Стихи [Борис Александрович Ручьев] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

столкновении с врагами, не согнувшемуся под тяжестью испытаний, не дрогнувшему, не свернувшему с правильного пути.

И, как солдаты, после битв живые,
испытанные болью огневой,
пройдя все испытанья силовые,
мы возвратились в вечный город свой.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Здесь, как огонь, сердца людские чисты
и крепостью похожи на руду.
Здесь мы всю жизнь живем как коммунисты,
по радости, по чести, по труду...

В 1957 году Борис Ручьев возвращается на Урал, в город своей юности — Магнитогорск. К этому времени относится начало его работы над поэмой «Любава», вершинным произведением 60-х годов. На первый взгляд это обновленный вариант «Второй родины». Здесь тот же герой, то же время действия. Но, глядя на события первой пятилетки с высоты современных достижений страны и народа, поэт сумел заметить многие детали и приметы тех лет, раскрыть связи и закономерности, не замеченные им ранее. Перед читателем возникает величественная картина строительства, нарисованная с эпическим размахом и широтой. Однако в центре внимания поэта по-прежнему остаются человеческие судьбы и характеры.

«Здесь, в Магнитке,— писал Ручьев в 1968 году,— начиная с 30-х годов, шла и идет борьба за глубинную перестройку человеческих душ, в рабочей семье магнитогорцев родился, растет и мужает новый человек России. Рассказать о нем я считаю благородной задачей писателя».

В 1963 году «Любава» увидела свет. За это произведение, а также стихотворный цикл «Красное солнышко» Б. А. Ручьев был удостоен звания лауреата Государственной премии РСФСР имени А. М. Горького.

Поэт мечтал продолжить поэму, воспеть в ней могучую силу и красоту рабочего человека, строящего социализм, показать те огромные возможности, которые дала ему Советская власть. Но болезнь помешала осуществить этот замысел.

...Борис Ручьев очень любил свой город. От «костров, до утра не гасимых», от «палатки с зеленым оконцем», от первых котлованов и рабочих площадок до высот индустриальной твердыни, «поднявшейся над всею злобой вражьей стальной творимой вечно высотой»,— все этапы в жизни Магнитогорска вдохновенно и крылато воспела его муза.

«Я всегда жил и живу среди рабочих людей, которым посвящаю все свое творчество. Родная Магнитка — моя поэтическая колыбель, мой родной дом, который я никогда не покину»,— говорил он незадолго до смерти.

В 1973 году Бориса Ручьева не стало. Но живет с нами вечно юная поэзия его. На памятнике-палатке первым строителям Магнитогорска, воздвигнутом на берегу Урала, высечены стихи:

Мы жили в палатке
с зеленым оконцем,
промытой дождями,
просушенной солнцем,
да жгли у дверей
золотые костры
на рыжих каменьях
Магнитной горы.

Сотни любителей поэзии посещают музей-квартиру Бориса Ручьева, а одна из новых улиц города носит его имя.

Лидия Гальцева

СТИХОТВОРЕНИЯ


ЮНОСТЬ СТИХИ ПЕРВОМУ ДРУГУ

Дружба — вместе,

а табачок — врозь.

Дедова пословица
Поэту М. Люгарину

Ты о первой родине
песню начинаешь,
и зовут той песней —
крепче во сто крат —
пашни да покосы,
да вся даль родная,
да озер язевых
зорняя икра,
да девчата в шалях,
снежком припорошенных,
озими колхозной
ядреные ростки...
И не бьется в сердце
ни одна горошина
давней, доморощенной,
избяной тоски.
...Ты о нашем городе
песню запеваешь,
и зовется в песне
родиной второй,
нас с тобой на подвиг
срочно вызывая,
до последней гайки
наш Магнитострой.
Может, послабее,
может, чуть покрепче
я пою о том же...
И — навеселе,
как родня — в обнимку,
на одном наречье
ходят наши песни
по своей земле.
Эта дружба затевалась
не на случай, не на срок,
шла по снегу и по пыли
всех исхоженных дорог.
Вместе бросили деревню
и отправились в отход,
начинали вместе строить,
строим, выстроим завод.
На одной подушке спали,
вместе пили «Зверобой»,
на работу выступали
с красным флагом — будто в бой.
Хлеб делили, соль делили,
жизнь делили, как табак,
и по графику носили
разъединственный пиджак.
Каждый праздник, как награду,
получали от страны
то — рубахи из сатина,
то — суконные штаны.
Только вспомни, как, бывало,
первый вечер, первый год,
мы певали под гармошку