Помни о смерти (СИ) [punk_cake] (fb2) читать постранично

========== Пролог ==========

0

Секрет спокойствия в полном принятии неизбежного. Теперь уж не было ни мыслей, ни чувств, всё исчезло и перестало волновать беспокойный разум, оставляя вместо себя только легкую головную боль, бьющую в виски с пульсирующей постоянностью.

Казалось, это было затишье перед бурей. Бездонная, пустая тишина окружила мир и покрыла его пеленой, сродный Бездне — густой и глубокой, безмолвной, невзрачной. Она создавала мир — она и поглощала его, впитывая в себя свет, внимала всё и каждого, до чего дотрагивалась своим призрачным мертвым дыханием. Пронизанная мыслью, она застыла в воздухе, подобно мрамору. Гладкий и холодный, серый, как океан в месяц дождя, лениво плещущийся под ногами.

Женщина осторожно дотрагивалась до него своими тонкими бледными пальцами — ощущала гладкость камня под тонкой кожей, величие белых колон, держащих на своих могучих плечах тёмный небосвод. Изрезанный черными венами, мрамор прогибался под её руками. Словно мёртвое бездыханное тело. Словно смерть. В своих ледяных стенах он стал для неё домом. Усыпил погибель в объятиях сильных рук.

Место, ставшее началом безмолвия. В иные годы оно напоминало колыбель — в нем обитало спокойствие тысяч душ. Оно умело укрощать и убаюкивать — здесь, где Дануолл оказывался у самых ног, и молочный горизонт с глубокой голубизной гор прорезался сквозь туманную завесу; где некогда, но становилось спокойнее. Китобойные суда проплывали у носков начищенных туфель. Часовая Башня вырисовывалась у запястья. И каждая деталь становилась прозрачной. Хрустально простой и понятной, словно стеклянная фигурка на шахматной доске. Оставалось только сдвинуть её со своего места. И механизмы мироздания приводились в движение.

Теперь же оставался только мятеж мыслей. Шрамы горячей крови на стенах — её же собственной. Фигура дотрагивалась до них и тут же одергивала руку — боязливо. В иные дни это могло бы привести в ужас. И эта кровь бы стыла в жилах, крошилась и впивалась в мягкие ткани, выпуская себя наружу, медленно стекая к подножию огромного металлического сердца Дануолла. Крупные горячие капли разбивались о камень, окропляя собою столицу.

Словно лепестки роз — алых и мертвых. Они осыпались с давно почерневших цветков и окружили собою не столько мир и даже не столько измученный, уставший Дануолл, сколько ровную черепицу камня под её ногами и буквы, выгравированные на нём в немой насмешке.

В этой глади металла на нем можно было увидеть собственное отражение. Тонкие руки, покрытые шрамами, пронзительный и пустой взгляд голубых глаз, повторяющих свет предрассветного неба.

Искаженную и вымученную, болезненную улыбку тонких губ.

Последний чертов осколок безумия.

Цветы крошились под ногами, подобно костям. И в последний раз их пыль усыпала собою этот памятник смерти.

Джессамина Дрексель Блейн Колдуин. Первая из дома Колдуин.Мать для Леди Эмили Колдуин.Императрица для всех нас.1805 - 1837

========== Глава 1: Возвращение домой ==========

1

Прочнейшие высокие стены тюрьмы Колдридж, возвышающиеся над местностью, словно огромный титанический гигант над своими владениями. Он все видит. Он неизменно наблюдает из своего логова и только ждет подходящего момента, чтобы зацепить своими лапами кого-то нового. Проникая в души каждого, коих, конечно, бывает немного, он замечал даже самые мельчайшие огрехи, тайные, скрытые в мраке тревоги и, что бывает уж совсем редко, совести, низменно внушал страх всем, кто был удостоен чести видеть его воочию, самому прикоснуться к самому загадочному и неприступному сокровищу Империи. То были лишь единицы — прожженные военные высоких чинов, самые преданные служители Аббатства, представители монархии. Все те, кто видел в своей жизни вещи и похуже высоких стен.

Внутрь же попадало еще меньше. И те более не возвращались.

Ничего, кроме страха. Скалы окружают один-единственный вход и выход, грозную окровавленную пасть, окропленную кровью падших здесь, словно ряды хищных, заточенных зубов. Они впивались в плоть, в мягкие ткани своими цепями, металлическими дверьми, глухими засовами, докрасна раскаленными иглами… Они раздирали её, заставляли руки истекать собственной сальной кровью, вмешиваясь, втаптываясь в пыль и грязь местных камер, в соленый пот, в ледяную воду. Заставляя кричать нечеловеческим голосом. Заставляя молчать оттого, что уж нет сил на крики.

Здесь не бывает солнца. Даже в самые ясные дни эта крепость бросает тень, столь длинную и густую, что заслоняет собой всякое проявление света, кажется, на многие метры вокруг. Заключенные же света не видят вовсе. Лишь крысы порой выбираются прочь. Их не пускают в богатые роскошные дома местной