего не поняла? Я поняла. Ты решил, что я влюбилась в тебя, как в образ с экрана, и разочаруюсь, если увижу тебя другим? Так?
— Не совсем.
— Но я не твоя фанатка, Джерри! Я не влюбилась в тебя, как в певца, в звезду. Ты мне нравишься, как мужчина. Я знаю тебя с другой стороны, нежели армия твоих фанаток. Да и я видела тебя настоящим.
— Нет, не видела, — вяло улыбнулся он.
— Даже когда мы были вместе?
— И тогда я был Джерри. Я всегда Джерри. Прошу тебя, Фэр, хватит меня доставать, а то я разозлюсь. Ты хотела объяснений, ты их получила. Уходи. У меня нет сегодня настроения препираться с тобой.
Значит, ей не привиделось. Он и правда грустный. Джерри же всегда в ровном, скептически-насмешливом настроении. Но сейчас он какой-то подавленный.
— Джерри, у тебя что-то случилось?
Лицо его исказила гримаса раздражения.
— Знаешь что, Фернанда Ривас, ты хвалишься своим дурацким жетоном, но, видимо, он нужен тебе для бравады. Что ты делаешь здесь среди рабочего дня? Ты же инспектор полиции! Ты разве не должна расследовать преступления? Например, ловить маньяка. Он преспокойно убивает людей, а ты бегаешь за мной и городишь бред!
— Не поняла. Что, ещё кого-то убили? — изумилась Фэр.
— Ах, ты не в курсе?! Замечательный инспектор полиции! — и Джерри театрально поаплодировал.
— Ну-ка объясни!
— Твой распрекрасный маньяк убил мою подругу.
— Какую подругу?
— Лали Олмас, модельера. Помнишь, мы ходили к ней на показ?
Фэр рот открыла.
— Ты правда не знала? — судя по тону, Джерри боролся с приступом гнева.
— Нет, не знала.
— Хорош инспектор полиции! Весь город знает и только она пребывает в чудесном неведении. Мой тебе совет, мисс инспектор, хватит играть в любовные кошки-мышки. Займись делом — найди эту мразь. Или ты думаешь, что маньяк сам себя найдёт и сам себя упрячет в тюрьму? Какая наивность!
Фернанда не знала что ещё сказать. Джерри действительно был расстроен, она его таким не видела ни разу.
— Джерри! — окликнула Фэр, когда он уже стоял у двери.
— А?
— Ты очень её любил?
— Мы дружили восемь лет, — и он ушёл в павильон.
Пока Фэр ехала в комиссариат, проклинала себя за дурость. Джерри прав. Она забыла о своих обязанностях. Наврала комиссару про несуществующую бабушку, а сегодня побежала к Джерри за объяснениями. Вместо работы. Никудышный она инспектор.
По приезду Фернанда выяснила: комиссар Гальяно весь день провёл на месте преступления — в квартире Лали Олмас. И он ещё там. Жертва — личность публичная, и пресса, конечно, мимо не прошла. Теперь общественность требует от комиссара немедленных действий. Ведь Лали — уже семнадцатый по счёту труп.
Фэр хотела поехать вслед за комиссаром, но её задержало ещё одно обстоятельство — полицейские поймали наркоторговца Гастона Вердэ, бывшего ЭмСи из «Угартэ», из-за которого началось её знакомство с Джерри. Не прошло и года! И главное — вовремя. Парня привели на допрос, но сейчас он был не в тему. Сотрудничать со следствием Вердэ не пожелал, поэтому Фернанда напомнила ему, что у копов есть дубинки, и если он чистосердечное не напишет, ощутит их на себе. Отправив наркодилера в камеру «думать», она о нём забыла.
— Какие люди! Надо же, инспектор Ривас! — обрадовался комиссар, увидев Фэр в дверях квартиры Лали Олмас.
Вокруг была куча полицейских. Тело после осмотра судмедэкспертов уже отвезли в морг, чему Фэр была рада. Не очень приятное дело — разглядывать трупы.
— Здравствуйте, комиссар, — улыбнулась Фернанда. — Я только что приехала, узнала об убийстве и сразу сюда, — вдохновенно наврала она.
— Ну-ну, после поговорим, — буркнул комиссар.
До ночи Фэр искала улики. Рисунок убийства не отличался от предыдущих шестнадцати. Лали, обнажённая, истыканная ядовитой иглой, скончалась в ванне от потери крови, вызванной ядом-антикоагулянтом. Не было ни следов насилия, ни следов избиения. И замки в квартире остались целы. Значит, она впустила преступника сама. Всё как обычно. Это Фэр и бесило. Опять ничего. Ничего! Домой она вернулась к полуночи и заснуть не смогла. Когда же маньяк совершит промах?
Утром ни свет, ни заря Фернанда ринулась в комиссариат. Вынула дела пострадавших и сведения о людях, что имели отношение к убитым. По её требованию ранее уже проверили знакомых каждой жертвы на наличие судимых, асоциальных личностей и иных неблагополучных элементов. Но это ничего не дало. Зато Фэр всё больше склонялась к версии, что жертвы убийцу знали. Фоторобот, расклеенный по городу, тоже результатов не принёс. Либо Тос ошибся, либо человек, сопровождавший Сандру Вэйс, был замаскирован. А смерть Лали Олмас наступила через два часа после её возвращения с модного шоу. И Фэр осенила идея поднять списки гостей, что присутствовали на показе. Они должны остаться в компьютерах дизайнеров, что разрабатывали именные приглашения.
Фернанда снарядила помощников в офис Лали, чтобы они взяли там сведения. Ход оказался точным — вскоре список гостей лежал у Фэр на столе. Все, кто был на показе, проходили фэйсконтроль, включая моделей, гримеров, костюмеров и даже официантов.
Изучая список, Фернанда искала людей, которые, возможно, фигурировали в делах других жертв. И ей попалось на глаза знакомое имя — Амадо Феррер. Ухажёр Вирхинии! Оказывается, вчера он опять был у Лали на показе, хотя, когда Фэр ходила туда с Джерри, Амадо сказал, что не любит такие мероприятия, и мол невеста его друга участвовала в шоу, как модель, а приглашения ему подарили. Но в этот раз зачем он пошёл? Странно это… Придётся вызвать его повесткой.
После обеда Фернанда, окружив себя тремя чашками кофе, села за компьютер искать информацию об Амадо в базе данных.
«Амадо Карлос Феррер Гарсиа. Родился 19 января 1983 года в Буэнос-Айресе, Аргентина», — прочитала Фэр с монитора.
Мать: Бьянка Гарсиа, алкоголичка со стажем. Проживает в районе Вижья-31.
Отец: Хуан Хоакин Феррер, разнорабочий. Скончался от отравления алкоголем в 1993 году.
Братья и сёстры:
Маркос Хорхе Феррер Гарсиа. В возрасте 14 лет попал в колонию для несовершеннолетних за убийство брата Альваро, шестимесячного младенца. Через три года, выйдя на свободу, пропал. Его местонахождение до сих пор неизвестно.
Матео Рауль Кастро Гарсиа — в 18 лет ушёл из дома. Впоследствии сменил пол, стал женщиной. Дальше след его терялся.
Хосе Луис Санчес Гарсиа — живёт с матерью в районе Вижья-31, страдает алкоголизмом.
Альваро Франсиско Диас Гарсиа — умер в возрасте шести месяцев, когда Маркос Феррер сбил его на машине вместе с матерью и старшим братом Адо. Из троих погиб только младенец.
Мария Мартина Гарсиа — личность её отца неизвестна, поэтому носит только фамилию матери. С 15 лет жила с мужчиной тридцати пяти лет. Подсела на наркотики. Убита несколько месяцев назад при загадочных обстоятельствах…».
Фэр вздрогнула. Мартина Гарсиа — это одна из жертв! Сестра Амадо?
Пошарив по картотеке, Фернанда нашла папку с личным делом Мартины Гарсиа, где красовался белый ярлычок с цифрой 13. Она сама приклеила эти ярлычки на каждую папку — номер жертвы по счёту. Мартина была тринадцатой.
Фэр внимательно перечитала её данные:
«Мария Мартина Гарсиа родилась 12 августа 1996 года. Отец неизвестен. У неё пятеро братьев, среди них Амадо — самый старший». В её деле он именовался, как Адо Карлос Феррер Гарсиа.
Всё совпадает. Амадо действительно брат Мартины Гарсиа. Вот так да! Как она раньше не заметила? И, похоже, у всех детей разные отцы, кроме Амадо и Маркоса — у них фамилии одинаковые.
«Неужели маньяк — Амадо?» — пришло в голову Фэр. Нет, ерунда. То, что он брат Мартины Гарсиа и был на показе у Лали Олмас, ни о чём не говорит.
Ещё один интересный факт, на который Фернанда обратила внимание лишь сейчас — Сандра Вэйс, жертва под номером шестнадцать, раньше была мужчиной, сменила пол. Один из братьев Амадо тоже сменил пол.
Связей Амадо с другими жертвами Фэр не нашла. Навряд-ли Амадо маньяк, хотя подробнее изучить эту личность не помешает. А вот брат его, Маркос Феррер, заинтересовал Фернанду куда больше, и она велела помощникам найти сведения об этом человеке. А завтра её ждёт допрос окружения Лали Олмас и всех, кто был на показе мод.
====== Глава 28. Суперновость ======
Фернанда так устала от расследований, что у неё голова пошла кругом, и, хоть Берни зазывал её в бар попить пива, она смоталась домой. Попала к ужину. Всё дамское семейство сидело за столом. Тётя Фели и её подружка смотрели ТВ, а Маргарита распекала Агустину за пристрастие к еде.
— Тебе надо срочно худеть! Смотреть на тебя страшно! — вопила она, вырывая у дочери тарелку. — Хватит жрать! Иди лучше пресс качай!
— Но я хочу есть! — не соглашалась Агус. Злая и непричёсанная, она сидела с кислым лицом.
— Я тебя посажу на диету, так и знай! С завтрашнего дня будешь есть только грейпфруты! — грозилась Маргарита.
— Марго, отстань от неё! Пусть ест сколько хочет, — вмешалась Фернанда. — Девочка ещё растёт, ей надо хорошо питаться.
— Мне не нужна дочь — бегемот, — отрезала Маргарита. — Что скажут соседи?
— Может, вы умолкните? Я же смотрю сериал! — вознегодовала тётя Фели, постучав вилкой о край стола. — Сейчас он признается ей в любви, ну как вы не понимаете?! Такой момент! — и промокнула глаза салфеткой.
И тут явилась Вирхиния. Радостная как никогда, с улыбкой от уха до уха.
— Семейка, у меня для вас чудненькая новость! — объявила она зычно.
— Ну что за свинство?! — проскрипела тётя Фели. — Сколько можно мешать мне смотреть сериал? Так и придётся лететь на Луну, прихватив с собой телевизор!
— Мама, моя новость куда важнее любых сериалов! — заголосила Вирхиния надрывно. — Сбылось, наконец, то, о чём я мечтала с четырнадцати лет. У меня будет ребёночек!
Маргарита опрокинула тарелку с тостами — они разлетелись по полу.
— Ничего себе!
— А ты уверена? — спросила Фэр.
— Ну, конечно, аж четыре теста показали две полосочки. Я их уже повесила в рамочках на стеночку. Я так счастлива, так счастлива! — восклицала Вирхиния. — Теперь я буду мамочкой! У меня родится самый красивый на свете ребёночек! Слышишь, мамусик, ты будешь бабулей?!
Тётя Фели отмахнулась, прибавив звук у телевизора.
— А кто счастливый папаша? — поинтересовалась Маргарита. — Поди твой банкир?
— Нет, ну что ты, Марго! От него детишек не дождёшься! Я его послала! Я беременна, как и планировала, от Джерри Анселми. Я скоро стану знаменитой женой знаменитого мужа.
Фэр так обалдела, что пролила на себя сок.
— Что, кузиночка, завидуешь? — позлорадствовала Вирхиния. — Так тебе и надо. Нечего зариться на чужих мужей. Но я тебя приглашу на свадьбу.
— Прости, Вирхи, а жених-то в курсе, что ты собралась за него замуж и ещё и обрюхатилась? — съехидничала Маргарита.
— Не смей называть мой волшебный животик брюхом, или я оторву тебе язык! — возмутилась Вирхиния, наглаживая живот. — Он пока не в курсе, но, как узнает, мигом предложит мне руку и сердце, свой дом и счёт в банке. Даже не сомневаюсь. Ни один мужчина не устоит перед беременной. Мы, беременюшечки — самые красивые на свете! Он в меня влюбится, когда узнает, что станет папочкой.
Фернанда не знала, верить этой чокнутой или нет. Вирхиния способна и наврать. Но от обиды голова у Фэр отключилась; она встала и ушла.
— Завидуй, завидуй! — просипела Вирхиния вслед. — У тебя нет ребёночка, а у меня есть! Вот ты и бесишься!
Но Фернанда расстроилась по противоположной причине, которую Вирхиния не поняла бы. Если кузина и правда залетела от Джерри, то это катастрофа. Он же уверял, что она, Фэр, не беременна. А вдруг он и её осчастливил? Тогда только с моста прыгать.
Фернанда сомневалась, что Джерри на Вирхинии женится. Во-первых, он ещё не разведён с Марлене. Во-вторых, Джерри не создан для брака. Как он вообще умудрился жениться, непонятно. И навряд-ли Вирхиния что-то стрясёт снего, разве что алименты. У Джерри же сильный адвокат. Нет, если мыслить по факту, кузине мало что обломится. Значит, Вирхиния станет матерью-одиночкой и отпрыск Джерри поселится в их доме. Но ведь это кошмар! Ор и беготня сутки напролёт! Вирхиния, конечно, не могла расплодиться в другом месте, обязательно в доме её родителей. Идиотка! А Джерри Анселми — мерзкий врун!
— Чтоб тебе захлебнуться, папаша чёртов! — бросила Фэр в пустоту.
И решила «обрадовать» Джерри, отправив ему смс-ку:
«Поздравляю, Джерри Анселми, ты станешь папой!»
Ответ пришёл минут десять спустя:
«Шутка не удалась!».
«Это не шутка, — написала Фернанда. — Радуйся, папаша! Ты же хотел троих детей, они у тебя будут. Ненавижу тебя!».
Второго ответа Фэр не дождалась, но утром её поднял звонок в дверь.
— Чёрт бы всех побрал! — возмутилась Фернанда, кое-как продирая глаза и отпихивая многострадального голубого кролика к стене. — Восемь утра, суббота… что за сволочь припёрлась в это время?
Надев халат, она спустилась вниз, открыла дверь и застыла — на пороге стоял Джерри.
— Ты?
— Да, я, — резко бросил он. — Собирайся, поехали!
— Чего это ты мне приказываешь? — встала в позу Фэр. — Куда я должна ехать в восемь утра в субботу?
— В клинику на аборт. Я уже договорился. Есть один хороший врач, который за деньги сделает всё так, что комар носа не подточит. Давай, собирайся. И поживее.
— Чего?
— Того! Не ты ли вчера мне эсэмэсила о том, что ты беременна? Я, конечно, ещё не совсем даун и не верю в это. Беременность так быстро не обнаружишь, только если с того раза, в авто. Но и это маловероятно. Короче, поехали, заодно и проверим, врёшь ты или нет.
— Я? Причём тут я? — скрипнула Фернанда зубами. — Я пока ещё, к счастью, не беременна. И не надо каркать! Но если ты меня обрюхатил также, как мою кузину, я тебя прибью! Учти, Вирхиния — это не я. Ты абортом от неё не отделаешься! Придётся отпрыска в школу водить! — и Фэр захлопнула дверь ему в лицо.
Она ждала, что Джерри уйдёт, но он оказался крепким орешком. Когда она подпёрла косяк спиной, то получила жёсткий удар — Джерри с силой стукнул в дверь.
— Фернанда Ривас, я не люблю, когда закрывают дверь у меня перед носом! — выкрикнул он громко. — Мы не договорили!
— Чего тебе ещё надо? — взбесилась Фэр, открывая дверь снова. — Я всё сказала. Мужчины с детьми мне не нужны!
— У меня нет детей.
— Ничего, будут. Месяцев через эээ… семь.
— Мисс инспектор, — ухмыльнулся Джерри, — извини, но я ничего не понял. Сначала ты пишешь мне эсэмэс с воплями о том, что беременна. Когда я хочу отвезти тебя на аборт, ты кричишь, что не беременна. Теперь ты опять беременна?
— Я не беременна! Сколько раз повторять?! — рыкнула Фернанда, тряся кулаками.
— Это я беременна! — раздался весёлый голос. Вирхиния, сияя как гирлянда, важно спустилась с лестницы. — Поздравляю тебя, любимый, скоро ты станешь папочкой! Представь себе, какая радость!
Лицо Джерри ничего не выразило, а Вирхиния, отпихнув Фэр с криком: «Отойди от моего мужа!», за руку втащила Джерри в дом.
Тётя Фели с Барби была в гостиной. Когда Вирхиния и Джерри туда вошли, она приосанилась:
— Барбара Сантойя, не будь невоспитанной собакой, поздоровайся с гостем. Это наш зять!
Реакция Джерри изумляла Фэр — только что он вопил про аборт и тарабанил в дверь, а теперь молчит. И, слушая тонну фигни, что несут Вирхиния и тётя Фели, лишь многозначительно подёргивает бровью.
— Значит так! — вещала Вирхиния тоном генеральской дочки, которую (после чтения форумов для мамочек) заело на уменьшительно-ласкательных словечках. — Я хочу беленькое-беленькое платьице с кринолинчиком, как у принцессочки. И чтобы шлейфик был длиной метров десять, а лучше двадцать. И чтобы его в церкви несли два, нет, три амурчика. На платьице должны быть бриллиантики, много-много. И платьице обязательно должно быть для беременюшечек, чтобы все видели мой чудненький животик. А ещё фата! Она должна быть до пола. Беленькая-беленькая и с жемчужинками. Мы поедем по городу в шикарненьком лимузинчике, а гостей на свадебке должно быть не менее пятисот. А потом мы поедем в Парижик, в Лондончек и в Майямички, — перечисляла Вирхиния, загибая пальцы. — А когда вернёмся, переедем во дворец в четыре этажика высотой. Там должно быть не меньше пятидесяти комнат. На другое я не согласна и даже не настаивай, любименький!
— И золотую колыбельку для ребёночка, — подсказала тётя Фели. — Нет, лучше розовую и с бриллиантами.
— Точно, мамусик!
— Представь, зятёк, как тебе несказанно повезло! Лучше моей дочки ты нигде жену не найдёшь. Она хоть и не моделька, но даст фору любой из них! — тётя явно гордилась тем, что Вирхинии удалось захомутать звезду.
— Всё? Закончили? — невозмутимо спросил Джерри.
Закинув ногу на ногу и сложив пальцы так, что они глубоко прогнулись назад, он сидел в кресле и ухмылялся. На Фэр, мрачно стоявшую в углу, и не глядел. Про себя она возмущалась: неужели ему ни капли не стыдно? Обрюхатил её кузину и даже не извинился перед ней, Фэр. А ведь клялся в любви! Хотя нет, не клялся. Но всё равно он подлый обманщик и предатель. А она носить рога не собирается!
— Я не буду комментировать эту чушь, — монотонно проговорил Джерри. — Мне неинтересно общаться с безмозглыми, да и я спешу. Просто я хочу задать тебе, Вирхиния, пару вопросов.
— Слушаю тебя, любимый! — Вирхиния, сидя на диване, подпрыгивала от нетерпения.
— Не прыгай, Мария Вирхиния Сантойя, ребёночка растрясёшь! И мы не получим ни одного бриллиантика, — укорила тётя Фели. — А нам они жизненно необходимы. Особенно мне.
— О’кей, — спокойствие Джерри Фэр всегда нравилось, но сейчас бесило. Ведёт себя так, будто и не спал с Вирхинией. — Вопрос первый: ты абсолютно уверена в том, что беременна?
Вирхиния вытаращила глаза.
— Конечно, любимый! Женщина всегда уверена в этом. После нашей ночки я сразу почуяла, что вот оно — свершилось. Никто мне не верил, но я была права. Все тестики показали две полосочки. Я их сохранила на память.
— Желательна справка от врача, — флегматично выдал Джерри. — Вопрос второй: уверена ли ты, что ребёнок от меня?
Вирхиния открыла рот. Вместе с ней открыла его и тётя Фели. Кажется, до них начало доходить — что-то идёт не так. Джерри не прыгает от счастья и не предлагает Вирхинии руку и сердце немедленно.
— Как ты смеешь задавать мне такие вопросики?! — заорала Вирхиния. — Ты меня оскорбляешь! Я к тебе всем сердечком! У меня миссия! Я скоро стану мамочкой и подарю всем великое счастье, а ты сомневаешься, что я беременюшечки от тебя! Я этого никогда, никогдашечки не прощу! — и Вирхиния театрально зарыдала.
— Прекрасно, — Джерри оставался непробиваем. — Заканчивай истерику, не трать время. Со мной это не катит. Ответь мне на третий вопрос: ты уверена в том, что хочешь сделать?
— Не поняла, — как кукла похлопала ресницами Вирхиния.
— Ты абсолютно уверена, что хочешь навесить этого ребёнка на меня? — уточнил Джерри свой вопрос.
Вирхиния чуть не лопнула. Грудь её вздымалась от бешенства.
«Да, не того в жертвы ты выбрала», — подумала Фернанда. Просчиталась кузина. Будь на месте Джерри Амадо, он бы прыгал, как кенгуру.
— Молодой человек, вы ведёте себя неприлично! — возопила тётя Фели. — Вы оскорбляете мою дочь, хотя должны немедленно на ней жениться. Ведь это вы её обрюхатили! — она погрозила пальцем, за который её тут же цапнула Барби. — Барбара Сантойя, ну-ка прекрати кусать свою хозяйку! Бестолковая собака! Сейчас решается важный вопрос.
— Этот ребёночек твой, — жалобно всхлипнула Вирхиния, изображая оскорблённую деву Марию. — Это ты — папочка. Ведь ты единственный мужчина, которого я ждала всю свою жизнь. Как ты можешь сомневаться? Ведь лялечка — это высшее проявление любви. Так угодно Боженьке! — Вирхиния воздела руки к потолку. — А ты… да как у тебя язык повернулся…
— Плохо играешь, — вскинул Джерри бровь. Его мягкий, тягучий голос ласкал Фернанде слух и бесил её одновременно. — Переигрываешь. В актрисы тебя не возьмут. Но если ты настаиваешь, о’кей. Значит, я буду настаивать на аборте. Не переживай, я всё оплачу. Можем поехать немедленно, у меня уже есть договоренность с врачом.
У Вирхинии глаз задёргался, а Фэр чуть не хохотнула в голос. Ей импонировало поведение Джерри в этой ситуации. Но зря он думает избавиться от Вирхинии так просто. Она не пойдёт на аборт. Джерри не знает, что она помешана на деторождении.
В реальность Фернанду вернул дикий визг кузины. Вскочив с дивана, Вирхиния забегала по гостиной и заорала, рыдая и топая ногами. Тётя Фели, оставив Барби одну, утешала дочь.
— Дочка, дорогая, не кричи, ты же ребёночка погубишь!
— Ну и чёрт с ним! — заявила Вирхиния сквозь слёзы, что вызвало у Фэр новый приступ молчаливого хохота. Вот так двуличие! — На кой он мне, если его отец — убийца?! — но она мигом спохватилась и обернулась к Джерри. — Как ты смеешь мне предлагать убить нашего ребёночка? Нашу кровиночку? Ты убийца! Ты мерзавец! А я тебя так люблю! Но раз ты не хочешь быть нормальным папочкой, я тебя заставлю. Я не буду делать аборт, я рожу этого ребёночка и отсужу у тебя половину всего имущества. Ты должен обеспечивать меня и нашу лялечку до конца жизни! И ты не открутишься, подлец! Иуда! Все вы одинаковые, сначала соблазняете, в любви клянётесь, а потом бросаете беременную! Но ребёночек у меня будет, так и знай!
Джерри выражение лица не сменил, а Барби, к удивлению всех, забралась к нему на колени и лизнула в нос. Тётя Фели так и села.
— Молодой человек, не трогайте мою собаку! — воскликнула она, когда Джерри стащил с Барби розовый бант. — Безобразие!
— Бедняжка, и кто додумался сделать из тебя розовую мультяшную пони? — Джерри погладил Барби, она облизала ему ладони. — Руки бы поотрывать тем, кто делает из животных кукол для развлечения.
Хоть Джерри и не обратился конкретно к тёте, она поняла: намёк на неё. А ещё в ней взыграла ревность — Барби была собакой с характером. Она никогда не ласкалась, только кусалась, огрызалась и отворачивалась, хотя и сидела целыми днями на руках у хозяйки, ублажаемая и опекаемая ею. Но к Джерри она полезла сама и обрадовалась, когда с неё сняли бант и взлохматили шерсть.
— Вот неблагодарная! — пропыхтела тётя Фели, схватив Барби. Та, обнажив зубки, тихо рыкнула. — И не рычи! Ты не собака, ты свинья, которая смотрит в лес. Холишь, холишь её, причёски ей делаешь, по дорогим салонам водишь, столько денег тратишь, и вот результат — чужие люди нам милее, чем родная хозяйка.
— Животных надо любить, а не мучить заколочками, завивочками и маникюрчиками, — передразнил Джерри новую манеру Вирхинии говорить уменьшительными словами. — Тогда они ответят взаимностью и не будут рычать.
Тётя гневно на него зыркнула, а Барби уже жевала её плюшевый розовый воротник. Вирхиния скулила и блеяла на все голоса.
— Он предложил мне сделать аборт! Аборт! Какое страшное словечко! Вы только подумайте, люди! — вопила она, как с трибуны. — Да за это казнить мало!
— О, гхош! Хватит орать, мы не на стадионе, — кисло сказал Джерри. — Мне с тобой всё ясно. Но я дам тебе последний шанс. Включи мозг и подумай, стоит ли ломать себе жизнь. Хотя я знаю, этот эмбрион не от меня, я оплачу тебе аборт и мы разойдёмся с миром. В противном случае, ты будешь жалеть о том, что устроила, до конца жизни.
— Не надо мне угрожать! — сжала кулаки Вирхиния. — И не называй мою лялечку эмбрионом! Я не сделаю аборт. Этот ребёночек родится, а ты будешь его содержать и умолять меня о прощении.
— Это твоё окончательное решение?
— Ещё как окончательное!
— О’кей, — Джерри рывком поднялся с кресла. — Потом не говори, что я не предупреждал. Фварвээл! [1]
Он ушёл, и не взглянув на Фэр. Ей, конечно, понравилось, что Джерри не поддался Вирхинии. Мозги у него есть, тут не поспоришь. Но Фернанде было неприятно. То он почти признался ей в любви, то выгнал, обижаясь на мелочи. Клялся, что не обрюхатил её, Фэр, а сам обрюхатил Вирхинию. Может, Вирхиния презерватив проколола? Она на это способна, но Джерри тоже хорош. Говорил же, что тщательно следит за контрацепцией. Врал, значит.
Фернанда не выходила из комнаты до обеда — не желала никого видеть. Но к полудню к ней вломилась Маргарита.
— Фэр, иди скорее сюда! Ты же полицейская! Выгони этого дурака вон! — закричала она, выпучив глаза.
«Джерри что-то устроил Вирхинии, — мелькнула мысль у Фэр, когда она спускалась по лестнице. — Не зря угрожал».
Но она ошиблась. В гостиной стоял Фред, которого Агустина била букетом роз, вопя, что он ломает ей жизнь.
— Убирайся! Убирайся отсюда! Пошёл вон! Я не хочу тебя видеть! Чтоб ты провалился! — горланила девчонка, размахивая букетом.
— Что ты сделал моей внучке, дурачок? — любопытничала тётя Фели. А донья Канделария хрустела из-за угла чипсами. Фред только отмахивался.
— Ты с ума сошла, Агус! Опомнись! Тебе нужно к врачу, — повторял он, а она кричала и кричала.
— Может, хватит тревожить моего ребёночка? — Вирхиния лениво выползла из кухни. В руке она держала огромный бутерброд с колбасой. — Моя лялечка должна слышать только приятненькие звуки и расти, расти-и-и. А мне надо побольше кушать, — и ушла вразвалочку, точно была месяце на девятом.
— Ну-ка убирайся подобру-поздорову! — прошипела Маргарита. — Не знаю, что ты сделал моей дочери, но, видимо, заслужил. Фэр, ты же полицейская, выгони его!
— Фреди, по-моему тебе лучше уйти, — сказала Фернанда, хлопнув его по плечу. — Видишь, они тупые.
Проводив юношу, она вернулась в гостиную, где её встретили два злобных взгляда: Маргариты и Агустины; и два любопытных: тёти Фели и доньи Каделарии. А Барби, сидя на полу и виляя хвостом, клянчила у последней вкуснопахнущие чипсы. Только пауку Стефану было всё равно — он молча копошился в своём террариуме.
— Тебе жалко этого гада, тётя? — вспыхнула Агустина. — Вечно все против меня! Пойду я есть! — ничего не объяснив, девчонка ушла в кухню, где уже расположилась Вирхиния.
— Надо было вызвать полицию, — сказала Маргарита, — чтобы этот ирод не лез к моей дочери.
— Да что такого он сделал? — недоумевала Фэр. — Фреди — вполне безобидный мальчик.
— Вот и мне так показалось, — встряла донья Канделария, дожёвывая чипсину. — Не лезь, собака! Тебе нельзя эту гадость! — отогнала она Барби от чипсов. — Это, конечно, не моё дело, но по-моему вы зря обидели мальчика. Он лишь принёс цветы, а девчонка их схватила и как даст ему по голове. Ни с того, ни с сего. Он ей и слова не сказал, кроме: «Привет, это тебе». Я сидела в гостиной и всё видала, а вы явились позже. По-моему девочка того. Как и все вы, — подхватив террариум и пустой пакетик из-под чипсов, донья Канделария ушла наверх.
— Я не поняла, тётя Фели, — засопела Маргарита. — Это что такое было? С каких пор ваша подружка так обнаглела? Живёт тут приживалкой вместе с этим пауком и ещё смеет высказывать своё никому ненужное мнение. Не пора бы ей восвояси? Сама она того!
Позже Фернанда, выловив Агустину в кухне, сподобилась с ней побеседовать. На счёт её взаимоотношений с Фредом и контрацепции. Но только рот открыла, как девчонка сбежала к себе, заткнув уши пальцами. А Фэр плюнула. Не хочет разговаривать — не надо.
Вечером позвонил комиссар Гальяно и долго распекал Фернанду за очередной прогул.
— Но сегодня же суббота, комиссар! У меня тут семейные проблемы. И я не могу без выходных, я же не робот.
— Без выходных? — комиссар расхохотался. — Ты всё время отдыхаешь, ещё и врёшь с три короба.
— О чём это вы, комиссар? — прикинулась Фэр дурочкой.
— Всё о том же. Ты насочиняла, что уехала на похороны какой-то бабушки, и пропала на три дня. А когда убили Лали Олмас, я звонил к тебе домой, и мне сказали, что ты в командировке. По моему приказу! Ты, конечно, горазда врать, но могла бы не палиться так явно, — комиссар хрюкнул в трубку.
— Но комиссар… я…
— Не надо оправдываться! Я понимаю, ты девушка молодая и у тебя личная жизнь, но враньё — не выход. Ну ладно, баста. Я не хотел этого говорить, но сказал, чтобы ты не думала, будто комиссар Гальяно дурачок и его легко надуть. Не обольщайся, это я с виду недотёпа, а на деле — ого-го! Я тебя жду завтра в комиссариате. И без возражений! Если не появятся зацепки о маньяке, мне останется посыпать голову пеплом. Общественность меня скоро с потрохами съест. Дело получило огромный резонанс, мы не можем на него забить. Так что думай, копай и раскапывай, иначе вслед за моей головой полетит и твоя. И у нас будет и новый комиссар, и новый инспектор, более расторопный. Счастливо!
Опять этот маньяк! Как он надоел! Фэр вздохнула. Комиссар прав, зря она его обманула. Это всё Джерри виноват, голову ей заморочил. А маньяка надо искать.
К ночи жару поддала Вирхиния. Днём она разругалась по телефону с Амадо, объявив ему, что беременна от Джерри Анселми. И, как стемнело, Амадо явился с разборками. Он был в стельку пьян и орал на всю улицу, обзывая Вирхинию шалавой и грозясь убить её любовника.
— Это не дом! Это дурдом какой-то! — ругалась тётя Фели, которой вопли мешали смотреть предпоследнюю серию любимого телесериала. — Заткнись ты уже, пропасть! — она высунулась с балкона и вылила на Амадо ведро холодной воды.
Сев у порога, Амадо взялся рассказывать о том, как он любит Вирхинию. А если она не прекратит ходить налево, он вскроет себе вены и напишет записку — это она виновата в его смерти. И пусть её посадят!
Продолжалось это долго. Покоя не было и соседям. Толстуха донья Раймунда даже пригрозила полицией, ведь у неё малолетний внук, которому нужно спать, а Амадо скулит на весь квартал.
— Да вызывайте хоть армию! — Амадо разошёлся ни на шутку. — Пусть они меня убьют и я наконец-то сдохну! Всяко лучше, чем когда любимая женщина изменяет с напомаженным педиком!
Фэр и Маргарита хором убеждали Вирхинию позвать Амадо в дом и поговорить с ним. Но она не желала его видеть, и тётя Фели была с ней солидарна.
— А вдруг он её ударит и она потеряет ребёнка? — волновалась тётя. — Ведь он же пьян! Нет-нет-нет, мы не можем рисковать ребёночком самого Джерри Анселми. Он наш единственный шанс стать богатыми и знаменитыми!
Когда по телефону им позвонил Эрнесто Лареа — сосед-астроном с жалобами на вопли, Фернанда вышла на улицу сама.
Амадо был агрессивен и требовал дать ему лопату, чтобы снести Вирхинии башку. Фэр попыталась усадить его в такси и отправить домой.
— Дак он же пьяный! Ну нет, такой подарочек мне не нужен! Выходите! — потребовал таксист, увидев, что Амадо невменяем — орёт и заваливается спать на заднее сидение.
— Я вам заплачу вперёд, только отвезите его, — убеждала таксиста Фернанда.
— А если он заснёт у меня в машине? Куда я его потом высажу? На лавку в парке? Или салон мне испортит. Нет уж, выходите из машины! — упирался таксист.
— Тогда я поеду с ним, — решила Фэр.
На эти условия таксист согласился, и они двинулись в путь.
Фернанде не улыбалось возиться с пьяницей, но, вспомнив о маньяке и своих подозрениях, она решила — это шанс. Завтра Амадо протрезвеет и останется ей благодарен за помощь. Так она вотрётся в его доверие.
Комментарий к Глава 28. Суперновость -------------------------------------
[1] Vaarwel (нидерл.) — До свидания.
====== Глава 29. Свадьба года ======
Квартира Амадо в районе Бельграно находилась на десятом этаже круглого небоскрёба-башенки. Повоевав с бабулей-консьержкой, Фэр поднялась вместе с ней и невавакающим Амадо в квартиру, где уложила его в постель. И бабуля велела ей выметаться вон — она не оставит её в чужой квартире. Ну и пусть хозяин пьян и спит. А на жетон ей плевать, ордера на обыск у Фэр нет.
Фернанда скрипнула зубами, в её планы входило другое — неофициально поискать у Амадо намёки на убийцу, на знакомство с Лали Олмас или родство с Сандрой Вэйс. Но пришлось ограничиться запиской: «Позвони мне, когда проснёшься. Фэр».
Она покинула квартиру под настойчивые толчки и ворчание консьержки, которую отвлекли от вязания свитера. Однако на улице Фернанду осенила шальная идея — надо отомстить Джерри и Вирхинии, изобразив, что у неё роман с Амадо.
Немного посидев в баре, Фэр отправилась в ближайший отель, где сняла номер до утра. Выспалась, позавтракала, причёсываться не стала и «случайно» забыла в ванной лифчик. Укрылась плащом и приехала домой на такси.
Тётя Фели, Маргарита и Вирхиния уже сидели в гостиной, готовые к войне. Лишь щёлкнула дверь, и они подскочили, как пирожки на сковородке, наперебой заголосив:
— Ты где была?
— Мы же волновались!
— Могла бы и позвонить!
Зевнув, Фернанда стянула плащ.
— Ну чего вы беситесь? Мне же не пятнадцать лет, я взрослая женщина и у меня есть личная жизнь.
— Что значит личная жизнь? — негодовала Маргарита. — Ты же вчера уехала на такси с этим пьяницей, который буянил на весь квартал. Где ты провела ночь?
— Какая разница?! — скривилась Фэр. — Вам-то какое дело? — и выпятила грудь, чтобы все заметили — она без лифчика.
— Ты что лифчик по дороге потеряла? — тут же усекла Вирхиния.
— Ой, ну забыла в квартире у Амадо, поду-у-умаешь… — Фернанда гордо начала подниматься по лестнице, оставив дам с открытыми ртами.
— Караул! Я падаю в обморок! — услышала она вопль тёти. — Как можно жить на этой планете? Здесь все сумасшедшие извращенцы! Срочно пакую чемоданы, беру Барби, телевизор и лечу на Луну!
Фэр ждала разборок от Вирхинии — та не любила, когда у неё уводили, пусть бывших, но ухажёров. Однако кузина повела себя гаже — позвонила Берни и сообщила: девушка наставила ему рога.
— Лучше тебе поторопиться набить мордочку любовничку моей кузиночки, — подначивала Вирхиния в трубку. — А то все пальчиками в тебя тыкать будут, когда ты начнёшь сбивать косяки рогами.
Фэр даже обрадовалась такому повороту — это шанс избавиться от Берни. Тот приехал через полчаса, злой и встрёпанный. С порога раскричался на Фернанду, а Вирхиния, улыбаясь, пошла к себе — читать мамские форумы, от которых она приходила в лютый в восторг.
— Как ты могла так со мной обойтись?! Я ж тебя это… люблю, — причитал Берни.
— Ой, ну всё, хватит мелодрам! — оборвала Фэр. — Насколько я помню, когда ты мне предложил встречаться, мы договорились — никаких обязательств. У нас свободные отношения и каждый делает что хочет.
— Но это не значит, что ты должна наставлять мне эти… рога, — почесал Берни затылок.
— Это значит, что качать права ты не можешь, — парировала Фернанда.
— Но я думал, что ты хочешь за меня это… замуж. И родить мне этих… наследников.
— Ага, уже бегу, — закатила глаза Фэр, — рожать наследников раздолбанного Фиата и дыры в кармане. Короче, Берни Кастро, если ты мне не веришь, это твои дела. Я не буду доказывать, что я не изменяла тебе. А если и изменила, то это к лучшему. После твоих заявлений о свадьбах и наследниках, я опасаюсь с тобой встречаться. Между нами всё кончено, до свидания! — Фернанда направилась к лестнице.
— Фэр, а как же это… ну… любовь и всё такое?
— Любви нет! И не забудь захлопнуть дверь! — крикнула она погромче. — Если к нам залезут воры, я привлеку тебя за соучастие.
Берни ещё что-то ворчал, но Фэр ушла. Давно пора разорвать эти глупые отношения. Вирхиния, сама того не ведая, избавила Фернанду от проблемы.
За ужином настроения не было ни у кого. Донья Канделария отсиживалась в комнате. После скандала между Агустиной и Фредом, куда она сунула нос, Маргарита высказала ей недовольство. Обиженная негостеприимством, донья Канделария объявила голодовку, сидя в спальне на чемоданах. Маргарите было плевать — она отбирала еду у Агустины, аппетит которой принял угрожающие размеры. Девчонка жевала по двадцать часов в сутки и наела себе щёки и животик. Тётя Фели сердито вздыхала, глядя в телевизор. Её любимый сериал закончился и начался новый, который ей не нравился. Тот был слишком современным и кровавым, с преступлениями и злодеями, а тётя любила розовые мелодрамы, чтобы можно было пореветь и поумиляться.
— Совсем обнаглели, — грустно пыхтела она, — последней радости лишили. Дожили, в прайм-тайм показывают растекшиеся по экрану мозги. Фи! Барбара Сантойя, не вздумай это смотреть! — погрозила она собаке пальцем. — Я не намерена вести тебя к психологу!
Барби лишь чихнула в ответ. Вирхиния, уминая куриную ножку, загадочно поглядывала на Фэр, желая подробностей её разборок с Берни. Но Фернанда показала ей язык. Тут по-петушиному закукарекал телефон — Вирхинии пришло смс.
— Ну вот, не дадут мне спокойненько покормить моего ребёночка, — нахмурилась она. Но, прочитав смс, подпрыгнула, рискуя утратить свою беременность. — Вы не поверите! У меня великолепненькая новость: я выхожу замуж!
— ЧЕГО? — все женщины скопом уставились на неё.
— Да, мне только что сделали предложеньице ручки и сердечка экзотичненьким способом — эсмесочкой, — она умильно вздохнула. — Это так необычненько! Никому ещё не делали таких клёвеньких предложеньиц!
— И кто же этот оригинал? — спросила Фэр с ехидством, решив: автор смс — Амадо.
— Ну как кто? Конечно же отец моей лялечки — Джерри Анселми. Я же говорила, у меня экстравагантненький женишочек! — с гордостью сообщила Вирхиния.
Судя по лицам Фернанды, Маргариты и тёти Фели, они не поверили. А Агустине было всё равно — она лопала булку с повидлом, воспользовавшись тем, что мать не смотрит.
— Что уставились? Завидуете, так и скажите! — ликовала Вирхиния. — У меня будет самая роскошненькая свадебка во всей Вселенненькой! А кому не нравится, может не приходить. Там и без вас будет полно всяких звёзд!
— А когда свадьба-то? — хихикая спросила Маргарита.
— Через три денёчка!
— Так быстро?
— А чего тянуть? Жаль, что животик ещё не видно. Я ведь хочу беленькое платьице для беременюшечек. Ну ничегошечки, я подложу под него подушечку! — задрав нос, Вирхиния удалилась в обнимку с телефоном.
Тётя Фели сморщила нос.
— Брешет хуже собаки, — заявила она. — Кто делает предложение эсмеской? Поди сама себе её отправила.
Фэр тоже не поверила, что Джерри решился на это. Но сомнения ей покоя не давали. И верно. Она как чуяла — что-то будет. В спальне Фернанда обнаружила в телефоне неотвеченный звонок от Амадо и смс от Джерри. Последнее гласило:
«Мисс Фернанда Ривас, вы приглашены на церемонию бракосочетания мистера Джереми Анселми дель Грасса и сеньориты Марии Вирхинии Сантойя, которая состоится 18 октября 2015 года. О времени и месте церемонии мы сообщим дополнительно. Верим, что вы захватите и своего жениха. Было бы приятно с ним познакомиться».
Фернанда чуть не завизжала. Он женится на Вирхинии. Дегенерат! Ни одного слова правды! Фэр мечтала обозвать Джерри самыми дурными словами, но, не придумав их, разревелась. Ну ничего, она пойдёт на эту свадьбу и вцепится в его физиономию прилюдно.
Через три дня в доме на улице Дефенса стоял бедлам. Вирхиния носилась с платьем и цветами, тётя Фели обзванивала рестораны, заказывая блюда поизысканней и подороже. Маргарита обиженно сопела — Вирхиния отказалась, чтобы та её красила, пригласив маникюршу и визажиста из крутого салона, а причёску ей обещал соорудить сам Энеас Арайя. В связи с чем тётя Фели впала в транс, вопя, что дом надо отмыть до скрипа.
— Вы понимаете, к нам же придёт сам Энеас Арайя, лучший стилист на свете?! — голосила она, размахивая гламурно-розовым веником для пыли. — Всё должно блестеть так, чтобы он увидел в стенах и на полу своё отражение! Иначе я провалюсь сквозь землю от стыда!
Фернанда была зла и расстроена — она надеялась, что всё окажется шуткой. Но подготовка к свадьбе шла полным ходом и было неприятно осознавать — Джерри женится на глупой Вирхинии. Он даже не проверил, от кого она беременна и беременна ли вообще. А ещё клялся, что не хочет детей. Лжец!
Фернанда старалась уклониться от предсвадебной суеты, но тётя Фели и тут подгадила — уговорила комиссара отпустить девушку на пару дней, так как у них свадьба, а рук не хватает. Он разрешил, но после того, как Фэр допросила гостей с показа Лали Олмас. Все они оказались чисты, а Амадо так и не звонил.
Теперь Фернанда, слоняясь по дому, била баклуши — от выходных она не отказалась, но и участвовать в подготовке не хотела. Маргарита с Агустиной тоже не помогали — одна была в обидах, другая в депрессии. Вкалывала лишь тётя Фели, взяв на себя организацию. Она даже позвала оркестр, чтобы на свадьбе играла живая музыка. Хозяйственными же вопросами занималась армия прислуги — специально нанятые кухарки, служанки и официанты.
Вирхиния мечтала о венчании в церкви, но Джерри смс-кой прислал пожелание: надо снять виллу за городом, позвать туда регистратора, прессу и гостей не менее тысячи человек — список их он отправил Фернанде по электронной почте.
Тётя Фели, заказав в типографии именные приглашения в виде двух белых сердечек, разослала их всем, кто был в списке, вместе с картами желаемых подарков [1]. А Вирхиния долго вопила, как хочет позвать падре из церкви Сан Рафаэль Архангел. Но это осталось без внимания — тётя священников не жаловала. Маргарита была настроена скептически, уверенная, что тётя Фели безалаберна и непременно всё испортит. Тётя в ответ показала ей кукиш.
Утром свадебного дня явились стилист, визажист и маникюрша. Тётя была разочарована — Энеас Арайя не пришёл, отправив вместо себя помощника. Мотивировал он это тем, что физически не успевает накрасить Вирхинию — слишком много клиентов.
— И за что мы только деньги платим?! — возмущалась тётя Фели, размахивая кулачками. — Цены в этом салоне — грабеж средь бела дня, а присылают кого попало.
Но причёску Вирхинии сделали красивую, хоть её и закрыла фата. Макияж и маникюр тоже удались. Правда, Вирхиния требовала, чтобы губы и ногти были красными. Тётя же сказала, что невеста не может смахивать на проститутку, поэтому Вирхинию намалевали розовым, превратив её в куклу Барби.
Платье экстренно сшили за два дня. Фернанде оно не понравилось. Жутко дорогое и безвкусное, из белого бархата, усыпанное атласными розочками и с огромным кринолином, оно запечатало невесту до горла. А на животе красовался вырез, прикрытый сеточкой. Под него Вирхиния подложила муляж беременного живота, а на шею нацепила здоровенное колье из бриллиантов. Муляж просвечивал сквозь сетку, создавая ощущение, что невеста примерно месяце на восьмом. Вирхиния была счастлива, а Фэр чуть не стошнило, когда кузина спустилась по лестнице.
Виллу сняли за пределами Байреса, и, хоть свадьба была назначена аж на 19:00, выехали пораньше. Вирхиния бредила каретой с лошадьми, но тётя и Фэр вдолбили ей: ехать далеко и лучше нанять машину. Фернанда настаивала на вездеходе, но тут осталась в меньшинстве — Вирхиния и тётя Фели заказали белый лимузин, украшенный куклами, бантиками, шариками и сердечками.
— На этой бандуре мы будем пиликать дня два, — вздохнула Фэр, усаживаясь в авто. Она нарядилась в длинное чёрное платье-футляр с острым вырезом на груди. Из аксессуаров взяла сумочку и чёрные же перчатки выше локтя.
— Могла бы одеться и поярче, — укусила Вирхиния. — А то как на похороны.
— Не вижу повода для нарядов, — огрызнулась Фернанда.
— Как говорила Коко Шанель, маленькое чёрное платье актуально всегда, — сгладила ситуацию тётя Фели, одетая в кружевной розовый костюмчик, отделанный голубым мехом. Барби, заново выкрашенная в ярко-фиалковый цвет, зубами стаскивала с лап бантики.
— Мне интересно лишь одно, — подала голос Маргарита (она уже открыла бар и вовсю пила мартини). — Кто будет оплачивать всё это безобразие?
— Это не безобразие! — Вирхиния поджала свои тонкие губы. — Это свадьба года! Самая лучшая в мире!
— Так кто её будет оплачивать? — на Маргарите было платье цвета шоколада и куча бус.
— Конечно, жених, — ответила тётя Фели. — Ну не мы же, в конце концов! Всё заказано в кредит, а ему придёт счёт. Вот и всё.
Марго пожала плечами, протягивая молчаливой Агустине бокал мартини.
— Будешь?
— Нет, спасибо, — отмахнулась та, поправляя бахрому на своём мини-платье «под джинсу».
— Ну и зря. Сегодня можно, свадьба ведь, — Маргарита налила себе ещё бокальчик.
А Фернанде с самого утра хотелось рычать и бросаться на всех, как голодной собаке. Она ещё не верила в происходящее. Даже за руку себя ущипнула, дабы убедиться — это не сон.
Место, куда прибыли женщины, разбило все ожидания — двухэтажная вилла посреди леса. Вокруг ни соседей, ни магазинов, ни кафе — никаких признаков цивилизации. Все удобства расположились в доме: комнаты для отдыха, зеркала, джакузи, мраморная гостиная, столовая, оранжерея и даже бильярдная. Но Вирхиния раскудахталась, как клуша на насесте.
— Какой ужас! Мы в лесу-у-у! Я мечтала совсем о другом! Я хотела крутую свадебку! Я не хочушечки выходить замуж среди москитов! Я же не медведь! Я беременюшечка! Мамусик, как ты могла снять этот гадкий домик? Ты испортила самый счастливенький денёчек в моей жизни!
— Но меня уверяли, что это лучшее место на земле. Оно специально создано для свадьбы девушки по имени Вирхиния, — оправдалась тётя Фели. — Так мне сказал агент по недвижимости. Вот смотри, даже называется как надо, — тётя ткнула пальцем в вывеску у калитки.
— Вилла «Санта Мария Каридад дель Кобре», — прочитала Фернанда вслух.
— И причём тут я? — не поняла Вирхиния.
— Везде враньё! — оттопырила губу тётя Фели. — Агент мне сказал, что вилла называется «Вирхиния», — она вгляделась в надпись. — Вот же написано: «Санта Мария Каридад дель Кобре, дева милосердная» [2]. Так что не заговаривайте мне зубы! Тут всё названо в честь моей дочери. И точка!
— Ка-ажется, веселье начина-ается! — нараспев заорала Маргарита. В лимузине она набралась мартини и еле стояла на ногах. Агустине пришлось держать её под руку.
А Фэр место не показалось плохим. Ну да, москиты. Зато лес, природа, свежий воздух. Трава доходила до щиколотки, и каблуки в ней утопали. Знала бы заранее, надела бы балетки. Зато лес красивый; деревья огибали дом стеной, пряча его от окружающего мира. А вблизи вилла оказалась роскошна — белоснежная, с колоннами под старину и резными балкончиками. Вокруг дома газон был пострижен. Сбоку уже высился алтарь, украшенный белыми лилиями, а к нему вела красная ковровая дорожка.
Столы с угощениями расставили как снаружи, так и внутри виллы. Туда-сюда бегали официанты, выделяясь на фоне зелени кроваво-красными жилетами. Когда появилась невеста со свитой, грянул оркестр, сидящий по обе стороны от центральной лестницы — входа в дом. Но Вирхиния не замечала хорошего.
— Мамусик, смотри, — она ткнула пальцем в грили, расставленные всюду. На них жарилось мясо. — Барбекю! Я не хочушечки барбекю! Все вокруг провоняшечки жареным мясом! Я же говорила тебе, мамусик, что хочушечки изысканные блюда: лангустиков, креветочки, шампусик…
— Прекрати разговаривать, как даун! — рассердилась тётя Фели, закрыв Барби бисерной сумочкой. — Барбара Сантойя, не слушай эту ересь, а то перестанешь понимать человеческий язык. Между прочим, дочушечка, тебе нельзя шампусик, — передразнила она дочь. — Ты беременюшечка.
— На моей свадебке мне всё можно! — Вирхиния вытерла нос перчаткой. — Мамусик, это ты всё организовала, ты испортила мне свадьбу этим вонючим барбекюшечкой! Я тебе никогда этого не прощу!
— Ой, умолкни! То, что ты беременна, не значит, что ты можешь орать на мать! — властно оборвала тётя Фели. — Твои изыски тоже есть, разуй глаза. Я всё заказала, как ты хотела. Но свадьба на свежем воздухе без мяса — это не свадьба. Да и Барби не прочь отведать кусочек, — тётя чмокнула собаку в морду — та дёргала носом и тихо потявкивала от умопомрачительного запаха жаркого.
— Какая невеста, такая и свадьба! — радовалась Маргарита.
— Мама, ты хоть перестань! — одёрнула её Агустина. — Ты ведёшь себя некруто. Надралась, как последний алкаш. Бабушка, взгляни-ка, а это не твоя френдесса случайно? — сощурила она восточные глаза, и те стали ещё восточнее. — Донья Канделария! Как она умудрилась приехать раньше нас?
Тётя Фёли глянула туда, куда указала Агустина — там стояла донья Канделария собственной персоной. В мини-платье под леопарда, с огромной чёрной шляпой на голове, она держала в руках стеклянный ридикюльчик, где сидел Стефан. Донья Канделария была явно зла и, когда тётя подошла её поприветствовать, она отвернулась, вздёрнув свой длинный нос.
— Канди Мендес, это что за новости? — заголосила тётя Фели в ответ на такой выпендрёж. — Я вообще-то поздоровалась.
— А я вообще-то вас не знаю, Фелисидад Сантойя! Идите куда шли. Мы со Стефаном больше с вами не разговариваем!
— Это ещё почему? — удивилась тётя Фели.
— По вашей милости, мы с моим Стефанито добирались в эту глушь на такси, — губы доньи Канделарии возмущённо подёргивались. — А вы ехали на шикарном лимузине!
Тётя Фели повращала глазами.
— Да ладно тебе, Канди Мендес! Глупо обижаться на ерунду. Просто Вирхиния беременная и капризничает, и это её свадьба. Я сделала так, как захотела она.
— Не надо оправдываться, Фелисидад Сантойя! — обиженно пропыхтела донья Канделария. — Я давно поняла, ты меня не ценишь и подругой не считаешь.
— Если ты будешь так себя вести, Канди Мендес, — погрозила пальцем тётя, — мы точно раздружимся. Ты, кстати, доехала раньше нас, а мы ползли, как черепахи, в этом лимузине, меня аж укачало.
— Надеюсь, тебя укачает навсегда! — донья Канделария попыталась уйти.
— Да чтоб ты провалилась, Канди Мендес! — крикнула тётя ей в спину. — Обижайся сколько хочешь, мне настроение ты не испортишь! Сегодня свадьба моей единственной дочери! А она отхватила вон какого жениха!
Донья Канделария, затормозив, встала в позу гадюки, чтобы выдать новую колкость, но тётя Фели отвлеклась.
— Минуточку, — подбоченившись, тётя сузила глаза — в поле её зрения попал Энеас Арайя, весь из себя в белом костюме в облипку. — Смотрите-ка, какие люди! Так-так, значит, на причёску моей Вирхините у него времени нет, а на чужую свадьбу — всегда пожалуйста. Ну ладно! Идём, Барбара Сантойя, сейчас мы ему устроим!
Фэр, наблюдавшая за тётей издали, не успела среагировать (она в последнее время стала рассеянной). Подбежала она на вопли Энеаса Арайя, которому тётя Фели надела на голову ведёрко со льдом.
— Сеньора, вы ушибиссимо на всю голову?! Это капец! Вы испортили мне причёску! А я делал её пол дня. На неё ушла тонна фирменных укладочных средств! — истерил Эни, размахивая пустым ведёрком. — О, святые Дольче и Габбана, дайте мне терпения, чтобы я не начистил этой тётеньке репу прямо сейчас!
Но тётя, явно чувствуя себя отмщённой, захохотала.
— Зашибиссимо! Эта дамочка чуть меня не искалечила и ржёт! Какое коварство! — всплеснул руками Энеас. Пепельно-серые глаза его почти вылезли из орбит.
— Тётя Фели, вы из ума выжили? — подоспела Фернанда на помощь. — Вы зачем скандалы устраиваете? Извинитесь сейчас же!
— И не подумаю! — тётя изобразила обиженку. — Нечего приличных людей надувать!
— Это кого и когда я надувал? — как чайник вскипел Энеас. — Очуметь, я в ауте!
— Меня! Меня ты надул! Сегодня утром, — не сдавалась тётя Фели. — Денег твой салон сдирает ого-го, а причёску моей доченьке делал какой-то статист. Барбара Сантойя, ну-ка фас, откуси ему нос! — тётя сунула Барби стилисту в лицо.
Но та жалобно тявкнула и отвернулась, явно мечтая о жареном мясе, а не о носе Энеаса Арайя.
— Ты смотри-ка! — возмутилась тётя Фели. — Это не собака, это хомяк! Не годишься ты ни на что, Барбара Сантойя! Даже за хозяйку не заступишься! Лучше бы я завела бульдога!
— Дамочка, вы умом тронулись! — Энеас постучал пальцем по виску. — Жуть! Даже ваша собака считает вас ненормальной! Вы знаете, сколько у меня клиентов по всей стране? Я один и не могу разорваться. И если я отправил к вашей дочери помощника, значит, у меня были клиенты поважнее.
— Кто может быть важнее моей Вирхиниты?! Таких нет!
— О, святые Армани и Валентино! Да любая жена какого-нибудь министра намного важнее вас и ваших детей, сеньора!
— Но моя дочь выходит замуж за Джерри Анселми! А он важнее любого министра, он суперзвезда! — тётя Фели так вздёрнула подбородок, что у неё шея хрустнула.
— Ах, так вы мать невесты? — заулыбался Энеас, сменив гнев намурлыканье. — Лапонька моя, это ж другое дело! Что же вы сразу не сказали? Это дикобразно! Когда я вышлю счёт за услуги моего салона, я это учту.
— Надеюсь, — смягчилась тётя Фели, удивлённая резкой переменой в настроении стилиста.
— Это жесть, теперь я похож на мокрую мышь! — пропыхтел Энеас, когда Фэр увела тётю.
— Ничего подобного! — заверещала донья Канделария, выросшая из-под земли. — Вы ж Энеас Арайя, не так ли? Вы — мой кумир с детства, я вас обожаю! Дайте мне и моему сыночку Стефанито автографы! И не смотрите этот цирк на розовых ножках. Это моя бывшая подруга, у неё ку-ку с кукушкой, и она мечтает улететь на луну. Надеюсь, улетит!
— И не надейся! — выкрикнула тётя Фели издали. — Я ещё не ушла, я всё слышу. Теперь я светская львица, тёща самого Джерри Анселми, так что повежливей со мной! А если я и соберусь на луну, то сначала отправлю туда тебя, Канди Мендес, на разведку. Чао, экс-подруга!
— От экс-подруги слышу! — донья Канделария показала язык. Схватив под руку Эни и демонстрируя ему паука в ридикюле, она уволокла его в дом.
Гости начинали съезжаться, но пока их было мало — от силы человек пятьдесят. Зато прессы понаехало, как на свадьбу английской королевы.
— Я же говорила, если всё организует тётя, то пиши пропала, — злорадствовала Маргарита. — Где тысяча человек гостей, а? Что-то я их не вижу. Наверное, мне пора купить очки.
Вирхиния снова разразилась бранью.
— Это катастрофа! Моя мать — вот главная катастрофа! Ей нельзя ничегошечки поручить. Где? Где мои гости?! Где тысяча богатенькой и знаменитенькой элиточки, в которую я обязана сегодня войти? Я же должна быть представлена им всем. А их нет! — Вирхиния плюхнулась на скамейку и со злости раскидала туфли.
Ни регистратор, ни жених ещё не объявились, а фотографы сновали всюду и щёлкали, щёлкали, щёлкали…
Утерев слёзы, Вирхиния стала позировать, выпячивая накладной живот и всем рассказывая, что это — ребёнок Джерри Анселми. Маргарита и тётя Фели тоже стремились попасть на обложку журнала. Одна Агустина, сидя за дубом, трескала внушительный кусок говядины, политый соусом чили.
От СМИ досталось и Фэр. Журналисты опознали в ней «Джемму», экс-невесту Джерри, и налетели с вопросами: как она относится к его отношениям с Вирхинией, и вообще «это так смело, так смело — прийти на свадьбу бывшего». Сквозь зубы Фернанда поведала, что они с Джерри остались друзьями, она желает ему счастья, но комментировать ничего не будет.
Избавившись от назойливых журналистов, Фэр спряталась в доме. Она осматривала виллу, поправляла наряд, разговаривала с прислугой и пила шампанское, закусывая его морепродуктами и сладостями. Время шло и шло, а гостей не прибавлялось. Также не явились ни регистратор, ни жених, ни свидетели. Когда часы пробили половину девятого (а свадьба была назначена на 19.00), возмутились даже писаки. И многие начали разъезжаться.
Маргарита, пьяная вдрызг, отрубилась в гостиной на диване. Агустина жевала и жевала, будто раньше еды никогда не видела. Фернанда заметила вытянутое лицо тёти Фели, что маячила туда-сюда, уговаривая прессу и малочисленных гостей побыть ещё чуточку — жених только задерживается, наверное, на дорогах пробки. К Вирхинии Фэр и подходить не рискнула — та сидела на лужайке, обмотанная бумажными полотенцами, и рыдала навзрыд.
Энеас Арайя чудесно проводил время в компании доньи Канделарии Мендес. Эти двое бесконечно сэлфились, кокетливо хихикая по углам, хоть дама и годилась кавалеру в матери. Странно… а Фэр всегда думала, что Энеас специализируется на мальчиках. Опять ошиблась. Не поймёшь этих знаменитостей.
Но настроение у Фернанды поднялось — Джерри не пришёл, значит, свадьбы не будет. Он не женится на Вирхинии! Это всё — розыгрыш. Предложение по смс, пожелания по электронке, куча прессы… Ну и хитрый лис!
Амадо трезвонил по телефону раз в пятидесятый — (Фэр так и не ответила за три дня). Но, вспомнив о нём, осознала: Джерри звал её на свадьбу с женихом. С каким? С Берни она рассталась, о нём Джерри и не знал. Амадо! Ведь накануне она изобразила, что с ним спала. А Джерри, кажется, пронюхал. Наверняка ему Вирхиния рассказала. Она же наболтала Берни ерунды, могла и Джерри наговорить. А Джерри Амадо ненавидит. Фернанда расхохоталась, сообразив — Джерри устроил цирк со свадьбой из ревности. На душе сделалось так легко, так хорошо…
— Сеньорита, этот великолепный ликер из инжира и вишни с миндалём специально для вас, — к ней подрулил официант, неся фужер с коричневато-красной жидкостью.
— Для меня? — удивилась Фэр. — Но я не просила.
— Это велел подать сеньор, — лукаво подмигнул официант.
— Какой сеньор?
Но официант улыбнулся и ушёл.
Фернанда понюхала напиток — очаровательно пахло вишней и миндалём. Она залпом осушила фужер, забыв главный принцип человека её профессии — осторожность. Никогда нельзя брать в рот сомнительные «подарочки» от неизвестных кавалеров. Но было уже поздно.
«Надеюсь, меня не отравили», — весело подумала она. Конечно, это глупость. Ясно, что ликёр ей прислал кто-то гостей-мужчин.
— Едут! Едут! Жених приехал! — заголосила тётя Фели снаружи.
Что? Фэр чуть не подавилась пустым фужером. На часах — без четверти десять вечера. Не может быть, чтобы он явился сейчас! Она выскочила на лужайку, ощущая, как её пошатывает. Чёртов ликёр!
Подъехало авто — огромный чёрный внедорожник. Из него вышли: мужчина в синем костюме, здоровенный качок-охранник, Нанси в ярко-жёлтом облегающем платье и Джерри, одетый в рваные джинсы и белую рубашку.
Вирхиния, зарёванная и растрёпанная, тут же приосанилась и залебезила перед «женихом», как Барби возле кусочка колбасы. Но Джерри демонстративно прошёл мимо, и не глянув на неё. Бросил одну единственную фразу: «Организация на нуле!». Зато он приметил Фэр. Хвать! Крепко вцепился ей в руку. Повёл за собой по красной дорожке к алтарю. Вирхиния семенила следом, а Фернанда уже хохотала в голос, ей мерещилось, как кузина виляет хвостом и лижет Джерри туфли. Фотографы вновь защёлкали объективами.
— Эй, ты чего себе позволяшечки, грязная свинина?! — завизжала Вирхиния — охранник, что прибыл с Джерри, схватил её. Закинув на плечо, уволок в сторону. Вирхиния, потеряв накладной живот, орала, беспомощно вися на этой громиле и требуя адвоката, прокурора и президента.
Происходившее далее Фэр помнила смутно. Они с Джерри остановились у алтаря. Глаза его сверкали дерзко и неестественно, как два фальшивых изумруда. Она жаждала сказать гадость, но он был такой милый… А ещё рядом стояли Нанси с охапкой белых роз и Энеас Арайя, который, отделавшись от доньи Канделарии, улыбался, повторяя: «Очуметь, это просто космос!».
Лица остальных Фернанда видела размыто. Кружилась голова, одновременно хотелось спать, танцевать и целоваться. Тётя Фели была красная, как варёный рак. Вытаращив глаза и размахивая кулачками, она что-то выкрикивала, но до Фэр смысл не доходил. Мужчина в синем костюме о чём-то спрашивал. Фернанда, хохоча, отвечала и позировала фотографам. А Джерри улыбался. Улыбался, хищно щуря глаза, и целовал её… целовал…
Фэр как в бездонный колодец провалилась, а после — вспышка и белый небоскреб в Пуэрто Мадеро, дом Джерри. Лифт. В лифте он начал расстёгивать её платье, а Фэр рывком сняла с него рубашку — на пол посыпались пуговицы.
Когда они ввалились в квартиру, оба уже были полураздеты и даже не добрались до спальни.
— Жестковато, — выдала Фернанда, ощутив под лопатками стеклянный пол. И его мягкие губы на своих губах. И его прохладную кожу на своей коже. И косточки его бёдер…
Джерри смеялся как-то безумно. Этот его странный, дерзкий смех — было последнее, что Фэр запомнила из событий этого дня.
Комментарий к Глава 29. Свадьба года -----------------------------------
[1] В Аргентине покупка свадебных подарков не происходит спонтанно. Каждому гостю незадолго до свадьбы высылается специальная карта желаемых подарков (karta participacion). И гости покупают подарки из тех, что указаны в этой карте.
[2] Virgin (исп.) — дева, (Virgin Santa Maria Caridad del Cobre — Святая Дева Мария Милосердная из Кобре). Это лингвистическая игра слов, но тётя Фели права, любую католическую святую (коих тысячи), можно назвать Virgin — дева.
====== Глава 30. Уходя, уходи ======
Что-то назойливо щекотало Фернанде спину. Наверное, москит. Или муха. Фэр капризно взмахнула рукой, отгоняя насекомое, но оно продолжило бегать по лопаткам, по пояснице, вдоль позвоночника…
Фернанда резко перевернулась на спину. Муха оказалась наглее — пересела и поползла по щеке. Рассвирепев, Фэр с энтузиазмом ударила себя по лицу. Раздалось приглушённое хихиканье.
— Эй-эй, осторожнее, мне не нужна жена-калека!
Фэр протёрла глаза. Она лежала на кровати, заправленной чёрными шёлковыми простынями. Рядом сидел полуголый Джерри (в одном полотенце на бёдрах) и щекотал ей лицо длинным страусовым пером.
— Ты… ты… откуда тут взялся? Что происходит? — Фернанда приподнялась на руках — голова закружилась. Она узнала японскую спальню, сакуру, зеркало на потолке.
Джерри ухмыльнулся, буравя её глазами-кометами.
— Наконец-то соня проснулась.
— Я не соня, — пропыхтела Фэр. — Я вчера, кажется, перебрала… — она обхватила голову руками. — У меня адская мигрень. Наверное, мне что-то подсыпали в ликёр.
— МДМА.
— Чего?
— Метилендиоксиметамфетамин, — выдал Джерри без запинки, — наркотик, который входит в состав экстази. Это я велел напоить тебя ликёром. Но официант явно перестарался с дозировкой. Ты вырубилась слишком надолго. Извини, — он погладил Фернанду по затылку, пропуская её волосы через ладонь.
— Ты идиот? — взбесилась Фэр. — Ты сам наркоман и меня хочешь подсадить?
— Я не наркоман, — терпеливо промолвил Джерри. — Сколько раз повторять, что я принимаю лекарства, а не наркотики?
— Но в наркоте, тем не менее, ты отлично разбираешься, — Фернанда обиженно засопела.
— Просто я эрудированный человек.
— О, да! Особенно в некоторых вещах. Прям эрудиция через край лезет! — не утихала Фэр. — Секс, наркотики, садистское отношение к женщинам…
— Неправда! Я всегда ласково обращаюсь с женщинами.
— Особенно когда их связываешь, накачиваешь наркотиками или делаешь им детей! — съехидничала Фернанда, косясь на Джерри одним глазом.
Но тот был непроницаем. Холодильник, честное слово!
— У меня не было другого выхода, — флегматично объяснил он, — пришлось тебя дезориентировать. Не обижайся, но мне нужна была отвязная Фэр. Та смешная и сумасшедшая, что способна довести до ручки и до смеха. А такой ты бываешь, когда сильно злишься или когда напьёшься, — захохотав, Джерри уткнулся носом Фернанде в плечо, обнял её за талию.
— Ты чего себе позволяешь?! — Фэр стукнула его, но он схватил её за запястье. Довольно жёстко.
— А вот драться не нужно, май дарлинг, или я перегрызу твоё прелестное горлышко, — языком Джерри обвёл контур её шеи. — Я говорил, что не люблю, когда ты распускаешь свои нежные ручки, — он поцеловал Фэр в ладонь. — А теперь, как твой официальный супруг, я вправе требовать уважения, — и опять хихикнул, засунув пальцы Фэр себе в рот.
— Чего? — Фернанда руку вырвала. — Какой супруг, ты обкурился?
— Ты забыла, детка? Вчера у нас была свадьба, — Джерри сверкнул зубами, хищно, как вампир на охоте.
— У нас? У НАС?! Вчера у тебя была свадьба с Вирхинией, которая в залёте, между прочим!
— Да? — театрально изумился Джерри. — А я думал, ты устроила этот праздник для меня. Ты была чудо как хороша, когда сказала мне «да».
— Я? Я сказала тебе «да»? Что за чушь? Я такого не помню! — возмущению Фернанды не было предела. Сев на кровати, она яростно встряхнула волосами и закуталась в чёрный шёлк до горла. Нечего этому Джерри Анселми на неё пялиться!
— Я знал, что ты будешь отнекиваться, вот и пришлось тебя подтолкнуть. Если бы ты не выпила ликёрчик, то не осмелилась бы надеть мне кольцо перед толпой журналистов, — он продемонстрировал колечко на безымянном пальце левой руки.
Кольцо было серебряным, в виде змеи, что обвивала две фаланги в четыре ряда. У змеи были крылышки и изумрудные глаза. Кольцо Фэр выглядело также, но змеиные глаза сверкали аметистами.
— Хорош сочинять! — отмахнулась Фернанда. — Джерри, ну хватит! Баста! Да, я вчера перебрала, но не до такой степени, чтобы выйти замуж!
— Но вышла. За меня, — Джерри нарочно перегнулся через Фэр, придавив её к кровати, и взял с тумбочки красную книжку — свидетельство о заключении брака.
Там чёрным по белому было сказано, что 18 октября 2015 года между мистером Джереми Анселми дель Грасса и сеньоритой Фернандой Исабель Ривас заключен официальный брак. И печать есть, и даже подписи обеих сторон. Отныне она — миссис Анселми дель Грасса.
А ещё на полу Фэр нашла журнал с их совместным фото на обложке и подписью: «Экстравагантная свадьба певца Джерри Анселми удивила всех». Проглотив комок в горле, Фернанда вчиталась в статью:
«Все СМИ взбудоражены: знаменитый певец Джерри Анселми женился. Свадьба прошла в узком кругу, но на приглашения для СМИ молодожёны не поскупились. Гостей у входа встречала девушка в свадебном платье, которая уверяла: она — будущая миссис Анселми, и демонстрировала беременный живот. Фотомодель Джемма, которую ранее Джерри Анселми представлял публике, как невесту, тоже явилась на праздник. Она поведала, что с певцом рассталась, но пришла его поздравить. Свадьба, заявленная на 19.00, началась в 21.45, когда прибыл жених. Оказалось, всё вышеуказанное было розыгрышем остроумного молодого человека и его возлюбленной. А девушка, игравшая роль невесты, — специально нанятая актриса. Брак же Джерри Анселми зарегистрировал с той самой Джеммой, настоящее имя которой, как мы выяснили позже, — Фернанда Исабель, и она является инспектором федеральной полиции. Свадебных платьев и бросания букетов не было. Невеста красовалась в элегантном чёрном, а жених и вовсе в джинсах. Они выглядели счастливыми и не скрывали чувств, с удовольствием позируя фотографам. И хотя для торжества была снята вилла за городом и расставлены столы с угощениями, после росписи молодожёны сбежали со свадьбы, которая, по предварительным подсчетам, обошлась в 2 миллиона долларов. А наш журнал искренне желает новоиспеченным супругам счастья!».
— Что… что это такое? — бешено вращая глазами, Фернанда потрясла журналом.
— Годная статейка, правда? — Джерри растянулся на кровати; полотенце с его бёдер съехало, и у Фэр забарабанило в висках. Он красивый, весь такой ухоженный, и она хочет его. Глупо это отрицать. Но он наглый хам и непредсказуемый болван, что подкладывает ей одного кабана за другим! — Я думал хуже напишут, — разглагольствовал Джерри, любуюсь на зеркальный потолок. — А они решили, что эта дура, твоя кузина — актриса. Оно и к лучшему. Но жаль, что они поняли, что ты не Джемма. Джерри и Джемма звучит красивее, чем Джерри и Фернанда, — и прищурился, глянув Фэр в лицо (из неё уже искры летели). — Ну чего ты злишься?
— Ты — высокомерное дерьмо! — рыкнула Фернанда, вскакивая с постели. — У меня нет слов! Как ты мог такое устроить?
Она распсиховалась так, что не заметила, как побежала по комнате голышом.
— Ты полегче с выражениями, миссис Анселми. А то я скреплю твой рот степлером, — лениво сказал Джерри. — Сначала я не думал жениться на тебе. Я хотел отомстить Вирхинии и элементарно не придти на свадьбу, но потом решил, что это мелко и глупо — отказываться от тебя, отдав какому-то чучелу. Кстати, май дарлинг, я выкинул в окно твой телефон, — добил Джерри и без того обалдевшую Фэр. — Твой любовник, этот мерзкий хромоножка, звонил раз двадцать, но ты — моя жена, и я не потерплю рога. Учти это, миссис Анселми!
У Фернанды от возмущения язык отнялся, и она затопала ногами, будто капризный ребёнок. А когда заметила, что Джерри усмехается, сообразила, что она голая. Схватила простынку.
— Какого чёрта я голая?
— У нас была первая брачная ночь.
— Я этого не помню! Ты меня изнасиловал! Я усажу тебя в тюрьму! — возопила Фэр, заматываясь в простынь, как в кокон.
— Но, май дарлинг, это сложнодоказуемо. Я твой законный муж. И это ты меня чуть не изнасиловала. Ты была ненасытна, как дикая тигрица!
— Враньё! — чайником вскипела Фернанда.
— Но мне понравилось. Секс с тобой меня заводит. Ты чудо, когда злишься, но… может, нам хватит воевать, а, миссис Анселми? — сменил он насмешки на примирительный тон. — Ты скандалишь, грубишь, обижаешься, а ведь нам так хорошо вместе…
— Я тебе этого никогда не прощу! Никогда! Никогда, Джерри Анселми! — Фернанда не утихала. — И не строй из себя лапочку. Ты накачал меня наркотиками и заставил выйти за тебя замуж. А я не хотела замуж! Ненавижу слово «брак»! Ненавижу обязательства! Ненавижу мужчин, все вы одинаковые! И тебя я ненавижу! Ты садист и извращенец! Сейчас ты меня окольцевал насильно, а потом что? Также насильно сделаешь мне детей?
— Не-а.
— Что «не-а»? Почему «не-а»? — Фэр повысила голос до крика. — Ты вечно врёшь! Ты непредсказуем, ты настоящая катастрофа! Но я тебя предупреждаю, если ты меня осчастливишь, как мою кузину, я поеду хоть на Северный полюс, но сделаю аборт! Или выброшусь с моста! Но рожать тебе наследников я не буду!
— У тебя это и не получится, — скривился Джерри, — даже если захочешь.
— У Вирхинии получилось!
— Фэр, послушай, — он, наконец, встал. Подойдя к ней сзади, обнял, но Фернанда вырвалась и метнулась в угол. — Фэр, я не знаю, от кого залетела твоя кузина, но я тут ни причём. Я потребую анализ ДНК, она не отвертится. Этот ребёнок не мой, услышь меня, пожалуйста.
Джерри говорил так… ласково? Но Фэр не понимала ни его тона, ни чувств, не верила в его искренность. Это ещё одна маска. Маска под маской.
— Но ты же с ней спал. Откуда такая уверенность? — нехотя выдавила она. — Женщины обычно знают, от кого беременны. Ну, кроме особо тяжёлых случаев. А у мужчин такой уверенности быть не может.
— У меня может, — Джерри снова обнял её, и Фэр закусила губы — было дико приятно, когда он коснулся обнажённой грудью её спины. Возникло необузданное желание сорвать с его бёдер простынь, толкнуть на кровать и продолжить ночные приключения. Этот мужчина сводит её с ума. Физически они подходят друг другу идеально. Но он сумасшедший!
Джерри молча ласкал её плечи, целовал шею, и Фернанда ощущала, как у него бьётся сердце. Она была обижена, но ей льстило, что он выдумал этот брак из ревности к Амадо. А беременность Вирхинии была камнем преткновения, что заставлял опасаться Джерри, не верить ему.
— А как мы могли пожениться, если ты женат на Марлене? — спросила Фэр.
Джерри захихикал, не прерывая поцелуев.
— Ничего не выйдет, нет лазейки, миссис Анселми! С Мэри мы разведены официально. Я получил на руки все документы и могу опять жениться. Вот и женился на тебе.
— Ну не-ет! — не поверила Фернанда. — Кто-то забыл, что я полицейская, и решил меня надуть? Я знаю законодательство. Ты не мог развестись так быстро!
— Ты забыла одну деталь, мой сумасшедший инспектор: мы с Мэри поженились в Нидерландах. А там процедура развода вполне банальна и проста.
Фернанда снова надула губы — не прокатило, всё-то он предусмотрел. Джерри развернул её лицом к себе, заглянул в глаза.
— Миссис Анселми, ну не будь злюкой, — он попытался её развеселить, даже пощекотал. Фэр было приятно, но она гнула своё.
— Кстати, а сколько часов прошло с момента регистрации брака? — осенила её новая идея.
— Эм-м-м?
— Ну, мы же поженились вчера вечером, почти ночью…
— В десять часов.
— А сейчас одиннадцать утра. Получается, двадцать четыре часа ещё не прошли. Значит, сегодня до десяти вечера я могу аннулировать брак! [1] — радостно выкрикнула Фэр, отпихнув Джерри от себя.
Она начала собирать вещи, раскиданные по комнате. Джерри молчал, глядя, как Фернанда одевается и прихорашивается.
— И куда ты собралась? — наконец спросил он.
— В «Рехистро Сивиль» [2], аннулировать наш брак! Я докажу, что он незаконен! Я была под воздействием наркотиков!
— Тебе так претит быть моей женой? — спросил Джерри; голос его зазвучал мрачно.
— Очень претит! Я не собираюсь быть женой человека, который обрюхатил мою кузину! Мне не нужен мужчина с ребёнком!
Бам! Фэр подпрыгнула — Джерри ударил кулаком по тумбочке, аж зеркало задрожало.
— У меня нет детей! — выпалил он гневно.
— Ничего, будут, месяцев через шесть, — укусила Фернанда. Она так спешила надеть туфли, что едва не упала.
— Я сто раз говорил, этот ребёнок не мой, — по тону Джерри Фэр поняла — он в бешенстве, хоть и старается не кричать.
— Так я тебе и поверила! Ха-ха-ха! Сегодня ты говоришь, что ребёнок не твой, а завтра обрюхатишь ещё кого-нибудь. Поэтому нам с тобой не по пути, Джерри Анселми! Иди покупать колыбельку! — и Фэр начала спускаться с лестницы на первый этаж.
— Ай! Больно же! — вскрикнула она — Джерри грубо схватил её за локоть. — Пусти, ты мне руку сломаешь!
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
— А я не хочу оставаться!
— Я не хочу тебя терять.
— Лучше не теряй Вирхинию, а я обойдусь без тебя и твоих проделок! — Фэр пыталась вывернуться, но Джерри держал её мёртвой хваткой, буквально вгрызся пальцами ей в руку.
— Ты из-за Вирхинии злишься? — Фернанда уловила в его взгляде горькую обиду.
— Я же сказала, мне не нужен счастливый папочка ни в мужьях, ни в любовниках!
— А я сказал, что ребёнок не мой!
— Ну всё, хватит, мы ходим по кругу! Отпусти меня!
— Сначала ответь на вопрос: беременность Вирхинии — единственное, что тебя волнует? Если я докажу, что этот ребёнок не мой, ты останешься со мной? — в голосе Джерри Фэр услышала нотки упрямства.
— Не знаю… сначала докажи, — Фернанда хотела прикусить язык, но было поздно. Проболталась! Да, если бы не пузо Вирхинии, она не пошла бы аннулировать этот чёртов брак. Но Джерри — лжец, каких ещё свет не видывал.
— Обычно я не рассказываю подробностей своей интимной жизни, но раз ты настаиваешь… Ни Вирхиния, ни другая женщина не могут забеременеть от меня, потому что я бесплоден. Надеюсь, ты удовлетворена?
Фэр застыла. Ей не приходила в голову мысль о бесплодии, хотя намёки от Джерри были. Фернанда заглянула ему в лицо, но увидела насмешку. Нет, это опять враньё. Диагноз «бесплодие» как у мужчин, так и у женщин вызывает вопли, хлеще, чем приговор «СПИД». Но Джерри ведёт себя так, будто у него прыщик вскочил.
— Ты опять врёшь! — заявила Фернанда.
— Почему ты так решила? — полюбопытствовал Джерри; очи его горели недобро.
— Потому что на твоём лице насмешка и злость, но ни капли расстройства.
— А кто тебе сказал, что я расстроен? — фыркнул Джерри.
— Бесплодие всех расстраивает. А тебе, кажется, весело. Это не выглядит как больная тема, — Фэр выкрутилась из его хватки — не пальцы у него, а клешни.
Джерри наклонился к ней, шепнул в рот:
— Ты ошибаешься, май дарлинг! Больная эта тема — у тебя. У меня же нет с моим бесплодием никаких проблем. Мы с ним ладим. Я не рассказываю об этом, потому что не хочу шума. Ты забыла, миссис Анселми, что я — личность публичная? И здесь не Нидерланды. Я не могу с экрана ТВ заявить: «О, гхош, я бесплоден и, представьте, не заламываю руки, не хожу по врачам и не стучусь головой об стену». Но кому я это объясняю? Ты же никого, кроме себя, не слышишь и слышать не хочешь!
— Какой бред! — не поверила Фэр. — Ни один мужчина не станет гордиться бесплодием. Для вас это, как удар по мужественности. Ты лжёшь, Джерри Анселми!
— Я, конечно, знал, что ты упрямая ослица, бывшая миссис Анселми, но не думал, что настолько, — отвернулся от неё Джерри, уйдя вглубь комнаты. — Иди куда хочешь, я тебя не держу. Валяй аннулировать брак! Когда мне придут бумаги, я их подпишу и подтвержу, что мы оба были в наркотическом опьянении — ты от МДМА, а я от своей дурости. Думаю, на этом мы прощаемся, май дарлинг. Хочу сказать одно: будь осторожна с этим инвалидом.
— Амадо — не инвалид, он просто прихрамывает. Это ты инвалид! Ты родился без мозгов, и это неизлечимо! — выкрикнула Фернанда и побежала по лестнице.
На нижней ступеньке белым сугробчиком лежал Дамас. При виде Фэр он встал, увесистой тушкой преградив ей путь.
— Ты-то чего лезешь, котяра? — скрипнула Фернанда зубами, перепрыгивая через него. Дамас проводил её стальным взглядом.
— Чёртов кот! Весь в своего мерзкого хозяина! — закричала Фэр, пролетев по полу метра два — каблуки её туфель были высоки для прыжков через котов.
«Сама виновата. Когда не отпускают и просят не уходить, значит, надо остаться», — Дамас вновь устроился на нижней ступеньке лестницы.
Фернанда встряхнулась и кинулась на выход. Она хотела уйти немедленно, сию секунду. Надо бежать в «Рехистро Сивиль» и аннулировать брак, пока Джерри и Дамас не придумали как её задержать.
«Иди-иди! Глупо уговаривать дураков перестать быть дураками. И дверь захлопни за собой!», — подумал Дамас, сворачиваясь клубком.
Комментарий к Глава 30. Уходя, уходи ----------------------------------
[1] В Аргентине можно аннулировать брак в течение 24 часов после его заключения, если доказать, что он был зарегистрирован обманом, шантажом, угрозами или в неадекватном состоянии (алкогольном или наркотическом опьянении).
[2] Registro Civil — Реестр гражданского состояния и правоспособности. Можно было назвать и ЗАГСом, но у Рехистро Сивиль более широкие функции, чем у нашего ЗАГСа.
====== Глава 31. Опять фальшивка ======
Через полчаса Фэр вошла в здание «Рехистро Сивиль». Она написала заявление с просьбой об аннулировании брака, указав, что была невменяема, а жених воспользовался её беспомощностью. Однако в метрической книге записей о Фэр и Джерри сотрудница не нашла.
— Сеньорита, вы тут не значитесь. Такой записи нет.
— Как это нет? — обомлела Фернанда. — Посмотрите внимательней, брак зарегистрирован только вчера.
— Взгляните сами, — развернув книгу к Фэр, сотрудница ткнула в неё пальцем. — Вчера последний брак регистрировался в 17:54. Позже на эту дату никаких записей нет.
— У нас была выездная регистрация, — уточнила Фернанда.
— Это не важно. На выезд регистратор берёт книгу с собой, так как молодожёны там расписываются.
— Вроде расписывались, — Фэр нервно постучала пальцами по краю стола. — Я плохо помню этот момент.
— А свидетельство у вас с собой?
— Да! — Фернанда протянула сотруднице «Рехистро сивиль» красную корочку (свидетельство у Джерри она свистнула).
Та, изучив документ, наморщила лоб.
— Сеньорита, это свидетельство недействительно.
— В смысле недействительно? — вылупила Фэр глаза, как сова в ночи.
— Государственное свидетельство другого образца, — сотрудница вынула из ящика коробку, где лежала стопка новейших красных корочек. Достала одну и показала Фернанде, приложив и её свидетельство. — Глядите, печать, герб, бумага, водяные знаки на обложке и внутри — всё разное. И ещё должен быть вкладыш — сертификат. У вас его нет.
— Но… я ничего не понимаю… — Фэр так растерялась, что начала оглядываться (как бы её идиоткой не сочли). — Как же мне аннулировать брак?
— Вам не надо аннулировать брак, потому что вашего брака нет, — улыбнулась сотрудница.
Фэр ушла в недоумении. Только через минут пятнадцать осознала — Джерри надул её. Кольца, свидетельство, свадьба — это всё фальшивка.
— Да чтоб тебя танк переехал, Джерри Анселми! Троглодит! — смачно плюнув на асфальт, Фернанда встряхнулась, как кошка после плаванья в раковине.
Она огляделась. Улица Рио Куатро. До дома один квартал. Взгляд Фэр упёрся в стеклянную постройку с надписью: «Ломбард. Круглосуточно». И её осенила идея. Джерри из ревности к Амадо выкинул её телефон, но у неё осталось обручальное кольцо. Его можно заложить и купить новый телефон.
Фернанда зарулила в ломбард. Продавец кольцо оценил: на серебре выгравированы рунические символы и буквы на латыне; хорошая огранка аметистов — эксклюзив. На вырученные деньги Фэр купила смартфон и восстановила сим-карту со старым номером. Теперь и домой можно ехать.
Но там её ждали агрессивные вопли.
— Ты оставила мою лялечку без папочки! — голосила Вирхиния на ультразвуке. — Я тебя ненавижу, тварь, мерзавка, гадюка! Я тебя убью! Это всё тебе аукнется!
Тётя Фели гневно зыркала на Фернанду одним глазом. Второй у неё был заклеен пластырем — утром она окончательно рассорилась с доньей Канделарией, обозвав её похотливой старушенцией и любительницей молоденьких геев.
— Энеас Арайя вовсе не гей! — крик доньи Канделарии разносился по всему Сан Тельмо. — Это сто пудов! Он настоящий кабальеро и просто душка! Скоро он выведет меня и Стефана в свет! И, может быть, мы усыновим детей Тото, которые уже должны были вылупиться! У меня ремонт как раз закончился. Им будет где жить! А то соседи мои совсем расслабились! А ты, старая сплетница, так и будешь прозябать со своими собаками и зарастать плесенью!
Тётя Фели схватила подругу за ухо, выкрутив его до хруста. Донья Канделария, отбрыкиваясь, запустила во врага недоеденным пирожком с шампиньонами. И тётя заскулила, что её оставили без зрения. Обмотав пол лица пластырем, она клялась вызвать полицейских с дубинками.
Но донья Канделария оказалась хитрее — она исчезла вместе с вещами: двенадцатью чемоданами, ретро-комодом, любимой подушкой и мини-террариумом со Стефаном. Когда и как — никто не видел.
Перед Вирхинией и тёткой Фэр оправдываться не стала. Ей до чёртиков надоели психи, окружившие её, как саранча зелёный куст.
Но проблем добавилось — Фернанде позвонил комиссар Гальяно. Поздравив её со свадьбой, он включился в ругань:
— Короче так, Фернанда Ривас! Я даю тебе последний день, чтобы ты разобралась с личными делами. Если завтра я не увижу, что ты в комиссариате занимаешься ловлей маньяка, я тебя уволю!
— Что, ещё кого-то убили? — безразлично спросила Фэр.
— Меня! Меня каждый день общественность рвёт на куски! Столько людей умерло, а сдвигов ноль! А всё потому что кто-то забил на свою работу! Короче, чтобы завтра была в комиссариате, невеста! И без возмущений!
Фернанда уныло вздохнула, заслышав в трубке гудки. В последнее время ей всё осточертело. Её семейка, маньяк, комиссар, Джерри… Всё, всё достало! Руки опускаются. А некогда она гордилась жетоном и формой полицейского, мечтала о блестящей карьере. Но будни инспектора оказались серыми и унылыми, и она разочаровалась. Смертельно разочаровалась в мечте и главное — в себе. Ничего у неё не получается. Никогда не поймает она маньяка. Прав был Джерри, она бездарь. Он вообще частенько прав. Как она поймает неуловимого убийцу, хитрого и жестокого монстра, если не управляет даже своей жизнью? Не знает как наладить отношения с мужчиной, в которого влюбилась. Единственное, что она умеет, — вытворять глупости и злиться.
Сидя на полу, Фэр расстраивалась около часа. Сначала она хотела бежать в комиссариат и ловить маньяка немедленно. Но, не зная как, решила уволиться. Хотя… если она поднимет лапки кверху, Джерри над ней посмеётся. Что же делать?
Фернанда так устала от размышлений, что заснула на коврике у двери. И приснился ей «любимый» сон — она падала в лестничный просвет. Летела, летела, летела и так до бесконечности. Но сегодня она долетела. Впервые. Не упала. Приземлилась на ноги и, задрав голову, наблюдала, как на неё падает огромных размеров шар. Она не пыталась убежать, отойти в сторону. И, когда шарище рассыпался, Фэр накрыло миллиардом стекляшек, как гигантской волной. Ощутив резкую боль, она проснулась.
От лежания на полу у неё свело ногу. Из гостиной раздавались вопли. Спросонья Фернанда не поняла, кто там орёт. Кое-как пригладив волосы, она рванула вниз.
По холлу с криком, напоминавшим обострение в дурдоме, прыгали Вирхиния и тётя Фели — посыльный принёс им счета. Кучу счётов на оплату свадебных расходов. Тут были квитанции за банкет, за наряды, за услуги оркестра и официантов; отдельно — за напитки, отдельно — за лимузин. Грабительский счёт был за работу актёра, что играл регистратора, но ещё больше поразила сумма из салона Энеаса Арайя, где отдельным пунктом значилось: «За моральный ущерб».
— Как же так, мамусик?! — квакала Вирхиния, хватаясь за живот и сердце. — Ведь мой женишочек должен был всё оплатить! Я ничего не понимашечки!
— Зато я понимашечки, — передразнила тётя. — Твой женишочек развёл нас, как лохушек, на кучу бабла. Как говорят в сериалах: «Мы разорены!». А во всём виновата ты! — повысила голос тётя Фели, отпихнув мешавшуюся под ногами Барби. Та сердито рыкнула. — Ты затеяла эту свадьбу и это пузо, — она ткнула пальцем в ещё плоский живот Вирхинии. — Если бы ты вышла за Амадо и обрюхатилась от него, ничего бы этого не было! Жили бы себе припеваючи, вращаясь в среде банкиров, что тоже неплохо, а очень и престижно. Но тебе понадобился напомаженный артистишка, чёрт его раздери! Это был позор, о котором не написал только ленивый! А ты ещё и пустила нас по миру. Ну и доченька! Знала бы я, что такое будет, завела бы лучше кенгуру. Прыгал бы себе по дому да прыгал. Нет, приспичило дочь родить. А она вон чего вытворяет!
Вирхиния скулила и икала, сидя на кушетке у лестницы, пока тётя, стащив повязку с абсолютно здорового глаза, обзванивала кредиторов. Её известили: Джерри платить за свадьбу отказался, объяснив, что это проблемы организаторов. Сумма набежала около двухсот тысяч долларов. После расчётов тётя Фели упала в обморок, и её пришлось откачивать, прыская в неё водой.
А Фэр хохотала. Её распирало злорадство. Джерри проучил Вирхинию от всей души. Так ей и надо!
— Он хочушечки угробить мою лялечку! — истерила Вирхиния, бегая по гостиной. — Теперь мне надо продавать этот домик, чтобы покрыть долги!
— Нет уж, кузина, дом этот продавать ты не будешь, — прошипела Фэр, раздувая ноздри, как кобра свой капюшон. — Он принадлежит мне и Марго с Агустиной, а вы с тётей — гости. Лучше сдай на органы своего отпрыска, — поиздевалась она. — За это дадут много денег.
— Как ты смеешь обижать моего ребёночка? Да я тебе шею сверну! — Вирхиния подскочила к Фернанде, размахивая кулаками, но тётя Фели встала между ними, когда Фэр занесла руку, чтобы дать сдачи.
— Не бей мою дочь, она беременна! — заверещала тётя. — Ты и так сломала ей жизнь, увела жениха прямо у алтаря!
— Эта сука хочет убить мою лялечку! — жалобно ныла Вирхиния. — Мамусик, наваляй ей как следует!
— Ещё слово и вы обе вылетите из моего дома, как пробки из бутылки! — гаркнула Фэр, трясясь от злости. У неё аж в глазах потемнело — так она ненавидела Вирхинию. — Поедете назад в провинцию. И заткни свой рот, кузина! Ты — шалава, которая залетела от моего мужа обманом! Если, конечно, это его ребёнок, в чём я сомневаюсь. А хочешь тут жить, не попадайся мне на глаза. Или я тебя выкину в окно и ты останешься без пуза! — цинично выплюнула Фернанда и ушла наверх.
Автоматически назвав Джерри «мужем», Фэр этого не заметила, но поняла, что ненавидит Вирхинию из-за него. Приняв ванну с ароматной пеной, Фернанда вспомнила об Амадо. В новом телефоне с восстановленной сим-картой она нашла море входящих. Позвонила. Амадо долго её упрекал за исчезновение — она же просила перезвонить и не отвечала, а он хотел про Вирхинию узнать.
Фэр рассказала ему, что Вирхиния замуж не вышла, поэтому он может утешить её. Амадо завопив, что немедленно придёт, бросил трубку. Явился он через час. Одетый с иголочки в полосатый костюм и розовую рубашку, приволок букет лилий и коробку конфет.
Фэр звать Вирхинию отказалась, велев сделать это Агустине. Та не возражала. Она вообще походила на муху, которую насадили на булавку — демонстрировала ноль эмоций.
Вирхиния спустилась неохотно. С недовольной физиономией взяла подарки, корча принцессу, и брякнула Амадо в лицо, что он любовник Фэр.
— Вирхи, это не так, — начал оправдываться Амадо. — Я ж люблю только тебя. Ты — лучшая женщина на планете. Других мне не надо.
— Но ты позволяешь моей кузиночке приходить от тебя утречком без лифчика, — огорошила его Вирхиния.
— А ты позволяешь себе залёты от моего мужа! — ужалила Фернанда. Сидя в гостиной, она листала планшет.
— Это твоя зависть разрушила моё счастьеце! Из-за тебя меня бросили у алтаря! — визг от Вирхинии стоял хуже, чем от скрипящих качелей. — Но я житья тебе не дам! Ты в курсе, кузиночка, что это я рассказала Джерри, что ты спишь с Амадо? Он уже знает, кто ты на самом деле!
— Я и не сомневалась, что это ты, — хмыкнула Фэр.
Наткнувшись в журнале на рекламу парфюма «Серебряная кожа» с Джерри в главной роли, она залюбовалась им, красивым, смуглым, в сверкающих стразах. И в груди закипела обида — на него, на Вирхинию, на весь мир.
— А ты, вали отсюда! — Вирхиния пыталась вытолкать Амадо за дверь. — Ты спишь с этой дрянью, поэтому иди тудашечки, откуда пришёл. Мой ребёночек будет носить фамилию Анселми, и он станет звездой!
Амадо упрямился, не желая уходить, и объяснялся в любви нудно, как заевшая пластинка. А Вирхиния стукнула его коробкой конфет, что он же и принёс.
— Уходи, мне сейчас не до тебя! Позже поговорим!
— Напрасно ты так со мной, — процедил Амадо сквозь зубы. — Я могу терпеть долго, но если разозлюсь, пеняй на себя. Ненавидеть я умею! — он говорил жёстко, как робот. Даже Фернанда удивилась, а Вирхиния так в осадок выпала. В конце концов, Амадо ушёл.
— Ты дура, — прямо сказала Фэр. — Упустила парня. Кому ты теперь нужна, кузина? Тебе поздно выбирать. Бери, что само в руки идёт. Ведь Амадо не смущает пузо и отсутствие у тебя мозгов. Где ты ещё найдёшь такого лоха?
— Когда ты разведёшься с моим Джерри, он женится на мне, потому что у нас будет лялечка, — Вирхиния напоминала зомби, бормоча одно и то же.
— И не мечтай! Джерри — мой! — расстреляла её глазами Фернанда. — Могла бы у Амадо денег занять, чтобы расплатиться с долгами. Он же банкир, оформил бы тебе кредит.
— Заткнись, дура! Или я тебя пришибушечки! Я уговорю мамусика продать акции, которые она от папуси в наследство заграбастала. Вот мы и расплатимся.
— Фу, как противно тебя слушать! Этот сленг звучит отвратно, — Фэр не сдавалась. Ей было в кайф глумиться над Вирхинией.
— А ты — тварь бесплодная, вот и бесишься! Ты завидуешь моему пузику!
— О, да! Прям вся обзавидовалась твоей печальной участи никому ненужной матери-одиночки, — Фернанда показала язык.
Тут они умолкли — со двора раздался вопль: «А-а-а-а!».
— По-моему это мамусик, — сказала Вирхиния. По-утиному переваливаясь и выпячивая ещё отсутствующий живот, она направилась к двери. Фэр — следом.
И точно. Во дворе тётя Фели организовала бои без правил — она скандалила с доньей Раймундой, их соседкой.
В одной руке донья Раймунда, женщина необъятная, держала коляску с внуком (он верещал хуже Банши, предвестницы смерти), а в другой — куриную ножку-гриль. Этой ножкой она махала перед тётей Фели.
— И как тебе не стыдно, Фелисидад, старая ты карга?! — горланила донья Раймунда. — Такое мне и в кошмарах не снилось! А мой внук теперь станет заикой!
— Вот уж хватит тебе выдумывать, Раймунда, — тётя Фели мастерски уворачивалась от окорочка, — У тех, кто врёт и сплетничает, нос вырастает до колен и мешает ходить. А твой внук орёт день и ночь. Скорее это мы станем заиками.
— Не смей клеветать на моего Сандрито, старая извращенка! — перепутав руки, донья Раймунда пихнула тётю коляской. От этого Сандрито завыл ещё сильнее.
— Мамусик, чего у вас случилось? — Вирхиния встала на пороге. Приблизиться не рискнула, уж очень злобно донья Раймунда выглядела.
Фэр, нагло кузину отодвинув, вышла из дома.
— Не смей меня трогать! Ты убьёшь мою лялечку, завистница! — закудахтала Вирхиния.
Фернанду слово «лялечка» всегда бесило, она еле удержалась от пинка.
— Тётя Фели, чего вы тут устроили? — переключилась Фэр на тётю.
— Я-то как раз ничего! Это всё она! — наябедничала тётя Фели на донью Раймунду. — У этой женщины не все дома! Стояла я себе преспокойно на улице, как вдруг на меня, прям из окна, вылетел куриный окорочок с рисом и подливкой! Я еле увернулась.
— Потому что ты, старая кляча, развратничала под моими окнами! — донья Раймунда, обсосав куриную косточку, швырнула её в тётю. Но та ловко присела. Косточка угодила в астрономаЭрнесто Лареа, их соседа, что проходил мимо.
— Хулиганьё! — выпалил мужчина, запустив косточкой обратно в донью Раймунду. Не попал. И смотался, прижимая к груди телескоп, лишь пятки засверкали.
— Что-что? Как это развратничала? — удивилась Вирхиния. — Мамусик и развратничала?
— Именно так! — тройной подбородок доньи Раймунды шевелился от негодования. — Она стояла у меня под окнами с каким-то подозрительным типом. И вы представляете, они хихикали! И этот разврат видел мой внук, который сидел на детском стульчике у окна. Теперь он станет заикой! Она развратила моего мальчика!
— Мамусик, ты что, женишка подцепила? — изумилась Вирхиния. — Ты уже старушечка для таких вещичек.
— Нет уж, это ты старуха, Мария Вирхиния Сантойя! — рявкнула тётя Фели. — Знаешь почему? Потому что сама себя объявила старухой. И да, в свои двадцать шесть ты старая. А я в свои сорок девять молодая. Возраст — это состояние души, остальное — детали. А ты, клюшка, — переключилась тётя Фели на донью Раймунду, — завидуй молча.
Растолкав всех, она вломилась в дом.
— Не, вы видели, а? Какой разврат, уму непостижимо! — донья Раймунда сгребла коляску в охапку. — Испортила ребёнка и радуется. Хихикать на улице! С мужчиной! Под окном, где живёт невинное дитя! Старая дура! Ведь однажды Сандрито начнёт разговаривать и спросит: «Бабушка, а чем это занималась вон та старуха у нас под окнами, когда я был маленький?». И надо будет что-то объяснять! Эта карга хочет, чтобы мы жили с наглухо зашторенными окнами, без лучика солнца. Размечталась! Пойдём, мой мальчик, дома нас ждёт любимый холодильник с разными вкусностями.
— Чегошечки ты лыбишься? — взбрыкнула Вирхиния, когда соседка утопала. — Чего туточки смешного? Только не говори, что ты поддерживаешь мамусю!
— А в чём тётя Фели не права? — задала Фэр встречный вопрос. — Эта ханжа совсем ополоумела со своим внуком. А тётя ещё фору даст любой молодухе, — она зашла в дом, опять нарочно толкнув Вирхинию.
— Ты, хорош пихаться! У меня домик в животике для моей лялечки! — осклабилась Вирхиния. — Этого мне только не хватало, чтобы моя мать, моя родная мать, вышла замуж раньше меня! И поди ведь отхватит себе кого покруче. До чего же наглыми бывают людишечки! В любую щёлочку пролезут! А я в это времечко, несчастненькая, брошенная у алтарюшечки беременюшечка! Никто обо мне не думает! — наигранно всхлипнув, Вирхиния тоже покинула двор.
А зоркий глаз доньи Раймунды уже торчал из соседнего окна.
====== Глава 32. Джерри великолепный ======
Спустя три месяца, тётя Фели наблюдала, как четверо коренастых мужчин запихивают в грузовик соседскую мебель и чемоданы. Донья Раймунда впервые не жевала — руки её были заняты сумками и коляской с внуком.
Всё это время между экс-приятельницами шла война. Ежедневно они обкидывали друг друга тухлыми яйцами или гнилыми помидорами, подсовывали мусор в виде картофельных очисток или кожуры от бананов и семечек. Тётя Фели пошла дальше — трижды пробираясь на соседнюю крышу, она перекусывала проводку, скручивала антенну и дырявила надувной бассейн.
Донья Раймунда проворством не отличалась и по крышам аки человек-паук не лазила, но гадила в ответ не меньше. Она раскурочила почтовый ящик, что стоял у дома, и проколола шины у мотоцикла Фэр. Та грозилась линчевать сумасшедшую грымзу, но доказать, что это её рук дело, было невозможно.
Последней каплей стала попытка отравления Барби. Донья Раймунда не поленилась и сходила в магазин, где купила деликатесный корм для собак. Насыпав туда порошка, которым травила крыс и мышей, она оставила миску во дворе. Но тётя Фели приучила Барби не есть на улице, поэтому собачка, понюхав отраву, проигнорировала её. Зато «вкуснятину» отведал внук доньи Раймунды, который ходил ещё плохо, но по двору ползал активно и без присмотра. И в рот тащил что попало.
В итоге ребёнка увезли в больницу с отравлением, а донья Раймунда обвинила в этом тётю Фели — якобы она наслала порчу на бедного Сандрито. Тётя злорадствовала, а Фэр её поддержала, грозясь донью Раймунду упечь в тюрьму. Маргарита и Агустина в эти распри не лезли; Вирхиния же была на стороне доньи Раймунды после того, как тётя призналась: мужчиной, с которым она любезничала, был комиссар Гальяно.
— Мамусик на старости лет связалась с комиссаришкой! — кудахтала Вирхиния, словно наседка на яйцах. — Какой позорчик! Лучше бы думала о внуках!
Тётя Фели была в обиде. Она усердно доказывала, что с комиссаром они только дружат — он неплохой человек и интересный собеседник.
— Да чего тут такого?! — кричала она. — Я же не замуж собралась! Мы два раза сходили попить кофе. И всё! Мы болтали о семье да о погоде. А если бы и о другом, какое тебе дело, Мария Вирхиния Сантойя? Я взрослая женщина, вдова и мне скучно. Я хотела развлечься! А комиссар пообещал занять нам денег, чтобы мы рассчитались с долгами, в которые влезли по твоей милости!
— Ах, значит, это я виновата? — упав в кресло, Вирхиния лицемерно схватилась за живот. — Ах, бедная моя лялечка! Какой кошмарчик её ждёт! Её ненавидит родной папочка! А родная бабусик хочет, чтобы в неё тыкали пальчиками! Стыдобища! Скучно ей видите ли! В твоём возрасте, мамусик, не должно быть весело. Надо думать о внуках и тише греметь костями, проходя по коридорчику. Ведь в домике детки, они могут услышать!
— У нас пока детей нет! Роди сначала, а потом возмущайся, — огрызнулась тётя.
— Как это нет деток? Мой ребёночек есть, он живёт в домике-пузике. А ты, мамусик, каждый день топаешь, как слон. А твоя мерзкая псина меня достала! Когда родится мой медвежоночек, чтобы этого мешка с блохами не было в нашем доме!
От слов «в нашем доме» Фернанду перекорёжило. Она заступилась за тётю, пригрозив Вирхинию выставить, если она продолжит вести себя, как орк.
Так Фернанда поладила с тётей Фели. У них и раньше конфликтов не было, но тётя явно сочла — теперь они подружки. И стала рассказывать сплетни и секреты из своей никчёмной жизни. А ещё готовила по утрам завтрак. Вирхиния психовала, ревновала, но тётя Фели обиделась ни на шутку. Нынче, если они и перекидывались парой фраз, то на повышенных тонах. А тётя жаловалась Фэр, что дочь её разочаровала.
— Я в её возрасте такой не была, — пыжилась она. — Да, я родила её рано, в двадцать три. Мне было ещё гулять и гулять. Но я была домашней девочкой и вышла замуж по любви. Мой муж Осмар был моим первым и единственным мужчиной. Я родила Вирхинию в законном браке, не ошивалась по углам, не курила и не выпивала. И Осмар был приличный человек, из хорошей семьи, с образованием. Он работал секретарём у депутата. Не знай, в кого Вирхиния такая уродилась. Она по мальчикам бегает лет с четырнадцати да вопит, что хочет родить. Я удивляюсь, как она не залетела раньше. Всё искала отца ребёнку, чтобы был с хорошей генетикой. Этот страшный, тот с носом, у того бородавка, а у сего веснушки. Теперь она своё получила, но умнее не стала. Она ведёт себя плохо, хамит, качает права, на днях пинала ногами миски Барби и швырялась кастрюлями. Якобы они ей помешали, — тётя Фели покачала головой. — Куда это годится? И она прикрывается беременностью. Я тоже была брюхата, но не вела себя, как гиппопотам.
Фэр тётю утешала, отпаивая её чаем с тортиком:
— Не расстраивайтесь, тётя. Может, когда Вирхиния родит, она успокоится.
По сути Фернанда блефовала — была уверена, что после родов станет хуже. Ведь, кроме неадекватной мамаши, появится ребёнок. Неизвестно каким он будет. А Вирхиния пользовалась беременностью на всю катушку, творя беспредел. Заламинировав результаты УЗИ, она размножила их и поклеила по всему дому. Когда Фернанда этот хлам выбросила, Вирхиния испортила её блузку и оторвала ухо голубому кролику. Фэр ухо пришила и стала дверь в комнату запирать. Вирхиния же, войдя во вкус, кидалась мебелью, едой и посудой, сквернословила и ненавидела всех, а особенно Барби.
Комиссар Гальяно зато повадился в гости. Кажется, он искренне симпатизировал тёте Фели, но та предлагала лишь дружбу. А ещё комиссар распекал Фэр за ничегонеделание.
Заниматься расследованиями Фернанде было лениво. Единственное, что за три месяца она сделала, — раскрутила Гастона Вердэ (наркоторговца из «Угартэ») на показания. Подельников своих он не сдал, взяв вину на себя и пояснив, что сотрудничал с бывшим барменом, которого из «Угартэ» выгнали до того, как туда устроился Тос. Дело было закрыто и передано в суд. Но комиссар остался недоволен — он требовал маньяка, а не наркоторговцев и похитителей рыбы из магазина. Давление комиссара Фэр бесило и однажды она ляпнула: и он лодырь. Вместо того, чтобы помогать с расследованием, он околачивается в их доме. Комиссар обиделся, но цепляться перестал.
С Берни Фернанда не общалась после их нелепой разборки. Он старательно её избегал, тусуясь в компании Гонсалеса и других холостяков. Часто являлся в комиссариат нетрезвым или сонным, проведя ночь с какой-нибудь клубной чиксой. А с недавних пор окончательно закис.
Сандрито, внук доньи Раймунды, провёл в больнице месяц, и вернулся к бабке. Родители мало им интересовались — Фернанда никогда их не видела. Но случай с отравой донью Раймунду проучил. Она отцепилась от тёти Фели, а вскоре объявила, что переезжает. Дети её, купив загородный дом, решили забрать бабулю к себе, дабы не подвергать риску жизнь Сандрито. Риском была тётя Фели, на которую донья Раймунда нажаловалась всем, кому смогла.
И сегодня тётя, ликуя, наблюдала, как уезжает её экс-подруга, а нынче заклятый враг. Когда пожитки были затолканы в грузовик, донья Раймунда заперла дверь на ключ, прицепив к дому табличку: «Продаётся». Взяла Сандрито на руки и села в такси. Такси и грузовик исчезли в облаке пыли, увозя женщину подальше от нерадивых соседей.
Пока тётя любовалась своей маленькой победой, Фернанда и Вирхиния ужинали вдвоём в столовой. Маргарита слегла с температурой, а Агустина опять увлеклась рисованием. Её было не видно и не слышно — она выходила из комнаты только за едой. Иногда разговаривала по телефону. Шёпотом. Уверяла, что с Сэси, но ту Фэр давно не видела.
Агустина очень поправилась, раздалась в бёдра и в грудь, хотя не была склонна к полноте. Фернанда думала сводить её к врачу, подозревая гормональное расстройство. Но всё откладывала и откладывала. А Вирхиния клялась и божилась: с девчонкой всё о’кей, просто она растёт.
Сама Вирхиния ела и ела, жалуясь, как ей тяжко, как она устаёт на работе [1], голодает и вообще самая несчастная в мире. Её ребёночку скоро выходить на свет, а Джерри не даёт денег, не хочет жениться и не берёт телефонную трубку.
Фэр же, всегда отличавшаяся аппетитом, ела мало. Слушать вопли Вирхинии было невыносимо, а Джерри признаков жизни не подавал, не писал и не звонил. Фернанда скучала по нему — по его шуточкам, по голосу, по губам… И почему она такая дура? Вечно влюбляется в кого попало!
От мыслей её отвлёк телевизор — она услышала знакомую мелодию. Подняла глаза на экран — там был включен MTV, по которому пел Джерри. А ещё она узнала себя. В полупрозрачном платье, гуляющей на берегу моря и целующейся с Джерри в брызгах водопада. Клип, где они вместе снимались, вышел в эфир.
— А красиво получилось, — пробормотала Фэр автоматически, когда клип закончился. Шлёп! На её тарелку упал кусок посторонней булки. — Ты дура что ли? — Фернанда швырнула булку в кузину, мысленно приговорив её к расстрелу. Но Вирхиния, схватив тарелку с оладьями, начала метать их в Фэр.
— Шлюха! Шлюха! Шлюха! — захлёбывалась она воплями. — Он папочка моей лялечки, а ты к нему лезешь! Ты хочешь сломать жизнь моему пупсёночку и мне! Я беременюшечка, меня надо холить и лелеять!
Прихватив салатник с объедками салата, Фэр подошла к кузине и надела этот салатник ей на голову.
— Приятного аппетита!
— Мамусик! Мамусик! Меня обижают! — завыла Вирхиния.
Тётя Фели так и стояла у окна — не шелохнулась.
— Мамусик! Мамусик! Я к тебе обращаюсь! Спаси меня от злых людишек, я же беременюшечка! А меня все ненавидят и мучают!
— И поделом, — ответила тётя равнодушно. И осталась у окна.
Вирхиния, рыдая, снимала с себя салат. А по телевизору ведущий музыкальных новостей сообщил: Джерри Анселми вышел к публике с женой Фернандой Исабель. Со дня их свадьбы девушка сменила имидж и её стало не узнать. Пара выглядела счастливой, они улыбались и позировали фотографам. И показали кадры: Джерри с некой девицей в толпе журналистов.
Фэр протёрла глаза. Девица была ей незнакома. Тёмные прямые волосы, подстриженные под длинное каре, губы накрашены серебряной помадой. И с Джерри эта гарпия смотрелась неплохо! Они улыбались в камеру, позировали, прижимаясь друг к другу. Вот мерзавец! Теперь он выдаёт новую девку за неё, Фернанду, как когда-то выдавал Фернанду за Джемму. Ведущий поведал: сегодня в 20.00 у Джерри концерт в театре «Гран Рекс», и тем, кто любит этого певца, следует его посетить.
Фэр в ярости чуть не напала на бедный телевизор. Остановил её голос Вирхинии:
— Вот видишь, кузиночка, он тебя не любит.
— Тебя зато любит, — огрызнулась Фернанда и убежала наверх.
Около часа она сидела на крыше в обнимку с планшетом и носовыми платками. И как он смеет? Сначала разыграл свадьбу, теперь изображает женатого, выдавая какую-то девку за неё, Фэр. Вот же сволочь! Нет, надо что-то придумать, поставить его на место. Может, созвать журналистов и рассказать правду? Но Джерри хитрый, он всё опровергнет, выставив дурой её.
Фэр глянула на часы — половина седьмого. А ведущий по ТВ сказал, что сегодня у Джерри концерт в «Гран Рексе» в 20.00. Она успеет.
Пока Фернанда прихорашивалась, она изобрела аж два плана. Первый: проникнуть за кулисы и вынести Джерри мозг. И второй: подняться на сцену, завладеть микрофоном и объявить всем, что Джерри лгун, а настоящая Фернанда Исабель — она.
Не выбрав что лучше, Фэр решила действовать по обстоятельствам.
По прибытии к театру «Гран Рекс» она поняла, что забыла жетон. План номер один сразу отвалился — за кулисы её не впустили охранники, решив, что она фанатка. Фернанда действительно нарядилась, как девочка-фанатка: джинсы с цветным ремешком, топ со стразами, кепочка. Никто не поверит, что она полицейская.
И она решила внедрять план номер два. Купила билет на концерт в боковой сектор (других уже не оставалось) и села в зал с толпой девочек в таких же джинсах и майках.
Шоу началось ровно в 20.00, секунда в секунду. На сцене погас свет, и вышла подтанцовка. Ребята, одетые в светодиодные костюмы, изображали инопланетян. При мистическом освещении и немного электронной музыке это смотрелось завораживающе. Потом появился и сам Джерри. Эту маску, маску Джерри-певца, Фэр видела второй раз (первый был в клубе «Угарте», когда она ловила наркодельца).
Джерри был одет в чёрные латексные брюки и такую же рубашку, распахнутую до живота. На шее — цепи, на руках — митенки с шипами. И рокерские боты на платформе. Из-за них и так высокий Джерри казался длинноногой статуей. Волосы его были лихо зачёсаны вверх, а на лице выделялись глаза. Фэр решила, что они накрашены.
Джерри пел в живую, играл на бас-гитаре, бегал по сцене, подходя к краю и разрешая фанатам цеплять себя руками. Но внизу стояли секьюрити. Стояли Великой Китайской стеной, никого не подпуская. Они не давали и Джерри сойти в зал, иногда буквально отпихивая его. Несколько девочек жаждали прорваться, размахивая плакатами, картонными сердечками, плюшевыми мишками и букетами, но всё, что им разрешили, — отдать подарки секьюрити.
Фернанда расстроилась из-за такой бдительности — организация серьёзней, чем она думала. На сцену просто так не влезть. Ну почему она не взяла жетон?
Концерт длился около двух часов. Фэр была взбешена невозможностью осуществить план (кучку рьяных фанаток уже вывели из зала), но зрелище она оценила. Шоу и правда классное. Джерри на сцене, как рыба в воде. И голос у него замечательный, и глотка лужёная. Весь концерт он пел без фонограммы и даже не запыхался. С публикой вёл себя доброжелательно, рассказывая о песнях, которые исполнял. Шутил и заставлял людей себе подпевать, притворяясь, что не помнит текст. И даже позировал, когда его фотографировали.
Народ был в восторге. На лиричных композициях девочки давились слезами, обнимая картонные сердечки с надписью: «Джерри, мы тебя любим», и светили телефонами. Поклонницы умудрились организовать в партере фан-зону (хотя зал «Гран Рекса» её не предусматривал), и на танцевальных хитах отплясывали у кресел, сбивая об них ноги. К зрителям Джерри так и не пустили. Когда он хотел сойти по лестнице, один из секьюрити, отрицательно качнув головой, затолкал его обратно.
— Ну вот, я хотел к вам спуститься, — заявил Джерри в микрофон, — а эти господа усиленно бдят.
Народ не впечатляло поведение охраны, но шутливый тон Джерри все принимали на ура.
«Джерри и правда настоящий артист», — подумала Фэр. Ему есть что показать людям, он общается с ними легко и непринуждённо.
Декорации меняли не единожды, было восхитительное освещение, живая музыка и подтанцовка, Джерри часто переодевался, и Фернанда, в конце концов, залюбовалась этим человеком, таким невыносимым в реальности и столь великолепным в профессии. Он явно на своём месте. В отличие от неё. Теперь она понимала, что имел ввиду Джерри, говоря: она зря выбрала профессию полицейского. Прав он был, прав. Амбиции — это ещё не всё. Чтобы реализовать их и получить удовольствие от работы, надо попасть в свою стихию. Тогда не будет желания прогулять, забить, забыть… Всё, что делает она, — просиживает рабочее время в кресле, попивая кофе и разгребая дела о воришках в супермаркетах. А маньяки гуляют по улицам, маскируясь под нормальных людей, и она не хочет их искать. Ей надоело ломать мозг, копаясь в чужой грязи. А она хотела иного! Мечтала кайфовать от своей работы. Но тогда что ей делать? Фэр не знала ответа, но поняла — меняться надо, или она застрянет в этом прокуренном комиссариате навсегда. И дело даже не в том, что она красивая женщина и достойна большего, чем кабинет три на три метра. Она хочет быть нужной в профессии, которая бы приносила ей удовольствие.
Плавая в этих мыслях, Фернанда отвлеклась от шоу, а включившись, увидела, что Джерри сидит на сцене под лучами софитов, которые имитируют дождь. И у него над головой висит декорация — огромный стеклянный шар. Шар размером с хороший комод.
У Фэр аж кровь от лица отхлынула. Такой шар ей приснился вчера. Она с ужасом глядела на него, осознавая — он какой-то… какой-то хлипкий. И всё время покачивается…
И Фернанда перестала думать. Вскочив на ноги, рванула к сцене. Джерри продолжал петь, на Фэр никто не реагировал, пока она не добралась до секьюрити. Шкаф-охранник грубо преградил ей путь, шепнув одними губами: «Нельзя».
— Мне надо на сцену!
— Туда нельзя, — повторил охранник громче.
— Но мне надо. Это важно, — Фэр попыталась его сдвинуть, но это было трудно. Слишком вид у него бугаистый и ручища размером с её ногу.
— Если вы не перестанете хулиганить, мы вас выведем отсюда, — подключился другой охранник.
— Но я не фанатка, я полицейская! — воскликнула Фернанда.
— Ну тогда я Марлон Брандо! — бугай сотрясался от беззвучного смеха.
Фэр едва не отступила, но, глянув на шар, окончательно потеряла самообладание. Вблизи он был огромен и держался на цепи, а одна из металлических балок, к которой цепь прикручивалась, отошла.
— Вы что идиот?! — прохрипела Фернанда. — Уйдите с дороги! Я полицейская! Я делаю свою работу! Здесь может произойти несчастье!
— Если ты немедленно не свалишь, — бугай наклонился к её уху, — несчастье произойдёт с тобой.
Вот хамло! Фэр так рассвирепела, что у неё дым чуть из ноздрей не повалил. Раз — и она вонзила зубы охраннику в руку. Тот заорал: «Чёртова дура!». Её тут же схватили и потянули к выходу. Фернанда вырывалась как могла, уцепилась за колонку у края сцены и начала орать: «Шар! Шар! Он сейчас упадёт!!!».
За музыкой никто не слышал, что она кричит, но Фэр обратила на себя внимание. Зрители начали оглядываться, тут и песня закончилась. Джерри встал, ему поаплодировали. Рассказывая историю новой композиции, он подошёл к углу, где была потасовка. Фернанда кулаками дубасила охранника, крича слово «шар», и в эту секунду раздался треск.
Огромный шарище с высоты рухнул на сцену. Фэр не заметила, что Джерри отошёл, и решила — его убило.
— Это ты виноват! Смотри, что ты наделал, тварь безмозглая?! — с размаху Фернанда ударила бугая коленом в пах. Тот согнулся креветкой и уполз, открыв ей обзор. И Фэр увидела Джерри, что таращился на неё в упор.
Не менее обалдевшие зрители пялились то на осколки шара, то на Джерри. Но он мигом овладел собой.
— Спокойно, друзья, без паники! Иногда декорации имеют свойство падать. Сейчас всё уберут, и мы продолжим.
Он прошёлся туда-сюда, гремя цепями на брюках. Взглянув на осколки, распорядился опустить занавес. Вернулся к Фэр (она стояла с открытым ртом) и, схватив за руку, втащил её на сцену.
Фернанда шла за Джерри на автомате, как овца за пастухом. Затянув новую песню, он пригласил её танцевать. Они покрутились немного перед занавесом, и Фэр вцепилась в Джерри бульдожьей хваткой. Обняла и прижималась к нему, пока он не допел.
Микрофоном, где Фернанда узрела буквы «J» и «A» — инициалы Джерри, он играл любовно, меняя его положение через подбрасывание. А затем огорошил публику:
— Хочу вам представить эту отважную девушку, что спасла мне жизнь. Фернанда Ривас — инспектор федеральной полиции и заодно моя супруга. Удачно я женился, правда?».
«Из всего шоу сделает», — подумала Фэр мрачно. Но восхищение в ней взыграло. Джерри великолепен! Его чудом не убило декорацией, а он шутит.
Видя состояние Фернанды, Джерри спровадил её за кулисы, велев помощникам о ней позаботиться.
— Дождись меня, мы закончим через минут тридцать, — шепнул он Фэр на ухо.
Девушка-администратор увела Фернанду в подсобку, где была оборудована комната отдыха. Занавес вновь открыли, и Джерри, и артисты балета вышли на сцену продолжать шоу.
Фэр пила чай, сидя на диване в пыльной подсобке. Сбоку от неё, на трёхногом столике, были кучей свалены костюмы, а по углам распиханы старые и новые декорации. Девушка-администратор кружила под боком, уверяя — весь «Гран Рекс» гудит. Какая она смелая! И как она заметила летящий шар? Фернанда молча кивала. Чай, пахнущий жасмином и бергамотом, слегка горчил, а чашка жгла пальцы, и, унимая дрожь, она обняла её ладонями.
Тот сон был пророческим. Если бы не приснился ей этот шар, и не пришла бы она на концерт, Джерри был бы мёртв. Миллион раз она проклинала его, ругала, ненавидела, но сегодня, обнимая, живого и красивого, такого чужого и родного одновременно, Фэр поняла, что не хочет его терять. И сколько бы не носил он масок, пряча реальность, он ей нужен. А ещё говорят — судьбы нет. Врут всё.
Концерт заканчивался, и Джерри надо было переодеться для финальных песен и поклонов. Администратор ушла помогать, а Фернанда осталась одна. Вот тут её и прорвало — она разревелась. Рыдала и рыдала, уткнувшись носом в чашку с чаем.
Когда минут через пятнадцать Джерри, сияя заклёпками на кожаном костюме (теперь белом), вошёл в подсобку, Фэр так и всхлипывала.
— Идём со мной, — он крепко сжал её плечо.
Фернанда отставила чашку и пошла за ним. Она мечтала, чтобы он обнял её, прижал к себе, ничего не говоря и не спрашивая, но Джерри безмолвствовал. Вокруг них лебезили помощники: администраторы, менеджеры, костюмеры. У Фэр от их воплей и предложений чая, кофе, виски, таблеток, еды и врача голова опухла.
Впустив Фернанду в гримёрку, Джерри отправил всех прочь. Фэр села в кресло, а он запер дверь на ключ. Она молчала, искоса наблюдая за ним. Подойдя к зеркалу, он начал снимать грим с лица — глаза его были сильно накрашены.
Оделся Джерри в рваные джинсы и чёрную рубашку. Снял митенки. Глядя в пустоту, стал развешивать костюмы по вешалкам. Ну почему он молчит? Всё лелеет свою маску. Неужели никогда не расслабляется? А Фернанда впервые чувствовала нежность. Наверное, это от испуга, но ощущение милое.
Когда Джерри разгримировался, он, наконец, включился в сеть. Приблизился к Фэр и сел у её ног. Заглянул в лицо, подобравшись снизу, как хитрюга-кот.
— Ты успокоилась?
Она кивнула сдержанно, хоть и мечтала об обнимашках.
— Как ты здесь очутилась?
— Ну… просто пришла. Я… ну, я увидела по телевизору, что ты назвал мной другую, — пролепетала Фэр, глядя мимо. — Я пришла за объяснениями, но меня за кулисы не пустили. И я купила билет на концерт.
— А почему ты решила спасти мне жизнь? — взяв руку девушки в свою, Джерри пальцем рисовал на её ладони узоры. Его мягкие ласки змея-искусителя, заставляли Фернанду трепетать.
— Э-э-э… ну, я же полицейская, это мой долг. Шар шатался, я это увидела и полезла на сцену, вот и всё, — оправдалась Фэр. Не рассказывать же ему, что этот шар ей приснился. Он её засмеёт!
— Только из-за этого?
— Ну да…
— И на разборки ты пришла не из ревности, а просто так? — «пальцы дьявола» всё ласкали её руку, перемещаясь с ладони на запястье и обратно.
— Да, то есть нет… Просто Фернанда — это я. Я не люблю, когда некто выдаёт себя за меня.
— Не сочиняй, мисс врушка! Ты меня приревновала! — изумрудные черти в глазах Джерри танцевали диско — взглядом он стрелял так, что аж слепило.
— Ну вот ещё, заняться мне нечем, как ревновать тебя! Ты ведь обрюхатил мою кузину!
Вздохнув, Джерри сел к Фэр спиной, облокотившись о диван.
— Ты опять за своё, Фернанда Ривас, — упрекнул он. — А я хотел тебя поблагодарить, ты спасла мне жизнь.
— Очень мне надо спасать твою жизнь! Я выполняла свой долг полицейской, — буркнула Фэр, уже понимая, что сейчас всё испортит. Он ласков с ней, а она грубит. Но на шею Джерри Анселми она вешаться не будет!
— Как с тобой сложно, Фернанда Ривас! — глухо сказал он. — Я знаю, ты не подарок, я и сам не ангел. Но твоё упрямство переходит границы. Зачем ты доводишь меня то до жажды тебя убить или изнасиловать, то до желания никогда не отпускать? Может, ты разберёшься со своими хотелками? Зачем ты спасла меня сегодня? Чтобы продолжать агриться, как малолетка?
Он рванул на выход. Ну вот, она всё испортила! Фернанда едва не перелетела через подлокотник кресла. Ломанулась за Джерри, встав между ним и дверью.
— Джерри, не уходи!
— Ты хочешь, чтобы я остался? Зачем? — вопросительно изогнул он бровь.
— Потому что… потому что… ты мне нужен, — пролепетала Фэр.
— Нужен? Для чего? Нравится меня изводить?
— Нет, — она отрицательно качнула головой.
— Нет? Тогда для чего? — он взял её за подбородок, вынудив глядеть на себя. — Ты ничего не поняла, Фернанда Ривас. Тогда, три месяца назад, я хотел, чтобы ты осталась, — в очах-изумрудах полыхнул гнев. — Впервые я захотел впустить кого-то в свою жизнь. Но я выбрал не того человека. Ты — бесчувственная!
— Это неправда… — Фэр носом потянулась к его шее — ощутила терпкий аромат дорогого парфюма. — Просто я… я… я тебя боюсь, — созналась она.
— Боишься? Почему? — голос Джерри потеплел, будто его разморозили.
— Потому что ты непредсказуемый. Ты кажешься опасным. Я боюсь, что ты испортишь мне жизнь. А я не хочу страдать. Я не доверяю мужчинам. Я клялась себе никогда больше не влюбляться. И вот, всё сначала, — так искренне Фернанда с Джерри ещё не говорила.
И тут же почувствовала, как руки его обвили её талию. Прижал к себе крепко, аж дыхание спёрло. Наконец-то!
Позже, сидя на коленях у Джерри, она лохматила ему волосы, то накручивая их на пальцы, то ставя в дьявольские рожки. Он смеялся, целовал её в шею и декольте, в плечи и губы. На щеках его играли ямочки, и Джерри казался неподдельно счастливым. А Фэр потеряла счёт времени. Может, это и не надолго. Может, и не выйдет у них нормальных отношений, но судьба их сталкивает неспроста.
— Джерри, а мы теперь вместе? — спросила она тревожно. — В смысле мы пара, будем встречаться, как нормальные люди? Или ты завтра выйдешь с новой девкой?
— А ты ревнивица! — соскочил с темы Джерри, проводя кончиком языка по её подбородку.
— Ты мне не ответил.
— А ты сама этого хочешь? Встречаться, как нормальные люди, и бла-бла-бла…
— Не знаю, — захихикала Фэр.
— По-моему это скучно! Надо придумать что-нибудь пооригинальнее.
От поцелуев Фернанду накрыло водопадом безумия. Она адски не хотела, чтобы миг этот заканчивался, но в дверь забарабанили. Чучундру за порогом Фэр возжелала убить — то была девица, которую она видела по ТВ.
— А, Мэри, заходи, — втянув девушку в гримёрку, Джерри чмокнул её в щёку. Фернанду перекорёжило от злости.
— Не помню, знакомы ли вы лично. Это Фернанда, моя невеста. А это Марлене, моя бывшая жена, — представил их Джерри друг другу.
Фэр нахмурилась. На всякий случай. Ей польстило, когда её назвали невестой, и поразило, что это оказалась Марлене. Фернанда помнила её, как нечто фиолетоволосое, обвешанное кучей пирсинга. Сейчас это была брюнетка в длинном мешкообразном платье цвета хаки, очень худая и с татуировками на обеих руках.
Они с Фэр обменялись сухим рукопожатием, и Марлене поведала: Джерри надо выйти к публике — его ждёт толпа на раздачу автографов.
— А нельзя не ходить? — надулась как мыльный пузырь Фернанда.
— Нет, нельзя, — вместо Джерри ответила Марлене. — Я понимаю, у вас тут любовь и все дела, но к публике надо выйти. Это профессия, ничего не попишешь.
— Дождись меня, — шепнул Джерри любовно. Чмокнув Фэр в губы, он позволил Марлене поправить себе волосы и ушёл с ней.
Приступ ревности в Фернанде угас. Нет чувства, что они любовники, ведут себя, как брат с сестрой. Но скоро Марлене вернулась.
— А Джерри? — недоверчиво зыркнула на неё Фэр.
— Общается с фанатами. А я решила поболтать с тобой.
— О чём? — разобрало Фернанду любопытство.
— О Джерри. Я хотела узнать: ты действительно его любишь?
— Э-э-э… ну да.
Марлене прошлась по гримерке. Вынула зажигалку и пачку сигарет. Закурила.
— Джерри — особенный человек, — голос у неё был низкий, почти мужской. А с сигаретой она напомнила Фэр мальчика-переростка. — И он в тебя влюблён. Если это взаимно, я искренне порадуюсь за вас. Но если нет, лучше уйди сама. Если ты причинишь ему боль, я тебя убью, — холодно сказала Марлене. Ни мускул на лице её не дрогнул.
— Ты угрожаешь инспектору полиции, — напомнила Фернанда.
— Мне по фигу, хоть шанхайскому императору. Я тебя предупредила!
— Ты так ревнуешь его? — Фэр забавляло и одновременно напрягало поведение Марлене.
— Нет, не ревную, — флегматично ответила та, выпуская в потолок клубы дыма. — Да, мы были женаты, но причина нашего брака — вовсе не огромное и светлое чувство под названием «любовь». У нас был и секс, но мы друзья. Это не тот брак, что нужен ему и мне.
— А ему нужен брак?
— Скорее любовь. Знаешь, мы с тобой не подруги и не станем ими, — прямодушия этой девице было не занимать, но Фернанду она угнетала. — У меня нет подруг. А наше знакомство началось с конфликта, поэтому ты мне параллельна, инспекторша. Но Джерри мне дорог. Он помог мне обрести себя. И попробуй только сломать ему жизнь. Я тебя уничтожу. Помни об этом и думай что делаешь, — не гася сигареты, Марлене открыла дверь и вышла, испортив Фэр настроение. Противная особа!
Фернанда сидела в гримёрке уже целый час, а Джерри так и не возвращался. Она включила смартфон, который вырубала на время концерта. Часы на дисплее показали 23.05. Фэр вся испсиховалась, решив, что Джерри опять кинул её, но тут заиграла мелодия звонка и высветилось имя тёти Фели.
— Алло!
— Фернандита, ну наконец-то я дозвонилась! — загорланила тётя. — Ты молча ушла, мы тебя потеряли!
— Что-то случилось?
— У нас тут ЧП!!! — тётя Фели визжала так, будто разговаривала с глухой. — Агустину увезли в больницу!!!
— А что с ней?
— Её побили в школе!!! — драла глотку тётя. У Фэр аж ухо заложило. — Она едва жива! Изверги, а не дети! Короче она в центральной городской больнице! Марго уже там, а я тут сижу, как на иголках, вся извелась! И не могу дозвониться до тебя! И Вирхиния куда-то делась! Я ей рассказала про Агустину, она пообещала приехать и испарилась. И телефон выключила, зараза!
— Ладно, тётя, не волнуйся, я скоро буду, — Фэр повесила трубку. Придётся ехать в больницу, а Джерри всё упивается славой.
К счастью, пока она наводила красоту, вытирая зарёванные глаза и расчёсывая волосы, он вернулся. Узнав в чём дело, предложил Фернанду довезти на авто.
— Да-да, поехали, — Фэр так торопилась, что наступила себе на ногу. Джерри поддержал её под локоть.
— Спокойно, всё будет хорошо.
Она не была уверена, что всё будет хорошо, — волновалась за Агустину. И мечтала размозжить головы тварям, которые посмели её тронуть. Интересно, куда смотрела сеньора Эрика, их куратор?
Сидя в авто, Фэр любовалась на Джерри в профиль. Так приятно, когда рядом есть тот, кто поддержит в трудную минуту. Джерри, заметив её взгляд, улыбнулся.
— Ты чего?
— Ничего, я просто волнуюсь за племянницу. Смотри на дорогу.
— Всё разрешится, вот увидишь.
Да, он прав. Всё разрешится. Когда она убьёт мразь, что покалечила Агустину! Планета вздохнёт с облегчением, если таких уродов станет меньше.
Комментарий к Глава 32. Джерри великолепный --------------------------------
[1] В Аргентине декретный отпуск начинается за 45 (минимум – за 30) дней до родов.
====== Глава 33. Друзья познаются в беде ======
Джерри благодаря, Агустину из городской больницы перевели в частную клинику доктора Гильермо Лосада. Маргарита рассказала: им с тётей Фели позвонила сеньора Эрика с новостью, что Агус из школы забрала скорая. Лина, её одноклассница, с друзьями чуть не сняли с Агустины скальп — избили, как боксёрскую грушу, не оставив живого места. Сеньора Эрика в это время находилась в кабинете — проверяла эссе. Известили её о драке ученики. Прибежав, она увидела Агустину без сознания и в луже крови. Вызвала скорую и отвела хулиганов к директрисе.
Сейчас Агус лежала в операционной. По словам врачей, у неё были множественные увечья, а также случился выкидыш. Девчонка оказалась беременной сроком аж в семнадцать недель.
Маргарита наехала на Фэр, костеря её за невнимательность. Она же водила девчонку к гинекологу, как случилось, что они прохлопали беременность?! Злая до невозможности Фернанда поведала: они ходили к Вирхинии — Агустина стеснялась гинеколога-мужчину, хотя, в отличие от Вирхинии, доктор Барриос — врач классный.
— Да Вирхиния безграмотная дура! — разоралась Маргарита. — Фэр, как тебе в голову пришло идти к ней? Она же глупа как пробка! Ты виновата не меньше, чем Вирхиния!
— Уймись, Марго, мы все виноваты, — Фернанду терзали многоликие чувства: жалость к Агустине и ненависть к Вирхинии. — Мы не обращали на Агус внимания, хотя залёт был очевиден.
— Я уж точно не виновата! Я ведь отнимала у неё еду. Даже к психологу водила! — Маргарита обиженно засопела, давая понять, что она — великолепная мать, а Фэр на неё наговаривает. — Это вы с Вирхинией довели Агустину до беременности! Ты не следила за ней, а Вирхиния — бестолочь!
Фернанда промолчала о том, что следить за дочерью обязана мать, а не другие люди, хотя язык чесался. Но её вера в специальное искажение фактов Вирхинией была непоколебима. Фэр и Лину вспомнила — на неё Агустина давно жаловалась. Сведя концы с концами, Фернанда решила — эта Лина приревновала Агустину к парню, от которого та и залетела.
А поведение Джерри изумляло. Он настоял на перевозе Агустины в дорогую клинику, сам урегулировал вопрос оплаты, а от Фернанды не отходил — так в клинике и торчал. Его как подменили!
Спустя ещё час из операционной вышел доктор — лысый мужчина с острой бородкой.
— Доктор Рубенс, — представился он.
— Ну как она?! — хором возопили Маргарита и Фернанда, едва не припечатав доктора к стене.
— Спокойно, дамы! — шарахнулся от них врач. — Ситуация сложная. Нам пришлось сделать гистерэктомию — удаление матки.
Маргарита в ужасе закрыла рот рукой.
— Девушку сильно избили, — рассказывал доктор Рубенс, покачиваясь, как маятник. — Много ударов пришлось в область живота. Это вызвало смерть плода, кровотечение и повреждение матки. Единственным способом сохранить пациентке жизнь была гистерэктомия. Также у неё вывихнуто плечо, сломаны два ребра, ключица и пальцы на левой руке, выбиты зубы и множество ушибов и гематом. Сейчас девушка будет выходить из наркоза, состояние пока стабильное. Это всё, что я могу сказать. Надо ждать. Идите домой, завтра вернётесь. Нет смысла сидеть в коридоре.
— Я никуда не пойду! — выпалила Фэр агрессивно, как ястреб, защищающий от врагов гнездо. — Я останусь тут!
Маргарита промолчала. Но, когда доктор ушёл, она закудахтала:
— Проклятые шарлатаны! Лечить не умеют, деньги только дерут!
Фернанда грозно на неё уставилась, буравя взглядом, словно картину в художественной галерее.
— Счета оплачены явно не тобой, и скажи спасибо, что Агус жива.
— Да зачем нужна такая жизнь? — маршировала по коридору Маргарита. — Она ж ведь теперь неполноценная. Детей иметь не сможет. Урод уродом!
— По-моему это ты урод уродом! — гаркнула Фэр — мимо снующие медсёстры цыкнули на неё. — У тебя мозги отвалились при рождении. Твоя дочь чуть не умерла, а ты думаешь о гипотетических внуках.
— Мне не нужна дочь-инвалид. Стыдно же перед людьми! Соседи засмеют, — Маргарита начала собирать вещи со скамейки. — Раз ты остаёшься, поеду-ка я домой. Устала.
— Но твоя дочь без сознания…
— Ну, этот шарлатан же сказал, что она живая, — скривилась Маргарита, будто проглотив жабью шкурку. — Оклемается. Хотя зачем ей жить, ведь она неполноценный урод?
Фэр так рассвирепела, что с размаху засадила Маргарите увесистую затрещину. Удар пришёлся в ухо.
— Вали! Иди к полноценным! А у Агустины будет всё замечательно!
Закрыв ладонью покрасневшее ухо, Маргарита схватила вещички и ретировалась. А Фернанда плюхнулась на скамейку и разревелась от негодования. Вот дрянь! Весь мир — дрянь! Никого не волнует жизнь человека — только его репродуктивные функции.
Джерри, сев рядом, девушку обнял. Молча.
— Нет, ты видел, а?! — выплюнула она, давясь слезами. — Девчонка чуть не умерла, а эта вопит о неполноценности. Ну и мамаша!
— Се ля ви, такова жизнь, — ответил Джерри задумчиво. — Мир давно прогнил, а людям нужны деньги, власть и размножение. Увы.
— Но я не согласна! — запротестовала Фэр, стращая невидимого врага кулаком. — Ну не сможет она иметь детей, и что? У неё руки, ноги или мозги отвалились? Она осталась нормальным человеком и будет жить, учиться, работать и развлекаться. И станет счастливой. Почему всё упирается в детородные органы? У кого они здоровы, тот и крут. Что за глупость?
Джерри гладил Фернанде волосы, накручивая их на пальцы. И вдруг уткнулся носом в шею, но мгновенно опомнился, включив режим холодильника. Если бы Фэр была в настроении, она бы захихикала — не хочет он снимать маску, а с чувствами уже не справляется.
— И чего ты молчишь, Джерри Анселми? Ответь мне! Я что, со стеной разговариваю?
— А что ты хочешь услышать? Что ты права? Ты права. Люди глупы. Когда они узнают о бесплодии, начинают тебя жалеть, как жалеют безногого или слепого. А когда ты озвучиваешь, что это не проблема, на тебя выливают кастрюлю дерьма. Смешно, когда алкоголики или наркоманы, расплодившиеся как саранча, мнят себя выше тех, у кого детей нет.
Хорошо, что Джерри с ней! Без его поддержки она выла бы волком. Фэр прилегла к нему на плечо, а он, обнимая её за талию и держа её руку в своей, болтал:
— Твоей племяннице надо учиться с этим жить. На земле существуют тысячи, миллионы болезней гораздо хуже. Но невозможность иметь детей осуждается всегда. Девочка столкнётся с жалостью и презрением, и с мерзкими вопросами, и с иными прелестями жизни не по схеме: родиться-вырасти-размножиться-умереть, — Джерри целовал Фернанде ладонь и тыльную сторону запястья; касался её рукой своей щеки.
Такую его несдержанность Фэр наблюдала впервые. Совсем двинулся! У неё племянница при смерти, а он тут с нежностями!
— А где твой перстень? — Джерри мучил и мучил её руку — теперь он гладил все пальцы по-очереди.
— Какой перстень?
— Обручальный, — он хихикнул, давая понять, — его шутка со свадьбой удалась на славу.
— Это была шутка, в которой мне помогли Энеас и Нанси. Я просто хотел тебя удержать. Так где твой перстень?
— Не помню, — выкрутилась Фернанда. — Сняла и дома положила. Ты хочешь, чтобы я его вернула тебе?
— Вовсе нет. Пусть лежит, где лежит.
— И зачем ты спрашиваешь про перстень, если кинешь меня из-за Вирхинии, когда она родит? Или из-за своей экс-жены, — брызнула ядом Фэр.
Джерри сердито вздохнул. Отпустив её руку, залюбовался своими туфлями «под джинсу».
— Кстати, почему она вернулась? И почему ты выдал её за меня?
— Это личное дело Мэри, почему она вернулась, — сказал Джерри нехотя. — Мы с ней разведены, и я не понимаю твоей агрессии. Выдал я её за тебя, потому что я — публичный человек. СМИ написали о свадьбе, и вдруг невеста исчезла. Что мне было делать? Я не знал, что мы помиримся.
Фэр хотела рассказать, как Марлене ей угрожала, но одумалась. Джерри усомнится в этом. Почему неясно, но к бывшей он привязан.
Фернанда и Джерри сидели в клинике всю ночь. Утром забегали медсёстры, а позже явился и главный врач. Фэр узнала в нём доктора Гильермо Лосада. Он пожал руку Джерри, теребя пальцами еле заметные усики, и спросил у Фэр, она ли родственница Агустины Акоста.
— Да, я её тётя, — Фернанда напряглась. — Но врач у нас был другой.
— Доктор Рубенс, который её оперировал, ушёл домой. У него закончилось дежурство. А я пришёл сказать, что сеньорите хуже.
— Как хуже? — автоматически Фэр схватила Джерри за руку. Он ободряюще сжал её. — Доктор Рубенс говорил, что она стабильна.
— Да, была вчера, — «убил» доктор Гильермо. — К утру ей стало хуже. Она потеряла много крови. Необходимо переливание.
— Так делайте переливание! — дёрганная, жестикулирующая Фернанда сейчас напоминала одного из популярных рэперов.
— Пока это невозможно. У девушки редкая группа крови, третья отрицательная. В нашем банке её нет. Всё, что вы можете сделать, — найти донора, — доктор виновато мучил на шее стетоскоп.
— У меня четвёртая положительная, — Фернанда проглотила комок в горле. — Я знаю, это не то, но… может, вы сделаете анализы? Вдруг моя кровь подойдёт?
— Нужна либо первая, либо третья отрицательная, — развёл руками врач.
— У меня первая отрицательная, — сказал Джерри просто.
Фэр готова была его зацеловать. Если он спасёт Агустину, больше никогда она не скажет ему плохого слова. Но доктор Гильермо низверг её с облака:
— Херман, нет! Ты не можешь быть донором.
— Но ведь у него группа крови подходит! — бумагой загорелась Фернанда.
— Он не может быть донором, — повторил врач. — Не считая группы крови и резус-фактора, есть ещё противопоказания к донорству. Не всякий человек может быть донором. Херман — не может.
Джерри вяло кивнул.
— Я сказал всё, что хотел. Срочно обзванивайте друзей, знакомых, родственников. Ищите донора, жизнь девочки висит на волоске, — доктор Гильермо ушёл.
— И почему ты не хочешь спасти мою племянницу? — вопросила Фернанда, хмуря брови.
— Ты же слышала, что сказал врач.
— Это отговорки! Ты просто не хочешь, — Фэр грозно скрестила руки на груди. — А твоя кровь подходит.
— Я не могу быть донором, — на лице Джерри и мускул не дрогнул. Он прошёлся мимо Фэр, теребя ямочку на подбородке.
— Ты — свинья! — гаркнула Фернанда в запале. Её отношение к Джерри поменялось. Секунду назад она мечтала его заобнимать, а сейчас хотела шарахнуть дубиной.
Он схватил её за плечи. Зелёные глаза потухли, в них будто свет выключили.
— Фэр, услышь меня! Я не могу быть донором. Не потому что не хочу, а потому что это невозможно!
— Бред! Тебе звёздный статус не позволяет отдать кровь простой девочке!
— Ты иногда такое мелешь, что я начинаю подозревать, что ты дура, — скрипнул зубами Джерри.
— Если моя племянница умрёт из-за твоих капризов, я тебя линчую! — когда на Фернанду находило состояние «дуры» и она злилась или расстраивалась, у неё отключался здравый смысл, но на полную катушку врубалось упрямство.
— Фэр, прекрати тупить, — голоса Джерри не повышал, но явно мечтал разразиться трёхэтажной бранью. — Включи мозг, бери телефон и звони родственникам. Надо искать донора! Ещё раз повторяю, я не могу им быть. Не могу! Я живу на лекарствах.
— Твои лекарства от болезней «Лицемерие» и «Высокомерие»?
— Да иди ты к чёрту! — Джерри развернулся так, что подошвы его джинсовых туфель скрипнули. И ушёл.
— Сам туда вали, Иуда! Будь проклят день, когда я с тобой связалась! От тебя помощи не дождёшься! — выкрикнула Фэр, плюхаясь на скамейку.
Переведя дух, она обзвонила всех, начиная с семьи и завершая комиссариатом.
Скоро в клинику явилась тётя Фели, а с ней — Сэси, Фред и трое одноклассников Агустины. Также приехали Берни, Гонсалес и даже комиссар Гальяно. Берни выглядел замучено и на Фэр не смотрел. А ей было наплевать, она гневалась на Джерри, на Маргариту, на Вирхинию, на подростков, избивших Агустину, на сеньору Эрику, на директрису. Она им отомстит. Они ещё получат!
Увы, ничья кровь Агустине не подошла, и добровольцы отправились восвояси. А Фернанда уже не знала, где искать помощи. Она дозвонилась и до Амадо. Но тот быть донором отказался — в юности болел гепатитом.
У тёти Фели настрой был боевой. Раскорячившись на три скамейки, она кормила всех потенциальных доноров и медсестёр пирожками и ругала Вирхинию и Маргариту за эгоизм.
— Эта стервозина Маргарита явно в папашу уродилась, — злобствовала тётя Фели. — Констанса, моя сестрица, связалась с этим кобелиной! А всё по молодости да глупости. Влюбилась она, видите ли! Хорошо, что позже встретила твоего отца, Фернандита. Рафаэль — мировой был мужик, не как тот бегунок из страны в страну. Вот и дети поэтому такие. Ты, сразу видать, в своего отца — умная, — одобрительно она шлёпнула Фэр ладонью по плечу. — А уж твоя сеструха, тьфу на неё! Иль в папашу своего, иль в роддоме её подменили, как пить дать!
Фернанда молчала, но её отношение к Маргарите изменилось в худшую сторону. Про Вирхинию и говорить нечего.
Через три часа явился Джерри вместе с Нанси, Энеасом Арайя и доньей Канделарией. Фэр не ждала, что он вернётся. Она думала, Джерри бросил её. Он же, включив режим игнорирования Фернанды, обратился к тёте:
— Сеньора, вы ещё донора не нашли?
Тётя Фели отрицательно качнула головой, поджав губы и выдавливая слезу. Так и не выдавила. Фэр никогда её плачущей не видела. Даже на похоронах своей сестры тётя не уронила ни слезинки. Фернанда полагала: она или бесчувственная, или расстраиваться не умеет.
— Возможно, подойдёт кто-то из этих людей, — Джерри указал на своих спутников.
— У меня группа крови — третья отрицательная, — охотно вклинилась Нанси. — Но я не уверена, что могу быть донором. Я не знаю. Пусть меня проверят, вдруг я подойду.
— А у меня первая отрицательная! — выпалил Энеас, подпрыгивая на своих платформах-гигантах. — Я здоров и шустр, как Туко-туко [1], и мечтаю кого-нибудь спасти! Это ж улёт! Если кровушка Нанси не проканает, я к вашим услугам, — он жеманно раскланялся, выпучивая мышино-серые глаза.
— А я просто за компанию! — донья Канделария размахивала пятнистой сумочкой, к которой была приколота игрушка — синий паук, копия Стефана. Настоящего она в больницу не принесла.
— Тебя здесь только и не хватало, — буркнула тётя Фели.
— Лапочки, молю вас, не ссорьтесь! — попытался Энеас сгладить зарождающийся конфликт. — В такие моменты нужна взаимовыручка, а не гюреш — турецкая борьба в масле. И тогда всё будет зашибиссимо!
— Это правда, — смирилась донья Канделария. — Ты такой умный, мой пупсик!
— А ещё я клёвый, стильный и красивый! — напомнил Эни. Тряхнув нагеленными волосами, он выудил из кармана смартфон. — Ну-ка, дети мои, давайте сделаем сэлфи в больничке!
Кроме доньи Канделарии на этот призыв никто не откликнулся, и они посэлфились друг с другом. Потом, тряхнув искусственным мехом на платье а-ля зебра, донья Канделария прилунилась возле тёти Фели, что заготавливала новую порцию пирожков, раскладывая их по тарелкам.
— Не угостишь голодную женщину пирожочком, Фелисидад Сантойя? — нахально спросила донья Канделария.
— Тебя — нет! — тётя пыхтела, как замусоренный пылесос.
— Эх, Фелисидад Сантойя, дать бы тебе в глаз! Это ж ты оставила меня без свадебного лимузина! — донья Канделария помахала сумкой у тёти над головой. — Ну да ладно. Я пришла не ссориться, а тебя поддержать. В конце концов, мы подругами были и пережили кучу забавных моментов. А сейчас у тебя неприятности. Когда родные болеют, это тяжко.
Тётя Фели молчала, переваривая спич бывшей подруги.
— Энито, милок, сгоняй-ка в буфет, принеси всем кофе! — велела донья Канделария.
— Я?! — у Энеаса глаза чуть не выпали. — Позволь, Кандита, мы встречаемся пару дней, а ты гоняешь меня за кофе, будто я мальчик на побегушках! Детка, это капец! Я, между прочим, Энеас Арайя — лучший стилист страны! Так что ползи за кофе сама. Не развалишься!
— Ох, уж эти звёзды! — цокнула донья Канделария. Оторвав от сумки резинового паука, она стала им обмахиваться.
— Кофе здесь гадкий, — молвил Джерри. — Возьмём его в кафе напротив. У них и доставка имеется.
Идея была одобрена, и Джерри по телефону заказал посыльного с крепким бразильским кофе. Для всех, кроме себя. Себе попросил минералки.
Когда Нанси и Энеас ушли на анализы, Джерри сбежал к окну. Фэр абсолютно не нравилось, что он противопоставляет себя другим. А донья Канделария и тётя Фели, наконец, поладили, распив «кофе мира» и закусив «пирожками дружбы».
Жизнь Агус висела на ниточке, поэтому анализы делали экстренно — результаты появились уже через час. Нанси идеально подошла в качестве донора. Под всеобщее ликование её и Агустину забрали в операционную. А Энеас даже расстроился:
— О, святые Армани и Валентино! Это жесть! Я невезучий. А так хотелось стать спасителем!
— Ничего, пупсик, — донья Канделария погладила его рукой по заднице, — когда я буду помирать, ты отдашь мне свою кровь, почку, глаз, печёнку и селезёнку, чтобы я выжила.
— Ну вот ещё! Очуметь, я в ауте! — шарахнулся от неё Эни. — Я, конечно, готов быть спасителем, но не надо меня потрошить! Я же не рождественская утка! Идёмте лучше фоткаться! Я выложу сэлфи в инстаграм и подпишусь, как «Несостоявшийся донор». Прикиньте, сколько лайков мне поставят!
На сэлфи сподобилась и тётя Фели. Долго весёлая троица щёлкалась на смартфон Энеаса, складывая губы уточкой, демонстрируя больничные халаты, искусственного паука и пирожки.
Операция Агустины завершилась успехом, о чём доктор Гильермо объявил всей компании. С Фэр как гора упала. Это Джерри, хоть и косвенно, а спас Агустину. Зря она на него наехала. Фернанда решила к нему подойти (он стоял у окна в полном одиночестве), но тётя Фели её опередила.
— Э-э-э… — тётя потыкала Джерри своим коротеньким пальчиком. — Мистер…
Он обернулся.
— Что вы хотели?
— В общем, тут дело такое, — замялась тётя Фели и пошаркала ножкой — Фэр впервые наблюдала, как она смущается. — Я это, поблагодарить вас хочу. Вы ж донора нашли для моей внучки, во-о-от…
— Да не стоит, — отмахнулся Джерри.
— И ещё это… короче, я извиниться хотела, — тётя протяжно вздохнула. — Ну, за свою дочь. Я ей помогала в её выходках, чего тут скрывать. Пока у меня третий глаз не открылся. Эта кошёлка, Канделария Мендес, говорит, что любой мир лучше ссоры. Она права. Сколько можно нам враждовать, ась?
Фыркнув, Джерри прищурил марсианские очи, став похожим на лиса.
— Ладно, проехали. Я вас извиняю. Но ещё раз вы выкинете что-нибудь…
— Ни-ни! Я завязала! — по-мышиному пискнула тётя. — Пирожок будете? — и протянула ему тарелку. — Там нет яду.
— Нет, спасибо, — отказался Джерри. — Я на диете.
— Ох, эта молодежь с их вечными диетами!
Радостная тётя вернулась на скамейку, где её дожидалась старая новая подруга.
— Джерри! — настала очередь Фэр к нему обратиться.
— Чего тебе? — надел он маску хладнокровия.
— Ну, я хотела спасибо сказать. Спасибо, что привёл Нанси и спас Агустине жизнь.
— Жизнь ей спасли врачи, — Джерри глядел в потолок — там висела паутина и в ней барахталась муха. Он наблюдал за её приключениями, изображая, что они интереснее, чем Фернанда. — А я лишь позвонил нескольким людям.
— Всё равно спасибо.
— Это всё, что ты хотела?
Фэр кивнула.
— Тогда я пойду. Мне здесь больше нечего делать, — и он рванул назад по коридору.
Фернанда понимала: она обидела его и должна извиниться, как тётя Фели. Но… тётя умеет просить прощения и забывать о неприятностях. Вон уже хохочет вовсю, рассказывая что-то Энеасу и донье Канделарии. А Фэр так не может. Если выдавит слово «прости», будет долго это помнить. Но если не помирится с Джерри сейчас, потеряет его.
Фернанда побежала вниз. Немного поплутав по коридорам, вышла на парковку. Красный Феррари был виден издали.
— Джерри! Джерри, стой! — она бросилась к нему на капот.
— Ты что, обалдела?! — крыша в авто была откинута. И Джерри, встав за рулём, попытался Фернанду спихнуть.
— Клёво, что я тебя догнала! — обойдя машину, она залезла в неё через верх. Плюхнулась на сидение.
— Я тебя не приглашал.
— Я сама себя пригласила! Куда едем?
— Никуда.
— Почему?
— Я поражаюсь твоей наглости, Фернанда Ривас! — голос Джерри превратился в льдину. — Сначала ты обливаешь меня дерьмом, а потом заваливаешься в авто. Ты ничего не забыла?
— Я тебя поблагодарила за Нанси, — краем губ улыбнулась Фэр.
— Но я не слышу извинений.
— Извинений?
— А ты думаешь, что права и извиняться не должна? — на лице Джерри проступила откровенная обида.
— Ну… — Фернанда глазела на кожаную обивку бардачка, — я тебе говорила, что не умею извиняться.
— Придётся научиться.
— Но я не хочу! — капризно выпалила Фэр.
— Тогда выходи из машины! — велел Джерри тоном генералиссимуса.
— Ни за что!
— Не знаю я, Фернанда Ривас, как с тобой общаться. Более упрямой женщины я не встречал! Ты невыносима! — зелёные очи были сощурены и сияли, как у вампира. Джерри наклонился к Фэр, мягко надавив «пальцем дьявола» на её лоб. — Ты упираешься рогом, превращаясь в тупую мышь, но ядовитым языком орудуешь великолепно. Когда не надо. А когда требуется, не можешь сказать одно простое «извини».
— Так и будешь скандалить или мы поедем? — Фернанда покрутила головой, стряхивая его руку со лба. — У тебя не пальцы, а клешни. Мне больно! И я ужасно хочу есть. Поехали в кафе!
— Никуда я не поеду! Со мной твои номера не катят, Фернанда Ривас. Я не буду, жалея тебя, вестись на твои прекрасные глазки. Ты любишь всего добиваться капризами, воплями и упрямством. Но ты обратилась не по адресу. Иди отсюда! Выйди из машины! Мне надоело играть в кошки-мышки. Сначала это было забавно, но потом стало напрягать, а сейчас… — взглядом он вперился в куст, где весело прыгал зелёный попугайчик, — сейчас я понял, что не хочу больше. Я думал, у тебя сложный характер и ты меня боишься, и ждал, когда ты оттаешь. Но ты — робот. В тебе нет человеческих чувств. А я не горю желанием сходить с ума по роботу. Короче, иди, мисс инспектор. И сделай одолжение — не попадайся мне больше на глаза!
Фернанда только брови подняла. Ещё чего! Не хочет она уходить! Решив подлизаться, Фэр обняла Джерри. Он отпрянул с пренебрежением.
— Не хочу! Не трогай меня! Ненавижу женщин-липучек!
— Ах, вот как? Значит, я липучка?! А я ненавижу надутых индюков! — выскочив из авто, Фэр бахнула дверцей. — Да пошёл ты!
— Сама туда иди! — машина рывком стартанула — так сильно Джерри нажал на газ.
Фернанда готова была завыть. Схватив горсть земли, она швырнула её в авто, устроив пылевую бурю.
— Кузиночка, чего ты тут психуешь? — Фэр подняла глаза, услышав знакомый голос. Уже через секунду она, шмякнув Вирхинию на траву, вазюкала её лицом по газону.
— Я тебя убью, тварь! Будешь землю жрать за то, что сделала с Агус!
— Пусти меня, я беременюшечка! — визжала Вирхиния, отпихивая кузину. Куда-там — Фэр вцепилась бульдожьей хваткой. — Помогите! Спасите! Убивают!
К счастью, подбежали санитары, что курили неподалёку.
— Она хотела убить мою лялечку! — заливалась Вирхиния, хватаясь за живот. — Шизофреничка!
— Тебе повезло, что мы встретились здесь, а не в тёмном переулке, — двое мужчин удерживали Фернанду за руки. — Или лялечка висела бы на дереве вместе с твоими кишками! Да отпустите вы меня! — оттолкнув санитаров, Фэр рванула прочь.
Вышла за ворота клиники, злая как чёрт. Лохматая и вся в пыли. И тут сюрприз — красный Феррари стоял у обочины. Посигналил.
— На тебя упал пылесос? — съязвил Джерри, оценив её помятый вид.
— Нет, Вирхиния, — Фернанда юркнула в машину. — Я ей накостыляла. Жаль, маловато.
Расхохотавшись, Джерри завёл мотор.
— А что ты здесь делаешь? Почему не уехал? — ехидно поинтересовалась Фэр.
— Потому, — двояко ответил он. И авто тронулось с места.
Комментарий к Глава 33. Друзья познаются в беде ----------------------------------
[1] Туко-туко — южноамериканский грызун, обитающий в Андах.
====== Глава 34. Наследственность ======
Джерри не объяснил, почему не уехал, но Фэр чуяла — он оттаял. Дорогой он молчал, слушая релакс-музыку. Извинений не требовал, но и нежностей не демонстрировал. Фернанда испустила вздох неудовольствия, когда Джерри припарковался на улице Дефенса у её дома. А она так хотела развлечений!
— Когда мы увидимся? — спросила Фэр аккуратно.
— Не знаю, — отделался Джерри пустой фразой. Запрокинул голову, рассматривая «петушиные гребешки» на балконе.
— Ты ещё дуешься! — сделала вывод Фернанда. — Когда приступ индюка у тебя пройдёт, звони, — она выставила ногу на асфальт, но Джерри вдруг схватил её за талию. Притянул к себе и впился губами в губы.
Фернанда любила с ним целоваться, но лежать поперёк авто было неудобно, а уходить не хотелось. Джерри вёл себя, как ястреб, напавший на жертву, — вцепился и чуть не съел. Грудь его вздымалась, и Фернанда млела от блаженства, пока кто-то снаружи не дёрнул её за ноги.
— Ну что за люди?! Вечно им неймётся! — с недовольной миной оторвавшись от Джерри, Фэр села — за окном маячила тётя Фели в розовом пушистом халате и с башней из бигуди на голове. Барби она держала подмышкой.
— Тётя, ты уже дома?
— Ну да, недавно приехала, вот навожу красоту, — она ткнула пальцем в бигуди. — Я, конечно, понимаю, у вас тут любовь-морковь, но, Фернандита, ты нужна дома.
— А что случилось?
— Да там Марго скандалит с этим пареньком, с Фредом! А я не могу с ней сладить. Я ж не Терминатор! — посетовала тётя. Барби повизгивала в унисон. — Так и придётся вещички складывать и лететь на Луну! А я ж хотела участочек свой продать, чтобы с долгами расплатиться. Не акции же Осмара продавать! Но после этих стрессов только на Луну и бежать. Вот и Барбара Сантойя в шоке, придётся ей носить беруши для собак. В общем, хватит тут миловаться, иди-ка ты домой, Фернандита, пока он не рухнул!
Фэр вылезла из машины, чмокнув Джерри в щёку (при тёте Фели она постеснялась целоваться в губы). Зелёные глаза чуть не обратили её в горстку пепла. Молча Джерри завёл авто и скрылся за горизонтом.
По словам тёти, Марго была убеждена, что Агустину обрюхатил Фред, и, когда он пришёл справиться о здоровье девушки, она закатила скандал. Тётя с Фернандой угодили в его апофеоз. Бегая по гостиной, как коза по лугу, Маргарита требовала от Фреда жениться на Агустине срочно, ведь теперь её замуж никто не возьмёт — она не женщина. Фред клялся, что у них интимных отношений не было, но жениться не отказывался.
— Агус не согласится за меня выйти, она меня не любит, — со вздохом он потупился. Джинсы болтались на нём мешком, а густые кучерявые волосы напоминали шапку из пуделя.
А он не меняется! Такой же застенчиво-трусливый, с милым лицом и бомжеватой одеждой то ли хиппи, то ли скульптора-самоучки.
— Не любит? А это меня не волнует! — Маргарита строго помахала поварёшкой. — Мнения этой тупицы никто и спрашивать не будет. Выйдет замуж за первого, кто позовёт, и точка! У неё другого выхода нет. Она опозорила всю семью! А я не намерена тащить этот груз! Я не хочу, чтобы соседи показывали на меня пальцами и говорили, что моя дочь — бесплодная шалава! Сначала она залетает вне брака, а потом перестаёт быть женщиной! Куда это годится? Инвалид неопределённого пола — обуза для семьи!
Фэр, подойдя к сестре, влепила ей новую пощёчину. Марго визгнула, схватившись за лицо.
— Ты чего дерёшься, совсем одурела? Как ты смеешь целый день руки распускать?! Сначала в больнице, теперь тут. И это вместо поддержки!
— Поддержки в чём? В способах унижения Агустины? Ты их и без меня найдёшь. Ты меня разочаровала, Марго! Не думала, что скажу это, но самый адекватный человек в нашем доме — тётя Фели! Идём на кухню, Фреди, выпьем кофе, — Фернанда увела юношу с собой.
Но ничего иного Фред из себя не выжал, повторив всё уже сказанное: он влюблён в Агустину и женится на ней, если она захочет. Но ребёнок был не его.
— А чей тогда? — спросила Фэр напрямую. — Я не видела с Агус другого парня, лишь тебя.
— Не знаю, — по виду юноши Фернанда не поняла: расстроен он от безответной любви или от чего-то ещё. Вероятно, он лжёт или недоговаривает.
Фэр хотела позвонить Сэси, но решила — за спиной у Агустины нетактично расспрашивать подруг о её жизни.
Через две недели Агустина вернулась домой. На неё надели корсет, фиксирующий рёбра в нужном положении, а на плечо и пальцы наложили гипс; тело и лицо до сих пор «украшали» синяки, однако, пребывание в клинике уже не являлось необходимым.
Лину с друзьями попёрли из школы, вынудив извиняться. Но Агустина не пошла на это смотреть — людей стеснялась из-за растерзанного вида.
Фэр же заклание Лины и её дружков не пропустила. Вместе с тётей Фели и Маргаритой они отправились в Школу изящных искусств. Родители мерзавцев пугали директрису судом за унижение их чад. Но та была непреклонна. С трибуны футбольного поля сеньора Беатрис рассказала, какие гадкие личности завелись в школе. Каждого назвала по имени, официально объявив: они исключены с позором, о чём она уведомит остальные учебные заведения — перекроет им дороги. Она вынудила каждого из драчунов в микрофон извиниться перед семьёй Агустины. Лина, рыжая и конопатая девица, ревела в три ручья. Она являлась местной «звездой», воображала себя пупом земли, гнобя неугодных. Теперь вся школа смеялась над ней. Корона упала с королевы, а это было главным её страхом — лишиться репутации.
— Директриса — зверь-баба, — шепнула тётя Фернанде на ухо. — Здорово она расправилась с этими чертями!
За время, что Фэр навещала Агустину в клинике, она поладила с Нанси. Закадычных подруг у Фернанды никогда не было — она не верила в женскую дружбу. Но Нанси спасла Агустину, внушив Фэр чувство благодарности. И была откровенна. Присела на уши и нажаловалась: Тос донимает её. Однажды выследил на улице и чуть не убил.
— Хорошо, что вокруг люди были, — рассказала Нанси. — Он схватил меня, тряс, орал, а один мужчина заступился. Но Тос грозит мне смертью, если я не вернусь к нему и детям.
— Это уже серьёзно. Напиши заявление в полицию. Я вызову его на допрос и пугну тюрьмой, — порекомендовала Фэр.
— Я попробую, — согласилась Нанси. — А вообще… — она замялась, а потом шепнула, — тот мужчина, что меня защитил, позвал на свидание. Наверное, мне и правда нужен любовник, чтобы Тос отвалил, но я боюсь встретить нового дурака. А Тос — трус, он горазд лишь женщин мучить.
— Знаем таких, видали, — скривилась Фэр.
— А вот с мистером Джерри вам повезло, — не забыла упомянуть Нанси, улыбаясь кончиками губ. — Он такого не сделает.
«Он сделает что-нибудь похуже», — мелькнула у Фернанды мысль. Хоть Джерри и убеждал её в бесплодии, Фэр ему не верила. Он лжёт, чтобы усыпить её бдительность. А после — атакует исподтишка и обрюхатит. И сколько случаев, когда люди с диагнозом «бесплодие» становились родителями?
История с Агустиной Фернанду напугала. Вот живёшь себе, никого не трогаешь, и вдруг — бац, и ты на пятом месяце беременности. А контрацепция часто подводит. Единственный способ избежать этого ада — не спать с мужчинами. Фэр давно хотела остановиться на таком варианте, но появился Джерри, принеся новые риски.
На почве страха Фернанда рванула к доктору Умберто Барриосу — своему гинекологу, моложавому вдовцу сорока лет. Он успокоил её: она не беременна. Выписал противозачаточные, заменил спираль, а также намекнул, что есть радикальный, но действенный способ контрацепции — стерилизация, перевязка маточных труб. Фэр обещала подумать.
От вида толстой и звероподобной Вирхинии, что расклеивала всюду результаты УЗИ, Фернанду трясло. А если она залетит и тоже чокнется, ведь гормоны бьют по голове адски? Нет уж, бежать надо от такой «радости»!
Вирхиния носилась с животом, как с хрустальным. Она запрещала на себя даже смотреть, уверенная, — ей все завидуют, поэтому хотят сглазить, искалечить или чем-нибудь заразить. Фэр же обдумывала планы мести. Посоветовалась с Джерри и тот предложил идею — официально лишить Вирхинию практики, доказать, что ошиблась в диагнозе она специально. Но Фэр не хотела подвергать Агустину допросам, и с Алвесом они решили ограничиться увольнением Вирхинии из клиники «Планирования семьи и материнства». Оставалось найти доказательства её профнепригодности, чем Фернанда и занялась. Вооружившись диктофоном, она ходила за кузиной по пятам. А Вирхиния и не отнекивалась — сразу вывалила, что намеренно утаила беременность Агустины.
— Вы же ужас-ужас на аборт бы её потащили. Вот я и спасла бедненького ребёночка от жуткой смертушки! Я хотела, чтобы Агус была счастливенькая, как я! А вы меня упрекаете! — горланила Вирхиния. — Да если бы все врачи были такие же, никто бы не болел и не умирал! Все бы рожали лялечек каждые девять месяцев и радовались. Ведь родочки лечат и омолаживают организмик. Я всегда своим пациенточкам рекомендую целительные родочки! У нас с Агустиной родились бы лялечки одновременно! Они бы вопили дуэтиком! Вы только представьте какая радость! Но Агустина дура, потеряла лялечку!
Эти беседы Фэр заводила каждый вечер и за пару недель собрала внушительный компромат. Ни один адекватный работодатель, услыхав такой бред, Вирхинию бы в штате не оставил. И точно. Вирхиния живо вылетела из клиники с волчьим билетом — невозможностью в будущем заниматься медициной. Главный врач, мужчина требовательный и суровый, был непреклонен. Ни давление на жалость, ни нытьё о ребёнке не помогли. Он вытурил Вирхинию, даже не испугавшись последствий за увольнение беременной.
Вирхиния рвала и метала, но тщетно — адвокат Алвес пригрозил упечь её в тюрьму за врачебную ошибку, и она заткнулась. Фэр была так счастлива, что явилась к Джерри с бутылкой шампанского — отметить успех. Он долго смеялся.
— Какая ты, оказывается, мстительная, Фернанда Ривас! Я начинаю тебя бояться.
— Да, я очень мстительная! — не скрыла Фэр, опаляя его жарким взглядом. — Я ничего не забываю. А если действия некоторых превышают все пределы, я мщу. Эта гадина не может быть врачом, она профнепригодна. И давай за это выпьем!
А Джерри всё ближе подпускал Фернанду к себе. Прошлое его было ещё скрыто, но в настоящем он расслабился. Фэр не вылезала из его квартиры. Оставаясь на ночь, надевала его рубашки, хозяйничала в кухне, убиралась или наоборот свинячила, раскидывая вещи. И даже закупала корм для Дамаса. Джерри был не против, признавая, — ему нравится, что она наводит свой беспорядок в доме. А Фэр нравилось засыпать в его объятиях. Джерри дарил ей сексуальное бельё, покупал парфюм и разрешал пользоваться своим (Фернанда любила мужские ароматы). В ванной целая полка была отдана под парфюмерию, и Фэр зависала там часами, нюхая фирменные скляночки и баночки. Особенно она балдела от «Серебряной кожи» — марки парфюма, лицом которого Джерри являлся. Но пару ящиков он запирал на ключ.
Сегодня, пока Джерри общался с фанатами в фэйсбуке, Фэр пыталась смострячить ужин. Нанси шепнула ей, где искать ножи (они хранились в секретном шкафчике) — Джерри не пользовался колюще-режущими предметами: ножницами, ножами, бритвами — боялся порезаться. И у Дамаса на лапках были насадки на когти. Фернанда только фыркала. Ну как жить, если в быту он — сплошной каприз? А учитывая, что Джерри вечно диетился, Фэр психовала. Нанси готовила редко — в основном убиралась, закупала еду и нянчилась с Дамасом, а после — уходила домой, в квартиру, что сняла недавно.
Вечером, когда Джерри отмахнулся от фруктов, жаркого и сладкого, Фернанда плюнув, заказала доставку голландских сыров (Джерри сыр любил и никогда не отказывался от него), роллы и пиццу с грибами.
Но совместный ужин провалился. Курьер ещё был в пути, когда позвонила тётя Фели. Дрожащим голосом скуля, чтобы Фэр возвращалась домой, она сорвала все романтические планы на вечер и ночь. Джерри был крайне недоволен. Он предложил курьера встретить, отужинать и поехать вдвоём, но Фернанда закатила истерику. Флегматичность Джерри её взбесила — тётя паниковала так, словно угодила в лапы маньяка. А когда Джерри сказал, что эта мадам (тётя Фели) наверняка орёт из-за чепухи, Фэр вылетела из его квартиры, хлопнув дверью.
Игнорируя дорожные знаки, она примчалась в Сан-Тельмо. Но маньяков и трупов не нашла — только кудахчущую тётю, рыдающую Вирхинию и пьяного Амадо, распластавшегося по гостиной.
Оказалось, денег, что тётя одолжила у комиссара Гальяно, хватило на оплату только двух счетов. Больше она занимать не рискнула, продавать акции мужа, что приносили ей доход, не стала, и уломала Вирхинию попросить в долг у Амадо. Но тётя Фели забыла — дочь её с мозгами не дружит. Вирхиния начала Амадо шантажировать: если он оплатит все счета, она выйдет за него замуж. А нет, так наведается в комиссариат и заявит, что он её изнасиловал. Амадо, обозвав её проституткой, выгнал вон. Она, уходя из его квартиры, спёрла три пачки наличных. Не учла одного — Амадо этими деньгами собирался выплачивать кредит и пропажу засёк. И к ночи, напившись для храбрости, он явился требовать деньги назад.
Тётя Фели о проделках дочери не знала, поэтому решила, что у Амадо белая горячка. Он был агрессивен, орал и грозил полицией. Тётя напугалась и позвонила Фэр. Но наглость Вирхинии превысила адекватный лимит.
— Ты должен содержать меня и мою лялечку, ведь её папусик отказался от неё. Это теперь твоя обязанность! — выдавала перл за перлом Вирхиния. — Ребёночек любимой женщины — всё равно, что свой. Ведь папочка — не тот, кто зачал, а кто содержит и воспитывает! Сам виноват, нечего было признаваться мне в любви. Так что денежки, которые я взяла, мои!
Тётя схватилась за голову — ей было стыдно. Она убеждала Амадо — у Вирхинии кукушку снесло из-за беременности.
— Ты сам виноват, что не захотел сделать мне креветочку! Я сразу поняла, что ты импотент! — добавила «здравомыслия» Вирхиния.
И пьяный Амадо, потеряв контроль, начал её душить.
— Она чуть не посинела, — пожаловалась тётя Фернанде. — Я и решила, что всё, каюк пришёл. Она же дочь мне, хоть и странная. Но я не хочу, чтобы её убивали. Вот я и разбила вазу о тыковку Амадо. А Барби закрыла в ванной, бедняжку, чтобы она не оскверняла свои глазёнки этим диким зрелищем, — тётя Фели жалобно вздохнула. — Арестуй меня, Фернандита, вот, — и протянула руки для гипотетических наручников.
— Можно сослаться на самооборону, — сказала Фэр, обходя «труп» и разглядывая кровоподтёк на его голове. — Он жив. Оклемается, максимум, что будет, — сотрясение мозга. Давайте вызовем скорую. Скажем, ворвался в дом, пьяный, в темноте подумали, что грабитель, и стукнули вазой. Но протокол составить надо. Любой врач о телесных повреждениях обязан полицию уведомить.
Тётя Фели с облегчением перевела дух, кинулась в ванную, схватила Барби и, целуя её в морду, жизнерадостно оккупировала диван. Зато Вирхиния была недовольна.
— Мамусик, и что ты за человек? Не могла даже убить идиота, который нам мешал! — пробухтела она. — Ну посидела бы в тюрьме, не такая уж ты важная птица, зато твоя дочечка и внучечки жили бы спокойненько. А то неизвестненько, чего этот типчик ещё выкинет.
Тётя гадливо покосилась на дочь.
— Свинья ты неблагодарная, вот ты кто! Я же твою жизнь защищала, чуть не угробила человека. А он, хоть и пьяный, но прав. Ты ж у него деньги стырила. Ты — бессовестная воровка! И ещё предъявляешь претензии. Боже, кого я воспитала?! — тётя Фели закрыла Барби уши. — Не слушай, Барбара Сантойя, ты чересчур невинна для такого. Это уму непостижимо! Даже на моём лунном розовом участке нет столь наглых инопланетян! Хоть в обморок падай, честное слово!
— Когда Амадо очухается, если напишет заявление, я с удовольствием упеку Вирхиниту в тюрьму за воровство, — отчеканила Фэр.
— Это было не воровство! — испуганно заверещала Вирхиния, сообразив, что пахнет жареным. — Вы не видите, я же беременюшечка?! Мне нельзя нервничать! Это был подарочек моему ребёночку! Этот ирод сам дал мне денежки! Но он пьянь подзаборная и ничегошечки не помнит. А мне теперь нужна компенсация за моральный ущербик. Он меня чуть не задушил! Поэтому должен ещё кучу баблосиков или я пойду в полицию, — кряхтя, пыхтя и отдуваясь, Вирхиния уковыляла по лестнице.
Амадо отвезли в больницу, констатировав ушиб головы. Через день Фернанда пришла к нему для расследования. Он уже очухался и готовился к выписке. Заявлять на Вирхинию и тётю Амадо не стал.
— Зря я начал её душить, — скуксился он. — Я ж люблю её, хоть она лживая и глупая воровка. Но, — он оглянулся и понизил голос. Фэр наклонилась ближе, — я иногда веду себя агрессивно. А потом ничего не помню. У меня это с детства. Я уже ходил к психиатру. Он выписал нейролептики, они помогают. Только никому не говори, — Амадо цепко схватил Фернанду за руку, сжав её так, что она ойкнула. — Я же банкир, у меня статус! Меня засмеют, если узнают о провалах в памяти и психиатре. А это всё генетика. Ты удивишься, Фернанда, но я из неблагополучной семьи. Мой отец спился, а мать живёт в трущобе. Похоронив отца, она пустилась во все тяжкие. Меняла любовников и от каждого рожала детей. Мои братья и сёстры тоже плохо кончили. Младший брат пьёт, другой оказался вонючим педиком, — Амадо сморщился, будто съел протухшее яйцо. — Он захотел стать женщиной и ушёл из дома. А сестру убили. Ты, наверное, знаешь эту историю. Говорят, то был некий маньяк. Но по мне, её порешили дружки-наркоманы, с которыми она путалась.
— А Маркос Феррер — ещё один твой брат? — взыграло в Фэр любопытство.
Амадо вперился в неё круглыми карими глазами, выдирая нитки из больничного одеяла.
— Ты знаешь о моей семье?
— Ну… — запнулась Фернанда, — я веду расследование серии убийств, а Мартина Гарсиа — одна из жертв. Я изучала дела и выяснила, что она твоя сестра. Но это не единственная жертва маньяка, с которой ты был знаком. Лали Олмас, модельер. Ты ходил на показ мод в день её убийства.
— Не помню такого, — развёл Амадо руками. — Я был там лишь раз, когда мы встретились с тобой.
— Но твоё имя фигурирует в списке гостей.
— Это не значит, что я туда ходил. Не терплю эти мероприятия, этих мерзких артистиков и прочих знаменитостей! Они все педики! Но невеста моего коллеги — модель, и он всем сотрудникам банка раздаёт халявные именные приглашения, поэтому моё имя и вписано туда.
У Фэр не было оснований Амадо не верить, но при расстройстве памяти он мог и забыть, что ходил к Лали Олмас.
— Так как на счёт твоего брата Маркоса? — вернулась Фернанда к животрепещущей теме.
— Это долгая история. И не очень красивая.
— Но я полицейская. Я хотела прислать тебе повестку, вызвать на допрос по теме Мартины Гарсиа, Лали Олмас и Маркоса Феррера. Считай это официальной дачей показаний.
— Ладно, если это важно, я расскажу, — уступил Амадо, нервно хрустя пальцами. — Мне было восемнадцать лет, когда это случилось. Маркосу — четырнадцать. Он чудовище с рождения. Крушил всё, лгал, воровал, клеветал на меня. Он ненавидел братьев и отказывался с ними сидеть, хотя это было его обязанностью. Ведь так положено, что старшие нянчат младших. А однажды его поймали на воровстве фруктов. К нам пришла женщина из опеки, и мы с мамой решили сдать этого ушлёпка в приют. У него ещё была мерзкая болезнь, вся кожа в наростах, как у ящерицы. На врача денег у нас не было, а мы боялись, что он заразит всех. Маркос, как узнал, что мы хотим его сплавить, так взбесился. Кидался с кулаками и швырялся посудой. А когда его забирали, он решился на убийство. Попросился за руль машины, на которой тётка из опеки приехала. Она разрешила, и он поехал на нас. Братья все разбежались, а мать стояла с младенцем. Я толкнул её, она упала и выронила ребёнка. Я хотел выдернуть Альваро из-под колёс, но налетел на камень и тоже упал, и Маркос на нас наехал. Младенца он раздавил в лепёшку, а мне повредил ногу. С тех пор я хромаю.
Фэр аналогичное подозревала, и в голове её мгновенно сложилась картинка: у Амадо брат — сумасшедший псих.
— А дальше что было?
— Он попал в колонию на пять лет, за непредумышленное убийство, но освободился раньше срока. У него появился адвокат, понятия не имею откуда. Бедным дают бесплатного государственного адвоката. У Маркоса он был и защищал его плохо. Но когда он отсидел три года, появился другой адвокат. Добился пересмотра дела и доказал, что Маркос задавил Альваро и покалечил меня случайно, так как не умел водить автомобиль. А сел за руль, чтобы покончить с собой. И ещё они валили всё на женщину из опеки, которая ему сесть в авто разрешила. Но это ложь и выверты адвоката. Мой брат прекрасно умел водить. Он не собирался умирать, хотел убить нас. Намеренно. Я это видел сам. Но тот адвокат убедил судью в обратном, дело пересмотрели и Маркоса выпустили. Домой он не вернулся, хотя мы боялись, что он явится и будет мстить, а он исчез, — закончил Амадо.
— И ты не пытался узнать о его судьбе?
— Нет. А смысл?
— Ну он твой брат…
— А ещё он убийца, который сломал мне жизнь. Он сделал из меня инвалида! — скрипнул зубами Амадо с такой ненавистью, что Фэр чуть диктофон не выронила (она записывала на него показания). — Надеюсь, он уже сдох где-нибудь.
— Но ты не инвалид, — заспорила Фернанда. — Всего-то мелкая хромота, она почти незаметна.
— Это ты так думаешь.
Больше Фэр ничего не выяснила — при упоминании о ноге, искренность Амадо как корова слизала.
Пришлось уйти. Но Фернанда уверилась — маловероятно, что Фантом-убийца — Амадо. При составлении фоторобота Тос о хромоте не упоминал. А вот Маркос Феррер за маньяка сойдёт — он явно асоциальная личность.
Фэр застряла в комиссариате до вечера, раскладывая информацию по стопочкам и затребовав у коллег перекопать все картотеки, чтобы найти сведения о Маркосе Феррере, его брате Матео и Сандре Вэйс.
Домой она приехала в девять. В гостиной сидела лишь понуро-побитая Агустина, что выползла, наконец, из комнаты.
— Агус, привет, — помахала ей рукой Фернанда.
— Привет, тётя.
Девушка вела себя замкнуто, хоть и стала адекватнее. Очевидно, беременность влияла на её голову.
— Может, поговорим? — сев рядом, Фэр забрала у племянницы журнал, который та листала (это был «Космополитен»).
— О чём?
— Например, о том, почему ты грустишь.
— Мама говорит, что я никому теперь не нужна, — скорбно промямлила Агустина.
— Надеюсь, ты всерьёз этот бред не воспринимаешь? — сжала кулаки Фэр. Маргарита — глупая. Девчонка ещё не оправилась, а мать втюхивает ей ересь. — Ты молодая, красивая девушка, у тебя две руки, две ноги и даже есть голова, хотя ты мало ей пользуешься, — пошутила Фернанда. — Синяки и переломы заживут, волосы отрастут, и к стоматологу мы сходим. Я знаю отличного врача, он сделает тебе голливудскую улыбку! И однажды ты встретишь человека, который тебя полюбит не за биологические функции, а потому что ты — это ты. ВотФреди, например, хороший мальчик. Он готов жениться на тебе хоть сейчас.
— Ты тоже хочешь, чтобы я вышла за Фреда Муньоса, тётя? Мама уже достала меня с этим, — вздохнула Агустина, теребя нос. Да, она изменилась, точно повзрослев лет на десять, и Фернанду это огорчало. — Но я его не люблю. И вообще он болван!
— Я не говорила, что хочу этого, — отмахнулась Фэр. — Это решать тебе. А замуж ещё рано. Учиться надо, скоро вернёшься в школу…
— Я не вернусь в ту школу!
— Понимаю, но твоих обидчиков наказали. Директриса их выставила на посмешище. Их больше там нет.
— Я знаю. Сеньора Беатрис умеет наказывать. Но я туда не вернусь! — твёрдо сказала Агустина.
— Агус, давай начистоту. Раньше мы понимали друг друга, — ласково увещевала Фэр. — Доверься мне. Что случилось у тебя в школе? Может, этот тип, который… который… — Фернанда запнулась, подбирая слова, — который тебе сделал эту гадость, ну… Он из школы?
Агустина, кивнула, нервно кусая губы.
— Из-за него Лина и её компания на тебя набросились, так?
Она опять кивнула.
— Он тебя обидел, когда узнал о беременности? — в лоб спросила Фэр.
Агустина яростно помотала головой.
— Я не знала, что беременна! И никто не знал. Ведь тётя Вирхиния сказала, что у меня ничего нет, — изображая безразличие, Агустина отковыривала кутикулу от ногтя.
— Агус, но чтобы залететь, ты должна была переспать с кем-то, — не унималась Фернанда. — Ведь это не Фред?
— Нет, не Фред. Я же говорю, он болван! Я с ним поругалась. Он, когда узнал, с кем я… ну, в общем, про другого, то хотел всем рассказать. А я не разрешила! Это не его дело!
— Фред всё-таки меня обманул, а я его спрашивала кто «герой романа». А с виду такой искренний… Никогда не угадаешь, что у человека на уме. Агус, скажи мне правду! Я не буду тебя ругать, обещаю. Но ты ещё юная, и я, как и мать, за тебя отвечаю, — Фэр погладила девчонку по плечу. Та, вздрогнув, опустила глаза, изучая свои колени. И, наконец, выдавила:
— Ну… в общем, я не хотела… он… он… меня заставил.
— Заставил? — нахмурилась Фернанда. Она давно чуяла, что история Агустины — вовсе не банальная сказка о Ромео и Джульетте.
— Ну да… Короче, ну… я уже говорила, тётя. Лина цеплялась ко мне, потому что ревновала к учителю, к сеньору Ивану…
— И? Причём тут твоя беременность?
— Эээ… Ну, я этого не хотела, он меня заставил… Он сказал, что я вылечу из школы из-за неуспеваемости, если я с ним, ну… это самое… Ты понимаешь, тётя, — щёки Агустины залила краска. — Во-о-от, и ещё сказал, что нажалуется директрисе, будто я к нему лезу. Ну я и согласилась.
Фэр в осадок выпала.
— То есть ты переспала с учителем? — спросила она жёстко.
Так она и знала, что это дело плохо пахнет! А ведь она забыла про эту сволочь, хотя Агус давно намекала, что он лезет к ученицам! Ну и инспектор полиции! Как влюбилась в Джерри, весь нюх растеряла.
— Ну да… — виновато поёрзала на диване Агустина. — Я его боялась, тётя. Он меня заставил. Это было несколько раз. А когда мне подурнело на занятии, медсестра сказала, что я беременна. Я сеньору Ивану пожаловалась, а он засмеялся и пригрозил, что убьёт меня, если я залетела. А потом тётя Вирхиния сказала, что у меня всё хорошо. Я и успокоилась. Но сеньор Иван меня преследовал и заставлял делать гадости. Вот нас Лина и застукала.
Фернанда была бешенстве и еле сдержалась, чтобы трёхэтажно не выругаться. Отведя Агустину в её спальню, она куковала всю ночь, дожидаясь утра. Она пойдёт в школу и устроит там разнос. Достанется всем: директрисе, куратору и этой мрази — Ивану. Она им покажет! Мокрого места от них не останется!
====== Глава 35. Когда открываются тайны ======
С утра Фернанда в Школу изящных искусств не попала — навалилась куча дел. Она выдвинула свою гипотезу: маньяк — Маркос Феррер. Комиссар, зная её горячность, посоветовал не бежать впереди колесницы, но согласился, что поискать этого человека надо.
Информации по Маркосу Ферреру обнаружилось мало. В 2004 году он вышел из колонии, благодаря защите адвоката по имени Каспер Брёкке, потомка норвежских эмигрантов. В те годы Брёкке практиковал в Аргентине, как частный адвокат по уголовному праву, а ныне занимался фермерским хозяйством. Фэр велела подчинённым найти Каспера Брёкке и вызвать на допрос. Также она выяснила: младший брат Амадо — Матео сделал операцию по смене пола в «Центре эстетической медицины» в Буэнос-Айресе. Центр этот существовал и сейчас, имея хорошую репутацию и богатую клиентуру. А Фернанда наткнулась на любопытный факт: имя хирурга, что оперировал Матео, — доктор Хуан Гильермо Лосада.
По Сандре Вэйс информации было меньше. До 2013 года этого человека не существовало. Мужское имя её нигде не фигурировало — знаменитости такую информацию обычно скрывали, а врачи не могли распространяться.
Освободилась Фернанда к обеду. Сгрузив поиск украденных колясок и собачек на стажёров, она явилась в школу Агустины.
Директрисы на работе не было — она уехала в Министерство образования. Не оказалось и сеньоры Эрики, куратора, (та села на Карла — своего домашнего скорпиона, и лечилась от его укусов), поэтому Фэр отправилась к учителю по истории искусств.
«Иван Пальо, профессор истории искусств», — прочла она табличку. И у неё почему-то засосало под ложечкой. Постучав в дверь, Фернанда впорхнула в кабинет:
— Извините, я могу поговорить с профессором Иваном?
Молодой человек лет тридцати, сидя за учительским столом, корпел над папками [1]. На звуки голоса Фэр он поднял голову и, сдвинув очки на нос, вперился в гостью желтовато-карими глазами. Мелкие морщинки у висков, зализанные в хвост волосы и вид презентабельный. Но Фернанда его узнала. Конрадо Палло, её бывший!
— Иван — это я, — сказал мужчина, убрав очки в футляр. — Чем могу помочь?
— Значит, это ты, падаль? — вздыбилась Фэр. — Не прикидывайся, что меня не узнал! Какая ты скотина, я семь лет назад убедилась, но это перешло все границы! Ты надругался над моей племянницей! Сделал ей пузо и сидишь тут, интеллигента корчишь! Но я тебе устрою! — всё это Фернанда выпалила на ультразвуке, даже не запнулась.
Наглая, самодовольная ухмылка исказила лицо Ивана.
— Я всегда говорил Кону, что его бывшая — истеричка. И советовал ему тебя послать. Но он решил обуздать эту лошадку, — медленно, вальяжно Иван наступал на Фэр, как удав на кролика.
— Что-что? — она попятилась. Лопатками стукнулась о дверной проём. — Хочешь сказать, что ты не Конрад?
— Ну вот, а говоришь узнала, — спесиво хмыкнул он. — Я Ивано, его брат. Можем познакомиться снова, — и жёстко хохотнул.
Фернанда смутилась. Перепутала. Не Конрад. Но они — зеркальные отражения. Конрадо и Ивано были близнецами. Ещё студентом Иван дважды попадался на курении травки. Он хотел выделяться, носил дреды, пирсинг и всюду разводил татуировки. И сейчас этот тип преподаёт в школе! Корчит интеллигента, а сам учениц насилует!
— Мы можем договориться, — сказал Иван, наклоняясь близко-близко к её уху. На Фэр пахнуло табачным дымом, смешанным с очень сладким, приторно-медовым парфюмом.
— С тобой? Договориться? — сжала она зубы. — Ты изнасиловал мою племянницу и хочешь договориться?!
— Я. Никого. Не насиловал, — процедил Иван отрывисто. — Ученицы сами под меня ложатся, ведь я чертовски неотразим, — жёлто-карие глаза блестели, как фальшивое золото, — ярко и холодно. Иван прижал Фернанду к стене. — Твоя племянница такая же шлюха, как ты. Все вы шлюхи. А что она сделала с ребёнком? Тоже, как и ты, родила и спрятала?
— Уйди, падаль, или я тебе кое-что оторву! — пригрозила Фэр, хоть её и трясло от ненависти. — Я уже не та глупая овца, которую ты знал. Я изменилась. Я умею защищаться от дегенератов! Баста! Хватит чушь пороть! Я никого не рожала!
— Это не так. Ты была беременна от моего брата и сбежала как крыса, — отчеканил Иван, нависая над Фернандой. Роста он был двухметрового. — Мы искали тебя и ребёнка. Думаешь, почему я уехал из Нью-Йорка и работаю в этой школе? Я слежу за тобой. За каждым шагом. И я знаю, что та мелкая сучка, которая под меня легла, — твоя племянница. Через неё я хотел выяснить, куда ты, шлюха, девала ребёнка? — и он схватил Фэр за горло.
— Нет у меня ребёнка, идиот! Я от него избавилась! — прохрипела Фернанда, царапая Ивана ногтями.
— Ложь! Ты его родила и прячешь! — Иван так разорался, что Фэр испугалась. А пистолет она не взяла — шла в образовательное учреждение. — Я ищу племянника, и ты отдашь его мне, шлюха! В нём течёт кровь нашей семьи!
— Да катись ты в ад! — вспомнив приёмы рукопашного боя, Фернанда извернулась и ударила Ивана коленом в пах. Вскрикнув, он шмякнулся на пол. Но Фэр была в ярости — ещё и пнула его по рёбрам. — Повторяю для недоразвитых: у тебя нет племянника! Я ненавижу детей и не собираюсь их заводить! Я говорила это тогда и говорю сейчас!
— Это ложь и отговорки. Все девки хотят детей. И ты мне отдашь ребёнка, сука! Или я разорву тебя на куски!
— Это я тебя разорву! — Фэр уже не владела собой. — Вы с братцем одинаковые, два шизофреника! Я посажу тебя в тюрьму или в дурдом! В этой школе директриса — отстой! Как она могла взять учителем наркомана? Ну ничего, я тебе покажу! Ты тут работать не будешь, на нары пойдёшь! — Фернанда кинулась на выход.
Миновав охранника, тайфуном вылетела из школы. Тень прошлого выросла перед ней стеной. Чокнутый братец Конрада! И почему он ещё не сдох? Воистину тараканы живучи.
Фэр так колотило от страха, злости и обиды, что она рванула по Авенида Корриентес пешком, забыв «Дьявола» на парковке. Чуть под машину не попала. Водитель синего Шевроле Круз, гневно жестикулируя, тыкал в светофор, где для пешеходов горел красный, но Фернанда ушла, плюнув ему в лобовое стекло.
Она села на автобусной остановке, пытаясь унять дрожь. И тут зазвонил телефон. Джерри! Как всегда вовремя.
— Хэллоу, мисс злючка! — сказал он весело.
От этих «хэллоу» и «мисс» у неё мурашки побежали. Конрад тоже говорил «хэллоу» и называл женщин «мисс» и «миссис» — ему нравилось косить под американца. Фэр давно привыкла к болтовне Джерри без ассоциаций с Конрадом, но сегодня его американские фразы царапнули её ястребиным когтем.
— Привет.
— Ты ушла вчера и не позвонила, — мягко упрекнул Джерри. — А я волновался. Что там у вас случилось?
— Тебе же было до лампочки, — буркнула Фернанда.
— Это не так, — сказал Джерри миролюбиво. — Я был уверен, что тётя твоя раздувает из мухи бегемота. Я хотел, чтобы ты осталась со мной. Упрекай меня в эгоизме сколько хочешь. Я и правда эгоист. Так что случилось? Кого убили?
— Никого, — ответила Фэр, прикидываясь безразличной. — Тётя огрела Амадо вазой. А он чуть не задушил Вирхинию, которая спёрла у него деньги.
— А-ха-ха-ха!
— А чего ты смеёшься? Чего смешного?
— Я оказался прав, май дарлинг! Эти трое стоят друг друга. И я не знаю, кто из них гаже, — с отвращением сказал Джерри.
— Ну ладно, допустим, ты был прав. И что дальше?!
— О, гхош, что я слышу?! Ты признала, что я прав?! Тебя покусала муха раскаяния? Надо же! Какие планы на вечер? — сменив тон, замурлыкал он. — Ты приедешь сегодня, май дарлинг? Или мне заехать за тобой? Может, мы сходим куда-нибудь, м?
— Не хочу…
— Фэр, что с тобой? У тебя голос испуганный. Это что-то личное, и ты не хочешь мне рассказывать, так? — выпытывал Джерри.
И это стало каплей, которой Фернанда боялась.
— Нет… да… вернее, — она всхлипнула.
— Так, понятно. Ты где сейчас? Дома? В комиссариате?
— Сижу на автобусной остановке на Авенида Корриентес 2102, — шмыгнула Фэр носом. — Рядом с Банком Нации.
— О’кей, я выхожу с танцкласса. Скоро приеду. И не вздумай сбежать! Сиди на месте!
Через двадцать минут Фэр уже ожидал уютный салон Феррари. А Джерри ничего не спросил. Вручив девушке платок, пристегнул её ремнём безопасности и увёз к себе домой.
Избежать беседы с Джерри не вышло. Накормив Фэр креветками, запечёнными с сыром, и напоив квастом [2], он пристал с вопросами. И она рассказала о преподавателе.
— Сегодня я была в школе, — в ладонях Фернанда мучила хрустальную кружку, похожую на пивную, но меньшего размера, и жутко дёргалась, понимая, что Джерри не отстанет. — И я видела этого дегенерата.
— Он тебя обидел? — насторожился Джерри. Сам он пил крепкий травяной чай.
Фэр осторожно кивнула, сама себе напоминая бездомного котёнка, которого обидели злые псы.
— Чуть не задушил. Но я не боюсь ушлёпков, я же полицейская. Я его ударила. Но… просто, просто этот Иван, он… он брат моего бывшего, который выпил мне всю кровь. Вот, — Фернанда на Джерри не смотрела — он такой пронырливый, ещё прочитает что-нибудь в её взгляде.
— Ясно, — Джерри отставил чашку. — Ты вспомнила о бывшем и поэтому расстроилась?
— Не совсем. Я вспомнила о том, что вытворял этот козёл. Я от него сбежала, потому что он изверг и хотел сломать мне жизнь. Я думала, что больше не встречу его и членов его семейки. Но вот опять… Откуда Иван тут взялся, не понимаю. Семь лет назад он жил в Штатах, — Фэр всхлипнула, утирая лицо платком, заимствованным у Джерри.
— Ну-ну, не надо так убиваться, — он придвинулся. Обнял за плечи. — Ты уже большая девочка. Не думал, что увижу, как этот крепкий орешек Фернанда Ривас рыдает, как маленькая девочка, — и хихикнул.
— Очень смешно! Я прям вся оборжалась! — Фернанда отпихнула Джерри, пролив остатки кваста.
— Хватит злиться, — сказал он примирительно, вручив ей салфетку. Фэр, угрюмо сопя, начала вытирать блузку. — Хочешь, я позвоню Алвесу? Он найдёт управу на этого дегенерата.
— Это было бы супер, но я никому не хочу рассказывать, что он — брат моего бывшего!
— А это здесь причём? — не понял её Джерри. — Опять ты включила дурочку? Или бывший для тебя ещё что-то значит? — лицо его помрачнело, а глаза мгновенно погасли, будто свеча на ветру.
— Это не так! Я его ненавижу! — в бешенстве крикнула Фэр.
— Тогда почему не хочешь наказать его брата? Он работает преподавателем и соблазняет учениц. Твоя племянница не единственная попалась в его лапы, не так ли? Его надо вытурить из школы и упечь в тюрьму!
— Но я не хочу подвергать Агустину допросам, — растолковала Фернанда свою позицию.
— Я думаю, Агустине придётся наступить себе на горло, или этому типу всё сойдёт с рук, — Джерри говорил с омерзением. — Ублюдков надо наказывать. Пойми, май дарлинг, ты не оградишь её от жизни. Она попала в историю и должна из неё выйти с честью. А ты хочешь её спрятать. Но когда обидчиков накажут, девочка будет гордиться собой и отпустит этот кошмар, сотрёт его из памяти. Иначе он, как любое незавершённое дело, станет мучить её годами. Неправду говорят, что надо прощать и ждать, когда жизнь сама накажет. Враньё! Дерьмо живуче, а осознание того, что оно счастливо и свободно, душит тебя изнутри. Поэтому месть — лучшее оружие, — голос Джерри зазвучал металлически, а глаза посветлели, обратившись в прозрачно-зелёные стекляшки.
Фернанда в кресло вжалась от его вида. Иногда Джерри её пугал. Но он прав — Ивана надо наказать.
Джерри поставил на уши Элио Алвеса, но тот сбросил его с луны — чтобы обвинить Ивана, нужны прямые улики, показания Агустины и других потерпевших девочек. А Иван наверняка их запугал. Общаясь с адвокатом, Джерри так надолго завис в телефоне, что Фэр уснула в гостиной. Проснулась ночью в спальне, в его объятиях. Во сне Джерри улыбался, и Фернанда верила: он без маски. Так лицемерить невозможно.
Но виски Фэр хлестала боль — последствия эпизода с Иваном. Неужели её память эту историю так и не убьёт? Семейка Палло чуть не изуродовала ей жизнь. А теперь и Агустине досталось. Твари! Ещё и размножаются. Трясут причиндалами налево и направо!
Наверное, каждому знакомо состояние, когда ты дико хочешь спать, но сон не идёт. Ты погружаешься в дремоту-галлюцинацию, а мысли крутятся, вертятся, как карусель… Фернанда вроде спала, а вроде бодрствовала. Выйдя из тела, разделилась на половинки: Фэр нынешнюю и Фэр из прошлого. Нынешняя обнимала Джерри Анселми, чувствуя запах его парфюма, его дыхание, и с виду безмятежно спала. А прошлая…
Восемнадцатилетняя девушка с глазами-кристаллами и мировоззрением — облаками из книг и сериалов. В драных джинсах, с осветленными в каштановый волосами, она гуляла по Нью-Йорку, неся за спиной рюкзачок — приехала поступать в Полицейскую Академию. Поступила. Ненадолго. Ведь появился он. Конрадо Палло — жгучий брюнет с янтарными глазами, чистокровный итальянец.
С детства живя в Нью-Йорке, он называл себя американским именем Конрад. Познакомились они нетривиально. Фернанда гуляла по Бруклинскому мосту, любуясь на Ист-ривер, и увидела: трое мальчишек лет десяти издеваются над кошкой. Животное барахталось и мяукало, пока «милые» ребята держали его над водой за шкирку. В Фэр с юности горела жажда справедливости, и она рванула на помощь кошке. Бросив животное, хулиганьё смоталось, а кошка зацепилась за парапет. Фернанда, молодая да несмышлёная, полезла её вытаскивать. Она непременно упала бы в реку, если бы не молодой человек. Он был высок, как телевышка. Отругав Фэр за безалаберность, перегнулся через перила и кошку выудил.
Так они и встретились. Обходительный Конрад читал стихи, травил анекдоты, делал комплименты её сапфировым глазам и чудным ножкам. И Фэр влюбилась. Они бродили по Центральному парку, Манхэттену и Таймс-сквер, держась за руки, изучая город вдоль и поперёк. Ели мороженое и целовались под светящимися фонтанами. Никогда Конрад не говорил: «Я тебя люблю». Лишь: «Я тебя хочу», «Давай займёмся любовью, крошка» или «Роди мне пятерых наследников». От этого Фэр корёжило — она ещё тинейджером решила, что детей у неё не будет, поэтому секса с Конрадом избегала. Ему внушала, что стесняется, а сама боялась киндер-сюрприза.
Конрад не был первым её мужчиной. Девственности она лишилась в семнадцать лет с молодым инструктором по плаванью. Фернанда всегда любила мужчин, красивых визуально — среднестатистическая внешность её не привлекала.
Следующим этапом было знакомство с семьёй Конрада. По итальянским традициям много поколений родственников жили в одном доме. Всего — двадцать человек, включая древнюю прабабушку, что передвигалась в инвалидном кресле; бабушек и дедушек; родителей; брата Конрада — Ивано; его сестру, тринадцатилетнюю Джину, а также их дядей, тётей, племянников и племянниц, двоюродных, троюродных и пятиюродных. И эта толпа присела Фэр на уши: она должна родить наследника в ближайший год. Фернанда скрипела зубами, но молча.
Наконец и до интима дошло. Почти. Когда Фэр (по мнению Конрада) испортила чудный вечер, настояв на контрацепции, он устроил скандал — презервативы и противозачаточные вылетели в окно. Влюблённые разругались в пух и прах, и Конрад свалил. Фернанда решила переболеть этим мужчиной и расстаться с ним. Не тут-то было! Через две недели Конрад явился опять. Извинялся, убеждал, что даст ей время, и Фэр, развесив уши, отправилась на вечеринку — день рождения Конрада и Ивана.
Сняв загородный дом, братья собрали толпу, организовав бешеную попойку с марихуаной, кокаином и экстази. Что за дрянь ей подсыпали, Фэр не знала, но почва ушла из-под ног. Как и рассудок. Поэтому Конрад в ту ночь уломал её на секс. Это не было изнасилованием. Фернанда легла с ним добровольно, а, придя в себя и осознав, что забыла о предохранении, убежала. Сменила сим-карту и адрес, переехав на новую квартиру.
Но Конрад достал её окружным путём — их ночь он заснял на камеру. Когда Фэр начала его игнорировать, он выложил её видео и фото на порно-сайт и разослал ссылку студентам Полицейской Академии, где Фернанда училась. Слава о ней распространилась мигом. Пришлось забрать документы и из Академии уйти.
Но это было лишь началом катастрофы. Быстро обнаружив залёт, Фэр поскакала на аборт. Конрад её выследил и, поймав у клиники, ударил камнем по голове.
Очнулась Фернанда в подвале, прикрученная цепью к батарее. И было ей сказано: выпустят её, когда она родит наследника.
— Ты будешь здесь сидеть, пока не родишь мне сына! — орал некогда любимый мужчина. — А как поумнеешь, родишь второго. А потом третьего. Я хочу много детей, поэтому готовься! Хорошая женщина — это беременная женщина! Остальные — шлюхи!
Фэр рыдала и кричала, умоляя отпустить её. Оскорбляла, прямо говорила, что рожать детей не хочет. Но Конрад смеялся и бил её по щекам.
Так Фернанда провела четыре месяца — Конрад держал её в подвале своего дома с молчаливого одобрения всей семьи. А его мать и брат даже приходили любоваться на её живот. Конрад кормил Фэр, как на убой, а бил только по лицу, чтобы не навредить драгоценному ребёночку, которому Фернанда желала сдохнуть. И её любовь к Конраду превратилась в жгучую ненависть. Она мечтала убежать из ада, избавиться от живота и вернуться домой, в Аргентину.
Спасла её Джина, юная сестрица Конрада. Однажды семейка уехала на национальный праздник в итальянскую общину, а девчонка осталась дома — из-за плохих оценок. Она так разобиделась, что стащила у Конрада ключи и выпустила Фэр.
Далее в памяти Фернанды были провалы. И туман. Она бежала, бежала вперёд, задыхаясь. Хотела прыгнуть с моста. Но решила — её могут выловить и даже спасти. Тогда Фэр забралась на десятый этаж высотки и сиганула в лестничный просвет. Отключилась она уже во время падения. Была уверена, что разобьётся, но очухалась в больнице. С переломанными ногами и руками и без живота — упала плашмя на него. Ребёнка, естественно, потеряла.
Фернанда помнила, как хохотала, представляя физиономию Конрада. Врачи явно решили: она с горя свихнулась, но Фэр была счастлива. Удивительно, что Конрад не прибежал в больницу её мучить — не додумался искать в травматологии.
Когда Фернанде сняли гипс, она, заложив драгоценности, купила билет в Буэнос-Айрес. Так и вернулась домой. Родителям сказала, что в Академии ей не понравилось, и поступила в местный Университет Федеральной полиции, дав себе зарок: никогда не возвращаться в Нью-Йорк. И не спать с мужчинами.
Через время, когда Фэр стукнуло двадцать, Констанса и Рафаэль (её родители) погибли в авиакатастрофе, не долетев до «любимого» ею Нью-Йорка. Этот город-проклятие Фернанда возненавидела всей душой.
А сегодня прошлое вернулось. Иван её нашёл, провернув с Агустиной то же, что Конрад сделал с ней, с Фэр. А Вирхиния ему подсобила. Но для Фернанды всё закончилось благополучно, а Агустине повезло меньше. Твари! Чтоб они в аду сгорели!
Фэр тихо всхлипнула, ныряя в реальность и крепче обнимая Джерри. Наверное, он такого не сделает. Он искренне волнуется за неё. Сегодня был так ласков! Джерри шевельнулся — слёзы намочили ему грудь.
— Фэ-эр? — шёпотом протянул он. — Ты чего?
— Ничего…
— Ты плачешь? Ты мне рассказала не всё, так? — мигом раскусил он её.
— Ага…
— Ну так расскажи сейчас, — Джерри провёл ладонью по её позвоночнику, словно играя на фортепиано, и Фэр мурашками покрылась.
— Я не знаю, как это рассказать. Я боюсь, ты меня осудишь.
— Кто я такой, чтобы судить других? Я сам всю жизнь совершаю ошибки и расплачиваюсь за них. У каждого человека есть прошлое. Нет людей без прошлого, — Джерри говорил нежно, лицом упираясь Фернанде в затылок. — Я не буду настаивать. Я знаю, это трудно — рассказать. Но если ты захочешь…
— Я хочу, — слёзно пролепетала Фэр. — Меня это мучает уже семь лет…
Освещаемые звёздами, что тлели за окном, напоминая о других цивилизациях, Джерри и Фэр говорили, как никогда искренне. Тихо, вполголоса, Фернанда поведала обо всём, что пережила в Нью-Йорке. Джерри молчал. Она слышала его дыхание, стук его сердца, поначалу размеренный, а затем быстрый-быстрый, словно он пробежал марафон.
— Вот так, — закончила Фэр. — Об этом никто не знает. Вообще никто, даже моя семья. Ты первый человек, кому я это рассказала. Я всегда боялась осуждения.
— Осуждения за что?
— Они бы сказали, что я убила плод. И ещё смею не расстраиваться. Но я не жалею. Ни тогда, ни сейчас.
— Бессмысленно рожать никому ненужных ублюдков, — молвил Джерри жёстко. — Они однажды вырастут и спасибо не скажут. Но ты вела себя глупо. Ты не хотела детей, но встречалась с типом, склонным к репродуктивному насилию. И ты сбежала, не наказав эту семейку. Почему ты не обратилась в полицию? Похищение, угрозы, ограничение свободы, насилие… Целый набор! Тоже мне инспектор! — Фернанда в тоне Джерри услышала ярость.
— Тогда я не была инспектором, — оправдалась она. — Я была маленькой девочкой и верила в сказки про принцев. Поэтому я струсила.
— Ты и сейчас не тянешь на инспектора, — Фэр не видела лица Джерри, но голос его улыбался. — Не мне осуждать тебя. Я тоже боюсь людей и общественного мнения. Но эти мрази, которые над тобой издевались, заслуживают, чтобы ими пообедали львы! — выплюнул он, как кувалдой шарахнул.
А Фэр развеселила его реакция. Да, Джерри её в подвале не закроет!
— Значит, ты… ты не думаешь, что я ужасная, плохая и всё такое? — робко спросила она.
— Я думаю, что ты дурочка, — он обнял её, и косточки его бёдер впились Фэр в живот. — Трусливая маленькая дурочка, которую унизил недоразвитый ублюдок. А она ему разрешила. И самое смешное, что я эту дурочку люблю.
— Что? — ахнула Фернанда.
— Я тебя люблю, — повторил Джерри.
Фэр ушам своим не поверила. Он впервые это сказал. Джерри Анселми признался ей в любви! Она была так счастлива, что кинулась его целовать. На ощупь, в темноте, покрыла ему лицо мелкими поцелуйчиками.
— Я же говорю — дурочка, — Джерри хихикал, позволяя эти шалости.
А Фэр ощутила, как с груди её скатился камень размером со шкаф. Впервые она кому-то рассказала свою историю. И её не осудили. Поняли и приняли. И признались в любви. Всё-таки Джерри чудо. Невыносимое чудо!
— Я тоже люблю тебя, Джерри Анселми, — шепнула Фернанда.
Он улыбался, накручивая её волосы на пальцы, как на коклюшки. А Фэр живо сморил сон, где кошмарам отныне места не было.
Комментарий к Глава 35. Когда открываются тайны ----------------------------------
[1] В Аргентине нет школьных тетрадей. Ученики пишут на листах формата А4, которые потом крепят в папки-скоросшиватели.
[2] Кваст — горячий лимонад с добавлением лимонного сока и мёда, традиционный голландский напиток.
====== Глава 36. Эх, семейка! ======
Проснулась она в десять. За окном ухмылялось солнце, и его лучи, отражаясь в зеркалах, радостно бегали по стенам и потолку. Везде царил бардак, а в изголовье кровати дрыхла пушистая голубоглазая грелка — кот по имени Дамас.
Джерри дома не оказалось, но на барной стойке в гостиной Фернанда нашла связку ключей и записку: «Я ушёл на репетицию. Будешь уходить, покорми Дамаса и запри дверь. Целую. Джерри».
Позавтракав салатом из морепродуктов, прихорошившись и накормив кота, Фэр решила воспользоваться моментом. Идея залезть в два секретных ящика мучила её давно. Один был в ванной, а второй — в студии на третьем этаже. Первый ящик Джерри замыкал ключом со связки, что сегодня доверил ей — после вчерашнего забыл про бдительность. Как открывать второй ящик, с кодовым замком, Фэр не знала. Но метод тыка подойдёт. Да, это подло, но она глянет одним глазком и всё.
Фернанда заперлась в ванной на случай появления Нанси. Выбрав нужный ключ, открыла ящик, но содержимое её разочаровало. Упаковки таблеток с длинным названием «Глюкокортикостероиды»; несколько ампул с бесцветной жидкостью; «обручальное» кольцо-змея; ежедневник с аббревиатурами и цифрами.
Засунув всё обратно и прихватив ежедневник (Фэр решила, что одна из комбинаций в нём — код), она влезла на третий этаж. Ящик скрывался в полу. Чтобы его увидеть, надо было отодвинуть кресло, приподнять коврик и вытащить пару досок ламината.
Подбор кода занял целый час — в ежедневнике таилось море комбинаций. Фэр уже хотела спасовать, но очередной введённый код, наконец, подошёл, и замок остался в её руках.
Но и здесь страшных тайн Фернанда не нашла. Бумаги со схемами и таблицами, где фигурировали названия на латыни; записки с химическими формулами (в химии Фэр была полный ноль); папки с документами на недвижимость; блокнот, книги «Утончённые убийцы стран Азии», «Средневековые пытки и жертвоприношения» и «Куноити — цветы смерти». Ну и чтиво!
Фернанда полистала блокнот: номера телефонов, адреса, даты встреч, столбики из непонятных цифр и аббревиатур; рисунки в виде змеи с крыльями летучей мыши; и фраза «Angelis Pacis Amare», крупно выведенная на одной из страниц. Фэр важности в этой информации не увидела. Зато в отдельной коробке нашла два удостоверения личности, а также DNI [1]. Одно — на имя Джереми Анселми дель Грасса (на него был оформлен и DNI). А вот третий документ Фэр заинтересовал.
«Херман Бустос Агирре», — прочитала она. Вот! Настоящее имя Джерри! Получен документ был в 2004 году, и данные его совпадали с новым удостоверением. Кроме фамилий родителей. Юный Джерри на фото выглядел иначе. Короткие волосы, щёки впалые и проблемная, бугристая кожа на лице. Хотя черты мало отличались. Стандартные возрастные изменения. Судя по датам, Херману на фото было лет восемнадцать. Обычный парень, симпатичный, но чрезмерно худой. А Фэр всегда думала, что на Джерри куча пластики. Выходит, красота у него натуральная.
Закончив шарить, Фернанда попыталась замести следы любопытства. Заперла ящики, попрощалась с Дамасом и вышла из квартиры. Но внизу её ждал сюрприз — небоскрёб был оцеплен полицией. Фернанда насчитала пять авто с мигалками и дюжину копов. Был здесь и Берни. В упор её не замечая, он выглядел загружено. Капрал Гонсалес дымил сигаретой, а комиссар хмурился, напоминая тучу, что бродит, бродит по небу и никак не прольётся дождём.
Рядом стояли Нанси, сеньор Феликс и дама, показавшаяся Фэр знакомой. Нанси выглядела равнодушной, а консьерж был не в себе. Тряся головой, как старик, он дёргал бородку и что-то верещал, а дама, худая и длинная аки богомол, хлопала его по плечу.
— Комиссар, какими судьбами? Что случилось? — спросила Фернанда, приближаясь к компании.
— А, инспектор Ривас! Вечно ты ходишь-бродишь и ничего не знаешь, — отругал её комиссар. — Твой любимый маньяк опять активизировался.
— Здесь? В этом доме?! — ахнула Фэр.
— Да, жертву зовут Леопольдо Магальяэс, он жил на тридцать втором этаже. С утра его горничная обнаружила труп в ванной. Схема та же: красные розы, кровь, яд… ничего нового. Родственников мы уже оповестили. Они должны подъехать.
Фэр ногой топнула. Убийца был так близко, в доме Джерри! Она могла бы поймать его. Вот непруха!
— Этот сеньор был депутатом, — добавил расстроенный консьерж. — Скрытный такой, всё ходил пешком по лестнице вверх и вниз, вверх и вниз. Никогда лифтом не пользовался. Говорил, для здоровья полезно. Ну как, как же я умудрился прохлопать убийцу? — голосил сеньор Феликс, почёсывая лысинку на макушке. — Наверное, я старею. И как я не заметил чужака?
— А если он не чужак? — размышляла Фэр вслух. — Может, кто-то из жильцов или их гостей!
— Я тоже так думаю, — сказала худая женщина.
— Ньевес, ты хоть не лезь! И без тебя тошно! — оборвал её сеньор Феликс. — Если убийца кто-то из жильцов или их гостей — это катастрофа! Значит, он с виду приличный человек. Тогда его вообще не вычислишь! Кстати, знакомьтесь, это моя жена Ньевес, — представил даму консьерж.
Фернанда пожала ей руку.
— А мы встречались уже, — сеньора Ньевес сама напомнила Фэр, кто она. — В доме у мистера Джерри. Я там гувернанткой работаю, воспитываю эту мерзкую девчонку Айлин. Сущий дьявол!
— Да, я вас помню, — солгала Фернанда. — Но я не знала, что вы жена сеньора Феликса.
— О, мы уж двадцать лет женаты! Какие совпадения порой нам дарит жизнь, правда? — сеньора Ньевес, улыбаясь, обняла мужа, что продолжал вздыхать и охать.
— Комиссар, а что совсем-совсем нет улик? — вернулась Фэр к теме маньяка.
— Улик нет, но есть свидетель! — огорошил комиссар, подняв указательный палец вверх.
— Свидетель — это я, — заговорила Нанси. Ни лицом, жестом она не демонстрировала страха или беспокойства. — Я сегодня пришла рано. Обещала сеньоре Фифи, глухой даме с пятнадцатого этажа, купить её любимые комиксы. Я к ней зашла, а когда ждала лифт, чтобы ехать к мистеру Джерри, увидела, как вниз по лестнице промчался человек. Это было около восьми утра. Он пробежал очень быстро. Но я не придала значения. Я убралась в квартире, а потом мистер Джерри ушёл. Вы ещё спали, сеньорита. А когда я спустилась в магазин, увидела наряд полиции.
— А как этот тип выглядит, Нанси? — по-бульдожьи вцепилась в неё Фернанда.
— Весь в чёрном, худой, роста среднего. На голове — капюшон. А ещё тёмные очки и борода. На руках перчатки и сумка на плече, типа почтальонской. А больше я ничего не запомнила.
— Спасибо, Нанси, — Фэр одобрительно похлопала её по плечу. Этот облик соответствовал фотороботу Тоса: худой, невысокий мужчина с бородой.
— Да за что меня благодарить? — Нанси выразила недовольство. — Я ж понимаю, что ничем не помогла.
— Как же я не увидел его? Бестолковая моя голова! — пыхтел сеньор Феликс.
Зафиксировав свидетельство Нанси и консьержа, Фэр поднялась на тридцать второй этаж. Вместе с экспертами осмотрела квартиру, труп и лестницу, где бегал предполагаемый маньяк. Хладнокровно изучила лестничные клетки и пролёты, ища отпечатки пальцев, подошв или утерянных Фантомом вещей. Напрасно. Это точно человек? Не может быть, чтобы за восемнадцать убийств он не совершил ни одного промаха. Но было и отличие от других преступлений — Леопольдо Магальяэсу выкололи глаза.
Скоро явились и родственники жертвы: сын и невестка. В мужчине, бритоголовом качке, Фернанда узнала типа, которого однажды вытащила из кровати Вирхинии. Сезар Магальяэс не вспомнил её — скорбел по отцу — и Фэр прикинулась, что они незнакомы. Когда формальности были закончены, Фернанда позвонила Джерри.
— Не новость, а чудо! — брызнул он ядом. — Теперь у дома полиция, не пройти, не проехать! Замечательно!
Как Фэр уже выяснила, Джерри был интровертом, косящим под экстраверта. Он чванился, когда выходил в свет. Дома же предпочитал покой.
— Бери Дамаса и езжай в Баррьо Парке, — властно велел Джерри. — Жди меня там. Я буду чуть позже. Адрес ты знаешь. Не хочу сегодня любоваться на полицейские мигалки и пробираться в квартиру через оцепление.
Фернанда была только за — ей нравился тот особняк. Взяв Дамаса и попрощавшись с Нанси и коллегами, она на такси доехала до Школы изящных искусств (накануне оставила там «Дьявола»).
— Какой же ты тяжёлый! — упрекнула Фэр кота, запихивая его в рюкзак.
«Все мы несовершенны, — философски подумал Дамас. — Но уши будет жалко, если ты их прищемишь», — покосился он на молнию.
Карабином Фэр прицепила ошейник к рюкзаку, чтобы кот не вывалился при движении, и они помчались по Авенида Либертадор. Дамас крутил головой, следя за мельканием людей, деревьев, небоскрёбов, и пробовал на зубок косу Фэр, торчащую из-под её шлема. Скорость Фернанда обожала. И обожала ездить на мото. Но в последнее время охладела и к работе, и к увлечениям. А сегодня душа её, низвергнув камень прошлого, ликовала. Она испытала кайф от езды на мотоцикле, словно возродилась в ней безалаберная девчонка, что не боялась лететь в чужую страну или выручать кошку посреди Бруклинского моста.
«Некоторым лучше стать мотогонщиком, чем копом», — решил Дамас, сворачиваясь на дне рюкзака, когда в глазах его зарябило от мельтешения.
Через полчаса Фэр тормознула у шлагбаума. Райончик-то — VIP, без пропуска не влезешь. И как она забыла? Пришлось звонить Джерри. Он велел передать трубку охраннику и, по его приказу, Фернанду за шлагбаум впустили.
Ещё пятнадцать минут езды, и вот — уютный своей современностью дом и заботливые руки кухарки, что наготовила вишнёвых пирожков и острый томатный суп-пюре. Дон Альберто косил в саду газон, молодая травка его цветом напоминала древолаза — ярко-зелёную лягушку с огненно-красными глазами.
В доме находились только слуги. Донья Нильда объяснила, что Марлене, которая ещё жила здесь, с утра повезла Айлин в Серро-Байо [2], любоваться на озеро Науэль и кататься на горных лыжах. Эта женщина, как и девчонка, Фернанду раздражали, и она обрадовалась их отсутствию.
До вечера Фэр била баклуши, катаясь в шезлонге-качелях и обнимаясь с планшетом; с подушкообразным Дамасом под боком и ласковым сенбернаром Гуччи у ног. Джерри явился поздно и, к досаде Фэр, (она мечтала об уединении с ним) привёз адвоката Элио Алвеса.
Когда донья Нильда накормила всех лососем, запечённым в сырном соусе, и апельсиновым пирогом, они устроили совещание за стаканом горячего австрийского глинтвейна.
Инцидент с Агустиной обсуждали долго. Элио Алвес согласился выступить адвокатом потерпевших, а Фернанду удивило, что Джерри впрягся за её племянницу. Она хотела верить — это ради неё, Фэр, но глупо себя обманывать.
Адвокат убедил её, что Агус должна выступить в суде — без этого привлечь Ивана не выйдет. Также надо заставить директрису от Ивана учениц оградить. И стоит разведать его прошлое — это забота Фэр, как инспектора полиции. А когда она соберёт дело, на арену взойдёт адвокат. На том и порешили.
Наступил май, принеся тускло-ленивую погоду и метаморфозы. Вирхинии подходил срок рожать, и она устроила в доме кружок «беременюшечек». Заняв гостиную, женщины бесконечно ели, смотрели фильмы про роды, читали мамские форумы и хвастались животами и результатами УЗИ. Шум стоял дикий, а от слащаво-уменьшительного сленга, даже у Барби уши закладывало. Тётя Фели не подпускала её к пузатой компании, боясь — они зажарят её и съедят.
Маргарита домой являлась редко — нашла ухажёра. Личность его стала для Фэр сюрпризом. Тос, бармен из «Угарте»! Они познакомились в салоне красоты, когда Маргарита делала ему маникюр. Фернанда, после эпизодов с Нанси, принимала Тоса в штыки, что и высказала сестре. Маргарита обиделась — её не пугали ни разница в возрасте (Тос был младше её на семь лет), ни дети Тоса, ни его слепая мать, ни отношения с бывшей. А позже выяснилось: Нанси написала на экс-мужа заявление об угрозе жизни, Тос испугался и пошёл на мировую, и они договорились, что дети останутся с ним, а Нанси будет навещать их и платить алименты.
Фэр пришлось с выбором Маргариты смириться. Сама же Нанси, отделавшись от Тоса и детей, витала в облаках. На её горизонте замаячил мужчина — человек, что некогда защитил её от Тоса. Оказался им доктор Умберто Барриос, личный гинеколог Фернанды.
В доме ад был кромешный. Тётя Фели и донья Канделария, спасаясь от беременюшечьей оккупации, убежали на крышу. Организовали там сад, натаскав ящиков с землёй, и высадили экзотические растения: мухоловки, пожирающие насекомых; кровавый зуб — несъедобный гриб, похожий на кусок торта, из которого вытекает красное повидло; не смертельные, но ядовитые «кукольные глазки»; литопсы — «живые» камни с яркими цветами. Подруги огородничали целыми днями, боясь, что их экзотическая растительность сдохнет от неподходящего климата или почвы. Даже Барби, выкрашенная теперь в ядовито-сиреневый, на крышу не допускалась (в целях безопасности и растений, и собаки).
Встречи с комиссаром тёте надоели. Он был тяжёл на подъём и ленив, что энергичной тёте Фели претило. Продав участок на луне, она вернула ему долг, расплатилась по оставшимся счетам (Вирхиния деньги Амадо использовала во благо — отдала кредиторам). Так долг был погашен, а с комиссаром тётя распрощалась.
Фэр же переехала к Джерри — надоело ей сталкиваться с беременными, что лезли всюду, нагло вытрясая из шкафов и комодов одежду и обувь, косметику и украшения. Прям нашествие саранчи! Много вещей Фернанда увезла в квартиру Джерри, а свою комнату стала запирать.
Любовные признания сделали Джерри ласковым. Фэр он больше не жалил, фактически сняв все маски, кроме одной — о своём прошлом Джерри молчал. Фернанда хотела подобраться к этой теме, но медлила, решив жить сегодняшним днём. Впервые она чувствовала себя уверенной, защищённой и… любимой. Хотя Джерри не дарил цветов, мягких игрушек и побрякушек — мечту романтичных девочек. Не стоял на коленях, предлагая руку и сердце, и не изображал принца на белой лошади, но в искренность его Фернанда верила. Взгляды Джерри и объятия говорили сами за себя.
Единственным его фетишем было дорогое нижнее белье — в него Джерри облачал Фэр регулярно. Он любил, когда она расхаживала в корсетах, кружевных стрингах и чулках на подтяжках. Фернанда не отказывалась от этих презентов — тоже проявление любви. Зато не мучил, не насиловал и в подвал не сажал.
За три месяца Фэр иадвокат Алвес собрали дело против Ивана. Агустина дала показания, уговорив сделать это и других школьниц — его жертв. Фернанда сводила её к стоматологу и в салон красоты, где ей сделали асимметричную стрижку и выкрасили кончики волос в малиновый цвет. Похудев, Агус опять надела короткие шортики и топы; осуществила мечту — пирсинг на губе. Она помирилась с Сэси и Фредом, с которыми враждовала из-за их непринятия её связи с Иваном. Эти двое зачастили в гости, а вскоре сознались — у них роман. Агустина радовалась и даже хотела устроить вечеринку, но Фэр понимала — это всё наигранно. Как бы Агус не храбрилась, а в душе её по-прежнему жила испуганная девочка.
Из школы их с Иваном исключили — сеньора Беатрис наказала и Агустину за сексуальную связь с преподавателем. Агус больше не рисовала, выбросив картины, холсты и краски в помойку. Она не желала ни учиться, ни работать, только лежала на диване, играя с планшетом.
А Иван исчез. Когда к нему явилась полиция с ордером на арест, квартира была пуста. У Фэр же возникла мысль: Фантом-убийца — Иван. Он прибыл в Аргентину из Бразилии в январе 2015 года. А в феврале маньяк совершил первое преступление — убийство пожилого немца Орасио Шейденберга.
На днях же Фернанда испытала новый шок, узнав, что Ивано Палло умер от передозировки героином в 2012 году в Нью-Йорке. Соединенные Штаты он не покидал никогда. Зато его брат-близнец в 2013 году переехал в бразильский Белу-Оризонти. Фэр была в ужасе, заподозрив: Иван — это Конрад, что выдал себя за мёртвого брата. Не зря он вопил про гипотетического ребёнка. И этот человек, столь хитрый и подлый, явно сойдёт за маньяка.
Ивана объявили в федеральный розыск, а Фернанда, боясь за себя, Агустину и других членов семьи, выпросила у комиссара охрану. Полицейские окопались у её дома, а Джерри изводил ревностью к Амадо — тот донимал Фэр звонками с требованием помирить его с Вирхинией.
— Я не знала, что ты ревнивец, Джерри Анселми! — посмеялась Фернанда, когда, во время звонка Амадо, Джерри выхватил её смартфон и засунул его номер в чёрный список.
— Это не ревность, — отговорился он мрачно. — Этот тип опасен. Он лгун и псих. Не общайся с ним, Фэр, прошу тебя! — судя по тону, Джерри был убеждён, что Амадо — герой отрицательный.
Дело маньяка больших изменений не претерпело. Допрос соседей Леопольдо Магальяэса плодов не дал, а жители высотки, люди приличные, сомнений не вызвали. Поиск Маркоса Феррера тоже зашёл в тупик, но попытка найти адвоката Каспера Брёкке увенчалась успехом — он жил за городом, и ему отправили повестку.
Сегодня, в последнюю субботу мая, Фэр пребывала в любовно-романтическом настроении. С утра её разбудили поцелуи Джерри и облизывания Дамаса; джакузи с пеной и новый комплект нижнего белья: красное микро-платье, шортики и латексные чулки. Облачив Фернанду в этот наряд, Джерри усадил её к себе на колени и заласкал всю, пялясь на неё, как голодный Дамас на кусочек мяса. Фэр льстило, что она обуздала этого несносного человека, разожгла в нём страсть. День они посвятили любовным утехам, валяясь в кровати. Фэр аж устала.
Когда стемнело, они с Джерри отправились в «рейд» по ночным клубам. Но только сели в машину, как зазвонил телефон.
— Тётя Фели, кто же ещё?! — закатила Фернанда глаза. Это уже наглость. Ни дня покоя!
— Не бери трубку, ну её! — скривился Джерри. — Пусть сами разбираются со своей ерундой.
— А вдруг что-то случилось?
— Как всегда чепуха. Фэр, ну пожалуйста, не отвечай! Останься со мной, — это прозвучало как сдержанная мольба.
И Фернанда звонок сбросила, хотя эта ревность её напрягала. Джерри считал, что семья отбирает её у него. Как бы он лютым собственником не оказался!
Судя по ликующим чертям в глазах, Джерри был уверен, что он победил тётю Фели. Как бы не так! Тётя позвонила снова. И ещё раз. И опять. И не успокоилась, пока Фэр не взяла трубку.
— Да, тётя, в чём дело? — недовольно ответила она. Ну вот зачем трезвонить, если звонок сбрасывают?
— У нас ЧП! ЧП! — заголосила тётя. — Фернандита, приезжай!
— Не хочу, — сказала Фернанда, видя, как Джерри гневно выпятил подбородок. — У меня планы на вечер, тётя. Я не приеду, даже если у вас землетрясение.
— У нас не землетрясение, у нас хуже! — истерила тётя во всю глотку. — Вирхиния рожает!
— Ха! Тогда я сто процентов не приеду. Мне без разницы, рожает она или нет, — позлорадствовала Фэр.
— Она две недели не доходила! — визгнула тётя. — Ей ещё рано! Надо остановить роды! Придумай что-нибудь, ведь ты полицейская!
— А я тут причём?! Я не акушерка! Вызовите скорую. Нечего меня беспокоить из-за чепухи.
— Какая же это чепуха?! — не сдавалась тётя Фели. — Всё началось из-за дурака Амадо! Он едва не убил мою Вирхиниту!
— Опять?
— Он нёс всякую чушь! Сказал, что ребёнок у Вирхинии фальшивый. И схватил нож, чтобы живот ей вспороть. Я чуть в обморок не упала! Даже Барби нас не защитила. Бесполезная нахлебница и лентяйка! Мы были во дворе, и за нас вступился сеньор Лареа. Он вызвал полицию, а Амадо руки связал. Этот дурак теперь в комиссариате. А у Вирхинии схватки и начались. От нервов всё, — тётя перевела дух. — Так ты приедешь, Фернандита?
— Нет, не приеду. Везите Вирхинию в роддом. Амадо я завтра займусь. А сегодня отвяжитесь от меня со своими детьми и разборками! — и Фэр нажала на смартфоне кнопку «выкл».
— А я говорил, этот тип — монстр. Вот и с ножами на людей кидается. Его место в тюрьме, — слова Джерри будто скрябали наждаком по металлу. — А в роддом мы поедем завтра.
— В роддом?! Зачем? Ты же знаешь, я не люблю детей! — набычилась Фэр — смотреть на ребёнка кузины ей не улыбалось. — Ты хочешь увидеть потенциального сыночка?
— Нет, хочу доказать, что был прав. Я говорил, со мной играть — чревато. Вирхиния не услышала. Но это потом. А сейчас — развлекаться! — и он нажал на газ, так ярко сверкнув глазами, что Фернанда в кресло вжалась.
Комментарий к Глава 36. Эх, семейка! -------------------------------------
[1] DNI — документ национальной идентификации. Он подтверждает право иммигранта на проживание на территории Аргентины и легализует документы, полученные за границей.
[2] Серро-Байо — горнолыжный курорт в аргентинских Андах.
====== Глава 37. Жизнь — бумеранг ======
Ночь Джерри и Фэр провели волшебную, кочуя по элитным заведениям. Посетили готический ресторан для VIP-клиентов, стриптиз-бар и гей-клуб. Джерри обнимал гламурных женщин, целовал в щёки мужчин, позволяя им расхваливать свою фигуру и внешний вид. Фэр же, расслабленная действием спиртного, получила море позитива.
Пиком ночи стал секс в автомобиле в шесть утра — алкоголь вытряс остатки разума. Ещё только светало и было безлюдно. Проехав по трассе, любовники припарковались на тихой улочке. Расшнуровав завязку чёрного мини-платья Фэр, Джерри спустил его с шеи, обнажая ей грудь. Сняв с девушки трусики, рывком усадил её к себе на бёдра. От поцелуев Джерри, от его восхитительно-гибких пальцев, что играли на её теле, как на струнах арфы, Фэр с ума сходила. И в пик наслаждения, она не утерпела и громко вскрикнула, спугнув с деревьев ночных птичек. И подумала о Вирхинии — эта дура сейчас рожает. Так ей и надо!
— Тс-с-с, моя сумасшедшая мисс инспектор, не кричи, — хихикая, Джерри закрыл ей рот ладонью. — А то народ сбежится.
— Я тебя обожаю… — шепнула Фэр, ловя губами его пальцы.
— И я… Что ты сделала со мной, Фернанда Ривас? — он прижался лицом к её шее, языком щекоча мочку уха. Фернанда смеялась.
— Может, я сделала тебя счастливым?
— Не знаю… А что есть — счастье?
— Это когда хорошо, — эхом вторила она.
— А мне никогда не было хорошо, — ответил Джерри грустно.
— Даже со мной?
— С тобой — впервые.
Фэр давно видела в Джерри химеру тоски, океанически глубокой. Чётко она открывалась в минуты их близости. Иногда он так пялился, будто навсегда прощался.
Склеившись, как два магнита, они не желали возвращаться в реальность. Но золото рассвета вынудило их очнуться. К восьми утра Джерри и Фэр приехали в Пуэрто Мадеро. Обогнув кучку замызганных фанаток, что дрыхли на газоне под плакатами с надписью: «Джерри — наш кумир», они нырнули в парадную. Поднялись в квартиру и завалились спать. Отдыхали до полудня, не разнимая объятий. И только потом Фэр включила смартфон, где нашла двадцать неотвеченных от тёти Фели. Перезванивать не стала — Джерри велел завтракать и собираться в роддом. Эта скорость Фернанду покоробила. Всё ясно — Джерри хочет увидеть ребёнка.
В какой роддом Вирхинию отвезли, Фэр не представляла, но Джерри горделиво сообщил: адрес он знает. Пока они мчались по Авенида Санта-Фе — улице бутиков и салонов — Фернанда зубами скрипела. Даже мелодичные песенки по радио и розовый-розовый, как шерсть Барби, «Салон красоты Энеаса Арайя», мелькнувший сбоку, не добавили ей оптимизма. За полчаса, что они ехали, Фэр мысленно с Джерри рассталась. Когда он скажет, что ребёнок его, она развернётся и уйдёт. Заберёт свои вещи из квартиры, сменит сим-карту и вычеркнет Джерри Анселми из памяти. Пусть живёт с Вирхинией! Надо её вытурить из дома и поменять замки. А шмотки кузины она бросит Джерри под дверь.
Они припарковались у роддома, и Фернанда пошла за Джерри на автомате, думая о своём. От обиды у неё звенело в ушах, но Джерри не казался угнетённым, скорее готовым к бою. Пока он уточнял информацию на ресепшене, Фернанда вообразила, как он нянчит ребёнка Вирхинии, противного, краснолицего и орущего аки Сандрито, внук доньи Раймунды. От этих фантазий она скривилась так, что Джерри заметил.
— Что с тобой, май дарлинг? — мягко-насмешливо спросил он. — У тебя лицевой нерв воспалился?
— Какая я вам «дарлинг»? — Фэр надулась, как мыльный пузырь. — Для вас, мистер Джереми Анселми дель Грасса, я — инспектор Ривас. Любезничайте со своей женой и детьми, а ко мне обращайтесь только по важным вопросам. В иных случаях сделайте вид, что мы незнакомы.
Джерри закатил глаза под лоб. Хихикнул, но оправдываться не стал, и они поднялись на второй этаж. Усадив Фэр на лавочку в коридоре, Джерри велел ей ждать и ушёл.
Фернанда осталась одна, рассвирепев ещё больше. Даже кутикулу на ногте отгрызла. Но тут звякнул смартфон в кармане её джинсовой куртки. Наверняка тётя Фели! Это не женщина, это гидра — водяной паразит, от которого не избавишься. Но узрев на дисплее имя «комиссар Гальяно», она вспомнила, что должна быть на работе. Придётся врать. Но что? Ах, да, вчера же Амадо на Вирхинию напал!
— Слушаю!
— Так, Фернанда Ривас, где ты бродишь? Ты должна быть в комиссариате!
— Я на работе, комиссар, веду расследование, — не моргнула Фэр глазом.
— Это какое же интересно? — судя по хитрому тону, комиссар не поверил.
— Вчера один тип на мою кузину напал с ножом. Она сейчас в больнице, бедняжка, — Фернанда лицемерно вздохнула. — А я жду, когда врачи мне разрешат её допросить.
— Ах, так ты рабо-о-отаешь! — голос комиссара подобрел. — Ну извини, дочка. Я решил, что ты опять гуляешь. А этот тип, Амадо Феррер, сидит в нашем обезьяннике и несёт какой-то вздор.
— А он того, комиссар. У него кукушка больше не кукует, — и Фэр звонок сбросила.
Джерри не возвращался, и она не сомневалась — он нянчит ребёнка Вирхинии. Представив эту картину, она чуть не заорала. Ну почему, почему она должна отдавать Джерри этой дуре?
В итоге Фернанда позвонила тёте. Та схватила трубку вмиг.
— Тётя Фели, как у вас дела? Вы где?
— В роддоме я! В коридоре сижу на четвёртом этаже, а к Вирхините меня не пускают. Всё ходят мимо и ничего не говорят. Зато смотрят, как на ожившего мамонта. Фернандита, куда ты пропала? Приезжай сейчас же!
— Так Вирхиния родила или нет?
— Родила. Вроде бы мальчика. Она сейчас спит. И это всё, что я знаю, — роптала тётя. — Дитёночка я не видела и Вирхиниту тоже. Сижу тут одна как сыч. Марго и Агустина со мной не поехали. Одна на работе, а другая, видите ли, роддома не любит. Безобразие!
— Я сейчас приду, — утешила её Фэр.
Наплевав, что Джерри может вернуться и не найти её, Фернанда вскарабкалась на четвёртый этаж. Тётю увидела издали — её ярко-розовое платье контрастировало с голубыми больничными стенами. И правда мамонт.
— Фернандита, ну наконец-то! — тётя моментально воспрянула духом. Вскочив с лавки, побегала туда-сюда, разминая косточки. — Сижу я тут, как попрошайка на паперти, — затянула она жалостливую песню. — Всю ночь просидела. Никто ничего не говорит и ни к Вирхините, ни к ребёночку меня не пускают. Сказали только, что родила она ещё вчера, а сейчас отдыхает. А дитёночек на искусственной вентиляции лёгких. Вроде у него лёгкие плохо раскрылись. Больше я ничегошеньки не знаю. Это потому что у меня связей нету в высшем руководстве! — закончила тётя раздражённо, словно это Фэр была виновата в её неосведомлённости.
Фернанда плюхнулась на лавку. Так они с тётей прокукарекали ещё с полчаса. Джерри звонил пару раз — Фэр сбросила вызовы и отключила телефон. Мимо бегали доктора и медсёстры. На все вопросы они разводили руками, советуя ждать лечащего врача. Но, в конце концов, Фернанда выбила кусок информации у одной из медсестёр. Оказалось, роды прошли легко, Вирхиния абсолютно здорова и отдыхает в палате. А вот у ребёнка — сложности. Ему сделали экстренную операцию и подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Сейчас он дышит через трубку, вставленную прямо в трахею. Фэр в медицине не разбиралась, и поняла одно: у ребёнка проблемы с дыханием.
Но вдруг из дальней по коридору палаты разнёсся вопль: «Как ты смеешь отвергашечки меня и мою лялюляшечку, ирод несчастный?!».
Тётя и Фэр недоуменно переглянулись.
— Это ж Вирхиния, — мигом просекла тётя Фели. — Я голос её издали узнаю.
— И словечки её…
Пихая друг друга, наперегонки они добежали до палаты. Тут Фернанда и выпала — кроме скулящей, растрёпанной и сейчас абсолютно некрасивой Вирхинии, там был и… Джерри. Стоя в центре комнаты, он размахивал некой бумажкой.
Кусая губы, Фэр рванула назад. Ну нет! Не будет она глядеть, как Джерри предлагает Вирхинии руку и сердце. Это без неё! Однако локоть ей жёстко сдавили «клешни дьявола». У неё аж калейдоскоп в глазах завертелся!
— Стоять! — Джерри втянул её в палату и, толкнув на стул, дал ей бумажку.
— Это что? — Фернанда всмотрелась в бланк. — Заключение о биологическом отцовстве, — прочла она вслух. — Основываясь на результатах внутриутробного анализа 20 генетических систем, биологическое отцовство сеньора Анселми дель Грасса в отношении 32-недельного плода матери Марии Вирхинии Сантойя исключено, так как совпадений у них не обнаружено. Вероятность отцовства в данном случае — 0,00%.
— Это враки! — кудахтала Вирхиния, обрывая чтение Фэр. — Я не давала согласия на анализики! Это подделочка!!!
— Тест на ДНК делают и во время беременности. Анализ провели без твоего согласия. Пункцию биоматериала взяли месяц назад во время обследования, — Джерри говорил монотонно, скрестив руки и глядя на Вирхинию в упор. — Это произошло с моей подачи. Я знал, что добровольно ты не согласишься, поэтому отсчитал нехилую сумму твоему гинекологу.
— Но это твой ребёночек! Твой! — упорствовала Вирхиния, выкатывая глаза и напоминая безумную. — Это всё враньё! Это неправильный анализик!
Фэр молчала, переваривая информацию.
— Этот ребёнок не мой, — большим пальцем Джерри погладил ямочку на подбородке. — Во-первых, ДНК это наглядно подтвердил, во-вторых, — он вытащил из кармана конверт. Сунул его в руки Фернанде. — Читай, май дарлинг, у тебя это великолепно получается! Лучше бы ты занялась скорочтением, а не расследованиями.
С нетерпением Фэр открыла конверт. Сейчас, когда злость прошла, у неё включилось любопытство. Ну что ещё придумал этот человек-сюрприз? Вытащив новую бумажку, она прочла медицинское заключение. Масса терминов, где Фернанда углядела фразы: вероятность к отцовству 0,01% в связи с проведённой в 2012 году операции по вазэктомии [1].
— Я бесплоден! — озвучил её молчание Джерри. — В Нидерландах я сделал вазэктомию, — на Фэр он не смотрел, но она чувствовала, что Джерри говорит для неё. Вирхинии он мог этого не рассказывать, ДНК-то отрицательный.
Фернанда испытывала смешанные чувства: шок, облегчение и злорадную радость. А Вирхиния и тётя Фели разинули рты, как два полудохлых анчоуса.
— Я думаю, тема закрыта! И не надо жертву корчить. Я тебя предупреждал, — Джерри мстительно заглянул в убитое лицо Вирхинии. — Я спрашивал прямо: уверена ли ты, что хочешь повесить ребёнка на меня. Ты сказала «да». И получила бумерангом по лбу! За всё в жизни надо платить. Идём, май дарлинг, нам больше нечего тут делать.
Он схватил Фэр за руку. Она пошла за ним хвостиком, а позади стояла гнетущая тишина — Вирхиния и тётя Фели молчали в тряпочку.
И почему Джерри не сказал о вазэктомии раньше? Это меняло всё. Бесплодие может быть ошибочным или удручающим диагнозом, но вазэктомия — это другое. Джерри никогда не повторит издевательств Конрада. Он её не обрюхатит и не посадит в подвал!
Фернанда хотела его обнять, но в дверях столкнулась с медсестрой. Та несла кулёк — младенца. Он был завёрнут в пелёнку с головой, и Фэр от него шарахнулась, как от чумы.
— Вы папаша? — спросила медсестра у Джерри.
Он качнул головой отрицательно.
— А кто папаша?
— Им виднее, — он показал на Вирхинию и тётю, что сидели с вытаращенными глазами — одна на кровати, вторая на стуле.
— Дело в том, что… — медсестра замялась, — в общем… тут дело такое…
— Какое «такое»?! — хором выкрикнули Фэр, тётя и Вирхиния.
— Ребёнок немного странный, — отвела глаза медсестра.
— Это в каком смысле? — не поняла Вирхиния. — Ну-ка, дайте мне мою лялечку немедленно! Его, наверное, кормить пора!
Медсестра молча протянула ей ребёнка.
— Его зовут Эдуардо Алехандро. Эдди! Красиво, правда?! — весело прощебетала Вирхиния и отогнула пелёнку. И умолкла, тараща на младенца глаза.
— Что-то не так? — тётя с любопытством приблизилась. Вытянула шею и с криком подалась назад. — А-а-а! У него нет носа!
— Как это нет носа? — Фэр решила, что она шутит. — Наверное, нос просто маленький, но он вырастет.
— У него нет носа, — повторила тётя Фели, часто-часто моргая. — Я сейчас упаду в обморок!
— Аплазия костей носа — редкая патология, — разжевала медсестра. — Встречается у одного из 200 миллионов новорождённых. Вылечить это нельзя. Мы сделали экстренную трахеотомию, чтобы ребёнок мог дышать. Но нужна более тщательная плановая операция, дабы он не жил с торчащей из горла трубкой. А когда подрастёт, возможна и пластика. Нос ему пришьют. Функционировать он не будет, но эстетически ребёнок станет нормальным.
Тётя Фели, охая, бормотала: «Дайте мне срочно коньяку, а то я упаду в обморок». А реакция Вирхинии Фэр изумила. Гневно плюхнув младенца на кровать, она отвернулась. Сжала кулаки и брезгливо сморщилась, точно узрела жабу.
— Я не буду его кормить! Можете выкинуть его в окошечко. Я к нему и не прикоснусь! Я мечтала о красивой лялечке. А эта — страшная! Это некачественный ребёнок! Его фоточку даже в инстаграм не выложишь. Да меня соседушки засмеют! Скажут, что я родила Волдеморта!
Фернанда и не глянула на младенца, решив смотаться от охов-вздохов. Схватив Джерри за руку с видом: «Это мой мужчина», она вытащила его в коридор.
Уже сидя в авто, Фэр многократно его расцеловала в щёки и в губы.
— А кто-то говорил, чтобы я обращался к мисс Фернанде Ривас только по важным вопросам, — Джерри её не оттолкнул — она была ласковей кошки.
— Поцелуи — это очень важный вопрос.
— Я гляжу, ты не расстроилась, что у тебя двоюродный племянник родился без носа, — куснул Джерри, играя языком в уголках её рта.
— Я не расстроилась, — подтвердила Фернанда. — Наоборот, я счастлива! Вирхиния это заслужила! Неизвестно, в каком угаре она зачала этого ребёнка.
— А ты злая! — Джерри расстрелял её глазами. Малахитово-зелёные, они искрили, как рождественские огни.
— Я её ненавижу! Она хотела забрать тебя, — пропыхтела Фэр, тычась носом ему в ухо.
— Меня?
— Да. Но я тебя не отдам!
— Почему?
— Потому! — капризно заявила Фернанда. — И вообще ты меня обманул! Почему ты не сказал, что сделал ДНК и вазэктомию?
— Не обманывал. Я говорил, что ребёнок не мой. И говорил, что бесплоден. Ты меня услышала? — справедливо упрекнул Джерри, пропуская меж пальцев её французскую косу.
— Но у тебя доказательств не было, — виновато отмазалась Фэр. — А словам я не верю. Ты забыл, что я полицейская?
— Из тебя полицейская, как из меня физик-ядерщик. Вероятность успеха 0,01%! — шутканул Джерри, заводя мотор.
Фернанда была счастлива. Как груз с плеч! Теперь Вирхиния отстанет. А что делать со своей жизнью, она разберётся. Главное — страхам и недоверию пришёл конец.
Комментарий к Глава 37. Жизнь — бумеранг --------------------------------
[1] Вазэктомия — хирургическая операция, при которой происходит перевязка или удаление фрагмента семявыводящих протоков у мужчин. Она приводит к стерильности (неспособности иметь потомство). На половые функции не влияет и считается радикальным и очень действенным методом контрацепции для мужчин, что решили отказаться от деторождения.
====== Глава 38. Одна странная ночь ======
Вечером, сидя в гостиной на ковре, рубиново-алом, лопая суши и запивая их сакэ, Фернанда вспоминала этот безумный день. Наконец она избавилась от сомнений. С её репродуктивной безопасностью Джерри не покончит. А Вирхиния допрыгалась! Но кто отец её ребёнка?
У Фэр родилось мнение: это Амадо набедокурил — наследственность у него та ещё.
— Навряд-ли это Амадо, — ответил Джерри на её тезис.
— Он сам говорил, что у него гены плохие, а без носа просто так не рождаются, — уронив японскую палочку, Фернанда запихала суши в рот пальцами.
— Такое бывает при трисомии — наличии лишней хромосомы.
— Но Эдди — не даун! — заспорила Фэр.
— Трисомия бывает не только при синдроме Дауна.
— И откуда столько познаний о генетике?
Джерри созерцал иероглифы, выбитые на палочках.
— Я много читал об этом. Пришлось. У меня тоже плохая генетика.
— В твоей семье были люди без носов? — не смолчала Фернанда и, спохватившись, закрыла рот рукой.
— Нет, но генетические мутации — штука коварная. Никогда не знаешь, что может родиться, — Джерри изучал предметы на столе, от палочек перейдя к квадратным тарелкам и гуиноми — чашечкам для сакэ. — Я болен, я говорил это. Я живу на лекарствах, — он с вызовом запрокинул голову. Порой очи его так светлели, из зелёных превращаясь в серебристо-белые и уподобляясь хрусталю, что Фэр это пугало. И сейчас, взгляд его, заледенев, смотрел в никуда. — У меня врождённая генетическая мутация. Если бы не Гильермо, доктор Гильермо, не знаю, что было бы со мной. Он раньше работал в «Центре эстетической медицины», специализировался на врождённых уродствах. Ему благодаря, люди обретали шанс на новую жизнь.
— Поэтому ты сделал вазэктомию?
— Эмм… — он осматривал рисунок на токкури — графине для сакэ. Фэр чувствовала, что Джерри подбирает слова. — Я не настолько садист, чтобы заводить детей. Позволить моим детям родиться и унаследовать такие гены — это верх жестокости и цинизма. И вообще я предпочитаю животных. Они милее, добрее и не отрубят руку, которая их кормит. Чего о детях не скажешь. Ну всё, баста! Думаю, хватит откровений! — прервал Джерри сам себя. — Идём наверх, май дарлинг. Сегодня хороший день, не будем его портить, — взяв Фернанду за талию, он прижал её к себе. — Ты не испугалась?
— Чего?
— Того, что я сказал.
— О болезни? Нет. А чего бояться? — Фэр потёрлась щекой о его плечо, коснулась губами ямочки на подбородке. — Передо мной нормальный человек, с руками, с ногами, с красивым лицом. А детей у нас не будет. Чего бояться?
— Ты права, — и Джерри увёл Фернанду на третий этаж.
На крышу Фэр не полезла. Сев в качели-гамак и перебирая мягкую шёрстку Дамаса, она любовалась на Джерри сквозь потолок. Он стоял на крыше, гипнотизируя взглядом усеянное звёздами небо — кусок тёмно-синего бархата. Фернанда знала — он рассказал далеко не всё. Это лишь обломок айсберга прошлого. Но то, что Джерри коснулся сложной темы, открыв пару интимных вещей — про вазэктомию и свою болезнь — значило многое.
Фэр улыбнулась, решив его не торопить — сам дозреет. И, глядя на Джерри, статного, красивого, великолепного, она окончательно поняла: он — тот мужчина, который ей нужен.
Утром Джерри Фернанду озадачил. Пока она нежилась в постели, он ушёл ванную, затеяв некую беседу по телефону.
— Я знаю, что согласился на это сам, — твердил он кому-то. — И не стоит напоминать мне об обещаниях! Я всегда их выполняю. Но у меня есть право и на личную жизнь. И я не могу делать всё один. Ты мне не помогаешь. Сделай хоть что-то полезное, к конце концов!
Фэр не разоблачила своё бодрствующее ухо, и, когда Джерри вернулся в комнату, она прикинулась «спящей красавицей». Он разбудил её поцелуями и объявил, что уходит. Сначала на студию звукозаписи — писать демо-версию новой песни; затем в класс хореографии — на репетицию концертного номера. А после обеда его ждало интервью на «Телефе», в знаменитом «SG» — шоу Сусаны Хименес. Джерри звал Фернанду с собой, но она решила: и ей надо поработать.
К десяти утра Фэр явилась в комиссариат. Но, ожидая угодить в новые серые будни, она попала в грозовую тучу. В комиссариате царило напряжение — полицейские ходили с вытянутыми лицами, будто их шандарахнуло током, а взвинченный комиссар аж охрип, так накричался за утро. Сидя в кабинете при тридцатиградусной жаре и отключенном кондиционере, с горлом, замотанным тёплым шарфом, он пил ромашковый чай.
Выяснилось: три месяца назад всех копов-мужчин обязали пройти ежегодную медкомиссию. И у одного человека обнаружился ВИЧ. Фэр испытала шок, узнав имя неудачливого коллеги — Бернабэ Кастро. Получив диагноз «позитив», он сделал ещё анализ — в день инцидента с Агустиной пришёл в клинику доктора Гильермо, изобразив, что хочет стать донором. Результат подтвердился, но Берни скрытничал, пока итоги медкомиссии не стали известны всем. И тогда комиссар подписал приказ об увольнении.
— Да он заразит всех! — грозно бацал комиссар кулаком по столу — чашка с чаем подпрыгивала, звеня ложечкой. — Нет-нет, я рисковать здоровьем и репутацией отделения не могу!
Фэр не была с ним согласна. ВИЧ — не повод для отказа в работе. Но про себя выдохнула. Хорошо, что у неё с Берни секса не было!
Она провела день в растрёпанных чувствах. Ещё и Амадо добавил. Отсидев трое суток в камере, он вопил, что не помнит, зачем хотел вспороть живот Вирхинии. Пожалев его, Фернанда запросила у судьи разрешение Амадо отпустить под залог.
Огорчённая инцидентом с Берни, она приехала домой к восьми вечера. У парковки столкнулась с сеньорой Эрикой, экс-куратором Агустины. Та зачастила в гости к их соседу, Эрнесто Лареа. Сеньора Эрика пояснила, что её пришибло одиночество, когда она села на Карла — своего домашнего скорпиона, и убила бедняжку. Поэтому, от скуки, она решила завести мужчину, а сеньор Лареа — человек милый. Куратор спросила об Агус, которая упорно депрессировала наедине с гаджетами, и сообщила: директриса задумала из школы уйти — стрессы её допекли.
Распрощавшись с сеньорой Эрикой, уже издали Фернанда услышала звуки куриного боя и пожалела, что не пошла с ночёвкой к Джерри — соскучилась по своей комнатке.
Вирхинию выписали быстро — роды её прошли легче, чем у кошки. Но ребёнок находился под контролем медиков. Когда Фэр зашла в гостиную, Маргарита и тётя Фели хором обзывали Вирхинию кукушкой — та категорически не желала забирать младенца домой.
— Вы меня не убедите! — драла она уши. — Не нужен мне этот ребёнок! Это же позорчик! Я не могу его сфоткать, чтобы показать хочушечкам и беременюшечкам на форуме и выложить в инстаграмчик. И не могу пойти с ним к соседям! А я завидовала донье Раймунде, когда она везде таскала Сандрито, чтобы с ним все нянчились. Я мечтала, что буду делать так же. А теперь чего? Кто захочет нянчиться с безносым?
— Фернандита, наконец-то ты пришла! — кинулась к Фэр тётя. — А то совсем ты нас забросила! Представь себе, Вирхинита не хочет забирать Эдди! Подумаешь, у него нет носа! Мы ему накопим денег на ринопластику. Не бросать же его теперь! А я скоро должна получить проценты с акций моего покойного муженька. Хорошо, что я не продала их, когда мы залезли в долги.
— Не нужен мне Волдеморт в доме! — тявкала Вирхиния. Вид у неё был пришибленный, а Фэр позлорадствовала — бравада кузины мигом испарилась. Даже уменьшительно-ласкательных слов в её лексиконе поубавилось.
— Вообще это мой дом, — объявила Фернанда жёстко. — Этой женщине и её отпрыскам тут не рады. Поэтому я настоятельно советую Вирхините искать себе другое жильё. А безносого сдайте в приют. Вот ещё, деньги на него тратить! — Фэр порхнула к лестнице.
Вирхиния шипела, как пьяная гадюка, а укоряющие охи-вздохи тёти действовали Фернанде на нервы. Но тут Маргарита встала на её пути:
— Что значит, это твой дом? Он и мой тоже. И Агустины. Ты и нас выгонишь?
— Если будешь меня бесить, то выгоню, — ядовито процедила Фэр. — Можно я пойду к себе, Марго? У меня голова кругом! Сегодня в комиссариате был кавардак. Беднягу Берни уволили, потому что у него ВИЧ. Все на ушах стояли. А мне ещё с Амадо пришлось разбираться. Я намерена отпустить его под залог, когда судья разрешит. Глядишь, он снова Вирхинию пришибёт, — поиздевалась она. — Короче, я жутко устала и пойду к се…
— Что-что ты сказала? — Вирхиния схватила кузину за локоть. Фэр едва не навернулась.
— Я сказала, что отпущу Амадо под залог.
— Да не это, а про Берни.
— Ах, Берни! — закатила Фернанда глаза. — Говорю же, его уволили, потому что у него ВИЧ.
— Как ВИЧ? Этого быть не может! — Вирхиния попятилась и чуть не упала, споткнувшись о коврик. — Но… но… я не хочушечки… этого не может быть… — слёзно распричиталась она.
— Не понимаю твоей реакции, — искренне удивилась Фэр. — С Берни вы даже не дружили, он…
— Да я убью его, гада! — Вирхиния ногами затопала, будто мяла виноград. — Если он заразил меня, я с него скальп сниму!
Все рты открыли. Даже Барби замерла, перестав ловить зубами свой накрученный на коклюшку хвост.
— То есть заразил? — спросила Маргарита в полной тишине.
— Чего уставились? У меня что лицо в крапинку?! Ну да, я с ним спала! Я женщина, он мужчина, мне нужна была лялечка. Дел-то на десять минуточек! — выпалила Вирхиния, давясь слезами. — Когда Джерри Анселми меня отверг, мамусик, ты ж сама посоветовала мне, — она зыркнула на тётю, которая покрылась багровыми пятнами. — Ты же говорила, что не все растят родных детишечек. Ну я и решила залететь от другого, а всем сказать, что от Джерри, — Вирхиния всхлипнула, утирая нос рукавом синего махрового халата. — Я же не думала, что он бесплодное чучело! А с виду такой красавчик! Ну вот, сначала я уломала на секс Амадо. Он говорил, что романтик, поэтому я мечтала о кровати в розовых лепесточках, а он притащил меня в магазин и затолкал в примерочную кабинку. Но ничегошечки не получилось. Нас застукали продавцы и выгнали из магазина. Я так хотела его пришибушечки, скотину! Лучше б в мотель пошли! А когда Фэр стала встречаться с Берни и с Джерри одновременно, я решила ей отомстить. Однажды я заглянула в комиссариат и соблазнила Берни своими прелестями. Кстати, он был не против. Она, — Вирхиния ткнула в Фернанду пальцем, — держала его на голодном пайке, идиоточка! Но я не знала, что он… что он… Вот гад!
— Выходит, ребёнок от Берни? — напрямую спросила Фэр.
— Я не знаю, — Вирхиния утирала слёзы рукой. — Может и от Берни. А может от презервативчика. Один чувачок после секса забыл в моём кабинете свой презервативчик. А в интернете все мамочки и хочушечки давно знают, как действовать в этих случаях. Быстрей хватай и залетай, пока будущий папочка не очухался и презервативчик не утилизировал. Но я же не знала, что этот чёртов звездун Джерри Анселми станет делать ДНК. Да ещё тайком от меня! Ирод несчастный! Это ты его заставила! Да, кузиночка? Это твои происки, я уверена! Если бы не ты, он бы на мне женился и дал мне денежек, чтоб пришить носик моей лялечке! Чтобы я гордилась тем, что я уже мамочка! А теперь стыда не оберёшься!
— Я всегда знала, что у тебя мозгов нет, — клюнула её Фэр. — Но одно дело безобидная дурочка, а другое — ты! Дрянь ты редкостная! Ты ломаешь людям жизни! Довела Амадо до сумасшествия; чуть не убила Агустину; хотела навесить ребёнка на моего Джерри, — Фернанда подчеркнула слово «моего». — И родила неизвестно от кого. Я рада, что твоё пузо преподнесло сюрприз! — Фэр, довольная собой, отпихнула Маргариту и ушла наверх.
Вирхиния блеяла на весь континент, тётя угрожала обмороком, а Маргарита рванула в кухню — отпаивать мать и дочь водой. Но Фернанда была счастлива. Завалилась спать она с лёгким сердцем, сочтя: Вирхиния вляпалась по уши и воевать за Джерри теперь не посмеет. А сам Джерри написал гневную смс-ку, вопросив, где это она ночует. «Я дома» — ответила Фэр. Но следующий вопрос: «Дома у кого?», её смутил. Вновь детские приступы ревности! Ну ладно! Набрав смс со словом: «Догадайся», Фернанда телефон вырубила и заночевала дома в объятиях голубого кролика — рождественского подарка папы.
Падения с лестниц Фэр больше не снились, но её накрыла идиотская фобия: Вирхиния могла заразить ВИЧем и Джерри. Надо потребовать с него справку об отсутствии ВИЧа и другой пакости.
Маргарита тоже ударилась в панику. Всё следующее утро она носила противогаз и села завтракать в кресло подальше от стола.
— Нет у меня ВИЧа! — уверяла Вирхиния, шмыгая носом и давя на жалость. — Перед родами мне делали анализы. Но я поеду в лабораторию и сдам повторный анализ. Берни уже после меня заразился, я уверена! У нас и сексик был один раз.
— Одного раза достаточно, чтоб и ВИЧ подцепить, и ребёнка сделать. Может, и Эдди твой ВИЧ-инфицированный, — зубоскалила Маргарита. Шмякнув противогаз на пол, она жевала фруктовый салат. — Фэр права, выметайся-ка ты из нашего дома! Нечего тут трясти инфекцией. Я в гроб не собираюсь, мне скоро замуж выходить!
Тётя Фели, замотав рот шарфиком, безмолвствовала и тискала Барби, мордочку которой закрывала марлевая повязка.
— ВИЧ по воздуху не летает, — успокоила Фэр неграмотных женщин. — Хватит бегать с противогазами и повязками! Не будьте детьми! Но ты, — ткнула она пальцем в Вирхинию, — собирай вещички. Иначе я приведу копов и выгоню тебя насильно!
— Было бы круче, если б ВИЧ нашли у меня, — заявила Агустина, щуря восточные глаза и лопая тост с дульсе де лече [1]. — Тётя, ты должна меня заразить! Это ж модно сейчас — болеть чем-нибудь эдаким.
Маргарита завизжала, как сирена, упрекая дочь в никчемности и самодурстве, а Фернанда ретировалась. Лучше обиды Джерри, чем эта психушка!
На друге-мотоцикле она домчалась до Пуэрто Мадеро за пятнадцать минут. Белоснежная высотка на перекрёстке улиц Айме Пайне и Асусена Вильяфлор никуда не убежала, как и сеньор Феликс, что с благоговением пропалывал газон и окучивал клумбы с герберами.
Кивнув ему, Фернанда поднялась на сороковой этаж, по пути едва не застряв в лифте — на пару секунд тот завис на тридцатом этаже.
Но в пентхаусе №77 её ждал «весёлый» выпад от Джерри — он объявил бойкот. Собираясь на новую фотосессию для марки парфюма «Серебряная кожа», Джерри крутился у зеркала. Фернанде не сказал ни слова — проигнорировал, обиженно выпячивая подбородок.
Рассерженная Фэр ушла в кухню помогать Нанси (та вернулась из супермаркета и была увешана пакетами, как рождественская ель). Нанси долго убеждала её Джерри не доводить — вчера он решил, будто Фэр с другим. Психанул и кинул в стену телефон.
— Да что за бред? — ощетинилась Фернанда, едва не выронив бутылку молока. — Я была у себя дома. Не давала я ему поводов для ревности.
— Мистер Джерри думает, что у вас роман с этим… ну, который с хромой ногой. Мистер Джерри так и кличит его хромоножкой.
— Амадо? — прыснула со смеху Фэр. — Нашёл к кому ревновать! Этот тип бегает за Вирхинией, как собачка. Хотя дважды её чуть не грохнул.
— Эй, осторожнее с ним, сеньорита, — предостерегла Нанси. — Этот тип — плохой.
— Почему ты так решила, Нанси?
— Сужу по рассказам мистера Джерри. Очень странный тип. Вы и сами говорили, что он вашу кузину хотел убить. У него сдвиги по фазе, сеньорита. Вы бы ограничили с ним контакты, а не заставляли мистера Джерри ревновать. Он этого человека не выносит.
— Меня давно терзает вопрос — почему? Может, это связано с прошлым? — рассудила Фернанда.
— Да не берите в голову! Просто не мучайте мистера Джерри. Он из-за вас поссорился даже с сеньорой Марлене.
— Вот как?
— Она вас не любит, — монотонно болтая, Нанси расставляла продукты на полках холодильника. — Но кошка между ними пробежала с тех пор, как сеньора Марлене забыла Айлин в Серро-Байо.
— Как это забыла? — вылупила глаза Фэр.
— Ну, в день поездки туда, она её якобы потеряла. Вернулась без неё. А мистер Джерри вынужден был нанимать сыщиков, обращаться в полицию Серро-Байо и девчонку искать. Угрохал кучу денег и нервов.
— Нашли?
— Нашли. Но теперь они с сеньорой Марлене на ножах. А про вас она плохо говорит, — нахмурилась Нанси. — Я, если честно, не люблю сеньору Марлене. Вы мне нравитесь больше. Мистер Джерри редко сейчас ездит в Баррьо Парке, а сеньора Марлене и Айлин не желают переселяться оттуда. А дом ведь записан на него. Не знаю, почему он не гонит их. У сеньоры Марлене денег много, она может купить себе недвижимость. Я думаю, мистер Джерри хочет держать её при себе.
Фэр изобразила равнодушие, но её царапнуло. Они с Джерри вместе, а он не доверяет ей, и о его взаимоотношениях с экс-женой, и о пропаже Айлин она узнает от Нанси. Красивое поведение, ничего не скажешь!
Когда Фернанда вышла из кухни, Джерри, упакованный в чёрную кожу, чмокал в морду Дамаса, прощаясь с ним.
— Джерри, стой, не уходи! Что за бред ты придумал? — Фэр схватила его руку, и он отпустил Дамаса гулять по полу. — Ты обиделся, что я ночевала дома? Я соскучилась по семье и решила остаться у них, вот и всё.
— А, может, ты соскучилась по этому хромоножке? — ледяной взгляд его обратил Фернанду в статую. — Я слышал, ты мечтаешь отпустить психопата под залог. Хороша полицейская! — в уголках губ Джерри выделялись ямочки — они проступали, когда он сильно обижался. — А ты не думала, что твой протеже и есть маньяк?
— Так можно записать в маньяки любого, — скорчила гримасу Фэр. Дамас чихнул, подкрепляя её слова, и вальяжно разлёгся на полу. — Ты ревнуешь, Джерри Анселми, хотя я повода не давала, — она обняла его за талию. — Джерри, ну хватит дуться! Я была дома, правда. Хочешь, я позвоню тёте Фели и она подтвердит?
Он качнул головой отрицательно.
— Зато я выяснила, кто может быть папашей Эдди! — Фернанда пощекотала Джерри шею. — Вирхиния спала с Берни, моим… эээ… коллегой. У которого обнаружили ВИЧ. В общем… она тоже могла заразиться. А я… я хотела, чтобы ты… — Фэр замялась.
— Чтобы я принёс справку, что у меня ВИЧа нет? — ехидно изогнул Джерри бровь. — Ты предсказуема, мисс инспектор, — он рванул по лестнице в спальню. Покопался в тумбочке и сбросил на Фернанду конверт. — Анализы я сдаю регулярно. Этот был месяц назад, — Фэр услышала в голосе Джерри нотки презрения.
Но конверт открыла. Прочла: «Исследование — ВИЧ (антиген и антитела). Результат — негатив». А Джерри, спускаясь вниз, уже болтал по телефону:
— Алло, Мэри, привет, май дарлинг. Я скоро подъеду, немного задержался, — лавируя мимо, он на Фэр и не глянул. Вышел из квартиры, продолжая чирикать с бывшей.
Ясно, что он сделал это демонстративно, но Фернанда не любила Марлене и их общение с Джерри напрягало её.
В полдень Фэр поехала на работу, чтобы избежать упрёков за лодырничество. К счастью, комиссар отсутствовал. До вечера она занималась монотонным трудом: допрашивала банду воришек, что промышляли грабежами на улицах — отнимали сумочки, кошельки и телефоны у зазевавшихся граждан. Да ещё Гонсалес новостью «порадовал» — наркоторговец Гастон Вердэ убежал прямо из зала суда и теперь шныряет по округе.
К концу дня явился доктор Гильермо Лосада. Вызывала Фэр его давно, чтобы выяснить про Матео Гарсиа. Он, ссылаясь на занятость, беседу переносил и переносил. А сегоднянашёл окно в своём графике.
Но обсуждать пациентов доктор Гильермо отказался — врачебная тайна. Фэр напомнила ему: они в комиссариате и он вызван по официальной повестке, а сведения о Матео Гарсиа и Сандре Вэйс могут пролить свет на личность маньяка. Доктор, вынужденный уступить, пообещал выслать Фернанде на е-мэйл выписки из карт обоих пациентов — он имел доступ к архивам «Центра эстетической медицины» и по сей день.
Адвокат Каспер Брёкке, как выяснилось, тоже недавно приходил, но, не застав Фэр, ушёл восвояси.
Из комиссариата Фернанду вытряс звонок от Джерри. Увидев на дисплее его имя, она расхохоталась. Неужели отошёл? А утром чуть от ревности не лопнул! Ох, этот скверный характер!
Но Джерри быстро спустил её с облака. Фэр мечтала об извинениях и признаниях в любви, а получила жёсткую беседу непонятного содержания.
— Раз ты моим словам не веришь, я докажу тебе, что этот мерзкий хромоножка — лжец! — процедил Джерри так холодно, что Фернанда замёрзла.
Он продиктовал адрес, велев позвать туда и Амадо.
— Но зачем?
— Делай, что я говорю! Назначь ему встречу. Сегодня, в половине одиннадцатого вечера. Отель «Четыре сезона», номер 803. Сама приезжай в десять.
И Фэр уступила — её разбирало любопытство. До Амадо она дозвонилась мигом. Его удивила просьба о встрече, но он согласился прийти, когда Фэр намекнула, что дело в Вирхинии.
В десять вечера Фернанда запарковала «Дьявола» в районе Реколета, у VIP-отеля «Четыре сезона» на улице Посадас. Единственный отель, состоящий из двух зданий — небоскрёба и трёхэтажного особняка, красно-белого, с лепниной и бассейном у входа. Голубая подсветка и стекло превращали ресепшн и коридоры в морское дно, и Фэр, разыскивая дверь с цифрой 803, была околдована. Джерри ждал её в люкс-номере, подготовленном, как для любовного свидания: постель в алых лепестках, свечи, два фужера, бутылка дорогого вина, фрукты…
Но Фернанда выпала в осадок, когда Джерри велел ей надеть платье-мини из чёрных кружев. Полупрозрачное, оно едва закрывало бёдра и декольтировало внушительную часть груди.
— Не понимаю, что ты задумал, Джерри Анселми. На что ты меня толкаешь?! — недовольно прошипела Фэр, глядя в зеркало — платье было весьма эротичным.
— Банально и просто, май дарлинг, — Фернанду изумляло, как он одновременно умудрялся быть холодным айсбергом и адским костром. Убивая металлическим взглядом, Джерри ласкал её обнажённые плечи. — Ты так хороша и соблазнительна, думаю, тебе не составит труда уложить в кровать любого мужчину. Даже идиота Амадо Феррера.
— Чего? — Фэр подобрала челюсть с пола.
— Не обязательно доводить до секса. Могу представить, как это мерзко. Но он импотент, поэтому не бойся, он не станет тебя насиловать. Он не сможет, даже если ты разденешься до гола. Но если что, я вмешаюсь. В общем, план таков: когда он явится, ты, май дарлинг, завяжешь ему глаза, уложишь в кровать и снимешь с него одежду. Этого будет достаточно, — капризные губы Джерри дрогнули. Он еле сдержал улыбку — получилась дьявольская полу-усмешка.
— Но зачем мне это делать? — вспылила Фэр. — Не хочу я раздевать постороннего человека! Он мне никто!
— Ради благого дела, Фернанда Ривас, иногда стоит и потерпеть неудобства. Когда разденешь его, я скажу что делать.
Фэр долго отмахивалась — ей претило Амадо соблазнять, но Джерри высмеял её трусость.
— Я знаю, ты не спала с ним, май дарлинг, ведь он импотент, — Джерри грозно навис над девушкой; руки его ласкали её бёдра, чуть прикрытые тонким кружевом. — Но ты приходила от него без лифчика… Твоя кузина мне рассказала.
— Ты намекаешь, что я шлюха, Джерри Анселми? — Фэр бесновалась, но не могла увернуться от пальцев-лиан, что уже заползли под трусики. — Ты перепутал меня с Вирхинией! Это она с каждым встречным спит! А я делаю это по любви… — она почти уже лишилась рассудка и нижнего белья, но тут раздался стук в дверь.
— А вот и гость явился! — Джерри сам поправил на Фернанде бельё и платье, выключил свет и укрылся в ванной.
Комнату озаряли лишь свечи и ночник. Рисуя фигурные тени-призраки на стенах и потолке, они обращали пространство в мистическую полутьму. Амадо был поражен, увидев Фэр в непривычном облике — женщины-кошки в кружевном мини. Хотя её роль соблазнительницы и сегодня ограничилась лишь нарядом. Амадо не привлекал её физически, а, памятуя о присутствии Джерри, она нервничала. И всё, на что отважилась — посадила Амадо в кресло, шарфом завязала ему глаза и, сунув в руку бокал вина, дезертировала в ванную.
Джерри зыркнул на неё насмешливо, но глаза его мерцали. И Фэр сообразила — это была ловушка. Джерри проворачивал уже такой фокус: затребовал ночь любви и взбесился, когда она уступила. Ну нет, больше она не клюнет!
— Ты чего тут делаешь? — шепнул Джерри, не размыкая губ.
— Не хочу я его соблазнять!
— Почему?
— Мне он не нравится. Как мужчина не нравится!
Джерри удовлетворённо хмыкнул.
— Что мне с ним делать-то? — спросила Фернанда настойчиво. — Выгнать?
Жестом велев ей молчать, Джерри шепнул: «Оставайся тут!» и покинул ванную.
Сев на кафельный пол, Фэр прижала ухо к двери. Сначала было тихо. Так тихо, что она подумала — все ушли. Но скоро раздался задушенный возглас Амадо: «Фернанда, что ты делаешь? Я же люблю Вирхинию…».
Фэр разжигало любопытство. Что этот мистер «Выкрутас» ещё удумал? Она высунулась в дверной проём — в бликах свечей мелькали лишь силуэты. Амадо с по-прежнему завязанными глазами сидел на стуле, а Джерри, расстегнув на нём рубашку, касался ладонью его груди. Амадо решил, что это Фэр, и неудивительно — у Джерри такие пальцы… они могут довести до безумия. Но Фэр передёрнуло, когда Джерри, выдернув из-под Амадо стул, как пёрышко бросил его на пол.
— Фернанда, прошу тебя, перестань… Зачем ты это делаешь? — упав на спину, Амадо схватился за колено.
Но Джерри продолжил — босой ногой коснулся живота Амадо. У Фэр жгло все внутренности — хотелось кричать и плеваться. Джерри, присев на корточки, провёл пальцем Амадо по губам, по шее, груди… и добрался до молнии на брюках, расстегнул её… Тут Фернанду затошнило и она укрылась в ванной.
Теперь она не видела ничего, но челюсти сводило от отвращения. Зачем Джерри это устроил? Если шутка, то не смешная.
— У тебя такие руки… — услыхала она голос Амадо. — Да, я люблю Вирхиниту, но ты, Фернанда, ты тоже мне нравишься… Ты красивая и… я тебя хочу…
— Кто-то совсем не видит разницы между своим и чужим, — голос Джерри звучал, как из бочки.
— Что? ЧТО?! — Амадо явно обалдел. — Ты кто?
— Я твой ад наяву! Кажется, наше дерьмо позабыло, что его уже предупреждали — не стоит лезть к чужому! Придётся вдолбить яснее.
— Ты чего делаешь, прекрати?! Не надо! А-а-а-а!
Амадо так заорал, что Фернанда напугалась, решив, — Джерри его убил.
— Выходи, Фэр, шоу окончено! — выпалил Джерри громко. — Полюбуйся на этого голубка.
Фернанда не хотела никуда идти. От стыда и отвращения она мечтала закопаться под землю. Но Джерри был настойчив. Без предисловий зайдя в ванную, цапнул Фэр за локоть и втащил в комнату.
Амадо, обнажённый, с завязанными глазами, валялся на ковре и стонал от боли, держась руками за пах. Рядом лежал окровавленный шприц. Но главное — вместо его левой ноги Фэр увидела протез.
— Я говорил тебе, май дарлинг, что этот тип — лжец, — смаковал каждый слог Джерри, медленно обходя Амадо кругом. — У него отсутствует нога, а он всем врёт, что это не так, — Джерри ударил Амадо босой пяткой в спину. — Бегает за твоей кузиной, а сам импотент. Но сейчас он поразил даже меня. Чуть не захрюкал от восторга, как свинья, когда его трогал мужчина, — и Джерри сдёрнул с лица Амадо шарф. — Латентный гей, не так ли?
Офигевшим взором Амадо уставился на него.
— Ты?!
— Да-да, смотри на меня! — Джерри навис над врагом, как коршун. — Запомни моё лицо, гадёныш. Мы непременно ещё встретимся на узкой дорожке. И тогда инъекцией я не ограничусь. Возьму мачете и отрежу под корень. Счастливо оставаться, барахло!
Досыта налюбовавшись на стонущего и красного как арбуз Амадо, Джерри обулся. Схватив с вешалки джинсовый пиджак, направился к двери. И стоп — замер. Повернулся к Фэр, всё сидящей на полу.
— Что, май дарлинг, всё, любовь умерла навсегда? Зато ты видела, чего стоит твой гнусный дружок.
— А ты… ты чего стоишь? — еле сдерживая истерику, прохрипела Фернанда.
— Я? О, я стою дорого, май дарлинг! Тебе не хватит денег, чтобы меня купить. Я беру недвижимостью, банковскими счетами и золотыми слитками. Ну что ты расстроилась? — тон его звучал саркастично. — Хочешь сказать, что между нами всё кончено? Не удивлён. Хочешь узнать, гей ли я? Нет, май дарлинг, женщины сексуально меня привлекают больше. Хочешь спросить, был ли у меня секс с мужчинами? Да, был. На все вопросы я ответил? Ты же мечтала увидеть меня настоящего, Фернанда Ривас. Понравилось? Но это не предел, лишь кусочек человека, что скрывается под маской Джерри Анселми. И да, не забирай вещи, когда я буду дома. Найди момент, когда меня не будет. Не люблю прощания! — и он ушёл.
Амадо стонал, держась за причинное место руками. Надо бы вызвать скорую — явно Джерри сделал ему некий укол в пах. И шприц — улику оставил на ковре. Псих сумасшедший! Но Фэр, будучи в шоке, забыла — она инспектор полиции и обязана что-то предпринять. Плюнув на состояние Амадо, она рыдала, тычась в пол лбом и осознавая одно: Джерри Анселми для неё умер.
Комментарий к Глава 38. Одна странная ночь ---------------------------------
[1] Dulce de leche — варёная сгущёнка, одно из блюд, которое символизирует аргентинскую кухню. Они добавляют сгущёнку почти во все сладости.
====== Глава 39. Каспер Брёкке ======
Майскую нежность сменила прохлада июня. Со дня эпизода в отеле «Четыре сезона» прошёл месяц, а Джерри Фернанда видела лишь на новых рекламных плакатах парфюма «Серебряная кожа». Фотошопно нагой, усыпанный блестящей чешуёй, он выныривал из океана; один глаз густо накрасили зелёным, другой — чёрным. Бодиарт был шикарен, и Джерри в нём походил на морское божество. Но Фернанда вгорячах плакат у своего дома сорвала и вышвырнула в мусорку.
Джерри не звонил, не писал и не жаждал объясниться. Сама Фэр с ним контакта не искала. В душе её словно загасили электричество, а любовь переплелась с разочарованием. Она вообразила его идолом, и теперь он разбился, как хрустальная ваза, что упала с телевышки. И даже если её склеить, она не будет прежней.
В ту ночь Фернанда вызвала скорую, и Амадо забрали в больницу, а окровавленный шприц она отправила на экспертизу. В нём обнаружился лекарственный препарат со сложным названием медроксипрогестерон — компонент, что применялся для химической кастрации насильников и педофилов в странах, где разрешена эта процедура. Но судья в возбуждении дела против Джерри отказал. В медицинском заключении доктор Гильермо объяснил: укол не принёс Амадо вреда — он уже много лет страдал от импотенции, вызванной аналогичным инцидентом. В 2004 году ревнивый кавалер тогдашней невесты Амадо сделал ему подобный же укол. Но использовал он не медроксипрогестерон, а инъекцию из сока южноамериканского растения «Калядиум». С тех пор Амадо безуспешно лечился от импотенции. Явно Джерри, пронюхав об этой истории, скопировал её. А доктор Гильермо клялся — укол сделан в ногу, а не в половой орган. И хоть Амадо доказывал, что это ложь, заключение врача и адвокат убедили судью в ином.
Фернанда понимала — без Алвеса и доктора всё сложилось бы хуже. Она была рада, что Джерри выкрутился, но его выходка напоминала ревнивца из прошлого, а заодно и маньяка — любителей размахивать укольчиками. Хотя Джерри не маньяк. Он нарочно это придумал, чтобы Фэр запутать (она не сомневалась). А вот ревнивца надо искать…
Вещи Фернанда забирать от Джерри не стала — уговорила Нанси их привезти. Та была искренне расстроена их ссорой — даже попыталась Фэр убедить, что Джерри закатил весь цирк из ревности. А ревность — чувство сложное и коварное, оно затмевает разум, и тогда человеком управляют демоны мести. Но Фернанда мириться с Джерри не хотела.
Время текло рекой, вводя в хмурое оцепенение, и будни шли друг за другом, как кошки по ночном пляжу, — они оставляли на песке следы, но их никто не видел. Так и в душе Фэр отпечаталась когтистая кошачья лапка, а домочадцы её занимались только собой — эмоции кипели у них хлеще, чем в любимых сериалах тёти Фели.
Ребёнка Вирхиния так и не забрала, даже отказалась регистрировать его в Рехистро Сивиль при клинике [1]. Хлопотать вынуждена была тётя Фели. Насочиняв, что у Вирхинии бронхит и она валяется в лёжку, тётя получила документы и привезла внука домой. Младенцу дали имя Эдуардо Алехандро, а медики выявили его точный диагноз: аплазия костей носа — следствие врождённой патологии под названием Синдром Патау. Это вид трисомии — наличия дополнительной хромосомы, что появляется в момент зачатия. Такой Синдром, как и Синдром Дауна, может возникнуть и в отпрыске здоровых родителей. При тяжёлом течении Синдрома Патау новорождённые долго не живут. Но у Эдди болезнь имела лёгкую форму.
Помимо этого, в его медицинской карте тётя Фели нашла запись: «Проведён неокончательный тест на вирус иммунодефицита человека. Необходимо четыре раза в год обследовать ребёнка до полного избавления от антител к возбудителю. Также стоит пройти вакцинацию».
И тётя заподозрила неладное, а Фэр сочла — лучше бы Эдди умер, ведь законодательство Аргентины запрещает эвтаназию. Хотя это гуманнее по отношению и к ребёнку, и к тем, кого он мучает. Но тётя Фели, обозвав её бессердечным монстром, наложила вето на слово «эвтаназия» в их доме. И нынче все засыпали и просыпались под бешеный ор младенца.
Тётя и сама зубами скрипела, не понимая, плохо ли Эдди или хорошо, хочет он есть или намочил пелёнки — он орал без смысла. Вирхиния к нему не подходила и кормить отказывалась, принимая таблетки для прекращения лактации. Она заявила, что ей стыдно, и всей округе врала — якобы младенец умер при родах. Она позволяла соседям и интернет-подружкам себя жалеть, строила несчастную жертву, при этом запрещая тёте Фели вывозить коляску даже во двор.
Зато она устроила цирк с анализами на ВИЧ. Сгоняв в лабораторию, за пару часов Вирхиния выяснила: ВИЧа у неё нет. О чём и сообщила домашним. Но тётя и Маргарита не поверили — чересчур быстро Вирхиния получила результат и справку не показала, наврав, что потеряла на улице.
Тётя Фели отвела дочь на анализ крови сама. Через восемнадцать дней результат «позитив» довёл всех до трясучки. А Вирхиния, пыхтя, созналась: диагноз ей поставили ещё до родов. У Эдди вирус не нашли, но кормить его грудью ей запретили.
Жить с ВИЧ-инфицированной не хотелось никому, поэтому Маргарита и Фернанда контакта с Вирхинией стали избегать (Марго по неграмотности, а Фэр за компанию). Но тётя Фели, почерпнув информацию из интернета, убеждала дочь пойти к специалисту и начать антиретровирусную терапию. Вирхиния же вошла в режим отрицания, называя себя ВИЧ-диссидентом и утверждая, что ВИЧа не бывает. Его изобрели, чтобы пугать людей, а терапия рушит иммунную систему. Расправив перья, она впала в новую крайность — увлеклась религиозными песнопениями в церкви Сан Рафаэль Архангел. На смешки домочадцев и намёки на прежний, разгульный образ жизни Вирхиния объясняла: роды смыли её грехи, сделав святой.
— Все бы делась святыми после родов, ха! Я бы тогда пятерых нарожала! — высмеяла её Маргарита.
— А я почему не святая, я тоже мать?! — саркастично поддакнула тётя Фели — тут они с Марго нашли общий язык.
Хотя Маргарите было некогда — роман её с Тосом продолжался. Она им так увлеклась, что и от депрессирующей Агустины отстала.
Фернанда на сестру не реагировала, а на глюки кузины пальцем у виска крутила, но избавиться от неё не смогла — тётя разоралась о её бесчувственности. Она не вправе гнать бедняжку на улицу — у Вирхинии стресс из-за Эдди, поэтому она чудит. Тётя Фели уже записала младенца на специальные процедуры, а также плановую дорогостоящую операцию на трахее. Но ждать её предстояло год как минимум, поэтому ребёнок дышал через трубку в шее.
Тётя Фели занималась сейчас только Эдди и Барби. Вторую она побрила налысо, оставив чуб на голове и кисточку на хвосте. А на увещевания окружающих, что это пудель, а не китайская хохлатая, тётя лишь кривилась.
Их совместный с подругой садик на крыше загнулся, когда донья Канделария объявила, что улетает жить в Мехико, к своему племяннику. Едет она вместе с Энеасом Арайя, которого наняли на работу в аргентинско-мексиканский кинопроект, а также берёт Стефана и крокодилье яйцо — главное достать разрешение на их вывоз. Яйцо донья Канделария спёрла из зоопарка, когда ходила навестить Тото, и обиделась на него — не заметив её, он лениво барахтался в водоёме. Но яйцо, своего внука, она из песочка стащила и поселфилась рядом с красномордым бабуином. Отныне крокодилов и пауков женщина планировала разводить в асьенде [2] своего племянника, который явно ещё не знал, на что нарвался.
Агустине же внешний мир был до барабана, поэтому Фэр убедила её сходить к психотерапевту. Тот попался грамотный, и Фернанде иногда казалось, что Агус оживает, когда возвращается с сеанса. Но это были единичные проблески успеха. В иное время она отказывалась и работать, и учиться, лёжа на диване вместе с гаджетом.
В профессиональном же плане Фэр строила одни гипотезы. Маньяк — кто-то из четырёх мужчин: Амадо, что после эпизода в отеле от Фернанды прятался; Конрад-Иван, который словно в бездну рухнул, заставляя Фэр вздрагивать, а копов наблюдать за её домом; ревнивый тип, что в 2004 году пытался Амадо кастрировать — его имя пока выяснить не удалось. И Маркос Феррер.
Больше всего её раздражало, что нормальных фотографий Маркоса не попадалось нигде. В архивах Фэр раскопала дело о смерти Альваро Франсиско Диас Гарсиа с двумя сигналетическими фото убийцы — в анфас и в профиль. Это были чёрно-белые снимки с табличкой на фоне ростометра. Всё лицо Маркоса покрывали шрамы и чешуйки, подобные коже рептилий. Брррр… Он был жутко неприятен внешне, смахивал на фантастического монстра. В деле поверхностно указывалось: у юноши игольчатый ихтиоз — заболевание, в народе именуемое «змеиная кожа», и сделать фото, где ясно просматривались бы черты лица, возможным не представлялось.
Фэр также понимала — после шоу в отеле Амадо боится, что о его проблемах узнает Вирхиния, поэтому в доме не появляется. Но пикантные детали Фернанда оставила при себе, а из-за одного психического расстройства подозревать Амадо в маньячестве было глупо. Отсутствие же ноги говорило в его пользу. Убийца — неуловим. Не оставляя следов, он перемещается быстро, бесшумно и незаметно, как рысь. Он не может передвигаться на протезе. Но откуда Джерри узнал, что у Амадо нет ноги? И тем более про импотенцию… Этого даже Вирхиния не знала! А Джерри всегда величал Амадо инвалидом и хромоногим. И эта неприязнь, возникшая с первой встречи… Может, они с Амадо были знакомы в прошлом?
Но в этом месяце были и проблески. Доктор Гильермо скинул Фернанде на е-мэйл копии с амбулаторных карт двух пациентов: Матео Рауля Кастро Гарсиа и Сандры Вэйс. Это оказался один человек. С 2011 по 2014 годы он произвёл шесть операций, с каждой всё больше модифицируясь в женщину. Но новый факт Фернанду не обрадовал, и от обиды на Джерри она задумала покопаться в биографии Хермана Бустос Агирре.
Воцарившись в кабинете инспектора, с тремя чашками кофе, морем дисков и флешек с базами данных, Фернанда зарылась в поиски информации. В новых картотеках по человеку с именем Херман Бустос Агирре она ничего не нашла. Сделала запрос в консульство Нидерландов, а также в центральный Рехистро Сивиль — Джерри менял имя, получал визу, DNI, вид на жительство или гражданство. Всю документацию, проверенную и с печатями, ей обещали выслать почтой.
К вечеру, когда Фэр собралась домой, на пороге её кабинета вырос человек, которого она ждала давно — экс-адвокат Каспер Брёкке. Тот самый тип, что вытащил Маркоса Феррера из колонии! Это оказался рослый, полноватый мужчина с седыми кудрями, одетый в простую рубашку и запылённые штаны.
Фернанда указала ему на стул, предложив кофе, который он пить не стал. А Фэр вооружилась диктофоном и перешла к сути:
— Я вызывала вас, сеньор Брёкке, чтобы поговорить о вашем бывшем клиенте, — начала она без предисловий.
— Я не сомневался, инспектор, что пригласили меня вы не напрасно. Хотя я уже второй раз мотаюсь сюда из Сан-Антонио-де-Ареко. Я живу в поместье, выращиваю виноград, курочек, козочек и индюков. Адвокатскую деятельность я окончил в 2005 году, — ясные глаза мужчины, хитрые, зелёно-голубые, Фернанду пугали и завораживали одновременно. — Это была моя мечта — уехать от городской суеты, машин, химикатов и прочих ужасов современного мегаполиса. Наверное, во мне бурлит кровь предков: со стороны отца — норвежцев и ирландцев со стороны матери. Последние были землевладельцами, выращивали пшеницу на продажу.
— Сеньор Брёкке, давайте к делу, — ускорила Фэр лавину откровений о фермерском хозяйстве. — Речь о человеке, которому вы помогли добиться пересмотра дела. Маркос Феррер. Вам о чём-нибудь говорит это имя?
Каспер Брёкке таращился на неё, сияя глазами цвета морской волны. Фернанде он упорно кого-то напоминал. Черты лица знакомые… Где она его видела?
— О, да! Я помню эту историю! — обрадовал её экс-адвокат. — Дело было противоречивым, — сеньор Брёкке рассмеялся. Глаза застыли — он окунулся в воспоминания, ораторствуя, как с трибуны. — О, я был сильным адвокатом! Любил распутывать сложные дела, выворачивая наизнанку факты, которые представляло обвинение. Однажды я вытащил из тюрьмы очень крутого наркобарона. Он мне и подарил моё поместье. А того мальчика, Маркоса, я запомнил. Государственный адвокат его даже не защищал. Не люблю адвокатов, которые плохо исполняют свои обязанности.
— По-вашему, Маркос Феррер был невиновен? — заинтересовалась Фернанда ещё больше.
— Нет, он был виновен, — качнул головой сеньор Брёкке. — Он убил младшего брата, раздавив его на авто. Он искалечил старшего брата, переехав ему ногу так, что её ампутировали. Но он хотел убить старшего брата и мать, а не младенца. Он подозревал, что они отравили его отца. За это Маркос и решил им отомстить. И он хотел покончить с собой, был уверен, что раздавив их, убьёт и себя.
— Тогда я не понимаю — Фэр действительно не улавливала логики. — Вы были супер адвокатом и защищали отъявленных мерзавцев, убийц, наркобаронов, воров в законе. Они вам платили море денег и дарили поместья. Это я могу понять — частный адвокат получает за свою работу достойную оплату. Но зачем вы защищали подростка-убийцу без гроша в кармане? Его семья жила в трущобе, им нечем было платить вам. А убийство из мести — отягчающее обстоятельство. Как вы добились пересмотра дела?
— Мне нечего скрывать, я никогда не занимался нелегальными делами. Всех мерзавцев я защищал, отыскивая лазейки в законодательстве. Но позвольте спросить, инспектор, — мужчина хитро сощурился, лучики-морщины пролегли до самых его висков. — Почему вас интересует это дело?
— Вы слышали о Фантоме, что убивает людей неизвестным ядом? Мы его ищем уже полтора года. Всё бродим, бродим по кругу, а жертвы только умножаются, — честно сказала Фернанда.
— И вы полагаете, что это Маркос Феррер, — догадался экс-адвокат.
— Он или его брат Амадо. Тот, кому ногу покалечили. Это одна из версий. Как вы понимаете, сеньор Брёкке, мы проверяем все варианты.
— Хм, любопытно… — нервно хрустя суставами, адвокат сцепил руки в замок. — Хотя о брате я бы подумал. Я видел его лишь раз в суде. Мне он показался злым человеком. Когда Маркоса оправдали, он кричал ему в лицо: «Чтоб ты сдох, гнида!». Неприятный тип. А что касается Маркоса… — мужчина вынул бронзовый портсигар. Достав сигару, чиркнул зажигалкой. — Позвольте, я закурю, — Фэр не возражала. — Он не виделся мне жестоким, скорее обиженным на мир из-за своей болезни.
— Я видела на снимках, он очень страшный, — скривилась Фернанда.
— У него врождённая болезнь кожи, — пояснил адвокат. — Точный диагноз не скажу, я не медик, но в деле он фигурировал.
— Так почему вы стали его защищать? Как вы с ним познакомились? — вопросы Фэр не прекращались.
— Это было начало 2004 года. Тогда я уже подумывал отойти от дел. И год спустя я уехал в Сан-Антонио-де-Ареко, оставив контору на своего сына. Множество дел мы с ним вели совместно. Знаете, два мозга всегда лучше одного. А в том году мы защищали пасынка крупного бизнесмена, что попал в колонию за изнасилование. Когда мы пришли туда, увидели репетицию благотворительного концерта, который заключённые подростки давали ежегодно. Они пели, танцевали, декларировали стихи. И мне понравился один мальчик, который пел а-капелла. Этот голос врезался в меня, и я рассказал о нём Тобиасу, своему другу. Он тогда раскручивался, как продюсер, искал по стране музыкальные таланты. И мы решили мальчика вытащить. Перевернули дело, выставив всё несчастным случаем и попыткой самоубийства, что произошла по халатности женщины из опеки, Кристины Перальта. Адо Феррер, брат Маркоса, который был главным свидетелем, с юности страдал провалами в памяти, и я добился, чтобы его показания объявили недействительными. Маркоса отпустили, а дело сдали на досмотр. Насколько я знаю, ту женщину, Кристину Перальта, привлекли к ответственности за ненадлежащее исполнение обязанностей и уволили из службы опеки.
— Вот мы и подошли к главному, — вставила Фэр. — Куда делся Маркос Феррер потом?
— Не могу знать, — пожал плечами сеньор Брёкке, выпуская в потолок кольца дыма. — Мой приятель Тобиас хотел его раскрутить, сделать дуэт Маркоса с другим мальчиком, но его отталкивала внешность юноши. Он даже предлагал ему сделать пластическую операцию или записать фонограмму, чтобы за него выступал другой человек. Судьбы этого проекта я не знаю, наши дороги с Тобиасом разошлись. В 2005 году я покинул Байрес. С тех пор я фермер. С детства об этом мечтал! — экс-адвокат улыбнулся, загасив сигару. — Но сын пошёл по моим стопам. Я им очень горжусь! Сейчас он самый востребованный адвокат в стране. Вы, наверное, должны его знать. Доктор Элио Алвес. Слышали?
— Элио Алвес — ваш сын? — не скрыла удивления Фернанда.
Теперь до неё дошло, кого адвокат напоминал — сына. Общими чертами, глазами он походил на Элио Алвеса, но лет на двадцать старше.
— О, да! Я вижу, о моем сыне вы наслышаны. Странно, инспектор, что вы не знали, что он мой преемник в конторе «Брёкке и Ко…».
— У него фамилия другая, — ляпнула Фэр.
— Да, у него фамилия матери. Он амбициозен и не захотел нарабатывать клиентуру за мой счёт, даже название конторы изменил на «Алвес и Ко…». А относительно ваших подозрений, инспектор, я не верю, что Маркос Феррер — маньяк. Да, невзгоды людей меняют, но он жаждал свободы. Сомнительно, что он вновь пошёл бы в тюрьму.
Встреча с адвокатом и прояснила кое-что, и ещё больше Фернанду запутала. Итак, Маркос Феррер — убийца, но экс-адвокат говорит о нём положительно. Необычный человек этот Каспер Брёкке, надо покопаться в архивах на предмет его личности. Но если отсечь Маркоса и Амадо из круга подозреваемых, остаётся Иван-Конрад. И ревнивец с инъекцией, чью выходку скопировал Джерри.
Однако Амадо и Иван под описания свидетелей не подходили. Тос и Нанси утверждали, что маньяк невысок ростом. Амадо и Иван — двухметровые. А вот Маркос Феррер и тип со шприцем — неизвестно. Но убийцу ли видели Нанси и Тос?
Когда от размышлений Фернанду отвлёк телефон (это Маргарита хотела узнать, придёт ли сестра на ужин), на дисплее мигало время: 20:35. Пора домой. Глядишь, она переспит с информацией и сложит этот коварный пазл.
Но на улице Дефенса Фэр ждал сюрприз — у обочины стоял красный Феррари…
Комментарий к Глава 39. Каспер Брёкке ----------------------------------------
[1] В Аргентине родителям нет необходимости ждать до выписки из роддома, чтобы зарегистрировать ребёнка. Они сразу идут в Рехистро Сивиль при госпитале и подают туда документы — младенец уже числится в базе данных.
[2] Асьенда (в худ. литературе встречается версия — гасьенда) — крупное поместье в ряде латиноамериканских стран, в частности в Мексике (тоже самое, что фазенда в Бразилии).
====== Глава 40. Короткое замыкание ======
Фэр демонстративно прошла мимо авто, спугнув зелёных попугайчиков, что тусили на клумбе. Но манёвр потерпел фиаско — за рулём было пусто. Джерри ждал её в гостиной — закинув ногу на ногу, попивал чай, заваренный тётей Фели. Нынче та сутками околачивалась дома. Барби выгуливала Агустина — идти с коляской на улицу Вирхиния не разрешала. Подружки тёти уехали, одна — в пригород, вторая — в Мехико, и она выла с тоски, как волк на луну. Танцы и музыка тоже были под запретом, а телевизор смотрелся на минимальной громкости — чтобы Эдди не тревожить. Вирхиния запретила и гостей приглашать в страхе, что они увидят младенца, но Эдди сфоткала и, заведя в одной из соцсетей фейк, организовала сбор денег для умирающего ребёнка во имя святой церкви.
Появление Джерри окатило тётю Фели чувством эйфории. Когда Эдди уснул, она радостно подала чай и угостила Джерри бисквитами. И развлекла беседами про лысую Барби — та уже нацеливалась отведать на зубок красные туфли гостя.
— Фернандита, ну наконец-то! — воскликнула тётя, когда Фэр, войдя, остервенело покосилась на Джерри. — А тут молодой человек ждёт тебя уже целый час!
— И что с того? — невежливо спросила Фернанда.
— Нельзя заставлять ждать таких красивых мужчин! — с воодушевлением укорила тётя, кокетливо поглядывая на Джерри из-под наклеенных ресниц.
— Я была на работе, а он явился без предупреждения. Я не намерена бегать по первому зову, виляя хвостом. Я не Барби! — отбрила Фэр.
Возникла неловкая пауза. Фернанда не хотела беседовать с Джерри при тёте. А он, взбалтывая чай в чашке, раскачивал на ноге Барби. Но тётя живо смекнула — пора топать.
— Ох, как скучно мне, хоть на стену лезь! — вздохнула она, поднимаясь с дивана. — Спасибо вы развлекли меня. Ну ладно, я пойду. Барбара Сантойя, хватит приставать к мужчинам! Не все любят лысеньких, придётся смириться, ничего не попишешь!
Оторвав собачку от вкусных туфель Джерри, тётя поскакала наверх, барабаня шлёпками по ламинату. Джерри молчал, изучая супер интересную картину — чай в чашке.
— Ну? Так и будешь молчать? Зачем пришёл? Мало унизил меня, хочется ещё? — Фернанда рубила слова, как на допросе преступника, но Джерри это не впечатлило — маска безразличия словно прилипла к нему.
— Только не в гостиной, — сказал он тихо. — Идём туда, где нас не потревожат.
— На крышу.
— Эм-м, там соседи.
— А чего ты затеял, раз тебя соседи напрягают? — скрипнула зубами Фэр. — Тебе было наплевать на всех, когда ты разводил Амадо на секс.
— Можем поехать ко мне, — Джерри пропустил её колкости мимо ушей.
— Нет, не поедем! Я тебя никогда не прощу и никуда с тобой не поеду. Ты неуправляем! Скажи спасибо, что адвокат и врач тебя отмазали, а то загремел бы в тюрьму. И ты меня унизил! Никто так не унижал меня, даже бывший. Хотя и ты бывший, — Фернанда говорила злобным шёпотом, стоя вполоборота и кидая фразы через плечо. — Но я тебя послушаю. Из любопытства. Не хочешь на крышу, ладно, идём в мою комнату. Но учти, в этом доме не принято запираться с мужчинами по спальням. Я делаю исключение, потому что не хочу домыслов от любителей подслушивать. Так что без глупостей! Или улетишь в окно.
Фэр поднялась наверх. Джерри — за ней. Вёл он себя холодно, и она ощущала досаду — Джерри не извинялся, не умолял её вернуться. Явно не мириться пришёл, а с другой целью.
Впустив его в спальню, Фернанда повернула в замке ключ. И вдруг — хвать! Напав со спины, Джерри сжал её в объятиях и замер. Фэр лопатками чувствовала, как вздымается его грудь. Он молчал, но вцепился насмерть, зарывшись лицом в её волосы. Так прошло минут пятнадцать, у Фернанды все мышцы затекли, а Джерри завис, как компьютер.
— Ты чего хочешь от меня? — разбила Фэр тишину. — Ты сам всё испортил, а теперь чего-то ищешь.
— Зачем я тебя встретил, Фернанда Ривас? — услышала она ответ. — Я же знал, что ты сломаешь мне жизнь, — голос звучал устало.
— Я ломаю тебе жизнь? Я?! Это ты изорвал мне всё нервы, а я не хотела этих отношений!
— Я знаю…
— Ничего ты не знаешь! Ты — циничный эгоист, обожающий насмехаться над людьми. Зачем ты пришёл? — Джерри не ослаблял хватку, и Фэр уже становилось больно. Она попыталась выкрутиться, орудуя локтями, — тщетно. — Чего тебе надо?
— Останься со мной…
— Что?
— Останься со мной, — повторил он шёпотом. — Я пока не могу ничего объяснить. Мне тяжело. Может, когда-нибудь… Давай будем жить настоящим, — и Джерри лёг щекой на её затылок.
Фернанда не понимала ничего, но возмущение её таяло, как льдинка на солнце, а мягкий тембр целовал уши, баюкая в груди вулканическую лаву.
— Как я могу быть с тобой, если ты непредсказуем? Вколешь мне яд, как тот маньяк или ляжешь в кровать с мужиком, — выскребла Фэр последний аргумент.
— Я не делю людей по полу, расе, религии. Я делю их на дерьмо и недерьмо. Тот безногий — дерьмо! И это была месть. Я хотел доказать тебе, что он лжец. Я его не выношу! Ненавижу лгунов! Но я люблю тебя.
— Какая-то странная у тебя любовь.
— Знаю…
И Фэр сдалась. Она кожей ощущала, что он искренен. Чуть стянув с неё кофточку, Джерри целовал ей плечи. Фернанда приняла ласку, рукой обхватив его за шею, но тут раздался адский вопль младенца, нарушив стихийную магию любви.
— И так целыми сутками. Это невыносимо! — зло прокомментировала Фэр.
— Поехали ко мне, — шепнул Джерри ей в ухо. Натиск его ослаб, он сделался нежным, как кот, просящий рыбку. — Там кроме Дамаса нет никого. Тишина.
Фэр колебалась. Она хотела ещё повыпендриваться из чувства противоречия, но истошный, непрекращающийся, как пожарная сигнализация, вопль Эдди ответил за неё.
— Я больше не могу! Ненавижу детский ор! Ещё чуть-чуть и я выкину этого крикуна в окно или выброшусь сама, — Фернанда переводила дух, стараясь унять раздражение. — Представь, такое слушать сутками. Я скоро лягу рядом и тоже буду визжать. Поехали отсюда! — решилась она, выпутываясь из объятий — Джерри приклеился к ней, как шмель к цветку. — Я только вещи возьму.
Время спустя, влюблённые стояли на крыше небоскрёба, уже ставшего для Фэр домом. Луна полная, сверкающая, как тарелка марсиан; яркие звёзды на тёмном стяге небес рисовали атмосферу ночи. У Фэр дух захватило, когда Джерри, безрассудно, прямо на крыше начал её раздевать. Электрические разряды носилось в воздухе. Поцелуи, дьявольские пальцы, объятия, терпкий запах парфюма довели Фернанду до экзальтации. Только с Джерри она получала истинное удовольствие от секса. Настоящее, неподдельное, животное чувство. Вне разума и контроля.
— Ну как, нравится? — шепнул Джерри ей в рот.
— Это безумие…
— А говорила, на крыше страшно.
Фэр прогнулась назад, ловя губами его губы — ощущения были фантастические. А на небе горели, сияли, пылали, являя миру свою холодную красоту, тысячи, миллиарды звёзд. И, казалось, — они улыбаются, став единственными свидетелями короткого замыкания, пробежавшего между любовниками.
Так, Фэр вновь осталась у Джерри. Прошла ещё неделя, и жизнь наладилась. Днём — комиссариат, вечером — ужин, горячие ночи и сладкое пробуждение. Они наслаждались друг другом, как в медовый месяц.
За это время Фернанда прошерстила интернет и картотеки, ища информацию по Касперу Брёкке. В официальных версиях — прилизанная биография адвоката с идеальной репутацией. Родился, учился, женился, сын пошёл по его стопам и бла-бла-бла… Но на одном сайте Фэр наткнулась на любопытную заметку — скрин газеты от 2005 года выпуска: «Скандальное дело о разводе Каспера Брёкке с коллегой-юристом Нормой Алвес набирает обороты».
Их двадцатилетний союз распался — Норма уличила мужа в неверности. Камень преткновения — Бренда Лоэ, секретарша в конторе «Брёкке и Ко». Их связь с адвокатом длилась много лет и завершилась беременностью Бренды. Каспер снял любовнице квартиру в провинции, чтобы скрыть грешок от официальной семьи. Там Бренда и родила мальчика, которого назвали Леонель. Долго Каспер Брёкке жил на две семьи, изредка навещая Бренду и Лео и снабжая их деньгами. Но Норма нашла его переписку с Брендой и закатила скандал на ТВ с вытряхиванием грязного белья. Этот эпизод и накрыл медным тазом его карьеру. В 2005 году состоялось последнее судебное заседание, где Каспер Брёкке выступал как адвокат — по делу наркобарона Николаса Шультса. Тот, оплатив хорошую защиту, оформил на имя Брёкке загородное поместье, куда он и уехал, передав контору старшему сыну Элио.
А младший сын Лео с 2002 по 2004 годы выступал в юношеской поп-группе «Лос Идолос» — детища продюсера Тобиаса Прадо. В начале 2004 года проект развалился, когда восемнадцатилетний Леонель попытался покончить с собой, изрезав шею ножом. Случилось это из-за девушки — та, забеременев от другого мужчины, умерла в процессе родов.
С середины 2004 по 2007 годы Лео пел в составе мальчикового дуэта «Леонель и Марсель». Два нежных тенора носили маски, закрывающие лица, как маска Призрака Оперы. Это был любопытный коммерческий ход Тобиаса Прадо — загадка добавляла популярности. В кулуарах же бродили слухи: идея с масками появилась из-за некрасивой внешности одного из солистов. Но оно так легендой и умерло — ни Леонеля, ни Марселя без масок никто не видел. И на выступлениях, и на интервью, и на встречах с фанатами юноши лица прятали. Несмотря на популярность, дикие гонорары и аншлаги на концертах, проект закрылся в 2007 году из-за поведения Леонеля, который дрался с журналистами, выходил на публику обкуренным и ссорился с Тобиасом Прадо. И продюсер дуэт развалил. Лео решил суициднуться вновь — кинулся под грузовик. В аварии он повредил позвоночник, и Каспер Брёкке забрал сына в поместье. Больше о нём нигде не писали. Марсель же канул в лету — предположительно уехал за границу.
Картинка в мозгу Фэр склеилась сама. Брёкке завершил карьеру не от любви к фермерству, как утверждал, а из-за скандала с официальной женой, матерью Элио. Она и подпортила мужу репутацию. Судьба Маркоса Феррера тоже виделась в этой истории. Тобиас Прадо, продюсер, был лучшим другом Каспера и раскручивал Леонеля, его младшего сына. Когда развалилась музыкальная группа, он задумал дуэт. Тут и подвернулся Маркос Феррер. Марсель — это он и есть. Цепочка сложилась, как карточный домик. Удивительное везение, однако. Так лихо выбраться из грязи!
Решив копнуть глубже, Фернанда нагуглила информацию о мальчиковом дуэте «Леонель и Марсель». Но на фото два высоких и стройных парня, одетые в чёрные латексные брюки и белые рубашки, с масками на лицах, были идентичны, как близнецы.
С Джерри своими находками Фэр не поделилась, а в воскресенье получила материалы из консульства Нидерландов и архива Рехистро Сивиль. Всё это прислали к ней домой, но за неделю Фернанда туда не съездила ни разу, и тётя Фели отправила конверт на адрес Джерри.
Пока последний разгребал сообщения в фэйсбуке и постил фото в инстаграм, Фэр укрылась в ванной — не хотела читать бумаги при Джерри. Заполнив воду густой пеной, она села в джакузи и вскрыла большой коричневый конверт. Содержал он ксерокопии документов, заверенных печатями нотариуса:
«Херман Бустос Агирре родился 27 сентября 1987 года, в Аргентине, Санта-Фе. Родители: Ана Клара Агирре и Луис Рикардо Бустос. В конце 2007 года покинул Аргентину и перебрался в Нидерланды, получив вид на жительство. В 2009 году заключил брак с Марлене Луисой Монтанари Кортасар, которая является гражданкой Нидерландов. В 2012 году получил гражданство при соблюдении условий: не менее трёх лет официальной работы на территории Нидерландов и брака с его гражданкой; сдача экзамена на знание фламандского языка и наличие средств для проживания в стране. В 2014 году Херман Бустос Агирре поменял имя на Джереми Анселми дель Грасса и в начале 2015 года возвратился в Аргентину, о чём уведомлены обе страны».
Ничего ужасного — стандартная биографическая справка. Но до Фэр, наконец, дошло, почему Джерри женился на Марлене — чтобы получить гражданство Нидерландов. Однако новая бумажка ввела её в ступор:
«В получении визы с видом на жительство в Великобритании отказано в 2005 году. В получении визы с видом на жительство в Новой Зеландии отказано в 2006 году. Законодательство вышеназванных государств ограничивает въезд иностранцев, осуждённых за уголовные преступления в своей стране. В 2007 году Херман Бустос Агирре эмигрировал в Нидерланды — здесь пункт «судимость» не является ограничением для получения вида на жительство».
Фэр аж позеленела. У Джерри судимость? За что? Быть не может! Она выудила из конвертаследующую распечатку:
«Запрос консульства Великобритании для получения визы с видом на жительство гражданина Хермана Бустос Агирре. Отказано в связи с тем, что законодательство Великобритании ограничивает выдачу вида на жительство и гражданства лицам, осуждённым за уголовные преступления у себя на родине. Справка из судебного дела прилагается: «В 2001 году несовершеннолетний Херман Бустос Агирре был осужден за непреднамеренное убийство. В 2004 дело было пересмотрено, приговор заменён на три года лишения свободы. Гражданин отпущен в связи с отбытием срока наказания».
«Запрос консульства Новой Зеландии для получения визы с видом на жительство гражданина Хермана Бустос Агирре. Отказано в связи с тем, что законодательство Новой Зеландии ограничивает выдачу вида на жительство и гражданства лицам, осуждённым за уголовные преступления у себя на родине. Кроме того, при подаче заявления гражданином Херманом Бустос Агирре были представлены неверные данные. Выписка из Рехистро Сивиль, Аргентина, Буэнос-Айрес прилагается: «Гражданин Маркос Хорхе Феррер Гарсиа родился 27 сентября 1987 года, Аргентина, Буэнос-Айрес. Родители: Бьянка Гарсиа, аргентинка, и Хуан Хоакин Феррер, аргентинец. Запрос на смену имени и получение нового удостоверения личности в связи с утерей старого в 2004 году. Выписаны документы на имя Херман Бустос Агирре. При их заполнении были указаны неверные данные. Так, место рождения: Санта-Фе. Родители: Ана Клара Агирре, пуэрториканка и Луис Рикардо Бустос, аргентинец, что противоречит данным в прежнем удостоверении личности. Ложные сведения и утаивание информации являются веской причиной для отказа в виде на жительство».
Фэр едва не захлебнулась. Вот он, Маркос Феррер — тип, которого она подозревает в убийстве восемнадцати человек. Каспер Брёкке отмазал его от реального срока, а Тобиас Прадо раскрутил как певца. Фернанда знала, что человеку, вышедшему из тюрьмы, в Аргентине путь закрыт всюду. Поэтому экс-уголовники прибегают к хитростям — делают пластику, меняют имена, «теряют» документы или уезжают за границу. И Маркос Феррер сделал тоже самое — поменял имя на Хермана Бустос Агирре, чтобы избавиться от волчьего билета. Затем, как Марсель, он пел в дуэте с сыном Каспера Брёкке и параллельно совершил две попытки уехать — в Великобританию и в Новую Зеландию, куда не попал из-за их законодательства. Но третий запрос — в Нидерланды — оказался удачным. И там, этот неуловимый человек-хамелеон превратился в Джерри Анселми!
Круг сомкнулся. Она влюбилась в убийцу! Фэр закрыла лицо руками — документы упали в воду, рассыпавшись по ароматной пене. Она стала лихорадочно собирать их и толкнула коробку с шампунями. С грохотом та упала на кафель.
— Фэ-эр?! — от оклика Джерри у неё душа в пятки упала. Что делать? Если выложить всё сразу, он убьёт её. И место подходящее — джакузи. Обколет ядом, как других жертв, и готово. Но молчать она не сможет.
Лишь только Фернанда сложила бумаги на тумбу, как Джерри открыл дверь.
— Вот ты где, а я тебя ищу! — заявил он радостно. — Сказала бы, что хочешь поплавать в джакузи, я бы к тебе присоединился, — Джерри мурлыкал, как сытый Дамас. — Что с твоим лицом, май дарлинг? Я напугал тебя?
— Н-н-ет… Д-да… я задумалась, а тут ты, и я испугалась, — промямлила Фэр.
— Не такой уж я страшный, чтобы так пугаться, — отшутился он.
Фернанда выжала улыбку, но та получилась кривой. А Джерри, оккупировав зеркало, стал наносить на волосы гель.
— Я иду в «Карас» на интервью, — доложил он, хотя Фэр ни о чём не спрашивала. — Два часа болтовни с журналисткой. И они явно устроят фотосессию, надо быть во всеоружии. Не хочешь со мной?
— Нет. А… э-э-э… Джерри, — еле выдавила Фернанда это имя. Такое же фальшивое, как его хозяин. — Я хочу спросить. Ты говорил, что болен… А как называется твоя болезнь?
— А какая разница? — Джерри обернулся, кольнув её взглядом.
— Просто интересно, — опустила она ресницы.
— Тебе это название не скажет ничего, — Джерри вернулся к укладке шевелюры. Фэр оторопело за ним следила — он орудовал гелями и расчёсками, как профессиональный стилист.
— А всё-таки? Ответь на вопрос. Мы живём вместе, и я хочу знать о тебе больше.
— Их три, — выдавил Джерри после паузы. — Это генетические мутации. Помнишь, ты говорила, что тебе нравятся мои руки? Это тоже мутация, арахнодактилия — паучьи пальцы. Они гнутся назад на девяносто градусов. У нормального человека так не бывает. Вторая мутация — дихтиаз Блатта. У меня ресницы растут в два ряда, — Джерри говорил спокойно, продолжая любоваться в зеркало. — Это не мешало бы, если бы не шло вкупе с ещё одной мутацией. Ихтиоз — тяжёлая болезнь. Из-за неё мне переливали плазму крови и пересаживали кожу. Этот ад длился долго, операций было море. Но болезнь неизлечима. Если я брошу принимать лекарства, следить за питанием и состоянием кожи, всё вернётся. Хотя, прежде, чем на мне опять вырастет змеиная шкура, — он ухмыльнулся, саркастически вздёрнув бровь, — я сдохну от боли. Гильермо говорит, что эта боль — психосоматическая. Она наступает, когда я забываю принять таблетки. Болезнь не вернётся, если я пару дней не попью лекарство, но я могу умереть от болевого шока. И знаешь, почему я не пользуюсь ножами и запрещаю тебе кусаться? — он снова полоснул Фэр зрачками-лезвиями. — Если ты, май дарлинг, своими вампирскими клыками прокусишь мне кожу, она будет заживать месяца три. У меня почти нет регенерации, и раны затягиваются рубцами. А я не хочу ходить в шрамах. Уже находился до горла. В конце концов, я — публичный человек. Ну, удовлетворила любопытство?
Фернанда кивнула, и Джерри умолк. Он впервые так прямо рассказал о своей болезни. Фэр давно ждала этого, но сейчас была взвинчена и не среагировала на его небывалую искренность. Она внимательно наблюдала, как Джерри орудует расчёской и лаком для волос. Заметив её взгляд, он прервал манипуляции с имиджем и подошёл близко. Наклонился, мягко чмокнув Фэр в губы. Девушку трясло от страха, но Джерри этого не заметил.
— Не буду много тебя целовать — ты вся в пене. А то придётся мне укладку делать сначала. Я не испугал тебя подробностями моих великолепных заболеваний? Прости, май дарлинг, я не хотел. Но ближе, чем ты, человека у меня нет.
Джерри вернулся к зеркалу. Выудил из ящика фен.
— Маркос! — рявкнула Фернанда, не в силах дальше разыгрывать эту комедию.
Он автоматически обернулся и окаменел, сжимая побелевшими пальцами изогнутую рукоять фена. И изумрудные очи замёрзли, потеряв цвет, будто покрылись инеем.
====== Глава 41. То, что простить нельзя ======
— И долго ты планировал водить за нос инспектора полиции, а, Маркос Феррер? Или Херман Бустос Агирре, как ты предпочитаешь?
Джерри молчал, перекатывая фен меж ладоней. Фэр ожидала увидеть испуг, но маска человека-айсберга была сильнее. И хоть лицо его окаменело, глазами он приговорил Фернанду к расстрелу.
— Ты знала, что я менял имя, — голос прозвучал неестественно, как у робота из фантастических фильмов.
— Дважды, — напомнила Фэр.
— Пусть дважды. В моём прошлом было много всего, но ты не дала времени мне самому рассказать. Ты полезла что-то выяснять за моей спиной.
— А то, что ты по малолетке сидел за убийство, ты тоже хотел мне рассказать? — Фернанда не чувствовала обиды — лишь гнев за то, что так обманулась. Влюбилась в убийцу. — Как ты расплатился с адвокатом? Он брал дорого — землями, поместьями… За какие услуги он тебя, нищего ублюдка, вытащил?
— Это тебя не касается, — прохрипел Джерри. Голос его сел за минуту. — По какому праву ты полезла в мои дела?
— По праву инспектора полиции! Я уже полтора года маньяка ищу. Кто бы подумал, что он у меня под носом?
— Что-что? — у Джерри челюсть отпала, но Фэр была убеждена — он прикидывается.
— Ой, ну хватит, Маркос Феррер! Твоя игра закончена. Ты убил восемнадцать человек и отправишься в тюрьму!
— Чего ты несёшь, Фернанда Ривас? Что за бред?
— Это не бред. Это факт! — его непробиваемость Фэр бесила. Она сдёрнула с него маску, но, ощущение, что напоролась на новую. — Ты — Фантом-убийца! Тебе, наверное, весело было, когда я рассказывала о неуловимом маньяке, правда?
— Ты за словами-то следи! — завёлся Джерри.
— А что? И меня убьёшь? Ну давай, я сижу в удобном месте — в джакузи, — Фэр опять включила режим «глухой дуры». — Все жертвы тоже плавали в ванне. Я стану девятнадцатым по счёту трупом, не так ли? Ведь если я выйду из этой квартиры живой, ты из тюрьмы выйдешь только ногами вперёд. Лет в девяноста!
Очи Джерри заволокло туманом — насмешку сменила холодная ярость. Этот его прозрачный, бледно-зелёный взгляд довёл Фернанду до трясучки. Джерри автоматически перекатывал фен в руках, и тот приковал внимание девушки; по её коже запрыгал страх, липкий, как жаба. И Джерри это усёк.
— Значит, ты полагаешь, я должен тебя убить? — включив фен, он направил на Фэр струю воздуха. Она вжалась в бортик. — Прямо детектив получится, не находишь? Молодая девушка, инспектор полиции, сидя в роскошной джакузи, обронила фен в воду и погибла, бедняжка, от удара током. Красивая смерть! — издевался Джерри, перекладывая включённый фен из ладони в ладонь.
Ну вот и всё. Ей конец. Ясно, он уберёт её, как свидетеля, изобразив несчастный случай.
— Я тебя ненавижу! — крикнула она. — Я открыла тебе душу, а ты плюнул в неё! Надеюсь, ты сдохнешь за решёткой, мерзкий убийца!
Джерри всё держал фен в руках. Воздух попадал и на него, встрёпывая недавно уложенные волосы, а глаза померкли безвозвратно.
— Я знал, что ты не примешь меня настоящего. Хотя я предупреждал, что Джерри Анселми нет. Это фикция, маска, — голос его, будто рвал бумагу, ужасая Фэр всё сильнее. — А тот мальчик, которого я пытаюсь убить всю жизнь, он никому не нужен. Его никто и никогда не любил. И он отвечал взаимностью. Я знал, что и ты не полюбишь его. Но за то, что сделал Маркос в прошлом, он уже ответил. И твоё желание прицепить прошлое к настоящему выглядит гнусно. Я не маньяк и не убивал тех людей. Но я ничего доказывать не буду. Слышала о презумпции невиновности? Я всегда говорил, из тебя никудышный полицейский, но обвинять меня в восемнадцати убийствах, не имея улик, — это уже слишком.
Джерри выключил фен. Плюхнув его на тумбу, выдернул из розетки и ушёл. Не убил? Он оставил её в живых! Но почему? Что он задумал? Может, яд решил приготовить? Фэр вспомнила про химические формулы в тайных ящиках. Наверняка Джерри самолично яд и смешивает. Надо бежать из квартиры, пока не поздно. И вызывать полицию!
Фернанда была так взвинчена, что в ней не осталось чувств к Джерри. Ещё утром он был самым любимым, но вмиг превратился в ненавистного убийцу. Даже страх улетучился. Фэр терзало лишь одно желание — арестовать его и, подготовив дело к суду, гордо шмякнуть перед комиссаром. Вот будет сенсация! Знаменитый Фантом-убийца — певец Джерри Анселми! СМИ оторвут эту новость с руками, а Фернанда получит звёздочку на погоны. Всем, всем докажет, что она — крутой полицейский. Лучший. И те, кто вякал гадости, заткнут рты. В Фэр взыграло такое тщеславие, что она запуталась в собственных джинсах и чуть не упала.
Но Джерри в квартире не было. Неужто сбежал? Ну ничего, полиция его поймает. Выудив из рюкзака телефон, Фернанда натыкала номер комиссара Гальяно.
— Алло, комиссар? Срочно высылайте подкрепление!
— Зачем?
— Затем что я поймала маньяка. Я у него дома, и он вот-вот меня грохнет! — крикнула Фэр с бравадой.
— Не шути так, девочка!
— Я не шучу. Я поймала маньяка! Записывайте адрес.
После разговора с комиссаром Фернанда снова обошла квартиру — на барной стойке лежала связка ключей. Джерри не сбежал? Наверное, он на крыше.
Шмяк! Дамас спрыгнул с кресла, едва не сбив девушку с ног. Чёрное стекло пола отразило недобрый блеск его глаз.
— Твой хозяин — убийца! Он убил восемнадцать человек и заплатит за это, учти! — объявила Фэр коту.
«Мой хозяин — дурак, — подытожил Дамас, нервно дёргая ушком. — Он связался с тобой и заплатит за это».
Фернанда влезла на третий этаж, сквозь потолок увидела Джерри. Сидя на крыше, он прятал лицо в коленях, будто нашкодивший мальчик, спасающийся от гнева родителей в безопасном месте. Вынув пистолет, Фэр поднялась наверх. Если он попробует её убить, она его застрелит. Или спихнёт вниз.
Джерри так и обнимался с коленями. Фернанда подкралась на цыпочках, раз — и приставила пистолет к его затылку:
— Сейчас полиция приедет. Зря ты не кинул фен в джакузи. Поглядим, как ты запоешь, когда вернёшься в тюрьму. Она явно по тебе соскучилась!
Ноль эмоций. Даже не обернулся. Спрятав ладони в рукава, Джерри закрыл глаза и сидел молча, пока не запищал его смартфон.
— Хэллоу. Мэри, я не приеду, — он говорил твёрдо, но грустно. — Не надо орать. Не приеду и всё. Отмени интервью. Скажи, что возникли дела. Я потом всё объясню.
— Напрасно ты не сказал, что тебе светит пожизненное, — куснула Фернанда. — Но не волнуйся, интервью я сама дам, когда сформирую дело. Наши любимые СМИ обрадуются, узнав что ты — серийный маньяк-убийца, — она не отводила пистолет, так его и держа на прицеле, а Джерри смотрел в горизонт, любуясь кварталом с высоты птичьего полёта.
Когда Фэр увидела внизу полицейские машины, по телу её побежали мурашки. Вот и всё. Она изловила маньяка, потеряв любовь и надежду на счастье. Никогда больше она мужчине не доверится.
— Я сделал очень страшную вещь, Фернанда Ривас, — промолвил Джерри, тоже узрев копов. — Позволил тебе влезть себе под кожу. Заполнить собой ту часть моей души, которая пустовала всегда. Я никого и никогда не любил. Всё, что они получали от меня, — моё тело. Некоторые даже считали это любовью, — он нервно расхохотался. — Я знал, что этим всё кончится. Я всегда боялся, что ты уйдёшь. Но ты превзошла мои ожидания. Браво!
Джерри не дал надеть на себя наручники, гордо заявив, что пойдёт добровольно. На глазах у опупевшего сеньора Феликса он сел в полицейское авто, как в королевский лимузин. Да, без лицемерия он не обходится!
— А что случилось, сеньорита? — консьерж ткнул Фернанду пальцем в плечо.
Она неотрывно следила, как отъезжают три машины с мигалками. Когда они свернули с улицы Айме Пайне, Фэр ощутила пустоту и заторможенную, какую-то ошалевшую боль.
— Поймали маньяка, — ответила она.
— Что? Мистер Джерри? Да вы издеваетесь! — сеньор Феликс расхохотался, лающе, по-звериному. — Отродясь не поверю!
— Придётся поверить. Но я давно это знаю. Вот и замутила с ним роман — хотела подобраться ближе, — сочинила Фернанда.
Ей было стыдно. Нет, не признается она, что втюрилась в маньяка! Всем расскажет легенду, будто закрутила с Джерри, потому что хотела его разоблачить — это лучшая версия.
В комиссариате Фэр связалась с экспертами-криминалистами, требуя от них дактилоскопию, чтобы сверить отпечатки из дела Маркоса Феррера с отпечатками Джерри. Результаты обещали через два дня, что Фернанду взбесило — она хотела убедиться в своей правоте немедленно. Однако комиссар, выслушав её аргументы, обозвал их надуманными: Джерри-Маркос сидел в колонии за убийство, менял имя, ненавидел свою семью, а две жертвы маньяка — его брат и сестра; и Фэр была уверена — кастрация Амадо в 2004 году — его рук дело; а ещё находка из тайного ящика — записи химических формул. Наверняка там есть и яд-убийца. Надо затребовать у судьи ордер на обыск квартиры Джерри. Но комиссар упёрся как баран, заявив, что подобных псевдо-улик можно найти вагон.
— С такими уликами, девочка, можно свалить убийства и на меня! — распёк он Фернанду. — Чтобы назвать кого-то маньяком, нужны веские доводы. И чистосердечное не помешало бы. Но у тебя одни гипотезы! Ты забываешь о презумпции невиновности. А дело это имеет огромный общественный резонанс. Ты на секунду представь что будет, если мы назовём маньяком невиновного человека, да ещё знаменитость! СМИ нас четвертуют!
— Это он маньяк! Он! Я абсолютно убеждена! — надрывалась Фэр. — Прошу вас, комиссар, не вставляйте мне гвозди в колёса!
Комиссар потребовал провести обыски, допросы, собрать доказательства, перепроверить алиби, но СМИ пока даже не заикаться. Фернанда знала — он прав, и это её бесило. Но оставить Джерри под арестом ей удалось — до распоряжения судьи. А обиду хотелось выплеснуть, и Фэр, позвонив Амадо, счастливо ему доложила: она нашла Фантома-убийцу. Это Маркос Феррер, его братец.
— Теперь он мне заплатит! — от новости Амадо пришёл в эйфорию. — Этот урод способен на всё! Его место в тюрьме, подальше от нормальных людей. А я скоро приеду в комиссариат, хочу полюбоваться на эту рожу за решёткой. Как он, тебе, Фернанда, очень уродливый? — злобствовал Амадо. Фэр была шокирована — больная ненависть искажала его голос.
— Приходи и сам увидишь, — она бросила трубку.
Вечером Фернанда на работе задержалась — Амадо явился в комиссариат, и она не смогла пропустить встречу двух заклятых братьев. Фэр укрылась в тёмной комнате, наблюдая за Амадо сквозь зеркало-шпион [1].
Комната свиданий, куда его проводили, — длинное помещение с бетонными стенами. По центру его расположились стол и два стула. На один из них ликующий Амадо и сел. Интересно, он в обморок не рухнет, увидев Джерри?
Наконец засов железной двери щёлкнул. Капрал Гонсалес привёл Джерри в комнату свиданий. Тот явно был зол, что на него (по распоряжению Фэр) надели наручники. Усадив арестанта напротив Амадо, капрал наручники не снял и отошёл угол. Негодование Джерри Фернанда приметила — он явно не хотел выглядеть беспомощным. А Амадо аж побагровел, ожидая встречи с братцем-уродом, но увидел красавца, что с юным Маркосом ни капли схожести не имел.
— ТЫ??? — стул под Амадо гневно скрипнул ножками — так на нём подпрыгнули.
— А тебе чего надо от меня? — спросил Джерри с вызовом. — Чего пришёл, безногий?
— Заткнись! — рявкнул Амадо. — Капрал, что за дела? Я пришёл к другому человеку, к Маркосу Ферреру, моему брату. А этого вы зачем привели?
— Это и ешть Маркош Феррер. Правда, режультаты дактилошкопии будут череж денька два, — объяснил капрал Гонсалес. — Но шеньор вроде и шам подтвердил, что он Маркош Феррер.
Амадо уставился на Джерри впритык. Тот ухмылялся, лелея коварных чертей в глазах.
— Но как… как это возможно? — недоумевал Амадо. — Ты же всем известный урод!
— А ты мечтал, чтобы я всю жизнь ходил в змеиной шкуре, не так ли? — Джерри встряхнул головой, давая врагу на себя полюбоваться. — Но твои ожидания тщетны, мой дорогой братик. Ты намеренно пытался избавиться от меня. Боялся, что я заговорю, всем открою глаза на твою настоящую физиономию. Провалы в памяти у него, как же! Я-то знаю, откуда ноги растут.
— Это всё брехня! Тебе никто не поверит. Ты — патологический лжец и преступник с детства! — крикнул Амадо, в запале давясь слюной.
— Кто из нас лжец и преступник, можно поспорить. И я не уверен, что этот спор ты выиграешь. Но недавно ты меня поразил. Я не знал, что ты педик, — Джерри явно нравилось унижать Амадо; триумф садиста отражался на его лице. — Но что тебе остаётся, бедняжке импотенту? За двенадцать лет ты ещё не усвоил, что лезть к чужим женщинам чревато? — Джерри цедил слова жёстко, с полуулыбкой на губах.
— Чтоб ты сдох! — надрывался Амадо. — Значит, рожу ты подлечил, но ублюдком как был, так и остался. Кокнуть столько народу не каждый способен!
— Не тебе называть меня ублюдком! У нас с тобой одни родители, и ты ублюдок не меньше, чем я. — Джерри разговаривал хамски. — А на что ты способен, я знаю прекрасно! О, гхош, я помню, как ты сдирал с меня кожу! Ты знал, что мне больно, знал, что останутся шрамы, и делал это специально. Ненавижу тебя! Да, я скрывал прошлое, но никогда не притворялся святошей, будучи гнусной мразью. Я бы мог поклясться, что маньяк — это ты. Но ты втёрся в доверие к мисс инспектору и её семейке. Твои злодеяния хотят инкриминировать мне, а ведь замашки у убийцы твои, безногий, — Джерри перевёл взгляд с Амадо на зеркало. Фэр стихийно отпрянула, хотя знала — Джерри не видит её.
Но поведение его добивало Фернанду — высокомерия и наглости Джерри не утратил. Новая маска или признак сумасшествия? А вдруг он психопат? Неужели его не пугает тюрьма? Или ему всё равно? Судья, конечно, настоит на психиатрической экспертизе, а Фэр не хотела, чтобы Маркоса Феррера признали невменяемым. Но Элио Алвес не лыком шит, он отмазал Джерри от истории с уколом, а нынче повторится эпизод многолетней давности: адвокат выбьет мягкий приговор или принудительное лечение в дурке. Тогда жизни восемнадцати человек окажутся обесценены.
Фернанда втемяшила себе в голову, что маньяк — Джерри, и иных версий не рассматривала. Мысль о его невиновности она отмела сразу. Но, пока возмущалась коварству судей и адвокатов, часть разборок Амадо и Джерри прослушала. А там уже шла дуэль! Если бы не капрал и наручники, эти двое сгрызли бы друг друга, как голодные волки.
Встав перед Джерри (тот эффектно развалился на стуле), Амадо протянул руки к его горлу. Но Джерри отпихнул его ногой, и он — шмяк — упал. Гонсалес начал их успокаивать, но Амадо уже себя не контролировал, валяясь на полу и истошно горланя:
— Ну-ка, повтори, урод, что ты сказал?!
— Во-первых, из нас двоих урод — это ты. Мои конечности при мне, я умею удовлетворять женщин, а с моим чудным лицом у меня проблем нет, — Джерри не успокаивался. Ненависть к брату превысила лимит его хладнокровия. Надменно задирал он нос, давая понять: он чертовски хорош собой. — Во-вторых, я не виноват, что твоя драгоценная Вирхиния оказалась шлюхой, готовой лечь под любого, кто её поманит. Унизительно, когда твоя дама сердца — подзаборная шалава, которую имеют все, а ты не можешь, не правда ли? — Джерри успел пригнуться — Амадо смачно в него плюнул. Но плевок не долетел. — Ну-ну, тише. Я понимаю, что гены наших глубоконеуважаемых предков неискоренимы, но не надо уподобляться быдлу. Ты и без этого опустился на самое дно. Но я добавлю ещё. Когда некоторые упьются своим тщеславием, — Джерри глянул в зеркало вновь — у Фэр мурашки побежали, столько злости было в этом, некогда влюблённом взгляде, — я выберусь отсюда и расскажу твоей дорогой Вирхините, что ты — не мужчина, — Джерри встал на ноги.
— Ты никогда не выберешься отсюда, — скрипя зубами, Амадо отряхивал пиджак. — Я жду-не дождусь суда. Хочу полюбоваться, как тебе впаяют срок. Тогда и увидим, кто из нас не мужчина. Сомневаюсь, что с этим личиком, какое ты себе искусственно соорудил, там мимо тебя пройдут. Инспектор сама сказала, что в тюрьме ты сдохнешь. Я буду этого ждать.
— Жди-жди, не утомись только. А инспектору передай — пусть идёт к дьяволу! Капрал, я хочу в камеру! Меня уже тошнит от этого микроба на одной ножке! — напоследок брызнул ядом Джерри.
Капрал Гонсалес молча отомкнул дверь, и их с Джерри заглотила пасть чёрного коридора. Амадо выглядел ошарашенно. Туда-сюда он похромал по комнате свиданий и после тоже вышел в раскрытую дверь.
Впервые за этот бесконечный день Фернанду посетила мысль: а не обвинила ли она Джерри напрасно? Он ведёт себя, как невиновный человек. И она любит его. Но того, другого Джерри, в чьих объятиях засыпала и просыпалась. А этого незнакомца, Маркоса Феррера, она боится. Он для неё чужой.
Всхлипнув, Фэр прислонилась лбом к зеркалу-шпиону. Мелкие брызги её слёз рисовали орнаменты на стекле, и оно оплакивало историю любви, что разлетелась по ветру прахом.
Когда Фэр вышла из комиссариата, часы пропикали 22:00. Но домой ей не хотелось. Узрев на трассе байкеров, она припарковалась у обочины, чтобы ими полюбоваться. Человек двадцать на роскошных мото, в чёрных косухах, они выглядели счастливыми в этом гоночном безумии. И Фэр им завидовала. Она любила скорость, а профессиональные байкеры привлекали её всегда, но жили вне реальности, затоптанные разумом. Хотя купить мотоцикл, как главное средство передвижения, Фернанда себе разрешила. Но байкеры и она — море и пустыня. Они свободны, как ветер, свистящий в их ушах; как искры адреналина, что горели пламенем в их глазах, а она спряталась в душном кабинете наедине с историями головорезов. Никто не толкал её на это, лишь жажда справедливости, которая у всех своя. Ей уже высказывали подобную мысль, но Фэр не помнила кто. А он был прав — нет справедливости истинной и глупо за ней бегать.
Стряхнув оцепенение, Фернанда завела мотор и вернулась домой. Там царили темнота и безмолвие. Но в спальне тёти Фели работал ноутбук — она писала книгу. Первой её идеей стал сборник кулинарных рецептов. Но однообразный текст её креативному нраву мигом наскучил — рецепте на десятом тётя свернула эту деятельность. Книги о садоводстве, макияже и маникюре постигла та же участь, и тётя Фели переключилась на литературу художественную. Детективы она не очень жаловала, а из возраста любовных романов уже вышла, поэтому решила написать сказку. Детскую сказку о розовой собачке. Так её и назвала — «Мой розовый пудель».
Маргарита над тётей хихикала, но обещала её творение почитать, когда оно будет закончено. А Вирхиния была против, называя мать «бесполезной старухой, погрязшей во грехах».
— Лучше бы ты пошла в церковь! — визжала она у тёти Фели под дверью. — И как тебе не стыдно, мамусик, заниматься глупостями? Пора уже отмаливать свои грешочки, вот-вот смертушка нагрянет!
Официально Вирхиния ещё находилась в декрете, но и через девяносто дней [2] работать не собиралась. Она так фанатично увлеклась религией, что мечтала о канонизации в святые и надувала простаков в интернете, собирая деньги на лечение Эдди, — хотела заплатить падре в церкви Сан Рафаэль Архангел. Но падре не стал её канонизировать и за миллион долларов, уверив, — процедура эта сложная и решение о присвоении кому-либо статуса Святого принимается консисторией Ватикана — Коллегией кардиналов с Папой Римским во главе. Вирхиния рассвирепела, выяснив: канонизировать можно лишь мёртвого человека.
— Чего ж мне теперь помирать что ли? — жалобно горланила она. — Этот падре вместе с Папой Римским — тупицы! А я ведь очистилась ото всех грешочков! Если приглядеться ко мне, можно увидеть сияющий нимб! У меня и имя соответствует. Святая Мария Вирхиния!
— Лучше бы ты за ребёнком смотрела, мать святая! — справедливо упрекала её Маргарита. — Он у тебя бесхозный и орёт сутками, а тебе наплевать.
— Но у меня нет ребёночка, — не моргнула глазом Вирхиния. — Я — мать-мученица, а ребёночек мой живёт рядом с Боженькой и смотрит на меня с небушка, моя лялечка, — и Вирхиния перекрестилась. — Но когда меня канонизируют, я рожу ещё. А вдруг получится Иисус?
Ночь Фернанда провела адскую из-за криков Эдди, лая обычно тихой Барби, но больше — из-за Джерри. Её терзали противоречивые чувства от любви до ненависти, от сомнений до обиды. И ещё жалость. К себе. Но Джерри она хотела отомстить, и даже мягенький голубой кролик не внушал ей оптимизма.
Утром, кое-как продрав глаза, Фэр поскакала на работу. У дверей её ждал сюрприз — толпа газетчиков, жаждущих выяснить: правда ли, что маньяк — певец Джерри Анселми. Фернанда, ещё вчера мечтавшая Джерри утопить, от комментариев отмахнулась и поставила прессу в тупик, задав встречный вопрос: откуда они выудили эту информацию.
Оказалось, журналистов собрал некий человек. Обзвонив самые крупные газеты Байреса, он назвался братом маньяка Джерри Анселми и пообещал сенсацию, если они явятся в комиссариат. Фэр сразу вкурила — это сделал Амадо, но воздержаться от громких заявлений ума ей хватило.
— Когда убийца будет пойман, комиссар Гальяно созовёт пресс-конференцию и вы первыми об этом узнаете, — Фернанда разговаривала с прессой уверенно, но холодно. — Пока мы не можем разглашать тайну следствия, поэтому прошу вас разойтись. Это комиссариат, а не цирк!
За неожиданно трезвый поступок комиссар девушку поблагодарил, хлопнув по спине, как мужчину. Но озарение это было мимолётным. Пока Фэр дожидалась ордера на обыск квартиры Джерри и результатов дактилоскопии, она решила выбить чистосердечное признание.
В полдень она явилась к Джерри — в отдельную клетку, где были установлены скрытые камеры и за арестованными велось наблюдение из аппаратной. Правда, только за изображением — звук на мониторы не выводился.
Джерри не среагировал на неё, даже не поднял головы. Сидя на койке, он изучал свои ладони.
— Надо поговорить, — сухо молвила Фэр.
Тишина в ответ.
— Ты меня игнорируешь?! — взъерепенилась она. — Но дело твоё. Я не буду выяснять отношения. Ты должен написать чистосердечное и сознаться в восемнадцати убийствах, чтобы я передала дело в суд. Я за этим и пришла.
— Нет.
— Хочешь своё положение усугубить и работы мне добавить? — открыто съехидничала Фернанда.
— Для начала не помешает добавить совести.
— Совести? — обойдя Джерри, Фэр встала перед ним. — Тебе ли, нелюдю, убившему кучу народа, кастрировавшему родного брата и соблазнившему меня, говорить о совести? Какая ты мразь! Но ты зря считаешь, что надул меня. Я всегда знала, что ты — Маркос Феррер, маньяк-убийца. Я закрутила с тобой, чтобы разоблачить. Не строй из себя плейбоя. Тебе до него, как до Антарктики пешком!
Джерри, наконец, поднял глаза — недобрый огонёк сверкнул в них.
— Всё сказала? Тогда можешь быть свободна.
— Я-то буду свободна, а ты сгниёшь в тюрьме. Не выйдешь даже девяностолетним стариком!
— Вау! Супер! Я изумляюсь твоей компетентности, мисс инспектор, — огрызнулся Джерри. Фэр засекла на его безымянном пальце перстень-змейку. Тот самый, обручальный. Не выбросил? Удивительно. — Но у меня презумпция невиновности. Без адвоката я не скажу ни слова и ничего подписывать не стану — это первое. И второе — мне нужны лекарства. Будь любезна, мисс инспектор, забери их из квартиры и привези сюда. Они лежат…
— Нет! — грубо оборвала Фернанда. — Перебьёшься. Ты не идёшь мне навстречу и не пишешь чистосердечное. И я ничего делать не стану. Здесь не курорт. Готовься, в тюрьме никто тебе лекарств не притащит. Учись жить без них. А то ты похож на наркомана — ни дня без дозы. Того и гляди ломка начнётся.
— Пошла вон! — вдруг рявкнул Джерри.
— ЧТО?
— Вон пошла из моей камеры! — повторил он. Сев с ногами на койку, закрыл глаза.
— Да ты… ты… как ты разговариваешь, убийца?! — у Фэр туман в мозгу заклубился.
Вот сволочь! Лживый психопат, замочивший массу народа, включая собственных брата и сестру. И ещё смеет говорить с ней, с инспектором полиции так, будто она — кучка мусора.
— Как жаль, что я не сообщила прессе, что маньяк — это ты, — выплюнула она злобно. — Пожалела твою репутацию!
На лице Джерри ни мускул не дрогнул — он не открывал глаз, а грудь его вздымалась. Фернанда ушла в ярости — мало того, что он убийца, ещё и бесчувственное бревно. Никогда он её не любил. Это тоже была ложь!
На следующий день Фэр получила результаты дактилоскопии. Они полностью совпали, подтвердив, что Джерри Анселми и Маркос Феррер — один человек.
Но Элио Алвес окунул её в лужу с кипятком, убедив судью не разрешать официальный обыск в квартире Джерри из-за недостаточности улик. Фэр была взбешена, поэтому провела обыск неофициальный. Открыв дверь своими ключами, а тайный ящик в ванной — отмычкой, она вытащила записи с химическими формулами, уверенная, одна из них — яд-убийца. Но эксперты её огорошили: десятки этих формул — ничто иное, как составляющие антидотов к различным ядам. Джерри-Маркос пытался найти противоядие? Фэр не поняла этого действа. Может, записи не его? Хотя изящный почерк с загогулинами и острыми буквами «A» и «R» точно его.
Так минула неделя. Улик не прибавлялось, а максимальный срок для ареста Джерри выходил на днях. Фэр принципиально не впускала к нему адвоката, требуя признаний. Но Джерри упорствовал. Комиссар же, подняв лапки кверху, самоустранился, дав Фернанде шанс расхлёбывать эту кашу самой.
Из аппаратной Фэр ежедневно наблюдала, как меняется настроение Джерри. Его злость, бравада и флегматичность чередовались друг с другом. Но на седьмой день он стал неадекватен. Ходил по камере, как тигр по клетке, и бил в стены кулаками. Но когда долбанулся об решётку головой, Фернанда испугалась. Он явный психопат, а от сидения взаперти совсем озверел. Продлилось это бешенство до ночи, а потом Джерри, рухнув в койку, повернулся к стене и замер.
На восьмой день заканчивался срок, разрешенный судьёй для ареста, — более держать Джерри в камере Фэр не могла, поэтому решила заставить его написать чистосердечное любым путём. Если откажется, она пристегнёт его наручником к койке — посидит, как собака на цепи, и запоёт иначе.
В семь утра, вооружившись диктофоном и кипой бумаги, Фернанда вломилась в камеру. Джерри так и лежал носом к стене. Фэр бесцеремонно его растолкала.
— Ну-ка хватит дрыхнуть! Здесь не курорт! Вставай и подписывай чистосердечное! Или я приму меры! — она протянула его за воротник — Джерри был бледнее смерти, а на губах выступила кровь.
Фернанда отколотила его по щекам — он не реагировал. Ни на шутку испугавшись, она разбудила охранников, велев им немедленно звонить в скорую.
Врачи явились быстро. Констатировали состояние субкомы — граничащее с коматозным — и, подключив Джерри к аппарату искусственного дыхания, увезли его.
Фэр держалась как могла. Даже сняла показания с воришек, промышляющих в городском транспорте. Но к концу дня позвонила в центральную городскую больницу и выяснила, что Джерри перевели в частную клинику доктора Гильермо Лосада.
Она добралась до клиники, превысив скорость раза в два. У входа позвонила домой, чтобы сообщить: на ужин не придёт. Там оказалась одна Агустина. Тос зазвал Маргариту на посиделки с его мамой, и она поволокла с собой тётю Фели и Барби. Агус же, вредничая, осталась дома. А Вирхиния бегала по церкви, моля падре повесить её фото над алтарём, и заодно скрывалась от Берни — тётя Фели сообщила ему, что он — отец её внука. И теперь бедняга требовал сделать анализ на ДНК.
Фэр посоветовала Агустине найти занятие поинтереснее, дабы убить скуку, — она вернётся поздно. И разговор окончила.
Джерри лежал в палате интенсивной терапии. Подключённый к аппаратам, весь в трубках, он казался милым и беззащитным. Как может этот человек быть серийным убийцей? Фэр любовалась на него через стекло — ближе врачи её не подпустили.
Она неотрывно следила за Джерри до полуночи. Состояние его не менялось. Кардиомонитор показывал, что сердце бьётся и пациент жив. А грудь Фернанды разрывалась от чувства вины. В начале их знакомства, когда она обвинила Джерри в наркоторговле, он впал в кому, не приняв таблетки. Неужели и сейчас также? А он же просил её привезти лекарства, но она посмеялась, не поверила…
Глядя на полумёртвого Джерри, Фэр не плакала. За неделю она не уронила ни слезинки — в душе что-то зачерствело. И вдруг закукарекал телефон — пришла смс-ка. А время — час ночи. «Агус», — высветилось на дисплее, и у Фернанды сердце замерло. Почему Агустина ещё не спит?
«Тётя! Без полиции домой не приходи! Он в маске. У него длинные волосы. Орудие — заколка и порошок. Читай мой дневник. Я вас всех очень люблю. Простите меня за всё».
Фэр чуть не уронила телефон. Перечитала смс ещё три раза. Глянула на бледного Джерри в катетерах. На смс. Снова на Джерри. И до неё, наконец, дошло.
За считанные секунды добежала она до парковки. Набрала номер комиссара — явно его разбудила.
— Ты с ума сошла, Фернанда Ривас! Ты знаешь сколько времени? — сонно пропыхтел тот.
— Ко мне домой! Срочно! С полицией! — кричала Фэр, пытаясь оседлать мотоцикл. Её всю колотило, и она не могла закинуть ногу. — Он у меня дома! Маньяк у меня дома! Это не Джерри Анселми, не Маркос Феррер! Мы ошиблись! Я ошиблась…
Молниеносно Фернанда домчалась до Сан-Тельмо, забив на дорожные знаки. Благо была ночь, скопления транспорта не наблюдалось, и она чудом никуда не врезалась. И парковаться не стала. Кинув «Дьявола» на асфальт, перезарядила пистолет и шмыгнула в чуть приоткрытую дверь…
Комментарий к Глава 41. То, что простить нельзя -------------------------------
[1] Зеркало-шпион (Зеркало Гезелла) — стекло, выглядящее как обычное зеркало с одной стороны, и как затемнённое с другой. Сквозь него можно видеть происходящее в смежной комнате, оставаясь незаметным. Такие зеркала применяются для оборудования переговорных комнат, комнат допросов в полиции, службах безопасности и у психологов.
[2] Отпуск по уходу за ребёнком в Аргентине длится 90 дней с первого дня декретного отпуска. Можно взять отпуск без содержания от 3 до 6 месяцев с правом сохранения рабочего места.
====== Глава 42. Лети, невеста! ======
Онемевшей рукой толкнув дверь, Фэр проникла в дом. Свет не включила, чтобы не спугнуть убийцу, и зажгла фонарик. Обшарив холл, гостиную и кухню и не найдя ни души, она прокралась наверх. Осмотрела ванную у балюстрады — пусто. В спальне Агус ни девушки, ни маньяка не оказалось. С лихорадочно бьющимся сердцем Фернанда прошлась по второму этажу — всё чисто. Она залезла и на крышу, но обнаружила только кадки с погибшим цветником тёти Фели.
Привлёк её нечеловеческий вопль Эдди. Когда Фэр вломилась в детскую, в глаза ей ударил свет — взрослые ушли, оставив у младенца включенными люстру и две лампы. Подгузники, соски, обувь, игрушки были разбросаны по углам.
Держа наготове пистолет, Фернанда кинулась к ванной и у порога на что-то наступила. Белая роза хрустнула, раздавленная тракторной подошвой её ботинка.
Вода… Алая, она лилась на пол, заполняя пространство. И всюду лепестки. Лепестки белых роз, утонувшие в кровавом озере смерти.
Агустина лежала в ванне. Обнажённая, испещрённая уколами ядовитой иглы. Чёрные волосы, извиваясь, как щупальца осьминога, плавали в воде. Глаза были плотно закрыты. И Фэр вмиг поняла, что навсегда.
Она подошла ближе. Пощупала пульс — нет. Дыхание отсутствовало. Зрачки на свет не реагировали, но тело ещё не остыло.
Фернанда не могла плакать — в глаза будто песка насыпали. Автоматически вышла она из ванной, ещё поблуждала по дому — маньяка и след простыл. Наконец она услышала полицейские сирены, но вниз не спустилась. Дверь открыта, её коллеги сами войдут. Эдди орал, и у Фэр звенело в ушах. Бросив пистолет, она села на пол детской. Почему Агустина? Почему он убил её в комнате Эдди? И как она ухитрилась написать смс? А как три взрослых женщины могли уйти, оставив с больным младенцем неопытного подростка? И почему они не возвращаются? Столько вопросов, а ответов нет.
Слух Фернанды, хоть и был заторможен, уловил шаги и крики — это полицейские ворвались в дом.
— Гонсалес, Варгес, Исагирре, быстро за мной наверх! — чётко и отрывисто распоряжался комиссар. — А вы ищите здесь!
Фэр слышала его возгласы, как со дна бочки. Маньяк убил Агустину. Она не спасла её, хоть и приехала молниеносно. Ей это снится! Это не может быть правдой! Эдди опять заорал, и чаша терпения Фернанды оказалась переполнена.
— Заткнись, не до тебя сейчас, — пробормотала она, машинально сунув в колыбель руку.
Пошарила там. Нащупала что-то твёрдое, плоское, прямоугольное… Телефон! Телефон Агустины, где были открыты исходящие сообщения. Её последнее смс…
Фэр снова вчиталась в него: «Тётя! Без полиции домой не приходи! Он в маске. У него длинные волосы. Орудие — заколка и порошок. Читай мой дневник. Я вас всех очень люблю. Простите меня за всё».
Длинные волосы, дневник, заколка, порошок… Надо бы поискать дневник в комнате Агустины. И у этого типа длинные волосы. Настолько, что он пользуется заколкой. А у Амадо волосы короткие. Значит, он отпадает. У Джерри они отросли до плеч, но заколкой их не собрать. И у него алиби — в момент убийства он лежал в палате интенсивной терапии. А Иван-Конрад носит хвост, длинный, до лопаток. Неужели он?
Когда вернулись Маргарита и тётя Фели с Барби, комиссар отпаивал Фернанду чаем — она тяжело приходила в себя. Он разрешил ей не заниматься осмотром тела — в доме уже работали эксперты-криминалисты. Дневник Агустины нигде не обнаружился, и Фэр подумала, что девчонка его спрятала в каком-нибудь тайнике.
Тётя и Маргарита остолбенели, увидев полицейских. А когда комиссар с прискорбием сообщил о смерти Агустины, тётя Фели упала в настоящий обморок, а Марго завыла. Давясь слезами, она рвала на себе волосы и билась лбом о мягкую мебель. Фэр понимала реакцию женщин, но злилась — они обнажали её собственные чувства. И, пока комиссар кудахтал над тётей, Фернанда убежала из дома. Поймав такси, вернулась в клинику доктора Гильермо. Она действовала машинально. Так гадко было на душе, что Фэр изумилась, найдя себя у палаты интенсивной терапии.
Плюнув на запрет медиков, она вошла внутрь и села у кровати Джерри. Он был так бледен, что выглядел мёртвым, но пикающий кардиомонитор давал надежду на благополучный исход.
Фернанда схватила егоза руку, прижалась к ней щекой. Эти красивые пальцы, гибкие и ласковые. Так она их любила! И всё сломала, не дав Джерри и шанса оправдаться.
— Прости меня, прости, я такая дура… Вернись ко мне, пожалуйста. Я знаю, что заслужила твою ненависть, но когда я говорила, что люблю тебя, это было правдой. А сейчас ты мне нужен, так нужен… — давно сдерживаемые слёзы покатились по щекам — злость, шок, непонимание, боль, которые Фэр копила неделю, хлынули водопадом.
Она плакала навзрыд, касаясь губами руки Джерри и умоляя его вернуться. Но он был глух — состояние не менялось ни на йоту. Фэр не верила ни в бога, ни в чёрта, ни в загробную жизнь, но сейчас подумала: душа Агустины где-то рядом.
— Агус, — шепнула она в воздух, — может, это глупо, но если ты слышишь, не забирай Джерри с собой. Я знаю, он тебе нравился, но оставь его мне. Я люблю его. Очень.
Дежурный врач и медсёстры не являлись, и Фернанду вырубило прям на стуле. Но утром пришёл доктор Гильермо.
— Вам кто позволил тут сидеть? — воскликнул он, гневно растолкав её. — Ну-ка выметайтесь! Здесь посторонним нечего делать!
— Я… я только хотела увидеть Джерри, — пролепетала Фэр, кое-как разлепив глаза.
— Вы отлично постарались, чтобы довести его до комы, — доктор был настроен агрессивно.
— Но я… я не знала… Он в коме, потому что не принимал лекарства?
— Кома случилась в результате болевого шока. Во время этих приступов пациент может бросаться на стены, кричать и даже умереть. Но у Хермана эта боль носит психосоматический характер. Она имела место раньше, когда болезнь находилась в запущенной стадии. Нынче боль возникает, словно по памяти, когда он не принимает лекарств. Хотя ретиноиды, анаболики и кортикостероиды лишь поддерживают регенерацию и количество тромбоцитов в крови. У Хермана очень плохая свёртываемость.
— Но он поправится?
— Если выйдет из комы, безусловно. Но кома может длиться два дня, а может двадцать лет, — окончив рассказ, доктор Фернанду выгнал.
Возвращаться домой Фэр не хотела, поэтому бродила по улицам, оплакивая Агустину, надеясь на выздоровление Джерри и ругая себя. А к восьми утра явилась в комиссариат — он только просыпался, и в коридорах было тихо и пусто.
В кабинете её обуяла ностальгия. Два года она провела здесь, разгребая тучу дел: серьёзных и дурацких, жутких и глупых, интересных и смешных. Но она упустила что-то важное. Главное в работе полицейской — быть честной перед законом, людьми и собой. А она обманывала себя и миллион раз превышала полномочия, лелея своё тщеславие и губя жизни. Она не справилась с должностью.
Фэр села в кресло. Взяла белый лист бумаги и долго в него пялилась. Затем вывела: «На имя комиссара федеральной полиции Буэнос-Айреса Сантоса Альберто Гальяно заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию…».
Когда всё было написано, она покинула кабинет, не оглядываясь, не прощаясь и не жалея. Заявление положила на стол комиссара, придавив карандашницей. Вынула из кармана жетон, сняла с пояса пистолет и знаки отличия с куртки и ушла прочь, закопав мечту о полиции навсегда.
Красивая и юная вечная невеста, как белый лебедь, утопая в волнах кружев и органзы, казалось, спала, пока её в открытом, обитом атласом гробу, несла толпа. На похороны Агустины пришла вся улица Дефенса и почти вся Школа изящных искусств. Более двухсот человек: соседи, друзья, экс-одноклассники Агус, экс-коллеги Фернанды. Многие плакали, включая сеньору Эрику и директрису Беатрис, что уволилась из школы и теперь открыла приют для животных. Сэси и Фред были чернее грозового неба, а у Фэр уже не оставалось сил плакать. Как и у Маргариты, которую ни слезинки не проронившая тётя Фели и астроном Эрнесто Лареа держали под руки.
Несмотря на претензии и грубости, Маргарита дочь любила, хоть и унижала её, подгоняя под свой идеал. И — потеряла. Но цинизм Вирхинии шокировал всех. Чужие люди не прошли мимо, почтив память девушки, а Вирхиния на похороны не явилась, объявив — ей надоели зарёванные физиономии.
Тётя Фели, не тая гнева, назвала дочь монстром, но Вирхинии было до лампочки — она корчила из себя мученицу перед падре. Фэр злилась на всех троих — не простила, что они оставили Агустину одну. Маргарите важнее оказалась личная жизнь, тётя Фели беспутна, а Вирхиния — глупое и пустое бревно, что позабыло и об Эдди, и даже о ВИЧе.
Похоронить Агустину судмедэксперты разрешили через пять дней — после вскрытия. Фернанда категорично запретила церковные обряды и молитвы на кладбище. Тётя Фели была с ней солидарна — она тоже не любила религию. Поэтому священник на похоронах отсутствовал. Но красивые слова об Агустине сказали многие.
Когда последний цветок — белая орхидея — упал на крышку гроба, в синеву небес взмыла стая птиц. Крича, паря, танцуя в воздухе, они манили юную душу за собой.
«Свободу птице дарят её крылья. Так будь свободна, в каких бы мирах ты не оказалась. Лети высоко, вечная невеста! Ты навсегда останешься в наших сердцах. Мы любим тебя», — эту надпись на могилу тётя Фели придумала самолично.
Фернанда ушла с кладбища последней — дома ей было невыносимо. Хотя оцепление сняли, а кровь отмыла служба уборки, там всё напоминало о ночи убийства. И Фэр трясло всякий раз, как она видела на балконе отцветшие красные гребешки.
Но были и хорошие новости — Джерри очнулся три дня назад. Сейчас он находился дома и, по рассказам Нанси, прятался от СМИ. Заявление Фэр комиссар принял, а с Джерри обвинения сняли, но жёлтые газетёнки организовали травлю, величая его «самым кровожадным маньяком современности».
Фернанда не усомнилась — это пакости Амадо. Джерри комментарии давать отказался, но СМИ были назойливы, а сплетни просочились и в интернет, где оголтелые фанаты устроили флэшмоб-митинг в поддержку кумира. Марлене Монтанари, как директор, вынуждена была созвать пресс-конференцию. Она сетовала на происки завистников, которые потрепали Джерри кучу нервов, и убедила журналистов его не трогать — он сам выйдет на контакт.
А Фэр хотела с Джерри объясниться, но не решалась и на простой звонок. Он чересчур гордый и не простит её. А она такое натворила, хоть стой, хоть падай!
После кладбища Фернанда чувствовала себя ужасно. Шла и шла вперёд и так добралась до Пуэрто Мадеро. Вот она, уже родная высотка. Фэр застыла, отупело глядя на окна. Сеньор Феликс любовно пропалывал газон, ругаясь на шальных попугаев, что тусовались рядом. Поприветствовав его, девушка поднялась на сороковой этаж.
Терять ей нечего. Если Джерри и выгонит её, она хоть облегчит душу. Скажет ему, какой была идиоткой, и как он нужен ей, нужны его объятия и мягкий голос. Она одна не справится с бедой. От семьи поддержки нет — у них свои шкурные интересы, а Джерри умеет приласкать и успокоить, как никто.
Фэр отомкнула дверь своим дубликатом ключей. В квартире было чисто и тихо. Дамас лежал на диване. При её появлении задрал голову, сурово шевеля ушами. Выражение его морды увиделось Фернанде презрительным. Он глянул на неё по-человечески высокомерно, чихнул и отвернулся, прикрыв глаза хвостом.
Не найдя Джерри на первом и втором этажах, Фэр полезла на крышу. И точно! Он сидел там, закинув ноги на металлическую балюстраду, словно готовился к прыжку вниз.
Фернанда метнулась к Джерри бомбочкой. Схватив за талию, рывком оттащила от края, и они вместе упали на стеклянную поверхность.
Вечность (на деле — пара минут) смотрели они друг на друга, тихо, не дыша. Очи Джерри — светло-зелёные кристаллы, где замерли, дрожа, капли росы, тянули Фэр в глубокий омут. Зарёванная и измученная, она мечтала лишь о ласке. Вот бы Джерри обнял её, не спрашивая, не упрекая! Но он вновь залез в панцирь из масок и безмолвия, пялясь в небо — лазурную акварель с кляксами-облаками.
Фэр не знала как подступиться к Джерри. Если бы не её бредни и любопытный нос, он бы оттаял. Но она всё испортила, и он закрылся. И не подпустит её снова.
Автоматически Фернанда обняла его за талию, прижалась щекой к его спине и расплакалась. Горько, навзрыд, как девочка, у которой развязался бантик.
— Я уволилась из полиции, — брякнула она.
Джерри был как каменное изваяние — так и любовался волшебными мирами за горизонтом.
— Джерри… Джерри… — позвала Фэр — навряд-ли он хочет быть «Маркосом». — Прости… — и запнулась, сама не веря, что сказала это. — Прости меня, слышишь? Я вела себя плохо. Я тебя обидела, но ты мне нужен. Очень, очень нужен!
Фэр прижималась к нему, тёрлась щекой о плечо, гладила по отросшим волосам — бесполезно, ноль реакции.
— Он убил Агустину, — шепнула она, понимая, — всё напрасно. — Я только что с похорон. Мне так плохо, ты мне нужен, Джерри… Давай попробуем начать сначала. Прости меня…
Тут Фернанда ощутила на коже рук холодные слёзы — Джерри плакал. Но так и не шелохнулся — не услышал её мольбы.
Оставив его наверху, Фэр убежала в гостиную и села на лестницу. Уронив голову на колени, она рыдала навзрыд. Джерри не простит её. Что она наделала? Как могла обвинить его в восемнадцати убийствах? Это же Джерри, её Джерри! Ну и что, что он Маркос Феррер. Люди часто меняют имена и скрывают прошлое. За своё прошлое Джерри ответил, и это не значит, что будущего он не хочет. Какая она идиотка!
Фэр в истерике побила кулаками лестницу, и тут что-то мягенькое коснулось её ноги. Это пришёл Дамас.
«Если так реветь, можно и в дурку попасть», — почесав морду лапой, кот забрался к Фернанде на колени. Свернулся клубком. Его нежная шёрстка и томное мурлыканье девушку чуть взбодрили.
И вдруг раздался шум. Некто стоял на лестнице у Фэр за спиной (она кожей ощутила взгляд). А потом, раз — и Джерри сел на ступеньку рядом с ней. Молча. Фернанда рискнула поднять голову, но он лицезрел пустоту, блуждая в мирах, куда ей доступа не было. Что делать и говорить Фэр не знала. Всхлипывая, машинально перебирала она шерсть Дамаса — тот блаженствовал.
Но, ещё миг, и Джерри будто очнулся. Вытянув руку, погладил кота по загривку. Пальцами наткнулся на пальцы Фэр и сжал их. В груди девушки разлилось тепло. Она словно оазис в пустыне увидела, когда Джерри уложил подбородок на её плечо, копируя своего хитрого голубоглазого питомца.
— Ты меня простишь? — спросила Фернанда.
— Угу…
«Сколько живу на свете, но таких дураков днём и с фонарём не сыщешь», — зевнул Дамас, кладя голову на ногу Джерри, а хвост на ногу Фэр — специально приклеил их друг к другу.
====== Глава 43. Замороженный ======
Миновала неделя. Тяжёлая, омрачённая воспоминаниями о смерти Агустины и её убийце. Да ещё Амадо буянил, докучая женскому семейству звонками по телефону и воплями под дверью — требовал от Вирхинии объяснений, зачем она связалась с Джерри и от кого родила Эдди. Фэр не знала какому идолу молиться, чтобы Амадо утих. Вот тормоз! Проснулся, когда узнал, что Джерри — его брат. Раньше ему было наплевать, с кем Вирхиния кувыркается. А Берни, тем временем, добился согласия Вирхинии на анализ ДНК, и все ждали его результатов со дня на день.
Но, Джерри благодаря, Фернанда капля по капле приходила в себя. Хотя он казался притихшим, был ласков и не тревожил прошлое. И ничего не объяснял. Но Фэр ощущала натянутость, читала грусть в его глазах. Доверие растаяло льдом в бокале мохито. Фернанда злилась на Джерри за его обиду. Да, она перегнула палку, накосячила, но извинилась же, извинилась искренне, а он молчанием выражает ей своё «фи».
— Джерри, может мы поговорим? — этой ночью, лёжа в постели, Фэр решилась тему секретов поднять.
— О чём?
— Ну… ты не хочешь ничего рассказать? — мурлыкала она, как кошка, спящая на груди человека.
— Мне нечего рассказывать. Лучше давай спать, — пресёк Джерри её игру.
Фернанда еле сдержалась, чтобы не ударить его. Ну в конце концов! Он сам виноват! Если бы рассказал о своём прошлом, она не обратилась бы в консульство. Джерри сам заставляет её любопытничать.
Однако сон Джерри лишь симулировал. Всю ночь он гладил Фэр по спине, перебирал пальцами её локоны — долго, упорно и внимательно, будто его заклинило. И, уже засыпая, Фернанда услышала лёгкий всхлип. Он плачет? Фэр не могла поверить. Кто бы ей рассказал, она высмеяла бы его!
В этот момент Фернанда вникла в истину, которую Джерри твердил ей всегда — она его не понимает. Абсолютно! Вот что произошло? Она извинилась, они помирились, и он простил её. Или сделал вид? Как бы ни было, а слёз втихушку по ночам Фэр не ожидала.
Но утром Джерри ничем не выдал бессонной ночи. Фернанда же ощущала радость — она не работала в полиции уже неделю.
Тем не менее, разговоры по телефону, с которыми Джерри бегал то на крышу, то в ванную, её настораживали. С кем он шушукается? Может, завёл другую? Или тайком помирился с бывшей?
Когда Джерри, объявив, что едет на репетицию новой концертной программы, попрощался с Фэр нежным поцелуем, она вздумала проследить за ним. За минуту оделась и выскочила на улицу. Джерри явно шифровался. Оставив Феррари на парковке, он сел в такси. Фернанда (на другом такси) отправилась вслед.
Ехали долго и путано. Джерри расплатился с водителем на Авенида Эскалада у непримечательного серого здания. Ни вывески, ничего. Похоже на тайный склад или подпольное казино. Однако в здание он не зашёл. Дождавшись, когда такси отъедет, спрятался за раскидистой сейбой — цветущим деревом, которое формой напоминало бутылку и в народе именовалось «пало боррачо» — Пьяный ствол. Джерри стал караулить вход в здание, что скрывался под пожарной лестницей.
Так прошло минут сорок. Джерри наблюдал за загадочной постройкой, а Фэр шпионила за ним из такси.
Наконец из дома вышел мужчина. По виду молодой, субтильного телосложения, он был одет в широкие чёрные штаны с карманами и бесформенную чёрную же рубашку. Голову закрывал капюшон, а лицо — солнечные очки и борода. Парень Фернанду не впечатлил — безликая наружность. Но Джерри, вынырнув из-за дерева, кинулся наперерез. Чуть не снёс мужчину, грубо цапнув за локоть, и начал что-то втирать ему. Парень заспорил, жестикулируя, как сурдопереводчик. Фэр не слышала фраз — собеседники были далеко.
«Бззззззз», — завибрировал телефон в рюкзачке. Фернанда не хотела отвечать — её больше интересовал Джерри, который парню едва руки не ломал. Смахивало на сцену ревности. А если он и правда бисексуал, и этот тип — его любовник?
«Нет, быть не может!», — отогнала Фэр эту идею. Джерри любит её, Фернанду. Или притворяется?
«Бзззззз», — не унимался смартфон.
— Да чтоб тебя! — на дисплее мигала «любимая» надпись: «тётя Фели». — Слушаю!
— Фернандита, — затараторил до боли знакомый, подобострастный голосок, — приезжай скорее! У нас тут ЧП!
— Опять? — вспыхнула Фэр, еле сдержав ярость. — Но я больше не инспектор полиции, тётя. Я не могу помочь во время ЧП.
— Но ты ещё и член нашей семьи! — тётя Фели сменила тон на обиженный. — А у нас тут такое, такое! Это касается всех нас.
— Ну что ещё стряслось? — вздохнула Фернанда — объекты наблюдения исчезли, когда тётя отвлекла её.
— У нас Эдди пропал! — сообщила та жалобно.
— Как пропал? Куда?
— Я думаю, его похитили!
«Да кто его похитит? Кому он нужен?» — взъярилась Фэр про себя.
— А в колыбельку положили куклу, — гнусаво вещала тётя Фели.
— Какую куклу? Тётя, говори яснее!
— Большого пластмассового пупса! Короче, это длинная история. По телефону её не расскажешь. Приезжай немедленно, Фернандита!
Пришлось ехать домой.
Ситуация действительно выглядела странной. С утра тётя Фели вывезла Эдди на прогулку. Далеко они не ушли — завернув за угол, столкнулись с Вирхинией, мчавшейся с автобусной остановки. В гневе та схапала коляску и убежала с ней домой.
Когда тётя вернулась, коляска с Эдди стояла в холле. Вирхиния в гостиной лопала пиццу, запивая её кока-колой. Злая как чёрт, она назвала тётю старой клячей, что позорит её, демонстрируя всем безносого ребёнка. Эдди громко орал, поэтому Вирхиния, выбежав в холл, пнула коляску ногой. Та упала, младенец вывалился и закричал пуще прежнего. За это тётя Фели настучала дочери по мордасам. Воя и потирая лицо, Вирхиния перепрыгнула через младенца и ушла к себе. Тётя же, отнеся Эдди в детскую, стала дописывать финал сказки «Мой розовый пудель». А как очнулась и вспомнила, что Эдди пора кормить, нашла в колыбели пластмассового пупса — ребёнка и след простыл. Тётя Фели подумала на Вирхинию, но та спокойно готовила еду в кухне, напевая религиозную песенку. На вопрос о младенце пожала плечами, упрекнув мать в безалаберности, ведь Эдди — это её проблема. У Вирхинии есть миссия поважнее — сбор денег в интернете.
Прогулочная коляска была в доме, но распахнутое окно детской уверило тётю: Эдди похитили в целью выкупа. И она позвонила комиссару, а потом и Фернанде.
Искать младенца Фэр не улыбалось. Мысли её занимал Джерри, его поведение ночью и сцена с неким типом. А Эдди лучше бы исчезнуть навсегда — нервы, шум, расходы, болезни, а толку нет.
Тётя же, расклеив по кварталу объявления о пропаже Эдди, получила за это новый втык от Вирхинии. Комиссар сам не приехал — отправил Гонсалеса и двух младших полицейских (нового инспектора он пока не нашёл). Они составили протокол, осмотрели детскую, но ничего не обнаружили. А тётя Фели, уверенная, что похититель позвонит, долго упрашивала копов поставить жучки на все телефоны. Но Вирхиния и тут нагадила — рассказала полицейским, будто в тётю вселился Сатана, и она ищет младенца, который умер при родах. С воплями: «Разбирайтесь сами», копы уехали.
Найдя семь входящих от Джерри, Фэр уже мечтала дёрнуть из этой психушки, но застряла из-за Маргариты, которая утопала в депрессии, как «Титаник» в Атлантическом океане. Взяв в салоне отпуск, она била баклуши, лёжа в кровати и читая книги о загробной жизни, стыренные у Вирхинии. Маргарита упивалась своим горем, жалуясь на несправедливость судьбы, а Фэр не умела работать жилеткой. Её саму успокоил Джерри. Благодаря ему она чуть взбодрилась. А у Марго такого человека не было — Тос не тянул роль утешителя скорбящей матери.
Не придумав, как встряхнуть Маргариту, Фэр эту деятельность свернула. Но, уже стоя в холле, услышала вопль из кухни. Спотыкаясь и роняя мебель, она побежала на звуки.
Тётя Фели орала, как гиббон. Холодильник был открыт настежь, а на кафеле, в полиэтиленовом пакете что-то лежало. Фернанда сначала решила — это замороженная индейка или поросёнок, но, подойдя ближе, шарахнулась — из пакета торчала маленькая ножка. Младенец! Эдди!
— Я… я… я… хотела к-к-курицу п-п-приготовить, — в ужасе заикалась тётя Фели. — П-п-олезла в м-м-морозилку, а там это… В пакете…
— Он того? Сдох? — спросила Фэр шёпотом.
— Что значит сдох? — возопила тётя, истерично хлюпая носом. — Это ребёнок, а не крыса! Как можно про ребёнка говорить, что он сдох?!
Фернанда пожала плечами. Обошла пакет кругом. Эдди не дышал и был покрыт льдом — очевидно, в морозилке лежал давно.
— А сколько часов назад Эдди пропал?
— Ну, мы гуляли в девять утра, — тётя Фели спряталась от кулька в углу. — Потом пришли, я разругалась с Вирхинией. Ну, где-то часов в десять, в одиннадцатом, я положила Эдди в колыбельку и ушла к себе. А в час дня пришла кормить. Но там уже был пупс.
— А сейчас шесть вечера. Значит, он морозится часов с одиннадцати, — заключила Фэр. — По-любому он труп. Сейчас я вызову комиссара и судмедэкспертов. У меня нет больше полномочий. Я не могу осматривать труп и место происшествия. Пускай тут лежит, не будем его трогать до приезда криминалистов.
— Ты думаешь, это Вирхиния? — замогильным шёпотом спросила тётя.
— Ну, а кто ещё? Марго навряд-ли. Она и из комнаты не выходит. Чужих в доме не было. А Вирхинии Эдди давно мешает. Сама не знаешь что ли, тётя? У неё есть мотив. Она всем рассказала, что ребёнок умер, а ты сегодня вывезла его на прогулку.
Оставив труп в покое, женщины вышли в гостиную. Тётя Фели, икая, пила валерьянку, а Фернанда позвонила в полицию. Комиссар, решив — это шутка, заявил: фантазии тёти уже перешли границы. Но после криков Фэр, что она лично видела мёртвого ребёнка, приехал с судебными медиками и тремя копами. Они обыскали холодильник, распечатали пакет (он был заклеен скотчем) и обнаружили: Эдди не только завернули в полиэтилен и заморозили, но и вскрыли ему череп. Окровавленный кухонный топорик нашёлся в спальне у Вирхинии, как и вынутый из головы мозг. Сложен он был в миску и поставлен на самодельный алтарь. Вокруг горели свечи, стояли иконы и цветы. Вирхиния в комнате отсутствовала — ушла, даже не закрыв дверь.
Когда она явилась домой, её встретил наряд полиции. К шоку Фернанды, кузина не отпиралась. Она со смаком рассказала, как убила Эдди кухонным топориком, сделала ему трепанацию черепа, а тело засунула в морозилку, чтобы пустить на шашлык, которым хотела накормить нищих. А потом ушла в банк снимать деньги с карты — пожертвования на лечение Эдди. Собиралась заплатить художнику, который нарисовал бы с неё икону — мать-мученицу, убившую ребёнка во имя Бога.
Эдди забрали в морг. Тётя Фели впервые рыдала, когда Вирхинию усаживали в полицейскую машину на глазах у всех соседей. А Фэр смекнула: кузина давно это задумала и намеренно устроила цирк с религиозным фанатизмом — косила под сумасшедшую. Но по её мнению всё закончилось великолепно — Эдди умер, а Вирхинию будут судить. Единственная, кого Фернанда пожалела, — тётя Фели. Бедняга осталась без дочери и без внука.
Позвонив Джерри, Фэр рассказала ему о случившемся. Он велел ехать домой, пока и её не убили. Фернанда оценила это его выражение — «возвращайся домой», но тётя Фели так горевала, что бросить её одну Фэр не смогла. Маргарите было наплевать, она и не вышла узнать что случилось. И Фернанда (хотя Джерри был против) осталась ночевать дома.
А утром её ждал новый сюрприз — в почтовом ящике она наткнулась на конверт от анонима. Внутри лежала серебристая с глиттером тетрадка — затерявшийся дневник Агустины.
====== Глава 44. Angelis Pacis Amare ======
К дневнику записки не прилагалось, а на конверте был указан лишь адресат — Фернанда Ривас. Закрывшись в спальне, Фэр начала лихорадочно дневник листать. На первых страницах не было ничего любопытного. Девичьи грёзы — стишки, сердечки, цветочки, вырезанные из журналов фото актёров и певцов, в том числе и Джерри. Но потихоньку записи мрачнели. Стихи с любовными страданиями подростка исчезли. Появились высказывания наивно-депрессивные.
От вида круглых, немного детских буковок Агустины, у Фэр к глазам подступали слёзы и текст растворялся, будто смытый водой. Ну почему? Почему именно Агус уготована такая судьба? Целая жизнь была у неё впереди, столько открытий, побед, надежд — всё растоптало мерзкое неуловимое чудовище. И вот милой, некогда весёлой и талантливой девочки больше нет, а убийца на свободе. Он дышит, ходит, развлекается, мечтает и ищет новую жертву. В дневнике мелькнуло имя «Иван», и Фернанда, яростно утерев слёзы, вчиталась:
15 марта 2015
«Профессор Иван супер странный, — писала Агустина. — Всё зырит, зырит… А в школе ходят слухи, что он, как это называется, педофил, типа учениц соблазняет. А меня не соблазнял. Врут всё, наверное. Может, я страшная, раз ему не нравлюсь?».
20 марта 2015
«Я точно страшная и некрутая. А профессор Иван любит таких крутых, как Лина. Хотя Фред Муньос говорит, что я клёвая. Но чего он понимает в девушках? Он же глупый мальчик! А профессор Иван — взрослый мужчина. И очень симпатичный. Сегодня он погладил меня по голове, когда я хорошо ответила на его вопросы. А Фред и Сэси нудят, чтобы я была осторожна. Вечно они трусят и читают морали. Вот поэтому они непопулярные в школе. А я не хочу быть отстоем! А профессор Иван всё равно не смотрит на меня, как на женщину. Зато Лина всей школе растрепала, что у неё был секс с преподавателем. Вот овца! Звезду из себя строит! А я чем хуже? Завтра юбку покороче надену».
27 марта 2015
«Сегодня профессор Иван так пялился на меня, что я чуть под парту не залезла. Наверное, это из-за моей юбки. А сеньора Эрика не понимает, что я хочу быть крутой. Она на меня наорала и сказала, что это не юбка, а пояс. Но Лина же ходит в таких юбках и на неё не орут. А профессор Иван сказал, что мне очень идёт. Ах, если бы там был Джерри Анселми, я бы вообще пришла без юбки! Он такой красивый и клёвый, он уж точно в школе не был отстоем, а тёте Фэр удалось его подцепить. Почему не я с ним познакомилась, а она? Ведь я так его люблю! А Лина меня достала! Ей типа не нравится, что профессор Иван считает меня красивой. Так и двинула бы ей! Даже тётя Фэр мне это разрешила, но эта дура всё время ходит с дружками-телохранителями, крутизной хвалится».
11 апреля 2015
«Если мама узнает, она меня убьёт! Сегодня профессор Иван оставил меня после уроков. Он сказал, что я плохо учусь по его предмету, но я очень красивая и прикольная, и он не хочет ставить мне неуд. Он погладил меня по коленке, а потом сказал, чтобы я села на парту. Я и села. А он взял ножницы для бумаги, разрезал мне колготки и стал трогать мои ноги. Я заплакала, а он сказал, чтобы я не плакала, и что всё будет клёво. Я опять заплакала, а он велел идти домой и подумать над своим поведением. Если я не соглашусь заняться с ним сексом, он расскажет директрисе, что я к нему пристаю. Не знаю что мне делать. Он симпатичный, но был бы это Джерри Анселми, я бы и думать не стала».
18 апреля 2015
«С утра Лина спёрла мой рюкзак и раскидала вещи из него по школьному коридору. А всё от того, что профессор Иван не обращает на неё внимания. И не будет больше. Потому что он теперь мой! Вчера я пришла к нему и сказала, что согласна на его предложение. Это же все делают, что тут такого? Зато я стану взрослой. А он обещал, что мне будет прикольно, и что он исправит мне неуды. Это так круто — бесить Лину! Она так и рыдает по углам, дура».
24 апреля 2015
«Сегодня это произошло. Я думала, будет хуже и очень боялась, но было не больно. Это как на приёме у гинеколога — стыдно, но надо. Но если узнает мама, она меня повесит.
Профессор Иван оставил меня после уроков мыть парты. Сначала он снял с меня блузку и лифчик и потрогал за грудь. Я сказала, что замёрзла, а он сказал, что ему нравятся девушки с маленькой грудью, как у меня. А потом он велел снять юбку и трусики и залезть на стол. Поначалу я стеснялась, но успокоилась и всё сделала, как он сказал. Я теперь взрослая женщина! Профессор Иван обещал, что никому не расскажет и сделает меня отличницей по истории искусств. Это клёво!».
2 июля 2015
«Профессор Иван теперь мой любовник. Оказывается, секс — это прикольно и совсем не страшно. Зато я теперь взрослая. А у Лины уже нервный тик, ведь профессор Иван её кинул. А пока каникулы, мы с профессором ходим в одно место. И Лина с нами, и ещё несколько девочек из параллельных групп. Там что-то вроде сеансов по вызыванию духов. Все сидят на полу и курят трубки. А ещё слушают какого-то мужика в балахоне. Брат Света — так его все называют. А профессор Иван вчера дал мне покурить трубку. А я как вдохнула, закашлялась и увидела, что у всех головы квадратные. Ну и упала в обморок. А потом я очнулась у профессора в квартире. Он так ругал меня, так ругал, даже стукнул по лицу».
4 сентября 2015
«Вчера на лекции по архитектуре мне стало плохо, и медсестра сказала, что я могу быть беременна. Я так испугалась, так испугалась! Я не знаю, могу я быть беременна или нет. Профессор Иван мне не говорил, что я могу залететь. Я пошла к нему и спросила, а он начал кричать и чуть не убил меня. Он сказал, что если я залечу, то должна родить. А если я захочу сделать аборт, то он посадит меня на цепь, потому что аборты — зло. А если мама узнает, она пустит меня на фарш для пирожков».
19 сентября 2015
«Я не беременна! Крутяк! Тётя Вирхиния вчера это подтвердила. Я сказала профессору Ивану, он похлопал меня по плечу и сказал, что я молодец. А потом мы опять пошли в это Братство. Он сказал, что два месяца испытательного срока кончились и сегодня я из Новичка превращусь в настоящую Ангелис, и это очень почётно. Но я не могу курить то, что они предлагают. Меня тошнит, а перед глазами всё летает и крутится, как будто я смотрю в кривое зеркало. Но тот человек, которого все называют Братом Света, велел профессору Ивану напоить меня «Благодатным эликсиром». Это была какая-то гадость, которая воняла полынью. Ужасно горькая. Я её выпила, а дальше ничего не помню. Потом я очнулась, увидела, что на меня зырит толпа в человек пятьдесят. Они сказали мне: «Теперь ты одна из нас», велели взять бумажку и прочитать клятву верности Братству, стоя на коленях перед живой змеёй. Эта змея сидела в клетке и таращилась на меня. Мне было очень страшно. Ненавижу змей! Я хотела сбежать, но этот Брат достал кинжал и стал мне угрожать. Он сказал, что я уже стала настоящей Ангелис и если откажусь воздать почести Главной змее и прочитать клятву верности Братству, он вспорет мне живот. Тогда один человек за меня заступился. Он сказал, что не надо меня пугать, я ещё маленькая и не всё понимаю. А мне велел не бояться и просто прочитать то, что написано на бумажке. Не знаю, кто это был — они все одеты в чёрное, в перчатках и в чёрных очках, но одни в банданах, а несколько человек, в том числе и профессор Иван — в капюшонах. И все похожи друг на друга. Я сделала, как они велели. Потом мне принесли чёрную одежду: штаны, рубашку, бандану, перчатки и очки. Я в это оделась, и меня отпустили. Они сказали, что у меня будет Наблюдатель. Когда мы вышли оттуда, я сказала профессору Ивану, что больше не пойду в это Братство. Там все какие-то ненормальные. А он засмеялся и сказал, что если я не пойду, они мне отомстят».
12 декабря 2015
«Они мне угрожают. Лина сказала, что если я не вернусь в Братство и не покаюсь перед Братом, я об этом пожалею. Никто не может уйти от них безнаказанно. Сегодня, когда я вышла из школы, меня схватили, завязали глаза и втолкнули в машину. Мне сказали, чтобы я возвращалась в Братство, там за мной присмотрят и со мной ничего не случится. Но если я буду сопротивляться, будет хуже. Наверное, это был мой Наблюдатель. А я никогда его не видела, Ангелис запрещено общаться с Наблюдателями и излагать кому-то мысли своей души. Только Брату. Потом меня вытолкнули из машины и велели развязать глаза, когда я услышу, что машина отъехала. Я запомнила только, что она была чёрная и большая. Очень красивая».
Фэр прервала чтение. Мозги её свернулись в трубочку. Какая чушь! Впечатление, что Агус писала фантастический рассказ. Неужели Иван-Конрад не только принудил её к близости, но и втянул в секту? Может, это — плод больного воображения подростка? Фернанда опять глянула в дневник:
13 января 2016
«Профессор Иван снова привёл меня к Брату. Тот сказал, что я долго не ходила на собрания, и он меня накажет. Он велел раздеться и вытащил плётку. Он хотел меня побить. А я прямо сказала, что не буду ему подчиняться. Я сказала, что они сумасшедшие, и моей ноги в их дурдоме больше не будет. И я убежала оттуда. Они меня не держали. Но сейчас я боюсь. Каждый день получаю записки с угрозами. Они подкладывают их всюду — в папки, в книги, в карманы. А мой Наблюдатель скинул мне смс-ку. Он написал, чтобы я не возвращалась в штаб Братства, или меня там сразу убьют. И ещё он велел рассказать обо всём комиссару полиции, но не посвящать в это тётю Фэр. Кажется, они всё знают о моей семье и мне очень страшно. И он велел уничтожить смс. Наверное, он один из Астралис — приближённых Брата. Я стёрла смс-ку. Не понимаю, почему этот человек решил мне помочь. Может, он тоже знает, что эти люди больны? Наверное, из-за нервов я сейчас так много ем, что профессор Иван говорит, что я стала некрасивая и толстая. И поглупела. Он не хочет больше быть со мной. Как же так? Ведь он обещал быть со мной всегда!».
На этом записи закончились. Но Фэр нашла ещё несколько фраз, замаскированных пустыми страницами. Изучив дату, она поняла — это был день смерти Агустины. Размашисто и суетливо девчонка нацарапала послание, когда в дом ворвался маньяк:
«Он уже здесь! Он пришёл за мной. Он не бросает слов на ветер. Он приходит за каждым, кто ему не подчиняется. Найдите его! Братство «Angelis Pacis Amare».
Внизу Агус нарисовала змею с крыльями летучей мыши, что обвивала цветок — розу. Иных записей в дневнике не было.
Фэр снова перечитала это безумие. Выходит, Агустина попала в секту. Ей угрожали и убили за побег оттуда. Но схема преступления идентична другим восемнадцати…
Значит, маньяк — сектант или главарь этой организации. А жертвы — бывшие члены секты. И способ убийства явно ритуальный: ванна, яд, игла, розы. Надо срочно копать информацию по сектам, что существуют в Байресе! Агустина несколько раз упомянула слова: Братство, Брат Света, Ангелис… Angelis Pacis Amare. Может, это и есть название? Где-то она его видела… Но где?
В телефоне висели звонки от Джерри, но Фэр плюнула на это. Подождёт. Если дневник Агус — ключ ко всему, можно раскрутить не только серию убийств, но и обнаружить некую тайную группировку. Надо бы позвонить комиссару… Но что сказать? Она уволилась и у неё нет полномочий для официального расследования и доступа к картотекам и базам данных. Но в интернете полазить она может!
Включив ноутбук Агустины, Фернанда набрала в гугле фразу: «Angelis Pacis Amare». Поисковик отправил её на сайты о латинском языке, сайты-переводчики и страницы об иерархии католических ангелов. Наконец, на форуме, посвященном мировым религиозным течениям, культам и сектам, Фэр наткнулась на заметку:
«Angelis Pacis Amare» — Братство «Ангелы мира и любви». Молодая секта, образована в 1971 году в Чили. Её создатель — Николас Шультс. Секта была запрещена, несколько руководителей её арестованы, а иные разбежались по миру. Николас Шультс эмигрировал в Аргентину, где попался на наркоторговле и был приговорён к тюремному сроку. Подробнее о Братстве можно узнать из книги «Религиозные культы Латинской Америки, опасные и странные».
Фэр перешла по указанной ссылке. Ей было рекомендовано вышеназванную книгу скачать, и она скачала. Открыв текстовый файл, нашла в оглавлении раздел: «Angelis Pacis Amare» — Братство «Ангелы мира и любви».
«Angelis Pacis Amare — одна из современных латиноамериканских сект. Образована Николасом Шультсом в Чили, в 1971 году. «Ребёнок улицы», уроженец Сантьяго де Чили. Родители от него отказались, и всё детство Шультс бродяжничал. В 1970 году, в результате несчастного случая, на его голову упал козырёк крыши. После черепно-мозговой травмы Шультс заявил, что у него открылся третий глаз. Назвавшись Избранным Братом Света, он организовал псевдорелигиозную секту «Angelis Pacis Amare».
Адепты её делили всех на «Братьев» и «Чужаков». «Братья» набирались из «людей помойки», маргиналов, сирот, жителей трущоб и иных неблагополучных элементов. «Чужаками» провозглашались все остальные — мир, настроенный враждебно к таким отбросам. Шультс объявил «священную войну» против «Чужаков», принудив адептов совершить пару десятков ритуальных убийств. Но секта была разоблачена и запрещена на территории Чили. Несколько приближённых к Шультсу людей подверглись аресту, а сам он эмигрировал в Аргентину, выпросив политическое убежище из-за «репрессий на религиозной почве со стороны Чили». Впоследствии, уже в Аргентине, он попался на наркоторговле и отмотал срок.
Но филиалы Братства «Angelis Pacis Amare» существуют и ныне в Аргентине, Боливии, Бразилии, Венесуэле, Колумбии, Мексике, Парагвае, Перу и Уругвае. Сейчас адепты набираются из любых слоёв общества. Они мирные, но ожидают сигнала от высших сил — Апокалипсиса, что очистит мир от «Чужаков», подарив «Братьям» бессмертие и неограниченную власть.
Секта пропагандирует мнение: «Людьми управляет «Сила» (или Судьба), делегатами которой являются Братья Света. Человек не может принимать самостоятельных решений без дозволения Братьев. Действия вопреки «Силе» ведут мир к хаосу — это нарушает закон жизни.
Братья Света делятся по иерархии. Есть Старший Брат — он командует главным штабом Братства. Младшие Братья руководят филиалами. Все они имеют приближённый круг, что называется «Астралис». Девять человек, выбираемых Братом из остальных адептов — «Ангелис». Чаще всего Астралис — это члены семьи Брата, друзья и возлюбленные. Каждый из них курирует свою сферу: 1. Астралис Правды и Лжи придумывает как одурачить людей и заманить их в Братство; 2. Астралис Добра и Зла выдумывает дела и поручения для адептов; 3. Астралис Власти — деятельность его границ не имеет, он является доверенным лицом Брата; 4. Астралис Правосудия наказывает провинившихся адептов; 5. Астралис Ритуалов и Чудес изобретает ритуалы, которые Брат являет на собраниях; 6. Астралис Трав и Ядов отвечает за курительные смеси и напитки, что дурманят адептов; 7. Астралис Процветания собирает плату с адептов, которые состоят в Братстве год и более. Те, кто меньше, дань не платят; 8. Астралис Апокалипсиса совершает ритуалы жертвоприношений Главной змее, олицетворяющей «Силу»; 9. Астралис-Шпион подслушивает, подглядывает и доносит Брату на адептов.
Все Ангелис имеют Наблюдателей — других адептов. Их назначает Брат. Адепты не знают, кто является их тенью. Наблюдатель — одновременно доносчик (может рассказать Брату о нарушениях), и заступник (может выручить из неприятностей). Наблюдателей нет только у Брата и девяти Астралис — они считаются «внушающими доверие». Но Астралис-Шпион и Астралис Власти пасут тех, кого Брат подозревает в двуличии. Астралис по своему желанию могут стать Наблюдателями любого адепта.
Члены секты носят одинаковую «форму»: чёрные рубашки, чёрные брюки и чёрные перчатки без пальцев. Астралис покрывают голову капюшонами, Ангелис — банданами. Символ Братства — змея с крыльями летучей мыши, ползущая по розе. Все Астралис носят перстни с этим символом — змея, обвивающая палец в четыре обхвата. Адепты верят: змеи предскажут им начало Апокалипсиса, поэтому один из девяти Астралис (по усмотрению Брата) держит у себя Главную змею — ей приносят жертвы и дары.
За нарушения адепт подвергается наказанию Братом и Астралис Правосудия, но из секты не уходит — во избежание утечки информации. Для ритуалов используются курительные трубки, набитые травами-галлюциногенами. Чаще всего это дурман, паслен, опиум и кактус пейотль, вызывающий шизофренический бред и оптические иллюзии».
Чем внимательнее Фэр читала книгу, тем сильнее холодела. Агустина действительно попала в секту. Судя по её записям, адепты употребляли наркотические препараты — курили трубки, что-то пили. А втянул Агус в это — Иван-Конрад. Какая же мразь!
Но Фернанду взволновало ещё кое-что: Агустина — не единственный член секты, которого она знала. Джерри Анселми! Все симптомы нахождения в Братстве налицо. Митенки на руках, Амару в доме. А надписи и рисунки из дневника Фэр видела и в ящиках Джерри. В них были и химические формулы антидотов к разным ядам. Но главный шок — символ приближённых Брата, перстень-змея. Джерри носит его.
В растрёпанных чувствах Фернанда позвонила комиссару. Тот долго бухтел, что она не может лезть в расследования, но услышал её аргументы. И Фэр приехала в полицию. Когда она предъявила дневник Агустины и информацию из книги, её бывший шеф засиял, как фонарь в ночи.
— Девочка моя! — он расцеловав Фернанду в щёки. — Это же бомба! Меня за этот чёртов висяк уже линчевать грозятся! И ты ещё добавила, оговорив Джерри Анселми. Элио Алвес едва не разнёс весь комиссариат. Тебе повезло, что ты вовремя слиняла. Но новая версия меняет всё! Как раскрутим эту паутину, я восстановлю тебя в должности! — заверил комиссар.
Но Фэр не хотела возвращаться, уже отведав вкус свободы. Распрощавшись с экс-шефом, она двинулась на улицу Рио Куатро, в ломбард, где по дурости заложила перстень-змею. Вот идиотка! Улику профукала! Но там её настигло разочарование.
— Я помню этот перстень, — сказал продавец мрачно. — У нас была целая история из-за него. При первом осмотре он выглядел дорогой эксклюзивной вещью, и его выкупил один коллекционер. Но после детальной экспертизы он явился с претензиями. Перстень оказался хорошей, но копией. Посеребрённая медь и камни — фианиты. На нас грозились в суд подать за эту безделушку. Поэтому мы списали её в утиль, а тому человеку вернули деньги.
Фэр ушла ни с чем. Она была раздосадована, так и не поняв, для чего Джерри подарил ей копию сектантского перстня. Оставался загадкой и анонимный отправитель дневника Агус.
Входящих от Джерри Фернанда нашла море. Он отправил и смс: «Просто знай, что я люблю тебя».
Она перезвонила, но абонент оказался недоступен. Фэр это не понравилось. Она уже оседлала мото, чтобы ехать в Пуэрто Мадеро, но ей помешал звонок от тёти Фели. Женщина сообщила: к ним приходил человек по имени Элио Алвес, адвокат. Он оставил Фернанде конверт, запретив тёте его вскрывать. Тётя Фели так напугалась, что решила: в послании — бомба.
И Фэр зарулила домой. Нашла симпатичный конвертик, белый с серебряной окантовкой. Ничего ужасного. Подписан он был хвостатым почерком Джерри. Внутри — письмо с глупостями: скучаю, люблю и вообще пора бы зарегистрировать брак. Но Джерри должен уладить свои дела, поэтому он просит Фернанду ненадолго расстаться. Не звонить и не приходить. Он сам явится ивсё объяснит.
Это было так неожиданно, что Фэр обиделась. Однако в самом низу бумажки красовалась приписка: «Мятые письма гладят и отпаривают».
Первая мысль была — Джерри обкурился в своём Братстве. Но передавать всякий бред через Алвеса… Что-то тут нечисто!
Пристав к тёте, Фернанда выведала: адвокат просил не удивляться и исполнить всё, что указано в письме. А что там указано? Не звонить и не приходить. Гладить и отпаривать… Гладить! Тут до Фернанды и дошло.
Рванув наверх, она чуть не довела до инфаркта изумлённую тётю. Заперлась в комнате и включила утюг. Погладила и отпарила письмо. И — вуа-ля! На чистой стороне проявились буквы. Слова… Текст! Когда Фэр вникла в его содержимое, челюсть её буквально отвалилась.
====== Глава 45. Чёрный список ======
«1. Шейденберг Орасио — AL
2. Вархес Адриана — AS
3. Монтерра Сесилия — AL
4. Лопес Армандо — AL
5. де Гарсини Дорис — AS
6. Веласкес Арчибальдо Бартоломе — AL
7. Коста Рената — AL
8. Леон Патрисия — AL
9. Монтефьори Пабло — AS
10. Косме Вивиана — AL
11. Солер Ладислао — AL
12. Медина Ксимена — AL
13. Гарсиа Мартина — AL
14. Руис Анибал — AL
15. Доурадо Инес — AL
16. Вэйс Сандра — AL
17. Олмас Лали — AL
18. Магальяэс Леопольдо — AS
19. Акоста Агустина — AL
20. Дамиани Самуэль — AL
21. дель Риос Давид — AL
22. Ортис Марина — AL
23. Геррейро Ромина — AL
24. Тьетто Ингрид — AL
25. Анселми Джереми — AS »
Список имён всех жертв, прошлых и будущих! Их и увидела Фернанда в послании Джерри. Напротив каждой фамилии — непонятные аббревиатуры. Почерк чужой. Резкий и квадратный, он словно разбегался по углам. Но под цифрой №25 имя было вписано хвостатыми буквами Джерри. И Фэр осознала жуткую истину: он добавил в перечень сам себя, и, выслав ей, предупредил.
Вот же дура! Джерри звонил целый день, а она не ответила. Поэтому он и прислал адвоката, но она и Алвеса пофукала.
Фэр выбежала из комнаты, чуть не сорвав дверь с петель. Оседлала «Дьявола», параллельно набирая номер Джерри. Абонент по-прежнему был недоступен. Фернанда так газанула, что сеньор Лареа на соседней крыше закашлялся от пыли.
Долетела она до Пуэрто Мадеро за пятнадцать минут. Пока парковалась, кто-то схватил её за руку.
— Ай!
Перед ней стоял Элио Алвес.
— Вы что тут делаете? — шикнул он возмущённо. — Вас же просили затихнуть на пару дней!
— Но Джерри… он в опасности. Он… он… — переведя дух, Фэр всучила адвокату чёрный список. — Маньяк его убьёт!
— Пока нет, — ответил Алвес, не размыкая губ.
— Как нет? Но…
— Но вы хотите всё испортить! Может быть, сейчас он разоблачает убийцу. А вы суёте свой нос!
— Джерри знает убийцу? — обомлела Фернанда.
— Не знает, но хочет узнать. Он просил меня удержать вас от глупостей. Вы можете его круто подставить. Так что бегом садитесь на мотоцикл и дуйте домой!
— Но…
— Никаких «но»! Ничего не спрашивайте и не предпринимайте. Этим вы навлечёте опасность на многих людей. Особенно на Джерри. Если хотите помочь, найдите жертв, которые фигурируют в конце списка. Они ещё живы и им надо обеспечить охрану. Прошу вас, езжайте отсюда! Или я, или Джерри с вами свяжемся. Просто ждите.
Фэр послушалась адвоката, возвратилась домой и до утра бегала по спальне, как по газовой камере. В семь часов, маясь от тревоги, она поскакала в комиссариат.
По приезду она огорошила комиссара списком жертв. Он велел подчинённым немедленно искать людей с именами: Самуэль Дамиани, Давид дель Риос, Марина Ортис, Ромина Геррейро и Ингрид Тьетто, чтобы уведомить их об опасности.
— Джерри собрался ловить убийцу сам. Мне на это намекнул его адвокат, — посетовала Фэр.
— Чего?! Да вы спятили, что за самодеятельность?! — взъерепенился комиссар. У него аж вена на шее вздулась. — Я комиссар полиции, а не манекен. Я зачем по-вашему сижу в этом кресле? — он хлопнул ладонями по подлокотникам. — Какого чёрта…
— Да не орите вы! — отмахнулась Фернанда. — И без вас тошно. Они просили не вмешиваться, чтобы не подвергать Джерри опасности.
— Он знает убийцу?
— Кажется, он адепт нашего любимого Братства и хочет выяснить личность убийцы.
— И ты так спокойно это говоришь?! — комиссар потряс головой, как при болезни Паркинсона. — Ты — инспектор, хоть и бывший, но почему в эту банду внедряешься не ты, а посторонний человек?
— Но я об этом узнала только что, — вздохнула Фэр. — Можно и мне тоже? — протянула она руку, когда комиссар Гальяно вынул пачку сигарет.
— Ты ж не куришь, — укоризненно сощурился он.
— Сейчас курю.
Комиссар протянул ей сигарету, но до Фэр быстро дошло — это ненадёжное успокоительное. Не умея курить, она задохнулась и ещё больше распсиховалась.
Они молчали, утопая в кольцах дыма и глядя на телефон Фернанды. Так бывает, когда ждёшь звонка, считая минуты, секунды, доли секунд… А его нет и нет.
Скоро в кабинет просочился взмыленный Гонсалес — получил важные сведения. На дневнике Агус обнаружились отпечатки пальцев неизвестного человека — они не принадлежали ни Агустине, ни Фернанде, ни комиссару — людям, что дневник трогали. А из допроса сына Леопольдо Магальяэса выяснялось: убитый посещал занятия в религиозной организации. Сезар Магальяэс, вместе с нотариусом вскрыв банковскую ячейку отца, нашёл там папку с документами и письмо к Леопольдо Магальяэсу от журналиста Пабло Монтефьоре. Сезара оно заинтересовало, как и иное содержимое папки. И он передал всё полиции.
Выяснилось: Пабло Монтефьоре — криминальный журналист и жертва маньяка №9, пронюхал, что в Буэнос-Айресе орудует некая псевдорелигиозная секта, именуемая Angelis Pacis Amare.
По наводке своей знакомой Инес Доурадо, жертвы №15, Пабло внедрился туда. Прикинулся адептом, чтобы написать статью и обратить на секту внимание копов. Но его раскрыли. Получив угрозы, он отправил все собранные материалы депутату Леопольдо Магальяэсу, жертве №18. И тот, запрятав их в банковскую ячейку с припиской: «Вскрыть после моей смерти» тоже затесался в Братство. Он не сомневался — благодаря депутатской неприкосновенности его не тронут, но, быстро смекнув куда влез, попытался ретироваться. И поплатился жизнью. Но Магальяэс оставил документы, где и описал эту историю. Сохранил и бумаги от журналиста, и даже адрес штаб-квартиры Братства.
Комиссар Гальяно лопался от важности — они наступают маньяку на пятки. Выявили мотивы убийства аж четырёх жертв. И все схожи: одни попали в секту по глупости, как Агустина, другие — для расследований.
А Фэр изнемогала от тревоги. Чтобы отвлечься, она решила наведаться в штаб секты. Ничего не сказав комиссару, свистнула адресок из дела и поехала. К её изумлению, таксист высадил её на Авенида Эскалада у серого здания, уже ей известного. Пару дней назад она шпионила тут за Джерри, что ругался с невысоким бородачом. Может, это и был маньяк? Вот так поворот!
Фернанда решила проникнуть в здание, но дверь была заперта, а окна отсутствовали. Тогда Фэр вскарабкалась по пожарной лестнице на крыльцо второго этажа. Однако не нашла лазейки и там.
Спуститься вниз она не успела — из дома вышел мужчина, высокий брюнет с длинным хвостом. Фернанда в стену вжалась — это был Иван-Конрад! Вот наглость! Он в розыске, а даже из города не уехал. Спокойно гуляет по улицам! Маньяк явно он — Агустина упоминала мужчину с длинными волосами. А Фэр, дура, отпустила охрану — тётю и Маргариту полиция у дома раздражала.
Нащупав в рюкзаке телефон, Фернанда с помощью голосовой команды позвонила в полицию. Напоролась на Гонсалеса. Успела выпалить адрес и просьбу немедленно приезжать — Иван запрокинул голову. На солнце глаза его полыхнули бронзой.
— Смотрите, кто к нам пожаловал?! — он придвинулся к лестнице, встав так, что отрезал Фернанде путь вниз.
— Вот значит как, — молвила она, храня самообладание. — Его ищет полиция, а он разгуливает на свободе! Убийца, педофил, насильник, сектант и мошенник!
— Это ты обо мне? — мерзко ухмыльнулся Иван.
— Именно! — жаль, пистолета нет, придётся блефовать. Навряд-ли он знает, что Фэр уволилась из полиции. — Ты, Конрадо Палло, выдал себя за Ивана, который умер. Совратил толпу малолеток в школе, заманил в секту и убил всех, неугодных твоему шефу. Или Брату, как там его? А может, это ты — Брат?
Иван захохотал, демонстрируя белые зубы и таращась, как Ай-ай — желтоглазый лемур с острова Мадагаскар.
— Докажи! Нет у тебя улик против меня!
— Был бы преступник, а улики найдутся, — Фернанда многозначительно хмыкнула, вспомнив, — у неё в рюкзаке газовый баллончик и зажигалка в форме пистолета (купила она их, когда сдала оружие). — Ты объявлен в федеральный розыск! Поэтому сейчас я тебя арестую, а разбираться мы уже будем в комиссариате!
— А-ха-ха-ха! Да ты не справишься со мной, пигалица! Я тебя одним пальцем удушу! — он издевательски Фернанде подмигнул. — Ты так и не сказала, куда спрятала моего ребёнка!
— Ах, значит, ты признаёшь, что ты не Иван?
— И что дальше?
— А то, что ты арестован! — вынув пистолет-зажигалку, Фэр направила её на Конрада. — Руки по швам и топай вперёд, пока не схлопотал в лоб пулю, — она пошла вниз по лестнице, держа в вытянутой руке псевдо-пистолет, а за спиной — перцовку.
Конрад не шелохнулся.
— Я жду ответа: где мой ребёнок?
— Я его абортировала! — радостно выпалила Фэр.
Лицо мужчины посерело.
— Ложь! Не могли тебе сделать легальный аборт на таком большом сроке!
— А я его сделала сама себе и ничуть не жалею! — Фернанда, наконец, спустилась. Прижала пистолет-зажигалку к виску Конрада. — Давай иди, топай вперёд, а то мозги вышибу!
Он сделал два шага, но, мгновение, и лже-пистолет, нарисовав закорючку в воздухе, упал в жасминовый куст — Конрад стукнул Фэр по руке.
— А вот теперь, дрянь, говорить буду я! Значит, ты убила моего ребёнка? Ты мне за это заплатишь! Я тебя закатаю в асфальт, и твои кишки найдут только собаки! — он пошёл на Фернанду, как бульдозер. Схватил её за шею.
Фэр живо направила на Конрада руку с баллончиком. Пфффф! Жгучее облако окутало ему лицо.
— Ах, ты, сука! — закашлялся он, хватаясь за глаза.
А Фернанда, вытащив из перил балку, огрела ею Конрада по макушке. Тот упал. На его голове зияла кровавая рана, но он продолжал орать, растирая содержимое перцовки по физиономии. И тут Фэр услышала полицейские сирены.
— Всё, мерзавец, игра окончена! — отстегнув ремень от джинсов, она связала Конраду руки.
Спустя пять минут его, перекошенного от ярости и газа, волокли к машине два полицейских амбала.
— Ну ты даёшь, Фернанда Ривас! — пожал ей руку комиссар. — Кто в тебя вселился? Секту обнаружила, Палло поймала. Увольнение пошло тебе на пользу! Будучи инспектором, ты так не работала. А Джерри Анселми не звонил?
— Нет, — обречённо глянула Фэр в смартфон. — Ни он, ни Алвес. Наверное, с ними что-то случилось. А маньяка мы поймали сами. Я думаю, это Палло.
— Ой, сеньорита Ривас, давай-ка без преждевременных выводов, — погрозил пальцем комиссар. — Научены уже. Но ты молодец. Смелая! Как ты умудрилась поймать его без оружия?
— Зажигалкой. Он подумал, что это настоящий пистолет, а я брызнула ему в рожу из перцовки и треснула по голове железякой.
— Вот сумасшедшая! — несмотря на ехидство, комиссар явно гордился Фернандой. — Палло объявлен в розыск. Маньяк он или нет, ты поймала преступника. Кстати, что ты тут делаешь? Местечко странное… — оглядел комиссар улочку. Здесь, среди панельных высоток, затерялись гаражи, автосервис и серый дом без окон и надписей.
— Хотела войти в штаб-квартиру Братства, — кивнула Фэр на серое здание (комиссар глаза выпучил). — Но оно закрыто было, пока Палло не вышел. Надо получить ордер на обыск этого сарая.
Фернанда уже не чувствовала ног, когда усаживалась в полицейское авто, — не отдыхала сутки. Хорошо, что не ей допрашивать Конрада и снимать с него отпечатки!
А Джерри и Алвес молчали. Даже крошечной смс-ки не присылали. Фэр боялась звонить сама — вдруг попадёт в неудачный момент. Пока ехала, гипнотизировала телефон, мысленно умоляя Джерри дать весточку. Ну нельзя так издеваться! Она же волнуется!
Смартфон выдал долгожданное «ку-ка-ре-ку», когда она доехала до комиссариата. Смс с незнакомого номера: «Приезжайте вместе с полицией в квартиру Джерри. Срочно! Всё пошло не так. Алвес».
Через пятнадцать минут Фернанда, комиссар, сеньор Феликс, Элио Алвес (он ждал у входа) и ещё четверо копов вломились в квартиру. Искусственный запах ароматизированных свечей и благовоний вызвал резь в носу, а алые лепестки, раскиданные по холлу, напугали Фэр до чёртиков.
Перепрыгивая мягкие игрушки, фанатские подарки, корзины с цветами, она рванула в гостиную.
— Джерри! Джерри!
— Тссс… Ты что кричишь, с ума сошла?! — зашикал комиссар ей в спину. — А вдруг убийца здесь? Совсем нюх растеряла!
Но Фэр было наплевать — лепестки довели её до трясучки. Интересно, почему убийца меняет цвет роз — то красные, то белые? У Агустины были белые…
В гостиной ждала картина маслом — человек на полу. Чёрные штаны, чёрные кеды, чёрная толстовка. По виду — молодой парень. Он лежал ничком, голова была прикрыта капюшоном, а вокруг растеклась лужа крови. Фернанда решила, что это Джерри и подлетела вихрем, едва не наступив на Дамаса.
Тот сидел как вкопанный, уложив хвост кольцом и тараща голубые глаза. Белая шерсть стала алой — с неё капала кровь. Рядом лежала змея цвета чёрного жемчуга и с ярко-красной головой. Амару! Её блестящее тонкое тело отражалось от стеклянного пола, а на морде Дамаса читался триумф. Амару ещё агонизировала, откушенная голова её валялась неподалёку. Кажется, Дамас ей поужинал.
Фернанда стянула капюшон с мужчины, уже понимая — это не Джерри. Худосочный и роста небольшого. Чёрные волосы длиной до лопаток… Она потянула за них. Увидела лицо. Брови тонкие, нос хищный и узкий, густая борода. Чёрные прямоугольные очки повисли на ухе. Этот человек — копия типа, что ругался с Джерри у штаб-квартиры Братства. Он совпадал и с описаниями Тоса, Нанси и Агустины. И он был мёртв!
====== Глава 46. Только не уходи ======
Перешагнув труп, Фернанда уставилась на Дамаса. Полицейские и комиссар уже бегали по квартире.
— Мяу, — сказал Дамас, глядя на Фэр сосредоточенно. С морды его капала кровь, даря вид ужасающий. Вероятно, «маньяка» покусала Амару, а Дамас отхватил ей голову. Это не кот, это тигр! Но где же Джерри?
Едва не наступив на пустые фужеры и бутылку, Фернанда взлетела наверх. Лепестки роз были и в спальне. Везде: на полу, на кровати, на тумбе. И свечи. Презервативы на комоде. Чёрные шёлковые простыни не смяты.
Джерри привёл девку? Нет, так поступить он не мог! Она же видела в его глазах искреннюю любовь.
Крики полицейских «Чисто!» дали Фэр понять: Джерри и на третьем этаже нет. Но у неё в голове застучало, когда она увидела приоткрытую ванную. И на дверной ручке — красная роза.
— Нет-нет, только не это… только не Джерри… — в ужасе пролепетала Фернанда.
Ноги одеревенели, и она еле вошла. Пол был усыпан розами. Алые розы и их лепестки, много, как никогда. Вода лилась, заполняя пространство. Но крови не было. Вообще. Нигде.
Джерри лежал в джакузи. Рука его свисала с бортика; на ней сверкало кольцо-змея. Голова была неестественно запрокинута, и кончики волос намокли. Рядом плавал телефон, а на шее Джерри висела цепочка с обломком пурпурного кулона — нечто вроде коралла.
Ничего больше не соображая, Фэр кинулась к нему. Упав в потоп, схватила его за голову и начала хлестать по щекам.
— Джерри! Джерри! Нет, только не это! Что ты наделал? Мы же были счастливы… — Фернанда прижалась к нему, гладя мокрые волосы; целовала губы, подбородок, закрытые глаза… — Я люблю тебя, люблю… не уходи… не уходи от меня… — обезумев, она рыдала в голос. — Почему ты… почему? Столько людей в мире, а эта сволочь убивает моих близких… — Фэр не ощущала, что сидит в воде по бёдра. Даже не додумалась выключить кран. Горе накрыло её, как лавина, скатившаяся с Эвереста.
Сколько времени она так просидела, Фернанда не знала — может, пять минут, может, пять часов. И вдруг Джерри вздохнул. Инстинктивно она отпрянула. Увидела, что у него дрожат ресницы и он открыл рот. Предсмертная агония?
Цапнув его за руку, Фэр прощупала пульс. Живой. Он живой!
— Э-эй! Сюда! Быстрее! Комиссар! Комисса-а-ар!!! — заорала она так, что услышал бы стадион.
Не зря нет крови. Впервые. Хотя на руках и шее Джерри были проколы. Но меньше, чем обычно, а кровь у ранок свернулась.
Схватив Джерри подмышки, Фернанда начала вытаскивать его из джакузи. Он был тяжёлый, поэтому она лишь подняла его на бортик. А комиссар, адвокат и полицейские уже выросли в дверях.
— Вызывайте скорую! — гаркнула Фэр. — Быстрее! Он живой!
— Кольцо… — шепнул вдруг Джерри. Приоткрыл глаза, хватая ртом воздух, как рыбка на суше.
Он выглядел столь милым и беспомощным, что Фэр захотела его расцеловать, никогда и никуда больше не отпуская.
— Джерри… Джерри… Потерпи, сейчас приедет врач…
— Кольцо… — повторил он. — У меня на пальце. Сними кольцо.
Ничего не понимая, Фернанда стянула перстень-змею. Увидела микроскопические провода и оцарапала себе ладонь — на внутренней стороне перстня красовался острый, как лезвие, металлический шип. Аналогичные боевые кольца — какутэ — использовались японскими ниндзя для самообороны. Фэр изумило это приспособление — Джерри боялся даже ножниц, а тут шипованное кольцо, вещь опасная.
— Камера… — тихо-тихо промямлил Джерри. — Там камера. В квартире тоже, — вялой улыбкой он ответил на её изумлённое лицо. — Сдай экспертам, — и потерял сознание.
Скорая увезла Джерри в клинику доктора Гильермо. Адвокат Алвес поехал с ним, а Фэр тормознуло любопытство — эксперты-криминалисты нашли аж две скрытых камеры: одна, замаскированная под книгу, — в гостиной; другая в спальне, в кашпо с орхидеей. И теперь это видео, совместно с записью из кольца, должно было изобличить маньяка.
Трупы, человеческий и змеиный, из гостиной убрали. Дамас, сидя на диване, вылизывал шерсть, ещё красную от крови.
— Тебя помыть бы надо, — сказала Фернанда, потрепав его за ушко. — Ты и твой хозяин — двое сумасшедших! Но я вас очень люблю.
«Приятно, когда на людей снисходит озарение», — Дамас блаженно сощурился, подставляясь под ласку.
Фэр ещё колотило, но боль в груди сменило восхищение. Джерри — абсолютно двинутый! Сунул камеру в перстень и зазвал маньяка к себе! И как он выжил? Невероятное везение!
— Девушку отвезли в морг! — объявил комиссар из-за спины.
— Какую девушку? — подпрыгнула от неожиданности Фернанда.
— Которую ужалила змея.
— Но… это вроде парень был…
— Не-е-ет, девушка! — хихикнул комиссар Гальяно. — Мы тоже сначала решили, что парень. Она была одета как мужчина и с наклеенной бородой. А когда мы труп осмотрели, бороду и оторвали. И местный консьерж её узнал. Это Марлене Монтанари.
Фэр глаза вытаращила. Она бы никогда не узнала в этом бородаче Марлене. Парень как парень.
— Есть версия, что девушка хотела помешать убийце. А он выпустил змею и удрал. Вот и переносной террариум имеется, — комиссар указал на стеклянный террариум, стоявший неподалёку. — Но зачем она косила под парня — это вопрос. Консьерж утверждает, что Монтанари сегодня он видел без бороды. Зато до неё приходил мужчина, а после её появления ушёл, не скрываясь, через парадную. Возможно, это и есть убийца. Сейчас со слов консьержа составляют фоторобот, — комиссар хлопнул дрожащую Фэр по плечу. — Чего ж ты напугалась так, девочка? Всё же хорошо закончилось! Впервые жертва выжила. И мы поймаем эту мразь, увидишь! — он потёр ладони друг о друга, предвкушая свой триумф, как комиссара.
Когда Фернанда явилась в клинику, её не впустили к Джерри — ему сделали экстренное переливание крови и он спал. Но уже знакомый ей доктор Рубенс уверил — переживать не надо.
— Мы приводили мистера Анселми в чувства. Он рассказал, что выпил противоядие. А яд, который использовал убийца, содержит антикоагулянты — вещества, сильно разжижающие кровь. Но антидот, подействовав в противовес, кровь ему свернул мощно. Это его и спасло. Я не химик, но, похоже, яд состоит из множества компонентов. Также, мистер Анселми сказал, что убийца ослепил его, кинув в лицо некий порошок. Это перец, смешанный с песком и золой, он остался на пациенте. Мы промыли ему глаза, и теперь всё позади, — закончил доктор успокаивающе. — Вам не нужно тут сидеть. Переливание крови — вещь серьёзная, и пациент сейчас отдыхает. Приходите завтра.
— А доктор Гильермо здесь? — спросила Фэр, выдохнув. — Я хочу с ним побеседовать.
— Ой, главврач болен, — ошарашил доктор Рубенс. — Представьте, утром в клинику влетел псих. Он орал и плевался, требуя доктора Гильермо. Девушки на ресепшене с дуру и позвали его. А тот тип схватил ксерокс со стола и зашвырнул его Гильермо в голову. И свалил. От неожиданности мы не успели задержать его.
— Ничего себе! А что же не обратились в полицию?
— Доктор Гильермо сказал, что сам пойдёт к комиссару, заявление напишет. У него рана на голове, швы наложили. Сейчас он дома.
— Ладно, скажите ему, пускай обязательно приходит. Надо составить фоторобот того типа, он явно опасен.
После клиники Фэр отправилась в комиссариат — выяснить, как идёт сбор улик, расшифровка видео и что за фоторобот составили с консьержем.
Но её ждал новый цирк — у комиссара находился Амадо. Весь взъерошенный, в синяках и порванной рубахе, он хромал по кабинету и вопил что-то нечленораздельное.
— А ну-ка сесть и прекратить вопли! — ба-бах — комиссар ударил кулаком по столу; карандашница аж подпрыгнула.
Капрал Гонсалес толкнул Амадо в кресло.
— Гонсалес, свободен! Заходи, Фернанда Ривас. К нам твой знакомый пожаловал. Та-ак, и в чём дело? — нахмурился комиссар, когда за Гонсалесом закрылась дверь.
— Я хочу сделать заявление, — нервно хрустя пальцами, Амадо зыркал исподлобья.
— Какое заявление? — комиссар Гальяно чиркнул зажигалкой, прикуривая.
— Фантом-убийца — это я!
Комиссар и Фернанда одновременно открыли рты. Тяжко вздохнув, Амадо выудил что-то из кармана и положил на стол.
Это была кандзаси — стальная шпилька для причёски. Раньше кандзаси не только украшали волосы японок, но и использовались у кунаити (женщин-ниндзя), как тайное боевое оружие. На рукояти шпильки, принесённой Амадо, расположилась серебряная змея с очами-изумрудами. К ней крепилась цепочка с шариком.
— Это что? — спросила Фэр, цепенея.
— Орудие убийства.
Надев перчатки, комиссар взял находку в руки. С виду — обычная японская шпилька, длинная, сантиметров двадцать. Но шарик-подвеска имел крышку. Полый внутри, он хранил остатки желтовато-прозрачной жидкости с кристалликами некоего порошка.
— Осторожно, комиссар! Это может быть яд! — предостерегла Фэр. — Надо отправить на экспертизу. А у этой штуки конструкция хитрая! Яд, наверное, заливается в шарик и впрыскивается в шпильку. Смотрите! — она указала на круглую выемку в брюхе змеи. — Засуньте шарик сюда и надавите на набалдашник.
Комиссар, вложив шарик в выемку, надавил на змею. Та со щелчком опустилась вниз.
— Аккуратнее! — Фернанда подставила чистую пепельницу — из шпильки вылезла игла, а яд полился по основанию, едва не угодив на комиссара. — Ну нельзя же так! — отругала его Фэр. — Оно же наверняка смертельно, кучу людей убило! Откуда это у тебя? — переключилась она на Амадо, пока комиссар заворачивал шпильку и пепельницу с ядом в герметичный пакет.
— Не знаю, — вяло пожал он плечами.
— То есть? Ты же принёс орудие убийства, которое мы ищем полтора года! Откуда ты его взял?
— Ну, когда я убил докторишку…
— Что-что? Кого ты убил?
— Докторишку, этого тупого хирурга, который сделал моему братцу его звёздную рожу. Гильермо Лосада, — выплюнул Амадо с такой ненавистью, что Фэр спряталась за комиссара. — Этот тип вылечил ублюдка, лишившего меня ноги. Вот и заплатил за это. Я пришёл в клинику и двинул его ксероксом по башке. Надеюсь, он сдох. Но дальше я ничего не помню. Я очнулся уже дома. Я лежал на полу, в изорванной рубашке, а в руке нашёл эту штуку. Она похожа на орудие убийства. Я по телевизору слышал, что Фантом убивает шпилькой. Значит, маньяк — это я, — промямлил Амадо, будто разговаривая сам с собой.
— И вы готовы написать чистосердечное признание в том, что убили девятнадцать человек? — поинтересовался комиссар, дымя сигарой Амадо в лицо.
— Не знаю…
— Но нынешняя жертва выжила, а новый свидетель видел не вас, — комиссар протянул Фернанде свежераспечатанный фоторобот. — Я распорядился объявить этого типа в розыск. Поэтому не будем спешить с выводами. В котором часу, сеньор Феррер, вы очнулись в своей квартире?
— Эээ… ну примерно в семь вечера.
— Та-ак, — комиссар глянул на время, — сейчас девять доходит. В доктора Лосада вы бросили ксероксом в десять утра. А инцидент с Джерри Анселми случился около пяти дня. Если убийца — вы, где вы болтались с момента покушения на Гильермо Лосада и до эпизода с Джерри Анселми?
— Не знаю, — развёл руками Амадо. — А что, и докторишка, и этот ублюдок сдохли?
— Живее всех живых! Оба, — Фэр заметила в тоне комиссара нотки сарказма. — Маньяк хладнокровен и продуман. А вы, сеньор Феррер, постоянно что-то творите в состоянии аффекта. Если бы убийцей были вы, то давно сидели бы в тюрьме. Вас легко поймать, вы даже не скрываетесь, в отличие от маньяка. Но появление у вас орудия сбивает с толку. Вы либо путаете нас специально, либо маньяк, зная о ваших психических расстройствах, хочет вас подставить, — заключил комиссар.
— Подставить? — Амадо взъерошил на затылке волосы. — Я об этом не подумал…
— Может, у вас есть враги?
— Только один. Мой брат — Маркос Феррер, он же Джерри Анселми. Вы говорите, его пытались убить, но не убили? Но ни одна жертва Фантома не выживала! Он мог инсценировать покушение, чтобы подставить меня. А на самом деле убийца — он! — Амадо хлопнул себя по лбу. — И как я раньше не догадался?
Но ни комиссара, ни Фернанду это не впечатлило.
— Врачи говорят иное. Джерри Анселми действительно мог умереть, навряд-ли он накачал ядом сам себя, — у Фэр складывалось ощущение, что к Амадо комиссар относится враждебно. — И у него алиби, в момент смерти Агустины Акоста он лежал в палате интенсивной терапии. А почерк убийств даёт основание надеяться, что маньяк — один человек. Если бы их было несколько, преступления отличались бы в деталях. Разные люди — разный почерк. А теперь всплыли и другие факты. Расследование приняло неожиданный оборот, но это тайна следствия. В общем, сеньор Феррер, когда мы восстановим картину покушения на мистера Анселми, причину гибели его бывшей жены и личность человека с фоторобота, тогда и решим что делать с вами. Но доктора Лосада вы чуть не убили. Эту ночь побудете в камере. А доктора вызовем на допрос. Гонсалес! Увести задержанного! — приказал комиссар.
Амадо безвольно ушёл за капралом, а Фернанда разглядывала фоторобот. На нём был изображён представительный, даже красивый мужчина лет сорока. Тонкие черты, крупные глаза, на голове — элегантная шляпа.
— Симпатичный. И не скажешь, что убийца, — Фэр помахала фотороботом.
— Внешность обманчива, — справедливо заметил комиссар. — Надо пробить по базам. Но этот портрет не совпадает с описанием других свидетелей. Либо это не убийца, либо предыдущий — не убийца. Хотя первому фотороботу соответствует Марлене Монтанари в виде бородатого парня. И, выходит, что и Палло не маньяк. У него алиби. В момент покушения на Джерри Анселми он сидел в полицейской машине.
— А Амадо?
— Феррер? Сомнительно, — пожевал верхнюю губу комиссар. — Между инцидентом с доктором и покушением на Анселми разница — семь часов. Он не мог находиться в аффекте так долго. Состояние аффекта не длится больше пяти минут. И у него протез, ты сама говорила, Фернанда Ривас. Он не мог незаметно войти в дом с консьержем и видеонаблюдением, и также незаметно выйти.
— Но откуда орудие убийства?
— Подбросили, — решил комиссар. — Да и неизвестно, орудие ли это. Может, чья-то шутка.
Следующий день принёс новые потрясения. Судмедэксперты, произведя вскрытие, установили: Марлене погибла от яда змеи-крайта. На теле её обнаружили три укуса и рваные царапины на руках — предположительно лезвием, шилом или стилетом. Фэр вспомнила шип на перстне Джерри. Но главным оказалось не это. Эксперты доложили, что у Марлене имелись как женские, так и мужские половые органы. Она была гермафродит — человек с чрезвычайно редким заболеванием, женщина и мужчина одновременно.
Фернанда выпала в аут. Главным образом из-за Джерри. Зачем он женился на существе двойного пола? Навряд-ли не знал. Гражданство гражданством, но он сам говорил — секс у них был. И он всегда восхищался Марлене, утверждая, что она — единственный тип женщины, который ему подходит. Может, он и правда бисексуал и накануне покушения переспал с Марлене? А когда убийца ворвался, та решила его остановить. И маньяк выпустил змею. Логично. Но откуда взялась Амару в квартире? И почему Марлене косила под мужчину? Выходит, это с ней Джерри скандалил у штаб-квартиры Братства — замаскированная Марлене внешне с тем человеком совпадала.
Фэр надеялась — что-то прояснит адвокат Алвес. Но, оказалось, Джерри не посвятил его в детали. Всю историю он знал поверхностно.
В секте Angelis Pacis Amare Джерри и Марлене состояли с момента возвращения в Байрес. Оба они — Астралис, приближённые к Брату. Марлене ухитрилась в этого Брата влюбиться, а Джерри её караулил, спасая от глупостей. Их появление в Братстве ни с Агустиной, ни с маньяком связано не было. Но позже Джерри сообразил — умирают бывшие адепты. Первой на это указала Лали Олмас, которую в секту втянула Марлене. Лали знала Джерри ещё Херманом. Познакомились они в «Центре эстетической медицины», где Лали делала ринопластику, а Джерри не вылезал оттуда несколько лет. Она знала о его судимости, и Марлене боялась, что Лали проболтается, испортив ему репутацию. Поэтому затащила её в Братство, чтобы при случае шантажировать. Тогда они с Джерри сильно разругались — он обожал Лали. А та, как натура тонкая и ранимая, в секте долго не выдержала — ушла оттуда. Её смерти Джерри Марлене не простил. А когда в Братство попала Агустина, он, узнав в ней племянницу Фэр, стал её тайным Наблюдателем по своему желанию.
— Значит, это он слал ей сообщения? — потёрла виски Фернанда; в её голове варился крем-суп. — Вот почему он нашёл донора и хотел наказать Ивана…
— Сначала Джерри думал, что убийца — Иван, — объяснил Алвес. — Поэтому он наблюдал за вашей племянницей. Но тот, похоже, — обычный извращенец, любитель юных девочек. Он соблазнял их и затягивал в Братство, чтобы они не вырвались из его лап.
— А что произошло накануне?
— Джерри решил поймать убийцу на живца. Позавчера он сказал Брату, что хочет покинуть секту, напихал камер и стал ждать гостя.
— Псих! — рассердилась Фэр. — А Марлене откуда взялась?
— Вот этого я не знаю, — изящным жестом Алвес поправил очки — сейчас он смахивал на Каспера Брёкке, своего отца, как никогда. — Возможно, Марлене что-то выяснила от Брата и прибежала Джерри остановить. Но это мои мысли. У них были тёплые отношения. Марлене тоже многого натерпелась. От неё отвернулись семья, друзья, возлюбленные из-за её гермафродитизма. В конце концов, она уехала в Нидерланды, прожила там несколько лет и получила гражданство. А с Джерри познакомилась уже там, когда случайно угодила под его машину. Они быстро зарегистрировали брак, чтобы Джерри получил нидерландское гражданство. Вернулись в Аргентину они завоевать латиноамериканский музыкальный рынок, хотя Джерри был уже популярен в Европе. Но здесь между ними пробежала кошка.
— Эта кошка, видимо, я, — ухмыльнулась Фернанда. — Она терпеть меня не могла.
— Не только вы. Кошек много было. И вы, и секта, и Брат с Айлин. Она Марлене родная племянница, дочь её сестры. Та умерла, а отец привёл мачеху, которая над Айлин издевалась. Марлене, несмотря на конфликт с семьёй, девочку пожалела и оформила над ней опеку, а потом вдруг бросила в Серро-Байо. А накануне Джерри велел мне передать вам список жертв. Он сказал, что стырил его в Братстве, хотел подготовить вас на случай неудачи. И заодно хотел, чтобы вы нашли ещё живых людей из списка. А также он просил меня удержать вас от глупостей, боялся, что вы испортите ему план. Я сидел на шухере у дома Джерри специально, чтобы перехватить вас. Мы были уверены, что письма вы не послушаетесь. А Джерри меня просил звать вас и полицию только в экстренном случае. Я не знаю, что у них произошло. Сегодня он позвонил мне и сказал: «Вызывай полицию». И я написал вам. Вот и всё, — развёл адвокат руками.
Вечером Фернанда заскочила в клинику. Джерри уже оклемался, но был заторможен и неприветлив.
— Как ты меня напугал, Джерри Анселми! — она плюхнулась на стул у кровати. Взяв его руку, поцеловала пальцы.
— Скрытые камеры… Ты записи смотрела? — в лоб спросил Джерри.
Фэр покоробило, что он начал с этого. И никаких тебе нежностей. А она так волновалась, так испугалась, увидев его в джакузи «мёртвым»!
— А, нет ещё, их расшифровывают эксперты, — ответила Фернанда, скрывая досаду. — С этой микроскопической камеры в перстне видео надо вытащить. Как из чёрного ящика, — она захихикала. — Завтра должно быть готово. Я увижу там физиономию маньяка, так? Может, ты сам расскажешь?
Но Джерри отвёл взгляд.
— Не хочу.
— Джерри…
— Завтра. Посмотришь видео и, если захочешь поговорить, я буду тебя ждать, — промолвил он, сверля взглядом швабру в углу. — В конце концов, ты больше не инспектор и я не обязан давать тебе показания. Я хочу спать, — и отвернулся, зарыв лицо в подушку.
Ну что за капризный, несносный тип?! Даже сейчас корёжится и бросает гвозди под колёса!
— Раз ты хамишь, я ухожу! — кинулась к выходу Фэр.
Джерри промолчал, но, когда она распахнула дверь, тихо-тихо позвал:
— Фэр…
— Чего ты хочешь? — она повернулась. Увидела в изумрудных глазах больную, глубокую печаль.
— Останься.
— Зачем? Ты же сказал, чтобы я ушла, — обиженно заявила Фернанда.
— Я не говорил, чтобы ты ушла. Я просто не хочу объясняться. Побудь со мной, ни о чём не спрашивая. Завтра ты всё узнаешь. Но оставь мне наше сегодня.
Фэр ничего не поняла, но гнев её утих — голос Джерри звучал ласково. Поэтому она села обратно на стул.
— Да, там в квартире ещё кое-что есть. Зеркало вынимается из рамы, — схватив руку девушки, он прижал её к груди.
— И?
— Вынь его. Я тебя очень люблю… Хотя завтра ты этого не вспомнишь, — закрыв глаза, Джерри впал в дремоту, иногда касаясь губами запястья Фернанды.
Она чувствовала: это проявление любви — искреннее. Ну почему он такой несговорчивый, колючий, как ёж? Она никогда его не поймёт!
Рука затекла от хватки Джерри. Время приближалось к полуночи, но освободилась Фэр, когда Джерри вырубился. Поцеловав его в губы, она ушла домой. Буквально валилась с ног — такими тяжёлыми, сумасшедшими оказались эти два дня. Ей хотелось слопать быка и спать, спа-ать! А день наступающий грозил, наконец, выявить личину маньяка.
====== Глава 47. Иерархия ======
Утром в доме стоял бедлам. Тётя Фели, что снимала стресс экстравагантными выходками, организовала митинг.
Её позитивная натура жаждала отвлечься, и к Вирхинии в изолятор она сходила только раз — принесла ей одежду, еду и книги. И больше не пошла, сетуя — Вирхиния в одной камере с воровками и убийцами, а тётя не хотела видеть её в этой компании. Да и у Вирхинии кукушка явно отъехала. Про Эдди, которого похоронили накануне, она и не вспомнила, но называла себя ангелом, что отрезал крылья и притворяется человеком. Её миссия на земле — родить нового Иисуса, хотя первый получился бракованный. Она созналась: анализы показали патологию ещё до родов, но Вирхиния считала аборт грехом, а совершённое ею убийство Эдди — святым жертвоприношением богу.
Тётя Фели, наградив дочь тумаками, отказалась слушать эту ахинею и ударилась в творчество — сказку «Мой розовый пудель», которую дописала в день смерти Эдди.
Ухлопала тётя на это три месяца — подвиг для её неусидчивого характера. Первой она заставила прочитать шедевр Маргариту. Наперекор скептицизму Фэр, та сказку похвалила.
— Это, конечно, не Шекспир, — заключила Марго, — но для первого раза неплохо. Миленькая сказочка для детишек.
Маргарита посоветовала тёте Фели отнести работу в издательство. И тётя сходила. Аж в три. В одном ей моментально указали на дверь, ссылаясь на неформат. Во втором скривились: графоманов, жаждущих, чтобы их издали, — тьма. И никому не докажешь, что они не Коэльо и не Гарсиа Маркесы. Тогда тётя Фели пошла в третье издательство — детской и юношеской направленности. И её сказку взяли на редактуру.
Сегодня она получила свою писанину назад. А там… Мили! Тысячи миль правок! Всё зачёркнуто и море красно-жёлто-зелёных примечаний злобного редактора. А приписку в конце тётя вообще сочла издевательской: «Если вы всё исправите, возможно, мы вас опубликуем. И добавьте экшена, читатели это любят».
Тётя Фели впала в такую истерику, что решила пожаловаться всему кварталу. Но обегать каждого соседа было муторно, поэтому она залезла на крышу.
— Это сказка! Детская сказка про дружбу! Про миленькую собачку, которая любит косточки, своего хозяина и своих друзей! Какой экшн? Ещё бы эротику потребовали! Чокнутые редакторы! Совсем долбанулись! — вопила тётя в рупор. Лысая Барби, тявкая в унисон, играла с пластмассовой косточкой, скрябая ею по вазонам с цветами-мухоловками — единственными выжившими из сада тёти Фели. — Какая вопиющая несправедливость! Но в обморок я не упаду! Я им ещё покажу! Я нарисую транспарант и выйду на улицу! Я поведу за собой народ! Мы встанем у двери этого гадской конторы и будем орать, пока они не оглохнут. Долой бюрократию! Долой неграмотных редакторов, которые перекрывают дороги талантливым авторам, публикуя одних бездарей!
Весь квартал, собравшись под окнами, глазел на это любопытное зрелище. Кто-то хихикал в кулачок, а кто-то откровенно ржал. Одни качали головами с негодованием — им загадили субботнее утро. Иные вещали: тётя Фели опасна и ей нужна психиатричка. А третьи были уверены — скоро дамочке надоест и она утихнет.
Замученная Фэр, которая еле сползла с кровати, вмешиваться не стала. Растолкав Маргариту, велела ей тётю заткнуть — по её вине та попёрлась в издательство. Но Марго была занята — ошивалась у зеркала, чтобы идти в Рехистро Сивиль подавать заявление на регистрацию брака с Тосом.
Быстро перекусив, Фернанда выскочила из дома, по пути вскрыв конверт, найденный в почтовом ящике. Пришёл он на имя Вирхинии из медицинского центра — результат анализа на ДНК. Пробежав его глазами, Фэр узнала: вероятность отцовства Берни — 99,9%.
Этого следовало ожидать. Ну Вирхиния и дура! Повесила бы ребёнка на Амадо или Берни, глядишь, замуж бы вышла. Но она полезла к Джерри! Фернанда не могла простить кузину, а после трепанации черепа Эдди презирала её до глубины души. Лицемерка! Ведь кичилась животом, привилегии выбивала, но раз не вышло похвалиться младенцем перед подружками и в соцсетях, он стал ей не нужен.
Пихнув конверт назад в ящик, Фэр села на мото. Зарулила в Пуэрто Мадеро. Наврав консьержу, что оставила у Джерри вещи, поднялась наверх.
В квартире изменений не было. Кровь, засохнув на полу, превратилась в чёрно-коричневое пятно. Дамас отсутствовал. Наверное, Нанси забрала его в особняк. Не каждый человек способен вернуться в квартиру, где совершено преступление. Она тоже еле-еле домой заходит. Пусть детскую и комнату Агустины заперли, а холодильник выбросили, Фернанда думала о переезде. Да, это родительский дом, где живут воспоминания, но убийства перечёркивают их все.
Поблуждав по квартире, Фэр вспомнила о цели визита. Джерри говорил про зеркало, которое надо вынуть из рамы. А их здесь три!
Она поднялась наверх. Большое зеркало в спальне было громоздким. Закрывая полстены, оно рамы не имело. Фэр не увидела в нёмничего подозрительного. Второе зеркало, овальное и тоже без рамы, занимало потолок. Туда она не залезет!
Третье зеркало находилось в ванной, куда Фернанде заходить не улыбалось. Хотя Джерри жив и крови там не было — только засохшие лепестки. А воду с пола убрали. Вставленное в медную раму, зеркало никаких креплений и защёлок не имело. Взяв плоскую пилку для ногтей, Фэр вставила её между рамой и зеркалом — и, чудо! — стекло сдвинулось. Девушка толкнула его, и оно повернулось, явив заднюю стенку. К ней скотчем был приклеен коричневый конверт.
Фернанда вскрыла его — письмо и некая схема. В уголке обеих бумажек — рисунок крылатой змеи, ползущей по розе. То была структура секты Angelis Pacis Amare с иерархией и именами людей, в ней состоящих, включая Брата и Астралис. И главное — жертв. Джерри всех сдал. Ну даёт!
Покинув ванную, Фэр залезла на третий этаж и села в шезлонг-качели. Тут не было напоминаний об убийствах, поэтому она смогла сосредоточиться. Развернула письмо:
«Angelis Pacis Amare — Братство мира и любви. Организовано в 1971 году Николасом Шультсом. После того, как секта была запрещена в Чили, Шультс сбежал в Аргентину, где получил срок за наркоторговлю. В 2005 году был освобожден досрочно благодаря адвокату Касперу Брёкке. Секта возобновила деятельность в 2014 году в Аргентине. Возглавлена сыном Николаса Шультса, Тобиасом Прадо, бывшим музыкальным продюсером. Структуру и иерархию Братства ищите в схеме*…».
Так стоп! Фэр прервала чтение. Ведь адвокат Брёкке рассказал ей эту историю. Мельком. Мог и специально давать наводку, а она не просекла — тогда не знала о Братстве. Николас Шультс — наркобарон, которого Брёкке вытащил из тюрьмы. Он и подарил ему поместье, расплатился за свободу. И Каспер Брёкке дружил с его сыном, продюсером Тобиасом Прадо, поэтому и вытащил его отца. Это было последнее дело Брёкке как адвоката. Но сначала он и Тобиас выручили из колонии Джерри. И именно Тобиас раскрутил его в дуэте с Леонелем Лоэ, младшим сыном своего друга. Выходит, Джерри с организаторами секты знаком давно. А когда Тобиас из продюсеров переквалифицировался в Брата, он втянул в секту и Джерри, и Марлене. Всё складывается.
Да, ни она, ни комиссар точно не раскрутили бы это, если бы не подсказка Агустины и помощь Джерри. Развернув схему, Фернанда углубилась в её изучение.
На вершине «Олимпа» располагалась Главная змея — Амару, которой поклонялись все адепты. Ниже её находился лидер — Брат Света. Был им Тобиас Прадо. Далее по иерархии стояли Астралис. Их было девять, и носили они сокращенную в схеме аббревиатуру — AS. Фэр вспомнила эти буквы — они были в списке жертв. Среди Астралис она обнаружила и неизвестные имена, но также и старых знакомых. К некоторым именам своим микроскопическим почерком Джерри сделал пояснения.
Адриана Вархес — Астралис Апокалипсиса. Трус, от страха потери любовника покинула Братство. Казнена, заменена — Андрес Толедо.
Дорис де Гарсини — Астралис Процветания. Отступница, вместо веры в Брата поклонялась католическим иконам. Казнена, заменена — Доминго Хименес.
Пабло Монтефьоре — Астралис Правды и Лжи. Иудам отрубают пальцы. Обманул Брата, чтобы написать статью в газету. Казнён, заменён на Леопольдо Магальяэс — шпион Чужих. Подглядывал, остался без глаз. Казнён, заменён — Карла Торрегроса.
Марлене Монтанари — Астралис Трав и Ядов.
Иван Пальо — Астралис-Шпион.
Джереми Анселми — Астралис Власти.
Следующая троица из круга приближённых Фэр была незнакома:
Сабрина Ли — Астралис Добра и Зла.
Анхель дель Романо — Астралис Правосудия.
Гастон Андраде Молино — Астралис Ритуалов и Чудес.
С другого бока схемы располагались Ангелис — остальные адепты. Обозначились они аббревиатурой AL. Всего их указывалось — 3524 человека. Из них отдельным пунктом выделялись Новички, вступившие в Братство недавно. Поимённо, под заглавием «Выбывшие», были указаны все жертвы маньяка, бывшие и будущие:
Орасио Шейденберг — должник, отказался платить взносы Святому Брату, казнён.
Сесилия Монтерра — трус, покинула Братство из-за запугиваний работодателя, казнена.
Армандо Лопес — глупец, помещён родственниками в сумасшедший дом из-за неспособности скрыть сотрудничество с Братством, казнён.
Арчибальдо Бартоломе Веласкес — слабак, открыл тайну Братства жене и довёл её до суицида, казнён.
Рената Коста — проблемы с законом, попала под следствие за убийство, могла выдать тайны Братства полиции. Казнена.
Патрисия Леон — курица, покинула Братство добровольно, чтобы опека не забрала её сына. Казнена.
Вивиана Косме — психопатка, помещена на лечение от анорексии, могла выдать секреты Братства. Казнена.
Ладислао Солер — подкаблучник. Вышел из Братства по требованию жены. Казнён.
Ксимена Медина — лживая. Пришла в Братство не по велению души, а чтобы сделать вероотступником своего сына. Но он, как истинный Ангелис, сдал её Брату. Казнена.
Мартина Гарсиа — должница. Не платила взносы Брату. Казнена.
Анибал Руис — подкаблучник. Вышел из Братства по требованию семьи. Казнён.
Инес Доурадо — за длинный язык отрезают язык. Рассказала о Братстве журналисту Пабло Монтефьоре. Вступила в интимную связь со своим Наблюдателем Самуэлем Дамиани, что противоречит уставу Братства. Казнена.
Сандра Вэйс — дефективная. Ветвь должна быть прервана. Казнена.
Лали Олмас — премудрая, отказалась совершать Ритуалы и Чудеса и курить травы Озарения. Казнена.
Агустина Акоста — тайная протеже своего Наблюдателя. Вышла из Братства от страха и глупости. Казнена.
Следующие имена в схеме — жертвы, до которых маньяк не добрался. Объявленные в розыск, они нашлись быстро и оказались эпизодическими знакомыми Фэр:
Ромина Геррейро — казнить за любовную связь с Наблюдателем. Та блондинка, что фотографировала Джерри для рекламы парфюма «Серебряная кожа».
Марина Ортис — казнить за отказ выполнять требования Брата. Девушка-модель, что снималась с Джерри в этой же фотосессии.
Самуэль Дамиани — казнить за длинный язык, рассказы о секретах Братства непосвящённым и связь с протеже Инес Доурадо. Охранник из «Угарте», что прогнал Вирхинию из туалета. Сэмми, как величал его Тос.
Давид дель Риос — казнить за самовольный уход из Братства под предлогом «надоело». Диджей из «Угарте».
Все были из одной клубно-светской тусовки. Но последнее имя — Ингрид Тьетто (казнить за систематические прогулы собраний Братства), Фэр никого не напомнило.
Напротив каждого Астралис была изображена красная роза. Напротив Ангелис — белая. И до Фэр дошло, почему убийца менял их цвет — согласно иерархии Братства.
Пока она вчитывалась в эту омерзительную схему, по шее её струился липкий пот. Насколько же Джерри был близок к лидеру, что ему удалось раздобыть и чёрный список, и схему? Он даже знал состав яда, раз подобрал антидот.
Но, кроме шока, восхищения, недоумения и благодарности, Фернанда испытывала и досаду. Эти схемы и списки — дело хорошее и нужное, но имени убийцы нет нигде.
Фэр установила зеркало на место, толкнув его в другую сторону (оно вошло в раму). И, взяв находки, покинула квартиру.
В комиссариате её ждали новости. Доктор Гильермо не стал писать на Амадо заявление — сказал, что тот болен, и надо ему к психиатру, а не в тюрьму. Но отпечатки пальцев Амадо совпали с отпечатками на шпильке (её эксперты квалифицировали, как орудие убийства), и главное — с дневником Агустины. Значит, у Амадо побывал и он.
Комиссар был уверен — это подстава. Явные улики против Амадо появились именно сейчас, когда маньяк близок к разоблачению. Сам Амадо, за ночь придя в себя, клялся: ни орудия, ни дневника он не видел. Но когда Фэр оповестила его, что его брат Матео оказался трансом Сандрой Вэйс, а следовательно — жертвой убийцы, Амадо сознался — дневник отослал Фернанде он, обнаружив его у своей двери.
— А когда я говорил, что не ходил на показ Лали Олмас, это тоже было враньё, — потупил взор Амадо. — Ходил много раз. Но я не хотел, чтобы об этом знали.
— Почему? — удивилась Фэр. — Что тут ужасного? Подумаешь, показ мод.
— Я шпионил за Лали Олмас, — он отковырял с ладони мозоль, — пока её не убили.
— Зачем?
— Ну… я знал, что Сандра Вэйс, этот жуткий транс, — это Матео, — брезгливо сморщился Амадо. — Мы не виделись много лет, но я слышал, что он сменил пол. А однажды Сандра сама пришла ко мне. Сказала, что она — мой брат и хочет соединить нашу семью. Она искала Маркоса, наводила о нём справки. Кто-то из «Центра эстетической медицины» сказал ей, что он дружит с Лали Олмас. Тогда я тоже решил найти Маркоса, чтобы отомстить за мою ногу. Поэтому стал следить за Лали. Этот попугай Джерри Анселми мелькал на её показах часто, но мы с Матео не узнали в нём Маркоса. Мы искали урода, а он, оказывается, рожу себе сделал. Но когда Олмас убили, я напугался и перестал Маркоса разыскивать. Я думал и думаю, что маньяк — это он. И он хочет меня подставить, пихает мне то дневник, то орудие, — наигранно Амадо шлёпнул руками по коленям.
— Мы все думаем, что это подстава. Но Маркос тут ни причём, — сказала Фэр, покидая камеру.
Следующей годной новостью стало подтверждение личности Конрада. Для дактилоскопии был сделал запрос в архив Соединенных Штатов, где в картотеке по идентификации личности нашлись отпечатки братьев Палло. С отпечатками Ивана они не совпали, а Конрада — на 100%.
Впрочем, Конрад и не отрицал, что он самозванец, а после результатов дактилоскопии разъяснил: превратиться в Ивана его вынудили обстоятельства. Его разыскивает Интерпол. В Соединенных Штатах одна чокнутая написала на него заявление об изнасиловании, поэтому он сбежал в Бразилию. Фэр не поверила в его невиновность, не сомневаясь, что он мучил бедняжку в каком-нибудь подвале. Но девушке хватило мужества обратиться в полицию — жаль, что некогда его не хватило самой Фернанде. В Аргентину же Конрад приехал (по его заверениям) искать сына, которого ему родила Фэр.
Та лишь пальцем у виска покрутила.
— Говорю в последний раз, для особо одарённых, — прошипела она Конраду в лицо, — от живота я избавилась. Он не родился! Надеюсь, этот бред я больше не услышу.
— Врёшь! — Конраду было, как об стенку пёрышком — непробиваемо. — Любая девка родит, если её обрюхатить. Вы только и мечтаете о куче детей. А кто спорит, набивает себе цену. Дураку же ясно! Я найду своего ребёнка, так и знай, сука!
Фэр отшатнулась — на неё смотрело воистину безумное чудовище. Жёлтые глаза, наполненные злобой. А она ещё Джерри боялась! Что бы он не вытворял, а такого дерьма в нём не было. Глядя на Конрада, когда-то любимого человека, Фернанда испытывала презрение и желание упечь его в тюрьму навсегда.
Яд из шпильки, наконец, идентифицировали — им оказалась очень сложная смесь. Яд малайзийского крайта — нейротоксичный, похожий на яд кобры, но мощнее. Он и содержал вещество-антикоагулянт, разжижающее кровь до состояния воды. Источником добычи яда служила Амару — змея Джерри, что являлась и Главной змеёй Братства. Эксперты сверили яд Амару с ядом из шпильки — они были одинаковы.
Но яд-убийца содержал ещё один компонент. Дзагарасияку — яд, убивающий мгновенно. Он относился к разряду цианидов и с древности применялся в Японии женщинами-куноити и мужчинами-ниндзя для ликвидации врагов. За минуту он убивал целую комнату людей. А изготавливался вручную. Нужно было в равных пропорциях взять косточки зелёных слив и зелёных персиков. Их долго варили (обязательно вместе), высушивали и клали в еду, питьё или бросали в жертву.
Фантом, соединив яды, получил адскую смесь — яд змеи парализовал, разжижая кровь, а косточковый яд убивал на месте. У жертв не было шанса. И то, что Джерри выжил, — чудо. Всё благодаря антидоту, которым послужил тот же яд крайта. Змея-убийца оказалась и змеёй-спасительницей. Создать антидот было трудно. Собирался змеиный яд; из него химическим способом выделялись протеины, которые вводились подопытным животным — лошадям. Организм лошади вырабатывал антитела, что и являлись антидотом. Противоядием же к яду слив были измельчённые листья токвы — адамова дерева.
Фэр хотела Джерри навестить, но её тормозило его вчерашнее поведение. Пока она видео не посмотрит, он маску не снимет.
Ожидая записей, Фернанда шаталась по комиссариату и не испытывала ностальгии — что-то перегорело в ней. Маньяком она занималась из-за Джерри и Агустины. Дело чести — поймать эту мразь.
Пока Фэр гуляла по двору, перебрасываясь шутками с экс-коллегами, обратила внимание на человека. Высокий, в бейсболке, с длинным рыжим хвостом и в бесформенных штанах, он махнул ей рукой.
— Берни? — вытаращилась она.
— Хорошо, что я тебя это, встретил, — он был бледен и отощал, хотя иных признаков болезни Фэр не заметила. — Я зашёл сегодня, чтобы это, попрощаться со всеми. Я уезжаю это, в Уругвай.
— Вот как?
— Ну да, ну это… так получается. Я буду это, проходить там курс антиретровирусной терапии. Чтобы заплатить за неё, пришлось это, продать мой любимый Фиат. Но зато меня там никто не знает, а тут я это, не хочу, чтоб в меня пальцем тыкали.
Фернанда не знала что сказать. Эгоистично думала, как хорошо, что она не легла с Берни в кровать. Но парень сам поднял животрепещущую тему — хотел объясниться.
— Вот к чему приводит это, секс с кем попало, — вздохнул он. — Никогда не спи с первым встречным. Не повторяй моих это, ошибок.
— А кто тебя осчастливил, ты знаешь? — спросила Фэр.
— Да девицу в кабаке это, подцепил. И вот, здравствуйте.
— Ясно. Ну что ж, счастливого пути! Надеюсь, терапия поможет тебе, — она старалась выглядеть приветливо. Пожала ему руку.
— Спасибо. Тебе тоже это, всего хорошего, — и Берни вошёл в комиссариат — попрощаться с экс-коллегами.
Да, жизнь штука сложная и непредсказуемая. Кто бы подумал, что забавный паренёк Берни так кончит?
Фернанда тоже возвратилась в здание и устроилась в буфете, лопая булочки с повидлом и запивая их кофейной бурдой.
Наконец дождалась часа Икс — буфет огласили шепелявые крики Гонсалеса:
— Вот вы где! А я ваш вежде ищу! Комишар ваш жовёт к шебе! Там видео принешли!
Дожёвывая булку, Фэр рванула в кабинет комиссара. Сейчас она увидит истинную физиономию маньяка!
====== Глава 48. Маски сброшены ======
Окружив стол, Фернанда, адвокат Алвес и комиссар глядели в монитор — эксперты расшифровали видео из мини-камеры в перстне, а также с камер в квартире и с лестничных клеток.
В обтягивающих джинсах и белой футболке смуглый Джерри, маячивший на экране, напоминал мачо из кинофильма. Надев перстень, он проверил камеры в гостиной (в виде лже-книги) и в спальне (в кашпо с орхидеей). Зажёг свечи, укрыл постель чёрными шёлковыми простынями, спрятал телефон в ванную, в коробку с шампунями, и оставил на комоде пачку презервативов. У Фэр сложилось впечатление, что он готовится к ночи любви. Она заметила в углу и террариум; Амару дрыхла, свернувшись клубком. Джерри иногда подходил к ней — барабанил пальцами по стеклу, точно разговаривая азбукой Морзе, и совал в щель для кормления живых мышей.
Наконец зазвонил видеодомофон. Глянув в монитор, Джерри надел на шею цепочку с пурпурным камнем и открыл дверь.
Фэр была уверена — ждёт он женщину. Возможно, Марлене. Но была изумлена, когда вошёл мужчина. Красивый, лет сорока, в чёрном пальто, шляпе и с бутылкой вина. Человек с нового фоторобота!
— Это продюсер Тобиас Прадо, — шепнул комиссар. — Нашёлся в картотеке быстро. В молодости раскручивал музыкальные таланты. Организовал несколько юношеских поп-групп, а позже уехал из страны. Жил в Чехии, в Финляндии и в Нидерландах. В 2014 году вернулся в Аргентину. Перед законом чист. Однако его отец — субъект любопытный. Был судим за наркоторговлю, вышел на свободу в 2005 году.
— Тобиас был продюсером Джерри в начале его карьеры, — прокомментировал адвокат Алвес. — Потом Джерри уехал в Нидерланды, а Тобиас закрыл свой продюсерский центр. Отец его, Николас Шультс, был последним клиентом моего отца.
— Николас Шультс — организатор Братства, которое мы пасём, не так ли? — спросила Фэр. Мужчины кивнули. — А Тобиас, согласно схеме, — новый Брат Света.
А на экране творилось нечто. Тобиас, поместив вино на барную стойку и сняв пальто и шляпу (у него оказались каштановые волосы, вьющиеся и густые), откровенно полез к Джерри. Вдавив его в стену, облапал и поцеловал в губы.
Фернанда чуть не упала. Джерри не сопротивлялся, но и не отвечал, словно Тобиас — жена, которая его достала. Но экс-продюсеру было наплевать:
— У меня для тебя презент.
С пресыщенным видом Джерри позволил Тобиасу надеть себе на запястье браслет.
— Чистое золото! — похвалил тот.
— Неплохо, — выдал Джерри тоном телезвезды. — Хотя вкусом ты не отличаешься. И мы договаривались о другом. Кто-то обещал рассказать про маньяка и не держит слова.
— Это всё нюансы… Идём лучше наверх, — обняв Джерри за талию, Тобиас потянул его к лестнице. Но тот упёрся.
— Не хочу.
— Но я соскучился!
— Это твои проблемы! — выплюнул Джерри злобно.
Тобиасу эти колкости были до фонаря — он распустил руки, попытавшись расстегнуть Джерри молнию на джинсах.
— А-а-а-а! — взвыл — Джерри, схватив его за ширинку, уронил на лестницу. Вот зачем шип на перстне — обороняться!
— Ты чего творишь? Отпусти, мне больно, — захрипел Тобиас. Полулёжа на ступени, он вырывался, но Фэр знала — хватка у Джерри мёртвая.
— Когда я говорю, что не хочу, — это значит, я не хочу, — сквозь зубы процедил Джерри. — В этой игре командую я, а ты — подчиняешься. Я уже не мальчик, которого можно разводить, как осла. Не рыпайся или лишишься важных органов. Хотя они тебе и не нужны, — отпустив экс-продюсера, Джерри подошёл к барной стойке. Взял бутылку вина, что принёс Тобиас.
— Иконо. Луиджи Боска, — прочитал он этикетку. Раскупорив бутылку, наполнил фужер. — Единственное, за что я люблю Аргентину — это вино. Оно великолепно!
— Это название напомнило мне о тебе. Ты для меня — икона, идол во всём. Хотя дерёшься и кусаешься, — вздохнул Тобиас.
Закатив глаза, Джерри лениво достал сигарету. Плюхнулся в кресло, выпуская кольца дыма и запивая их вином.
— Не кури, связки посадишь, — упрекнул Тобиас. Он всё корячился на лестнице, обнимая себя за пах.
— Не указывай мне как жить! Не строй из себя папочку! Скажи спасибо, что ты не в тюрьме, — огрызнулся Джерри, утопая в облаке дыма. Фэр никогда не видела его курящим. — Если я заговорю, сядешь и за секту, и за укрывание маньяка, и за развращение несовершеннолетних мальчиков. За всё надо платить.
Фернанда визуально мужчин заценила. Они оба — красавцы и очень ухожены. Тобиас не походил на заезженный образ «продюсера» — пузатого, плюгавого толстосума. Он видный, с подкаченным телом, густыми волосами. И почему такие мужчины оказываются геями или маньяками? Форменное безобразие! Фэр понимала, что Тобиас — настоящий гей. И к Джерри он неравнодушен.
— Ты изменился, — грустно сказал он. — Дымишь как паровоз, хотя певцу курить нежелательно. Не скрываешь, что я надоел тебе. И едва меня не покалечил.
— Ну-ну, давай ещё поплачься на свою несчастную жизнь!
— Ты изменился, — повторил Тобиас, глядя вдаль. — Ты правда хочешь уйти из Братства?
Джерри загасил сигарету. Небрежно шмякнул её в пепельницу. Поднял фужер, изучая вино на просвет.
— Я тебе всё уже сказал и не буду повторять, я не попугай.
— Мне кажется, зеленоглазка, ты спешишь. Другой человек не получил бы шанса, но ты — особенный для меня. Ты знаешь, как я тебя люблю. И имей ввиду, я не отстану. Если попробуешь сбежать, как уже проделал однажды, я найду тебя всюду. Но если ты покинешь Братство, заклеймишь себя, как Иуда. И за тобой придут.
— Ты мне угрожаешь? — Джерри встал. Налив вина, протянул фужер собеседнику.
— Не я! Высшая сила! — наигранно воздел Тобиас палец вверх.
— Не стоит заливать этот бред мне! — отмахнулся Джерри гадливо. — Я ещё с головой дружу. Но одно дело обманывать глупых овец, которые влезают в Братство и пополняют твой карман, и другое дело — убийства. Тебе не кажется, Тобиас Прадо, что это перебор — натравливать маньяка на людей, которым надоела твоя физиономия?
— Это не моя инициатива, — состроил Тобиас невинное лицо. — Я не пойду один против восьмерых. Астралис единогласно решили избавляться от неугодных. Ты сам прогулял это собрание.
— Значит, ты лжец, — пройдя по гостиной, Джерри остановился у террариума, цедя вино и разглядывая Амару.
Тобиас пялился с вожделением. Фэр никогда не видела, чтобы мужчина так смотрел на другого мужчину.
— Ты клялся, что решающим будет мой голос.
— После. Определенных. Действий. С твоей стороны, — отрывисто сказал Тобиас. — Но ты бегаешь от меня. Лжёшь, прячешься. Объявляешь о фальшивой свадьбе, а я узнаю это из газет, — Фэр напряглась, поняв: речь о ней.
— Это моё личное дело.
— Я никогда не запрещал тебе иметь любовников и даже любовниц, — скорчил гримасу Тобиас. — Я не ограничиваю твою свободу и не хочу, чтобы ты меня ненавидел. Но у тебя кукушка едет! Из-за этой полицайки ты хочешь уйти из Братства.
— Ты легко меня заменишь. Или боишься за мою жизнь? — подойдя к лестнице, Джерри наклонился к Тобиасу. Распилил его взглядом. — А может, убийца — это ты?
Тот захохотал, чуть не подавился вином.
— О, нет, зеленоглазка, это не я!
— А кто?
— Если я скажу, ты его сдашь. И тогда я наплюю на наше многолетнее хм… сотрудничество и всю мою любовь к тебе. Ты превратишься в труп с отрезанным языком или… другим органом. Как Иуда, — Тобиас не сводил с Джерри влюблённых глаз.
Тот, налив ещё вина, протянул его собеседнику, но Тобиас отбросил фужер — упав на пол, тот раскололся.
— Ах, зеленоглазка! Вот стоишь ты здесь, такой красивый, чертовски соблазнительный, и качаешь права. А это лишь мне благодаря. Мы с тобой заключили сделку. Я тебя не принуждал. Но ты хотел красоты, славы, денег. На мораль тебе было начихать. А я никогда не мешал тебе спать, с кем ты хочешь. Разве я неволил тебя? Я только просил не забывать обо мне. Но ты втюрился в эту полицайку и всё пошло прахом. Я рекомендую тебе порвать с ней, иначе она узнает детали твоей любопытной биографии.
— Назови мне имя убийцы! — раскрыв ладонь, Джерри продемонстрировал шип на кольце.
— Нет.
— Тогда пошёл вон! Да, у меня своеобразная биография. Я не святой и натворил массу глупостей. Но я не тащу в кровать юных мальчиков, обещая сделать из них звёзд. Интересно, а Каспер, твой дружок, знает, что ты проделывал это не только со мной, но и с его младшим сыном? Надо бы ему рассказать…
— Леонель, в отличие от тебя, от моего предложения отказался, — уколол Тобиас.
— Он мог выбирать. У него нормальные родители, он никогда не жил в трущобе, не голодал, не сидел в тюрьме и не глядел в зеркало с ужасом. Я не хотел снова быть уродом, но кто бы ещё оплачивал мне дорогостоящее пожизненное лечение, может, Леонель? Сомневаюсь. Мне это виделось единственным шансом пробиться в люди. Секс — небольшая цена для человека, который жил в аду. Пусть это и секс с мужчиной.
— Он был одержим своей моделькой, как ты одержим своей полицайкой!
— Катись к чёрту! Пошёл вон! — рявкнул Джерри.
— Жаль. Ты сделал неверный выбор, зеленоглазка. Мне больно расставаться с тобой. Я же люблю тебя. Полюбил со дня, когда, благодаря волшебным рукам Гильермо, увидел твоё лицо, которое раньше скрывалось под шкурой змеи. Когда ты перестал нуждаться в маске, начал коллекционировать людские сердца, я потерял покой. Но в тюрьму я не хочу. Я скажу убийце, чтобы он показался тебе. Это и будет твоей карой. Последним, что ты увидишь перед смертью, — Тобиас уже надел шляпу и пальто, но тут щёлкнула дверь.
У Джерри лицо побелело. Явно он решил — это Фэр. А, увидев бородача в капюшоне, замер. Тобиас, встав у террариума, закрыл его от камеры.
— Думаю, вам будет классно вдвоём. Развлекайтесь, солнца мои! — съязвил он и стремительно ушёл, послав воздушный поцелуй Амару.
Джерри стоял столбом, ничего не предпринимая. Незнакомец бродил по гостиной. Фэр уже поняла — это Марлене, что косила под мужчину. И у неё получалось!
— Ты что здесь делаешь? — спросил Джерри недовольно. — И почему в таком виде?
— Я пришла за Амару. Ты зачем её забрал?
— Надо было.
— Тобиас тебя просил?
— Допустим. Но ты не ответила, Мэри. К чему этот маскарад? Я не люблю, когда ты переодеваешься в мужчину.
Марлене пошла по лестнице вверх. Джерри — следом. Сцапал её за локоть.
— Не любишь, когда я выгляжу как мужчина? — фыркнула она издевательски. — Но я наполовину мужчина, поэтому одеваюсь как хочу. Значит, борода тебя не привлекает?
— Меня не привлекают мужчины, — выдал Джерри. Фэр глаза закатила. Вот лжец! Только что позволял Тобиасу Прадо целовать себя и лапать.
— Тебя не привлекают мужчины, но ты спишь с Тобиасом, — озвучила Марлене мысли Фернанды. — С мужчиной, которого я люблю.
— Он не мужчина, он пассивный гей. А секс и моя ориентация далеки друг от друга, как Северный полюс от Южного, — Джерри и бровью не повёл. — Хотя и женщины меня редко привлекают, если ты забыла. Я не получаю удовольствие от секса.
— И со мной?
— И с тобой. Наш разлюбезный Тобиас, кстати, сыграл в моём отвращении к сексу не последнюю роль. Так зачем ты пришла?
— Поговорить. Так и будем стоять на лестнице?
Джерри подтолкнул Марлене наверх. Молча. Она поднялась ещё на две ступени. Он — за ней.
— Не проси меня остаться в Братстве. Я не вернусь, — когда они оказались в спальне, Джерри встал в профиль, любуясь на искусственную сакуру — украшение на стене. Марлене разглядывала обстановку. — Я устал всю жизнь носить маски. Сначала — маску одиночества. Потом — маску убийцы, психопата из-за глупой жажды справедливости. Теперь — это маска лицемерия и молчания, что таит ненависть к парочке мразей. Но справедливости в мире нет. Побеждает тот, у кого меньше совести и больше денег. Я мечтал выбраться из ада, был готов предать, солгать и переспать хоть с Тобиасом, хоть с чёртом. А в Нидерландах, вкусив недолгую, но свободу, я надел новую маску. Джерри Анселми — любимца публики, секс-символа, — он усмехнулся горько, безжалостно. — Это был я, но я — другой. Я поладил с зеркалом. Я стал зависим от внешности. И я научился ловить кайф от профессии, куда изначально окунулся вынуждено. Я мечтал о любви и восхищении и получил их. Руководить толпой, что величает тебя идолом, жаждет с тобой переспать. И не знает никто, что слово «секс» ты перевариваешь с трудом.
— А сейчас всё изменилось, — сказала Марлене утвердительно.
— А сейчас всё изменилось, — повторил он.
— Ты втюрился в эту дрянь, — процедила она с яростью, достойной чёрной колдуньи из фэнтези. — Втюрился как мальчишка и поглупел, — зайдя в ванную, Марлене исчезла из виду.
— Я понял, что живу не своей жизнью, — Джерри разговаривал с девушкой, но на камеру. — Это тысячи масок, где под одной — другая. Мной всегда руководила ненависть к себе и к людям, которые причинили мне боль. Но я хочу счастья. И, кажется, я встретил человека, с которым мне впервые хорошо и телом, и душой. И она не будет требовать «простого женского счастья», которого я не могу дать. Её понятие о счастье близко к моему.
— Я тоже не требовала пресловутого женского счастья! — крикнула Марлене из-за двери.
— Но мы друг друга не любим, Мэри. Да, я считал, что ближе тебя по духу человека я не найду, но…
— Но теперь ты решил, что это она, — рассмеялась Марлене, возвращаясь в комнату. — Там кран не работает, а я хотела залезть в джакузи. Борода без воды не отклеится.
Положив золотой браслет (подарок Тобиаса) на комод, Джерри зашёл в ванную, Марлене — следом. Ракурс изменился. Запись пошла из кольца, и видео трепыхалось, когда Джерри шевелился.
— Ты глупец, Джерри! Она не оценит тебя настоящего. Такого, каким ты знаком мне, Тобиасу, Гильермо, Элио, Лали, Леонелю… Я не уговариваю тебя жить со мной, ведь я люблю Тобиаса, — болтала Марлене, пока Джерри терроризировал кран. — Наоборот, я прошу тебя прекратить манипулировать его чувствами. Ты над ним издеваешься, чтобы отомстить за прошлые обиды. Но если твоя полицейская выяснит, что у тебя любовник — мужчина, ты веришь, что она это примет? Какая наивность! Она тебя кинет сразу. А ты хочешь ради неё забыть всех нас. Но я не единожды спасала тебя от беды. Идиотка Сандра Вэйс искала Маркоса, подобралась вплотную, сдружившись с Лали. Пришлось зазвать её в «Угарте» на беседу. Этими расследованиями она подписала себе приговор.
— Я всё решил, Мэри, — флегматичность Джерри не выключал, зато прикрутил кран. — Может быть, я получу счастье, а может, и самое большое несчастье. Но я хочу попробовать.
— Поздно, — голос Марлене погрубел — она заговорила по-мужски. И сняла капюшон.
Джерри обернулся. Коснулся щеки, направляя перстень на Марлене, и Фэр увидела: причёска её заколота шпилькой-кандзаси. Той, со змеёй на рукояти. Мгновение, и она вынула её, рассыпав волосы по плечам. Они были чёрные и длиной до лопаток — отросли за несколько месяцев. Фэр в кресло вжалась, когда Марлене, выхватила из кармана маленькую трубку. Дунула в неё, как в свисток, и в Джерри полетел коричневый порошок. Он зажмурился. Споткнулся, потеряв ориентацию. А Марлене пихнула его в джакузи. Упав на спину, он перевалился через бортик и явно приложился головой. Марлене включила кран. С шумом хлынула вода, наполняя джакузи. Джерри стал погружаться в неё, а маньячка уже орудовала шпилькой, протыкая ему кожу. Он наощупь схватил её за запястье, царапая руку шипованным кольцом, но порошок, кажется, ослепил его. Вот как убийца справлялась с жертвами — лишала их зрения! И вот откуда у Марлене царапины. А камера в перстне, дёргаясь, продолжала съёмку.
— Мне очень жаль! — заявила Марлене, перекрикивая шум воды. — Ты меня вынудил, Джерри. Я не хотела тебя убивать. Но ты предал Тобиаса и наше Братство ради этой мерзкой девки. А для меня Тобиас важнее тебя. Ради него я взойду на костёр. Но ты мечтал увидеть Фантома. Теперь увидел и уснёшь спокойно, — выудив из сумки-почтальонки охапку красных роз, она раскидала их всюду — целиком и обрывая лепестки. — Чудесные розы, правда? Из твоей любимой оранжереи. Парадокс. Бедный дон Альберто не знает, что выращивает этот элегантный символ смерти.
Джерри, тараща очи, руку с перстнем аккуратно уложил на бортик джакузи.
— А я тебя защищал. Ты была мне дорога, Мэри. И почему я всегда ошибаюсь в людях? Но тебя поймают. Всё равно поймают, — шепнул он тихо. Фэр показалось, что по лицу его заструились слёзы. А, может, это брызги воды?
— Поймают, но не меня. Я сделаю тебе презент. Ты, конечно, его не увидишь, милый, но за решётку пойдёт Амадо Феррер. Ты хотел этого, не так ли? И не только ты. Я доставлю удовольствие вам обоим. Ты ничего не расскажешь, а у меня алиби. Во время некоторых убийств я находилась в Испании, у меня и билеты имеются. А в час смерти Агустины Акоста — в Серро-Байо. И никто это не оспорит, даже Айлин. Мы с бедняжкой разминулись. Искали друг друга целый день. И вернулась я только — ха-ха-ха — на следующее утро. Меня никто не видел, я ехала в кузове попутного грузовика. Но убийца для всех — твой братик. Я уже подсунула ему дневник. Скоро он найдёт и орудие убийства, — Марлене помахала окровавленной шпилькой. — Один приятель ждёт меня внизу. Ему, кстати, тоже не нравятся твои заскоки. Но я полагаю, ты станешь последней жертвой знаменитого Фантома-убийцы Амадо Феррера. Прощай, красавчик! — и она закрыла дверь.
Джерри погрузился в воду, и Фернанда решила — он без сознания. Но нет, шевельнулся. Схватил камень-кулон на шее. Сунув в рот, раскусил его. Похоже, это и была капсула с антидотом. В коробке с шампунями Джерри нащупал смартфон. Позвонил Алвесу.
— Это я. Всё пошло не так. Вызывай полицию. Быстро, — сказал он хрипло и, выронив телефон, отключился.
Бам! Фэр подпрыгнула в кресле — адвокат ударил по столу кулаком.
— Вот чёрт!
Судя по лицу, Алвес такого не ждал. А комиссар вообще был в трансе.
Ракурс сменился — Марлене вышла в гостиную и запись стала чётче. Надев капюшон, она раскидала последние лепестки. Подошла к двери и отключила сигнализацию. Вытащив из сумки смартфон, она что-то там натыкала. Взяла террариум. Раз — и отпрянула. Змеи там не было.
— Амару! Амару, где ты?
Хвать! Амару подползла со спины. Вонзилась Марлене в ногу. Явно, что террариум открыл Тобиас (он последним подходил к нему), и змея воспользовалась моментом, сбежав из своей тюрьмы.
С воплем Марлене упала на пол. Амару, не теряя времени, обвилась вокруг неё, укусила в бедро, в шею. Марлене агонизировала, брыкаясь и истекая кровью. А в кабинете комиссара стояла гнетущая тишина. Никому не было жаль её.
Когда убийца затихла, белый и пушистый, как перья лебедя, комок — прыг — сиганул со шкафа. И на змею. Придавив её лапами, целиком откусил ей голову. Та укатилась в сторону, а Дамас сел рядом, облизывая окровавленную мордочку.
— Ай, да зверь! — не удержался комиссар. — Ну что, дети мои! Формируем дело и сдаём его в суд. Убийца мертва, но секту нужно ликвидировать, а Тобиаса Прадо и его сообщников — в розыск, — и он хлопнул в ладоши.
А видео продолжалось. Входная дверь скрипнула. Зашёл человек. Высокий, худой, в маске и перчатках. Его появление зафиксировала и другая камера — на лестничной клетке. Бесшумно, как призрак, он вплыл в квартиру. Увидев тело Марлене, перешагнул его. Схватив её сумку, вытащил оттуда шпильку-убийцу и телефон и был таков. Камера во дворе зафиксировала — мужчина сел в чёрное авто без номеров.
— Это ещё кто? — не понял комиссар.
— Наверное, приятель, которого упомянула Марлене. Он ждал её внизу. Она выключила сигнализацию, открыла дверь и скинула ему смс, чтобы он забрал орудие убийства и подбросил его Амадо, — догадалась Фэр. — Вопрос в том, кто это?
— Не могу поверить, — вздохнул Алвес, промокая платком вспотевший лоб. — Я был почти уверен, что маньяк — Тобиас Прадо. Или Амадо Феррер. Но Марлене… В голове не укладывается! А ведь я, — он запнулся, — некогда был очарован этой женщиной. Мне казалось, Джерри плохо с ней обращается. Ну кобра! Обвела всех вокруг пальца!
Фэр промолчала. Она не ощущала вкуса победы, как комиссар, и сожаления, как Элио Алвес. Её мучили потрясение и разочарование. Образ Джерри Анселми, яркого красавца, секс-символа и кумира, страстного и нежного любовника, разбился. Осколки его масок разлетелись по ветру. А человек, который остался без них, — другой. Чужой. Много в нём противоречий неприятных и грязных. Вчера Джерри явно чувствовал, что она не вернётся, что видео станет точкой в их отношениях. И он прав. И Марлене права. Мужчину с такими скелетами Фэр не примет, даже глубоко любя.
====== Глава 49. Кусочек счастья ======
Минула неделя, а Фэр игнорировала Джерри. Он позвонил спустя три дня. Фернанда не ответила, но в сердце ещё колыхались чувства, потрёпанные правдой. Не было злости, презрения или ненависти. Даже больно не было. Фэр сама напугалась, как, мало-помалу, извиваясь гадюкой, в душу заползло разочарование. Да, Джерри намекал на бисексуальность, а в видео сказал, что не испытывает удовольствия от секса вообще, но Фэр это не радовало. В ней всегда жила гомофобка. Джерри был особенным для неё, но теперь рассыпался, как ледяной идол от удара молотком. Самое ужасное, он пошёл на роман с Тобиасом ради выгоды — карьеры, денег и славы.
Как себя вести Фэр не знала. И единственное, что придумала — спрятаться. Да, это некрасиво, но на объяснения она не решалась. Однако Джерри не донимал её. После пары звонков отправил смс: «Будь счастлива». И умолк.
А СМИ гудели! Комиссар, созвав пресс-конференцию, объявил имя убийцы — Марлене Монтанари, директор певца Джерри Анселми, — и журналисты лезли на стену, чтобы обогнать конкурентов в погоне за сенсацией. Одни называли Джерри сообщником маньяка. Другие вопили: убийца не может быть девушкой, мол, копы обвинили Марлене посмертно, выгораживая истинного убийцу — Джерри Анселми или его экс-продюсера Тобиаса Прадо. Пресса организовала травлю, и Джерри укрылся в Баррьо Парке. Он ничего не комментировал, этим лишь нагнетая атмосферу.
Амадо же разгуливал на свободе. Обвинения с него сняли, а доктор Гильермо удар ксероксом спустил на тормозах. Амадо клялся, что сходил к психиатру, и тот выписал ему нейролептики. А Фэр не усомнилась — шумиху в СМИ устроил он.
Тобиаса Прадо и всех Астралис объявили в федеральный розыск. Но Джерри, благодаря активному участию в поимке маньяка, остался главным свидетелем. СМИ же и тему Братства перекрутили, записав Джерри в психи, что возомнил себя мессией. Фэр злилась на Амадо, но полномочий ратовать за Джерри, как представитель закона, у неё не было. А как «жена» она этого делать не хотела. Решив держать нейтралитет, Фернанда прекратила смотреть ТВ и читать газеты.
Формированием дела к суду занимались комиссар Гальяно и новый инспектор — бывший частный детектив Эктор Монтойя. Фэр уже не вникала. Штаб-квартиру Братства копы разобрали по кирпичикам. Нашли устав секты; курительные смеси и напитки, употребляемые адептами на собраниях; фото всех Ангелис и Астралис, расклеенные по стенам церемониальной комнаты. Всюду были изображены змеи: на картинах, плакатах, молельных ковриках, импровизированном алтаре. А в особняке Джерри, в личном сейфе Марлене, обнаружили парики, накладные бороды, усы, брови и «хитрые» ботинки с подошвами-когтями (для маскировки отпечатков обуви). Нашли и запас яда, разлитый по пузырькам. Схема секты; чёрный список; формулы ядов и антидотов; орудие убийства; перстень-змея — символ Братства; дневник Агустины и, конечно, видео — всё вошло в окончательное дело. Сам адвокат Алвес грозился выступить обвинителем Тобиаса Прадо и его приспешников.
Конрад тоже находился под арестом — ему вменяли сексуальные домогательства к ученицам, присвоение чужого имени и пособничество Тобиасу Прадо и Марлене Монтанари.
А суд над Вирхинией ожидался на днях. Она написала чистосердечное признание. Её слова подтвердили и вскрытие тела, и отпечатки на орудие убийства — кухонном топорике. Но Вирхиния не раскаивалась, называя себя ангелом, что совершил жертвоприношение ради святого материнства. Тётя Фели, поначалу возмущавшаяся этим бредням, смекнула — Вирхиния симулирует. Это для неё шанс избежать крупного срока. Ещё дважды она ходила к дочери в изолятор и рекомендовала ей продолжать косить под сумасшедшую.
Тос и Маргарита наслаждались статусом жениха и невесты, а Фэр не нравилось, что они выбрали столь неподходящий момент — не вышел срок траура по Агустине и Эдди; да ещё суд над Вирхинией… Но Марго была непреклонна.
— Я борюсь за своё женское счастье! — доказывала она, топая по гостиной, как слонопотам. — Мне надоели косые взгляды. Сначала муж-мошенник, потом статус матери-одиночки. Теперь соседи изображают сочувствие из-за Агустины. А сами хихикают и радуются. Но Агус не вернёшь, а моя жизнь продолжается!
Сэси с Фредом же зашли попрощаться — собрались в Швейцарию, в местный Университет искусств. Но Сэси тайком шепнула, что это предлог, и указала на свой живот — второй месяц беременности. Ни её родители, ни родители Фреда ничего не знали, а подростки всё распланировали. В Швейцарии они поженятся, а когда Сэси родит, возвратятся и предков «обрадуют». Тётя Фели ворчала и цокала, утверждая — это глупо. Но Фэр рассудила: их жизнь, хотят её изуродовать, пускай.
Сама же тётя, стиснув зубы, вчиталась в правки издательства. Психовала, но за неделю текст выправила и раскололась: она была неправа, ругая редактора. Он нашёл те косяки, которые сама она в упор не видела. И текст заиграл, обретя лёгкость. Оставалось добавить экшн.
Так минуло семь дней. Шли они медленно, растекаясь, как масло по поверхности воды. Дом погряз в скуке. Даже тётя Фели не шумела, занимаясь усовершенствованием своей сказки. А Фернанда не знала куда приткнуться. Стараясь не думать о Джерри, она щёлкала вакансии в интернете. Но ничего не привлекало её. Тяжко начинать с нуля.
Зато она повадилась дрыхнуть до обеда. А сегодня — до трёх дня (из-за кошмара, что посетил её ночью). Бредовый сон произвёл на Фэр впечатление. Джерри снова был рядом. Целовал её, признавался в любви и подарил роскошное платье — белое облако, усыпанное звёздочками алмазов. Но, когда Фернанда, надев его, кинулась на шею «жениху», он, как в фильме про Фантомаса, снял маску. И она увидела жуткую физиономию монстра. Покрытый змеиной шкурой, Джерри тянулся к ней пальцами-щупальцами. Фэр закричала, а онпротянул на ладони своё красивое, но мёртвое лицо:
— Возьми.
— Зачем?
— Маски, которые мы носим, — иллюзия, — молвило змееподобное чудовище голосом Джерри. — Тебе предстоит выбор: любить маску, — он приложил лицо Джерри с своей физиономии, — или разглядеть что-то под кожей монстра, — он коснулся щупальцами морды, и шкура начала исчезать. Но лица за ней не было. — Ангела можно лишить крыльев одной фразой, но, любя демона, можно подарить ему свет. Только не упусти время. Оно не возвращается, — и Джерри-змей исчез. Всё пространство залило пурпурным озером крови.
В ужасе Фэр проснулась и ворочалась до утра. А после тупо вырубилась, не желая подниматься.
В три часа, когда она ещё нежилась в объятиях голубого кролика, её разбудил телефон. «Нанси Диас Коста» — отобразилось на дисплее.
— Сеньорита, куда же вы пропали? — Фернанда услышала в тоне Нанси возмущение.
— Ты о чём, Нанси? — изобразила она дурочку.
— Вас уже неделю нет, а у нас кошмар творится! — вздохнула Нанси. — Мистер Джерри из клиники только вышел, как его атаковала пресса. Они сочиняют всякий бред! Они донимают даже меня! Мы уехали в Баррьо Парке, подальше от наглых писак.
— А я тут причём?
— Но у вас же с мистером Джерри отношения были, а после того, как сеньору Марлене объявили убийцей, он вас ждал. Всё спрашивал, не приходили ли вы. И пропуск охране для вас оставил. А сейчас лежит в кровати, ничего не ест и не говорит. Вчера был доктор Гильермо. Сказал, что это признаки депрессии, и тут нужен психолог. А я думаю, если вы приедете, сеньорита, никакие психологи не понадобятся. Так что приезжайте! Не будьте подлым предателем. Даже если не хотите с ним встречаться, момент для расставания неудачный.
Нанси выстрелила в яблочко. Да, Фернанда вела себя плохо, игнорируя Джерри. Смерть Марлене, покушение на его жизнь, травля в СМИ… Но её коробила связь с Тобиасом. Однако Джерри не упрекал её за прошлое с Конрадом. Поддержал, как никто. А она…
И Фэр поехала в Баррьо Парке. У охраны лежал пропуск, и в район она попала легко. Вот и милый сердцу домик, утопающий в зелени деревьев. В свете фонарей он выглядел игрушечным.
— Ну слава богу! — обрадовалась Нанси, когда Фэр робко постучала в калитку. Она повела гостью за собой по тропинке из гравия. — Я знала, что вы придёте!
— Как он?
— Я ж вам говорила по телефону! Лежит в постели, не ест, не пьёт и молчит. И я, и донья Нильда, и доктор Гильермо — бессильны. Может, вы его раскачаете? — Нанси редко демонстрировала чувства, но сейчас казалась взволнованной. Проведя Фернанду в спальню, она скрылась за дверью.
Джерри лежал в постели, уткнувшись носом в подушку. Ладонью он сжимал телефон, а в его ногах, как пушистая грелка, свернулся Дамас.
Придвинув стул, Фэр села у кровати. Молча. Ощущения пугали. Недавно она принадлежала этому мужчине; целовала чуть полные губы, милое, красивое лицо; любовалась зелёными глазами с хитринкой в их глубине. А теперь — разочарование. Её любовь потерпела фиаско.
Джерри не шевелился. Подсев ближе, Фернанда окликнула его:
— Джерри…
Он так резко поднялся, будто в сеть включился. Отбросил смартфон. Уставился впритык, не мигая. Грудь его вздымалась, а лицо ожило за мгновение, выразив гамму чувств от любви до испуга, от нежности до ликования. Фэр впервые видела Джерри таким настоящим.
— Пришла… Ты всё-таки пришла, — выговорил он сипло, как после ангины.
— Ну да…
Фернанде стало неловко, когда он ткнулся носом в её шею, прижался щекой к плечу — повадки, скопированные с Дамаса.
— Я тебя ждал… а ты на звонки не отвечала. Я думал, ты больше не придёшь… Ты мне нужна, Фэр. Я устал притворяться. Всё, чего я хотел, — получить свой кусочек счастья.
— Ты думаешь, этот кусочек — я? — глухо спросила Фернанда.
— Не знаю… Может быть… Я тебя люблю. Прошлое нельзя изменить, а будущего пока нет. Есть только настоящее, и мы должны научиться быть счастливыми в нём.
— Каким образом?
— Например, пожениться.
Скажи он это раньше, Фэр бы зацеловала его всего. Но сейчас, глядя на Джерри, по-кошачьи уложившего голову на её плечо, она колебалась. Огонь страсти чуть угас. Но живёт ли за ним любовь?
— Почему ты молчишь? — Джерри коснулся губами её подбородка. — Мы будем жениться или нет?
— Джерри… я… — чтобы не мучить ни себя, ни его, Фернанда решила сказать правду: не готова она к радикальности; ей нужно время. Но в спальню влетела Нанси.
— Ой, вы ожили, мистер Джерри, как хорошо! — затрещала она. — Извините, что мешаю, но тут такое дело. Мне донья Нильда только что рассказала. Служба опеки забрала Айлин. Ведь сеньора Марлене умерла, а вы не опекун. Поэтому девчонку вернули в трущобу, в дом её мачехи. А если её родственнички от неё откажутся, её сдадут в приют. Мне-то всё равно, такую деградантку не жаль, но донья Нильда переживает. Они же с доном Альберто хотели девчонку забрать себе. А та алкашка, её мачеха, наверняка деньги с них потребует за свой отказ от опеки. Вы должны что-то сделать, мистер Джерри! Донья Нильда валерьянку горстями пьёт, ещё с расстройства заболеет, — окончив тираду, Нанси выдохнула.
— Может, съездить к этим людям? — неуверенно предложила Фэр.
По утомлённому лицу Джерри было ясно — никуда ехать он не хочет.
— Донья Нильда тоже считает, что с семейкой Айлин надо договориться, — Нанси складывала в шкаф одежду, раскиданную по комнате.
— А ты знаешь их адрес, Нанси? — спросил Джерри, уже понимая — от общения с маргиналами ему не открутиться.
— Знаю. Сейчас, — Нанси покопалась в кармане джинсов. Выудив бумажку, протянула её Фэр.
— Мерзкое местечко! Самая криминальная трущоба — Вижья-31, — брезгливо поморщилась Фернанда. — Её и копы боятся.
Обув тапочки в виде чёрных котов, Джерри застучал ногами по бортику кровати. Взяв у Фэр бумажку, вчитался в адрес. Приложил пальцы ко лбу, как при головной боли.
— Джерри, тебе нехорошо? — обеспокоилась Фернанда.
— Нет, мне чудесно! — нервно выпалил он. — Ты правда собралась ехать в трущобу, май дарлинг?
— Ну да, а что такого? Мне жаль донью Нильду, бедняжка расстроилась, — наврала Фэр. Поездка эта была предлогом отделаться от задушевных бесед с Джерри. — Давай собирайся, съездим, проветримся.
— В трущобе мы особенно проветримся, — уколол он.
Но возражать не стал. Оделся попроще (в чёрные джинсы и футболку с черепушкой), и они покинули гостеприимный дом.
— Не стоит туда ехать на Феррари, — скептически заметила Фэр, когда они сели в авто. — А то обратно пойдём пешком.
— Разумеется, ты лучше знаешь. Я же никогда не был в трущобе! — огрызнулся он. — Доедем до Реколеты, там припаркуемся и возьмём такси. Или ты собралась переться на автобусе?
— Ты как обычно невыносим с этим зазнайством! — пробурчала Фернанда.
Джерри смерил её колким взглядом. Но, перед тем, как завести мотор, легонько чмокнул в нос.
Ехать до Реколеты было долго. Фэр опасалась, что Джерри заведёт пластинку о любви и свадьбе, и решила направить беседу в иное русло.
— Джерри…
— М?
— Я спросить хотела, а то кольцо, ну, змеиное… Зачем ты подсунул мне такое же?
— Кстати, а где оно? — ответил он вопросом на вопрос.
— Не знаю, сунула куда-то и не могу найти, — насвистела Фэр. — Ты хочешь, чтобы я вернула его?
— Нет, возьми себе на память. Твоё кольцо — это копия, — как лезвием бритвы, он полосовал её жаркими взглядами. — Там глазки у змеи сиреневые, а у настоящих — зелёные. Колец всего десять штук, носили их только Астралис и Тобиас. А моё с секретом. Над ним колдовали специалисты, вмонтировали камеру и шип. Тебе я сделал копию со своего кольца. Думал, тебя оно заинтересует и ты увидишь рунические символы на нём — там зашифровано название Братства — Angelis Pacis Amare. Это была моя неудачная попытка навести тебя на убийцу, — хмыкнул он, высмеивая собственную глупость. — Я же говорил, из тебя плохой инспектор.
— А противоядие? Как ты достал его?
— Ты решила допрос устроить, май дарлинг? Но у тебя больше нет жетона.
— Это не допрос. Просто я поняла не всё.
— Предлагаю сделку: за каждый мой ответ — с тебя поцелуй, — Джерри, наконец, расслабился. В очах его снова заискрилась хитринка. Тормознув на светофоре, он буквально вгрызся Фернанде в губы.
— Хватит целоваться! Смотри на дорогу, а то в аварию попадём! — отпихнула его Фэр, когда им засигналили — включился зелёный. — Так что с противоядием?
— На каждый яд есть свой антидот. Когда я понял, что убийца — член Братства, я попытался выяснить, что за яд он использует. А когда в Братство пришла твоя племянница, я уже знал состав яда — нашёл в сейфе у Тобиаса — и подбирал антидот. Я хотел спасти Агустину и других жертв. И тебя… — он смотрел на Фэр с нежностью, будто мечтая увидеть дно её глаз, прочитать тайные желания. — Я боялся, что они достанут и тебя. Все они были против нашей любви.
— А это странно, что Марлене меня не убила. Она же ненавидела меня! — ухмыльнулась Фернанда. — А кулон? Ты положил антидот в него, да?
Джерри улыбнулся.
— Это самое эффективное, что я смог придумать — надеть на шею. Достаточно было сунуть противоядие в рот и раскусить.
— А ты правда не знал, что убийца — Марлене?
Джерри отрицательно покачал головой.
— Я не знал. Если бы знал, что это Мэри, ничего бы записывать не стал. Я чувствую себя предателем. Ты не представляешь, как я жалею об этом.
У Фэр челюсть отпала.
— Ты жалеешь, что разоблачил убийцу?
— Нет. Я жалею, что ей оказалась Мэри, и что я не образумил её иначе, чем сдав полиции. Она была влюблена в Тобиаса и мстила всем, кто шёл против него. Но она была мне дорога. Копы и Алвес хотят, чтобы я дал показания в суде, устроил пресс-конференцию, чтобы пресечь домыслы. Но я не могу свидетельствовать ни против Мэри, ни против Тобиаса. Эти люди подарили мне новую жизнь, которой никогда бы у меня не было, если б я не встретил их. Я всё бы отдал, чтобы маньяком оказался другой человек, — он стукнул кулаком по рулю. — Например, дерьмо по имени Амадо Феррер. Ведь это он устроил шумиху в СМИ. Эту мразь только могила вылечит.
— Джерри, ты не прав, — оборвала его Фэр. — Марлене хотела подставить Амадо, подбросила ему дневник и уговорила некоего типа подложить ему орудие убийства, — она заметила, как на лицо Джерри легла тень недовольства. — А Амадо невиновен! Просто он психически болен. У него приступы агрессии, провалы в памяти…
— Нет у него провалов! — острое стекло блеснуло в глубине глаз Джерри, превратив их в ледяную пустыню.
— То есть?
— Фэр, ну в самом деле! Услышь меня, наконец! — поджал он губы. — Это лицемерие! Ему удобно косить под сумасшедшего. Он пытался избавиться от меня, чуть дважды не убил Вирхинию, он едва не убил Гильермо, загубил кучу жизней, а ты продолжаешь ему верить. Почему он ещё не в тюрьме?
— У него справка, что он наблюдается у психиатра. С диагнозом его никто не посадит. Если и убьёт кого-то, максимум — в дурку попадёт.
— Вот видишь! Ему всё сходит с рук! Он специально притворяется сумасшедшим! Амадо Феррер — лжец! — Джерри так гаркнул, что заглушил поющее радио.
— А почему ты думаешь, что Амадо лжёт? Откуда эта неприязнь? Вы всё-таки братья. Он тебя ненавидит из-за своей ноги. А ты? Это же не Амадо тебя упёк в колонию, ты сам полез на рожон.
— Всё бы сложилось по-другому, если бы отец не умер. Может, и меня бы к врачу отправили вовремя, и мать не пошла бы размножаться от каждого встречного, — грубо заявил Джерри. — Это Амадо убил отца.
— Что?
Но он замолчал — прибыв в Реколету, они тормознули у платной парковки. Джерри расплатился кредиткой через парковочный автомат, и шлагбаум открылся. Припарковался Джерри мигом, но, выключив зажигание, авто не покинул.
— Давай начистоту, — сказал он. — Мне было шесть, когда отец захотел развестись с матерью. Он решил уйти из дома и забрать меня с собой. У него появилась другая женщина, которая не была против меня. А родная мать ненавидела меня, — он бросил мимолётный взгляд на Фэр и отвернулся, любуясь на зацепившийся за стеклоочиститель листик. — В тот день отец и мать страшно ругались. Кидали посуду и таскали друг друга за волосы. Я пытался их успокоить, а Амадо только радовался. Я видел, как мать дала ему какой-то пакетик. Мы жили в одной комнате, и ночью он встал и пошёл на кухню. А я за ним. Он достал этот пакетик и высыпал его содержимое в кофейник. Но он заметил меня, и я убежал. А утром мать напоила папу кофе. Отцу стало плохо, и они с Амадо влили ему в рот бутылку водки, — Джерри говорил монотонно, но барабаня пальцами по рулю, что изобличало его тревогу. — По официальной версии отец отравился некачественным алкоголем. А я знал, всю жизнь знаю, что это было убийство. Они подсыпали, скорее всего, стрихнин — у папы были судороги, спазм мышц, и он задохнулся из-за паралича дыхательного центра. Тогда я был ребёнком и тонкостей не знал, химией я увлёкся позже, в колонии. Там была библиотека, и я копался в медицинских книгах, изучал составы лекарств и болезни, подобные моей. Я очень хотел вылечиться. А в детстве я просто знал, как факт, что они убили папу, и когда заикнулся об этом, они побили меня. И с того дня у Амадо возникли приступы. Он начал косить под сумасшедшего. А мать стала пить и плодиться, как саранча. Они мечтали от меня избавиться, как от свидетеля. Тогда мне, ребёнку, может, никто бы и не поверил. Но дети имеют свойство расти, — Джерри отковыривал клей от брелока на автомобильном ключе. — Они боялись, что я заговорю, поэтому не водили даже к бесплатному врачу — надеялись, что я однажды сдохну от боли. А потом решили сдать в приют. Всё из-за проклятой тётки из опеки, Кристины Перальта. Она явилась и дала им шанс меня одолеть. А я любил отца. Он не был идеален, но он заступался за меня всегда.
— А это не плод твоей фантазии? — настороженно спросила Фернанда. — Ты был ребёнком. Мог и выдумать что-то, а в памяти оно отложилось, как реальность.
— Ты считаешь меня лгуном или дебилом? Забудешь такое, как же! Я прекрасно всё помню! — огрызнулся он.
Выскочив из авто, Джерри яростно долбанул дверцей. Вызвал такси до трущобы Вижья-31.
— Я-таки скажу кое-что, — решился он, когда за окном показались силуэты трущобных домиков. — Ты увидишь место, где я провёл «лучшие» годы жизни. Уверен, тебе понравится, — тон Джерри снова звучал издевательски.
А до Фэр, наконец, дошло — Маркос Феррер родом из этой, издали пугающей местности. Он жил там, пока не угодил в колонию.
— Добро пожаловать в ад! В ад, которого для нормальных людей нет, — холодно сказал Джерри, когда такси миновало табличку с надписью: «Вижья-31».
====== Глава 50. Как в машине времени ======
Пока такси объезжало катакомбы злоопасного района, Джерри менялся в лице. Ярость в нём боролась с попытками выглядеть айсбергом, а ненависть к цветным, завешанным тряпьём хибарам, — с брезгливостью и страхом. Подростки, матюкаясь, играли в футбол самодельным мячом, а в подворотнях кучковались типы неприятной наружности. Все в наколках, грязно одетые, они пинали камушки, зыркая вороватыми глазками. Джерри хранил молчание, но напряжение электризовало воздух. А когда такси проехало рынок и несколько кособоких домов, он закрыл глаза.
— Кажется, приехали, — таксист остановился у двухэтажного красно-голубого сарая с облезлыми ставнями и кривой дверью. — Жуткое местечко! Мне вас ждать или как?
— Лучше подождите, — ответила Фернанда, видя: от Джерри толку нет — он был как замороженный.
— Надеюсь, меня тут не ограбят, — обречённо вздохнул таксист.
У нужного дома Фэр и Джерри наткнулись на драку. Две женщины сцепились насмерть, а зеваки (алкаши с сизыми носами, типы криминальной наружности, потасканного вида девицы) ликовали. Одну из дерущихся Фернанда узнала — Рехина Руис, мачеха Айлин. В пьяном угаре, вся растрёпанная и злая, она походила на бомжа. Вторую мадам Фэр не идентифицировала. Та была в возрасте; лицо её покрывали морщины, седые волосы болтались паклей, а синюшная кожа выдавала в ней запойную алкашку.
— А ну пошла отседова, Бьянка, дура старая! — Рехина отталкивала соперницу от двери. — Нечего те по моей берлоге шарахаться. Ты ещё за прошлый месяц мне баблосы задолжала!
— Ах, ты, шлюха, я те дам баблосы! — завизжала Бьянка, размахивая пустой стеклянной бутылкой. — Ты хошь эту сиротку свою к нам пристроить! Нетушки! Не смей подкладывать эту скелетину моему сыночку!
— Ой, защитница морали нашлася! Да весь квартал видал, как мамочка с сыночком в кустах кувыркалася! А теперь он зарится на мою падчерицу. А я и рада её сбагрить. Она к вашей семейке в самый раз. Ах, ты ж, дрянь! — Рехина вовремя присела — Бьянка запустила в неё бутылкой. Мимо. Упав на землю, бутылка разбилась вдребезги.
— Ты, гнида, не лезь в мою личную жизнь, — почесала Бьянка немытую голову.
— Сама ты гнида! Я те ща рожу-то разукрашу! — вздыбилась Рехина, бросаясь в атаку. — Я, может, и не святоша, но своих мужиков не травлю и со своими детьми не сплю!!!
Земля ходила ходуном. Упав, женщины кувыркались в пыли, как две собаки в борьбе за кость. Обрывки волос и одежды летели по сторонам. А зеваки любовались картиной. Никто не вступался, а иные даже присвистывали.
— Кошмар какой-то, — вполголоса сказала Фэр.
Она испытывала омерзение. Трущоба — самое дно жизни, а уровень развития этих людей ниже, чем у неандертальцев. Джерри молчал, но лицо его, позеленев, цветом сочеталось с глазами.
Наконец в драку вмешались двое мужчин — пожилой и молодой. Сквозь вопли Фэр разобрала: молодой, которого звали Хосе Луисом, — сын Бьянки. Ему можно было дать и восемнадцать лет, и сорок. А пожилой — новый муж Рехины.
Хосе Луис еле держался на ногах — пьян был не меньше матери. Грубо толкнув, он увёл её с места бойни. Бьянка, спотыкаясь, шла вперёд. Сын ковылял за ней, наступая себе на шнурки. Обойдя зевак, Бьянка чуть не налетела на Джерри и Фэр. Джерри так шарахнулся от неё, будто увидел морское чудище. Трижды икнув, она подняла глаза. Уставилась тупым, ничего незначащим взглядом.
— Надо ж, какой красавчик в наших краях, — пробухтела Бьянка. — Я такого тут и не видала никоды! Откуда ж это ты к нам свалился? Бабла дай что ль, птенчик. С таким личиком и шмотками ты, сразу видать, богатей. Пожалей бедную женщину! А то ведь я ж помру! Опохмелиться во как надо! — она провела рукой по горлу, что означало: водки ей много никогда не бывает. Пошаталась и рухнула на землю.
И тут, к шоку Фэр, Джерри стремительно кинулся прочь. Бегом. Она — за ним.
— Джерри! Стой, ты куда? — уцепилась за него Фернанда. Увидела смертельно бледное лицо, застрявшие на ресницах слёзы. — Что случилось?
— Ничего. Я хочу отсюда уйти.
— Не думала, что ты такой чувствительный и от сцены пьяной драки впадёшь в панику, — ухмыльнулась Фэр. — А как же Айлин? Что же мы зря притащились сюда, раз ты хочешь сбежать, ничего не сделав? А донья Нильда расстроилась, хотя Айлин лучше тут, среди себе подобных.
Смерив её каким-то затравленным взглядом, Джерри встряхнулся, как Дамас после купания в ванной, и, обогнав Фернанду, возвратился к дому Рехины.
Истошно вопя, Бьянка ползала по земле. Рядом, еле перебирая ногами, топтался её сынок.
— Парень, ты это, пардон муа, — выдал он, присев в реверансе. — Мать моя чуток того. Слышь, старуха, пошли отседова! — кое-как поставив Бьянку на ноги, Хосе Луис увёл её.
Она ещё трижды падала, за что была названа неповоротливой каракатицей. Хосе Луис пинал её ногой, желая ей сдохнуть в какой-нибудь яме. А Джерри обжигал их спины взглядом дикого кота, угодившего в болото с крокодилами.
— Ну и гадюшник! — скривилась Фернанда. — Давай быстрее с этой тёткой поболтаем и уйдём, пока нашего таксиста не убили, — она дёрнула Джерри за локоть.
Когда зеваки разошлись и улица опустела, Джерри и Фэр постучали в дверь.
— Ну чего ещё надо-то, ась?! Я ж всё те сказанула, Бьянка, дочь проститутки! — Рехина снова вывалилась на порог. Но, узрев гостей, приосанилась. — Ой, извиняюся, я вас чуток перепутала кой с кем. Вы кто будете?
— Мы хотим об Айлин поговорить, — Джерри был суров.
— Да-а-а? А чо о ней говорить-то? — замахала Рехина руками, стуча ими об бёдра. Она напомнила Фэр курицу, что вот-вот заквохчет. — Проблемы от ней сплошняком. Её ж к себе тётка забирала, сестра ейной мамаши. Та уж давно померла, а три месяца назад и папаша евонный издох. Айлин ща брешет, что в шикардосном доме жила да куропаток жрала, но я ей не верю падле. Нихто из такого рая сюды не возвращается. А эта скотина вернулася. А я ей нихто, так, мачеха. У меня и муж новый, и троих детишек надо растить бедняжек, нужна мне тут евонная рожа. А тётка ейная вроде как тоже померла. Мне так эти, из опеки сказали. Ну я и придумала к Хосе, сыну нашей соседки, её сбагрить. Ей ужо пятнадцать, пора и мужика да детишек иметь. А чо, он молодой, ему годков восемнадцать вроде бы. Ну бухает чуток. Так ведь все ж бухают! Ну и зазвала я его сёдня, а он сказал, что не против молодого мяска. Ну я их оставила одних и пошла на рынок вон, жрачки купить. Ну он ейные прелести чуток и потискал. А ента овца такой визг закатила! К соседям поскакала и настучала, мол, её снасильничать хотели. Ишь ты, прям недотрога, уж здоровая дура, а с парнем лечь не может. Нашлася, королевна! Да хто позарится на неё ещё-то? А тут и мамаша Хосе нагрянула и давай со мной драться. А чо ж я виноватая что ли, что она со своим сыночком сама кувыркается? Весь район это знает. Мужик ейный сдох, дети ейные больные да прокажённые, все сбежали от ней. Дык она с последним сыночком теперь повадилася по койкам и кустам скакать. Говорит, сама се мужика родила, вот и славненько. И ревнует бегает. Шлюха старая! А ему ж-то лучше с молодой козой, чем с этой трухой!
— Не надо нам подробностей из жизни маргиналов! — оборвал Джерри таким голосом, будто его душили. — Мы торопимся, поэтому ближе к делу. Есть люди, готовые забрать Айлин. Но вы должны написать отказ от опекунства.
— Да я чо против что ли? Я только за! Нужна она мне прям тут, овца драная! — высунув язык, Рехина изобразила, что её тошнит. — Да только выгоду я какую с ентого иметь буду? Так мне, может, баблосов подкинут за неё, если опеку на ся возьму. А там, глядишь, и подложу под кого-нибудь, мужик ейный будет нам помогать. У меня ж и своих трое, их тоже кормить надо. А откажуся, вообще ни с чем остануся.
— Сколько вам нужно денег за отказ от опеки? — спросил Джерри в лоб.
— Ну это ж мне подумать надо и все дела.
— О’кей, даю вам три дня. Потом позвоните по этому номеру, — Джерри сунул ей визитку юридической конторы «Алвес и Ко». — Спросите адвоката Элио Алвеса. Этим вопросом занимается он.
— Ладненько, — схватив визитку, Рехина хлопнула дверью.
Фернанда не сомневалась — таксиста уже убили, ограбили или он сбежал. Но тот, припарковавшись за деревьями, их возвращения дождался.
— Я уж думал вас там прибьют, — укорил он, когда Фэр и Джерри плюхнулись на заднее сидение.
Джерри так глубоко задумался, словно, будучи президентом Аргентины, решал проблемы мирового масштаба. Упёрся лбом в стекло и всю дорогу молчал. А Фернанда не хотела играть в ласковую кошечку. Приедут домой, и она признается, что не уверена в своей любви. Пусть он возненавидит её, но отмываться от его прошлого она не хочет.
Когда за дверьми такси мелькнули ухоженные газоны, стриженные кустики и нормальные, не пьяные люди, Фэр перевела дух. С водителем распрощались в Реколете, заплатив в двойном размере за опасное путешествие. Сев в Феррари, Джерри уставился на стеклоочиститель и сидел так долго, барабаня пальцами по рулю, как по клавишам синтезатора.
— Ты чего? — не врубилась Фернанда.
— Эта женщина — моя мать.
— Кто мать?
— Бьянка Гарсиа — моя мать, а Хосе Луис — брат, — разъяснил он. — Когда мы виделись в последний раз, я был подростком. До чего они дошли… Пьянство, инцесты. Вот такая кровь течёт во мне, — он, наконец, повернулся к Фэр. Взял её за подбородок. — Как ты думаешь, май дарлинг, выйдя из этого места, реально стать нормальным человеком?
— Ну, многие богатые и известные личности — выходцы из трущоб, — ответила Фернанда. — И они нормальные.
— Наши демоны живут внутри нас. У кого-то они побеждают, а у кого-то нет. Это зависит от того, кто находится рядом. К свету можно вернуть даже дьявола, если полюбить его… — сказал Джерри монотонно. — Теперь ты знаешь всё. И что ты решила? Ты останешься со мной, май дарлинг? — он погладил указательным пальцем её щеку, подбородок, шею…
— Джерри, не стоит это обсуждать на улице, — открутилась Фэр. — Дома поговорим.
— О’кей. Я знаю, это мерзко. И это сложно понять. Я дам тебе время, сколько захочешь. Но не рви сразу. Не уходи, слышишь? — он ткнулся подбородком ей в плечо — эта замашка Фернанду умиляла, делая её податливой, как полимерная глина. — Но мне кажется, времени у нас больше нет.
— Что?
— Ничего. Я тебя люблю, — украдкой он рассматривал её лицо. Раньше этот взгляд сводил с ума, вызывая трепет. А сейчас — страх и ощущение, что Джерри видит её мысли.
Он упрямо искал сокровища в синих глазах Фернанды, а потом прижал её к себе. Так долго ласкал губами и языком её губы, лицо, шею, что к Фэр вернулось чувство сладкого возбуждения. Может, он прав? Надо дать себе время, чтобы не жалеть о выборе. Но… её пугала бисексуальность Джерри. А вдруг он изменит ей с мужчиной? Вот стыдобища будет!
Поцелуи довели Фернанду до экстаза. Запустив руки в его жёсткие волосы, она притянула голову Джерри к себе. Ощутила во рту солёный привкус — по лицу его струился дождь. Он явно воспринял это, как положительный ответ. Успокоился и, повеселев, включил двигатель. Но только они выехали с парковки, как на капот брякнулся человек.
— Ты куда прёшь, идиот?! — крикнул Джерри, экстренно тормознув. Фиксаторы динамических ремней пригвоздили его и Фэр к креслам. — Хорошо, что подушки безопасности не вылетели. А то почесали бы мы к стоматологу.
Фернанда покинула авто, а Джерри замешкался — выпутывался из ремня; от резкого торможения его заклинило. А из-под машины выбрался растрёпанный Амадо.
— Ты что делаешь тут? Рехнулся совсем? — Фэр ногой топнула. — Чего под колеса бросаешься? Жизнь не мила стала? Но это твои проблемы, а отвечать водителю!
— И поделом ему! — загорланил Амадо. Он смахивал на чёрта — глаза выпучены и налиты кровью, волосы взъерошены. — Он отобрал у меня ногу и мужественность, а ещё Вирхиниту с моим сыночком!
— Анализ ДНК показал, что ребёнок был от другого человека, — напомнила Фэр.
— Он мог стать моим! А этот гад всё испортил! Не верь ему, Фернанда! Он тебе пудрит мозги! Он специально тебя соблазнил, чтобы подобраться к моей Вирхините! — Амадо истерил так, что листья облетали с деревьев.
— Кто-то судит по себе, — огрызнулся Джерри. Он, наконец, выбрался из авто.
— Не тебе других обвинять, Амадо! — поджала губы Фэр. — Ты дважды чуть не прибил свою Вирхинию. И доказываешь, что любишь её! Это как понимать?
— Это понимать как ложь, — встав между Амадо и Фернандой, Джерри загородил её собой. — Хм… значит, ты хочешь открыть моей жене глаза на меня? — хмыкнул он иронически. — О, гхош, какая жалость! Ты опоздал, Амадо Феррер. Я уже показал ей твою истинную рожу. Хватит корчить святошу! Фэр знает, что ты совместно с Бьянкой отравил нашего отца. А когда понял, что есть свидетель — я, начал косить под сумасшедшего. А что? Удобно. Натворил дел, поплакался на приступы, и, вуаля, — отпустили на свободу. Можно ещё ножом размахивать, — Джерри толкнул брата грудью. Своим жёстким металлическим взглядом буквально пригвоздил его к месту.
— Ничего ты не докажешь! — Амадо напоминал чокнутого зомби. — Твоей уголовной физиономии никто не поверит. Отец сдох от палёной водки. Это официальная версия! Туда ему и дорога! Я всегда его ненавидел. Он хотел нас бросить! Уйти и забрать тебя! А нас оставить в той дыре! Он тебя защищал, а надо было удушить при рождении. Ты специально меня оговариваешь! Тебя бесит, что я многого добился, у меня престижная работа. В отличие от тебя, я долго и упорно учился и трудился. А ты — завистливый урод и вонючий лицедей!
— Удивительно, и как твои подвиги не заметило руководство банка, работой в котором ты кичишься? Но я исправлю это досадное упущение, — прошипел Джерри. — Я уже не тот мальчик, над которым ты издевался. Я прошёл через такое, что тебе и не снилось. Тебе не одолеть меня. Иди лучше убивать свою шалаву!
— Не трогай Вирхинию, я её люблю! А убить хотел, чтобы она тебе не досталась! Лучше пусть будет мёртвая, чем твоя! Лихо же ты бывшую выставил маньяком. Сам убил кучу народу, обвинил её и подложил улики мне, — видя, что Джерри хохочет, Амадо злился всё сильнее. — Но я пришёл за другим. Хочу доделать работёнку, которую завалила одна дура.
— Чего-чего? — насторожилась Фернанда, выглядывая у Джерри из-за спины.
Она понимала: эта стычка должна была произойти. И вмешиваться в распри двух заклятых братьев — глупо. Но Амадо её пугал. Он был агрессивен и выглядел невменяемо.
— Наслышан я об одной истории, — Амадо сунул обе руки в карманы, словно грея их. — В газете вычитал, как этого ушлёпка, — он кивнул головой на Джерри, — преследовала фанатка. Яйцами кидалась и всё такое.
— И ты решил последовать её примеру, — Джерри эффектным жестом опустил со лба чёрные очки — солнце било ему в глаза.
Фэр изумляло его хладнокровие. Обычно Джерри (при виде Амадо) трясло от злости, но после разоблачения Марлене и путешествия в Вижью его словно отпустило. Он ухмылялся, глядя на брата с высокомерием, и на его фоне бешеный Амадо смотрелся жалко.
— Я оценил задумку, — заявил он. — Блестящая идея, испорченная тупостью исполнителя. Но я взял её на вооружение.
— И вместо яиц брякнулся на капот сам, — расхохотался Джерри.
— Ты чувствуешь превосходство. Прооперировал рожу и думаешь, что весь мир у твоих ног. Полагаю, твой смех я слышу в последний раз, принц из помойки! Отныне ты будешь только рыдать!
Амадо вынул из кармана руку — в ней блеснул пузырёк. Секунда, и он нажал на распылитель — в Джерри полетела струя жидкости.
====== Глава 51. Точка невозврата ======
Обхватив лицо руками, Джерри согнулся пополам. Фэр решила — Амадо брызнул в него из перцовки.
— Ты что делаешь, дурак?! — она попыталась выхватить пузырёк. Вцепилась Амадо ногтями в запястье, но он извернулся и, чуть не сломав Фернанде пальцы, отшвырнул улику в кусты.
Рассвирепев, Фэр влепила ему затрещину. Удар пришёлся в нос. В ответ Амадо кулаком ударил её в живот. Вскрикнув от боли, Фернанда упала, а он захромал прочь.
Вот скотина! По нему дурка плачет! Трясясь от обиды, Фэр нащупала в кармане телефон и позвонила в комиссариат. Вызвала копов — пусть арестуют Амадо за хулиганство.
А Джерри притих. Мог бы и заступиться за неё! Поди в авто спрятался. Однако в машине его не было.
— Джерри! Джерри, ты где?
Фернанда оглянулась по сторонам. Увидела его не сразу — Джерри загораживали пышные кусты акаций. Сидя на коленях, он прятал щёки в ладонях — их закрывали митенки без пальцев.
— Джерри, тебе плохо? — всполошилась Фэр. Наверное, дурацкий газ попал ему в глаза. Хотя… на нём же солнечные очки.
— Джерри… Джерри, ответь что-нибудь!
Он тряхнул головой.
— Очень больно, — сказал медленно, будто у него челюсть заклинило. — Позвони Гильермо.
— Больно?! Почему больно? Я вызову скорую!
— Не надо скорую. Позвони Гильермо, — повторил Джерри.
Набрав номер клиники доктора Гильермо, Фернанда сообщила о нападении бандита, приплетя раненых, — чтобы выехали быстрее.
— Джерри, погоди, потерпи… Сейчас врач приедет, — она обняла его сзади за плечи и заметила: тонкая кожа митенок оплавилась, а на пальцах образовались волдыри.
— Джерри, что у тебя с руками? Дай я посмотрю, — попыталась Фэр воззвать к голосу его разума.
— Не хочу…
Оставив упрямца одного, Фернанда кинулась к автомобилю. Пошарила в бардачке. Найдя салфетку для протирания стекол и вспомнив, в какие заросли Амадо бросил перцовку, отправилась её искать.
Нашла быстро. Оказался это не баллончик, а стеклянный флакон с распылителем. Обмотав его салфеткой, Фэр понюхала крышку. Нет запаха. Может, яд? Есть яды, которые разбрызгивают в воздух, и люди, вдохнув их, умирают. Вдруг и Джерри умрёт?
Вскоре прибыли копы и доктор Гильермо с медбратьями. Фернанда, рассказав что случилось, отдала комиссару флакон. Джерри же госпитализировали. Доктор нашёл на его лице и руках химические ожоги — предположительно кислотой.
— Комиссар, какого дьявола вы выпустили этого типа? Чтобы он гулял по улицам и обливал людей кислотой? Вы болван! — во всеуслышание разнесла Фэр комиссара. Прыгнув в Феррари (права у неё были с собой), она уехала вслед за скорой.
Тщетно потратив два часа, Джерри она так не увидела — он отказался с ней встречаться. Вот свинство! Клялся в любви, а сам гонит, как бродячую собаку. Увещевания доктора Гильермо на Фэр не действовали. Включив любимый «режим дуры», она гремела на всю клинику, называя Джерри эгоистом, что думает лишь о себе.
— Может, вы уймётесь?! — раздражённо шикнул доктор Гильермо. — Это больница, а не стадион. И зачем Херман с вами связался? Это вы, вы эгоистка!
— Не смейте со мной разговаривать в таком тоне! — зашлась в гневе Фернанда. Всего-то докторишка, а стыдит её, будто он английский лорд. Ишь, король всей медицины!
— Заткнитесь, наконец, и послушайте меня, а не себя, — доктор, ещё понизив голос, зашипел, как гашёная известь — медперсонал уже оглядывался на них. — Прекратите думать только о себе. Сейчас вы Херману ничем не поможете. Идите домой и успокойтесь. Придёте завтра. И, надеюсь, у вас хватит совести не закатывать истерики. Ему нужна любовь и поддержка, а не скандалы и упрёки.
— А как он, можно узнать? — Фэр была взвинчена и хотела врача пнуть. Взялся учить её, как общаться с Джерри!
— Дело серьёзное, — глубоко вздохнул доктор. — Ожоги лица, шеи и рук электролитом — разбавленной серной кислотой. При разбавлении водой серная кислота разбрызгивается, и ожог охватывает большую площадь, чем когда кислота концентрированная. Преступник специально брызгал из распылителя. Но зрение не пострадало — его спасли очки. И хорошо, что вы позвонили в клинику сразу. При химических ожогах медлительность чревата.
— Э-э-э… а он выздоровеет? — спросила Фэр мрачно. — Ну, я имею ввиду, шрамы останутся?
— Это пока неясно. По виду ожог неглубокий, Херман хорошо среагировал и увернулся. И много кислоты попало на перчатки, что замечательно. Пострадало где-то пятнадцать процентов кожи. Да и первая помощь была оказана своевременно. Случай не самый тяжёлый, — успокоил доктор. Гнев его утих и тон смягчился. — У Хермана больше психологического шока, чем физических увечий. Он слегка помешан на внешности. Преступник знал куда бить. На прежней моей работе в «Центре эстетической медицины» я встречал случаи, где ожоги составляли пятьдесят и шестьдесят процентов. Вот где страшно! А тут прогноз благоприятен. Но есть одно но. У Хермана плохая регенерация и неизвестно, как поступит его организм. Ведь болезнь никуда не делась, мы лишь остановили её течение, убрав визуальные проблемы. Надо ждать. После ожога кислотой на эпидермисе образуется струп — корочка. Она предотвращает проникновение инфекции в глубокие слои кожи. Останутся шрамы или нет, будет ясно, когда этот струп отойдёт. У здорового человека оно занимает две-три недели. Ничего отдирать нельзя, иначе лицо превратится в месиво. Но образуется ли струп у Хермана — вопрос. У него это может занять и несколько месяцев, но мы ускорим процесс медикаментозно.
Фэр ушла в растрёпанных чувствах. Она злилась на Амадо за его выходку. Злилась и на Джерри. Он печётся о внешности, будто она хрустальная. Совсем ополоумел и боится, что Фернанда увидит его некрасивым. А если ожог будет иметь последствия, это может закончить его карьеру.
Фэр мало представляла масштабы катастрофы, но читала о подобном. Знаменитости, именно красивые люди, нередко подвергаются кислотным атакам от сумасшедших фанатов или ревнивых возлюбленных. И они становятся инвалидами и затворниками, так изуродованы, что на улицу выйти не могут. Даже пластические операции не дают результата.
Пока Фернанда ехала до Пуэрто Мадеро, вспомнила ночной кошмар. Неужели Джерри станет монстром и в реале? Чудовищем без лица… Но она любит красивых мужчин. И ещё больше — себя. Как жить с изуродованным человеком, ласкать его, спать с ним? Нет, она не хочет ломать себе жизнь. Да и отношения Джерри с Тобиасом её убивали.
Фэр припарковала Феррари у небоскрёба. Помахав рукой сеньору Феликсу, забрала «Дьявола» и рванула в комиссариат — выяснить нашли Амадо или нет.
Новости были хорошие. Амадо задержали. Он никуда и не убегал — сидел в одном из кафе Реколеты. С аппетитом уплетая говяжью отбивную, он выпучил глаза, увидев полицейских. А в комиссариате орал так, будто его пытали раскалённым утюгом. Обвинял копов в беспределе и грозился пожаловаться в вышестоящие органы. Но, вкурив, что есть свидетель — Фернанда — сменил тактику, изобразив потерю памяти.
— Джерри говорил, что он лжёт, косит под сумасшедшего, — науськала Фэр комиссара. — Надо проводить судебно-психиатрическую экспертизу и затребовать ордер на арест у судьи. Этот тип опасен!
— Ты забываешь, что у Анселми мощный адвокат. Элио Алвес не пройдёт мимо этого дела, — успокоил её комиссар. — Он уже звонил мне. Грозился выступить на стороне обвинения и упечь Феррера по максимуму. Но надо доказать, что он не сумасшедший.
Фернанда дала показания против Амадо, расписав в подробностях, как он кидался под машину и брызгал на Джерри кислоту. А комиссар обрадовал её вестью — Тобиас Прадо арестован.
Поймали его в аэропорту с шестью килограммами кокаина, что передал ему Гастон Вердэ — сбежавший из тюрьмы наркоторговец. По камерам наблюдения охранники усекли эту манипуляцию и задержали обоих. У Тобиаса обнаружили фальшивый паспорт. Но, в отличие от Вердэ, он раскололся мигом, сдав всех подельников. Оказалось, наркотрафиком заведовал Николас Шультс, его отец. Будучи уже немолод, он привлёк Тобиаса к наркоторговле, дабы передать ему «по наследству» свои связи и титул наркобарона.
Со слов Тобиаса Прадо выяснились и подробности убийств. То, что Фантом — Марлене, он знал всегда, а Амару из террариума выпустил в надежде, что она помешает маньячке убить Джерри. Но змею в квартиру Джерри принёс сам. Жертв Марлене выбирала хаотично из чёрного списка, который составлял Астралис-Шпион — Иван Пальо, он же Конрад. Затягивая в Братство глупых девочек, он выискивал и нарушения правил. И называл имена провинившихся адептов на еженедельных собраниях. Однако никто из Астралис личности маньяка не знал. Все думали друг на друга — Тобиас скрывал информацию, боясь доносов. Марлене же, получив наводку, одевалась в мужчину: борода, капюшон, очки или маска, перчатки и ботинки с подошвой в виде когтистой лапы. В дома она проникала, изображая курьера, почтальона или сантехника. Когда жертва открывала дверь, в неё летел ослепляющий порошок. Жертва теряла ориентацию, а Марлене затаскивала её в ванную. Труда это ей не составляло — живя в Нидерландах, она посещала занятия по Тай-дзюцу, японским боевым искусствам. Но Марлене с гневом рассказала Тобиасу о самой «противной» жертве — Агустине. Хитрая девчонка увернулась от порошка и побежала вглубь дома, где оставила послания в дневнике и телефоне, пока Марлене не обнаружила её в детской.
— Что ж, запутанной вышла эта история, но мы раскрутили её с честью. И об этом я расскажу прессе. Слишком они распинаются, городят чушь, подвергая сомнению мои слова. Я как прочитал их писульки, так волосы зашевелились! — комиссар постучал себя по макушке. — Анселми они нехило прополоскали. Но убийца — Марлене Монтанари, организаторы их секты — Тобиас Прадо и Николас Шультс. Вот и всё. Завтра я соберу пресс-конференцию и устрою всем разнос. А мы с тобой молодцы! Такую банду раскурочили, ещё и наркотрафик зацепили, — подытожил комиссар, пожав Фернанде руку, как мужчине. — Ты точно не вернёшься к нам?
— Нет, не вернусь, — твёрдо сказала Фэр.
— Что ж, дело твоё. Я не могу тебя неволить. Верю, ты найдёшь свой путь. Пока, девочка. И заглядывай в гости!
Получив объятия от сентиментального комиссара, Фернанда возвратилась домой.
А там стоял бардак! Маргарита захламила чемоданами всю гостиную. Назавтра планировалась её регистрация брака с Тосом, а после — свадебное путешествие в Мар дель Плата и переезд к жениху.
— Ну что изменится, если отложить свадьбу? — настаивала тётя. — Ты не можешь бросить нас сейчас. Я же упаду в обморок!
— Не буду я откладывать свадьбу! — Маргарита яростно царапала ламинат колёсиками чемодана. — Я стану женой Тоса, даже если будет землетрясение! Мне нужна семья! Надоело, что в меня пальцем тычут и говорят, что я без мужа и детей. А вот выйду за Тоса, и муж будет, и двое детей, которых и рожать не надо. И даже свекровь будет. Она слепая, а, значит, покладистая. Что для простого женского счастья ещё надо?
Маргариту было не переспорить, поэтому тётя Фели капитулировала. И сегодня с утра Марго занималась упаковкой вещей. Тётя же пошла в суд — должны были огласить приговор Вирхинии.
Явилась она вечером и расстроенная. Закосить под сумасшедшую у Вирхинии не получилось — экспертиза доказала её вменяемость, и она мигом прекратила вещать про церковь и ангелов, обвинив во всём мужчин — Берни, Амадо и Джерри, которые не сделали ей нормального ребёнка. А она не мать Тереза, чтобы посвятить себя выхаживанию ублюдка. Когда прокурор назвал её симулянткой, Вирхиния в него плюнула.
А адвокат облажался капитально. Гонорар он содрал нехилый — ради него тётя Фели продала акции строительной компании, наследство её мужа. На проценты с них она жила годы, а теперь осталась банкротом. Адвокат же все пять заседаний лишь мычал и требовал замены судьи, позволив обвинителю утопить Вирхинию по полной.
— Я иллюзий не питала, — тётя накапала валерьянки в стакан с вишнёвым ликёром. — Она совершила убийство и созналась в нём. Но я надеялась на мягкий приговор, или что её отправят в психушку. Это всяко лучше, чем в тюрьму-то. Адвокат дважды делал отвод судьи. Якобы судья — женщина, в ней взыграет материнский инстинкт и она не будет объективной, ведь убили ребёнка.
— Вот чушь! — возмутилась Фэр. — Уже доказано, что материнского инстинкта нет. Это гормоны, которые бьют женщине по мозгам после родов. Ребёнок — просто маленький человек, а общество ставит его жизнь выше жизни взрослого. Но дети не пупы земли, и смерть — всегда смерть. Делить же судей по полу — это сексизм. Я бы предложила отвод адвокату.
— И я не поняла, зачем было менять судью, — согласилась тётя Фели. — Но адвокат настоял. А когда и третьей судьёй оказалась женщина, он потребовал созвать медиаторов [1]. И все одиннадцать человек единогласно объявили: виновна. Десять лет тюрьмы моей бедной девочке. А я теперь мать уголовницы. Какой позорище! Её отец в гробу небось переворачивается, — тётя пригубила дикую смесь ликёра с валерьянкой.
А Фэр давилась от хохота. Лимит глупости Вирхинии явно превысил предел. Она получила по заслугам!
На Джерри Фернанда была обижена за выпад в клинике, поэтому навестить его явилась только через неделю. А он не звонил. И ещё уверял, что любит её. Лицемер!
Однако когда она пришла с визитом, доктор Рубенс поведал: Джерри выписали. Папараццы лезли в окна, и главврач отправил его домой. Но в квартире Фэр никого не нашла. По словам консьержа, Джерри давно не появлялся. Красный Феррари стоял без хозяина.
Попытки до Джерри дозвониться вылетели в трубу — телефон его был выключен. А СМИ после пресс-конференции, где комиссар проболтался об инциденте с кислотой, как с цепи сорвались. Настойчиво охотились они за фото Джерри с изуродованным лицом и муссировали слухи о его смерти.
Зато Фэр приняла окончательное решение — оставаться с Джерри из жалости, мучить его и себя — глупо. Она не воспринимает его прошлое. А есть ли теперь будущее — вопрос.
В Баррьо Парке она въехала свободно — пропуск лежал у охраны. Дом освещали лишь фонарики-факелы, вставленные в землю. В потёмках они мерцали зловеще, и всё казалось нежилым, мёртвым, пугающим. У Фэр колотилось сердце. Она вертелась у калитки, пока не вышла заспанная донья Нильда. Из-за ног её высунулся любопытный и лохматый, как йети, сенбернар. Запахнув халат, донья Нильда пояснила: кроме них с мужем в особняке нет никого. А Джерри сложил вещи и уехал.
— И адреса не оставил? — от разочарования у Фэр под ложечкой засосало. Она хотела покончить со всем немедленно, а то передумает с Джерри расставаться.
— Оставил. Идёмте в дом, чего стоять на улице? — донья Нильда втащила Фернанду в калитку. — Я сейчас поищу адрес, где-то он был.
Они вошли в особняк, и кухарка начала тыкаться по полкам. Выудила записку из-под магнита на холодильнике.
— Вот, — она протянула бумажку Фэр. — Они с этим адвокатом Элио уехали за город, в поместье человека по имени Каспер Брёкке.
— А что у Джерри с лицом? — спросила Фернанда настороженно.
— Да откуда ж я знаю? Я и не видала его. Даже не видала, когда он приезжал. Проснулась и нашла записку и пустые шкафы.
Распрощавшись с кухаркой, Фэр вернулась домой озадаченная и решила назавтра ехать в поместье Брёкке. Она быстро уснула, а в восемь утра уже стояла на автовокзале — наняла такси до городка Сан-Антонио-де-Ареко.
Путь занял три часа. Но старомодный город, который Фэр увидела из автомобиля, ей понравился. Отсутствие небоскрёбов, архитектура девятнадцатого столетия и улочки, мощёные брусчаткой. А вблизи — плеяда ферм, ранчо и поместий, что раз в год, в ноябре, собирали традиционный Фестиваль гаучо.
Таксист довёз Фернанду до местного автовокзала, где она благополучно загрузилась в автобус. Поля, усеянные пшеницей, и зелёные пастбища для скота увидела она по прибытии. За живой оградой из каштанов — одноэтажный, длинный, типично фермерский дом. У входа табличка: «Добро пожаловать в поместье «Лас Кастаньяс» [2].
Фэр хлопала в ладоши, пока не явился хозяин — Каспер Брёкке. Узнав её, провёл в дом. Усадив в деревянное кресло-качалку, предложил мате.
— Я хочу поговорить с Джерри, — объяснила Фернанда цель визита. — Его кухарка дала мне ваш адрес.
Каспер Брёкке скрылся в недрах дома, велев Фэр никуда не уходить. Отсутствовал он долго. Фернанда, нервничая, осматривала интерьер: дерево, плетёная мебель и тысячи растений. Увидев за окном тень, она вышла на порог. Высокий худой мужчина, стоя к Фэр спиной, очищал изгородь от засохших каштанов. Тёмные удлинённые волосы шевелились на ветру, как лапы паука, и Фернанда чуть его не окликнула. Ей показалось, что это Джерри. Но нет — вряд-ли. Джерри был шире в плечах, и осанка у него другая.
Фэр вернулась в гостиную, сообразив, — наверное, это сын Каспера Брёкке. Младший брат Элио, с которым Джерри пел дуэтом. На фото они были идентичны — схожие ростом, фигурой, волосами…
А тут и Каспер пришёл. Махнув рукой, велел идти за собой. Миновав длиннющий коридор, они попали на задний дворик-террасу.
— Вот он, — показав на кресло-качалку, хозяин удалился.
За высокой спинкой кресла Джерри не было видно. Покачиваясь, он любовался горизонтом — зелёными-зелёными бескрайними пастбищами. Дамас нежился на подушке, выделяясь на чёрной наволочке пушистым снежным сугробом.
— Джерри… — позвала Фэр робко.
Кресло-качалка остановилось.
— И зачем ты пришла? — спросил он с апломбом.
Фернанда его тон не оценила.
— Ну… я хотела узнать, как ты. Из клиники тебя выписали, а дозвониться я не смогла.
— И никто не сможет. Джерри Анселми умер. Но на похороны ты опоздала. А я — Маркос Феррер.
Ну что за несносный тип? Даже сейчас ёрничает! Подавив ярость, Фернанда обогнула кресло, ожидая увидеть страшное. Но испытала разочарование — лицо, руки и шею Джерри закрывали бинты.
— Ты хотела увидеть моё лицо? — злобно выплюнул он. — Лицо монстра. Я думал, он больше не вернётся, но он снова здесь. Со своей мерзкой рожей.
— Джерри, я не хочу быть подлой, но… — решила Фэр разрубить всё одним махом. — Это выглядит тупо, я знаю, но… в общем, мы расстаёмся. Дело не в том, что произошло с тобой сейчас, а в том, что я… меня убило то видео. Я не люблю гейские штучки.
Сказав это, она выдохнула, и будто оковы упали с души. Фернанда отпустила и любовь, и страсть, и жалость, и сомнения. Но обрела себя — ту амбициозную девушку, которой была всегда.
— Не надо оправдываться, — молвил он жёстко. — Ты права. Нельзя любить человека за его душу. Все любят глазами и наивно это отрицать. И Джерри Анселми ты любила глазами. Как и остальные. Но Маркос Феррер — мерзкое чучело, которое никогда и никто не полюбит. Се ля ви. Ошибка природы не должна появляться на свет. Её надо убивать. В утробе. Жаль, что моя мамаша этого не сделала. Если бы у меня был выбор, я бы предпочёл не появляться на свет и непременно запретил бы глупым людям рожать заведомо больных детей. И пусть такие же «особенные», как я, попытаются это оспорить, забросав меня камнями. Это всё пустые и красивые слова, чистой воды лицемерие. Но правда лишь одна — размножать больные гены и спасать подобных детей, людей, продлевая их мучения — одно из худших преступлений человечества. А теперь уходи. Ты свободна. Джерри Анселми умер, забудь его. А Маркос тебе не нужен. А мне не нужна твоя жалость. Я никогда и никому не разрешал себя жалеть.
— Значит, твоя любовь была фикцией? — Фэр не понравилось русло, в которое утекла беседа. Она пришла разорвать отношения, а выходит, рвёт их Джерри.
— Это не имеет значения. Я хочу остаться один. Навсегда, — он не сводил глаз с сине-зелёного горизонта. Вдали гуляла туча — стадо быков, подгоняемых юным пастухом.
Каков гусь, а! Но она не позволит гнать себя, как собаку. Это она, Фернанда Ривас, должна бросать мужчин, а они — умолять её остаться!
— Правильно Амадо сказал, ты — принц помойки! — выпалила она. — Ты эгоист! Ты недостоин любви, так и сдохнешь в одиночестве. Хорошо, что я это поняла сейчас и вовремя тебя разлюбила. Да-да, я тебя не люблю, Джерри Анселми! Мне противно любить человека, который берёт подарочки от своих любовников-мужчин в обмен на секс! Ты сам всё разрушил! И всё, что с тобой случилось, ты заслужил!
Фэр думала, что он ответит, и приготовилась к скандалу. Но Джерри молчал. Прикрыл глаза и сидел, гордо задрав подбородок и упиваясь высокомерием.
В гневе Фернанда влетела назад в дом. Пробежав по коридору, мельком попрощалась с Каспером Брёкке и молодым брюнетом, которого видела у изгороди.
— Не верьте тому, что он говорит, — услышала она фразу экс-адвоката.
Но даже не оглянулась, выпорхнув в самое пекло августа. Пробежала мимо зарослей каштанов, спугивая бабочек и жуков. Поднявшись вихрем, те закружили в воздухе, исполняя свой танец. Танец мёртвой любви.
Комментарий к Глава 51. Точка невозврата ------------------------------------------
[1] В Аргентине нет суда присяжных. Есть смешанные суды, которые заседают в составе трёх профессиональных судей и восьми непрофессиональных — медиаторов. Медиатором может быть любое гражданское лицо, имеющее высшее образование и профессиональную подготовку.
[2] Las castañas (исп.) — каштаны.
====== Глава 52. Забери меня с собой ======
Наступил сентябрь. Промозглый и серый, веселья он дарил мало. Но свадьба Тоса и Маргариты отгремела с размахом. Убедив жениха взять кредит, Марго закатила пир.
Куратор сеньора Эрика, в платье винного цвета и старомодной шляпке с вуалью, явилась под руку с астрономом Эрнесто Лареа, который и на торжество прихватил бинокль — глядеть на небо, если станет скучно. Доктор Гильермо любезничал с сеньорой Беатрис — бывшей директрисой Школы изящных искусств. Дама открыла приют для животных, чем и зацепила доктора, — он оказался любителем фауны. Да и тётя Фели летала рядом, как шмель вокруг цветка, — её заинтересовал его карликовый пудель Макс. Тётя искала для Барби «жениха», поэтому с нахрапом, достойным танка, она умаслила доктора заглянуть на огонёк, чтобы «познакомить мальчика с девочкой».
Сеньор Феликс и сеньора Ньевес, донья Нильда и дон Альберто тоже чествовали молодожёнов. Позвала их Фернанда — Маргарита умоляла известить всю округу, что её статус повысился со вдовствующей матери-одиночки до законной супруги.
Донья Нильда шепнула Фэр: они с мужем забрали Айлин к себе. И давать на лапу Рехине не понадобилось — её соседка Бьянка Гарсиа женщину убила. Не поделили они сына и любовника Бьянки, Хосе Луиса, — его Рехина прочила Айлин в женихи. И Бьянка явилась к соседям с топором. Девчонку спасло чудо — Айлин сумела выбежать на улицу. А Бьянка в пьяном угаре отрубила Рехине все конечности, а также нос, уши и голову — та развалилась на части. Полиция вынуждена была приехать в Вижью-31, чтобы арестовать убийцу. Айлин хотели сдать в приют, но адвокат Алвес добился разрешения на опеку для доньи Нильды и дона Альберто.
Больше всех Фернанду удивил капрал Гонсалес — он пришёл в компании дамы, от которой Фэр шарахнулась, как от чумы. Это была Нина Кинтерос — чокнутая фанатка с битой. Безмерно толстая, в красном платье-мини, она смахивала на бочонок с пивом. Жизнерадостно улыбаясь, капрал объяснил: их познакомила мать Нины — Кристина Перальта, бывший инспектор органов опеки. Когда её дочь вышла из психушки, мать от её имени опубликовала анкету на сайте знакомств. А Гонсалес, зависая там регулярно, клюнул на неё. В итоге, они встретились в реале и понравились друг другу. Сама же Кристина Перальта, сухопарая седовласая женщина, явилась с ними за компанию. Всю свадьбу она кокетничала с холостым доктором Рубенсом.
А на церемонию в Рехистро Сивиль попали и Нанси с доктором Барриосом. Пришли подавать своё заявление и в холле столкнулись с Тосом и Маргаритой. Расхвалив наряд Марго — брючный костюм цвета абрикоса, — Нанси пожелала им с Тосом счастья. О детях не спросила, будто их не существовало, и Фернанду проигнорировала — вздёрнув нос, обошла её стороной.
Свадьба гуляла до рассвета, а наутро жених и невеста улетели в Мар дель Плата.
Тётя Фели же занялась творчеством. Переделав текст, она сдала сказку в издательство ещё раз. И — чудо! Редактор всё одобрил, пообещав, — её опубликуют в сборнике для детей. Тётя была счастлива, хотя и не мечтала об успехе, лишь надеялась, что критики не съедят её заживо.
Время тянулось длинной-длинной нитью, бесконечной, как старая киноплёнка. Так, в надеждах и чаяниях, радостях и бедах, пролетел год.
Фернанда, наконец, нашла себе занятие. Однажды увидев в интернете объявление: «Требуется девушка для рекламы мотоциклов», она позвонила в агентство. Пришла на кастинг и обомлела — рекламщиками были люди, что некогда снимали клип Джерри, где она заменила модель.
Так Фэр подписала контракт. Плакаты с изображением яркой голубоглазой брюнетки, обтянутой в чёрную кожу и обнимающей элитный красный байк, заполонили Буэнос-Айрес. И влюблённым взглядам мужчин не стало предела. Жизнь повернулась на триста шестьдесят градусов. Фернанда ощутила новый её вкус, попав в мир, которого прежде касалась лишь кончиком туфельки, выходя под руку с Джерри. Теперь Джерри рядом не было, но Фэр стала желанной гостьей многих светских раутов.
Она уже и не верила, что когда-то носила пистолет у бедра, ловила преступников, осматривала трупы… Полицейскую форму сменила косуха байкера днём и элегантное платье вечером. И в этой новой жизни она чувствовала себя великолепно. Хотя жёлтые газетёнки обвиняли её в том, что она раскрутилась на имени Джерри Анселми. Но Фернанде было наплевать. Чтобы не ходить по тусовкам в одиночестве, она закрутила роман с гонщиком Формулы-1. Его звали Кристиан. Симпатичный и ласковый, он угождал и не надоедал ей. Дальше секса и совместных фото в журналах их отношения не заходили, что Фэр нравилось. А в целях репродуктивной безопасности она, по предложению доктора Барриоса, сделала стерилизацию. И страх перед незапланированной беременностью отступил навсегда.
На первый гонорар она купила квартиру на проспекте Эдуардо Мадеро, неподалёку от стадиона Луна-Парк. В доме на улице Дефенса осталась только тётя Фели. Но и та мечтала съехать — заработала приличную сумму за три сказки. Издательство, получая сообщения от детей и родителей с просьбами напечатать ещё произведения этого чудесного автора, выпустило дополнительный тираж.
Ни Фернанда, ни Маргарита до последнего не верили в затею с писательством, а тётя оказалась талантливым автором. Она даже провела презентацию своих книг и побывала на «SG» — шоу Сусаны Хименес, где в прямом эфире организовала свадьбу Барби и Макса, пуделя доктора Гильермо. А месяц назад Барби подарила тёте шестерых четвероногих внуков. Неугомонные пуделята заполонили осиротевший дом, и тётя Фели была счастлива, убив в памяти все дурные воспоминания.
О судьбе Джерри Фэр узнала от доньи Нильды. Она, дон Альберто и Айлин по-прежнему жили в Баррьо Парке — Джерри не выгонял их. Оставив им денег, он продал квартиру в Пуэрто Мадеро и Феррари, собрал вещи и, прихватив Дамаса, исчез. Кухарка предполагала, что он вернулся в Нидерланды, но то были её мысли, ничем не подкреплённые.
В преддверии сочельника улицы Байреса заполонили огни, гирлянды и венки омелы. Они украшали окна и двери всего старомодного, как древняя черепаха, квартала Сан-Тельмо.
Фернанда уже обосновалась в новой квартире с лаконичным дизайном из металла и стекла. По мнению её коллег-рекламщиков, стиль жилища походил на мужской — никакого гламура, цветов и рюшей. Только голубой кролик на полке в спальне.
А сегодня с утра она заглянула на улицу Дефенса, чтобы поздравить соседей и тётю Фели с Рождеством, украсив их двери «волшебными сапожками» с презентами внутри. Эта католическая традиция возникла с легендой о Санта-Клаусе — Святом Николасе. Он любил делать сюрпризы и как-то услышал о трёх сёстрах, которые жили на окраине. Они так нищенствовали, что их отец решил заставить девушек торговать собой, но Санта-Клаус, придя к ним ночью, бросил в дымоход три золотых слитка. Они упали в сапожки девушек, что висели у камина. Так в католичестве прижился этот обычай — дарить рождественские сувениры в декоративных сапожках или носках.
Войдя в дом, Фэр застала тётю в гостиной — та хлопотала над горой чемоданов.
— Я переезжаю, Фернандита! Уже квартирку себе присмотрела! Райончик наш, только улица другая — Пасео Колон. Неподалёку от Розового дома1. Красота, сил нет! И соседи хорошие, и консьерж есть. А вечерами все гуляют в скверике. Но дорого — в обморок свалишься! Но я получила гонорар от издательства. Нет, гонорарище! Продали около миллиона экземпляров моих сказочек! — жизнерадостно хвалилась тётя. — Сначала их выпустили в сборнике с произведениями других авторов, а потом отдельным тиражом. А теперь издательство заключило со мной контракт и требует выпускать по произведению раз в полгода. А я что? Я смогу!
Вручив тёте рождественский сапожок, Фэр помогла ей упаковаться. Для вещей тётя Фели наняла грузовик, забив его чемоданчиками, сумочками, баульчиками, ящичками розового и фиолетового цветов, разукрашенных бантиками и цветочками. Впихнула она туда и мебель: кровать, сундук, шкаф и три розовых ковра.
Расцеловав Фернанду в щёки и держа подмышкой ярко-синюю Барби, а в руке — корзинку с шестью щенками, тётя влезла в грузовик и плюхнулась рядом с водителем. Поправив фиолетовую шляпку с пером, она помахала рукой, улыбаясь, как телезвезда.
— Пока, моя дорогая Фернандита! Не забывай любимую тётушку! Светские львицы должны держаться вместе. Бай-бай!
Когда грузовик растворился в облаке пыли, Фэр возвратилась в дом. Прошлась по комнатам и тихому дворику, любуясь на вновь зацветшие красные гребешки на балконе — символ новой жизни. Послала им воздушный поцелуй. И, наклеив на дверь табличку: «Продаётся», распрощалась с юностью навсегда.
Золото солнца ласкало косу под шлемом мотоциклистки, что неслась по Авенида Либертадор, минуя разом четыре квартала. Дорогущий красно-чёрный байк «Пантера», кожаные штаны с цепью и косуха. В лицо бил ветер, и ощущение дикой, безумной свободы, ещё вчера наполнявшее грудь Фернанды Ривас — известной рекламной модели — сегодня погасло.
Утром новостями её огорошила Маргарита: Вирхинию в тюрьме повесили сокамерницы. А организация похорон — это обязанность Фэр. Ей, Маргарите, недосуг. У неё муж, дети и злобная свекруха, которую они с Тосом, наконец, решили сдать в пансион для незрячих. Сумму за это отвалили нехилую, но Марго была счастлива отделаться от ненавистной бабки. А со временем мечтала избавиться и от детей Тоса.
Фернанда отказалась заниматься похоронами — она занята съёмками, посещением салонов красоты и фитнес-клубов. Пусть Вирхинию хоронит её мать. Но тётя Фели не знала о трагедии — уехала в Мехико на свадьбу доньи Канделарии и Энеаса Арайя. Оставив Барби и щенят доктору Гильермо, она повезла молодожёнам подарок — стопку своих книжек. Как и Фэр, окунувшись в светскую жизнь, тётя забыла о печалях. Маргарита же всё работала маникюршей и, недовольная своей «простой женской долей», тёте и сестре завидовала.
Она испортила Фернанде настроение и та послала её к чертям, велев разбираться с похоронами самой или искать в Мексике тётю. И, бросив трубку, поехала выгуливать байк.
Но плохие вести на этом не закончились — через час ей позвонил комиссар Гальяно. Онемев от его сообщения, Фернанда уронила смартфон на асфальт…
В отличие от Тобиаса Прадо, Гастона Вердэ и Николаса Шультса, которым уже вынесли приговоры, Амадо и Конрад ещё ожидали суда в тюрьме предварительного заключения.
Когда решётчатая дверь, скрипя, открылась, в камеру Амадо вошёл человек. Высокий, в сером пальто с капюшоном. Лицо закрывала длинная чёлка; под ней — компрессионная маска цвета кожи. Мурашки страха поползли по телу Амадо — гость дал охраннику пачку банкнот, и тот ушёл.
— Ну здравствуй, мразь! — процедил Маркос надменно.
— Я гляжу, к тебе вернулась твоя знаменитая рожа! — Амадо радостно хмыкнул. — Поздравляю!
Маркос прошёлся по камере. Голос его, жёсткий, с хрипотцой, звучал как из преисподней.
— Зря ты думаешь, Амадо Феррер, что выкрутишься, как всегда изобразив психа. На этот раз правосудие восторжествует. Сидеть! — когда Амадо привстал с койки, Маркос толкнул его назад.
— Докажи, что я не псих! — выпалил тот. — И докажи, что это я убил папашу! Нет у тебя улик. Твоё слово против моего! — и оскалил зубы, как агрессивный шакал.
— Жаль, что ты убил отца, а не мать. Хотя она и получила по заслугам — зарубила топориком собутыльницу. Но туда ей и дорога. Она испортила жизни всем своим детям. Одних кокнул маньяк. Другой совсем деградировал, не только бухал, но и спал с мамашей. И мы с тобой сдохнем. Ты, вероятно, сегодня, а я — когда закончу дела, — и Маркос вынул пистолет.
— Ты что, обалдел? — нервно рассмеялся Амадо. — Явиться в тюрьму с пистолетом! Ты идиот! Если убьёшь меня, никогда не выйдешь отсюда!
— Я дал бабла охранникам, а пистолет с глушителем, — Маркос вытащил лист бумаги и ручку. Сунув их Амадо, направил пистолет в его висок. — Я диктую, а ты пишешь.
— Ничего я не буду писать! — крикнул Амадо, стуча здоровой ногой об пол. — Ты блефуешь! Пистолет не заряжен!
Щёлк! Маркос взвёл курок. Резко опустил оружие вниз. Паф! С глухим звуком пуля вошла Амадо в бедро. Завопив, тот схватился за ногу.
— Я же сказал, он с глушителем. Тебя никто не спасёт. Я здесь с определённой целью, и пока не добьюсь её, не уйду. Если не напишешь, второй выстрел будет в рожу, — он поднял пистолет к глазам Амадо. — Писать я сказал!
Дрожащей рукой, корчась от боли в бедре, Амадо плюхнул бумагу на книгу и вывел:
«На имя комиссара федеральной полиции Сантоса Эрнесто Гальяно…
Я, Амадо Карлос Феррер Гарсиа, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, признаюсь в убийстве своего отца Хуана Хоакина Феррера, совершённом мной в 1993 году. Будучи десятилетнем ребёнком, я, по настоянию своей матери Бьянки Гарсиа, подсыпал отцу в кофе стрихнин на глазах у моего младшего брата Маркоса Феррера. Мать, боясь разоблачения, убедила меня изобразить потерю памяти. С тех пор мне понравилась эта тактика — отличный способ выкрутиться из любого преступления. Я никогда не лечился у психиатра. Никто из моих коллег не знает, что я симулирую сумасшествие. Также я признаюсь, что облил электролитом Джерри Анселми из чувства мести и боязни разоблачения. Прошу назначить мне наказание по всей строгости закона. Дата и подпись — Амадо Феррер», — окончил диктовать Маркос.
— Не буду я это подписывать! А-а-а-а!
Щёлк! Маркос спустил курок. Пуля вошла Амадо в левую руку.
— Писать я сказал! — Маркос говорил так, словно его душила глыба льда, и жила в нём одна эмоция — ненависть. А Амадо не узнавал этом человеке Джерри Анселми. Он будто переродился в иной ипостаси.
Убрав бумагу в карман, Маркос надел перчатки, вынул сосуд с жидкостью и зажигалку.
— Мне терять нечего. Моя жизнь — ад. Но смерть для тебя — это слишком просто, — сказал он бесцветно. — Я хочу, чтобы ты мучился до конца дней. Как я. И как все люди, у которых ты отнял счастье, — чиркнув зажигалкой, Маркос поднёс её к склянке.
Пыхххх! Содержимое банки вспыхнуло ярко, жутковато-красивым зелёным пламенем. Мгновение, и жидкость оказалось на лице Амадо.
— Метиловый спирт. Красиво горит! Чудное зрелище! — позлорадствовал Маркос.
Амадо скатился на пол. Надрывно крича, руками он сбивал огонь, но и ладони его загорелись. А Маркос не уходил — через свою безликую маску, в которой он напоминал заготовку куклы, любовался, как братец корчится от боли.
На вопли прибежало трое охранников. Один кинулся тушить Амадо и остатки его лица, а двое заломили Маркосу руки.
— Я хочу видеть комиссара! — заявил тот гордо.
Добровольно отдав пистолет, он ушёл с копами под ор Амадо и охранника:
— Вызывайте скорую! Быстрее! Ещё не хватало, чтобы он помер прямо здесь!
Когда комиссар Гальяно рассказал Фэр о произошедшем, она долго глазела на свой, лежащий на асфальте, убитый смартфон. И слёзы полились градом. Это она виновата. Если бы не уехала из поместья Каспера Брёкке в тот день, Джерри не пошёл бы мстить — корча из себя гордеца, он ждал, что она вернётся. Теперь Фернанде стало стыдно. Не умеет она любить, раз прошлое Джерри и несчастье, в котором его вины не было, изменили её чувства.
Но в комиссариат Фэр явилась через двое суток — не хотела встречаться с Джерри. А тот не отрицал, что изуродовал Амадо из мести и упорно называл себя Маркосом, не откликаясь на имя «Джерри Анселми». Он отдал комиссару бумагу с признанием Амадо и адвоката не требовал. Но захотел в тюрьму предварительного заключения, в одну камеру с Конрадо Палло. Взамен пообещал написать чистосердечное. Комиссару всегда Джерри импонировал, а в этом человеке он его не узнавал, но пошёл навстречу.
Однако Маркос и Конрад вместе не ужились. Когда охранник принёс им еду, нашёл обоих в крови. Вызвали медиков, решив, — они порезали друг друга раскладным ножом. Но эксперты выявили иную картину. У Конрада был ампутирован половой орган — Маркос искалечил сокамерника ножом, что принёс с собой, а затем перерезал себе сонную артерию. Откачать его не смогли. Конрад же остался евнухом. Очухавшись в тюремной больнице, он закололся скальпелем.
А Амадо выжил. Его поместили в закрытую лечебницу. Он полностью ослеп; лицо, руки, шея и часть груди превратились в бесформенную массу.
Шокированная Фэр рыдала. Если бы она Джерри не бросила, он не пошёл бы никого калечить. Амадо он отомстил за изуродованное лицо, а Конраду — за неё, Агустину и всех девочек и женщин, которым тот сломал жизнь. Эдакое собственное правосудие.
Тело Маркоса увезли на вскрытие, и результаты его ожидались на днях. Фернанда была раздавлена, точно все льды Антарктики рухнули на её голову. А взвинченный Элио Алвес добавил нервов, разоравшись в комиссариате: «Вот идиот! Куда он полез? У некоторых жажда мести выше разума!».
В душе Фэр понимала Джерри, но… так окончить свою жизнь… Явно доктора поставили ему неутешительный диагноз, не смогли вернуть былую красоту. Вот у него и поехала крыша.
И, осознав, что Джерри больше нет и не будет, Фернанда впала в депрессию. Два дня она лежала в постели, рыдая и проклиная себя за глупость. Даже отказалась от съёмок в рекламе шампуня «Энергия бархата». Невероятно, но факт — этот дикий случай донёс до неё суть трагедии Джерри — Маркоса Феррера. Он был одержим внешностью из-за болезни. Трясся над обретённой красотой, как над хрусталём. И не смог принять себя другим, поэтому решил умереть, отомстив двум подлецам.
Фэр на стену лезла от отчаянья. Благо, через двое суток позвонил комиссар и ошарашил её вновь — тело человека, искалечившего Амадо и Конрада, не принадлежало Джерри Анселми. Равно как и Маркосу Ферреру. Когда эксперты сняли компрессионную маску, обнаружили под ней постороннего человека, мужчину с нормальным, ничем не изуродованным лицом. Он был молод и хорош собой. Сутки ушли на выявление его личности. Фернанда обалдела, услышав имя — Леонель Лоэ, младший сын Каспера Брёкке, незаконнорождённый брат Элио. Это был тот человек, которого она видела в поместье. Тогда даже она перепутала его с Джерри.
— Это ещё не всё, — добавил комиссар язвительно. — В кармане его куртки мы нашли письмо. Мы его вскрыли, но оно адресовано тебе.
— Мне?! — окончательно стушевалась Фэр.
— Проверь электронную почту. Я велел стажёрам кинуть тебе скрины. Оригинал отдать не могу — это вещдок. Но письмецо любопытное. И немного личное, — хихикнул в трубку комиссар.
Вырубив звук в до смерти надоевшем телевизоре, Фернанда включила ноутбук. В сердце её ликование боролось с гневом и любопытством. Джерри живой! И не он покалечил Амадо и Конрада! Но этот тип… Зачем сынок Каспера Брёкке влез в эту историю? Ещё и письмо какое-то…
Открыв присланный файл — скрины письма, Фэр вникла в текст:
«Мы с тобой незнакомы, но я наслышан о тебе, сеньорита Ривас. Мой приятель Маркос часто о тебе упоминал. Я пишу это письмо, чтобы рассказать свою историю, и верю, ты, наконец, поймёшь, что нет в мире справедливости истинной.
Мой отец — Каспер Брёкке, которого я ненавижу всю жизнь. Ему было наплевать на меня и мою мать. Годы он жил на две семьи, пока его супруга этого не узнала. Он пытался купить мою привязанность, убедив Тобиаса Прадо сделать из меня музыкальный проект. Жаль, папаша не знает, что его драгоценный дружок падок до юных мальчиков.
А у меня была девушка — прекрасный цветок по имени Джемма. Я любил её до сумасшествия, но она искала перспективных мальчиков. Считала меня беспутным. «Золотая молодёжь» — называют тех, кто, подобно мне, ведёт богемную жизнь. Когда она встретилась с будущим банкиром Амадо Феррером и он наврал о крутых родителях и заоблачных счетах, Джемма плюнула даже на его протез. Она бросила меня, а этот ушлёпок сделал ей ребёнка. И слинял с криками, что она хочет испортить ему карьеру. Моя Джемма умерла, рожая этого ублюдка. Амадо Феррер убил её. Я хотел покончить с собой, но меня спасли. Жаль.
Тогда я решил отомстить. Нельзя было позволить Амадо Ферреру убивать женщин, плодя свои кривые гены. Я хотел его отравить. От одного человека, недавно вышедшего из колонии, я узнал о парне, его сокамернике, что разбирался в медицинских препаратах как профи. Я поставил отцу условие: если он хочет загладить вину передо мной, он должен вытащить Маркоса Феррера из тюрьмы. Так мы и познакомились. Удивительное совпадение, он оказался братом моего врага и ненавидел его всей душой. И он помог мне. Однажды я выследил Амадо Феррера, стукнул по голове палкой и сделал ему укольчик. Сок растения под названием «Калядиум» превратил этого гада в бесполое существо. Без Маркоса я никогда не додумался бы до такой штуки. Это было гораздо лучше яда. Для любого мужчины, особенно молодого, импотенция — трагедия. Так мы с Маркосом подружились. А он оказался не только знатоком альтернативной медицины, но и хорошим певцом.
И Тобиас придумал дуэт. Мы выступали в масках из-за проблем Маркоса с внешностью. Когда стали получать гонорары, он оплатил себе лечение в «Центре эстетической медицины». Он прошёл через ад, я был тому свидетелем, но идиот Тобиас Прадо всё испортил. Он достал меня сексуальными домогательствами, предлагая любовную связь. А когда Маркос обрёл нормальное лицо, Тобиас потерял голову. Он преследовал его, суля прекрасное будущее, угрожал вероятным возвращением в тюрьму или трущобу. Оплачивал счета, дарил драгоценности, авто и недвижимость за секс. Маркосу не виделось это большой ценой за успех. Они были любовниками несколько лет, хотя Маркос говорил мне, что он не гей. Даже не би. Он никогда не испытывал сексуального влечения к Тобиасу, делая это вынужденно. А меня Тобиас попрекал за отказ, даже лишал гонораров, и я покинул проект. Не знаю, чем он допёк Маркоса, раз и тот сбежал за границу. Тайком. Хотя из-за судимости ему удалось выехать лишь на третий раз. Но Тобиас нашёл его спустя годы. А я остался в поместье отца. Попав под машину, я несколько лет передвигался в инвалидном кресле, но потом начал ходить…
Мы не виделись с Маркосом, пока он не вернулся в Аргентину, как Джерри Анселми. После его отъезда Тобиас прикрыл все проекты и стал мотаться по заграницам, а когда он нашёл Маркоса в Нидерландах, решил вернуть его. Приехав в Байрес, организовал секту Angelis Pacis Amare — подобие той, которой управлял его отец в Чили. Он заманил в неё Марлене, зная, что она супруга Маркоса. Дурёха влюбилась в него, а Тобиас начал Маркоса шантажировать — он должен вернуться к нему, иначе он задействует криминальные связи отца и от Марлене не останется живого места. Маркос вынужден был вступить в секту и возобновить любовную связь с Тобиасом.
Мы с ним встретились благодаря Элио, моему брату. Маркос нанял его, как личного адвоката, а, выяснив, чей он сын, приехал в поместье навестить меня и отца. Он предложил мне сделку. Мы договорились найти Амадо Феррера и продолжить месть. Маркос хотел наказать его за своего отца. А я не простил смерти Джеммы. Я люблю эту женщину и всё, что я сделал, было ради неё. Сначала мы лишь наблюдали за жизнью Амадо, но, с подсказкой Лали Олмас, сообразили: популярный в городе маньяк — из секты. Маркос хотел выяснить его личность, стащить улики и подсунуть их Амадо. Но возникла ты, и он изменился. Он потерял хладнокровие и чувство реальности. Любовь — зло, она причиняет боль. О нашем плане знала и Марлене. Но когда она убила твою племянницу, Маркос всё переиграл, решив сдать настоящего маньяка. Дурак.
Если бы не он, Марлене осталась бы жива, а в тюрьме оказался бы Амадо. Но Маркос помешался на тебе, он стал неуправляем. Я знал, что он должен умереть от рук Марлене — она предупредила меня. Мы решили довести план до конца, минуя Маркоса. В тот день я ждал Марлене у его дома и, получив смс, забрал из её сумки орудие убийства. Это я подложил его Амадо. После покушения на доктора Лосада он напился и лежал в отключке, оставив дверь открытой. Было несложно войти в квартиру и сунуть шпильку ему в руку. Если бы Маркос не подставил всех со скрытой камерой и антидотами, наш враг был бы повержен. А Маркос забил на месть окончательно, когда Амадо облил его кислотой. Хотя я знаю, врачи уже поколдовали над его лицом. Но он помешан на внешности, для него это важнее всего. Даже важнее справедливости. Он закрылся в себе. А я не могу жить с ненавистью. Я понял, что если не доведу всё до конца, сойду с ума. Я мечтал увидеть падение Амадо Феррера, поэтому и пришёл в тюрьму. Я решил отомстить и Конрадо Палло — Маркос много о нём рассказывал. Этот тип обрюхатил многих женщин, уничтожил их также, как Амадо Феррер мою Джемму. Эти помешанные размноженцы, готовые загубить женщину ради удовлетворения своих прихотей, не заслуживают жалости. Их надо давить. Как червей. Мне терять нечего. Я не буду ждать суда. И я не хочу подставлять Маркоса. Мы всегда были похожи, и я выдал себя за него, чтобы Амадо Феррер ощутил прелесть момента. Маркоса оправдают, когда с меня снимут маску. Но я адресую это письмо тебе, потому что ты поступила подло. Ты струсила, предала свою любовь. А настоящие чувства надо беречь. Но ошибки можно исправить, если любовь жива. Мы не знаем, сколько времени отмерено каждому из нас, поэтому верни свою любовь назад, Фернанда Ривас. И будьте счастливы вместе. За нас четверых. А я, быть может, встречу Джемму в иных мирах. Леонель Лоэ».
Фэр снова перечитала послание от незнакомца, и в душе её закрутился вихрь эмоций. Она была в таком смятении, что среагировала на телевизор, лишь когда имя «Джерри Анселми» в нём прозвучало раз пять.
«После года затворничества популярный певец Джерри Анселми вышел на публику. Он объявил о возобновлении карьеры, но за пределами Аргентины. Певец намерен поселиться на острове Кюрасао, принадлежащем Нидерландам, гражданином которых он является. Напомним, что год назад Джерри Анселми подвергся нападению злоумышленника, который облил его электролитом. Теперь, после реабилитации и лечения, он предстал на публике в обновлённом виде. Сегодня, по случаю отбытия певца на Кюрасао, в центральном зале VIP-клуба «Угарте» в 13.00 состоится мини-пресс конференция и встреча с поклонниками. На этом мероприятии можете побывать и вы, чтобы задать певцу вопросы или получить заветные автографы», — с улыбкой зачитала новость черноглазая ведущая.
Фэр так и обомлела. Затаив дыхание, она следила за видеорядом на экране. Близко Джерри не показали, но шрамов на его лице Фернанда не увидела. И он сменил имидж. Белые брюки, нарочито красная рубашка с расстёгнутым воротом и длинные волосы стопроценто превратили его в мачо. Стоя в толпе, он голливудски улыбался и раздавал автографы, позировал и обнимался с фанатами.
Фэр глянула на часы: 13.10. Опоздала уже. Но может ещё успеет попрощаться? Кюрасао — это далеко. Вероятно, Джерри и не вернётся.
Она рванула через весь Байрес — элегантная «Пантера» лавировала меж автомобилями дневной пробки. Начиналась сиеста. Закрывались магазины, кафе, офисы, и люди разъезжались по домам, укрываясь от горячего послеобеденного солнца.
На пресс-конференцию Фернанда опоздала на сорок минут — днём игнорировать светофоры было трудно.
Паркуясь у клуба, она увидела толпу. Зарёванные фанатки с плакатами, сердечками, шариками, букетами и пакетами кучковались у входа — в «Угарте» впустили только СМИ. Остальным велели ждать снаружи. Фэр чувствовала себя омерзительно среди малолеток, что, с подозрением глядя на неё, истошно восклицали: «О, он такой красивый и совсем не изменился! Ах, я умру, когда его увижу!». А некоторые истерически рыдали. Фернанда боялась, что её примут за фанатку, поэтому спрятала лицо за козырьком бейсболки.
Но когда ещё через час секьюрити запустили фанатов внутрь (на автографсессию), Фэр просочилась с ними.
За три года «Угарте» изменился. Столы нижнего яруса были убраны на второй этаж — там соорудили ресторанную зону, ликвидировав паб. А внизу поставили сцену, освещённую неоновыми прожекторами. В другой части нулевого этажа находился танцпол. Но сияющий бар, где продавались горячительные напитки, остался на месте.
Сейчас подсветка была включена лишь на баре, а в зале зажгли квадратные люстры чёрного стекла. На сцену поставили стол, за которым и сидел Джерри. В ярко-красной рубашке, с длинными волосами, он расписывался в многочисленных плакатиках, календариках, блокнотиках. Иногда, поднимая голову, позировал, сияя кукольной улыбкой мегазвезды. На шее его висел белоснежный воротник — Дамас. Не реагируя на людей, кот мирно дрых, свесив все четыре лапы.
Фэр, не рискнув подойти, села у бара. Её обуяла ностальгия — впервые она увидела Джерри именно в этом месте. Красивый, сексуальный идол поп-рок музыки гипнотизировал людей своим мягким тенором. Он стал занозой в её сердце, она угодила в эти зеленоокие сети. Между ними вспыхнула страсть, которую Фернанда приняла за любовь. Но всё убили его прошлое и идиот Амадо со своей кислотой. И Фэр струсила, испытывая шок и непонимание. Однако там, в поместье Каспера Брёкке, она видела лишь кучу бинтов, поэтому в её мозгу ещё жил красавец в чёрной коже, которого она захотела три года назад. И сегодня время повернулось вспять.
Автографсессия продолжалась. Фернанда шпионила за Джерри краем глаза, попивая коктейль с мороженым. Баром руководил уже не Тос — Алекс, двухметровый качок с выбритой половиной головы. Маргарита вынудила Тоса уйти из клуба, пыхтя, что он мало зарабатывает и пропадает ночами. Теперь он работал администратором в цирке и зарабатывал ещё меньше.
Наконец охрана стала выпихивать оголтелых фанаток на улицу, хотя многие вели себя прилично, даря Джерри цветы и сувениры и делая комплименты. Задавали вопросы — он отвечал шутками. Но без кадров не обошлось — клуб иногда разрезали вопли: «Женись на мне, Джерри!».
Когда зал опустел, идол сошёл со своего пьедестала, аккуратно неся Дамаса на шее. Плюхнулся на барный стул, не удостоив Фэр вниманием.
— Алекс, минеральной воды с лимоном и без газа.
Как и в прошлый раз…
Фернанда глянула на его руки. «Пальцы дьявола» в кожаных митенках нетерпеливо тарабанили по стойке. Некогда они принадлежали ей, ласкали её, доводя до судорог. Запутанная штука — жизнь. Но ещёзапутанней — чувства людей. Не угадаешь, в какой момент зародится любовь или ненависть — это химические реакции мозга на определённый объект. Но почему эти реакции делают несчастными одних людей, а другим дарят космос?
Фэр тщательно следила за пальцами Джерри — он бросил в стакан таблетки. Взболтал воду, давая им раствориться, и залпом выпил.
Начать бы сначала. Найти портал времени, чтобы вернуться к мигу их знакомства. Исправить многое. А, может, и ничего.
Ощутив взгляд, она встрепенулась, и жар опалил её сердце. Как Джерри похудел! Подбородок с круглой ямочкой заострился, а глаза будто заморозили во льдах Антарктики. Но лицо мало изменилось, только побледнело — не было ни искусственного загара, ни штукатурки. И крошечный шрамик на щеке, похожий на родинку. Джерри казался чужим, далёким и… таким родным. Настоящим. Её Джерри.
— Привет, — сказала Фернанда, силясь увидеть в глазах любимых чёртиков. Но он смотрел в никуда.
— Привет.
— Я смотрю… у тебя… всё хорошо?
— Великолепно.
Так холодно Джерри не разговаривал и в пылу гнева. В самые эпичные моменты их ссор его колкости звучали мягче этих односложных, ледяных ответов.
— Ну я пойду, — он встал на ноги. — У меня самолет на Кюрасао через три часа. Прощай, — и ушёл.
А Фернанда поняла, что не может его отпустить. Расплатившись с барменом, она выскочила из клуба. Поймала Джерри, когда он уже садился в такси.
— Джерри, погоди! Стой! Ты не можешь так уйти! — выпалила она громко.
— Мне больше нечего тут делать, — этот безэмоциональный взгляд робота убивал наповал.
— Тогда забери меня с собой!
Он рассмеялся. Печально, одним ртом, этой поставленной улыбкой, красивой и мёртвой, а глаза оставались ледяными кристаллами.
— Мы можем начать с нуля, — пролепетала она. — Сегодня, увидев тебя, я поняла, что наши чувства живы. Их можно вернуть. Поедем на Кюрасао вместе или останемся здесь. Тоже вместе.
— Ты не меняешься. Как была эгоисткой, так и осталась, — Джерри погладил Фернанду по щеке. Как приятно! Она прикрыла глаза, точно ближайшая родственница Дамаса. — Пойми, наконец, Фернанда Ривас, ты не пуп земли! Никто не обязан ублажать тебя, любить только тебя, — он вонзил пальцы в её волосы, ероша, поднимая их дыбом. А Фэр чуть не пищала от блаженства — из всех мужчин, что были у неё, Джерри — единственный, чьи ласки действовали на неё наркотически. — Я любил тебя. Очень. Как никого и никогда. Ради тебя я рискнул жизнью. Но ты не поняла. И никогда не поймёшь. Не потому что ты плохая, а потому что тебе это не дано. Ты не чувствуешь настроение и мысли другого человека. И тебе нужен мужчина, который будет любить себя чуточку больше, чем тебя, чтобы твой эгоизм не причинил ему боль. А я другой. Я хочу полюбить себя, а не выходит. Но и рабом любви я быть не желаю. Я ждал от тебя взаимности, долго ждал, когда ты оттаешь. Но ты не смогла. Прости, мне пора ехать, — он открыл дверцу такси. Но Фэр с силой захлопнула её.
— Я хочу быть с тобой! — повторила она упрямо.
— Но я не хочу. Тебя же хватит на неделю, Фернанда Ривас, а потом ты кинешь меня, если тебя не устроят мои слова или прошлое. А если завтра на меня упадёт кирпич, ты тоже уйдёшь. Зачем тебе больные и прокажённые? И ад клиник, операций и реабилитаций я вновь пройду наедине с собой. Тебя рядом не будет. Я это знаю. Фэр, это не любовь, это издевательство. Мне было очень больно, когда ты ушла, но нашу историю любви я пережил. Я переболел ею и не хочу начинать сначала. Прости…
Однако в Фернанде взыграло вопиющее упрямство. Она пошла на абордаж — прижав Джерри к авто, повисла на шее. Целовала капризные, чуть полные губы, ощущая, как вздымается его живот. Запустила руки в волосы, убирая растрепавшиеся пряди за уши. На секунду Джерри так обнял её, что Фэр решила: победа в кармане. Он никуда не уедет. Или возьмёт её с собой. Щёки её намокли — с лица его моросил дождик. Разомкнув объятия, Джерри гневно смахнул слёзы. И смотрел, не мигая, будто сканировал её изображение.
— Прости меня, Джерри… Я люблю тебя, очень, очень люблю, — шепнула Фернанда. — Я редко говорила эти слова, но это не значит, что я ничего не испытывала. Просто я не умею признаваться в любви, я боюсь в неё верить. Но ты можешь научить меня любить, как однажды научил извиняться… — она ткнулась носом в его мокрую щёку.
— Ты стала ещё красивее, Фернанда Ривас. Я видел твои плакаты и желаю тебе счастья. Правда. Я не держу на тебя зла. Но я не хочу быть один, находясь рядом с тобой. Прощай, — открыв дверцу авто, он поднял с кресла Дамаса. Сел в машину. Две пары выразительных глаз, нежно-зелёные и ярко-голубые, сверкнули из окна. Первые — ласково-печально, вторые — укоризненно.
— В аэропорт, — скомандовал Джерри.
Фэр осталась на дороге, глядя на ускользающее в горизонт VIP-такси. В душе горела надежда — сейчас Джерри вернётся и заберёт её. И она поедет, хоть на Кюрасао, хоть на край света. Но когда такси исчезло за углом, Фернанду накрыло отчаянье. Она потеряла нечто важное. Такое, чего не найдёт больше. Потеряла любовь, что окунала её в рай. Она не оценила её, не уберегла, не прошла её испытания. И Джерри прав — зачем ему женщина, которая будет пережидать стихию, стоя на берегу?
Размазывая тушь по щекам, Фэр двинулась вперёд. Миновала целый квартал, не чувствуя ног и врезаясь в людей и деревья. И вдруг — скрип тормозов. Фернанда подняла глаза.
На перекрёстке стояло VIP-такси. Из полуоткрытой дверцы «рука дьявола» выпустила здоровенную тушку кота. Дамас помчался по тротуару, длинная шерсть колыхалась, и он напоминал облако, спутавшее небо с землёй. Раз — снизу он вспрыгнул девушке на плечи. Хохоча и обнимая зверька, Фэр побежала бегом, забив на фанатов и папараццы, которые могли таиться за любым поворотом. Она не видела машин, прохожих и светофоры — лишь белоснежное такси, где ждали объятия её сумасшедшего мистера «Тысяча масок».
ВСЁ!
6 СЕНТЯБРЯ 2015 — 14 ФЕВРАЛЯ 2018, новая редакция — АВГУСТ 2019
©Darina Naar
Комментарий к Глава 52. Забери меня с собой -------------------------------------
[1] Розовый дом — Президентский дворец в Буэнос-Айресе. Выкрашен в розовый цвет.
Последние комментарии