Хозяин Ноября (СИ) [Дэйнерис] (fb2) читать постранично, страница - 7


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

выдавливает-провывает-скулит:

— Я не… меня зовут… кто ты… куда ты хочешь, чтобы я… мы… отправились… летели… с тобой… куда…?

— Туда. Прямо через окно и наверх, а потом — налево. До самого рассвета, что никогда не придёт. До самой зимы, Но… — охотно, как всё в том же сне, отзывается голос, но на сей раз, когда Ноя повторно пытается сказать ему насчёт имени, добавляет и кое-что ещё. Кое-что, благодаря чему в грудь вползает, окутывая ватным мхом, мягкая-мягкая сырость, тепля потрескивающий сердечный фитиль. — Я ведь совсем недавно тебе об этом говорил…

В груди истерично мечется, вдали начинают пробуждаться и моргать тусклые малахитовые огоньки открывающихся лесных глаз, чьи-то ладони крепко держат за холодные плечи, стеклянное крыло с хлопком хрустит о рамовый карниз.

Ноя хочет спросить тысячу вещей, понять, ударить себя по лицу, чтобы хотя бы точно убедиться, что не спит, но вместо этого просто думает о том, что этот момент, выходит, и есть то, чего он так долго ждал, и просто смотрит в своё отражение на оконном серебре, не узнавая и одновременно узнавая себя грязного, худого, обвешанного незнакомыми амулетами, черногривого, с острым драконьим когтём…

И немного — совсем-совсем чуть-чуть, но… — наверное, мёртвого.

Под ресницами у него, где должны бы сиять радужки и зрачки — одна кромешная лесная деброта, мутным маревом ложащаяся на впалые щёки.

— Летим, Но… нам давно уже пора… так что, прошу тебя, поспешим…

Новое отражение Ноя принимает отчего-то до нелепости быстро, спокойно, легко — так, будто оно и было таким всегда. Так, будто всё прежнее — не более чем завязавшая способность увидеть ложь.

— Летим, Но… летим же… скорее… летим…

Отражение продолжает его, он способен его прочувствовать и понять; только лишь имя, никак не могущее прозвучать единственно-верно, не оставляет в покое и рождает немой болезненный вопрос, почти уже слетающий с мрачных губ цвета углистой еловой коры в самый поздний декабрьский час…

Когда что-то, чего он пока не знает тоже, вдруг с удивительной ясностью говорит: это не Он не может назвать твоё имя.

Это всего лишь ты не можешь правильно расслышать его.

На этой мысли изумрудные взгляды вдалеке оборачиваются хороводами тепло тренькающих летучих свечей, ветер посвистывает в темноте соколиной белизной, ноздри гладит тягучий запах лесного разложения, по коже струится лимонно-кислый лунный свет.

Ноя зажмуривается, напрягает всё, что в нём случилось и есть, неуверенно приподнимает собственные ладони, аккуратно накрывая ими ладони те, что покоятся, чуть сдавливая, на плечах: некто за спиной вовсе, оказывается, не возражает, а тут же переворачивает руки, сплетает с ним такие же когтистые пальцы, крепко-крепко сжимает, и когда разлепляет губы вновь — у Нои получается, наконец, расслышать:

— Ноябрь… нам пора с тобой отправляться в путь, мой прекрасный долгожданный Ноябрь…

˙˙•٠•❆ ❆•٠•˙˙

Шагая из окна, Ноя почти с места видит под собой шатёр огромных распахнутых теней, стремительно проносящиеся внизу кривые речушки, рассекающие синими трещинами густые зелёно-чёрные леса, разжигающиеся тыквенные огни, рассыпанные бисерины удивительных перекошенных домишек, покрытых свежей береговой соломой.

Вдыхая ветер и выдыхая серебро похрустывающих зим, мерно машет оперёнными крыльями, выгибает длинную гибкую шею, насаживает на рога пузырьки тающих планет и знает, вот теперь твёрдо-натвердо знает, что он — Ноябрь, седой пепельный дракон с позвякивающей хвойной чешуей и белыми совиными перьями, и вместе с ним, задевая толстыми гладкими плавниками, летят несущие Мир киты, до́бро напевая про большую золотую Звезду.

Воют рыскающие внизу ивовые волки дремлющего Декабря, осыпаются пуховым первоступком растворяющиеся перья, трогает пологие склоны ласковая куржевинная длань, кто-то выходит из дома, чтобы помахать ему вслед рукой…

Рядом, на самое мохнатое ухо, свешиваясь с косматой драконьей спины, заливается весёлым заразительным смехом он — навсегда пришедший за своим Ноей Господин Брь: вечный Хозяин вечного Ноября, и под пальцами его, нежно выглаживающими рунящуюся узорами пазимковую плоть, разжигается апельсиново-живое тепло.