Черное солнце, желтый песок [Юрий Борисович Салов] (fb2) читать постранично, страница - 4

извинениями или слезами. Они больше никогда не могли видеть друг друга прежними глазами, и никогда не видели. Затем, позже в том же году его родители погибли в автокатастрофе на извилистой горной дороге в районе Темиртау во время их ежегодной поездки в Караганду, чтобы навестить семью его матери. Они с Даной вместе приехали, чтобы привезти тела. Они поехали сели на поезд до Темиртау. Они ехали на юг в молчании. Возвращаясь ночным поездом с телами своих родителей в багажном вагоне позади них они разговаривали. Он и Дана были сильно потрясены смертью его родителей, зная, как они были опечалены их недавним разрывом. Ему было ясно, что Дана чувствует себя виноватой, хотя она никогда не сможет найти слов, чтобы выразить это. Они сидели вместе в пустом вагоне, пили ее теплую водку из алюминиевого термоса и смотрели на проплывающую в лунном свете степь. Дана пила много, даже в такой момент, и вместо того, чтобы стать сдержанной, как она обычно делала, когда пила, она стала болтливой. Она призналась, как всегда подозревал Марат, что была падчерицей его родителей. Не имеет значения, сказала она, что их воспитывали совершенно одинаково. Это действительно никогда не могло быть прежним и никогда не было.

-Ирония судьбы, - произнесла она, обеими руками поднося ко рту кружку с водкой, но не выпивая, - я казашка, кузина Анжелы: у нас одна кровь, она воспитывала меня с младенчества, как собственного ребенка, и любила меня так сильно, как только может любить любая мать. Но по темпераменту, по духу - дочь Давида, хотя во мне нет ни капли грузинской крови, - Марат не отвечал. Она говорила бесконечно, катарсически. - Ты как Анжела, - продолжала она. -Насквозь азиатский, притворный, сдержанный, хитрый. Я как Давид: импульсивная, пылкая, взрывная. Между тобой и мной всегда была пропасть.

- Да, - сказал он, глядя в окно, - я знаю это.

- Я очень любила его, он захватил мое воображение. Те книги, которые он читал нам, когда мы были детьми, Он мог бы стать актером. Черт возьми, он был актером! Он играл главную роль в моей жизни, до самого конца. - Она улыбнулась, затем позволила улыбке угаснуть и отхлебнула из кружки. - Трудно представить их немыми там, в этих ящиках.

- Не думай об этом, - сказал он.

- Как же, не думай о белой обезьяне! - огрызнулась она, но тут же спохватилась. - Черт. В любом случае я рада, что он видел нас обоих успешными. Это много для него значило. В этом отношении я ему была ближе. Он думал, что образование спасет мир. Что ж, он действительно сделал нас грамотными и научил думать. Бедная Анжела, она плохо выглядела в морге. Я не могу перестать думать о том, как она врезалась в приборную панель и что произошло с ее головой после этого. Она была самой красивой женщиной, которую я когда - либо видела. Все так говорили, не так ли? Черт, она была прекрасна.

Марат слушал, что она говорит. Он предпочел бы остаться один, но Дана повела их на экскурсию в прошлое. Она вспомнила, какими были его родители, когда они со Даной были маленькими детьми: она вспомнила ежегодные летние поездки, которые они вчетвером совершали в Караганду, чтобы навестить семью его матери с тетей и дядей Даны. Она вспомнила среднюю школу, когда решила отстаивать свою независимость и начала называть их Давидом и Анжелой, и как его мать была обижена тем, что, по ее мнению, было актом отказа, и как Давид смеялся над ее мужеством. Она вспомнила непростые годы, когда Давид завоевал национальную известность благодаря освещению организованной преступности в республике и как крупнейший столичный медиахолдинг пытался нанять его, но он отказался. Она рассказывала о днях учебы в колледже, не так уж далеко в прошлом. В памяти Даны это был ночной поезд, и Марату стало жаль ее, что за этим окном было не менее темно, чем в казахской степи.

Это было десять лет назад. Хотя они жили в одном городе, за прошедшие десять лет он редко видел ее, время от времени только отмечая дни рождения, новый год и годовщину смерти их родителей. Но они больше никогда не говорили о ее работе в русскоязычной диаспоре Казахстана, в те периоды, когда возвращалась на родину. Она ушла в подполье. Теперь она была еще серьезнее, ставки были выше. и она видела мудрость в благоразумии. Затем, в последнее время, она звонила ему под предлогом "необходимости с кем-то поговорить". Они несколько раз обедали вместе, и она иногда упоминала о своей работе с группой в городе, которая поддерживала "определенные политические движения" в Казахстане. Она стала утонченной, собранной, она теперь была менее склонна к риторике, и он счел ее очевидное желание бесстрастно поговорить с ним трогательным проявлением уважения, нехарактерного для Даны, которую он всегда знал. По какой-то причине она пыталась положить конец их напряженному перемирию за последние десять лет. Их неловкие совместные ужины два или три раза в год не доставляли удовольствия ни одному из них, и он часто задавался вопросом, почему они продолжают это делать. Теперь она хотела сократить разрыв, который вырос между ними,