На пороге великих тайн [Александр Иванович Шалимов] (fb2) читать постранично, страница - 4

студента с экзамена восемь раз. Для меня этакий «живой» экзаменатор ничем не отличается от автомата. Оба они не рассуждают. Они только фиксируют по двоичной системе — чет или нечет. И если студент при восьмом заходе не сдает экзамена, значит, либо он кретин, что бывает сравнительно редко, либо преподаватель ничем его не заинтересовал, а значит, и ничему не смог научить. И такому, с позволения сказать, педагогу надо прекратить преподавание, если он внутренне честен. А если цепляется за свое место, его надо заставить заняться другим делом. Это тоже воспитание… У нас почему-то еще принято считать, что музыкантом может быть человек, имеющий к этому призвание, актером — тоже, а вот педагогом — каждый. Роковое заблуждение! И мы дорого платим за него на каждом шагу.

— Н-да, — сказал Шалфеев. — Кое в чем вы, Николай Петрович, правы. Конечно, в педагогике попадаются случайные люди. Но думается, один плохой педагог не испортит талантливого человека…

— Талантливого может и не испортить. Потому что талантливый ученик сильнее плохого учителя. А скольким средним привьет прочное отвращение к предмету, то есть причинит вред! А ведь вы говорили, что надо ориентироваться на средний уровень. И в общем это правильно. Мы поставили перед собой грандиозную задачу: создать армию творцов будущего. Целую армию! Тут одними талантами не обойдешься, да вы их и не сразу узнаете в общей массе…

— Но пути в науке… — начал Шалфеев.

— Пути прокладывает именно вся армия, — подхватил Пахарев. — В этом залог побед. А уж кому из солдат этой армии удастся штурмовать передовые рубежи и переступить, как вы говорите, «порог великой тайны», ведущий к новым открытиям, — это другой вопрос. Но вся армия должна быть надежной, крепкой, единой в своих идеалах и стремлениях.

— Согласен, — крикнул Фокин.

— Очень уж общо, — скривился Шалфеев. — И чуть плакатно, дорогой Николай Петрович. Воспитание, армия, солдаты, рубежи! Не по душе мне эта военная терминология. И не армия, а отдельные ученые, фанатики своей профессии. Те, в которых факел, зажженный учителями, разгорится в пламя. Учим-то мы, ориентируясь на средний уровень, но пути в науке прокладывала не «армия», а Эйнштейн, Бор, Флемминг, Вернадский, Ферсман. Вот так… Впрочем, зачем забираться столь далеко. Закир Уразович чуть не со студенческой скамьи начал изучать землетрясения, гонялся за ними по всему свету и кое-что понял… Или вы, Николай Петрович; сколько экспедиций искало это ваше знаменитое вольфрамовое месторождение в Тянь-Шане! И ничего. А явился этакий одержимый фанатик Пахарев — и нашел.

— Неудачный пример, — возразил Николай Петрович. — Все, что удавалось сделать моим экспедициям, — заслуга всех без исключения участников. И кстати, месторождение, которое вы имеете в виду, нашел не я, а мои коллекторы^[2]. Он может подтвердить, — Пахарев кивнул в мою сторону. — В геологической партии, как в любом коллективе, работают разные люди: ученые и неученые, добрые и злые, способные и неспособные. Но у всех одна цель. Надо только, чтобы все хорошо поняли это. Тут уж задача для начальника: он должен найти ключ к каждому. И это тоже воспитание — добиваться, чтобы все увлеклись решением одной задачи и каждый старался бы в меру сил и способностей решить ее как можно лучше: один — исхаживая заснеженный хребет от подножия до вершины в поисках еще не открытого месторождения, другой — готовя обед, третий — навьючивая ишаков.

А ведь это маленький, частный пример. Частный, по в нем как в зеркале — общее. Потому что так должно быть всегда, везде, повсюду. Это и есть кратчайший путь к вашему «порогу великих тайн». Мы идем к нему все вместе. Понимаете, все! И именно этим мы сильны. Одиночки и раньше могли сделать немного. А сейчас они вообще бессильны. Поэтому, зажигая факелы в сердцах, не забывайте о главном, Валентин Павлинович, — о таежных тропах и бездорожье большой науки, где пламя сердец будет проверено суровыми ветрами, и еще не забывайте об Ыкарчане и Файзуле, которые пойдут рядом с вашими учениками к порогу великой тайны…

Так мы говорили и спорили много дней, пережидая дальневосточный осенний тайфун. Говорили о важном и неважном, о тайнах нашей науки, о хороших людях, о будущем. Спутники по многим странствиям в тайге и в горах, случайно собравшиеся под крышей одной гостиницы, мы вспоминали былые маршруты, находки и неудачи, свою молодость и товарищей, которые шли вместе с нами одной тропой.

Тогда в Петропавловске у нас вдруг оказался избыток времени, того самого драгоценного времени, которого нам постоянно не хватало.

В спорах мы, смогли еще раз как бы со стороны посмотреть на себя и своих товарищей: тех, которые здесь тоже ждали самолета, и тех, которые были далеко.

И хотя чаще наши мнения расходились, по трем основным пунктам единство взглядов, кажется, не вызывало сомнений. Эти три пункта каждый из нас, конечно, сформулировал бы несколько по-разному. Я для себя