Дорога, ведущая в небо (СИ) [Леонардо НеДаВинчиный] (fb2) читать онлайн

Ханджи потянулась к оставленной на столе бутылке. Запрокинув голову, вытрясла в рот последние капли. Какого?..

— Петра-а-а-а! Тащи еще!!! — ей срочно требовалось утопить чересчур рассудительного сержанта в самогоне.

— Сейчас! — долетело откуда-то слева.

Последнее, что зафиксировала сержантская часть мозга, было категорическое отсутствие Капрала на веранде и Йегера — возле отрубившейся под кустами Магнолии. За ухом девчонки красовалась тронутая холодом октября чайная роза.

*

Разлепив глаза, Капрал увидел резной комод светлого дерева на фоне травянисто-зеленой стены, белые жалюзи, застрявшие на полпути, и два перевязанных гандона в квадрате солнечного света на досчатом полу. Спина ощущала тепло лежащего рядом тела. Сколько тел он перетрахал с шестнадцати?.. Ухоженных, белоснежных, без единого волоска, словно силиконовых тел манерных пидовок Нью-Йорка и других — мускулистых, обожженных неумолимым солнцем Сан-Диего. У них не было ни имен, ни фамилий, ни лиц, ни особых примет. У сегодняшнего тела было имя. Эрен. Эрен Йегер. У имени был смысл. Также, как и у родинки под левой лопаткой. Вторая — на персиковом бедре — пряталась под складками лоскутного одеяла. Повернувшись к спящему, он рассматривал беззащитно выпирающие позвонки, облепившую шею влажную путаницу каштановых волос, прислушивался к тихому сопению, медленно осознавая — отныне студенту-недоучке, уволенному с позором морпеху, бандиту-кочевнику есть, зачем жить. Не то что бы оно пугало… Но в покрытом пылью механизме сознания завертелись какие-то шестеренки. С шестеренок посыпалась ржавчина. Цепляясь зубцами одна за другую, они заставляли механизм работать. От этого вспоминались давно позабытые чувства. Тревоги. Ответственности. Было довольно болезненно. Рука потянулась к старому уже выцветшему красному ромбу на шее. Татуха, набитая восемь лет назад бритым наголо чуваком в гараже под Рино. Со двора доносились раскатистый бас Закклая, сдержанный баритон Смита, заливистый смех Очкастой (тогда еще зеленой салаги). Раскачиваясь на облезлой табуретке, Магнолия ожидала своей очереди, прикладываясь к Джеку Дениэльсу… Закрасив белым единицу, бритоголовый одолжил у Иззи вискарь и плеснул на кожу вместо антисептика. Один процент. В те времена, когда земля была тепленькой, Американская Ассоциация Мотоциклистов заявила, что девяносто девять процентов байкеров — законопослушные няши и только один — «аутло», безбашенные, конченные отморозки, держащие в страхе добропорядочные семьи с детьми и собаками, устраивающие побоища во время официальных торжеств в «День Индейки».**** Давно слиты в сортир славные дни Калашей и кастомных чопперов на дороге, ведущей в небо. В двадцать первом веке «однопроцентниками» называют те клубы, которые просто не состоят в АМА. Для Ривая красный ромб с белой цифрой означал свободу. Свободу от общества, равнодушно позволившего матери гнить в полуподвале. Где она и умерла. Тихо. Без судорог, без агонии. Словно заснула, усталая, после тяжелого дня. И только тогда на ее лице появилось выражение покоя. Свободу от дома, в котором дядюшка, надравшись до синих помидоров, вваливался под утро в комнату племянника. Свободу от мажоров, которым почему-то нельзя ломать скулы за то, что орут «Говномес!», стоит только зайти в аудиторию. Он выписал себе индульгенцию. Отпустил грехи прошлые, настоящие, грядущие. Он начал новую жизнь за границей девяносто девять процентов. Легко и с улыбкой. Ривай поймал себя на том, что насвистывает первые такты неведомо как прицепившейся мелодии. Кажется, сдают нервы. Погано. Мальчишка не должен заметить. Плечо с бычьим черепом на бицепсе дернулось. Пацан сел на постели, потряс патлами, привстал, пошатнувшись, утвердился на ногах:

— Схожу, подмоюсь, — не поворачивая лохматой башки.

Ступни зашлепали по стертому дереву. У самой двери в ванную «любовь всей жизни» замешкалась, с хрустом потянулась, поскребла затылок, а потом долго и задумчиво чесала яйца. Незамысловатые телодвижения вызвали обильное истечение кончи из задницы. Пиздострадания Капрала по поводу злосчастного прошлого и туманного настоящего мгновенно свалили в Висконсин:

— Я чего, тебя без гандона пёр? — белесые потеки напрягали: целкой пацан явно не был, мало ли какую заразу подцепить можно.

— Ага, — «красотка» соизволила обернуться. — Не, сначала все шло по фэншую, а потом ты велел отсосать, кончил на морду, размазал и заявил: становись раком, я тебя накачаю так, что из ушей брызнет.

— Ну и? — Ривай не любил трахаться обдолбанным до потери сознательности: он забывался. Тушил бычки о задницу партнера. Схватив нож Боуи, мог запросто вырезать на груди «bitch». Одним недобрым утром в Тихуане, обнаружил себя на трупе с перерезанной глоткой. Вместе с остальным мусором, тощего панчо свалили в отработанный гранитный карьер… но осадок остался. На пацане, кроме засосов на шее — никаких следов. Вроде бы. — Порвал?

— Не. Наоборот. Из ушей нифига не капает, — распухшие губы растянула ехидная ухмылка. — Силы уже не те, дедуля?

Хлопок двери отрезал Капрала вместе с рвущимися наружу многоэтажными метафорами, эпитетами, синекдохами.

*

Сидящая перед ноутом сержант «Титанов войны» нажала паузу.

— Хан, не думала о сайте хоум-видео? — медвежья лапища ласково ухватила сзади за шею. — С твоих порно-роликов могли бы получать приличный доход.

— Не-а, — Ханджи полюбовалась стоп-кадром. — Ну нафиг. Вдруг наш Капрал узнает, разнервничается, начнет шмалять куда ни попадя, посуду перебьет, мебель испортит, кучу ребят положит.

— Я вас обожаю, мэм. — Хохотнув, муж чмокнул ее в макушку и вышел из спальни.

Мужские потрахульки Ханджи не интересовали. Она и не такого навидалась на перепой-пати в клубе. Кое в чем даже поучаствовала. Например, когда «Титаны» провернули удачную сделку с ливанцами по поставке автоматов Узи из Газы в Сальвадор, Закклай устроил та-а-а-акую движуху. Обдолбанный до мартовских зайчиков Майки разложил ее на столе заседаний, а его самого, в этот исторический момент драл в жопу Смит. Да еще и к вискарю прикладывался, по ходу. На следующий день она единогласно стала рядовым… Тогда и сейчас. «Тогда» было лихим, отвязным, опасным до дрожи в пальцах, вырывающих из-за пояса Глок, но свободным и, по-своему, счастливым. «Сейчас» — мутным, зыбким, не просто опасным — страшным своей неумолимостью. Заскринив стоп-кадр, Ханджи стерла запись. Подумаешь — ебля какая-то. А вот отвалившуюся челюсть и выпученные глаза вечно невозмутимого Капрала она распечатает, вставит в рамочку и повесит в подвале над самогонным аппаратом! Заметит случайно — наплевать. Ради эдакой милоты не жалко словить пулю. Захлопнув ноут, бдительный сержант повернулась к окну. Распахнув створки, затянулась первой, самой сладкой утренней сигаретой.

Командуя запыхавшейся армией салаг, по лужайке каталась свихнувшимся шаром для боулинга мамаша-Кирштейн. Злополучный «Жанчик» тоже угодил под раздачу: зевая во весь рот, он собирал с помятого газона растоптанные рифлеными подошвами объедки.

— Армин, заинька, поставь мамочке Джимми Уэбба, — отдуваясь, мамаша-Кирштейн затолкала переполненный мешок в облезлый мусорный бак.

Редкие клочья тумана покорно умирали в кустах ежевики. По верхушкам вязов ленивое октябрьское солнце небрежно разбросало прозрачные лучи. Налетевший с востока ветер, качнул кривую ель и, подхватив со столика пластиковую тарелку, покатил ее по влажному асфальту. Через несколько секунд белый диск застрял в желтеющей на обочине траве, а ветер умчался прочь — здесь ему стало скучно. Водруженный на сияющий алым капот «камаро» серебристый бумбокс огласил воскресный пригород дзеном печального разбойника, унося загнанных салаг в семидесятые прошлого века.

Я — разбойник. И сам черт мне был не брат.

И с клинком кровавым нет пути назад.

Много девушек стонали, чуть дыша.

Много юношей познали сталь ножа.

К общей радости, ублюдки меня вздернули весной,

Но я еще живой.

Я моряк теперь. И я был прибою рад.

Только морем я богат.

Шли мы в Мексику ветрам наперерез,

Чтобы скинуть парус, я на грот полез.

Оборвался вант, и все — прибило дурака,

Я мертв, наверняка.

Сквозь печаль гитары, прорвался хлопок входной двери. Сбежав с крыльца, Эрен махнул страдающей после вчерашнего Магнолии. На мгновение оторвавшись от бутылки с водой, Иззи сверкнула улыбкой, а потом уронила и бутылку, и голову на голубенький столик. И умерла для мира, как минимум, на часок.

— Эй, Йегер, странноватая у тебя походочка. Очко побаливает? — недовольный тем, что его припахали убирать срач вместе с салагами, Жан наехал на бывшего.

— Завидуй молча, — Эрен давно за словом в карман не лазил. Скорее, находился на грани, за которой: язык мой — враг мой. Протерев очки краем растянутой майки, Ханджи водрузила их обратно и вывесилась из окна по пояс в предвкушении утреннего шоу. — Ну или вежливо попроси, а я уговорю Капрала обслужить твою задницу.

— Ах ты, блядь, разъебанная! — Оскалившись, Лошадиная морда попёр дурниной на Эрена.

Сцепившись, они покатились под ноги Саше. Девчонка взвизгнула и стукнула Жана по спине битком набитым мешком. Мешок закономерно лопнул, осыпав дерущихся объедками, пластиковыми вилками, пустыми бутылками из-под кетчупа. Джимми Уэбб продолжил рассказ, наполненный неувядаемым пофигизмом эпохи бренди-Александр и печенюшек с гашишем.

Я строил дамбу, где река спешила вдаль,

Там, где с водой столкнулась сталь.

В поселке Болдер правил бал сухой закон,

Я поскользнулся и влетел в сырой бетон.

Пусть в этот склеп не проникает луч и звук,

Но видишь — я вокруг.

— Часто такое бывает? А, сержант? — баритон Ривая сочился ядом техасского гремучника.

— Мля, заманал подкрадываться! — Ханджи подвинулась влево, освобождая место для обзора. — С тех пор, как разосрались — чаще. Пусть повозятся ребятки.

— Угу, — присев рядом, Капрал прислонился к откосу.

Я сквозь вселенную лечу на этот раз,

Когда достигну звезд, закончится рассказ.

Найдет ли дух покой за финишной чертой,

Возможно, вновь меня потянет на разбой,

А может каплей дождевой придется стать?

Но я вернусь опять.

Надежда бродяги обрести вожделенный покой среди звезд растаяла в сдавленных матах Жана. Ткнув паузу мамаша-Кирштейн обратила взор на шипящих помойными кошаками парней:

— В стороны и живо! — завопила она, — Да что ж вы творите! Разборка намечается, каждый боец на счету, а они тут друг друга калечат. Са-а-аша, ведро сюда.

— Уже, — отозвалась более расторопная Петра.

Большая часть очищающей сознание ледяной артезианской воды досталась «Жанчику», который намотав на кулак волосы Эрена, возил его мордой по лужайке. Просветление в сочетании с ахуем мгновенно отобразилось на лошадиной морде. Кулак разжался. Эрен развернулся и с чувством достал бывшего ботинком в челюсть.

— Уй, сука, — Лошадиная морда скопытился на травку, — Я ж тебя закопаю, Капральская дырка!

Черная молния промелькнула рядом с офигевшей Ханджи. Ривай слетел со второго этажа вороном, перекувырнувшись, в два прыжка оказался возле размазывающего кровищу Жана.

— Повтори, — глухо, бесцветно, но так, что все замерли. Армин сжался комочком рядом с мусоркой. Зачем-то взмахнула бутылкой из-под кетчупа Саша. Владелица «Домашней выпечки» закрылась коробкой с лого собственного заведения. Отступив на три шага, Петра выронила ведро. Оно одиноко звякнуло ручкой, стукнувшись об ее кросовок. — Повтори, — снова, в загустевшей до вязкого желе тишине.

Сержант «Титанов» спрыгнула на крышу веранды (в отличие от Ривая, она летать не умела), ухватившись за водосток, приземлилась в треклятые розовые кусты:

— Разошлись нахуй! — только сейчас поняла: заряженный кольт остался под подушкой. — Кирштейн, сделай так, чтобы я тебя долго искала!

— Пойдем-пойдем, — первой оклемалась заботливая матушка. — Майки мне ключи оставил, поехали, в пекарне поможешь, — пухлые ладошки запихали потрепанного сыночку на переднее сидение «камаро». Армин сунул в открытое окно бумбокс. Дверь громыхнула. Чихнув карбюратором, «камаро» обогнул голубую ель и, отсалютовав поворотниками, умчался в старый город.

— Сдурел? За что?

Ханджи дернулась на возглас.

Эрен стоял согнувшись.

На тропинке, ведущей к водопаду, стриженый загривок Ривая исчез в кустах ежевики.

«Трындец…» — сержант мысленно вынесла приговор бодрому утру.

*

«Не понимаю, что мне делать…

Ты, наверное, давно забыл, а я помню. Тебе едва исполнилось пятнадцать. Ты угнал мою дайну — покататься, толком не умея управлять тяжелым байком. Навернулся в кювет, помял бензобак, здорово ободрал хром на «вилке» о камни. Но не за это огреб по зубам, когда нашелся в соплях на обочине. Я врезал тебе потому, что на самом деле хотел утешить. Вытереть нос, вытрясти из вихров песчинки, нахлобучить на бестолковку шлем, закинув назад тощую тушку, отвезти домой. И чтобы, положив голову на плечо, прижимался ко мне по дороге. Когда ты прокрался в душу, медленно действующим ядом проник в кровоток, дразняще улыбаясь, расположился в мыслях мерцающим искушением?.. Долго искал ответ на вопрос. Вглядывался в прошлое, тщетно стараясь поймать ускользающую от сознания минуту… или час? а может, день? Когда заметил свет, зовущий в глубину аквамариновых глаз? Когда понял — мелкий подрос, слишком часто оказывается рядом… Ускользающей улыбкой пытается разрушить прочные стены, которые берегли меня до сих пор, выстраданные, выстроенные по камушку, по кирпичику. И почему, даже нелепым угловатым подростком — ты двигался с грацией камышового кота? Когда, при виде тебя, играющим в баскетбол с Армином на заднем дворе аккуратного домика Профессора, горло стало перехватывать мучительно-сладким удушьем? А сердце сбиваться с ритма — оно то пыталось проломить ребра частыми заполошными ударами, то останавливалось на самые долгие во вселенной секунды. Кто-то неведомый проклял меня. Разрушающее чувство. Именно оно заставило Кушель Аккерман, спустя девять месяцев, вытолкнуть из утробы никому не нужного выблядка. Именно долбаная любофф довела ее до похорон за государственный счет. Кушель еще повезло. Мне не так посчастливилось. Я выжил. Но не готов принять себя… Неверно. Не могу принять нас. Пригладить, наконец, каштановые вихры, а потом целовать. Долго. Посасывая нижнюю губу, пробуя на вкус горячую влажность доверчивого рта… Ну да, устроить девичник с просмотром «Бриджит Джонс», сделать тебе педикюр и заплести длиннющие патлы в косички с розовенькими ленточками.

Твою мать, зачем я пишу всякую херню?»

Из сожженной записной книжки

Комментарий к Часть 1 * поскольку первые байкерские клубы формата МС были созданы в США ветеранами Корейской и Вьетнамской войн, в клубах частично сохранилась военная структура. Офицерами клуба считаются: президент, вице-президент, сержант (ответственный за безопасность и атрибутику клуба), дорожный капитан (ответственный за дальние поездки), бухгалтер. Остальные действительные члены клуба подразделяются на рядовых с правом голоса и рядовых без права голоса. Кандидаты в члены клуба для простоты названы здесь салагами.

аппарат (жарг.) – мотоцикл любой марки.

Урод (жарг.) – Harley Davidson V-Rod.

День индейки (жарг.) – так в США неофициально называют День благодарения. Жаренная индейка является главным блюдом праздничного стола.

====== Часть 2 ======

Второй отрезок пути. Ривай

Тропинка привела к валуну всех оттенков наступающей осени. Когда-то нежно-зеленый, теперь мох походил на грязный лохматый коврик. Сквозь его проплешины камень проглядывал тысячелетней сединой. В желтоватой пестроте увядания нашли покой опавшие листья. Мошкара вяло кружила в пальцах солнца, протянувшихся сквозь дыры в мятом кружеве тени, наброшенной на валун редеющей кроной старого вяза и растущими чуть поодаль голубыми елями. Поняв, что салаги Очкастой не удосужились отдраить камушек к его приезду, Ривай раздраженно цокнул языком и, оттолкнувшись от утоптанной земли, запрыгнул на сонную глыбу. Стайка мошкары испуганно растворилась в еловом полусумраке. Мысли разъедали мозг соляной кислотой. Он распрощался с «Титанами войны» через две недели после похорон Закклая. Несмотря на заманчивое предложение сесть во главе стола с нашивкой «president» на правом борту жилета. Предложение исходило от Смита. Именно Командор — президент чепта в Вегасе — был следующим в иерархии клуба, но… не можешь водить, не можешь руководить. Потерявший правую, Смит отказался от поста. По крайней мере, до тех пор, пока не поставит био-протез и не убедится, что не просто получится валить во всю дырку только прямо и малой скоростью. От главы, который ляжет звездой на трассе при первой же серьезной заварухе, толку мало. Ривай послал к собачьим мамкам и Командора, и Быка-Майки, и шумную Очкастую. Он выбрал свободу. Вместе с Чёрчем, Магнолией и Йеном они сняли косухи «Титанов». Затем у того же бритоголового татуировщика перекрыли череп бизона двумя скрещенными крыльями. Синим и белым. По неписаным законам, для основания клуба достаточно четырех ездоков. Их было четверо. Так на дороге появились «Крылья свободы». Потрепанным бандой Тайбера «Титанам войны» пришлось отойти в Сильвер сити (Айдахо) на родину Закариаса. Стол заседаний и архив клаб-хауса в Рино погрузили в черный фургон. Навесив на железные ворота старый тяжелый замок, Очкастая уехала последней. Смит вернулся домой в Висконсин. Чепт в Вегасе также закрылся.

Что для тебя свобода?

Студент-недоучка, сможешь вывести формулу?..

Под подошвами 13-дюймовок чавкнул пропитанный влагой мох. К чертям! Перепрыгивая через змеящиеся по кривой тропинке узловатые корни, вперед — сквозь кусты. Слава яйцам, на лужайке пусто. Даже Очкастая свалила. На хуй шлем. Пусть в кофре отдыхает. Плавный поворот ключа. Родная шероховатость рукоятки. Ликующий рык. Мотора и зверя, поселившегося внутри с самого рождения. Капрал дышит скоростью, ветром, уходящей в небо дорогой. Зверь тоже любит скорость, горизонт, мир на грани. Это его пища. Настоящая. Не окровавленный кусок мяса. Не костный мозг. Ветер. Свежий ветер осеннего Айдахо еще не забывший летние полдни.

Свобода равняется: дорога плюс…

Нет второго слагаемого.

У него волосы пахнут печеным каштаном, глаза — цвета Калифорнийского залива, губы с привкусом черешни.

У него…

Настоящее название задрищенска, на главной улице которого взгляд уперся в засиженную голубями статую отца-основателя, Капрал пропустил. Только заметил на облезлом указателе «3785 жителей». Пришлось сбавить обороты. В таких одноэтажных городках всегда есть три места: тошниловка тетушки Нэнси, бар старого Бобби и мотель тараканы-в-оплату-не-входят. В первом можно получить стейк весом в три фунта под пинту местного пивасика. Во втором — ввязаться в старый добрый мордобой с воплями «уебу, скотина!!!» и бутылкой по черепушке. В третьем, при подходе «культурно в рыло», получить у владельца незасранный номер с ассортиментом бухла, употребив которое, завтра очнешься-таки на этом свете. Забегаловка оказалась частью сети «Домашняя выпечка». Мимо нее Капрал пронесся, поддав газу. Хватит с него Кирштейнов. Даже опосредованно. Бар «Вечер трудного дня» выглядел перспективно: несмотря на полдень, возле него уже тусовались персонажи с трехдневной щетиной на проспиртованных мордах. Заглянуть? Только если отдых закончится в «браслетах» и КПЗ, придется тормошить Доука. В манду. Лучше в мотель. Бухло, кровать, вай-фай, порнуха.

Одиночество.

Оно было прервано на середине первой бутылки красного тенессийского. СМС-кой шиложопой Очкастой «Куда свалил?». Отправив логичный ответ «Туда, где тебя нет. Вернусь утром», снова развалился в застиранной серости покрывала. На дисплее айфона стероидный бородач рвал в лоскуты кишку дрыщеватой пидовки. С силиконовых губ слетали фальшивые стоны страсти. Мерзость. Трубка отправилась на стоящее возле кровати кресло. Заказать что ли хавчика?

Что ты делаешь сейчас, козявка нахальная? Возишься с заказами в мастерской? Ночью давал сладко. Сам на хер насаживался. Струей кончал — аж глаза закатывались. Скулил в ладонь. Прижимаясь, терся, влажно дышал в макушку, дылда чертова. Сосал так, что — дрожь по телу и волосы на жопе дыбом. Только потому, что Очкастая приказала? Клуб решил??? Заглянув золотистым лучом в приоткрытое окно, солнце простилось до завтра. Номер окончательно приобрел оттенок дохлой мыши. Ривай свинтил вторую пробку. И как он до сих пор не сдох?..

Похмельным утром, добыв из автоматов у ресепшена шоколадку и четыре банки колы, запихнул все в себя на стоянке и в путь. Возвращаться не так ярко. Но шоссе сухое, а ветер побаловал теплым ароматом печеного каштана.

Пристроив чоппер у затраханной елки, махнул дымящей на веранде Ханджи. Та отсалютовала чинариком:

— Утречка, злобный карлик. Эрен в мастерской. Сражается с Сашиным триумфом. У него кикстартер «дерется». — Стащила с горбатого носа окуляры, повертела, ехидно подмигнула, водружая обратно. — Ночевал дома у Шадиса. Фар с Иззи за твоей любовью в четыре глаза смотрят.

— Спасибо за сверхценную инфу, — процедил сквозь зубы, но от сердца отлегло.

И зачем-то поплелся к знакомому валуну. Растоптанный вчера мох подсыхал красно-коричневыми лохмами. Мошкара снова вилась стайкой черных точек над седым камнем. Почти неслышно бормотал о чем-то вдалеке водопад. Под ноги опустился жухлый лист. За ним — другой. Спокойная обреченность увядания. Капрал положил ладонь на гладкий выступ, словно ожидая почувствовать биение сердца древнего существа.

Глухой утробный звук разметал в клочья зыбкость тишины индейского лета. Вздрогнул вросший в землю валун. Левое ухо заложило на доли секунды. Инстинкт морпеха взвыл учуявшим беду волчарой. Времени на обстоятельный анализ «какого хуя?» и «что за нафиг?» явно не было. Ривай бегом вывалился из ежевики на измочаленную лужайку. Чёрч и Магнолия уже сидели по седлам. Ответив на вопросительные взгляды резким кивком, он кое-как нахлобучил шлем. Чоппер отозвался послушным урчанием. Над желтизной вязов застилал осеннюю синеву грязно-серый дым. Похоже, на окраину сонного городишки свалился крупомасштабный пиздец.

Пройдя поворот, увидел впереди знакомый каштановый хвост. Эрен выжимал из пердящего харлея последних лошадей — за «дукати» сержанта не угнаться на развалюхе. Чокнутая неслась далеко впереди. С боковой улочки попытался было вырулить «ford crown vic» конторы шерифа Найла, но притормозил, пропуская «крылатую» тройку.

— У преподобного рвануло! — рявкнула Очкастая, едва Капрал поравнялся с ней. — Спрингер за ним присматривал, чтоб обоих фурой переехало.

— Арсенал?

— Арсенал тоже, — блеснув из-под шлема очками, Ханджи рывком свернула на пыльную Морнинг стар роуд.

К густому рокоту байков присоединился ровный гул пламени. Сквозь бархат голубых елей и поредевшие кроны вязов, заглушая мягкие краски среднего Айдахо, сверкнуло ярко-оранжевым. Церковь «Неопалимой Розы» полыхала во всю. Аллилуйное предприятие пастора Ника занимало нефиговую территорию размером со стадион Янкиз в Большом Яблоке. И теперь в ее центре цвела огнем тигровая лилия. Лепестки пламени рвались из выбитых окон, пожирая цепляющиеся за остатки стен вьющиеся розы: сгорая, живые плети и редкие бутоны превращались в чернильную копоть. На ухоженном газоне валялись перекрученные листы железа вперемешку с обломками терракотового кирпича. Глухие железные ворота перекосило и, похоже, заклинило нафиг. Сквозь пролом в стене Ривай заметил дотлевающую пасторскую кафедру: печальный профиль женщины в венце из роз слизывал жадный огненный язык. Утонченные черты быстро исчезли — осталось лишь обугленное пятно, вспыхивающее по краям тусклыми искрами. В безветрии утра дым нависал клубящейся бесформенной массой над воющим пожарными сиренами городком.

— Он должен быть убит немедленно! Он — угроза, волк в овечьей шкуре, пробравшийся обманом в наши благословенные земли! Он осквернил божественную Стену Неопалимой Розы! Взываю к вам, братья и сестры, бросьте мерзкое чудовище в огонь!!! — стоя в арке надвратной башенки, тощий старикан бестолково размахивал руками. — Изничтожьте скверну! — из разодранного рукава пасторского облачения вынырнул костлявый указующий перст и ткнул куда-то вправо от Ривая.

Тот обернулся. Поставив свое пердящее угробище на кочергу, Эрен сверкнул глазищами, виновато опуская голову.

— Эй, Очкастая, бухой хрен в сутане и есть тот самый праведный Ник? Интересуюсь на всякий случай, а то мы с ним официально не представлены.

— С фига взял, злобный карлик? Он давно не пьет, — сержант «Титанов» мгновенно напряглась. — У пастора аллергия на синьку. Даже с пива буянит.

— Вашего отче шатает, как фермера из Айовы, который за сутки успел на две свадьбы и одни похороны. Очечки протри, — мысленно обозвав «умничку» тупой курицей, продолжил. — А Йегер каким боком скверна? Потому что пидор?

— Преподобный, Эрен ни в чем не виноват. И давайте-ка спускайтесь вниз, пока не поджарились до хрустящей корочки, — выбравшись из форда, Доук отер клетчатым платком пот со лба и приветственно протянул руку Риваю: — Не знал, что ты в городе. Навестить подельщиков… тьфу! друзей или как?..

— Или как, многоуважаемый шериф, или как… — ответив на приветствие быстрым пожатием. — Эй, чокнутая, пошли, снимем убогого. Фар, Иззи, за мной. Ты, — в сторону замершего унылой статуей Эрена, — тоже с нами. Учиться будешь.

Со стороны пожарища раздался короткий хлопок. Фасад рассыпался обломками кирпича и дерева. Новорожденное грязно-серое облако радостно присоединилось к старшему брату. Вместе, они закрыли робкое октябрьское солнце, уронив на пыльную Морнинг стар роуд уродливую жирную тень.

— Погодите, — встревожено прозвучало за спиной. — Вчера преподобный отменил воскресную проповедь. Мэри с Мики до ночи обзванивали прихожан. Это связано с клубом, Хан?

— Щас руны брошу, хрустальный шар протру и все поведаю, — Ханджи посмотрела поверх очков на шерифа. — Крыша у Ника начала собирать вещички с год назад, а сегодня окончательно решила съехать. Сам будто не знал, что тут творится. Спрингер! Где ты, жертва аборта?! — она решительно зашагала к башне.

— Он тут, на лестнице. Пастор палил в потолок и требовал «судить Эрена судом божьим». Конни испугался… — из пролома высунулась слегка подкопченная физия и восхищенно уставилась на Ривая. — Здравствуйте, сэр. А меня Саша зовут. Саша Блаус.

— Весело вы живете, — рука скользнула под косуху, привычно нащупывая тридцать восьмой Кольт-пайтон. — Саша, ты хорошая девочка, но вали под крылышко шефа Доука. А дядя с тетей разберутся.

Грохот.

Веером — железо, дерево, горящее бесформенное нечто.

— Ложись!!! — звонко, пронзительно.

Легли мгновенно. Уткнувшись мордой в асфальт, Капрал различал сквозь шум в ушах лишь приближающийся вой пожарных машин. «Что-то не так с пацаном. Придется взять за душу сержанта». Казалось бы — размышлизм совсем не в ту сторону. Но бывший морпех знал: когда все вокруг взрывается и горит, непонятно откуда в башку сваливаются мысли. Именно они могут подсказать правильный путь. Лично проверено в горном Бадахшане. Он поднялся первым. Пролома больше не было. Стены — тоже. Вычурная башенка выдержала, и теперь ее темный силуэт плавал в дымном мареве размывающимся видением. Слева, стоя на четвереньках, Очкастая старательно выхаркивала на асфальт собственные легкие. Впереди Чёрч помогал встать пошатывающейся и плюющейся матами Магнолии: похоже, она словила контузию. Сквозь кипящую вокруг смесь черной копоти и ржаво-красной кирпичной пыли попытался разглядеть тощую долговязую фигуру. Ну, хотя бы дурную головушку с девчачьими патлами. Мать твою, Эрен… Тепло, невесомо пальцы коснулись запястья. Жив, нахальная мартышка!

— Идем, — прохрипела сержант «Титанов».

— Очкастая, вы с Майки там вырыли ракетный комплекс «земля — земля». Решили Тайбера Стингерами и Томагавками закидать?

— Не совсем, но около того, — глухо и как-то обреченно. — Давай, покончим с этим.

— У пастора специальный армейский Глок. Который на двадцать, — раздалось снизу. — Но сейчас он пустой. Расстрелял обойму. Я считала. — Саша сидела на обочине. На лбу наливалась шишка, по щеке ползла темно-алая струйка. Высокая девица со значком помощника шерифа подхватила ее под локоть и утащила к подъехавшей скорой.

Смахнув с дороги бормочущего оправдашки лупоглазого парнишку, Ривай устремился по винтовой лестнице за Очкастой. Позади, как нарочно, дышал в шею Йегер. Ничего, сегодня ночью мелкая задница свое получит. Сперва только преподобного угомоним…

— Заперся, — взъерошив воронье гнездо на голове, Ханджи шарахнула кулаком по дубовой двери люка, ведущего на верхнюю площадку.

— Отойдите, леди.

Три выстрела кольта разнесли замок.

— Как ты посмел, чудовище, явиться в сакральное место? — пресвятой Ник гневно вращал выпученными мутными глазами на замыкающего разношерстную процессию Эрена. — Брось его в священный огонь, и ты спасешь человечество, сестра! — В клубах расползающегося дыма бледная носатая рожа выглядела очень готишно.

— Коза тебе сестра! — Очкастая вцепилась в порванный ворот сутаны. — А ты сейчас у меня полетишь вниз ласточкой. Кто поджег склад? Блять, — с досадой в сторону Капрала. — От него моим самогоном прет… Кто тебя накачал? — и тряхнула так, что у преподобного клацнули зубы.

— Ну… это, я… Я принесла сегодня утром бутылочку, — на круглую площадку вкатилась мамаша-Кирштейн. — Помню-помню — нашему Нику пить нельзя. Но разве может быть вред от твоей настойки, солнышко? Пастор последний месяц совсем грустный ходил. Проповедь вчера отменил, на гастроли в Вегас ехать не хотел. Вот и решила порадовать утречком. А потом думаю: отгоню «камаро» Майки в мастерскую, заберу свой пикап и на обратном пути снова сюда загляну… — пухлые ладошки мельтешили перед багровеющей физиономией Ханджи: «солнышко» всерьез собиралось превратиться в сверхновую.

— Бросьте чудовище в очищающий огонь! — возопиил пьяный в лоскуты служитель господа.

Ситуёвина затягивалась. Капралу надоело. Он огляделся. На полу валялись несколько увесистых кусков кирпича. Поднял один. Повертел и, скривившись, отбросил. Не подходит. В нише обнаружился бюст печальной леди в розовом венце. На вид — бронзовый. Но взвесив в руке, понял — подделка. Видно, пастор экономил на предметах культа. Обычное крашеное дерево. Годно.

— Пригнись, Очкастая.

Бюст прилетел аккурат в лобешник заправилы аллилуйной лавочки, и тот, наконец угомонившись, сложился на терракотовом полу черной ветошью.

— Брати-и-и-к, — донеслось с лестницы. — Тут внизу заебатая «конюшня»! — отбрасывая с глаз отросшую малиновую челку, Изабель высунулась из люка. — Смотрю, ты уже закончил, — махнув в сторону отдыхающего пастора. — Спускайся.

— Дальше без меня, — хлопнув промеж лопаток отдувающегося сержанта, повернулся к Эрену. Долговязый мальчишка усердно делал вид, что его тут нет. — Йегер, за мной.

Просторный гараж примыкал изнутри к уцелевшей части стены. Фар сражался с покореженными взрывом роллворотами: здоровенная вмятина посредине мешала поднять их выше, чем на пять футов.

— Мотоциклы надо спасать, — Чёрч попытался подтолкнуть ворота снизу, но исцарапанный алюминий не сдвинулся ни на дюйм. — Такая красота и пропадет нахрен. Сам зацени.

— Хераси, — Ривай присвистнул. В искусственном белом свете сияли новехонькие Harley-Davidson Softail, V-Rod и Triumph Speed Triple. — Эй, услада хера моего, какой байк хочешь?

Вопреки ожиданиям, «услада» ломаться не стала, а, нырнув под ворота, живенько оседлала Урода:

— Ключ есть, — чумазая мордаха сияла серебряным долларом.

— Да, от этого нашли. А от софтейла и триумфа — ХЗ где заныканы, — протиснувшись следом, Магнолия раздраженно тряхнула малиновыми хвостиками и тут же привалилась к стеллажу с инструментами. — Чот меня колбасит…

— Уй, епть, — стартовавший было Эрен едва не приложился башкой о злосчастный металл.

Ривай сплюнул под ноги (если Йегер — угроза, то только собственной, без того больной головушке) и выбрался наружу. Подпирая плечом слабо мычащего пресвятого погорельца, мимо прошагала, угрожающе сверкая очками Ханджи. За ней плелся перепуганный Конни, у которого под левым глазом наливался багровым свежий фингал, поставленный рассвирепевшим сержантом. Следом катилась мамаша-Кирштейн — судя по выбившимся из пучка седым прядям, ее оттаскали за волосы. Но возмущаться никто не пытался: видимо — обычная история. А вот улыбающийся в седле харлея Эрен…

Сесть позади.

Просунув руки под изгвазданную косуху, обхватить теплое, гибкое, сильное.

— Смотри, не отправь нас к боженьке на облачко.

Урод завелся мгновенно. Вопреки опасениям, нахальная мелочь ловко лавировала между обломков. Забив на пыль, Ривай прижался к толстой бычьей коже…

Мир позади раскололся. Взрыв заглушил сирены. Сквозь косуху обожгло спину. Все звуки исчезли. Морнинг стар роуд погрузилась в оглушающую тишину, заполненную мельтешащими фигурами и перекошенными лицами шерифов, врачей, пожарных. Рука пацана, давящая на гашетку. Проскочив между скорыми, мальчишка пронесся через дорогу, ухитрился не вписаться в голубую ель, но пришел в заросший полынью валун. Мир завертелся. Небо чередовалось с землей. Острым ободрало правую бровь, и глаз тут же залило алым. Промелькнула черным рифленая подошва ботинка. «Эрен?..» — подумалось перед тем, как Ривая закинуло в колючую ежевику. Сквозь тронутую бурым зелень небо ослепило недостижимой высотой. Мир прояснялся, принимая обычные очертания. Слух возвращался рывками. Сквозь давящую вату прорезалась череда невнятных ругательств: из соседнего куста выполз чертов пацан. Рукав косухи располосован от запястья до локтя, но крови не видно. Цел?.. С верха пологого склона донесся женский крик: «РПГ… семерки… снаряды… пиздец». Ривай словно вернулся в Афганистан. Приятные, мать твою, воспоминаньица, когда по тебе ебашит из русских гранатометов Талибан, а рядом слился с местностью Чёрч…

Фарлан.

Изабель.

Что с ними?

Наверх. Раздирая в клочья перчатки (надо было с кевларом надевать!), не чувствуя боли. Только руки становятся липкими от крови. Новый взрыв. Опустить голову, приоткрыть рот, чтобы выровнять давление на барабанные перепонки. Снова наверх. Легкие забивает горящим, смрадным. Потерявшая очки Ханджи сидит возле пожарной машины, держа за шиворот обмякшего преподобного. На двойной сплошной раскачивается из стороны в сторону шериф Найл. Его «форд» разворотило в месиво железа, пластика, искрящей проводки. Расписной спорт валяется на обочине. Лошадиная морда потерянно топчется возле. Только прикатил?.. Странный звук доносится откуда-то слева. Стоя на коленях, рыдает мамаша-Кирштейн: «Их больше нету, родной». Потемневшие глаза сочатся виной и болью. Пепел оседает вокруг смертным приговором. Резкий ветер разгоняет серо-мутную взвесь, и с холодной высоты небес на пожарище опускается лучезарное сияние солнца. Башни больше нет. «Стена Неопалимой Розы» пала. На секунду перед глазами — асфальт. Затем — тьма.

Наконец-то.

— Вы в порядке? Вам нужно в больницу. Есть страховка? — Озабоченное лицо окружено коротко стриженными платиновыми волосами. — Доктор Нанаба. — Рука коснулась бейджа, прицепленного к нагрудному карману.

— Отъебись, — Капрал выпрыгнул из скорой. — Парень и девчонка в косухах с крыльями — где они?!

— Погрузили в другую машину. Вам сейчас не надо такое видеть, — строго произнесла докторша.

— Где. Они. Белобрысая сука, — внутренний зверь Капрала перешиб ударом когтей сковывающую цепь. Короткая оплеуха. Схватившись за щеку, изумленная женщина отступила назад:

— Там, за пожарной… еще не увезли.

Чёрча и Магнолию свалили в черное равнодушие пластика. В мешке, где лежали останки Иззи, блеснул крошечный бриллиант на оторванном безымянном. Ривай смотрел, как его рука тянет зиппер. Медленно. Будто в вязком сне, матовые черные зубцы молнии расходились в стороны, открывая развороченную в кровавые лохмы грудную клетку, предплечье, голову. Распахнутые глаза цвета весенней листвы смотрели в никуда. Губы чуть приоткрыты. Малиновые хвостики походили на замызганные растрепанные метелки: в них запутались мелкие кусочки штукатурки, на них осела ржавая пыль. Другой мешок. Снова месиво крови, припорошенное пылью на ранах, зияющих желтоватыми обломками костей. И глаза. Только уже светло-карие, но с той же инфернальной пустотой.

Чёрч и Магнолия.

Семья.

— Где преподобная мразь? — Капрал повернулся к Нанабе, суетящейся вокруг Ханджи — та все также сидела, прислонившись к колесу пожарной машины.

— Пастор Ник сильно пострадал, — вякнула Нанаба и заткнулась.

— Где? Или ты тоже пострадаешь.

Мало кто знал, что Капрал большую часть жизни пребывал в состоянии контролируемого бешенства. Иногда выпуская зверя наружу. А сейчас сдерживать его не было ни малейшего желания.

— Тут, — сержант ткнула в скорую с распахнутыми дверями. — Не мешай ему и, может быть, останешься жива, — ухватив за локоть вскинувшуюся докторшу.

Покачивая забинтованной головой, пастор скрючился на белом сидении, пока щуплый паренек искал вену на худой старческой руке. Увидев добычу, зверь заурчал в предвкушении. Сознание заволокло алым… Схватить за тощую птичью лапу. Выволочь наружу, не обращая внимания на кряхтение и нытье про артрит. Подтащить к носилкам с мешками, к ошметкам, к тому, что считаные минуты назад было семьей. Названной сестрой и лучшим другом. Было…

— Смотри. Они закончили жизнь не на чужой войне в сраных горах на другом конце географии. И не от пули пропитанного пульке мекса в порту Веракрус. Их даже не размазало фурой по мокрой дороге. Их нет только потому, что ты, пресвятая падаль, нажрался. — Ухватив старческую шею, Ривай подтолкнул трясущегося Ника к останкам. — Да, бухло притащила курица, у которой мозги заплыли жиром собственных пирогов, но налил и выпил ты, сам. Небось еще, дальше скрипеть собираешься? А чего? Белобрысая в больничку отвезет, анализы назначит, пилюлями накачает… и через недельку — здоровеньким, дальше псалмы гнусить? Отвечай.

Кривые птичьи лапы закрыли лицо. Раздался странный каркающий звук. Звук перешел в сдавленный дрожащий всхлип. Сквозь изуродованные артритом пальцы просочилась слеза и покатилась по сухой морщинистой руке.

— Я не пью… давно. Меня Сайнес уговорил… Простите. — Артритная клешня в печеночных пятнах потянулась стереть с лица Магнолии застывающую смесь крови с терракотовой пылью. — Mea culpa. Mea maxima culpa.

— Не трогать, сука. — Резкий удар по запястью заставил Ника охнуть. — Только смотреть.

— Что он там бормотал про Сайнеса? — отмахиваясь от Нанабы с бинтами, встрепенутая Ханджи ковыляла в сторону безуспешно чиркающего зажигалкой Доука. — Это твой следователь-консультант?..

— … он же на полставки у нашего преподобия, — Найл вытащил изо рта зажеванную сигарету.

— На, — негромкий щелчок и крохотный огонек насмешливо вспыхнул на фоне догорающих руин. — Док, подбрось-ка нас до клуба. Ты с нами, шеф? — Затянувшись от души до пяток, Найл согласно кивнул и потопал к уцелевшему форду вик помощника шерифа. — Капрал, тащи сюда преподобного алкаша. И вы, матушка, пожалуйте. Йегер, а ты у меня где?!

— Здесь!

Крепко ухватившись за рукоятки, пацан выкатил зияющего разбитой передней фарой Урода на шоссе. Следом показалась смурная Лошадиная морда. Буркнув что-то про эвакуатор и позвонить в мастерскую, Йегеров бывший вытащил из кармана джинсов мобилу. У Ривая кольнуло слева. Нехорошо. Тревожно. С вывертом. Словно кто-то загнал под лопатку сверло. Нет. Сейчас не до этого. Зверь снова закован в цепи. Клетка надежно заперта на замок. Сейчас главное — пастор и… Йен, который ждет звонка невесты на больничной койке в Чикаго.

Заткнув пальцем левое ухо, придурок-Кирштейн басил в трубу про отвезти байки в клаб-хаус.

Пожарные растерянно переглядывались.

Сирены наконец-то заткнулись.

Ехали молча. Зацепившись порванным рукавом за дверь, Эрен запрыгнул в скорую последним. Он сидел близко. Близко, но не рядом. На ухабах, острыйлокоть пихал Ривая под ребра. Вкрадчиво-неуклюжее тепло проникало сквозь косуху и фланелевую рубашку, осторожно согревая. Это успокаивало. Давало силы не спустить курок, послав пулю в трухлявое сердце полулежащего на носилках Ника. Напротив хлюпала носом разом посеревшая и постаревшая мамаша-Кирштейн (ее сержант затолкала в машину первой), на полу скрючился идиотина-Спрингер. Зачем-то попискивал кардиомонитор. Слабенький электронный мозг коротнуло ударной волной?.. Закусив губу, Очкастая долго тыкала в экран айфона. Помянув Майки в три этажа до прабабки из Дублина, замерла, опустив веки. К дому Закариусов шли не говоря ни слова. Скрючившийся на чугунном стуле Армин с робкой улыбкой приподнялся навстречу, но тут же понуро отпустил голову. Мертвенную тишину тотальной опустошенности нарушил гул моторов.

— Что стряслось? Взрыв было видно за пятнадцать миль.

Знакомый. Слишком давно знакомый Риваю, не теряющий уверенности в любой ситуации баритон.

— Опоздал, Командор. Апокалипсис закончился. Всадники оправились по такому случаю бухнуть. На твою долю не осталось.

Смит улыбнулся. Чуть снисходительно, слегка по-доброму. Аккуратно запарковавшись у кривой елки, демонстративно снял правой классические черные очки, спрятал во внутренний карман новехонькой куртки. Посмотрел. Почти ласково.

— Давно не виделись, Капрал, — баритон вибрировал выверенными оттенками иронии, ностальгии, теплоты с намеком на интимность.

— Не переживай — я не скучал.

Ривай ненавидел, когда им пытались манипулировать. Пусть даже с элегантной ненавязчивостью. А еще ему хватило с горкой пафоса оттюнигованного прямо за заводе софтейла фэт боя* с рычажной «вилкой» и прочими закосами под чоппер. Но Смит — всегда Смит. Манипулятор на пафосе. Правда, у Командора больше нет власти над Капралом и значит, — пусть сам себе отсасывает. Гораздо сильнее заинтересовала правая рука. Движения пластичны, нет ни намека на неестественность или скованность: Смит небрежно расстегнул шлем, нацепил на рукоятку. Похоже на экспериментальный киберпротез. О них давно ходили слухи.

— Хан? Ты оk? — поставив на «кочергу» тяжелый круизер, Майкл догнал жену на крыльце. — Храм Розы рванул? Все сгорело? Что-нибудь уцелело?.. — с каждым вопросом отголосок надежды в голосе слабел.

— Цела. Очкастую битой не убьешь. А Розе вашей больше не цвести. Там теперь как под Гиндукушем в мае одиннадцатого, — Капрал ответил за сержанта. — Иззи и Фара разложили по мешочкам, — зверь заворочался внутри, требуя мяса и крови. — А что к чему и почему — мы сейчас разберемся. Шеф, доставь-ка ты нам своего помощничка, — взгляд в сторону выбирающегося из форда Найла.

— Он взял два выходных. Вчера и сегодня, — Доук потянулся к рации. — Хитч, найди Сайнеса. Не дозвонишься, вместе с Марло дуйте к нему домой. Если еще там, задержите и закройте в камере до моего приезда, — не дослушав истеричную трескотню диспетчерши, нажал отбой и устало присел на переднее пассажирское.

— Командор, кончай изображать памятник, хватай хрена в сутане, толстую мамашу и волоки нах в зал заседаний, — зверь внутри довольно замурлыкал, предвкушая добычу.

— Слушаюсь, Капрал, — нарочито поведя плечами, Смит направился к скорой.

— Тебе необходимо наложить швы на бровь, — неумолимая докторша возникла перед носом платиновым ежиком волос.

— Потом, — Ривай задержался взглядом на покрасневшей щеке. — Нанаба, я виноват.

— Ерунда. Я ж бандитский лепила. Бывало хуже, — отмахнулась та. — Но швы наложить придется.

— Что с Конни делать? — За долговязым Эреном плохо пытался спрятаться такой же тощий Спрингер. — Ему прилетело кирпичом по затылку.

— Вот и работа доброму доктору. — Вдруг снова повело. Мысль на мгновение осветила черноту, где всю его жизнь грыз цепи зверь. Мысль, пронзившая ясностью осознания: в третьем мешке запросто мог оказаться чертов пацан. И в эти минуты аквамариновые глаза медленно тускнели бы в холоде больничного морга. Ладно, сейчас нет времени переживать и пережевывать. — Хватит вести светские беседы, — пропустив вперед Смита, поддерживающего преподобного алкаша и понурую мамашу-Кирштейн, Ривай захлопнул дверь клаб-хауса.

Отрезав деловитые распоряжения Нанабы и оханья Спрингера, стекло задребезжало за спиной. В зале заседаний «подсудимых» отправили на лавку у стены, где обычно теснились приглашенные на сходняк рядовые. Сам Смит, пригладив слегка растрепавшуюся шевелюру, вальяжно опустился в конце длинного стола. Аккурат напротив кресла президента.

— А чего не сразу в президентское? — Зверь внутри осклабился. — Майки, срезай-ка нашивку, папочка прикатил.

— Хорошо. Для начала, хочу покончить с возникшим недопониманием,  — игнорируя Ривая, Командор повернулся к занявшему свое место Закариусу и нахохлившейся рядом Очкастой. — Я вернулся к «Титанам» рядовым с правом голоса и вовсе не претендую на кресло и молоток. Вместе с твоим мужем и Бернером мы обсудили это еще в Мэдисоне, — в голосе отчетливо слышалась доброжелательность, сдобренная щедрой горстью превосходства. — К тому же, я приехал не с пустыми руками. Заметив дым, президент велел Бернеру отконвоировать пикап с подарками до охотничьего домика у озера. Как разгрузят — он напишет. Учитывая, что арсенал улетел на небеса, Глоки, Узи и пятидесятые Кольты придутся кстати… Мы с Майки и Мобби хотели сделать небольшой приятный сюрприз: они встретят меня в Ореане на семьдесят восьмом шоссе, потом с рейнджерами Морли Нельсона постреляем в лесу белок. Думали — слегка развлечемся, а заодно пушки проверим. Но хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах, — обаяние примирительной улыбки несколько подпортил пренебрежительный взгляд.

— Ты — белый пушистый внутри и снаружи. Понятно. С тобой, мамка, тоже все ясно, — старая перечница так обреченно хлюпала носом в полу кардигана, что у Капрала промелькнуло в душе подобие брезгливой жалости. — Пресвятая падаль облила бензином арсенал в подвале и чиркнула зажигалкой — понятно. Но сейчас не про это. Когда Закклай решил замутить с пастором, он показал мне проект церкви. Для серьезных игрушек, вроде РПГ с гранатами, была предусмотрена потайная комната. Стены — три и двадцать восемь. Метр бетона, мать твою. Попасть можно только пройдя через тамбур и открыв дверь из титанового сплава толщиной в полтора фута. А теперь вопрос к тебе, Никки: кто еще знал код? У кого был ключ? Ты нажрался в вертолеты и не смог бы попасть по кнопочкам. Отвечай, мразь.

— Сайнес… — прошептал старик. Руки судорожно одергивали, мяли, терзали порванную сутану. Седые космы свисали на лоб. Покрасневшие веки. Помутившийся взгляд метался по залу, тщетно стараясь разглядеть намек на сочувствие в обозленных измученных лицах. — Mea culpa… Прости, Капрал.

— Боженька простит, когда встретитесь, — сдержав рвоту, Ривай повернулся к двери и рявкнул: — Йегер, волоки сюда лупоглазого.

Через секунду дверь распахнулась, и мальчишка легонько пнул Конни в центр зала.

— Босс, сержант… н-н-не прогоняйте, мне некуда… у меня, кроме клуба, никого, — крутя забинтованной тыквой, пацанчик мялся, заикался, путаясь в словах и ногах. — Простите.

— Он не виноват! — В этот раз дверь грохнула об стену так, что Капрал аж удивился. Перед собранием нарисовалась знакомая подкопченная девичья физиономия. — Я расскажу!

— Ты у меня кто? Уточни-ка. — Армейская чуйка подсказала — девчонка далеко не дура. В отличие от своего ебаря.

— Подружка… ой! «Старушка» Спригнера. Экономкой у пастора работаю. Клубу помогала присматривать за ним. Чечевичные котлеты, палак-панир готовила, со шпинатом который. Мясо он не кушал. Вела домашние расходы…

— Босс, я не пускал. Она в глаз залепила, — следом сунулся взъерошенный Армин.

— Сгинь, Барби. — Майкл схватился за молоток, болотные глаза сузились. «Похоже, бычара психует»: Ривай мысленно ухмыльнулся. — Так, Саша, не трынди. Говори по делу.

— Майк, Ханджи… Ой, все спросить хотела — вы тот самый Капрал? Я почему-то думала — вы повыше будете, — округлив глаза, копченая подружка Конни вылупилась на Ривая.

— Саша, ради Одина, о пожаре, — Очкастая ощупывала карманы в поисках заветных палочек здоровья.

— Извините, пожалуйста, — испуганно отступив назад, девчонка затараторила как из пулемета М-60: — Пастор Ник давно жаловался, что у него не лежит душа к поездке в Вегас, проповеди не пишутся, связь с Мировой Розой утрачена. Надо расширить сознание, открыть какие-то там каналы. Еще много чего прочистить в этих… чакрах, перевернуть монаду. Короче, когда миссис Кирштейн уехала, он и помощник Сайнес попросили нас уйти. Конни не хотел… Но пастор сказал, что будет медитировать, искать путь к Розе и восстанавливать связь с Агартой. Помощник Сайнес выставил нас за ворота, но мы не ушли… — задохнувшись, она облизала сухие корочки на губах. — Мы стояли у ворот… когда увидели дым, Конни открыл своей картой, но было поздно. Пастор бежал к нам навстречу, кричал про чудовище, из-за которого его не пустят в эту Агарту. У меня не получилось войти в церковь. Там уже окна полопались, пламя вырвалось… Мы не смогли ничего сделать! — слезы размывали грязь на щеках. Взгляд умоляющий, нижняя губа закушена.

— Забирай своего придурка и валите нахрен отсюда. — Благодарное «Ой, спасибо», топот ботинок недоумка-Спрингера, шарканье Сашиных кроссовок. Парочка радостно свалила. Зверь выпустил когти. — А скажи-ка мне, Майки, давно Сайнес появился в городе?

— Месяцев десять назад перевелся к Найлу из Адамса на место вышедшего на пенсию… дерьмо! — здоровенный кулак грохнул по столу, чуть не угробив лежащий возле молотка айфон.

— Оно, родимое, — с удовольствием подтвердил Ривай. — Очкастая, ну ты, вроде, умничка. В секретных лабораториях Пентагона всякую биохрень бодяжила. Так какого не сложила один и один?

— Шеф изучил его досье вдоль, поперек и по диагонали. Спецом присматривал за ним. Сайнес был тихим занудой. Обожал бумажную работу, жаловался на бывшую жену: жизнь она ему поломала. Потом прибился к Нику за очищением и просветлением, ни одной проповеди не пропускал, — разом всосав в себя пол-сигареты, Ханджи выдохнула вверх, сдувая дымом обгрызенную челку. — Никому в голову не пришло связать задрота с Тайбером и Зиком.

— Ну да. Пофиг на интересный факт, что никто не захочет строить карьеру в задрипанном городишке посреди заброшенных серебряных рудников и поклонников розовых кустиков. Как часто в Сильвер сити появляются новые лица? Много ли переселилось сюда, не считая чокнутых сектантов? — Странная веселость бурлила в венах, заставляя выплевывать скопившуюся ярость. — Вы не можете выкинуть «Рыцарей» со своих дорог, эпично прозевали шпиона, и теперь пидор должен со знанием дела вытащить «Титанов» из глубокой задницы.

Кто засмеялся первым? Капрал не заметил. Истеричный, захлебывающийся — смех разлетелся по залу сиплым клекотом, скрежетом, выбросом безысходности. Реальность сузилась до солнечного луча на потертом янтаре столешницы. Рядом с вырезанном по канадскому дубу черепом бизона лежала чья-то скомканная бандана. Рука нырнула в левый карман. Пальцы нащупали сложенную квадратом застиранную ткань.

Фарлан Чёрч.

Изабель Магнолия.

Его истинная семья.

Капрал разровнял на видавшем виды дереве простой квадрат. Черное. Белое. Турецкий огурец. Платок, используемый работягами начала двадцатого для защиты от солнца и пыли, стал символом. Трансформирующимся символом. Он защищал от жара пустыни Сонора или Мохаве. Повязанный на лице, предупреждал — на стройке небоскреба рвет легкие взвесь цементной пыли. Ривай сложил платок в косынку. Дальше — проще. Складывать, разравнивать, шоркая ногтем. Повторять, казалось бы, механические движения до тех пор, пока бандана не легла на стол узкой лентой:

— Теперь это моя война, — черно-белая полоска охладила лоб.** Он поступил правильно. Осталась сущая мелочь. — Эрен, ты свободен от обязательств.

— Добби свободен! — ехидно прозвучало за спиной. — А хозяин подарит Добби носок?

— Моблит отписался. Разгрузились. Водилу он отпустил, — игнорируя клоунаду рядового, президент озвучил короткое сообщение и сунул трубу во внутренний карман косухи. — Йегер, найди Шадиса и Петру — пусть сменят его в охотничьем домике. Еще. Скажи Лошадиной морде, чтоб забрал свою мамашу и посидел с ней до утра. Бегом!

— А носок?

Ривай обернулся. В уголках аквамариновых глаз подозрительно блеснули крохотные капельки. Не давая возможности разглядеть, понять, мальчишка вылетел вон. Ну и, что за нафиг?..

— Куда Ника девать… босс? — Смит подчеркнуто сделал ударение на последнем слове.

— Придется оставить здесь, — Майки недовольно крякнул.

— Только приставь к нему кого-нибудь, у кого больше одной извилины. Есть такие? — Ривай чувствовал: надо бы полегче, но зверь рвал железными когтями ливер.

— Боюсь, он тебе не понравится, — Очкастая подкурила следующую сигарету от собственно бычка. — Ба-а-арби! Иди сюда!

В приоткрытую щелку сунулась голубоглазая физиономия. Следом проскользнуло хилое тельце в новеньком жилете салаги. Армин застыл испуганным кроликом перед скопищем удавов.

— Что? Вот это? Да его соплёй пополам перешибешь! — даже внутренний зверь озадаченно присел. — Хан, умоляю, есть еще кто-нибудь?

— Просили умника — получите. Он, между прочим, в тринадцать хакнул сервак Полицейского управления штата, — огрызнулась Очкастая. — Джин забрал Боззи и Шульца с собой. Наш чепт в Гилрое потрепали «Рыцари». Уехали утром…

— Сайнес пропал, дома его нет, — не церемонясь, Найл отодвинул салагу в сторону. — Марло доложил. Хитч посмотрела все записи с камер, какие нашла… — шериф перевел дух. — Он еще в городе. Или залег где-то в старых рудниках. Я осторожненько попрошу Мэри обзвонить знакомых прихожан — вдруг заходил к кому-то.

— Барби, бери пастора и тащи в третью спальню. Лови ключ, — Ханджи мгновенно вскочила. — Запри и дуй сюда с ноутом. Нужны планы рудников.

— Есть! — щупленький паренек осторожно помог пастору подняться. Тот беспрерывно бормотал что-то похожее на молитву. — Мы вместе с Эреном лазили. Ну, когда школку прогуливали… ноут не нужен.

Топот ботинок. Зажав сигарету в зубах, Очкастая унеслась в сторону склада. Смиту плевать на суету. Отодвинув стул, он вытащил из нагрудного кармана толстую Bolivar Belicosos и дредноутом «Колорадо» уплыл на веранду — дымить на свежем воздухе кубинской контрабандой. Потревоженные движухой, лампы закачались над столом на длинных шнурах. По резьбе метались желтые световые пятна. Глазницы бизоньего черепа зияли провалами в бесконечную ночь. По обшитым потемневшим дубом стенам чередовались тени. Четкие и расплывчатые. Темные, почти черные и серые полупрозрачные — сквозь них виднелись пятна цвета крепко заваренного чая. Бросив Закариусу: «Байки сгрузили перед штабом», Лошадиная морда (откуда взялся?) вывел пошатывающуюся мамашу-Кирштейн. Пропустив их, в зал протиснулась настырная Нанаба с каким-то кофром. Открыв его, извлекла пузырек, свинтила крышку, смочила ватный шарик, и над бровью защипало. Ривай вздрогнул, когда ужалило в бицепс. Похоже, он снова выпал. Так случалось, когда ребят «Команды 6» — вчера живых — сегодня укладывали в закрытые гробы по частям.

— ИПСЧ, — пояснила «платиновая» докторша. — От столбняка. И… — всадив второй шприц прямо через рубашку, — антибиотик широкого спектра от прочей заразы. Не болей, — она натянула косуху обратно на плечо.

Снова быстрый топот. Но тише и со стороны лестницы. Капрал сжал переносицу. Помогло. Ступор отпустил.

— Сейчас два тридцать пять. Стемнеет около восьми. Мы успеваем. Я все покажу, смотрите сюда, — Армин все-таки захватил ноут. — Сайнес все время торчал в офисе шефа Доука либо в церкви и не успел хорошенько изучить рудники. А планы в инете датированы… — пролистав несколько сканов, — от тысяча восемьсот восьмидесятого до тысяча девятьсот пятьдесят шестого. В пятьдесят седьмом закрылся последний рудник. Самый крупный — «Фартовый самородок» — затопило весной шестьдесят девятого…

— Барби, ты ведь умный, да? Или Очкастая обратно лоханулась? Не тяни кота за причиндалы, — Ривай деликатно положил руку на блондинистый загривок. — Откручу ведь соображалку — чем думать станешь?

— Я только хотел объяснить, почему Сайнес мог устроить убежище только в «Красотке Кэрол». Ведь «Самородок» затопило при Ричарде Никсоне, а «Черную Мэгги» завалило два года назад. Крепеж в центральном стволе рухнул. Эрен с Мики меня вытащили… Я тогда руку сломал. Вот, — Армин ткнул пальцем в экран, — тут написано: в ста пятидесяти ярдах от входа в горизонтальный ствол — массовый обвал закрепных пород. Он не решится полезть ни туда, ни туда, зуб даю! — шмыгнув курносой носопыркой, парнишка замолк. На круглом личике убежденность в своей правоте боролась с полной готовностью обосраться со страху. — Вход в «Красотку Кэрол» представляет собой естественное образование…

— Так, отставить палеологию! — рука сжала загривок чуть сильнее. — Сколько добираться?

— Двадцать минут по шоссе, полчаса по грунтовке и столько же пешком, сэр, — отрапортовал тщедушный пацанчик.

— Фонари, веревки, — Ханджи свалила на стол четыре бухты крученого альпинистского троса. — Вот Глоки, кому надо. И где обратно Йегер? — обвиняюще уставилась на Капрала.

— Нашу радость на лужайке подберем, — он распахнул косуху, продемонстрировав Очкастой тридцать восьмой Кольт пайтон. — А эти пукалки своим «девочкам» раздай.

Мотор чоппера послушно отозвался на поворот ключа, окутывая Капрала родной стихией асфальта и скорости. На периферии зрения промелькнул матерящийся в рацию Доук. Чуть позади нахально рыкнул спорт Лошадиной морды. Бывший Йегера решил увязаться за компанией?.. Какого?! Но тут с Капралом поравнялся Эрен в седле «японца» расцветки кислотного попугая. Упертый мальчишка держался колесо в колесо. Не обгоняя и не отставая. Только губа сердито закушена. А… пошел он жопой на Кирштейнов хер! Хочется маячить рядом? Да на здоровье.

…Они выбрались из недр «Красотки Кэрол» около семи. Измотанные темнотой, духотой, пылью. Покрытые дерьмом летучих мышей. Барби феерично метал харчи под кустом дикой малины. На замурзанном лице нахальной козявки остались одни глаза. Чистые в своей морской прозрачности, они угомонили скребущего в первобытной ярости зверя, заставив забыть смерть…

Салага-Армин оказался прав. В тупике боковой горизонтальной штольни они обнаружили спальник, термос с остатками кофе, коробку с лого «Домашняя выпечка» и разряженный внешний аккумулятор. Сайнес был здесь совсем недавно. Определенно. То, что его след простыл — также очевидно. Оставалось, скрежеща зубами, шкандыбать на выход. На обратном пути принцесса Эрена, впаявшись в кучку пустой породы, ухватилась за проржавевшую воздуховодную трубу и, грохоча рассыпающейся конструкцией, наконец-то обрушилась. Гулкое эхо превратило грохот в раскаты грома. Дальше разверзся сущий пиздец. Сначала приглушенное шуршание, слабое попискивание. Майки глухо выматерился. «Головы прикрыть!» — заорала позади Ханджи. И дальше — про скорую мучительную кончину рядового Йегера. Но крики потонули в мерзком кожистом шорохе. С уходящего в необъятность свода карстовой пещеры обрушилось торнадо хлопающих крыльев, пронзительного писка, завываний. Острое, сухое оцарапало скулу. Сгруппировавшись на усыпанном разнокалиберными камнями полу, Ривай чувствовал, как в спину прилетают круглые тельца. От них исходило неприятное тепло и вонь мощностью в тыщу мексов-нелегалов, сутки просидевших в кузове фуры. В кружащемся месиве не осталось воздуха. Ноздри горели. Легкие угрожали лопнуть. Желудок скручивало тугим узлом. Похерив фонарь, он кое-как выполз наружу.

— Ты Ok? Живой? — И без того не отличавшаяся стильностью прическа Очкастой напоминала взорвавшуюся упаковку китайской лапши.

— Когда неделю лежали под Бедаком в засаде, было лучше. Нас забросили с био-сортиром.

— Тут ручей есть. Идемте, — приобняв за плечи сбледнувшего до зелени приятеля, Эрен потащил его мимо малины вглубь леса.

Ручей сбегал с западных гор потоком серебристых бликов. Там, где воды коснулся закат — блестел расплавленной медью. И журчал дальше, в сторону Сильвер сити среди потрепанных веников-папоротников, бурых камней, болезненно раскачивающихся плетей испанского мха.

Бросив перчатки на берегу, Ривай зачерпнул горсть искрящейся чистоты, плеснул в лицо отрезвляющим холодом. Чуть поодаль, сидя на корточках, фыркал в ладони Эрен. Сквозь редеющие кроны вязов пальцы солнца дотянулись до каштановой макушки, заставляя спутанные патлы переливаться старой бронзой. Невольно сжались кулаки. Что у нахальной мелочи с этим крашеным блондином? Очкастая говорит — давно разосрались… Не похоже. Ведь Лошадиная морда одолжил ему свой спорт.

Ревность.

Ядовитая, едкая.

Ни к месту, ни ко времени.

Монументальную фигуру Командора, оставшегося караулить байки, Капрал узрел издалека. Сидя боком в седле своего навороченного харлея, он небрежно взирал на горные пики в предзакатном огне. Над головой таяли колечки сигарного дыма стоимостью около сотни баксов. Беспечный ездок, остановивший передохнуть и поразмыслить на фоне вечернего пейзажа о философии Кропоткина, Голдман и Тимоти Лири.*** Странно, Майки выше Смита на полголовы, но никогда не выглядел памятником самому себе. Может, дело в ирландском прищуре, легкой сутулости и походке в развалочку потомка ковбоев Дикого Запада?

— Не нашли? — Смит затоптал тлеющую сигару.

— Зря с нами не пошел. Пропустил вечеринку с отвязными рукокрылыми. Заебато потусили, — при виде гладкой физиономии и блестящего чистотой жилета у Капрала снова скрутило ливер. — Там пустая лёжка. Клиент, похоже, свалил, не дождавшись дружественного визита.

— Летучие мыши? Никого не покусали? Я звоню Нанабе, — Смит вытянул из внутреннего кармана айфон. — Нужны прививки от бешенства.

— Ну бля, наш отец-командир успел обзавестись номерочком лепилы.

— Заткнись, злобный карлик, — Очкастая взрыкнула мотором, заложила вираж и запрыгала по колдобинам.

Цепляясь за острые макушки елей, кроваво-алое солнце медленно скатывалось за лесистый кряж, отлежаться и зализать раны за горизонтом. День же «Титанов войны» еще не закончился. Оставалась слабая надежда на шерифа Найла. Сука, Сайнес…

На веранде клаб-хауса их ждали. Осунувшаяся от беготни Нанаба открыла кофр и, положив на вялые протесты компании, засадила каждому по ампуле в плечо. Пихнув в руки по четыре заряженных шприца и бумажку со схемой вакцинации, велела ширяться точно по графику, не расчесывать и особо не бухать. Быстро упаковав медицинскую тряхомудрию, она отбыла на ярко-красной тойоте обратно в местную больничку — дежурить. Бернер неловко попытался помочь Ханджи подняться на второй этаж, но был обруган и послан звонить Доуку. Ривай хотел одного — заползти в душ и сдохнуть.

Горячие струи лупили по спине нещадно. Жесткой губкой — по груди, по плечам. Пока кожа не покраснеет. Пена, стекающая пушистыми хлопьями по стенам. Кабина заполнялась клубами пара. Душно. Но это не затхлый смрад мышиного дерьма. В душе пахнет лаймом, мятой, отдраенным до скрипа телом. И почти спокойно. И почти пережито. И почти принято, как данность: Иззи с Чёрчем стынут в камерах судебного морга, а дня через три их закопают на кладбище среди канадских дубов.

Ты ведь остался один, Ривай.

Дошло-доехало?

Что делает нахальная козявка? Торчит в бильярдной вместе с Барби? Вернулся домой к Профессору? Капрал в десятый раз обложил себя хуями за дебильное благородство. Зачем отказался от Йегера? Вот какого? Типа нехорошо распоряжаться живым человеком, словно мебелью?.. Выбесила шутеечка Очкастой насчет «единственной любви»? Да. Потому, что это та самая шутка, в которой лишь доля шутки. Ничтожная доля. Неразличимая даже в долбаный армейский TLDS-бинокль с расстояния фута. Вода смыла вонь, пот, засохшую кровь со скулы. Мысли затихли. Зверь внутри задремал. Адреналин улетучился. Тут же заныли ребра. Выйдя в травянисто-зеленую ванную, он осторожно надавил под сердцем. Вроде, не сломаны. Но к утру на бочине расползется здоровенный синяк. Фигня.

В комнате, утонувшей в рассеянном свете уходящего дня, поблескивали разложенные кем-то на кровати ключи и шестизарядный кольт. Две перехваченные резинкой записные книжки. Нож Боуи и айфон неведомый салага почему-то пристроил на тумбочку. Косуху и 13-дюймовки наверняка утащил в чистку… Телефон смотрел на Капрала черным зеркалом. Гладкая поверхность отражала призрака с серым лицом и слипшимися на лбу мокрыми прядями. Позвонить Йену. Спрятаться, увильнуть, тянуть время — невозможно…

Дисплей послушно засветился. Несколько скользящих движений и вот уже долгие гудки.

«Капрал? А Иззи где?»

— Йен… послушай…

Растянувшаяся вечностью пауза.

Глотку — судорогой.

Нервы — клочьями.

Сердце пополам и вдребезги.

Свой голос он слышал будто со стороны. Кто-то другой — не Ривай — монотонно пересказывал другу события последних часов. Йен выдохнул: «Ясно», но отбой не нажал. Вторая пауза повисла в безвоздушном пространстве, где задыхались две души. У лежащего за сотни миль на больничной койке Йена хватило мужества заговорить первым:

— Отомсти за них.

И короткие гудки.

Вытащить из комода запиханное кое-как шмотье. Натянуть на себя, разрывая с треском, майку. Нож. Револьвер в кобуре. Жилет с эмблемой во всю спину. Два развернутых крыла. Синее и белое. Свобода и Равенство. Два крыла, которые не уберегли, не защитили, не унесли прочь от беды. Вспомнился девиз, придуманный для клуба обкурившимся Чёрчем — «Сдохни, но взлети». Что ж, так и случилось…

Внизу кто-то уныло посасывал пиво за барной стойкой. Не до них. Несло, буквально тащило через лужайку, по кривой тропинке к старому валуну. Он обрел свой дом тысячелетия назад. Деревья вокруг прорастали, тянулись ввысь, старели, умирали… Их сменяли другие. Валун точили осенние ливни, грызли злые зимние ветры, палил летний зной. На нем оставляли пахучие метки горные львы. Он же лежал в спокойном равнодушии к бурлению мира. Обломок скалы словно спорил, говорил: «Смотри. Я здесь. Я вечен. Я неизменен. Ты бежишь. Ты смертен. Ты страшишься». Кольт сам прыгнул в руку. Шесть пуль одна за другой — в ствол дерева. Отрывистый грохот. Щепки во все стороны — брызгами. Запасной барабан в правом кармане. Вставить. Защелкнуть…

— Ривай… — Нахальная мелочь переступила с ноги на ногу. — Хан услышала пальбу, послала разведать. — И ресницы хлоп-хлоп.

— Мог словить свинца прямо сюда, — он ткнул стволом в лоб.

— Не. Ты же профи.

Схватив за плечо, Капрал впечатал чертова пацана спиной в камень:

— Что там с крашеным придурком?

— С Жаном? Уже — ничего. Раньше типа встречались. Он меня — по вторникам пёр, я его — по пятницам, — Эрен почесал кончик носа. — Здесь не Вегас и не LA. С гей-барами не особо. Выбирать не из кого.

— В глаза смотреть, — зверь внутри заинтересованно принюхался. — Дырка какого раздолбана?

— Самотык. Вот честно, — покрасневшие уши видны были даже в сумерках.

— Врешь ведь, — понял по дрогнувшему голосу, по блеску глаз, по тому, как мальчишка смущенно шмыгнул носом — не лжет. Но хотелось помотать, помучить, заставить дергаться попавшей в силки птицей. — Зачем тогда взял его ямаху?

— Да у меня старый байк Профа — «харлей-родстер». Коробка в хлам расхлябанная, из седла выбрасывает даже на крохотной ямке. А на грунтовке — ваще пизда. Пешочком быстрее. Я бы не смог с вами в рудники, — перепуганно вжавшись спиной в мох. — У меня с Кирштейном, правда всё. Доебывается только иногда. Вот.

— Завали хлебало.

Достало. Задолбало мучить вопросами, подозрениями его и себя. Зачем?.. Убедиться, что не один? Ощутить задубевшим насквозь сердцем хотя бы мимолетное тепло, иллюзию, что невероятный мальчишка с глазами ундины — только твой? Этого хочешь?..

Затолкав револьвер назад кобуру, Ривай дернул пряжку. Металлический щелчок. «Вжик» змейки. Мышцы, подрагивающие под рукой. Рванув вниз застиранную джинсу с трусами, опустился на колени.

— Ты чего? — полузадушенно сверху.

— Не вякай, мелочь, — с глухой отрешенностью.

Под застывшими на вечернем холоде руками напряженные бедра казались горячими. Тело мальчишки прошило короткой судорогой. Тонкие волоски тут же вздыбились. Ривай вжался лицом в стриженый пах, вдыхая запах лимонного мыла, сквозь который едва пробивался родной до одури печеный каштан. Потерся щекой о полувставший конец — и сверху приглушенное ладонью «Ой». Подразнить слегка кончиком языка уже залупившуюся головку. Ну теперь, расслабив глотку, заглотить целиком. Вибрируя горлом, заставить наглую мартышку сипеть, поскуливать от удовольствия. И чувствовать дрожь, стекающую с поджарого живота на пальцы, впившиеся в покрытую мурашками кожу. Что, засранец, Лошадиная морда так не умеет?.. Собственный стояк давно просился на волю и в руку. Пытаясь расстегнуть тугую пряжку, Ривай только царапал без того ноющий елдак о жесткую джинсу. Твою ж мать! Пришлось выпустить изо рта уже сочащийся солоноватым хер чертова пацана.

— Погоди, — хриплым чужим голосом.

— И-и-и… Не могу-у-у-у! — пискнули сверху.

Вязкая струя прямо в морду. Твою ж налево и за ногу!

— Ривай! Смотри…

Стиснув зубы, Капрал обернулся рывком. Кончой залило левый глаз, но палец на курке замер за миг до выстрела.

— А я тут это… — странно приседая, Ханджи пятилась назад по тропинке. — Рада до усрачки, что у вас все наладилось, мальчики. Блин! — споткнувшись о корень, она едва не рухнула, но развернувшись в полете, унеслась в сторону штаба. — Сам виноват: пальбу устроил. Послала Йегера посмотреть — пропал… — оправдашки поглотил туман, наползающий со стороны водопада.

— Рядовой, ты мне должен, — Ривай ткнул пальцем в красноречиво оттопыренную ширинку.

— Здесь или в койке?

Вечер рисовал акварелью на черничном небе облака и звезды. Отодвинув лиловый занавес, нарастающая луна осветила скуластое лицо. Из-под ресниц маняще блеснул аквамариновый взгляд. Уголки пухлых губ дрогнули в мимолетности смущения, но так и не сложились открытой улыбкой от уха до уха. Правильно. Детство с его беззаботностью потерялось в мешанине потерь и горя, а завлекать мужиков нахальная козявка еще толком не научилась: в Сильвер сити херово с гей-барами.

Изабель и Чёрч…

На Среднем Западе ходит правдивая поговорка о смерти: возле каждого кладбища обязательно стоит мотель. Риваю с Эреном номер не нужен. Есть комната с широкой кроватью и пестрым лоскутным одеялом на втором этаже клаб-хауса «Титанов войны».

*

«Подкравшись с двух сторон, чернильная ночь и старая подруга бессонница вкрадчиво нашептывают тоскливые мысли. Почему ты со мной? Жопа свербит, а вставить некому? Кирштейн достал, а самотык надоел? Только поэтому?.. И зачем добивался нашивок рядового? Нравится сочный выхлоп харлея, адреналин в венах, терпкий ветер свободы? Или тупо привык — ведь другой жизни ухом не видал, глазом не слыхал? Хуева туча вопросов — ни одного ответа. Хорошо. Ответы я получу. Рано или поздно. Так или иначе, но добуду, вытрясу, выгрызу. Однако есть кое-что пострашнее придурка Кирштейна и моих обдолбанных тараканов… Я видел твои глаза. Днем — цвета океана. Ночью — пляшущие искрами расплавленного золота. Чувствовал горящую под руками кожу — словно в лихорадке подскочила температура. Сейчас дрыхнешь. Сопишь в плечо. Лампа на тумбочке отбрасывает слабый свет на травянистые стены. Комната погрузилась в зеленый сумрак, но отчетливо видно — радужка под полуприкрытыми веками поблескивает аквамарином. Не золотом. И рука, расслабленно лежащая у меня на груди, просто теплая. Не обжигает.

Кто ты, Эрен?..

Преподобный алкаш знает.

Очкастая знает.

Значит, я тоже скоро разберусь».

Из сожженой записной книжки.

Комментарий к Часть 2 * Не вымысел автора. В фильме “Реальные кабаны” у персонажа Траволты редкая модель харлея “Screamin Eagle Softail Fat Boy”, ее тюнингуют прямо на заводе по желанию заказчика.

когда байкер складывает бандану в узкую ленту и повязывает на лоб, – это означает, что он “идет на войну”.

князь Кропоткин – русский революционер-анархист, учёный географ и геоморфолог. Известный историк, философ и публицист, создатель идеологии анархо-коммунизма и один из самых влиятельных теоретиков анархизма.

Эмма Голдман – также известная как Красная Эмма, североамериканская анархистка (родом из Российской империи) первой половины XX века. В сериале о байкерах “Сыны анархии” ее неоднократно цитируют.

Тимоти Лири – в 2000 году один американский журнал назвал Тимоти Лири величайшим мыслителем столетия, при этом многие до сих пор сомневаются, можно ли отнести его к числу ученых. Для большинства людей Тимоти Лири – это “психоделический гуру”, человек, открывший для американской молодежи ЛСД и разработчик программного обеспечения – одних из первых индексируемых ЭВМ психологических тестов.

Все трое оказали сильное влияние на идеологию байкерских клубов.

====== Часть 3 ======

Третий отрезок пути. Эрен

Сонное утро заглянуло в комнату молочным туманом и прохладным сквозняком из приоткрытого окна. Эрен перевернулся на другой бок, рывком натянув на плечо одеяло. Рука наткнулась на остывшую подушку. Проморгавшись спросонья, глаз зацепился за черный волос на бледно-голубой наволочке. Похоже, Ривай давно свалил. Дерьмо. Если бы не регенерация, очко саднило бы еще дня два. Трындец. Ночью Капрал драл как последнюю шлюху. Молча. Закусив до крови нижнюю губу. Только свинцовые глаза хищно поблескивали. Имел жестко. Словно хотел вытрахать из себя гнев, боль и войну, которая выжигала изнутри бывшего солдата.

Широко зевнув, Эрен сел на постели. Мерзкое чувство, что им тупо воспользовались, царапнуло сознание. Вроде, не смертельно. Даже не так больно. Просто, нечто гадкое скребется в черепушке обломанными тупыми когтями. Он никогда не считал, что нежный как хуета подснежная, но сейчас… Ну точняк, бойтесь своих желаний. Еще сопляком мечтал о сильных руках и крепком елдаке угрюмого карлика. Когда тот изредка заглядывал в штаб, крутился рядом, спецом попадаясь то на глаза, то под руку. Вот и получил сбычу мечт. Даже с горкой… Еще и ревнует — прям Отелло расверепелло! Прав Лошадиная морда — Капральская дырка ты, Йегер. И больше ничего. Да и хрен с ними обоими. А вот помыться не помешает: жопа слиплась от кончи, во рту — кошки нассали, от подмышек несет — слон грохнется замертво. Наверное, поэтому Ривай окно открыл. Сам поимел в непромытую дырку, а теперь брезгает. Сволочь. Еще раз полезет — огребет. Содрав с постели перепачканное белье, Эрен запихнул вонючий ком в люк. Ничо, потом можно постирать. Сейчас надо в душ, затем пожрать и в мастерскую. Работу никто не отменял.

Вывалившись на верхнюю лестничную площадку, он сразу услышал доносящийся снизу прокуренный голос шефа Доука. Заседают? Или типа перетирают за взрыв арсенала? Стараясь не скрипеть досками, он осторожно присел на ступеньку. Доук откашлялся и продолжил:

- …Понятно, пока преподобный буйствовал в подвале, Сайнес открыл хранилище и тишком свалил через галерею в пустую гостиницу. Далее, в задние ворота и прямиком к рудникам. Только зачем? Дело сделано — вали из города.

— Значит, дел было не одно, а два, — с ленцой протянул хрипловатый баритон. Капрал выдал свое веское: — Потом зассал, что лёжку вычислят, и ушел в леса. Снаряга у него, судя по всему, имелась и щас — хрен найдешь. Одна надежда — пумы скушают. Так, шериф?..

— Может, тебе звезду помощника выдать — мигом порядок наведешь.

— Девочки, не ссорьтесь, — громким хлопком по столу президент прервал начинающийся было срач. — Барби, как там пастор?

— Я вчера его умыл, накормил. Укол поставил… Мне Ханджи шприц дала. Пастора через пять минут вырубило, — торопливо затараторил Армин. Вытянув шею, Эрен разглядел рядом со спинами Доука и Майки блондинистую макушку: — Окна запер. Дверь — тоже. Утром постучал, но он не ответил. Наверное, дурь еще не выветрилась.

— Тащи его сюда.

— Есть! Ой… — Сидящий у перил Эрен едва увернулся от летящего на него мухой Армина. — Ты чего? Тут Йегер, — обернувшись назад. — Можно мы вместе?..

— Да идите уже, ради Одина, — крикнула Ханджи. — Если еще дрыхнет, позовите. У меня есть, чем взбодрить наше преподобие.

Барби вошел первым. И застыл. Натолкнувшись на приятеля, Эрен тоже замер. Пастор Ник висел в петле, прикрученной к крюку для люстры. Сама латунная люстра бабушки Закариас валялась у колченогого стула. Так, прислонить дрожащего Армина к стенке. Теперь — шаг вперед. Под берцем хрустит разбитый плафон. За спиной заполошное дыхание приятеля (только бы в обморок не грохнулся: с него станется). Сухое птичье лицо мертвеца кажется затасканной маской, которую последний раз надевали на Хеллоуин вечность назад. Седые патлы будто побиты молью. На скуле расползся синяк. На пальцах правой руки вместо ногтей — голое мясо и запекшаяся кровь. На чистом дощатом полу — бурая лужица. И сладковатый запах мороси из поднятого окна.

— Пастора кончили!

Дробный топот 13-дюймовок. Кто-то бесцеремонно отпихнул Эрена в сторону.

— Ну, бля… — почесав воронье гнездо на голове, выругалась сержант.

— Вот вам и миссия номер два бравого помощника, — Капрал спокойненько (насрать на покойника) цедил по капле яд. — Одно не ясно — нахрена ему ногти рвали?.. Есть у кого-нибудь версии? Я б этого Сайнеса допросил с пристрастием и удовольствием. Где ловить будем?

— Хан, давай его выследим, — собрав себя в кучу, Эрен посмотрел на Очкастую.

— Ты уверен? — Испытующе сверкая линзами.

— Да. Я готов.

— Валяй!

Сознание и так было на взводе. Оставалось лишь хладнокровно спустить крючок, открыться… На мгновение пол ушел из-под ног, комната покачнулась, но быстро приняла привычные очертания. Нет. Не так. Все стало иначе. Глаза различали каждую пылинку, танцующую джайв в потоках воздуха. Какофония заполнила уши: тяжелое дыхание, ровное дыхание, поскрипывание, постукивание, чей-то придушенный всхлип (Армин разревелся?). Ноздри обожгло смесью запахов… Главное, сейчас не растеряться, выделить нужный. Останки Ника отдавали пеплом. Аура агонизировала, и вспышки алого быстро исчезали в черной пелене. Пелена рассыпалась невесомыми хлопьями золы. Смерть от чужой руки. Насильственная смерть под кайфом. Эрен сосредоточился. Рядом, совсем близко знакомое тепло. Сдерживаемое ледяной коркой. Ривай…

— Парни, объясните — какая хрень тут творится?

Слева веет недоумением и поджаристым беконом. Это шериф Найл.

— Пойдем-ка отсюда, шеф.

Нарочитое спокойствие и старая бычья кожа. Это президент.

Но где же Сайнес?.. Что-то ведь должно было остаться… Вот оно! Тающие багровые пятна отчаяния на подоконнике и вонь прокисшего пива.

— Хан, он ушел на север. Мы догоним.

— Не знаю, что за кипиш, но я с вами. — Ривай горел перед ним ровным желтым с редкими пронзительно-белыми вспышками.

— Ну, понеслась! Рацию дай, — крикнула кому-то Ханджи.

Эрену пофиг. Ведь он взял след. Прыжок. Прямо в окно. Обломки деревянной рамы разлетелись в стороны. Скулу задело осколком стекла. Порез ощущался не больнее комариного укуса. Жухлая трава на заднем дворе штаба мягко спружинила под кроссами. Мир распростерся фантастической картинкой в 5D, где кроме запахов, звуков, леса за оградой — змеились разноцветные следы людей, домашних кошек, бродячих псов, енотов, лисиц… Клочья багрового пламени вели к едва заметной тропинке. Туда. Для четкости надо активировать фильтры. А прикольно получилось! Недоумевающие возгласы за спиной, воронье карканье откуда-то слева, цоканье белок на опушке, заросшей дикой малиной и редкими вязами — все преобразовалось в фоновый шум. Зато сдавленный мат сержанта «Куда ты в горы со своим мастодонтом, нах, прыгай ко мне на эндуру*» он расслышал отчетливо. Мышцы играли под кожей. Ветер свистел в ушах стремительной мелодией погони. Оттолкнувшись от утоптанной земли, Эрен перемахнул через россыпь валунов и, отклонившись в полете, приземлился рядом с замшелым дубом. Здорово! На глаза попался ноздреватый камень размером с баскетбольный мяч. А если запулить во-о-он в ту сосну? Доли секунды и высоченное дерево сломалось спичкой. Круша подлесок, тяжелая крона рухнула вниз. «Не отвлекайся, поиграешь потом»: строгий голос Хан прозвучал совсем близко. Чего она психует? Багровые ошметки отчаяния корчились прямо перед ним в палой листве, болтались на кустах ежевики, которые задел беглец. Сайнес шел прямиком к каньону. Догнать что ли? Да в легкую! Снова заливистый свист ветра.Разрезая туман, осеннее солнце не слепит. Оно ведет. Указывает путь. Что это? Впереди на северо-востоке обманчиво-спокойное голубое свечение. Пума. Всегда начеку. Но сейчас отдыхает после удачной охоты. Деревья редеют. Дальше — обрыв…

Помощник шефа Доука, зануда Джер Сайнес уже защелкнул карабин, закрепив альпинисткий трос на стволе сосны. Хочешь удрать? перебраться через каньон? Хрен тебе на рыло! Эрен прыгнул вперед и сшиб «крысу» с ног.

— Вот я и догнал тебя, — губы невольно расползлись в ухмылку. Охотничий азарт еще кипел в жилах, но Сайнес нужен живым. — Сдавайся или прыгай вниз. — Наклонившись, Эрен отстегнул трос.

— Тайбер не зря подозревал, что ты такой же как Зик. — Мужик выглядел паршиво: капли пота стекали по лицу за ворот камуфляжной куртки, левый глаз дергался, в жирных черных волосах застрял сухой листик. Аура вспыхивала багрянцем, но в отчаянии живого человека мелькали мертвенно-черным всполохи. Он погибнет?.. Откуда тьма? — Ник ничего не сказал. Вы накачали его дурью, и старый пень мог только мычать. Я прикончил его… Зря… — Сайнес выдохнул сквозь зубы. — Зачем…

— Тсс.

Слева скала. За ней затаился кто-то опасный. Эрен осторожно покосился…

И увидел зверя, окутанного алым ореолом ярости.

Оскаленная в прыжке пасть. Дюймовые клыки.

Когти мазнули по бедру, кромсая мышцы.

Ну ты падла! От первого удара череп пумы треснул как грецкий орех. Кулак вошел между глаз, превратив мозг хищника в розоватую кашицу. Второй удар переломил издыхающей зверюге хребет. Треск костей разогнал сонную одурь осеннего леса. Частый шелест крыльев вспугнутых птиц задел чуткий слух. Да насрать! Эрен, играючи, разорвал тушу на две части. Смесь крови и внутренностей брызнула в лицо, затекла в рот. Медный вкус дразнил язык, опьяняя победой. В желудке заурчало. Жрать, блин, хочется. Впиться в свежее мясо. Отгрызть кусок. На зубах хрустнуло ребро. Вкуснотища… Стоп. Сначала надо скрутить этого гада.

Трясущимися руками шпион Аристократа пытался снова пристегнуть трос к поясу.

— Стоять, говнюк!

Прицелившись, Эрен метнул заднюю половину туши.

Сайнес попытался увернуться.

Попятился назад.

Судорожный взмах рук.

Короткий вопль и чавкающий звук рухнувшего на камни тела.

— Итить, — запалённо выдохнула позади Очкастая. — Тихо-тихо, маленький, успокойся.

— Хан, случайно убил его. Он упал туда… — собственный голос доносился словно сквозь вату, — такое повторялось каждый раз, когда Эрен возвращался в себя, вновь становился человеком. — Я не хотел.

Ноги подкосились. По телу тяжело прокатилась волна крупной дрожи. Мир стал обычным. Побуревшие листья, грязно-зеленая трава. Слышно, как на дне каньона журчит ручей, беззаботно прыгая по валунам. Пахнет потом, свежей кровью и подгнившими яблоками. Шепчущий что-то на языке канадских сосен и вязов лес среднего Айдахо ждет первого снега. А он, Эрен Йегер, минуту назад стал убийцей.

— Никогда не стану больше превращаться! Слышишь, Хан, никогда!!! — оцарапав глотку, крик сорвался в сухой кашель. – Кх-х-х… Не стану, слышишь…

Лечь на землю. Свернувшись калачиком, закрыть глаза. Вот что сейчас нужно.

— У нас тут внизу отбивная из коварного шпиона, наверху пожеванный кусок пумы и пацан в позе зародыша. — Задница Эрена ощутила памятный с детства пинок Капральской 13-дюймовки. — Заметь, Очкастая, я не спрашиваю, какая хуйня происходит. Я чисто интересуюсь: что Доуку врать будем?

Прохлада рыхлой земли остудила горящую щеку, усмирила хаос мыслей. Ласковой рукой ветерок прикоснулся к сомкнутым векам, отгоняя прочь видение падающего с обрыва Сайнеса.

— Ты не виноват, слышишь? — Уже другая рука (шершавая и мозолистая) потрепала по щеке. — Вставай, горе мое. Щас будем показания согласовывать.

Подумав, что сержанту проще отдаться, чем доказать, что ее не хочешь, Эрен поднялся на ноги. Выжидающе насупив брови, Капрал смотрел на Ханджи. Та методично чесала затылок, будто рассчитывала наскрести в своем вороньем гнезде подходящие идеи.

— М-м-м… мы рацию не потеряли? Ну, когда на коряге навернулись? — Похоже, ее озарило.

— Лови, — Капрал стремительно швырнул что-то темное.

— Слушайте меня и запоминайте. Готовы?.. Прием, прием. Кто там? Кто там? Кто?.. — ткнув кнопку грязным обломанным ногтем, сумбурно затараторила.

— Доук на связи. Вы в порядке? — Сквозь помехи хриплый бас шерифа показался скрипом ржавой петли.

— Мы нормально. А Сайнес свалился в каньон. Тут на Эрена напала пума… то есть, две пумы. Еле отмахались. Капрал одну порезал, вторая убежала…

— Подожди, пумы, вроде, одиночки?.. Парами только во время гона… — удивленно квакнула рация.

— Не знаю — почему они вдвоем оказались! Я микробиолог. Бывший. Зоологию не изучала. А горные львы покрупнее бактерий. Хрен разберет… Тут случился долбаный ад! Но скажу одно, твоего помощника никто с обрыва не ронял. Сам рухнул… Дай мне лучше Майки, шеф, — прижав гаджет к груди, Хан выплюнула в сырой воздух порцию факов.

— Я здесь, — теперь рация шелестела сдержанным голосом президента.

— Забери нас отсюда. По следам доедешь до моего «дукати». Там и жди. Отбой нах, — Ханджи сверкнула очками Эрену и махнула Капралу. — Потопали, мальчики. Все кончено.

Он понуро тащился за сержантом сквозь отсыревший лес. Позади размеренно шагал Ривай. От его взгляда чесались лопатки. Да уж, стоит им хотя бы на минуту остаться наедине, и чертов карлик докопается с вопросами. А отвечать на них неохота от слова нифига. Ясен перец — положившему хуеву кучу народу морпеху пох на смерть какого-то там засранца. Но… Эрен просто не сможет сейчас все объяснить. Только бы ускользнуть под шумок в мастерскую или домой к Профессору. Хлестнувшая по лбу ветка и окрик сержанта «шевелите булками» напомнили о тщетности хотелок.

Майки поприветствовал понимающим хмыканьем.

— Шериф ждет с распростертыми объятиями. Вы готовы? — За ехидным ирландским прищуром тщетно пряталось беспокойство. — Поехали.

Трясясь позади босса, Эрен мечтал лечь где-нибудь и спокойно умереть. А если умереть спокойно не дадут, то согласился бы на нервно сдохнуть.

Однако на опушке их встретил не шеф Найл, а перепуганный Армин, размахивающий айфоном.

— Клаб-хаус в Гилрое сожгли. Наши живы. Днем полыхнуло, когда там только Имир с Кристой прибирались, больше не было никого. Они тушить пытались, 911 и прочее. — Глазищи приятеля расползлись на пол-лица, из правой ноздри предательски вытекла сопля. — Джин звонил тебе, босс, и Мобби тоже… А он с Командором в охотничьем домике… там не ловит. У тебя тоже недоступно… Вот мне позвонил… И он еще фото прислал. На заборе написали. Глянь.

Майки затормозил так, что Эрен боднул его в шею. Утирая рукавом нос, Барби сунул президенту трубу. Отлично. Можно подсмотреть через плечо. На крашенном в серое железе надпись кровавыми буквами «Бойся Жнеца». И оскаленный череп снизу. От картинки несло жутью.

— Ривай, нам привет от Кенни.

Обычно каменный, еблет Капрала стремительно пошел трещинами. На скулах заиграли желваки. Между бровей залегла колючая складка. Зрачки сузились до злых черных точек — в глубине их бился первобытный мрак. Жесть страшно.

Байки бросили прямо на поляне.

— Майки, у нас проблем с горкой. — Поджидавший их на веранде Доук сломал в пепельнице недокуренную сигу и поднялся с кованого стула. — Взрыв церкви видели даже ангелы на небесах, и завтра-послезавтра нагрянет АТF.** А у меня тут еще трупы пастора и помощника шерифа.

— К взрыву «Святой Розы» мы — никаким боком. — Отпихнув замученную Ханджи, Ривай уставился снизу вверх на постную рожу шефа. — Это не клуб пригрел «крысу» Тайбера, а ты.

— Капрал, не стоит, — президент с вкрадчивой небрежностью растягивал слова. Только ирландский прищур выдавал угрозу. — Мы не какие-нибудь «Ангелы ада»,* а всего лишь прогрессивный и политкорректный клуб любителей прокатиться с ветерком на двух колесах. У нас женщина носит нашивку сержанта, члены клуба ездят не только харлеях. Лошадиная морда вообще на «японце» катается.** «Титаны войны» не имеют никакого отношения к торговле оружием. И давай-ка не забывать, шеф, что никто из нас не входил в секту пастора. Зато твои жена и приемная дочь не пропустили ни одной проповеди. Улавливаешь? Да, мы приютили Ника. Куда ж ему еще податься-то? Церковную гостиницу тоже разнесло, а здесь места много. Ну проглядели твоего помощничка, прости уж. Денек выдался нелегкий. Спали все. Или ты будешь утверждать на серьезных щах, что дрыщ-Барби повесил преподобного, а Сайнес — так, погулять вышел?

— Из-за твоего Сайнеса Эрена чуть пумы не схомячили! Если бы не Ривай, мальчишку пришлось бы собирать по кусочкам в совочек. — Взъерошенная носатая Ханджи выглядела сейчас ощипанной в боях совой. — С Тайбером и его Рыцарями у нас официальный мир, любовь и морковь по самые помидоры. Кто знает, за каким лысым он в твой участок, — она выдержала многозначительную паузу, — шпиона подослал?

— Найл, у тебя в активе целых два трупака. Вот и вали все на них. — Капрал смачно сплюнул в сторону. — Удобненько, правда?

— Понял, — шериф сдался. — Что с чептом в Гилрое делать думаете? Армин слишком громко вопил, — пояснил он.

— Завтра туда отправимся. Пока агенты АТF не заявились. Так что, шеф, возьми показания по-быстрому. Договорились? — Подмигнув, Майкл пошагал к двери. — Барби, в девять заседание. Собери всех. И Бернера по рации достань обязательно.

— Седлайте коней, ребятки. Поехали бюрократией заниматься. — Безнадежно сгорбившись, шеф Найл потащился к форду, припаркованному возле кривой елки.

С показаниями покончили гораздо быстрее, чем требовал закон, но не так скоро, как хотелось бы Эрену: он вышел из офиса Доука последним. И обнаружил поджидающего на парковке Капрала. Положив голову на бензобак, любовник растянулся на седле и, казалось, дремал. Попытка прокрасться к Уроду, стартовать мухой, эпично провалилась: очень “кстати” треснувший под кроссовком бутылочный осколок разбудил чуткого морпеха. Ну ё-моё!..

— Вымойся, как приедем. Небось, от твоей вони все мухи в участке передохли, — изрек, выпрямился, ловко перевернулся, рыкнул мотором и укатил, моргнув задней фарой.

Растерявшийся Эрен поднес к носу испачканный кровью рукав. Фу, мерзость! Ехать в клаб-хаус не хотелось до зубной боли. Лучше бы к Шадису, домой. Там своя комната, ноут с Фоллаутами, над столом — старые постеры с Железным человеком, рядом с кроватью — окно, из которого можно ночью вылезти на крышу веранды и, когда Армин помашет снизу, сбросить веревочную лестницу. А потом, посасывая пивасик, болтать о всякой фигне… Размечтался. Босс объявил общий сбор. Наверняка начнут перетирать за пожар в Гилрое. И какого Ривай сбледнул с лица, только глянув на фотку? И что за хрен с горы этот Кенни? Ваще непонятно… Эрен посмотрел на часы. Святые ежики, полдевятого!

Мельком глянув на лужайку клаб-хауса (Армин втолковывал что-то Саше), он зарулил налево в гараж и тихонечко прокрался на второй этаж мимо сидящей за барной стойкой Очкастой. Она уже топила трудный день в стакане со спешл самогоном. Судя по затянувшимся дымкой глазам, — это, похоже, третья порция.

— Ну и что нашу радость задержало?

Эрен едва увернулся от резко распахнувшейся двери. Стоящий в проеме Капрал — чистый как январский снег в горах — благоухал лимонным мылом и давил свинцовым взглядом.

— Да ничо!

Вот непруха, итить. Срывая на ходу изгаженную косуху, он закинул часы на комод, стащил кроссы. В попытке стянуть джинсы, запрыгал на одной ноге, приложился плечом о стену и сшиб висевшее там лет сто фото какой-то тетушки из славного рода Закариусов. Загремев рамой, фотка звякнула разбитым стеклом и уставилась чопорной физиономией леди в широкой шляпе с маками. Пипец. Вопреки пакостным козням судьбы-злодейки, Эрен добрался до душа. Повезло, наконец. Потом, откопав в комоде влажные салфетки, наспех смахнул с рукавов кровищу (косуха сразу же завоняла “еловой свежестью”) и, умудрившись ничего не уронить, напялил прихваченное из дома чистое шмотье. Мысленно помолившись дежурному ангелу, чтобы опозданцу не отвесили люлей, он скатился вниз на общий сбор.

В зале заседаний шумно, накурено, нервно. Петра сидит за столом рядом с Профессором?.. А стул пустой для кого? Фигасе! Что он пропустил?

— А вот и Йегер. — Майки развернулся в кресле. — Ты теперь рядовой с правом голоса.

Ёлкин дрын… Нежданчик. Так вот чье место между Капралом и Ханджи. Внутри не то пело, не то плясало от восторга, а может, просто хотелось есть. Усевшись, Эрен дотянулся до стоящего на краю стола блюда с куриными бедрышками в сухарях и откусил жирный кусок. Полноправными рядовыми «Титанов войны» обычно становились за год-два. Петра, блин, все три молчком на лавке парафинилась. А дела-то пошли по-взрослому.

— Все в сборе. Продолжаем. В Гилрой едут я, сержант, Командор, Йегер, Спрингер и Барби. Капрал тоже с нами? — Президент посмотрел на Ривая, тот отрешенно кивнул. — Бернер, остаешься за меня. — Тревожно взглянув на бухающую напротив Очкастую, Моби устало качнул выцветшими до пыльной серости волосами. — Проф, авансы за пушки надо вернуть. Твоя задача: успокоить латиносов из Рино.

— Сделаем, босс, — Шадис провел широкой ладонью по сверкающей лысине. — Не думай об этом.

На удивление мягкие губы тронули ухо. «Жуй, угробище», – едва различимым шепотом. Эрену подвинули тарелку с жаренной курицей. С фига такая забота? Опасаясь наткнуться на свинцовый взгляд, он повернул голову в сторону любовника. Но Ривай уже смотрел куда-то в стену. Ну и хрен с ним. Эрен принялся за еду. Нетерпеливое бурление в кишках постепенно стихало.

— Йегер, если наелся, позови Барби, — бас президента оторвал от сочного мяса.

— Угу, — судорожно проглатывая последний кусок.

Стараясь не задеть Ривая, Эрен выбрался из-за стола.

— Армин… — открывая дверь.

Но в зал ввалилась Саша:

— Я поеду с Конни!

На лбу — пластырная повязка, правый глаз почти заплыл, зато левый сверкал очень решительно.

— Пусть едет, — Ханджи неожиданно подала голос. — Рал с Йегером байк допилили. А жилет сама сварганю по уставу: название клуба — сверху, снизу надпись — «Старушка Спрингера».***** Майки, давай уже закругляться — мне еще вышивку полночи строчить. — Зевнув в кулак, она привстала из-за стола.

— Саша, ты ведь понимаешь, что никогда не сможешь стать даже кандидатом в рядовые? — Ухватив за плечо, президент остановил на лету неугомонную супругу. — По уставу Закклая тебе необходимо отслужить в армии… Таковы условия для женщин. Еще придется носить жилет.

— Да. Знаю. А жилетом буду гордиться! Я не редфемка какая-нибудь, — звонко, почти криком. — Мы с Конни вчера решили жить вместе. Куда он — туда и я. Ой, простите… — потупившись, она обхватила себя руками.

— Согласен, пусть едет. Непонятно, каким ветром в голову сержанту надуло ценную мысль, — выдал свое веское Капрал. — Девчонка с некоторым количеством мозгов — вещь в хозяйстве полезная. Заодно присмотрит за этим деревенским придурком.

Эрен осторожно посмотрел на Конни. Тот сидел, скрючившись на лавке у стены, между развалившимся, как у себя дома, Кирштейном и вечно сияющим веснушками Францем Кефкой. От «добрых» слов злобного карлика бедняга Спрингер сморжопился уныло и окончательно. Жалко, блин.

— Все за? Йегер, проснись.

Острый локоть вонзился под ребра:

— Утречка, рядовой с правом голоса, — слегка насмешливый шепот и дразнящее шею дыхание.

— Это… конечно «за».

В трусах внезапно стало тесно. Нафига заигрывает? Урод долбаный! Уверен, что он, Эрен, готов давать сутками хоть в койке, хоть в лесу под елками. Вот хрен ему сегодня — пусть сам себе отсасывает!.. Деревянный стук молотка вернул обратно.

— Последнее голосование и расходимся. Наш стол надо расширять. Кто за то, что бы Армина Арлерта перевести из салаг в рядовые?

— За. — Довольно кивнул Шадис.

— За. Умный мальчишка. — Нервно глотающий вискарик Бернер решительно грохнул стаканом по столу.

— За. — Тряхнув рыжеватой челкой, задорно улыбнулась Петра. — Он добрый и всегда помогает мне со счетами в мастерской.

— Я тоже согласен. — Майки замер с молотком в руке. — Хан?..

— Блин, забыла. Это, за, канешн. Щас, ёханый! — Стул отлетел к стене, а сержант унеслась очумелой совой в сторону склада.

— Саша, зови Барби и закрой дверь с той стороны.

— Я тут. Э... — проблеяли откуда-то из темного угла.

Офигевший до усрачки Эрен обернулся на звук. Друган, притулившийся возле шкафа со старыми бухгалтерскими книгами, идеально слился с интерьером и даже блондинистой макушкой не отсвечивал.

— Вы не шутите? — промямлил Армин и, краснея ушами, отлепился от стены.

— Неа, не надейся. — Чмокнув с размаху в щеку, Очкастая набросила на тощие плечи косуху. — Получай! Жилет сегодня доделаю. А еще, ты едешь в Гилрой.

Топот, смех, грохот отодвигаемых стульев. Поднимаясь, высоченный Майки зацепил башкой висящую над столом лампу — желтые блики весело заметались по стенам, разгоняя табачный дым и тоску. Коротышка Барби исчез в толпе поздравляющих. Из общего гомона вырвался басок Лошадиной морды «надо по традиции косуху обоссать», но ржание прервала Очкастая «заткнись, мерин недопеределанный». И под гогот собрания Кирштейна выпнули домой к матушке: за тестом присматривать. Возгласы постепенно стихали. Усталость снова окутала душными объятиями мото-братьев. Единственную семью Эрена. Минуты передышки, улыбок, дружеских хлопков по спине закончились привычным рингтоном. Бернер вытащил из кармана мешковатых джинсов айфон и, со словами «это Командор, он добыл фургон», дернул президента за рукав. Тихо переговариваясь, они потянулись к бару. Проф подошел к Капралу, проскучавшему за столом все веселье, коротко бросив «Иззи и Фара кремируют послезавтра. Я сам заберу урны и напишу Йену», он помялся, словно хотел что-то добавить, но, натолкнувшись на каменный еблет, лишь махнул рукой на прощание. Только Кефка — весь на позитиве — крутился возле помятого, но довольного приятеля. Под шумок Эрен ускользнул на веранду. Дальше – за угол к увитой диким виноградом ротонде, где в мезозое попивали утренний кофе дамы рода Закариусов. Смахнув с пластиковых стульев прелые листья, он уставился на придорожный фонарь. Как только Барби отделается от Франца — сразу прибежит сюда. Заброшка давно стала им с другом чем-то вроде места для расслабона.

А вот и именинник шкандыбает.

— Уй, ё! Помоги. — Держа в одной руке кемпинговый фонарь, в другой — упаковку вяленой индейки, Армин звякал распиханным по карманам пивасиком. — Еще трава есть. Еле успел вытащить, когда Хан жилет отбирала.

— Бухач в честь нового рядового!

Освободив друга от тяжкого бремени, Эрен пристроил фонарь и бухлишко на занозистый деревянный столик. Они бодро свинтили крышки, чокнулись бутылками, глотнули и приготовились кайфовать, как вдруг противно зажужжало в заднем кармане. Пришлось вытащить всратый гаджет. СМС от Мики. Вот кого сейчас видеть точно нет никакого желания… Нехотя набрав «мы в беседке», он отхлебнул местного пойла.

— Кто там? Микаса? — Армин суетливо сбросил пакетик с ганджубасом под стул.

— Она, блин. Пишет — нужно поговорить. Сейчас приедет.

— Зачем? Вы же давно разобрались…

— Откуда я знаю.

Эрен опустил голову. Мики была другом, сестрой. Когда Шадис привез его в Сильвер сити, она поджидала возле клаб-хауса. Там толкалась чертова туча народа, но он видел только красный шарф на шее и блестящие от слез глаза под густой челкой. Потом они долго молчали. Сидя в этой самой беседке. Просто держались за руки, пока солнечные блики ранней осени медленно ползли с востока на запад по растрескавшемуся лаку столешницы. Он поднялся первым: «Жизнь — дерьмо. Бери лопату, сопли каждый может пускать». Тогда он чувствовал себя круче Дина Винчестера. А через два года, снова на том же месте, ерзал на стуле, неистово колупая ногтем потемневшее дерево, мямлил самому преданному человеку, почему у них никогда не получится стать парой. В тот день Микаса не проронила ни слезинки. Только губы сжались в тонкую линию, а глаза подернулись пепельным, тусклым, безнадежным. Будто внутри нее разом угасли свет и радость. Дружбу удалось сохранить. На выпускном они громко хлопали, когда королем и королевой бала выбрали лупоглазого Спрингера и Блаус: смешливую дружелюбную Сашу обожал весь городок, а ушлепку Конни повезло за компанию. Но потом пересекались все реже и реже. Мики училась в местном колледже на медсестру. Сам он вкалывал в автомастерской…

Дальний свет доджа-каравана шарахнул по глазам сквозь кривые плети виноградной лозы. Через несколько секунд Микаса нарисовалась прямо перед ними.

— Армин, пойди погуляй. — Обычно изящные, брови сошлись у переносицы в жесткую линию, похожую на жуткую волосатую гусеницу.

— Зачем так грубо? — Рывком Эрен усадил обратно засуетившего было друга. — Мики, выдохни и поясни, где трындец, — растянув губы в попытке изобразить примирительную лыбу.

Она с минуту потопталась. Словно намереваясь забить и свалить. Ухватив за спинку легкий пластиковый стул, покачала его, отодвинула ко входу и, крепко уперевшись руками в столешницу, посмотрела на Эрена. Тот невольно откинулся назад — лицо, подсвеченное снизу кемпинговым фонарем, напоминало Капрала. Что за хрень?..

— Ты понимаешь, что клубу конец и оставаться в городе больше незачем? Не перебивай! — открывший рот Эрен не успел выдавить ни слова. — Я знаю про филиал в Гилрое. «Титанам войны» крышка — это подходящий момент перевернуть страницу. Давай уедем. Прямо сейчас. У меня полный бак и три тысячи нала. Отправимся в Адамс, в Чикаго… Да куда угодно, лишь бы подальше от оружия, шлюх, прочего дерьма… не знаю, чем вы там еще занимаетесь, — голос звучал пугающе тускло. Казалось, говорит робот, и у него только одна цель — убедить, заставить, перекрошить BIOS. — Тебе нужно учиться, продолжить образование. Ты закончил школу четвертым. Запросто смог бы стать первым, если бы не торчал столько времени в мастерской.

— Мики… — Он сделал единственное, что мог: оторвав от столешницы замерзшие руки, сжал их. Согревая, как тем осенним днем, почти пять лет назад. — Мики, я останусь. Поеду в Гилрой… Барби, съебись! — Эрен сорвался на крик, но уже пофиг. Пофиг на удивленно вылупившегося Армина, который едва не пролив пивас, унесся к штабу и застыл возле розовых кустиков темной картонной фигуркой. — Ты заботилась, помогала, поддерживала... но мы выросли, понимаешь? У нас разные дороги. Мне налево, тебе направо. Я поеду с клубом… С Капралом, — последнее сказанное слово вымело остатки стыда. — С Риваем, — повторил, крепко сдавил ледяные пальцы и отпустил с сиплым стоном. — Он мой — я его. И начни уже жить свою жизнь, парня себе найди что ли.

— Против Ривая возразить нечего. — Выпрямившись, Микаса одернула короткую курточку. Она опять выглядела привычно: спокойная, собранная, серьезная. Когда-то преданная подруга, названная сестра. Сегодня чужая. — Зря ты так — никто в койку не напрашивался. Только помни, я всегда готова помочь. Не теряйся, ok?..

— Знала, что шериф замазан по самое некуда?.. — Эрен сам толком не понял, почему задал этот вопрос. Возможно, хотелось ясности, последней точки над i, полной открытости. — Знала?

— Догадывалась.

Горький смешок, легкие шаги, ветер, шевельнувший бахрому красного шарфа на спине. «Додж-караван» моргнул фарами и растаял за поворотом. Подошедший Армин робко тронул за плечо:

— Ты в порядке?

— Да… Барби, извиняй, что ли.

— Ерунда. — Подхватив со стола фонарь, приятель нырнул под стул. — Нашел! Думал, вы его в угол запинали. — Вытряхнув перемолотые листья ганджи на папиросную бумагу, он свернул косяк, полюбовавшись на аккуратную работу, чиркнул зажигалкой. — На, успокойся.

— А самогон спереть не удалось? — Эрену хотелось прокатиться по радуге на розовом слоне и насрать, что завтра в дорогу.

— Не. Подвал заперт на механический замок: сам знаешь. Такие вскрывать не умею. Электронный — как два пальца. А такой не могу.

— Ну, ты хлебушек! — Затянувшись, Эрен заржал не хуже Лошадиной морды.

— Угусь.

Они снова чокнулись бутылками. Дым постепенно заволакивал бурлящую в башке сальсу мыслей. Размывал, успокаивал, дурманил. Розовые слоны так и не прилетели. Даже Чеширский кот не порадовал людоедской улыбочкой. Но стало легче.

— Эрен, а мы увидим океан! — восторженно выдал окосевший друган. — Ты представляешь?

— Э? Уже видели в Пиратах. Там этого океана — завались… В смысле, утопись.

— Там будет настоящий. С волнами и чайками. Мы сядем на берегу и будем смотреть на солнце, тонущее в синеве горизонта.

— Барби, стихи писать не пробовал?

— Нет… просто я всегда хотел почувствовать босыми ногами, как шипит прибой при луне. Плавать все равно не умею. А волны — они живые. Мне всегда казалось, что у них есть свой язык, только люди его не понимают… Ты хотел бы узнать, о чем они рассказывают? Наверно, о рыбах, морских черепахах или тюленях, или о том, как касатки втащили белым акулам. Я видос на Ютубе смотрел. Там в конце — сплошная кровища и кархародон с откушенной башкой. — Выпустив идеально круглое колечко дыма, Армин попытался «надеть» его на указательный палец, промахнулся, глупо захихикал и притих над недопитым пивасом.

Приятель смотрел куда-то в сторону клаб-хауса. Даже в белесом свете фонаря глаза отливали пронзительно синим. Невысокий, он сидел подтянув колени к груди, и от этого словно стал еще чуточку меньше и беззащитнее. А ведь у них обоих ни хера нету, кроме клуба. «Титаны войны» — им и хавчик, и хата, и семья, которая дарит подарки на Рождество.

— Идем спать?

Блондинистая голова понуро кивнула длинной челкой. Их маленький праздник с самого начала зарулил не в ту сторону, поэтому оставалось только, покидав бутылки в припасенный мешок, затолкать в бак мусор.

Скрипнула верхняя ступенька ведущей на второй этаж лестницы. Армин, шарахнувшись от желтой ленты, которой копы опечатали дверь злополучной спальни, отправился к себе мучиться ночными кошмарами. Морально приготовившись к ехидным расспросам любовника, Эрен решительно вломился в комнату, но там не было никого, кроме двух ночных бабочек, упорно старавшихся поджариться на желтоватом абажуре горящей на комоде лампы. Осколки стекла кто-то подмел (Ривай? — упаси господи!), а фото дамы в шляпе висело на прежнем месте. Оставалось только молиться в душе о спасении собственной задницы. Во всех смыслах этого слова. Трахаться не хотелось.

Горячие струи не сделали хорошо. Наоборот, прошедший день навалился тяжелым душным комом. Круглые, потемневшие от ужаса глаза Сайнеса и мерзкий мокрый звук человеческой плоти, разбившейся об острые камни. Из кабины Эрен выбрался, цепляясь за стену. Замотался в полотенце. Откинув покрывало, опустился на кровать. Единственная мысль жалила черным скорпионом: «Ты монстр! Ты монстр. Ты монстр…».

— Ну и по какому поводу наша радость впала в кататонию? Никак пост-травматом накрыло после сегодняшней веселухи? — в ленивой хрипотце промелькнула острым лезвием сталь.

— Я человека убил…

Смазанная оплеуха заставила посмотреть в свинцовые глаза.

— Не приписывай себе высокие заслуги, — сталь в голосе звенела отчетливо. — Бери. Снимай с предохранителя.

Гладкая рукоять Кольта легла в руку. Эрен механически выполнил приказ: сил сопротивляться не осталось. Разбираться — чего от него требуют — тоже.

— Целься.

— Куда?.. — Револьвер дергался в дрожащей руке.

— В меня. Целься.

— Зачем?.. — Эрен зажмурился.

Жесткие пальцы крепко обхватили запястье и рывком подняли руку с оружием. Он ощутил, как дуло уперлось в нечто твердое.

— Открой глаза, слабак.

Пришлось открыть. Блеск начищенного металла слепил даже в полудохлом свете лампы. Ствол прижат к едва тронутому загаром выпуклому лбу. В свинцовом взгляде клубились тяжелые грозовые тучи.

— Если выстрелишь — станешь убийцей. Сможешь? — Тонкие губы скривились, будто от боли. Словно у Капрала открылась старая рана: — Сможешь украсить моими мозгами интерьер?..

— Нет…

— Думаю, даже до такого типичного представителя интеллектуального большинства дошло, что значит на деле замочить живого человека. А случай с Сайнесом проходит по графе «Допустимые потери».

Хватка ослабла. Забрав Кольт, Ривай осторожно поставил его на предохранитель и небрежно воткнул в наплечную кобуру:

— Ложись баиньки, красотка. — И легкий тычок кулаком в грудь.

Эрен послушно заполз под одеяло, уткнулся в подушку и внезапно почувствовал — отвратительный вязкий ком исчез. Больше не давил, не лишал воздуха. Мысли-скорпионы спрятали на время свои жала. На веки осторожно легла пушистая уютная дремота… Из которой выдернула влажность языка, скользнувшего по ушной раковине. От неожиданно ласкового касания под кожей закололо тысячей иголок. А когда пальцы легонько сжали сосок, легкие уколы превратились в электрические разряды, несущиеся по нервам. Крохотные молнии возбуждали, лишали воли, заставляли податься назад до тех пор, пока между ягодиц не уперся Риваев стояк.

— Кишку не полоскал? — Ощутимый укус в шею. — Да не трясись как мятное желе перед обжорой. — По-другому попробуем. — Рука ухватила в горсть яйца, головка толкнулась в копчик. — Может выйти намного интересней.

Эрен сдался. Сдался голосу, касающемуся голой кожи и чертовым ловким пальцам, перекатывающим шары, сиплому горячему дыханию, дразнящему между лопаток какие-то чувствительные точки. От плавных движений стояка между полужопий он сам потек шлангом. Только не останавливайся! Продолжай! Капрал тормозить даже не думал, но когда Эрен потянулся к себе, опрокинул на спину и недвусмысленно положил руку на собственный конец. Словами через рот просить не потребовалось. Сначала — вверх-вниз, оглаживая каждую вздутую вену, потом надавить большим пальцем на головку, почувствовав бархатистость, медленно, по кругу размазать выступившие капли. От этого грозный любовник прерывисто застонал, выдыхая имя. Его имя. Дальше все поплыло. Остались судорожные хрипы и острый, ни с чем не сравнимый, кайф. Губы обожгло поцелуем. Язык ворвался в рот, едва не перекрыв воздух. Ривай рычал прямо в глотку, не позволяя толком вдохнуть. Присосался, не отпускал, пока вязкая слюна не потекла с подбородка на шею.

Эрен вернулся в этот мир, когда на забрызганный кончой живот шлепнулось отжатое теплое полотенце.

— Оботрись. — И самодовольный смешок. — Ты у меня шумный оказывается. Хорошо, здесь стены толстые, а то Очкастая прискакала бы на томные стоны.

Ответить на подколку он даже не попытался. Молча вытерся, отдал полотенце стоящему возле кровати Риваю. Тот глянул исподлобья (собрался о чем-то спросить?), но лишь развернулся и скрылся в ванной. Лампа слабо светила на комоде. Бабочки куда-то пропали. Из приоткрытого окна тянуло осенним холодом, дождем и туманом. Скрипнул пружинами старый матрац. Широкая ладонь отвесила смачный шлепок по заднице. Сквозь сонную пелену коснулась отголоском уже знакомая протяжная мелодия — сам того не замечая, Капрал начинал насвистывать, когда задумывался. Что же не дает ему уснуть? Ведь завтра в дорогу…

*

«У нее было платье.

Иззи пожелала настоящий свадебный наряд и с воплями «братик, ты же пидор, вот и подбери чего-нибудь стильное» потащила меня в какой-то дурацкий салон с искусственными лилиями и синтетическими страусовыми перьями в засиженной мухами витрине. Изрядно смахивающая на заезженную деревенскую кобылу тетка лет сорока завалила нас милями стеклянной органзы, блестючего атласа и чего-то очень похожего на тюлевые занавески в доме дедули Аккермана. Мы с Иззи дружно слали нах эту поеботу, невзирая на скидки в тридцать процентов и выше. Я уже закипал, когда взмыленная продавщица гламура и женских радостей выпалила: «У нас есть платье от местного дизайнера. Только вот оно никому не нравится из-за цвета. Показать?» Сестренка, безнадежно угукнув, потащилась обратно в примерочную.

Это было простое платье-футляр. Фисташковый лен облегал обманчиво-хрупкую фигурку. Но главное, два вышитых цветка магнолии. Один — слева на подоле, другой — на правом плече. Они искрили жизнью, свежестью, зноем Майями, словно их только что сорвали с ветки. Магнолия для Магнолии в ее самый важный день. День, который не настанет. Никогда.

Сидя на кровати, чиркаю острым карандашом больные строки по белой бумаге. А еще я шепчу твое имя, Эрен. Оно успокаивает зверя, рычащего внутри. Не хочу будить тебя, выпытывать, как смог махом порвать в лоскуты горного льва, да и об остальном не стану расспрашивать. Сам расскажешь. Дрыхни пока, красотка.

Завтра в дорогу…»

Из сожженной записной книжки

Комментарий к Часть 3 *эндура (жарг.) Эндуро — мотоцикл, предназначенный для езды по бездорожью. Изначально они появились в мотоспорте (мото-фристайле). Пригодны для езды даже зимой.

**ATF – Бюро алкоголя, табака, огнестрельного оружия и взрывчатых веществ (Bureau of Alcohol, Tobacco, Firearms and Explosives), ATF или BATFE) — федеральное агентство Министерства юстиции США. Оно занимается расследованиями и предотвращением преступлений, связанных с незаконным использованием, производством и хранением огнестрельного оружия и взрывчатых веществ.

“Ангелы Ада” – (Hells Angels) — один из крупнейших и старейших в мире мотоклубов, имеющий свои филиалы (так называемые “чаптеры”) по всему миру. Замешаны в торговле оружием, наркотиками, сбыче краденого и т.д. Консервативный устав клуба не допускает членство женщин и афроамериканцев. Также запрещено ездить на других байках, кроме Харлея.

Настоящие байкеры презирают японские мотоциклы. Есть поговорка: лучше увидеть сестру на панели, чем брата на “японце”.

подобный жилет необходим Саше, чтобы другие байкеры отличали ее от т.н. “мамочек” или клубных девушек вроде “прислуга на всё”. Сомнительная, для обычного человека, нашивка “Старушка Спрингера” в сообществе байкеров подчеркивает высокий статус Саши.

====== Часть 4 ======

Четвертый отрезок пути. Ривай

Капрал проснулся не под альтернативно-металлические рифы Никельбэк на фоне прокуренных призывов Чеда Крюгера не суетиться и дышать. Он проснулся от склизкого ощущения пустоты. Жалюзи, починенные собственноручно после решающих и судьбоносных заседашек, начертили на дощатом полу белесые параллельные прямые не толще суровой нитки. Висящие на стене старые фото четырех поколений Закариусов выглядели пятнами сырости, оставленными бурным потоком времени на выцветшей краске. Чертов мальчишка вчера обрушил впопыхах какую-то бабушку или тетушку. Пришлось еще и пылесосить…

— Йегер, мать твою за душу, — поболтавшись без ответа, вопрос растворился в чуть затхлом воздухе.

Капрал, наконец, перевернулся на другой бок. И сразу стало понятно — откуда взялось это непривычное ощущение холодного одиночества. Красотки в постели не наблюдалось. Всего за несколько ночей не знающий слов любви солдат привык к разомлевшей после активных потрахулек тушке рядышком, к волосам, пахнущим печеным каштаном. Они приятно щекотали. Даже когда лезли в нос, нахально вырывая из сна. В какие такие дали пацана унесло, с утра посрамши? Лучше подумать об этом после холодного душа. И тут из кармана валяющейся на стуле косухи знакомо захрипел Крюгер. Ну значит, таки не проспали все на свете. Хоть что-то в этом дивном мире радует.

Прихлебывающая кофе из любимой пивной кружки Очкастая выглядела сегодня совой, разбуженной в родном дупле ударом пыльного мешка по клюву. Оседлав табурет у барной стойки, она грузила по полной программе такую же опухшую от забот мамашу-Кирштейн и унылую Лошадиную морду:

— Самогонный аппарат аккуратненько развинтите, упакуйте по ящикам и отвезите нежно в охотничий домик. Бутылки, помеченные зеленым скотчем, спрячьте у себя, но пока не продавайте. Если АТF все-таки поставит раком — вешайте на уши спагетти, а клуб не при делах. Усвоили?

— Ханджи, солнышко, только не волнуйся, — зачастила мамаша. — Сделаем чистенько да быстренько, так что когда пожалуют агенты, будем святее ангелов.

— А если не будете, то «солнышко» вернется и в глаз засветит, — залпом проглотив остатки черной жижи, сержант сердито взмахнула кружкой.

С трудом сдержав зевок, Лошадиная морда лязгнул зубами и старательно закивал крашеным ежиком.

— Жан, вечером помоги Шадису бочки поднять, а теперь с глаз моих оба, — она повернулась к Риваю. — Брагу придется слить в ручей, сцуко.

— Очкастая, ты задумала напоследок устроить локальную экологическую катастрофу или всего лишь организовать оргию пьяных енотов с белками?

— Язви дальше. В канализацию не прокатит — из подвала еще трое суток будет нести так, что агенты полягут замертво, итить. Эрен в мастерской, кстати. Новую фару прикручивает, — и ехидно сверкнув окулярами, завопила: — Петра-а-а, еще кофе — мне, а их «английскому величеству» — Эрл Грей в саксонском фарфоре.

Чай оказался на удивление крепким. Втягивая аромат бергамота, Капрал отпивал глоток за глотком из простой белой кружки. Мимо прокатилась толстая мамаша — в пузе утоп ящик с бутылками спешл самогона. Следом, кое-как удерживая два, пошатывался «Жанчик». Петра оставила прислуживать офицерам смутно знакомую рыжуху, а сама исчезла в подвале. Оно и к лучшему. Натыкаться на круглые влюбленные глазки не хотелось нифига и ни разу.

— Подлить? — услужливо сунулась рыженькая с чайником.

— Нет.

— Командор прибыл! — Барби влетел в бар растрепанным торнадо из белобрысой челки, съехавшего с плеча жилета и энтузиазма.

Мигом свалившись с табурета, бравый сержант устремилась наружу. Ривай неторопливо огляделся. В распахнутых дверях зала заседаний отливал тусклым янтарным край знаменитого стола «Титанов войны». Зловещий череп бизона скрывала тень от небрежно задернутой бордовой гардины. Прибрано, чисто и как-то отстраненно. Словно он смотрел в далекое прошлое сквозь помутневшее стекло. Что ж, пора, на всякий случай, прощаться. Из Гилроя вернутся не все. Рука вытянула из кармана джинсов бандану, сложенную узкой лентой. Снова на войну. Только теперь — это его война. Собственная.

— Смитти, это чо? — донесся с веранды придушенный изумлением вопль сержанта.

Ривай распахнул дверь и едва не повторил вопрос. Припаркованная возле зачуханной лужайки клаб-хауса белоснежная глыба фургона категорически затмевала взрывным сиянием хилое утреннее солнышко. На борту красовалось лого: уныло поникший усиками таракан в алом круге. Для вящей наглядности насекомое было перечеркнуто такой же кровавой чертой. Сверху кричала надпись «Тараканов нет. Смит & К°». Снизу расположился слоган «Чистый дом. Чистое сердце. Чистые помыслы». Прислонившись к кабине, Командор вальяжно дымил сигарой. Но суть не в этом. Фундаментальную фигуру облегал в нужных местах синий рабочий комбинезон, словно пошитый на заказ в каком-нибудь пиздец-эксклюзивном-ателье.

— А ты не похерил хватку. Колись, кого ограбил?

— Никого. Просто небольшой семейный бизнес, — щелчком отбросив окурок к подножию замученной вдребезги елки, Смит подошел к веранде. — Здравствуй, Ривай. — В глубоком баритоне снова мелькнул ненавистный намек на интимность. — Смиты основали фирму еще в шестидесятых. Правда, мой отец выпал из гнезда и всю жизнь преподавал историю США, потому после смерти дяди дело отошло ко мне. Нужно же калеке зарабатывать кусок хлеба. — Теперь в баритоне сквозил оттенок иронии. — На этом фургоне я доставил вам «подарки» и отпустил водилу домой. Но события приняли захватывающий оборот и пришлось развернуть бедолагу на границе Мичигана. Не беспокойся — его Бернер подбросил до автобусной станции.

— Я беспокоюсь о том, что твои и фасад, и зад недотраханных домохозяек по дороге соберут. У каждой в доме бегом найдутся тараканы, клопы, мыши, блохи, муравьи, и к тому же в японских садах сволочи-кроты портят хризантемы. Живым до Гилроя точно не доедешь.

— Ну, на мой зад и ты когда-то заглядывался.

Нижняя ступенька крыльца трагично скрипнула под тяжестью армейского ботинка. Командор слегка подался вперед и его глаза оказались вровень в Риваевскими. Где-то в глубине голубого льда Капрал разглядел призрак ностальгии. Теперь издалека боевые будни с их скрежетом песка на зубах, смрадным маревом горящих деревенек горного Бадахшана казались не такими уж дерьмовыми. Им обоим было, что вспомнить…

…История случилась вечность назад, в далеком две тысячи двенадцатом. Накануне Дня благодарения родимыйКонгресс прислал на Главную базу Второго корпуса трехзвездного генерала Рейсса — инспектировать боевой дух, и съемочную группу — ваять «мультики для налогоплательщиков». В рамках программы предполагалось заснять поздравляшки командования на праздничном построении, ужин охренеть-элитных-защитников звездно-полосатых идеалов с яблочным пирогом и милитари-шоу со стрельбой по мишеням, которое предстояло разыграть перед камерами на следующее утро Команде 6 майора Смита.

Идея заползла в голову Ривая, когда официоз закончился. Трехзвездный, пригубив вискаря, отведал индейки и откланялся; «киношники», попрятав по кофрам снарягу, уселись за накрытые в штабе столы, и вечер окончательно перестал быть томным, превратившись в нормальную солдатскую попойку с дежурными для Команды 6 шуточками про тылы Эрвина Смита. Уже выпивший больше чем надо, но меньше чем хотелось бы, Чёрч разгласил суперсекретную инфу активно недоумевающему оператору. Дело в том, что в тренажерке командующий Смит уделял излишнее внимание состоянию определенной части тела, а конкретно — постоянно качал жопу. И таки довел рельеф до совершенства античной статуи. О последнем Ривай знал не понаслышке. Во время передышек между зачисткой талибов в продуваемых жгучими ветрами мертвых ущельях и отловом террористов в чахлых рощицах долин, сжигаемых сухим жаром белого солнца, они проводили со Смитом короткие ночи. Начинающиеся с бутылки Джека и закачивающиеся сигаретой у окна с видом на черное небо, утыканное замерзшими искрами звезд. Чужое небо непонятного мира… Они тупо трахались. Ведь сдохнуть можно уже завтра, так почему бы и да?..

Смит Великий и Ужасный удалился к себе после второго стакана, пожелав оставшимся счастливого Дня благодарения. И это была еще одна «военная тайна», которую бухой Фарлан радостно выдал уже окосевшему оператору. Железный Командор практически не переносил алкоголь. Амбал, способный в три плевка поднять на горку Страйкер* с треногой, падал с пары-тройки порций. Стыд-позор.

После первой бутылки идея в Риваевской башке выросла и заколосилась деталями. А когда начал вторую — оформилась в четкую тактическую операцию. И пока Чёрч с «главкиношником» еще не полегли костьми под стол, Капрал предложил покурить снаружи. Незаметно прихватив кофр с камерой. Вникнув в план кампании, Фарлан одобрительно загоготал. Оператор помялся, нерешительно икнул, взглянул на ночное небо и сказал «Ok». Видимо, звезды стояли как надо. До офицерских казарм добирались зигзагами. Фарлан приобнял за талию оператора, и таким образом они синхронизировали траектории. Позади Капрал корректировал направление пинками. «Личные покои» Смита располагались на втором этаже в конце длинного коридора. Чёрч стоять уже не мог, а потому его просто посадили на стрёме у стены. Открыв картой дверь, Ривай с облегчением выдохнул. Командор развалился в излюбленной позе — «морская звезда на брюхе», что сильно облегчало боевую задачу. Ворочать двести фунтов командирского тела — это вам не пончик в кофе макать. Когда с бухой туши стаскивали труселя, она пыталась возразить энергичным бульканием, но быстро умолкла, захрапев в подушку.

— Освещение… ик, — «киношник» неодобрительно ткнул пальцем в болтающуюся за окном луну. — Светосильный объектив ни хера… Темно слишком.

Пришлось врубить свет. На иллюминацию бухая туша не отреагировала. Отсняв необходимое количество материала, они выбрались в коридор, подобрали Чёрча и кое-как добрели до штаба, возле которого кстати блевал Йен. Ему было велено бросить все, положить куда-нибудь уже невменяемого Чёрча и лететь мухой в канцелярию. Куда, собственно, Капрал поволок оператора. Прибыв на место, тот подсоединил камеру к компу, Капрал ввел пароль и начались ритуальные пляски шаманов навахо вокруг самого удачного кадра. Бормоча какую-то хрень про цвета, контрастность и векторы, «киношник» сладил с железом, и из принтера выползла вполне сочная картинка формата А3. Дальше путь лежал в прачечную, где изображение предстояло перевести с термотрансферной бумаги на первую попавшуюся простыню. Грозную легенду Команды 6 и Второго корпуса со-товарищи пропустили без стука и звука. Но тут случился затык. А конкретно — цвет постельного белья. Для себя Капрал его определял как серый обоссанный. Вот этот самый цвет мог испортить колер, что и произошло. Снятая крупным планом часть тела Командора слегка поголубела, утратив здоровый вид. Положив болт на эстетическую составляющую, Йен обрезал вытащенную из гладильного пресса ткань до нужного размера, соорудив подобие знамени. Заменить же полотнище на древке — дело одного чиха.

Сценарий, разработанный еще вчера, выглядел так: легенде Команды 6 с подразделением предстояло поразить на полигоне из свеженьких снайперок М100 статичные, а затем движущиеся мишени, после построиться на фоне и развернуть звездно-полосатый с бодрым призывом «Боже, храни Америку». Естественно, призывать возложили на Ривая.

С утра события развивались куда надо. Едва поднявшись над мертвенно-желтым кряжем, солнце дало залп изо всех орудий. Ривай шагнул из кондиционированной казармы в белесое пекло. Отцы-командиры расселись под навесом, установленным спецом для такого случая перед огневым рубежом. И нацепив наушники, приготовились слушать и отсматривать грядущий «блокбастер» на огромном мониторе, водруженном съемочной группой на хлипкий столик. Наконец, затмевая светило белозубым оскалом, явился Эрвин Смит. В парадной форме и при всех регалиях. Скрипнул под монументальной фигурой складной стул. Свита разных чинов и упитанности от борова до бегемота выстроилась «вольно» за спиной «бога войны». «Киношники» объясняли друг другу матом, почему туда, а не налево. Риваевцы залегли на рубеже. Все строго соответствовало сценарию.

Отстрелявшись, подразделение построилось на фоне пораженных в жизненно важные органы муляжей. Сделав шаг вперед, Ривай поправил закрепленный на воротнике микрофон. Древко с хрустом вонзилось в каменистую землю. Адово пыльное марево взорвал Капральский рев: «Боже, храни жопу Командора!» Вселенная, в лице Смита со свитой, замерла в немом изумлении. С трудом удерживая похерфейс, легенда Команды 6 жестко давил позывы заржать в голос.

— Оскорбление флага… Государственная измена...

— трехзвездный генерал Объединенного Ближневосточного штаба, контролировавший съемочный процесс в прохладе кабинета, вылез под пекло и несся прямиком к стрельбищу.

Отклонившись, Ривай посмотрел вверх на развевающееся полотнище. Блики бликовали на выпуклостях. Тени оттеняли рельефы. Особенно импозантно смотрелись ямочки на пояснице. Жопа реяла по ветру во всей холеной красе. Четкий тяжелый шаг прервал медитацию. Чеканной походкой к огневому рубежу направлялся Сам. На породистом лице не дрожал ни один мускул. Символически поправив кипельно-белую фуражку, Смит пригладил ровно постриженный левый висок и встал рядом, перехватив древко на дюйм выше руки «мятежника».

— Да я вас… — Жиденькие усики трехзвездного тряслись в сокрушительном гневе на багровеющей морде. — Вон из рядов… Под суд… Думаете, что все позволено?! Незаменимых нет!

— Ошибаетесь. Есть, — казалось, тихий голос Смита остудил раскаленный воздух. — Успокойтесь, генерал Рейсс. Вы можете сегодня же отправить под суд лучших бойцов корпуса, но тогда придется докладывать Конгрессу о срыве операции по зачистке в Наомиде. Или сами завтра высадитесь на плато Шинданд? Возвращайтесь в штаб. В ваши годы вредно находиться на жаре. — И, выдержав короткую паузу, добавил: — Мы переснимем последнюю сцену.

— Спасибо не скажешь? — проводив взглядом спину «кипящего» генерала, Командор повернулся к Риваю.

— За то, что спас собственную задницу?

Правый уголок обветренных губ чуть приподнялся. Льдистые глаза растаяли, словно наступила весна.

Это был их самый светлый момент. Словно мираж, поманивший за горизонт и пропавший в лаве войны…

— Вспоминаешь то же, что и я? — Вкрадчивый вопрос и то же замерзшее воспоминание о весне в льдистой глубине глаз.

— Нет, — ложь далась Капралу легко и небрежно. — Думаю о том, что раньше ты нес смерть, а теперь ею приторговываешь. Пушки берешь у ИРА?

— Ты единственный, кто стал по-настоящему близок, Ривай, — в голосе мелькнула укоризна. — Единственный…

— Ну да. А в десяток-другой стрипух из Вегаса твой хер заглянул на чай с кексиками. Вот и дальше продолжай бегать по кискам с сиськами.

Знакомый рык Урода. Эрен, лихо вспахав широкими колесами байка задроченную лужайку, поднял аппарат в свечу. Солнце рассыпало по черному лаку пригоршню задорных бликов. Переднее колесо бешено вращалось в воздухе. На один слепящий миг замер на фоне темных вязов точеный, почти женственный профиль. Под насупленными бровями — взгляд, устремленный строго вперед. И летящий по ветру каштановый хвост, затмевающий переливами оранжевого и золотого догорающее пламя осени.

— Сомневаюсь, что преподобный сам датчик падения отрезал. — Забив на Смитовы подкаты, Ривай в развалочку спустился с крыльца к затормозившему возле розовых кустиков мальчишке. — Провода хоть замотал чем-нибудь, ушлый ты наш?

— Я чего, по-твоему, дебилоид?

— Не искри глазищами. А если не дебилоид, то каску надень.

— Йегер, где Барби? — Свалившись из четвертого измерения, Очкастая клюнула воздух горбатым носом в дюйме от разобиженной физиономии Эрена.

— Босс велел ему собрать хакерские приблуды. Пакуется, наверное.

Снова рев моторов со стороны мастерской. Первым показался Майки на тяжелом круизере, за ним — Конни на потрепанной «дайне», следом Саша — на стареньком «триумфе».

— Хан, где Барби носит? — президент недовольно прищурился. Пора выдвигаться.

— Может, к тетке метнулся? — осторожно предположил Эрен.

— С каких хуёв? — встрепенулась сержант. — Твой друган уже год живет в клубе, а его тетка занята новым хахалем. Или ты знаешь то, чего я не знаю?

— Ну, вдруг забрать чего-нибудь надо.

Разгорающуюся перепалку прервало эпичное явление предмета ссоры на гигантском трехколесном байке. Взъерошенная ветром блондинистая шевелюра в сочетании с ярко-зеленым свитером повергли Капрала в состояние легкого ахуя. С его точки зрения Барби, восседающий поверх кастомного монстра, смотрелся как одуванчик, проросший на БМП «Бредли».***

— Барби, уверен, что управишься с этой «дурой»? Если опрокинешься, ее придется краном поднимать, а тебя с асфальта соскребать, — сержант озадаченно почесала клюв.

— Справлюсь! Шадис армировал раму. Мы вместе рассчитали. Центр тяжести сдвинут вперед, — затормозив, «одуванчик» легко спрыгнул с монстра. — Зато боковые кофры вместительные. Влезли и гаджеты, и одежда… Даже место осталось. Эрен, у тебя кофров нету, куда шмотки сложил? Можно ко мне, — приподняв крышку.

— Бля-а-ать!

Взгляд красотки утратил нахальный блеск и теперь испуганно перепрыгивал с приятеля на сержанта. Ривай демонстративно разглядывал одинокое потрепанное облачко, меланхолично повисшее над верхушками вязов.

— Твои кружевные трусики с чулочками у меня. Вчера сложил, — сжалился он, ткнув пальцем в сторону замершего у крыльца чоппера. — Вместо резать провода, лучше бы кофры прикрутил.

— Кончай трепаться. Едем.

Не дожидаясь остальных, президент рявнул мотором.

— Смитти, держись позади в пяти милях, как договаривались. Капрал, давай замыкающим, — распорядилась сержант, запихивая свое воронье гнездо в черный шлем.

Следом осторожно, опасаясь нагоняя от Ривая, вырулил Эрен. За ним Барби, который успел облачиться в новенький жилет и выглядел уже не просто растрепанным полевым цветочком, а солидным представительным одуваном. Дальше деревенский придурок Конни с подружкой. Капрал водрузил на нос темные очки. Погнали.

В черных открытых шлемах (забрала придумали трусы!) они помчались на хромированных огнедышащих конях, пугая округу ревом трехтактных двигателей и наполняя воздух ядреным запахом бензина. Улицы притихли, заслышав раскаты грома ясным днем. Сильвер сити словно вымер. Под утренним солнцем «Титаны войны» неслись навстречу неизвестности. Прямиком в распростертые объятия рока, не сулящего ни добра, ни справедливости, ни даже награды за победу. Потому как победа в этой войне не слишком отличается от кровавого пиздеца. Разве что сдохнут не все. Ривай смотрел на летящих впереди мотобратьев словно со стороны. Будто некая сила подняла занавес и позволила увидеть ранее недоступное. В недолгие мирные времена дорожные братья напиваются, ржут, травят свои байкерские байки. В дни войны забывают о всякой собачьей брехне. Асфальт — суровый учитель. Он не прощает бездумный риск и карает за него смертью или еще хуже — увечьем. А когда клубу грозит враг — все от президента до салаги превращаются в стальной кулак. Их души присягнули кровью своей на верность друг другу, пока расстилающаяся впереди дорога ведет в небо.

Первая остановка спустя два часа езды у чистенькой заправки. Очкастая кое-как сползла с «дукати» и вяло отмахивалась от Майки, пытающегося размять безбашенной женушке плечи:

— Отвяжись, в сортир хочу! — стаскивая на ходу шлем, она враскорячку пошкандыбала за угол, где, видимо, располагались кабинеты отдохновения и задумчивости.

Покинув седло, Ривай с хрустом прогнулся в спине — поясницу тут же закололо тысячей иголок. Армин обстоятельно копался в правом кофре. Облокотившись на руль трехколесного «броневика», Эрен излишне увлеченно следил за манипуляциями обвешенного проводами приятеля. Никак красотка обижаться изволит? Остановившийся у обочины лупоглазый Спрингер тянул сигарету.

— Капрал, сэр, простите, я захватила тако, — раздался позади знакомый девичий голосок. — Сама приготовила. Тут всем хватит. У меня много. — Отсвечивая фингалом, Саша протянула еду, заботливо завернутую в белую бумагу.

— Зачем? — Конни затоптал окурок. — Здесь бы и прикупили хавчик.

— Но у меня домашнее… — растерялась девчонка. — В этой дыре ничего, кроме чипсов, твинкис и позавчерашних сэндвичей. Такое кушать нельзя… Может случиться понос.

— Жри и благодари, — Капрал развернул тако, — что не придется бросить твою жопу дристать под кустом.

Похлопав себя по карманам, Бычара-Майки вытащил айфон. Включив, уставился в дисплей. Ирландский прищур становился все острее. Похоже, хороших новостей не предвидится.

— Проф созвонился с бандидос, пообещал вернуть все до цента, — получив от Саши свою порцию, Майки подошел к Риваю. — Но пуканы горячих мексиканских друзей полыхнули, как их товар на складе преподобного, так что отдохнуть в Рино не светит. Остановимся на сутки у Пиксиса в Рома-стейшен и дождемся Смита. Приглядывай за Браус: она к дальнобою не привычная. Договорились?

— Ну да, ведь ты со своей чокнутой меня нянькой нанял. Есть уже один «подопечный». Или подзабыл?

Президент «Титанов», сменив прищур с острого на хитрый, поспешил навстречу сержанту, чьи очки недовольно поблескивали в полуденных лучах. Похоже, ее не удовлетворило состояние местного сортира.

— Хан, остановимся у старого алкаша. Рино придется пролететь насквозь.

Майки приобнял нахохлившуюся Очкастую, а Риваю подумалось, что несмотря на катастрофическую разницу в темпераментах, они таки тошнотворно счастливая парочка. Аж завидно.

— И почему я не удивлена. Предупреди Анку, — буркнула, вытаскивая рацию. — Смитти, прием…

Орегон простился с ними кусачими порывами северного ветра с лесистых пиков Блу Маунтин. Впереди ждали каскадные горы и заросшие юккой оранжевые долины Невады.

Притулившаяся почти у границы двух великих штатов станция Рим напоминала пострадавший от бомбежек афганский кишлак с сильным американским акцентом. Вытянутое одноэтажное бунгало в левой части которого находилась автомастерская, в центральной — обычная тошниловка для шоферюг, в правой — с десяток номеров. Во дворе под кучкой унылых буков зарастали травой остовы машин. Капрал опознал «додж трак» сорокового, второй «форд скорпио» середины девяностых, пятисотый «шелби» мескалиновых семидесятых. Уже не надеясь на хоть какой-то ремонт, они мирно рассыпались на части в редкой тени таких же полудохлых деревьев. Всадников апокалипсиса не прельстил шарм задрипанного мотеля. Ударив копытом по каменистой земле, огненный конь Войны унес своего седока на другой конец географии, оставив за собой груды ржаво-оранжевых валунов на фоне небесной синевы. Последний раз Капрал заезжал к Пиксису года два назад. Уволенный за пьянство на пенсию бывший окружной шериф Уошоу хрустел артритными суставами, материл Тайбера, Закклая и Абаму, глушил стаканами левую текилу, но держался бодрячком. Даже нашел толкового управляющего, который не позволил Риму окончательно пасть в бездну разложения. Он, а точнее — она, и встретила пропылившихся до кишок мотобратьев:

— Свободны четыре номера: двухкомнатный для офицеров, два с раздельными кроватями и одноместный, — деловито сообщила выскочившая на шум моторов Анка. — Зато отремонтированные. Специально для вас держала. У нас тут клиенты, — махнув в сторону стоянки, где отдыхали на солнышке четыре фуры, — все с ночевкой.

— Ну что, сержант, не судьба потрахаться с президентом в президентском люксе? — Ривай решил не упускать удачный случай подколоть заклятую подругу.

— Пошел ты к… ежикам в нору! — огрызнулась Очкастая. Затем, сползая с «дукати», окликнула Армина: — Барби, снимай кофры и за мной.

Забрав у Анки обычный металлический ключ, Ривай устремился в номер: хотелось поссать, помыться и завалить нахальную красотку, чей каштановый хвост и обтянутая черной кожей гибкая спина маячили перед ним всю дорогу. А еще заглянуть в аквамариновые глаза… его, сухопутного бродягу, ездока, стрелка накрыло морской волной, затянуло в пучины. И потом какая нафиг разница, что случится завтра, если у них сегодня есть потрахаться?..

Крошечный номер пованивал едва законченным ремонтом, дезинфицирующей химией с приторной отдушкой «тропический рай», мебелью, прикупленной на распродаже где-нибудь и как попадется. Судя по лаконичности интерьера, помощница старины Пиксиса одобряла минимализм на грани аскетизма. Светлый стол и два таких простеньких стула у окна. Кровати с тумбочками, даже не пытались имитировать канадский дуб — своим дешманским видом они честно сообщили, что их недорого купили в Коско. Лампы тоже не выпендривались — абажур из пластика цвета поеботы, никелированная подставка, регулятор света. Ривай мог заснуть и выспаться хоть под раскаты точечных ядерных ударов на насесте в курятнике, но гораздо больше ему нравился домик в Джордан велли, где Изабель устроила несколько хаотичный уют из наследства дедули Аккермана, кучи бесполезных кухонных приблуд, электрокамина в зале. Ривай знал — он туда не вернется. Даже если повезет не сдохнуть. Что ж надо проверить, есть ли в ванной вода. Хотя бы холодная.

Вода была. И холодная, и горячая. А еще на открытом стеллаже обнаружились чистые белые полотенца в радужный горошек. Видимо, опять подвернулась распродажа. Чуть разомлевший под упругими струями, распахнул дверь. Ну и где? Ни разобиженный в углу, ни развалившийся на кровати, Эрен не наблюдался. Ривай нашел свое щастье на заднем дворе в небольшой прачечной. Подтянув колено к подбородку, оно сидело на стуле в одних трусах и увлеченно тыкало в айфон, то попискивающий, то пердящий какой-то игрушкой. В одной из стиралок меланхолично крутились шмотки. Солнечный день струился из приоткрытого окна на тронутое летним загаром бедро. Мышцы подрагивали под кожей. Каштановые волоски казались золотыми в щедром потоке света. Пальцы аккуратных ступней поджимались в такт «пулеметным очередям», доносящимся из айфона. Эти треклятые ступни! Узкие сухощавые, они манили пьяными потными ночами каждым изгибом, тонкими косточками изящных пальцев… Сминали нафиг сознание своей чертовой идеальностью! Но Ривай разрешал себе лишь беглые скользящие прикосновения. Ну не станет же он, суровый ездок-однопроцентник, ножки целовать. Чушь свинячья и нахуй нужно! Потому выдал сквозь зубы:

— Йегер, харе отдыхать. Иди, готовь дырку.

Все случилось в доли секунды. Время замедлилось. Вот мальчишка кладет гаджет на пол (под лучом мертво блеснул черный экран). Глаза опущены. Поднимается. И Ривая ослепляют желтые шаровые молнии — распахнутый взгляд хищника. Длинные руки хватают под мышки. А дальше глухой удар спиной о стену. Морпеху случалось видеть звезды днем. Особенно колюче они мелькали перед глазами в провинции Бахи, когда талибы накрыли их шквальным огнем во время операции «Орел»: тогда красиво отбросило взрывом в заросли саксаула. Но никогда его не швыряли словно баскетбольный мяч в корзину. Постепенно звезды погасли одна за другой и едва удалось сесть, как барабанные перепонки атаковали заполошные вопли:

— Я не хотел! Оно иногда само получается, — мальчишка бестолково всхлипывал, пытаясь ощупать одновременно затылок и спину. — Ты в порядке?

— Эрен, или ты мне все расскажешь, или я даже не знаю… — легонько оттолкнув зареванное щастье, выдавил Ривай. По персиковым щекам лился Ниагарский водопад. Черешневая губа закушена. Оторвавшись от капельки крови, стекающей по подбородку, он решился посмотреть в глаза чудовищу. Они снова переливались зелено-синей волной. — Так перетрем?

— М-м-м… можно позвонить Хан?

— Угу… Звони. Без сержанта никуда.

Прижимая трубу к уху, Эрен шел впереди и бубнил что-то неразборчивое. Риваю вскользь вспомнилось вращающееся в стиралке барахло, но сейчас не до всяких джинсов с майками.

Дробный стук в дверь разогнал напряженное молчание спустя минут пять после того, как они расселись по кроватям крошечного номера.

— Так, нам с тобой — самогон. Детям — пивас. — Предстоящий серьезный разговор никак не повлиял на репертуар сержанта «Титанов»: вытащив из пластикового мешка пак местного пива, она извлекла вдогонку две помеченные зеленым скотчем бутылки и уселась за стол. — Пиксис одну выклянчил, итить. Анка обещала прислать пожрать. Стейки с жаренной картошкой будете? У нее еще рагу с тыквой и ковбойская запеканка… О! Стаканы где?

Жизненно необходимая посуда нашлась в подобии мини-бара, затерявшегося в тени возле стола. Выпили молча. Очкастая махнула залпом. Эрен едва отхлебнул пиво и тут же нервно слизал пену с верхней губы. Сам Капрал только пригубил настоянный на гандже самогон.

— Видишь ли, у каждого человека есть ген MSTN, в нем закодирован меостатин — белок, подавляющий рост и дифференцировку мышечной массы. Поэтому люди с дефектным MSTN физически сильнее других. Но известны случаи, когда в экстремальной ситуации мать приподняла бетонную плиту весом в полторы тонны, чтобы помочь вытащить ребенка… ну, это например. Как бы объяснить понятнее... — Очкастая уставилась на яично-желтую стену и, не обнаружив божественной подсказки, разворошила воронье гнездо на голове. — Еще есть такой ген АСТN3 — он кодирует белок альфа-актинин-3, который стабилизирует сократительный аппарат скелетных мышц. Основной (функциональный) аллель обозначается R, минорный (более редкий, нефункциональный) аллель обозначается Х. Генотип R/Х иногда попадается у спортсменов скоростно-силовых видов спорта. Х/Х — у марафонцев, которым требуется выносливость, а…

— По-английски, Очкастая, — взмолился Ривай. — У меня за плечами сраные два года в Массачусетском политехе, моя не понимать по-клингонски. К сути двигай, родная.

— Суть в том, что в секретной лаборатории Мэриленда с конца шестидесятых прошлого века пытались вывести суперсолдат. Сначала бодяжили стимуляторы… Ты про мельдоний слышал? Про евгероики знаешь? Ну модафинил, адрофинил — так называемые усилители бодрствования? Это спортивные допинги, которые сейчас запрещены.

— Очкастая, покалечу!

— Ладно-ладно…

…Одиннадцатилетний курс обучения в универах Юты и Сент-Луиса мисс Зоэ освоила за шесть. Впрочем, она и старшую школу закончила в пятнадцать. Ее статьи регулярно выходили в университетских журналах, а фото выдающейся выпускницы украсило обложку JAMA — главного издания Американской медицинской ассоциации. Для нее даже сделали исключение, опубликовав интервью с самым молодым микробиологом и генетиком в истории США. Приглашений на работу было — хоть обмазывайся. Так что за блестящее будущее она тоже не переживала, остановив выбор на Институте онкологии, а конкретно на лаборатории в Бетесде. Но июльским утром Ханджи разбудил телефонный звонок на городской номер. Накануне она праздновала с толпой друзьяшек свое совершеннолетие. Нефигово зависла в пабе у Феликса, обкурилась до зеленых человечков, схомячила две мексиканские пиццы в один портрет, высосала по меньшей мере бочку тамошнего пива, а потому совсем не держала головку и тем более не могла преодолеть целых десять футов пространства от кровати до вопящего на комоде телефона. Настырный трезвон терзал уши, грозя взорвать черепушку изнутри. Мисс Зоэ выпала из кровати мордой в пушистый коврик, обматерила случившуюся перед носом туфлю и, с трудом опершись левой рукой о тумбочку, предприняла героическую попытку принять вертикальное положение. Предвкушение того, как, куда и какими эпитетами пошлет звонившего, позволило добрести до комода без приключений. Она сорвала трубку.

Голос научного руководителя был сухим, блеклым, пустым.

«Да, мисс Зоэ, это очень важные люди».

«Нет, от встречи нельзя отказаться и перенести тоже».

«Да, если вам нужно время, они подождут, но лучше поторопиться».

Через сорок минут тщательно вымытая, относительно причесанная и с полным ртом мятных леденцов Ханджи зашла в кабинет профессора Блюмштейна. Препод, с которым она два года колдовала ночами над чашками Петри, указал на двоих в штатском, занявших диван у журнального столика. Со словами: «Я вас оставлю» он тщательно закрыл за собой дверь. Так в ее жизни появились трехзвездный генерал Рейсс и доктор Грегори Йегер. А через четыре дня, простившись без сожалений с крохотной съемной квартиркой в стонущем от жары Сент-Луисе (штат Миссури), она припарковалась возле зеленой лужайки и вышла под пахнущий океанской прохладой бриз Форт-Детрика (штат Мэриленд). Стильно изогнутое широкой дугой здание из стекла и бетона никак не соответствовало представлениям о суперсекретной лаборатории Пентагона. Сверкая окнами, оно будто готовилось взмыть с зелени июльской травы, присоединившись к редким кучевым облакам в голубой прозрачности неба. Никаких высоченных заборов под током по периметру и суровых вояк, увешанных огнестрельным на КПП. Вместо этого небольшая будка, из которой ей улыбнулся во все тридцать два высокий морпех-латинос. Из динамика раздался спокойный голос:

— Следуйте по дорожке до входа. Удачного дня, мисс Зоэ.

Ханджи слегка удивилась: в голливудских блокбастерах ее бы прогнали через сканеры-металлоискатели-детектеры, а тут «удачного дня…». Она решительно направилась по бетонной дорожке ко входу. Тяжелые бронированные двери плавно разъехались, пропуская в ярко освещенный сероватый коридор, где поджидал высокий худощавый мужик вокруг полтоса. Сухо бросив: «Эрен Крюгер, заместитель Грегори Йегера. Идите за мной», свернул за угол. В лифте ткнул кнопку -1 и больше не произнес ни слова.

В первый день из безликой толпы новых коллег, чьи лица искажала печать озабоченности и служебного долга, Ханджи обратила внимание лишь на зеленоглазую женщину модельной внешности. Она представилась Карлой Йегер и во время короткой экскурсии по лабораториям загрузила Ханджи задачами, перспективами дедлайнами. Так мисс Зоэ узнала, что ей повезло оказаться на пороге величайшего научного изобретения — сыворотки, позволяющей человеку выявлять и использовать скрытые резервы организма. Но после введения версии ВII двум подопытным шимпанзе, те сначала впали в кататонию, а когда Ханджи световыми импульсами попыталась, вызвав стресс, запустив механизм «Халк-макака», то разверзся тотальный пиздец. Приматы выбили двери клеток, порвали на тряпочки двух дежурных солдатиков. И лишь меткими выстрелами из табельного Крюгер успокоил подопытных. Упаковав в белые мешки, останки морпехов погрузили на каталки и отправили наверх. Трупы обезьян тоже распихали по мешкам и предоставили в распоряжение новой сотрудницы. Ей предстояло обнаружить места концентрации сыворотки в ганглиях нервных клеток парасимпатического отдела. Облачившись в хиркостюм, Ханджи привычно запустила циркулярку.

Год прошел в дурмане из кружащихся перед глазами чашек Петри, графиков, предметных стекол с мазками. Жизнь Ханджи превратилась в центрифугу. Где она радостно вращалась вместе с Гришей (друзья его так называли из-за русской бабки), его женой Карлой и их детьми: серьезным нелюдимым Зиком, вертлявым непоседой Эреном и приемной дочерью Микасой. Мелкий представлял собой ходячую, а точнее — носящуюся по дому бурю каштановых вихров, щербатой белозубой улыбки и вечно ободранных коленок. Последствия бури в виде разбитых вазочек и опрокинутых торшеров миссис Йегер ликвидировала со спокойным достоинством. Вытаращив на мать круглые глазищи, Эрен выслушивал стопиццотую нотацию, а потом его снова выпутывали всем семейством из рождественской гирлянды, обнаруженной любопытным дарованием на чердаке. Если коротко, то младшенького Йегеров можно было назвать очаровательной катастрофой. На фоне братьев Микаса ничем не выделялась, кроме неожиданного для крохи взрослого взгляда и странной преданности Эрену.

О том, что Зик — сын Гриши от первого брака Ханджи узнала в ночь Самайна, или на Хеллоуин. Наряженная феей Морриган Карла отправилась с детьми по соседям — сражать искусным тематическим мейком, собирая дань в виде сладостей с комплиментами. А Хан с боссом чинно бухала в гостиной. Тогда Гриша рассказал о первой супруге Дине, кузине трехзвездного, у которой обострилось серьезное психическое заболевание. По его словам, Дине не светило выйти из лечебницы в обозримом будущем. Уже подвыпившая, Ханджи сочувственно покивала и забыла. На полтора года. За это время она практически стала членом семьи Йегеров. Поняв, что чокнутая научница не представляет угрозы семейному благополучию, Карла молчаливо одобрила дружбу со своим мужем. Эрен обожал дурачиться с тетей Хан. Зик относился со спокойной вежливостью. А сам Гриша научил ездить на байке. И мисс Зоэ, видевшая «харлеи» исключительно в кино, ощутила кожей поющий ветер Чесапикского залива на пустынной Айленд роуд.

Конец наступил тяжелыми лапами на горло через месяц после празднования сорок пятого дня рождения трехзвездного на вилле неподалеку от Сан-Диего, куда облепленную купленным впопыхах маленьким черным платьем мисс Зоэ и супругов Йегеров доставил вертолет. Ханджи, прихуевшая от шампанского и интерьеров в стиле «версаль в казарме», несколько раз протерла очки шелковым палантином, прежде чем окончательно убедиться, что благородный бархат штор и позолоченная лепнина действительно соседствуют с развешенными по стенам фото боевых будней генерала Рейсса, а ступени беломраморных лестниц украшены муляжами противотанковых и противопехотных гранометов. Гриша быстро покинул их с Карлой, оставив накачиваться коктейлями: у него намечался серьезный разговор с именинником. Где-то через два часа, подхватив за локоть бухую Ханджи, поволок ее по длинному коридору. В конце концов, они оказались в безлюдной оранжерее, где влажность не позволяла толком дышать, а концентрация ароматов орхидей по убойной силе превосходила запрещенное Женевской конвенцией химическое оружие. Растерянно опустившись на гранитную скамью, босс выложил все. Трехзвездный категорически отказал в наборе добровольцев для введения сыворотки третьего поколения. Гришу трясло. Серые глаза под толстыми стеклами Ленновских очков расфокусированы. Худые пальцы вцепились в крапчатый камень. Костяшки побелели.

Тогда она и не предполагала, как закончится их карьера ученых.

Просто подумала, что придется вернуться к «Халк-макакам».

В то мартовское утро они с Гришей решили обкатать новенькие эндуро на кромке прибоя Часапик Бей. Рискованность затеи не смутила нифига и ни разу. А зря — дорога не щадит лихачей. Переднее колесо Ханджи на полной скорости встретилось с небольшим валуном, а она сама — с небольшой скалой. Результат: чистый перелом левой голени, осколочный перелом правого предплечья, вывих четвертого шейного и Окружной госпиталь Мэриленда на три недели. Валяясь на больничной кровати с расфасованными конечностями, мисс Зоэ постигла что такое счастье. Счастье — это когда можно спокойно дойти до сортира. А еще — это ветер, зовущий вдаль… Впрочем, особо скучать не давали частые визиты Гриши. Босс рассеянно теребил седеющую бородку, жалуясь на новый неудачный опыт и расход дорогостоящих приматов. И уходил, скособочившись. Карла забегала по субботам с букетиками хризантем и трогательными открытками в цветочках, сляпанными Эреном. Однажды заглянул перманентно мрачный брюзга Крюгер. Коротко справившись о здоровье, свалил.

В день выписки она нервничала в кресле-каталке у кадки с гибискусом в холле, придерживая здоровой рукой распечатки с предписаниями врача. Гриша не появлялся. Что за хрень? Оставив ему десятое голосовое сообщение позвонила Карле. «Аппарат абонента временно недоступен». Наконец, двери испуганно разъехались, пропуская растрепанного доктора Йегера. Он молча усадил Ханджи в «додж-караван». И за всю короткую дорогу до южного пригорода Форта Детрика ни разу не обернулся, не выдал ни полслова. Впервые Ханджи испытала нечто похожее на страх. Однако дальше стало гораздо веселее. Дотащив ее до глубокого кресла крошечной гостиной одноэтажного домика, принадлежавшего вместе с начинкой секретной лаборатории, Гриша разразился печальной историей. Оказалось, первая жена доктора не просто съехала с рельсов. С согласия лаборанта Дины Фриц доктор Йегер ввел ей первую версию чудо-сыворотки. А через сутки она разгромила дом от чердака до подвала. Зик был в школе — тут повезло. На белый свет данное интересное обстоятельство вылезло два дня назад во время ежегодного посещения больной в лечебнице закрытого типа. Посещали, как обычно, генерал Рейсс и Зик. У Дины выдался «хороший день». Настолько, что кузен и сын смогли поговорить с ней, а не просто посмотреть в дверное окно на обколотое писихотропами тело на койке. Дина выложила историю перед кузеном и сыном. Четко, логично, уверенно. Ситуация окончательно полетела в пропасть, когда на обратном пути Зик разболтал дяде об уколе. Сделанном ему отцом в правое плечо несколько дней назад… Впервые Ханджи испытала нечто похожее на ярость. И выстрелила гейзером факов в адрес свихнувшегося гения. Гриша оправдывался, мол, организм семнадцатилетнего подростка реагирует прекрасно. Третья версия сыворотки не вызывает ни иммунной, ни психосоматической реакций… Но ответ на вопрос «что же теперь будет с проектом?» пошел искать в холодильнике, где мисс Зоэ держала текилу. Схватив с кухонной полки стакан для сока, наполнил почти до краев, ополовинил и пробормотал: «Проект закрыт. Рейсс струсил». Впервые Ханджи испытала нечто похожее на обморочное состояние.

Через три недели, устроившись на заднем сидении такси, она обреченно взирала в окно на полупустые улицы Форт-Детрика. Под ярким солнцем распустились почки-листочки, живенько зеленели лужайки перед опрятными домиками, смутно знакомый пожилой мужик чинно выгуливал такого же престарелого хаски. Высоко в небе кружила вихрем черных точек птичья стая. На Мэриленд свалился предчувствием жаркого лета звонкий беззаботный май. Ханджи ехала в лабораторию за расчетом. Рассчитал и отчитал трехзвездный. Самолично. И сделал это в бывшем «обезьяннике», куда она приковыляла на костылях последней. За пустым столом сидели напряженные по самое некуда Йегеры. Ханджи примостилась на свободный стул и опустила глаза. А потом согнулась еще ниже. Они не просто подписали соглашение о неразглашении. Йегерам и Зоэ категорически запретили использовать университетские связи для помощи в поиске работы. Официально они трудились в больничке какого-то подзалупинска на границе Техаса с Мексикой. Клинику очень кстати закрыли четыре месяца назад по причине сокращения финансирования и невыплаты бесконечных штрафов за помощь нелегальным эмигрантам. Ханджи попыталась вежливо уточнить, мол, куда их возьмут с таким-то сомнительным резюме. На что трехзвездный, потрясая бульдожьми брылями, спросил — не помочь ли ей свести счеты с жизнью в стрессовой ситуации? Увесистый намек вышиб дух вместе с ошметками надежды.

Вечером они глушили текилу на отмытой до блеска кухне Карлы. Эрена и Микасу уложили спать наверху. Зика забрала соцслужба. После третьего шота Гриша предложил уехать в Рино, где друг его отца Дариус Закклей сколотил банду байкеров и нефигово поднялся на трафике дури из Тихуаны. Оказалось, ушлый доктор Йегер начал прощупывать пути отхода пять дней назад и сейчас Закклей готовился пристроить безработную троицу в Реабилитационный госпиталь как только, так сразу. Мотобратьям нужны врачи, готовые латать огнестрел, не сообщая копам.

Через два дня Ханджи (рука уложена в ортез, нога упакована в брайс) вылетела в Рино. Ее «дукати», который, падла, даже переднее крыло не погнул, ехал в фургоне вместе с пожитками семейства Йегеров. Сами Йегеры катили следом в «додж-караване». Судьба вела их в край серых пустынь, острых скал, соли, бабла, бухла и наркоты. Великий штат Невада поджидал бывших научников. Эпичные похороны перспектив, карьеры, Нобелевки состоялись…

Стук в дверь прервал поток сознания сержанта «Титанов». Пока Анка разгружала сервировочный столик, Ривай пробежался по записям. Несмотря на пропуски замудреных словей, эмоциональных описаний научных изысканий, матерных лирических отступлений история смотрелась логично и связанно. Даже литературно, ёба. Жаль, записнушка закончилась. Ничего, в кофре есть еще две.

Забрав запеканку, он развалился на кровати. За столом Очкастая кромсала стейк, подливая себе в стакан. Эрен нехотя ковырял тушеную с тыквой говядину.

— Фя дофятафаюсь… — она сглотнула. — Я догадываюсь, как Дина сбежала из дурки с такой-то силищей, а вот как она нашла Карлу…

— Аура, — прошептал в тарелку ссутулившийся мальчишка. — Она у каждого человека своя. Ее можно увидеть, почувствовать и запомнить ощущение у себя внутри. Дальше нужно просто переть на огонек. А расстояние, прикиньте, значения не имеет. Ну вроде, не имеет. Главное, человек должен быть знакомым и… и… еще мне обязательно надо его видеть, ну когда становлюсь монстром. Другими глазами. — Оттолкнув еду, присосался к пиву. — Эта женщина… наверное, тоже так умела.

— Опаньки! Теперь понятно. А ты, красава, все пропустил. Где вы с Чёрчем в тот день шароёбились? Не помню уже. Это я с Майки нашла Карлу на заднем дворе перекрученную и с раздавленной башкой. Дина рядом на детских качелях раскачивалась. — Очкастую передернуло. — Эрена с Мики задержали в школе на репетиции какого-то представления. Если б Карла не взяла выходной… Кто знает.

— Извиняй, родная. Не везет мне успеть на каждую вечерину. График напряженный, знаешь ли. — Запихнув блокнот под подушку, Ривай затолкал в рот смачный кусок картошки с беконом: жрать хотелось как из пушки. — Ты вот чего скажи, у меня получается — Гришина крыша через годик собрала монатки и свалила на Карибы. Добрый дохтур завел мелкого в холмы, сам ширнулся герычем, пацаненку вкатил всратую сыворотку. А вот откуда он ее взял?

— Из собственного подвала. Он туда никого не пускал. Мет мы варили в трейлере, сам знаешь. Я тогда с ним уже не особо дружила и из госпиталя уволилась. У меня с Майки завертелось, ващет, и с Мобби тоже! — Сержант «Титанов» воинственно взмахнула вилкой, утверждая свое право на личную жизнь. — Он вколол ему новую вакцину. В смысле, доработанную. Не ту, которую Зику. Микаса тогда прибежала в клаб-хаус вся зареванная. Говорила: «У папы глаза страшные. Он Эрена увел». Закклей и Майки помчались в холмы — искать. А я подвал вскрыла. Сука, Гриша там нефиговую лабу устроил. Жаль не успела толком осмотреть: Закллей дозвонился. Он нашел Эрена, спящего рядом с трупом папашки, и пришлось нестись к ним… Потом заявилось ATF и твой ЦРУшный дядюшка.

Этот момент Ривай помнил отчетливо. Вместе с Чёрчем, Йеном и Магнолией они проезжали мимо огороженного желтой лентой дома Йегеров на Робб драйв. Кенни-Жнец стоял спиной. Мягкая коричневая шляпа с лентой в тон прикрывала отросшие волосы перец-соль. Длинный бежевый плащ защищал от ветров невадской зимы. Прямой словно флагшток, Кенни распекал потеющего перед ним шерифа. Дядюшка почти не изменился с тех пор, когда поебывал племянника, приговаривая: «Ты похож на Кушель. У тебя ее блестящие волосы». Ривай крутанул рукоять, поддав газу. И понесся прочь. Подальше от прошлого. Да и ниггеры в Гилрое сами себя в коленно-локтевую не поставят.

Тогда ему было пофиг на осиротевших подростков. Даже на Эрена. Особенно на Эрена. На малолетнее чудо с глазищами цвета морской волны, персиковой от не сходящего круглый год загара кожей, острыми коленками. Только сердце ёкало, когда пацан несся на веле в школу, одетый в зарево рассвета. Плевать. Уж что-что, а тернистая стезя педофила Капрала не привлекала. Но надежда, что Очкастой удастся оформить опекунство, и мальчишка не отправится следом за Мики в Сильвер-сити копошилась слева, где у нормальных людей бьетсясердце. Не срослось. Как не имеющей стабильных источников дохода (откуда они у рядового байкерского клуба?) фостерная служба отказала мисс Зоэ. Зато преподавателю алгебры Шадису дали зеленый свет. Здесь Закклей решил проблему. В конце концов — байкеры своих не бросают. Проф увез Эрена в Айдахо. Об этом он узнал вернувшись из Южной Калифорнии. Неожиданно Ривая отпустило. Ведь с глаз долой из сердца нахуй?.. А уже через десять дней шальной, вечно пьяный, но родной мир разлетелся кровавыми брызгами под пулями «Рыцарей дорог». «Титаны войны» переправляли груз оружия из Рино в Вегас. Впереди неспешно катили Закклей и Командор. За ними следовал неприметный фургон канализационной службы «Закариус К°». Капрал с Магнолией замыкали караван. Солнце, не торопясь, просыпалось за горизонтом, окрашивая пыльную желтизну холмов розовато-оранжевым. Ветеран мемориал хайвей стлался под колеса. Дорога вела прямиком к куче бабла и трехдневному загулу в буре сказочной иллюминации, истеричной роскоши, бьющих в ночное небо фонтанов. В Городе греха, где самый большой грех — сон. Они свернули к сдохшему в прошлом веке шахтерскому городку. Ничто не предвещало… Шквальный огонь из мертвых окон уцелевших домишек Колдейла мгновенно свалил президента. Командор вильнул в сторону от катящегося под колесо тела. Фургон повело влево. Едва удерживая тяжелый чопер, Ривай палил наугад в сторону облезло-бирюзовых стен. Сквозь грохот узи «Рыцарей» прорывался отрывистый лай Глока Изабель. Краем глаза удалось заметить, как Смит вырывает из наплечной кобуры Смит-Вессон 500. И вот вылетает из седла под виляющий фургон… И тут, словно по неслышной команде, огонь стихает. Желтоватая пыль взметнулась и скрыла банду Вилли Тайбера, умчавшуюся в лиловый полусумрак пустыни. «Рыцарям дорог» не нужен чужой груз. Они решили забрать жизнь президента «Титанов» и получилось на раз-два. Неуправляемый фургон остановило рассыпающееся бунгало (водилу кончили сразу). Командор валялся на разделительной полосе. На бедре зловеще расплывалось по «лесному» камуфляжу темное пятно. От его правой руки осталось месиво крови, раздавленных мышц, осколков костей. Колеса набитой под завязку грузовой «саваны» сделали свое черное дело.

— Он свалился ко мне пять дней спустя, после тех заседашек, когда задницу Майки усадили в президентское кресло, а вы с Чёрчем и Магнолией свалили в Орегон, — меланхолично повертев опустошенную бутылку, Очкастая потянулась за следующей. — Э… добавить? — Не дожидаясь ответа, наполнила до краев свой стакан. — Сказал, что вчера вечером сцепился с каким-то придурком на два класса старше и швырнул его через всю рекреацию. Ну, мы и начали разбираться. В субботу поперлись в лес на пикник, какбэ… Понимаешь ли, ему для перехода в «боевой режим» нужны исключительно сильные эмоции. Положительные там, отрицательные — неважно. Я ему подарила ключи от старого «харлея» Бернера. Ну и понеслось! Он на радостях сосну снес… Как бы объяснить-то?.. У Эрена в этой форме интеллект трехлетнего дитяти. Представляешь? Увидел енота и завопил: «Хан! хочу енотика!!!» Зверушка от него — в нору, а он давай холм разрывать. Я нырнула в овражек и молилась матери Фригг, чтобы камнем не уебало до смерти. Он же их руками из земли вырывал, швырялся во все стороны. Ну, полезла вечерком на форум журнала «Родители», где вопросы задают психологам. А там хуйня в крапинку вроде «можно ли мне оставить дома одних сына двенадцати лет и дочь шести лет, чтоб сходить в химчистку?» и сверхумные ответы: «нет, между детьми может возникнуть ссора, некому будет пресечь конфликтную ситуацию, что повлечет за собой моральные и даже физические проблемы, отложите дела на более благоприятное время» — Отхлебнув самогона. — Правда, Эрен у нас с каждым «превращением» взрослеет. Щас возраст в «боевом режиме» примерно лет шестнадцать-семнадцать… Впрочем, не знаю — не тестила. Зато мы выяснили, что регенерация — лучше чем у тритонов. Представь, поврежденное сердце восстанавливается в течение пяти секунд — сама время засекала…

— Ебанулась вдребезги? — Ривай едва сдержал взметнувшегося внутри зверя. Зверь впадал в ярость, когда обижали Эрена. — Мозги напрочь в самогоне растворились?

— Да ладно, обошлось же. Мы не сразу с сердца начали. Сначала мочку уха отрезала, а лишь затем большой палец на левой ноге…

На мгновение горло перекрыло удушьем. В груди билось за жизнь раненое сердце. Риваю будто всадили нож Боуи под пятое ребро. Дерьмо.

- …Пастор Ник застукал нас в лесу во время последнего опыта. Трухлявый хрен гремел костями по округе в поисках связи с Мировой Розой. Разорался про скверну, грязь, про вмешательство в промысел божий. Позже выбила из преподобного пенька, что он работал над проектом «Солдат юниверсума» вместе Гришей и Диной Фриц до моего прихода. Гриша сам рассказал ему о первом уколе. Ник уже давно ебал себе мозги томами Блаватской и шизанутого пророка Даниила, **** а после такого окончательно уверовал в эту свою Розу.

— Завались на пять сек, трещотка. — Мысль вспыхнула прожектором. — Выходит Аристократ вкурсах, что Зик — Халк, а Сайнеса подослал разведать про Эрена? Понятно, почему Никки получил бесплатный маникюр… Кто еще знает?

— Из живых — я, Майки и Барби. Закклай упокоился в колумбарии на полочке.

— А Шадис? — Схватив стакан с тумбочки, Ривай вскочил с кровати: крепко приперло догнаться. Стекло звякнуло о стекло. Три глотка вернули душу на место. Полегчало. — Он знает? Догадывается?

— Эрен? — Очкастая вопросительно тронула кисть, безвольно лежащую на столе.

— Нет. Ни Проф, ни Мики ничего не знают. В школке тогда решили — тот еблан врет. Нас кроме уборщицы никто не видел, а она побухивала. Ты научила меня контролю. Спасибо. — Открытая улыбка Эрена разогнала вязкость смутных подозрений.

— Хорошо. Кто не знает — тот не сдаст. Остальные здесь.

В дверь застенчиво поскреблись.

— Эрен тут? Его одежда достиралась и высохла, — раздался снаружи детский писк Барби.

— Заходи, — едва не свалив пузырь с остатками самогона, сержант «Титанов» попыталась протрезветь.

С грохотом поставив на тумбочку тарелку с размазанной тыквой, наглый пацан высосал остатки пива и зашвырнул бутылку в пластиковую мусорку возле стола:

— Армин, валим отсюда.

— Эй, красотка, куда собралась? Еще не договорили…

Хлопок двери затолкал продолжение фразы обратно в глотку. Ривай посмотрел на подвыпившую Очкастую.

— Ик… кажись, я перебрала.

Пошатываясь, она скрылась в ванной, откуда тут же донеслись характерные звуки. Самогон со стейком попросились наружу. Значит, объяснялки с рассуждалками на сегодня закончились. Капрал уставился на стоящий возле кровати кофр с барахлом. Сходить в прачечную, что ли. Вдруг пятно крови с фланелевой рубашки сойдет? Выбрасывать неохота.

*

«Чистая рубашка лежит на дне кофра. Чья была кровь? Чёрча? Изабель? Возможно моя собственная. Пятна больше нет. Гель выполнил задачу на отлично. Если бы так легко исчезала кровь с души. Просто взял, простирнул с Неллисом и готово. Жаль, в случае с душой это не работает…

Я сижу на коврике. В спину врезается угол дешевой кровати из мегамаркета для пенсионеров. Сквозь недозадернутые шторы луна упорно тянет ко мне мертвенные щупальца. Но сейчас нет дела до ночного светила, висящего в черной пустоте над горным хребтом. Потому, что в прикрученном до минимума свете лампы вижу родинку у тебя под лопаткой. Вторая темная точка на бедре скрыта под легким одеялом. Третью — под яйцами — я целовал каждый раз. Не мог сдержаться. В прочитанной миллион лет назад умной книжке написано: «Мужчина должен испытать войну, смерть и любовь». Первые пункты проги отработаны вдоль, поперек и по диагонали. Войной пропитан до самых костей, смертей насмотрелся до алой пелены, а с любовью… Не сложилось. Собственно и не бежал стремглав нырнуть в розовую отрыжку, именуемую философами чуть ли началом вселенной. Да и мужика нормального не попалось. Или наоборот? В жизни мелькали какие-то слишком нормальные. Вроде Смита с его глянцевой внешностью и манерами интеллектуальной элиты в пятом поколении. Ты, превращенный в монстра просравшим здравый смысл папашей, возник на дороге, выстланной горькой мечтой о свободе. Зачем чокнутый гений вкатил тебе зелье? Совсем съехал с резьбы? Или это был единственный шанс защитить от старшего братца и чертовой бывшей? Ведь Карлу не удалось уберечь. Вот вопросы. И ответов на них не получить никогда. Разве что заглянуть к ближайшему медиуму в Рино. Скоро там гастроли у Розмари Алтиа?**** А может, она уже чертям в Аду отсасывает?.. Не знаю — чудо ты или чудовище, но тебе удалось приручить зверя, живущего у меня внутри. Он мурчит довольным котом у согревающего уютным пламенем камина, только потому, что я смотрю на маленькую темную точку на смуглой спине».

Из сожженной записной книжки.

Комментарий к Часть 4 * Страйкер – противопехотный гранатомет. общий вес со станком и полным боекомплектом около 60 кг.

БМП Бредли – боевая машина пехоты США, названная в честь генерала Омара Брэдли. модификация 2000г. применялась войсками США в войнах в Персидском заливе, Ираке и в Афганистане.

пророк Даниил – в данном случае имеется ввиду Даниил Андреев, автор книги «Ро́за Ми́ра» религиозно-философского произведения, основанного на мистических озарениях во Владимирской тюрьме. согласно учению Андреева мироздание представляет собой «многослойную Вселенную», которая состоит из множества миров-брамфатур, где идут бесконечные сражения между темными и светлыми духами (монадами). религиозно-философское учение имеет сторонников и противников во всем мире.

Розмари Алтиа (Розмари Эдвардс) – сильный медиум, сотрудничала с Университетом Аризоны. начала карьеру в июне 2001г. на шоу Лэрри Кинга.

====== Часть 5 ======

Пятый отрезок пути. Эрен

Утро началось с воплей под окнами, солнечного луча, резанувшего по сонным глазам джедайским мечом, и хмурой рожи Ривая напротив. В их крошечный номер Эрен вчера вернулся уже сегодня, но суровый ёбырь если и собрался высказать свое веское, то хрен бы получилось. Вопли на улице достигли мощности рева стероидного слона на героине. Блин. Что за тетка орет под окнами? Выйти? Посмотреть? Решительно спихнув одеяло, он нашарил под кроватью джинсы с берцами.

—…Сколько ты вчера выжрал, старый черт? — Тетка оказалась замотавшейся в край Анкой, менеджером-на-все-руки станции Рим. — Опять перепутал бар для клиентов со своей заначкой?

Стоящий перед ней дедулич, похожий на пожеванного Будду, покорно отсвечивал лысиной.

— Хай, — разгладив белоснежный поварской фартук, Анка повернулась к Эрену. — Извини, что разбудила. На завтрак блинчики с кленовым сиропом, яичница-болтунья… еще есть сэндвичи с индейкой и апельсиновый фрэш. Вам в номер подать?

— Не, мне не надо, — осторожно выдавил Эрен: пунцовая от злости физиономия хреново сочеталась с профессиональной вежливостью управляющей. — Мы с Армином сами… ногами.

— Оk. Посажу вас в уголок. Чтобы дальнобойщики не мешали.

— А кому тут шоферюги могут помешать?

Хриплый голос позади заставил вздрогнуть. Однако испуг не побежал привычно мурашками по спине. Страх испарился вчера. Когда он, Эрен Йегер, подопытная крыса съехавшего с резьбы папаши-нарика, впервые точно рассчитал силу и траекторию броска. Там, в провонявшей краской и дезинфекцией прачечной, он подчинил силу, циркулирующую в венах. Окончательно.

— Ерунда. Вечером какой-то еблан пристал к Армину. С девушкой перепутал, ушлепок, — бросив через плечо Капралу, широко улыбнулся Анке и поникшему дедуле: — Разбужу Армина и придем.

Вытащив из заднего кармана айфон, он старательно прятал рвущийся наружу смех в экран. Воспоминание о прифигевшей физии легенды всех штатов к западу от Канзаса доставляло. Даже сегодня.

Глухой стук. Палец завис над лыбящейся аватаркой. Ну нифигасе! Дедулич распростерся на пожухлом газоне носом к небу. Анка застыла с открытым ртом. Небрежно оттолкнув плечом Эрена, Ривай вразвалочку подошел к валяющемуся телу и присел на корточки. Ткнул двумя пальцами куда-то в шею:

— Ну пульс есть. Значит, не помер. Это хорошо или плохо?

— Не знаю, — цокнув языком, тетка тоскливо огляделась вокруг. — Не поможете отнести?

Они уронили старика на койку в комнатке, похожей на камеру-одиночку из сериала «Побег» (когда-то Эрена с Мики от него штырило). Единственное окно под потолком, узкая койка. Все серое, скучное, неживое. За приоткрытой дверью просматривался толчок с умывальником. Бухарик поворочался на тонком белом матрасе, свернулся калачиком и захрапел в стенку.

— Тут была комната отдыха персонала. Давно… У Пиксиса, кроме меня, никого, — устало оправдываясь, Анка смахнула темную прядь с потного лба. — Спасибо, мальчики.

Поворот ключа поставил точку в конце эпизода. Бывший окружной шериф остался отдыхать за дверью, пока не протрезвеет. Внутри Эрена полыхнуло. Словно огнем обожгло сердце. Сколько еще случится всякой херни? Неужели это и есть жизнь? И другой не будет?.. Да, струящаяся под колеса дорога; ветер, бьющий в лицо запахом раскаленного асфальта; сочный рык мотора, когда входишь в вираж на грани невозврата, — все это проникло в спинной мозг. Стало частью. Но храпящий за дверью алкаш, висящий в петле пастор, мать, погибшая из-за желания уродов в погонах создать нелюдей… супермясо для войн за нефть — тоже жизнь. Его собственная. Не, на фиг! В заднем кармане зажужжало. В ухо шарахнул восторженный писк:

— Она досохла! Приходи скорей!

Вчера электровеник-Барби обнаружил аэрограф и, едва позволив натянуть джинсы с майкой, потащил вон из прачечной в мастерскую. А там запряг украшать бензобак надписью. На попытку соскочить под предлогом рукожопия, ответил: «Ты Лошадиной морде «японца» расписал — шикардос!». И сунул баночки с краской. Задрот придумал имя трехколесному монстру и теперь свербело громко заявить о себе на дороге. Правда, потом, вылупив кукольные глазки, ныл до самого ужина «досохнет к утру? что думаешь? а вдруг нет…».

Что ж, повод съебаться от Капрала свалился очень кстати.

Довольный Армин уже выкатил байк на площадку перед мастерской. Буквы летели зеленым неоном по черному бензобаку под торжествующим солнцем пустоши. Превратившись в комочек лучистого света, друган сиял улыбкой, голубыми глазами, блондинистой копной — «Годзила» готов наматывать мили! Запрокинув голову, Эрен улыбнулся парящему в небе орлану. Все сложится как надо. Он сам сложит. Силенок хватит.

Машущая рукой Анка в переднике с жирными следами готовки и выпущенный по торжественному случаю из «вытрезвителя» Пиксис, нежно обнимающий дверной косяк, — прощальный привет станции Рим «Титанам войны». Бычара-Майки гнал банду вперед. Наверняка дела в Гилрое катились в пилотку его ирландской прабабки. Во время коротких остановок на заправках и быстрых перекусов в придорожных загрызочных разной степени засранности Хан больше не ругалась матом. Теперь она им разговаривала. Но рядовым ничего не объяснили. Потому Эрен с Армином и Саша с Конни строили гипотезы, глотая второпях набодяженную колу и тощие вчерашние гамбургеры. Гипотезы напрочь отказывались строиться ровными рядами. Кроме одной — от Барби — нам всем трындец, мы все умрем! Эрен молчал в тумбочку. Пусть посидят на измене. Пристальные свинцовые взгляды Ривая больше не вгоняли ни в страх, ни в ступор. В каждом нерве пела свобода. И сила.

Истертой серой лентой ложилось под колеса шоссе 680. Ветер, несущий навстречу жар южных равнин, швырял в лицо горько-соленый песок, пропахший чахлой полынью. Тронутую розовым рассветом ржавую пустошь Невады сменила глубокая зелень рощ калифорнийской сосны, пронизанная языками предзакатного пламени. Когда Капрал резким окриком остановил караван, Эрен, выпрыгнув из седла, зачерпнул горсть льющегося с небес золота и вдохнул шальной аромат зрелой хвои…

— Ты в порядке?

Магия момента взметнулась с ладони испуганным облачком, оставив на губах терпкий тающий след. Эрен обернулся. Саша сидела у обочины. Чуточку менее зеленая чем сосны на холмах. Яростно скребя затылок под съехавшей на лоб каской, над девчулей склонилась сержант:

— Тебе нехорошо? Поблюешь, может?

— Устала, — дрожащим извиняющимся голоском. — Прости… те, Ханджи. Конни, извини… — в сторону лупоглазого ёбыря, который даже не слез с байка, а только тупо пялился на подружку.

Втащить, что ли, ушлёпку?.. — неохота руки пачкать об этот гандона кусок.

— Твою ж мамашу разводным ключом в пердак! — выудив из кармана косухи рацию, сержант завопила. — Смитти, прием, красавчик. Нужна твоя ахуенная задница и поживее. Браус бегом собралась в обморок. Мы ее в тенек положим, а ты подберешь.

— Хан, — окликнул президент, взмахнув айфоном. — Они нашли местечко для заседаний в тошниловке шерифа Ханнеса. Эрд написал. Так что можем передохнуть в «Шести светлячках» Иносенсио-Меркадера.

— Заебца! Смитти, — рискуя порвать в лоскуты динамик, Ханджи снова завопила. — в Корделии зависнем на сутки. Как понял? — в ответ рация пробасила что-то явно позитивное и замолкла. — Бля, — приподняв полу косухи, сержант принюхалась к подмышке, — заодно помоюсь. Давай дождемся Смита?..

Согласно кивнув, Майки спешился и тут же закурил. Капрал равнодушно повел плечами и принялся за простенькую разминку. Сцепив руки над головой, он даже не приседал то на одну, то на другую ногу, а плавно перетекал вправо-влево. Эрен невольно задумался — в мотеле лучше потрахаться или выспаться?

Ускорившийся Командор подкатил на антитараканьем фургоне ровно через десять минут. Байк закинули к баллонам с инсекцидами, Сашу — на пассажирское. Эрен мысленно поблагодарил уходящий день за блюз догорающего солнечного костра. Кроме него, тягучую мелодию никто не услышал.

Корделия окружила мото-братьев хрустально-белыми бунгало; долговязыми пальмами, с ленцой помахивающими выгоревшими листьями; стрижеными газонами, стелющимися вдоль улиц сочной зеленью. Калифорния цветет круглый год. Мотель казался настолько ослепительным, словно кто-то решил выстроить трехэтажную конструкцию из кубиков сахара с тянущимися вдоль балконами белого шоколада. Ядреный рев подъезжающих «Титанов» потревожил впавших в сезонную спячку «Светлячков». По крайней мере, одного из них. Из распахнувшихся синих дверей главного входа выплыло на солнышко пивное пузо, обтянутое бледно-голубой рубашкой с перламутровыми пуговицами. А уже следом в проеме нарисовался здоровенный чувак в ковбойской шляпе:

— Ola! Майки, Ханджи, Капрал, наше Вам, — на последнем приветствии чувак прикоснулся к шляпе. — Добро пожаловать! Es una feliz reunion! — на бородатой роже расплылась очаровательная улыбка акулы.

— Дарио, а ты никак похудел, — сержант попыталась обнять пузо.

Да ебаный кардан! Это ж сам Иносенсио-Меркадер. Повезло, блин.

— Думаешь? — акулью лыбу сменила вопросительная озабоченность, но быстро пропала: — Проходите, проходите! Старина Дарио еще помнит, как болит задница после долгих часов в седле. Сейчас-то у меня дальнобой не прокатит. Геморрой, мэм… — галантно пропустив даму, зашел следом.

Эрен поставил Урода на кочергу. Почему бухгалтер «Бандидос»* заявился поздороваться с «Титанами»? Какая еще какаха прилетит на башку? Он решил не снимать темные очки. Чтобы, когда перейдет в «режим монстра», никто не заметил, как меняется цвет глаз. С зеленовато-синего на золотисто-желтый. Чтобы никто не почувствовал взгляда хищника. Аура мексиканского амбала светилась ровным голубым — он совершенно спокоен. Так где тут замут?.. Отфильтровав фоновый шум, Эрен прислушался к тихому разговору у ресепшена. Босс облокотился на стойку, сержант уперла руки в бока и сверкала очками куда-то в пузо Иносенсио. Командор, забрав ключи у смазливого панчо в красной рубахе, двинул на улицу. Ривай просто подпирал стену в отдалении. Но со своей позиции мог наблюдать за всей тройкой. Разумно.

— «Бандидос» не хотят войны. Война — это кровь наших братьев на улицах. Eso es malo, muy malo для бизнеса! Нас потрепали агенты ATF. Много добрых людей сидит теперь в Пеликан Бей… О, святая Дева Гваделупская, помоги им, — жиробас молитвенно возвел очи к огромному изображению мадонны над ресепшеном. — Мне рассказали — вчера здесь видели тайберовцев. Кабан Гиллиард** приезжал в город. Покатался по улицам, просидел два часа в забегаловке у Венди и свалил вон. Сдается мне, он кое-кого поджидал.

В голубом свечении замерцали тревожные желтые всполохи.

— Мы не станем вмешиваться. Каждый, носящий на спине череп Великого бизона, будет принят и накормлен, но мы не продадим пушки и не пришлем ребят… ни вам, ни вашим врагам. «Бандидос» соблюдают нейтралитет.

Что за пафосный хрен?! Мельком заметив, как панчо в красной рубахе раздает ключ-карточки Саше и Армину, он снова прислушался.

— Понял и согласен, — шепот Майки прозвучал для Эрена отчетливо. Словно тот находился в шаге, а не на противоположной стороне просторного холла.

— Текила за мой счет! Сегодня «Титаны войны» отдыхают от битв! — воздев руки к встроенным в потолок светильникам, провозгласил жиробас и величественно удалился в неприметную заднюю дверь слева от стойки.

— Держи, — сержант сунула Капралу карту. — Наши номера на первом этаже друг за другом. Барби, Конни, закатите байки в гараж. А я поплавать хочу. Кстати, мальчики, у брата нашего Дарио заебатый бассейн.

— У этого «мальчика», — Ривай ткнул себя большим пальцем в грудь, — поясница отваливается. Он в ванне поплавает.

— Хан, погоди, у тебя купальника нет, — Майки дернулся вслед за развеселой женушкой к выходу.

— Голой искупаюсь. А ты присоединяйся или бди.

Впустив с улицы нытье Конни (похоже, ему досталось катить тяжеленный круизер президента), дверь мягко захлопнулась. Эрен перешел в режим человека.

Номер оказался немного странным. Окно во всю стену выходило на балкон. Непривычно. В кино выглядило бы норм, а в реале, словно стоишь голый на главной дороге типа — зацените. Светлый залитый солнцем паркет при каждом шаге расслаблял сопревшие в тяжелых берцах ступни. Всратая обувка полетела к стене вместе с носками. Деревянные кресла, распиханные по углам… При чем тут шесть светлячков?.. Непонятно. Ничего похожего на крошечные огоньки, пляшущие призрачными фонариками на карнавале птичьего гомона июльских ночей Сильвер сити, не наблюдалось. Зато тыквенно-рыжая стена напротив окна какбэ подсказывала, что скоро Хеллоуин. А еще у этой самой стены стояли две кровати. И на каждой можно спокойненько замутить тройничок. Не опасаясь рухнуть на пол с двумя членами в жопе. Эрен пырил порнуху с двенадцати, кое-что даже попробовал с Лошадиной мордой, только групповуху устроить было негде. Да и не с кем. Да и не вкатывало в принципе. А вот марафон с Риваем… Ощутить, как шершавые руки поглаживают спину, почувствовать впивающиеся в плечи мозолистые пальцы… губы, обветренные губы — везде, по всему телу. Они знают, где достаточно легкого касания, а где — обжечь долгим мучительно-сладким поцелуем, от которого так дразняще покалывает кожу… О-о-ох! — протяжный вздох вырвался против воли. Но объект ни фига не заметил. Скинув косуху на кстати подвернувшуюся тумбочку, он расшнуровывал 13-дюймовки с железной невозмутимостью боевого робота.

— Мне промыться? — нарочито плавно опустившись на колени, Эрен положил подбородок на подлокотник. Суровому любовнику нравится, когда он смотрит снизу вверх. Это заметно по тонкому трепету ноздрей, уловимому лишь для «монстра»…

— Найди лучше прачечную и постирай шмурдяк, — отдал приказ, кинул труселя поверх сваленной в кучу одежды и закрылся в ванной.

Что за нахуй?! Подорвавшись с пола, Эрен в один прыжок подлетел к двери. Дверь белела равнодушным прямоугольником на такой же кипельно-белой стене. Похоже, Эренов стояк ее волновал так же, как и Ривая. Гандона кусок! Изнутри послышалось шипение воды. Мда… Ну и чего теперь делать? Вкрадчивый стук вытащил из раздумий за шкирку, а заодно избавил от мук в штанах. Смазливый рум-сервисный панчо приперся по приказу Дарио забрать вещи в стирку. Хоть тащиться в прачечную не придется. Остаток дня Эрен ленился у бассейна в компании Ханджи, Майки и Барби. Вопреки угрозе, сержант купалась в сером спортивном топе и черных хлопковых трусах. Вскоре присоединился Командор. В звездно-полосатых плавках, обтягивающих внушительное хозяйство. Хмм… Дядя может и староват, но в отличной форме. Вон как кролем режет — только бицепсы играют в радужных брызгах. О Смите всегда трепались, что он би… Приветливый ветерок и усталость от миль пути, болтовня Армина о расчудесной «Годзиле» и три пинты мексиканской Короны унесли на белом шезлонге в зыбкое царство снов.

Разбудили холод и притащивший косуху Барби. Солнце свалилось за крышу мотеля, расплескав напоследок по синей кровле расплавленную медь. Эрен поежился. Принеся на плечах в сонную Корделию колючий озябший вечер, осень напомнила, что лето не вечно. Даже в Калифорнии.

— …Этот Дарио такую поляну накрыл, прям как на День мертвых. Я на кухне блюдо с сахарными черепушками заметил, — Армин пританцовывал у шезлонга в предвкушении. — Шевелись, елкин блин.

«Поляна» впечатляла по самую макушку. Мексиканский бандидо действительно решил накормить до «не влезает» и утопить в текиле. В центре ресторана стояли «паровозом» четыре стола, заваленные хавчиком. Сложенная в пирамиды кесадилья соблазняла поджаристыми полосатыми боками. Раздувшийся от фарша разноцветный сладкий перец обещал: праздник желудку, войну в кишках и в финале — длительное общение с белым другом на следующее утро. Но пофиг. По правую руку от Бычары-Майки сержант в экстазе уплетала какой-то пирог. По левую — Ривай, не торопясь, разгребал завалы красной фасоли, извлекая куски курицы. Рядом элегантно надрезал стейк Командор. Мысленно поблагодарив мексиканских богов, чертей, духов, Иисуса и на всякий случай Одина, Эрен уселся на свободное местечко возле Саши. Такое соседство ему в кайф. Закатывая глаза от удовольствия, она методично работала вилкой, закидывая в себя тушеную свинину. Девчулю от жратвы, будто от травы, попускало еще в школьной столовке. Копченый аромат чипотле заставил потянуться к большущей бадье с мясом.

— Даффио, мне нуффен… — такая фигня, как набитый рот, никогда не сдерживала поток сознания, рвущийся из сержанта на чью-то голову, — реффепт… этого пирога с перцем и помидорами для мамаши Кирштейн, — протолкнув шотом текилы кусок в глотку, ей удалось вменяемо закончить фразу.

— Это блюдо готовила моя покойная матушка, когда мы жили в Тихуане, но с прекрасной сеньорой готов поделиться секретом. — Торгаш-Иносенсио выплыл из кухни с подносом, заставленным фужерами с шампанским. — Позволь присесть рядом, и я все расскажу.

Грохот и звон перекрыли разговоры, чавканье, звяканье вилок о расписной фаянс. Режущими осколками разлетались панорамные окна. В подсвеченной уличными фонарями темноте коротко вспыхивали шаровые молнии. Сдернув Сашу со стула, Эрен рухнул на пол, опрокидывая стол.

— Прячьтесь с Армином за мной.

— Понял, — испуганно и отрывисто отозвались сбоку.

Снова короткие очереди, прошивающие хаос разбитых тарелок, деревянных столешниц. Справа залаял в ответ Глок президента. Без толку. Синие велюровые гардины трепыхались изодранным тряпьем под шквальным огнем «Рыцарей». В сознании почему-то всплыли уроки истории Америки и штандарты потерпевшей поражение армии Юга… Под рукой что-то липкое, теплое. Свинина, залитая густой луково-перечной подливой, окрасилась алым. Чья это кровь? Ну да, из его собственного плеча торчит, сверкая изломанными гранями, осколок стекла. Эрен перекинулся. Рана затянулась мгновенно. Стекло плюхнулось в коричневую лужицу.

— Эй ты, торчок мексиканский, бабло на бронированные стекла спустил по вене? — Это Ривай. Он где-то справа. Аура мечется алым под белой скатертью.

— Не беспокойся, Капрал, — лежа посреди разбитых фужеров, Иносенсио тыкал пальцем-сарделькой в айфон. — Надо добраться до холла, и Пресвятая Дева Гваделупская нам поможет.

Металлические заслонки рухнули, отрезая пули. Последняя очередь коротко и бессильно прокатилась по прочной броне. Автоматы замолчали.

— Я закрыл все окна в мотеле. За двери тоже не волнуйтесь: там под деревом двухдюймовый титановый сплав, — брезгливо расчистив от осколков небольшое местечко, Иносенсио оперся лапищей о пол, крякнул, перекатился на колени и наконец воздвигся посреди расстрелянной «поляны». — Мой дом — моя крепость! Так говорят гринго?

— Блядская похуень! — отбросив изгвазданную соусом скатерть, Хан выползла из-под стола. Левый глаз залит кровью, над бровью торчит изогнутый осколок линзы от очков. — Дайте тряпку какую-нибудь, доблоебы недотраханные! — сердито вырывая треклятую стекляшку.

Следом вылез Майки с неожиданно чистым клетчатым платком в руке.

— Сойдет, — сержант приложила к глазу кусок ткани. По бордовой клетке тут же расплылось темное пятно. — Слушай ты, членоносец тихуанский, веди в арсенал. — Стекляшка выскользнула из окровавленных пальцев и жалобно зазвенела рядом с останками кесадильи.

— Сеньора хочет большую пушку? Сеньора получит большую пушку! Muy grande пушку!

— Надеюсь, не из твоих штанов, — цепляясь за опрокинутый стул, буркнула она.

Снаружи гулко ухнуло. Металл дрогнул под ударом снаряда, но выдержал. Только теперь в центре брони набух угрожающий серый нарыв.

— Не пора ли ответить? Мы тут светские беседы разговариваем, а «Рыцари» уже подключили артиллерию. — Эрен спрятал в рукав ухмылку. Все-таки Капрал топчик. — Шмаляют из одноразовых самопалов: точность — хрен да полшишки, зато выкинуть потом в лесок не жалко. Вопрос: сколько там «Рыцарей»? Не думаю, что Кабан как Тор попер на штурм соло. Наверняка с ним целый свинарник.

Шуршание, постукивание, сдавленный мат, быстрые шаги, дробные шаги. Следом за широченной тушей Иносенсио в холл отправился невозмутимый Эрвин Смит. Эрен невольно прищурился: у Железного Командора даже прическа не растрепалась. Волосы светлые гладкие, не то что у Барби — желтый одуванчик…

Вытащив из-за пазухи золотое распятие, «брат наш Дарио» прижал его к губам и воззрился на смуглую черноволосую красавицу, окутанную васильковым покрывалом. От нее веяло покоем, отрешенностью и всепрощающей печалью. Эрен нервно сглотнул. Портрет выглядел живым.

— Вылезайте, — скомандовал Торгаш, заглянув за ресепшн.

Помятые рум-панчо выскочили слегка пришибленными чертиками. Бережно сняли картину. За ней обнаружился сейф. Пальцы-сардельки уверенно набрали код. Гваделупская Дева берегла для своих чад внушительный арсенал. В самом центре возлежал в полной боеготовности ПЗРК Стингер. Краем глаза Эрен заметил Узи и Калаши, но они смотрелись как яйца рядом с курицей.

— Теперь «Рыцари» поймут, что связались не с тем мексиканцем, — Торгаш вдруг уставился на свои туфли синей замши, утыканные серебряными черепушками, покачался с пятки на носок, поднял голову и сделал няшные глазки кота из Шрека. — Жаль, сам не смогу. У меня межпозвоночная грыжа. Операция через неделю. Простите старого больного Дарио. — Обтянутое жемчужно-голубым шелком пузо драматично заколыхалось. — Может, Гиллиард с бандой уже смылся?

Утробно ухнул взрыв. Дверь содрогнулась.

— На пол, козлины! — Кто кричал? Майки? Смит?

Подминая под себя Армина и Сашу, Эрен увидел распахнувшиеся створки. Ломаные линии металла. В ноздри ударил запах горящего дерева. Полыхала обшивка. В обрамлении огня, на фоне густо-синей тьмы одиноко мигал растерянный уличный фонарь.

— Ты не тот мексиканец. Ты мексиканец тот еще, — первым очухался Капрал. — Накачался пульке и забыл закрыть ригельный замок?

— Ммм?.. Ох… — Вздох бегемота, замученного дикими нравами родимого болота.

— Кончай базар, девочки, — Смит вытащил из сейфа Стингер киберправой, развернувшись мысках 13-дюймовок, послал снаряд в ночь.

Бабахнуло нефигово. Эрен приподнял голову. Закусив нижнюю губу, сержант сидела возле ресепшена. Скомканный платок валялся рядом. Тонкая алая линия начиналась над правой бровью и тянулась по верхнему веку к слипшимся от крови ресницам.

— Ну, напротив парк. Получается, из «гражданских» пострадали только белки и койоты, — как ни в чем не бывало, Капрал подпирал стенку, скрестив руки на груди. — Перед детишками выпендриваешься, Командор? Тогда жопу оголи, штоле, — левый уголок губ пополз вверх.

Издалека донесся истеричный вой полицейских сирен: местные копы решили оторваться от пончиков. Остатки деревянной обшивки печально тлели на фоне черничной ночи Восточной Калифорнии. Эрен откатился вправо, ухватив за плечи, поставил на ноги оглушенную Сашу. Отвесил дружеского леща усевшемуся на колени Барби. Пожрать! Единственное, что ему сейчас нужно. Отряхивая кесадилью от стеклянного крошева, он запихивал в рот завернутые в лепешки баранину с халапеньо; курицу с козьим сыром; окорок, щедро приправленный чили. Никто не трёхнулся в его сторону. На стене лучилась кротостью и покоем Святая Дева Гваделупская. По холлу носился озадаченным бегемотом Торгаш-Иносенсио, попутно рассовывая солидные «котлеты» по карманам прибывших стражей порядка. С улицы донесся возмущенный мат — сержанта пытались загрузить в прибывшую скорую. Под ногами режущим скрежетом хрустел расписной мексиканский фаянс. Прохладный ветерок заглянул посмотреть на руины праздника, всколыхнул жалкие лохмотья синего велюра и упорхнул в сторону парка. Навестить перепуганных белок. Прихрамывая, из кухни выбрался Конни. На скуле наливался багровым кровоподтек. Сбивчивым шепотом спросил: «Где Саша?». Эрен ткнул пальцем в сторону холла и ответил: «Она норм». Закончив бубнить показания, они с Риваем притащились в номер, когда облака на востоке подсветило сиренево-розовым восходящее солнце. Эрен заснул, едва рухнув мордой в тыквенно-рыжее покрывало.

В полдень потрепанных «Титанов» вежливо, но настойчиво спровадили из «Шести Светлячков». То и дело хватаясь за поясницу, жучила-Иносенсио жаловался на непредвиденные расходы, но Майки сказал свое веское «нахуй» и, оглушив сочным выхлопом, вырулил на дорогу. До Эрена дошло, что он катит сразу президентом. Вторым номером. «Повышение» в звании, блин… Когда Хан забирали из местной больнички, босс под угрозой лишения сержантской нашивки усадил ее к Смиту на пассажирское. Дукати закрепили в фургоне. Здоровый глаз жег напалмом через лобовуху, пока мотобратья выезжали друг за другом со стоянки. Обиженная переполохом Корделия отправила за ними в погоню больные грязно-серые тучи. Солнце скрылось от маленького каравана за колышущейся грозовой завесой, больше не освещало путь.

Эрен с Армином увидели море. Оно оказалось совсем не таким, как в мечтах двух укуренных дебилоидов о стремительных касатках, наводящих ужас в глубинах, и летучих рыбах, поющих соул на гребнях волн. Проносясь по мосту Бенисиа-Мартинес над маслеными сизыми водами Гризли бей, они разглядели блекло-желтые холмистые берега, утыканные пыльно-зелеными вениками. Ни фига не похоже на светлые песчанные пляжи в окружении стройных пальм и пышных акаций. Кативший справа Барби напоминал поникший одуванчик. Впереди тучи вяло колыхались в сторону Фресно…

К «Обедам Черного медведя» «Титаны» подкатили через полтора часа. Здесь, в своей едальне, шериф Ханнес приютил реликвии погорелого чепта. Но Смит проехал мимо. На вопрос президента «куда?» из опущенного окна высунулся средний палец сержанта, и пустынную Мюррей-авеню огласил ответ: «В аптеку за прокладками, босс!». Пожав плечами, Майки обозначил рукой «за угол», мол, там запаркуйтесь. Толкнув каблуком «кочергу», Эрен слез с Урода. В «Обедах» он был около года назад: Хан потащила с собой на празднование днюхи Эрда Джина. С тех пор на крыше сменили черепицу. В тот раз она была красновато-кирпичной, а сегодня антрацит (кажется, так этот цвет называли на изо?) сливался с гнетущей тяжестью серых туч. На входной двери тошниловки криво повисла табличка «Закрыто» с пририсованной снизу мордой черного медведя. Ехидно подмигивая, морда показывала язык. Небрежно обойдя всех, Капрал дважды грохнул кулаком по крашенному зеленым дереву. На стук высунулся небритый, чутка задроченный Джин:

— Заходите, — пожимая руку президенту. — Боззард с Шульцем присматривают за ремонтом. Клаб-хаус не особо пострадал. «Рыцари» хотели чисто припугнуть.

— Когда Вилли Тайбер замутил с Кенни и как это проскочило мимо тебя? — Капрал привык брать ситуацию за яйца прямо на пороге. — Череп и надпись на воротах «Бойся Жнеца» — его послание. Всегда любил колотить понты. А прозвище «Жнец» получил после операции в Ливане. Сам трепался под синькой. Думал — я мелкий, не пойму. Получается, у нас тут след моего любимого дядюшки размером с Техас.

— Черт знает, — Джин поскреб короткую бородку. — После той перестрелки, когда «Рыцари» положили троих наших, их тут не видали. Мы весь город пасем. Где не успеваем сами, там патрулируют ребята Ханнеса. Он отловил поджигателей… Оказалось, обычные нелегалы. Работали грузчиками в Мексиканском маркете. Ну в том, который на Уэйленд лейн. Заплатил им какой-то белый. Сказал наняться к нам в авторемонт. А я чего?.. Людей не хватает. Кого отправлять полы скрести? Флок с салагой-Еленой возят кокс в Сан-Диего и траву во Фресно… — рассеянно развел руками.

— Какого вы застряли в дверях и что за нах Елена?

Эрен стремительно шарахнулся, едва не вляпавшись берцем в крошечную клумбу у самого входа. Мало сержанту покоцанного глаза, а тут еще ПМС-ом догнало. Лучше держаться подальше.

— Появилась два месяца назад. Родом из Огасты, штат Мэн. Отслужила четыре года на базе спутникового слежения в Австралии. Вернулась домой, там насадила какого-то чувака на перо и свалила сюда — подальше от следаков, поближе к солнышку. Бумажки в порядке… — Джин озадаченно посмотрел на Ханджи — Пойдемте внутрь? — и отступил назад, пропуская.

— Мне сегодня не наливать! — Сержант плюхнулась за ближайший столик. — Только яблочный фрэш.

— Опять тошнит? — Эрен прочитал беспокойство в бычьем прищуре Майки.

— Наверняка прижимистый Меркадер скормил нам хавчик, завалявшийся со Дня благодарения. Не кипишуй, босс. Мои кишки щас — дело третье. Включи новости, — она сердито клюнула воздух в сторону мертвого черного экрана, висящего над стойкой. Белая нашлепка, закрывающая левый глаз еще в полдень, отсутствовала: ее сменил кусок пластыря на верхнем веке.— К северу от Фриско лесные пожары, вокруг Сан-Диего — тоже. В аптеке домохозяйки уже затариваются масками и экседрином.

— Ой, а можно я возьму это блюдо? Не знаю название… — зависшая посреди зала Саша пускала слюни на открытое меню, не обращая внимания на тянущего ее за рукав Лупоглазого.

— Омлет «Мечта мясофила». Внизу написано. И состав там же.

Фигасе! Имир тоже здесь. Веснушчатую долговязую «мамочку»*** он запомнил хорошо. Стерва-буч-классика-жанра. Непонятно, как ее терпит Криста. Кстати, где она? С ней бы он поболтал. В прошлом году девчуля сидела на нервяке из-за больной матери. Интересно, чем закончилось…

— Ой, не заметила. — Конни удалось усадить нырнувшую в фотки еды подружку на новенький бордовый диванчик. Мебель в «Черном медведе» пахла свежим лаком настолько сильно, что у Эрена пиздецки засвербело в носу.

— Чего такая вежливая? — поведя костлявыми плечами, Имир поставила на стол стакан воды с лимоном. — Ты — «старушка» Спрингера. Ешь, пей, отдыхай. Это нам нашивки не светят, — повернувшись на доносящиеся с кухни легкие шаги, вдруг заулыбалась, и лицо, высушенное солнцем до состояния картона, преобразилось в свежее, пусть и угловатое, но все-таки девчачье. То поправляя простой кожаный жилет, то пытаясь пригладить пушистые пшеничные волосы, Криста припорхала весенней бабочкой в брутальную компанию.

— Привет-привет.

— Как… мама? — Эрен пытался извлечь из памяти имя. Имя застряло глубоко и вылезать не собиралось. Да квадратный корень на уроках Шадиса извлечь было проще! — Поправилась?

— Она здорова. Джин дал деньги на лечение. Страховка не покрывала реабилитационный период…

Под нудьгу диктора CNN об очагах возгорания и самоотверженности пожарных бригад (пульт нашелся между кассой и витриной с банановыми десертами) завязался обычный треп, зазвенели тарелки. «Мечта мясофила» сменилась лавовым пирогом с шариком ванильного мороженого под густым шоколадным сиропом. В сироп здесь добавляли кайенский перец — он дразняще пощипывал язык. И местное пиво. Крепкое густое, как деготь, оно лупило по мозгам, вытряхивая пошлые мыслишки. За соседним столом Командор вкушал цыпленка под сырным соусом. Вот ровные белые зубы впиваются в кукурузную булку… М-м-м. Вот длинные пальцы прикладывают салфетку к уголку четко очерченного рта, стирая желтую матовую каплю. Закончив трапезу, (почему-то при взгляде на Смита сразу всплывали уроки английского с примерами из классической литры) он аккуратно скрестил нож с вилкой на опустевшей тарелке. Кивнул Ханджи с Риваем, которые продолжали вполглоса сношать Эрда вопросами и, достав из нагрудного карманакомбеза сигару, отправился на улицу. А ситуация-то потопала в нужную сторону! Оставив Сашу счастливо тонуть в шоколадной лаве вместе Конни и Барби, Эрен тихонько прикрыл за собой дверь.

Смит стоял вполоборота на фоне лысеющих акаций, прячущих за чахлой листвой престарелые одноэтажные домики. Даже в застиранном комбезе он выглядел Капитаном Америкой. Волевой взгляд устремлен в бесконечность и, разумеется, Железный Командор обязательно надерет этой самой бесконечности зад. Забивая слабые запахи стыдливо розовеющих на клумбе бегоний, до Эрена доносился терпкий гипнотизирующий аромат. Он чего, духами пшикается? Или это сигарный дым?

— Дай-ка мне, — Эрен решил выпендриться, а лучше ленивого Риваевского сарказма пока ничего не изобрели. — Всегда хотел попробовать кубинские. Боженька делиться велит.

— Нос не дорос, — льдисто-голубые глаза обожгли холодной иронией. Стальные пальцы жестко ухватили за подбородок, притянули к бледному гладкому лицу. Удав изучал добычу. — Лик женщины, но строже, совершенней, природы изваяло мастерство…

Губы оказались жесткими, горячими. С царапающим привкусом табака далекого острова. Они сминали волю, сметали неокрепшее чувство свободы, заставляя беспомощно повиснуть на мраморной шее…

Укус отрезвил.

Болезненно царапнул обидой.

Мгновенно вернул в душную реальность.

— Если бы знал, как он смотрит на тебя, когда не видишь… Убирайся, щенок, — мелькнув в воздухе красноватым огоньком, сигара исчезла в бегониях. — Ты хорош и даже слишком. Не приближайся ко мне ближе, чем на девять ярдов. Исключение — форс-мажор. Понял, рядовой?

Эрен понял. Что не нужен. Никому. Кроме мамы, но ту сожрали черви на кладбище, название которого он забыл. Помнил закрытый гроб светлого дерева, освещенный мертвыми люминесцентными лампами в пресвитерианской церкви. К нему подвела Ханджи и разрешила погладить лаковую крышку на прощание. Крышка мерзко холодила руку… Ханджи. Для нее Эрен Йегер сначала был очаровательным шиложопиком, затем — неизученным гибридом Халк-макаки из секретной лабы со зверем, нуждающимся в дрессировке, и всегда — обузой. Ривай. Этому вообще ровно — куда хер совать. «Если бы ты знал, как он смотрит…» Пиздеж и замануха для лохов.

Свобода вернулась.

Понеслась по жилам песней силы.

Затушила окончательно хилые огоньки сомнений.

Возвращаться в тухлую забегаловку незачем. Не на Ривая же пялиться в самом деле? За офицерский стол не пригласят: никому там не упало тереть с рядовым, получившим право голоса на прошлой неделе! Покататься по городу, что ли?.. Низкие тучи висели над Мюррей-авеню давящей серой массой. Полудохлый ветерок доносил откуда-то с юга запах гари. На пожары — тоже пофиг. Огонь не может убить монстра.

— Эрен! Нас отпустили. — Легкое прикосновение к локтю. Хрупкая Криста улыбалась снизу вверх. — Мы собрались сегодня вечером в тематический клуб…

— Месяц назад открыли притон для радужных при казино Garlic City Club. — На ходу выщелкивая из пачки сигарету, Имир по-хозяйски чмокнула подружку в висок и встала возле. Розовая роза в утренней росе и пыльный кактус у обочины. Все-таки любовь — хрень полная. — Заскочим домой ополоснуться и поедем. Ты с нами, дорогуша? Документы у «Титанов» не спрашивают, если чо.

— Там не притон, — «розочка» колюче зарделась. — Там живая музыка часто бывает, коктейли вкусные… Шеф Ханнес — такой няшка. И казино это — его, кажется. В общем, он следит, чтобы кроме травы ничего не толкали… Только тебе, наверное, надо у Майки отпроситься?

— Зачем? Босс сам найдет, если понадоблюсь.

— Тогда дуй за мной, — выпустив в небо сигаретный дым, Имир завихляла бедрами за угол к стоянке. — Оторвемся, йоу!

Девчули жили в маленькой квартирке, зато в старом городе. На вопрос «откуда бабло?» Криста радостно сообщила, что дом принадлежит Джину, и он сделал им хорошую скидку, а еще они сдают мамину ферму во Фресно, ну пока она сама — в реабилитационном центре «Путь к гармонии с миром». Когда спустя полтора часа Эрен катил за пикапом Имир по шоссе 101, графитно-серые небеса полыхали багровым, а вонь горящего чапареля*** неотвратимо захватывала город. «Чесночное»***** казино сильно отличалось от собратьев в Рино. Никаких ретро-зданий с колоннами; голубых бассейнов; вывесок, мерцающих цветами из кислотных глюков Тимоти Лири. Впрочем, вывеска была. Над обляпанным желтоватым пластиком арочным входом. Только она не мерцала, а жалобно подмигивала буквой «К». Лампочки старались из последних сил, но задроченные люмены катастрофически разбегались. И никаких тебе мексов-парковщиков с галунами на белых пиджаках. Высунувшись из окна, Имир прокричала: «Заруливай налево», и харкнула на асфальт. С парковки они пошкандыбали к боковому входу. Обычные двери с тонированным стеклом. У стены жевал сигарету мешковатый хлипкий парниша с надписью «секьюрити» на кармане форменной куртки. Внутри оказалось пустовато, скучновато и сумрачно-сиренево. Дискотечный шар расшвыривал блики по танцполу, где тряслись несколько парочек нераспознаваемого пола под учащенно пульсирующий электро-фанк.

— Йоу, не засыпай, дорогуша, — Имир огрела ладонью по спине как доской. — Рано еще. Скоро рок-банда подвалит и нормальный движ начнется. Садитесь туда, — ткнула сухой граблей во второй столик справа от сцены. — А я за горючим.

Она вернулась со стаканом колы со льдом в одной руке и прижатыми к плоскости груди двумя бокалами в виде башки вождя краснокожих. Внутри просвечивало голубое нечто. Нечто украшали разноцветные зонтики, кусочки ананасов, лимонов, спирали апельсиновой кожуры, трава, ботва и совсем уж непонятная зеленая метелка. Поверх этих джунглей распростер крылышки пестрый попугайчик.

— Уии, попробуй! Это Голубые Гавайи, — верещание Кристы перешло в ультразвуковой диапазон. — С кокосовым ликерчиком и Кюрасао Блу. А бокал называется тики! Прикольно, правда?

Осторожно ухватив птичку, он потянул вверх, отчего зонтики с ботвой посыпались на стол. На конце шпажки обнаружилась вишенка. В сиреневом сумраке ягода походила на сгусток темной крови, но на вкус оказалась обычной пьяной вишней. Прополов «Гавайи» от остатков сорняков, Эрен проигнорил соломинки, опрокинув гламурное поило залпом. Сладковатая жидкость обожгла небо терпкостью апельсина. Лед звякнул о зубы.

— У них есть чего покрепче?

— Есть, дорогуша. Только топай сам. Ты у нас рядовой «Титанов» — тебе положено три коктейля за счет заведения. Крис, повтори и попроси принести цыпленка под чесночным соусом. Мне ничего не надо, — взболтав в стакане колу, — я сегодня — сестра-трезвеница, ёба. Мне вас, бухих, в пикап кидать и по хатам развозить. Или до клоповника шефа Ханнеса покатишь на ушах?

Эрен пробирался с «горючим» через загустевшую толпу на танцполе, когда сбоку оглушило вспышкой света и психоделичным воем басов. Прибывшие рокеры готовились встряхнуть вяло колышущихся под диско-шаром сорокалетних трансух с приунывшими на полукруглых диванчиках «мишками». В анабиозный деревенский клубешник ворвался на машине времени и грязных гитарных рифах старый добрый гранж. Жалко, Хан здесь нет: ее всегда тащило от Курта Кобейна и Эллис ин Чейнз… Криста ловко откопала в джунглях соломинку, сделала быстрый глоток. Схватив Эрена за руку, другой потянула подружку за ворот жилета:

— Идем!

— Подожди, — оцепив от запястья тоненькие пальчики, он сбросил косуху, стянул майку, закинул ненужную тряпку на диван, снова облачился в куртку с белым черепом бизона. Он — титан войны. И черные глазницы, зияющие под окровавленными рогами, — тотем, оберег, символ силы. Его силы и свободы.

Взрывы ударных сменял тягучий сланж на фоне хрипящего вокала. Эрен, не бывавший нигде, кроме школьных праздников, нырнул в штормовые волны надрыва, прерываемые песчаной бурей и стальным ликованием металл-соло. Тело изгибалось, раскачивалось, отрываясь о земли, плыло в сухом кондиционированном воздухе. Он перешел в пограничный режим. Наполовину человек, наполовину монстр, способный разметать задрипанное заведение из бетона и пластика на изи. В сиреневом угаре никто не разглядит желтых искр на радужке. Замерев на секунду, заметил, что стоит, окруженный блеском восторженных глаз. А вокруг мечутся, скользят, пляшут на размытых человеческих фигурах блики белого неона. Отсалютовав колой, Имир выкрикнула свое неизменное «Йоу!». И он снова оседлал гребень рокочущей волны овердрайва.

— Эрен, ты… боженька! Где так отжигать научился? — Из космических глубин донесся смутно знакомый голосок. Под слипшейся от пота челкой удивленно блестели круглые голубые глазищи. В сиреневом сумраке кукольное личико казалось прозрачным как фарфоровые чашки бабули Закариус, уцелевшие в старой витрине клабхауса Сильвер Сити. Криста. — Я устала… Хочу отдохнуть. — И повесила клювик.

— Пошли, — обхватив птичье запястье, он повел девчульку к диванчику. Рокочущая волна схлынула. Ее сменил депрессняк заплутавшего в тональностях гитарного соло: под такое не станцуешь на крыльях свободы.

— Мне надо отлить, — объявила подтянувшаяся следом Имир, поставив на черный столик стакан с почти растаявшим льдом. — В сортире сейчас не протолкнешься, ёба. Так что я — надолго. Береги мою заю, дорогуша.

Эрен цедил по глотку «Тетку Роберта»: когда попросил чего-нибудь позабористей и без ягодных кустиков, бармен набодяжил из пяти бутылок отдающее на вкус ежевикой пойло. Высосав через трубочку остатки «Голубых Гавайев», Криста ковырнула вилкой остывшего цыпленка, откинулась на спинку и, вроде как, задремала, несмотря на хрип солиста на сцене о борьбе с суицидальностью и потреблядством современного денежного ада. В пограничном состоянии тело реагировало на бухло очень странно: Эрена почему-то тоже клонило в сон. И одновременно инстинкты монстра били тревогу. Пока отрывались на танцполе, им с Кристой подсыпали какую-то мощную дурь. Ничего, разберемся. Надо осторожно осмотреться… Вот оно! Мимо пошатывающейся в медляке «радужной» тусы пробирались двое плечистых парней с тяжелыми взглядами и квадратными подбородками. Позади маячил третий чувак. Пожилой и низенький. Но именно его аура полыхала кровавой угрозой.

Эрен позволил телу соскользнуть на плюшевое сидение.

Выровняв дыхание, прикрыл глаза.

Посмотрим, что дальше.

Ему не страшно.

Он свободен.

*

«Ты укатил с лесбухами в «радужный» клубешник. Ничего, оторвешься, дурь выпустишь. Глядишь, к утру разберешься, что голова приделана не только для жрать, бухать и хер сосать. Кого же тебе там цитировал наш галантный пиздобол? Спрошу завтра…

Багровый кусок неба из последних сил сражался с надвигающейся на горный Бадахшан тьмой. Казалось, залитые закатом пики сочатся живой кровью. И стекая по расселинам, она превращается сначала в бурые сгустки, рассыпаясь затем у подножья черным мертвым прахом. Ночью на берегу издыхающей о жары речушки Ачхи Смитти загибал мне из Суинберна:

Люби, пока не вздрогнул луч зари,

Над полнолуньем сердца воспарив.

Люби… ведь скоро огненный восход,

Рассеет тени, сумрак покорив.

О боже, боже, скоро день взойдет.

Днем предстояло отыскать в пещерах и уничтожить склад боеприпасов: местный амир, сливший инфу агентурной группе, сам ничего толком не знал. Потому «огненного восхода» мы с Командором решили не дожидаться. Помню, как, не сговариваясь, потопали за ближайший саксаул, как сухо похрустывали под толстыми подошвами мелкие камешки, как обветренные губы оцарапали залупу, и луч холодной луны скользил по гладким, всегда прилизанным светлым волосам. Только волосы превратились из пшеничных в синевато-седые… Луна в Афгане страшнее солнца. Она лжет, обещая прохладу и отдых от разрывающего легкие зноя, но лишь льет на камни мертвый свет, заменяя тусклую желтизну оттенками отчаяния… Да, Железный Командор умел отсасывать. Тогда чуть в колючки голой жопой не влетел — так кайфом накрыло. Так какого он тебя отпихнул? Почему не потащил в свой тараканий фургон? А самое главное, я не понимаю — рад этому или похер??? И зачем ты пытался его склеить? Откуда узнал, что наш Капитан Америка не брезгает анальным жахачем — ясно-понятно. Смитти перестал шифроваться после отсидки. Так зачем разыграл романтишную сцену из мыльной ёперы девяностых в гомо-версии? Неужели это — страшная мстя за то, что не запрыгнул на тебя? Но я же вонял словно обглоданный шакалами трупак старосты на футбольном поле кишлака Дартах. Чувака моджахеды спецом к нашему приходу подготовили: положили посередке на спину, грудину вскрыли, мол, так будет с каждой «крысой»… И поясница еще эта чертова. Ладно, если завтра сможешь самостоятельно принять вертикальное положение — ласково расспрошу. А пока сильнее ебет эпичное послание заботливого дядюшки Кенни. Зачем циничная старая сволочь открытым текстом позвала козырных тузов Закклеева клуба в Гилрой? Надпись на воротах — ловушка. Только на кого охотится проебавший карьеру ЦРУ-шный чинуша?

Хватит строчить, а то лью на бумагу понос старого опоссума. Нужно поспать. Неизвестно, какой вариант эксклюзивного пиздеца шлюха-фортуна выбрала для нас у себя на складе завтрашних новостных заголовков. Надеюсь, в «замечательном и уютном» мотеле шефа Ханнеса меня не сожрут клопы. Анка с Пиксисом хотя бы на ремонт расстарались, а тут — потолком бы не угандошило и чудненько.

Почему от пустой кровати напротив тянет тоской и тревогой? Возвращайся, монстр. Поскорее».

Из сожженой записной книжки.

Комментарий к Часть 5 * Бандидос (Bandidos) – международный мотоклуб, насчитывающий 2 400 членов в 210 чаптерах, базирующихся в 16 странах. Девиз: Мы те самые, кем пугали нас наши родители. Дата основания: 1966 год. Изначально большую часть членов клуба составляли мексиканские эмигранты в США.

Кабан Гиллиард – кличка Кабан фактически является переводом имени Порко с итальянского.

мамочки (клубные девушки) – бунтарки, анархистки, которые добровольно приходят в мото-клуб за приключениями, адреналином и духом свободы, прекрасно понимая, что никогда не станут полноправными байкершами (речь идет консервативных МС-клубах вроде “Ангелов Ада”). И хотя многие исследователи утверждают, что “мамочки” оказывают исключительно услуги сексуального характера, на деле они скорее исполняют обязанности прислуги-на-всё в клаб-хаусах. Иногда этих девушек отправляют помогать по дому “старушкам” (женам и подружкам байкеров). В обмен на преданность конкретной байкерской тусе, “мамочки” получают полную защиту от всех посягательств со стороны. Также они получают что-то вроде доли от общих доходов мото-клуба. Естественно, девушки могут покинуть клуб в любой момент, когда накопят денег или сочтут, что им надоела байкерская туса.

чапарель – заросли кустарника и низкорослых деревьев.

Garlic (англ.) – чеснок.

====== Часть 6 ======

Шестой отрезок пути. The Whistler

Воздух насыщен кирпичной пылью, едкой копотью, пороховым дымом. В глубине черно-серой клубящейся пелены вспыхивает оранжевым ненависть. Вспыхивает и медленно гаснет, чтобы с новой силой выстрелить жадным языком пламени в лицо. Ненависть рыщет в поисках живой плоти. Ривай четко осознает одно — ему нужно туда, в эпицентр, в самое сердце давящей мглы. Каждый шаг дается с трудом. Добротные 13-дюймовки словно потяжелели на двести фунтов каждая. Ветер налетает неожиданно. Ветру ненавистна голодная мгла. Чистая струя холода пиков Блу Маунтин рвет клубы жирного дыма в грязные лохмотья. Над руинами церкви «Неопалимой Розы» солнце снова сияет. Блики ложатся на антрацитовый пластиковый мешок перед рухнувшей стеной. Мешок для трупов явно не пуст. Что там или кто там?! Дрожащие пальцы не слушаются, но ему все-таки удается дернуть всратый зиппер. Голова. С каштановыми волосами, разметавшимися по антрацитовой тьме. Одинокая прядка спускается со лба на полуприкрытый правый глаз. Сквозь ресницы едва различим аквамариновый проблеск. Неживой. Стеклянный. Эрен? Грохот и чей-то крик…

— А ну открывай, хуесосина! — голос женский и хорошо знакомый. — Какого телефон не берешь?

Капрал сел. Лампа с матерчатым абажуром тщетно пыталась разогнать сумрак, но получалось лишь осветить когда-то крашенную яично-желтым тумбочку и край все также аккуратно застеленной кровати напротив. Где ты, Эрен?..

— Запасной ключ… — короткий топот и запыхавшееся сипение. — Нашел.

Дверь распахнулась.

— Подъем. Это не учебная тревога, — рявкнул темный человеческий силуэт с вороньим гнездом на макушке. — Йегеру с Ленц подсыпали в клубешнике какую-то дрянь и увезли. — Силуэт, развернувшись, свалил, оставив прямоугольник тусклого света и ощутимый запах гари. Похоже, пожары пожаловали в окрестности сонного Гилроя.

Что ж, повезло вырубиться в одежде. Рука привычно потянулась к наплечной кобуре. Кольт заряжен. Патроны в правом кармане. В тайнике под сидением чоппера есть еще две коробки. Вытащить рацию из-под подушки, включить, сунуть во внутренний карман — дело двух секунд. Натянув косуху, Капрал вышел в дымную ночь. Клочья сонного морока липли к шее, пытаясь затянуть скользящую петлю, задушить страхом. Леденящим даже костный мозг ужасом увидеть наяву отрезанную голову, спутанные каштановые волосы, стеклянный неживой блеск аквамариновых глаз. Хрен тебе! Он зашагал к мотобратьям, столпившимся возле древнего пикапа. Фундаментальные спины Бычары-Майки и Командора закрывали кого-то, сидящего за рулем.

— Коротенько доложите обстановочку. Что за шухер до небес?

— Их уволокли два качка… дайте, бля, выйти, — раздался прокуренный мат Имир. Галантный, мать его, Смит шагнул в сторону, и «мамочка» выпрыгнула на асфальт. Щека ободрана. Одна нога босая. Черные патлы висят слипшимися сосульками. — Чуваки из вояк: глаза оловянные, походка деревянная, стрижки короткие. Рванула за ними, а меня электрошокером сзади третий ткнул и по почкам добавил. Этот другой. Маленький, плюгавенький, но опасный, сцуко. Взгляд у него страшный. Буэ, — машинально дотронулась до запекшейся крови на скуле. — Музло ебошит, никто не слышит, не видит… бармен решил, что я обдолбалась.

— Ханнес уже лютует с помощниками в своей чесночной лавочке. — В ярком свете фонарей Очкастая выглядела почему-то потухшей и замученной. — Опиши третьего. Подробно.

— Йоу! Меня на полу плющило. Кто-то бухлом облил, и ваще чуть не затоптали, пидоры. Не получилось ни рассмотреть, ни телефончик попросить. Вы собираетесь Кристу с Эреном спасать? — Веснушки на бледном лице казались черными пороховыми точками, проникшими под кожу.* — Байкеры своих не бросают? — злой прищур в сторону президента.

— Имир, — Ривай старался говорить спокойно, — расскажи все про «маленького-плюгавенького». Это важно, — почувствовав кожей сверлящий взгляд Командора, дернул щекой — сейчас все узнаем.

— Низенький, полноватый… густые усы. Заполтосный дедулич. Одет в белую рубашку и вязаный жилет. Больше ничего не помню. Сфотать пыталась… не успела, — подозрительно шмыгнув носом, опустила голову. — Вы же их спасете?..

— Фото, фото. Где, блять? Удалила, что ли?

Ривай обернулся на бормотание Очкастой. Та лихорадочно свайпила. Указательный палец бестолково скользил по экрану айфона.

— Хан, найди альбом «Наполеон на минималках», — несмотря на шутливые слова, бас президента подозрительно дрогнул.

Ривай ждал подтверждения известного. Ухватив за хвост, судьба притащила прошлое в настоящее. Кольцо вот-вот сомкнется. Остался пустяк.

— Нашла, едрит! — Очкастая сунула девчонке горящий экран. — Он?

— Да… Но это картина и тут он моложе. — Имир всмотрелась в изображение. — Точно тот чувак. Взгляд такой же — буэ.

Сержант торжественно подняла трубу на головой:

— Портрет трехзвездного генерала Рода Рейсса. Сняла тайком на юбилее в его особняке под Сан-Диего. Обстановка там замечательная — Версальский дворец с золочеными ангелочками и муляжами стрелкового оружия. Вилла «Мария» у озера Ходжес. Либо они там, либо мы в жопе.

 — Ну что ж, адресок знаешь — это заебок, — сначала он вытащит своего монстра, а дальше разберется по ходу дела.

— Едем, — глухо скомандовал президент. — Имир, разбуди Конни с Сашей, дуйте к тебе, запритесь и не высовывайтесь

— Эй-эй! Криста — моя девушка…

— Ты на кого хвост поднимаешь? Сидеть. И. Не вылезать. Если люди Рейсса шарят по городу — дом Джина самое безопасное место, — ни голос, ни ирландский прищур не оставляли сомнений: Бычара умеет не только за чокнутой женушкой присматривать. — Мы вытащим Эрена и твою Кристу. Байкеры. Своих. Не бросают, — на сухих губах мелькнула ободряющая улыбка. — Лупоглазый с Браус в пятнадцатом. Шевелись.

Вытянув шею, Имир разинула хлебало, захлопнула, демонстративно тряхнув пованивающими вискарем патлами, похромала в направлении.

— М-м-м… А мне чего делать? — Барби обнаружился за пикапом.

— Собери приблуды, вскарабкайся на Годзилу, не наебнись почем зря и хакни уже сервер Пентагона, — Ривай не смог удержаться.

— Ага, я щас, я за пять сек, — Барби понесся вприпрыжку к номеру. Вдруг замер в полете и оглянулся. — Сколько у меня времени на Пентагон?

— Пиздуй резче! — Ривай хмыкнул. — Гений ты наш.

— Понял… это шутка.

— Босс, Шульца с Боззи позовешь? — Сжимая в руке трубу, сержант нацелила очки на президента.

— Пусть штаб охраняют, пока обратно не подожгли. Джину надо стеречь молодняк и груз кокса в собственном подвале. Флок с Еленой скоро подтянутся ему на помощь из Фресно. Я уже позвонил всем… — Бычара замолчал, понизив голос, добавил, — Лишние глаза не нужны, Хан.

— Вот срань! Ну да, да, — она сердито затолкала айфон во внутренний карман распахнутой косухи.

— А я лишний? — Смит театрально акцентировал последнее слово. Чертов позер!

— Нет. Ну куда же мы, убогие, без твоего арсенала. — Ривай почувствовал, как сжимаются кулаки и короткие ногти впиваются кожу. Ничего, нагрянет свободная минутка посреди пиздеца — он перетрет с Капитаном Америкой за афганскую дурь, за отсидку и за игру с Йегером. Особенно за брачные танцы вокруг сопливого мальчишки. Потому что есть черта, которую лучше никому не пересекать. Даже на полшишечки. Даже носком ботинка, пошитого на заказ из бизоньей кожи, мать твою.

Сложенная узкой лентой бандана легла на лоб символом решимости и спокойствия. Он идет на свою войну. Месть за Чёрча и Магнолию, вычеркнутых огнем из списка живых. Бой за наглого пацана, чью судьбу предрешили сторчавшийся гений и плюгавый генералишка с комплексом господа всемогущего. Вряд ли трехзведный посвятил в свои наполеоновские планы кучу коллег из Пентагона, а значит, шанс есть. Впрочем, Капралу хватит и полшанса.

— Вилла «Мария» находится тут, где заканчивается Бальбоа плейс. Можно ехать по Лейк драйв, потом свернуть налево… но лучше по грунтовке вот так, — встрепенутый от усердия Армин прочертил пальцем маршрут по карте на ноуте, раскрытом на капоте пикапа перед президентом и сержантом. — Мы подберемся к задним воротам и посмотрим, что к чему. Только есть проблема… парк, в смысле, заказник Дель Диос Хайлендс, который рядом, загорелся сегодня. Щас со спутника картинку выведу…

— Нафиг. Больше пожара, больше бардака. Бардак нам друг, родная мама и рождественская индейка. — Ривай хлопнул Барби по спине, отчего тот едва не приложился лбом в вытянутую голубую кляксу озера Ходжес в центре монитора. — Дороги открыты?

— Пять сек, — блондинистая макушка близоруко склонилась над клавой. — М-м-м… Если верить новостям из мэрии LA и управления шерифа Эскондидо, фривей еще не перекрыли… щас… на юге чисто. Лейк драйв открыта.

За спиной затарахтело: антитараканий фургон с Командором на борту готов к боевой операции. Со словами «сержант, это приказ» президент запинал женушку на пассажирское. Задрав к дымно-ночному небу тощую задницу, Барби копошился в одном из боковых кофров. Резвящийся в ночи ветерок выкинул под переднее колесо чоппера Капрала перекати-поле, сбежавшее из пылающей резервации племени кумейяй.

— Что за песня? Раньше ты насвистывал «Дым над водой», а эту я не знаю, — Смит приторно улыбался из открытого окна кабины.

Блять. Ривай ненавидел свою дурацкую привычку. Еще больше злило, когда Командор подчеркивал, что помнит каждую мелочь их прошлого. Которое погребено под жадностью самого Смита и холодной слизью лет на нарах военной тюряги Чарльстона, Южная Каролина.

— На старых хитах кассу не сделаешь. Сменил старину Блэкмора на Белого бизона.**

На поворот ручки газа чоппер отозвался преданным ревом. Ночь пахла гарью, бензином, предчувствием крови и смерти. Нахлобучив каску, Бычара-Майки дал отмашку правой вперед — поехали, и вырулил на шоссе. Желтый блик фонаря задорно пробежался по вопящим зеленым неоном буквам на бензобаке: Барби на Годзиле покатил следом. Позади перднул карбюратором, разворачиваясь, тараканий фургон. В голове крутился гимн обреченной решимости. Впервые он услышал «Свистуна», когда Белый бизон заглянул попить пивка, побренчать кантри-рок в байкерский бар Келли’с Олимпиан и попеть о Боге, дьяволе, пьяной резне. Тогда МС-клуб «Крылья свободы» подрядили охранять звезду, навестившую родной штат Орегон.

О, боже правый, просто подумай о нас!

Ведь я зарекался, не убивать никого в этот раз.

Как ты удержишь мой гнев, что бушует внутри?

Мои порочные руки знают, что делать —

Ты лучше их благослови.

Дороги нет назад.

Иззи, положив болт на обязанность телохранителя присматривать за телом, слилась с толпой бородатых мужиков и визжащих девиц. Да и сама вопила как отбитая группи. А на фоне скачущих по стене в алом пламени крылатых мустангов Джейк Смит стонал об искушающем шепоте дать волю гневу, сжигающему разум. Что ж, сегодня Капрал выпустит своего зверя, заскучавшего внутри. Хищник засиделся в клетке и должен размяться на просторе.

И дьявол мне шепчет на ушко: «Вот твоя лучшая роль».

Я набухаюсь, так проще — пусть все творит алкоголь!

Посторонитесь, ублюдки, Вистлеру дайте пройти.

Суки мы все и подонки: вас никому не спасти.

Дороги нет назад.

А ну-ка вверх свои грязные лапы!

А ну взгляни на меня!

Никто отсюда живым не уйдет!

Вот я пришел и кто начнет?

Кто, блять, начнет?!

Гилрой остался позади кучкой притихших домиков, где дрожащие обыватели молились Иисусу, Будде, Зеленой матери о спасении от огненного тирана, выжигающего великий штат Калифорния каждую сраную осень. Свернув было на запад, Эскондидо фривей выпрямился и стрелой повел маленький караван строго на юг. Страх разогнал по гаражам экологичные «тойоты», наглые «кадилаки» и слепящие понтами итальянские спорт-кары. Пустое шоссе подчинилось свободе, несущейся сквозь тьму на двух колесах, и сердцу, стучащему в такт двухцилиндровому движку. Байкеры своих не бросают… А Эрен — его. Весь целиком. От глаз, зовущих в глубину океана, до узких загорелых ступней. Осознанием чувства накрыло, словно Капрал пустил по вене чистейший афганский герыч. Дурь старый парс готовил для себя и лишь изредка баловал дорогих гостей, когда они с Чёрчем заглядывали в забытый Аллахом кишлак к югу от границы с Таджикистаном…

Дороги нет назад.

В густой тьме, едва разбавленной габаритными огнями на «жопе» Годзилы, замелькали сероватые хлопья. К скуле прилипло сухое невесомое нечто. Ветер-бродяга принес на Вест Сайд фривей пепел сгоревших рощ калифорнийской сосны парка Блэк Маунтин и зарослей чапареля вдоль опустевших шоссе. Во внутреннем кармане рация пискнула морзянкой: перед съездом с Лейк драйв президент остановил братьев. Армин осторожно поправил в держателе на руле айфон со спутниковой картинкой и повел караван по грунтовке. За трепещущими в страхе акациями, ближе к горизонту небо окрасилось багряно-оранжевым. Над редким лесом шел снег из серого праха. Рация снова запищала, но уже комариным голоском Барби: «Стопоримся! В ста ярдах забор!» Очкастая выпрыгнула на ходу из едва притормозившего фургона. Ривай подкатил к Годзиле, где спешившийся брат-хакер уже пристраивал на сидение раскрытый ноут:

— Вот здесь задние ворота, — ткнув пальцем в план-схему. — Закрыты на кодовый замок с переменным алгоритмом Хай-Гардиан — я, пока ехали, все нарыл… серьезная фигня. Наверху одна видеокамера… Можно осторожно подобраться, завесить ее какой-нибудь тряпкой. Если они там не заморачиваются с наблюдением, то подумают, что глазок залепило пеплом… ну мало ли — ветром надуло, — покосившись из-под челки на прищурившегося рядом президента. — Не очень идея, да?.. У меня нет времени на камеры. Не знаю, сколько понадобится на замок. Тут мастер-код, а не пин. Можно неделю мумукаться.

— Я тебя понял, — Бычара-Майки заткнул рядового хлопком по плечу и посмотрел на прислонившегося к саване Смита: — Найдется что-нибудь подходящее, Командор? А ты, Барби, давай уж пошустрее как-нибудь.

— Ничего, «Взломщик О’ Флина» фигачит сто двадцать кодов в минуту, а мой — все сто пятьдесят! Кроме того, там баг в прошивке: после ввода четырех цифр система либо сообщает об ошибке, либо тупо ждет остальные две. На крайняк попробую неодимовый магнит с носком, — нервной скороговоркой утешил брат-хакер.

— Работай, гений. Надо будет — закидаем носками. От вони замок сам откроется. С перепугу, — Ривай решил подбодрить вконец растерявшегося одувана.

Шесть с хвостом футов роста позволили Майки набросить на камеру принесенную салфетку. Покашливая, Барби потрусил к массивному кирпичному забору, зажав под мышкой ноут. Посопел, опустил на каменистую землю, вернулся бегом обратно, вывалил из кофра клубок проводов, извлек похожий на калькулятор гаджет, набор отверток и потащил свое богатство к объекту взлома. Ривай покачал головой. Мда, солидный арсенал, заныканный под полом антитараканьего фургона, ни хера не пригодится, если тощий одуванчик не вскроет замок.

— Ривай, — под тяжелым ботинком жалобно хрустнул сучок, — возьми еще пятисотый, — сверкая белыми зубами в темноте, Командор протягивал Магнум. В свете фар чоппера длинное хромированное дуло холодно блестело смертью.

— Ну выебываться не стану — машинка козырная. — Рукоять приятно легла в руку. — А себе чего оставил?

В полумраке льдисто усмехнулись голубые глаза. Смит вытащил из недр саваны увесистый армейский рюкзак и знакомый до скупой ностальгической сопли противопехотный гранатомет:

— Моя любимая.

— Ты вкурсах, что мы не собираемся развязать Третью мировую? Эта дура способна размазать в тыквенное пюре не только цель, но и близлежащие объекты в радиусе до фига. — Ривай взглянул на полустертую временем надпись «Ракета-законник. Приготовьтесь отсосать».

— Большому мальчику — большая пушка, — блеснули во тьме зубы Железного Командора.

Барби уложился в полчаса. Глухая металлическая створка медленно заскрипела по желобу. Застряла. Дрогнула. И откатилась в паз. Что за дерьмо? Непохоже, что за виллой хорошенько присматривают. Или Рейс не успел распорядиться привести дом в порядок? Вдруг они налажали и Эрена здесь нет? Острая ядовитая игла страха кольнула слева, отравляя сомнением. Надо было созвониться сначала с Ханнесом: он мог нарыть в казино какие-то зацепки, наводки. Но нет! Поперлись сюда, дебилы лопоухие. Ладно, разберемся. Движки заглушены, фары погашены. В дымной пелене горящей ночи плавала больная луна. Крались практически на ощупь мимо черных крон редких деревьев и круглых чернильных пятен стриженых кустарников. Плиточная дорожка вывела сквозь акации на стриженую лужайку. Это заставило вытолкнуть иглу прочь из саднящего горечью сердца. Значит, за виллой таки ухаживают. Пепел оседал на плечи нимф, окруживших высохшее дно мраморного фонтана. Позади белел особняк с широкой лестницей и полукруглым портиком, поддерживаемым шестью колоннами. Даже сквозь загустевший до бурана пепельный снегопад вилла «Мария» изрядно смахивала на задравший до чертиков Белый дом с патриотических плакатов. А нефиговые амбиции у трехзвездного.

— Вертолетная площадка позади к востоку. Там же хозяйственные постройки… Кх-х-х, — закашляла над ухом Очкастая. — Предлагаю сначала обшарить дом.

— На, возьми. — Ривай обернулся на тихий голос Командора. Пристроив гранатомет у ног, тот протягивал задыхающейся добротный респиратор от костюма химзащиты. — В сумке еще один. Кому?

— Арлерту, — отозвался из темноты президент. — Он у нас и так доходяга…

— У входной двери камера… — Дрыщеватая фигурка чернела на фоне задумчиво склонившейся нимфы. Неведомо откуда взявшийся лунный луч осветил на несколько секунд беломраморный профиль и растаял в сероватых ошметках. Не выпуская из рук драгоценный ноут, Барби посмотрел на Смита: — Не, неудобно работать будет. Так что с камерой? У меня времени нет…

— Только не ной, — буркнул Бычара. Камеру он завесил собственной банданой.

Второй замок брат-хакер крякнул ровно за двенадцать минут. Ривай засек на своем проверенном «фосселе». Когда президент осторожно отворил тяжелую дубовую створку, горизонт на востоке посветлел. Розовый восход сливался с огненно-оранжевыми отсветами пожаров. Налетевший с севера ветерок шевелил под ногами невесомо-серые клочья. Внутри запах гари почти не ощущался. Призрачный свет сквозь высокие незашторенные окна, даже не пытался разогнать темноту. Размытые белесые прямоугольники лежали на сером с темными прожилками мраморе. Противоположная стена тонула в темноте, и лишь по призрачным контурам перил можно было догадаться, что в сумраке прячется лестница, ведущая на второй этаж. Сверху, прямо из черной бездны свисал уродливый кокон. И только по эпитету Очкастой «Версаль в казарме» в нечто, замотанном в обвисший чехол, получалось опознать развесистую хрустальную люстру. Холл впечатлял кубатурой по самое некуда! Да он размером с теннисный корт Массачусетского политеха, где Ривай сначала обыграл, а потом отпиздил до кровавых соплей ракеткой мажора-гомофоба. После вопиющего инцидента, не успев начаться, нормальная жизнь покатилась прямиком в афганские маковые поля…

— Хорош впотьмах шароебиться. — Впереди раздался едва слышный щелчок, и неоновый круг упал на мраморную плитку. Очкастая повела из стороны в сторону фонариком: — Если бы нас заметили, уже три раза бы замочили.

— В двух словах — куда идем? — флегматично осведомился Бычара-Майки. Лишь шорох пристраиваемого к плечу приклада надежного старичка М240В выдавал готовность расхерачить безвозвратно и безоговорочно.

— В правое крыло, где оранжерея. Я тогда заметила там в конце дверь, а сейчас сопоставила по размерам. — Пробежавшись по закрытым чехлами диванам, круг света остановился на резных створках медового дерева. Завитушки смотрелись прихотливо, вычурно и отвратно. — Либо там лестница в подземный бункер… либо в четвертое измерение… А-а-а, бля. — Сержант яростно чихнула в рукав.

Двери, ведущие в оранжерею, открыли, не призывая брата-хакера: Ривай просто нажал бронзовую ручку. Пустота, серость. Чувствовалась остаточная вонь гниющих растений. Трубы, тянущиеся по гранитному полу и под стеклянной крышей. Широкий приземистый шкаф в дальнем углу, где по-видимому, хранили инвентарь. Никаких следов цветочков-розочек или что там нах должно услаждать взор трехзвездного. А вот на прямоугольнике мусорного цвета фонарик красноречиво осветил знакомый кодовый замок.

— Ба-а-арби? — вопросительно протянул президент в сторону рядового.

— Ща все будет, — со вздохом ослика Иа одуван принялся настраивать приблуды.

— Носки снимать? — на всякий случай осведомился Ривай.

— Не, пусть босс снимет — там букет богаче, разнообразнее и забористее, — позади тихонько фыркнула Очкастая.

— Отставить ржать! — рявкнул полушепотом Бычара.

— Есть! — удовлетворенно тряхнув пушистой головенкой пискнул одуван.

Капрал подобрался. Тонкая ниточка света легла на пестро-розовый гранит. Изнутри не доносилось ни шороха. Распихав по карманам гаджеты, Барби отполз в сторону, волоча за собой ноут. Гладкость стальной ручки обожгла кожу чуждым холодом. Серые ступени вели вниз, упираясь в такой же казенно-сероватый пол. Светильники, наглухо вмонтированные в потолок. Ни одной видеокамеры. Так наверное выглядит спуск в Ад. Никаких скелетов при входе, отголосков воя страдающих душ, зловещих теней на фоне алого пламени и полное отсутствие рогатых чертей. Пустая тишина. Стерильная чистота. Отрешенность и безразличие. «Оставь надежду всяк, сюда входящий». Хрен вам в глотку по самую печень! Эрена с Кристой точно приволокли сюда. Рука скользнула в кобуру, вытаскивая родной Кольт пайтон: Магнум Смитти пусть поскучает сзади под ремнем.

Первая ступенька.

Дальше вторая.

Третья.

Очкастая — на шаг позади. Дышит в макушку. За ней Бычара-Майки целится поверх голов. Следом, не просравший в глуши Мэна навык морпеха, бесшумно спускается Командор. Позади шуршит Барби. Интересно, у пацана есть ствол?..

— А сейчас, господа и дама, пиздуем вниз без пыли и шума, — надтреснутый прокуренный голос накрыл мгновенно. — Иначе, в голове вашего юного собрата станет одной дыркой больше.

Кенни, сцуко, стоял на верхней ступеньке, аккуратно придерживая Барби за тощую шею. К виску сбледнувшего пацененка прижато матовое дуло двадцать первого Глока. Дядюшка почти не изменился: все то же костистое лицо, все тот же маньячный голод во взгляде из-под косматых бровей. Все та же ковбойская шляпа, скрывающая обширные залысины. Старая псина! И ведь никак не сдохнет! Позади недвусмысленно и молча целились из новехоньких М14 два дуболома с армейской тупостью в глазах. Ебать влипли! А впрочем… слишком легко нашли, слишком легко вошли. Камеры закрыли тряпками, дебилоиды, и обоссались от восторга!

— Добро пожаловать, мисс Зоэ, и вам, джентльмены, тоже. — Внизу нарисовался в сопровождении двоих таких же деревянно-вымуштрованных солдатиков генерал Род Рейсс. — Опустите оружие и спускайтесь. Сопротивление бессмысленно. — Упакованная в бронежилет и армейский шлем трехзвездная тушка удалилась из поля зрения.

Первое, что увидел Ривай — сизая стена. На стене, футах в пяти от пола, — распятый мальчишка. Матовые обручи титанового сплава перехватывали прямо поверх синих джинсов лодыжки, бедра. Над ремнем впивался в голый торс еще один обруч пошире. Такой же перехватывал грудь, усеянную бисеринками пота. Остальные прижимали к бетону раскинутые в стороны руки. По одной голубовато-металлической полосе на плечах и запястьях. Голова безвольно свесилась. Каштановая волна скрывала лицо, шею. И ошейник. В этом сомнений не было.

— Предлагаю сложить оружие. Тем более, что от вашей бронебойной винтовки, мистер Закариус, в бункере толку мало. Как и от вашего противопехотного гранатомета, мистер Смит. Если не собираетесь, прикончив меня, сами героически погибнуть вместе с Йегером и Ленц. Кенни, надень браслеты на юного Арлерта. Так мы сможем спокойно продолжить беседу. — Трехзвездный опустился в ортопедическое офисное кресло. — И прошу заметить: в качестве жеста доброй воли мои люди не станут никого обыскивать.

Возня позади. Шипение сквозь зубы «не дергайся, шкет». Звук падающего тела. Сплюнув в генеральскую сторону, сержант швырнула Магнум под ноги одного из деревянных солдатиков. Скрипнув зубами, президент «Титанов» положил винтовку рядом с револьвером и взял за локоть закипающую женушку. Смит расстался с «Ракетой-законником», бережно опустив ее прямо перед Рейссом.

— А мог догадаться проверить тот шкаф, — проскрипел Кенни, спускаясь в бункер мимо застывших «Титанов». — У вас был шанс. Но кто-то слишком рвался спасать и забыл думать головой… Ох прости, племянник, хотел спросить, как дела? Кто ты теперь у нас? президент без клуба? никто никому? кочевник? Невысоко взлетел на «Крыльях свободы», однако. Названьице-то какое помпезное. Нашивки срежь. Не позорься. И пушку давай, а то она великовата для коротышки, — протянув костистую клешню.

— Яблочко от яблони, дядюшка, яблочко от яблони. Ты тоже, я слышал, последние годы головокружительной карьеры дрочил в архиве на портрет контр-адмирала.*** Но даже там не удержался и был уволен за бухач на рабочем месте. Зато теперь ты у нас — цепной пес вояки с прохудившимся чердаком. — Всадить бы пулю между сальных глазок. Но, блять! Ривай швырнул Кольт через весь бункер к стене напротив. К Эрену. — Я хотя бы детей не трогал…

— Джентльмены, сейчас не время и не место решать семейные проблемы. — Рейсс покачался в кресле. — У меня к вам деловое предложение. Я хочу возобновить проект «Солдат юниверсума», но уже как частное лицо. В распоряжении имеются жесткий диск со всеми материалами по сыворотке, изъятый мистером Аккерманом из подвала дома доктора Йегера в Рино. Также удалось законсервировать и сохранить два готовых образца. — Пригладив встопорщенные пыльно-седые усы, посмотрел на Очкастую. — Мисс Зоэ… простите, миссис Зоэ-Закариус, вы получитеполностью оснащенную лабораторию и квалифицированных сотрудников для исследований и скорейшего налаживания производства сыворотки последнего поколения.

Вылинявшие бесцветные глазки трехзвездного генерала подозрительно сверкнули. Короткие толстые пальцы вцепились в черные подлокотники. Вдруг он откинулся на спинку и уставился в потолок, словно узрел среди ламп дохлого дневного света райские кущи, Асгард и Эскалибур разом. Да у него, похоже, крыша свалила в бессрочный отпуск, не оставив адреса! Тем временем Рейсс и не думал останавливать извержение словесного поноса:

— Не беспокойтесь, я намерен сохранить ваши жизни и более того — предложить взаимовыгодное сотрудничество. Байкеры — отважные люди, любящие свободу. Они не обременены ханжеской моралью, предрассудками и излишней толерантностью современного общества. Такие люди крайне полезны. Подумайте: уже через год-два у меня… у нас, конечно же, у нас! будет армия солдат юниверсума…

— А распятый на стене мальчишка — свидетельствует исключительно о добрых намерениях? — процедил Капрал. Сил выносить этот неебический бред оставалось с куриную жопку. — Криста где, кстати? Она зачем понадобилась? Солдатиков твоих ублажать, дедуля?

— Я генерал!

— Ты мне больше не генерал. Ты — старый пиздобол. Где девчонка?

— Отвечу по порядку, не возражаете? — Тошнотворное добродушие полилось изо всех неприкрытых камуфлированной броней мест. — Я приказал обездвижить Эрена Йегера, пока мы не придем к соглашению. Потом он, конечно же, примет мои и ваши аргументы и присоединится к своим братьям, к своему президенту. Затем поможет привлечь к нам единокровного брата. Мне известно, что Зик жаждет воссоединения с ним. — Развалившийся в кресле коротышка-генерал напоминал раздавленную грязно-коричневую поганку. — А Кристе я никогда не причиню вреда. Она моя дочь. Приведи. Если вменяема, — коротко в сторону ближайшего дуболома.

Только сейчас Капрал заметил дверь в углу слева. Солдатик открыл ее и через долгую минуту вывел, придерживая за плечи, пошатывающуюся на кабблах девчонку. Светлые выбеленные волосы болтались космами. Слишком короткое серебристо-розовое платьице задралось сбоку. Из-под него выглядывали черные трусики. Криста вяло оттолкнула солдата, одернув подол.

— Я всегда любил тебя, доченька. — Поганка стекла с кресла. Капрал едва не сблеванул от елейного тона. — Теперь, когда ты окончательно проснулась, снова предлагаю обрести неведомые обычным людям возможности. Тебя никто больше не сможет оскорбить — ты станешь сверхсуществом. Не будешь бояться адвокатов и банкиров — просто придешь и возьмешь, что нужно по праву сильного. — С трудом просунув руку под бронежилет, Рейс вытащил плоскую стальную коробочку. — Я любил тебя и Анну, твою маму…

— Ее звали Альма. Не Анна. Альма Ленц. Вместе с родителями приехала сюда из восточных территорий Германии. — Девчонка смотрела в пол. В полупустом бункере голос отражался от стен глухо и отстраненно. Казалось, что у нее вот-вот сядут батарейки. — Мама хотела стать ветеринаром, но кредит на учебу взять не удалось. Часто рассказывала, как работала в зоопарке Сан-Диего. Там обещали помочь и кинули. Тогда мама устроилась в клининговую компанию «Чистота-люкс». У них был контракт на уборку этого дома… Мне напомнить, что случилось дальше?.. — она замолчала. Резко вскинула голову. Затуманенные васильковые глаза плавали в черных озерах размазанной подводки. — Ты трахнул ее, а когда она сказала, что залетела, накатал жалобу в компанию и обвинил в краже какого-то пресс-патье… пресс-папье. Бабушка с дедушкой послали на хер «брюхатую воровайку». Здорово, правда? Мы жили на пособие в каких-то притонах, где… Меня дважды забирали соцслужбы, пока бабку с дедом не отвезли на кладбище. Они оставили индюшачью ферму, но мама уже вмазывалась герычем каждый день… Знаешь, кто помог? Имир. Она привела меня к «Титанам». Деньги на реабилитацию мамы дал Джин. Не ты. А сейчас доченька понадобилась для опытов! Отсоси! папаша! — Криста прыгнула вперед бешеной кошкой и сунула фак под нос трехзвездного. — Я вылезла из дерьма и счастлива с Имир, а ты отсоси!

Мда, обычно девчонка не могла связать двух слов, кроме «туфельки» и «ноготочки», а тут вон какую обличительную речугу закатала. Прям Че Гевара!

Бэнг! Бэнг-бэнг-бэнгбэнг…

Оковы титанового сплава лопались под напрягшимися мышцами. Последним, со звуком, похожим на отчаянный вопль, разлетелся обломками ошейник. Жалкие останки высоких технологий беспомощно звякали, подпрыгивая на казенно-сером полу. Трехзвездного сплющило с перепугу и живенько сдуло куда-то вбок. Длинные волосы взметнулись вверх змеями, чья переливающаяся кожа вобрала в себя все оттенки тьмы и пламени. Чертов мальчишка пружинисто приземлился на носочки. Из-под каштановой пряди сверкнуло навстречу расплавленное золото, и Ривай едва успел поймать брошенный Кольт пайтон, когда сзади загрохотали из винтарей дуболомы. Едва пробив загорелую кожу, пули осыпались на плитку. Монстр неуязвим для «комариных укусов». В прыжке он оторвал голову солдатику, приведшему Кристу. Падая, Ривай успокоил охреневшего возле кресла второго выстрелом промеж глаз. Сорвав запутавшийся в вороньем гнезде респиратор, Очкастая упорно ползла под шквальным огнем к своему Магнуму. Девчонки не видно. Остается надеяться, что она не валяется где-то, нашпигованная разрывными пулями.

— Вот и Третья мировая подъехала. — Позади хрустнула чья-то челюсть. И эта челюсть явно принадлежала не Командору. — Генерала не подстрелите. Допросить надо.

Блять! Бычара, намертво сцепившийся с оставшимся бойцом, едва раздавил в оладушек.

— Если дочь отреклась от меня, то я сам стану высшим существом! Я рискну! — Пафосно вякнули откуда-то слева. Рейс разрядил шприц-пистолет в плечо прямо через камуфло. И почему-то повалился на колени, упершись руками в пол.

— Босс, убери руки с его шеи нахуй! — Очкастая добралась до родимого пятидесятого калибра. Через секунду бахнуло так, что заложило уши. Зато на месте горла деревянного солдатика красовалось, аккурат над бронежилетом, темно-алое месиво. Стерев кровь с лица рукавом, Майки сплюнул:

— Где Кенни?

— Свалил. Я ему пулю вдогонку послал, — Командор продемонстрировал трофейную винтовку.

— Ой как больно, — забившаяся в угол Криста прижимала руку к правому уху. Между ломких пальчиков стекали по белой кисти тонкие алые струйки.

— Йегер, подбери девчонку, и пора валить в сиреневый восход, подальше от этого оперного пиздеца. — Порывшись в карманах ближайшего дохлого солдатика, Ривай обнаружил ключи от наручников. Пора выручать брата-хакера. — Барби, ты совсем помер со страху или таки с нами пойдешь?

— Я это…

Ответ захлебнулся в прерывистом вое. Что еще за нахрен?! У стены бугрилось, росло вширь и ввысь нечто, бывшее недавно трехзвездным генералом армии США Родом Рейссом. Голова напоминала размером призовую тыкву, выращенную к Хэллоуину на полях штата Айова. Остатки бронежилета раскачивались на шее, словно слюнявчик из камуфла, зачем-то надетый на дитятю-переростка. Генерал увеличивался в габаритах с каждой секундой. Кожа, обтягивающая раздувающиеся мышцы, утратила штабную бледность, превратившись в красновато-оранжевую шкуру. Снова истошный вой, переходящий за грань восприятия. И оттого замораживающий даже мысли.

— Очкастая, понимаешь… что-нибудь? — язык ворочался во рту перерубленным червяком. Каждое слово приходилось выталкивать, разлепляя вдруг пересохшие губы. — А?..

— Интересное явление, — заткнув за пояс Магнум, сержант «Титанов» невозмутимо протирала очки краем клетчатой рубахи. — Мы никогда не ставили опыты на пожилых приматах. Похоже, в данном случае сыворотка дала мгновенный эффект роста костной и мышечной массы, что, возможно, обусловлено…

— Щас я его уебу!

Куда? Ну вот, нахальная козявка решила поиграть в каратэ-пацана. Ишь ты, красава, встал в стойку, пробил с ноги в бок. И его собственное тело сложилось пополам под ударом кирпичного кулака. Хрустнули ребра? Показалось?

— Возьму косуху и валим, — мгновенно выпрямившись, согласился дурошлеп. — Она осталась в той комнате.

С дверью в помещение, где держали генеральскую дочку, получилось резвее. Здесь удар ноги заставил металлическую плиту улететь внутрь с треском и в компании трепещущих от испуга облачков бетонной пыли.

Косуха на загорелой коже.

Черная ночь защищает солнечный персик.

Задорная мальчишеская улыбка чуть обветренных губ.

Подхватив за талию зареванную девчонку, Эрен поволок ее к лестнице. Дернув за скованные спереди руки, поставил на ноги помятого Барби:

— Босс? Хан? Ривай? Мы валим?

— Вам… не уйти! — утробный рев из пасти чудовища заставил оторваться от мерцания расплавленного золота. То, что минуты назад было человеком, пыталось подняться на ноги, но уперлось спиной в потолок, раздавив одну из неоновых ламп. Меняющая очертания тень накрыла неизбежностью. — Вам некуда бежать!

Вот и пришло время для пятидесятого калибра. Рука скользнула за спину… Выстрел за выстрелом в колышущуюся гору. Слева, забив на исследовательские потуги, Очкастая разрядила барабан. От грохота заложило уши, а чудовище невозмутимо переваривало пули. Майки метнулся мимо за своей бронебойной и Смитовой «Ракетой-законником». Успел. Теперь назад. Шаг за шагом к лестнице. Под 13-дюймовкой что-то хрустнуло. Каблук серебристой туфельки Кристы. Ничего, живая — значит, новые купит. Упертый Бычара дал короткую очередь поверх головы. С результатом ноль на массу. Продолжая разрастаться, чудовище ползло за ними.

— Наверх ему не подняться. Не пролезет, — отдуваясь, Майки сунул гранатомет Смиту. — Йегер? — оглядывая дымно-утренние сумерки оранжереи.

— Мы тут, босс. — Мальчишка стоял возле гранитной скамьи. На крапчато-сером сидении Криста всхлипывала, прислонившись к плечу поникшего одувана. — Этот Кенни в холле. Идти не может. Он жопой пулю поймал.

— Чем-чем? Смитти, ну ты стрелок! Ну ты Капитан Америка! — Ривай выплюнул смешок, и тут же по телу прокатилось самое настоящее цунами от облегчения. Почуяв передышку, колени предательски дрогнули. Он разрешил себе опуститься на пол.

Довольное хмыкание Бычары над головой. Сдержанный смех Командора. Нервное хихикание замученной девчонки на скамье. Присев рядом, Очкастая ткнула локтем в бок и выдала улыбочку довольного аллигатора. Рассвет выстлал оранжерею молочным светом с оранжевыми отголосками горящего заказника Дель Диос Хайлендс. Добраться бы до мотеля и Его родинок под лопаткой, на бедре, под бритыми яйцами… Эрен. Ты все-таки мой.

 — Иду за вами. — И треск ломающегося бетона.

— А говорил, не пролезет. СШВЛКХ, — вскочил Ривай. — Магнум нашему генералу как слону комариный пук. От разрывных Майки он даже не почешется. Остается выебать «Законником».

— СШВ… а это что? — ожил на скамейке Барби.

— Ситуация штатная: все летит к хуям.****

— Дерьмо. — Смит вдруг заинтересовался присыпанной пеплом стеклянной крышей оранжереи. Похоже, уверенность сбежала от Капитана Америки в кукурузные поля Колорадо. — Капрал, ты не забыл про радиус поражения?

— Так и мочи, пока не вылезло. Или зассал?

В воздухе мелькнули босые ободранные ступни: Эрен забросил на плечо Кристу. Слух задел растерянный возглас «а-а-а! мой ноут!» Ноги сами несли вперед — подальше от ужаса. Треск и вой предвкушения добычи заставили замереть в дверях холла, обернуться назад. Из черного проема выползла кирпично-красная пятерня. Желтоватые когти скребли по полу, оставляя на граните глубокие борозды.

— Командор, ебашь! — отрывистая команда президента за спиной.

Взрыв разнес вселенную в клочья. Кажется, подбросило вверх? В ушах гул и нарастающий заполошный звон. Острым чиркнуло по левому запястью. Какой-то осколок резанул по скуле. Падение. Что-то мягкое. В холле лежал ковер? Или это предсмертный глюк?.. Прощай, мой смуглый и златоглазый.

Боль заставила очнуться. Выдернула из ласковых объятий темного небытия. Тянущая, тупая, выкручивающая спазмами запястье. Но внутренний зверь урчал довольным котом. Потому что боль — правильная. Так ноет, заживая, глубокая рана. Только перерезанные сухожилия срастались сейчас в десятки раз быстрее. Теплое, влажное коснулось руки. Попробовать разлепить глаза, что ли? Густой ворс, припорошенный пылью. Значит, ковер таки не пригрезился. Вездесущий запах гари перебивал другой — сочный и аппетитный. Аромат барбекю, приготовленного Йеном и Магнолией на заднем дворе домика дедули Аккермана. Откуда надуло, блять?

— Вроде норм. — Ривай повернулся на голос. Сидящий на коленях мальчишка осторожно провел пальцем по темно-розовому шраму на руке. — А щеку уже пофиксил! — глазюки весело сверкнули. — Ну у меня регенерация есть… И Хан предложила попробовать зализать. Ну как собаки зализывают.

— Все целы. Местами. Лечь успели. Девчонка выбила лодыжку… Смитти-бой как заговоренный, нах. Даже комбез не порвал, пидор. — Над ним склонилось нечто очкастое и взъерошенное. — Идти можешь?

— Жрать хочу! — Чертов Йегер вскочил и понесся куда-то в сторону.

Надо попытаться сесть. Осторожно опереться на локоть. Ребра вроде целы. От самодиагностики отвлек возглас:

— Вкусняшка!

Мальчишка впился зубами в здоровенный окорок… Окорок?! Местами обугленный, сочащийся кровью обрубок… Это же предплечье трехзвездного, мать твою!

— Йегер! Фу. К ноге, — Ривай выдал первое, что прилетело в контуженную головушку.

— Думаешь, если он тебе раны зализал, то можно как с собакой? — заткнула Очкастая и заворковала подвыпившей горлицей: — Эрен, деточка, выплюнь каку. Брось каку, брось. Вот молодец.

Кусок генерала упал на ковер, подняв тучу пыли. Золотой блеск постепенно угасал, сменяясь аквамариновым мерцанием:

— Прости, Хан. — Мальчишка тряхнул спутанными патлами.

— Здесь должен быть хавчик. Вряд ли трехзвездный еблан собирался голодать. — Сержант метнулась в глубь холла и скрылась за высокой дверью в деревянных финтифлюшках.

— Живой? Кости целы? — Обнимая притихшую блондиночку, на диване сидел потрепанный Бычара. Брошенный винтарь валялся под ногами вместе с мелкими обломками дерева и бетона.

— Не беспокойся, босс. Это Капрал у нас заговоренный. Не зря в Афгане читал молитвы над костром вместе с парсами. Сам Ахура Мазда его хранит, — подошедший Командор протянул руку. — Вставай.

— Свали с глаз.

— Нашла! — На бегу заботливый сержант вскрыла ножом упаковку сырых стейков. — Лови. — Поймав, Йегер запихнул в рот один и тут же схватил второй. — Если Рейс собрался наделать армию таких, ему не хватило бы всех коров Библейского пояса, чтобы прокормить проглотов. После каждого перехода в боевой режим Эрену требуется около двадцати фунтов говядины, но также существует фактор зависимости от длительности пребывания…

— Леви… К-х-х… подойди, — прокуренный хрип заставил забить на интимную улыбочку Смита, пожирающего сырое мясо мальчишку и даже на теоретические выкладки включившей профессора Очкастой. Ривай вскочил. На всякий случай, придерживая левую у груди, осторожно похромал к опрокинутому креслу.

Фортуна показала Кенни фак. Окончательный и бесповоротный. Торчащий из груди осколок стекла красноречиво утверждал, что старая сволочь находится в стадии перехода с этого света на тот. Туда ему и дорога. Пусть адские псы порвут протухшую душонку на тряпочки.

— Внутренний карман… — изо рта на белую рубашку выплеснулась темная кровь. Кенни попытался приподнять голову, но лишь свисающая на лоб седая мочалка вяло мотнулась из стороны в сторону. — Возьми… Уничтожь эту мерзость. — Судорога. Темно-алый поток из раззявленного рта слился с пятном на белом шелке (жалкий отголосок былого щегольства). Тело осело на мраморный пол виллы «Мария». Эпичная кончина, мать твою. Правой, затянутой в перчатку рукой Ривай вытащил из кармана плаща невзрачную металлическую коробочку.

— Все уже закончилось? — из темного угла донесся тоненький голосок. — Тогда спасите меня. Пожалуйста. Я цел, просто не могу вылезти. Грудной клеткой накрыло.

В угол мотобратья неслись быстрее, чем от чудовища. Вчерашнему салаге повезло на полную катушку. Рейсу разворотило взрывом грудину и отраженной от стен бункера волной принесло прямиком на Барби. Из-под бугристой спины торчала на месте шеи голова-одуванчик, на перепачканной кровищей и пылищей физиономии испуганно таращились голубые глазищи:

— Эрен, помоги.

Проглотив последний стейк, мальчишка, играючи поднял останки. Кусок туши глухо ударился о стену, обрушив случайно уцелевшую напольную вазу. В наступившей тишине осколки фарфора особенно жалобно звякали по серым прожилкам мрамора. Прорвавшись через заслоны туч и смога, первый солнечный луч отразился от расколотой стеклянной столешницы.

Пока тащились по саду к задним воротам, мото-братьев упорно преследовал аромат хорошо прожаренного генерала.

Спасти Барби от наручников Ривай сообразил, когда добрались до байков. Лиловые тени акаций расползались по пепельной земле, но «снегопад» утих. Усталый ветер шевелил невесомый прах в чахлых зарослях юкки.

— До кого-нибудь доехало, что братец Зик и «Рыцари» никак не связаны с планами мирового господства наших покойничков?

— Слушай, Капрал, завались, оk? — огрызнулась Очкастая, подсаживая в фургон Кристу. — Дай отвезти девчонку до больнички: ногу с ухом подлатать и выспаться надо, едтрит твою направо, налево и так, чтоб Йегером не починить. — Захлопнув дверь, она запрыгнула на круизер позади Майки.

— Как скажешь, сержант, — смахнув пепел с седла: — Йегер, присаживайся, красотка. До кроватки довезу.

— А дальше? — В аквамариновой глубине лукаво блеснули золотые искорки.

— Сержант велела — на горшок и спать.

А на хрен всё! Ухватив мальчишку за шею, Ривай впился в мягкую сочность губ. Тонкий сладковатый вкус черешни и свежей крови заполнил рот, заставляя толкнуться языком внутрь, чтобы распробовать, почувствовать ярче. Сквозь вонь копоти пробивался родной аромат печеного каштана: волосы щекотали зажившую скулу. Когда Эрен с довольной лыбой пристроился на чоппере зажопником, ***** положив подбородок на плечо, залез ручонками под рубаху, стало тепло и спокойно.

В клоповнике Ханнеса мальчишка тут же закрылся в ванной. Вышел сонный, распаренный, нырнул под одеяло и засопел. Ривай выполз в мутный рассвет. Почти пустая стоянка: кроме байков, на дальнем конце у поворота грустил потрепанный жизнью «форд-пикап» эпохи кокаина и «Нирваны». Мигнув передними фарами, к фонарному столбу подрулила «савана» Смита. Наконец-то! Сейчас он перетрет с Капитаном Америкой.

— Не спится?

— Да вот, решил дождаться. Мне прям покоя не дает таинственность твоего богатого внутреннего мира. Ты какую часть ливера к Йегеру подкатывал? Сердце или яйца?

— Уже никакую. Хотелось посмотреть, кого приревнуешь. Пацана ко мне или меня к пацану. Или вообще, забьешь на обоих — делайте, что хотите. — Похлопав себя по карманам, Железный Командор вытащил сигару, сморщив нос, засунул обратно. Копоть, накрывшую город, не перебить благородным дымом кубинской контрабанды.

— Уточняю. Не хочу ошибиться, знаешь ли. Если бы я забил и плюнул, ты бы щас Йегера пёр? — Зверь внутри угрожающе рычал, готовый сорваться с цепи. — Правильно? А потом наигрался и сбежал бы в мохнатку первой же смазливой стрипухи?

— Насчет стриптизерш — не надо преувеличивать.

— А насчет чего еще не надо? Думаешь, забыл — кто заставил увеличить партии опия-сырца и герыча? кому было всё мало? мало. мало! Кто загибал нам с Йеном и Чёрчем за больше бабла? Из-за чьей жадной жопы нас спалил Браун? — Зверь ревел, требуя расплаты за годы на нарах. — Знаю. Рассчитывал, что только меня, Чёрча, Магнолию и Йена упакуют в тюрягу. Однако Браун оказался хитрее. У него и на тебя, и на Закклея материальчик нашелся. С-с-скотина.

Нужно хорошенько осмотреться вокруг. То, что сейчас произойдет, никто не должен увидеть… Машин нет. Вдали показался школьный автобус. Из домика с пестрой клумбой на лужайке выбежала девчушка и вскочила в открытую дверь. Автобус свернул за угол. Остальные обыватели не спешили вылезать на улицы захваченного смогом Гилроя. Жалюзи опущены. Кругом тишина. Во рту скопилась едкая слюна со вкусом желчи потерянных лет:

— Посмотри на меня. — В гладкую харю он харкнул от души. Отшатнувшись, Смит застыл с раскрытым ртом. Залепивший правый глаз плевок медленно сползал с ресниц на отрастающую щетину.

— Обтекай спокойно, Капитан Америка. И не волнуйся зря. Никого нет. Но если вдруг захочешь страшной мсти — я буду ждать с нетерпением.

Ривай со странным удовольствием захлопнул дверь номера. Зверь мурлыкал котом под валерианкой. Набить морду? Смитти попытался бы дать ответку. Они бы сцепились. Зачем? Зато харкотина останется в памяти Его Самодовольства надолго, и даже есть крошечный шанс, что вправит мозги на место. Как бы там ни было, им всем предстоит захватывающе интересная разборка с Зикки и Вилли Тайбером.

О, боже правый, просто подумай о нас!

Ведь я зарекался: не убивать никого в этот раз.

Как ты удержишь мой гнев, что бушует внутри?

Мои порочные руки знают, что делать —

Ты лучше их благослови.

Дороги нет назад.

Белый Бизон снова зазвучал в мыслях предчувствием дымящихся стволов и окровавленных лезвий.

— Как называется трек? Ну который насвистываешь? — Жидкий свет бра над кроватью постарался и рассыпал по каштановым прядям озорные рыжие искорки. — Расскажи.

— «Свистун». Услышал в баре. Мы тогда охраняли самого Белого Бизона. Смотрел «Сынов анархии»? Сериал, вроде, пафосное говнецо. Иззи с Чёрчем от него плевались. — Ривай понял. Впервые со дня гибели своей настоящей семьи, ушедшие имена не оставили металлического привкуса во рту. Лишь горечь полыни, уводящей в небо дороги и осознание — с этим можно жить. Особенно, если напротив белые зубы смущенно покусывают пухлую нижнюю губу.

— Круть! Вы как «Ангелы ада». Они охраняли «Роллинг Стоунз»! — Эрен сел на кровати как-то слишком быстро. Позволив одеялу сползти до самого паха и оголить каштановую дорожку, тянущуюся от пупка вниз. — Еще спросить можно? У тебя армейская кличка — Капрал. А другая — Ривай — откуда?

— Подвинешься, расскажу. — Хорошо наконец-то присесть, скинуть сраные 13-дюймовки. И чувствовать спиной, сквозь косуху, жар чистого тела. Наверное, мальчишка «заразил» какой-то сверхспособностью. — Леви-и-герами. Так называл меня старый парс. У него был лучший товар. Забористей не найти от горного Бадахшана до другой галактики. Мак растили сыновья и внуки. Сам древний пенёк гнал такой чистый герыч, что от щепоти взрывался мозг, а крышу уносило в дальний космос. При шурави работал фармо-технологом на химзаводе… Это у парсов уважительное обращение. Чёрч с Йеном долго пытались выговорить правильно, но вышло у этих деревенщин хрен да ни хрена. Плюнули и решили звать Риваем. Вот и вся сказочка.

— Красиво. — Пощекотав шею, пальцы вцепились в ворот и стащили косуху. Засранец! — Я не знаю, почему… как… в смысле, с Командором. Простишь? — Теплый нос ткнулся за ухо.

— Увижу, что виляешь жопой перед ним — ночью сонного прирежу. Доехало, солдат юниверсума? — Собственные руки едва не заблудились в пуговицах, но рубашка таки полетела на соседнюю кровать. Теперь ремень. Пряжка, падла, опять застряла!

— Я не промытый… — горячее дыхание обдало спину, вызвав волну дрожи от затылка от до задницы.

— Йегер, у тебя ручонки есть. Целых две. Напоминаю, если вдруг подзабыл. — Ривай обернулся. Породистое, слишком красивое лицо. Плечи словно вылеплены умелым скульптором. Такие как Эрен Йегер не катаются на «харлеях» по пыльным шоссе — они небрежно смотрят в объективы папарацци на красных дорожках. Им фанатки, вроде Магнолии, пишут восторженные коммы в инсте. Но этот почему-то здесь. В зачуханном мотеле, где на стенах потрескалась краска, а матрацы скрипят как суставы дедули Аккермана в ненастный день. И глаза, укравшие цвет у океанской волны. Золотые искры скользят по радужке, сливаясь в линии. Линии закручиваются в спирали. Спирали исчезают в чернильных безднах зрачков, отзываясь растущей тяжестью в паху.

— Да, у меня и правда есть руки, — короткий смешок. Ногти легонько царапают кожу, и треклятая пряжка поддается с натужным щелчком, высвобождая жаждущий черешневых губ стояк.

— Слушай, я воняю круче носков твоего президента, — вякнуть для очистки совести, позволяя отдаться жару ладоней и сочности черешневых губ, обхвативших головку.

— А мне нравится твой запах, — доносится сквозь нарастающий гул крови в ушах. Несмотря на стойкое ощущение, что вся она устремилась прямиком в елдак.

В сумеречной пелене комнаты жался на подоконнике осенний день, пробравшийся тайком под недозадернутыми шторами. Ривай откинулся назад, задев плечом что-то твердое (сраная тумбочка?), впитывал трепещущей кожей паха жар, стекающий с Его рук, со сдавленным рыком толкаясь во влажность расслабленной глотки. И вот поясницу скрутил мучительно-сладкий спазм. Хрипя и давясь, чертов Йегер высасывал до капли, до пустыни Мохаве в мошонке. Ух ты ж, ебанный пиздец! Сердце трепыхалось словно в говнодрючей учебке после марш-броска в четыре мили с полной выкладкой. Что ж, теперь очередь наглой мартышки. Поехали. Как же в кайф, втягивая ноздрями адову смесь печеного каштана, чистой слюны и собственной кончи, впиться в раскрытый навстречу черешневый рот. Коснувшись языком нёба, разорвать поцелуй, чтобы жадно слизать с раскрасневшихся щек соль пота и слез. Дотянуться до уже текущей головки. Нащупав большим пальцем отверстие, снять каплю, легонько размазать по залупе, заставляя сорваться с черешневых губ протяжное «А-а-а-х-х». И смотреть. Смотреть на шаманскую пляску золотых искр в глубине аквамариновой радужки, возносясь на гребне волны к серебристым облакам. Слегка сжимая кулак, надрачивать хер, ощущая каждым нервом пульсирующий жар. И, впитывая кожей дурман печеного каштана, тереться собственным мокрым пахом о подрагивающее бедро — соскучившийся по Йегеру елдак изготовился на второй заход. Под заливистый скрип древних пружин, рваные, на грани рыданий выдохи, чертов мальчишка прогнулся в спине, рухнул на развороченную постель, выстрелив струей прямо в ладонь. Ривая выбросило на несколько секунд из реальности. Он обнаружил себя лежащим поперек впалого живота. Напряженные мышцы под щекой медленно расслаблялись. Кожа уже не дышала жаром, постепенно остывала. Нахальная козявка «превратилась» в человека. Ривай сел. Прищурился. Смакуя, облизал перепачканные кончой собственные пальцы. Полюбовался на округлившиеся в афиге глазищи:

— Сейчас точно мыться. Тебе тоже не помешает, красотка.

— Давай пиццу закажем. Жрать хочется.

Глаза бывалого Капрала закатились так далеко, что разглядели обратную сторону черепушки, подсвеченную вспыхивающими досадой нейронами. «Чокнутая научница права — армия солдат юниверсума раньше сожрет Земной шарик, чем завоюет». Подумал и поднял с пола косуху, нащупывая во внутреннем кармане айфон.

*

«За окном тишина, порой прерываемая гулом моторов проезжающих мимо клоповника Ханнеса авто. Гилрой валяется в спячке. Когда пожары потушат, на пустынных улицах снова забурлит пестрая масса спешащих, догоняющих, вечно опаздывающих куда-то обывателей и сопутствующего им криминального элемента. Полчаса назад Барби сбросил ссыль на Ютуб: некто, с ником Fucking fire выкинул занятный видос. Над знакомой кирпичной оградой бушевало пламя. Потом в глубине генеральского поместья ухнул взрыв, вознесший в тусклые небеса оранжево-алый гриб: запасы вертолетной горючки улетели к чертям, поддав жару напоследок. Вилла «Мария» сгорела вместе с влажными мечтами Рейсса и дядюшки Кенни о мировом господстве. Правильно. Настолько справедливо, что кажется, будто мир устроен не так уж дерьмово и здесь можно жить, а не выживать, ломая хребты ближним, дальним, залетным ради глотка свободы. Именно ради свободы я ушел на дорогу. Дорога дает крылья сильным, чтобы подняться над горизонтом, но размажет по гудрону каждого, кто не научится чувствовать ветер.

Ощущаю себя странно. Мне рассекло скулу до кости, перерезало сухожилия левого запястья, даже операция за ахуеть бабла со всякими дурами-процедурами не гарантировала бы полного выздоровления, но рука, сцуко, работает. Даже когда заводил байк, не допетрил. Лишь сейчас. Получается, каждый раз, когда я целую, глотаю твою кончу, в меня проникают частички тебя, преобразуя тело, а сегодня повезло закинуться ударной дозой? Поэтому братец-Зик жаждет слиться с тобой в экстазе?.. Сила плюс сила. В этом замес? Неплохо бы потрясти Очкастую. Вдруг из недр вороньего гнезда вывалится подходящая гипотеза.

Но сейчас за окном изредка пердят карбюраторами фермерские пикапы, день дремлет на вытертом кресле в углу, айфон молчит, подтверждая отсутствие новостей. И хороших, и плохих. Я же смотрю на разметавшиеся по подушке каштановые пряди и родинку под лопаткой. Да, раскис, размяк и в душевой кабине размером с хайбол прижимался к ней лбом, а ты всё смеялся сквозь струи воды и говорил — щекотно.

Нахальная ты козявка, люблю тебя».

Из сожженной записной книжки

Комментарий к Часть 6 * этот образ – не бред автора. Импрегнация кожи порошинками может возникнуть при выстреле с достаточно близкого расстояния. Выглядит как участок точечной татуировки или своего рода черные веснушки. Со временем они синеют и сходят. Понятно, что подобное Ривай видел не раз, а потому у него возникли соответствующие ассоциации.

The White Buffalo (Jake Smith), Белый Бизон вырос в Орегоне. Автор и исполнитель песен на стыке кантри-рока и блюза. На русскоязычном пространстве известен по саундтрекам к сериалам “Californication” и “Sons of Anarchy”. Перевод песни “The Whistler” (“Свистун”) включен в текст работы.

имеется ввиду Роскоу Генри Хилленкоттер, контр-адмирал и первый директор ЦРУ. Ирония в том, что он не смог предсказать развитие событий во время войны США и Кореи, за что был уволен с поста. Также на флоте ходили слухи о бисексуальности контр-адмирала.

условный перевод и расшифровка жаргонизма морпехов США: SNAFU (Situation Normal: All Fucked Up).

зажопник (зажопница) жаргонизм – пассажир, сидящий за спиной.

====== Часть 7 ======

Седьмой отрезок пути. Солдат юниверсума

Эрен приоткрыл один глаз (второй утонул в комковатой подушке). Проснувшийся глаз увидел стриженый загривок. Закатный луч, прокравшийся сквозь щель в стареньких жалюзи, дремал на иссиня-черной макушке. Сколько же они проспали? Но вылезать из-под одеяла? — да ну лесом. Лучше еще чуток поваляться рядом с сонным Риваем. И поскрипеть мозгами. О том, что в этот раз все было как-то иначе. Словно стена, выстроенная из сомнений, недоверия, неверия, недопонимания, вдруг растаяла и утекла мутной струйкой в ближайший ливневый сток. А еще в ауре грозного ебыря пробивался знакомый слепяще-белый огонь. Надо все-таки вылезти из-под одеяла. Доски, настеленные во времена Джона Гилроя, безнадежно застонали под босой пяткой. Дверь в ванную получилось закрыть без стука. Перейдя в боевой режим, Эрен взглянул на собственные руки. Чистое белое пламя окутывало ладони. Срываясь светлячками с кончиков пальцев, падало на испещренный мелкими трещинами кафель, оставляло полыхающие метки, доступные только зрению монстра. Получается, зализав порванную осколками стекла скулу и рассеченное запястье, он «заразил» Ривая собой? В этом причина той странной близости, навернувшейся из ниоткуда и непонятно с каких фигов? А раньше, когда тот кончу глотал, тоже получал дозу?! Прикольно, че. Хорошо, что Лошадиная Морда всегда трахался в гандоне и сплевывал после отсоса: попытка представить себе мамкиного «Жанчика» в роли солдата юниверсума вызывала сдавленный ржач с икотой. Ладно, надо вернуться в себя, залезть в душ, отдраить зубы, а потом скататься куда-нибудь похавать.

Дверь отворилась бесшумно. Почти. Застонали давно не смазанные петли. Легким дыханием кондиционированная прохлада задела распаренную спину. Тихие шаги за спиной, и вот рука по-хозяйски задирает полотенце. Легкий шлепок по правому полужопию:

— Выдрыхлась, красотка? — И язык мокро скользнул по лопатке.

От теплой влажности, учащенного дыхания, ласкающего кожу, повело куда-то в сторону. Судорожный вздох — вспененная зубная паста влетела в нос. Эрен закашлялся, отплевываясь в отдраенное до блеска зеркало, когда Ривай сдернул с его бедер влажную тряпку и сжал в горсти яйца. Мурашки поскакали по телу, как табун мустангов по выжженным солнцем прериям Колорадо. Внизу живота закружился, свиваясь в тугую спираль, горячий вихрь. Колени дрогнули. Лучше откинуться назад, пока не рухнул мешком на пол, прижаться спиной к каменной груди. Обхватив рукой стриженый загривок, перебирать жесткий ежик волос, ощущая под пальцами выступающий пот. И дышать. Поглощать каждой порой, впитывать каждой клеточкой ставший родным до дрожи в сердечной мышце запах лимонного мыла с примесью терпкой полыни позабытых дорог. Отдаваясь затуманенным сознанием и трепещущим телом на волю Его. Подставляясь шершавой ладони, скользящей вверх-вниз по вставшему, как по команде, елдаку. Ноги отказали напрочь, когда сзади в бедро ткнулось круглое и мокрое. Эрен дернулся навстречу. Бестолково шлепая босыми ступнями по скользкой плитке, едва не уронил обоих. Но Ривай стоял скалой и держал. Обхватив поперек груди. Голова запрокинулась назад, легла на твердое плечо. Кайф! Осторожно-будоражащее прикосновение пальца к сочащейся головке отдалось жаркой судорогой в пояснице, разноцветными кругами перед глазами и обильной струей. Тут же бросило вперед. Руки успели ухватиться за край умывальника, предотвратив столкновение носа с краном.

— Так и стой. — Спину обожгло дыханием, пальцы впились в задницу. И толстый хер пристроился между полужопиями. Пыхтя в слив, Эрен извивался, подмахивая ритмичному скольжению. Отросшая щетина на давно не бритых яйцах встала дыбом, когда, толкнувшись в дырку, Ривай выплеснулся с коротким рыком. И тут же снова влажно провел языком под лопаткой.

— Чего не вставил? Я чистый… Даже кишку расслабил. — Гладкое, словно замерзшее озеро, зеркало чуть остудило горячий лоб. Оставляя мутные дорожки, пена от зубной пасты неторопливо стекала по запотевшему стеклу.

Из приоткрытой двери донеслось настырное блямкамние айфона, но резко оборвалось. И тут же во входную забарабанили с воплями:

— Йегер, слезь с Капральского хера. Вы мне нужны оба два и вменяемые… А я хавчик притащила. Сэндвичи с индейкой, португальские жареные колбаски, копченый окорок с картошкой фри и местный пивасик из «Черного медведя», — добавила Ханджи после задумчивой паузы.

— Твой сержант, — ехидно хмыкнул грозный ебырь, но свинцовые глаза подозрительно прищурились. Прищур отдаленно напоминал улыбку.

Ну заебумба! Где чертовы труселя?.. Чистые ваще остались? В кофре, что ли, лежат?

— Лови, красотка. Пока плавал в сонных грезах, кое-кто простирнул шмурдяк. — Эрен едва успел поймать летящие в морду темно-синие плавки. Когда он в прачечную успел сгонять?

Едва Ривай приоткрыл дверь, сержант ворвалась в номер, потрясая пакетами:

— Понимаю, вас накрыло медовым месяцем, но у меня есть две новости. — Бросив мешки с наглой медвежьей мордой на столик, тут же нырнула в первый и вытащила боксы с едой. — Мы с Майки на вашу долю заказали…

— Какие новости? — Не глядя на содержимое, Ривай забрал одну коробку себе, другую сунул усевшемуся на кровать Эрену. — Одна хорошая, а другая еще лучше?

— Не совсем, — огрызнулась и, свернув крышку с бутылки яблочного фрэша, продолжила: — Барби догнало контузией. Пока в больничке отдыхает. Завтра Имир заберет его с Кристой домой и будет присматривать за обоими. Ему неделю лежать, жрать таблетосы и никаких гаджетов. Лепила разрешил только аудиокниги слушать без наушников. Еще тихую музыку. Представляешь?

— Погоди, он же сам доехал и мне видос с горящей «Марией» скинул.

— Ага, из приемного покоя. Перед тем, как добрый дохтур Абель отобрал айфон, — высосав полбутылки, Ханджи потерла подбородок и, сгорбившись, уставилась куда-то в угол. — Арлерта прихватило днем… Мы с Командором его на фургоне отвезли. Там гореликов* полно, — ее передернуло, бутылка задрожала в руке. — Хорошо, этот лепила у Джина на зарплате, иначе хрен бы нам на рыло, а не помощь. Кстати, никому не интересно, что помнит болтушка Криста? Я вас успокою — трехзвездный папаша накачал ее дурью по самую маковку: под капельницу пришлось класть. У девчонки в мозгах отложились только отрывки из обрывков. Какбэ, отец собирался ей дать какой-то «препарат, вроде долго действующего допинга, потом начали стрелять и все побежали, а потом случился взрыв». Конец цитаты, едрит. Это вторая новость. Хорошая.

— А наш Капитан Америка? Он-то был трезвый. Отсюда пиздеца не ждешь? — Аккуратно пристроив бокс с недоеденным окороком на тумбочку, Ривай вразвалочку подошел к столику. — Чего это ты фрэш глушишь, Очкастая? Пивасик Ханнеса не по вкусу? Сержант «Титанов» пьет только то, что горит и от чего мухи дохнут?

— Завали хлебальник. — Опустив голову, Ханджи зашуршала пакетом, заталкивая сок обратно. — Если Смитти не вдохновился случаем примкнуть к Рейссу с его наполеоновскими, то точняк не побежит к Аристократу. Не знаю, почему он на нашей стороне… А вдруг Железный Командор не такая уж конченая жадная сволочь?..

Машинально поймав брошенный Риваем пивас, Эрен уронил бутылку на смятое покрывало. Барби, бля, какого хрена! Вечно ты калечишься. Воображение услужливо подкинуло круглое полудетское личико друга. Чертов Арлерт! Тощий, бледный, с глазищами диснеевской принцессы — незнакомые принимали его то за пятнадцатилетного школоло, то за девчулю. То — ваще капец! — за пятнадцатилетнюю девчулю. А он в один чих крякал сайты Окружной полиции Адамса и почтовые ящики наркобаронов Тихуаны. Но почти никто не воспринимал его всерьез. Кроме Майки и Хан. Босс с сержантом точно знали, сколько удачных дел провернули, сколько дури и пушек протащили под носом у копов Айдахо и Невады. А кому спасибки? — Барби, доставшему инфу. Блять. Обнаружив на подушке сложенные стопкой джинсы, футболку и рубашку в красноватую клетку, Эрен попытался запихнуть себя сразу в обе штанины, пошатнулся, чуть не рухнул. И перекинулся. Все сразу получилось!

— Хан, я скатаюсь в больничку. Какой адрес?

— Сядь взад. Приемные часы уже заканчиваются. Завтра вместе смотаемся к Имир, если «Рыцари» на башку не наебнутся, — она ткнула клювом в сторону задроченных нелегкой судьбой стенных часов. — В девять Майки объявил общий сбор в «Черном медведе». Впоряде твой друган. Еще и сестричку склеит. Нуачо, гаджеты у него отобрали — заняться нечем.

Уходя, сержант «Титанов» замерла в дверях. Обернулась. Брови съехались к переносице. Она посмотрела поверх очков на Ривая:

— Чего хотел из-под тебя Кенни?

— Прощения с отпущением, — ответил, подцепив вилкой ломтик картошки.

— Ну оk. Как знаешь, Капрал, — и негодующе хлопнула дверью.

В номере остался мутный запах гари, который старался отфильтровать натужно подвывающий кондёр. Доедали молча. Ривай закидывал в себя картофельные ломтики. Взгляд отсутствующий. Будто ушел в себя и возвращаться не собирается. Схомячив жареные колбаски, Эрен поднял жалюзи. День неторопливо уходил прочь из города, затянутого дымом и туманом. На стоянке перед мотелем поочередно вспыхнули фонари, осветив потрескавшийся асфальт с полустертой разметкой.

— Ты же догадался, что со мной происходит? — голос глухо прозвучал за спиной. — У меня даже старый синяк с бочины сошел.

— Мама дураков не рожала… Прости. Думаешь, я знал, какая хрень получится? У самого от этого — отвал жопы.

— Не пизди. Жопа на месте. Я проверял.

Эрен прыснул. Оказывается, старый солдат может в норм юмор, а не только ядом плеваться. Но, отойдя от окна, зачастил оправдашками на всякий случай:

— С Лошадиной Мордой ничего такого не было. Я в смысле, что этот душнила гандоны натягивал и от меня требовал… — мысль настойчиво постучалась в темечко, просясь наружу. — Я с тобой всегда… в пограничном состоянии. Ну типа ни монстр, ни человек, а посередине. Прост, так пизже… Ощущения острее, — нужные слова наконец-то нашлись. — Может, в этом фича?

— Щас бы Очкастую сюда, она бы точно заставила трахаться в интересах науки и прогресса.

— Не, тебе бы ножом палец оттяпала, потом приставила бы взад, мне велела зализывать, а сама фиксировала бы — быстро ли прирастает.

Оба заржали в голосину. Смех рассыпался в полусумраке задрипанного номера ярко-желтыми пушистыми шариками света, даря надежду. Нет. Больше. Уверенность. Вдвоем они опустят Тайбера с бандой и даже Зика прямиком под плинтус. Неожиданно Ривай выдал:

— Сегодня интроверсий с интроспекциями — или как тампсихологи называют эту ботву — не будет? Не собираешься валяться в позе зародыша? — Глаза угрожающе замерцали расплавленным свинцом.

— А?.. — Эрен подвис на секунду. — Ты про ту фигню с Сайнесом? Не-а, морпех — угроза. Я устранил. Все.

— Поздравляю с адекватным отношением к здоровому явлению. Любою угрозу надо ликвидировать. Желательно — мгновенно. Без китайских церемоний. Особенно, когда понятно — где друг, а где враг. Но судьба, старая сволочь, любит подкидывать сложные задачки. Тут главное понять: чью кровь ты смоешь с рук и забудешь, а чья въестся в кожу навсегда. Не ошибись с выбором, солдат юниверсума. — Капрал замолчал и, покидав пустые боксы в пакеты, буднично добавил: — Одевайся. Пора заседать.

Воздух показался не таким тяжелым. Спохватившись, ветер прилетел из мексиканской Соноры и дал бой вони горящих окрестностей LA и Сан-Диего. Смог отступал неохотно. Но щеки ощутили сухую прохладу осенней Калифорнии. И легкие не хотелось выблевать прямиком на бензобак. В Гилрое налаживалась полусонная жизнь жопы мира: шустрили по своим делам юркие тойоты, пердели в сторону пригорода задрюканные фермерские пикапы, на лужайке дома напротив старая тетка скребла садовыми граблями газон под светом уличного фонаря. В «Черном медведе» выстроили паровозом два стола. Майки сидел во главе. Справа Хан перешептывалась о чем-то с Командором. Слева уткнулся в порцию вискаря усталый Джин. Зацепив по дороге ножку стула, занятого каким-то русоволосым чуваком, Эрен приземлился напротив и осмотрелся. Ривай остался у дверей. Из-под прикрытых век свинец поблескивал затаившейся угрозой. Черные очки остались в тумбочке — называется, убрал, чтобы не наступить нечаянно. Но пофиг. Сейчас главное — не спалиться. И выход есть.

— Джин, мы не вмешиваемся в дела твоего чепта. Управляй как знаешь. Тебе на месте виднее, но почему вы проморгали чужаков в городишке, где все друг друга знают?.. Ханнес у тебя на зарплате — почему не отрабатывает?

Что там ответит задроченный Эрд — пофиг. Нужно почувствовать — кто здесь враг. Русоволосый чувак в новеньком жилете с нашивкой рядового — обычный овощ и выпендрежник. Посматривает на Командора как влюбленная сучка. Заднеприводный, что ли? Да не… не похож. Наверное, это и есть Флок. Рядом тощая тетка вокруг тридцатника с дебильной причей под горшок. Кто ее так постриг? Глаза темные. Даже зрачков не видно. Выражения не разобрать. Козья морда — и все тут! Похоже — та самая салага-Елена из Австралии. Мутная чува. Придется рискнуть.

Эрен опустил глаза.

И врубил солдата юниверсума.

По столу скользнул алый всполох — сержант материт Джина. Возле нее голубоватые отблески — Смит спокоен и уверен в себе. Напротив лежит на полированном дереве худая костистая рука. Чуть подрагивая, кончики пальцев светятся беспокойным оранжевым. Вдруг с указательного слетает знакомый белый огонек. И тут же пугливо растворяется. Меркнет, потому что слишком слаб. Хераси!

— Йегер! — бас президента затолкал обратно в глотку едва не выпрыгнувшую инфу.

— А?

— По одному не ездить. Тебя тоже касается. Увидишь Зика или кого-то из «Рыцарей» — беги. Пока не спалили.

— Ага.

— Хорошо. Тогда сидим, смотрим по сторонам и ждем. Понятно? — Стук молотка завершил заседание.

Подойдя к Риваю, Эрен тронул его за плечо, прошептав одними губами: «Елена». «Расслабь булки и топай наружу», — прошелестело едва слышно в ответ.

Дорога к клоповнику Ханнеса занимала от силы минут десять, но в седло словно забили гвозди. Остриями вверх. Нужно ведь рассказать боссу… Или нет? Заперев дверь, Ривай жестко бросил:

— Почему она?

— Аура. У нее есть белый огонь. Такой же, как у тебя. Только совсем дохлый… — Дерьмо, он же не знает! — У меня аура белая. У обычных людей она голубая, когда спокойны. Или желтая, когда на нервяке. Но белой не бывает. Я сегодня собственные руки разглядывал, как дебилоид. Убедиться хотел… У тебя огонь намного ярче, чем у этой Елены…

— Не части. Доехало. Садись, — хлопнув ладонью по кровати. — Думаешь, братец-Зик ее пёр?

— Варик годный. — Склизкий глист сомнения зашевелился в мозгу, отравляя уверенность липким ядом. — Я мог ошибиться: огонек был слишком слабый. А потом Майки окликнул…

Эрен плюхнулся на кровать. Глист разрастался, назойливо копошился, лишая воли. Мысли застыли парализованные. Вдруг это баг в прошивке солдата юниверсума? Оптический обман, иллюзия, что там, бля, еще?.. Шершавые пальцы ухватили за подбородок.

— Тогда кидать клич «Все, способные держать оружие…» рановато. Завтра скатаюсь в местный штаб, повидать Боззи и Шульца. Не кипишуй, красотка. Разберемся.

От противоядия грубоватой ласки глист сдох в конвульсиях. Яд переварился. Жесткая ладонь мазнула по щеке. В чахлом свете ламп серые глаза переливались чистым серебром. Как мамины любимые браслеты. Она надевала их только на День благодарения и Рождество. Один был сделан в виде скрещенных крыльев. Очень похоже на эмблему клуба «Крылья свободы»… которого больше нет. Обхватив запястье Ривая, Эрен отчаянно прижался губами к теплу родной ладони.

…Разомлевший, он дремал в подушку, пока пальцы любовника бродили от поясницы до шеи и обратно, изображая легкие шаги фейри.

— Эр-р-рен. — Зубы прикусили мочку, послав по коже шелковисто-настойчивый импульс. Ривай, чего, назвал щас по имени?

— А? — Повернувшись на бок, Эрен приподнялся на локте и натолкнулся на странный прищур, похожий на улыбку.

— Пицца. — Теперь улыбка проявилась не только в глазах. Уголки припухших от долгих поцелуев губ едва заметно приподнялись кверху. Точно приподнялись. Грозный ёбарь выглядел спокойным, удовлетворенным и даже чуточку беззащитным. Его улыбка. Будто он украл кусочек счастья и тишины, будто недостоин, способен лишь на циничный ржач бывалого морпеха. Из глубокой трясины философии выдернула добродушная насмешка. — Жрать собираешься, красотка? Зря, что ли, пеперони заказывал.

Потянувшись и едва не опрокинув чертову лампу, Эрен отбросил одеяло. Возле коробки, пахнущей поджаристым тестом, базиликом и копченостями, растопырился обложкой вверх раскрытый блокнот. Интересно… Если, ухватив двумя пальцами за блекло-коричневый краешек, осторожно перевернуть, получится подсмотреть, что там… Блять. По сероватым линованным страницам дешевой бумаги стремительно свивались в парящий узор буквы незнакомого алфавита. Арабский, вроде? Непруха.

— Даже не пытайся. Это фарси-кабули.

— Чего? — вытаскивая из коробки аппетитный треугольник. Пицца оказалась горячей и очень-очень сырной.

— Когда служил в Афгане в Команде 6. Проходил спец-подготовку, в том числе и языки: пушту и фарси-кабули. Я был способным учеником, — с тенью горечи в голосе. — Когда приезжали за товаром к старому парсу, он потчевал не только чистым герычем. Закинувшись, дедуля читал нараспев касыды… Это стихи такие. У них пиздецки занятная конструкция. Тогда запомнил только имя поэта — аль-Мутанабби. Потом нашел в тюремной библиотеке переводы.

— Круть! Ты сам сочиняешь? — И тут жирный шматок сыра шлепнулся на красоту арабской вязи. — Блять! — Ну это всё. Не спасут сверхспособности. Эрен осторожно соскрёб треклятую моцареллу, одновременно пытаясь промокнуть лист с двух сторон салфеткой.

— Закрой и верни, пока не скормил весь хавчик записнушке, угробище.

Ривай не злился. Это стало ясно, когда, забрав блокнот, дернул на себя, впиваясь в губы:

— Хер знает, каким пиздецом шибанет завтра по маковке, — судорожно выдохнул, разорвав поцелуй. — Я таки не солдат юниверсума, как тритон не регенерирую.

Последняя фраза. Она ударила, вспорола грудину до самого сердца, проткнув насквозь трепещущую мышцу. Ривай может погибнуть! И Эрен останется один. Останется вечно падать в леденящую пустотой бесконечность. Ни Армин, ни Хан, ни президент не заменят заскорузлое тепло хмурого мужика, чьи глаза отливают серебром, когда он счастлив. Нет! Впиться в губы. Прокусив до крови, зализать, заливая слюной ранки. Глаза монстра отчетливо видят голубой ореол вокруг густых черных волос. В ореоле все ярче вспыхивает ликующее белое. Хорошо. Толкнуть навзничь. Содрав джинсы и какую-то черную тряпку под ними (боксеры?). Придавив ладонью к кровати, высвободить собственный стояк. «Так надо. Поверь», — голос доносится словно извне, из параллельной вселенной. Разложив Ривая поперек кровати, толкнуться между ягодиц, внутрь, отчетливо видя, как голубое свечение сменяется алой болью. Но белое пламя становится еще ярче, когда, разрядившись в порванную кишку, Эрен падает на смятое покрывало со стоном мольбы о пощаде:

— Прости… — И слезы текут по щекам.

— Твою хениальную задумку понял. — Тяжело дыша, Капрал оперся на руки и, перевернувшись, рухнул на спину. — Дерьмом, блять, несет. — Рука вцепилась в волосы, резко дернула. — Никогда больше. Доехало? Даже солдату юниверсума надо спать. А спишь ты только в человеческой моде. Помни об этом. И о том, что когда мой нож войдет под пятое ребро, сердце не успеет регенерировать — сдохнешь, нахальная козявка.

Ривай встал. Прошелся от кровати до двери и обратно. Огляделся. Замер. Потряс головой. Протер кулаками глаза. По напряженным бицепсам, по вздымающейся груди катился пот. Бледная кожа лоснилась в рассеянном мерцании горящих на безлюдной стоянке фонарей.

— Йегер, накачал меня своей отравой, а теперь скажи, это можно выключить? Ты же передо мной полыхаешь как сраный Серебряный серфер. — Руки повисли плетьми. Безумный взгляд заметался по комнате. — Ой-ёй… Там в углу, у двери в ванную, — черные и темно-красные ошметки. Еле шевелятся. Откуда грязища? Что за нах?!

— Ну-у-у кого-то грохнули, наверно, — хотелось ответить четко, но из пересохшей глотки вылез дребезжащий писк придушенного мыша. — Ты видишь остатки ауры. Похоже, чела замочили дня за два… Ну до нашего приезда.

— Как? Это? Нахуй? Вырубить? Выключатель? — Радужка клубилась свинцовыми грозовыми тучами. Черные дыры зрачков выстреливали неоновыми прожилками молний.

— Попробуй считать удары сердца. Один, два, три… Потом — один-и, два-и… Замедли сердцебиение! У меня срабатывает. — Вскочив, Эрен с опаской дотронулся до скользкой от пота кожи под левой ключицей. Мощные удары тут же отозвались под кончиками пальцев. — Считай, прошу.

Капрал зажмурился. Долгие секунды тянулись липкой патокой мамаши Кирштейн. С фига она вспомнилась?.. Удары стали реже.

— Чо, так просто? — грозный ебырь оклемался окончательно. — Ты усвоил, козявка? Ведь прирежу.

— Знаю… — Уткнуться во взлохмаченные черные волосы, втянуть ноздрями терпкость полыни, чистого пота и въевшегося в кожу лимонного мыла. Слезы снова хлынули Ниагарским водопадом, да и похер!

— Кончай реветь. Трахнул меня, понимаешь, без объявления войны, а теперь сопли распустил. Оденься и смотайся на ресепшен за свежим бельем и покрывалом. Спать в кровище и в дерьмище не собираюсь. — Оттолкнув от себя, Ривай спросил, брезгливо кривя рот: — А эту ауру у ванной вымести никак?

— Не…

Лупить по звонку, осипшему от старости и досады нетерпеливых клиентов, пришлось минут пять. Наконец помойно-желтая дверь приоткрылась, и на тусклый свет пылящейся на стойке лампы выползло похмельное нечто с надписью «Джонни. Ханнес-мотель», украшающей правый карман напяленной впопыхах и муках рубашки.

— Вечера. Нужно чего? — приветливо выдохнуло нечто вместе с пивным перегаром.

— Покрывало и комплект постельного в десятый.

— Ясно. Лай… Линфей! Как тебя там, — воззвало нечто к слабо освещенному коридору. — Белье и покрывало в десятый!

Попытка отобрать у пожилой китаянки стопку барахла пошла по вечерней звезде. Оставалось плестись следом. В номере Линфей с лицом буддистки в десятом поколении сгребла заляпанное красным и коричневым. Застелила постель и свалила досыпать. Все это время Ривай просидел на стуле, таращась в стену расфокусированным взглядом, в котором застыл свинец. Эрен понял: его не простили. Да и не прощают такое. Никто не сумеет простить. Полуприкрытая дверь манила сбежать. Куда глаза глядят и куда понесут ноги. Исчезнуть, прежде чем слова «пшёл вон» перерубят тонкие нити, едва связавшие их. Он перекинулся. Чуткого слуха коснулся офигевший возглас: «Йегер, какого хрена?!» Неважно.

Засыпающий Гилрой промелькнул мимо сознания одноэтажными силуэтами домиков, слепыми пятнами окон, редкими огоньками припозднившихся авто, почти незаметными усталыми аурами прохожих. Золотой осенним днем — ночью хребет Дьявола выглядел пейзажем фантастического мира: на пустынно-сером инферно чернели контуры раскидистых дубов. Дубы сменили устремленные к звездам сосны. Аромат самшитовых кустов задел обоняние и остался позади вместе с ярко-желтыми ушастыми аурами заячьего семейства, сбежавшего с горящего севера. Облака над горными вершинами висели так низко, что их можно было достать кончиками пальцев. Впереди открылся узкий пляж и сонные воды Монтерея.

Эрен остановился. Перед ним тихо шуршал волнами по сероватому песку океан. Лунные блики переливались в такт дыханию темно-синей глубокой воды. Нарастающая луна висела посреди черноты неба в окружении свиты далеких холодных звезд и лохматых облаков, спешащих на север по неведомому поручению суровой хозяйки. Он сделал шаг. Шипящая пена остудила ступни и откатилась назад. Шурх-х-х… Содрав шмотье, ринулся в холодные объятия вечности, рассекая мерцание бликов. Вперед! Туда, к сияющей дороге в ночные небеса. Тихий океан мурлыкал колыбельную бархатной ночи, начертанную лунными нотами на безмятежности волн. Стремительный силуэт, в алом сиянии почуявшего добычу охотника, он заметил не сразу. Нырнул в глубину и увидел рассекающего водную тьму беспощадного хищника. Касатка! Что ж, вызов принят. Боевая ярость солдата юниверсума несла навстречу владычице соленых вод. Вдруг зверь замедлился. Стремительная атака перешла в спокойное узнавание. «Мы с тобой одной крови», — сигнал оформился в слова. Равный приветствовал равного. Повинуясь ликующей в крови свободе, Эрен взметнулся вверх. Рядом в фонтане брызг мелькнула голова чернее ночной бездны. Атласная кожа поймала бледный луч, отразив его вспышкой ярче звезд. Они вместе прикоснулись к небу…

…Алой торпедой касатка устремилась на юг, добывать себе на прокорм калифорнийских тюленей. Надо бы и самому поесть. Парочке крупных рыбин сегодня не повезло. Оставалось только надеяться, что они не занесены в Красную книгу.

Эрен вышел на берег.

Он решил вернуться.

От себя не убежишь.

Путь назад был не таким ярким. Хруст сухих веток под ногами. Острые камни в ущельях. Восход превратил выжженно-серую траву холмов в розовато-золотистый ковер. В неглубоком каньоне у ручья Эрен заметил молодого оленя. Прыжок со скалы сломал животному хребет, а удар кулака размозжил череп. Обглодав заднюю ногу, бросил остатки на берегу. Уже к вечеру койоты растащат даже косточки. Если раньше на тушу не заявит права матерый гризли. На окраине Гилроя Эрен перешел в режим человека. И тут же вылезла проблема: белая майка оказалась заляпана оленьей кровью. Дерьмо. Оглядев пустынную улицу, двинулся к мигающей одинокой звезде над заправкой Техасо. Сортир вонял утренней дезинфекцией и блевотно-сладкой отдушкой. Сбросив косуху, стянул майку, намочил чистый край, стер кровь с груди. Подумал и прошелся по рукавам косухи. Вроде норм, но майку придется выбросить.

Встающее над холмами солнце настойчиво будило город. Мимо прогрохотал фермерский пикап, следом пронеслась юркая «тойота».

— Йегер? — Что за хрень? Из магазинчика вышла с бутылкой воды та белобрысая чува. Глаза ничего не выражают. Чуть опущенные уголки тонких губ застыли в расплывчатой гримасе пофигизма и равнодушной брезгливости. Елена. — Ты почему пешком? Выдалась тяжелая ночка? — Свинтив крышку, она отхлебнула воды. — Не напрягайся. Это не мое дело. — То, что должно было означать добродушную ухмылку, на деле выглядело хитрым оскалом койота. — Рада встрече. Вот, возьми, — она вытащила из внутреннего кармана жилета скрученный в трубку желтый бумажный пакет. — Письмо от брата. Прочти перед тем, как побежишь стучать Майки. Повезло мне сегодня тебя встретить без сторожевого пса.

Прежде чем Эрен успел выматериться, чува выдернула раздаточный пистолет из бензобака. Вскочила на черную дайну и газанула в сторону центра. Вот же ж ебаный насрать! Он влетел в магазинчик. Стойка с солнечными очками обнаружилась у самого входа. Кинув на прилавок три бакса с мелочью, вылетел вон. «Авиаторы» скроют золотые глаза от любопытных обывателей. Письмо пусть подождет в кармане. Сначала надо получить прощение. И он знает — как. Солдат юниверсума мчался в сторону мотеля.

Ключ со скрипом повернулся в несмазанном замке. В номере пахло горечью полыни и остывшей пиццей. Одеяло на кровати сбито в сторону. Из ванной доносился шум воды и ставший родным запах лимонного мыла. Вытащив из подобия мини-бара шот, Эрен уселся прямо на простынь. Сейчас он был человеком. Затягивая на бедрах белое полотенце, Ривай остановился в дверях:

— Нагулялась, красотка? — черные мокрые пряди на бледном лбу отливали синим, на широкой груди поблескивали капельки воды.

— Да… Не важно. Я возьму твой нож? — сунув руку под подушку, нащупал кожаные ножны. Шершавая рукоять легла в ладонь. — Придумал кой-чо. Когда человек — регенерация замедляется. Меня можно прирезать во сне. Ты просек фичу. — Клинок казался острым настолько, что мог перерубить робкий солнечный луч. — Под пятое ребро говоришь?..

Боль ослепила. Но рука крепко сжимала стеклянную посудину. Раненное сердце выплеснуло толчком кровь, заполнив шот до краев. Донышко стукнуло о дерево тумбочки. Перед тем, как сознание затянуло в клубящуюся пелену, Эрен перекинулся:

— Пей… — Сердце, пропустив три удара, забилось ровно, сильно, спокойно: Он простит. Не сможет не.

— Идиотина ебучая, — выплюнув маты, Ривай опрокинул шот. — Да, блять!

В задрипанном номере самого зачуханного мотеля Калифорнии горел почти чистым белым пламенем человек. Каждая мышца выстреливала ослепительными вспышками.

Алая ярость и незамутненная энергия.

Живая кровь и холодный свет звезд.

Солдат юниверсума.

— Один-и, два-и… красотка, ты точно смерти моей хочешь, — Капрал вернулся в человеческий облик. — Давай больше без экспериментов в дивной манере очкастой ебанашки? Договорились?

— Ага! — радостно выпалил Эрен. Он получил прощение. Ривай получил силу. — Пойду помоюсь. Самоочищающаяся кожа бонусом не прилагается. У меня во внутреннем письмо от Зика. Елена сунула на заправке. Почитай пока.

Ухватив за плечи, шершавые руки дернули на себя. Никелированная ручка моментально стала скользкой от пота. Дверь в ванную скрипнула на полпути, а сердце застучало в ритме рейва лишь от ощущения пальцев, впившихся в кожу. Губы ткнулись под лопатку обветренной нежностью:

— Теперь вали, — чувствительный толчок в спину.

Дверь в ванную захлопнулась. Запах лимонного мыла атаковал сразу и со всех сторон. Он чего, стратегический запас в кофрах возит? Горячие струи воды обрушились сверху, смывая вчерашний день. Надо будет сегодня рассказать Барби о касатках. И пушку дать на всякий пожарный. Бля-а-а-а, звучит-то как! Закручиваясь спиралью, в слив утекала душевная муть. Обратно в комнату он ввалился чистый до скрипа и… благоухающий любимым цитрусом ёбыря. Должен оценить. Первое, что бросилось в глаза — вскрытый конверт и листок бумаги, исписанный строгим крупным почерком, лежащие на застеленной кровати. Второе — Капрал на стуле, методично протирающий косуху влажной салфеткой (две скомканные, перепачканные темно-розовым, валялись под столом). Ну видимо, послание Зика не вызвало эмоций.

— Возьми мою майку. Она тебе коротковата, но зато не соберешь всю местную «голубятню», — выдал и снова принялся за чистку нашивки рядового, где наверняка коварно пряталось микроскопическое пятнышко оленьих потрохов. — Послание твоего братца воняет желчью и ложью. Прочти сам.

Эрен потянулся за письмом. «Здравствуй. Прошу дочитать до конца. Мы же все-таки братья, дети одного отца и жертвы его экспериментов. Мы одни на свете. Никто в этом мире не сможет понять нас…» Что за пафосный понос! «…мы обладаем силой и знаниями, недоступными больше никому…» Бла-бла-бла, а когда собрался поиметь меня через недельку после похорон папаши, хотел поделиться великими тайнами собственных штанов? Ну да. Похоже, поимел кого-то и просек, как хрень работает, а потом провел высоконаучный трах с Еленой и убедился окончательно?.. Так штоле понимать?! Если он накачал Ривая под завязку собственной силой, то в обмен получил прививку цинизма. И оно оказалось очень кстати. Эрен сам не знал, что подумал бы, свались на башку весть от брата хотя бы месяц назад. Зик прав в одном: других родных у них нет, и кровь — не водица… Но даже в человеческой моде понятно — ровные четкие строки написаны манипулятором и социопатом. Возможно, даже психом, в Аляску отмороженным.

— Что, почуял? — Аккуратно вешая косуху на спинку стула, Ривай смотрел, прищурившись. Складка между бровей выглядела черной линией. Голос резал фоновый шум проснувшегося города за окном. — В конце братец-Зик предлагает встречу на высшем уровне в тупике Рэнбоу хилл роад. Отличное местечко: горы, ущелья, сосны и койоты. Никаких проблем с «куда девать внезапно случившиеся трупы»! И, наверное, поэтому дружелюбно разрешает тебе приехать с друзьями. Не боится, сцуко… — щека дернулась, свинцовые глаза жестко потемнели.

— Почуял. Мерзость. — Отброшенный листок отлетел к ножке стола. Аж передернуло!

— Сержант пожалует за тобой минут через двадцать, — глядя на стенные часы, буднично бросил Ривай. — А я таки скатаюсь к нашим строителям-любителям Боззи и Шульцу. — Его прервал стук в дверь. — Опаньки, ошибочка. Уже припёрлась. Входи, не заперто.

— Йегер, я Абелю забашляла. Он подержит Барби еще трое суток под наблюдением. Едем в больничку, — сообщило нарисовавшееся в дверях воронье гнездо. — Капрал, утречка! — Гнездо исчезло.

Эрен чмокнул Ривая в уголок губ и умелся на улицу. Пока не огреб за щенячьи нежности.

При входе в больничку охрана вежливо кивнула: потертая косуха с черепом бизона во всю спину — самый статусный шмот в Гилрое. Сестричка на ресепшене махнула рукой в сторону лифта: «Палата 26Н, второй этаж» и уткнулась в комп. Дрыщ-Барби меланхолично страдал от разлуки с гаджетами, лежа на огромной койке в голубоватой больничной пижамке, усыпанной мелкими ромбиками:

— Хан, Эрен, заберите меня отсюда. Доктор Абель — зверь. Отобрал зарядку, — грустно кивнув в сторону тумбочки, где айфон тупо уставился в потолок черным экраном. — Эта медсестра, Кайли, кажется, вернет только вечером. Ноут мой еще сгорел…

— А кого вчера шатало? Кто стоянку заблевал, когда к Смитти грузили? — сержант церемониться не собиралась. — Абель сказал — у тебя первая степень, но раз катил чертову тучу миль, лучше понаблюдать. За тебя налом заплачено. Валяйся и не выебывайся.

Друган горестно вздохнул в потолок.

— Привет-привет, — прощебетали за спиной. Стуча костылем-канадкой, в палату прискакала Криста. Между светлыми прядями проглядывал кончик уха, залепленный пластырной повязкой. Эрен смутился. Бля, мог бы пофиксить еще на месте — рана пустяковая, а девчуля все равно нифига не помнит. — Поправляйся скорее. — Склонившись, она звонко чмокнула Барби в щеку.

— Хан, — подпирающая косяк Имир подала голос. — Конни с Сашей уже в мотеле. Арлерта когда забирать?

— Не-не-не, спасибо, конечно, но я лучше сразу в мотель. Когда отпустят, — Барби испуганно округлил глаза: перспектива тусить с этой отмороженной заставила забыть об утраченных гаджетах. — Позаботься о Кристе.

— Не сомневайся, дорогуша. — Имир отлипла от двери и подхватила подружку за локоть. — Моя зая будет в порядке.

Стук костыля потерялся в шуме больничных будней: «Белая женщина, возраст около тридцати, ожоги второй степени левой голени, травма шеи…» Пожары собирали огненную жатву.

— Сегодня еще тихо. — Ханджи рассеянно присела на край кровати. — Вчера везли одного за другим. В новостях читала — вокруг Фриско уже потушили… Каждый год эта морока! Вы тут поболтайте, а мне нужно кое-куда заглянуть.

— Странная она какая-то. — Барби проводил взглядом понурую спину сержанта.

— Клуб так не шатало с тех пор, как Закклея замочили. Чо ты хочешь? А я с касаткой плавал! — Губы разъехались в широкую лыбу, в то время как голубые глазищи другана расплылись на всю физию. — Пробежался до Монтерея и поплавал. Знаешь, касатки умеют разговаривать… Ну ее сигналы как-то превратились в мысли в моей голове. Похоже на телепатию. А вот рыбы не поют. Они примитивные. Совсем. Даже аура какая-то… похожа на салат, который неделю валялся в холодильнике.

— Да ты чо? Да пошел ты!.. Во повезло! А я тут даже инфу поискать не могу…

— На, возьми, — Эрен не знал, как сказать самое важное. Просто достал из внутреннего кармана Глок 18. Хорошо, что захватил с собой. Пусть пистолет и провалялся в тайнике под сидением без дела. — Послезавтра мы покатим на стрелку с Зиком. Ну… вдруг тайберовцы сюда заявятся…

— Бли-и-и-н, — снова заныл Барби, не забыв, однако, заныкать пушку под подушкой. — Ты с касаткой поплавал, скоро с Зиком разберешься, а я тут — долбаный овощ!

Готовую разверзнуться драму прервали: настырное блямкание в кармане; вошедшая в палату сестричка с таблетосами (видимо, Кайли); приближающийся грохот 13-дюймовок сержанта в коридоре. Звонил Капрал. «Очкастая вне доступа. Как нарисуется на горизонте, катитесь прямиком к «Черному медведю». Я рассказал Майки о письме». Отбой.

— Твой хахаль-трахаль СМС-ку кинул, — сержант угрожающее потрясала вороньим гнездом на голове и зажатым в руке айфоном. — Так и знала, что Елена — мутная чува. Барби, не вздумай сбежать. Йегер, поехали.

Эрен осторожно приобнял другана за тощие плечи.

— Не спались с пушкой, — шепнул на ухо и громко добавил: — Кайли, смотри за ним в оба.

Сестричка ответила понимающей улыбкой и задорными ямочками на щеках.

— Можно мне зарядку? Пожалуйста?.. — Барби решил воспользоваться добродушием сестрички по-своему.

— Выпей лекарства. Вечером приду и сама тебе «Моби Дика» почитаю.

— Не-не, не надо «Моби», поищи, если можно, инфу о случаях телепатического взаимодействия людей и касаток.

— Оk, в перерыве погуглю.

Даже уходя, Эрен не пропустил кокетливую улыбку Кайли. Вот ведь задрот! Последний девственник Америки. Извиняй, детка, у нашего Барби стоит только на двоичный код… Гарь в воздухе почти не тревожила чуткое обоняние. Южные холмы, похоже, потушили. Пусть женщина, которую привезли, станет последней жертвой… На противоположной стороне улицы дежурил «форд» с эмблемой Управления шерифа на борту. Ханнес поднял жопу и прислал своих охранять. Наверняка по пинку Майки. Сегодня день разливался над Гилроем солнечной надеждой, а не душной тяжестью смога. Рокот любимого Урода добавил уверенности в лучшем завтра.

Возле знакомой зелени дверей Саша нервно тянула сигарету. За окном болталась табличка «Закрыто на спецобслуживание». Внизу белого прямоугольника медведь показывал язык как-то особенно ехидно.

— Все уже собрались. Конни тоже там. — Фонарь под глазом был замазан ровно настолько, чтобы не освещать всю улицу. Эрена передернуло. Зикки втирает за братские чувства, а сам приказал Сайнесу взорвать склад! Друзей Ривая разворотило в фарш. Или они у Зика проходили по графе «Допустимые потери»? Нет. Ошибочка. Изи тайком учила его, соплю двенадцатилетнюю, кататься на своем харлее, а Фар — стрелять по пивным бутылкам в холмах на окраине Рино, когда они с Мики прогуливали школку. И, смеясь, хлопал по плечу, если им случайно удавалось попасть в цель. Магнолию и Чёрча не получится списать. «Чью кровь ты смоешь с рук и забудешь, а чья въестся в кожу навсегда?» Что ж, ответ на вопрос, подброшенный сволочью-судьбой есть. — Ханджи, Эрен? Ждут только вас, — удивленный возглас Саши выпнул из задумчивости.

— Ничо, не развалятся за полминуты, — сержант толкнула дверь.

Майки сердито скреб бородку над письмом, валяющимся рядом с перечницей и айфоном. Смит приветственно поднял киберправую. Настороженно поглядывая на босса, Конни сидел на краешке дивана, готовый вскочить по первому чиху. Ривай небрежно развалился напротив Командора. На лице поселились темные очки-авиаторы. Эрен не смог сдержать глупое хихикание: врубил боевой режим и мониторит ауру! На смех даже не обернулись. Не до этого.

— Для опозданцев. Джину пока ни слова. Потом узнает. Сейчас начнет суетиться и спалится. Не стоит недооценивать Елену — она грамотно развесила по ушам спагетти всему чепту. Даже Боззарт ничего не заподозрил, — Ривай кивком подтвердил слова босса. — Этот разворот Рэнбоу роад — та еще дыра, но оно только на руку. Йегер, подойди, — включая айфон. — Здесь только ущелье, деревьев нет. Если не удастся договориться, сумеешь заманить Зика на точку? Командор заляжет в полумиле на холме и оттуда стрельнет из «Ракеты-законника». Сам сиганешь вниз. Согласен?.. — правая бровь поползла вверх, губы сжались в бескровную линию: президент отлично понимал, о чем просит рядового.

— Согласен, — Эрен посмотрел на выведенную со спутника картинку. — Доберусь обратно по ущелью минут за пять.

— Отлично. Конни, смотри сюда. Тебя ведь Саша учила стрелять из охотничьего карабина? Заляжешь на холме здесь. Командор, найдется что-нибудь подходящее?

— Майки, может, саму Блаус позовешь? Оби-ван лучше падавана, — небрежно выдал Ривай. — Нет у меня к Лупоглазому полного доверия.

Конни вздрогнул и чуть не навернулся с дивана. Ну недотепистый он, правда. «Титаны войны» приютили дурошлёпа после смерти матери. Да и куда податься в Сильвер сити, если в банке — хрен, а дом заложен?.. Только к байкерам.

— Йегер, позови, — переглянувшись с сержантом, президент принял решение.

Табличка стукнула о стекло. Саша ворвалась в зал, размахивая руками:

— Я с отцом на оленей ходила, еще когда совсем мелкая была! Не подведу! Ой! — вихрь растопыренных рук, черного жилета и конского хвоста остановился у витрины с сэндвичами. — Да, подслушивала. В щелочку. Простите… пожалуйста?

— Командор, покажи Саше и Конни, как обращаться с оптикой, и выезжайте по платной дороге вместе в фургоне. Мы следом, через три часа. Рации не включать — тайберовцы могут поймать частоту. Попадете в засаду — рвите когти. Никакого геройства. Еще… объясни им по дороге… про Йегера. — Удар ладони по столу завершил заседание. Листок, исписанный ровным почерком, испуганно отлетел от солонки, растерянно перевернулся и приземлился на матовый дощатый пол. Воздух пах горькой решимостью с ноткой ожившей надежды. Словно в Гилрой заглянул ветер с ледяных пиков Блу Маунтин родного Айдахо. Капрал поднял бумажку. Зиппо блеснула в руке хромом, выплюнув голубое пламя. Пафосное послание стало пеплом в урне у дверей «Черного медведя».

Лишь войдя в номер, Эрен сообразил, что все заседание Хан просидела молча, отрешенно рассматривая пустынную улицу за окном. О чем она думала?.. Мысль не успела хорошенько обустроиться в черепушке: помешал Ривай, хлопнувший дверью, с чем-то тяжелым под правой полой косухи и армейским походным одеялом под левой подмышкой. На чахлый свет ламп явился новенький автомат Узи с тремя магазинами. Который тут же был методично разобран и завернут в лесное камуфло.

— Одолжил у твоего дружка Смита. Вещички пакуй, красотка, — подколол и оставил с разинутым ртом, свалив на стоянку, где одеяло отправилось в боковой кофр. А вот сейчас обидно было. Эрен попытался поднять криво висящие жалюзи. Дернул за шнур, наверху прощально хрустнул пластик. Механизм сдох. Жалюзи рухнули. Да и хрен с ним! Он с размаху плюхнулся на кровать мордой в подушку. Скрипнула дверь. Нарочито печальный вздох. Рука с нажимом опустилась на шею, дернула за волосы, заставив посмотреть в кипящий свинец глаз:

— Эй-эй, перестань дуться — лопнешь. Зик крупнее тебя? Как думаешь?

— Да… Да. Он выше и шире. Массивнее, что ли. Точно выше. — Память услужливо нарисовала здоровенного чувака с мускулатурой и кубатурой игрока первого дивизиона НХЛ.

— Мда… Ни хера не знаем о твоем братце, но катим на стрелку. И победим на выебонах Смита и твоей дурости. Охренеть расчет! — Ривай присел рядом. Разжав хватку, рука легла на щеку, даря заскорузлое тепло. Пальцы чуть подрагивали на скуле. — Еще у нас в распоряжении Диана-охотница с фингалом и лупоглазым дружком… Эрен, — голос прозвучал в зачуханном номере полузадушенной нежностью и тщательно запрятанной болью. — У тебя одно преимущество — скорость. Ты быстр. Очень быстр. Понял, еще когда гнались за крысой-Сайнесом. Возможно, — только возможно! — регенерируешь тоже быстрее… Майки запланировал ночевку в Рэнбоу Хилл. Вот и потренирую тебя. Или решил, что я Зика собрался из жидовской пукалки завалить? — Рука ненавязчиво скользнула вниз по майке. Пальцы настойчиво сжали сосок…

Косуха с майкой содраны через голову и отброшены куда-то в угол. Язык, теплый и влажный, скользил, изучая каждый изгиб уха. Зажмурившись, Эрен зарылся пальцами в гладкие волосы, ткнулся носом в щеку, вдыхая до разрыва легких порожденную солнцем терпкость полыни и горчащую свежесть лимона. Губы Ривая жадно впились в рот, обжигая, высасывая дыхание, и дарили взамен силу с привкусом тревоги. Не дай потерять тебя! Пусть остальной мир разлетится нахрен и вдребезги! Но останься со мной… «Пряжка застряла. Помоги», — хриплый глуховатый голос обжег шею. Неловкие пальцы бестолково дернули крупную серебряную бляху. Чувствительные укусы дразнили шею, вышибая вон слабые попытки думать. А пошло все! Полный режим солдата юниверсума — всратая пряжка открылась с жалобным звяком. Рука рванула вниз растянутую резинку трусов, хищно сжала торчащий елдак. Ладонь впитывала пульсацию налитой вкусной плоти. Под закрытыми веками поплыли, сменяя друг друга, разноцветные круги… Вдруг его резко перевернули на спину. Глаза невольно распахнулись. Ривай навис над ним, упираясь кулаками в постель. Облаченный в алый огонь, прорезаемый немыслимо-белыми всполохами. И глаза. Черные дыры зрачков, извергающие неоновые молнии в клубящуюся свинцовыми тучами радужку. Эрен нырнул в грозу и потерялся в обжигающих вспышках. Грубо, яростно надрачивая стояк мокрым от потеков смазки кулаком, подался вперед, цепляясь свободной рукой за скользкое от пота плечо любовника, когда его собственной головки легко, словно крылом бабочки в весеннее утро, коснулось дыхание, растревожив и без того сверхчувствительную плоть. Влажный язык толкнулся в уретру. Потом снова. И снова. И снова… Шершавые сильные пальцы перекатывали яйца. А когда обхватили кольцом основание, крупная дрожь прошила тело от макушки до пяток и обратно. Тысяча иголок впилась в поясницу, посылая каждому нерву электрический разряд. Эрен «выстрелил» через секунду после того, как густая конча брызнула в ладонь, и рык Ривая, похожий на раскаты приближающегося грома, разогнал затхлую тишину задрипанного номера.

— Что-то доставка задерживается. — Зачесав пятерней назад влажные волосы, Ривай слизывал с запястья белесые потеки, усмехаясь напротив. — Теперь и мне жрать охота.

На полу блямкнул СМС-кой айфон. В дверь осторожно постучали. Упаковав обвисший елдак в труханы, бывалый и не в таких ситуёвинах морпех спрыгнул с разворошенной кровати.

— Ваш заказ. — Рябой мекс-курьер поставил на пол объемистый пластиковый пакет и живенько смылся.

— Хватит нам на двоих? — Вывалив коричневатый сверток на стол, Ривай содрал бумагу. Внутри оказался сырой говяжий огузок. Сталь ножа развалила шмат мяса на две равные половины. — Кушать подано, красотка.

— Сейчас, — Эрен демонстративно облизал пальцы. — Сначала закуска.

— Ёрничаешь? Нахватался у меня и на мою же голову… — И довольное хмыкание.

Смачный кусок коровы сожрали подчистую минут за пять. Даже успели почистить зубы и потолкаться в душе, целуясь под горячими струями. Пена цитрусового геля лезла в нос, вода ласкала распаренную кожу пронзительным ароматом лимона с вкрадчивой терпкостью полыни. Вот так, с удовольствием оглаживая широкую спину, Эрен готов был работать губкой всю оставшуюся вечность. Осторожно трогать татуху на правом бицепсе. Два скрещенных крыла. Синее и Белое. «Синий — цвет свободы. Белый — цвет равенства», — вспомнились уроки сержанта по символике байкерских клубов.

— Ты скоро меня до дыр протрешь. Никакая регенерация не спасет, — фыркнул Ривай. — Ополаскиваемся и вылезаем. А то у меня опять встанет.

В дверях Эрен оглянулся. Стена цвета зубной боли, испещренная мелкими трещинками. Бра в полосочку. Пожеванная лампа на такой же замудоханной тумбочке. Кровать, покрытая чем-то с аляпистыми мексиканскими узорами. На ней было сладко до одури и дрожи под коленками. До коллапсирующих перед глазами звезд. Почти до обморока оттого, что тело к телу и пальцы переплетены в смертельный замок. Он вернулся и плотно задернул шторы поверх кривых жалюзи. Пусть метки жара и силы, подаренных им с Риваем друг другу, останутся здесь дольше. Ну да, будто едва тлеющее за облаками осеннее солнце сотрет хилыми лучиками алый и белый огонь. Следы ауры солдат юниверсума. Нового вида человека.

И вот опять асфальтовая лента ведет их сквозь пыльно-желтые холмы в неизвестность. Хотя, почему в неизвестность? «Титаные войны» катят на стрелку, которую забила судьба. Бычара-Майки, Хан, он сам и Ривай шли к этой встрече всю жизнь. А могло ли сложиться иначе? Слишком сложно. Каждый из мотобратьев начал свой путь за сотни миль от Калифорнии, но сегодня дорога лежит в городишко, о существовании которого не ведает даже почитаемый сержантом Один. Или кто там у викингов отвечает за всякие подзалупински?.. Не хватает кого-то рядом. Эрен, понял, что привык видеть Барби верхом на мощном трайке. Друган, наряженный в ярко-зеленый свитер, придуманный дальтоником в пятом поколении, всегда катил справа. Но сегодня его нет… И внутри словно мышь скребется. Не по себе и паршиво. Хотя, пусть дрыщ отлеживается в больничке с сестричками, а не валит прямиком к черту в зубы… Лос-Анджелес помаячил огнями небоскребов, затянутых низкими раздутыми облаками. Пробки заставили президента вести «Титанов» по шоссе Сан-Фернандо, и мимо долго тащилась чистенькими домиками одноэтажная Пасадена, пока не перешла в застроенный складами пригород и мексиканские трущобы. День уползал за горизонт. Солнце спряталось от человеческой суеты и лишь подсвечивало облака оранжевым, переходящим в темный пурпур за низкими крышами. LA отпустил, не прощаясь. Рябые мексы, толкающие тако вместе с дурью из облезлых фургончиков, остались позади вместе с городом секса под коксом на пляже. Эрен проезжал через «город разбитых надежд» второй раз. И не жалел, что опять мимо.

Шоссе Ренбоу хилл оказалось главной и единственной улицей. Пафосное название не оправдывало себя ни с какого бока. Поздний вечер дремал в зарослях чапареля, оккупировавших темные холмы. На царапающих горизонт верхушках чахли от скуки одинокие платаны и дубы. Похоже, что отцы-основатели, добыв первое золотишко, ужрались кукрузным самогоном до полной и окончательной радуги. Других вариков нет. Покинув пустыню Мохавэ, Санта-Ана** решила навестить подкопченную пожарами Южную Калифорнию и прихватила сухую суровость каменистых троп. Воздух сладковато пах дремлющей сосной и печалью увядшей юкки с «чарующей» примесью куриного помета. Но давящей гарью. У Эрена не задержалось в башке название загрызочной, где им подали по четырехфунтовому стейку с кучей щедро посыпанных чили ломтиков картофана. Хотя оно и настырно подмигивало истерично-оранжевыми буквами, торчащими в ночи над плоской крышей.

— Смит и Конни с Сашей заночуют на точках. Уже отчитались, — скупо обронил Майки, отхлебнул из пинты и, смахнув пену с бороды, уткнулся в тарелку.

Больше никто не произнес ни слова.

Мотель словно впал в спячку еще прошлой осенью, забыл проснуться весной, а потом обнаружил: за окном октябрь и решил, что ну его. Мотобратья минут десять любовались развешанными по стенам фото суровых бородатых мужиков с лопатами и в комбезах славной эпохи золотой лихорадки, когда с улицы припыхтела, отдуваясь, круглая черная мамми:

— Хай, ребятки, в номерах прибрано, не волнуйтесь. А вот повара нету — он послезавтра женится на своей шалаве… Так о чем это я?.. Утром завтракать к Алише топайте, ее бургерная ниже по улице. Не промахнетесь. Все номера двухместные, разбирайте ключи и не буяньте, а то знаю я вас, байкеров. Позавчера банда пронеслась на юг. Чуть мою Рокси не переехали, белая рвань! — Услышав кличку, из-под ресепшна на дежурный «дневной» свет материализовалась трехцветная кошандра и тут же заинтересовалась берцами Эрена. Присев, он почесал рыжую грудку, за что получил в ответ мурчание и нежный кусь за палец. — Смотри-ка, чего творится! Она даже мне не всегда дается гладить. Кого приветствует Рокси — тот мой гость! Спите спокойно. Да хранят вас ангелы господни. — Мамми истово прижала унизанную массивнымисеребряными перстнями пятерню к обширному бюсту, обтянутому кофтой цвета жабы в ахуе с кудрявыми цветочками под экстази, и деликатно рыгнула пивным духом.

Заселение состоялось.

То, что «Рыцари дорог» наведались в Ренбоу хилл перетирать не стали.

Незачем.

Перед мотелем темнели стриженные шариками лавровые кустики. Над дверью каждого номера был прилеплен путеводный фонарик с цифирью, чтобы измученный бухлишком постоялец не промахнулся на бреющем полете, а половичок у порога провозглашал «Welcome!». У Эрена невольно прочиталось «Welcome to Hell». Но до назначенного Зиком времени еще далеко. Есть целых десять часов! А потому, смачный шлепок по левому полужопию вызвал адекватное шевеление в трусах и вопрос:

— Будем трахаться?

— Не совсем, но около того. Скорее мудохаться, — жестко обломал Ривай и продемонстрировал знакомый камуфляжный сверток. — Прогуляемся?

Ночь вокруг шуршала шинами редких авто, шелестела сонной оливковой рощей — у подножья холмов промелькнула ферма. Насыщенный, маслянисто-горьковатый аромат свежего масла поддразнил чуткое обоняние и остался позади. Эрен покосился на Ривая. Тот бежал рядом, разгоняя темноту насыщенным голубым неоном. Они проникли в мир, сотканный для двоих, из бледных лучей луны, вытянутых теней деревьев, едва слышного перешептывания высохших трав о цветущем апреле. И это было настолько правильно, что перехватывало дыхание. От Ривая исходили вибрации уверенности и твердой, как острые отроги скал, решимости. Они справятся. Бездумный бег привел в глубокую лощину. Камни, разбросанные вдоль русла ручейка, иссякшего лет сто назад. Сиротливые кустики на уступах, безуспешно тянущиеся к недосягаемому небу. И луна, задумчиво смотрящая вниз сквозь серебристые облака.

— Готов проверить, насколько быстр? — Позади раздался металлический щелчок. Бывалый морпех собрал Узи и подсоединил магазин.

— Собрался расстрелять меня из автомата?

— Это пистолет-пулемет, лошара необученная. Сначала попробуем одиночными, — между бровей залегла знакомая жесткая складка. Аура сменила оттенок с ясно-голубого на кристально-синий с белыми протуберанцами. — Велика вероятность, что братец-Зик подготовился к встрече хорошенько и заранее. А у нас есть только несколько часов и твоя скорость. Сумеешь увернуться от пули — обойдемся без драки и без трабблов выведем Зикки на точку.

Первый выстрел разбил тишину. Первая пуля знакомо ужалила правое бедро. Скривившись, Ривай закусил губу. Второй выстрел. Комариный укус в левый бок.

— Ты шевелиться собираешься? Или будешь до утра изображать памятник Колумбу на Манхэттене? — Хриплый баритон сочился плохо сдерживаемой тревогой. Суровый ёбырь на нервяке? Фигасе! — Постарайся увидеть пулю.

Что ж, придется напрячься… Эрен заглянул в угрожающую черноту, нацеленную на грудь. Вспышка. Огонь и желтые искры в стороны. Медная пуля вылетает с тихим гудением, вращаясь вокруг собственной оси. Круглый наконечник в облаке пороховых газов поймал неверный лунный свет. Как же медленно она движется! Словно время превратилось в вязкую субстанцию, воздух сгустился, расстояние увеличилось до вечности. Нужно лишь чуть отклониться в сторону и вот за спиной раздается глухой хлопок. Металл поглощен землей. Пуля прошла мимо цели, не потревожив высохших трав. Ривай одобрительно хмыкнул и дал короткую очередь. Но Эрен уже почувствовал подлинную сущность солдата юниверсума. Для него нет преград. Есть цель. Свобода. Он наклонялся, изгибался дугой, стлался по мелким камням. Он становился ветром, светом, лучом луны.

— Стоп. Я на тебя два рожка извел. Хватит. Нужно оставить немножко братве Вилли Тайбера. — Опустив ствол, Ривай замолчал, задрал голову к небу, пнул носком 13-дюймовки непонятно в чем виноватый камушек и спросил: — Поймаем пару зайцев? Боюсь, тошниловка Алиши уже закрыта.

Зайцы Радужных холмов оказались мелкими, костлявыми, но вкусными.

Торшер, похожий на офисную лампу в кабинете шефа Доука, накачанную гормонами роста, старательно излучал в углу бархатистый уют. Трогал теплым светом память, вызывая далекий образ зала заседаний в особняке Закариусов. А ведь времени прошло хуй да маленько! Но Сильвер сити будто остался в параллельной вселенной. Вместе с дотошным Шадисом, преданной Мики и добрым занудой Бернером. Так же, как раньше, — могила мамы и рождественский перезвон ее браслетов, когда она накрывала праздничный стол… Дверь ванны приоткрылась, впуская в комнату пахнущий лимоном пар. Стянув с бедер полотенце, Ривай забросил его на стул. Капли воды падали с кончиков коротких черных прядей на широкую грудь, скатывались вниз к влажным черным кудряшкам в паху и полувставшему концу. Взгляд остро блеснул из-под полуприкрытых век, левый уголок рта пополз вверх. На щеке вдруг проявилась игривая ямочка. Почему раньше такого не замечал? Или просто улыбка не посещала каменный еблет?

— Хорош пялиться, красотка. Сегодня надо выспаться. А завтра, если братец-Зик не поотрывает руки-ноги, буду неделю трахать с перерывом на перекур.

— А чего хер в приподнятом настроении? — Эрен решил рискнуть.

— Спать, я сказал! — Ривай быстро отвел взгляд и сердито ткнул босой пяткой ножной выключатель.

Лежа на боку в обнимку с одеялом, Эрен улыбнулся в темноту, когда грозный ёбырь пристроился сзади ложечкой и губы ткнулись под лопатку:

— Поделись, дылда, — буркнули в шею.

Он поделился. Странно. Им, солдатам юниверсума, не страшны ни жара, ни мороз, а заснуть под одним одеялом хочется. Потому что вместе.

Это утро было настороженным и молчаливым. Эрен не запомнил, что заказал в тошниловке Алиши. Не почувствовал вкуса еды. Только кофе обжег глотку горячей лавой. В дверях Ривай, ухватив за шею, шепнул:

— Угодишь в захват, напряги все мышцы, потом резко расслабь, обмякни, повисни и выскользни. Если Зик — тренированный боец, он протупит. Всякие мастера боевых искусств тупят, когда дело идет не по «феншую». — Сухо — губами по щеке. И, оседлав чоппер, окликнул Бычару: — Майки, я сверну на грунтовку. С вами не поеду. Нельзя, чтобы Зик увидел меня глазами монстра, понимаешь?

— Блять! — Хан замерла в двух шагах от байка, неистово блеснув очками. На лице образовалась знакомая улыбка алигатора, в чье болото прискакала неведома лягушка. — Точно, ты же получил нечто вроде прививки. Значит, это передается через кровь и, возможно, половым…

— Завали хлебало, гениальная ты наша. Отлипни от моей личной жизни и попрыгай на мужнином конце.

— Хмм… — Майки блеснул хитрым прищуром из-под каски. — Тогда наши шансы повышаются. На прыжки на конце тоже.

— Тупое мужло! — огрызнулась, сердито пнув «кочергу».

Босс первым вырулил на Старое шоссе, за ним — Ханджи. Белый череп бизона на спине косухи смотрел черными глазницами прямо в лоб. И кровь на рогах казалась до одури настоящей. Позади чоппер взрыкнул на повороте. Боковым зрением Эрен заметил скрещенные крылья на черной коже. Белое и синее. В клубах пыли Ривай исчез в сонной серости холмов.

Тупик Ренбоу хилл оказался полукруглой площадкой, заасфальтированной еще при Джордже Буше-старшем, окруженной такой же задроченной до блеклой серости каменистой землей. Справа остановился президент, рядом с ним — сержант. Моторы умолкли, обнажая тишину уснувших до весны холмов. «Титанов» уже ждали. Двое. Вилли Тайбер небрежно опирался на руль ядрено-синего харлея рокера — пафосной подделки под кастомный байк за ахуеть бабла. Правильно. Чего еще ожидать от тощего сынка сенатора великого штата Нью-Йорк. Вон как волосы блестят. Наверняка шампуни рекламит. А еще натурал, бля. Зик сидел боком на обманчиво простой дайне. Его не узнать. Сколько ему сейчас? Двадцать девять? Высоченный громила с рожей физика-пидараса из частного колледжа. Даже борода с усами не сделали похожим на своего. На байкера. От обоих несло фальшью и душной угрозой. Эрен всмотрелся в глаза брата, скрытые круглыми профессорскими очечками. Серовато-голубая радужка с черной точкой зрачка. Взгляд пустой и бесцветный. Никаких золотых проблесков. Самоуверенный братец решил пока остаться в режиме человека.

— Здравствуй, Эрен. — Не спеша, Зик наклонился вперед, перебросил колено через сидение. — Я пришел за тобой. Выслушай, пожалуйста. — Два шага вперед. Жилет надет на голое тело. Гладкая безволосая грудь. Мышца играет рельефом. Похоже, и правда, тренился 24/7. — Мы уникальны. Нас только двое в этом мире. Грег Йегер был всего лишь орудием судьбы. Он родился на свет, чтобы сделать нас теми, кто мы есть. И ушел, исполнив миссию. Мы должны держаться друг друга. Быть рядом, быть вместе. Должны соединить наши силы. Стать богами этого мира. И сделать его лучше…

От неебического бреда о божественном предназначении у Эрена уши свернулись в трубочки.

— Соединить силы. Спасибо за инфу. Буду знать, как называется инцест в улучшенном мире. — Он слетел с Урода и встал перед Зиком. Тот опустил глаза.

А когда поднял, то посмотрел так, словно перед ним — тупая мелочь, нуждающаяся в опеке и целительных пиздюлях.

— Я понимаю: ты предан своему клубу. Весьма достойно похвалы. Но посмотри на этих людей, что они дали тебе? Образование в деревенской школе… Ты даже не знаешь о том, что родственные связи между богами — это естественно. Осирис и Изида. Или античная Спарта, где каждый юноша имел старшего наставника и был связан с ним и духовно, и телесно? Знаешь об этом? Нет?.. Посмотри на тех, кто рядом с тобой…

— Да, полюбуйся, — резко и с ленцой грянул за спиной незнакомый низкий голос. — Майки, совсем у «Титанов» дела хреново? Малолеток в засаду отправляешь? А где Командор? Слился, стратег, унюхав угрозу своей задницей. Он всегда был таким.

Что, блять, еще?

Плечистый качок даже не шагал, а маршировал по щербатому асфальту, волоча за ворот жилета какую-то темноволосую девчулю. Саша?! Голова безвольно моталась, в конском хвосте запутались крошечные веточки. Левая штанина джинсов потемнела ниже колена. Кровь? Жива? Без сознания?.. За что? Внутри образовалась огненная точка. Она разрасталась. Закручивалась, превращаясь в огненный вихрь. Кап. Кап. Кап. Густо-алые капли падали, взрывая серость дорожной пыли. Выставив ногу в черном армейском ботинке, качок застыл поодаль от Зика. Прямой, как флагшток у мэрии Сильвер сити. Квадратная морда высечена из гранита. Выбеленный ежик волос. Кинжальный взгляд из-под таких же светлых бровей. Машина для убийств. Бывший морпех? Едва слышное шуршание справа. Сдвинув брови, Бычара-Майки потянулся к наплечной кобуре. Металлический щелчок взводимого курка — и рука бессильно упала на бедро: Вилли Тайбер прицелился из Магнума в Ханджи. Она лишь зашипела, вытянув шею. На скулах тяжело ворочались желваки. Пальцы сжали рукоятку газа до побелевших костяшек. «Рыцари» не нашли Командора? Или это уловка? Где залег Ривай? Стараясь не пропустить ни малейшего движения, Эрен удерживал в фокусе Аристократа, Зика и качка.

— Слишком рано, Райнер, — тошнотворно-ласковая укоризна прозвучала в голосе того, кто назывался Эрену братом. — Но, возможно, оно к лучшему. Ты предан клубу и президенту — я избавлю тебя от обоих.

В блеклой радужке блеснуло золото. Зик в прыжке сорвал Майки с седла и подбросил вверх как перышко. Грохот упавшего тела. Воздух, с хрипом вырывающийся из легких. Удар черного ботинка по белому черепу бизона на спине. Хруст. Безнадежный треск ломающегося хребта и чавкающий звук, замораживающий кровь в сердце. Зик наклонился. И снова хруст и влажный, похожий на шлепок мокрой швабры об пол, звук разрываемой плоти. Кровь залила хром вилки, тонкими струйками потекла по переднему крылу круизера президента. Верхняя сторона тела с болтающимися кишками одним движением отброшена на обочину. Перед Эреном — лицо с пустыми глазами. На скуле ссадина сочится алым. Выстрел слева. «Бронированную» башку качка превращает в красный цветок смерти разрывная пуля. Ривай? Он что, так близко? Взгляд мечется по камням и выцеливает на миг черную макушку впереди за голой скалой. Совсем рядом с застывшим в ахуе Аристократом. Разинутый рот и выпученные глаза выглядят почти смешно. Вихрь в груди разрастается, рвется наружу. Эрен бросается вперед. Что с Хан? — потом. Как Саша? — неважно. Куда делся Лупоглазый Конни? — пофиг. Надо вывести Зика на точку. Вперед, солдат юниверсума. Перед ним перекошенный страхом тонкий рот. И Магнум, выплевывающий из черноты ствола последнюю бесполезную пулю. Схватив байк Аристократа, Эрен протаранил передним колесом узкую грудь с такой силой, что ядрено-синее крыло пробило тело, и вилка вошла по самый руль. Скрежет ломающего кости металла прохрипел грязным воем гитарного запила.

— Пошел, ты, Зикки. Пошли все. Мне никто не нужен!

На фоне низких простуженных туч маячила в отдалении вершина горы, поросшая измученной осенью юккой и редким чапарелем. Туда он должен привести чудовище. И сделает, как решил президент. Майкл Закариус. Вперед. С камня на камень. Мимо редких сосен и полыни с ее горчащим запахом вечности. Остановился за шаг до края. Тревожный шепот золотистой травы сливался с гулом адреналина в ушах. Высоко над безмолвием гор кружила одинокая птица.

— Ты прав. Мир принадлежит нам. Знаешь, я говорил с касаткой, когда плавал ночью в Монтерее. — Эрен обернулся к замершему на склоне Зику. Ривай оказался прав. Братец — медленный. Даже слишком. А еще сквозь заросли чапареля виднелось родное до слёз лицо. Сложенная узкой лентой бандана перечеркивала бледный лоб — беспощадный знак войны. Черные дыры зрачков выстреливали в клубящуюся грозовыми тучами радужку. Аура светилась синевой свободы со всполохами слепяще-белого неона. — Только мы — это не я и ты. У меня есть, с кем разделить мир.

— С двумя не справишься. — Обойдя Зика по широкой дуге, Ривай осторожно приблизился к Эрену. Крепкая пятерня уверенно обхватила запястье, даря близость. — Сюрприз удался, Зикки?

— Променял меня на жалкого недомерка… Ты не имеешь права на подобную ошибку, брат, — слова искреннего сожаления стекали с губ. Отчего вихрь внутри Эрена взорвался гневом.

Последний взгляд в золотые глаза под стеклами очков. Мощную фигуру окутывало белое свечение, уже подернутое по краям тьмой, вестницей смерти. Рука, обхватывающая запястье, потянула назад. Мелькнули простуженные тучи и парящая под ними одинокая птица. Затем бурые уступы гор… И тут же ухнул взрыв, заполнив пространство желтым пламенем. Прижимая к себе Ривая, Эрен рухнул на дно ущелья. В спину прилетел увесистый камень. Слева хрустнуло. Короткая вспышка боли и вот он уже на ногах. Не разбирая дороги, понесся вперед, вместе со своей ношей. Ноша громко материлась и требовала опустить нахер. Когда горы расступились, открывая выход на заросший какими-то колючими кустиками проселок, Эрен остановился. И тут же огреб по уху:

— Йегер, ты у нас красотка. А я — благородный спаситель. Не путай в следующий раз.

— Хан там одна… с Сашей. — Руки разжались, и Ривай спрыгнул в дохлый ручеек. Вода тут же зажурчала по 13-дюймовкам, смывая пыль. Эрен тупо не мог поднять голову. — Майки…

— Мать твою. Подожди. — Бывалый морпех пришел в себя мгновенно. Вытащил из внутреннего кармана косухи айфон. — Оживай, сцуко. Есть. Смитти, нужен фургон. Есть убитые и раненные. — В ответ прозвучало короткое «да». — А теперь, Йегер, бегом.

Обхватив себя руками, Ханджи сидела на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону. Возле того, что осталось от Майки. Кто еще утром был президентом «Титанов войны». Вокруг натекла лужа темной крови, превратив придорожный песок в ржавую кашу. Нижняя часть туловища валялась возле брошенных байков.

— Очкастая, ты как? — Рука Ривая замерла в дюйме от плеча.

— Пошел на хуй! Я беременна! — Очки улетели на асфальт. Она спрятала лицо в ладонях. — Мне давно диагностировали дисфункцию… Бесплодие. На лечение забила… Я тогда не за прокладками ездила, а за тестом. — Сквозь испачканные подсохшей кровью пальцы просочилась слеза. — Потом, когда Барби навещали, сделала УЗИ. Семь недель… Пойду в абортарий! — И судорожный всхлип.

— Очкастая… Ханджи, погоди. — Широкая ладонь неуверенно погладила вечно растрепанные волосы. — Ты же вроде любишь его? Любила. — Даже бывалый морпех растерялся, а Эрен просто застыл.

— Да. Майки надоели свиданки на троих, и он сказал, что уходит к Нанабе. Я в тот же вечер хуйнула Бернера и через полгода мы поженились. Если бы он остался с Нанабой…

— Он все равно не перестал бы быть президентом «Титанов». И случилось бы то, что случилось, — жестко отрезал Ривай.

— Это все из-за меня! — Эрена прорвало. Горечь. Не та терпкая горечь полыни, а жгучая, разъедающая каждую клеточку разлилась внутри. — Хан, прости…

— Ебать, все горные фиалки! Здесь виноватых нет. Ищите в Пентагоне. Йегер, ты чего, умолял папашу вкатить сыворотку? А братец-Зик — тоже? Нет.

— Но если бы не мои эти суперспособности, ничего бы…

— Если бы не твои суперспособности, кое-кто остался бы калекой. Завали хлебало. Похоже, я тут один со здоровой кукухой, блять. Очкастая, погоди с абортарием. Будешь кататься на трайке системы «Годзила» и командовать клубом. Проф смастрячит — только в путь. Родишь прямо на дороге. Барби там нагуглит чо-куда-зачем, и все чики-пуки.

До Эрена дошло: Ривай отчаянно пытается отвлечь, вывести ее из полубезумного состояния. Вдруг тихий стон. Жалобный скулеж раненого зверька. Саша. Они забыли про нее!..

— Очкастая, вставай: у тебя подстреленная «старушка» и Лупоглазый непонятно где валяется, — рука сжала плечо и рывком поставила на ноги. — Смитти с фургоном уже едут, но что-то задерживаются.

— Да. У меня есть. — Выпрямив спину, сержант «Титанов» подошла к «дукати». Откинув сидение, порылась в тайнике и вытащила шприц, заполненный вязкой жидкостью. — Потерпи, тыковка. — Закатав рукав изгвазданной рубашки, всадила иглу в плечо. Саша посмотрела в пространство мутными от адовой боли глазами. Спекшиеся губы дрогнули. Запутавшаяся в волосах сухая веточка упала на асфальт. Дурь сработала. Девчуля обмякла. — Так сойдет, — буркнула Хан и осторожно осмотрела раненое колено. — Дерьмо… Эрен, ты не поможешь. Пуля засела в кости, вытащить нечем, но кровь уже остановилась. Ничего, будет жить и даже прыгать.

— Ханджи, Эрен, я поссать отошел, меня по башке сзади отоварили, — слабый голос из кустов на выезде из тупика заставил всех посмотреть на дорогу. Пошатываясь, к ним брел Конни. — Саша? Она жива? Майки… — Глаза едва не выскочили из орбит и закатились, блеснув белками. Тощее тело сложилось кучей хвороста за крузаком президента.

— Надо бы прибрать, пока не заявились копы, — процедил сквозь зубы Ривай. — Повезло, что Тайбер забил стрелку в жопе мира. Йегер, помнишь выступ, где ручей сворачивает к югу? Выкопай за ним яму как-нибудь. Да поглубже и поширше.

Эрен понесся к ущелью. Лишь бы не видеть. Остервенело вырывал из окаменелой земли обломки скал. Лишь бы не думать.

— Молодца, — Ривай свалил на дно осыпающейся могилы затянутое в черную кожу тело Аристократа, нанизанное на байк. — Эх, какой аппарат. Сто тридцать кэсов хороним. Слушь, ты Вилли так хорошо насадил, что снять не смог. Тащить было, пиздец, неудобно, — ворчливо, недовольно. Но рука, скользнувшая под майку, утверждала обратное. — Лан, пойду за вторым жмуриком.

— Где-то читал про племя, которое поедало печень мертвых врагов, чтобы обрести их силу. Может, перекусим? От Ракеты-законника Смитти все зверье галопом в Мексику иммигрировало: даже зайцев не наловишь. — Ривай задумчиво смотрел на тело качка. От головы осталась только нижняя челюсть. Под окровавленными лохмотьями плоти поблескивали белые зубы. — Ну вот и свиделись, Райнер Браун. Впрочем, катись-ка ты в яму. Еще стукачество от твоей печенки подцепишь. — И пинком отправил вниз.

Могилу завалили камнями. Присыпали сверху песком и землей. Выдрав с корнем юкку, Эрен замел следы. В воздухе знакомо потянуло гарью. Взрыв снаряда поджег чапарель, и столб сизого дыма над пылающей вершиной сливался с распухшими тучами.

— Пошли. Смит уже пожаловал. Байки загрузили.

Воскресший Конни сидел на дороге. Устроив голову Саши на коленях, выбирал трясущимися руками веточки и листики из конского хвоста. Командор выпрыгнул из открытого фургона, где у правой стенки стояли «дукати» Хан и «дайна» Зика, закрепленные тросами, протянутыми через петли в полу. Просто и буднично. Если бы не расстеленная рядом черная пленка.

— Йегер, поднимай, — сержант «Титанов» оклималась, но голос шелестел мертвой травой на ветру.

Эрен поднял. Тело еще сохраняло тепло. Кто-то (Ривай? Смит?) опустил веки. Это хорошо. Увидеть пустой взгляд было самым страшным. Согнувшись, он положил останки на пленку и понял — что-то не так. Посмотрел. Длинные бледно-розовые кишки зацепились об откидную лесенку.

— Вылезай. Дальше я сам, — бесцветно проронил Командор.

Сверток он обернул обычной упаковочной лентой.

Конни с Сашей усадили в кабину.

— Мальчики, на два слова. — Хан отошла к обочине. Очки снова торчали на горбатом носу. Левое стекло треснуло у наружного края, но металлическая оправа держала плотно. — Капрал, я не отдам клуб Смиту. Его жадность не знает берегов. Он запросто подведет нас под ATF, и все присядут на дцать пожизненных. Но щас не про это. Валить вам надо. Трехзвездного уже ищут — к гадалке не ходи. Что найдут — большой вопрос. Но эта скотина могла наследить. Если о планах знал кто-то, кроме Кенни… — Она вскинула голову. Со дна темно-карих глаз всплыла знакомая сумасшедшинка. — По Джейкоб Декма фривей домчите до Тихуаны в три плевка. Йегер, отпускаю тебя кочевать.*** Одного ребеночка уже вырастила и горжусь им.

— Хан, — спазм и слезы не дали сказать, и Эрен просто обнял своего сержанта, зарываясь лицом в воронье гнездо на макушке. — Хан…

— Думал о том же и рад, что сошлось. Давай, Очкастая. До встречи за столом. — Смачный хлопок по спине от Ривая и дружеское напутствие: — Потерпи с абортарием до Гилроя. Боюсь, в Ренбоу хилл им заведует веселая мамми из мотеля и ковыряет клиентов шуруповертом в подсобке.

Она легко оседлала круизер мужа. Пальцы с обломанными ногтями крепко ухватили ключ зажигания. Поворот. Байк отозвался хозяйке преданным рыком. Он готов служить верой и правдой до смерти под прессом на свалке. Прощально взметнулась под задним колесом усталая дорожная пыль. Смит махнул из опущенного окна. И повел фургон следом.

— Отомри, красотка. Нам еще надо чистое шмотье раздобыть. Не светить же кровищей перед погранцами.

Комментарий к Часть 7 * горелики (жарг.) пациенты, получившие ожоги при пожаре.

Санта-Ана (Санта Анна) ветер в Южной Калифорнии. Сильные периодические ветры несут сухой воздух из пустыни Сонора в глубине материка к побережью Южной Калифорнии и Нижней Калифорнии. Большей частью ветры дуют осенью и зимой

любой байкер может временно отказаться от активного участия в делах клуба, не лишившись при этом членства. Это называется “стать кочевником” или “уйти кочевать”. Причины могут быть самые разные, но байкер должен получить разрешение президента своего клуба или старшего по званию.

====== Часть 8 ======

Эпилог. У линии горизонта

— Два «томагавка» прожарки блу. Все как положено, корочка хрустит, внутри сырое мясо, — официантка ресторанчика с шаловливым названием «Стейки, бургеры. Туда-сюда» ставит тарелки на белые салфетки и улыбается. — Трудный день выдался? Кофе подлить?

— Спасибо, не надо, — отвечаю я, прикрыв рукой надпись на футболке. Чертов фермер! — Горячего чая нет?

— В меню нету. Но для тебя, красавчик, найду. — Официантка намекает торчащим из расстегнутой блузки бюстом в мою сторону. — А вам? — едва повернув голову к жующему напротив Йегеру.

— Да, пожалуйста. — В глазах нахальной козявки черти празднуют Хэллоуин и День мертвых разом. Пинаю его голень, чтоб не ржал, засранец. Треклятая майка!

…На юг мы двинули по грунтовке, чтоб не прилететь с разгона в остатки банды Тайбера. Наверняка «Рыцари» остановились в каком-нибудь подзалупинске южнее Ренбоу хилл. Возвращаться в мотель за шмотом было кристально чистым идиотизмом, а потому положились на фортуну. И фортуна подфартила по полной. Справа от дороги я заприметил железные ворота с вывеской «Экологический рай Флетчеров». Собственно, райской экологией повеяло уже за четверть мили до объекта. Вот и смотрел по сторонам. Ну не может нести куриным пометом на ровном месте! Хлипкий замок вскрыли отверткой, припасенной мной лично в кофре. После разведки ползком, произведенной Йегером, на территории обнаружились: небольшой птичник примерно на сотню-другую куро-мест с огороженным рабицей выгулом, огород с пузатыми тыквами и неизвестной ботвой, виноградник на склоне холма и главное — веревки, натянутые между цветущих ржавчиной металлических столбов, на которых покачивались на ветру джинсы и футболки. Согласно докладу Йегера, хозяин процветающего сельхозпредприятия пускал пузыри, сидя в кресле-качалке на веранде, а рядом грустила недопитая бутылка Джим Бим. Куда бы ни подевались чада, домочадцы и прочие наемные работяги — свалили они очень кстати. Мы рванули прямиком в птичник. Куры в клетках предавались безнадежным грезам о петухах и лишь удостоили нас вялым кудахтаньем да редкими перьями, взметнувшимися к бетонному потолку. Открыв первую клетку, мальчишка разворошил древесные опилки, вытащил коричневатое яйцо, проковырял ногтем дырку, высосал содержимое и довольно оскалился. Под ногами захрустели пустые скорлупки. Переходя от клетке к клетке, мы благополучно сожрали все яйца. Желудок успокоился. Кишка кишке больше не дубасила по башке. Ну у меня в животе точно. А вот операция «Шмотье» прошла менее удачно. Мистер Флетчер оказался тощим дылдой. Ни одна из его футболок на меня не налезла бы. Даже пытаться не стоило. Какого хрена боженька отвесил плечищи как у старины Шварца? Лучше бы в росте накинул дюйма три. Сдернув с веревки нечто черное, подходящее по размеру слону, нахальная козявка предложила примерить одежку, видимо принадлежащую отсутствующей миссис. Только открыл рот, чтоб высказаться матом на предмет, как со стороны подъездной дороги раздалось знакомое чихание фермерских пикапов. И точно, из-за поворота вырулили два доджа. Ебать! Прихватив чего попало, дали рысью до спрятанных в чапареле байков, а потом — по газам. Ищите теперь в горах. Ибо нефиг нажираться в хлам посреди дня! Переодевались в двух милях от Рая. Джинсы мистера Флетчера болтались на Йегере в обвисочку — пришлось затянуть ремень потуже. А футболка с AC/DC красиво села в облипочку. Я штанины ножом подрубил и норм. Но майка, блять, ни в какую! И тут нахальная козявка сунула мне одежку миссис. С надписью желтыми буковками «Mother of Dragons»:

— Ачотакова, все подумают, что ты феминист.

Ладно, поматерился и смирился. Не тащиться же через Сан-Диего к погранпосту в кровище. Вот сижу теперь, жру стейк. Пока официантка постреливает в мою сторону кокетливыми улыбочками. Не, в Мексику точно не сунусь срамиться с этой Драконьей Матерью!

— От айфонов придется избавиться. — Козявка напротив согласно опускает веки, отпивая кофе из кружки. Длинные пальцы небрежно обхватывают гладкий фаянс, а ведь могут раздавить в мелкую крошку. До сих пор не пойму — мне сказочно повезло или это таки коварная подстава фортуны?.. Думаю, что повезло. И встретиться с тобой. И получить силу солдата юниверсума. Станет ли легче жить? Сомневаюсь. Зато есть с кем и ради кого. Официантка ставит передо мной чашку, дымящуюся ароматом бергамота. Оказывается, статус Матери Драконов не так плох. — Емейл проверю на всякий случай…

— Она справится? Как думаешь? — В зеленых глаза над зажатой в руках кружкой мелькает смесь озабоченности с плохо скрытым испугом.

— Да. Сержант «Титанов» — субстанция твердая. На понт не возьмешь, шквалом не согнешь, — и я железно уверен в собственных словах. — Подожди… — дисплей изволил ожить. Количество писем увеличилось ровно на единицу. Очкастая? Или Йен? Открываю. Командор. — Переползай сюда. Твой любимый Смитти написал.

— Он не мой! — орешь дурниной, выплескивая кофе на руки. Официантка у стойки с бургерами недоуменно оборачивается.

— Тихо-тихо. Шучу-шучу. Садись рядом, — отодвинув соседний стул, пытаюсь примирительно улыбнуться. Вот кто за язык тянул? — Вместе прочитаем.

Комкаешь салфетку, бросаешь возле бутылки кетчупа и все-таки пересаживаешься ко мне. Из хвоста выбилась длинная прядь. Она пахнет печеным каштаном и дразнит нервы. Прижимаясь щекой к щеке, впитываю золотистое тепло загорелой кожи. Надо таки разобраться с письмом, а не думать о твоей родинке под левой лопаткой…

«Я виноват. Необходимо было проверить местность, а я высадил Сашу и Конни у обочины в трехстах ярдах от позиции. Наверняка Браун залег поблизости и видел, как уезжаю в сторону городка. Он просто ждал часа Х, чтобы нейтрализовать ребят. Ему удалось. Хотя кто знает. Есть вариант, что Браун поддерживал регулярную связь с Вилли и если бы его убрал, то «Рыцари» сообразили, что их план сорван, и отменили бы встречу. Слишком много неизвестных факторов. Предлагаю смириться. Мы все равно не вернемся назад во времени и не переиграем ситуацию)

Я задержался. Не смог приехать быстрее, потому что отогнал фургон на стоянку автодомов в Ренбоу хилл. Затем покатил обратно на байке, пока позволяла дорога, и далее добирался пешком по ущелью. После твоего звонка пришлось вернуться за саваной тем же путем. Прости.

Саша в операционной. Доктор Абель дал хороший прогноз. В карте записано «несчастный случай на охоте». Повезло, что сезон уже открыт. Операция и последующая реабилитация оплачены мной. Чепт Джина избавлен от дополнительных расходов. Через три дня за ней приедет Имир, и Саша останется у «мамочек» до полного выздоровления. Лупоглазому наложили шесть швов. Мы с Ханджи заберем его с собой. Майки повезем в Сильвер сити в закрытом гробу. Тело будет подготовлено к послезавтра.

Не беспокойся. Я не собираюсь лезть в президенты. Пусть Хан сама возглавит клуб или посадит в кресло Бернера. Вмешиваться не буду. Я вернулся к «Титанам», потому что всем нужен дом. В Мэдисоне его не было. Там просто четыре стены, потолок и веранда. Надеюсь, ты тоже обрел, что искал.

Пора заканчивать. Джин прислал смс. Хан рассказала ему, что могла, и потребовала принять меры. Чепт решил проблему с Еленой единогласно.* Нужен мой фургон)

Всего вам обоим.

До встречи за столом.

Бывший командор, рядовой с правом голоса «Титанов войны»

Эрвин Смит

P. S. Твой пидзюк дал Барби ствол без предохранителя? Сестричка рассказала, что, когда принесла зарядку для айфона, этот компьютерный задрот возился с пушкой и случайно шмальнул в стену. Мне едва удалось подавить шухер баблом, но Арлерта вынесли на пинках из больнички за нарушение режима».

— Йегер, мудила маринованный! — забив на переход мистера Смита с велеречивости профессорского сынка на живой человеческий, моментально прихуевший персонал тошниловки и предынфарктную пожилую пару за столиком у входа, ору на идиотину. — Зачем?

— Ничего я с предохранителем не делал! Барби запретили юзать гаджеты. Наверное, стало скучно… сам разобрал и снял — инфа сотка. Готовился отстреливаться, если «Рыцари» завалятся.

— Ох, кошмарище мое… — Честным глазищам удалось убедить. — Кстати, хотел спросить: какого тогда сбежал в неведомые дали? Ведь сказал же, что понял — ты так решил меня своей дурью накачать.

— Китаянка убиралась… Ты сидел — глаза в стену. Решил — всё. Пошел я на хрен. — Упорно глядя в окно, словно на газон перед бургерной свалилась летающая тарелка, переползаешь на свое место и запихиваешь в рот последний кусок стейка.

— Будда, Один, Фригг, кому там поклоняется Очкастая, объясните Эрену Йегеру, чем взрослые отличаются от мелких козявок. Если вылезают непонятки, взрослые люди спрашивают словами через рот «какого хуя?», а не уносятся в ночное пространство, не сказав куда! Доехало?

— Угу, — смущенно булькаешь в кружку. — Если я не решу сразу, что делать — зависну… Пока все не полетит в нафиг. Знаю — это плохо. Вот и творю всякую дичь. — Смотришь несчастным щеночком, обруганным за погрызенный ботинок. Ну что с тобой делать?..

— Йегер, у тебя сверху есть такая штука — голова называется. Прямо сейчас ты в нее ешь, а теперь попробуй еще и думать. Вдруг понравится. — Вижу, как пытаешься спрятать лицо в чертовой посудине, где уже наверняка не осталось кофе и понимаю — жестко начал. Надо полегче. — Эрен, спасибо твоей решительности. Серьезно. Когда Зик прикончил Майки, я чуть не навалил булыжников за скалой. Даже Очкастая замерла, за пушкой не потянулась. Думал: вот он пиздец однозначный и непоправимый. Растеряешься, подвиснешь, братец тебя скрутит и утащит. А ты угандошил Тайбера и таки вывел Зика на точку. Значит, научишься отличать полную жопу от «надо сначала перетереть».

— Йес, сэр! — улыбка черешневых губ с кофейными усами — награда за правильно подобранные слова.

— Чек, пожалуйста. Нам пора. — Официантка кладет на середину стола плоскую коричневую папку с отпечатанным в углу довольным лицом неопределенного пола. Бюст больше не целится в мою сторону. Надеюсь, девчонка нас не запомнила. В Эскондидо, пригороде Сан-Диего, наследить не успел. И очень не хотелось бы.

Косухи сложены, завернуты в армейское одеяло и примотаны ремнями к пассажирскому моего чоппера. Дальше путь лежит в байкерскую лавку «Бандидос». Повезло, что у братвы случилась поблизости точка. Там должны помочь избавиться от Драконьей Матери. До кучи, нахальная козявка, наконец, обзаведется собственными кофрами. Самыми большими, которые удастся прикрутить к Уроду: задолбался служить у красотки камердинером. Пусть сам свое барахло возит. Лавочкой заправляет высоченная плечистая «мамочка» со сросшимися бровями и лицом ацтекской богини смерти. Она немногословна. Уяснив, чего хотим, выходит на стоянку, осматривает твой байк и ныряет в неприметную дверцу слева от входной. Возвращается с парой черных проклёпанных сумок и рамками «макака». Пока «богиня смерти» возится с установкой крепежа, мы вытаскиваем из айфонов симки, обнуляем все нафиг. Готово. Оставляем гаджеты как часть оплаты, выбирая взамен из стоящей на прилавке коробки со звонилками корейские «раскладушки». Их так просто не хакнешь. Дверной колокольчик тренькает что-то жалобное. Копаясь в стопке худи, слышу за спиной стук каблов и деловитое «Сделано». Вернувшаяся «мамочка» пакует носки с боксерами и два неприметных джинсовых жилета в пакет с лого в виде мачете поверх ярко-желтого сомбреро. А я наконец-то избавляюсь от Драконьей Матери и натягиваю майку с сахарной черепушкой и надписью разноцветными буквами «El Dia de Muertos». Что ж, День мертвых в Мексике — веселый праздник. Он наступит уже завтра… Как мы проморгали Хеллоуин? Припоминаю только пластиковую тыкву, светящую изнутри лампочкой на ресепшене мотеля Ренбоу хилл.

— Слушай, нахуй Тихуану. Там нас запросто найдут. Знаю местечко, где можно передохнуть и поскрипеть мозгами.

Отвечаешь задорной улыбкой. Санта Анна играет с тяжелыми каштановыми прядями. Закатное солнце обнимает лучами гибкое тело. Между ремнем джинсов и краем футболки — полоска загорелой кожи. Нагнул бы за ближайшим углом, да времени нет, зараза.

*

Поздний вечер. Почти ночь. У Стены слёз** пусто. Никто не жмется к железным столбам, в попытке докричаться до родных, которым повезло оказаться на земле обетованной под звездно-полосатым покровительством Дяди Сэма. По обе стороны границы не слышно ни женского плача, ни детского смеха. Лишь стена уходит далеко в шелест волн Тихого океана и теряется в темноте. А дорога ведет в соседний городишко Текате к КПП. Завидев наши явно не мексиканские морды, погранцы не спрашивают даже паспортов.*** Они заманались еще днем, и сейчас, когда поток пикапов и автодомов иссяк, бегло оглядывают двух чуваков на байках в простых джинсовых жилетах. И пропускают без задержек и церемоний.

За спиной остались убитые. Свои и чужие. Остались руины церкви «Неопалимой Розы» в Сильвер сити. Где-то во тьме упокоились под седым пеплом виллы «Мария» амбиции трехзвездного генерала Рода Рейсса. На безымянной горе возле Ренбоу хилл догорели останки Зика Йегера вместе с влажными грезами о божественном господстве через жопу брата. Мертвым воздастся по деяниям. Не знаю, существуют ли Рай и Ад, но старый парс сказал бы, что Чёрч, Магнолия и Бычара-Майки отправились в Дом песен, **** где царит вечный свет. С живыми еще свидимся. Очкастая, что бы ты не решила — это будет правильно. Саша, жаль, что приключилась такая фигня; пусть у тебя будет вдоволь вкусной еды и твой Лупоглазый хахаль не ходит налево. Смитти, надеюсь, ты угомонился и понял — все бабки мира не стоят обретенного дома. Хотя сомневаюсь, чот…

Объезжаем Тихуану по местной федеральной трассе. От унылой одноэтажной окраины отделяет полоса каменистой земли, темно-зеленые заросли агавы и усталые акации, нашедшие приют у речушки с гордым названием Империал. Путь ведет к развороту у городишки Пасо дель Агила и далее к ранчо у ручья Аламар. Нас там ждут. Только отделались от погранцов, набрал по памяти номер. Дорога все та же. Лишь на асфальт намело больше песка и неугомонный ветер чаще швыряет под колеса лохматые шары перекати-поля. Нахальная козявка обгоняет на резвом Уроде. И впереди летящий по ветру каштановый хвост, собирая свет редких фонарей, искрит то красным, то золотым.

Мы свободны.

По грунтовке, ведущей к ранчо, катим уже в полной темноте. Справа кузница. Слева белеет под фонарями длинный дом с плоской крышей. Старый парс курит длинную трубку, сидя в кресле-качалке на освещенной веранде. Завидев меня, поднимается навстречу:

— Леви-и-герами, — легкий поклон бритой головы и добродушная ухмылка под густыми усами перец-соль.

— Джэвед-и-герами, — поставив чоппер на кочергу, отвечаю таким же поклоном. — Это Эрен. Друг. — Мальчишка неловко кланяется. Сползая с Урода, осторожно озирается по сторонам.

…Случай свел нас в Тихуане пять лет назад. И пускай старик сменил халат на джинсы с пестрой рубахой, я узнал его по взгляду, наполненному мудрой печалью. Мы проговорили за текилой несколько часов в ближайшей забегаловке. На смеси фарси и пиджин-инглиша, приправленной испанскими ругательствами, он поведал долгую историю о бегстве с семьей в Пакистан, потом в Индию и дальше, пока огонь священного сосуда***** не привел на север страны наркобаронов, марьячас, молчаливых руин ацтекских храмов. И услышал мою, тоже насыщенную событиями повесть. Опрокинув шот, вытер жилистой рукой усы и прочитал нараспев короткую молитву, глядя на живой огонь мерцающей в стакане свечи. Тогда он выглядел как древняя олива, росшая у колодца возле дома в горном Бадахшане. И спустя годы остался таким же высохшим, узловатым, но стойким. Джэвед на фарси означает — вечность.

— Проходите в дом. Ледник заполнен едой. Отдыхайте, ешьте, пейте вдоволь. — Колечко дыма взметнулось к усыпанному звездами небу.

— Холодильник, папа, — тут же поправляет подошедший полный мужик, старший сын парса. — Приветствую тебя и твоего друга. — И снова обмен поклонами. — Уже полночь, нам пора ехать. Мама и остальные давно ждут.

— Дети и внуки любят праздник. Здесь почитают мертвых не так, как мы… — высохшая рука кладет трубку в оловянное блюдо, стоящее на потертом колченогом столике. — У детей все хорошо. Они переехали в город. Со мной остался Азмун. Он кует большие ножи… — старик запинается, припоминая слово, — мачете! Младшая дочь выучила испанский и работает у путешественников…

— В турагентстве, папа, — снова поправляет мужик (в его английском проскальзывают гортанные звуки) и идет к новенькому пикапу, ожидающему у распахнутых ворот, пока люди наговорятся.

На полпути старый парс оборачивается:

— Вы с другом словно солнце и луна, соединенные навеки. Я вижу ваш огонь: он у каждого свой, но языки пламени сплетаются в узоры истины. Светите друг для друга и праведных людей. Ваша миссия — воплощать в деяниях Ашу — закон справедливости и добра, — произносит он на фарси и неожиданно легко запрыгивает в кабину.

Хлопает дверь пикапа. Габаритные огни тают в темноте за низким кустарником, а я тихонько ахуеваю. Да старый черт с полчиха разглядел и ауру, и что мы трахаемся. Вековой мудрец, мать его. Вроде в трубке обычный табак: гашиш я бы учуял. Или Ахура Мазда нашептал? Кто знает…

— Йегер, закрой хлебало, пока ворона не влетела, и пошли в дом, — пинаю застывшего мальчишку.

— Это чего, тот самый персидский дедулич?

— Ну да. И это не повод стоять столбом посреди двора, если нас официально пригласили отдохнуть, — топаю к двери.

— А чего он сказал? — Пыхтишь в макушку.

— Ничего особенного. Сказал, чтоб по жизни вели себя хорошо и не мочили кого ни попадя.

Вдоль длинного коридора тянется ряд дверей. Возле каждой ненавязчиво светят бра с круглыми абажурами матово-желтого стекла. Предпоследняя слева приглашающе открыта. Захожу. Две деревянные кровати и два массивных латунных торшера чем-то напоминают мотель в Ренбоу хилл. Высокий шкаф в углу явно знавал хозяев побогаче, но сейчасотполирован, и медовое дерево довольно светится изнутри. Стулья чинно стоят у окна. На полу — терракотовая плитка. Прибрано и чисто. Простая комната наполнена уютом и гостеприимством. Обычное бунгало, каких полно от Техаса до Веракруса. Семейство парса отлично приспособилось к местному укладу, а глава, похоже, не возражал. Позади раздаются грохот, эмоциональное «ёпть!» и звяканье посуды: нахальная козявка обнаружила кухню.

— Тут какая-то сладкая выпечка, а марципановых черепушек и сахарных гробов нет.

— Жри, угробище, — совсем как сопля мелкая — сахарные гробики ему подавай. — Я лучше ванную поищу.

Ванная со сральником и писсуаром оказывается за соседней дверью. Теперь понятно, почему Джэвед поселил нас в этой гостевой — тут санузел для мужиков. Эх, старые обычаи… Возвращаюсь во двор. Жара ушла вместе с солнцем. Здесь в горах зимой выпадает снег. Темные вершины дремлют, укрытые звездным бархатом ночи. Два фонаря освещают утоптанный двор и чугунную барбекюшницу, вросшую в землю у веранды. Прежние хозяева баловались стейками? Мне осталось еще одно дело. Боюсь, барбекюшница для него не годится… Достаю из кофра полупустую бутылку лимонного геля. Что ж, для помыться хватит. А вот с баблом у нас с козявкой, как говорится, не густо, но и не пусто. У Йегера нала — триста баксов с мелочью да карта с зарплатой, начисленной за труды в автомастерской. Карту опустошать не стали: если за поиск наших задниц возьмутся спецы — оставлять жирный след? — нафиг надо! У меня в правом кофре — двойное дно. Там все, что завалялось после открытия счета для оплаты операции и реабилитации Йена. Пять с половиной кэсов. Мда, херовасто нарубили зелени «Крылья свободы», охраняя рок- и кантри-звезд разных степеней понтовости. Ничего, пожрать себе добудем полюбасу. Заодно сильно сократим поголовье койотов и бродячих собак по всей Мексике, ёба.

— Медитируешь? — голос тихий, с едва заметной хрипотцой, раздается за спиной. Ну ни хера себе — козявка пытается кокетничать! — Нашел в ванной странное мыло… Вроде здорово пахнет.

Сладковатый сандал ощущается совсем рядом и… не может заглушить аромат печеного каштана, щекочущий ноздри, когда влажные волосы касаются щеки. Ох… не сейчас. Только не сейчас, нахальная ты козявка! Словно ощутив мою панику, отстраняешься:

— «Рыцари» не рванут мстить? Клуб не выдержит атаки… В смысле, чот ссыкотно… — выдыхаешь сквозь зубы и замолкаешь.

— Не-а. «Рыцари» стояли не на торговле пушками, шлюшками и дурью из Мексики с Венесуэлой. Аристократишка содержал клуб на бабло, оставленное покойной матушкой любимому сыночку. Там какие-то акции, проценты… Кароч, хватало с горкой. Даже папа-сенатор ничего не мог поделать. Кое-что братва, конечно же, мутила, но по мелочи. Чисто для понтов. А сейчас нету Вилли — нету баксов. — Козявка торчит на верхней ступеньке веранды, а мне приходится задирать башку. Задолбало вкрай! Поднимаюсь и легонько тычу кулаком под дых. — «Рыцари дорог» — пафосное название, за которым — хрен собачий. Они никогда не были настоящим клубом. Либо за власть перегрызутся, либо разбегутся… Пойду ополоснусь, страдая в одиночестве, раз не дождался.

Задернув шторку, залезаю в ванну. Твой запах перебивает даже приторность сандала и розовых лепестков, хотя влажное мыло лежит на никелированной полочке. Где бы разобраться с наследством чокнутого Гриши? Только в кузнице. Но сначала попытаюсь открыть кодовый замок. Что внутри контейнера — догадываюсь. Остается убедиться…

Ненавижу надевать после душа потные труселя, потому напяливаю джинсы на голую задницу. Открыв дверцу приткнутой в углу стиралки, обнаруживаю знакомые до дрожи в яйцах черные плавки. Правильные у тебя привычки. Выхожу на веранду. Сидишь на ступеньках. Ждешь. Не сдерживаясь, по-дурацки чмокаю в макушку, вдыхая теплый запах осенних вечеров у камина, когда Иззи запекала на углях каштаны в бывшем доме дедули Аккермана. Сегодня — это запах надежды и смиренной грусти. Краем глаза замечаю улыбку черешневых губ. Отстегнув ремни, снимаю с чоппера скатку с косухами. Развернув, достаю из внутреннего кармана своей, родимой, плоский металлический контейнер, переданный Кенни. Кодовый замок мигает шестью зелеными черточками. Эх, Барби, жаль, тебя нет под рукой. Ок, сами поскрипим мозгами. У меня три попытки. Потом ЦРУ-шная приблуда может взорваться прямо в руках. Набираю день, месяц и последние цифры года рождения матери. Нет. Черточки мигают красным. Набираю светлую дату явления в мир доброго дядюшки. Мимо. Та-а-ак…

Первые две цифры — день рождения Кенни Аккермана.

Вторые — месяц рождения Кушель.

Третьи — последние цифры года рождения Леви Аккермана.

Бинго!

— Фигасе! Это что за хренотень? — пыхтишь над ухом.

Внутри аккуратно уложены в матово-серый «умный» пластик шприц-пистолет, заряженный прозрачной желтоватой жидкостью и жесткий диск.

— Помнишь патлатого чувака в плаще на вилле «Мария» — это мой дядюшка Кенни. Слышал о нем? Передал, перед тем как отправился чертям в Аду очко подставлять.

— Да… — выдыхаешь и осторожно трогаешь стеклянное окошко в стволе. — Тут…

— Здесь у нас последняя доза «солдата юниверсума». А здесь — жесткий диск с компа твоего папаши. И это надо уничтожить нах.

— Не… Давай себе вколешь? Ну ты же от меня получил, вроде как, прививку. Значит, не превратишься в чудовище. Давай, попробуем. Станешь круче меня! — Сверкаешь глазищами. И очень подозрительно. Слишком знакомо.

— Вот и полезло наружу воспитание профессора Очкастой! Так и знал — близкое общение с ее поехавшей кукухой до добра не доведет. — Закрываю крышку. — Даже до ЦРУ-шного отморозка доехало — это надо в топку. Обойдемся без экспериментов на мне, любимом. Оk? Пошли, ключи от кузницы поищем.

Настенный шкафчик с запасными комплектами нашелся в кладовке со швабрами, слесарным инструментом, канистрами бензина и прочей бытовой химией. Массивный ключ, висящий на верхнем правом крючке, подходит по виду. Прости, Джэвед. Извиняй, Азмун. Но очень надо. Заходим в кузницу. Ощупью нахожу выключатель. Лампа вспыхивает над двурогой наковальней, разгоняя темноту по углам. Что тут у нас? В центре смонтирован добротный стационарный горн с компрессором. В правом углу пневмомолот. В левом — металлический ящик. Стол с инструментами и заготовками, что-то вроде верстака с молотами разной увесистости и щипцами… Это пока на фиг. Иду к ящику. Слава Ахуре Мазде, Азмун не экономит на угле. Внутри жирно блестит чистый кокс. Теперь надо запустить систему. У меня таки два года Массачусетского политеха: разберусь чо-куда и какого хрена. Хватаю стоящее возле ящика ведерко и лопатой накидываю до верха. Мальчишка достает из-под верстака бутылку смеси для розжига. Молодец, сообразил. Где же у огнепоклонников обычные дрова? Древесная щепа обнаруживается в приземистой синей бочке у дальней стены, куда не добрался свет лампы. Загружаю щепу в полукруглый очаг. Мальчишка проникся моментом и сосредоточено поливает ее бесцветной жидкостью. Щелкаю зажигалкой, и пламя радостно вспыхивает, приветствуя нас. Давлю на кнопку, запуская компрессор. Теперь сверху — кокс. Дым вылетает в трубу под натужный вой вентилятора. И вот пляшет оранжевыми и ярко-желтыми языками священный огонь. Туда, в самое сердце жара, летят шприц-пистолет, жесткий диск и контейнер. На секунду ощущаю вонь горящего пластика. Стекло плавится мгновенно. Всё. Сыворотки больше нет. Выхватываю щипцами раскаленный до белизны шприц, кидаю на наковальню. И ебашу от души кувалдой. Чего мелочиться-то?! Триумфальный звон рассыпается по кузнице и несется дальше, к подножию сонных гор. Следом идет контейнер. Не дается, падла. Искры брызжут, жаля лоб. Титановый сплав? Зверь внутри рвется в режим терминатора. А пох! Удар!.. Грохот. На самом краешке наковальни изумленно позвякивает расплющенный до бесформенности контейнер. А сам понимаю, что в кулаке зажат обломок деревянной рукояти.

— У меня отвал всего! — Лыбясь во все тридцать два, мальчишка ныряет под верстак и достает другой обломок с увесистой тупоносой кувалдой. — Ну ты Тор! Решил солдата врубить? А пневматическую дуру запустить?

— А по ебалу? С пневмой мы б сутки дрючились — я не кузнец. Тут не железо и даже не сталь… Но заплатить за утраченное имущество Джэведу таки придется. — Да уж, нынешние подвиги солдат юниверсума сводятся к жареному Зику, насаженному на вилку собственного байка Тайберу и порче кузнечного инструмента добродушного парса. Супергерои, бля…

В бак, наполненный водой, летят бесформенные сероватые блины. Клубы пара взмывают к потолку с прощальным шипением. Сделано. Блины заворачиваю в какую-то ветошь. Несу к мусорному баку за воротами. Цивилизация добралась до Тихуаны, а значит, завтра останки величайшего открытия заберут и отвезут на свалку. А у меня осталось еще кое-что. Открываю левый кофр. Тонкие блокноты перетянуты канцелярской резинкой по шесть штук. Связок всего шесть. Шесть лет жизни. «Кто имеет ум, сочти число зверя…» Символично, мать твою. Мой внутренний зверь любит. Любит влажный блеск зубов между улыбающихся черешневых губ. Мурлычет от будто случайных прикосновений. И готов порвать когтями любого, кто осмелится…

— Дневники? Дашь почитать? — Вопрос риторический: ответ известен.

— Это уже ни хера не значит. — Записные книжки летят в горн, где вспыхивают, распадаясь огненными лепестками. Жизнь до тебя улетает в трубу, разбавляя чистоту звездной ночи запахом копоти.

— Тебе снова надо в душ. — Проводишь рукой по щеке и показываешь черные кончики пальцев.

Ухватив запястье, обхватываю губами. Посасываю. Поглаживаю языком, пока не краснеешь так, что это становится заметно даже под персиковым загаром. Даже под светом единственной лампы.

— Потерпи. Я быстро умоюсь.

Вода остужает лицо. Зачем-то рассматриваю свое отражение в простом прямоугольнике зеркала. Мокрые пряди свисают черными сосульками на лоб. Брови сошлись к переносице. Капли стекают по щекам к подбородку. Нормальный хмурый я. И на кой хрен, спрашивается, сжег касыду? Мог бы сохранить. Перевести для тебя. Ничего, помню наизусть каждую букву, каждый харакат, каждое слово. Когда-нибудь соберу яйца в кулак… Отморозок-однопроцентник ваяет любовные стишата и ссыт прочитать предмету воздыханий. Пиздец, леди и джентльмены. Обтерев морду, выкатываюсь на веранду. Ты развалился на каменных ступеньках кузницы и таращишься в небо, где плывет среди льдистых звезд растущая луна. Дружных завываний вентилятора с компрессором не слышно.

— Огонь затушил, систему вырубил, ничего не сломал. — Приподнимаешься на локтях. Свет фонаря касается твоего лица, и вижу отражение смеха в аквамариновой радужке.

— Поговори у меня, — бурчу для порядка и ложусь головой к тебе на колени. — Кишку полоскал?

— Не, — смущенно отворачиваешься, делая вид, что заинтересовался изысканным дизайном решетчатых ворот системы «сварная чугунина». — Стремно дерьмом чужую ванну засирать.

— Получается, не судьба сегодня хлюпать в раздолбанной дырке, — интересно, что ответишь.

— Нечем хлюпать. Смазки у тебя нет — проверил. У дедулича такого в хозяйстве точняк не завалялось.

— По чужим кофрам шаришься, личное имущество не уважаешь, — продолжаю подкалывать, а сам трусь щекой о ширинку. Реакция в штанах не тормозит. — Жаль… люблю смотреть, как складки вокруг хера растягиваются. А еще твое очко меня каждый раз внутрь засасывает, отпускать не хочет. — Бугорок под джинсой откровенно твердеет. Дышишь глубже, чаще. Сдерживаясь, пропускаешь воздух сквозь зубы. — Эр-р-р-рен, — тихонько рычу. Знаю — это заводит. И повторяю: — Эр-р-р-рен… Обожаю смотреть, как валяешься потный, затраханный, из развороченной дырки конча со смазкой льются. Когда-нибудь сфоткаю. Мало ли, вдруг бросишь — будет, на что дрочить.

— Нас не увидят? — смотришь вопросительно. Прижимаюсь губами к тонкой джинсе. Сверху — сдавленный стон: — Пойдем в дом…

— Неа, лень. Койотов стесняешься или внимание кактусов беспокоит? Ну чего ты? Вряд ли парс распихал по двору скрытые камеры. — У самого уже головка тычется в чертову ширинку. Больно, блин. Расстегиваю пряжку, дергаю зиппер вниз: — Смотри — уже готово. — Наглаживаю себя и жду ахуенно горячей влажности пухлого рта. Аж пальцы в 13-дюймовках поджимаются.

Наконец-то отрываешься от созерцания чугунины. Тянешься, обхватываешь рукой, осторожно сжимаешь. Потом сильнее. У меня все мозги галопом ускакали в елдак быстрее лани. Но вдруг наклоняешься ко мне. Обжигая чистым дыханием, заманиваешь в океанские волны распахнутых глаз. Зрачки расплылись черными безднами, а вокруг колышется океан, и кружат, завораживают золотые искры. У меня на эти чертовы глазищи стоит круче чем на мелкую задницу! Под щекой уже каменный бугор. Щелчок пряжки. «Змейка» поддается легко. И твой стояк радостно выпрыгивает из ширинки, тяжело шлепая по губам. Набрав в рот слюны, провожу вправо-влево, ощупывая вздутые вены под гладкостью кожи. Наградой — первый, едва слышный полувсхлип. Запрокидываешь голову назад. Нет, так не пойдет. Надавливаю всей пятерней на загривок — смотри сюда, смотри на меня, не отрывай взгляд, пока можешь. Пока не унесло окончательно. Пальцы на моем стояке исходят жаром. Но еще не обжигают. Лишь заставляют подмахивать, елозя задницей по гладкому камню. Говорил — в пограничном состоянии пизже трахаться? Попробую. Сердце тут же начинает биться чаще. Но не придушенным цыпленком в зубах лисицы. Мощные толчки гонят кровь по венам в пять? в десять раз быстрее? Никак не привыкну… Теперь твои пальцы испускают молнии. Молнии устремляются по нервам, взбудораживая от кончиков ногтей до кончиков волос. Ни хрена ж себе! Дрожу как последняя сучка. Не могу больше! Блять!.. Кажется, кончаю жидким огнем. Сползаешь на нижнюю ступеньку и резко по-змеиному выстреливаешь языком, щекочешь, облизывая остывающий конец. Фух-х-х… В ореоле белого неона твой собственный стояк целится прямиком в охреневшую в небесах луну. С головки срываются алые вспышки. А капли медленно сползают по темно-розовой кожице, переливаясь то оранжевым, то лиловым, то пронзительно синим.

 — Ща, потерпи, — выдавливаю из пересохшей глотки. И ловлю из-под темных ресниц всплеск морского прибоя.

Набрасываюсь. «Змейка» мешает, царапает скулу. Сдергиваю штаны до колен. Провожу языком по яйцам. Пушок уже отрос. Волосы на лобке курчавятся. Пахнут печеным каштаном, чистым потом. Твоим возбуждением, от которого кукуха валит нафиг, даже вещички не собрав. Слизываю струйки пота, стекающие по внутренним сторонам бедер. Не сдерживаюсь и развожу романтику-на-хую-три-бантика. Целую взасос крохотную родинку. Дальше языком добираюсь до другой — под яйцами. Стонешь в макушку, а когда, расслабив глотку, заглатываю, не рычишь— мурлычешь, утыкаясь носом в затылок. Трахаешь в горло рывками и выстреливаешь струей — едва не захлебываюсь твоей кончой и собственными восторженными матами. Ты охуенен на вкус!

 — Я понял! Мы же можем шпилли-вилли хоть сутками. — Сидя на ступеньке, отираю рот, глядя на тебя, валяющегося у крыльца. Черная майка АС/DC наискось задралась до подмышек. Из-под складок нахально торчит пуговка соска. Поджарый живот блестит от пота в белом свете фонарей.

— Солдаты юниверсума ваще крепкие ребята. Хуй не сточится, жопа не треснет. — Ржешь в ответ.

— Как-нибудь попробуем? — Подмигиваешь, садишься рядом. А ширинку так и не застегнул, козявка.

— Обязательно. А ты видел, что у нас стояки как джедайские мечи светятся?

— Видел… — снова ржешь конем, падая спиной на ступеньки. — Но про джедайские мечи не думал. Буду называть тебя Оби-ван Кеноби!

Смех окрашивает прохладную ночь теплом, покоем и незнакомым чувством. Обычные люди называют его любовью. Я же — твоим именем. Эрен. Яйца тяжелеют, хер снова порывается в атаку.

— Дай присунуть. Сдохну ведь, — шепчу в шею, прижимаясь скулой к сумасшедшей гладкости каштановых волос.

— Но я же не…

— Становись раком. Коленями — на верхнюю ступеньку, локтями — на нижнюю.

Исполняешь команду, отклячив мелкую задницу. На персиковые полужопия падает свет лампы из открытой двери кузницы. Несколько секунд облизываю взглядом округлости, между которых прячется твоя роскошная дырка. Просовываю руку между подрагивающих бедер и чувствую, как набухаешь и твердеешь только от того, что чутка поддрочил. Сжимаю в горсти пушистые шары и дотягиваюсь губами до родинки под лопаткой.

Ты — родной.

Ты — теплый.

Ты — мой.

Харе церемониться! Задница — рабочая. Примет без растяжки. А если чо, то заживет бегом. Становится не до чего. Я дорвался — всей Командой 6 не затормозишь. Собираю с живота тягучие брызги — ну чем богаты, остальное ты слизал. Размазав по ноющему елдаку, вставляю с разгона, вышибая воздух из собственных легких. Очко радостно поддается. Коричневатые складки расправляются, когда, ухватив за бока, насаживаю на себя. И теряюсь в горячем нутре, затягивающем еще глубже, по самые шарики. Толчки навстречу. Смачные звуки шлепков по резво вспотевшей заднице перекатываются эхом в опустевшей черепушке. А-а-а-а, ёпть! Я чего, ору дурниной на всю Мексику?.. Пульсируя в тебе, чувствую, как кишка сжимает хер в такт, заставляя упасть на скользкую спину, прижаться, чтобы не упустить. А потом мы эпично валимся на крыльцо. В боевом режиме случился непредвиденный и трагичный сбой.

— Вытащи нах и слезь с меня!

От изумления вынимаю еще текущий едлак. Подхватив штаны, вскакиваешь и несешься к дому. Судя по скорости, врубил на полную солдата юниверсума. Кое-как натянув джинсы, тащусь к байкам, где в кофрах лежит чистое шмотье из лавки «Бандидос». После траха в непромытую кишку придется постираться. Дверь в ванную плотно закрыта. Дергаю ручку и слышу недовольное «Занято, бля». А боевой режим не только в драке пригодится, он еще поможет до толчка добежать… Но молчу. Хватит с тебя на сегодня моего изысканного юмора.

— Переодеться не принесешь? — доносится смущенная просьба.

— Уже, красотка. — Короткий щелчок замка и шлепанье босых пяток по плитке. Выдержав паузу, захожу и кладу пакеты на пластиковый табурет. Ты уже фыркаешь за шторкой под душем.

— Пустишь помыться?

— Залезай.

Плещемся, толкаемся локтями. Смахнув волосы с лица, улыбаешься сквозь струи воды, пока я намыливаю конец. Прям счастливая семейка гомосеков — в браке десять лет, мать твою. Оставив уделанное барахло бултыхаться в стиралке, топаем наконец спатеньки. Не спрашивая, сразу сдвигаешь кровати и заползаешь под узорчатое одеяло. Ложусь рядом. Отведя в сторону чуть влажную прядь, целую основание шеи и трогательно торчащий позвонок, впитывая губами полусонное тепло. Спи, Эрен Йегер, солдат юниверсума. На дне кофра все еще лежит бандана, сложенная узкой лентой. Фарлан Чёрч, Изабель Магнолия, я рассчитался за вашу гибель. Месть — не кола в придорожной забегаловке, чтобы подавать холодной. Месть — это мои скорбь и память о вас. Зарытые в яме не поднимут никого из могилы. Зато в моем мире стало меньше дерьма. Точка.

Шторы задернуты неплотно. И сквозь широкую щель вижу, как расцветает над горами розовым и оранжевым рассвет Соноры. На границе между уходящей ночью и зарождающимся днем обреченно тают в пронзительной синеве звезды-льдинки. Их повелительница Луна кутается в ветхую облачную накидку, уступая власть ликующему пурпуру. Небо залито пожаром цвета лизергиновых глюков. Таких красок нет больше нигде. Сероватые горы мексиканского захолустья превращаются в фантастические вершины иных миров, где, преломляясь, свет распадается не на семь цветов, а на сотню. И каждый оттенок ведет свою мелодию затененных расселин, устремленных к восходящему солнцу пиков, ручьев, скачущих по каменистым ущельям. Песня пустыни льется с небес, зовет за горизонт. Не гадалка, не возьмусь прозреть грядущее. Знаю одно — когда рядом бьется сердце того, кто дорог, остальной мир сосет. Со всеми спецслужбами, политиками, «Рыцарями» и прочими бандами.

*

«Касыда об Эрене

Я проплыл семь морей, необъятных для взора,

Но печален мой путь — он окончится скоро.

Я парю в небесах, где ничтожны просторы,

И теряюсь в твоих глазах.

Дотянуться до звезд просто — только попробуй!

Ты пьянящий напиток, насытиться чтобы,

Надо быть навсегда, насовсем и до гроба,

Отражаясь в твоих слезах.

Что еще можно ждать у судьбы в перекрестье?

Как же сладостен миг, где с тобою мы вместе,

Мы, уставшие жить в ожиданьи известий,

Похороним в объятьях свой страх.

Мы разрубим на части свои отраженья,

И сольемся, ликуя от самосожженья,

Позабудем обиды, невзгоды, лишенья,

Мы одни в бесконечных мирах.

Что глупец пожелал — все исполнилось скоро,

Сколько было нелепиц и полного вздора,

Но дорога сливается с песней Соноры,

Продолжая свой путь в небесах».

Из новой записной книжки

Комментарий к Часть 8 * имеется ввиду так называемое “голосование за смерть”. В случае серьезных преступлений (предательство, безосновательное убийство члена одного клуба другим) собирается весь чепт (отделение клуба) или ориджинал и президент конкретного чепта или ориджинала проводит голосование за смерть виновного. Как правило решение принимается единогласно.

стена тянется вдоль границы США с Мексикой, отделяя Сан-Диего от Тихуаны. Днем десятки мексиканцев переговариваются друг с другом, стоя по разные стороны пограничного забора. Некоторые плачут. Дело в том, что большая часть мексиканцев с американской стороны – нелегалы! Если они пересекут границу, чтобы повидать родных, им больше не попасть в США никогда.

местные особенности законодательства. Если въезжаете в Мексику на срок не превышающий 72 часа, то никакие печати в паспорт не нужны. Свободно входите и идете куда надо. Но если в планах путешествие по стране, то необходимо заявить об этом и пройти паспортный контроль. Там выдают миграционную карту, ставят печати. Если въезжающие, как Рива с Эреном, “забыли” оформить бумаги, то по возвращении назад их ждет нудная индентификация личностей и крупный штраф.

ступень зороастрийского рая. Если добрые дела человека хотя бы на волосок перевесили злые, душу умершего ведут в Дом песен.

символ зорооастризма, сосуд в виде кратера где горит священный огонь. В узком смысле – алтарь (аташдан) переносной в виде сосуда с огнем или стационарный в виде платформы.