Граница пустоты: посмертная маска (СИ) [Варя Добросёлова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========

Спокойный и безмятежный сон… То, чего я был лишен очень долгое время, в силу нескончаемой бессонницы, которая мучила меня еще тогда. Тогда… Правда, когда «тогда», я уже не знал, потому что даже и не пытался вспомнить. Просто знал.

С самого рождения у меня не было такого ощущения спокойствия, безмятежности, законченности чего-то… Я сделал все, что хотел, и был теперь полностью свободен. От всего на свете. От самого света.

Я был мертв.

И это было божественно хорошо. После смерти абсолютное ничто и ничего, и меня это вполне устраивало. Ты свободен от себя, свободен от других, ничто не важно, ничто не волнует, не гнетет, не мучает. Я, кажется даже начинаю забывать, что значит волноваться или злиться, что испытываешь, когда тебе больно. Мучительно обжигающе больно в руках, ногах, в груди… Словно тебя разломали на части и выкинули. А теперь мне было так хорошо, ведь здесь не было ничего…

Но это божественное чувство длилось недолго. Точно не припомнить, но в какой-то момент, я почувствовал понемногу нарастающую тяжесть. Сперва крохотная, почти незаметная, но достаточно ощутимая по сравнению с моим «парением» в абсолютной изначальной пустоте, чтобы понять, что что-то да изменилось. А затем по нарастающей, с каждым неизмеримым отрезком времени все больше и больше, словно тяжесть опускалась по одной крупинке песка. Пока не насыпало целую тонну песка, которым теперь казалось собственное тело. Чувство легкости пропало окончательно, безмятежность и спокойствие испарились так же внезапно, как и настигли меня в момент смерти. Но что может быть страшнее смерти? Самое ужасное уже случилось, куда уж могло быть хуже?..

Могло. Я знал, что могло. Разве не в этом состоянии я провел последние пару лет?

После встречи с магом, я словно начал терять слух. Мир резко сузился, взгляд на жизнь внезапно стал восприниматься под совершенно другим непонятным углом, голос рассудка становился все тише и тише день ото дня, пока в какой-то момент просто не исчез окончательно. Когда именно это произошло — я помню как в тумане. Но сейчас пришло четкое осознание этого. На смену внутреннему голосу, разуму, постепенно начало приходить нечто странное, наверное, это были инстинкты и непонятно откуда взявшиеся рефлексы. Запахи были гораздо сильнее и отчетливее, чем раньше. Зрение стало намного острее, ногти крепче, быстрее отрастали, слух, скорость, сила, гибкость, грациозность, я словно ощущал мир всем своим телом и купался в этом ощущении, я им наслаждался. И я так хотел, чтобы она увидела меня перерожденного, она бы больше не посмела заклеймить «Слабаком»…

Но что-то пошло не так. Меня переполняла жадность, я знал, что является источником моей силы, моей сутью, и постепенно я начал чувствовать, что жажда крови берет верх над разумом, диктует мне, ведет. Я стал испытывать неутихающую физическую потребность отнимать жизнь, поглощать эту жизнь. Это казалось так же естественно, как дышать.

И вот тогда я испытал укол страха, пока разум не затух окончательно, выпуская на свободу опасного хищника, совершенного убийцу, способного лишь убивать. Я хотел найти в ней тот же отклик, пробудить ее, поглотить ее и… все. Момент моего экстаза, триумфа стал моим последним воспоминанием.

Теперь же вернувшаяся способность мыслить или видеть сны — я уже и не знал, на границе смерти и жизни, сна и яви — вызывала в душе болезненный спазм, словно я увидел суть вещей, всю картину целиком, а не так как раньше — словно из-за прорезей маски.

Наверное, только сейчас, умерев, я начинаю понимать о том, что Рёги Шики была совершенно права на счет меня.

Я действительно был слабаком…

_Le petit Renard*

Февраль 1999 го­да, заброшенные склады.

Пошел снег.

Я смотрела на кружащиеся снежинки, бесшумно спускающиеся с потемневшего неба, словно искрящиеся конфетти. Словно на праздник. Но единственный праздник, что творился здесь, на заброшенном складе на пристани, был праздник смерти. В холодном воздухе повис кисловатый запах крови, которой сегодня было пролито немало.

Я невольно зажала варежкой нос и рот, чтобы не выдать своего присутствия рваным дыханием, облачками пара прорывавшимся по краям шерстяной синей варежки.

Как всегда, я опоздала.

Когда-то давно я, потомственный маг, возненавидела мир волшебников. Мне пророчили блестящую карьеру, меня звали в Прагу, приглашали сотрудничать с Часовой Башней, но после завершения обучения я собрала свои колбы, реторты и наработки, не имевшие более никакой ценности, в чемодан и покинула Лондон. Сказать, что я была разочарована в людях, значит ничего не сказать.

Я продолжила свои исследования в Чехии, все же я была приверженцем пражской алхимической школы, на ее основе базировались все мои разработки по созданию подобию жизни из неорганики, а на небосклоне магии всходило новое светило Корнелиуса Альбы, наследника Аббатства Спонхейм. Он был одним из тех, кого я ненавижу. Ненавидела, поскольку двое из троих уже были мертвы стараниями выжившей третьей. Дикая Рыжая за годы абсолютно не изменилась. И если я выбрала добровольную изоляцию, смиренно отчитываясь перед Часовой Башней в строго определенное нами время, то лисица заигралась в могущественного мага и сама выкопала себе яму, в которую, впрочем, падать пока не спешила. Она до сих пор скрывалась от Охотников Ассоциации и тряслась, что ее схватят и препроводят в Лондон под печать. Поделом. Ее цвет ей очень хорошо подходит: недо-красная. Лживая дрянь, воровка и интриганка, она с легкостью манипулировала окружающими людьми, для нее и таких, как она, вроде Арайи и Альбы, жизнь — лишь расходный материал. Они лишь копируют, повторяют уже известные формулы, их марионетки и куклы — лишь жалкая пародия на жизненную субстанцию, мертвую, словно глиняная фигура и куча мяса. Я решила, что Дикая Рыжая должна получить по заслугам и помогала поискам Ассоциации, насколько это было возможно. Именно она привела меня в этот шумный, кишащий людьми азиатский город. Из-за нее я теперь мерзла, прячась в этом промозглом, пропитавшимся наркотическими испарениями и кровью, складе, и глядела, как замерзает бессмысленно пролитая кровь очередной жертвы их разборок.

Уже здесь, в этом городе, я узнала об экспериментах Арайи и его манипуляциях совместно с Альбой по достижению Спирали Истока. Попытки старого монаха слиться с изначальным Истоком всего сущего, как и погоню за святым Граалем, можно было бы посчитать оправданными, ведь все мы так или иначе пытались постичь абсолютное знание и вырваться за установленные нам рамки, если бы в своих грязных экспериментах они не использовали людей. Детей.

О парализованной умирающей девочке, которой Соррэн открыл ее астральное тело, пробудил ее древнее клановое наследие, я узнала слишком поздно. Она умерла после того, как лисица натравила на нее свою помощницу, боевика-убийцу. Другая девушка из бывшего клана охотников на демонов чудом осталась жива, но ее собственные способности ее чуть не убили. Родители воспринимали свое бедное дитя как проклятую и ничем бы не стали ей помогать. Я точно знала, что Арайя приложил руку к девушке-телекинетику, каким-то образом спровоцировав срыв, а еще я знала, что все это было сделано с одной лишь целью — добраться до помощницы лисицы. Убийцы Всего Сущего.

О, я боялась ее как огня. То, что удалось разузнать про нее и ее клан, повергло меня в ужас. Этот род, в отличие от двух предыдущих, не только не вымер, но и культивировал в своих потомках эти магические и генетические отклонения. А то, что девчонка в итоге приобрела после двух лет комы, и вовсе не поддавалось никаким объяснениям и прогнозам. Одно я знала точно — нужно убраться с ее дороги или убрать ее, но как?

Когда из тени вышел еще один протеже Арайи, я не смогла больше сдерживаться. Я раз за разом пыталась поговорить с этим мальчишкой, открыть ему глаза на то, что с ним сотворил Соррэн, объяснить, на что он его обрекает. Я даже говорила с ним лично, но он меня не слушал. Он считал, что все под контролем, что дарованный ему дар — величайшее благо, которое изменит его жизнь. Да, пробужденный исток изменил его жизнь. Но с таким истоком долго не живут. Арайя уже был мертв, когда его последний подопытный кролик с пробужденным истоком и убийца Дикой Рыжей начали охоту друг на друга. Мальчишка был жертвой козней магов, поэтому я искренне хотела спасти хотя бы его, хоть одного из этой чудовищной груды трупов и калек, которую оставляли после себя Аозаки и Соррэн. Быть может, была возможность, вернуть хищному зверю его человечность. Это было фантастично, но почему-то этого я хотела больше всего. Чтобы эти дети стали нормальными и просто жили, без происков магов.

Но не успела. Снова.

Я увидела лишь окончание кровавой драмы глазами моего голема. Видя, что эти двое сцепились, я не могла больше оставаться в стороне. Пробравшись через мусоросборник с берега на склад, я беспомощно смотрела, как искалеченное окровавленное тело с ножом в спине падает посреди бетонной площадки, и успела поймать последний взгляд его остекленевших янтарных глаз, застывших навеки на изумленном, как у ребенка, лице. Казалось, он удивился, что умер так быстро и бездарно.

Во мне все упало. Неужели и он тоже? Неужели Арайя все же достиг своей цели?

Словно по наитию, из упрямства, я произнесла формулу активации, вкладывая в него все свое желание вернуть стертую из записей Акаши душу в это тело. Я знала, это невозможно, ведь удары этой убийцы смертельны, но я так хотела удержать хоть одну жизнь… Ту, что отняли у него эти поганые маги. В отчаянье я нацарапала на клочке рабочего пергамента слово активации, свой посыл, как я делала всегда с големами, словно это могло привязать душу убитого к изрубленному телу. Это было бессмысленно. Ни одна душа не удержится в таком вместилище и так долго. Но я так этого хотела…

Прячась за мусоросборником, я хладнокровно наблюдала за подручными рыжей лисицы, которые цинично, словно и не было здесь расчлененного трупа их бывшего друга, обнимались — испачканные в его крови. Я искренне сочувствовала парнишке, который опять пострадал ни за что, он был единственный в компании рыжей, кто был мне симпатичен, но теперь даже он вызывал у меня отвращение. Мой взгляд то и дело возвращался к убитому пожирателю. Сидеть в моем укрытии за грудой железных балок было холодно, ноги затекли, но я всё ждала, когда эти двое уберутся отсюда и оставят меня наедине с трупом.

На полу собралась тонкая пленка подтаявшего снега и льда, когда склад наконец-то опустел. Опустившись на колени перед искалеченным телом, я прикоснулась пальцами в варежке к свежей ране на спине юноши. На глаза наворачивались злые слезы. Опять они победили…

Вдруг я ощутила едва заметное движение грудной клетки и от неожиданности шарахнулась, запнулась об его отрубленную руку и шлепнулась на бетон, с ужасом глядя на него.

Клочок пергамента в моей руке, казалось, обжигал. Я стянула зубами варежки, прихватив вместе с ними выбившуюся из-под обруча кудрявую прядь, сплюнула ее досадливо и трясущимися руками разгладила на спине у убитого (?) пергамент с словом активации. Я понятия не имела, что происходит, почему и как. Я теперь даже не была уверена, что я воспроизведу те слова, ту формулу, что я шептала час назад, и снова почувствую тот водоворот чувств, но я знала точно одно — я сумела удержать дух после уничтожения самого его естества. Хоть и не понимала как.

Живи. Стань как прежде. Просто живи. Это все, что я хочу и о чем прошу.

Мертвая плоть под моими пальцами сплеталась стальными жилами, которые я тут же укрепляла и преобразовывала, сердце у меня трепыхалось где-то под горлом, словно у ученицы, сдающей важный экзамен, я ВИДЕЛА результат своих деяний, и это приводило меня в неописуемый пьянящий восторг, потому что я знала: никому никогда еще не удавалось вернуть душу в мертвое тело и прикрепить ее к нему. И при этом я понимала, что я не делаю ничего выходящего за рамки того, чем я занималась. Даже Аозаки не смогла такого добиться! И Арайя! Одно дело переносить собственную душу и сознание, и совсем другое — сейчас. Это был момент моего абсолютного триумфа, а пока нужно было позаботиться о парне. Скоро сюда прибудет полиция, а я не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этом. Пока.

_RinaCat**

Комментарий к Пролог

*написанно моим юным талантливым другом, решившим остаться инкогнито.

** фанф написан в соавторстве, и львинная доля - моим соавтором RinaCat.

========== Эпизод I. Mushin: Бесстрастность. 1.1 ==========

14 июля 1999 года, среда, 9 утра. Квартира Шики.

В жару кровь пахнет особенно сильно. Этот кислый, металлический, тошнотворно-знакомый и ненавистный запах еще долго будет мне мерещиться. Первым делом, когда я очнулся во второй раз, рука потянулась к покрывавшим левую сторону лица бинтам. Ощущение корки крови, на холоде стягивающей кожу, осталось даже тогда, под бинтами. Теперь этот запах мерещился мне постоянно. Как и призрак боли в пустой глазнице.

Я отер запястьем потный лоб и посмотрел на электронные часы на жидкокристаллическом экране какого-то делового центра. 8.24. Шики, наверное, еще спит. Или уже. Я перехватил на себе взгляд какой-то школьницы с чупа-чупсом и школьным ранцем, стоявшей рядом со мной на светофоре. Внимательный любопытный взгляд, со смесью легкой гадливости, с каким могут смотреть только дети. Виновато улыбнувшись, я пригладил челку, скрывая шрам на лице, и перевел взгляд на алое пятно светофора. Как пролитая кровь. Или ярость, горящая в глазах зверя. Как куртка охотника.

Алый глаз насмешливо мигнул, вспыхнула изумрудная зелень. Перехватить шуршащий пластиковый пакет из соседнего ночного супермаркета и вперед, через переход, резвее, чтобы успеть перейти со своей ногой. Аозаки, видимо, видела, что я плохо хожу, и потому гоняла меня по несколько раз за ночь то за сигаретами, то за растворимой лапшой, то за заварным кофе, и я в который раз пообещал себе не ночевать в офисе и уезжать на ночь домой. На начальницу напало творческое вдохновение, она всю ночь не вылезала из мастерской и устроила такую дымовую завесу, что не спасали и распахнутые окна. А причиной была та маска. Токо-сан притащила ее с какого-то аукциона накануне вечером, утащила ее в мастерскую и гремела там чем-то. Около шести утра Аозаки в очередной раз вышла дать мне поручение, перекурить и съесть стаканчик лапши и показала маску, благодаря которой она настрогала пару заготовок для новых марионеток. Страшноватая такая маска, имеющая мало общего с теми куклами, что творила Аозаки. Я никогда особо не любил театр Но, судя по всему, это была маска какого-то демона. Какого — я не знал, на мой неуклюжий вопрос, что она обозначает, Токо-сан загадочно ухмыльнулась, выпустила перед собой очередное облако дыма и заявила, что это мне и предстоит выяснить в ходе поисков кудесника, сотворившего ее. На осторожный вопрос, для чего же кукольнику маска, Аозаки так весело расхохоталась, что я в очередной раз ощутил, что сморозил какую-то несусветную глупость. Похоже, у магов-кукольников своеобразное представление о прекрасном и символизме. На которое ушла вся наша с Шики зарплата за июнь. Ну и за июль, наверное, тоже…

Привычно повертев дверную ручку квартиры Шики, я полез за ключами. Запирается. Молодец. Неужели наконец-то вняла моему нытью? Или… ее просто нет дома? На душе снова неприятно екнуло, и я загремел ключами громче, чем следовало бы.

— Шики? — прикрыв за собой дверь, я вытянул шею в попытке разглядеть девушку, в это время суток обычно находившуюся на кровати. Ком одеял пошевелился. Значит, проснулась еще до того, как я ее окликнул, возможно, даже когда я вставил ключ в дверной замок. На фоне солнечного света, заливавшего комнату, висевшая на своем обычном месте куртка казалась темной. Цвета подсохшей кровяной корки. Я повел плечами, отгоняя возникающие образы, ощущения и воспоминания. Аккуратно пристроив ботинки рядом с ботинками Рёги, я прошел к кухонному столу и поставил на него пакет, закопавшись в него.

— Завтракать будешь? — предполагалось, что отказ не принимается, потому что в последнее время я усиленно боролся против батарей дистиллированной воды в ее пустом холодильнике.

Завернувшись в одеяло, Шики села на своей кровати и зевнула:

— То, что моя квартира ближе к офису Токо, вовсе не повод забегать сюда позавтракать. Что там у тебя?

— Ну я же не просто сам завтракать забегаю, — раскладывая заготовки для бутербродов, возразил я. — Я с тобой позавтракать захожу, а то так и будешь одну воду пить, — прозвучало почти по-отечески, немного поучительно. — Сэндвичи, — пояснил я, вытащив из ящика стола нож.

Шики уже сидела на кровати, помятая, растрепанная, с прищуренными на ярком свету темными глазами, со сползшей с плеча лямкой майки-пижамы и выглядела так трогательно, что хотелось ее обнять.

— Забавно. Ты похожа на кошку сейчас. Мягкую, пушистую, с когтистыми лапками. — улыбнулся я и принялся нарезать ветчину. Теперь я признавал, что Гакуто был прав, сравнивая ее с кошкой. Хотя и кроличьи черты никуда не делись. Такой вот кролик с кошачьими повадками, который дал бы мне подзатыльник за подобные инсинуации.

Сзади послышался скрип кровати. Не нужно быть ясновидящим, чтобы увидеть. Иногда мне казалось, что левый глаз все еще способен видеть — вот она встает, одеяло с шорохом опадает на кровать, доносятся мягкие шажки босых ног по ламинату к висящей на плечиках юкате.

Нож соскользнул по костяшкам пальцев.

Я слепо повел головой, чуть поворачиваясь вправо, успевая заметить узкую обнаженную спину Шики с беззащитно выступающими лопатками. Легкая голубая ткань с легким шуршанием скользнула на ее плечи, обволакивая, почти обнимая их. Я через силу отвел взгляд и посмотрел на аккуратно нарезанную ветчину. Теперь сыр и салат…

— Для меня опять ничего? — Шики достала из холодильника бутылку воды и сделала несколько глотков. Жара будущего дня уже медленно наполняла воздух, и треск цикад напоминал, что лето вот-вот перевалит за середину. Поставив бутылку на стол, она прислонилась к стене и наблюдала за моими действиями.

— Нет, — я покачал головой. — У Токо-сан сейчас творческий запой. Настолько творческий, что всю ночь не спала, питалась одним растворимым раменом и сигаретами, — я подавил зевок, и взялся за салат. Снова застучал нож — короткими рваными точными движениями, с хрустом врезаясь в сочные волокна зелени.

— Знаешь, у тебя талант… — неожиданно выдала Шики, внимательно наблюдая за моими действиями.

— Талант? — я сперва не понял, о чем она говорит, потом посмотрел на нож в своей руке и усмехнулся. — У меня есть хороший учитель, — я посмотрел на девушку и улыбнулся. Вот пусть теперь думает, то ли это шутка, то ли правда.

— Сомневаюсь, — хмыкнула она в ответ. — Я — плохой повар. Всё, к чему я прикасаюсь, превращается в груду мусора.

— Знаешь, я для разнообразия бы и попробовал твой «мусор», может, не так все ужасно, как ты об этом говоришь? — нет, ну не будет же она салат нарезать, используя свои Глаза, превращая все в мелкий малоаппетитный фарш? Хотя я подозревал, что дело не в этом. Наверняка в особняке Рёги были повара, которые и отвечали за готовку.

— Ты какой-то кислый в последнее время или мне показалось?

На душе всколыхнулась какая-то нудь, словно кто-то подул на поверхность затянутого ряской и тиной пруда в парке. На миг блеснула темная гладь воды, но тут же снова затянулась.

— Тебе показалось, наверное. Вот, держи, — я соорудил сэндвич и торжественно протянул Шики. — Придется сегодня походить, так что нужно подкрепиться.

— Так и думала, — Шики взяла бутерброд, и посмотрела на него так, будто видела его впервые и не знала, как к нему подступиться, и стоит ли вообще. — Поручение от Токо? А… — отдав сэндвич обратно мне в руки, она вдруг скрылась в прихожей. Я озадаченно посмотрел ей вслед и пристроил сэндвич на край тарелки, куда складывал готовые.

— Нужно кое-что выяснить, — я вытащил из кармана джинсов распечатку с компьютера Аозаки, сложенную в несколько раз. — Токо-сан всю ночь просидела в мастерской с этой маской. Она ее вчера принесла с аукциона, как я понял… И да, похоже, на это опять ушла вся наша зарплата, — пришлось с невеселой улыбкой констатировать мне. Ну а что делать, Токо-сан в своем репертуаре, тут уж волей-неволей привыкнешь. Привыкли же друзья-родственники, к которым я в очередной раз потащусь занимать до получки деньги. — В общем, Токо-сан поручила разыскать мастера, создавшего эту маску, и разузнать про нее все… — я осекся, когда вернувшаяся девушка выгрузила на стол коробку и извлекла из нее кофеварку.

— Раз уж ты все равно появляешься тут каждое утро, я подумала, что от тебя будет больше пользы, если я куплю кофеварку, — Шики подвинула ко мне чашки, намекая, что именно я должен сделать, и снова взялась за свой сэндвич с невозмутимым видом.

Пожалуй, Шики смогла меня удивить. Настолько удивить, что я расплылся в дурацкой улыбке.

— Если ты хочешь, я могу тебе подавать кофе в постель каждое утро, когда ты просыпаешься, — я взял одну из одинаковых простеньких керамических чашек, вертя ее в пальцах. Кажется, в этой квартирке стало теплее и уютнее за какие-то несколько мгновений.

— Для этого я ее и купила. Ты чего такой довольный? Обычная… — она замолчала, когда я перегнулся к ней, проведя пальцами по ее пушистым со сна волосам, и легонько поцеловал в щеку. — Кофеварка.

Шики смутилась, это было видно по ее взгляду, по морщинке мимолетно пробежавшей между тонких бровей, но во взгляде не было уже обычной отстраненности и неприступности. Наверное, это было первое ее знакомство с невербальным проявлением симпатии, и уж тем более вряд ли она ожидала подобного от меня.

— Кокуто, ей-богу, то ты кислый, будто лимон съел, то светишься, как лампочка, — она покачала головой, хотя сама улыбалась, — и это, кажется, заразно.

Да, пожалуй, я получил нужный ответ. Виновато улыбнувшись, я выпрямился и вернулся к приготовлению кофе, благо сахар и кофе притащил еще в субботу.

Заметив на столе сложенный листок, Шики развернула его. На нем была напечатана фотография маски, из тех что раньше использовали актеры театра Но. Женская демоническая маска.

— По-моему, это лицо женщины в истерике. У последней черты. Или уже ее перешагнувшей… — с удивлением сказала Шики, разглядывая фотографию маски, — очень мастерская работа. Неудивительно, что Токо ею заинтересовалась. И мастер ещё жив? — она скользнула взглядом по моему лицу. — Она выглядит очень древней. Эпоха Эдо, может быть. Я уверена мой отец отдал бы за нее не только обе наши зарплаты, но месячный доход одного из своих предприятий.

Под моим удивленным взглядом она положила листок на место и подвинула к себе приготовленный кофе.

— Не нравится мне она.

Не ожидал я от Шики таких познаний в этой области. Уже в который раз я ощутил существенный пробел в своем образовании и мысленно отругал себя, решив при первой же возможности закопаться в интернет или зайти в библиотеку. А ведь Аозаки что-то такое говорила про эту маску… Оставалось лишь дивиться, как точно Шики охарактеризовала маску, чувства, запечатленные в гротескных женских чертах. Женщина у черты… Холодный дождь, алое пятно кимоно перед глазами и залитое водой бледное лицо с глазами, казалось, наполненными слезами. Между ней и маской не было ничего общего, даже когда она пыталась убить себя, ее лицо было отрешенно спокойным, но что-то в словах запало в душу. Догадывалась ли об этом Токо? Маска перешагнувшей через черту женщины… Та морозная синяя ночь в багровых тонах пролитой крови навсегда сохранила в моей памяти изможденное заострившееся от страдания лицо Шики, неподвижно лежавшей на бетонном полу в изорванной окровавленной юкате. Вряд ли мы когда-нибудь будем об этом говорить. Но, кажется, я догадываюсь, почему Аозаки не дает ей боевых заданий.

Шики внимательно, пытливо вглядывалась в меня, и у меня появилось ощущение, что она догадывается о моих мыслях. Прямо насквозь видит.

— Ты интересуешься театром Но? — я заставил себя отвлечься от воспоминаний.

— Не интересуюсь. Просто знакома. В усадьбе Рёги есть несколько масок, — она откусила большой кусок от сэндвича и жевала с равнодушным, нарочито-равнодушным, как я подозревал, видом. — Чтить традиции Японии, в том числе интересоваться традиционным театром, входит обязательный список умений и навыков наследника Дома. После раздвоения личности и владения оружием, конечно.

— Я не знаю, кто мастер. Это нам и предстоит узнать. Если она такая древняя, как ты говоришь, то вряд ли мастер жив. Я видел маску лишь мельком, мне сложно определить возраст антиквариата, — отпив из своей чашки горячий ароматный напиток, я поднял глаза от распечатки на Шики. — Тебе не нравится эмоция, вложенная мастером в эту маску? — ведь она только что признала мастерство создавшего ее мастера.

— Она выглядит древней, — поправила меня Шики, — такое мастерство сейчас редко встречается, — она посмотрела на меня долгим взглядом. — Звучит так, будто ты хотел спросить что-то другое. Нет, не нравится. Маска отвратительна, разве нет?

То, что клан Рёги был ценителем древности и исторической национальной культуры, я знал всегда, их усадьба была достойна стать настоящим музеем-выставкой. Неудивительно, что у них и маски времен Эдо могут быть. Но теперь меня интересовало другое — случайность ли, что Токо-сан приобрела именно эту маску, наткнувшись на один из сотни аукционов, или же она целенаправленно искала эту демоническую маску, символизирующую отчаянье и надрыв, доведший до грани.

Отправив последний кусочек сэндвича в рот и выпив остатки кофе, Шики поставила пустую чашку на стол.

— Думаю, стоит начать с музея, — как-то незаметно я подписал под это брожение по городу и Шики. — Нам потребуется консультация искусствоведа. К сожалению, я совершенно не разбираюсь в этом.

Я убрал распечатку обратно в карман джинсов и ополоснул чашки в в раковине. Сложив оставшиеся пару сэндвичей в бумажный пакет, я убрал их в холодильник, пристроив между бутылок с водой. Теперь Шики будет чем поужинать.

— Ну что, выдвигаемся?

Немного пошатываясь на своей больной ноге, я принялся натягивать ботинки. Обувшись в легкие дзори и взяв с полки ключ, Шики первой вышла за дверь.

— Даже момент за мгновение до пика физической и душевной муки, навсегда запечатленной в живописи или скульптуре, этот надрыв, может быть прекрасен и безупречен в своей отвратительной эстетике, — ответил я на заданный ранее Шики вопрос, выходя за ней из квартиры. — Что бы ни значила эта маска, со своим предназначением она справляется прекрасно. Вживую она еще более пронзительная, чем на фотографии. А уж когда Аозаки в порыве чувств нацепила эту маску… бррр. Реально не по себе стало.

Шики, опершись на перила балкона, посмотрела на меня с любопытством, чуть склонив голову набок. Я что-то не то сказал?

— Ты действительно так думаешь? Что момент боли и отчаяния может быть прекрасным? Не думала, что услышу от тебя такое, Кокуто, — покачав головой, Шики улыбнулась. — Возможно, у нас больше общего, чем я предполагала… И не говори мне, что речь идет только об искусстве, — бросила она, уже спускаясь по лестнице, — оно делает этот порок безопасным только и всего.

— Не сам момент боли, а момент, ему предшествующий. Все дело в эмоции, которую хотел передать автор, — уточнил я, догоняя Шики на лестнице. — Пики некоторых эмоций выглядят похоже, особенно если выражение лица застывшее, запечатленное в одной лишь точке. Почему выпотрошенный труп в реальности вызывает чувство омерзения, а запечатленный художником на холсте заставляет внимательно разглядывать картину, хотя в реальности с отвращением отворачиваешься… Ну… обычно. — запнулся я, словив скептичный взгляд Шики.

Эта девушка предпочитала иную краску, нежели белила и румяна, ей ли говорить про отвращение перед изуродованным мертвым телом. Да, своей подколкой она немного застала меня врасплох. Я озадаченно посмотрел на нее и улыбнулся.

— Ладно. Тогда все художники и скульпторы — потенциальные извращенцы, маньяки и социопаты, если следовать твоей теории, — я тяжело оперся о перила. Спускаться было все еще тяжеловато.

— Для тебя, должно быть, «прекрасное» заключается в глубине сострадания, которое вызывает в человеке изображение боли и агонии, а вовсе не жестокое удовлетворение от вида чужих мук? Но различие очень шаткое — сомневаюсь, что мастер этой маски или любой другой художник сам может провести черту между ними. Но я говорила даже не об этом. Эта маска обнажает, даже выставляет на показ то, что каждый человек хочет скрыть. Люди надевают маски, чтобы скрыть свое лицо, защитить свое истинное я, и спрятать от сторонних глаз какие-то свои пороки, эмоции и чувства, а маски театра Но не скрывают, а демонстрируют. Выставляют всё на показ. За такой маской уже не увидеть лица.

— Хм. Думаю, Токо-сан бы оценила, — пробормотал я, представив себе выражение лица циничной волшебницы.

И чем дальше Шики под палящими лучами летнего солнца в дрожащем воздухе рассуждала про природу масок Но, тем больше мне становилось не по себе. А какую же маску ношу я? В последнее время мне казалось, что я неискренен с окружающими, с Шики. С Азакой. Даже с Токо-сан.

_RinaCat

Комментарий к Эпизод I. Mushin: Бесстрастность. 1.1

Маски театра Но: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%BE#.D0.9C.D0.B0.D1.81.D0.BA.D0.B8

Найденная маска:http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/5/87/53/87053479_3165375_shindzya2_1_.jpg

========== 1.2. ==========

Национальный музей изобразительных искусств. Около полудня.

Солнце палило нещадно. Асфальт мягко проседал под подошвами дзори, когда я ступала по тротуару рядом с Кокуто. Мы молчали, каждый задумавшись о своем, или просто жара не способствовала оживленному разговору.

Маски всё не шли у меня из головы. Есть ли в действительности граница между тем, что мы называем своим «я» и масками, что мы носим? Особенно если маска, как та, на фотографии, выражает то, что ты чувствуешь на самом деле? То, что там изображена именно женская маска, я поняла сразу. То была женщина, принявшая демонический облик из-за неразрешимых желаний и отчаяния. Выпученные позолоченные глаза смотрели куда-то в сторону и, казалось, были наполнены слезами и какой-то недоумевающей тупой болью. В оскале, который мог кому-то показаться устрашающим, я видела только агонию. А еще — страх и бессилие. Чем больше я смотрела на фото, тем меньше демонических черт я видела в этой маске. Маска Но не прячет, она обнажает эмоции и боль. И если это маска, то что же прячется за ней? Хороший вопрос от той, чей исток — пустота.

В музее царила приятная прохлада и сакральный полумрак. На первом этаже были выставлены предметы древних цивилизаций — мрачные и монументальные. Но рассмотреть я ничего толком не успела. Порасспросив служащих музея, Кокуто потащил меня к лестнице, а потом на самый последний этаж, где мы, наконец, оказались перед нужной дверью. В просторном кабинете нас встретила молодая девушка, по виду студентка, и, усадив нас в удобные кресла, убежала на поиски своего руководителя.

— Знаешь, Микия, я понимаю, что ты не мастак ходить по этим длиннющим коридорам, но в некоторых залах я бы задержалась, — пробурчала я. Не то, чтобы я была ценителем искусства, но в музее оказалось куда любопытнее, чем я могла предполагать. — Раз уж мы все равно здесь, — я небрежно повела плечами, делая вид, что не так уж и заинтересовалась.

— Бастет… — вспомнив один из экспонатов, я посмотрела на Кокуто. — Ты знаешь кто это?

Но ответ на свой вопрос я получить не успела. На пороге возник мужчина в светлом деловом костюме и скользкой улыбкой на лице. Пожав на западный манер Кокуто руку (бедняге пришлось встать) и поприветствовав нас обоих японским поклоном, он уселся напротив нас.

— Чем могу помочь?

— Извините за беспокойство, — Кокуто сел, положив на больную ногу ладонь, видимо пытаясь подавить болезненный спазм. — Меня зовут Кокуто Микия, я помощник художника по дереву, владельца салона кукол. Моя начальница приобрела на аукционе маску театра Но и заинтересовалась ею, — он вытащил распечатку из кармана и, расправив, положил на стол перед специалистом, на лице которого отразился интерес. — Вы сталкивались в подобными работами? Токо-сан интересует, рук какого мастера может быть эта маска.

— Токо-сан? Аозаки Токо-сан? — уточнил искусствовед, и после утвердительного кивка Кокуто расплылся в улыбке, — имел честь с ней познакомиться. Выдающаяся женщина, — он пригладил волосы ладонью, — что ж, рад буду помочь. Меня зовут Ямамура Хэйкити.

Его взгляд скользнул по мне, и мне пришлось тоже представиться.

— Рёги Шики, — в его взгляде мелькнуло удивление, он еще раз пристально на меня посмотрел, видимо, ожидая продолжения, но я демонстративно уставилась в стену, на какой-то диплом, что висел чуть выше его головы. В конце концов, это работа Кокуто — беседовать с искусствоведами. Краем глаза я заметила, что уязвленный моим пренебрежением Ямамура-сенсей поджал губы и нахмурился.

Он подвинул к себе распечатку.

— Если не ошибаюсь, это «Шиндзя» — «истинная змея». — На лице искусствоведа мелькнуло удивление, — любопытно, чем вызван интерес к ней Аозаки-сан. Я думал, это будет женская маска в стиле ее работ, — Ямамура-сенсей посмотрел на Кокуто. — Это «Они-онна» — маска демоницы.

Девушка-ассистентка принесла поднос с небольшим чайничком в европейском стиле и тремя чашками. Встретившись взглядом с Микией, она зарделась, захлопала пушистыми ресницами и застенчиво улыбнулась, меня же едва удостоила взглядом.

— «Грязные» глаза, зубы, отсутствие ушей — это признаки демоницы, окончательно утратившей человеческие черты и приобретшей в своем безумии иную мудрость, — продолжал тем временем Ямамура-сенсей несколько снисходительным тоном. Он аккуратно разгладил распечатку на своем колене, затем поднял ее и взглянул на расстоянии вытянутых рук.

— Насколько я могу судить по этой фотографии… Это великолепная работа. Сравнимая с лучшими образцами древности, выставленными у нас на втором этаже… Я был бы рад получить ее в свою коллекцию, — он бросил быстрый взгляд на Кокуто, но будто бы передумав, усмехнулся, — разумеется, это не просьба. Но подержать ее в руках и выставить в музее, если согласится Аозаки-сан, я тоже был бы не прочь.

Ямамура-сенсей положил листок обратно на стол.

— Однако… — он отхлебнул кофе, и, отставив чашку, сцепил руки в замок на колене, — думаю, я все же понимаю, что именно заинтересовало Аозаки-сан. Эту маску не найти ни в одном из существующих каталогов, — Ямамура-сенсей выдержал театральную паузу, — следовательно, это или артефакт древности до сегодняшнего времени неизвестный, что маловероятно, или работа очень выдающегося мастера. С которым я сам был бы не прочь потолковать, — он самодовольно усмехнулся и подвинул распечатку Кокуто. — Я мог бы сказать примерное время ее создания, если бы увидел ее в живую, а так я могу только предполагать.

— Пока я располагаю только этой фотографией. Если появится такая возможность, я покажу ее вам, чтобы облегчить поиск, — заверил его Кокуто, но Ямамура-сенсей только вежливо улыбнулся, кажется, он сомневался, что такая возможность действительно появится.

— Я могу назвать вам нескольких мастеров, занимающихся вырезанием масок, но едва ли хоть один из них может похвастаться такой работой. Все они принадлежат более или менее древним мастеровым кланам, возможно, от них вы сможете узнать больше.

Он повернулся к девушке, изо всех сил изображавшую работу на компьютере, но на самом деле украдкой поглядывавшую на нас, и жестом привлек ее внимание.

— У нас должен быть список всех мастеров, что у нас выставлялись в разное время, со всеми адресами. Не думаю, что он так уж велик. Окими-сан… позаботьтесь об этом.

Девушка кивнула и, провернувшись на своем стуле к компьютеру, снова резво застучала по клавишам.

— Однако, — Ямамура снова повернулся к нам, и его губы вновь растянула та же улыбка, что и в начале разговора, — я надеюсь Аозаки-сан оценит мою отзывчивость. Я хочу знать, к каким результатам придет ваше маленькое расследование… Остальное мы обсудим с ней по телефону.

— Да, думаю, вам стоит решить этот вопрос лично с Аозаки-сан, — вежливо улыбнулся Кокуто. — Благодарю вас за помощь.

Ямамура поднялся со своего кресла

— Что ж, теперь прошу меня извинить. Вы можете пройтись по музею или подождать здесь, как вам угодно. Окими-сан предоставит вам список. Рёги-сан, — он поклонился, — мое глубочайшее почтение Вам и Вашему уважаемому отцу.

Я, все это время просидевшая без дела, тоже поднялась и поклонилась, на этот раз решив соблюсти все нормы этикета.

— Рада знакомству, Ямамура-сан.

Ямамура-сан уставился на меня, потом вдруг тоже принялся кланяться сверх всякой необходимости.

— Да… Я тоже очень рад… Если Вы… Ах, впрочем, нет, извините, — он расплылся в своей скользкой улыбке и отвесив последний резкий поклон, попятился к двери. — Был рад вам помочь.

Кокуто, чему-то там себе немало развеселившись, поклонился уходящему мужчине, а затем обернулся к его ассистентке.

— Если вы не возражаете, мы пройдемся по музею, Окими-сан.

Взяв меня за руку, он повлек меня прочь из кабинета.

— Бастет — это египетская богиня с кошачьей головой, — ответил он на заданный мной ранее вопрос. — В Египте кошка почиталась за священное животное, им возводились храмы, воздавались подношения. Считалось, что Бастет покровительствует женщинам, красоте. Ну в этом я с древними египтянами согласен. Недаром красивую девушку сравнивают с кошкой. К тому же кошки очень самостоятельные и независимые, — мы спустились в зал Древнего Египта и остановились перед статуей той самой Бастет. — Ее еще часто изображали в виде женщины с кошачьей головой. Но если Бастет прогневать… тогда она становилась как Сехмет. Женщина-львица, богиня войны… Не удивляйся, я в колледже успел отслушать курс культурологии по древним цивилизациям.

— А… — протянула я, разглядывая статую, — вообще, знаешь, любопытный народ эти египтяне. Есть во всем этом нечто… — я сделала неопределенное движение рукой, помогая себе найти нужное слово, — таинственное, что ли.

— Ага. Таинственные ребята. До сих пор выясняют, как же они пирамиды воздвигли, — согласился Кокуто, с любопытством оглядывая папирусные свитки под стеклом и стилизацию на тему египетской клинописи. — В моем восприятии египетская мифология в одном ряду с германо-скандинавской. Очень мрачная, не сравнится с древними греками и кельтами.

Я двинулась к другому экспонату, потом к следующему, подолгу рассматривая каждый. Во всем этом и правда чувствовалась какая-то непонятная и притягательная древняя сила. Высокие изящные боги с головами птиц и животных, ярко выраженный и величественный культ смерти и смутное обещание телесного бессмертия — жалкая попытка замедлить разложение трупа, уже не человека. Даже в этой абсурдной идее хранилась какая-то тайна. Или великая глупость.

Мы прошли в следующий зал.

Кокуто так и не выпускал мою руку с тех пор, как мы покинули кабинет Ямамуры. Я чувствовала тепло, исходящее от его ладони, и мне казалось, что оно достигает моего сердца. Наверное, мы выглядели, как пара на свидании, как обычная, нормальная парочка. Я чувствовала себя глупо и неловко, но не отнимала руки. Мне по-прежнему казалось эта иллюзия нормальной жизни рано или поздно лопнет, как мыльный пузырь, но я хотела попытаться поверить в нее, как верил Микия, и сделать ее настоящей.

***

— Кокуто-сан и Рёги-сан? — нерешительно позвала нас Окими-сан, помощница искусствоведа. Она отозвала нас в сторону, чтобы не мешать другим посетителям музея, и протянула Кокуто листок. Насколько я смогла разглядеть, фамилий на нем было не так уж много.

— Здесь все, кто когда-либо имел дело с нашим музеем. Наиболее выдающихся художников я поместила сверху, — она заглянула в листок, который Микия держал перед собой и указала наманикюренным пальчиком в начало списка. Судя по взглядам, которые она то и дело бросала на Кокуто, он явно ей очень понравился. — Морияма-сан принадлежит одному из самых древних кланов, они отсчитывают свою историю с эпохи Муромати. Кано-сан хорошо знаком с работами других мастеров и наизусть знает каждого мастера древности… — перечисляя достоинства каждого, Окими-сан указывала на соответствующую фамилию в списке. — Накамура Гэндо-сан, наверное, самый выдающийся мастер из ныне живущих. Его выставка имела колоссальный успех.

Ее глаза восторженно блеснули. Кажется, она и сама была в восторге от той выставки.

— Но, я не знаю, продолжает ли он делать маски, — сказала она приглушенно, будто собираясь рассказать секрет. — Дело в том, что у него погибла жена. Ужасная смерть! Какой-то подонок исполосовал ей все лицо. Это было в новостях в прошлом или позапрошлом месяце, не помните? С тех пор Накамура-сенсей, как говорят, очень изменился. Стал фактически затворником. Не уверена, что вы сможете с ним поговорить, но его адрес я тоже указала. Вот тут, — пальчик ткнул в третью фамилию в списке. — В общем, я бы посоветовала в первую очередь обратиться к этим троим, а если не повезет, то дальше посписку.

— Премного благодарю, — Микия чуть поклонился в благодарность девушке за труды. — Не ожидал, что здесь будет такой обширный фронт работ. Думаю, стоит последовать вашему совету, — он прочитал фамилию того человека, о котором говорила Окими-сан, и задумался. — Да, я помню эту историю. Виновного так и не нашли. Надеюсь, Накамура-сан хоть немного уже оправился от этого, — его слова прозвучали неуверенно, пальцы предательски дрогнули, сжав мою ладонь посильнее, но Кокуто быстро совладал с собой и выглядел все так же спокойно и сосредоточенно.

— Мы дадим вам знать о результатах поисков, — Кокуто попрощался с девушкой и повел меня к выходу.

— Убийство? — переспросила я, когда мы снова вышли в знойный послеполуденный город.

— Да, крутили по телевидению, а я как раз в офисе сидел, накопившиеся счета перебирал… Мне тогда даже не по себе стало, — он замолчал и я, взглянув на закрывавшую пол-лица челку, поняла, о чем о подумал. Слишком свежи были воспоминания о вспарывающем его лицо ноже Ширазуми. — Действительно подонок. Нормальный человек не способен на такое.

Я внимательно посмотрела на него, но ничего не ответила.

Накамура жил дальше всех, практически на другом конце города, к нему мы добирались на электричке, уже на закате. К сожалению, поиски успехом пока не увенчались. Кокуто уже сетовал, что он, пожалуй, погорячился, посчитав это поручение Токо-сан скучным, несложным и на пару часов. Видимо, боль в ноге снова дала о себе знать, и Микия начал прихрамывать еще сильнее, хоть и пытался это скрывать и двигаться нормально.

— Ну что, попытаем счастье с Накамурой-саном? — остановившись перед кованой решеткой, окружавшей утопающий в зелени сливовых деревьев дом, Кокуто посмотрел на меня и потянул на себя приоткрытую створку ворот.

========== 1.3. ==========

Дом Накамуры Гэндо. 14 июля, раннее утро

В замочную скважину попал только со второго раза. Повернул два раза, толкнул дверь. Она поддалась неожиданно легко, и я едва не потерял равновесие, в последний момент сделав два неловких шага в квартиру.

Ключ. Точно. Не забыть вытащить ключ из двери.

Я вытащил ключ, упал на высокий порог, тот самый на котором столько раз сидел, обуваясь, когда она желала мне доброго пути… и пнул дверь ногой. Она захлопнулась. Вышло слишком громко, как бы соседи снова не вызвали полицию. Чертовы манекены! Почему бы не оставить меня в покое? Чертовы ублюдки… В порыве гнева я попытался ударить кулаком об стену, но промахнулся, смазав костяшки о шероховатую поверхность стены. Кровь размазалась неровным мазком красной туши, как бывает, когда прихлопнешь насытившегося комара.

Я уронил голову на руки.

Перед глазами завертелась карусель, сверкая огнями и вызывая в желудке рвотные спазмы. Я поднял голову и попытался сосредоточиться на ручке двери, но она никак не хотела собираться воедино, выплясывая в причудливом танце со своими призрачными близняшками.

Вытянув ноги, я сбросил с себя обувь и кое-как поднялся. Нужно добраться до кровати. Вперед по коридору — до моей огромной пустой и холодной кровати… Черт, нужно было давно уже разбить ее в щепки. Нужно было разнести всё к чертовой матери! Всю эту ложь…

Не дойдя до спальни, я повернул в туалет и, рухнув на колени, любовно обнял унитаз, чувствуя, как выпитый алкоголь подкатывает к горлу. Желчь сжигает горло, тупыми спазмами скручивая желудок. Когда рвотные позывы отступили, я, оттолкнувшись от унитаза, упал с ним рядом. Волосы прилипли к щеке. Я вытер тыльной стороной губы, размазывая по лицу кровь с рассеченной руки и остатки содержимого моего желудка, и закрыл глаза. Мой мозг, отравленный алкоголем, рисовал картины: болезненные и фантастические.

Она. Снова Она. Только Она.

Она улыбается мне. Губы приоткрывают ряд белых ровных зубов, образуя застенчивые ямочки на щеках. О, Боже, я хочу видеть их снова! Черные волосы обрамляющие лицо, глаза сияющие спокойным ровным светом. Я хочу коснуться ее, ее мягкой белой кожи. Чтобы Она, тепло улыбнувшись, накрыла мои пальцы своими и, нежно погладив их, привлекла меня к себе… И я почувствовал ее тепло, ее дыхание, ее любовь на своих губах, на кончиках — всем своим существом.

Она улыбается мне. Я протягиваю к ним руку, но…

Я в ужасе проснулся.

Одичало уставившись на белый фаянс, на белые стены, я неуклюже, как краб, цепляясь за плитку кафеля, подтянулся и сел. От неудобного положения ныла спина. На лбу выступил пот. Я тяжело дышал, бессильно тыча кулаком в равнодушную стену, и видел перед собой теперь только собственные грязные волосы. Я даже не помнил своего кошмара.

Черт знает сколько я времени здесь провел. Алкоголь чуть отпустил, но я все равное чувствовал опьянение и дьявольскую боль в голове. Я поднялся, опираясь о стену, нажал кнопку смыва. Вонь в замкнутом пространстве пропитала меня насквозь. Мерзость.

Я открыл кран холодной воды в ванной, и избегая смотреть на свое отражение, расползающееся паутиной трещин по стеклу, тщательно ополоснул лицо. Вымыл волосы.

Я — это я, черт возьми, и никто у меня этого не отнимет. Это я… Я. Пусть я даже не уверен, что я знаю, кто я теперь…

Потом я рухнул в незастеленную постель, пропахшую потом, сигаретами и алкоголем, и закрыл лицо руками. Я хотел забыться, но боялся спать.

Дом Накамуры Гэндо, семь вечера

Я проснулся от того, что кто-то звонил в дверь. С тех пор, как ее тело закопали в землю, у меня было много посетителей. Полиция с бесконечными вопросами, те, кто притворялся друзьями и родственниками. Они продолжали приходить, говорить свои лживые слова, наполненные лживым сочувствием. Делали из меня дурака. Они не знали, что я даже был рад не видеть ее больше… Но мне приходилось кивать, поддерживать их обман, словно я был скован этой ролью в чертовом спектакле как кандалами каторги. Пока, наконец, их бесконечный поток не иссяк и я не остался один. С тех пор прошло две недели, и единственные лица, которые мне приходилось видеть за это время — незнакомцы в баре, которым не было до меня никакого дела. И эта смешная девчонка, Кикути-сенсей, вообразившая себя моим врачом.

Опять раздалась трель дверного звонка. Я посмотрел на часы. Десять минут восьмого. Утра или вечера?

Я встал, зашел в ванную сполоснуть лицо и прополоскать рот, затем подошел к двери. В искаженной перспективе дверного глазка стояли двое — парень и девушка.

— Чем могу… — голос отказывался слушаться меня, и мне пришлось прокашляться, чтобы извлечь из своего пересохшего горла хоть сколько-нибудь внятных звуков. — Помочь?

Я стоял на пороге, наполовину приоткрыв дверь, впускать их в дом у меня намерения не было. От яркости вечернего солнца у меня еще больше разболелась голова.

— Накамура-сан? — полуутвердительно спросил молодой парень странноватого вида, и я кивнул. Он замялся, и я, секунду подумав, проверил карманы джинсов на наличие бумажника и ключей и вышел за порог.

— Мне нужно в супермаркет, — голос был каким-то сиплым и свистящим. Я снова прокашлялся, но это не помогло. — Расскажете, что вам надо, по дороге.

Парень кивнул, а девушка в кимоно безучастно смотрела сквозь меня. Они не торопились выкладывать, зачем я им понадобился, и меня это устраивало.

Пока мы шли, я, щурясь от солнца, успел их как следует рассмотреть. Парень — весьма заурядный, в очках, с видом ботаника, но не из тех, от кого веет неуверенностью и немытыми волосами за километр, а вполне себе приятный и интеллигентный. Было в нем что-то, что сразу к себе располагало. Наверное, он из тех, кто подбирает бездомных котят. Даже хромота и длинная челка, закрывавшая один глаз, не портили впечатления.

Однако стоило мне проникнуться к нему симпатией, в мозгу что-то щелкнуло: не торопись с выводами, дружок, это приветливая улыбочка лишь… Парень чуть повернулся и челка сдвинулась, обнажая шрам через левый глаз. Я резко отвернулся, скривившись. Свежий рубец на лице юноши вызвал во мне удушающий приступ паники. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы подавить в себе эту мерзкую волну страха. Да, этот парень не так-то прост, даром, что ботаник.

Я перевел взгляд на девушку в кимоно. Сегодня день фестиваля? А… Черт его знает, какой сегодня день. Как бы там ни было, юката ей шла. Она держалась естественно в традиционной одежде, будто носила ее каждый день. Белая кожа, отточенные благородные черты лица. Было в ней что-то… Я встретился с ней глазами. Вопреки мои ожиданиям она не отвела взгляд, а так и смотрела на меня, спокойно и будто бы изучающе. Казалось, что она что-то понимает, что-то видит, чего не видят другие. Ее лицо напоминало маску Дзидо — вечного ребенка, застывшего между времен и полов, за пределами добра и зла, безмятежная невинность и загадочная мудрость. Мне захотелось коснуться ее лица. И мне казалось, что она позволит, потому что знает, что лишь маска. Маска, носить которую так же естественно, как кимоно.

— Мы подождем вас здесь, — сказал ботаник, останавливаясь у скамейки под раскидистым деревом, девушка же опять не проронила не слова.

Вернувшись с пакетом из супермаркета, я рухнул на скамейку и, открутив крышку бутылки холодной воды, опустил туда пару таблеток аспирина.

— Продавщица едва не вызвала охрану, — я горько усмехнулся. — Похоже, мой внешний вид оставляет желать лучшего. Простите, не подумал об этом.

— Все в порядке, Накамура-сан. Извините нас за беспокойство, — вежливо улыбнулся парень и, подождав, пока я сделаю несколько глотков, протянул мне руку. — Мне дали ваш адрес с музее. Моя начальница коллекционирует предметы старины и просила выяснить, кто создал маску «Шиндзя». Вы могли бы взглянуть?

Пожав парню руку, я взял у него помятый листок бумаги, но прежде, чем развернуть его, еще раз взболтал бутылку с водой и сделал пару глотков.

— Я понимаю, что, возможно, мы не вовремя, поэтому приношу извинения, — юноша чуть поклонился, как нашкодивший школьник, встряхнув челкой.

— Да ничего, никакого другого «вовремя» в моей жизни всё равно не бывает, — я махнул рукой с зажатой в ней бутылкой, и, бросив ее рядом на скамью, развернул распечатку. — Да, это моя, — едва взглянув на фото, я отдал листок обратно парню. — Надеюсь ваша начальница не выложила за нее слишком много, потому что никакая это ни старина.

— Думаю, дело тут даже не в старине, а в том, насколько оценивают вашу работу, — воодушевился парень от хороших новостей. — Ее оценили очень высоко. Токо-сан под впечатлением. Я не знаток театральных масок, но она — настоящее произведение искусства, думаю, это и оценили.

— Да-да… Спасибо, — я рассеяно посмотрел на него и, усмехнувшись, повторил, — Произведение искусства…

На востоке загрохотало, и мы трое, не сговариваясь, посмотрели в темнеющее над крышами домов небо. Черная тяжелая туча, набухшая летним ливнем, ползла по небу, медленно подминая под себя ярко-алые лучи заката, разгоравшегося на западе. Черный мокрый слизень с прожилками далеких молний пожирал огонь солнца. Это могло бы стать началом Апокалипсиса. Моего личного Апокалипсиса.

— Нам лучше поторопиться, — сказала девушка, и я посмотрел на нее. Голос у нее был низкий и чуть хрипловатый, почти мальчишеский, что только подтвердило мои размышления о маске Дзидо. В театре Но женские роли издавна исполняли юноши, а эта девушка, несмотря на кимоно, казалось, наоборот, исполняет роль юноши. Порыв грозового ветра разметал ее волосы, и юката, хлопнув, обвила ее ноги.

— А у вас есть еще какие-нибудь работы? На всякий случай, — прервал мои размышления парень.

— Есть кое-что… Да, есть. Женские маски, в основном, — я встретился глазами с девушкой. — Разные… Но вряд ли они будут вам интересны. Я давно не вырезал ничего нового. И вряд ли вернусь к этому ремеслу снова.

Я снова почувствовал, как внутри меня начинает копошиться знакомая боль. Она похожа на Нее, вот в чем дело. Она тоже носит ЕЕ маску. Я отвел взгляд и уставился себе под ноги.

— Накамура-сан, у вас есть контактный телефон? — заторопился парень, с тревогой смахивая тяжелую дождевую каплю, упавшую на распечатку, что он мне показывал. — На случай если Токо-сан захочет поговорить с вами лично, — покопавшись в кармане, он извлек огрызок карандаша и протянул мне вместе с помятым листком.

Я написал домашний телефон отдал листок парню. По рукам забарабанили быстрые капли дождя.

— Вы нам очень помогли. Спасибо! — уже на ходу крикнул парень и и, схватив девушку за руку, поспешил по направлению к станции. Через несколько шагов она обернулась, и я улыбнулся ей, успев заметить, как мокрая юката облепила ее стройное тело. Вскоре их окончательно скрыла пелена дождя, сплошной стеной обрушившаяся на город.

Я откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Дождь больно стучал по векам, щекам и губам.

Если бы он мог смыть грех, так же как смывает грязь.

========== Эпизод II. Konashi: Грубая резьба. 2.1 ==========

2 недели спустя, 30-е июля, 8.48 утра. Офис Аозаки Токо

Уже с несколько минут я тупо разглядывал заложенный кирпичом дверной проем — вход в здание, в котором находилось наше агентство. На пробу я даже постучал костяшками пальцев по кладке, проверяя, не морок ли, но, судя по стуку, кладка была самая настоящая, причем, у четом застывшего цемента, ему уже точно было несколько лет — цемент крошился под пальцами. Интересно было другое. Еще вчера этого здесь не было.

Я обошел здание, пробираясь между маскировочных строительных лесов, пару раз чуть не подвернув лодыжку на мусоре, оставшемся после строителей, но здание выглядело еще более безлюдным и необитаемым, чем обычно. Вернувшись к «главному входу», я сумрачно уставился на кирпичи. Аозаки уже не раз проезжалась на тему, что я «самый скучный» в нашей компании. Ну да, я не маг, магии во мне еще меньше, чем йен в моем кошельке, поэтому определить природу этой стенки и понять, как мне попасть внутрь (а в том, что Токо-сан решила так эффективно запереться от посторонних, я даже не сомневался), я не мог. И, наверное, еще долго бы переминался с ноги на ногу, если бы сзади не послышался знакомый женский окрик.

— Брат! — дааа, не ее голос я услышать надеялся. Но Шики в это время, наверное, еще спит. Повернувшись к Азаке, я виновато улыбнулся и развел руками.

— Кажется, Токо-сан решила запереться поосновательней, — я ковырнул ногтем цемент. Сестрица озадаченно уставилась на стенку, и я понял, что для нее это такая же неожиданность, как и для меня. И ведь это при том, что она не случайно сегодня так рано пришла.

— Барьер, — ощупывая стену, сообщила Азака. Что-то в этом духе примерно я и ожидал услышать. — Сильный. Ну вот она всегда так — наколдует, а я потом разбирайся, — сестренка умилительно насупилась и стала натягивать перчатку.

Примерно догадываясь, что за этим последует, я отошел подальше.

Азака бахнула пламенем как из гранатомета. С первого раза стена лишь чуть просела, но моя упрямая сестрица не успокоится, пока не раздолбает ее на куски.

— Что еще за шуточки? Вызвала вчера с утра в офис, а сама нагородила тут барьеров… — негодующе бормотала девушка, зайдя в холл, и двинулась к лестнице. Под ногами вспыхнул еще один барьер, разбежавшийся светящейся вязью кабалистических символов. Я осторожно прошел за Азакой, надеясь, что и меня, не-мага барьеры пропустят…

Аозаки обнаружилась на своем рабочем месте в вечной позе — в кресле да с сигаретой в зубах. А возле стола возвышался набитый дорожный чемодан. Азака, видимо, удивилась еще больше меня, потому что тут же встала в позу.

— И что это за барьер был? Куда это вы собрались? Вы же обещали, что поработаете со мной эту неделю, — прокурорским тоном объявила сестренка.

— Барьер? А, это, — Аозаки, кажется, только сейчас вспомнила, что его поставила. Интересно, она ожидала, что я начну ходить сквозь стены?.. Шики-то ладно, ей ничто не мешает ножом «убить» барьер.

— Кокуто, — я уже приготовился в мягкой саркастичной форме обрисовать проблемы преодоления магических барьеров, но магичка продолжала, — ну хоть ты не ворчи, нашел же ты сюда вход в самый первый раз? Неужели бы и этот барьер не преодолел бы?..

Ну, может, если только с базукой…

— … Я уезжаю на неделю-другую… Нет, надеюсь, все же, что на неделю, по делам, — ого, даже на окне тлеют охранные руны. Ничего себе. Да «Храм» практически в осадном положении. — Ты — за старшего.

— Я? — на этой работе я научился ничему не удивляться, но, кажется, сейчас Токо-сан удалось меня удивить. — В чем?

— Во всем. Присмотришь за Азакой. За Рёги, — продолжала Аозаки невозмутимо.

Азаку слегка перекосило при упоминании Шики. После моего ранения они еще больше не ладят.

— Ну… Если вы снимите барьеры. Вас же все равно тут не будет. И Ассоциация магов найдет всего лишь заброшенное здание, — ну а как иначе? Нелегальная магичка окружает свое убежище мощными барьерами и собирается куда-то слинять. В душе как-то нехорошо екнуло. Аозаки ведь упоминала, что она постоянно перемещается, не задерживаясь подолгу на одном месте. Может, она собирается уехать на совсем?

— Эй, подождите, вы же не собираетесь меня бросить до окончания обучения? — кажется, у Азаки промелькнули подобные мысли, и она испугалась.

Токо-сан ухмыльнулась по-лисьи и загасила сигарету в пепельнице.

— Надеюсь, это временно. Догадался, да? — она посмотрела на меня. — Некоторые трудности, обычная проверка. Видимо, в городе собралось слишком много магов. После шумихи, которую устроили Арайя и Альба, оно и неудивительно. Вам, тебе, — Аозаки посмотрела на Азаку, — ничего не угрожает. Просто на время залягте на дно.

Я с сомнением посмотрел на нее и чуть вздрогнул, когда за спиной громко хлопнула дверь и прошелестели знакомые шаги.

Действительно не ожидал, что она так рано придет. Проходя мимо, Шики метнула в нас с Азакой взгляд, задержавшись на мгновение на лице моей сестры, и двинулась дальше к столу Аозаки. В кабинете тут же образовалась эта звенящая атмосфера, которая появлялась, стоило в комнате собраться вместе Шики и Азаке. При мне они никогда не ссорились, но я слишком хорошо знал свою младшую сестренку. Она не упустит возможности проехаться на тему того, как мне аукается знакомство с Шики и работа на Токо.

— В бега? И надолго? — спросила Шики, остановившись перед столом Аозаки. Похоже, она, как всегда, сразу же уловила суть проблемы.

— Если бы я отправилась в бега, логично, что я бы не ставила никого в известность? — Аозаки раскурила сигарету, развалившись в кресле. Интересно, мне одному чудится нарочитость в этой позе? — На то они и бега. Надеюсь, ненадолго. У меня тут еще дела остались. Азака, если ты хочешь продолжать обучение, рано или поздно тебе придется поехать в Англию, — Токо-сан знает, чем остудить пыл сестрицы. Почему-то любые о разговоре об отъезде вызывали у Азаки неприятие.

— Нет. Я пока не готова, — отрезала сестрица, нахохлившись и обхватив себя руками за плечи, уйдя в глухой замок. Я подавил желание сжать ее плечо, она всегда хочет казаться сильной.

— Жаль, — с искренним сожалением сказала Шики, явно провоцируя Азаку на ссору.

Азака метнула в нее изничтожающий взгляд. Тема Лондона, я знал, была для нее болезненной: сестра хотела и магией продолжать заниматься, и академию закончить.

Я укоризненно посмотрел на Шики. Перехватив мой взгляд, она улыбнулась, как ни в чем ни бывало. Причем я уже давно заметил, что чем хуже настроение у Шики, тем милее и очаровательней ее улыбка. Правильно заметила как-то Аозаки, что, будь Азака бочкой с порохом, Шики не успокоилась бы, пока не бросила туда спичку.

— Ну а я пока буду… в отпуске, — Токо выпустила клуб дыма в потолок. — У меня есть для вас работа. Для тебя, Кокуто, — интересно, это работа или РАБОТА? Хоть бы не очередной поиск антиквариата, который на поверку не оказывается антиквариатом…

Аозаки перегнулась через стол, и в меня полетела свернутая газета. Я на автомате поймал ее и развернул. На странице темнела фотография разбитой автомашины.

— Желтая пресса? Токо-сан, это уже даже не смешно…

— А кто сказал, что это смешно? Совершен наезд на человека. Который развалился от столкновения, — Токо-сан была сама невозмутимость.

Повисла неловкая пауза. Шики, казалось, утратила к нашему разговору интерес и отошла к перилам лестницы, прислонившись к ним спиной. Было в этом что-то демонстративное, как и всегда, когда она была раздражена и сердилась. Недосып ли тому причиной, присутствие здесь Азаки или новое поручение Токо, я определить затруднялся. Возможно, все вместе.

— Развалился? — переспросил я. Ну я слышал, что от сильных ударов в автокатастрофах отрывает конечности, но чтобы прямо — развалился?

— Именно. Рассыпался. Развалился. Из-за этого водитель попал в аварию, — Аозаки поднялась, продевая руки в рукава широкого темного плаща. — Занятно, правда?

— Не очень, — я не понимал, к чему клонит магичка. К «желтой» прессе я доверия не питал. — А что с телом?

— Вот это тебе и предстоит узнать. Приятных выходных, — Токо легко подхватила свой чемоданище, словно пушинку, и двинулась к выходу.

— И вот ради этого стоило меня будить? — мрачно спросила Шики, и ее вопрос, казалось, поплыл в воздухе, как клубы сигаретного дыма, оставшись без ответа.

Волшебница только широко ухмыльнулась.

Хлопнула дверь, и повисла еще более неловкая пауза.

По правде, я не ожидал такой… подлянки. Учитывая, что в городе произошло второе жестокое убийство за последние пару месяцев, то приказ расследовать заметку из желтой газетенки вызывал у меня, как минимум, недоумение. И Аозаки не могла об этом не знать. Я задумчиво посмотрел на девушек.

— Пожалуй, находиться здесь нет смысла. Работать я смогу и дома, — я честно скатал «желтое» издание в трубочку и запихнул в задний карман штанов. Взяв со стола связку ключей, я пошел закрыть второй этаж. Может, конечно, я преувеличиваю, но у меня было такое чувство, что за моей спиной в комнате сейчас ударят молнии — такая напряженная была атмосфера. Поэтому я подозревал, что мое желание проверить двери помещений, куда я точно в отсутствие магички не зайду, будет расценено как самое настоящее дезертирство.

Уже прикрыв дверь, я услышал голос Азаки с отчетливыми обвиняющими интонациями. Можно было вернуться и развести их по углам, но я подозревал, что если я вмешаюсь, станет еще хуже.

Когда я вернулся в офис, девушки стояли друг напротив друга, и я видел по их лицам, что еще пара мгновений — и в ход пошли бы нож и огненная магия. Причем зыркнули на меня обе так, что мне стало не по себе. Надо было все же вернуться…

— Я что, не вовремя? — я попытался разрядить накаленную атмосферу шуткой, но, похоже, рассердил их обеих еще больше. Может, чашка горячего кофе примирит этих тигриц? Выгрузив картонные папки на свой стол, я отошел к кофе-машине.

— Спроси у своей сестры. Она меня уже достала, — отрезала Шики, плюхнувшись за моей спиной в одно из кресел. Азака фыркнула.

Азака… Судя по выражению побледневшего лица Шики, это был не просто грозовой фронт, а циклон. Я чуть нахмурился, добавляя в свой кофе сахар. Стоило отвернуться — и девчонки начинали цапаться, как кошка с собакой. И я даже знал почему. Наверное, мне придется всегда разрываться между ними двумя. Когда я пришел в себя в госпитале, опутанный проводами капельниц, Азака уже сидела рядом с опухшим и покрасневшим лицом. Я хотел бы, чтобы они были рядом обе. Но, как потом сказала сама Шики, Азака запретила ей подходить ко мне. Как объяснить сестре, что Шики мне дорога и я никогда не отрекусь от нее? Глаз и нога — небольшая плата, чтобы продолжать видеть каждый день дорогого мне человека, быть с ней рядом. Главное, чтобы она сама под давлением Азаки не отступила. Я не верил, что после того, что мы пережили, Шики может дать задний ход, попытаться вернуть все на круги своя. Но на этом мы и остановились. Наши странные отношения, по-моему, стали еще более запутанными…

— Вам как обычно? — я предпринял еще одну попытку примирения, но даже это не помогло задобрить Азаку.

— Я не буду. — отрезала она и направилась к выходу с гневным видом. Мне кажется, или в нарочито безразличном взгляде Шики промелькнуло что-то вроде удовлетворения, если не злорадства? Проводив сестру взглядом — ее напряженную прямую спину, приподнятую линию плеч, я только вздохнул.

Ну и утро.

— Некстати Токо-сан в свой «отпуск» отправиться решила, — стоило Азаке выйти, я перестал натягивать улыбку и озадаченно почесал затылок. — Почему ее заинтересовал не убийца, уродующий женщин, а статья в «желтой» газете? — я уже в красках представил себе выражение лица Дайске, когда я приду к нему с просьбой рассказать про эту аварию…

Дождавшись, пока заполнится кофе кружка, я поднес ее Шики.

— По-моему, Токо-сан что-то недоговаривает, — ну да, Токо-сан всегда что-то недоговаривает. Мне иногда кажется, что наша с ней совместная работа напоминает какую-то странную игру, в ходе которой мне приходится угадывать намерения, мысли и намеки Аозаки по тому или иному вопросу. А ей, хитрому сфинксу, видимо, доставляло удовольствие говорить загадками.

— Мне кажется, ответ на этот вопрос нам не понравится, — невнятно отозвалась Шики, похоже, сменившая гнев на милость при виде кружки горячего кофе. — Поверь, я бы с удовольствием провела утренние часы в своей кровати. И при этом она мне ни слова не сказала. Уж не думает ли она, что я должна читать между строк? Я ее, даже когда она пытается говорить прямо, не очень-то понимаю…

— Не только ты, — я забрал свою кружку. Внезапно мне пришла в голову неприятная мысль, даже ароматный кофе стал безвкусный. — Слушай, Шики, а ведь Ассоциация до сих пор не знает про твои способности? Может ли это «залягте на дно» относиться и к тебе?

— Возможно. — Шики взяла из моих рук кружку. — Не волнуйся, в этом я с Аозаки солидарна. Мне вовсе не улыбается попасть в каталог забавных зверушек Ассоциации магов или кого бы то ни было еще. Так что я не планирую привлекать к себе внимание.

Я качнул головой в знак согласия. Облава Ассоциации магов. Как-то это слишком дурно попахивает. Даже для нас, не магов.

Между нами снова повисла какая-то недосказанность, спровоцированная этой стычкой с Азакой. Прихлебывая кофе, я примостился на подлокотнике кресла, облюбованного Шики.

— Извини ее. Азака никак не может принять то, что в произошедшем со мной виноват я сам, — я просто чувствовал, что надо что-то сказать. А это уже давно висело грузом на душе.

Шики сухо усмехнулась, сцепив пальцы на горячей кружке.

Мы с ней никогда не говорили на эту тему, как-то так повелось, что эта тема стала табу. Но, посмотрев сегодня на раскрасневшуюся от гнева Азаку, на побелевшее от сдерживаемых чувств лицо Шики, я снова ощутил укол вины. Если это правда, я ведь сам искал Ширазуми.

— Я сам пришел на тот склад. Если бы я знал, что он тебя там… держит… — а ведь я даже не знал, что Ширазуми сделал с ней. Я нашел ее израненную, в порванном кимоно. Выслеживала зверя и пришла по следу? Этого я не знал. Одно я знал точно — я бы все равно полез в логово зверя, даже если бы мне нечего было противопоставить ему. Хотя спасатель из меня неважный.

— То что? — резко спросила Шики, не поднимая головы. — То не пришел бы? Брось, Микия… — в ее голосе слышались не то досада, не то горечь, я затруднялся определить. Помолчав пару мгновений, она продолжала: — мне не за что извинять Азаку. Она просто беспокоится за тебя. Я ее не виню.

Я невольно потер рубец на щеке. Иногда мне кажется, что эта рана никогда не заживет. Там и болеть-то нечему уже, но все равно дает о себе знать каким-то образом.

Шики искоса взглянула на меня.

— И я не виню себя в том, что с тобой произошло. Если я кого и виню, то только чокнутого ублюдка Ширазуми, — сказала она, снова отхлебнув кофе.

Надеюсь, что это так. Когда она увидела меня после моей выписки из больницы, в ее взгляде была странная смесь чувств. Вот примерно как сейчас. Я беспомощно улыбнулся, глядя на ее точеный профиль.

— Конечно пришел бы. В итоге тебе пришлось бы спасать меня самого, как обычно, — неловко пошутил я. — Что ж, займусь пока поручением Аозаки. По правде, я бы лучше расследовал убийства этого… лицевого дел мастера… — нет, определенно, не нравилось мне это поручение Аозаки.

Не мне спорить с магичкой, бывшей моим шефом, но у меня возникло ощущение, что Токо дала мне — даже не нам с Шики, а мне — это поручение, лишь бы чем-то меня занять, чтобы я не совал нос куда ни попадя. Слава богу, Шики согласилась с моими опасениями насчет Ассоциации магов, и у меня немного от сердца отлегло. И еще одно… Я не надеялся на утвердительный ответ, я знаю, что Шики как кошка, ее не удержишь силой или обещанием. Но мне было бы спокойнее работать, если бы я знал, что она не рыщет по темным переулкам, рискуя нарваться на возможного убийцу или на магов.

— Хорошо. Послушай, Шики… — я немного замялся, не зная, как она среагирует. — можешь пока не гулять по ночам?

Она продолжала прихлебывать кофе, и я подумал, что последняя просьба действительно была лишней.

— Нет. Не могу, — сказала она наконец.

Ну я хотя бы попытался.

— Со мной все будет в порядке. Я могу за себя постоять, — продолжила она, отставив опустевшую чашку. — А ведь Азака права, не будь меня в твоей жизни, этого бы не случилось, — Шики снова усмехнулась и улеглась грудью на стол, лбом на сложенные руки.

Правда и ничего, кроме правды. Но все равно больно. И еще неизвестно, что больнее — нож, касающийся моего горла, или беспомощно наблюдать, как над ней смыкается занавес из переливающихся дождинок в слепящем свете фар ударяющей ее машины. Я с горечью посмотрел на ее спину и на рассыпавшиеся по ее бледным рукам темные волосы.

— Шики…

— Ладно, не отрицай, — сонно сказала она, прикрыв глаза. — Я не буду больше пытаться исчезнуть из твоей жизни. Хоть ты и, по моему мнению, болван, это твой выбор, и я его принимаю.

Я неловко провел ладонью по ее спине. Я был благодарен ей, что она не стала меня разубеждать.

Так много хотелось сказать… Но я не стал. Незачем мусолить все это, когда она устала и хочет спать. Ей эта тема была неприятна, но я оценил ее откровенность. Я убрал руку под ее взглядом, который она бросила на меня из-под взъерошенной челки, и поделился:

— У меня не идет из головы тот мастер масок Накамура и его взгляд. Человек, потерявший любимую. Сколько еще человек лишится дорогого человека, пока убийца продолжает нападать.

— Беру свои слова обратно, — пробормотала Шики, не поднимая головы, — в тяготах твоей жизни виновата не я, а твоя нездоровая страсть к убийцам и маньякам.

— Не ко всем убийцам и маньякам, а очень даже к конкретным, — ага, и в том числе, к сидящему передо мной. Хоть она никоим образом не была маньяком-убийцей, а подобное утверждение как раз и стоило мне левого глаза, я любил ее поддразнить. — Я дам тебе знать, если мне потребуется помощь, — я с сожалением слез с подлокотника.

*

Проводив Шики до подъезда ее дома, я собрал все мужество и отправился на длительный променад по всем окрестным супермаркетам, где можно было пролистать и купить свежие журналы. Подброшенная Аозаки газета была позавчерашней, а значит, был шанс найти что-нибудь по горячим следам.

Что ж. Несколько часов я потратил в сборе сплетен и «уток» и безжалостном надругательстве над своим мозгом. Я никогда не был любителем «желтой» прессы, но тут пришлось пропускать сквозь себя такой объем несколько приукрашенной информации, что к вечеру, когда я шел на перекус с Дайске в кафе возле управления полиции, то чувствовал себя одним из этих пресловутых «людей в черном». Ну это было почти правдой, учитывая, что наше агентство возглавляла магичка, сами мы имели дело с магами, призраками, демонами и разного рода паранормальными случаями.

Узнать удалось немного. В статье выдвигались гипотезы о привидении, оптической галлюцинации, о чем угодно, только не о том, что говорила Токо. А мне почему-то казалось особенно важным то, на чем она сделала акцент. Что человеческая фигура «рассыпалась». Словно это была кукла или статуя. Но что делала кукла или статуя на шоссе в индустриальном малонаселенном районе на окраине? От Дайске, действительно удивившегося подобному интересу, я узнал имя пострадавшего и в какой больнице он находится. Назавтра я планировал поговорить с самим потерпевшим. Ситуация усугублялась тем, что мужчина, по словам кузена, был порядком выпивши. А такому могло привидеться что угодно, вплоть до Годзиллы или еще какой-нибудь киношной жути. Дайске расщедрился и устроил экскурсию на штраф-стоянку полицейского участка, куда отбуксировали автомобиль. После этого «столкновения» седан потерял управление и столкнулся с оградой, поэтому нельзя было сказать точно — было ли столкновение с чем-нибудь или кем-нибудь до того, как автомобиль врезался в заграждения, не вписавшись в поворот.

Словом, домой я добрался часам к девяти вечера, чтобы обнаружить, что в холодильнике остались лишь упаковка молока и чипсы. Я и так спустил большую половину своих сбережений на журналы, поэтому рассудил, что двум смертям не бывать, а одной (от голода) не миновать, и отправился в ночной супермаркет в паре кварталов от квартиры.

Когда я вышел оттуда с пакетом покупок, стемнело окончательно. Ночь была какая-то особенно черная, почти чернильная, какие бывают только в середине лета, прорезаемая местами болезненно-желтым тусклым светом уличных фонарей. Но от этого в местах скопления тьмы она казалась сгустками космического «ничего». Идеально черной материи. Я решил не идти через парк по темноте, зная, что накануне какая-то гоп-компания побила там часть светильников, и потому пошел вдоль улицы, по которой текли немногочисленные машины и спешащие по домам люди. Это был не яркий красочный центр, пестревший неоновыми рекламами, вывесками кафе и витринами многочисленных магазинов, поэтому обитатели были под стать антуражу — прохожие шли торопливо, поглощенные собой, разговором по телефону, и неясными призраками быстро растворялись в желто-черной тьме. Я тоже невольно прибавил шаг. Нужно быть Рёги Шики, чтобы без всякой боязни ходить по темным улицам, по самым злачным их закоулкам…

Взгляд упал на светлое пятно впереди. Цветное летнее платье, наподобие тех, что любила Азака. Облаченная в него девушка лежала на скамейке в густой тени дерева, куда мало проникал свет ближайшего фонаря. Поза напоминала ту, в которой часто спала Шики — спиной к окружающим, ноги слегка согнуты, подтянуты к груди, рук не видно, лишь длинные черные волосы рассыпались по сидению скамьи, свисая до самой земли. Я невольно притормозил. Что же она лежит тут одна в таком месте? Может, что-то случилось?

— Простите… — я приблизился к лежащей. — Вы в порядке? Уже довольно поздно, вам стоит пойти домой.

Вряд ли она меня слышала. Особенно если ее опоили или обкололи чем-нибудь. Сердце нехорошо екнуло, чертово сознание тут же подменило картинку перед глазом, я почти увидел перед собой Азаку или Шики. Хоть и понимал, что это, в принципе, невозможно, но если этой женщине плохо?

За спиной завизжали об асфальт покрышки, зашумел мотор, а в спину ударил яркий свет фар — к дому напротив подъехала машина. Теперь я мог разглядеть даже узор на платье девушки с красным ремешком. Какие-то легкомысленные цветы — ромашки или маргаритки. Нет, определенно, не стоит ее здесь оставлять.

— Проснитесь, давайте я вызову вам такси, — я склонился над ней и потянул за плечо, чтобы перевернуть. Не поддавалась. Я потянул чуть посильнее и неожиданно она перекатилась сама на спину, обратив лицо к шумящей на ветру черной листве.

— Господи… — у меня крепкие нервы. Были… наверное… Я шарахнулся, запнувшись об бордюрину и ударился бедром об припаркованную машину. Истошно завыла сигнализация, а я с оцепенелым ужасом уставился на открывшееся мне зрелище, подсвеченное в лучах фар как софитов.

У женщины не было лица. То что, я сперва принял за грубую маску, оказалось лохмотьями кожи, вспоротым, все еще сочащимся кровью сероватым мясом, разрезанным, вывернутым наизнанку так, что на дне проглядывала розовая кость черепа. Один глаз вытек, как бесформенный белок яйца, нависая над разорванным веком, второй был закрыт или его вырвали… Губ тоже не было — они были срезаны, сорваны, обнажая сочащиеся кровью десна с неестественно белыми и блестящими зубами. Я ощутил подкатывающий к горлу горячий ком и поспешно зажал рот ладонью, чуть не выронив уже бесполезный пакет с едой. Я навидался трупов за время работы на Аозаки, но такой жути не видел никогда. Возможно, со мной смог бы поспорить Дайске, собиравший по шматочкам жертв Ширазуми, но мне хватило и этого… Только вот сделал это не зверь. Это сделал человек. Осознанно. Целенаправленно…

За моей спиной послышался женский визг, чьи-то голоса. Ко мне подбежали какие-то прохожие, что-то спрашивали, трясли за плечи, я что-то, кажется, отвечал, но моя мысль была только об одном — Шики, пожалуйста, будь дома…

Не знаю, чем там кончилась история. Кажется, я запаниковал. Да, Шики сама кого угодно порежет на части. Но почему в том изуродованном лице мне почудились знакомые любимые черты? Я добежал до автобусной остановки за какие-то несколько минут, вспомнив, что в пакете у меня, вроде бы, ужин и бутылка с маслом, когда шарахнул ей об фонарный столб и там что-то разбилось. Повезло, что автобус подошел сразу, иначе бы я точно рванул бегом несколько кварталов или машину бы остановил… Пожалуйста, Шики, будь дома… не ходи сегодня по темноте…

Не чувствуя под ногами ступенек, я взлетел на нужный этаж и ощутил, что мне нечем дышать — хриплое дыхание разрывало легкие — только под самой дверью ее квартиры.

— Шики… — у меня даже голоса нет ее позвать, я после ранения еще ни разу не делал таких забегов. Ноги подгибаются и дрожат, у меня чувство, что сейчас разорвется сердце. Заперто. Ключ попал в замочную скважину с третьей попытки, я не мог унять дрожь в руке. Кровь тяжело бухала в висках, отдаваясь почти громом в ушах, но зато я, кажется, смог перевести дыхание и, повернув ручку, ввалился в темную комнату.

Пусто и тихо. Кровать заправлена. Автоответчик ровно горит, не мигает, никаких сообщений. Выронив звякнувший осколками пакет, я кое-как на автомате спихнул ботинки и, тяжело ступая, прошел к окну.

Квартира была пуста.

Из меня словно выпустили весь воздух. Прислонившись спиной к стеклу, я сполз на пол мешком с ветошью, глядя перед собой. Острая, невероятно реальная мысль о том, что в ее бледную щеку врезается острие безжалостного ножа, вспарывая алую мякоть, набухающую кровавой росой, не шла у меня из головы, и к горлу снова подкатил приступ ужаса-тошноты. Мне казалось, что я раздвоился — одной половиной сознания я осознавал, что мой страх за Шики, не обоснован, что ее способен победить лишь такой же убийца, как она, или маг, а с другой я ничего не мог с собой поделать: безжалостное и богатое воображение подсовывало мне картины одну страшнее другой. И мне только и оставалось что привидением ходить по комнате, то садясь на кровать, то поднимая зачем-то трубку телефона, хоть я и знал, что мне некому позвонить. И все это время повторял про себя одно только желание — чтобы она вернулась. Увидеть, что она в порядке, посмеяться вместе с ней над тем, какой я идиот, и поползти на подгибающихся ногах к себе домой разбирать то, что осталось от продуктов.

На дрожащем электронном табло электрических часов снова сменились цифры. Два часа ночи. Сначала я сидел в полной темноте, и единственным источником света в квартире был светлый прямоугольник балконной двери и окна, в котором было видно беззвездное облачное небо, подсвеченное желтовато-зеленоватым отблеском огней города. Оттенки темноты познаются в сравнении. Когда я включил свет, оконный проем превратился в аспидно-черный провал в пустоту, отделяющий безопасную квартиру от чернильной неизвестности снаружи тонкой преградой стекла. В черном зеркале отражались призрачная комната, казавшаяся зеркальным двойником настоящей квартиры, и мое собственное бледное уставшее лицо. Пометавшись по квартире, я осел на свое постоянное место на полу у кровати Шики и отрешенно смотрел на своего двойника в черном стекле. Мысли мои постоянно возвращались к темным улицам и аллеям, по которым так любила гулять Шики и где бродит сейчас убийца. Впервые в своей жизни я ждал Шики и боялся не того, что она может натворить, а того что с ней может случиться. Боялся не ее, а за нее. И при этом разумом-то я все понимал, что ее обучали убивать, что не за нее я должен бояться, но ничего не мог с собой поделать.

Хотя я не спал уже вторую ночь и чувствовал разбитость от постепенно накрывающей меня усталости, сон не шел. Больше всего мне хотелось дождаться ее возвращения, перевести дыхание, посмеяться над своей мнительностью, пожелать ей спокойной ночи и… не хотел я уходить. Эта пустая квартира, поражавшая своей необжитостью, безликостью, не несущая отпечаток личности владельца, была дороже мне родительского дома, где я провел детство. Запоздало я вспомнил о кофеварке и заварил кофе. Одну чашку я взял, а вторую наполнил и поставил на столешницу.

class="book">На часах было 3.42.

_RinaCat

========== 2.2 ==========

Вечер того же дня, ночь на 31-е

Больше не в силах противостоять бликам клонившегося к закату солнца, от которых я во сне забаррикадировалась подушкой, я проснулась.

Чёрт! Взвыв от эпилептично скачущего по лицу луча, я перевернулась носом в стену и укрылась сверху подушкой, но вскоре отбросила ее в другой угол комнаты. В моей квартире солнце сияло и утром, и вечером — многократно отраженное и усиленное стеклами дома напротив, что в сочетании с сорокаградусной июльской жарой порой вызывало во мне жгучее желание порезать это чертово солнце на кусочки. Прикрыв лицо рукой, я, щурясь, посмотрела сквозь балконную дверь на небо, но от его высоты и ясности головная боль только усилилась. Сев на кровати, подвернув одну ногу под себя, я зажала ладонями виски. Ох, черт возьми, что за муть в голове. Не спать на закате, купить шторы и установить кондиционер… Нет, проще будет уничтожить солнце.

Но научиться спать по ночам всё-таки надо, тогда и просьба Кокуто не покажется столь невыполнимой… Вспомнив о Микии, я вспомнила и Азаку, и всё давешнее утро — и скривилась еще сильнее. Неудивительно, что мне снилась такая ересь.

Стоило закрыться двери за спиной Микии, Азака тут же накинулась на меня.

— Я ему звонила позавчера, он снова трубку не взял. Я тебя уже предупреждала! Когда ты рядом, он постоянно подвергается опасности. Нечего ему у тебя ночью делать! Или тебе мало его изуродованного лица и ноги?

Мне кажется, я даже побледнела от злости. Последние ее слова сразу же достигли цели.

— Почему бы тебе не сказать это ему, Азака? — спросила я ее, надеясь, что моя улыбка приморозит ее к полу. — Меньше всего мне бы хотелось, чтобы он подвергался опасности. И я сделала всё, чтобы он не был рядом со мной, — я шагнула к ней, и Азака попятилась. — Я убила себя, чтобы не подвергать его опасности. Так может, ты лучше сама поговоришь со своим братцем? Привяжешь его к батарее или что ты там хочешь с ним сделать?

— Он не слушает! — запальчиво заговорила она, но тут же осеклась, и лицо ее пошло багровыми пятнами. — Что?.. К батарее привязать.? Да ты… да как ты смеешь такое говорить! — Азака еще пуще залилась пунцом, на сей раз уже от гнева, от нее ощутимо пахнуло жаром. Я явно попала в точку, и теперь Азака, боясь возможного разоблачения и жестоких насмешек, начала психовать. Атмосфера реально начала накаляться, но положение, как обычно, спас Кокуто, заявившийся с кипой бумаг и с самым невинным выражением на лице. Конфликт при его появлении сошел на нет сам собой, но Азака добилась того, чего хотела: ткнула меня мордой в грязь и испортила настроение на целый день. И пофиг, что я весь день проспала.

Самое мерзкое в моем положении было то, что эта гадкая надоедливая девчонка была права относительно меня. Кокуто действительно подвергается опасности находясь рядом со мной. Так было раньше, и мало что изменилось сейчас. Наоборот, после событий в феврале это стало еще более очевидным. Толку злиться на Азаку за то, что она всего лишь озвучила правду? Теперь я уже сомневалась, что моя злость была вызвана ее словами, а не собственным бессилием что-либо изменить, под которым они убедительно подвели черту. Азака права, будь я настойчивее в попытках оттолкнуть Микию, он, возможно, не попал бы в лапы больного ублюдка Ширазуми, не потерял бы глаз и вообще был бы жив-здоров и весьма счастлив. Но я… Я просто не могла, точнее не хотела этого делать. Да и вообще, разве я виновата, что он все время вертится у меня под ногами? Он сам. Всё сам.

Прошлепав босыми ногами до холодильника, я открыла его и взяла бутылку воды. Никаких других продуктов там опять не было. Сделав пару глотков, я поставила бутылку обратно. Обозрев всю свою небольшую квартиру, особенно остановившись взглядом на автоответчике, я прошла обратно в комнату и села на пол, оперевшись спиной о кровать. Под кроватью нащупался оставленный Кокуто журнал, и я его лениво пролистала, не особенно вчитываясь в статьи.

И как он себе это представляет? Не гулять по ночам? Я же умру… Умру от скуки.

Спустя полчаса, журнал снова оказался под кроватью, а я, растянувшись на полу головой к балконной двери, смотрела в темнеющее небо. Мои мысли то и дело возвращались к сегодняшнему утру, к Азаке и Кокуто, к его просьбе не выходить ночью, к его словам о Накамуре. Я бы и забыла уже об этом грустном мастере-масочнике, если бы Микия постоянно его не вспоминал. Если считать жену мастера, то в городе произошло уже второе убийство подобного типа: молодая женщина убита, лицо изуродовано. Как говорят в полиции — почерк на лицо. Тьфу ты, дурацкий каламбур… Так или иначе, Кокуто, похоже, поддерживает версию полиции о серийном убийце. И, видимо, это доставляет ему массу неудобств.

Я вздохнула и перекатилась на живот. «Терять любимого человека от рук убийцы» или как он там сказал? Конечно, я понимала о чем он, вот только мое место в этом уравнении не там, где он думает. Я — не жертва, я — убийца. Моя природа, мое воспитание, да что там — всё мое существо — заточено под эту единственную цель: видеть и причинять смерть живому. И неживому. Можно научиться забивать гвозди чайником, но едва ли я когда-либо научусь жить вопреки своему предназначению.

А-а-а, плевать!

Я поднялась с пола, наскоро одевшись, и, захватив со стола ключи, вышла из квартиры.

Микия прав. Убийца должен быть пойман и наказан, значит, я его поймаю и убью.

***

Центр Мифуне кишел людьми даже в такой поздний час. Не обращая внимания на пьяные окрики и грубые комплименты подвыпивших «сарарименов» и иностранцев, я свернула на менее людную улицу. Я шла, повинуясь интуиции (или охотничьему инстинкту, это как кому больше нравится), не выбирая дороги и не прокладывая специальных маршрутов. Насколько я знала из новостей и из рассказов Кокуто, который все же навел справки о смерти жены Накамуры, жертвы были найдены в разных концах города и отличались по характеру преступления друг от друга. Жена мастера была найдена в реке, вниз по течению от дома, где они жили вместе с мужем, что заставляет полицию полагать, что она была убита не так далеко от собственного дома, или в самом доме, пока муж, Накамура Гэндо-сан, находился в больнице, приходил в себя после аварии. Кроме того, первая жертва сопротивлялась: на ее теле было найдены многочисленные следы насилия и побоев — в том числе ножевых, зубы выбиты, а лицо же было начисто срезано. Остался только голый кровоточащий череп с выпученными яблоками глаз… Полиция заподозрила связь с ремеслом Накамуры-сана, однако железное алиби мастера, отсутствие врагов и последовавшее вскоре второе убийство внесло в эту версию некоторые коррективы.

Вторая жертва, учительница женской гимназии двадцати семи лет Кёко Ямада, была найдена в метро, сидящей на станции Уэно в ожидании поезда. Спешащие на работу пассажиры далеко не сразу заметили, что с ней что-то не так, поскольку она сидела на скамье, отвернув лицо. Будто спала, как говорили свидетели. В общем, кто-то все-таки ее задел, и труп упал, являя миру улыбку неестественной глубины: лицо было разрезано пополам поперек черепа, челюсть вывихнута, а отрезанные вплоть до ушей губы дополняли ужасную картину. Отсутствие крови на одежде, говорило о том, что убийца — довольно аккуратный малый. И вот, несмотря на различия, двух изуродованных лиц хватило, чтобы заподозрить в этих убийствах серию.

Однако я без всяких умозаключений знала, что речь идет об одном и том же человеке, если конечно, его можно назвать человеком. В том, как он оставил последний труп, можно заподозрить и позёрство, на чем настаивала полиция, но мне всё же чудилась в этом неуверенность. В отличие от размаха Ширазуми Лио, этот убийца будто сомневался, хотел вернуть всё на место. Как ребенок ставит разбитую вазу обратно на полку, надеясь, что никто не заметит. Может, убийца даже надеялся, что его жертва волшебным образом оживет и поедет на работу в свою гимназию?

Я усмехнулась. Что ж, если так, то речь идет о дилетанте.

Из бара в конце улицы вынырнула шумная компания офисных служащих, загоготала, сбилась в кучу, а потом рассеялась по переулкам. Я остановилась невдалеке от фонаря и огляделась, пытаясь определить, где я нахожусь. Вдруг мое внимание привлекла фигура человека, который, видимо, тоже вышел из того же бара.

Сгорбленный, со вздрагивающими плечами и сбитым на бок пиджаком, мужчина ничем не отличался от других припозднившихся пьяниц, но было в нем что-то, что показалось мне знакомым. Я пошла вслед за ним, все более ускоряя шаг по мере того, как во мне крепла уверенность.

— Накамура-сан? — позвала я, и, оказавшись, рядом, протянула руку и тронула его за плечо. — Накамура-сан…

Он повернулся слишком резко. Я дернулась, словно просыпаясь от кошмара, и, прежде чем успела подумать, уже отпрыгнула, в прыжке активируя «глаза» и вынимая нож.

Мерзость!

У Накамуры или того, что мне сначала показалось мастером Накамурой Гэндо, совсем не было лица. Только бледная зыбкая поверхность под налипшими от пота волосами.

Я сжала нож в ладони, ощущая пальцами знакомую гладкую поверхность рукояти. «Наверное, оно на ощупь, как слоновая кость, — подумала я, и едва не сплюнула от неожиданно нахлынувшей на меня брезгливости, — нет, оно мягкое и податливое, как мертвое тело…»

Существо не нападало, оно стояло, зияя своей пустотой, и будто глядело на меня — печально и безучастно. И даже глазами смерти я не видела его лица, только горшок из незастывшей белой глины на месте головы, расходящийся разломами трещин — линий смерти.

Тогда сама я побежала к нему, целясь для точного удара. Но призрак не шелохнулся, словно был готов принять смерть от моей руки. Если только он не был уже мертв. Я застыла в шаге от него с занесенным ножом.

— Кто ты?

Он не ответил. Постояв несколько секунд, он повернулся и, как обычный припозднившийся пьяница, побрел вперед, своей, только одному ему известной, дорогой. Только его плечи, казалось, как-то осели — как оседает земля при взрыве, и одежда провисла, как на вешалке. Нет, всё же он мало напоминал человека.

Не знаю почему, но я не стала его преследовать. Когда он скрылся из виду, я просто повернулась и пошла домой с отчетливым пониманием, что на сегодня охота закончена.

В моих окнах горел свет. Покопавшись в памяти, я вспомнила, что не включала его в этот вечер. Значит, Кокуто? В такое время? Я почему-то ощутила укол совести. Но, в конце концов, я ведь ему ничего не обещала.

Облегчение от того, что нежданным гостем оказался все-таки Микия, сменилось неприятным тревожным предчувствием. Он выглядел чересчур странно даже для самого себя: каким-то помятым и всклокоченным, даже испуганным.

— Кокуто? — я закрыла за собой дверь и сбросила дзори. — Ты что тут делаешь?

— Шики… — с чуднóй смесью радости и удивления на лице, он неожиданно шагнул ко мне навстречу и сгреб меня в охапку. — Наконец-то ты пришла.

Высвободив руки, которые оказались прижаты к его груди, я осторожно обняла его за плечи.

— М…м-микия, что случилось? — спросила я, чувствуя, как во мне самой уже начинает крепнуть испуг от такого поворота событий. Происходящее казалось каким-то нереальным, словно вот-вот из-за угла выпрыгнет Аозаки и заорет: «Сюрприз!» или «Вас снимает скрытая камера! Скажите «Сыыр!»

Я не понимала ровным счетом ничего.

Мы стояли на пороге, Микия прижимал меня к себе, будто боялся, что я вот-вот исчезну, а в моей душе копошились непрошеные воспоминания о том, как мы вот так же обнимались на промозглом складе в феврале. Когда я думала, что потеряла его…

Я нахмурилась и ткнулась носом в его плечо. Почему-то всегда, когда я вспоминала этот эпизод, что-то сдавливало внутри и не давало дышать.

Дурацкий, дурацкий Микия… С ним всегда так тяжело.

Но я знала, что никогда себе не прощу, если вдруг потеряю его снова. И плевать я хотела на его безопасность, на Азаку и ее упреки, будь она даже тысячу раз права.

Я неуклюже погладила его по волосам, задевая дужки очков.

— Ты чего, а? — наконец, выдавила я, отстраняясь, чтобы видеть его лицо.

Микия странно на меня взглянул и обхватил мое лицо ладонями. Его лицо было так близко, дыхание касалось моей кожи, и длинная челка щекотала нос, а я только и могла что удивленно хлопать глазами. Он что меня сейчас поцелует? Так и не определившись, стоит ли мне закрыть глаза или нет, я вопрошающе уставилась на него. Но он ничего не сделал. Только прислонился лбом к моему лбу и закрыл глаза.

— Я просто испугался за тебя, — сказал он тихо и устало. — Теперь все хорошо.

Мои плечи опустились, и я выдохнула с облегчением.

— Бака ты, я думала, что-то серьезное случилось. Со мной всё в порядке. Да и что со мной может случиться? — пробормотала я, вздыхая, думая, что озвучиваю очевидный факт.

Микия выпрямился, и мы снова встретились взглядом.

— Ты из плоти и крови, Шики… — как-то безнадежно сказал он и, отвернувшись, потянулся к каким-то пакетам на полу, которые я даже сначала не заметила.

— Но это ведь не только из-за моей прогулки? — я удержала его, заставляя выпрямиться и посмотреть на меня. — Что-то произошло? Скажи мне, — потребовала я, теперь уже сама сжимая его плечи.

Не нравилось мне что-то в его тоне, не нравилась вся эта ситуация: какая-то дикая и тревожная. И мне совсем не нравилось, что я ничего не понимаю и не знаю, как себя вести.

— Я сегодня вечером случайно наткнулся на новую жертву убийцы. Я думал, она спит… Что ей плохо. Она лежала на скамье, словно случайно задремала. И когда я ее развернул ее… у нее не было лица… — его пальцы мазнули по моей щеке, и прежде, чем он успел с собой справиться, я заметила на его лице выражение — даже не испуга, а боли. Словно он потерял что-то очень дорогое. Или кого-то. — Я испугался…

Я нахмурилась. Я видела уже этот его взгляд, и мне больно было видеть его снова, особенно применительно к незнакомой жертве убийцы. Я разжала пальцы, отпуская его футболку, за которую недавно сгребла его, требуя ответа.

— Ну да, — я кивнула сама себе.

Что ж еще это могло быть? Кокуто всегда умудрялся встретить нужного человека в нужном месте, стать свидетелем самоубийства или наткнуться на труп в серийного убийцы в многотысячном и, в общем-то, довольно благополучном городе… Привязался к девушке с раздвоением личности и непреодолимым позывом к убийству уже в старшей школе. Что это? Судьба? Везение? Или злой рок?

— Какое совпадение, — иронично хмыкнула я, хотя, честно говоря, мне было совсем не до смеха. — Это мне впору за тебя переживать, Микия. С твоим-то везением.

— В той изуродованной девушке мне почудилась ты, — сказал он таким тоном, что я устыдилась собственных слов и мыслей. — Я представил себе это как наяву — что если бы это случилось с тобой.

— Это случилось не со мной, — отрезала я, чувствуя, что меня все-таки смутили его слова. Мне хотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым, чтобы он прекратил так смотреть на меня.

Микия стоял совсем рядом, словно невзначай, бездумно, касаясь моего лица, перебирая пряди моих волос, то убирая их за ухо, то снова вытягивая и скользя по ним пальцами. В другой ситуации я бы, наверное, покрутила пальцем у виска, но сейчас, после его слов, после этого объятия на пороге, я поступила иначе. Поднявшись на носочки, я мягко впечаталась в его губы губами. Черт его знает зачем. От того ли, что подумала секунду назад, что он сделает это первым, или потому, что желание его прикончить было на самом деле чем-то другим?

Наверное, все дело было в его взгляде. В нем читалось то загнанное выражение, что и тогда, четыре года назад, когда он не хотел верить, что убийства дело моих рук. Когда зимними вечерами стоял в бамбуковой роще перед особняком Рёги, пытаясь мне самой доказать, что я — не убийца, что он верит в меня несмотря ни на что. Что за дурак… Он причинял мне боль своей добротой, своей любовью, своей верой в меня. Прежняя Шики не в силах была это выдержать. Она не верила, что достойна этой любви, зато в это верил ШИКИ, потому и заслонил ее собой. От них не осталось теперь ничего, кроме воспоминаний и теплого нежного чувства по отношению к нему, к неуклюжему и настырному однокласснику в нелепых очках.

Мой поцелуй был мимолетным, но Микия не позволил мне отстраниться. Он провел большим пальцем по моему подбородку, по губам, будто не веря тому, что я только что сделала, потом лукаво, с прищуром, посмотрел мне в глаза. Словно спрашивая меня о чем-то. Вокруг его правого глаза наметились лучики улыбки, и я, протянув руку, убрала челку с его лица и потянула на себя его очки. Улыбнувшись еще шире, он повел головой, позволяя снять с себя очки, и с неожиданной силой притянул к себе.

В первую секунду я хотела его оттолкнуть, остудить пыл и сказать что-нибудь едкое, но сдержалась. Это опять будет бегство, а я, кажется, уже решила для себя, что не буду убегать. Я решила это еще тогда, на складе, когда язык Лио Ширазуми осквернял мое тело, оставляя склизкие следы слюны на моей коже, когда я поняла, что только благодаря Микии я — другая, не такая как Ширазуми. И Микия… Он тоже другой.

Поэтому я закрыла глаза и встретилась с ним губами. Я чувствовала себя глупо и неуверенно. ШИКИ не мог мне помочь. Я всегда безотчетно обращалась к нему, к его смелости и открытости, когда сама пребывала в нерешительности. Даже спустя год… годы, как его не стало. Но теперь я должна была открыться сама, я, а не ШИКИ, и не та испуганная девочка, только поступившая в старшую школу.

Сама того не замечая, я сжала пальцами плечи Микии, сгребая черную ткань его футболки. Мне было нечем дышать, и я теряла опору в прямом и переносном смысле — единственное, что мне оставалось, это держаться за него. Поверить в него, как он верил в меня. Усилием воли, я заставила себя расслабиться, ослабить хватку и просто обнять его, как несколько минут назад, когда он выскочил мне навстречу, словно не надеялся увидеть меня снова.

Микия ослабил напор, выравнивая дыхание и глядя на меня странным потемневшим взглядом. Он попытался изменить положение, и я поняла, что он опирается на больную ногу, а тут еще и я повисла на нем. Я хотела отстраниться, но он обезоруживающе улыбнулся и притянул меня к себе снова, легко и нежно касаясь губами уголков моих губ, щек, подбородка. Мне стало щекотно, я поморщилась. Микия рассмеялся, неожиданно свободно и чуть смущенно, словно и не было того испуганного выражения в его глазах совсем недавно.

Взяв за руку, он увлек меня в комнату. Остановившись возле кровати, Микия осторожно убрал прядь с моего лица и очертил пальцами контур моего подбородка.

— Я люблю тебя, Шики.

— Я… — от нелепости этой ситуации, которую я могла представить скорее на экране кинотеатра, чем в собственной квартире, мне захотелось провалиться сквозь землю, но я все-таки закончила, — я знаю. И давай уже делай что-нибудь, а то я глупо себя чувствую.

Он снова рассмеялся, словно с облегчением, но в общем вполне оптимистично, и, сев на край кровати, притянул меня к себе. Обреченно вздохнув, я села рядом, закрыв глаза, и поддалась вперед, вслепую подставляя губы. Его пальцы зарылись в мои волосы, и наше дыхание вновь встретилось. Микия обнял меня, его ладонь скользнула по моей спине, к туго стянутому оби. Я чувствовала, как непонятное тепло разливается по всему телу. Всё было совсем не так, как я думала. Я не знала, что нужно делать, сбивчиво и неловко отвечая на поцелуи Кокуто, стараясь выглядеть уверенно, хотя новые ощущения и чувства совершенно сбивали с толку.

Вскоре пояс ослаб, и я почувствовала пальцы Микии на своем обнаженном плече. Юката, повинуясь ему, послушно съехала с моих плеч, представляя его взгляду всё мое тело. Я чувствовала себя глупо, но в этом всем было и нечто захватывающее. Совсем не те чувства стыда и омерзения, которое я испытывала, когда меня облизывал Ширазуми.

Это было… Это было даже приятно.

Кокуто сбросил одеяло на пол, и я легла спиной на прохладную простынь. Уже закрыв глаза, я вспомнила, когда я видела его без очков. Всё в том же промозглом феврале, когда думала, что потеряла его навсегда. Он наклонился надо мной, почти как сейчас, и капля крови упала мне на щеку. Тогда я приняла решение быть с ним, несмотря ни на что, а он сказал, что понесет мои грехи вместо меня… Глупый, их тяжесть ничто по сравнению с одиночеством.

Я была теперь с ним, хотя всегда считала это нелепым. Единственная страсть, которая мне была доступна — это страсть к убийству. Только в нее я верила, чувствуя ее в себе все эти годы. Но я боялась себе признаться, что не только борюсь с ней, но и цепляюсь за нее в надежде, что она защитит меня от боли и одиночества. От пустоты, что была моим истоком. Мне казалось, что Микия — это моя слабость. Из-за него моя боль увеличилась во сто крат, потому что он давал мне надежду, которую я боялась принять. И чем больше я ему сопротивлялась, тем больше становилась дыра в моем сердце. Но только он мог заполнить ее. Это я поняла в феврале, но по-прежнему медлила и колебалась.

Не боль и не одиночество я чувствовала, когда Микия пытался стать ближе, а страх. Банальный страх. И сейчас, чувствуя его горячее дыхание на своей коже, я ощущала себя натянутой струной, которой чуть-чуть дали слабину, позволили звучать мягче…

Я снова смотрела на Микию снизу вверх, только на этот раз не было кровавых слез. Его рука крепко сжимала мою ладонь, дыхание опаляло мою шею, и уже было не так щекотно от его мягких прикосновений.

— Я тебя… никогда не отпущу, — Микия обнял меня, еще плотнее прижимая к себе.

Я нерешительно улыбнулась в ответ и, протянув руку, убрала влажную челку с его лица, слегка касаясь глубокого шрама на щеке.

— Бака…

========== 2.3 ==========

31 июля, утро

Я открыла глаза и какое-то время соображала, где я и что вообще происходит. Разумеется, я была там же, где и уснула. И с тем же, с кем и уснула. Аккуратно высвободившись из объятий Кокуто, который разулыбался во сне, как чеширский кот, так что будить его совсем не хотелось, я выбралась из кровати. Телефон, кажется, трезвонил уже несколько минут.

— Да? — зевнула я в трубку, устраиваясь поудобнее в квадрате солнечного света, падавшего от балконной двери и оглядывая комнату в поисках какой-нибудь одежды.

— Долго же ты до телефона полтора метра ползла, — послышался сухой щелчок зажигалки и тот характерный звук, когда человек затягивается сигаретой. — Я основательно проредила кошелек, чтобы дозвониться. Чем ты там ночью занимаешься?

— На привидений охочусь. Как всегда.

Прижав трубку к плечу, я потянулась и вытянула ноги на полу, пошевелив пальцами ног. Я ощущала себя очень довольной жизнью, и даже звонок Токо не мог испортить моего настроения. Тепло солнечных лучей нежно щекотало кожу, но сидеть вот так, совсем без одежды, было глупо, поэтому я с телефоном в руках доползла до шкафа и отыскала в нем не пригодившуюся вчера пижаму.

— Ну что, как продвигается расследование Кокуто? Он там далеко, кстати?

Прежде чем ответить, я положила трубку на пол и натянула пижамные шорты.

— Понятия не имею, об этом лучше спросить у него. Знаю только, что он вчера опять наткнулся на труп, — заговорила я, когда снова поднесла трубку к уху. Намеки Токо раздражали, но я была в достаточно хорошем настроении, чтобы обращать на них внимание. — И вообще он вчера заполошный какой-то был.

Я покосилась на кровать, на которой с самым безмятежным видом спал тот самый Кокуто, о котором шла речь, и невольно понизила голос. Хотя моя собеседница, похоже, была в курсе всех последних новостей и без моих подсказок. Впору задуматься, а нет ли в квартире каких-нибудь магических жучков, «для нашей безопасности».

— И да, он здесь. Могу разбудить, — заявила я самым невозмутимым тоном. Смущаться и доставлять тем самым удовольствие Токо не входило в мои планы. В конце концов, он не раз ночевал у меня, на моей кровати. Разве что был при этом чуть более одетым.

— Нет. Будить не надо. Я ему оставила указания на его домашнем автоответчике. В следующий раз позвоню сразу сюда, — в тон мне отозвалась Токо. После недолгой паузы она заговорила снова, как мне сначала показалось с напускной серьезностью. — Опять труп? И чем он там занимается? Мое поручение выполняет или за маньяком гоняется? — она вздохнула. — Думаю, он еще нескоро сможет смотреть на расчлененку. Особенно на изуродованных девушек.

Я нахмурилась, все же распознав в ее голосе беспокойство. Они что сговорились? Перед глазами, как в ретроспективе всплыло испуганное лицо Кокуто: «В той изуродованной девушке мне почудилась ты». Я даже растерялась. Неужели на него это так повлияло? Ну, наткнулся на труп, ну и что? В первый раз что ли? Но он ведь не я, чтобы изуродованные тела были для него не в новинку…

— Возможно, мне следует извиниться, что пришлось так внезапно сорваться без объяснений, — перевела тему Токо, за что я ей была премного благодарна. Обсуждать Микию — подтянувшего в данный момент одеяло и перевернувшегося на другой бок — я сейчас была не готова.

— И в частности, поднять тебя не с той ноги, — не преминула кольнуть меня Токо, но я не обратила на это никакого внимания, занятая другими мыслями. — Кажется, Ассоциация не просто так решила ревизию организовать. Возможно, ты уже поняла, что меня насторожило это происшествие с «рассыпающимся» человеком. Человек, состоящий из земли, песка или иных подручных средств. Это работа мага. И неожиданно в Японию приезжают с проверкой ищейки Ассоциации. Самая неслучайная случайность.

— Значит, это может быть охота не за тобой? — прижимая трубку к плечу головой, я снова переползла в квадрат света и уселась там на пол. — Есть идеи кто это может быть? И какими неприятностями это может грозить нам?

— Может, и не за мной. В создании големов нет ничего преступного, что могло бы привлечь ревизоров. Однако, — кажется, Токо выдохнула новую порцию дыма, — я знаю лишь одного мага, способного создать голема из любого материала. И вот если она здесь, тогда у меня проблемы. Лелль меня терпеть не может, — она мрачно хмыкнула. — Заслуженно, не спорю. Но учитывая, как меня всякий раз в итоге выслеживают ищейки Ассоциации, то я не удивлюсь, если Бецалелль разыскивает меня и каждый раз наводит их на мой след. Если это в самом деле был ее голем, тогда… — Токо сделала многозначительную паузу. — Возможно, и для тебя появится работа.

— Я должна ее убить? — уточнила я в трубку. — Чтобы она больше не доставляла тебе неприятностей?

Теперь уже в моем голосе прозвучал сарказм. Пока из всего, что Токо рассказала об этой Бецаллель, только стукачество тянуло на смертный грех.

— Мы с ней давние… подруги. Заклятые подруги, так сказать, — проговорила она ровным голосом. — Мы были молоды. А я очень хотела перешибить влияние сестрицы. Любыми средствами, так сказать, — в голосе магички прозвучала странная брезгливость, и сложно было сказать, то ли по отношению к себе самой, то ли по отношению к Аоко. — Я использовала эту глупышку в своих разработках. У нее были очень смелые идеи, но слишком мало амбиций. И, похоже, она начала мне мстить. Даже пару раз приходили от нее «подарочки». Думаешь, от кого я барьеры вокруг «Храма пустоты» ставлю? А фамильяры в футлярах — так, баловство? По-моему, эта чертовка решила положить жизнь на то, чтобы испортить жизнь мне. Как считаешь, Шики, хочу я, чтобы она продолжала портить мне жизнь? — в голосе Аозаки сквозили усталость и раздражение. — Другой вопрос, что убить ее не так уж просто. Алхимики умеют лечить такие раны, после которых я бы просто поменяла бы себе тело.

— Хорошо. Посмотрю, что смогу сделать, — примирительно сказала я, оставляя решение за собой. Мне не хотелось, чтобы Аозаки, какие бы нас отношения ни связывали, считала меня своим личным телохранителем или наемной убийцей. Я выполняю ее поручения, но исключительно по собственной воле. По доброте душевной… Но определенно не по ее приказу.

— У меня тоже есть кое-какие новости, — я накрутила шнур телефона на палец.- Я вчера встретила кое-кого. Ночью. Вряд ли это был маг, скорее призрак. Из детских страшилок, ну, знаешь, истории про ёкай без лица? Окликаешь его как старого знакомого, он поворачивается, а на месте лица пустота.

— Ёкай без лица? Ноппэра-бо?

— Да, — я помолчала, а потом добавила. — Что, кстати, является забавным совпадением с тем, что видел вчера Кокуто — очередной труп и тоже без лица. Третий.

— Интересно… Но Ноппэра-бо лишь пугает. Его жертва может умереть от разрыва сердца, но сам он не причиняет вреда. Убийства с ним не связаны. Я так понимаю, первой жертвой была жена того мастера-масок? Похоже, именно с маски и начался путь убийцы. Я не вижу ничего сверхъестественного в этих смертях, — досадливо проговорила Токо. — Это творение рук человеческих.

— Да, я была в месте, где нашли вторую жертву. Убийца — человек, и даже не растративший еще свою человечность… Впрочем, это вопрос времени, — я цинично усмехнулась. — Но может, ему кто-то мог помочь? Как Арая помог Ширазуми… Эта твоя подружка Лелль, или как ее там, не могла постараться?

— Я не думаю, что способности Лелль ему могли бы как-то помочь. Магия алхимиков иной природы и направлена на другое, на материю, субстанцию. Так что нет. Не ее профиль.

— Хм. Я не верю в такие совпадения. Я шла за убийцей и встретила этого Ноппэра-бо. Причем мужчину, а все жертвы были женщинами, это не мог быть кто из них. Впрочем, это только интуиция.

Вторая интуиция, которую я собиралась проверить, — это мастер Накамура. То, что я узнала его в призраке не могло быть случайностью. Пусть даже этот ёкай в этом специализируется. Накамура, когда мы видели его в последний раз, был слишком близок к смерти, оставалось только выяснить к своей или чужой.

— Не утративший свою человечность… Лица. Маски. Почему именно лица? Первой жертвой стала жена масочника. Чтобы понять причину, всегда приходится вернуться к началу, к истоку, — судя по тону, магичка оседлала свой любимый конек. — Для любого серийного убийцы, а то, что все три убийства связаны, уже не вызывает сомнений, огромное значение имеет ритуал. Сакральный смысл, который он вкладывает в свои действия. Почему не ножом по горлу в темном переулке со спины? Почему он срезает кожу с лица жены масочника, сдирая с него само лицо? Не говорит ли это о том, что человек, совершающий это убийство, каким-то образом проецирует это на себя, сублимирует. Содранная кожа с лица — как маска. А что такое маска? Бесконечное количество личин, ты можешь стать тем, кем ты не являешься, ты можешь спрятать свое лицо, ты можешь превратиться в другого человека, примерить на себя чужую роль. Другой вопрос — что связывало убийцу с Накамурой.

— К нему пришли первому, — кивнула я, даже не удивляясь тому, что Токо практически озвучила мои мысли. — Он всю ночь провел в больнице — дежурившая медсестра подтвердила.

— Если это конкурент, то почему он не убил самого мастера?

— Вряд ли конкурент. Слишком прагматичный мотив для подобных убийств, — возразила я. — Скорее уж поклонник творчества, — я вспомнила фото маски, вырезанной Накамурой. Может, он вырезает маски на лицах жертв? — Нет, он не вырезает, он просто уродует, — ответила я себе вслух.

— Насколько я понимаю, этих жертв ничего не объединяет, кроме того, что они — женщины? Они были оставлены в людных местах — не вывезены на свалку или выброшены в реку, а аккуратно положены, усажены, словно ничего не произошло. Кладет на место поломанные игрушки, — значит, не мне одной пришла в голову эта идея. — Поговори с Накамурой. Возможно, ему известно больше. И… пусть Кокуто не ввязывается в это дело.

— Почему? — осторожно спросила я, невольно понижая голос. Снова, снова мы возвращались к этой теме, и теперь я сама ее поднимала. Может, зря?

— А ты не замечала перемен в его поведении? Он никогда не признается в этом, но Ширазуми ранил не только его тело, но и душу, — проговорила магичка негромко. — Ранил сильнее, чем он сам думает. Страх в душе потянет за собой остальное. Кокуто цеплялся за жизнь и сумел выжить только благодаря своим чувствам к тебе. Но он может сорваться. Именно поэтому я не стала бы поручать ему расследовать эти убийства женщин.

Мне неприятно было слушать, как Токо говорит о Микии и о его чувствах ко мне, но я должна была выслушать, раз уж сама настолько толстокожа, что не понимаю, что он чувствует. Я привыкла, что он всегда со мной, что он понимает меня, не требуя при этом ничего взамен, что даже не задумывалась толком о том, что он на самом деле чувствует. Ответить на его чувства и быть с ним оказалось сложнее, чем я думала. Я посмотрела на свою кровать. Неужели на самом деле между нами пропасть?

— Пока я охотилась на призраков… — проглотив в горле ком, начала я. — После того, как нашел этот труп, он примчался сюда и прождал меня всю ночь. Он говорил, что принял тот труп за меня. Но это же глупо! — не выдержала я, но, произнеся это, я и сама поняла насколько жалко это прозвучало — будто я оправдывалась.

— Убитая девушка могла быть на тебя и не похожа, — после паузы сказала Токо. — Но в стрессовой ситуации наружу выходят все самые потаенные фобии. А то, что Кокуто уже один раз видел тебя после тесного общения с Ширазуми, наложилось на увиденное — и вуаля, — кажется, Токо щелкнула пальцами. — Тут ты ничего изменить не в силах. Свой страх человек может перебороть только сам. Ты можешь лишь поддержать его. Дьявол… У меня закончилась мелочь.

— Все в порядке? — вдруг услышала я хриплый спросонья голос Микии и чуть не вздрогнула от неожиданности. Прижав трубку к уху, будто он мог что-то услышать, я кивнула ему и даже улыбнулась тому, как мило и растрёпано он сейчас выглядел. Хотя от того, что говорила мне сейчас Токо, улыбаться совсем не хотелось, даже наоборот. Я чувствовала себя предательницей. Мне так хотелось ей возразить: не так уж меня Ширазуми и потрепал, сам он был куда в более худшем состоянии… Но я понимала, что всё это глупости. Токо права, свой страх человек может перебороть только сам. Впервые в жизни я чувствовала себя такой беспомощной и растерянной.

— Хорошо. Я… — но трубка ответила мне гудками.

Положив трубку на рычаг, я ногой отодвинула телефон. Легче сказать, чем сделать. Возможно, для этого придется воспользоваться советом, который я дала Азаке — привязать Микию к батарее. И это при том что сама я не могла отпустить этого убийцу просто так…

Вздохнув, я ползком добралась до кровати. Микия отодвинулся, освобождая для меня место, и, когда я легла, он притянул меня к себе, обнимая и утыкаясь носом мне в шею. Я почувствовала его теплое дыхание на своей коже ниже линии волос.

Как же тяжело…

========== 2.4 ==========

Давно я так крепко не спал. Даже во сне я ощущал, что дурацки улыбаюсь, и ничего с собой не мог поделать, лишь крепче обнимал Шики, зарывшись носом в ее шею, вдыхая ее запах. Это такое… приятное чувство… засыпать с кем-то в объятьях, слушать ее выравнивавшееся дыхание, ощущать стук сердца. Наверное, поэтому я не хотел просыпаться, когда солнечный луч упал мне на лицо через плечо Шики, лишь сильнее зарылся щекой в подушку, пряча лицо в волосах Шики. Нет уж, хватит с меня двух суток на ногах… Даже когда в сознание врезался громкий повторяющийся звук и Шики пошевелилась, выбираясь у меня из-под бока, я попытался зарыться носом в подушку и спать дальше. Но пока Шики не поговорила по телефону и не вернулась в кровать, провалиться в сон не получилось. Не хватало чего-то существенного, и я даже знал чего, точнее кого.

Когда я проснулся опять, солнце уже было высоко, судя по свету, было уже часа три дня. Шики свернулась калачиком у меня под боком, ее легкое дыхание согревало мне грудь. Кое-как я протер глаз, пытаясь проснуться, и приподнялся на локте, соображая, куда вчера делись мои очки. В последний раз я их видел в руках Шики, после чего мне как-то стало не до них. Да они мне были и не нужны — за эти годы я настолько изучил каждую веснушку на лице Шики, что очень ясно и четко видел ее лицо даже без очков. Но вот сейчас очки бы не повредили.

Осторожно убрав ее руку, я с трудом перебрался через Шики, нащупывая босой ногой прохладный паркет. Щурясь на слишком ярком свету, я огляделся по сторонам и подошел к кухонному столу. Да, очки нашлись на самом краю. Надев очки, я расчесал пятерней растрепавшиеся со сна волосы и посмотрел на Шики. Похоже, мои опасения оказались беспочвенными. Оставшись одна, Шики натянула на себя одеяло и перебралась на мое место, ткнувшись носом в подушку. Я не смог сдержать улыбки при виде этого комка одеял, из которого виднелись лишь темноволосая макушка да кончик пятки. Хотелось навалиться сверху, обнять ее и не выпускать. И выслушивать ее недовольное мычание-ворчание из-под одеяла. Улыбаясь своим дурацким мыслям и желаниям, я пошел в душ приводить себя в порядок. В лице все еще читались усталость и недосып прошлых дней, но вид однозначно стал лучше. Оставалось только догадываться, какой у меня был перекошенный видок, когда меня сегодня Шики увидела. Натянув штаны и запасную футболку, которая хранилась на всякий случай в ящике в ванной, я отправился наводить ревизию во вчерашних покупках, пребывавших в плачевном состоянии из-за разбившейся бутылки с оливковым маслом.

Кое-как выбрав все уцелевшее, стараясь не шуметь, я попытался приготовить завтрак. Из оставшихся в живых яиц и пакета молока соорудил омлет, заварил кофе. Я не очень любил для себя готовить, предпочитая перебиваться полуфабрикатами, за что на меня вечно ругалась Азака и пилила мать в мои нечастые семейные визиты. Но Шики в этом плане была еще хуже меня, так что для нее как раз я готовил нехитрый завтрак в охотку, наверное, даже с излишним рвением, располагая нехитрым набором продуктов. Аккуратно скатав омлет рулетиком, как делала всегда мама, я присел на край кровати и легонько потормошил Шики за плечо.

— Просыпайся, я поесть приготовил, — наклонившись к ней, я прошептал ей на ухо, касаясь ее волос губами.

Я почти успокоился после вчерашнего. При свете дня все казалось не таким страшным, проблемы были решаемы, а в голове постепенно созрел план. Да, Аозаки мне велела заниматься «желтой прессой», но я не мог просто так проигнорировать эти убийства, после того, как я наткнулся вчера на труп. Я не фаталист, но уже неоднократно судьба мне подбрасывала знаки, которым я следовал по своей ли воле или нет.

Ком одеял завозился, послышалось знакомое ворчание. Кажется, Азака не грешила против истины, заявляя, что разбудить Шики, мягко говоря, проблематично. По словам сестрицы, она трясла Шики за шиворот, сдергивала с нее одеяло, только что не пихала в бок.

— Соня, омлет остынет, — поддразнил я ее, проведя перед ее лицом чашкой с дымящимся кофе. Я рисковал, что кофе ровным слоем покроет подушку, но я же не Азака, в конце концов. Кажется, мне удалось достучаться до нее. Шики приоткрыла один глаз, одарила меня сонным отстраненным взглядом, потом резко перевернулась на другой бок, потянув на голову одеяло. Сколько раз я видел подобную картину — помятая и взъерошенная со сна Шики, замотанная, как в кокон, в одеяло, производила неизменно трогательное впечатление, даже умилительное. Все же какие-то вещи за столько лет остаются неизменными. Просыпается ли она после комы или после насыщенной событиями ночи, но она всегда выглядела мило. Наверное, это прерогатива всех просыпающихся девушек. Хотя… Видел я как-то Аозаки спросонья — вот это действительно жутковатое и инфернальное зрелище, вокруг нее убийственная аура. Особенно если обнаруживается, что закончились кофе или сигареты.

Я выпрямился, с улыбкой наблюдая за ее маневрами. Я-то уже знал, что она не спит.

Я оказался прав. Спустя минуту Шики откинула одеяло и села на кровати. Заспанная и немного насупленная она внимательно посмотрела на меня, потом зевнула и потянулась, прогнувшись в спине, как кошка.

— Доброе утро.

Я залюбовался ею. Забавно было наблюдать за Шики в новых для нее условиях. Вчерашняя ночь очень ярко показала ее женское Я. Она всегда была как девушка-юноша, сочетая в себе женские и мужские черты. Вчера мне показалось, что я действительно увидел ее настоящую. Девушку. Мягкую, доверчивую. Я оценил доверие. Я был ей благодарен за это.

Шики искоса взглянула на меня, на чашку с кофе у меня в руках и тоже улыбнулась. Мне показалось, что немного неуверенно, словно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Я сперва в душ, — она соскользнула с кровати и направилась в ванную. Похоже, что моя бурная кулинарная деятельность ее смутила куда больше, чем все вместе взятое с прошедшей ночи, а там было больше поводов смущаться. В ожидании Шики я уселся на полу, скрестив по-турецки ноги, и посмотрел на этот нехитрый завтрак. Наверное, ей требуется время привести мысли в порядок и привыкнуть к этому… новому состоянию. Я не стану делать ничего такого, что напрягало бы Шики. Вряд ли ей понравятся эти церемонии, которые так любила устраивать моя мама: торжественный завтрак всей семьей, обязательное вручение бенто, поцелуи в щеку и наставления. Прислушиваясь к шуму воды из ванной, я улыбнулся своим мыслям. Нет, мы, пожалуй, создадим свои собственные традиции.

Шики вернулась из душа заметно посвежевшей и проснувшейся, вытирающей полотенцем влажные волосы. Я чуть отодвинулся, позволяя ей усесться напротив меня.

С несколько мгновений Шики внимательноизучала наш завтрак, только что не прищурив подозрительно глаз, а потом выдала:

— Сверху должно быть кетчупом написано «ラブ», — она указала пальцем на омлет, — и еще в школе были очень популярны сосиски в виде осьминожек…

Услышать от Шики подобное было забавно, она рассуждала об этом омлете с такой уморительной деловитостью, что я почувствовал, что губы против моей воли разъезжаются в улыбке.

— Я возьму на вооружение. В следующий раз напишу, — я подцепил кусочек рулета и отправил в рот. — Все как положено. И наши имена. Только тогда потребуется порция побольше, — с самым что ни есть серьезным видом заверил я. А что, я могу, легко. И сосиски в форме осьминожек. Навевает воспоминания…

Мы расхохотались одновременно. После этого вся неловкость, если она и присутствовала в квартире невидимым третьим лишним, улетучилась.

— Можно сделать одну, но большую. И вместо имен инициалы на английском. — отсмеявшись, продолжила Шики демонстрировать свои познания в области романтической кулинарии. Поймав мой ироничный взгляд, она недовольно повела плечами, — я все-таки ходила в школу. Ты даже представить себе не можешь скольких бесполезных знаний там можно понабраться. Особенно на перемене. Я, может, ни с кем не и не общаюсь, но я не глухая. К сожалению.

— Очень даже себе представляю. Я тоже когда-то ходил в школу, знаешь ли.

Когда-то. Я почувствовал, что мы словно вернулись на четыре года назад, когда мы еще были школьниками. Прошло всего четыре года, а у меня такое чувство, что прошла целая жизнь. Наверное, дело было в том, что те два года, что Шики спала, были для меня вечностью.

— Итадакимас, — Шики отправила в рот кусочек омлета и запила его парой глотков кофе. — Утром звонила Токо. Сказала, что оставила инструкции для тебя на твоем автоответчике.

Почему-то я даже не сомневался, кто был утренним возмутителем спокойствия.

— Хорошо, как раз надо домой перед больницей зайти, — я жадно жевал омлет. Кажется, порция была маловата… Впору действительно задуматься о кетчупе. — Похоже, Токо-сан оставила мне там воз и тележку поручений, так что это на весь день. Чем будешь заниматься? — так, между делом поинтересовался я, прихлебывая кофе.

— Да так. Есть пара дел… Ее задание не так бессмысленно, как казалось вначале. Токо подозревает, что за этими случаями стоит ее старая знакомая. Тоже маг. Так что будь осторожен, — а вот это меня уже насторожило. Не за этим ли Аозаки поручила мне заниматься этой расследованием дела рассыпавшегося человека?

— Хм. Ладно, буду иметь в виду, — убрав свою тарелку и чашку в мойку, я стал собираться. Шики тем временем медитировала над своей недоеденной порцией омлета и допивала кофе. У Токо она, что ли, нахваталась этих замашек — питаться одним кофе? Убрав вчерашнюю футболку в чистый пакет, я вымыл посуду, после чего подошел к Шики и, наклонившись к ней, прижался губами к ее макушке. Что-то мне подсказывало, что нужно приучать Шики к тихой совместной жизни постепенно.

— До вечера, — шепнул я.

Неожиданно Шики поймала меня за запястье, сжав пальцами, и серьезно посмотрела на меня снизу вверх.

— Со мной все будет хорошо, Микия. Я правда могу за себя постоять.

Я немного растерялся от ее слов и тона, с которым это было сказано. И хоть я постарался не обращать внимания на это странное тянущее внутри чувство, на душе стало как-то неспокойно. Все что я смог, это рассеянно кивнуть и улыбнуться ей, пока я обувался.

Закрыв за собой дверь, я окунулся в плывущее и дрожащее марево жаркого дня.

Я думал о словах Шики, и когда я шел к автобусной остановке, щурясь на ярком солнечном свете, отражавшемся в многочисленных окнах, витринах и стеклах проезжавших автомобилей. Город плавился в солнечных лучах, а я вместе с ним. Челка тут же прилипла к влажному лицу, футболка — к телу, очки постоянно сползали на кончик носа, как я ни старался их поправлять.

Со мной все будет хорошо, Микия.

Сердце снова кольнуло. Мне и так неловко было за вчерашнее, хоть я и убеждал, что я волнуюсь за нее и что с ней действительно все будет в порядке.

Я правда могу за себя постоять.

Да, она может за себя постоять, я в этом даже не сомневался. Но вот только я с ясностью осознал, что сегодня она снова пойдет на охоту. И теперь наверняка будет искать этого убийцу. Я не хочу, чтобы она за ним охотилась и убила его. Да, она считает, что убила Ширазуми, что ей уже нечего терять. Всегда есть что терять, я не хочу, чтобы она продолжала убивать. И я опять, наверное, буду сидеть под окном на полу и считать минуты до ее возвращения…

Вчерашняя убитая девушка не шла у меня из головы. Пусть даже я себя хоть как-то самовнушением сумел убедить, что Шики ничего не угрожает, но это не умаляет сам факт убийств. Помимо Шики ведь есть Азака, другие девушки, которые не обладают навыками и самообладанием идеального убийцы, что будет с ними? Брат упоминал, что у них слишком мало зацепок для расследования. По всей видимости, убийца работал в перчатках. Насколько я мог судить, жертв ничего не объединяло, кроме пола и того, как их нашли. Но, похоже, что убийца входит во вкус и число убийств будет расти.

Хоть Аозаки мне дала поручение и я буду им заниматься параллельно, я не могу после вчерашнего просто взять об этом и забыть. Наверное, поэтому вместо того, чтобы ехать в больницу, я направился к станции метро. Я должен был поговорить с Накамурой. Возможно, его больше посвятили в ход расследования, и ему известно что-нибудь. Только теперь я осознал всю глубину его ужаса, боли и опустошения — если уж меня так трясло от вида трупа незнакомого человека, то что же было с Накамурой, когда он увидел свою жену в таком… виде?.. Кажется, за вчерашнюю ночь, когда я ждал Шики, я очень хорошо это осознал.

Спустя час я уже стоял под воротами Накамуры и звонил в домофон. Солнце нещадно жгло затылок и спину, и я очень надеялся, что мастер сейчас дома.

_RinaCat

========== 2.5 ==========

Дом Накамуры Гэндо, 17:20

Передо мной лежал брусок лучшего моего дерева — павлонии. Согласно легенде, дерево было названо в честь дочери русского императора Павла I Анна Павловны. Немецкие исследователи ошиблись, приняв отчество за второе имя, но дерево, так или иначе. сохранило имя принцессы, а нежные сиреневые цветы стали символом ее красоты и молодости.

Я протер брусок куском ткани от пыли, удерживая его на руках аккуратно, словно ребенка. Затем уложил обратно на стол. Десятилетиями он ждал своего часа. Справа я расправил ткань со свеже заточенными инструментами. Взяв самый тонкий нож, я наметил его кривым острием линии женского лица. Её лица. В безжизненном куске дерева я уже видел её черты, ее улыбку, ямочки на щеках…

…Она улыбается мне. Губы приоткрывают ряд белых ровных зубов, застенчивые ямочки на щеках… О, Боже, я хочу видеть их снова. Я протягиваю руку…

… и омерзение касается кончиков моих пальцев. Гладкой твердой поверхностью ее лица. Кукла. Чертов гребаный манекен! Маска улыбчивой идиотки с ямочками на щеках…

Образы из моих кошмаров окружили меня, я пошатнулся и, выронив нож, сжал руками голову. Нет… Нет…

… Я сижу на ней сверху, не позволяя ей пошевелиться, зажимая рот ладонью, и аккуратно поддеваю ножом кожу и алую мякоть, пытаясь снять с нее маску. Маска не поддается, растекается красной жижей между моих пальцев, и я плачу от бессилия. Под маской больше нет лица. Нет!

Я схватился за край стола, мне казалось, что пол моей мастерской покачнулся. Теперь я вижу это наяву. Боже…

Пошатываясь, я отправился в другой конец мастерской, служившей мне комнатой отдыха и налил в стакан виски. Упав в старое кресло, я залпом выпил содержимое стакана, поставил его на пол и надавил пальцами на глазные яблоки. Почему? Почему я всё время вижу это?

— Пожалуйста… Отпустите меня, я никому не скажу.

Я открыл глаза и уставился на кусок веревки, привязанный одним концом к железному крюку в полу. Этим крюком открывается дверь в подвал, где я храню материал для масок.

— Никому не скажу.

Я обмяк на своем кресле. Я должен продолжать делать маски, иначе сойду с ума.

Вернувшись к бруску павлонии на столе, я приложил заостренный конец долота к намеченной линии, другой рукой я взял молоток и несколько раз ударил по рукоятке. Дерево под долотом рассеклось, и мне показалось, что из расщелины брызнула кровь.

— Нет-нет, не кричи. Замочи же! Заткнись! Заткнись, сука…

Сморгнув пот, я то же проделал с другими линиями. Взрезая грубыми сильными ударами древесную плоть, я обнажал лицо, прячущееся в ее недрах. Эта стадия работы называла «конаси» — грубая резьба. Лицо выходит прямоугольным, с резкими квадратными углами, как лица на кубистских картинах Пикассо…

Я не сразу услышал сигнал домофона. Отложив долото, я вышел из мастерской и, пройдя по заросшему саду, подошел к воротам. Снова этот одноглазый парень.

— Опять вы?

Я устало сщурился на свету, разглядывая молодого человека.

— Здравствуйте, Накамура-сан, — осторожно улыбнулся парень. — С последней нашей встречи я много думал о вашей истории, она не идет у меня из головы. Как вы?..

— Как я? — усмехнулся я. Странный парень со странными вопросами. — Как видите.

Прикрыв раскрытой ладонью глаза от солнца, я осмотрел нежданного гостя, пытаясь убедиться, что он существует на самом деле, а не является продолжением моего кошмара наяву, затем скользнул взглядом вверх по улице в поисках девушки в кимоно, что приходила с ним раньше.

— Вы один?

Та девушка прочно врезалась мне память: тонкая и грациозная, как павлония… Дзидо. Да, ее лицо мне напомнило бесполую вечно юную маску Дзидо. Хотелось бы мне увидеть ее снова.

— Да, я сегодня один.

— Извините, не помню как вас зовут.

— Кокуто Микия, — парень подошел к ограде поближе.

Сделав над собой усилие, я сконцентрировался на том, что сказал этот парень, Кокуто Микия. Я никак не мог взять в толк, что ему от меня нужно. Как он сказал? «Думал о моей истории»? Какой, к черту, истории? Кажется, он приходил по поводу маски в прошлый раз, разве нет?

— Вы пришли опять спрашивать меня о ней? — я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок. Пальцы, сжимавшие стальную решетку ворот побелели. — Я рассказал всё, что знаю полиции. И я не даю интервью, если вы пришли за этим.

— Я не от полиции, и мне не нужны интервью. Вчера я видел новую жертву убийцы. Она лежала на скамье на аллее, словно спала. С изуродованным лицом.

Мне почудилось, что из-за дома, из мастерской, донесся протяжный женский крик. Я тряхнул головой, с огромным трудом борясь с желанием обернуться. Нет, этого не может быть. Там звукоизоляция. Нет, не так… там никого нет… Там никого нет. Нет.

Голос парня доносился словно из чертового туннеля. Я сморгнул выступивший пот и вытер лицо, сминая его ладонью. Я чувствовал, что еще чуть-чуть — и меня накроет паническая атака. Огромным усилием воли я попытался взять себя в руки. Парень сам по себе не пугал меня, меня пугала улица, моя мастерская… то, что он говорил. Если я сосредотачивался на чем-то одном, оно казалось мне вполне нормальным и обычным, но стоило мне переключиться на что-то другое, всё, что оказывалось на периферии сознания, начинало пульсировать красным, как сигнал опасности на железнодорожном переходе. Из закоулков подсознания лезли непрошеные образы из моих кошмаров.

— Еще одна жертва? — хрипло отозвался я, подавляя страшные картины, ее лицо, всплывающие перед моим внутренним взором. У них всех ее лицо…

— Я собираю информацию по этому делу и веду собственное расследование. Я хочу остановить этого человека, пока не пострадал еще кто-нибудь.

— Да… Вы правы. Это чудовище нужно остановить, — мое лицо болезненно скривилось тем, что принято называть улыбкой. — Хорошо.

Я нажал на засов и толкнул створку ворот.

— Проходите. Извините, как видите, я совсем не в форме. Не пугайтесь. Я едва оправился после аварии, когда это произошло. А теперь… теперь никак не могу прийти в себя. Меня постоянно мучают кошмары, даже наяву… Полиция и журналисты, пытающиеся вытянуть из меня еще хоть что-то, на самом деле выжали уже все соки. Ещё немного и я стану настоящим параноиком-затворником. Верите или нет, я даже хотел систему слежения за дорогой наладить, чтобы не выходя из мастерской следить за тем, что происходит у ворот. Считайте, вам повезло, Кокуто-сан…

Я провел его в дом на кухню. Во мне шевелилось какое-то болезненное любопытство по отношению к этому парню. Собственное расследование, надо же… Не знаю, почему я ему поверил. Было в нем нечто располагающее к себе, даже наивное, отчего казалось, что он просто не способен на злой умысел. Он не был похож ни на пронырливого журналиста, ни на циничного полицейского.

— Будете что-нибудь? Кофе, вода? Виски? Да вы присаживайтесь. Куда хотите.

— Воды, — оглядевшись, парень пристроился на табуретке. — Авария? Когда вы попали в аварию?

Опрокинув бутылку, я вылил остатки виски в стакан, и, пошарив в холодильнике, кинул несколько кубиков льда в стакан.

— Неделей раньше. Раньше… того, что произошло, — я сделал несколько глотков. В совокупности с тем, что я уже выпил в мастерской, этот виски позволил мне, наконец, немного расслабиться. Сполоснув другой стакан, я налил парню воды. — Сбит чертовым мотоциклистом. Такая глупость… Он вылетел буквально ниоткуда, задел меня и сам упал. Разлетелись с ним по разные стороны, а мотоцикл крутился между нами, — я накрыл глаза ладонью. Глазные яблоки будто горели, прохлада оставшаяся на пальцах от холодного стакана принесла им недолгое успокоение. — У меня был обширная гематома мозга. Думали, не выкарабкаюсь. Может, было бы лучше, если бы я действительно тогда умер, — я скривился, надавливая на глазные яблоки. — После этой аварии у меня постоянно дьявольски болит голова. И все вокруг словно чертовы манекены… Мне иногда кажется, что всё происходящее просто — плод моей фантазии.

Я чувствовал, что тону в собственном многословии. Но пока я был сосредоточен на этих звуках, что изливались из моего рта, я мог не видеть, не обращать внимания на галлюцинации, которые щедро генерировал мой мозг.

— Да… Моя жена приходила навестить меня накануне, мы с ней поспорили… Она ушла в слезах, — я посмотрел на парня в упор, медленно растягивая губы в жесткой усмешке. Я чувствовал, как во мне снова поднимается злость. — А следующим вечером ее нашли. Это я ее убил, Кокуто-сан…

Парень хотел что-то сказать, но слова, кажется, застряли у него в горле. Незаполненная тишина вдруг ударила по моим барабанным перепонкам, сердце дернулось и сорвалось в черную бездну страха. Усмешка оборвалась жалобным всхлипом.

— Я… Я был в больнице всю эту чертову ночь, с гематомой в мозгах, но мне кажется, что ее убил я. Я ей сказал убираться…

— Нет, вы не правы, — с видимым облегчением выдохнул парень, — ваша жена не хотела бы, чтобы вы мучились от чувства вины, — на лице парня отразилось смятение человека, который сочувствует, но не знает, как помочь, — то, что вы пережили… Это ужасно, но вы не должны себя винить. Это не ваш грех… Может быть… Может, вам стоит обратиться к специалисту?

Я выпил содержимое своего стакана и долгое время молчал, слушая глухие удары своего сердца. После слов этого парня я почувствовал себя лучше.

— К специалисту? — я горько усмехнулся. — Я провел в больнице три недели, а они всё коллоквиумы и консилиумы созывали. Пока, наконец, не появилась эта девчонка с дипломом врача, помощница невролога-неформала, и не сообщила: «Гематома локализирована, больше мы вам ничем помочь не можем. До свидания». В тот же день меня выписали. Так что, похоже, с точки зрения медицины я здоров.

Я налил себе еще виски и помотал полурасстаявшими кусочками льда в стакане. Страх и вместе с ним головная боль стали терпимее. Косые солнечные лучи не достигали больше окон, и кухня погрузилась в приятный полумрак.

— Эта девчонка-врач приходила еще пару раз после выписки, узнать как у меня идут дела. Большеглазая такая, — я улыбнулся вспоминая миловидную докторшу. — Вот только мне от ее визитов только хуже делалось. Уж не знаю, что там она со мной делала… Лепетала что-то на своем языке: высвобождение психической энергии, эрос и танатос — все эти модные психологические теории. Заставляла глазами туда сюда двигать, говорит, эта техника помогает справиться с травмирующими воспоминаниями. Старалась, как могла. Но вот только вместо того, чтобы справиться, я еще и кошмарами по ночам обзавелся. Кикути-сан говорит, что это хороший знак, но я… я что-то сомневаюсь.

Мне хотелось рассказать ему про видения, про слуховые галлюцинации — выговориться, чтобы не держать все это в себе, но что-то меня все-таки останавливало. Смутная догадка, червь сомнения грыз меня изнутри, не позволяя открыться незнакомцу больше, чем следует. То же самое чувство, заставляло меня избегать любых упоминаний этих убийств. До сегодняшнего дня.

— Странный специалист, — подал голос Кокуто-сан. — Все же в вопросах нейрохирургии немного странно опираться исключительно на работу с психологом. Мне кажется, не должно быть никаких кошмаров. Меня самого не так давно попросили пройти курс реабилитации, и там был обычный психолог. Обратитесь к независимому специалисту. Если это некачественный гипноз, то всякое может быть. У вас не случались кратковременные провалы в памяти? Это часто связано с неудачным гипнозом.

— Меня выписали из нейрохирургического отделения, сообщив, что я пошел на поправку, — я пожал плечами. — А Кикути-сан, хоть и молода, но всё же квалифицированный специалист и работает в той же клинике. У меня не было никаких причин сомневаться в методах ее лечения. Да и жаловаться было не на что, до последнего времени.

Мне не нравилось, что этот парень, неизвестно с какой стати возомнивший себя специалистом в области психиатрии, критикует Кикути-сан. Эта девчушка была добра ко мне, старалась помочь, и если что-то и пошло не так, то в этом была только моя вина.

— Провалы в памяти как следствие гематомы мозга, так же как и дурные сны, вполне обычное явление, — повторил я слова Кикути-сан. — К тому же… — я взглянул на парня, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Вы не думаете, Кокуто-сан, что зверское убийство жены тоже могло как-то сказаться на моем сне? Девочка не виновата, я просто не могу пережить это. Как вы не понимаете?

Я тряхнул головой. Все приходят только с праздным любопытством, со своими бестолковыми советами и вопросами, и никому, никому на самом деле нет дела до того, что произошло, что я чувствую… Что я схожу с ума, что я уже сошел с ума! «Возьми себя в руки, Гендо-сан!» «Прекрати себя так вести!» «Обратись к специалисту…» Глупцы. Та девчонка, Кикути-сан, была одной из немногих, кто слушал, прежде чем говорить, кто искренне пытался помочь, несмотря на то, что все ее манипуляции я считал не более, чем игрой. Она мне верила. Она сама находила объяснения всему, и потому она мне нравилась.

— Простите мою неловкость, Накамура-сан, я не хотел сомневаться в вашем лечащем враче, Кикути-сан, — попытался сгладить неловкость парень. — Мне уже приходилось иметь дело с неудачным гипнозом, поэтому я и погрешил на него.

Он замялся, окинув меня пристальным взглядом, и, наконец, решился,

— Накамура-сан, простите, но я бы хотел вернуться к цели своего визита. Это не просто праздное любопытство, поверьте, — парень замолчал, потом осторожно отодвинул челку обнажая шрам, который я заметил еще в прошлый раз. — Я сам пережил нападение маньяка, моя девушка, Шики, тоже едва не погибла от его ножа. Я думал, что пережил это, но вчера… Я увидел ее, эту девушку, в парке… совершенно обезображенную, — он втянул воздух, словно каждое слово отдавалось болью где-то глубоко внутри. — И всё это обрушилось на меня снова. Я должен его найти, вы меня понимаете?

Я кивнул.

— Поэтому, пожалуйста, скажите, как именно она…? Есть что-нибудь такое, о чем не писали в газетах? И у вас есть какие-нибудь идеи того, кто мог сделать это с ней?

— Я не знаю, что было в газетах, — я допил остатки виски из стакана и поставил его на стол. — С некоторых пор я не читаю газет. Я знаю, только то, что сказал мне полицейский.

Я отвернулся от парня и отошел к окну.

— Она была избита и изнасилована, прежде чем… Он ее убил. На ее теле были многочисленные ножевые ранения, кожа с лица полностью содрана… Срезана.

Я замолк и прикрыл глаза.

…Я сижу на ней сверху, не позволяя ей пошевелиться, зажимая рот ладонью, и аккуратно поддеваю ножом кожу и алую мякоть, пытаясь снять с нее маску. Маска не поддается, растекается красной жижей между моих пальцев, и я плачу от бессилия. Под маской больше нет лица. Нет!

Мой кошмар. Мой первый кошмар.

— Я не знаю, кто мог такое с ней сделать.

Не знаю? Не знаю? Нет. Откуда мне знать?!

Я открыл глаза и увидел цветущую под окном гортензию. Она очень любила цветы, часами копалась в земле, приходила вся измазанная… Я помнил ее робкую улыбку на перепачканном лице. Как она пыталась вытереть лицо, но только еще больше пачкалась.

В горле что-то болезненно сдавило, и к глазам подкатили слезы. Я ее любил. Я так ее любил. Я не мог…

Справившись с собой, я повернулся к Кокуто-сану с жалким подобием улыбки.

— Я еще выпью, если вы не возражаете.

Достав из шкафа новую непочатую бутылку, я открутил пробку и налил в тот же стакан.

— Расскажите мне о других убийствах. Что еще известно о личности убийцы? Может, мне это поможет вспомнить какие-то детали.

— По правде, пока я знаю не больше того, что упоминается в официальных версиях. Я ничего не слышал насчет изнасилования, но однозначно всех жертв объединяют колотые раны, нанесенные острым предметом, и изуродованные лица. Это похоже на игру… с куклами, — ему понадобилось какое-то время, чтобы подобрать нужное слово. — Он будто пытается сгладить жестокое убийство тем, что пристраивает тело где-нибудь в людном, совершенно неожиданном месте так, словно она еще жива. Вчерашняя убитая девушка — она словно мирно спала на лавке. В остальном у жертв не было ничего общего, зацепиться за что-либо сложно. Обычно в таких делах сперва составляют психологический портрет убийцы, чтобы было от чего отталкиваться. Я себе этого человека уже примерно представляю.

— С куклами?

Сам не знаю откуда во мне возникло столько ярости.

— Полиция считает, что этот психопат играет в куклы? Да чёрт возьми… Они там вообще все рехнулись?

— Нет. Это мои собственные домыслы, — вставил парень, но я его не услышал. Я отставил стакан и сжав виски, принялся вышагивать по кухне. — Если он с кем играет, так это с ними, со всеми нами! Сломал и положил на место, да? Черта с два! С моей женой он обошелся иначе… Не починить… Никак… Никак!

— Ваша жена — это начало. То, что определило весь его путь, то, что толкнуло его на изнасилование и убийство. Если удастся понять, что послужило толчком для него для первого убийства, то сможем понять все остальное.

Слезы все-таки брызнули из моих глаз, и я, отвернувшись, вытер их рукавом.

— Извините. Вам лучше уйти. Надеюсь, я смог вам чем-нибудь помочь…

— Накамура-сан, я искренне желаю вам скорейшего выздоровления и не падать духом, — парень поднялся со своего стула и поклонился. — Если у меня появятся новые сведения по этому делу, я сразу же сообщу вам, — он ободряюще мне улыбнулся и двинулся к выходу.

Я кисло улыбнулся на его пожелание и пошел вслед за ним, провожая до ворот. Возможно, я в нем ошибся и он пришел не только ради любопытства. Кто знает?

— Держитесь. Все будет в порядке. И простите еще раз, что испытываю ваше терпение. До свидания, Накамура-сан.

Я снова кивнул и, дождавшись, пока он скроется из виду, уселся на крыльце дома.

Куклы, значит…

Я чиркнул зажигалкой и закурил.

========== 2.6 ==========

С утра ничто не предвещало беды. В этот раз я не стала оставаться на каникулы в академии и решила поехать домой, хоть и понимала, что делать, если вдуматься, дома нечего. Мама с папой по-прежнему почти не разговаривали с Микией, а он собирался выполнять поручение Аозаки, поэтому мой тайный и сокровенный план по попытке примирения родителей с братом опять прогорел. Хоть я и давно не жила с родителями, в душе у меня всегда была слабая надежда, что я смогу помирить своих родственников и мы снова сможем иногда собираться вместе. Не доставало ли мне этого? Сложно сказать. Ведь уехать из дома было только моим выбором, а брат с юности отличался самостоятельностью и сам пропадал сутками кряду везде, кроме дома. Неудивительно, что брошенный колледж стал для родителей последней каплей…

Сойдя с утреннего поезда, я отправилась домой. Как никогда, я сердилась на Токо-сан. Ради ее вызова в такую рань и на день раньше пришлось ускользнуть из академии. И все для того, чтобы узнать такую потрясающую новость. Мало того что она убегала, как крыса с тонущего корабля, так она еще и не оставила нам никаких указаний. Ну если не считать какой-то чепухи, которую она поручила Микии. Рёги так и вовсе без дела оставила, и это не могло не вызывать злорадства.

Признаться я даже не думала, что буду так рада вернуться домой. Поднявшись в свою комнату, сохраненную в неприкосновенности даже во время моего отъезда, я шлепнула сумку с вещами у письменного стола, а сама плюхнулась поперек кровати, раскинув руки. Сколько же я уже здесь не была? Тут все по-прежнему. Даже эта фотография на столе — я повернула голову, скосив взгляд. Последняя фотография меня и Микии в детстве. Мы там еще совсем маленькие, но у брата уже тогда был этот взгляд, от которого у меня до сих пор разливалась внутри щемящая нежность.

На этой фотографии у него еще два глаза…

При воспоминании об уродливом рубце у него на лице я стиснула кулаки. Вот и как я могу не беспокоиться за него, когда он работает на Аозаки? Он умудряется вляпаться в неприятности, даже отправившись за хлебом в магазин, не то что на побегушках у магички. Мне казалось, что Аозаки страдает ерундой, раз поручила брату возиться с такой чепухой как газетная утка про «распадающегося человека», но если посмотреть на это с другой стороны, то, может, хоть в этот раз неприятности обойдут его стороной?

Я села рывком и закопалась в сумке в поисках перчатки из кожи саламандры. Я же обещала себе каждый день отрабатывать заклинание. Да, я пока не еду в Лондон, в эту их Часовую башню, и вряд ли поеду в ближайшее время, но Аозаки меня не спешит обучать чему-то новому, а мне этого уже недостаточно. Я хочу больше.

В моей ладони вспыхнул синеватый огонь, охвативший всю кисть, расцветая в пальцах невиданным цветком. Мне надо научиться чувствовать огонь, так говорит всегда Токо. Но тонкие манипуляции у меня не всегда удаются. Тогда, с феями, думаю, во много повезло. Но я постаралась вынести из этого опыта для себя что-то новое. Теперь мне удается чувствовать тепло живых существ даже без активации, словно я ощущаю жар и изменения температуры окружающей среды не кожей, а всем естеством. Вот и сейчас я ощутила приближение мамы, даже не слыша ее шагов, когда она завернула в коридоре к моей двери.

— Азака, поможешь мне в кухне? — щелкнула поворачиваемая дверная ручка, а я уже погасила пламя и спрятала руку за спину. Черт, моя тренировка…

— Да, конечно, — улыбнулась я, кивнув, и с сожалением стащила перчатку. Родители должны быть от магии как можно дальше. Чем дальше, тем безопаснее.

Я взялась помогать маме с готовкой, чтобы приготовить на ужин что-нибудь вкусненькое, когда затрезвонил телефон. Я бегом вылетела из кухни и жадно цапнула трубку телефона, соскучившись по доступной цивилизации. Но когда на том проводе послышался знакомый голос, настроение у меня ухнуло вниз.

— Чего тебе, Рёги? — недовольно спросила я, закусив губу и наматывая на палец витой телефонный шнур. Неужели опять что-то случилось, если уж она решила позвонить сюда? — Я занята сейчас, говори, что тебе нужно, и я побежала, у меня карри пригорит. — ну да, кому я это говорю, она даже за собой посуду не может помыть, не то что приготовить что-нибудь, уууу, аристократичная выскочка…

— Это в твоих интересах. Дело касается твоего брата, — как всегда лаконично, ответила Шики.

Я округлила глаза, набрав полную грудь воздуха. Нет, вы только послушайте, как заговорила! В моих интересах, ну-ну. Это звучит как угроза. Так, стоп. Брата?!

— Что-то случилось с Ми… — я осеклась, мимо прошла мама, а я не хотела ее снова расстраивать. Ей хватило и того, когда Микия две недели в реанимации провел с диагнозом острой интоксикации, сотрясением мозга и ножевыми. Когда я увидела эту бледную безвольную куклу с наполовину обмотанной заляпанными бурыми бинтами головой, бывшую моим любимым Микией, у меня сердце оборвалось, я с места сойти не могла. Только стояла и ревела. Не то от осознания, что меня не было рядом, чтобы ему помочь, не то облегчения, что он жив, не то от бессильной злости. Угадайте на кого. Рёги попыталась сунуться в больничную палату на следующий день, так я ей пообещала, что сожгу ее до головешек, если она хоть близко подойдет к Микии…

И вот опять.

— Во что он опять вляпался?! — спросила я, прикрывая губы и трубку ладонью, чтобы приглушить слова.

— Ничего страшного. Наоборот, я думаю, ты была права, — а вот это было настолько неожиданно, что я широко распахнула глаза. Я не понимала…

— В чем права? Шики, ты меня пугаешь, — я ощущала свою беспомощность, даже агрессия по отношению к Рёги куда-то пропала.

— Встретимся в том кафе, где я видела вас с Фуджино тогда, хорошо? Там и поговорим.

Я оглянулась в кухню, откуда доносился звон посуды и пахло едой. Я же обещала маме… Но если Микия снова в беде, я не имею права бросать его. Даже если он никогда не посмотрит на меня так, как смотрит на эту страшную женщину.

— Через час. До встречи.

— Хорошо. Через час, — я повесила трубку. Глубоко вздохнув, я пошла сдаваться к маме в кухню и придумывать отмазку.

16.49. Кафе «Анэнербе»

Я пришла первая. Ну еще бы. Я не просто пришла, я почти примчалась. В легкомысленной девчачьей сумочке через плечо на длинном ремешке лежала моя боевая перчатка. Рассудив, что в компании с Рёги может быть всякое, я решила подстраховаться. Заказав себе фруктового чая, я уселась за тот же самый столик, где мы в тот раз сидели с Фуджино, и внимательно следила за входом, перебирая в пальцах скомканную салфетку.

Она еще и опоздала. То и дело поглядывая на настенные резные часы, я издербанила вконец салфетку, после чего официант с крайне смущенным видом осторожно забрал ее у меня, и я начала теребить соломинку. Я даже понять не могла — то ли Шики просто опаздывает по причине природной непунктуальности и повышенной нахальности, помноженной на аристократическую вседозволенность, то ли уже что-то случилось, а я сижу в неведении и беспомощная.

Колокольчик над дверью звякнул, возвещая о новом посетителе.

Ну наконец-то. Опоздала почти на пятнадцать минут, а идет с таким видом, словно одолжение мне сделала, что вообще пришла на назначенную ею же самой встречу.

Подойдя к моему столику, Рёги Шики опустилась напротив.

Только взглянув на нее, я почувствовала что-то странное. Какое-то ощущение неправильности, словно что-то изменилось. То ли в выражении лица Рёги, то ли в наклоне ее головы, то ли во взгляде, которым она уставилась в меню. А еще кимоно. Я знала, что у Шики большая коллекция традиционных нарядов, но в повседневности она предпочитала одинаковые синие, белые или бледно-зеленые юкаты, однотонные, сдержанные, но от этого не выглядящее дешево. Для нее это была как своего рода униформа.

А это кимоно было нарядное, по крайней мне так показалось. Бледно-сиреневая, с чуть заметным узором сиреневых цветов, эта юката удивительно ей шла, тут уж не придерешься, приходится признавать очевидное. Пока Шики общалась с официантом, решив, по всей видимости, выспросить у него обо всех новинках заведения, я искоса наблюдала за ней и даже в том, как Рёги разговаривала с официантом, мне почудилось что-то непривычное. Может, она и притворялась зачем-то, но Шики выглядела какой-то расслабленной, словно куда-то делись ее извечная ершистость и угловатость. Она общалась с этим парнишкой-официантом так же легко, как и с Аозаки и Микией. Собственное открытие показалось мне таким неожиданным, что я удивленно закусила новую соломинку. Шики — и в хорошем настроении? И это с учетом того, что темой нашего разговора был брат.

По тому, как она придирчиво и долго изучала меню, я сразу поняла, что эта нахалка надо мной издевается, испытывая мое терпение на прочность. Ничего страшного, я подожду. И горе тебе, Рёги, если причина сегодняшней встречи окажется недостаточно важной.

Определившись наконец с заказом, она потянула сквозь соломинку зеленый чай со льдом и подняла на меня глаза. Вот опять, это странное выражение на лице. Черт возьми, я так параноиком стану.

— У меня мало времени. Надо еще кое-куда успеть.

Я округлила глаза. Нет, это уже был верх безобразия. И если она думает, что я это спущу ей с рук, то она ошибается.

— У тебя мало времени и ты четверть часа себе чай заказывала, Шики? У тебя явно проблемы с приоритетами, — лучшая защита, как говорится, это нападение. А на провокации я решила в дальнейшем не поддаваться. Иначе поговорить нормально не получится. — Что такое с Микией? — меня не интересовали ее длинные вступления, риторические отступления, я хотела знать то, что касалось моего брата.

Шики шумно по-детски потянула чай сквозь соломинку, стрельнув в меня глазами. Я хрустнула льдинкой, негодующе уставившись на Рёги. Если бы я ее не знала, я бы подумала, что она кокетничает.

— Слышала об убийствах? Убийца убивает молодых девушек и женщин, уродует им лицо и оставляет в людных местах?

— Конечно слышала. Да весь город слышал, — недовольно фыркнула я.

— Вчера нашли третий труп, и нашел его не кто иной, как Микия. И уверяю тебя, я здесь совершенно не причем, — поспешно добавила Шики, словно предупреждая возможные претензии с моей стороны.

Но после этой фразы Рёги я быстро затолкала свое недовольство и пофигизм поглубже. Я знаю о некоторых особенностях своего брата и о его таланте — иначе не скажешь — влипать в неприятности. Но признаюсь, от слов Шики я растерялась.

— Микия не пострадал? — спросила я. Меня только это волновало. Я негодующе стиснула соломинку в кулаке. Да что же это такое… Он вообще не думает о своей безопасности! Шастать по ночному городу, натыкаться на трупы, когда рядом мог быть сам убийца! Сказала бы я пару ласковых любимому брату…

— Нет, — Шики помотала головой. — С ним всё в порядке. Отделался испугом, — она отпила еще чаю и посмотрела на меня внимательным, я бы даже сказала — пытливым, взглядом.

— Испугом? — повторила я слова Шики.

Но Микия почти ничего не боялся. Сколько он работал у Токо-сан, столько и приходилось ему иметь дело с малоприятными вещами. Но чтобы он испугался трупа? Насколько же сильно изувечены жертвы этого маньяка?

А Шики тем временем продолжила:

— Я хочу, чтобы ты отвлекла его. Пригласи его куда-нибудь, в парк аттракционов, на колесо обозрения, на семейный ужин — куда угодно, лишь бы у него не осталось времени на это дело.

Моя бровь поползла вверх. Фактически Шики отправляла меня с Микией на свидание. Какая связь между обнаруженным им трупом и тем, что меня просят отвести его в парк аттракционов? Но Шики уже дала ответ на мой не заданный еще вопрос.

— А я пока разберусь с этим маньяком.

Это многое проясняет. Я откинулась на спинку стула, скрестив на груди руки. От моего внимания не укрылось, как Шики тоже косится на настенные часы и недовольно хмурит брови. Что-то планирует? Мысленно я уже представила, как, схватив брата за пуговицу, тащу его в парк или в кафе. Я даже не сомневалась, что Микия даже не попытается отмазаться, но энтузиазма при этом будет излучать чуть больше дохлой рыбы. Впрочем, может, использовать просьбу Рёги как попытку примирить родителей с Микией? Как можно было так разругаться? Отец даже отказался финансово поддерживать брата, а от Токо-сан я пару раз слышала, что брату денег едва хватало на растворимую лапшу. Неудивительно, что он такой тощий…

— От чего отвлекла? Он что, расследует убийства? Это ему тоже Токо-сан поручила? — я гневно сверкнула глазами. Ну Аозаки… — Минутку, а почему ты не хочешь, чтобы Микия выслеживал убийцу? Раньше вы всегда работали вместе.

Ох, нечисто тут что-то. Не похоже на Шики пытаться оградить Микию от его расследований, она же всегда сама по себе. Токо-сан ее уговаривать посодействовать вечно приходится А тут такое рвение.

— Не знаю, — вроде как, вполне себе честно призналась Рёги, и по тому, как она недовольно поджала губы, я поняла, что она встревожена и явно не может контролировать ситуацию. Иначе она бы не обратилась ко мне, учитывая нашу последнюю стычку в офисе. — Но зная Микию, могу предположить, что он решит этим заняться. Даже несмотря на то, что Токо поручила ему расследовать другое дело. Ты же там была, когда она рассказывала о рассыпавшемся теле?

— Была. Ерунда какая-то, — по правде, я даже как-то не задумывалась, для чего Аозаки поручила это брату, потому что звучало это поручение как газетная утка из бульварного издания. И тем не менее, я уже столько учусь у Токо-сан, а она ни разу мне не поручила ни одного по-настоящему боевого дела, хотя у меня способностей куда больше, чем у Микии. Ну если не считать его детективного чутья и аналитического склада ума, перед которым снимает шляпу даже дядя Дайске. Тот случай в Рейен был вызван экстренной необходимостью, и даже тогда я понимала, что одной мне не справиться.

— Токо подозревает, что это дело рук магички, которую она некогда знала. Эта магичка, Лелль, специализируется на големах и имеет зуб на Аозаки, — а вот это было уже интересно. Токо-сан не шибко-то распространялась относительно своего прошлого, времен ученичества и Лондона. Общие положения Ассоциации магов я знала, но больше, чем мне было нужно, как считала Аозаки, на каждом этапе обучения, мне не давали. Поэтому удивительно ли, что я в итоге начала сама украдкой почитывать книги в мастерской магички и тут же навострила уши, стоило Шики коснуться запретной темы.

— Слушай, Рёги, давай начистоту. Я не смогу помочь, — еще большой вопрос, кому из них больше помочь — брату не ввязываться во всякие сомнительные мероприятия или же не мешать этой маньячке охотиться, — если ты мне не скажешь правду, — я наставила на нее соломинку. Надоели мне эти игры. А то наставница темнит, брат молчит как партизан, а в итоге я все узнаю от этой женщины. Что вообще такое происходит?!

— Правду? — Шики знакомо саркастично усмехнулась, но было видно, что она рассердилась — глаза так и засверкали, а голос заметно повысился, отчего некоторые посетители стали тревожно оглядываться на наш столик. — Я уже сказала тебе правду, Азака. Я не хочу, чтобы он подвергался опасности. Если тебя это не устраивает, это твои проблемы.

Так, стоп, а то эта психованная сейчас подорвется, изрыгнет какую-нибудь гадость и я точно ничего не узнаю.

— Ну ладно, а что насчет этой Лелль? Токо-сан сказала что-нибудь конкретное?

— Нет. Только это, — ответила Шики. Видимо, я вовремя остановилась, потому что критической отметки раздражение Рёги достигнуть не успело. По выражению ее лица я поняла, что ей известно об этом не больше моего. Как и, по всей видимости, Микии. — Если так интересно, можешь помочь Микии с расследованием.

— Я не сыщик, — фыркнула я, уже в который раз удивляясь словам Шики. Все же ее сегодняшнее поведение шло сильно вразрез нашей обычной холодной войне. Но ее предложение было столь соблазнительно, что я была даже готова временно закрыть глаза на поведение Рёги. Временно.

— Но ты разбираешься в этой магической фигне, — небрежно бросила Шики мне в ответ, явно неохотно признавая этот факт. — А значит, сможешь прикрыть его, когда этот придурок полезет на рожон.

Разбираюсь — громко, конечно, сказано. С таким скрытным-то наставником, которая жестко требует, чтобы я использовала свои способности как можно меньше.

— Големы, значит… — я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что мне попадалось в книгах по магии, что я сама добровольно штудировала. — Они управляются словом. Его нужно написать, а лучше поместить в него. Теоретически голем неуязвим, потому что пока цело слово активации, он будет продолжать выполнять заложенную программу… Я не помню точно, надо поискать в библиотеке. Токо-сан никогда не упоминала эту… Лелль, — я почувствовала новый укол обиды. Шики она это сказала, предупредила, а мне — ни слова. — Эта магичка представляет для нас опасность? — ну в частности, для брата, конечно, которому Аозаки поручила заниматься этим делом. Токо же знает, что Микия — обычный человек…

Я закусила губу. Похоже, я никогда с этим не смирюсь. Если уж даже Шики пришла просить отвлечь Микию от поиска убийцы, то, видимо, даже она ничего не может с ним поделать.

— Не думаю, —чуть резче, чем следовало, ответила Шики. Видимо, она поняла, что я заинтересовалась, и теперь пыталась меня осадить. — Как я поняла, ей нужна только Токо. Микия должен узнать действительно ли эта Лелль в городе или нет. И на этом всё.

— Узнать-то узнает. А что дальше? — мое воображение уже дорисовывало красочные разборки двух магов. Вряд ли Аозаки разыскивает эту Лелль, чтобы пригласить ее на чашку кофе.

— Это не наше дело, — отрезала Шики. Я бы тут с ней поспорила, конечно, но я понимала, о чем она. Лезть в разборку двух магов — по меньшей мере самоубийство. И вот в этом-то и главная загвоздка.

— Но Токо-сан поручила это Микии, — я серьезно посмотрела на Рёги. Она ответила мне скептичным взглядом, дескать, а она о чем твердит. Да тут уже дело не в маньяке, за которым он может начать охотиться и вляпаться в беду, тут даже от этого невинного, казалось бы, поручения уже веет опасностью. — Так, хорошо. Он уже вернулся домой? — мне же нужно с чего-то начать. Сотовые телефоны Микия недолюбливает, приобретать отказывается, поэтому связаться с ним становится все проблематичнее.

— Я не знаю. Он собирался в больницу опросить свидетелей этого дела с големами. Потом, надеюсь, домой. Попробуй позвонить ему позже, — она снова бросила взгляд на часы. Меня это уже начинало сердить. Между прочим, это не я опоздала и долго расхаживала вокруг до около.

А лучше сразу приеду к нему домой. Главное, чтобы он был дома.

— Не лезь в разборки двух старых врагов, к тому же магов. В данном случае ты рискуешь не только собой, но и братом. Он, в отличие от тебя магией не владеет, — Шики словно мои мысли читала.

— Да поняла уже, — раздраженно отмахнулась я, вставая вслед за Шики. Совсем меня за тупую, что ли, держит?

— На помощь Токо я бы не рассчитывала, по крайней мере, пока за городом наблюдает Ассоциация. Короче, прикрой Микию и не лезь на рожон.

— Может, хватит мне указывать? Ты, вроде бы, за помощью ко мне обратилась, — не сдержалась я. Иногда мне кажется, что Шики меня тоже ребенком считает. Ребенком. Даже не конкуренткой и не соперницей. И это меня бесило. Сама-то в коме два года провалялась, технически мы с ней практически в равных условиях. — Мне же подумать надо и подготовить план.

— Необязательно выдумывать что-то грандиозное, просто отвлеки его от мыслей об этом деле, — мне показалось, что мысленно Шики уже не здесь. Она снова взглянула на настенные часы и выложила из широкого рукава юкаты деньги и положила возле своего опустевшего стакана с расплавившимися частично кубиками льда. Я повторила ее движение, для этого пришлось утрамбовать не пригодившуюся перчатку поглубже в дамскую сумочку.

— Если повезет, всё решится сегодня ночью, — сказала она. Прозвучало зловеще.

Я кивнула.

— Если будешь ловить убийцу дольше сегодняшней ночи, позвони. Я постараюсь тогда что-нибудь еще придумать, — велела я Рёги с толикой надменности. Можно сказать, что этим пактом о ненападении Рёги развязала мне руки. Надо ли говорить, что я так просто эту всю историю не спущу?

— Хорошо, позвоню. Ну, и спасибо, — добавила Шики.

Я немного удивленно посмотрела на нее. Услышать такое от нее было немного странно. И неожиданно, что уж говорить. Все же жаль, что она клинья к Микии подбивает, думаю, мы действительно могли бы стать подругами. Шики мне не уступит ни в чем, а для меня ценнее всего в отношениях равноправие.

Мы вышли из кафе как давние подружки, с виду мило щебеча, но уже сразу по выходе из «Аненербэ» я сосредоточенно нахмурилась и направилась в сторону дома, прокручивая в голове все возможные варианты, которыми я могла бы занять Микию подольше и не вызвать у него подозрений или нетерпения из серии «да когда ж ты от меня отстанешь… деточка…» Бросив взгляд через плечо, я выхватила взглядом маленькую стройную фигурку в сиреневом кимоно, быстро затерявшуюся среди снующих по улице фигур. Хищник вышел на охоту.

Маньяку этому я не завидовала…

Я не любила откладывать на потом те вещи, что я могла сделать сейчас. Сказано — сделано. После нашего с Шики «перемирия» я отправилась на автобусную остановку. Честно говоря, я до сих пор не представляла, как буду отвлекать от этого маньяка Микию. На ужин приглашать домой было бессмысленно — брат вежливо улыбнется и найдет миллион отмазок, чтобы не видеться с родителями. Значит, отпадает. Оставался еще один почти беспроигрышный вариант «а-ля я соскучилась!», но я уже тоже не ребенок. Но с другой стороны, мне лучше всего удаются импровизации. Скажу, что соскучилась, предложу прогуляться, а там уже можно и чай попить зайти, и еще куда…

Дверь была наглухо закрыта. На стук и звонки никто не среагировал. Я разочарованно нахмурилась и посмотрела на закат — солнце клонилось все ниже. Где же Микия? Шики говорила, что он уже должен был вернуться, но дома его не было. Прислонившись спиной к двери, я старалась избавиться от назойливых мыслей, что Микия вновь может где-то напороться на труп или на труп с маньяком в комплекте.

Дурацкий брат, ну почему с ним так сложно и все не как у людей?!

_RinaCat

========== 2.7 ==========

Дом Накамуры Гэндо, около восьми часов вечера.

Парень ушел. А я сидел на крыльце, закуривая уже не помню какую по счету сигарету.

Я бросил курить семь лет назад, но теперь это не имело никакого значения. Глубоко, до кашля, затянувшись, я посмотрел в темнеющее небо. С приближением ночи мне становилось легче. Жара спала, сумерки мягко укутывали дома, стрекотали цикады, но я слышал только тишину, видел только темные верхушки деревьев и крыши окрестных домов. Никакой крови, никаких криков, никаких искаженных страданием лиц.

Несмотря на кошмары, провалы в памяти, ночью я чувствовал себя лучше, словно мог раствориться в темноте, перестать существовать. Перестать бороться. А я так устал. Устал бороться с собой, с кошмарами и с собственной памятью.

Глядя на уголек тлеющей сигареты, я думал о том, что сказал этот парень, и чувствовал, как мои внутренности сковывает страх. Я уже знал, что он мне расскажет еще до того, как он открыл рот. И я знал намного больше его. Я видел в своих кошмарах куда более страшные вещи, чем он мог бы себе представить.

Но хуже всего было то, что я знал всему этому объяснение. Не «психологический портрет убийцы», не версии и домыслы, я знал правду, просто не хотел в это верить. Девчонка, Кикути-сан, успокаивала меня, утверждая, что все это последствия травмы и потери жены, но таких совпадений — в мелочах — просто не бывает.

Сигарета обожгла мне пальцы, и я отбросил окурок в сторону. Что если меня преследуют образы моего недавнего прошлого? И чем больше я борюсь с ними, гоню их от себя, тем настойчивее они становятся? Они искажаются, но несут в себе правду.

Я знал… Знал всё это время, иначе почему избегал газет и новостей? До дрожи в коленях боялся вопросов полиции и журналистов? Я сжал голову руками. Что мне делать теперь с этой правдой? Сдаться полиции? Покончить с собой, взяв всю вину на себя?

Но я не хочу, не хочу умирать…

Пусть даже она мертва.

Вдруг я почувствовал странное удовлетворение от мысли, что это я, а не кто другой, сотворил это с ней. Я надругался над ней. Это было ужасно… Но сознавать, что ее касался, насиловал, избивал и уродовал кто-то другой, было еще более невыносимо.

Да… Это я, я сам убил ее.

Все, что приходило мне во снах, — правда. Я убил ее, потому что она всё испортила. Всё наше счастье, мечты, всю нашу любовь. Она во всем виновата, она! В ней что-то сломалось, она стала походить на чертового манекена! Из-за нее все началось. Я не виноват.

Не виноват, не виноват, не виноват!

Я только хотел вернуть ей ее лицо. Нежное и доброе, каким я ее помнил, а не этот ужасный оскал обнаженного черепа.

Воспоминания хлынули в мозг, и я едва не закричал.

Эти суки… Они тоже притворялись. Все притворяются ею, но в конечном счете — без масок — они все одинаковы. Я видели их настоящие лица… Уродливые отвратительные лица.

Нет, это было отсутствие лиц.

Да, вчера я понял, что под масками нет лиц.

Ни у кого из них не было лиц.

Даже сейчас, под собственными ладонями я не ощущал лица…

— Накамура-сан?

Я дернулся и поднял голову. Несколько минут я смотрел на нее, ничего не понимая, потом спокойно улыбнулся и встал. Это была она, девушка в кимоно, которую я так хотел снова увидеть. Не иначе как судьба свела нас снова.

— Ваш друг уже ушел.

— Друг? — на ее лице мелькнуло удивление, но тут же исчезло. Удивительная девушка с лицом фарфоровой куклы.

— Давно он ушел?

Я пожал плечами, приближаясь к воротам.

— Полчаса или час назад. Было еще светло.

Она кивнула, потом взглянула прямо на меня. От ее взгляда мне захотелось поёжиться, но и нечто другое, горячее и волнующее прокатилось по моему телу.

— Вы меня не впустите? Я хочу кое-что спросить у вас.

Я не смог подавить усмешку. Похоже, то, что они оба пришли в один день, случайность. Кроме того, мне казалось, что эта девушка едва ли поведала кому-то, что собирается меня навестить.

Я отпер ворота и запер снова за ее спиной.

— Я рассказал вашему другу всё, что знал, но, если хотите, повторю для вас.

Она выглядела такой хрупкой в своем сиреневом кимоно. Как нежный цветок павлонии.

— Проходите в дом, скоро похолодает, — я сделал приглашающий жест и пошел за ней следом. Я мог бы отвести ее сразу в мастерскую. Но нет, еще рано.

Девушка разулась на пороге и прошла вслед за мной в дом. Когда-то уютный и с любовью обставленный, теперь он выглядел брошенным. Как, наверное, и я сам.

— Воды, кофе? Чай? — спросил я. На столе все еще стояли два стакана: один с виски, другой — с водой.

— Кофе, — девушка огляделась и села на табурет, небрежно отодвинутый от стола. Там же сидел и этот парень, Кокуто-сан.

— Вы тоже хотите знать о моей жене? — возясь с кофеваркой, спросил я. — Я только не понимаю почему? Откуда столько интереса к этой жуткой и отвратительной истории у таких молодых людей? Вы ведь, не договариваясь пришли сюда в один день, так ведь? Никто не знает, что вы здесь?

Девушка чуть заметно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Я протянул ей чашку с кофе. Кофейную чашку из любимого сервиза жены.

— Ваша жена, должно быть, была очень милой и доброй хозяйкой: цветы в саду, кофейные чашки с милым рисунком, шторки с рюшами, — она отхлебнула кофе и посмотрела на меня поверх чашки, и мне снова стало не по себе от ее взгляда.

— И вот кто-то ей срезает кожу с лица… — она поставила чашку на стол рядом со стаканами. — Но я хочу спросить о другом. Я видела вас вчера ночью.

У меня подкосились колени, я накрыл ладонью столешницу кухонного стола, пытаясь сохранить равновесие.

Нет, вчера… Я же не…

Что было вчера? Воспоминание, как часть зыбкого сна, кошмара, манило к себе и пугало, но я снова не мог вспомнить, что было вчера. Казалось, будто только что с таким трудом составленная из мелких кусочков картина памяти снова разбилась в дребезги.

Я недоуменно посмотрел на девушку передо мной. Я ждал продолжения, но она молчала. Сцепив руки на коленях она, кажется, внимательно наблюдала за моей реакцией. Почему? Что ей нужно?

— Вчера ночью? — я растерянно, даже заискивающе, улыбнулся, глядя на нее.

— Да, вы вышли из бара «NNN». Вы были там?

— Кажется, да… — я пригладил волосы, и, часто и удивленно моргая, поглядел на девушку. Я действительно не помнил, что был в каком-то баре. Я вообще не помнил вчерашний вечер. И только холодное тянущее чувство где-то в районе диафрагмы, не дающее мне толком вдохнуть, мешало мне поверить в собственную невиновность. Я так боялся этого чувства. — Извините, но я плохо помню, что было вчера вечером. Я много пью в последнее время… — последняя фраза прозвучала жалко, но в то же время я почувствовал себя лучше. Да, так и есть, я просто был мертвецки пьян. — Вполне возможно, что после того, как закончилась выпивка дома, я пошел по барам. По каким — это я уже не разбирал. Так проходит почти каждая моя ночь. Так что, да, наверное, вы правы.

— Но меня вы не помните?

— Вас? Нет, вас я бы запомнил, — я окинул ее озадаченным взглядом. Мы вчера встречались? Я напрягся, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Я хотел ее увидеть еще с прошлой нашей встречи, я не мог пропустить ее в баре, даже будучи пьяным. Мой взгляд замер на ее ключицах, выгодно оттененных сиреневым воротом юкаты, и мне вдруг захотелось стиснуть ее хрупкую шею пальцами, дернуть к себе, вдохнуть ее запах, прижать к столу весом своего тела, раздвинуть ее ноги и вторгнуться в ее тело. Сломать ее.

Да, мне нужно отвести ее в мастерскую.

Я посмотрел ей в лицо. Она больше не притворялась другой, у нее лицо было, как у той суки.

— Нет, извините, ничего не помню, — я пожал плечами и криво усмехнулся.

Девушка улыбнулась мне в ответ, словно знала, что я лгу. И я увидел знакомый блеск в ее глазах.

— Вы очень красивы. Не часто можно увидеть девушку в разгар лета с такой чистой белой кожей. Да еще и в кимоно, — я окинул ее откровенно похабным взглядом. — Вы похожи на мою жену… Только она больше улыбалась.

Издав сдавленный смешок, я шагнул к ней, коснулся ее лица и, взяв ее за подбородок, повернул к свету.

— Можно я сделаю зарисовку? Возможно, это странное предложение, но я хотел бы запечатлеть ваше лицо — так, как я это умею. Моя маска, кажется, имела успех у начальницы вашего друга?

Девушка не пошевелилась, не попыталась вырваться, только скосив глаза, смотрела на меня, будто бы изучающе. Глаза ее казались ненатурально глубокими и… пустыми. Как колодцы. Как прорези маски, за которой нет лица, но есть чей-то взгляд.

— Хорошо, Накамура-сан, — наконец, ответила она, все так же пытливо изучая меня, — но не могли бы вы меня отпустить?

— Да, извините… Извините, — ее тон почему-то испугал меня, и я отступил на пару шагов. Боль снова сдавила мне виски, я запутывался в собственных словах, как в паутине. — Простите… А вы успеете на последний поезд? — происходящее мне казалось невыносимым бессмысленным гротеском. Все происходило не так, как должно было. Я понял, что снова говорю не то, что нужно. Я должен… — Значит, вы согласны? — головная боль вдруг разом прошла, и я снова улыбался своей нежданной гостье, — Тогда, если вы не торопитесь, пройдем в мою мастерскую? По дороге можете задавать любые вопросы, я постараюсь ответить.

***

— Здесь темно. Погодите, я включу свет.

Нажав на рубильник, я включил свет на заднем дворе. Затем открыл дверь в темную мастерскую и нащупал там выключатель. Она вошла и осмотрелась, затем вопросительно посмотрела на меня. Я закрыл дверь и запер ее на ключ, повернулся и сделал несколько шагов к ней, но она продолжала стоять на прежнем месте, не шелохнувшись, внимательно следя за моими движениями. Другая бы на ее месте уже начала дергаться, повышать голос, требовать, чтобы я выпустил ее, но не она. В ее огромных серых глазах слабо теплился огонек интереса. Я почувствовал неуверенность.

У меня вспотели ладони. Нет, не только ладони, все мое тело горело изнутри от предвкушения.

С другими было не так.

Совсем не так.

Все они были доступны, они сами шли ко мне, сами кокетничали и строили глазки, говорили, что смогут ее заменить или по крайней мере забыть на время. Я брал только то, что они мне предлагали — одну ночь, в которую я мог притвориться, что они, эти дешевые потаскухи из баров, это она. Но они были чертовски плохими актрисами. Всё, что они умели, это выдавать жалкие стоны и всхлипы, кричать, не затыкаясь ни на секунду, когда я воздавал им по заслугам. Их бездарная игра, их дурно вырезанные маски, фальшивые жесты не заставляли биться мое сердце быстрее, они не стоили и ее мизинца.

И первая была хуже всех. Она думала, что я ей поверю, что нацепив ее маску, она станет ею. Отвратительная уловка. Эта ее забота, ее улыбка, страх, непонимание — она играла великолепно, но бездарно. Удручающе бездарно. Ничто не дрогнуло в моем сердце, ничто не сжалось от любви к ней. Я чувствовал только страх, страх, что не узнаю ее, что она потеряна для меня, что эта кукла с ее лицом — только жалкая копия. Подражатель. Чертов манекен, кукла! Поэтому я должен был сломать ее. Я должен был сорвать с нее маску, что бы она больше никогда не смела выдавать себя за нее. Никто, ни одна из них не сможет заменить ее. Никогда больше.

Но эта девушка все же была иной. Она не пыталась завлечь, убедить меня, что она живая, искренняя. Она улыбалась без всякого кокетства. И она не скрывала, что носит маску. Когда я коснулся ее лица, ее белой прохладной кожи, я отчетливо понял, что я держу в руках готовую покрытую белилами и лаком маску, холодную и прекрасную маску актера Но. Только ее пустые глаза странным образом жили, остальное было бутафорией, сценическим костюмом, но прекрасным костюмом — богатое насыщенное цветом кимоно оттеняло кожу, только волосы были слишком коротки. Но это мелочь. Ерунда, потому что даже ее голос звучал ниже, чем обычно у женщины, но точно так, как голос юноши-актера. Я хотел видеть ее игру, как это белое лицо примет в себя боль, печаль и отчаяние. Я хотел видеть его искаженным от страха и отвращения. Да, она станет моим шедевром. Лучшей маской, которая когда-либо выходила из-под резака мастера. И она сама хотела мне в этом помочь. Жалкий дурак, я чуть было все не испортил, но она сама согласилась пойти со мной в мастерскую. И в ее глазах я видел, что она знает, что я хочу сделать.

Она станет моей последней и лучшей маской.

— Здесь пахнет кровью, — вдруг сказала она и улыбнулась.

Приглашающе.

Да, я не ошибся, она знала, что я хочу сделать, и не возражала. Она звала.

Я засмеялся. Я медленно двинулся к ней, призывно застывшей передо мной.

Мне хотелось наотмашь ударить ее, чтобы губа лопнула и окрасилась красным. Я почти видел, как тонкая струйка стекает по подбородку, мне почти захотелось ее слизнуть. Но я не должен портить ее лица. Да, я хотел ее, хотел заставить ее кричать, хотел сделать ей больно и стереть это выражение отстраненного любопытства, не сходившее с ее лица, с тех пор как мы зашли в мастерскую.

За считанные секунды я приблизился к ней вплотную и, рванув ткань ее юкаты на груди, спеленал ее руки сзади, затем толкнул к столу, заставляя упасть на него. Так она была еще привлекательнее. Я наклонился над ней, прижимая ее к столу и вдохнул ее запах. Она была очаровательна. И намного более желанной и сладкой, чем те, что были до нее. Я погладил бледное плечо, спускаясь ладонью вниз к предплечью, приспуская ткань ее юкаты. Еще чуть-чуть и сиреневая ткань обнажит ее грудь и живот. Я сходил с ума от ее запаха, от белизны ее кожи, от тепла ее тела, которое я чувствовал каждой клеткой своего тела. Жар желания накатил на меня волной, и она, наконец, дернулась, ощутив признаки моего возбуждения.

— И это всё, грязный ублюдок?

Я ее ударил ее раскрытой ладонью, стараясь не оставлять следов на коже. Ее голова откинулась назад, и я схватив ее за волосы повернул ее к себе.

— Хочешь большего, сука? — выдохнул я ей в лицо, пытаясь раздвинуть коленом ее ноги, нащупывая и задирая полы кимоно. Она почти не вырывалась, только напряглась, словно готовясь к прыжку. Я чувствовал, как напряглись ее стройные ноги под моей горячей ладонью. Так-то лучше. Она уже начала выводить меня из себя своим показным равнодушием, чертова кукла…

— Намного большего… — прошептала она, из ее уст это прозвучало неожиданно нежно и призывно. Девушка смотрела на меня прямо, с чуть заметным отвращением, но я почувствовал и темную затаенную страсть, что скрывалась за ним. Вдруг ее взгляд метнулся к набору инструментов, и я понял чего она хочет. Усмехнувшись, я протянул руку к резаку, другой подхватив ее под колено, и опрокинул на стол. Я провернул резак между пальцев, другой рукой расстегивая ширинку. Я не буду ее убивать сразу. Сначала хватит одной сочащейся кровью раны. А затем… Я занес резак для удара и толкнулся к ней, удерживая ее тонкую белокожую ногу под колено.

— Ну ты и мудак… — насмешливо произнесла девчонка, и меня вдруг скрутило от боли. Использовав мою же руку для упора, она ударила меня ногой в живот. Мой резак бестолково метнулся к ней, путаясь в складках ее кимоно, едва не достигая ее мягкой плоти.

========== 2.8 ==========

18.27. Центральный госпиталь

В регистратуре мне ничего сказать толком не смогли и отправили меня к дежурной сестре, которая припомнила девушку по фамилии Кикути-сан, но точне сказать не смогла. Нужно было идти в ординаторскую, но уже на подходе к лифту я неожиданно почти столкнулся с вышедшим из этого самого лифта Дайске.

Кажется, звезды сложились так, что судьба была сегодня ко мне благосклонна. Я как раз хотел разыскать Дайске и ненавязчиво расспросить об этом деле. И уже в который раз я убедился, что случайности — самые неслучайные вещи на свете.

— Микия, ты вообще дома ночуешь? — кажется, кузен решил поиграть в плохого полицейского. Я вопросительно приподнял бровь.

— Дозвониться до тебя не получается в принципе. Тебя Азака разыскивает, — продолжал удивлять меня родственник. Я озадаченно уставился на него. Азака? Меня? Что ей могло понадобиться? — Ты у себя дома бываешь? — а, нет, теперь кузен включил строгого родственника, считающего своим святым долгом меня отчитать. Я состроил покаянную мину и покивал, да-да, виноват.

— Я иногда у Шики ночую.

Дайске Шики хорошо знает, поэтому вопросов больше задавать не стал. Как и про наши странные отношения. Только вот что Азаке могло понадобиться? Так еще и Шики под раздачу буйной сестрицы попадет, если Азака позвонит на квартиру Шики и припрет к стенке, почему я опять не дома. Я как-то ляпнул, что мне там скучно, страшно и одиноко — это шутка вообще-то была, но Азака, похоже, это восприняла буквально…

Первым делом я предложил спуститься в больничный кафетерий, потому что не считая утреннего-дневного омлета и стакана воды, я ничего не ел. Дайске охотно ко мне присоединился.

— Как продвигается расследование по делу о маньяке? — прихлебывая дешевый кофе, спросил я.

Кузен немного странно усмехнулся.

— Вчера нашли еще одну жертву. И одна из свидетельниц сказала, что тело обнаружил молодой человек, примерно двадцати лет, в очках, с неровной челкой, — Дайске саркастично усмехнулся, заметив мое замешательство. — Кто бы это мог быть.?

Я только усмехнулся.

— Надо же. Запомнили. Да, это мне опять повезло.

— Тебе всегда везет. Как и тогда, четыре года назад под усадьбой Рёги, — не преминул напомнить Дайске.

— Да. Зрелище не из приятных, — согласился я, размышляя, как бы повернуть разговор в нужную мне сторону. — Скажи… А как выглядела первая жертва? Вы уже выяснили, по какому принципу убийца выбирает себе жертв? — почему-то мне казалось очень важным выяснить, какая была жена масочника.

Дайске покопался в своей папке и положил передо мной фотографию. Длинные темные волосы, обрамлявшие легкими волнами узкое личико, нежная белая кожа, бархатные карие глаза, как у мультипликационного олененка, — эта женщина мне напомнила кого-то… И я даже знал кого.

— И… у нее с лица кожу сняли? — подняв глаза на Дайске, спросил я.

Тот кивнул.

— Не только. Перед смертью она была изнасилована и избита. Похоже, что она умерла в муках и не сразу — от удара острым предметом в грудь. Она еще была жива, когда он стал срезать у нее кожу с лица.

Я сглотнул ком, возвращая фотографию, но смог удержать нейтральное выражение лица. В конце концов Дайске и не такое мне рассказывал, когда я был подростком.

— А остальные жертвы? Тоже изнасилованы?

Дайске кивнул с набитым пончиком ртом.

— Да, анализы это показали. Не считая следов спермы, этот урод очень хорошо заметает следы. Ни отпечатков, ни волосинок, — невнятно проговорил кузен, снова заставив меня вспомнить собственную гипотезу про переодевание. Ее я озвучивать пока не спешил, мне нужно было узнать как можно больше информации. — Но вот что странно, у двух жертв обнаружились частицы воска.

Вот это уже вообще не вязалось с общей нитью расследования. Я даже отложил недоеденный сэндвич, озадаченно глядя на Дайске.

— Воск? — он что, помимо того, что переодевал их и мыл, так еще и свечки жег? — Слушай, Дайске, а орудие убийства так и не нашли? Это нож? — хоть и знаю, что это не она, все равно не по себе.

— Нет, — кузен покачал головой, доедая остатки сэндвича. — Патологоанатом вообще затрудняется определить, чем были убиты девушки. Характер нанесения раны отличается, как и глубина, угол удара, но все удары нанесены неизвестным острым орудием. Это похоже на какой-то инструмент, может, садовый.

В голове что-то неприятно щелкнуло. Воск. Инструмент. Первая жертва — жена мастера-масочника. Срезанное лицо. Да быть этого не может… Просто не может этого быть.

— Дайске, а такое уж железное алиби у Накамуры Гендо в ту ночь, когда убили его жену? — осторожно спросил я.

— Что, подозреваешь беднягу? Его видели дежурная сестра перед отбоем и ассистентка лечащего врача, поэтому он был здесь в больнице, — усмехнулся родственник.

— А кто-нибудь к нему заходил ночью? Кто-то может подтвердить, что Накамура был у себя? — настойчиво повторил я. То, о чем мне говорил масочник. Может, это не такие уж и кошмары?

Кажется, Дайске поставил в тупик мой вопрос и он крепко задумался.

— Пожалуй, надо еще раз опросить персонал.

Так. Кажется, мне придется снова поговорить с Накамурой-саном. Слишком много совпадений и при этом нестыковок. И сделать это немедленно, пока не произошло новое убийство…

Все же во взгляде Дайске читалось легкое непонимание, видимо, он как-то сразу отмел возможность виновности мастера-масочника.

— А все же, Микия, почему ты думаешь, что масочник убил собственную жену? — я почти видел напряженную умственную работу кузена. — Мы даже толком не прорабатывали эту версию, ты бы его видел, когда мы пришли допрашивать его о жене.

Я качнул головой.

— Представляю себе. Я тоже так думал. Идеальное алиби. Только вот я не уверен, что он это совершил осознанно. С ним работал психоаналитик, ее зовут Кикути-сан. Возможно, она проводила с ним сеансы гипноза, что-то могло пойти не так… — я скосился на настенные часы. То, что я сейчас говорил, было чудовищным, практически ирреальным.

— Ты что… {очешь сказать… — кажется, до Дайске стало доходить то, что дошло до меня несколько минут назад. — Он что, маски делает?

Я ничего не ответил, глядя, как Дайске сгребает материалы по делу и случайно роняет папку, из которой вылетают фотографии, какие-то отчеты, вырезки из газет. Криминальные сводки. Я помог ему поднять их и заметил несколько женских фотографий в вырезках. Убитые девушки. А перед глазами так и стоял образ убитой жены Накамуры.

Кузен чуть ли не бегом выбежал из кафетерия — проверять мою версию. За ним последовал и я. Дайске проговорил вслух то, что у меня сложилось в голове, когда он упомянул про воск. Но чтобы утверждать это наверняка, я должен был проверить это. Накамура об этом не расскажет. Он в таком пограничном состоянии, что может совершать убийства, даже не осознавая этого. Авария могла вызвать прогрессирующую шизофрению, да что угодно…

Это я уже обдумывал практически на бегу до остановки автобуса. Уже почти стемнело, а еще пересаживаться на электричку на ближайшей станции.

Дайске меня явно по головке не погладил бы, узнай он, что я собираюсь сделать. Более того, окажись так, что мы ошиблись, — и я попаду под арест за проникновение на частную территорию. Проникновение со взломом, да. Но я должен это проверить. Образ вчерашней убитой девушки не отпускал меня. Возможно, я очень ошибаюсь.

Я надеюсь, что ошибаюсь…

Дом Накамуры Гендо

Я почти всю дорогу бежал и, когда добрался до дома масочника, запыхался настолько, что привалился к ограде и несколько минут переводил дух. Уже достаточно стемнело, чтобы в спальном районе не привлекать посторонние взгляды. Отдышавшись, я всмотрелся в очертания дома в густых сумерках. Кажется, в каких-то окнах горел тусклый свет. Вряд ли он работает в доме, наверняка у него тут мастерская где-то за домом. Я двинулся вдоль ограды, пытаясь разглядеть что-то в сгущающейся темноте. У меня в сумке был фонарь, я предполагал, что придется сегодня бродить допоздна по дорогам, выискивая место аварии, но включать его сейчас было бы неосмотрительно. Пятно света могло привлечь ненужное внимание.

Я обходил территорию по периметру, пока не уперся в высокий каменный забор соседнего участка, в которую упиралась ограда. Видимость полностью скрывали заросли кустарника, поэтому я принял весьма нелегкое для меня решение — лезть через забор. Нелегкое из-за ноги. Я надеялся, что со временем хромота пройдет, но, видимо, нет. Закинув руки на верх каменной ограды, я ощупал ее, чтобы не наткнуться на битое стекло или гвозди, и, убедившись, что там все чисто, оперся здоровой ногой в стальную ограду Накамуры и с пыхтением стал подтягиваться на руках. Вот дьявол… Кажется, я таким не занимался со времен уроков физкультуры в старшей школе. На забор, на который бы мальчишка взобрался бы в два скачка, я карабкался минут пять, еле подтянув тело и ноги. И уже оттуда спрыгнул в сад Накамуры, с перекатом, чтобы сберечь ноги. Угодив в какой-то колючий куст, я кое-как выбрался на посыпанную гравием дорожку и прислушался. Мне сказочно повезло, что у соседей не было собаки, иначе бы животина подняла бы шум. Стараясь ступать как можно тише, я двинулся в обход дома, пытаясь держаться подальше от освещенных окон. Впереди маячило темное строение. Надеюсь, это мастерская. Нащупав дверную ручку, я осторожно подергал ее, не надеясь на удачу, ведь наверняка дверь стояла на сигнализации… Но неожиданно дверь поддалась, открывая черный провал дверного проема. Я осторожно на ощупь вошел, закрывая за собой дверь, и только после этого щелкнул фонариком.

В мастерской странно пахло. Я знаю, как пахнет мореное дерево или свежее, но здесь пахло не только деревом. Острый едкий запах ацетона, словно крышка на какой-то из бутылок в шкафах была повреждена, и что-то еще… Хотя мне, наверное, кажется. Я начал с рабочего стола, на котором были разложены инструменты и какие-то деревянные заготовки. Похоже, я сегодня оторвал его от работы, когда пришел в первый раз. Взяв заготовку, я смахнул ладонью мелкие опилки и посветил фонарем. Эта маска отличалась от тех, что я уже видел. Даже в таком грубом черновом наброске она была очень эмоциональна и… пугающе натуралистичной. Как художники короткими отрывистыми штрихами намечают лицо человека, в котором уже узнается в целом образ, так и тут. Отложив маску, я двинулся дальше — к шкафам. Именно здесь хранились готовые маски. Я вытащил несколько свертков и развернул их на столе. Я не был экспертом в области масок, но почти сразу заметил различие между несколькими масками и двумя масками, лежавшими сверху, заботливо завернутые в бархатистую ткань. Стоило мне положить их перед собой, я сразу заметил ЭТО. Я почти почувствовал, как волосы встают дыбом на загривке, а в горле пересохло.

Эти маски, стилизованные под маски театра Но, были выполнены настолько талантливо, что по спине бежали мурашки. Каждая из них запечатлела разные эмоции, но в той или иной степени они изображали страдания и надрыв. Как та маска, что была куплена Аозаки и из-за которой мы познакомились с мастером. А еще эти лица вполне определенно напоминали лица убитых девушек с фотографий — овалом, чертами, пропорциями. Держа в руках эти две маски, я медленно перевел взгляд на третью, недоделанную маску, лежащую в ворохе мелких опилок. Вот зачем нужен воск… И от этого осознания мне стало невыносимо горько и больно, словно мне плюнул в лицо или ударил дорогой мне человек. Я почти представил себе выражение лица Шики, когда она узнает об этом. Он убил собственную жену, насилует, убивает и уродует женщин. Микия, тебе все еще его жалко? Тебе жалко этого раздавленного пожранного собственной пустотой и болью человека, а не этих несчастных девушек? Да. Похоже, ничему меня жизнь не учит.

В тишине я услышал, как где-то хлопнула дверь. От неожиданности я чуть не выронил фонарь и стал поспешно запихивать маски обратно в шкаф — на ощупь, потому что свет я выключил. Снаружи уже доносились голоса. Вслепую на ощупь я пятился вглубь мастерской, натыкаясь на стулья, озираясь по сторонам и прикидывая, успею ли я добежать до окна, но тут же отмел эту идею, когда уперся спиной в какой-то шкаф, перегораживающий часть комнаты. Я пошарил рукой — слева было пусто, видимо, шкаф стоял посередине. Туда я и нырнул, зажав себе рот и нос ладонью.

Услышав, как открывается дверь, я постарался даже дыхание задержать. Как же я влип. По сравнению с моим нынешним положением, перспектива попасть под статью за проникновение с почти взломом была намного радужней. В полиции, по крайней мере, не срезают с людей кожу и не полосуют лица. А эта мастерская, похоже, была местом, где Накамура и совершал убийства.

Я сам забрался в логово убийцы.

Который, похоже, заманивал сюда новую жертву, потому что один из донесшихся голосов явно был женский.

Щелкнула дверная ручка, послышался скрип открывающейся двери и вспыхнул яркий свет, который меня ослепил. Я зажмурился, хоть и понимал, что нельзя закрывать глаза, что надо быть готовым к возможному бегству.

Спустя несколько мгновений я с трудом разлепил ресницы на казавшемся ослепительным свету и повел головой, оглядываясь. Похоже, я сидел за шкафом, отделяющим рабочую часть мастерской от другой. Прямо передо мной возвышался стол, потертое кресло, в углу — печь. Никакого запасного выхода видно не было, выход был всего один, он же и вход, в который сейчас зашел убийца вместе с новой жертвой. От тяжелых гулких шагов по деревянному полу я едва голову в плечи не втянул и лихорадочно огляделся по сторонам, выискивая что-нибудь, чем можно будет отбиться в случае, если Накамура обнаружит меня здесь и решит напасть. Но, как назло, все инструменты остались в рабочей части мастерской. Рядом лежали в ящике деревянные бруски, видимо, заготовки для возможных масок. Верхняя казалась достаточно увесистой и была больше остальных. За нее я и схватился как утопающий за соломинку, чтобы хоть что-то использовать в качестве самообороны.

Но деревяшка едва не выпала из моих ослабевших пальцев, когда я услышал знакомый женский голос.

Я облился холодным потом. Что она здесь делает?! Не на экскурсию она пошла, это очевидно.

Послышался звук шагов, какая-то возня и глухой стук.

Пренебрегая собственной безопасностью, я, стараясь двигаться как можно тише, с трудом поднялся, опираясь на ноющую ногу.

Снова раздался голос Шики и вслед за этим звонкий шлепок, как от хлесткой пощечины.

Он ее ударил.

В голове у меня зазвенело от ярости, и я выглянул с правой стороны стеллажа.

Внутри меня все смерзлось, из легких разом выбило весь воздух. Я просто стоял и смотрел.

Шики лежала на крышке стола, как кукла. Волосы ее разлетелись по деревянной, когда-то лакированной поверхности стола, надорванный ворот юкаты распахнулся — блеснула бледная кожа ее шеи и плеча, а этот двуличный чокнутый подонок уже навалился на нее сверху.

…первая жертва была изнасилована и жестоко избита…

Я до онемения пальцев стиснул деревянный брусок, которым думал обороняться от Накамуры. Мир перед глазами передернулся багровой пеленой, в которой я очень отчетливо видел, как рука убийцы скользит по гладкому нежному плечу, как узорная ткань сползает с ее плеча, открывая выступающие ключицы и грудь, которые я сегодня ласкал и целовал и которых вот-вот коснутся его грязные лапы. От одной этой мысли у меня еще больше потемнело в глазах и я, как наяву, увидел, как деревянный брусок со всей силы опускается на затылок масочника, проламывая основание черепа и сминая хрупкие косточки позвонков.

Меня вывело из этого ступора, показавшегося мне вечностью и длившегося на самом деле не больше нескольких секунд, резкое движение убийцы, схватившегося за резак и рванувшего Шики за волосы. Она что-то сказала ему, тихим голосом, я даже не разобрал — кровь прилила в голову и так стучала в висках, что казалась мне оглушительным грохотом. В ту секунду я как-то не задумывался, почему Шики лежит под ним так покорно, что она может дать яростный отпор и зачем-то бездействует, позволяя этому чудовищу хватать ее за ноги.

Наверное, впервые в своей жизни я разозлился настолько, что был готов ударить человека и забить его до смерти.

Рванувшись из своего сомнительного укрытия, я метнулся к ним и обрушил зажатый у меня в руке деревянный брусок ему на голову — наотмашь со всей силы. И я бы попал, если бы в этот момент Накамура неожиданно не согнулся пополам и шарахнулся от меня, видимо, успев заметить боковым зрением мое движение. УБЛЮДОК!

— ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! — чуть не врезавшись в стол, я развернулся и бросился на выпрямившегося убийцу, ударившись плечом ему в грудь. Вместе мы с грохотом влетели в какой-то верстак, от удара развалившийся под нашим весом, а Накамура уже с силой отшвырнул меня от себя. Теперь уже я спиной врезался во что-то твердое, на поверку оказавшееся стеллажом и обрушившееся на меня банками с красками, стеклянными бутылками и еще какой-то дрянью вперемешку с обломками полок. От удара я потерял равновесие и свалился на колени.

========== 2.9 ==========

Он был мне противен.

Отчего-то даже более противен, чем Ширазуми, Арайя и весь выводок его подопытных кроликов. И дело было даже не в том, что, навалившись всем своим весом, он трогал меня своими грязными руками, полагая, что может меня изнасиловать. Хотя и в этом тоже. Но больше — в том, что он был до омерзения жалок. Я могла понять его ритуалы, маски, нанесенные увечья, убийства, но сейчас он напоминал животное: с бездумным вожделеющим взглядом, потеющими руками и учащенным дыханием. Его гримаса напоминала его же маску, которая так восхитила Аозаки: выпученные бездумные глаза, искаженные похотью черты и ни капли осознания.

Черт возьми, Накамура — просто слабак, который не в силах выдержать груза своего греха. Каждый раз он позволяет пустоте поглотить себя.

Это падение.

Бегство.

Трусость.

Одним словом — слабак.

Моя голова дернулась в сторону, когда он наотмашь ударил меня меня по лицу. Щеку обожгло, губу разорвало о зубы, и я почувствовала металлический привкус крови во рту. Впрочем, Мастер был аккуратен: повреждение было только внутренним. Кажется, он ценил внешнюю красоту и благопристойность. Я облизала губы и проглотила слюну, наполовину смешанную с кровью.

Нет, меня это не устраивало.

Накамуре нужен был секс, пусть с налетом садизма, но это вовсе не то же самое, что убийство. Я же хотела увидеть в нем совсем другую жажду.

Я начинала злиться.

Поймав его взгляд, я указала глазами на инструменты, и он меня понял. Он потянулся к набору резаков и, наконец, выбрал резак с широким длинным скошенным на конце лезвием, предназначенным, должно быть, для того, чтобы снимать широкие полосы стружки с дерева. Но мастер Накамура был новатором в своем деле, он предпочитал снимать мягкую и влажную стружку с лиц. Я улыбнулась мастеру, наконец ощутив знакомое влечение. Нож легко скользнул в мою ладонь, я с удовлетворением ощутила его тяжесть. Накамура еще считал себя хозяином положения, не подозревая, что хищник уже стал дичью. Мне нравилось поддерживать у нем эту наивную уверенность. Он опрокинул меня на свой столярный стол, пытаясь задрать подол юкаты, нелепо размахивая передо мной своим жалким оружием и поддерживая под коленом, совсем как Ширазуми. Я почти чувствовала его слюну на своей коже.

Я рассмеялась.

— Ну ты и мудак…

Мастер отлетел от моего удара на пару шагов, сгибаясь пополам от боли, бросился обратно, но на него обрушился еще один удар — сзади, он наотмашь рассек воздух резаком.

— ОТОЙДИ ОТ НЕЕ!

Это крик почти оглушил меня. Сердце узнало этот голос раньше, чем мозг, дернулось к горлу, заливая жаром лицо. Словно деревянный истукан, я машинально уклонилась от резака Накамуры, сжимая рукоять ножа, и смотрела, как Микия бросается на убийцу, и тот его отталкивает, к счастью, выронив свой резак.

Стук отскочившего от деревянных половиц инструмента отрезвил меня.

Поправив разорванную на вороте юкату, я спрыгнула со стола и шагнула навстречу Накамуре, наперерез Микии, поднимавшемуся с колен из-под груды рухнувшего на него стеллажа.

— Не двигайся, — скорее прорычала, чем сказала, я. По правде, я даже не знала, на кого я зла больше: на Микию, появившегося так некстати и заставшего меня в не самый мой лучший момент, или на Мастера, который оказался менее привлекательной добычей, чем я рассчитывала.

Накамура взвыл, как раненный зверь, попятился к одному из шкафов, шаря по полкам рукой в поисках нового оружия. Затем заметив выроненный им резак, уставился на него с видомзагнанного зверя. Носком дзори я подтолкнула резак к нему.

— Микия, — мир начал распадаться на куски, обнажая багряные линии смерти, я отвела руку с ножом назад, — никогда не становись у меня на пути. Никогда не прерывай мою охоту…

Накамура бросился вперед. В его ладони блеснула тонкая линия стали и я, загородив Микию, выставила руку с ножом, почти не глядя. Ножи с лязгом соприкоснулись у самого моего лица, и я успела различить удивление и страх на лице Мастера, прежде чем оттолкнула его резак от себя. Кажется, он наконец, узнал меня.

Он попятился, затравленно исподлобья глядя на меня.

Дичь нашла своего охотника.

Мразь.

Я рассекла воздух ножом, отводя его назад, готовясь к прыжку. Накамура тоже крепче сжал свой резак в ладони, вынося его вперед.

— Шики! Нет!

Я не повернулась на возглас Кокуто.

Нет, не сейчас.

Не сейчас, Микия.

Сейчас я должна порезать этого чертового ублюдка на куски.

Мягко оттолкнувшись пятками от пола, я прыгнула вперед, различая четкие контуры смерти Мастера. Мой нож должен окраситься кровью, иначе…

Прежде чем я успела нанести удар, Накамура вдруг выронил нож и упал на колени, закрывая лицо руками.

— Нет! Пожалуйста, нет, не убивайте меня. Я… Я не понимаю…

Я остановилась над ним с занесенным для удара ножом.

Он закрывал голову руками, как ничего непонимающий ребенок перед заносящим над ним молоток пьяным отцом. На его лице были слезы, глаза распахнутые и глядящие недоверчиво и наивно. Тьма окружавшая его с момента, когда я переступила порог его дома, рассеялась, словно туман. Теперь в мастерской остался только один убийца, и это была я.

— Чертов ублюдок, — я рассекла над ним шкаф, и он кусками дерева обрушился на голову Мастера. Отвернувшись от него, я убрала нож обратно в рукав, встречаясь взглядом с Микией.

Худшего окончания охоты не придумаешь. Нечто подобное уже случалось — с Фуджино — но даже тогда я не чувствовала такого разочарования. Я могла убить его сейчас, но это будет всё равно, что зарезать ягненка на скотобойне. Я не мясник. И я не могла сделать этого на глазах у Микии. Теперь не могла.

— Что вы… Что вы здесь делаете? — Накамура Гэндо-сан, третий по счету, выбрался из-под груды обломков.

— Ты привел меня сюда, — я повернулась к нему, пытаясь разгадать его прошлые эмоции. Но теперь в его взгляде не было больше ни страха загнанного зверя, ни жажды убийства, ни похоти — только безграничное и даже несколько радостное удивление. — Ты собирался отрезать мне лицо и изнасиловать мой труп.

Накамура нахмурился, потом недоверчиво улыбнулся и, потирая ушибленное Микией плечо, как ни в чем ни бывало, поднялся на ноги.

— Извините, но я вас не понимаю. Если вы по поводу выставки, то у меня еще недостаточно работ. После прошлой маски хорошо раскупались, у меня остались только самые первые мои образцы… Да, поблагодарите за меня Ямамуру-сана, от покупателей не было отбоя.

Его лицо разгладилось, он улыбался безмятежно, словно не было никаких убийств и истязаний ни в чем не повинных девушек и его собственной любимой жены, словно он даже не слышал того, что я ему сказала.

— У него совсем разум помутился… — хрипло проговорил Кокуто за моей спиной. — Полный распад личности…

— Может, чаю? Минако всегда рада гостям.

— Минако? — переспросил вдруг Микия, и я с удивлением услышала в его голосе злость.

Я повернулась к нему и сделала шаг в сторону, когда он, не глядя на меня, механически стирая текущую по щеке смесь белил и крови, тяжело шагнул к стоящему на коленях мастеру. Микия сгреб его за воротник рубашки, рывком поднимая на ноги, и со всей силы врезал ему кулаком в скулу. Накамура, бывший выше и крупнее Микии, отлетел к стене, ударившись спиной об закрытое окно, и ошарашено уставился на него, зажав разбитую скулу. А тот все смотрел на него, загнанно дыша, все так же не опуская подрагивающую руку, сжатую в кулак.

Я вдруг расхохоталась, чувствуя как напряжение из-за неудовлетворенной жажды убийства и гнев меня отпускают. Смех буквально согнул меня пополам. Кокуто удивленно посмотрел на меня, затем на свой кулак, медленно разжимая пальцы, и улыбнулся своей фирменной немного смущенной улыбкой.

Накамура не стал возмущаться, грозить полицией, как любой «безвинно» пострадавший человек на его месте. Он только улыбался жалкой и потерянной улыбкой и бормотал что-то себе под нос. О Минако. И, мне кажется, он впервые называл ее по имени. Похоже, под всеми его масками, он и сам понимал, что заслужил намного большего.

В это мгновение зачирикал домофон, в котором послышался чрезвычайно знакомый голос кузена Кокуто Дайске:

— Накамура Гэндо, это полиция. Откройте.

— Надо уходить. Я уже засветился в этом деле… — Микия кивнул на светящийся экранчик домофона. — У Дайске, наверное, ордер на его арест.

— Он запер дверь, — я хотела уже было открыть дверь ножом, но Накамура Гэндо встал, испуганно пятясь от нас, нашарил в кармане ключ, и подошел к двери. Левая рука его свисала плетью — в этот раз ему определенно досталось от Микии больше, чем от меня. Точнее от меня ему совсем не досталось.

— Накамура-сан, — любезно окликнула я его, когда он выходил из мастерской, — ты убил ее. Свою жену Минако, и двух других девушек. Признай это.

Его лицо снова исказилось, и я с удовлетворением отметила, что на этот раз — от боли. Словно ведро воды вылили на него сверху. Он посмотрел на меня, и я отчетливо увидела того призрака, Ноппера-бо, что встретила прошлой ночью. Токо не права, он не пугает — он только боится и бежит. Бежит, теряя себя и свое лицо в своей собственной тьме. На меня смотрела его пустота. Тот, кто был некогда Накамурой Гэндо, выдающимся мастером масок, стал никем — маской без очертаний и эмоций. И, должна признать, это была мастерская работа, знать бы только чья…

***

Мы вышли вслед за Накамурой из мастерской. Судя по голосам у ворот, полиция и впрямь нашла улики для его ареста. Не самый плохой итог. А вот нам еще предстояло постараться выбраться отсюда незамеченными.

— Обещай мне, что, когда мы отсюда выберемся и ты приведешь себя в порядок, ты позвонишь Азаке и согласишься на всё, что она тебе предложит, — я с невозмутимым видом обозревала высокую стену забора, — и сделаешь вид, что тебя не волнует почему я тебя об этом попросила. Тогда я, в свою очередь, не буду спрашивать тебя о том, что ты забыл в мастерской серийного убийцы… Идет?

— Прости… — вздохнул он, помогая мне взобраться на ограду, а потом ухватился сам, с сопением подтягивая тело. Я молча приняла его помощь и не подала руки, когда сама оказалась уже наверху, хотя Микии с его ногой, может быть, и требовалась помощь, просто потому, что мне показалось, что он не хочет, чтобы я ему помогала. — Но ведь и ты тоже пошла за ним. Ты же знала, чем это может закончиться.

«Я — другое дело!» — хотела было возразить я, но прикусила язык. Он был рассержен и подавлен одновременно, и я уже пожалела о своих словах по поводу Азаки. Не стоило на него спихивать мною же созданную проблему. В конце концов, кто виноват, что я начала плести эти дурацкие интриги за его спиной? Сама же и виновата. Возможно, проще было просто договориться, а не тайком, словно воры, пробираться к мастеру, чтобы столкнуться там лбами.

Спрыгнув со стены, я прислонилась к ней, дожидаясь, когда спустится Микия.

Кокуто прав, я тоже пошла за Накамурой. Потому что хотела его убить, убить его до того, как им заинтересуется Кокуто и решит проверить, что прячется у него в чуланах. Может быть, я понимаю Микию куда лучше, чем мне кажется? Я просто хотела его опередить и разозлилась, что не успела. И с какой стати я теперь выговариваю ему, как маленькому ребенку, что ему делать, а что нет?

Мы шли молча. Я так ему и не ответила, не зная, что я еще могу тут сказать. Извиниться, что пришла за Накамурой? Или сказать, что он волен нарываться на каких угодно маньяков, если того хочет? И то, и другое было неправдой. Я не жалела, что пришла к Накамуре, и убила бы его, если бы мне представилась такая возможность, и я не хотела, чтобы Микия подвергал себя опасности просто из любопытства, не имея при себе ни оружия, ни помощи.

И всё же мне казалось, что я должна ему что-то сказать, но разговоры никогда не были моей сильной стороной. Поэтому начал опять Микия.

— Глупо получилось, я знаю. Я утратил над собой контроль. Когда я увидел, как он тебя… — он повел плечами, словно замерз, хотя ночь обещала быть теплой. — Как он к тебе пристает… как он тебя лапает, — он поднял голову, посмотрев на меня, на надорванный слегка ворот кимоно. — Это очень личное. Мне неприятно, когда к тебе прикасается другой. А если так прикасается, грубо, вторгаясь в твое личное пространство, туда… Где тебя касалась только ты сама… или я, то я действительно был готов его убить. Особенно когда он ударил тебя.

Я молча слушала его, сосредоточенно глядя себе под ноги и чувствуя, что щеки заливает краска стыда, совсем как тогда, в феврале, когда на меня истекал слюной Ширазуми Лио, словно метил свою добычу языком и следами зубов. Я не рассказывала Микии об этом и, наверное, никогда не расскажу. Это была другая сторона меня, которую я не хотела ему показывать. И тем неприятнее были теперь его слова. Тем неприятнее была себе я сама, не сопротивлявшаяся Накамуре, желавшая подтолкнуть его чуть дальше, к убийству… Микия с его прямотой и внутренним светом всегда умел четко высветить всю мою внутреннюю грязь.

И именно его я в итоге подтолкнула к убийству.

Эта мысль показалась мне отвратительной. Я не могу толкнуть его в ту же пропасть. Микия — тот, кто не позволяет мне убивать, тот, кто верит в человека, даже преступившего черту. Его доброта — то в чем, я смогла увидеть другую себя, лучшую свою сторону. Если он утратит это, он потеряет всё, он потеряет и самого себя… Это убьет его.

— Микия…- я посмотрела на него. Он был весь в ссадинах и следах от краски. А я не знала, как продолжить. Бравада в духе ШИКИ или что-либо еще, чем я пользовалась столько времени, опять мне изменили, я снова не знала, что сказать, совсем как в школе, когда одноклассник вдруг стал проявлять ко мне внимание.

— Шики, я не хочу тебя нервировать своей чрезмерной опекой. Разумом-то я понимаю, кто ты, на что способна, что угрожало Нак… убийце, — поправился он. — Но я не могу просто стоять и смотреть, как другой мужчина так себя ведет по отношению к тебе.

Мы остановились на почти пустой платформе, и он повернулся ко мне. Его пальцы бережно заправили края порванной юкаты.

— Я не знаю, как можно охарактеризовать это чувство. Страх. Обида. Злость… Тебе же тоже неприятно было от его прикосновений? — тихо спросил он, коснувшись подушечками пальцев полоски бледной кожи в вырезе кимоно. — Мне было неприятно…

Я едва расслышала его в шуме приближающегося поезда, и, когда смысл его слов дошел до меня, я отшатнулась. Непроизвольно, будто меня ударили. Что-то резко сдавило в груди, и я просто повернулась и пошла вдоль по перрону. Прочь от Микии и его вопроса. Но потом остановилась, поняв, что опять убегаю, что если я сейчас уйду, то, возможно, уже не смогу вернуться. Что надоедливый одноклассник может никогда больше и не заговорить со мной, а у меня не осталось даже ШИКИ, только пустота и ничего больше.

— Мне было неприятно, но… — я не повернулась к Микии, не посмотрела на него, боясь, что иначе не смогу сказать, то что собираюсь. Я смотрела вслед удаляющемуся поезду. — Но я не сопротивлялась ему. Я хотела увидеть его настоящее лицо, чтобы убить его. Я такая же как и он, Микия. Может быть, даже хуже, чем он, потому что делаю это сознательно. Сколько себя помню, я чувствую эту тьму внутри себя. Но я не хочу, чтобы ты тоже стал частью этого. Сегодня… ты говоришь, что сегодня был готов убить его из-за того, что он напал на меня. Если ты убьешь, Микия… Если ты убьешь, я не вынесу тяжести этого греха… Убийство совершается однажды, помнишь? И первым ты убиваешь себя… Ты говорил, что понесешь мои грехи вместо меня, но… Их не вынести в одиночку, невозможно взять на себя чужой грех, чтобы облегчить другому ношу, но, наверное, мы можем их нести вместе…

— Шики, как ты можешь быть хуже него, если ты сейчас говоришь мне это? Каждый раз ты сама останавливаешь свою руку. Сама, — он сам подошел ко мне. — Кулаками после драки не машут, слава богу, что все получилось так, как получилось. Что не убила… — нащупав мою правую руку, он сжал ее пальцами. — Ты все правильно сказала, Шики. Понесем эту ношу вместе. Эта та причина, по которой я никогда не смогу жить той, нормальной жизнью, о которой мне все твердит Азака. Раз увидев свет, человек не захочет возвращаться обратно в темноту, — он обнял меня, зарываясь носом мне в шею, притягивая к себе сильнее, вынуждая приподняться на носочки.

Невозможно взвалить свои грехи на другого, невозможно вынести их тяжесть в одиночку, но их можно нести вместе. Грех — это не мифическая угроза богов, не наказание за непослушание, даже не проступок. Это тяжесть вины, которая становится частью твоего существа, даже если ты бежишь от нее, не замечаешь, не видишь. Грех, словно плесень или раковая опухоль, пускает метастазы во все уголки души и постепенно добирается до сердца. Тьма человеческих сердец — пустота, в которой не осталось ничего человеческого. И только другой человек может вылечить больное грехом сердце. В доброте Микии, как в зеркале, я смогла увидеть себя, свою грязь, боль и пустоту, но и еще что-то кроме.

В каждом из убийц я вижу себя, ту, какой могла бы стать, не встреться мне Микия.

Я чувствую их, потому что я их понимаю.

— На все требуется время. Иногда важно сначала поверить, а доверие приходит уже потом. Я в тебя верю. Обещаю, я не взвалю на тебя еще больше, — я почувствовала, что он улыбается. — Я останусь ножнами для твоего клинка. Поехали домой?

Огни приближающегося поезда осветили перрон. Отстранившись, Микия нашел мои губы и поцеловал, пачкая мое лицо краской, затем взял за руку, и мы вошли в вагон. Я чувствовала себя усталой, но спокойной. Все позади. По крайней мере на сегодня.

Положив голову на плечо Микии, я закрыла глаза, убаюканная стуком колес.

to be continued…

========== Эпизод III. Kozukuri: Детальная проработка 3.1 ==========

11 августа, 11.48. Офис «Храма Пустоты»

Вчера вечером позвонила Аозаки и попросила подготовить документы для ее участия в выставке. Она все еще скрывалась от Ассоциации Магов, поэтому заниматься этим предстояло мне. Ради этого я поднялся ни свет ни заря, в шесть утра, стараясь не разбудить поздно вернувшуюся Шики, и отправился в офис — готовить пакет документов, подбирать экспонаты, чтобы заниматься организационными моментами… Без Аозаки в офисе было как-то скучнее и мрачнее обычного. Чтобы разогнать это ощущение, я врубил все телевизоры и ушел в мастерскую магички, чтобы разыскать те образцы, о которых она говорила. Провозившись в кладовке с час, собрав всю паутину, я наконец вернулся в сам офис и сварил кофе. Вытащив пакет с сэндвичами, я плюхнулся на свой «главный обозревательный пункт» на диване и приступил к завтраку. Передавали всякую ерунду — про погоду, политику, концерты какой-то популярной рок-группы, но один из репортажей привлек мое внимание и заставил насторожиться и прибавить громкости.

— …психиатрической клиники сбежал находящийся под следствием преступник, совершивший в июле серию жестоких убийств женщин. Накамура Гэндо, в прошлом талантливый мастер, изготовитель масок театра Но. В результате наезда мотоциклиста он получил тяжелую травму, сказавшуюся на его душевном здоровье…

Я отставил чашку с недопитым кофе, отложил сэндвич и подался вперед всем корпусом, внимательно вслушиваясь в репортаж. Как они могли его упустить? Это же психбольница, там везде решетки, охрана, сигнализация… Как он сумел обмануть их? Я откинулся на диван, обхватив себя руками, и вспоминал все, что Дайске рассказал мне про дело Накамуры. Его признали невменяемым. Было очевидно, что травма головы вызвала необратимые нарушения и расстройства в психике. Только вот если он каким-то фантастическим образом сумел сбежать, он продолжит убивать… и Шики будет № 1 в его списке. Именно на попытке добавить Шики в свою коллекцию мы его и повязали. Ну ладно, не совсем мы, Дайске со своей гвардией. Я его тогда чуть деревяшкой не зашиб от злости из-за того, что этот ублюдок попытался изнасиловать Шики. Просто чудо, что его тогда опять перемкнуло, и они с Шики не устроили там разгром с последующим летальным исходом. А ведь жизнь только начала налаживаться…

Предсказуемо.

Я с той ночи как-то негласно и ненавязчиво перебрался к Шики. По-моему, я еще ни одной ночи с тех пор не ночевал у себя. Шики, вроде, была не против, хоть по утрам и бурчала по-прежнему, страдая жестоким недосыпом, правда, уже по разным причинам. Азаку выгулять несколько раз все равно пришлось, как и подготовить почву для объяснений, что мы с Шики уже… совсем вместе, если так можно выразиться. Сестрица изо всех сил пыталась сохранить лицо, но было видно, что ей было непросто принять этот факт, пару раз она излишне резко высказалась о Шики, но я попросил ее не вмешиваться и позволить нам самим разбираться. Ассоциация Магов визитов не наносила, Аозаки по-прежнему возвращаться не собиралась, поэтому побег Накамуры из лечебницы стал ударом грома в ясном небе. С этого дня, я был в этом уверен, начнут сгущаться тучи…

Я так глубоко погрузился в размышления насчет Накамуры, его побега и возможных последствий, что пропустил момент, когда в офис вошла Шики.

— Привет, — она плюхнулась на кресло справа и покосилась на мониторы. — Об этом трубят по всем новостям, включая огромный телик на перекрестке.

— Доброе утро, — немного удивленно отозвался я. — Думал, ты еще спишь, — сам еле задавил зевок. Спать хотелось просто невыносимо. А теперь снова бдить по ночам придется. Когда Шики уходила ночью гулять, я крепко заснуть все равно не мог. На своем месте у стены долго ворочался, спал чутко, ловя каждый звук из коридора и на лестнице. И только поворачивался в замке ключ, меня вырубало — пришла, все в порядке, можно спать.

Шики потянулась к соблазнительно пахнущему пакету и достала оттуда сэндвич. Откусив сразу половину, она запила его моим холодным кофе.

— Ну и какие идеи?

— Придется снова Дайске на обед зазывать, — я страдальчески подумал о своих финансах и о том, что мой вечно голодный, питающийся перекусами кузен любит поесть. Но это был самый верный способ развязать ему язык. Сам напрямую я расспрашивать не рисковал, моя фамилия и так фигурирует в деле в качестве свидетеля. — А еще надо бы поговорить с этой Кикути-сан. После инцидента с Накамурой она уволилась из этой больницы, но, возможно, мне удастся достать адрес. В закрытую психиатрическую клинику не попасть… — я осекся под взглядом Шики. — Обещаю, я не буду больше гоняться за Накамурой, — честно признался я. — Мне еще нужно разобраться с этой выставкой, что мне поручила организовать Токо-сан. Тем более что она великодушно разрешила пятьдесят процентов от выручки с выставки оставить себе…

— Я должна его остановить, иначе будет еще больше жертв. Полиция с ним не справится, — Шики посмотрела прямо мне в глаза. Она для себя уже все решила.

Я только вздохнул и замолчал. Знал же, что Шики скажет эти слова. Я отложил надкушенный сэндвич. Кусок в горло не лез от таких новостей.

— Нужно выяснить, как он сумел сбежать из охраняемой больницы, и вернуть его под арест, — я выразительно промолчал про методы Шики. Она и сама понимает, что убить его я ей не позволю, а вот выследить и захватить — вполне. А там уже можно будет полицию навести.

Она снова потянулась к моему кофе. Не похоже, чтобы она позавтракала, хотя я старательно набивал холодильник продуктами и старался, чтобы Шики питалась чем-то, кроме дистиллированной воды.

— Кофе остыл, подожди, я тебе сейчас новый сварю, — я выкопался из груды распечаток и бумаг и пошел к кофеварке.

— Да… — протянула она задумчиво, словно не обращалась ко мне. — А что с этой Лелль? Ты нашел ее следы?

Уже возясь с банками, я ответил ей:

— Удалось выяснить, что это действительно был голем, — я вытащил из кармана смятый клочок пергамента с полустертой закорючкой какой-то кабалистики. — Дальнейших указаний от Токо-сан не поступало. Да и Азака мне постоянно твердит, чтобы я с магами не связывался, — я пожал плечами, нацеживая Шики в мою же чашку новую порцию горячего кофе. Подав ей чашку, я опустился рядом на диван и устало откинул голову на спинку, заложив руки за голову.

— Она права, — неожиданно согласилась Шики. Я удивленно посмотрел на нее. Может, они поладят с Азакой быстрее, чем я надеюсь, хоть в этом они единомышленники, — будь моя воля, я бы не связывалась даже с Токо… — проворчала она в кружку.

Я только хмыкнул на слова Шики про Аозаки.

— До тех пор, пока мы на ее стороне и полезны, ее можно не опасаться, — совершенно серьезно сказал я. Я уже наблюдал на примере Арайи и Альбы «сотрудничество» магов и что бывает, когда эти маги начинают против кого-то объединяться. А Аозаки — страшный противник. Не хотел бы я случайно оказаться в числе ее врагов.

Некоторое время мы молчали. Шики пила кофе, я прислушивался к тихому бормотанию телевизора и старался не думать о том, что может предпринять безумный, как мартовский заяц, жестокий убийца.

— Знаешь, Микия, меня кое-что беспокоит, — вернул меня в реальность голос Шики, — не знаю, заметил ты или нет, но у нашего мастера, не было лица. Это не метафора, у него действительно не было лица, как у призрака Ноппэра-бо. Наверное, поэтому он мог менять свои личины, как перчатки. И я понятия не имею, является это следствием шизофрении или ее причиной.

Я снова повернул к ней голову. Шики сидела, почти копируя мою позу, ну разве что еще жевала сэндвич и прихлебывала горячий кофе, и я себя буквально заставил сесть прямо и стряхнуть с себя паутину сонливости.

— Еще в первый раз в новостях упоминали, что убитых девушек опознали, и сообщили, что видели их в компании мужчины. Но ни один свидетель не смог описать убийцу, — я пытливо смотрел на Шики. — И записи камер наблюдения в баре и на стоянке — каждый раз лицо будто смазанное. Лица… Нет. Значит, то, что мы видели в мастерской, это была не шизофрения? — покачал я головой.

— Я не знаю, что это было. Возможно, и шизофрения тоже. Но, честно говоря, я впервые слышу, чтобы из-за шизофрении человек становился призраком или ёкаем. Если нечто подобное и происходит, то обычно уже после смерти, — отозвалась Шики невнятно, доедая сэндвич. — А я, насколько я могу судить, видела именно призрака.

— Наверное, ты видишь это благодаря твоим глазам. Азака ведь тоже не видела фей, — вспомнил я рассказ сестры о том, что творилось в Рейене. Я-то не видел всей это чертовщины, о которой говорила Шики. Когда я ударил его, я ощутил отдачу — мышцы, кость, кожа… Вспоминая, я поймал себя на том, что потираю костяшки пальцев. Мастер был вполне материален, в том и дело. Если бы я только мог видеть то же, что и Шики, мне было бы легче выстраивать цепочку рассуждений. Информации не хватало, и нет возможности спросить у Аозаки, насколько Ноппэра-бо может изменяться. У меня же все больше крепло убеждение, что мы не с призраком, принявшим облик человека, дело имеем, а с человеком, которому кто-то подкорректировал карму. Или пробудил исток.

— Шики. А ведь это похоже на пробужденный исток… Неужели кто-то, кроме Арайи, может открывать истоки?

Мне стало не по душе от собственного предположения. Я верил интуиции Шики, как и ее Глазам, способным видеть саму суть вещей.

Шики только неопределенно пожала плечами, скрестив на груди руки. Напряженная поза, наверное, ее что-то тревожит.

— Честно говоря, я понятия не имею, Микия. Об этом стоит спросить Токо. Но, то, что нашего мастера рвет изнутри видно невооруженным взглядом, — помолчав, она поправилась: — Ну, или вооруженным.

Я улыбнулся на эту оговорку, хотя на душе было тревожней, чем я хотел показать.

— Утром звонил Акитака.

Вид у Шики был, как минимум, недовольный, и я озадаченно приподнял брови. Что же такого случилось?

Не глядя на меня, она продолжила недовольным голосом:

— И мне пришлось навестить фамильный особняк. С сентября я начинаю обучение на факультете права университета N, — она горестно вздохнула, и, закинув голову назад, закрыла лицо руками. Учитывая, что для ее и школа-то не вдохновляла, то что можно ожидать после такой новости? — взамен на время обучения они оставляют меня в покое. Если можно так выразиться. Отец не оставил идею объявить меня наследницей, и мне придется время от времени общаться с семьей, — она замолчала ненадолго, словно давая мне возможность осмыслить сказанное ею. И, признаться, я немного даже растерялся. Да, конечно, я люблю Шики, на зарплату Токо мы худо-бедно проживем, но у нее есть близкие, и целый клан, который рано или поздно придется поставить в известность о наших отношениях. Не то что бы я боялся знакомства с родителями, но на душе было тревожно.

— Это же отлично, Шики! Я тоже недавно думал, что можно попробовать восстановиться на культурологическом. Думаю, это сейчас с работой у Токо-сан будет в самый раз, — я не сдержался и засмеялся, хотя в горле был ком. Если ее родители хотят сделать Шики наследницей дома Рёги, то… вписывался ли в этот расклад я? Я-то с ней не расстанусь ни при каких обстоятельствах.

— Ты им ничего про нас не говорила? — на всякий случай спросил я.

Шики непонимающе посмотрела на меня. Мои опасения по поводу ее большой любящей семьи ее явно забавляли, и она хмыкнула.

— Микия, они знают о тебе с самой школы, едва ли от кого-то укрылось, как ты дежурил у наших ворот, приходил в больницу и так далее и тому подобное. Мне вообще иногда кажется, что они знают «о нас» больше, чем я сама, — сжалившись, сказала она.

Я не ожидал такого развернутого ответа от Шики, с которой мы как-то на такие темы обычно не говорили, и невольно смутился, как вышеупомянутый школьник… Да, такое трудно не заметить.

Шики смотрела в потолок, откинувшись на спинку дивана, а я вспомнил рассказ Аозаки об этом семействе и их клановых способностях. Если верить Аозаки, Шики обладала властью и свободой воли куда большей, чем могло быть позволено молодой девушке из уважаемого рода. Словно в подтверждение моим мыслям, она вдруг сказала:

— Они обеспокоены тем, что один из берлинских партнеров отца стал вдруг интересоваться нашими семейными легендами. Я едва уговорила не приставлять ко мне Акитаку в качестве личного телохранителя, — при этих словах она нервно хихикнула и посмотрела на меня. — Сдается мне, что не о ШИКИ они желали услышать.

Прозвучало зловеще.

— Легендами? Он не мог узнать про твои Глаза Смерти? — я невольно напрягся. Токо что-то говорила, что это очень редкая мутация и что если про эту способность прознают в Ассоциации, то ничего хорошего из этого не будет. Аозаки после расследования в Рейене сказала, что этого мага, побывавшего у фей, разыскивали как редкий опасный «образец», необходимый для изучения. Вдруг и Мистическими Глазами Восприятия Смерти они тоже заинтересуются?

— Уж точно не от кого-то из клана, — отозвалась Шики, допивая свой кофе. — О том, как выбирается наследник в доме Рёги, и вообще о нашей крови, знает только узкий круг лиц. Эту тайну хранят как величайшее сокровище, — она усмехнулась, и я, кажется, догадывался почему. Уже только по факту моей информированности об их семейных традициях, меня уже можно было заочно считать членом семьи. — Об остальном не знают даже они. Только отец более или менее в курсе моих новых способностей. Так что для него этот внезапный интерес тоже оказался сюрпризом. Но, думаю, у Ассоциации нашлись свои независимые источники. Этот вопрос к отцу был только формальностью, наверное, они хотели дать нам понять, что они знают обо мне.

Сердце снова сдавило в противных ледяных тисках страха, который я усилием воли задавил. То, что они заинтересовались Шики, еще не конец света.

— Если все так, как ты говоришь, ты должна быть предельно осторожна во время… охоты, — назовем вещи своими именами. — Не используй Глаза, если не будешь уверена, что кто-то может увидеть тебя, — я понимал, что легче сказать, чем сделать, но я просто обязан был предупредить ее. Жаль только, что в этой ситуации я был абсолютно бессилен и бесполезен. Если понадобится, я готов был убедить Шики временно перебраться в офис — диваны тут есть, холодильник и кофеварка тоже. Но здесь, по крайней мере, какие-то барьеры есть, которые Аозаки выставляла как раз для подобных случаев.

— Я постараюсь быть осторожной. Насколько это возможно, — она лишь улыбнулась на мои нравоучения, хотя мы оба понимали, что это невозможно. Шики не останется в стороне, когда психопат режет беззащитных женщин, но этим может воспользоваться и Ассоциация магов. Им даже не придется придумывать провокации, и я надеялся, что и маги не рискнут докучать Шики. Если они осведомлены о Глазах Восприятия линий смерти, то они и прекрасно понимают, что с ними может сделать Шики, если вдруг подумает, что они угрожают ей.

Я же со своей стороны тоже могу помочь в расследовании, хотя я тоже понимал, что мы теряем время. За безумного мастера я чувствовал какую-то непонятную… ответственность что ли? Нельзя было пустить все на самотек. Шики это сразу обозначила. Именно поэтому я помогу Шики разыскать и обезвредить Накамуру в меру своих возможностей, я ведь обещал не ввязываться ни во что рисковое.

— Возможно, что эта способность появилась у мастера после аварии, когда он был на грани жизни и смерти, — кое-что мне это напоминало, и я чувствовал, что мы блуждаем во мраке. Природа способностей у мастера могла быть искусственной, а могла быть по-настоящему приобретенной, как Шики приобрела свою способность за два года в коме. — Думаю, нам стоит вернуться к началу. Я разыщу его лечащих врачей и поговорю с ними.

Может быть, они смогут описать происходившие с ним перемены и мы сможем узнать, на каком этапе человек перестал быть человеком и превратился в безликого призрака. Да и с Аозаки не мешало бы поговорить, знать бы еще, как связаться с магичкой, явно не собиравшейся возвращаться в ближайшее время.

— И вот… Знаю, ты это не любишь, но так удобней будет держать связь, — я вытащил из ящика стола небольшую коробку и подал Шики. — Это мобильник. Сим-карта уже установлена, все настроено, свой номер я забил в память. Сможешь его держать при себе? — я подхватил с дивана свою сумку на длинном ремешке и перебросил его через плечо. — Съезжу в больницу, попытаюсь выяснить что-нибудь про нашего мастера.

— Наверное, — открыв и закрыв крышку маленькой серой раскладушки пару раз, Шики убрала его под оби. — если он не будет трезвонить слишком часто… — мое воображение тут же нарисовало трезвонящий телефон, летящий в стену, и я улыбнулся.

— Будем действовать, как и всегда, — я причесал пятерней отросшие волосы, чтобы придать себе не такой заспанный вид. — Токо-сан составляет план, я ищу, а ты — хватаешь. Это почти как для охоты использовали разные породы собак. Ищейки вынюхивают, гончие и борзые — загоняют, а натасканные волкодавы и хаунды хватают добычу.

Вместе — идеальная команда. По правде говоря, я скучал по Аозаки. При всей своей вредности, вздорности, нелогичных поступках она была моим другом, а не просто начальником. Азака как-то привела довод, что мне доставалось из-за Токо-сан не меньше, чем из-за Рёги, но ведь меня никто насильно не заставлял у волшебницы работать. Я сам принял решение. Аозаки умела парой фраз расставить все на свои места. И я, признаться, ощущал себя потерянным, когда на меня оставили офис агентства. Я-то не руководитель. Но, видимо, это дело нужно довести до конца нам с Шики одним. Я не удивлюсь, что позже выяснится, что это какая-то проверка.

Шики только поджала губы и фыркнула. Видимо, ее не прельщала перспектива быть волкодавом, и я, не выдержав, тихо засмеялся и поцеловал ее в щеку возле уха.

— А трезвонить он не будет, обещаю. Встретимся вечером, — я вложил ей в ладонь ключи от офиса и двинулся к выходу на лестницу.

_RinaCat

========== 3.2 ==========

Сжав в ладони ключи, я проводила Микию взглядом, а затем поднялась с дивана. Значит, все мы — цепные псы на службе у хитрой и предприимчивой Аозаки? Не лишено истины, но все-таки интересно, кому он отводил роль гончей? Я без энтузиазма перекладывала листочки на столе Токо, надеясь увидеть там что-нибудь, что могло бы как-то помочь с ней связаться. Но даже осмотрев стол Токо и весь офис Глазами Смерти я ничего не обнаружила.

Не судьба.

Выйдя из здания я вспомнила о подарке Кокуто и достала телефон из-за оби. Открыв крышку, я потыкала наугад по разным клавишам, выясняя их функции, но скоро мне и это наскучило, и я убрала телефон обратно.

В этот момент я почувствовала на себе чей-то взгляд.

Я оглядела толпу на другой стороне перекрестка. Обычные люди. Загорелся зеленый, и толпа суетливо рассыпалась по «зебре», спеша перебраться сквозь встречный поток на противоположную сторону. Я тоже пошла вперед, отпихивая неуклюжих пешеходов и стараясь найти глаза, по-прежнему не сводящие с меня взгляда. И, наконец, я их нашла.

Остановившись прямо посреди дороги, я уставилась в янтарно-желтые глаза с узким вертикальным зрачком, которые с ленивым любопытством наблюдали за тем, как толпа столкнувшись со мной, недовольно притопывает и огибает меня, спеша дальше по своим делам. Я пошла вперед, кот — а это был именно он — описав в воздухе дугу гибким черным хвостом, спрыгнул с оградительного столбика и неторопливо отправился по тротуару налево. Я последовала за ним, но, как я ни старалась сократить между нами расстояние, он все равно оставался на той же дистанции впереди, хотя шел все той же неспешной мягкой поступью. Свернув с многолюдной улицы, я перешла на бег, а он — на легкую трусцу. Черный гибкий хвост мелькал впереди как призывный маячок. Время от времени он оглядывался, чтобы проверить, следую ли я за ним, и выражение его глаз уже не оставляло никаких сомнений, к кому именно он меня ведет. Конечно, это могла быть и ловушка, но с такими глазищами и характером этот кот мог принадлежать только Аозаки.

— Не удивлюсь, если у нее и метла в чулане найдется, — сообщила я фамильяру, когда мы добежали почти до пригорода.

Он как-то насмешливо мяукнул, видимо, соглашаясь со мной, и прыгнул на забор одного из частных домов. Воодушевленная ответом кота, я снова перешла на шаг.

— Давай помедленнее, хорошо? Кстати, можно тебя погладить?

Кот бросил на меня испытующий взгляд и зевнул, с трусцы перейдя на мягкие шаги. Решив, что это приглашение, я провела ладонью по его спинке. Он довольно зажмурился, но вдруг соскочил куда-то по ту сторону забора — только мелькнула в лучах солнца черная лоснящаяся шкурка.

Провозившись недолго с засовом, я открыла ножом калитку во двор и зашла. Кот, как ни в чем ни бывало, дожидался меня на посыпанной галькой дорожке между горошками с петуниями, лениво вылизывая обманчиво мягкую лапу с растопыренными пальчиками. Бросив на меня флегматичный взгляд, он негромко мяукнул и прошествовал к двери, пробравшись внутрь сквозь маленькую дверцу для домашних животных. Дверь в дом была заперта, поэтому мне пришлось «убить» и этот замок. Что-то мне подсказывало, что то, что я делаю — незаконное проникновение со взломом, но, если честно, меня мало это заботило. Внутри замка что-то лязгнуло, щелкнуло, и я, дернув дверь на себя, вошла.

Небольшой коридор был завален коробками, опечатанными скотчем, словно жильцы переехали сюда и забыли разобрать запакованные вещи. Огибая весь этот хлам, я поспешила за фамильяром, который ловко лавируя среди коробок, вдруг словно нарочно задел какой-то предмет, со стуком упавший мне прямо под ноги. Это оказалась пластиковая швабра.

— Не метла, конечно, но думаю, сгодится, — донесся знакомый голос из комнаты дальше по коридору. Хмыкнув, я перешагнула потенциальный летательный аппарат и отправилась туда, где, судя по всему, расположилась магичка.

Аозаки Токо, облаченная в домашний халатик с какими-то желтыми цветочками по оранжевому фону, сидела на заваленном такими же не распакованными коробками и какими-то пакетами диване и доедала стаканчик растворимой лапши. Кот запрыгнул на спинку дивана рядом с Аозаки и замер, словно изваяние, прищурив янтарные, как у самой магички, глаза. Ни дать ни взять — экспонат музея.

— Хозяин дома вернется из внезапной командировки завтра, поэтому я решила тебя пригласить на чашку чая, — пояснила Токо, отставив свой «обед» и закуривая сигарету. Далеко не первую, если судить по клубам голубоватого дыма, висевшего в воздухе гостиной.

Окинув магичку и окружающую обстановку скептичным взглядом, я не увидела никакого чая.

— И где же он?

— Кто? Хозяин? — удивилась было Токо.

— Чай.

— Ах, чай. А ты что-нибудь к чаю принесла? — ехидно парировала она, покачивая в воздухе босой ногой, закинутую на другую. Потянувшись по-кошачьи, заведя руки за спину, она все-таки поднялась с дивана и отправилась к небольшому заваленному упаковками из-под полуфабрикатов кухонному столу.

— Не тот чай, которым тебя обычно Кокуто поит, но хозяин явно не не гурман, — с разочарованием протянула Аозаки, включая чайник и выпуская изо рта дым. — А еще жуткий неряха…

Пристукнув коленом неплотно закрывающуюся дверцу шкафчика, Токо вернулась к дивану с двумя дымящимися чашками.

Я тем временем бочком подобралась к коту, следившему за моими передвижениями одним прищуренным глазом, и запустила свои шаловливые пальчики в его весьма приятную на ощупь шерстку под мордочкой.

— Я всегда знала, что ты питаешь слабость к кошкам. Видимо, вы и вправду одной породы, — хмыкнула Аозаки, устраиваясь на прежнем месте и закуривая новую сигарету. Она отпила немного чая и зашелестела хламом, валявшимся в обилии на диване.

— Сегодня богатое на новости утро, — на стол шлепнулась развернутая газета, раскрытая на небольшой статье из криминальных сводок. — Ночью был убит бродяга. Рука оторвана, на плечевом суставе следы чьих-то зубов. Похоже, что бедняга попал в зубы какому-то хищнику. Тебе ничего это не напоминает?

Моя ладонь замерла, кот требовательно мяукнул, царапнув меня за рукав юкаты, привлекая к себе внимание. Но мне вдруг стало не до него. Я взяла газету и быстро пробежалась по колонке глазами.

— Подражатель? — я посмотрела на Токо, чувствуя, как неминуемо и безвозвратно портится мое настроение. — Я не ошибаюсь и не промахиваюсь, Токо. Ширазуми Лио мертв. Если только кто-то не обладает способностью собирать и воскрешать мертвые куски мяса!

Я бросила газету обратно на стол.

— Я знаю, что ты не промахиваешься. Смерть вообще трудно обмануть, знаешь ли, — невозмутимо ответила магичка, пододвигая к себе чашку за маленькую фарфоровую ручку. — Если это подражатель, то этот человек — а говорят об отпечатках человеческих зубов — должен был зубами рвать тело, чтобы отгрызть руку. Он явно очень старался. Для чего — другой вопрос.

— Может, чтобы насытиться? — зло бросила я. — Ты мне не ответила. Кто-нибудь из магов может составить нечто, бывшее некогда человеком, из кусков и заставить его жить? Это возможно?

Облокотившись на спинку дивана локтем, я снова принялась играть с котом, несмотря на раздражение, которое вызвала во мне эта новость. Сначала этот психованный каннибал подстраивается под меня, потом еще кто-то под него, складывалось ощущение, что эта грязная история никогда не оставит нас в покое. Моя ладонь остановилась почти у кончика хвоста и потом снова накрыла черные уши.

— Может, и чтобы насытиться, — согласилась со мной магичка. — Пожирательство, как я уже говорила, редкий исток. Появление в городе второго пожирателя, в принципе, можно было бы посчитать за одну из многих вероятностей и случайностей, не имеющих закономерности. Только вот ему бы понадобился тот, кто сможет открыть его начало. Опять же, Ширазуми недолго протянул после того, как его исток стал поглощать его. Из чего можно предположить, что либо новый пожиратель пробудился буквально на днях. Либо… — Аозаки ненадолго замолчала, что-то обдумывая, — либо хищник умело заметает следы и этот труп — не что иное, как способ привлечь к себе внимание. Что касается оживления порубленного на куски мяса Ширазуми… — она отрицательно покачала головой. — Ты уничтожаешь суть естества. Тело не живет без души. Я уже говорила, что некоторые алхимики могут лечить себя, химически, искусственно ускоряя себе обмены веществ, используя сплавы металлов для заживления костей, скрепляя плоть, мышцы. Но чтобы собрать кого-то по частям…

Токо снова потянулась к чашке, отпила чаю, затянулась от сигареты и только потом продолжила:

— Собрать можно неодушевленный предмет. По тому же принципу создают големов. Ты что, подозреваешь, что Ширазуми Лио мог остаться в живых после удара ножом в грудь?

— Подозреваю? — переспросила я. Перед глазами мелькнули кровавые образы отсеченных кусков тела Ширазуми, с мокрыми шлепками падающих на пол. «Удар ножом в грудь» — какая деликатная форма выражения. — Нет, но мне ненравятся такие совпадения. Еще что-нибудь известно? — я глянула на Токо. — И какие версии?

— Я узнала об этом так же из газет, — Токо пожала плечами, и мне это совсем не понравилось. — Я создала этого фамильяра для разведки и слежки, а поддерживать больше, чем одного, мне трудно. Это магия на стыке моей специализации, в чистом виде я не могу использовать магические цепи. Поэтому я могу либо поддерживать связь с вами, либо заниматься разведкой. Выбирай.

— Возможно, в данном случае, я предпочла бы разведку…

Схватив пальцами кота за ухо и быстро отпустив, когда он попытался цапнуть меня когтистой лапой, я хмурилась все больше. Это не просто подражатель, это, как минимум, тоже пожиратель, который решил, что он — Ширазуми Лио. Пожиратель… С тем же истоком, с тем же почерком?

Я успокаивающе почесала разыгравшегося кота за ушком и погладила по всей длине до самого хвоста, закрутив его пальцем в кольцо.

— Так… Теперь проблема №2, — смяв очередную сигарету и утопив ее в чашке, Токо сняла очки и положила их на стол, сбрасывая с себя образ домохозяйки. — Я так понимаю, ты хочешь взять в руки дело о безумном мастере? Который невероятным образом обходит камеры наблюдения, свидетелей и помешан на масках в буквальном и метафорическом смысле. Беру свои слова назад. Человек стал чудовищем. Ёкаем.

— Да, — с ее новостями у меня почти вылетело из головы всё, о чем я сама хотела с ней поговорить, — и мне интересно, как такое могло с ним произойти.

— Действительно интересно. Как думаешь, это произошло с ним уже после первого убийства? Как там Микия говорил? Убиваешь лишь однажды и себя самого?

Я пожала плечами. Микия любит звучные метафоры. Впрочем, я сама, кажется, говорила ему нечто подобное.

— Когда мы встретили его впервые, он был еще человеком, хотя вина за убийство его жены уже разъедала его изнутри. Это могло толкнуть его в безумие, к новым убийствам, но даже безумец не теряет лица так буквально.

— Да, причем это уже даже не безвредный шутник Ноппэра-Бо, это уже настоящий оборотень. У которого, похоже, есть сверхъестественные способности… Возможно, ему кто-то помог открыть в себе такие незаурядные сверхъестественные способности, — откинувшись на спинку, проговорила Аозаки. — Некоторые маги не способны влиять на окружающий мир. Они ограничены в возможностях и действиях, или же наоборот — их сила заключена в манипулировании другими людьми. Помнишь «Слово Божье»? Власть слов.

Я кивнула. Год назад один из учителей Академии Рейен неожиданно оказался первоклассным магом. Даже не магом, скорее таким же как я — обладателем весьма спорной способности, которая могла бы принести много бед, если бы сам Курогири Сацки не был так слаб перед собственным могуществом. Его пример был интересен еще тем, что он не будучи формально магом, тем не менее, заинтересовал Ассоциацию настолько, чтобы попасть в ее черный список. И это всё только усложняло. Учитывая вести из дома.

— Например, человек не обладает большой физической силой, но гипнотизер внушает ему, что он одной рукой способен поднять лошадь, — продолжала тем временем Аозаки, откинув голову на спинку дивана и задумчиво глядя в потолок. — Человек сам уверяет себя в этом и поднимает лошадь. При этом его тело не выдерживает подобной нагрузки. По тому же принципу работает управление словами. Не обязательно знать древний язык, как Курогири Сацки, достаточно просто убедить человека. А если маг при этом обладает способностями, превосходящими способности шарлатанов и экстрасенсов, на выходе может получиться человек, меняющий личины. Это может и не быть истоком. Но вот только подобное насилие над сознанием и душой человека, если это изначально противоречило его основе, может разрушить его. Возможно, поэтому безумие Накамуры Гэндо прогрессировало с такой скоростью.

Оставив в покое кота, я шагнула к столику перед диваном и взяла приготовленный для меня Токо чай. Выглядело это мутное коричневое варево неаппетитно, но я все равно сделала несколько глотков. Раз уж сама Аозаки постаралась.

— На улицах города становится слишком многолюдно, не находишь? — начала я издалека. — Ищейки Ассоциации, Бецалелль со своими големами и уже два маньяка — не то с пробужденным истоком, не то с каким-то его подобием. Слишком много, чтобы между ними не было никакой связи. Микия думает, что весь этот цирк устроен только ради тебя, — я с любопытством взглянула на Токо, которая хоть и выглядела грозно без очков, все же в этом халатике и чашкой чая в руках, не очень была похожа на ту, за которой устроили такую травлю, и чуть погодя добавила: — так, может, прекратишь бегать и примешь участие?

— Ты предлагаешь мне сдаться агентам Ассоциации? Меня под руки отведут на ближайший самолет в Лондон и прямиком в Часовую Башню, где на меня наложат Печать, и вам с Кокуто придется искать новое место работы, — в янтарных глазах магички, казалось, полыхнули языки пламени.

— Я не это имела в виду, — миролюбиво ответила я. Что-то в ее взгляде мне подсказывало, что будь на месте меня кто-нибудь другой, это недопонимание могло стоить ему жизни. Даже халатик с цветочками, что был на ней, неуловимо преобразился. — Я не предлагаю тебе сдаваться в руки Ассоциации. Я предлагаю принять участие в этой игре, даже если она организована с целью поймать тебя. Слишком много фигур на поле, я сомневаюсь, что мне и Микии совсем ничего не угрожает, — я пожала плечами. — Будет справедливо, если и ты в этом поучаствуешь.

Я отпила противного остывшего чая примерно на треть. Вообще-то нам банально требовалась ее помощь, но не могла же я так просто об этом сказать.

— Ну еще бы, — смягчилась Аозаки, смахнув с плеча рыжую прядь. Она, кажется, поняла к чему я веду. Кот, реагируя на перемену настроения, с мявом спрыгнул со спинки дивана на колени магичке и замурлыкал, пританцовывая у нее на коленях. — Я вообще уже сомневаюсь, что охота была устроена за мной. С самого начала появление в городе ревизоров Ассоциации у всех происходящих событий постоянно оказывалось двойное дно. Я думала, охотятся за мной. Теперь не уверена. Потому что по городу шатаются маньяки-оборотни, пожиратели и големы. И кто, спрашивается, нарушает правила? — саркастически осведомилась магичка. — Это похоже на эксперименты какого-то мага. И видят боги, я тут совершенно не при чем, — сквозь зубы, закусив фильтр, сказала Аозаки, прикуривая очередную сигарету.

Я поболтала чаем, глядя, как чайная пыль на дне поднимается мутной зыбью. Мокрый чайный пакетик свешивался в кружку дохлой рыбиной.

— Побег Накамуры явно подстроен. Поэтому, возможно, я угожу прямиком в ловушку, если буду преследовать его.

— Подстроен. Даже не сомневаюсь. Тот, кто наделил его способностью менять личину, наверняка и посодействовал его побегу. Они знают, что я не стану лично гоняться за ним. Знаешь, я даже не удивлюсь, что Накамура — это творение кого-то из магов Ассоциации. Возникает вопрос — для чего его создали. Эксперименты над людьми запрещены. Значит, это какой-то маг-ренегат, действующий втайне от Часовой Башни, вроде Арайи и меня. Дерьмо… Какой-то адский расклад вырисовывается…

Она замолчала, думая о чем-то своем, затем подняла на меня глаза.

— Ладно, пора прекратить этот бардак. Я не знаю, кто помог появиться на свет оборотню, но я точно знаю, кто балуется големами. Мы должны разыскать Бецалелль и допросить. Причем сделать это должны Кокуто с Азакой и под предлогом расследования. Все же эта чертовка в своей Праге работает с такими материалами, к которым я никогда не получила бы доступа. Другой вопрос, что Лелль решит, что это я вас заслала и попытается либо напасть, либо сбежать. Верно решит, впрочем. Наверное, лучше поручить пообщаться с ней Кокуто, он умеет девушек к себе располагать.

— Ты уверена, что Лелль не опасна? Если это не ее рук дело, то за ней может стоять кто-то, кому это под силу. Ненависть к тебе могла толкнуть ее на многое.

Я доверяла чутью Токо, но мне совсем не хотелось, чтобы Кокуто подвергался риску только потому, что Аозаки кому-то насолила в молодости и теперь хотела уйти от ответа.

— Уже не знаю, — помедлив, призналась магичка. — Думаешь, эта курица вступила с кем-то в сговор? — Токо загасила сигарету в чашке с недопитым чаем. — Алхимики пражского отделения не работают с человеческими душами. Только вот… — она замолчала. — Нужно всё проверить.

— А что им мешает? — спросила я грубее, чем собиралась. — Не работают, потому что не могут или потому, что им не позволяет, скажем, этикет? Мало ли отщепенцев бродит по свету с силами, превосходящими всякие возможности человека, а зачастую и мага. Я сама тому пример.

— Всё указывает на Лелль, — нехотя, признала Токо. — Только вот откуда у этой курицы такие возможности? Охотники однозначно появились по ее наводке, но как они пошли на то, чтобы начать творить такое с людьми? Больше вопросов, чем ответов…

Она вдруг внимательно посмотрела на меня.

— К тебе в последнее время странные личности не обращались?

Я кивнула.

— Да, один из партнеров отца по бизнесу проявлял неуместное любопытство относительно наших семейных тайн и изъявил желание встретиться с наследницей.

Токо присвистнула.

— И ты молчала?

Я неопределенно повела плечами, что могло означать все, что угодно, и спросила:

— И чем мне может грозить Ассоциация Магов, если они узнают о моих… Возможностях? Я имею в виду: насколько длинны их руки?

— Скорее всего, тебе сделают предложение, от которого нежелательно отказываться. Они умеют надавить. Мутация твоих глаз, твоя демоническая кровь в жилах — лакомый кусочек для исследователей музейных подвалов. То, что мы не понимаем и не в состоянии контролировать, мы боимся. Но с другой стороны, ты принадлежишь клану Рёги, дому, входившему в древнюю организацию охотников на демонов. Влияние твоей семьи неоспоримо. Не думаю, что они рискнут поссориться с будущей главой клана Рёги. Но за свое спокойствие, вероятно, придется чем-то заплатить. Имей в виду.

Я самонадеянно фыркнула и поставила пустую чашку на стол.

— Им придется очень постараться, чтобы предложить мне что-то, от чего я не смогу отказаться.

Усмехнувшись, я посмотрела на Токо сверху вниз, и всё бы ничего, если бы мои пафосные слова вдруг не прервало глупое пиликание какой-то псевдо-классики. Я с раздражением уставилась на Токо, но она, в свою очередь, с удивлением и будто бы интересом посмотрела на меня, потом медленно перевела взгляд вниз по моей юкате и указала пальцем на оби. Проследив за ее взглядом, я увидела какое-то странное свечение, потом запоздало почувствовала вибрацию, и только потом до меня дошло, в чем тут дело.

— Черт бы побрал Микию с его чудом техники, — тихо выругалась я и, вынув тренькающий мигающий телефон из-за оби, неловко двумя пальцами его открыла. Кивнув на прощание уже открыто потешавшейся надо мной Аозаки, я решительно направилась прочь из ее пыльной берлоги, поднося телефон к уху.

— Ты не мог позвонить на пять минут позже? — хмуро произнесла я вместо приветствия. — Ничего. Ты доставил пару минут радости и веселья несчастной беглянке Аозаки.

========== 3.3 ==========

13.48, городская больница

Выйдя из агентства на полуденный зной, я постарался отогнать от себя все тревожные мысли, которые вились у меня в голове после просмотра того репортажа. Будь рядом Аозаки, она бы цинично заметила, что за все приходится расплачиваться, особенно за хорошее. Ведь, если смотреть объективно, нас с Шики друг к другу толкнули именно эти убийства, мой страх за нее и моя паранойя. Только вот говорят, что на чужом несчастье своего счастья не построишь. Стоит задуматься. То, что объединяет нас, держит нас вместе, день за днем, это события, которые сложно назвать нормальными и общечеловеческими. Если начнется эта рутина, семейные обеды в клане Рёги, учеба в университете, останется ли все по-прежнему?

Покачиваясь в переполненном в час-пик автобусе, держась за поручень, я смотрел на проносящиеся за окнами дома и машины и поймал себя на мысли, что опять по-дурацки улыбаюсь.

Останется. Я это знал.

Не люблю больничный запах. И шум больничный тоже не люблю. Я в больницах провел больше времени, чем требуется нормальному человеку, поэтому и не люблю. Зато благодаря этому приобрел бесценный опыт общения с медперсоналом, который я без зазрения совести использовал сейчас, чтобы разговорить дежурных сестер в регистратуре и даже парочку докторов. Даже не знаю, за кого они меня приняли, явно не за сыщика, отвечали немного неохотно. Врачебная этика все же.

Я поймал себя на мысли, что не знаю, как относиться к Накамуре Гэндо. В тот раз, когда мы впервые с Шики к нему пришли, он уже убивал. Это был уже не тот, прежний гениальный мастер-масочник, этот человек уже вступил на скользкий путь, ведущий его к безумию и потере себя. А какой он был прежний? Я ведь не знал его и раньше, скорее дорисовал ему в своем воображении те черты, что хотел видеть. Поэтому в принципе, я не должен был ему сочувствовать и сопереживать, особенно после того, что он пытался сделать с Шики. Но я все равно продолжал терзаться даже мне непонятными мыслями и сожалениями. И видимо, те, с кем я разговаривал, это видели.

Кикути-сан я не нашел, она действительно уволилась вскоре после инцидента с Накамурой, контакты ее никому не были известны, но зато мне порекомендовали обратиться к ее ментору, под началом которого она работала.

Поднявшись в ординаторскую, где, по заверениям одной из медсестер, должен был находиться этот чудо-доктор, я постучал в дверь и потянул ручку на себя.

— Здравствуйте, — я вежливо поклонился, — я разыскиваю лечащего врача Накамуры Гэндо-сана, Кикути-сан. В регистратуре посоветовали обратиться к вам, Сига-сан, — я подошел к столу, за которым за компьютером сидел мужчина, на вид ровесник Дайске, который на светило науки как-то… не походил. В первую очередь проколотым ухом и отпущенными длиннее, чем обычно полагается, волосами. Я остановился перед столом, дожидаясь, пока на меня обратят внимание, но, похоже, доктор витал где-то далеко. Настолько далеко, что продолжал таращиться в экран компьютера немигающим странным взглядом. Он весь подобрался, будто готовившийся к прыжку дикий потрепанный кот, и вдруг после щелчка мышкой, захохотал и хлопнул в ладоши, поворачиваясь ко мне с широченной улыбкой, видимо, надеясь, что я разделю его радость. Одновременно с шумом, который производил он сам, из встроенных динамиков компьютера полилась совершенно дурацкая медийная мелодия какой-то допотопной игрушки, которую он поспешил приглушить, опасливо посмотрев куда-то через мое плечо. Определенно, Киёси Сига-сан сейчас занимался не поиском лекарства от всех болезней.

— Вот ведь блин! Этот долбанный квест с утра покоя не давал, — он хлопнул себя по коленке. — Вообще, предпочитаю платформеры, но Сиба-сан сказал, что уволит, несмотря на достижения…

Почему-то я не удивился, когда доктор неожиданно расхохотался и чуть ли не подпрыгнул на жалобно скрипнувшем стуле. Видимо, сказывалась закалка работы с Токо и другими эксцентричными личностями.

— Я дальше третьего уровня в этой игрушке пройти не смог, — вспомнил я свой первый опыт общения с подобными играми. У меня дома не было компьютера, а вот в школе мы как-то даже зависали с ребятами в компьютерном классе. Мне лично скоро стало это неинтересно.

А доктор тем временем вольготно закинул ногу за ногу и оглядел меня цепким, я бы даже сказал — пытливым взглядом.

— Кикути-сан, значит? В регистратуре посоветовали? Ага… И чем ты их там так очаровал? Ясно же всем объяснил, кажется, чтоб никаких любопытствующих и СМИ… — он печально вздохнул и махнул рукой, словно сдаваясь. — Уволилась она. Еще на прошлой неделе. И всё из-за этого твоего Накамуры Гэндо-сана… А ведь такая умница-красавица. Самородок!

Я и рта не успел раскрыть, как он неожиданно поднялся. Вытащив сигарету из пачки, которую он достал из ящика стола, доктор лихо заложил ее за ухо и повернулся ко мне.

— Ну, пойдем покурим, что ли? Ты сам-то кто будешь? И зачем тебе Юрико-чан? Объяснишь толково, так и быть, расскажу что да как… Если ты не журналист, конечно, — выпрямившись во весь свой оказавшийся немаленьким рост, доктор направился ко мне и, положив руку мне на плечо, повлек меня за собой.

— Я не из полиции и не СМИ. Это… Назовем это личным интересом, — осторожно сказал я, подстраиваясь под стремительный шаг светила науки, устремившегося по коридору к пожарной лестнице. Я чувствовал себя немного некомфортно, потому что не видел его — доктор держался с левой стороны, поэтому я снова ощущал себя разговаривающим со стенкой.

— Меня зовут Кокуто Микия. Я работаю личным помощником у мастера кукол Аозаки Токо-сан, она поручила разыскать мастера одной из масок театра Но, и в ходе поисков мы выяснили, что это работа Накамуры-сана, — я чуть замедлил шаг, пропуская собеседника вперед, на лестницу на крышу. — Меня потрясла его история, — признался я.

— О, Аозаки Токо-сан? — переспросил он с удивлением, услышав имя моей начальницы. — Мастера кукол? Надо же… Многогранная натура, что ни говори.

Многогранная? А, ну да. Аозаки-сан успела отметиться и в медицинских кругах, раз уж представлялась психологом-логопедом, когда пришла к Шики после ее выхода из комы.

После кондиционеров госпиталя на крыше, залитой полуденным солнцем, было жарковато. Поверхность крыши, казалось, нагрелась еще сильнее, чем окружающий воздух. Маячащая где-то мысль о прохладном душе настойчиво вытесняла все посторонние мысли, но это все было несущественным по сравнению с предстоящим разговором. Я подошел вслед за доктором к парапету крыши, где немного продувал ветерок, и продолжил, дождавшись, пока Сига-сан закурит:

— Накамура-сан очень тепло отзывался от Кикути-сан, говорил, что она помогла ему, действительно помогла своей методикой. Жаль, ненадолго.

Выпустив клуб дыма, доктор скосился на меня, явно размышляя, стоит меня посвящать в какие-то не оглашенные в деле подробности, но потом все же сказал:

— Накамура Гэндо-сан, знаешь ли, — прелюбопытнейший экземпляр, так что я ее вполне понимаю. Вот только проблем от него уж слишком много…

Я насторожился.

— Какого рода проблем? Я бы не стал спрашивать вас о Кикути-сан, но я хочу с ней поговорить, и я бы хотел, чтобы это осталось только между мной и ею, — облокотившись по примеру доктора на парапет, я посмотрел на облачка сигаретного дыма, лениво плывущие в дрожащем воздухе, и перевел взгляд на Сигу-сана.

— Какого рода? — Сига-сенсей посмотрел на меня с удивлением. — Да, тех самых. Никто не ожидал, что он станет серийным убийцей, да еще и таким талантливым. Слышал же про камеры слежения?

Я кивнул.

Доктор Сига возвел глаза к небу и, затянувшись, медленно выпустил дым из легких.

— А затем побег. Скажу по секрету, оттуда на моей памяти еще никто не сбегал, а этот ушел, как ни в чем ни бывало. И знаешь, что самое странное? Никто не видел как. Он прошел мимо всего персонала, натянув на пижаму халатик санитара, которого перед этим убил, и все, кто его видел, утверждали, что думали, что это тот санитар и есть. Ерунда полная, не находишь? Массовый психоз.

Я развернулся к доктору лицом, напряженно хмуря брови и внимательно ловя каждое его слово. Значит, способности мастера прогрессировали на глазах. Осталось выяснить, отвод ли это глаз или же оборотничество чистой воды.

— Ну… я предполагал что-то подобное, — осторожно сказал я. — А во время лечения Накамура-сан не проявлял признаков… актерской игры или шизофрении? Как если бы он менял маски?

Доктор хмыкнул и мотнул лохматой головой. Направив на меня дымящуюся сигарету, он заявил:

— Я видел его мозг после аварии, практически разобрал на нейроны и синапсы, и знаешь что? Ничего! Сотрясение мозга, и больше ничего! Но тут, приходит к нему, значит, жена, а он на измену. «Что ты с ней сделала!» — кричит. — «Где она?» и всё такое. Я сразу смекнул, что дело не чисто. Неужели, думаю, синдром Капгра? Случай на миллион! Диссертация, серия монографий и мировое имя. Опять взялся в его мозгах копаться. Удачно подвернулась Юрико в качестве ассистентки. Ну мы и нарыли. Повреждение одной ма-а-аленькой веретенообразной извилины височной доли — и бац, чувак видит знакомых, узнает их, но ток по нейрончикам к миндалинам не идет. При том, что в остальном, парень остается абсолютно нормальным.

Сига-сенсей быстро затянулся, увлеченно жестикулируя свободной рукой и показывая на пальцах о каких именно извилинах идет речь.

— Предстать ты видишь какого-нибудь дорогого для тебя человека и ни черта при этом не чувствуешь? Мозг путается и пугается и начинает поставлять возможные объяснения, чаще всего что-нибудь типа: это не он или не она, а кто-то, кто претворяется им. Злоумышленник, актер, двойник или какой-нибудь еще доппельгангер, похитивший душу того, кого ты любил. Или, наоборот: с ним или с ней всё в порядке, это я кукла и притворщик. Ну, с масочником, ясно, случилось как раз первое. Потом, когда умерла его жена, я сразу подумал, что не к добру это, но он был в больнице и Юрико-тян это подтвердила. Да и убивался так искренне, что даже я поверил, что он как-то преодолел этот свой бред, внял увещеваниям Юрико-тян, которая не отходила от него ни на шаг. Хотя честно сказать, все равно сомнения оставались…

И он замолчал, надолго задумавшись и уставившись в даль прямо перед собой.

Было похоже, что доктор любит поговорить и увлекся — куда уж там до врачебной этики? При упоминании незнакомой болезни я навострил уши. А когда Сига-сенсей стал немного сумбурно и эмоционально, почти в лицах, излагать произошедшее с Накамурой, я почувствовал, что у меня сжимается горло. Я никогда не слышал про этот синдром Капгра, наверное, это действительно очень редкая и жуткая вещь. Я попытался представить себе то, о чем говорит доктор, попытаться пропустить сквозь себя те эмоции, чувства, тот иррациональный ужас, которые испытал Накамура-сан.

И не мог.

— Поэтому, друг мой, шизофрения — понятие весьма спорное и собирательное. Для кого-то и тот симптом, что я описал — бред многоуважаемого Капгра — покажется шизофренией, но я не стал так спешить. За исключением этого маленького нарушения извилины, Накамура был в полном порядке. Поврежденные нейроны, вопреки установившемуся в быту мнению, могли постепенно восстановится, и он стал бы как огурчик, — Сига-сенсей смял окурок и ловким щелчком пальцев отправил его в длительный полет с крыши больницы на голову какому-нибудь зазевавшемуся посетителю или пациенту. Зачесав пальцами несвежую косматую прядь за ухо, он прислонился спиной к парапету и задумчиво поскреб подбородок.

— Что-то похожее было с моей подругой, Рёги Шики, когда она проснулась после комы, — проговорил я, подняв на Сигу-сенсея взгляд. — Только тогда она чувствовала подобное… несоответствие, неузнавание по отношению к себе, — вот почему мастера масок не отправили в тюрьму, а поместили в психиатрическую лечебницу, это заболевание стало смягчающим обстоятельством в его приговоре. Кстати, Дайске был резко против подобного решения, он настаивал чуть ли не на карцере. Вся эта история была грязной с самого начала, и мы вляпались в нее так, что вряд ли скоро сможем отмыться, потому что убийца действительно изначально сам был жертвой. И девушки были бы живы…

— Хм… Рёги Шики? С ней работала Токо-тян, как же… — оглядев меня еще раз, доктор хлопнул себя по бедру. — Ха! То-то я смотрю выглядишь ты знакомым. Ты ж прописался в ее палате, медсестрички с ума от умиления сходили. Я еще в интернатуре тогда был. Точно-точно! Вот только Токо-тян мне и порог ее палаты переступить не дала.

Он на пару секунд задумался, вспоминая все ходившие тогда слухи о необычной пациентке, и в сердцах воскликнул:

— Не, ну что за фигня? Самые интересные случаи уводят из-под носа, пока я пялюсь на чьи-то буфера! Поверь мне, парень, бабы — зло, уже второй раз в этом убеждаюсь.

Я неловко улыбнулся от такой эмоциональности доктора. Похоже, он питал слабость не только к редким диагнозам и встречающимся один на миллион синдромам.

Выпрямившись, доктор зачем-то отряхнул брюки и засунул руки в карманы под белым медицинским халатом.

— Ты ж тоже тут валялся недавно? Передоз «розовеньких» и ножевые ранения. Даже глаз вон потерял. Ох, не стоят они, парень, этого, поверь мне.

Не ожидал, что доктор сложит два и два и вспомнит мои визиты к Шики эти два года и мою собственную февральскую госпитализацию. Я почувствовал себя как-то некомфортно, словно душный августовский ветер неожиданно поменял направление и повеял с откуда-то с Арктики. Все же мои раны не имели ничего общего с специализацией Сиги-сана. Да и как-то привык я уже, что люди почти не запоминают мое лицо.

— Стоят, доктор, поверьте, — я все же не смог сдержать улыбки. Похоже, я сейчас только что подписался в собственной неадекватности. — Я ни о чем не жалею.

С лирическими отступлениями пора было завязывать. Мне нужно продолжать расследование, поэтому я снова вернулся к теме мастера:

— Сига-сенсей, у Накамуры-сана был странный… приступ. Почему я и хочу поговорить с Кикути-сан, его поведение напомнило сеанс регрессивного гипноза. Словно время для него потекло в обратную сторону, заставляя его проживать какие-то моменты в прошлом. Мне важно понять, до лечения или после это произошло, — я понял, что сказал что-то не то и поспешил добавить: — вашей ассистентке ничего не угрожает. Психиатрия сродни профессии сапера. Я хочу знать, в какой момент это произошло.

Чуть прищурившись на ярком свету, психиатр перестал улыбаться и посерьезнел.

— Никаких других симптомов и признаков психического расстройства я не наблюдал. Юрико объяснила ему, что эффект «маски», который его так испугал, следствие травмы. И он, казалось, все понял. Далее доза снотворного и вахта Юрико-тян. Всё тип-топ — я имею в виду ту ночь, когда убили его жену. Стопроцентное алиби. Возможно, халатность, но… Гипноз? Нет. Гипноз в психиатрии не достиг еще таких ошеломляющих результатов, — усмехнулся он, — воздействие такого уровня — уже магия, друг мой. А если серьезно: единственное рациональное объяснение того, что приключилось с Накамурой — ярко выраженный прогрессирующий психоз. Видимо, он скрывал свои симптомы, пока мог. Это случается не так уж редко.

Забавно. Пальцем в небо, но здесь в самом деле замешана магия.

Ответ доктора лишь подтвердил мои опасения насчет Кикути-сан. Понятно теперь, почему Сига-сан интересовался, для чего мне нужна его ассистентка. В любом случае, это было ее дежурство.

— Похоже, снотворное не подействовало… — пробормотал я. В любом случае уже неважно, по какой причине Накамура не спал той ночью. Началось все с той ночи и с халатности Кикути-сан. Кажется, она это и сама понимала. Но вот только… Даже после увольнения она продолжала с ним работать, Накамура сам мне сказал об этом. Если бы Юрико-сан была уверена в том, что по ее вине погибла жена Накамуры, она вряд ли бы рискнула продолжать.

— Это действительно похоже на психоз. Эти перепады в настроении — от возбужденного состояния до слез… — я постарался акцентировать все на рациональной стороне. Психоз значит психоз.

Невольно я вызвал в памяти наш разговор тем вечером. Через пару часов он напал на Шики, а я сломал ему ключицу ударом деревяшки.

От неприятных воспоминаний протянулась ассоциативная цепочки, вызвавшая у меня новый приступ холодного пота и заставившая сердце подскочить в груди. Я привычно стиснул зубы, задержав дыхание, и постарался погасить зарождавшуюся паническую атаку. Вот дьявол… Ведь ничто не предвещало беды!

Заметив пристальный взгляд доктора искоса, я вздохнул. Кажется, он заметил что-то.

— Извините, возможно, мой вопрос покажется странным, вам известны какие-нибудь методики по преодолению повторяющихся страхов? — прозвучало немного жалко, но я боялся, что меня накроет в самый неподходящий момент, и хотел любым способом решить эту проблему до того, как узнает Шики и это станет возможной помехой в нашем расследовании.

Толкнув дверь ногой, доктор Сига, прежде чем выйти на лестницу, с важным видом произнес:

— ДПДГ. Десенсибилизация и переработка движением глаз.

Даже не слышал про такое.

И уже спускаясь по лестнице, он решил пояснить.

— Давно собирался попробовать. Методик масса. Психотерапией нынче занимаются все кому не лень. Но этот метод довольно любопытен. Это у тебя после ранения в феврале? — он бросил на меня взгляд через плечо. — Реабилитацию проходил?

Я только покачал головой. Ведь я действительно думал, что со мной все порядке, я в норме и больше ничто не будет отравлять мне жизнь. Особенно сейчас, когда все только наладилось.

— Насколько я могу судить, у тебя посттравматический синдром. Страх ведь связан с каким-то конкретным событием? — он покосился на «пациента».

— Да. Пожалуй, их тогда было многовато, этих травмирующих событий, — вынужденно согласился я, зайдя за Сигой-сенсеем в кабинет. Я даже затруднялся для себя определить, что меня ранило больше — пытки Лио или израненная Шики в окровавленной порванной одежде.

— Метод состоит из нескольких сессий, где травматические воспоминания сопровождаются направленным движением глаз. Можно попробовать и другие методы. В любом случае — всё это поправимо.

Оказавшись перед своим столом, Сига-сенсей нарыл под клавиатурой визитку и написал на обратной стороне телефонный номер своей бывшей ассистентки.

— Хороший специалист решит проблему за пару сессий. Обращайся, помогу, — он указал на свой номер на визитке, а потом перевернул ее номером Юрико вверх, — передавай ей, что я соскучился и ни в чем ее не виню.

— Спасибо, — все же я не был уверен, что обращусь к нему за помощью, но в любом случае благодарно поклонился этому человеку и убрал визитку в карман джинсов. — Передам.

***

Из больницы я выходил почти в приподнятом настроении. С одной стороны, я понимал, что обещал Шики не лезть на рожон, но, с другой, я всего лишь поговорю с Кикути-сан. Пока я не знаю наверняка, что она возможный маг, я буду формулировать вопросы, как сейчас, с доктором.

Отойдя от госпиталя, я достал свой новоприобретенный мобильник и защелкал клавишами, отыскивая телефонный справочник. Но когда почти под ногами у меня послышалось тоненькое и жалобное мяуканье, я поспешно захлопнул раскладушку и вовремя отшатнулся, чуть не наступив на выбравшегося из горы картонных ящиков черного кота. Нет, не кота. Голенастый, худой, лопоухий и большеглазый, это явно был котенок-подросток, не старше четырех месяцев. И это глазастое чудо почему-то продолжило атаку камикадзе, увиваясь у меня между ног, ластясь и выпрашивая не то еды, не то ласки, не то всего вместе.

— Ты откуда взялся? — стоило мне обратиться к нему, котенка словно прорвало. Он захныкал, как ребенок, пища при этом с теми надрывными интонациями, с которыми могут кричать только детеныши. При этом продолжал увиваться между ног, рискуя завязаться вокруг какой-нибудь моей ноги в морской узел. Умеют же они… Манипуляторы… Тяжело опустившись на одно колено, я погладил этот верещащий черный комок и не смог сдержать улыбки, когда котенок попытался меня боднуть, хоть до этого и пришлось подняться на задние лапки. Теперь просто уйти я не мог. Возьму животное домой, может, удастся пристроить кому. Если отмыть этого ушастика и накормить, очень славная киса получится. Почти Бастет, которая так Шики понравилась в музее, только глаза зеленоватые, а не желтые, как рисуют. В голову закралась безумная мысль…

Набрав номер Шики, я поднял с земли котенка и перехватил его поудобнее, прижав к себе рукой. Животное рыпаться, вопреки моим ожиданиям, перестало и даже замолчало. Только теперь котенок начал громогласно мурчать.

Шики ответила после третьего или четвертого гудка и голос у нее был крайне раздраженный.

— Ты не мог позвонить на пять минут позже?

— А ты занята? — я аж подрастерял все заготовленные приветствия. — Что-то случилось?

— Ничего. Ты доставил пару минут радости и веселья несчастной беглянке Аозаки. — отрезала Шики, и я улыбнулся. Кажется, магичка-таки нашлась. И уже успела подпортить настроение Шики.

— Своим телефонным звонком? Как же у нее мало радости в жизни осталось, — не сдержался я от шпильки, наглаживая котенка свободной рукой. — У меня для тебя два сюрприза. Первый — я узнал телефон Кикути-сан. А второй… Увидишь дома, когда вернешься, — я искренне радовался собственной задумке. Шики же понравилась Бастет? А чем плоха ее маленькая домашняя копия? — Я хочу с ней поговорить и расспросить про мастера. Возможно, она видела его пробудившиеся способности.

Иначе я не мог объяснить, почему не сработало снотворное и как он сумел выбраться из больницы той ночью.

— Вечером расскажу, что сумел узнать. До встречи! — я нажал на отбой, не спеша закрывать телефон, и вытащил визитку, которую мне дал Сига-сенсей.

Трубку довольно долго никто не брал. Я уже подумал, что она либо телефон сменила, либо выбросила, но потом на том конце провода послышался сипловатый женский голос.

— Кикути-сан? Сига-сенсей дал ваш номер, — сразу сказал я, предупреждая возможные вопросы.

Там повисла недолгая пауза, потом она осторожно спросила:

— Кто вы? Вы из больницы? — голос у нее был ниже, чем у обычно у женщины, напомнив мне тембр Шики. Только в нем звучала неуверенность — чего отродясь не было у Шики.

— Нет, не из больницы. И не из полиции и прессы, — добавил я. — Хотел бы поговорить с вами о Накамуре Гэндо.

На том конце пожалуй слишком резко, чем могло быть, спросили:

— Насчет чего? Я мало могу помочь, я уже не работаю в больнице. А все показания у Сиги-сана.

Уже диалог, хорошо. По правде, я ожидал услышать другие интонации и другой голос.

— Сига-сенсей просил передать, что скучает.

Кажется, она усмехнулась.

— Ох уж этот донжуан. Хорошо, приезжайте на станцию С***, там и встретимся. Как, вы сказали, вас зовут?

Я не говорил.

— Кокуто Микия.

— Через час на станции. Приходите, я постараюсь помочь вам, — только и сказала она и нажала отбой.

Я посмотрел на пригревшегося у меня на груди котенка. Мне кажется, или он так еще больше на Шики стал похож, когда она пристраивает голову у меня на руке или плече и категорически не хочет просыпаться и выпускать меня по утрам на волю?

Рассеянно поглаживая котенка между ушей, я двинулся к ближайшей станции метро, чтобы решить, как лучше добраться до С***. Место это людное, проходное, видимо, она не хочет встречаться со мной наедине. Наверное, опасается. Но чего? Даже если произошедшее врачебная халатность, ей нечего опасаться. Ну наверное…

Я рассудил, что лучше всего подождать ее у статуи в центре площади. Там больше шансов не затеряться в толпе, мемориал притягивал взгляд и там можно было посидеть в относительном спокойствии. Наглаживая мурлычущего котенка, воспринимающего меня, видимо, как посланника кошачьих богов, я присел на горячий от солнца гранитный бордюр клумбы и стал ждать.

Видимо, мы с Кикути-сан мыслили в одинаковом направлении, потому что когда ко мне откуда-то сбоку приблизилась невысокая темноволосая девушка, я даже не удивился.

— Кокуто Микия? — взгляд ее пронзительных темно-синих, почти индиговых глаз, скользнул по моей челке, лицу на котенка, тарахтящего у меня на плече. Казалось, от этого ее личико смягчилось, потому что она хмурила густые брови и поджимала нижнюю губу. Видимо, нервничает. А котенок послужил мостиком для того, чтобы завязать разговор.

— Да. Вы меня знаете? — я улыбнулся ей. И она, вроде бы, немного расслабилась. Протянув руку, она поскребла котенка за ухом, и благодарностью ей был скрипучий мурлычущий мяв.

— Слышала о вас. Вы были пациентом в этом госпитале зимой.

Признаться, по описаниям Накамуры и Сиги-сенсея я ожидал увидеть другого человека. И я совершенно не мог определить ее возраст. Почти как в случае Шики. С одной стороны, она казалась юной, а с другой — с ее манерой держаться, речью она могла быть даже старше меня.

— Но это не объясняет, почему вы спрашиваете меня о Гэндо-сане, — она повернулась ко мне, щурясь на отражающемся в стеклянной крыше терминала солнечных лучах.

— Я случайно познакомился с ним. Хороший человек. С которым случилось что-то очень плохое, — я посмотрел на Кикути-сан.

По ее лицу пробежала тень.

— Похоже, Сига-сан все вам рассказал. Про мое дежурство. Про мою несостоятельность как врача, — она нервным движением достала смятую пачку женских ментоловых длинных сигарет и вытащила одну. Видимо, курила она нечасто, потому что у Токо-сан прикуривание получалось в разы изящней.

— Напротив.

— Вот как? — она немного криво усмехнулась уголком рта, затянувшись дымом. — Если вы хотите знать, что случилось той ночью, то, боюсь, я вам не помощник.

Видимо, у меня на лице промелькнул букет эмоций, потому что девушка горько усмехнулась и продолжила:

— Почему-то на Гэндо-сана в ту ночь не подействовало снотворное. А может, он его не выпил. Он всегда был послушным, следовал нашим предписаниям. Он в тот вечер был очень расстроен ссорой с женой, я, как обычно, принесла ему лекарство, а потом пошла в ординаторскую, — сигарета смялась в ее пальцах, вид у девушки был отстраненный, словно она вновь и вновь переживала этот момент. — Я ведь сама вызвалась, подменила Агнес. Я сделала всего один плановый обход — дверь в палату Гэндо-сана была закрыта, все было в порядке. Я вернулась в ординаторскую и начала писать отчет для Сиги-сенсея. Не знаю, что на меня нашло, меня вырубило прямо за столом. Я проснулась около пяти утра… Да, наверное, — она наморщила лоб. — Я проспала два ночных обхода. Я бросилась к палате. Гэндо-сан спал, на столе стоял пустой стаканчик. Кокуто-сан, я искренне была уверена, что он всю ночь провел в палате.

Кикути-сан замолчала и посмотрела на меня, ожидая реакции.

Неудивительно, что Сига-сенсей ее покрывал. Она вызвалась дежурить, но не доглядела за пациентом, заснула. За эту халатность не арестовывают и в тюрьму не сажают. Это многое объясняло.

— Вы не виноваты. Ночные дежурства — это адов ад, — о, да, я знал, о чем говорил. Понятное дело, что она теперь винит себя в произошедшем. — Вы и дальше продолжали работать с ним, после его выписки. Почему?

Девушка вздохнула.

— Работать я с ним по методике сенсея начала в надежде, что все прекратится. Синдром Капгра это же такая странная непредсказуемая вещь… — она ненадолго замолчала, почесывая котенку горлышко. Тот этим бессовестно пользовался и подставлялся.

— Движение глаз? — вспомнил я.

— Да. Сперва ему как будто стало лучше. Я потому и поручилась за него, о его выписке, думала, что методика Сиги-сенсея действует. Но уже потом, когда навестила его после мне показалось, что что-то не то. Это я теперь-то понимаю, что он чувствовал вину и все глубже погружался в это, — она докурила и загасила окурок пальцами. Неженскими такими пальцами, узловатыми, в пятнах не то чернил, не то реагентов.

Немного не это я надеялся услышать. Значит, Накамура до той ссоры с женой, которая сорвала в нем что-то, внешне никак не проявлял своего пробужденного истока. Почему-то я был уверен, что эта встреча прольет свет на какие-то детали, но Кикути сама ничего не видела. И на магичку девушка не походила. Хотя… Кто, глядя на Токо-сан, назвал бы ее ведьмой?

— Вот как… Спасибо, Кикути-сан, что поделились. Я правда считаю, что вы не виноваты в случившемся, — я поднялся первым, удержав попытавшегося с меня скакнуть котенка. Девушка тоже поднялась и отряхнула длинную серую юбку.

— Наверное, вы единственный, Кокуто-сан. Даже я себя считаю виноватой, что не недосмотрела, — призналась она неожиданно, но в ее взгляде мне почудилась благодарность. Посмотрев на часы, она двинулась к станции. — Если это все, что вы хотели узнать, мне пора. До свидания, Кокуто-сан, — невысокая тонкая фигурка с копной кудрявых черных волос быстро затерялась в потоке сошедших с поезда или наоборот направляющихся к поезду людей.

И все же я хотел кое-что проверить. Да, Накамура совершил убийство. Но способность к оборотничеству он ведь обрел не сам по себе? Надо обязательно поговорить с Токо-сан, тем более Шики разыскала ее. А пока… Пока надо отнести это ушастое чудо домой, выкупать и накормить.

_RinaCat

========== 3.4 ==========

Квартира Шики, 9 вечера.

Я сидела на своей кровати, вытянув вперед босые ноги, и сосредоточенно разглядывала пальцы на ногах. Точнее так могло показаться со стороны, потому что на самом деле я вовсе не замечала ни пальцев, ни ног, ни окружающей обстановки. В правой ладони, которой я опиралась о кровать, я сжимала телефон.

Я опять злилась на Микию и на то, что он вечно заставляет меня на себя злиться. Сначала он позвонил в самый неподходящий момент, наплел глупостей про какие-то «сюрпризы», которых и без него было больше, чем достаточно, а потом еще и повесил трубку, ничего толком не объяснив. Разумеется, я не сталаперезванивать. Мне и без него было о чем подумать. Сведения от Токо оказались отнюдь необнадеживающими…

Я улеглась на бок, выставив вперед руку с зажатым в ладони телефоном. Маньяк-пожиратель, чертовы маги, чертова Бецалелль, чертова Ассоциация и, конечно, Гэндо Накамура-сан, чертов неудачник мастер-масочник. И всем им что-то нужно от нашей компании — от Аозаки, от меня и, как следствие, от Кокуто. Который бродит в это время по ночному городу, вообразив себя детективом. Я перевернулась на спину. Не удивлюсь, если он прямо сейчас беседует с каким-нибудь убийцей или гребаным магом. Я подняла левую руку вверх, растопырив пальцы, и посмотрела сквозь них на потолок, освещенный электрическим светом.

Он всегда, всегда оказывается в самом эпицентре событий, которые его никак не касаются. Зачем?

Десять часов.

Одиннадцать.

Одиннадцать тридцать.

Я села на кровати и снова открыла крышку телефона. Одиннадцать тридцать шесть. Последний поезд уже ушел. Нажав на вызов, я услышала всё то же: «Аппарат вызываемого абонента выключен или…» Я нажала на отбой. Чертов Микия, если он опять попался в лапы какого-нибудь маньяка, надеюсь, что на этот раз его прикончат.

Я встала, поправила юкату, подошла к кухонному столу и, открыв дверцу, бросила телефон в мусорное ведро. Бесполезная штуковина. Я хотела дождаться Микию, прежде чем отправляться на охоту. Узнать новости, что за «сюрпризы» он мне приготовил и, наконец, просто, убедиться, что с ним все в порядке. Но больше я ждать не могла. Ловушка это или нет, я должна найти Накамуру. Или пожирателя. И я знала, что на этот раз крови не избежать.

Улицы города, два часа ночи

Я шла вперед, опустив голову, сквозь потоки веселящихся людей шумных городских районов, через пустынные торговые кварталы, переулки с многообещающими покосившимися вывесками лав-отелей, или точнее сказать борделей. Низкопробная шваль, изображающая из себя якудза, китайские проститутки, пьяные «сараримэны», ищущие приключений, и школьники со стеклянными глазами… Ночь обещала быть теплой и очень долгой.

— Ооо! Какая цаца… — за спиной раздался гогот. — Смотрите, парни, да она же в кимоно!

Я остановилась и повернулась к ним.

— Убийства этой зимой, в этом квартале, которые, по слухам, совершал человек в синем кимоно и красной куртке. Недавно был найден еще один труп…

Улыбка медленно сползла с прыщавого лица дылды, который, видимо, и обратился ко мне.

— Ты…

— Не я. Кто-то другой. Вы видели кого-то похожего? С обесцвеченными волосами.

Дылда беспомощно оглянулся на товарищей, но тут же взял себя в руки.

— Да ты за кого себя принимаешь, детка? — он осклабился. — Я что, твой дружок, чтобы на вопросы отвечать? Или ты из полиции?

— Нет, такое жалкое подобие человека, как ты, не может быть моим другом, — решив, что он ничего не знает, я повернулась и пошла дальше.

— Да ты…

Дылда уже схватил меня за плечо, когда я развернулась, и в свете неоновой вывески сверкнул мой нож. Кусочек розовой плоти, пронизанный несколькими кольцами, упал на тротуар.

— Тебе не идет. Как и твоя прическа. Но если ты со мной не согласен, можешь поспешить в неотложку и тебе пришьют ее обратно, — парень с перекошенным лицом смотрел на меня, сжимая левое ухо пальцами, между которыми уже струилась кровь. — А теперь убери руку…

Договорить мне не пришлось, парень с воем рухнул на колени и принялся искать свою потерянную мочку уха. А тех, что были с ним, уже и след простыл.

— Микия? — я ошарашенно смотрела поверх сгорбившегося и воющего дылды: в свете широкой улицы, к которой выводил этот грязный переулок и где только что скрылись дружки этого придурка, мелькнула знакомая фигура.

Я бросилась туда, ища взглядом знакомую спину среди праздно шатающихся парочек и компаний. Я пошла вперед, туда, куда, как мне показалось, шел Микия, расталкивая прохожих локтями и заглядывая в незнакомые лица. Что он тут делает? Неужели пошел за мной? Или сюда привело его расследование? Или это… не он?

На углу квартала я остановилась. Дальше начиналась территория какого-то строящегося объекта, огороженная бетонной стеной. Я подошла к воротам и провела ладонью по стальной, окрашенной черной краской, решетке. Гулко скрипнув, одна из створок поддалась, образуя широкий проем между связанных простой цепью створок, будто приглашая меня войти. Ловушка?

Внезапно со стороны стройки послушался неуверенный женский смех и сдавленный возглас, после которого наступила мертвая тишина. Ни минуты не медля, я нырнула под цепью между створок ворот и помчалась к недостроенному зданию, на ходу вынимая нож.

— Нет, Шики, нет! Постой! — из черного провала окна выпрыгнул Микия и, расставив руки, словно не хотел меня пускать в здание, прошептал, — подожди, еще рано.

Квартира Шики, 11.48

В 11.48 я кое-как на ощупь открыл дверь квартиры Шики, попав в замочную скважину ключом, наверное, попытки с третьей. И это с вопящей кошкой под мышкой, с целым ворохом пакетов с покупками, на которые я спустил, наверное, половину дохода с выставки, которую я организовывал для Аозаки. Выгрузив пакеты у порога, я придержал затрепыхавшегося котенка, зажег свет и огляделся по сторонам.

— Шики? — на всякий случай позвал я, но тут уже было очевидно, что в квартире никого нет.

Выпущенный на пол котенок, прижав уши, обнюхивал край кухонного шкафчика, а я занялся распаковыванием покупок. После встречи с Кикути-сан я решил навестить Дайске, потом мы кормили котенка, кузен посоветовал мне наведаться в зоомагазин, раз уж я решился на эту авантюру — оставить животное у себя. Ну а в зоомагазине меня взяли в оборот продавцы, и вышел я оттуда навьюченный, как мул. Котенок еще не понял, что стал причиной такой суеты и всеобщего внимания, лишь висел у меня на плече, по-совиному тараща зеленоватые глаза, и лишь беззвучно шипел, когда тот же Дайске пытался взять его на руки и погладить. Видимо, зверюга восприняла меня как своего хозяина. После зоомагазина был продуктовый супермаркет — у нас как раз продукты закончились, поэтому я и добрался домой так поздно, на подгибающихся от усталости ногах. Еще и телефон разрядился, я даже не заметил, когда он отрубился, поэтому сразу положил его на стол заряжаться, а сам занялся нашей мини-Бастет, которую следовало отмыть, накормить и… Было бы неплохо дать ей имя.

Впрочем, имя уже сформировалось у меня в голове бог знает какими окольными путями. Кодзуми («угольная пыль»). Мне казалось, это имя подходило котенку, кем бы он ни был. Но в процессе мытья выяснилось, что это все же кошка. Зверюга на удивление вела себя прилично, лишь громко хныкала, стоя на дне ванной, то и дело пытаясь совершить побег, уцепившись мокрыми лапами за бортик ванны. Замотав кошку в свое полотенце, я отправился сушить ее и распаковывать остальные покупки. Положив сверток с полотенцем и котенком на кровать, я поставил у балконной двери мисочку для питья и еды и насыпал туда сухого корма. Кодзуми тут же кубарем свалилась с кровати и, словно не кормили мы ее с Дайске пару часов назад, устремилась к своему обеденному месту. Мокрая всклокоченная кошка выглядела так потешно, что я не мог сдержать улыбки. Однако на душе становилось уже неспокойно. Где же Шики так поздно ходит? Снова отправилась на охоту? И даже домашние мирные хлопоты, игра с кошкой, в итоге замурлыкавшей у меня под боком, не могли перешибить мою тревогу. Находившись по городу за день, с суетой над выставкой, пешими концами по магазинами, я сам не заметил, как задремал на кровати под мурлыканье пригревшейся рядом со мной кошки, на удивление быстро воспринявшей это жилище как свой дом.

Разбудило меня странное жужжание. Я вздрогнул и подскочил на кровати, пытаясь определить источник звука. Я даже очки не снял, когда отрубился. А Шики все еще нет. И это в почти полвторого ночи. И тут я все вспомнил. Телефон. Я вскочил с кровати и схватил раскладушку. Видимо, зарядившийся телефон сам включился и теперь на него проходили вызовы. Номер был какой-то незнакомый, но только времени на раздумья не было и я нажал на прием.

— Слушаю.

— Кокуто-сан? — послышался охрипший подрагивающий женский голос.

Я дернулся. Нет, не Шики. Она бы не стала ко мне так официально обращаться.

— Это я, Кикути Юрико, — опередив меня, сказала девушка.

— Что-то случилось, Кикути-сан? — признаться, я растерялся. Меньше всего я ожидал подобного звонка.

— Вы спрашивали меня о Накамуре-сане, — по-моему, она даже заикалась от волнения, ее голос подрагивал. — Он только что мне звонил.

Я напрягся. Шики была права. Эта история так просто не закончится. И теперь беглый преступник-психопат звонил своему бывшему лечащему врачу.

— Что он хотел? — при этом я понимал, что я ничем не смогу ей помочь, разве что вызвать полицию. Дайске называл это «ловлей на живца». И в данном случае живцом придется выступать напуганной бедной женщине, которая желала лишь помочь этому человеку.

— Он сказал… — казалось, Кикути-сан сорвала дыхание, — он сказал, что ему помогало только мое лечение и ему очень плохо. Что он не доверяет этим врачам и хочет, чтобы я приехала и помогла ему. У него там девушка, я слышала ее крики, ее голос, — ее голос дрожал от страха. — Он схватил ее и очень просил меня приехать на эту стройку, предупредил, чтобы я не звонила в полицию. Мне страшно, Кокуто-сан…

— Это опасно. Нужно звонить в полицию, — я не знал, что говорить. Кровь тяжело бухала в висках, в горле встал ком. Он что, взял заложника, чтобы вынудить приехать Кикути? Ублюдок… Это так он хочет помощи? Будет чудо, если та девушка еще жива.

— Я знаю, что опасно! Я не верю не единому его слову! Он мне врал все это время, а сам срезал лицо собственной жены, — зачастила Кикути. — Я не могу позволить еще одному человеку умереть из-за моей ошибки, мне и так ночами снятся эти девушки без лиц, я скоро с ума сойду… — кажется, она всхлипнула.

— Успокойтесь, Кикути-сан, — я беспомощно смотрел на кафельную плитку над кухонной плитой. Я снова вспомнил ту ночь, когда я наткнулся на ту убитую девушку, так напомнившую мне Шики. — Давайте… — я лихорадочно соображал, что же делать. — Я съезжу с вами. Если что, сразу вызовем полицию, хорошо? Если он не захочет… принять помощь, сами мы с ним не справимся.

В тот раз Накамуру спасло, что его перемкнуло, и Шики не стала его убивать при мне. Но я — не Шики, я не смогу сдержать психопата, если он решит навредить Кикути или той другой девушке… Стиснув пальцами телефон, я лихорадочно размышлял, что же мне делать. Я действительно не мог ей отказать, хотя бог знает почему она позвонила именно мне. Неужели у нее совсем нет друзей?

— Кокуто-сан, простите меня… Я втянула вас в это, мне больше не к кому обратиться… — жалобно проговорила она.

— Ничего страшного. Куда он сказал вам приехать? — должен же я буду сообщить Дайске координаты, куда выезжать для задержания. Надо любой ценой предотвратить новое убийство и остановить Накамуру, даже если придется запачкаться во всем этом и держать ответ перед кузеном.

Кикути-сан выпалила примерный адрес, куда мастер просил ее подъехать. Не обнадеживало. Район N***, в четырех или пяти кварталах от станции, там сейчас большая стройка — строят очередную высотку. Придется вызвать такси.

— Все будет хорошо, встретимся у входа на территорию этой стройки, — я торопливо взглянул на часы и нажал на отбой. Открыв справочник, я нажал на вызов Шики.

Чирикающий под классическую музыку полифонический звонок телефона послышался прямо возле меня. Я вздрогнул от неожиданности, чуть не выронив свой телефон. Наклонившись, я пытался понять, откуда идет звук, наконец сообразил и открыл кухонный шкафчик.

Сердце ухнуло в пятки. Телефон Шики, который я ей подарил, лежал в помойном ведре, а сама Шики была невесть где и одна.

И вот тут-то мне стало удушающе страшно…

Почему она выбросила телефон? Что произошло? Почему она так рассердилась?

Когда о мою босую ногу с мявом потерлась кошка, выпрашивая ласки и внимания, я чуть не выронил телефон. Я ведь обещал Шики не вмешиваться в эти дела с маньяками-убийцами-магами и теперь собираюсь нарушить данное ей слово, которое для меня значило много. Что бы Шики ни ворчала там в сердцах.

Подойдя к мойке, я распахнул обе дверцы шкафчика и, нащупав у дальней стены плоскую коробку, выволок ее на пол. Откинув крышку, я скользнул взглядом по холодно блеснувшим в свете электрической лампы лезвиям ножей, закрепленных на дне и крышке коробки проволочками. Как-то ночью Шики была в достаточно благостном расположении духа и продемонстрировала свою коллекцию ножей, к которым, еще Азака замечала, Шики испытывала слабость. Здесь были и столовые ножи, и охотничьи, и перочинные, и даже какой-то старинный кинжал, который Шики явно умыкнула из офиса Аозаки. Шики меня убьет, что я трогал ее маленькую девичью слабость в пуд железа весом, но идти с голыми руками на встречу с маньяком я не хочу. Я не умею пользоваться ножами, с Альбой тогда вообще конфуз вышел, но ощущение стали в ладони придавало мне хоть какой-то уверенности. Выбрав прямой, похожий на кортик, нож, я аккуратно убрал коллекцию обратно в тайник и принялся натягивать кроссовки. Нож в чехле я заткнул за пояс. Его я планировал использовать как самую крайнюю меру. Закрыв дверь на ключ, я набрал домашний номер кузена. Когда на том конце послышался заспанный голос Дайске, я коротко сказал:

— Накамура Гэндо взял в заложники еще одну женщину и назначил встречу своему врачу на стройке в конце *** улицы. Он велел ей прийти одной, если не перезвоню через полчаса, устройте облаву, — и не дав кузену ничего сказать или возразить в ответ, отключил телефон. Да, я поступаю глупо и безрассудно, но я не позволю этому человеку больше убивать и причинить вред Кикути-сан. И я нарушаю обещание, данное Шики… На душе было невыносимо тяжело.

========== 3.5 ==========

Строящееся здание в р-не N***, 2. 20

— Нет, Шики, нет! Постой! — из черного провала окна выпрыгнул Микия и расставив руки, словно не хотел меня пускать в здание, прошептал, — подожди, еще рано…

— Что ты тут…

Он сделал знак, чтобы я замолчала, и оглянулся к окну, из которого только что выпрыгнул, прислушиваясь. Из здания не доносилось ни звука.

— Я слышала женский смех, — проговорила я тихо, — и я чувствую, что что-то здесь не так. Но больше всего я хочу знать, что ты тут забыл.

Меня обуревали противоречивые чувства: я была рада видеть Микию в целости и сохранности, но еще больше я хотела поскорее отправить его домой и знала, что он меня не послушает.

Что-то в его облике меня настораживало.

— Где твои очки? — спросила я, наконец, догадавшись, в чем дело

— Это очень долгая история, — ответил он уклончиво и вдруг шагнул ко мне. Осторожно, так, что мне даже стало щекотно, он провел кончиками пальцев по моему лицу, — ты такая красивая, Шики. Твое лицо… Хотел бы я увидеть твою улыбку, ямочки на щеках…

Он мечтательно улыбнулся, но я только скептически вздернула бровь.

— Ты с дуба рухнул, Микия? Какие, к черту, ямочки? Здесь разгуливает маньяк и, возможно, группа поддержки из Ассоциации магов, а ты несешь какую-то пургу про улыбку? По-моему, это слишком даже для тебя.

Улыбка исчезла с его лица, но он по-прежнему смотрел на меня, точнее на мое лицо, словно завороженный, не встречаясь со мной взглядом.

— С тобой точно все в порядке?

— Извини, ты права, нам нужно спешить, — он отстранился и вздохнул, — я следил за ним, за Накамурой Гэндо, и видел, как он привел сюда девушку, — лицо его стало грустным, — поэтому…

Он не договорил, и снова погладив пальцами меня по щеке, наклонился, чтобы меня поцеловать.

— Черт, Микия! — я оттолкнула его, — сейчас не до этого, ты что не понимаешь?

— Да, прости.

— Куда он ее повел? Внутрь? — я оглядела здание, — вот черт, да оно же огромное!

— Я знаю, где они.

— Да? — с сомнением переспросила я, посмотрев снова на Микию, — и он ее…?

— Нет, — Микия и сам догадался, о чем я хочу его спросить, — пока нет. Знаешь Шики, мне кажется, он еще борется с собой, его еще можно спасти. И его и девушку. Поэтому…

— О, Микия, не начинай.

Но он меня, кажется, не услышал.

— Поэтому, пожалуйста, отдай мне свой нож.

— Что? — мне показалось, что я ослышалась.

— Твой нож, — повторил он, — я попробую решить все миром. Я уверен, у меня получится. Поэтому мне будет спокойнее, если твой нож будет у меня.

— Но Микия… — он что думает, что я не в силах совладать с собой? Я фыркнула.

— Пожалуйста, Шики…

Я вспомнила его лицо, когда мы столкнулись в мастерской Накамуры. Он знает, что я убийца, но… Ну, почему он всегда все портит?

— Ладно, — я вложила свой нож ему в ладонь. В конце концов, я могу убить и голыми руками. В случае чего. — Пойдем уже.

Он залез в то же окно и подал мне руку. Не производя ни звука, мы поднимались по бесконечным абсолютно темным лестницам, пока Микия, наконец, не остановился.

— Там?

Он кивнул. И вдруг сделал жест, приглашающий меня пройти вперед. Я шагнула в светлый проем, ничего не увидела, поэтому оглянулась на Микию. Он улыбался.

— Балкон, — подсказал он.

— Только не говори, что это тот странный сюрприз, о котором ты говорил, — с сомнением проговорила я, и, совсем уже ничего не понимая, двинулась по направлению к балкону, больше напоминающему строительные леса.

— Подожди, — Микия вдруг схватил меня за руку и развернул к себе. — Ты очень красива, Шики. Я люблю тебя, — его лицо приблизилось будто для поцелуя, но он только потерся своей щекой о мою. И в этот момент все мои внутренности обожгло огнем.

— Кхх… — я отшатнулась, глупо разглядывая окровавленный нож в ладони Микии, потом свои ярко алые пальцы, потом его лицо, сияющее доброй любящей улыбкой.

— Ты так красива, Шики, — он сделал шаг ко мне и я машинально попятилась, сжимая рану и силясь понять.

— Почему? — удалось выдавить мне, прежде чем я ступила на балкон, и, запнувшись, рухнула на колени. Оперевшись на что-то мягкое, чтобы подняться, я опустила взгляд и все поняла.

В луже крови лежала девушка — еще живая, судя по пузырям крови, раздувающимся из рассеченного горла. На ее лице была маска, похожая на ту, что некогда восхитила Токо.

— Она ничто по сравнению с тобой, Шики, — я почувствовала, как руки Микии обвивают меня сзади, а к горлу прижимается лезвие моего же ножа, — ты будешь моим шедевром, Шики, вечно юной маской Дзидо.

Развернув нож плашмя, он погладил лезвием меня по щеке, размазывая кровь с ножа по моему лицу. Мою собственную кровь по моему лицу.

— Дзидо?

Я издала сдавленный смешок.

— Тебе удалось провести меня, Накамура… — от ярости и страсти, которые затмили собой даже боль, мой голос прозвучал хрипло. Мир вокруг исказился. — Теперь я хочу убить тебя.

Я услышала его смех, смех Микии — с оттенком мечтательности или легкого смущения, каким он мне отвечал, когда я его заставала его врасплох своим напускным цинизмом.

— Ты такая честная, Шики… Поэтому-то ты мне и нужна, — я почувствовала, как острие моего ножа коснулось подбородка, а левая рука подползла выше к груди. — Повернись ко мне, я хочу видеть твое лицо.

Его левая рука опустилась, но нож по-прежнему был прижат к моему горлу. Я усмехнулась, но сделала, как он велел. Теперь не только он, но и я могла видеть его. Передо мной был все еще Микия, но словно подернутый дымкой, его черты «текли», искажаясь от линий смерти. И на лице Микии никогда не было такого порочного выражения: сладострастия и упивания грехом. Ублюдок.

— О, твои глаза… — словно не повинуясь ему, рука лже-Микии опять взлетела и коснулась моей щеки чуть ниже век.

— Дурак, — я молниеносно ударила его по руке, сжимавшей нож, вспарывая ее пальцами четко по багряному контуру, другой — я почти достала до его сердца, но…

— Шики, нет! Пожалуйста не надо! — полный боли и отчаяния крик Микии, сжавшего повисшую плетью руку, взгляд единственного незакрытого и расширившегося от ужаса глаза, словно окатили меня ушатом ледяной воды. В последний момент своего же удара я отпрянула. Боль — теперь уже не от раны, а от ужаса, от того, что я чуть было не совершила, пронизала меня всю насквозь. И в ту же секунду мой рассудок закричал, что это не Микия, что это ловушка, но уже было поздно. Я споткнулась о тело девушки и упала спиной на доски, служившие стенкой этого импровизированного балкона. А Микия переложил нож в левую руку.

— Ты и правда опасна… Она предупреждала меня, — он улыбнулся, и наклонившись ко мне, вдруг вонзил нож в трещину за моей спиной, — поэтому она сказала, что эффект неожиданности — мой единственный шанс.

Взвыв от злости, я попыталась схватить его за горло, но доски за моей спиной затрещали, и мои пальцы сжали пустоту.

***

Почему-то от мелькающих в темноте за автомобильными окнами светлых пятен у меня в душе поднимается неприятное щемящее чувство дежавю. В памяти невольно всплыли воспоминания о той поездке на «скорой помощи» больше трех лет назад, когда Шики везли в госпиталь. Та же тьма за окнами, пятна света, кровавые пятна на алом дорогом кимоно… Крови не было, но почему-то я был уверен, что миром все не обойдется… Если вспомнить нашу последнюю встречу с безумным мастером, то Накамуру спас случай. Тогда он был в большей степени жертва, нежели маньяк. Но сейчас… Девушка в заложницах, угроза своему лечащему врачу, которая, по его заверениям, единственная проявила к нему сочувствие и понимание. И вот такова плата за ее добро. Такова всегда плата за добро и дурость, как желчно язвила Шики. Обычно в моем контексте. И сейчас мог пострадать еще один хороший человек. Я даже думать боялся, что там со второй девушкой. Даже беспокойство за Шики, к моему стыду, отступило на второй план. Да, она сердита, она выбросила телефон, но я совершенно ничего не мог с этим поделать, Шики старательно оградилась от моего вмешательства и беспокойства. Знать бы еще, чем я так прогневил ее…

Такси остановилось, завизжав тормозами. Водитель оказался лихачом, мы доехали очень быстро. Расплатившись, я выбрался на мостовую и огляделся по сторонам. За моей спиной ярко сверкнули фары и погасли — такси уехало, и я остался в переулке один. Впереди высились решетчатые ворота той самой стройки. Проверив под футболкой заткнутый за пояс нож, я медленно двинулся к воротам. Натруженная за день нога болела, это было очень скверно, потому что в случае чего я не смогу бежать. Все мои визиты в подобные места заканчивались… неудачно. То комой, то реанимацией, то покалеченной Шики.

Остановившись у ворот, я прислушался. Я думал, Кикути-сан уже будет здесь, наверное, ей далеко ехать. Потрогав стальную цепь, связывающую створки ворот, я вытащил телефон и, помедлив с полминуты, убрал его обратно. Если Дайске начнет трезвонить, даже звук вибрации будет слышен издали, здесь было невероятно тихо, гулко тихо как-то.

Наверное, только благодаря этой звенящей стеклянной тишине я отчетливо услышал какой-то отдаленный шум, похожий на эхо голосов. Голосов? Неужели Кикути-сан не дождалась меня? Или же это… Накамура с жертвой?

Протиснувшись в приоткрытые створки ворот, я двинулся между подъемным краном и катком, в настоящий лабиринт из стройматериалов к темной неясной громаде строящегося здания. Зрение постепенно привыкло к темноте, я стал идти потише и осторожнее, уже не натыкаясь на груды мусора и на сваленные металлические балки. После потери глаза зрение стало хуже, конечно, все же обзора не хватало, плюс трудно было фокусироваться. Я так и не мог определить источник звука. Если это были и люди, то поблизости их явно не было. Видимо, я неправильно оценил расстояние в темноте, а разыгравшееся воображение и нервы подбросили мне слуховую галлюцинацию. Я так уже дошел почти до самого основания стены строящейся высотки, но ничего не обнаружил и уже развернулся, чтобы вернуться ко входу на стройку, когда откуда-то донесся нарастающий шум, похожий на треск, потом звон, словно осыпались стальные леса, трубки от которых были раскиданы вокруг. Я вздрогнул от неожиданности, беспомощно завертел головой и вдруг краем глаза заметил где-то справа и сверху светлое пятно, словно что-то свалилось или упало с лесов, покрывавших стену.

Послышался глухой удар и все стихло.

Волосы зашевелились у меня на загривке. Почему-то безжалостная память подбросила мне новое воспоминание — покрытый алой блестящей кровью черный асфальт, разметавшиеся по нему намокшие темные волосы, заляпанная багровым белая школьная рубашечка и порвавшиеся гольфы. Та девочка-самоубийца, которую притянула Кирие Фудже. Неужели… Я сам не заметил, как перешел на бег.

То, что показалось мне бесформенным светлым пятном в ночи, оказалось человеком. Он лежал словно поломанная кукла на бетонной площадке недалеко от ступеней крыльца строящегося здания, тут было достаточно скудного ночного света, чтобы различить, что это девушка. Темные короткие волосы, кимоно… КИМОНО?

Что-то сдавило в груди, я не мог вздохнуть. Запнувшись об кучу песка больной ногой, я упал на колени, но рывком заставил себя подняться и припустил со всех ног к неподвижно лежащей девушке. Еще не видя ее лица — она лежала на правом боку, спиной ко мне — я уже знал, что я увижу.

— Шики… — я свалился кулем рядом с ней, уже вблизи опознав светлую юкату, и рывком перевернул ее на спину. К горлу подкатил спазм, в груди все свело от невыносимой боли, в сто крат сильнее, чем при любой моей панической атаке.

Вся ее юката была темная и липкая, заострившееся, словно вырубленное из камня бледное лицо, приоткрытые губы, веки закрытых глаз покрывали темные пятна и полосы, о происхождении которых не нужно было долго задумываться. Ее левая рука была вывернута под неестественным углом, словно изуродованная жестоким ребенком рука куклы, еще больше, чем после битвы с Фуджино. Дрожащими руками я ощупал липкую жирную от крови уже насквозь промокшую у нее на груди и животе юкату. Это не может быть от падения, если она на штырь какой не напоролась… Столько крови…

Кровь на алом кимоно, брызги крови на ее бледном лице, замерзшее на губах дыхание.

— Очнись… пожалуйста, очнись… — беспомощно шептал я, пытаясь скользкими от ее крови пальцами нащупать жилку на тонкой шее. Кто мог с ней это сделать? Как она допустила? Говорил же ей, она никогда не меня не слушает, а теперь еще и я нарушил обещание, она рассердится на меня… Пусть сердится, пусть не разговаривает, я это заслужил. Но только пусть она откроет глаза, ни о чем больше не прошу…

Неожиданно ее глаза распахнулись. Возглас радости застрял у меня в горле, на котором в ту же секунду словно стальными клещами сомкнулись ее пальцы. Казалось, Шики не соображает, что делает, ее тело действовало как автомат. Как идеально отлаженный автомат или оружие. Оружие убийства. И ее глаза… Они полыхали синим и обжигали ледяной яростью. И ненавистью.

И смотрели они на меня.

— Накамура!

Я даже звука издать не успел, когда ее рука сжала мое горло, сминая кадык. Из груди снова выбило весь воздух, я только и мог что сипеть, широко открыв рот, беспомощно царапая пальцами ее руку в слабой и тщетной попытке разжать ее хватку.

========== 3.6 ==========

Огромный желтый и равнодушный круг луны мелькнул передо глазами, и рухнул куда-то вверх — сухим треском ломающихся досок. Я увидела улыбку Микии, свои согнутые пальцы черкнувшие по воздуху лишь в миллиметре от его лица, а потом замелькали этажи, железная опора крана, доски и перекладины строительных лесов… Стирая пальцы в кровь, я пыталась схватиться за оградительную сетку, в который раз жалея, что у меня нет ножа, и наконец, в этом преуспела. Левую руку дернуло, выворачивая из сустава, и боль — не столько от вывихнутой руки, сколько от кровоточащей раны под грудью, куда Микия, нет, — Накамура — вонзил мой нож, накрыла меня волной. Тошнота и странные блики в глазах оказались предвестниками темноты, которая окутывала меня, словно одеяло. Я разжала пальцы, которые больше не чувствовала. И снова все завертелось. Прежде чем последние замутненные болью остатки сознания покинули меня, я подобрала под себя ноги, надеясь упасть на ту же руку, что спасала меня не раз…

— Накамура! — выплюнула я раньше, чем из моего горла вырвался стон боли, и на этот раз я сжала пальцы на его шее.

— Ш…ш-шики… Кровь… — прохрипел лже-Микия, но тут же скривился от боли — мои пальцы еще жестче впились в его гортань. О, да… Я переломила бы его лживую шею, если бы вторая рука, сломанная и вывихнутая из плечевого сустава, не была бы так бесполезна. Боль сковывала движения, но ярость полыхавшая внутри не слабее жажды убийства и моих чертовых глаз, разбиравших этого лживого Микию на куски мертвой плоти, но не способные разглядеть его сущность, придавала мне силы. Оттолкнувшись ногами я свалила его на спину и упала на него сверху. Заметив под задравшейся футболкой рукоять ножа, я улыбнулась.

Чуть ослабив хватку на шее, я прижала ногами его руки к земле, и, вынув нож, приставила к его горлу. Чертово дежавю.

— Я не… — он пытался вдохнуть больше воздуха, но мой нож упирался в кожу под его подбородком, заставляя тянуть голову вверх прочь от моего ножа, и он закашлялся. Кадык дернулся, оставляя на лезвии тонкую полосу крови. — Не Накамура! Шики, что…

Договорить я ему не дала. Он снова притворялся, снова!

— Сними свою чертову маску, слышишь?! Или я сниму ее вместе с твоим лицом…

Волосы упали мне на глаза, но я и не хотела видеть его. Только не снова. Я сильнее сжала пальцы на рукояти ножа. Одно движение, только одно чертово движение…

— Шики, нет! Пожалуйста, посмотри на меня!

— Заткнись, — прохрипела я, откидывая волосы и сжав зубы, чтобы сдержать стон боли и ненависти, что жгли меня изнутри.

Но я медлила, бессмысленно сжимая рукоять ножа и глядя на тонкую струйку крови, окрасившую лезвие. Я могла не смотреть, но не могла не слышать голос Микии. Он был такой настоящий — его страх, отчаяние и вдруг нелепое беспокойство:

— У тебя кровь, Шики, ты ранена!

Внезапная мысль поразила меня, и я, наконец, посмотрела на того, кого собиралась убить. Очки съехали на кончик носа, но… Но они были.

Нет, ему не одурачить меня снова…

Я снова прижала нож к горлу Микии, но в следующую секунду повернула его плашмя, завороженно глядя на растекающуюся по лезвию темную каплю крови. Порезанный кадык судорожно дергался в миллиметре от остро-заточенной стороны. Микия все еще хрипел, силясь вдохнуть побольше воздуха, и мой нож ему мешал.

Да, это был мой нож, но не тот, что я отдала Накамуре.

— Кокуто? — почему я назвала его по фамилии, хотя уже давно, как мне казалось, привыкла называть его по имени, я не знаю. В его глазах, как и раньше, почти не было страха, по крайней мере — страха за свою жизнь.

— Кокуто… — уже с убеждением и почти не скрывая боли, повторила я и с силой вонзила нож в землю рядом с его головой. — Что ты тут делаешь, черт возьми?! Я могла тебя убить.

Наверное, я встала слишком резко: перед глазами появились пятна. Но я старалась не обращать на это внимания. Как и на мысль, бившуюся на задворках сознания: «если это опять обман, он возьмет этот нож…»

Я, наверное, покачнулась, или что-то вроде того, потому что Микия, тут же вскочил с земли и попытался меня не то поймать, не то обнять, на этот раз, надо полагать, без ножа за пазухой.

— Вот это я и имел в виду, тебе же больно…

Я почувствовала, что он дрожит. Мне действительно было больно, и стало еще больнее, когда он меня обнял, но я не стала отстраняться. Он снова видел кровь, нож в моих руках и жажду убийства в моих глазах. И снова я ничего не могла с этим поделать. Перед глазами… да что там — всем телом, я помнила свою ошибку, все эти неловкие объятия Накамуры почти на этом же самом месте, и я все еще хотела его убить. В эту секунду едва ли было что-то, чего бы я хотела больше. Забота Микии сейчас была для меня только обузой, бременем.

— Кикути-сан, — вдруг сказал Микия, тяжело выдыхая мне в волосы, — Накамура велел ей прийти сюда, она обратилась за помощью… Я услышал шум и видел, как ты упала. Шики, я опять нарушил обещание…

Я оттолкнула его здоровой рукой и, нагнувшись вытащила нож из земли.

— Это уже неважно. Всё было подстроено, — стараясь не замечать обеспокоенного лица Микии и его желания помочь мне, я пошла обратно к недостроенному зданию. Все тело болело, но кости, за исключением левой руки, кажется, были целы. — Накамурой управляют. Возможно, как раз Кикути-сан…

Перешагнув строительный мусор, я прошла через бездверный проем в просторное помещение, освещенное лунным светом, и опустилась на колени у стены под светлым провалом окна.

— Можешь мне помочь, — я протянула Микии нож, а сама принялась развязывать оби.

— Это Накамура сделал?

Я молча кивнула. Взяв нож, он смотрел, как я развязываю пояс, затем опустился передо мной на колени — осторожно, чтобы не потревожить старую рану.

— Ты приняла меня за него? — Микия принялся бережно высвобождать из рукава мою искалеченную левую руку, вывернутую под неестественным углом.

Я снова кивнула. Наверное, мне стоило объясниться, особенно после того, как я едва не убила его, приняв за Накамуру, — я чувствовала себя отвратительно из-за этого. Но сейчас я была слишком зла и беспомощна, чтобы унижать себя еще и оправданиями. Я сделала то, что сделала. Я не могла сейчас думать еще и о Микии, о его чувствах, фобиях и страданиях. Единственное, что я могла: это не показывать ему насколько мне на самом деле больно.

— Прикуси, — он протянул мне чехол от ножа. — На всякий случай, — после чего обхватил пальцами мое плечо и резко надавил. Раздался противный хруст, от которого меня словно окатило теплой волной, и снова перед глазами заплясали черные пятна. Боясь потерять сознание, я сосредоточилась на мускусном вкусе дубленной кожи на языке, к горлу подкатил кислый ком тошноты, но я не издала не звука, только шумно выдохнула, выплевывая чехол, когда всё было кончено. За ним потянулась тонкая нитка слюны.

— Придется разрезать твою юкату, нужны повязки, хоть временные, иначе ты истечешь кровью.

Микия был бледен, но, кажется, собран и спокоен. Как и всегда. Или по крайней мере делал вид. Склонившись надо мной, он неловко пытался собрать кровь вокруг раны своим носовым платком, но тот сразу же насквозь пропитался кровью.

— Плевать… — я попыталась ему ободряюще улыбнуться и откинулась спиной на стену, позволяя Микии делать то, что он считает нужным.

Снова взявшись за нож, он отрезал подол юкаты чуть выше моих колен, исполосовав его на несколько повязок. Сделав из одного куска тампон, он прижал его к ране и перевязал сверху оставшимися полосами ткани.

— Я звонил Дайске. Они должны устроить здесь облаву, — не поднимая головы, сообщил он, осторожно сгибая в локте мою вывихнутую руку.

— Не нужно. Оставь.

Микия послушно кивнул, натягивая юкату мне на плечи, оставляя бесполезную руку под тканью, и плотно перевязал изрядно пропитавшимся кровью оби, как еще одной тугой повязкой.

— Времени у нас совсем немного, — он встал, протягивая мне руку.

— Чтобы уйти? — я поднялась на ноги и посмотрела на него, понимая, что мои слова прозвучат для него, как худший из кошмаров. — Нет. Полиция с ним не справится. Остановить его могу только я.

Я замолчала. Сказанные слова имели мало общего с тем, что я на самом деле думала: я просто хотела убить Накамуру, любым доступным способом, пусть даже разорвать голыми руками. Но вслух я опять сказала другое:

— Мне нужно забрать мой нож. Не мешай мне, Микия.

— Шики… — он смотрел не на меня, а на нож, который все еще сжимал в руке. Словно через силу он заставил себя поднять голову и посмотреть мне в глаза. — Не пятнай руки в его крови. Он это не заслуживает. Ты уже убила Лио. Этот груз для тебя будет слишком тяжел, — голос его был хриплый и осипший, на шее еще краснели пятна от моих пальцев. — Если нас застанет здесь полиция, у нас будут неприятности. Серьезные. В тех первых убийствах Ширазуми подозревали тебя, ШИКИ. А они поднимут это дело, без сомнений…

Я опустила голову. Я чувствовала себя усталой и разбитой, каждое движение причиняло боль, но всё это не имело никакого значения. В действительности я чувствовала только одно ясное и определенное желание — желание убить этого проклятого мастера. Эта тьма во мне, мой исток, не знающий удовлетворения, наполняла меня покоем и одновременно нетерпением.

Микия только тратил мое время.

В эту секунду я отчетливо понимала, что всё, что было до этого — самообман, что только чужая кровь способна удовлетворить меня. Поэтому я почти не слушала Микию, его слова словно проходили мимо меня, бессмысленно сотрясая воздух и отражаясь от стен. Это было гадко по отношению к нему, но я не могла сосредоточиться на том, что он говорил. Его слова казались какими-то чужими, они словно раздваивались, я слышала звуки, но не понимала, не чувствовала их смысла и силы. И в тоже время я знала, что он прав. Микия всегда был прав, разумен, добр… Все его слова всегда подтверждались, и даже его вера в меня, казалось, оправдалась, но… Сейчас это не имело для меня никакого значения. Боль и гнев, нет — жажда убийства — была сильнее любых его доводов, сильнее голоса моего собственного разума. Я хотела видеть кровь Накамуры на своих руках, и мне были безразличны любые неприятные последствия, которые меня могли ждать впереди.

— Если я не могу тебя удержать от этого, то я просто буду рядом. Мы пойдем вместе, — он схватил меня за руку, словно пытаясь удержать.

Глядя на сомкнутые вокруг моего запястья пальцы, я поняла, что Микия не отступит, что он будет бежать за мной, если придется. На его лице читались боль и решимость. Не страх за меня, а боль, которую я причиняла ему своими словами.

«Шики, нет! Пожалуйста, не надо!» — перед глазами словно воочию я увидела его лицо — растрепанную челку, шрам, глядящий на меня глаз, расширенный от ужаса. И мне вдруг опять показалось, что меня водят за нос. Нет. Я тряхнула головой, приводя себя в чувство.

— Ты будешь мешать. Я не хочу беспокоиться еще и о твоей безопасности, — грубо ответила я, выдергивая руку. — Оставайся здесь, и не выпускай из рук этот нож. Иначе… — я помедлила, — иначе, я могу снова принять тебя за него.

Я старалась не смотреть ему в глаза. Я не могла открыто признать, что могу отличить его от Накамуры только по виду ножа в его руке.

— Прости… Больше нет времени на болтовню.

Неожиданно для него я ударила его в грудь правой рукой и сделала совершенно подлую подножку, заставляя его упасть. Мои глаза вспыхнули, искажая Микию ломаными линиями.

— Шики… что…

Этого было мало. Я сделала шаг вперед, и он машинально попытался отползти от меня, совсем как много лет назад, когда пытался убежать от меня по бамбуковой роще. Я отчетливо помнила место, куда ударил его ножом Ширазуми, и сейчас видела линию, которая могла убить его ногу окончательно.

— Шики, это я, все хорошо…

— Прости, Микия… — я жалко улыбнулась, понимая, что едва ли он сможет простить подобное, и с силой наступила на его старую рану. — Но мне нужно идти…

Взвыв от боли, Микия повалился набок, стиснув пальцами больное колено. От его крика у меня зазвенело в ушах. Микия скорчился от боли, но словно через силу разогнулся и потянулся ко мне. Я отчетливо увидела в освещенном луной квадрате его пальцы, скребущие пол, и сделала шаг назад. Волоча за собой больную ногу и упираясь локтями, он вдруг пополз ко мне, словно большое насекомое, все еще надеясь меня остановить.

— Шики!

Мне вдруг показалось, что он хочет поднять голову, чтобы посмотреть на меня, и меня обуял ужас от мысли, чтó я могу увидеть в его взгляде. Я отступила, натыкаясь спиной на стену, и еще более дикая мысль оттолкнуть его, ударить его снова, всё, что угодно — даже убить, но только не допустить этого взгляда, ворвалась в мой ум, и вместе с ней я почувствовала невыразимое отвращение к себе, даже брезгливость…

Микия снова рухнул на бетонный пол всего в нескольких шагах от моих ног, воя от боли, и я, не в силах больше видеть его, ринулась к лестнице в темноту.

— ШИКИ!!!

Комментарий к 3.6

Яду мне, яду! Т_Т #боль_и_пустота

========== 3.7 ==========

Все эти интрижки магов, что до, что после моей смерти (так стало проще делить время на определенные моменты), уже начинали порядком надоедать. Когда я впервые встретил Лелль, мое отношение к магам, как ни странно, изменилось в лучшую сторону. Это был первый человек после Пресвятого Кокуто, кому не было наплевать на мою жизнь, и действительно первый человек, которого расстроила моя смерть. Но, в конечном счете, мое пребывание в мире иллюзий не было слишком долгим — Бецалелль на деле оказалась не таким кудрявым ягненком, каким показалась мне в начале. Ее внешний вид не позволял думать о ней как о сумасшедшей илиозлобленной на целый свет алхимичке, держащей немного яда за щекой, и, представьте мое удивление, когда одним прекрасным днем, я стал замечать некоторые темные стороны своей кудрявой спасительницы. Я никогда не задавал никаких вопросов, всеми способами косил под слепо-глухонемого, делая вид, что меня совершенно не волнуют, не интересуют и вообще не колышат ее дела. Отчасти это было правдой. В конце концов, я людей живьем жру, само собой разумеется, что удивить или шокировать меня своими делами Лелль не могла, но разочаровать — пожалуй.

В один прекрасный день, она все-таки удостоила меня некоторыми подробностями своего пребывания в этом городе, а именно: про клиническую непереносимость «дряхлой рыжей лисицы», и всего, что было с ней связано. В этом пункте, насколько я помню, меня больше всего волновала Шики Рёги, а также всё, что произошло с Кокуто, но ничего по этому поводу я спрашивать не стал, как и вдаваться в омерзительные подробности ее мести. Всё, что мне нужно было знать, я знал.

Возможно, стоит упомянуть, что хотя неожиданная откровенность Лелль не вызвала у меня удивления, я точно помню, что весь остаток недели у меня было скверное настроение, которое пришлось компенсировать нескольким очень передержанным наркоманам, которыми я заедал тошнотворное чувство отвращения. В то время я еще не осознавал, чем может быть вызвана эта странная щепетильность, а потом понял, что дело в магии Лелль, противоборствующей моему истоку поглощения. Она вернула меня «оттуда», нанизав на новую нитку — какие-то еврейские загогулины красовались теперь на моем горле, а я прыгал уже под их дудку. Мне осточертело быть марионеткой истока, магов и их чертовых штучек, но альтернатива, предложенная ножом Шики Рёги, меня радовала куда меньше. Времени на то, чтобы научиться сосуществовать с этой новой хренью на горле, понадобилось немного больше, чем слиться с истоком поглощения в прошлом, но, должен признаться, жизнь с этой гребаной татушкой стала куда более сносной.

Я был в долгу у Бецалелль. Может, это тоже была часть плана и действия ее магии, но я был благодарен и признателен ей за все, что она для меня сделала и не мог просто так взять и уйти. Тем более, она сама сказала, что не собирается меня удерживать. Так и было. Меня никто не держал, но по иронии судьбы, я всегда находился, если не совсем рядом с ней, в ее каморке или временных убежищах, то, по меньшей мере, где-нибудь неподалеку, держа Лелль в поле своего зрения.

Первую трещину в моих чувствах к ней положил этот несчастный мастер. По правде сказать, сперва я искренне верил в то, что алхимичка пытается помочь ему. Почему я так решил? Да потому что я был сам живым доказательством милосердия этой женщины. Но в конечном счете Лелль стала вести себя по отношению к Гэндо Накамуре так же, как Арайя ко мне, что показалось мне весьма омерзительным. Сперва я не хотел в это вмешиваться, но с каждым днем мое доверие к ней и уверенность в ее мотивах таяли. Я не показывал этого открыто, наши отношения, казалось, были на прежнем уровне, да и я старался не вызывать подозрений. И сейчас я был почти уверен, что поступил правильно. Так я мог сохранить и отношения с Лелль, и продолжать делать всё, что посчитаю нужным. Совсем как сейчас.

Я сидел на крыше высотки, доедая свой ужин, со смаком откусывая тонкие костистые фаланги пальцев очередного передозированного наркомана, выплевывая ломкие пожелтевшие ногти и тонкие короткие косточки в пустую большую упаковку от чипсов, чтобы потом поделиться этим лакомством с дворовыми собаками. Лениво потянувшись, я запихнул последние кости в пакет, аккуратно его запаковал и убрал в сумку, которую использовал как опору во время своего наблюдения. С неохотой поднявшись, я перекинул сумку через плечо, подошел к самому краю высотки и просто шагнул на воздух.

Никогда не получается даже на секунду застыть в воздухе перед падением, но тем не менее я не могу перестать так делать — в память о днях, когда я только начинал баловаться с истоком, придавшим мне позже звериную силу. К счастью, сейчас я обошелся без вывихов и переломов. Зацепившись пальцами за пожарную лестницу ближайшего к высотке дома, я вскарабкался по ней на соседнюю крышу и продолжил свой путь к назначенному «Кикути-сан» месту встречи.

На стройке, которая с учетом ночи и ясной полной луны, показалась мне настоящим раем, развернулось чарующее зрелище: я так и застыл за одним из кранов с расширенными от удивления глазами, глядя на лежащую на земле Шики. Что-то едва не заставило меня дернуться в ее направлении, выйти из убежища, но Кокуто не заставил себя ждать. Глупо, но если бы Микии не было здесь, наверное, я бы все-таки кинулся ей помогать, рискуя оказаться снова порубленным на куски. И я был прав в своих опасениях: несмотря на свою травму, Шики резво прыгнула на Микию, явно собираясь его убить. О, Лелль была бы в восторге: всё шло, как по маслу. Впрочем, я знал, что Шики никогда не убьет Кокуто, даже если очень захочет. Так и произошло. Скукота.

Я плавно переместился от крана к стене, в самую густую часть тени, растворяясь в темноте. Привалившись спиной к стене и съехав по шершавой бетонной поверхности на землю, я обхватил себя руками, чтобы унять дрожь в теле, от которой меня буквально подбрасывало. Я вдыхал сладкий, манящий запах страха, исходившего от Микии, запах крови и ярости Шики Реги. Я хотел бы их съесть — обоих, чтобы они навсегда стали моими, но что-то сопротивлялось во мне — должно быть, то же, что заставило мое сердце подпрыгнуть, когда я увидел ее, летящую вниз. Запрокинув голову назад, я хищно скользнул кончиком языка по дрожащим губам, пробуя этот запах на вкус. Рот обильно наполнился слюной, я проглотил очень большой комок, только что не подавившись им. Если бы я не решил перестраховаться перед тем, как идти сюда, и не набил живот до отказа, вряд ли бы мне удалось так спокойно и осмысленно сдерживать себя сейчас, давясь слюной. Теперь я мог контролировать себя, и я был почти уверен, что смогу удержаться даже оказавшись сейчас с Кокуто в одном помещении.

Собравшись с разбегающимися, словно тараканы, мыслями, я перебрался ближе к тому месту, где укрылись Кокуто и Рёги. Воздух далеко вокруг этого места уже пропитался запахом крови, будоража мою кровь. Вдруг мои уши пронзил вопль Кокуто, и я на мгновение замешкался. Но нет, это был крик боли и отчаяния, а не тот, который боялся услышать я. Что ж, Юрико Кикути-сан, она же алхимик Бецалелль, переходим к плану «В»?

Когда стихли шаги Рёги, я вылез из-под строительных лесов и перебрался через пустое окно в зал, где все еще раздавался скулеж брошенного Кокуто.

Это было жалкое зрелище. Стонущий от боли Микия вызывал смешанные чувства отвращения и жалости. Даже мне казалось, что лицо этого добродушного парня не должно быть искривлено такой отвратительной гримасой, да и нечего ему было валяться в этой грязи. Совсем не место.

Я медленно и бесшумно прошел к лежащему на бетонном полу Кокуто, взяв его за воротник футболки, и легко поднял над полом, перетащив его к стене.

— Эй, Кокуто… — позвал я, отойдя на пару шагов в сторону.

Он с трудом приподнял голову, и его единственный зрачок расширился, совсем как в прошлый раз под воздействием наркотика. Я ожидал чего-то подобного, ужаса в глазах, это его забавное выражение лица, когда человек настолько напуган, что дыхание застывает у него в легких. Да, все это, конечно, было вполне ожидаемо, учитывая подробности нашей последней и далеко не самой радостной встречи, но все-таки я был разочарован. Ведь я ожидал увидеть прежнего Микию, который непременно обрадовался бы и моему «счастливому воскрешению» и тому, что его возлюбленная Рёги Шики так и не стала убийцей. Конечно, обстоятельства не позволяли такого поворота событий, но этот чертов придурок Кокуто мог бы ты хоть немного включить свое хваленое благоразумие и понять, что все, что произошло в прошлом, там и осталось.

— Сем… — я уже поддался вперед, все еще надеясь на радостную встречу, но он не договорил, и в его взгляде мелькнуло нечто новое — понимание? — нет, это был очередной самообман: — Накамура-сан. Так к вам обращаться? Хотя вы утратили свое имя вместе с лицом и разумом…

Я почувствовал, как губа против воли вздергивается в беззвучном рычании, открывая стиснутые зубы. И почему это вызвало у меня такое раздражение?

— Вы хотели убить Шики… — я услышал знакомый скрежет по бетонному полу, и мои глаза округлились. Нож? Уж не собирается ли он убить меня или Накамуру, за которого меня принимает? Шики — дура, раз доверила такую опасную игрушку добряку Кокуто, того и гляди поранится.

— Вы совершили столько убийств, что даже с вашей травмой вам нет прощения. Вы уже мертвы. Это только вопрос времени.

Возможно, стоило переждать, пока Кокуто не успокоится и своим безумным страхом не перестанет крутить перед мордой льва свежим окровавленным куском мяса, тем самым побуждая меня кинуться на него и разорвать на части, но он меня разозлил. Я подошел к нему и рывком поднял его за воротник футболки, как дохлую курицу. Впечатав Микию в стену, я придвинулся к нему вплотную, чтобы он мог хорошенько разглядеть мое лицо.

— Нет, не так ко мне обращаться. Мое имя Ширазуми Лио, Микия, неужели ты уже успел забыть? — глаза безумно расширились, зрачок сузился в тонкую линию, а на губах заиграла прежняя улыбка-оскал, безобразно искривлявшая мое лицо. От гримасы, застывшей на лице, сводило мышцы. Неприятно было снова окунуться в это порочное состояние человека, висящего на последней ниточке от того, чтобы стать животным. Безумное, сумасшедшее, ненормальное, гадкое, жалкое и отвратительное создание, ничтожное подобие животного и человека — вот во что Микия обрекал меня снова облачиться, только ради того, чтобы доказать, что я не был тем оборотнем, за которого он меня принял.

Отобрать у него нож мне не составило труда. Изящное орудие убийства, наверняка, принадлежащее Рёги. На первых порах я откровенно намеревался вонзить его ему в ногу, о чем дал понять Микии, картинно опустив взгляд вниз. Подобная затея казалась мне слишком мелочной, но он об этом не знал, поэтому забарахтался в воздухе, как пойманный заяц, стуча пятками о стену, к которой я его прижал. Тогда, ухмыльнувшись, я поднял нож к его лицу, чуть склонив голову набок, чтобы лучше видеть его глаза под очками, которые я аккуратно поднял кончиком кожа на темную всклокоченную макушку. Точнее, только один глаз. Второй, незрячий, закрытый, я выудил под копной челки, которую тоже заботливо отодвинул лезвием ножа. Но глаз уже был травмирован и не представлял особого интереса, разве что шрамом полюбоваться, но моя собственная работа не вызывала у меня ни малейшей радости, только отвращение. Это уродство не шло такому человеку, как он. Но я не остановился. Пока что моего бешенства хватало на то, чтобы доиграть эту второсортную комедию до конца, и я медленно, настолько медленно, насколько это вообще было возможно, переместил нож от одного глаза к другому, приблизив как можно ближе к целому хрусталику.

— Теперь узнаешь меня, кохай? — я не мог сдержать той плотоядной улыбки, которая против воли расползалась у меня по губам лишь от одного того чувства, что у меня в руках был еще живой, почти здоровый человек. Такого уже давно со мной не случалось.

— Кто из нас живет сумасшедшей жизнью, а? Кокуто? Знаешь, теперь я понимаю то, о чем ты говорил мне в ту ночь. Я убил человека, но забыл про свой грех и просто убежал. Я внушил себе, что ненормальному человеку можно совершать ненормальные поступки… — эти слова до сих пор жгли мне язык, но уже не так сильно, по сравнению с тем разом, когда я впервые попробовал их на вкус, спустя несколько дней после своего воскрешения. Но говорить все равно было неприятно, потому я говорил очень медленно, с печалью, но не забывал при этом скользить кончиком ножа по ресницам своего бывшего товарища, обводя веко.

— Я не знаю той боли, что испытала Шики. И я не стану таким, как она. Но я полная ее противоположность, как ты говорил. Я совершил убийства, но не могу покаяться в своих грехах? Я никогда не стану ни убийцей, ни маньяком? Вот кто я такой на самом деле, да, Кокуто? — перекрутив нож в пальцах, я занес руку с опущенным вертикально вниз лезвием ножа, ровно над глазом Микии, а затем резко опустил его.

Парень выдохнул от ужаса, но только воздух чиркнул по его лицу.

— Если честно, меня уже просто тошнит от этих разговоров и воспоминаний. Не самый умный мой поступок, далеко не самый умный… — я разжал пальцы, выпуская его футболку, отчего Кокуто тяжело плюхнулся обратно на пол. А я опустился на корточки перед ним, рассеянно почесав затылок кончиком лезвия ножа. Кровь просто кипела в венах, возбуждение от несостоявшегося убийства все звенело во мне, но рассудок мой был вполне чист и мне не стоило почти никакого труда взять себя в руки и не избавить Кокуто от еще одного глаза.

— Ширазуми… Лио… Как?.. — эта отвратительная гримаса боли на лице Микии меня очень раздражала. Как я уже говорил, она совершенно не шла ему. Но чего еще стоило ожидать в такой ситуации?

— Куда же делся твой неискоренимый оптимизм и непоколебимая вера в человечество? Ты ненавидишь Шики, скажи. Ты ее ненавидишь, да? За то, как она с тобой поступила. Она предала тебя, Кокуто. Ты все еще считаешь, что она такая чистая и непорочная, эта твоя безвозмездная любовь? — мне с трудом удавалось не засмеяться во весь голос, поэтому пришлось ограничиться лишь несколькими весьма продолжительными смешками, сопровождающимися вращением ножа в пальцах, который снова и снова оказывался угрожающе направленным в сторону Микии.

— Значит, Шики никого не убивала… — приступ нервного смеха сорвался с губ Кокуто, вот что я получил взамен за свои старания.

— О, нет, я так не думаю. Может, я и жив сейчас, но это не меняет того факта, что она порубила меня на куски. Убила. По-настоящему. Это грешок все еще сереет черным пятнышком на ее кристально чистой совести.

— Ты заставил ее страдать, причинил ей боль… — этот болван меня не слушал, и мне снова захотелось его убить. Раскрошить его чертову черепушку о бетонную стену, лишь бы он перестал молоть эту чушь. — И за это я тебя не прощу.

— Ооу? — протянул я, оскалившись. — А мне так нужно твое прощение!

Но, черт возьми, это был всё тот же Кокуто Микия, влюбленный по уши очкастый святоша, готовый простить всех, оправдать каждого. Кроме меня. Не этого ли я хотел? На душе было так мерзко, словно мне снова предстояло сожрать очередную насквозь тухлую тушу сдохшего от передоза торчка. Я уже давно не испытывал ничего подобного, но раньше, будучи еще не поглощенным истоком, я бы сказал, что меня снова мучает зависть и презрение к Микии за то, что он был таким, простодушным идиотом, настолько добрым и тупым, что отказывался игнорировать очевидные вещи, подминая весь мир под себя, искажая реальность, окрашивая ее в яркие краски. Именно такой человек нужен был Шики. Только он мог помочь ей побороть эту страсть к убийству. А я всегда оказывался слабаком, ничтожным, недостойным ее. Какая ирония… Но я понимал, почему она выбрала его. Кто знает, может быть он мог помочь мне? Я всегда хотел, чтобы он был мне другом, а не соперником. Но… увы. Как там говорила Шики? Неудачник? Слабак?

— Я не могу ненавидеть Шики, — тихо, будто подтверждая мои мысли, сказал Кокуто. — И никогда не буду ненавидеть, потому что она сама себя ненавидит и загоняет себя в ловушку, подстроенную Накамурой. Она не хотела, чтобы я шел за ней и поэтому она причинила себе эту боль.

«Себе»? Даже для такого святоши, это выглядело дурной игрой, но, глядя на его горькую усмешку, я почему-то захотел дослушать эту исповедь до конца. Во мне клокотала ярость, но какое-то мазохистское мстительное чувство удерживало от действий.

— Она так всегда… Хочет спасти меня, защитить, а причиняет боль себе, опять взваливает все грехи на себя, глупая… Поэтому… — он нашарил левой рукой оконный проем и с трудом стал подтягиваться, чтобы подняться. — Семпай, отойди. Я не знаю, почему ты здесь, но я должен идти.

Я расхохотался. «Семпай, отойди»? Так ты простил меня?.. Снова?.. Тупой кусок мяса. Он выглядел и вел себя настолько ничтожно, что у меня даже желудочный сок не выделялся в его присутствии.

— Что ты там… — мгновенно оказавшись на ногах, я подошел к Микии, схватив его за руку, которой он еще недавно шарил по стене, чтобы найти опору и подняться. Но я вовсе не собирался помогать ему в этом. — … проблеял, кусок мяса? — тело Микии с аппетитным мягким хрустом упало на бетонный пол, когда я не рассчитав своих сил, перекинул его через себя. Я незамедлительно запрыгнул на него сверху, скользнув языком по пересохшим губам, все так же держа его за руку, которую завел ему над головой, оскалившись во всю пасть. — Раз ты говоришь, что на самом деле я не добился своей цели, грех не довести дело до конца… — в горле снова встал этот тяжелый вязкий комок, из-за которого мой голос становился больше похожим на звериное рычание, а язык заплетался, что было невыносимо тяжело говорить. Рот снова наполнился слюной. Ком мешал сглатывать, так что я привычно раззявил рот, выпустив язык наружу, заливая потоком слюны футболку Кокуто.

— В прошлый раз ты мне помешал… — я совсем низко опустился к лицу Кокуто, глядя ему прямо в глаза. Язык нетерпеливо заскользил мокрым кончиков по щеке парня, оставляя вязкий блестящий след, дальше растекающийся по коже. — Если я убью тебя в этот раз… ты больше не сможешь мне помешать… — я ощутил под своим языком горячую пульсирующую жилку на шее Микии, так раздражающе и маняще действующую на меня, что захотелось немедленно вцепиться в нее зубами и разорвать… Еще свежее мясо… Я уже чувствовал запах будущей крови. И почти не контролировал себя…

— Видишь ли, Микия. Ты ей не нужен сейчас. Она может даже убить тебя, а потом сожалеть всю жизнь. Я не могу этого позволить. Жаль, маленькая демонстрация безумия Шики Рёги тебя снова не убедила. Бецалелль будет разочарована. Ты ведь ей чем-то понравился, знаешь? Удивительно, чем такой слабак и неудачник привлекает к себе таких опасных женщин.

— Хватит! — Микия дернулся, рывком отвернулся в попытке избежать этого, должно быть, отвратительного ощущения. Но его снова накрывала паника. Дыхание сорвалось, сердце стучало гулко и громко, я чувствовал запах его пота, страха, и у меня кружилась от этого запаха голова. Он словно подставлял мне свое горло. Свежая плоть была так близко, что я не выдержал и впился в нее зубами, стискивая челюсти вполсилы, только чтобы поранить кожу. Кокуто захрипел от ужаса, рванувшись в сторону, вцепившись в мое плечо в попытке оттащить мою голову от своего горла. О, это были почти объятия. На поверхности побагровевшей раны выступили капли крови, которые я не сдерживаясь, аккуратно слизнул.

Кокуто, видимо, забыл, кем я был перед смертью. Неужели он считает, что, если я не разорвал его сразу на куски, это дает ему право так обходиться со мной. Словно я ничего не стою?

— Все так же не можешь дать оценку своей жизни, Кокуто? — не мог сдержать я возбуждения от запаха крови, расплывающегося по воздуху. Как мне бы хотелось, чтобы запах был более насыщенным и густым, чтобы он заполнил всё вокруг, окрасил стены, но что-то, магия Лелль, помогает мне сдержаться. Должно быть, нечто подобное чувствует Шики, чувствуя кровь на руках, но не убивая. Постоянное дразнящее неудовлетворение… И он еще говорит, что понимает ее? Идиот. — Может, на самом деле она не так уж много стоит, раз ты ею так разбрасываешься? — я снова сомкнул челюсти на его шее, надеясь откусить хоть кусок, ма-аленький кусочек.

Но тут он все-таки начал сопротивляться по-настоящему.

Взвыв от боли и вцепившись свободной рукой в мои волосы в попытке оттащить меня от своей шеи, он ударил ногами меня в живот. Я ослабил хватку, и Микия, рванувшись в сторону, перекатился на бок и вырвался-таки из моих объятий.

Я почти не чувствовал боли от его удара, но и вид убегающего сперва на четвереньках, а затем уже на своих двоих Микии, как ни странно, не вызывал у меня особой радости.

Медленно поднявшись с колен, я слизнул остатки крови с губ. Возможно, стоит раз переступить раз черту, нарисованную Лелль. Не убить, но…

Я медленно, как хищник, двинулся к Кокуто, уже не играя, не разыгрывая из себя маньяка, теперь я уже снова был им. И я шел к нему не затем, чтобы «задержать его», как просила Лелль, не затем, чтобы открыть ему глаза или по еще какой-либо столь же абсурдной причине. Я шел к нему, чтобы его съесть. Я не хотел его убивать, но у него наверняка найдется что-нибудь не очень нужное… Не было никаких гарантий, что я смогу остановиться, но мне хотелось его попробовать. Попробовать моего друга, доброго кохая и соперника в любви, Кокуто Микию.

Но меня грубо прервали. В воздухе появился еще один запах, запах концентрированной магии, и исходил он от магического животного вдруг появившегося в пустом окне. Огромная блестящая в свете луны черная кошка запрыгнула в провал окна, желтые прорези глаз лениво оглядели помещение, чуть задержавшись на Микии, и остановились на мне.

Фамильяр Аозаки. Что ж, теперь все действующие лица на месте, как того и хотела Лелль. А у Шики было достаточно времени, чтобы убить горе-мастера и окончательно разбить доброе сердечко Микии. В моем присутствии больше не было необходимости.

— Ты везунчик, Микия, — я посмотрел на него. Заметив фамильяра Аозаки, он тоже прекратил свое бегство и просто сидел, привалившись к стене. Кто знает, может, в моем появлении не было никакого смысла, в таком ничтожном состоянии он не смог бы остановить Шики. И о том, чтобы раздавить в нем волю, позаботилась она сама. — Думаю, просить тебя передать привет Шики бессмысленно?

Не дожидаясь появления рыжей ведьмы, я скрылся на лестничной площадке, планируя найти себе место поудобнее и досмотреть этот спектакль. В числе прочих зрителей, которых собралось уже немало.

_Le petit Renard

========== 3.8 ==========

Крик Микии оглушил меня. Чтобы не слышать его, я рванулась к лестнице, будто за мной гнались все демоны ада. Я чувствовала, как они впиваются своими зубами в мою поддавшуюся страсти душу, разрывают ее на клочки, не давая вдохнуть.

Перепрыгивая через ступени, пролет за пролетом, почти не разбирая дороги, я бежала вверх, стискивая пальцами перевязанную руку. Я пыталась сосредоточиться на физической боли, старалась не думать о том, чтó я только что сделала, но мне казалось, что я все еще слышу крик Микии за спиной, и я только сильнее стискивала пальцы на плече.

Я вылетела на залитую лунным светом крышу.

— Накамура! — мой голос был хриплый, сорванный после долгого бега. — Где ты, чертов ублюдок…

Я не знала, что привело меня сюда, но я чувствовала, что не ошиблась. Накамура был здесь, я чувствовала его азарт и безумие как свои собственные. Он был не один, хотя и не знал об этом. Я чувствовала чужую магию, но кто бы ни был этот маг, он таился и не собирался нападать, потому и мне до него не было никакого дела. Аозаки предупреждала меня, но теперь мне было уже всё равно.

Пытаясь восстановить дыхание, я начала медленно обходить крышу. Мир вокруг мерцал кроваво-багряными всполохами смерти. Я больше не видела предметов, не видела звезд и луны, я видела только смерть и шла на ее зов. Ступив во что-то скользкое, я посмотрела под ноги. Эта была кровь, словно кто-то волоком тащил кровоточащую тушу. Кажется, Накамура звал меня… Он хотел, чтобы я его нашла и оставил мне след, но только не из белых камешков или хлеба, а тот, который подходит нам с ним больше всего.

— Шики, ты снова пришла.

Я обогнула одну из надстроек и увидела мастера. Он сидел верхом на теле девушки, той, которой раньше перерезал горло, и, погрузив пальцы в красную мякоть ее лица, пытался моим ножом отрезать лицевую поверхность ее черепа. Скрежет лезвия по кости отдавался ноющей болью в зубах. Рядом с телом были аккуратно разложены инструменты. Неужели он не мог использовать что-нибудь более подходящее? Я заметила, что правая рука Накамуры была перемотана какой-то окровавленной тряпкой, а нож он держал в левой.

— Я больше не играю в куклы, Шики… Я понял, что все они мертвы, и поэтому не имеет никакого смысла пытаться им угодить. Ты меня понимаешь?

Он поднялся и вытер нож об одежду растерзанного трупа. Взглянув на меня, с сожалением вздохнул.

— Вот и ты больше не выглядишь красивой. Ты тоже мертва, ведь так, Шики?

Накамура все еще не сбросил с себя облик Микии, он выглядел так, словно просто забыл переодеться, но теперь это уже не имело никакого значения. Я знала, что убью его. Так или иначе.

— Не так, как тебе бы того хотелось, Накамура, — усмехнулась я, разглядывая свои пальцы. Сжав-разжав кулак, я подняла глаза на мастера и ринулась вперед, отводя назад правую руку. Безумие придало Накамуре изворотливости, он отклонился и попытался наотмашь ударить меня ножом, но я пнула его ногой в живот, на лету хватая и выворачивая запястье. Раздался противный хруст и я снова, в который раз за эту ночь, увидела полный боли взгляд Микии.

— Больно…

Я выпустила его руку, чтобы поймать нож, и, прежде чем я успела им воспользоваться, Накамура отскочил от меня, нелепо, но одновременно с какой-то звериной ловкостью. Выхватив резак из своего набора, он безумно улыбнулся и бросился к самому краю крыши.

— Давай умрем вместе, Шики! — закричал он в каком-то безумно восторге. — Я люблю тебя… Мы будем вместе навеки!

«Он даже не хромает. Дура…» — запоздало отметила я про себя, медленно приближаясь к нему. Злость снова завладела мной, заглушая боль и чувство вины. Это он был виноват, в том, что я сделала с Микией. Его фиглярство, маски, его безумие, его ложь. Моя слабость сейчас, боль и утекающие силы — тоже его вина.

Я бросилась вперед. Перед глазами вспыхнули линии, пальцы сжали знакомую рукоять, а тьма в душе сладко сжалась в порочном предвкушении…

Лицо Микии распадалось на куски. Безумный глаз на выкате с алыми прожилками капилляров, шрам под развивающейся челкой и блаженно растянутые губы, что-то неясно шепчущие, уговаривающие меня, как ребенка — в одно мгновение всё это мелькнуло перед моими глазами, разваливаясь бессмысленной грудой мертвенно-серых кусков плоти. Пальцы его и без того уже сломанной руки потянулись к моему лицу, но не для того, чтобы оттолкнуть, защититься, вырвать мои глаза, а только, чтобы коснуться.

Он, верно, считал меня своей куклой.

Багряные трещины наполнились кровью и взорвались, опадая серыми кусками мертвой плоти, некогда бывшими пальцами мастера Накамуры. Я встретилась с ним взглядом и успела увидеть в его единственном раскрытом глазу боль, обиду и злость. Так мог бы посмотреть на меня Микия, если бы я не сбежала.

Я снова занесла над ним свой нож, но он успел скрестить с ним свой резак за секунду до того, как я вспорола ему горло.

— Шики, ты не можешь убить меня, — прошептал он губами Микии, — ты не должна.

Резким движением ножа я оттолкнула его от себя, и он, выронив резак, врезался спиной в жесткие оградительные перила и с жалобным вздохом осел, но уже через секунду вскочил на ноги и бросился прочь.

Черт возьми, всё повторяется снова и снова, как заезженная пластинка: ночь в бамбуковой роще, ночь на заброшенном складе, даже ночь с той парализованной психопаткой, страдающей нездоровой тягой к полетам. Так ли мне нужна эта обычная жизнь, если всё это повторяется снова и снова?

— Хочешь проверить? — без всякого выражения ответила я в пустоту, и в несколько прыжков нагнала свою жертву. Зажав нож в зубах, я схватила его за ворот куртки и дернула его на себя, заставляя повалиться навзничь.

Я должна покончить с ним… Я так хочу этого.

Двойник Микии рухнул к моим ногам. Наступив на его правое запястье ботинком, я встала коленом на его грудь и занесла нож над его лицом. Я отчетливо поняла, что должна сделать: вонзить нож прямо в его ненавистное лицо. Провернув его, я поведу в сторону, прямо по багряной линии, распарывающей реальность. И тогда снова всё будет в порядке. Только я и пустота. Никаких эмоций, никаких чувств, никакой слабости. Никакой неуверенности.

Капля крови с моего ножа упала на его щеку, расплываясь под искривлениями линий смерти. Я замерла, глядя, как его лицо, лицо Микии искажается от гнева, страха, обиды, как кривятся его губы, как тянется к моему лицу окровавленная культя без пальцев.

— Ши… Ки…

Его вина? Нет, он только жертва. Такой же слабак, как и я.

Его хрип прервался моим ударом.

Да, я наверняка не прощу себя.

Я вонзила нож в его щеку возле уха и резким движением разорвала его лицо надвое, словно желая вывернуть его наизнанку и воплотить в его лице жуткую улыбку клоуна.

Не прощу, если оставлю жизнь тому, кто стал свидетелем моей слабости.

Он забился подо мной, судорожно кашляя и давясь кровью, хлынувшей ему прямо в горло, заливавшую ему подбородок и стекавшую к ушам. Я немного подвинула колено едва прикрытое лохмотьями юкаты, чтобы не испачкать его кровью…

… того, кто с такой легкостью сорвал с меня все маски. И едва не заставил поверить, что последняя из них — и есть мое истинное лицо.

Я поддела ножом окровавленный пласт его кожи, и она отвалилась, словно кусок мягкой податливой глины, обнажая другие линии, другую кожу, другое лицо.

Я все еще хотела его убить. Это моя сущность, моя жажда, моя страсть и мой грех — то, что скрыто от посторонних глаз. Но это не мое лицо, это тоже маска. Как та, которую вырезал Накамура — «Шиндзя» — демоницы, которая когда-то была женщиной, но утратила человеческие черты, оказавшись во власти злобы, обиды и жажды мщения.

Мое истинное лицо не знаю даже я, его видит только Микия.

Борясь с омерзением, я смотрела в распадающееся под моим ножом лицо Накамуры, обнажающее за трещинами смерти новую личину. Убивая его лицо, я находила все новые и новые изломанные багряные линии, все новые маски, снова и снова. Но, наконец, я увидела источник. Черная переливающаяся вязь пульсирующих вен чужой магии, пронизывающая слабую душу мастера. Я опустила нож в черное брюшко этого переливающегося паучка, крепко вцепившегося в Накамуру своими множественными лапками, и провернула лезвие.

Лицо Накамуры стало прежним. Грязным и окровавленным, но тем, которое я видела там в уютном дворике его дома. Он был без сознания, возможно, стал «овощем» от моих манипуляций, но он, несомненно, был жив, я сдержала обещание, остальное неважно.

Поднявшись с колен, я с трудом сделала несколько шагов к лестнице и оперлась рукой о бетонную стену рядом с дверью. Моя рана все еще кровоточила, я чувствовала дурноту и головокружение, но всё было уже кончено.

Простит ли он меня?

***

Не знаю, как я оказалась сидящей на бетонном полу. Я закрыла глаза всего на мгновение, но, кажется, прошло гораздо больше времени.

Нужно уходить.

Болезненно поморщившись, я попыталась подтянуть ноги. Внутренности скрутило раскаленным жгутом, и я почувствовала как рот переполняется кровью. Нож, который, как оказалось, я все еще бессознательно сжимала в руке, с противным скрежетом царапнул бетон, и я разжала ладонь, выпуская его из пальцев. Мои пальцы, ладонь, предплечье выше выше запястья покрывали грязные бурые пятна. Оборванная юката вся была пропитана кровью — моей, Накамуры, той неудачливой девчонки, его жертвы. Ее тошнотворный запах укутывал меня с ног до головы. К этому я стремилась? Думаю, да. По крайней мере часть меня была удовлетворена.

Я прикрыла глаза и откинула голову назад, чувствуя, как губы раздвигает противоестественная улыбка.

Всё кончено. Нужно уходить. С минуты на минуту здесь будет полиция. Но мне хотелось посидеть так еще несколько минут, закрыть глаза, уснуть, забыться. Я знала, что это признаки потери крови, и самое последнее, что стоит теперь делать, это сидеть тут с закрытыми глазами, но внизу меня ждало объяснение с Микией, поэтому я медлила. Я не хотела его видеть сейчас. И не хотела, чтобы он видел меня такой.

Но моему желанию не суждено было сбыться. На лестнице раздались шаркающие шаги, тяжелое загнанное дыхание и я поняла, что это Кокуто. Пришел меня остановить. Спасти от самой себя. Простить?

Черт, нужно было убраться отсюда раньше.

Комментарий к 3.8

Инструменты мастера Накамуры: http://www.tatianka.ru/userfiles/images/1283801866.jpg

========== 3.9 ==========

Маги не опаздывают, маги приходят тогда, когда нужно их вмешательство. Так, кажется, говорил маг в одной небезызвестной книжке оксфордского писателя-лингвиста. И, кажется, я пришла очень вовремя.

Как я и предполагала, расклад вырисовывался интригующий. Часовая Башня подразумевалась как само собой разумеющееся, их я даже в расчет не брала. Нет, здесь действовал кто-то другой. Причем по чужой наводке. Напоминало матрешку. Чем больше слоев видимой шелухи я снимала, тем неожиданней и интересней становилось. Последовав совету Шики, я покинула свою безопасную, но изрядно надоевшую нору, и закинула Охотникам наживку, которую они должны были заглотить. Но почему-то этого не сделали, хотя должны были повязать меня и отправить в Лондон под печатью.

Почему этого не произошло? Напрашивался наиболее очевидный вывод: я им не нужна. Точнее не я. Даже Лелль, будь проклята эта стерва, и того активнее предпринимала попытки навредить мне, чем посланные за мной ищейки Часовой Башни. И по той расстановке сил, что я узнала от Шики, из газет, от своих информаторов и слежки, я пришла к крайне любопытным выводам. Не будь Корнелиус мертв, я бы заподозрила, что тут не обошлось без его вмешательства, потому что так филигранно расставить фигуры и при этом остаться в тени — это нужно было обладать врожденным талантом, который, безусловно, был присущ новоизбранному и, увы, уже покойному настоятелю аббатства Спонхейм.

Появившуюся третью силу, которые газетчики записали в подражатели Кровожадному чудовищу, я, по правде, не взяла в расчет. Это могло быть совпадением, провокацией, не укладывающимися в мою схему. Но теперь я поняла, насколько я ошибалась.

И эта ошибка едва не стоила моему помощнику жизни. Уболтав Дайске и заморочив голову парочке сопровождавшим его копам, я едва ли поверила своим глазам, связанным заклинанием в этот момент с моим фамильяром. Пожиратель, оказывается, тоже был тут, более того, им оказался покойник Ширазуми. Это вдребезги разбивало все те догмы, которым мы следовали до этого дня, которые были для нас еще большим абсолютом, чем для науки — ньютоновская механика. Жаль, не получилось пообщаться с ним лично. Очень-очень жаль. В тот момент, что я подошла к оконному проему, оживший пожиратель устремился прочь. Он, конечно же, узнал моего фамильяра, и отправлять кота за ним было бы расточительством, гарантированной потерей. А фамильяр мне еще пригодится.

— Ширазуми Лио. Живой и во плоти. Кто бы это ни сотворил, признаю, ему удалось меня удивить, — я шагнула в оконный проем и огляделась по сторонам в поисках других действующих лиц. Под моими ногами загнанно дышал Кокуто, который как свалился на пол, когда убегал от Ширазуми, так и пребывал в том положении. Вроде бы, даже не погрызенный, но, как всегда, побитый и в крайне нелицеприятном виде.

— Кокуто, — я рывком вздернула парня за шиворот и поставила на ноги. Ну это было громко сказано — на ноги. После пережитого ноги у него до сих пор подгибались и дрожали.

— Т-токо-сан… — Кокуто еще и заикался. Крепко же ему досталось. На старые-то раны еще и повторение, как по нотам. Я быстро оглядела парня на предмет ран, отметила подтеки крови у него на шее, запачкавшим разорванный воротник футболки. Легко отделался. Мог бы уже лежать с прокушенным горлом.

— Ничему тебя жизнь не учит. Вечно в крови, побитый, — прокомментировала я, мысленно отправив фамильяра обследовать весь темный холл, и отряхнула плащ от строительной пыли. — Твой кузен уже здесь, они будут здесь с минуты на минуту, хоть я просила Дайске потянуть время.

— Аозаки-сан, — Кокуто, как всегда, быстро взял себя в руки, голос был охрипший, но уже не дрожал, — вы видели?

— Да. Ширазуми Лио, — я подошла к голой бетонной стене и ковырнула ее ногтем. Рядом замер мой теневой кот. — И Накамура, я полагаю?

— На него охотится Шики, — Кокуто тяжело двинулся к лестнице, хромая на больную ногу сильнее обычного. — Я должен ее остановить.

— Пожиратель все еще где-то в здании, — напомнила я, чертя пальцем невидимые человеческому глазу формулы на бетонной стене. Ну так и есть. Все здание буквально опутано специальной сеткой, позволяющей отслеживать любые перемещения находящихся здесь людей. Достаточно долгий ритуал, который даже за час не подготовишь. — Как и маг, причастный к его возвращению.

— Маг? — Кокуто замер в дверном проеме.

— Просто так из мертвых не возвращаются. Тут не обошлось без мага. Мага не под печатью, наделенного огромной силой и способностью избегать воздействия контр-силы, — я достала из пачки сигарету и прикурила, после чего резким росчерком начертила в воздухе тлеющую руну.

Все стены опутала едва заметная светящаяся сеть переплетающихся линий, которая погасла спустя несколько секунд. Микия ошеломленно озирался по сторонам.

— Я должен ее найти, — повторил он хрипло и похромал по лестнице вверх. И я знала, что даже если ему сейчас сломать обе ноги, его это не остановит. Я проводила его задумчивым взглядом, затягиваясь сигаретой.

— Тогда тебе лучше ее разыскать, пока Дайске не начал облаву. Он и так, кхм, недоумевает, почему в этой истории с Накамурой снова оказался замешан ты и почему я организовала подкуп должностного лица, — громко сказала я ему вслед. Может, все же стоило сказать Кокуто про работающий лифт?

Кто бы ни был этот маг, сотворивший такое с игрушкой Арайи, он определенно гений. Каким-то образом этот маг ухитрился не просто собрать груду мертвой плоти в одно целое, но и вложить в оболочку стертую Шики запись Акаши под названием «Ширазуми Лио». Неужели кто-то сумел добиться невозможного — достичь Спирали Истока и вдобавок еще и вернуться оттуда со способностью, равной по силе с Глазами Восприятия Смерти Шики? Но почему тогда еще весь мир не развалился на части от действия контр-силы? Отдача должна быть такая, что эта выходка должна была уничтожить не только пожирателя, но и его второго создателя. Если уж даже Арайя, положивший жизнь на осознание принципа действия Спирали, не смог избежать отката, то что уж говорить сейчас?

Мои марионетки, абсолютные копии меня самой — все же копии, когда как пожиратель был — настоящий, в этом я была уверена абсолютно. Отрицание смерти.

Противодействие самому Истоку, всему изначальному.

Пожалуй, действительно, стоит последовать за Кокуто. Это здание была одна большая ловушка. Предположительно, для Шики. Кому-то было важно, чтобы она пришла сюда за маньяком-убийцей, обретшим сверхъестественные способности. Как и то, чтобы Кокуто не успел ее остановить. Если бы оживший пожиратель хотел убить парня, он бы сделал это без колебаний. В том состоянии, в котором Ширазуми пребывал в феврале, он уже должен был распрощаться с рассудком и полностью раствориться в своем истоке хищника. Нужно расспросить Кокуто про поведение Ширазуми. То, что я застала, напоминало попытку нападения. Мой фамильяр отчетливо улавливал исходящую от Ширазуми жажду убийства. Возникает справедливый вопрос — что делал здесь пожиратель? Похоже, что неизвестный маг, сотворивший невозможное, имеет самое прямое отношение к Ширазуми и к Накамуре. Если уж он смог вернуть к жизни мертвеца, то что ему стоит изменить человека?

Теневой кот застыл изваянием перед выходом на лестницу. Тонкий хвост хлестнул, точно хлыстом, по его бокам, из глотки вырвалось низкое рычание.

Ну наконец-то. Хоть какая-то определенность.

— Этот барьер работает в обе стороны, в курсе? — громко спросила я, выдохнув дым. — И его ставила не ты. Боишься выступить в открытую, Бецалелль?

Я ощущала, как вокруг сгущается тьма, в которой шевелились и поднимались тени. Так, одно мы знаем точно. Здесь, как минимум, двое магов. Тот, кто создал этот барьер, сделал все строящееся здание своими глазами и ушами, и та, кто воспользовался его помощью, чтобы поквитаться со мной.

— Нет, — донесся откуда-то гулкий ответ. Я узнала этот голос. Действительно, она.

— Ну надо же. Что тебе посулил твой приятель? Ты же понимаешь, что даже если ты выступишь против меня, тебе все равно конец? — я пошевелила пальцами, подзывая к себе своего кота. Фамильяр замер рядом со мной, словно обсидиановая статуэтка, изредка переливающаяся багровым глубинным пламенем.

— Ты ошибаешься, — прозвучал ответ.

Ого. Я иронично приподняла бровь. Предсказуемая обидчивая кудрявая овечка сейчас только что предъявила права то, чтобы стать волком. Это становится интересно.

— Это ты навела на меня Охотников Ассоциации? В который раз. Не проще ли бы было дождаться их вмешательства, наблюдая за спектаклем с безопасной галерки? — язвительно поинтересовалась я, краем глаза следя за сгущающимися вокруг тенями. Их было много, очень много. Похоже, барьер был двухслойный, и теперь они шли отовсюду.

Послушался легкий звук шагов. В полосу лунного света, падающего с пустого оконного проема, вышла Лелль. Она почти не изменилась. Маленькая, миниатюрная еврейка с копной кудрявых темных волос в длинной мешковатой юбке и свитере. Она могла бы сойти задевочку-подростка, не знай я, что мы с ней почти ровесницы. Разве что выражение лица и громадных темных глаз выдавали ее. В них была уверенность. Абсолютная уверенность в собственной правоте и непогрешимости. Она не побоялась показаться мне на глаза, зная, что проживет после этого недолго. Даже если она настрогала сотню големов, эти заготовки все равно останутся ее марионетками, ей придется давать каждому команду, а когда их больше десяти, ты рискуешь заработать взрыв мозга. Почти в буквальном смысле. Были у меня на практике случаи, когда неопытные маги умирали от перенапряжения. Уж в чем, но в одном я была уверена точно — Лелль не боец, ей не приходилось сражаться столько, сколько мне. Главная ошибка начинающих кукловодов заключается в том, что они все пытаются компенсировать количеством, а не качеством. Я еще в академии поняла, что пусть у тебя будет лишь одно чудовище, но это чудовище будет сильным, как дьявол.

— Нет. Уже нет, — коротко ответила алхимичка, сжав в обеих руках увесистые стопки со словами активации. Она что, и вправду задумала биться со мной? Когда она стала такой уверенной в своих силах? Скорее всего, она будет меня отвлекать, пока меня окружают Охотники, и потом они уже ударят все вместе. А значит, нужно сделать ход первой.

— Подглядывать нехорошо, — отрывисто бросила я и окурком сигареты начертила в воздухе несколько рун. Я тоже могу устанавливать барьеры и, естественно, знаю, как их уничтожать.

Руны полыхнули синим огнем, окружив меня пылающей вязью, и взорвались. Энергия вложенного мной заклинания разошлась вокруг, словно ударная волна. Пол, стены, потолок темного холла расцвели хаотическим узором пульсирующих линий и в ослепительной вспышке погасли, явив колышущуюся черную массу с поблескивающими углями глаз.

Вот же ж черт! Эта психопатка создала сотни две големов!

Которые лавиной обрушились на меня.

Пожалуй, лишь в одном с Лелль мы оказались солидарны. Ни одна из нас не хотела, чтобы нас прерывали. Наши руки взлетели одновременно — окна и дверные проемы, стены, потолок и пол опутала пульсирующая сетка нового барьера. Красная энергия сплеталась с синей, образуя непроницаемый извне заслон, куда теперь не смогут проникнуть полицейские.

Мой теневой кот грозно взвыл и устрашающе выгнул спину, теперь в его голосе отчетливо прослеживались голоса иных зверей, словно одновременно рычали гиена, пантера и ревел аллигатор. Стремительно увеличившись в размерах, заполнив, казалось, все помещение вокруг фамильяр утратил материальность и с пронзительным криком взорвался, обрушившись на хлынувшую на меня со всех сторон лавину големов. И пускай мое чудовище за две секунды уничтожило несколько десятков, положение это не спасало. Они не просто перли массой, как зомби в дешевых американских фильмах, они прыгали сверху, бросались на меня снизу, от ударов моего чудовища увертывались, как будто они ПОНИМАЛИ, что происходит.

Происходящее все больше напоминало антимагический бред.

— Как ты этого добилась? — выкрикнула я, управляя теневым котом, крушащим ряды големов, и одновременно создавая огненные руны, выжигающие в наседающей на меня толпе целые просеки. — Они что, автономные?

— Полностью автономные. Они разумные, с инстинктом самосохранения, — подтвердила кудрявая волчица.

— Он их не спасет. Тебя же не спас, — я влила в свою марионетку еще больше сил, увеличив ее скорость и усилив, но часть големов переключилось на самого фамильяра. Теперь они атаковали, бросались на мечущееся теневое чудовище, пытаясь подавить его массой. С десяток поумневших тварей кинулись на меня со всех сторон, и пришлось ослабить контроль над котом. Кажется, это экстренный случай.

Я выкрикнула кодовое слово активации и сломала печати, которые когда-то давно нанесла себе на тыльные стороны ладоней. Никогда не думала, что придется использовать это заклинание в ближнем бою. Кисти рук объяло синеватое пламя. Взмахнув правой рукой, я припечатала четверых кинувшихся на меня тварей, которых тут же объял огонь. Левой рукой я оставила в воздухе тлеющийся росчерк, обрушившийся по дуге на подступавших с другой стороны. Это заклинание действует от силы пару минут, а я не Шики, чтобы голыми руками разрывать нападавших. Зато позволяет воздействовать напрямую и создавать руны мгновенно, без предварительной подготовки. Как и подготовить мощное подходящее заклятье, пусть ради него и придется пожертвовать моим фамильяром.

С пронзительным криком кот проредил полчища нападающих и вернулся ко мне. По моей команде огненно-черная лента тела моего чудовища обвилась вокруг меня, словно кокон, двигаясь с немыслимой скоростью и сливаясь в единую пылающую сферу, которую я начала запитывать магическим огнем. Големы перестали наседать. Если они и впрямь наделены разумом, как сказала Лелль, значит, они должны почувствовать, что сейчас последует.

Окутывающий меня защитный кокон взорвался. Вся энергия, вложенная мной в фамильяра и саккумулированная высокой скоростью и компактной формой, рванула не хуже бомбы. Ударной волной из магии и огня всех големов смело и уничтожило буквально на месте. Лелль постигла бы та же участь, если бы ее творения не сгрудились перед ней заслоном и закрыли ее собой. Магический взрыв уничтожил големов и с чудовищной силой отбросил взвизгнувшую алхимичку на несколько метров. Бецалелль с криком ударилась спиной об противоположную стену и свалилась кулем на бетонный пол.

Откашлявшись, я поднялась с коленей и отбросила с лица подпаленные волосы. Кожа рук неприятно саднила и воспалилась, надо будет кремом смазать. От моего теневого кота ничего не осталось, как и от големов Лелль и защитного барьера. Я уже слышала голоса, доносившиеся снаружи. Да и сколько Дайске мог тянуть с исполнением своих должностных обязанностей?

— Где же теперь твоя самоуверенность, Лелль? Ты все еще думаешь, что ты мне ровня? — хрипло спросила я, направляясь в противоположный конец холла, где стонала и ворочалась на полу кудрявая овечка, так неудачно примерившая шкуру волка. — Или, может, ты ожидала, что пока ты бьешь меня и тешишь свое самолюбие, твой могущественный приятель придет к тебе на помощь? — я почувствовала на губах металлический привкус и провела по ним запястьем. На коже остались маслянистые темные разводы. Похоже, у меня пошла носом кровь. Вот уж что называется — малой кровью отделались.

Алхимичка с трудом приподнялась на локтях. Вот ей повезло намного меньше меня. Из-под кудрявой копны у нее по побледневшему лицу стекала кровь, губы подрагивали, а глаза расширились от страха. Я размазала носком туфельки по бетону то, что осталось от ее слов активации, и выжидающе посмотрела на алхимичку.

— Они не придут, если ты уже не поняла, — ухмыльнулась я. — Я лишилась по твоей вине неплохого фамильяра, но я и сама могу убить тебя.

Я подняла руку для активации огненной руны, выжигающей объект дотла, но краем глаза заметила быстрое, почти неуловимое глазу движение. Я не успела среагировать. Меня пихнули в левое плечо с такой силой, что я чуть было не полетела кубарем. Моей подготовки хватило, чтобы упасть на одно колено и поймать равновесие, чтобы контратаковать, но от увиденного у меня расширились от удивления глаза. Этого я не ожидала.

Он был быстр. Очень быстр. Настолько быстр, насколько может быть оживший пожиратель с пробужденным истоком. Я так и не поняла, откуда он выскочил, но Ширазуми не медлил. Он метнулся к алхимичке и подхватил ее на руки, после чего скакнул звериным прыжком к оконному проему.

Я могла бы попробовать кинуть в него какое-нибудь заклинание, но я понимала, что все равно не успею. Поэтому лишь активировала заготовленную руну.

Фигуру убегающего Ширазуми расчертили огненные линии. Это было похоже на линии смерти, как описывала их Шики. Но это было другое. Пылающие линии проступали на руках Ширазуми, ногах, расходились лучистым узором по спине между лопаток. Пожиратель в то же мгновение скрылся снаружи, а я осталась сидеть посреди опустевшего холла, где ничто не напоминало о произошедшей недавно стычке между двумя магами.

Благодаря этому сражению, я теперь знала несколько важных вещей.

Во-первых, пожиратель был настоящим, буквально собранный по частям.

Во-вторых, он защищает Лелль, что тоже наводило на определенные и парадоксальные мысли.

Из этого логически вытекало третье — Лелль набралась нахальства в открытую померяться со мной силами, хотя она все эти годы избегала прямых столкновений. И ее големы стали разумными, сравнимыми с полноценными живыми существами, что само по себе было невероятным.

В-четвертых, в нашем противостоянии замешана третья сторона, которая должна была прийти Лелль на помощь, но так и не пришла. И последнее. Кто бы он ни был, он имеет отношение к Часовой Башне и обладает очень высокими полномочиями.

А еще мы в здании, оцепленном полицией. По сравнению со всем произошедшим, это уже казалось досадной мелочью.

_RinaCat

========== 3.10 ==========

Опять все повторяется. Почему сегодня все повторяется? Почему не повторяются какие-то счастливые моменты? Почему обязательно она должна быть в крови, тяжело ранена, раздавленная ощущением собственного греха и едва не поглощенная прожорливой пустотой своего истока?

Шики полулежала, привалившись к стене, избитая и окровавленная, остатки кимоно свисали лохмотьями, почти полностью обнажая ее ноги, а те, что я использовал в качестве бинтов, полностью промокли от крови. Она казалась мертвой, и я двинулся к ней, волоча за собой ногу и цепляясь за стену, как пьяный, но Шики пошевелилась и открыла глаза. Жива. Я с облегчением опустился на пол метрах в двух от нее и откинул голову на стену. И зря — я совсем забыл о ране на голове, там, где воскресший семпай меня приложил об бетонный пол. Перед глазами заплясали красные пятна. Еще одна хорошая новость, радость от которой Шики едва ли когда-либо разделит… Вспомнив об его укусе, я потер шею. Нет, об этом Шики пока лучше не знать.

Тем не менее семпай был прав. Всё было кончено. Я зря так спешил, Шики, как всегда, справилась со всем сама. Своим способом. Без разговоров, увещеваний, зато с избытком крови и боли. Когда-нибудь этот избыток поглотит ее целиком, и этот бой станет для нее последним.

В свете луны я видел распростертое тело Накамуры, вокруг которого чернела лужа крови, а от нее разводами и кляксами тянулись следы Шики. Еще одно пятно чернело совсем рядом, будто чья-то ладонь уперлась в пол — похоже, она упала. Внутри у меня всё сжалось от жалости.

Наверное, я действительно дурак, как меня заклеймил только что семпай, раз всякий раз жалею ее, а не тех, кто страдает от ее руки. Даже то, что Шики сделала со мной — изощренно подло, как могла только она — не имело теперь никакого значения. Единственное, что меня пугало сейчас, что она снова замкнется, закроется от меня в своем коконе, и из стыда за то, что сама же и натворила, наговорит еще больше злых и несправедливых глупостей — столько, сколько даже я не смогу простить. Я молчал и бездействовал, надеясь, что она заговорит первой. Если Шики сделает первый шаг, то наше счастье еще можно будет спасти.

— Не нужно было приходить сюда, — ее голос был хриплым, словно после долгой болезни, но я улыбнулся, услышав его. Она нашарила на полу нож и, сжав его в ладони, оперлась рукой о стену, пытаясь подняться на ноги. Почему-то мне пришло в голову сравнение с насупившимся ребенком, который знает, что виноват и хочет просить прощения, но боится, что его не простят, и начинает заранее дуться. Дурочка… Встать у нее получилось, но, постояв пару секунд, она снова опустилась на пол, сделав вид, что передумала. Дурочка и есть. Несмотря на ее суровый вид, это меня развеселило, а то, что она всё-таки начала «извиняться» первая — обнадежило.

— «Пришел» — это сильно сказано, — ответил я, и это получилось даже легче, я чем надеялся. Шики отвернулась и уставилась в стену, а я, решившись, подполз к ней на четвереньках и осторожно сгреб в охапку, прижимая ее к себе.

— В следующий раз тебе придется отрезать мне ноги, хотя, наверное, я все равно поползу даже так.

Хороши мы с ней, конечно, и явно стоим друг друга — окровавленные, чумазые и оборванные. Прижавшись щекой к ее мокрой от крови щеке, я зарылся пальцами в ее липкие волосы, пропуская их сквозь пальцы, отводя их с лица, а другой рукой обнял ее настолько крепко, насколько это было возможно, чтобы не причинить ей дополнительной боли.

— Ты больной извращенец, Микия, — ответила она, но я почувствовал, как она расслабляется в моих объятиях и обнимает в ответ. Я нашел ее губы и поцеловал. Глупая, упрямая, невероятно сильная и в то же время такая слабая и беззащитная Шики…

Внизу уже заливались сирены, нарушая наш романтический момент на крыше. Кое-как поднявшись на колени, я, опираясь одной рукой о стену, а другой не выпуская Шики, попытался встать, но обычно легкая, как пушинка, Шики оказалась вдруг невыносимой тяжестью. Ноги у меня подогнулись, и я плюхнулся обратно, больно приложившись копчиком об плиты, покрывавшие крышу. Благо, Шики удалось удержать от окончательного падения, иначе беды не миновать. Она навалилась на меня сверху, и это было получше, чем на пол.

— Прости… — представив себе весь комизм ситуации, я не смог сдержать смеха. — Думал, смогу понести тебя, но, кажется, переоценил свои силы.

Охнув и поморщившись от боли, Шики завозилась на мне, видимо, наказывая за эту нелепую попытку, и попыталась встать, но потом передумала и улеглась обратно.

— Мне кажется, — начала она менторским тоном, положив голову мне на грудь и обхватив меня здоровой рукой. — Что из-за всей этой ненормальной жизни ты тронулся умом, Микия. Иначе мне никак не понять, как тебе в голову приходят такие гениальные идеи.

Она была права: в эту минуту, под вой сирен на крыше рядом с телом (убитого?) Накамуры и ею же избитый, я был счастлив, как никогда. Обняв ее, я засмеялся.

С неба на нас смотрели тысячи звезд.

Через несколько минут раздался скрежет, а еще через пару секунд характерное покашливание. Я открыл глаза и встретился с насмешливым взглядом Аозаки-сан. Она с любопытство оглядела нас с Шики, как какой-нибудь чудаковатый артефакт.

— Я, конечно, всё понимаю, Микия. Романтика, кровь, трупы… как раз во вкусе твоей девушки, но всё же не самое удачное время, чтобы миловаться, не находишь?

— Токо-сан… Лучше бы подняться помогли, — укорил я магичку, которая бесцеремонно переступила через нас и двинулась к лежащему в нескольких метрах от нас телу мастера.

— Ну, дела… Да на нем лица нет! Причем в прямом смысле — месиво.

От этой реплики что-то во мне оборвалось и рухнуло во тьму. Убит? Она всё-таки его убила? Мне казалось, что мне всё равно, что я люблю и прощу ее, что бы она не сделала, но всё же… Всё же я помнил мастера до того, как он стал таким. Я понимал его, понимал его отчаяние и то, что он не по своей вине стал убийцей. Никто не заслуживает смерти. Внезапно, словно дежавю, меня накрыло ощущение повторения: я обнимаю Шики, а рядом обезображенные останки того, кто некогда был человеком. Он теперь жив, но имеет ли это значение. Она убила его, а теперь убила во второй раз… А что если потом будет третий?

— Он жив, — громко бросила Токо, и я с облегчением выдохнул. С трудом приподняв голову, я прижался губами к макушке Шики, которая, как оказалось, лежала с открытыми глазами, но не смотрела на меня. Только сейчас я понял, что она не ответила на язвительные замечания Токо и лежала тихо, словно затаившись, прислушиваясь к чему-то.

— Шики? — я понял к чему она прислушивалась, но, словно пытаясь перебить сам себя, отвлечь от тяжелой мысли, что незваной пришла мне в голову, я завозился и попытался сесть. — Токо-сан, помогите вытащить Шики отсюда. Ей срочно нужен врач.

— Это тебе нужен врач, Микия, — проворчала Шики и, опираясь о меня рукой, встала. — Дурак.

Она отошла от меня к Токо и, остановившись с ней рядом, сказала:

— Он принял облик Микии. Не только лицо, а полностью и очень надолго. Так что маг поработал с ним весьма основательно.

— Тонко все рассчитали, — согласилась с ней магичка. Они обе стояли ко мне спиной, всем своим видом показывая, что я лишний в этом взрослом разговоре. Мне только и оставалось, что подвинуться обратно к стене и ждать, когда они соизволят обратить на меня внимание.

— Нашего недавнего зрителя ты и сама почувствовала, не так ли?

— Почувствовала, — магичка зачем-то ковыряла наманикюренным ногтем пыльный бетон, а Шики возвышалась над ней, как Пизанская башня, кренилась, но пока не падала. — Более того, он наблюдал за действом из первого ряда. Похоже, его-то и дожидалась на выручку Бецалелль. Но у этого Шекспира были другие планы. Позже расскажу, — махнула она рукой, видимо, на вопросительный взгляд Шики. — Маски, зрители, театр — это всё занятно, но пора сбросить все маски. Этот акт закончен.

— Кажется, я сыграла свою роль, — пробормотала Шики.

Токо-сан несколько мгновений вглядывалась в лицо Шики, потом подставила ей плечо, чтобы она могла о него опереться, и обняла ее за талию.

— Брось, Шики. «Шиндзя» — не твоя маска, — не давая ей ответить, Аозаки повернулась ко мне. — Микия, поднимайся, хватит загорать. Накамура остановлен далеко не крепким словом, а отрубленные пальцы чести вам не сделают в полицейском протоколе. Конечно, я бы хотела остаться здесь подольше и повынюхивать, но увы.

Подойдя ко мне, она помогла мне подняться, точнее бесцеремонно потянула меня за шиворот.

— Да, что с тобой такое? Ты что, пробежал двадцать лестничных пролетов, когда есть замечательный работающий лифт? — она осеклась, заметив выражение моего вытянувшегося лица. Согнуться от хохота ей помешала только Шики, которая держалась в вертикальном положении только ее усилиями.

Едва добравшись до машины Токо-сан, Шики рухнула на заднее сиденье и, поджав под себя ноги, уснула. Или потеряла сознание — выглядело это очень похоже. Сам же я, вопреки первоначальному желанию улечься рядом с Шики, сел на переднее сидение рядом с Аозаки.

— За Шики начала охоту Ассоциация Магов, Микия, — негромко начала она, заводя машину, — причем я уверена, что этот кто-то действует не напрямую от Часовой Башни. Не их методы. Ловля на живца, эксперименты на людях, слишком много вони и бюрократии. Дуру Лелль тоже использовали. Она поднаторела в алхимии, но, кажется, сама не понимает, что творит. Иначе не проиграла бы мне.

Нам чудом удалось проскочить оцепление. Взглянув в зеркало заднего вида на Шики, Аозаки перевела взгляд на меня.

— Позвони ее телохранителю, как его… Акитаке. Скажи, что нужна медицинская помощь и что я согласна предоставить в их распоряжение свою мастерскую. Они могут прооперировать Шики прямо там.

Сотовый телефон в моих руках дрожал.

========== 3.11 ==========

— Акитака, какого черта я тут делаю? Домой хочу.

Невозмутимое лицо моего слуги, видимо, решившего на этот раз попробовать себя в качестве моей сиделки, выплыло из полумрака готичной мастерской Токо и зависло надо мной. Даже среди безжизненных кукольных масок его лицо не выглядело более живым.

— Доктор рекомендовал вам покой, одзё-сама. Пожалуйста, не пытайтесь встать.

— Какой, к черту, покой? Ты предлагаешь мне свернуться калачиком и поспать прямо на этом столе?

Голова раскалывалась, меня мутило от наркоза и от самой себя, но я все равно попыталась сесть, опираясь только на правую руку, потому что левой у меня по-прежнему не было.

— Почему она ее до сих пор не прикрутила? — сквозь зубы прошипела я, исподлобья глядя на нахмуренного телохранителя. Ему не нравилось смотреть, как я корячусь под тонкой простынкой с трубками капельницы в оставшейся руке и причиняю себе лишнюю боль из-за гордости. Если не сказать глупости. Но мне нравилось видеть на его невозмутимом лице беспокойство. Это было верхом неблагодарности, учитывая, что Акитака пошел против правил, не сообщив об этом инциденте в Главный Дом, но я могла себе это позволить.

— Одзё-сама, будьте благоразумны, — не выдержал он, наконец, — вам нужен отдых и покой. В поместье обеспечат все надлежащие условия и уход.

— Нет, Акитака, это не их дело, — я улеглась обратно, морщась от боли. Перед глазами плясали пятна, под диафрагмой что-то сдавило, затрудняя дыхание. Так тебе и надо, Рёги Шики. Так глупо попасться на удочку этого бесхребетного маньяка-дилетанта, и ты себя называешь охотницей на монстров? — После того, как я поговорю с Токо и она прикрутит мне мою чертову руку, отвезешь меня домой. В мою квартиру. Что с Микией?

— Кокуто-сан спит.

— Хорошо.

Я отвернулась от Акитаки, который замер, скрестив руки на груди, ожидая от меня дальнейших распоряжений. Это меня и устраивало, и раздражало в нем: вышколенный пёс, образцовый слуга наследницы клана.

— Скажи, Акитака, — я поглядела на трубки, уходящие из моей руки к капельнице. — Если я умру, ты совершишь сеппуку?

— Если вы этого пожелаете, одзё-сама, — голос Акитаки звучал ровно и спокойно, — после того, как я отомщу за вас.

— А если этому воспротивится мой отец?

— Вы — моя госпожа, одзё-сама.

— А ты не думаешь, что кодекс Бусидо несколько устарел в наше время?

— Нет, одзё-сама. Я думаю, понятие чести и преданности не могут устареть. Я надеюсь, что вы тоже помните об этом, и впредь будете осторожнее.

Я издала смешок.

— Иногда я не могу отвечать даже за себя, Акитака, а вы требуете от меня управлять целым кланом. Разве не смешно?

— Простите, я позволил себе лишнее, — Акитака поклонился и вдруг улыбнулся. — О лучшем наследнике мы не можем и мечтать, Шики-сама.

— Что ты знаешь о тех людях, что интересовались мной? — я предпочла сменить тему. — Среди них была женщина?

— Нет. Это был мужчина, иностранец. Он назвался Робертом Браунингом, но, вероятно, имя вымышленное. Волосы примерно до плеч, шатен, одет старомодно. Он исчез сразу после встречи с вашим отцом. Другие партнеры, присутствовавшие на встрече, ничего о нем не знают, кроме того что он богат и занимается благотворительностью. Ненавязчивые поиски ни к чем не привели.

— Англичанин?

— Вероятно. Переговоры велись по-японски. Он говорил с акцентом, но каким — я затрудняюсь сказать.

— Наверное, англичанин, — заключила я. Токо все уши протрубила про Лондон, откуда ему еще быть?

Раздался щелчок, и приятный полумрак сменился взрывом ослепляющего света. Каблуки Токо деловито процокали к столу.

— Я вижу, вы время зря не теряете, — она уставилась на меня поверх своих очков, потом скосилась на Акитаку.

— Акитака, опиши этого Браунинга Токо, — велела я, жмуря глаза от света и отворачиваясь. Акитака повиновался, но Токо не признала в нем никого из своих знакомых.

— Полагаешь, это наш любитель театра?

— Возможно.

— Как, говоришь, его зовут?

— Роберт Браунинг.

Она присвистнула и отдернула простынь, склоняясь надо мной.

— Если это один и тот же человек, то он еще и любитель поэзии, — она пощупала мое плечо, затем пошла к своим стеллажам. — Так звали одного известного британского поэта.

«Самоубийцы-ивы, без листвы,

Отчаялись замаливать грехи,

Их корни безнадежны и сухи —

Распороты здесь мирозданья швы», — продекламировала Токо, поворачиваясь ко мне. — Интересно, почему Браунинг?

— Меня больше интересует, что ему от меня нужно.

— Думаю, мы в скором времени об этом узнаем, — она выразительно посмотрела на Акитаку, и после моего кивка он почтительно поклонился и вышел. — Его привела сюда глупышка Бецалелль, значит он связан с Ассоциацией. Но есть несколько «но». Во-первых, этот «Браунинг» не очередная «ищейка», а кто-то рангом повыше и поумнее. Во-вторых, его действия, или точнее бездействие, говорят о том, что действует он не от лица организации. И, наконец, в-третьих, ты его интересуешь больше, чем я.

Токо вернулась к столу и положила искусственную руку рядом с обрубком моего плеча.

— Лелль рассчитывала на его помощь, но у него оказались свои планы на этот счет. Ей пришлось выйти против меня самой. Но ей это не помогло.

— Ты убила ее? — спросила я, поворачиваясь на бок и встречаясь глазами с Токо.

— Нет, но вряд ли она еще раз полезет на рожон.

— Ты ее уже недооценила, и нам это многого стоило, — жестко возразила я. — Мастер — дело ее рук? Големы? Подражатель?

— Да, — неохотно признала Токо, прилаживая искусственную руку к моему плечу. — Ты права, она преподнесла немало сюрпризов, но с ней покончено. Я сама с ней разберусь. Забудь о ней.

— Забыть? Она привела Микию к этому зданию, она сделала из Накамуры мясника и Ноппера-бо, и она завлекла меня в эту ловушку. «Кикути-сан» — невинная овечка, которую примчался спасать Микия. Я его чуть не убила из-за нее, и ты предлагаешь мне это забыть? — той же рукой, которую Токо мне едва прикрутила, я схватила ее за плечо и приподнялась на правом локте. — Эта дрянь меня подставила и разозлила, думаешь, я смогу после всего отпустить ее с миром?

— Успокойся, — заявила Токо, впечатав меня в стол спиной, и сжала мое чертово плечо так, что у меня посыпались из глаз искры. — Я понимаю, тебе нужен козел отпущения, но подумай, чего ты добьешься? Думаешь, Микия простит тебе убийство Кикути-сан, будь она хоть трижды Бецалелль? Ты обезвредила маньяка, я напомнила Лелль, где ее место, война закончена.

Я сжала зубы от боли и злости, но Токо была права.

— На этот раз ты чересчур наследила, Шики, — магичка склонилась надо мной. Ее глаза поверх очков были устремлены на меня, и в них не было и тени иронии. — Поэтому тебе следует затаиться. Ты — мишень этого Браунинга, а не я. Он, кажется, вообще не берет меня в расчет, и меня это чертовски удручает. А еще меня удручает то, что он знает о нас всё или почти всё, тогда как нам неизвестно о нем ничего. Поэтому будь добра, веди себя тише воды, ниже травы, теперь тебе есть что терять, не так ли?

Оттолкнув ее руку, я бессильно ударила кулаком о стол и отвернулась. Трубки капельницы натянулись, грозя выскользнуть из моей вены, и я вырвала их из руки сама.

Микия, снова Микия, снова этот чертов Микия! Он словно связывал меня по рукам и ногам — своей верой, любовью, прощением. И своей уязвимостью.

— Я его потеряю в любом случае. Рано или поздно.

— О, — в голосе Токо, которая снова занялась моей рукой, прозвучали нотки интереса — фальшивые донельзя, — значит, ты решила отказаться от него? Да, возможно, так будет лучше и для него, и для тебя. Он был такой умилительно преданный, пока ты лежала в коме, и куда более исполнительный, чем сейчас. И что самое главное, мне не приходилось задумываться о поиске кандидатуры на его место по причине его преждевременной смерти. Да и ты перестанешь привередничать, получая заказы, так ведь? Наконец, вдоволь насладишься убийством, без оглядки и вины. Все в выигрыше.

Не знаю почему, но слова Аозаки меня взбесили.

— Ничего я не решила! — вспылила я, но, заметив довольную ухмылку на лисьей физиономии Токо, замолчала.

— Это решать ему, — наконец, сдалась я.

— Такие, как он, не уходят, Шики. К добру это или нет.

Магичка вышла из круга яркого света и скрылась в тени. Зашелестели какие-то пакеты и бумага. Через минуту она вернулась, и на стол шлепнулся какой-то пакет.

— Это для тебя. Лучше ничего не нашлось, одевайся.

Я села на столе, свесив ноги вниз, размяла свою новую руку и распаковала рубашку, которую мне бросила Токо. Она была слишком короткая, но лучше, чем ничего.

— Как тебе показался наш друг Накамура? — спросила Токо, вертя в руках незажженную сигарету и глядя, как я одеваюсь.

— Под его масками была черная переливающаяся фигня, типа паутины или там… Трещин на зеркале, если ты об этом, — рассмотрев свежие уродливые стежки под грудью, я застегнула рубашку. — И в сердцевине какой-то символ. Не руны, но похоже.

— Иврит, — пояснила Токо, и я кивнула. Ей лучше знать.

— У него в мозгу словно был маленький переключатель: щелк — и он добрых дел мастер, щелк — и он чертов маньяк, превращающий лицо своей жены в кашу. А потом все предохранители слетели, раскурочив к чертям собачьим всю его личность.

— Личность говоришь? — задумчиво произнесла Токо, вертя в руках сигарету. Похоже, ей не терпелось закурить, но в мастерской она этого делать не хотела. — У Накамуры начались проблемы с самоопределением, или точнее с восприятием лиц других людей после автокатастрофы, так? Шики, — она посмотрела на меня, — личность, вопреки распространенному заблуждению, это не то, что скрывается глубоко внутри, и скрыто от окружающих, наоборот, это то, что созидается в общении с другими людьми, в соприкосновении с их личностями. Самоопределение и самоидентичность неразрывно связаны с тем, что видят и думают о нас другие люди. Латинское слово «Persona», личность, изначально обозначало маску, которую актеры одевали во время театральных представлений. Она позволяла им перевоплотиться, стать другим человеком, другой личностью. Persona, личина, ὑπόστᾰσις, маска — все эти слова ранее понимались, как отражение, чего-то внутреннего. Маска не скрывает, а показывает, она несет в себе печать души человека, ее истока. Роли, которые мы играем в повседневности, маски, которые носим, могут казаться нам чуждыми, но они всегда являются отражением того, чем мы являемся на самом деле. И Накамура снимал «посмертные маски» со своих жертв не потому, что они лгали. По крайней мере не только поэтому. Он, как древние египтяне, греки или алеуты, хранящие слепки лиц своих умерших, пытался сохранить их личность и тем самым обрести свою.

Аозаки прошлась по мастерской, увлеченная своей догадкой.

— Ты понимаешь, что это значит? Лелль — дура, но жестокость и расчетливость ей чужды, кроме тех случаев, когда дело касается непосредственно меня. Именно это и смущало меня во всей этой истории. Не удивлюсь, если она пыталась помочь этому бедняге, вложив в него каббалистический аналог слова «Persona», который должен был сохранить его личность от распада. Но она не учла, что проблема Накамуры как раз и заключалась в потере связи между лицом и сутью. То, что призвано было соединять, разрушило его до основания. Он окончательно утратил связь со своей сущностью и распался на тысячи масок.

— Тем хуже для него, — пробормотала я, сползая со стола на пол. Ноги подкашивались, но стоять я могла. Токо, окинув меня оценивающим взглядом, кивнула.

— Тем не менее, он оказался на редкость сообразительным. Кто бы мог подумать, что обычный маньяк и призрак сможет так отделать непобедимую Шики. Микия и правда…

— Токо, — я подняла на нее глаза. Она невинно улыбнулась и решила не заканчивать начатую фразу.

— Тише воды, ниже травы, Шики, — повторила Токо и, развернувшись, покинула свою мастерскую. Едва за ней захлопнулась дверь, появился мой квадратный телохранитель.

— Домой, Акитака, — наплевав на гордость, я протянула к нему руки и, когда он поднял меня, обхватила его шею. — Не забудь про Микию.

***

— Хм… — я покрутила ручку двери и повернулась к Акитаке, поддерживавшему одной рукой Кокуто, который никак не хотел просыпаться из-за какого-то чудо-снадобья, что дала ему Аозаки, — кажется, я потеряла ключ.

Учитывая, что я стояла босая в одной рубашке Токо, которая едва доставала мне до середины бедра, мне и поискать ключи было негде. Зачем вообще закрывать дверь в полупустую квартиру?

В ответ на мои мысли в квартире раздался какой-то слабый писк и пошкрябывание. Я прижала ухо к двери, прислушиваясь, а, когда повернулась к Акитаке, он уже протягивал мне ключ Микии. Наверное, шмонать бесчувственных людей он научился раньше, чем ходить.

Распахнув дверь, я только и успела заметить, как нечто маленькое и черное метнулось на всех парах от двери под кровать и зыркало оттуда недобрыми глазищами.

— Откуда это здесь? — глянув на Акитаку, потом на висевшего кулем у него подмышкой спящего Микию, я вздохнула и, пропустив их внутрь, захлопнула дверь.

Едва я присела на кровать рядом с уложенным туда же Микией, из-под нее донеслось требовательное и обвиняющее мяуканье.

— Поищи, чем его накормить, прежде чем уйдешь, — попросила я забираясь под одеяло и поворачиваясь лицом к стене, — если Микия притащил его сюда, то наверняка позаботился и о корме.

Я прижала руку предплечьем к ноющей ране и закрыла глаза. Микия сопел рядом. На сегодняшний день война действительно окончена.

Проснулась я от чего-то щекотного, влажно-холодного, прижавшегося к моей щеке. Не открывая глаз, я отогнала помеху, раздался глухой удар с возмущенным мяуканьем. Я перевернулась на спину. Но помеха оказалась настырной, и через несколько секунд по мне уже ходили все четыре лапы, а хвост бил прямо по лицу. Рассердившись, я схватила малявку за шкирку и уставилась в ее наглую морду.

— Ты! — оскорбления не шли на ум, поэтому я просто на нее зашипела и снова спустила с кровати.

Перевернувшись на бок, я зорко следила за поведением Помехи, делающей вид, что ей нет до меня никакого дела. Микия заворочался, перевернулся и притянул меня к себе, как любимого плюшевого медведя, поэтому, вздохнув, я закрыла глаза и уже засыпая почувствовала, как ко мне прижался теплый комочек и тихонько замурчал.

Когда я проснулась во второй раз, Микия все еще спал, а Помеха выразительно смотрела мне в глаза, видимо, намекая на то, что пора бы и позавтракать. Из окна лился равномерно-серый цвет, по которому было невозможно определить время суток, и я, запрокинув голову назад, уставилась в серое, налившееся дождем небо.

Помеха пару раз настойчиво мяукнула, отвлекая меня от созерцания, и я неохотно вылезла из-под одеяла и направилась к холодильнику в поисках чего-нибудь съестного — для нее и для меня.

Через несколько минут мы обе сидели на полу, друг напротив друга, и, созерцая ливень за окном, жевали каждая свой завтрак.

Я зябко повела плечами от бури, разыгравшейся за окном. Думать в такую погоду ни о чем не хотелось, поэтому мой план на сегодня был предельно прост: сидеть и пялиться в окно.

— Шики…

Голос Микии был сиплый, я едва услышала его в шуме дождя.

Я повернулась вполоборота и посмотрела на него. Его вид был под стать голосу — похоже выглядел мастер, когда мы пришли к нему в первый раз. И это Аозаки называет отдыхом? Такими зельями только врагов травить.

— Как ты? — прохрипел он снова, потирая бинты на шее.

— Словно меня переехал поезд, — ответила я, — но, похоже, лучше чем ты. Что с твоей шеей?

Котенок запрыгнул на кровать, явно напрашиваясь на то, чтобы ее погладили. Подлиза.

— Когда бежал наверх, оступился и налетел на недостроенные перила, — Микия отвел взгляд и снова потер шею. Вид у него был виноватый, и я вдруг вспомнила, как сама набросилась на него и едва не свернула ему шею, приняв его за Накамуру. О, Ками-сама, убей меня! И я еще спрашиваю.

Разговор, полный неловкости и недомолвок, затих едва начавшись. Микия принялся играть с котенком, а я снова уставилась в окно, по которому водопадом стекали струи воды. Если бы я могла смыть с нас последствия своих поступков, как ливень смывает пыль с окон.

— Это и был тот…сюрприз. Запоздалый правда, — снова предпринял попытку разрядить обстановку Микия, — я ее назвал Кодзуми. Мини-Бастет…

Я скосила взгляд на котенка, кусающего его за пальцы.

— По мне так она больше всего похожа на Помеху. На Бастет она точно не тянет, — я медленно подняла глаза на Микию. Он смотрел на меня, и наши взгляды встретились. Отчего-то мне стало невыносимо находиться с ним в одной комнате, поэтому я встала и пошла к шкафу.

— Нет, Шики, не убегай.

— Я и не собиралась, — соврала я и, вернувшись к кровати, села рядом с ним — выпрямив спину, словно собиралась сделать себе харакири перед глазами Императора.

— Не убегай, — повторил он и, взяв мою руку, поднес ее к губам. По моей спине пробежала дрожь. — Я же сказал, что понесу твои грехи вместе с тобой. Какими бы они не были. Ты мне не веришь?

Я не ответила. Сжав его пальцы, в своей руке, я повернулась к нему на кровати и легла щекой на его плечо, уткнувшись носом в бинты на шее. Он прижал меня к себе так, будто я хотела вырваться.

— Всё будет хорошо, Шики.

— Мне некуда бежать, — ответила я и обняла его в ответ.

========== Эпилог ==========

Когда живешь в городе, приходится подстраиваться под его ритм. Как-то так сложилось, что я чаще бываю в каменных джунглях, на темных улицах, чем в парках среди деревьев. Обычно в подобные места мы забредали вместе с Шики, причем болтал в основном я, а она слушала и молчала. Выбранное Кикути-сан место было очень красивым, загорающиеся огни многоэтажек отражались в гладкой поверхности пруда вместе с темнеющим небом. Надо обязательно сюда привести Шики. Думаю, она оценит традиционную красоту и лаконичность этого уголка.

Как и в прошлый раз, Кикути-сан пришла с задержкой на несколько минут, словно проверяла, приду ли я, прежде чем появиться. В той же неброской одежде, растрепанная, в сумерках она походила на девочку-подростка. Она остановилась у противоположного конца скамьи, словно встревоженный олененок, и внимательно посмотрела на меня, словно опасалась, что я могу кинуться на нее.

— Спасибо, что пришли, — сказала она и все же присела. — Сами понимаете, как это выглядит.

— Как?

— Как западня, — коротко ответила она.

— А это не западня? — спросил я, прямо посмотрев ей в глаза. — На этот раз? Ваш подопечный выдал себя за меня и потом меня перепутали с убийцей.

Она помялась, явно испугавшись подобного тона, но все же продолжила:

— Кокуто-сан, я лишь хочу сказать, что я не ожидала, что все зайдет так далеко. Я пыталась помочь Гэндо-сану, а вместо этого началось такое, что лучше бы я даже не начинала.

— То, что с ним произошло, не похоже на результаты психотерапии. Вы хотели сказать правду, — я смотрел ей в глаза. — Вы даже имя свое настоящее скрыли, Бецалелль.

Я пошел ва-банк. Если алхимичка испугается разоблачения, у меня могут быть серьезные неприятности. Но она посмотрела на меня, хмуря брови, и сказала словно бы с облегчением:

— Раз мы сбросили все маски, значит, можно говорить откровенно. Вы же работаете на Аозаки, вам знакомы основные понятия магии, в том числе алхимической…

Похоже, и она считала меня учеником Токо-сан, как и Корнелиус Альба.

— Я говорю это потому, что вы не хотите причинить мне вреда, а таких людей, поверьте, очень немного и каждого я очень ценю. Я уже давно знаю, кто вы и Шики Рёги, потому что интересуюсь Аозаки и предпочитаю быть на пару шагов впереди.

— Зачем вы это сделали с Накамурой? Эксперимент в духе Арайи? — задал я давно волновавший меня вопрос.

На лице Лелль появилось выражение отвращения при упоминании Соррэна. Видимо, она недолюбливала его так же, как и Аозаки.

— Нет. Это вообще произошло случайно, — отрезала она. — В том и дело. Когда я работала с ним по методике сенсея, а я действительно изучаю психологию и психиатрию, то в какой-то момент я решила попробовать воздействовать на него магически. Алхимия — не самый надежный путеводитель по работе с человеческой душой и психическим заболеванием, — вздохнула она вполне искренне. — Но есть пара способов, когда человеку можно внушить кое-что несложным ритуалом. До этого я уже пробовала, осечек не было, и я решила попробовать помочь Гэндо-сану. Невыносимо было наблюдать за страданиями его жены и за его метаниями. Я должна была попробовать. Но я где-то ошиблась… Или появился какой-то непонятный мне побочный эффект. Я пыталась внушить ему, что он — это он, Накамура Гэндо, но вместо этого он превратился, вы сами видели во что. Дальше все произошло так, как я вам рассказывала. Вы осуждаете меня? — алхимичка подняла на меня глаза, жадно и печально глядя на меня.

— Нет.

— Нет? — изумилась она.

— Вы же хотели ему помочь. Благими намерениями… — невесело пошутил я, а она на автомате закончила:

— … вымощена дорога в ад. Вы слишком добры ко мне, Кокуто-сан.

Только от этой правды мне стало вновь как-то горько и больно в груди, словно меня в который раз предали.

— Слишком добры… Я надеялась, что вы сможете его остановить. Гэндо-сан — опустившийся человек, рухнувший в пучины отчаянья, а убийца Аозаки его бы просто добила. У вас же могло получиться. Но она первая до него добралась, — в голосе Лелль прозвучала горечь. — Я знаю о том, что там случилось. Неужели после того, как вы увидели ее истинное лицо, вы так и будете продолжать работать на Аозаки и будете вместе с этой женщиной?

— Почему вас это так волнует? — признаться, я неприятно удивился такому участию к себе.

Лелль тяжело вздохнула.

— Два года вы носили ей в палату цветы. Мне рассказывали. И вы прощаете ее после того, что она чуть с вами не сделала. Вы святой человек, Кокуто-сан. Знаете, — онаразвернулась ко мне лицом и всем телом, — вы не заслуживаете того, чтобы быть посыльным у Дикой Рыжей.

— Она не любит это прозвище, — заметил я.

— Знаю. Все, кто называл ее Дикой Рыжей, жили недолго. Так и с вами будет, если вы продолжите водить знакомства с ней и Рёги-сан.

— Благодарю за беспокойство, но, думаю, это мне решать.

Лелль неожиданно улыбнулась и выпрямилась.

— Я надеюсь, у вас хватит силы взять судьбу в свои руки и в один день решительно разорвать с людьми, которые вами помыкают и манипулируют. Не повторяйте моих ошибок, — она протянула маленькую тонкую руку и коснулась ладошкой моей груди. — Восстаньте хоть один раз — и спасете себя.

— Думаю, это излишне. Это мое право, — я покачал головой.

— Жаль, — только и сказала она и поднялась, расправляя юбку. — Спасибо, что выслушали меня. Этот грех останется на моей душе навсегда.

Я не ответил ей. Меня не покидало чувство какой-то неправильности, какой — я и сам не мог понять.

— Надеюсь, наши пути больше не пересекутся. Прощайте, Кокуто-сан, берегите себя, — Бецалелль поднялась и пошла к загорающимся среди зеленых ветвей сливы фонарям.

Что-то мне подсказывало, что этот разговор должен остаться только между нами, потому что потревоженная рана в душе снова начала ныть.

***

— Эншульдиген Зи битте, фройляйн… — молодой иностранец поднялся с укрытой тенью скамьи, располагавшейся справа от спешащей Лелль, и не то чтобы просто привлек ее внимание, но даже перегородил ей дорогу. Хотя он был весьма обаятелен и несколько щегольски одет (особенно привлекал внимание его франтовато завязанный галстук на манер джентльмена по крайней мере начала ХХ, а может и вовсе ХIХ века), девушка заметно забеспокоилась при его непредвиденном появлении.

— Рудольф фон Раттенфэнгер, к Вашим услугам, — продолжал тем временем незнакомец на вполне приличном японском. Он коротко поклонился.

— Что вам нужно?

Герр Раттенфэнгер улыбнулся.

— Только Ваше приятное общество, фройляйн Бецаллель.

Лелль заметно побледнела и отступила на шаг.

— Что?.. Я ничего…

— Ну что Вы, фройляйн, не пугайтесь. Я здесь исключительно по вашей просьбе. Вы ведь и есть тот «аноним», подсказавший, где мы можем найти беглянку Аозаки Токо?

Лелль чуть расслабилась, но было видно, что она предпочла бы этой встречи избежать.

— Пусть так… — она нерешительно переступила с ноги на ногу, — но Токо все еще на свободе, более того, даже не очень скрывается, — Лелль с вызовом посмотрела на «ищейку Ассоциации». — Плохо же вы выполняете свою работу.

Но улыбка не сходила с лица немца.

— Что вы, вы меня неправильно поняли. Я не какой-то маг низшего звена вроде вас, многоуважаемая Бецалелль, чтобы выполнять такие поручения. Вы позволите? — он согнул руку в локте, приглашая Лелль взять его под руку. Заметив колебания на лице женщины, придвинулся к ней ближе, и ровным голосом произнес: — Делай то, что я тебе говорю, маленькая грязная еврейка, иначе… — он снова выпрямился, — впрочем, до этого не дойдет, не так ли, фройляйн Бецалелль? Видите ли, вы меня заинтересовали гораздо больше «Дикой Рыжей». Возможно, у меня есть к вам заманчивое предложение…

Увлекая девушку под руку по притихшему вечернему парку, молодой обаятельный иностранец что-то вполголоса говорил ей, и эту очаровательную пару можно было принять за двух припозднившихся влюбленных из европейского романа волею судьбы занесенных в самый центр Японии.