Забудь меня, любимая! (СИ) [Татьяна Володина] (fb2) читать онлайн

Таня Володина Забудь меня, любимая!

1. Ботаник

2007 год

Санкт-Петербург

— На колени, чепушила, — донеслось из тёмного проезда. — Рототкрой!

Послышались звуки борьбы и сдавленный мат.

— Сука, поставьте его на колени! Держите руки! Голову ему поднимите!

— Пусти, урод, — промычал кто-то полузадушенным голосом.

Настя его узнала. Лёша Веснин — самый красивый мальчик из их группы. Ботаник, чьи вопросы глупых преподавателей ставили втупик, а талантливых заставляли дрожать от радости. Ещё бы, хоть один умненький студент среди скопища дураков и лентяев! Задрот в коротких джинсиках и трёхметровом полосатом шарфе, обмотанном вокруг шеи так, чтобы скрыть лицо. Он словно стеснялся своей смазливости — тонких скул, прямого носа и полных губ, очерченных так изящно, словно над их формой потрудились лучшие хирурги Питера. Всё это великолепие дополнялось ясными зелёными глазами, бровями вразлёт и светлыми волосами. В целом он выглядел как дорогущая статуэтка из магазина Императорского фарфорового завода. Мальчик-игрушка.

Девочки постоянно к нему приставали: «Лёшенька, ты не поможешь мне с историей экономики? А с матанализом? А с английским?». Онсвободно говорил на английском, а в экономике шарил так, словно вместо «Курочки Рябы» штудировал в детстве «Капитал» Маркса.

Но девушкам он не торопился помогать. Может, чувствовал, что они неискренни в своем желании подтянуть историю, или его бесилибесцеремонные тупые подкаты. А, может, он был геем. Впрочем, на шутки о голубизне он тоже не отвечал. Просто с достоинством их игнорировал.

И вот — такой мальчик попал в неприятности.

— Сука, открой рот, кому сказал!

Настя свернула с освещенной дороги и осторожно заглянула загараж. Лёша стоял в грязи на коленях. Один парень удерживал егоруки за спиной, другой душил полосатым шарфом, а третий стоял с расстёгнутой ширинкой. Трое на одного! Трусливые отморозки!

— Или ты добровольно и с причмоком мне отсасываешь, или я выбью тебе все зубы, а потом трахну в рот. Я не шучу, голубец.

Выбирай!

Вместо ответа Лёша плюнул в него. Сволочь, державшая шарф, возмущённо взвизгнула и потянула за концы. Лёша захрипел.

Главарь коротко замахнулся и саданул своего пленника по лицу. Износа у Лёши потекла кровь.

Вот чёрт! Лучше, конечно, уйти и забыть об этом происшествии, но уйти Настя не могла. Как она потом будет смотреть ему в глаза? Какона себе будет смотреть в глаза? Лёша ей нравился до головокружения. Он был умный, скромный и тихий. И невероятно красивый. Она думала о нём перед сном, и когда ехала в институт на метро, и когда скользила руками по намыленному телу в душе. Она представляла, что это он её гладит, — проводит ладонями по груди, зажимает между пальцами клитор. Неважно, что они и парой словне перебросились за первый семестр, она всё равно о нём мечтала.

«Сколько можно воду лить? Быстро выходи! И не забудь волосы из слива вытащить!» — кричала мать, распахивая дверь в ваннуюкомнату. Настя выскакивала из душа как ошпаренная. От материнского голоса её либидо умирало мгновенно и бесследно. Восемнадцатилетние девушки должны жить отдельно, да только где взять денег на аренду?

— Стопэ! Не задуши его, мокруха нам не нужна.

Вожак сделал шаг вперёд и медленно, издевательски, провёл членом по губам Лёши. Тот отпрянул, как будто ему ткнули в лицо горящимфакелом с капающей смолой, но два дебила сзади скрутили его и зафиксировали. Один хохотнул и зажал Лёше нос:

— Ничего, сейчас сам пасть откроет.

Настя огляделась. У стены гаража валялась ржавая лопата. Настя подняла её, в другую руку взяла телефон и дрожащими пальцаминабрала номер милиции. Нажимать на кнопку вызова не стала. Шагнула в проезд, выставив перед собой лопату, словно копьё, и телефон, словно щит.— Отпустите его! Или я позвоню в милицию! Смотрите, номер уже набран, достаточно пошевелить пальцем — и сюда приедут менты!

— Цыпа, ты кто? — спросил главарь банды, ничуть не испугавшись угрозы. — Ты что, вмазанная? Чеши отсюда, пока мы тебя неоприходовали! Или пока менты тебя не повязали, гы-гы!

— Отпустите Лёшу! — крикнула Настя.

Лёша взглянул на неё красными глазами с лопнувшими сосудами и сделал сильный внезапный рывок. Не помогло, мучители крепко егодержали.

— Я понятия не имею, кто это, — прохрипел он, пуская красные пузыри. — Не трогайте её.

— Интересно-интересно, — ухмыльнулся главарь и направил на Настю свой член. — Значит, Лёша. Он что, твой парень? Тогда идисюда и становись рядом, на пару будете сосать.

2. Смелая девочка

Сердце застучало от выплеска адреналина. Эти скоты совсем обнаглели! Оскорбляют и унижают тех, кто не может им ответить.Тех, кто боится связываться с беспредельщиками. Тех, чья врождённая интеллигентность мешает сопротивляться насилию.

Но с Настей такое не пройдёт. Не на ту нарвались!

— Быстро отпустили его, — сказала она, стараясь голосом не выдать испуг.

Они должны поверить, что она не шутит.

— А то что? — усмехнулся главный.

— А то письку тебе отрублю!

Настя поудобнее перехватила лопату и пошла в атаку. Он сначала стоял на месте, но когда Настя широко замахнулась, с матомотскочил в сторону. С него вмиг слетела его злобная самоуверенность. Лопата с противным звоном чиркнула по асфальту, вспорола лёд на луже и снова взметнулась в воздух.

— Ты что, больная на всю голову? Идиотка! — заорал вожак. — А если бы ты меня задела?

— Жаль, что не задела! — сказала Настя, снова замахиваясь и наступая на ублюдков. — Отпустили его! Или я всем сейчас головыпроломлю!

Лёшу выпустили из захвата. Трое мучителей отступили на несколько шагов и ждали в растерянности, куда повернёт ситуация.

Лёша поднялся с коленей, подбежал к Насте и вырвал у неё лопату:

— А ну пошли отсюда, мрази, — процедил он сквозь кровавые пузыри на губах.

Главарь длинно сплюнул под ноги и застегнул штаны, спрятав свой увядший отросток.

— Мы-то уйдём, Лёшенька, да только поздно эта дура нарисовалась.

Ты уже опущенный — ты понимаешь, что это значит? Ты вафлёр, мой дорогой. Петух зашкваренный. Отныне и на всю жизнь.

Лёша кинулся на него с лопатой на перевес, но главный уклонился.

— Тебе никогда не отмыться, — бросил он напоследок. — Пошли, бойцы. Дадим влюблённым поплакать в объятиях друг друга.

Все трое ушли — вразвалку и не торопясь, словно по собственной воле. Когда они скрылись за ближайшим гаражом, Лёша упал наколени и скорчился от болезненных позывов. Сплюнул тягучую слюну. Настя достала платок, протянула ему:

— На, вытрись.

Он схватил платок и начал бешено тереть губы, как будто хотел содрать кожу, к которой прикасался член ублюдка.

— Ты их знаешь? — спросила Настя.

— Печа из нашей школы. Печерников. Учился на год старше.

— Чего они от тебя хотели?

— Того самого и хотели, — ответил Лёша, трогая разбитый нос, из которого снова потекла юшка. — У него идея фикс, что я педик, именя нужно наказать.

— А ты?..

— Нет, я не педик. А вот он — да. Фу, мерзость!

Он снова склонился над землёй, тело сотряс спазм, но желудок был пуст. Губы опухли и покраснели. На подбородке засохла кровь.

— Спасибо, Настя, — сказал Лёша. — Ты смелая девочка. Не каждый мужик поступил бы так, как ты.

Настя смутилась:

— Ты знаешь моё имя?

— Конечно, знаю. И имя, и фамилию, и даже то, что ты живёшь на красной ветке метро. Ты самая нормальная из нашей группы.

— Нормальная — это как?

— Не тэпэшка, не гламурная киса, не эмо, не ванилька, не феминистка, не хиппи, — начал перечислять он.

Настя улыбнулась:

— Ты за мной следил?

— Скажем так, я тебя заметил. Кроме всего прочего, ты ещё и красивая. Самая красивая из всех, кого я видел.

Это было неожиданно. Настя отвела глаза от смущения. Размахивать ржавой лопатой она не стеснялась, а тут щёки заалели. Онабуркнула:

— Зато я глупая. Вряд ли я сдам сессию. Вылечу из института, как пробка.

— Не вылетишь, я тебе помогу. Закончишь с красным дипломом.

Лёша встал, разминая плечевые суставы, которые ему вывернули пособники Печи.

— Тебе надо умыться, — сказала Настя. — Ты далеко живешь?

— Недалеко, на Ленинском проспекте, но домой мне нельзя. Отец убьёт за такой вид. Каждый раз, когда меня избивают, онвоспринимает это так, словно избили и опозорили весь наш род. Он полковник в отставке. А ты где живёшь?

— Тоже недалеко, но мама будет ругаться. Она не разрешает приводить домой парней, кроме Крошки Юры.

— Кто это — Крошка Юра? — мимоходом поинтересовался Лёша.

— Один придурок. Крошин его фамилия. Сын маминой подруги.

— Ясно. Тогда остаётся один вариант, пошли.

Он повёл её вдоль гаражей, по пути объясняя:

— Дед Вася попросил притащить из гаража дрель. Обычно он сам ходит, но сегодня обещали гололёд, и он побоялся выходить. Всё-таки семьдесят пять лет, упадёт — ногу сломает. Ухаживай за ним потом.

В его словах чувствовалось тепло. Видимо, отношения с дедом складывались лучше, чем с отцом.

— Он в детстве пережил блокаду, поэтому и построил себе подземный бункер. Сейчас сама увидишь.

Они подошли к крайнему гаражу, заросшему буйными непролазными кустами, и Лёша достал из кармана маленькийзолотистый ключ. Света от фонарей не хватало, чтобы вставить его в замок, — пришлось подсветить зажигалкой, которую Лёша выудил из недр рюкзака. Настя и не знала, что он курил, никогда не видела с сигаретой. Наконец дверь открылась, и Настя ступила в тёмное помещение, пропахшее бензином и машинным маслом. Сзади к ней прислонился Лёша — близко-близко, грудью к спине. Дверь закрылась.

3. Поцелуй

По телу побежали мурашки. Она никогда не оставалась наедине с парнем, тем более в темноте, тем более в незнакомом месте. КрошкаЮра водил её в кино и кафе, иногда в ночной клуб или летом на пляж, но вокруг всегда находились люди. А теперь она стояла в бездонной черноте чужого гаража с гулко бьющимся сердцем, а рядом слышалось дыхание однокурсника, с которым она заговорила сегодня в первый раз. Это было немного страшно и очень будоражаще. Все чувства обострились. Лёша шагнул куда-то в сторону, громыхнуло железо, послышался щелчок, и из пола встал столб света.

— Иди ко мне, — позвал Лёша. — Осторожно, тут крутые ступеньки.

Настя обошла капот белой «Волги», появившийся из темноты, как призрак, и увидела лестницу, ведущую в подвал. Мало того, чтогараж, так теперь ещё и подвал! По телевизору рассказывали о несчастных девушках, которых маньяк держал в подвале несколько лет. Насиловал, пытал, заставлял рожать детей. Бр-р… Настя застыла у светящейся ямы. Оттуда показалась рука, запачканная кровью:

— Не бойся, здесь тепло, светло и есть печенье. — И добавил, словно это имело значение: — «Суворовское» из «Метрополя».

— Ну если «Суворовское»…

Она спустилась в подвал. Это была просторная комната — Настина спальня могла бы в ней поместиться три или четыре раза. Слева, какв библиотеке, в несколько рядов высились деревянные стеллажи, заполненные банками с вареньем, солеными огурцами и грибами.

Там же располагались канистры с водой и ящики с тушёнкой и сгущённым молоком. Справа — жилая зона с диваном, столом икнижным шкафом, доверху заставленным старыми советскими журналами и книгами. На столе стояли видеодвойка и стопка видеокассет: «Матрица», «Гаттака», «Остров» и прочая фантастика.

— Это дедушкино кино? — спросила Настя.

— Нет, кино моё. Остальное дедово.

— Он реально к ядерной войне готовится? Тут столько продуктов, что можно лет десять не выходить.

— Их было трое братьев, в блокаду выжил только дед. Остальные умерли на его глазах. Так что да, он повёрнут на еде.

— Прости, я не знала.

Лёша открыл каморку под лестницей, где виднелся биотуалет и несколько тазов. Выбрал один и налил в него воды из канистры.Размотал свой длиннющий шарф, скинул куртку и принялся умываться. Шипел сквозь зубы, когда мыло попадало на ранки.

Яростно полоскал с мылом рот.

— Давай я тебе помогу, — предложила Настя.

— Спиртом обработай, пожалуйста, — попросил Лёша и подал ей бутылку, заткнутую самодельной пробкой, и вафельное полотенце.

Сел на диван под свисающей лампочкой и задрал лицо. Настя намочила в спирте уголок полотенца и приложила к переносице, гдебыла содрана кожа. Потом к скуле, где кровоточила царапина.

Потом — к ярким припухшим губам. Лёша смотрел ей в глаза.

— А он ведь был прав, — внезапно сказал он. — Я теперь опущенный.

— Он просто тупой придурок, — отозвалась Настя, проводя влажным полотенцем по нежной коже губ.

Остро пахло спиртом. Лёша качнул головой:

— По зоновским понятиям я теперь петух.

— Мы же не на зоне. На воле другие понятия. Если трое дебилов избили тебя и насильно провели членом по губам, то это не значит, что твоя жизнь должна измениться. Всё останется по-прежнему: ты — лучший студент на потоке с прекрасным будущим, а они —чмошники на дне общества.

— Чтобы моя жизнь действительно не изменилась, мне придётся кое-что сделать.

— Что?

— Убить Печу.

— Не говори ерунды! Его и без тебя скоро грохнут, такие долго неживут.

Лёша пожал плечами, явно не убеждённый её словами. Взял полотенце из её рук и, не глядя, отбросил в сторону каморки.

— Хочешь расслабиться? — спросил он.

— Да.

— Как ты обычно расслабляешься?

Настя села на диван рядом с ним. Обычно она расслаблялась в душе с помощью струйки воды. После оргазма по телу растекались теплои нега, сжатая пружина расправлялась, негативные мысли ненадолго улетучивались. Проблемы с матерью и учёбой отходилина задний план.

— Ну, музыку слушаю… Гуляю по торговому центру, ем всякий мусор…

— Я не про это.

Зелёные глаза блеснули.

— Могу выпить вина, но мать ругается каждый раз. Сама пьёт и курит, а мне не разрешает.

— Уже теплее.

— Наркотики? — спросила Настя.

— Травка.

— Я думала, ты ботаник.

— Так и есть, — кивнул Лёша с серьёзным выражением лица. — Ботаника — это наука о растениях.

Настя рассмеялась:

— Я никогда не пробовала.

— Хочешь попробовать?

— Почему бы и нет?

***

Он выключил верхний свет и зажёг толстую оплывшую свечу в жестяной плошке. В подвале сразу же стало уютно. Настя снялапуховик и забралась на диван с ногами. Лёша достал пачку сигарети выбрал там одну — более тонкую и неравномерно набитую. Явно в ней был не табак.

Лёша быстро её раскурил, глубоко затянулся и передал сигаретку Насте. Она взяла её — тёплая бумага, странный незнакомый аромат.

Покрутила в руках и поднесла к губам. Выпятила их, не зная, как правильно делать затяжку. Раньше она не пробовала курить. Лёша улыбнулся и отобрал сигарету:

— Просто вдохни струю.

Он засунул огонёк себе в рот и дунул — с противоположного конца пошёл дым. Настя вдохнула его, словно пар из небулайзера. Удержала в лёгких — так долго, как смогла. Лёша неотрывно

смотрел на неё. Его взгляд опьянял. Она не могла поверить, что сидит в подвале Лёши Веснина и курит с ним марихуану. Никто в группе ей бы не поверил.

— И что со мной будет? — спросила Настя. — Как я узнаю, что подействовало?

— Ты когда-нибудь занималась сексом?

— Нет.

— Я тоже нет. Значит, сравнить ощущения от прихода и секса мы не сможем…

Настя прыснула:

— Ну ты хитрец! Ты просто выведал у меня информацию!

— Да, я тебя накурил и выведал важную сверхсекретную информацию.

— Это нечестно! Никто не знает, что я девственница! Я скрываю этот стрёмный факт моей биографии!

4. Пистолет

Раньше она уже целовалась — с Крошкой Юрой и ещё одним мальчиком из летнего лагеря, но сейчас всё было иначе. Из-за травки или пережитого стресса, или из-за того, что Лёша нравился ей в тысячу раз больше, чем Юра и другие ребята.

Она таяла и млела от поцелуя, от того, как Лёша налегал на неё всем телом, стискивал пальцами затылок, как он дышал, как осторожно исследовал кончиком языка её рот. В его поцелуе не было ничего вульгарного или наглого, одна лишь пылкая нежность. Они рассоединили губы, взглянули друг на друга и рассмеялись.

— Мне это не приснилось? — спросил Лёша. — Давно хотел тебя поцеловать.

— Правда? — удивилась Настя.

— Я думал, у тебя есть парень. Ты всегда после учёбы убегаешь, как будто тебя кто-то ждёт. А на парах мне неудобно к тебе подкатывать.

Настя бы с удовольствием оставалась погулять с однокурсниками, сходить в кофейню или суши-бар, но у неё никогда не было денег. И она впервые честно в этом призналась. После того, что случилось на её глазах с Лёшей, она перестала стесняться такой ерунды, как отсутствие карманных денег.

— Я из бедной семьи. У меня есть только мама, она работает в «Пятёрочке» на кассе. Я даже в Макдак не могу с ребятами сходить, поэтому убегаю раньше. Остальные в группе намного богаче — тратят деньги, не считая. Не хочется на их фоне выглядеть сиротой казанской.

— Понимаю, — ответил он. — Чай пить будем?

— С «Суворовским»? Будем.

***

После курения разыгрался зверский аппетит, и они выпили чайник чаю и съели полкило печенья. Лёша смеялся, наблюдая, как быстро она поедает одно печенье за другим. Предложил открыть тушёнку, сгущёнку, сухую яичную смесь, грибочки или варенье. На варенье Настя согласилась, и они вдвоём опустошили пол-литровую баночку клубничного. Неутолимое желание жрать чуть притупилось.

— Мне пора домой, — сказала Настя. — Скоро мама придёт, надо курицу сварить. Да и поздно уже.

— Я тебя провожу, — ответил Лёша, засовывая в её рюкзак банку белых грибов.

— Не надо, Лёш. Что я маме скажу? Где я их взяла?

— Скажешь правду: угостил однокурсник Алексей Веснин. Ботаник и лучший ученик на курсе. Или она жёстко настроена против всех твоих поклонников, кроме сына подруги? Как там его, Крошка Енот?

— Крошка Юра, — поправила Настя. — Выходит, ты не против, чтобы мама о нас узнала?

— Конечно, не против. Мы же не дети. У меня далеко идущие планы в отношении тебя.

Он сказал это вроде бы серьёзно, но с улыбкой. Настя фыркнула.

Приятно, что он не отмораживался после поцелуя и не делал вид, что всё произошло случайно. Её подкупала его прямота. Но банку грибов из рюкзака пришлось вытащить и поставить на полку:

— В другой раз, ладно? Я пока не готова откровенничать с мамой.

Они выбрались наружу, где с неба начали сыпаться снежинки.

Непроизвольно Настя поежилась и оглянулась по сторонам. В каждом тёмном углу ей чудился Печа-отморозок. Лёша как будто прочитал её мысли:

— Не переживай, больше этого не повторится. Я смогу себя защитить. И тебя тоже, если они посмеют нас тронуть.

Настя кивнула. Храбрый ботаник. Куда он против троих бандитов?

Он проводил её до самых дверей квартиры. В подъезде они обменялись телефонами, а ещё Лёша записал свой адрес на всякий случай. Он жил недалеко от станции метро, которой Настя пользовалась каждый день.

***

Утром, как она и предполагала (надеялась, с замиранием сердца ждала), Лёша караулил её у входа на станцию. Выцепил из толпы, взял крепко за руку:

— Теперь будем ездить вместе.

Стало легко и радостно от его слов. Они шагали в людском потоке, прижатые друг к другу. На эскалаторе он встал на ступеньку ниже, чтобы их лица находились на одном уровне: Настя была невысокой девушкой, а он вымахал выше ста восьмидесяти сантиметров. Они смотрели друг на друга, пока ехали вниз. Переносица Лёши была заклеена лейкопластырем, а царапина смазана зелёнкой. Как будто сосновая иголка прилипла к щеке. Он совершенно не стеснялся своего покоцанного вида. Как многим красивым парням, ему было плевать на свою внешность.

Он скользил глазами по лицу Насти, задержался на губах и машинально облизнулся. Она поняла, о чём он думает, и двинула кулаком в плечо:

— Не пожирай меня взглядом, как людоед!

— Ничего не могу с собой поделать, — шепнул он в ухо. — Ты мне нравишься.

Он протащил её в конец вагона и прижал к торцевым дверям, а сам расположился так, чтобы защитить её от давки. Упёрся ладонями по обе стороны от Насти. Вокруг них толпились люди, а она чувствовала себя как в уютном домике. Она много раз видела, как точно так же в метро стояли молодые люди: зацикленные на самих себе, не замечавшие никого вокруг, погружённые в собственные эмоции. Она тогда злилась: неужели нельзя потерпеть до дома, что за телячьи нежности на виду у всего вагона? А сейчас сама плавилась от близости Лёши.

Он словно прочитал её мысли. Склонился и нашёл губы.

Перехватило дыхание. Застучало сердце. Сегодня он целовался увереннее, чем вчера, — более смело и напористо. Посасывал губы, проникал в рот быстрым горячим языком. Настя растворилась в его поцелуях, закрыла глаза, позволила ему прижиматься всем телом — грудью, животом и даже бёдрами. Когда поезд набирал скорость, Лёша почти ложился на неё, и от этого всё внутри сладко вибрировало.

Что-то твёрдое упёрлось ей в живот. Настя прислушалась к ощущениям: это был не член (не на той высоте и слишком жёсткий), а нечто другое.

— Что это? — спросила она.

— Отцовский пистолет. Я же обещал, что смогу нас защитить.

5. Она лучшая

— Прямо настоящий? — прошептала Настя.

— Конечно, настоящий. Изобретенный конструктором Макаровым в сорок восьмом году и модернизированный в начале девяностых.

— С пулями?

— Двенадцать патронов калибра девять миллиметров.

— Шутишь? — спросила Настя, откинув голову и посмотрев в зелёные глаза.

— Нет.

— Где ты его раздобыл?

— Отцовский наградной. Он хранит его в сейфе, но я подобрал код.

Это было легко.

— Ты что, украл у папы пистолет?

— Позаимствовал.

— Лёша, это очень опасно! А вдруг ты нечаянно нажмёшь на курок?

Или куда там нажимают? Вдруг прострелишь себе ногу? Или попадёшь в другого человека — в меня, например?

Она отодвинула от себя Лёшу: страшно было представить, что между их телами покоилось смертельное оружие.

— Не бойся, я умею обращаться с пистолетом и прекрасно стреляю.

Отец с детства таскал меня в тир и на стрельбища — всё пытался сделать из меня бравого вояку. Затея провалилась, но в яблочко я попадаю в девяти случаях из десяти. Как-нибудь после учёбы поедем в лес, я тебе покажу. Сама постреляешь — это круто!

Предложение звучало соблазнительно.

— Ну всё равно… — Настя чуть успокоилась. — А если он выпадет из штанов? Прикинь, что будет? Наверняка тебя посадят за ношение огнестрельного оружия без разрешения. Это противозаконно.

— Да, я нарушаю закон. Я преступник. До зубов вооружённый головорез. Но об этом знаем только мы с тобой… — он выдыхал слова ей в рот. — Ты же меня не выдашь?

Его свежее мятное дыхание щекотало губы. Пассажиры метро выходили и заходили, позади Лёши происходило ежеутреннее броуновское движение, механический голос объявлял станции, а они целовались и перешёптывались. Настя пробралась пальцами под свитер Лёши и коснулась ребристой, нагретой телом стали.

Опасная игрушка, заткнутая за пояс джинсов, будоражила и заставляла прижиматься к Лёше ещё крепче. Он прав, теперь им нечего бояться. Достаточно помахать пушкой перед носом Печи и его прихлебателей — и вся гопота разбежится. Они смелые, только когда нападают трое на одного, но если дать им отпор — превращаются в трусливых шакалов и убегают с поджатыми хвостами. Пистолет — самый лучший отпор, какой можно придумать.

Главное, чтобы отец Лёши не узнал. И чтобы случайно не запалиться с оружием в институте, иначе пострадают и отец, и Лёша, и она сама.

***

Они вместе зашли в аудиторию и сели рядом. Все сразу поняли, что они парочка. Послышался удивлённый свист, а потом к ним подошла самая крутая девочка в группе — Лиза Воропаева. Опёрлась на стол так, чтобы из глубокого выреза блузки показалась её пышная грудь.

— Вы что, встречаетесь?

— Да, — ответил Лёша, придвинулся к Насте и обнял её. — Тебя что- то не устраивает?

— Получше никого не мог найти?

— Она лучшая.

— Пф-ф, троечница и нищебродка, — фыркнула Лиза и удалилась вихляющей походкой, как будто её ни капли не задело, что красавчик Веснин выбрал тихую, ничем не выдающуюся однокурсницу, а не яркую звезду.

Сидеть на лекциях рядом с Лёшей было намного приятней, чем куковать в одиночестве. Он писал конспекты мелким, но разборчивым почерком и интересно структурировал информацию.

То, что Настя не понимала со слов преподавателя, можно было подсмотреть в тетради Лёши. Учёба давалась ему легко, он всё понимал, не терял нить размышлений лектора и явно получал удовольствие от бухгалтерского учёта. Если он ей поможет, она наверняка сдаст сессию.

***

Они держались за руки под столом. Лёша пропускал палец под тугую манжету её свитера и щекотал запястье, рисовал буквы на ладони, требуя угадать слово (это было её имя), прижимался коленом, дышал в ухо, сдувал прядь волос с виска. Они едва дождались окончания лекций.

— Куда поедем?

— У мамы сегодня выходной, она собиралась делать генеральную уборку, — сообщила Настя. — Но это неважно. Она всё равно не разрешает приводить в дом парней — боится, что я потеряю голову, залечу и брошу институт.

— Кроме Крошки Енота, да? Его приводить можно?

— Угадал. В Юре мама уверена.

— В его благоразумии? В том, что он всегда использует презервативы? В том, что не бросит беременную девушку?

Настя хихикнула:

— Нет, в том, что я не потеряю от него голову. Ты б его видел! Толстенький, ниже меня и уже начал лысеть, хотя ему двадцать лет. К тому же глупый. Таскается за мной с тринадцати лет, хотя я много раз говорила, что он мне не нравится. Работает в салоне связи, продаёт телефоны.

Лёша кивнул, ставя точку в обсуждении кавалера Насти. Вернулся к главной теме:

— Рано или поздно тебе придётся познакомить меня с мамой.

Это прозвучало так, словно он всё для себя решил. Как будто уже запланировал знакомство с будущей тёщей и не хотел надолго откладывать. Настя тяжело вздохнула: вряд ли он понравится матери. Ей вообще мало кто нравился, а многих она ненавидела: правительство, олигархов, мажоров, артистов, священников, врачей, учителей, милиционеров, работников жилконторы и паспортистку, которая меняла ей паспорт в сорок пять лет. Настя содрогалась, вспоминая, какие эпитеты подбирала мать для «этой рыжей прошмандовки».

— Тогда лучше позже, чем раньше, — сказала она. — Моя мама — человек с особенностями. Она родила меня в тридцать лет — для себя. Время было сложное: ни памперсов, ни молочной смеси, ни пелёнок. Потом умерла бабушка, и маме пришлось изворачиваться, чтобы выйти на работу. Короче, надо её подготовить перед тем, как знакомить с тобой. Ты ведь сын полковника и к тому же умник — это достаточно, чтобы тебя возненавидеть.

— Уверен, я найду с ней общий язык, — мягко ответил Лёша. — По крайней мере постараюсь. Своих родителей я тоже подготовлю. Мама тебя полюбит, она добрая, дед будет в восторге, а вот отец… С ним засада…

— Значит, расходимся по домам? — уныло спросила Настя.

Как же не хотелось расставаться! При мысли о том, что она не увидит его до завтра, сердце горестно сжималось, словно Лёша уходил на фронт. Это же надо так было влюбиться! Он всегда ей нравился, но вот так, до сердечной боли, до слёз при мысли о разлуке, до желания повиснуть на нём и никуда не отпускать — такое случилось с ней впервые. Это было страшно и прекрасно одновременно.

6. Горячие занятия

Они зашли в кондитерскую, и Лёша накупил конфет и печенья — причём на цену не смотрел, словно его не ограничивали в карманных расходах. Настя с мамой не позволяли себе дорогих шоколадных конфет и фирменного печенья из «Метрополя».

После этого отправились прямиком к гаражам. Прошли по бульвару и свернули под путепровод, расписанный изнутри цветными граффити. Настя с опаской посмотрела по сторонам: в таком укромном месте мог притаиться Печа со своей бандой. Здесь удобно поджидать одиноких путников, направлявшихся в гараж за машиной или обратно. Но никого не было. Лёша почувствовал её тревогу и взял за руку.

В подвале они скинули рюкзаки и куртки. Лёша врубил обогреватель и поставил на маленькую плитку старый эмалированный чайник со свистком. Высыпал в миску конфеты. Достал ноутбук и компакт- диск из рюкзака. Показал Насте:

— Ты слышала эту группу?

На обложке парень в кожаной куртке смотрел в небо, а вокруг него летали тени. Диск назывался «Абсолюшн», а группа — «Muse».

Настя не слышала о них. И не настолько владела английским, чтобы перевести название.

— Что такое «абсолюшн»?

— Искупление грехов. Вообще-то там несколько значений, но это подходит больше всего.

— Поставишь?

— Конечно! Это моя любимая музыка. Я ходил на концерт в Ледовом дворце, когда они к нам приезжали. Жаль, мы с тобой тогда не встречались, а так бы сходили вдвоём. Они лучшие.

Настя улыбнулась: они для него лучшие, и она для него — лучшая.

Лёша толкнул диск в ноутбук, заиграла тревожащая душу музыка.

Мелодично и апокалиптично.

— О чём эта песня?

— О том, что наши ошибки останутся неисправленными, а наши души не будут прощены.

— Как мрачно.

— Но ведь прекрасно, правда?

— Прекрасно, — искренне ответила Настя. — Божественно.

Они посмотрели друг на друга и начали целоваться. С такой поспешностью соединили губы, что стукнулись зубами. Настя уже не стеснялась. Она запустила пальцы в светлые волосы и потянула к себе. Прижалась всем телом к Лёше. Он целовал её с такой жадной поспешностью, с какой умирающий от жажды припадает к роднику.

Пил её дыхание, ловил язык, ласкал губы. Из марева страсти их вырвал резкий свист. Лёша на пять секунд прервал поцелуй, снял чайник с огня и снова вернулся на диван. Настя уже лежала. Лёша лёг на неё сверху.

Тяжесть чужого тела, погружение в чужой запах и вкус, невероятные тактильные ощущения — упругая настойчивость его рта, горячее дыхание на лице, колкий стриженый затылок, шершавость шерстяного свитера — всё это кружило голову. Музыка отодвинулась куда-то на задний план, в ушах стучало сердце, губы саднило, руки сами, словно без участия разума, пробрались под Лёшин свитер и гладили напряжённую спину. А потом попробовали всунуться под тугой ремень джинсов. Совершенно неуправляемые руки! Они вытащили пистолет и отбросили его на диван. И схватили Лёшу за попу.

Он застонал сквозь зубы и прижался к Насте пахом. Она раздвинула ноги и задохнулась от острого нестерпимого желания, когда твёрдый член надавил на промежность. Это было сумасшедшее ощущение — несмотря на несколько слоёв джинсовой ткани и белья, несмотря на неудобство позы, несмотря на девственность и неловкость их обоих.

Настя пылала. Ей хотелось избавиться от мешавшей одежды, соединиться с ним по-настоящему, слиться в одно, отдаться ему, почувствовать его внутри. Дать ему то, чего он так жаждал. Она приподняла бёдра и недвусмысленно потёрлась о Лёшин пах. Клитор мгновенно отозвался на это воздействие, низ живота прошило удовольствием и потребностью в разрядке. Тело заныло, настойчиво прося о большем. Она так сильно его хотела!

Лёша привстал на локте:

— Настя… — прошептал он, как пьяный. — Что же ты делаешь, Настя?

— Хочу тебя…

Она смотрела в зелёные глаза и тонула в них. Грудь быстро поднималась и опускалась, живот скручивало в частых сладких судорогах. Зацелованные губы пересохли и горели огнём. Она понятия не имела, что секс — это настолько приятно. Намного, намного приятнее, чем игры в душе со струйкой воды.

Лёша тоже выглядел диковато: дыхание тяжёлое, словно он бежал марафон, волосы всклокочены, щёки малиново-красные. Он положил руку на промежность Насти, и она ощутила между ног жар его ладони.

— Покажи мне, как тебе нравится, — хрипло попросил он.

Вот так, не раздеваясь? Через джинсы?

Настя коснулась его руки и подвигала ею вперёд-назад. Потом влево-вправо, потом по кругу. Лёша послушно повторял её движения, он быстро схватывал науку. Перед глазами всё поплыло, кровь зашумела в ушах, мир сузился до одной сверкающей точки — зарождающего оргазма, который накрывал её, как огненная лавина.

Медленно, испепеляюще и неотвратимо.

— Ух ты, — сказал Лёша, когда Настя снова обрела возможность слышать.

Она лежала в его объятиях уставшей куколкой, бессильной и счастливой. Он баюкал её, как маленькую, целовал лицо, гладил волосы.

— А как же ты? — спросила она, едва ворочая языком.

— Прости, я тоже кончил. Не смог удержаться. Ты была такой… сексуальной! Такой горячей! Уф-ф… — он щекотно дунул ей в ухо. —

Теперь мне придётся раскопать в дедушкиных запасах какие- нибудь штаны и переодеться. А потом вернёмся к нашим занятиям.

— К петтингу? — пошутила Настя.

— Нет. Сначала чай с конфетами, потом — экономика с математикой.

Я не хочу, чтобы ты вылетела на первой же сессии. Я буду твоим репетитором.

— А кем буду я? — спросила Настя.

— А ты будешь моей. Ты просто будешь моей.

7. Выстрел

Они занимались в подвале почти каждый день, и скоро это принесло плоды. Настя перестала паниковать, что отстаёт с учёбой, знания структурировались, она почувствовала интерес к предметам, которые раньше казались тёмным лесом. Она заразилась от Лёши позитивным отношением к выбранной профессии, и будущее представлялось ей благополучным и счастливым.

После занятий они слушали «Muse», валялись на диване, пили чай и ели консервы из запасов дедушки Васи. Он приболел и редко выходил из дома. Лёша боялся, что дед не переживёт зиму, а Настя утешала его, что блокадники крепкие и умеют цепляться за жизнь.

***

Целовались. Долго, страстно, до головокружения и онемения губ.

Ласкали друг друга руками, доводя до оргазма. Раздевались до трусов, но последнюю грань не переступали.

— Почему ты не предлагаешь мне нормальный секс? — спросила однажды Настя. — Думаешь, я не готова? Боишься, что откажу?

— Настюша, я ведь тоже девственник, — улыбнулся Лёша. — Может, это я не готов?

— Не ври, ты абсолютно готов! И хочешь этого не меньше меня.

— Хочу до полного охреневания, — рассмеялся он. — Думаю о тебе с утра до ночи, как одержимый маньяк. Закрываю глаза и вижу тебя — голую, горячую, влажную. Только мою, мою, мою сладкую девочку…

Он вылизывал её ухо и шептал признания.

— И что тебя сдерживает?

Настя млела в его объятиях.

— Хочу, чтобы это случилось не здесь, не в дедушкином бункере.

— А где?

— Где-нибудь в красивом месте, на большой кровати, на белых простынях.

— Можем выбрать день, когда родителей не будет дома, — у тебя или у меня, — предложила Настя.

— Это плохая идея, — возразил Лёша. — Мы же не дети, чтобы прятаться от взрослых. Слушай, у тебя есть шенгенская виза?

— Нет.

— А загранпаспорт?

— Паспорт есть.

— Тогда принеси его мне. Я съезжу в турфирму, они всё сделают.

— Мы куда-то поедем? — вскинулась Настя.

— Да. Сдадим сессию и рванём на отдых!

— А деньги? У меня нет денег, и мама не даст…

— У меня есть, — успокоил Лёша. — Я всё лето работал на заправке, скопил целое состояние.

— Шутишь?

— Нет, не шучу! На недельку отдыха хватит.

Зелёные глаза лучились смехом.

***

Всё-таки Печа их подстерёг. В переходе под путепроводом, изрисованном граффити, — в самом подходящем для засады месте.

Сначала массивная фигура в пуховике заслонила свет на выходе, а потом сзади подгребли неизменные Печины шестёрки. Настя и Лёша оказались заблокированными с двух сторон.

— Так-так-так, — гнусаво протянул Печа, — и кто это у нас такой хорошенький без охраны гуляет? Лёшенька Веснин, наш сладкий петушок? И Настенька Иванцова, его верная курочка?

Он откуда-то узнал её фамилию! Настю передёрнуло от страха и омерзения.

— Вы что, сюда чпокаться ходите? Гы-гы! Больше негде, да? Или задачки тут решаете? — не унимался Печа.

Его подельники подступали сзади, и Настя с Лёшей вынуждены были прижаться спинами к разноцветной стене.

— Послушай, Печа, — сказал Лёша, — нам не нужны неприятности.

Идите своей дорогой, и никто не пострадает.

— Чо?! — весело удивился Печа. — Ты нам угрожаешь, что ли? Братва, ты глянь! Этот опущенный указывает, куда нам идти!

Братва заржала.

— Ты чо, в натуре, забыл как мой хуй сосал? Ещё хочешь? На колени, быстро!

— Стоять, — приказал Лёша спокойным голосом.

В его руке словно по волшебству появился пистолет. Настя даже не заметила, как Лёша его вытащил, хотя и ожидала, что он это сделает. Для Печи же и его подручных это стало полной неожиданностью. Они застыли на своих местах в нелепых позах.

Первым опомнился Печа:

— Да ладно, откуда у тебя волына? Зажигалка, небось? — и двинулся к Лёше.

— Стой там, где стоишь, или я буду стрелять.

— Ты чо, на понт меня берёшь, сука? Стреляй!

Лёша снял пистолет с предохранителя и направил на Печу.

— Стреляй!!! — заорал тот дурным голосом.

Не верил, что оружие настоящее. Не верил, что Лёша выстрелит. Но тот опустил ствол и, не колеблясь и почти не целясь, выстрелил под ноги Пече — прямо между поношенных кроссовок. Адский грохот разорвал тишину перехода — как будто в каждом ухе взорвалось по петарде. Настя вскрикнула, присела и зажала голову руками.

Завоняло порохом, тесное пространство заволокло дымом.

Печа отпрыгнул к дальней стене и принялся заполошно ощупывать икры и лодыжки, словно искал входное пулевое отверстие. Не нашёл — начал хлопать себя по бёдрам. Видно, никак не мог поверить, что не ранен. Пригибаясь, как под пулемётным огнём, к

Пече подбежали подельники. До Насти донеслись обрывки ругательств: «Мудак, ты ещё ответишь, я найду на тебя управу, ты даже не представляешь, с кем связался». Лёша направил пистолет

Пече в лицо:

— Вали отсюда. И больше не попадайся мне на пути.

— А то что?

— Убью и закопаю на мусорном полигоне — вот что.

Это прозвучало спокойно и убедительно. Печа сплюнул и направился к выходу. Через пять секунд фигуры бандитов скрылись из виду. Лёша кинулся к Насте. Опустился на колени, обнял её за плечи:

— Всё, всё, Настюша, они нас больше не тронут. Они, конечно, отморозки, но против ствола не попрут. Не идиоты же они? Не бойся ничего. Всё будет хорошо.

***

На следующий день Лёша решил, что не стоило оставлять на месте выстрела пулю и гильзу. На всякий случай лучше подобрать улики.

Они пошли в переход и целый час осматривали с фонариками землю. Нашли вчерашние следы и дырку в асфальте от пули, но ни саму пулю, ни гильзу найти не удалось. Лёша почесал в затылке:

— Наверное, дворник подметал…

Настя оглянулась: повсюду валялись окурки, истоптанные пластиковые стаканчики и прочий мусор. Никакой дворник здесь не убирался. Но делать было нечего — они ушли и вскоре забыли о пропавшей пуле.

8. Мечты

Перед Новым годом мама поставила Настю в известность, что пригласила на праздник тётю Лену с Крошкой Юрой. Настя собиралась встретить новый год с Лёшей, но всё оттягивала и оттягивала разговор с матерью. Дальше тянуть не было смысла.

— Мам, я встречаюсь с одним парнем. Он мой однокурсник, его зовут Лёша Веснин. Мы хотели пойти в Новый год на Дворцовую площадь — посмотреть концерт, погулять по Невскому.

— С кем ты встречаешься? — удивилась мать, как будто не расслышала имя или не поняла сказанные слова.

— С парнем из нашей группы, — повторила Настя. — У нас всё серьёзно.

— Мала ещё для «серьёзно»! — отрезала мать.

— Мне восемнадцать лет! Я давно уже взрослая!

— Взрослая? Настя, посмотри на себя — ты несамостоятельная личность, студентка на мамкиной шее, ноль без палочки. Тебе до взрослости ещё расти и расти. Вот закончишь институт, устроишься на работу, накопишь на ипотеку, переедешь в своё жильё — тогда и станешь взрослой! Тогда и сможешь «серьёзно» встречаться с парнями.

— Ага, в тридцать лет, как ты, — буркнула Настя. — Хотя ты-то от бабушки никуда не уезжала и на ипотеку не накопила. Мы до сих пор живём в бабушкиной квартире, даже ремонта двадцать лет не было.

Мамины губы превратились в ниточку:

— Ремонт тебе не нравится? А ты заработала хотя бы на рулон обоев? Так вот заработай — и сделай ремонт в своей комнате, а не мать упрекай, которая с утра до ночи горбатится, чтобы тебя прокормить и выучить. А не можешь заработать — сиди и помалкивай. И никаких мальчиков! Об учёбе надо думать, а не развлечениях! И не дай бог тебе принести в подоле! Можешь считать меня монстром и матерью-ехидной, но с нагулянным ребёнком я тебя домой не пущу. Раз ты уже взрослая — принимай взрослые решения и неси взрослую ответственность!

— Да я и не собиралась… — начала Настя и замолчала.

У них уже были подобные разговоры. Мать, сама родившая вне брака, до истерики боялась, что дочь повторит её судьбу. Никакие уверения в том, что Настя не собиралась плодить нищету и безотцовщину, не действовали. Ко всему прочему мама опасалась, что Настю отчислят за неуспеваемость, — и не без оснований.

— Лёша помогает мне с учёбой. Подтягивает по математике и экономике, — сказала Настя. — Он учится лучше всех в группе, а школу закончил с золотой медалью. И папа у него полковник в отставке. Если ты переживаешь, что отношения помешают мне учиться…

— Ты что, влюбилась в мажора? Сына полковника? — перебила мама.

— Господи, за что мне это?!

— Он не мажор!

— Всё, хватит. Сдай сначала первую сессию — потом вернёмся к разговору. А Новый год будем встречать с тётей Леной и Юрой. И чтоб больше никаких споров!

Настя промолчала. Проще сделать, как настаивает мать, сдать экзамены на отлично, а потом уже знакомить её с Лёшей и отпрашиваться в поездку. Он ей понравится, Настя не сомневалась (Лёша всем нравился), просто нужно время, чтобы она привыкла к мысли, что у дочери появился любимый человек. Рано или поздно мама смирится. Поверит, что Лёша — не угроза их благополучию, а совсем наоборот.

***

Он поддержал Настю, когда она рассказала о разговоре с матерью:

— Ты права, не надо форсировать. Всё наладится.

— Но в Новый год мне придётся торчатьдома, — пожаловалась Настя.

— Только пообещай не любезничать с Крошкой Енотом. Не позволяй ему ухаживать за тобой, я ревную.

— Фу, как ты мог подумать! Он такой неприятный, скучный и глупый, бр-р-р… Я вообще не собираюсь с ним разговаривать. Запрусь в своей комнате, буду слушать «Muse» и писать тебе любовные эсэмэски.

— Хороший план. Я сделаю то же самое.

— А ты уже сказал родителям про меня?

— Да.

— И что они ответили?

— Отец сказал, что ему безразлично, чем я занимаюсь в свободное от учёбы время. Главное — чтобы я не просил дополнительных карманных денег. Он не даст.

— Ему совсем на тебя плевать?

— После того, как я отказался идти в Суворовское, — да. Он считает меня слабаком, занудой и латентным педиком.

— Что?!

— Мама меня избаловала, пока он проливал кровь на войне. Сделала из меня безвольную тряпку, которая даже драться не умеет.

— Что за бред?!

— Я ношу джинсы с дырками и сушу волосы феном. А самое главное моё преступление — я пользуюсь дезодорантом!

— Это что, признак гейства?

— В его понятиях да. Не будем о нём. Он такой как есть, и его не изменить. Он терроризирует маму, но она сама выбрала эту жизнь — ходит по струнке, боится слово лишнее сказать. Но я не хочу так жить! Я мечтаю вырваться на свободу и забрать тебя с собой, а для этого нужно зарабатывать. Чем больше, тем лучше. Весной я планирую устроиться на неполный рабочий день, а летом буду впахивать от рассвета до заката. У меня уже есть парочка интересных предложений. Если всё получится, то осенью мы сможем снять квартиру.

— А ты потянешь? Это сложно — и учиться, и работать…

— Я всё ради нас потяну, — он уткнулся носом ей в волосы. — Я хочу жить с тобой. Пришла пора отделиться от родителей — и мне, и тебе.

— Да, пришла. Но как ты будешь содержать нас обоих? Вряд ли я смогу найти подработку на первом или втором курсе.

— Не надо ничего искать! Ты ни в чём не будешь нуждаться, обещаю! У тебя будет всё — деньги, квартиры, машины, загородные дома, путешествия по всему миру, шубы и шмотки, якутские бриллианты и самые дорогие салоны красоты.

Настя рассмеялась:

— У меня не такие высокие запросы.

— А у меня такие! Мои запросы выше Эвереста! К тридцати годам я планирую попасть в список Форбс. Моя любимая девушка не будет ни в чём нуждаться. А когда у нас появятся дети, они будут самыми счастливыми, беззаботными и обеспеченными детьми на свете.

Он сказал «любимая», он сказал «дети». Настя прильнула к нему:

— Я тебе верю.

Она и правда верила. Лёша молод, умён и честолюбив — такие мальчики способны горы свернуть ради своей мечты.

9. Предчувствие счастья

Время неслось со страшной скоростью. Настя и Лёша ездили в институт, усердно учились и сдавали зачёты. А в один из выходных дней реанимировали «Волгу», простоявшую в гараже безвыездно три месяца. Лёша оказался отличным водителем: он управлял автомобилем уверенно, но аккуратно. Настя им любовалась — тем, как он смотрел на дорогу, как выкручивал руль на поворотах, как переключал передачи. Ему шло вождение. Ему вообще всё шло: и учёба, и вождение, и репетиторство, и стрельба, и занятия любовью (пока только поцелуи до головокружения и прикосновения через одежду).

Два раза они скатались в Лопухинку — пострелять из пистолета в заброшенной усадьбе восемнадцатого века. Забрались внутрь через сугробы в обвалившемся оконном проёме. Лёша показал, как заряжать пистолет, как целиться, как снимать с предохранителя перед выстрелом. Настя стреляла в нарисованную на дальней стене мишень, ощущая отдачу в ладонь и наблюдая, как от старинных кирпичей в разные стороны летит красная крошка. Словно брызги крови. Лёша разворачивал Настю к себе и целовал в холодные губы:

— Ты такая сексуальная с пистолетом…

— Тебя возбуждает оружие?

— Нет, меня возбуждаешь ты. Сил никаких нет…

***

Новый год встретили уныло. Мама приготовила селёдку под шубой, оливье и торт из вафельных коржей, а тётя Лена принесла жареную на соли курицу — сухую и тощую. Крошка Юра прикупил шампанское, оказавшееся таким кислым, что Настя не смогла его пить. Не больно-то и хотелось. Она то и дело бегала в свою комнату и писала Лёше жалобные эсэмэски. В ответ он присылал открытки с сердечками: «Милая, потерпи, всего три недели — и мы будем вместе!». Через три недели начинались каникулы. Накануне праздника Лёша отдал Насте загранпаспорт с финской визой и сообщил, что забронировал домик на севере Финляндии. Только сугробы в два метра, олени, северное сияние и — они. Настю затопило предчувствие счастья. «Мы будем вместе» — означало не просто «мы будем сидеть у камина с книжками и обмениваться мнением о прочитанном», а — «мы наконец-то займёмся настоящим сексом». Оба с нетерпением ждали момента, когда смогут переступить последнюю черту в их отношениях.

Крошка Юра впёрся в её комнату без стука.

— Наши мамы напились, — сообщил он.

— Тоже мне новость.

Настя выключила телефон и посмотрела на сына маминой подруги с выражением «чего тебе надо?». Он сделал вид, что не заметил её неприязни. Сел на стул у письменного стола. Завёл светский разговор:

— Как дела в институте?

— Нормально.

— Справляешься с учёбой? В школе ты не сильно любила учиться.

Настя знала его с детства. Он был незлым парнем — просто нудным и совершенно не в её вкусе: маленького роста, пухлый, неуклюжий.

Ко лбу прилипли тонкие жирные волосы. В свободное он время играл в компьютерные игры и ни о чём не мечтал. Не было в нём ни амбиций, ни честолюбия, а запросы не превышали собачью кучку во дворе. Полная противоположность Лёше Веснину с его Эверестом.

— Нормально справляюсь.

— А мне зарплату повысили в салоне. Клиенты часто пишут благодарности.

— Поздравляю.

— Мама замуж выходит.

— За кого?

— Да какой-то кадр с её работы, моложе её на семь лет. Она планирует родить ему ребёнка. Боится, что иначе он её бросит.

— А сколько твоей маме лет?

— Тридцать девять.

Настя пожала плечами:

— Ну удачи ей.

Крошка Юра покрутил в пальцах карандаш:

— А ты замуж не собираешься?

— Нет.

— А я бы женился на тебе.

— А я бы за тебя не вышла.

Он вздохнул. На улице громыхнул салют, стены комнаты осветились зелёным, потом красным. Начали взрываться петарды — одна за другой, как пулемётная очередь. Соседи отмечали Новый год.

— Может, со временем ты поменяешь своё мнение?

Это прозвучало настолько уныло, что Настя пожалела Крошку Юру:

— А, может, в этом году ты встретишь хорошую девушку и у вас завяжутся отношения?

— Зачем мне какая-то хорошая девушка, — проныл Крошка Юра, — если я тебя люблю с пятого класса?

***

Сессию они сдали блестяще. Никогда раньше Настя не испытывала настолько окрыляющего чувства: она отлично разбиралась в предмете, он ей нравился, её не пугали вопросы преподавателя. Она не просто подготовилась к экзамену — она могла бы отвечать без шпаргалки по всем темам сразу! Лиза Воропаева, которая так и не простила Насте, что та заарканила самого перспективного мальчика на курсе, недобро косилась:

— Ещё бы, с таким репетитором любая тупица сдала бы математику на отлично.

Настя сладко ей улыбнулась:

— Прикинь, мы не только математикой занимались. Во всём остальном Лёша так же великолепен.

Лиза прошипела:

— Сучка.

***

Мама долго вертела зачётку, словно не верила собственным глазам.

Потом нехотя сказала:

— Ладно, отпускаю тебя на неделю с этим твоим Лёшей. Приедете — приведёшь его знакомиться. Только, ради бога, помни, что я тебе сказала! Взрослая жизнь — взрослая ответственность. Если что, помощи от меня не жди, я твои ошибки исправлять не буду.

И с этим добрым материнским напутствием и маленькой дорожной сумкой Настя выбежала из дома в пять часов утра. Во дворе её уже поджидала белая «Волга». Настя нырнула в тёплое нутро и влипла губами в горячий ищущий рот. Лёша придерживал её за затылок, словно боялся, что она отстранится. Целовал жадно и голодно.

Оторвался со стоном:

— Девятьсот километров… — сказал он. — Через девятьсот километров ты станешь моей.

10. Если ты меня разлюбишь

«Волга» неслась сквозь метели, густые леса и заснеженные равнины. «Ориентация север» — пели хором Настя и Лёша. «А я не буду бояться, что нам нужно расстаться». Один раз остановились для заправки: Лёша вёз канистру бензина в багажнике, чтобы не покупать дорогущее финское топливо. Два раза делали привал на перекус и разминку.

Вышли под лунное небо, обрамлённое белыми еловыми лапами, стояли запрокинув головы, заворожённые и потрясённые красотой севера.

— Мы как будто одни в целом мире, — тихо сказала Настя.

Лёша нащупал её руку, сжал пальцы.

— Представляешь, сколько звёзд должно было сойтись, чтобы мы встретились?

***

До места назначения добрались поздно ночью.

Домишко из тёмных сучковатых брёвен притаился среди ёлок на склоне сопки. Метровые шапки снега лежали на крыше и ветках деревьев. От стоянки к дому вела расчищенная тропинка, а на веранде горел светильник в виде старинного фонаря. Скрип снега под ногами разносился на всю округу, хотя вряд ли мог кого-то потревожить: в радиусе нескольких километров человеческого жилья не было. Рядом с фонарём лежал ключ от дверей. Они словно в сказку попали.

Внутри было тепло, сухо и пахло дымком, берёзовыми вениками и корицей. На столе под бумажной салфеткой обнаружились свежие булочки — приветственный комплимент от хозяев. Настя заглянула в крошечную спальню, на кухню и в сауну:

— Лёша, это всё наше на семь дней! И никаких родителей, никаких экзаменов, никакого Питера! Только ты, я и этот лес.

— Тебе нравится? — спросил он, подтаскивая её к себе.

— Я счастлива, — ответила она в толстый шерстяной свитер. — Я так счастлива, что мне хочется плакать.

***

Она вышла из душа, обмотавшись полотенцем. На полу у горящего камина Лёша разложил постель, вокруг расставил зажжённые свечи, а на подносе приготовил бутылку вина и мандаринки. С гулко бьющимся сердцем Настя сняла полотенце и отбросила в сторону.

Села на одеяло, нагретое жаром камина. Лёша сделал то же самое.

Они впервые обнажились друг перед другом. Взгляд Лёши скользил по её груди и животу, а Настя не могла отвести глаз от напряжённого члена. Она раньше не видела голого мужчину с эрекцией — это выглядело внушительно и немного пугающе.

Неужели эта часть тела войдёт в неё полностью?

Лёша потянулся, погладил Настю по щеке:

— Ты просто нереально красивая.

— Ты тоже…

Она коснулась его груди — с той стороны, где сердце. Уловила быстрый стук, провела пальцами по светлым волосам вниз до самого паха. Мышцы пресса напряглись, Лёша рвано вздохнул:

— Хочешь потрогать его?

— Конечно.

Он взял её руку и положил на член. Настя неумело сжала твёрдую горячую плоть, с интересом ощупывая головку и венки на стволе.

Ничего более волнующего и притягательного она в своих руках ещё не держала. Лёша показал, в каком направлении и с какой скоростью двигать кистью, и Настя быстро разобралась, что ему нравится. Тихие сдерживаемые стоны были ей наградой.

— Не передумала? — спросил он, отводя длинные распущенные пряди с её плеч и покрывая шею поцелуями. — Необязательно торопиться, у нас куча времени.

— Я больше не могу ждать, — призналась она, лаская его член всё уверенней и настойчивей. — Я хочу, чтобы это случилось сегодня. Я готова. Я не боюсь.

Лёша мягко опустил её на спину и навис сверху:

— Тогда позволь мне узнать тебя получше, — прошептал он таким хриплым голосом, что у Насти вздыбилась все волоски на теле и заныло внизу живота. — Я хочу, чтобы ты тоже получила удовольствие. Будет нечестно, если кончу только я.

Настя зарделась и раздвинула ноги. Лёша склонился над ней, медленно целуя грудь и облизывая соски — сначала правый, потом левый. Настя извивалась под ним и приподнимала бёдра, с трепетом чувствуя, как в лобок упирается налитая головка. Её тело, привыкшее за три месяца к ласкам Лёши, свободно раскрывалось перед ним, губы набухали, выделялась смазка, дыхание сбивалось.

Всё как тогда, когда они валялись распалённые и перевозбуждённые на диване в дедушкином бункере, — но в этот раз они не остановятся, а пойдут до конца.

Она притянула к себе Лёшу, недвусмысленно притираясь всем телом, но он не торопился приступать к главному. Его губы скользнули по животу и сомкнулись на клиторе. Настя вскрикнула от неожиданных ощущений. Он посасывал его сильно, но нежно, а она вцепилась в одеяло обеими руками и выгибалась от наслаждения.

— Лёшка, я же сейчас… О боже, да… Ах…

Сладкая судорога скрутила мышцы. Настя схватила Лёшу за волосы и вжалась в его горячий влажный рот всем своим естеством — тем местом, что пылало и пульсировало сильнее всего, средоточием своего жгучего женского удовольствия.

Потом раскинулась на постели, переживая последние затухающие спазмы, — невероятно приятные и тягучие. Коленки бессильно распались в разные стороны. Леша привстал и потянулся за презервативом. Пламя камина освещало его по-мальчишески стройное тело — широкие плечи, тонко прорисованные мышцы пресса, худощавые бёдра. Он натянул презерватив и наклонился над Настей.

— Я сделаю это быстро, хорошо? Так будет меньше боли.

Она кивнула. Она была такой расслабленной, такой мокрой и скользкой. Лёша приставил член ко входу во влагалище и сделал первый неглубокий толчок. Настя не сдержала вскрик, но тут же схватила Лёшу за ягодицы и прижала к себе. Испугалась, что он пожалеет её и отложит задуманное. Лёша всё понял. Он подхватил её под коленки, максимально раскрывая, и одним длинным движением вошёл в её тело. Настя всхлипнула и закусила губу. Она чувствовала жжение и непривычную наполненность — и распирающий жар, и сладкую обморочность, и томительное предчувствие нового оргазма, и восторг при мысли, что отдала свою невинность любимому человеку. Что подарила ему такое же наслаждение, какое он подарил ей.

Он кончил с громким стоном, уткнувшись лицом ей в шею. Нащупал губами ухо и зашептал:

11. Забудь меня

Печа пропал ещё в ноябре, но ни его родители, ни дружки в розыск не подавали, потому что Печа мог слинять из города по тысяче причин. И девятьсот девяносто девять из них были криминальными. А в январе в лесу неподалёку от Красного села лыжники обнаружили сгоревшую машину с трупом внутри — тоже сильно обгоревшим. Личность установили быстро. А рядом с личностью валялась пуля, выпущенная из наградного пистолета полковника в отставке Веснина Петра Петровича. Там же нашлась и гильза.

Следователи пришли к Веснину, и после краткого расследования выяснилось, что пистолетом мог воспользоваться только один человек, — его сын Алексей, студент первого курса, ныне уехавший на каникулы в соседнюю Финляндию. Начали искать мотивы, опросили дружков погибшего и быстро докопались до правды: в октябре Печа «завафлил пидора за гаражами» (цитата из допроса). Пидор достал где-то пушку и угрожал Николаю Печерникову расправой: «Убью и закопаю на мусорном полигоне!». А за Красным селом как раз и располагалась городская свалка, так что, можно считать, пидор свою угрозу привёл в исполнение.

Несмотря на нанятого адвоката, Лёше дали семь лет. Учли, что Печа издевался над ним ещё в школе, и немного скостили срок. Зато прибавили за хранение марихуаны в пенале с ручками и карандашами. То на то и вышло. Настя отрицала, что Лёша угрожал Пече убийством, но это ни на что не повлияло. Суд вынес приговор, и Лёша отправился на зону в Архангельскую область.

Настя раздобыла адрес колонии и писала Лёше письма, обливаясь слезами. Она ни на секунду не поверила, что Лёша убил Печу, — она твёрдо знала, что он не способен на убийство или насилие. Она обещала, что дождётся его, что никогда не разлюбит, что примет любого. Но её письма оставались без ответа. Однажды весенней ночью раздался звонок. Голос, похожий на голос Лёши (только простуженный, безжизненный и бесконечно усталый) сказал:

— Не пиши мне больше, Настя.

— Лёшка? Это ты?! Я люблю тебя, Лёшенька! — закричала Настя.

— Забудь меня. Всё кончено.

— Ты с ума сошёл? Как я могу забыть тебя?

— Забудь меня, — чётко повторил он, повысив голос. — Я тебя не люблю. Ты мне не нужна. Живи своей жизнью, считай, что я умер.

И повесил трубку. Настя даже не успела сказать, что ждёт ребёнка.

Они предохранялись все семь дней отдыха, но, видимо, не так тщательно, как им казалось. Секса было много, очень много, слишком много. У камина на полу, в постели, в сауне, на кухонном столе, на обеденном, в кресле у телевизора, в душе — везде, где их застигала голодная молодая страсть. На третий день они перестали одеваться. Полярная ночь накрыла их домик покрывалом из звёзд и северного сияния, спрятав наготу влюблённых от чужих взглядов.

Настя рыдала, а мать гнала её на аборт. Ещё можно было успеть — пошла десятая неделя. А если не на аборт — то замуж за Юру Крошина. В этом случае мать обещала успокоиться и даже помогать с малышом. А Юра впал в унылую нерешительность: ему хотелось жениться на Насте, но ребёнок от студента-убийцы его не вдохновлял. Он мечтал, чтобы Настя прервала беременность, а потом вышла за него замуж, но смутно подозревал, что его дерзким фантазиям не суждено осуществиться. Настя же плакала с утра до вечера, думая только о том, почему Лёша её бросил. Как любовь, которая обещала быть вечной и нерушимой, могла так быстро закончиться? Что значит «забудь меня»? Что значит «живи своей жизнью»? Как будто для неё существовала жизнь без Лёши!

Она никогда его не забудет! И никогда не разлюбит.

Эпилог

Мужчина с серыми глазами

Из института к метро Настя пошла проходными дворами, чтобы лишний раз не пересекаться с Лизой Воропаевой, не упускавшей шанса поглумиться над бывшей соперницей. «Что, твоего любовничка отправили на лесоповал? Туда ему и дорога! Слишком гордый был да наглый! Возомнил себя финансовым гением, а сам человека убил!». Настю трясло от злорадной рожи Воропаевой, но в перепалки она не вступала. Брезговала. По учёбе сразу же скатилась и боялась, что не сдаст летнюю сессию. Будущее, казавшееся счастливым и безоблачным рядом с Лёшей, потускнело и не сулило ничего хорошего. Вопрос с абортом всё ещё не был решён. Настя откладывала и откладывала тяжёлое решение, как будто надеялась, что ребёнок по волшебству рассосётся или случится какое-нибудь чудо.

Трудно избавиться от ребёнка, зачатого в любви. Очень трудно!

В одном из дворов Настя обратила внимание на красивую молодую пару: высокий широкоплечий мужчина и хрупкая девушка с раскосыми глазами — то ли японка, то ли китаянка, то ли какая-то северная народность. Они смеялись и держались за руки. Он подвёл её к блестящему джипу, любезно открыл пассажирскую дверь, а сам сел за руль. От этой парочки веяло благополучием и любовью.

Такими были и они с Лёшей всего несколько месяцев назад. А теперь он в колонии, а она неизвестно где, между небом и землёй, без помощи, без надежды, без любви. Настя сделала несколько шагов в сторону, давая большой машине пространство для разворота: во дворе-колодце было тесновато.

Мужчина завёл двигатель и тронулся. Настя привалилась плечом к глухой стене. И тут раздался взрыв — такой мощный, что из окон посыпались стёкла. Настя рухнула на колени, прикрывая голову руками и ощущая, как по ним чиркают осколки. И тут же пыхнуло жаром: машина загорелась.

Пошатываясь, Настя встала. Она не могла отвести взгляд от ужасающей картины. Мужчина и девушка, ещё пятнадцать секунд назад весёлые и полные жизни, горели во взорванной машине.

— Помогите! — заорала Настя и бросилась к ним на помощь.

Остановилась в паре метров, почувствовав обжигающее дыхание огня.

— Помогите! Кто-нибудь! Вызовите пожарных и скорую!

Но никого не было. Немногочисленные окна, выходившие во двор, зияли пустыми проёмами, ни один пешеход не заглянул под арку.

Вдруг дверь со стороны водителя распахнулась и оттуда вывалился мужчина — спиной вперёд. Настя накинула капюшон, натянула на поцарапанные кисти рукава куртки и подбежала к пострадавшему. Схватила за воротник и потащила подальше от ревущего огня.

Парень был тяжёлым и неповоротливым, как куль с песком. Его ноги безжизненно волочились по земле, а пальто спереди было заляпано кровью. Настя отчаянно дёргала его и остановилась только тогда, когда они добрались до лужи. Сорвала с шеи шёлковый шарфик с нарисованными барашками, намочила в талой воде и приложила к обожжённому лицу парня.

— Посмотри на меня! Эй, ты живой? Ты меня слышишь? Очнись!

— Что случилось? — раздался голос.

Позади Насти стояла встревоженная пожилая женщина.

— Машина взорвалась. Позвоните в скорую!

Из-под арки показались и другие люди — двое мужчин, семья с ребёнком. Многие достали телефоны — видимо, вызывали врачей и пожарных. Настя склонилась над пострадавшим, убрала влажную ткань с лица. Парень открыл глаза — они оказались серыми, чистыми-чистыми, ясными-ясными. Брови и ресницы сгорели, лоб покраснел от ожогов, но глаза блестели, как два озера осенним днём. Он с трудом шевельнул губами и пробормотал несколько слов. Настя не расслышала. Наклонилась ниже, почти вплотную к сухим губам. Услышала тихое, едва разборчивое:

— Береги сына… И помни… Я тебя люблю…

Конечно, он обращался не к ней. Видимо, спутал со своей японочкой-китаяночкой, которая не смогла выбраться из машины.

Потерял сознание. Настя оставила свой шарф у него на лбу и затерялась в толпе зевак, когда приехали врачи. А уж когда подоспела милиция, она выбралась из путаницы старых дворов и поехала домой. Ей совсем не улыбалось снова проходить свидетельницей по делу о сгоревшей машине. Хватило одного раза.

Вечером она сказала матери, что не будет делать аборт. «Береги сына»… Она родит этого ребёнка — неважно, сына или дочь. Мама демонстративно схватилась за сердце:

— А за Юру замуж выйдешь? Он так тебя любит! Он позаботится о тебе и ребёнке! Подумай, Настя, я не смогу содержать на зарплату кассира троих человек. К тому же ребёнку нужен отец. Я растила тебя в одиночку — поверь мне, это очень сложно. Я не хочу своей единственной дочери такой судьбы!

— Ладно, мама, я выйду за Юру, — ответила Настя.

На следующий день по телевизору Настя увидела репортаж. «Взрыв автомобиля вчера вечером в центре Санкт-Петербурга стал результатом криминальных разборок, сообщает РИА «Новости» со ссылкой на источник в правоохранительных органах северной столицы. В настоящее время милиция рассматривает криминальную версию произошедшего в связи с тем, что хозяин автомашины известен в определенных кругах. Мощность взрывного устройства эквивалентна примерно трёмстам граммам тротила, а сам заряд был установлен под пассажирским сиденьем. Пассажирка погибла, водитель находится в реанимации, никто из случайных прохожих не пострадал».

«И помни, я тебя люблю»…

***

Настя провалила летнюю сессию и ушла из института. Она потеряла всякий интерес к экономике. Летом они с Юрой расписались, а в октябре, в годовщину её встречи с Лёшей, она родила здорового и красивого мальчика. Ни Лёше, ни его родителям Настя об этом не сообщила.

Забудь так забудь!

В следующий раз она увидит Лёшу и мужчину с серыми глазами через тринадцать лет.

Конец

Оглавление

1. Ботаник

2. Смелая девочка

3. Поцелуй

4. Пистолет

5. Она лучшая

6. Горячие занятия

7. Выстрел

8. Мечты

9. Предчувствие счастья

10. Если ты меня разлюбишь

11. Забудь меня

Эпилог